Музыкальный фольклор русских старожилов Северо-Востока Сибири тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 00.00.00, кандидат наук Яковлева Александра Сергеевна

• Яковлева Александра Сергеевна
• кандидат наук
• 2024

Оглавление диссертации кандидат наук Яковлева Александра Сергеевна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. Жанровый состав музыкального фольклора русских старожилов Северо-

Востока Сибири

1.1. Русское Устье

1.2. Селения Нижней Колымы

1.3. Марково

ГЛАВА 2. Напевы эпического фольклора

2.1. Ритмосинтаксическая организация

2.1.1. Былины

2.1.2. Баллады

2.1.3. Исторические песни

2.1.4. Ритмосинтаксические стилевые типы напевов

2.2. Звуковысотная организация

ГЛАВА 3. Лирический песенный жанр андыльщина

3.1. Вербальный текст

3.2. Ритмосинтаксическая организация

3.3. Звуковысотная организация

3.4. Мелодическая специфика андыльщин в контексте других жанров

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЛИТЕРАТУРА

Приложение 1. Карта этносов Северо-Востока Сибири

Приложение 2. Русскоустьинский репертуар

Приложение 3. Колымский репертуар

Приложение 4. Марковский репертуар

Приложение 5. Нотные примеры эпических образцов

Приложение 6. Нотные примеры андыльщин

Приложение 7. Сравнительный анализ песни «Ай по морю»

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Музыкальный фольклор русских старожилов Северо-Востока Сибири»

ВВЕДЕНИЕ

Музыкальный фольклор северо-восточной части Сибири представлен широким спектром разнообразных этнических традиций, среди которых значимое место занимает культура локальных групп русских старожилов - русскоустьинцев, колымчан и марковцев. История формирования этих групп берет начало в XVII веке, когда русские из разных уголков Сибири и Европейской части России обосновались на берегах рек Индигирка, Колыма (Якутия) и Анадырь (Чукотка) [Вахтин-Головко-Швайтцер, с. 18; Хаккарайнен, с. 25-26]. В XVIII веке группы русских старожилов были окончательно сформированы (см. Приложение 1). Русские поселенцы жили в окружении коренных народов: якутов, юкагиров, эвенов, чукчей. Большую часть русского населения составляли мужчины: охотники-промысловики, торговцы и казаки. Нередко они заключали браки с местными женщинами: юкагирками и якутками. Жен и детей обращали в православную веру.

Русские Индигирки (русскоустьинцы), Колымы (колымчане) и Анадыря (марковцы) жили в заимках - мелких поселениях. Основными видами их деятельности были рыболовство, песцовый промысел и ездовое собаководство. Способы ведения хозяйства русские старожилы перенимали у соседних народов. Это помогло им адаптироваться к суровым климатическим условиям. Со временем они усовершенствовали заимствованные способы и достигли в этом значительного прогресса [Чикачев, с. 45, 291-292].

Ввиду выгодного для промысловой деятельности местоположения, русские нередко вступали в конфликты с другими этносами. Так, до конца XVIII века колымчане регулярно подвергались нападениям со стороны чукчей. В фольклоре колымчан сохранились предания, повествующие об этих событиях. Соседство русских

с якутами тоже не всегда было мирным. В XIX веке, наблюдая за опытом русских старожилов, часть якутов стала перенаправлять свою хозяйственную деятельность в сторону рыболовства и песцового промысла, как в достаточно выгодные виды занятий. Вследствие этого между якутами и русскоустьинцами возникла борьба за территории, на которых находились песцовые угодья. Якуты требовали от начальства выселения русских старожилов на основании их самовольного присвоения земель. Однако в результате было найдено компромиссное решение: русскоустьинцы сохранили свое место жительства, передав некоторые охотничьи угодья якутам [Чикачев, с. 19-24].

Географическое положение определило специфику рациона русских старожилов. Питались они преимущественно рыбой, мясом оленей и птиц, не употребляя фрукты, овощи и молочные продукты. Способы приготовления рыбных и мясных блюд у русских старожилов имели сходство с юкагирской, якутской и эвенской кухней, но отличались большим разнообразием. Одежду и обувь русские старожилы изготавливали в основном из песцовых и оленьих шкур. Многие элементы одежды они заимствовали у своих иноэтнических соседей, что позволяло адаптироваться к климатическим условиям региона. При этом в их одежде сохранялись характерные черты северно-русского костюма: форма повязки головного платка, шапка-ермолка, сарафан с передником, меховой приталенный жилет и так далее. Дома русских старожилов делились на два типа: зимой, то есть большую часть года, они жили в избах русского типа, а летом - в жилищах, похожих на якутские балаганы [Чикачев, с. 46-47, 51, 54].

В мировоззрении русских старожилов сосуществовали христианская и языческая религии. Этнограф В.М. Зензинов, находившийся в начале ХХ века в ссылке в селе Русское Устье на реке Индигирке, отмечал: «Религиозный мир индигирца - это почти фантастическая смесь христианских и языческих верований и представлений. Приняв, как все славяне, обряды христианства, он сохранил душу язычника» [Зензинов, с. 93]. Каждый день русских старожилов начинался и заканчивался молитвой, они отмечали православные праздники, раз в год приезжал священник. Однако сохранилось множество суеверий, связанных с обожествлением природы. Духа природы называли Стихеей, хозяина тундры - Сендушным. Соблюдались особые правила

взаимодействия с духами природы, от якутов был перенят обряд «кормления» огня: бросания в огонь кусочков еды во время привала. К природе часто обращались с просьбами. В.М. Зензинов приводит слова мольбы к стихии, услышанные им от индигирца: «Матушка сине море! Прекрати погоду! Не дай погибнуть православным!» [Зензинов, с. 95].

Наиболее яркой отличительной чертой религиозных взглядов русских старожилов стала связь с шаманизмом - разновидностью язычества, характерной для коренных этносов региона. Русские старожилы стремились поддерживать связь с местными шаманами, о них складывались легенды и предания. Если больной находился в тяжелом состоянии, русские старожилы обращались к якутам или юкагирам с просьбой отправить к ним на помощь шамана, несмотря на то, что церковь и администрация запрещали подобные взаимодействия. В связи с этим приезд шамана тщательно скрывался от посторонних. В то же время, известны случаи, когда даже некоторые местные представители церкви прибегали к помощи шаманов. Колымский православный священник Андрей Аргентов писал: «...И вот, извольте видеть, я горою стою за моих шаманов. Надобно согласиться, что смышленые шаманы полезны там, где до лучшего не доросли, где лучшего взять негде» [Чикачев, с. 88-89].

Примечательно, что в русском поселении шаманский обряд предварялся чтением православной молитвы. Возможно, этот акт являлся для русских старожилов своеобразным оправданием за вынужденное по их представлениям обращение к чужой вере. Русские не только наблюдали за шаманским обрядом, но и принимали в нем участие: перед началом действа подготавливали избу и необходимые атрибуты, а во время самого обряда двое человек должны были колотить в бубен, помогая шаману войти в состояние транса [Чикачев, с. 89].

Оторванность русских Северо-Востока Сибири от метрополии сказалась на медленном изменении фольклора, что повлияло на хорошую сохранность старинных песенных образцов. С другой стороны, соседство с иноэтническими народами привело к некоторым трансформациям фольклорного материала, в котором проявились особые, уникальные черты. В первую очередь, влияние соседних народов прослеживается на уровне вербальных текстов песен, в которых, помимо очень своеобразных русскоустьинского, колымского и марковского диалектов, также

обнаруживается сочетание вставок якутской или юкагирской лексики с севернорусскими архаизмами.

В 40-х годах XX века Н. А. Габышев отмечал, что манера пения жителей Русского Устья имеет сходство с якутским пением: «певец начинал петь заунывным горлом, растягивая гласные, а между словами вставлял "и-ы-э-у", не прерывая мелодию, очень тягучую, тяжелую, горловую мелодию... Песня такая напоминала вой ветра за стеной. Поэтому под такой горловой мотив можно было исполнять любую песню». В последующих экспедициях эта особенность не была зафиксирована [Азбелев-Мещерский, с. 30; Кляус-Супряга, с. 40]. Л. Е. Фетисова замечала, что в русскоустьинских и колымских былинах поющийся стих перемежался с прозаическими вставками и выдвигала предположение о влиянии эпоса якутов и северных эвенков на русско-старожильческий фольклор региона [Фетисова, с. 105]. Не редким для колымчан и марковцев было включение песенных фрагментов в повествование сказок, что также свойственно для фольклора коренных северных народов. Характер напевов также имеет общие черты с традициями якутов, юкагиров, эвенов и эвенков. К этим чертам Т. С. Шенталинская относит «пентатонику, составляющую основу лада, единичное появление секундового сопряжения, интонационное «раскачивание» внутри попевки, репетиционный финалис, ямбический рисунок музыкального ритма» [Шенталинская 2004, с. 74-79].

Однако в других, юго-западных районах Якутии влияние якутской культуры, в особенности вербального языка, на песенный фольклор русских старожилов проявилось более ярко [Яковлева-Леонова, с. 81; Мухоплева-Халтанова-Яковлева; Чарина 2015; Чарина 2019].

Таким образом, диалог с коренными местными народами имел большое значение не только для выживания русских поселенцев в новой среде обитания, но также отразился и на нематериальных сферах культуры, в частности, на религии и музыкальном фольклоре. Однако влияние коренных народов на культуру индигирцев, колымчан и марковцев фрагментарно и не разрушает русскую основу традиций. Несмотря на метисацию они сохранили устойчивое этническое самосознание, основными факторами этого послужили: компактность расселения русских старожилов; различия в способах ведения хозяйства между русскими и чукчами,

эвенами, юкагирами; обособленность от мест расселения якутов [Чикачев, с. 28].

Помимо взаимоотношений с иноэтническими народами, существенное влияние на формирование культуры русских старожилов Северо-Востока Сибири оказало то, что они являлись уроженцами разных регионов России, а их прибытие на Индигирку, Колыму и Анадырь относится к разным историческим периодам.

Таким образом, культура русских старожилов Северо-Востока Сибири - это уникальное сочетание особенностей разнонациональных, разнорегиональных и разновременных традиций, образовавшееся в результате сложного межкультурного диалога.

Актуальность исследования. Актуальность темы диссертации определяется нарастанием в конце XX - начале XXI века научного направления, связанного со всесторонним исследованием этнических культур сибирской Арктики. Уникальный феномен русских старожилов, проживающих в течение боле 350 лет в бассейнах северных рек Индигирки, Колымы, Анадыри привлекает историков, краеведов, культурологов, антропологов, лингвистов.

С 2014 года в Республике Саха (Якутия) ведет свою деятельность Международный Арктический центр культуры и искусств, работа которого направлена на сохранение, развитие и продвижение культуры народов Арктики, проводятся конференции и издаются сборники статей, посвященные проблемам культуры арктических народов [Никитина 2019; Винокурова 2022; Ажеева; Холмогорова]. Сборник «Русские арктические старожилы Якутии», вышедший в 2019 году, основан на результатах двух проектов: «Русские арктические старожилы Республики Саха (Якутия): культурно-созидательный опыт хозяйственного и научного освоения Арктики (с. Русское Устье и с. Походск). 2012-2013 гг.»; «Лингвокультурологическая экспедиция в с. Походск Нижнеколымского улуса (района) Республики Саха (Якутия), с. Русское Устье Аллаиховского улуса (района) Республики Саха (Якутия). 2014 г.». Оба проекта были реализованы в рамках Государственной целевой программы «Сохранение, изучение и развитие государственных и официальных языков Республики Саха (Якутия)». В сборнике рассматриваются вопросы формирования этнотерриториальных групп русских старожилов в Арктике; правовой статус, исторический опыт социально-

экономического и этнокультурного взаимодействия русских старожилов и коренных народов Арктики; антропологические аспекты изучения русских старожилов и коренных народов Якутии; язык и фольклор русских старожилов Якутии. Исследованию фольклора русских старожилов Колымы и Индигирки посвящены статьи филолога О.И. Чариной и этномузыколога Т.С. Шенталинской, в которых рассматриваются отдельные жанры и произведения локальной традиционной культуры. В сборнике «Языковая картина мира русских старожилов в контексте взаимодействия с языками и культурами народов России» 2021 года отражен широкий спектр вопросов, касающихся культуры народов, населяющих арктическую зону России, в том числе содержатся статьи, посвященные играм и сказкам русскоустьинцев. Следует отметить, что в настоящее время отсутствует целостное представление о специфике местной песенной культуры, а музыкальная составляющая фольклора русских старожилов Северо-Востока Сибири во многих аспектах все еще не изучена.

Настоящая работа, развивает линию изучения традиционной культуры локальных очагов русских старожилов арктической зоны и, следовательно, находится в русле одного из главных направлений отечественной фольклористики и этномузыкологии - регионального изучения фольклора, в рамках которого рассматриваются такие актуальные проблемы общетеоретического характера, как локальная специфика фольклора, истоки региональности, ее связи с этническими и этнокультурными процессами [Путилов; Щуров; Енговатова; Дорохова; Лапин 2017].

История собирания фольклора локальных традиций Северо-Востока Сибири охватывает период со второй половины XIX - начала ХХ века до настоящего времени.

Наибольший вклад в собирание фольклора Русского Устья внесли В. М. Зензинов (1912), Д. Д. Травин (1928), М. А. Кротов (1931), С. И. Боло (1941), Т. А. Шуб, Н. М. Алексеев и Н. А. Габышев (1946), М. Ф. Дружинина (1960 и 1978), В. И. Зоркин и В. Д. Осипова (1973), С. Н. Азбелев и Ю. Н. Дьяконова (1977), Ю. И. Смирнов (1982), Т. С. Шенталинская (1985) [Яковлева 2018].

Собиранием русско-колымского фольклора занимались Д. И. Меликов (1893), В. Г. Богораз (1895), Я. Строжецкий (1903), Е. П. Попов (1905), С. И. Боло (1940),

Т. А. Селюкова (1960), Г. В. Зотов (1965), сотрудники Бурятского филиала Сибирского отделения АН СССР (1973), Н. В. Винокурова (2009) [Яковлева 2020а].

Фольклорные образцы от жителей села Марково записывали А. Е. Дьячков (1890), участники экспедиции, организованной Американским Музеем естественной истории (1900), Э. В. Гунченко (1960-е), С. С. Савоскул (1968), Т. С. Шенталинская (1969 и 1981), Л. Е. Большакова (1985) [Яковлева 2020; Яковлева 2020б, с. 105]1.

В результате этой деятельности была сформирована солидная коллекция фольклорных образцов, исторических и этнографических описаний (Приложения 2-4).

Степень разработанности темы исследования. К изучению фольклора русских старожилов Северо-Востока Сибири обращались филологи, этнографы, музыковеды и другие специалисты. Особенно ценными являются междисциплинарные исследования, в которых авторы объединяют свои знания и методы из разных областей науки. К таким работам можно отнести «Виноградье - песня и обряд», принадлежащую этнографу Т. А. Бернштам и музыковеду В. А. Лапину [Бернштам-Лапин], а также том «Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока», подготовленный филологом Ю. И. Смирновым и музыковедом Т. С. Шенталинской [Смирнов 1991].

Среди собственно этномузыкологических исследований выделяются работы Т. С. Шенталинской, Е. И. Якубовской и И. В. Ладутько, написанные на материале музыкального фольклора русских старожилов Северо-Востока Сибири. Наиболее целостно в работах исследователей представлена марковская песенная традиция [Шенталинская 1999; 2004; 2009; 2012; 2016; Якубовская 2008; 2012; Ладутько 1983; 1987]. Колымский и русскоустьинский фольклор рассматривался Т. С. Шенталинской, главным образом, по отношению к жанру «андыльщина» [Шенталинская 1995; 1996]. Е. И. Якубовская в своих работах в основном опирается на фонографические записи начала XX века, в которых представлены разножанровые образцы марковского репертуара. Колымские и русскоустьинские напевы она рассматривает в качестве сравнения с марковской традицией. В имеющихся

1 Подробная информация о публикациях музыкальных образцов указанных локальных групп содержится в статье автора диссертации [Яковлева 2022].

исследованиях выделяются несколько аспектов изучения: установление родственных связей традиций, определение стилевых особенностей локальных жанров и отслеживание исторического процесса развития традиционного репертуара.

Наиболее изученным является марковский фольклор. Жанровые сферы колымской и русскоустьинской традиций в исследовательских работах представлены неравномерно. В большинстве своем проведенные исследования узконаправлены по проблематике или опираются на анализ ограниченного материала2.

Объектом исследования служит музыкальный фольклор трех локальных групп русских старожилов Северо-Востока Сибири: русскоустьинцев, колымчан, марковцев.

Предметом исследования являются жанровая структура певческого репертуара, наиболее существенные параметры музыкального фольклора, а именно, ритмосинтаксическая и звуковысотная организация, главным образом, образцов

-5

эпической и лирической (андыльщина ) жанровых сфер.

Цель диссертации - установление принципов музыкальной организации в избранных жанровых сферах, определение особенностей ее корреляции с учетом жанрового, стилевого и локального контекстов, выявление мелодической специфики фольклора русских старожилов Якутии и Чукотки.

Задачи:

1) обзор различных источников о фольклоре русских старожилов Северо-Востока Сибири;

2) характеристика традиционного песенного репертуара русских старожильческих локальных традиций Северо-Востока Сибири, выявление особенностей жанрового состава;

3) изучение эпического фольклора, представленного в изучаемых традициях, его жанрового состава, особенностей музыкальной организации и стилевой дифференциации;

Подробно об исследовании музыкального фольклора Северо-Востока Сибири изложено в статье автора диссертации [Яковлева 2022].

Андыльщина - песенный жанр-эндемик, зафиксированный в двух локальных группах русских старожилов: русскоустьинцев и колымчан. Данному жанру посвящена Глава 3 диссертации.

4) комплексный анализ образцов андыльщин, выявление особенностей колымских и русскоустьинских вариантов;

5) сравнительный анализ изучаемого в данной работе материала в жанровом, стилевом и локальном контекстах;

6) определение специфических свойств мелодики фольклора русских старожилов Якутии и Чукотки;

7) формулирование выводов о специфике музыкального фольклора русских старожилов Северо-Востока Сибири и возможных источников ее формирования.

Методология исследования опирается на текстологическое изучение источников, комплексное описание локальных музыкально-этнографических традиций с последующим исследованием материала с применением структурно-типологического и сравнительного подходов. Подобный подход к исследованию музыкальных традиций сибирских переселенцев апробирован в работах сибирских этномузыкологов, начиная с 1990-х годов (Е.В. Тюрикова [Тюрикова], Н.В. Леонова [Леонова 1996; 2016; 2018], Н.А. Урсегова [Урсегова], О.В. Крахалева [Крахалева 2009], П.С. Шахов [Шахов], Т.В. Дайнеко[Дайнеко]). Жанровый состав традиций рассмаривается с учетом концепций жанровой систематики, выработанных Е. В. Гиппиусом [Гиппиус 1982] и В. А. Лапиным [Лапин 2017]. Ученые предлагают идею «централизующего элемента» [Гиппиус 1982, с. 8] или «жанрово-стилевой доминанты» [Лапин 2017, с. 93], согласно которой в локальной традиции существует доминирующий жанр (или группа/вид жанров) имеющий главенствующее положение и влияющий на другие жанры, объединяющий их в более крупные музыкально -стилевые единства или фольклорно-обрядовые комплексы. В ходе изучения ритмосинтаксической организации напевов были применены структурно-типологические методики ряда исследователей, в частности, концепция ритма Е. В. Гиппиуса [Гиппиус-Эвальд; Гиппиус 1980], типология ритмических форм Б. Б. Ефименковой, основанная на изучении музыкального синтаксиса напевов [Ефименкова], классификация ритмосинтаксических типов по принципам соотношения словесно-ритмического и музыкально-ритмического компонентов А. А. Банина [Банин 1978; 1982], методы анализа музыкально-ритмической формы А. Л. Маслова [Маслов], Б. М. Добровольского и В. В. Коргузалова

[Добровольский-Коргузалов], Ю. И. Марченко [Горелов]. Исследование звуковысотной организации напевов проводилось с опорой на структурно-типологический подход к анализу фольклорных текстов М. А. Енговатовой и Б. Б. Ефименковой [Енговатова-Ефименкова], О. А. Пашиной [Пашина]. Была применена методика ладо-звукорядного анализа песен С. П. Галицкой, заключающаяся в изучении образцов с точки зрения комплексного аналитического рассмотрения ряда параметров, характеризующих ладозвукоряд [Галицкая]. При выявлении мелодических особенностей напевов русских старожилов Северо-Востока Сибири использовались теоретические положения о характерных чертах мелодии, обоснованные Э. Е. Алексеевым [Алексеев 1973; 1976; 1986], Л. А. Мазелем и В. А. Цуккерманом [Мазель-Цуккерман], В. Н. Холоповой [Холопова].

Материал исследования. Источниками для изучения фольклора рассматриваемых локальных групп послужили различные архивные и опубликованные материалы: фольклорно-этнографические и исследовательские работы, текстовые, нотные, аудио записи. Характеристика жанового состава, репертуара и словесных текстов песенных образцов русских старожилов Северо-Востока Сибири составлена на основе изучения разновременных записей фольклора, опубликованных в коллективных научных трудах (тома серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока», «Фольклор Русского Устья») и монографиях («Песенный фольклор русскоустьинцев и семейских Забайкалья») песенных сборниках («Песни Русского Устья», «Марковские вечорки», «Песенные традиции Колымы»), этнографических, филологических, музыковедческих работах и отдельных статьях собирателей. Анализ напевов осуществлялся на материале публикаций нотных расшифровок записей периода ХХ-ХХ1 веков, а также аудиозаписей, изданных в качестве приложений к текстовым публикациям и в формате отдельных компакт-дисков, хранящихся в архиве «Музея музыки и фольклора народов Якутии». Музыкальная и музыковедческая источниковая база представлена наиболее полно по отношению к марковскому фольклору, основная часть работ принадлежит Т. С. Шенталинской: опубликованы аудиоматериалы, записанные в разные временные периоды, большое количество нотных расшифровок и ряд научных статей. Музыкальный фольклор русских старожилов Якутии изучен в гораздо меньшей

степени. В настоящее время опубликовано несколько ранних аудиозаписей и нотных расшифровок, а также нотировок записей 1990 года из русскоустьинского репертуара, имеется нотный сборник русских песен Колымского края, составленный по материалам экспедиции 2009-2012 годов.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Музыкальный фольклор русских старожилов Северо-Востока Сибири, проживающих в селе Русское Устье Аллаиховского района Якутии, селениях Нижнеколымского района Якутии, селе Марково Анадырского района Чукотского автономного округа - уникальная ветвь русской традиционной музыкальной культуры. Она зародилась более трехсот лет назад в окружении иных этнических музыкальных систем, в экстремальных природных условиях и развивалась обособленно от других русских территорий, приобретая свои особенности и характерные черты.

2. При общности жанрового состава певческого репертуара русских старожилов Северо-Востока Сибири в каждой из трех локальных традиций сформировались самостоятельные иерархические системы с дифференцированными доминирующими жанровыми сферами.

3. Музыкальная эпическая сфера русских старожилов Северо-Востока Сибири содержит тексты на эпические сюжеты, которые принадлежат к различным по происхождению жанрам (былинам, балладам, историческим песням), не имеющим строгого соответствия определенным стилевым и локальным музыкальным типам.

4. Андыльщина - явление, принадлежащее лирической жанровой сфере и возникшее на пересечении тематических, поэтических и музыкальных традиций русского и иноэтнического происхождения. Две структурные версии жанра представляют исходную, колымскую, версию и трансформированную в новых локальных условиях русскоустьинскую.

5. Мелодика напевов русских старожилов Северо-Востока Сибири - гибридное образование, источниками которого являются различные жанровые, фактурные, гендерные, социокультурные факторы традиционной музыкальной культуры. Наиболее ярко гибридность мелодики проявляется в колымской андыльщине, но также присутствует и в других жанровых сферах.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

1. Впервые по отношению к музыкальному фольклору русских старожилов Северо-Востока Сибири был собран, систематизирован и проанализирован значительный объем материалов исследований и образцов традиционного музыкального фолькора. Кроме того, выявлены образцы, ошибочно причисленные в публикациях к жанру андыльщины, а также, напротив, образцы, принадлежащие к жанру андыльщины, но причисленные в публикациях к другому жанру.

2. Составлена жанровая систематика песенного репертуара русскоустьинской, колымской и марковской локальных групп, выявлены жанровые доминанты.

3. На основе сложившихся в отечественной этномузыкологии методик структурно-типологического анализа выработан алгоритм комплексного описания ритмосинтаксической, звукорядной, интервальной структуры напевов, в результате чего получена подробная музыкальная характеристика разножанровых песенных корпусов.

4. Выявлены ритмосинтаксические стилевые типы музыкально-эпической сферы фольклора русских старожилов Северо-Востока Сибири.

5. Проведен анализ музыкально-эпической сферы русско-старожильческого фольклора Северо-Востока Сибири в трех контекстах: локальном, жанровом и стилевом.

6. Составлена классификация типов реализации мелодических моделей в напевах андыльщин.

7. Проведен анализ мелодики колымских и русскоустьинских андыльщин в контексте мелодики других жанров русских старожилов Северо-Востока Сибири.

8. Для выявления мелодических особенностей проведен сравнительный анализ ряда песенных образцов русских старожилов Северо-Востока Сибири с их общеизвестными вариантами европейско-русского бытования.

Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Яковлева Александра Сергеевна, 2024 год

Список образцов

Название Локальная группа Собиратель, год записи Принятое сокращение

Напишу ли я письмо колымчане Врангель Ф.П., 1820-1824 К_В1

Ты скажи, соловьюшко колымчане Врангель Ф.П., 1820-1824 К_В2

Отправляю любимого колымчане Матюшкин Ф.Ф., 1820-1824 К_М1

Вечерняя заря колымчане Матюшкин Ф.Ф., 1820-1824 К_М2

Дуся, дуся колымчане Меликов Д.И., 1893 К_Мел

Да уж какого меня колымчане Богораз В.Г., 1890-е К_Б1

Протяну я проголосну колымчане Богораз В.Г., 1890-е К_Б2

Тщился я колымчане Богораз В.Г., 1890-е К_Б3

Как это нам колымчане Богораз В.Г., 1890-е К_Б4

Стою с тобой (женская) колымчане Богораз В.Г., 1890-е К_Б5

Как поднимался туман (женская) колымчане Богораз В.Г., 1890-е К_Б6

Да запрещают мне (женская) колымчане Богораз В.Г., 1890-е К_Б7

Да послушайте вы (вдовья) колымчане Богораз В.Г., 1890-е К_Б8

О да у нас рано колымчане Богораз В.Г., 1890-е К_Б9

Как в эту пору колымчане Бродский-Богданов И.А., 1972 К ББ

Ну куда сой колымчане Шенталинская Т.С., 1982 К Ш1

Егорьевич серый камень колымчане Шенталинская Т.С., 1982 К_Ш2

На что-то, родимая колымчане Шенталинская Т.С., 1982 К_Ш3

Да по анюйски колымчане Шенталинская Т.С., 1982 К_Ш4

Сгуркну, сгаркну колымчане Шенталинская Т.С., 1982 К_Ш5

А я думаю-то колымчане Винокурова Н.В., 2011 К Вин

Колымская русскоустьинцы (Архив ГБУ РС(Я) "Музей РУ_Ар

сторона музыки и фольклора народов Якутии") 1980-е

Любил пташку русскоустьинцы Шенталинская Т.С., 1985 РУ Ш1

Но мы пели русскоустьинцы Шенталинская Т.С., 1985 РУ Ш2

Бурульгинск Русскоустьинцы Шенталинская Т.С., 1985 РУ Ш3

Да любил пташек русскоустьинцы Томский А.А., изд. 2013 РУ_Т1

Да тугорани русскоустьинцы Томский А.А., изд. 2013 РУ Т2

А Пантелеевска сера сопка русскоустьинцы Чикачев А.Г., изд. 2007 РУ_Ч1

Да от угору русскоустьинцы Чикачев А.Г., изд. 2007 РУ Ч2

Следует отметить, что несколько образцов, обозначенных в публикациях как «андыльщины», не рассматриваются в качестве таковых в настоящей работе. Причисление их к жанру андыльщины видится ошибочным. К таким образцам относятся песни «Ай ты, чукотский народ!» и «Весной стало лёд ломать», записанные Д. И. Меликовым в 1893 г. в Нижнеколымске и песня «Не высказывай мне вашева», записанная В. Г. Богоразом в 1901 г. в селе Марково Чукотского автономного округа.

Два образца, записанных в виде словесных текстов Д. И. Меликовым, были названы андыльщинами в статье О. И. Чариной [Чарина, с. 422]. Оба образца относятся к песням местного происхождения, однако ни по своей структуре, ни по содержанию они не являются близкими жанру андыльщины. В сведениях собирателя нет указаний на принадлежность песен к этому жанру, он лишь обращает внимание на то, что эти песни были исполнены «известным в Нижнеколымске сочинителем "андыльщин"» [Чарина, с. 436-437]. Содержание текстов и информация, приведенная об этих песнях Д. И. Меликовым позволяет отнести один образец к жанру исторической песни, а другой - к сатирической. Таким образом, можно предположить, что из четырнадцати фольклорных текстов, записанных Д. И. Меликовым, к жанру андыльщина относится лишь один образец, представляющий краткий фрагмент из двух словесных строк [Чарина, с. 423].

Песня, записанная в селе Марково В. Г. Богоразом, также не соответствует типовым признакам, характерным для остальных записей этого жанра. Сам собиратель не обозначил жанровую принадлежность этой песни. К андыльщинам она была отнесена этномузыковедом Е. И. Якубовской, которая выполнила нотную и текстовую расшифровку песни [Якубовская 2008, с. 70]. По своим мелодико-

ритмическим признакам образец близок русской протяжной лирической песне, содержание вербального текста позволяет предположить, что он приурочен к свадебному обряду. В настоящее время нельзя с уверенностью указать на то, какое место эта песня занимала в репертуаре русских старожилов.

Интересны наблюдения собирателей, связанные с жанром андыльщина. Так, например, Д. И. Меликов пишет: «...В Нижнеколымске поют еще больше. Среди жителей много певцов импровизирует. Певцы-импровизаторы, куда бы ни поехали, идут и поют, связывают различные истории и мысли, без всякой связи, стараются, чтобы только подходило под какой-нибудь размер <...> Также почему нижнеколымцев окрестили особой кличкой «Андыльщина». Про импровизатора говорят: «Это он собирает» (нрзб) или петь «Андыльщину». В этой (нрзб) часто нет никакого смысла. Но все они несомненно сентиментальны <...>» [Чарина, с. 423]. Таким образом, Д. И. Меликов отмечает тесную связь андыльщин с искусством импровизации. Кроме того, интересна информация о том, что название жанра послужило неформальным наименованием жителей Нижней Колымы.

Упоминания об андыльщинах вместе с самими текстами встречаются в некоторых этнографических рассказах В. Г. Богораза. Вот как он описывает исполнение одной из андыльщин в рассказе «Царь-медведь»: «Ездок загребал то вправо, то влево двухлопастным веслом и мчался вперед и тонким фальцетом пел "андыщину", старинную любовную песню, рожденную у Северного моря, полуимпровизированную, дикую и сладкую, как красная малина, вызревшая вдруг на солнцепеке под бурым гранитным "быком" (Гранитный бык - большая гранитная скала.). "Ах, не к сроку, не ко времю, птаня, поспешненький был я к тебе19"... На самых высоких местах он выделывал горлом заливистые трели, подобные "йодлю" тирольцев, дрожащие и чистые, как звуки серебряных струн» [Богораз 1914, с. 2].

В основном, андыльщины исполнялись сольно. Женщины, чаще всего, такие песни исполняли в доме, в тот период, когда их мужья или возлюбленные находились в отъезде; мужчины обычно пели андыльщины во время промысловых работ на реке

19 Приведенный в рассказе текст является фрагментом реальной записи андыльщины, выполненной В.Г. Богоразом от жителя Нижней Колымы.

или в доме на отдыхе. У многих колымчан были андыльщины собственного сочинения [Шенталинская 1996, с. 100-101].

Согласно сведениям собирателей, андыльщина зародилась на Нижней Колыме, а уже позже жанр был заимствован жителями Русского Устья. Этнограф В. М. Зензинов, проживавший в Русском Устье в начале XX века, отмечал, что русскоустьинцы, совершавшие поездки на Колыму, возвратившись домой повторяли «тягучие и унылые» песни, услышанные от колымчан. Этномузыколог Т. С. Шенталинская считает, что, описывая исполнение этих песен, В. М. Зензинов мог иметь в виду именно андыльщины [Шенталинская 1996, с. 104].

По-видимому, русскоустьинское восприятие этого жанра отличалось от колымского. Вот что отметил собиратель Н. А. Габышев, проживавший в Русском

Устье в 1940-е годы: «Русскоустьинцы сами новых песен, кроме частушек, не

20

сочиняли. Не принято было. Если кто сочинял, говорили: "шухума бает , врёт"» [Ермолаева-Крыжановская, с. 65]. Следует также добавить, что сами русскоустьинцы не употребляли слово «андыльщина», заменяя его словами «колымская песня» или «песня по-колымски» [Шенталинская 1995, с. 145-146]. Самая излюбленная русскоустьинская андыльщина «Бурульгинск-от шерот камень», сохранившаяся в памяти местных жителей до наших дней, определяется ими просто как «песня» и андыльщиной не называется. Две андыльщины: РУ_Т1 и РУ_Т2, опубликованные представителями русскоустьинской традиции, помещены ими в раздел сборника, озаглавленный как «частушки и страдания» [Томский-Дробышева, с. 29, с. 32].

3.1. Вербальный текст

Поэтические тексты андыльщин исполняются на русском языке. Их содержание носит лирический характер. Преобладает любовная тематика, чаще всего связанная с темой разлуки. Вторая по значимости тема - местная природа. В Русском Устье жанровая принадлежность поэтического содержания песен расширилась: кроме лирики в них появилось место и для шуточной тематики, близкой частушкам.

20 Напрасно говорит.

Словесные тексты андыльщин можно распределить на мужские и женские. В публикации В. Г. Богораза тексты андыльщин, исполненные женщинами, дополнены указанием о женской принадлежности этих песен. Данного указания нет лишь в одной песне, исполненной женщиной. Текст песни позволяет отнести ее к группе мужских. В других публикациях указания о гендерной принадлежности андыльщин отсутствуют, однако, ее определение, исходя из текста песен, чаще всего не составляет труда, поскольку в текстах андыльщин нередко встречаются упоминания о мужских занятиях: рыбном промысле, охоте или о поездке на собаках. Кроме того, в текстах мужских андыльщин часто приводятся имена исполнителей и/или тех, кому посвящается песня, а в текстах женских андыльщин имена отсутствуют. Для сравнения представим примеры текстов мужской и двух женских андыльщин [Богораз 1901, № 143, № 144] (см. Таблицу 48):

Таблица 48

Тексты мужской и женских андыльщин

Мужская андыльщина

Женские андыльщины

Как это нам, голуб^гшка, севогодненькой Стою с тобой, детинлтпка, не на долго

голик (в)се врэмачко, на часок.

Несчасгьице повстречалось да (в)се с Да на часок.

тобой, Да выплывала тут вешна пташка из под

Ой да с тобой. прикрутаго крута бережка.

Севогодненькой разгодочек очень Да бережка.

бесполезной, птаня, г ля меня, Да полно, полно, военненькой, пусты речи

Да гля меня. тебе, парень, да говорегь.

Моли Бога ты, жальчи ночка, только за Да говорегь!

здоровье, птаня, за мое! Да от теба я, голубушка, худу славу.

Не тщился я сей годочек больше рыбу. славушку я понесла!

Ваня, я промлгшлятъ, Да понесла...

Да промышлять. Да разстаюсь я с тобой, детинушка, на

Ой да тщился я, жальчиночка, только лично долго врэмачко, да я теп ер.

свиданьице с тобой полл'чигь. Да я теп ер!

Да получить. Наставало то лето красно мене во

Оставалась ты, жальчиночка, у меня во печалюшке да во большой.

прегоренъких, девка, во слезах, Да во большой.

Да во слезах. Да от теба я, военненькой, сграшныя

Ой да хто теба бранным, пганю. горести я, девка, понесла.

словечушкоы, теба да оскорбить. Да понесла.

Да оскорбить. Оставлял то меня, голубушку, гы на

По свиданью мне ты, малюточка, все мне. прихрутеньхом крутом бережку,

девка, это объяснись. Да бережку.

Да объяснись!

Заступлю я, голубушка, за разгрубое

грудью я своей.

Да своей!

Не журите вы, не браните вы малюточку

без наличия вы моего,

Да моего! Да запрещают мне ходить за гуляночкой.

Ой на сто же ты, жальчиночка, развлекалась друг мой, за тобой.

без меня да. во роз-саду. Да за тобой.

Да роз-саду? Да запрещают мне кровны бтижни вот да и

Сама знаешь ты: малюточка, я ведь от жалости твоей,

рассужен ой вашего я роз-огца Да (в)се твоей.

Да роз-огца! Да от жалосте я природна девка

Держи, держи, жальчиночка. гы наше воздержаться сама не могу.

условие и любовь! Да не могу.

Да и любовь! На твои я, парень, глазынъки насмотреться.

Да було врэма, голубушка, не держали меня девка, не могу.

страшны ветры никаки. Да не могу.

Да никаки. Да во огл\гчке то о г жалосте твое виденье я

Поспешал то я тебе, голубушка, легом рада ^■видать.

своими размог^^чима го Ваня, раз-плечми. Да ^идатъ.

Да раз-плечми. Да от жалосте любовушка (в)сее меня девку

Зимну пору не жалел я птаня, своих забрала.

одногнездых кобелей. Да забрала.

Да кобелей.

Близ доходу я, близдоезду, пешехожно

поспешал.

Да поспешал.

Разбужал то я. жальчиночка. теба от

крепкаго ото сна,

Да ого сна!

(В)стань (в)стань ты, моя жальчиночка.

пробудись да ты, птаня, ото сна!

Прилетал то ведь соколочек твой ко

зелененькому, Ваня, ко саду!..

Казалася нам темна ночка с тобой за

минуточку, птаня. за одну...

Було. було ^аженье птане паче прежнахо

да роз-тебе.

Да роз-тебе!

Теши л = тешил я теба, птаня, паче

ближненьких, Ваня, да раз-своих.

Да раз-своих!

Для андыльщин характерно частое использование поэтических оборотов, распространенных в русской песенной лирике. В андыльщинах любовного содержания часто применяются разнообразные уменьшительно-ласкательные обращения к тому, кому посвящена песня (например, в мужских: птаня, голубушка, пэтишечка, малюточка; в женских: детинушка, военненькой, законненькой, миленькой). Xарактерно наличие устойчивых словосочетаний и фраз, обнаруживающихся в нескольких разных текстах. К таковым относятся в мужских андыльщинах: «тщился я», «будил/разбужал я теба от крепкого, ото сна», «темна ночка казалась нам за

минуточку одну», «весна-красна», «зимна пора», «летна/летняя пора»; в женских: «прикрутый крутой/прикрутенький крутой/прикрутый бережок»; и в мужских, и в женских: «протяну проголосну», «помоги ты мне, Всевышненькой», «одногнездые кобели», «лето красно», «на долгих плёсах/ долгим плёсом», «да было время», «кихню, гаркну/ сгуркну, сгаркну». При этом содержится большое количество диалектных слов (раздобушка, жальчиночка, верховинка и др.), а также отражается локальная специфика, связанная с видами деятельности, топонимами (Суханочка - р. Сухой Анюй, колымские острова, Егорьевич камень и др.).

В звукозаписях андыльщин и в тех печатных публикациях, где словесные тексты приведены без адаптации к литературным нормам, обнаруживаются специфические черты местной фонетики. Так, в колымских андыльщинах наблюдается своеобразный диалект, называемый «сладкоязычным». Он получил свое название благодаря «произношению звука []] на месте [л], [л'], [р], [р']» [Шепилева, с. 154]. Кроме того, для колымского говора характерно цоканье, т.е. «неразличение фонем <ц> и <ч'>» [Шепилева, с. 154]), соканье, которое выражается в произношении звука [с] на месте фонемы <ц>), а также произнесение [ч'] на месте [т']. Для русскоустьинских андыльщин, напротив, характерным является шоканье. Для примера сравним колымский и русскоустьинский тексты андыльщин (см. Таблицу 49):

Таблица 49

Тексты колымской и русскоустьинской андыльщин

Колымская андыльщина Русскоустьинская андыльщина

А я думаю-то ветей всё сумит, Да по даёге мой миёнок капатит. Да на улищи що нарта-та щипитка, Да собаки-та все в красных айаках. Да на твои, на чёрны очи насмотреться не могу. На собаках мой миёнок приизяй, Своё личико миленький показай. Буду, буду я миёнка дойго здать, Буду, буду я скуцать. Да коломская сторона, Да будто щерцо сорвала. Кабы ни детьи, ни щемья Когда колымская сторона. Да под толщинской мис забьюжь, Да с ружьем Ваньку не боюжь. А островная шера мишь, Да перед нами ни гляжишь. А перед нами ни гляжишь, Да ты горбом под низ ляжишь.

Данные тексты иллюстрируют заметные различия в особенностях колымского и русскоустьинского произношения. В колымской андыльщине обнаруживается частое употребление «сладкоязычной» замены звуков («ветей» вместо «ветер», «миёнок»

вместо «милёнок», «дойго» вместо «долго» и др.), также присутствует цоканье («скуцать» вместо «скучать»). В русскоустьинском тексте обращает на себя внимание частота произношения шипящих звуков («щемья» вместо «семья», «боюжь» вместо «боюсь», «шера» вместо «сера» и др.).

В результате анализа имеющихся текстов андыльщин было выявлено шесть вариантов структурной организации стиха, которые реализуются в рамках однострочной, двустрочной или трехстрочной формы (см. Таблицу 50). При этом однострочная и двустрочная формы могут иметь дополнение, которое, в свою очередь, может являться либо повторением предшествующего слова, либо вводить в произведение новые слова. Дополнение, как правило, отделяется от остальной части стиха междометиями «да» (наиболее часто), «ой», «ну».

Таблица 50

Форма стиха

Форма стиха Буквенное обозначение21 Образцы

Однострочная с дополнением А+а К_Вин

Двустрочная А+В К В1, К М1, К М2, К Мел, РУ Г, РУ Ш1, РУ Ш3, РУ Т1, РУ Т2, РУ Ч1, РУ Ч2

Двустрочная и двустрочная с 22 дополнением А+В / А+В+Ь К_Б4

Двустрочная с дополнением А+В+Ь К Б1, К Б2, К Б3, К Б5, К Б6, К Б7, К Б8, К Б9

А+В+с К Ш1, К Ш2, К Ш3, К Ш4, К Ш5

Трехстрочная А+В+С К В2, РУ Ш2

В зависимости от времени записи и принадлежности андыльщин к определенной традиции, наблюдаются различия в предпочтениях варианта структурной организации. Тексты андыльщин, записанные от колымчан в первой половине XIX века, в основном имеют двустрочную форму. Записи второй половины XIX века в большинстве случаев двустрочные с дополнением. В более поздних записях, относящихся ко второй половине XX века, тоже наблюдается двустрочная форма с

21

Основные строки обозначены прописными буквами, дополнения - строчными.

22 Т.е. в тексте присутствуют два варианта организации строфы.

дополнением, но функция дополнения в отличие от более ранних образцов немного иная - оно представляет собой уже не только утверждение предшествующей мысли, но и обновление содержания. Практически все русскоустьинские образцы -двустрочные без дополнения (А+В). К не двустрочным относятся три образца. Один из них - колымский, записанный уже в XXI веке - представляет собой однострочную форму с дополнением. Два других образца - колымский, записанный в первой половине XIX века и русскоустьинский, записанный во второй половине XX века -трехстрочные.

Итак, можно сделать вывод, что структурная организация колымской андыльщины подверглась трансформации, связанной с введением нового структурного элемента стиха, т.е. дополнения, смысловая нагрузка которого со временем усложнилась. Возможно, новый вариант композиции сформировался на Нижней Колыме уже после того, как этот жанр вошел в русскоустьинскую традицию, так как наличие дополнения в стихе андыльщины - особенность, характерная исключительно для колымчан и в русскоустьинских образцах отсутствует.

Для количественно-слоговой организации текстов андыльщин характерна высокая степень вариативности. В ранних записях колымских образцов распространенные слоговые формулы строф содержат от трех до пяти звеньев, отграниченных друг от друга словоразделами, при этом преобладают четырехзвенные строфы. Наиболее часто используется формула 4+4+4+3 (см. Пример 9):

Пример 9

Слоговая формула 4+4+4+3 в андыльщине

Близ закату (4) мелки пташки (4) у нас станут (4) ворковать (3).

В летну пору (4) мы займемся (4) главным рыбным (4) промуслом (3).

Помимо своего основного вида, она может трансформироваться в менее употребимые сокращенный трехзвенный или расширенный пятизвенный варианты (4+4+3, 4+4+4+4+3). Следующими по частотности появления в ранних колымских образцах являются строфы с большим количеством слогов в третьем звене - 4+4+6+3 и 4+4+7+3, так же имеющие варианты с дополнительным звеном (4+4+6+2+3, 4+4+7+2+3).

Количественно-слоговая организация более поздних записей колымских андыльщин (т.е. выполненных со второй половины XX века) отличается от ранних. Во-первых, стабилизировалось количество звеньев, которое уже не превышает четырех единиц; во-вторых, во многих поздних образцах изменилось количество слогов в последнем звене строфы в сторону увеличения: пять вместо трех или двух (исключением является образец К_Вин, который будет рассмотрен далее в контексте сравнения с образцом К_Б6).

Тем не менее, описывая музыкально-поэтическое строение поздних записей андыльщин, Т. С. Шенталинская приходит к выводу, что «мелодико-стиховой период ориентирован на ритмическую канву силлабического стиха типа 8+7 с делением полустиший на следующие слоговые группы: 4+4+4+3» [Шенталинская 1995, с. 144]. Т. С. Шенталинская предлагает такое моделирование стиха, в котором помимо междометий, не несущих смысловой нагрузки, отбрасываются также значимые для понимания смысла вербального текста различные двуслоговые слова (глаголы, прилагательные), неизменно возникающие в начале третьей и четвертой слоговых групп (см. Таблицу 51). С одной стороны, такое моделирование приближает поздние записи к типовым андыльщинам, зафиксированным в ранний период собирания, однако с другой стороны, искажается содержание вербального текста и игнорируется явная значимость отбрасываемых слогов в структурной организации произведения.

Таблица 51

Моделирование стиха

Реальный словесный текст Моделирование стиха по Т.С. Шенталинской Текст без междометий

1. Егорьевич серай камень стоит на прикрутом, стоит бережку. 2. Да было время, наша Дуня бегат как девчонка, ой, бедна босиком. 1. Егорьевич (4) серай камень (4) на прикрутом (4) бережку. (3) 2. Было время (4), наша Дуня (4) как девчонка (4) босиком. (3) 1. Егорьевич (4) серай камень (4) стоит на прикрутом, (6) стоит бережку. (5) 2. Было время, (4) наша Дуня (4) бегат как девчонка, (6) бедна босиком. (5)

Таким образом, количественно-слоговая формула данного стиха, из которого можно снять только вставные частицу и междометие, представляется нами как 4+4+6+5. Эта формула является наиболее часто применимой в поздних колымских

записях.

Что касается русскоустьинских андыльщин, какой-либо единой тенденции в них не наблюдается, в каждой песне обнаруживаются свои предпочтительные слоговые формулы. Тем не менее, чаще других встречаются строфы с начальными звеньями 4+3 и 4+4 и с конечными звеньями 4+3 и 6+3. Наиболее распространенная для колымских андыльщин формула 4+4+4+3 присутствует только в одном русскоустьинском образце. Однако другая часто применяемая в ранних колымских записях формула 4+4+6+3 - неоднократно используется и в некоторых русскоустьинских текстах. Характерная для поздних колымских записей формула 4+4+6+5 в русскоустьинских андыльщинах не выявлена. Строфы андыльщин, записанных от русскоустьинцев, могут состоять из четырех или пяти звеньев; трехзвенные строфы, в отличие от колымских текстов, отсутствуют (см. Таблицу 52). Полученные данные позволяют выдвинуть предположение о том, что процесс изменения жанра происходил в двух традициях независимо друг от друга.

Таблица 52

Количественно-слоговые формулы

Формула Общее кол-во Образцы, записанные в XIX Образцы, записанные в ХХ

строф в. или ХХ1 вв.

4+4+3 6 К Б4, К Б6 К Вин

4+6+3 2 К Б6 -

3+3+6+5 3 К В1 К Ш3

3+4+6+5 2 - К Ш3

4+3+4+3 3 - РУ Ар

4+4+3+3 2 К Б6, К Б8 -

4+4+4+2 2 К М2, К Б4, РУ Т2, РУ Ч2

4+4+4+3 16 К М1, К Б2, К Б4, К Б5, К Б6, К Б9 РУ_Т1

4+4+5+2 5 К Б6 РУ Ш3, РУ Т2

4+4+5+3 2 К Б4, К Б9 -

4+4+6+3 11 К Б3, К Б4, К Б6, К Б7, К Б9 РУ Т2, РУ Ч2

4+4+6+5 16 - К Ш1, К Ш2, К Ш3, К Ш4

4+4+7+3 9 К Б2, К Б4, К Б5, К Б6 —

4+4+7+5 5 - К Ш1, К Ш2, К Ш5, РУ Ш2

4+4+8+2 3 К Б3, К Б6 -

4+4+8+3 4 К Б4, К Б7, К Б8, К Б9 -

4+5+4+3 4 К Б6, К Б8 К Вин, РУ Т2

4+5+5+2 2 К Б6 -

5+2+6+3 2 - РУ Ш3

23

Слоговые формулы, обнаруженные только в одной строфе, в таблице не приводятся.

5+4+4+3 2 К М1, К Б4 -

5+4+6+3 4 К Б1, К Б2, К Б4 РУ Ч1

5+5+7+2 2 К Б7, К Б8 -

4+4+4+4+3 3 К Б2, К Б5, К Б6 -

4+4+6+2+3 5 К Б1, К Б2, К Б3, К Б5, К Б8 -

4+4+7+2+3 7 К Б1, К Б2, К Б3, К Б5, К Б8 -

4+4+8+2+3 4 К Б2, К Б4 -

5+4+6+2+3 4 К Б4, К Б5, К Б8 -

5+4+6+4+3 2 К Б4, К Б9 -

5+4+7+2+3 2 К Б1, К Б2, К Б4 -

5+4+8+2+3 2 К Б2, К Б4 -

Рассмотрим подробней наиболее развернутый текст колымской андыльщины, записанный В. Г. Богоразом [Богораз 1901, № 145] (см. Таблицу 53).

Таблица 53

Текст андыльщины и слоговые формулы

Текст строфы Слоговая формула

1. Как поднимался туман с подверховной стороне 5+2+4+3

2. (Да) не держи ты, верховинка, меня во дороженьке, во большой 4+4+7+3

3. (Да) на что меня горемычну родна матушка на свет родила 4+4+7+3

4. От пустой от горесте в чужу сторону я девка пришла 3+4+8+2

5. Не журите, не браните в чужой стороне меня 4+4+5+2

6. От личных подруженьков больша славушка кругом пошла 3+4+7+2

7. Не дай, Боже, закон Божий24 никому разлучать 4+4+3+3

8. Стоит, стоит елиночка тонка, бела, высока 4+4+4+3

9. Нихто не мог елиночку, нихто не мог подрубить 4+4+4+3

10. А хто могот под садичек огонь-пламо подтопить 4+4+4+3

11. Я думала, я думала, то верхОвинка шумит 4+4+5+2

12. На ту пору законненькой26 по дороге копотит 4+4+4+3

13. Понуждал от законненькой одногнездых резовых кобелей 4+4+7+3

14. Понужал он одногнездых по вечерной по заре 4+4+4+3

15. Приезжад от законненькой ко утренной ко заре 4+4+4+3

16. Уж чья же это улочка, улочка стоит чиста 3+5+5+2

17. На улишке чия нарта, нартишечка щепетка 4+4+4+3

18. Стоит нарточка на лысовых, чернолысовых ремнях 5+4+5+2

19. Собаченьки все на красных, на суконных красных алыках28 4+4+6+3

20. Потяжок то на жемчужных вертлюгах 4+4+3

24 Законный брак.

25 Верховой ветер.

26 Муж.

27 „ и

Чернолысовый ремень выкраивается из черненной шкуры большого тюленя-лахтака.

28

Собачья шлея.

29 , и

Потяг - длинный ремень, к которому попарно пристегиваются собаки.

21. На нарточке располотняной, бел-полотняной чумок30 4+5+5+2

22. Я думала, верховой ветор по дороженьке шумит 4+5+5+2

23. На ту пору мой-от милой по дорожке копотит 4+5+4+3

24. - (Ой и) кого же я на нарточке по дорожке прокачу 4+4+4+3

25. Прокачу я смугляночку за три колымские острова 4+4+6+3

26. Прокачу я до мысочка за широкие пески 4+4+5+2

27. На твои я черны брови насмотреться не могу 4+4+4+3

28. На твои я ясны очи (в)се бу с вечера до утра глядел 4+4+8+2

29. - Полно, полно, мой миленькой, пусты речи, милой, полно говореть! 4+4+4+4+3

30. На разстройку мой-от милой ко мне приезжал 4+6+3

31. На надсаду бело личико мне показал 4+6+3

Данный образец отличается от других образцов особенностями «сюжетной» композции. Словесный текст можно разделить на три приблизительно равных по количеству строф поэтических раздела, соответствующих 1-10, 11-21 и 22-31 строфам. Первый раздел содержит символические образы и поэтическую лексику, близкую лирике русских протяжных песен. На первый план в нем выдвигается чувственно-эмоциональная сфера, проводятся аналогии с образами природы. Второй раздел целиком построен на конкретном детальном описании нарты и приезда «законненького», в котором ярко проявляется местная лексика. Заключительный раздел представляет собой диалог героев, предваряемый двумя строфами, сходными по содержанию с начальными строфами второго раздела.

Строфы андыльщины состоят, как правило, из четырех звеньев, но, в единичных случаях могут сокращаться или напротив, увеличиваться на одно звено. Чаще всего варьируется количество слогов в третьем, предпоследнем звене. Типовая слоговая формула строфы - 4+4+4+3. Данная формула может воспроизводиться как в основном виде, так и в различных вариантах: в сокращенном виде (4+4+3), с дополнительным звеном (4+4+4+4+3), с расширением (4+4+6+3, 4+4+7+3), с перераспределением количества слогов в соседних звеньях (4+4+5+2, 4+5+5+2).

Как отмечалось ранее, помимо основной части строфы, приведенной в таблице, каждая строфа текста содержит четырехслоговое дополнение, которое является словесным повтором последнего звена основной строки, предваряемым частицей «да».

Примечательно, что к тексту этой андыльщины, записанной в конце XIX века, имеется очень близкий вариант, записанный в 2011 году (см. Таблицу 54):

30 Чум - покрышка на нарте для обертывания клади и разных вещей.

Сравнение текстов разновременных вариантов

Источник: Богораз В.Г. Областной Источник: Винокурова Н.В. Песни

словарь колымского русского наречия, 1901. № 145. Собиратель: Богораз В.Г., 1890-е гг. Колымского края, 2014. С. 46. Собиратель: Винокурова Н.В., 2011.

Как поднимался туман с подверховной

стороне,

Да стороне.

Да не держи ты, верхОвинка, меня во дороженьке во большой, Да во большой!

Да на что меня горемычну родна

матушка на свет родила, Да родила?

От пустой от горесте в чужу сторону я

девка пришла,

Да пришла.

Не журите, не браните в чужой стороне

меня,

Да вы меня!

От личных подруженьков больша

славушка кругом пошла,

Да все пошла.

Не дай, Боже, закон Божий никому

разлучать,

Да разлучать!

Стоит, стоит елиночка тонка, бела,

высока, Да высока.

Нихто не мог елиночку, нихто не мог подрубить, Да подрубить.

А хто могот под садичек огонь-плАмо

подтопить,

Да подтопить?

Я думала, я думала, то верхОвинка А я думаю-то ветей всё сумит,

шумит, Ой, сумит да сумит.

Да все шумит.

На ту пору законненькой по дороге Да по даёге мой миёнок капатит,

копотит, Ой капатит.

Да копотит.

Понуждал от законненькой одногнездых резовых кобелей, Да кобелей.

Понужал он одногнездых по вечерной по

заре,

Да на заре.

Приезжад от законненькой ко утренной

ко заре,

Да ко заре.

Уж чья же это улочка, улочка стоит

чиста,

Да все чиста?

На улишке чия нарта, нартишечка Да на улищи що нарта-та щипитка,

щепетка, Ой щипитка.

Да щепетка?

Стоит нарточка на лысовых,

чернолысовых ремнях,

Да на ремнях.

Собаченьки все на красных, на суконных Да собаки-та все в красных айаках,

красных алыках, Да айаках.

Да алыках,

Потяжок то на жемчужных вертлюгах,

Да вертлюгах.

На нарточке располотняной, бел-

полотняной чумок, Да бел чумок.

Я думала, верховой ветор по дороженьке

шумит,

Да все шумит,

На ту пору мой-от милой по дорожке

копотит,

Да копотит.

- Ой и кого же я на нарточке по дорожке

прокачу,

Да прокачу?

Прокачу я смугляночку за три колымские

острова,

Да острова.

Прокачу я до мысочка за широкие пески, Да (в)се пески.

На твои я черны брови насмотреться не Да на твои на чёрны очи насмотреться не

могу, могу,

Ох да не могу. Ой да не могу.

На твои я ясны очи (в)се бу с вечера до На собаках мой миёнок приизяй,

утра глядел, Да (в)се глядел! Ой приизяй.

- Полно, полно, мой миленькой, пусты Своё личико миленький показай,

речи, милой, полно говореть! Ой да показай.

Да говореть!

На разстройку мой-от милой ко мне Буду, буду я миёнка дойго здать,

приезжал, Ой дойго здать.

Да приезжал.

На надсаду бело личико мне показал, Буду, буду я скуцать,

Да показал. Ой да скуцать.

В образце, записанном Н. В. Винокуровой отсутствует первый раздел, опубликованный В. Г. Богоразом. В близком варианте сохранены некоторые строфы описательного раздела, а также присутствует трансформированная в монолог заключительная часть. Благодаря отсутствию текста первого раздела и изменению

текста заключительных строф, поменялся и характер произведения. Так, в тексте первого раздела в записи В. Г. Богораза раскрываются тонкие эмоциональные переживания героини, наполненные образами печали. Подобное настроение проявляется и в последних строфах текста. Образец, записанный Н. В. Винокуровой, несет иную эмоциональную нагрузку, отражая оптимистический настрой героини.

Строфы позднего образца более урегулированы по количественно-слоговому составу. Они состоят, в большинстве случаев, из трех звеньев; распространенная формула - 4+4+3. Лишь в одной строфе воплощается в полном виде основная формула строфы ранней записи этой андыльщины (4/3+4/5+4+3). Последняя строфа сокращена до двух звеньев (4+3).

3.2. Ритмосинтаксическая организация

Xарактеристике напевов андыльщин посвящены некоторые работы этномузыколога Т. С. Шенталинской. Она отмечает, что на уровне нераспетого стиха наблюдается «идентичность конфигурации первых четырехслоговых групп и увеличение моры начиная с третьего акцентного слога» [Шенталинская 1995, с. 144].

Ниже представлена строка текста андыльщины, сверху строки - обобщенная слогоритмическая форма на основе реального словесного текста, снизу строки -слогоритмическая форма, предложенная Т. С. Шенталинской на основе свернутого ею стиха (см. Пример 10).

Пример 10

Слогоритмическая форма андыльщины

.ми . * Л ^ Л I J . . .1. л;

Бы ло време на ша Ду-ня бе-гат как де_вче_нка, ой, бед на босиком.

. . и

Действительно, длительность моры (основной счетной единицы) во второй половине напева стабильно меняется в сторону увеличения. Однако, принимая во

внимание важные по смыслу слова, приходящиеся на начало третьей слоговой группы и учитывая их безусловное наличие в нераспетом стихе, можно заключить, что утверждение об «идентичности конфигураций первых четырехслоговых групп» не

31

является по отношению к андыльщинам правомерным . В первой четырехслоговой группе два заключительных слога, как правило, вдвое увеличены по продолжительности по сравнению с двумя начальными слогами. Во второй же группе все слоги одинаковы по своей протяженности. Смена ритмической фигуры указывает на принципиальную контрастность этих двух построений. С учетом данной реальной слогоритмической формы строфы будет предложен иной принцип сегментации напева андыльщины.

В настоящей работе проведем анализ двенадцати андыльщин, зафиксированных в нотной записи (см. Таблицу 55). Шесть из них записано от колымчан (№ 1-6), шесть - от русскоустьинцев (№ 7-12) (Нотные примеры андыльщин представлены в Приложении 5).

Таблица 55

Список напевов андыльщин

№» Название образца Место записи Год записи Исполнитель

1 Так в эту пору они Нижнеколымский р-н, п. 1972 Борисов С. Е.,

держались Походск 1910 г.р.

2 Ну куда сой бу я, Нижнеколымский р-н, п. 1982 Борисов С. Е.,

куда ехай Походск 1910 г.р.

3 Егорьевич серай Магаданская обл., 1982 Санталова Ф. А.,

камень Билибинский р-н, п. Анюйск 1929 г.р.

4 На что-то, радимая Магаданская обл., Билибинский р-н, п. Анюйск 1982 Санталова Ф. А., 1929 г.р.

5 Да по анюйски, по Магаданская обл., 1982 Санталова Ф. А.,

походски Билибинский р-н, п. Анюйск 1929 г.р.

6 Сгуркну, сгаркну Нижнеколымский р-н, п. Черский 1982 Винокуров Е. Ф., 1919 г.р.

7 Колымская сторона Аллаиховский р-н 1980-е Неизвестен

31

31 О недопустимости свободного обращения с реальной слогоритмической формой при ее моделировании предупреждал А. А. Банин: «...при моделировании обобщенного слогового ритма строфы необходимо исключить произвольное отсечение тех или иных ритмических элементов.» [Банин 1978, с. 138].

32

Далее в тексте и в последующих таблицах названия образцов заменены соответствующими им номерами.

8 Любил пташку Аллаиховский р-н, п. Чокурдах 1985 Новгородов А. И., 1936 г.р.

9 Но мы пели, пели Аллаиховский р-н, п. Полярный (Русское Устье) 1985 Чикачева М. И., 1912 г.р.

10а Бурульгинск-от Аллаиховский р-н, п. 1985 Чикачева А. П.,

шерот камень Полярный (Русское Устье) 1919 г.р.; Винникова Г. И., 1947 г.р.

10Ь Бурульгинск-от шерот камень Аллаиховский р-н, п. Полярный (Русское Устье) 1990 Неизвестны

11 Да любил пташек Аллаиховский р-н, с. Русское Устье - Неизвестен

12 Да тугорани Аллаиховский р-н, с. Русское Устье - Чикачев В. М.

Каждый напев андыльщины можно разделить на шесть мелодико-ритмических ячеек-сегментов, разделенных музыкальными акцентами: первая - предначальная, вторая - начальная, третья и четвертая - срединные, пятая - предзаключительная и шестая - заключительная (см. Пример 11):

Пример 11

Сегментация напева андыльщины

яч 1ейка К - г, ячейка »———-- 2 к—• 1 ■ ячейка 3 т * \ п |С ячейка 4_._ т й

4*1 ■ а н 14= - } ш

<9 2. Да бы-ло вре-ме, на-ша Ду-ня бе-гат как дев - чё - (о)- нка, ой.

д I яче йка 5 | ячейка 6 I

у—

7 V л \ / 1 - 1

4 —*—»-•

бед - на бо - си - ком

Все колымские напевы представлены в структуре полного вида, то есть с наличием всех шести ячеек (за исключением одной строфы в № 1, где отсутствует предначальная ячейка), в четырех русскоустьинских образцах присутствуют сокращенные мелострофы, в которых пропущена четвертая ячейка (а также предначальная в № 12). С учетом данной структуры рассмотрим напевы андыльщин в контексте двух параметров: 1) соотношения в ячейках количества слогов и объема музыкального времени; и 2) ритмической организации.

Количественное распределение слоговых и музыкально-временных единиц в ячейках показано в Таблице 56.

Количество слоговых и музыкально-временных единиц33

образца Ячейка 1 Ячейка 2 Ячейка 3 Ячейка 4 Ячейка 5 Ячейка б

1 3 3.' 5 б,1 5 б1 3 и: 5 7: 1 5:

3 31 б б,' 4 41 3 и: 5 7: 1 5:

2 21 б 71 5 3 и: 5 з: 1 5:

X 5 б,' б б! 3 и: 5 з: 1 5:

2 3 31 5 б,' б б1 3 и: 4 з: 1 7:

3 з1 5 б,' б 71 3 и: 4 з: 1 в:

3 з1 5 б,' 5 71 3 121 4 з: 1 7:

3 31 5 б,' б 71 3 121 4 з: 1 7:

3 з1 5 б,' б б1 3 12: 4 з: 1 7:

3 1 11 5 б," б б1 2 51 4 8: 1 з:

3 31 4 8,11 б б1 2 51 4 з: 1 з:

3 3,' 4 3 б б1 3 13 1 4 з: 1 з:

3 з1 4 8,' б б1 2 51 4 8: 1 4:

4 1 11 4 б,' б б1 2 з: 4 з: 1 з:

1 11 4 б,' 5 б1 2 111 4 з: 1 з: