Исторические и политические взгляды князя М.М. Щербатова: фактор индивидуального социального опыта тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.09, кандидат исторических наук Серенченко, Николай Владимирович

• Серенченко, Николай Владимирович
• кандидат исторических наук
• 2008

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Серенченко, Николай Владимирович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. СОЦИАЛЬНЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ФОРМИРОВАНИЯ ИСТОРИКО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ КНЯЗЯ М.М. ЩЕРБАТОВА.

§ 1. Социализация М.М. Щербатова: социальная среда и родовая память.

§2. Статская и'придворная служба князя М.М. Щербатова: неудовлетворенные статусные ожидания.

ГЛАВА II. ИСТОРИКО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ КНЯЗЯ М.М. ЩЕРБАТОВА КАК РЕАКЦИЯ НА НЕУДОВЛЕТВОРЕННЫЕ СТАТУСНЫЕ ОЖИДАНИЯ.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Исторические и политические взгляды князя М.М. Щербатова: фактор индивидуального социального опыта»

Изучение творческого наследия князя М.М. Щербатова насчитывает ровно 150 лет. Начиная с 1858 года, когда в Лондоне А.И. Герцен полностью опубликовал записку князя «О повреждении нравов в России», а в Москве то же самое, но только с купюрами, сделал C.B. Ешевский, работы Щербатова выходят из тени и становятся объектом научного и общественно-политического интереса1.

Правда, интерес этот имел периодический характер. Причин тому было несколько: с одной стороны, общедоступный текст «Истории Российской от древнейших времен» был скучен и тяжел для восприятия, к тому же еще и отодвинут на периферию общественного интереса более красноречивой «Историей государства российского» Н.М. Карамзина, а с другой - историко-политическая публицистика М.М. Щербатова, яркая и саркастичная, имела ограниченное хождение в пространстве легальной российской литературы XIX века.

Неудивительно, что спустя почти четыре десятилетия после того, как в 1858 году М.М. Щербатов был представлен российской публике в качестве яркого и неоднозначного историка и публициста, его вновь пришлось открывать заново - о Щербатове читающая общественность забыла достаточно быстро.

И неизвестно, когда бы о Михаиле Михайловиче вспомнили, если бы в 1896 году не вышло в свет двухтомное собрание его сочинений, инициированное одним из потомков - Б.С. Щербатовым .

Появившаяся по такому случаю в «Вестнике Европы» статья А. Н. Пыпина была снабжена весьма красноречивым заголовком: «Полузабытый писатель XVIII века»0.

1 Герцен А.И. О повреждении нравов в России князя М. Щербатова и Путешествие А. Радищева, с предисловием Искандера. Ь., 1858; Ешевский С. О повреждении нравов в России. Неизданное сочинение. // Атеней. 1858. №3.

2 Сочинения князя М.М. Щербатова. Тт. 1-2. СПб., 1896.

3 Пыпин А. Н. Полузабытый писатель. // Вестник Европы. 1896. №11.

Стоит отметить одно интересное обстоятельство, которое, кстати, будет сопровождать образ М.М. Щербатова во всех тех историографических традициях, сквозь которые ему придется пройти: творчество князя в отечественной историографии получило крайне неоднозначную трактовку, а его образ был наполнен различными дефинициями, порой противоречащими друг другу. Можно смело констатировать — фигура князя Щербатова не просто не получила конкретной, общепризнанной характеристики, наоборот, - была раскрашена самыми разнообразными красками, наполнена различными определениями и увешана самыми неприглядными ярлыками и штампами. * *

Дореволюционная историография, особенно на ранних этапах знакомства с работами М.М. Щербатова, занималась не столько систематическим изучением творческого наследия князя, сколько накоплением данных (сбором биографических материалов, поиском и введением в оборот, насколько это было позволительно с цензурной точки зрения, ранее неизвестных сочинений вельможного историка) и созданием первых историографических образов, характеризующих Щербатова как историка и общественного деятеля. Однако уже тогда эти образы имели не просто разнообразный, но зачастую взаимоисключающий характер.

Первые исследователи творческого наследия князя М.М. Щербатова, среди которых, кстати, было довольно много людей, которые как по образованию, так и по роду своей деятельности не имели прямого отношения к исторической науке (М.П. Заблоцкий-Десятовский, А.И. Герцен и H.A. Добролюбов), как правило, использовали описательный метод. Знакомство же с сочинениями Щербатова, раскрывавшими его исторические взгляды и политические убеждения, составляло главную цель тех исследований. Несмотря на то, что исследователи обращались к одним и тем же источникам, полученные результаты оказывались прямо противоположными друг другу. И это неудивительно - догадок и эмоций в этих работах было больше, чем фактографии.

Так, известный русский статистик и метролог М.П. Заблоцкий-Десятовский, обнаруживший в 1853 году в архивах князя М.М. Щербатова4 сочинение «О повреждении нравов в России», в своей апологетической статье от 1857 года написал буквально следующее: «. чувство любви посетило меня недавно, когда судьбе угодно было натолкнуть меня на полуистлевшие хартии, — труды человека. память о котором для нас должна быть драгоценна»5. И далее: «. в этих словах (в статьях) не разоблачает ли своего сердца "гражданин", в самом полном, чистом, возвышенном и обаятельном его значении?»6.

А.И.Герцен, опубликовавший в 1858 году в Лондоне первое полное издание «О повреждении нравов в России», обнаружил гораздо больше скепсиса в отношении исторических и политических взглядов М.М. Щербатова. В своей вступительной статье Герцен, умевший находить борьбу политических идей везде, где только можно, эмпирически опознал в Щербатове чуть ли не родоначальника славянофильства. Исторические работы князя, и особенно статья «О повреждении нравов», судя по всему, убедили Александра Ивановича в том, что «. чинная, чванная Русь московская, — скучный и полудикий быт наших предков - казался старику каким-то утраченным идеалом» . А раз Щербатов был славянофилом, то и дошел он до этого так же, как и та «часть московской молодежи», которая, будучи «. задавленной гнетом николаевского правления. », «. чуть ли не

4 Известно, что после смерти М.М. Щербатова Екатерина II поручила московскому главнокомандующему A.A. Прозоровскому выкупить у семьи покойного его библиотеку и рукописи. Родственники Щербатова, получив соответствующее уведомление, сделали все, чтобы наиболее обличительные и критичные сочинения князя не попали в руки императрицы. Сын скончавшегося историка, Д.М. Щербатов, а также зять, М.Г. Спиридов, провели оперативную ревизию бумаг князя Щербатова. В результате, часть архива оказалась на хранении у Спиридова. Оставшаяся часть была продана императрице и впоследствии передана в Эрмитажную библиотеку. - См.: Рустам-Заде З.П. Жизнь и творчество М.М. Щербатова. СПб., 2000. С. 7.

5 Заблоцкий M. Материал для биографии кн. М.М. Щербатова. // Санкт-Петербургские ведомости. 1857 (11 декабря). № 269. С. 9.

6 Там же.

7 Герцен А.И. О повреждении нравов в России князя М. Щербатова. С. V. Q в знак протеста обрядилась в зипуны» . Итак, М.М. Щербатов - дворянин-оппозиционер, избравший иррациональный путь сопротивления, который на самом-то деле есть ни что иное, как «движение вспять».

Словом, первые образы вельможного историка были одномерны и просты, а сами работы выполнены в журнально-публицистической манере.

Наиболее ранние образцы научно-исторического подхода к изучению историко-политических взглядов М.М. Щербатова содержатся в работах C.B. Ешевского, А.Г. Брикнера, М.О. Кояловича. В своих работах ученые существенно расширили круг тем, разработка которых позволила создать более объемные и рельефные образы Щербатова-историка, публициста, политика.

В частности, была поднята тема отношения М.М. Щербатова к допетровской и петровской Руси, а также подробно раскрыта тема участия Щербатова в работе Уложенной комиссии 1767 года. Кроме того, исследователи затронули несколько принципиально важных вопросов: были ли исторические взгляды князя социально-ангажированными и какой они имели характер в общественно-политическом пространстве России второй половины XVIII века: консервативный или оппозиционный?

Ответы на эти и другие вопросы ученые искали исключительно в текстах княжеских сочинений, потому их работы были выполнены преимущественно в русле описательного метода. Правда, C.B. Ешевский уже тогда указывал на то, что было бы неплохо проверить, насколько слова Щербатова соответствовали его реальным делам. Однако скудость источников личного происхождения, которые могли бы пролить свет на личную и общественно-политическую жизнь М.М. Щербатова, делала эту задачу, к сожалению, неосуществимой9.

C.B. Ешевский отмечал заинтересованность М.М. Щербатова историей русских аристократических родов и местнической системой, что, однако, ни

8 Там же. С.VII.

9 «Мы не имеем почти никаких сведений о служебной и гражданской деятельности князя Щербатова., и судить о нравственных достоинствах князя Щербатова, как общественного деятеля, можем только по его же сочинениям». — Ешевский С. О повреждении нравов в России. С. 147. в коей мере не свидетельствовало о принадлежности князя «. к числу безусловных защитников старины».10 Михаил Щербатов, пишет C.B. Ешевский, «. нисколько не желал бы уничтожить преобразований Петра Великого», поскольку главнейшим его желанием было стремление «. отстоять аристократический принцип, вызвать его вновь к жизни, не останавливаясь, впрочем, перед формами, в каких бы совершилось его возрождение»11. Это желание стало той призмой, через которую Щербатов рассматривал историю России, и из-за которой многие его выводы были «. поверхностны и односторонни»12.

В целом же, считает C.B. Ешевский, во всех своих суждениях М.М. Щербатов обнаруживает «человека благородного, с негодованием смотрящего на печальные и позорные явления общественной жизни, его окружавшей»13.

Как и C.B. Ешевский, А.Г. Брикнер, автор первого подробного очерка о депутатстве М.М. Щербатова в Уложенной комиссии 1767 года, обратил внимание на активное использование Щербатовым исторической риторики в политических целях14. Именно в этом синтезе политики и истории Брикнер обнаружил «необычайный талант замечательного оратора»15. Однако с точки зрения науки, считает ученый, этот синтез сыграл крайне негативную роль, поскольку при таком подходе «. взгляд Щербатова на исторические события. оказывается совершенно односторонним, и потому неверным»16.

Вывод А.Г. Брикнера оказался жестким: использование исторической риторики в социально-политической борьбе, несмотря на всю «эрудицию» и «благородство души» М.М. Щербатова, выставляет его «защитником не

10 Там же. С. 142.

11 Там же. С. 142-143.

12 Там же. С. 146.

13 Там же. С. 147-148.

14 Брикнер А.Г. Князь М.М. Щербатов как член Большой комиссии 1767 года. // Исторический вестник. 1881. №10. С. 234.

15 Там же.

16 Там же. интересов всего народа, или всего государства, а выгод дворянского сословия»17.

По мнению М.О Кояловича, М.М. Щербатов, будучи «скромным» и «хорошим» человеком, отличался высокой образованностью, что позволило ему проявить «. поразительную гуманность и в то же время неподкупное

1 о правдолюбие» . Эти качества с точки зрения Кояловича позволили Щербатову с позиции высокой нравственности «. взглянуть на русское историческое развитие», благодаря чему «. он стал поборником старых русских, более чистых нравов»19.

В связи с накоплением биографических данных о М.М. Щербатове и выходом в свет в 1896 году двухтомного собрания его сочинений, составленного преимущественно из работ историко-политического свойства, изучение творческого наследия Щербатова заметно активизируется. В определенном смысле, в конце XIX - начале XX века историография заново открыла для себя Щербатова, личность которого попала в поле зрения многих видных исследователей того времени — А.Н. Пыпина, A.A. Кизеветтера, В.Я. Мякотина, М.Я. Дьяконова, В.О. Ключевского, П.Н. Милюкова, Г.В. Вернадского, Г.В. Плеханова.

Ученые поднимают новые, ранее остававшиеся без внимания, вопросы и проблемы. В частности, исследователи стали более осторожно говорить о «гуманности» и «правдолюбии» князя, больше уделять внимания социальным и идейно-мировоззренческим истокам его критического отношения к екатерининской эпохе. Ни одно исследование не обходилось без выявления точек пересечения взглядов Щербатова с идеями Просвещения и определения степени воздействия передовой европейской философии на вельможного историка.

17 Там же. С. 248-249.

18 Коялович М.О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. СПб., 1884. С. 131, 144,382.

19 Там же. С. 132.

Стали более разнообразными и методы: для решения данных проблем использовались не только описательный, но также текстологический и сравнительно-исторический методы.

В 1896 году А.Н. Пыпин публикует уже упоминавшуюся здесь статью -«Полу-забытый писатель», в которой приходит к достаточно смелому выводу: по своему образованию и сложившимся убеждениям Щербатов был «. человеком двойственным: с одной стороны — консерватор, любитель простой, благочестивой старины, с другой - любитель французского образования и до известной степени свободомыслящий человек» . Казалось бы, образ получается противоречивым, однако Пыпина это обстоятельство не смущает.

Более того, изучение М.М. Щербатовым европейской просвещенческой литературы, по мнению исследователя, самым непосредственным образом связано с консервативными предпочтениями князя21. Каким именно образом одно определило другое, А.Н. Пыпин не объясняет. Однако предлагает читателю достаточно пространное рассуждение о масонском прошлом Щербатова, которое, как можно догадаться из текста, выступило своего рода интегратором консервативно-аристократического и просвещенческого компонентов в мировоззрении князя22.

Так, несмотря на сильное влияние просветительской литературы, М.М. Щербатов «. хотел стоять на русской почве», чему лучшее доказательство — статья «О повреждении нравов» . Вместе с тем, Михаил Михайлович, отмечает А.Н. Пыпин, всегда указывал на недостатки общества и стремился исправить их с помощью мудрых законов, проникнутых любовью к человечеству24. В свою очередь «рационалистическая подкладка» исторических и политических работ Щербатова, критикующих современное ему общество, не могла восполнить недостаток проницательности,

20 Пыпин А.Н. Полузабытый писатель. С. 268.

21 Там же.

22 Там же. С. 276-277.

23 Там же. С. 269.

24 Там же. С. 273. порожденной социальным происхождением критика, а потому многие факты «. были не всегда верно освещены»25. Как итог, «при всем отвлеченном сочувствии к благополучию людей, он (М.М. Щербатов) в основе остается большим консерватором»26.

Таким образом, А.Н. Пыпин, пусть и с множеством оговорок, все же характеризует М.М Щербатова как оппозиционера справа, призывающего не столько к возврату в допетровское прошлое, сколько к наведению порядка в политической и социальной сферах, состояние которых с его точки зрения находилось в неудовлетворительном состоянии. Просвещенческие же идеи и образы идеального общественно-политического и социального порядка явились для Щербатова одной из основ для критичного подхода к восприятию окружающей социальной действительности.

Этот взгляд на М.М.Щербатова оказал существенное влияние на дальнейшее развитие историографии вопроса.

В 1898 году, двумя годами позже А.Н. Пыпина, П.Н. Милюков публикует одну из своих основных работ - «Главные течения русской исторической мысли».

П.Н. Милюкова больше всего интересовала проблема воздействия философии Просвещения на мировоззрение М.М. Щербатова. С одной стороны, отмечает П.Н. Милюков, воспитание и образование Щербатова, традиционное по своей сути, было, «. вероятно, такое же, какое получали обыкновенные помещичьи дети в деревенской усадьбе, то есть очень

97 плохое.» . С другой стороны, пытаясь впоследствии закрыть пробелы в образовании самостоятельным чтением, Щербатов, как и вся российская интеллектуальная элита, подвергся мощному воздействию «просветительной литературы парижских салонов эпохи Людовика XV» .

По наблюдениям П.Н. Милюкова, в ра ботах Михаила Михайловича можно было «. на каждом шагу натолкнуться на следы этих

25 Там же. С. 269,271.

26 Там же. С. 273.

27 Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. СПб., 1913. С. 39.

28 Там же. С. 32. просветительских) влияний и на более или менее близкие заимствования» . Обильная рецепция просветительских идей привела к тому, что работы «рационалиста Щербатова», были переполнены прагматизма. Исторические же сочинения князя были подчинены социально-политической конъюнктуре

30 и носили исключительно прикладной характер . От более конкретной историографической оценки взглядов М.М. Щербатова Милюков, как кажется, отказался.

A.A. Кизеветтер также обращается к теме двойственности мировоззрения М.М. Щербатова, предельно точно формулируя проблему: «. каким образом совмещались в мировоззрении Щербатова. разнородные тенденции, каким образом рьяный защитник односторонних дворянских привилегий.» мог одновременно занимать и «всесословную позицию», ратуя за идеальные законы и общество всеобщего благоденствия31?

По мнению A.A. Кизеветтера, рассуждения М.М. Щербатова о том, что дворянские права должны стать достоянием всех сословий, связаны не столько с передовыми социально-политическими концепциями того времени, сколько с хорошим историческим чутьем. Щербатов понял, что рано или поздно дворянские права и привилегии станут общегражданскими, что Екатерина совершила ошибку, закрепив их в грамоте, дарованной российскому дворянству32. На самом деле, обращает внимание читателя Кизеветтер, Щербатов ратовал за «. дальнейший рост исключительных привилегий знати, всегда долженствующей, с его точки зрения,

33 первенствовать над прочими классами» . Вывод исследователя закономерен: М.М. Щербатов всегда оставался страстным апологетом дворянской привилегированности34, и этому была подчинена не только его политическая, но и историческая теория.

29 Там же. С. 33.

30 Там же. С. 108-109.

31 Кизеветтер Л.Л. Русская утопия XVIII века. // Помощь евреям, пострадавшим от неурожая. СПб, 1901. С. 235, 240.

32 Там же. С. 423,245.

33 Там же. С. 245.

34 Там же. С. 246.

Достаточно обстоятельный очерк разбору взглядов М.М. Щербатова принадлежит В.А. Мякотину. Следуя уже сложившейся историографической схеме, он также постулирует двойственность мировоззренческих установок князя: «знатное происхождение» и «. тесная связь со служилым и поместным дворянством XVIII века.» сделали из него защитника дворянских сословных интересов, а влияние «просветительской литературы Запада» - «. сурового и страстного критика русской жизни Екатерининской поры»35.

Как отмечает В.А. Мякотин, во всех своих работах М.М. Щербатов больше всего внимания уделяет дворянству: «. при всем разнообразии поводов и тем произведений. основные его мысли всегда остаются одними и теми же»36. В связи с этим исследователь делает одно очень важное наблюдение: практически все трактаты Щербатова, так или иначе затрагивающие интересы дворянского сословия, неизменно «. обращались в

37 историческое исследование» .

В этой апелляции к истории, пишет В.А. Мякотин, проявляется не столько стремление к «безусловной защите допетровской старины», сколько

О о желание «. обосновать права и притязания сословия.» . Иными словами, история использовалась Щербатовым утилитарно, исключительно в прагматичных целях. В пользу этого, по мнению В.А. Мякотина, говорит и то обстоятельство, что исторические построения Щербатова зачастую были

39 шаткими, а выводы сомнительными и социально ангажированными .

Что же касается влияния просветительской литературы, то оно, по мнению В.А. Мякотина, нашло свое отражение не только во весьма специфическом методологическом подходе М.М. Щербатова к

40 „ историческому материалу , но и в критике екатерининского режима. В этой

35 Мякотин В.А. Из истории русского общества. Этюды и очерки. СПб., 1902. С. 119-120, 123

16 Там же. С. 141, 159.

37 Там же. С. 141.

38 Там же. С. 159.

39 Там же. С. 160.

40 В.А. Мякотин отмечает, что «. теории западно-европейских писателей. помогали русскому публицисту обобщить хорошо знакомые ему факты родной действительности.», причем такие обобщения, как по

12 критике Михаил Михайлович, как известно, нередко выходил за рамки одних лишь дворянских интересов. Мякотин подчеркивает, что призывы князя к соблюдению государственных законов самой властью, требование «. особого учреждения, призванного оберегать их (законов) ненарушимость, построение управления на началах законности и гласности, охрана личной и имущественной безопасности граждан от произвола администрации и суда» трудно назвать консервативной программой, поскольку в данном случае речь может идти скорее об «умеренном либерализме»41.

В целом В.А. Мякотин рисует весьма противоречивый образ М.М. Щербатова, согласно которому князь, «. соединивший уроки западноевропейской теории с впечатлениями русской действительности в одно цельное, но узкое миросозерцание.», совмещал в этом самом миросозерцании «. политическое свободомыслие с узко-сословным эгоизмом»42.

Рано или поздно неоднозначность историографических оценок по поводу творчества М.М. Щербатова, равно, как и его личности, кто-то должен был заметить. И действительно, в 1904 году в «Вестнике Европы» выходит статья М.А. Дьяконова, в которой он первым делом зафиксировал противоречивость и непохожесть историографических позиций по данному

I т вопросу . Впрочем, сам Дьяконов не дал никакого пояснения по этому поводу и сразу же перешел к изложению собственного взгляда на Щербатова и его творчество.

Как и прочие историки последней четверти XIX - начала XX века, М.А. Дьяконов предлагает искать мировоззренческие основы М.М. Щербатова в сфере «. культурных влияний Западной Европы»44. И это влияние, считает Дьяконов, ни в коем случае нельзя считать поверхностным: форме, так и по содержанию, далеко не всегда совпадали с философско-методологической теорией-первоисточником. Однако это обстоятельство, на взгляд Мякотина, придавало идеям Щербатова «некоторую оригинальную окраску». — Там же. С. 126.

41 Там же. С. 159.

42 Там же. С. 182.

43 Дьяконов М.А. Выдающийся русский публицист XVIII века // Вестник Европы. 1904. № 7. С. 2.

44 Там же. С. 3.

Щербатов, «. как историк, как современник-наблюдатель и практический деятель.», скорее перерабатывал теории просветителей применительно к «. интересам русской жизни, русских порядков.», нежели слепо

45 копировал их .

Разбирая основные историко-политические работы М.М. Щербатова, М.А. Дьяконов приходит к следующему выводу: несмотря на то, что Михаил Михайлович обнаруживает себя принципиальным защитником дворянских привилегий, он никогда не был «. защитником современного ему дворянства, зараженного по его (М.М. Щербатова) словам, корыстолюбием и подлостью.»46. И далее следует туманная фраза: «. он защитник того дворянства, представителем которого он был».

В итоге, М.А. Дьяконов определяет М.М. Щербатова не как либерала-гуманиста и не как рьяного защитника дворянской социально-правовой исключительности, а как «убежденного монархиста», в котором «. чуткость, искренность, "чувствительность патриотического его сердца" служат порукою, что он был в состоянии отказаться от тех своих убеждений, которые не оправдались бы при ближайшем ознакомлении с нуждами и интересами государства»47.

В.О. Ключевский не слишком много внимания уделил М.М. Щербатову. Однако, рассуждая об его исторических и политических взглядах, он пришел к следующему выводу: князь - «. человек умный и очень образованный, но без особенных дарований», а все его внимание к прошлому обусловлено исключительно «дворянским интересом», взошедшим на почве «богатой родовой истории»48.

Далее М.М Щербатов подвергся еще более жесткой критике: князь приступил к работе над историей России без надлежащей подготовки, недостаточно изучил исторические источники и, более того, плохо их понимал: «. его изложения, - иронизирует В.О. Ключевский, — напоминают

45 Там же.

46 Там же. С. 26.

47 Там же. С. 25,26.

48 Ключевский В.О. Лекции по русской историографии. // Сочинения. Тт. 1-8. М., 1957. Т. 8. С. 422, 423,425.

14 русский разговорный язык великосветских наших людей екатерининских времен, пересыпавшийся французскими словами вследствие неуменья

49 выразить известные понятия по-русски» .

Но дело не только в истории. Как точно заметила Р.А. Киреева, «. Ключевский смешивает понятие «историографическое направление» с различными оттенками общественного мнения»50. В общем контексте работы Киреевой это наблюдение звучит подобно упреку, что, на мой взгляд, не совсем верно. Василий Осипович, как, кстати, и C.B. Ешевский, и П.Н. Милюков, очень верно подметил специфику исторических текстов XVIII века: они питаются и мотивируются актуальной для их авторов социальной и общественно-политической проблематикой. Именно это обстоятельство и легло в основу той классификации исторической мысли, которую разработал В.О. Ключевский, и в которой нашлось место, в том числе, и М.М. Щербатову.

В екатерининский период историческая мысль, по мнению В.О. Ключевского, группировалась по нескольким основным направлениям: западники-скептики, люборусы, стародумы и представители сравнительно-апологетического течения51.

Если западники-скептики считали русских народом-подражателем, то люборусы и стародумы занимали прямо противоположную позицию, отмечая высокий творческий потенциал и цивилизационную самостоятельность русского народа. Представители же сравнительно-апологетического направления, используя в своих исследованиях сравнительно-исторический метод, пытались сблизить две эти крайние позиции и «. защитить Россию от нареканий сторонних наблюдателей» з2.

М.М. Щербатов в этой классификационной конструкции отнесен к числу представителей сравнительно-апологетического направления53. И

49 Там же. С. 172.

50 Киреева Р.А. В.О. Ключевский как историк русской исторической науки. М., 1966. С. 108.

51 Там же.

52 Там же. С. 108-112.

53 Там же. С. 112. действительно, сравнительно-исторический метод - один из излюбленных методов Михаила Михайловича. А вот апологетический компонент Щербатова, наполненный идиллическими образами допетровской Руси, критическим взглядом на петровские реформы и екатерининское правление, дает, по мысли В.О. Ключевского, все основания к тому, чтобы считать его «историком-стародумом»54.

Г.В. Вернадский, разбирая историю русского масонства, отнес М.М. Щербатова к адептам французских энциклопедистов55.

Г.В. Плеханов видел в М.М. Щербатове «. едва ли не самого замечательного идеолога русского дворянства»56. Вместе с тем, он указывает на то, что во второй половине XVIII века «. единственным русским сословием, смотревшим не назад, а вперед, было. дворянство»57. Неслучайно, что «. по приемам своей мысли, - хотя, разумеется, не по практическим стремлениям, - Щербатов был учеником французских просветителей»58.

Методология просвещения привела М.М. Щербатова к историческому идеализму: по его мнению, замечает Г.В. Плеханов, «. глубочайшие причины исторического движения сводились. к переменам во взглядах людей и в их нравах»39. Этот метод препарирования исторического материала позволил Щербатову придти к выводу о том, что все неустройства в современном ему обществе идут от повреждения нравов, которые суть «бесправие знатных родов»60.

Идеи просвещения использовались М.М. Щербатовым для борьбы за «. упрочение и расширение дворянских привилегий». Однако, «. говоря в пользу этих привилегий, он. высказывал порой гуманные взгляды»61. Правда, Г.В. Плеханов тут же делает существенную оговорку: несмотря на

54 Ключевский В.О. Сочинения. С. 425-426.

55 Вернадский Г. Русское масонство. СПб., 1912. С. 106.

56 Плеханов Г.В. Сочинения, тт. 1-24. М.-Л., 1925. Т.21. С.185.

57 Там же. С. 130.

58 Там же. С. 189

59 Там же. Т. 22. С. 189-190.

60 Там же. С. 191.

61 Там же. Т. 21. С. 131. то, что «. у нас есть основание считать его человеком, благородно понимавшим свою обязанность перед родиной. мы очень ошиблись бы, если бы. вообразили его сколько-нибудь последовательным учеником энциклопедистов или же приписали ему тот образ мыслей, который л окончательно сложился в XIX веке и получил название либерального» . Да, Щербатов был хорошо знаком с западно-европейской литературой, но это не делало его последовательным сторонником освободительной философии, поскольку последняя являлась «. идейным продуктом борьбы со "старым порядком", а Щербатов выступал убежденным сторонником крепостного права»63.

Таким образом, в дореволюционной историографии можно обнаружить спектр разнообразных мнений относительно М.М. Щербатова и его работ. По началу доминировали такие характеристики, как «гуманист» и «либерал». Впоследствии, по мере накопления биографических данных, а также знакомства научной общественности с остальными сочинениями Щербатова, а не только со статьей «О повреждении нравов», историографические позиции претерпели некоторую корректировку. Оценки стали более сложными и неоднозначными.

В целом, если составить сборный портрет М.М. Щербатова, дореволюционная историография видела в князе законника, последователя идей умеренного просвещения, аристократа-оппозиционера, защищавшего дворянские права и привилегии, но не забывавшего при этом и о простом народе, в чем отчасти и проявлялся его гуманизм и либерализм.

Стоит обратить внимание на то, что многие из дореволюционных историков (например, А.Н. Пыпин, A.A. Кизеветтер, П.Н. Милюков) имели либеральные, конституционные взгляды. Представляется, что именно это обстоятельство, усиленное общественно-политическим климатом в стране на

62 Там же. С. 131; Т. 22. С. 220.

63 Там же. Т. 22. С. 220. рубеже XIX-XX веков, задало в деле изучения творческого наследия М.М. Щербатова соответствующие оценочно-интерпретативные координаты.

В советской историографии фигура М.М. Щербатова была далеко не самой популярной. Неудивительно, что научно-исследовательское пространство вопроса ограничилось всего лишь одной монографией, одной диссертацией и несколькими статьями.

Советская историография продолжала разрабатывать преимущественно тот круг тем, который был определен дореволюционной исторической наукой: разгадывался секрет сложного и внутренне противоречивого мировоззрения М.М. Щербатова, определялся общественно-политический тип исторических и социально-политических интеллектуальных конструкций Щербатова, осуществлялись замеры уровня влияния философии Просвещения. Вместе с тем, советская историография, в отличие от дореволюционной, гораздо больше внимания уделяла изучению исторических работ князя, а также используемой им методологии и источниковедческих приемов.

Методологически советская историческая наука использовала те же описательный, фактографический, текстологический и сравнительно-исторический методы. Однако подход к решаемым проблемам был скорректирован истматовской парадигмой: исторические, социальные и политические взгляды М.М. Щербатова зачастую рассматривались в контексте межклассового противостояния и воспринимались как реакция на необратимые социально-экономические сдвиги, будоражившие Россию во второй половине XVIII века.

Некоторые исследователи — H.A. Рожков, М.С. Покровский, В.И. Астахов - воспринимали М.М. Щербатова в одномерном пространстве, характеризуя его как главного идеолога и вдохновителя целой армии крепостников и ретроградов.

Н.А. Рожков считал, что М.М. Щербатов — это «совершенный крепостник, неустанно противившийся хотя бы малейшим попыткам г- 64 ограничения крепостного права, не говоря уже об отмене» .

Схожие мысли высказывал М.С. Покровский, утверждавший, что в екатерининскую эпоху самым ярым защитником «целесообразности крепостного права» был именно М.М. Щербатов .

В.И. Астахов более подробно раскрыл эту точку зрения: разложение феодализма и зарождение капитализма привело к ослаблению социально-экономического и соответственно политического влияния дворянского сословия, что, в свою очередь, способствовало ужесточению эксплуатации крепостного крестьянства. Над идеологическим обоснованием жестокой социальной политики работали, по мысли Астахова, как раз такие люди, как М.М. Щербатов - «заядлые реакционеры и крепостники». Даже занятия Щербатова историей были подчинены одной идеологической цели: «. отстоять крепостное право. и обосновать незыблемость экономического и политического господства дворян»66. И подобных примеров можно отыскать предостаточно67.

Другие же исследователи (Н.Л. Рубинштейн, М.Н. Тихомиров, Л.В. Черепнин, И.А. Федосов, С.Л. Пештич, З.П. Рустам-Заде, Н.Я. Эйдельман) занимали более сбалансированную позицию по всему комплексу вопросов, связанных с личностью М.М. Щербатова и его творческим наследием.

Н.Л. Рубинштейн постарался уйти от резких определений и штампов. Следуя за дореволюционной историографией, он отметил сильное влияние идей Просвещения на формирование мировоззрения Щербатова: «. общее мировоззрение Щербатова, - пишет Рубинштейн, — принадлежит

64 Рожков H.A. Русская история в сравнительно-историческом освещении (Основы социальной динамики). Тт. 1-7. М.-Л., 1928. Т. 7. С. 150-152.

65 Покровский М.Н. Очерк истории русской культуры. Чч. 1-2. М.-Л., 1925. Ч. 1 .С. 173.

60 Астахов В.И. Курс лекций по русской историографии. Харьков. 1965. С. 115-116.

67 Белявский М.Т. Представительство крестьян в Уложенной комиссии 1767-1768 годов. // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963. С. 323; Индова Е.И. Инструкция князя М.М. Щербатова приказчикам его Ярославских вотчин. (1758 год с добавлением к ней по 1762 год). // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. М., 1965. С. 456.

ГО рационализму с элементами прагматизма» . Наибольшее влияние на князя оказали Шарль Монтескье и Чезаре Беккария69.

Н.Л. Рубинштейн указывает на то, что философия Ш. Монтескье была чрезвычайно удобна для обоснования политической программы М.М. Щербатова, подразумевавшей прочный союз между монархом и

70 дворянством . Однако такая программа не встретила одобрения в верхах, поскольку Щербатов был слишком уж активен и деятелен в деле ее

71 продвижения .

В итоге, идейно-политическая борьба сместилась в пространство исторического исследования. Иными словами, М.М. Щербатов пришел к истории «. в связи с практической политической деятельностью» и никак

72 иначе .

На мой взгляд, этот тезис, который Н.Л. Рубинштейн по каким-то причинам оставил без дальнейшего развития, задал бы несколько иные перспективы в деле изучения социально-политических и исторических взглядов Щербатова, если бы кто-нибудь из историков продолжил его дальнейшую разработку.

М.Н. Тихомиров в своей лекции «Исторические знания в России второй половины XVIII века» первым делом зафиксировал социальные и общественно-политические позиции М.М. Щербатова: «. князь Щербатов принадлежал к родовитому дворянству и к числу крупных общественных деятелей екатерининского времени»73. Именно эта дворянско-аристократическая система мировосприятия диктовала Щербатову сословно-центричный взгляд на историю России. Пристальное внимание к истории благородного сословия заставило Михаила Михайловича впервые в

68 Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941. С. 120.

69 Там же.

70 Там же. С. 118, 133.

71 Там же. С. 118.

72 Там же. С. 116-117, 118.

73 Тихомиров М.Н. Историческое знание в России второй половины XVIII века. М., 1945. С. 9. отечественной историографии обратиться к архивным, преимущественно делопроизводственным, материалам74.

Л.В. Черепнин, автор еще одного обстоятельного очерка о М.М. Щербатове, провозглашает князя главным выразителем идей и интересов

•ус аристократии в области исторической мысли . И еще более конкретно: «. его (Щербатова) сочинения, написанные с крепостнически-охранительных позиций, объективно представляли собой реакцию консервативно настроенного дворянства на процесс разложения феодализма, являлись идейным откликом на обострение классовой борьбы»76.

Выступая против социальных конкурентов и врагов (купцов и крепостных крестьян, соответственно), М.М. Щербатов требовал активного руководящего участия древних аристократических родов в политическом процессе. Именно поэтому, замечает Л.В. Черепнин, все его исторические работы преследовали одну и ту же цель — исторически обосновать притязания благородного сословия на статус единственного политического и социального партнера монарха77.

И.А. Федосову принадлежит первое монографическое исследование, посвященное М.М. Щербатову и его сочинениям. Уже во введении исследователь раскрывает свое восприятие Щербатова: князя он относит к числу умеренных консерваторов, испытавших заметное влияние рационалистов и французских просветителей, а его работы квалифицирует как «тщательно обоснованную социальную, экономическую и политическую программу консервативного дворянства»78.

В данном контексте вполне логично утверждение И.А. Федосова о том, что история российского самодержавия и история класса феодалов, а также

74 Там же. С. 10.

75 Черепнин Л.В. Русская историография до XIX века. М., 1957. С. 219.

76 Там же. С. 219-220.

77 Там же. С. 223,234.

78 Федосов И.А. Из истории русской общественной мысли XVIII столетия. М.М. Щербатов. М., 1967. С. 5-6. история их взаимоотношений - важнейшие вопросы российской истории пощербатовски, «. ив известной степени. ее основное содержание»79.

Столь социально ангажированный подход М.М. Щербатова к истории, по мнению исследователя, привел к тому, что в «Истории Российской» с историческими фактами никто не считался, более того, они тенденциозно подбирались князем ради «. защиты и обоснования прав и привилегий благородного" сословия»80.

Как результат, М.М. Щербатов был признан публицистом, который «. наиболее полно отразил крепостнические вожделения дворянства того периода, когда оно начало терять свое господствующее положение и руководящую политическую роль и когда феодальное крепостническое

81 хозяйство утрачивало свои потенциальные возможности» .

В том же 1967 году на филологическом факультете ЛГУ была защищена кандидатская диссертация З.П. Рустам-Заде «Жизнь и творчество оо

М.М. Щербатова» . Первым делом исследовательница отметила, что изучение взглядов князя долгое время базировалось исключительно на его исторических работах и депутатских речах. Поэтому Рустам-Заде предложила привлечь еще и литературные сочинения Щербатова: только так, по ее мнению, можно было воссоздать корректный образ князя Щербатова83. В определенной степени это был прорыв в изучении М.М. Щербатова.

Диссертация у З.П. Рустам-Заде получилась весьма смелой: князь М.М. Щербатов - один из главных врагов крестьянства и народно-демократических сил, как было принято считать в то время, — был отнесен к числу «дворянских просветителей».

Быть полезным обществу и другим, долженствовать делать добро — вот принципы, роднящие Щербатова с. радикальными просветителями

79 Там же. С. 52.

80 Там же. С. 76.

81 Там же. С. 253.

82 Данное диссертационное исследование, без каких бы то ни было изменений, было издано в 2000 году.

83 Рустам-Заде З.П. Жизнь и творчество М.М. Щербатова. СПб., 2000. С. 11.

Новиковым, Фонвизиным и т.д.» . Соответственно, представления о М.М. Щербатов, как о ретрограде и крепостнике, Рустам-Заде считает

85 устаревшими и упрощенными .

Несмотря на все достоинства (смелость в постановке вопроса и в выводах, использование новых источников и т.д.), в работе, на мой взгляд, слишком много эмоций и обожания, что отчасти напоминает ту историографическую апологетику середины XIX века, которую обнаруживали некоторые авторы, только-только ознакомившиеся с публицистикой Щербатова.

С.Л. Пештич, автор трехтомной «Русской историографии XVIII века», рассуждая о проблемах изучения творческого наследия князя М.М. Щербатова, высказал чрезвычайно ценное методологическое соображение: «. необходимо определить, насколько между его (Щербатова) социологическими и историческими представлениями существовала взаимосвязь, установить, какой она носила характер - органический или чисто внешний.»86.

Для решения данного вопроса С.Л. Пештич, следуя давней историографической традиции, обратился к публицистическим сочинениям он князя . И здесь исследователь, на мой взгляд, не учел одного простого, но очень важного нюанса. В сфере интеллектуального кабинетного творчества, которое по своей природе всегда стремится к теоретизированию, Щербатов мог соглашаться со многими положениями европейских просветителей, из чего, однако, вовсе не следует, что он руководствовался ими в своей повседневной жизни.

Опираясь на слоеные тексты сочинений М.М. Щербатова (в этих текстах есть все: от идей просвещения до сословной спеси), С.Л. Пештич пришел к тому, что «. основой основ общественно-политических взглядов М.М. Щербатова. являлись самодержавие, аристократия и

84 Там же. С. 82.

85 Там же. С. 83.

86 Пештич С.Л. Русская историография XVIII века, чч. 1-3. М., 1971. Ч.З. С. 26.

87 Там же. С. 26-28. крепостничество»88. А выводы «передовой социологии» использовались князем в качестве «. доказательств. реакционных социологических и исторических положений.», призванных укрепить монархию и

89 крепостничество . Итак, постановка вопроса оказалась новаторской, вывод — прогнозируемым.

Таким образом, в советской историографии до 80-х годов собирательный портрет князя М.М. Щербатова был наполнен следующими характеристиками: крепостник, реакционер, консерватор, идеолог дворянского сословия, дворянский просветитель.

В 1980-х годах фиксируется некоторый отход от господствовавших историографических стандартов. Наиболее отчетливо эта тенденция проявилась в работах Н.Я. Эйдельмана. По мнению исследователя, князь являлся носителем культуры, которая была «. свойственна просвещенному кругу следующих десятилетий». Потому Щербатов «. чувствовал себя одиноким среди. людей, старающихся урвать от власти новые имения, позолоченные кареты, туфли, украшения»90. Точка зрения, на мой взгляд, весьма спорная.

В остальном, пишет Н.Я. Эйдельман, князь был «дворянином до мозга костей», то есть выступал за незыблемость самодержавия и крепостного права. Однако социальные и политические неустройства, свидетелем которых М.М. Щербатову пришлось стать, привели его в стан оппозиции, и, разумеется, «оппозиции дворянской»91.

В новейшей историографии (Т.В. Артемьева, Д.Н. Шанский, В.Я. Гросул, Ю.В. Стенник) внимание к личности М.М. Щербатова и его творчеству, безусловно, возросло: н а сегодняшний день в ее активе одна монография, несколько очерков и статей.

Круг рассматриваемых тем по большей части остался тем же: реконструкция биографии М.М. Щербатова, определение его историко

88 Там же. С. 26.

89 Там же. С. 27.

90 Эйдельман Н.Я. Твой XVIII век. М., 1986. С. 66.

91 Там же. С. 86. политических взглядов и влияния на них философии Просвещения, отношение Щербатова к допетровской России, к политике царствующих особ и т.д. Вместе с тем, новейшая историография открыла новое направление для приложения исследовательских усилий — повседневная служебно

92 бюрократическая деятельность Щербатова .

Претерпел некоторые изменения и научный подход - он стал более антропоцентричным. Все реже исторические и политические взгляды М.М. Щербатова рассматриваются в качестве закономерной реакции на объективные социально-экономические процессы. Наоборот, современная историография склонна воспринимать их в качестве сложного и оригинального интеллектуального продукта, в качестве личного и глубоко индивидуального переживания современности' и осмысления богатого исторического опыта страны. Соответственно, в методологии доминируют текстологический, сравнительно-исторический и кросс-культурный методы.

В 1994 году вышла в свет первая после работы И.А. Федосова монография о М.М. Щербатове, которая так и называется - «Михаил Щербатов». Авторство принадлежит Т.В. Артемьевой.

По мнению Т.В. Артемьевой, мировоззрение и, соответственно, тексты М.М. Щербатова - это продукт эпохи: «. время, в которое жил Щербатов, было временем подъема и расцвета дворянской культуры и дворянского по самосознания» . Соответственно, Щербатов не был «. идеологом "уходящего" сословия, он выражал идеи сословия, находящегося во второй половине XVIII века "на подъеме"»94. Безусловно, пишет Артемьева, взгляды князя были сословно обусловлены, социальная и политическая программа — элитарна, а интерпретации исторических событий «. таила в себе прямые политические выводы», но в целом восприятие Щербатовым роли дворянства в истории России «. намного перерастало рамки узкополитической и

92 Несколько лет назад было защищено несколько диссертаций, полностью или частично посвященных этой теме: Молодцова Н.В. Комиссия о коммерции 1763-1796 гг. Дисс., к.и.н. М., 1994; Калинина С.Г. Государственная деятельность М.М. Щербатова: идеи и практика. 1767-1790. Дисс., к.и.н. М., 2004.

93 Артемьева Т.В. Михаил Щербатов. СПб., 1994. С. 31.

94 Там же. узкосословной концепции. Он видит в дворянстве не только политическую силу, противостоящую неограниченной власти, но силу духовную и культурообразующую»95.

Любопытный подход к определению общественно-политических взглядов М.М. Щербатова предложил Д.Н. Шанский. Исследователь сосредоточился на том, как М.М. Щербатов в своей «Истории Российской от древнейших времен» интерпретировал ключевые для истории России события.

Как и прочие исследователи творчества М.М. Щербатова, Д.Н. Шанский зафиксировал заимствование князем идей Просвещения. Наибольшее влияние на Щербатова оказало умеренное Просве щение, и в первую очередь Дэвид Юм96. Именно из работ Юма Щербатов усвоил «науку притчин», позволяющую выявлять причинно-следственные связи в цепи

07 исторических событий . Эта «наука притчин», по мнению Шанского, в конце концов, и вывела М.М. Щербатова за пределы сугубо исторических разысканий в сферу общественно-политической жизни98. И чем ближе Щербатов в своей «Истории» подходил к XVIII веку, тем отчетливее это было заметно.

Анализируя то, как М.М. Щербатов оценивал события Смутного времени, Д.Н. Шанский обнаружил своеобразную перекличку между крестоцеловальной грамотой Василия Шуйского и Жалованной грамотой дворянству Екатерины II от 1785 года. Дело в том, что Щербатов высоко оценивал намерения Шуйского расширить права родовой аристократии, которые, права, по своей сути очень схожи с восьмой статьей Жалованной грамоты дворянству. Следовательно, Щербатова, пишет Шанский, можно

95 Там же. С. 22,25.

96 Шанский Д.Н. Что должно историку: Михаил Михайлович Щербатов и Иван Никитич Болтин. // Историки России. М., 1996. С. 45.

97 Там же.

98 Там же. признать «. одним из сторонников екатерининской политики "просвещенного абсолютизма"»99.

В .Я. Гросул видит в М.М. Щербатове «главного оратора и идеолога» ультраконсервативного дворянства100. Вместе с тем, Гросул отмечает, что Щербатов меньше всего похож на примитивного, заскорузлого, малограмотного крепостника. Это был умный человек, «. оппонент правительства справа, с позиций родового дворянства.», проявляющий, в том числе, и обеспокоенность неудовлетворительным положением низовых слоев общества101. Однако о народе, делает оговорку Гросул, «крайний консерватор» вспоминал только тогда, когда защита народа не противоречила интересам дворянского сословия102.

По мнению Ю.В. Стенника, М.М. Щербатов являлся представителем старой аристократической знати и «. одним из наиболее колоритных представителей дворянской оппозиции последней четверти XVIII ве ка»103. Монархические и крепостнические взгляды князя нисколько не мешали ему усваивать идеи европейского просвещения, а затем с их же помощью отстаивать позиции сословной и политической привилегированности

104 дворянства .

А вот обращение М.М. Щербатова к национальной истории, по мысли Ю.В Стенника, связано не только и не столько с политикой, сколько с чувством острой сопричастности к прошлому, в котором род Щербатовых был связан с родом Рюриковичей тесными кровнородственными узами. А родовая честь для Щербатова, как известно, была превыше всего105.

Таким образом, в отечественной историографии князь М.М. Щербатов оказался многоликим, а его творчество неоднозначно трактуемым. За 150 лет

99 Там же. С. 53.

100 Гросул В.Я. Итенберг Б.С. Твардовская В.А. Шацилло К.Ф. Эймонтова Р.Г. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. М., 2000. С. 27.

101 Там же. С. 27-28.

102 Там же. С. 28.

103 Стенник Ю.В. Идея «древней» и «новой» России в литературе и общественно-политической мысли XVIII-начала XIX века. СПб., 2004. С. 171.

104 Там же. С. 174.

105 Там же. он успел побывать и в стане монархистов, и в стане либералов, и в стане просветителей, и в стане консерваторов, как умеренных, так и радикальных.

В методологическом отношении дореволюционную и советскую историографии объединяет излишняя концентрация на историко-политических сочинениях М.М, Щербатова, являвшихся основным источником для реконструкции социальных, исторических и общественно-политических взглядов князя, и невнимание к источникам, связанным с его повседневной семейно-хозяйственной и служебной деятельностью.

Соответственно, княжеские сочинения практически никак не соотносились исследователями с повседневной жизнью М.М. Щербатова, то есть рассматривались автономно и воспринимались как самодостаточный источник. Правда, еще C.B. Ешевский в своей статье от 1858 года высказал мысль, что неплохо было бы протестировать жизнь самого Щербатого на предмет бичуемых им пороков, однако, тут же оговаривается ученый, из-за недостатка «. сведений о служебной и гражданской деятельности князя» сделать это невозможно106.

В дальнейшем ученые, максимум, на чем останавливались, так это на постулировании аристократического происхождения князя (как причины его продворянских выступлений) и/или интереса князя к просветительской литературе (в которой видели причину его либерально-гуманистических взглядов).

В советской историографии данный подход был скорректирован историческим материализмом, что и определило специфику полученных выводов.

В частности, советская историография совершенно обоснованно пытались соотнести сочинения М.М. Щербатова с социально-экономическими реалиями России последней трети XVIII века. Практически все исследователи творчества М.М. Щербатова начинаются с выстраивания исторического фона. В качестве такового выступал системный социально

106 Ешевский C.B. О повреждении нравов. С. 147. экономический кризис, сопровождавшийся развалом феодально

107 крепостнических отношений и формированием новых классов . Из этого тезиса выводился следующий тезис: князь Щербатов, будучи крупным землевладельцем и аристократом, по определению должен был быть озабочен исключительно этой, социально-экономической по своему существу проблемой.

Зафиксировав критическое состояние социально-экономического базиса, исследователи соответствующим образом характеризовали и политическую надстройку, вписывая в нее М.М. Щербатова вместе со всеми его сочинениями. Исходя из того, как Щербатов относился к вопросам налогообложения и сословной политики, какую позицию он занимал относительно ключевой для советской историографии темы - темы крепостного права, маркирующей весь спектр общественно-политической мысли российского общества того времени, - его определяли и как консерватора, и как лидера аристократической фронды, и как закоренелого крепостника.

Историко-политические работы князя служили дополнительным источником, лишний раз подтверждавшим вышеприведенные характеристики: в поиске исторических аргументов за сохранение и расширение дворянских привилегий, в его взглядах на проблемы государственного строительства, в его попытках определить оптимальную относительно сословных интересов дворянства конфигурацию власти и общества, видели все тот же консерватизм и аристократический снобизм.

На мой взгляд, интерпретировать тексты XVIII века, исходя из ценностных установок интерпретатора, непродуктивно. Попытка заставить М.М. Щербатова, точнее его тексты, общаться с исследователем на чуждом для него гносеологическом языке, способствовала не столько сближению, сколько расхождению горизонтов интерпретатора и интерпретируемого.

107 См., например: Черепнин Л.В. Русская историография. С. 218-219; Астахов В.И. Курс лекций по русской историографии. С. 115-116.

Любой текст является продуктом конкретной системы мышления, существующей в конкретной социокультурной среде. Безусловно, при интерпретации таких текстов необходимо учитывать как влияние передовой интеллектуальной мысли, тем более, если она тогда находилась на пике своей популярности, так и общее социально-экономическое состояние общества. Но еще важнее, на мой взгляд, учитывать индивидуальные особенности мировоззренческих, социально-аксеологических систем человека, которые формируются не раз и навсегда, но проходят через горнило повседневной жизни, далекой от интеллектуальной моды и макроэкономических структурных сдвигов, минуя определенные стадии развития, активации, переоценки и даже разрушения. В определенной степени тексы являются свидетельствами подобных трансформаций. Это положение в полной мере касается и сочинений М.М. Щербатова.

Князь М.М. Щербатов писал много: научно-публицистическое творчество было постоянным занятием, сопровождавшим его и в роли помещика-аристократа, и в роли высокопоставленного государственного деятеля, и в роли придворного.

Как известно, XVIII век — время зарождения светской интеллектуальной элиты России. И уже с самого начала наиболее успешно и плодотворно этот процесс протекал в двух социокультурных нишах. Как пишет Т.В. Артемьева, первая ниша «. ориентировалась на классическую традицию профессиональной науки. Она была связана, прежде всего, с Академией наук и Московским университетом. Другая — развивалась в кругу просвещенной элиты. Ее субъектом был не "профессионал", а мыслитель, имеющий досуг, достаток и образование для того, чтобы предаваться "свободному любомудрию"», - «дворянин-философ», как называл себя, например, Ф.И. Дмитриев-Мамонов108. Каждая из названных структур, считает исследовательница, «. порождала особый тип текстов, собственную

108 Артемьева. Т.В. От славного прошлого к светлому будущему. Философия истории и утопия в России эпохи Просвещения. СПб., 2005. С. 128. проблематику, а поэтому их изучение требует различных подходов и исследовательских стратегий»109.

Как мне кажется, Михаила Михайловича Щербатова можно с полным основанием отнести к категории мыслителей, предающихся «свободному любомудрию». К тому же князь и сам вполне недвусмысленно высказался по этому поводу: «Среди покоя и уединения сельския жизни, не редко восходящее солнце зрило меня упражненна в чтении или Монтескиу, или Пуфендорфа, или другаго какого подобного писателя, которые разогревали разум мой, воспламеняли мои желания.»110.

Конечно, ни о каком гедонистическом образе жизни, как это может показаться на первый взгляд, не может быть и речи. Известно, что М.М. Щербатов принимал достаточно активное участие в жизни Двора и в работе государственных структур. И подавляющее большинство его работ, по-моему мнению, являются своеобразной рефлексией, интеллектуальным осмыслением полученного на государевой службе опыта.

Очевидно, что тексты М.М. Щербатова сложны и многомерны.111 Социально-групповое в них очень тесно пересекается с социально-индивидуальным. Из взаимных пересечений этих измерений и складывается сложная семантика его сочинений.

Понять мотивы и траекторию движения мысли М.М Щербатова и, соответственно, смыслы его текстов можно только тогда, когда будут реконструированы сословные установки и ценности Щербатова, с одной стороны, и реальный социальный порядок - с другой; а также определена степень совместимости индивидуальных социальных ожиданий князя с окружавшей его социальной реальностью.

Изучения одних лишь научных и публицистических статьей М.М. Щербатова здесь будет явно н едостаточно: необходимо хотя бы в общих чертах реконструировать ту среду, в которой прошли детские и юношеские

109 Там же. С. 129.

110 Польской C.B. Письма Г.Н. Теплова и М.М. Щербатова (Новые источники) И Петербург на философской карте мира. СПб., 2003. Вып. 2. С. 184.

111 Отчасти это подтверждается неоднозначностью и противоречивостью их историографических оценок. годы Щербатова, восстановить основные вехи государственной и придворной службы князя, а также обратить пристальное внимание на состояние его хозяйственно-финансовых дел.

Первым этот подход в самых общих чертах описал C.B. Ешевский, о чем уже говорилось в историографическом обзоре. Однако из-за отсутствия необходимых источников ученый счел бесперспективным научный поиск в данном направлении. Судя по всему, по тем же причинам этот подход оставался невостребованным и в более позднее время. Теперь же, когда

112 отечественная наука накопила факты , необходимые для более полного раскрытия биографии М.М. Щербатова в различных ее ракурсах, есть все основания для того, чтобы к этому подходу вернуться, более четко его сформулировать и попытаться реализовать.

Подход, на мой взгляд, должен быть предельно антропоцентричным -объектом исследования являются исторические и политические сочинения князя М.М. Щербатова, предметом - его ценностные ориентиры и мировоззренческие установки, а также базирующиеся на их основе исторические и социально-политические взгляды и предпочтения.

Цель диссертационного исследования заключается в том, чтобы более точно локализовать позицию М.М. Щербатова в спектре общественно-политической мысли России последней трети XVIII века. Для достижения поставленной цели необходимо решить комплекс задач: необходимо описать основные социальные роли князя Щербатова (помещик-аристократ, политик, придворный) по следующим направлениям: 1. социальные идеалы и ожидания; 2. степень их совместимости с социальной реальностью; 3. рефлексия совместимости/несовместимости идеалов и ожиданий с реальностью как на примере конкретных эпизодов из повседневной жизни

112 В историографии по критически важным для данного подхода темам (состояние хозяйственно-финансовых дел семейства Щербатовых, хронология государственной и придворной службы М.М. Щербатова и т.д.) существует несколько работ с хорошей фактографией: Фурсенко В. Биографический словарь, тт. 1-24. СПб., 1912. Т. 24; Сретенский Л.В. Помещичья вотчина Ярославской губернии во второй половине XVIII века. // Ученые записки Ярославского пединститута. 1958. Вып. XXVÇXXXV). Гуманитарные науки; Калинина С.Г. Проблемы реконструкции биографии князя М.М. Щербатова. // Архив русской истории. М., 2002. Вып. 7. князя-политика, помещика, придворного и писателя, так и на примере его основных сочинений.

Решив эти три задачи, можно попытаться создать, условно говоря, трехмерный социокультурный портрет князя М.М. Щербатова в его динамическом развитии. Это даст возможность более рельефно и объемно рассмотреть личность князя и несколько иначе оценить его историко-политическую концепцию, то есть достичь главной цели диссертационного исследования.

Методология диссертационного исследования основана на принципах историзма, научной объективности и системности. Это позволяет рассмотреть научно-публицистическую деятельность и жизненный путь М.М. Щербатова как целостную систему, анализируя их во всей их совокупности и взаимосвязи. Творческое наследие мыслителя рассматривается в контексте внутриполитических событий и социокультурных явлений, характерных для России XVIII века. В работе используются общеисторические методы — историко-генетический, историко-системный и сравнительно-исторический.

Источниковую базу исследования составили документы и материалы, которые можно систематизировать следующим образом: 1. научные и научно-публицистические труды М.М. Щербатова; 2. опубликованные и архивные документы и материалы, связанные с жизнью и творчеством князя Щербатова.

Источники первой группы в своем подавляющем большинстве были опубликованы еще на рубеже ХУШ-Х1Х, а также в конце XIX веков113. Однако часть произведений М.М. Щербатова, не потерявших своей злободневности даже по прошествии столетия с момента их написания, не могла быть опубликована в царской России, потому была издана отдельным сборником только в 30-х годах XX века профессором П.Г. Любомировым114.

113 Щербатов М.М. История Российская от древнейших времен. Тт. 1-7. СПб., 1794-1805; Сочинения князя М.М. Щербатова. Тт. 1-2. СПб., 1896.

П4 Неизданные сочинения М.М. Щербатова [под ред. Любомирова П.Г.]. М., 1935.

Данные источники позволяют не только составить достаточно подробное представление об исторических, социальных и политических взглядах М.М. Щербатова, но и дают понять, что изолированно рассматривать эти взгляды нельзя, поскольку они являются взаимосвязанными элементами единой системы восприятия Щербатовым российского социума второй половины XVIII века.

Ко второй группе относятся источники личного и делопроизводственного характера, касающиеся повседневной жизни М.М. Щербатова, а также его чиновничьей и придворной карьеры. Эта группа источников делится на две подгруппы: опубликованные и архивные.

К первой подгруппе относятся источники личного происхождения — воспоминания Г.Р. Державина115, комплекс писем князя М.М. Щербатова к своему старшему сыну, Д. М. Щербатову, а также переписка с Г.Н. Тепловым и князем А.Б. Куракиным116.

Ко второй подгруппе относятся преимущественно источники делопроизводственного характера - инструкции управляющему княжескими имениями, отчет управляющего о состоянии дел в имениях, выписки из Герольдместерской конторы, прошения на имя Екатерины II и так далее. Эти источники находятся в Российском Государственном Архиве Древних Актов, в фонде № 1289 (фонд Щербатовых) и в фонде № 10 (Кабинет Екатерины II)117.

Источники второй группы дают возможность рассмотреть некоторые эпизоды из повседневной жизни М.М. Щербатова, которые, как это может

115 Записки Гаврилы Романовича Державина. 1743-1812. М., 1860.

116 Польской C.B. Письма Г.Н. Теплова и М.М. Щербатова.; Князь М.М. Щербатов - князю Александру Куракину. 4 октября 1778 года. // Архив князя Ф.А. Куракина в X книгах. СПб., 1902; Письма М.М. Щербатова Д.М. Щербатову. // Памятники московской деловой письменности XVIII века. М., 1981.

117 Указы М.М. Щербатова в Ярославские вотчины о сборе и раздаче льна, о сборе оброка, о конском заводе, о тканье скатертей и о сборе рекрут. // РГАДА, Ф.1289. Оп.1. Д. 374; Указ Н.Д. Щербатовой о переходе наследственных имений от Ирины Семеновны Щербатовой к М.М. Щербатову. // РГАДА. Ф. 1289. On. 1. Д. 414; Журналы донесений и докладов приказчиков и челобитных крестьян Ярославской, Романовской и Ростовской вотчин о церковном, мельничном хозяйстве, о сборе денег, о даче леса крестьянам на постройки, о земле. // РГАДА. Ф. 1289. On. 1. Д. 425; Доклад С. Куренкова княгине Щербатовой Н.И. о приходе и расходе капиталов, опись вотчин М.М. Щербатова с указанием сбора оброка и долга и раздела их. // РГАДА. Ф.1289. On. 1. Д. 583; Краткая история рода князей Щербатовых. Выписана из находящейся родословной в государственной герольдии в Москве 1778-го года. // РГАДА. Ф.1289. Оп.5. Д.1; РГАДА. Ф.10 (Кабинет Екатерины II). On. 1. Д. 636 (Лит. Щ.Ю.Я.). показаться на первый взгляд, являются обыденными, неинтересными и малоинформативными. Однако именно такие эпизоды и факты позволят, условно говоря, заземлить элитарную интеллектуальную мысль Щербатова, выявить скрытые мотивы и смыслы, понять алгоритм ее движения.

Хронологические рамки исследования соответствуют годам жизни князя М.М. Щербатова: 22 июля 1733 - 12 декабря 1790 гг. Именно эти хронологические рамки дают возможность выявить характерные черты той социокультурной среды, которая явилась основой для вызревания исторических и социально-политических взглядов Щербатова, а также рассчитать траекторию их развития в течение всей его жизни.

Структура диссертации обусловлена как объектом и предметом исследования, так и поставленными в ней целями и задачами. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Заключение диссертации по теме «Историография, источниковедение и методы исторического исследования», Серенченко, Николай Владимирович

Заключение

Итак, что можно сказать об исторических и политических взглядах князя М.М. Щербатова? В первую очередь следует отметить их тесную взаимосвязь. Зачастую случается так, что политические проблемы находят у Щербатова решение в истории, а исторические - в политической теории. Что, в общем-то, и неудивительно, поскольку Михаил Михайлович был одновременно и действующим политиком, и историком. А сами взгляды динамически развивались в контексте враждующих социальных культур: уходившей в прошлое традиционной аристократической и расцветавшей служило-бюрократической. При таких данных весьма непросто как-то однозначно квалифицировать взгляды князя Щербатова, определить его общественную позицию.

Напомню, что в отечественной историографии по данному вопросу господствуют две противоположные и до известной степени взаимоисключающие точки зрения. Согласно первой М.М. Щербатов является оппозиционером (с позиций гуманизма и чуть ли не либерализма) и/или просветителем, согласно второй - идеологом дворянского сословия, выразителем интересов аристократической фронды, крепостником и, в более широком смысле, консерватором.

На мой взгляд, все эти характеристики не могут в полной мере охватить столь сложную и многоплановую фигуру российской политики и истории, как М.М. Щербатов. Они, характеристики, несколько заужены и, как правило, опираются на какую-то одну группу родственных тезисов, сформулированных князем в своих сочинениях. Затем на их основании определяется позиция Щербатова в широком спектре исторической и общественно-политической мысли второй половины XVIII века.

Все остальное многообразие взглядов М.М. Щербатова или выстраивается вокруг господствующей характеристики, данной исследователем князю, или предъявляется в качестве примера, свидетельствующего о внутренне противоречивом мировоззрении Михаила

Михайловича. В итоге, разрушается смысловое единство историко-политической концепции Щербатова, идущей не столько от модных европейских книг и почерпнутых в них идей, сколько от жизни и личного социального опыта. Исходя из этого единства и нужно, как мне кажется, определять общественно-политическую и историческую позицию князя Щербатова.

Говорить о либерально-просветительской сущности взглядов М.М. Щербатова стоит с большой осторожностью. Некоторые примеры из повседневной жизни князя входят в прямое противоречие с некоторыми тезисами просвещенческого содержания, которые можно без особого труда обнаружить в его работах.

Так, в Уложенной комиссии, в работе которой М.М. Щербатов принимал активное участие, он неоднократно заявлял, что крестьяне «. суть подобные нам», дворянам. И хотя «. разность случаев света возвела нас властвовать теми, однако не должны мы забыть, что и те суть равное создание нам»1.

В тех же сферах повседневной жизни, в которых не требовалось демонстрировать приверженность передовым идеям европейской философии, можно было более свободно и откровенно выражать свои истинные взгляды по ряду животрепещущих социальных проблем. Вот что писал князь о «суть равных нам» в своих письмах, адресованных приказчикам: «. наказания крестьянам. чинить при разсуждении вины батогами. при нескольких других крестьянах, дабы другая, видя наказания одному, сами от того остерегались. Однако должно весьма осторожно поступать, дабы смертного убийства не учинить. И для того толстой палкою по голове, по рукам и по ногам не бить. А когда случится такое наказание, что должно палкою

1 Щербатов М.М. Проекты и голоеы, подаванные от депутата Ярославского дворянства князя Михаила Щербатова в комиссию о сочинении проекта Новаго Уложения. На читанный октября 11 дня голос Елецкой провинции господина депутата Михаила Давыдова. // Сочинения М.М. Щербатова, тт. 1-2, СПб, 1896. Т. 1. С. 115. наказать, то велев его наклоня бить по спине, а лутчее сечь батогами по спине и ниже, ибо наказание чувствительнее будет.»2.

Также М.М. Щербатов сокрушался по поводу варварской практики разделения крестьянских семей: «воззрим на человечество и устыдимся и о помышлении одном, чтобы дойти до такой суровости, чтобы равноестественных нам сравнять со скотами и по одиночке продавать. Какое сердце не тронется на истекающие слезы несчастного., оставляющего и места своего жилища, и всех, кем рожден и кем воспитан и с кем приобык жить., и как не сжалится на вопль, на слезы и на жаленье остающихся! От единаго сего изображения вся кровь во мне леденеет.»3. Правда, эти похвальные помыслы не помешали Щербатову разделить принадлежавшую ему семью крепостных: детей отдали в дом Д.М. Щербатова, сына Михаила Михайловича, а мать, по причине непотребного, как считал Щербатов-старший, поведения, выгнали, выписав ей отпускную4.

После такой проверки социально актуальных призывов М.М. Щербатова фактами из его личной практики, говорить о гуманистической сущности его взглядов уже не приходится - слишком большим оказался разрыв между двумя этими мирами: книжным просвещенческим и реальным рутинным. В данных конкретных случаях князь демонстрирует приверженность скорее традиционной помещичье-крепостнической культуры, нежели гуманистическо-просвещенческим стандартам.

Если же говорить о той историографической традиции, которая видит в М.М. Щербатове идеолога дворянского сословия (как вариант, выразителя интересов части крайне консервативно настроенной аристократии) и консерватора, (как вариант, предтечу российского консерватизма), то следует остановиться на некоторых уточняющих деталях.

2 Цит. по: Пндова Е.И. Инструкция князя М.М. Щербатова приказчикам его ярославских вотчин (1758 года с добавлением к ней по 1762 году). // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. М., 1965. С. 458.

3 Щербатов М.М. На читанный октября 11 дня голос. С. 115-116.

4 М.М. Щербатов Д.М. Щербатову (от 3 мая 1787 года). // Памятники московской деловой письменности XVIII века. М., 1981. С. 88.

Как мне кажется, сама принадлежность М.М. Щербатова к дворянскому сословию еще не делает из него борца за дворянские интересы. В конце концов, А. Н. Радищев тоже имел дворянское происхождение. Безусловно, тема защиты интересов благородного сословия и восстановления его прав - одна из основных для Щербатова. И актуализирована она была неудачами князя на служебном поприще, что, по его мнению, свидетельствовало об усиливающейся социальной дисгармонии, угрожавшей дворянству, а значит и России, быстрыми темпами скатывавшейся к самовластью. Иными словами, интересы благородного сословия есть интересы России. А ведь Россия в социальном плане - это не только дворянство, аристократия и чиновники, это еще и купцы, горожане (так называемое среднее сословие), крестьяне. И Щербатов об этом неоднократно писал. Уже с одной этой точки зрения квалифицировать князя как идеолога дворянства можно с очень и очень большой натяжкой.

М.М. Щербатов обладал четким и системным взглядом на сословную природу российского общества. Вот, например, что он пишет: «. государство так скоро начнет колебаться, как скоро чины и степени перестанут единых от других различать, смешаются и, естественно, единые других пожрут.», потому «опасно есть. чтоб нижние граждане возвысились в высокие степени., как и вредно, чтоб вышние степени уподлились и снизошли в нижние; состоянии. смешены будут и государство приближится к падению своему»5.

Как видим, главное - это сословная обособленность. Общество же слагается, конструируется из отдельных блоков — сословий. И каждое сословие, как это было показано в основной части данной работы, выполняет только одному ему свойственную функцию. Границы сословий определены вековым развитием страны, поэтому любое нарушение межсословной конфигурации, любое «смешение состояний», по мнению М.М. Щербатова,

5 Щербатов М.М. Рассмотрение о вопросе - могут ли дворяне записываться в купцы. // Неизданные сочинения. М., 1935. С. 152. неминуемо ведет к повреждению нравов и падению монархии. Получается, что благополучие государства и его подданных зависит не только от дворян, но и от иных сословий, от степени их целостности и социальной герметичности. Все взаимосвязано, все определено историей.

Дворянское сословие, являясь центральным компонентом в социально-политической системе России, возможно только при условии существования прочих сословий, на фоне которых оно может вырабатывать и поддерживать свои маяки идентификации. Таким образом, восприятие Михаилом Михайловичем российского социума выходит далеко за пределы узкосословных интересов, что, на мой взгляд, не дает прочных оснований к тому, чтобы определить в Щербатове исключительно лишь дворянского идеолога.

Что же касается мнения о консервативной природе историко-политических взглядов князя М.М. Щербатова, то здесь следует отметить один важный нюанс. Консерватизм — это система взглядов, это идеология, это самостоятельный и рельефный дискурс в общественно-политической жизни того или иного социума6. Человек идентифицирует себя с ним вполне осознано.

Но мог ли человек второй половины XVIII века - пусть до рождения консерватизма как политического учения и идеологии оставалось несколько десятилетий — сам себя назвать консерватором? Мог ли М.М. Щербатов сказать о себе: я - консерватор? Конечно, оппозиция «старое-новое» существовала всегда. Но является ли это обстоятельство поводом для того, чтобы всех, кто поставит вопрос об актуализации прошлого, записывать в лагерь консерваторов?

Почтение к старине, к традиции — это атрибут любого общества любой эпохи. Другое дело что, когда приходит время, именно из этого почтения и вырастает общественно-политическая идеология, учение. Как в свое время писал Е. Шацкий, именно традиция является той исходной клеткой, из

6 Гусев В.А. Русский консерватизм: основные направлен™ и этапы развития. Тверь, 2001. С. 28. которой вырастают идеологии, испытывающие особую симпатию к прошлому7. И не факт, что из этого почтения к традиции обязательно вырастет консерватизм.

В России первой четверти XVIII века традицию отменили директивным манером, от чего она, естественно, не перестала существовать. Ее пытались уничтожить вместе с ее носителями или посредством «исправления» нравов ее носителей. По словам Е. Шацкого, когда традиционному положению дел приходит конец, традиции и освященный ими социальный порядок оказываются под угрозой и требуют защиты. Вот тогда и создаются различного рода системы аргументов в пользу традиции, обосновывающие необходимость ее сохранения или частичного восстановления8.

М.М. Щербатов, как было установлено, не только видел последствия разрушения допетровских устоев (повреждение нравов, социальная и, как последствие, политическая дисгармония), но и ощутил их на личном опыте. Его историко-политическая концепция, на мой взгляд, является той системой аргументов, которая доказывает целесообразность возврата к социальным и политическим стандартам допетровской России. Иными словами, это возврат, пусть в чем-то и избирательный9, к традиционным социальным и политическим институтам, а также воплощенным в них ценностям. И в этом смысле князь являлся скорее традиционалистом, чем консерватором.

Более всего верны традиции оказались жители Москвы, одного из тех немногих очагов социокультурного сопротивления, с которым новый порядок долгое время ничего не мог поделать.

Эта верность была довольно точно подмечена иностранцами. Они отмечали, что московское дворянство даже в последней трети XVIII века сохраняло свои старые обычаи и традиции. Некоторые из авторов считали

7 Цит. по: В.А Гусев. Русский консерватизм. С. 29.

8 Там же. С. 29.

9 Ратуя за восстановление допетровского социально-политического порядка, М.М. Щербатов был категорически против тех культурных и бытовых норм (и в первую очередь, того, что касается науки, искусств, образования), что господствовали в старой России. - См.: Щербатов М.М. Разсмотрение о пороках и самовластии Петра Великого. // Сочинения князя М.М. Щербатова. СПб., 1896. Т. 2. С. 32-33.

Москву убежищем для всех несправедливо обиженных дворян (кстати, не смея больше сносить обид, чинимых обхождением чинами, М.М. Щербатов в 1778 году переезжает из Петербурга не в имение, а именно в Москву), отмечая, что в Российской империи нет более свободной земли, чем Москва. Многие утверждали, что московскому дворянству, в отличие от петербуржского, свойственна простота нравов и ещё не полное подчинение великосветским условностям10.

Как тут лишний раз не вспомнить, что М.М. Щербатов родился и вырос в Москве, в старомосковской аристократической семье. Да и мировоззрение его, как справедливо отметил А.Н. Рубинштейн, формировалось в середине XVIII века11. Это тем более важно, что память о былых временах тогда была не просто свежа, она говорила устами живых людей - прямых носителей допетровской социальной и политической культуры. Сам Щербатов довольно часто вспоминал свое детство и юность, когда он воочию мог наблюдать допетровские нравы, мог слушать рассказы стариков о тех временах, когда царь еще прислушивался к мнению своих вельмож, а знатное дворянство занимало высокие статусные позиции и бескорыстно служило государю и отечеству12.

Вероятно, М.М. Щербатов был одним из тех немногих представителей своего поколения, кто в процессе социализации унаследовал тот стиль социального мышления и поведения, который был характерен для части традиционалистски настроенной московской аристократии. И вовсе не случайно свое главное программное сочинение («О повреждении нравов в России») он начал со следующих слов: «Взирая на нынешнее состояние отечества моего с таковым оком, каковое может иметь человек, воспитанный по строгим древним правилам, у коего страсти уже летами в ослабление пришли, а довольное испытание подало потребное просвещение, дабы судить

10 Артемова Е.Ю. Облик российских городов последней трети XVIII века в записках французских путешественников. // Россия и Франция XVIII-XIX вв. М., 1995. С.72, 74.

11 Рубинштейн А.Н. Русская историография. М., 1941. С. 117.

12 Щербатов М.М. О повреждении нравов в России. М., 2001. С. 12. о вещах, не могу не удивиться, в коль краткое время повредилиса повсюдно нравы в России»13.

Большинство поднятых М.М. Щербатовым проблем, рассматривавшихся им в контексте как текущей социально-политической конъюнктуры, так и исторической ретроспективы, безусловно, выдают в нем оппозиционера, но оппозиционера не столько от дворянства или просвещения, сколько от традиции, восстановление которой, возможно, помогло бы решить проблемы не только семьи Щербатовых, но и России в целом.

Критиков абсолютизма всегда было предостаточно. Однако оппозиционная мысль князя М.М. Щербатова, концентрированно и системно выраженная в тех его работах, которые, как правило, писались в стол, осталась без продолжателей. Почему? Может быть, потому, что историко-политические взгляды князя, опирающиеся на допетровскую традицию, были последним (по крайней мере, столь ярко и четко сформулированным) отголоском той эпохи, которая пыталась защищаться, но которая все равно исчезла под натиском нового миропорядка.

13 Там же. С. 7.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Серенченко, Николай Владимирович, 2008 год

1. Архивные источники.

2. Российский Государственный архив древних актов

3. Ф. 1289 (фонд Щербатовых).

4. Он. 1. Д. 1. Д. 374. Д. 414. Д. 425. Д. 583. Он. 5. Д.1.

5. Ф. 10 (Кабинет Екатерины II). Он. 1. Д. 636 (Лит. Щ. Ю. Я.).

6. Делопроизводственные источники.

7. Боярская книга 1627 года. М., 1986.

8. Боярская книга 1639 года. М., 1999.

9. Боярская книга 1658 года. М., 2004.

10. Индова Е.И. Инструкция князя М.М. Щербатова приказчикам его Ярославских вотчин. (1758 год с добавлением к ней по 1762 год). // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. М., 1965.

11. Источники личного происхождения

12. Записки Гаврилы Романовича Державина. 1743-1812. М., 1860

13. Князь М.М. Щербатов князю Александру Куракину. 4 октября 1778 года. // Архив князя Ф.А. Куракина в X книгах. СПб., 1902. Кн. X.

14. Письма М.М. Щербатова Д.М. Щербатову. // Памятники московской деловой письменности XVIII века. М., 1981.

15. Польской C.B. Письма Г.Н. Теплова и М.М. Щербатова (Новые источники). // Петербург на философской карте мира. СПб., 2003. Вып. 2.

16. Публицистические сочинения

17. Наказ императрицы Екатерины II, данный комиссии о составлении проекта нового уложения. СПб., 1907

18. Научные и публицистические сочинения М.М.Щербатова

19. Щербатов М.М. История Российская от древнейших времен, тт. 1-7. СПб., 1794-1805.

20. Щербатов М.М. О повреждении нравов в России. М., 2001.

21. Щербатов М.М. Краткая повесть о бывших в России самозванцах. СПб., 1778.

22. Щербатов М.М. Замечания на Наказ Екатерины II. // Неизданные сочинениям., 1935.

23. Щербатов М.М. О себе. // Неизданные сочинения. М., 1935.

24. Щербатов М.М. Оставь ты суету. // Неизданные сочинения. М., 1935.

25. Щербатов М.М. Рассмотрение о вопросе могут ли дворяне записываться в купцы. // Неизданные сочинения. М., 1935.

26. Щербатов М.М. Примечания верного сына отечества на дворянские права на манифест. // Сочинения князя М.М. Щербатова. СПб., 1896. Т. 1.

27. Щербатов М.М. Размышление о дворянстве. // Сочинения князя М.М. Щербатова. СПб., 1896. Т. 1.

28. Щербатов М.М. Размышление о законодательстве вообще. // Сочинения князя М.М. Щербатова. СПб., 1896. Т. 1.

29. Щербатов М.М. Разсмотрение о жизни человеческой. // Сочинения князя М.М. Щербатова. Т. 1

30. Щербатов М.М. Разныя разсуждения о правлении. // Сочинения князя М.М. Щербатова. Т. 1.

31. Щербатов М.М. Состояние России в разсуждении денег и хлеба, в начале 1788 года, при начале Турецкой войны.// Сочинения князя М.М. Щербатова. Т. 1.

32. Щербатов М.М. Статистика в разсуждении России. // Сочинения князя М.М. Щербатова. Т. 1.

33. Щербатов М.М. О древних чинах, бывших в России, и о должности каждого из них». // Сочинения князя М.М. Щербатова. СПб., 1896. Т.2.

34. Щербатов М.М. Оправдание моих мыслей и часто с излишней смелостью изглаголанных слов. // Сочинения князя М.М. Щербатова. СПб., 1896. Т. 2.

35. Щербатов М.М. Письмо к вельможам. Правителям государства. // Сочинения князя М.М. Щербатова. СПб., 1896. Т. 2.

36. Щербатов М.М. Прошение Москвы о забвении ея. // Сочинения князя М.М. Щербатова. СПб., 1896. Т. 2.

37. Щербатов М.М. Разсмотрение о пороках и самовластии Петра Великаго. // Сочинения князя М.М. Щербатова. Т.2.

38. Щербатов М.М. Размышления о самстве. // Сочинения князя М.М. Щербатова. СПб., 1896. Т. 2.

39. Щербатов М.М. Размышления о смертной казни. // Сочинения князя М.М. Щербатова, СПб., 1896. Т. 2.

40. Щербатов М.М. Сатира князя М.М. Щербатова. // Сочинения князя М.М. Щербатова. Т.2.1. Список литературы

41. Артемова Е.Ю. Облик российских городов последней трети XVIII века в записках французских путешественников. // Россия и Франция XVIII-XIX вв. М., 1995.

42. Артемьева Т.В. Михаил Щербатов. СПб., 1994.

43. Артемьева Т.В. От славного прошлого к светлому будущему. Философия истории и утопия в России эпохи Просвещения. СПб., 2005.

44. Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке. Екатеринбург, 1999.

45. Астахов В.И. Курс лекций по русской историографии. Харьков, 1965.

46. Белявский М.Т. Представительство крестьян в Уложенной комиссии 1767-1768 годов. // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963.

47. Бочкарев В. Ярославское наместничество в последней трети XVIII века. Ярославль, 1926.

48. Брикнер А.Г. Князь М.М. Щербатов как член Большой комиссии 1767 года. // Исторический вестник. 1881. №10.

49. Бурдье П. Физическое и социальное пространства. // Социология социального пространства. СПб., 2005.

50. Бычкова М.Е. Зарождение чиновничьего аппарата Русского государства. Генеалогические заметки. // Российское самодержавие и бюрократия. М., 2000.

51. Валк С.Н. Исторический источник в русской историографии XVIII века // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. № 7-8.

52. Вернадский Г. Русское масонство. СПб., 1912.

53. Герцен А.И. О повреждении нравов в России князя М. Щербатова и Путешествие А. Радищева, с предисловием Искандера. London, 1858.

54. Гросул В.Я., Итенберг Б.С., Твардовская В.А., Шацилло К.Ф., Эймонтова Р.Г. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. М., 2000.

55. Гусев В.А. Русский консерватизм: основные направления и этапы развития. Тверь, 2001.

56. Дмитриева И.А. Михаил Михайлович Щербатов. // Историки России. XVIII-XX вв. М., 1995. Вып.1.

57. Добролюбов H.A. Собрание сочинений, тт. 1-3. М., 1950.

58. Долгоруков П.В. Российская родословная книга, тт. 1-4. СПб., 1854.

59. Дружинин П.А. Неизвестные письма русских писателей князю А.Б. Куракину. М., 2002.

60. Дьяконов М.А. Выдающийся русский публицист XVIII века. // Вестник Европы. 1904. № 7.

61. Ешевский С. О повреждении нравов в России. Неизданное сочинение. //Атеней. 1858. №3.

62. Заблоцкий М. Материал для биографии кн. М.М. Щербатова. // Санкт-Петербургские ведомости. 1857 (11 декабря). № 269.

63. Калинина С.Г. Проблемы реконструкции биографии князя М.М. Щербатова. // Архив русской истории. 2002. Вып. 7.

64. Карнович Е.П. Замечательные богатства частных лиц в России. Экономико-историческое исследование. СПб., 1874.

65. Кизеветтер A.A. Русская утопия XVIII века. // Помощь евреям, пострадавшим от неурожая. СПб, 1901.

66. Киреева P.A. В.О. Ключевский как историк русской исторической науки. М., 1966.

67. Ключевский В.О. Сочинения, тт. 1-8. М., 1957. Т. 8.

68. Коялович М.О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. СПб., 1884.

69. Краснобаев Б. Очерки истории русской культуры XVIII в. М., 1987.

70. Лотман Ю.М. Очерки по истории русской культуры XVIII — начала XIX вв. // Из истории русской культуры. (XVIII начала XIX вв.). М., 1996. Т. IV.

71. Марасинова E.H. Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII века. М., 1999.

72. Мартынов A.A. Из материалов для историко-статистического описания Москвы. М., 1878.

73. Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России. Сравнительное историческое исследование. М., 1994;

74. Милов JI.B. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998.

75. Милов JI.B. Общее и особенное русского феодализма (Постановка проблемы). // История СССР. 1982. №2.

76. Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. СПб., 1913.

77. Миронов Б.Н. Социальная история России периода Империи (XVIII-начало XIX). СПб, 1990.

78. Мякотин В.А. Из истории русского общества. Этюды и очерки. СПб., 1902.

79. О повреждении нравов редакционная заметка. // Русская старина. 1870. Июль.

80. Петров П.А. История родов российского дворянства, тт. 1-2. М., 1991.

81. Пештич C.JI. Русская историография XVIII века, чч. 1-3. М., 1971. Ч. 1.

82. Плеханов Г.В. Сочинения, тт. 1-24. М.-Л., 1925. Т. 21; Т. 22.

83. Покровский М.Н. Очерки истории русской культуры, чч. 1-2. М.-Л., 1925. Ч. 1.

84. Пыпин А. Н. Полу-забытый писатель. // Вестник Европы. 1896. №11.

85. Рожков H.A. Русская история в сравнительно-историческом освещении (Основы социальной динамики), тт. 1-7. М.-Л., 1928. Т. 7.

86. Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941.

87. Рустам-Заде З.П. Жизнь и творчество М.М. Щербатова. СПб., 2000.

88. Сретенский JT.B. Помещичья вотчина Ярославской губернии во второй половине XVIII века. // Ученые записки Ярославского пединститута. 1958. Вып. XXV (XXXV). Гуманитарные науки.

89. Стенник Ю.В. Идея «древней» и «новой» России в литературе и общественно-политической мысли XVIII-начала XIX века. СПб., 2004.

90. Тихомиров М.Н. Историческое знание в России второй половины XVIII века. М., 1945.

91. Уортман P.C. Властители и судии. Развитие правового сознания в императорской России. М., 2004.

92. Федосов И.А. Из истории русской общественной мысли XVIII столетия. М.М. Щербатов. М., 1967.

93. Фурсенко В. Биографический словарь, тт. 1-24. СПб, 1912. Т. 24.

94. Черепнин Л.В. Русская историография до XIX века. М., 1957.

95. Эйдельман Н.Я. Из потаенной истории России XVIII-XIX вв. М., 1993.

96. Эйдельман Н.Я. Твой XVIII век. М., 1986.

97. Элиас Н. Придворное общество. Исследования по социологии короля и придворной аристократии, с Введением: Социология и история. М., 2002.