Символические структуры политической легитимации тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 23.00.01, доктор политических наук Завершинский, Константин Федорович

• Завершинский, Константин Федорович
• доктор политических наук
• 2003

Оглавление диссертации доктор политических наук Завершинский, Константин Федорович

ВВЕДЕНИЕ.4

Глава первая. ЛЕГИТИМАЦИЯ В ПРОСТРАНСТВЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ.27

1.1 Социальная реальность политико-культурных феноменов: онтологические и эпистемологические проблемы интерпретации.29

1.2 Политическая реальность в концептуальном пространстве исследовательских стратегий «социального конструктивизма».49

1.3 Символические основания публичной власти.73

1.4 Политическая легитимация как символическое структурирование социального пространства.94

Глава вторая. КОНЦЕПТ ЛЕГИТИМНОСТЬ КАК СИМВОЛИЧЕСКОЕ

ОСНОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ.124

2.1 Политическая культура: проблема объема и содержания концептуального пространства.125

2.2 Методологические координаты научной концептуализации политической культуры.142

2.3 Специфика практики использования понятия легитимность в отечественном и зарубежном политологическом дискурсе.156

2.4 Семантические структуры концепта легитимность.169

Глава третья. КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА СТАНОВЛЕНИЯ СЕМАНТИЧЕСКИХ СТРУКТУР КОНЦЕПТА ЛЕГИТИМНОСТЬ.181

3.1 Исторический генезис семантического пространства политической легитимации: от мифического «эгалитаризма» к имперской теологии .182

3.2 Легитимация как практика разграничения полномочий между духовной и светской властью.202

3.3 Основные тенденции становления семантических структур концепта «легитимность» в Новое время.211

3.4 Структурные трансформации практик политической легитимации в условиях глобализации.222

3.5 Истоки и смысл специфики российских практик политической легитимации.243

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Символические структуры политической легитимации»

Актуальность темы исследования. Политическая легитимация является неотъемлемым атрибутом политического порядка и качественным индикатором цивилизованности практик политического целедостижения и выступает символическим основанием согласованного взаимодействия в публичных пространствах сложноорганизованного социума.

В социальном пространстве стран, ориентированных на практики распределения властного авторитета между многообразными общностями и государством, развитие сложного семантического комплекса, представленного первоначально в идентификационном дискурсе доверие, привело к становлению политического концепта легитимность. Понятие легитимность в современной политической науке и языке средств массовой информации содержательно интерпретирует процессы «обоснования», «оправдания» политического порядка и степень достигнутого в обществе «политического согласия». Многообразные легитимационные практики позволяют объединить жизненное пространство индивидов и их ассоциаций с институциональным политическим порядком, придавая ему субъективную значимость. В случае такой обоснованности политических взаимодействий публичные институты становятся частью личной рефлексии об окружающем, а политическая власть приобретает ресурс доверия. Символическое содержание этого концепта и сопутствующие ему когнитивные модели можно рассматривать своего рода «семантической константной» политической культуры современных демократий, несмотря на постоянные публичные дискуссии о кризисе политических структур и традиционных практик политической солидарности. Концепт легитимность «сплавляет» в семантическую целостность смысловое содержание многообразных мифических, теологических, философских, моральных, юридических и политических дискурсов, пересекавшихся на протяжении веков в знаково-символическом пространстве европейских народов. При разрушении когнитивно-оценочных структур и их символических репрезентаций подобной «константы» как политический, так и социальный порядок в целом утрачивает устойчивость.

В связи с этим исследование влияния символических структур концепта легитимность на динамику политических институтов - одно из перспективных и динамично развивающихся направлений современной политической науки. Фактически во всех значимых работах последнего десятилетия, выполненных в рамках предметного поля политической философии, политологии и социологии политики так или иначе затрагивается вопрос о роли символических ресурсов в политической институционализации. Научная концептуализация феномена политической легитимации обычно сопровождается отсылкой к таким терминам, как «доверие в политике», "политическая культура", "политическая идентификация", "политическая солидарность", "политические ценности", «символы власти».

Актуализация исследовательского интереса к феномену политической легитимации обычно связана с падением инструментальной эффективности политических институтов традиционно отвечавших за реализацию функций целедостижения и неудачами институциональных инноваций в процессе политического реформирования. В этом плане показательна ситуация в западной политической науке, где внимание к указанной проблематике в значительной степени обусловлено острыми противоречиями, с которыми сталкиваются современные демократии при реализации принципов "гражданской легитимации". Фрагментация и деформация базовых структур либеральной идеологии и институтов, вследствие резкого возрастания культурного, этнического и религиозного многообразия, эрозии традиционных форм гражданской идентификации, обуславливает актуальность исследования культурных источников публичной солидарности. Теоретическая и практическая значимость изучения символических ресурсов политических процессов напрямую связана также с очевидными проблемами демократической институционализации в посткоммунистических обществах. Становление формальных демократических институтов и гражданской идентичности в этих странах сопровождается стремлением обеспечить социальную солидарность посредством символизации когнитивных схем, базирующихся на безусловности авторитета политических элит.

Значимость исследования символических структур политической легитимации представляется особенно очевидной в связи с проблемами становления новых для России институтов публичной власти и потребностью в теоретическом осмыслении причин малой эффективности заимствованных институциональных форм в обеспечении социальной интеграции и политического целедостижения. Несмотря на присутствие в отечественных исследованиях политологического, социологического и философского плана отсылок к таким понятиям, как «легитимность политической власти», «легитимация политического порядка», «политическое доверие», «политическая солидарность», «гражданское согласие», наличие их в публичной лексике российской общественности не свидетельствует о существенном росте эффективности новых институциональных правил в разрешении социальных конфликтов. Официальные либеральные институциональные изменения в России и странах бывшего СССР нередко сопровождаются этнополитическими конфликтами и социально-экономическим спадом, не вписываясь в традиционные модели демократизации или классические концепции гражданско-правовой легитимации политического порядка.

Противоречивость в дебаты о практиках легитимации в российском обществе привносит также то, что в современных зарубежных исследованиях активно обсуждаются проблемы кризиса либеральных моделей гражданской культуры и идентификации в условиях нарастающей «мультикультуральности» западных сообществ и появления новых центров публичной власти под воздействием становления структур «глобального сообщества». Этот аспект социально-политической динамики современного мира постепенно приобретает все большую значимость и для российского общества, актуализируя процесс обретения устойчивой политической идентичности в условиях нарастающей глобализации (при всей дискуссионности вопроса о степени интеграции России в глобальные сетевые структуры). Наиболее актуальна эта проблема для тех российских регионов и столичных центров, которые непосредственно соприкасаются с силовыми линиями растущей взаимозависимости обществ, когда кризис постсоветских политических идентичностей постоянно усиливается рисками глобализации. Не сконструировав устойчивых символических объектов групповой идентификации, постсоветское политическое пространство подвергается культурной эрозии и дефрагментации под влиянием новых сетевых структур.

Социальная значимость исследования символических структур политической легитимации актуализирует поиск и использование новых исследовательских подходов в интерпретации этого феномена. Очевидно, что в условиях эпистемологического плюрализма второй половины XX столетия речь не может идти о конструировании неких универсальных моделей политико-культурной реальности и, соответственно, политической легитимации. Потребность существует скорее в разработке междисциплинарных когнитивных моделей политической культуры и политической легитимации, без которых невозможен продуктивный методологический плюрализм в исследованиях политологического плана. К тому же разработка междисциплинарных когнитивных моделей политико-культурной реальности - это не только насущная, но и вполне реальная исследовательская задача с учетом интенсивности изучения феномена политической культуры и ее символических структур в последние десятилетия.

Вместе с тем решение этой актуальной методологической проблемы, несмотря на констатируемый рядом исследователей достигнутый уровень творческого плюрализма подходов, часто обнаруживает не столько междисциплинарность или эвристическую комплементарность, сколько отсутствие смысловых оснований под существующими практиками научной концептуализации политико-культурных явлений. Это проявляется в многообразных, нередко взаимоисключающих, трактовках политической легитимности и политической культуры. Причем, фиксируемый исследователями естественный для научной динамики конфликт интерпретаций на поверку часто оказывается не столько свидетельством творческого плюрализма, сколько симптомом отсутствия смысловых оснований исследования политико-культурных феноменов.

В этом отношении скептицизм ряда ученых, отмечающих тавтологичность содержания понятий «легитимность», «политическая культура», «символы власти» по отношению к уже имеющимся терминам политической науки, неспособность многообразных моделей политико-культурной реальности аргументировано объяснить специфику и источники динамики конкретных политических институтов, имеет основания. Декларирование многообразных подходов к изучению политико-культурных феноменов в стремлении отыскать наиболее эвристичный часто обретает характер умножения методологических приемов и полученных результатов, слабо связанных между собой. В связи с этим попытка «вынесения за скобки» проблемы основания онтологического и гносеологического конструктивизма в осмыслении такого рода феноменов, и как следствие - отсутствие установки на динамичность и диалогичность научных парадигм, порождает малопродуктивную методологическую эклектику. Несомненно, что политико-культурные феномены - сложный, комплексный объект исследования и различные науки вправе претендовать на свою предметную область и, соответственно, специфическую онтологию и методологию исследования. Однако очевидные противоречия в интерпретации полученных результатов, взаимоисключающие выводы о состоянии политической культуры и уровне политической легитимации при возрастании интенсивности исследований и использования понятий политическая культура, легитимность политической власти, символы господства и т.п. не ведет к значимым прорывам в исследования феноменов, обозначаемых этими терминами. Изучение политической легитимации необходимо предполагает поиск семантических оснований для методологической комплементарности в политико-культурных исследованиях с присущей ей ориентацией на «социологический синтез» и компаративистику.

Несмотря на кажущееся многообразие подходов к исследованию влияния «символического капитала» на политическую институционализацию, аксиоматика большинства работ, как справедливо отмечает ряд авторов, по сей день тяготеет к двум эпистемологическим "полюсам" - к продуцированию либо номотетического, либо идеографического знания. В первом случае раскрытие специфики такого влияния сводится к поиску универсалистских схем, к выстраиванию иерархии социально-политических ценностей и принципов, лежащих в основании политических институтов; во втором - к феноменологическим объяснениям институциональной динамики, опирающимся на частные психологические конструкции или социологические модели рационального выбора. Но при любом варианте в подобных интерпретациях ощущается "дефицит" опыта соотнесения универсального характера "символического кодирования" с конкретным его описанием. Эпистемологический редукционизм субстанционалистского плана "затеняет" сложную динамику "конвертации" символического капитала в политическое пространство.

Подобные теоретические инверсии еще более характерны для российского обществоведения, особенно тех его сегментов, которые опираются на аксиологические интенции русской философии и социологии конца XIX - первой половины XX столетия. "Подкрепленное" советским и постсоветским исследовательскими стереотипами "культурно-идеологической миссии" российской интеллигенции, такое теоретизирование нередко выливается в откровенное мифотворчество теологического и трансценденталистского толка. Оно сопровождается поиском "универсальных" символических схем "одухотворения" политической действительности, стимулируя сохранение маргинальных идеологических дискурсов. Односторонними выглядят и предлагаемые отечественной эмпирической политологией трактовки роли символических ресурсов политики, зачастую опирающиеся на произвольные обобщения локальных легитимационных практик и акцентирующие внимание преимущественно на технологической, манипулятивной стороне их использования.

Симптоматично, что в публичной лексике России смысловое содержание таких понятий как легитимность власти, гражданское общество, правовое государство, особенно на уровне повседневной дискурсивности, продолжает оставаться семантически «ненасыщенным». Оно соотносится преимущественно с пространством бюрократической, формальной кодификации и противоречиво сочетается с практиками демократических институциональных инноваций и гражданской легитимации. Многочисленные научные центры и фонды, занятые разработкой проблем гражданского общества и «идеологий гражданского согласия», концентрируют свой познавательный интерес преимущественно на ценностно-нормативных или организационных моделях «должной» для России гражданской идентичности и культуры. Такая исследовательская установка существенно обедняет трактовку содержания аксиоматики правовой, гражданской легитимации, характерную для западной политической философии, социологии и политической науки. Интеллектуальным продуктом таких обсуждений часто является констатация таких тривиальностей, что задачей гражданских ассоциаций является снятие напряженности между публичным и частным, государством и обществом, а «идея» и «ценности» гражданского общества являются выражением коллективной солидарности, предполагающей договорные основания и известную автономию индивидов. Перспективы становления подобного рода гражданской идентичности и соответствующих ей символических структур в России, вне зависимости от того какая западная традиция интерпретации гражданского состояния представляется более универсальной, как правило, видится весьма проблематичной. Констатация «аномалий» при соотнесении западного опыта конституирования гражданских сообществ с российским стимулирует сторонников «национальной уникальности» к поиску «самобытных» форм политической идентичности и легитимации. Скептицизм по отношению к западноевропейским институциональным нормам гражданского согласия аргументируется при этом все теми же отсылками к проблемам становления гражданских институтов в постсоциалистических странах, где попытки перехода к гражданской идентификации, особенно на обыденном уровне, также нередко порождают реставрацию архаичных форма политической идентификации.

В этих обстоятельствах особое значение приобретает не столько конструирование очередных «универсальных» моделей или дескриптивных методик анализа политической легитимации, сколько выявление и артикуляция семантического пространства концепта «легитимность», базовых когнитивно-оценочных схем, лежащих в основании символических практик обоснования публичного авторитета, влияющих на характер и динамику политической институционализации и научной концептуализации. В связи с этим, перспективной методологических стратегий изучения политической легитимации выступает политический дискурс-анализ. Подобный способ семиотического познания ориентирован на смысловой анализ политики посредством выявления когнитивных схем политических процессов, так как дискурсивность по своей сути - явление когнитивное, т.е. имеющее дело с передачей, оперированием, созданием новых знаний и их смысловой оформленностью. Дискурсивность означает включенность политической практики в общий смысловой контекст, что позволяет обеспечить последовательное сочленение единичных смысловых элементов и придать им смысловую целостность вне зависимости от естественной вариативности поведения отдельных акторов. Дискурс тем самым является средством упорядочения политической реальности, превращая политику в общение, коммуникацию, своего рода «язык» целедостижения (М.В.Ильин).

В контексте подобных установок феномены, номинируемые в современном языке словами «политическая культура», при всей вариативности трактовок их содержания, в сущности, есть многообразные знания о практиках коллективного целедостижения, разделяемые достаточно значительным числом членов того или иного социума. В соответствии с обозначенной онтологией и гносеологией исследования социокультурных феноменов содержание политической культуры составляет символический способ интеграции политического пространства и общества в целом, увеличивающий степень взаимной ответственности участников процесса целедостижения. "Генерализирующий" код политической легитимации (взаимосвязанная целостность символических схем целедостижения, обеспечивающая взаимосогласование более частных) является символическим ядром политической культуры любого общества. Структурно его можно представить, как динамическую целостность габитусных, нормативно-процедурных и ценностных когнитивных схем. Индивиды, усваивая и приспосабливаясь к этим символическим структурам, совмещая их с имеющимися, конструируют индивидуальные и групповые политические идентичности. Политические идентичности и их символические проекции выступают источником формирования групповых общностей и политических институтов, символически очерчивая их границы. Процесс легитимации, групповой идентификации и институционализации составляют основу динамики политической культуры - кризисов легитимации политических институтов, их преодоления или углубления, ведущего к разрушению политических институтов и социума в целом. Понятие легитимность в данном случае приобретает не столько смысл «узаконивания» отношений господства, сколько наличия некого «общего горизонта смысла» публичного целедостижения, служащего точкой отсчета для социальных акторов в ходе их действий, что собственно отчетливо фиксируют концептуальные базы «новых социологий». Таким образом - дискурс политической легитимации и, соответственно, концепт легитимности можно рассматривать смысловым фокусом анализа для всех политико-культурных феноменов в целом и гражданской культуры в частности, а изучение его символических структур своего рода ключом к решению проблем интерпретации практик политической культуры и их культурно-исторической специфики.

Степень разработанности проблемы. Исследование символической природы политической легитимации опирается на достаточно длительную традицию, коренящуюся в интеллектуальных практиках философской рефлексии по поводу идеально-нормативных оснований политики. В этом контексте правомерно апеллировать к идеям античных и средневековых философов, а также представителей европейской и североамериканской философии политики и социологии XVII-XIX века как важнейшем источнике, отражающем процесс становления дискурсивного пространства политической легитимации (Аристотель, Августин Блаженный, Ф.Аквинский, А.Данте, Н.Макиавелли, И. Г. Гердер, Т.Гоббс, Д. Локк, М.Лютер, Ж.-Ж. Руссо, И.Кант, Д.Мэдисон, А Ф.Гизо, А. де Токвиль, Э. Дюркгейм, В.Парето и др.)

В то же время терминологический инструментарий исследования символических структур собственно политической легитимации складывается преимущественно в XX столетии. Первые целостные научные концептуализации феномена легитимации в связи с политическими практиками впервые предприняли в своих работах М.Вебер и такие теоретики коммуникативной природы политической власти, как Т.Парсонс, Х.Арендт, Ю.Хабермас, чьи методологические посылки стали основанием большинства работ, где затрагивается проблематика политической легитимации. По сей день основной корпус теоретических работ политологического плана, в которых анализируются проблемы политической легитимации, так или иначе, связан с интерпретацией, углублением или критической переработкой творческих интенций М.Вебера на этот счет. В этом методологическом ключе выполнены исследования таких авторов, как Д.Истон, Д.Битем, С.Липсет, У.Блюм, М.Дюверже, Ч.Миллс, У.Розенбаум, Л. Пай, Д.Хелд, КЛсперс и др. В русле подобной методологической стратегии выполнены работы российских политологов, социологов, философов (Т.А.Алексеева, В.А.Ачкасов,

A.В.Гуторов, Ю.Давыдов, А. А. Дягтерев, М.Н.Грачев, С.М.Елисеев,

B.М.Зубок, Б.А.Камкия, Б.Г.Капустин, С.А.Ланцов, В.П.Макаренко, В.Рукавишников, Е.Я. Сергеева, В.Ю. Сморгунова, В.П.Пугачев, О.Ф.Шабров, Е.Б.Шестопал, Р.П.Шпакова и др.) Несмотря на несомненные достижения в плане теоретического обоснования множественности источников легитимации и типологий легитимной поддержки подобные исследования оставляют множество методологических лакун, связанных с ответом на вопрос о семантических структурах легитимационных практик, способах их влияния на институциональную динамику. В реалиях России, где только лишь происходит становление политической науки и многомерного пространства социальных исследований, эта проблематика в большей степени, чем в зарубежных исследованиях, предметно не тематизирована. Хотя термин легитимность уже достаточно широко используется в лексике отечественных научных исследований, спецификация его содержания остается сложной проблемой, еще и потому, что репрезентируемый им феномен многомерен, а его дискурсивное пространство оформлялось на пересечении множества социальных пространств и практик научной концептуализации. При этом достаточно очевидно, что можно говорить лишь о начальном этапе предметного исследования легитимации в русле политической науки: статьи, главы в монографиях и тем более специальные работы, где феномен политической легитимации выступает предметом специального рассмотрения - немногочисленны.

Проблематика политической легитимации и, в частности аспекты ее символической составляющей, присутствует также в контексте дебатов о политической культуре, даже если она терминологически оформляется в понятиях «символы власти», «политический менталитет», «политическая мифология», «политические верования и символы», «доверие в политике» и т.п. или в связи с исследованием политических коммуникаций. Не умаляя роль, которую сыграли классические труды в области политико-культурных исследований и политической легитимации таких авторов, как Г.Алмонд, С.Верба, Д.Истон, Л.Пай, Р.Даль,наибольших научный интерес для предмета настоящей диссертации представили работы А.Вильдавски, К.Гиртца, М.Дуглас, Кертзера, Д.Ловелла Р.Такера, М.Томпсона, М.Эдельман, ориентирующие на раскрытие роли символических практик и их структур в обосновании политического порядка и активности политических акторов. Акценты на символической, коммуникативной стороне политико-культурных феноменов и их легитимизирующей роли представлены в работах таких отечественных исследователей, как А.С.Ахиезер, Э. Баталов, И.Н.Барыгин, Л.Бляхер, О.Гатман-Голутвинова, И.Б.Градинар, А.В.Дука, Н.Н.Крадин, М.М.Назаров, В.Д.Нечаев, Г.В.Голосов, К.Е. Коктыш, Ю.С.Пивоваров, В.А.Попов, С.П. Поцелуев, В.Рукавишников, А.И.Соловьев и др.

Для изучения символических структур, выявления их генезиса и динамики значимы работы, выполненные в русле неоинституционального подхода: Д. Норт, Р.Патнем, Р.Либерман, В.Меркель, А.Круассан, В.М.Сергеев, ВЛ.Гельман и др., позволяющие расширить горизонты исследования "символической обоснованности" динамики формальных и неформальных институтов, вывести его за рамки обсуждения абстрактных принципов легитимации или мифически-манипулятивной природы "политических верований". Для изучения символических структур, выявления их генезиса и динамики значимы работы, выполненные в русле неоинституционального подхода. Сторонники данного подхода объясняют влияние в политике различного рода "символов", "верований" и иных культурных факторов возможностью их воплощения в неформальных и формальных политических институтах и организациях. Институционализация рассматривается в контексте подобной стратегии, как процесс образования специфического набора легитимных социальных норм («социального капитала») и правил (функциональных кодов), задающих контекст человеческого существования и взаимодействия. Неоинституциональный "прорыв" в социологии и политической науке придал новый импульс начавшемуся еще несколько десятилетий назад изучению форм солидарности, социальной идентичности, гражданского доверия и их воздействия на трансформацию политических институтов в работах таких авторов,как Р.Инглхарт, А.Селигмен, Ф.Фукуяма, С.Хантингтон.

Особо значимы в методологическом плане для разработки перспективных аналитических инструментариев исследования символических структур политической легитимации работы, выполненные в русле так называемых «новых социологий». Несмотря на различия в исходных методологических посылках стратегий неофункционализма (Н.Луман) и разновидностей «социального конструктивизма» (П.Бурдье, Э.Гидденс, П.Бергер, Т.Лукман, Ю.Качанов), их объединяет понимание культуры,как социального запаса знаний, символов, а процесса легитимации -структурирования, упорядочивания системы символов, позволяющего обосновывать идентичность и солидарность сообществ. Они позволяют вывести на новый уровень исследования символической и коммуникативной природы публичной власти, обозначенные ранее такими учеными, как Э.Кассирер, Х.Аренд, Т.Парсонс, Ю. Хабермас, Ш.Эйзенштадт.

В контексте подобных исследований методологическим ключом к изучению символических структур легитимации является — исследование семантических структур и их когнитивных схем. Перспективным направлением в исследовании когнитивных схем политической выступает дискурс-анализа, а в рамках его методология концепт-анализа, основанная на выявлении семантических и когнитивных схем базовых социальных и политических концептов, лежащих в основании политических дискурсов -Э.Бенвенист, Р.Козеллек, Д.Покок, Кв.Скиннер и исследования символических структур, выполненные в рамках исторической антропологии — Я.Ассман, М.Блок, Н.Элиас, П. Берк, Э.Канторович, Ж. Jle Гофф, Л.Февр, М.Фуко и др., а также исследования о взаимовлиянии культуры, когнитивно-метафорических схем и семантических универсалий (Г.Лакофф, А.Вежбицкая).

Среди работ отечественных авторов по специфике методологии концепт-анализа культурных и политических концептов следует отметить исследования Ю.С.Степанова (о «базовых концептах» или «константах культуры»), М.В.Ильина (о понятийных комплексах, возникающих на основе фундаментальных когнитивно-метафорических схем). Содержательный материал для анализа семантики социальных концептов, характерных для культуры России представлен в работах И.Н.Данилевского, В.В.Колесова, А.Л.Юрганова, В.Н. Топорова. Собственно дискурс-анализу и концептному анализу политической действительности и методологии подобного рода исследований посвящены работы таких отечественных авторов, как М.В.Ильин, Н.И.Бирюков, Л.Бляхер, В.Г.Ледяев, А.Казанцев, М.В.Черников, Н.Печерская, П.Паршин, В.М.Сергеев, В.Цымбурский и др. Несмотря на то, что школа политического концепт-анализа в России только складывается,уже можно говорить о становлении нескольких взаимодополняющих методологических стратегиях концептуального анализа языка политики: контекстный анализ исследование исторической среды и семантического поля понятий (связанный с ним этимологический анализ), выявление и рассмотрение конкретных метафорических конструкций и когнитивная реконструкция иерархических структур смысла.

Таким образом, накоплен определенный опыт изучения символических структур политической легитимации и сопряженных феноменов. В то же время очевидна потребность в эвристической методологии и необходимость ее разработки применительно к этой предметной области для комплексного исследования феномена политической легитимации, значимость которого возрастает в условиях все усложняющейся динамики социально-политических процессов.

Цели и задачи исследования. Цель диссертационного исследования состоит в выявлении и артикуляции когнитивных схем концепта легитимность как теоретического основания для разработки комплементарных методологических стратегий и моделей исследования политической культуры. Достижение поставленной цели открывает перспективы целостного анализа семантических структур и их символических репрезентаций в политическом процессе.

Общая целевая установка реализуется через решение ряда взаимосвязанных задач:

- проанализировать онтологический и эпистемологический потенциал существующих стратегий исследования политико-культурных феноменов;

- установить перспективы использования исследовательских стратегий «социального конструктивизма» для изучения символических структур публичной власти и их легитимирующего значения;

- обосновать концепт легитимность как семантическое ядро дискурса политической культуры;

- раскрыть перспективы использования стратегии дискурс-анализа и концепт-анализа для изучения политической культуры и практик легитимации;

- выявить базовую когнитивную схему политической легитимации;

- проследить культурно-исторический генезис семантических структур концепта легитимность;

- проанализировать основные тенденции динамики становления семантических структур политической легитимации в условиях глобализации;

- исследовать специфику генезиса базовых символических структур российского концепта политической легитимации.

В соответствие с поставленной целью и задачами объектом исследования выступает политическая легитимация в качестве структурообразующего основания пространства политической культуры. Предмет исследования — базовые символические структуры политической легитимации и их влияние на характер практик распределения публичной власти.

Методологическая основа исследования. Методологической основой исследования символических структур политической легитимации в диссертационной работе выступает концепт-анализ как одно из направлений дискурс-анализа. Эта исследовательская стратегия основана на выявлении когнитивных схем базовых политических концептов, составляющих содержание того или иного дискурса, посредством изучения исторической эволюции их семантического поля. Дискурс-анализ способствует созданию общей когнитивной карты того или иного политического дискурса и позволяет прояснить общую логику взаимосвязи когнитивных моделей и политических институтов, как системы правил, ограничивающих человеческое поведение в процессе достижения общественно значимых целей. Становление и развитие политических концептов и, соответственно, дискурсов рассматривается, как сложная динамика перехода от исходных когнитивно-метафорических схем через их "смысловое фокусирование" в процессе вербализации в когнитивные таксономии.

Методология концепт-анализа в настоящем исследовании дополняется современными методологиями социологического и политологического анализа морфологических особенностей и эволюции политических институтов, стратегией социального конструктивизма, неоинституционализма и неофункционализма. Базовую когнитивную схему концептуально оформившегося дискурса можно рассматривать своего рода медийным кодом, то есть семантической структурой, обуславливающей упорядочивание других смысловых элементов. Наиважнейшие коды социума образуются с помощью языка, который выполняет функцию символического кода, посредством символизации возникающих когнитивных схем. Именно в процессе их символизации происходит трансформация слов в концепты, а их когнитивных схем в медийные коды.

Научная новизна исследования. В работе впервые обоснованы методологические основания комплементарного исследования политической легитимации и выявлены базовые семантические структуры концепта легитимность.

Научная новизна конкретизирована в следующих результатах:

- выявлены эпистемологические ограничения исследовательских стратегий политико-культурных явлений, обусловленные онтологическим и гносеологическим редукционизмом, проявляющимся в дуалистических схемах интерпретации взаимосвязи политики и культуры;

- проанализированы эвристические возможности методологических установок социального конструктивизма, неоинституционализма и коммуникативных стратегий для изучения символических структур публичной власти, позволяющих репрезентировать политическую действительность, как пространство реализации потребности людей в совместной жизни, реализуемой посредством конструирования символических средства всеобщей связи;

- обоснованна значимость дискурс-анализа и концепт-анализа для изучения политической культуры как семантического основания для более частных исследований в этой предметной сфере. Изучение в процессе дискурс-анализа смыслосодержания символических кодов политической коммуникации позволяет вскрыть механизм трансформации слов в концепты, а их когнитивных схем в медийные коды, лежащие в основании динамики практик политической легитимации;

- показано на основе анализа практик семантического использования понятия легитимность и его смысловых аналогов, что концепт легитимность можно рассматривать в качестве дискурсивного основания политико-культурных явлений;

- выявлена базовая смысловая схема концепта легитимность, представленная структурно соподчиненными «осями» «веры» и «доверия» и многокачественность его когнитивного содержания (ценностного, нормативно-процедурного, габитусного);

- рассмотрен генезис семантических структур концепта легитимность и влияние специфики структурирования его когнитивных схем на процессы распределения публичного авторитета. Становление структур происходит в процессе семантического расширения понятия "доверие" до понятия "вера" с последующим смысловым фокусированием этих понятий в дискурсе политической легитимации;

- проанализирована роль политической составляющей в процессе глобализации и ее неоднозначное влияние на динамику символических структур политической легитимации, проявляющееся в активизации дискурса «всемирно-гражданского целого» и дискурса мультикультурализма; прослежена культурно-историческая специфика генезиса символических практик политической легитимации в пространстве России, проявившаяся в доминировании семантических структур одностороннего «доверия» и безусловной «веры» в практиках политической коммуникации.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертации, разработанные в ней методологические подходы и полученные результаты, способствуют разработке перспективных исследовательских стратегий дальнейших исследований политико-культурных феноменов как в рамках политической науки, так и политической философии, социологии культуры и политической антропологии. Работа вводит в научный оборот еще сравнительно малоиспользуемые в отечественной политической науке и теории культуры положения и концепции зарубежных авторов.

Материалы диссертации могут быть использованы в общих и специальных курсах по проблематике политической науки, политической философии и исторической антропологии, теории культуры, при составлении и написании учебных пособий, программ и методических разработок по соответствующим разделам этих курсов. Материалы также нацеливают на более интенсивное использование конструктивистских и семиологических методов в социальных исследованиях эмпирического плана.

Апробация работы. По проблематике диссертационного исследования с 1993 года читались и читаются лекции и спецкурсы, проводятся семинарские занятия на философском факультете Новгородского государственного университета и на кафедре социально-гуманитарных наук филиала Северо-Западной Академии Государственной службы в г. Великий Новгород. Материалы и выводы диссертации нашли отражение в монографии, опубликованной в 2002 году, в статьях в журналах (в том числе в журнале «ПОЛИС»), в коллективных монографиях и сборниках научных работ, изданных в Великом Новгороде, Москве и Санкт-Петербурге. По материалам диссертации были представлены доклады и сообщения на следующих международных, всероссийских и региональных конгрессах, конференциях, научных семинарах: Всероссийская научная конференция к 60-летию философского факультета СПбГУ «Философия 20 века: школы и концепции». 23-26 ноября 2000 г., С-Петербург. Доклад: «Социальная реальность» политической культуры»; Научные семинары в рамках исследовательского проекта «Виртуальные мастерские в общественных науках (МОНФ, ПОЛИС)» (18-21 июня и 2-5 ноября 2000 г, Москва). Доклад: Легитимность: генезис, становление и развитие концепта; Всероссийский научно-общественный форум «Формирование гражданского общества как национальная идея России 21 века». 14-16 декабря 2000, С-Петербург. Доклад: Модель гражданского общества России в контексте социокультурного плюрализма; Конференция представителей региональных отделений Российской Ассоциации политических наук (9-10 февраля 2001, Москва). Доклад в рамках научной сессии конференции («Развитие методологии, научного аппарата и языка российской политической науки»): «Концепт легитимности как дискурсивная основа анализа политической культуры»; Международная конференция: ответственность Интеллектуала:

Искусство, Идеология. Память в 20 веке, 21-23 сентября 2001, С-Петербург. Доклад: «Социальное пространство политической корректности российского интеллектуала»; Всероссийская научная конференция: Бренное и вечное: Экология человека в современном мире, 23-24 октября 2001 года, Великий Новгород. Доклад: «Когнитивные структуры социокультурного поля»; 2-я международной Конференции: «Россия: тенденция и перспективы развития», 13-14 декабря 2001, Москва. Доклад: Эпистемологические ресурсы постструктуралистской методологии в исследовании политико-культурной реальности России; Международная конференция: «Консерватизм и либерализм: внешнеполитический и внутриполитический аспекты», 15 февраля 2002 г. Санкт-Петербург. Доклад: Специфика когнитивно-оценочных структур политического либерализма; Второй общероссийский форум «Гражданское общество в России как демократический проект», 21-23 февраля, 2002 г., Санкт-Петербург. Доклад: Политическая наука как ресурс гражданского общества; Научные семинары участников Виртуальной Мастерской «Политическая философия» и «Методология политических исследований» в рамках проекта НП «Полис»- «Развитие центров и школ политической науки и образования». 5-8 апреля, 28 июня 2002 г. (Москва) -«Политическая легитимность как предмет политической философии», «Легитимационные коды институциональной динамики»; Всероссийская научная конференция «Вера как ценность», 25-25 июня 2002 г. Великий Новгород. Доклад: Вера в политике: опыт структурно-семантической реконструкции; Международная конференция: «Проблемы идентичности: человек и общество на пороге третьего тысячелетия». 4-6 июля 2002 г. (Великий Новгород, РОО «Кеннан»). Доклад: Когнитивно-оценочные структуры политической идентичности; Международный Либеральный стол Фонда Фридриха Наумана: «Либерализм: шанс для России?». 12 сентября 2002 г.,

Великий Новгород. Доклад: Гражданское общество в России: проблемы концептуализации и институционализации; Всероссийская научная конференция «Бренное и вечное: Динамика ценностей культуры в российском государстве, в общественной и частной жизни». 24-26 октября 2002, Великий Новгород. Доклад: Ценностные основания гражданского общества в России: Pro et Contra; Семинар Балтийского МИОНа и Калинградского госуниверситета « Европейская и российская идентичности: границы Европы и России. 30 октября-1 ноября 2002, Калининград. Доклад: Прошлое и настоящее гражданской идентичности в России: дилеммы «накопления» символического капитала; Международный семинар «Культура и идентичность в контексте глобализации: Россия, Европа и США». 13-14 февраля 2003 года, Калининград (БалтМИОН, КГУ, Генконс. США в СПб). Доклад: Политическая идентичность в социальном пространстве России: испытание глобализацией; Международная конференция «На перекрестке культур: Русские в балтийском регионе». 17-19 апреля 2003 г., г Калининград - Светлогорск. Доклад: Символические структуры западноевропейского и российского концепта легитимность: политические основания мультикультурализма; Третий Всероссийский конгресс политологов «Выбор России и российский выбор». 28-29 апреля 2003 г Москва. Доклад: Концепт гражданского общества как репрезентация дискурса политической легитимации.

Сгруюура и объем диссертации. Диссертация, занимающая 314 страниц, состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающего 253 источника на русском и 74 на иностранных языках.

Заключение диссертации по теме «Теория политики, история и методология политической науки», Завершинский, Константин Федорович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Представленная в работе исследовательская стратегия изучения пространства политической культура и ее символического ядра, воплощающегося в семантических структурах символического кода политической легитимности, позволяет составить более целостное представление о базовых символических структурах политического пространства и сделать ряд выводов, принципиальных для перспективной научной разработки этой проблематики:

Во-первых. Важнейшим условием появления комплементарных и эвристических моделей политической легитимации является уточнение онтологических оснований этого феномена и выявление перспективного эпистемологического инструментария его исследования. Присутствие в современной политологии и социологии культуры проблематики, связанной с выявлением роли и специфики практик политической легитимации, достаточно естественно, особенно при обсуждении качественного своеобразия политической культуры обществ и ее сегментов. Вместе с тем, несмотря на обозначившийся в последние десятилетия определенный исследовательский плюрализм онтология и гносеология изучения природы и специфики практик политической легитимации достаточно однообразна, что обусловлено доминирующей тенденцией развития методологии социальных и политических исследований.

Характерной чертой политической науки остается редукция политической реальности к непосредственно наблюдаемому поведению и провозглашение доминантным поведенческого подхода. Сопутствующие подобному подходу попытки объявить частное измерение единственно реальным" порождает проблему сопоставимости крупного и мелкого масштабов. Для российской политической философии и культурологи редукционизму подобного рода к тому же сопутствует «избыточная» аксиологизация, т.е. склонность рассматривать весь культурный план политики в рамках неких «изначальных» схем «безусловного» приоритета «высших духовных ценностей».

Приверженность ряда современных исследователей, российские здесь не исключение, "поиску идеальных субстанций" политических процессов восходит к гносеологической традиции разграничения "духовного" и "природного" и соответствующим интерпретациям онтологических оснований социальной реальности и действительности. Эта познавательная интенция, последующее закрепление которой было стимулировано неокантианским различением наук о природе и наук о духе (идеального и духовного), сыграла в свое время важную роль в оформлении научного дискурса культуры. Однако на нынешнем этапе развития научного знания об обществе когнитивная значимость подобной исследовательской стратегии представляется весьма спорной. В гносеологическом плане изучение политической легитимации и политико-культурной реальности отчетливо тяготеет к одному их двух эпистемологических «полюсов» - продуцированию номотетического или описательного знания. В первом случае обсуждение специфики легитимации власти склоняется к поиску универсалистских конструкций, обсуждению приоритетных иерархий социально-политических ценностей (принципов), лежащих в основании «политических верований». Во втором - к дескриптивным версиям социально-психологических оснований доминирующих «политических ориентации», апеллирующих к результатам социологических опросов, «фактам» политической истории или опирающиеся на частные поведенческие конструкции и социологические модели рационального выбора.

Онтологический и эпистемологический редукционизм субстанционалистского толка, свойственный подобного рода «дихотомии» затеняет динамический план культурной активности политических агентов и порождает малопродуктивный дуализм в интерпретации взаимосвязи политики и культуры. Установить на базе этого разграничения онтологический и эпистемологический "консенсус" практически невозможно, поскольку каждая из субстанционалистских моделей политической реальности и политической культуры дает свою принципиально отличную версию оснований политической реальности и, соответственно, политико-культурной динамики, что неизбежно сказывается на эвристичности концептуального инструментария политико-культурных исследований.

Поиск научной обоснованности в рамках новой эпистемологической установки должен быть ориентирован скорее на диалог существующих познавательных стратегий. Задача заключается в поиске путей взаимоперехода «исследовательских режимов» (уровней) и соответствующих им методологий при изучении тех или иных аспектов политического пространства, выработке комплементарных исследовательских моделей для анализа конкретных ситуаций, а не в подчинении исследований диктату какой-то одной из них. Представляется, что решение подобной проблемы в значительной степени зависит от реконструкции доминирующих в политической науке онтологических и гносеологических посылок интерпретации пространства политической реальности и действительности политических феноменов.

Во-вторых. Перспективы преодоление онтологических антиномий и эпистемологического редукционизма в исследовании политико-культурной реальности действительности по мнению автора исследования,открываются в проблемном пространстве складывающихся «новых социологий». Онтологические посылки социального конструктивизма обеспечивают достаточно высокий уровень его комплементарности с теоретическими интенциями таких научных направлений^ как неофункционализм, неоинституционализм, теории коммуникативного действия и дискурсивных практик. Точкой их концептуального пересечения является интерес к процессу взаимоперехода «мира вещей» в «дела» мыслительной действительности через процедуры легитимации и делегитимации социального порядка.

В контексте подобных онтологических установок действительность политической реальности предстает как символически оформленное пространство многообразных позиций политических агентов, институтов и политических практик (актуализированная часть политической реальности), репрезентированных в когнитивно-оценочных схемах. Практика политических агентов постоянно подвержена изменениям в процессе динамики их политических позиций и динамики когнитивных и оценочных структур, на которые ориентируются агенты.

Подобное представление о структурировании политической реальности неизбежно предполагает смену акцентов в интерпретации природы отношений публичной власти и культуры. Развитое политическое поле можно рассматривать как результат объединения многообразных полей социальных практик (в том числе и культурных), обеспечивающее организацию и координацию действий ради достижения согласованных целей. При отсутствии политического аспекта все иные средства социальной интеграции в сложном обществе, включая и культурные, не способны обеспечить эффективную всеобщую связь и обеспечить устойчивый социальный порядок. Репрезентация публичной власти как средства всеобщей связи в процессе целедостижения (преодоления беспорядка и оформления социального порядка) неизбежно актуализирует исследовательский интерес к коммуникативным, символическим аспектам политического пространства, ибо эффективная устойчивость политических структур, а, следовательно, - и всего общества оказывается возможной лишь тогда, когда власть приобретет характер символического посредника.

Символические проекции политической власти (политические идентичности) в контексте конструктивистских стратегий можно представить как когнитивную структуру представлений политических агентов, индивиды, усваивая и приспосабливаясь к эти символическим структурам, совмещая с имеющимися, конструируют индивидуальные и групповые идентичности.

Перспективным для изучения символических оснований политики в исследовательских стратегиях социального конструктивизма следует также признать методологические акценты на особую конструирующую роль подобных схем политической символизации, обеспечивающих трансформации политического языка в «перформативный дискурс» общественного целедостижения.

В тоже время процесс символизации когнитивных таксономий неразрывно связан не только с практикой разделяющего ранжирования или манипулирования, но и с необходимостью «согласия» по поводу возникающих «различий», поиска «фундаментальной согласованности», поскольку необходимость успешного инкорпорирования символических схем обусловлено потребностью политических агентов в специфическом «ресурсе» - авторитете «капитала доверия». Подобная необходимость и возможность согласия, возникающая из постоянно воспроизводимого процесса символической идентификации, составляет содержание легитимации как основного источника «капитала» доверия.

Отталкиваясь от подобных методологических посылок, а также от представлений о сложной когнитивно-оценочной структуре политических знаний, составляющих основание символических проекций властных отношений, можно констатировать, что семантика понятия легитимность в современной политологии и социологии нацеливает на исследование процесс обеспечения политического и, соответственно, общего социального порядка на основе распределения и использования символического капитала.

Тем самым, политическая легитимность - символическая оформленность власти, которая позволяет ей выполнять функции символического посредника, не прибегая к очевидному насилию и не утрачивая эффективности. Легитимность власти - свидетельство широкого использования в практике властных взаимодействий политических акторов символических ресурсов культурного пространства. «Обретение» политическим пространством сложных семантических кодов «согласия» репрезентированных в символических формах позволяет власти более эффективно и цивилизованно выполнять свои функции, реже прибегая к практике прямого (директивного) политического господства.

В-третьих. Дискурс политической легитимности составляет семантическое ядро тех процессов, которые в политической науке принято обозначать термином политическая культура. Это обусловлено тем, что среди символических кодов согласования особую роль в сложноорганизованном обществе играют коды политической легитимации, которые отличаются от других коммуникативных средств тем, что требуют от участников интеракций "редуцирования комплексности действиями" (Н.Луман). Именно они являются источником формирования групповых общностей и политических институтов, символически очерчивая их границы. Тем самым процесс легитимации, групповой идентификации и институционализации составляют основу динамики политической культуры - кризисов легитимации политических институтов, их преодоления или углубления, ведущего к разрушению политических институтов и социума в целом. Таким образом - дискурс политической легитимации и, соответственно, концепт легитимности выступает смысловым фокусом анализа для всех политико-культурных феноменов вообще и гражданской культуры в частности.

В контексте подобных установок феномены, номинируемые в современном языке словами «политическая культура», при всей вариативности трактовок их содержания, в сущности, есть многообразные знания о практиках коллективного целедостижения, разделяемые достаточно значительным числом членов того или иного социума. В соответствии с обозначенной онтологией и гносеологией исследования социокультурных феноменов содержание политической культуры составляет символический способ интеграции политического пространства и общества в целом, увеличивающий степень взаимной ответственности участников процесса целедостижения. "Генерализирующий" код политической легитимации, взаимосвязанная целостность символических схем целедостижения, обеспечивающая взаимосогласование всех иных, является символическим ядром политической культуры любого общества. Структурно его можно представить как динамическую целостность габитусных, нормативно-процедурных и ценностных когнитивных схем. Индивиды, усваивая и приспосабливаясь к этим символическим структурам, совмещая их с уже имеющимися, конструируют индивидуальные и групповые политические идентичности. Политические идентичности и их символические проекции, выступают источником формирования групповых общностей и политических институтов, символически очерчивая их границы. Процесс легитимации, групповой идентификации и институционализации составляют основу динамики политической культуры - кризисов легитимации политических институтов, их преодоления или углубления, ведущего к разрушению политических институтов и социума в целом. "Неуловимость" объема и содержания концепта политической культуры в значительной степени обусловлена редукцией содержания политической культуры в процессе исследования к одной из ее когнитивных составляющих и тенденцией к механистическому соподчинению габитусных, нормативно-процедурных или ценностных когнитивных схем.

В-четвертых. Методологической стратегией выявления и артикуляции семантического горизонта политико-культурных феноменов и их семантического ядра (концепта легитимность) выступает политический дискурс-анализ. Подобный способ семиотического познания, как отмечают сторонники подобной исследовательской стратегии, ориентирован на смысловой анализ политики посредством выявления когнитивных схем политических процессов, так как дискурсивность по своей сути - явление когнитивное, т.е. имеющее дело с передачей, оперированием, созданием новых знаний и их смысловой оформленностью. Дискурсивность означает включенность политической практики в общий смысловой контекст, что позволяет обеспечить последовательное сочленение единичных смысловых элементов и придать им смысловую целостность вне зависимости от естественной вариативности поведения отдельных акторов. Дискурс тем самым является средством упорядочения политической реальности, превращая политику в общение, коммуникацию, своего рода «язык» целедостижения (М.В.Ильин). Перспективным направлением в исследовании когнитивных схем политической деятельности в рамках дискурс-анализа представляется методология концепт-анализа, основанная на выявлении когнитивных схем базовых политических концептов, составляющих содержание того или иного дискурса, посредством изучения исторической эволюции их семантического поля. Становление и развитие концептов и, соответственно, дискурсов в этом случае предстает как сложная динамика перехода от исходных когнитивно-метафорических схем через их "смысловое фокусирование" в процессе вербализации в сложные когнитивные таксономии.

В-пятых. Важным этапом научного исследования концепта легитимность является прояснение смысла исходных форм легитимации и выявление на этой основе, в сопоставлении с современной семантикой концепта легитимность, его базовых смысловых структур. Исходной семантической основой концепта легитимность является понятие авторитета (auctoritas) и доверия (credulitas, trust), так как наделение публичным авторитетом как специфическим политическим ресурсом и обеспечивает легитимный («доверительный») характер политических с отношений. На этой базе в процессе дальнейшей семантической и институциональной эволюции происходит оформление понятия "доверие", которое семантически "расширяется" до понятия "вера", имеющего не только религиозно-нравственное, но и политическое содержание. Односторонность, фиксируемая при использовании понятия легитимность в научном дискурсе, преимущественно связана с «одномерным» восприятием исследователями когнитивного пространственно-временного континуума концепта «легитимность», представленного множественностью семантических измерений. Смысл легитимации при этом раскрывается преимущественно в контексте fides implicita («когнитивной вертикали») - односторонней «доверительности» без учета пространств «взаимного кредитования» сложной динамики их структурирования) и поправок на культурно-исторические особенности сочетания этих пространств. На основе семантического анализа можно зафиксировать: во-первых, даже при доминировании смысловой установки на безусловный авторитет властвующих - «семантической вертикали веры», в легитимации всегда присутствует контекст «эквивалентности кредитования доверием» — «семантической горизонтали доверия», когда авторитетом наделяются и иные участники политического процесса; во-вторых, код политической легитимности обладает множественностью семантического содержания (ценностного, нормативно-процедурного, габитусного) и должен осмысляться комплементарно (не только в аспекте «оправданности верованиями и ценностями», а также в контексте символического содержания процедурных норм и специфики габитусных схем исполнения политических обязательств, соответственно, смысл нелегитимности и кризиса легитимности следует осмыслять не только в терминах «идеологического противостояния» или кризиса институтов, айв контексте политико-процедурной аномии и политической вседозволенности в повседневных практиках. В-третьих, содержательно когнитивное пространство символической интеграции политического пространства исторически вариативно и приобретает специфические смысловые контексты и конфигурации в различные культурно-исторические эпохи.

В-шестых. Наиболее архаической символической формой легитимации выступает мифология. Независимо от трактовки природы мифического кодирования первичные требования в архаическом обществе исполняются не на основе оценок или властных воздействий «сверху», а в форме преимущественно безусловной стереотипной «взаимной ответственности». Это преимущественно власть авторитета, основанная на престиже.

Размежевание» смыслового содержания «отношений доверия» в контексте «эквивалентности кредитования» и «доверительного доминирования», по сути, закладывало предпосылки для оформления противоречащих друг другу мифологий коллективного согласия и порождало конфликт между магией повседневного существования и доминированием, основанным на животворной силе auctoritas. Возникает основа для различных, внешне взаимоисключающих трактовок авторитета и легитимности, обеспечивающих согласие в «горизонтальных» (первоначально на уровне повседневного существования) и «вертикальных» иерархических связях. Потребность в разрешении этих противоречий проявляется в возникновении развитых мифологий и их последующей канонизации. Так, концептуализация мифологии ведет к теологической концептуализации отношений властного доверия, сочетающейся с собственно мифической.

Теологическая легитимация отличается большей степенью теоретической систематизации. Институт божественного происхождения и вечности царской власти в «доосевых» цивилизациях уже можно считать примером такого рода развитой теоретической легитимации. Подобная теология, какие бы конкретные очертания она ни принимала, обосновывала и оправдывала жесткую иерархическую модель структурирования власти сверху на основе культивирования безусловного и одностороннего доверия к ней, что сужало возможности социальных инноваций и делало власть достаточно уязвимой пред лицом неизбежной конфликтной динамики в социально-политической и мифически-теологической сфере. Институциональный строй, соответствующий такого рода легитимационным практикам, как правило, обозначают термином «деспотия» (от греч. despoteia - господство, владычество). Ограниченность деспотии проявляется в том, что код легитимации властных отношений обеспечивает высокую произвольность одной из сторон, компенсируемом технологиями физического насилия и переходящей в затяжные периоды социального хаоса. В то же время структурная однородность символических кодов первых деспотий отнюдь не умаляет их роли в становлении более эффективных государственных образований, где развитая деспотия оказалась способна к переменам, либо стимулировала в исторически «вторичных» деспотически организованных сообществах переход к имперским формам политического развития. Иной характер приобрели изменения в «особых городах-государствах» (Ш.Эйзенштадта), самыми известными примерами которых являются города-государства Древней Греции и Рима, предложивших новый образец легитимации, политическим выражением которой стала идея гражданственности и ответственности правителей перед управляемыми. Свидетельством может служить выработка понятия politeia, как примера взаимосвязи гражданских прав и обязанностей в контексте общезначимой легитимности «участия и согласия». Таким образом, особую роль для становления принципиально новых практик легитимации сыграло то, что получили развитие схемы нормативно-процедурной легитимации. Эти схемы выступили своего рода опосредующим звеном между аксиологическими и габитусными когнитивными структурами, придав большую устойчивость политическим институтам.

Основой концептуализации феномена легитимности в средневековой Европе стало теологическое разграничение духовной и светской власти, опирающейся на специфические процедуры наделения «духовным» (религиозным) смыслосодержанием властных отношений. Вертикальная и горизонтальная составляющая империи, как и соответствующие им практики «доверительного кредитования», были упрочены универсальной легитимизацией, в основе которой лежал концепт трансцендентного Бога. В контексте христианской доктрины возможно два основных варианта обоснования социального порядка. Либо император, возглавляющий светскую «вертикаль» власти, как защитник и «адвокат» церкви наделяется правом входить в состав церковной иерархии, занимая тем самым главенствующие позиции во всей земной иерархии христиан, обретая, по сути, статус божественного посредника, тяготеющего к деспотическим политическим практикам. Либо, даже обладая божественной благодатью (помазанником божьим), император не наделяется властью над душами, а сохраняет исключительную власть только над телами. Церковь в этом случае удерживает за собой право особой благодати и высший «кредит доверия». Подобная легитимация нацеливала на концептуальное разграничение религиозной, «духовной» и имперской, «светской» власти. Версии такого разграничения достаточно многообразны и зависят от конкретной политической ситуации в ту или иную историческую эпоху. В этом отношении теологическая легитимация феодального мира на основе принципа разграничения «духовной и светской» власти принципиально отлична от традиционных империй, неизбежно сползавших к деспотическим практикам. Она не только теоретически обосновывала «имперскую вертикаль» политического порядка «феодального града», реально тяготевшего к дроблению властного авторитета и к отождествлению его с властью отдельных феодалов, но и стимулировала создание зачатков институтов «горизонтальной» легитимации, обеспечивших наличие динамичного многообразия в иерархических структурах. Иерархический по своей природе концепт христианской легитимации, вместе тем, реально стимулирует создание многообразных структур «горизонтальной» легитимации, делающей христианскую теологию весьма перспективной для версий обоснованности политического порядка. Развитие двойного права канонического и государственного, государственного и гражданского), двойной культуры (духовной и светской), двойной политики (церковной и государственной) определили динамичность возникновения западноевропейского ритма истории.

Начиная с позднего средневековья семантический комплекс теологического концепта легитимности, включающий такие сложные смыслообразования как «доверие», «преданность», «добровольность», «обоснованность», «справедливость», «законность» вступил в интенсивный процесс «сплавления» новых смыслов. Рождение на этой семантической основе специфических философских, моральных, юридических, политических дискурсов и их сложная динамика, в конечном счете, и привела к становлению понятия легитимность в его нынешнем смысловом содержании и контексте. Поворотным моментом в становлении «светского» смыслоконцепта легитимности многие исследователи считают движение Реформации. В результате раскола христиан и политического раздела Европы, с введением в действие принципа «cuius regio, eius religio» («чья страна, того и вера») произошло реструктурирование политических и административных институтов и началось возникновение принципиально новых схем легитимации. Аксиоматика концепта политической легитимности (когнитивная модель "безусловности" веры и доверия) исторически вариативна и динамична в различных регионах Европы, но прослеживаются и общие тенденции в ее становлении. В политиях Нового времени она начинает все отчетливее "тяготеть" к аксиоматике "безусловности" доверия, что указывает на постепенное становление нового качества "политической солидарности" с соответствующей когнитивно-ценностной аксиоматикой, стимулирующей оформление новых политических институтов, поощряющих индивидуальную активность в выработке процедурных правил политического взаимодействия. В ряде новоевропейских политий "безусловность доверия» начинает опираться на специальные институты опосредования между государством и иными институциональными образования. Так происходит становление "гражданской культуры" с соответствующей переговорной процедурной практикой и креативным потенциалом. Согласие есть, по сути, динамичный акт постоянного воспроизводства и преодоления конфликтов, как между гражданами, так и между сообществами граждан и государством посредством переговорных процедур. При этом идет дальнейшая углубленная концептуализация кодов «политического доверия», которая ведет к появлению семантической вертикали практик «взаимного кредитования» как между политическими элитами и гражданами, так и семантическая горизонталь доверия между различными политическими идентичностями.

В-седьмых. При всех декларациях усиления делегитимации национальной государственности, нет оснований полагать «отмирание» концепта гражданского общества как символической репрезентации сложной когнитивной модели политической легитимации, характерной для обществ, вступивших в «стадию современности». Идет перестройка и адаптация национальной государственности к процессу сетевого распределения («распыления») публичного авторитета между многообразными центрами. Глобализация побуждает политических акторов к поиску новых форм солидарности, актуализируя интенции И.Канта на поиски оснований всемирной публичности и общественности как источника новых гражданских идентичностей. Свидетельством чего можно считать, с одной стороны активизацию дискурса «всемирно-гражданского целого», а с другой, -дискурса мультикультурализма, сфокусированного на проблематике общегражданской легитимации в условиях институционализации нарастающего культурного плюрализма и спецификации политических идентификаций. Существующие дискуссии и конфликты интерпретаций по приоритетности «коммунитарных», «республиканских», «либеральных» или иных кодов «гражданственности», их совместимости с дискурсом мультикультурализма носят в сущности комплементарный характер и предопределяются динамикой семантических структур дискурса «взаимного кредитования». Гражданская солидарность - не есть некий изначально спланированный результат исторического развития, она вариативна и динамична. Символические структуры концепта гражданского общества сохраняют легитимизирующий потенциал высокой институциональной инновационное™. Они постоянно побуждают современные политии к умению жить в условиях процесса «одновременно закрытых и открытых общностей, искать способы обращения конфликтов во благо» (М.В.Ильин), обусловленном динамикой дискурса «взаимооправдания» (легитимации) государства и гражданского общества. В обществах, поздно вступивших в «эпоху современности», в аксиоматике политической легитимации продолжает преобладать "безусловность" веры и неоформленность дискурса гражданского общества, что ведет к обострению процесса глобализации.

В-восьмых. Решающую роль в становлении особенностей политико-культурного развития Древней Руси сыграла роль не столько специфика византийского дискурса власти в рамках формирующегося православия или «феодальной конфликтности» (на что часто обращают внимание многие исследователи), а особенности практик легитимации «разграничения полномочий» между светской и духовной властью. Древняя Русь в силу геополитических особенностей развития культурного пространства, содействующих «консервации» потестарных структур, начала эволюцию по пути адаптации христианской культуры к практикам деспотической сакрализации политического порядка. Монгольское влияние углубило эту тенденцию, законсервировав развитие вотчинного характера отношений с одновременным стимулированием развития неразвитых деспотических форм. За внешним подобием характерного и для Европы обожествления царской власти скрывается принципиально иной смысловой контекст, «обожению» подвергается великокняжеская власть, не знающая рецепции римского права и организованная по принципу «военной общины», что предопределяет будущие особенности символических структур ее политии и специфику кода политической легитимации. Результатом подобной политической эволюции стало доминирование в содержании символического кода политической легитимации ценностных схем,., символизирующих единство общества («соборность»), воплотившихся в символической фигуре сакрального посредника-автократора. Процедурно-нормативные схемы в таком символическом коде являются вторичными, так как единство общества обеспечивается не на основе процедур согласования, а посредством волевых импульсов автократора и его ближайшего окружения, воплощающих идею «соборного единения и благочестия». Габитусные схемы в таком символическом коде носят отчетливо мифический, «эгалитаристский характер», так как их носители не участвуют или ограниченно участвуют в процессе специализированного символического производства и распределения символического капитала. Политическая самоидентификация всех участников политической трансакции, разыгрываемой в соответствии с таким символическим кодом, носит крайне амбивалентный, инверсионный характер, колеблясь между соборной мифологией и трансцендентной личной миссией, рабской покорностью и склонностью к хаосу деспотического насилия. Подобная идеократическая конструкция идентичности, какие бы конкретные очертания и модификации она не принимала в тот или период политической эволюции России, обосновывала и оправдывала жесткую пирамидальную» модель структурирования власти сверху на основе культивирования безусловного и одностороннего «доверия» к ней. Это сужало возможности социальных инноваций и делало власть достаточно уязвимой пред лицом неизбежной конфликтной динамики, продуцируемой в институциональной и символической сфере. Эволюция по этому пути стимулировала ускоренные политические модернизации, бесспорные результаты которых в том или ином сегменте социального пространства (нередко сопровождаемые колоссальными человеческими жертвами), сводились к минимуму. Представляется, что именно постепенное развитие практик «взаимного» кредитования, распределение политического суверенитета между участниками политического процесса и, соответственно, возрастание роли процедурно-нормативных (парламентских) схем в структуре легитимационных кодов может российской политии обрести новое качество легитимности и динамики институциональных перемен. В этом контексте, изучение перспектив конструирования символических матриц гражданской идентичности в России совместимых с практиками формирующегося глобального гражданского сообщества, рассматривается автором, своего рода «методологическим фокусом» нынешних исследований российской политологии в предметной области политической легитимации.

Представленную работу нельзя рассматривать неким окончательным подведением итогов практики осмысления опыта политико-культурных исследований, что противоречило бы ранее заявленным методологическим принципам. Она скорее ориентирует на поиски новых эпистемологических горизонтов в отечественной политической науке и социологии культуры при исследовании политико-культурных феноменов. Всесторонний анализ концептного поля политической культуры, по мнению автора, перспективная задача, которую возможно решать только коллективными усилиями. Вместе с тем автор исследования убежден в эвристичности и социальной значимости становления в России политической концептологии как важнейшего ресурса оптимизации политического процесса в стране и вытеснения из ментальных структур деструктивных мифологем. Не стремится исследование и к вынесению идеологических вердиктов или долгосрочных прогнозов, к сожалению, слишком широко артикулированных в отечественной политологии. Автору работы более созвучны мысли Алексиса де Токвиля,отметившего, что в условиях демократии добровольные ассоциации, для достижения целей, отвечающих «общим желаниям», создаются «искусственно» и дается это «искусство» гражданам трудно, в отличие от «потребности» жить в принудительных объединениях, создаваемых социальными элитами. И хотя по отношению к России и по сей день уместна метафора В.О.Ключевского о птице, которую несет вихрь и подбрасывает не в меру силы ее крыльев, у демократических политических лексиконцептов всегда присутствует потенциал для новых когнитивно-метафорических схем способных стимулировать появление социально-политических ассоциаций, которые могут инициировать становление более эффективных форм политической легитимации и идентичности.

Список литературы диссертационного исследования доктор политических наук Завершинский, Константин Федорович, 2003 год

1. Августин Блаженный О граде Божием. Минск М., 2000. - 1296 с.

2. Апександер Д. К. Обещание культурной социологии: технологический дискурс, сакральная и профанная информационные машины // Контексты современности II. / Сост. и ред. С.А.Ерофеев. Казань: Изд-во Казан, ун-та, 2001. С. 91-98.

3. Алексеева Т.А. Справедливость как политическая концепция: очерк современных западных дискуссий. М.: МОНФ, 2001. 244 с. (Научные доклады, № 133.)

4. Апмонд Г. Гражданская культура. Политические установки и демократии пяти наций // Антология мировой политической мысли. Т.2. М., 1977.

5. Апмонд Г., Пауэлл Д., Стром К., Далтон Р. Сравнительная политология сегодня. Мировой обзор. М.: Аспект Пресс, 2002. — 537 с.

6. Аренд X. Истоки тоталитаризма. М.: ЦентрКом, 1996. 672 с.

7. Арендт X. Vita activa, или О деятельной жизни. СПб.: Алетейя, 2000. -437 с.

8. Аристотель. Соч. в 4-х т. Т. 4. М.: Мысль, 1983. 830 с.

9. Арон Р. Этапы развития социологической мысли /Общ. ред. П.С.Гуревича. М.: Прогресс-Политика, 1992. - 608 с.

10. Ю.Арон Р. Демократия и тоталитаризм. Пер. с франц. М.: Текст, 1993.303 с.

11. П.Арутюнян Л.Н. Политическая культура // Образы власти вполитической культуре России. М.: МОНФ, 2000. С. 12-27. 12.Асмус А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1995. 525 с.

12. Асоян Ю., Малафеев А. Открытие идеи культуры (Опыт русской культурологии середины XIX начала XX веков). М.: ОГИ, 2000. -344 с.

13. Ассман Я. Египет: теология и благочестие ранней цивилизации. М.: Присцельс, 1999. 368 с.

14. Ахиезер А. Специфика российской политической культуры и предмета политологии (Историко-культурное исследование) // Политическая культура . Pro et Contra. Т 7, № 3. Лето 2002. С. 51-76.

15. Ачкасов В.А., Елисеев С.М., Ланцов С.А. Легитимация власти в постсоциалистическом российском обществе. М.: Аспект Пресс, 1996. -125 с.

16. Аутвейт У. Действие, структура и философия реализма // СОЦИО-ЛОГОС. М.: Прогресс, 1991. С. 159-169.

17. Аутвейт У. Реализм и социальная наука // СОЦИО-ЛОГОС. М.: Прогресс, 1991. С. 141-158.

18. Батай Ж. Гегель, смерть и жертвоприношение // Танатография эроса. СПб.: МИФРИЛ. 1994. С. 245-268.

19. Баталов Э. Политическая культура России сквозь призму civic culture // Политическая культура. Pro et Contra. Т 7, № 3. Лето 2002. С.7-22.

20. Бауман 3. Индивидуализированное общество /Пер. с англ. под ред. В.Л.Иноземцева. М.: Логос, 2002. 390 с.

21. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. 323 с.

22. Бирюков Н.И., Сергеев В.М. Парламентская деятельность и политическая культура // ОНС. 1995. № 1. С. 66-75.

23. Бирюков Н.И., Сергеев В.М. Между дуализмом и соборностью. Интеграционная функция политической культуры // ОНС. 1998. № 4. С. 61-74.

24. Бирюков Н.И., Сергеев В.М. Институты. Парламентаризм: философия и технология демократий // Философия мировой политики. Актуальные проблемы. М.: МГИМО, 2000. С. 178-189.

25. Бицилли П. Элементы средневековой культуры. СПб.: Мифрил, 1995. 224 с.

26. Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и Англии. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 712 с.

27. Бляхер JI. «Презумпция виновности». Метаморфозы политических институтов в России // Политическая культура. Pro et Contra. Т 7, № 3. Лето 2002. С.77-92.

28. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000. -387 с.

29. Болыпаков В.П., Завершинский К.Ф. Своеобразие культуры Нового времени в ее развитии от Ренессанса до наших дней. Великий Новгород: НовГУ, 2000. 144 с.

30. Болл Т. Власть // ПОЛИС. 1993, № 5.

31. Бородай Ю.М. Эротика-смерть-табу: трагедия человеческого сознания. М.: Гнозис, Русское феноменологическое общество, 1996. -416 с.

32. Бурдье П. Поле политики, поле социальных наук, поле журналистики // Социоанализ Пьера Бурдье. М.-СПб., 2001. С.105-138.

33. Бурдье П. Социальное пространство и генезис «классов» // Вопросы социологии. Т. 1. № 1.1992. С. 17-33.

34. Бурдье П. Социология политики. Пер. с фр./ Сост., общ. ред. и предисл. Н.А.Шматко. М.: Socio-Logos, 1993. 336 с.

35. Бурдье П. Рынок символической продукции // Вопросы социологии. 1994. №5. С. 50-61.

36. Бурдье П. Начала. М.: Socio-Logos, 1994. 288 с.

37. Бурдье П. Практический смысл / Пер. с фр.: А.Т.Бикбов и др. СПб.: Алетейя, 2001.-562 с.

38. Бхаскар Р. Общество // СОЦИО-ЛОГОС. М.: Прогресс, 1991. С. 219240.

39. Васильев JI.C. Генеральные очертания исторического процесса (эскиз теоретической конструкции) //Философия и общество. 1997. № 1. С.89-155

40. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. 808 с.

41. Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий // Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. С.43-77.

42. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков /Пер. с англ. А.Д.Шмелева. М.: Языки русской культуры, 1999. 780 с.

43. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов /Пер. с англ. А.Д.Шмелева. М.: Языки славянской культуры, 2001. -288 с.

44. Вятр Е. Социология политических отношений. М.: Прогресс, 1979.464 с.

45. Вейнберг И.П. Рождение истории. Историческая мысль на Ближнем Востоке середины I тысячелетия до н.э. М.: Наука. 1993. 352 с.

46. Вернадский Г.В. Киевская Русь. / Пер. с англ. М.: АГРАФ, 1996, 448 с.

47. Вернадский Г.В. Московское царство. Ч. 1. / Пер. с англ. Тверь: ЛЕАН, Москва: АГРАФ, 2000. 512 с.

48. Вернадский Г.В. Московское царство. Ч. 2. / Пер. с англ. Тверь: ЛЕАН, Москва: АГРАФ, 2000. 416 с.

49. Вернадский Г.В. Монголы и Русь / Пер. с англ. Тверь: ЛЕАН, Москва: АГРАФ. 1999.-480 с.

50. Власть: Очерки современной политической философии Запада /Ред.

51. В.А.Подорога. М.: Наука, 1989. 328 с.

52. Выжлецов Г.П. Аксиология культуры. СПб.: СПбГУ, 1996. 152 с.

53. Гайда Ю. Процесс легитимации политической власти // Элементы теории политики. Ростов-на-Дону: РГУ, 1991. С.403-427.

54. Галинская И.Л. Дискуссия о мультикультурализме : (Обзор) / Культурология: Дайджест. ИНИОН РАН. 2002.№3 М. С.41-44.

55. Гвардини Р. Конец нового времени //Феномен человека. М.: Высш. шк., 1993. С. 240-296.

56. Гельман В .Я. «Столкновение с айсбергом»: формирование концептов в изучении российской политики //ПОЛИС. 2001. №6. С.6-17.

57. Гизо Ф. История английской революции. Т. 1. Ростов-на-Дону: Феникс. 1996.-480 с.

58. Гидденс Э.Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический Проект, 2003. 528 с.

59. Гидденс Э. Социология. М.: Эдиториал УРСС, 1999. 704 с.

60. Глобалисты и антиглобалисты: взгляд из приволжского федерального округа. Проектные материалы. Нижний Новгород, 2003.

61. Гоббс Т. Сочинения в 2 т. Т. 2 / Сост., ред., авт. примеч. В.В.Соколов; Пер. с лат. и англ. М.: Мысль, 1991. -731 с.

62. Голосов Г.В. Политическая культура, массовое участие и электоральное поведение // Политическая социология и современная российская политика. СПб.: изд. «Борепринт», 2000. С.9-36.

63. Голосов Г.В. Сравнительная политология. СПб.: Изд. Евр. ун-та, 2001. -368 с.

64. Гражданское общество. Мировой опыт и проблемы России. М.: Эдиториал УРСС, 1998. 312 с.

65. Грачев М.Н., Ирхин Ю.В. Актуальные проблемы политической науки: Коллективная монография. М., 1996.- 188 с.

66. Гуторов В.А. Философия политики на рубеже тысячелетий: судьба классической традиции //ПОЛИС. 2001. № 1. С. 157-167.

67. Давыдов Ю.Н. Стабилизационное сознание в век кризиса: его основополагающие категории // История теоретической социологии. В 4-х т. Т.З. М.: Канон, 1997. С.5-39.

68. Давыдов Ю. М.Вебер и проблема самоопределения социологии на исходе XX века // История теоретической социологии. В 4-х т. Т.4. СПб.: РХГИ, 2000. С.467-493.

69. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.): Курс лекций. М.: Аспект Пресс, 1998. 399 с.

70. Данилевский И.Н. Мистификация летописных текстов: миф об Александре Невском // Сотворение истории. Человек. Память. Текст. Казань, 2001. С. 136-172.

71. Даль Р. Демократия и ее критики / Пер. с англ. Под ред. М.В.Ильина. М.: РОСПЭН, 2003. 576 с.

72. Данте А. Монархия. М.: КАНОН-Пресс-Ц, Кучково поле,1999. 192 с.

73. Дегтярев А.А. Политическая власть как регулятивный механизм» // ПОЛИС. 1996. № 3. С. 108-120.

74. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? / Пер. с фр. М.: Институт экспериментальной социологии. СПб.: Алетейя. 1998.-288 с.

75. Денкэн Ж.-М. Политическая наука. М.: Изд. МНЭПУ, 1993.-152 с.

76. Дука А.В. Политическая культура // Политология (проблемы теории) СПб., 2000. С. 247-282.

77. Дюверже М. Политические партии. М.: Академический Проект, 2000. -558 с.

78. Елизарова О. Образы государства и нации в политической культуре современной России // Политическая культура . Pro et Contra. Т 7, № 3. Лето, 2002. С. 92-110.

79. Елисеев С.М. Легитимность власти: Концепции и проблемы развития в посткоммунистическом обществе. СПб.: Полиграфсервис, 1996. — 220 с.

80. Жидков B.C., Соколов К.Б. Десять веков российской ментальности: картина мира и власть. СПб.: Алетейя, 2001. 640 с.

81. Жирар Р. Насилие и священное. М., 2000.-400 с. 84.3авершинский К.Ф. Культура и культурология в жизни общества.

82. Великий Новгород: НовГУ, 2000. 92 с. 85.Зубок В. М. Источники делегитимации советского режима // ПОЛИС. 1994. №2. С. 88-97.

83. Иконникова С.Н. История культурологических теорий. В 3-х ч. Ч. 1. Теоретические проблемы культурологии. СПб.: СПбГУКиИ, 2001. — 104 с.

84. Ильин В.В., Ахиезер А.С. Российская государственность: истоки, традиции, перспективы. М.: Изд-во МГУ, 1997. 384 с.

85. Ильин М.В. Политический дискурс: слова и смыслы // ПОЛИС. 1994. № 1. С. 128-147.

86. Ильин М.В. Хронополитическое измерение: за пределами повседневности и истории // ПОЛИС. 1996. № 1. С. 55-77.

87. Ильин М.В. Умножение идеологий, или проблема «переводимости» политического сознания // ПОЛИС. 1997. № 4. С. 78-87.

88. Ильин М.В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. М.: Российская политическая энциклопедия, 1997. 432 с.

89. Ильин М.В. Десять лет академической политологии новые масштабы научного знания // ПОЛИС. 1999. № 6. С. 135-143.

90. Ильин М.В. Сравнительная политология: научная компаративистика в системе политического знания // ПОЛИС, 2001. №4. С.162-175.

91. Ильин М.В. Основные методологические проблемы сравнительной политологии // ПОЛИС, 2001. №6. С. 140-155.

92. Ильин М.В. Между вещами и смыслами: основания концепт анализа // Принципы и направления политических исследований. М.2002. С.161-183.

93. Ильин М.В., Мельвиль А.Ю. Власть // ПОЛИС. 1997. № 6. С. 146-163.

94. История теоретической социологии. В 4-х т. Т.4 / отв. ред. и составитель Ю.Н.Давыдов. СПб.: РХГИ, 2000. 736 с.

95. Каждан А.П. Византийская культура (X-XII вв.). Изд. 2-е и доп. СПб.: Алетейя, 1997.-280 с.

96. Казанцев А.А. «Ваххабизм»: опыт когнитивного анализа институтов в ситуации социокультурного кризиса //ПОЛИС, 2002, № 5. С.96-109.

97. Камкия Б.А. Проблема легитимности власти в полиэтничном государстве. М.: МОНФ, 1997. 91 с.

98. Канетти Э. Масса и власть. М.: Ad Marginem, 1997. 527 с.

99. Кант И. Критика способности суждения. М.: Искусство, 1994. -367 с.

100. Кант И. К вечному миру. Философский проект. 1795. // Кант И. Сочинения. В 8-ми т. Т. 7. М.1994. С.6-56.

101. Капустин Б.Г. Критика политического морализма (мораль-политика-политическая мораль) // Вопросы философии. 2001. № 2. С.33-55.

102. Капустин Б.Г. Различия и связь между политической и частной моралью (мораль-политика-политическая мораль) // Вопросы философии. 2001. № 9. С.3-27.

103. Кассирер Э. Философия символических форм. Введение и постановка проблемы Культурология.ХХ век: Антология. М.: Юрист, 1995. С. 163-212.

104. Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М.: Гардарика, 1998. -784 с.

105. Кассирер Э. Философия символических форм. Т.1. Язык. М., СПб.: Университетская книга, 2002. 272 с.

106. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура: Пер. с англ. под научн. ред. О.И. Шкаратана. М.: ГУВШЭ. 2000. 608 с.

107. Кастельс М., Киселева Э. Россия и сетевое общество. Аналитическое исследование // Мир России. 2000, № 1.

108. Категории политической науки. М.: МГИМО (Университет); «РОССПЭН, 2002. -656 с.

109. Качанов Ю.Л. Политическая топология: структурирование политической действительности. М.: Ad Marginem. 1995. 224 с.

110. Качанов Ю.Л. О проблеме реальности в социологии // S/L'97. М.: Институт экспериментальной социологии, 1996. С. 57-81.

111. Качанов Ю.Л. Эксперимент над истиной // S/L'98. М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 1999. С. 73-118.

112. Климов И.А. Социологическая концепция Энтони Гидденса // Социологический журнал. 2000. № 1-2.

113. Клюев А.В. Человек в политическом измерении. СПб.: Изд. СЗАГС, изд. «Образование-Культура», 2000. 152 с.

114. Ключевский В.О. Сочинения. В 9-ти т. М.: Мысль, 1988.

115. Когнитивные модели и институциональные трансформации / Под ред. д.и.н., проф. В.М. Сергеева: сборник научных статей. М.: Линор, 2003.- 196 с.

116. Козакевич X. Реализм и социология: вышла ли социология из кризиса? //СОЦИО-ЛОГОС. М.: Прогресс, 1991 С.170-185.

117. Коктыш К.Е. Социокультурные рамки институционализации политических практик и типы общественного развития (1) . ПОЛИС, №4, 2002. С.6.-17.

118. Коктыш К.Е. Закономерности и динамика развития социальных онтологий //ПОЛИС, 2002. №3. С.41-56.

119. Колеров М.А. Плотников Н.С. М. Вебер и его русские корреспонденты. //Вопросы философии №2,1994. С.74-78.

120. Корюоф Ф. Новые социологии. М.: ИЭС; СПб.: Алетейя, 2002.172 с.

121. Коэн Д., Арато Э. Гражданское общество и политическая теория / Пер. с англ. М.: Весь мир, 2003. 784 с.

122. Крадин Н.Н. Предмет и задачи политической антропологии // ПОЛИС. 1997. № 5. С. 146-157.

123. Краткая философская энциклопедия / Ред. Е.Ф.Губский и др. М.: Прогресс, 1994. 576 с.

124. Кэмпбелл Д. Герой с тысячью лицами. К.: "София", Ltd., 1997. -336 с.

125. Кэмпбелл Д. Маски бога: Созидательная мифология. М.: Изд. АДЕ "Золотой век", 1997. 332 с.

126. Леви-Стросс К. Печальные тропики. Львов: Инициатива; М.: ООО «Фирма «Издательство ACT», 1999. 576 с.

127. Легитимность // ПОЛИС. 1993. №5. С. 135 -143

128. Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. М.: Прогресс. 2001.-440 с.

129. Ледяев В.Г. Современные концепции власти: аналитический обзор //Политическая наука в России: интеллектуальный поиск и реальность. М., 2000. С.504-526.

130. Ледяев В.Г. Власть: концептуальный анализ. М.: Российская политическая энциклопедия, 2001.- 384 с.

131. Ленуар Р., Мерлье Д., Пэнто Л., Шампань П. Начала практической социологии /Пер. с фр. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя. 2001.-410 с.

132. Ловелл Д. Доверие и политика в посткоммунистическом обществе // Политическая культура . Pro et Contra. Т 7, № 3. Лето 2002. С.147-162.

133. Локк Дж. Сочинения: В 3 т. / Пер. с англ. и лат. Т.З / Ред. и сост. авт. примеч. А.Л. Субботин. М.: Мысль, 1988. 668 с.

134. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст — семиосфера - история. М.: Языки русской культуры, 1999.-464 с.

135. Лоусон Т., Гэррод Д. Социология. А Я: Словарь-справочник / Пер. с англ. К.С. Ткаченко. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2000. - 608 с.

136. Луман Н. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества //СОЦИО-ЛОГОС. М.: Прогресс, 1991. С. 194-215.

137. Луман Н. Власть / Пер. с нем. А. Ю. Антоновского. М., 2001. — 256 с.

138. Лютер М. Избранные произведения. СПб: «Андреев и Согласие», 1994.-429 с.

139. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК, 2003. 280 с.

140. Малахов В. Зачем в России мультикультурализм? (http://antropotok.archipelag.ru/text/a062.htm').

141. Малахов В. Культурный плюрализм versus мультикультурализм (http://intellectuals.ru/malakhov/izbran/5multcult.htm').

142. МассингО. Господство//ПОЛИС. 1991. №6. С.107-112.

143. Меркель В., Круасан А. Формальные и неформальные институты в дефективных демократиях (I) /ПОЛИС, 2002. №1. С.6-17.

144. Меркель В., Круасан А. Формальные и неформальные институты в дефективных демократиях (И) /ПОЛИС, 2002. №2. С.20-30.

145. Махлина С.Т. Семиотика культуры и искусства. Опыт энциклопедического словаря. В 2-х ч. СПб., 2000. 552 с.

146. Миллс Ч. Социологическое воображение. М.: Стратегия, 1998. -264 с.

147. Макаренко В.П. Русская власть (теоретико-социологические проблемы). Ростов-на-Дону: Изд. СКНЦ ВШ, 1998.-447 с.

148. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М.: ВЛАДОС, 1996.-416 с.

149. Мамардашвили М.К., Пятигорский А.К. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. 216 с.

150. Монтескье Ш. Избранные произведения. М.: Политиздат, 1955. -780 с.

151. Марков Б.В. Философская антропология: очерк истории и теории. СПб.: Лань, 1997.-384 с.

152. Морис-Георгица Г. Политические символы // Элементы теории политики. Ростов-на-Дону, 1991. С. 350-402.

153. Московичи М. Век толп. Исторический трактат по психологии масс. М.: Издательство «Центр психологии и психотерапии». 1996. -478 с.

154. Мостовая И.В., Скорик А.П. Архетипы и ориентиры российской ментальное™ // ПОЛИС, 1995. №5. С.69-76.

155. Назаров М.М. Политическая культура Российского общества 1991-1995. М.:Эдиториал УРСС, 1998.

156. Негри А. Наступает ли кончина государства-нации? // Империя, как высшая стадия империализма (http://www.archipelag.ru/text/289.htm2/03y

157. Неклесса A. ORDO QUADRO Четвертый порядок: пришествие постсовременного мира //Мегатренды мирового развития. М., 2001. С.127-151.

158. Новейший философский словарь: 2-е изд., перераб. и дополн.- М.: Интерсервис, Кн. Дом. 2001.- 1280 с.

159. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики / Пер. с англ. А.Н. Нестеренко. М.: Начала, 1997.

160. Норт Д. Вклад неоинституционализма в понимание проблем переходной экономики // (http://ie.boom.ru/Referat/North.htm).

161. Одайник В. Психология политики. М.: Ювента, 1996. 382 с.

162. Палама Г. Триада в защиту священно-безмолвствующих. М.: Канон, 1995. 384 с.

163. Парсонс Т. Система координат действия и общая теория систем действия: культура, личность и место социальных систем //Американская социологическая мысль: тексты. М.: Изд. МУБУ,1996. С.462-477.

164. Парсонс Т. Функциональная теория изменения //Американская социологическая мысль: тексты. М.: Изд. МУБУ, 1996. С.478- 493.

165. Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект пресс,1997.-270 с.

166. Патнем Р. Чтобы демократия сработала. Гражданские традиции в современной Италии. М.: "Ad Marginem". 1996.- 288 с.

167. Пелипенко А.А. Генезис смыслового пространства и онтология культуры //Человек. 2002. №2. С.6-21.

168. Петро Н. О концепции политической культуры, или основная ошибка советологии // Полис. 1998. № 1. С. 36-51.

169. Пивоваров Ю.С. Политическая культура: методологический очерк. М.: ИНИОНД996. 80 с.

170. Пивоваров Ю. Русская политическая культура и «political culture» (Общество, власть, Ленин) // Политическая культура . Pro et Contra. Т 7, № 3. Лето, 2002. С.23-50.

171. Пирс Ч. Начала прагматизма. Логические основания теории знаков. СПб.: Алетейя, 2000. 352 с.

172. Политическая культура: теория и национальные модели (Под ред. К.С. Гаджиева). М., 1997.

173. Политический процесс: основные аспекты и способа анализа / Под. ред. Е.Ю.Мелешкиной. М.: Весь мир, 2001. 304 с.

174. Политология (проблемы теории) /Отв. ред. В.А.Гуторов. СПб.: Лань, 2000. 324 с.

175. Полосин B.C. Миф. Религия. Государство. М.: Ладомир. С. 423434.

176. Попова О.В. Политическая идентификация в условиях трансформации общества. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2002. — 258 с.

177. Поцелуев С.П. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме // Полис. 1999. № 5. С. 62-75.

178. Поцелуев С.П. Символические средства политической идентичности. К анализу постсоветских случаев // Трансформацияидентификационных структур в современной России. М. 2001. С. 106159.

179. Проблемы глобализации // Pro et Contra, 1999. Т. 4. №4.

180. Резник Ю.М. Культура как предмет изучения // Личность. Культура. Общество. 2001. Т.З.Вып. 2.(8). С.198-217.

181. Резник Ю.М. Культура как предмет изучения // Личность. Культура. Общество. 2001. Т.З.Вып. 3.(9). С.156-182.

182. Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.: Медиум, 1995.-415 с.

183. Ритцер Д. Современные социологические теории. СПб.: Питер, 2002. 688 с.

184. Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск : Изд-во Новосиб. ун-та, 1997. 320 с.

185. Роттердамский Э. Философские произведения. М.: Наука, 1986. -703 с.

186. Руднев В.П. Прочь от реальности: Исследования по философии текста. И. М.: Аграф, 2000. - 432 с.

187. Рукавишников В., Холман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения /Пер. с англ. М.: Совпадение, 2000. 368 с.

188. Сагатовский В.Н. Русская идея: продолжим ли прерванный путь? СПб: Петрополис, 1994.-217 с.

189. Салмин А. Современная демократия: очерки становления. М.: Ad Marginem, 1997. 448 с.

190. Сапронов П.А. Власть как метафизическая и историческая реальность. СПб.: Церковь и культура, 2001. 816 с.

191. Селигмен А. Проблема доверия. М.: Идея Пресс, 2002. - 256 с.

192. Семиотика: Антология /Сост. Ю.С.Степанов. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.- 702 с.

193. Сергеев В.М. Демократия как переговорный процесс. М.: МОНФ.- 148 с.

194. Сергеев В.М., К.В. Сергеев Механизмы эволюции политической структуры общества: социальные иерархии и социальные сети // ПОЛИС, 2003, №3. С.6-17.

195. Сергеева Е.Я. Легитимность политической власти в современной России: новые подходы, проблемы, тенденции // Россия. Политические вызовы XXI века. М.:РОСПЭН, 2002. С. 13 8-146.

196. Символы и атрибуты власти (генезис, семантика, функции) / Отв. ред. В.А.Попов СПб.: МАЭ РАН, 1996. 318 с.

197. Слотердайк П. Критика цинического разума. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2001. 584 с.

198. Сморгунов Л.В. Сетевой подход к политике и управлению // ПОЛИС, 2001, №3. С. 103-112.

199. Сморгунова В.Ю. Феномен политического знания. СПб., 1996.

200. Соколов Э.Я. Введение в психоанализ. Социокультурный аспект. СПб.: Лань, 1999. 320 с.

201. Соловьев А.И. Политология: Политическая теория, политические технологии. М.: Аспект Пресс, 2000. 559 с.

202. Соловьев А.И.Политическая идеология: логика исторической эволюции//ПОЛИС, 2001. №2. С.5-23.

203. Соловьев А.И. Политическая культура: к проблеме идентификации национальных моделей // Принципы и практикаполитических исследований. М.: Российская политическая энциклопедия (РОСПЭН), 2002. С.126-144.

204. Соловьев А.И. Политическая коммуникация: к проблеме теоретической идентификации //ПОЛИС, 2002. №3. С.5-18.

205. Соловьев Э.Ю. Генезис прав человека и исторические истоки толерантности / Под. редакцией М.Б.Хомякова // Толерантность. В 2-х ч. Ч. 2. Екатеринбург: Изд. УрГУ, 2001. С. 32-149.

206. Социальная реальность и социальные теории / Ред. В.Г.Марахов, Ю.Н.Солонин. СПб.: Научный изд. центр «Кафедра», 1998. 315 с.

207. Социоанализ Пьера Бурдье. Альманах российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2001.-288 с.

208. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры: Изд. 2-е, доп. М.: Академический проект. 2001. 990 с.

209. Тейлор В., Уиттер Н. Коллективная идентичность в группах общественных движений Введение в тендерные исследования. 4.II. //Харьков- СПб., 2001. С. 963-991.

210. Тальберг Н. История Русской Церкви. Изд. Сретенского монастыря. 1997. 924 с.

211. Тернборн Г. Принадлежность к культуре, местоположение в структуре и человеческое действие: объяснение в социологии и социальной науке // Теория общества. Сборник / Пер. с нем., англ. М.: Канон-пресс-Ц, Кучково поле, 1999. С.73-102.

212. Тлостанова М.В. Мультикультурализм в США: (Обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежнаялитература. Сер. 7, Литературоведение. Реф. журнал. 2002, №3. С.34-42.

213. Токвиль А. Демократия в Америке: Пер. с франц. / Предисл. Гарольда Дж. Ласки. М.: Изд. «Весь Мир», 2000. -560 с.

214. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т.1. Первый век христианства на Руси. М.: Гнозис, 1995. 875 с.

215. Трубецкой Е.Н. Миросозерцание Блаженного Августина. -Блаженный Августин. Творения. Т. 2. Теологические трактаты. Киев, 1998. С. 671-749.

216. Трубецкой Н.С. Наследие Ченгисхана. М.: Аграф, 2000. 560 с.

217. Успенский Л.А. Богословие иконы православной церкви. М.: Изд-во западно-европ. экзархата. Моск. Патриархат, 1989. 475 с.

218. Февр Л. Цивилизация эволюция слов и группы идей // Л.Февр. Бои за историю. М.: Наука, 1991. С. 239-281.

219. Федералист. Политические эссе А.Гамильтона, Дж.Мэдисона и Дж. Джея: Пер. с англ / Под. общ. ред., с предисл. Н.Н. Яковлева, коммент. О.Л. Степановой. М.: Издательство «Весь Мир», 2000. — 592 с.

220. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.: «Прогресс», 1986. 256 с.

221. Фирт Р. Структура и организация в малом сообществе // Личность. Культура. Общество. 2001. Т.З.Вып. 3.(9). С.118-140.

222. Флиер А.Я. Культурология для культурологов. М.: Академический проект, 2000. 496.

223. Фомичев П.Н. Дискурсы глобализации и тенденции развития социологии. Аналитический обзор. Социологические исследования на пороге XXI в. М., 2000. С.23-58.

224. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб.: А-cad, 1994.-406 с.

225. Фуко М. Рождение клиники. М.: Смысл, 1998. 310 с.

226. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М.: Касталь, 1996.-448 с.

227. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб: Университетская книга, 1997. 576 с.

228. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999. 479 с.

229. Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и сотворение благоденствия // Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. 2001. №02. С 6-8

230. Фукуяма Ф. Социальный капитал // Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу /Под. ред. Л.Харрисона и С.Хантинггона. М.: Московская шк. полит, исследований, 2002. С. 129-152.

231. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2000. с.379.

232. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерк политической теории. СПб.: Наука, 2001.-417 с.

233. Хованов Е.И. Современность как вечное свойство научной классики: Макс Вебер //Полис, 1995. №4. С.176-183.

234. Хюбнер К. Истина мифа. М.: Республика, 1996. 448 с.

235. Шампань П. Делать мнение: новая политическая игра / Пер. с фр. М.: Socio-Logos, 1997. 317 с.

236. Шапиро И. Переосмысливая теорию демократии в свете современной политики // ПОЛИС. 2001. № 3. С. 6-15.

237. Шабров О.Ф. Политическая власть, ее эффективность и легитимность // Шабров О.Ф. Политология. М.: РАГС, 2002. С. 122136.

238. Шатилов А. Постсоветские подходы к изучению политической культуры // Политическая культура . Pro et Contra. Т 7, № 3. Лето 2002. С.183-194.

239. Шестопал Е.Б. Образ власти в России: желание и реальность (политико-психологический анализ) //ПОЛИС, 1995.№5.С.86-97.

240. Шмит К. Понятие политического //Вопросы социологии. 1992.Том 1. № 1. С.37-67.

241. Шпакова Р.П. Легитимность и демократия (уроки Вебера) //ПОЛИС. 1994. №2. С.169-174.

242. Шпакова Р.П. Российское реформаторство глазами Макса Вебера //ПОЛИС. 1995. №2. С. 129-134.

243. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб.: Петрополис, 1998. 432 с.

244. Элементы теории политики / Пер. с пол. и ред. В.П.Макаренко. Ростов-на-Дону: Изд. Рост, унив., 1991.-444 с.

245. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М.: Аспект Пресс, 1999. 416 с.

246. Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. Т. 1. Изменения в поведении высшего слоя мирян в странах Запада. М., СПб.: Университетская книга, 2001.-332 с.

247. Юнг К.Г., фон Франц М.-Л., Хендерсон Дж. Л., Якоби И., Яффе А. Человек и его символы. М.Серебряные нити, 1998. 368 с.

248. Якобсон Р. Язык и бессознательное. М.: Гнозис, 1996. 248 с.

249. Якобсон Р. В поисках сущности языка // Семиотика. М., 2001. С. 111-128.

250. Ясперс К. Смысл и назначение истории / Пер. с нем. 2-е изд. М.: Республика, 1994. 572 с. (Мыслители XX в.).

251. Almond G. Approaches to Developmental Causation // Crisis, Choice, and Change: Historical Stories of Political Development. Boston: 1973. P. 1-42.

252. Almond G.A. A discipline divided: schools and sects in political science. Newbury Park, California: Sage Publications, Inc., 1990. 347 p.

253. Balkin J.M. Cultural software: A theory of ideology. New Haven Conn.: Yale Un. Press, 1998. 335 p.

254. Beetham D. The Legitimation of Power. Atlantic Highlands: Humanities Press International, INK, 1991.

255. Brint M. A Genealogy of Political culture. WestviewPress. Boulder-San Francisco-Oxford, 1991. 147 p.

256. Brint M. Tragedy and Denial: The Politics of Difference in Western Political Thought. Boulder- San Francisco-Oxford: Westview Press. 1991. -181 p.

257. Bluhm William T. Ideologies and Attitudes: Modern Political Culture. Englewood Cliffs, New Jersey Prentic-Holl, Inc., 1974.- 390 p.

258. Castells M. Materials for an exploratory theory of network society.// Brit. J. of. Soc.,2000,N51.

259. Christenson G.A. World Civil Society and International Rule of Law-Human Rights Quarterly, 19.4 (1997) P.724-737.

260. Culture Matters: Essays in Honor of Aaron Wildavsky // Ellis Richard J. and Thompson Michael (Ed). Boulder, Colo: WestviewPress, 1997. -255 p.

261. Daston L. The Nature of Nature in Early Modern Europe // Configurations 6.2 (1998). PP. 149-172.

262. Dorner A. Politischer Mythos und symbolische Politic. Opladen: Westdt Verl., 1995.-421 s.

263. Edelman M. Politics as symbolic action /Ed. by the Institute for Research on Poverty. Chicago: Markham Publishing Company, 1971. 188 P

264. Edelman M. Political language: Words That Succeed and Policies That Fail. NY-San Francisco-London: Academic Press. 1977-164 p.

265. Easton D., Dennis J. Children in political system. Origins of political legitimacy. NY, 1969. 440 p.

266. Easton D. A framework for political analysis with a new pref. Chicago; London: Univ. of Chicago press, 1979. 142 p.

267. Evans P. The Eclipse of the State? Reflections on Stateness in an Era of Globalization World Politics 50.1 (1997) P. 62-87.

268. Flanagan S. Models and Methods of Analysis // Crisis, Choice, and Change: Historical Stories of Political Development. Boston: 1973. P.43-101.

269. Friedrich Carl J. Tradition and Authority. NY-Washington-London: Prayer Publishers. 1972. 144 p.

270. Gaus Gerald F. Value and justification: The foundations of liberal theory. Cambridge-NY-Port Chester-Melbourne-Sydney: Cambridge Univ. Press, 1990.-540 p.

271. Gelner E. Nationalism. N.Y.: NY Univ. Press, 1997. 114 p.

272. Giddens A. New Rules of Sociological Method. London: Hutchinson, 1976.

273. Giddens A. The constitution of society: outline of the theory of structuration. Cambridge: Polity Press, 1984.

274. Giddens A. Goffman as Systematic Social Theorist // Ervin Goffman: Exploring the Interaction Order/ Edited by P.Drew and A.Wootton. Boston: Northeastern University Press, 1988. PP. 251-280.

275. Goffman E. Encounters: two studies in the sociology of interaction. Indianopolis-NY: The Bobbs-Merril Company, INC. 1961. 152 p.

276. Goffman E. Interaction ritual. Essays in Face-to-Face Behavior. Chicago: Aldine Publishing Company. 1967. 270 p.

277. Gross M. Ethics and Activism: The Theory and Practice of Political Morality. Cambridge and NY: Cam. Univ. Press, 1997. 305 p.

278. Habermas J. The Inclusion of the Other: Studies in Political Theory. Cambridg, Massachusetts, 1998.

279. Hall John R. Cultures of Inquiry: From Epistemology to Discourse in Sociohistorical Research. Cambridge University Press, 1999. 316 p.

280. Habermas J. The Inclusion of the Other: Studies in Political Theory /Ed. by Ciaran Cronin and Pablo De GreifF. Cambridge, Massachusetts: The MIT Press, 1998. 300 p.

281. Huntington S. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. NY: Simon and Schuster, 1996. 367 p.

282. Held D. Models of Democracy. Second edition. Stanford, California: Stenford Univ. Press, 1996. 392 p.

283. Heywood A. Politics. L.: MACMILLAN PRESS, 1997. 431 p.

284. Lewellen Ted C. Political Anthropology. Massachusetts: Bergin&Garvey Publishers, Inc. 1983.

285. Johnstone Albert A. Rationalized Epistemology: A King Solipsism Seriously. Stenford Univ. of NY Press, 1991. 361 p.

286. Inglehart R. Modernization and Postmodernization. Princeton: Princeton Univ. Press, 1997. 453 p.

287. Kantorowicz Ernst H. The King's two bodies. A Study in Mediaeval Political Theology. Princeton, New Jersey. Princeton Un. Press. 1957. — 568 p.

288. Keane J. Civil society: old images, new visions. Stanford, California, 1998.

289. Kertzer D.I. Ritual, Politics, and Power. New Haven and London: Yale University Press, 1988. -236 p.

290. Kertzer D. Politics and Symbols: The Italian Communist Party and Fall of Communism. New Haven and L.: Yale Un. Press, 1996. 211 p.

291. Koselleck R. Futures Past: on the Semantic of Historical Time. The MIT Press Cambridge; Massachusetts, and London, England, 1985. — 3301. P

292. Kymlicka W. Multicultural citizenship: a liberal theory of minority right. Oxford: Clarendon Press, 1996.- 280 p.

293. Lakoff G. Moral Politics. What Conservatives Know That Liberals Don't. The Univ. Of Chicago Press. Chicago and London, 1996. 413 p.

294. Levy Jacob T. The multiculturalism of fear. Padstow, Cornwall: Oxford University Press, 2000. 268 p.

295. Lieven D. Russia's Rulers under the Old Regime. New Havened-London: Yale Un. Press, 1989.- 407p.

296. Lewellen Ted C. Political Anthropology. South Hadley, Massachusetts: Bergin&Garvey Publishers, Inc. 1983. 148 p.

297. Lieberman R. Ideas, Institutions, and Political Order: Explaining Political Change // American Political Science Review Vol. 96, No. 4. December 2002. PP.697-712.

298. Lipset S.M. Political Man. Expanded Edition. The Johns Hopkins Univ. Press, Baltimore, Maryland. 1981. 585 p.

299. Meyenberg Y. Legitimacy and Democratic Political Culture (http://liber.rsuh.ru/Conf/Peace/meyenberg.htm&text)

300. Mc Glew James F. Tyranny and Political Culture in Ancient Greece. Cornell Univ. Press, 1993. 233 p.

301. Norbert E. On civilization, power, and knowledge. Selected Writings /Ed. by Stephen Mennell and Johan Goudsblom. Chicago and London: The Un. of Chicago Press, 1998 302 p.

302. North D.C. Institutions, Organizations and Market Competition (http.7/ie.boom.ru/Library/North2.html).

303. North D.C. Economics and Cognitive Science (http://ie.boom.ru/Librarv/North2.htmn.

304. North D.C. Transaction costs, institutions, and economic performance. San Francisco (Cal): ICSpress, 1992. -32 p.

305. Pay Lucian W. with Mary Pay W. Asian Power and Politics: The Cultural Dimensions of Authority. Cambridge, Massachusetts and London: The Belknap Press of Harvard Un. Press, 1985. 414 p.

306. Patten A. Liberal citizenship in multinational societies // Multinational Democracies / Ed. By A.-G. Gagnon and J.Tully. Cambridge: Cambridge University Press, 2001. P. P.279-298.

307. Political culture and political preferences // American Political Science Review. Vol.82. No.2 June. 1988. P.589-596.

308. Pocock J. G. A. Political ideas as historical events: political philosophers as historical actors // Political theory and political education. Princeton, NJ: Princeton Un. Press. 1980. PP. 138-158.

309. Pocock J. G. A. Virtue, Commerce, and History. Essays on Political Thought and History, Chiefly in the Eighteenth Century. Cambr. Un. Pr., N.Y., 1985.-321 p.

310. Russetsky A. The Legitimacy of Political Systems in the South Caucasus (http://www.hetq.am/en/r-arussetsky.html)

311. Sartori G. Concept Misformation in Comparative Politics // The American Political Science Review. 1970. Vol.LXIV. P.1033-1053.

312. Shapiro Michael J. Reading the postmodern polity: political theory as textual practice. University of Minnesota Press, Minneapolis, Oxford, 1992.-176 p.

313. Shibutani T. Society and personality: An interactionist Approach to Social Psychology. With a new Preface by Barry Glassner. New Brunswick (USA) and Oxford (UK): Transaction Books, 1987. 630 p.

314. Searle J.R. The Construction of Social Reality. N.Y.: Free Press, 1995.

315. Searle J.R. Mind, Language and Society: Philosophy in the Real World. N.Y.: Basic Books, 1998. 173 p.

316. Skinner Q. The foundations of modern political thought. Vol. one: The Renaissance. Binghamton, N.Y., 1979. 305 p.

317. Skinner Q. The foundations of modern political thought. Vol. two: The Age of Reformation, Cambridge, 1978.

318. Surber Jere P. Culture and Critique: An Introduction to the Critical Discourses of Cultural Studies. Boulder, Colorado: Westview Press, 1998. 244 p.

319. Turner С. Modernity and politics in the work of Max Weber. London and NY: Routledge, 1992 219 p.

320. Tudor Henry. Political Myth. NY -Washington-L.: Prayer Publishers. 1972.- 157p.

321. Tismaneanu V. Fantasies of salvation: democracy, nationalism, and myth in post-communist Europe. Princeton, New Jersey, 1998. 216 p.

322. Thompson John B. Ideology and Modern Culture. Critical Social Theory in the Era of Mass Communication. Oxford: Polity Press, 1990. PP. 56-66.

323. Wedeen L. Conceptualizing Culture: Possibilities for Political Science // American Political Science Review Vol. 96, No. 4, December, 2002. PP.713-728.

324. Wilson R.W. The Many Voices of Political Culture: Assessing Different Approaches. World Politics, 52.2 (2000). PP. 264-273.