Стихотворное наследие Г. С. Батенькова: Проблемы текстологии и поэтики тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Шапир, Максим Ильич

• Шапир, Максим Ильич
• кандидат филологических наук
• 1999

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Шапир, Максим Ильич

Введение

§ 1. Проблема

§2. Подход

§ 3. Материал

§4. Гипотеза

§ 5. Контекст

Глава I. Стих

§ 1. Метрика и строфика

§ 2. Ритм ударений

§ 3. Ритм словоразделов ? :

§ 4. «Вертикальный» ритм

§ 5. Рифма

Глава И. Стих и язык

§ 1. Ритм и морфология (частеречевая структура стиха)

§ 2. Ритм и синтаксис (межстрочные грамматические связи)

§ 3. Ритм и синтаксис (внутристрочные грамматические связи)

§ 4. Формулы и клише

Глава III. Язык

§1. Фонетика

§ 2. Морфология

§3. Синтаксис

§ 4. Словарь (стилистический аспект)

§ 5. Словарь (историко-лексикологический аспект)

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Стихотворное наследие Г. С. Батенькова: Проблемы текстологии и поэтики»

При всём несогласии друг с другом пишущие о Гаврииле Степановиче Батенькове (1793—1863) неизменно сходятся в одном: <«.> тайна его судьбы до сихъ поръ не разгадана» (Гершензон 1916, 20). По словам историка, его участь была страшнее, чем у кого бы то ни было из декабристов, не исключая пяти казненных. Наказание, выпавшее ему на долю, поражает несоразмерностью вине: осужденный на двадцать, а после смягчения приговора — на пятнадцать лет каторжных работ, «Батеньковъ провелъ, въ строжайшемъ одиночному за-ключенш», 20 лет 1 месяц и 17 дней (Модзалевский 1918, 101; Карцов 1965, 160) Ч Большую часть своего срока — около 19 лет — Батеньков содержался в Алексеевском равелине в качестве «секретного арестанта № 1»: его настоящее имя было известно только коменданту. О том, что заключенный пережил в крепости, трудно судить даже по материалам его дела и по собственноручным запискам: кто-то видит в них «тайны прозрЪвшаго духа» (Гершензон 1916, 26), кто-то — болезненный бред, «достойный вопля Поприщина» (Модзалевский 1918, 126, 153). Одни полагают, что «въ продолженш всЬхъ 20 л'Ътъ» Батеньков «быль совершенно безуменъ» (Модзалевский

1 У других декабристов сроки заключения не увеличивались, а сокращались: например, барон В. И. Штейнгель, как и Батеньков, осужденный по III разряду, ограничился неполными 10 годами каторги. На бумаге наказание Батенькову тоже было сокращено до 10 лет (см. Гернет 1946, 175 примеч. 3).

1918, 108, 107), другие — что «секретный арестант» лишь прикидывался душевнобольным (Снытко 1956, 294—296; Брегман 1989,44—45,73,75, 77)2.

2 Б. Л. Модзалевский пришел к выводу, что Батеньков был болен «какою то формою manía grandiosa», «быть можетъ <.> съ проблесками сознашя» (1918, 107): «Когда я поравнялся съ Гомеромъ, — извещал он Николая I в январе 1835 г., — тогда стало разкрываться, что такое вознести народъ <ср. строфу 17 „Тюремной песни" в редакции А. А. Илюшина (1978, 103). — М. Ш.>». «Когда я поравнялся съ Ра-фаелемъ, узналъ, что такое быть <срГстрофу 28 „Тюремной песни". — М. Ш.>» (Модзалевский 1918, 120). Мало того, мысленно Батеньков поравнялся с самим Создателем. «Въ день Пасхи» 1828 г., вспоминал он десятилетия спустя, «я почувствовалъ себя Творцомъ, равнымъ Бо-гу<,> и вм^стЬ съ Богомъ решился разрушить м1ръ и пересоздать» (Гершензон 1916, 34; ср. строфы 21 и 26 «Тюремной песни»). В подтверждение своего диагноза Модзалевский цитировал послания Ба-тенькова к императору, в которых бессвязные и отрывочные мысли о делах «государственной важности» перемежаются матерной бранью: «Если <.> членъ Тайнаго Общества <.> прикосновенъ былъ къ дЪламъ сего рода. Тогда въ одну сторону когда къ чувству прикосно-вешя умъ за разумъ заходится, то продолжать дЬло до тол'Ъ пока еще не произнесено станетъ лЪзвЪемъ». «Когда въ другую сторону прикосновенный остается полоумнымъ, тогда до проявлешя ему голоса во снЪ пресЬчь общеше внешней жизни. Пока приметъ огненной языкъ или вдохновеше Оды» (1918, 124).

Противоположное мнение восходит еще к рапорту штаб-лекаря Г. И. Элькана (26.111 1828), которому казалось, что Батеньков симулирует сумасшествие, чтобы скрыть намерение самоубийства (см. Модзалевский 1918, 111). 25.1 1846 в ответ на исходящее от императора приказание переосвидетельствовать Батенькова комендант крепости Н. И. Скобелев доносил шефу жандармов графу А. Ф. Орлову: «<.> при не р-Ьдкихъ посЪщешяхъ, я никогда не находилъ преступника Ба

Несмотря на то что с рождения Батенькова прошло более двух столетий, его личность и обстоятельства жизни продолжают притягивать к себе всё новые и новые загадки. Судьба его поэтического наследия сложилась не менее удивительно, чем судьба самого поэта. При жизни Батеньков почти не печатался: «<.> вдохновение мое про себя» (1989, 341). Незадолго до смерти увидела свет только поэма «Одичалый», изданная, быть может без участия сочинителя, трижды в течение трех лет (Батеньков 1859; 1861; 1862). Батеньков долго считался автором одного этого произведения, получившего к тому же у литературоведов весьма сдержанную оценку: как писал С. А. Венгеров, «поэтичесюя достоинства его <.> не велики» (1891, 227). Со временем нашлись и другие стихи Батенькова, но они также были признаны «неискусными» (Гершензон 1916, 24)3. В середине нынешнего столетия отношение к Батенькова лишеннымъ разсудка, въ чемъ и крепостной медикъ со мной согласенъ» (Модзалевский 1918, 133; ср. Чернов 1933, 64—66). Странное поведение заключенного и его маловразумительные речи оппоненты Модзалевского объясняют тем, что Батеньков, подобно юродивому, рассчитывал на то, что болезнь обеспечит ему свободу высказываний. Эти предположения отчасти питает крайняя дерзость батеньков-ских писем Николаю I: «Государь, ты дуракъ <.>»; «Ссуди мнЪ, пожалуйста, рублей до пяти. Тяжело все одну кашу. Отдамъ — когда разбогатею»; «Мн'Ь бы тебя хоть одиножды убить. Тогда бы я прахъ Твой и разсЬялъ»', «Ежели позвать Тебя на трубку табаку; то пожалуй и не помиримся» (Модзалевский 1918, 121, 122; ср. Карцов 1965, 168—170). По рассказам М. М. Гедельштрома (Стогов 1878, 517) и Е. И. Якушки-на (1926, 46—47), версию о симуляции поддерживал Батеньков. 3 С этим вряд ли согласился бы сам стихотворец: «Съ этаго время-ни <Батеньков говорит о душевном кризисе, пережитом в 1828 г. — тенькову-поэту стало постепенно меняться, однако именно в эти годы было поставлено под сомнение авторство наиболее популярного его произведения — «Одичалого»: в самом деле, «принадлежность этого стихотворения Батенькову документально не доказана» (Снытко 1956, 318 примеч. 1). Впрочем, с сомнениями Т. Г. Снытко другие исследователи не согласились: их доводы, не обладающие безусловной доказательностью, в целом убедительно говорят в пользу того, что «Одичалый» написан скорее Батеньковым, нежели кем-то еще (см. Ба-занов 1961, 442—448; Илюшин 1966а, 189—199; 1966в, 34—39; 1978,21—30).

Особенно обстоятельно последнюю точку зрения аргументировал А. А. Илюшин, в монографии которого примерно половина известных на сегодня стихотворных строк Батенькова была опубликована впервые. Открытие новых текстов, среди которых есть первоклассные стихотворения, позволило публикатору утверждать, что «Батеньков внес значительный, но „незримый миру" вклад в историю нашей поэзии» (1978, 9). Надо признать, что Илюшин сумел достичь поставленной цели— «вернуть истории русской литературы <.> „потерянного" и забытого поэта, чьи <.> стихи заслуживают внимания исследователей и любви читателей» (1978, 5)4. Вскоре после

М. Ш.> слагалъ уже я стихи чрезвычайно сильные и умные» (Гершен-зон 1916, 33).

4 На какое-то время коллегам почудилось даже, что благодаря исследованию Илюшина «поэзия декабриста Г. С. Батенькова, интересного поэта-экспериментатора, но очень отдаленного предтечи XX в., интерпретирована и оценена <.> в целом <.> на базе более высокой филологической культуры (и с человеческой отзывчивостью, предпоиздания 1978 г. произведения Батенькова стали объектом цитирования в стихах и прозе, их включили в поэтические антологии, перепечатав миллионными тиражами, и посвятили им несколько исследований, причем не только у нас, но и за рубежом. Казалось, в представлении о роли Батенькова в литературе наступил окончательный перелом: поэт, которому не хватило места в 9-томной литературной энциклопедии, очутился с тремястами других литераторов в относительно небольшом словаре русских писателей (Илюшин 1990а; ср. 1971а). И тут возникла новая загадка: львиная доля опубликованного Илюшиным, составляющая едва ли не лучшую треть поэзии Батенькова, не может быть подтверждена автографами. Хранившийся в одном из архивов «рукописный сборник батеньковских стихотворений, подаренный автором С. П. Трубецкому» (Илюшин 1978, 117), куда-то бесследно исчез: по официальным сведениям, он находится в розыске с 1975 г.5 лагаемой ею), чем значительно сильнее задевающая нашу эпоху поэзия Хлебникова» (Григорьев 1983,20).

5 Процитирую (в извлечениях) справку, составленную заместителем начальника отдела организации и учета документов Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) Л. Г. Ароновым (З.УП 1997): «Фонд 1143 „Трубецкой Сергей Николаевич <?!>, князь, декабрист" поступил в Центральный Государственный Исторический архив в г. Москве (ЦГИАМ) из Центрального государственного архива древних актов (ЦГАДА) в составе фонда „Свербеевых" в 1941 г. В конце 40х гг<.> происходило описание документов, тогда же и был сформирован фонд № 1143 <.> В 1959 г<.> фонд № 1143 микрофильмировался <.> Дело № 48 <содержащее письма и стихи Батенькова. — М.Ш.> не было микрофильмировано. В акте проверки наличия и состояния документов фонда от ноября 1975 г<.> впервые зафиксировано отсут

Обнаружить этот сборник в настоящий момент не удается. Но покуда он не отыщется, к вопросу об авторстве напечатанных по его тексту произведений нельзя подступиться иначе, как с помощью филологической критики текста, и поскольку предметом спора являются сочинения поэта, основную роль принужден играть сравнительный лингвостиховедческий анализ подлинного и сомнительного Батенькова на фоне русской поэтической традиции. Это и будет задачей моей работы — выяснить, каковы возможности такого анализа при решении текстологических проблем, связанных с авторством и датировкой.

§ 2. Подход

Опыт применения стиховедческих методов в текстологии скромен, и достижения невелики6. Впервые к изучению стиха и языка Пушкина в сопоставлении со стихом и языком приписанного ему текста сто лет назад обратился Ф. Е. Корш — лучший русский стиховед того времени. Разбирая вопрос о подлинности окончания «Русалки», опубликованного Д. П. Зуествие дела № 48. Тогда же это дело было поставлено на учёт, как отсутствующее <.> Можно предположить, что дело № 48 отсутствовало уже в конце 1950х гг. <.> В настоящее время дело № 48, оп. 1 ф. 1143 продолжает находится в розыске». Следует добавить, что в 1961 г. фонды ЦГИАМ были переданы в Центральный государственный архив Октябрьской революции (ЦГАОР), в 1992 г. переименованный в ГАРФ.

6 Речь не идет о тех нередких случаях, когда реконструкция текста базируется на его стихотворной структуре [см. одну из последних работ в этом направлении (Гаспаров 1991)]. вым в 1897 г., Корш в итоге пришел к следующему: «За исклю-чешемъ очевидныхъ погрешностей, проскользнувшихъ въ запись по запамятованью, и нЬкоторыхъ неудачныхъ выраже-нш, естественныхъ въ первомъ наброске <Д. П. Зуев выдавал свою подделку за неоконченную работу Пушкина. — М. ///. >, текстъ г. Зуева не содержитъ въ себе почти ни одного оборота или слова, которыхъ не оказывалось бы въ безспорныхъ про-изведешяхъ Пушкина. То-же можно сказать и о реторической и метрической стороне этого текста, при чемъ сходство распространяется на таюя тонкости, которыя до сихъ поръ ни-кемъ не были замечены» (1899, IV: 578) 7. Спустя два десятилетия с учетом новейших достижений науки о стихе к этому вопросу вернулся Б. В. Томашевский: «Много бумаги исписано — принадлежит ли Пушкину Зуевское „Окончание Русалки". Анализировался каждый стих этого „окончания", но в массе этого стиха не исследовали. Конечно — о каждом стихе могут быть бесконечные сомнения, как и о каждом слове: употребил ли его Пушкин или нет. Но ритм есть инерция, созда

7 Схема доказательства на протяжении всей 400-страничной работы Корша в общих чертах такова: данный стих или данное выражение в «записи» Зуева нехороши; Пушкин тоже не свободен от недостатков; следовательно, это Пушкин. Означает ли это, что, кроме Пушкина, никто плохих стихов не писал? Современная Коршу академическая наука встретила его труд сочувственно: «Кому бы ни принадлежало оконча-ше „Русалки" <.> но данныя языка <.> таковы, что дають полное основаше для решешя вопроса объ окончаши „Русалки" <.> именно, въ томъ смысле, въ которомъ онъ решенъ Коршемъ» (Будде 1904, 12 примеч. 1). Критику лингвистических и стиховедческих аргументов Корша см.: Виноградов 1958, 10—18; 1959, 272—287; Штокмар 1960, 101—124. ваемая цепью стихов. И эта инерция индивидуальна для поэта. Подделать слова — легко. Подделать ритм возможно лишь после тщательного изучения его, чего у Зуева<,> понятно<,> не было» (1923, 117). Проанализировав ритм ударений и словоразделов в зуевском окончании «Русалки», Томашевский категорически заявил, что «Пушкину это произведение принадлежать не может» (1923, 118) 8.

Вывод бесспорный, но не будем упускать из виду, что сделан он был уже в те годы, когда мог иметь лишь чисто теоретический интерес: вопрос о подлинности «Русалки» был практически разрешен (см. Суворин 1900). Эта оговорка сохраняет силу и применительно к рассуждениям Томашевского по поводу стиха «Гавриилиады»: ритмические характеристики поэмы точно попадают в промежуток между характеристиками пушкинского 5-стопного ямба 1817—1821 и 1823—1825 гг., чем «бесповоротно подтверждается <заметим: только подтверждается.— М. III. > правильность приписывания „Гавриилиады" Пушкину и ее принятая датировка» (1923, 105; 1922, 86— 89). В то же время общие воззрения Томашевского на текстологические потенции стиховедения кажутся чересчур оптими

8 Ср.: «Кривая Зуева, постоянно выходя за пределы Пушкинского употребления ритмических форм, явно принадлежит не Пушкину, а какому-то эпигону» (Томашевский 1923, 117—118). Редкоударные стопы у Зуева ударяются еще реже, а частоударные — еще чаще, чем у Пушкина: так, на 2-й стопе бесцезурного 5-стопного ямба уровень ударности у Пушкина колеблется от 69,1 до 76,1%, у Зуева — 67,2%; на 3-й стопе: у Пушкина — от 82,5 до 87,3%, у Зуева — 88,4%; на 4-й стопе: у Пушкина — от 50,6 до 59,8%, у Зуева — 48,0%. Таков же характер различий в ритме словоразделов. стическими. В 1922 г. исследователь был уверен, что «объективное изучеше <стиха. — М. Ш. > сколько-нибудь значительная произведешя <.> безошибочно можетъ указать на автора, настолько расходятся манеры различныхъ поэтовъ» (1922, 87). Но когда через несколько лет «возник вопрос о принадлежности Пушкину стихотворения „Гараль и Гальвина"» и М. А. Цявловский обратился к Томашевскому «с просьбою выяснить, нельзя ли по стиху определить его принадлежность», стало очевидно, что цифры не в состоянии дать точных указаний на автора: «Если анализ ритма, — поправлял сам себя Томашевский, — может служить сильным аргументом против принадлежности поэту приписываемого ему произведения, то не так уверенно можно пользоваться этим анализом как аргументом за принадлежность» (1929, 250—251).

Следующую стиховедческую инъекцию в текстологию сделал через 40 лет В. М. Жирмунский (1968а, 20—21; 1975): он заподозрил необходимость передатировать «Утреннее размышление» Ломоносова, обычно — без особых оснований — печатаемое под 1743 г. Полноударных строк в этом произведении оказалось намного меньше, чем в других стихах раннего Ломоносова, а так как с течением времени доля пиррихиев у Ломоносова повышалась, Жирмунский отнес «Утреннее размышление» к 1749—1751 гг., а К. Ф. Тарановский (1975, 35) — к 1746—1747 гг. Однако оба стиховеда были, видимо, не совсем правы, ибо не располагали достаточными сведениями об эволюции ломоносовского ритма и к тому же исходили из первопечатной редакции «Утреннего размышления», в которой полноударных строк на 7% меньше, чем в рукописи. Как показало детальное исследование, это стихотворение по ритмическим параметрам совпадает с одами, написанными в 1745 г. или не позднее ноября 1746 г.9

С именем Тарановского связана еще одна попытка уточнения хронологии по данным стиха (Тагапоузку 1982). Речь идет о «Луке Мудищеве», которого рукописная и печатная традиция упорно приписывала Баркову. Тарановский продемонстрировал, что ритмика этой поэмы имеет мало общего с ритмикой Баркова и его современников: нет сомнения, что «Лука» был создан после 1820 г. С «отрицательным» результатом Тарановского не согласиться нельзя, но обнародованное им (со ссылкой на П. Н. Беркова) предположение о том, что поэма была написана Л. С. Пушкиным между 1833 и 1837 г., на мой взгляд, несостоятельно. Прежде всего, это противоречит содержанию 10. Но для нашей темы важнее, что гипотеза Беркова — Тарановского не согласуется со стихом «Луки». Ритм тут, конечно, ни при чем: произведение с таким профи

9 По тем же причинам нуждается в пересмотре датировка еще двух произведений Ломоносова (см. Шапир 19966, 91 примеч. 9; и др.).

10 Оспаривая атрибуцию «Луки» Баркову, Тарановский обратил внимание на то, что «в генеалогии Мудищевых» фигурирует прадед героя — «блестящий генерал при дворе Екатерины Великой»: Благодаря своей машине II При матушке Екатерине II Был в случае Мудищев Лев, II Красавец генерал-аншеф. Отсюда ученый заключил, что «Лука должен был бы родиться в первые годы XIX в.» (Тагапоузку 1982, 429). Думается, что в своих выкладках Тарановский неаккуратен: правнук Льва Мудищева не должен быть старше правнуков Екатерины, а потому он никак не мог появиться на свет раньше 1810 г. (ср. Сапов 19946, 348). При этом с его рождения до времени действия поэмы прошло еще четыре десятилетия: Лука Мудищев был дородный II Мужчина лет так сорока. лем ударности могло быть написано и в 1830-х, и в 1890-х годах (ср. Богомолов 1994, 342—343; Сапов 19946, 351—353). Глобальных изменений в ритмике 4-стопного ямба в этот период не происходило, но зато именно тогда осваивалась приблизительная рифма: максимум несовпадения заударных гласных в рифмующих словах в 1810-е годы достигал 2,5%, в 1820-е —7,5%, в 1830-е — 12,5%, в 1840-е—17%, в 1850-е — 28% (см. Гаспаров 1984в, 19—22; ср. Кошути^ 1919, 259 и далее; Жирмунский 1923, 151—178; 19686) п. С этими цифрами уместно сопоставить аналогичные показатели по «Луке»: в одной из его многочисленных редакций доля приблизительных рифм составляет 17,2%, в другой— 18,3%, в заключительной части «Мудищева и купчихи» — 26,1%, в поэме «Отец Про-хватий», якобы восходящей к прототексту (Сапов 19946, 361 сл.), — 16% 12. Маловероятно, чтобы «Лука» обгонял поэтику своего времени (ср. Сапов 19946, 353), а это значит, что terminus post quem— 1850-е годы (ср. примеч. 10). Скорее всего, поэма возникла лет на 10 или 20 позже [по сведениям Л. В. Бессмертных, к этому времени относится и самый ранний из сохранившихся списков (см. Богомолов 1994, 342)].

Последний раз в интересующем нас аспекте анализ стиха был предпринят для атетезы: Ю. М. Лотман и М. Ю. Лотман (1986) доказывали, что Пушкин не мог быть автором того текста X главы «Онегина», который опубликовали Л. И. Тимо

11 Удельный вес приблизительных рифм принято указывать в процентах от общего числа женских рифм за вычетом неточных (Гаспаров 1984в, 8).

12 Обследованные тексты см.: Илюшин, Красухин 1992, 110—122; Сапов 1994а, 249—260, 362—371. феев и Вяч. Черкасский. Обращение к стиховедению в этом случае мне кажется одновременно избыточным и недостаточным. С одной стороны, чтобы отвести авторство Пушкина, статистика не нужна: даже самая элементарная текстология выявляет знакомство мистификатора с печатным текстом фрагментов так называемой X главы (Лотман Ю., Лотман М. 1986,127—128)13. С другой стороны, «методологический интерес», которым мотивируют свое исследование авторы (1986, 128), не может быть удовлетворен одним только сравнением ритма ударений: это лишь первый шаг в изучении стиха подлинника и подделки. В частности, более информативными представляются наблюдения М. Л. Гаспарова над рифмой: по его подсчетам, в дописанных кусках X главы «приблизительных рифм 7%», а «показатель настоящего <„>Е 0<негина"> — 1,3%». Существенно также, что «до Лермонтова и А. К. Толстого» вообще не употреблялись «рифмы типа „скрою — героя"» (цит. по: Лотман Ю., Лотман М. 1986, 151 примеч. 38).

Завершая обзор, я готов — с необходимыми оговорками— повторить слова Томашевского: «<.> до сих пор филологический анализ с целью определения автора не дал убедительных результатов» (1928, 186)14. Все рассмотренные примеры кажутся довольно простыми: порой загадочна не столько мистификация, сколько готовность академического ученого при

13 Ср. полемические отклики на статью Лотманов (Сарнов 1986; Песков 1987; Грекова 1988).

14 К числу немногих ярких исключений относятся разыскания Цяв-ловского (1996) об авторе «Тени Баркова», но структуры пушкинского стиха они не затрагивают. нять ее за чистую монету. Но, как мы убедились, несмотря на тривиальность проблем, использование стиховедения при атрибуции и датировке то и дело приводит к ошибкам либо подтверждает и без того известное. Способно ли в таком случае стиховедение хоть чем-нибудь помочь текстологии, когда мистификация не бросается в глаза и в создании сомнительного текста, возможно, принимал участие одаренный поэт и филолог?

§ 3. Материал

Для того чтобы проблему подлинности поэтического наследия Батенькова признать воистину сложной, оснований более чем достаточно. Во-первых, тексты, введенные в оборот Илюшиным, имеют хорошую легенду. В отличие от многих мистификаторов, публикатор Батенькова не ссылается ни на свою феноменальную память, ни на какое-нибудь эфемерное издание, ни на позднюю и непонятно откуда взявшуюся копию. Его источник — это рукописи Батенькова, материальное существование которых подтверждается архивной документацией. В описи фонда Трубецкого 48-я единица хранения охарактеризована таким образом: «<Письма> Батенкова Г. С. (приложены стихотворения, написанные рукой Батенкова)» (ГАРФ, ф. 1143, оп. 1, с. 8). Этому не противоречит описание источника у Илюшина: «тетрадь с вложенными в нее листами, на которых написаны стихотворения более позднего времени» (1978, 117). При этом одно из стихотворений напечатано вместе с ближайшим эпистолярным контекстом, то есть с фрагментом письма Трубецкому, из которого, как уверяет составитель, оно и было извлечено (Илюшин 1978, 144—145). Единственное, но весьма симптоматическое расхождение между архивной описью и археографической справкой связано с датировкой: в описи крайние даты пропавших рукописей — 1847—1860, тогда как два стихотворения, опубликованные со ссылкой на ЦГАОР, помечены 1862 г. (Илюшин 1978, 161— 163). Объяснить это недоразумение погрешностью описи мешает одно обстоятельство: почему в бумагах Трубецкого оказались стихотворения, написанные уже после его смерти 22.Х1 1860)? 15

Стихи из пропавшей единицы хранения не просто существовали — они изучались и даже частично публиковались еще до выхода монографии Илюшина. Снытко, заговоривший о «богатом литературном наследии Батенькова», привел «отрывки лишь из некоторых поэтических произведений», предупредив, что «сохранилось их значительно больше („Песнь девы", „Отрывок", „Таинство", „Песнь Симеона" и др.)» (1956, 289, 310)16. По тексту из собрания Трубецкого у Снытко воспроизведены только три строфы «Переложения псалма 2» (1956, 309): в редакции Илюшина это строфы 1-я, 2-я и 5-я

15 На правах необязательной догадки предложу такое объяснение. Фонд Трубецкого поступил в ГАРФ в составе фонда Свербеевых (см. примеч. 5). Батеньков был дружен с Н. Д. Свербеевым и его женой, урожденной 3. С. Трубецкой. Оказавшиеся у нее стихотворения позднего Батенькова она вполне могла вложить в тетрадь, подаренную поэтом ее отцу.

16 что Такое «Песнь девы», неизвестно, но три другие вещи в книгу Илюшина попали, причем «Отрывок» — со ссылкой на недостоверную тетрадь (1978, 151).

1978, 127—128). 7-я строфа «Узника», также полностью увидевшего свет лишь в 1978 г., была прежде напечатана самим Илюшиным (1966а, 194; 1966в, 36—37) по черновому письму к А. П. Елагиной 17. Кроме того, эпистолярий сохранил три первых строки рефрена из стихотворения «Песни дорожные» (Илюшин 1978, 161—163).

Наряду с осколками подлинного Батенькова в составе произведений сомнительных мы сталкиваемся и с обратным явлением: в стихотворениях, чья принадлежность Батенькову оспорена быть не может, есть строки, не подкрепленные автографами. Так, два начальных стиха 32-й (?) строфы «Тюремной песни» (?) присутствуют среди отрывков, записанных рукой Батенькова 18, однако следующие пять строк отыскать в архивах не удалось 19. Дело еще больше осложняется многочисленными текстологическими дефектами, которыми страдает издание 1978 г. Например, в археографической справке к стихотворению «Я прожил век в гробу темницы.» Илюшин (1978, 115—116) ссылается исключительно на публикацию М. О. Гершензона (1916, 101), где из трех неполных строф этого произведения помещена лишь вторая, и то с разночтениями. Вариант строфы, представленный у Илюшина, вместе с пятью последующими стихами я обнаружил в рукописях Батенькова 20, но первых десяти строк стихотворения нет, сколько я знаю, нигде.

17 См.: РГБ, ф. 20 (Г. С. Батеньков), к. 15, ед. хр. 4, л. 5.

18 См.: Там же, к. 6, ед. хр. 14, л. 8.

19 В числе источников «Тюремной песни» значится также тетрадь из ЦГАОР (Илюшин 1978, 113).

20 См.: РГБ, ф. 20, к. 6, ед. хр. 14, л. 5.

Итак, если перед нами мистификация, то подлинные стихи в ней перемешаны с неподлинными самым тщательным образом. Это касается не только отдельных строк, но и целых произведений. Помимо того, о чем было сказано выше, текстологического алиби не имеет еще целый ряд вещей: «Исход», «Откровение», «Раздумье», «Non exegi monumentum», «Утром уеду отсюда.», «Москва», «Песнь скопца», «На приезд мой в Калугу», «Отрывок», «Север», «Оттепель в Уткине», «Язык коснеет, кровь хладеет.», «Великий муж», «Гордыня» и «12 апреля 1862 г.» (Илюшин 1978, 117—119, 128— 129, 140—141, 144—161, 163). Издание, подготовленное Илюшиным, как положено, открывается несомненным Батенько-вым и завершается текстом приписываемым [«Утренняя песнь (Из Кампе)»], но при этом в основной корпус без каких бы то ни было объяснений включаются 716 строк, принадлежность которых Батенькову нельзя проверить по рукописи и которые при ближайшем рассмотрении могут оказаться фальсифика-циеи. В общей сложности эти строки составляют почти две пятых того, что собрал Илюшин, — 37,1%21.

Сам по себе не может подорвать доверия к изданию 1978 г. и тот факт, что дело из фонда Трубецкого отсутствует, судя по

21 Мы не владеем точными данными о том, сколько стихотворений было в исчезнувшей единице хранения (в описи нет даже количества листов в деле!), но если верить Илюшину, тетрадь, подаренная Трубецкому, была очень велика: в ней, кроме всего прочего, были еще отрывки из «Тюремной песни» и «Писаний сумасшедшего», а также один из наиболее ценных автографов оды «К математике» (Илюшин 1978, 113, 127, 133; фотокопию листа этой тетради с текстом строф из «Тюремной песни» см. Снытко 1956, 307). всему, уже около 40 лет. По моей просьбе публикатор письменно изложил историю своего знакомства с автографами, и вышло это вполне правдоподобно: «Тетрадь со стихами Батенькова, ранее хранившуюся в ЦГАОР, я видел в конце 1965 или в начале 1966 г. в Институте славяноведения АН СССР22. Мне показал ее старший научный сотрудник Института Т. Г. Снытко. Тогда же я переписал из нее неизвестные мне тексты (как эта тетрадь попала к Т. Г. Снытко, я точно не знаю, но мне всегда казалось, что он был в ЦГАОР своим человеком 23). При жизни Т. Г. Снытко, собиравшегося писать еще одну статью о Батенькове (этот замысел не был им осуществлен), я полагал неэтичным использовать эти материалы. Книгу „Поэзия декабриста Г. С. Батенькова" я написал уже после смерти моего старшего коллеги. О дальнейшем местонахождении тетради мне ничего не известно»24.

§ 4. Гипотеза

Если версия, рассказанная Илюшиным, столь хороша (или, по крайности, лишена явных несообразностей), почему вообще надо ставить вопрос о мистификации, вместо того чтобы поблагодарить публикатора, сохранившего то, чего не

22 А.А.Илюшин служил в Институте славяноведения с 1965 по 1973 г.

23 Эти сведения подтверждаются справкой Л. Г. Аронова (см. примеч. 5): «Было установлено, что дело №48 приблизительно в 1953— 54гг<.> выдавалось заведующему хранилищем личных фондов ЦГИАМ, ныне покойному Т. Г. Снытко».

24 Записка подписана и датирована З.Х1 1997. сумели сберечь работники государственного архива? Оправдание своего скептицизма я вижу в характере творческой личности Илюшина: чуть ли не главная трудность при решении проблемы авторства в данном случае связана с тем, что Илюшин не только профессиональный стиховед, но и талантливый стихотворец, так сказать, протеического склада, легко и охотно прячущий лицо под разными поэтическими масками. Илюшин — поэт-переводчик со склонностью не то что к буквализму, а к поэтической мимикрии: именно он эквиметри-чески перевел 11-сложником всю «Божественную Комедию» Данте (1995; см. Гаспаров 1981а, 214—216); перелагая Пиро-нову «Оду Приапу», он успешно подражал стилистике и поэтике барковщины XVIII в. (Илюшин 1994); наконец, работая над русским «изводом» полоноязычных виршей Симеона Полоцкого, он передал их церковнославянской силлабикой, предпочтя всем выразительным средствам язык и стих самого Симеона:

Старый и малый в путь ся припустиста И для удобьства осла захватиста. Старый младаго хотя ублажати, И посади, а сам шел близь осляти.

Яко безумли паки ся казаста, Егда скотину горе подъимаста. Виждь, человече: всим не угодиши, Аще жив еси и дело твориши.

Илюшин 1990в, 91)

Не будем также забывать, что Илюшин пишет много оригинальных стихов. В последнее время он опубликовал три поэмы, и ни одной из них — под собственным именем (см. Илюшин 1995а, 77—94; 19956, 67—78; 1997, 65—69). Во всех случаях анонимность или псевдонимность публикаций может ввести в заблуждение разве что самого наивного читателя: это прозрачный литературный прием, но показательна стыдливость автора, который норовит «спрятаться за чужой спиной». Помимо участия в такого рода псевдо-мистификациях Илюшину случалось выступать и в роли мистификатора поневоле. Не один год размышляя над лакунами в стихах Полежаева, исследователь взамен утраченных сочинил несколько собственных строк, которыми осторожно поделился с коллегами:

Поверь, мой милый, слову друга: Уж не кляну в часы досуга Судьбу воинскую мою, Но горе мне с другой находкой: Я ознакомился — с чахоткой, И в ней, мне кажется, сгнию!25

Илюшин 1988, 234)

Три первых стиха, принадлежащие перу Илюшина (равно как и другие продукты его вчувствования в любимого поэта) В. Н. Абросимова некритически включила в наиболее полное собрание сочинений Полежаева — вместе с двумя стихотворениями А. Пальма, стихотворением Д. Ознобишина и еще приблизительно дюжиной неполежаевских произведений (Абросимова 1988, 61, 150, 175 и др.; ср. Николаева 1989, 207) 26.

25 У Полежаева: И в ней, как кажется, сгнию! («<Отрывок из письма к А. П. Лозовскому>»).

26 Реконструкции такого рода — «это уже что-то вроде соавторства

Спустя два года все илюшинские конъектуры перекочевали из издания Абросимовой в издание, подготовленное А. Н. Версо-виным (1990, 140, 162, 165).

Еще одна ипостась Илюшина — это редактор-мистификатор. Он подготовил для серии «Школьная библиотека» издание «Комедии» Данте (1988). Не удивительно, что составитель анонимно напечатал в своих переводах 17 песней «Ада» (7—10, 14, 18—25, 29, 32—34), «Чистилище» и «Рай» (Бэлза 1989) — об авторской скромности Илюшина я уже упоминал. Интереснее другое: остальные 17 песней первой кантики даны в переводах Катенина, Шевырева, Д. Мина, Н. Голованова и Лозинского, часто несходных не только стилистически, но и по смыслу. Илюшин счел своим редакторским долгом унифицировать имена персонажей. Вот как выглядят катенинские терцины в оригинале и в анонимной обработке Илюшина:

Меня влечетъ желанье къ тЬмъ мЪстамъ Отколь пришла; узнай: я Беатрика; Любовь моимъ внушила рЪчь устамъ;

И Бож1я сподобясь въ небЪ лика,—

Предъ Нимъ тобой я похвалюсь, о другъ!— Замолкла; я жъ въ ответь: Жена велика <.>

Катенин 1832,100—101)

Ср.: Меня влечет желанье к тем местам, Отколь пришла; узнай: я Беатриче; Любовь моим внушила речь устам; Но это упрек не столько Илюшину, сколько В. Н. Абросимовой <.> Сам Илюшин благоразумно оговаривается, что не уверен „в непогрешимости собственных конъектур"» (Николаева 1989, 209).

И Божие узрев в раю обличье,

Пред ним тобой я похвалюсь, о друг!» И я: «Жена, чье праведно величье <.>»

Данте 1988, 26, ср. 235) 27

Все эти переводы, стилизации, псевдо-мистификации, мистификации поневоле и даже чистые мистификации заставляют если не подозревать в Илюшине соавтора Батенькова, то, по меньшей мере, допускать такую возможность в принципе, не оскорбляя при этом профессионального достоинства публикатора 28. Ясно одно: со времен Пушкина (1949, 147—148)

27 Версификаторская ловкость редактора, вызвавшая восхищение И. Ф. Бэлзы (1989, 274), имеет свои пределы: точную женскую рифму Катенина (Беатрика : лика) Илюшин заменил на неточную (Беатриче : обличье). Ни одной такой рифмы в поэзии Катенина нет (ср. Гаспаров 1984а, 142; 1984в, 20; о рифмах в илюшинском переводе «Комедии» см. Серков 1989, 40).

28 Надеяться на снисходительное отношение А. А. Илюшина к моей недоверчивости мне позволяет недоверчивость, им самим проявленная в близкой ситуации. Г. В. Ермакова-Битнер (1965, 660) использовала копию, которую В. Н. Орлов снял с авторского экземпляра «Сочинений и переводов» Катенина (впоследствии экземпляр был утрачен). Илюшин спрашивал: «Почему мы не можем считать этот источник авторитетным? <.> потому, что сам В. Орлов не воспользовался им при подготовке издания стихотворений Катенина (1937 и 1954 годов). Ничто <.> не может так поколебать веру в источник, как пренебрежение к нему со стороны его же владельца <.> исправления, с которыми Г. Ермакову-Битнер познакомил В. Орлов, касаются стихов, в полном смысле слова вошедших в историю русской литературы <.> Так, в результате этих исправлений из баллады „Убийца" исчез стих, высоко оцененный Пушкиным: „Да полно, что! Гляди, плешивый!" <.> из баллады „Леший" пропал стих: „Там ядовитый скрыт мухомор", такнепременный аргумент отстаивающих подлинность — «Кто тот другой <.> который мог написать это произведение» (Рейсер 1970, 251) — в нашем случае не работает: по характеру своего поэтического и филологического дарования автором сомнительных стихотворений Батенькова вполне мог бы быть Илюшин. Но отсюда ничего не следует: сторонникам версии о фальсификации нужно еще доказать, что автором этих стихотворений не мог быть сам Батеньков. Не исключено, однако, что эта задача нашей науке не по зубам (ср. Страхов 1996, 226).

§ 5. Контекст

До сих пор задача эта была не слишком актуальной: никто в подлинности стихов Батенькова публично не усомнился [если не считать глухого намека в редакционном предисловии к сборнику в честь 50-летия Илюшина (см. Шапир 1990, 5)]. Пушкин говорил, что «счастливая подделка может ввести в заблуждение людей незнающих, но не может укрыться от взоров истинного знатока» (1949, 147). Одно из трех: либо всё-таки может, либо стихи Батенькова подлинные, либо никто из же вызвавший в свое время много разноречивых толков. Почти через двадцать лет после написания этих стихотворений Катенин в точности воспроизвел их в „Сочинениях и переводах". Поэтому мы имеем все основания требовать самых веских доказательств того, что Катенин действительно впоследствии устранил эти строчки» (19666, 215). Претензии, предъявленные рецензентом, вызвали отповедь Г. П. Макого-ненко и И. 3. Сермана «В кривом зеркале» (1966). Ответная реплика Илюшина («На зеркало неча пенять.») не была принята к печати (ср. Илюшин 19716, 82). истинных знатоков этих стихов не читал. А между тем книга 1978 г. незамеченной не осталась: уже первый отклик на нее назывался «Голос услышан» (Немзер 1980). Чей же голос услышал А. С. Немзер: Батенькова или Илюшина? Рецензент был убежден, что ему посчастливилось «услышать голос одного из замечательных людей прошлого века» (Немзер 1980, 267). Но название рецензии — это ответ на стихотворение «Non exegi monumentum», а оно, как мы знаем, не относится к числу достоверных: Жил поэт, чей голос был негромок, А все дошел до нас сквозь толщу многих лет.

Блаженной памяти постмодернизм долго приучал нас к тому, что автор «Дон Кихота» — не Сервантес, а Пьер Менар. Допущение, что автором этого и других стихотворений был не Батеньков, порождает немало поучительных историко-культурных курьезов. Например, в отзыве Немзера, в целом комплиментарно-восторженном, есть положенная по жанру ложка дегтя. Рецензент корит Илюшина за интерпретацию произведений, которые могли быть написаны самим Илюшиным: «Конкретный историко-литературный комментарий в книге иногда отстает от анализа поэтики. Так, анализ стихотворения „Non exegi monumentum" <.> следовало бы дополнить» указанием на типологическую перекличку со стихотворением Баратынского «Мой дар убог, и голос мой негромок.». «Хотелось бы и более детального сопоставления стихотворения „12 апреля 1862 г." с „Теоном и Эсхином". Суть сопоставления этих стихотворений не только в сходстве размеров и лежащей на поверхности цитате, но и в том страстном споре, который ведет Батеньков с Жуковским» (Немзер 1980, 266) 29. Получается, что, в отличие от Немзера, Илюшин видит лишь то, что «на поверхности». А вдруг «страстный спор» с Жуковским ведет всё же не Батеньков, а Илюшин?30

Резонанс книга Илюшина вызвала действительно громадный. У издания 1978 г. был сравнительно скромный тираж — 16350 экземпляров. Однако уже через два года в сборнике, который составили, как сказано в аннотации, произведения «наиболее выдающихся поэтов-декабристов», Батеньков (или Псевдо-Батеньков) был представлен тремя стихотворениями: «Одичалым», «Узником» и «Non exegi monumentum» (см. Фризман 1980) 31. Помещенные по соседству с Катениным, Ры

29 Ср.: «<.> Батеньков <.> почтил десятую годовщину смерти Жуковского странным стихотворением — полемической вариацией „Тео-на и Эсхина". На слова Жуковского-Теона о „верных благах", что выше „наслаждений минутных", о том, что, утратив их, скиталец Эсхин „жизнь презирать научился", Батеньков, отсидевший двадцать лет в одиночной камере, ответил строфой, в которой горечь смешалась с гордостью, безысходность — с печалью» etc. (Немзер 1990,45).

30 Независимо от Немзера схожие претензии, несколько обстоятельнее аргументированные, предъявила Илюшину Е. Г. Неумоина (1980).

31 В биографической заметке о Батенькове JI. Г. Фризман допустил грамматическую неловкость, которая в контексте нашего предположения приобретает символический смысл: «Долгое время Батенькова считали случайным человеком в литературе <.> Вся несправедливость этого мнения обнаружилась лишь недавно, когда вышла книга А.А.Илюшина „Поэзия декабриста Г. С. Батенькова" (М., МГУ, 1978), где напечатано несколько десятков его <чьих? — М. Ш.> стихотворений, большинство из них впервые. В их числе „Узник", „Non exegi monumentum" и другие, ярко характеризующие своеобразие талеевым и А. Одоевским, сомнительные стихи вышли в серии «Поэтическая библиотечка школьника» в количестве 100000 экземпляров. Но и эти сто тысяч меркнут рядом с полумиллионным тиражом двухтомной антологии «Декабристы», выпу

-н—Г /Т -у "В—IГ И ЛЛ^Т щеннои издательством «правда» (пемзер, Проскурин iу»/, 363—379). Поражает безошибочность выбора составителей: все 13 произведений Батенькова, включенные ими в антологию, может статься, не имеют к объявленному автору почти никакого отношения32. Массовое тиражирование недостоверных текстов Батенькова этими случаями не исчерпывается, но все прочие примеры впечатляют уже не так33. ланта и силу духа этого замечательного человека <какого? — М. Ш.>» (1980, 198).

32 Истины ради надо сказать, что в этой подборке есть 7 безусловно батеньковских строк: 4 в одном стихотворении («Узник») и 3 в другом («Песни дорожные»).

33 Вот лишь некоторые из них: в газете «Советская Россия» (Батень-ков 1983, 4) — стихотворение «Узник» и строфа из стихотворения «На приезд мой в Калугу» (3300000 экз.); в сборнике «Поэты-декабристы» (Охотин 1986, 348— 352) — стихотворения «Раздумье» и «Non exegi monumentum» (25000 экз.); в томе из серии «Полярная звезда» (Ба-теньков 1989, 411) — стихотворение «Утром уеду отсюда.» и сопутствующий прозаический отрывок из письма к Трубецкому (50000 экз.); в миниатюрном издании поэзии декабристов (Сергеев 1990, 36—41) — те же стихи, что и в сборнике под редакцией Н. Г. Охотина (5000 экз.); в статье Немзера о Василии Гроссмане (1990, 45) — 6 строк из стихотворения «12 апреля 1862 г.» (28855 экз.) и др. Зафиксирован также единственный факт влияния Батенькова на русскую поэзию. Книгой Илюшина вдохновился П. Вегин и в 1980 г. написал поэму «Non exegi monumentum»: из десяти батеньковских эпиграфов к разным главам пять принадлежат поэту-декабристу и пять — неведомо кому. (В даль

Публикация Илюшина прямо или косвенно вызвала к жизни серию литературоведческих исследований (проблему филологического «самоанализа» публикатора я оставляю в стороне). Видное место среди специальных работ о Батенькове занимает статья В. Н. Топорова (1995), находившаяся в печати уже с конца 1980-х годов (см. Бушуй, Судник, Толстая 1989, 57). Причину, побудившую его обратиться к Батенькову, Топоров сформулировал так: «Фигура <.> Батенькова <.> очень колоритна и <.> интересна. Она все более <.> привлекает к себе внимание исследователей и читательской аудитории, как бы расположенной к ожиданию чего-то большего <.> и готовой к своего рода мифологизации этой фигуры. Хотя литературное наследие Батенькова собрано неполностью и разбросано по очень разным изданиям <.> главное из него известно. И тем не менее Батеньков как человек, как характернейший, но в таком виде редчайший представитель особого типа русского сознания, в целом понят плохо — излишне противоречиво в одних случаях и поразительно упрощенно и прямолинейно в других» (1995, 449). Подытожим: предшественники Топорова (и в их числе Илюшин) поняли Батенькова плохо. Но материал для правильного понимания Топоров черпает, в том числе, у Илюшина: не подвергая сомнению авторитетность литературного наследия Батенькова, он цитирует его подлинные стихи наравне с теми, чья подлинность нуждается во всесторонней проверке; в чем-то новейший анализ нейшем этого загадочного автора я буду иногда называть Псевдо-Ба-теньковым, не предрешая результатов исследования, но исключительно из соображений удобства.) батеньковской феноменологии пространства лишь разворачивает те характеристики, которые Илюшин дал пространственным метафорам, не ровен час, собственного изобретения (см. Топоров 1995, 459, 464, 473 примеч. 30).

В целом, однако, реакция историков и филологов на тексты, опубликованные Илюшиным со ссылкой на фонд Трубецкого, была исключительно благоприятной. «Безусловно ценным трудом», по мнению Е. И. Анненковой, «является исследование А. А. Илюшина, посвященное поэзии Батенькова (первое монографическое исследование подобного типа), включающее в себя и публикацию многих стихотворений декабриста» (Анненкова 1989, 126). «Брошюра А. А. Илюшина, — соглашается Ф. 3. Канунова, — содержит в себе не только интересный очерк поэтического творчества писателя-декабриста. Автор проделал большую работу по изысканию поэтических текстов Г. С. Батенькова в различных архивах, по возможности точно атрибутировал и прокомментировал их» (Канунова 1996, 106 примеч. 3). Мало того, стихи, к созданию которых мог приложить руку Илюшин, историки литературы дружно предпочли произведениям, вышедшим из-под пера Батенькова: «Тюремная песнь» «противостоит „Узнику", гораздо более традиционному по теме. „.В камере глухой томится узник одичалый" — привычно. Но интересно, что в художественном отношении „Узник" более самобытен и совершенен» (Анненкова 1989, 131).

Литературоведческая мифологизация Батенькова, спровоцированная книгой Илюшина, переступила российские границы. В 1990 г. в Англии была напечатана статья Рут Собел, которая пыталась прочесть стихотворение «Non exegi monumentum» на фоне судьбы Батенькова и его поколения, а также в связи с предшествующей традицией (Гораций, Овидий, Рон-сар, Дю Белле, Шекспир, Ян Кохановский, Ломоносов, Державин, Баратынский и Пушкин). На сей раз тоже не обошлось без полемики с автором, не способным постичь смысл, возможно, своего собственного произведения: «Илюшин называет это стихотворение „анти-памятником", исходя из его заглавия. Он пишет, что „уже одной этой находкой обосновал право экспериментировать с текстом 30-й оды Горация". Мне кажется, это право Батенькову дает не только заглавие. В разработке старой темы он наметил новое направление: не столько вширь, сколько вглубь» (Sobel 1990, 26).

В 1993 г. в Тарту под руководством Р. Г. Лейбова В. А. Попов защитил дипломное сочинение на тему «„Тюремная песнь" Г. С. Батенькова»: по сообщению самого Попова, он сравнивал эту оду с другими стихами Батенькова, не делая различия между произведениями разной степени достоверности. В 1993 и 1996 гг. свою лепту в литературоведческую мифологизацию Батенькова дважды внес М. В. Строганов (1993, 34— 42; 1996, 41—50). Самая длинная глава в обоих изданиях его учебного пособия отведена под описание батеньковского «хронотопа» («Г. С. Батеньков: в борьбе с „дурной бесконечностью" круга»). Три четверти главы занимают пространные цитаты, из которых большая половина восходит к тетради, подаренной Трубецкому34. А уже совсем недавно на поэти

34 Примечательно, что в пособие Строганова вносит оживление его собственная мистификация, по-моему, очень неискусная. Под видом ческое творчество автора «Non exegi monumentum» откликнулся В. А. Зайцев, нашедший для него почетное место в истории русских вариаций на темы «Ad Melpomenem»: «<.> Ба-теньков создал удивительно цельное и самобытное, далекое от одического пафоса и естественное по лексическому и интонационному звучанию поэтическое размышление о себе, о своей судьбе и предназначении, о смысле прожитой жизни» (Зайцев 1998, 13).

Здесь, однако, самое время напомнить, что парадоксы в историко-культурном облике Батенькова, сформировавшемся в последнее двадцатилетие, носят пока виртуальный характер. Мистификация не только не установлена, но всё свидетельствует о том, что решение проблемы аутентичности текстов, если таковое существует, обещает быть непростым. Ни издатели, ни читатели, медитирующие на батеньковские темы (независимо от профессиональной квалификации), не чувствуют принципиальной разницы между стихами подлинными и сомнительными. Может, этой разницы нет? Дать ответ призвано сопоставительное изучение той и другой группы строк в аспектах стиховедческом, лингвостиховедческом и собственно лингвистическом. (Но по сути лингвостиховедческим будет всё исследование целиком: филологическая критика поэтического текста не должна абстрагироваться ни от стиха, ни от дидактической поэмы, обнаруженной недавно в одном из центральных архивов», в книге опубликованы, скорее всего, стихи самого Строганова, понапрасну им названные гексаметрами: хотя он «педантично» старался «соблюсти схему канонического гекзаметра» (1993, 62, 65; 1996, 71, 73), в нее не укладывается свыше трети стихов поэмы. языка. Так, при анализе рифмы нельзя пренебречь ее грамматикой, а при анализе синтаксиса — стихотворной природой инверсий.)35

35 Корпус сомнительных текстов (с учетом всевозможных интерполяций) насчитывает 716 стихотворных строк (см. Введение, §3). Для сравнения привлекаются 1212 полных стихов настоящего Батенькова. Это на 2 стиха больше, чем в книге Илюшина, который, во-первых, не целиком прочел 46-ю строку стихотворения «Таинства»: И повелите подъ ножами [РГБ, ф. 20, к. 6, ед. хр. 14, л. 9 об.; у Илюшина: И под ножами (1978, 120)], а во-вторых, заменил точками 6-ю строку «Молитвы старца»: Съ тобой Израиля общенье [РГБ, ф. 20, к. 6, ед. хр. 14, л. 10; по признанию Илюшина, на этой купюре категорически настаивал В. И. Кулешов, в те годы заведовавший кафедрой истории русской литературы филологического факультета МГУ; по той же причине был отредактирован 17-й стих «Песни девятой»: Израиль, от-рокъ окрыленный (Там же, л. 10); ср.: С Сиона отрок окрыленный (Илюшин 1978, 123)]. В подсчеты не входят: 1) фрагменты из «Писаний сумасшедшего», поданные Илюшиным как верлибры (их версификаци-онный статус неясен); 2) 23 строки из двух ненапечатанных и недатированных отрывков, разысканных В. А. Поповым (см.: РГБ, ф. 20, к. 1, ед. хр. 1, л. 1; к. 6, ед. хр. 4, л. 25)]; 3) 28 строк масонской оды (1820-е?), которые не вошли в книгу Илюшина: процитированные Батеньковым в «Записке о масонстве» (1933, 119—120), они были исключены из двух первых ее публикаций (см. Пыпин 1872, 271—277; 1916, 462—468).

Несмотря на текстологическую уязвимость издания 1978 г., все произведения рассматриваются в редакции Илюшина; исправления делаются лишь в случае явных ошибок, не оставляющих места для какой бы то ни было текстологической мотивации, например: <.> Пространство в нескольких шагах, И С железом ржавым на дверях, И Соломы сгнившей пук обшитый IIИ на увлаженных дверях <вместо стенах.— М. Ш.> II Следы страданий позабытых [Илюшин 1978, 93; ср. Батеньков 1859, 8; эту ошибку, исправленную Фризманом (1990, 201),

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Шапир, Максим Ильич

§ 2. Общие выводы

Последовательно проходя все уровни поэтического языка, мы снова и снова попадаем в один и тот же логический тупик: получается, что почти на каждый аргумент существует свой контраргумент (конечно, это лишь до тех пор, пока стремление к объективности мешает нам, тенденциозно высвечивая одни факты, выносить за скобки другие). Каковы бы ни были схождения и расхождения между Батеньковым и Псевдо-Батеньковым, они не дают поставить точку в вопросе о принадлежности стихов, приписываемых поэту-декабристу. Любые совпадения между разнородными группами текстов всегда можно объяснить тем, что мистификатор держал в уме подлинные произведения подделываемого автора, и с другой стороны, любые несовпадения с не меньшим успехом можно объяснить метаморфозами, которые личность Батенькова претерпела в тюрьме и ссылке. В сущности, всё это означает лишь то, что в области атетезы и атрибуции филологическая критика текста, по большому счету, бессильна — во всяком случае там, где есть вероятность преднамеренной стилизации (ср. Берков 1958, 185). среди их роя, II Во мне является их склад («Тюремная песнь»). Ср.: На подвижной лестнице Ламарка IIЯ займу последнюю ступень <.> Роговую мантию надену, II От горячей крови откажусь, Н Обрасту присосками и в пену II Океана завитком вопьюсь («Ламарк»; ср. Топоров 1995, 475 примеч. 54).

К этому неутешительному выводу меня подталкивает не только собственное исследование, но и печальный опыт коллег 154. Кто знает, сколь глубоким должен быть разрыв между памятниками, чтобы они ни при каких условиях не могли принадлежать одному автору? «Бывает так, — писал полвека назад В. Кайзер, — что два произведения одного поэта совершенно различны по стилю и по содержанию (zwei Werke des gleichen Dichters völlig verschiedenen Stil haben, völlig Verschiedenes ausdrücken)» (Kayser 1948, 284). Сравнивая памятники в целях атрибуции, мы негласно исходим из предположения об относительной однородности текстов, написанных тем же самым лицом. Но эта презумпция, не имеющая под собой прочных оснований, в нашем случае несостоятельна полностью.

154 С этой точки зрения показательна коллективная монография «От Нестора до Фонвизина: Новые методы определения авторства». Главы книги снабжены рекламными заголовками: «Кто был автором „Повести временных лет"?», «Об авторстве Митрополита Илариона», «Был ли боярин Петр Бориславич автором „Слова о полку Игореве"?» и т. д. Но результаты этих многообещающих трудов скромнее их широковещательных названий: «<.> версия о Несторе как авторе Введения к „Повести временных лет" не лишена основания. От более определенных формулировок следует пока воздержаться»; «Эмпирические наблюдения показывают, что авторский стиль сильно изменяется в зависимости от жанра <.> Поэтому вопрос об авторстве митрополита Илариона требует дальнейшего исследования»; «Концепция академика Б. А. Рыбакова <.> о том, что автором „Слова о полку Игореве" является является создатель „Мстиславовой летописи" <.> не может быть отвергнута. Полученные нами коэффициенты близости <.> не доказывая с абсолютной уверенностью это авторство, вполне допускают возможность такого толкования» (Милов 1994,62, 85, 122).

Различия между ранним и поздним Батеньковым не только могут, но и должны быть чрезвычайно большими: изменилось время, изменился поэт, изменились его стихи 155. Это, однако, касается прежде всего различий количественных, и притом взятых изолированно, — качественные различия вкупе со множественными анахронизмами сбрасывать со счетов нельзя. Внутренняя и внешняя противоречивость поэтического языка Псевдо-Батенькова: его ультрановаторство в одном и утрированная архаичность в другом (конечно, лишь по сравнению с Батеньковым), сопровождаемые грамматическими и лексико-семантическими несообразностями и помноженные на полную трансформацию субъектно-объектных отношений (я имею в виду частичную утрату формально выраженного собеседника и выпячивание лирического я), — всё это сообщает версии о подделке неоспоримые преимущества. При любом раскладе их должно хватить для того, чтобы не потчевать больше доверчивую публику сомнительными стихами под видом подлинных. Место всех произведений, извлеченных на свет из полумифической тетради, — в лучшем случае, в «Dubia».

Из вышесказанного, однако, следует, что всякая мистифи

155 Батеньковские письма показывают, насколько он был восприимчив к новым литературным веяниям: «Сказав несколько слов о литературе, вы меня вызываете. Осьмнадцать лет совершенно скрывалась она от меня за железною решеткою, зато предстала опять ярко со всеми ее новостями и обновленьями. Невольно должно было составить понятие» (1989, 236; из письма к И. И. Пущину от 17.111 [1848]). Ср.: <«.> понятию всегда сопутствует слово, посему Пушкин и Жуковский не останутся последними из говорящих» (Батеньков 1989, 249; из письма к А. П. Елагиной от 24. V 1849). кация поддается филологическому разоблачению лишь благодаря ошибкам мистификатора. Но, во-первых, они потенциально устранимы: критика текста может быть направлена не на установление истины, а на ее сокрытие. А во-вторых, ошибки мистификатора могут быть поданы как ошибки публикатора (ср. гл. III, § 5), и в ситуации с поэтическим наследием Батенькова поводов для этого более чем достаточно. Сличение текстов, помещенных в издании 1978 г., с печатными и рукописными источниками показывает, сколь небрежен в подготовке текста бывает иной раз Илюшин. Он печатает, например: Господь его спаситель! вместо Покой его Спаситель!; Случится встретить старика вместо Случится встретить старичка; Природа в сиротстве рыдает вместо Пустыня в сиротстве рыдает; Где закатается луч тленный вместо Где закатается мир тленный; Небесного благословленъя вместо Небесного благословенья; Уханья хором раздавались вместо Уханья хором разливались; И старец бедный с сединой вместо И старец бодрый с сединой; Чужим она не достается вместо Чужим она не раздается; Державин звезды с выши зрел вместо Державин звезды свыше зрел; Порвет Хвалынские преграды вместо Порвет Хвалынского преграды; Сведешь на бледное чело вместо Сведешь на светлое чело; Не подавил во мне кумир вместо Не подавит меня кумир; В кольцо за ним свернется злая вместо В кольцо за ним совьется злая; Дотронется до горностая вместо Дотронется ли горностая; Шарел на стенах Ватикана вместо Шалил на стенах Ватикана; Союз любви и сонм священный вместо Союз любви и долг священный; Глотать и всех желаний сажу вместо Глотая всех желаний сажу; Рабе смиренной радость многа вместо Рабе смиренной милость многа; И обнял мысли существо вместо И понял мысли существо; Под чашей вечного <.> вместо Под чашей Вечною <.>; Лишь гость <.> давно промчится вместо Лишь гость <.> порой промчится; Я все ждусь не дождуся желанного дня вместо Я все жду не дождуся желанного дня 156; Научите, к которой пристать стороне вместо Не учите, к которой пристать стороне; В твоих пределах дня светило вместо В твоих уделах дня светило; Закон любви на нем основан вместо Завет любви на нем основан; Сатурна косу в ток расправит вместо Сатурна косу в ток расплавит 157 и т. д. (еще ряд примеров см. в примеч. 35, 128). Сходным образом на месте слова неудачники в батеньковском автографе запросто могло стоять неудачливый, а на месте формы преградивы, — преградивша или преградивши. Но если даже те или иные строки были вольно или невольно «отредактированы» Илюшиным наподобие катенинского перевода из Данте (см. Введение, § 4), этого мало, чтобы раз и навсегда удостовериться в неподлинности всего корпуса сомнительных произведений.

Многие филологи уверяют, что «возможен путь от писателя к языку» и «от языка к писателю» (Винокур 1959, 237, 238). Для этого в речевой практике, предположим, Пушкина долж

156 Ср. при этом глагол ждаться в «Словаре русского языка XVIII века» (СЯ XVIII, 7: 100).

157 См.: РГБ, ф. 20, к. 6, ед. хр. 14, л. 3 об., 5, 7, 8, 9, 10, 15; ф. 99, к. 2, ед. хр. 62, л. 25; ед. хр. 63, л. 24; ед. хр. 69, л. 11; к. 3, ед. хр. 1, л. 8; ГАРФ, ф. 1153, оп. 1, ед. хр. 166, л. 2, 2 об., Зоб., 5, 6, боб., 8, 10, 10 об.; РНБ, ф. 49, ед. хр. 7, л. [2]; ед. хр. 13, л. [1]; ИРЛИ, ф. 604 (Архив братьев Бестужевых), ед. хр. 14, л. 19; а также Батеньков 1859, 7; 1862, 54; 1989, 473 примеч. 8. ны «быть установлены известные своеобразия, например, такие привычные для его писем выражения, как „брюхом хочется", „пишу спустя рукава" (то есть без оглядки на цензуру) и т. п., по которым мы узнаем Пушкина точно так же, как мы узнаем его по манере мыслить, по его отношениям к людям и природе, по всей той множественности примет, которые в их общей совокупности и связи мы именуем словом „Пушкин". Изучение языка <.> Пушкина в этом направлении превращается в одну из проблем биографии <.> Легко <.> видеть, какое большое <.> прикладное значение имеет подобное изучение языка писателя <.> для различных проблем, так или иначе имеющих дело с писателем как личностью, как носителем тех или иных индивидуальных свойств. Достаточно здесь сослаться хотя бы на задачи филологической тики текста, в особенности — на те задачи, которые возникают перед ней, когда она устанавливает авторство» (Винокур 1959, 237—238; Шапир 19906, 326)158.

Я бы с радостью присоединился к этому мнению Винокура, если бы мог утвердительно ответить на вопрос, существуют ли среди проявлений языковой индивидуальности те, что в принципе не поддаются подделке. И напротив, не облегчают ли «типические формы авторского поведения» (Винокур 1926, 81) уже самой своей характерной типичностью задачу стилизатора и фальсификатора? Всё изменчивое, уникальное, неповторимое не дает пищи для сравнения; всё устойчивое, повто

158 Ср.: «Типические формы авторского поведения откладываются на структуре поэмы как особое наслоение, как бы сообщающее поэме ее „собственное лицо", делающее ее в свою очередь типической и характерной, не похожей на остальные, особенной» (Винокур 1926, 81). ряющееся, воспроизводимое поддается отвлеченному тиражированию. В силу этого нам, возможно, никогда не удастся схватить за руку такого мистификатора, который сумеет избежать грубых ошибок. Но так как мистификаторы — люди, а errare humanuni est, филологической критике текста имеет смысл продолжать свое дело. Вместе с тем трудности, возникающие на пути поисков автора, могут показаться хотя бы временно непреодолимыми, поскольку «человеческая личность не полностью идентична творческой личности художника» (Kayser 1948, 288, ср. 276): автор как реальный физиологический и психологический субъект не находит прямого, безусловного, органического отражения в тексте (либо такое отражение недоступно нашему умственному взору), а все прочие, исторические, культурно опосредованные формы выражения автора могут отчуждаться от одного субъекта речи и усваиваться другим. Бюффон научил нас, что «стиль это человек (le style c'est l'homme même)», но выводить человека из стиля мы пока не умеем (ср. Kayser 1948, 40—45, 281—289)159.

Итак, благодаря долгим разысканиям мы можем твердо сказать, чем отличаются друг от друга язык и поэтика разных текстов, но, к сожалению, мы всё еще не в состоянии, исходя из их языка и поэтики, сделать научно приемлемого заключения об их авторе — в качестве реального объекта изучения его для филологии не существует (и это при том что содержа

159 Ср.: «Практических достижений в этой области <.> мало, но <.> возможность стилистической атрибуции безусловна. Иначе нам пришлось бы признать отсутствие каких бы то ни было закономерностей художественного творчества в их индивидуальных проявлениях» (Гришунин 1998, 260; ср. также Виноградов 1961, 154 и др.). ние произведения меняется в зависимости от того, как мы представляем себе писателя: автор непременно входит в широкий контекст, определяющий семантику текста). Несмотря на всю привлекательность проблемы автора для науки XX в., творческий субъект, как и раньше, остается научной фикцией. Мы, по сути, не знаем, о чем говорим, выдавая различия между текстами за различия между их создателями, хотя последние остаются для нас всего лишь «бирками» на текстах. Потеряв такую «бирку», мы рискуем никогда не узнать, кому в действительности данный текст принадлежит (ср. КауБег 1948,288).

Помимо общих соображений философско-методологиче-ского свойства, исследование недостоверных произведений Батенькова провоцирует на некоторые частные размышления историко-литературного характера. Если согласиться с тем, что перед нами подделка (в чем я лично не сомневаюсь, хотя признаю, что не смог этого доказать), не исключено, что в случае с Псевдо-Батеньковым мы стоим перед фактом самой искусной русской литературной мистификации. Она значительна не только по объему и по удачливому воплощению замысла: на протяжении 20 лет специалисты единодушно принимали за чистую монету 716 стихотворных строк, реальный автор которых, вероятно, родился на полтора столетия позже номинального. Не меньшее значение для отечественной словесности эта мистификация имеет благодаря ярким поэтическим достоинствам. Ее создателем не двигали ни корысть, ни идеология: у «преступления» не было других мотивов, кроме чистой любви к искусству (и потому его так трудно раскрыть). О том, что любовь эта не осталась безответной, говорят отзывы критиков, которые сомнительные произведения не обинуясь поставили выше подлинных (см. Введение, § 3) 160. Впрочем, чьи бы это стихи ни были, они успели уже стать явлением русской поэтической культуры.

Наряду с эстетическим удовольствием, которое нам способна доставить иная литературная мистификация — как не вспомнить тут Макферсоновы «Поэмы Оссиана» или «Песни Роули» Чаттертона, — мы должны быть признательны Илюшину (если, конечно, именно он помог Батенькову занять прочное место в пантеоне русской поэзии) еще и за ту услугу, которую наш современник, скорее всего непроизвольно, оказал филологической науке. Независимо от своего происхождения стихи Псевдо-Батенькова являются идеальным полигоном для обкатки исследовательских методов и приемов в сфере текстологии и поэтики. Проблема авторства сомнительных произведений подвергла эти дисциплины серьезному испытанию на прочность, и выдержать проверку, как подсказывают мне результаты моей работы, они смогли не вполне. Поэтому о качественном прогрессе науки мы сможем заявить не раньше, чем будем в силах неопровержимо доказать, что искомый автор — Илюшин или (чем черт не шутит) Батеньков. А до тех пор нашим уделом по-прежнему будет «проклятая неизвестность».

160 Здесь достаточно будет напомнить о двухтомной антологии литературных произведений декабристов, где Батеньков представлен только 13 стихотворениями сомнительного происхождения (Немзер, Проскурин 1987).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

§ 1. Перспективы исследования

Моя работа подходит к концу, но не потому что я исчерпал тему — сравнительное исследование текстов можно было бы расширять и углублять, — а потому что дальнейшая работа при нынешнем уровне развития науки, по сути, ничего не прибавит к тому, что и без того ясно: в языке и поэтике Ба-тенькова и автора сомнительных стихов принципиальное сходство оттеняется не менее принципиальными расхождениями. Допускаю, что продолжение исследования могло бы показать, что различия между достоверными и недостоверными произведениями Батенькова еще глубже и затрагивают едва ли не все стороны поэтической структуры, но сомневаюсь, чтобы среди этих различий нашлись такие, которые на вопрос, поставленный в начале статьи, помогли бы дать недвусмысленный и непререкаемый ответ.

Так, я почти не касался проблем микро- и тем более макросемантики Батенькова и Псевдо-Батенькова. Однако, не слишком рискуя ошибиться, можно заранее предвидеть, что в этой области своеобразие подлинных стихов в наибольшей мере окажется связанным с их семантической непроницаемостью. В случае с Батеньковым наивный вопрос — о чем эти стихи? — может смутить даже искушенного читателя:

Для ищущихъ даровъ и силы Въ гЬни указана стезя. Обрушиться въ жерло могилы — И по стЬнамъ ея скользя,

Внимать лишь свистъ пустынной трости. Чтобъ риза кожанная, кости Оставила душЬ нагой. Кто имя новое узнаетъ, Нося печати воскресаетъ Мироточивою главой.

Таинства» 142

Хотя каждая строка в отдельности и некоторые группы строк понятны, текст в целом невразумителен.

Общепризнано, что сочинения Батенькова «темны и запутаны» (Венгеров 1891, 227; Гершензон 1916, 25—26; Модзалев-ский 1918, 153; Снытко 1956, 296, 310; Чернов 1933, 83; Топоров 1995, 449). И не мудрено: в одиночном заключении «он отвык выражать свои мысли в форме, понятной для других; рукописи Батенькова 1840—1860-х годов поражают туманным изложением» (Снытко 1956, 296). Поэт вспоминал, что сразу после освобождения он был «как дикой. Даже едва умел ходить, а видеть и говорить вовсе отвык» (Батеньков 1989, 246). «Онъ забылъ», как сообщает Н. В. Гербель, «н^которьи обык-новенныя слова, наприм^ръ: тараканъ» (Батеньков 1862, 52). Княгиня М. Н. Волконская тоже рассказывает о том, что по выходе из тюрьмы Батеньков «оказался совсЪмъ разучившимся говорить: нельзя было ничего разобрать изъ того, что онъ хогЬлъ сказать; даже его письма были непонятны» (1904, 102).

Сказанное о батеньковской прозе верно и по отношению к стихам. В набросках к «Нескладному роману» (1855) бывший узник Петропавловской крепости писал: «Я философъ, и фи-лософъ такой страшной, что читателю неловко, нескладно,

142 РГБ, ф. 20, к. 6, ед. хр. 14, л. 9. опасно и даже неприлично со мной спорить <.> Я поэтъ<,> и< >поэз1я моя не легче моей философш» 143. Сказать о себе того же, я полагаю, Псевдо-Батеньков бы не мог: стихи его прозрачны насквозь, от первого до последнего слова (см. гл. III, § 3), хотя и созданы, казалось бы, в те же 1840—1860-е годы. Но значит ли это, что написал их кто угодно, только не Батеньков? Нет, потому что «тяжесть, громоздкость, неуклюжесть, замедленность, архаичность, теснота <.> присущи <.> не всем <.> текстам Батенькова», «и даже не большинству» (Топоров 1995, 449—450): среди подлинных произведений есть не только мелкие стихотворения, но и целая поэма («Одичалый»), пронзительно ясная от начала и до конца 144.

И в стихах, и в письмах Батеньков очень разный, сам на себя не похожий. Вот лишь несколько образцов его эпистолярного стиля периода томской ссылки. Для начала — философская невнятица из письма к А. П. Елагиной (24.V 1849): «Громады доселе не были поняты, оставались неприступными разуму и не выражены. Пятьдесят лет теперь громады в движении и болезни. Они же и родят, бог даст, понятие, и наука узнает, чего искала» (Батеньков 1989, 249). Теперь деловая проза из письма к Ф. В. Булгарину (конец 1855): «При забивке шпунтовых свай, кантованных в рамы, нужны основательные правила для фланговых укреплений и поворотных мест, особо перпендикулярных и особо наклонных как по продолжению стены, так и по концам» (Батеньков 1989, 373). Далее, мало

143 РГБ, ф. 20, к. 1, ед. хр. 7, л. 1.

144 Нельзя, впрочем, сбрасывать со счетов, что оценка В. Н. Топорова покоится на тех впечатлениях, которые он вынес от знакомства не только с аутентичными, но и с сомнительными стихами. значащие бытовые пустяки из письма к Н. Д. Свербееву (2.У 1856): «Не знаю, как у вас, а здесь сердечные дела развиваются быстро, и второе после пасхи воскресенье застало все романы конченными, эпизоды отброшены в сторону, и общественная стезя потянула молодых вдаль и вдаль по своим рельсам» (Ба-теньков 1989, 391). Наконец, фрагмент с истинно поэтической образностью — горькая самоирония по поводу собственной невостребованности: «Оставаться сфинксом в пустыне, право, не лестно, хотя бы какие-нибудь бедуины и огребали наносимый ветром песок и странник по временам дарил бы любопытным взглядом» (Батеньков 1989, 320; из письма к Н. Д. Свербееву от 2.У 1856). По своей выразительности последний пассаж не уступает многим стихам Псевдо-Батенькова.

Еще один аспект поэтики, оставленный мною без рассмотрения, — это цитатный слой. Но нужно ли доказывать, что любые «автореминисценции» истолковываются в обе стороны (если, конечно, речь не идет о совпадениях с подлинными произведениями, которые не могли быть известны Илюшину)? Самая крупная из таких реминисценций связана с текстуальными, композиционными и смысловыми перекличками между стихотворением «Раздумье» и батеньковским письмом к А. П. Елагиной от 15.ХН 1854:

Письмо к А. П. Елагиной «Раздумье»

Морозная, но ясная лунная ночь, Сижу задумчив у окна, съ блескомъ несчотныхъ звЪздъ, В неосвещенные покои проникаетъ черезъ не закрытая Ко мне с небес глядит луна; ставнями окна въ не освЪщенныя Искрятся блестками обои покои моего жилья; горы и лЪсъ На стенах моего жилья. составляютъ раму картины, отъ Не в царстве ли волшебном я? которой я едва оторвался, предавшись мечтЬ и думамъ. Я одинъ: домикъ мой теплъ и уютенъ; все, что мнЬ нужно со мною. Отъ чего же тяжесть на< >дуигЬ и молитва, а не возторгъ ея состояние? — Не напрасно ли я опять вошолъ въ жизнь и всосалъ въ себя ея тревоги и горести? Пребывая некогда съ однимь Богомъ, я забылъ что люди мучатся и< >умираютъ; ихъ всЪхъ не стало передо мною въ одинъ день, и я могъ уже себя чувствовать свободнымъ, какъ отрешенный отъ тЬла <.> Настала пора жал Ьть и объ этомъ, съ наружи могильномъ времяни 145.

И ночь морозная, и горы,

И снегом занесенный лес, И вечный звездный свод небес — Все, все мои ласкает взоры: Прекрасен мир, явленный мне Картиной чудною в окне.

Но не восторг душой владеет <.>

В тюрьме провел я много лет, С единым пребывая богом. Почто ж опять я вышел в свет, К людским заботам и тревогам? <.>

Их всех не стало предо мною В единый миг. Их миру чужд, От общих отрешенный нужд, Я жизнью уж дышал иною — Свободен был <.>

О днях былого заточенья Пора настала пожалеть.

С одной стороны, Илюшин мог прочесть в архиве письмо Батенькова, а затем, вдохновившись его образами и проникнув в его ритмическую структуру, — сочинить стихотворение «Раздумье». Но, с другой стороны, каким незаурядным и своеобычным талантом надо обладать, чтобы, не слишком удаляясь от источника, переложить батеньковскую прозу в стихи? И не проще ли предположить, что Батеньков сначала написал стихи и уже затем сам превратил их в прозу? Именно так считает В. А. Попов, автор неопубликованной работы о «Тюрем

145 РГБ, ф. 99, к. 2, ед. хр. 64, л. 25; ср. Илюшин 1978, 51. ной песни» (см. Введение, § 5). Лишний довод в пользу этой гипотезы, высказанный исследователем в частной беседе, он усматривает в другом батеньковском письме, адресованном A.A. и А.П.Елагиным (17.III 1820): «Я переплывал воды Байкала, перенесся величайшие пространства, обозревал природу во всем ее величестве. Но ежели ценою сих, столь бесплодных наслаждений купил я охлаждения ко мне друзей моих, то имею я право жаловаться на свое несчастие и, бросая страннический посох, сожалеть о безрассудном к нему пристрастии» etc. (Батеньков 1989, 144). В этом письме можно разглядеть не только целые строки или отрывки строк 4-стоп-ного ямба [но ежели ценою сих; .купил я охлажден; .ко мне друзей моих; ср. в предыдущем письме: в неосвещенные покои; их всех не стало п(е)редо мною], но также точные и неточные рифмы (сих : моих; *наслаждений : охлажденъе; *на несчастье : о пристрастъе). Что если Батеньков вообще имел обыкновение переписывать стихи прозой?

При решении вопроса об авторе полезнее внутренних реминисценций могут статься реминисценции внешние: они скажут, не ориентировались ли авторы подлинных и сомнительных произведений на разные литературные образцы. В стихах Батенькова главным объектом цитирования была поэзия Державина (Снытко 1956, 310; Илюшин 1978, 78—79, 161), следы влияния которой у Псевдо-Батенькова встречаются намного реже. При этом в каждой группе текстов есть лишь по одной явной ссылке на Державина, точнее на его оду «Бог» (1784):

Когда возторженный душою,

Державинъ звЪзды свыше зр-Ьлъ,

Какъ въ мразный, ясный день зимою

Пылинки инея — удЪлъ

Ему тотъ данъ для миллюновъ <.>

Тюремная песнь» 146

И — с чем остаться? Рек Державин: «Я царь, я раб, я червь, я бог!» Но кто ж царю и богу равен? «Я раб, я червь» — таков итог <.>

Гордыня» 147

В связи с этим целесообразно выяснить, например, сколько всего цитат и реминисценций из этой державинской оды можно усмотреть в аутентичных и неаутентичных стихах:

Державин148 Живый въ движеньи вещества Духъ, всюду сущш и единый Ты былъ, Ты есь, Ты будешь вв'Ькъ Ее содержишь и живишь Конецъ съ началомъ сопрягаешь

Батеньков Где нет движенья веществу Дух самобытный и повсюдный Был, есть и будет как в нуле Ты все возносишь и живишь Конца с началом сопряженье

Какъ въ мразный ясный день зимой Как в мразный, ясный день зимою

Пылинки инея сверкаютъ <.> Всегда пареньемъ въ высоты Частица щЬлой я вселенной

Пылинки инея — удел <.> И воспари на высоты Когда один я во вселенной

146 ГАРФ, ф. 1153, оп. 1, ед. хр. 166, л. 5.

147 Ср. эту же цитату из Державина (Я царь, я рабъ, я червь, я Богъ) в письме Батенькова к А. П. Елагиной от 28.Х 1847 (РГБ, ф. 99, к. 2, ед. хр. 61, л. 9 об).

148 Здесь и далее цитаты из оды «Бог» приводятся по большому академическому изданию под редакцией Я. К. Грота (Державин 1864, 195—201).

ГдЪ началъ Ты духовъ небесныхъ Существ явление небесных Умомъ громамъ повелеваю Велишь громам, чтобы покорно

Уязвленный грехом, страдаю, Я царь — я рабъ, я червь — я Богъ Мучитель, мученик, но царь

В дополнение ко всему этому, державинская рифма вещества : Божества отозвалась у Батенькова в созвучиях веществу : божеству и божества : вещества.

Если у подлинного Батенькова прямые отголоски оды «Бог» слышны по меньшей мере в дюжине строк, то у Псевдо-Батенькова — в четырех:

Державин Батеньков

Кто все собою наполняетъ Собой вселенну наполняя

Ты быль, Ты есь, Ты будешь ввЪкъ Так было, есть и будет вечно

Конецъ съ началомъ сопрягаешь Начало сопрягу с концом

Я царь — я рабъ, я червь — я Богъ Я царь, я раб, я червь, я бог

Из этих четырех параллелей три последних одновременно отсылают к подлинным стихам Батенькова, причем вторая с конца имеет так же неоднократные соответствия в его прозе (см. Топоров 1995, 472—473 примеч. 30; ср. Батеньков 1989, 302, 365).

Интересно, что цитаты и реминисценции ведут себя в этом отношении точно так же, как единицы других уровней поэтического языка. В частности, словарь державинской оды (277 слов) на 44% совпадает с лексикой, общей для достоверных и недостоверных произведений Батенькова. Помимо этого, общими только для Державина и Псевдо-Батенькова оказываются лишь 15 слов (5,5%), тогда как 55 слов, общие для Державина и подлинного Батенькова, составляют почти 20% еловаря оды «Бог». В dubia отсутствуют многие лексемы, органичные для поэтической космологии Державина и Батень-кова: благодарный, величество, величье, вечность, вещество, взнестись, воображение, всегда, громада, довремённый, живить, зиждить, источник, миллион, небесный, неизмеримость, основать, повсюду, почтенный, природа, простираться, пространство, светить, связать, содержать, создание, создатель,

V S создать, существо, сущии, творенье, творить, телесный, хаос, число и др.

Меньшая зависимость от поэтики и стилистики державин-ской оды оттеняется в dubia цитатами и реминисценциями из младших поэтов. Заимствования из поэмы Рылеева «Война-ровский» (1823—1824) или из стихотворения Жуковского «Те-он и Эсхин» (1814) оговорены в примечаниях Илюшина (1978, 119, 163), но другие аллюзии комментатор обошел стороной. Из них не укрылись от рецензентов лишь дословные совпадения между «Non exegi monumentum» и Баратынским (см. Введение, §5; ср. Немзер 1980, 264; Неумоина 1980, 69), а также между «Гордыней» и Тютчевым (Неумоина 1980, 69). Еще не стали предметом обсуждения две цитаты из «Евгения Онегина», контаминированные Псевдо-Батеньковым в стихотворении «Великий муж»:

И ум великий, ум могучий,

В пустом бездействии томясь <.>

Дурных кипение страстей.

Ср. у Пушкина: <.> С его озлобленным умом, H Кипящим в действии пустом (7, XXII, 13—14); <.> Томясь в бездействии досуга <.> (8, XII, 12). Кроме того, в «Гордыне» ассимилирован оборот, извлеченный из пушкинского «Пророка» (<.> не утоляет И Духовной жажды в жаркий зной), а в стихотворении «Раздумье»— рифма, памятная по 2-й главе «Евгения Онегина»: В неосвещенные покои <.> Искрятся блестками обои [ср.: Везде высокие покои, IIВ гостиной штофные обои <.>(2, II, 5—6)] 149.

Еще менее вяжутся с нашим представлением о Батенькове хрестоматийные лермонтовские интонации (никаких признаков интереса к творцу «Героя Нашего Времени» в батеньков-ских письмах при этом не осталось): Есть разгуляться где на воле («Бородино», 1837) — Есть разгуляться где морозцу («Оттепель в Уткине»); И прежний сняв венок, — они венец терновый («Смерть поэта», 1837) — И сняв с главы венец терновый («Исход» 15°); Что же мне так больно и так трудно? («Выхожу один я на дорогу.», 1841) — Что ж мне так грустно, не знаю («Утром уеду отсюда.»); Что ж мне так душно и жар пылает в моей голове? («Москва»). И совсем уже странно смотрится один и тот же образ в стихах Плещеева «Лжеучителям» (1862) и в оде «Гордыня», написанной, по легенде Илюшина, за два года до этих стихов (ср. Гришунин 1998, 276): А ваши плевелы сгниют (Плещеев) — Они, как плевелы, сгниют (dubia).

149 Слова обои в подлинных текстах нет, однако деталь эта очень натуральна. Батеньков охотно держит своих корреспондентов в курсе работ по благоустройству собственного жилья: «<.> я почти вовсе бросил город и переселился всем составом на Соломенный; мажу его, крашу и обклеиваю»; «Вымазал и обклеил Соломенный, так что вы не узнали бы его теперь»; «В городе занимаю я одну угловую комнату, обклеенную миленькими шпалерами по белому фону с розовыми цветами и мелкою зеленью узорно» (1989, 305, 310, 381 и др.).

150 Стихотворение, будто бы сочиненное Батеньковым еще в тюрьме.

И тем не менее коренных различий в структуре цитатного слоя также недостаточно, для того чтобы безапелляционно отвести авторство Батенькова. Во-первых, цитаты из боготворимого им Державина в псевдо-батеньковских стихах всё-таки есть: например, автор «Non exegi monumentum» гораздо больше отталкивается от державинского «Памятника», нежели от пушкинского. Во-вторых, смену поэтических ориентиров пережил, кажется, и сам Батеньков: так, первое же стихотворение, написанное им в мае 1846 г. вскоре по приезде в томскую ссылку («Надежда»), в метрическом, интонационно-фразеологическом и образно-тематическом отношении не свободно от влияния пушкинского отрывка «.Вновь я посетил.». Спустя долгие годы попав изгнанником туда, где в молодости он жил на свободе, лирический герой Батенькова задумывается «о времени и о себе»:

Все та< >же Томь хрящь роетъ и несетъ; Струить свои морщины молодыя <.> Все то< >же Солнце, ЗвЪзды и< >Луна И< >непрерывная Заря. Лишь гость, Едва примеченный, порой промчится. Все то< >же здЪсь: но я-то тотъ же ли?. Уже полвека грудь мою стеснили, Скорбей и бедствий полные <.>

Я тотъ же. Да. Безсмертная душа Не знаетъ старости <.> 151

Ср. у Пушкина: <.> Увидел их опять. Они всё те же, Н Всё тот же их знакомый уху шорох; <.> Я проезжал верхом при свете лунном <.>; <.> И сам, покорный общему зако

151 РНБ, ф. 49 (Г. С. Батеньков), ед. хр. 13, л. [1]. ну, И Переменился я <.>

Даже сходство между стихами Батенькова и Плещеева не имеет «юридической силы». С одной стороны, чисто теоретически Плещеев мог познакомиться с одой «Гордыня» — была же она, если Илюшин не выдумал, послана С. П. Трубецкому (см. Введение, § 1, 3). С другой стороны, данная «цитата», как и любая другая из перечисленных, может оказаться мнимой. За примерами далеко ходить не надо: их предоставляет поэзия самого Батенькова. Так, строка его раннего экспромта — И, словом, завсегда везде («В какой бы ни было беседе.», 1817) — никак не может быть цитатой из 4-й главы «Евгения Онегина» (1823—1824): Товарищ завсегда, везде (XLVI, 11). Наоборот тоже быть не может: стихотворение Батенькова, дошедшее в составе письма к А. А. Елагину (19—20.VI 1817), впервые напечатано в 1936 г. Это же касается всех параллелей между Ба-теньковым и Мандельштамом: И чувство чувства не поймет («Одичалый») — И, сердце, сердца устыдись («Silentium»); Душа туда лететь стремится (из письма к А. П. Елагиной 152) — Туда душа моя стремится («Еще далёко асфоделей.») и др.153

152 Ср. письмо Батенькова к А. А. Елагину (З.Х 1817) по поводу его женитьбы: «<.> ты хотел быть скрытным, хотел прежде познакомить меня с тою, к которой невольно теперь стремится моя душа» (Батеньков 1989, 118).

153 Фразеология «Таинств» (Где связан слова хлеб в снопы) заставляют вспомнить о метафорах Мандельштама «слово-пшеница», «слово-колобок» («Как растет хлебов опара.», 1922; «Нашедший подкову», 1923), а некоторые мысли «Тюремной песни» предвосхищают мандель-штамовского «Ламарка» (1932): Мне чувства служат к оперенью IIИ направленъю моих крил. II Как перечень животных строя, И Ищу себя

Разумеется, не является цитатой и совпадение батеньковской строки Течет красавица Нева («Тюремная песнь») с первой строкой стихотворения Д. А. Пригова: Течет красавица Ока.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Шапир, Максим Ильич, 1999 год

1. Анненкова 1989 — Анненкова Е. И. Гоголь и декабристы: (Творчество Н. В. Гоголя в контексте лит. движения 30—40-х гг. XIX в.). М., 1989.

2. АС — Словарь русского языка, составленный Вторым Отделением Императорской Академии Наук. СПб., 1895. T. I, вып. III: I. Да — Дя; II. Поправки и опечатки; 1906—1907, т. IV, вып. I: К — Кампи-лйт.

3. Батеньков 1859 — Батеньков Г. Одичалый//Рус. Беседа. 1859. №111, кн. 15. С. 6—12 (подпись: о-е-а).

4. Батеньков 1861 — Одичалый // Русская потаенная литература XIX столетия. Лондон, 1861. Отд. I: Стихотворения, ч. 1 / С предисл. Н. Огарева. С. 257—258 (без подписи).

5. Батеньков 1862 — Батеньков Г. С. Одичалый//Собрание стихотворений декабристов / Сост. и примеч. Н. В. Гербеля. Лейпциг 1862. С. 53—60.

6. Батеньков 1881 —Батеньков Г. С. Данные: Повесть собственной жизни // Рус. Архив. 1881. Кн. И. С. 251—276.

7. Батеньков 1933 — Батеньков Г. С. Записка о масонстве 1863.//Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-х годов. М., 1933. T. П. С. 113—120.

8. Батеньков 1983 — Батеньков Г. Узник; Калуга sic!.//Сов. Россия. 1983. 19 июня, № 141 (8192). С. 4.

9. Батеньков 1989 — Батеньков Г. С. Сочинения и письма/Изд. подгот. А. А. Брегман, Е.П.Федосеевой. Иркутск, 1989. Т. 1: Письма (1813—1856).

10. Базанов 1961 —Базанов В. Г. Очерки декабристской литературы: Поэзия. М.;Л., 1961.

11. БАС — Словарь современного русского литературного языка. М.; Л., 1954. Т. 3: Г — Е; 1955. Т. 4: Ж — 3; 1956. Т. 5: И — К; 1958. Т. 7: Н; 1959. Т. 9: П —пнуть; 1961. Т. 11: Пра —пятью; Т. 12: Р; 1962. Т. 13: С — сняться; 1963. Т. 14: Со — сям; Т. 15: Т.

12. Беглов 1996 — Беглов А. Л. Иосиф Бродский: монотония поэтической речи: (на материале 4-стопного ямба) // РЫ1ок^са. 1996. Т. 3, № 5/7. С. 109—123.

13. Берков 1958 — Верков П. Н. Об установлении авторства анонимных и псевдонимных произведений XVIII века//Рус. литература. 1958. №2. С. 180—189.

14. Бернштейн 1922 — Бернштейн С. И. О методологическом значении фонетического изучения рифм: (К вопросу о пушкинской орфоэпии) // Пушкинский сборник памяти профессора Семена Афанасьевича Венгерова. М.; Пг., 1922. С. 329—354 (Пушкинист; Вып. IV).

15. Бобров 1922 — Бобров С. Заимствования и влияния: (Попытка методо-логизации вопроса) // Печать и революция. 1922. Кн. 8. С. 72—92.

16. Богомолов 1994 — Богомолов Н. А. О поэме «Лука Мудищев»//Под именем Баркова: Эротич. поэзия XVIII — начала XIX века. М., 1994. С. 340—345.

17. Брегман 1989 — Брегман А. А. Декабрист Гавриил Степанович Батеньков // Батеньков Г. С. Сочинения и письма. Иркутск, 1989. Т. 1: Письма (1813—1856). С. 3—88.

18. Брик 1927 — Брик О. М. Ритм и синтаксис//Новый леф. 1927. № 3. С. 15—20; № 4. С. 23—29; № 5. С. 32—37; № 6. С. 33—39.

19. Будде 1904 — Будде Е. Ф. Опыт грамматики языка А.С.Пушкина. Ч. I: Этимология, Отд. I: Словоизменение, Вып. I: Склонение имен существительных // Сб. Отд. рус. яз. и словесности Имп. Акад. Наук. 1904. Т. ЬХХУП, № 4. С. I—XXXI, 1—118.

20. Будде 1908 — Будде Е. Очерк истории современного литературного русского языка (XVII—XIX век) // Энциклопедия славянской филологии. СПб., 1908. Вып. 12. С. 1—132.

21. Будде 1911—Будде Е. О поэтическом языке Пушкина//Пушкин. Собр. соч.: В 6 т. СПб., 1911. Т. V. С. 229—245.

22. Бурдон, Михельсон 1880 — Словарь иностранных слов: «60000» вошедших в употребление с означением их корней / Сост. по лучшим источникам И. Ф. Бурдон и [А. Д.] Михельсон. М., 1880.

23. Бушуй, Судник, Толстая 1989 — Бушуй А. М., Судник Т. М., Толстая С. М. Библиографический указатель по славянскому и общему языкознанию: Владимир Николаевич Топоров. Самарканд, 1989.

24. Бэлза 1989 — Бэлза И. Ф. Новое издание «Божественной Комедии» // Дантовские чтения, 1987. М., 1989. С. 273—276. Рец. на кн.: Данте Алигьери. Божественная Комедия / Сост., вступ. ст. и примеч. А. А. Илюшина. М., 1988.

25. Венгеров 1891 —Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых: (От начала рус. образованности до наших дней). СПб., 1891. Т. II, вып. 22—30: Бабаджано — Бен-зенгр.

26. Версовин 1990 — Полежаев А. И. Стихотворения; Поэмы и повести в стихах; Переводы; Воспоминания современников и критика / Сост., предисл. и примеч. А. Н. Версовина. М., 1990.

27. Виноградов 1947 — Виноградов В. В. Из истории русской литературной лексики//Учен. зап. Моск. гос. пед. ин-та. 1947. Т. Х1Л1. С. 3—14.

28. Виноградов 1958 — Виноградов В. В. Лингвистические основы научной критики текста // Вопр. языкознания. 1958. № 2. С. 3—24.

29. Виноградов 1959 — Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М., 1959.

30. Виноградов 1961 —Виноградов В. В. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961.

31. Винокур 1927 — Винокур Г. Биография и культура. М., 1927 (Тр. Гос. Акад. Худож. Наук. Филос. отд.; Вып. II).

32. Винокур 1941 — Винокур Г. Наследство XVIII в. в стихотворном языке Пушкина // Пушкин <—> родоначальник новой русской литературы: Сб. науч.-исслед. работ. M.; JL, 1941. С. 493—541.

33. Винокур 1959 — Винокур Г. О. Об изучении языка литературных произведений 1945?. // Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959. С. 229—256.

34. Винокур 1990 — Винокур Г. О. Я и ты в лирике Баратынского: (Из этюдов о рус. поэтич. яз.) 1944.//Винокур Г. О. Филологические исследования: Лингвистика и поэтика. М., 1990. С. 241—249.

35. Волконская 1904 — Записки Княгини Марии Николаевны Волконской / С предисл. и прилож. изд. кн. М. С. Волконского. СПб., 1904.

36. Гавкин 1894 — ГаекинН.Я. Карманный словарь иностранных слов. Изд. 4-е. Киев; Харьков, 1894.

37. ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации (Москва).

38. Гаспаров 1974 — Гаспарое М. Л. Современный русский стих: Метрика и ритмика. М., 1974.

39. Гаспаров 1977 — Гаспаров М. Л. Первый кризис русской рифмы: (к статье Ю. И. Минералова)//Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1977. Вып. 420. С. 59—70.

40. Гаспаров 1981а — Гаспаров М. Л. Итальянский стих: силлабика или силлабо-тоника? (Опыт использования вероятностных моделей в сравнит, стиховедении) // Проблемы структурной лингвистики1978. М., 1981. С. 199—218.

41. Гаспаров 19816 — Гаспаров М. Л. Ритм и синтаксис: происхождение «лесенки» Маяковского // Проблемы структурной лингвистики1979. М., 1981. С. 148—168.

42. Гаспаров 1982 — Гаспаров М.Л. Материалы о ритмике русского

43. Гаспаров 1984a — Гаспаров M. JI. Очерк истории русского стиха: Метрика; Ритмика; Рифма; Строфика. М., 1984.

44. Гаспаров 19846 — Гаспаров М. Л. Ритмический словарь и ритмико-синтаксические клише // Проблемы структурной лингвистики 1982. М., 1984. С. 169—185.

45. Гаспаров 1984в — Гаспаров М. Л. Эволюция русской рифмы // Проблемы теории стиха. Л., 1984. С. 3—36.

46. Гаспаров 1986 — Гаспаров М. Л. Ритмико-синтаксическая формуль-ность в русском 4-стопном ямбе // Проблемы структурной лингвистики 1983. М., 1986. С. 181—199.

47. Гаспаров 1989 — Гаспаров М. Л. Строфический ритм в русском 4-стопном ямбе и хорее//Russian Verse Theory: Proceedings of the 1987 Conference at UCLA. Columbus, Ohio, 1989. P. 133—147 (UCLA Slavic Studies; Vol. 18).

48. Гаспаров 1991 —Гаспаров M. Л. Двадцать стиховедческих конъектур к текстам Маяковского//Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1991. Т. 50, №6. С. 531—538.

49. Гаспаров 1994 — Гаспаров М. Л. Лингвистика стиха //Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1994. Т. 53, № 6. С. 28—35.

50. Гаспаров 1998 —Гаспаров M. Л. Точные методы анализа грамматики в стихе // Славянское языкознание: XII Междунар. съезд славистов. Краков, 1998 г.: Докл. росс, делегации. М., 1998. С. 168—181.

51. Гаспаров, Скулачева 1993 — Гаспаров М. Л., Скулачева Т. В. Ритм и синтаксис в свободном стихе // Очерки истории языка русской поэзии XX века: Грамматич. категории; Синтаксис текста. М., 1993. С. 20—43.

52. Гернет 1946 — Гернет M. Н. История царской тюрьмы. М., 1946. Т. 2: 1825—1870 гг.

53. Гершензон 1916 — ГершензонМ. Русские Пропилеи: Материалы по

54. Гранат — Вечнозеленые растения//Энциклопедический словарь Т-ва «Бр. А. и И. Гранат и К°». 7-е, совершенно перераб. изд. М., 1912. Т. 12: Выдача преступников — Гваякиль. Стб. 189.

55. Грекова 1988 — Грекова И. Необязательные украшения//Вопр. лит. 1988. №2. С. 182—186.

56. Григорьев 1983—Григорьев В. П. Грамматика идиостиля: В.Хлебников. М., 1983.

57. Гришунин 1960 — ГришунинА.Л. Опыт обследования употребительности языковых дублетов в целях атрибуции // Вопросы текстологии: Сб. ст. М., 1960. Вып. 2. С. 146—195.

58. Гришунин 1998 — ГришунинА.Л. Исследовательские аспекты текстологии. М., 1998.

59. Даль 1865—1866—Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1865. Ч. II: И —О; 1866. Ч. IV: Р —V.

60. Даль 1903—1905—Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. 3-е, испр. и значит, доп., изд. / Под ред. проф. И. А. Бодуэ-на-де-Куртенэ. СПб.; М., 1903. Т. I: А — 3; 1905. Т. II: И — О.

61. Данте 1988—Данте Алигьери. Божественная Комедия / Сост., вступ. ст. и примеч. А. А. Илюшина. М., 1988.

62. Данте 1995 —Данте Алигьери. Божественная омедия / Пер. с ит.

63. А. А. Илюшина. М., 1995. Державин 1864—Державин. Сочинения/С объяснит, примеч. Я. Грота. СПб., 1864. Т. I: Стихотворения. Часть I.

64. Дин 1966—Дин О. Патент на слово // Молодая гвардия. 1966. №2. С. 218—219.

65. Ермакова-Битнер 1965 — Ермакова-Битнер Г. В. Примечания//Катенин П. А. Избранные произведения. М.; JL, 1965. С. 657—717.

66. Жирмунский 1923 —Жирмунский В. Рифма, ее история и теория. Пб., 1923 (Вопр. поэтики; Вып. III).

67. Жирмунский 1968а — Жирмунский В. М. О национальных формах ямбического стиха // Теория стиха. JL, 1968. С. 7—23.

68. Жирмунский 19686 — Жирмунский В. М. О русской рифме XVIII в.// Роль и значение литературы XVIII века в истории русской культуры: К 70-летию со дня рождения чл.-корр. АН СССР П. Н. Берко-ва. М.; Л., 1968. С. 417—427 (XVIII век; Сб. 7).

69. Зайцев 1998 — Зайцев В. А. Мотив «Памятника» в русской поэзии от Ломоносова и Пушкина до Бродского // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1998. № 1. С. 7—22.

70. Илюшин 1966а — Илюшин А. А. Поэзия и проза декабристов в литературном движении первой трети XIX века: Дисс. . канд. филол. наук. М., 1966.

71. Илюшин 19666 — Илюшин А. Поэтическое наследие П. Катенина // Вопр. лит. 1966. № 4. С. 214—216. Рец. на кн.: Катенин П. А. Избранные произведения. М.; Л., 1965.

72. Илюшин 1966в — Илюшин А. А. Поэтическое наследство Г. С. Батенькова // Вестн. Моск. ун-та. Сер. X. Филология. 1966. № 3. С. 34—48.

73. Илюшин 1971а — Илюшин А. А. Батеньков Гавриил Степанович // Русские писатели: Биобиблиогр. словарь. М., 1971. С. 174—175.

74. Илюшин 19716 — Илюшин А. А. К истории статьи Пушкина о «Сочинениях и переводах в стихах Павла Катенина» // Учен. зап. Горьк. гос. ун-та. 1971. Вып. 115. С. 79—83.

75. Илюшин 1978—Илюшин А. А. Поэзия декабриста Г. С. Батенькова. М., 1978.

76. Илюшин 1986 — Илюшин А. А. О внутренних рифмах и слоговых созвучиях в стихе // Рус. яз. в шк. 1986. № 6. С. 50—54.

77. Илюшин 1988 — Илюшин А. А. К спорам о Полежаеве//Вопр. лит. 1988. № 3. С. 229—236. Рец. на кн.: Васильев Н. Л. А. И. Полежаев: Проблемы мировоззрения, эстетики, стиля и яз. Саранск, 1987; Полежаев А. И. Стихотворения и поэмы. Л., 1987.

78. Илюшин 1989 — Илюшин А. А. Из наблюдений над текстами силлабических стихотворений XVII — начала XVIII века//Герменевтика древнерусской литературы. М., 1989. Сб. 2: XVI — начало XVIII веков. С. 244—278.

79. Илюшин 1990а — Илюшин А. А. Батеньков, Гавриил Степанович// Русские писатели: Биобиблиогр. словарь: В 2-х ч. М., 1990. Ч. 1: А —Л. С. 67—69.

80. Илюшин 19906 — Илюшин А. А. Проблема перевода польских стихов Симеона Полоцкого // Сопоставительное литературоведение: подходы, критерии, опыт: Сб. Витебск, 1990. С. 25—31.

81. Илюшин 1990в — Илюшин А. А. С польского на славяно-русский: (К проблеме перевода «Carminum variorum» Симеона Полоцкого) // Сов. славяноведение. 1990. № 1. С. 89—95.

82. Илюшин 1992а — Илюшин А. А. Ранние стихи Симеона Полоцкого: (заметки переводчика с польского на церковнославянский) // Studiapolonica: К 60-летию В. А. Хорева. М., 1992. С. 175—192.

83. Илюшин 19926 — Илюшин А. А. Славяно-русские силлабические переводы польских стихов Симеона Полоцкого // Герменевтика древнерусской литературы. М., 1992. Сб. 4: XVII — начало XVIII вв.1. С. 136—164.

84. Илюшин 1994 — Илюшин А. А. Запоздалый перевод эротико-приапей-ской оды: (Alexis Pirón, «Ode á Priape») // Philologica. 1994. T. 1, № 1/2. C. 247—263.

85. Илюшин 1995a — Илюшин А. Геронтофильские мотивы русской поэзии // Комментарии. 1995. № 4. С. 67—98.

86. Илюшин 19956 — Илюшин А. Некрофильские этюды // Комментарии.1995. № 7. С. 62—80.

87. Илюшин 1996 — Симеон Полоцкий. Пять чювствии следуют; Времени премены и разность: [Пер. с пол. А. Илюшина] // Комментарии.1996. № 10. С. 218—220 (без подписи).

88. Илюшин 1997 — Илюшин А. Вновь вижу мою донну//Юность. 1997. № 4. С. 64—69.

89. Илюшин 1998 — Илюшин А. А. Проблемы перевода полоноязычных стихов Симеона Полоцкого // Научные доклады филологического факультета МГУ. М., 1998. Вып. 3: К XII Междунар. съезду славистов в Кракове. С. 161—172.

90. Илюшин, Красухин 1992 — Илюшин А. А., Красу хин К. Г. «Летите, грусти и печали.»: Неподцензур. рус. поэзия XVIII—XIX вв. / Изд. подгот. А. А. Илюшин, К. Г. Красухин, М., 1992.

91. ИРЛИ — Институт русской литературы РАН (Пушкинский дом). Рукописный отдел (С.-Петербург).

92. Канунова 1996 — Канунова Ф. 3. Г. С. Батеньков и В. А. Жуковский // Russ. Stud. 1996. Т. II, № 3. Р. 94—110.

93. Карцов 1965 — Карцов В. Г. Декабрист Г. С. Батеньков. Новосибирск, 1965.

94. Катенин 1832 — Катенин П. Сочинения и переводы в стихах/С при

95. Коллер 1974 — Коллер Э. Архаизмы в рифмах Тютчева//Studia Slavi-са. 1974. Т. XX, fase. 1/2. Р. 237—257.

96. Корш 1898—1899 — Корш Ф. Е. Разбор вопроса об окончании «Русалки» Пушкина по записи Д. П. Зуева // Изв. Отд. рус. яз. и словесности Имп. Акад. Наук. 1898. Т. III, кн. 3. С. 634—785; 1899. Т. IV, кн. 1. С. 1—100; кн. 2. С. 476—588.

97. КошутиК 1919 — Koiuymuh Р. Граматика руског jesmea. I. Гласови. А. Општи део: (Кн>ижевни изговор). Друго издание. Пг., 1919.

98. Лесков 1862а — Стебницкий М. Страстная суббота в тюрьме//Сев. Пчела. 1862. 14 апр., № 99. С. 393—394; 16 апр., № 101. С. 401—403; 19 апр., № 104. С. 413—414.

99. Лесков 18626 — Стебницкий М. За воротами тюрьмы: (Окончание рассказов о страстной субботе)//Сев. Пчела. 1862. 25 апр., №110. С. 437—438.

100. Лорер 1904 — Jlopep Н. И. Из записок декабриста: (Записки моего времени, воспоминание о прошлом)//Рус. богатство. 1904. № 3. С. 51—92; № 6. С. 49—79; № 7. С. 29—53.

101. Лотман Ю., Лотман М. 1986 —Лотман Ю. М., Лотман М. Ю. Вокруг десятой главы «Евгения Онегина» // Пушкин: Материалы и исслед. Л., 1986. Т. XII. С. 124—151.

102. Ляпин 1996 — Ляпин С. Е. О распределении слов в стихотворной строке // Славянский стих: Стиховедение, лингвистика и поэтика: Материалы междунар. конф. 19—23 июня 1995 г. М., 1996. С. 24—33.

103. Макогоненко, Серман 1966 — Макогоненко Г., Серман И. В кривом зеркале // Звезда. 1966. № 9. С. 220—221.

104. Милов 1994 — От Нестора до Фонвизина: Новые методы определения авторства / Под ред. Л. В. Милова. М., 1994.

105. Михельсон 1902—1903 — Михелъсон М. И. Русская мысль и речь: Свое и чужое: Опыт рус. фразеологии. СПб., 1902. Т. I; 1903. Т. II.

106. Модзалевский 1918 — Модзалевский Б. Декабрист Батеньков: Новые данные для его биографии//Рус. ист. журн. 1918. Кн. 5. С. 101— 153.

107. Морозов 1916—-Морозов H.A. Лингвистические спектры: Средство для отличения плагиатов от истинных произведений того или другого известного автора: Стилеметр. этюд//Изв. Отд. рус. яз. и словесности Имп. Акад. Наук. 1916. Т. XX, кн. 4. С. 93—127.

108. Немзер 1980 — Немзер А. Голос услышан // Вопр. лит. 1980. №2. С. 263—267. Рец. на кн.: Илюшин А. А. Поэзия декабриста Г. С. Батенькова. М., 1978.

109. Немзер 1989 — Немзер А. Завещание Гроссмана: О повести В. Гроссмана «Жизнь и судьба» // Лит. обозрение. 1989. № 12. С. 41—45.

110. Немзер 1991 — Немзер А. Русская поэзия. 1826—1836 / Вступ. ст., сост. и коммент. А. Немзера. М., 1991.

111. Немзер, Песков 1985 — Русская романтическая поэма / Сост. и примеч. А. С. Немзера и А. М. Пескова; Вступ. ст. А. С. Немзера. М., 1985.

112. Немзер, Проскурин 1987 — Декабристы: Избр. соч.: В 2 т. Сост. и примеч. А. С. Немзера и О. А. Проскурина. М., 1987. Т. 2.

113. Неумоина 1980 — Неумоина Е. Г. Книга о поэте Батенькове//Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1980. №3. С. 66—70. Рец. на кн.: Илюшин А. А. Поэзия декабриста Г. С. Батенькова. М., 1978.

114. Нечкина 1931 — Записки декабриста Н. И. Лорера/Под ред. М. Н. Покровского; Пригот. к печати и коммент. М. В. Нечкина. М., 1931.

115. Нечкина 1976 — Восстание декабристов: Документы. М., 1976. Т. XIV: Дела Верховного уголовного суда и Следств. комиссии / Под ред. М. В. Нечкиной.

116. Николаева 1989 — Николаева Л. А. О новом издании «Сочинений» А. И. Полежаева // Рус. лит. 1989. № 4. С. 206—214. Рец. на кн.: Полежаев А. И. Сочинения. М., 1988.

117. Никонов 1960 — Никонов В. А. Строфика // Изучение стихосложения в школе: Сб. ст. М., 1960. С. 96—149.

118. НМСП — Новые материалы к словарю А. С. Пушкина. М. 1982.

119. НС — Новый словотолкователь: Сорок три тысячи иностранных слов, вошедших в русский язык: Необходимо-настольная книга для всех сословий. М., 1878. Т. 1. Ожегов 1949 — Ожегов С. И. Словарь русского языка / Сост.

120. С. И. Ожегов. М., 1949. Охотин 1986 — Поэты-декабристы: Стихотворения / Вступ. ст.

121. Н. Я. Эйдельмана; Сост. и биогр. справки Н. Г. Охотина. М., 1986. Панфилов 1995 — Панфилов А. К. Загадки текста, неправильно разгаданные // Рус. яз. в шк. 1995. № 6. С. 73—75.

122. Песков 1987 — Песков А. Всё поделить?//Вопр. лит. 1987. №3. С. 229—233.

123. Пушкин 1949 — Пушкин. Полное собрание сочинений. М.; Л., 1949. Т. 12: Критика; Автобиография.

124. Пыпин 1872 — Пыпин А. Материалы для истории масонских лож: (Окончание)//Вестн. Европы. 1872. Т. IV (XXXVI), кн. 7. С. 244—288.

125. Пыпин 1916 — Пыпин А. Н. Русское масонство: XVIII и первая четверть XIX в. / Ред. и примеч. Г. В. Вернадского. Пг., 1916.

126. РАН — Архив Российской академии наук (Москва).

127. РГБ — Российская государственная библиотека. Отдел рукописей (Москва).

128. Рейсер 1970 — Рейсер С. А. Палеография и текстология нового времени. М., 1970.

129. РНБ — Российская национальная библиотека. Отдел рукописей (С.-Петербург).

130. Розанов 1948 — Розанов И. Н. Глагольные рифмы//Учен. зап. Моск.гос. ун-та. 1948. Вып. 128. С. 173—178. Ронинсон 1990 — Ронинсон O.A. Г. С. Батеньков: «Учение о слове» (1846—1863 гг.)//Учен. зап. Тарт. ун-та. 1990. Вып. 883. С. 65—76.

131. Сапов 1994а — Под именем Баркова: Эротич. поэзия XVIII — начала

132. XIX в. / Изд. подгот. П. Сапов. М., 1994.

133. Сапов 19946 — Сапов Н. Посильные соображения // Под именем Баркова: Эротич. поэзия XVIII — начала XIX в. М., 1994. С. 346—361.

134. Сарнов 1986 — Сарнов Б. Стоит ли столько мучиться, чтобы узнать так мало: (К спорам о десятой главе «Евгения Онегина») // Вопр. лит. 1986. № 10. С. 188—202.

135. Сергеев 1990 — Высоких дум кипящая отвага: Сб. стихотворений./ Сост., вступ. ст., биогр. справки и краткий коммент. М. Сергеева. Новосибирск, 1990.

136. Серков 1989 — Серков С. Р. Строфой великого флорентийца: Русская терцина//Дантовские чтения, 1987. М., 1989. С. 18—40.

137. СИС-6 — Словарь иностранных слов. Изд. 6-е, перераб. М., 1964.

138. СИС — Словарь иностранных слов / Сост. бригадой Гос. Ин-та «Сов. энцикл.». М., 1937.

139. Скулачева 1989 — Скулачева Т. В. К вопросу о взаимодействии ритма и синтаксиса в стихотворной строке: (англ. и рус. четырехстопный ямб) // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1989. Т. 48, № 2. С. 156—165.

140. Скулачева 1996а— Скулачева Т. В. Лингвистика стиха: структура стихотворной строки II Славянский стих: Стиховедение, лингвистика и поэтика: Материалы междунар. конф. 19—23 июня 1995 г. М., 1996. С. 18—23.

141. Скулачева 19966 — Скулачева Т. В. Ритм и морфология: ритмика глаголов//Русский стих: Метрика; Ритмика; Рифма; Строфика. М., 1996. С. 234—244.

142. Скулачева 1998 — Скулачева Т. В. Лингвистическая структура стихотворной строки: части речи и ритмика // Славянское языкознание: XII Междунар. съезд славистов. Краков, 1998 г.: Доклады росс, делегации. М., 1998. С. 508—520.

143. Слонимский 1918 — Слонимский А. Мнимые стихи Пушкина // Книжный угол. 1918. № 2. С. 4—9.

144. Снытко 1956 — Снытко Т. Г. Г. С. Батеньков-литератор//Литератур

145. Сорокин 1965 — Сорокин Ю. С. Развитие словарного состава русского литературного языка: 30—90е годы XIX в. JI., 1965.

146. СП — Словарь языка Пушкина: В 4 т. М., 1957. Т. И: 3 — Н.

147. СРНГ — Словарь русских народных говоров. Д., 1986. Вып. 21: Негораздый — Обвива.

148. Стогов 1878 — Стогов Э. И. Очерки, рассказы и воспоминания // Рус. Старина. 1878. Т. XXIII, кн. XI. С. 499—530 (подпись: Э.въ).

149. Страхов 1996 — Страхов А. О М. Ф. Мурьянове и о «Слове о полку Игореве»: (послесл. изд.) // Palaeoslavica. 1996. Vol. IV. P. 221—240.

150. Строганов 1993 — Строганов М. В. Русская литература первой трети XIX века: Пособие для самостоят, изуч.: Для студентов II курса фи-лол. фак. Тверь, 1993.

151. Строганов 1996 — Строганов М. В. Человек в русской литературе первой половины XIX века: Учеб. пособие. Тверь, 1996.

152. Суворин 1900 — Подделка «Русалки» Пушкина: Сб. ст. и заметок/ Сост. А. С. Суворин. СПб., 1900.

153. СУИС — Словарь иностранных слов<,> наиболее употребительных в русском языке / Сост. под ред. М. За—ского. Изд. 3-е, испр. и значит. доп. Киев, 1893.

154. СЦСРЯ — Словарь Церковно-Славянского и Русского языка, составленный Вторым отделением Императорской Академии наук. СПб., 1847. Т. III.

155. СЯ XVIII — Словарь русского языка XVIII века. Д., 1987. Вып. 3: (ВЪк — Воздувать); 1992. Вып. 7: Древо — Залежь; 1997. Вып. 9: (Из — Каста).

156. СЯ XI—XVII — Словарь русского языка XI—XVII вв. М„ 1989. Вып. 15: (Перстъ — Подмышка).

157. Тарановски 1953 — Тарановски К. Руски дводелни ритмови. I—II. Бео-град, 1953.

158. Тарановский 1975— Тарановский К. Ф. Ранние русские ямбы и их немецкие образцы // Русская литература XVIII века и ее международные связи: Памяти чл.-корр. АН СССР П. Н. Беркова. Л., 1975. С. 31—38 (XVIII век; Сб. 10).

159. Томашевский 1922 — Пушкин A.C. Гавриилиада: Поэма/Ред., примеч. икоммент. Б. Томашевского. Пб., 1922.

160. Томашевский 1923 — Томашевский Б. Пятистопный ямб Пушкина 1919. // Очерки по поэтике Пушкина. Берлин, 1923. С. 5—143.

161. Томашевский 1928 — Томашевский Б. Писатель и книга: Очерк текстологии. Л., 1928.

162. Томашевский 1929 — Томашевский Б. О стихе: Ст. Л., 1929.

163. Томашевский 1948 — Томашевский Б. В. К истории русской рифмы// Тр. Отд. новой рус. лит. Ин-та лит. АН СССР. 1948. Т. I. С. 233— 280.

164. Топоров 1995 — Топоров В. Н. Об индивидуальных образах пространства: («Феномен» Батенькова) 1987. // Топоров В. Н. Миф; Ритуал; Символ; Образ: Исслед. в области мифопоэтич.: Избранное. М., 1995. С. 446—475.

165. ТС — Толковый словарь русского языка / Под ред. Д. Н. Ушакова. М., 1934. Т. I; 1938. Т. II; 1939. Т. III; 1940. Т. IV.

166. Фризман 1980 — Фризман Л. Г. Высокое стремленье: Лирика декабристов / Сост., предисл. икоммент. Л. Г. Фризмана. М., 1980.

167. ФС — Фразеологический словарь русского языка / Сост. Л. А. Войно-ва, В. П. Жуков, А. И. Молотков, А. И. Федоров; Под ред. А. И. Мо-лоткова. М., 1967.

168. Холшевников 1989 — Холшевников В. Е. Из истории русской рифмыот Ломоносова до Лермонтова) // Рус. лит. 1989. № 2. С. 41—52.

169. Цявловский 1996 — Цявловский М. А. Комментарии к балладе Пушкина «Тень Баркова». [1930—1931]: Публ. Е. С. Шальмана; Подгот. текста и примеч. И. А. Пилыцикова // Philologica. 1996. Т. 3, № 5/7. С. 159—286.

170. Чернов 1933 — Чернов С. Г. С. Батеньков и его автобиографические припоминания//Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-х годов. М., 1933. Т. П. С. 55—87.

171. Шапир 1990а — Шапир М. И. О юбиляре//Quinquagenario Alexandri Il'usini oblata. M., 1990. С. 5—6 (без подписи).

172. Шапир 19906 — Шапир М. И. Приложения: Комментарии; Библиографии; Указатели // Винокур Г. О. Филологические исследования: Лингвистика и поэтика. М., 1990. С. 255—448.

173. Шапир 1990в — Шапир М. И. Metrum et rhythmus sub specie semioti-cae//Даугава. 1990. № 10. С. 63—87.

174. Шапир 1994 — Шапир М. И. Гексаметр и пентаметр в поэзии Катенина: (О формально-семантич. деривации стихотвор. размеров) // Philologica. 1994. Т. 1, № 1/2. С. 43—107.

175. Шапир 1996а — Шапир М. И. Гаспаров-стиховед и Гаспаров-стихо-творец: Коммент. к стиховедч. коммент. // Русский стих: Метрика; Ритмика; Рифма; Строфика. М., 1996. С. 271—310.

176. Шапир 19966 — Шапир М. И. У истоков русского четырехстопного ямба: генезис и эволюция ритма: (К социолингвист, характеристике стиха раннего Ломоносова)//Philologica. 1996. Т. 3, №5/7. С. 69—101.

177. Шапир 1998 — Шапир М. И. Феномен Батенькова и проблема мистификации: (Лингвостиховед. аспект. 3—5)//Philologica. 1998. Т. 5, № 11/13 (в печати).

178. Шапир 1999 — Шапир М. И. Ритм и синтаксис ломоносовской оды: (К вопросу об историч. грамматике рус. стиха) (в печати).

179. Шенгели 1921—Шенгели Г. Трактат о русском стихе. Одесса, 1921.

180. Ч. I: Органич. метрика. Шенгели 1960 — Шенгели Г. Техника стиха, М., 1960. Шпольский 1933 — Шполъский Э. Изотопы // Большая советская энциклопедия. М., 1933. Т. 27: Зерновые — Империализм. Стб. 711—713.

181. Штокмар 1960 — Штокмар М. 77. Анализ языка и стиля как средство атрибуции // Вопросы текстологии: Сб. ст. М., 1960. Вып. 2. С. 100—145.

182. Якушкин 1926 — Якушкин Е. Декабристы на поселении: Из архива Якушкиных / Пригот. к печати и снабдил примеч. Е. Якушкин. JL, 1926.

183. Jakobson 1962 — Jakobson R. К лингвистическому анализу русской рифмы//Jakobson R. Studies in Russian Philology. Ann Arbor, 1962.

184. P. 1—13 (Michigan Slavic Materials; № 1).

185. Kayser 1948 — Kayser W. Das sprachliche Kunstwerk: Eine Einführung in die Literaturwissenschaft. Bern, 1948.

186. Smith 1980 — Smith G. S. Stanza Rhythm and Stress Load in the Iambic Tetrameter of V. F. Xodasevic//Slav, and East Eur. J. 1980. Vol. 24, № 1. P. 25—36.

187. Sobel 1990 — Sobel R. Baten'kov's «Non Exegi Monumentum» and its Place in the Russian Tradition//Essays in Poetics. 1990. Vol. 15, № 1. P. 17—28.