Топика интерсубъективности в свете философии диалога М. Бахтина тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 00.00.00, кандидат наук Петракова Наталья Валентиновна

  • Петракова Наталья Валентиновна
  • кандидат науккандидат наук
  • 2023, ФГАОУ ВО «Дальневосточный федеральный университет»
  • Специальность ВАК РФ00.00.00
  • Количество страниц 161
Петракова Наталья Валентиновна. Топика интерсубъективности в свете философии диалога М. Бахтина: дис. кандидат наук: 00.00.00 - Другие cпециальности. ФГАОУ ВО «Дальневосточный федеральный университет». 2023. 161 с.

Оглавление диссертации кандидат наук Петракова Наталья Валентиновна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ТОПИКА ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ

§ 1.1. Опыт тематизации структуры интерсубъективности

§ 1.2. Идея интерсубъективности в современной философии

§ 1.3. Представления о структуре интерсубъективности

ГЛАВА 2. АКТУАЛИЗАЦИЯ СТРУКТУРЫ ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОСТИ В ФИЛОСОФИИ ДИАЛОГА М. БАХТИНА

§ 2.1. Философия диалога М. Бахтина в экзистенциально-онтологическом

измерении

§ 2.2. Символическое пространство диалога

§ 2.3. Нормативность диалога

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования

Проблема интерсубъективности стала одной из тех тем, которая определила облик философии всего XX и нынешнего века, сменив собой субъект-объектную парадигму, господствовавшую с начала Нового времени. Однако, как и любой другой слом эпох, этот нес в себе серьезные риски. Его последствием стал кризис идеи человека как субъекта. Человек, еще недавно считавшийся «венцом творения», наделенным властью над миром объектов, сейчас, по выражению Ж. Деррида, «растворился в структурах своего бытия» [Деррида, 1999].

Интерсубъективность тоже могла быть рассмотрена в качестве такой структуры - безличной и не зависящей от того, кто вступает в само отношение. Но мы видим своей философской задачей другое - а именно утверждение значения человека-субъекта (и человеческой субъектности) в пространстве интерсубъективного отношения. Для решения этой задачи мы обратились к философии диалога М. Бахтина - мыслителя, который предельно возвышает роль личного (а значит - субъектного) начала в диалоге. Наша позиция в этом вопросе будет ясна, если мы понимаем основную идею, которую разворачивает М. Бахтин, а именно идею ответственного поступка или «не-алиби в бытии» - то есть необходимости ответа на вызовы бытия. Сутью такого «не-алиби» является диалог, который одновременно оказывается и наиболее концентрированным выражением интерсубъективного отношения. Эта позиция Бахтина стала отправной для множества мыслителей XX и XXI века.

Проблема интерсубъективности сегодня привлекает внимание ведущих философских направлений в лице их выдающихся представителей. При этом обращает на себя внимание факт многообразия интерпретаций и подходов к данному понятию, колеблющихся в полярных координатах от лично-интимного отношения до безличного межтекстового обмена. Нам представляется, что такое «многоголосие», и возникающая вследствие этого неопределенность самого концепта, связаны с недостаточным вниманием к топике (или структуре)

интерсубъективности, которая чаще всего рассматривается как гомогенное единство или композит.

Между тем, и это будет основным допущением нашей работы, интерсубъективность имеет определенную многоуровневую структуру в виде последовательности формообразований, наличие которых так или иначе осознается исследователями, но не выводится в концептуальный план.

Тематизировал данную структуру (топику) и применил в качестве общего принципа аналитики человеческого бытия - С.Е. Ячин [Ячин, 2001; Ячин, 2014; Ячин, 2022]. Мы, в свою очередь, экстраполировали данную топику на область интерсубъективных отношений, и рассмотрели, как она проявляется в свете философии диалога М. Бахтина.

Трудно найти имя из советского философского наследия, завоевавшее большую мировую известность, чем М. Бахтин. Мы задались вопросом, с чем связана такая популярность. Ответ прост: с современностью и своевременностью взглядов автора и особенностью его литературного стиля, погруженного в историю мировой культуры. Именно такой способ философствования позволяет ему утвердить интерсубъективное отношение как живое и участное межчеловеческое общение.

В своей работе мы остановились только на одном аспекте его творчества, который до сих пор не привлекал достаточного внимания философов. Речь пойдет о структурном измерении диалога, или шире - о многоступенчатой (трехуровневой) топике интерсубъективности, в том виде, в каком она проявлена в работах М. Бахтина.

Степень разработанности проблемы

Тема нашего исследования имеет два аспекта: значение проблематики интерсубъективности в современной философии и внимание к философии диалога М. Бахтина.

Общая ситуация в проблемном поле интерсубъективности характеризуется многообразием точек зрения, однако в нем отчетливо прослеживаются три направления.

Первое направление, которое можно назвать экзистенциально -феноменологическим, в основном, опирается на работы Гуссерля [Гуссерль, 2000], который впервые тематизировал понятие интерсубъективности в современной философии, не выделяя, однако, еще его структуры. Далее данная тема прочно входит в феноменологию, ей занимаются, в частности, М. Мерло -Понти [Мерло-Понти, 1999], М. Анри [Анри, 2016], которые большей частью решают проблемы эротизма и телесности, и впервые обращают внимание на сложное строение интерсубъективного отношения. Экзистенциальный аспект выделяют Ж.П. Сартр [Сартр, 2002], Э. Фромм [Фромм, 2007], а также М. Бубер [Бубер, 1992] и Э. Левинас [Левинас, 2000]. Феноменология социального бытия и проблема повседневности исследуется в работах А. Шюца [Шюц, 2003]. Представители психоаналитического направления изучают интерсубъективность с точки зрения структуры человеческой психики. З. Фрейд [Фрейд, 2011], Ж. Лакан [Лакан, 2004], С. Жижек [Жижек, 1999] работают в этой парадигме. Ж. Батай [Батай, 2007] и Э. Гидденс [Гидденс, 2004] выстраивают собственные теории эроса.

Интерес второй группы исследователей заметно смещен в сторону изучения роли языка как универсального посредника. Значимую роль в осуществлении так называемого «лингвистического поворота» сыграл К.-О. Апель [Апель, 2001], в России тем же вопросом занимался Г. Шлет [Шпет, 2005]. Диалогическую концепцию разрабатывал О. Розеншток-Хюсси [Розеншток-Хюсси, 2000]. Проблема философской герменевтики занимала Х.-Г. Гадамера [Гадамер, 1988] и П. Рикера [Рикер, 2002], проблему интертекстуальности остро поставила Ю.

Кристева [Кристева, 2004]. Проблема понимания как радикальной интерпретации заявлена в работах представителей аналитической философии. Проблема языковых игр, начатая поздним Л. Витгенштейном, находит своё отражение в работах постмодернистов: М. Фуко [Фуко, 2007], Ж. Бодрийяра [Бодрийяр, 2006], Ж. Деррида [Деррида, 1999]. Вслед за А. Бергсоном, Ж. Делёз [Делез, 2000] выделяет структуру коммуникативного акта.

Третий пласт исследований интерсубъективного отношения связан с включением личности в социальные институты. Это, прежде всего, теория символического интерракционизма Дж.-Г. Мида [Мид, 2000], теория коммуникативного действия Ю. Хабермаса [Хабермас, 2000] и определяющие исследования представителей франкфуртской школы, таких как Т. Адорно, М. Хоркхаймер [Хоркхаймер, Адорно, 1996], Г. Маркузе [Маркузе, 2011] и другие.

По сравнению с тем вниманием, которое уделяется проблеме интерсубъективности в зарубежной литературе, степень ее разработанности в отечественной философии значительно ниже: начиная с 90-х годов XX века, не было защищено и десяти диссертаций по темам, связанным с данной проблематикой. Так, А.П. Гуцалов исследует проблему интерсубъективности в феноменологии Гуссерля [Гуцалов, 2008]; Л.В. Радишевская рассматривает данное явление с точки зрения телесности [Радишевская, 2008]; Ю.А. Леонтьев изучает интерсубъективность в контексте различения философского и теософского подходов [Леонтьев, 1996]; А.С. Салин обосновывает интерсубъективность смысла в позднефилософском мышлении [Салин, 2017]; Н.Э. Спасова показывает трансформацию проблемы интерсубъективности в современной философии по сравнению с философией новоевропейской [Спасова, 2008]; И.Д. Зайцев исследует интерсубъективность как проблему социальной философии [Зайцев, 2008]; И.А. Эннс раскрывает основания и способы тематизации интересующей нас проблемы [Эннс, 2003].

Кроме того, исследование топики интерсубъективности пересекается с областью научных интересов Н.М. Смирновой [Смирнова, 2011; Смирнова, 2016], А.П. Огурцова [Огурцов, 2007], Н.В. Мотрошиловой [Мотрошилова, 2018], Х.С.

Гафарова [Гафаров, 2003], В.П. Филатова [Филатов, 2020], А.Н. Павленко [Павленко, 2012] , Н.М. Савченковой [Савченкова, 2019]. Отметим, что все перечисленные авторы фиксируют, но не тематизируют специально структуру интерсубъективного отношения.

Что касается второй главы нашей работы, посвященной топике указанного выше явления в философии диалога М. Бахтина, то в первую очередь надо назвать имена тех, под чьей редакцией и с чьими примечаниями вышло собрание сочинений выдающегося мыслителя. Это С.Г. Бочаров и В.В. Кожинов [Бахтин, собр. соч. т. 1-7]. Нельзя обойти вниманием комментарии к работам Бахтина С.С. Аверинцева [Аверинцев, 1993], В. Ляпунова [Ляпунов, 1994] и П. Гуревича [Гуревич, 1992]. В.С. Библер утвердил диалогизм М. Бахтина как поэтику культуры [Библер, 1991]. Е.В. Демидова сделала акцент на проблеме ответственности в его работах [Демидова, 2014], А. Садецкий говорит о его металингвистических изысканиях [Садецкий, 1997]. А. Соболевский пишет воспоминания о биографии и личности М. Бахтина [Соболевский, 2001]. Стилистикой и чисто русским иррационализмом философа очарован К.Г Исупов [Исупов, 2001]. А.В. Бузгалин выявляет методологию гуманитарного познания в трудах М. Бахтина [Бузгалин, 2000].

С конца 1960-х годов работы М. Бахтина (а именно его взгляд на позицию автора) вызвали горячие споры на западе. Так, Ю. Кристева радикально устраняет автора во имя интертекстуальности [Кристева, 2000], Р. Барт объявляет «смерть автора» [Барт, 1989]. Завязавшаяся дискуссия продолжалась вплоть до 90-х годов XX века, пока фигура автора не начинает «воскресать».

Показательным также является тематическая структура работ, посвященных творчеству Бахтина в научных публикациях (по международной реферативной базе Scopus). Выяснилось, что всех авторов, обратившихся к творчеству автора за последние 2 года, можно четко разделить на три группы, в зависимости от того, на каком аспекте интерсубъективности они делают акцент. Если смотреть в количественном соотношении, то из 75 рассмотренных нами работ, 12 обращают внимание на телесные взаимодействия; 37 отдают предпочтение языковому

общению, теме творчества, искусства и культуры в целом; 21 работа акцентирует внимание на взаимодействии в рамках социальной нормативности [Петракова, 2022]. В основном авторы тематизируют один из аспектов в философии диалога М. Бахтина, и лишь немногие обращают внимание на многоуровневость отношения. Мы выделили пять таких работ [Majbroda, 2020; De Castro, 2020; Remm, 2020; Shayan, 2020; Nakamura, 2021]

Что касается диссертаций, написанных непосредственно по творчеству Бахтина, то по данным РГБ, с 1960-го года на русском языке была защищено 30 таких работ. За последние 20 лет только по философии защищено девять диссертаций, где имя автора вынесено в заглавие. Так, Л.В. Абросимова [Абросимова, 2008] осуществляет историко-философский анализ концепций диалогизма XX века. Диалог понимается автором как центральная метафора всей сегодняшней цивилизации. А. Политов [Политов, 2016] анализирует концепции хронотопа Ухтомского и Бахтина. Т.Л. Готьятова [Готьятова, 2006] рассматривает философию поступка М. Бахтина в сравнении с постмодернистскими социальными теориями. А.В. Кривошеев [Кривошеев, 2007] также исследует философию поступка, но теперь как онтологический проект. Е.А. Денисова [Денисова, 2007] рассматривает проблемы онтологической антропологии автора. И.А. Чистилина [Чистилина, 2006] рассматривает герменевтическую концепцию М. Бахтина - в ее становлении. А.В. Источникова [Источникова, 2007] сравнивает герменевтику М. Бахтина и М. Хайдеггера. А.В. Орлова [Орлова, 2003] исследует проблему ценности и оценки в философии автора, А.И. Калыгин [Калыгин, 2006] решает вопрос о том, как формировалась его эстетическая концепция.

Признавая высокую научную ценность исследований, осуществленных перечисленными авторами, отметим, что, выводы и положения, содержащиеся в их трудах, требуют дальнейшего развития в свете исследования топики интерсубъективности.

Объектом исследования является интерсубъективность как феномен жизненного мира.

Предметом исследования является топика интерсубъективного отношения в свете философии диалога М. Бахтина.

Цель исследования состоит в обосновании трехступенчатой структуры (топики) интерсубъективности в свете философии диалога М. Бахтина.

Для достижения поставленной цели автором решается ряд исследовательских задач:

- Прояснить топику интерсубъективности в свете общей структуры человеческого бытия.

- Выявить историко-философские основания, в силу которых интерсубъективность выходит на передний план философской мысли в начале ХХ века.

- Установить, в какой мере реальная структура интерсубъективного отношения находит свое отражение в концепциях отдельных авторов.

- Раскрыть значение экзистенциального плана (уровня) диалога в философии М. Бахтина.

- Показать основополагающее значение символического плана диалога в концепции Бахтина.

- Раскрыть значение идеи социального нормирования в философии диалога М. Бахтина

Гипотеза или основная идея данного исследования состоит в том, что интерсубъективное отношение соответствует той реальной последовательности, в которой человеческий индивид включает себя в мир. Межсубъектное взаимодействие естественным образом разворачивается в своем экзистенциальном, символическом и нормативном наполнении. Если такая ступенчатая последовательность является реальной, то она не может не найти своего выражения у внимательных исследователей.

Теоретико-методологические основания исследования

Общим основанием исследования является экзистенциально -феноменологический и герменевтический подходы, которые предполагают, во-первых, признание наличия субъективной реальности и, во-вторых, ее неразрывную связь с языком. Эти подходы дополнены методологией структурализма и постструктурализма, акцентирующих внимание на признании значимости отношений как таковых. Эти подходы находят свое операциональное выражение в методе аналитического расслоения модусов и экзистенциалов человеческого бытия.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Пространство интерсубъективности не однородно, а представляет собой трехуровневую топику, которая включает в себя экзистенциально-феноменологический, культурно-символический и нормативный уровни, соответствующие трем уровням человеческого бытия.

2. Поскольку многослойность интерсубъективного отношения является реальной, то она не может не находить своего выражения как в концепциях интерсубъективности, так и в концепциях диалога.

3. Топика интерсубъективности полностью актуализируется в философии диалога М. Бахтина, что выражается в ясном различении мыслителем экзистенциального (участного, интимного) плана диалога, символического плана общения (на котором делается акцент) и уровня его социального нормирования.

4. Все работы, посвященные творчеству М. Бахтина, также в явном или неявном виде учитывают предложенную топику, и акцентируют внимание на одном из трех аспектов диалога.

Научная новизна исследования состоит в следующем:

- Установлено, что топика интерсубъективности соответствует общей структуре человеческого бытия в мире, то есть включает в себя экзистенциально -феноменологический, культурно-символический и нормативный уровни;

- Показано, что многослойность интерсубъективного отношения находит свое выражение как в концепциях интерсубъективности, так и в концепциях диалога у авторов, работающих в данной проблематике, но не находит своей полной тематизации.

- Доказано, что топика интерсубъективности полностью актуализируется в свете философии диалога М. Бахтина.

- Установлено, что все современные авторы, обратившееся в своем творчестве к диалогизму М. Бахтина, обращают внимание на тот или иной элемент рассмотренной нами структуры (топики).

Практическая ценность исследования

Развернутый в исследовании теоретический подход открывает возможность его конкретно-научного применения в области педагогики, юриспруденции, масс-медиа, художественных практик и др. А также для дальнейшей разработки проблемы интерсубъективности и диалога.

Социально-философское исследование структурного измерения диалога М. Бахтина открывает возможность изменять существующие коммуникативные практики в сторону их большей человечности, иными словами, менять режим коммуникации от полюса отчуждения к полюсу взаимопонимания.

Практическая ценность таких исследований выявляется опосредованно, содействуя совершенствованию форм организации социально-философского знания, изменяя способы интерсубъективного взаимодействия и формы самопознания, раскрывая механизмы социокультурных взаимодействий.

Апробация работы

Результаты диссертации обсуждались автором в докладах и выступлениях на конференциях, среди которых отметим следующие:

1. III межрегиональную научно-практической конференции «Актуальные проблемы гуманитарных и социальных наук»;

2. IV научно-практическую конференцию студентов, аспирантов и молодых ученых «Актуальные проблемы гуманитарных и социальных наук»;

3. Всероссийскую научную конференции студентов-стипендиатов Оксфордского Российского Фонда «Пространство повседневности: границы и смысл» (г. Екатеринбург).

Все выступления опубликованы в виде тезисов, входящих в состав сборников, напечатанных по итогам конференций.

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Другие cпециальности», 00.00.00 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Топика интерсубъективности в свете философии диалога М. Бахтина»

Структура работы

Диссертация состоит из двух глав, каждая их которых включает в себя три параграфа, введения, заключения и списка использованной литературы.

ГЛАВА 1. ТОПИКА ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ

ФИЛОСОФИИ

§ 1.1. Опыт тематизации структуры интерсубъективности

Предваряя рассмотрение топики интерсубъективности в свете философии диалога Михаила Бахтина, мы, в первую очередь, должны показать обоснованность употребления термина «топика».

С «топикой» мы впервые встречаемся у Аристотеля, который понимает ее как базовую структуру семантического, в рамках которой циркулирует мысль. Цицерон утверждает, что Аристотель создал два способа искусно рассуждать: топику и диалектику. Топику он обозначил как искусство нахождения (сходств и отличий), а диалектику - как искусство суждений. Боэций еще лучше прояснил указанные различия в терминах: если диалектика - искусство суждения, то топика - основа всякого суждения [Цит. по: Лосев, 1979].

Платон говорит о диалектической природе топики, утверждая, что основной силой диалектики является «осмысление предмета, причем осмысление структурное» [там же]. Эту структурность мы видим в предложенном им методе философского моделирования или методе триад (триада - греч. xpiáSa, xpiá^ или triados - троица). Трехуровневая структура человеческого бытия: тело-душа-дух -по своей форме - типичная топика (она же триада). Далее мы встречаемся с ней в христианстве, но апогея она достигает у Гегеля, возведшего принцип троичности в универсальную схему всякого развития.

Топику как метод утверждает И. Кант. Трансцедентальная топика, по Канту, это «оценка места, принадлежащего понятию» [Кант, 2007].

Дж. Вико, в начале XVIII века попытался освободить топику из оков отрицающей ее позитивной науки. Он определил ее как способ направлять деятельность нашего ума, путем указания тех мест, которые надо пройти в определенном порядке, одно за другим, для того, чтобы получить возможность

познания целого [Вико, 1994]. В нашей работе термины топики и структуры мы будем рассматривать как синонимы.

Исследовательская стратегии нашей работы, прежде всего, опирается на идею трехуровневой структуры (топики) модусов человеческого существования. Такая структура (триада в ее классическом варианте) может быть представлена в виде последовательности генетического наслоения трех уровней человеческого бытия: экзистенциального, культурно-символического и нормативного [Ячин, 2001].

Использование данной топики позволяет отчетливо увидеть возникающий в жизненном мире человека конфликт между тремя разными логиками, в которых разворачиваются три вышеуказанных уровня отношений. В сфере интерсубъективности, на наш взгляд, данная структура проявляется наиболее рельефно. Использование указанного метода позволяет, с одной стороны, яснее развернуть смысловую структуру идеи диалога в творчестве Бахтина, а, с другой стороны, опираясь на философский талант последнего, полнее раскрыть потенциал самого подхода. В этом встречном движении общего понимания топики интерсубъективности и философии диалога Бахтина, особое значение имеет та связь, которую Бахтин устанавливает между структурой диалога и строением поступка (на каком-то этапе приравнивая их, отождествляя, утверждая диалог как ответственный поступок, как необходимость ответа или «не-алиби в бытии»). Важную подсказку здесь дает сам русский язык, в котором слово «поступок» имеет смысл ступания по ступеням и пере-ступания границ. Идея поступка позволяет увидеть движение от переживания (экзистенциальный уровень), к выражению (символический уровень), и через понимание - к долженствованию (нормативный уровень). Или другими словами - от ступени желания, к ступени умения и далее - к ступени долга. Причем, поступок не будет поступком, если поступающий не одолеет все три элемента структуры. Иными словами, если человек не ступит на ступень долга, то совершаемое им деяние не будет считаться поступком. Оно останется в лучшем случае некоторым «act», «actum», «activity» - некоторой жизненной активностью.

Таким образом, данная топика вводится в самый центр аналитики человеческого бытия и обосновывается как универсальная последовательность шагов, которыми человек устанавливает свои отношения с миром. «Быть человеком - значит каждым событием своего присутствия верить, мыслить, чувствовать и решать, и каждым из этих измерений своего бытия проходить пороги (ступени) жертвы, дара и обмена», - утверждает С.Е. Ячин [там же]. Далее по указанным выше «ступеням», автор проводит все человеческие экзистенциалы, такие как творчество, вера, свобода, труд, игра и т.д., одновременно расслаивая их, реструктурируя, подвергая «деструкции» (или дисперсии), исключительно для того, чтобы разложив на части, полнее осуществить понимание целого.

Однако, развивая указанный выше подход, мы отмечаем, что автор не уделяет специального внимания проблеме интерсубъективности, хотя во многих местах своих работ указывает на возможность такой аналитической интерпретации данного явления. Мы хотим заполнить создавшийся пробел, при этом особо отметив социально-философский статус самой идеи интерсубъективности. Ключевым в данном вопросе является то, что интерсубъективное отношение конститутивно для понимания человека как социального и социально-родового существа. Само введение Гуссерлем понятия интерсубъективности в контекст жизненного мира равнозначно переносу феноменологии в сферу социально-философской проблематики. Такие мыслители как Мид, Щюц, Гофман, Хабермас (и другие представители Франкфуртской школы), а также философы постмодернистского направления, такие как Бодрийяр, Батай, Фуко, Кристева и др. наиболее явно фиксируют социальный статус идеи интерсубъективности. Что касается таких мыслителей как М. Мерло-Понти, М. Анри, Ж. Лакан, то их понимание межсубъектного взаимодействия находится на стыке классической антропологии и социальной философии.

Дадим краткую характеристику своего понимания уровней интерсубъективного отношения, которое мы хотим положить в основание интерпретации позиций тех мыслителей, которые оперируют этим понятием.

Моделью такой интерпретации является процесс вхождения ребенка в культурную и социальную среду.

Первый слой интерсубъективности мы будем называть экзистенциальным. Это уровень непосредственных переживаний, интимного вчувствования в Другого или эмпатии. Важнейшую роль на данном уровне будет играть осязательный канал восприятия. Дистанция между субъектами еще слишком мала, что хорошо проявлено в первичном отношении матери и младенца. Трудно говорить о полноценном интерсубъективном акте на данной ступени, поскольку одна из сторон еще не полностью сформировала свою субъектность. Одновременно мы должны иметь в виду, что при формировании следующего слоя (культурного), исходный (экзистенциальный) - не остается в прежнем состоянии: он символически трансформируется, так, что первичные желания становятся осмысленно мотивированными.

Второй - символический уровень интерсубъективности фиксирует вхождение индивида в культуру, смысловым ядром которой является родной язык как первый и главный посредник в межсубъектном взаимодействии. Само появление такого посредника увеличивает дистанцию между индивидами -общение перестает быть «отношением вплотную». На первый план выходит уже не осязательный, но слуховой канал восприятия.

На третьей ступени своего развития, индивид, который уже является культурным существом, входит в те или иные нормативно-институциональные или статусно-ролевые отношения, в рамках которых у него появляются собственные права и обязанности. Наиболее рельефно этот процесс заметен при переходе из интимного лона семьи в сферу социальных учреждений - детского сада или школы. Однако уже в семейных отношениях ребенок в какой-то мере начинает понимать значение правил и норм общения. Визуальный канал восприятия становится главенствующим на данной ступени [Малявин, Ячин, 2021]. Рассмотрим логику последовательного перехода с одной ступени на другую.

Для иллюстрации отношений на первой ступени приведем наиболее показательный пример из жизни ребенка еще до рождения, описанный М. Бубером: «Это чистая природная взаимосвязь, взаимоперетекание, телесное взаимодействие, причем жизненный горизонт существа, находящегося в процессе становления, уникальным образом внесен в жизненный горизонт вынашивающего его существа, и в то же время дитя покоится во чреве не только своей матери по плоти» [Бубер, с. 352]. В какой-то мере описанное выше отношение является еще до-интерсубъективным, точкой «ноль» интерсубъективности, началом ее отсчета, поскольку, как говорилось выше, субъектность младенца еще не сформирована полностью. Далее ребенок рождается и Бубер так характеризует этот этап: «...ребенок не воспринимает мир как таковой, не знакомится с объектом, а сообщается с неким живым «пред-стоящим»» [там же, с. 339]. Об этой же тотальной потребности младенца в общении свидетельствует и автор интерперсональной теории психиатрии Г.С. Салливан [Салливан, 1999].

Дальше у ребенка развивается стремление ко все более высокому отношению, к более полному участию в бытии. Витальное единство ощущается столь остро, что ради него забываются «Я» и «Ты» между которыми возникло отношение, остается только само это подлинное «между». Критерием такого отношения является взаимность.

Не только мать и дитя, но и влюбленные общаются на данном уровне интерсубъективности. Я и Ты их свободно пред-стоят друг другу в ничем не обусловленном и не опосредованном взаимо-действии. Здесь человеку дана подлинная свобода - свобода быть или не быть. Подробно описал данную ситуацию Ж. Батай Точка ноль «интерсубъективности» у него находится на грани секса и смерти. Секс, по Батаю, аналогичен смерти, агония - образ эротического экстаза, оргазм - репетиция последнего смертоносного взрыва [Батай, 2007].

У Ж.-П. Сартра мы находим отдельную триаду, представляющую первый уровень интерсубъективности: инстинкты, чувства и эмоции [Сартр, 2002]. При этом чувства от эмоций, по утверждению С. Ячина, отличаются радикально, для

подтверждения он приводит такие известные в русском языке выражения, как «поэтическое чувство» или «чувство прекрасного». Эмоции же являются тем, что ставит под сомнение саму «субъективность субъекта». Они отвлекает человека, мешают ему адекватно реагировать на происходящее [Ячин, 2001]. Что касается инстинктов, то по Фрейду, это образ телесных потребностей, выраженных в виде желаний [Фрейд, 2011]. Желание же - это то, что располагается по ту сторону и удовольствий и инстинктов. Желание - это Реальность или Реальное [Лакан, 1997]. Реальное, в свою очередь, соотносимо с «открытостью» Хайдеггера [Хайдеггер, 2003]. Главное, на чем настаивает и Хайдеггер и представители школы философской антропологии - это открытость миру как базовая основа любого отношения, которая сама по себе, при этом, никакого основания не имеет. Она лишь определяет некую текучесть, присущую человеческому существу, и, следовательно, тотальную его неопределенность. Исследователи сравнивают ее (открытость) с изначальной энергией Эроса. Именно благодаря ей разворачиваются интерсубъективные отношения на первом - экзистенциально-феноменологическом слое. Лакан, повторимся, называет это Реальным. Реальное соответствует «Оно» в схеме Фрейда, но оно не соответствует ему полностью. Это доязыковое бессознательное или опыт до всяких категорий. Это хаос, из которого рождается космос. Хаос впечатлений, ощущений, влечений, в котором живет новорожденный до того времени, пока под контролем культуры и при участии языка не начинает выражать свои переживания с помощью знаков.

У Э. Гидденса интересующая нас ступень интерсубъективности проявлена как бессознательные мотивы, побуждающие к действиям. Уровень мотивации -другое название первого экзистенциально-феноменологического слоя. Мотивация здесь понимается как экзистенциальное ядро или центр интерсубъективности (место бесконечной «сингулярности», пульсирующего перехода субъективности в интерсубъективность и обратно). Однако мы расширяем экзистенциальный смысл мотивации, сблизив его с дазайн-аналитическим понятием «заботы» Хайдеггера и психоаналитическим понятием «желания» Лакана. Появление дополнительного слоя смысла вызвано необходимостью подчеркнуть естественный характер

человеческой мотивации. Следует отметить, что подлинные «мотивы» имеют отношение к действию (к поступку) только в особых, неординарных случаях. Чаще всего «Реальное» скрыто от нас.

Итак, основной характеристикой первой ступени интерсубъективности будет являться бытийное, телесное, ничем не опосредованное отношение двух субъектов и их полная открытость друг другу. Но надо постоянно иметь в виду, что нельзя рассматривать ступени интерсубъективности в абсолютно чистом виде, дело в том, что каждая из них несет в себе эхо других формообразований. Так, символическое с необходимостью присутствует в экзистенциальном. Ребенок рождается наделенный общей «лингвистической компетентностью» как неким экзистенциальным априори [Хомский, 1962]. «Бессознательное структурировано как язык», - говорит Лакан [Лакан, 1997], а Бубер показывает как от осязания, через зрение (желание коснуться взглядом), через взаимность и нежность, ребенок приходит к необходимости творчества (необходимости символического, которое с необходимостью присутствует в экзистенциальном). «Побуждение к изготовлению вещей синтетическим, либо аналитическим путем (разлагая и разрывая), определяется воздействием врожденного Ты, так что происходит «персонификация» созданного, возникает «разговор», но разговор еще дословесный, речевой аппарат еще не развит, хотя его владелец уже пытается вымолвить слово» [Бубер, 1992].

Стадия «Воображаемого» Лакана «подготавливает» переход на следующую - символическую ступень интерсубъективности (но переход еще не произошел). Именно здесь, на уровне Воображаемого, происходит создание целостного, но иллюзорного образа собственного «Я», в ответ на действия другого человека, от которого субъект так часто стремится защититься. Воображаемое - это образ самого себя, сформированный взглядом со стороны или взглядом в зеркало. Другими словами, Воображаемое - это область действия защитной реакции в ответ на нарушение единства с материнским лоном. Одна из первых стадий становления этого образа - стадия зеркала. Ребенок выстраивает собственный образ в Воображаемом, но не обладает еще полной властью над телом и его

несогласованными проявлениями. Так на стадии зеркала кристаллизуется субъект Воображаемого, основа всех последующих идентификаций. «Воображаемое», по Лакану, наиболее полно воплощается в любви [Лакан, 1997]. И Воображаемое же (исходя из логики Жижека) является «экраном», не допускающим вторжение Реального в Символическое, то есть в социальную жизнь [Жижек, 1999].

Начало перехода с первой ступени интерсубъективности на вторую (символическую) мы находим и у Мерло-Понти, в его описании безмолвной символизации. Безмолвная символизация - это спонтанное восприятие, где восприятие и опыт собственно тела растворены друг в друге, однако именно тело выступает источником экспрессии. Цельность такого восприятия - результат понимания тела как единства мира и человека. Только при помощи тела мы входим в этот мир и понимаем его [Daly, 2014]. Смыслосозидание, по Мерло-Понти, начинается уже на уровне «бессловесной символизации», когда тело использует свои собственные члены в качестве символов, в которых раскрывается стиль субъекта, его ценности и смыслы. И только после этого над уровнем естественной символизации надстраивается искусственная, которая находит свое выражение в речи [Мерло-Понти, 1999].

Слово возникает на основе телесного жеста, вырастает из него и сохраняет его нацеленность на мир. Все возможности языка, по Мерло-Понти, уже даны в телесности, в ней же есть все условия для того, чтобы говорение стало говорением - направленным на мир и адресованным Другому [там же]. Начатое автором в «Феноменологии восприятия» исследование феномена, завершается в его феноменологии говорения (а это уже следующая - вторая - ступень).

Отчасти здесь же - на экзистенциальном уровне интерсубъективности мы обнаруживаем и зачатки фрейдовской сублимации: видим, как чистая половая энергия (энергия эроса) начинает преобразовываться в энергию творчества. Здесь мы наблюдаем процесс окультуривания желаний, который дооформится уже на втором - культурно-символическом слое. Примером могут служить отношения влюбленных, в которых не всегда работает логика чистого желания - часто это логика желания желания, или первая производная от него: уже не инстинкт, но

еще не в полной мере символизация. «Желание - это всегда желание Другого» [Лакан, 1997]. Другой желает, чтобы его желали, или Другой желает, и я желаю его желание. Так постепенно мы наблюдаем увеличение дистанции между субъектами.

Рассмотрим ситуацию, когда одному из влюбленных приходит мысль о создании семьи. Заметим, это только мысль о семейном институте, только возникшая в сознании установка, но она тотчас же вторгается в пространство «между» и выводит отношение в область нормативности (или намека на нее). Параллельно, эта же «мысль» увеличивает дистанцию между влюбленными и удаляет само интерсубъективное отношение (то есть главное слово Я-Ты) от экзистенциального ядра. Однако сколько новых возможностей открывается при этом. Сколько возможностей для разворачивания уже существующих отношений. Этот прорыв заметен еще сильнее, когда ребенок впервые произносит слово: «Мама». Сколько изменений и открытий влечет за собой такой «переход». И это уже переход на новую - культурно-символическую ступень интерсубъективного отношения.

Общение на второй ступени интерсубъективности или на втором -культурно-символическом слое - разворачивается в логике понимания или в логике бескорыстного дара (реплика в диалоге как пример такого дара). На этой ступени еще нет жестких правил и контролирующих инстанций, как на ступени нормативности. Взаимо-понимание еще не скрывает собой взаимность. Далее взаимность уже будет не возможна, так как заменится «равенством». Но между «равенством» и взаимностью лежит еще один мощный слой. Тот самый, который несет в себе наиболее концентрированное выражение интерсубъективности. Речь идет о диалоге.

Именно в режиме диалога разворачивается отношение на втором, символическом уровне. Следы диалога можно найти в любом коммуникативном действии (любовь, ненависть, жалость и любые другие эмоции всегда в той или иной степени диалогичны). Внимание к диалогу, которое было заложено греческой мудростью, является фундаментальной особенностью всей европейской

культуры. Самым радикальным образом эту позицию высказывает М. Бахтин, фактически уравнивая диалог и культуру (так об этом в известной работе «Бахтин или поэтика культуры» свидетельствует В.С. Библер [Библер, 1991]).

Диалог, по Библеру, может быть определен как форма сближения и людей (микродиалог) и культур (макродиалог). Диалог - это то, что удерживает людей друг с другом, позволяя им «жить вместе». В идеале - это интимное, лично заинтересованное отношение или любовь. Ю. Хабермас определяет диалог как «идеальную речевую ситуацию, которая подчиняется правилам рациональной аргументации», или в другой формулировке - как особый «режим согласования смысла ради совместного достижения истины» [Хабермас, 2000, с. 156].

Однако «правила рациональной аргументации» в диалоге уже отсылают нас к началам нормативности, которая с необходимостью присутствует здесь (также как элемент диалога с необходимостью присутствовал на уровне дословесной символизации). В нормативном режиме диалога исключаются любые мотивы, кроме «мотива совместного поиска истины» [там же].

Диалог - это действие, всегда действие, направленное на понимание Другого и осуществляемое в слове, то есть с помощью инструмента, которым является язык. Опуская опосредующее звено (орудие и средство общения), мы опускаем самое главное - то, что определяет это отношение, то есть является условием его возможности. Следовательно, диалог только так и должен быть понят - как режим общения, совершающийся через слово и благодаря ему. Таково исходное значение dia-logos, что в переводе значит «посредством слова». Но dia -отсылает и к «два», как бы говоря нам о том, что для диа-лога нужны двое. Это тоже верно. Двое, как минимум. Но участвовать в данном действии может любое количество людей, равно заинтересованных в «поиске истины». Иными словами, для диалога не обязательны двое, но обязательно нужен Другой - тот, который поймет (таким может быть не всякий). Итак, логос (слово) и Другой - вот два условия возможности осуществления диалога, сакральная идея которого состоит в том, что он характеризует собственный опыт мысли [Ячин, 2001].

Тот факт, что основные философские тексты были написаны в форме диалога (диалоги Платона как самый известный пример) - много веков воспринимался как данность и не тематизировался (нам представляется, что отсутствие достаточной тематизации диалога связано с тем, что сам Платон в недостаточной степени подчеркивает роль Другого в этом режиме общения). Бахтин в этом вопросе не соглашается с Платоном, утверждая, что Другой совершенно необходим для существования диалога, даже если это диалог «внутренний». Более того, Бахтин вводит в диалог фигуру Третьего - как некоего высшего над-адресата, некоего абсолютного Другого, который и обеспечивает в перспективе исторического времени верное понимание высказывания [Бахтин, 1986].

Разница между интерсубъективным отношением и диалогом (как его базовым выражением), проявленная в необходимости для диалога речи -очевидна, но не всегда учитывается исследователями. Интерсубъективность путают с некой «интерактивностью», расширяя диалог до интерсубъективности всякий раз, как только вместо объекта рядом с субъектом появляется другой субъект. Для осуществления диалога наличие Другого необходимо, но явно не достаточно. «Заговори, чтобы я тебя увидел», - говорит Сократ [Цит. по: Лосев, 1979]. «Заговори» здесь ключевое слово. Речь - необходима для существования диалога, подчеркнем это еще раз. И точно также для диалога необходимо понимание этой речи. Понимание - одно из главных условий диалога [Петракова, 2017^)].

Условия «понимания» (критерий символического уровня интерсубъективности) и «желания» (критерий онто-феноменологического или экзистенциального уровня) относятся друг к другу как средства и цель: как минимум, нужно дать понять объекту желания, что от него желают. Для этого приходится использовать общие для всех символические выражения. Таким образом, в режиме диалога инстанция слова выходит на первый план, а инстанция Другого отодвигается на второй. Ведь в разговоре мы слышим и понимаем смысл слова, и только через него то, что имеет ввиду Другой. Понимание часто путается

с эмпатическим отношением к другому, поскольку не замечается, что в разговоре (диалоге) пониманию подлежат слова, и только через них, то, что имеет в виду Другой.

Понимание является конституирующим принципом как диалога, так и интерсубъективности вообще. Однако это разные понимания. Говоря языком Хайдеггера: «Понимание - есть полагание сущего в перспективе его возможностей» [Хайдеггер, 2003, с. 88]. Возможность лежит выше действительности. Герменевтическое понимание (диалогическое) и понимание сущего (интерсубъективное) - это два разных типа понимания.

Интерсубъективность, таким образом, выступает пространством возможностей - и именно на пространственности ее делает акцент М. Бубер, вводя термин сферы «между» Я и Ты [Перлина, 1991]. Он определяет эту сферу как некое доступное только для участников новое измерение. Хайдеггер, говоря о пространственности, выражает «Я» через «здесь», «Ты» через «вот», «Он» через «там». На пространственности интерсубъективного отношения настаивает и Жижек, определяя его как реальное «место». В этом контексте понятие интерсубъективности как пространства возможного коррелятивно понятию виртуальности. И именно по этой причине диалог и не перекрывает его полностью (диалог лишь действие в этом пространстве). Рассуждая далее, мы вынуждены задать вопрос, что представляет собой данное пространство -пространство интерсубъективности.

Отношения - это место, в котором реализуются взвимо-действия сущего. Так, например, вступающие в брачные отношения (обратим внимание на глагол, однозначно отсылающий нас к пространственности), имеют возможность развернуть свои действия друг по отношению к другу тем или иным способом, не возможным и не доступным для всех остальных, при этом, акцентировка внимания на пространстве «между» (inbetweenness) свойственна большинству современных мыслителей.

Итак, определим интересубъективность как пространство возможного, диалог же - как действие в этом пространстве. Интерсубъективность

представляет собой почву, на которой произрастает диалог, на которой он укореняется. Диалог - это всегда практика, всегда некое со-бытие, ситуация. При этом в диалоге возможны и неслышание Другого и противоречия, и упрямство, и сопротивление, и уход. Однако во всех этих случаях, в том числе и в случае отворачивания - это есть способ со-бытия, или даже само со-бытие (его дефективный модус). В поле интерсубъективности явлен онтологический диалогический принцип бытия. При этом он содержит в себе все структурные особенности последнего, представляя собой феномен взаимодействия двух субъектов, происходящий в сфере языка и характеризующийся активным выявлением смыслов [Петракова, 2017(а)].

Похожие диссертационные работы по специальности «Другие cпециальности», 00.00.00 шифр ВАК

Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Петракова Наталья Валентиновна, 2023 год

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Аверинцев, С.С. Бахтин и русское отношение к смеху // От мифа к литературе: Сб. в честь 75-летия Е. М. Мелетинского. - М., 1993. - С. 341- 345.

Авросимова, Л.В. Историко-философский анализ концепций диалогизма XX века: М. Бубер, О. Розеншток-Хюсси, М.М. Бахтин: дис. ... канд. филос. наук. -М., 2008. - 171 с.

Анри, М. Материальная феноменология / Пер. Г. В. Вдовина // Центр гум. инициатив, Книга света. М., 2016. - 208 с.

Апель, К.-О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка // Вопросы философии. - 1997. - № 1. С. 237-262

Апель, К.-О. Трансформация философии / Пер. с нем. В. Куренного, Б. Скуратова. - М.: Логос, 2001. - 339 с.

Барт, Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика / пер. с фр., сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. - М.: Прогресс, 1989. - 616 с.

Батай, Ж. История эротизма М.: Логос, 2007. - 200 с.

Батай, Ж. Понятие траты // Проклятая доля. М., 2003. С.183-205.

Бахтин, М.М. Собр. соч.: в 7 т. Т.1. Философская эстетика 1920-х годов [под редакцией С. Г. Бочарова и В. В. Кожинова]. М.: Русские словари, 2003. - 955 с.

Бахтин, М.М. Собр. соч.: в 7 т. Т.2. «Проблема творчества Достоевского», Статьи о Л. Толстом, Записи курса лекций по истории русской литературы [под редакцией С.Г. Бочарова и В.В. Кожинова]. М.: Русские словари, 2000. - 585 с.

Бахтин, М.М. Собр. соч.: в 7 т. Т.3. Теория романа (1930-1960 гг.) [под редакцией С.Г. Бочарова и В.В. Кожинова]. М.: Русские словари, 2012. - 880 с.

Бахтин, М.М. Собр. соч.: в 7 т. Т.4(1). «Франсуа Рабле в истории реализма» (1940). Материалы к книге о Рабле (1930-1950) [под редакцией С. Г. Бочарова и В. В. Кожинова]. М.: Русские словари, 2008. - 1120 с.

Бахтин, М.М. Собр. соч.: в 7 т. Т.4(2). «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» (1965). «Рабле и Гоголь

(Искусство слова и народная смеховая культура») (1940, 1970) [под редакцией С.Г. Бочарова и В.В. Кожинова]. М.: Русские словари, 2010. - 747 с.

Бахтин, М.М. Собр. соч.: в 7 т. Т.5. Работы 1940-х- начала 1960-х годов [под редакцией С.Г. Бочарова и В.В. Кожинова]. М.: Русские словари, 1997. - 558 с.

Бахтин, М.М. Собр. соч.: в 7 т. Т.6. «Проблемы поэтики Достоевского». Работы 1960-х-1970-х гг. [под редакцией С.Г. Бочарова и В.В. Кожинова]. М.: Русские словари, 2002. - 570 с.

Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин; [примечания С.С. Аверинцева, С.Г. Бочарова]. - 2-е изд. - М.: «Искуссво», 1986. - 444 с.

Бергсон, А. Непосредственные данные сознания / Анри Бергсон // Творческая эволюция. Материя и память [Пер. с французского]. - Мн.: Харвест, 1999. - С. 670-694.

Бернет, Р. Травмированный субъект / Постфеноменология: новая феноменология во Франции и за ее пределами. М. Анри, Р. Бернет, Э. Левинас, А. Мальдина, Ж.-Л. Марион, М. Мерло-Понти, М. Ришир: Тексты / Сост. С.А. Шолохова, А.В. Ямпольская. - М: Академический проект. 2014. - 288 с.

Библер, В.С. М.М. Бахтин, или Поэтика культуры. М.: Изд. «Прогресс», 1991. - 169 с.

Бодрийяр, Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет. - 2000. -389 с. Бодрийяр, Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры Текст. / Пер. с фр., послесл. и примеч. Е. А. Самарской. М.: Республика; Культурная революция, 2006. - 269 с.

Бодрийяр, Ж. Совершенное преступление. Заговор искусства. М: Рипол Классик, Пальмира, 2019. - 348 с.

Болдырев, Н.Ф. Семя Озириса или Василий Розанов как последний ветхозаветный пророк. Челябинск, 2001. - 321 c.

Бубер, М. Я и Ты // Квинтэссенция: Философский альманах/ под ред. В. И. Мудрагея. М.: Политиздат, 1992. С. 294-370.

Бурдье, П. Начала. Choses dites / П. Бурдье. - М.: Socio-Logos, 1994. - 288 с.

Бузгалин, А.В., Булавка, Л.А. Следующие сто лет М. Бахтина: Диалектика диалога versus метафизика постмодернизма // Вопросы философии. - 2000. - № 6.

- С. 119-132.

Булгаков, С.Н. Свет невечерний. В кн.: Булгаков С.Н. Первообраз и образ: сочинения в двух томах. Т.1. - СПб.: ООО «ИНАПРЕСС», М.: «Искусство», 1999.

- 416 с.

Вальденфельс, Б. Мотив чужого: Сб. пер. с нем / Б. Вальденфельс. - Мн.: Пропилеи, 1999. - 176 с.

Вдовина, И.С. Морис Мерло-Понти: интерсубъективность и понятие феномена // История философии. под ред. Г. Тавризян. Вып.1. - М.: ИФ РАН, 1997. - 205 с.

Великовский, С. Путь Сартра-драматурга // Сартр Ж.-П. Пьесы. - М.: Искусство, 1967. - С. 593-609.

Вико, Дж. Основания новой науки. Об общей природе наций. Москва; Киев, 1994. - 489 с.

Витгенштейн, Л. Логико-философский трактат / Пер. с нем. Добронравова и Лахути Д.; Общ. ред. и предисл. Асмуса В. Ф. - М.: Наука, 2009. - 133 с.

Волошинов, В.Н. (М.М. Бахтин). Марксизм и философия языка: Основные проблемы социологического метода в науке о языке. Комментарии В. Махлина. «Лабиринт», 1993. - 196 с.

Волошинов, В.Н. (М.М. Бахтин): Фрейдизм. Критический очерк, М.: 1994.

- 154 с.

Гадамер, Х.-Г. Истина и метод / Пер. с нем.; общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова. - М.: Прогресс, 1988. - 704 с.

Гафаров, Х.С. Философская герменевтика Г.-Г. Гадамера: Становление и развитие: дис. ... доктора философских наук, Санкт-Петербург, 2003. - 345 c.

Гидденс, Э. Стратификация и классовая структура // Социологические исследования. 1992. № 9. С. 112-123.

Гидденс, Э. Социология / Пер. с англ.; науч. ред. В. А. Ядов; общ. ред. Л.С. Гурьевой, Л.Н. Посилевича. - М.: Эдиториал УРСС, 1999. - 703 с.

Гидденс, Э. Трансформация интимности. Сексуальность, любовь и эротизм в современных обществах / пер. с англ. В. Анурина. - СПб.: Питер, 2004. - 209 с.

Готьятова, Т.Л. Философия поступка: М.М. Бахтин и постмодернистские социальные теории : дис. ... канд. филос. наук. - Томск, 2006. - 149 с.

Гуревич, П.С. Проблема Другого в философской антропологии М.М. Бахтина / М.М. Бахтин как философ. - М.: Наука, 1992. - 251 с.

Гуссерль, Э. Логические исследования. Картезианские размышления. - М.: Аст, 2000. - 598 с.

Гуцалов, А.А. Формирование проблемы интерсубъективности в феноменологической философии Эдмунда Гуссерля : 1905-1927 гг.: дис. ... канд. филос. наук - М., 2008. - 189 с.

Делез, Ж. Гваттари, Ф. Капитализм и шизофрения. М.: институт научной информации по общественным наукам, 1990. - 107 с.

Делез, Ж. Бергсонизм / Ж. Делез // Критическая философия Канта: учение о способностях. Бергсонизм. Спиноза. - М.: Per se, 2000. - С. 229-334.

Демидова, Е.В. Отсутствие Другого в философии поступка М.М. Бахтина // Этическая мысль. - 2014. - №14 - С. 99-101.

Денисова, Е.А. Человек как проблема онтологической антропологии М.М. Бахтина: методологические аспекты: дис. ... канд. филос. наук. - Краснодар, 2007. - 133 с.

Деррида, Ж. Голос и феномен, и другие работы по теории знака Гуссерля // Пер. с фр. С. Г. Калининой и Н. В. Суслова; Серия Gallicinium. - СПб.: Алетейя, 1999. - 208 с.

Дильтей, В. Описательная психология / перевод с нем. Е. Зайцевой под ред. Г.Г. Шпета. СПб.: Алетейя, 1996. - 160 с.

Дильтей, В. Построение исторического мира в науках о духе // В. Дильтей. Собрание сочинений в шести томах. М.: Три квадрата, 2004, Т. 3. - 419 с.

Дьяков, А.В. Жак Лакан: фигура философа. - М.: Территория будущего, 2010. - 558 с.

Дюркгейм, Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение/ пер. с фр., сост., послесл. и прим. А.Б. Гофмана. - М.: Канон, 1995. - 352 с.

Жижек, С. Возвышенный объект идеологии / [пер. с англ.: Владислав Софронов]. - М.: Худож. журн. 1999. - 236 с.

Жижек, С. Щекотливый субъект: отсутствующий центр политической онтологии. - М.: Изд. Дом «Дело», 2014. - 528 с.

Зайцев, И.Д. Интерсубъективность как проблема социальной философии: дис. ... канд. филос. наук. - М., 2008. - 210 с.

Иванов, В.И. Родное и вселенское / Сост., вступ. ст. и прим. В.М. Толмачева. - М.: Республика, 1994. - 428 с.

Источникова, А.В. Сравнительный анализ герменевтики Бахтина и Хайдеггера: дис. ... канд. филос. наук. - Мурманск, 2007. - 153 с.

Исупов, К.Г. Уроки М. М. Бахтина // М. М. Бахтин: Pro et Contra. Личность и творчество М.М. Бахтина в оценке русской и мировой гуманитарной мысли. -Т. I. - СПб.: РХГИ, 2001. - С. 7-44.

Кант, И. Критика чистого разума / Пер. с нем.; предисл. И. Евлампиева. -М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2007. - 1120 с.

Калыгин, А.И. Формирование эстетической концепции М.М. Бахтина в работах 1920-х годов: дис. ... канд. филос. наук. - М., 2006. - 171 с.

Кларк, К., Холквист, М. Архитектоника ответственности // Михаил Бахтин: pro et contra / Сост. К.Г. Исупов. СПб., 2002. - 37 с.

Кривошеев, А.В. Философия поступка М.М. Бахтина как онтологический проект: дис. ... канд. филос. наук. - Томск, 2007. - 130 с.

Кристева, Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму // Пер. с фр. и вступ. ст. Г.К. Косикова. -М.: Издательская группа «Прогресс», 2000. - С. 427-457.

Кристева, Ю. Избранные труды: разрушение поэтики / Пер. с фр. Г.К. Косикова и Б.П. Наумова - М.: РОССПЭН, 2004. - 652 с.

Кьеркегор, С. Понятие страха. - М.: Академический проект, 2012. - 216 с.

Лакан, Ж. Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда / Жак Лакан; [пер. с фр. А. К. Черноглазова, М. А. Титовой]. - М.: Русское феноменологическое о-во, 1997. - 183 с.

Лакан, Ж. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа // Семинары: Книга П.-М.: Гнозис, 1999. - 520 с.

Лакан, Ж. Четыре основных понятия психоанализа. Семинары: Книга XI (1964) / пер. с фр. А. Черноглазовой. - М.: Гнозис, Логос, 2004. - 304 с.

Лакан, Ж. Этика психоанализа // Семинары: Книга VI. М.: Гнозис, Логос, 2006. - 416 с.

Левинас, Э. От существования к существующему // Э. Левинас. Избранное. Тотальность и бесконечное. - М.: Университетская книга, 2000. - 416 с.

Леонтьев, Ю.А. Проблема интерсубъективности как контекст различения философского и теософского подходов к конструированию субъект-объектных отношений: автореферат дис. ... канд. филос. наук. - Томск, 1996. - 22 с.

Липпс, Т. Основные вопросы этики. СПб.: Изд-во О. Н. Поповой, 1905. -392 с.

Лосев, А.Ф. История Античной эстетики. Ранний эллинизм / А. Ф. Лосев. -М.: Искусство, 1979. Т 5. - 816 с.

Лосский, Н.О. Интуитивная философия Бергсона, Петербург: «Учитель», 1922. - 109 с.

Лосский, Н.О. Чувственная, мистическая и интеллектуальная интуиция. М., 1995 - 400 с.

Лотман, Ю.М. Культура и взрыв. М.: Гнозис, Прогресс, 1992. - 272 с.

Луман, Н. Почему необходима «системная теория»? // Проблемы теоретической социологии. - СПб.: Петрополис, 1994. - С. 43-54.

Ляпунов, В. Комментарий к работе М. Бахтина «К философии поступка» / фрагменты // М.М. Бахтин и перспективы гуманитарных наук. Витебск, 1994. -С. 48-55.

Малявин, В.В., Ячин, С.Е. Роковая метафора: зрение и слух в рефлексивном опыте культур Запада и Востока // Вестник Московского университета. Серия 7: Философия. 2021. № 2. С. 80-95.

Маркс, К. Капитал. Критика политической экономии. Т. I-III. М.: Эксмо, 2011. - 1197 с.

Маркузе, Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального общества / Пер. с англ., послесл., примеч.

A.А. Юдина. Сост., предисл. В.Ю. Кузнецова. - М.: ACT, 2002. - 526 c.

Маркузе, Г. Критическая теория общества / Г. Маркузе (пер. с англ. А.А. Юдина). - М.: Астрель, 2011. - 382 с.

Марсель, Г. Присутствие и бессмертие. Избранные работы / пер. с франц.

B.П. Визгина. - М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2007. -328 с.

Мерло-Понти, М. Феноменология восприятия / М. Мерло-Понти; пер. с фр. под ред. И.С. Вдовиной, С.Л. Фокина. - СПб.: Ювента; Наука, 1999. - 603 c.

Мид, Дж.-Г. Избранное: сб. переводов. Сост. и переводчик В. Николаев. Отв. ред. Д. Ефременко. - сер. Теория и история социологии. - М., 2000. - 290 с.

Мид, Дж.-Г./ Американская социологическая мысль. Р. Мертон. Дж. Мид. Т. Парсонс. А. Шюц: Тексты / под ред. В. И. Добренькова. М., - 1996. - С. 215-260.

Михайлов, А.В. Судьба классического наследия на рубеже XVIII-XIX веков // Он же. Обратный перевод. М.: Языки русской культуры, 2000. - 321 с.

Мосс, М. Очерк о даре / Мосс М. Общества. Обмен. Личность: Труды по социальной антропологии М.: Восточная литература, РАН, 1996. - 416 с.

Мотрошилова, Н.В. Ранняя философия Эдмунда Гуссерля. М.: Прогресс-Традиция, 2018. - 800 с.

Назарчук, А.В. Язык в трансцендентальной прагматике К.-О. Апеля // Вопросы философии, 1997, № 1 . С. 69-76.

Наторп, П. Избранные работы / Сост. В. А. Куренной. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2006. - 384 с.

Ницше, Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей. М.: Культурная революция, 2005. - 215 с.

Огурцов, А.П. Интерсубъективность как поле философских исследований // Личность. Культура. Общество. 2007. №2 (36). С. 79-100.

Орлов, А.В. Практика работы с бюрократией (методы результативного сотрудничества с современной бюрократией в России) // Государственный советник. 2014. № 3 (7). С. 5-8.

Орлова, А.В. Проблема ценности и оценки в философии М.М. Бахтина: дис... канд. филос. наук. - М., 2003. - 146 с.

Павленко, А.Н. Пределы интерсубъективности (критика коммуникативной способности обоснования знания). - СПб.: Алетейя, 2012. - 280 с.

Перлина, Н. Михаил Бахтин и Мартин Бубер: проблемы диалогового мышления // М.М. Бахтин и философская культура XX века: Проблемы бахтинологии: сб. науч. статей / отв. ред. К.Г. Исупов. СПБ.: РГПУ, 1991. Вып. 1, ч. 2. С. 152-160.

Петракова, Н.В. Структура интерсубъективного отношения в современной теории коммуникации // Вестник Евразийской академии административных наук. 2016. №4(37). С. 99-103.

Петракова, Н.В. Диалог в пространстве интерсубъективности// Идеи и Идеалы. 2017 ф. № 4(34). С. 34-43.

Петракова, Н.В. Структура межчеловеческого отношения в философии М. Бубера // Вестник Бурятского государственного университета. 2017 (Ь). № 5. С. 109-117.

Петракова, Н.В. Диалогизм в концепции М. Бахтина (по данным зарубежных исследований) // Коммуникативные исследования. 2022. №2(9). С. 260-274.

Политов, А.В. Историко-философский анализ концепций хронотопа А.А. Ухтомского и М.М. Бахтина: автореферат дис. ... канд. филос. наук. - Пермь, 2016. - 16 с.

Радишевская, Л.В. Телесность и интерсубъективность: к применению феноменологического принципа единства сознания: дис. ... канд. филос. наук. -Томск, 2008. - 138 с.

Рикер, П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике / пер. с фр. И. С. Вдовина. - М.: Канон-Пресс-Ц.: Кучково поле, 2002. - 372 с.

Розенцвейг, Ф. Об одном месте из диссертации М. Бубера (примечания и перевод с нем. Вл. Махлина) // Философские науки, 1995, №1. С. 136-139.

Розеншток-Хюсси, О. Избранное: Язык рода человеческого / О. Розеншток-Хюсси. - М.: 2000. - 608 с.

Рорти, Р. Случайность, ирония, солидарность / Пер. с англ. И.В. Хестановой и Р.З. Хестанова. М.: Русское феноменологическое общество, 1996. - 280 с.

Савченкова, Н.М. «Двойник» и «пара»: две версии интерсубъективности / Н.М. Савченкова // Гуманитарный акцент. 2019. №2. С. 9-18.

Садецкий, А. Открытое слово: Высказывания М.М. Бахтина в свете его «Металингвистической теории». М.: РГУ, 1997. - 167 с.

Салин, А.С. Обоснование интерсубъективности смысла в постметафизическом мышлении: Автореферат дис. ... канд. филос. наук. - М., 2017. - 30 с.

Салливан, Г.С. Интерперсональная теория в психиатрии / Пер. с англ. О. Исаковой. - М.: КСП+; СПб.: Ювента, 1999. - 345 ^

Сартр, Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. - М.: Республика, 2002. - 640 с.

Сеземан, В.Э. Эстетическая оценка в истории искусства // Мысль, 1922. № 1. С. 117-147.

Смирнова, Н.М. Возможна ли междисциплинарная модель интерсубъективности? // Эпистемология и философия науки, 2011, Т.27. №1. С. 55-63.

Смирнова, Н.М. Концепт коммуникативной сложности в парадигме (пост)неклассической рациональности /Инновационная сложность (отв. ред. Князева Е.Н.). - СПБ, Алетейа, 2016. С. 268-295.

Соболевский, А. Провидец // Литературная Россия, 2001, № 8.

Соловьев, В.С. [Теоретическая философия] // Собр. соч. в 2 т. / Т. 1. М., 1990. - 688 ^

Соловьев, В.С. Смысл любви. М..: Современник, 1991. - 524 с.

Спасова, Н.Э. Возникновение проблемы интерсубъективности в новоевропейской философии и ее трансформация в современной философии: дис... канд. филос. наук. - Ростов-на-Дону, 2008. - 153 с.

Степун, Ф.А. Жизнь и творчество. Избранные сочинения / Вступ. статья, вступление и комментарии В.К. Кантора. - М.: Астрель, 2009. - 807 с.

Тард, Г. Монадология и социология / Пер. с фр. А. Шестакова: послесл. Д. Жихаревича. - Пермь: Гиле Пресс, 2016. - 124 с.

Филатов, В.П. Социальное понимание и проблема «другого сознания» // Эпистемология и философия науки, 2020. Т. 57. № 4. С. 6-22.

Фрейд, З. Введение в психоанализ // Фрейд З. Малое собр. соч. / Пер. с нем. Г. Барышниковой и др. СПб.: Азбука-Аттикус, 2011. - 989 с.

Фрейд, З. Недовольство культурой. Фолио, 2013. - 222 с.

Фромм, Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Аст, 1998. - 447 с.

Фромм, Э. Величие и ограниченность теории Фрейда. - М.: Аст, 2000. 448 с.

Фромм, Э. Человеческая ситуация - ключ к гуманистическому психоанализу // Искусство любить / Пер. с англ; Под ред. Д.А. Леонтьева. 2-е изд. СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2007. - 219 с.

Фуко, М. Герменевтика субъекта. Курс лекций, прочитанных в Колледже де Франс в 1981-1982 уч. году. - СПб.: Наука, 2007. - 677 с.

Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / Пер. с фр. В. П. Визгина и Н. С. Автономовой. - СПб.: А-cad, 1994. - 408 с.

Хабермас, Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие / Пер. с нем. под ред. Д. В. Скляднева, послесл. Б. В. Маркова. - М.: Наука, 2000. - 380 с.

Хайдеггер, М. Бытие и Время. - Харьков: Фолио, 2003. - 509 с.

Халиев, К.Р. Нормативная сила «директив» ЕС. Актуальные проблемы экономики и права. 2008. № 3. С. 163-166.

Хомский, Н. Синтаксические структуры // Новое в лингвистике. Вып. 2. М., 1962. - С. 412-527.

Хоркхаймер, М., Адорно, Т. Диалектика просвещения // Медиум. СПб., 1996. - С. 149-209.

Черняков, А.Г. Онтология времени. Бытие и время в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера. СПб., 2001. - 460 с.

Чистилина, И.А. Герменевтическая концепция М.М. Бахтина: от идеи диалога к проблеме понимания: дис. ... канд. филос. наук. - Краснодар, 2006. -139 с.

Шкловский, В.Б. Тетива: О несходстве сходного / Шкловский // Избранное: в 2 т. - М.: Художественная литература, 1983. Т. 2. - 233 с.

Шматко, Н.А. Габитус в структуре социологической теории // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998, №2.

Шопенгауэр, А. О четверояком корне. Мир как воля и представление. Т.1, 2. Критика кантовской философии. - М.: Наука, 1993. - Т 1. - 672 с.

Шлет, Г.Г. Мысль и Слово. Избранные труды / Отв. ред.-составитель Т. Г. Щедрина. - М.: РОССПЭН, 2005 (а). - 688 с.

Шпет, Г.Г. Философия и наука: лекционные курсы / Отв. ред.-составитель Т. Г. Щедрина. - М.: РОССПЭН, 2010. - 496 с.

Шпет, Г.Г. Эстетические фрагменты. СПб.: Колос, 1922-1923. - 81 с.

Шпет, Г.Г. Явление и смысл // Шпет Г.Г. Мысль и Слово. Избр. тр. М., 2005 (Ь). С. 33-188.

Щедрина, Т.Г. Философия культуры Густава Шпета (по материалам архива) // Дом Бурганова. Пространство культуры. 2009. № 2. С. 191-209.

Шюц, А. Некоторые структуры жизненного мира // Философия языка и семиотика. - Иваново: ИвГУ, 1995. - С. 213-229.

Шюц, А. Смысловая структура повседневного мира: очерки по феноменологической социологии / Сост. А. Я. Алхасов; Пер. с англ. А. Я. Алхасова, М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2003. - 336 с.

Эбнер, Ф. Из записных книжек / Махлин В.Л. «Я» и «Другой» (истоки философии «диалога» XX века). СПб., 1995. С 115-128.

Эннс, И.А. Проблема интерсубъективности: основания и способы тематизации: дис. ... канд. филос. наук. - Томск, 2003. - 167 с.

Этциони, А. Коммунитаризм как ключ к мировой легитимности // Политическое управление: научный информационно-образовательный электронный журнал. 2012. № 2 (3). С. 100-117.

Якобсон, Р. Лингвистика и поэтика. СПБ: Питер, 2000. - 156 с.

Ячин, С.Е. Аналитика человеческого бытия: введение в опыт самопознания. Систематический очерк. - М.: ИНФРА-М, 2014. - 217 с.

Ячин, С.Е. Возвращение к дару: контуры рефлексивной культуры дара в современном мире // Вопросы философии. 2014. №9. С. 33-42.

Ячин, С.Е. Человек в последовательности событий жертвы, дара и обмена / С.Е. Ячин. - Владивосток: Дальнаука, 2001. - 279 с.

Ячин, С.Е., Деменчук, П.Ю., Минеев, М.В. Институализация коммуникативных и жизненных практик в обществах современного типа (введение в исследовательскую программу) // Креативная экономика. 2018. Т.12. №9. С. 1400-1415.

Ячин, С.Е. Жертва, дар и обмен. О методе аналитического расслоения модусов человеческого существования // Личность. Культура. Общество, 2022. Т.24. Вып.2 (114). С.55-62.

Abootalebi H., Kargar A. Carnivalesque and its all-pervasive influence in caryl churchill's Cloud Nine // Rupkatha Journal on Interdisciplinary Studies in Humanities, 2020, Vol. 12, no. 2, pp. 1-8.

Antic V.B. Dialogism in contemporary Slovenian poetry: Persona poems and persona collections as an aspect of external dialogism// Primerjalna Knjizevnost, 2020, 43(2), pp. 119-139.

Arroyo Barriguete J.L. The chronotope in space opera: A comparative analysis with the adventure novel // Lexis (Peru), 2021, 44(2), pp. 805-822.

Bager A.S., M0lholm, M. A Methodological Framework for Organizational Discourse Activism: an Ethics of Dispositif and Dialogue // Philosophy of Management, 2020, 19(1), pp. 99-126.

Bell W. «The new messiah of the battlefields»: The body as discursive strategy in dalton trumbo's johnny got his gun // NJES Nordic Journal of English Studies, 2020, 19(5), pp. 47-63.

Bidgoli M. Comedy and humour: An ethical perspective // European Journal of Humour Research, 2020, 8(1), pp. 82-94.

Brait B., Pistori, M.H.C. Marxism and the philosophy of language: The reception of Bakhtin and the Circle in Brazil // Bakhtiniana, 2020, 15(2), pp. 33-66.

Bronich M.K., Baranova, M.I. The Bakhtinian carnival in Chicano novels by Rolando Hinojosa // Studia Litterarum, 2021, 6(1), pp. 152-169.

Buzgalin A., Bulavka-Buzgalina, L. Culture and revolution: Bakhtin, Mayakovsky and Lenin (disalienation as [social] creativity) // Third World Quarterly, 2020, 41(8), pp. 1322-1337.

Cai K. Looking, reading, and intertextuality in Ding Ling's "shafei nushi de riji" // Prism, 2020, 17(2), pp. 298-325.

Campbel B. Africa starts at the pyrenees: Humor, laughter, and financial recession in a Spanish enclave in Morocco // Anthropological Quarterly, 2020, 92(1), pp. 143-172.

Cavada E., Connor P., Nency J.-L. Who comes after the subject. Routledge, Chapman and Hall, inc. New York, 1991.

Cook J. M. M. Bakhtin and the German proto-Romantic tradition // Studies in East European Thought, 2020, 72(1), pp. 59-81.

Daly, A. Primary Intersubjectivity: Empathy, Affective Reversibility, 'Self-Affection' and the Primordial «We». - 2014.

Davydov A.P. Methodological "mid-for" from the perspective of v. Lektorsky's non-classics, a. akhiezer's mediation and r. greenberg's / a. rubinstein's complementarity principle // Voprosy Filosofii, 2021(4), pp.191-202.

De Castro G., Do Nascimento B.S. The Bakhtin circle and their respective support for theoretical debates in the field of information science // Encontros Bibli: revista eletronica de biblioteconomia e ciencia da mforma?ao, 2021, Vol. 25, art. 66383.

Denman F. Russian speakers and 'The Russian Language' in Ireland: unity, hybridity, standard and variation // Journal of Multilingual and Multicultural Development, 2021, 42(2), pp. 178-194.

Diste O. Opportunities and problems of dialogical pedagogy in art museum education // Dialogue Pedagogy, 2021, 9, pp. 1-36.

Dubrovskaya S.A. M.M. Bakhtin in literary life of Mordovia in the 1940-1960 // Bulletin of Ugric Studies, 2021, 10(4), pp. 633-641.

Dubrovskaia S., Osovskiy O. Quotes from herzen in M.M. Bakhtin's study on rabelais // Russkaia Literatura, 2020(3), pp. 252-255.

Ellis J. Laughter's truths: Hurston, Ellison, and open-ended dialogue // Studies in American Humor, 2020, 6 (1), pp. 91-109.

Feng W. Intercultural aesthetics in traditional Chinese theatre: From 1978 to the present (Book). 2020, pp. 1-277.

Gi^ver K., Jones, L. Putting Arendt, Bakhtin and atmosphere to work: Exploring different paths concerning the language development of multilingual children // Contemporary Issues in Early Childhood, 2020, Vol. 22, iss. 2, pp. 183-194.

Good M.-J.D. Spectral Presences of Si Pai: Begoña Aretxaga's Cipayo and Uncanny Experiences of Si Pai in Aceh 2008 // Ethos, 2020, 47(4), pp. 480-488.

Goulart C.M., Corais, M.C. Literacy, Discourse and the Production of Social Senses: Dimensions and Guidelines for Research and for Teaching // Bakhtiniana, 2020, 15(4), pp. 73-94.

Grogan B. Refining contrapuntal pedagogy: Reflections on teaching warsan shire's "home" and w.h. auden's "refugee blues" to first-year students // Education as Change, 2020, 24 ,7506, pp. 1-17.

Gunther H.B.G. Wilhelm Diltheys Weltanschaungslehre // Festschrift für E. Spranger. Leipzig, 1942.

Guseynov A.A. Moral philosophy and ethics: The demarcation line // Journal of Siberian Federal University - Humanities and Social Sciences, 2020, 13(8), pp. 12891297.

Gutierrez A., Kostogriz, A. The influence of chronotopes on pre-service teachers' professional becoming in a school-university partnership // Teachers and Teaching: Theory and Practice, 2020, 26(5-6), pp. 475-489.

Hassanzadeh M.R., Javanian, Rahmani, F. The art of laughing: A study of the tempo-spatial matrix in oliver goldsmith's she stoops to // ELOPE: English Language Overseas Perspectives and Enquiries, 2020, 17(2), pp. 137-147.

Hendlin Y.H. The Law of the Excluded Middle: Discourse as Casualty of the Post-Truth Extremist Response to the Coronavirus Pandemic // Law, Culture and the Humanities, 2021, published online March 24.

Intezar H. Speaking Pictures, Silent Voices: Female Athletes and the Negotiation of Selfhood // Integrative Psychological and Behavioral Science, 2021, 55(1), pp. 89111.

Issa R., Wigen, E. Levantine chronotopes: prisms for entangled historie // Contemporary Levant, 2020, 5(1), pp. 1-12.

Jaeger E. Friends and authors: Spontaneous co-composing in a writing workshop// Journal of Early Childhood Literacy, 2021, 21(2), pp. 177-207.

Jensehaugen J. Terra morata: the West Bank in Menachem Begin's worldview // Contemporary Levant, 2020, 5(1), pp. 54-63.

Jones V., Beynon, S. Edible insects: applying Bakhtin's carnivalesque to understand how education practices can help transform young people's eating habits // Children's Geographies, 2021, 19(1), pp. 13-23.

Jung S.E., Lee K.A young child's dialogic appropriation of programmable robots // British Journal of Educational Technology, 2021, 52(1), pp. 394-410.

Kirzhaeva V., Maslova, E. Fruitful inspiration: Fresh view on bakhtinian dialogism in some fields of the humanities // Dialogic Pedagogy, 2021, 9, pp. 1-6.

Kirzhaeva V.P., Osovskiy, O.E. A bourgeois reader through the eyes of a postbourgeois researcher: On tatiana venediktova's literature as an experience, or a

"bourgeois reader" as a cultural hero. Moscow: New literary observer, 2018. 280 p. // Tekst, Kniga, Knigoizdaniye, 2020, 23, pp. 160-173.

Kriukova E.B., Koval, O.A. Six thinkers in search of the author // Studia Litterarum, 2020, 5(3), pp. 44-67.

Lee C. Ethical perplexities of researching with children in uncertain times: a dialogic approach // International Studies in Sociology of Education, 2021. Vol. 30, pp. 32-42.

Li K., Blommaert J. 'Please abuse me': Ludic-carnivalesque female masochism on Sina Weibo // Gender and Language, 2020, 14(1), pp. 28-48.

Lima N.W., De Moraes, A.G., De Goes Monteiro, A.V. Cântico dos cânticos, quântico dos quânticos: Dialogical relationships between art, contemporary science, and health in the album quanta by gilberto gil // Historia, Ciencias, Saude -Manguinhos, 2021, 28(1), pp. 187-209.

Lin Y., Tingting, Y. Overinterpretation: Subjectivity in Acceptance of Bakhtin's Polyphonic Novel Theory // Interdisciplinary Studies of Literature, 2020, 4(2), pp. 163-173.

Lowe S., Tapachai N. Bakhtin to the future // Journal of Business and Industrial Marketing, 2020, Vol. 36, no. 10, pp. 1721-1728.

Majbroda K. Laughter - dialogue - subversion. Bachtin in the anthropological reception // Lud, 2020, 104, pp. 493-509.

Mateksmit Z., Cuto, E. Consciousness or cognition? (Problems with translating bakhtin; OR, how to translate bakhtin well?) // Knjizevna Smotra, 2020, Vol. 52, no. 197 (3), pp. 133-138.

Matusov E., Sullivan, P. Pedagogical Violence // Integrative Psychological and Behavioral Science, 2020, 54(2), pp. 438-464.

Minnullin O.R. Opposing deconstruction: The value aspect of the theory of Artistic Wholeness // Voprosy Literatury, 2020 (3), pp. 126-138.

Mironov A.S. On the time in Russian Bylinas and its axiological nature // Novyj Istoriceskij Vestnik, 2020 (63), pp. 71-89.

Mohammed S.N., Trumpbour R.C. The Carnivalesque in the 2016 U.S. Presidential Campaign // Presidential Studies Quarterly, 2020, Vol. 51, iss. 4, pp. 884-903

Monea B. Looking At Screens: Examining Human-Computer Interaction and Communicative Breakdown in an Educational Online Writing Community // Computers and Composition, 2020, Vol. 58, art. 102605.

Moon D.S. The role of cultural production in celebrity politics: Comparing the campaigns of Jesse 'The Body' Ventura (1999) and Donald Trump (2016) // Politics, 2020, 40(2), pp. 139-153.

Nakamura T. Motivation, imagined self, and speech genres: Bakhtinian considerations // System, 2021, Vol. 99, art. 102252.

Novlianskaya Z.N. Co-creation of understanding. On a literature course in the developmental education system // Psychological Science and Education, 2020, 25(4), pp. 71-80.

Nugent M. Listening to the voice of the child: listening to laughter // Education 313, 2021, 49 (5), pp. 572-582.

O'Hare A., Coyne, J. Unschooling and the Self: A dialogical analysis of unschooling blogs in Australia and New Zealand // Culture and Psychology, 2020, 26(3), pp. 484-499.

Ohman A. Embodiment and the Risk of Reading // Educational Theory, 2020, 70 (1), pp. 21-29.

O'Leary S., Smith, D. Moments of resistance: An internally persuasive view of performance and impact reports in non-governmental organizations // Accounting, Organizations and Society, 2020, Vol. 85, art. 101140.

Pandya J., Low D. Theorizing the Addressive Audience in Children's Digital Video Production // Written Communication, 2020, 37(1), pp. 41-68.

Parks P. Covering Trump's 'Carnival': A Rhetorical Alternative to 'Objective' Reporting // Journalism Practice, 2020, 13(10), pp. 1164-1184.

Parslow J. The Levant, from utopia to chronotopia: an unsettled word for an unsettled region // Contemporary Levant, 2020, 5(1), pp. 13-23.

Perrie M. The Oprichnina as a Carnival of Violence: Ivan the Terrible and Muscovite Popular Culture //Russian History, 2020, 47(1-2), pp. 100-113.

Petrakos C. Comedy gold: Humor on the Alaska-Yukon border, 1886-1896 // Studies in American Humor, 2021, 7(1), pp. 86-104.

Ponce A.G. Who's Afraid of Lotman and Bakhtin? Two Semiotic Readings of Fear // Bakhtiniana, 2020, 15(4), pp. 28-43.

Ratnam T. Provocation to Dialog in a Third Space: Helping Teachers Walk Toward Equity Pedagogy // Frontiers in Education, 2020, Vol. 5, art. 569018.

Remm T., Kasemets K. Chronotope as a framework for landscape experience analysis //Landscape Research, 2020, 45(2), pp. 254-264.

Rorty R. The Linguistic Turn. Recent Essays in Philosophical Method (Ed. and with an introd. by R. Rorty). Chicago - London, 1967.

Shayan T. The culture of childhood in (and) spaces of resistance// Contemporary Issues in Early Childhood, 2020.

Shevchenko E.A. The function of figurative language in the dialogue between dickens and his reader // Studia Litterarum, 2021, 5(4), pp. 166-181.

Shevchenko S. Yu., Tukhvatulina, L.A. Unholy simplicity: Virtue epistemology and the three strategies of scientific denialism // Voprosy Filosofii, 2020(11), pp. 109-119.

Simpson A., Dervin, F. Forms of dialogism in the Council of Europe Reference Framework on Competences for Democratic Culture // Journal of Multilingual and Multicultural Development, 2020, 41(4), pp. 305-319.

Tasca M. "Positioning theory" and analysis of the lyrical subject // Enthymema, 2020, 25, pp. 445-463.

Ukoha C., Stranieri, A. The delicate balance of communicational interests: A Bakhtinian view of social media in health care // Journal of Information, Communication and Ethics in Society, 2020, Vol. 19, iss. 2, pp. 236-246.

Vasconcelos F.M. Musical dialogism and time: Musical utterance under the light of bakhtinian and berian // Opus, 2020, Vol. 26, no. 1, art. 2608.

White E.J. Mikhail Bakhtin: a two-faced encounter with child becoming(s) through dialogue // Early Child Development and Care, 2020, Vol. 191, iss. 7-8, pp. 1277-1286.

Williams J., Ryan J. On the compatibility of dialogism and dialectics: the case of mathematics education and professional development // Mind, Culture, and Activity, 2020, 27(1), pp. 70-85.

Ye D., Wang D. Dynamic Coherence in the Dialogue of Subjects A study based on Bakhtin's Theory of Dialogue // Semiotic Studies Chinese, 2020, 16(1), pp. 105-118.

Zhang Y. The art of cunning: Georg Lukacs, Mikhail Bakhtin and Soviet Socialist realism// Journal of European Studies, 2021, 51(1), pp. 24-46.

Zhou X. Daoism and dialogism: A dialogue between China and the West // Culture and Psychology, 2020, 25(4), pp. 517-543.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.