Мотивы и поэтика сна в лирике А. Блока тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Байрамова (Самойлова), Карина Владимировна

• Байрамова (Самойлова), Карина Владимировна
• кандидат филологических наук
• 2003

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Байрамова (Самойлова), Карина Владимировна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. Лирическая ситуация 1 книги стихов А.Блока сквозь семантику сна (1898 - 1904 г.г.).

§1.1. Модификация романтических мотивов сна в лирике А. Блока периода

ANTE LUCEM" (1898 - 1900г.г.).

§1.2. Сон как "хронотопическая ценность" в символистской картине мира

Стихов о Прекрасной Даме" (1901 - 1902 г.г.).

§1.3. "Сноборческие" мотивы в лирике А. Блока периода "Распутий"

1902-1904 г.г.).

ГЛАВА II. "Нераздельность - неслиянность" "сна" и "яви" как отражение идейно-художественных особенностей 2 книги стихов

А. Блока (1904 - 1908 г.г.).

§2.1.Прием иронии как установка на двойственность поэтики сна в незавершенных поэмах А. Блока (1904 г.).

§2.2.Сон как элемент пейзажа в "болотной" теме цикла "Пузыри Земли"

1904- 1905 г.г.).

§2.3."Метамиры" "сна" и "яви" в художественном пространстве поэмы "Ночная Фиалка" (1906г.).

§2.4. "Нераздельность - неслиянность" "сна" и "яви" как отражение диалогичности мифологического и романтического начал в цикле "Разные стихотворения" (1904 -1908 г.г.).

§2.5. Сон как архетип "Петербургского текста" в цикле "Город"

1904- 1908 г.г.).

§2.6."Зеркальность" "сна" и "яви" в святочной картине бытия цикла "Снежная Маска" (1907г.).

§2.7."Стихийная" природа сна в цикле "Фаина" (1906 - 1908г.г.).

ГЛАВА III. Поэтика сна и проблема художественной целостности в жанрово-стилевом своеобразии 3 тома лирики А. Блока (1907-916г.г.).

§3.1. Сон как социальный и инфернальный фон "Страшного мира" (1909

1916 г.г.).

§3.2.Поэтика сна в контексте темы "возмездия" (цикл "Возмездие", 1908

1913 г.г.).

§3.3.Художественные проблемы истории и современности сквозь поэтику сна в цикле "Итальянские стихи" (1909 г.).

§3.4.Художественные функции оппозиции "память - забвение" в жанре поэтического сновидения в цикле "Разные стихотворения"(1908-1916 г.г.).

§3.5.Взаимопроникновение структур сна и воспоминания как элемент стилеобразования в цикле "Арфы и скрипки" (1908 - 1916 г.г.).

§3.6.Проблема жанровой целостности поэтического сновидения в цикле

Кармен" (1914 г.).

§3.7.Сон как стилевой прием в поэме "Соловьиный сад" (1915г.).

§3.8.Мифологизация и натурализм в мотивах сна в контексте патриотической темы в цикле "Родина" (1907-1916 г.г.).

§3.9.Поэтика сна в свете жанровых особенностей "литературной колыбельной" в цикле "О чем поет ветер" (1913 г.).

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Мотивы и поэтика сна в лирике А. Блока»

Современная научная литература о А. Блоке насчитывает значительное количество работ, посвященных различным аспектам блоковской поэтики. Однако мотивы сна, или блоковская гипнология, остаются среди наименее изученных областей творчества поэта. Между тем статьи и исследования российских ученых последнего десятилетия (Нечаенко Д.А. "Сон, заветных исполненный знаков"(1991г.), Цивьян Т.В. О ремизовской гипнологии и гипнографии (1993г.), Ходанен J1.A. Мотивы и образы «сна» в поэзии русского романтизма (1997г.), Тростников М.В. Мотив сна в поздней лирике М.Ю. Лермонтова (1999г.) и другие) свидетельствуют о возрастании интереса к поэтике сна в современном литературоведении. Актуальность проблемы поэтики литературных сновидений обусловлена ее расположением на стыке различных областей культуры: литературы, психологии, философии. Особое место в литературной традиции художественного изображения сновидений принадлежит поэзии Серебряного века, в частности, лирике Блока. Мотив сна является одним из ведущих в стихах Блока. В развитии сновидческих мотивов отразилась эволюция творчества поэта.

Актуальность мотивов сна в лирике А. Блока обусловлена, во-первых, особым местом проблемы сновидений в различных областях культуры конца XIX - начала XX в.в., во-вторых, сложившейся традицией в разработке поэтики сна, в-третьих, важной ролью сна в жизни самого автора.

Интерес к теме сна в этот период был определен культурно-историческим фоном конца XIX - начала XX в.в. В то время были заново переосмыслены идеи Платона, умами интеллигенции владели Ф.Ницше и только что переведенный на русский язык З.Фрейд, особую популярность завоевывал психоанализ.Проблемы интерпретации "второй реальности" обусловили актуальность в начале XX века философских идей Ф. Ницше, в частности, его концепции сновидений, изложенной в работе "Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм" (1872г.). В ней философ поступательное движение искусства связывает с "двойственностью аполлонического и дионисического начал,., которые можно представить как разъединенные художественные миры сновидения и опьянения" (22;59). Тесную связь между миром сновидений и миром искусства воплощает образ Аполлона, который является одновременно богом искусств и пророческих видений, снов. Аполлон - светлый бог, но связан именно со сном, потому что день, по Ницше, -это иллюзия. Настоящая реальность представляет собой бездну, которая обнажается ночью, во сне. А дневная жизнь - всего лишь сон, "аполлоническая иллюзия", покрывало, скрывающее дионисический мир. Метафизическое предположение Ницше о связи сновидения с Первоединым определяет компенсаторную и творческую функции сновидения в жизни человека. Они выражаются в стремлении личности к избавлению от мира страданий через иллюзию, спасительное видение, "в создании которых каждый человек является вполне художником" (22; 60).

В начале XX века появляется ряд работ, отражающих различные подходы к сновидениям: Д. Бигелоу "Тайна сна" (1906г.), К. Абрагам "Сон и миф. Очерк народной психологии" (1912г.), П. Флоренский "Иконостас" (1912г.), М. Волошин "Театр как сновидение" (1912г.), 3. Фрейд "Толкование сновидений" (1900г.), К. Г. Юнг "Архетип и символ" (1912г.).

Согласно концепции русского религиозного философа П. Флоренского, сон -это граница соприкосновения видимого мира с невидимым. Поэтому образы сновидений возникают на границе сна и бодрствования. Сновидения обладают особой "трансцендентальной" мерой времени, и только в воспоминании, "то есть при транспозиции в дневное сознание, развертываются в наш, видимого мира, временной ряд" (26; 83). Телеологической предопределенностью сновидения философ объясняет особенности его композиции: в сновидении "развязка" определяет "завязку", а время "вывернуто через себя" (26; 87). Для Флоренского "сновидение насквозь телеологично, или символично,.оно - почти чистый смысл иного мира, незримый, невещественный, непреходящий, хотя и являемый видимо и как бы вещественно.сновидение есть знаменование перехода от одной сферы в другую и символ.Из горнего - символ дольнего, и из дольнего - символ горнего" (26; 88). Все сказанное о сновидении философ распространяет и на художественное творчество, которое в его представлении есть "оплотневшее сновидение" (26; 89).

О возникновении сновидений на границе сна и бодрствования пишет М. Волошин в статье "Театр как сновидение" (1912г.). Для эссеистики М. Волошина характерно сновидческое восприятие театрального действия. Такой подход обусловлен, с одной стороны, театральностью самих снов, с другой стороны, -мифопоэтикой игры в искусстве и жизни. По мысли М. Волошина, спектакль снится зрителю, а его элементы - символы или знаки - подчиняются логике сна, а не логике реальности. Сценическая иллюзия, по мнению автора, аналогична по своей природе детской игре и мифотворчеству. Как отмечает М. Волошин, "состояние, знакомое каждому в моменты засыпания и в моменты возвращения из сна, - в известную эпоху, при самом начале всемирной истории, было нормальным состоянием всего человечества. Мир действительности.осознавался в сказках и мифах. Сказки и мифы были в точном смысле сновидением пробуждавшегося человечества.Между творчеством детских игр и тем состоянием духа, в котором человечество создавало сказки и мифы, - нет никакой разницы. Игра - это одна из форм сновидения" (49; 351-352).

В целом, по мнению исследователей, идеи М. Волошина созвучны "новейшим психологическим исследованиям, трудам 3. Фрейда и его последователей" (77: 697).

Первую попытку создания систематической психологической теории сна предпринял 3. Фрейд. Подробно останавливаясь на концепции сновидений П. Флоренского в своей работе "Толкование сновидений" (1900г.), 3. Фрейд отмечает несколько точек соприкосновения и в то же время расхождения с религиозно-философским представлением о сне русского теолога. Как и Флоренский, Фрейд отмечает символичность снов. Но если Флоренский в образах сновидений видит символы потустороннего мира, то, согласно теории Фрейда, в основе сновидческих символов лежат подавляемые мотивы индивидуального бессознательного. Именно символизация сближает, по Фрейду, сновидение и поэтическое творчество. "Скрытые мысли.в сновидении выражаются символически, посредством сравнений и метафор, как в образном поэтическом языке" (27; 327). Эта связь, выявленная при анализе снов, позволяет, используя литературоведческие термины, описать работу сновидений. Переработку информации в сновидении Фрейд сводит к трем основным процессам: сгущению (концентрации) образов вплоть до их контаминации; смещению; символизации.

В отличие от техники свободных ассоциаций 3. Фрейда, его ученик К.Г. Юнг, анализируя символы снов, использует метод активного воображения или углубления образа. Применение этого метода позволило Юнгу сделать вывод о связи образов сновидений с мифами и ритуалами первобытного человека, то есть открыть коллективное бессознательное. 3. Фрейд считал древние образы сновидений архаическими пережитками. По мнению К. Юнга, подобные ассоциации и образы до сих пор живут и действуют, выполняя связующую функцию между мыслями и эмоциями людей. Важной особенностью таких снов, по Юнгу, становится проявление в них синкретизма человека и природы, давно утраченного в реальной жизни. Компенсаторная функция снов заключается "в попытке восстановить психический баланс посредством производства сновидческого материала" (29; 46). Осуществление компенсаторной функции осложняется символичностью сновидений: "они выражают свое содержание на языке природы, который нам непонятен и странен. Поэтому перед нами встает задача перевода этого языка в рациональные слова и понятия современной речи" (29; 87).

Рассмотренные концепции свидетельствуют о сложившейся к началу XX века философской и психологической традиций в разработке проблемы сновидений. Философско-психологическая традиция явилась своеобразной гносеологической предпосылкой возникновения темы сна в искусстве конца XIX - начала XX в.в. Актуальность данной темы для русской литературы, в частности для русского символизма, объяснялась все возрастающим интересом к проблеме интерпретации так называемой "второй реальности". В этом, по мнению A.M. Эткинда, стремления символистов во многом совпадали с целями психоанализа (см. об этом 28). "Представление о русских как о существах, необычно близких к бессознательному, было распространено в восприятии русской культуры как извне, так и изнутри нее. А.Блок, в стихах которого сны встречаются не реже, чем в анализах 3. Фрейда, в 1911 году писал А.Белому: "В этих глубоких и тревожных снах мы живем и должны постоянно вскакивать среди ночи и отгонять сны" (28; 117). Таким образом, интерес к теме сна у А. Блока во многом объясняется философско-психологическими и даже идеологическими особенностями времени, в котором творил поэт. По словам А. Белого, "в начале века царила идеология серо-синего цвета - идеология сна. Идеология сна переживалась сгустками душевного пара в космической бездне" (36; 206).

К началу XX века сложилась богатая литературная традиция в разработке мотивов сна. Представителями немецкого литературоведения она определяется как традиция Traumdichtung - "поэзия, в которой сны составляют центральный мотив" (151; 695). Эта традиция отражает эволюцию мотивов сна в европейской литературе. В "Sachworterbuch der Literatur" отмечается, что Traumdichtung берет начало со времен античности и средневековья, где "мотив сна олицетворял мир, противоположный действительности. Позднее традиция Traumdichtung реализуется в различных вариантах: как мотив о видящих сны простолюдинах (У. Шекспир "Укрощение строптивой"); как жизнь-сон (Кальдерон "Жизнь есть сон"); в сатирическом освещении (Ф. Кеведо "Сновидения"). В эпоху предромантизма (Гердер) и романтизма (Гофман, Тик, Новалис, Эйхендорф) впервые осознали значение сна как выражения субъективного мира полусознательного (Руссо "Мечты") или сюрреалистического сверхмира бессознательного, мира свободно творящей фантазии (Гейне). С тех пор, и в особенности со времен символизма, традиция Traumdichtung не обрывается" (151; 695).

Многообразней всего традиция Traumdichtung в европейской литературе представлена в творчестве немецких романтиков. Искусство у них уподобляется сну (Новалис "Фрагменты"); актуальность обретает мотив сна-смерти, при этом и смерть, и сон предстают как истинные сущности, соответственно, жизни и дня (Новалис "Гимны к ночи"); и только во сне обнажается настоящее лицо мира -хаос, день же - только покров над этим хаосом (JI. Тик "Ловелль").

Не менее богата "снами" русская литература. Сновидческий пласт широко представлен в древнерусской литературе, в частности, в жанре видений (см. об этом 110), "обмираний" (129). Велико значение мотивов сна в русской романтической традиции: в лирике А. Пушкина(53), К.Н. Батюшкова(133), В.А. Жуковского(133), М.Ю. Лермонтова(119), Ф.И. Тютчева (69). Особое место занимает сон и в литературе реализма: в повести "Гробовщик"(38) и в романе "Евгений Онегин" А.С. Пушкина (91), в "Петербургских повестях" Н.В. Гоголя (89), в повести "После смерти" И.С. Тургенева (131), в романах Ф.М. Достоевского (143).

Существующие различные подходы к снам в литературном творчестве выявляют многообразие форм поэтики сновидений: сон как особый жанр (некоторые исследователи рассматривают "видения", генетически восходящие к сновидениям, как самостоятельный жанр древнерусской литературы (110; 35-56), в отдельный жанр выделяют сновидения в прозе А. Ремизова (73; 44-76), сон нередко определяют как традиционную жанровую подгруппу "Петербургских текстов" (124; 129-135); сон как важнейший элемент авторской картины мира (в творчестве немецких романтиков сны "формируют целостные мистериально-игровые образы мира" (133; 2); целостная художественно-эстетическая концепция сна (в лирике В.А. Жуковского, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева (133; 47-51); сон как отдельный мотив, образ (в лирике К.Н. Батюшкова, В.К. Кюхельбекера. (133: 2-8); сон как тема (у Кальдерона,(121;163); сон как композиционный прием введения "текста в текст" (в лирике М.Ю. Лермонтова, в романе М. Булгакова "Мастер и Маргарита" (83; 16); сон как "реально-значимый, вещий момент действия" (сон Татьяны Лариной, Гринева в произведениях А. Пушкина (52; 96110); сон как "центральное событие" (в повести "Гробовщик" А. Пушкина (38;210); сон как "гипнологический код", код описания авторской картины мира в прозе А. Ремизова (136;299-338); сон как "слагаемое поэтического языка" (в творчестве романтиков (133; 2); сон как поэтическое средство выражения фантастики (в произведениях романтиков, в "Портрете" Н. Гоголя (89;84-87), в рассказе "Сон" И. Тургенева (112;75-93).

Сновидения становились объектом различных областей поэтики. Интерпретация их под тем или иным углом зрения осуществлялась в зависимости от функций и места сна в конкретном литературном контексте. Актуальность приобретает выявление типологически общих особенностей поэтики сновидений. Эти особенности были разработаны в основном в литературе романтизма.

В современном литературоведении среди специальных работ, посвященных особенностям романтической поэтики сна, следует отметить исследование Д.А. Нечаенко "Сон, заветных исполненный знаков" (глава "Сновидная мистика в романтизме" (105; 104-161) и статью JI.A. Ходанен "Мотивы и образы "сна" в поэзии русского романтизма"(133).

Философско-эстетической основой поэтики сна в романтическом искусстве явился принцип двоемирия. В романтической эстетике сон был связан с поэтикой тайны, воплощал второй, отличный от реальной жизни мир фантастического, ирреального, мистического. В этом смысле показательна отмеченная романтиками типологическая общность поэтики сказки и сна как "способа не только проникновения во внутренний мир персонажа, сколько - художественно-философского осмысления бытия в целом" (105; 114-115). Новалис утверждал, что "только несовершенством наших органов и недостатком нашей способности ощущать себя объясняется то, что мы не видим себя в сказочном мире. Все сказки являются только снами о том родном мире, который находится везде и нигде" ("Фрагменты" (12; 106).

Романтическая поэтика сна во многом развивала традиции античного, христианского, барочного искусства в области гипнологии, а точнее, по замечанию Д. Нечаенко, "черпала мотивы, аллегории, образы сна из одного с ними архетипического фонда" (105; 108). и

К примеру, на развитие романтического мотива сна-смерти оказали влияние фольклорно-мифологическое уподобление сна и смерти как братьев-близнецов, античный эвфемизм, призванный смягчить "эллинское понимание смерти как ужаса и безобразия" (37; 175) и христианское представление о смерти как отрадном успокоении.

Мифологический гомеоморфизм, связующий смерть и ночь как звенья одного семантического ряда, определяет традиционную многозначность образа ночи: соединение в представлении о ночи христианского эсхатологизма и античной идеи животворящего хаоса. Согласно романтической эстетике, ночь - "закат и одновременно возрождение человеческой жизни на новом, иерархически высшем, потустороннем уровне бытия" (105; 119). Связь поэтики ночи со сном реализуется через центральный миф античности - миф о хаосе. Н.Я. Берковский в работе "Романтизм в Германии" отмечает, что идея о хаосе прошла у романтиков две стадии в своем развитии. "Вначале хаос оценивался в смысле положительном. Хаос - созидающая сила, опытное поле и питомник разума и гармонии.На поздней стадии романтизма хаос - это образ и понятие негативные, и сам хаос темен и дела его темные." (37; 26). Согласно концепции романтиков, весь окружающий нас мир - всего лишь завеса, которая скрывает истинную сущность мироздания - хаос. Приоткрывается завеса, обнажается истинное лицо бытия лишь ночью, во сне. Как отмечает Б. Эйхенбаум, об этом чувстве ночи пишет JI. Тик: "Вокруг меня нависла природа, как ковры, затканные изображениями странных историй. Все видимое нависает вокруг нас, подобное коврам с мерцающими красками и с фигурными изображениями. За коврами находится область, населенная снами и бредом, никто не смеет приподнять ковры и заглянуть за кулисы."(146; 222).

Представление о хаосе определяет важнейшую для романтиков мировоззренческую концепцию жизни как сна. Мифологема "жизнь - сон", развивающая знаменитую метафору барочного мироощущения, по наблюдению Д. Нечаенко, "запечатлена в творчестве каждого сколько-нибудь значительного литератора - романтика" (105; 107).

Другим мотивом романтической гипнологии явилась мифологема "сон-творчество". Мифологические корни сближения сна и искусства воплотились в образе Аполлона как бога муз и пророческих снов. Романтическая трактовка "художника-визионера,.бодрствующего во сне творческом, боговдохновенном, провиденциальном,.изрекающего "усыпленному" человечеству правду о высшей реальности подлинного бытия" (105; 156), как отмечает Д.А. Нечаенко. восходит к античной философии, к учению Платона. Актуализация в романтической

II 1| и U литературе мотива сна-творчества связана с важнейшим в романтической эстетике принципом свободы. Н.Я. Берковский отмечает, что у романтиков "сны предоставляют силам жизни свободу, неизвестную им наяву" (37; 21). Однако двойственность романтической поэтики проявляется в одновременной идентификации реального мира со сказкой и противопоставлении реальности мечте. Эта двойственность выразилась, с одной стороны, в сближении сна и поэтического творчества. По наблюдению В.М. Жирмунского, в романе Новалиса "Генрих фон Офтердинген" "внешний мир глубокий и прозрачный, более неопределенный и одноцветный, похожий на чудный сон с внезапными проблесками иного сознания" (61; 64). С другой стороны, обыденная жизнь у романтиков уподобляется сну и лишь за искусством признается способность познать истинный смысл мира. Н.Я. Берковский выделяет следующее высказывание у того же Новалиса: "В истинно поэтической книге все кажется столь естественным и тем не менее столь чудесным. Нам думается, что ничто не могло быть иным, что до сих пор мы находились во сне и что только сейчас нам открывается смысл мира" (37; 33).

Античные философемы определили развитие таких традиционных в романтической литературе мифологем, как "сон-греза", "сон-мечта", "сон-воспоминание".

Сближены в романтической традиции художественного изображения сновидений "сон-мечта" и "сон-греза". Философской основой этих мотивов является платоновский объективный идеализм и религиозно-мистическое мировоззрение. По наблюдению JI.A. Ходанен, в мотивах "сна-грезы", "снамечты" "недостижимое счастье здесь, в мире печали и страданий, обретает идеальные формы другой, сновидческой "реальности" (133; 7).

Платоновский анамнезис явился генезисом мотива "сна-воспоминания". Н.Я. Берковский отмечает, что в мотиве воспоминания в романе Новалиса "Генрих фон Офтердинген" актуализируется припоминание героем своего общеродового прошлого (37; 172). J1.A. Ходанен особо выделяет развитие мотива воспоминаний в лирике В.А. Жуковского. У поэта-романтика мифологема "сон-воспоминание" решается в русле платоновского объективного идеализма: в образном круге метафоры "сон души" (133; 7).

Оппозицией "сну-воспоминанию" является мотив "сна-забвения", корни которого уходят в древний миф о Лете как реке забвения и смерти. В романтической традиции известно несколько вариантов решения этой мифологемы. Пушкинская традиция "сна-забвения" как источника творческого вдохновения подробно рассматривается в статье М.О. Гершензона "Явь и сон". У Пушкина актуализация мотива "сна-забвения", как отмечает М.О. Гершензон, определяется механизмом самого процесса творчества: усыпления, отрешения от внешнего мира и внутреннего пробуждения души к активной творческой жизни. При этом инициирующую роль в усыплении/пробуждении души играют именно воспоминания (53; 60-68). В творчестве М.Ю. Лермонтова, по наблюдению И.Б. Роднянской, наряду с пушкинской традицией "сна-забвения" как творческого вдохновения развивается и мотив "сна-забвения" как оцепенения, застоя творческих сил (114; 305).

Жанрово-композиционное решение мотивов сна в литературе романтизма обусловлено взаимоотношениями сна и яви. Переход от сна к яви, четко обозначенный в произведении как элемент пробуждения, определяет традиционный жанр поэтического сновидения. Переход от одного сна к другому в рамках одного стихотворения в литературной традиции обозначается как "сон во сне". Ярким примером взаимообращенных снов в романтической литературе явилось стихотворение М.Ю. Лермонтова "Сон" (1841г.) Как отмечает Б. Эйхенбаум, сон героя и сон героини в стихотворении соотносятся как два зеркала

145; 252). В. Соловьев же определяет композицию лермонтовского стихотворения как "сон в кубе" (114; 305).

В кругу подобных мировоззренческих концепций, устойчивых мифологем, жанрово-композиционных решений развивалась романтическая традиция поэтики литературных сновидений.

Однако в романтическую поэтику сна, как отмечает Ю. Манн, вносятся изменения, вызванные общим ходом историко-литературного развития, "диалектической сменой школ" (89; 88). Если у романтиков сон выступал одним из поэтических средств "завуалированной фантастики, создавая тем самым параллелизм версий в системе реальное-фантастическое"1, то в литературе реализма намечается новый подход к поэтике сна (в повести Н. Гоголя "Нос" "сон подается на фоне реальности, и разграничение сфер реального и фантастического не проблематично, а действительно"(89; 87). Сон как одна из форм романтической поэтики тайны, по мнению Ю. Манна, становится у Н. Гоголя проявлением

-л пародирования "стиля" немецкого романтизма, взятого с одной из характернейших его сторон - со стороны оппозиции: реальное-фантастическое" (89; 88). Такие изменения произошли в поэтике сна в XIX веке. В начале XX века на смену отдельным мотивам, образам сна пришло, по словам В. Иванова, чувство "сомнамбуличности" новой поэзии (65; 125). Критик А. Измайлов отмечает по этому поводу: "Новая поэзия дремотных ощущений, подсознательных чувств, сонного сознания.Тайны человеческой психики стали самыми интересными для человечества. Человечеству нравится его больная полудремота, эти смутные настроения"(66; 35).

Одним из аспектов проблемы поэтики сновидений является сложная связь сна и текста (см. об этом 115; 121-134). Само явление сна в художественном произведении следует рассматривать в двух планах: как факт человеческой жизни и как факт литературы. Нередко интерпретации сновидения в произведении помогает выявление сущности, пространственно-временной характеристики и структуры самого сна. У А. Блока поэтические сновидения часто представляют собой литературную обработку реальных снов автора. При этом сон из явления человеческой жизни превращается в явление литературной жизни, сон превращается в текст сна. Отражение реальных снов поэта в текстах его произведений можно рассматривать как частное проявление особенности символистского соотнесения "бытийного" и "эстетического" начал. В. Ходасевич назвал это "недовоплощенностью символизма, когда часть творческой энергии и часть внутреннего опыта воплощалась в творчестве, а часть - недовоплощалась, утекала в жизнь.Чтобы восстановить целое, надо восстановить прошлое, то есть изучить жизнь символистов" (134; 545). В реальной жизни А. Блока сны играли огромную роль. Об этом свидетельствуют многочисленные описания снов Блока в его дневниках и своеобразные определения собственных стихов, данные автором как в поэтическом тексте - ".это сны твоей дремоты.", так и в прозаическом предисловии к сборникам: "Стихи о Прекрасной даме" - ранняя утренняя заря -те сны и туманы, с которыми борется душа.", "Нечаянная радость" -.Чаши отравленного вина, полувоплощенные сны" (5; 320).

Другим аспектом проблемы поэтики сна является связь сновидений с мифологией (см. работы Ф. Ницше (22), К. Абрагама (17), К.Г. Юнга(29), М. Волошина (49), Б. Вышеславцева(20), В. Найдыша(21) и другие). Мифологические мотивы, согласно представлениям этих ученых, часто возникают в снах, в то же время мифы - это "сны" первобытного человека. Мифологические мотивы могут выступать лишь как отдельные эпизоды, образы снов. Некоторые сновидения, по мнению ученых, вообще не имеют мифологического подтекста. Однако для нас важна типологическая общность этих явлений. И сновидения, и мифы имеют единую основу: отражают глубинные процессы, происходящие в человеческом сознании. Они архетипичны, являются своеобразными первоисточниками творческого восприятия действительности, выполняют связующую функцию между мыслями и эмоциями людей. Поэтика сна, как и мифа, как отмечает В. Найдыш, - "это поэтика текстов, творимых в момент их воспроизведения, то есть тогда, когда в акте творчества ценностное и когнитивное в сознании еще не отдифференцировались друг от друга" (21; 45). И сон, и миф символичны, нуждаются в истолковании. Мир мифа и мир сновидения специфичны. Время в сновидении смещено, в мифе - замкнуто - циклично. Действующий в этих мирах закон - подобие всему: "основным организующим структурным отношением в мифе", как отмечает Ю.М. Лотман, является отношение гомеоморфизма (84; 9), в сновидении, согласно психологической теории сна З.Фрейда, - "сгущение (контаминация), смещение и символизация образов" (27; 25). Тексты сновидений и мифов доходят до нас как трансформация в обыденный "пространственно-временной ряд и перевод на словесно-линейный язык" (84;9).3

Актуальность выявления связи сна с мифом определяется важной ролью "мифопоэтического начала" в общесимволистском творчестве. Именно "мифологическая апперцепция" действительности, по мнению Д.Е. Максимова, является важнейшим художественным принципом направления (88; 19).

Многоаспектность проблемы литературных сновидений определяет интерес исследователей к поэтике сна в творчестве А. Блока. Впервые "аморфность языка, сбивчивость образа,.бутафорские условности медиевизма и романтизма" в лирике А. Блока подметил В. Иванов в 1904 году (64; 49). Позднее, в 1905 году, эту особенность стиля раннего Блока другой критик, В. Гофман свяжет с сомнамбуличностью его творчества: "И все как-то странно, и все как во сне. Эта последняя черта, эта сомнамбуличность, таинственность, это бредное, иногда темное, иногда сотканное из прозрачнейших грез и дыханий, меня всегда поражало как неизменно присущее всем настоящим произведениям искусства" (56; 39). Важную роль мотивов сна в поэзии А. Блока отмечал М. Волошин. По его мнению, "для Блока мечты и сон являются безвыходными состояниями духа. Его поэзия - поэзия сонного сознания.Все, что приходит извне, претворяется сквозь сонный кристалл его сознания" (48; 486). Употребленное М. Волошиным определение "поэт сонного сознания" было использовано позднее другими критиками. Для А. Измайлова "в Блоке наши кружки и кружковые критики возвеличили поэзию сонного сознания, дремотного настроения, прелесть смутного, неясного, неформулированного"(66;35). К. Чуковский писал в своей статье о Блоке также с явной ориентацией на М. Волошина: "Похоже на то, что Блок не только переживает свои поэмы во сне, но и пишет их во сне, стенографирует все свои кошмары в том сыром и мутном виде, в каком они проносятся в его сонном сознании" (139; 451). Называя Блока "певцом сновидений", К. Чуковский сравнивает его с немецкими романтиками: "Бесформенность и путаность сонных видений была поэтическим каноном Иенских романтиков и стала каноном Блока.В его ранних стихах - никаких отчетливых форм, но клочки видений, отрывки событий, дымчатость и разрозненность образов, словно видения смутного сна. "Это сны твоей дремоты" -вот точное определение его первоначальных стихов. Они, как говорится у Шекспира, "из того вещества, из которого сделаны сны", и невозможно представить себе, что стало бы с тогдашними стихами Блока без этого слова -сон.О чем бы он ни говорил, всегда казалось, будто он рассказывает сон. Он и действительно любил изображать свои сны. Все было хаотично в этих дремотных стихах, словно мир еще не закончен творением" (139; 480).

Написанные еще при жизни Блока названные статьи подготовили почву для дальнейшего изучения поэтики сна в творчестве А. Блока.

В диссертации М.В. Субботиной "Символические образы в лирике М. Лермонтова и А. Блока" отдельный раздел посвящен мотивам сна в лирике двух поэтов. Диссертант останавливается на лингвистическом аспекте при анализе мотивов сна, освещая проблему "художественной преемственности поэтов с точки зрения особенностей их идиостиля" (118; 35). Автор выявляет многообразие "денотативных сем в мотивах сна у М. Лермонтова и А. Блока ("сон-любовь", "сон-смерть", "сон-жизнь") и определяет различия в индивидуальных особенностях коннотативных сем, несущих эстетическую информацию. Анализируя таким образом "трансформации понятийного ядра макрообраза сон" (118; 162), автор выделяет именно контекстное воплощение данного мотива. Такой "контекстный" подход обусловливает своего рода синтагматический принцип анализа мотивов сна, делает интерпретацию данных мотивов неполной, односторонней, внешне знаковой, а конкретные мотивы сна - разобщенными. Это лишает поэтику сна цельности, не дает полного представления об эволюции мотивов сна, не определяет роли сна в поэтических картинах мира авторов.

В статье Р.Д. Тименчика, В.Н. Топорова, Т.В. Цивьян "Сны Блока и "Петербургский текст" начала XX в." (124;129-135) затронут другой аспект проблемы поэтики сновидения. Литературный сон рассматривается в контексте одной из распространенных мифологем - в контексте мифа о Петербурге. Решение проблемы в таком ключе тем более интересно, что сны составляют традиционную подгруппу "Петербургских текстов" в русской литературе. Авторы статьи обнаруживают связь блоковского "сна" с архетипическим "самодовлеющим" образом сна в мифопоэтических текстах и ритуалах древности. Исследователи характеризуют особенности сна в "Петербургском тексте" Блока на фоне всей литературной традиции данной темы и как одно из звеньев в последующем ее развитии. Вторая часть статьи посвящена той же теме в творчестве А. Ахматовой, а поэтика сна Блока оценивается как только первый шаг в направлении "интериоризации структур сна в поэтический текст" (124; 134). При таком узком подходе за рамками исследования остается динамика развития мотивов сна в творчестве поэта, может создаться неверное представление о

U I I u ft неизменной самодовлеющей цельности и статичности мотивов сна в поэзии Блока.

В статье С.Н. Бройтмана "Предыстория жанра ( незавершенные поэмы А. Блока 900-х г.г.)"(43; 100-116) прослежена эволюция семантики сна в 1 томе стихов Блока. Разрушение исходной "субстанциональной целостности" мотива сна, по мнению ученого, происходит в трех направлениях. "Демонизация" мотива начинается с введения оппозиции "сон-явь". Появление мифологемы "сон-смерть" и "натурализация" мотива сна "разбивает его самодовление и наивную цельность" (43; 112). Такая эволюция семантики сна позволяет выявить особенность поэтического метода Блока - "от порождающего принципа, лежащего для поэта вообще вне этих категорий, к конкретным порождениям, уже измеряемым критериями субъективного и объективного. Важно, что это аналитически-демоническое разъятие прежней наивной цельности становится теперь для Блока не только отрицанием, но и новым утверждением прежней святости"(43; 111).

Подобный подход позволяет проследить связь эволюции семантики сна с динамикой развития эстетических взглядов поэта и оценить роль сна в поэтической картине мира А. Блока.

В рассмотренных работах современных исследователей затронуты некоторые аспекты блоковской гипнологии. Однако сновидческий пласт остается среди наименее изученных областей творчества поэта. Обобщающих исследований, посвященных поэтике сна в лирике А. Блока нет. Представляется актуальным проведение целостного многоаспектного анализа мотивов сна в лирике А. Блока, определение основных направлений в развитии сновидческих мотивов поэта, выяснение места и роли поэтики сна в художественной системе автора. Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

- выявить художественные функции сна в каждой из трех книг стихов А. Блока;

- рассмотреть мотивы сна в контексте поэтической мифологии в трилогии А. Блока;

- проанализировать модификацию романтических мотивов сна в ранней лирике поэта;

- выявить изменения в семантике сна в 1 томе стихов А Блока;

- определить актуальность принципа "нераздельность - неслиянность" в отношениях "сна" и "яви" во второй книге стихов А. Блока;

II 1 ^ МО

- проследить интериоризацию структур сна в поэтическии текст в 3 томе лирики А. Блока. Научная новизна исследования заключается в следующем:

- дальнейшей разработке подвергнут вопрос об эволюции художественной системы А. Блока;

- впервые предпринят целостный анализ мотивов сна в поэзии А. Блока;

1 Термин "интериоризация" здесь и в дальнейшем в нашей работе мы используем в том значении, в котором он употреблен в статье Р.Д. Тименчика, В.Н. Топорова, Т.В. Цивьян "Сны Блока и "Петербургский текст" начала XX века". Под интериоризацией, вслед за авторами статьи, мы понимаем проникновение структуры сна изнутри в структуру поэтического текста, структурирование текста по модели сна.

- выявлена роль поэтической традиции в развитии мотивов сна в лирике А. Блока;

- предпринята попытка определить черты типологической общности и индивидуальные особенности поэтики сна в лирике А. Блока и его современников; по-новому освещены стилевые особенности лирики А. Блока.

Непосредственным объектом нашего исследования являются стихотворения, вошедшие в основное содержание "трилогии" Блока, а также эпические произведения: незавершенные поэмы А. Блока 1904 года, поэмы "Ночная Фиалка" и "Соловьиный сад". Выбор указанных объектов исследования не случаен: они позволяют выявить эволюцию мотивов сна в лирике А. Блока и проанализировать различные аспекты блоковской поэтики сновидений. Включение в диссертацию поэм Блока объясняется важной ролью в них лирического начала, наличием в поэмах жанровых признаков поэтических сновидений: сновидческой установки и элемента пробуждения, а также философско-символической функцией сна в идейном содержании и художественном пространстве поэм.

Методологической и теоретической основой диссертации явились труды А.Н. Веселовского, М.М. Гиршмана, Ю. М. Лотмана, а также специальные работы П.П. Громова, Д.Е. Максимова, 3. Г. Минц, С.Н. Бройтмана.

В качестве теоретической базы в вопросе определения понятия "мотив" выступили работы А. Н. Веселовского, В. Я. Проппа, В. Б. Шкловского, Б. В.Томашевского, Б. М. Гаспарова, Е. М. Мелетинского, В. П. Руднева, В. Е. Хализева, JI. М. Щемелевой, В. И. Коровина, А. И. Пескова, В. Н. Турбина.

В современном литературоведении вопрос об определении понятия "мотив" остается открытым, несмотря на существующие многочисленные трактовки этого термина. Традиция исторического подхода к определению понятия "мотив" была положена А.Н. Веселовским. С точки зрения А.Н. Веселовского, мотив - это "простейшая повествовательная единица, образно отвечающая на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения" (45; 305). Комплекс мотивов, по Веселовскому, образует сюжет. Выделяя древнейшие сказочные и мифологические мотивы, Веселовский отмечает их общность и повторяемость.

Таким образом, как отмечает автор статьи "Мотив" в учебнике "Введение в литературоведение" JI.H. Целкова, Веселовский имеет в виду интертекстуальные, а не внутритекстовые мотивы (135; 206). Признаком мотивов как "неразлагаемых далее элементов низшей мифологии и сказки" (45; 301) Веселовский называет их образный одночленный схематизм, в отличие от сложного схематизма сюжета.

Трактовка А.Н. Веселовским понятия "мотив" во многом определила дальнейшую историю развития этого термина. Ученые разных теоретических школ, касаясь вопроса об определении понятия "мотив", так или иначе возвращались к определению Веселовского как к своеобразной исходной точке в истории данного термина, развивая или отталкиваясь от его интерпретации.

С критикой определения "мотива" у Веселовского выступил В.Я. Пропп. В своем исследовании "Морфология сказки" он доказывает, что определение "мотива" Веселовским как неразлагаемой далее единицы повествования вступает в противоречие с примерами мотивов, которые приводит автор "Исторической поэтики". В.Я. Пропп считает, что предложенные Веселовским в качестве примеров древние мотивы разлагаются: "Вопреки Веселовскому, мы должны утверждать, что мотив не одночленен, не неразложим". (111; 18). В качестве более мелких, простейших "первичных элементов" Пропп выделяет функции (поступки) действующих лиц, "определенные с точки зрения их значимости для хода действия" (111; 30-31).

Развивая положения Веселовского как представителя "этнографической школы", В. Б. Шкловский в своей работе "Теория прозы" (141) критикует теорию происхождения мотивов с точки зрения формальной школы, но соглашается с идеей Веселовского о разграничении мотива и сюжета, анализируя фольклорные и мифологические мотивы, аналогичные мотивам, выделяемым Веселовским.

Согласно представлениям формальной школы, мотив связан с формальной структурой произведения. Б.В. Томашевский в работе "Теория литературы. Поэтика" развивает положение Веселовского об устойчивости мотивов, "сохраняющих свое единство в блужданиях из произведения в произведение" (126; 136-137). Но тезис о неразложимости мотивов Б. Томашевский объясняет, исходя из тематического единства, которое целиком переходит из одного сюжета в другой. Используя тематический подход к изучению природы мотива. Томашевский дает следующее определение понятию: "Темы таких мелких частей произведения, которые уже нельзя более дробить, называются мотивами" (126; 71).

С точки зрения московско-тартуской структурно-семиотической школы, мотив представляет крупную семантическую единицу, "смысловое пятно", сгусток смысла. Из перекрещивания и варьирования мотивов складывается семантическое поле произведения или творчества художника (121; 165). Б. М. Гаспаров в статье "Некоторые дескриптивные проблемы музыкальной семантики" определяет мотив как "любую группу элементов текста, которые повторяются, прямо и варьированно, вступают в различные соотношения с другими такими же группами, не расчленяются без остатка на единства, которые являлись бы сами мотивами, и хотя бы раз в тексте появляются изолированно" (50; 120).

Структуральная фольклористика и мифологическая школа, развивая положение Веселовского о древних источниках мотивов, как отмечает автор статьи "Архетип" в учебнике "Введение в литературоведение" А .Я. Эсалнек, чаще всего соотносит архетип с мотивом (147; 33). Е.М. Мелетинский считает, что под архетипическим мотивом следует понимать "некий микросюжет, содержащий предикат (действие), агенса, пациенса и несущий более или менее самостоятельный и достаточно глубинный смысл" (90; 50).

О возрастании методологической значимости понятия "мотив" свидетельствует возникновение в середине 70-х годов в недрах структурализма отдельной школы так называемого "мотивного анализа". В. П. Руднев в статье "Структурная поэтика и мотивный анализ" актуализирует, наряду с известной литературоведческой и мифологической традицией в разработке понятия "мотив" роль психоанализа, в частности, техники свободных ассоциаций З.Фрейда, как методологически близких "мотивному анализу". Смысловое единство текста, как отмечает В. Руднев, с точки зрения "мотивного анализа" создается именно "в перепутанных линиях, узлах, повторяющихся и варьирующихся на разных уровнях мотивах" (116; 100).

Как видим, в литературоведении нет единого определения понятия "мотив". Однако при всем многообразии подходов к данному термину, сближает разные точки зрения представление о мотиве как устойчивом, повторяющемся простейшем элементе произведения. В "Теории литературы" В.Е. Хализева отмечается, что "значение данного литературоведческого термина поддается определению с трудом. Мотив - это компонент произведений, обладающий повышенной значимостью (семантической насыщенностью). Он активно причастен теме и концепции (идее) произведения, но им не тождественен" (132; 266).

В нашей работе методологическое значение приобретает определение понятия, принятое в "Лермонтовской энциклопедии" в статьях Л.М. Щемелевой, В.И. Коровина, A.M. Пескова, В.Н. Турбина "Мотивы поэзии Лермонтова". В основе мотива, как отмечают исследователи, "лежит проходящий через всю лирику устойчивый словообраз, закрепленный самим поэтом как идеологически акцентированное ключевое слово. Отдельный мотив представляет определенную грань художественного мира поэта, в совокупности же микроанализов раскрывается объемность и целостность миросозерцания поэта. Философско-символическая репрезентативность мотивов сна, выступающих как конкретный элемент поэтики, выявляется лишь в процессе их многоаспектного анализа." (142; 291).

Ключевое слово "сон" является одним из устойчивых словообразов в лирике А. Блока. Семантическая насыщенность и философско-эстетическая значимость определяют роль сна как одного из ведущих мотивов в лирике Блока. Выражаясь языком теории целостности М. Гиршмана, трилогия Блока не только развертывается из одного смыслового центра - идеи пути, но и в каждой теме, мотиве свертывается, собирается в своем смысловом и композиционном единстве. В развитии мотивов сна отражается эволюция творчества Блока. В каждом внутритекстовом мотиве сна имплицировано идейное содержание конкретного стихотворения. Согласно концепции стиля М. Гиршмана, каждое слово определяет идею произведения, "участвует в смыслопорождении" (74; 17) так же, как в контексте конкретного произведения каждое слово обретает новое значение, "подвергается смысловой трансформации" (74; 17). Само слово "сон", сам факт употребления его в стихотворении определяет стиль всего произведения. Так, первая книга Блока является наибольшей по объему, количеству описывающих мотивы сна стихов. С одной стороны, такая репрезентативность мотивов сна обусловлена основным идейным содержанием книги, выраженным в предисловии и актуализирующем роль сна в лирической ситуации сборника: "Стихи о Прекрасной Даме" - .те сны и туманы, с которыми борется душа.". С другой стороны, само обращение к слову "сон" определяет "проблематическую модальность", бессюжетность как особенности стиля ранних стихов Блока.

В нашей работе, наряду с понятием "мотива" как внутритекстового элемента, отражающего основную идею произведения, мы оперируем терминами

II и *« леитмотива как ведущего мотива в одном произведении или в целом цикле, томе и "мифологемы", или архетипического мотива, как свернутой до метафорического обозначения, опознаваемой традиционной сюжетной ситуации, соотносимой с определенным комплексом фольклорно-мифологических и религиозных представлений, античных философем, барочного мироощущения, романтической эстетики: "сон-смерть", "сон-жизнь", "сон-бездна", "сон-творчество", "сон-любовь", "сон-греза", "сон-воспоминание".

Говоря о мотивах и поэтике сна в лирике Блока, мы имеем в виду не только философское переосмысление автором устойчивого комплекса мифологем, или архетипических мотивов, связанных со сном, но и семантику сна; художественные функции и концепции сна в отдельных циклах и книгах стихов; пространственно-временные характеристики сна; сюжетно-субъектные отношения, рассмотренные сквозь призму мотивов сна; композиционные решения мотивов сна, отражающие развитие отношений между сном и явью; стилевое своеобразие мотивов сна; развитие соотношений сна и художественного текста.

В работе использованы методы структурного, сравнительно-исторического и целостного анализа произведений.

Основные принципы структурного (или, как конкретизировал Ю.М. Лотман применительно к гуманитарным наукам, структурно-семиотического) метода были разработаны представителями тартуско-московской школы структурализма. Обращаясь к структурному методу в нашем исследовании, мы опираемся на разбор конкретных поэтических текстов, представленных в работах Ю.М. Лотмана. Важнейшее в литературоведении положение о целостности художественного произведения решается в структуральной поэтике в русле представлений о системном единстве структуры художественного произведения, которое выражается в иерархичности всех элементов внутренней структуры произведения и в знаковой природе отношений "текста" и "системы". Отмеченная М.Л. Гаспаровым двойственность такого понимания структурности предполагает двунаправленность структурного анализа: "С одной стороны, структурный анализ - это анализ не изолированных элементов художественной системы, а отношений между ними. С другой стороны, оказывается, что для правильного понимания отношения необходим предварительный учет именно изолированных элементов" (51; 12). Структурный метод, изучающий произведение "от первого слова до последнего" (81; 23) как отдельное, внутренне самостоятельное целое представляется Ю.М. Лотману начальной стадией анализа художественного текста.

Структурный подход обретает для нас методологическую значимость не только в силу практического использования основных приемов анализа поэтического текста и выявления роли мотивов сна во внутренней структуре отдельных стихотворений, но и в силу знакового характера самой природы сна и при решении проблемы взаимоотношений "сна" и "текста". Однако вслед за Лотманом, мы используем метод структурного анализа как начальный, рабочий этап исследования, предваряющий обобщенное рассмотрение эволюции мотивов сна и выявление роли сна в более крупных жанровых единствах циклов и отдельных книг.

Методологической основой сравнительно-исторического подхода к анализу произведений являются труды по исторической поэтике А.Н. Веселовского, применившего сравнительно-исторический метод в широких хронологических и ареальных рамках литературы. Особую теоретическую и практическую значимость для нас имеют важнейшие методологические установки, которые, согласно концепции А.Н. Веселовского, необходимо учитывать при анализе литературного произведения. Согласно одной из них, описанию индивидуального своеобразия художника должно предшествовать выявление типических для авторского окружения и его предшественников психологических, мировоззренческих, эстетических особенностей. Другая методологическая установка актуализирует прием сравнения в выделении из типических, устойчивых, повторяющихся элементов формы индивидуальных особенностей авторского поэтического языка.

Использование сравнительно-исторического метода в нашем исследовании позволяет выявить некоторые типологически общие черты поэтики сна в творчестве разных авторов. В литературе романтизма сон является одним из "общих мест", топосом романтического искусства. Философско-эстетической основой поэтики сна в романтизме стал принцип двоемирия: сон явился одним из устойчивых средств выражения фантастического, таинственного, "второго мира", противоположного миру реальному. Богатая традиция в разработке поэтики сна сформировала и "готовую стилевую палитру для художника" (47; 210) в изображении сновидений: определенный комплекс мотивов-мифологем, композиционных форм поэтических сновидений.

Выявление типологических тенденций в изображении литературных сновидений позволит нам с помощью сравнения определить особенности блоковской поэтики сна, выражаясь языком А.Н. Веселовского, обозначить "границы личного почина автора" в устойчивой литературной традиции художественного изображения сновидений.

В основе используемого в работе целостного анализа лежит теория целостности М.М. Гиршмана (54). Актуальность использования целостного анализа применительно к творчеству Блока и проведения его по методологическим установкам, определенным в работах М.М. Гиршмана, обоснована в ряде статей С.Н. Бройтмана (40, 41, 43). Как отмечает С.Н. Бройтман, в семантике сна в первой книге стихов Блока отражается "исходная целостность или первообраз" (41; 55) блоковской лирики. В "аналитически-демоническом" распадении целостной семантики сна на отдельные мотивы, по мнению С.Н. Бройтмана, находит отражение "развивающаяся целостность". "Единством многообразия" (54;74), по терминологии М. Гиршмана, становится лейтмотив "сна-смерти" во втором томе стихов Блока. Данный лейтмотив инициирует целый комплекс со-противопоставленных мотивов, "саморазвивающихся обособленно, но глубинно неделимых" (54;80), по Гиршману: "смерть-сон" (как художественная профанация эвфемизма "сон-смерть") или раздельность сна и смерти, "сон-жизнь", "сон-воскрешение". "Завершающая целостность" применительно к поэтике сна проявляется в следующих особенностях третьей книги стихов Блока: 1. в "оставлении", сосуществовании противоречий мифологической полисемии и бытового прототипа сна; 2. в распадении целостности жанра поэтического сновидения (разрушение внутриположной традиционной композиции "сон во сне" на отдельные сновидения в рамках конкретного стихотворения) и воссоздании художественной целостности на ином жанровом уровне (внедрение формы поэтического сновидения в глубь целого цикла); 3. в полифонии "своего" и "чужого" в мотивах сна; 4. в одновременной профанации сна как поэтической категории, превращении сна в стилевой прием и актуализации архетипического, самодовлеющего характера сна, определяющего стиль отдельных стихотворений.

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что результаты ее могут найти применение при решении ряда проблем: дальнейшего исследования поэтики сна в прозе и драматургии Блока; изучения мотивов сна в русской и мировой литературе; разработки проблемы поэтики сна и стиля.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования отдельных положений и выводов исследования в качестве опыта анализа творческой эволюции А. Блока в вузовских общих и специальных курсах по истории русской литературы конца XIX - начала XX в.в.; при разработке и составлении методических пособий, посвященных проблемам поэтики лирических произведений.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, ряда примечаний и списка использованной литературы.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Байрамова (Самойлова), Карина Владимировна

ВЫВОДЫ К ГЛАВЕ III:

1.В каждом цикле 3 тома сон выполняет определенную художественно-эстетическую функцию, несет смысловую нагрузку, обусловленную общим идейным содержанием отдельного цикла. Сон как:

- социально-метафорический и инфернальный фон "страшного мира" (в цикле "Страшный мир");

- испытание и возмездие герою (в цикле "Возмездие");

- "младенческое" и "старческое" состояние истории (в цикле "Итальянские стихи");

- несостоятельность жизни-иллюзии (в цикле "Разные стихотворения");

- воспоминание (в цикле "Арфы и скрипки");

- амбивалентность любви (в цикле "Кармен");

- "ограниченность любовной темы" (в поэме "Соловьиный сад");

- враждебно-чужое, темное начало русского духа (в цикле "Родина");

- мотив колыбельной (в цикле "О чем поет ветер").

2. Подобная контекстность семантики сна позволяет предположить преобладание синтагматического развития мотивов сна в 3 томе. Однако тесная связь между циклами, обусловленность каждого последующего инварианта предыдущим, а также "эксплицирование" ("разворачивание") в каждом инварианте "общих мест", представленных в "имплицитном" ("свернутом") виде в открывающем 3 том "Страшном мире", определяют, с другой стороны, и парадигматику мотивов сна, свойственную для всей трилогии в целом.

3. Инициирующая роль многочисленных аллюзий, автореминисценций и перекличек с предшествующей и современной традицией в разработке поэтики сна определяет "диалогичность" большинства циклов тома. Диалог "своего" и "чужого" ("разного" "чужого" в каждом цикле) создает "конрапунктическое" звучание мотивов сна в рамках 3 тома в целом.

4. Развитие отношений "сна" и "яви" становятся своеобразным метатекстом двойственного взаимодействия "сна" и "текста". В 3 томе отмечается, с одной стороны, "интериоризация структур сна в текст", с другой стороны, разрушение формы поэтического сновидения, превращение ее в стилевой прием.

5. Гетерогенность мотивов сна к концу 3 тома реализуется в сосуществоании мифологической полисемии и "бытового" прототипа сна. (В незавершенной поэме "Возмездие" отражается, с одной стороны, мифологический эвфемизм ("Покойник сегодня может спать один" (6; т.З; 221), миф о Спящей царевне ("Победоносцев над Россией Простер совиные крыла.Под умный говор сказки чудной Уснуть красавице нетрудно - И затуманилась она, Заспав надежды, думы, страсти" (6; т.З; 216), "Петербургского мифа" ("Весь город погружался в сон О, город мой неуловимый, Зачем над бездной ты возник?"(6; т.З; 218), с другой стороны, натурализм "сна" ( "По снежному скитался он Без сна, без отдыха, без цели"(6; т.З; 230).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

В конце XIX - начале XX в. в. возрастает интерес к поэтике сна: в прозе А. Ремизова (101), в лирике Б. Пастернака (32), А. Ахматовой (102), Н. Гумилева (140) и других поэтов.

Развитие психоанализа, стремление выявить и отобразить подсознательные, скрытые мотивы человеческих поступков, чувств, эмоций, первоисточники творческого восприятия действительности определили особое место сна в произведениях поэтов Серебряного века. Обращает внимание общность тем, выражаемых в мотивах сна в произведениях конца XIX - начала XX века. Поэты обращаются к самым важным проблемам эпохи: истории, вечного и временного, к проблеме творчества в "сорвавшемся" историческом потоке. Через "сон" осуществляется для поэтов "приобщение к всемирному потоку истории", "сновидческая причастность Целому" (108; 10).

Особой концептуальностью отличается поэтика сна в лирике А. Блока. Эволюция мотивов сна отразила творческий путь поэта, развитие его художественной системы.

Первая книга Блока является наибольшей по количеству стихов, описывающих мотивы сна. Семантика сна в 1 томе стихов Блока эволюционирует от романтических мифологем раннего сборника "ANTE LUCEM" и выявленной исследователями "синкретичной семантики "сна" и "тумана", "тайны", "глубины", "воды" (43; 110) в символистской картине мира "Стихов о Прекрасной Даме" - к отмеченному С. Н. Бройтманом "разрушению прежней субстанциональной целостности мотива сна", его "демонизации" и "натурализации" (43; 111) в цикле "Распутья".

В стихах "ANTE LUCEM" мотивы сна участвуют в создании основной лирической ситуации сборника. Семантика сна как состояния бытия, природы и it ti человека до света отражает романтическии универсализм поэтической картины мира раннего цикла. Поэтика сна в "ANTE LUCEM" ограничена кругом традиционных романтических мифологем: "сон-жизнь", "сон-смерть", "сон-забвение", "сон- воспоминание", "сон-творчество". Традиционный жанр поэтического сновидения является в цикле не литературным приемом, а формой выражения культурологической ориентации и романтически - идеалистического отношения героя к миру. В целом, можно говорить о реминисцентно - цитатном статусе мотивов сна в раннем сборнике Блока. Мотивы сна в "ANTE LUCEM" обладают значительной культурологической нагрузкой. В ранних стихах Блок, с одной стороны, ориентируется на общеромантические особенности поэтики сновидений. С другой стороны, наиболее значимой для поэта в этот период становится традиция гипнологии В. Жуковского, А. Пушкина, Ф. Тютчева, А. Фета. Многообразны способы рецепции и освоении в ранней лирике Блока романтической традиции: онтологический статус заимствований из В. Жуковского, ориентация на художественную предикативность стихотворений А. Пушкина, диалог - полемика с фетовским лиризмом, воссоздание элементов тютчевской ночной философии. Представление об одноприродности человека и вселенной, сближение микро- и макрокосма определяют выбор художественных средств в раннем цикле Блока. В основе романтических стихов поэта лежит принцип гомеоморфизма - мифологического уподобления жизни человека, природы и космоса. В контексте поэтики сна данная художественная особенность выражается в преобладании конструкций синтаксического параллелизма природного и человеческого "сна-забвения".

Отдельные романтические мифологемы сменяет целостный мотив сна в "Стихах о Прекрасной Даме". В символистской картине мира "Стихов о Прекрасной Даме" сон наделяется свойствами хронотопа, являясь выражением лирического времени и лирического пространства в цикле. В отмеченной исследователями "синкретичной семантике "сна" и "тумана", "глубины", "воды" (43; 110) воплощается первообраз блоковской лирики. В основе своей данный синкретичный образ развивает символистский онтологический образ "первичной туманности" ("сна - тумана") из стихов В. Соловьева. Мотив сна в "Стихах о Прекрасной Даме" выступает как пространственно-временной континуум мира "феноменального" и мира "ноуменального". Антитеза мира феноменов и ноуменов не приводит к появлению внемотивной оппозиции сну. Заданная в сборнике ситуация "тайны", сюжет поиска и ожидания ее разгадки определяют роль сна в сюжетно-психологических отношениях между героями. Мотив сна дифференцируется на: " сны" (в образном мире героя) и "сновидения" (в мире героини). В мотиве "сновидения" развивается пантеистическая идея о растворении Вечной Женственности в природе. Ближайшей традицией, на которую в данном случае ориентируется Блок, выступает символистская концепция В. Соловьева о будущем всеединстве Бога, Природы и Человека. А в мотиве "сна" ("золотые сны", "последние сны") отражаются этапы творческой эволюции героя. В 1 томе отношения "сна" и "текста" являются частным проявлением "того символического и "мистериального" "текста жизни", каковым Блоку представлялась история его взаимоотношений с JI. Д. Блок"(103;т. 1; 390). Только в 4 разделе цикла, по наблюдению исследователей, впервые появляется оппозиция "сон-явь", и прежде цельная семантика сна начинает разрушаться"(43; 111). Дальнейшие изменения в поэтике сна происходят в нескольких направлениях. Мотив сна все чаще вводится сравнением. В основе этого художественного средства освоенный лирическим героем в 4 разделе принцип аналитического восприятия мира. Следующее направление в изменении поэтики сна связано с появлением поэтических сновидений, предполагающих какие-либо отношения между сном и явью. В контексте важнейшего в последних разделах цикла мотива "предельности" бытия воссоздается романтическая мифологема "сна-смерти". И наконец, к концу сборника сон выступает как хронотоп, в котором появляется образ двойника. Актуализация хаотического начала в ночной философии отражает важнейшие этапы в начинающемся преодолении символистской картины мира: демонизации бытия "там", усиления мотивов двойничества, помрачения прежних идеалов, разрушения поэтики символа.

Лирическую ситуацию "борьбы души со снами", намеченную в "Стихах о Прекрасной Даме", развивают сноборческие мотивы в цикле "Распутья". Эта лирическая ситуация развивается в цикле диалектически сложно, противоречиво. Этим объясняется сосуществование в "Распутьях" императива неизменной ценности символистского мировосприятия с активизацией фольклорного мифологических представлений о мире. Намеченная в "Стихах о Прекрасной Даме" демонизация природы, бытия и человека определяет новую трактовку образа двойника в "Распутьях". Двойник - это человек, близкий лирическому герою по своему мировосприятию. Тот, кто разделял с ним период "голубых туманов" и снов, и тот, кто теперь, как и лирический герой, осознает себя паяцем, кривляющимся под взглядом бездны. Сноборчество, выраженное в цикле в негативной семантике ассоциативного ряда: "сонь" - "бред" - "дрема", характеризует сон как мир собственных, имманентно возникающих и развивающихся образов. Такой семантический контекст определяет развитие в "Распутьях" мотива "сна - творчества". Отмеченное в цикле фольклорно -мифологическое начало в контексте мотива сна проявляется в художественном переосмыслении образов народной демонологии, в усилении мотива стихийности, в образном восприятии сна как персонифицированной части природы. В цикле сон и явь и противопоставлены, и слиты в едином синкретичном образе. Взаимопроникновения и взаимопереходы сна и яви сообщают проблематическую модальность сюжету и актуализируют субъективное начало в мотивах сна. Если в "Стихах о Прекрасной Даме" мотив сна - смерти был только задан, то в "Распутьях" традиционный эвфемизм становится устойчивым образом. Разворачивающееся в "Распутьях" сноборчество развивает заданный в "Стихах о Прекрасной Даме" процесс разрушения символистской поэтики сновидений. В цикле происходит распадение целостного мотива сна на ряд отдельных мифологем: "сон- смерть", "сон - явь", "сон - творчество".

Эволюция семантики сна определила изменения в художественной образности мотивов сна.

В 1 книге в целом параллельно разворачиваются два сюжета: один сюжет - в реальном объективном мире, другой - в субъективном ирреальном. В "Стихах о Прекрасной Даме" исследователи отмечают "цельный круг первичной и профанической реальностей" (43; 110) внутри семантики сна. К концу тома в соответствии с общей тенденцией к аналитичности мировосприятия целостность параллелизма, равноправно соединяющая два начала, разрушается, "отпадает". На смену параллелизму как онтологическому принципу, которому подчиняется поэтика сна в 1 томе, приходит во 2 томе мифологема - метафорическая образная структура, совмещающая в одном явлении два, прежде всего раздельных явления: сон (как) смерть, сон ( как) жизнь.

Лейтмотивом во 2 томе становится мифологема "сон - смерть": мотив "сна -смерти" представлен в каждом цикле. Подобная парадигматика в широком аспекте отражает единую в своем развитии и амбивалентную по сущности художественную направленность тома. В отличие от многообразных способов рецепции гипнологической традиции в 1 томе, во 2 томе наблюдается последовательная диалогичность мифологической и романтической трактовок сна. Внутриприродной позиции героя-мифологизированного субъекта со-противопоставлена позиция героя- романтика, оценивающего мир ночной природы извне. В мифологическом мировосприятии оказываются сближены "болотное" и "детское" отношение к миру, в романтическом - "городское" и "взрослое". "Детское" мировосприятие способно опоэтизировать наступление сна, уловить близость сна к природным стихиям. В романтической трактовке сна актуализируется противопоставленность героя миру людей. В ночной философии развиваются образы "спящих" (толпы) и "пробудившегося до времени" (героя). В мире взрослых социальное начало определяет трагическую однообразность сна. Двойственность лирического героя, амбивалентность его мифологически-романтической позиции и мировосприятия определяют диалогичность мотивов сна во 2 томе:

- Лейтмотив " сон-смерть" инициирует развитие в цикле целого комплекса со -противопоставленных мотивов: мифологема "сон-смерть" и принципиальная раздельность, нетождественность сна и смерти; мифологический эвфемизм (смерть как сон) и его художественная профанация (сон как смерть); "сон-смерть" и "сон-жизнь", "сон-воскрешение".

- Выделенная к концу 1 тома оппозиция "сон - явь" развивается во 2 томе в соответствии с открытой Блоком в этот период формулой "нераздельности-неслиянности". Взаимоотношения "сна" и "яви" во 2 книге стихов поэта характеризуются сюжетной, образной и композиционной "нераздельностью-неслиянностью". Со-противопоставление сна и яви определяют появление особой формы сюжета в томе. От стихотворений с проблематической модальностью этот сюжет отличает прямо выраженная сновидческая установка. Но композиция не мотивирована сном: стихотворение не заканчивается пробуждением. Сюжет стихотворения основывается на взаимоотраженности явлений и образов сновидческих и реальных. "Нераздельность-неслиянность" сна и яви реализуется в различных композиционных формах. Во-первых, в создании знакомых по романтической традиции сомнамбулизма взаимопереходов сна и яви ("Бред"). Во-вторых, в использовании кольцевой композиции ("Русь"). В-третьих, в обращении к композиции взаимоотраженных снов ("Утихает светлый ветер").

- Во 2 томе в поэтике сна отмечаются диалогичность и двунаправленность реминисцентного плана. В развитии мотивов сна во 2 томе отражается диалог мифологической и романтической традиций. Двунаправленность реминисцентного плана проявляется, с одной стороны, в полигенетичности традиций "Петербургского текста" в цикле Блока "Город". В этом аспекте блоковский "Петербургский текст" выступает как "текст о тексте", как "метатекст". С другой стороны, "Петербургский текст" Блока одновременно tl II « является текстом в тексте в позднеиших произведениях других авторов.

- Открытость, диалогичность финала 2 книги стихов Блока проявляется в противоречивом развитии мотивов сна в последних циклах тома. С одной стороны, в святочной картине мира цикла "Снежная Маска" сон и явь включаются в механизм зеркальности с наметившейся взаимообращенностью мира "отраженного" (сна) и "отражающего" (яви). С другой стороны, в цикле "Фаина" акцентируется именно односторонняя ирреальная природа сна. В поэтике сна в "Фаине" соединилось стихийное и неадекватное реальности опьяненное мировосприятие. Поэтому в противостоящем "Фаине", последнем во 2 томе цикле "Вольные мысли", отличающемся жизненной конкретностью, мотивы сна отсутствуют.

- Диалогическое соотношение жизни и искусства проявилось в "нераздельности - неслиянности" во 2 томе "сна" и "текста сна". С одной стороны, во 2 томе отмечается совпадение сна как явления человеческой жизни и сна как явления литературы. ("Ночная Фиалка" - "это почти точное описание виденного мною сна"). С другой стороны, в цикле "Разные стихотворения" реальные биографические факты выделяются из литературных снов. В стихотворении "Поет, краснея, медь. Над горном." традиционный для поэтических сновидений сюжет о собственной смерти и устойчивая сновидческая символика цвета в рамках данного стихотворения деиндивидуализируют "сновидческое", превращая мотив сна в прием, на фоне которого разворачивается индивидуализированное "реальное". За внешней взаимосвязью сна и яви обнаруживается их раздельность, выделенность жизненно - биографического материала из сновидческого потока.

Поэтика сна в 3 томе лирики Блока развивается в русле важнейших тем этого периода: темы "страшного мира", "возмездия", истории и современности, России. Подобная контекстность семантики сна позволяет предположить преобладание синтагматического развития мотивов сна в 3 книге стихов Блока. Однако тесная связь между циклами, эксплицирование в них общих мест, представленных в свернутом виде в открывающем 3 том "Страшном мире", определяют, с другой стороны, парадигматику мотивов сна в последнем периоде творчества поэта. Художественная функция сна заключается в отражении инфернальной и социальной картины бытия страшного мира. В 3 томе синкретизм сна и тумана создает, с одной стороны, образ инфернального хаоса, с другой стороны, атмосферу призрачности, иллюзорности социальной обстановки. Инфернальная направленность "страшного мира" определяет традиционные представления о сне как важнейшей реальности подземного мира. Зеркальная природа сна обнаруживает в реальном мире черты мира потустороннего. В картине бытия страшного мира сон выполняет одновременно функцию испытания, разоблачения и функцию возмездия, наказания. Испытание сном оказывается возможным постольку, поскольку в поэтике сна воплощались прежде высокие духовные ценности. Императив неизменной ценности снов проявляется в решении важнейшей проблемы 3 периода творчества поэта - проблемы истории и современности. Прошлое и современность соотносятся как "сон старца" и "сон младенца". Именно в поэтике сна отражается жизненность прошлого, его постоянное проецирование на современность

Память как важнейший двигатель в поэтическом мире Блока конкретизирует взаимоотношения сна и художественного текста в 3 томе лирики. Эти взаимоотношения развиваются в нескольких направлениях.

С одной стороны, отмечается превращение сна в стилевои прием, "изживание" формы поэтического сновидения. В поэтических сновидениях 3 тома сон характеризуется как трагическое выпадение из реальной жизни (как в поэме "Соловьиный сад"). Оппозиция "память - забвение" выявляет несостоятельность жизни, построенной как сновидение ("О, нет! не расколдуешь сердца ты."). Сновидческий сюжет используется как форма для редкого в творчестве Блока неприкрытого художественного отражения личной жизни поэта. ("Сон"). Подобное решение сознательно дискредитирует художественную значимость жанра поэтического сновидения.

С другой стороны, в 3 томе наблюдается тенденция к проникновению структур сна в поэтический текст. В цикле "Арфы и скрипки" сон становится формой воспоминания своей и предшествующей традиции (переклички с произведениями И. Анненского, Ф. Тютчева, Ю. Верховского). Сон структурно сближается с памятью, отражает весь механизм работы памяти: узнавание -повторение - называние. Вместе с тем, структура сна проникает в область воспоминаний. В стихах, не организованных как поэтическое сновидение, частично воспроизводится структура сна. В таких стихах отмечается колебание между памятью и припоминанием, сновидческое склеивание нескольких образов в одном, мотив "уже виденного во сне", отражающий мифологические представления о сновидении как месте, которое посещает душа каждую ночь, приобщаясь к своему довременному существованию на земле.

Дальнейшим развитием "интериоризации структуры сна в поэтический текст" (123; 133) становится распадение целостности жанра поэтического сновидения и воссоздание художественной целостности на ином жанровом уровне. В 3 томе традиционная внутриположная композиция "сон во сне" распадается на отдельные сновидения в рамках конкретного стихотворения. Одновременно форма поэтического сновидения внедряется в глубь целого цикла ("Кармен").

Гетерогенность сна к концу 3 тома проявляется в одновременной мифологизации и натурализации мотивов сна. В цикле "Родина" основной мифологический сюжет разворачивается в плоскости "истории - современности" как борьба за освобождение Руси - Спящей царевны. Однако исход "вечного боя" предопределен дегероизацией современности: кольцевая композиция, замыкающая сновидческий сюжет об освобождении царевны, относит пробуждение царевны - Руси в плоскость проблематической модальности ("Сны"). Мифологизация мотивов сна в цикле "Родина" проявляется тогда, когда сопрягаются "история" и "современность", личное и социальное. Хотя такое сопряжение и трагично. Демифологизация мотивов сна обнаруживается, когда личное и современное начинают отрываться от социального и исторического. Тогда впервые обнажается неприкрытая физиологичность, натурализм сна ("Грешить бесстыдно, непробудно.").

Инициирующая роль многочисленных аллюзий, автореминисценций и перекличек с предшествующей и современной традицией в развитии мотивов сна определяет диалогичность большинства циклов 3 тома. Диалог "своего" и "чужого" (разного "чужого" в каждом цикле) создает контрапунктическое звучание мотивов сна в 3 книге в целом. Подобная полифония определяет особенности поэтики сна в жанре литературной колыбельной в цикле "О чем поет ветер." Колыбельные Блока характеризуются незавершенной новеллистичностью, соотношением в них повествования о событиях с метаповествованием и сопоставлением с другими текстами (с колыбельной Н. Некрасова). Эта поэтика здесь и сейчас творимого текста воспроизводит поэтику сна.

Блок не снимает противоречий в развитии мотивов сна к концу трилогии. Полнота и незавершенность жизни в контексте поэтики сна проявляются в сосуществовании мифологической полисемии и бытового прототипа сна; в полифонии "своего" и "чужого" в мотивах сна; в одновременном превращении сна в литературный прием и актуализации архетипического характера сна, определяющего стиль отдельных стихотворений. Отмеченные в 3 томе глубинное взаимопроникновение структур сна и воспоминания, взаимопревращаемость целостности сна и художественной целостности характеризуются как стилевая метаморфичность поэтики сна. Именно метаморфоза, превращение является важнейшей особенностью сна как явления психической жизни. Поэтика сна к концу 3 тома сближается с поэтикой сна как явления человеческой жизни, отражает психологические особенности сна. Роль сна в круге важнейших проблем блоковского творчества сродни функции сна в области психоанализа: в выносе на поверхность скрытых мотивов человеческих поступков, движений души, трагических противоречий жизни, глубинных процессов времени, основ творчества.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Байрамова (Самойлова), Карина Владимировна, 2003 год

1. Источники поэтических текстов.

2. Анненский И.Ф. Стихотворения и трагедии. Л.: Сов. писатель, 1990.640 с.

3. Ахматова А.А. Собрание сочинений в 6-ти т. М.: Эллис Лак, 1999.1. Т.1.-968 с.

4. Белый А. Сочинения в 2-х т. М.: Худож. литература, 1990. - Т.1. -703 с.

5. Блок А.А. Записные книжки. М.: Худож. литература, 1965. - 664 с.

6. Блок А.А. Лирика. Театр. М.: Правда, 1981. - 544 с.

7. Блок А.А. Собрание сочинений в 6-ти т. М.: Правда, 1971

8. Брюсов В.Я. Сочинения в 2-х т. М.: Худож. литература, 1987. -Т.1.575 с.

9. Гумилев Н.С. Стихи. Письма о русской поэзии. М.: Худож. литература, 1990. - 448 с.

10. Жуковский В.А. Избранные сочинения. М.: Худож. литература, 1982.431с.

11. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений в 4-х т. М.: Худож. литература, 1975.

12. Некрасов Н.А. Сочинения в 3-х т. М.: Худож. литература, 1959. -Т.1. - 389 с.

13. Новалис. Фрагменты // Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М.: Издательство Московского университета, 1980. -С.94-107.

14. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 3-х т. М.: Худож. литература, 1985.

15. Соловьев B.C. Стихотворения // Соловьев B.C. Избранные произведения. М.: Современник, 1991. - 435 с.

16. Тютчев Ф.И. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. -М.: Правда, 1988.-480 с.

17. Фет А.А. Стихотворения. М.: Правда, 1983. - 304 с.1.. Философская и психологическая литература.

18. Абрагам К. Сон и миф. Очерк народной психологии. М.: Современные проблемы, 1912. - 114 с.

19. Асмус В.Ф. Античная философия. М.: Высшая школа, 1976. -543 с.

20. Боснак Г. В мире сновидений. М.: Древо жизни, 1991. - 87 с.

21. Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер // Вопросы философии, 1995. №6. - С. 111-122.

22. Найдыш В.М. Мифотворчество и фольклорное сознание // Вопросы философии, 1994. №2. - С. 45-54.

23. Ницше Ф. Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм // Ницше Ф. Собрание сочинений в 2-х т. М.: Мысль, 1990. - Т.1. - С.47-158.

24. Платон. Собрание сочинений в 4-х т. М.: Мысль, 1994. - Т.З. - 798 с.

25. Соловьев B.C. Смысл любви // Соловьев B.C. Избранные произведения. М.: Современник, 1991. - С.125-183.

26. Философский энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1983.- 840 с.

27. Флоренский П. Иконостас // Богословские труды. Сборник 9. М.: Издание Московской патриархии, 1972. - С. 83-122.

28. Фрейд 3. Толкование сновидений. Киев: Здоровья, 1991. - 390 с.

29. Эткинд A.M. Эрос невозможного. История психоанализа в России. -СПб.: Медуза, 1993. 463 с.

30. ЮнгК.Г. Архетип и символ. М.: Мысль, 1991. -360 с.

31. I. Литературно-критические и литературоведческие работы.

32. Абашев В.В. Ф.И. Тютчев в художественном сознании А. Блока и В. Брюсова: Дис. канд. филол. н. М., 1986. - 187 с.

33. Александр Блок и Андрей Белый. Переписка. М.: ИЗД. Гослитмузея, 1940. -370 с.

34. Алексеева М.А. Творчество Б. Пастернака 1910-1920-х годов:формирование органической поэтики: Автореф. канд. филол. н. -Екатеринбург, 1997. -19 с.

35. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. В 3-х т. -М.: Современный писатель, 1995.

36. Бальмонт К. Гений открытия // По Э. Собрание сочинений в 4-х т. -М.: Пресса, 1993. Т.1. - С. 7-9.

37. Барбачаков А.С. В.А. Жуковский в творческом сознании А. Блока: Автореф. дис. канд. филол. н. Томск, 1992. -14 с.

38. Белый А. Воспоминания об А. .А. Блоке // А. Блок в воспоминаниях современников. В 2-х т. М.: Худож. литература, 1980. - Т. 1. - С.204 -235.

39. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. СПб.: Азбука - классика, 2001.512 с.

40. Бочаров С.Г. О смысле "Гробовщика" (к проблеме интерпретации произведения) // Литературно-теоретические исследования. Контекст. -1973. М.: Наука, 1974. - С. 196-230.

41. Брежнева Н.В. Жанровое своеобразие "Сновидений" Франсиско де Кеведо // IBERICA. Кальдерон и мировая культура. Л.: Наука, 1986. -С. 207-212.

42. Бройтман С.Н. А. Блок и русская лирика XIX- начала XX веков (проблемы поэтики). Программа спецкурса.- Махачкала: ДГУ, 1982. -33 с.

43. Бройтман С. Н. Блок и Пушкин. (К вопросу о классическом и неклассическом типе художественной целостности) // Литературное произведение: слово и бытие. -Донецк: ДонГУ, 1997. С. 55-78.

44. Бройтман С.Н. Жанрово-композиционное своеобразие поэмы А. Блока "Ночная Фиалка" // Художественный текст и литературный жанр. -Махачкала: ДГУ, 1980. С. 20-35.

45. Бройтман С.Н. Предыстория жанра (незавершенные поэмы А. Блока 900-х г.г.) // Природа художественного целого и литературный процесс. Кемерово, 1980. - С. 100-116.

46. Быстров В.Н. Раннее творчество А. Блока и античная философия // Александр Блок. Исследования и материалы. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. - С. 5-40.

47. Веселовский А.Н. Поэтика сюжетов // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. - С. 300-307.

48. Веселовский А.Н. Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. - С.101-154.

49. Веселовский А. Н. Три главы из исторической поэтики // Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. - С. 155-298.

50. Волошин М.А. Александр Блок. "Нечаянная радость" // Волошин М.А. Лики творчества. Л.: Наука, 1988.- С. 485-488.

51. Волошин М.А. Театр как сновидение // Волошин М.А. Лики творчества. Л.: Наука, 1988.- С. 349-356.

52. Гаспаров Б.М. Некоторые дескриптивные проблемы музыкальной семантики // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. вып.411. Тр. по знаковым системам. -Тарту: ТГУ, 1977.- С. 120-137.

53. Гаспаров М.Л. Ю.М. Лотман: наука и идеология // Ю.М. Лотман. О поэтах и поэзии. СПб.: Искусство - СПб. 1996.- С. 9-16.

54. Гершензон М.О. Сны Пушкина // Гершензон М.О. Статьи о Пушкине.-М.: Гос. Академия худож. наук, 1926.- С. 96-110.

55. Гершензон М.О. Явь и сон // Гершензон М.О. Статьи о Пушкине. -M.:Academia, 1926.- С. 60-68.

56. Гиршман М. М. Литературное произведение: теория и практика анализа. -М.: Высшая школа, 1991. 160 с.

57. Горелов А. Гроза над соловьиным садом. -Л.: Сов. писатель, 1973.433 с.

58. Гофман В. Александр Блок // Искусство, 1905.- №1.- С. 39.

59. Громов П.П. А. Блок, его предшественники и современники. -M.-JL: Сов. писатель, 1966. 572 с.

60. Гуревич А .Я. Западноевропейские видения потустороннего мира и " реализм " средних веков // Труды по знаковым системам. VIII. Ученые зап. Тартуского гос. университета. -Тарту, 1977. С. 45-89.

61. Данилевский Р.Ю. "На севере диком стоит одиноко" // Лермонтовская энциклопедия. М.: Сов. энциклопедия, 1981. - С. 330.

62. Дождикова Н.А. Цикл "Распутья" и проблема творческой эволюции А. Блока: Автореф. дис. канд. филол. н. Л., 1986.- 16 с.

63. Жирмунский В.М. Из истории западно-европейских литератур. Избранные труды. Л.: Наука, 1981. - 356 с.

64. Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977. - С. 106134.

65. Золян С.Т. "Свет мой, зеркальце, скажи." (к семиотике волшебного зеркала) // Зеркало. Семиотика зеркальности. Труды по знаковым системам. XXII. Тарту, 1988. - С. 36-44.

66. Иванов В .И. Александр Блок // Весы, 1904. №11. - С. 49.

67. Иванов В. И. По звездам. СПб. 1909. - 120 с.

68. Измайлов А. А. Иероглифы новой поэзии // Образование, 1908. № 910 а. - С. 35-41.

69. Ильев С.П. Куликовская битва как " символическое событие" (цикл "На поле Куликовом " Блока и роман "Петербург" Андрея Белого ) // Александр Блок: Исследования и материалы. Л.: Наука, 1991. - С. 22-41.

70. Исупов К.Г. Историзм Блока и символистская мифология истории.( Введение в проблему ) // Александр Блок. Исследования и материалы. -М.: Наука, 1991.- С.3-22.

71. Исупов К.Г. Онтологические парадоксы Ф.И. Тютчева ("Сон на море") // Типологические категории в анализе литературного произведения как целого. Кемерово: Кемеровский гос. университет, 1983. - С. 2129.

72. Исупов К.Г. Поэтика "ложной памяти" // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Калинин: Калининский гос. университет, 1987. - С. 37-47.

73. Книга Екклесиаста, или Проповедника // Библия. Книги Ветхого Завета. Чикаго, 1990. - С. 764-774.

74. Колобаева Л.А. Концепция трагического гуманизма и перспектива преодоления одиночества в творчестве Блока // Колобаева Л.А Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX веков. -М.: Изд. Московского университета, 1990. С. 250-276.

75. Колобаева Л.А. Право на субъективность // Вопросы литературы. М., 1994. - Вып. V. - С.44-76.

76. Кораблев А.А. Теория целостности М.М. Гиршмана // Литературное произведение: слово и бытие. Донецк: ДонГУ, 1997. - С. 9-21.

77. Крук И.Т. Поэт и действительность. Черты мировоззрения и творчество Ал. Блока в свете литературных традиций и проблем эпохи: Автореф. док.филол. н. Киев, 1969. -35 с.

78. Кузьмина Е.О. Стихотворения М.Ю. Лермонтова "На севере диком", Г. Гейне "Сосна" и картина И. Шишкина "На севере диком" // Литература в школе, 2001. № 8. - С. 32-33.

79. Кумпан К., Долинин А. Примечания // Волошин М.А. Лики творчества. Л.: Наука, 1988.- С. 697.

80. Лавров А.В. "Свое" и "чужое" в финале "Арф и скрипок" А. Блока // Типология культуры. Взаимное воздействие культур. Труды по знаковым системам. XV. Тарту, 1982. - С. 14-19.

81. Лавров А.В., Топоров Вл. Л. Блок переводит прозу Гейне // Александр Блок. Новые материалы и исследования. Литературное наследство. -М.: Наука, 1987. Т.92. -Книга четвертая. - С. 658-666.

82. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1990. - 685 с.

83. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб.: Искусство-СПб, 1996. - С. 18-132.

84. Лотман Ю.М. Образы природных стихий в русской литературе (Пушкин Достоевский - Блок) // Лотман Ю.М. Пушкин. - СПб.: Искусство-СПб, 1997. - С. 814-820.

85. Лотман Ю.М. Текст в тексте // Текст в тексте. Тр. по знаковым системам. XIV. Тарту: ТГУ, 1981. - С. 13-18.

86. Лотман Ю.М. Феномен культуры // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. -Тарту: ТГУ, 1978.-С. 6-10.

87. Лотман Ю.М., Минц З.Г. Литература и мифология // Семиотика культуры. Труды по знаковым системам. XIII. -Тарту, 1981. С. 35-55.

88. Максимов Д.Е. Идея пути в поэтическом мире Ал. Блока // Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Сов. писатель, 1981. - С. 6-151.

89. Максимов Д.Е. Об одном стихотворении ("Двойник") // Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Сов. писатель, 1981. - С. 152-189.

90. Максимов Д.Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока // Творчество А.А. Блока и русская культура XX в. Блоковский сборник.- Тарту: ТГУ, 1979. С. 14 - 26.

91. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. М.: Coda, 1996. -474 с.

92. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Восточная Литература, 1976. -330 с.

93. Маркович В.М. Сон Татьяны в поэтической структуре "Евгения Онегина" // Болдинские чтения, вып. № 5. Горький: Волго - Вятское книжное издательство, 1980. - С. 25-47.

94. Машбиц Веров И. Лирика любви. Тема "Страшного мира" // Машбиц- Веров И. Русский символизм и путь А. Блока. Куйбышев: Куйбышевское книж. изд., 1969. - С. 299-312.

95. Машбиц Веров И. Поэзия Блока. Ранее творчество (" ANTE LUCEM") // Машбиц - Веров И. Русский символизм и путь А. Блока. -Куйбышев: Куйбышевское книж. изд., 1969. - С. 271 - 282.

96. Машбиц Веров И. Прекрасная дама и ее спутник. Эволюция поэта //Машбиц - Веров И. Русский символизм и путь А. Блока. - Куйбышев: Куйбышевское книж.изд., 1969. - С. 283-298.

97. Мерлин В.В. "Снежная маска" и "Двенадцать" (к вопросу о святочных мотивах в творчестве Блока) // А. Блок и его окружение. Ученые зап. Тартуского гос. университета, вып. №680. Тарту, 1985. - С. 19-28.

98. Минц З.Г. Блок и русский символизм // Литературное наследство. Т. 92. Александр Блок, новые материалы и исследования. Книга первая. -М.: Наука, 1980.- 566 с.

99. Минц З.Г. "Случившееся" и его смысл в "Стихах о Прекрасной Даме" А. Блока // А. Блок и его окружение. Ученые зап. Тартуского гос. университета, вып. 680. Тарту, 1985. - С.3-18.

100. Минц З.Г. Функция реминисценций в поэтике А. Блока // Труды по знаковым системам. VI. Ученые зап. Тартуского гос. университета, вып. 308. Тарту, 1973. - С. 387-417.

101. Минц З.Г. Цикл Блока "Распутья" // Мир А. Блока. Блоковский сборник. Ученые зап. Тартуского гос. университета, вып. 657. Тарту, 1985. - С. 3-33.

102. Минц З.Г., Безродный М.В., Данилевский А.А. "Петербургский текст" и русский символизм // Семиотика города и городской культуры. Петербург. Труды по знаковым системам. XVIII. Тарту, 1984. - С. 7892.

103. Нагорная Н. А. Поэтика сновидений и стиль прозы A.M. Ремизова: Автореф. канд. филол. н. Самара, 1997. - 17 с.

104. Насрулаева С.Ф. Хронотоп в ранней лирике Анны Ахматовой. -Махачкала: ИПЦ ДГУ, 2000. 144 с.

105. Небольсин С.А. Комментарии // Блок А. Собрание сочинений в 6-ти т. -М.: Правда, 1971.

106. Неклюдов С.Ю. Душа убиваемая и мстящая // Труды по знаковым системам. VII. Ученые зап. Тартуского гос. университета, вып. 365. -Тарту, 1975. С. 65-75.

107. Нечаенко Д.А. "Сон, заветных исполненный знаков". М.: Юрид. литература, 1991. - 303 с.

108. Орлов В. A.JI. Блок: очерк творчества. М.: Худож. литература, 1956. - 264 с.

109. Пильд JI.JI. Из творческих связей Ал. Блока и А. Белого в период "Распутий" // А. Блок и его окружение. Учен. зап. Тартуского гос. университета, вып.680. Тарту, 1985. - С. 43-50.

110. Померанц Г. Сновиденное и очевидное // Литературная газета, 1997. -№30. -С. 10.

111. Прийма Ф.Я. Блок и Некрасов // Александр Блок: Исследования и материалы. Л.: Наука, 1987. - С. 5-21.

112. Прокофьев Н.И. Видение как жанр в древнерусской литературе // Вопросы стиля художественной литературы. М.: Московский гос. пед. институт, 1964. - С. 35-56.

113. Пропп В.Я. Морфология сказки. Л.: Academia, 1928. - 120с.

114. Поддубная Р.Н. Рассказ "Сон" И.С. Тургенева и концепция фантастического в русской реалистической литературе 1860-1870 г.г. // Русская литература 1870-1890 г.г. Свердловск: Уральский гос. университет, 1980. - С.75-93.

115. Поспелов Г.Н. История русской литературы XIX века (1840-1860-е годы). М.: Высшая школа, 1981. - 456 с.

116. Роднянская И.Б. Сон // Лермонтовская энциклопедия. М.: Сов. энциклопедия, 1981. - С. 304-305.

117. Руднев В. П. Культура и сон // Даугава, 1990. № 3. - С. 121-124.

118. Руднев В. П. Структурная поэтика и мотивный анализ // Даугава, 1990. №1. - С. 99-101.

119. Седакова О.М. Шкатулка с зеркалом. Об одном глубинном мотиве А.А. Ахматовой // Структура диалога как принцип работы семиотического механизма, труды по знаковым системам. XVII. -Тарту, 1984. С. 93-108.

120. Субботина М.В. Символические образы в лирике М. Лермонтова и А. Блока (сопоставительный анализ): Дис. канд. филол. н. Воронеж, 1989,- 193 с.

121. Таборисская Е.М., Штейнгольд A.M. Тема сна и смерти в лирике Лермонтова и Тютчева // Жанр и творческая индивидуальность. Вологда: Вологодский гос. пед. институт, 1990. С. 75-87.

122. Тайлор Э.Б. Первобытная культура. М.: Политиздат, 1989. -573 с.

123. Тертерян И.А. Барокко и романтизм: к изучению мотивной структуры //IBERICA. Кальдерон и мировая культура. Л.: Наука, 1986. - С. 163178.

124. Тименчик Р.Д. "Поэтика Санкт-Петербурга" эпохи символизма / постсимволизма // Семиотика города и городской культуры. Петербург. Труды по знаковым системам. XVIII. Тарту, 1984. - С. 117-123.

125. Тименчик Р.Д. Текст в тексте у акмеистов // Текст в тексте. Труды по знаковым системам. XIV. Тарту, 1981. - С. 65-75.

126. Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Сны Блока и "Петербургский текст" начала XX века // Тезисы I Всесоюзной (III) конференции "Творчество А. Блока и русская культура XX века". -Тарту, 1975. С. 129-135.

127. Толстые Н.М. и С.М. О жанре " обмирания " (посещения того света) // Вторичные моделирующие системы. Тарту: Тартуский гос. университет, 1979. - С. 63-65.

128. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.: Наука, 1999. -381 с.

129. Топорков A.JI. Из мифологии русского символизма городское освещение // Мир А. Блока. Блоковский сборник. Ученые зап. Тартуского гос. университета, вып. 657.-Тарту, 1985. С. 108-113.

130. Топоров В.Н. Петербург и петербургский текст русской литературы // Семиотика города и городской культуры. Петербург. Труды по знаковым системам. XVIII. Тарту, 1984. - С. 4-29.

131. Тростников М.В. Мотив сна в поздней лирике М.Ю. Лермонтова (1841) // Slavica Tergestina. Studia slavica. 7. Trieste: Universita degli Studi di Trieste Scuola Superiore di Lingue Moderne per Interpret! e Traduttori, 1999. C. 87-106 .

132. Тынянов Ю.Н. Блок // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. -М.: Наука, 1977.- С. 118-123.

133. Улыбина О.Б. Мотив сна и его художественные функции в повести И. Тургенева "После смерти" // Вопросы сюжета и композиции. Горький: ГГУ, 1982. С. 65-68.

134. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999. - 398 с.

135. Ходанен Л.А. Мотивы и образы "сна" в поэзии русского романтизма // Русская словесность, 1997. № 1-2. - С. 2-8, 47-51.

136. Ходасевич В. О символизме // Ходасевич В. Колеблемый треножник. М.: Сов. писатель, 1991. - С. 545-560.

137. Целкова Л.Н. Мотив // Введение в литературоведение. М.: Высшая школа, 1999. - С. 202-209.

138. Цивьян Т.В. О ремизовской гипнологии и гипнографии // Серебряный век в России. Избр. страницы. М.: РАДИКС, 1993. - С. 299-338.

139. Цимбаев Н.И. Классический русский писатель // Соловьев B.C. Смысл любви. Избранные произведения. М.: Современник, 1991. - С.3-26.

140. Чижиковский П.Б. Диалог культур в лирике Ф.И. Тютчева (мифология и романтизм) // Жанр и проблема диалога. Махачкала: ДГУ, 1982. -С. 122-129.

141. Чуковский К.И. Александр Блок как человек и поэт // Чуковский К.И. Сочинения в 2-х т. М.: Правда, 1990. - Т.2. - С. 390-498.

142. Чупринин С. Из твердого камня // Октябрь, 1989. №3. - С. 196-200.

143. Шкловский В. Б. Теория прозы. М.: Федерация, 1929. - 230 с.

144. Щемелева Л.М., Коровин В.И., Песков A.M., Турбин В.Н. Мотивы поэзии Лермонтова // Лермонтовская энциклопедия. М.: Сов. энциклопедия, 1981. - С. 290-311.

145. Щенников Г.К. Функции снов в романах Достоевского // Щенников Г.К. Художественное мышление Достоевского. Свердловск: Средне-Уральское книж. изд., 1978. - С. 126-144.

146. Щерба Л.В. "Сосна" Лермонтова в сравнении с ее немецким прототипом // Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М.: УЧПЕДГИЗ, 1957.- С.97-109.

147. Эйхенбаум Б.М. Литературная позиция Лермонтова // Литературное наследство. М.: Наука, 1941. - Т.43-44. - С. 3-82.

148. Эйхенбаум Б.М. О поэзии. Л.: Сов. писатель, 1989. - 549 с.

149. Эсалнек А.Я. Архетип // Введение в литературоведение. М.: Высшая школа, 1999. - С. 30-37.

150. Эткинд Е.Г. Двоемирие Блока // Эткинд Е.Г. Там, внутри. О русской поэзии XX века. СПб.: Максима, 1996. - С. 51-59.

151. Эткинд Е.Г. "Кармен". Лирическая поэма как антироман // Эткинд Е.Г. Там, внутри. О русской поэзии XX века. СПб.: Максима, 1995. -С. 60-82.

152. Эткинд Е.Г. "Шаги Командора". Опыт композиционной интерпретации // Эткинд Е.Г. Там, внутри. О русской поэзии XX века. -СПб.: Максима, 1996. С. 105-114.

153. Sachworterbuch der Literatur / Gero von Wilpert. 7., verbesserte und erweiterte Auflage. Stuttgart: Alfred Kroner Verlag, 1989. - C. 695.1ЧНЧ'1:и<ж,и'!0.0441: Ъ