Принудительные миграции на советском Дальнем Востоке в 1920-1950-е гг. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, доктор исторических наук Чернолуцкая, Елена Николаевна

• Чернолуцкая, Елена Николаевна
• доктор исторических наук
• 2012

Оглавление диссертации доктор исторических наук Чернолуцкая, Елена Николаевна

Введение.4

Глава 1. Проблемы теории и историографии 28принудительных миграций в СССР.

1.1. Историографический обзор проблемы.28

1.2. Понятийный аппарат в историографическом, 51-55 информационно-политическом и методологическом контекстах.

1.3. Теоретико-методологические основания исследования 55-

Глава 2. Характер принудительных выселений с территории советского Дальнего Востока 1920-е гг.97

2.1. Особенности применения принудительных выселений в уголовно-репрессивной практике Советской России в 1920-е гг.97

2.2. Административные выдворения как способ «разгрузки» региона и борьбы с политической и уголовной преступностью.106

2.3. Специфика использования принудительного труда на Дальнем Востоке в 1920-е гг.122

Глава 3. Принудительная колонизация Дальнего Востока в

1930 - начале 1940-х гг.130

3.1. «Кулацкая ссылка» и спецпоселения в ДВК в 1930

1941 гг.131

3.1.1. Переселение репрессированных крестьян внутри ДВК и их прибытие из других регионов страны.133

3.1.2. Трудовое использование и размещение спецпереселенцев в регионе.153

3.1.3. Динамика численности спецпереселенцев в ДВК и ее факторы.164

3.1.4. Хозяйственное бытовое обустройство и социальное обслуживание спецпоселенцев.174

3.2. «Лагерная колонизация» на Дальнем Востоке

1933-1940 гг.).197

Глава 4. Политика пограничного режима и социальные «чистки» на Дальнем Востоке в преддверии второй мировой войны.221

4.1. Паспортизация населения 1933-1934 гг. и ее миграционные последствия.226

4.2. «Корейский вопрос» и депортация корейцев 1937 г.239

4.3. Вытеснение китайцев с советского Дальнего Востока и депортация 1938 г.256

4.3.1. Проблемы китайской иммиграции и попытки вытеснения китайцев с территории российского

Дальнего Востока.256

4.3.2. Массовые арестные операции и депортация китайцев

1938 г.).263

4.4. Административные выселения из дальневосточного приграничья в 1930-е гг.272

4.5. Итоги и последствия «чистки» Дальнего Востока.287

Глава 5. Особенности принудительных миграций на

Дальнем Востоке в период Великой Отечественной войны.299

5.1. «Кулацкая ссылка» в 1941-1945 гг.299

5.2. Война и судьба немецкого населения на Дальнем Востоке.307

5.3. Мобилизация спецпоселенцев на строительство железной дороги Комсомольск - Советская Гавань.320

Глава 6. Послевоенный этап принудительных миграций на

Дальнем Востоке (1945-1950-е гг.).330

6.1. Спецконтингент, «власовцы».330

6.2. Этнические депортанты.336

6.3. «Указники» (крестьяне, выселенные из колхозов на основании Указа ПВС СССР от 2 июня 1948г.).359

6.4. Принудительные мигранты вне системы спецпоселений 366

6.5. Общая характеристика принудительных миграций послевоенного этапа.378

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Принудительные миграции на советском Дальнем Востоке в 1920-1950-е гг.»

Актуальность темы. XX век предстает перед нынешним поколением как век масштабных противоречий, в нем нашли место яркие социальные и технологические достижения, гуманитарные катастрофы, войны и революции. Власти разных стран для решения тех или иных политических задач использовали принудительные миграции как форму репрессивной политики, которая приобретала порой самые жестокие формы. Территориальные «чистки» активно применялись в Первую мировую войну. Воюющие державы, в том числе Франция и Россия, из превентивных соображений интернировали подданных вражеских государств. В России из прифронтовых зон изгонялось и своё «неблагонадежное» население, главным образом по этническому признаку. В Турции в 1915 г. были проведены тотальная депортация и массовое истребление армян (по разным оценкам, депортировано от 0,5 до 1,5 млн. чел., из них погибло две трети). Вторая мировая война продолжила этот скорбный перечень. Гитлер организовал масштабное добровольно-вынужденное переселение «фольксдойче» в перекроенные владения Германии, угонял славянское население с оккупированных территорий, проводил политику геноцида в отношении евреев. Власти США в 1942 г. насильственно переместили с западного побережья в специальные лагеря во внутренних штатах около 120 тыс. японцев, большинство из которых являлись американскими гражданами1.

Однако в истории найдется немного примеров, когда принудительные миграции приобрели бы столь же внушительный размах (и не только в военное, но и в мирное время), как в советском государстве 1930-1950-х гг.

Массовые депортации были неотъемлемой частью сталинизма. Они выступали орудием государственного террора в интересах укрепления сталинской диктатуры и понимаемой властью внутренней и внешней безопасности, принося беды и страдания миллионам людей, попирая их человеческое достоинство, унося здоровье и сами жизни. Они служили 4 инструментом широкомасштабной социальной инженерии «во имя светлого коммунистического будущего», выбрасывая на обочину общества огромные массы «неподходящего» населения. Они опустошали одни территории и наполняли «гражданами второго сорта» другие, меняя социальный, демографический, этнический облик целых регионов. Они стали одним из звеньев в создании системы принудительного труда, используя которую государство пыталось решать задачи модернизации. Демографические, социальные, этнические, экономические, нравственно-психологические процессы, сопровождавшие сталинские принудительные миграции, были явлениями с долгосрочными эффектами. Анализ их генезиса, сущности, исторических последствий рассматривается современным научным сообществом в качестве одной из важных теоретических задач, решение которой помогает приблизиться к пониманию глубинных факторов развития отечественной истории в советский период.

Актуальность этому научному направлению придает общее понимание сталинизма не как некоторого досадного отклонения от магистральной линии хода всемирной истории, а как ключевой темы для осмысления природы современного общества вообще, какова бы ни была его идеология2.

Необходимым элементом изучения практик сталинского режима является их региональное прочтение. Политика принудительных миграций, имея общие цели и задачи, находила конкретное воплощение на определенных территориях страны, исходя из той роли, которую власть придавала их географической, геополитической, экономической значимости. Только детальный анализ насильственных миграций в каждом из охваченных этой практикой регионов даст возможность для действительно глубокого понимания данного феномена в общегосударственном масштабе, во всей его цельности и множественном переплетении элементов, составлявших взаимоотношения Центра с перифериями и между регионами. Советский Дальний Восток имеет все основания быть включенным в такого рода региональный анализ. Специфика осуществлявшихся здесь депортаций 5 выступает одним из индикаторов общего отношения власти к Дальнему Востоку, характера его включенности в общегосударственное политико-экономическое пространство. Анализ этого феномена служит одним из путей осмысления противоречий государственной политики на Дальнем Востоке, его влияния на общее развитие, хозяйственное и демографическое освоение региона, на характер структурирования местного социума.

Изучение принудительных миграций как одного из проявлений сталинизма имеет не только научную, но и общественно-политическую значимость. В последние годы констатируются тенденции к возрождению сталинизма в сознании общества. Эксперты связывают реставрацию этой идеологии с кризисом национальной идентичности в постсоветский период и стремлением части общества обеспечить ее путем возвращения к традициям авторитаризма. Свою негативную роль в этом играют средства массовой информации, которые фактически привели к изменению структуры образа сталинизма, превратив диктатора в «медиа-звезду» и умалчивая о жертвах его террора. Некоторые старые мифы о нем воспроизводятся и в школьных учебниках. Как показывают социологические опросы, сталинизм начинает восприниматься скорее позитивно, чем негативно3.

С другой стороны, среди этнических групп, переживших ужасы сталинских депортаций, живут утверждения о подспудном продолжении «культурного геноцида». Как показывает пример Кавказа, коллективные травмы прошлого в условиях современных политических кризисов и военных конфликтов с почти автоматической легкостью активизируются и политизируются, что обычно благоприятствует разного рода экстремистам4.

Наличие подобных явлений ставит на повестку дня более глубокое изучение принудительных миграций в СССР, широкую популяризацию научных достижений по данной проблематике для того, чтобы способствовать адекватному пониманию места сталинизма в отечественной и мировой истории, преодолению стереотипов советского идеологического и политического наследия.

Степень изученности темы. Подробный историографический анализ проблемы дан в первой главе диссертации. Он показал, что тема сталинских депортаций привлекала внимание исследователей с середины XX в. (H.A. Ивницкий, Р. Конквест, А. Некрич и др.), однако до конца 1980-х гг. возможности ученых были ограничены труднодоступностью источников и идеологическими «шорами». По-настоящему серьезное изучение проблемы началось в 1990-е гг. с открытием российских архивных фондов и в связи с произошедшими коренными политическими изменениями. За два последних десятилетия проявилось значительное количество изданий - публикации документов, статьи и монографии, кандидатские и докторские диссертации. В рамках общей проблематики сформировалось несколько направлений - по изучению «крестьянской ссылки» (С.А. Красильников, JI. Виола и др.), этнических депортаций (Н.Ф. Бугай, A.A. Герман, Т. Мартин и др.), послевоенной репатриации (A.A. Шевяков, В.А. Ионцев) и др., созданы обобщающие исследования (П.М. Полян, В.Н. Земсков). В большинстве трудов депортации изучаются в территориальных рамках конкретного региона выхода или вселения принудительных мигрантов - Украины, Поволжья, Крыма, Сибири, Казахстана, республик Коми, Калмыкии и др.

Историографический обзор приводит к выводу о высокой степени внимания со стороны научного сообщества к проблеме принудительных миграций в СССР, значительных достижениях в ее конкретно-историческом освещении и теоретическом осмыслении в масштабе всей страны и ряда ее регионов. Однако дальневосточный срез проблемы остается слабо изученным, что позволяет поставить его в центр предлагаемой диссертации.

Объект исследования - массовые принудительные миграции на Дальнем Востоке СССР, осуществлявшиеся сталинским руководством в 1930-1950-е гг.; принудительные мигранты как особый социальный слой.

Предмет исследования - эволюция политики депортаций в регионе, генезис, факторы, формы принудительных миграций и связанные с ними процессы социального структурирования. с В работе поставлена цель исследовать массовые принудительные миграции на Дальнем Востоке как элемент репрессивной политики в полной совокупности форм, потоков и направлений*1 за весь период применения в советском государстве, проанализировать их региональные особенности, общие итоги и влияние, оказанное на социальное, демографическое и экономическое развитие региона.

В соответствии с указанной целью определены следующие основные задачи диссертационной работы.

1. Выявить региональную специфику генезиса массовых принудительных миграций, исходя из совокупного анализа исторических особенностей освоения Дальнего Востока, политико-экономических реалий начального периода его советизации и становления общей советской уголовно-репрессивной практики.

2. В поэтапной динамике проследить реализацию политики насильственных переселений на Дальнем Востоке, определив главные факторы воздействия на этот процесс.

3. Выделить и охарактеризовать потоки принудительных мигрантов в регионе по географической направленности и методам депортации, категорийному, социальному, демографическому, этническому, количественному составу.

4. Проанализировать особенности размещения различных категорий принудительных мигрантов на Дальнем Востоке, показать процесс создания и функционирования региональной ветви системы спецпоселений и других институтов принудительного удержания репрессированных групп (ссылка на поселение, высылка и др.). а Нами не рассматриваются такие виды международных принудительных миграций, имевших место на Дальнем Востоке, как интернирование китайских военнопленных в период советско-китайского конфликта на КВЖД в 1929 г., и миграции, ставшие следствием итогов Второй мировой войны, - репатриация японских граждан с присоединенных территорий Южного Сахалина и Курил и внутрирегиональные перемещения японских военнопленных с последующей их репатриацией, поскольку эти акции не являлись системным элементом советской репрессивной политики.

5. Дать характеристику процессам обустройства и адаптации принудительных мигрантов в местах расселения, определить сферы и условия эксплуатации их труда.

6. Установить причины, масштабы, региональную географию принудительных выселений с Дальнего Востока, показать политическую сущность этих кампаний.

7. Проследить темпы и масштабы нисходящей и восходящей социальной динамики, характерные для различных категорий принудительных мигрантов на Дальнем Востоке.

8. Определить место принудительных мигрантов в социальной структуре на советском Дальнем Востоке путем выявления его соотношения с другими группами в следующих подсистемах - пенитенциарной, трудовых ресурсах, общем составе населения.

Хронологические рамки исследования обусловлены развитием изучаемого феномена в течение 40 лет. Его присутствие в репрессивной практике советского государства отмечено уже в 1920-е гг. В наиболее развернутом виде массовые принудительные миграции предстают в 1930-х -первой половине 1950-х гг., конец 1950-х гг. стал периодом их заката.

Однако следует отметить, что некоторые принудительные переселения проведенные на Дальнем Востоке в сталинскую эпоху (например, депортация корейцев и китайцев), имели более глубокие исторические корни. В связи с этим в соответствующих разделах имеются хронологические отступления в более ранний период.

Территориальные рамки исследования охватывают дальневосточный регион России. С одной стороны, пограничный и стратегически важный, а с другой - самый отдаленный к востоку от Москвы и слабозаселенный, но богатый сырьевыми ресурсами, он стал одним из полигонов реализации политики принудительных миграций и одним из немногих, где она проводилась, имея ярко выраженные противоположные векторы как по выселению местного «неблагонадежного населения», так и по вселению 9 такового из других регионов страны. В 1920-1950-е гг. его административно-территориальное деление неоднократно изменялось, корректировались внутрирегиональные границы. В данной работе анализ рассмотренных процессов с учетом этих изменений адаптирован к современной административной структуре Дальнего Востока, включающей Приморский, Хабаровский и Камчатский края, Магаданскую, Сахалинскую, Амурскую и Еврейскую автономную области.

Методология и методика исследования. Представленная работа написана с позиции социальной истории. Эта дисциплина, проходя этапы своего развития, по-разному преломляла угол зрения в освещении взаимоотношений власти и общества. Принципиальным достижением социальных историков второй половины XX - начала XXI вв. стало выдвижение на первый план «обычного», «рядового» человека в обществе, что придало гуманистическое звучание всему научному направлению. Идея о самоценности человеческой жизни, приоритетности элементарных человеческих прав и условий реализации личности служит в современных исторических исследованиях моральной парадигмой, острота звучания которой многократно усиливается при изучении проблем, связанных с государственными репрессивными практиками.

В диссертации автор использовала совокупность методологических подходов различного уровня. Важнейшую роль играли общие принципы научного познания (объективность, всесторонность, неразрывность общего, особенного и отдельного, принцип взаимной обусловленности явлений и др.) и общенаучные методы исследования (анализ и синтез, индукция и дедукция, реконструкция, описание и измерение, восхождение от конкретного к абстрактному, от абстрактного к конкретному и др.). Говоря об исторической объективности, мы исходим из современного философского понимания её относительности - в силу присущего историческим источникам субъективизма и зависимости от текущего этапа научного знания5. Автор стремилась достичь объективности, следуя сложившейся методологии ю истории, т.е. путем выявления совокупной источниковой базы в качестве эмпирической основы, применения выработанных методов внешней и внутренней критики и сопоставления источников6.

Работа основывалось на многообразии подходов, принципов и методов исторического исследования. Одним из базовых является принцип историзма, руководствуясь которым, мы рассматривали принудительные миграции на Дальнем Востоке в их исторической обусловленности, последовательности, взаимосвязи и развитии. Важнейшим условием научного анализа для нас являлась хронологическая цельность изучаемого феномена, который был рассмотрен на всех стадиях существования - от возникновения через точки кульминаций и спадов до исчезновения. Данный принцип был применен не только в отношении обобщенно понимаемого процесса сталинских депортаций в рамках региона, но и отдельных его составляющих - «кулацкой ссылки», переселений репатриантов, этнических групп, «неблагонадежного» населения и т.д. Оптимальным для комплексного и всестороннего раскрытия темы мы считаем сочетание хронологического и проблемного подходов, аналитического и описательного планов изложения.

Использование специальных исторических методов (историко-генетического, историко-системного, историко-сравнительного, историко-типологического и др.) обеспечило выявление и анализ узловых аспектов истории принудительных миграций на Дальнем Востоке СССР, их изучение в тесной связи с общей репрессивной политикой сталинского режима и в сравнении со спецификой ее реализации в других регионах страны. Историко-генетический метод нацеливал автора на анализ преемственности и динамики, поиск истоков и причинно-следственных связей процессов насильственных переселений.

Необходимость системного подхода определялась общепринятым положением о том, что системность является неотъемлемым свойством социумов и исторического процесса в целом. Этот подход предполагает рассмотрение конкретных феноменов как сложную иерархичную

11 целостность, являющуюся частью более крупной системы и состоящую из подсистем в их функциональной взаимосвязи. Данная методика применена автором в институциональном и социо-структурном плане. Так, сталинские депортации анализируются как элемент государственной репрессивной политики и как совокупность потоков, направлений, форм и методов проведения. Другой феномен (система спецпоселений) являясь сегментом пенитенциарной системы, представлял собой функциональное единство институтов расселения принудительных мигрантов, надзора за ними со стороны силовых органов и принудительного трудоиспользования, что требовало, с одной стороны, рассмотрения системы спецпоселений во взаимосвязи ее территориальных уровней, а с другой - включение в научный анализ таких аспектов, как организация и дислокация спецпоселков, создание их инфраструктуры, правовой режим, сферы и условия эксплуатации труда, хозяйственно-бытовое обустройство мигрантов. Структурно-системный анализ как неотъемлемая часть системного подхода позволил определить место принудительных мигрантов в советском социуме и внутреннюю дифференциацию самой группы.

Историко-типологический метод использован в основном опосредованно - через выработанную в современной историографии классификацию и типологию советских принудительных миграций. Вместе с тем в представленной работе на базе дальневосточного материала внесены некоторые дополнения в указанные схемы, в частности, выделены и описаны в качестве специфических типов депортаций выселение семей «врагов народа» из режимных территорий и отправка на Колыму строителей атомных объектов, а как специфический тип расселения - колонпоселки при ИГЛ.

Помимо общенаучных и специальных исторических методов исследования в диссертации использованы подходы и методы смежных дисциплин. Подробная характеристика теоретико-методологической базы работы приведена в первой главе диссертации.

Источниковедческая база исследования. Диссертационная работа опирается на широкий круг опубликованных и введенных автором в научный оборот неопубликованных источников, отбор которых проводился, исходя из задач исследования.

I. При характеристике и анализе общего содержания, направлений и эволюции репрессивной (в том числе депортационной) политики мы использовали директивную документацию высших партийных и государственных органов - ЦК ВКП(б), СНК, ЦИК, ПВС и ГКО СССР, ВЦИК, а также делопроизводственные материалы наркоматов/министерств (юстиции, иностранных дел и др.), Прокуратуры СССР, отраслевых ведомств (главным образом горнодобывающих, лесозаготовительных, строительных), причастных к реализации этой политики. Изучение данного аспекта на уровне Дальнего Востока потребовало привлечения документов^ региональных (Дальревкома, Дальбюро и Далькрайкома ВКП(б), Далькрайисполкома), краевых, областных и районных органов партийной и исполнительной власти - постановлений, решений, справок, инструкций, циркуляров, переписки с вышестоящими инстанциями.

Эта группа источников не отложилась единым комплексом в фондах ведомственной принадлежности, а разбросана по различным архивам и фондам, нередко отрывочна и разнотипна. Автором привлечены материалы, полученные в центральных (Г АРФ, РГАСПИ, РГАЭ) и местных государственных архивах всех краев и областей Дальнего Востока, за исключением Камчатского края и ЕАО (РГИА ДВ, ГАХК, ГАПК, ГААО,

ГАСО, СЦДНИ, ГАМО, ЦХСД МО). В совокупности они раскрывают картину принятия решений о насильственных переселениях, освещают сущность «проблем» управления в данной сфере в общем политическом и социально-экономическом контексте на центральном и региональном уровнях. Эти документы отражают также межведомственные противоречия, степень давления и подчинения во взаимоотношениях Центра с Дальним

Востоком, т.е. характер обстановки во властных структурах при выработке

13 политических шагов и оперативных действий, связанных с конкретными депортационными кампаниями.

II. Основную источниковую базу исследования составляют документы ОГПУ, НКВД, МВД и МТБ СССР, ГУЛАГа, т.е. органов, которые осуществляли депортации и надзор за принудительными мигрантами.

Большой комплекс таких документов 1930-1960-х гг. хранится в ГАРФ в фондах НКВД-МВД СССР. Некоторые источники этого круга выявлены нами также в региональных государственных и ведомственных архивах местного уровня - ГАХК, ГАПК, Архиве УВД Амурской области, Отделении спецфондов ИЦ УВД по Приморскому и Хабаровскому краям. Весь массив указанных документов можно разделить на несколько групп:

- Приказы, распоряжения, циркуляры ОГПУ, НКВД, МВД, ГУЛАГа, Прокуратуры СССР составляли нормативную основу реализации репрессивной политики непосредственно на местах.

- Наиболее информативно насыщенным для целей данной диссертационной работы является фонд Отдела спец(труд-)поселений (ОСП/ОТП ГУЛАГа). Особенно продуктивным было использование таких типов документов как переписка между центральными и дальневосточными подразделениями данной структуры, отчеты, справки, обзоры, докладные и аналитические записки УНКВД и ОСП по краям и областям Дальнего Востока. Они позволили в динамике осветить все основные аспекты функционирования системы спецпоселений в регионе, в том числе организацию спецпоселков и их географическое расположение, развитие поселковой инфраструктуры, состав спецпоселенцев по ряду параметров, характер эксплуатации их труда и т.д. В ряде отчетов имеется раздел «Политические настроения», материалы которого в определенной степени отражают специфику восприятия разными категориями спецпоселенцев своего положения, их реакцию на политические события и действия власти.

- Особую группу составляют документы бывшего Управления НКВД по Приморскому краю. Это материалы о выселении из края

14 неблагонадежного» населения в 1939 г., которые в настоящее время в виде цельного комплекса находятся на временном хранении в Отделении спецфондов Отдела реабилитации и спецфондов ИЦ УВД по Приморскому краю. Они представлены, в 12 томах, из них 10 - это предварительные и окончательные списки выселявшихся граждан, сгруппированные по городам и районам края, и два тома - переписка между центральными и местными органами НКВД. Ценность данного вида источников для исследования вышеназванного аспекта определяется следующими обстоятельствами. 1) Практически полное отсутствие какой-либо выявленной информации о выселении 1939 г. в других архивных фондах. 2) Списки на выселение являются полными и систематизированными по территориальному принципу. 3) Списки содержат стандартные биографические данные и обвинительный материал по каждому выселенному, а также информацию о составе их семей, что позволяет не только сделать статистико-демографический анализ, но и выявить типичные, а также индивидуальные поведенческие характеристики жертв депортации, которые расценивались властью как опасные. 4) Делопроизводственная переписка по выселению отражает логику принятия решений в верхних эшелонах власти и их реализацию на нижних этажах, а также содержат обобщающие сведения по данной акции. Кроме того, в них имеется информация «о политических настроениях». Особенности данного источникового материала позволили уделить большее внимание механизму проведения «зачистки» Приморья в 1939 г. и реакции на нее местного населения.

- Как специфический тип источников необходимо выделить архивноследственные дела лиц, репрессированных в период сталинского' режима.

Документы, относившиеся к ведению УФСБ по Приморскому краю и

Сахалинской области, в 1990-е гг. были переданы из архива ФСБ в специально сформированные фонды Приморского краевого и Сахалинского областного государственных архивов. Автор диссертации получила доступ к некоторым из них, в том числе к делам «обычных» граждан и делам

15 сотрудников НКВД, которые перед арестом сами являлись исполнителями государственного террора. Несмотря на то что материалы большой группы дел в период их составления были в значительной степени сфальсифицированы, они вполне поддаются научной критике и позволили извлечь ценную информацию о ходе проведения конкретных репрессивных операций и судьбах пострадавших, что оказалось невозможным сделать, опираясь на иные источники (например, об арестных операциях в отношении китайцев и их депортации из Приморья в 1938 г.).

- Документы, содержащие информацию о применении на Дальнем Востоке внесудебных репрессий в виде ссылки и высылки. Их выявление было весьма затруднительным и в итоге оказалось недостаточным для всестороннего раскрытия данного аспекта. Если во время проведения большинства массовых депортаций составлялась региональная и сводная отчетная документация, отложившаяся в известных архивных фондах и доступная современному исследователю, то ссылки и высылки носили персональный характер и в суммарном итоге не имели чётко очерченных хронологических рамок, вследствие чего соответствующие архивные данные не были сконцентрированы. К тому же основная информация о внесудебных репрессиях хранится в архивах госбезопасности, доступ к которым ограничен. Полных сведений как по стране в целом, так и по отдельным регионам найти не удалось, что заставляло нас пользоваться фрагментарной и косвенной информацией и прибегать к гипотетическим суждениям.

III. Важное место в источниковой базе исследования занимают статистические источники разного типа: а). Общая статистика народонаселения - опубликованные и архивные материалы Всесоюзных (1923, 1926, 1937, 1939, 1959 гг.) и специальных переписей населения регионального уровня, а также дальневосточные статистические ежегодники, справочные книги и неопубликованная статистика дальневосточных структур статучета и ОВИРа. Они содержат ценные сведения о численности, гражданстве, демографическом и

16 этническом составе населения Дальнего Востока, его краев и областей, дают возможность составить динамические ряды по этим параметрам и соотнести их с аналогичными показателями по принудительным мигрантам. Следует отметить, что в межпереписные годы эта статистика далеко неполна.

Недостаточно данных об этнических группах в регионе, особенно о корейцах и китайцах. Последнее вызвано тем, что органы власти на Дальнем Востоке никогда не располагали точными сведениями о восточных иммигрантах в связи с их высокой миграционной подвижностью, значительной степенью нелегального проникновения на территорию России, слабой подконтрольностью. Научным сообществом признано, что все официальные данные по этому аспекту как в имперский период, так и в первой трети советского, являются заниженными. Более плотная статистика «восточников» характерна для 1920-х - начала 1930-х гг. Тогда они попадали под статистическое обследование во время общих переписей населения (1923 и 1926 гг.) и в период специальных региональных переписей корейского населения Владивостокского округа (1929 г.) и населения Сахалина (1931 г.). Данные о них включались также в материалы КрайУНХУ. Однако распоряжением ЦУНХУ СССР от 3 января 1934 г. статистические сведения о национальных меньшинствах стали считаться секретными и их сбор местными отделами народнохозяйственного учета категорически воспрещался7. Вновь искомая информация появляется в государственной статистике лишь в 1937 г. («засекреченная перепись»), но по ограниченному кругу параметров. Эта особенность источниковой ситуации стала причиной многих дискуссионных положений и лакун в историографии по проблеме депортации корейцев и китайцев с территории Дальнего Востока. б). Статистика, охватывавшая различные категории репрессированного населения. В секретной части переписей 1937 и 1939 гг. в масштабах всей страны, а также краев и областей содержится информация о т.н. спецконтингентах», среди которых под контингентом «В» подразумевались заключенные (осужденные и следственные), спецпоселенцы, воспитанники

17 трудколоний для несовершеннолетних. К сожалению, они совмещены с контингентом «Б» (милиция, аппарат мест заключения, пожарная охрана), поэтому выделение сведений о репрессированных группах по данному источнику может быть осуществлено лишь гипотетическим путем. Ценность «спецпереписей» заключается в том, что они позволяют определить степень «отягощенности» состава населения конкретных территорий пенитенциарным сектором, однако лишь в общих чертах.

Более детализированные сведения содержит статистика отделов спецпоселений общесоюзного и регионального уровня («специальная» статистика), которая «рассыпана» в общей документации подразделений ОСП, ГУЛАГа, НКВД (отчеты, справки, сводки, переписи). Распыленность этого вида информации потребовала соответствующей длительной скрупулезной работы по ее сведению. Данное обстоятельство объясняет наличие в диссертации многочисленных статистических таблиц, составленных автором, необходимых для анализа материала и аргументации выводов. Другая проблема, возникающая при использовании этого вида источников, связана с их недостаточной точностью и неполнотой. Учет принудительных мигрантов и параметров их жизнедеятельности, осуществлявшийся надзорными органами, имеет множество «провалов», особенно характерных для первых лет крестьянской ссылки, административных выселений семей «врагов народа» и др. Не отличались скрупулезностью местные структуры надзора, поставлявшие первичные сведения в Центр, а некоторые статьи отчетности (например, о побегах) могли намеренно искажаться. Определенную путаницу для исследователя вносит двойная система учета спецпоселенцев - общего числа лиц, поставленных на учет ОСП, и числа лиц, реально находившихся в спецпоселках (т.е. за исключением бежавших и находившихся в заключении). Вместе с тем по периодам, когда исследуемый сегмент пенитенциарной системы функционировал как отлаженный механизм, в статистике учета отложились ценные для историков систематизированные сведения.

В общей совокупности специальная статистика является неоценимым источником информации в изучении принудительных миграций. Несмотря на неточности и лакуны, она дает возможность выявить общую динамику и тенденции происходивших процессов. Анализ этих данных позволил определить масштабы различных кампаний принудительного вселения на Дальний Восток, состав миграционных потоков, их демографические характеристики, параметры трудового использования, место спецпоселенцев в общей структуре населения региона, а в ряде случаев на основе статистической динамики уточнить и хронологию процессов, которая не выявлялась в иных источниках (например, о прибытии в регион калмыков и немцев «выселенных по решению правительства», о переводе репатриантов на спецпоселение в Дальстрое и т.д.).

IV. Материалы прессы. Специфика темы исследования обусловила слабую ее отраженность в средствах массовой информации советского периода, где обнародование фактов о большинстве кампаний принудительных переселений было под строжайшим запретом. Тем не менее, некоторые акции и косвенные материалы о них все же освещались в газетах краевого уровня. Так, газета «Красное знамя» (орган партийной печати в Приморском крае) публиковала поэшелонные списки высылавшихся в 19221923 гг. из Приморья бывших военнослужащих белых армий, а также директивные и информативные материалы, связанные с паспортизацией 1933-1934 гг. В 1920 - начале 1930-х гг. много внимания в местной печати уделялось проблеме взаимоотношений с восточными иммигрантами, в том числе занятости в производстве, специфическим видам преступности и методам противодействия ей. В целом публикации прессы позволяют ощутить общую политическую и экономическую обстановку, на фоне которой разворачивались принудительные миграции.

V. В диссертации использованы источники личного происхождения. Живую картину страданий жертв депортаций рисует мемуарная литература. Однако относительно событий на Дальнем Востоке она немногочисленна. Значительный интерес представляет автобиографическая повесть Р.Ф. Гаврилова8, находившегося в 1930-е гг. вместе с семьей на спецпоселении в Хабаровском крае. Ряд воспоминаний бывших спецпоселенцев в формате небольших статей опубликован в «Книгах памяти» (см. ниже) как дополнение к основному материалу. Такого же рода информация нами получена при личных контактах с людьми, которые либо сами были жертвами депортаций, либо являются их родственниками. Переписка и интервью с ними помогли раскрыть некоторые конкретные детали исследуемых событий, которые невозможно выявить в документальных материалах.

VI. Ценным подспорьем в работе явился значительный массив опубликованных документов, специализированный на проблематике принудительных миграций в СССР, куда частично вошли источники, охарактеризованные нами выше в группах I, II, III. С начала 1990-х гг. со снятием грифа секретности эти документы публиковались в журналах и отдельных сборниках, вводились в научные статьи (Ф.Н. Бугай, В.Н. Земсков, С.А. Красильников, В.А. Ауман, В.Г. Чеботарева и др.)9. Тогда же усилиями Ю.А. Полякова, В.В. Жиромской, И.Н. Киселева и др. был сделан информационный прорыв в отношении спецпереписей 1937 и 1939 гг. В настоящее время опубликованы их общие итоги, наработана методика использования в научных исследованиях10.

В 2000-е гг. на базе фондов центральных архивов страны ведущие специалисты историки и архивисты издали несколько солидных многотомных сборников документов по истории политических репрессий, исправительно-трудовых лагерей и принудительных миграций, в том числе специальный том о сталинских депортациях (изд-во Международного Фонда

Демократия»), а также 7-томное собрание документов «История

20 сталинского Гулага» (изд-во РОССПЭН), в котором один из томов посвящен спецпоселенцам11.

Особый вид публикаций составляет «Книга Памяти жертв политических репрессий». Кроме своей основной мемориальной функции она является источником массового характера - носителем систематизированной информации о времени, месте и характере наказания, примененного государством к конкретным лицам, пострадавшим в годы сталинских репрессий. Несмотря на то что авторам-составителям не удалось собрать полных данных о жертвах государственного террора в рамках обозначенных территорий, тем не менее массовость приведенных сведений позволяет делать ориентировочные статистические построения и выявлять общие тенденции, а также анализировать конкретные индивидуальные случаи. На Дальнем Востоке такие издания выпущены в Хабаровском крае, Амурской, Сахалинской и Магаданской областях, некоторые из томов посвящены спецпоселенцам и депортированным12. В Приморском крае работа по подготовке «Книги Памяти» велась силами краевого отделения общества «Мемориал» с 1990-х гг. Тогда же началась публикация списка расстрелянных в газете «Утро России» (Владивосток). К сожалению, выпуском отдельного издания работа так и не завершилась. Но предварительная рукопись Мартиролога была любезно предоставлена нам для ознакомления бывшим председателем Приморского общества «Мемориал» И.П. Поповой.

В целом приведенная характеристика источниковой базы свидетельствует о ее широте, типологическом, ведомственном и уровневом разнообразии, что позволяет говорить о ее достаточной репрезентативности для исследования темы представленной диссертации. Вместе с тем обеспеченность источниками нельзя признать исчерпывающей, их накопление было затруднено фондовой распыленностью и фрагментарностью большого корпуса документов, наличием существенных пробелов в хронологии и номенклатуре дел, а также сохранявшейся

21 частичной труднодоступностью для исследователей в связи со статусом секретности или во исполнение закона о сохранении личной тайны. Вследствие этого по ряду аспектов проблемы предложены гипотетические суждения, а некоторые аспекты остались за рамками исследования.

Научная новизна работы определяется следующим.

1. Впервые в историографии проведено специальное комплексное исследование, посвященное сталинским принудительным миграциям на Дальнем Востоке как целостному явлению под углом зрения их репрессивной, мобилизационной и социоструктурирующей сущностей.

2. На базе вновь выявленного архивно-документального материала подведены общие итоги т.н. «кулацкой ссылки» на Дальнем Востоке, уточнены масштабы и хронологические рамки ее формирования, показана дальнейшая динамика, в научный оборот впервые введены сведения о пребывании на Дальнем Востоке группы т.н. «кулаков особого назначения».

3. В качестве специфических форм принудительных миграций, не получивших освещения в научной литературе, автором выделены и проанализированы перевод заключенных в колонизационные поселки дальневосточных ИТЛ (БАМлага и Севвостлага) и выселение семей «врагов народа» из режимных территорий Дальнего Востока. Показана ошибочность имеющего место в историографии мнения, относящего колонизацию заключенных к спецпоселенчеству. На основе совокупного анализа косвенных данных, вызванного отсутствием полных источниковых материалов о выселении семей «врагов народа», предложена авторская гипотеза масштабов этой формы насильственных миграций.

4. Дана детальная и обобщающая характеристика кампаний принудительного выселения с территории Дальнего Востока, тесно увязанная с анализом политики создания режимных зон и превентивной социальной зачистки» региона. Осуществлена подробная документальная реконструкция ряда ранее не изучавшихся кампаний (паспортизация, депортация китайцев и др.). Генезис этнических депортаций с Дальнего

22

Востока в авторской концепции рассматривается в тесной взаимосвязи с исторически сложившимися проблемами иммиграции в Россию корейского и китайского населения.

5. Представлен систематизированный анализ военного и послевоенного этапов сталинских депортаций на Дальнем Востоке, в результате чего достигнута полнота научного охвата предмета исследования. Выявлен максимальный уровень расширения системы спецпоселений в регионе. Привлеченная автором новая архивная база позволила дать подробную характеристику всех категорий принудительных мигрантов этого периода.

Основные положения, выносимые на защиту

1. В реализации массовых принудительных миграций Дальний Восток СССР имел специфическое положение, определявшееся наличием ярко выраженных противоположных векторов депортационных кампаний - как вселений, так и выселений. Эта противоречивость исходила из неоднозначности общего значения, которое придавала Дальнему Востоку власть на разных этапах советской истории. Выступая в роли форпоста страны на востоке, вызывавшей проведение соответствующей погранично-оборонительной политики, регион одновременно представлял собой источник слабо освоенных природных ресурсов, востребованных на этапе форсированной индустриализации и повлекшей организацию его ускоренного заселения. Общую окраску решению этих разнонаправленных задач придавали репрессивные методы, ставшие главными в арсенале утвердившейся в 1930-е гг. сталинской диктатуры.

2. Политика принудительных миграций на Дальнем Востоке прошла ряд периодов. В 1920-е гг. при отсутствии массового применения этой формы репрессий шла апробация ее внесудебной практики и формирование некоторых черт, характерных для депортаций последующих этапов.

3. В 1930-е гг. регион был отнесен к районам «спецколонизации», что предопределило формирование здесь сети спецпоселений, куда ссылались репрессированные крестьяне из западных регионов страны и

23 дальневосточных сел. Однако принудительные выселения этого десятилетия многократно преобладали над вселениями, что свидетельствовало о понимаемой властью приоритетности социальной «чистки» Дальнего Востока, обусловленной обострением геополитического фактора. Изгнание жителей проводилось по критериям политической, социальной и этнической «неблагонадежности». Попутно силовым методом были «ликвидированы» застарелые проблемы, связанные с иммиграцией корейцев и китайцев в Россию. «Чистки» нанесли серьезный урон демографическому и трудовому потенциалу Дальнего Востока и отражали противоречивость миграционной политики, в которой сталкивались экономические, стратегические, политические и репрессивные мотивы.

4. Годы Великой Отечественной войны были периодом консервации принудительных миграций в регионе, за исключением кампании переселения из приграничья в глубинные районы Хабаровского края местного немецкого населения (3-4 тыс. чел.), завершившей социальную «чистку».

5. С окончанием Второй мировой войны и ликвидацией внешней угрозы насильственные выселения с Дальнего Востока почти прекратились, а масштаб вселений резко увеличился за счет новых категорий депортантов. В 1950-е гг. Дальний Восток вместе с рядом других регионов страны пережил период максимального подъема, а затем постепенного спада и ликвидации принудительных миграций как массового явления, что стало результатом общего кризиса репрессивной системы сталинского типа и либерализацией политического режима после смерти диктатора.

6. Проведенные на Дальнем Востоке массовые принудительные миграции по организационному признаку можно разделить на следующие типы: а) «классические депортации», имевшие характер «сквозных» кампаний или операций, проводившихся на контингентной основе в короткие сроки в жестком силовом режиме; б) «неклассические депортации», которые также были направлены на стигматизированные контингенты и в совокупности имели массовый характер, однако осуществлялись в

24 индивидуальном порядке внесудебными инстанциями в рамках реализации режима запретных зон; в) перевод заключенных в колонизационные поселки; г) ссылка на поселение, ссылка и высылка в судебном или административном (квазисудебном) порядке; д) принудительное переселение на Колыму в условия строгой территориальной изоляции с мотивацией предотвращения утечки государственной тайны («особый контингент» строителей-атомщиков).

7. Принудительные миграции влияли на изменение структуры советского общества, являясь каналом насильственного нисходящего социального перемещения. На Дальнем Востоке особенно ярко это проявилось в 1930-е гг. в отношении выселенной части населения. В то же время слой размещенных в регионе депортантов был небольшим. Гораздо более многочисленной здесь стала другая подневольная группа -заключенные ИТЛ. В целом социальная структура дальневосточного населения в сталинский период, особенно в 1930-е гг., оказалась существенно «отягощенной» пенитенциарными и дискриминированными группами, составлявшими ее нижнюю ступень.

Практическая значимость исследования заключается в приращении и углублении научного знания в области отечественной истории сталинского периода. Результаты представленной диссертационной работы включены в качестве самостоятельных разделов в две фундаментальные коллективные монографии по истории Дальнего Востока России. В дальнейшем результаты исследования могут быть использованы в такого же рода изданиях, общих работах по общероссийской и региональной истории советского периода, при разработке лекционных курсов в вузах и преподавании гуманитарных дисциплин в средней школе.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации апробированы в индивидуальной и коллективных монографиях и серии статей, из них девять опубликованы в ведущих рецензируемых научных отечественных изданиях, рекомендованных ВАК РФ, две - в зарубежных.

25

Результаты исследования были представлены в виде докладов и обсуждались на Ученом совете и годичных сессиях ИИАЭ ДВО РАН, научных конференциях, проходивших в Москве, Саратове, Владивостоке, Хабаровске, Благовещенске, Южно-Сахалинске, Мельбурне.

1 Котек Ж., Ригуло П. Век лагерей. Лишение свободы, концентрация, уничтожение. Сто лет злодеяний. М.: Текст, 2003. С. 75 - 99, 628; Позняк Т.З. Реализация на Дальнем Востоке России государственной политики в отношении подданных неприятельских держав в годы первой мировой войны // Дальний Восток России: основные аспекты исторического развития во второй половине XIX - начале XX века. Владивосток: Дальнаука, 2003. С. 34; Stephan J. Hawaii under the rising sun. Japan's plans for conquest after Pearl Harbor. Honolulu: University of Hawaii Press, 1984. P. 5; Баберовски Й. Красный террор: история сталинизма. М.: РОССПЭН, Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2007. С. 27; Полян П.М. Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР. М.: ОГИ - Мемориал, 2001. С. 28 - 42; и др.

2 Кабытов П.С., Леонтьева О.Б. Введение. Зенит «прекрасной эпохи»: сталинизм глазами американских историков // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период. Самара: Изд-во «Самарский ун-т», 2001. С. 17.

3 Медушевский А Н. История сталинизма: Итоги и проблемы изучения: междунар. науч. конф. //Российская история. 2009. № 5. С. 195 - 196.

4 Дерлугьян Г.М. Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе. М.: Издат. дом «Территория будущего», 2010. С. 339, 408, 409.

5 Хвостова К.В. Истина и объективность в истории // Новая и новейшая история. 2011. № 5. С. 58 - 68.

6 Коломийцев В.Ф. Методология истории: (От источника к исследованию). М.: РОССПЭН, 2001.С. 23.

7 РГИА ДВ Ф. Р-2413. Оп. 4. Д. 1100. Л. 85.

8 Гаврилов Р.Ф. Временем реабилитированные. Историческая эпопея в 4-х кн. Кн.1. В тисках. Владивосток: Русский остров, 1999.

9 Земсков В.Н. Спецпоселенцы (по документам НКВД-МВД СССР) // Социол. исследования. 1990. № 11. С. 3 - 17; Его же. «Кулацкая ссылка» в 30-е гг. // Там же. 1991. № 10. С. 3 - 21; Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930-весна 1931 г. / сост. С.А. Красильников и-др. Новосибирск: Наука, Сиб. издат. фирма, 1992; Иосиф Сталин -Лаврентию Берии: «Их надо депортировать.» Документы, факты, комментарии / вступ. ст., послесл. Н. Бугая. М.: Дружба народов, 1992; История российских немцев в документах. Т.1. (1763-1992 гг.) / сост.: В.А. Ауман, А.Г. Чеботарева. М.: МИГУП, 1993; Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М.: Республика: Верховный Совет Рос. Федерации, 1993; и др.

10 Поляков Ю.А., Жиромская В.Б., Киселев И.Н. Полвека молчания: (Всесоюзная перепись населения 1937 г.) // Социол. исследования. 1990. № 8. С. 3 - 25; Жиромская В.Б., Киселев И.Н. Население СССР по переписям 1937 и 1939 гг. // Комплексный подход к изучению социальной структуры. Источники и методы. М., 1991 С. 28 - 40; Жиромская В.Б., Киселев И.Н, Поляков Ю.А. Полвека под грифом «Секретно»: Всесоюзная перепись населения 1937 г. М., 1991; Всесоюзная перепись населения 1939 г.: Основные итоги / сост. Ю.А. Поляков, В.Б. Жиромская, A.A. Исупов, И.Н. Киселев. М., 1992; Земсков В Н. Об учете спецконтингента НКВД во Всесоюзных переписях населения 1937 и 1939 гг. // Социол. исследования. 1991. № 2. С. 74 - 75; Всесоюзная перепись населения 1937 года: Общие итоги: сб. документов и материалов. М.: РОССПЭН, 2007.

11 История сталинского Гулага. Конец 1920-х - первая половина 1950-х годов: . Собр. документов в 7 т. Т.5. Спецпереселенцы в СССР / отв. ред. и сост. Т.В. Царевская-Дякина. М.: РОССПЭН, 2004; Сталинские депортации. 1928-1953 / под общ. ред. акад. А.Н.Яковлева; сост. H.JI. Поболь, П.М. Полян. М.: МФД: Материк, 2005; Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930-1940. В 2 кн. Кн.1. / отв. ред. H.H. Покровский. М: РОССПЭН, 2005; Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Архив Сталина: документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 - декабрь 1936 / под ред. А Н. Яковлева; сост. В.Н. Хаустов, В.П. Наумов, Н.С. Плотникова. М.: МФД, 2003; и др.

12 Книга Памяти жертв политических репрессий в Амурской области. Т.4 / сост. Л.М. Журавлев. Благовещенск, 2005; Т.6. Спецпоселение. 1920-50-е годы Благовещенск: Приамурье, 2008; Пашков A.M. Боль и память. Южно-Сахалинск, 1990; Его же. Книга Памяти о калмыках-спецпереселенцах на острове Сахалин. Элиста: Калмыцкое кн. изд-во, 2003; Пашков A.M., Подпечников В.Л. Книга Памяти жертв политических репрессий в Сахалинской области (Книга Памяти, т.З ). Южно-Сахалинск: Администрация Сах. обл., СЦДНИ, 1996, Их же. Книга Памяти о корейцах Сахалинской области, пострадавших от политических репрессий и депортации. Т.5. Южно-Сахалинск: Ин-т экономики, права и информации, 2000; «Хотелось бы всех поименно назвать.»: Книга-мартиролог. А - К. Кн.1. / сост. А.П. Лавренцов, Т.Г. Беспалова, О.В. Радченко. Хабаровск; Т.6. А - Я / сост. М.М. Рашевский, H.A. Дзюня, Н.Д. Бондаренко, В.Н. Крючко, М.В. Мигина. Хабаровск, 2004; За нами придут корабли: Список реабилитированных лиц, смертные приговоры в отношении которых приведены в исполнение на территории Магаданской области. Магадан: Кн. изд-во, 1999; и др.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Чернолуцкая, Елена Николаевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В истории принудительных миграций на Дальнем Востоке выделяются несколько этапов, развивавшихся под воздействием трех основных факторов - общей эволюции государственной репрессивной политики, потребностей трудоемких отраслей промышленности в рабочей силе, геополитического положения региона.

В 1920-е гг. на этапе складывания советских карательных институтов и формирования уголовного законодательства наиболее часто применявшейся формой насильственных переселений были ссылки и высылки, представлявшие собой относительно мягкую меру персональной уголовной ответственности за преступления, не относившиеся к числу особо опасных. Наряду с судебной получила развитие их внесудебная (административная) практика, в которой стали проявляться черты, ставшие на последующих этапах основными принципами массовых депортаций. Во многих случаях административные выселения имели ярко выраженную социально-политическую подоплеку и применялись тогда, когда не было юридических оснований для привлечения того или иного человека или группы лиц к уголовной ответственности по суду.

Дальний Восток в этот период был слаборазвитым и слабозаселенным регионом, позже других окончившим Гражданскую войну и начавшим советизацию. Для Центра он не представлял значительного экономического интереса, важным было включение этой восточной окраины в общеполитическое пространство страны и укрепление там нового режима. Поэтому проводившиеся здесь репрессивные мероприятия уже тогда имели оттенок социальной «зачистки». Выдворению с Дальнего Востока в другие районы страны или за границу подвергались нарушители паспортно-визовых правил, контрабандисты, некоторые категории реальных или мнимых противников большевиков. В то же время ДВК исполнял традиционную роль места ссылки граждан из других территорий. Принудительные миграции этого периода, как правило, не имели массового характера, если не считать отдельных эпизодов, к числу которых можно отнести административную высылку из Приморья более 3,5 тыс. бывших военнослужащих белых армий, проведенную в экстремальных условиях выхода из Гражданской войны и обозначенную властью нейтральным термином «разгрузка», что должно было подчеркнуть нерепрессивный характер этой акции.

На рубеже 1920-1930-х гг. под воздействием начавшейся «сталинской революции сверху» в репрессивной политике государства произошел качественный скачок - резко расширился масштаб карательных акций, более ярко выраженной стала их направленность против стигматизированных слоев общества, появились новые массовые пенитенциарные институты, объединившие наказание в виде лишения или ограничения свободы с обязательным принудительным трудом (ИТЛ, спецпоселки). Одним из направлений такой политики был переход к массовым депортациям, полностью выходившим за пределы существовавшего правового поля, первой жертвой которых оказалось крестьянство.

В 1930 - середине 1941 г. на Дальнем Востоке осуществлялись массовые принудительные миграции как в прямом, так и в обратном направлениях. В 1930-1934 гг. в ходе общесоюзной кампании по «раскулачиванию» и зачистке западных границ СССР от «социально-вредных элементов» государство выслало в ДВК не менее 35 тыс. чел. из европейской части страны и насильственно переселило внутри края примерно 30 тыс. крестьян. Они стали основными «контингентами» системы спецпоселений в ДВК, сформированной на базе золотодобывающих и лесозаготовительных предприятий, в которой в течение данного этапа содержалось от 26 тыс. до 51 тыс. чел. Регион был включен в зону т.н. «спецколонизации», призванной обеспечивать начавшуюся бурную индустриализацию страны сырьевыми и экспортно-валютными ресурсами. Относительно небольшие объемы вселения извне (2-4% от общего числа спецпоселенцев в стране и около 2,5% от численности населения ДВК) объясняются пограничным положением Дальнего Востока - главным ограничительным фактором данного направления депортаций.

Тот же фактор определил проведение политики, которую можно назвать социальной «стерилизацией» региона. Общая для страны атмосфера подготовки к ожидавшейся войне на Дальнем Востоке обострялась агрессивной политикой милитаристской Японии, оккупировавшей соседние территории Кореи и Маньчжурии. Особенности геополитического положения обусловливали стратегическую важность Дальневосточного края, что заставляло .сталинское руководство применять здесь специальные методы управления и контроля над населением, используя режим запретных зон с ограниченным правом пребывания «неблагонадежных» и «социально-опасных» групп. В течение десятилетия государственная политика внешнего изоляционизма и эскалации внутренних репрессий приводила ко все большему разрастанию и слиянию пограничных и «режимных» зон, покрывших собой в конце концов почти всю территорию Дальнего Востока, при одновременном расширении списка «опасных» категорий населения.

Вследствие этого ДВК в предвоенный период стал территорией активного и почти непрерывного применения т.н. социальных «чисток», особенно в пограничных районах, которые нанесли серьезный урон демографическим и трудовым ресурсам края. В результате принудительного выселения «неблагонадежных» граждан, осужденных «тройками» и особыми совещаниями ОГПУ - НКВД, кампании по введению внутренних паспортов, депортаций корейского и китайского населения и некоторых других акций с территории Дальнего Востока было изгнано более 350 тыс. чел. Попутно сталинское руководство силовым методом «ликвидировало» застарелые проблемы, связанные с «желтой» иммиграцией, которые не удалось решить более гуманным способом ни имперской, ни советской властям.

Значительное преобладание насильственных выселений над вселениями и социальная «фильтрация» добровольных переселенцев свидетельствовали о том, что в данный период в миграционной политике на

406

Дальнем Востоке геополитический фактор был решающим. «Недобор» же трудодефицитными отраслями принудительной рабочей силы в лице спецпоселенцев с лихвой компенсировался другим ее видом - заключенными ИТЛ - более изолированным, управляемым и, по мнению властей, очевидно, более подходящим для этого региона.

Интенсивное промышленное и военно-оборонительное строительство требовало значительного притока новой рабочей силы, а массовые «чистки» - компенсаторного замещения убывших. Если сопоставить все виды региональных миграций 1930-х гг., то обнаружится мощное движение встречных потоков: на Дальний Восток направлялись добровольно-плановые переселенцы, спецпоселенцы и заключенные, в обратном направлении двигались «социально-опасные» и «неблагонадежные» контингенты, а также «вольные обратники». Внутри региона мигранты перемещались из сел в города, из погранполосы во внутренние районы и обратно. В этих процессах отразилась вся противоречивость государственной миграционной политики, в которой постоянно сталкивались экономические, стратегические, политические и репрессивные мотивы, что делало ее непоследовательной, а зачастую просто нелогичной.

Период Великой Отечественной войны на Дальнем Востоке был временем мобилизации всех внутренних ресурсов для военной экономики и тревожного ожидания войны с Японией. Депортантов сюда почти не направляли, за исключением небольшой группы трудпоселенцев (около 2 тыс. чел.), мобилизованных в районах Сибири и Средней Азии для работы на строительстве железной дороги Комсомольск - Советская Гавань. Учетное население спецпоселков к концу войны сократилась до 20 тыс. чел. Прекратились массовые высылки с Дальнего Востока, однако внутри региона в результате продолжения «зачистки» приграничья насильственному переселению в глубинные районы подверглось немецкое население (примерно 3—4 тыс. чел.), трудоспособная часть которого вместе с остальными советскими немцами вскоре составила еще одну группу принудительной рабочей силы - мобилизованных «трудармейцев».

Вторая половина 1940-х - начало 1950-х гг. явились периодом массовых принудительных вселений на Дальний Восток. С окончанием Второй мировой войны и ликвидацией угрозы со стороны Японии в региональной миграционной политике функция социальной «зачистки» отодвинулась на задний план, приоритетным стало обеспечение производства рабочими руками. Послевоенная репрессивная политика поставляла на рынок труда все новые и новые категории принудительных мигрантов из западных и центральных территорий страны - репатриантов, этнические группы, обвиненные в сотрудничестве с фашистами и вооруженном сопротивлении советской власти, засекреченных строителей-атомщиков, крестьян-«указников» и др. Активно осуществлялось территориальное перераспределение «старых» депортантов (выселенных в военный период) в соответствии с потребностями региональных экономик, какими они виделись Центру, и в остром противоборстве между хозяйственными ведомствами и региональными властями.

В результате этого численность спецпоселенцев на Дальнем Востоке к 1952 г. выросла до 94,6 тыс. и вместе с ссыльнопоселенцами, ссыльными, высланными и т.н. «особым контингентом» (строителями атомных объектов) составила 110 тыс. - максимальный показатель масштабов принудительного вселения в регион за весь советский период. Географически «спецссылка», размещавшаяся до середины 1940-х гг. в южной зоне региона (Хабаровском, Приморском краях и Амурской области), в послевоенный период появилась также в его северо-восточной и островной частях (Сахалинской, Магаданской и Камчатской областях)3, распространившись, таким образом, на всю территорию Дальнего Востока. Но это не привело к увеличению доли а Имеется в виду территория этих краев и областей в современных границах, на Камчатке использовались рабочие батальоны региона в размещении данного пенитенциарного сектора по стране - она оставалась в пределах 2-4%, поскольку не менее массовые потоки послевоенных депортантов направлялись также и в другие районы; 2/3 всех спецпоселенцев страны в начале 1950-х гг. находились в Казахстане, Западной и Восточной Сибири. В общей структуре населения Дальнего Востока доля принудительных мигрантов также почти не изменилась: в пиковый период она составляла около 3%, что объяснялось значительными масштабами общей миграционной прибыли и послевоенным улучшением естественного прироста числа жителей региона.

Административные выселения с Дальнего Востока в этот период проводились на индивидуальной основе в ограниченных масштабах, им подвергались в основном нарушители паспортного режима. Редкие рецидивы внутрирегиональных принудительных миграций (выселение крестьян-колхозников по Указу от 2 июня 1948 г. и «зачистка Владивостока в 1952 г.) также не были массовыми, охватив в общей сложности менее тысячи чел.

Международная обстановка позволила власти преодолеть в рамках существовавшего режима характерное для предыдущих этапов противоречие между двумя основными мотивами миграционной политики на Дальнем Востоке - обеспечением безопасности и производственными потребностями. Теперь и принудительные, и еще более крупные добровольно-плановые потоки советских переселенцев, а также вновь «ангажированные» после войны советским правительством вербованные рабочие из КНДР и КНР «работали» на одну задачу - дальнейшее хозяйственное освоение Дальнего Востока в его прежнем сырье добывающем обличье.

1952 - конец 1950-х гг. - завершающий период в развитии массовых принудительных миграций. В это время «сбой» стала давать карательная система сталинского образца. Гигантская машина Гулага вступила в затяжной кризис. Идеолого-оправдательные основания массовых политических репрессий, которые режим выдвигал в экстремальные периоды (коллективизация, форсированная индустриализация, подготовка к

409 ожидавшейся войне, ликвидация последствий войны), ко времени выхода из послевоенного восстановительного периода себя исчерпали. Смерть Сталина лишь ускорила назревшие перемены.

Депортации на Дальний Восток полностью прекратились. В 1952 г. освободили первую крупную группу спецпоселенцев - «власовцев», а в последующие годы десятилетия - почти все остальные «контингента», в результате чего система спецпоселений как массовый пенитенциарный институт была ликвидирована. Диссонансом общей динамике стал лишь некоторый всплеск численности ссыльнопоселенцев в Магаданской области в середине 1950-х гг., что можно расценить как проявление агонии разваливавшейся системы.

Реформирование пенитенциарного сектора болезненно ударило по отраслям, работавшим в значительной степени на основе применения принудительного труда. В середине 1950-х гг. Центр и региональные власти в стремлении «укоренить» спецпоселенцев в районах расселения и обеспечить лояльность к власти предпринимали попытки их постепенной интеграции в «полноправное» сообщество: смягчался режим правовых ограничений, микшировались негативные политические оценки, из общественного сознания стало вытесняться отношение к спецпоселенцам как к гражданам «второго сорта», приветствовались их производственные достижения и общественная активность.

Однако эти действия оказались малоэффективными. Значительная часть освобожденных узников сталинской репрессивной системы быстро покинула районы принудительного проживания, особенно такие неблагоприятные как Магаданская и Сахалинская области. Оставались в основном те, кому некуда было переезжать. Аналогичный процесс проходил и в исправительно-трудовых лагерях, где с 1953 г. в результате объявления крупнейшей советской амнистии также началось массовое освобождение заключенных. Предприятиям пришлось переходить на «вольный» тип рабочей силы, но мобилизационные начала трудообеспечения во второй

410 половине 1950-х гг. еще продолжали играть определенную роль в виде оргнаборов и общественных молодежных призывов.

Как эхо ранее проводившихся насильственных вселений потоки бывших спецпоселенцев хлынули с Дальнего Востока. Принуждение не могло стать долговременным фактором укрепления демографического и трудового потенциала. Для действительного закрепления населения в регионе государство не сделало главного. Сталинский режим, не будучи социально ориентированным, не был нацелен на создание достойных жизненных условий ни добровольным, ни тем более принудительным переселенцам, рассматривая последних главным образом как рабсилу (в прямом и переносном смыслах) и одновременно как враждебную себе массу. V

Принудительные миграции сыграли определенную социо-конструирующую роль на Дальнем Востоке. В течение 1930-1950-х гг. они оказывали ощутимое влияние на изменение не только численности и этнического состава населения региона, но и его социальной структуры. Силой государственной репрессивной машины массы граждан становились депортантами, причисленными к одному из низших советских сословий, наделенных правовыми и режимными ограничениями, внутри которого подразделялись на категории. На них обрушивались разорение, ужасающие условия транспортировки и обустройства на новых местах, что сопровождалось резким ухудшением демографических процессов.

В 1930-е гг. в результате такой социальной инженерии 20% дальневосточного населения, причисленных к стигматизированным группам и выселенных за пределы региона, пополнили слой советских маргиналов. В то же время аналогичная страта была сформирована в структуре населения - самого Дальнего Востока в лице «пришлых» и «доморощенных» спецпереселенцев, хотя и в значительно меньших масштабах: в течение всего рассмотренного периода она составляла около 3%. Этот небольшой слой был дополнением к другой более крупной пенитенциарной группе -заключенным (в среднем по региону - до 20% в 1930-е гг. и около 10% в

411 послевоенный период). Наиболее высокой долей подневольных групп характеризовалось население Дальстроя: заключенные - свыше 60% в довоенный и более 50% в послевоенный периоды, принудительные мигранты в начале 1950-х гг. - около 15%. Таким образом, социальная структура дальневосточного населения в сталинский период, особенно на Северо-Востоке, была существенно «отягощена» пенитенциарными и дискриминированными группами, составлявшими ее нижнюю ступень.

Обратное» (восходящее) социальное перемещение также инициировалось государством и шло с разной скоростью у различных «контингентов», особенно долго - у «бывших кулаков», чье освобождение тормозилось как «сверху», так и на исполнительском уровне «снизу» (данная категория спецпоселенцев просуществовала 20 лет). В 1930-е гг. была опробована колонизация заключенных как форма полупринудительной миграции и восходящего (переходного) социального движения с самого «дна» наверх. Но ее довольно быстро свернули как излишне «либеральную».

Принуждение оказало пролонгированное негативное воздействие на морально-психологическое состояние значительного сегмента общества в виде комплекса гражданской неполноценности, горечи необоснованного наказания, изломанных человеческих судеб. В целом анализ процессов принудительных миграций на Дальнем Востоке подтверждает современную оценку сталинских депортаций как пути рефеодализации общества и преступления против человечности.

Список литературы диссертационного исследования доктор исторических наук Чернолуцкая, Елена Николаевна, 2012 год

1. И ЛИТЕРАТУРЫ I. Не опубликованные источники а) архивные документы Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), г. Москва

2. Ф. А-374 Государственный комитет по статистике. 1925-1990.1. Оп. 11. Д. 488.

3. Ф. Р-393 Народный комиссариат внутренних дел РСФСР. 1917-1930.1. Оп. 43. Д. 36, 54, 59.

4. Ф. Р-5446 Совет Министров СССР. 1923-1953.

5. Оп. 12-а. Д. 178, 181,1096.

6. Ф. Р-5515 Народный комиссариат труда СССР. 1923-1933.• Оп. 33. Д. 21, 53, 54, 56.

7. Ф. Р-9414 Главное управление мест заключения МВД СССР.1930-1960. Оп. 1-а. Д. 1186.

8. Ф. Р-9415 -МВД, Управление милиции, паспортный отдел.1. Оп. 3. Д. 1390, 1394.

9. Ф. Р-9478 Главное управление по борьбе с бандитизмом МВД СССР.1938-1950. Оп.1. Д. 953.

10. Ф. Р-9479 4-й специальный отдел МВД СССР. 1931-1959.

11. Ф. 1562 Центральное статистическое управление при СМ СССР.1. Оп. 329. Д. 148, 973.

12. Ф. 5675 Министерство сельского хозяйства СССР.1. Оп.1. Д. 183, 199.

13. Российский государственный архив современной политической и истории (РГАСПИ), г. Москва

14. Ф. 17-ЦККПСС. 1898, 1903- 1991.

15. Он. 162. Д. 19,22,25. Он. 167. Д. 7.

16. Ф. 372 Дальневосточное бюро ЦКРКП(б) (Дальбюро). 1920 - 1925.

17. Он. 1. Д. 198, 201-а, 201-6, 203, 208, 216, 223, 236. Архив Госкомстата РФ, г. Москва

18. Пересчеты таблиц в границах переписи 1989 г. по Сахалинской области: Национальный состав.

19. Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (РГИА ДВ), г. Владивосток

20. Ф. Р-2413 Дальневосточный краевой исполнительный комитет,г. Хабаровск. 1923-1938.

21. Оп. 2. Д. 146, 194,299, 334, 399, 620, 623, 735, 873. Оп. 3. Д. 718.

22. Оп. 4. Д. 147, 427,1100, 1019, 1671, 1674, 1730, 1732, 1741, 1773.

23. Ф. Р-2422 Дальневосточный революционный комитет, г. Хабаровск.1920-1926.

24. Оп. 1. Д. 61, 132, 188, 202, 225, 340, 956, 960, 1439.

25. Ф. Р-4363 Охото-Эвенкийская окружная инспекция исправительнотрудовых учреждений (г. Аян Охотского округа). 1931 1934. Оп. 1.Д1.

26. Государственный архив Приморского края (ГАПК), г. Владивосток

27. Ф. 25 Исполком Приморского областного совета рабочих,крестьянских и красноармейских депутатов Оп. 6. Д. 4.

28. Ф. 85 Владивостокский городской совет депутатов трудящихся.1. Оп. 1. Д. 118.

29. Ф. 163 Отдел виз и регистрации Управления милиции УНКВД

30. Уссурийской области, г. Ворошилов (совр. Уссурийск). Оп. 1. Д. 2,4, 17,21.

31. Ф. 183 Плановая комиссия Приморского облисполкома1. Оп.4. Д. 12.

32. Ф. 715 Коллекция документов о событиях в Приморье в 1917-1933 гт.1. Оп. 1. Д. 61.

33. Ф. П-1 Приморский окружной комитет ВКП(б).1. Оп. 1. Д. 461,462.

34. Ф. П-61 Приморский губернский комитет РКП(б), г. Владивосток.

35. Оп.1. Д. 4, 11, 15, 26, 34, 61, 83, 88, 90, 91, 93, 95, 97, 106, 107, 160, 228.

36. Ф. П-68 Приморский крайком ВКП(б).

37. Оп. 34. Д. 263, 910, 933, 934, 935, 938, 925. Оп. 35. Д. 95.

38. Ф. Р-1588 Уголовно-следственные дела граждан, репрессированных в

39. Приморском крае в 1920 1950-е гг. (без описей) Д. П-3032, ПУ-3075, П-4375, П-15955; П-22848. Т. 8, П-33491 Архивный отдел муниципального образования Хасанский район, п. Славянка Приморского края

40. Коллекция документов по истории Хасанского района (без № ф., оп.)

41. Д. Историческая справка. Государственный архив Хабаровского края (ГАХК), г. Хабаровск

42. Ф. 58 Дальневосточный революционный комитет (Дальревком).1922-1926. Оп. 1. Д. 62,66, 101.

43. Ф. 384 Краевое управление милиции НКВД по Хабаровскому краю,г. Хабаровск. 1929-1941. Оп. 2. Д. 25, 39.1. Оп. 5. Д. 3,21.

44. Ф. 424 Полномочное представительство ОГПУ по ДВК:

45. Особый отдел, г. Хабаровск. 1920-1937. Оп. 1. Д. 5, 16, 17.

46. Ф. 719 Хабаровский краевой комитет государственной статистики,г. Хабаровск. 1926 по наст, время. Оп. 4. Д. 13. Оп.13. Д. 42.

47. Ф. 844 Краевое управление милиции УНКВД, г. Хабаровск.1. Оп. 2. Д. 39.

48. Ф. 893 ОГПУ. Владивостокский окружной отдел.

49. Контрразведывательное отделение. Оп. 1. Д. 1. Оп.13. Д. 42.

50. Ф. 1228 Представительство исполкома Дальневосточного краевогосовета рабочих и крестьянских депутатов, г. Москва. 1926-1939. Оп. 1. Д. 100.

51. Ф. П-2 Дальневосточный краевой комитет (Далькрайком) ВКП(б),г. Хабаровск. 1925 1938. Оп. 1. Д. 8, 12, 41, 43, 45, 588, 1309.

52. Ф. П-35 Далькрайком ВКП(б), Хабаровский крайком КПСС,г. Хабаровск. 1923-1991. Оп. 1. Д. 9, 12, 12-а, 15,16,17, 19, 29, 42, 44, 73. Оп. 41. Д. 22.

53. Государственный архив Амурской области (ГААО), г. Благовещенск.

54. Ф. 37 Тыгдинский РИК Зейской области1. Оп. 8. Д. 11.

55. Ф. 81 Исполнительный комитет Благовещенского горсовета депутатовтрудящихся. Оп. 1. Д. 161.

56. Ф. 114 Амурский областной исполнительный комитет депутатовтрудящихся, г. Благовещенск. Оп. 2. Д. 6, 156, 427, 712. Оп. 4. Д. 302.

57. Ф. 131 Благовещенский районный исполнительный комитет.1. Оп. 3. Д. 2.

58. Ф. 376 Амурский окружной исполнительный комитет рабочих икрестьянских депутатов трудящихся, г. Благовещенск. Оп. 1. Д. 12. Оп. 2. Д. 52.

59. Ф. 403 Амурский революционный суд.1. Оп. 2. Д. 3.

60. Ф. 542 трест «Амурзолото».1. Оп. 2. Д. 54, 66.

61. Ф. 759 Прокуратура Амурской области.

62. Оп. 1. Д. 36. Оп. 5. Д. 7.

63. Ф. П-1 Амурский областной комитет ВКП(б).

64. Оп. 1. Д. 19,27. Оп. 15. Д. 670, 748.

65. Государственный архив Сахалинской области (ГACO), г. Южно-Сахалинск

66. Ф. 1. Исполком Сахалинского окружного совета рабочих,крестьянских и красноармейских депутатов Оп.1. Д.34.

67. Ф. 3 Статистическое управление Сахалинской области.1. Оп. 2. Д. 1.

68. Ф. 53 Областной исполнительный комитет Сахалинской области.

69. On. 1. Д. 34. Оп. 5. Д. 911. Оп. 25. Д. 1663.

70. Сахалинский центр документации новейшей истории (СЦДНИ), г. Южно-Сахалинск*

71. Ф. П-2 Сахалинское окружное бюро ВКП(б).1. Оп. 2. Д. 44.

72. Ф. П-4 Сахалинский областной комитет ВКП(б).

73. On. 1. Д. 278. Оп. 2. Д. 160, 177, 194. Оп. 158. Д. 4, 6, 28. Государственный архив Магаданской области (ГАМО), г. Магадан

74. Ф. 21 Магаданский обком КПСС. 1953 - 1991.

75. Оп. 5. Д. 7, 14, 15, 36, 69-а.

76. Отделение спецфондов (ОСФ) Отдела реабилитации и спецфондов ИЦ УВД по Приморскому краю, г. Владивосток.

77. Ф. 88 УНКВД по Приморскому краю (временное хранение).

78. Оп. 3. Д. 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 139. Д. Формы учета по очистке Приморского края за 1939 г.

79. Список дел с компрматериалами на лиц, подлежащих выселению из г. Владивостока согласно приказу МТБ СССР 00198 от 14.02.1952 г.

80. Отделение спецфондов (ОСФ) информационного центра УВД Хабаровского края, г. Хабаровск

81. Д. 2261-е. Хронологическая справка о структурном построении УНКВД-УМВД-УВД Хабаровского края (б/№ ф., оп.).

82. Архив УВД Амурской области, г. Благовещенск

83. Оп. 295. Д. 835. Т. 5. (б/№ ф.)

84. Личное дело спецпоселенки Е.А. (б/№ ф., оп.) Личное дело спецпоселенки А.Т. (б/№ ф., оп.) Личное дело спецпоселенки К.Д. (б/№ ф., оп.) Личное дело спецпоселенца В.К. (б/№ ф., оп.)

85. Фондовое дело 42. Т.2. Отборочные списки уничтоженных дел спецпоселенцев.б) материалы личного происхождения: письма и интервью репрессированных лиц и их родственников

86. Письмо М.А. Дыги автору от 18 апреля 1992 г. Письмо Л.М. Ковтуна автору от 16 апреля 1992 г. Письмо Т.П. Гречкиной автору от 2 августа 1992 г.

87. Письмо П.Г. Аркатовой-Задорожной автору от 28 апреля 1992 г. Письма К.И. Щегоцкой автору от 19 августа, 15 и 17 октября 1993 г.

88. Интервью автора с С.М. Бржезинской, г. Владивосток, 2 февр. 1993 г. Интервью автора с Н.М. Сладченко, г. Владивосток, 27 окт. 2008 г.1.. Опубликованные источники а) документы

89. Бацаев И.Д., Козлов А.Г. Дальстрой и Севвостлаг ОГПУ НКВД СССР в цифрах и документах: В 2 ч. 4.1: (1931-1941). Магадан: СВКНИИ ДВОРАН, 2002. 381 с.

90. То же. 4.2: (1941-1945). Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 2002. 428 с.

91. Белая книга о депортации корейского населения России в 30-40-х годах. Кн. 1. / сост. Ли У Хе, Ким Ен Ун. М., 1992. 204 с.

92. Всесоюзная перепись населения 1926 г. Т.7. Дальневосточный край. Якутская АССР. Народность. Родной язык. Возраст. Грамотность. М.: Издание ЦСУ Союза ССР, 1928. 200 с.

93. Всесоюзная перепись населения 1937 года: Общие итоги: сб. документов и материалов / сост. В.Б. Жиромская, Ю.А. Поляков. М.: РОССПЭН, 2007. 320 с.

94. Всесоюзная перепись населения 1939 г.: Основные итоги / сост. Ю.А. Поляков, В.Б. Жиромская, A.A. Исупов, И.Н. Киселев. М., 1992. 256 с.

95. Всесоюзные переписи населения 1937 и 1939 гг. Дальний Восток РСФСР: Основные итоги: сб. документов / сост. С.А. Головин. Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2005. 449 с.

96. Высылка вместо расстрела: Депортация интеллигенции в документах ВЧК-ГПУ. 1921 1923. М.: Русский путь, 2005. 542 с.

97. ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960 / под ред. А.Н. Яковлева; сост. А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М.: МФД, 2002. 888 с.

98. О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева XX съезду КПСС 25 февраля 1956 г. // Известия ЦК КПССС. 1989. № 3. С. 128 170.

99. Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927-1932 гг.: сб. документов / под ред. В.П. Данилова и H.A. Ивницкого. М.: Политиздат, 1989. 526 с.

100. Дугин Н. Неизвестный ГУЛАГ: Документы и факты. М.: Наука, 1999. 103 с.

101. Иосиф Сталин Лаврентию Берии: «Их надо депортировать.» Документы, факты, комментарии / вступ. ст., сост., послесл. Н. Бугая. М.: Дружба народов, 1992. 228 с.

102. История российских немцев в документах. Т.1. (1763-1992 гг.) / сост.: В.А. Ауман, А.Г. Чеботарева. М.: МИГУП, 1993. 445 с.

103. История сталинского Гулага. Конец 1920-х первая половина 1950-х годов: собр. документов в 7 т. Т.1. Массовые репрессии в СССР / отв. ред. Н. Верг, C.B. Мироненко; отв. сост. И.А. Зюзина. М.: РОССПЭН, 2004. 728 с.

104. То же. Т.2. Карательная система: структура и кадры / отв. ред. Н.В. Петров, отв. сост. Н.И. Владимирцев. М.: РОССПЭН, 2004. 696 с.

105. То же. Т.З. Экономика Гулага / отв. ред. и сост. О.В. Хлевнюк. М.: РОССПЭН, 2004. 624 с.

106. То же. Т.5. Спецпереселенцы в СССР / отв. ред. и сост. Т.В. Царевская-Дякина. М.: РОССПЭН, 2004. 824 с.

107. То же. Т.6. Восстания, бунты и забастовки заключенных / отв. ред. и сост. В.А. Козлов, сост. О.В. Лавинская. М.: РОССПЭН, 2004. 736 с.

108. Итоги переписи корейского населения Владивостокского округа в 1929 г. Хабаровск; Владивосток, 1932. 91 с.

109. Л.Берия И. Сталину: «Согласно Вашему указанию.» / сост. Н.Ф. Бугай М.: АИРО-ХХ, 1995. 320 с.

110. Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД: Архив Сталина: документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 декабрь 1936 / под ред. А.Н. Яковлева, сост. В.Н. Хаустов, В.П. Наумов, Н.С. Плотникова. М.: МФД, 2003. 912 с.

111. Лубянка. Сталин и Глав.ное управление госбезопасности НКВД: Архив Сталина: документы высших органов партийной и государственнойвласти. 1937-1938 / под ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. В.Н. Хаустов, В.П. Наумов, Н.С. Плотникова. М.: МФД, 2004. 736 с.

112. Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш». 1939 март 1946: Архив Сталина: документы высших органов партийной и государственной власти / под ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. В.Н. Хаустов, В.П. Наумов, Н.С. Плотникова. М.: МФД: Материк, 2006. 640 с.

113. Неизвестная инициатива Хрущева (о подготовке указа 1948 г. о выселении крестьян) / вступ. статья, коммент., подготовка текста к публ. В.П. Попова// Отеч. архивы. 1993. № 2. С. 31 38.

114. Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930-1940. В 2 кн. Кн. 1. / отв. ред. H.H. Покровский. М.: РОССПЭН, 2005. 912 с.

115. Попов В.П. Российская деревня после войны. Июнь 1945 март 1953 гг.: сб. документов. М.: Прометей, 1993. 204 с.

116. Советская деревня глазами ВЧК ОГПУ - НКВД. 1918-1939: документы и материалы. В 4 т. Т.З. 1930-1934 гг. Кн.1. 1930-1931 гг. / под ред. А. Береловича, В. Данилова. М.: РОССПЭН, 2003. 864 с.

117. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939: документы и материалы. В 4 т. Т.З. 1930-1934 гг. Кн.2. 1932-1934 гг. / под ред. А. Береловича, В. Данилова. М.: РОССПЭН, 2005. 840 с.

118. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930 весна 1931 г.: сб. документов / сост. С. А. Красильников и др. Новосибирск: ВО «Наука», Сиб. изд. фирма, 1992. 283 с.

119. Спецпереселенцы в СССР в 1944 г. или год большого переселения // Отеч. архивы. 1993. № 5. С. 98 111.

120. Ссылка крестьян на Урал в 1930-е годы: документы из архивов / публ. подготовил Плотников И.Е. // Отечеств, история. 1995. № 1. С. 160 179.

121. Сталинские депортации. 1928-1953 / под общ. ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. Н.Л. Поболь, П.М. Полян. М.: МФД: Материк, 2005. 904 с.

122. Сталинские стройки ГУЛАГа. 1930-1953 / под общ. ред. акад.

123. A.Н. Яковлева, сост. А.И. Кокурин, Ю.Н. Моруков. М.: МФД: Материк, 2005. 568 с.

124. Тезисы ЦК КПСС к XIX Всесоюзной партийной конференции // Правда. 1988. 24 мая

125. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: документы и материалы. В 5 т. Т.З. Конец 1930-1933 / под ред.

126. B. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М.: РОССПЭН, 2001. 1008 с.

127. То же. Т.4. 1934-1936. М.: РОССПЭН, 2002. 1056 с.

128. Хрестоматия по отечественной истории (1946-1995): учеб. пособие для студентов вузов / под ред. А.Ф. Киселева, Э.М. Щагина. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1996. 600 с.

129. Экономика ГУЛАГа и ее роль в развитии страны. 1930-е годы: сб. документов / сост. М.И. Хлусов, под ред. В.П. Дмитренко. М.: Ин-т рос. истории РАН, 1998. 172 с.б) Книги Памяти

130. За нами придут корабли: Список реабилитированных лиц, смертные приговоры в отношении которых приведены в исполнение на территории Магаданской области. Магадан: Кн. изд-во, 1999. 215 с.

131. Книга Памяти жертв политических репрессий в Амурской области. Т. 4 / сост. Л.М. Журавлев. Благовещенск, 2005. 448 с.

132. То же. Т. 5. Спецпоселение. 1920-50-е годы. Благовещенск: Приамурье, 2007. 496 с.

133. То же. Т.6. Спецпоселение. 1920-50-е годы. Благовещенск: Приамурье, 2008. 384 с.

134. Пашков A.M. Боль и память. Южно-Сахалинск, 1990. 139 с.

135. Пашков A.M. Книга Памяти о калмыках-спецпереселенцах на острове Сахалин. Элиста: Калмыцкое кн. изд-во, 2003. 262 с.

136. Пашков A.M., Подпечников В.Л. Книга Памяти жертв политических репрессий в Сахалинской области (Книга Памяти, т.З.). Южно-Сахалинск: Администрация Сах. обл., СЦДНИ, 1996. 266 с.

137. Пашков A.M., Подпечников В.Л. Книга Памяти о корейцах Сахалинской области, пострадавших от политических репрессий и депортации. Т.5. Южно-Сахалинск: Ин-т экономики, права и информации, 2000. 140 с.

138. Пашков A.M., Подпечников В.Л. Сахалинская областная Книга памяти. Т. 12. Южно-Сахалинск: Изд-во «Лукоморье», 2003. 231 с.

139. Гаврилов Р.Ф. Временем реабилитированные: Историческая эпопея в 4-х кн. Кн.1. В тисках. Владивосток: Русский остров, 2000. 464 с.

140. Гончар З.Н. В ночь на праздник/ЛСнига Памяти жертв политических репрессий Амурской области. Т.З. Благовещенск, 2004. С. 447 448.

141. Иванов И. На балет с Ворошиловым // Газ. Новости. Владивосток. 2007. 15 июня. С. 2.

142. Ким С. Исповедь сорен-сарам советского человека // Дружба народов. 1989. № 4. С. 168 - 195.

143. Козлова (опубликовано без инициалов. Е.Ч.). Тот проклятый ссыльный товарняк // Книга Памяти жертв политических репрессий Амурской области. Т.З. Благовещенск, 2004. С. 432 - 433.

144. Комзина A.C., Клопова B.C. Пятнадцать лет мытарств // Книга Памяти жертв политических репрессий Амурской области. Т.5. С. 465 466.

145. Мемуары о политических репрессиях в СССР, хранящиеся в архиве общества «Мемориал»: анннот. каталог / сост. С.А. Ларьков, ред. Т.А. Бек, Л.С. Еремина. М.: Звенья, 2007. Вып.1. 365 с.

146. Мухина A.B. Свет доброты // Книга Памяти жертв политических репрессий Амурской области. Т.6. Спецпоселение. 1920-50-е годы Благовещенск: Приамурье, 2008. С. 360 361.г) периодическая печать

147. Газ. Красное знамя. Владивосток. 1922, 1923, 1930, 1933.

148. Вестник Приморского ГУБОНО. Владивосток, 1922. № 2. 30 дек.

149. I. Исследования а) монографии и статьи

150. Аблажей H.H. С востока на восток: Российская эмиграция в Китае. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2007. 300 с.

151. Абылхожаев Ж.Б., Козыбаев М.К., Татимов М.Б. Казахстанская трагедия // Вопросы истории. 1989. № 7. С. 53 71.

152. Азаренков A.A. Методы ликвидации Дальневосточной республики в 1922 г. // Вопросы истории. 2006. № 8. С. 94 104.

153. Алексеев В.В., Тихвинский С.Л., Вандалковская М.Г., Сидорова JI.A. К юбилею Андрея Николаевича Сахарова // Российская история. 2010. №3. С. 142-151.

154. Аманжолова Д.А. Сталинизм в национальной политике: некоторые вопросы историографии // Историография сталинизма: сб. статей. М.: РОССПЭН, 2007. С. 321 355.

155. Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период / сост. М. Дэвид-Фокс. Самара. Изд-во «Самарский университет», 2001. 376 с.

156. Андросов A.A. Трагедия народов: коллаборационизм и этнические депортации в исторической литературе // Историография сталинизма: сб. статей. М.: РОССПЭН, 2007. С. 262-273.

157. Астемиров З.А. История советского исправительно-трудового права. Рязань: НИиРИО РВШ МВД СССР, 1975. 52 с.

158. Аурилене Е.Е., Цыбин А.Ю. Меч пролетарской диктатуры: Дальневосточный органы ГПУ-ОГПУ в борьбе за экономическую безопасность СССР. Хабаровск: Частная коллекция, 2010. С. 123.

159. Баберовски Й. Красный террор: История сталинизма. М.: РОССПЭН, Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2007. 278 с.

160. Байбурин А. К предыстории советского паспорта (1917-1923) // Неприкосновенный запас. 2009. №2. URL: http://www.intelros.ru/readroom/nz 64/3859-k-predystorii-sovetskogo-pasporta-1917.html (обращение 04.12.2009).

161. Бадаев И.Д. Колымская гряда архипелага ГУЛаг (заключенные) // Исторические аспекты Северо-Востока России: экономика, образование, колымский ГУЛаг. Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 1996. С. 46 72.

162. Бацаев И.Д. Особенности промышленного освоения Северо-Востока России в период массовых политических репрессий (1932-1953): Дальстрой. Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 2002. 217 с.

163. Бадаев'И.Д. Основные направления развития социальной сферы Магаданской области во второй половине 50-х начале 60-х гг. XX в. // Вестн. СВНЦ ДВО РАН. Магадан, 2005. № 1. С. 72 - 81.

164. Бацаев И.Д. Очерки истории Магаданской области (начало 20-х -середина 60-х гг. XX в.). Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 2007. 255 с.

165. БетеллН. Последняя тайна. М.: Изд-во «Новости», 1992 256 с.

166. Бирюков A.M. Реализация приказа № 00447 на Колыме. К истокам «гаранинщины» // Колыма. Дальстрой. ГУЛАГ. Скорбь и судьбы: материалы науч.-практ. конф. Магадан: Изд-во СМУ, 1996. С. 28 39.

167. Бобков М.Ю. Очерки истории пенитенциарных учреждений в Амурской области (1923-1941 гг.). Кн.2. Благовещенск, 2006. 363 с.

168. Бобков М.Ю. Спецпереселенцы в Рухловском районе // Книга Памяти жертв политических репрессий Амурской области. Т.5. Спецпоселение. 1920-50-е годы. Благовещенск: Приамурье, 2007. С.445-447.

169. Бок Зи Коу. Корейцы на Сахалине. Южно-Сахалинск, 1993. 219 с.

170. Боков X. Эхо невозвратного прошлого // Москва. 1989. № 1. С. 160 167.

171. Бочков Е.А. «Вряд ли Германия и Польша выступят против нас без. участия в войне Японии»: Советско-японское вооруженное противостояние на Дальнем Востоке во второй половине 1930-х годов // Военно-исторический журнал. 2009. № 11. С. 36 41.

172. Боякова С. Дело «островных» // Газ. Красное знамя. Александровск-на-Сахалине, 1995. 27 окт. С. 3.

173. Бруль В.И. Депортированные народы в Сибири (1935-1965 гг.): Сравнительный анализ // Репрессии против советских немцев: Наказанный народ. М.: Звенья, 1999. С. 95 117.

174. Бугай Н.Ф. К вопросу о депортации народов СССР в 30-40-х годах // Вопросы истории. 1989. № 6. С. 135 143.

175. Бугай Н.Ф. Правда о депортации чеченского и ингушского народов // Вопросы истории. 1990. № 7. С. 32 44.

176. Бугай Н.Ф. 40-е годы: «Автономию немцев Поволжья ликвидировать.» // История СССР. 1991. № 2. С. 172 180.

177. Бугай Н.Ф. 40-50-е годы: последствия депортации народов (свидетельствуют архивы НКВД-МВД СССР) // История СССР. 1992. № 1. С. 122 143.

178. Бугай Н.Ф. 20^40-е годы: депортация населения с территории европейской России // Отеч. история. 1992. № 4. С. 37 49.

179. Бугай Н.Ф. О выселении корейцев из Дальневосточного края // Отеч. история. 1992. № 6. С. 141 168.

180. Бугай Н.Ф. Корейцы в СССР: Из истории вопроса о национальной безопасности // Восток. 1993. № 2. С. 151 156.

181. Бугай Н.Ф. 40-е годы: депортированные и мобилизованные немцы на Дальнем Востоке // Проблемы Дальнего Востока. 1993. № 2. С. 172 177.

182. Бугай Н.Ф. Выселение советских корейцев с Дальнего Востока// Вопросы истории. 1994. № 5. С. 141 148.

183. Бугай Н.Ф. Реабилитация репрессированных граждан России (XX начало XXI века): Книга - мониторинг. М.: ЗАО МСНК-пресс, 2006. 464 с.

184. Бугай Н.Ф. Проблемы реабилитации этнических общностей Северного Кавказа: 1950-1990-е годы // Российская история. 2011. № 3. С. 141 155.

185. Бугай Н.Ф., Вада X. Из истории депортации «русских корейцев» // Дружба народов. 1992. № 7. С. 218 224.

186. Бугай Н.Ф., Гонов A.M. Кавказ: народы в эшелонах. М.: ИНСАН, 1998. 368 с.

187. Булдаков В.П. Россия, Восточная Азия и Япония в начале XX в.: к переоценке русско-японской войны: междунар. симпозиум в Японии // Отеч. история. 2005. № 1. С. 201 -205.

188. Буяков A.M. Русские в Шанхае // Газ. Владивосток. Владивосток, 1993. 11 марта.

189. Буяков A.M. Депортация приморских корейцев: как это было // Газ. Восток России. Владивосток, 1992. № 44, окт. С. 18.

190. Буяков A.M. Карьера палача: Дело Лиходзеевского // Газ. Тихий океан. Владивосток, 1992. 3 авг. С. 4 5.

191. Буяков A.M. М.М. Гвишиани во главе органов госбезопасности Приморья в 1938-1950 гг. // Органы государственной безопасности Приморья: Взгляд в прошлое во имя будущего: материалы науч.-теор. конф. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2003. С. 32 40.

192. Буяков A.M., Полутов А.А. Корейский узел // Родина. 1992. № 2. С. 42-44.

193. Валлерстайн И. Россия и капиталистическая мир-экономика // Свободная мысль. 1996. № 5. С. 30 42.

194. Васильева E.B. Политика советского государства в области науки как фактор трансформации социальной структуры научной интеллигенции Дальнего Востока. Владивосток: Изд-во Дальневост. федерал, ун-та, 2011. 300 с.

195. Ващук A.C. Социальная политика в СССР и ее реализация на Дальнем Востоке (середина 40-80-х годов XX в.). Владивосток: Дальнаука, 1998.212 с.

196. Ващук A.C. Актуальные проблемы изучения социальной истории // Россия и АТР. 2006. № 2. С. 22 40.

197. Ващук A.C. Политическая ситуация на Южном Сахалине в 1945 -начале 1950-х гг. // Гуманитарные и социально-экономические аспекты обучения и воспитания кадров военно-морского флота: сб. науч. тр. Владивосток, 2007. Вып. 10. С. 153 164.

198. Ващук A.C. Социальные последствия Великой Отечественной войны: выход дальневосточного сообщества из «социального шока» военного времени// Россия и АТР. 2010. №2. С. 63-75.

199. Ващук A.C., Чернолуцкая E.H., Королева В.А., Дудченко Г.Б., Герасимова JI.A. Этномиграционные процессы в Приморье в XX веке. Владивосток: ДВО РАН, 2002. 228 с.

200. Верт Н. Введение // История сталинского Гулага. Т.1. Массовые репрессии в СССР. М.: РОССПЭН, 2004. С. 57 89.

201. Верт Н. Террор и беспорядок: Сталинизм как система. М.: РОССПЭН, Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2010. 447 с.

202. Виола JI. Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления. М.: РОССПЭН, 2009. 367 с.

203. Витковская Г.С., Зайончковская Ж.А. «Китайское вторжение» в Сибирь и на Дальний Восток: миф о «желтой угрозе» и реальность // Россия и ее регионы в XX веке: Территория расселение - миграции. М.: О.Г.И., 2005. С. 552 - 572.

204. Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998. 432 с.

205. Вишневский А.Г. Цивилизация, культура и демография // Обществ, науки и современность. 2011. № 2. С. 57 76.

206. Власть. и советское общество в 1917-1930-е годы: Новые источники // Отеч. история. 2000, № 1. С. 129 142.

207. Войнилович М. Дело № СУ-3246 (жизнь и смерть комбрига Дрекова). Южно-Сахалинск, 1991. 59 с.

208. Вормсбехер Г. Немцы в СССР // Знамя. 1988. № 11. С. 193 203.

209. Воробей А.П. Спецпереселенцы в Северном крае: 1930-1931 годы // Проблемы культуры, языка, воспитания: сб. науч. тр. преподавателей и аспирантов. Архангельск, 2000. Вып. 4. С. 168 175.

210. Высоков М.С. Советская колонизация Сахалина на рубеже 20-30-х годов: выбор пути // Славяне на Дальнем Востоке: проблемы истории и культуры: докл. и сообщ. науч. конф. Южно-Сахалинск, 1994. С. 99 104.

211. Гавров С.Н. Модернизация во имя империи: Социокультурные аспекты модернизационных процессов в России. М.: Едиториал УРСС, 2004. 352 с.

212. Галлямова Л.И. Российский Дальний Восток в контексте новейшей отечественной историографии: картина последних лет // Россия и АТР. Владивосток, 2006. № 2. С. 103 133.

213. Галенович Ю.М. Россия и Китай: Славная и горькая история отношений и их перспективы // Свободная мысль. 2007. № 7. С. 65 74.

214. Гамерман В. Крестный путь советских немцев // Амурская правда. Благовещенск, 1998. 29 июля. Прил. «Порубежье». С. 3.

215. Герман A.A. Немецкая автономия на Волге. 1918-1941. М.: МСНК-пресс, 2007. 576 с.

216. Герман A.A., Иларионова Т.С. Плеве И.Р. История немцев России: учеб. пособие. М.: Изд-во «МСНК-пресс», 2005. 544 с.

217. Говоров И.В. Люди. События. Факты. Советское государство и преступный мир (1920-е-1940-е гг.) // Вопросы истории. 2003. №11. С. 143-152.

218. Головин С.А. Дальний Восток РСФСР в 20-30-е гг. XX века: Аспекты репрессивной политики. Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2005. 349 с.

219. Головин С.А. Изменение социальной структуры населения Дальнего Востока СССР: 1923-1939 годы. М.: МПГУ, 2008. 412 с.

220. Голубев A.B. Россия, век XX // Отеч. история. 1997. №5. С.80 92.

221. Голубев A.B. «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен»: К вопросу о закрытости межвоенного советского общества // Отеч. история. 2004. № 4. С. 32-53.

222. Горбунов М. По следу Берии до золотой Теньки // Газ. Магаданская правда. Магадан, 1994. 24 февр., 1 марта.

223. Гражданская идентичность и внутренний мир российских немцев в годы Великой Отечественной войны и в исторической памяти потомков: материалы 13-й междунар. науч. конф. М.: «МСНК-пресс», 2011. 576 с.

224. Грациози А. Великая крестьянская война в СССР: Большевики и крестьяне. 1917-1933. М.: РОССПЭН; Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2008. 135 с.

225. Гринберг М.С. Уголовное право и массовые репрессии 20-х и последующих годов // Государство и право. 1993. № 1. С. 63 73.

226. Греков Н.В. Русская контрразведка в 1905-1917 гг.: Шпиономания и реальные проблемы. М.: Моск. обществ, науч. фонд; ООО «Издат. центр науч. и учеб. программ», 2000. URL: http://www/auditorium/ books/124/glava3-l.pdf (дата обращения 17.02.2007).

227. Гусев A.B. Коммунистическая оппозиция: Феномен, формы и методы сопротивления // История сталинизма: Репрессированная российская провинция: материалы междунар. науч. конф. М.: РОССПЭН, Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина», 2011. С. 461 468.

228. ГусеффК. Новая история советского государства // Неприкосновенный запас. 2005. № 4 (42). URL: http://magazines.mss.ru/nz/ 2005/42/gu8-pr.html (дата обращения 04.12.2009).

229. Гущин Н.Я. Классовая борьба и ликвидация кулачества как класса в сибирской деревне (1926-1933 гг.): курс лекций. Новосибирск, 1972. 289 с.

230. Гущин Н.Я. «Раскулачивание» в Сибири (1928-1934 гг.): методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. Новосибирск, 1996. 160 с.

231. Гущин Н.Я., Ильиных В.А. Классовая борьба в сибирской деревне. 1920-е середина 1930-х гг. Новосибирск: Наука, 1987. 336 с.

232. Дальневосточный государственный университет. История и современность. 1899-1999. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1999. 704 с.

233. Данилов В.П. Необычный эпизод о взаимоотношениях ОГПУ и Политбюро (1931 г.) // Вопросы истории. 2003. № 10. С. 112 128.

234. Данилов В.П. Сталинизм и советское общество // Вопросы истории. 2004. № 2. С. 169 175.

235. Данилов В.П., Красильников С.А. Вместо предисловия // Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930 весна 1931 г.: сб. документов. Новосибирск: ВО «Наука», Сиб. изд. фирма, 1992. С. 3 - 18.

236. Дацышен В.Г. Формирование китайской общины в Российской империи (вторая половина XIX в.) // Диаспоры. М., 2001. № 2-3. С. 36 53.

237. Дацышен В.Г. Китайцы в России и советско-китайский конфликт 1929 года на КВЖД // Российская история. 2011. № 5. С. 51 62.

238. Дерлугьян Г.М. Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе. М.: ИД «Территория будущего», 2010. 560 с.

239. Дённингхаус В. В тени «Большого Брата»: Западные национальные меньшинства в СССР (1917-1938 гг.). М.: РОССПЭН, Фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина», 2011. 727 с.

240. Дзюня H.A. Дальлаг как составляющая карательной системы Советского государства на Дальнем Востоке // «Хотелось бы всех поименно назвать.» Книга-мартиролог. А Я. Т.6. Хабаровск, 2004. С. 39 - 45.

241. Дискуссия по поводу статьи И.В. Павловой, основанной на критике «ревизионистского подхода» // Отеч. история. 1999. № 3. С. 121 141.

242. Дмитриев A.B. Миграция: конфликтное измерение. М.: Апьфа-М, 2006. 432 с.

243. Дубинина Н.И. Дальний Восток Яна Гамарника: документально-историческое повествование. Хабаровск: КГУП «Хабаровск, краев, типография», 2011. 432 с.