Российская власть в оценках граждан: 1993-2008 г.г. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 23.00.02, кандидат политических наук Шипов, Андрей Леонидович

• Шипов, Андрей Леонидович
• кандидат политических наук
• 2009

Оглавление диссертации кандидат политических наук Шипов, Андрей Леонидович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ КАК ФАКТОР ЛЕГИТИМНОСТИ ВЛАСТИ.

1.1. эволюция теоретических концепций легитимности власти.

1.2. роль общественного мнения в обеспечении легитимности власти в условиях демократии.

ГЛАВА 2. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ГРАЖДАН И ВЛАСТИ В ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКОЙ РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИКЕ.

2.1. Кризис доверия к российской государственной власти вусловиях посткоммунистической трансформации.

2.2. Феномен президентской популярности как ключевой элемент российского политического режима начала XXI века.

ГЛАВА 3. ОТНОШЕНИЕ ГРАЖДАН РОССИИ К РАЗЛИЧНЫМ ИНСТИТУТАМ

ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ.

3.1. Оценки деятельности различных ветвей власти российскими гражданами.

3.2. Специфика отношения граждан к институтам региональной и муниципальной власти.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Российская власть в оценках граждан: 1993-2008 г.г.»

Актуальность темы исследования. В настоящее время политическая система России оказалась вовлечена в очередной виток трансформации. Приняты первые поправки к Конституции Российской Федерации, увеличивающие сроки полномочий президента и депутатов Государственной думы. С избранием третьего президента России в стране сложилась новая по сравнению с ситуацией 2000 - 2007 годов конфигурация властных отношений.

Российская конституция 1993 года наделяет президента настолько обширным объемом полномочий, что иные акторы политического процесса в нормальной ситуации, как правило, не могут эффективно контролировать и ограничивать его действия. В связи с этим, премьер-министры обычно были полностью лояльны президенту и не пытались стремиться к политической автономии. Однако, начиная с 2008 года реальные властные полномочия премьер-министра, по оценкам аналитиков и в восприятии граждан, превосходили президентские возможности.

Несомненно, эта ситуация объясняется целым рядом факторов, среди которых не последнее место занимает то обстоятельство, что действующий премьер-министр Российской Федерации опирается на стабильную поддержку общественного мнения страны. По данным многочисленных исследований, личная популярность Владимира Путина у российских избирателей, начиная с 2000 года и по настоящий момент, заведомо превосходит показатели всех остальных политиков и институтов российской политики.

Этот фактор может считаться одной из основных несущих конструкций сложившегося в России политического режима. Он оказывает влияние не только на результаты избирательных кампаний различного уровня, но и на принципы легитимности политической системы в целом.

Актуальность темы настоящей диссертационной работы определяется как теоретической значимостью исследования структуры отношения з российских граждан к политикам и политическим институтам, так и практическими задачами определения стратегий различных субъектов российской политики.

Объектом настоящего диссертационного исследования является отношение российских граждан к институтам государственной власти.

В качестве предмета исследования выступают оценки гражданами Российской Федерации институтов государственной власти в период 19932008 годов.

Основной целью работы является изучение оценок гражданами Российской Федерации институтов государственной власти в период 19932008 годов.

Для достижения поставленной цели ставятся и решаются следующие научные задачи.

1. Исследование динамики показателей доверия и поддержки российскими гражданами различных институтов государственной власти в условиях постсоветской социально-политической трансформации.

2. Выявление механизма формирования позиций российских граждан по отношению к органам и институтам государственной власти

3. Анализ влияния президентской популярности на процесс легитимации различных органов и институтов государственной власти.

Степень научной разработанности проблемы.

В политической науке изучение ориентаций массового сознания по отношению к институтам государственной власти происходит в рамках нескольких взаимосвязанных теоретических традиций.

Типология легитимности государственной власти, разработанная немецким социологом Максом Вебером в начале XX столетия, стала основанием для целого ряда направлений политических исследований.1

11 Вебер М. Политика как призвание и профессия. / Избранные произведения. - М.: Прогресс, 1990, с.644-706.

Нормативные и эмпирические исследования феномена легитимности государственной власти были дополнены работами авторов, изучавших основные характеристики и методы легитимации власти в политических системах различных типов.

Формирование во второй половине XX века индустрии социологических исследований общественного мнения, существенно расширило эмпирическую базу анализа массовых политических ориентаций. Исследователи общественного мнения обратили внимание на ряд важных характеристик массового политического сознания, включая его внутреннюю противоречивость2, стереотипность3 и податливость к манипуляциям со стороны элит.4 Сравнение результатов различных исследований общественного мнения и их теоретическая интерпретация предоставили дополнительную аргументацию для создания новых теоретических моделей легитимности государственной власти.5 В контексте приоритетов настоящего исследования особую значимость приобретает типология легитимности, предложенная американским политологом Дэвидом Истоном.6

Истон выделил 3 типа легитимности политической власти: идеологическую, структурную и персональную. Его классификация оказалась востребована в рамках исследований посткоммунистического транзита в России и других бывших социалистических странах.

Очевидно, что в результате крушения коммунистической политической системы идеологические механизмы легитимации оказались дискредитированы. В то же время формирование структурной легитимности

2 Converse Ph. The Nature of Belief Systems in Mass Publics. / Ideology and Discontent. / Ed. by D. Apter. - N.Y.: Macmillan, 1964.

3 Липпман У. Общественное мнение. - М.: Институт Фонда "Общественное мнение", 2004.

4 Шампань П. Делать мнение: новая политическая игра. - М.: Socio-Logos, 1997; Цаллер Дж. Происхождение и природа общественного мнения. - М.: Институт Фонда "Общественное мнение", 2004.

5 LipsetS. Political Man: The Social Bases of Politics. -N.Y.: Doubleday, 1960; Rogowski R. Rational Legitimacy: Л Theory of Political Support. - Princeton: Princeton University Press, 1974; Beetham D. The Legitimation of Power.-N.Y.: Humanities Press International, 1991.

6 Easton D. A Systems Analysis of Political Life. - New York: Wiley, 1965.

7 Майер Г. Демократическая легитимность в посткоммунистическом обществе: концепции и проблемы. / Легитимность и легитимация власти в России. / Отв. ред. Ланцов С.А., Елисеев С.М. - СПб.: СПбГУ, 1995, с.86-118. требует длительного времени и выполнения ряда условий, отсутствующих в современной России. К числу этих условий относится необходимость ясного понимания гражданами задач, выполняемых политическими институтами и практика эффективного взаимодействия с ними для решения повседневных проблем. В стране, граждане которой в большинстве своем отвергают сам принцип разделения властей, обеспечение структурной легитимности политической системы представляется в ближайшей перспективе не слишком реалистичной задачей.

Не удивительно, что в России сложился механизм персональной легитимации политической системы, нашедший выражение в исключительно высоких и стабильных показателях популярности президента Владимира Путина. При этом проблема выделения оснований этой популярности привлекла внимание целого ряда исследователей, выдвинувших ряд интересных и обоснованных гипотез, к числу которых мы относим культурное, неоинституциональное и институционально-коммуникационное объяснения данного феномена.8

Вместе с тем, анализ возможных стратегий легитимации российской политической системы с учетом характеристик и особенностей российского общественного мнения оставался вне фокуса внимания большинства исследователей российской политики. Заполнить данный пробел входит в намерения автора настоящей работы.

Методологической и теоретической основой исследования послужило использование сравнительного и индуктивного методов. При этом для решения отдельных задач исследования используются методы статистического анализа социологических данных.

8 Башкирова Е., Лсшдипен Н. Президент: феномен общественной поддержки. // Социологические исследования, 2001, № 9; White S., McAllister I. Putin and His Supporters. I I Europe-Asia Studies, 2003, Vol.55, No.3, pp.383-399; Mishler W, WillertonJ. The Dynamics of Presidential Popularity in Post-Communist Russia: Cultural Imperative versus Neo-Institutional Choice? // Journal of Politics, Feb. 2003, Vol. 65, Issue l; Лукин A. Политический идеал и политический режим в постсоветской России. // Pro et Contra, 2008, № 4, с.81-104.

Достоверность научных выводов и практических рекомендаций основывается на теоретических и методологических положениях, сформулированных в классических исследованиях отечественных и зарубежных ученых: Ф. Конверс, У. Липпман, Дж. Цаллер и др. -теоретические модели общественного мнения; Р. Даль, Р. Патнем, Р. Роуз -теории демократии; М. Вебер, С. Липсет, М. Доган, Д. Истон и др. - теория легитимности; Г. Голосов, Е. Башкирова, В. Петухов, Г. Кертман и др. -электоральное поведение в России; Е. Шестопал, М. Урнов и др. -особенности российского транзита.

Научная новизна настоящего исследования включает в себя следующие элементы:

1. Предложено институционально-коммуникационное объяснение феномен устойчивости популярности президента РФ В.В. Путина в 20002008 году. В этот период управленческие успехи политических лидеров и органов государственной власти становятся основанием широкой общественной поддержки президента Путина в условиях мощной пропагандистской кампании контролируемых государством телевизионных каналов. На фактическом материале продемонстрировано, что достижение популярности невозможно без связки факторов пропагандистского воздействия СМИ и положительной экономической динамики.

2. Выделены ключевые факторы и специфика формирования массовой поддержки основных политических институтов как в России в целом, так и в различных федеральных округах.

3. Выявлены перспективы трансформации оснований легитимности российской власти - от персонального типа к структурному, заключающемуся в поддержке системы властных институтов.

Основные положения, выносимые на защиту

1. В середине 1990-х годов показатели доверия и поддержки российскими гражданами институтов государственной власти находились на очень низком уровне. В условиях масштабного социально-экономического 7 кризиса были утрачены возможности идеологической легитимации российской политической системы на основании признания ценности демократии как лучшей формы правления, осуществляемого в интересах граждан. Структурная легитимность в ситуации институционального слома прежней политической системы также не имела шансов сформироваться в короткие сроки. Вместе с тем, в начале XXI века в России сложились предпосылки для персональной легитимации политической системы. Высокие показатели доверия и поддержки гражданами России президента Владимира Путина стабилизировали и легитимировали российскую политическую систему. Это означает, что нынешняя российская политическая система может считаться легитимной, но степень ее устойчивости к возможным кризисам и потрясениям относительно невелика.

2. Высокая популярность президента в начале XXI века определяется рядом факторов, среди которых важнейшую роль играют рост уровня благосостояния граждан, соответствие имиджа президента Путина российской политико-культурной традиции и активная пропрезидентская пропаганда контролируемых государством СМИ. В то же время оценки деятельности законодательной и судебной ветвей государственной власти в России остаются преимущественно негативными на протяжении всего посткоммунистического периода российской истории. Одним из важнейших факторов, объясняющих этот феномен, является негативное отношение большинства российских граждан к самому принципу разделения властей, поскольку этот принцип противоречит их патерналистским установкам.

3. Лишь к концу первого десятилетия XXI века начали постепенно расти и показатели поддержки других институтов российской государственной власти. Этот факт может рассматриваться как свидетельство начала процесса перехода от персонального к структурному типу легитимации российской политической системы. Переход Путина на пост премьер-министра и быстрое достижение Дмитрием Медведевым высоких показателей общественной поддержки на посту президента России 8 дополнительно подкрепляют данную тенденцию. Однако этот процесс еще очень далек от завершения и при неблагоприятных обстоятельствах может быть развернут вспять.

Практическая значимость результатов диссертационного исследования определяется возможностями, которые открывает предложенный в настоящей работе подход к изучению взаимосвязи между особенностями структуры массовых политических ориентаций в современной России и принципами легитимации отечественной политической системы.

В прикладном аспекте материалы данного исследования могут быть использованы различными субъектами российского политического процесса при разработке стратегий, нацеленных на укрепление легитимности российской политической системы. Собранный и систематизированный в диссертации материал и основные выводы работы могут использоваться также при подготовке учебных курсов, книг и пособий в области политической науки и социологии.

Материалы исследования используются в преподавании курса «Партийные системы и практики избирательного процесса современной России», который читается на четвертом курсе бакалавриата факультета прикладной политологии ГУ-ВШЭ.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы.

Заключение диссертации по теме «Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии», Шипов, Андрей Леонидович

Выводы по главе:

1. Начало процессов посткоммунистической трансформации в России 1991-1999 годов изменило характер отношения граждан страны к институтам государственной власти и политическим лидерам. Высокая персональная легитимность президента Б. Н. Ельцина быстро сменилась разочарованием его недавних сторонников, новые государственные институты представительной власти также не приобрели легитимности в российском массовом сознании.

2. Причины снижения доверия к власти коренились как в неуспехе экономических реформ, так и в расширяющейся социальной поляризации общества. В сознании граждан их проблемы, в том числе и обусловленные неумением найти свое место в изменившихся жизненных реалиях, стали связываться не только с конкретными государственными руководителями, но и со всей демократической формой государственного устройства.

3. Ключевое место в постсоветской политической системе занимает президент страны, а его персональная легитимность является основой отношения граждан к государственным институтам. Удачный имидж второго российского президента, экономические и политические успехи в годы его руководства страной сформировали своеобразный феномен президентской популярности, устойчивой в различных регионах и социальных группах.

4. Этому во многом способствовал и тот факт, что меры, предпринятые политической элитой для сокращения реальной конкурентной демократии, в целом соответствовали представлениям граждан об эффективном

92 государственном управлении в духе доминирующих в массовом сознании политико-культурных традиций.

5. В краткосрочной перспективе сложившаяся политическая система позволяет действующему руководству стране при молчаливом одобрении граждан свести до минимума электоральные возможности оппозиции и ее влияние на принимаемые государственные решения. Однако будущее такой системы, основывающейся на персональной легитимности В. В. Путина, внушает серьезные опасения и не исключает в дальнейшем глубоких социальных конфликтов в российском обществе.

Глава 3. Отношение граждан России к различным институтам государственной власти

3.1. Оценки деятельности различных ветвей власти российскими гражданами.

Множественность институтов государственной власти и сложный характер взаимоотношений между ними достаточно давно стали очевидными характеристиками российской политической системы. Однако принцип разделения властей в российской политической традиции не укоренился. Даже в период между 1905 и 1917 годами, эта идея не превратилась в общепризнанную правовую норму, а приход власти большевистской партии под лозунгом «вся власть - Советам» на 70 лет вычеркнул задачу обеспечения разделения властей из политической повестки дня.

В октябре 1993 года противоборство между президентом Российской

Федерации и руководством парламента едва не привело страну к гражданской войне. Понятно, что подобный поворот событий также не придал принципу разделения властей добавочной популярности ни среди рядовых граждан, ни среди политической элиты. Однако в рамках общей идеологии построения демократического и правового государства, обойти конституционный принцип разделения властей в основном законе страны не

93 представлялось возможным. Поэтому принцип разделения властей был закреплен в статье 10 Конституции РФ, принятой на референдуме в декабре 1993 года: «Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны».165

В конституционном праве к разделению властей принято относить не только независимость трех перечисленных ветвей власти «по горизонтали», но и выделение особой сферы полномочий для органов власти регионального и местного уровня. Применительно к сфере взаимоотношений между разными уровнями власти принято говорить о разделении властей «по вертикали».166

Эта идея также нашла отражение в Конституции РФ 1993 года. В пункте 3 статьи 11 Конституции идет речь о необходимости «разграничения предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов

1 £П

Российской Федерации». Статья 12 провозглашает самостоятельность местного самоуправления в пределах своих полномочий, и даже утверждает, что «органы местного самоуправления не входят в систему органов

168 государственной власти».

Между тем, на практике реализация принципа разделения властей столкнулась со значительными сложностями. Некоторые из них были заложены уже в самом тексте Конституции, поскольку в руках президента РФ был сосредоточен слишком большой объем полномочий и прерогатив, не позволявший законодательной и судебной власти эффективно ограничивать президентскую власть.169 Другие проявились по мере постепенного

165 Конституция Российской Федерации. - М.: Юридическая литература, 1995, с.7.

166 Шевцов B.C. Разделение властей в Российской Федерации. - М.: Полиграфопт, 2004.

167 Конституция Российской Федерации. — М.: Юридическая литература, 1995, с.7.

168 т

Там же.

169 См. Краснов Ю.К. Принцип разделения властей в России: теория и практика. // Право и управление: XXI век, 2007, № 1. становления «мягкого авторитарного» политического режима,

170 сосредоточившего властные полномочия в одних руках.

Однако в российском общественном мнении свертывание разделения властей особых протестов не вызывает. Одна из причин - плохое понимание сути этого принципа, вторая причина, частично связанная с первой, - его отторжение.

В ходе опроса, проведенного в 2001 году Фондом «Общественное мнение», респондентам был задан прямой вопрос: «Как Вы понимаете выражение «разделение властей»? Что оно, по Вашему мнению, означает?». Хоть какой-то ответ на этот вопрос смогли дать только 39% по сравнению с 77% и 69% респондентов, справившихся с вопросами о функциях правительства и Государственной думы.

Часть опрошенных отождествила принцип разделения властей с многопартийностью и политическим плюрализмом. Около половины респондентов, ответивших на вопрос о разделении властей, трактовали его как разногласия, разлад во власти; связывали борьбой внутри властных структур, основанной на корыстных соображениях («каждый тянет одеяло на себя»). В отчете ФОМа приведены следующие высказывания опрошенных: «одни люди из власти тянут в одну сторону, другие - в другую»; «когда власти не могут найти общего языка»; «разница во мнениях»; «когда одни хотят править так, а другие - этак: получается конфликт»; «одни одно говорят, другие - другое»; «то, что они не могут найти общее мнение»; «власть не находит между собой общий язык»; «когда нет согласованности, тогда и делят власть»; «разногласия между различными органами власти»; «нет единства»; «очень плохо: каждый дует в свою дудку»; «разлад какой

171 то»; «плохо, когда согласья нет - на лад дело не идет».

170 Cohort Т., Skach С. The Russian Predicament. // Journal of Democracy, Volume 16, Number 3, July 2005, pp.113-126

171 К вопросу о разделении властей. Опрос населения в 100 населенных пунктах 44 областей, краев и республик России. Интервью по месту жительства 6-7 октября 2001. 1500 респондентов. http://bd.fom.ru/report/map/proiects/dominant/dominant2001/295 3164/doffl 13802

Не удивительно, что, понимаемое таким образом разделение властей оценивалось респондентами преимущественно как признак неэффективности, а то и недееспособности власти («лебедь, рак и щука»).

Как отмечают аналитики ФОМа, многие респонденты «видят в разделении властей нечто скверное и опасное, все разделяют мнение респондента, заявившего: «это что-то такое, что не для пользы народа». И хотя они решительно не понимают, о каком «разделении» идет речь, именно это слово вызывает у них негативную реакцию. Иначе говоря, все они исходят из того,

1 77 что власти надлежит быть «нераздельной» - единой, монолитной».

Важно отметить, что в данном случае речь не идет об интерпретации социологами количественных данных. В ходе опроса респонденты заявляли эту позицию вполне артикулировано и осознанно, что подтверждают следующие высказывания: «затрудняюсь ответить, но делить не надо, власть должна быть одна; это разделение не нужно, пусть будет все едино; ничего хорошего, должна быть одна власть; это то, чего не должно быть: власть должна быть единой; власть должна быть одна в стране; власть должна быть в одних руках; плохо разделение; этого не должно быть - тогда будет порядок в стране; власть должна быть сильной, ее не надо разделять, надо укреплять; ничего хорошего; раньше была советская власть, а сейчас что?; отношусь к этому отрицательно, должно быть все едино; это плохое явление, когда власть разделена: получается перекладывание ответственности, а власть обязана быть неделимой; власть должна быть едина; делить нельзя, а они - каждый как ему лучше; должно быть единовластие - подчинение президенту, который обязан следить за принятием законов и их исполнением; власть должна быть одна, не должно быть разделения властей».173

К числу курьезных интерпретаций принципа разделения властей можно отнести его понимание как ситуации, при которой доля власть принадлежит

172 Разделение властей или властный монолит? (принцип разделения властей в российском массовом сознании). Отчет по результатам опроса Фонда «Общественное мнение» 6-7 октября 2001 года. httpMjd.fom.ru/rcport/map/ddO 14737

173 Там же. криминалу, или представление о том, то власть делится между хорошими и плохими политиками.

Некоторые респонденты говорили о разделении властей как о сугубо функциональном распределении обязанностей, полномочий, ответственности между людьми или органами власти. В их понимании разделение властей осуществляют вышестоящие руководители (или самый главный «начальник» — президент), распределяя обязанности между подчиненными. Пример высказывания этого рода: «Чубайс руководит электроэнергией, другой -нефтью, это и есть разделение властей».174

Среди тех респондентов, которые, в сущности, верно понимали значение принципа разделения властей, большинство вспомнили только про наличие исполнительной и законодательной ветвей власти. Судебная власть в этом контексте упоминалась опрошенными исключительно редко.

Согласно выводам социологов ФОМа, в 2001 году «смысл термина «разделение властей» в той или иной мере адекватно понимают меньше четверти респондентов, ответивших на соответствующий открытый вопрос

175 менее 10% опрошенных)». Кроме того, «само это словосочетание вызывает у весьма значительной части наших сограждан негативные эмоции и ассоциации. А в основе такой реакции лежит, очевидно, традиционная установка на монолитность власти и, соответственно, опасения по поводу

176 возможных последствий ее диверсификации».

С этими выводами сложно не согласиться, но объяснение данного феномена, предложенное аналитиками ФОМа, представляется нам чересчур идеологизированным. По их мнению, традиционные для российской политической культуры представления органически связаны с установками на государственный патернализм и регламентацию социальных отношений «сверху». Поэтому, «рассматривая государство как инициатора и движущую силу всех социальных процессов и возлагая на него всю полноту

174 Там же.

175 Там же.

176 Там же. ответственности за состояние общества, [патерналистское общественное] сознание видит в беспрепятственном проникновении власти во все закоулки социального пространства необходимое условие нормального функционирования социума. Институциональные ограничения для такого проникновения, порождаемые разделением властей, оно склонно воспринимать как неоправданные препятствия, мешающие государству исполнять «родительские» функции по отношению к обществу».177

С нашей точки зрения, результаты одного, отдельно взятого опроса общественного мнения, не дают достаточных оснований для утверждений об абсолютном доминировании в российском массовом политическом сознании авторитарных и патерналистских установок. Эти установки, в массовом сознании, несомненно, превалируют, но устойчивого каркаса патерналистской идеологии не составляют. Российское массовое политическое сознание, действительно, можно считать последовательно «патерналистским» и авторитарным, но эти характеристики отчасти компенсируются его эклектичностью и внутренней противоречивостью.

Ответы респондентов часто зависят от контекста, в котором задан вопрос. Когда принцип разделения властей противопоставляется более предпочтительному идеалу совместной работы во имя общего блага, результаты опросов, проводимых другими социологическими институтами, примерно соответствуют данным ФОМа образца 2001 года. Так, согласно результатам исследования Левада-центра, проведенного в декабре 2006 года, отвечая на вопрос: «Что, по вашему мнению, было бы лучше для России — система разделения власти или «совместная работа, координируемая Президентом»? - абсолютное большинство опрошенных выбрало второй

178 вариант (62%). Эта точка зрения, как мы видим из таблицы 9, преобладала среди представителей всех профессиональных групп

177 Там же.

178 «Демократия» в России. Основные результаты исследования. Аналитический центр Юрия Левады. wvvw.levada.rn/riles/l 188918122.doc

Заключение

Легитимация власти относится к числу наиболее актуальных задач как с точки зрения изучения современного российского политического процесса, так и в плане разработки практических механизмов повышения легитимности различных ветвей и уровней власти в массовом сознании россиян.

Исследование феномена легитимности базируется на разработанной Максом Вебером в начале XX века концепции легитимности и предложенной им классификации моделей легитимного господства, включающей рационально-легальный, традиционный и харизматический типы.

Само понятие легитимности в настоящее время допускает различные толкования. Однако базовое представление о том, что эффективная и стабильная государственная власть должна быть легитимной, сомнению не подвергается. Ряд авторов предпочитает рассматривать легитимность с точки зрения характеристики политической системы или режима, тогда как их оппоненты видят в ней важный элемент массового сознания.

Исследования легитимности ведутся в рамках двух основных исследовательских подходов: нормативного, предполагающего разработку критериев легитимности политических режимов, и эмпирического, ставящего своей целью выявление причинно-следственной связи между формирующимися в массовом сознании ценностями и установками и признанием им легитимности государственной власти.

В середине XX века в работах ведущих политологов и социологов концепция легитимности претерпела существенные изменения. Было установлено, что для признания любого нормативного порядка легитимным требуется создание идеологических систем, интерпретирующих все сферы

133 жизни общества. В условиях быстрого развития средств массовой коммуникации начали совершенствоваться формы и методы воздействия на массовое сознание, позволяющие эффективно влиять на повышение легитимности политических систем.

В основу понятия легитимности М. Вебером была положена мысль о том, что, если в силу определенных традиций, исключительных качеств руководителя или понимания гражданами преимуществ существующего правления, они выражают готовность повиноваться власти, то в этом случае процесс управления может эффективно осуществляться при минимальном применении насилия.

Однако общественное развитие в XX веке продемонстрировало примеры эффективного государственного управления в Советском Союзе и фашистской Германии с использованием беспрецедентных аппаратов насилия, что в то же время не исключало широкой поддержки этих режимов подданными.

Вопрос о том, следует ли считать такие режимы, пришедшие к власти в результате переворотов нелегитимными (как это делает, в частности, Д. Битем), до настоящего времени остается открытым. Его решение в рамках эмпирического подхода к исследованию легитимности возможно либо за счет использования дополнительной категории «устойчивости легитимности» (по мнению Битема полноценная легитимность должна быть устойчивой), либо за счет разграничения понятий легитимности и эффективности политической системы и признания того, что нелегитимный с точки зрения нормативного подхода режим может быть эффективным.

Еще один перспективный путь - конкретизировать феномен легитимности с точки зрения нормативных критериев легитимности, а описание взаимоотношений между властью и обществом вести с использованием таких категорий, как «поддержка власти» и «доверие к власти», которые традиционно используют сторонники эмпирического направления, исследующие отношение граждан к институтам власти.

Развивая веберовскую типологию легитимности применительно к реалиям второй половины XX века, американский политолог Дэвид Истон предложил свои три типа легитимности: идеологическую, структурную и персональную. В этом подходе отразилось понимание основополагающей роли идеологии в формировании легитимности институтов государственной власти. Пришедшая к власти в результате государственного переворота советская политическая элита на определенных этапах истории с успехом компенсировала отсутствие традиционной и харизматической легитимности своих лидеров использованием механизма перманентной пропагандистской обработки всех слоев населения.

Однако в 1980-х годах казавшаяся весьма устойчивой советская политическая система неожиданно быстро разрушилась. Одна из ведущих держав в течение нескольких лет оказалась на периферии мировой политики. Нельзя сказать, что жизнь советских граждан в конце 1980-х годов принципиально изменилась с точки зрения доходов. Более того, появились определенные возможности для предпринимательской деятельности, сократилось пропагандистское давление и заметно расширились возможности для общественной и политической деятельности. Основной причиной краха советской политической системы стала потеря ею легитимности в массовом сознании граждан.

Концепция «кризиса легитимности» была предложена С. Липсетом еще в 1960-х годах, однако именно события в СССР и странах бывшего социалистического лагеря продемонстрировали справедливость его теоретических выводов и позволили затем широко использовать эту концепцию в исследовании процессов транзита.

Большой вклад в развитие теории легитимации внесли работы французского социолога П. Бурдье и немецкого философа Ю. Хабермаса. Бурдье обратил внимание на то, что современное общество делегировало формирование легитимного видения социального мира профессионалам, которые, в силу этого, стали играть ключевую роль в борьбе за власть и

135 поддержке устойчивости политических режимов. Однако пределы такого манипулирования общественным сознанием, по мнению Хабермаса, ограничены тем, что использование рационально-легального типа легитимации политических режимов делает их неустойчивыми в период кризисов, когда идеологические установки вступают в конфликт с практической жизнью.

Большинство исследователей, несмотря на это, придерживается мнения, что рационально-легальный тип легитимности (или структурный по Истону) является более распространенным в настоящее время и господствует в странах развитой демократии. Считается, что традиционный и харизматические типы легитимности представляют сегодня в основном исторический интерес.

Но опыт взаимоотношений российского общества и власти с середины 1990-х годов по настоящее время показывает, что применительно к российским реалиям это не так. Понятие харизматической легитимности трансформировалось в эпоху бурного развития коммуникационных технологий. Трудно сказать, насколько харизматичен в традиционном понимании этого термина Владимир Путин, поскольку огромное большинство его избирателей не имело возможности общаться с ним или даже видеть его, но созданный политическими консультантами и технологами имидж президента России, несомненно, обладает харизматичностью.

Еще одной попыткой совместить нормативные критерии легитимности с результатами эмпирических исследований легитимности государственных институтов, стало введение термина «демократическая легитимность», подразумевающего введение критериев, которые позволяют отличить демократическую легитимность от авторитарной.

В странах традиционной демократии представление о ее превосходстве над другими формами политического устройства за долгие годы существования и успешного функционирования демократических институтов укоренилось в массовом сознании достаточно глубоко.

Регулярно проводящие опросы общественного мнения подтверждают этот факт, как и то, что такие представления основываются в большей степени на политических предпочтениях и признании примата демократических ценностей, нежели на положительной динамике условий жизни граждан.

Интерес к этим ценностям стал мощным фактором легитимационного процесса в странах новых демократий, граждане которых до последнего времени были даже менее критично настроены в отношении демократических правительств, чем жители более развитых и благополучных стран.

В последних в конце прошлого столетия отчетливо наметилось снижение политической легитимности демократических институтов, получившее в научной литературе описание как «кризис легитимности» в демократических странах. Это явление связано со снижением политической активности и политического участия граждан, критическим восприятием отдельных политических лидеров, а через это — и политических партий, и государственных институтов. Такие тенденции в значительной мере определяются ускоренной медиатизацией политического процесса, разработкой и внедрением новых коммуникационных технологий, таких, как «формирование повестки дня», позволяющих СМИ, и, в первую очередь, телевидению, активно влиять на общественное мнение и его трансформацию в нужном для политической элиты направлении.

В последние годы «кризис легитимности» наблюдается и в новых демократиях Восточной Европы. Но в этих странах он выразился, прежде всего, в отношении к отдельным политическим лидерам или партиям, и не привел к разочарованию в институтах представительной демократии и демократических ценностях.

Между тем, в России уровень доверия к демократическим институтами и ценностям ним в 1993-1999 годы заметно снизился.

Кризис доверия к государственной власти в процессе посткоммунистической трансформации стал важнейшей проблемой российской политики 1990-х годов, поскольку не способствовал легитимации в массовом сознании создаваемых в стране новых демократических политических институтов.

Этот кризис был обусловлен не только экономическими трудностями и существенным снижением уровня жизни значительной части граждан, но и тем, что старые политические институты были полностью дискредитированы в глазах большинства населения, а становление новых пришлось на период экономической депрессии.

Не имея положительного опыта функционирования демократического режима, граждане постсоветской России связывали свои жизненные неудачи с новой демократической формой правления.

Быстрое расслоение общества, кризис доверия и отсутствие эффективного взаимодействия между новой политической элитой и гражданами, утрата ими социального оптимизма, - все эти факторы привели к снижению политической активности избирателей, потере их интереса к политическому участию.

В свою очередь, политическая апатия россиян снижала и легитимность избираемых демократических институтов. Однако основным выражением «кризиса легитимности» стало обвальное падение рейтинга первого российского президента Б.Н. Ельцина: в период 1991 - 1995 гг. он снизился с 51% до 6%.

В этот период стало очевидным, что ключевым фактором устойчивости политического режима в России может быть доверие к верховной власти, персонифицированной на данном этапе нашей истории в личности президента. Отношение к органам представительной, судебной власти в иерархии массового сознания имеют подчиненное значение и определяются легитимностью президента.

Начиная с 1993 года, российская власть стремилась получить электоральную поддержку путем формирования «партий власти». В 1993 году эту роль выполнял Выбор России, в 1995 - НДР. Однако, несмотря на все административные усилия, результат этих партий на выборах был невысок.

Ситуация принципиально изменилась в 1999 году, когда созданное «под выборы» избирательное объединение «Единство», ассоциировавшееся с В. В. Путиным - новым премьер-министром и потенциальным преемником Б.Н. Ельцина на посту президента - получило 23,32% голосов российских граждан. Успех «Единства» в 1999 году, а затем и самого Путина на президентских выборах 2000 года свидетельствовал о серьезных изменениях общественных настроений, связанных с надеждой на силу и эффективность новой власти.

Путину удалось оправдать эти надежды и стать стержневым фактором легитимности и стабильности российской политики в начале XXI века. Устойчивость его высокого рейтинга, некритичность отношения к нему граждан, определяемые как «феномен Путина», коренятся как в повышении уровня жизни населения, так и в соответствии имиджа самого Путина, декларируемой и проводимой им внутренней и внешней политики, -доминирующим в массовом сознании представлениям о том, какой должна быть власть.

Приходится признать, что «новая волна» доверия к центральной власти не привела к заметному возрождению интереса к демократическим ценностям, как это было, например, в странах Латинской Америки после падения авторитарных режимов.

Проводимый политическим руководством страны курс на «сворачивание демократии» по данным социологических опросов пользуется поддержкой граждан, поскольку, как нам представляется, «авторитаризм

139

Путина» стал таким же символом экономических и политических успехов России начала XXI века, как «демократия Ельцина» прочно ассоциировалась в массовом сознании с кризисом конца XX столетия.

Вместе с тем, вопрос о причинах феноменальной популярности Путина не имеет однозначного решения и объясняется исследователями либо с точки зрения определенных авторитаристских традиций политической культуры, либо с позиций неоинституционального подхода, где решающим фактором признается оценка эффективности политического курса руководителя.

Выполненный нами анализ специфики региональной поддержки президента В. В. Путина на выборах 2004 года позволил сделать вывод о наличии существенной разницы в мотивации его поддержки: в регионах ЦФО и СЗФО доминировал институциональный фактор, тогда как для субъектов Федерации ЮФО и ПФО большую роль играл фактор культурный. Одновременно, мы предложили добавить еще один фактор поддержки лидера, названный нами институционально-коммуникационным, учитывающий важную роль СМИ в формировании легитимности президентской власти. Управленческие успехи без сопровождающей массированной пропаганды или пропаганда в отсутствие реальных достижений не могли бы гарантировать такого результата, который демонстрирует популярность Путина в течение всех лет его нахождения на вершине пирамиды власти. Очевидно, что если бы граждане оценивали успешность правления президента только повышением своего собственного уровня жизни, отношение к нему у значительной части населения страны было бы иным. Но средства массовой информации, и, прежде всего, телевидение, позволяет формировать в сознании людей картину успешного руководства через отражение успехов страны на мировой арене, повышение ее роли в мировой политике, улучшение общей экономической ситуации. Поэтому данные социологов показывают, что в глазах российских граждан, прежде всего, заслуживают одобрения те действия президента, о которых они узнают из материалов СМИ.

Исследование отношения к власти российских граждан в постсоветский период позволило нам сделать ряд выводов об особенностях восприятия россиянами различных ветвей и уровней власти и о механизмах ее легитимации.

Специфика отношения к власти у граждан России имеет глубокие корни и во многом объясняется историей страны и национальной политической культурой. Традиционный (в определении М. Вебера) тип легитимности царской власти был воспроизведен в СССР в подкрепленном идеологическими догмами культе вождя и закреплен в массовом сознании благодаря тотальной индоктринации населения страны в течение всего советского периода ее истории. Когда же в последние годы советской власти эффективность работы идеологической машины резко снизилась (поскольку реалии жизни советских граждан перестали соответствовать идеологическим постулатам), идеологическая легитимность исчерпала свои ресурсы. Кризис легитимности советской системы вылился в распад Советского Союза.

Годы демократического транзита не смогли сформировать ни новой идеологической платформы, ни нормативных критериев легитимности постсоветской российской государственности. Попытки перенести на российскую почву принципы западных либеральных демократий были восприняты гражданами на первом этапе позитивно, поскольку ассоциировались с высоким уровнем жизни в странах Западной Европы и США. Однако эпоха демократии не поколебала глубинного принципа «царецентризма» и подданнической модели отношения россиян к власти.

Исследования социологов демонстрируют слабую укорененность в массовом сознании россиян принципа разделения властей; низкий уровень доверия к законодательной и судебной ветвям власти. Больший интерес и поддержку у граждан вызывает работа правительства, рост доверия к которому наметился уже осенью 2007 года и особенно вырост после того, как должность председателя правительства занял В.В. Путин. Отношение граждан к законодательной власти можно назвать скорее стабильно

141 негативным. Хотя в отношении к парламентариям данные опросов фиксируют в новом столетии пусть небольшие, но позитивные сдвиги, развитие которых может быть связано в будущем с дальнейшей политической социализацией новых поколений россиян. Аналогичным образом эволюционируют и оценки гражданами институтов судебной власти.

Похожие тенденции наблюдаются и при исследовании специфики отношения к принципу «разделения властей по вертикали». В настоящее время можно сказать, что в целом по России уровень доверия в власти обратно пропорционален уровню власти: наибольшей поддержкой пользуется федеральная, наименьшей - муниципальная власть. При этом на региональном и муниципальном уровнях рейтинг губернаторов и глав муниципальных образований в большинстве случаев выше, нежели у депутатов органов представительной власти.

В период падения популярности федеральной власти в конце XX века интерес к фигурам региональных руководителей был существенно выше. В большинстве регионов доверие к местной власти также было выше, чем к федеральной власти.

Важным моментом в изменении отношения к губернаторам стала отмена прямых выборов глав регионов, поставившая их в полную зависимость от федерального руководства. Однако и в этих условиях поддержка граждан сохранила роль политического капитала, а развитие кризисных процессов в экономике вновь может повысить значение популярных региональных лидеров на федеральном уровне, особенно учитывая тот факт, что большинство российских граждан выступает за возвращение прямых выборов губернаторов. В ситуации резкого сокращения финансовых ресурсов центра одной лояльности и преданности Кремлю со стороны региональных руководителей уже не достаточно, от них требуются инициатива, умение найти компромисс с бизнес-сообществом и политической элитой, а в случае ухудшения экономической ситуации возможность сохранить доверие граждан, не допустить обострения социальной напряженности.

Алгоритм легитимации институтов политической власти в современной России представляет собой сложный процесс взаимодействия политической элиты с обществом через коммуникационные каналы (СМИ, «партии власти»), контролируемые государством.

Выступая в качестве субъекта формирования общественного мнения, власть задает критерии оценки своей эффективности, формулирует основные задачи политического руководства, которые методами политической коммуникации закрепляются в массовом сознании.

В разные периоды российской истории это были порядок, безопасность, забота о людях, о будущем страны («национальные проекты»). Таким образом, формулируются политические ожидания граждан. В соответствие с этими ожиданиями конструируется имидж выборного руководителя, лидера государства или политической партии. Далее с помощью PR-технологий этот имидж внедряется в сознание избирателей и поддерживается в нем, корректируясь по мере необходимости.

Легитимность российских руководителей формируется по персональному типу типологии Д. Истона. В условиях экономической стабилизации и повышения уровня жизни значительной части населения такая персональная легитимность в российских условиях может быть достаточно устойчивой. Иное дело, если экономическая ситуация начнет ухудшаться. Трудно сказать сегодня, насколько глубоко экономический кризис затронет жизнь российского общества. Но нам представляется, что в тяжелые годы власть будет больше нуждаться в осмысленной поддержке гражданами «антикризисных программ», в росте доверия ко всем институтам, ветвям и уровням власти. Феномен президента В.В. Путина продемонстрировал наличие возможностей превращения персональной легитимности «национального лидера» в структурную (рационально-легальную) легитимность институтов государственной власти. Будут ли эти

143 возможности реализованы и в какой мере - покажет время, но в любом случае процесс этот будет долгим и непростым.

Список литературы диссертационного исследования кандидат политических наук Шипов, Андрей Леонидович, 2009 год

1. Аврех А .Я. Царизм накануне свержения. — М.: Наука, 1989;

2. Алескеров Ф. Т., В. В. Платонов В. В. Системы пропорционального представительства и индексы представительности парламента. Препринт WP7/2003/05 М.: ГУ ВШЭ, 2003.

3. Амелин В.Н. Доверие как фактор развития парламентаризма в России. // Аналитик: теоретический журнал в области философских, социальных и политических наук, 2006, № 1.

4. Амелин В.Н., Пинчук К.М. Социальные трансформации и формирование политического класса в России http://www.hse.ru/journals/wrldross/vol014/Amelin.htm

5. Андреев A.JI. Социальные противоречия российского общества, http://www.perspektivy.info/print.php

6. АнисимовА. Почему ушел Евдокимов.//Независимая газета, 23.03.2009

7. Башкирова Е., Лайдинен Н. Президент: феномен общественной поддержки. // Социологические исследования, 2001, № 9;

8. Березкина О.П. Слуги народа: имидж и идеология. М.: «Альфа-Лаб», 1998.

9. Бжезинский 3. Путинский выбор. http.7/www.inosmi.ru/stories/01/05/29/2996/240172.html

10. Борзунова Е.А. Социологические концепции легитимности власти Т. Парсонса и М. Вебера: сравнительный анализ. // Социологические исследования, 1997, № 9.

11. Бурдье П. Социология политики. -М.: Socio-Logos, 1993.

12. Вебер М. Политика как призвание и профессия. / Избранные произведения. -М.: Прогресс, 1990, с.644-706.

13. Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность: Социология М. Вебера и веберовский ренессанс. М.: Политиздат, 1991.

14. Галимова М. А. Общественное мнение и власть: социально-философский анализ взаимодействия, Автореферат дисс. канд. филос. наук. М, 2006.

15. Голов А. Оценки действий В.В.Путина за годы его президентского правления Новости, Пресс выпуск 17.04.2007. Левада - центр. http://www.levada.ru/press/2007041701 .html

16. Голосов Г.В., Шевченко Ю.Д. Факторы электорального успеха в одномандатных округах. // Первый электоральный цикл в России (1993— 1996). / Общ. ред.: В.Я. Гельман, Г.В. Голосов, Е.Ю. Мелешкина. М.: Издательство "Весь Мир", 2000. С. 130-151.

17. Гончаров В. Э., Маркетинговый авторитаризм. //ПОЛИТЭКС: Политическая экспертиза: Альманах. СПб.:Изд-во С.-Петерб.ун-та, 2005, с. 83-93

18. Горохов В.А. Последняя битва: выборы глав исполнительной власти в регионах России, декабрь 2003 февраль 2005 г. // Российское электоральное обозрение, №1, 2007.

19. Григорьев Л., Агибалов С., Салихов М. Украина: раздвоение трансформации. // «Вопросы экономики», 2009, № 3, с. 125-142.

20. Гришин Н. В. Устойчивость территориальных различий электоральных предпочтений населения (на примере Юга России), // ПОЛИТЭКС, 2006, №2, http://politex.info/content/view/208/40/

21. Гущин В. Против всех. Обернутся ли думские выборы народным электоральным бунтом? // «Литературная газета», №22 (5926) 4-10 июня 2003 г.

22. Далтон Р. Сравнительная политология: микроповеденческий аспект. / Политическая наука: новые направления. / Под ред. Р. Гудина и X.- Д. Клингеманна. -М.: Вече, 1999.

23. Даль Р. Проблема компетентности граждан. / Демократия. Теория и практика. М.: Интерпракс, 1996.

24. Де Барделебен Дж. Отношение к власти в регионах России // Социологические исследования, 2000, №6,.

25. Доган М. Легитимность режимов и кризис доверия. // Социологические исследования, 1994, № 6.

26. Докторов Б.З. Первопроходцы мира мнений: от Гэллапа до Грушина. — М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2005.

27. Завершинский К.Ф. Легитимность: генезис, становление и развитие концепта. // Политические исследования, 2001, № 2.

28. Ильичев Г., Пресс-выпуск: Не сотвори себе кумира (Образ Владимира Путина как феномен массового сознания), Известия, 03.07.2002. http://www.levada.ru/press/2002070304.htm

29. Камышев Д. Меж двух властей. // Коммерсант-Власть. 20.04.2009.

30. Кейзеров Н.М. Доктрина персонализации власти. // Социологические исследования, 1990, №3, с.79-87.

31. Кертман Г. Дума прежняя и нынешняя. Опрос населения в 100 населенных пунктах 44 областей, краев и республик России. Интервью по месту жительства 8-9 декабря 2007 г. 1500 респондентов. http.y/bd.fom.ru/report/cat/power/pow dum/d074925

32. Кертман Г. Отношение к судебной системе. Отчет об опросе населения в 100 населенных пунктах 46 областей, краев и республик России. Интервьюпо месту жительства 5-6июня 2008 года, 1500 респондентов. http://bd.fom.ru/report/cat/power/pow jus/d082322

33. Конституция Российской Федерации. Официальный текст по состоянию на 1 января 1997 года с историко-правовым комментарием. М.: Издательская группа ИНФА.М - НОРМА, 1997.

34. Коэн С. Можно ли было реформировать Советскую систему? Серия «АИРО-научные доклады и дискуссии. Темы для XXI века». Выпуск 16.-М.: АИРО-ХХ, 2005.

35. Крамник В. В. Российская власть: самовоспроизводящаяся лояльность. -СПб, 2006.

36. Краснов Ю.К. Принцип разделения властей в России: теория и практика. // Право и управление: XXI век, 2007, № 1.

37. Крыштановская О. Большой переход: Уйти, чтобы остаться. // Ведомости, 23.04.2008,

38. Крыштановская О. В. Анатомия российской элиты. М.: Захаров, 2005.

39. Кынев А.В. Пропорциональная избирательная система по-российски: ограниченная конкуренция и управляемая партийность // Российское электоральное обозрение, №1, 2007.

40. Лазарсфельд П., Мертон Р. Наркотизирующая дисфункция средств массовой коммуникации. / Средства массовой коммуникации и социальные проблемы: Хрестоматия. / Пер. с англ.; сост. Ясавеев И.Г. Казань. Изд.-во Казанск. Ун-та. 2000.

41. Липпман У. Общественное мнение. М. .: Институт Фонда "Общественное мнение", 2004.

42. Лукин А. Политический идеал и политический режим в постсоветской России. // Pro et Contra, 2008, № 4, с.81-104.

43. Майер Г. Демократическая легитимность в посткоммунистическом обществе: концепции и проблемы. / Легитимность и легитимация власти в России. / Отв. ред. Ланцов С.А., Елисеев С.М. СПб.: СПбГУ, 1995, с.86-118.

44. Маркс К., Ф. Энгельс. Немецкая идеология. М.: Политиздат, 1988.

45. Мелешкина Е.Ю. Российский избиратель: установки и выбор. // Первый электоральный цикл в России (1993-1996). / Общ. ред.: В.Я. Гельман, Г.В. Голосов, Е.Ю. Мелешкина. М.: Весь Мир, 2000.

46. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII -начало XX в.): В 2 т. 3-е изд., испр., доп. - СПб.: «Дмитрий Буланин», 2003.

47. Назаров М. Массовая коммуникация в современном мире: методология анализа и практика исследований. М.: Едиториал УРСС, 2003.

48. Небренчин С. О рейтинге популярности президента. // Политика, №6 2003 / http://www.whoiswho.ru/russian/Curnom/62003/vyb.htm

49. Общественное мнение 2007. Ежегодник. - М.: Левада-Центр, 2007.

50. Общественное мнение 2008. М.: Левада - Центр, 2008.

51. Пайпс Р. Русская революция: В 3-х кн. Кн.1: Агония старого режима: 1905-1917. Москва: Захаров, 2005.

52. Паренти М. Демократия для избранных. М.: Поколение, 2006.

53. Патнэм Р. Чтобы демократия сработала. Гражданские традиции в современной Италии. М.: «Ad Marginem», 1996;

54. Петров Н., Титков А. Электоральный ландшафт России. Часть 1 http://www.demoscope.ru/weekly/2004/0157/tema03 .php

55. Петрова А.С. Наши суды в зеркале общественного мнения. Отчет о результатах Всероссийского опроса городского и сельского населения 5 февраля 2000 г, 1500 респондентов. http://bd.fom.ru/report/cat/power/powius/of000903

56. Петухов В.В. Политическая активность и гражданская самоорганизация россиян. // Общественные науки и современность, 2002, № 6.

57. Поллыева Дж. Три составляющие русской политической культуры -этатизм, романтизм и когнитивизм. Кремль.ORG. Политическая экспертная сеть. 6.06.2006 http://www.kreml.org/opinions/122678077

58. Рар А.Владимир Путин. «Немец» в Кремле / Пер. с нем.И. Розанова. — М.:ОЛМА-ПРЕСС, 2003.

59. Реутов Е.В. Общество и власть. Кризис легитимности? // Социологические исследования, 2006, №1.

60. Росс Л., Нисбетт Р. Человек и ситуация. Уроки социальной психологии. — М.: Аспект Пресс, 2000.

61. Роуз Р., Манро Н., Мишлер У. Вынужденное принятие «неполной» демократии. Политическое равновесие в России. // Вестник общественного мнения, 2005. №2(76).

62. Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. М.: Совпадение, 1998.

63. Рябов А., Пока не началось // Апология, №8(8) 11.2005, http://www.ioumal-apologia.m/mews.html?id=401&id issue=121

64. Савин С. Легитимность власти как фактор стабильности современного российского общества. // Телескоп, №2, 2003.

65. Собчак А.А. Дюжина ножей в спину. М.: «ВАГРИУС», 1999, с. 69

66. Тульский М. Региональные и муниципальные выборы 1 марта 2009 г.: новые тенденции // Российское электоральное обозрение, №1, 2009.

67. Урнов М.Ю. Синдром радикального авторитаризма в российском массовом сознании.// Современная Россия: вызовы и ответы: Сборник материалов.- М.: ФАП «Экспертиза» , 2005.

68. Урнов М.Ю. Федеральная власть в России в период президентства Путина: точка зрения либерала.// Современная Россия: вызовы и ответы: Сборник материалов.- М.: ФАП «Экспертиза» , 2005.

69. Хабермас Ю. Техника и наука как «идеология». М.: Праксис, 2007.

70. Хейл Г. Президентский режим, революция и демократия. // Pro et Contra, 2008, с.6-21.

71. Цаллер Дж. Происхождение и природа общественного мнения. М.: Институт Фонда "Общественное мнение", 2004.

72. Шабо Ж.-Л. Легитимность. // Политические исследования, 1993, № 5.

73. Шампань П. Делать мнение: новая политическая игра. М.: Socio-Logos, 1997;

74. Шевцов B.C. Разделение властей в Российской Федерации. М.: Полиграфопт, 2004.

75. Шевченко Ю. Между экспрессией и рациональностью: об изучении электорального поведения в России. // Политические исследования, 1998, №1, с.130-136.

76. Шестопал Е. Взаимоотношения граждан и власти в ходе демократического транзита в России: теоретические проблемы. // Логос, 2003, № 4-5, с.178-185.

77. Яковлев М.В. Идеология. М.: Мысль, 1979.

78. Aguila R. Crises of Parties as Legitimacy Crises: a View from Political Theory. Paper presented at a Symposium on «Political Parties: Changing Roles in149

79. Contemporary Democracies» held at the Center for Advanced Study in the Social Sciences of the Juan March Institute on December 15-17, 1994. www.march.es/ceacs/ingles/publicaciones/working/archivos/1995 75.pdf

80. Almond G., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. London: SAGE Publications, 1989.

81. Anderson C., Blais A., Bowler Sh., Donovan Т., Listhaug O. Losers' Consent: Elections and Democratic Legitimacy. Oxford: Oxford University Press, 2005.

82. Ansell C. Legitimacy: Political. / International Encyclopedia of the Social & Behavioral Sciences. -L.: Elsevier, 2001.

83. Barker R. Political Legitimacy and the State. Oxford: Clarendon Press, 1990.

84. Beetham D. In defence of legitimacy. // Political Studies, 1993, Volume 41, Number 3.

85. Beetham D. The Legitimation of Power. N.Y.: Humanities Press International, 1991.

86. Blumler J., Kavanagh D. The Third Age of Political Communication: Influence and Features. // Political Communication, Jul-Sep 1999, Vol. 16, Issue 3, p. 209-231.

87. Chu Y., Bratton M., Lagos M., Shastri S., Tessler M. Public Opinion and Democratic Legitimacy. // Journal of Democracy, April 2008, Volume 19, Number 2, pp.74-87;

88. Colton Т., Skach C. The Russian Predicament. // Journal of Democracy, Volume 16, Number 3, July 2005, pp.l 13-126

89. Converse Ph. The Nature of Belief Systems in Mass Publics. / Ideology and Discontent. / Ed. by D. Apter. N.Y.: Macmillan, 1964.

90. Dahl R. The Concept of Power. // Behavioral Science, 1957, July, pp.201-215.

91. Dalton R. Political Support in Advanced Industrial Democracies. / Critical Citizens: Global Support for Democratic Government. / Edited by Pippa Norris. -Oxford: Oxford University Press, 1999, pp.57-77.

92. Easton D. A Systems Analysis of Political Life. New York: Wiley, 1965.

93. Evans G., Whitefield S. The politics and economics of democratic commitment: support for democracy in transition societies. // British Journal of Political Science, 1995, Vol. 25, Number 4, pp.485-514.

94. Fiorina M. Retrospective Voting in American National Elections. New Haven (Conn.): Yale University Press, 1981.

95. Gill G., Markwick R. Russia Stillborn Democracy? From Gorbachev to Yeltsin. Oxford: Oxford University Press, 2000.

96. Graber D. Political Communication: Scope, Progress, Promise. / Political Science: The State of the Discipline II. / Edited by Ada W. Finifter. Washington, 1993.

97. Habermas J. Legitimation Crisis. Cambridge: Polity Press, 1992.

98. Holmberg S. Effects of Trust in Parliament. http://www.qog.pol.gu.se/working papers/2008 13 Holmberg.pdf

99. Hough J. Democratization and Revolution in the USSR, 1985-1991. -Washington: Brookings Institution, 1997.

100. Huang M., Chang Y., Chu Y. Identifying sources of democratic legitimacy: A multilevel analysis. // Electoral Studies, 2008, Volume 27, pp.45-62.

101. Jackman R., Miller R. Social capital and politics. // Annual Review of Political Science, 1998, Number 1, pp. 47-73.

102. Klingemann H. Mapping Political Support in the 1990s: A Global Analysis. / Critical Citizens: Global Support for Democratic Government. / Edited by Pippa Norris. Oxford: Oxford University Press, 1999.

103. Klingemann H.D., Fuchs, D. (eds). Citizens and the State. Oxford: Oxford University Press, 1995.

104. Lewis-Beck M., Nadeau R. French electoral institutions and the economic vote. //Electoral Studies, Vol. 19, Issues 2-3, June 2000, p.171-182.

105. Lijphart A. Electoral Systems and Party Systems. Oxford: Oxford University Press, 1994.

106. Lipset S. Political Man: The Social Bases of Politics. N.Y.: Doubleday, 1960;

107. March A. State ideology and the legitimation of authoritarianism: the case of post-Soviet Uzbekistan. // Journal of Political Ideologies, June 2003, Volume 8, Number 2, pp. 209-232.

108. Marsh C., Warhola J. Ethnicity, Ethno-territoriality, and the Political Geography of Putin's Electoral Support. // Post-Soviet Geography and Economics, 2001, No. 4, pp. 1-14.

109. Mateju P. Social Capital: problems of its conceptualization and measurement in transforming societies. Conference Paper, OECD/NNS Conference on Social Capital Measurement, September 26-27, London, 2002.

110. Mishler W., Willerton J. The Dynamics of Presidential Popularity in Post-Communist Russia: Cultural Imperative versus Neo-Institutional Choice? // Journal of Politics, Feb. 2003, Vol. 65, Issue 1;

111. Norris P. The Growth of Critical Citizens. / Critical Citizens: Global Support for Democratic Government. / Edited by Pippa Norris. Oxford: Oxford University Press, 1999.

112. O'Donnell G, Schmitter Ph., Whitehead L. Transitions From Authoritarian Rule. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1986.

113. Pye L. Political culture. // International Encyclopedia of the Social Sciences, 1968, Vol.12, pp. 218-225.

114. Rogowski R. Rational Legitimacy: A Theory of Political Support. -Princeton: Princeton University Press, 1974.

115. Rose R. The Impact of President Putin on Popular Support for Russia's Regime. // Post-Soviet Affairs, April-June 2007, Vol.23, № 2.

116. Rose R., Mishler W., Haerpfer C. Democracy and Its Alternatives: Understanding Post-Communist Societies. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1998.

117. Selle P., Svasand L. Membership in Party Organizations and the Problem of Decline of Parties. // Comparative Political Studies, 1991, Volume 17, pp. 35-79.

118. Shlapentokh V. Trust in public institutions in Russia: The lowest in the world. // Communist and Post-Communist Studies, Volume 39, Issue 2, June 2006, pp.153-174.

119. Sil R, Chen Ch. State Legitimacy and the (In)significance of Democracy in Post-Communist Russia. // Europe-Asia Studies, Vol. 56, No. 3, May 2004, pp.347-368.

120. Stimson J. Tides of Consent: How Public Opinion Shapes American Politics. New York: Cambridge University Press, 2004;

121. White S., McAllister I. Putin and His Supporters. // Europe-Asia Studies, 2003, Vol.55, No.3, pp.383-399;

122. Zaller J. The Myth of Massive Media Impact Revived: New Support for a Discredited Idea. / Political Persuasion and Attitude Change. / Ed. By D. Mutz, R. Brody, P. Snideman. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1996, pp. 17-79.