Развитие утопической мысли в древней Греции на рубеже 5 - 4 вв. до н. э.: Возникновение рациональной теоретической утопии тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.11, кандидат философских наук Масловская, Тамара Ивановна

• Масловская, Тамара Ивановна
• кандидат философских наук
• 1998

Оглавление диссертации кандидат философских наук Масловская, Тамара Ивановна

СОДЕРЖАНИЕ

1. Введение

2. Глава I. Зарождение и развитие утопической мысли у древних греков

3. Глава II. Теоретическая утопия второй половины 5 в. до н. э

2.1. Проект Гипподама Милетского

2.2. Проект Фалея Халкедонского

2.3. Критические замечания Аристотеля

4. Глава III. Отражение утопических идей и проектов в комедиях

Аристофана

3.1. Древняя аттическая комедия как исторический источник. Социально-политические взгляды Аристофана

3.2. Отражение утопических идей и проектов в комедии "Птицы"

3.3. Отражение утопической мысли в комедиях "Женщины в народном собрании" и "Богатство"

5. Заключение

6. Приложение

Список сокращений

Список основных источников и литературы

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Развитие утопической мысли в древней Греции на рубеже 5 - 4 вв. до н. э.: Возникновение рациональной теоретической утопии»

ВВЕДЕНИЕ

Для нас, граждан бывшего Советского Союза, тема утопии вообще и проблема возникновения античной рациональной утопии, в частности, имеет особое значение. Дело в том, что у нас простая человеческая жизнь постоянно подменялась да и подменяется по сегодняшний день какими-то периодическими истеричными движениями и стремлениями, погоней за всевозможными химерами и идеалами. Наша жизнь называлась то "революцией", то "строительством социализма", то "перестройкой". В настоящее время наш народ дружно ринулся в строительство капитализма, или, как это ещё принято называть, занимается строительством "нового демократического общества". Причём, начиная то или иное очередное строительство, население страны да и её правительство чаще всего имело весьма смутное представление о том, что предстояло построить, и неудивительно, что, когда строительство оказывалось законченным, очень трудно было понять и определить, что же именно удалось построить и что с этим построенным теперь делать. При этом очень интересно отметить, что, хотя вся жизнь населения страны была подчинена совершенно утопической идее строительства коммунизма, само слово "утопия" как-то недолюбливалось, а наиболее интересная и важная литература по истории утопической мысли находилась в спецхранах. В чём же причина такого странного противоречия? Почему на Западе, который является колыбелью современной утопической мысли, и где всегда существовало глубокое, развитое утопическое мышление, не произошло ничего подобного? Основная причина, пожалуй, заключается в том, что Запад создавал культуру утопии, не смешивая её с культурой реальности, и именно поэтому утопия осталась там союзницей цивилизации. Утопическая фантазия как бы стояла на страже нормальной жизни, не позволяя, с одной стороны, отождествлять фантазию с реальностью, с другой - сдерживая реализм, не допуская, чтобы он перешёл в

сверхреализм, в мир холодного расчёта, карающего равно и ностальгию и мечту. 1

Такое различное положение вещей в странах Запада и социалистического Востока стало причиной совершенно разных, порой противоположных мнений и оценок утопической мысли как явления: от её неимоверного восхваления до отчаянного порицания и страха. Кульминационный момент болезненного страха перед утопией в странах Запада пришёлся на 50-60 гг. нашего века. И это неслучайно, поскольку перед глазами всего человечества ещё стояли кровавые воплощения в жизнь некоторых утопических идей - фашизм и коммунизм в сталинской интерпретации. Конечно, неверным было бы сказать, что эти жуткие реалии истории явились прямым воплощением в жизнь тех или иных утопических произведений или проектов, но то, что существует определённая довольно тесная связь между отдельными элементами утопического мышления и жёсткими тоталитарными формами социальной организации, является вполне очевидным, и это будет, по возможности наглядно, показано в данной работе.

Следует, однако, подчеркнуть необходимость чётко различать саму утопию как явление теоретической мысли и литературный жанр от всяческих попыток её практического осуществления, то есть от деятельности своего рода "утопистов-активистов", организующих различные тайные общества, заговоры, пускающих в ход революции с целью увидеть торжество утопии собственными глазами. Сами утопические мечтания - это вовсе не стратегия к действию. И хотя отдельные попытки реализации утопических идей и проектов имели место уже в античности, переломным моментом в этом отношении стал 19 в., когда утопия практически полностью утратила свой

1 Чапликова В. Предисловие // Утопия и утопическое мышление. М., 1991. С. 4.

прежний смысл и значение. 2 Именно в это время "появляется целый ряд рационалистических, систематических утопий, где сферой воздействия становится весь мир, а средством к их достижению - переход от приключенческих историй, связанных с путешествиями, и традиционных сюжетов наподобие Елисейских полей к вопросам политической активности". 3 Именно с этого времени, когда утопия начинает привязываться к глобальным проблемам философии истории, она получает свои дополнительные значения, которые присущи ей в настоящее время: литературный жанр, образец для переустройства существующего государственного управления, состояние разума, тип мышления и так далее, что значительно усложнило возможность однозначного определения не только самого явления, но и термина "утопия".

Понятие это впервые было введено в литературный оборот знаменитым английским утопистом Томасом Мором (1478-1535), автором фантастического повествования о неведомой стране с наилучшим общественным и государственным строем: "Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии" (первое издание - Лувен, 1516). Слово "Утопия" было искусственно составлено Т. Мором из двух греческих корней: он - "не" и нотю^ -место (то-есть- "место, которого нет")4, - или же, по другой версии, при помощи другого греческого корня - еъ (хороший, добрый), то есть место, где все нужды человека не только удовлетворены, но и нашли примирение друг с другом и нуждами общества самым гармоничным и удовлетворительным образом. 5 В настоящее время, как отмечает Р. Труссон,

2 Manuel F. Е., Manuel F. P. Utopian Thought in the Western World. Cambridge, 1979. P. 9.

3 [bid.

4 Фролов Э. Д. Факел Прометея. JI., 1991. С. 350.

5 Kenneth J. Aristophanes Old-and-New Comedy. London, 1987. Vol. 1. P. 312.

толкование этого термина становится всё более проблематичным, так как он активно используется в политическом, социологическом, философском и литературном значении, что делает его слишком широким и слишком

В>» II ___» II

своем конечном итоге значение утопическии стало синонимом чего-то химерического, иррационального, оторванного от действительности. 6

Основная причина разнобоя в трактовке понятия "утопия" заключается в том, что его анализ ведётся с различных позиций и на основе различных методологий. "Одни исследователи сосредоточивают внимание на генетических особенностях утопии и выводят сущность последней из её происхождения, другие (они составляют большинство) определяют утопию, исходя из её социальных функций, которые опять-таки трактуются далеко неоднозначно; третьи рассматривают утопию, отталкиваясь от её структурных и формальных признаков. В итоге в современной социологии и философии отсутствует общепризнанная концепция утопии, а её генезис и структура по-прежнему остаются предметом разногласий." 7

По мнению Ф. Е. и Ф. П. Мэнюэлей, утопия стала предметом особо острого спора после того, как К. Маркс в "Коммунистическом манифесте" и Ф. Энгельс в "Анти-Дюринге", углубив свою доктрину диалектически, осудили утопию как изжившую себя, исторически замещённую фантазию, хотя, как отмечают далее эти исследователи, всякий, кто более глубоко вникнет в сочинения К. Маркса и Ф. Энгельса, сразу же заметит их постоянную связь с утопией прошлого. 8

Здесь не стоит, пожалуй, останавливаться подробно на проблеме утопичности теории марксизма, поскольку этот сложный и несколько болезненный для нашего общества вопрос не является предметом

6 Trousson R. Voyages aux Pays de Nulle Part. Bruxelles, 1975. P. 13-14.

7 Баталов Э. Я. Социальная утопия и утопическое сознание в США. М., 1982. С. 12.

8 Manuel F. Е., Manuel F. P. Utopian Thought... P. 10.

исследования для данной диссертационной работы. 9 Важно лишь отметить, что именно К. Маркс и Ф. Энгельс положили начало тому отрицательному отношению к утопии в целом, которое затем получило широкое распространение в советском государстве, хотя, как уже отмечалось, вся его общественная жизнь была направлена на осуществление на практике самых что ни на есть утопических теорий и идеалов, которые были провозглашены очень научными и весьма реалистичными. Один из известных социологов нашего времени X. Десроше, указывая на отсутствие какой-либо разницы между "утопическим" и "научным" социализмом, как-то заметил, что "в настоящее время всевозможные мифы, доходящие до сумасшествия, и утопии приобрели огромный успех. И хотя все они совершенно нерационализируемы и даже скорее являются вообще иррациональными, это не мешает их успешному укоренению и даже принятию определённого типа реальности или "науки". Ю

С другой стороны, негативному восприятию утопии как социального явления способствовали и фашистские теоретики, которые высокопарно заявляли о создании своего собственного творческого мифа "динамической реальности", самопроизвольно используя при этом всё те же утопические отвлечения, которые они отвергали как фальшивые рационалистические конструкции. 11

В последние десятилетия нашего века, однако, многие исследователи стали несколько по-иному рассматривать утопическую склонность человека, пытаясь осуществить всесторонний анализ и определить её внутреннее

9 Подробнее об утопических аспектах марксизма см.: Bloch Е. Das Prinzip Hoffung. Frankfurt, 1950. S. 225-235; Desroche H. The Sociology of Hope. London, 1979; Manuel E E., Manuel F. P. Utopian Thought... P. 697-717; Поппер К. Открытое общество и его враги / Пер. В. Н. Садовского. М., 1992. Т. 2.

10 Desroche Н. The Sociology of Hope. P. 22.

11 Manuel F. E., Manuel F. P. Utopian Thought... P. 10.

значение вместо того, чтобы просто обвинять или восхвалять утопическую мысль. 12 Все эти исследователи рассматривают утопию с самых разных точек зрения: социологической, как Э. Блох или К. Мангейм 13, психологической, как Р. Рюйе 14, исторической или философской, как Р. Муччиелли и М. Ласки 15, или литературной, как, например, А. Петруччани 16. Несмотря на фундаментальность их трудов, сведение рассмотрения такого сложного явления, как утопическая мысль, лишь к одной из научных дисциплин, значительно сужает рамки исследования, оставляя при этом многие другие грани проблемы в тени.

Для данной диссертационной работы наиболее интересными являются общие обзоры истории развития утопической мысли, где первые разделы, как правило, посвящены античной утопии и рассматривают её в общем контексте европейской утопической мысли. Это труд Ж. Сервье 17 и уже упоминавшиеся работы Р. Труссона и Ф. Е. и Ф. П. Мэнюэлей, а также специальные сочинения по античной утопии, которых, к сожалению, не так уж много. Это, во-первых, труд Дж. Фергюсона "Утопии классического мира" и работа В. А. Гуторова "Античная социальная утопия" 18, где осуществляются попытки рассмотреть античную утопию во всей её

12 Подробный обзор современной историографии по проблемам изучения утопической мысли см.: Manuel F. Е., Manuel F. P. Utopian Thought... P. 10-12.

13 Manheim К. Ideologie und Utopie. Bonn, 1929.

14 Ruyer R. L'utopie et les utopies. Paris, 1950.

15 Mucchielli R. Le mythe de la cité ideale. Paris, 1961; Lasky M. Utopia and Revolution. London, 1976.

16 Petrucciani A. La finzione e la persuasione. L'utopia come genere letterario. Roma, 1983.

17 Servier J. Histoire de l'utopie. Paris, 1967.

18 Ferguson J. Utopias of the Classical World. New-York, 1975; Туторов В. А Античная социальная утопия. JI., 1989.

сложности и многообразии, начиная от её зарождения. Очень интересным является также исследование X. Флашара, затрагивающее многие проблемы древнегреческой утопической мысли 19, а также главы, посвящённые античной утопии, в трудах М. Финли и Э. Д. Фролова 20. При написании настоящей работы использовались также многие другие сочинения отечественных и зарубежных авторов, посвящённые отдельным проблемам, рассматриваемым в диссертации, которые будут приведены в соответствующих местах.

В качестве основного источника была использована "Политика" Аристотеля, во 2-й книге которой содержится изложение теоретических проектов переустройства общества Гипподама Милетского и Фалея Халкедонского, которые принято считать первыми образцами рациональной утопической мысли древних греков.

Однако, прежде чем перейти к теме нашего сочинения и обратиться к рассмотрению проблем, связанных с возникновением рациональной утопической мысли в древней Греции на рубеже 5-4 вв. до н. э., учитывая недостаточное исследование темы утопии в Отечественной литературе и практически полное отсутствие переводных трудов, не лишним будет, как кажется, кратко сформулировать основные достижения в этой области, которые были сделаны западными исследователями, и очертить круг ещё не решённых проблем. Дело в том, что, хотя большинство из них посвящено утопии как явлению в целом или даже утопизму нового времени, принимая во внимание общность утопических идей разных эпох и их преемственность, большинство из сделанных выводов вполне может быть применимо к античной утопии и помочь лучше понять проблемы, рассматриваемые в настоящей работе.

19 FlasharH. Formen utopischen Denkens der Griechen. Innsbruck, 1974.

20 Finley M. The Use and Abuse of History. London, 1975; Фролов Э. Д. Факел Прометея. С. 349-429.

При изучении утопии сложность начинается уже с самого определения. Можно сказать, что, сколько существует исследователей по этой проблеме, столько и определений. Чаще всего утопия определяется как "подробное и последовательное описание (или литературная фикция) воображаемого, но локализованного во времени и пространстве общества, построенного на основе альтернативной социально-исторической гипотезы и организованного - как на уровне институтов, так и человеческих отношений - совершеннее, чем то общество, в котором живёт автор" 21. Такое определение, однако, является, пожалуй, несколько упрощённым и относится лишь к литературным утопическим проектам нового времени в их классическом варианте, упуская из виду тот факт, что сама утопическая мысль появляется гораздо раньше литературных произведений этого жанра в виде так называемой народной утопии - всевозможных мечтаний о Рае, а также счастливой жизни в далёком прошлом, например, в век Кроноса, или Сатурна, в греко-римской традиции.

Кроме того, при таком определении из поля зрения совершенно изъяты производные формы утопической мысли - антиутопия, дистопия, а также различные сатиры и пародии на всевозможные утопические сюжеты, которые порой, как это будет показано на примере творчества Аристофана, очень сложно отличить от самой утопии. Поэтому, как кажется, более правильным будет, избегая каких-либо жёстких формулировок и определений, которые, пожалуй, и не следует давать такому сложному и неоднозначному явлению, отметить лишь то, что европейская утопия сама по себе - "это гибридное растение, появившееся на свет в результате скрещивания иудео-христианских верований о Рае и Царствии небесном с

21 Sargent L. British and American Utopian Literature 1516-1978. Boston, 1979. P. XIII.

Почти аналогичные определения дают В. Камала и X. Флашар: Kamalah W. Utopie, Eschatologie, Geschichtsteologie. Manheim, 1969. S. 17; FlasharH. Formen utopischen Denkens... S. 5.

эллинским мифом, повествующим об идеальном городе-государстве на земле" 22. Сама же эллинская утопия, в свою очередь, также состоит из двух составных частей: народных мечтаний о счастливой жизни в век Кроноса, сюжетов о Елисейских полях и Островах Блаженных и собственно рационального момента, связанного с поисками наилучшего государственного устройства, приведшего в конечном итоге к появлению рациональной теоретической утопии. Причины этого явления и будут, по возможности подробно, рассмотрены в данной работе.

Далее, одна из основных проблем - это взаимосвязь утопии с породившей её социальной средой, то есть с современным утописту обществом. Хотя утопия сама по себе как бы удваивает мир, надстраивая над реальным материальным миром ирреальный мир мечты, она в то же время имеет свои корни в определённом месте и времени, воспроизводя во многом обстановку реального мира и обнаруживая тесную взаимосвязь с современными ей социальными проблемами. В этом утопические мечтания имеют сходство со снами или фантазиями, свойственными определённым видам психических расстройств. Но утопия - не болезнь, так как существует целый ряд отличительных моментов, которые делают произведения писателей-утопистов достойными объектами исторического анализа, отличного от психоанализа 3. Фрейда или других видов анализа, близкого к психологии личности. 23

Одним из объяснений попыток создания идеального мира является невозможность принять существующий мир таким, каким он есть, и стремление сделать его таким, каким, по мнению автора утопии, он должен быть. При этом, однако утопист не в состоянии полностью порвать ни со временем, ни со своим обществом, даже если он сознательно к этому стремится. В его социальном идеале мы, как правило, обнаруживаем в

22 Manuel F. E., Manuel F. P. Utopian Thought... P. 15.

23 Finley M. The Use and Abuse of History. P. 179; Trousson R. Voyages aux Pays de Nulle Part. P. 17; Manuel F. E., Manuel F. P. Utopian Thought... P. 23.

"зашифрованном" виде следы тех проблем и противоречий, тех потребностей и интересов, которые присущи современному ему обществу. Таким образом, творчество утописта, несмотря на его кажущуюся отрешённость от мира, опирается во многом на существующую реальность, поскольку, пытаясь создать что-то новое, он не может творить свой мир из ничего.

Очень важной проблемой является само появление утопических произведений, идей или проектов в те или иные периоды времени и причины этого явления. По мнению большинства исследователей, утопическое сознание получает наиболее широкое распространение и приобретает массовый характер, как правило, в периоды радикальных социальных, политических и культурных сдвигов, в эпохи социальных катастроф. Как предполагает Э. Я. Баталов, расцвет утопического сознания приходится на периоды распада традиционных общественных связей, зыбкости социального бытия, туманности исторических перспектив, то есть на периоды безвременья. "В такие трагические эпохи индивид, наделенный обострённой социальной чувствительностью, испытывает неодолимую потребность "подняться над временем" и в итоге - либо "подтолкнуть" историю, либо обратить её течение вспять". 24

Таким образом, утопия может, пожалуй, рассматриваться как отражение специфического кризисного состояния, которое требует своего разрешения, в

о и гр

результате чего сам утопист занимает позицию с той или другой стороны. 1ак, у Гесиода это - упадок государства после героического века, у Платона -кризисное состояние полиса, Сэн-Симон и Фурье проницательно заметили социальные сдвиги нового индустриального общества задолго до того, как его насущные проблемы стали вполне очевидны. 25

Всё сказанное, как это будет показано далее в самой работе, вполне характерно и для времени возникновения первых теоретических утопических проектов в древней Греции на рубеже 5-4 вв. до н. э. Поэтому определять

24 Баталов Э. Я. Социальная утопия... С. 23.

25 Manuel F. Е., Manuel F. P. Utopian Thought... P. 24.

утопию как отражение бедствий того или иного слоя населения и его чаяний лучшей жизни или как "реакцию на углубляющиеся антагонизмы" 26 - это значит слишком упростить проблему. В тех, правда довольно редких случаях, когда утопическое произведение является действительно гениальным, оно раскрывает внутренние глубины и сущность исторического момента гораздо в большей степени, а не является просто его внешним отражением. Поэтому, отмечая связь утописта и его произведения с реальной исторической средой, следует быть очень осторожным, поскольку, ограничивая интерпретацию утопии лишь непосредственной реальностью и сводя её механически к конкретным обстоятельствам и событиям, означало бы отрицать то, что она может иметь что-то внеисторическое и вневременное. "Поистине великие утопические произведения подобны двуликому Янусу: они связаны со временем и свободны от него, связаны с местом и также от него свободны." 27 Поскольку утопические произведения всегда содержат элементы реальности, из которой черпает свои идеи и представления автор, они вполне могут стать вдохновляющим средством для всякого рода политиков, и именно поэтому утопия способна оказать прямое или косвенное влияние как на политическую теорию, так и на политическую практику. Не случайно поэтому утопии бывали значительными динамическими силами на политической арене, хотя это случалось необязательно в тот момент, когда они впервые появлялись на свет. "Если их проницательный диагноз затрагивал струны, находящиеся в резонансном звучании с чаяниями определённых слоёв общества, то они получали широкую известность, если же это им не удавалось, то их забывали, или же те или иные идеи из этих произведений оживали в будущем, спустя некоторое время". 28

26 Туторов В. А. Античная социальная утопия. С. 11. Ср.: Фролов Э. Д. Факел Прометея. С. 350.

27 Manuel F. К, Manuel F. P. Utopian Thought... P. 24.

28 ibid. P. 25.

Таким образом, судьбы утопических произведений часто оказывались отделёнными от них самих, поэтому при изучении утопической мысли, всегда необходимо учитывать те изменения, которые могли быть внесены при интерпретации её новыми поколениями. Это очень важно отметить, потому что негативное отношение к утопии в новое время, о котором говорилось выше, как раз и было связано не столько с конкретными утопическими произведениями, сколько с попытками интерпретации и осуществления на практике тех или иных утопических идей представителями последующих поколений, которые значительно их упрощали, выхолащивая теорию и сводя всё к "осуществимости" утопии.

При этом утопия перестаёт восприниматься как теоретический проект, литературное произведение или плод народных мечтаний. "Она начинает определять тип мышления, определённую форму сознания, которые скорее можно определить как утопизм, который как социальное явление может не иметь даже отдалённой связи с утопией как литературным жанром". 29 Это, в частности, касается социологической и идеологической концепции утопии.

Так, у К. Мангейма само слово "утопический" приобретает своё совершенно противоположное значение. С его точки зрения, подлинная утопия - и в этом заключается её основное отличие от идеологии, непременно должна получить адекватное осуществление. Именно осуществимость утопии, настаивает он, позволяет ей выступать в качестве силы, которая оказывает на историю преобразующее воздействие. 30 А Э. Блох вводит даже дополнительные определения, противопоставляя утопии "абстрактной" утопию "конкретную", то есть ту, которая занимается осуществлением на практике конкретного идеала. 31 Его концепция тесно связана с тем определением отличия деятельности учёного от от деятельности утописта,

29 Trousson R. Voyages aux Pays de Nulle Part. P. 15.

30 Manheim K. Ideologie und Utopie. S. 177-178.

31 Bloch E. Das Prinzip Hoffung. S. 225.

которое было дано К. Марксом 32. Таким образом, видим, что очень часто утопия в современном значении совершенно не совпадает со своим первоначальным смыслом.

Говоря о действенной силе утопических произведений, её нельзя недооценивать, поскольку, обладая значительным критическим элементом, они могут служить очень сильным вдохновляющим и побуждающим к действию средством. Дело в том, что многие великие утописты были при этом и великими реалистами. Они, как правило, обладали экстраординарным пониманием своего времени и социальных условий, в которых осуществлялось их творчество.Кроме того, многие утописты обладали более глубоким, чем остальные их современники, пониманием целей и направления движения общества. Всё зависит от того, насколько верно определены и осознаны сами цели, а также средства и методы их достижения. Если критика существующего общества и усилия, прилагаемые к его усовершенствованию, соответствуют течению времени и ходу исторического прогресса, то стараниями утописта существующий реальный мир может быть приближен к создаваемой им Утопии, а она сама может стать своеобразным трамплином в будущее. Но если же тенденции общественного развития поняты неверно или не совсем верно, то всякая попытка вмешательства в эволюцию исторического процесса, основанная на фантазиях политиков и утопистов, приведёт к значительному торможению развития, и общество окажется отброшенным на десятилетия назад.

Попытки воздействия на ход исторического процесса получили в современной социологической литературе название рациональной социальной инженерии. При этом принято различать два вида деятельности такого родагпоэтапное реформирование общества и утопическое

32 Маркс К. 1) Немецкая идеология // К. Маркс. Собрание сочинений. 2-е изд. Т. 3. С. 34; 2) Классовая борьба во Франции // К. Маркс. Собрание сочинений. 2-е изд. Т. 7. С. 91; 3) Гражданская война во Франции // К. Маркс. Собрание сочинений. 2-е изд. Т. 13. С. 347.

проектирование.33 Интересно отметить, что оба вида возникают практически одновременно уже в античности, хотя первоначально, как это будет показано на примере проектов Гипподама Милетского и Фалея Халкедонского, они ещё не получили своего окончательного разделения и

V

оба проекта содержат как практические реформаторские предложения, так и утопические элементы.

Появление самой возможности воздействия на ход исторического процесса отдельной, осознавшей свою интеллектуальную силу личности было связано, как кажется, со стремительно протекавшими в древнегреческом обществе процессами индивидуализации и рационализации мышления.34 Именно в результате этих процессов в древней Греции появляются политики "нового типа", которые пытались осмыслить происходящие в обществе процессы и путём практического воздействия оказать влияние на ход истории. И именно в результате их деятельности в Афинском государстве была создана та демократическая система, которая, несмотря на все её недостатки и рабовладельческий характер, восхищает нас и сегодня, а в Спарте - тоталитарно-военизированный режим, ставший затем вдохновляющим моментом многих утопических произведений и проектов, которые, в свою очередь, явились побочной ветвью развития политической теории и практики, что и будет более подробно рассмотрено в настоящей работе.

Основное отличие деятельности утописта от деятельности политика-реформатора кроется в субъективном факторе. Если общим для обоих является ощущение несовершенства существующего государственного строя и неудовлетворённость действительностью, то отличительная черта утописта заключается в его "некотором пессимизме в отношении возможности

33 Подробнее см.: Поппер К. Открытое общество... Т. 1. С. 200.

34 О взаимосвязи развития рационализма, абстрактного мышления и политической теории в древнегреческом обществе см.: Dodds Е. R. The Greeks and Irrational. Los Angeles, 1959.

эффективного вмешательства в исправление последней" 35. Утопист не верит в полезность и эффективность реформаторской деятельности. Он - скептик, не способный в принципе к какой-либо конкретной деятельности. Это его бессилие нуждается в определённой компенсации и реванше. Исключая возможность активной борьбы, утопист ограничивает себя абстрактной; он выбирает исправление реальности путём мысленного реконструирования и создания мира, соответствующего его желаниям. 36

Хотя такая характеристика утопического творчества, предложенная Р. Рюйе, относится, пожалуй, к представителям более позднего времени, так как греки сами по себе были слишком политизированы, чтобы, совсем отстранясь от политической деятельности, уходить в свои абстрактно созданные миры, однако к этому их порой толкала невозможность активного участия в политической жизни, как это будет показано в случае с Гипподамом Милетским, или неудачи и разочарования в последней, как у Платона. Поэтому можно сказать, что сделанный Р. Рюйе и некоторыми другими исследователями психологический анализ личности утописта и методов его творчества очень интересен и полезен, хотя и невсегда возможен для ранних эпох из-за скудности сохранившихся свидетельств о личности авторов тех или иных проектов. Однако многие черты личности утописта могут быть реконструированы из самих произведений и пролить значительный свет на сущность утопии как социального явления.

Дело в том, что создание утопии стимулируется страстью к созиданию, это, как уже отмечалось, своего рода компенсация невозможности или неспособности активной творческой деятельности в реальном мире. Существует определённый смысл в том, что мыслительный акт творения утопического мира или его принципов становится психологически необходимым феноменом проявления энергии индивида. В этом смысле утопист родственен учёному или художнику, который бежит от мира,

35 Mucchielli R. Le mythe de la cité ideale. P. 62.

36 Ruyer R. L'utopie et les utopies. P. 37.

претерпев психический кризис, будучи дезориентированным противоречием между принятием реальности и тем взглядом, которым он смотрит на мир. Утописты почти всегда являются трагическими или трагикомическими фигурами, так как умирают с несбывшимися мечтами и неосуществленными надеждами, реальность и будущее не желают подчиняться их фантазиям. 37

Этот трагизм личности утописта накладывает отпечаток и на создаваемый им идеальный мир, который создаётся одновременно и от отчаянья, и от надежды. Утопии, как отмечает М. Ласки, представляют собой модели стабильности, рождённые в атмосфере противоречий. Это - желание создать убедительный умозрительный мир, противостоящий реальности или превосходящий реальность своей систематичностью и упорядоченностью. 38 Именно этим, пожалуй, объясняется жёсткость почти всех утопий, авторитарное или патерналистское утверждение совершенства в которых странным образом не согласуется с законами человеческого воображения. Л. Мамфорд задаёт вполне логичный вопрос: "Откуда такая бедность человеческого воображения, казалось бы, освобождённого от пут реальной действительности? Откуда берётся всё это принуждение и регламентация, характерные для таких, казалось бы, идеальных сообществ?" 39

Ответ на эти вопросы может быть дан при взгляде на утопию как на отчаянное бегство автора от пугающего его хаоса, произвола и нестабильности реального мира. Именно это толкает утописта на создание собственного идеального, по его мнению, мира, где он является верховным законодателем и может устанавливать собственный порядок, обладая полнотой власти. Таким образом, личность почти любого утописта сочетает в себе сознание теоретика и властителя. Он жаждет власти, которая позволила

37 Manuel F. E, Manuel F. P. Utopian Thought... P. 27.

38 Lasky M. Utopia and Revolution. P. 35.

39 MumfordL. Utopia. The City and the Machine I I Daedalus. Vol. 64. 1965. P. 278.

бы ему преобразовать его мечты в реальность хотя бы в мире создаваемых им абстракций.

Р. Рюйе, характеризуя деятельность утописта, отмечает, что это "не столько человек, который грезит о божественном мире, сколько человек, который играет в Бога". 40 Его непомерное честолюбие удовлетворяется лишь ощущением обладания всей полноты власти, он мыслит себя неким благотворным гением, заботящимся о всеобщем благе и счастье, хотя и осуществляет их чаще всего по-диктаторски. При этом утопист твёрдо уверен, что лучше всех остальных знает, что такое счастье и что такое благо.

Такая самоуверенная позиция авторов большинства утопических произведений ведёт к тому, что часто контраст между утопическими жизненными ценностями и утопическим счастьем, с одной стороны, и теми, которые существуют в реальности - с другой, даёт хороший повод для сатиры, а также создания всевозможных дистопий и антиутопий. "Ведь очень часто утопия представляет собой иллюзию, которая не только возобновляет жестокие, грубые психологические и социальные ограничения и железные законы исторической реальности, но также усугубляет и утрирует многие из них". 41

Неслучайно одной из существенных черт большинства утопических проектов, начиная уже с самых ранних, созданных античностью, является их регулярность, приверженность к геометрическим установкам и тотальному контролированию; их приверженность к симметрии отражает любовь к порядку, доходящую до мистицизма. Всякая утопия сама по себе предполагает некое конечное совершенство, ненуждающееся в каком-либо изменении, ей не известно ни прошлое, ни будущее. Утопия отвергает всякую возможность прогресса, и именно отсюда вытекает та жёсткая, доходящая до окостенения, статичность, характерная для большинства утопических проектов. Утопия мыслиться автором как нечто вполне законченное, абсолютно совершенное,

40 Ruyer R. L'utopie et les utopies. P. 4.

41 Kenneth J. Aristophanes Old-and-New Comedy. P. 313.

существующее только в одном пространстве и времени без всякого развития.42 И над всем этим, абсолютно совершенным, жёстко регламентированным, действующим, как машина, как часовой механизм, миром царит фигура верховного законодателя, самоуверенного маньяка, жаждущего всеобщего поклонения и подчинения только его непреклонной воле.

Поскольку утопист жаждет стабильности и регулярности созданного им государственного порядка, он уделяет значительное внимание усовершенствованию общественных институтов, праву и образованию. При этом основные усилия направляются на то, чтобы создать максимальное социальное однообразие (экономическое равенство, одинаковое воспитание и образование всех граждан), которое бы стало основой незыблемости воображаемого идеального государства.

Эти элементы в своём зачаточном виде были присущи уже самым первым рациональным проектам, хотя только у Платона они находят своё полное развитие и завершение, заимствованное затем многими авторами утопий нового времени, где идеальным является лишь тот гражданин, который полностью ассимилируется государством и идентифицируется с ним. В большинстве из них осуществляется полная отмена или уничтожение всех источников страстей и конфликтов, то есть, устанавливается полное единогласие, доходящее порой до механичности. Воля индивида и его желания целиком подавляются, так что житель утопии становится полностью абстрактным и безоговорочно поглощается целым. Счастье личности отождествляется со счастьем и процветанием государства, что во многих утопиях доходит до отмены семьи, как источника личного, не подчиняющегося государству и частной собственности. Таким образом, утопист стремится поддерживать равенство и справедливость, устраняя всякую случайность и индивидуальную конкуренцию. Не удивительно, что в

42 МиссЫеШ Я. Ье туШе ёе 1а сйё 1с1еа1е. Р. 97; Тготзоп II. Voyages аих Раув с!е ЫиИе РаП Р. 21.

таких условиях утопист охотно восхваляет абсолютный коллективизм и корпоративность. Счастьем в утопии становится счастье коллектива, а не вызывающее подозрение индивидуальное наслаждение. Каждый становится счастливым только вместе с другими, в равной степени как и другой, и, особенно, в глазах других. Антиутопии нашего времени очень хорошо используют все эти черты утопических произведений, придавая им трагический оттенок. 43

Сущностью жизни в идеальном государстве становится коллективизм и полная занятость населения. Все формы бездеятельности изгоняются, общественная жизнь утопического государства напоминает улей или муравейник с их беспрерывной деятельностью. Но эта, так хорошо отрегулированная, деятельность не предназначена на производство излишеств. Утопист боится изобилия, он аскетичен и ненавидит роскошь. Единственной роскошью является то, что предназначено для публичных церемоний, прославляющих величество и могущество государства.

Чтобы привести граждан к такого рода единству, утопист должен обращать значительное внимание на образование. Педагогика является весьма действенной силой, чтобы унифицировать сознание граждан. Образование находится полностью в ведении государства, которое является носителем общеобразовательной нормы и единой позволенной модели. Каждый гражданин формируется с детства, когда ему вдалбливается целая гамма необходимых рефлексов. А так как считается, что человеческая натура сама по себе примитивна, то всё индивидуальное и, следовательно, анархичное приводится к единому стандарту, заменяется долгом и обязанностью. 44

Не правда ли, до боли знакомая картина нашей жизни времён "строительства коммунизма" и стремительного движения к светлому

43 Ruyer R. L'utopie et les utopies. P. 43-44.

44 Ruyer R. L'utopie et les utopies. P. 51; Trousson R. Voyages aux Pays de Nulle Part. P. 24-25.

будущему? Но самое печальное во всём этом то, что абсолютно никаких перспектив будущего, и уж тем более светлого, здесь нет.

Все отмеченные черты и тенденции, характерные для утопий нового времени, можно обнаружить уже в самых ранних утопических проектах, и корни их, как правило, находятся или непосредственно в исторической действительности того времени, или же в далёком или недавнем прошлом человечества. Дело в том, что чёткой перегородки между утопией будущего и идеализацией условий жизни человечества в прошлом никогда не существовало. И то, и другое постоянно переплетается в западно-европейской утопической мысли на всём протяжении её развития. "Отыскание утопических идеалов в прошлом часто являлось очень важным риторическим способом защиты радикальных новшеств будущего, особенно в те времена, когда традиция гораздо более, чем новшества, являлась ведущим принципом жизни. Идеализация древности или первобытности некоторым образом облегчала беспокойство, связанное с утопическим конструированием, сопротивлявшееся введению чего-либо нового и неиспытанного". 45

В настоящей работе будет сделана попытка по возможности полно проанализировать сущность данного явления для периода кризиса полисной цивилизации древних греков, определить внутреннее содержание утопических мечтаний и идеалов данного периода, а также выявить их корни, историческую и социальную направленность.

Кроме того, одной из основных задач для того, кто берётся за изучение утопии, является определение приверженности самого автора к идеям, изложенным в его сочинении. Потому что очень часто сомнения автора, а порой и его критическая ироническая позиция, могут либо просто не замечаться, либо восприниматься даже как заповедь и триумф академического размышления, в котором эти выводы доказываются и утверждаются. Это очень характерно для интерпретации некоторыми исследователями произведений Аристофана, которые часто трактовались в

45 Manuel F. Е., Manuel F. P. Utopian Thought... P. 5.

сугубо прямолинейной манере, при которой особенности творчества комедиографа просто игнорировались. Изучение его комедий представляет собой особую сложность, так как большая их часть является сочетанием собственно утопических элементов с пародией, гротеском и сатирой. Особенно сложным является процесс разграничения утопических и сатирических компонентов и выявление позиции самого комедиографа по тому или иному вопросу. В данном сочинении будет предпринята попытка исследования некоторых комедий Аристофана, представляющих непосредственный интерес для нашей темы, и выяснение, по возможности полное, особенностей отражения в них утопических идей и проектов того времени.

Заключение диссертации по теме «Социальная философия», Масловская, Тамара Ивановна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Возникновение индивидуально окрашенных теоретических утопических проектов классической эпохи, направленных на поиски идеальной модели наилучшего государственного устройства, явилось закономерным итогом развития утопической мысли древних греков. В первую очередь, оно было самым тесным образом связано с интенсивно протекавшими процессами индивидуализации общества и рационализации мышления, сопровождавшимися становлением целостной, автономной, универсальной личности и обусловившими саму возможность появления на почве массовой народной утопии, берущей своё начало в мифологии и эпосе, авторских рациональных утопических проектов, хотя оба эти вида утопического творчества в античности были тесно взаимосвязаны и не противостояли друг другу абсолютно.

Далее развитие рациональной теоретической утопии шло в неразрывной связи с развитием политической теории и практики, причём на первых порах утопические элементы были тесно переплетены с ними, не образуя какого-либо отдельного течения или направления теоретической мысли. Этот процесс имел своим началом деятельность древних законодателей и реформаторов, занимавшихся, как правило, созданием новых, более совершенных законодательств и проведением конкретных реформ, направленных на решение насущных общественных вопросов и урегулирование социально-политических конфликтов. При этом, однако, их деятельность нередко сопровождалась возникновением всякого рода утопических теоретических построений, многие элементы которых получили затем значительное распространение и развитие в утопических проектах более поздних эпох. Причём тот факт, что их государственные модели были внедрены в практику и стали историческими реалиями, не ослабил их утопической ауры для последующих поколений. Именно законы Ликурга и Солона, получившие едва ли не мифологическую характеристику уже в своё время, стали затем существенной составной частью европейской утопической традиции. Именно с тех пор человечество в процессе своей социологической практики постоянно осуществляет выбор между афинской и спартанской государственной моделью.

Некоторые из этих элементов стали важной составной частью авторских утопических проектов классической эпохи, где они были во многом дополнены и переработаны в новом, философско-рационалистическом духе. В самых первых из них - теоретических проектах Гипподама Милетского и Фалея Халкедонского - они также оказались тесно переплетёнными с конкретными реформаторскими предложениями.

Это объясняется тем, что первые теоретические проекты общественного переустройства, собственно, и появились как реакция на насущные общественные проблемы, стоявшие перед афинским обществом во второй половине 5 в. до н. э., как попытка теоретического осмысления и рационального решения этих проблем, связанных, в первую очередь, с нараставшим кризисом полисной социальной организации и возникшими при этом проблемами правовой защиты личности и урегулирования отношений индивидуума с государством и обществом, в целом.

Исходя из этого, можно сказать, что первые теоретические проекты общественного переустройства были не столько утопическими проектами в полном смысле слова, сколько проектами предполагаемых реформ реального общества, отталкивающимися от потребностей реальной исторической действительности, хотя при этом они не были лишены определённых утопических черт. Это, - во-первых, некоторый схематизм и приверженность к чётким математическим пропорциям, что было связано с развитием рационализма, абстрактного мышления и математических отраслей знания, и, во-вторых, наличие утопических элементов консервативного плана, направленных на возрождение или консервацию уходящих корнями в родовую организацию полисных архаических связей и институтов.

Именно такое, на первый взгляд довольно странное сочетание прогрессивных, консервативных и чисто утопических элементов, обнаруживается в проекте Гипподама Милетского, который, однако, несмотря на всю его умеренность и наличие определённых консервативных элементов, был, пожалуй, одним из самых радикальных проектов, предложенных античностью, поскольку в целом он был направлен на преодоление изживавшего себя полисного строя и во многом перекликался с идеями старших софистов, которые были в то время самыми передовыми и радикальными.

Проект же Фалея Халкедонского, появившийся несколько позже, отличался большей консервативностью и утопичностью по сравнению с проектом Гипподама. И хотя этот проект также ещё нельзя назвать утопией в полном смысле этого слова, но именно его, пожалуй, следует считать основоположником некоторых очень важных идей, ставших затем составной частью собственно утопических проектов, особенно в плане имущественного уравнения.

Оба проекта уже в древности подверглись основательному разбору и критике со стороны Аристотеля, в изложении которого они дошли до наших дней. Основательность этой критики была вызвана, в первую очередь, её актуальностью, что было связано с социально-политической ситуацией, сложившейся в древнегреческом обществе к началу 4 в. до н. э., когда в условиях послевоенной нестабильности, глубокого кризиса и резкого ослабления демократической государственности социологическая общественная мысль, постепенно отходя от реальности и навеянных жизнью проектов реформирования общества, превращается в конечном итоге уже в собственно утопические проекты, направленные на поиски и создание некоего идеального государства. А конкретная политическая деятельность в условиях всеобщего пессимизма и неверия в действенность общественного реформирования подменяется всякого рода ностальгическими воспоминаниями о далёком прошлом, о блаженных временах жизни при Кроносе и стремлением к возрождению "конституции предков", что особенно часто использовалось честолюбивыми политиками в качестве основного лозунга для прикрытия своего стремления к тирании, что в новых условиях стало гораздо более частым явлением, чем стремление к реформаторской деятельности.

В утопических чаяниях того времени, несмотря на всё их разнообразие, было много общего. Этим общим, в первую очередь, являлась тоска по утерянной простоте жизни, стабильности и племенной общности, то есть ностальгия по детству человечества, по тому времени, когда человек был ближе к природе и космосу, о чём измученным издержками цивилизационного процесса грекам всё ещё напоминал тот образ жизни, который вели многочисленные племена варварских народов, обитавших на периферии греческого мира.

Такая потеря реальной временной перспективы, жажда стабильности и коллективной общности в условиях кризисных неурядиц и роста материалистического эгоизма всё чаще обращала взоры греков и к Спартанскому государству, где многие проблемы были на некоторое время решены путём законсервирования большинства полисных институтов архаического времени, торможения торгово-денежных отношений и искусственной изоляции Спарты от внешнего мира, приведших к образованию особого полисного государства тоталитарно-военизированного типа, послужившего уже в древности источником идеализации государственного строя Спарты. Многие элементы этой идеализации были затем восприняты в качестве основополагающих авторами большинства утопических проектов последующих времён.

Человеком, который первым до конца осознал всю сущность этих идей, их безумие и опасность, стал Аристофан, высмеяв их в своих комедиях, доведя при этом до полного абсурда. Подчеркивая основательность этой критики, М. Финли отмечает, что "до настоящего времени не существует сатиры более радикальной на разного рода утопические проекты, чем это сделал в древности Аристофан"

1 Finley М. The Use and Abuse of History. London, 1975. P. 191.

При этом важно ещё раз подчеркнуть, что, несмотря на жанровое различие произведений, в критике Аристофана и Аристотеля можно найти удивительно схожие мысли. И самым важным здесь является указание на недооценку всевозможными уравнительными коммунистическими проектами личностного психологического фактора, что уже тогда было вполне очевидно для всякого мыслящего человека.

Несмотря на то, что критика в обоих случаях велась с позиции приверженца полисной государственности, полисная ограниченность мышления гораздо в большей степени сказалась у Аристотеля, так как Аристофан, благодаря особенностям своего жанра, художественной интуиции и поэтической фантазии, обладал прекрасной возможностью развенчать все эти химеры и миражи, очень умело подводя зрителя к самостоятельному осознанию истины.

Критика эта, однако, как уже отмечалось, оказывалась во многих случаях совершенно безрезультатной, и очень часто, особенно в периоды кризисов и социальных катастроф, люди, раз за разом повторяя свои ошибки, неоднократно выбирали спартанскую государственную модель в качестве своего образца, подменяя при этом демократию тоталитаризмом, политическое равенство экономической уравниловкой на основе всеобщей бедности, а радость и комфорт жизни требованием аскетизма и суровой дисциплины, направленных на полное подчинение интересов личности интересам коллектива и государства, приводившее в конечном итоге ко всеобщей нивелировке, подавлению индивидуальности и уникальности человека и как следствие - к полному духовному вырождению. Радость общения, путешествий и познания мира, свойственные открытом}7 обществу, заменялись при этом лжепатриотизмом закрытого общества, берущим своё начало, как это было показано, в далёком прошлом, в племенной общности и сплочённости родового коллектива. При этом очень часто, порой совершенно бессознательно, все эти давно изжившие себя реалии провозглашались как необходимые для достижения светлого коммунистического будущего.

Несмотря ни на какую критику, воспоминания о детстве человечества и ностальгия, связанная с жизнью в условиях родоплеменного строя, ещё долго будут присутствовать в самых разнообразных формах в фантазии человечества и его мечтаниях об идеальном государственном устройстве, оказывая сильное, порой очень негативное воздействие не только на политическую теорию, но и на само общественное развитие, значительно тормозя ход цивилизационного процесса.

Список литературы диссертационного исследования кандидат философских наук Масловская, Тамара Ивановна, 1998 год

II. СПИСОК ИЗБРАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

2.1. Источники:

1. Arístotle. Politics / Ed. W. Heinemann. London; New-York, 1932.-Аристотелъ. Политика / Пер. С. А. Жебелёва // Аристотель. Собрание сочинений в 4-х тт. Т. 4 / Ред. А. И. Доватур, Ф. X. Кеесиди. М., 1983. С. 375644.

2. Aristophanis comoediae / Ed. Th. Bergk. Vol. 2. Leipzig, 1890. -Аристофан. Комедии / Пер. под ред. В. Н. Ярхо. Т. 2. М., 1954.

3. Die Fragmente der Vorsokratiker/ Hrsg. von H. Diels, W. Kranz. Bd. 2. Berlin, 1959.

4. Homeri Ilias / Ed. P. Cauer. Stuttgart, 1907.

5. Homeri Odyssee / Ed. P. Cauer. 4 ed. Leipzig, 1905. - Гомер. Илиада. Одиссея / Пер. В. В. Вересаева. М., 1987.

6. Hesiodi Theogonia. Opera et dies / Ed. F. Solmsen. Oxford, 1984. -Гесиод. Труды и дни / Пер. В. В. Вересаева// О происхождении богов. М., 1990.

7. Plato. Werke/ Hrsg. von F.Daniel, E. Schleiermacher. Bd. 1. Berlin, 1984. - Платон. Собрание сочинений в 4-х тт. / Ред. А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса. Т. 1. М., 1990.

2.2. Научная литература:

8. Андреев Ю. В. Раннегреческий полис. Л., 1976.

9. Андреев Ю. В. Античный полис и восточные города-государства// Античный полис / Ред. Э. Д. Фролов. Л., 1979.

10. Андреев Ю. В. Спарта как тип полиса // Античная Греция : Сб. ст. Т. 1. М., 1983. С. 194-216.

11. Андреев Ю. В. Труд в жизни гомеровских героев// Государство, политика и идеология в античном мире. Л., 1990.

12. Баталов Э. Я. Социальная утопия и утопическое сознание в США. М., 1982.

13. Бузескул В. П. Перикл. Харьков, 1889.

14. Бузескул В. П. История афинской демократии. СПб., 1909.

15. Бузескул В. П. Женский вопрос в древней Греции // Исторические этюды. СПб., 1911. С. 38-70.

16. Бузолът Г. Очерк государственных и правовых греческих древностей / Пер. с нем. Харьков, 1894.

17. Варнеке Б. В. Женский вопрос на афинской сцене. Казань, 1905.

18. Веллмер А. Модели свободы в современном мире/ Пер. А. Д. Ковалёва // Социологос. М., 1991.

19. Винделъбанд В. История древней философии. М., 1911.

20. Володин А. И. Утопия и история. М., 1976.

21. Гарэн Г. Осознание начала новой эпохи// Гарэн Г. Проблемы итальянского Возрождения. Избранные работы / Пер. М. Н. Никогосян. М., 1986.

22. Гиляров А. Н. Греческие софисты, их мировоззрение и деятельность в связи с общей политической и культурной историей Греции. М., 1888.

23. Глускина Л. М. Проблемы социально-экономической истории Афин IVв. дон. э. Л., 1975.

24. Туторов В. А. Античная социальная утопия. Л., 1989.

25. Доватур А. И. Политика и политии Аристотеля. М.; Л., 1965.

26. Жмудь Л. Я. Научные занятия в раннепифагорейской школе. Л., 1988.

27. Зайцев А. И. Культурный переворот в Греции VIII-VI вв. до п. э. Л., 1985.

28. Зелинский Ф. Ф. Из жизни идей. Т. 1. Пг., 1916.

29. Иоанн ПавелII. Окружное послание "Центессимус Аннус" (01.05.1991).

30. Кессиди Ф. X. От мифа к логосу. Становление греческой философии. М., 1972.

31. Клячко Н. Б. Социально-политическая направленность комедии Аристофана "Птицы" // Аристофан : Сб. ст. М., 1956.

32. Кошеленко Г. А. О некоторых проблемах становления и развития государственности в древней Греции // От доклассовых обществ к раннеклассовым. М., 1987.

33. Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Ч. 1. Вильна, 1880.

34. Лосев А. Ф. Философия, мифология, культура. М., 1991.

35. Лурье С. Я. История античной общественной мысли. М.; Л., 1929.

36. Маковелъский А. О. Досократики. Ч. 1. Казань, 1911.

37. Маркс К. Немецкая идеология // К. Маркс. Собрание сочинений. 2-е изд. Т. 3.

38. Маркс К. Классовая борьба во Франции // К. Маркс. Собрание сочинений. 2-е изд. Т. 7.

39. Маркс К. Гражданская война во Франции// К.Маркс. Собрание сочинений. 2-е изд. Т. 13.

40. Пёлъман Р. История античного коммунизма и социализма / Пер. с нем. СПб., 1910.

41. Поппер К. Открытое общество и его враги / Пер. В. Н. Садовского. Т. 1-2. М., 1992.

42. Радциг С. И. История древнегреческой литературы. М., 1969.

43. Соболевский С. И. Аристофан и его время. М., 1957.

44. Сорелъ Ж. Размышление о насилии. М., 1907.

45. Сорель Ж. Введение в изучение современного хозяйства. М., 1908.

46. Строгецкий В. М. Полис и империя в классической Греции. Н. Новгород, 1991.

47. Толстой И. И. История греческой литературы. Т. 1. М.; Л., 1946.

48. Тройский И. М. История античной литературы. М., 1988.

49. Уледов А. К. Актуальные проблемы социальной психологии. М., 1981.

50. Утопия и утопическое мышление. М., 1991.

51. Фролов Э. Д. Греческие тираны (IV В. до н. э.). Л., 1972.

52. Фролов Э. Д. Тема полиса в новейшей историографии античности (к постановке вопроса) / Античный полис / Ред. Э. Д. Фролов. Л., 1979.

53. Фролов Э. Д. Рождение греческого полиса. JL, 1988.

54. Фролов Э. Д. Факел Прометея. Л., 1991.

55. ФукоМ. Герменевтика субъекта/ Пер. И. И. Звонарёвой // Социологос. Социология, антропология, метафизика. Вып. 1. М., 1991.

56. Чернышев В. С. Софисты. М., 1929.

57. Чернышев Ю. Г. Миф о золотом веке и утопический социализм // Город и государство в античном мире: проблемы исторического развития. Л., 1987.

58. Шварц А. Н. Триумф Пейсфетера в "Птицах" Аристофана // ФО. Т. 20. Кн. 1. 1901.

59. Шишова И. А. Раннее законодательство и становление рабства в античной Греции. Л., 1991.

60. Якубанис Г. И. Эмпедокл-филосов, врач и чародей. Киев., 1906.

61. ЯрхоВ. Я. Аристофан. М., 1954.

62. Ясперс К, Смысл и назначение истории. М., 1994.

63. Adam J. The Republic of Plato. Cambridge, 1963.

64. Adkins A. W. From the Many to the One. London, 1970.

65. Adkins A. W. Merit and Responsibility: A Study in Greek Values. Oxford, 1960.

66. Adkins A. W. Moral Values and Political Behaviour from Homer to the End of the Fifth Century. London, 1972.

67. Barker E. The Political Thought of Plato and Aristotle. New-York, 1959.

68. Beloch K. J. Griechische Geschichte. Bd. 1. Berlin; Leipzig, 1922.

69. Bisinger J. Der Agrarstadt in Piatons Gesetzen. Leipzig, 1925.

70. Blaiklock E. M. The Decline and Fall of the Athenian Democracy. Anckland, 1949.

71. Bloch E. Das Prinzip Hoffung. Frankfurt, 1950.

72. Bruns I. Frauenemanzipation in Athen // Bruns I. Vortrage und Aufsätze. München, 1905. S. 154-193.

73. Buldry H. C. The Ideer's of Paradise in Attic Comedy // GR. Vol. 22. 1953. №65.

74. Buldry H. C. The Unity of Mankind in Greek Thought. Cambridge, 1965.

75. Cantarella R. L'ultimo Aristofane // Dioniso. Vol. 40. 11966.

76. Cartlege P. Spartan Wives: Liberation or Licence? // CQ. Vol. 31. 1981.

77. Cloché P. La démocratie athénienne et les possédants aux V-e et IV-e siecle avant J. C. // RH. T. 192. 1941.

78. Constant B. De la liberté des Anciens comparée à celle des Modernes. Paris, 1819.

79. Croiset M. Aristophanes and the Political Parties at Athens / Transi, from French. New-York, 1973.

80. David E. Aristophanes and Athenian Society of the Early Fourth Century B. C. Leiden, 1984.

81. DesrocheH. The Sociology of Hope. London, 1979.

82. Dettenhoffer M. H. Die Frauen von Sparta. Gesellschaftliche Position und politische Relevens // Klio. Bd. 75. 1993. S. 61-76.

83. Dodds E. R. The Greeks and Irrational. Los Angeles, 1959.

84. Dodds E. R. The Ancient Concept of Progress. Oxford, 1973.

85. DoverK. J. Aristophanic Comedy. Los Angeles, 1972.

86. Dover K. J. "Greek Comedy" in the Classic World. London, 1972.

87. Dover K.J. Greek Popular Morality in the Time of Plato and Aristotle. Oxford, 1974.

88. Dubuis G. G. Problems de l'utopie // ALM. T. 5. 1968.

89. Edelstein L. The Idea of Progress in Classical Antiquity. Baltimore, 1967.

90. Ehrenberg V. From Solon to Socrates. London, 1968.

91. Ehrenberg V. The People of Aristophanes. Cambridge, 1959.

92. Fabricius E. Hippodamos // RE. Bd. 8. 1913.

93. Ferguson J. Moral Values in the Ancient World. London, 1958.

94. Ferguson J. Utopias of the Classical World. New-York, 1975.

95. Finley M. Plato and Practical Politics I I Aspects of Antiquity / Ed. M. J. Finley. London, 1968.

96. Finley M. The Use and Abuse of History. London, 1975.

97. FlasharH. Formen utopischen Denkens der Griechen. Innsbruck, 1974.

98. Forrest W. G. A History of Sparta 950-192 B. C. London, 1968.

99. Fraisse P. The Psychology of Time. London, 1964.

100. FryeN. Varieties of Literary Utopias. Princeton, 1966.

101. Fucks A. Isokrates and the Social-Economic Situation in Greece // AS. 1972. № 3.

102. Fucks A. Patterns and Tipes of Social-Economic Revolution in Greece from the Fourth to the Second Century B. C. // AS. 1974. № 5.

103. Fucks A. The Conditions of "Riches" and "Poverty" in Plato's Republic H RSA. Vol. 6-7. 1976-1977.

104. Gatz B. Weltalter, golden Zeit und sinnverwandte Vorstellung. Hildesheim, 1967.

105. Gerhard P. Die attische Metoikie im vierten Jahrhundert. Königsberg, 1933.

106. Gemet L. Recherches sur la développment de la pensée juridique et morale en Grèce. Paris, 1917.

107. Gomme A. W. Aristophanes and Politics // Gomme A. W. More Essays in Greek History and Literature. Oxford, 1962.

108. Grote G. History of Greece. London, 1846-1856.

109. Guthrie W. K. A History of Greek Philosophy. Vol. 3. Part 1. Cambridge, 1969.

110. Heath M. Political Comedy in Aristophanes. Göttingen, 1987.

111. Heinimann F. Nomos and Physis. Basel, 1945.

112. HommelH. Metoikoi// RE. Bd. 15. Tl. 2. 1932.

113. Hooker J. T. The Ancient Spartans. London, 1980.

114. Hucks R. J. The Politics of Aristotle. London; New-York, 1894.

115. Jones A. H. M. Athenian Democracy. Oxford, 1957.

116. Jones A. H. M. The Athens of Demosthenes. Cambridge, 1952.

117. Kamalah W. Utopie, Eschatologie, Geschichtsteologie. Manheim, 1969.

118. Kenneth J. Aristophanes Old-and-New Comedy. London, 1987.

119. KerferdG. B. The Sophistic Movement. Cambridge, 1981.

120. Kunstler B. L. Women and the Development of Spartan Polis: A Study of Sex Roles in Classical Antiquity. Ann. Abor., 1983.

121. Lana J. L'utopia di Ippodamo di Mileto // RF. Vol. 40. 1949.

122. Lasky M. Utopia and Revolution. London, 1976.

123. Levin H. The Myth of the Golden Age in the Renaissance. Bloomington, 1969.

124. Lévy E. Athènes devant la défaite de 404. Histoire d'une crise idéologique // BEF. T. 225. 1976.

125. Long T. Persuasion and the Aristophanes Agon // TAPhA. Vol. 103. 1972.

126. Manheim K. Ideologie und Utopie. Bonn, 1929.

127. Manuel F. E., Manuel F. P. Utopian Thought in the Western World. Cambridge, 1979.

128. Marianetti M. C. Religion and Politics in Aristophanes' Clouds. Zurich; New-York, 1992.

129. Marwitz H. Hippodamos // Der Kleine Pauly. Bd. 2. München, 1979.

130. Michel H. Sparta. Cambridge, 1952.

131. Minar E. L. Early Pythagorean Politics in Practice and Theory. Baltimore, 1942.

132. Mossé C. Athenes in Decline. London, 1973.

133. Mossé C. La fine de la démocratie athénienne. Aspects sociaux et politiques du déclin de la cite grecue au IV-e s. avant J. C. Paris, 1962.

134. Mucchielli R. Le mythe de la cité ideale. Paris, 1961.

135. Mumford L. Utopia. The City and the Machine// Daedalus. Vol. 64. 1965.

136. Mumford L.The City of History. New-York, 1961.

137. Murray G. Aristophanes: A Study. Oxford, 1933.

138. Newman W. K. The Politics of Aristotle. Vol. 2. Oxford, 1887.

139. Norwood G. Greek Comedy. London, 1931.

140. Novak M. Chrzescijanstwo, demokracja, kapitalizm. Poznan, 1993.

141. Oliva P. Sparta and Her Social Problems. Prague, 1971.

142. Ollier F. Le mirage Spartiate. T. 1-2. 1933-34.

143. Petrucciani A. La finzione e la persuasione. L'utopia corne genere letterario. Roma, 1983.

144. Polak F. E. The Image of the Future. Vol. 1. Leiden, 1961.

145. Redfield J. The Women of Sparta // CJ. Vol. 73. 1977/78.

146. Redfield R. The Little Community. Peasant Society and Culture. Chicago; London, 1963.

147. RenantA. Lere de l'individu. Paris, 1989.

148. Rhodes P. J. A Commentary on the Aristotelian Athenian Politeia. Oxford, 1981.

149. Rohde E. Der griechische Roman und seine Vorlauf er. Darmstadt, 1960.

150. Ruyer R. L'utopie et les utopies. Paris, 1950.

151. Saint-Croix G. E. M. de. The Origins of Peloponnesian War. London, 1972.

152. Sargent L. British and American Utopian Literature 1516-1978. Boston, 1979.

153. Seidel H. Von Thaies bis Platon. Berlin, 1987.

154. Selman C. Women in Antiquity. London, 1956.

155. Servier J. Histoire de l'utopie. Paris, 1967.

156. Sinclair T. A. A History of Greek Political Thought. London, 1952.

157. Spaz L. Aristophanes. Boston, 1978.

158. Tigerstedt E. The Legend of Sparta in Classical Antiquity. Vol. 1-2. Stockholm, 1965-74.

159. Tilger A. Filosofia e Utopia// Tempo nostro. Saggi di politica e di sociologia / Ed. L. Salvatorelli. Roma, 1946.

160. Tocqueville A. de. De la democratic en Amérique. Souvenirs l'ancien régime et la revolution. Paris, 1986.

161. Trousson R. Voyages aux Pays de Nulle Part. Bruxelles, 1975.

162. Urban C. Les idées économiques d'Aristophane// AC. T. 8. 1939.

163. UsserR. Aristophanes, Ecclesiazusae. Oxford, 1973.

164. VernantJ.-P. Social History and the Evolution of Ideas// Society in Ancient Greece. Paris, 1980.

165. Vidal-Naquet Z. B. P. Der Schwarze Jager. Frankfurt-am-Mein, 1989.

166. Vogt J. Ancient Sclavery and the Ideal of Man. Oxford, 1974.

167. Walker R. The Golden Feast. London, 1952.

168. Weber C. W^eiMes. München, 1985.

169. Winton R. J., Garnsey P. Politics and Poltical Theory // The Legacy of Greece / Ed. M. J. Finley. Oxford, 1984.

170. Ziegler K. Phaleas // Der Kleine Pauly. München, 1979.