Феномен смерти в текстах Велимира Хлебникова: некоторые аспекты проблемы тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Пашкин, Дмитрий Александрович

• Пашкин, Дмитрий Александрович
• кандидат филологических наук
• 2001

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Пашкин, Дмитрий Александрович

Введение

Глава 1. Мортальные образы Природы в текстах

В. Хлебникова

Глава 2. Мортальное пространство Города в текстах В. Хлебникова

Глава 3. Концепция «победы над смертью»

В. Хлебникова

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Феномен смерти в текстах Велимира Хлебникова: некоторые аспекты проблемы»

Велимир Хлебников, бесспорно, одна из самых загадочных фигур в литературе XX века. Не дожив нескольких месяцев до «роковых» тридцати семи, он успел получить титул гения, звание «Короля Времени» и «Председателя Земного Шара», одновременно с этим закрепив за собой репутацию то ли безумца, то ли пророка. «Темные» тексты и странные идеи, «корявый слог» и «заумный язык», полунаука и полумистика, столько же утопия, сколько мистическое откровение.

Хлебникова не могли признать, но не в силах были «разоблачить» — его предпочли забыть. Более пяти десятков лет о нем говорили глухо и невразумительно. Относиться к его текстам всерьез — считалось чуть ли не дурным вкусом. «Приятие так сказать» — удачно определил ситуацию А. Белый [16 : 248], обозначив этой формулой позицию официоза по отношению к поэту на долгие годы вперед. В то же время, сложно назвать хотя бы одного сколько-нибудь интересного поэта, прозаика, драматурга в авангардной (и не только) культуре России (и больше) XX века, кто бы избежал его прямого или косвенного влияния1.

Между тем до сих пор имя Хлебникова зачастую едва известно не только рядовому читателю, но даже средней руки специалисту. Да что там - первые тома первого серьезного собрания сочинений только сейчас смогли увидеть свет! А ведь его творчество прочно связано как минимум с тремя «китами» русской литературы последнего столетия: символизмом, футуризмом и ОБЭРИУ2. Не говоря уже о современной постмодернистской литературе и философии, буквально предсказанной и предчувствованной Хлебниковым3.

В 1928 году русская поэзия и литература хочет увидеть X л е б н и к о в а», — писал Ю. Тынянов в предисловии к собранию произведений 1928 - 1933 гг. [42 : 214]. Но до сих пор эти слова не утратили своей актуальности. В. П. Григорьев, лингвист с мировым именем, уже несколько десятков лет не только исследующий безграничное пространство будет-лянской поэтики, но и в прямом смысле пропагандирующий хлебниковское творчество, в недавней статье 2000 г. (!) вновь пишет: «Но сам Веха4 культурой «не измерен», не принят ею во весь его народный, национальный рост, самостоянья как бы не удостоен, обществом ни к чему Высокому и Актуальному не причислен» [16 : 19]. Он с болью говорит о культурной «дискриминации и апартеиде» в отношении Будетлянина5, наблюдающихся в современном общественном и научном мире [16 : 22]. А в то же время, еще В. Шкловский писал, что, по «гамбургскому счету» — мере подлинного, настоящего таланта — «чемпионом» в русской литературе следует считать В. Хлебникова [235 : 152].

Гений опережает само Время. Не удивительно, что, как правило, при своей жизни, а часто и после смерти, он не находит адекватного понимания у современников, достаточно вспомнить имена У. Шекспира, Лотреамона, Н. Лобачевского, В. Вернадского и многих других. Только единицы принимают и понимают гения; новые апостолы распространяют новые идеи, тем самым, собственно, и обеспечивая движение самого прогресса; неважно, имеем ли мы дело с культурой, наукой или политикой. Современная цивилизация наглядно показывает, что все явления общественной и культурной жизни пересекаются и взаимодействуют столь сложно, что изменение в любой сфере интеллектуального или духовного пространства неизбежно влечет за собой перемену всей картины мира в целом: культура влияет на науку, наука на экономику, экономика на политику, политика на общество, общество на культуру - круг замыкается.

Изучение творчества Велимира Хлебникова началось еще при жизни поэта: 11 мая 1919 г. Р. Якобсон прочитал доклад «О поэтическом языке произведений Хлебникова» в Московском лингвистическом кружке, а в начале 1921 г. в Праге вышла и его книга «Новейшая русская поэзия. Набросок первый: Подступы к Хлебникову». Это исследование стало первой ласточкой велимироведения, как позже окрестит науку об изучении наследия поэта, его культуры В. П. Григорьев. С тех пор, в разное время и в разных странах (Запад всегда был неравнодушен к русскому авангарду) вышло немало работ о Будетлянине. Не будем здесь приводить их подробный обзор, это делалось уже не раз6. Вкратце обрисуем современную ситуацию; представим своего рода хронику велимироведения за последние пять лет.

1996 год, следующий за юбилейным 110-летием, ознаменовался выпуском первого «Вестника Общества Велимира Хлебникова», включающего работы Р. В. Дуганова, М. Л. Гаспарова, В. П. Григорьева, С. Бирюкова, А. Никитаева, С. Старкиной, Р. Вроона, М. Бёмиг и др [12]. В Астрахани вышла книга Н. Куликовой, Н. Торопицыной «Портрет поэта в астраханской раме» [36]. В честь 70-летия В. П. Григорьева вышел сборник «Язык как творчество» [80], ставший заметным явлением не только в велимироведении, но и в филологическом мире вообще. Первый его раздел был, конечно, посвящен творчеству Хлебникова7. Нужно отметить и уникальную, исчерпывающую в историческом плане работу А. Крусанова [35], к сожалению, вышедшую более чем скромным тиражом и моментально ставшую библиографической редкостью. Стараниями А. Е. Парни-са была опубликована статья, написанная еще в 1933 г., Т. С. Гриц: «Проза Велемира Хлебникова»8.

1997 год ознаменовался выпуском двухтомника Н. И. Харджиева, включившим в себя многие работы известного ученого о поэте [73]. В Москве защищены кандидатские диссертации С. А. Васильева «Поэтический стиль В. Хлебникова: Словесно-звуковая образность» [201] и Е. Г. Красильниковой «Типология русской авангардистской драмы» [206]9. В периодических изданиях все чаще появляются велимироведческие статьи10.

8-11 сентября 1998 г. в Астрахани состоялись VI Международные Хлебниковские чтения «Велимир Хлебников и художественный авангард XX века», по итогам которых был выпущен сборник, включивший тексты научных докладов, статей и тезисов свыше 40 исследователей [10]. В их числе: В. П. Григорьев, Н. Н. Перцова, Е. Р. Арензон, С. Е. Бирюков, С. В. Старкина, А. В. Рафаева и др. В «Новом литературном обозрении» появляется обширная статья В. П. Григорьева с показательным заглавием

Велимир Хлебников» [ИЗ], представляющая своего рода итог многолетним исследованиям автора и обрисовывающая перспективу дальнейших изучений. В. Кравец, украинский филолог, научный сотрудник Института литературы им. Т. Г. Шевченко НАН Украины, громко заявляет о себе выходом яркой книги «Разговор о Хлебникове» [34], вызвавшей живую полемику11. Издательство «Гилея» выпускает в свет монографию Вл. Полякова «Книги русского кубофутуризма» [47], положившую начало серьезному книговедческому исследованию футуризма, в т. ч. хлебни-ковских изданий, и представившую ряд редких документов12. В Москве и Санкт-Петербурге проходят защиты сразу трех кандидатских и одной докторской диссертаций, напрямую касающихся Будетлянина: А. В. Гик [204], В. А. Кузнецова [207] и С. В. Старкиной [212]. Первые две работы примечательны тем, что, наконец-то, обращаются к хлебниковскому творчеству в неразрывной связи с единой системой литературного процесса. Диссертация же петербургской исследовательницы заслуживает особого внимания, в ней впервые предпринимается попытка создания научной биографии поэта (которой, кстати, мы не располагаем до сих пор!) и впервые акцент ставится на раннем творчестве Будетлянина, а именно периоде 1904-1910 годов (т. е. дофутуристический период). Эта же работа (наряду с другими13) показывает очевидную связь, более глубокую, чем было принято считать ранее, между творениями В. Хлебникова и традицией символизма. Л. Л. Гервер защищает диссертацию доктора искусствоведческих наук «Музыка и музыкальная мифология в творчестве русских поэтов (первые десятилетия XX века)», значительная часть которой посвящена «музыкальной» ипостаси произведений поэта14.

1999 и 2000 года переживают настоящий «бум» велимироведения. В 1999 г. выходит второй «Вестник Общества Велимира Хлебникова» [13]15. Появляется серьезное издание «Роман Якобсон: Тексты, документы, исследования», включающее, естественно, ряд работ и документов, касающихся Предземшарэ16. В серии «Современная западная русистика» выходит монография известной финской исследовательницы Барбары Лённквист «Мироздание в слове. Поэтика Велимира Хлебникова» [37]17, демонстрирующая интересный взгляд на творчество Будетлянина «со стороны», западный вариант велимироведения18. В Москве ученица В. П. Григорьева Ю. В. Явинская защищает кандидатскую диссертацию «Сопоставительный анализ образных систем «человек», «вещь», «природа» в идиостилях Велимира Хлебникова и Марины Цветаевой» [213], в которой, в том числе, предпринята попытка составления конкорданса к хлеб-никовским произведениям.

Но 2000 год, бесспорно, оказался наиболее «плодовитым» и, главное, результативным периодом. Издательство «Языки русской культуры» практически одновременно выпускает два огромных 800-страничных тома: «Мир Велимира Хлебникова» [42] и «Будетлянин» [16]. Первый из них, многострадальный проект А. Е. Парниса19, представляет собой сборник статей и исследований за более чем 80-летнюю историю изучения творчества Хлебникова й включает в себя не только редкие воспоминания А. Крученых, Н. Асеева, С. Городецкого, К. Малевича, но и статьи именитых ученых, причем разных специальностей (среди авторов есть культурологи, искусствоведы, и даже астрофизик), написанных специально. Второй том - это своего рода «собрание сочинений о Хлебникове» В. П. Григорьева, насчитывающее свыше 40 работ, среди которых знаменитые монографии 1983 г. и 1986 г., положившие начало современному исследовательскому процессу и заложившие основу, можно сказать, целой школ ы20. В Астрахани проходят VII Международные Хлебников-ские чтения «Велимир Хлебников и мировая художественная культура на рубеже тысячелетий» и появляется соответствующий научный сборник [11]. Издательство «Алетейа» выпускает классическую монографию В. Маркова «История русского футуризма» [41]21. Выходит более чем солидный сборник в честь Н. И. Харджиева (увы, посмертно), содержащий, в числе прочих, ряд работ известных ученых о хлебниковской поэтике (например, X. Барана, О. Седаковой, Р. Вроона, С. Сигова, М. Шапира и др.) [49]. За это время защищено две кандидатских диссертаций по философий2, знаменующих важный прорыв в велимироведении как междисциплинарной науке23. Надо отметить и докторскую диссертацию екатеринбургского исследователя И. Е. Васильева [9], выпущенную в 1999 г. и переизданную в 2000 г., впервые попытавшегося показать систему русского поэтического авангарда XX века и место В. Хлебникова в нем.

Но самым важным событием стал выпуск первого тома академического шеститомного собрания сочинений под эгидой ИМЛИ24, подготовленный Р. В. Дугановым. К сожалению, сам Рудольф Валентинович не дожил до этого события; он скончался в 1998 году, так и не увидев своего детища.

Значение этой работы исключительно. Долгое время и читатель, и ученый не располагали элементарно текстами В. Хлебникова, что, конечно, не могло не отражаться не только на уровне литературоведческих работ, но и на общем культурном уровне современного общества.

В 2001 г. вышел второй том, и, по плану, в течение последующих 3-4 лет собрание сочинений выйдет в свет полностью. Кроме того, стараниями В. В. Бабкова вышли «Доски Судьбы»25, пусть и очень ограниченным тиражом. Это уникальное сочинение, не имеющее аналогов во всей истории литературы, не только литературы - науки («законы времени» еще предстоит освоить интеллектуалам XXI века!). «Доски Судьбы» — беспрецедентный сплав именно науки и поэзии, тот самый синтез, о котором мечтал еще И. В. Гете26.

Сегодня нужно отметить и все возрастающее количество публикаций целой «армии» исследователей, и все большее количество переизданий самих текстов Будетлянина, вплоть до выпуска полупиратского трехтомника, наглядно представляющих существующий спрос, а значит, и потребность общества. Читатель наконец-то обретает своего поэта.

На основании вышеизложенного, нетрудно понять, что изучение творчества Хлебникова имеет свою историю, свою специфику, но, в общем, находится на достаточно высоком уровне. Мы даже выскажем такое соображение: на рубеже тысячелетий наука и культура переживает своего рода начало подлинного открытия поэта.

Наряду с уже имеющимися исследованиями, раскрытыми проблемами, определениями общих методических принципов и подходов в велимироведении, конечно, существует комплекс задач, пока не решенных, а зачастую и не обозначенных. Обзором и анализом этих вопросов серьезно занимается В. П. Григорьев, всегда пристально наблюдающий за общей ситуацией в данной области. К одной из таких проблем относится и проблема изучения феномена смерти в глобальной мировоззренческой системе Будетлянина.

Актуальность этого вопроса связана не только с определенными лакунами в сфере велимироведения. Вопрос этот гораздо серьезнее и выходит за рамки не только частной ветви литературоведения, но и самого литературоведения, определяясь только на грани разновекторных современных научных поисков, на площади междисциплинарного взаимодействия. В настоящее время, время смены научных парадигм, переосмысления методов и самой сущности исследовательской деятельности, тема смерти становится одной из главнейших point гуманитарного знания. Прочно связанная с современными моделями теоретического поиска, располагающимися на территории постклассического пространства, смерть как многополярная категория становится «индикатором человеческой аутентичности» (Демичев: [205 : 3]). По выражению М. Фуко: сама тьма жизни, «живой мрак рассеивается в свете смерти» [70 : 224].

Современные исследования в области мортальной сферы (танатология) сосредотачиваются на феномене смерти как единственном своем объекте, весьма специфическом, не адекватном накопленным в научном и культурном поле предшествовавших традиций методов исследования.

Смерть мыслится не только как физическая конечность, более того, не столько как конечность вообще. Сближаемая с категориями Телесности, Игры, Текста и др., она становится новым инструментом постижения реальности и достижения истины (понимаемых в русле постклассической философии и постструктуралистского литературоведения большей частью как фантомы) в бесконечности саморефлектирующего путешествия мысли.

Однако же теоретические изыскания в данном случае не только не становятся чем-то отдаленным, посторонним по отношению к различным, вполне «прикладным» проблемам, накопившимся в современном обществе; наоборот, действительность показывает, что без осмысления самого феномена смерти (и как физиологического события, и как теоретической категории), невозможно решить, например, такой важный вопрос, как определение культурного статуса и правового поля эвтаназии (совсем недавно принятый закон об эвтаназии в Голландии, завершивший цепочку реформ 1980 - 1992 - 2001 гг., по сути является революционным событием, демонстрирующим серьезные сдвиги в ментальности Запада).

Замалчивание, вынесение темы на «задворки» социального пространства (не секрет, что до сих пор говорить о смерти в приличном обществе если не запрещено, то уж во всяком случае «неприлично») в очередной раз оказало «медвежью услугу» цивилизации (ранее то же происходило со многими вопросами религии, пола и т. д.). Смерть, похоже, действительно является, или, во всяком случае, являлась совсем недавно, «порнографией нашего времени» (Горер: [3 : 470]), а вместо необходимого развития культуры смерти, человек XX века предпочитает оставаться в пределах инфантильного к ней отношения, не понимая, что страдает от этого в первую очередь он сам.

Но témpora mutantur. Сегодня складывается иная ситуация, и доказательством тому — обилие теоретических и прикладных работ самых разных отраслей знаний, так или иначе посвященных вопросам смерти27.

Естественно, что они были подготовлены трудами ряда мыслителей, в основном, XX века. Не останавливаясь перед пугающей перспективой «вечной тьмы», радикальные интеллектуалы последовательно сконструировали своего рода Некрополь, фундированный целым сонмом «скончавшихся идолов» всей предшествовавшей эпохи. Так, вслед за «смертью Бога», определившей философию Ф. Ницше, последовала цепочка «смертей»: «смерть Культуры» (О. Шпенглер), «смерть Человека» (М. Фуко), «смерть Автора» (Р. Барт). Как пишет А. В. Демичев: «Смерть Бога» не была одноактной пьесой, продолжение было неизбежным» [205 : 161].

В итоге, вся гуманитарная мысль XX века формируется и определяется «в веселом утверждении смерти» (Батай: [205 : 160]).

Будучи до недавнего времени «авангардной темой» в науке, тема смерти вовсе не была авангардной в литературе. Достаточно вспомнить знаменитую повесть «Смерть Ивана Ильича» Л. Толстого28. Однако же, только авангард как художественное течение (под этим термином мы подразумеваем все неклассические школы XX века как в русском, так и западном искусстве29) в своей теории и практике обращается к теме смерти как одной из основных (а то и самой главной). По отношению к отдельным представителям авангарда (ОБЭРИУ, дада, театр абсурда и др.) подобный взгляд уже высказывался и был закреплен в отдельных работах30.

Однако же парадоксальным образом эта проблема не была должным образом экстраполирована на творчество, может быть, самого главного представителя не только отечественного, но и мирового авангарда - философа, драматурга, прозаика и поэта Велимира Хлебникова.

В 1975 г. в монографии «Велимир Хлебников: Жизнь и творчество» Н. Степанов писал: «Образ и тема смерти занимают в творчестве Хлебникова большое и важное место» [57 : 160]. Анализируя танатографию Будетлянина, исследователь, в основном, сосредоточился на связи мотивов смерти с темой войны, посвятив этому чуть более шести страниц текста. Охватить проблему целиком, конечно, не входило в задачу ученого; понятно, что обозначенная перспектива (а, судя по всему, именно от этой работы следует «вести отсчет» изучения «танатологической составляющей» в велимироведении) должна была обрести новые горизонты и самоопределиться как специальная, и притом весьма непростая, проблема.

Однако в 1996 г. В. П. Григорьев, освещая возможные пути развития велимироведения и заостряя внимание на существующих лакунах в изучении поэтики Предземшара, вновь выделяет тему «Оппозиция «жизнь/смерть» у Хлебникова» как одну из наиболее актуальных [16 :

499]. За два с небольшим десятка лет никакого «самоопределения» не произошло. Эта ситуация, в целом, сохраняется и сегодня.

По существу, в настоящее время есть только две специальных работы, так или иначе определяющих контуры велимироведческой танатологии: статья X. Барана «Пушкин в творчестве Хлебникова: некоторые тематические связи» [4 : 152 - 178] и монография В. Кравца «Разговор о Хлебникове» [34]31. В первом сочинении, ярком и интересном, американский ученый обращается к двум хлебниковским темам («Любовь и Чума», «Присутствие Смерти») в их интертекстуальной связи с творчеством Пушкина; во второй работе, принадлежащей перу украинского коллеги, красной нитью проходит мысль о связи образов Смерти с фольклорной и литературной традицией, а впечатляющая (почти эзотерическая) реконструкция образа МАВЫ делает честь глубине авторской мысли.

Но - ни тот, ни другой автор, к сожалению, не дают концептуально оформленной системы исследования темы смерти как таковой в поэтике Хлебникова; векторы их интересов в итоге направляются в «параллельные» данной проблеме области.

Между тем и в вышеозначенных трудах, и в массе иных текстов литературоведческой хлебниковианы присутствует значительное число плодотворных идей и разработок по теме. Увы, не будучи связанными единым взглядом на существо предмета (прежде всего по простой причине необозначения вопроса), в совокупности они становятся только нестройным хором голосов. Тот или иной частный момент, вырванный из контекста и без того непростого будетлянского творчества, получает неадекватную интерпретацию, а вся исследовательская полифония мучительно не обнаруживает «общего знаменателя», того пространства, на котором, собственно, и разворачивается самодемонстрация смыслов.

Можно выделить несколько основных концепций понимания феномена смерти у В. Хлебникова, предложенных разными авторами:

1. Всеобщая связь бытия через смерть. Эта идея была сформулирована Р. В. Дугановым [19 : 60]. По его мысли, у Будетлянина «.через вражду и смерть раскрывается абсолютное единство и полнота бытия.» [19 : 62]; «Трагический хаос и даже смерть, как свидетельствуют многие его произведения, непременно входят в общую космическую гармонию» [19 : 110]. Невооруженным глазом видно соответствие такой модели древним индуистским, буддийским представлениям: «Особенностью индийской культуры, усвоенной и буддизмом, было то, что онтологические и моральные законы и процессы составляли одно неразрывное целое. Буддизм исходит из посылки о вечности мироздания, точнее несотворенности его и периодическом саморазрушении и самовосстановлении миров» [168 : 40]. Собственно, эта модель может быть объявлена наиболее значимой в будетлянской поэтике, учитывающей многие частные моменты, но, тем не менее, не исчерпывающей; она может быть принята как основная посылка настоящего исследования.

2. Смерть - зло. Представление о полном неприятии Хлебниковым смерти разделяли Н. Степанов, М. Поляков и др. При этом, как правило, постулировалась связь его идей с творчеством русского философа Н. Федорова32. «Победа над смертью» - так характеризовали исследователи credo поэта-философа. «Мысль о победе человека над смертью. одна из основных идей поэта, к которой он постоянно возвращается на протяжении всего творчества» — писал Н. Степанов [57 : 117]33. Он же заключал: «Смерть у Хлебникова . это прежде всего символ гибели жизни, враждебное человеку начало, предопределяющее тщетность его жизненных усилий, фатальная неизменность мирового порядка» [57 : 167]. «Война и смерть для него - нарушение миропорядка, цели человеческого бытия.» — формулирует свои выводы М. Поляков [157 : 19]. Эта концепция нуждается в серьезнейшей корректировке. Трагическое восприятие смерти и мысль о «победе» над ней ни в коем случае не означают понимания смерти как абсолютного Зла и, соответственно, резкого отрицания какого бы то ни было позитива в мортальном собы

34 тии .

3. Трагизм индивидуальной смерти Интересную позицию занимает С. Ланцова. Разделяя точку зрения Р. В. Дуганова, она уточняет, что «.в прямой полемике с карнавальным понятием вне-личностного развития целого Хлебников не видит в вечной обновляемое™ жизни причин для отмены трагизма личной смерти» [209 : 120]; отсюда тезисы о том, что у Хлебникова «.разрушительное начало не гармонизируется радостно-обновляющим» [209 : 117] и о «неотменяемости трагического» в художественном мире Будетлянина [209 : 120]. Эту модель можно назвать «новоевропейской» - постановка акцента на смерти индивидуальности (и проистекающая, кстати, отсюда современная социальная модель табУ) возникла в Европе (т. е. в цивилизованном мире) на исходе Средневековья [3 : 158, 191, 200 и далее]. Мысль же о потере, которую, видимо, во многом, имеет ввиду С. Ланцова, как никогда актуализируется в эпоху романтизма со своеобразной концепцией смерти как растворения, распыления во всеобщем, в свою очередь коррелирующей все с той же индуистской традицией [3 : 341 - 387].

4. Метабиоз и метаморфизм. Эта модель базируется на хлебни-ковской идее метабиоза35 и фактически представляет собой частный вариант дугановского тезиса, правда, содержащий «выходы» на иную модель, характерную для современных передовых интеллектуалов (но не общества!) и явно выраженную Ж. Делёзом: смерть сосуществует с жизнью; смерть - глобальный результат частичных смертей [205 : 241 - 242]. С таким представлением, в общем и целом, совпадает уже упомянутое исследование X. Барана36.

Настоящая «классификация» в значительной мере условна. Это связано прежде всего с тем, что, как уже говорилось выше, до сих пор не было проведено ни одного исследования, специально направленного на анализ феномена смерти в творчестве Хлебникова. Поэтому большинство приведенных выше точек зрения не выражаются авторами достаточно четко, как бы не осознаются в качестве конкретных исследовательских положений.

Таким образом, можно констатировать наличие проблемы в современном велимироведении. Постановкой ее и попыткой разрешения определяется цель настоящей работы - исследование феномена смерти в творчестве Велимира Хлебникова.

Целью исследования определяются задачи:

1. Проанализировать тексты Велимира Хлебникова с точки зрения присутствия в них жизнесмертных представлений.

2. Выявить отдельные характерные образы и мотивы, связанные с феноменом смерти; систематизировать их; выявить их воздействие на организацию смысла текста.

3. Определить, по возможности, генетическую связь жизнесмертных представлений автора.

4. Эксплицировать, насколько это возможно, концепцию, идею смерти у Велимира Хлебникова, понимаемую как комплекс отношений к этому феномену в его онтологических, этических, аксиологических, гносеологических, метафизических аспектах.

Методическим основанием настоящей работы явились идеи постклассических исследователей, философов и литературоведов, которые условно могут быть обозначены термином «постструктурализм»37, представленные сочинениями Р. Барта, Ж. Батая, М. Бланшо, Ж. Делеза, Ж. Дерриды и др38.

Принимая позицию современного постструктурализма о всепроникающем взаимодействии отдельных текстов, складывающихся в некий единый Текст человеческой культуры в целом39, «ничего не существует вне текста» (Деррида: [28 : 21]), особое внимание уделяется исследованию интертекстуальных связей творчества В. Хлебникова40.

При конкретном анализе текстов нами активно привлекается метод мотивного анализа41.

Кроме того, поскольку одной из основных задач исследователя, по нашему представлению, становится интерпретация произведения, можно говорить о герменевтической интенции настоящей работы42.

Тема диссертационного исследования обусловливает активное обращение как к специальным философским сочинениям43, так и к многообразной литературе по проблеме смерти в самых разных областях науки

44 и культуры .

При работе с хлебниковскими произведениями, мы опираемся на результаты, полученные отдельными учеными, методические принципы исследования будетлянских текстов, сформулированные в ряде публикаций. Основными из них, разделяемыми большинством велимироведов, следует назвать:

1. Тесная связь творчества Хлебникова с фольклором и мифологией; сам метод поэта может быть квалифицирован как мифопоэтичесский45.

2. Тяга к философской рефлексии, пронизывающей все творчество художника46.

3. Отличительная черта будетлянской поэтики - интеллектуальная усложненность, «шифрованностъ», скрытость (вплоть до эллиптичности) важных образов, мотивов, имеющая целью продуцирование у читателя интеллектуального усилия для постижения смысла произведения47.

4. Обусловленность и мотивация каждого образа, каждой детали в хлебниковских текстах; отсутствие «случайных» элементов48.

5. Необходимость привлечения в качестве материала исследования всех текстов без исключения для достижения адекватного результата49.

6. Принципиальная установка автора на интертекстуальность и наличие четких генетических связей отдельных мотивов, образов, сюжетов50.

7. Наличие постоянных сквозных, ключевых образов и мотивов, играющих основополагающую роль в организации смысла отдельных произведений и осмысления хлебни-ковского наследия в целом51.

8. Лучший метод исследования - «открытый метод интерпретации» (Баран)52.

В качестве научной гипотезы предлагаются следующие положе

1. Тема смерти пронизывает все творчество Велимира Хлебникова и играет значительную роль в адекватном прочтении текстов поэта. Игнорирование ее или поверхностное отношение приводит к искаженному пониманию как отдельных произведений, так и всего творчества в целом.

2. Исследование феномена смерти в поэтике Хлебникова может выявить генетические связи отдельных текстов с конкретными художественными и философскими традициями, показать преемственность и творческую оригинальность поэта.

3. Концепция смерти у Хлебникова не сводима к конкретной исторической модели; она синтетична, исторична и, в то же время, уникальна.

4. Хлебниковская концепция смерти во многом предвосхищает современные представления, что, в свою очередь, служит еще одним подтверждением незаурядности и уникальности творчества Хлебникова в целом, его прогностической потенции; детальное изучение этой концепции может оказать серьезное влияние на развитие изучения феномена смерти.

Примечания

1 «Не называя Хлебникова, а иногда и не зная о нем, поэты используют его; он присутствует как строй, как направление» — писал Ю. Тынянов [180 : 276]. В. П. Григорьев постоянно обозначает возможные пути изучения влияния Хлебникова на литературу, культуру, науку XX века (см., например, статью «Феномен Хлебникова» [16 : 481 - 488] или одну из последних работ «Веха -чудо XX века» [16 : 17 - 53], и другие сочинения в «Будетлянине»).

2 Концепция пародии, высмеивания, а то и жесткого противопоставления символизму очевидна (см. цикл пародийных поэм и драм: «Передо мной варился вар.» (НП : 197), «Карамора № 2-ой» (НП : 202), «Чертик» (1986 : 391) и др.; особо - диалог «Учитель и Ученик» (1986 : 584)) (об обозначении хлебни-ковских сочинений см. ниже прим. 49) , заметим, что и нарочитое противопоставление - это тоже глубокая взаимосвязь; однако в последнее время все чаще звучит мысль о глубоком родстве хлебниковского творчества с символистской доктриной, о позитивной трансформации в будетлянском художественном мире символистских установок. Об этом оговаривался еще Н. Степанов [57 : 52, 101]; исключительно важна в этом отношении статья X. Барана «К типологии русского модернизма: Иванов, Ремизов, Хлебников» [4 : 191 - 210]. Кроме того, см. специальные работы О. Клинга [127], [128], А. Шишкина [189] и плодотворные наблюдения у др. исследователей: Р. В. Дуганова [19 : 177], С. Сигова [172 : 101], С. Старкиной [174]. Что же касается обэриутов, то их прямая преемственность Хлебникову не раз высказывалась ими самими (см. специальную главу в монографии А. Кобринского с показательным заглавием «Наследники Велими-ра» (К проблеме «Обэриуты и Хлебников») [31 : 97 - 188]).

3 См. автореферат диссертации Ф. Пекарского, посвященной этому вопросу и вывод исследователя о том, что «.В. Хлебников может и должен быть интерпретирован как мыслитель . создавший разветвленную философскую систему и выступивший резонатором идей, впоследствии детально разработанных в рамках социальной философии XX века . и предвосхитивших многие концептуальные установки постмодернизма» [210 : 13]. Кроме того, о том же, только в применении к менее «радикальным» этическим и философским концепциям XX века, пишет и В. П. Григорьев [16 : 742 - 743]. О Хлебникове как предтече метаметафористов заявил сначала К. Кедров [125 : 189], а вслед за ним и другие исследователи (см. статьи Е. А. Князевой «Традиции В. Хлебникова в метаметафоризме» [11 : 129 - 134], Н. Ф. Крюковой «Метаметафора В. Хлебникова как воплощение его творческих принципов» [10 : 32 - 33]).

4 Веха - один из псевдонимов Хлебникова (см. [12 : 241], [16 : 17]).

5 Вслед за В. П. Григорьевым (см. [16 : 10]), мы принимаем такое написание и такую характеристику по отношению к В. Хлебникову на протяжении всей работы.

6 См. библиографию у В. П. Григорьева [16 : 747 - 770], Б. Лённквист [37 : 228 - 234], Р. В. Дуганова [19 : 342 - 349] и библиографический справочник А.

A. Мамаева [217]. Нужно отметить специальный обзор работ в диссертации А.

B. Гарбуза [202]. Примечательна наблюдающаяся тенденция попыток определения своеобразных «течений», подходов внутри велимироведения, в некотором смысле «заданная» еще В. П. Григорьевым [16 : 242 - 249]. Такую попытку предпринимают, например, И. Башмакова [198 : 7 - 17], С. В. Старкина [212 : 180 - 181]. Ф. Пекарский посвящает этому вопросу целую главу своей диссертации, разделяя современную исследовательскую полифонию на четыре условных подхода', филологический, культурный, социально-исторический и философский [210 : 5].

Что касается работы А. А. Мамаева, то, к сожалению, она не выдерживает серьезной критики и не может быть принята как квалифицированный труд, что, конечно, не мешает отдать должное автору, впервые решившегося на составление подобного издания в наше время. Нами, при поддержке отдельных исследователей (в том числе и А. А. Мамаева), была предпринята попытка составления серьезной библиографии трудов о жизни и творчестве В. Хлебникова (см. в сети Интернет: http://avantgarde.narod.ru). В настоящий момент практически готова к публикации брошюра, представляющая систематический свод исследовательской хлебниковианы за период 1985 - 2000 гг.

7 В него вошли работы X. Барана, М. Гаспарова, Н. Кожевниковой, Р. Вроона, Л. Гервер, Дж. Янечека, Н. Перцовой и др. видных исследователей.

8 Гриц Т. С. Проза Велемира Хлебникова // Литературное обозрение. — 1996. — № 5/6. — С. 19 - 29. То же: см. [42 : 231 - 254].

9 В диссертации Е. Г. Красильниковой сделана попытка систематизации и анализа неклассической драмы в России XX века в рамках парадигмы: футуризм — ОБЭРИУ — современность (творчество В. Казакова). См. статьи автора в списке литературы [132], [133].

10 Примером могут быть статьи Н. А. Богомолова [99], Т. Горячевой [110], Р. Грюбель [114], О. Лекманова [140], И. Лощилова [142], Ю. Орлицкого [148], Д. Полякова [155], С. Санкиной [169], Е. Сливкина [173], А. Супрун [178] и др.

11 См., например, рецензии В. Новикова [147], О. Петриченко [241].

12 В т. ч. знаменитую фотографию В. Хлебникова с черепом в руке, считавшуюся утерянной и упоминаемую им в стихотворении «Я переплыл залив Судака.» (1986 : 61), статье «О простых именах языка» (V : 206) и автобиографической заметке (1986 : 641) [47 : 126].

13 См. прим. 2.

14 Исследования автора нашли свое отражение в ряде публикаций: см. [12 : 213 - 234], [13 : 17 - 22], [51 : 85 - 91], [74 : 80 - 90], [80 : 66 - 79], [105]

- [109]. В настоящее время вышла и монография Л. Л. Гервер «Музыка и музыкальная мифология в творчестве русских поэтов (первые десятилетия XX века).

М.: «Индрик», 2001.

15 Среди авторов которого Р. В. Дуганов, Л. Л. Гервер, В. Н. Терехина, Н. Н. Перцова, А. В. Рафаева и др.

16 Роман Якобсон: Тексты, документы, исследования. — М., 1999. См., например, работы Н. Н. Казанского [122], М. Мейлаха [145] и др.

17 Собственно, настоящая монография представляет собой расширенный и дополненный вариант известной работы Б. Лённквист 1979 года [84].

18 О велимироведении за рубежом см. специальное сообщение Т. К. Ма-рисовой «Хлебниковедение за рубежом» на VI Хлебниковских чтениях [10 : 142 -144].

19 Этот том «опоздал» почти на два десятка лет, столкнувшись с трудностями самого разного характера. Отчаянные призывы автора-редактора не раз публиковались в разных изданиях (например, см. [231]), но книга увидела свет только в 2000 г.

20 Григорьев В. П. Грамматика идиостиля: В. Хлебников. — М., 1983 (то же: [16 : 57 - 205]); Григорьев В. П. Словотворчество и смежные проблемы языка поэта. — М., 1986 (то же: [16 : 206 - 382]).

21 Первое издание: Markov V. Russian futurism: A History. — Berkley & Los Angeles, 1968. См. «разгромную» рецензию А. Крусанова [238].

22 Пекарский Ф. Социальная философия В. Хлебникова и постмодернистский стиль философствования [210]; Боклагов £ Н. Концепция художественного творчества Велимира Хлебникова: (Философско-эстетический анализ) [200]. Кроме того, см. прим. 23, 46.

23 О невостребованности именно философских идей В. Хлебникова часто пишет В. П. Григорьев: «Поэт - да, Мыслитель - нет!» - примерно так Хлебников с порога расчленен и культурой нашего времени» [113 : 151]; «Философы до сих пор изменяли Велимиру» [16 : 487]. Отрадно, что, наконец-то, отношение науки и общества постепенно меняется. Кроме того, см. прим. 22, 46.

24 См. издания текстов Хлебникова, используемых в настоящей работе, в прим. 49 и списке литературы.

25 См. прим. 24.

26 «Поэзия близка к науке по методам - этому учит Хлебников. Она должна быть раскрыта, как наука, навстречу явлениям», — писал Ю. Тынянов [42: 222].

27 См. список литературы.

28 Ряд художественных произведений о смерти насчитывает тысячи единиц: Л. Андреев «Рассказ о семи повешенных», А. Бирс «Случай на мосту через Совиный ручей», И. Бунин «Господин из Сан-Франциско», Т. Готье «Любовь мертвой красавицы», В. Гюго «Последний день приговоренного к смерти», Н. Евреинов «Веселая смерть», Э. Ионеско «Король умирает», С. Кржижановский «Автобиография трупа», Т. Манн «Смерть в Венеции», Г. Маркес «Другая сторона Смерти», Б. Пильняк «Смерти», Э. А. По «В смерти - жизнь», Р. Роллан «Игра любви и смерти», Ж.-П. Сартр «Стена», Ф. Сологуб «Победа смерти», Л. Толстой «Три смерти», И. Тургенев «После смерти», Р. де Шатобриан «Замогильные записки», Н. Эрдман «Самоубийца» - это только прозаические и драматические сочинения. Что же касается поэтов, то вряд ли мы найдем хотя бы одного, не отметившего специально саму Смерть: Г. Айги («Смерть»), Е. Баратынский («Смерть»), А. Блок («О смерти», «Пляски смерти»), Р. Блэйр («Могила»), П. Валери («Морское кладбище»), Ф. Вийон («Завещание»), Н. Заболоцкий («Вчера, о смерти размышляя.», «Когда бы я недвижным трупом.»), М. Куз-мин («Смерть»), О. Мандельштам («В Петрополе прозрачном мы умрем.», «Когда Психея-жизнь спускается к теням.»), Ф. Петрарка («Триумф смерти»), Ж. Ренье («Завещание узника»), И. Терентьев («Мои похороны»), Ф. Тютчев («Mala aria», «И гроб опущен уж в могилу.»), А. Фет («Смерти»), М. Цветаева («Смерть - это нет.») и мн. др.

29 См. обзор «обозначений» авангарда в работе И. Е. Васильева [6:5 — 17] и толкование А. Крусанова [35 : 3 - 5].

30 См., к примеру, работы М. Ямпольского [82], И. Кулик [137] и др. При этом надо заметить, что тема смерти занимала исследователей и в связи с другими литературными традициями. Можно назвать работы Е. Верховцевой [27 : 265 - 276], Н. Корниенко [130], М. Кох [131], А. Меймре [146], О. Постнова [161] - [164], В. Рабиновича [27 : 252 - 264], Т. Розановой [166], Е. М. Таборис-ской и А. М. Штейнгольд [179], Т. П. Чаплышкиной [187] и мн. др. В этой связи необходимо отметить и книгу С. Семеновой [54], внимательно рассмотревшей категорию трагического именно в связи с мортальной тематикой в творчестве А. Платонова, Л, Толстого, Ф. Достоевского, Ф. Тютчева, А. Пушкина, Е. Баратынского, М. Горького, Н. Заболоцкого и др. Не так давно вышла в свет монография В. В. Заманской [23], рассматривающая русскую литературу начала XX века с точки зрения концепции экзистенциализма, что не может не означать экспликации мортальной тематики (нужно заметить, что автор старательно обходит русский авангард).

31 Книга В. Кравца не акцентирует внимание на теме смерти, но ей уделяется значительное внимание. Кроме того, на сайте «Мандельштамовского общества» нам встретилось сообщение о том, что автором на IV Мандельшта-мовских чтениях был прочитан доклад, сравнивающий концепции смерти у О. Мандельштама и В. Хлебникова [240]. Однако его содержание, за исключением краткого резюме (в объеме одного предложения), к величайшему сожалению, остается нам неизвестным.

32 См. об этом стр. 154 и далее гл. 3 настоящей работы.

33 Здесь и далее курсив мой, за исключением особо оговоренных случаев.

34 См. гл. 3 настоящей работы.

35 «Метабиоз» (рстаЗюс;) - понятие, предложенное Хлебниковым в ранней статье «Опыт построения одного естественнонаучного понятия» (1986 : 582) как дополнительное существующему «симбиозу»; в общих чертах может быть сформулировано следующим образом: метабиоз - это явление, описывающее отношения «.в которых из послесуществования какой-нибудь жизнию другой жизни для этой первой вытекают отношения выгоды» (1986 : 583). Не замеченная современниками, сегодня эта концепция привлекает все большее и большее внимание (см., например, статьи В. В. Бабкова [89], В. А. Дымшиц и С. В. Чебанова [74 : 91 - 100]).

36 Об этом же пишет, например, В. П. Григорьев [16 : 413]. Н. Степанов, явно заявляя о негативной концепции, тем не менее тоже говорит о «теории вечного превращения и преобразования материи» [57 : 196].

37 Понятие «постструктурализм» чрезвычайно широко, эта доктрина «.представляется довольно пестрой и вряд ли способной претендовать на строго систематизированное единство своих постулатов. Недаром некоторые исследователи постструктурализма предпочитают говорить о нем во множественном числе как о «постструктурализмах». Впрочем, подобный плюрализм стал своеобразной приметой современного мировосприятия и мышления: воспитанная самим постструктуралистским взглядом на мир фрагментарность видения, дающая, как фасеточный глаз насекомого, только мозаичное изображение, побуждает во всем различать лишь детали и множественности, с трудом сводимые в суммарное целое» [29 : 46].

38 Теоретическая база, во многом, вскрывается нами по ходу исследования, при решении того или иного вопроса. Конкретные сочинения названных авторов см. в списке литературы.

39 «Под влиянием теоретиков структурализма и постструктурализма . отстаивающих панъязыковой характер мышления, сознание человека было отождествлено с письменным текстом как якобы единственным более или менее достоверным способом его фиксации. В конечном же счете как текст стало рассматриваться все: литература, культура, общество, история, сам человек.

Положение, что история и общество являются тем, что может быть «прочитано» как текст, привело к восприятию человеческой культуры как единого «интертекста», который в свою очередь служит как бы предтекстом любого вновь появляющегося текста. Важным последствием уподобление сознания тексту было «интертекстуальное» растворение суверенной субъективности человека в текстах-сознаниях, составляющих «великий интертекст» культурной традиции» [220 : 205].

Как пишет А. К. Жолковский: «Особенно расцвела интертекстуальность в наш рефлектирующий век, он же - век беспрецедентного преобладания средств коммуникации, знаков, изображений, кодов, simulacra <.»> [21 : 18]; «Современная поэтика отводит проблеме интертекста центральное место, что связано, в частности, с тем, что преодоление структурализма ознаменовалось подчеркнутым отказом от имманентного рассмотрения литературного текста» [21 : 29]. Своей книгой «Блуждающие сны» он наглядно демонстрирует практическое применение интертекстуального метода на материале русской литературы.

Другой пример практики интертекстуального подхода дает книга Б. М. Гаспарова «Литературные лейтмотивы» [14]. В заключительной статье своего труда «Структура текста и культурный контекст», он дает следующее понимание концепции интертекста и, шире, феномена объективации текста конкретного произведения в условиях тотального «проникания» интертекстуальности и следующей за ней «децентрацией субъекта». При этом Б. М. Гаспаров говорит о «парадоксе» текста: «.текст представляет собой единство, замкнутое целое, границы которого ясно очерчены, - иначе он попросту не воспринимается как текст; но это такое единство, которое возникает из открытого, не поддающегося полному учету множества разнородных и разноплановых компонентов, и такое замкнутое целое, которое заключает в своих пределах открытый, растекающийся в бесконечности смысл (а значит, и бесконечные возможности его интерпретации), — в силу неисчерпаемых потенций взаимодействия составляющих этот смысл компонентов и источников.

Осознание этого парадокса означает, с одной стороны, что анализ текста должен быть открыт для внешней, контекстуальной информации самого разнородного свойства. <.> С другой стороны, открытость материала, вливающегося в текст, не только не отменяет принцип единства и целостности, но, напротив, способствует выявлению этого свойства текста» [14 : 283 - 284]. Б. М. Гаспаров дает блестящий пример практического приложения своих теоретических построений. Настоящее диссертационное исследование ведется во многом с опорой на два этих сочинения (А. К. Жолковского и Б. М. Гаспарова) и вдохновляется примером авторов. Также см. прим. 40, 50.

40 О перспективности интертекстуального подхода к исследованию поэтики В. Хлебникова уже писали. Примером может служить статья В. П. Григорьева «О хлебниковских кандидатах в интертексты», в которой, в частности, автор констатирует: «Сам-то Хлебников переполнен интертекстами» [16 : 505] и показательное послесловие к ней в «Будетлянине» [16 : 508]. Также см. выше прим. 39 и ниже прим. 50.

41 См. подробнее об этом на стр. 36 - 38 гл. 1 нашего исследования.

42 С точки зрения герменевтики: «Функция интерпретации состоит в том, чтобы научить, как следует понимать произведение искусства согласно его абсолютной художественной ценности» [220 : 185 - 186]. При этом, по Гадамеру, ведущему представителю герменевтики в современном мире, в полном соответствии с концепцией интертекстуальности, утверждается, что произведение искусства «.является материальной объективацией традиции культурного опыта, поэтому его интерпретация имеет смысл лишь тогда, когда она намечает выход в непрерывность культурной традиции.» [220 : 188]. Гадамер также утверждает, что «.смысловые потенции текста далеко выходят за пределы того, что имел в виду его создатель. Текст не случайно, а необходимо не совпадает с намерением создателя» [220 : 188].

При этом возникает интересная проблема. Правомерна ли интерпретация, если она никоим образом не соотносится с авторским замыслом или авторскими представлениями? Для представителей «новой критики», для радикалов деконструктивизма вопрос решается однозначно: поскольку произведение искусства объявляется «.автономно существующей органической структурой, ценность которой заключена в ней самой, в самом факте ее существования» [220 : 75], то и «личность создателя и его авторский замысел» полностью игнорируются [220 : 189]. Мы не разделяем такой точки зрения, придерживаясь в этом отношении критической концепции Э. Хирша: считая, что суть интерпретации «.состоит в том, чтобы из знаковой системы текста создать нечто большее, чем его физическое бытие, создать его значение» (это положение вполне согласуется с деконтструктивистской стратегией), он заявляет, что «.все созданные интерпретации должны быть соотнесены с авторским замыслом. Авторское намерение является . «центром», «оригинальным ядром», которое организует единую систему значения произведения в парадигме многочисленных его интерпретаций» [220 : 189]. В применении к анализу хлебниковского текста на угрозу интерпретационной вакханалии указывала О. Седакова: «Есть много возможностей отыскать связность в этой поэме («Поэт» - Д. П.), как и в других текстах Хлебникова, доказать композиционную необходимость каждой детали -но, скорее всего, такие интерпретации окажутся не реконструкцией авторского замысла, а конструированием, вторичным упорядочиванием импровизационного потока Хлебникова» [42 : 581]. Принимая общий пафос этой теоретической максимы, мы все же помним, что не ставим своей задачей воссоздать в точности авторский замысел, это вообще невозможно, ибо во всей своей полноте он неизвестен и самому автору (текст не совпадает с намерением создателя, см. выше); мы должны соотнести интерпретационный поток с мировоззрением автора, идентифицировать его как элемент картины мира конкретного художника, или, точнее, картины мира, возможного мира, представленной конкретным художником. Эту мысль выразил П. И. Тартаковский: «.Приступая к анализу творчества Хлебникова, исследователь зачастую вынужден вести по сути «раскодирование» концентрированных структур, зыбких ассоциативных связей, на первый взгляд, дискретных микрообразов стихотворения. Здесь важно, при всей кажущейся смелости частных гипотез (без чего, исследуя Хлебникова, обойтись попросту невозможно), не упускать из виду общего направления духовно-художественных поисков поэта <„.»> [60 : 72].

43 Мы обращаемся, например, к работам Ф. Ницше [46], А. Шопенгауэра [190], Н. Бердяева [7], А. Кожева [32], Э. Фромма [68], Л. Липавского [239] и др., оставаясь при этом на территории литературоведческого анализа и не осваивая специально философского дискурса.

Особо следует отметить фундаментальный труд Вл. Янкелевича «Смерть» [83], фактически (хотя в это трудно поверить) ставшего первым философским сочинением, целиком и полностью, во всей своей полноте сосредоточившегося на феномене смерти как таковом (см. предисловие П. В. Калитина [83 : 5]).

44 См. список литературы.

45 В этом сходятся, пожалуй, все исследователи хлебниковского творчества (за исключением особой позиции В. П. Григорьева [16 : 719], направленной, похоже, не столько на концепцию, сколько на сам термин). Не будем вдаваться здесь в анализ частных вопросов, освещая нюансы и детали; на то есть специальные работы В. Акуловой [11 : 10 - 14], X. Барана [93], А. С. Бирюковой [199], А. В. Гарбуза [202], С. А. Ланцовой [209], Я. Пробштейна [165] и мн. др. Отметим в этой связи один важный для нашего исследования момент: именно в мифе, как явленной человеку в своей непосредственной данности действительности (А. Ф. Лосев), где отсутствует нудительный пафос непременного досконального познания (если, не познания вообще, см. монографию А. Косарева [33 : 77 - 85]), мы, скорее всего, обнаружим наиболее адекватную картину понимания или, лучше, ощущения смерти. Как пишет Ю. В. Хен: «Мифы, будучи средством фиксации древних представлений о происхождении мира, явлениях природы, богах и героях, — источники, наиболее близко стоящие к менталитету, «вытекающие» непосредственно из него, что дает основания предполагать, что в них наиболее точно отражено действительное отношение человека к смерти, хотя и в завуалированном, иносказательном виде» [27 : 64].

46 О Хлебникове как философе пишет уже Н. Пунин в своей статье «Хлебников и государство времени» в 1922 г. [42 : 159 - 174]. О хлебниковской философии оговаривается Н. Степанов [57 : 259 и далее]. «.Идиостиль Хлебникова пронизан собственно философской рефлексией.», — пишет В. П. Григорьев [16 : 406]. «Хлебников прежде всего философичен. В основе его произведений - центральные проблемы бытия» — заключает М. Поляков [157 : 30]. Сегодня это понимание становится общепринятым (см. также прим. 22, 23).

47 «Поэзия Хлебникова очень часто представляет определенную сознательную или бессознательную - зашифровку текста (обусловленную отчасти собственно эстетическими задачами, отчасти представлениями автора о языке, наконец, в значительной степени, — эзотерической автокоммуникацией, т. е. максимальным совпадением в одном лице отправителя и получателя текста), и в этом смысле то или иное произведение может рассматриваться как своеобразная криптограмма, которая нуждается в разгадке (дешифровке).» — писал Б. А. Успенский [182 : 299]; «.Превыше всего Хлебников ценит скрытое слово; поэзия для него - это, в первую очередь, искусство создания семантических сложностей, преодолеваемых лишь с помощью умственного напряжения. В своем стремлении возбуждать умственную активность он напоминает поэтов барокко или древнеисландских скальдов» — утверждает Б.

Лённквист [37 : 49]. Ср. последний тезис со статьей X. Барана на тему: «Футуризм и барокко» [91].

48 «.Следует твердо представлять, что у Хлебникова нет семантически пустых мест; каждый элемент хлебниковских текстов насыщен содержанием, хотя далеко не все нам понятно даже приблизительно.» — так определяет это положение Е. Р. Арензон [42 : 547]. А вот высказывание С. Ланцовой: «Природа хлебниковского творчества такова, что ничего случайного, произвольного она не допускает, как бы «хаотично» не выглядело здание Хлебникова, оно имеет в основании тщательно продуманную, почти безупречную организацию» [209 :

49]; см. также стр. 69 и далее гл. 1 настоящей работы.

49 См. ключевой методический тезис Н. Башмаковой, разделяемый нами: «Текст Хлебникова - все, написанное Хлебниковым» [198 : 44]. То же у В. П. Григорьева: «Волны связи» объединяют тексты поэта разных лет, разной жанровой и тематико-языковой природы в единый Текст» [113 : 130]. Р. В. Дуганов, развивая эту концепцию, пишет о том, что восприятие «.отдельных вещей в перспективе целого, и не просто какого-то большого сочинения, какой-то сверхповести, а по сути своей не ограниченного и незавершимого и потому, разумеется, не осуществимого ни в каком реальном, «конечном» литературном произведении «творения», заставляет читать и вполне законченные вещи как отрывки и фрагменты «мировой сверхповести». Каждое произведение принципиально не равно самому себе, не самотождественно и не замкнуто» [19 : 305]. «.Правильное понимание смысла этой поэзии требует изучения ее как целого: содержание какого-нибудь одного стихотворения постепенно «проступает» в сознании воспринимающего лишь после знакомства с рядом других, иногда внешне не связанных между собой произведений» — пишет Л. Гервер [105 : 102]; а П. И. Тартаковский замечает, что «.то, что напоминает при первом чтении хаос, совсем иначе воспринимается, когда стихотворение поставлено в ряд с другими творениями художника. Творчество Хлебникова - это поэтическая вселенная, где все частицы могут быть познаны и поняты лишь в их единстве.» [60 : 125].

Здесь важно указать еще на один момент. Как заметил В. В. Бабков: «.Полный текст Хлебникова включает его поведение и поступки как текст особого рода» [90 : 216]. Мы с готовностью принимаем это положение, памятуя о важной константе современных исследовательских стратегий: «Однако самым кардинальным моментом наметившейся смены научной парадигмы, последствия которой пока трудно себе представить, является тенденция к пересмотру лингвистической природы знака. <.> Результатом этого лингвистического переворота явилось то, что все стало мыслиться как текст, дискурс, повествование: вся человеческая культура - как сумма текстов, или как культурный текст, т. е. интертекст, сознание как текст, бессознательное как текст, «Я» как текст, -текст, который можно прочитать по соответствующим правилам грамматики, специфичным, разумеется, для каждого вида текста, но построенным по аналогии с грамматикой естественного языка» [29 : 186]. Тем самым определяется наше внимание к разного рода воспоминаниям современников, свидетелей биографического текста, и введение этих фактов в контекст исследовательской интерпретации наряду с художественными фактами тех или иных произведений собственно литературы.

Этим определяется материал нашего исследования. Ссылки на тексты Хлебникова даются по следующему принципу: в тех случаях, когда произведение входило в сборник «Творения» (М., 1986), под ред. В. П. Григорьева и А. Е. Парниса, цитаты оформляются следующим образом (1986 : 507), где 507 - номер страницы; при ссылке на пятитомник 1928 - 1933 гг. («Собрание произведений», под ред. Ю. Тынянова и Н. Степанова) римская цифра указывает номер тома, арабская - номер страницы (например, II : 73); том «Неизданных произведений» под ред. Н. Харджиева и Т. Грица (1940) по общепринятой традиции обозначается аббревиатурой НП; ссылки на прозаический сборник В. Хлебникова «Утес из будущего» (1988), под ред. Р. В. Дуганова, даются как (1988 : 66); при обращении к новому шеститомному Собранию Сочинений, под общей ред. Р. В. Дуганова, номер тома, как и страница, указывается арабской цифрой (например, 2 : 45); аббревиатура (ДС) указывает на кн. Хлебников В. Доски Судьбы. - М*Рубеж столетий, при этом приводится название отдельной статьи, а перед номером страницы римской цифрой указывается номер Листа: например, ссылка («Перелом во времени через Зпдней», ДС : II, 30) означает указание на соответствующую статью Листа II «Судьбы Отдельных Народов», располагающуюся в книге «Доски Судьбы» на стр. 30; документы, хранящиеся в РГАЛИ, обозначаются так: РГАЛИ, 527-1-№ единицы хранения-№ листа и расшифровываются следующим образом: например, (РГАЛИ 527-1-82-л.1б) означает — ф. 527, оп. 1, ед. хр. 82, л. 16. Текст поэмы «Председатель чеки», опубликованный в журнале «Новый мир», приводится по аббревиатуре НМ. См. издания текстов В. Хлебникова, привлекаемые нами, в списке литературы.

50 Р. В. Дуганов пишет о «важнейшей особенности художественного метода Хлебникова»: «Едва ли не за каждым его произведением встают совершено наглядно или только угадываются и предполагаются подобные исходные тексты» [19 : 246]. X. Баран формулирует «главный принцип хлебниковской поэтики»: «.Через А потенциально проглядывает Б, В и т. д.» [92 : 118]. То же у П. И. Тартаковского: «.У эрудированнейшего Хл даже в ранней поэзии трудно обнаружить «случайные» переклички с предшественниками; обычно это либо развитие мотива, сюжета, образа, либо их сознательное пародирование» [60 :

53]. См. у Н. Башмаковой: «Только тогда творчество Хлебникова раскрывает свой полный диапазон, когда рассматриваешь его образный язык в сопоставлении с образным языком русской и мировой классики от «Слова о полку Игоре-ве» до «Калевалы», от Пушкина до Уолта Уитмена» [198 : 22]. См. также прим. 39, 40.

51 «.В сочинениях поэта разделение по жанрам менее существенно, нежели постоянные мотивы и темы (возможные «ключи»), которые выявляются при сравнении произведений друг с другом.» [37 : 7]; «.Удивительная устойчивость у Хлебникова ряда мотивов, образов, тем, которые могут показаться случайными или побочными, но всякий раз возникая по-новому, оказываются, по существу, сквозными» (Киктев: [74 : 25]). Ср. метафору К. Кедрова: «Многие вещи Хлебникова, можно сказать, голографичны. Голограмма в каждой частице содержит целое» [124 : 253].

52 «.Лучшим, на сегодняшний день, методом анализа произведений Хлебникова является «метод широких контекстов», «открытый метод». Он предполагает рассмотрение всех текстов, не только поэтических, в виде единого корпуса, из которого вычленяются повторяющиеся лексические единицы, а также единицы более высоких уровней - мотивы, образы, эпизоды и т. д., - с тем, чтобы установить потом значение (значения) всех этих единиц. Таким образом можно дешифровать и объяснить отрывки, которые в пределах одного произведения остаются непонятными.» — так определяет X. Баран методику велимироведческих исследований в статье «Поэтическая логика и поэтический алогизм Велимира Хлебникова» [42 : 553].

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Пашкин, Дмитрий Александрович

Заключение

По завершению работы приходится в очередной раз констатировать банальность: сколько-нибудь глубокое изучение одной проблемы немедленно ставит перед исследователем еще большее их количество.

В. П. Григорьев справедливо замечает в комментариях к своей статье «Хлебников шутит.», I. Homo ludens»: «И этот этюд, как многие другие из работ, посвященных Будетлянину, имеет характер «подступов к теме». Можно даже заметить, что попытки закрыть некоторую проблему велимироведения одним махом - и фундаментальную, и частную - обычно не приводят к успеху: очевидно, мы еще находимся где-то в относительном начале процесса познания Вехи.» [16 : 577]. А ведь эта статья была написана в 1998 г., когда у автора за спиной был не один десяток лет плотного изучения хлебниковского творчества. Что же говорить о нашем скромном труде.

Однако же, мы надеемся, что сумели обосновать поднятую нами проблему и показать некоторые характерные черты как жизнесмертных представлений Будетлянина, так и специфические особенности организации его текстов и репрезентации этих представлений. Прокомментируем еще раз выдвинутые нами гипотезы и аргументируем их. Итак, мы считаем доказанным, что:

1. Тема смерти пронизывает все творчество Велимира Хлебникова и играет значительную роль в адекватном прочтении текстов поэта. Игнорирование ее или поверхностное отношение приводит к искаженному пониманию как отдельных произведений, так и всего творчества в целом.

Справедливость первого пункта этого положения доказывает огромное количество материала, использованного нами во время работы (см. также Приложение), а также контекст указанных фрагментов. Мы не только не найдем ни одного значимого и важного произведения поэта, где бы ни фигурировало событие смерти; но само оно часто, почти всегда, становится главным событием этих произведений («Госпожа Ленин», «Дети Выдры», «Ка», «Зангези», «Ночной обыск», и др.).

Второй пункт вытекает из первого, а примерами его могут служить материалы первой и второй главы.

2. Исследование феномена смерти в поэтике Хлебникова может выявить генетические связи отдельных текстов с конкретными художественными и философскими традициями; показать преемственность и творческую оригинальность поэта.

Справедливость настоящего положения доказывается выявленными нами связями хлебниковского творчества с рядом мифологических, фольклорных и литературных традиций при анализе конкретных образов и мотивов в первой и второй главе настоящей работы.

3. Концепция смерти у Хлебникова не сводима к конкретной исторической модели; она синтетична, исторична и, в то же время, уникальна.

Как мы могли видеть во время нашего исследования, те или иные представления Будетлянина опираются на разного рода культурный материал, хранящийся в ноосферной памяти человечества. Синтетический художественный метод В. Хлебникова подразумевает апелляцию к разного рода «элементам» (можно сказать, архетипам) тех или иных традиций и их дальнейшего «сплавления», преобразования в Единое.

Хлебников, обращаясь к огромному количеству предшествующих и современных ему литературных, культурных, религиозных, философских традиций, конструирует своего рода модель Универсума, идеальный проект мироздания.

Заимствуя и преобразуя различные идеи, концепции, накопленные культурой и наукой человечества, направленные на постижение и осознание феномена смерти, Хлебников помещает их в свой Текст, который становится, таким образом, своего рода питательной средой для их актуализации. Сталкивая друг с другом эти «элементарные частицы»,

Хлебников проводит грандиозный эксперимент, провоцируя так сказать «сверхполилог» в ничем не ограниченных координатах Времени, Вселенной и самого Человека.

4. Хлебниковская концепция смерти во многом предвосхищает современные представлениячто, в свою очередь, служит еще одним подтверждением незаурядности и уникальности творчества Хлебникова в целом, его прогностической потенции; детальное изучение этой концепции может оказать серьезное влияние на развитие изучения феномена смерти.

Справедливость этого положения может быть подтверждена анализом, проведенном в третьей главе настоящей работы, показавшем предвосхищение Хлебниковым идей Ж. Делёза и М. Бланшо, а самое главное, того общего духа «позитивной аннигиляции», характерного для современной мысли конца ХХ-начала XXI века.

Уникальность хлебниковских представлений как раз и состоит в незаурядном онтологическом и гносеологическом оптимизме, преодолевающем трагизм смерти, обретения в мортальном событии позитивной ценности. Такое положение вещей весьма характерно и для новейших сочинений по проблеме смерти. Тщательное изучение хлебниковского наследия с этой точки зрения может добавить новые обертона в современную танатологию, одной из своих целей ставящих как раз обретение культуры смерти, преодоления в обществе экзистенциальной фрустрации и смены модели табу, являющейся на сегодня в социуме основной, иными прогрессивными представлениями (хотя бы при помощи ассимиляции многих древних идей), снимающими трагизм и «эсхатологический пессимизм». «Жизнь прекрасна и велика!»1 - вот будетлянский лозунг и credo гения Велимира Хлебникова.

В плане общих выводов, наша работа, думается, может быть присовокуплена известным словам В. П. Григорьева: «.Без Хлебникова

1 «Любовь приходит страшным смерчем.» (1986 : 213). неадекватно осмысление культуры XX века в целом, ее итогов и перспектив» [16 : 738].

Тайна, загадка, вечная интрига Бытия не может быть ни познана, ни выражена. Наивно было бы ожидать, что даже самое тщательное исследование может дать нам ответ на вопрос: что такое жизнь? Что такое смерть? Мы можем лишь констатировать, что одного без другого не бывает: нет ни жизни, ни смерти, а есть некая жизнесмерть -ежесекундное обновление и изменение Вселенной и нас самих вместе с ней. Мы умираем каждый миг, но и каждый миг возрождаемся вновь. Поэтому и нет никаких причин сомневаться в том, что процесс под названием смерть должен стать окончательным: само Бытие показывает, что он необходимо должен в самом себе содержать витальную искру и только предшествовать новому возрождению; а глобальность смерти указывает не на финал финалов, а на качественно новую сущность результирующей послесмерти. Как замечательно сказал В. Набоков устами Шейда: «Жизнь - большой сюрприз. Не вижу, отчего бы смерти не быть еще большим» [250 : 191].

Даже гении останавливаются перед тайной. Будетлянин однажды воскликнул:

Но я до смерти не пойму, Зачем мы - люди, почему?

И наше дело — прислушаться к этой тайне.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Пашкин, Дмитрий Александрович, 2001 год

1. Сочинения В. Хлебникова

2. Хлебников В. Собр. произведений в 5-и тт. — Л., 1928 1933. Хлебников В. Неизданные произведения. — М., 1940. Хлебников В. Творения. — М., 1986.

3. Хлебников В. Председатель чеки // Новый мир. — 1988. — С. 147152.

4. Хлебников В. Утес из будущего. — М., 1988. Хлебников В. Еня Воейков // Вестник Общества Велимира Хлебникова. — М., 1996. — Вып. I. — С. 7 28.

5. Хлебников В. Избранные сочинения. — М., 1998. Хлебников В. Собрание сочинений (в 6 тт.). — М., 2000. — Т. 1. Стихотворения 1904 1916.

6. Хлебников В. Доски Судьбы. — М • Рубеж столетий. Хлебников В. Собрание сочинений (в 6 тт.). — М., 2001. — Т. 2. Стихотворения 1917 -1922.

7. Хлебников В. Таинство дальних (РГАЛИ 527 1 - 100).1.. Монографии, сборники статей

8. Аргази В. Смерть и время. — М., 2000.

9. Аристотель. Поэтика. — М., 1957.

10. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. — М., 1992.

11. Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века. — М., 1993.

12. Барт Р. Избр. работы. Семиотика. Поэтика. — М., 1994.

13. БатайЖ. Литература и Зло. — М., 1994.

14. Бердяев Н. О назначении человека. — М., 1993.

15. Вестник Общества Велимира Хлебникова. — М., 1996. — Вып. I.

16. Вестник Общества Велимира Хлебникова. — М., 1999. — Вып.1..

17. Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. — М., 1994.

18. Геннеп А. ван Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. — М., 1999.

19. Григорьеве. П. Будетлянин. — М., 2000.

20. Гуревич П. С. Философская антропология. — М., 1997.

21. ДелёзЖ. Логика смысла. — М. 1995.

22. Дуганов Р. В. Велимир Хлебников: Природа творчества. — М., 1990.го. Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. — СПб., 1995.

23. Жолковский А. К. Блуждающие сны и другие работы. — М., 1994.

24. Журавлев А. П. Звук и смысл. — М., 1991.

25. Заманская В. В. Русская литература первой трети XX века: проблема экзистенциального сознания. — Екатеринбург, 1996.

26. Зеленин Д. К. Избр. труды. Очерки русской мифологии: Умершие неестественной смертью и русалки. — М., 1995.

27. Зигель Ф. Неисчерпаемая бесконечность. — М., 1984.

28. Зуева Т. В. Сказки А. С. Пушкина. — М., 1989.

29. Идея смерти в российском менталитете. — СПб., 1999.

30. Ильин И Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. — М., 1996.

31. Ильин И Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. — М., 1998.

32. Карасев/1. В. Философия смеха. — М., 1996.

33. Кобринский А. Поэтика «ОБЭРИУ» в контексте русского литературного авангарда. — М., 2000. — Т. 1.

34. КожевА. Идея смерти в философии Гегеля. — М. 1998.

35. Косарев А. Философия мифа. — М., 2000

36. КравецВ. Разговор о Хлебникове. — Киев, 1998.

37. Крусанов А. В. Русский авангард: 1907 1932. Исторический обзор. — СПб., 1996. — Т. 1.

38. Куликова Н., Торопицына Н. Портрет поэта в астраханской раме. — Астрахань, 1996.

39. Леннквист Б. Мироздание в слове: Поэтика В. Хлебникова. — СПб., 1999.

40. Лукьянова Н. А. Экспрессивная лексика разговорного употребления. — Новосибирск, 1986.

41. Любинская Л. Проблема времени в истории философии. Курс лекций. — М., 1999.

42. МалиновА. В. Предрассмертные прогулки. — СПб., 2000.

43. Марков В. Ф. История русского футуризма. — СПб., 2000.

44. Мир Велимира Хлебникова: Статьи. Исследования (1911 -1998). М., 2000.

45. Моуди Р. Жизнь после жизни. Исследование феномена продолжения жизни после смерти тела. — М., 1990.

46. Муравьев В. Н. Овладение временем. — М., 1998.

47. Налчаджян А. Загадка смерти: (Очерки психологической танатологии). — Ереван, 2000.

48. Ницше Ф. Сочинения (в 2-х тт.) — М., 1990. — Т. 1.

49. Поляков Вл. Книги русского кубофутуризма. — М., 1998.

50. Померанцева Э. В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975.

51. Поэзия и живопись. Сб. тр. памяти Н. И. Харджиева. — М., 2000.so. Поэтический мир Велимира Хлебникова: Научно-методологические проблемы изучения. Межвуз. сб. науч. тр. — Волгоград, 1990.si. Поэтический мир Велимира Хлебникова: Межвуз. сб. науч. тр.

52. Астрахань, 1992. — Вып. 2.

53. Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха. — СПб., 1997.

54. Русский авангард в кругу европейской культуры. Междунар. конф.: Тез. и материалы. — М., 1993.

55. Семенова С. Г. Преодоление трагедии. — М., 1989.

56. Силантьев И. В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии. — Новосибирск, 1999.

57. Соболев А. Н. Мифология славян. Загробный мир по древнерусским представлениям. — СПб., 2000.

58. Степанов Н. Велимир Хлебников: Жизнь и творчество. — М., 1975.

59. Таранов П. С. Острая философия. — Симферополь, 1998.

60. Тартаковский П. И. Русская советская поэзия 20-х нач. 30-х годов и художественное наследие народов Востока. — Ташкент, 1977.во. Тартаковский П. И. Социально-эстетический опыт народов Востока и поэзия В. Хлебникова. 1900 1910-е годы. — Ташкент, 1987.

61. Тезисы докладов V Хлебниковских чтений. — Астрахань, 1995.

62. Уотте А. Дзен-буддизм — что это такое. История и практика. — М., 1993.

63. Федоров А. В. Язык и стиль художественного произведения. — М-Л., 1963.

64. Федоров А. И. Семантическая основа образных средств языка.1. Новосибирск, 1969.

65. Федоров Н. Ф. Собр. соч. в 4-х тт. — М., 1995. — Т. 1.

66. Фигуры Танатоса: Искусство умирания. Сб. ст. — СПб., 1998.

67. ФранкС. Л. Предмет знания. Душа человека. — СПб., 1995.

68. ФроммЭ. Анатомия человеческой деструктивности. — М., 1994.

69. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. — М., 1984.

70. Фуко М. Рождение клиники. — М., 1998.

71. Хализев В. Е Теория литературы. — М., 1999.

72. Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. — СПб., 1999.

73. Харджиев Н. И. Статьи об авангарде. — М., 1997. — Т. 2.

74. Хлебниковские чтения. Материалы конф. 27 29 ноября 1990 г. -СПб., 1991.

75. Хуземан Ф. Об образе и смысле смерти. История, физиология и психология проблемы смерти. — М., 1997.

76. Царькова Т. С. Русская стихотворная эпитафия XIX-XX веков. — СПб., 1999.

77. Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство. — М., 2000.

78. Шкловский В. О теории прозы. — М. 1983.

79. Эпштейн М. Н. «Природа, мир, тайник вселенной.»: Система пейзажных образов в русской поэзии — М., 1990.so. Язык как творчество. Сб. ст. к 70-летию В. П. Григорьева. — М., 1996.si. Якобсон Р. О. Работы по поэтике. — М., 1987.

80. Ямпольский М. Беспамятство как исток (Читая Хармса). — М., 1998.

81. Янкелевич В. Смерть. — М., 1999.

82. Lonnqvist В. Xlebnikov and carnival. An analysis of the poem Poet. — Stockholm, 1979.1.I. Научные статьи

83. Александров А. Октябрьский хронограф Велимира // Звезда. — 1985. —№ 12.— С. 169-181.

84. Амелин Г., Мордерер В. «Аспарух» Велимира Хлебникова // Новое лит. обозрение. — 1996. — № 20. — С. 36 39.

85. Амелин Г., Мордерер В. «Он невидим и неведом.»: Загадки В. Хлебникова // Независимая газ. — 1996. — 3 окт. — С. 8.

86. Анфимов В. Я. К вопросу о психопатологии творчества: В. Хлебников в 1919 году // Труды 3-й Краснодарской клинической городской больницы. — Краснодар, 1935. — Вып. 1. — С. 66 74.

87. Бабков В. В. Между наукой и поэзией: Метабиоз Велимира Хлебникова // Вопр. истории естествознания и техники. — 1987. — № 2. С. 136 - 147.

88. Бабков В. В. Контексты Досок Судьбы // Хлебников В. Доски Судьбы. — М • Рубеж столетий. — С. 159 287.

89. Баран X. Заметки к теме «Футуризм и барокко» на материале творчества В. Хлебникова // Барокко в авангарде авангард в барокко. Тез. и материалы конф. — М., 1993. — С. 35 - 37.

90. Баран X. Загадка «Белого Китая» Велимира Хлебникова // Те-рентьевский сборник. — М., 1998. — Вып. 2. — С. 115 131.

91. БаранX. К проблеме идеологии Хлебникова: Мифотворчество и мистификация // Культурные практики в идеологической перспективе: Россия, XVIII начало XX века. - М., 1999. — С. 261 - 279.

92. Бернштейн Д. Произведение архитектуры как мифологическая проекция заговора // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. — М., 1988. — Ч. И. — С. 50 53.

93. Бернштейн Д. Про страницу из жевержеевского альбома, или о Катерине Ивановне Туровой и «Хлебникове» // Терентьевский сборник. — М., 1996. — Вып. 1. — С. 163 215.

94. Бланшо М. Умирать довольным // Родник. — 1992. — № 4. — С. 51 53.

95. Бланшо М. Литература и право на смерть // Новое лит. обозрение. 1994. — № 7. — С. 75 - 101.

96. Блюмфельд В. Поэтическое наследие В. Хлебникова // Жизнь искусства. — 1928. — № 49. — С. 5.

97. Богомолов Н. А. Заметки о русском модернизме // Новое лит. обозрение. — 1997. — № 24. — С. 246 255.

98. Богомолов Н. А. Об источнике диалога Хлебникова «Учитель и Ученик» // Богомолов Н. А. Русская литература начала XX века и оккультизм. — М., 1999. — С. 264 269.

99. Гзрвер Л. Л. Русская музыкальная культура начала XX века в текстах Велимира Хлебникова // Музыка в контексте духовной культуры. Сб. науч. тр. / ГМПИ им. Гнесиных. — М., 1992. — Вып. 120. — С. 140 -158.

100. Гервер Л. Хлебниковская мифология музыкальных инструментов // Примитив в искусстве. Грани проблемы — М., 1992. — С. 170 -190.ios. Гервер Л. Л. «А небо синее, моцарть!»: Моцарт и Хлебников // Моцарт XX век. Сб. ст. — Ростов-н/Д, 1993. — С. 114 - 125.

101. И4. Грюбель Р. «Зангези» Хлебникова как контрафактура литургии: (Вторичная синкретическая аксиология синтеза искусств и конец искусства) // Рус. литература и религия. — Новосибирск, 1997. — С. 227 304.

102. И5. Губанова Г. Миф и символ в Победе над Солнцем. Эскизы Казимира Малевича // Терентьевский сборник. — М., 1998. — Вып. 2. — С. 132 148.иб. Жадова Л. «Толпа прозрачно-чистых сот» // Наука и жизнь. —1976. — № 8. — С. 102 107.

103. П9. Иваницкий В. «Я древний смех несу на рынок.» // Знание-сила. 1993. — № 2. — С. 95 - 101.

104. Иванов Вяч. Вс. Хлебников и наука // Пути в незнаемое. — М., 1986. Вып. 20. — С. 382 - 440.

105. Иванов Вяч. Be. Структура стихотворения Хлебникова «Меня проносят на слоновых.» // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. — М., 1997. — С. 245 257.

106. Казанский Н. Н. Эксперимент как метод в поэзии, поэтике и в науке о языке // Роман Якобсон: Тексты, документы, исследования. — М., 1999. С. 826 - 842.

107. Камэяма И. Водный лабиринт, город смешанной крови. Хлебников и Астрахань // Acta Slavica Iaponica. — Sapporo, Japan, 1986. — Vol. IV. — P. 1 30.

108. Кедров К. Столетний Хлебников // Новый мир. — 1985. — № 11.-С 249-254.

109. Кедров К. Вселенная Велимира Хлебникова // Кедров К. Поэтический космос. — М., 1989. — С. 164 202.

110. Кедров К. «Сеятель очей»: Образно-понятийный космос Велимира Хлебникова // Красная книга культуры. — М., 1989. — С. 157 -168.

111. Клинг О. Футуризм и «старый символистский хмель»: Влияние символизма на поэтику раннего русского футуризма // Вопр. лит. — 1996. Вып. 5. - С. 56 - 92.

112. Клинг О. В. Хлебников и символизм // Вопр. лит. — 1998. — Вып. 5.— С. 93-121.

113. Ковтун £ Ф., Повелихина А. В. «Утес из будущего»: (Архитектурные идеи Велимира Хлебникова) // Техническая эстетика. — 1976. № 5/6. - С. 40 - 42.

114. Корниенко Н. Г. Художественный смысл оппозиции «жизнь-смерть» в военных рассказах А. Платонова // Вестник Воронеж, ун-та. Сер. 1. Гуманитар, науки. — 1999. — № 2. — С. 59 69.

115. Кох М. Тема смерти у Андрея Платонова // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. — М., 1994. — С. 255 -260.

116. Красильникова £ Г. Драматургия русского авангардизма: «Отчужденное слово» // Сура. — 1998. — № 1. — С. 196 205.

117. Красильникова £ Г. Русская авангардистская драма: человек отчужденный: // Рус. лит. — 1998. — № 3. — С. 57 67.

118. Краснов Г. В. Мотив в структуре прозаического произведения: К постановке вопроса // Вопросы сюжета и композиции. — Горький, 1980. — С. 69 81.

119. Кудрявцев О. К. Велимир Хлебников и концепция каркаса расселения // Изв. АН СССР. Сер. географическая. — 1987. — № 2. —66 69.

120. Кулик И. Тело и язык в текстах Тристана Тцара и Александра Введенского // Терентьевский сборник. — М., 1998. — Вып. II. — С. 167 222.

121. Ланн Ж.-К. От сказки до футуризма: по поводу Хлебникова. «О пользе изучения сказок». Философия и творчество В. Хлебникова // Acta Slavica Iaponica. — Sapporo, 1986. — Vol. IV. — P. 115 131.

122. Марков В. Ф. О Хлебникове: Попытка апологии и сопротивления // Марков В. Ф. О свободе в поэзии. — СПб., 1994. — С. 170 -213.

123. Мезенин С. М. Образность как лингвистическая категория // Вопр. языкознания. — 1983. — № 6. — С. 48 57.

124. Мейлах М. «Турчанка обморока»: Пример ирано-славянской грамматической интерференции в поэтическом языке Хлебникова // Роман Якобсон: Тексты, документы, исследования. — М., 1999. — С. 843 -851.

125. Меймре А. Тема смерти в творчестве А. Ахматовой // Русская филология: Сб. науч. работ молодых филологов. — Тарту, 1995. — № 6. -С. 100- 105.

126. Орлов Д. У. Смех и ничто // Метафизические исследования.

127. СПб., 1999. — Вып. 9 Уг (9). La gaya scienza. — С. 90 100.

128. ПарнисА. В. Хлебников в Бак РОСТА // Лит. Азербайджан. — 1976. —№ 8.-С. 117-119.

129. Парнис А. Хлебников сотрудник «Красного воина» // Лит. обозрение. - 1980. — № 2. — С. 105 - 110.

130. ПарнисА. Новое из Хлебникова // Даугава. — 1986. — № 7. -С. 106-113.

131. Парнис А. Е. «Туда, туда, где Изанаги.»: Некоторые заметки к теме «Хлебников и Япония» // Искусство Авангарда: язык мирового общения. Материалы междунар. конф. 10-11 дек. 1992 г. — Уфа, 1993.- С. 90 102.

132. Перцова H. H. Об «уравнениях рока» Велимира Хлебникова // Понятие судьбы в контекстах разных культур. — М., 1994. — С. 298 -301.

133. Поляков Д. Парабаса Хлебникова I: (Интерпретация кульминационной части «Зангези») // Рус. филология: Сб. науч. работ молодых филологов. — Тарту, 1997. — № 8. — С. 155 164.

134. Поляков Д. Некоторое количество подтекстов: Парабаса Хлебникова. II. // Рус. филология: Сб. науч. работ молодых филологов. Тарту, 1998. - № 9. - С. 155 - 170.

135. Поляков М. Я. Велимир Хлебников: Мировоззрение и поэтика // Хлебников В. Творения. — М., 1986. — С. 5 35.

136. Полякова С. В. Велимир Хлебников в непривычном ракурсе // Полякова С. В. «Олейников и об Олейникове» и другие работы по русской литературе. — СПб., 1997. — С. 355 360.

137. Полякова С. В. Велимир Хлебников и ЧК: К постановке вопроса // Лит. обозрение. — 1997. — № 6. — С. 76 79.

138. Попов П. М. Факт в художественной системе футуризма // Творчество писателя и литературный процесс: Жанрово-стилевые проблемы. Межвуз. сб. науч. тр. — Иваново, 1987. — С. 142 154.

139. Постнов О. Г. Мотив смерти в стихотворении А. С. Пушкина «Череп» // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и мотивы. — Новосибирск, 1995. — С. 69 78.

140. Постнов О. Г. Трансформация мотива смерти в лирике А. С. Пушкина петербургского периода 1817 1820 гг. // Гуманитарные науки в Сибири. — 1996. — № 4. — С. 26 - 32.

141. Постнов О. Г. Проблема смерти в лирике А. С. Пушкина периода южной ссылки // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Сюжет и мотив в контексте традиции.— Новосибирск, 1998. — Вып. 2. — С. 148 162.

142. Постнов О. Г. Тема смерти в южных поэмах А. С. Пушкина // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы: Литературное произведение: Сюжет и мотив. — Новосибирск, 1999. — Вып. 3. -С. 112-127.

143. Пробштейн Я. Миф и поэзия // Новый журн. — Нью-Йорк, 1995. — Кн. 196. С. 257 - 290.

144. Розанова Т. Мотив смерти как конструирующее начало мета-текста (на материале лирики В. А. Жуковского и Е. А. Баратынского) // Рус. филология: Сб. науч. работ молодых филологов. — Тарту, 1998. — № 9.— С. 51-61.

145. Рудницкий К. Первые пьесы русских футуристов // Соврем, драматургия. — 1987. — № 2. — С. 269 278.

146. Сабиров В. Ш. Жизнь. Смерть. Бессмертие: (Обзор основных религиозно-философских парадигм) // Человек. — 2000. — № 5. — С. 36-49; № 6.-С. 9-17.

147. Санкина С. Л. О литературных источниках сценария Козинцева и Трауберга «Женщина Эдисона» // Киноведческие записки. — М., 1997. — Вып. 35. — С. 48 58.

148. Седакова О. Образ фонемы в «Слове о Эль» Велимира Хлебникова // Развитие фонетики современного русского языка: фонологические подсистемы. — М., 1971. — С. 273 277.

149. Седакова О. А. Велимир Хлебников поэт скорости // Рус. речь. — 1985. — № 5. — 29 - 35.

150. Сигов С. В. О драматургии Велимира Хлебникова // Рус. театр и драматургия 1907-1917 гг. — Л., 1988. — С. 94 111.

151. Сливкин £ Тарзан из города обезьян как парадигма русского футуризма // Стрелец. — 1997. — № 1. — С. 259 263.

152. Старкина С. В. Драма В. Хлебникова «Госпожа Ленин» в свете экспериментальной психологии В. Вундта (К постановке проблемы «Хлебников и позитивизм») // Russ. Lit. — 1995. — Vol. 38, № 4. — P. 461 472.

153. Старкина С. В. Роль города в пьесе Хлебникова «Чертик» («Петербургская шутка на рождение Аполлона») // Филол. записки. — Воронеж, 1995. — Вып. 5. — С. 235 247.

154. Столович Л. Н. О метафизике смеха // Метафизические исследования. — СПб., 1999. — Вып. 9 1/г (9). La gaya scienza. — С. 44 -бб.

155. Струнин В. И. Поэма глаз Велимира Хлебникова // Лит. учеба. 1985. — № 5. - С. 210 - 214.

156. СупрунА. £ Лексическая структура стихотворения Велимира Хлебникова «Когда умирают кони.» // Slavisticna revija. — 1997. — № 45. St. 1 - 2.

157. Успенский Б. А. К поэтике Хлебникова: Проблемы композиции // Успенский Б. А. Избр. труды. — М., 1996. — Т. И: Язык и культура. С. 299 - 305.

158. Фили Кр. «Воображаемая» геометрия Лобачевского и русский авангард // Вопр. истории естествознания и техники. — 1992. — № 4. — С. 43 48.

159. Хольтхузен И. Модели мира в литературе русского авангарда // Вопр. лит. — 1992. Вып. 3. — С. 150 - 160.es. Хоружий С. С. Поэтика Джойса: русские связи и соответствия // Рос. литературовед, журн. — 1993. — № 1. — С. 164 183.

160. Царева Г. И. Учение Метемпсихоза // Переселение душ. — М., 1994. — С. 8 15.

161. Чаплышкина Т. П. Семантика брака-смерти в сборнике Н. А. Клюева «Братские песни» // Эволюция художественных форм и творчество писателя. — Алма-Ата, 1989. — С. 62 66.

162. Чоботько А. В. Мифологические и исторические основы второго «паруса» (главы) «сверхповести» В. Хлебникова «Дети Выдры» // Рус. филология. — 1996. — № 3/4. — С. 35 39.

163. Шишкин А. Велимир Хлебников на «Башне» Вячеслава Иванова // Новое лит. обозрение. — 1996. — № 17. — С. 141 167.

164. Шопенгауэр А. Смерть и ее отношение к неразрушимости нашего существа // Шопенгауэр А. Избр. произведения. — Ростов-н/Д, 1997. С. 90 - 148.

165. Щеглов Ю. К. Черты поэтического мира А. Ахматовой // Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Работы по поэтике выразительности. — М., 1996. — С. 261 289.

166. Эткинд £ Заболоцкий и Хлебников // Эткинд £ Там, внутри. О русской поэзии XX века. — СПб., 1995. — С. 530 542.

167. Явинская Ю. В. Семантика вещи у В. Хлебникова и М. Цветаевой // Рус. речь. — 2000. — № 2. — С. 20 24.

168. Ямпольский М. Смерть в кино // Искусство кино. — 1991. — № 9. — С. 53 63.

169. Cooke R. Image and symbol in Khlebnikov's «Night search» 11 Russian literature triquarterly. — Ann Arbor, 1975. — №12. — P. 279 294.

170. Cooke R. Magic in the Poetry of Velimir Khlebnikov 11 Essays in Poetics. — 1980. — Vol. 5. — № 2.

171. Hansen-Löve A. Die antiapokaliptische Utopik der russischen Futurismus // Russ. Lit. 1996. — Vol. XL., № 3. - P. 319 - 354.1.. Диссертации, авторефераты диссертаций

172. Башмакова Н. В. Слово и образ: О творческом мышлении Велимира Хлебникова : Дис. . д-ра филос. наук. — Хельсинки, 1987.

173. Бирюкова А. С. Миф, диалог и сравнение как доминанты образного мышления В. Хлебникова : Дис. . канд. филол. наук. — М., 1995.

174. Боклагов Е Н. Концепция художественного творчества Ве-лимира Хлебникова: (Философско-эстетический анализ) : Автореф. дис. . канд. филос. наук. — М., 2000.

175. Васильев С. А. Поэтический стиль В. Хлебникова: (Словесно-звуковая образность): Дис . канд. филол. наук. — М., 1997.

176. Гарбуз А. В. Велимир Хлебников: (Мифопоэтическая основа творчества): Дис. . канд. филол. наук. — Уфа, 1988.

177. Гарбуз А. В. Велимир Хлебников: (Мифопоэтическая основа творчества): Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Свердловск, 19891.

178. Гик А. В. Словоупотребление М. Кузмина и В. Хлебникова: (Функционально-типологический анализ некоторых образных микросистем) : Автореф. дис . канд. филол. наук. — М., 1998.

179. Демичев А. В. Философские и культурологические основания современной танатологии : Дис. д-ра филос. наук. — СПб., 1997.

180. Красильникова Е Г. Типология русской авангардистской драмы : Дис. канд. филол. наук. — М., 1997.

181. Кузнецов В. А. В. К. Тредиаковский и русская поэзия XX века (Вяч. Иванов, В. Хлебников, И. Бродский) : Автореф. дис . канд. филол. наук. — СПб., 1998.

182. Мурсалиева X. А. кызы. Восточная тематика в творчестве Велимира Хлебникова: Автореф. дис . канд. филол. наук. — Баку, 1991.

183. Проданик Н. В. Топосы смерти в лирике А. С. Пушкина : Ав-тореф. дис. . канд. филол. наук. — Омск, 2000.

184. Старкина С. В. Творчество Велимира Хлебникова 1904 -1910 годов: (Дофутуристический период): Дис. . канд. филол. наук. — СПб., 1998.

185. Явинская Ю. В. Сопоставительный анализ образных систем «человек», «вещь», «природа» в идиостилях Велимира Хлебникова и Марины Цветаевой : Дис. . канд. филол. наук. — М., 1999.1. V. Словари, справочники

186. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. — М., 1966.

187. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка (в 4-х тт.). М., 1998. — Т. 4.

188. Льюис Дж. Энциклопедия представлений о жизни после смерти. — Ростов-н/Д, 1996.

189. Мамаев А. Жизнь и творчество Велимира Хлебникова: Библиографический справочник. — Астрахань, 1995.

190. Мифы народов мира: Энциклопедия (в 2-х тт.) — М., 1992.

191. Павлович Н. В. Словарь поэтических образов. — М., 1999. —1. Т. 1.

192. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины: Энциклопедический справочник. — М., 1999.

193. ТрессидерДж. Словарь символов. — М., 1999.

194. Энциклопедия литературных произведений. — М., 1998.что подразумевает указание на это исследование как здесь, так и в тексте на шей работы.1. VI. Мемуары, публицистика

195. Альтман М. Из того, что вспомнилось: К 100-летию Велими-ра Хлебникова. / Публ. А. Парниса // Лит. газ. — 1985. — 13 нояб. (№ 46). С. 5.

196. Андриевский А. Н. Мои ночные беседы с Хлебниковым // Дружба народов. — 1985. — № 12. — С. 228 242.

197. Березарк И. Встречи с Хлебниковым // Звезда. — 1965. — № 12. С. 173- 176.

198. Ваншенкин К. Поэт для читателя: К 100-летию Велимира Хлебникова.] // Лит. газ. — 1985. — 13 нояб. (№ 46). — С. 5.

199. Карпов П. Из глубины: Отрывки воспоминаний // Карпов П. Пламень. Русский ковчег. Из глубины. — М., 1991. — С. 244 352.

200. Лившиц Б Полутораглазый стрелец. — Л., 1989.

201. Матюшин М. Воспоминания футуриста / Публ. и послесл. Николаевой Т. // Волга. — 1994. — № 9/10. — С. 12- 123.

202. Нагибин Ю. О Хлебникове // Новый мир. — 1983. — № 5. — С. 253 260.

203. Парнис А. «Где деньги, Зин?»: История книги «Мир Велимира Хлебникова» // Рус. мысль. — 1998. — № 4226. — С. 10.

204. Петровский Д. Воспоминания о Велемире Хлебникове // ЛЕФ. — 1923. — № 1. С. 143 - 171.

205. Пророческая душа: Воспоминания о В. Хлебникове / Вступ. заметки Д. Самойлова и А. Парниса. Публ. и прим. А. Парниса // Лит. обозрение. — 1985. — № 12. — С. 93 104.

206. Третьяков С. Велимир Хлебников // Третьяков С. Страна-перекресток. — М., 1991. — С. 524 530.

207. Шкловский В. Гамбургский счет. — М., 2000.

208. VIL Сетевые публикации (Интернет)

209. Бодрийар Ж. Город и ненависть // Логос. — 1997. — № 9. (http://www.ruthenia.ru/logos/number/1997-9.htm).

210. Боклагов £ Н. Велимир Хлебников и художественно-эстетические принципы русского авангарда // Гуманитарные и общественные науки. (www.un¡-dubna:ru:8081/science/boklagov.shtml).

211. Крусанов А. Рец. на кн. Марков В. Ф. История русского футуризма. — СПб., 2000. // Новая русская книга. — 2000. — № 6. (http://www.guelman.ru/slava/nrk/nrk6/29.html)

212. ЛипавскийЛ. Исследование ужаса // Логос. — 1993. — № 4. (http://www.ruthenia.ru/logos/number/1993-4.htm).

213. Нерлер П. Четвертые Мандельштамовские // Рус. мысль. — Январь 1999 г. (Сайт Мандельштамовского общества. (http://www.openweb.ru/windows/mandel/art01.htm)).

214. Петриченко О. Заклинатель демона: новая книга о Велими-ре Хлебникове // Петербургский книжный вестник. (http://bookman.spb.ru/06/Khleb/Khlebn.htm).

215. Поляков Д. Схима смеха: О финале «Зангези» Хлебникова // Парадигмы: Сб. работ молодых учёных. — Тверь, 2000. С. 94 104. (http ://ktl. nm. ru/ppolyakov. htm).

216. Савчук В. В. Метафизика раны // Ступени. — 1992. — № 2. — С. 25 42. (http://anthropologia.spbu.ru/ru/texts/savchuk/wound.html).

217. Яблоков £ А. «Царство мнимости» в произведениях А. Платонова и В. Набокова начала 1930-х годов // Платоновская энциклопедия. (http://students.washington.edu/krylovd/AP/APnauka.html)

218. VIII. Художественные произведения

219. БлокА. А. Собр. соч. (в 6 тт). — М., 1980-1983.

220. Брюсов В. Я. Собр. соч. (в 7 тт.) — М., 1973. — Т. 1.