Русская революционная демократия 60-70-х годов XIX века в освещении современной французской буржуазной историографии тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.09, кандидат исторических наук Секиринский, Сергей Сергеевич

• Секиринский, Сергей Сергеевич
• кандидат исторических наук
• 1984

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Секиринский, Сергей Сергеевич

ВВЕДЕНИЕ.

ШВА I. СОЩАЛЪНАЯ ПРИРОДА РЕВОЛЮЦИОННОЙ БОРЬБЫ В РОССИИ 60-70-х ГОДОВ XIX ВЕКА В ОСВЕЩЕНИИ ФРАНЦУЗСКОЙ ИСТОРИОГРАЗШ.

§ I. Анализ буржуазных интерпретаций проблемы "револкзционно-демокра тическая интеллигенция и крестьянство"

§ 2. Французские историки о роли дворян и разночинцев в российском освободительном движении начала пореформенного периода

ГЛАВА П. ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ РУССКИХ РЕВОЛКВДОНЕРОВ-ДЕМОКРАТОВ В ТРАКТОВКЕ

ФРАНЦУЗСКИХ ИСТОРИКОВ.

§ I. Французская историография русской революционной мысли 60-х годов XIX века.

§ 2. Революционные доктрины народников 70-х годов XIX века в интерпретации французских исследователей

§ 3. Социальное творчество русской революционной демократии второй половины XIX века в трактовке французских историков.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Русская революционная демократия 60-70-х годов XIX века в освещении современной французской буржуазной историографии»

Актуальность избранного исследования обусловлена насущными задачами развития марксистско-ленинской историографии, среди которых особое место занимает борьба против буржуазной идеологии. Учитывая небывалое за весь послевоенный период обострение противоборства социализма и империализма, коммунистического и буржуазного мировоззрений, июньский (1983 г.) Пленум ЦК КПСС сделал всесторонне обоснованный вывод:"необходима хорошо продуманная, единая, динамичная и эффективная система контрпропаганды" /53, с. 74/.

Неотъемлемым и весьма важным элементом контрпропагандистской работы советских ученых является анализ современных буржуазных интерпретаций истории СССР.

В марксистско-ленинской науке уже выявлены многие характерные черты современной англо-американской историографии российского революционно-демократического движения 60-70-х гг. XIX в. /74; 90; 115; 139-142; 175; 184; 218; 227; 254-258; 284/. В то же время сочинения историков крупных капиталистических стран континентальной Европы изучены гораздо меньше. Однако анализ научной продукции американских и английских буржуазных ученых не может заменить собою исследований работ историков других зарубежных стран. Общность классовых позиций буржуазных исследователей не исключает порою значительных расхождений между национальными историографиями Запада в трактовке теоретико-методологических и конкретно-исторических проблем. Как показывают труды Ю.Н.Афанасьева /77/, В.М.Далина /112/, М.Н.Соколовой /249/, одной из наиболее самобытных в западном обществоведении является историческая наука Франции. При рассмотрении французской историографии российского освободительного движения XIX в. следует также учитывать особый характер взаимоотношений между народами нашей страны и Франции и своеобразие ее внутренне® жизни, окрашенной мощным влиянием левых сил, В формировании общественно-политических взглядов русской революционной демократии существенную роль сыграли французские социальные теории первой половины прошлого столетия. В то же время русские революционеры М.А.Бакунин и П.А.Кропоткин внесли определенный вклад в развитие французской немарксистской социалистической мысли ИХ - начала XX вв.

Таким образом, история русской революционной демократии 60-70-х гг. XIX в. представляет для французских исследователей "двойной" интерес, и как большая проблема в рамках россиеведения, и как важный аспект в истории распространения и развития идей французского социализма.

Предметом настоящего исследования стала вся совокупность работ современных французских буржуазных ученых по истории русской революционной демократии 60-70-х гг. XIX в. Освещение этой теш во французской историографии носит очень неравномерный характер. История революционного движения в России XIX в. остается для многих французских авторов в первую очередь историей отдельных революционных деятелей, значение которых оценивается главным образом с точки зрения их вклада в развитие общественной мысли. Эта особенность французской историографии и предопределила формулировку темы диссертации: "Русская революционная демократия (а не ".Революционно-демократическое движение.") 60-70-х гг. XIX в. в освещении современной французской буржуазной историографии".

В диссертации использованы прежде всего те работы французских историков, которые были изданы в 60-х - начале 80-х гг. XX г. Однако, принимая во внимание относительную маломощность французской ис- . ториографии (в сравнении, например, с американской) и большие разрывы во времени между выходом в свет трудов французских историков по сходной тематике, а также я?о обстоятельство, что литература последних десятилетий продолжает сложившиеся ранее историографические традиции, а в чем-то и порывает с ниш, к анализу были привлечены и довольно старые работы французских историков, без учета которых останутся неясными тенденции развития французской исторической мысли.

Методологической основой исследования являются произведения К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина. Основоположники научного коммунизма первостепенное внимание уделяли анализу социальных корней идейно-политических течений в российском освободительном движении XIX в. К.Маркс в письме З.Мейеру от 21 января 1871 г., объясняя мотивы своего обращения к русским источникам, указывал: ".идейное движение, происходящее сейчас в России, свидетельствует о том, что глубоко в низах идет брожение. Умы всегда связаны невидимыми нитями с телом народа" /17, с. 147/. К.Маркс и Ф.Энгельс всемерно поддерживали борьбу русских революционеров против крепостничества и его остатков. В то же время попытки М.А.Бакунина и его сторонников распространить в международном рабочем движении принципы анархизма получили со стороны вождей и учителей мирового пролетариата самый решительный отпор /2-10/.

Со второй половины 70-х гг. XIX в. особым вниманием К.Маркса и Ф.Энгельса стали пользоваться намерения русских революционеров привести Россию к социализму с помощью сельской общины. Не исключая возможности для России в первые пореформенные десятилетия миновать "вавдинские ущелья" капиталистического строя, К.Маркс и Ф.Энгельс, однако, указывали, что только победоносная пролетарская революция на Западе может позволить русскому крестьянству на базе общины t. прийти к установлению новых справедливых общественных отношений /10, с. 615; 13, с. 305/.

Начатую К.Марксом и Ф.Энгельсом разработку научной концепции истории революционного движения в России продолжил и завершил В.И. Ленин. В работе "Памяти Герцена", определяя место революционеров 60-70-х гг. XIX в. в истории трех поколений революционных борцов, В.И.Ленин писал: "Сначала дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеко они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию.

Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями "Народной воли". Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. "Молодые штурманы будущей бури" - звал их Герцен. Но это не была еще сама буря.

Буря, это - движение самих масс. Пролетариат, единственный до конца революционный класс, поднялся во главе их и впервые поднял к революционной борьбе миллионы крестьян" /38, с. 261/.

В основе ленинского анализа идеологии крестьянской демократии России, ставшей в начале XX в. союзником класса - гегемона в революционной борьбе, лежало разработанное вождем пролетарской партии учение о двух путях или типах буржуазно-аграрной эволюции, развернутую характеристику которых он дал в труде "Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905-1907 годов". "Буржазное развитие, - писал В.И.Ленин, - может идти, имея во главе крупные помещичьи хозяйства, постепенно становящиеся все более буржуазными, постепенно заменяющие крепостнические приемы эксплуатации буржуазными, - оно может идти также, имея во главе мелкие крестьянские хозяйства, которые революционным путем удаляют из общественного организма "нарост" крепостнических латифундий и свободно развиваются затем без них по пути капиталистического фермерства.

Эти два пути объективно возможного буржуазного развития мы назвали бы путем прусского и путем американского типа" /35, с. 215216/.

Борьбой за преобладание того или иного пути, как показал В.И. Ленин, определялось и почти до конца XIX в. исчерпывалось объективное содержание российского освободительного движения. Провозглашая своей целью социализм, революционеры-разночинцы видели его прежде всего в полном удовлетворении земельного голода крестьянства и, следовательно, на деле отстаивали условия для наиболее быстрого, свободного и широкого развития капитализма в России. В этом состояло "реальное (курсив В.И.Ленина - С.С.) историческое значение" их борьбы /37, с. 168-169; 38, с. 258/.

Одна из крупных ошибок русских народников состояла в том, что они не учитывали в своих выводах развитие классового антагонизма внутри крестьянства /21, с. 262/. Однако, рассматривая процесс социальной дифференциации крестьянства, ускорившейся после реформы 1861 г., В.И.Ленин писал: "позволительно и даже естественно было впадать в эту иллюзию в 60-70-х и §0-х годах, - когда еще так мало было сравнительно точных сведений об экономике деревни." /21, с. 263/, ".мелкобуржуазный характер крестьянского хозяйства совершенно еще не обнаружился." /22, с. 413/. Лишь в 80-е годы прошлого столетия, по мнению В.И.Ленина, подтвержденному исследованиями советских историков /170, с. 100, III/, глубокие изменения экономики России привели к качественным переменам в ее социальной структуре и расстановке классовых сил, подготовив тем самым наступление нового пролетарского этапа в российском освободительном движении.

В условиях капиталистической России конца XIX - начала XX вв. надедды на общину и самобытный строй русской жизни приобретали целиком иллюзорный характер. Поэтому В.И.Ленин сделал вывод "о необходимости разрыва с мещанско-социалистическими идеями, с идеями старого русского крестьянского социализма вообще" /21, с. 297/.

Осуществив на основе марксистской методологии глубокий анализ русского капитализма, В.И.Ленин доказал неизбежность его гибели под напором революционного движения масс, руководимых пролетариатом. Подчеркивая "громадную важность" демократизма в деятельности русских марксистов и необходимость преодоления "узкого понимания" социал-демократической программы /21, с. 300/, В.И.Ленин обосновал положение о пролетарских революционерах как наследниках лучших демократических традиций в освободительном движении России. Продолжая выполнение завещанной им от прошлых поколений "отрицательной задачи расчистки пути для европейского развития России", русские марксисты, как писал В.И.Ленин, дополнили это наследство "анализом противоречий капитализма с точки зрения бесхозяйных производителей" /23, с. 541/.

Таким образом, утверждая преемственность в борьбе против самодержавно-помещичьего строя, В.И.Ленин указывал и на историческую ограниченность всех домарксистских революционных программ в России, их непригодность быть руководством в неудержимом движении страны к социалистической революции. В.И.Ленин решительно выступил и против анархистского наследия в виде отрицания важности политической деятельности, организованности и дисциплины в революционном движении.

Ведя непримиримую борьбу против мелкобуржуазной революционности на пролетарском этапе освободительного движения, В.И.Ленин видел в целом исторически прогрессивное значение бакунизма в России 6070-х гг. XIX в., оценивая его как одну из политических программ, направленных против основ самодержавно-помещичьего строя /21, с. 272/.

Таковы основные принципы марксистско-ленинской концепции истории русского революционно-демократического движения 60-70-х гг. XIX в.

Источниковую базу исследования образует прежде всего французская историческая литература. Круг французских источников был определен на основе изучения издаваемых во Франции и в Западной Европе библиографических указателей. Начиная с 1963 г. по 1976 г., специализированный журнал "Cahiers <}ц monde russe et uvietic^we" поместил на своих страницах 13 погодных (с 1962 г. по 1974 г.) указателей "трудов, опубликованных во Франции и относящихся к России и СССР". В 1977 г. начато издание "Европейской библиографии работ, посвященных СССР и странам Восточной Европы" /298/. В этом издании отражаются и французские публикации с 1975 г.

Всего наш было учтено около полутораста различных работ, изданных во Франции. По форме - это книги, статьи и рецензии. В зависимости от темы издания можно выделить сочинения, в которых дается общая характеристика эпохи 60-70-х гг. XIX в. в России /287; 306; 315; 351; 356; 377; 402; 405; 407; 408; 413; 416; 420; 435/; работы по проблемам социально-экономического развития страны, крестьянства и крестьянского движения /308; 328; 334; 340; 381; 406; 411; 428/, интеллигенции /309; 311; 313; 314; 333; 336/; труды, посвященные отдельным представителям революционной демократии /289; 290; 291; 293-299; 301-303; 307; 319; 320; 324; 325; 327; 329-332; 337; 339; 367-369; 372; 373; 379; 380; 383-385? 387; 394-400; 403; 404; 412; 425; 426; 429/; литературу о К.Марксе и Ф.Энгельсе и по истории освободитвльного движения и социалистической мысли Запада /286; 288; 342; 350; 360-366; 371; 386; 390; 392; 393; 401; 414; 423; 424; 431-434/. Кроме того, следует назвать работы о В.И.Ленине, большевиках, Октябрьской революции 1917 г. и о развитии освободительного движения в России конца XIX - начала XX в. /304; 305; 316; 346; 382; 388; 389; 391/.

Хотя все указанные группы сочинений французских историков содержат весьма разнообразный исторический материал, каждая из них отличается особой информативностью преимущественно в какой-то одной или нескольких областях.

Анализ работ, посвященных социально-экономической истории, крестьянскому движению и интеллигенции, а также сочинений, содержащих обобщающие характеристики российской истории, дает возможность установить отношение французских исследователей к таким важнейшим вопросам, как социальная природа революционной борьбы и ее соотношение с правительственной политикой.

Труды, посвященные отдельным деятелям оовободительного движения в России, дают основной материал для изучения взглядов французских авторов на историю русской революционной мысли.

Работы французских ученых об основоположниках научного коммунизма и по истории революционного движения, социалистической мысли Запада, французского анархизма, анархо-синдикализма содержат оценки и выводы по таким вопросам, как "К.Маркс, Ф.Энгельс и революционная Россия", "Мировоззрение М.А.Бакунина".

Особого внимания требуют сочинения французских историков, посвященные развитию российского освободительного движения на его завершающем, пролетарском этапе, В.И.Ленину и другим большевикам, предпосылкам и ходу социалистической революции в нашей стране. Без изучения этой литературы нельзя вести полемику с буржуазной историографией по проблеме преемственности российского освободительного движения.

Толькозомплексное использование всех перечисленных видов источников позволяет создать целостное представление о современной французской буржуазной историографии русской революционной демократии 60-70-х гг. XIX в.

Критикуя взгляды буржуазных историков, автор опирается на сочинения русских революционных демократов А.И.Герцена /105/, Н.П.Огарева /200/, Н.Г.Чернышевского /275/, Д.И.Писарева /215/, М.А.Бакунина /78; 79; 185; 216; 289/, П.Л.Лаврова /163/, П.Н.Ткачева /260/. В диссертации использованы программные документы российского освободительного движения 60-70-х гг. XIX в. /230/, мемуарная литература /130; 158; 202; 269; 273; 276/, материалы статистики и т.д.

Работ советских историков, в которых рассматривается современная французская историческая литература по(проблемам русской революционной демократии 60-70-х гг. XIX в. немного. Они посвящены анализу трактовок французскими исследователями таких вопросов, как революционная деятельность Н.П.Огарева, Д.И.Писарева, М.А.Бакунина, общественно-политическое движение в России на рубеже 70-80-х гг. XIX в., взаимоотношения К.Маркса и Ф.Энгельса с русскими революционерами.

Особое место в историографии темы занимают труды советских историков, в которых дан анализ французской печати второй половины XIX в., повествующей о революционной борьбе в России.

Уже сам перечень вопросов, по которым рассматривались взгляды французских историков, свидетельствуют о фрагментарном характере разработанности темы в советской науке.

Определенный вклад в изучение современной французской историографии русской революционной демократии 60-70-х гг. XIX в. вносит рецензия С.Д.Лищинер на опубликованный во Франции с предисловием и комментариями М.Мерво сборник "Николай Огарев. Неизданные письма к Александру Герцену - сыну" /174/. Значение этой публикации, подготовленной на основе коллекции огаревских материалов из Международного института социальной истории, советский рецензент видит прежде всего в том, что в сборник включены все ныне известные письма Н.П.Огарева к сыну А.И.Герцена А.А.Герцену /174, с. 211/. (92 письма прежде полностью не публиковавшиеся и 19 ранее опубликованных писем) /174, с. 211/. ".Книга, подготовленная французским исследователем, - пишет С.Д.Лищинер, - является за последние два десятилетия (после фундаментальных советских публикаций 50-х годов) наиболее обширным печатным собранием писем русского мыслителя-революционера" /174, с. 211/.

Рассматривая публикации М.Мерво в комплексе с новыми источниками по той же теме, введенными в научный оборот советскими исследователями, С.Д.Лищинер отмечает их важное значение для более глубокого проникновения в характер взаимоотношений А.И.Герцена и Н.П. Огарева с общественными деятелями скандинавских стран и в суть разногласий редакторов "Колокола" с Бакуниным.

Рецензент справедливо обращает внимание на общекультурное значение публикации во Франции огаревских материалов, которые приобщают французского читателя к магистральной гуманистической линии российской культуры /174, с. 213/. Особо отметим заключительный вывод рецензента: "Опираясь на хорошее знание советской исследовательской литературы вопроса и богатый материал писем, М.Мерво в целом объективно охарактеризовал последний период жизни Н.П.Огарева" /174, с. 214/.

Е.Л.Рудницкая, исследуя историю "нечаевского" "Колокола", показала важное значение для выяснения политических позиций Н.П.Огарева на рубеже 60-70-х гг. XIX в., опубликованного во Франции М.Кон-фимо дневника дочери А.И.Герцена Н.А.Герцен (Таты) /233, с. 205215; 234, с. 45-48/.

Усилия французских историков, направленные на изучение творческого наследия Н.П.Огарева, получили, на наш взгляд, вполне адекватный отклик в советской историографии.

В работе С.А.Покровского, посвященной анализу зарубежной историографии русской политической мысли, дана оценка опубликованной еще в 1946 г. в Париже книги А.Кокара "Дмитрий Писарев (1840-1868 гг.) и идеология русского нигилизма" /218, с. 181-183/. Советский историк охарактеризовал эту работу как "серьезное исследование", поместив ее разбор в главе "Прогрессивные ученые Запада изучают историю русской революционной мысли". К числу достоинств исследования Кокара С.А.Покровский отнес доказательство ошибочности трактовки мировоззрения Д.И.Писарева как разновидноетиконтизма и показ противоположности взглядов русского революционного мыслителя буржуазному позитивизму. Кроме того, положительную оценку С.А.Покровского получила мысль Кокара о том, что творчество Писарева развивалось на пути к марксизму. В качестве недостатков работы французского историка С.А.Покровский выделил приписывание им русским революционным демократам враждебного отношения к философии и сведение "теории разумного эгоизма" Писарева и Чернышевского к английскому буржуазному утилитаризму.

Если работы французских историков об Н.П.Огареве и Д.И.Писареве получили соответствующий отклик в советской историографии, то иначе обстоит дело с исследованиями французских россиеведов, посвященными таким крупнейшим деятелям эпохи падения крепостничества как А.И.Герцени Н.Г.Чернышевский.

До сих пор сочинения французских историков на эту тему не подвергались специальному рассмотрению в советской историографии.

Больше всего внимания советские ученые уделили исследованию ба-куниноведческих работ французских историков. В статье Н.М.Пирумо-вой "Новое о Бакунине -на страницах французского журнала" /211/ дана оценка публикации М.Конфино, Т.Бакуниной и Ж.Катто в журнале "Cahiers du wonde rnsse et sovieii^ue- " ранее недоступной науке переписки ряда участников нечаевской "истории" за границей в мае-августе 1870 г. и в особенности письма М.А.Бакунина к С.Г.Нечаеву от 2-9 июня 1870 г. Документы, опубликованные во Франции, помогли значительно уточнить позиции М.А.Бакунина, Н.П.Огарева, Г.А.Лопатина в нечаевском "деле" и восстановить почти полностью картину разрыва Бакунина с Нечаевым.

По достоинству оценив заслугу М.Конфино, главного публикатора новых документов, Н.М.Пирумова вместе с тем подвергла аргументированной критике ряд сделанных им в комментариях к публикации ложных выводов. В частности, была показана несостоятельность попыток М. Конфино отыскать какие-либо аналогии между воззрениями С.Г.Нечаева и "Манифестом Коммунистической партии" К.Маркса и Ф.Энгельса, с одной стороны, а также Нечаева и Н.Г.Чернышевского, с другой /211, с. 189-190, 198/. Творческое переосмысление источниковедческих открытий буржуазного ученого привело Н.М.Пирумову к выводу о том, что новые публикации подтверждают мнение советских историков об исключительнооти нечаевщины и ее несоответствии принципам и традициям русским революционеров /211, с. 197-198/.

В работах В.П.Козлова /144-146/ рассматривались интерпретации французскими буржуазными историками роли М.А.Бакунина в славянском и русском освободительном движении. В.П.Козлов очень тщательно проанализировал ряд трудов французских буржуазных бакуниноведов, дав аргументированную критику версий^о "национализме" и "панславизме" Бакунина. Убедительно опровергнуты исследователем и представления о Бакунине как о духовном отце нечаевщины. Советский историк также вскрыл несостоятельность попыток установления преемственной связи между бакунизмом и нечаевщиной, с одной стороны, и ленинизмом, с другой.

Сосредоточившись на изучении буржуазных интерпретаций таких важных этапов в деятельности М.А.Бакунина, как его участие в революции 1848-1849 гг., а также сотрудничество и разрыв с С.Г.Нечаевым, В.П.Козлов отказался от анализа трактовок французскими историками взглядов русского анархиста на стратегию и тактику революционной борьбы в 60-70-е гг. XIX в. По-видимому, в связи с этим он не уделил должного внимания в своих работах и анархистской историографии М.А.Бакунина и бакунизма, определяющей в настоящее время многие характерные черты французского бакуниноведения. В исследованиях В.П.Козлова отмечается ряд особенностей французской историографии бакунизма, обусловленных воздействием на нее анархистских идей. Своеобразие французского бакуниноведения было подчеркнуто и в книге В.Г.Джангиряна, посвященной анализу англо-американской литературы по той же теме /115, с. 7-8/.

Некоторые черты современной анархистской историографии М.А.Бакунина и бакунизма, свойственные и работам ряда французских историков, были проанализированы в рецензии Н.М.Пирумовой и В.А.Черных /214/ на предпринятое Международным институтом социальной истории (Амстердам) издание "Архива Бакунина". Эта многотомная публикация переиздается в Париже и широко используется всеми французскими ба-куниноведами.

Советские ученые превде всего отметили научно не оправданный и по существу тенденциозный характер сужения хронологических рамок издаваемого под руководством анархистского историка А.Ленинга "Архива Бакунина" (в нем представлены сочинения Бакунина лишь за последние пять лет его жизни).

Н.М.Пирумова и В.А.Черных подвергли обстоятельному анализу отражение в "Архиве Бакунина" двух проблем: взаимоотношений Бакунина с А.И.Герценом и с С.Г.Нечаевым. Справедливо было отвергнуто стремление А.Ленинга в комментариях к изданию оправдать Бакунина в его споре с Герценом. Советские рецензенты показали, что эта цель достигалась негодными средствами: путем сведения глубоких, принципиальных разногласий во взглядах Бакунина и Герцена на средства, задачи, тактику и сроки революции лишь к расхождениям в оценке роли сельской общины /214, с. 118/.

В рецензии Н.М.Пирумовой и В.А.Черных показаны нелогичность и тенденциозность публикаторов "Архива Бакунина", включивших в его 1У том, посвященный взаимоотношениям Бакунина и Нечаева, лишь материалы 1870-1872 гг. и полностью проигнорировавших документы, относящиеся к первому периоду знакомства и сотрудничества Бакунина с Нечаевым в 1869 г., когда вышли в свет наиболее крайние произведения обоих авторов. Стремление Ленинга сколь возможно отделить Бакунина от деятельности Нечаева, преуменьшить долю участия Бакунина в их общей пропагандистской кампании сопровождается, как отмечают советские исследователи, попытками преувеличить роль и значение самого Нечаева /214, с. 118/. Убедительной критике в связи с этим было подвергнуто мнение Ленинга, согласно которому Нечаев будто бы был "основателем чисто политической якобинской тенденции в русском революционном движении" /214, с. 117/.

Вывод рецензентов о том, что апология Бакунина, который почти всегда оказывается прав, свойственна всему рецензируемому изданию, не исключает признания с их стороны пользы от него для дальнейших исследований революционной мысли и революционного движения в России.

Таковы результаты предпринятого в советской науке анализа французской историографии бакунизма. Однако вследствие того, что баку-ниноведение изучалось изолированно от других отраслей французской русистики, перед исследователями не вставал (и не мог встать) вопрос о причинах крайне неравномерного освещения во французской историографии деятельности идеологов революционного народничества 70-х гг. XIX в. и почтиисключительного интереса со стороны французских историков к М.А.Бакунину. До сих пор не были подвергнуты специальному рассмотрению и апологетические тенденции во французском баку-ниноведении, с максимальной полнотой проявившиеся в анархистской литературе.

Анализ такой комплексной темы, как "Историки Франции об общественно-политическом движении в России 70-80-х годов XIX века", был дан в статье Е.В.Мочаловой /190/. Исследовательница рассмотрела взгляды французских историков на истоки и движущие силы освободительной борьбы в пореформенной России, деятельность революционных народников, первых рабочих союзов, либеральной оппозиции. Источни-ковой базой статьи Е.В.Мочаловой служили главным образом не специальные исследования, а работы общего характера. Заслуживает поддержки главный вывод автора о том, что большему числу французских историков чуждо стремление к явной предвзятости и тенденциозным антисоветским выпадам, но вместе с тем для них, за некоторым исключением, характерна недооценка роли социально-экономического фактора в революционном движении, роли движения многомиллионных народных масс /190, с. 215/.

Однако, на наш взгляд, нуждается в уточнении следующий вывод Е.В.Мочаловой: "краеугольным камнем французской, как и англо-американской буржуазной историографии, является тезис об исключительно интеллигентском характере всего русского революционного движения". Этот вывод находится в известном противоречии даже с тем материалом, который автор приводит в своей статье.

В работах Р.П.Конюшей /155/, П.Спирина и Г.Ильящука /251/ анализировались сочинения французских историков М.Рюбеля и Ж.Бенака , в которых рассматривается проблема "К.Маркс, Ф.Энгельс и революционная Россия". Советские исследователи опровергли утверждения буржуазных ученых о мнимой враждебности основоположников научного коммунизма к России и к русским революционерам и разоблачили попытки противопоставления взглядов К.Маркса и Ф.Энгельса на перспективы российского освободительного движения идеям В.И.Ленина, деятельности партии большевиков. В то же время за пределами внимания наших исследователей до сих пор оставалась специфика разработки этой темы во французской историографии .

В трудах А.З.Манфреда /178, с. 155-157/, Б.С.Итенберга /231, с. 491-593/ и Н.А.Троицкого /262, с. 239-281; 263, с. 313-348/ на основе изучения материалов французской печати второй половины XIX в. охарактеризовано отношение французской общественности к революционной борьбе в пореформенной России. Однако в этих работах не была прослежена связь мнений, высказанных во французской прессе прошлого века, с концепциями, выдвигаемыми современными французскими рос-си еведами.

Сопоставление проделанной в советской науке работы по изучению современной французокой историографии русской революционной демократии 60-70-х гг. XIX в. с имеющейся источниковой базой показывает, что возможности ее исследования далеко не исчерпаны. До сих пор анализу подвергались лишь отдельные аспекты интересующей нас теш. К тому же некоторые из них разработаны недостаточно полно. Французская историческая литература о русских революционерах-демократах во многом еще щУучтена и не проанализирована.

Цель настоящего исследования состоит в том, чтобы изучить весь комплекс трудов современных французских буржуазных историков по проблемам русской революционной демократии 60-70-х гг. XIX в., раскрыть особенности освещения указанной теш во французской историографии, дать критику антимарксистских концепций.

Для достижения указанной цели необходимо решить следующие задачи:

- более полно осветить социально-политические функции сочинений буржуазных историков;

- глубже проанализировать их методологические принципы;

- уточнить и конкретизировать на основе привлечения более широкого круга французской исторической литературы сделанные в советской историографии выводы и наблюдения относительно взглядов французских историков на социальную природу революционного процесса в пореформенной России;

- дополрть данную в нашей науке характеристику французской историографии передовой русской мысли 60-х гг. XIX в. анализом предлагаемых французскими историками трактовок общественно-политических позиций таких вождей революционной демократии, как А.И.Герцен и Н.Г.Чернышевский;

- объяснить причины крайне неравномерного интереса во французской историографии к идеологам революционного народничества 70-х гг. XIX в. и преимущественного^внимания со стороны французских историков к М.А.Бакунину; определить особенности и значение анархистских интерпретаций бакунизма в современной французской исторической литературе;

- рассмотреть обоснованность предлагаемых французскими историками концепций преемственности и альтернативности в развитии российского освободительного движения XIX - начала XX вв. и в связи с этим проанализировать их взгляды на историческое место бланкистских идей (П.Н.Ткачев) и общинной теории народников;

- выяснить, какое место в истории российского освободительного движения 60-70-х гг. XIX в. французские ученые отводят проявлениям незрелой революционности; дать оценку буржуазным интерпретациям нёчаевщины;

- определить степень зависимости современной буржуазной исторической мысли от русской дореволюционной немарксистской публицистики и историографии, а также белоэмигрантской литературы;

- выявить новые тенденции в современной французской буржуазной историографии русской революционной демократии 60-70-х гг. XIX в.;

- установить связи рассматриваемого в диссертации комплекса работ французских историков с развитием современной французской историографии социальных движений и революций;

- выяснить, какое воздействие оказали на освещение истории русской революционной демократии во Франции такие явления общественно-политической жизни этой страны, как "красный май" 1968 г., нарастание роли левых сил в последующий период, дискуссии о путях и формах социального обновления Франции.

Цель и задачи исследования определяют его структуру. Характеристику политических позиций, методологических принципов и концепций буржуазных исследователей истории русской революционной демократии необходимо начинать с анализа предлагаемых ими трактовок социальной природы антисамодеркавной борьбы в России начала пореформенного периода (гл. I). Выдвигаемые французскими россиеведами интерпретации взаимоотношений демократической интеллигенции с крестьянскими массами (гл. I, § I), вклада дворян и разночинцев в освободительное движение 60-70-х гг. XIX в. (гл. I, § 2) во многом определяют их взгляды на историческое содержание деятельности русских революционеров указанного периода.

Однако решение этого вопроса во французской буржуазной историографии зависит и от того, как исследователи рассматривают револкъ ционную деятельность передовой русской интеллигенции второй половины XIX в.

Особенность подхода французских историков к освещению этого вопроса состоит в том, что специальному анализу и оригинальным трактовкам в их трудах подвергаются главным образом лишь идейно-теоретические формы деятельности революционной демократии России прошлого столетия.

Современная французская историография русской революционной демократии 60-х гг. XIX в. исследуется в диссертации на примере предлагаемых французскими учеными интерпретаций творчества А.И.Герцена и Н.Г.Чернышевского (гл. П, § I).

При изучении общественно-политических позиций русских революционеров-семидесятников основное внимание французских исследователей фокусируется прежде всего на М.А.Бакунине, в меньшей степени на П.Н.Ткачеве и С.Г.Нечаеве. Выдвинутые французскими историками оценки их роли в российском освободительном движении анализируются в настоящей диссертации (гл. П, § 2).

Взгляды французских россиеведов на историческое значение деятельности русской революционной демократии 60-70-х гг. XIX в. можно проследить и при рассмотрении предлагаемых ими трактовок ее социального творчества (гл. П, § 3).

Заключение диссертации по теме «Историография, источниковедение и методы исторического исследования», Секиринский, Сергей Сергеевич

Выводы о социалистической природе русской общины разделяли^и^ некоторые другие представители французской общественной мысли XIX в. /321, р. 523-526; 341, р. 292-294/. Особенно сильное впечатление утопические аспекты социальной проповеди Герцена произвели на П.-Ж.Прудона. По мнению Р.Лабри, работа Герцена "Русский народ и социализм" стала для Прудона "главншмюточником его представлений о славянском мире" /380, р. 119/. Прудону казалось, что он открыл для себя на востоке Европы целый мир находящихся в зародышевом состоянии социалистических институтов, о повсеместном внедрении которых на Западе он мог только мечтать.

В начале XX в. интерес к истории русской домарксистской социалистической мысли возник у Ж. Жореса3^. Реализуя его замысел, Р.Лабх) Не исключено, что Жорес заинтересовался этой темой после ознари написал две уже упомянутые нами книги о А.И.Герцене /379, 380/, которые были опубликованы в 1928 г. Находясь под влиянием возникших в определенных кругах на Западе в связи с осуществлением Советской властью новой экономической политики, надежд на "компромиссный" исход классовой борьбы в СССР, Лабри расценил НЭП как "начало синтеза народничества и марксизма, деревенского либертар-ного и федералистского социализма и социализма рабочего детерминистского и централистского". Французскому историку казалось, что в Советском Союзе началось воплощение в жизнь идеи А.И.Герцена об "объединении рабочих артелей и крестьянских общин в федеральной демократии". А самого родоначальника народничества Лабри был уже готов рассматривать в качестве "предтечи русского объединенного социализма" /379, р. 416/.

Неонароднические взгляды в то время вместе с Лабри проповедовал и П.Паскаль, который не расставался с ними и гораздо позднее. Выступая в 1967 г. на страницах журнала "ТаЫе ronde", почетный профессор Сорбонны П.Паскаль, в частности, утверждал: "Предпосылки, которые были в России для демократии, для очень широкой и продолжение сноски на с. 141 комления с опубликованными во Франции в конце XIX - начале XX вв. трудами русских ученых Н.И.Кареева и И.В.Лучицкого, которые одними из первых обратились к разработке истории аграрных отношений во Франции конца ХУШ в» и оказали большое влияние на направление дальнейших исследований предпосылок и характера Великой французской революции 1789-1794 гг. /112, с. 66-71/. Работы представителей "русской школы" обратили внимание таких историков революции, как Ж.Жорес и Ж.Лефевр на значение аграрно-кре-стьянского вопроса во Франции конца ХУШ в. Одновременно, они, вероятно, содействовали появлению в академических кругах этой страны интереса к народническому социализму, идеи которого нашли отражение в трудах Кареева и Лучицкого. очень развитой в социальном отношении демократии, следует искать в русской общине, в привычке крестьян обсуждать свои дела. Русский народ обладает демократическим духов в гораздо большей степени, чем, например, французский народ" /388, р. 30/. Паскаль не отрицал и того очевидного факта, что по своим взглядам он доныне оставался "народником" /388, р. 28/.

Иногда французские историки стремятся подкрепить свои выводы о якобы имевшем место наличии "народнической альтернативы" в российском освободительном движении XIX - начала XX вв. авторитетом К.Маркса и Ф.Энгельса.

В связи с этим необходимо сделать небольшое отступление и охарактеризовать некоторые особенности развития немарксистской социалистической мысли во Франции.

Речь пойдет о ее взаимоотношениях с теорией научного коммунизма. Эту проблему в отрицательном смысле в прошлом веке решал П.-Ж. Прудон, с учением которого генетически связана идеология современной некоммунистической левой Франции. Однако, как отмечает Б.Н. Бессонов, "одним из наиболее активно действующих и опасных направлений современного антикоммунизма, в котором сомкнулись самые изощренные интеллектуальные силы буржуазии, является так называемый неомарксизм, пытающийся извратить революционную сущность учения К.Маркса, приспособить марксизм к интересам исторически обреченного класса, к его политической и социальной стратегии" /82, с.З/.

Попытки адаптации марксизма к традиционным идеям "французского социализма" нередко предпринимаются во Франции. В частности, на международном коллоквиуме по теме "Актуальность Прудона", состоявшемся в 1965 г., был брошен призыв идти"Третьим путем", "между Прудоном и Марксом, но и с Прудом и с Марксом." /286, р. 104/. Особенно активно эту идею отстаивал тогда видный французский социолог Ж.Гурвич. Он говорил о необходимости конвергенции прудонизма и марксизма и выработки на этой основе новой концепции социального обновления мира /286, р. 90, 97/.

Б среде некоммунистической левой Франции широко распространены различные варианты ревизии марксизма в духе анархо-либертарных идей. С предложением "сделать современным марксистам инъекцию хорошей дозы анархистской сыворотки" выступил один из теоретиков современного французского анархизма, историк и публицист Д.Герэн.с точки зрения Герэна "анархизм неотделим от марксизма" /361, р. 13/. Они якобы "расходятся только в определении некоторых (но не всех) способов полного экономического освобождения и всесторонней ликвидации отчуждения эксплуатируемых" /288, р. 445/. Историю социалистической мысли на протяжении всего XIX в. и вплоть до наших дней Герэн сводит к борьбе и поискам компромиссов между двумя течениями: "авторитарным якобинским" и "либертарным": "Либертарный коллективизм Бакунина, - пишет Герэн, - был попыткой примирить Прудона и Маркса. Марксизм старался найти в Первом Интернационале средний путь между Бланки и Бакуниным." /361, р. 67/. Характерной для современного оппортунизма является попытка Герэна доказать, что развитие марксизма якобы происходило не столько в борьбе против анархо-либертарных идей, сколько под их нарастающим воздействием. В первую очередь благодаря Бакунину, как считает Герэн, взгляды К.Маркса и Ф.Энгельса эволюционировали от "слишком этатистской концепции 1848 г. (имеются в виду идеи "Манифеста Коммунистической партии" К.Маркса и Ф.Энгельса - С.С./ до такой степени, "что в какой-то миг диспут между социалистами о государстве, казалось, не имел смысла или был просто ссорой из-за слов" /361, р. 31, 95/.

Чаще всего в качестве "доказательства" идейного сближения К.

Маркса с анархизмом ссылаются на работу "Гражданская война во Франции" /361, р. 98/, которая на самом деле была посвящена анализу первого в истории кратковременного опыта функционирования государства диктатуры пролетариата. Ж.Рибей пытается использовать в тех же целях сам факт внимательного изучения Марксом в 1874-1875 гг. книги Бакунина "Государственность и анархия". "Внимательное отношение Маркса к идеям Бакунина, - считает Рибей, - указывает на глубокую драму в его душе: он так и не смог убить в самом себе анархистские теории" /393, т. П, р. 374/.

Однако полемические замечания, которыми К.Маркс снабдил свой конспект книги Бакунина, целиком опровергают подобные выводы. Комментарии основоположника научного коммунизма к положениям, выдвинутым русским анархистом в его главном труде, содержат всестороннюю критику теории анархизма и прежде всего решительно опровергают анархистские доводы против пролетарского государства. "Классовое господство рабочих над сопротивляющимися им прослойками старого мира, - указывает К.Марко, - должно длиться до тех пор, пока не будут уничтожены экономические основы существования классов" /10, с. 617-618/. Основному анархистскому лозунгу безотлагательного уничтожения государства в ходе социальной революции К.Маркс и Ф. Энгельс противопоставляли научную концепцию постепенного отмирания государства после победы социалистической революции.

Приписывание марксизму в корне чуждых ему анархо-либертарных идей создает основудля^распространения в современной французской историографии российского освободительного движения версии о родстве учения К.Маркса и Ф.Энгельса русскому народническому социализму на всех стадиях его эволюции от А.И.Герцена и М.А.Бакунина до эсеров. Так, директор журнала " Carters» du inarxoio^i^" М.Рю-бель, проповедуя анархистские взгляды в марксистской оболочке, именно К.Маркса изображает творцом "рационально обоснованного" анархизма, которому была якобы свойственна вера в неограниченные возможности стихийных народных движений и в анархистские инстинкты масс /424, р. 43, 55-57, 207/. Для подтверждения своего тезиса Рюбель использует, в частности, наброски ответа основоположника научного коммунизма на письмо В.И.Засулич по вопросу о судьбах русской общины от 16 февраля 1881 г. /14/.

В этих черновых рукописях К.Маркс, по словам Рюбеля, выразил "свои глубокие и окончательно сложившиеся представления о творческой роли массовых движений в преобразовании социальных структур новейшего времени". Отсутствие в черновых набросках Маркса "всяких рассуждений о вездесущей исторической неизбежности", а также "малейшего намека на необходимость всемогущего политического аппарата, который бы подменил собою спонтанное движение русских крестьян, чтобы привести их к свободе или политической партии, дарителя этой свободы" Рюбель толкует весьма произвольно. Он видит в этом свидетельство отказа автора "Капитала" от важнейших принципов марксистской концепции социалистической революции /423, р. 419/.

Однако делать какие-либо выводы о взглядах К.Маркса по коренным вопросам стратегии и тактики революционной борьбы на основании анализа указанного источника, тем более рассматриваемого изолированно от всего комплекса трудов основоположников научного коммунизма, совершенно недопустимо. Рюбель не желает замечать, что цель этих набросков - дать ответ на конкретный вопрос русской революционерки об исторических возможностях сельской общины в России.

Социальные последствия развития буржуазных отношений на Западе, так же, как и далеко не привлекательное лицо "своего" отечественного капитализма, вступавшего в фазу ускоренного роста, побуждали передовую русскую мысль 60-70-х гг. XIX в. к поискам возможности для России избежать пролетаризации крестьянских масс. Немалые надежды в связи с этим возлагались на сельскую общину как исходный пункт социалистического преобразования страны.

К.Маркс и Ф.Энгельс проявили живейший интерес к данной проблеме. Не отрицая в принципе возможности развития из общины более высоких форм человеческого общежития, К.Маркс и Ф.Энгельс, однако, ставили окончательное решение вопроса о ее судьбах в зависимость от степени проникновения буржуазных отношений в экономику России и от времени победы пролетарской революции на Западе.

Для основоположников научного коммунизма было совершенно ясно, что речь может идти о переводе общинной собственности на более высокую ступень в условиях, когда она "давно уже пережила время своего расцвета и по всей видимости идет к своему разложению" /9, с. 545/. "Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 г., - предупреждал К.Маркс в письме, адресованном редакции "Отечественных записок" в 1877 г., - то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает все роковые злоключения капиталистического строя. Если Россия имеет тенденцию стать капиталистической нацией по образцу наций Западной Европы, - а за последние годы она немало потрудилась в этом направлении, она не достигнет этого, не превратив предварительно значительной части своих крестьян в пролетариев; а после этого, уже очутившись в лоне капиталистического строя, она будет подчинена его неумолимым законам, как и прочие нечестивые народы" /II, с. 119, 120/. Именно с учетом постоянной соотнесенности марксистской мысли с динамикой реальной жизни и следует понимать вывод К.Маркса, сделанный в письме к

В.И.Засулич от 8 марта 1881 г. о том, что при наличии известных условий "община является точкой социального возрождения России" /12, с. 251/.

Ссылаясь на вышеприведенные высказывания Маркса, Рюбель приходит к выводу о том, что "развитие капитализма в России было для него лишь одним из двух возможных вариантов фатальной альтернативы: либо социализм на основе общины, либо переход через "кавдин-ские ущелья" капиталистического строя. Третий путь представлялся Марксу немыслимым" /424, р. 89/. По мнению Рюбеля, в начале XX в. перед нашей страной стояла та же "фатальная альтернатива", которую некогда начертал К.Маркс. Объективных предпосылок, создаваемых капитализмом для социалистических преобразований, якобы, по-прежнему не было /424, p. II, 48, 89, 159/. Но, с другой стороны, многое зависело от стихийного движения масс, от силы "глубокого стремления людей к жизни, свободной от материального и духовного принуждения" /423, р. 419/, на которое в условиях России будто бы только и рассчитывал основоположник научного коммунизма. "Эта автономная деятельность масс, - пишет французский историк, - позволяла наделяться, что Советы займут место общины, точки опоры социального возровдения России, согласно Марксу" /424, р. 212/.

Однако развитие России после 1917 года якобы пошло по капиталистическому пути. "Маркс был пророком, когда он излагал великую альтернативу Михайловскому (имеется в виду письмо К.Маркса в редакцию "Отечественных записок". - С.С.), - пишет Рюбель, - но он не мог предвидеть, что эта нация вступит на государственно-капиталистический путь развития под знаменем марксизма" /424, р. III/.

Пытаясь обосновать свой псевдомарксистский вариант теории "модернизации", Рюбель грубо искажает историческую роль Коммунистической партии Советского Союза, утверждая, что она выполнила с успехом лишь ту задачу, которая оказалась не под силу русской буржуазии, а именно: создала "материальные, иначе говоря, капиталистические предпосылки будущего социализма" /424, р. 114/. В то же время Рюбель стремится доказать, будто программа эсеров гораздо больше соответствовала учению К.Маркса /424, р. 89-91, I05-III, 207/. Более подробно на этом вопросе останавливается Ж.Бенак. Он обнаруживает два этапа в развитии взглядов К.Маркса и Ф.Энгельса на перспективы социалистической революции в России. Первоначально основоположники научного коммунизма были уверены в неизбежности для России прохождения через капиталистическую стадию развития. Но затем Маркс якобы целиком пересмотрел свои взгляды, оказав полную поддержку замыслам народников /305, р. 13-15/. В итоге, по мнению Бенака, в России возникли две социалистические школы: социал-демократическая, "которая по всем пунктам сохраняет верность первоначальной позиции Маркса в отношении России" и эсеровская, "которая верна последней позиции Маркса в этом вопросе" /305, р. 17/.

Вывод К.Маркса и Ф.Энгельса, сделанный ими в первые пореформенные десятилетия о возможности для России церейти наоснове общины и при условии пролетарской революции на Западе прямо к социализму, минуя капитализм, буржуазные историки используют в своих построениях без учета дальнейшей капиталистической трансформации российской действительности и соответствующего уточнения оценок перспектив развития России в марксистской мысли. Отнюдь не "догматизм" русских социал-демократов, о котором толкует, например, Ж.Бенак, а наоборот, чуткое восприятие новых явлений в экономической жизни страны побудило их к острым полемическим выступлениям против народнических взглядов.

После смерти К.Маркса Ф.Энгельс продолжал с пристальным вниманием следить за событиями в нашей стране. Его анализ ведущих тенденций поступательного развития России целиком подтверждает выводы русских социал-демократов. В письме к Э.Бернштейну от 9 октября 1886 г. Энгельс отмечал, что русский "мир" гибнет"у нас на глазах" /18, с. 462/. В послании к Н.Ф.Даниельсону от 15 марта 1892 г., вспоминая предупреждение Маркса, сделанное еще в 1877 г., Энгельс заявил, что оно, по его мнению, уже начинает сбываться /19, с. 205/. В работе "Социализм в Германии", созданной в том же году, Энгельс писал, имея в виду русскую общинную собственность, что "старая коммунистическая система распалась или во всяком случае распадается."/16, р. 263/.

Решающую роль в развитии из общины более высокойсошальной формы должен был сыграть социализм, возникший на основе зрелых капиталистических отношений и выступающий в качестве "образца". Поскольку в Западной Европе 1860-1870 гг. не произошло социалистических преобразований, постольку у России не было иного выбора, кроме капиталистического пути развития. Эти мысли Ф.Энгельс со всей определенностью высказал в письме к Н.Ф.Даниельсону от 17 октября 1893 г. Там же, выражая свое несогласие с П.Струве, который надеялся, что пагубные последствия капиталистического развития России будут легко преодолены, Энгельс одновременно выступил и против пессимизма либерального народника Даниельсона, вызванного плачевным состоянием русской общины.

Еще раз отметив, что этот институт осужден на гибель, Энгельс указал "на новые перспективы и новые надежды", которые открывает капитализм: "Посмотрите на то, что он сделал на Западе. Великая нация, подобная вашей, переживет любой кризис. Нет такого исторического бедствия, которое бы не возмещалось каким-либо историческим прогрессом. Лишь modus operandi изменяется. Да свершится предначертанное!" /20, с. 128-130/.

В самом конце XIX в. Ленин осуществил на основе марксистской методологии глубокий анализ развития российского капитализма и доказал неизбежность его гибели под напором революционного движения масс, руководимых пролетариатом, попутно вскрыв несостоятельность народнических иллюзий. Критикуя народников, В.И.Ленин прежде всего указывал на двойственную природу и социальную неоднородность крестьянства в условиях развивающегося капитализма. "Крестьянин своим экономическим положением в буржуазном обществе неизбежно поставлен так, - писал В.И.Ленин, - то он либо идет за рабочим, либо за буржуазией. Середины нет". /45, с. 365/. Отсюда следовал крайне важный вывод о том, что крестьянство не может играть самостоятельной политической роли и без руководства со стороны пролетариата не в состоянии построить социализм.

В случае реализации экономической программы народников, передача частновладельческих земель общинам лишь ускорила бы протекание тех объективных процессов в социально-экономическом строе России, которые, несмотря на сохранение массы остатков крепостничества, все же прокладывали себе дорогу в пореформенный период. "Чем больше земли получили бы крестьяне в 1861 г. и чем дешевле бы они ее получили, - писал В.И.Ленин, - тем сильнее была бы подорвана власть крепостников-помещиков, тем быстрее, свободнее и шире шло бы развитие капитализма в России" /38, с. 258/.

Опираясь на многочисленные данные земской статистики 18801890-х гг. о распределении земли, скота, орудий производства между различным! группами крестьянства, о крестьянских бюджетах и т.д. по 21 уезду семи губерний Европейской России, В.И.Ленин показал наличие в русской деревне "всех тех противоречий, которые свойственны всякому товарному хозяйству и всякому капитализму": конкуренции, борьбы за хозяйственную самостоятельность, перебивания земли (покупаемой и арендуемой), сосредоточения производства в руках меньшинства, выталкивания большинства в ряд пролетариата, эксплуатации его со стороны большинства торговым капиталом и наймом батраков /24, с. 164/.

В 80-е гг. XIX в. процесс расслоения крестьянства как класса феодального общества вступил в качественно новую фазу. Согласно подсчетам В.И.Ленина, сельская буржуазия (ок. 20% дворов) владела до 50$ всей земли и скота, до 00% улучшенных орудий и составляла до 70% дворов, нанимающих батраков. В то же время на долю бедняцких хозяйств приходилось около 20% земли и только около 2% улучшенных орудий. В.И.Ленин писал по этому поводу еледующее ^'старое крестьянство не только "дифференцируется", оно совершенно разрушается, перестает существовать, вытесняемое совершенно новыми типами сельского населения, - типами, которые являются базисом общества с господствующим товарным хозяйством и капиталистическим производством. Эти типы - сельская буржуазия (преимущественно мелкая) и сельский пролетариат, класс товаропроизводителей в земледелии и класс сельскохозяйственных наемных рабочих" /24, с. 166/. Промежуточной группой, образующейся в результате распада крестьянства на противоположные классы, В.И.Ленин считал середнячество, которое в условиях господства капиталистической экономики подвергается неизбежному размыванию.

Дав анализ постоянного образования элементов капитализма внутри общины, В.И.Ленин пришел к обоснованному выводу: "Вопреки теориям, господствавшим в нас в последние полвека, русское общинное крестьянство - не антагонист капитализма, а, напротив, самая глубокая и самая прочная основа его" /24, с. 165/. Считая позволительными и даже естественными общинные иллюзии в 60-70-е гг. XIX в., когда капитализм в России был развит слабо и процесс расслоения крестьянства еще не повлек за собой качественных изменений в расстановке классовых сил в деревне, В.И.Ленин расценивал проповедь народнических идей в 90-е годы уже как следствие сознательного игнорирования свершившегося факта капиталистической трансформации России /21, с. 263/.

Результаты марксистско-ленинского анализа социально-экономических отношений и объективного содержания освободительной борьбы в пореформенной России находят отклик и у ряда современных французских ученых. Так, например, М.Мерво в одной из своих статей, ссылаясь на работы советских исследователей, прямо указывает, что буржуазно-демократические по сути идеи приняли у А.И.Герцена и Н.П.Огарева форму утопического социализма /397, р. 134/.

Представляется уместным привести здесь и высказывания такого серьезного французского историка, как Р.Жиро. Он придает большое значение хронологии первых выступлений русских марксистов против народников: ".они развертываются к концу 80-х гг. XIX века и одерживают победу к 1895 г. Разве не является это, - спрашивает Жиро, - доказательством того, что экономическая реальность перехода России к либеральному, промышленному капитализму становится тогда очевидной истиной?" С точки зрения данного историка, "народничество достигло расцвета к 1870-1885 гг., потому, что в тот период в России еще не было зрелого капитализма; впоследствии экономический подъем изменяет положение дел. Если в 1880 г. народники опасались западного капитализма и думали, что Россия сможет его избежать, то после 1895 г. всякие иллюзии на этот счет стали невозможными, Россия входит в настоящую капиталистическую фазу развития" /352, р. 516/. Таким образом, Жиро в целом верно показыва- ■ ет влияние социально-экономической эволюции России на ход идейнополитической борьбы.

Победа марксизма и крах народничества были закономерны и неизбежны. Попытки некоторых современных французских историков возродить народнические идеи выглядят явным анахронизмом и свидетельствуют о неспособности их инициаторов преодолеть давно опровергнутые историей схемы и включиться даже в тот весьма ограниченный процесс обновления, который переживает в настоящее время буржуазное россиеведение. х х х

Итак, ^современной французской историографии прослеживаются три основные тенденции при освещении революционной мысли и социального творчества передовой русской интеллигенции 60-70-х гг. XIX в. Для одной из них особенно характерен преимущественный интерес не столько к конечным целям движения и его социально-утопическим программам, сколько к идеям относительно методов и приемов ведения революционной борьбы. В качестве якобы наиболее типичных для революционеров первых пореформенных десятилетий и русской революционной мысли вообще выделяются такие черты, как ненависть к парламентаризму, заговорщичество, политический цинизм и т.п. Негативные результаты воздействия этого предвзятого подхода на современную французскую историографию русской революционной демократии весьма заметны. Нечаевщина, ставшая синонимом аморализма, является одной из центральных тем, занимающих французских буржуазных историков. В то же время они пренебрегают изучением деятельности идеолога народников-пропагандистов П.Л.Лаврова, особое внимание уделявшего вопросам подготовки революции и формированию нравственного облика революционных борцов.

Вместе с тем, далеко не всем французским историкам чуждо понимание исторической плодотворности борьбы русских революционных демократов против крепостничества, его пережитков и капиталистической эксплуатации, а также их усилий, направленных на разработку проблемы социализма. Аналогичные вопросы весьма остро стояли и продолжают стоять перед французским обществом. Традиционные для общественно-политической жизни Франции и особенно широко развернувшиеся в левых кругах в 70-е гг. XX в. дискуссии о путях и формах социального обновления страны нашли отражение и в исторической литературе. В идейном наследии русских революционеров участники этих дебатов подчеркивают и выделяют прежде всего то, что больше всего соответствует их нынешним воззрениям на современное общество и перспективы его развития. Подобный подход оказывается вполне обоснованным в тех случаях, когда речь идет о выявлении во взглядах русских революционных демократов известных тенденций развития в сторону научного социализма.

Совсем вином свете идейное наследие передовой русской интеллигенции 60-70-х гг. XIX в. предстает в сочинениях большой группы историков, разделяющих в той или иной мере псевдосоциалистические теории анархистского толка. В их работах наблюдаются следующие противоречивые тенденции: анализ деятельности идеологов крестьянской демократии в России как составной части общеевропейского освободительного движения и в то же время сближение народнического социализма с французскими мелкобуржуазными социалистическими теориями на основе их общего противопоставления марксистско-ленинской идеологии; социальная интерпретация революционной борьбы в России и поиски "демократической альтернативы" реальному социализму в русском народничестве и анархизме, попытки подкрепить авторитетом К.Маркса и Ф.Энгельса версию о наличии в русском революционном движении якобы нереализованной возможности "подлинно" социалистического развития.

Противоречивость этого течения во французской историографии состоит еще и в том, что, занимаясь бесплодными поисками "альтернативы" реальному социализму в домарксистских формах русской революционно-социалистической мысли, современные "левые-некоммунисты" вместе с тем открыто или по существу отстаивают эволюционистские "пути" к более высоким формам человеческого общежития и ставят под сомнение историческую оправданность революционного насилия. В связи с этим они принимают нередко прямое участие в происходящей сейчас в буржуазной науке "ревизии" революционной истории. Несмотря на то, что историки, придерживающиеся подобных взглядов, склонны подчеркивать свою идейно-психологическую близость тем русским революционным деятелям, творчество которых они изучают, это еще не свидетельствует об их леворадикальных позициях. Наоборот, на примере трансформации идей Бакунина его современными приверженцами особенно наглядно виден социал-реформистский характер отстаиваемых ими интерпретаций.

Негативное отношение к опыту реального социализма определяет в конечном очете действительное социально-политическое содержание подобных исторических воззрений.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Современное состояние французской историографии русской революционной демократии 60-70-х гг. XIX в. характеризуется наличием различных, зачастую противоположных тенденций, их борьбой и взаимовлияниями.

Заметной отличительной чертой многих работ французских историков, специально посвященных вопросам революционного движения в России, является недостаточное внимание к проблемам социально-экономического развития страны и одновременно повышенный интерес к мировоззрению передовой русской интеллигенции XIX в. Б сознании буржуазных ученых происходит "отрыв" революционной теории от той, реальной основы, без которой она не могла бы существовать. Поэтому у целого ряда французских россиеведов отсутствует понимание, с одной стороны, обусловленности революционно-демократической программы назревшими потребностями России, а с другой стороны - ее ограниченности реальными возможностями эпохи. Таким образом, возникают условия либо для сведения исторического содержания революционной борьбы в России 60-70-х гг. XIX в. к деятельности радикальной интеллигенции, преследующей свои собственные и не имеющие опоры в действительности цели, или, наоборот, для отождествления подлинного смысла этой борьбы с субъективными предетавлениями русских социалистов-утопистов относительно стоявших перед ними задач.

Свойственная буржуазным историкам недооценка громадных качественных изменений, происшедших в базисе российского общества к концу XIX - началу XX вв. (вступление России в стадию империализма и складывание необходимых предпосылок для социалистической револкъ ции), служит причиной стирания в их трудах принципиальной разницы между завершающим и предшествующим ему этапом российского освободительного движения,оборачивается явным преувеличением объективной значимости буржуазно-демократического периода и выдвинутых в ту пору революционных идей. На этой основе рождаются различные произвольные аналогии и схемы, позволяющие буржуазным авторам находить в ленинизме лишь повторение некоторых черт революционного народничества (иногда в соединении с "чистым" марксизмом) или противопоставлять деятельности большевиков домарксистские революционные программы в России, игнорируя их непригодность для борьбы за торжество идеалов социализма.

Не менее важной особенностью современной французской немарксистской историографии следует признать и тенденцию к персонификации революционного процесса в России 60-70-х гг. XIX в. За преимущественным вниманием французских исследователей к личностям революционеров в ущерб истории самого движения нельзя не увидеть влияния определенных методологических принципов и концептуальных положений.

Изображение революционеров, так сказать, "в одиночку" вполне согласуется с бытующими в буржуазной литературе представлениями о революционной борьбе как уделе якобы изолированных от "общества" отщепенцев. Увлечение жизнеописанием того или иного деятеля, выход большого количества литературы о нем ведет к неправомерному забвению других участников освободительной борьбы, создает ложное впечатление о полном совпадении взглядов одного человека с идеологией целого направления или этапа в движении.

В сочинениях французских историков иногда вообще отсутствует дифференцированный подход к участникам освободительной борьбы в России, что позволяет распространять на всю революционную идеологию черты, присущие наименее зрелым проявлениям революционности, или дается ее искаженный типологический анализ.

Большую роль в формировании концепций современных французских россиеведов играют идеи, доставшиеся им в наследство еще от рус ской публицистики и историографии дооктябрьского периода и белоэмигрантской литературы. В русле этих весьма разнообразных традиций идут выводы французских буржуазных историков об отсутствии объективных предпосылок для решительной антисамодержавной борьбы в России, о "недемократичности" революционного движения и "нигилизме" русских революционеров. В то же время и вера нескольких поколений демократической интеллигенции в "социалистические инстинкты" русского крестьянина была воспринята рядом французских авторов Народнические и анархистские теории XIX - начала XX вв. в большей степени, чем либерально-кадетские представления о судьбах России, служат в современной французской историографии "строительным материалом" для создания концепций альтернативности русского исторического процесса. Субъективистский подход к источникам приводит к тому, что многие неприемлемые для современного уровня развития нау ки положения и выводы некритически заимствуются французскими иссле^ дователями из сочинений русских революционеров 60-70-х гг. XIX в.

Консервация в трудах ряда французских историков изжитых в ходе общественного развития и прогресса науки концепций и представлений является весьма показательной чертой современного состояния французской буржуазной историографии.

Наряду с указанными тенденциями, явно свидетельствующими о клас совой ограниченности и методологической несостоятельности буржуазной исторической науки, в развитии современного французского россиеведения происходят некоторые сдвиги, наблюдается повышение его профессионального уровня. Такие историки, как Ж.-Л.Ван Режеморте, Р.Филиппо, М.Конфино, Р.Жиро, М.Мерво, С.Бенсидун не только стремятся к расширению источниковой базы своих исследований, но и нередко выдвигают более адекватные исторической реальности концепции делая серьезные уступки идее о глубокой обусловленности и плодотворности революционной борьбы и вызывая тем самым кризис традиционных интерпретаций.

В советской научной литературе уже неоднократно отмечался ограниченный характер концептуального обновления современного буржуазного россиеведения, пытающегося с помощью более гибких и изощренных приемов осуществлять свои прежние классовые цели. Однако в ряде конкретных случаев можно говорить и о стремлении французских ученых преодолеть узкие рамки буржуазной науки. В связи с этим они довольно широко в своих работах используют достижения марксистско-ленинской историографии. Во всяком случае ее сильное влияние на труды названных французских историков не подлежит бомнению.

Одной из особенностей современного французского россиеведения является его тесное взаимодействие с историографией истории Франции. Главным положительным результатом этого следует, очевидно, считать стремление многих французских историков рассматривать развитие русского революционного движения в рамках общеевропейских социально-политических процессов. Сравнительно ограниченное распространение среди современных французских россиеведов реакционных "веховских" воззрений на природу революционного движения в России XIX в. объясняется, вероятно, и тем, что во французской исторической науке очень сильны традиции социальной интерпретации революционной истории, заложенные в трудах Ж.Мишле, Ж.Жореса, А. Матьеза, Ж.Лефевра, А.Собуля и других историков.

Однако^зрисимость французских россиеведов от магистральных направлений развития исторической науки во Франции носит далеко не однозначный характер. Изучение русской социалистической мысли в трудах французских историков нередко предстает как простое продолжение историографии французского социализма. К выяснению вопроса о влиянии в России французской общественной мысли в свое время призывал еще Ж.Жорес, под таким углом зрения во Франции было начато исследование идейного наследия Герцена, прежде всего как "французский политический писатель" изучается там Бакунин. ^1

На освещение французскими историками идейно-политического облика идеологов русского революционно-демократического движения 60-70-х гг. XIX в. влияют создаваемые во французской историографии "портреты" отдельных представителей французской общественной мысли XIX - начала XX вв.(Ш.Фурье, П.-Ж.Прудона, 0.Бланки, Ж.Жореса). Это влияние не всегда осознано самими исследователями. В тех случаях, когда можно говорить лишь о некоторых точках соприкосновения русских и французских мыслителей, они видят параллелизм в развитии взглядов.

Стремление "офранцузить" русских революционных деятелей несомненно ведет к искажению их исторической роли, и, вместе с тем, оно делает французских историков менее восприимчивыми к набирающим силу в буржуазной историографии примерно с середины 70-х гг. XX в. русофобским тенденциям при объяснении революционного процесса в России XIX - начала XX вв. /132, с. 164, 169/.

К числу явных издержек рассматриваемого взаимодействия относится и перенос во французское россиеведение ряда надуманных схем, используемых для интерпретации социальных движений в антиреволюционном духе и выдвинутых в ходе "ревизии" истории Великой французской буржуазной революции 1789-1794 гг. Так же следует оценить и попытки А.Безансона трансплантировать разработанное им на материалах российской истории понятие "интеллигенции" во французскую историографию революций и освободительных движений ХУШ-ХХ вв.

Проблематика исследований и концепции французских историков во многом обусловлены запросами современности, событиями и процессами, происходящими во Франции последних десятилетий. Среди них необходимо выделить майско-июньское движение трудящихся 1968 г. и неуклонное возрастание роли левых сил в общественно-политической жизни Франции 70-х гг. XX в.

В самой тесной зависимости от указанных явлений находится и активизация попыток буржуазных историков доказать, будто требования прогрессивных сил России 60-70-х гг. прошлого века не имели каких-либо серьезных оснований в русской действительности, и особый интерес этих исследователей к выходцам из привилегированной среды в рядах русской революционно-демократической интеллигенции (интерес, ведущий даже к переоценке их роли в движении и, очевидно, связанный с включением все более широких слоев современного капиталистического общества в антимонополистическую борьбу).

Стремление представить либерально-бюрократическое решение острейших проблем России как лучший способ в противовес революционным методам, заодно показав их якобы исключительно деструктивный характер, также входит в число актуальных задач буржуазной науки, определяемых теми социально-политическими позициями, которые занимают ее представители в современном мире.

Обращает на себя внимание и сходство реакций буржуазных историков и публицистов на радикальные выступления прогрессивных сил против господствующего эксплуататорского строя, где бы они ни происходили: в России XIX - начала XX вв. или в мае-июне 1968 г. во Франции. И в том, и в другом случае, как показывает сопоставление результатов нашей работы с исследованием В.С.Посконина /226, с. 67-68, 73-75/, буржуазные интерпретаторы происшедших событий в первую очередь выдвигают версию "заговора", лишенного социально-экономических корней в национальной почве и направленного против "общества" в целом. Лишь по истечении известного времени под напором фактов, свидетельствующих об ином, они начинают учитывать их в своих выводах, предлагая более гибкие объяснения. Подобное единство буржуазной историографии и публицистики далеко не случайно. Оно лишний раз демонстрирует классовую ограниченность современного буржуазного россиеведения и нежелание буржуазных авторов искать глубокие причины движений, ставящих под сомнение основы эксплуататорского строя.

Не менее очевидна и определенная связь мевду полевением общественной жизни Франции конца 60-х - начала 80-х гг. XX в. и усилением внимания французских исследователей к достижениям советской науки, проникновением во французское россиеведение ряда важных положений и выводов, заслуга в обосновании которых принадлежит марксистской историографии. В то же время социально-политическая неоднородность левых сил накладывает свой отпечаток на состояние современной французской историографии. В диссертации было показано влияние идеологии некоммунистической левой Франции на освещение в трудах группы историков проблем народнического социализма и в особенности бакунизма.

Таким образом, различные точки зрения, представленные в современном французском россиеведении зачастую являются отголосками более широких дискуссий, охватывающих не только основной контингент французских историков, но и общественно-политическую мысль Франции.

Результаты настоящего исследования имеют и определенное научно-практическое значение. Прежде всего они подтверждают необходимость в дальнейшем более внимательно изучать особенности буржуазной историографии в отдельных странах и приступить к разработке методики сравнительного исследования национальных историографических комплексов.

В связи с тем, что доминирующие в капиталистических странах концепции отечественной истории не только отражают интересы господствующих классов, но и активно воздействуют на формирование общественного мнения и внешнеполитического курса буржуазных государств, результаты анализа французской историографии русской революционной демократии 60-70-х гг. XIX в. могут быть учтены и при подготовке научно обоснованных рекомендаций для ведения контрпропаганды за рубежом. .

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Секиринский, Сергей Сергеевич, 1984 год

1. Маркс К. Генеральный Совет Федеральному совету Романской Швейцарии. - К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 16, с. 402-409.

2. Энгельс Ф. Съезд в Сонвилье и Интернационал. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 17, с. 480-486.

3. Маркс К., Энгельс Ф. Мнимые расколы в Интернационале. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 18, с. 1-46.

4. Энгельс Ф. Письма из Лондона. II. Еще о Гаагском Конгрессе. -К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 18, с. I7I-I72.

5. Маркс К. Политический индифферентизм. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 18, с. 296-301.

6. Энгельс Ф. Об авторитете. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 18, с. 302-305.

7. Маркс К. и Энгельс Ф. Альянс социалистической демократии и Международное Товарищество Рабочих. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 18, с. 323-452.

8. Энгельс Ф. Бакунисты за работой. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 18, с. 457-474.

9. Энгельс Ф. Эмигрантская литература. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 18, с. 501-548.

10. Маркс К. Конспект книги Бакунина "Государственность и анархия".-К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 18, с. 579-624.

11. Маркс К. Письмо в редакцию "Отечественных записок" К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 19, с. II6-I2I.

12. Маркс К. В.И.Засулич. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 19, с. 250-251.

13. Маркс К., Энгельс Ф. Предисловие ко второму русскому изданию

14. Манифеста Коммунистической партии". К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 19, с. 304-305.

15. Маркс К. Наброски ответа на письмо В.И.Засулич. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 19, с. 400-421.

16. Энгельс Ф. Предисловие к немецкому изданию "Манифеста Коммунистической партии" 1890 г. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.22, с. 56-63.

17. Энгельс Ф. Социализм в Германии. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 22, с. 247-264.

18. Маркс К. Зигфриду Мейеру. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 33, с. 145-147.

19. Энгельс Ф. Эдуарду Бернштейну. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 36, с. 459-463.

20. Энгельс Ф. Н.Ф.Даниельсону. 15 марта 1892 г. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 38, с. 263-267.

21. Энгельс Ф. Н.Ф.Даниельсону. 17 октября 1893 г. К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 39, с. 127-130.

22. Ленин В.И. Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов? Полн. собр. соч., т. I, с. 125-346.

23. Ленин В.И. Экономическое содержание народничества и критика его в книге г.Струве (Отражение марксизма в буржуазной литературе). Полн. собр. соч., т. I, с. 347-534.

24. Ленин В.И. От какого наследства мы отказываемся? Полн. собр. соч., т. 2, с. 505-550.

25. Ленин В.И. Развитие капитализма в России. Полн. собр. соч., т. 3, с. 1-669.

26. Ленин В.И. По поводу "profession de hi ". Полн. собр. соч., т. 4, с. 310-321.

27. Ленин В.И. Гонители земства и аннибалы либерализма. Полн.27,28.