Коррупционные практики в российском обществе: влияние и включенность в социальные позиции населения тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 22.00.04, кандидат наук Сергиенко, Владимир Олегович

• Сергиенко, Владимир Олегович
• кандидат наук
• 2013

Оглавление диссертации кандидат наук Сергиенко, Владимир Олегович

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Глава I Теоретико-методологические основы исследования коррупционных практик

1.1 Коррупционные практики в системе

социологического знания

1.2 Коррупционные практики в российском обществе:

методология исследования

Глава II Институционально-структурный аспект коррупционных практик

2.1 Социоструктурные параметры коррупционных практик

2.2 Институциональный дизайн коррупционных

практик в российском обществе

Глава III Субъектное измерение коррупционных практик

3.1 Толерантность к коррупции как индикатор социально-ценностной аномии российского общества

3.2 Антикоррупционные меры: оценка эффективности в

массовом сознании

Заключение

Список используемой литературы

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Коррупционные практики в российском обществе: влияние и включенность в социальные позиции населения»

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования.

Коррупция общепризнанна как социальная опасность, как индикатор социальной деградации общества, как свидетельство неэффективности государственной системы. Но, исследуя коррупцию, чаще всего отмечают издержки, связанные с отношениями между обществом и государством. Эти деформационные формы квалифицируются в качестве существенной преграды на пути развития общества, социокультурной модернизации и построения правовой системы.

Российское общество, которое пережило период «шоковых» реформ, прошло точку невозврата к советскому прошлому, характеризуется нестабильностью социальных отношений, что связано, в первую очередь, с избыточностью социальных неравенств, региональными диспропорциями и самоотчуждением в системе отношений между обществом и государством.

Коррупционный фактор используется в контексте политической борьбы, передела сфер влияния. Одним из противоречивых явлений общественной жизни и общественных настроений становится усиление и опривычивание в обществе коррупционных схем на уровне не только отношений между государством и обществом, но и в межличностной сфере. В государственном секторе коррупциогенность определяется стимулами коррупции, порождающими экономическую неэффективность и социальную несправедливость, которые только с условностью, как пишет С. Роуз Аккерман, можно отнести к дурным альтернативам, легальным схемам материального стимулирования и вознаграждения.1

Для российского общества коррупция свидетельствует о неэффективности, бюрократизации, отрыве системы управления от насущных общественных проблем, запросов массового сознания. Пытаясь

1 Аккерман Р. Коррупция и государство. М., 2003. С. 5

понять, какие условия и факторы благоприятствуют или нейтрализуют коррупцию, следует отметить, что влияние коррупции в обществе выглядит преувеличенной, когда коррупция выступает синонимом несостоявшегося государства, и преуменьшаемом, когда речь заходит о коррупции, как сугубо бытовом явлении.

Независимо от этого важным последствием коррупции в российском обществе является рационализация коррупционных практик, принятие массовых поведенческих моделей, направленных на готовность к применению и применение коррупционных схем. Можно по-разному объяснять причины этого явления, указывая и на дисфункциональность существующих государственных институтов, на неразвитость новых институциональных форм, на издержки переходного периода в контексте догоняющей модернизации, прилагать усилия для анализа неразвитости правовой культуры, слабо реагирующей на коррупционные схемы.

В любом случае, исследование коррупции в российском обществе связывается с массовыми ментальными и поведенческими практиками. В этом смысле коррупция выступает не столько как экономическая и даже политико-правовая проблема, а проблема социальная, связанная с тем, что коррупционные практики во многих секторах общественной жизни вытесняют легальные, с формально-правовыми регуляторами замещением регуляторами взаимовозмездности. Высокий уровень коррупции создает «заслон» инвестиционной политике, но в большей степени коррумпированность не сообразуется с целями социального развития, а акторы коррупции (и не только коррумпированные высокопоставленные чиновники) стимулирую рост коррупции и ее влияние на отношения общества и государства, и межгрупповые отношения.

Рассматривая коррупционные практики как практики,

ориентированные на получение незаконных социальных льгот и

привилегий на основе подкупа, дарения, взаимных услуг и использования

должностной ренты, мы можем фиксировать, что в российском обществе

4

коррупция связана не только со слабостью правовых регуляторов или с неписанной традицией коррупции («в России всегда воровали»), но важное значение имеет ситуации общественной жизни, в которой коррупция принимается, как норма социального взаимодействия, когда даже законные претенденты вынуждены платить взятки в том случае, если обладатели благ используют должностную ренту с целью создать дефицит публичных услуг.

На наш взгляд, очевидно, что коррупционные практики являются ключевыми в понимании процесса коррумпированности общества и постановки социального диагноза в исследуемой проблеме. Как практики, складывающиеся в определенном общественном сегменте и превращающиеся в форму нормативной модели поведения, коррупционные практики, фактически, деформируют и замещают социальные институты, придавая им не только качество дисфункциональности, но и формируя определенные требования к выполнению социальных функций. Коррупционные практики существенно изменяют представления и процессы социальной мобильности, при которых обладание должностной рентой или использование коррупционных схем становится способом повышения статусных показателей (богатство, власть, престиж).

Таким образом, проблема коррупции имеет для российского общества не только конъюнктурное значение, связанное с исправлением имиджа страны, гораздо более серьезная причина состоит в том, что коррупционные практики подрывают доверие к социальным институтам, выстраивают систему паразитирующих посреднических структур между обществом и государством и, что не менее важно, становятся условием перемены, замещения социальных регуляторов.

Измеряя в конкретной степени коррупцию, мы должны учитывать,

что обвинения России в высокой степени коррумпированности во многом

исходят из соображений политической целесообразности или демонизации

5

российского государства в международных отношениях. Однако, если говорить о внутренних побудительных мотивах, можно констатировать, что противодействие, нейтрализация коррупционных практик становятся важнейшим и основным направлением внутреннего обустройства страны.

Степень разработанности темы.

Классическая социологическая традиция не выводит на понимание коррупции как самостоятельной теоретической проблемы. Основным «антикоррупционным» положением можно считать концепцию социальной аномии Э. Дюркгейма, в которую включается не только снижение авторитета и неэффективность социальных норм, безверие индивида в институциональный порядок и, но то, что можно описать как разрыв системы органической солидарности.

Согласно Э. Дюркгейму , современное общество строится на разделении труда. Коррупция в этой схеме выступает паразитирующим, патологическим явлением, использующим недочеты и упущения правовой, политической, экономической системы. С коррупцией можно связать деятельность групп, руководствующихся мотивами незаконной наживы, групп по социальным качествам несовременных, связанных с социально-профильным статусом, с тем, что должность и монополия на ресурсы создают систему социальной зависимости - подчинения.

Таким образом, коррупция выступает как несвойственное современному обществу явление, неустраненное в общественных структурах как результат социальной аномии и «интоксикации» общественного организма незаконными, нелегитимными сделками. Преодоление коррупционных схем, если следовать логике Э. Дюркгейма, заключается в повышении эффективности социальных норм, в повышении институционального доверия, в слаженности разделения труда и выполнении государственными структурами правовых и социальных обязательств перед обществом.

2 Дюркгейм Э. О разделении труда. М., 1998

Несомненно, дюркгеймианская концепция подчеркивает роль моральных и правовых феноменов в преодолении коррупции как деформации социальной солидарности. Обличая коррупцию как неизбежное моральное зло, вытекающее из социального устройства общества, попытки преодоления связываются с исчезновением ненормальных форм труда, как диспропорционального обмена услуг.

Описанная Дюркгеймом схема является важной для понимания

л

коррупционных практик в социологической теории М. Вебера . Так как разделение труда естественно порождает солидарность и внесистемные нормальные формы, связанные с навязыванием услуг, М. Вебер полагал, что рационализация общественной жизни постепенно выводит за пределы социального действия патриархальные формы общественных отношений.

Но коррупцию можно понимать и как социальную рациональность, важным условием которой становятся не паллиативные представления общества, как считал Дюркгейм, конституирующим является социальное действие, ориентированное на других. Поскольку индивид занимает определенное статусное положение, неизбежно встает вопрос о том, в какой степени он может пользоваться своими статусными социальными преимуществами для достижения жизненных целей.

Идеальная модель бюрократии, описанная М. Вебером, как группа лиц, ориентированных на формально-правовую рациональность, на действия по социально-калькулируемой, социально-прогнозируемой и разделяемой определенными поведенческими канонами схемой, является, своего рода, позицией противопоставления коррумпированному нерациональному обществу, в котором каждый зависит от других только по схеме возможного оказания услуг.

Среди специфических факторов коррупции, основываясь на теории М. Вебера, можно назвать понимание коррупции как пространства свободы в рамках стиснутого под воздействием формально-правовой

3 Вебер М. Избранные произведения. М., 1990

рациональности индивида. Целью М. Вебера являлось построение правового государства. Его искреннее убеждение, как ученого, заключалось в том, что коррупция является одной из форм антипрогресса -формой, в которой локализуется социальная иррациональность.

Рассмотрение коррупционных практик вмещается в такую исследовательскую ситуацию как средний и приблизительно рассматриваемый смысл действия. Коррупционные практики не являются для М. Вебера усредненными, а потому понятным способом поведения. Потому он особо подчеркивает, что критерием выделения коррупционных практик, как нормативных моделей поведения, становится намеренный акцент на социальное, на извлечение и повышение эффективности социального действия.

Сам Вебер, настаивающий на том, что главный и основной методологический инструментарий социологии опирается на идеальные типы, сталкивается с трудностью квалификации коррупционных практик, которые не являются усредненными идеальными типами и, одновременно, сохраняют основные признаки социального действия (имеется в виду наличие ориентации на других и смысл действия). В теоретико-методологическом аспекте эта антиномия разрешается путем соотнесения коррупции с размыканием рациональной замкнутости, обращением к опосредующим звеньям социальных практик.

Анализ бюрократии в этом контексте сыграл положительную роль, поскольку бюрократия, как власть инструкций, находится в состоянии и ориентирована на экспансию формальной рациональности, что возвышает коррупционные риски и, как следствие, как возможность возникновения дурных альтернатив.

В подходе представителей структурного анализа (Т. Парсонс4, Р. Мертон5) новационным, расширяющим сферу исследования коррупции,

4 Парсонс Т. О системе современных обществ. М., 1998.

5 Мертон Р. Избранные социологические труды. М., 1993

является положение об антиномии партикулярных и универсальных норм, о путях интеграции социальных групп в общественную жизнь и влияния на уровень отклонения от норм и получения незаконных социальных преимуществ степени усвоения общественных образцов и норм.

Согласно этой концепции, общество находится в состоянии неравновесия, если интегрирующие нормы ослаблены или действуют декларативно, также как и социальные институты показывают высокую степень дисфункциональности, замещения явных функций латентными, связанных с использованием институциональных ресурсов для удовлетворения интересов определенных групп. Структурно-функциональный анализ дает описание коррупции с точки зрения функциональности, того, какие функции и каким общественным запросам удовлетворяет коррупция.

Подобная постановка вопроса выводит на понимание коррупционных практик как практик, связанных с уровнем анализа социального действия, с личностью, как системы мотиваций, эмоций и идей, интернализируемых каждым индивидом. В анализе коррупции требуется уяснить каким образом агент, через которого осуществляется системная деятельность, выступает как носитель коррупционных практик.

В контексте отмеченного подхода коррупционные практики имеют

смысл лишь в структурной взаимозависимости, в том, что, несмотря на

разнообразие форм проявления, инвариантны по отношению к

социетальному уровню. В понимании коррупционных практик важным

является два момента: дефицит институциональных ресурсов и взаимное

предоставление услуг. Полагая, что коррупционные практики действуют в

обществе на уровне групповой интеракции, структуралисты приходят к

выводу о необходимости замыкания и сосредоточения исследовательских

усилий на рассмотрении деятельности государственных структур как в

большей степени, согласно Р. Мертону, характеризуемых как структуры

замкнутого действия. Можно также сказать, что, являясь сторонниками

9

обсуждения коррупции как расхождения между социально предписанными целями и приемлемыми средствами их достижения, определяется обозначение коррупционных практик как практик, имеющих мотивами и вполне легальные цели, но использующие для этого легальные способы реализации.

Таким образом, классическая социологическая мысль выделяет три основных момента в понимании коррупционных практик: во-первых, как определенных моделей поведения, имеющих обусловленность в ненормальных формах разделения труда, возникновения опосредующих избыточных звеньев; во-вторых, в дефиците или присвоении институциональных ресурсов в ситуации дисфункциональности социальных институтов; в-третьих, в использовании иллегальных практик для достижения признанных в обществе легитимных целей.

Неклассическая социологическая мысль рассматривает коррупционные практики в контексте деятельностного подхода. Согласно П. Бурдье6, коррупция не субстанциональна, а является конфигурацией отношений между индивидуальными и коллективными акторами. Так как люди преследуют разные интересы - в социальных полях и формы коррупции принимают разнообразные формы. Но основным является то, что коррупция есть конкретная борьба между агентами и представляет механизм капитализации не только легитимных, но и нелегитимных средств.

Важным является то, что коррупционные практики есть индикатор логики присоединения - логики, связанной с тем, что, проявляя внешне приверженность к целям и нормам господствующей группы, присоединившаяся группа действует на основании своих интересов. Таким образом, можно констатировать, что коррупционные отношения включены в анализ осмысления социальной реальности. Логика практики такова, что в отношении всей совокупности действий практическая логика - логика,

6 Бурдье П. Социология политики. М., 1993; Практический смысл. СПб., 2004

уловимая только в действии, - определяет склонность к коррупции в определенной ситуации.

Практическое чувство, являясь составной часть габитуса, вынуждает действовать индивида на основе схем коллективного или индивидуального опыта. Противопоставляя пониманию коррупции как сознательному, преднамеренному искажению правовых, социальных или должностных норм коррупционные схемы, как схемь1 габитуса, П. Бурдье принимает в расчет, что коррупционные практики включены в схему конкретной борьбы и на уровне хабитуализации становятся конкурентным преимуществом.

Приоритет, отдаваемый П. Бурдье анализу диспозиционных установок на коррупционную деятельность, на действие личности в соответствии с принципом габитуса, переключает исследовательское внимание на субъектно-мотивационные основы коррупционной деятельности, на понимание коррупционных программ как программ социального самопрограммирования.

Э. Гидценс анализирует коррупционные практики с позиции включения в социальные взаимодействия. Для него существенным является тот факт, что рефлексивный контроль за социальными взаимодействиями согласуется с деятельностью бессознательных структур личности. Согласно Э. Гидденсу, позиционирование индивидов означает одновременное расположение в пределах длительной протяженности институциональных преобразований. Полагая, что индивид действует на основании позиционирования, что большинство аспектов взаимодействия определяется тем, насколько акторы способны согласовать собственную деятельность с другими, чтобы достигать целей, преследуемых поведением индивидов, уровень коррупциогенности, являющейся частью практической деятельности, формирует различные формы условностей. Коррупционные практики являются заимствованными или становятся способом

7 Гидденс Э. Устроение общества. М., 2003. С. 89

осуществления рутинной деятельности, не связанные с компетентной осведомленностью.

Представляя коррупцию в контексте социального взаимодействия, Э. Гидденс видит то, что коррупция становится приумножающим ресурсом. Рассматривая, таким образом, коррупционные практики, можно сказать о структурации коррупции, модификации существующих органических или социальных характеристик через механизмы коррупционного действия. За этим утверждением стоит признание факта, что на уровень коррупциогенности общества действует масштаб некоррупциогенных (прежде всего, алокативных) ресурсов. Согласно Э. Гидденсу, действуя коррупционно, индивид относится к коррупции как к практическому сознанию.

Отечественная социологическая мысль сталкивается с двумя исследовательскими трудностями. Первая связана с неразвитостью аналитического аппарата коррупции применительно к российской действительности, так как идеи социологии права М. М. Ковалевского и О.

о

И. Петражицкого касались только общих принципов социальности права. Вторая связана с тем, что заимствованные аналитические схемы направляют усилия исследователей на сферу несоответствия российским реальностям зарубежных стандартов измерения коррупции, содержат малый объяснительный потенциал в выявлении специфики коррупции в российском обществе.

Характеризуя эту ситуацию можно сказать, что российская социологическая мысль постепенно сосредотачивается не на возникновении коррупции, а она видит перспективное направление в исследовании как институционального дизайна коррупции (И. Е. Дискин)9, так и структурного измерения (О. И. Шкаратан)10 и через динамику

8 Социология России в 19-начале 20 века. Вып. 3. М., 2002

9 Дискин И. Е. Россия, которая возможна. М., 2011

10 Шкаратан О. И. Российский порядок: вектор перемен. М., 1998; Социология неравенства: теория и реальность. М., 2012

массового сознания (М. К. Горшков)*11. В этом перечислении важным является то, что постепенно признавая самостоятельность криминологического подхода к анализу коррупции, указывается необходимость анализа социальных характеристик коррупции, тех сфер общественной жизни, которые не охватываются правовой сферой и не могут опираться исключительно на правовую традицию.

Также важным является то, что в понимании И. Е. Дискина отмечается необходимость преодоления этатистского подхода, анализа только фактов взяточничества чиновников. Обращаясь к моделям социального действия, И. Е. Дискин диагностирует коррупцию в контексте процессов рационализации и индивидуализации в постсоветский период. Для него важным является то, что до сих пор не произошли адекватные изменения в механизмах социального контроля и социальной интеграции, что создает воспроизводство коррупции как следствие безличностного индивидуализма. Коррупция порождается макросоциальной средой, в которой господствует неформальный социальный капитал.

Это положение в определенной степени отличается от исследовательского контекста, вносимого О. И. Шкаратаном. Коррупция представляется в его изложении как результат действия схемы «власть -собственность», как система взаимообмена, в которой легитимируется ориентация на власть, как способ накопления богатства, что связано с коррупционными схемами, и конвертации богатства на власть, что подразумевает практики подкупа и легальной ротации. Важным моментом позиции О. И. Шкаратана является то, что избыточные социальные неравенства в российском обществе делают сферу публичных услуг недоступной для большинства россиян и определяют ситуацию навязывания коррупции.

М. К. Горшков, отмечая растущий в обществе запрос на борьбу с коррупцией, как основное препятствие социокультурной модернизации

11 Горшков М. К. Российское общество, как оно есть. М., 2012

российского общества, отмечает, что, во-первых, сама борьба с коррупцией включена в общий контекст идеи порядка. И это сужает социальные границы восприятия коррупции. Во-вторых, коррупция по традиции замыкается в определенных сферах государственной жизни и не анализируются коррупционные практики на микросоциальном и профессиональном уровнях. Также, для М. К. Горшкова важно, что обнаруживается когнитивный диссонанс между неприятием коррупции и готовностью вступления в коррупционные схемы для акторов достиженческих практик.

В целом, отмеченные обстоятельства свидетельствуют о том, что, во-первых, социологическая мысль сформировала определенный задел в исследовании коррупции как явления неорганичного, патологичного, связанного с процессами социальной деградации и дисфункциональности социальных институтов, но слабо исследованы апосреднические средства коррупции, коррупционные практики различных слоев населения, использующих возмездные соглашения для достижения социальных льгот или получения материальной выгоды. Во-вторых, коррупционные практики «отмечены» описанием, в основном, высшего уровня, но не соответствуют влиянию коррупции на социальном микроуровне, создающей необходимый инструментарий достижения коллективных или индивидуальных целей.

Эти выводы определяют теоретическую и социально-практическую значимость исследования, призванного заполнить определенные пробелы в изучении коррупции как системного социального явления.

Цель диссертационного исследования состоит в изучении коррупционных практик в системе социальных позиций населения российского общества как поведенческих моделей, ориентированных на приобретение незаконных льгот и преференций, извлечение должностной ренты, нелегитимное присвоение институциональных ресурсов.

Осуществление этой цели осуществляется через постановку следующих исследовательских задач:

определить коррупционные практики в системе социологического знания в качестве инструмента исследования

- изучить специфику коррупционных практик в российском обществе, как основной индикатор состояния общественной и экономической жизни;

- выявить влияние социоструктурных условий на формирование коррупционных практик;

- раскрыть институциональные факторы воспроизводства и распространения коррупционных практик;

исследовать деятельностно-мотивационный аспект коррупционных практик и классифицировать их по типу направленности и способам воздействия;

- проанализировать перспективы преодоления и минимизации коррупционных практик во влиянии на ментальность и поведение россиян.

Объектом исследования в работе выступает коррупция, как системообразующий социальный эффект, порождающийся деформацию поведенческих и ментальных практик и представляющий социальную опасность для стабильности и развития общества.

Предмет исследования составляют коррупционные практики в различных сферах российского общества, связанные с социостатусными, институциональными и деятельностно-мотивационными параметрами.

Гипотеза диссертационного исследования состоит в том, что

коррупционные практики в российском обществе имеют в основе

опривычивание коррупционных схем, как неформальных соглашений,

играющих роль регуляторов и способов получения социальных благ и

услуг. Коррупционные практики, таким образом, связаны с

опривычиванием коррупции, со схемами восприятия коррупции как

наиболее эффективного и удобного способа реализации достигательных

15

стратегий. Коррупционные практики, проявляясь в различных формах, формируются под влиянием коррупционных установок, и в условиях монополизации институциональных ресурсов определенными группами и должностной рентой, имеющей значение в повышении социально-статусных позиций, богатства и престижа.

Теоретико-методологическую основу исследования составляет социологическое понимание, основанное на постулате классической социологии Э. Дюркгейма об аномийном разделении труда, неклассической социологии П. Бурдье о механизмах функционирования и приращения неформального социального капитала, трактующих коррупционные практики, как поведенческие модели, порождаемые отношениями социальной зависимости и монополизмом на определенные социальные блага на основе должностного статуса и имеющих последствием социальную дезинтеграцию общественной жизни.

При разработке основных положений диссертации автор исходил из концептов социальной аномии и ненормальных «превратных» форм разделения труда Э. Дюркгейма, эффектов бюрократизации социальных отношений М. Вебера. В работе нашли отражение положения неклассической социологии П. Бурдье о наращивании социального капитала, логики присоединения, опривычивания и практического чувства. Также принята во внимание позиция Э. Гидденса по поводу практического разума.

Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Сергиенко, Владимир Олегович, 2013 год

Список используемой литературы

1. Аврутин Ю.Е. Государство и право. Теория и практики. М., 2009

2. Адаптационные стратегии населения. СПб., 2004.

3. Аккерман Р. Коррупция и государство. М., 2003.

4. Алексеев С. В. Коррупция: социологический анализ. Шахты, 2008.

5. Американская социология. Перспективы. Проблемы. Методы. М., 1972

6. Американская социологическая мысль. М., 1996

7. Андреев С. Структура власти и задачи общества // Нева, 1989. № 1

8. Аникин В. А. Работа в жизни россиян. // Социологические исследования. 2009, № 12.

9. Артемов В. М. Социально-культурная ориентация работников правоохранительных органов. // Социологические исследования, 2000, №7

10. Артемов В. М. Социокультурные ориентации правоохранительных органов. // Социологические исследования. 2000, № 1.

11. Аспекты социальной теории современного общества. М., 2000

12. Базовые ценности россиян. М., 2003

13. Башкирова Е.И. Трансформация ценностей российского общества // Полис, 2000. № 6

14. Белов М. Т., Любченко В. С. Классная элита и процесс трансформации российского социума. Ростов н/Д, 2002.

15. Беляева Л. А. Социальная стратификация и бедность в регионах России. // Социологические исследования. 2006, № 9.

16. Бергер П.Л. Приглашение в социологию. Гуманистическая перспектива. М., 1996

17. Бойков В.Э. Десять лет реформаторства // Социологические исследования, 2001. № 7

18. Бойков В.Э. Ценности и ориентиры общественного сознания россиян // Социологические исследования, 2004. № 7

19. Большой юридический словарь. 3-е изд., доп. и перераб. / Под ред. проф. А. Я. Сухарева. — М., 2007

20. Бурдье П. Начала. М., 1994

21. Бурдье П. Практический смысл. СПб., 2004.

22. Бурдье П. Социология политики. М., 1993

23. Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. СПб, 2005

24. Бурдье П. Социология социального пространства. СПб, 2005

25. Бызов Л. Г. Бюрократия при В. Путине - субъекты развития или его тормоз. // Социологические исследования. 2006, №3

26. Бюрократия и власть: новые в России позиции населения и оценки экспертов. М., 2005

27. Вебер А.Б. Устойчивое развитие как социальная проблема. М., 1999

28. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990

29. Волков В. Силовое предпринимательство. СПб., 2002

30. Волков Ю. Г. Идентичность и идеология: взгляд в будущее. М., 2006

31. Волков Ю. Г. Социология. М., 2010

32. Восленский М., Номенклатура. М., 1989

33. Гайдар Е.Т. Государство и эволюция. СПб., 1997.

34. Галкин A.A., Красин Ю.А. Россия на перепутье. М., 1998.

35. Гидденс Э. Социология. М., 2006

36. Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурности. М., 2003

37. Голенкова 3. Т., Игитханян Е. Д. Средние слои в современной России. // Социологические исследования, 1998, №7

38. Гонтмахер Е. Социальная политика в России: уроки 90-х. М., 2000

39. Горяинова В. П. Групповая солидарность и ценностные ориентации. // Социологические исследования, 1997, №3

40. Горшков М. К., Шереги Ф. Э. Молодежь России: социологический портрет. М., 2010.

41. Горшков М. К. Российская повседневность в условиях кризиса: социологическое измерение. // Социологические исследования. 2009, № 12.

42. Горшков М. К. Российское общество, как оно есть. М., 2011.

43. Готово ли российское общество к модернизации? М., 2011.

44. Гревцов Ю. И. Очерки и теории социологии права. СПб, 1996

45. Гревцов Ю. И. Социология права. СПб, 2001

46. Данилова Е. Н. Идентификационные стратегии: российский выбор. // Социологические исследования, 1995, №6

47. Данилова E.H., Ядов В.А. Нестабильная социальная идентичность как норма современных обществ // Социологические исследования, 2004. № 10

48. Девиантность и социальный контроль в России. М., 2000

49. Де Болт Дж. Причины и последствия неудач модернизации в России. // Социологические исследования, 2006, №10

50. Дилигенский Г. Г. Люди среднего класса. М., 2002

51. Динамика социального экономического положения населения в России вып.2, 2008.

52. Динамика ценностей населения реформируемой России. М., 1996

53. Дискин И. Е. Россия, которая возможна. М., 2011.

54. Дроздов А. Ю. Агрессивное поведение молодежи в контексте социальной ситуации. // Социологические исследования. 2003, № 4.

55. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М., 1999

56. Западноевропейская социология XIX - начало XX века. М., 1996

57. Заславская Т. И. Современное российское общество. М., 2004

58. Заславская Т. И., Шабанова М. А. Социальные механизмы трансформации неправовых практик. // Общественные науки и современность, 2001, №5

59. Западно-европейская социология 19 - начало 20 века. Тексты. М.: 1996

60. Зборовский Г. Г., Широкова Е: А. Социальная ностальгия: к исследованию феномена. // Социологические исследования, 2001, №8

61. Звоновский В. П., Пышкова Н. В. Уклонение от уплаты налогов: отношение населения. // Социологические исследования. 2003, № 4.

62. Здравомыслов А. Г. Интересы, потребности, ценности. М., 1997

63. Здравомыслов А. Г. Социология конфликта. М., 1996

64. Здравомыслов А. Г. Социология российского кризиса. М., 1999

65. Зинченко Н. И. Личная безопасность как объект социологического анализа. // Социологические исследования, 2004, №3

66. Зубок Ю. А., Чупров В. И. О формировании правовой культуры молодежи в России и Белоруссии. // Социологические исследования, 2006, № 10

67. Зубок Ю. А. Феномен риска в социологии. М., 2007

68. Иванов А. А. От талиона к индивидуализации юридической ответственности. Исторический очерк становления правового принципа. М., 2009

69. Игошин В. Н. Институциональные искажения в российском обществе. М., 2003.

70. Изменяющаяся Россия в зеркале социологии. М., 2003

71. Ильин В. И. Социальное неравенство. М., 2000

72. Исаев И. А. Правовая культура России. М., 2009

73. Казимирчук В. П. Социальный механизм действия права.// Советское государство и право, 1970, № 10

74. Капелюшников Р.И. Институциональная природа переходных экономик: российский опыт // Куда идёт Россия. Формальные институты, реальные практики 2001.

75. Касьянова К. О русском национальном характере. М., 1994.

76. Кивинен М. Прогресс и хаос. Социологический анализ прошлого и будущего России. СПб., 2001.

77. Клямкин И., Тимофеев JI. Теневая Россия. М., 2000.

78. Климова С.Г. Стереотипизация повседневности в определении своих и «чужих» // Социологические исследования, 2000. № 12.

79. Козер Льюис А. Мастера социологической мысли М. 2006.

80. Козлов В.А. Противоправное поведение в сфере экономики. М. 2005.

81. Коленникова О. А. Трансформация правоохранительных органов в России: социально-политические последствия. // Социологические исследования. 2006, № 2.

82. Колосова Н.М. Интегративная функция правовой системы. М. 1990.

83. Корюоф Ф. Новые социологии. М.-СПб., 2002.

84. Коррупция глазами жителей Ростовской области. Ростов н/д, 2013.

85. Косалс Л. Я. Между хаосом и порядком. // Pro et Contra, 1999, Т. 4, №6.

86. Кривошеев В. В. Особенности аномии в современном российском обществе. // Социологические исследования. 2004, № 3.

87. Кривошеев В. В. Короткие жизненные проекты: проявления аномии в современном обществе. // Социологические исследования. 2009, № 3.

88. Ксенофонтова В.Н. Правовое поведение личности: содержание и особенности. М. 2006.

89. Кто и куда стремится вести Россию? М., 2001.

90. Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития. М., 1995.

91. Куда идет Россия? Власть, общество, государство. М., 2000.

92. Куда идет Россия? Кризис институциональных систем. Век, десятилетие, год. М., 1999.

93. Куда идет Россия? Общее и особенное в общественном развитии. М., 1997.

94. Куда идет Россия? Формальные институты и реальные практики. М., 2002.

95. Куда пришла Россия? М., 2003.

96. Кудрявцев В. Н., Казимирчук В. П. Современная социология права. М., 1995.

97. Кудрявцев В. Н. О правопонимании и законности. // Государство и право. 1994, № 3.

98. Кудрявцев Л. Д. Современное огбщество и нравственность. М., 2000.

99. Култыгин В. Классическая социология. М., 2000.

100. Кульчар К. Основы социологии права. М., 1981.

101. Куценко О. Д. Общество неравных. Харьков, 2000.

102. Лапаева В. В. Право и политика. Из научной публицистики. М., 2005.

ЮЗ.Лапаева В. В. Социология права в поисках новой парадигмы.// Государство и право, 1992, №7.

104. Лапин Н. И. Пути России. М., 2000.

105. Левада Ю. А. От мнений к пониманию. М., 2000.

106. Левицкий С. А. Свобода и ответственность. М., 2003.

107. Личность и уважение к закону. Социологический аспект. М., 1979.

108. Лунеев В. В. Эффективность борьбы с преступностью и ее отдельными видами в современной России. // Государство и право. 2003, № 7.

109. Магомедов К.О. Гражданское общество и государство. М., 1998.

110. Малютин М.В. Новая элита в новой России // Общественные науки и современность, 1992. № 2.

111. Медушевский А.Н. Социология права. М.: ТЕИС, 2006.

112. Молодёжь в новой России образ жизни и ценностные параметры, М. 2007.

113. Мониторинг общественного мнения. Левада-центр, 2012, № 24.

114. Наумова Н. Ф. Человек и модернизация России. М., 2006.

115. На перепутье. Новые вехи. М., 1999."

Пб.Неверко Д. Д., Шинкевич В. Е., Горбач В. А. Деятельность милиции в зеркале общественного мнения. // Социологические исследования. 2006, №2.

117. Никонов В.А. Эпоха перемен: Россия 90-х глазами консерватора. М., 1998.

118. Новая молодежь России: жизни и ценностные ориентиры. М., 2004. Вып. 7.

119. Новая постиндустриальная волна на Западе. М., 1999.

120. Новое и старое в теоретической социологии. М., 1999.

121. Новые идеи в социологии. М., 2013.

122. Новые потребности и новые риски: реальность 90-х годов. СПб., 2001.

123.Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997.

124. Нуреев Р. М. Теория общественного выбора. М., 2005.

125.0 чем мечтают россияне? М., 2012.

126. Общая социология. Тексты. М., 2006.

127. Обновление и стабильность. М., 2000.

128,Олейник А. «Жизнь по понятиям»: институциональный анализ повседневной жизни «российского простого человека».// Политические исследования. 2001, №2.

129. Опыт словаря нового мышления. М., 1989.

130. Парсонс Т. О структуре социального действия. М., 2000.

131. Парсонс Т. Система современных обществ. М., 1999.

132.Певзнер Я. А. Крах коммунизма и современные общественные отношения. М., 1999.

133. Перегудов С. П., Лапина Н. Ю., Семененко И. С. Группы интересов и российское государство. М., 1999.

134. Петрова Л.Е. Социальное самочувствие молодежи. //Социологические исследования. 2000, №12.

135. Петухов В. В. Новые поля социальной напряженности. // Социологические исследования. 2004, №3.

136. Петухов В. В., Пахомов Е. И., Седова Н. Н. Права человека: дискриминационные практики в современной России. // Общественные науки и современность. 2003, № 5.

137. Попов М.Ю.Правовая культура как элемент социального порядка. Власть. 2006, №6.

138. Попов М.Ю. Социальная аномия и её влияние на социализацию. Власть. 2006, №2.

139. Попова И. П. Профессионализм - путь к успеху? // Социологические исследования. 2004, № 3.

140. Постсоветский институционализм: власть и бизнес. М., 2006.

141. Проданов В. Насилие в современную эпоху. София, 2005.

142. Пути России: существующие ограничения и возможные варианты. М., 2004.

143. Радаев В. В., Шкаратан О. И. Социальная стратификация. М., 1996.

144. Рассадина Т. А. Трансформация традиционных ценностей россиян в постперестроечный период. // Социологические исследования. 2006, №9.

145. Региональная социология в России. М., 2007.

146. Реформирование России: мифы и реальность. М., 1994.

147. Реформы переходного периода. М., 2005.

148. Ритцер Дж. Современные социологические теории. СПб., 2002.

149. Роуз-Аккерман С. Коррупция и государство. М., 2005.

150. Российская идентичность в социологическом измерении. М., 2008.

151. Российская идентичность в условиях трансформаций. М., 2005.

152. Российский менталитет: история и современность. СПб., 1993.

153. Российский порядок: вектор перемен. М., 2004.

154. Российское общество на изломе: взгляд изнутри. М., 1997.

155. Россия, которую мы обретаем. Новосибирск, 2003.

156. Россия реформирующаяся. Вып. 7. М., 2008.

157. Россия трансформирующаяся. М., 2001.

158. Россия: новая социальная реальность. М., 2004.

159. Россия: риски и опасности «переходного» общества. М., 2000.

160. Русанова H. М. Правовые установки и правовое поведение россиян. // Социология и общество. СПб., 2000.

161. Свобода, неравенство, братство: социологический портрет новой России. М., 2007.

162. Седова И. Н. Морально-нравственные ориентации и социальная активность. // Социологические исследования. 2004, №8.

163. Селигмен А. Проблема доверия. М., 2002.

164. Смоленский М.Б., Колюшкина Л.Ю. Теория государства и права. М., 2009.

165. Советский простой человек. М., 1995.

166. Солодникова И.В. Социализация личности: сущности и особенности на разных этапах жизни// Социологические исследования. 2007, №2.

167. Социальная сфера общества: сегодня, завтра, послезавтра. М., 2008.

168. Социальное неравенство и социальная политика в современной России. М., 2008.

169. Социальное расслоение и социальная мобильность. М., 1999.

170. Социальное согласие в современном мире. М., 2000.

171. Социальные конфликты в современной России. М., 1999.

172. Социальные ориентиры общественности: общество и человек. М., 1990.

173. Социальные трансформации в России: Теория, практика, сравнительный анализ. М., 2005.

174. Социальные факторы и консолидация российского общества. М., 2010.

175. Социальный капитал и социальное расслоение в современной России. М., 2003.

176. Социальная стратификация российского общества. М., 2003.

177. Социальная трансформация в России: теории и практики, сравнительный анализ. M., 2005.

178. Социология и современная Россия. М., 2003.

179. Социология неформальных отношений: политика, экономика, культура. Тюмень, 2005.

180. Спиридонов JI. И. Общественное мнение и право. Л., 1985.

181. Справедливые и несправедливые неравенства в современной России. М., 2005.

182. Средние классы в России: экономические и социальные стратегии. М., 2003.

183. Стариков E.H. Общество-казарма от фараонов до наших дней. Новосибирск, 1996.

184. Становление нового социального порядка в России. Краснодар, 2000.

185. Тимофеев Л.М. Институциональная коррупция. М., 2001.

186. Тихонова Н.Е. Бюрократия: часть общества или его контрагент// Социологические исследования. 2006, №3.

187. Тихонова H. Е., Мареева С. В. Средний класс: теория и реальность. М., 2009.

188. Тощенко Ж. Т. О понятийном аппарате социологии. // Социологические исследования. 2002, №9.

189. Тощенко Ж.Т. Парадоксальный человек. М. 2001.

190. Тощенко Ж. Т., Харченко С. В. Социальное настроение. М., 1996.

191. Фукуяма Ф. Доверие. М., 2008.

192.Хагуров Т. А. Человек потребляющий: проблема девиантологического анализа. М., 2006.

193. Чего опасаются россияне? М., 2008.

194. Человеческий потенциал: опыт комплексного анализа. М., 1999.

195. Черкасов Р. В. СМИ и общественное мнение о милиции. // Социологические исследования. 2006, №4.

196. Шабанова М. А. Образы свободы в реформируемой России. // Социологические исследования. 2000, № 2.

197. Шабанова М. А. «Неправовая свобода» и самозащитное поведение населения. // Регион: экономика и социология. 2000, №1.

198. Шабанова М.А., Социальная адаптация в контексте свободы// Социологические исследования. 1995, №9.

199. Шабанова М. А. Социология свободы: трансформирующееся общество. М., 2000.

200. Шереги Ф. Э. Социология права: прикладные исследования. СПб., 2002.

201. Шкаратан О.И. Российский порядок: вектор перемен. М., 2004.

202. Шкаратан О. И., Бондаренко В. А. и др. Социальное расслоение и его воспроизводство в современной России. М., 2003.

203. Шкаратан О. И. Социология неравенства: теория и реальность. М., 2012.

182

204. Штомпка П. Социология изменений. М. 1996.

205. Штомпка П. Социология. М., 2007.

206. Щербакова Н. В. Правовая установка и социальная активность личности. М., 1986.

207. Эффективность правовых норм. М., 1980.

208.Ядова В. JI. Поведенческие установки постсоветского поколения. // Социологические исследования. 2006, № 10.

209. Ядов В. А. Проблемы российской трансформации. СПб., 2006

210. Oxford dictionary of sociology Ox., 1997.