Языковая игра в романе А. Мушга "Der rote ritter. Eine geschichte von parzival" (1993): на материале немецкого языка тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.04, кандидат филологических наук Полевщикова, Анна Сергеевна

• Полевщикова, Анна Сергеевна
• кандидат филологических наук
• 2011

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Полевщикова, Анна Сергеевна

Введение.

Глава 1. Понятие «языковая игра» в исследованиях российских и немецких лингвистов.

1.1. Понятие «языковая игра» в исследованиях российских лингвистов.

1.1.1. Языковая игра как нарушение языковой нормы.

1.1.2. Языковая игра как проявление комического в языке.

1.1.3. Языковая игра как определяющая характеристика игрового стиля.

1.2. Понятие «языковая игра» в исследованиях немецких лингвистов.

1.2.1. Типологические классификации языковой игры в немецкой лингвистике.

Выводы к главе 1.

Глава 2. Механизмы создания языковой игры в игровом тексте на примере романа А. Мушга „Der Rote Ritter").

2.1. Модели фразеологических модификаций.

2.1.1. Формальная модификация.

2.1.2. Формально-семантическая модификация.

2.1.3. Семантическая модификация.

2.1.4. Нарушение семантического согласования.

2.2. Каламбур как вид языковой игры.

2.2.1. «Соседи».

2.2.2. «Маска».

2.2.3. «Семья».

Выводы к главе 2.

Глава 3. Восприятие языковой игры в игровом тексте современными носителями языка (на примере романа А. Мушга „Der Rote Ritter")

3.1. Подготовка и проведение электронного анкетирования.

3.2. Результаты электронного анкетирования.

3.2.1. Задание!.

3.2.2. Задание 2.

3.2.3. Задание 3.12И

Выводы к главе 3.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Языковая игра в романе А. Мушга "Der rote ritter. Eine geschichte von parzival" (1993): на материале немецкого языка»

Языковая игра (игра с языком, или игра слов) представляет собой комплексное понятие, которое может трактоваться в философском, культурологическом или лингвистическом ключе. Так, согласно определению основоположника игровой концепции культуры Й. Хёйзинги, «всякое абстрактное выражение есть речевой образ, всякий речевой образ есть не что иное, как игра слов» [Хёйзинга 2007:23]. Австрийским философом Л. Витгенштейном понятие языковой игры было введено с целью показать прямую зависимость значения слова и высказывания от коммуникативной ситуации и ее участников. Для Л. Витгенштейна языковая игра - это язык в действии, т.е. язык в его функционально-коммуникативном аспекте: «Языковой игрой я буду также называть целое, состоящее из языка и тех видов деятельности, с которыми он сплетен» [Витгенштейн 1985:82]. В зависимости от «игры» (а таких «игр», как, собственно, и коммуникативных ситуаций, неограниченное количество), соответственно меняется и значение слова, задаваемое участниками коммуникации, поэтому общей теории значения, по мнению Л. Витгенштейна, не существует. Есть лишь правила, которые нужно знать и которым необходимо строго следовать, поскольку они учат правильному использованию языка.

В современной лингвистике языковая игра обычно рассматривается как стилистический прием, основанный на сознательном нарушении языковой нормы с целью создания неканонических языковых форм и структур, способных вызвать у слушателей (читателей) определенный стилистический эффект [Кожина 2003:657].

Несмотря на значительное количество работ, посвященных данному феномену,1 общепринятой устоявшейся дефиниции и типологии языковой игры до сих пор не существует. По мнению некоторых отечественных

1 Только в электронном каталоге Российской Государственной Библиотеки (www.rsl.ru) с 2000 года зафиксировано более 20 диссертационных исследований на материале языковой игры. исследователей [Николина, Агеева 2000], непротиворечивое и исчерпывающее определение языковой игры как явления сложного и многогранного вообще затруднительно. Кроме того, недостаточно изученным остается функционирование игровых механизмов в отдельных функциональных стилях, в частности в функциональном стиле художественной литературы, в то время как именно художественный текст как результат тщательной, кропотливой работы над языком, является благодатным источником для лингвистического исследования. Особый интерес представляют в этом смысле художественные тексты с игровой доминантой, или игровые тексты, основная жанровая особенность которых заключается в установке на игру читателя с текстом, превращение читателя в сообщника автора и соавтора текста [Рахимкулова 2003, 2004; Люксембург 2004]. В игровом тексте языковая игра получает статус неотъемлемой составляющей текстового игрового пространства наряду с игрой на уровне сюжета, композиции и образной системы.

Актуальность настоящего исследования определяется, таким образом, недостаточной изученностью игровых механизмов как в функциональном стиле художественной литературы в целом, так и в художественном тексте с игровой доминантой.

Объектом настоящего исследования является игровой текст - роман швейцарского писателя А. Мушга „Der Rote Ritter. Eine Geschichte von Parziväl" (1993), в котором представлена авторская интерпретация сюжета средневекового романа Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» (после 1200 г.). По мнению А. Мушга, роман 13 века - уже своего рода игра с читателями в средневековье, поскольку Вольфрам не только пересказывает для своих современников сюжет «Персеваля» Кретьена де Труа, но и во многом обновляет, переделывает, "играет" в него: «Патрон Вольфрам. добавил в свой рассказ соль, с которой самый острый миф лучше усваивается. За неимением более подходящего слова . я назову эту вещь юмором. Юмор создает что-то вроде равновесия между мной, смертным автором, и им, моим героем, бессмертным Парцифалем» [Muschg 1994: 43].

Вольфрам начинает свой роман словами: «Я хочу рассказать Вам по-новому одну историю» («ein maere wil i'u niuwen»). Подзаголовок романа А. Мушга, «Одна история о Парцифале» („Eine Geschichte von Parzivâl"), также предполагает возможность иных авторских интерпретаций.2

Таким образом, в романе "Der Rote Ritter" А. Мушг продолжает игру, начатую Вольфрамом. На игру средневекового романа «накладывается» игра романа 20 века. Происходит своеобразное удвоение игры, о чем свидетельствует эпиграф к роману А. Мушга - цитата из драмы Г. Э. Лессинга «Натан мудрый»:

AL-HAFI Heißt das spielen?

NATHAN Schwerlich wohl;

Heißt mit dem Spiele spielen.

Muschg 1993:7] Алъ-Гафи: Ну, как, по-вашему, игра ли это? Натан: Нет! Разве лишь игра в игру.

Лессинг 1972:348] Заданная эпиграфом «игра в квадрате» продолжается на протяжении всего разросшегося до объема в тысячу страниц романа, пронизывая все его уровни. Уже в поздравительной речи по случаю присуждения А. Мушгу премии Рикарды Хух4 отмечалось, что игра - ключевое понятие в тексте романа, разворачивающегося в огромное игровое поле, на котором встречаются самые разнообразные игры: языковые игры, аллюзии, игры со

2 А. Мушг - не первый автор, обратившийся к средневековому сюжету о Парцифале. Среди современников А. Мушга можно назвать имена таких немецкоязычных писателей, как Д. Кюн, П. Хандке и Т. Дорст. Подробнее см. [Obermaier 2000; Лейман 2008].

3 Анализируя роман А. Мушга, К. Карневале вводит специальное понятие Auserzählung, которым она обозначает «обработку, домысливание сцен и мотивов, лишь намеченных в Парцифале или изложенных в сокращении» [Carnevale 2005:14]. Подробнее см. [Carnevale 2005; Лейман 2007,2008].

4 Премия Рикарды Хух, учрежденная в 1978 г. городом Дармштадтом, присуждается каждые три года в память о немецкой писательнице Рикарде Хух (1864-1947).

За роман "Der Rote Ritter" А. Мушгу 15 октября 1994 г. была присуждена также наиболее значительная в немецкоязычных странах премия Бюхнера. Премия ежегодно присуждается Немецкой Академией языка и литературы автору, чье литературное творчество стоит на службе немецкого языка и немецкоязычной культуры. стихом Вольфрама, игры с персонажами, игры со временем [BöschensteinSchäfer 1993].

Поскольку настоящая диссертация является лингвистическим исследованием, приведем лишь несколько наиболее ярких примеров игры на уровне сюжета, композиции и образной системы.

А. Мушг значительно расширяет систему образов средневекового романа за счет оригинальных авторских изобретений.5 В их числе, например, компьютер Гардевиас или своеобразная инстанция-рассказчик в виде трех яиц, олицетворяющих органы человеческого восприятия: глаза (Дипека), уши (Кадипе), рот (Пекади). Некоторые исследователи [Heller 2002:240; Лейман 2008:115] видят в их именах анаграмму слова epik, указывающего на статус трех яиц как авторов эпического повествования, которые осуществляют руководство игрой, являясь ее «мозговым центром». Задача «агентов повествования» заключается в том, чтобы «наблюдать за тем, что видно, и замечать то, что скрыто». Они узаконивают активную авторскую позицию («ведь кто-то же должен рассказывать эту историю»), сопровождая и поддерживая действие, хотя обязаны при этом делать вид, что «ковер повествования сплетается сам собой», без их помощи [Muschg 1993: 104115]. Однако в конце романа А. Мушг неожиданно обрывает высокую миссию «агентов», превращая их в обыкновенные яйца, из которых обитатели замка Мунсальвеш вынуждены приготовить яичницу, поскольку Грааль, традиционно выполнявший функцию своего рода «скатерти-самобранки» [Muschg 1994], внезапно теряет свою волшебную способность (Часть IV, глава 21). Уничтожение «агентов повествования» дает автору повод пригласить читателя продолжить игру самостоятельно, после того как прочитана последняя страница. С этой целью сотая, заключительная, глава указана только в оглавлении — „DER LESER. Worin die Hauptperson dieses Buches ihr Geheimnis verrät und das Hundert voll macht" («ЧИТАТЕЛЬ. Глава,

5 Чтобы читатель не запутался в огромном количестве героев (всего их в романе 133), А. Мушг предусмотрительно приводит в конце текста их перечень с кратким комментарием и указанием, в какой главе появляется тот или иной персонаж. в которой главный герой открывает свою тайну и дописывает сотую главу»). Как текст она не существует, так что читателю предоставляется свобода написать ее самостоятельно. Не указано и количество отведенных под нее страниц, которые заменяет латинское выражение hic et ubique (здесь и повсюду).

Об игровой доминанте романа пишут практически все авторы многочисленных рецензий, появившихся непосредственно после его публикации в периодических изданиях Spiegel, Weltwoche, Neue Zürcher Zeitung, Die Zeit, Frankfurter Allgemeine, Süddeutsche Zeitung и др.

Так, автор статьи „Im Banne feingewirkter Tapisserien" («Завораживающее изящество гобеленов»), Б. фон Матт [Matt 1993], с восхищением восклицает: «Здесь удалась воистину рисковая игра -многогранная игра в квадрате!»

П. Рюди называет самого А. Мушга «игроком, волшебником, актером»: «Игра, которую возвещают фанфары великого турнира начала, происходит на многих уровнях, и, во всяком случае, один из них - уровень более высокий, как и обещано в эпиграфе из драмы Лессинга - этическом и эстетическом сигнале романа» [Rüedil993].

Автор статьи „Große Oper aus der Spieltruhe" («Великая опера из шкатулки»), А. Креттли, считает, что А. Мушг не просто по-новому пересказал знаменитое произведение мировой литературы, но создал и воплотил в жизнь концепцию романа-игры, которая приносит неисчерпаемую радость и автору, и читателю [Krättli 1993:737-38]. А. Креттли - один из немногих критиков, обративших внимание на языковую игру в романе. Особого внимания, по его мнению, заслуживает глава, посвященная «агентам повествования» Дипека, Кадипе и Пекади, которую А. Креттли называет «жемчужиной - как с точки зрения содержания, так и с точки зрения стиля» [Krättli 1993:740].

Виртуозное владение А. Мушгом самыми разными стилями отмечается и в монографии К. Карневале „Gesellenstück und Meisterwerk" («Работа подмастерья и шедевр»). Так, в пародийном пересказе отрывка из первоисточника А. Мушг использует средневерхненемецкий, в письмах Гавана к королеве Гиневре - придворный слог 18 века, а в диалогах Шионатуландера и Сигуны - небрежный жаргон современных подростков. Кроме того, К. Карневале обращает внимание на многочисленней французские слова и выражения, при помощи которых А. Мушг не только подчеркивает культурное доминирование Западной Европы в эпоху средневековья, но и отдает дань Вольфраму фон Эшенбаху, включавшему галлицизмы в текст своего романа [Carnevale 2005:16, 271].

В монографии А. Нирманн „Das ästhetische Spiel von Text, Leser und Autor" («Эстетическая игра текста, читателя и автора») подчеркивается, что роман „Der Rote Ritter" уже с первых строк эпиграфа задан как текст-игра, а сам А. Мушг, по-новому прочитавший и пересказавший традиционный сюжет мировой литературы, выступает одновременно в роли литературного теоретика, продуцента-автора и реципиента-читателя [Niermann 2004:248-49]. Хотя А. Нирманн подробно рассматривает различные проявления игрового начала в романе, анализ языковой игры ограничивается неполным перечислением ее вариантов, зачастую даже без примеров из текста.

Таким образом, роман "Der Rote Ritter" как пример классического игрового романа до сих пор оставался объектом литературоведческих исследований, авторы которых, восхищаясь виртуозностью техники языковой игры А. Мушга, обычно ограничивались упоминанием отдельных её примеров, поскольку более подробный анализ выходил за рамки стоявших перед ними задач. На этом основании в качестве предмета настоящего диссертационного исследования была выбрана языковая игра в игровом романе А. Мушга „Der Rote Ritter", 'ее функции и механизмы создания.

Цель диссертации - описание механизмов языковой игры, их свойств и функций на примере немецкоязычного игрового текста.

Намеченная цель определила следующие конкретные задачи:

1. провести сопоставительный анализ российских и немецких классификаций языковой игры;

2. определить терминологическое соотношение ключевых понятий теории языковой игры в российской и немецкой лингвистике;

3. выявить обязательные и факультативные характеристики языковой игры;

4. выбрать в соответствии с особенностями игрового текста основополагающий классификационный принцип для анализа и систематизации механизмов языковой игры;

5. применить выбранный принцип для анализа и систематизации механизмов, при помощи которых создаются представленные в тексте романа „Der Rote Ritter" виды языковой игры;

6. выявить основные функции языковой игры в игровом тексте;

7. наметить перспективы исследования механизмов языковой игры и их систематизации применительно к функциональному стилю художественной литературы в целом.

Для решения поставленных задач были использованы следующие методы и приемы исследования материала: аналитико-описательный метод, включающий анализ теоретических работ по языковой игре отечественных и немецких лингвистов, а также лингвостилистический анализ собственно языкового материала с последующей классификацией и систематизацией полученных результатов; метод электронного анкетирования информантов-носителей языка.6

Материалом для исследования послужили 250 примеров языковой игры в тексте игрового романа А. Мушга „Der Rote Ritter. Eine Geschichte von Parziväl" общим объемом в 1000 страниц.

В рамках настоящей диссертации критерии отбора материала не предполагают строгих ограничений. Поскольку в качестве источника языкового материала использовался только текст романа "Der Rote Ritter",

6 Образец анкеты см. в Приложении 1 на с. 145. актуальность для исследования представляли все примеры языковой игры, которые после сплошной выборки систематизировались в зависимости от их функции и механизма их создания.

Научная новизна работы заключается в том, что в настоящем диссертационном исследовании впервые предпринята попытка разработать принципы лингвистического описания механизмов создания и функционирования языковой игры в немецкоязычном игровом романе.

Теоретическая значимость работы определяется возможностью систематизации механизмов и функций языковой игры в отдельно взятом романе, что имеет значение не только для описания идиостиля А. Мушга, но и для развития теории фразеологии, а также дальнейшей разработки общелингвистической теории языковой игры в целом.

Практическая ценность диссертации заключается в возможности использования теоретических положений настоящего исследования и корпуса примеров языковой игры в теоретических курсах «Лексикология», «Стилистика», «Теория и практика перевода», а также на практических занятиях по немецкому языку (лингвостилистический анализ текста). Результаты восприятия языковой игры в художественном тексте информантами-носителями языка могут быть использованы в качестве дополнительного материала в курсе психолингвистики.

Апробация результатов исследования

Результаты исследования неоднократно обсуждались на заседаниях кафедры немецкого языкознания филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (2007-2010 гг.). Кроме того, теоретические положения диссертации уточнялись во время проведения электронного опроса информантов-носителей языка (сентябрь-декабрь 2009 г.)

Результаты исследования излагались в докладах на конференции «Ломоносовские чтения» (2008, 2010 гг.) и Ежегодной богословской конференции ПСТГУ (2007, 2010 гг.).

По материалам диссертации в специализированных изданиях опубликованы три статьи.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Языковая игра в игровом романе А. Мушга "Der Rote Ritter" является неотъемлемой составляющей текстового игрового пространства и требует такого же подробного и тщательного анализа, как и игра на уровне сюжета, композиции и образной системы.

2. Языковой игре, независимо от функции и механизмов создания, присущи две универсальные характеристики - аномальность (нарушение языковой нормы) и адресованностъ (нацеленность на адресата). Свойство автономности (контекстуальной независимости) языковой игры обладает факультативным статусом и в рамках игрового романа уступает место контекстуальной обусловленности.

3. Для систематизации игровых механизмов целесообразно использовать такие классификационные принципы, которые предоставили бы исследователю большую интерпретационную свободу, не ограничивая ее жесткими структурными рамками. Гибкость классификационных принципов имеет особую значимость для игрового (или, шире, художественного) текста:, который является уникальным воплощением индивидуального стиля определенного автора.

4. Наиболее обоснованным принципом систематизации примеров языковой игры в тексте романа А. Мушга является принцип семантической маркированности. Данный принцип может быть также применен к любому виду языковой игры, поскольку позволяет наиболее полно проследить проявление игровых аномалий на уровне плана выражения и плана содержания.

Структура и объем работы определяются задачами диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии (более 160 наименований работ отечественных и зарубежных исследователей), а также двух приложений.

Заключение диссертации по теме «Германские языки», Полевщикова, Анна Сергеевна

Выводы к главе 3

1. Данные электронного опроса подтвердили статус аномальности языковой игры как ее основополагающей характеристики и статус комизма языковой игры как ее факультативной характеристики.

2. Реализация свойства адресованности языковой игры в игровом романе, возможна и в рамках микроконтекста одной фразы, однако часто приводит к смысловым искажениям. Однозначная интерпретация примеров предполагает наличие более широкого контекста.

3. В ходе восстановления подвергшегося игровой модификации фразеологизма в первую очередь воспроизводится живущий в разговорном языке вариант, который может быть и не зафиксирован в словарях.

4. Если в языковой игре «зашифрованы» несколько фразеологизмов, то при их восстановлении обычно воспроизводится один из них: либо тот, который менее подвергся игровым изменениям, либо тот, который входит в активный словарный запас респондентов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1. Сравнительный анализ российских и немецких лингвистических исследований языковой игры, а также данные электронного опроса показали, что свойства аномальности (нарушения языковой нормы) и адресованности (нацеленности на адресата) являются ее универсальными характеристиками. На этом основании среди существующего многообразия определений языковой игры для настоящего исследования выбрано определение, сформулированное В. 3. Санниковым, поскольку в его основе лежат обе вышеназванные характеристики: «Языковая игра - это некоторая языковая неправильность (или необычность), осознанно допущенная говорящим (пишущим) и именно так понимаемая читателем (собеседником)» [Санников 2002:23].

2. Факультативными характеристиками языковой игры, также подтвержденными данными электронного опроса, являются комизм, обусловленный субъективностью восприятия языковой игры адресатом, и автономность (контекстуальная независимость), которая в рамках игрового романа уступает место контекстуальной обусловленности.

3. Независимо от классификационной принадлежности и функции, языковая игра способна совмещать несовместимое так, как если бы это было в порядке вещей. Суть данного феномена очень точно передают слова П. Весселса: «Шутка играет двумя величинами - сходством и различием. Она ошеломляет открытием, что сходство - лишь обманчивый фасад различия, и в то же время умеет создавать между различиями смысловую связь» [\УеззеЫ955:148].

4. Российские исследования языковой игры направлены, в первую очередь, на изучение механизмов создания и функционирования игровых механизмов, в то время как отличительной чертой аналогичных исследований немецких лингвистов является нехарактерная для российской лингвистики тенденция к созданию универсальной типологической классификации, которая позволила бы четко очертить контуры феномена языковой игры в целом. Для анализа языковой игры и систематизации механизмов ее создания в игровом (шире, художественном) тексте как уникальном воплощении индивидуального стиля определенного автора применение данного принципа нецелесообразно, поскольку ограничивает интерпретационную свободу исследователя жесткими терминологическими рамками.

5. В настоящей диссертации в качестве более гибкого классификационного принципа был выбран принцип соотношения структуры и семантики участвующих в языковой игре слов или словосочетаний. Данный принцип, обозначенный как принцип семантической маркированности, был использован в качестве основополагающего классификационного принципа при систематизации видов языковой игры в игровом романе А. Мушга "Der Rote Ritter. Eine Geschichte von Parziv« Г (1993).

6. Основная функция языковой игры в игровом романе определяется его жанровым своеобразием и заключается в формировании игрового пространства (наряду с игрой на уровне сюжета, композиции и образной системы). Языковая игра напоминает читателю, что игровой текст - это бесчисленное количество ловушек, и чтобы не попадать в них слишком часто, ни одно слово нельзя принимать всерьез, поскольку почти у каждого — «двойное дно».

7. В романе А. Мушга представлены в основном два вида языковой игры - игры с фразеологизмами, или игровые модификации фразеологизмов, а также каламбур. Понятие «языковая игра» шире понятия «каламбур», поскольку основным механизмом создания данного вида языковой игры является смысловое объединение в одном контексте либо разных значений одного слова, либо разных слов (словосочетаний), тождественных или сходных по звучанию, в то время как общий потенциал игровых возможностей языка значительно шире.

8. Понятию языковая игра как стилистический прием в немецкой лингвистике соответствуют два эквивалента - Sprachspiel и Wortspiel. Однако в настоящее время намечается тенденция к вытеснению варианта Sprachspiel и унификации варианта Wortspiel. Зафиксированный в словарях перевод русского слова «каламбур» (der) Kalauer в немецкой традиции обычно понимается как плоская, банальная шутка и используется, как правило, для выражения негативной оценки качества текста, а не для обозначения игровых стилистических приемов, за которыми закрепились варианты Wortspiel // Sprachspiel.

9. Анализ игровых модификаций фразеологизмов в романе с учетом выбранного принципа семантической маркированности позволил наиболее полно проследить проявление игровых аномалий на уровне плана выражения и плана содержания и выделить в романе четыре модели игровых модификаций фразеологизмов, расширив, таким образом, взятую за основу трехчастную классификацию Г. Бургера [Burger 2007].

10. Для систематизации каламбуров в романе А. Мушга была использована согласующаяся с выбранным классификационным принципом семантическая классификация В. 3. Санникова [Санников 2002]. Проведенный в рамках данной классификации анализ каламбуров показал, что наибольшим количеством примеров (62) и использованных для их создания приемов представлена группа каламбуров «Соседи», далее следует группа «Семья» (25) и, наконец, «Маска» (5).

11. Результаты анализа языковой игры в романе дают основание полагать, что сфера применения принципа семантической маркированности не ограничивается рамками классификации фразеологических модификаций и каламбура. Использование данного принципа для классификации других видов языковой игры (с привлечением более обширного языкового материала) открывает перспективы для описания механизмов языковой игры и их систематизации как в рамках функционального стиля художественной литературы, так и общелингвистической теории языковой игры в целом.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Полевщикова, Анна Сергеевна, 2011 год

1. Аксиологическая лингвистика: игровое и комическое в общении. Сборник научных трудов. Волгоград, 2003.

2. Амосова Н. Н. Основы английской фразеологии. М., 1963.

3. Апресян Ю. Д. Языковые аномалии: типы и функции. // Res philologica: Сборник статей. М., 1990, с. 50-68.

4. Аристотель. Поэтика. Об искусстве поэзии. // www.philosophy.ru

5. Арутюнова Н. Д. Образ, метафора, символ в контексте жизни и культуры // Res philologica: Сборник статей. М., 1990, с. 71-88.

6. Арутюнова Н. Д. Нормативные явления и язык // Язык и логическая теория. Сборник научных трудов. М., 1987, с. 140-152.

7. Арутюнова Н. Д. Языковая метафора // Язык и мир человека. М., 1998.

8. Архипов И. К. Делу время, потехе - час. О смешном и несмешном. // Логический анализ языка. Языковые механизмы комизма. М., 2007.

9. Баранов А. Н. Лингвистическая экспертиза текста. М., 2007.

10. Баранов А. Н., Добровольский Д. О. Немецко-русский и русско-немецкий словарь лингвистических терминов с английскими эквивалентами. М., 2006.

11. Баранов А. Н., Добровольский Д.О. Аспекты теории фразеологии. М., 2008.

12. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессанса. М., 1990.

13. Бахтин М. М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000.14,1516,17,18,19,20.21,22,23,24