Лингвистические особенности севернорусских житий XVII века: Грамматика тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, кандидат филологических наук Шведова, Юлия Владимировна

• Шведова, Юлия Владимировна
• кандидат филологических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Шведова, Юлия Владимировна

Введение 3 Часть I

Глава 1. Житие Никандра Псковского.

1. Именное склонение

2. Адъективное склонение

3. Склонение неличных местоимений

4. Категория двойственного числа

5. Категория одушевленности

6. Глагол

7. Особенности синтаксиса

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Лингвистические особенности севернорусских житий XVII века: Грамматика»

1. В настоящей работе описаны морфологические особенности, а также отдельные характерные особенности синтаксиса 5 агиографических памятников, создание которых относится к XVII в., - Жития Арсения Новгородского, Жития Галактиона Вологодского, Жития Елеазара Анзерского, Жития Никандра Псковского и Повести о Житии Варлаама Керетского. В Приложении приводятся также данные по употреблению форм прошедшего времени в Житии Симона Воломского1. Все эти памятники лингвистически не изучены. Житие Арсения Новгородского, Житие Галактиона Вологодского и Житие Симона Воломского исследованы по рукописям, так как они не изданы, остальные памятники проанализированы по изданиям2.

2. Все памятники относятся к группе севернорусских житий. А севернорусская агиография, как известно, примечательна своей особой, отличающейся от общих канонов, традицией [Некрасов 1870, Ключевский 1988, Дмитриев 1970, Дмитриев 1972, Дмитриев 1973, Дмитриев 1973а и др.]. Исследователь JI.A. Дмитриев так описывал особый характер севернорусской агиографии: «Сюжетная повествовательность, отражение реальной жизни и конкретного быта, а вместе с тем близость к преданию, устному рассказу наиболее ярко проявились в легендарных новгородских житиях и в ряде севернорусских житий, продолжавших и развивавших новгородские традиции» [Дмитриев 1973, с.7]. В других своих

1 Этот памятник не исследован полностью, так как в настоящее время он не доступен.

2 Житие Галактиона Вологодского исследовано по двум спискам - РГБ, собр. Ундольского, № 296 (XIX в.) и РНБ F. XVII. 16 (XVII в.), Житие Арсения Новгородского - по списку РГБ ф. 299, № 374, Житие Симона Воломского - по списку ГИМ, Синод, собр., № 406 (XVII в.). Житие Никандра Псковского опубликовано в ПДПИ, т. 157; Житие Елеазара Анзерского и Повесть о житии Варлаама Керетского - в ПЛДР, XVII в. Подробнее см. в разделах, посвященных конктретным текстам. работах JI.A. Дмитриев также указывал на такие отличительные особенности северных житий, как их повествовательный характер, острую сюжетность, отказ от пространных риторических рассуждений, тесную связь с устными местными преданиями, а также «внесение в житийные тексты бытовых, если можно так7 сказать, «низких» для этого жанра эпизодов и литературных приемов, более заметное и непосредственное проявление в житийном произведении авторского начала» [Дмитриев 1972, с. 184; также Дмитриев 1970, с. 66].

Становление житийного канона имеет длительную историю, начало которой, по мнению исследователей, следует относить к первым векам христианства. В VI веке житийный жанр утверждается в своем классическом, канонизированном виде [Лопарев 1914, Введение, с. 1-43; Попова 1974, с. 218]. С принятием христианства Русь восприняла предшествующую традицию, оригинальные древнерусские жития создавались с ориентацией на каноны, выработанные византийской агиографией. Но вместе с тем с самых ранних времен существования этого жанра (уже в ранний киевский период русской агиографии) в житийные тексты проникали такие элементы, которые не отвечали требованиям житийного канона. В этом смысле показательна деятельность знаменитого агиографа Пахомия Логофета, чье творчество заключалось в переработке уже существовавших житий - в усовершенствовании, или, если можно так сказать, редактировании, этих текстов в соответствии с требованиями канона [Дмитриев 1972, с. 182-183]. Наиболее ярко отклонения от правил житийного жанра проявились в севернорусских житиях XVI-XVII вв. [там же, с. 183].

В.О. Ключевский указал несколько причин «упрощения» житийного жанра на Севере в XVI-XVII вв. Во-первых, многие жития этого времени создавались не для церковных служб, а для чтения. Удаление от непосредственного влияния церковного богослужения в значительной мере определяло выбор манеры изложения: автор не был стеснен рамками строгого канона, что отражалось на стиле и языке произведения. Кроме того, именно в XVI-XVII вв. интерес читателей к повествовательной литературе увеличивается. Агиография привлекает читателей как душеспасительное чтение с интересным сюжетом, пространные риторические построения в житиях сокращаются. Более того, не вся читающая публикаимеет достаточно хорошее образование, чтобы понимать тексты, написанные на правильном церковнославянском [Ключевский 1988, с. 367-370]. Основной же причиной возникновения житий, не отвечающих требованиям канона, В.О. Ключевский считал невысокий уровень образованности самих создателей житий: «Распространение монастырей в глухих пустынях северо-восточной Руси не только не подняло, даже понизило прежний уровень книжного образования среди монашества: братства этих многочисленных новых обителей составлялись преимущественно из окрестного темного населения и не находили в них даже тех средств и побуждений к книжному образованию, какие существовали в старых монастырях, близких к большим городам» [там же, с. 371].

3.1. В связи со сказанным возникает вопрос: отражается ли на языке памятников это своеобразие севернорусских житий. Иными словами, влияют ли такие особенности повествования, как обилие бытовых подробностей, занимательный сюжет, простота изложения которые несколько снижают строгие нормы канона), на лингвистические характеристики житий.

Мы исходим из того, что существует по крайней мере два регистра книжного языка - стандартный и гибридный. Стандартный регистр, согласно В.М. Живову, реализуется в первую очередь в текстах основного корпуса, т.е. Священного писания и богослужения [Живов 1996, с. 31]. Использование стандартного регистра, по концепции В.М. Живова, обеспечивалось преимущественно механизмом ориентации на образцы, который «обусловливает воспроизведение готовых фрагментов текста, форм, конструкций, известных пишущему из того корпуса текстов, который он помнит наизусть» [там же, с. 24]. Гибридный регистр представлен в оригинальных восточнославянских памятниках, главную роль в порождении текстов гибридного регистра играл механизм пересчета [там же, с. 32]. Действие этого механизма основано на соотнесении отдельных элементов книжного текста с элементами живого языка. Причем соотнесение устанавливается лишь для многократно повторяющихся элементов, которые образуют структурную основу высказывания [там же, с. 23]. Согласно концепции В.М. Живова, «механизм пересчета создает возможность для особой языковой установки пишущих, когда их целью оказывается не максимальное сближение языка новых сочинений с языком корпуса основных текстов, а условное тождество этих языков по ряду формальных признаков» [там же, с. 32]. При подобной установке избирательным оказывается набор дифференциальных признаков, по которым осуществляется пересчет, а также интенсивность употребления этих признаков [там же]. Формирование гибридного регистра В.М. Живов связывает с летописной традицией. Несмотря на то что при создании летописного свода механизм ориентации на образцы играл важную роль, «не все укладывалось в общие места, и там, где языковые стереотипы не работали или где они требовали существенной адаптации, пишущему приходилось подыскивать нужные средства выражения», что обусловливало интерференцию книжных и некнижных языковых средств [Живов 1998, с. 225, 229]. Главным признаком гибридного регистра является широкая вариативность разных по происхождению элементов: черты живого языка проникают в книжные тексты и употребляются наряду с традиционно книжными формами.

Немаловажную роль в выборе языкового регистра имеет жанровая принадлежность текста. Об этом также писал В.М. Живов: «Непосредственным ориентиром для книжника и источником используемых им трафаретов (templates) оказывается не столько весь корпус прочитанной им литературы, сколько тексты того же «жанра», что и создаваемый им» [Живов 1996, с. 37-38; о роли жанровой преемственности см. Живов 1998, с. 223].

Житие принадлежит к числу «высоких» жанров, имеющих церковный, конфессиональный характер. В иерархии жанров, предложенной Н.И. Толстым для древнесербской письменности, агиографическая литература занимает третье место после конфессионально-литургической и конфессиональногимнографической. Это обусловливается высокой степенью сакральности текстов этого жанра, их функцией в церковном ритуале и книжным языком, который, по словам Н.И. Толстого, эволюционировал в наименьшей степени [Толстой 1988, с. 168-170]. Житийный жанр находится в непосредственной связи с основным корпусом текстов, что требует от писца употребления стандартной разновидности книжного языка.

С другой стороны, в поздний период можно наблюдать экспансию гибридного регистра на агиографическиетексты [Живов 1998, с. 231], ярким примером тому может служить житие Михаила Клопского в ранней „редакции. Основой для сближения языка летописей и языка житий было, по мнению В.М. Живова, то обстоятельство, что, как и летопись, житие представляло собой повествовательный текст. Возможно, и содержательное сходство сыграло определенную роль: летопись нередко служила источником информации для жития и наоборот, - «такое содержательное сближение создает достаточную почву для лингвистической преемственности» [там же].

3.2. Итак, одна из основных задач нашего исследования заключается в том, чтобы j) дать грамматическое описание^" исследуемых памятников и ^определить тип их языка^ а также на основании анализа всех текстов проследить, каким образом ^трансформируется сама норма к XVII в. и какова специфика восприятия нормы у севернорусских книжников.

Для решения этой задачи мы сопоставили материал наших текстов с языковыми фактами, отмечаемыми по памятникам более раннего времени, а также привлекли Грамматику М. Смотрицкого. Как известно, Грамматика М. Смотрицкого кодифицировала нормы церковнославянского языка XVI-XVII вв. Как предполагал В.Г. Сиромаха, система норм, предложенная Грамматикой 1648 года (т.е. вторым ее изданием - Ю.Ш.), рассматривалась книжниками XVII века как основополагающая, требующая четкого соблюдения [Сиромаха 1980, с. 21]. Противоположную точку зрения высказывала M.JI. Ремнева, полагая, что Грамматика М. Смотрицкого никак не могла быть нормативной для реальной языковой практики при создании книжных текстов^ [см. Ремнева 2001, Ремнева 1995].

Нельзя исключать „возможности того, что при составлении Грамматики учитывалась практика употребления книжных форм в текстах, М. Смотрицкий и его последователи, создавая грамматическое описание, могли привлекать языковой материал памятников. П.С. Кузнецов, в частности, подчеркивал, что Грамматика М. Смотрицкого отражает нормы не старославянского языка, а «позднейшего» церковнославянского, подвергшегося воздействию со стороны живого языка. Он полагал, что некоторые инновационные по отношению к исходной системе формы, которые кодифицировала Грамматика, возможно, «были свойственны и той русифицированной форме церковнославянского языка, которая являлась нормой тогдашней нашей книжной речи» [Кузнецов 1958, с. 34, 27-39]. Хотя часть новых форм, видимо, появилась в Грамматике в результате искусственной нормализации [см. Мечковская 1984, с. 81-84, 90; Ремнева 1995; Живов 1996, с. 47; Кузьминова, Ремнева 2000, с. 11].

В своем исследовании мы попытались показать, насколько материал наших памятников согласуется с системой норм Грамматики М. Смотрицкого. Для этого мы обратились к первой редакции Грамматики, изданной в Евю в 1619 г., так как некоторые наши тексты были созданы в начале XVII в., до выхода в свет второй редакции, поэтому нельзя исключать, что их авторы могли быть знакомы именно с первой редакцией Грамматики. Некоторые наиболее значимые положения Грамматики проверялись нами по всем трем редакциям - изданиям 1619 г. и 1648 г., а также по третьему изданию Грамматики, осуществленному в 1721 г. Ф. Поликарповым.

3.3. Не менее важным также представляется выявление специфически диалектных особенностей в текстах, наличие которых позволяет сделать вывод о происхождении памятника и о говоре его создателя.

4. Создание всех исследованных в данной работе житий относится к XVII в. В это время определенные изменения происходят в функционировании церковнославянского языка: с одной стороны, расширяется сфера его употребления (особенно со второй половины XVII в.), с другой стороны появляются новые варианты литературного языка, основанные на разговорной речи, изменяется характер взаимодействия книжного и некнижного языков [Успенский 2002, с. 477-478]. В XVII в. происходит переосмысление функций разных регистров книжного языка: так, стремление к понятности текстов, идея «простоты» языка обусловили обращение авторов к гибридному регистру при создании текстов «высоких» жанров, так как этот регистр воспринимался как более «простой» книжный язык по сравнению со стандартным церковнославянским [Живов 1996, с. 57-59].

5. Отметим, что нас интересовали в первую очередь наиболее ранние из известных редакции памятников - те тексты, которые не были подвергнуты серьезной редактуре как в литературном, так и в лингвистическом плане. Однако только Житие Никандра Псковского и рассмотренное в приложении Житие Симона Воломского исследованы нами по спискам XVII в. Остальные жития сохранились только в более поздних списках, в основном - в списках, датируемых XVIII в. Исключение составляет Житие Галактиона Вологодского, которое мы проанализировали по списку

РГБ XIX в. (собр. Ундольского, № 296) - единственному из доступных в Москве. Этот список был сверен нами со списком РНБ XVII в. (F. XVII. 16).

Безусловно, мы учитывали, что большинство житий исследовались нами по спискам, созданным позднее, чем сами тексты. Возможно, некоторые языковые особенности были привнесены в эти списки более поздними переписчиками. Тем не менее, мы думаем, что большинство употреблений в них являются показательными именно для XVII в. и языковые характеристики всех наших памятников воссоздают некую общую картину, которую, как кажется, можно связать именно с XVII в. Доказательством этого является сопоставление двух списков XVII и Х1Х вв. Жития Галактиона Вологодского (см. ниже).

Отметим также, что мы не ставили своей целью выполнить текстологическое исследование памятников. Нас интересовал каждый конкретный список, на основе анализа языковых особенностей отдельных списков (в основном наиболее ранних из сохранившихся списков каждого памятника) мы попытались выявить общие черты восприятия нормы севернорусскими книжниками XVII в.

Термин «автор», который используется при описании, достаточно условный: естественно, что абсолютно все употребления в списках вряд ли можно связать с начальным вариантом текста, под «автором» мы подразумеваем, скорее, создателя каждого конкретного списка, хотя, вероятно, большинство употреблений перенесены им из исходного текста и принадлежат собственно автору, или «сочинителю», жития. и

6.1. Анализируемые нами тексты весьманеоднородныкакв литературном, так и в языковом отношении. Ряд памятников создан с достаточно ощутимой ориентацией на традицию, на известные образцы данного жанра. Специфика севернорусской агиографии проявляется в них минимально: эти тексты имеют интересный, захватывающий сюжет, в них могут упоминаться отдельные бытовые подробности, риторические построения сведены до минимума. Все эти памятники имеют традиционную житийную композицию: жизнь святого излагается от рождения до смерти, за описанием торжественных похорон святого следуют рассказы о его посмертных чудесах.

К этому типу памятников можно отнести Житие Никандра Псковского, Житие Галактиона Вологодского и с некоторыми -оговорками Житие Арсения Новгородского. Исследованию этих текстов посвящена первая часть работы. Лингвистически они также относительно однородны: автор каждого из памятников старался соблюсти книжную грамматическую норму.

Первым в этой части работы рассматривается Житие Никандра Псковского, так как это единственный из наших памятников, исследуемый по рукописи XVII в.3 Далее следует глава, посвященная Житию Галактиона Вологодского. Этот памятник был исследован по списку XIX в., сверенному со списком XVII в. В конце первой части помещено Житие Арсения Новгородского (список XVIII в.): рассказы о посмертных чудесах в этом памятнике по языковым особенностям отличаются от всего предшествующего повествования и других текстов этой части работы.

3 По списку XVII в., самому раннему из известных, проанализирована также система форм прошедшего врмени в Житии Симона Воломского (см. Приложение).

6.2. Во второй части рассматриваются Житие Елеазара Анзерского и Повесть о житии Варлаама Керетского. Эти памятники не соответствуют требованиям житийного канона, причем каждый из них отличается от традиционного жития по-своему. В литературном отношении они не так однородны, как тексты, рассматриваемые в первой части. Главным критерием объединения их в общую часть стало то, что оба эти текста в значительной степени отходят от житийного канона и это отражается на их языке.

7. Каждому из памятников посвящена отдельная глава, поскольку, и автор, и время создания, и место создания этих произведений различаются.

7.1. Безусловно, не все аспекты морфологии одинаково показательны для определения типа языка памятника. Различия между церковнославянской книжной морфологической системой и системой живого языка наиболее очевидны в системе глагольных форм прошедшего времени [Хабургаев, Рюмина 1971, с. 67-68; Шевелева 1986, л. 2; Живов 1988, с. '55-56, 62; Живов 1995, с. 45]. А в именном склонении, видимо, не было столь четко обозначенных пунктов противопоставления книжного и некнижного языка: «Поскольку для церковнославянского именного словоизменения нет четко фиксированной нормы, восточнославянские диалектные процессы могут отражаться и в церковнославянских памятниках, не обязательно выходя за пределы книжной нормы» [Успенский 2002, с. 206]. Так как цель настоящего исследования не сводится только к определению типа языка, мы рассматриваем и именное склонение: в нем отмечаются интересные специфически диалектные употребления, кроме того, и в именном склонении существуют отдельные формы, показательные для характеристики восприятия нормы. То же можно сказать и о других аспектах морфологии.

7.2. Все памятники описаны по единой—схеме^. Согласно традиции грамматических описаний, сначала рассмотрены именное, адъективное и местоименное склонения. В таблицах приведены все известные флексии по типам склонения и статистика (а иногда и полностью словоформы, если их в данном пункте совсем мало). Естественно, что в а- и о-склонении рассматривается не только словоизменение существительных, но и кратких (именных) прилагательных и причастий (за исключением форм И. ед. и мн. м. и ср. рода действ, прич.). В раздел об адъективном склонении включены членные формы прилагательных, причастий и порядковых числительных. В этом же разделе формы косвенных падежей множественного числа не приводятся, так как они совпадают во всех текстах с соответствующими формами из CP ЛЯ и поэтому не показательны для нашего исследования.

В отдельных пунктах для удобного представления материала мы приводим несколько таблиц, так, например, для описания особенностей склонения на *д, *jo приводятся 3 таблицы: 2 - для отличающихся у муж. и ср. родов флексий прямых падежей, а в третьей даны общие для обоих родов флексии косвенных падежей.

В разделе «Глагол» помимо системы форм прошедшего времени как, безусловно, наиболее показательной для определения типа языка памятника рассматриваются также формы инфинитива, формы настоящего времени нетематических глаголов и некоторые формы тематических глаголов, аналитические формы будущего времени, а также причастия. В отдельных разделах обобщены факты по категории дв. числа и категории одушевленности. Наконец, в последнем разделе отмечены наиболее интересные черты синтаксиса.

После каждой из частей работы даются обобщающие выводы. В заключении подводятся итоги всего исследования.

Заключение диссертации по теме «Русский язык», Шведова, Юлия Владимировна

Выводы (часть II).

Итак, во второй части работы рассмотрены новаторское по форме автобиографическое ЖЕА и житие неканонизированного Варлаама Керетского, созданное на основе местной легенды. Оба эти памятника написаны гибридным языком, некнижных употреблений в этих текстах больше, чем в памятниках первой части. Правда, ЖЕА и ПоЖВК различаются характером установки их авторов: отдельные употребления в ЖЕА свидетельствуют о том, что его автор не ставил перед собой цели последовательно соблюсти нормы стандартного церковнославянского. В ПоЖВК, напротив, некнижные употребления появляются скорее в результате случайных ошибок, недостаточно хорошего знания грамматики стандартного языка и не являются следствием установки автора на гибридный язык.

В обоих этих памятниках чаще, чем в памятниках, рассмотренных в первой части работы, используется л-форма в нарративе, что характерно для гибридного регистра. При этом в синтаксисе ПоЖВК обнаруживается достаточно много черт книжного языка, чего нельзя сказать о ЖЕА, где преобладают конструкции, характерные для разговорной речи, которые, впрочем, отмечаются и в Повести.

В целом, можно сделать вывод, что жанровое своеобразие ЖЕА и ПоЖВК накладывает отпечаток на язык этих текстов, причем в более новаторском по форме ЖЕА употребляется больше по сравнению со всеми остальными нашими памятниками некнижных форм и конструкций.

Заключение.

1. Итак, в настоящей работе описаны морфологические и синтаксические особенности 5 севернорусских житий - ЖНП, ЖГВ, ЖАН, ЖЕА и ПоЖВК.

В первой части работы рассмотрены 3 текста - ЖНП, ЖГВ и ЖАН. Эти жития создавались с очевидной ориентацией на стандартный церковнославянский, но на фоне преобладающих маркированно книжных и нейтральных по признаку книжности употреблений в этих,текста^сотмечаются и формы из живой речи. Таким образом, язык ЖНП, ЖГВ и ЖАН имеет черты гибридности.

Во второй члсти описаны грамматические особенности ЖЕА и ПоЖВК, эти памятники отличаются от традиционных канонических житий. Язык ЖЕА может быть охарактеризован как гибридный, причем автор, видимо, и не имел установки соблюсти нормы стандартного языка. А ПоЖВК, хоть и является примером неканонического жития, по языковым особенностям близка памятникам первой части: ее автор явно пытался создать свой текст на стандартном церковнославянском; хотя процент некнижных употреблений здесь все-таки больше по сравнению с памятниками первой Часгц. Таким образом, обнаруживается, что жанровое своеобразие отражается на языке памятника: новаторское по форме ЖЕА написано гибридным языком; в ПоЖВК эта зависимость менее очевидна, хотя тоже представлена.

2. Настоящая работа еще раз демонстрирует, что не все языковые - факты одинаково показательны-для определения типа языка памятника. В именном, адъективном и местоименном склонениях разница между памятниками, проанализированными в первой и второй частях настоящего исследования, практически не ощутима. Напротив, система глагольных форм и в первую очередь формы прошедшего времени, а также синтаксические особенности достаточно ярко и однозначно характеризуют тип языка и установку автора. По этим параметрам различаются не только памятники, рассмотренные в разных частях, но и раздел чудес и собственно жизнеописательная часть в ЖАН и ЖГВ (по списку XVII в.). В этом смысле очень показателен раздел чудес в ЖАН, который написан гибридным языком, близким русскому: здесь используются преимущественно л-формы и конструкции, характерные для синтаксиса разговорной речи, при этом в других аспектах морфологии некнижных употреблений практически нет.

3. Необходимо отметить, что памятники, рассмотренные в первой части (и частично ПоЖВК), хотя и исследуются по спискам разного времени, воссоздают общую картину восприятия нормы книжниками XVII в. Они позволяют сделать определенные выводы о характеренормы-этого-периода (см. выводы по первой части). Целый ряд инновационных по отношению к исходной системе форм, отмечаемых в наших текстах, кодифицируется в Грамматике М. Смотрицкого. Это говорит о том, что Грамматика в определенной мере отражала сложившуюся к этому времени традицию. Вместе с тем, не исключено, что и книжники принимали во внимание предписания Грамматики.

4. В каждом из памятников, проанализированных в данной работе, отражаются характерные диалектные черты, подтверждающие их северо-западное (ЖНП, ЖАН, ЖЕА, ПоЖВК) и севернорусское (ЖГВ) происхождение:- - - .

Итак, все исследованные в работе памятники написаны гибридным или имеющим черты гибридности языком, при этом различается установка их создателей: большинство наших текстов создавались с ориентацией на стандартный церковнославянский; авторы ЖЕА и раздела чудес в ЖАН, напротив, следовать стандартным нормам, по всей видимости, не стремились. Но и тексты, которые создавались с ориентацией на стандартный язык, не совсем однородны: так, в ПоЖВК процент некнижных употреблений больше, чем в остальных житиях, что, вероятно, связано с уровнем владения автора книжной нормой. Т.е. гибридность поздних текстов ^ может быть обусловлена как установкой автора, так и уровнем владения автором книжной нормой. —"

Источники.

ЖНП - Житие Никандра Псковского по изд. Памятники древней письменности и искусства. Т. 157. СПб., 1904, с. 47-56.

ЖГВ - Житие Галактиона Вологодского по спискам: РНБ, F. XVII. 16 (XVII в.), лл. 682 об. -685 об. и РГБ, собр. Ундольского, №296,22 лл. ЖАН - Житие Арсения Новгородского по списку РГБ, ф. 299, № 374 (XVIII в.), лл. 192-211.

ЖЕА - Житие Елеазара Анзерского по изд. Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Кн.2. Л., 1989, с. 299-304.

ПоЖВК - Повесть о Житии Варлаама Керетского по изд. Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Кн.2. Л., 1989, с. 305-309.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Шведова, Юлия Владимировна, 2004 год

1. Акцентологический словарь Дыбо В.А., Замятина Г.И., Николаев С.Л. Основы славянской акцентологии. Словарь. М., 1993.

2. Амвросий 1811 Амвросий (Орнатский). История Российской иерархии. М.,1811.Т.З.

3. Амвросий 1812 Амвросий (Орнатский). История Российской иерархии. М.,1812. Т. 4.

4. Амвросий 1813 Амвросий (Орнатский). История Российской иерархии. М.,1813. Т. 5.

5. Амвросий 1815 Амвросий (Орнатский). История Российской иерархии. М., 1815. Т. 6.

6. Барсуков 1882 Барсуков Н.П. Источники русской агиографии. СПб., 1882. Борковский, Кузнецов 1965 - Борковский В.И., Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка. М, 1965.

7. Бромлей, Булатова Бромлей С.В., Булатова Л.Н. Очерки морфологии русских ' говоров. М., 1972.

8. Булаховский 1958 (1950) Булаховский Л.А. Исторический комментарий к • русскому литературному языку. Киев, 1958 (1950).

9. Буслаев 1959 Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. М, 1959.

10. Верюжский 1880 Верюжский И. Исторические сказания о жизни святых,подвизавшихся в Вологодской епархии. Вологда, 1880.

11. Вайан Вайан А. Руководство по старославянскому языку. М., 1952.

12. Власов 1988 Власов А.Н. Художественная функция «иконы» вагиографических сказаниях Великого Устюга и Сольвычегодска // Персонаж ипредметный мир в художественном произведении: Межвузовский сборникнаучных трудов. Сыктывкар, 1988, с. 4-22.

13. Гиппиус 1989 Гиппиус А.А. Система формальных признаков древнерусской > письменности как предмет лингвистического изучения // Вопросы языкознания. 1989, №2, с. 93-110.

14. Гиппиус 1993 Гиппиус А.А. Морфологические, лексические и синтаксические < факторы в склонении древнерусских членных прилагательных // Исследования по славянскому историческому языкознанию. Памяти проф. Г.А. Хабургаева. М., 1993, с. 66-84.

15. Горшкова, Хабургаев 1997 Горшкова К.В., Хабургаев Г.А. Историческая » грамматика русского языка. М., 1997.

16. Голубинский 1894 Голубинский Е. История канонизации святых в русской церкви. М., 1894.

17. Грамматика М. Смотрицкого Грамматики Лаврентия Зизания и Мелетия Смотрицкого. Составитель Е.А. Кузьминова. М., 2000.

18. ДАРЯ Диалектологический атлас русского языка (центральной Европейской части СССР). Вып. И. Морфология. М., 1986.

19. Дмитриев 1973 Дмитриев Л.А. Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII-XV1I вв. Л, 1973.

20. Дмитриев 1973а Дмитриев Л.А. Литературные судьбы жанра древнерусских житий: (Церковно-служебный канон и сюжетное повествование) // Славянские литературы: VII Международный съезд славистов/Доклады советской делегации, Варшава, 1973. М., 1973, с. 400-418.

21. Живов 1988 Живов В.М. Роль русского церковнославянского в истории славянских литературных языков // Актуальные проблемы славянского языкознания. М., 1988, с. 49-98.

22. Живов 2000 Живов В.М. О связности текста, синтаксических стратегиях и формировании русского литературного языка // Слово в тексте и в словаре: Сборник статей к семидесятилетию академика Ю.Д. Апресяна. М., 2000, с. 573. 581,

23. Живов, Успенский 1983 Живов В.М., Успенский Б.А. Выдающийся вклад в изучение русского языка XVII века // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. 1983, v. 28, p. 149-180.

24. Зализняк 1985 Зализняк A.A. От праславянской акцентуации к русской. М., 1985.

25. Зализняк 1988 Зализняк А.А. Древненовгородский диалект и проблема диалектного членения позднего праславянского языка // Славянскоеязыкознание: X Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1988, с. 164-177.

26. Зализняк 1995 Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 1995. Зверинский 1892 - Зверинский В.В. Материал для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской империи. Спб. 18901897. Ч. II. 1892.

27. Ключевский 1988 Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1988.

28. Крушельницкая 1996 Крушельницкая Е.В. Автобиографическое житие в древнерусской литературе. СПб., 1996.

29. Кузнецов 1953 Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка: Морфология. М., 1953.

30. Кузнецов 1958 Кузнецов П.С. У истоков русской грамматической мысли. М., 1958.

31. Кузнецов 1959 Кузнецов П.С. Очерки исторической морфологии русского языка. М, 1959.

32. Кузнецов 1961 Кузнецов П.С. Очерки по морфологии праславянского языка. М., 1961.

33. Кузьмина 1993 Кузьмина И.Б. Синтаксис русских говоров в лингвогеографическом аспекте. М., 1993.

34. Леонид 1893 Леонид, архимандрит. Системное описание славяно-российских рукописей графа А.С. Уварова в 4-х частях. Ч. 2. М., 1893. Лопарев 1914 - Лопарев Х.М. Греческие жития святых VIII и IX веков. Петроград, 1914.

35. Марков 1974 Марков В.М. Историческая грамматика русского языка. Именное склонение. М., 1974.

36. Мечковская 1984 Мечковская Н.Б. Ранние восточнославянские грамматики. Минск, 1984.

37. Мишина 1999 Мишина Е.А. Типы употребления презенса совершенного вида в восточнославянских памятниках XI-XV вв. Автореферат дис. канд. филолог, наук. М., 1999.

38. Вестник МГУ. Серия 9.1985, № 2, с. 20-32.

39. Некрасов 1870 Некрасов И. Зарождение национальной литературы в Северной » Руси. Одесса, 1870.

40. Никифоров 1952 Никифоров С.Д. Глагол, его категории и формы в русской письменности второй половины XVI века. М, 1952.

41. Обнорский 1953 Обнорский С.П. Очерки по морфологии русского глагола. М., 1953.

42. Обнорский 1960 Обнорский С.П. Избранные работы по русскому языку. М., 1960.

43. Падучева 1996 Падучева Е.В. Семантические исследования. М., 1996. '

44. ПЛДР Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Кн.2. JL, 1989. Плунгян 2000 - Плунгян А.В. Общая морфология. Введение в проблематику. • М., 2000.

45. Повести о житии Михаила Клопского. Подготовка текстов и вступительная статья JI.A. Дмитриева. М., JI., 1958.

46. Пожарицкая 1996 Пожарицкая С.К. Отражение эволюции древнерусского плюсквамперфекта в говорах севернорусского наречия Архангельской области // Общеславянский лингвистический атлас: Материалы и исследования 19931994 гг. М., 1996, с. 268-280.

47. Пожарицкая 1997 Пожарицкая С.К. Русская диалектология. М., 1997. Попова 1974 - Попова Т.В. Античная биография и византийская агиография // Античность и Византия. М., 1974, с. 218-266.

48. Потебня 1958 Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. 1-Й. М., 1958.

49. Протасьева 1970 Протасьева Т.Н. Описание рукописей синодального собрания (не вошедших в описание А.В. Горского и К.И. Невоструева). Ч. I (№№577-819). М., 1970

50. Русская диалектология 1964 Русская диалектология. Под ред. Р.И. Азанесоса и В.Г. Орловой. М., 1964.

51. Русская разговорная речь 1973 Русская разговорная речь. М., 1973. Севастьянова 2001 - Севастьянова С.К. Преподобный Елеазар, основатель Свято-Троицкого Анзерского скита. СПб., 2001.

52. Сергий 1876 Сергий, архимандрит (Спасский). Полный месяцеслов Востока. М., 1876. Т. 2.

53. Сиромаха 1980 Сиромаха В.Г. «Книжная справа» и вопросы нормализации книжно-литературного языка Московской Руси во второй половине XVII века (на материале склонения имен существительных). Автореферат дис. канд. филолог, наук. М., 1980.

54. Словарь XI-XIV вв. Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.). В 10-ти томах. М., 1988-2001 и след.

55. Словарь XI-XVII вв. Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1975-2003 и -след. (26 выпусков).

56. Словарь И.И. Срезневского Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. I-III. М., 1958.

57. СКиКДР, часть III Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. III (XVII в). Ч. III. Спб., 1998.

58. Смотрицкий 1619 Смотрицкий Мелетий. Грамматики славенски правилное синтагма. Евье, 1619.

59. Смотрицкий 1648 Грамматика. М., 1648.

60. Смотрицкий 1721 Грамматика. Издание Ф. Поликарпова. М., 1721. Соболевский 1907 - Соболевский А.И. Лекции по истории русского языка. М., 1907.

61. Старославянский словарь (по рукописям X-XI вв.). Под ред. Цейтлин P.M. и др. М., 1994.

62. Строев 1877 Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви. Спб., 1877.

63. Строев 1882 Строев П.М. Библиологический словарь и черновые к нему материалы. Спб., 1882.

64. Толстой 1988 Толстой Н.И. Отношение древнесербского книжного языка к ' старославянскому языку // Толстой Н.И. История и структура славянских литературных языков. М., 1988, с. 164-173.

65. Толстой 1988а Толстой Н.И. Взаимоотношение локальных типов ' древнеславянского литературного языка позднего периода (вторая половина XVI-XVII в.) // Там же, с. 52-87.

66. Успенский 1993 Успенский Б.А. «Давнопрошедшее» и «второй родительный» ' в русском языке // Исследования по славянскому историческому языкознанию. Памяти профессора Г.А. Хабургаева. М., 1993, с. 118-134.

67. Успенский 2002 Успенский Б.А. История русского литературного языка (XI- ' XVII вв.). М., 2002.

68. Хабургаев 1978 Хабургаев Г.А. Судьба вспомогательного глагола древних ' славянских аналитических форм в русском языке // Вестник Моск. Ун-та. Сер.

69. Филология. 1978. №4, с. 42-53. ■ -. .

70. Хабургаев 1986 Хабургаев Г.А. Старославянский язык. М., 1986.

71. Хабургаев 1990 Хабургаев. Г.А. Очерки исторической морфологии русского 'языка. Имена. М., 1990.

72. Хабургаев 1991 Хабургаев Г.А. Древнерусский и древнепольский глагол в сравнении со старославянским (К реконструкции праславянской системы претеритов) // Исследования по глаголу в славянских языках. История славянского глагола. МГУ, 1991, с. 42-54.

73. Хабургаев, Рюмина 1971 Хабургаев Г.А. Рюмина O.JI. Глагольные формы в языке художественной литературы Московской Руси XVII века (К вопросу о понятии «литературности» в предпетровскую эпоху) // Филологические науки. 1971. №4, с. 65-76.

74. Шахматов 1903 Шахматов А.А. Исследование о двинских грамотах. СПб., 1903.

75. Шахматов 1915 Шахматов А.А. Очерк древнейшего периода истории русского языка. Пг., 1915.

76. Шахматов 1957 Шахматов А.А. Историческая морфология русского языка. М., 1957.

77. Шевелева 1986 Шевелева М.Н. Состояние грамматической нормы употребления временных форм глагола в книжно-литературном языке Северовосточной и Северо-западной Руси XV-XVI вв. Дис. канд. филолог, наук. М, 1986.

78. Эккерт 1963 Основы на *и в праславянском языке // Ученые записки • Института славяноведения. Т. 27. М., 1963, с. 3-133.

79. Юрьева 2003 Юрьева И.С. Семантика сочетаний имамь, хочю (Х°Ч|И5)> л\огоу и ндчьноу (почьноу) в настоящем и прошедшем времени с инфинитивом (на материале Киевской летописи по Ипатьевскому списку). Курсовая работа. МГУ, 2003 г.

80. Язык русской агиографии С.А. Аверина, А.С. Гсрд, E.J1. Кузнецова и др. ' Язык русской агиографии XVI века: Опыт автоматического анализа. Ленинград, 1990.

81. Янин, Зализняк 1986 Янин B.JL, Зализняк А.А. Новгородские грамоты на ' бересте (из раскопок 1977-1983 гг.). М., 1986.

82. Янин, Зализняк 1993 Янин B.JL, Зализняк А.А. Новгородские грамоты на ' бересте (из раскопок 1984-1989 гг.). М., 1993.

83. Яхонтов 1881 Яхонтов И. Жития севернорусских подвижников Поморского края как исторический источник. Казань, 1881.1. Хранилища.

84. БАН Библиотека Академии наук в Санкт-Петербурге. ГИМ - Государственный исторический музей в Москве.

85. РГАДА- Российский государственный архив древних актов в Москве (ранее: ЦГАДА).

86. РГБ Российская государственная библиотека в Москве.

87. РНБ Российская национальная библиотека в Санкт-Петербурге (ранее: ГПБ).