Жанровые традиции малой прозы "Дневника писателя" Ф. М. Достоевского в русской литературе конца XIX - начала XX века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Калениченко, О. Н.

• Калениченко, О. Н.
• кандидат филологических наук
• 1994

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Калениченко, О. Н.

Введение.3

Глава I. Йанровые традиции "Кроткой" Ф.М.Достоевского и развитие новеллы потока сознания в литературе конца XIX - начала XX века. 29

Глава II. Преображение святочного яанра (Традиции

Мальчика у Христа на елке" Ф.М.Достоевского в святочном рассказе конца XIX - начала

XX века).68

Глава III. Жанровые особенности "Сна смешного человека" как современной легенды и их развитие у писателей конца XIX - начала XX века. 97

Глава IU. Шанр притчи в творчестве Ф.М.Достоевского и развитие его традиций у писателей конца XIX - начала XX века. 122

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Жанровые традиции малой прозы "Дневника писателя" Ф. М. Достоевского в русской литературе конца XIX - начала XX века»

В истории изучения творчества Ф.М.Достоевского настало время непредвзятого, объективного изучения не только проблематики (философско этической, религиозно-философской), но и поэтики. На первый взгляд, такое суждение может показаться необоснованным, поскольку поэтика Дос тоевского исследована и очень широко, и основательно. Достаточно назвать фундаментальные работы М.М.Бахтина "Проблемы поэтики Достоевского" (1963), Г.М.Фридлендера "Реализм Достоевского" (1964), В.Н.Захарова "Система жанров Достоевского: Типология и поэтика" (1985), Г.К.Щенникова "Художественное мышление Достоевского" (1978), "Достоевский и русский реализм" (1987) и ряд других. К сожалению, такой высокий уровень научного состояния вопроса о поэтике романного творчест ва Достоевского не распространяется на изучение воздействия этого творчества на последующих писателей.

В конце XX века, когда вполне ясным стало огромное влияние Достоевского на развитие мировой литературы, изучение воздействия художественных идей автора "Преступления и наказания" на русскую литературу конца XIX - начала XX века приобретает особенное значение. Причем изучение этого воздействия помогает более глубокому пониманию не только творчества таких русских писателей конца XIX - начала XX столетия, как В.М.Гарюин, Л.Н.Андреев, И.й.Бунин и других, но и художественного мира самого Достоевского. Тем более, что очень часто воздей ствие его рассматривается суммарно на идейно-тематическом уровне, то есть в отрыве от художественной формы и своеобразия поэтики.

Достоевский - один из немногих писателей мировой литературы, которому были равно подвластны вервины монументальной романной формы и филигранно отточенной малой прозы.

Особое место среди малой прозы Достоевского занимают художественные произведения, вошедшие в состав "Дневника писателя" : "Бобок", "Мальчик у Христа на елке", "Фельдъегерь", "Мужик Марей", "Столетняя", "Приговор"» "Кроткая", "Сон смешного человека".

Они давно привлекают внимание исследователей как в плане идейно-тематическом, социально-философском, так и художественно-эстетическом, правда, в разной степени. Наиболее изученными среди этих произведений являются "Бобок", "Кроткая", "Сон сменного человека" [11. Значительно меньше исследованы "Нальчик у Христа на елке" и "Приговор" £2], а "Мужик Марей", "Фельдъегерь" и "Столетняя" остаются почти не осмысленными в жанрово-художественном существе £31.

Пристальное внимание в последнее время к "Дневнику писателя", к его месту и роли в творчестве Достоевского, к его тематике, проблематике, жанровой специфике и эстетической природе сказалось и на изучении соотновения в нем публицистического и художественного планов, открыв новые грани во взаимосвязанности малой проза с контекстом "Дневника." £41.

Большая часть современных исследователей отмечает тесную проблемно-тематическую связь художественных произведений "Дневника." с публицистическим окружением, вплоть до отсутствия границ между этими разновидностями прозы £53. В то же время нельзя не отметить парадоксальный факт: говоря о жанрово-художественной целостности "Дневника.", исследователи тем не менее изымают малую прозу из его контекста и рассматривают ее в связи с характеристикой жанров рассказа и повести в творчестве Достоевского как самостоятельные произведения Ш, Однако в последнее время в связи с изучением жанрово-эс-тетической природы "Дневника писателя" предпринимались попытки уточнить и жанровую специфику малой прозы в контексте целого £7].

Такой разносторонний интерес к малой прозе Достоевского объясняется, по-видимому, тем, что она, с одной стороны, отразила мастерство зрелого писателя, заключив в себе своего рода итог его творчества, а с другой - предвосхитила многие новации, которыми была отмечена литература рубежа веков.

Вопрос о воздействии философии, эстетики и творчества Достоевского на литературу конца XIX - начала XX веков не нов. Но воздействие это рассматривается, как правило, на уровне тематики, проблематики, мотивов или же отзывов художников нового поколения о великом предиественнике.

К тому же не всегда такое влияние рассматривалось как положительное. Ярким примером может служить одно из высказываний Ю.Г.Окс-мана 30-х годов по поводу воздействия Достоевского на Гаршина: "Между тем, одновременно с "Денщиком и офицером" направлялись Гаршиным в печать страницы неврастенически-напряяенной исповеди героя "Ночи", -рассказа, своей условной идеологической нагрузкой и примитивной техникой психоанализа едва ли серьезно выделявшегося из массовой продукции писавших в 80-х годах эпигонов Достоевского" [8,с.171. Не менее показательное высказывание такого же рода мы найдем и у Г.А.Вялого. Анализируя гарвинскую "Ночь" в соотношении с "Днем итога" йль-бова и "Ночью" Ясинского, исследователь замечает: "йльбов в "Дне итога" чрезвычайно близко подходит к кругу вопросов и тематике Гарши-на. <.> Повесть описывает его С героя - O.K.) последний день -день итога. Здесь много воспоминаний, бреда, разговоров с самим собою, нервозности, самоанализа в духе Достоевского" [9,с.92].

Впервые серьезно поставил вопрос о воздействии Достоевского на В.М.Гаршина Ф.И.Евнин, Ситуацию, возникшую в литературоведении, он охарактеризовал так: "По существу, тема "Достоевский - Гаржин" еще никогда не подвергалась специальной исследовательской разработке" > И0,с.292], "В основе литературных связей и перекличек между Гарвиным и Достоевским", по мнению литературоведа, лежат "элементы мировоззренческой близости: трагическое восприятие окружающего, повышенный интерес к миру человеческих страданий, решительное осуждение таких язв антагонистического строя как хищничество, пауперизм, проституция" [10, с. 292].

Ф.И.Евнин не только перечислил те произведения Гаршина, которые, по его мнению, отмечены "печатью Достоевского" ("Происшествие",

Очень коротенький роман", "Встреча", "Ночь", "То, чего не было", "Красный цветок", "Надежда Николаевна"), но и указал на те идеи, темы, образы, сюжетные ситуации, которые созвучны в тон или ином случае с конкретными произведениями Достоевского.

Так, во "Встрече" литературовед находит отзвуки "теорий" Рас-кольникова и Аркадия Долгорукова, Общая тема и переклички в образах и сюжетных перипетиях» по мнению исследователя, связывают рассказы "Происшествие" и "Надежда Николаевна" с романом "Идиот". Кроме того, в "Происшествии" отчетливо просматриваются и те "сложные, противоречивые движения души", которые характерны для героев Достоевского, "особенно для "маленьких людей" и "униженных и оскорбленных". Отметив точки соприкосновения произведений двух писателей, Ф.И.Евнин замечает: "При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что вся система характеров, весь ход и исход сюжетной борьбы. - в известном смысле сколок с "Идиота" Достоевского" [10,с,2961.

Печать явного влияния Достоевского" видит исследователь и на рассказе "Ночь": ".Сюжетной, а отчасти и идейной основой "Ночи" Гаршина. явился "Сон смежного человека".,. Однако он тут же "спешит оговориться"; "Многое разделяет и отличает сравниваемые произведения - и по содержанию и по идейной направленности" [10,с.298].

В "Красном цветке", по мнению Ф.Й.Евнина, "основная тема Гарши-на - тема человеческих страданий получила обобщенно-философское воплощение". И далее исследователь говорит о том, что "именно такая же обобщенно философская трактовка зол и горестей человеческой жизни -как мирового зла, как всеобщего страдания дана в главе "Бунт" "Орать-ев Карамазовых" [10,с.2991, Для Ф.Й.Евнина "представляется несомненным, что с точки зрения историко-литературной преемственности обобщение Гаршина в той или иной мере опиралось на обобщение Достоевского, что за безумцем из "Красного цветка" стоит другой КеНзсЬшеггег -Иван Карамазов" [10,с.3003.

Подводя итоги своего исследования, литературовед замечает: "Влияние Достоевского простирается на широкий круг произведений Гариина, Оно сказывается не только в темах, сюжетах, образах Гариина, в методах изображения им человеческой психики, в тяготении его к обобщенно философской постановке "проклятых вопросов" 1870 - 1880-х годов. Это влияние явственно прослеживается в большинстве случаев и в идейной направленности рассказов.

Использовав лучшее, передовое в Достоевском (протест против "мирового зла", "боль о страдающем человеке", осуждение таких язв капиталистического строя как хищничество, проституция, трагическая изломанность "маленьких лидей" и т.д.), Гаршин по-своему, творчески переосмысливал используемое - в духе своих (близких к народничеству) взглядов, интересов, влечений" ЕЮ,с,3011.

А.Латынина, изучая творчество Гариина, так же не обходит вопрос о влиянии на него Достоевского. По ее мнению, это влияние проявляется в таких гариинских произведениях, как "Происшествие", "Надежда Николаевна", "Ночь", "Встреча" и "Красный цветок". Однако результаты влияния или освоения Гаршиным творческого опыта Достоевского представляются А.Латыниной в большинстве случаев неудачными.

Так, анализируя "Происшествие", А.Латынина отмечает малоубедительность образа героини: немотивированность ее "падения", странное "смирение" с жизнью уличной проститутки. ".Да ее, такую, как она ! изображена писателем, - пишет исследователь, - и невозможно представить в реальной атмосфере ее ремесла" [11,с.83]. И дальше: "Первая * I художественная ошибка влечет за собой и остальные. Перенеся Настасью * Филипповну Достоевского на петербургское дно, Гарвин подыскивает ей и своеобразного князя Мышкина." [11,с.831. Итак, следование "не только проблематике", но и "писательской технике" Достоевского ведет Гариина, как считает А.Латынина, к художественной слабости и малой убедительности произведения.

Столь же отрицателен и по той же причине отзыв А.Латыниной о^.^у повести "Надежда Николаевна": Таршинская Надежда Николаевна. поминает Настасью Филипповну Достоевского, перенесенную в более прозаическую обстановку и поставленную перед необходимостью заняться ремеслом Сонечки Мармеладовой" [11,с.193]. По мнению литературоведа,перед нами "наивная и неудачная попытка психологического анализа в духе Достоевского, но лишенная той силы и мощи, той литературной, если не жизненной убедительности, которая у Достоевского делала безукоризненной правдой самые сверхъестественные страсти Рогожина и самые противоестественные метания Настасьи Филипповны" [11,с.195-196],

Говоря о рассказе "Ночь", исследователи всегда соотносят его по трагической ситуации (ночь итогов, чреватая самоубийством) и роли некоторых символов (звезда Арктур) со "Сном смешного человека" Достоевского, но оценивается это соотношение опять-таки по-разному. Большая часть литературоведов, отдавая дань времени, считает, что Гаршин ставит под сомнение или преодолевает ограниченный моралистически-еван-гельский исход "смешного" человека [12]. й.Латынина же утверждает, что известная художественная неубедительность психологического процесса, представленного в "Ночи" является следствием использования "техники" Достоевского [11,с.132]. Неизменно отрицательная оценка А.Латыниной воздействия Достоевского на творчество Гаршина любопытно проявляется в ее полемике с Ф.И.Евниным по поводу рассказа "Встреча". Опровергая его суждение о том, что идеи КуДрявова представляют собой вариацию "теории" Раскольникова, А,Латынина справедливо замечает: "Вряд ли, однако, сопоставимы мелкий хищник Кудряиов и теоретик сверхчеловечества Раскольников" [11,с.100]. Если уж сопоставлять, то "у Достоевского есть иной герой, хоть и являющий собой сниженную, вульгаризированную потенцию Раскольникова, но в нравственном плане -полную ему противоположность. Речь идет о Лужине - вот он как раз из той же породы энергичных и беспринципных приобретателей, что и Кудря-юв" [ И, с Л 001. Однако само сопоставление представляется исследователю надуманным: ".Искать истоки теории Кудрявова у Достоевского вряд ли все-таки стоит: идеи эти носились в самом воздухе российской действительности, всплывали в скандальных судебных делах о злоупотреблениях и подлогах" Ш,с.1001, Как видим, если художественная сила и убедительность гаршинского рассказа не вызывает сомнения у исследователя, то она выводит его из области соприкосновения с творчеством Достоевского,

Лишь в одном случае момент творческого соприкосновения художников не вызывает у А.Латыниной негативных оценок. Речь идет о рассказе "Красный цветок". Анализируя отличия пронизывающих рассказ и характеризующих его героя романтических отголосков и мотивов ("жажда свободы, подвига, бунт героя, трагическая разобщенность с людьми") от романтизма начала века, литературовед пишет: "Есть, пожалуй, лишь один прецедент в мировой литературе - философский бунт Ивана Карама-зова"[11.с.161]. Сближает героев потрясенность мировым злом, бунт против неправедного мира во имя свободы и добра, трагическое одиночество и ряд других признаков. Однако сходство не отменяет существенных различий. "Герой Достоевского, - пишет А.Латынина, - оценивает христианскую концепцию мира, обещанную "мировую гармонию" в свете безвинных и ничем не оправданных человеческих страданий, и, пораженный мировым злом, его неуничтожимостью, отвергает и обещанное "мировое добро" [11,с,161]. В связи с этим "потрясенность мировым злом" носит у Ивана Карамазова философский характер и вовсе не влечет его на путь борьбы с ним, наоборот - само сознание того, что мир лежит во зле, приводит к мысли о вседозволенности". Гарминский же герой "мыслит категориями Ивана Карамазова, однако ужас перед мировым злом толкает его на путь борьбы с ним" [11,с.161].

Приведенный материал показывает, что более или менее определился круг произведений Гаршина, проблемно-тематически связанных с творчеством Достоевского, Однако называются такие переклички с романным творчеством Достоевского, а художественное воздействие его оценивается если не негативно, то весьма спорно, И даже не поставлен вопрос о жанровом соотношении малой прозы Достоевского и Гароина.

Влияние Достоевского на творчество Л.Н.Андреева является обще-< признанным.

Так, Б.С.Бугров отмечает, что влияние великого предшественника "сказалось и в формировании мировоззрения Андреева, и в определении им средств художественного познания жизни, в склонности к сфере психологического анализа" [13,с.123]. По мнению исследователя, ряд рассказов Андреева - "Молчание", "Ложь", "Мысль" - написан под непосредственным воздействием Достоевского, хотя по сравнению с ним, в них "значительно суживается изображение общественно-исторической действительности" [13,с.1273. И наиболее отчетливо, считает Б.С.Бугров, это можно увидеть в рассказе "Мысль", где "влияние Достоевского проявилось с особой очевидностью" [13,с.127]. В этом рассказе, по убеждению литературоведа, воплощен "один из сюжетных приемов Достоевского": ".Мнимое знание принимается за истинное, и в итоге создается двойственная ситуация, Вслед за Достоевским Андреев склонен признать, что сущность вещей непостижима, что пытающегося проникнуть в тайны жизни и разума неизбежно ждет безумие" [13,с.127]* Это замечание, чрезвычайно неточное относительно Достоевского, будто бы признававшего непостижимость "сущности вещей", переходит в другое, отражающее представление теперь об Андрееве как нереалисте: "В рассказе Андреева фактически выветривается всякая социальная мотивировка убийства, совершаемого героем, и решается лишь абстрактная проблема разума. Несомненно Андреев отступил здесь от реалистических принципов Достоевского" [13,с.130]. После таких замечаний не очень убедительным кажется заключение исследователя: ".Именно художественный опыт Достоевского-психолога, его глубинное рассмотрение человеческой личности, точный анализ психологии персонажей и мотивов их поступков, исследование самих недр душевных переживаний - все это было. оригинально претворено в творческой практике Андреева, по характеру своего художественного дара тоже тяготевшего к обостренной сосредоточенности, к воссозданию внутреннего психологического облика человека, к скурпулезному прослеживанию жизни его души" [13,с,130-131],

Б.С,Бугров обозначил (но только обозначил) и точки соприкосновения между писателями в области жанровой поэтики, С его точки зрения, Андреев обнаруживает "близость,,, композиционно-структурным принципам Достоевского", "обращаясь вслед за,,, автором "Бедных людей",,, к жанру повести-исповеди, дневника, записок", хотя он "в гораздо большей мере абстрагирует своего героя от окружающего мира, среды, обстановки, сводит к минимуму внешнее действие" Е13,с,1323, Б,С,Бугров пишет: "По убеждению Андреева, именно в жанрах такого рода, не случайно увлекавших Достоевского, удобнее всего раскрыть острые конфликты человеческого духа, отключиться от реальных событий и фактов и полно выразить себя, свой тревожный внутренний мир. Ланр психологической новеллы или повести с ослабленной сюжетикой и стремительной катастрофой в конце, как бы втягивающей читателя в мучительную, беспокойную жизнь мятущейся человеческой души, в ее трагические противоречия, как бы заставляющей смотреть на мир глазами героя, - становится излюбленным у Андреева, В таких "дневниковых" формах написаны "Рассказ о Сергее Петровиче", "Мысль", "Мои записки",,," [13, с,1321.

При известной противоречивости и неточности ряда суждений исследователя, точки соприкосновения в области жанровой поэтики Андреева и Достоевского им обозначены точно. Однако, как и в случае с Гаршиным, исследователь говорит о формах исповеди, записок и т,д, в романах Достоевского, сопоставляя с ними "жанр психологической новеллы" у Андреева, но не с соответствующими малыми жанрами предшественника, ;

М.Я.Ермакова, обосновывая правомерность сопоставления творчества художников, отмечает, что "для Андреева и Достоевского особенно характерны контактные и типологические связи в области содержания, хотя при этом почти всегда наблюдаются какие-то контакты и в области формы, поскольку она выражает это содержание, находясь с ним в органическом единстве" [14,с,171], Зти'связи, по мнению исследователя, "определяются как бсебеийостями исторических зпох и характером историко-литературного процесса, так и социальными позициями двух художников". А поэтому, хотя Достоевский и Андреев принадлежат к разным периодам русской истории, они "во многом перекликаются своими художественными произведениями" Ш,с,171-172].

В своей монографии М.Я.Ермакова рассматривает только проблемно-тематические соотношения между произведениями двух писателей, выделяя такие общие для них темы, как тема "маленького человека" ("Из жизни штабс-капитана Каблукова", "Петька на даче", "Ангелочек"); тема проституции ("Тьма"); тема казни ("Рассказ о семи повешенных"),* проблема религии и "бунта" - ("Христиане"); тема героя-жертвенника и жертвы преступления ("Сашка Жигулев"); тема сверхчеловека ("Рассказ о Сергее Петровиче"); мотивы Легенды о Великом инквизиторе ("Бен-Товит", "Иуда Искариот"),

Обратим внимание на то, что, теоретически подчеркивая взаимосвязь формы и содержания, исследователь на практике свободно сопоставляет идейно-тематическое содержание романов Достоевского с рассказами и повестями Андреева,

М.Я.Ермакова посвящает целый раздел своей монографии сопоставительному анализу "Мысли" Андреева и "Преступления и наказания" Достоевского в аспекте темы "преступления и наказания". Она сразу замечает, что "Андреев наследует традиции Достоевского как в постановке самой темы, акцентируя внимание на ее философском аспекте, так и в использовании многих компонентов структуры произведения: сижета, в основе которого "идейное" преступление; композиции, главное место в которой занимает анализ преступления со стороны убийцы уже после убийства; характера главного героя с его склонностью к одержимости "идеей" и вместе с тем к анализу событий и тонкому самоанализу" [14,с.2241.

Вместе с тем, по словам исследователя, "Андреев идет и своим "андреевским" путем в отражении явлений жизни и в отношении к ним." В чем это проявляется? Сходствуя с романом Достоевского в "отражении одного и того ее социально-психологического явления", "главным образом в раскрытии мотивов преступления как Раскольникова, так и доктора Кервенцева", "рассказ Андреева все внимание концентрирует лишь на одной проблеме, в то время как в романе Достоевского это лишь одна из поставленных проблем", а также почти редуцирует "широкий фон социальных контрастов жизни", изображенной Достоевским" [14,с,2241,

Оба героя - "идейные" убийцы. Но "если мотив "идейного" убийства в действиях Раскольникова является важным, но не единственным, то для героя андреевского рассказа он - главный и единственный, он только дробится на ряд разновидностей в соответствии со сложностьо "идей" [14,с,2253, Расхождения отмечает М,Я,Ермакова и в социальной сущности как героев, так и совершенного ими убийства: "Этого мотива, тесно связанного с отражением Достоевским, художником-гуманистом, тяжелого положения "маленьких людей" и с "болением" за их судьбы, нет в преступлении андреевского героя. Керженцев представляется нам почти исключительно как носитель определенной "идеи". Социальная сущность его условна: она определена лишь в том смысле, что "идея" Керженцева является порождением буржуазного мира" [14,с,2253, В отличие от Раскольникова Керженцев, "подобно Ницше, чаще подменяет социальное решение вопроса неким абстрактно-человеческим, чуть ли не биологическим" [14,с,2273.

Из историософской идеи Раскольникова о двух разрядах людей формируется один из мотивов преступления Керженцева: "нужный, полезный и сильный имеет право на разрушение слабого, "хилого", вредного или просто бесполезного в жизни" [14,с.226-2273.

Такую подмену М.Я.Ермакова считает закономерной: "Намеченная в романе Достоевского лишь как тенденция, эта мысль в эпоху Андреева оформилась в философских системах крайнего буржуазного индивидуализма" [14,с.2273» И далее исследователь, подробно останавливаясь на философии Шопенгауэра и Ницше, сопоставляет ее с мыслями и поступками Керженцева и приходит к выводу, что "герой андреевского рассказа. претворяет в жизнь эти ницшеанские идеи": "выракение неприятия существующей морали, презрение к установившимся нравственным нормам"; "бунт" против несправедливо устроенного общества и т.д. [14,с,230,227,2311»

Таким образом, "андреевский" путь осмысления проблемы оказывается связанным с тем, что те тенденции, которые только намечались Достоевским в образе Раскольникова, к концу XIX - началу XX века под воздействием философских систем, прежде всего Ницше, получают свое максимальное развитие.

Обоих героев писатели проводят через наказание. Но анализируя его суть в произведениях, М.Я.Ермакова отмечает, что Андреев "не разрабатывает тех художественных приемов, которые характерны для романа Достоевского": теоретический спор, введение "двойников", соотношение "идеи" и теории с "практикой" [14,с,2351, По ее мнению, Андреев "ведет своего героя не за героем Достоевского": "если "наказание" Раскольникова исходило от его "натуры", не выдержавшей "идеи", то "наказание" андреевского героя исходит от его разума, "мысли"." [14, с.2361.

М.Я.Ермакова предложила в монографии обстоятельный проблемно-философский сопоставительный анализ произведений, со многими положениями которого нельзя не согласиться, Что же касается структурного сближения, о котором упоминается в начале работы, оно остается декларативным, не подтвержденным конкретным анализом и не открывающим ни специфики композиции, ни сюжета как таковых» Зто не случайно, поскольку сопоставлялись произведения разных жанров, для которых существуют свои жанровые специфические закономерности. А в малой прозе Достоевского есть произведение, которое дает возможность более основательного анализа андреевской "Мысли".

К "литературным связям Л.Андреева с Достоевским" обращался и -Ф.И.Евнин. Оговорив традиционность самого вопроса для критики и литературоведения, он отметил и сосредоточенность внимания исследователей на центральных произведениях Л.Андреева, его философских повестях и драмах, таких, как "Мысль", "Мои записки", "Анатэма" и др., в которых "нетрудно распознать отражение идей и взглядов Достоевского" [15, с + 2141, Ф.И.Евнин называет две темы Достоевского, которые, на его взгляд, получают отчетливое развитие в рассказах Андреева - тему "добродетельной проститутки" и тему обездоленного, обиженного судьбой ребенка. Для литературоведа "наибольший историко-литературный интерес" среди произведений второй группы вызывает рассказ "Ангелочек",

Сопоставляя вслед за А.Блоком "Ангелочка" с "Мальчиком у Христа на елке", исследователь приходит к выводу, что при "глубоком внутреннем родстве сравниваемых произведений" "воплощение и развитие той же, что и в рассказе Достоевского, коллизии здесь совершенно иное", как и "разрешение жизненной драмы" - у Андреева "более правдоподобное - траг мир г и па" Н 5 г 215]

Ф.И.Евнин в своей статье пытается "определить место в литературном процессе, которое занимает святочный рассказ Достоевского". Он называет "целых четыре звена историко-литературной преемственности в развитии,,, темы" обездоленного ребенка в рождественскую ночь: стихотворение Рюккерта "Елка сироты", святочный рассказ Достоевского "Мальчик у Христа на елке", рассказ Андреева "Ангелочек" и стихотворение блока "Сусальный ангел", подчеркивая при этом, что "начальное и конечное звенья этой цепи уже имеют мало общего между собой" [15, с,216],

Знаменательно, что, выделив из этой линии два наиболее близких "звена", исследователь рассматривает только проблемно-тематические связи, даже не касаясь жанра святочного рассказа. А учет жанровой специфики изменил бы состав и самих звеньев "историко-литературной преемственности".

Наиболее основательным исследованием темы "Достоевский и Андреев" является достаточно большая глава в монографии В.Беззубова "Леонид Андреев и традиции русского реализма". Оговаривая, что она будет посвящена раннему периоду творчества писателя (1898-1907), автор пишет: "Несомненно, что во многих произведениях Андреев находился в кругу проблематики Достоевского. <.> Следование Достоевскому проявляется достаточно определенно уме в раннем творчестве Андреева.

Однако нельзя и преувеличивать степени влияния Достоевского на Андреева" [16,с,81].

По мнении исследователя, для Андреева были неприемлемы "в полной мере и христианский идеал человека Достоевского, и его идеал народа", а "из Достоевского Андреев в идейном плане как будто принял и развивал лишь тему его бунтарей, тему Ивана Карамазова". Б связи с этим, замечает В.Беззубов, "можно даме сказать, что основная направленность андреевского творчества полемична по отношению к Достоевскому", к тому же "Андреев был далек от Достоевского еще и потому, что он был, если можно так сказать, мало национален" [16,с.86-873.

Показав, что не воспринималось Андреевым в творчестве Достоевского, литературовед вновь возвращается к точкам соприкосновения между писателями. Он справедливо полагает, что не просто тематические или отдельные структурные переклички сближает творчество художников, а более глубокие и фундаментальные основания: "Именно концепцией человека Андреев более всего приближается к Достоевскому", видя источники и причины зла "не только в среде и в несовершенных социальных и общественных условиях жизни человека, но и в самом человеке" [16,с.95].

Что же оказалось близким Андрееву в концепции человека, сложившей ся у Достоевского? В.Беззубов пишет: "Достоевский поставил под сомнение "естественного", "природного", "разумного" человека просветителей, человека от природы доброго, человека с однозначным "разумным" сознанием. Он вывел своего "антигероя" с "подпольными мыслями", со стихией иррационального, бессознательного.

Для Достоевского "человек из подполья" не был каким-то исключительным нравственным уродом. <.> Более того, он считал, что "подпольный" человек есть главный человек в русском мире".

Тем самым, черты "подпольного человека" оказываются не единичными и входят в более обширную концепцию характера русского человека и человека вообще. Что это так, мы ясно видим в больших романах Достоевского" [16,с.9?].

Затем литературовед анализирует андреевского героя, сопоставляя его с героем Достоевского; "И у Андреева человек обычно является не "рассудочным", не "разумным", а стихийно-неожиданным, своевольным,"широким" и трагическим. В андреевском человеке тоже сильна стихия иррационального, бессознательного, власть инстинктов. Для него тоже человек тайна. В понимании натуры человека - в этом коренном для писателя вопросе - Андреев, несомненно, близок к Достоевскому, хотя он сам и не всегда ощущал и осознавал эту близость. Андреев считал, что литература должна бесстрашно показывать "зверя" в человеке, вторгаясь в самые тайные глубины души человеческой. Он возражал против поверхностного, "школьного" взгляда на человека" [16,с.973. Таким образом, делает первый вывод В.Беззубов, в "понимании природы человека и задач познания человека в литературе Андреев сближался с Достоевским".

Вместе с тем, замечает литературовед, "творческим установкам Андреева было очень близко также отношение Достоевского к бытописательству, к факту. Достоевский отвергал голое бытописательство, правде факта противопоставлял "верность поэтической правде" [16,с.99]. В.Беззубов делает второй вывод, что "Андреев, несмотря на вся глубину идеологических расхождений, и в начальный период творчества опирался на художественный опыт Достоевского" [16,с.39].

По мнению исследователя, "в ряде произведений это проявляется дос таточно определенно", а "наибольший интерес в этом отношении представляет рассказ "Мысль" Е16,с.99].

Анализируя его, В.Беззубов приходит к выводу, что "Андреев в "Мысли" сближается с Достоевским не только в идейном плане - в изображении краха индивидуалистического сознания", а "идет по пути Достоевского-художника, пытаясь усвоить его принципы создания характера" [16, с.101]. Кроме этого, по мнению литературоведа, "форма записок, рассказа от "я" в "Мысли" очень близка к исповедническим произведениям Достоевского." [16,с.10П, Правда, таким наиболее близким и родственным предшественником андреевской "Мысли" исследователь считает "Записки из подполья" Достоевского,

Отмечая, что "доктор Керженцев - не только идейный убийца", но и "герой-идеолог", "человек идеи", В.Беззубов связывает его взгляды с "ницшеанскими идеями, оказавшими заметное влияние на русскую мысль в 1890-е годы": "Керженцев определенно мнит себя ницшеанским "сверхчеловеком,,." [16,с.101,102].

Подводя итоги своему исследованию раннего периода творчества Андреева, литературовед говорит о том, что "отмечая черты, сближающие Андреева с Достоевским, мы все же ни на минуту не должны забывать, что в этот период они идеологически кардинально расходились, что Андреев вел борьбу с идеями Достоевского, И даже осваивая в решении ряда художественных задач опыт Достоевского, Андреев включал освоенное в свою систему" [16,с.107].

Как видим, тема "Достоевский и Андреев" достаточно хорошо разработана в плане и мировоззренческо-эстетических, и проблемно-тематических вопросов. Справедливо отмечено сближение Достоевского и Андреева в понимании природы человека и принципов ее художественного исследования. Определился и круг произведений Андреева, наиболее отчетливо развивающих традиции Достоевского, - "Мысль" и "Ангелочек". В то же время обстоятельное исследование философского сопряжения "Мысли" с творчеством Достоевского опирается на анализ романов писателя, так что жанровое соотношение оказывается не слишком обоснованным. Соотнося проблемно-тематически "Ангелочка" с "Мальчиком у Христа на елке", литературоведы не учитывают преображения Достоевским жанра святочного рассказа.

Если для жанрового сопоставления прозы Достоевского и Андреева все-таки накоплен значительный материал, то изучение темы "Короленко и Достоевский" только начинается.

Так, Г.А.Бялый в монографии "Короленко", говоря о некотором идейном влиянии Достоевского на молодого писателя, отметил и определенное художественно-эстетическое соприкосновение между ними: В.Г,Короленко решал "вопросы о соотношении субъективного и объективного моментов в искусстве, об "отражении жизни" и о лирических порывах художника" в одном русле с Достоевским [17,с.2971,

Неизученность проблемы "Достоевский и Короленко" дала основание Т.Г.Морозовой сказать, что эта тема едва задета в современной науке. В то же время, собрав высказывания исследователей начала XX века творчества Короленко о влиянии Достоевского на этого писателя, литературовед справедливо подчеркивает, что "идейные и творческие соприкосновения Короленко с Достоевским не подлежат сомнению" [18,с.6211.

Близость или совпадение проблематики" у Достоевского и Короленко, при расхождениях в осмыслении и направленности творчества, отмечает в своей статье Ф.Й.Евнин [15,с.212].

Конечно, широкая проблема "Короленко и Достоевский" может быть разрешена в результате конкретного исследования входящих в нее тем и сопоставления отдельных произведений.

В уже упоминавшейся статье Ф.Й.Евнин пытается обосновать свой тезис "о близости проблематики и об историко-литературной связи" между рассказом Короленко "Сон Макара" и бунтом Ивана Карамазова [15, с,2111. Ф.Й.Евнин приходит к выводу, что "общие для обоих писателей мировоззренческие проблемы решались ими вовсе не одинаково" [15, с.212]. Если Короленко, по мнению литературоведа, "полностью солидаризуется с инвективами Макара", то этого "никак нельзя сказать об отношении - гораздо более сложном - Достоевского к бунту Ивана". Ф.Й.Евнин замечает: "Оправдание и возвеличение человека, с такой силой провозглашаемые в рассказе Короленко, играют важнейшую роль и в проблематике "Братьев Карамазовых", но они преломлены там иначе, имеют другой смысл и звучание" [15,с,212-213]. ;

Такое идейно-тематическое сопоставление двух разных жанровых образований, на наш взгляд, является очень спорным. Несопоставимость типов героев рассказа Короленко и романа Достоевского настолько же очевидна, как и возможность жанрового соотношения "Сна Макара" со святочным рассказом романиста.

Т.Г.Морозова, анализируя "Ат-Даван", отмечает, что между этим рассказом и существенными чертами творчества Достоевского несомненна глубокая внутренняя связь. Свой тезис исследователь пытается доказать "в конкретном анализе характера героя, построения конфликта, сюжета, композиции, системы персонажей, идейной направленности произведения" в соотношении с творчеством Достоевского [19,с.123-1243. Детально сопоставляя "Ат-Даван" с романами Достоевского, Т.Г.Морозова приходит к выводу, что "из романов Достоевского Короленко взял целый ряд мотивов и приемов художественного изображения" и "применил их к произведению малого жанра", в результате чего "получился необычный по художественной выразительности эффект". Так что, по мнению исследователя, "поэтика Достоевского, несомненно, обогатила художественную систему Короленко" [19,с.143], Вместе с тем Т.Г.Морозова отмечает, что "Ат-Даван" - это "произведение, несущее печать новой эпохи, мировоззрения и творческой индивидуальности автора" [19,с.1403. По ее мнению, "признание в мелком чиновнике человека и гражданина" для Короленко связывается с "утверждением плодотворности и красоты противления, борьбы". "Этой определяющей стороной своего содержания, - пижет Т.Г.Морозова, - рассказ Короленко прямо полемичен^ло отношению к Достоевскому с его апологией смирения, идеализацией кротости". Отсюда исследователь делает вывод, что "Короленко и Достоевский, исходившие из общих гуманистических и демократических позиций, разошлись в содержании своего гуманизма и своих демократических взглядов, что и отразилось в идейной направленности их творчества"[19,сЛ423.

Отметим прежде всего, что достоевсковедение давно уже показало несостоятельность взгляда на писателя как "апологета смирения", будто бы "идеализирующего кротость", А потому становится сомнительным и противопоставление авторского пафоса произведений Достоевского и Королейко.

Более глубокого и четкого сопоставления требует еще один момент соприкосновения. Характеризуя Арабина, Т.Г.Морозова пишет: "Королен-ковский курьер, близкий в своем существе многим персонажам Щедрина, заставляет нас вспомнить и "отвратительную картинку", оставшуюся на всю жизнь в памяти Достоевского. <.> .Зта сцена привлекла внимание Короленко, с.>

В образе Арабина типизировано то же явление русской действительности, которое предстало Достоевскому в сцене с фельдъегерем. Здесь еще одна точка соприкосновения "Ат-Давана" с творчеством Достоевского. Но курьер Короленко уже тронут чертами ущербности, лишен непоколебимой силы. Зто выражается не только в уступке Кругликову, но и в развязке его карьеры" [19,с,137].

Т.Г.Морозова точно отметила генетическое родство образов фельдъегеря у Достоевского и Арабина у Короленко, но даже не коснулась художественных принципов их создания, ведущих и к более глубоким жанровым соотношениям.

И здесь, как видим, исследователи прежде всего обратили внимание на вопросы идейно-эстетического и проблемно-тематического характера»

Исследование жанровых традиций малой прозы Достоевского в литературе рубежа веков позволяет включить в круг анализа ряд произведений писателей, которые не привлекали внимания под таким углом зрения. Речь идет о новеллах Бунина, святочных рассказах Бунина и Гарина-Михайлов-ского, легендах и притчах Мамина-Сибиряка, Бунина и Ремизова.

Приведенный материал показывает, что идейные и проблемно-темати-ческие воздействия Достоевского на определенные этапы творчества или отдельные произведения Гаршина, Андреева, Короленко изучены с той или иной мерой основательности. Однако об уровне жанровой поэтики этого сказать нельзя. Если отдельные компоненты жанрового воздействия или сближения отмечены, то вопрос о развитии и воздействии жанрового опыта малой прозы Достоевского на художников последующих поколений не изучен и практически не поставлен.

Во многом это связано с неразработанностью жанровых определений в составе малой прозы. Обращает на себя внимание тот факт, что одни и те же произведения как Достоевского, так и последующих художников получают разные жанровые определения. Так, например, "Кроткую" Достоевского называют и рассказом (Л,Гроссман, М.Гус; 20), и новеллой (Л,Гроссман, Р.Поддубная; 21), и исповедью-"самоуяснением" (В.Днеп-ров; 22,с.166); "Сон смежного человека" -рассказом (Л,Гроссман, А,Бе-лик, В.Днепров; 23), философской поэмой (В.Днепров; 22,с,241), новеллой (Л.Гроссман, М.Гус; 24); "Ночь" Гаргсина - рассказом (А.Латынина; 25,с.131), новеллой (И.Московкина.; 26,с,110), повестью и рассказом (Г.Бялый; 27,с.61,62); "Красный цветок" - рассказом (А.Латынина; 25, с,154), новеллой (И.Московкина; 26,с,112), синтезом новеллы и аллегорической сказки (Г.Бялый; 17,с»310); "Мысль" Л,Андреева - повестью (И.Московкина; 28,с,112) и рассказом (Б.Бугров, В.Беззубов, М.Ермакова; 29).

Подобные разночтения можно продолжить относительно малой прозы и других писателей.

Таким образом, и отсутствие четкой дифференциации жанровых определений, и весь материал, приведенный выше, свидетельствуют о недостаточной разработанности вопросов, связанных с жанровой поэтикой как творчества Достоевского, так и писателей рубежа веков.

Сложности в жанровых определениях малой прозы являются проявлением общей историко-литературной проблемы жанра. Наука сталкивается с трудностями прежде всего определения жанра как такового: "Стремясь вывести определение жанра, мы наталкиваемся по крайней мере на две трудности. Первая из них - подвижность жанра, его историческая изменчивость. Вторая трудность - вычленение собственно жанровых (видовых) признаков по отношению к родовым" Е30,с.403.

Зто действительно существующие трудности увеличиваются в литературе конца века размыванием четких жанровых и даже родовых границ, появлением целого ряда "промежуточных" или своего рода "синтетических" жанров, включающих признаки многих разновидностей. Причем такие "синтетические" жанры возникали не только на основе новеллы, рассказа и очерка, но и с участием условных жанров, активно возрождавшихся в это время. Нельзя не отметить и тот ряд новых жанровых признаков, которые становятся характерными для малой прозы рубежа и поднимают ее на новый качественный уровень. Это прежде всего смещение интереса с "бытописательства" на "внутренние процессы душевной жизни человека", а отсюда "появление большого числа произведений, в которых организующим началом выступила мысль, лирико-философское раздумье" [31,с.10,101]. Из этого свойства вытекает и следующий структурный признак: у писателей рубежа веков "возникает потребность в освоении действительности в формах емких, экономных, подчеркивающих авторское осмысление глубинной сути явления, насыщенных действенной авторской оценкой" [32,с.993, "повышенно эмоциональных за счет своей концентрированное™" [33,с.28], что вызвало "тщательный отбор деталей, которые заменяли развернутое описание" [34,с.21],

В науке уже сделаны первые попытки осмыслить и новые качественные признаки малых жанров в литературе рубежа веков, и причины смены жанровой системы [35]. Однако исследователи, говоря о роли предшествующей традиции, называют романное творчество Достоевского или Л.Толстого или, в лучшем случае, повести Толстого 80-х годов, но практически не упоминают о малой прозе романистов; и это тогда, когда все, отмеченные выше, новые жанровые признаки уже свойственны малой прозе Достоевского,

В нашей работе в жанровом отношении будут рассмотрены новелла потока сознания, святочный рассказ, современные легенда и притча, а также их жанровые модификации в литературе конца Х1Х-начала XX века.

Из числа малых жанров в отечественном литературоведении лучше всего осмыслена новелла как в ее структурно-поэтическом постоянстве, так и в исторической изменчивости. Другие же малые жанры, по-новому осмысленные Достоевским и получившие развитие в литературе рубежа веков» исследованы чрезвычайно мало. Поэтому во введении мы рассмотрим представления о жанровой структуре новеллы, а о жанровых особенностях святочного рассказа, легенды и притчи, осмысление которых еце в процессе становления, речь пойдет в главах, посвященных этим жанрам.

Новелла - жанр достаточно устоявшийся, уходящий своими корнями в мифологическую быличку. Впервые, по-видимому, она получила свое жанровое осмысление у Гете, который определил ее как "одно необычайное происшествие", Однако в отечественном литературоведении XX века мы сталкиваемся с одной нерешенной проблемой. Большая часть исследователей считает несущественным жанровое разграничение между рассказом и новеллой. Е.М.Мелетинский в монографии "Историческая поэтика новеллы" оговаривается, что "отличие новеллы от рассказа не представляется . принципиальным" [36,с,53. Б.Томашевский же высказал мнение, что рассказ - это русский термин новеллы [37,с.1913, В то же время Г.Поспелов такое разграничение считает возможным. Исследователь выделяет > "новеллу" и "нравоописательный рассказ", определяя новеллу как "необычайное бытовое происшествие, приключение, возбуждающее интерес читателя", а "нравоописательный рассказ" как "короткое повествование о типических бытовых отношениях и состоянии общественных нравов". По мнению ученого, "рассказ рисует в коротких сценах повседневную жизнь. В новелле писатель хочет показать необычное в жизни героев, в рассказе он интересуется именно обычным, тем, что возможно и бывает изо дня в \ день. <».> .Новелла - это повествование о необычайном происшествии в жизни героев. Рассказ - это маленькая картинка общественных нравов. Для новеллы характерна острая интрига, внезапная развязка, быстрое развитие действия. Для рассказа - описательные сцены, медлительность действия, статичность героев" [38,с.139,1403.

Интересно отметить, что исследователи, не разграничивающие новеллу и рассказ, предлагают его жанровое определение, во многом использующее структурные элементы новеллы: "Рассказ (новелла) представляет собой интенсивный тип организации художественного времени и пространства, предполагающий центростремительную собранность действия, в ходе которого осуществляется испытание, проверка героя или вообще какого-либо социально значимого явления с помощью одной или нескольких однородных ситуаций, так что читательское внимание сводится к решающим мо ментам в жизни действующего лица или явления в целом» Отсюда концент-рированность свметно-композиционного единства, одноплановость речевого стиля и малый Сна фоне романа и повести) объем как результаты этой концентрации", добавляя при этом, что рассказ (новелла) как жанровая структура - "живое, внутренне подвижное явление, существующее в историко-литературном контексте, устремленное в будущее и вместе с тем постоянно оглядывающееся назад" [30,с.59],

Е»М,Мелетинский, проследив историческую поэтику новеллы, приходит к выводу, что "нет и, по-видимому, не может быть единого и исчерпывающего определения новеллы" [34,с.4], Вместе с тем исследователь все-таки отмечает, что отличием этого жанра служит "высокая мера структурированности" СЗб.с.ЗЗ» 0 специфической структурированности новеллы говорил в свое время и M»ft.Петровский, отмечая, что "архитектоника -в ней (новелле - O.K.) должна рассматриваться как не только не безразличный, но как существеннейжий момент ее организации" [39,с,71].

В начале исследования Е,М.Мелетинский дает общую, в какой-то мере уже классическую, характеристику новеллы; "Совершенно очевидно, что сама краткость является существенным признаком новеллы. Краткость отделяет новеллу от больших эпических жанров, в частности от романа и повести, но объединяет ее со сказкой, быличкой, басней, анекдотом. Краткость коррелирует с однособытийностью и структурной интенсивностью, концентрацией различных ассоциаций, использованием символов и т.д. Все это в принципе ведет и к ярко выраженной кульминации в виде поворотного пункта композиционной "кривой"» С краткостью косвенно свя зана и тенденция к преобладанию действия над рефлексией, психологичес ким анализом, хотя, как нам хорошо известно, на более позднем этапе были созданы и замечательные психологические новеллы, в которых самым важным было "внутреннее" действие, пусть даже в виде "подтекста".

Преобладание действия делает новеллу наиболее эпическим из всех эпических жанров (подразумевая, конечно, повествовательность, а не эпический размах). Вместе с тем краткость, концентрированное™, примат действия и важность композиционного "поворота" способствуют появлению в рамках новеллы элементов драматизма. Все указанные признаки не исключительно принадлежат новелле, но их внутренняя связная совокупность характерна для этого жанра" [36,с,4-53,

Для нас существенно важен вывод исследователя, что к концу XIX века в русской литературе (Чехов) происходит изменение жанровых признаков новеллы за счет усиления в структуре "психологического анализа" и "внутреннего действия". Оно влечет за собою структурные сдвиги: освобождение от анекдотических мотивов и от привычных повествовательных приемов; сближение новеллистического события с бытовыми и психологическими буднями, что в свою очередь "гасит" не только выделенность события из полного случайностей жизненного потока, но и самую экстраординарную исключительность, "неслыханность" события, перенос акцента с событий на внутренний их подтекст [36,с.2403,

Нельзя не отметить, однако, что все эти структурно-жанровые признаки, характерные для новеллистики Чехова, раньше появились у Достоевского в новелле "Кроткая". Именно "Кроткой" Достоевский заложил истоки психологической новеллы потока сознания, что в дальнейшем получит свое развитие (в той или иной мере) в творчестве как русских, так и зарубежных писателей.

Итак, в отечественном литературоведении отсутствуют четкие жанровые разграничения малой прозы (прежде всего это касается новеллы -рассказа); нет четкой жанровой определенности в обозначении малой прозы "Дневника писателя"; до сих пор сохраняется неопределенность в жанровых определениях малой прозы писателей рубежа веков,чьи произведения будут рассматриваться в работе; не изучено жанровое влияние Достоевского на малую прозу рубежа веков.

Все это придает особую актуальность изучению жанровых традиций малой прозы "Дневника писателя" в литературе рубежа веков. Постановка проблемы подготовлена современным уровнем литературоведческой мысли, но в избранном аспекте и на избранном материале ее осмысление предлагается впервые. Решение такой проблемы позволяет надеяться, что движение литературного процесса конца XIX - начала XX века, может быть, предстанет более ясным в его жанровом и идейно-художественном своеобразии»

Таким образом, основная цель диссертационной работы - показать развитие жанровых традиций малой прозы Достоевского в русской литературе рубежа веков.

Такая цель обусловливает конкретные задачи работы:

- уточнить жанровую природу и поэтику таких произведений Достоевского, как "Кроткая", "Сон смешного человека", "Фельдъегерь";

- показать, что структурно-жанровые особенности "Кроткой" как новеллы потока сознания получили развитие в малой прозе Гаршина, Андреева, Бу нина и дали две разновидности такого жанра - философско-интеллектуаль ную новеллу ("Мысль" Андреева) и лирическую ("Заря всю ночь" Бунина);

- отметить те структурно-жанровые особенности "Мальчика у Христа на елке", которые привели к обновлению святочного рассказа и которые по лучили развитие в малой прозе Короленко, Андреева, Гарина-Михайловско го и Бунина;

- доказать, что структурно-жанровые особенности "Сна смешного человека" позволяют определять его как современную легенду, в русле которой развиваются легенды Гаршина и Мамина-Сибиряка; 1

- показать , что в прозе Достоевского возникает жанр притчи, получившей творческое развитие в рассказах-притчах Короленко, Бунина, Ремизо ва;

- сделать попытку раскрыть индивидуально-творческое преломление тради ций Достоевского у последующих писателей в связи со спецификой движения художественного метода.

Объектом исследования стали "Ночь", "Красный цветок", "Сказание о гордом Аггее" Гаршина, "Мысль" и "Ангелочек" Андреева, "Заря всю ночь" "Преображение", "Старуха", "Жертва" Бунина, "Сон Макара" и "Ат-Даван" Короленко, "Дворец Дима" Гарина-Михайловского, "Лебедь Хантыгая" Мами-на-Сибиряка, "Жертва" Ремизова.

Методологической основой диссертации являются теоретические разработки ведущих отечественных ученых по проблемам жанра, художественного метода и поэтики.

В основу методики исследования положены принципы целостного анализа идейно-художественной структуры произведений под углом зрения их жанровой поэтики в сочетании с разными видами историко-сопоставитель-ного анализа (генетического и типологического), ;

- 29

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Калениченко, О. Н.

Заключение.

Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века. М., 1993.

2, Муратов А.Б. Тургенев - новеллист (1870 - 1880-е годы). Л., 1985.

3, Столярова И.В, Н.С.Лесков и русское литературно-общественное движение 1880 - 1890-х годов: Автореф,,. докт. филол, наук, СПб., 1992.

4, Гречнев В.Я. Русский рассказ конца XIX - XX века: (Проблематика и поэтика жанра). Л,, 1979,

- 184

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Калениченко, О. Н., 1994 год

1.Н. Собр. соч.: В 6т. М.; Худо*, лит., 1990. - Т.1,2.

2. Блок А.А. Собр. соч.: В 8т. М.; Л.: Гослитиздат. Ленингр. отд-ние, 1960 - 1963.

3. Бунин И,А» Собр. соч.: В 6т. И.: Худом, лит,, 198?.

4. Гарин-Михайловский Н.Г, Собр. соч.: В 5т. М.: Гослитиздат, 1957 - 1958.

5. Гаршин В.М. Полн. собр. соч.: В Зт. М.; П.: Академия, 1934. -Т.З. - 597с.

6. Гаршин В.М. Сочинения. М.: Гослитиздат, 1951. - 449с.

7. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30т. Л.: Наука. Ленингр, отд-ние, 1972 - 1990,

8. Короленко В,Г, Собр. соч.: В Ют. М,: Гослитиздат, 1953 - 1956.

9. Лесков Н,С, Святочные рассказы, СПб,; М,: М,О.Вольф, 1886. -403с.

10. Мамин-Сибиряк Д.Н, Собр, соч,; В 12т, Свердловск: Облгиз, 1948-1951,

11. Народные русские легенды А.Н.Афанасьева, -Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1990. -266с.

12. Одоевский В.Ф. Русские ночи, Л., Наука. Ленингр, отд-ние, 1975, - 317с.

13. Пушкин А,С, Собр. соч.: В Ют, М.: Худом, лит., 1974 - 1978.

14. Ремизов А.М. Сочинения. -СПб.: Шиповник, Б.г. 224, 212с.

15. Святочные истории: Рассказы и стихотворения русских писателей /Сост., примеч. С.Ф.Дмитренко. М.: Русская книга, 1992. - 320с,

16. Святочные рассказы /Сост., примеч. и послесл. Е.В.Душечкиной. -М.: Рудомино, 1991. 224с.

17. Толстой Л.Н. Полн. собр, соч.; В 90т. М.: Гослитиздат, 1932 -1958.

18. Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22т. М.: Худом, лит., 1978 - 1985.19