Имажинизм в контексте модернистской и авангардной поэзии XX века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Павлова, Ирина Викторовна

• Павлова, Ирина Викторовна
• кандидат филологических наук
• 2002

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Павлова, Ирина Викторовна

Введение.

Глава I. Генезис и творческая судьба имажинизма в истории русской поэзии XX века.

Раздел 1. Модернизм и авангардизм в русской поэзии начала XX века.

Раздел 2. Английский имажизм - предтеча русского имажинизма.

Раздел 3. Творческая деятельность имажинистов в 20-е годы.

Раздел 4. Оценка имажинизма в критике 20-х годов.

Раздел 5. Традиции имажинистской эстетики в русской поэзии XX века.

Глава II. Эстетическая теория и художественная практика имажинистов в контексте русской культуры первой четверти XX века.

Раздел 1. Эстетические взгляды имажинистов на проблемы современного искусства.

Раздел 2. Слово - источник образности имажинистской поэзии.

Раздел 3. «Комбинированные образы» или тропы как основные средства художественной образности в поэзии имажинистов.

Раздел 4. Особенности лирической и стиховой композиции имажинистских произведений.

Раздел 5. Общие свойства лирического сознания и пафоса в лирике имажинистов.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Имажинизм в контексте модернистской и авангардной поэзии XX века»

С конца 80-х годов к читателю стали возвращаться не только многие незаслуженно забытые литературные имена, но даже целые литературные школы и течения. Бесспорно, что далеко не все из поэтических экспериментов начала XX века составили истинно художественное достояние нашей литературы. Но действительность советского периода нашей истории заключалась именно в том, что широкой читательской аудитории не предоставлялось права судить о достоинствах или недостатках того или иного художника.

Одним из «белых пятен» русской литературы оказалось и творчество имажинистов. До «перестроечного» времени вопрос о роли этой литературной школы в отечественной культуре по большому счету не ставился совсем. В энциклопедических словарях и справочниках название школы сопровождалось определением «богемная», что начиная с 20-х годов приравнивалось к обвинительному приговору: «аморальная», «буржуазная». А в некоторых хрестоматиях и антологиях воспроизводились несколько одних и тех же стихотворений имажинистов, далеко не лучших.

КШ.Бобрецов видит одну из важнейших причин такого замалчивания в близости имажинистов к С.Есенину: «и коль скоро Есенину посмертно были «назначены» иные друзья, а биография его не раз перекраивалась, то В.Шершеневич, подобно А.Мариенгофу, А.Кусикову, Р.Ивневу, почти автоматически выпали из «Краткого курса истории советской поэзии»(32; 9).

Любопытно, что другие исследователи, А.Галушкин и К.Поливанов, этот же факт оценивают иначе, считая, что связанный с «культовым» именем Сергея Есенина имажинизм именно в силу этого не оказался вдали от магистральных направлений советской науки, и посмертная судьба его сложилась, в отличие от других течений русского пореволюционного авангарда, сравнительно удачно (62; 55).

Нам кажется, что отчасти справедливы оба мнения. Действительно, с одной стороны, «из отдельных деталей, разбросанных по есениноведческим работам, комментариев к мемуарам, мимолетных упоминаний в письмах третьих лиц можно было составить некоторое представление об основных вехах истории имажинизма»(62; 55). Однако, такой угол зрения совершенно верно назван исследователями «фасеточным», естественно, отсекающим такие этапы в истории движения, как его предыстория или судьба после кончины Есенина. С другой стороны, сама принадлежность С.Есенина в 1919-1923 годах к группе имажинистов, влияние их друг на друга было изучено весьма недостаточно, упоминалось об этом чаще поверхностно и вскользь. Более того, после смерти С.Есенина многие исследователи неоднократно предпринимали попытки вообще «изъять» из его жизни этот этап, «выпрямить» его творческий путь, и даже объяснить трагическую гибель поэта его близостью к имажинистам.

Действительно, общий пафос критики 20-х годов сводился к попытке развести творчество Есенина и остальных имажинистов: «или действительный, настоящий имажинист - один Есенин, или же все остальные трое - имажинисты, а Есенин попал в эту компанию по недоразумению» (238). Заостряя внимание на «аморальности», «пагубности» содержания лирики имажинистов, критика этих лет не делала попытки глубоко проанализировать сущность их формальных экспериментов и идейно-эстетической платформы.

В критике дальнейшего, советского периода продолжала тенденциозно утверждаться «пагубность» влияния имажинистов на личность и творчество С.Есенина. Так, в книге Е.И.Наумова «О спорном и бесспорном», на наш взгляд, как раз очень спорные суждения выдаются за истинные. Например, что «между Есениным и имажинистами никогда не было единства», и что Есенин остался в русской культуре «несмотря на все усилия и поползновения имажинистов»(168; 223-225). Созвучно этому и мнение И.С.Эвентова: «Имажинизм не способен был убить в поэзии Есенина реалистическое начало, но шумиха, которую сеяли вокруг себя участники группы, насаждавшаяся ими богема оказали на него дурное влияние»(276; 60).

От подобных заключений у неискушенного читателя вполне могло сложиться впечатление, что вечно пьяные разбойники-имажинисты поставили себе задачу - споить и уничтожить талантливого, но безвольного, наивного деревенского поэта и стереть его имя со страниц русской литературы. Все это, конечно, очень далеко от истины.

И совсем уж непонятными выглядели утверждения о «заметных утратах в художественном творчестве Есенина», возникших в связи с увлечением имажинизмом: «В некоторых стихах Есенина 19-20 годов печально отразилось увлечение самоценным образом. Это особенно заметно в его «Кобыльих кораблях»(276;61). Или: «Все это пагубным образом отразилось на его творчестве. В лирике Есенина возникли кабацкие, разгульные, озорные мотивы.Не стало той радуги красок, которой отличались его прежние стихи.»(168; 224).

Позднее, наконец-то, перестали обвинять «аморальное» течение или вообще игнорировать, сбрасывать его со счетов русской культуры. И сегодня уже творческая связь С.Есенина с имажинистами рассматривается как закономерная ступень его художественной эволюции, даются объективные объяснения тому, что их объединяло, и что, в конце концов, развело. Из последних работ этого плана можно выделить обстоятельную и объективную работу Т.К.Савченко «Есенин и его окружение. Литературно-творческие связи. Взаимовлияния. Типология.».

Следует отметить, что в «узких» кругах знатоков русской поэзии всегда находилось немало почитателей имажинистского творчества. Для убедительности приведем свидетельство Ю.Бобрецова: «Интерес к творчеству Шершеневича (и русского имажинизма в целом) проявляли и отдельные поэты, такие как Борис Божнев, с 1919 года живший во Франции и только сейчас понемногу возвращающийся на Родину. Едва ли обошла вниманием Вадима Шершеневича и модная в 80-е годы школа московских «метаметафористов». Тем более что, по позднейшему признанию А.Мариенгофа, русский имажинизм точнее было бы назвать «метафоризмом». Имя Шершеневича было известно и в ленинградских «неофициальных» кругах 70-х годов. Автору этих строк посчастливилось близко знать прекрасного поэта и переводчика Владимира Михайловича Матиевского (1952-1985), при жизни не увидевшего в печати ни одной своей строки. Помню, как однажды я позволил себе «усомниться» в Шершеневиче. И тогда В.Матиевский , ни слова не говоря «в защиту», прочел, разумеется, наизусть:

Мы живем с белокосой модисткой тоской На лице ее мелкие прыщики грусти Мы милуемся с нею день деньской Пока полночь луной

Не запустит.

Мне ничего не оставалось, как взять свои слова обратно»(32; 10-11).

Все это свидетельствует о том, что длительное отсутствие «официального» внимания к школе имажинистов в нашей стране никак нельзя назвать справедливым, объективным, вытекающим из незначительности имажинизма как литературного явления.

Еще одним доказательством этому служит западная славистика, где с конца 60-х годов сохраняется устойчивый интерес к русским имажинистам. Мы имеем в виду следующие работы: Ponomareff С. The image Seekers: Analysis of imaginists Poetic Theory, 1919-1924.(1968.); Nilsson N.A. The Russian Imaginists.(1970); Piotrowski W. Imazynism rosyiski.( 1977); и многие другие, опубликованные позднее.

К сожалению, целиком и в переводе на русский язык эти исследования не доступны широкой аудитории, но отрадно хотя бы то, что ссылки на эти издания можно встретить у наших современных литературоведов (Ю.Бобрецова, А.Галушкина, К.Поливанова, В.Дроздкова и др.). Из работ зарубежных авторов, опубликованных на русском языке, интерес для изучения отечественного авангардного движения, и имажинизма в том числе, представляет фундаментальная монография Ханзен-Леве Ore А. «Русский формализм. Методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения»(2001г.).

В конце 80-х годов наконец-то увидели свет произведения ведущих теоретиков имажинизма Вадима Шершеневича и Анатолия Мариенгофа. И сразу же стали появляться публикации, отзывы, критические статьи, посвященные их творчеству, заметно изменились оценки произведений С.Есенина, написанных в 19-23 годы. Но до объективного, вдумчивого, непредвзятого анализа было еще далеко, большинство публикаций носили характер эмоциональных откликов, личных впечатлений.

Можно было назвать своеобразным «бумом» реакции, незамедлительно последовавшие на выход в свет произведений А.Мариенгофа «Роман без вранья», «Циники», «Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги.». Например, очень противоречиво восприятие И.Косинского, где переплелись и удивление, и эстетический шок: «Мне в жизни не приходилось читать ничего подобного по силе садистского надрыва»(126;198). В критических отзывах Н.Бочкаревой, А.Устинова,

Е.Скульской, А.Василевского и др. высказывались порою полярные мнения и оценки, чувствовалась субъективность и, следовательно, неоднозначность взглядов. Полемизируя с Б.Авериным, который поставил Мариенгофа в один ряд с такими писателями как А.Платонов, Б.Пильняк, Е.Замятин (2; 479), С.Волков заявил, что этот «бытописатель литературной богемы» всего лишь «плодовитый графоман, писавший стихи, прозу, киносценарии, пьесы, и остался он в литературе благодаря своим скандальным мемуарам»( 55; 181). Критик Е.Скульская назвала этого автора клоуном и кривлякой, циничным балаганщиком, который в погоне за собственной славой обливает грязью даже своих друзей, в том числе и Сергея Есенина (220; 181).

Но были и другие мнения на этот счет. «Его Есенин,- писала Н.Бочкарева,-поддающийся соблазнам, со сложным характером, но, несомненно, образованный, ироничный, цитирующий Толстого и Мопассана, получился более живым и убедительным, чем привычные лубочные изображения, которые дожили и до сегодняшнего дня»(3 6; 15).

Убедительным подтверждением актуальности творчества имажинистов стали вышедшие в последние годы сборники: роман А.Мариенгофа «Бритый человек» (М.,1991г.), позже - книга его же романов, вышедшая в серии «Проза поэта» (М.,2000г.), сборник «Поэты-имажинисты»(СПб., 1997г.), книги избранных стихотворений и поэм В.Шершеневича «Ангел катастроф»(М., 1994г.) и «Листы имажиниста»(Ярославль, 1997г.).

Появившиеся в последнее время статьи, часто не большие по объему, носящие скорее ознакомительный характер, тем не менее не игнорируют художественной стороны произведений имажинистов. Разделы, посвященные имажинизму, по праву заняли свое место в работах современных исследователей русского авангарда (И.Е.Васильев, Ханзен-Леве Ore А. и др.).

Однако, справедливости ради, стоит отметить новую нежелательную, на наш взгляд, тенденцию. Если раньше имажинизм был однозначно «черным», то сегодня зачастую обнаруживается излишнее стремление показать его исключительно «белым». Так, для читателя, знакомого не понаслышке с творчеством имажинистов, а тем более, для исследователя в этой области, наверняка покажутся сомнительными, по крайней мере, явно натянутыми утверждения И.Васильева типа: «Элемент лабораторности .не становится у имажинистов доминирующим. И версификационная выучка, и интерес к проблемам научной поэтики, всегда стремящейся поверить алгеброй гармонию, не превращали художественно-эстетическую деятельность имажинистов в холодное ремесло. Поэты на практике отказывались от крайностей сухой и рассудочной теории»(48; 106).

На самом же деле, именно «лабораторность», «сделанность» многих стихов (особенно, В.Шершеневича) зачастую превращала эти стихи в «сухие и рассудочные» иллюстрации к теориям, декларациям и манифестам.

Таким образом, актуальность нашего исследования обусловлена самой литературной ситуацией последних лет. Осознание значительных деформаций литературного развития советского времени повлекло за собой кардинальный пересмотр истории русской литературы XX века в отечественной науке. Современные публикации и исследования способствуют восстановлению литературного процесса в его объективной целостности. Диссертация в русле актуальных проблем современного литературоведения обращена к малоизученным страницам истории русской литературы XX века. Конкретный литературоведческий анализ теоретической платформы и поэтики имажинистов позволяет существенно дополнить картину этого литературного течения, определить его значение и место среди многообразия литературных явлений своего времени и в ряду русской поэзии всего XX столетия. Научная новизна диссертации заключается в подробном и целостном анализе имажинизма как литературного явления не изолировано, а в многообразии всех культурных связей и взаимовлияний, с учетом его модернистско-авангардистской природы. В работе уделяется особое внимание не только русским источникам, но и зарубежным. В связи с этим рассматривается существенное влияние на имажинизм опыта английских имажистов, чье творчество до последнего времени также не было знакомо широкой русскоязычной публике.

Цель диссертации - проследить генезис, выявить сущностные принципы доктрины и художественные особенности поэзии имажинистов в контексте культуры 1/3 XX века.

Целью обусловлены следующие задачи : 1) изучить культурную ситуацию начала XX века, проследить развитие основных эстетических и поэтических идей в развитии европейского и русского модернизма и авангардизма; 2) определить характерные черты творческой деятельности имажинистов в 20-е годы, их влияние на литературную ситуацию; 3) проследить генетические и контекстуальные связи имажинизма с другими модернистскими и авангардистскими течениями начала XX века; 4) на основе анализа деклараций, манифестов, поэтических текстов выделить существенные особенности эстетики и поэтики имажинизма; 5) выявить черты влияния имажинистской поэтики в русской поэзии XX столетия.

Имажинизм мы рассматриваем в контексте европейских и русских модернистско-авангардистских тенденций. В центре нашего внимания находится так называемое «левое» крыло школы, наиболее ярко представленное теориями и художественной практикой В.Шершеневича и А.Мариенгофа, и в значительной степени отличающееся от творческих воззрений С.Есенина и «правого» крыла. При этом мы учитываем позиции предшествующих исследований (Воронова О.Е.(57), Савченко Т.К.(212), Сухов В.А.(228), Уманская Е.Г.(235), Харчевников В.И.(249)), затрагивающих «имажинистский» период творчества С.А.Есенина, где не раз подтверждалась мысль о глубинном, изначальном несоответствии художественных систем Есенина и Шершеневича/Мариенгофа.

Общей методологической основой исследования явились историко-литературный, сравнительно-типологический и структурно-семантический подходы к изучению литературных явлений.

Теоретической базой послужили труды Потебни А.А., Дремова А.К., Бахтина М.М., Жирмунского В.М., Гаспарова M.JL, Пустовойта В.Г., Хализева

B.Е., Храпченко М.Б., Холшевникова В.Е., Эйдиновой В.В. и др.

Материалами для практических исследований стали декларации и манифесты имажинистов, а также их поэтические произведения : тексты

C.Есенина, А.Мариенгофа, В.Шершеневича, И.Грузинова, А.Кусикова, Р.Ивнева и др. Увидеть имажинизм как живое литературное явление начала XX века в ряду иных течений и групп помогли воспоминания самих имажинистов, статьи и рецензии В.Брюсова, других критиков тех лет, а также публикации современных авторов: Б.Аверина, Ю.Бобрецова, В.Дроздкова, Т.Савченко и др.

Апробация: Материалы диссертации были представлены на научно-практических конференциях в Соликамском государственном педагогическом

10 институте (1995-2002 г.г.), на Международной научной конференции «Язык и культура» в г.Москве (2001г.), на «Бодуэновских чтениях» в Казанском государственном университете (2001 г.), на Международной конференции «Русское литературоведение в новом тысячелетии» в г.Москве (2002г.). На основе исследования состоялись 8 публикаций.

Научно-практическая ценность диссертации заключается в возможности использования полученных результатов при разработке лекций, семинарских и практических занятий в курсе изучения литературного процесса Vi XX века и углубленного изучения русского модернизма и авангардного движения.

Структура диссертации определяется поставленными задачами и исследуемым материалом: работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 292 наименования.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Павлова, Ирина Викторовна

Заключение.

Проблема взаимоотношений писателя и читателя, искусства и жизни предельно обостряется в кризисное для истории время, на переломе эпох. Так было и в России в начале XX века, когда на перепутье стояло не только искусство, но и сама жизнь. Тогда найти современные формы выражения, новые способы передачи своего мироощущения, образы, которые говорили бы больше самих слов,- стало основной задачей художника.

Как мы знаем, поэзия этого времени совершила невероятный прорыв в области форм своего существования в культуре. Способность к инновациям стала присуща почти всем новым направлениям, особенно на этапе их зарождения и внедрения в литературный и общехудожественный процесс. Творчество подобных поэтических школ и течений, как правило, сопровождалось наступательностью, стремлением занять «место под солнцем», ниспровергая предшественников и яростно критикуя современников.

Прежде всего, революционный скачок в литературе совершили раннемодернистские поэтические объединения, попытавшись противопоставить новые принципы самовыражения так называемой традиционной поэзии, увязшей в тине банальных рифм, ритмов и метафор и менее всего озабоченной поиском специальной сверхвыразительности, чего-то необыкновенного и оригинального. Литература модернизма отличалась полным разрывом с принципами реализма, вниманием к социально отчужденной личности, настроение которой приобретало крайнюю степень трагической безнадежности и полное неприятие окружающего мира. Самые радикальные поэтические эксперименты в русле модернизма, связанные с категорическим отказом от предшествующих традиций, изобретающие доселе небывалое в поэзии, стали именоваться авангардным искусством.

Путь, который авнгард прошел на протяжении столетия, не однороден. Первый его этап чаще всего называют классическим или историческим авангардом. Вызванный к жизни символизмом, он затем наиболее ярко заявил о себе в разновидностях футуризма (интенсивнее всех - в кубофутуризме). Но позже, события 1917 года , гражданская война, разруха в стране изменили культурную ситуацию. Футуризм утратил свое лидирующее положение первооткрывателя. К началу 20-х годов появляются многочисленные поэтические группировки, которые, словно эхо, явились трансформаторами и интерпретаторами богатейшего опыта, накопленного к этому времени модернизмом и ранним авангардом. Эти объединения заметно отходят от крайнего, непримиримого нигилизма футуристической доктрины, пытаясь сфокусировать в своих принципах все лучшее, достигнутое в поэзии до них.

Одной из многочисленных попыток продолжить реанимацию поэтического искусства стала в русской культуре начала XX века деятельность литературного объединения имажинистов. Многое переняв у своих ближайших предшественников - футуристов, имажинизм также частично реставрировал раннесимволистские модели творчесва, вплоть до декадентских мотивов. Таким образом, происходило усиление собственно модернистского начала при одновременной претензии на самостоятельность и отказ от всякого эпигонства и повторения.

Анализ и оценка имажинизма как литературного явления должны совершаться, на наш взгляд, с учетом его модернистско-авангардистской природы, радикально отличающейся от художественно-эстетической системы традиционно понимаемого реалистического искусства.

История становления и существования имажинизма сопровождалась характерными для авнгардизма сенсационностью и пестротой проявлений. Скандалы, споры, публичные эпатажные выступления неизменно сопровождали имажинистские презентации, концерты, всевозможные творческие начинания и поведение в быту. Так проявлялась претензия на исключительность, стремление к агрессивному, любой ценой, завоеванию своего места в искусстве, откровенная демонстрация своего несовпадения с общепринятыми нормами, в том числе и моральными. Как и многие их предшественники, имажинисты пытались расширить границы своего творчества до пределов самой жизни. Искусство выносилось на публику, намерения выставлялись напоказ, наподобие балаганных представлений в средневековом народном театре. Драки, «озорство», «хулиганство» стали не только моделью поведения, но отзывались в псевдонимах, литературных масках, названиях теоретических работ. Например, Шершеневич напечатал несколько статей под псевдонимами Гаер и Буян, статья Мариенгофа называлась «Буян-Остров», поэты часто отождествляли свое «я» с ролью шута, клоуна, Есенин «прошел по имажинизму» в образе хулигана, и т.д. В целом, бунтарство имажинистов, их «неприличные» выходки можно рассматривать как театрализованное, карнавальное представление, демонстрирующее несовершенство эпохи, несовпадение с ней и со всем мировым порядком, как попытку переустроить творчество и саму жизнь в соответствии с собственными представлениями.

Имажинизм оформился как самостоятельное течение не только под влиянием отечественных наработок, но и, в зачительной мере, в оглядке на западное авангардное искусство. Истоки отдельных поэтических исканий имажинистов явно просматриваются в европейском символизме, во французском сциентизме, позднее — в сюрреализме, наболее полным аналогом русского имажинизма, был английский имажизм, даваший основные идеи и направления работы в поэтике: борьба с эпигонским романтизмом, со штампами банальных эпитетов и метафор, культ самоценного образа, стремление к его оригинальности, емкости, конкретности, чувственной объективности, новые, соответствующие эпохе ритмы, свободный стих и т.д.

Теория имажизма, как считает исследователь Ханзен-Лёве, косвенно повлияла и на весь русский формализм (247; 147). Основу параллелизма обоих проектов ученый усматривает «в эстетике восприятия с сильной сенсуалистской основой, которая в английской философии опирается, как известно, на многовековую традицию», и подчеркивает, что «предпринятая Хьюмом критика миметической детерминации искусства, а также редукция искусства к сенсибилизирующим, освежающим восприятие эффектам точно соответствует ранней формалистской теории восприятия. Хьюм также постулирует первичный остраняющий акт изъятия эстетического из прагматического контекста и связанную с этим деавтоматизацию восприятия благодаря созданию новых, ошеломляющих метафор, возвращающих предмету его первоначальное «visual meaning», потерянное им из-за подведения под понятие и автоматизации»(247;147).

Таким образом, можно увидеть, что утверждение формальной сущности фактов художественного творчества, отстаивание их независимости от социальных, общекультурных, идеологических норм, верность автономии, самодостаточности искусства и свободе от «утилитарности», с одной стороны, роднит эстетическую платформу имажинизма с имажистской эстетикой, а с другой стороны, объединяет с теорией русской формальной школы.

На формирование имажинистской доктрины, как и поэтики всего Серебряного века, в сильной степени повлияли и достижения науки, особенно, лингвистики и психологии языка. Теория образности имажинистов не могла появиться без опоры на исследования А.А.Потебни, И.А.Бодуэна де Куртенэ, Ф.И.Буслаева и др.

Проанализировав опыт работы имажинистов со словом, можно сделать следующие выводы.

Вслед за лингвистами поэты чётко сформулировали мысль об уникальности и особенных свойствах языка поэзии. Актуальным для них стало также утверждение, что язык на ранней стадии эволюции был насыщен образными представлениями. Поэтому имажинисты обоснованно обратились к изучению истоков языка, к древней словесности, что помогло им в современных, привычных наименованиях вещей и явлений выявлять первичные, исконные образные зёрна.

По аналогии с уже существующими словами русского языка и посредством традиционных способов словообразования поэты начали сами создавать новые образы. Нужно заметить, что в отличие от футуристических «небывалых» неологизмов или заумных звукокомплексов, имажинистские новообразования не были такими экстремальными и всегда чётко осознавались как слова, более того, именно русские слова, вполне понятные, только необычные и как бы неправильные. С одной стороны здесь проявилось стремление строить новое искусство на национальной языковой основе, с другой - следовать принципу «затруднённого», «остранённого» языка.

Эти опыты были интересными для поэзии, пока не обострились до крайности. Выделив корень как главный структурный и смысловой элемент слова, имажинисты потребовали уничтожить «пену грамматики», дабы содержание не заслоняло образов. Аграмматичные, рассогласованные строчки создавались лишь как формальные эксперименты, как иллюстрации к теоретическим выкладкам.

Для выделения основного образа в слове использовались различные средства: графические (переносы), синтаксические (повторы, инверсии, рассогласования - анаколуфы) и, главным образом, звуковые (паронимия, аллитерации, ассонансы). Здесь проявились некоторые противоречия между теорией и практикой «левого» крыла группы. В теории звучали утверждения второстепенной, неглавной роли музыкальности, звукового оформления в произведении, а на практике, в некоторых стихах звук иногда излишне семантизировался, наделялся самостоятельным образным значением, что приводило к декоративности, нарочитости. И хотя искусственность произведений декларативно приветствовалась, таких экспериментальных образцов не так уж много. Это свидетельствует о том, что имажинисты и сами осознавали неплодотворность данных приёмов. В большинстве же стихотворений звуковой орнамент использовался довольно традиционно, т.е. как дополнение к контекстуальной образности фразы, строки. Это можно наблюдать даже у самого радикального экспериментатора - В. Шершеневича: «Но ваша лёгкая улыбка / Блеснула в волнах влажных губ / Вчера. В 12 Словно рыбка»(264; 208). А Мариенгоф писал по этому поводу: «Насколько незначителен в языке процент рождаемости слова от звука подражания в сравнении с вылуплением из образа, настолько меньшую роль играет в стихе звучание или, если хотите, то, что мы называем музыкальностью. Музыкальность - одно из роковых заблуждений символизма и отчасти нашего российского футуризма (Хлебников, Каменский). Характерно, что Андрей Белый, единственная в символизме фигура, которая останавливает на себе внимание (я меньше всего говорю о Белом как о поэте), сознавал это. В его «Символизме» вы найдете следующие строки: «. Ложное проникновение духом музыки есть показатель упадка - в этом наша болезнь; мыльный пузырь - перед тем, как лопнуть, переливается всеми цветами радуги».(143;228)

Наиболее адекватным было отношение к фонетической стороне стихотворений у С. Есенина, который не избегал звукозаписи, но и не демонстрировал её специально. Его понимание музыкальности никогда не выходило за рамки традиции, где, по словам Б. Пастернака, «музыка слова -явление совсем не акустическое и состоит не в благозвучии гласных и согласных, отдельно взятых, а в соотношении значения речи и её звучания»(184;438).

В целом, поиски имажинистов в области поэтической словесности (их пристальное внимание к слову как таковому, его внешней (звуковой) и внутренней (образной) форме) продолжали традиции, заложенные их предшественниками и, концентрировались вокруг важной и актуальной для этого времени проблемы соотношения в художественном слове звука и значения, обозначаемого терминами ономатопея и звукосмысл.

Однако, главной своей целью имажинисты объявили не небывалое слово (как футуристы), а небывалый образ, отодвинув все другие поэтические средства на второй план, игнорируя идейно-содержательные аспекты. «Музыка -композиторам, идеи - философам, политические вопросы - экономистам, а поэтам - образы и только образы», - проповедовал В. Шершеневич (143; 241).

Для достижения эффекта неожиданности, нестандартности были выдвинуты следующие требования: образ должен заключать в себе непременную антиномию, сближать реалии отдаленные и, по обывательским меркам, несоединимые, кроме этого, образ должен быть максимально сконцентрированным, сжимающим пружину ассоциативной цепочки до двух крайних звеньев. Заставляя читателя думать, восстанавливать эту цепь, образ тем самым должен был выполнять функцию своеобразной загадки.

В противовес абстрактным, бесплотным символам имажинисты культивировали вещественность, наглядность, физиологическую чувственность реальных, конкретных образов.

Культ образности неизбежно отклонял творчество имажинистов на путь формальных экспериментов. Несмотря на достижения в создании оригинальных метафор, неожиданных ассоциаций и сравнений, нельзя не заметить слишком нарочитого выдвижения образа, «щеголяния» им, искусственности многих «сделанных» стихотворений. И если эта «сделанность», искусственность В. Шершеневичем, А. Мариенгофом всегда приветствовалась, то С. Есенин категорически разошелся со своими товарищами по этому вопросу. Нужно сказать, что концепция образности поэзии стала причиной сближения Есенина с имажинистами, но она же выявила их коренные различия в подходе к искусству.

Можно считать заслугой имажинистов то, что они потребовали пересмотреть отношение к образу в поэзии, в первую очередь к тропике, активизировать возможности изобразительно-выразительных средств.

Но нельзя не заметить, что, всеми силами стремясь уйти от автоматизма поэзии, имажинисты сами пришли к новому автоматизму, слишком упорно эксплуатируя разработанные ими приемы, конструируя свои метафоры по изобретенной ими схеме.

В своей полемической статье «Лысая гора» современник имажинизма С.Клычков указывал на опасность самодовлеющего образа, подчеркивая, что это становится распространенной тенденцией во всей новой поэзии, поэтому поэтический Парнас был переименован им в Лысую гору: «Образ перестал быть праздником в строке, нечаянным, чудесным и желанным. Образ на образ прет, давит и лезет почти у каждого поэта и беллетриста, и тем не менее не радует это глаза и слуха, ибо затеряно в этой толпе образов чувство меры, пропорции и простоты, потому что образ не рождается со звездой, а делается, стряпается, по своей для каждого поэта манерке» (120;394).

Третьим этапом в работе имажинистов, после шлифовки слова и образа, провозглашалось овладение мастерством композиционного оформления лирического произведения как художественной целостности.

В области стиховой композиции можно отметить значительный вклад имажинистов в культуру рифмования, а также интересные опыты разработки верлибров, дольников, полиритмических стихов, ставших популярными в поэзии XX века. Эксперименты со строфикой, графикой, пунктуацией на фоне футуристических выглядят довольно бледными и нерегулярными.

Самым важным и в основе своей правильным и своевременным было требование лирического единства композиции стихотворения. Это положение имажинистов как самостоятельный вклад в литературу отметил В. Брюсов: «Поэты других направлений (в том числе и футуристы) не обращали, сознательно, внимания на единство образов в одном произведении. Имажинисты поставили как принцип, что все образы должны быть подчинены основному стилю стихотворения. Эта мысль, по существу правильная, составляет самое ценное из того, что дали имажинисты, - притом уже не только в теории, но и на практике, в своих стихах» . (39;598). Посредством монтажа образов поэты пытались передавать сложное психологическое состояние современного человека, а также воздействовать на настроение читателя, создавая определенное эмоциональное напряжение. Зачастую это приводило к радикальным формам, где содержание, смысл намеренно размывались, нивелировались за счёт ритмико-интонационных, звуковых средств и из-за нарочитой аграмматичности, несуразности конструкций. Это было следствием излишне упорной борьбы с сюжетностью, внешней логичностью традиционной поэзии, но наносило серьёзный ущерб целостности их собственных произведений. Некоторые стихи имажинистов превращались в результате в беспорядочное нагромождение вычурных образов-метафор, утрачивая при этом не только смысловую, но и эмоциональную выразительность. В алогической структуре, монтажности, коллажности некоторых стихотворений имажинистов отчетливо просматривается опыт кубофутуристической техники.

Мировоззренческая позиция, художественный пафос поэзии имажинистов могут быть охарактеризованы как инвариант романтической иронии, всеобщего скепсиса, сближающих это творчество с собственно модернистскими тенденциями начала века. Авторская ирония в имажинистских стихах продолжает вскрывать неподлинность, обманность мира, его несовершенство и рутинную пошлость. Парадокс, пародия, алогизм, антиномичность и оксюморонность отражают эту противоречиво-несовершенную действительность. Авторский образ в имажинизме включается в зыбкую игру двусмысленностей и мнимостей и не предполагает однозначного восприятия. У лирического героя нет твердой конструктивно-созидательной позиции, нет рецепта спасения, но он глубоко чувствует разлад, неблагополучие и в мире, и в себе самом. Иронизирующий поэт в условиях государственной, идеологической несвободы, как правило, лишен возможности прямоговорения и вынужден выступать в личине. Именно личина, маска позволяет ему лучше выразить себя, показать все самые неприглядные стороны действительности. Трагикомическое, фарсовое часто сгущается у имажинистов до издевательства, цинизма, кщунственного смеха, касающегося сакральных, табуированных тем, легко допускаются и «вольные», «неприличные» выражения, которые отождествляются с полной свободой от каких бы то ни было запретов. Такой способ говорения правды осмыслялся имажинистами самым действенным и острым, наподобие разоблачающих речей придворных шутов, притворяющихся безумными. Маски притворщиков, клоунов, не ведающих стыда и страха дураков, разбойников и хулиганов пришлись по душе практически всем имажинистам. Именно эта маскарадная десакрализация всех ценностей спровоцировала самые яростные обвинения в адрес имажинистов в ерничестве и цинизме.

Если с одной стороны, имажинистская ирония явилась реакцией на быт, на так называемое массовидное начало: всеобщее обезличивание и стандартизацию, нивелирующие индивидуально-творческое проявление личности, то с другой стороны, это было попыткой противостоять косности и догматизму официозного государственного вмешательства в искусство. Внеклассовое самоопределение, принципиальный аполитизм поэтов помогли им занять независимую позицию по отношению к власти, несмотря на постоянную критику, а затем и травлю, растянувшуюся на десятилетия. Но современный исследователь отдает должное имажинистам по поводу их отчетливой антигосударственной, антиидеологической платформы: «Здесь имажинисты были открывателями. Здесь их образные построения переставали быть игрой и приобретали провиденциальные качества -свойства настоящей поэзии, живущей болями и страданиями века»(48;107). Действительно, пророческими, предостерегающими выглядят сегодня многие строчки имажинистских стихов:

Одни волнуются и празднуют победу И совершают праздник дележа; Другие, страхом оплативши беды, Газеты скалят из-за рубежа. Мне жаль и тех, кто после долгой жажды Пьет залпом все величие страны. Настанет день, и победитель каждый В стремнину рухнется со страшной крутизны.

И путешественник, в спасение не веря, Внимает с ужасом и жмется под гранит. Он знает, для чего грызутся звери, И все равно ему, который победит. (266 ;323)

Разумеется, что оценки имажинистского творчества в советской критике и литературоведении, начиная с 20-годов и до «перестроечного» времени, носили сугубо негативный характер. Аполитизм, асоциальность, антигосударственный пафос не могли повлечь ничего, кроме обвинений и проклятий. Такую же реакцию вызывали аморализм, цинизм, хулиганские, провоцирующие выпады, понимаемые буквально и узко, вне общего контекста с его противоречивой двойственностью, вне художественных намерений и задач, решаемых поэтами в своих произведениях.

Объективного, глубокого анализа долгие годы не были удостоены многие течения модернизма и авангарда, в том числе и имажинизм. Если в работах 60-70-х годов констатировалось, что «имажинизм с редкой обнаженностью продемонстрировал свойства, которые можно считать квинтэссенцией модернистских тенденций в поэзии вообще»(86;236), то это означало, что имажинизму выносился приговор, так как явление «модернизм» в целом противопоставлялось «реализму» как буржуазное, антисоветское и вредное.

Сегодня ситуация постепенно изменяется. Например, буквально то же самое (приведенное выше) утверждение насчет имажинизма должно было бы привлечь особое внимание исследователя к этому течению, поскольку и весь модернизм, и авангардизм рассматриваются теперь иначе, с учетом их исторического, философского, эстетического и поэтического своеобразия и значения. В этом контексте опыт имажинистов действительно оказывается очень показательным и небезынтересным.

Но современный подход к изучению и оценке этого опыта должен учитывать, что в модернистско-авангардистском типе творчества, в отличие от реалистического, изменяются не только взаимоотношения искусства и жизни, человека и общества и т.д., но и коренным образом трансформируются отношения автора со своим читателем.

В имажинизме, развивающем авнгардистские тенденции, художественная реальность, предъявляемая читателю, обладает двойственной природой: она, с одной стороны, непременно должна (!) злить, раздражать и шокировать, а с другой - вызывать интерес, провоцировать работу воображения. Читатель должен разгадать принцип устройства произведения и тем самым стать его соавтором.

Однако это не всегда удается. Иногда кажется, что автор, вовлекая в сотворчество, стремится запутать читателя или обмануть его. Тем самым резко нарушается коммуникативная функция произведения, устраняется ситуация понятности, диалога с реципиентом. Парадоксальность такого типа творчества, которую обязательно нужно иметь в виду, точно показал М.Шапир в статье «Что такое авангард?»: «Непонимание, полное или частичное, органически входит в замысел авангардиста и превращает адресата из субъекта восприятия в объект, в эстетическую вещь, которой любуется ее создатель-художник. Это по особому ставит вопрос об адекватном восприятии авангарда. Не совсем ясно, кто же реагирует действительно адекватно: тот, кто понимает, или тот, кто не понимает, тот, кто принимает, или тот, кто не принимает.» В результате современный критик приходит к любопытному умозаключению, что искусство «сохраняет свое авангардное качество только до тех пор, пока продолжает вызывать . активное неприятие (более того, именно в этом неприятии и состоит оправдание авангарда)»(258;4-5). Получается, что разрыв с действительностью, публикой, автономизация искусства в большей или меньшей степени являются вполне осознанной частью платформы любого авангардистского искусства. Такой же осознанной, вполне ожидаемой и даже желаемой оказывается и соответствующая негативная реакция на «неприличные» действия всех нигилистов- разрушителей.

Подводя итог, позволим себе не согласиться с выводами первой в нашей стране диссертации, посвященной имажинизму (1986г.): «Он был слабым литературным течением, искания которого не выходили за рамки чисто формальных экспериментов. Поэтому созданная имажинистами теория не нашла наследников и продолжателей в последующем развитии поэтического творчества»(284).

На наш взгляд, «слабым», «узким», «формалистическим» и т.д. может быть названо любое нетрадиционное, экспериментаторское искусство, противостоящее реалистическому. С одной стороны, это совершенно оправданное суждение, поскольку настоящий, полнокровный реализм, располагающий огромным богатством художественных возможностей и средств, позволяющих и изображать мир, и выражать отношение к нему во всем безграничном диапазоне, всегда будет и сильнее, и шире, и жизненнее, и объективнее, - это бесспорно. С другой стороны, литературное течение нереалистического толка может быть рассмотрено с точки зрения его генетики, внутренней природы, имманентных закономерностей и задач. Тогда система и шкала оценок должны стать иными.

Как явление модернистско-авангардистского типа, имажинизм не получил признания в советский период нашей истории по ряду объективных и субъективных причин. Во-первых, элемент лабораторности, определенный перевес теории над практикой заужали границы собственно творческого, поэтического начала. Постепенно это привело к повторяемости, автоматизму и утрате энергии, естественному угасанию. Подчеркнем, что таковой была неизбежная участь любой школы, любого поэтического течения всего Серебряного века, начиная с символизма.

Кстати, в отличие от символизма, акмеизма, футуризма, программа имажинистов не отличалась узкой замкнутостью, а была наиболее лояльна по отношению ко всем возможным способам и приемам «поэтизации поэзии». Это многими исследователями отмечалось как недостаток, свидетельствующий о несамостоятельности, вторичности имажинистской доктрины. Отчасти мы согласны с этим фактом. Но сознательная эклектичность и плюрализм в эстетических и поэтических принципах обеспечивали большую свободу художнику в выборе средств выражения, тем самым оборачиваясь достоинством. Благодаря этому имажинизм поначалу быстро набирал обороты, распространяясь по России.

Однако, нужно учитывать тот факт, что время деятельности группы совпало с генерализацией идеологического, революционно-социалистического искусства, и имажинизм, как и многие другие разнообразные объединения 20-х годов, не отвечающие требованиям пролетарского искусства («Перевал», «Серапионовы братья», «ОБЭРИУ», не говоря уже о более мелких : ничевоки, экспрессионисты и др.) был обречен на уничтожение. Ярлык «деклассированных интеллигентов» с легкой руки И.Аксенова надолго приклеился к имажинистам и решил их последующую судьбу.

По поводу интересной, заслуживающей особого внимания, биографии В.Шершеневича В.Дроздков приводит мнение зарубежной исследовательницы Анны Лаутон: «Как основатель и лидер имажинизма, Шершеневич стал весьма заметной фигурой в интеллектуальных кругах. Тем не менее, он так и не получил признания, которого заслуживал. Его талант как поэта затмила более блистательная звезда С.Есенина, а его достоинства как теоретика не могли проявить себя в накаленной атмосфере литературных стычек и политической пропаганды» (81; 173).

Итак, кроме понятных идеологических обстоятельств, названо еще одно парадоксальное обстоятельство, на наш взгляд, сыгравшее роковую роль в судьбе не только В.Шершеневича, но и А.Мариенгофа. Они и С.Есенин, друзья и соратники в жизни, в творческих поисках, на поверку оказались последователями и приверженцами совершенно разных художественных концепций и подходов к искусству, а некоторые совместные теории лишь ярче обозначили непреодолимую разницу в самом творчестве. Так повелось, что при рассмотрении их вместе, в одном ряду, экспериментаторы-модернисты, Мариенгоф и Шершеневич, всегда оказываются в закономерном «проигрыше» перед «органическим», исконным реализмом стихов С.Есенина. Несопоставимы, конечно, и степени таланта. Однако, без сравнения с Есениным, лидеры имажинизма В.Шершеневич и А.Мариенгоф в соответствующем им контексте русского модернизма и авангардизма 1/3 XX века являются, безусловно, яркими и показательными личностями, обнаруживающими немалый поэтический, истинно лирический потенциал. Кроме стихов, заслуживает особого внимания и проза А.Мариенгофа, где автор, оставаясь поэтом и имажинистом, вновь заставляет читателя удивляться, обманываться, недоумевать. Выстроенные по иным законам, даже его биографические вещи оказываются игровыми, эксцентричными и совершенно не объективными, читателю вновь предоставляется право самому поучаствовать в рождении смысла. Но виртуозность слога, неординарность метафорического мышления не оставят равнодушным любителя словесности. Романы Мариенгофа, вернувшись к своему читателю, по праву могут занять свое место в ряду творчества таких писателей как М.Арцыбашев, М.Агеев, Е.Замятин, Ю.Олеша, Б.Пильняк В.Набоков и др.

Что касается последователей имажинистов, то и тут открываются новые факты. Как было показано в нашей диссертации, имажинизм имел не только многочисленных приверженцев и подражателей среди своих современников, но во многом явился ориентиром для некоторых авторов 2/2 XX столетия и последних его лет , продолжающих и развивающих традиции модернизма и русской

222 авнгардной поэзии. Так, например, опыт «имажинистской» метафоризации отразился в творчестве А.Вознесенского, в движении «метаметафористов», в поэзии мелоимажинистов.

Если в зарубежном литературоведении, начиная с 60-х годов, существует устойчивый интерес к имажинизму, то у нас еще открыта перспектива его полного, беспристрастного изучения в ряду других нереалистических тенденций, во всей многомерности форм существования литературы XX века.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Павлова, Ирина Викторовна, 2002 год

1. Абрамов А. Воплощение. М., 1921.

2. Аверин Б. Проза Мариенгофа // Мариенгоф А. Роман без вранья. Циники. Мой век, моя молодость. . Л., 1988. С. 473-479.

3. Аверинцев С.С. Бахтин, смех, христианская культура // М.М.Бахтин как философ. М., 1992.

4. Айги Г. Русский поэтический авангард: черный квадрат // В мире книг. 1989. № 1. С. 14-17.

5. Алексеева Л.К. Братья Эрдманы в «эпоху Есенина и Мариенгофа»// Литературная учеба. 1988. №5.

6. Алексеева Л.Ф. Поэзия 10-20 гг // Очерки русской литературы XX века (после 1917 г.). Часть 1.М., 1994.

7. Алякринский О. «Вдохновенная математика» поэзии. (Эзра Паунд в Лондоне) // Литературная учеба. 1990. №1.

8. Андреев Л.Г. Сюрреализм // Зарубежная литература XX века / Под ред. Л.Г. Андреева. 2-е изд., испр. и доп. М.: Высшая школа; Изд. центр «Академия», 2000. С. 87-97.

9. Андреев Л.Г. Французская поэзия конца Х1Х-нач.ХХ века // Зарубежная литература XX века / Под ред. Л.Г.Андреева. 2-е изд., испр. и доп. М.: Высшая школа; Изд. центр «Академия», 2000.С.67-86.

10. Античные теории языка и стиля / Под ред. О.М. Фрейденберг. М.-Л., 1936.

11. Антология имажизма: Пер. с англ. / Общ.ред., предисл., послесл. А.Кудрявицкого. М.: Изд.группа «Прогресс», 2001.

12. Антология русскоя лирики первой четверти XX века / Сост. И.С. Ежов, Е.И. Шамурин. Амирус, 1991.

13. Антология кинизма: Философия неприятия и протеста / Примечания и комментарий И.Нахова. М.: Терра, 1996.

14. Антология французкого сюрреализма. 20-е годы / Сост., пер. с франц., коммент. С.А. Исаева и Е.Д. Гальцевой. М.: «ГИТИС», 1994.

15. Архангельский В. Имажинисты // Саррабис. 1921, октябрь, № 3.

16. Афанасьев А.Н. Древо жизни. Избранные статьи. М., 1982.

17. Афанасьев-Соловьев И. Завоевание Петрограда. Л., 1924.

18. Бахметьев В. Брюсов о современной литературе // Грядущее. 1920. №11.

19. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. 3 изд-е.; М., 1972.

20. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990.

21. Бахтин М.М. Дополнения и изменения к «Рабле» // Вопросы философии. 1992. №1.

22. Басинский П. Возвращение: Полемические заметки о реализме и модернизме (в русской литературе) // Новый мир. 1993. № 11. С. 230-238.

23. Белая Г. Авангард как богоборчество // Вопросы литературы. 1992. Вып.З. С.115-124.

24. Белая Г.А. «Бытовизм» и «органическое творчество» (Из истории борьбы за реализм) // Метод и мастерсво. Вып.Ш. Советская литература / Под ред. В.В. Гура. Вологда, 1971. С. 70-87.

25. Белинский В.Г. О русской повести и повестях г. Гоголя // Белинский В.Г. Собр. соч.: в 9 т. М., 1976.Т.1.

26. Белый А. Символизм: Книга статей. М.: Мусагет, 1910.

27. Вельская JI. Песенное слово. Поэтическое мастерство С.Есенина. М., 1990.

28. Бердяев Н. Кризис искусства. М., 1918.

29. Березовчук Л. Ландшафты словесности // Новое литературное обозрение. 1996. №21.

30. Бирюков С. Авангард. Сумма технологий (О поэтическом аванграде) // Вопросы литературы. 1996, № 5-6. С. 21-35.

31. Бирюков С.Е. Зевгма: Русская поэзия от модернизма до постмодернизма. М.: Наука, 1994.

32. Бобрецов Ю.В. «Итак, итог?.» ( О творчестве Вадима Шершеневича) // Шершеневич В.Г. Листы имажиниста: Стихотворения. Поэмы. Теоретические работы. Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1996. С.6-42.

33. Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. М., 1963. Т.2.

34. Борев Ю. Эстетика: В 2 т. Смоленск, 1997. Т.2.

35. Борисов П. За круглым столом прошлого: воспоминания. Л., 1971.

36. Бочкарева Н. Мариенгоф без вранья // Литературное обозрение. 1989.№ 9. С. 15.

37. Брюсов В. Среди стихов. 1894-1924. Манифесты. Статьи. Рецензии / Сост. Богомолов Н.А., Котрялев Н.В. М.: Сов. писатель, 1990.

38. Брюсов В.Я. Смысл современной поэзии // Художественное слово. М., 1921. №2.

39. Брюсов В.Я. Вчера, сегодня и завтра русской поэзии // В Политехническом «вечер новой поэзии»: Стихи. Статьи. Манифесты. Воспоминания / Сост. Вл.Муравьев. М.: Московский рабочий, 1987.

40. Буданцев С. Рецензия на книгу «Конница бурь» // Художественное слово. М., 1921. Кн.2.

41. Булгаков С.Н. На пиру богов // Из глубины: Сборник статей о русской революции. М., 1991.

42. Бурлюк Д. Весеннее контрагентство муз. М., 1915.

43. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства: В 2 т. СПб, 1961.

44. Бухарин Н. Злые заметки // Досье: Приложение к «Литературной газете». 1995. №9-10.

45. Быков Л.П. Русская поэзия 1900-1930 гг.: Проблема творческого поведения. Екатеринбург, 1995.

46. Вагинов К. Опыты соединения слов посредством ритма. М: Книга, 1991.

47. Василевский А. Рецензия на роман А.Мариенгофа «Циники» // Новый мир. 1991. №2. С. 243-244.

48. Васильев И.Е. Русский поэтический авангард XX века. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1999.

49. Венгерова 3. Английские футуристы // Стрелец. Пг., 1915. №1.

50. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л.: Гослитиздат, 1940.

51. Вестник литературы. Пг., 1917. № 11.

52. Винокур Г.О. Культура языка. М.: Федерация, 1929.

53. Воздвиженский В.Г. Литература 1917-1921 годов. Опыт описания // Литературное обозрение. 1996. № 5/6. С. 73-78.

54. Вознесенский А.А. Аксиома самоиска. М., СП «ИКПА», 1990.

55. Волков С. Рецензия на роман А.Мариенгофа «Циники» // Наш современник. 1991. №6. С. 181.

56. ВольпинВ.О. О Сергее Есенине//Сергей Александрович Есенин. М., 1926.

57. Воронова О.Е. Творчество С.А.Есенина в контексте традиций русской духовной культуры. Диссер. .д. филол. н. М., 2000.

58. В Политехническом «вечер новой поэзии»: Стихи. Статьи. Манифесты. Воспоминания / Сост. Вл.Муравьев. М.: Моск. рабочий, 1987.

59. В. Рецензия на сборник «Плавильня слов» // Лава. Одесса, 1920. №2.

60. Встречи с прошлым. Вып.5. М., 1984.

61. Галанинская С. Жанры в верлибре и жанры верлибра // Литература. 2000. № 32(август). С. 11-12.

62. Галушкин А.Ю., Поливанов К.М. Имажинисты: лицом к лицу с НКВД // Литературное обозрение. 1996. № 5-6. С. 55-64.

63. Гаспаров М.Л. Русские стихи 1890-1925 годов в комментариях. М.: Высшая школа, 1993.

64. Генис А. Без языка. Эзра Паунд // Генис А. Иван Петрович умер. Статьи и расследования. М.: Новое литературное обозрение, 1999.

65. Генис А. Модернизм как стиль XX века // Звезда. 2000. № 11. С. 202-209.

66. Генис А. Треугольник. Авангард, соцреализм, постмодернизм // Генис А. Иван Петрович умер. Статьи и расследования. М.: Новое литературное обозрение, 1999.

67. Горланов Г.Е. Некоторые особенности поэтики С.А. Есенина и поэтов его окружения // Поэтика и стихотворение. Рязань, 1984.

68. Грибанов Н.И. Традиции загадки в поэтике С. Есенина // С. Есенин. Исследования. Мемуары. Выступления. М., 1967.

69. Григорьев С. Пророки и предтечи последнего завета. Имажинисты ( Есенин, Кусиков, Мариенгоф). М., 1921.

70. Груздев И. Русская поэзия в 1918-1923 гг // Книга и революция. Пг., 1923. № 3.

71. Грузинов И.В. Есенин разговаривает о литературе и искусстве. М., 1927.

72. Грузинов И.В. Пушкин и мы // Гостиница для путешествующих в Прекрасном. М, 1924. № 1 (3).

73. Гумилев Н. Письма о русской поэзии. М.: Современник, 1990.

74. Дементьев В. Златоцвет. С. Есенин // Исповедь земли. М.: Современник, 1980. С.86-136.

75. Декларация мелоимажинистов. Стихи // Новое литературное обозрение. 1999. №35.

76. Декрет о ничевоках поэзии // Собачий ящик. М.,1922.

77. Джимбинов С. Манифесты как вехи истории литературы // Литературные манифесты от символизма до наших дней / Сост. С.Б. Джимбинов. М.: XX век Согласие, 2000. С. 15-35.

78. Дикушина Н.И. С. Есенин и имажинизм // Октябрь и новые пути литературы. М., 1978.

79. Дремов А. Художественный образ. М.: Сов. писатель, 1961.

80. Дроздков В.А. «Достались нам в удел года совсем плохие. .»(В.Г. Шершневич в 1919 и 1922 годах) // Новое литературное обозрение. 1998. № 30. С. 120-134.

81. Дроздков В.А. «Мы не готовили рецепт «как надо писать», но исследовали» (Заметки об одной книге В. Шершеневича) // Новое литературное обозрение. 1999. № 36. С. 172-192.

82. Дроздков В.А. Путь поэта // Шершеневич В. Ангел катастроф: Избранное. М., 1994.

83. Дуганов Р. Столп и утверждение нового искусства // Харджиев Н.И. Статьи об авангарде. В 2 т. М., 1997. Т. 1.

84. Евгеньев А. Перлы и адаманты имажинизма // Вестник литературы. 1921. № 10 (34).

85. Евгеньев-Максимов В. Имажинизм // Очерки истории новейшей русской литературы, изд. 2. Л., 1926.

86. Ермилова Е.В. Есенин и имажинизм // Критический реализм XX века и модернизм. М., 1967.

87. Ермилова Е.В. Метафоризация мира в поэзии XX века // Контекст- 1976. Литературно-поэтические исследования. М., 1977.

88. Есенин С.А. Собрание сочинений: В 5 т. М.: Художественная литература, 1968.

89. Есенин: Жизнь. Личность. Творчество. М., 1926.

90. Есин А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения: Учебное пособие. М.: Флинта, Наука, 1998.

91. Жирмунский В. Предисловие // Вопросы теории литературы. Л., 1928.

92. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977.

93. Журавлева А.А. С.А.Есенин // Очерки русской литературы XX века (после 17 г.). Ч. 2. М., 1994.

94. Задонский Н. Сергей Есенин // О Есенине. М., 1990.

95. Заманская В.В. Русская литература 1/3 XX в.: проблема экзистенциального сознания. Екатеринбург: Изд-во Ур. ун-та, Магнитогорск. 1996.

96. Занковская Л.В. Новый Есенин: Жизнь и творчество поэта без купюр и идеологии. М.: Флинта, 1997.

97. Захаров А.Н. Поэтика Есенина. М., 1995.

98. Захаров А.Н., Зименков А.П. Словарь рифм С.А. Есенина // Российский литературоведческий журнал. 1997. № 11.

99. Захаров А.Н., Савченко Т.К. Есенин и имажинизм // Российский литературоведческий журнал. 1997. № 11. С. 3-40.

100. Захаров-Мэнский Н. Книги стихов 1919 года // Вестник театра. М., 1920. №58.

101. Земская Е.А. Новояз, new speek, nowomowa. .Что дальше? // Русский язык конца XX столетия (1985-1995). 2-е изд. М.: Языки русской культуры, 2000.

102. Иванов Вяч. Вс. Классика глазами авангарда: (о художественной литературе) // Иностранная литература. 1989. № 11. С. 226-231.

103. Иванов С.А. Византийское юродство. М., 1994.

104. Иванов Ф. Без дороги: поэзия имажинистов Вл. Маяковский // Вестник Моск. ун-та. Сер 9, Филология. 1992. №4. С.66-72.

105. Иванов Ф. Красный Парнас. Литературно-критические очерки. Берлин: Русское универсальное изд-во, 1922.

106. Ивнев В. У подножия Мтацминды. Мемуары. Новеллы разных лет. Повести. М.: Сов. писатель. 1973.

107. Ивнев Р. Четыре выстрела в Есениена, Кусикова, Мариенгофа, Шершеневича. М„ 1921.

108. Ионкис Г.Э. Эстетические искания поэтов Англии (1910-1930). Кишенев: «Штиинца», 1979.

109. Ирецкий В. Плавильня слов // Вестник литературы. Пг., 1920. №9.

110. История русского литературоведения / Под ред. П.А. Николаева. М.: Высшая школа, 1980.

111. История русской советской поэзии. 1917-1941. Л., 1983.

112. Казаков А. «Великолепные дни» Вадима Шершеневича // В мире книг. 1987. №9. С.57-59.

113. Каменский В. Его-моя биография великого футуриста. М., 1918.

114. Каменский В. Стихи и поэмы. М.-Л., 1996.

115. Кашкин И. Для читателя современника. М.,1968.

116. Кевана К. Модернистское созидание традиции: О. Мандельштам, Т.С. Элиот, Э. Паунд // Русская литература XX века. Исследования американских ученых. СПб, 1993.

117. Кедров К. От Монмартра до Самотеки: (что такое авангард в поэзии) // Российская газета. 1991. 16 июля.

118. Кириллов В.Т. Встречи с Есениным // С.А.Есенин в воспоминаниях современников: В 2 т. М.,1986. Т.1.

119. Клинг О. Футуризм и «старый символистский хмель» // Вопросы литературы. 1996. Сентябрь-октябрь. С. 56-92.

120. Клычков С. Лысая гора // Красная новь. 1923. №5.

121. Клюева А.Образ в поэзии//Новое дело. 1922. №3.

122. Клюев Н. В степи чумацкая зола.// Клюев Н., Клычков С., Орешин П. Избранное / Сост. В.П. Журавлев. М., 1990.

123. Кожинов В. Русская поэзия: вчера, сегодня, завтра // Москва. 1994. №3. С. 814.

124. Кожинов В.В. Стихи и поэзия. М.: Сов. Россия. 1980.

125. Колядич Т.М. Мгновенья, полные как годы. .(Двадцатые годы в воспоминаниях писателей). М.: Прометей, 1993.

126. Косинский И. Возвращенные имена // Наш современник. 1991. №6. С. 182-190.

127. Кошечкин С. Весенней гулкой ранью. Минск: Юнацтава, 1989.

128. Кременцов Л.П. Особенности развития литературы послереволюционного времени // Очерки русской литературы XX века (после 17 года). Ч. 1. М., 1994.

129. Кривцун О.А. Эстетика. М.: Аспект Пресс, 1998.

130. Крученых А. Апокалипсис в русской литературе. М.,1923.

131. Кудрявицкий А. «Подобны скульптуре.» (Предисловие) // Антология имажизма: Пер. с англ. М.: Изд. гр. «Прогресс», 2001.

132. Кудрявицкий А. «Трубами слав не воспеты.» // Октябрь, 1993. № 9.

133. Куклин Л.В. «Но ведь я поэт чего же вы ждали?» О В.Шершеневиче // Вопросы литературы. 1991. Сентябрь-октябрь.

134. Кулинич А.А. Есенин и поэзия 20 годов // Сергей Есенин. Проблемы творчества. М., 1978.

135. Куняев С.Ю., Куняев С.С. Божья дудука. М., 1996.

136. Куняев С.Ю., Куняев С.С. Растерзанные тени. М., 1995.

137. Кусиков А. Искандар На Мэ (Поэма меня). М., 1922.

138. Кусиков А. Коевангелиеран // Коробейники счастья. Киев, 1929.

139. Лавренев Б.А. Казненный дегенератами // Красная газета. Л., 1926. № 315.

140. Лазарева М.А Теория литературы: учебное пособие. М., 1998.

141. Лежнев А.З. О литературе. М.: Сов. писатель, 1987.

142. Лейдерман Н.Л. Космос и Хаос как метамодели мира: (К отношению классического и модернистского типов культуры) // Русская литература XX века: Направления и течения. Екатеринбург, 1996. Вып. 3.

143. Литературные манифесты от символизма до наших дней / Сост. и предисловие С.Б. Джимбинова; Оформл. серии A.M. Иштханяна. М.: XXI век Согласие, 2000.

144. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.,: Наука, 1979.

145. Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М.,1978.

146. Луначарский А. Имажинисты //Печать и революция. М., 1921. Кн.2.

147. Луначарский А. Новая поэзия //Известия. 1919. №266(27 ноября).

148. Луначарский А.В. Письма в редакцию «Известий» // Известия. 1921. №80(14 апреля).

149. Львов-Рогачевский В.Л. Имажинизм и его образоносцы Есенин, Шершеневич, Мариенгоф. Ревель, 1921.

150. Львов-Рогачевский В. Новейшая русская литература. М., 1922.

151. Манифест ОБЭРИУ // Афиши Дома печати. Л., 1928. №8.

152. Манн Т. Собрание сочинений: В 10 т. М., 1954. Т.9.

153. Мариенгоф А. Корова и оранжерея // Гостиница для путешествующих в прекрасном. 1922. № 1.

154. Мариенгоф А. Стихами чванствую. Лирические поэмы. М., 1920.

155. Мариенгоф А. Анатолеград // Конница бурь. 1920.

156. Мариенгоф А. Твердь, твердь за вихры зыбим // Явь. М.,1919.

157. Мариенгоф А. Разочарование. М., 1922.

158. Мариенгоф А. Роман без вранья. Циники. Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги.Л.: Худож. лит., 1998.

159. Мариенгоф А.Б. Бритый человек. М., 1991.

160. Мариенгоф А. Проза поэта. М.: Вагриус, 2000.

161. Марков В.Ф. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное. СПб.: Издательство Чернышева, 1994.

162. Марченко A.M. Поэтический мир Есенина. М., 1989.

163. Митрофанова В. Русские народные загадки. Л.: Наука, 1978.

164. Московская Д.С. «Частные мыслители» 30-х годов: Поставангард в русской прозе //Вопросы философии. 1993.№ 8. С. 97-104.

165. МукаржовскийЯ. Основные принципы авангарда// Исследования по эстетике и теории искусства. М., 1994.

166. Мусатов В. Взгляд на русскую литературу XX века // Вопросы литературы. 1998. №3.

167. Наумов Г. Рассуждения о дыре (несколько слов об имажинизме) // Огни. Воронеж. 1921, 18 июля. № 3 (20).

168. Наумов Е. Есенин и советская поэзия // О спорном и бесспорном. М.: Сов. писатель, 1979. С. 214-268.

169. Наумов Е.И. Сергей Есенин: Жизнь и творчество. М., Л., 1965.

170. Наумов Е.И. С. Есенин. Личность. Творчество. Эпоха. М., 1969.

171. Неизвестный Мариенгоф: Избранные стихи и поэмы 1916-1962 гг. СПб, 1996.

172. Нестеров А. «Я пытался написать рай». Э. Паунд в поисках европейской литературы// Литературное обозрение. 1995. № 6.

173. Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. М„ 1990. Т.2.

174. Новиков Вл. Дефицит дерзости: Литературная перестройка и эстетический застой // Октябрь. 1989. № 3.

175. Новский И. Литературное хулиганство: (Вместо рецензии). М: Книгоноша, 1925. № 15-16.

176. Нойхаузер Р. Авангард и авангардизм (по материалам русской литературы) // Вопросы литературы. 1992. Вып. 3.С.125-239.

177. Обрадович С. Образное мышление // Кузница. М., 1920. №2.

178. Очерки истории языка русской поэзии XX века: Образные средства поэтического языка и их трансформация. М.: Наука, 1995.

179. Очерки истории языка русской поэзии XX века: Опыты описания идиостилей. М.: Наука, 1995.

180. Очерки русской литературы XX века (после 1917 г.). Ч. 1-2. М., 1994.

181. Палиевский П.В. Литература и теория. М.: Сов. Россия, 1979.

182. Панченко A.M. Великие стили: терминология и оценка // Культура нового времени. СПб., 1994.

183. Парщиков А. Мемуарный реквием // Молодая поэзия-89. Стихи. Статьи. Тексты. М., 1989.

184. Пастернак Б.Л. Воздушные пути: Проза разных лет. М., 1982.

185. Пешковский A.M. Избранные труды. М., 1959.

186. Повицкий Л. Новый Мариенгоф // Красная новь. 1926. № 11.

187. Погодин А.Л. Язык как творчество // Вопросы теории и психологии творчества. Харьков, 1913. Т. 4.

188. Полетаев Н.Г. Есенин за восемь лет // С.А.Есенин в воспоминаниях современников: в 2т. М., 1986. Т.1.

189. Полонский Вяч. Из «Очерков литературного движения революционной эпохи (1917-1927) // Полонский Вяч. О литературе: Избран. Работы / Вступ. ст., сост. и прим. В.В. Эйдиновой. М., 1988.

190. Потебня А.А. Из записок по теории словесности. Харьков, 1905.

191. Потебня А.А. Мысль и язык. Харьков, 1913.

192. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976.

193. Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989.194. Поэтика. Пг., 1919.

194. Поэты имажинисты. СПб., 1997.

195. Прокушев Ю.Л. Сергей Есенин. Образ. Стихи. Эпоха. М., 1986.

196. Пустовойт П.Г. Слово и образ в художественном произведении. М: Знание, 1963.

197. Пьяных М. Русская поэзия революционной эпохи 1917-1921 годов. Л.: Издательство ГПИ им. А.И. Герцена, 1979.

198. Рабинович В. Авангард как нескончаемое начало (о футуризме) // Вопросы литературы. 1996. №1. С. 289-308.

199. Ричиотти В. Осьмина. М., 1922.

200. Родари Д. Грамматика фантазии. М., 1978.

201. Розанов И.В. Есенин и его спутники // Есенин. М., 1926.

202. Розанов И.В. Воспоминания о Есенине // С.А. Есенин в воспоминаниях современников: в 2 т. М., 1986. Т.1.

203. Розенфельд Б.И. Есенин и имажинизм // Есенин. М., 1926.

204. Ройзман М. Все, что помню о Есенине. М.: Сов. Россия, 1973.

205. Русская советская поэзия. Традиции и новаторство. 1917-1945. Л., 1983.

206. Рыбникова М. Загадки. М., Л.: Academia, 1932.

207. Савич О. Имажинист (1922) // Вопросы литературы. 1989. №12.

208. Савченко Т. «Я ушел, чтобы снова возвратиться.» (Об А. Кусикове) // Дон. 1990. №7. С. 168-170.

209. Савченко Т. Эпоха Есенина и Мариенгофа// Сибирские огни. 1991. №11. С. 290-297.

210. Савченко Т.К. Есенин и его окружение. М., 1990.

211. Савченко Т.К. С. Есенин и его окружение. Литературно-творческие связи. Взаимовлияния. Типология. Диссер. д.филол.н. М., 1991.

212. Самойлов Д.С. Книга о русской рифме. Изд. 2-е, дополн. М.: Худож. лит., 1982.

213. С.А. Есенин в воспоминаниях современников: В 2-х т. М., 1986.

214. С.А. Есенин. Материалы к биографии. М., 1993.

215. Сергей Есенин в стихах и жизни: Воспоминания современников. М.,1995.

216. Столетие Сергея Есенина. Международный симпозиум. Есенинский сборник. Вып. III / Ред.-сост. А.Н. Захаров, Ю.Л. Прокушев. М.: Наследие, 1997.

217. СидоринаН.К. Златоглавый. Тайны жизни и гибели С. Есенина. М., 1995.

218. Синявский А., Меныпутин А. Поэзия первых лет революции. М., 1964.

219. Скульская Е. Рецензия // Нева. 1990. №7. С. 181.

220. Словарь рифм С.А. Есенина / Сост-ли А.Н.Захаров, А.П.Зименков. // Российский литературоведческий журнал. 1997. №11.

221. Смирнова Л.А. Русская литература конца XIX начала XX века. М., 1993.

222. Соколов И. Экспрессионизм. М., 1920.

223. Солнцева Н. Проза, в которй хохочут ногами // Проза поэта. Анатолий Мариенгоф. Москва: Вагриус, 2000. С. 5-9.

224. Спаль А. Верлибр в белом квадрате: (о свободном стихе) // Литературная Россия. 1989. 17 февраля. С. 11.

225. Сухов В.А. «Поэт или клоун?» (Из истории русского поэтического авангарда) (Об А. Мариенгофе) // Сура. Пенза. 1993, №4.

226. Сухов В.А. «Тогда мне был Есенин верным другом.» (Поэтическая летопись дружбы Есенина и Мариенгофа) // Сура. Пенза, 1995, №5.

227. Сухов В.А. Сергей Есенин и имажинизм. Диссер.к.филол.н. М., 1997.

228. Триэмиа. Рецензия на книгу С.А.Есенина «Трерядница» // Книга и революция. Пг., 1920. №1.

229. Тропкина Н.Е. Образный строй русской поэзии 1917-1921 гг. Волгоград: «Перемена», 1998.

230. Троцкий Л. Незащищенная душа// Досье: Приложение к «Литературной газете». 1995. №9-10.

231. Турчин B.C. По лабиринтам авангарда. МГУ, 1993.

232. Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. М., 1965.

233. Уланов А. Осколки авангарда: (Черты авангарда начала века в современной литературе) // Знамя. 1997. №9. С. 212-216.

234. Уманская Е.Г. Сергей Есенин и литературное движение (1915-1923г.). Диссер.к.филол.н. М.,1972.

235. Успенский Б.А. Избранные труды: Семиотика истории. Семиотика культуры. М., 1996. Т.2.

236. Устинов А. Без вранья // Лит. обозрение, 1989. №9. С. 103-104.

237. Устинов Г. Имажинисты (Мариенгоф и Есенин) // Литературная неделя. М., 1922, №4.

238. Фарбер А. Проблема традиции и новаторства в советской литературе первых лет революции (1917-1920). М., 1986.

239. Филиппов Г. Возвращение безымянной птицы (об А. Кусикове) // Новый журнал (СПб). 1995. №1. С. 76-78.

240. Флобер Г. Письма к Л. Коле, Ж. Санд, Г. де Мопасану // Собр. соч. в 5 т. М: Правда, 1956. Т.5.

241. Фокин Н.И. Проблема традиций и новаторства в русской поэзии первых лет революции // Метод и мастерство. Вып. III. Советская литература / Под ред.

242. B.В. Гура. Вологда, 1971. С. 38-55.

243. Фриче В. Литература за два года советской власти // Творчество. М., 1919. №10-11.

244. Фриче В. Литературное одичание (о группе имажинистов) // Вечерние новости. М., 15 февраля. 1920.

245. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М., 1977.

246. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа. 1999.

247. Ханзен-Леве Ore А. Русский формализм. Методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения. Москва: Языки русской культуры, 2001.

248. Харджиев Н.Н. Статьи об авангарде. В 2 т. М., 1997.

249. Харчевников В.И. С.А. Есенин и русская поэзия начала века. Диссер. д.филол.н. Л., 1982.

250. ХлебниковВ. Творения. М., 1986.

251. Храпченко М.Б. Горизонты художественного образа. М.: Худож. литература, 1982.

252. Художественное слово. Временник литературного отдела Наркомпроса. М., 1920. Кн. 1.

253. Чернышов С.И. Макрокосм и микрокосм в метафоре поэтов-урбанистов // Вестник СПб. ун-та. Сер. Истор. Языкозн. Лит-вед. 1994. Вып.2. С. 90-93.

254. Чичерин А.В. Ритм образа. М.: Сов. писатель, 1980.

255. Чуковский К. Футуристы. Пг., 1922.

256. Чухрукидзе К. Вортекс. Действие как норма // Литер, обозрение. 1995. №6.

257. Шамурин Е.И. Основные течения в дореволюционной русской поэзии // Антология русской лирики первой четверти XX в. / Сост. И.С. Ежов, Е.И. Шамурин. Амирус, 1991.

258. Шапир М. Что такое авангард? // Даугава. 1990. №10.

259. Шенгели Е. О лирической композиции // Анализ одного стихотворения / Под ред. В.Е.Холшевникова. Л., 1985.

260. Шершеневич В. Зеленая улица. Статьи и заметки об искусстве. М., 1916.

261. Шершеневич В.Г. Словогранильня (об имажинизме) // Знамя. 1920. №3-4 (5-6).

262. Шершеневич В.Г. Перемирье с машинами // Золотой кипяток. М., 1921.

263. Шершеневич В.Г. У купца товаром трещат лабазы // Плавильня слов. М., 1920.

264. Шершеневич В. Великолепный очевидец // Мой век, мои друзья и подруги: Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова: Сборник / Сост.

265. C.В.Шумихин, К.С.Юрьев. М.: Моск. рабочий, 1990.

266. Шершеневич В. Ангел катастроф: Избранное. М.: Независимая Служба Мира, 1994.

267. Шершеневич В.Г. Листы имажиниста: Стихотворения. Поэмы. Теоретические работы / Сост., предисл., примеч. В.Ю. Бобрецова. Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1996.

268. Шкловский В. Воскрешение слова. СПб., 1914.

269. Шкловский В. О теории прозы. М.: Сов. писатель, 1983.

270. Шкловский В. Тетива: О несходстве сходного. М.: Сов. писатель, 1970.

271. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. М., 1983. Т.1.

272. Шмерельсон Г. Города хмурь. Пг., 1922.

273. Шошин В.В. С. Есенин и В. Ричиотти // Есенин и современность. М., 1985.

274. Шошин В.А. Сергей Есенин и петроградские имажинисты // Столетие Сергея Есенина. Международный симпозиум. Есенинский сборник. Вып.З / Ред.-сост. Захаров А.Н., Прокушев Ю.Л. М.: Наследие, 1997.

275. Шубникова-Гусева Н. «Я хожу в цилиндре не для женщин»: Ряженье как обряд в творчестве Есенина //Лит. учеба, 1998. №4-5. С. 124-151.

276. Шумихин С. Глазами «великолепных очевидцев» // Мой век, мои друзья и подруги: Воспоминания Шершеневича, Мариенгофа, Грузинова: Сборник / Сост. С.В.Шумихин, К.С.Юрьев. М.: Моск. рабочий, 1990.

277. Эвентов И.С. Сергей Есенин. Л.: Просвещение, 1978.

278. Эйдинова В. Стиль художника: концепции стиля в литературной критике 20- х годов. М.: Худож. лит., 1991.

279. Эйдинова В.В. Идеи М. Бахтина и «стилевое состояние» русской литературы 1920-1930-х годов // XX век . Литература. Стиль. Стилевые закономерности русской литературы (1900-1930). Екатеринбург, 1996. Вып. 2.

280. Эйзенштейн С. Избранные произведения: в 6 т. М.: Искусство, 1964. Т.2.

281. Эйхенбаум Б. Некрасов // Начала. 1922. №2.

282. Эпштейн М. От модернизма к постмодернизму: диалектика «гипер» в культуре//НЛО. 1995. №6.

283. Эпштейн М. Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX XX веков. М.: Сов. писатель, 1988.

284. Эткинд Е. Верлибр (свободный стих) // Литература. 1994. № 13. С. 6.

285. Яжембиньска И. Имажинизм как литературное течение. Диссер. к.филол.н. Л.,1986.

286. Яковлев Е.Г. Заметки об эстетике русского авангарда (В. Кандинский и К. Малевич) // Вопросы философии. 1989. №9.1. Иностранные источники

287. Lawton Anna М. Vadim Shershenevich: From Futurism to Imaginism. Ann Arbor: Ardis, 1981.

288. Markov Vladimir. Russian Imagism. 1919-1924. Wilhelm Schvitz Verlag inGiessen, 1980.

289. Mc Vay Gordon. Vadim Shershenevich: New texts and information // Russian literature triquarterly. 1989. №22. P. 280-324.

290. Nilsson N.A. The Russian Imaginists. Stockholm: Almqvist and wiksell, 1970.

291. Nivat G. Trois correspondants d'Aleksandr Kusikov // Cahiers du monde russe et sovietique. Paris, 1974.

292. Piotrowski W. Imazynism rosyiski. Krakow: Wyd. Uniwersutetu Jagiellonskiego, 1977.

293. Ponomareff C. The image Seekers: Analysis of imaginists Poetic Theory, 1919-1924 // The Slavic and East European journal. 1968, v. XII. № 3.