Принудительные миграции населения СССР в Западную Сибирь в период Второй мировой войны тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Сарнова, Виктория Владимировна

• Сарнова, Виктория Владимировна
• кандидат исторических наук
• 2005

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Сарнова, Виктория Владимировна

Введение

Глава 1. Депортация и расселение

1.1. Депортация как элемент государственной политики

1.2. Депортации из вновь вошедших в состав СССР территорий 50 # 1.3. Депортация советских немцев

1.4. Депортация калмыков

Глава 2. Правовое положение спецпереселенцев и режим спецпоселения

2.1. Статус и режим польского «контингента»

2.2. Положение ссыльных из Прибалтики

2.3. Положение и режим спецпоселения для немецкого и калмыцкого «контингентов»

Глава 3. Адаптация, условия труда и быта депортированных

3.1. Адаптация «спецконтингентов» в условиях Западной Сибири

3.2. Использование труда спецпереселенцев

3.3. Социально-бытовое устройство спецпереселенцев 236 Заключение 251 Приложения 257 Список использованных источников и литературы 273 Список сокращений

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Принудительные миграции населения СССР в Западную Сибирь в период Второй мировой войны»

Актуальность исследования. Период Второй мировой войны отмечен гигантскими массовыми вынужденными и насильственными перемещениями людей. Конец XX в. также характерен наличием массовых миграций, в числе которых значительное место по-прежнему занимали вынужденные. И хотя очевидна разница между причинами депортации и беженства эпохи мировой войны и современного периода локальных войн и конфликтов, масштабы и последствия миграций в обоих случаях служат показателями кризисного состояния мирового сообщества.

Данное исследование посвящено комплексу проблем, связанных с принудительными миграциями, имевшими место в СССР в период Второй мировой войны. Под принудительными миграциями понимаются предпринятые государством по отношению к своим и чужим гражданам перемещения значительных масс людей путём прямого или косвенного принуждения. Система спецпоселения внесла радикальные изменения в образ жизни ряда социальных, этнических и конфессиональных групп населения Советского государства. В диссертационной работе исследуются этнические «контингента», представители которых, в большинстве своём, до выселения проживали компактными группами, а в результате депортаций были буквально рассеяны по территории Сибири, Казахстана и Средней Азии и «перемешаны» с местным населением. Принудительные миграции и последовавшее за ними дисперсное расселение повлекли за собой крайне тяжёлые последствия, сказавшиеся на численности переселённых народов, а также на их национальном самосознании, языке и традиционной культуре.

В настоящее время проблематика, связанная с принудительными и вынужденными миграциями, приобрела особую актуальность. Причинами этого являются её длительное замалчивание и сравнительно большое количество работ зарубежных и отечественных авторов (особенно принадлежащих к пострадавшим народам), появившееся в течение последних 10-15 лет, в которых озвучиваются спорные и прямо противоположные выводы, вызывающие острые споры. Очевидна необходимость преодоления публицистического уровня и направленности при обращении к данной тематике. Проблема усугубляется тем, что для новой генерации политиков, принадлежащих к этносам, ранее подвергавшимся репрессиям, крайне важно в целях пропаганды делать акценты на трагическом прошлом, поддерживая тем самым состояние «этнической мобилизации» и оправдывая собственную дискриминационную политику в отношении русского населения бывших советских республик. Следует отметить также почти полное отсутствие научных работ, посвященных этническим группам, находившимся на спецпоселении в Западной Сибири, потребность в изучении феномена беженства и беженцев, для чего период Второй мировой войны даёт богатейший материал.

Степень изученности темы. По известным идеологическим причинам история политических репрессий в целом и, в частности, депортаций 1940-х гг. не была представлена в отечественной советской историографии. И только с конца 1980-х гг. перед исследователями в полном многообразии и объёме встали проблемы, связанные с реконструкцией данных событий, их анализом и оценкой. За прошедшее время в данной предметной области была проделана огромная работа, однако в истории этнических репрессий в СССР периода Второй мировой войны остаётся ещё множество неизученных аспектов.

Историограф проблемы репрессий в отношении советских немцев Т. Чернова, выделяет два этапа в процессе исследования. Хотя данный автор говорит о них применительно к изучению репрессий против советских немцев, но очевидно, что такой подход справедлив и в отношении других, подвергшихся депортации, категорий населения СССР. Первый период охватывает конец 1980-х - начало 1990-х гг. Он наиболее эмоционально окрашен, что связано с появлением в печати значительного числа научно-публицистических статей. Несмотря на допускавшиеся в подобных работах неточности, а порой и малообоснованные выводы, «публицистика толкала учёных на исследовательский поиск»1. С начала 1990-х гг. в изучении данного комплекса проблем наступает новый этап, связанный с рассекречиванием весьма значительного массива ранее недоступных для историков документов и архивных материалов.

Снятие в 1990-х гг. запретов на исследование ряда комплексов архивных материалов периода войны дало возможность по-новому взглянуть на уже известные

1 Чернова Т. Проблема политических репрессий в отношении немецкого населения в СССР (обзор отечественной историографии) // Наказанный народ. Репрессии против российских немцев. — М., 1999.-С. 261. события. В целом, по вопросам, связанным с этническими депортациями сталинской эпохи, в российской и зарубежной историографии существуют две основные категории работ. Первая - это публикации общетеоретического содержания, посвященные депортациям как элементу общего устройства, репрессивной и национальной политики советского государства. Вторая - публикации эмпирического содержания, посвященные отдельным операциям по высылке того или иного народа или групп населения.

Специальных исследований, посвященных сопоставлению статуса и судеб различных этнических групп, подвергавшихся депортации в период 1939-1945 гг. до настоящего времени не предпринималось. Большинство учёных исследовали либо отдельные группы населения, репрессированного посредством ссылки (А.Э. Гурьянов, Н.Ф. Бугай, В.Н. Убушаев, B.C. Парсаданова и др.), либо изучали депортации как совокупное явление, основываясь в большей степени на нормативных и статистических материалах из фондов федеральных архивов (В.Н. Земсков, П.М. Полян и ДР-)

В блоке историографии общетеоретического содержания следует особо отметить работы П.М. Поляна. Прежде всего, это его докторская диссертация, в которой впервые была сделана попытка систематизировать все принудительные миграции советского времени. Так, среди репрессивных миграций автор выделяет шесть групп: депортации по социальному признаку (раскулачивание, расказачивание, выселение дворян), по этническому, конфессиональному, политическому признакам, а также военнопленных и осуждённых. Внутри каждой из этих групп, в свою очередь, выделяются подгруппы, причём логика, согласно которой выделялись данные подгруппы, не всегда очевидна. Среди этнических депортаций П.М. Полян выделяет отдельно те, что производились «в порядке подготовки театра военных действий: тотальные и частичные» и «тотальные депортации "наказанных народов"»: а) превентивные; б) депортации "возмездия"» . Таким образом, определяющим для депортации основанием является действие государства. В другом же случае среди политических депортаций автор выделяет пять подгрупп уже по признаку принадлежности к

2 Полян П.М. География принудительных миграций в СССР: Автореф. . докт. географ, наук. -М., 1998; Он же. «Не по своей воле.» История и география принудительных миграций в СССР. -М., 2001.-С. 47. той или иной категории высланных: члены запрещённых партий и организаций, члены семей «врагов народа», «социально-опасные» элементы, договорные репатрианты, иностранные подданные. При этом следует заметить, что все пять групп можно представить как одну, следуя за структурой, предложенной П.М. Поляном, т. е. как «неблагонадёжных граждан».

Следовательно, если руководствоваться классификацией П.М. Поляна, депортации из прибалтийских республик можно отнести как к проведённым по этническому признаку, в порядке «зачистки» территорий, так и к политическим депортациям. По нашему мнению, депортации из республик Прибалтики действительно не носили чисто политического характера: высылка из данного региона производилась внутри доминировавших на этих территориях этносов по социальному признаку, хотя и действительно в целях «зачистки» границ и укрепления влияния советской власти на «вновь присоединённых территориях».

С рассекречиванием после 1992 г. значительного массива ранее недоступных документов интерес исследователей к депортациям резко возрос. При этом следует отметить, что интерес ограничивался, как правило, либо только численностью пострадавших, либо теоретическими рассуждениями о природе такого явления, как принудительные миграции. К тому же большинство авторов ограничивалось самыми масштабными высылками поляков, немцев, народов Северного Кавказа.

В качестве одного из наиболее авторитетных исследователей, обратившихся к проблеме депортаций, можно назвать Н.Ф. Бугая. Особенно следует отметить его работу «Л. Берия - И. Сталину: "Согласно Вашему указанию."», в которой несколько страниц в главе «Депортации "прочих" народов в 1941-1945 гг.» посвящено истории о депортации из республик Прибалтики . Содержание их представляет особую ценность, благодаря приведённым фрагментам постановления СНК «О мероприятиях по очистке Литовской ССР от антисоветского, уголовного и социально-опасного элемента» от 16 мая 1941 г., полный текст которого недоступен исследователям до сих пор. Представляется, что, несмотря на широкую источниковую базу, автору не удалось отойти от сложившегося стереотипа, что все депортации конца 1930-х - начала 1950-х гг. проводились по этническому принципу.

3 Бугай Н.Ф. Л. Берия - И. Сталину: «Согласно Вашему указанию.» - М., 1995.

Цикл статей В.Н. Земскова, вышедших в первой половине 1990-х гг., посвящен в основном анализу численности и состава различных категорий «спецпереселенцев» и явился своего рода катализатором в изучении темы депортаций, в частности количественных показателей последних4. В своих работах В.Н. Земсков опирается на количественные данные, приведённые в документах ОГПУ-НКВД, называя их «подлинной статистикой». Тем не менее, вероятно, такие оценки не могут быть приняты как абсолютно верные. Отметим также, что автором проделана огромная работа по выявлению статистических и директивно-нормативных документов и введению их в научный оборот. Говоря о работах В.Н. Земскова, нельзя не упомянуть вышедшую в 2003 г. его монографию «Спецпоселенцы в СССР. 1930-1960», отдельная глава которой посвящена «депортациям и спецпоселенческой системе в довоенные и военные годы». В данной работе ставятся вопросы о причинах «этнических чисток» и депортаций, о том, существовала ли им альтернатива. Автор полагает, что таковая существовала при условии создания «буферных национальных автономий» (польской на Украине и т. п.). Упоминается, что переход к депортациям по этническому признаку не означал забвения старых репрессивных форм по показателям социального происхождения5. В исследовании речь идёт, главным образом, о численности спецпереселенцев из различных контингентов, географии расселения и особенностях их трудового использования.

Следует также отметить дискуссию, развернувшуюся в 1992-1995 гг. на страницах ряда журналов по вопросу о численности репрессированных в советское время, в которой участвовали В.Н. Земсков, С. Максудов и др.6 Одним из важнейших вопросов является проблема объективности официальной статистики. В данном вопросе мы склонны согласиться с А.Б. Сусловым, который в предисловии к своей монографии отметил: «Поразительно, что даже в последние годы, когда многие архивные источники стали доступными, не только некоторые публицисты, но и историки высказывают сомнения в точности ведомственной статистики НКВД и других государственных учреждений. Удивительно, что негативное отношение к карательным

4 Земсков В.Н. Спецпоселенцы (по документам НКВД-МВД СССР) // СОЦИС. - 1990. -№11; Он же. Заключённые, спецпоселенцы, ссыльнопоселенцы, ссыльные и высланные (Статистико-географический аспект)// История СССР. - 1991. -№ 5; Он же. Принудительные миграции из Прибалтики в 1940-1950-х гг. // Отеч. архивы. - 1993. -№ 1.

5 Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР. М., 2003. - С. 77.

6 СОЦИС.- 1995.-№9.-С. 114-117, 118-127. органам ведёт к априорному отвержению официальных документов и к вере в оценки очевидцев (Солженицына, Шаламова и др.), считавших "на глазок". Спрашивается, на каком основании мы должны доверять оценке В. Шаламова, на порядок превышающей официальные данные»7. Далее отмечается, что количественные данные, которые можно найти в работах В.Н. Земскова, М.И. Хлусова, Л.П. Рассказова и других исследователей, получены из ранее закрытых источников, предназначенных только для внутреннего использования, а не для обмана общественного мнения, для осуществления реального управления, а не для его имитации.

Однако это не означает необходимости полного и безоговорочного доверия к источникам карательной статистики. Напротив, они во многом не полны, в них встречаются искажения, неточности, не говоря уже об известной тенденциозности. Так, сравнивая данные о количестве «бывших польских граждан» в Алтайском крае за 1942 г., представленные, с одной стороны, советской ведомственной статистикой, с другой - сотрудниками соответствующей делегатуры, мы получили довольно серьёзные расхождения, особенно в части, касавшейся категорий населения, требовавших той или иной помощи, или оказавшихся в особенно трудном материальном положении. Здесь количественные данные, собранные доверенными лицами польского представительства, на порядок выше официальных цифр (см. гл. 1.)

Тем не менее, в большинстве случаев ведомственная статистика предоставляет в распоряжение исследователя единственные сведения о численности и составе того или иного «контингента» на определённый промежуток времени. В пользу значимости официальных статистических данных говорит то, что они использовались для расселения, снабжения, трудоустройства спецпереселенцев, а, следовательно, расхождения между реальным и указанным в документах количеством людей не могли исчисляться тысячами, а тем более десятками тысяч человек. Кроме того, данные, предоставленные о спецпереселенцах различными ведомствами, как правило, совпадают или очень близки. Нельзя забывать и о материалах тех или иных проверок, которые также отложились в архивных фондах. Учитывая все эти факторы, мы, тем не менее, считаем необходимым там, где это возможно, перепроверять источники ведомственного происхождения альтернативными данными.

7 Суслов А.Б. Спецконтингент в Пермской области (1929-1953 гг.). - Екатеринбург, Пермь, 2003.-С. 10.

В 1997 г. И.В. Алфёровой была защищена в Москве кандидатская диссертация по теме «Государственная политика в отношении депортированных народов». Используя широкую источниковую базу, автор рассматривает государственное регулирование положения категорий ссыльных, возникшего в результате депортаций поляков, немцев, калмыков, народов Северного Кавказа, наиболее характерного для изучаемой темы исходя из постулатов национальной политики советского государства. И.В. Алферова приходит к выводу, что политики как таковой в отношении депортированных и не было. Вместо этого имели место некие изначальные установки, которые генерировались на основании своего рода «прецедентного права»8.

Большую часть специальной литературы, посвященной депортациям, можно включить в категорию работ эмпирического содержания. В этой категории следует выделить монографию А.Б. Суслова «Спецконтингент в Пермской области (1929— 1953 гг.)». Её целью, по определению автора, является комплексное исследование жизни и деятельности спецконтингента в 1929-1953 гг. на примере Пермского региона. В историческом аспекте изучаются дислокация и размещение заключённых, спецпоселенцев, трудармейцев, военнопленных, интернированных и узников проверочно-фильтрационных лагерей, их правовой статус, жилищно-бытовые условия, различные аспекты привлечения их к труду. Анализируются эволюция пенитенциарных концепций сталинской эпохи, а также политические настроения и идеологическая обработка спецконтингента в 1930-х - начале 1950-х гг.9

Как уже было отмечено, в Советском Союзе фактически не могло быть и речи об изучении депортаций. Впрочем, следует отметить, что сами факты высылки никогда не скрывались. Так, во всех изданиях, посвященных истории прибалтийских государств, затем республик в составе СССР, упоминается о том, что в июне 1941 г. оттуда были высланы «реакционно настроенные элементы». Однако подробно о депортациях как части государственной политики СССР и проблемах, связанных со спецпереселенцами и системой спецпоселений, впервые заговорили на Западе. Ещё в 1960 г. в Лондоне вышла книга Р. Конквеста «The Soviet Deportation of Nationali

8 Алфёрова И.В. Государственная политика в отношении депортированных народов (19301950 гг.): Автореф. канд. ист. наук.-М., 1997.

9 Суслов А.Б. Спецконтингент в Пермской области. С.9. ties»10. В 1970 г. была опубликована ещё одна его монография «The Nations Killers: The Soviet Deportation of Nationalities», посвященная данной проблеме11. Оба исследования опирались на данные, полученные из советской прессы 1950-1960-х гг.

В Германии также был издан ряд трудов по депортациям и пребыванию в ссылке немцев, поляков, калмыков. Эти исследования базировались в основном на источниках немецких военных архивов и воспоминаниях самих ссыльных (Hoffman J. Deutsche und Kalmyken 1942-1945. Freiburg, 1974; Gross J. Und wehe, du hoffst.: Die Sowjetisierung Ostpolens nach dem Hitler - Stalin Pakt 1939-1941. Freiburg im Breisgau, 1988.) В 1978 г. в Нью-Йорке вышла книга A.M. Некрича «Наказанные народы», посвященная депортациям народов Северного Кавказа, в которой автор касался и общего процесса проведения депортаций. Основная концепция названных изданий состояла в том, что в условиях тотального проникновения государства в жизнь граждан иного развития событий быть не могло. Специфика исследований, ограниченных как источниковой базой, так и объектом самого изучения, привела их авторов к мнению, что все депортации проводились исключительно по этническому признаку.

На предыдущих этапах отечественной историографии (до середины 1980-х гг.) в изучении советско-польских отношений в годы Второй мировой войны приоритет отдавался деятельности созданного в СССР Союза Польских Патриотов и его роли в борьбе за объединение проживающего на советской территории польского населения с лозунгом о строительстве «народной и демократической Польши». Помимо этого изучался процесс формирования в Советском Союзе польских вооружённых сил и их участия в освобождении польских земель от фашистских оккупантов.

В трудах историков-славяноведов B.C. Парсадановой и Ш.Д. Пиримкулова среди других рассматриваются вопросы, непосредственно связанные с работой представительств польского посольства. В монографии B.C. Парсадановой, посвященной советско-польским отношениям в 1941-1945 гг., основное внимание, безусловно, уделялось переговорам на высшем дипломатическом уровне, на которых обсуждалось будущее Польши. В этой работе упоминается деятельность представительств, приводятся данные о численности их работников, однако автор умалчивает о прямой

10 Conquest R. The Soviet Deportation of Nationalities. - London, 1960.

11 Conquest R. The Nations Killers: The Soviet Deportation of Nationalities. - London, 1970. и связи между открытием представительств и улучшением положения польских граждан, пострадавших в ходе массовых депортаций (из-за негласного запрета, наложенного на обсуждение подобной темы в СССР до рубежа 1980-1990-х гг.). Попытка посольства и его представителей в негласном порядке расширить круг своих полномочий, закреплённых Положением от 4 декабря 1941 г., расценивается в книге B.C. Парсадановой как главная причина закрытия представительств советскими властями. Поводом для такого решения, пишет историк, стали шифрованные послания, направленные представителями в посольство, что рассматривалось советским руководством как доказательство разведывательной деятельности представительств12.

Когда ослабли идеологические запреты, B.C. Парсаданова одной из первых в отечественной исторической науке обратилась к проблеме депортации по социальным и этническим признакам части населения из Западной Украины и Западной Белоруссии. В статье, вышедшей в 1989 г., ею приводятся выявленные в архивах данные о национальном и половозрастном составе депортированных, перечисляются причины депортаций13. Осудив карательные акции советских властей, историк проследила судьбу польских граждан до лета 1942 г. Августовскую амнистию она охарактеризовала как «незавершённую», вызванную временным «потеплением» в польско-советских отношениях. В статье тщательно рассматриваются критерии, по которым проводилась амнистия, показан процесс миграции освобождённых польских граждан, переезжавших в южные районы страны. Причиной этих переселений, по мнению B.C. Парсадановой, являлось желание большого числа поляков поступить на службу в армию В. Андерса и спастись от голода, получив возможность выехать за пределы СССР. Интересен приведённый в исследовании факт выступления группы бывших польских граждан против принятия советской присяги в Новосибирске в ноябре 1941 г. Эти поляки были призваны в 753-й строительный батальон, но стремились попасть в состав Польской армии14. Одновременно в данной публикации уделяется внимание советско-польским разногласиям по поводу вопроса о гражданстве отдельных категорий депортированных. В заключение статьи автор отмечает, что

12 Парсаданова B.C. Советско-польские отношения в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945.-М., 1982.-С. 72-74.

13 Парсаданова B.C. Депортация населения из Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939-1941 гг. // Новая и новейшая история. - 1989. - № 2. - С. 26-44.

14 Парсаданова B.C. Депортация населения из Западной Украины. С. 41. закрытие представительств (делегатур) посольства Республики Польша негативно отразилось на положении польского населения в СССР.

К теме депортаций B.C. Парсаданова возвращается и в статье 1994 г., посвященной личности выдающегося польского государственного деятеля В. Сикорского. Затрагивая эволюцию польско-советского союза в 1942 г., исследователь указывает на причины его кризиса и распада. К последним она относит советско-польский спор по вопросу о гражданстве некоторых групп бывших польских подданных. По версии автора, изложенной в данной статье, именно рост взаимного недоверия сторон привёл, в конечном счёте, к ликвидации представительств15.

Центральной темой монографии Ш.Д. Пиримкулова является история польских школ и детских учреждений в СССР в 1941-1946 гг. Первая глава книги целиком посвящена жизни амнистированного польского населения. В ней содержится ценная информация о численности польских граждан в различных районах Советского Союза (в т. ч. в Новосибирской обл.), путях миграции польского населения и перипетиях возвращения амнистированным польского гражданства16. Кроме того, в монографии подробно описывается деятельность польских представительств по созданию школ, детдомов и детских садов для польских детей, находившихся под опекой посольства. Как подчёркивает автор, польское посольство через своих представителей и доверенных лиц проводило курс на полную автономию этих учреждений от советских органов народного образования. Более детально, по сравнению с другими регионами, в работе Ш.Д. Пиримкулова изучена работа польских школ и дошкольных учреждений в республиках Средней Азии. Другие аспекты деятельности представительств остались за рамками данного исследования17.

Многие из основных выводов названной выше монографии Ш.Д. Пиримкулова вошли в его докторскую диссертацию «Польское население в СССР. 1941— 1946 гг.». В диссертации охвачен широкий круг проблем, связанных с положением польских граждан в СССР в указанный период. Очевидно, что, разрабатывая эту тему, исследователь использовал преимущественно материалы, хранящиеся в федеральных российских и среднеазиатских архивах. В сибирских архивохранилищах

15 Парсаданова B.C. Владислав Сикорский // Вопр. истории. - 1994. — № 9. - С. 67.

16 Пиримкулов Ш.Д. Польские школы и детские учреждения в СССР. 1941-1946 гг. - Ташкент, 1990.

17 Пиримкулов Ш.Д. Польские школы и детские учреждения. С. 89.

Ш.Д. Пиримкулов изучил лишь документы, которые находятся в Государственном архиве Алтайского края. Это обстоятельство не могло не наложить определённого отпечатка на подход историка к вопросу о численности польских гражданах и деятельности делегатур в Сибири.

Проанализировав полученные из разных источников сведения о численности польских граждан в СССР во время войны, Ш.Д. Пиримкулов пришёл к выводу о заведомой ненадёжности подобных подсчётов ввиду отсутствия в источниках точных цифр. Он полемизирует с польскими историками, опровергая утверждение последних о том, что поляки проживали исключительно в сельской местности. В частности, в Новосибирске, как пишет Ш.Д. Пиримкулов, насчитывалось до 2 700 польских граждан. Правда не уточняется, к какому периоду относятся данные цифры18.

Можно констатировать, что степень изученности деятельности польских представительств в российской исторической науке сравнительно невелика. Почти не освещена региональная специфика в работе польских представительств в Сибири и на Дальнем Востоке. Остались без внимания и действовавшие здесь польские деле-гатуры, кроме тех, что были официально признаны советской стороной. Следовательно, для восполнения существующих пробелов необходимы специальные исследования с привлечением материалов сибирских и центральных архивов. Разумеется, следует по-прежнему продолжать публикацию переводов польских исторических работ, посвящённых советско-польским отношениям периода Второй мировой войны. Это, кроме всего прочего, необходимо для ознакомления российских историков с взглядами на данный круг проблем, сложившимися в польской историографии, и сопоставления выводов, сделанных историками двух стран.

Следует особенно отметить роль Международного историко-просвети-тельского правозащитного и благотворительного общества «Мемориал» в изучении природы, масштабов и последствий депортаций. Одним из важнейших изданий «Мемориала» по вопросам, связанным с данной проблематикой, является сборник статей «Репрессии против поляков и польских граждан», вышедший в 1997 г. В нём опубликованы две статьи А.Э. Гурьянова, в которых автор впервые в историографии попытался реконструировать механизм принятия решений по той или иной опера

18 Пиримкулов Ш.Д. Польское население в СССР. 1941-1946 гг.: Автореф. . докт. ист. наук. -М., 1990.-С. 6. ции, вычленить специфику каждой из депортаций, а также на основании эшелонных и отчасти списочных данных установить численность депортированных с бывших польских территорий и из республик Прибалтики. Оценка А.Э. Гурьяновым количества польских граждан, вывезенных вглубь СССР, базируется на данных органов НКВД в регионах размещения спецпоселенцев и эшелонных списках и составляет 309-325 тыс. чел. Это несколько меньше минимальной оценки из современной работы польских авторов (330 тыс.), меньше, чем у В.Н. Земскова (350-380 тыс.) и Н.Ф. Бугая, и в несколько раз меньше, чем более ранние оценки различных польских авторов (от 1 млн чел. и выше). Подсчёты B.C. Парсадановой также оказались завышенными в 3-4 раза19.

В статьях А.Э. Гурьянова, посвященных депортациям с бывших польских территорий в 1940-1941 гг., даётся характеристика основных документов, которые использовались автором для исследования высылок. На основе директивных документов выделяются четыре категории польских граждан, подлежавших высылке: «осад-ники» (или «осадники» и «лесники»), «беженцы», «административно-высланные» и «ссыльнопоселенцы», соответствующие четырём массовым операциям по переселению вглубь СССР. Здесь же прослеживается технология оформления документов о депортации спецпереселенцев «осадников» на уровне высших органов власти20. И, наконец, помещена методика восстановления количества спецпереселенцев по «эшелонным данным».

Можно выделить работу американской исследовательницы польского происхождения Katherine R. Jollucr «Exile and Identity. Polish women in the Soviet Union during World War II», изданную в Питгсбурге в 2002 г. Это исследование посвящено жизни польских женщин в сибирской ссылке, условиям, трудоустройству и стратегиям выживания, позволявшим, несмотря на тяжелейшие условия спецпереселения, сохранить этнокультурную идентичность и воспитать своих детей.

Современные исследования польских авторов помещены в сборнике «Сибирь в истории и культуре польского народа»21. В нем помещено 17 статей по интере

19 Гурьянов А.Э. Польские спецпереселенцы в СССР в 1940-1941 гг. // Репрессии против поляков и польских граждан. - М., 1997.— С. 121.

20 Гурьянов А.Э. Польские спецпереселенцы в СССР. С. 120-124.

21 Сибирь в истории и культуре польского народа / Под ред. А. Кучинского и П.С. Романова. -M., 2002. сующей нас тематике. В их числе работы А. Гиза «Судьбы польских ссыльных в СССР (1939-1945)», С. Цесельского «Сибирь периода Второй мировой войны глазами польских ссыльных», Ч. Базан «Ссыльные поляки в Нарымском округе во время Второй мировой войны», Э. Ковальской «Адаптация польских ссыльных к условиям жизни в Сибири» и др. Фактически для всех этих работ характерны высокий уровень эмоциональности и некоторый «перекос» в сторону использования нарративных источников - воспоминаний, документов из личных архивов и пр., хотя рядом авторов используются и материалы центральных архивов (ГАРФ) и работы российских исследователей.

В 1988 г. в Риге вышла статья В. Каралюна «О перемещении противников Советской власти, капиталистических и деклассированных элементов 14 июня 1941 го

УУ да» . Уникальность данной работы состояла в том, что здесь впервые приводились данные о составе и численности депортированных из Латвийской ССР. Высылка некоторых групп населения, по мнению автора, являлась чрезвычайной мерой в чрезвычайных обстоятельствах «перехода реакционной части латвийской буржуазии ко всё более острым формам борьбы», усугублённых надвигающейся войной . По мнению В. Каралюна, депортации носили политический характер и являлись превентивной мерой.

На рубеже 1980-1990-х гг. идея независимости, выхода из состава СССР становилась в республиках Прибалтики всё популярнее, всё чаще звучали слова об «оккупации» и «оккупантах». Как в прессе, так и в некоторых специальных исследованиях появились требования пересмотра сложившихся оценок событий, происходивших в 1940-1941 гг. Союзному руководству необходимо было предоставить нечто в противовес доводам оппозиции. В октябре 1990 г. в СССР были опубликованы некоторые документы, касающиеся темы депортаций из Литвы. Общая тональность этой публикации состояла в следующем. В Литве после войны осела чуть ли не треть рейхсвера, действия которого были поддержаны литовским националистическим подпольем, в связи с чем советское правительство вынуждено было принять соответствующие меры безопасности. Впрочем, при этом добавлялось, что «депортация

22 Каралюн В. О перемещении противников Советской власти, капиталистических и деклассированных элементов 14 июня 1941 года // Латвия на грани эпох. - Рига, 1988. - Вып. 2. - С. 78-94.

23 Каралюн В. О перемещении противников Советской власти. С. 89.

14 июня 1941 года имела выраженные черты депортаций, присущих периоду культа личности.»24 Эта публикация оказалось наиболее полной, посвященной данной теме. В том же издании («Известия ЦК КПСС») были опубликованы также статьи о депортациях из Эстонии (1990, № 8) и Латвии (1990, № 11), однако их содержание малоинформативно.

Размышления о природе депортаций содержатся в опубликованных тезисах докладов, прозвучавших на Российской научно-практической конференции «Репрессированные народы: история и современность», проходившей 28-29 мая 1992 г. в Элисте. Так, Т.Б. Манджиев отмечает, что «вся гамма причин этого явления (т. е. депортаций) коренится в природе общественного строя, в самой системе тоталитарной власти»25. В статье Д.В. Блейре и И.Р. Шнайдере высказывается мнение, что главной целью депортаций «была не борьба с контрреволюционными силами, а именно создание атмосферы страха.»

Если говорить об изучении высылки из Прибалтийских республик, то здесь прибалтийская историография значительно обширнее и многостороннее российской. Однако в исследованиях прибалтийских историков зачастую встречаются серьёзные ошибки. Основные недочёты, как и в случае с польской историографией, порождены излишней эмоциональностью, которая иногда подменяет научный анализ и доказательства верности излагаемых положений, а также в слабом критическом подходе к источникам. В этой группе как наиболее значительные следует выделить работы П. Варью, X. Саббо, Я. Риестиньша, В. Брандишаускас. Исследования П. Варью посвящены отдельным группам среди репрессированных и депортированных из Эстонии. Так, «Eesti poliitilise eliidi staatusest» («Судьба эстонской политической элиты») касается политической элиты Эстонии, репрессированных министров бывшего государственного аппарата, судьбы президента К. Пятса и его семьи. «Eesti laste kuuditamine 14 juunil 1941 kui genotsudikuntegu» («Вывоз эстонских детей 14 июня 1941 г. как преступление геноцида») - эта публикация посвящена детям, вывезенным

24 Вчера это было секретом (документы о литовских событиях 40-50-х гг.) // Изв. ЦК КПСС. -1990. -№ 10.-С. 132.

25 Манджиев Т.Б. Массовые депортации народов: истоки и последствия // Репрессированные народы: история и современность. - Элиста, 1992. - С. 21.

26 Блейре Д.В., Шнайдере И.Р. Сталинизм и становление политической системы Латвии (июнь 1940 - июнь 1941 годов). // Политические системы СССР и стран Восточной Европы. - М., 1991. -С. 42. из Эстонии в июне 1941 г., изучению их численности, половозрастного состава, условий пребывания детей в сибирской ссылке. Разработка данного аспекта тематики депортаций является крайне важной и необходимой, однако автор не справился с поставленными перед собой задачами. Приводимая им численность детей как минимум в 1,5 раза завышена, встречаются откровенные спекуляции на болезненности и эмоциональности поднятого вопроса.

Репрессиям против эстонских литераторов посвящена статья О. Крууса, в которой приводится персональный список литераторов, пострадавших в течение всего советского периода, в т. ч. в результате депортаций июня 1941 г. Автор приходит к выводу о том, что эта акция практически полностью искоренила национальные литературные традиции27.

Двухтомник X. Саббо «Voimatu vaikida» («Невозможно молчать») представляется наиболее значимым из всей эстонской историографии. Несмотря на то, что автор не является профессиональным историком, в книге удачно подобраны материалы, извлечённые из российских и прибалтийских архивов. Самым ценным среди всего материала, вероятно, является полный текст итоговой записки наркома государственной безопасности В.Н. Меркулова о результатах проведения операции по выселению из прибалтийских республик в июне 1941 г.

Статья В. Брандишаускас является единственной известной нам работой, не считая уже упоминавшейся публикации в «Известиях ЦК КПСС», которая посвящена, отчасти, депортациям из Литвы. Автор рассматривает события 1940-1941 гг. как зарождение и основные причины антирусских и антисоветских настроений в прибалтийских республиках в более поздний период . Следует также выделить статьи эстонского историка М. Лаара30 и латышского историка Я. Риекстиныиа31, в которых авторы приводят данные о механизме самих операций, произведённых в Эстонии и Латвии.

Таким образом, нельзя сказать, что депортации из прибалтийских республик достаточно широко представлены и достаточно полно проанализированы в россий

27 Круус О. Государство против эстонских литераторов // Радуга. - 1991. - № 12. - С. 50-58.

28 Сабо X. Voimatu vaikida. - Таллинн, 1996.

29 Brandisauskas V. Anti-Soviet Resistance in 1940 and 1941 the Revolt of june 1941 // The AntiSoviet resistance in the Baltic States. - Vilnius, 1999.

30 JIaap M. Чёрные дыры истории // Радуга. - 1991. - № 6. - С. 62-78.

31 Риекстиньш Я. Начало сталинских репрессий в Латвии // Даугава. - 1992. — № 1. ской, западной и собственно прибалтийской историографии. Если в некоторых работах и встречаются элементы полемики с другими авторами, то лишь по вопросу о численности пострадавших. Проблемы же, связанные с иерархией причин и мотивацией депортаций из республик Прибалтики, по-прежнему находятся вне поля зрения исследователей.

Научной литературы, посвященной депортации и пребыванию в Сибири немцев из республики немцев Поволжья и других областей СССР, значительно больше, чем аналогичной, в частности по калмыцкому «контингенту». Так, отечественными и зарубежными специалистами изучаются различные аспекты истории депортации советских немцев: в монографиях A.A. Германа, Н.Ф. Бугая, В.И. Бруля раскрывается механизм подготовки и осуществления депортации, её идеологические основания. Ряд авторов - Л.П. Белковец, A.A. Герман, А.И. Савин, В. Чеботарёва - исследуют процесс борьбы с религией и последствия этого для национальной культуры и образования и т. д. К середине 1990-х гг. появился ряд крупных исследований по истории немецкой автономии на Волге (A.A. Герман), истории немцев в Западной Сибири (В.И. Бруль), судьбы немецкой деревни в Сибири в эпоху «Большого террора» (Л.П. Белковец)32 и т. п.

В сборнике МИППБО «Мемориал» «Наказанный народ», посвящённом советским немцам, опубликована статья В.И. Бруля, которая может рассматриваться как одна из самых значимых в историографии депортаций. Речь идёт о работе «Депортированные народы в Сибири (1935-1965)», посвящённой сравнительному анализу пребывания в сибирской ссылке различных категорий депортированных . Кроме того автор даёт краткий историографический обзор темы и делает вывод, что современная историография далеко не достаточна, отмечая при этом почти полное отсутствие работ, посвященных жизни депортированных в Сибири. В этом же сборнике помещён ряд статей, посвященных репрессиям против российских немцев в контексте осуществления советской национальной политики. В части статей подробно освещается сам механизм депортации, размещения спецпереселенцев на новых местах,

32 Герман A.A. Немецкая автономия на Волге. 1918-1941. - Саратов, 1992, 1994. - Ч. 1-2; Бугай Н.Ф. Л. Берия - И. Сталину: «Согласно Вашему указанию.» - М., 1995; Бруль В.И. Немцы в Западной Сибири. - Топчиха, 1995. - Ч. 1-2; Белковец Л.П. Большой террор и судьбы немецкой деревни в Сибири (конец 1920-1930-е годы). -М., 1995; и др.

33 Бруль В.И. Депортированные народы в Сибири (1935-1965) // Наказанный народ. С. 95-117. организация трудармии в разных регионах СССР. Это статьи Н.Ф. Бугая, В.И. Бруля, В.М. Кириллова, Г. Маламуда, Т.В. Чебыкиной и др.

Следует более подробно остановиться на публикации Т.В. Чебыкиной «Депортация немецкого населения из европейской части СССР в Западную Сибирь (1941-1945 гг.)»34. Данная статья касается самого процесса депортации, проблем, связанных с расселением немцев, прибывавших в Новосибирскую обл., отношения депортируемых к процессу выселения, их трудового и хозяйственного устройства и, наконец, формирования рабочих колонн и переселения немцев в Нарым на рыбные промыслы. В конце автор делает вывод о том, что процесс адаптации советских немцев в районах вселения шел трудно, в т. ч. и потому, что «на прежних местах жительства. . существовали иные методы ведения хозяйства, свои экономические традиции». По мнению Т.В. Чебыкиной, вследствие насильственной миграции была разрушена «прежняя структура социальной, экономической, культурной организации мест компактного проживания немцев»35.

Статьи Л.П. Белковец, Т. Сабуровой и Л. Бургарта содержат сведения, почерпнутые из личных и следственных дел немцев спецпоселенцев, что придаёт им особую ценность. В них используются документы, хранящиеся в местных архивах УВД и позволяющие понять, «как реально действовала репрессивная машина - не только на уровне постановлений, указов и директив, а применительно к конкретным людям и частным судьбам»36.

Статья Л.П. Белковец «Спецпоселение немцев в Западной Сибири 19411955 гг.», подготовленная по материалам архивов УВД, касается таких важных сюжетов, как категории архивных материалов по истории спецпоселения немцев, организация учёта спецпереселенцев и агентурно-оперативной работы37. В ней описываются принципы работы с агентами, создание учётных и агентурных дел и т. п. В заключение делается справедливый вывод о важности для исследования «объективной истории российских немцев» документов из архивов НКВД-МВД, учитывая кото

34 Чебыкина Т.В. Депортация немецкого населения из европейской части СССР в Западную Сибирь (1941-1945 гг.) // Наказанный народ. С. 118-128.

35 Чебыкина Т.В. Депортация немецкого населения. С. 127.

36 Щербакова И.Л. Вводная статья // Наказанный народ. С. 8.

37 Белковец Л.П. Спецпоселение немцев в Западной Сибири 1941-1955 гг. // Наказанный народ. С.158-180. рую «научная общественность вправе потребовать их окончательного рассекречива

38 ния и передачи в государственные архивы» .

В статье Л. Бур гарт «Судьба человека - судьба народа.» рассматривается роль личного дела спецпереселенца как источника по проблемам депортации и режима спецпоселения. Выделяются виды документов, входивших в состав личного дела, и оговаривается роль данного источника в формировании представлений о социальном портрете спецпереселенца-немца, режиме спецпоселения и особенностях положения депортированных в регионах. Следует согласиться с тем, что личные дела являются важной составной частью региональных архивов, фонды которых до сих

39 пор используются исследователями не полностью .

В монографии Л.П. Белковец, вышедшей в 2003 г. в Новосибирске, освещаются и анализируются проблемы, связанные с административно-правовым положением российских немцев на спецпоселении. В ней исследуется нормативно-правовое регулирование принудительного переселения, хозяйственно-бытового устройства и «трудиспользования» этноса в новых условиях. Основное внимание автора обращено к процессам становления, формирования, функционирования и ликвидации административно-правового режима спецпоселения. Автор делает вывод, что «переселения народов в годы Великой Отечественной войны, введённые государством ограничения некоторых прав части советских граждан, режим спецпоселения и нарушения "законных прав" переселённых народов не представляли собой репрессивного механизма. Спецпоселение не превратилось в часть системы исправительно-трудовых лагерей ГУЛАГа НКВД». Система спецпоселений определяется как «специальный административно-правовой режим, введённый советским государством в целях обеспечения должного правового порядка, установления необходимого правового состояния социального объекта», в данном случае - российских немцев40. В указанной монографии подробно исследуется эволюция нормативно-правового регулирования переселения и различных сторон жизни советских немцев на поселении. Однако режим спецпоселения для этого «контингента» исследуется вне уже сложившейся к

38 Белковец Л.П. Спецпоселение немцев в Западной Сибири. С. 175.

39 Бургарт Л. Судьба человека - судьба народа. Личные дела немцев-спецпереселенцев как источник по проблеме депортации и режима спецпоселения // Наказанный народ. С. 186.

40 Белковец Л.П. Административно-правовое положение российских немцев на спецпоселении. 1941-1955. - Новосибирск, 2003. - С. 298.

1941 г. определённой «традиции» и без сравнения с режимом и правовым положением других категорий населения, подвергнутых принудительным миграциям в период Второй мировой войны.

Исследователь признаёт немцев «главным трудоспособным контингентом в массе переселённых народов», закрепление которого в местах поселения помогало решить ряд важнейших экономических задач41. Однако лишение немецкого этноса автономии отрицательно сказалось на его самоидентификации. Несмотря на явную антигуманность в отношении к российским немцам, полученные Л.П. Белковец данные «не подтверждают мнения некоторых исследователей об особой национальной политике советского государства, направленной на ликвидацию немецкого этноса в СССР»42. Спецпоселение, по мнению Л.П. Белковец, не является проявлением политики геноцида, а скорее «может быть признано своеобразным способом использования трудовых ресурсов»43. Несмотря на то что в условиях военного времени депортированные действительно рассматривались, в первую очередь, как рабочая сила, и целью государства отнюдь не было их физическое уничтожение, последний вывод представляется в достаточной степени спорным. Система спецпоселений с первых её шагов являлась элементом и проявлением карательной политики советского государства по отношению к группам лиц не лояльных режиму.

Следует особенно отметить кандидатскую диссертацию A.A. Шадта, защищенную в июне 2000 г., которая исследует проблемы спецпоселения российских немцев в Сибири (1941-1955 гг.), их высылку, расселение, правовое положение, а также хозяйственное и трудовое устройство44. Научная новизна данной работы состояла в том, что спецпоселение рассматривалось в ней как комплексная система, являвшаяся элементом экономики командно-административной системы и «генетически обусловленная всем ходом развития общественных отношений в Советском Союзе»45. Заявленная тема рассматривается «в совокупности исторического, эконо

41 Белковец Л.П. Административно-правовое положение российских немцев. С. 299.

42 Белковец Л.П. Указ. соч.С. 300.

43 Белковец Л.П. Указ. соч. С. 301.

44 Шадт A.A. Спецпоселение российских немцев в Сибири (1941-1955): Автореф. . канд. ист. наук. - Новосибирск, 2000.

45 Шадт A.A. Указ. соч. С. 14. мического и правового подходов», что позволяет автору «по-новому взглянуть на национальные конфликты в стране и пути их решения»46.

Говоря о работах A.A. Шадта, необходимо также отметить его статью в сборнике «Урал и Сибирь в сталинской политике». В статье под названием «Этническая ссылка в Сибири как инструмент советской национальной политики (1940-1950-е гг.)» исследователь ставит перед собой ряд задач, среди которых определение понятия «этнической ссылки», формулировка концепции «этнической ссылки» в контексте национальной политики СССР47. Проводится исследование «генезиса института этнической ссылки через призму нормативно-правовой деятельности государства в рассматриваемый период»48. Если кандидатская диссертация данного автора посвящена истории спецпоселения российских немцев в Сибири, то упомянутая статья имеет скорее общетеоретический характер. В ней A.A. Шадт касается причин этнических депортаций, этапов формирования этнической ссылки, её нормативно-правовой основы и т. п. Исследование позволяет автору, хотя и «с достаточной долей осторожности», рассматривать этнические депортации и ссылку «в т. ч. и как часть глобального процесса советской национальной политики, получившей своё выражение в конструировании "советской" этничности через принудительную ассимиля

49 цию.»

Необходимо отметить также сборник «Миграционные процессы среди российских немцев: исторический аспект», в который включена часть, посвящённая «перемещениям немцев накануне и во время войны и в первые послевоенные годы». Все статьи сборника сгруппированы по разделам, отражающим определённые этапы в истории миграционных процессов в среде российских немцев. В частности, в данном сборнике помещены статьи Н.В. Кривец «Депортация немцев с Украины в 1930 - начале 1940-х гг.», Н.П. Шишкина «Немецкое население Донецкой области в период с июня 1941 г. по сентябрь 1943 г.», A.A. Шадта «Приём и расселение спецпереселенцев-немцев в Западной Сибири (1941-1942 гг.)» и др.50

46 Шадт A.A. Указ. соч. С. 15.

47 Шадт A.A. Этническая ссылка в Сибири как инструмент советской национальной политики (1940-1950-е гг.) // Урал и Сибирь в сталинской политике. - Новосибирск, 2002. - С. 224-248.

48 Шадт A.A. Указ. соч. С. 225.

49 Шадт A.A. Указ. соч. С. 244.

50 Миграционные процессы среди российских немцев: Исторический аспект / Под ред. А. Германа, И. Плеве. - М., 1998.

Отдельно следует отметить труд Т.Н. Черновой «Российские немцы: отечественная библиография 1991-2001 гг.», вышедший в 2001 г. в Москве51. Данная работа представляет собой перечень практически всех статей и монографий, касающихся истории российских немцев.

Кандидатская диссертация А.Н. Курочкина, защищенная в Саратове в 1998 г., посвящена «трудармейским формированиям из граждан СССР немецкой национальности в годы Великой Отечественной войны». Задачами данной работы стали выявление основных этапов формирования трудовых колонн, исследование характера трудиспользования мобилизованных немцев, оценка необходимости, целесообразности и эффективности функционирования трудармии в годы войны. В качестве одной из причин введения трудармейских формирований автор называет то, что «к началу 1942 г. по мнению центрального руководства страны. ситуация с немцами-переселенцами стала напряжённой и взрывоопасной» и потребовала применения «радикальных мер»52.

В работах A.A. Германа, например «История республики немцев Поволжья.», особенный интерес для нас представляет исследование условий, в которых оказались переселённые немцы, процесса ассимиляции вновь прибывших, процессов адаптации различных социальных категорий к новым условиям и предлагаемой работе53.

Заслуживает упоминания ряд статей Л.И. Обердерфер, посвящённых роли немецких женщин в годы Великой Отечественной войны. Так, в статье «Труд немецких женщин на предприятиях города Новосибирска в годы Великой Отечественной войны» исследуются различные стороны жизни мобилизованных на различные предприятия Новосибирска немок. В статье подчёркиваются тяжёлые условия рабо

51 Чернова Т.Н. Российские немцы. Отечественная библиография 1991-2001 г. - М., 2001.

52 Курочкин А.Н. Трудармейские формирования из граждан СССР немецкой национальности в годы Великой Отечественной войны (1941—1945): Автореф. . канд. ист. наук. - Саратов, 1998. -С. 6.

53 Герман A.A. История республики немцев Поволжья в событиях, фактах, документах. - М., 2000; Национально-территориальные автономии немцев Поволжья (1918-1941 гг.). - Саратов, 1995; Немецкая автономия на Волге (1918-1941). - Саратов, 1994; и др. ты и проживания, недостаточное и некачественное питание и медицинское обслуживание, двойственность положения мобилизованных54.

Историография проблем, связанных с насильственным переселением калмыцкого народа, и в количественном и в качественном отношении уступает историографии депортаций советских немцев или бывших польских граждан. Вероятно, не последнюю роль здесь сыграло количество одновременно «наказанных» народов, среди которых «затерялся» не самый большой по численности калмыцкий «контингент».

Среди самых первых публикаций по данной теме необходимо назвать вышедший в 1966 г. сборник документов и материалов «Калмыкия в Великой Отечественной войне 1941-1945». Редактором и автором вводной статьи был M.JI. Кичиков, ставший в 1990-х гг. одним из специалистов в области депортации калмыков55. Одним из наиболее крупных специалистов по истории депортации калмыцкого населения является В.Б. Убушаев. В своих работах он исследует причины депортации, пытается уточнить общее количество людей, подвергшихся принудительному выселению, определить цифры потерь населения во время депортации. Его также интересуют условия проживания спецпереселенцев на новых местах и различные формы протеста, такие, как бегство с поселений, письма в различные инстанции и пр. Особое внимание уделяется истории восстановления национальной автономии калмыков. В статье «Калмыки: выселение и возвращение» В.Б. Убушаев устанавливает четыре этапа депортации калмыков в конце 1943 - начале 1944 г.: 28-31 декабря 1943 г. - первый этап - выселение из КАССР, март 1944 г. - второй - из Ростовской обл., июнь 1944 г. - третий - из Сталинградской обл., четвёртый этап - депортация солдат и офицеров из действующей армии56.

Многие из статей сборника «Репрессированные народы: история и современность» посвящены именно истории депортации и пребывания на поселении калмыцкого «контингента». Часть этих работ посвящена историографии проблемы, и в этом вопросе все авторы - Д. Бурхинов, A.M. Джалалаева и др. - сходятся в том, что зару

54 Обердерфер Л.И. Труд немецких женщин на предприятиях города Новосибирска в годы Великой Отечественной войны» // Новосибирская область в контексте российской истории. - Новосибирск, 2001.-С. 137-140.

55 Кичиков М.Л. Истоки ликвидации калмыцкой автономии и депортация калмыцкого народа // Репрессированные народы. С. 27-29.

56 Убушаев В.Б. Калмыки: выселение и возвращение // Там же. С. 13. бежная историография калмыцкой проблемы значительно обширнее российской. В частности Д. Бурхинов пишет о вкладе калмыков, ныне проживающих за рубежом, в еп дело реабилитации репрессированных народов .

Новационной по своему подходу является работа Э.-Б.М. Гучиновой о ритуальном поведении калмыков в годы ссылки58. Статья важна для изучения процессов адаптации представителей калмыцкого народа к новым условиям. Исследователь делает вывод о том, что традиционные обряды постепенно унифицировались и консервировались в таком виде, утрачивая региональные особенности.

Статья P.J1. Сельвиной повествует о «языковой трагедии», ставшей результатом депортации и пребывания на спецпоселении59. Её выводы близки к тем, которые делает A.A. Шадт: расселённые дисперсными группами среди местного населения и лишённые возможности коммуникации на родном языке, калмыки (особенно это касалось молодёжи) постепенно утрачивали родной язык, что способствовало ассимиляции данной этнической группы.

Говоря об историографии принудительного переселения калмыков, нельзя не упомянуть работ Н.Ф. Бугая «О депортации калмыцкого народа» (1990) и «Операция "Улусы"» (1991), в которых исследуется процесс переселения, трудоустройства калмыков, их материальное положение и снабжение продовольствием и товарами первой необходимости, жилищные условия и другие сюжеты60. Работы базируются на огромном количестве документов и материалов, собранных автором.

Завершая краткий историографический обзор, необходимо отметить, что большая часть работ посвящена процессу депортации как таковому, а не пребыванию мигрантов в новых регионах своего принудительного расселения Историки либо подробно исследуют какой-то один контингент, либо разрабатывают теоретические проблемы, связанные с этническими депортациями. Отсутствуют работы, в которых анализировались бы различные этнические «контингента», принудительно расселённые в Западной Сибири, процессы их расселения, трудоустройства и адап

57 Бурхинов Д. О вкладе калмыков зарубежья в реабилитацию репрессированных народов // Там же. С. 15-16.

58 Гучинова Э-Б.М. Калмыки: ритуальное поведение в годы ссылки // Там же. С. 66-67.

59 Сельвина P.JI. Языковая трагедия как следствие депортации калмыков // Репрессированные народы. С. 77-79.

60 Бугай Н.Ф. О депортации калмыцкого народа // Теачин Герл. - Элиста, 1990. - С. 20-30; Операция «Улусы». - Элиста, 1991. тации, устанавливалось общее и особенное в модели этнической депортации в Западную Сибирь периода Второй мировой войны.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования выступают массовые принудительные миграции в восточные районы страны, осуществлявшиеся сталинским руководством в годы Второй мировой войны. Предметом изучения являются процессы, связанные с разработкой и реализацией репрессивной политики в виде депортаций тех или иных этнических и социальных групп населения, - причины, механизмы, этапы депортации и расселения, режим спецпоселения для различных «контингентов», а также реконструкция условий, форм и методов адаптации депор-тантов к новым местам и условиям жизни и правовой статус различных спецпересе-ленческих групп.

Целью работы является исследование процесса депортации и начального периода пребывания на спецпоселении этнических «контингентов» спецпереселенцев, подвергшихся принудительному переселению в 1940-1944 гг. Поставленная цель предполагает решение ряда исследовательских задач, из которых основными являются:

- изучение формирования и эволюции партийно-государственной политики и практики её реализации в Западно-Сибирском регионе;

- анализ численности, состава, районов расселения, форм и масштабов использования труда спецпереселенцев;

- исследование механизмов адаптации спецпереселенцев - представителей различных этнических, социальных, возрастных и пр. групп, стратегии их поведения.

Территориальные рамки работы охватывают Западно-Сибирский регион, поскольку эта территория в 1940-1945 гг. являлась местом с одной из наибольших концентраций этнических категорий спецпереселенцев. Так, Новосибирская обл. занимала третье место по количеству польского «контингента», калмыки расселялись исключительно в Сибири и кроме 30 ООО чел., направленных в Красноярский край, попали в Западную Сибирь. Советские немцы - крупнейшая из этнических групп, подвергшихся репрессиям в указанный период - составили на территории Западной Сибири более 300 тыс. чел. (а вместе с Красноярским краем - более 400 тыс.). Исследованию подверглись «контингента» размещённые и проживавшие на территориях Омской, Новосибирской областей (в границах 1939 г., до выделения из её состава Кемеровской и Томской областей соответственно в 1943 и 1944 г.) и Алтайского края. Вместе с тем в целях более полного освещения темы в работе приведены для сравнения данные о «спецконтингенте» по Иркутской обл. и Красноярскому краю.

Хронологические рамки охватывают 1939-1945 гг. — период Второй мировой войны. Осенью 1939 г. конфигурация советской репрессивной системы претерпела значительные изменения: ссылка на поселение из социально-политической становится преимущественно территориально-этнической. Массовые депортации населения из западных территорий, включённых в состав СССР, дали толчок новой стадии эволюции системы спецпоселений.

В отмеченные годы как на высшем партийно-государственном, так и на ведомственном, карательном уровне перечень рассмотренных вопросов и принятых решений по принудительным этническим миграциям многократно превышал число аналогичных директив для «кулацкой» ссылки. Внутри исследуемого периода выделяются этапы, связанные с поступлением новых «контингентов» и последующим их «освоением». «Пиками» активности системы спецпоселений являются 1940-1941 гг. и конец 1943 - начало 1944 г.; следует также отметить процессы, связанные с амнистией, объявленной польским гражданам, и формирование рабочих колонн.

Методологическую основу данной работы составляют теоретические положения, сформулированные современными историками и политологами. Учитывая современное состояние методологической базы исторических исследований в условиях отсутствия некогда единой и всеобъемлющей методологии для всех социальных наук, наиболее верной представляется ориентация на общенаучные принципы системного подхода и использование конкретных методов различных наук, необходимых для данного исследования. В работе используются принципы системного подхода, позволяющего представить общество в виде сложной иерархической системы, в которой, соответственно, спецпереселенцы являются особой, специфической, но составной частью, элементом социальной структуры советского общества 1939-1945 гг., его подсистемой, состоящей из самых разных слоев и групп.

Структурно-функциональный анализ является неотъемлемой частью системного подхода. Его использование позволяет уточнить внутреннюю структуру изучаемых групп и категорий спецпереселенцев, механизм функционирования самого института спецссылки и определить место депортации в ряду других репрессивных мер сталинского режима. Структурно-функциональный анализ проводится разными методами - от простейших логических, направленных на выявление причинно-следственных связей, до современных математических.

Изучение подвергавшихся репрессиям групп населения как системы невозможно без рассмотрения межсистемного взаимодействия. Предметом анализа становятся связи и взаимоотношения двух или нескольких системных объектов, в частности спецпереселенцев и государственного режима, спецпереселенцев и местной администрации (см. гл. 2), спецпереселенцев и местного населения, одних категорий депортированных с другими (см. гл. 3) и т. п.

Для данного исследования важнейшее значение имеет применение принципа историзма, в соответствии с которым каждое явление должно рассматриваться в историческом контексте в связи с конкретными условиями. Применительно к теме нашего диссертационного исследования это означает, что депортации различных категорий населения должны рассматриваться в контексте конкретно-исторических событий в СССР изучаемого периода.

Историко-сравнительный метод даёт возможность вскрыть сущность анализируемых явлений и по сходству и по различиям присущих им свойств. В диссертации указанный метод широко использовался при исследовании института депортации, а также отдельных групп спецпереселенцев. В ходе работы сравниваются условия переселения различных этнических «контингентов», их социальный, половозрастной и национальный состав, режим спецпоселения и пр.

В целом всесторонний анализ различных спецпереселенческих «контингентов» требует использования конкретных методов различных наук: статистических -для изучения структурных характеристик и направленности их изменений, математических - для определения количественной меры некоторых показателей и признаков, свойственных группам и категориям спецпереселенцев, социально-психологических - для исследования мотивации и настроений изучаемых групп депортированных.

Особенности предмета исследования делают необходимым привлечение методов исторического исследования, исторической демографии и политологии, поскольку центральное место в работе занимает анализ политики государства в области насильственного переселения и её реализации на региональном сибирском уровне. В свою очередь исследование проблем адаптации требует использования инструментария и методов социальной психологии и культурологии.

Понятийный аппарат является неотъемлемой частью методологии. Уточним основные понятия проводимого нами исследования. «Репрессия» - «карательная мера, наказание, применяемое государственными органами»61. «Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворение из страны и лишение гражданства, выселение групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечение к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшееся по решениям судов и других органов исполнительной власти и должностными лицами и общественными организациями или их органами, наделявшимися административными полномочиями» (Закон РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г., ст. 1).

Таким образом, являясь более широким, понятие «репрессия» включает в себя собственно понятие «депортация». «Депортация» (насильственная миграция) является одной из специфических форм политических репрессий, а также «своеобразной формой учёта и принуждения государством его не индивидуальных, а групповых политических противников»62, подлинных или мнимых. Если депортации подвергается не часть какой-либо социальной группы, а вся она целиком, то такая депортация называется «тотальной». В данной работе используются два подхода к понятию депортации: в узком значении - как собственно насильственное выселение и в более широком, включающем не только высылку, но и пребывание на спецпоселении. Под «принудительными миграциями» понимаются перемещения значительных масс людей, предпринятые государством по отношению к своим или чужим гражданам, пу

61 Современный словарь иностранных слов. - М., 2000. - С. 527.

62 Полян П.М. Не по своей воле. С. 12. тем принуждения, которое может быть прямым или косвенным63. Учитывая, что в данной работе исследуются исключительно категории населения, подвергшиеся депортации, т. е. насильственному переселению с прямым принуждением, автор полагает возможным пользоваться терминами «депортация» и «принудительная миграция» как равнозначными. «Этническая ссылка» - система расселения депортированных по этническому признаку народов с установлением административного надзора со стороны специально уполномоченных органов, включающая в себя правовые ограничения с целью наказания и/или предупреждения политических преступлений в

64 их среде .

Научная новизна исследования состоит в том, что принудительные миграции на территорию Западной Сибири в указанный период впервые рассматриваются как целостный феномен, в качестве сущностного элемента государственной национальной, социальной и репрессивной политики. Перемещения сравнительно больших групп населения приводили к изменениям в струюуре общества, а то, что данные перемещения являлись принудительными и не были обусловлены никакими объективными причинами, делало эти изменения в значительной мере искусственными. В работе предпринимается попытка, проанализировав политику советского государства по отношению к конкретным группам репрессированных, выявить общие механизмы и региональные особенности спецпереселения, размещения и условий жизни различных потоков этнической ссылки в военный период, а также статусные характеристики отдельных групп и категорий внутри этих потоков. Так, «бывшие польские граждане», высылавшиеся с присоединённых к СССР «Западных территорий», делились на четыре категории, что требует тщательного учёта специфики статуса каждой из них.

Источниковая база исследования. В качестве источников для воссоздания картины этнических депортаций в 1939-1945 гг. нами используется широкий и разнообразный комплекс опубликованных и неопубликованных документальных и нарративных источников. К настоящему времени опубликованы десятки сборников документов и материалов. Однако основное значение придаётся выявлению и анализу материалов из архивных фондов следующих перечисленных ниже архивохранилищ. а Полян n.M. Указ. соч. С. 11.

64 Шадт A.A. Этническая ссылка в Сибири. С. 231.

ГАНО (Государственный архив Новосибирской области). Ф. Р-1020 (Новосибирский Облисполком). Оп. 4 а, 5 а, 6 и др.; Ф. Р-1030 (Отдел по хозяйственному устройству эвакуированных и переселенцев при новосибирском Облисполкоме); Ф. П-4 (Новосибирский Обком ВКП(б)-КПСС). Оп. 5, 33, 33 а, 34 и др., а также фонды отдельных районных комитетов КПСС.

ИЦ ГУВД НСО (Информационный центр Главного управления внутренних дел по Новосибирской области). Фонд ОТСП-ОСП УНКВД-МВД.

ИЦ ГУВД ТО (Информационный центр Главного управления внутренних дел по Томской области). Фонд ОТСП УНКВД-МВД.

ГАТО (Государственный архив Томской области). Ф. Р-588 (Нарымский Окружной совет депутатов трудящихся).

ЦДНИ ТО (Центр документации новейшей истории Томской области) Ф. П-206, П-358, П-91, П-869, П-80 (Томский Горком ВКП(б)), П-607 (Томский Обком ВКП(б)) и др.

ЦХАФАК (Центр хранения архивного фонда Алтайского края). Ф. Р-834, Р-1474, Р-1705, Р-312, Р-921, Р-674, Р-635; Ф. П-1, П-10, П-1030 и др.

ОСД УАДААК (Отдел спецдокументации Управления архивного дела администрации Алтайского края). Ф. Р-2 (Прекращённые архивно-следственные дела).

ГАОО (Государственный архив Омской области). Ф. Р-235 (Исполнительный комитет Омского городского совета депутатов трудящихся), Р-2100 (Областной совет), Р-437 (Облисполком), и др.

ЦДНИОО (Центр документации новейшей истории Омской области). Ф. П-17 (Обком ВКП(б)).

ГАРФ (Государственный архив Российской Федерации). Ф. Р-9479 Оп. 1 (отдел труд- и спецпоселений ГУЛАГ НКВД СССР); Ф. Р-9401 (Приказы НКВД СССР), Ф. Р-5446 (Управление делами Совнаркома СССР). Оп. 23 а, 24 а, 25 а.

РГВА (Российский государственный военный архив). Документы конвойных войск. Ф. 18444. Оп. 2 с (236-й полк конвойных войск); Ф. 38099. Оп. 2 с (240-й полк конвойных войск) и т. д.

Архив Международного историко-просветительского правозащитного и благотворительного общества «Мемориал». Ф. 1, 2, 6 (личные дела спецпереселенцев-поляков).

Основные использованные в работе источники подразделяются на:

- законодательно-нормативные и распорядительные документы партийно-государственных и репрессивных органов, призванные регламентировать взаимоотношения органов власти и спецпереселенцев;

- документы отчётного и докладного характера - доклады «наверх» о проделанной работе, докладные, служебные записки, отчёты о результатах проверок состояния спецпосёлков;

- переписка партийно-советских и надзорных органов с наркоматами по поводу использования труда спецпереселенцев и условий их жизни;

- справочные и информационные материалы местных органов власти о дислокации спецпосёлков, количестве спецпереселенцев, их национальном, социальном и половозрастном составе, уровне заболеваемости и смертности и пр.;

- источники личного происхождения, письма, дневники, воспоминания, переписка спецпереселенцев;

- массовые и персонально ориентированные источники - личные дела и учётные карточки спецпереселенцев, хранящиеся в информационных центрах ГУВД, и некоторые другие.

Перечисленные выше категории документов хранятся в фондах федеральных и региональных ведомственных и государственных архивов. Ниже даются краткие характеристики основных комплексов источников:

1. Документы делопроизводства органов НКВД СССР, как-то: приказы, циркулярные инструкции, указания периферийным органам, справки и статистические отчёты Отдела труд- и спецпоселений, хранящиеся в фонде приказов НКВД СССР и Отдела труд- и спецпоселений в ГАРФ (фонды приказов НКВД СССР Р-9401, ОТСП НКВД СССР Р-9479). Некоторая их часть сосредоточена в архиве ИЦ ГУВД по Новосибирской обл. Эти материалы дают возможность составить представление о решениях, принимавшихся в Центре по проблемам депортации и спецпереселения, и в целом о государственной политике в отношении депортантов. Данные документы составлялись по установленным для них формам и содержат сведения о государственном регулировании проведения депортаций и пребывания депортированных «контингентов» на спецпоселении, количественные данные об общем числе депортированных и каждой из групп в отдельности, по возрастному, половому, и др. признакам. Здесь сконцентрированы сведения об изменении численности спецпереселенцев на протяжении всего исследуемого периода, их трудоустройстве и жилищно-бытовых условиях пребывания в Западной Сибири.

2. Документы территориальных управлений наркоматов внутренних дел, как-то: докладные записки, отчёты о выполнении того или иного указания, директивы НКВД СССР, справки и статистические сводки, хранящиеся в фонде Р-9479 в ГАРФ, и частично в архиве ИЦ ГУВД по Новосибирской обл.

Ежемесячные докладные записки начальников УНКВД и ОСП-ОТСП содержат информацию установленной формы: количество прибывших и расселённых спецпереселенцев того или иного «контингента»; районы расселения, изменения численности по состоянию на момент составления документа с пояснениями причин (количество родившихся, умерших, осуждённых, бежавших); половозрастной состав; трудовое устройство депортированных (количество трудоспособных и занятых на различных работах, сведения о производительности труда и отношении различных групп спецпереселенцев к выполняемой работе); жилищно-бытовые условия и пр. В докладных записках периода 1941-1943 гг. чаще встречаются данные о социальном и национальном составе, а в 1943-1945 гг. - сведения о культурно-массовой и оперативно-агентурной работе среди спецпереселенцев.

Отчёты содержат информацию периферийных органов о выполнении задач, поставленных перед ними руководством НКВД СССР, и о предпринятых для этого мерах. Это один из важнейших для нашего исследования комплексов документов, дающий возможность составить представление о реализации на местном уровне инструкций и решений, принимавшихся центральными властями.

Статистические сводки представляют собой таблицы установленной делопроизводственной формы, в которых помещаются данные о расселении спецпереселенцев по спецпосёлкам, колхозам и пр., об изменении численности по их общему количеству, а также по отдельным категориям (соотношение мужчин, женщин и детей, о том, в чьём наркомате или ведомстве и сколько находится спецпереселенцев, к какому «контингенту» они относятся, каково соотношение трудоспособных и работающих по каждому наркомату).

3. Документы делопроизводства конвойных войск НКВД СССР, как-то: инструкции, путевые ведомости, акты о приёме спецпереселенцев для конвоирования и сдаче их по месту прибытия, а также другие материалы, хранящиеся в РГВА. Это документы, устанавливавшие порядок перевозки депортантов к местам назначения, дающие представление об инструкциях, составлявшихся для перевозки различных спецконтингентов. С помощью списков конвойных войск могут быть установлены количественные данные для того или иного эшелона и уточнена численность принудительно переселённых как по отдельным регионам, так и в целом.

4. Архивно-следственные дела (АСД). Прекращённые архивно-следственные дела, как правило, имеют сложную разветвлённую структуру. Такие дела заводились на спецпереселенцев в том случае, если они обвинялись в том или ином уголовно-наказуемом преступлении. Среди исследованных нами дел чаще всего встречаются обвинения по ст. 58-10, 58-6, 58-11 и т. п. В АСД помещались постановления об аресте и обыске обвиняемого, опись найденного при обыске, постановление об избрании меры пресечения, анкета арестованного, материалы допросов обвиняемого, свидетелей, очных ставок. К делам прилагались личные документы спецпереселенцев, изъятые у них, в т. ч. семейные фотографии, справки, дневники, письма от родственников, в т. ч. с фронта, черновики и копии официальных писем, художественные произведения и пр.

5. Личные дела спецпереселенцев, как правило глав семей, хранящиеся в ИЦ ГУВД по Новосибирской и Томской области. Всего было просмотрено более 450 АСД спецпереселенцев-калмыков, что составляет более 20 % от общего количества аналогичных дел, хранящихся в ИЦ ГУВД по Новосибирской обл. Личное дело включает указание на категорию учёта, анкету и справку на спецпоселенца. В справке указывались фамилия, имя, отчество, место спецпоселения (область, район). Далее констатировалось, что «в соответствии №. от. как лицо или член семьи. национальности из. области переселен. район. область» «и на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 г. оставлен навечно в местах поселения без права возврата к прежнему месту жительства». Анкета включала номер спецкомендатуры МВД, район и область её дислокации; пометку о категории учёта, а также следующие пункты: фамилия, имя, отчество, год и место рождения, национальность, образование, специальность, семейное положение, состав семьи, служба в армии, пребывание в плену, на оккупированной территории, за границей, судимость, прежнее место жительства (до выселения), точный адрес на момент составления анкеты.

Кроме того, в деле могли содержаться такие документы, как запросы и разрешения на выезд, регистрационный лист с ежемесячными отметками, включавший основные анкетные данные, автобиография. Протокол задержания спецпоселенца, если он бежал и был пойман, включал анкету из 22 вопросов, по сути дела дублирующую первую анкету, и протокол допроса. К делу обычно прилагаются личные документы, отметки об административных наказаниях за мелкие проступки, объяснительные записки и пр.

В результате работы над диссертацией в научный оборот вводится значительный комплекс личных дел спецпереселенцев-калмыков, проживавших в Новосибирске. Личное дело является основным документом, в котором концентрировалась вся информация о спецпоселенце, оно представляет собой папку с инструкцией для заполнения на внутренней стороне обложки, внутренней описью и заверительной записью нумерации листов. На обложке указаны фамилия, имя, отчество спецпоселенца, год его рождения, дата начала и окончания дела, категория учёта («калмыки») и архивный номер личного дела.

В состав обязательных документов личного дела спецпереселенца входили:

A) Справка об основании к выселению и содержанию на спецпоселении, указывавшая на нормативный акт, послуживший основанием к выселению.

Б) Анкета спецпоселенца с фотокарточкой. Формуляр анкеты состоял из 21 пункта, которые условно можно разделить на четыре блока: биографические и со-цио-демографические характеристики, сведения о политической благонадёжности анкетируемого, информация о перемещениях с 1941 г., сведения о членах семьи и ближайших родственниках и т. д. (см. гл. 2.).

B) Регистрационный лист - документ, отражавший механизм ежемесячного учёта спецпоселенцев в спецкомендатуре с указанием даты явки и личной подписью регистрируемого.

Г) Расписки спецпоселенцев об ознакомлении с законодательными актами, регулирующими режим спецпоселения.

Д) Пропуска и разрешения на временный выезд содержат информацию о направлениях и причинах кратковременных отъездов спецпереселенцев.

Кроме того, в личных делах некоторых спецпереселенцев отложились документы, не являющиеся обязательными, но содержащие биографические сведения и информацию о судьбе спецпереселенца и его семьи. К таким документам относятся запросы о воссоединении с родственниками, которые содержат сведения по истории семей, разделённых в процессе депортации, и могут служить источниками информации о миграционных процессах в среде спецпереселенцев-калмыков. Это также протоколы допросов спецпоселенцев в качестве обвиняемых при административных нарушениях или в качестве свидетеля при уточнении биографических данных и поисках родственников, бежавших из спецпосёлков. Здесь встречаются ходатайства о снятии того или иного калмыка с учёта спецпоселения на основании личных заслуг, с перечислением наград в которых, как правило, отказывали и другие документы.

6. К разряду опубликованных источников следует отнести несколько тематических сборников документов и материалов, вышедших в 1990-е гг. и посвящённых либо отдельным регионам или группам репрессированных, либо явлению депортации и спецпоселения в целом («Спецпереселенцы в Западной Сибири» /Сост. С.А. Красильников, «Депортация народов СССР (1930-е - 1950-е годы)» / Сост. О.Милова, «Невольные сибиряки 1940-1956» / Отв. ред. Б.П.Тренин, семь томов «Истории сталинского ГУЛАГа» / Ред. Ю.Н. Афанасьев, П. Грегори, В.П. Козлов и др., а также подготовленный В.Н. Макшеевым сборник документов и воспоминаний «Нарымская хроника 1930-1945», опубликованный в серии «Исследования новейшей русской истории». В данный сборник включены различные документы сибирских архивов, характеризующие условия пребывания в ссылке и личные воспоминания депортированных. При рассмотрении вопросов формирования и эволюции государственной политики по отношению к исследуемым группам спецпереселенцев автором использовались законодательно-нормативные акты, опубликованные в Сборнике законодательных и нормативных актов, изданном в 1999 г. в Курске.

7. Воспоминания жертв репрессий, как опубликованные, так и не опубликованные, хранящиеся в архиве «Мемориала», в Новосибирском культурно-просветительском обществе «Дом Польский» и т. п., а также другие нарративные источники, вышедшие из-под пера бывших спецпоселенцев. Уже неоднократно говорилось о важности мемуарных источников для данного исследования, тем не менее, нельзя забывать об их крайней субъективности. К этой же категории можно отнести дневниковые записи, личную переписку, обращения к местным властям, автобиографии и пр. Все эти источники помогают восстановить картину переселения, расселения, работы спецпоселенцев через призму их собственного восприятия. Это элементы микроистории, из которых в конечном итоге складывается общая картина, во многом отражающая реальные особенности режима спецпоселения.

Группы источников, использованные при написании данного исследования, обладают различной степенью полноты, достоверности и тенденциозности, что делает необходимым их комплексное изучение и сравнительный анализ. Любой источник создаётся с определённой целью и имеет заранее определённый круг адресатов, что предопределяет известное искажение части информации. Так, используя в качестве базовых сведения о численности и составе спецконтингентов, динамике их передвижения и т. п., из делопроизводственных источников, необходимо крайне осторожно подходить к содержащейся в них «оперативной информации» о настроениях и происшествиях в спецпереселенческой среде. Известно, что для «доказательства» своей позиции по вопросу о лояльности, отношении к труду и условиях жизни своих подопечных представители местных властей использовали, в основном, примеры. Так же известно, что на поселении оказались люди с самыми разными взглядами, поэтому, выборочно используя их высказывания, можно «доказать», а точнее проиллюстрировать любую точку зрения. Следует только выбрать, что нужно доказать на сей раз: «здоровые» или «пораженческие» настроения, удовлетворительный или нет уровень жизни, выполнение или нет производственных норм и т. п. Также обстоят дела и со «вскрытыми» профашистскими, контрреволюционными группировками, которые появились внезапно после начала Великой Отечественной войны и в большинстве своём были изобретены представителями местных органов власти для доказательства своей активности и значимости. Группировки, о которых идёт речь, включали обыкновенно от одного до шести человек, и все их «преступления» ограничивались резкими высказываниями в адрес советской власти и иногда неясными намерениями, из которых самое частое - побег с поселения.

Другой полюс представлен документами польских делегатур, письмами, дневниковыми записями и воспоминаниями депортированных. Источники указанного происхождения незаменимы для восстановления повседневного быта, условий труда, производственных норм и возможности их выполнения, взаимоотношений с властями, местным населением и другими спецпереселенцами и т. п. Однако там, где речь идёт о количестве контингентов, материалы представительств польского посольства дают цифры на порядок выше официальных. Работники делегатур были часто лишены возможности получать сведения из отдалённых населённых пунктов, и в отчётах указывали число польских граждан «с запасом», в надежде получить большие средства. Ещё более фантастическими выглядят количественные данные и представления о государственной политике, извлекаемые из воспоминаний прочих источников личного происхождения. Поэтому прежде чем использовать в работе тот или иной документ, мы анализируем его, учитывая происхождение, авторство, время, место и обстоятельства, в которых он появился, цель и круг лиц, для которых он был предназначен. Если возможно, проверяем информацию данными из других источников и делаем выводы о степени его достоверности.

Анализ различных групп источников позволяет более адекватно реконструировать историю депортации и проживания на спецпоселении этнических групп спецпереселенцев. Тем не менее следует отметить известную неполноту архивных данных и неравномерность получаемых из них сведений по разным регионам и «контингентам». Часть материалов пока не найдена, другие не отложились в фондах, третьи пострадали от времени и не читаются. Последнее в особенности характерно для региональных архивов.

Практическое значение диссертации состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы при создании обобщающих курсов по истории национальной и репрессивной политики Советского государства в 1939-1945 гг., а также при подготовке учебных пособий, спецкурсов и лекций по проблемам истории Сибири, по истории советских немцев, Калмыцкой АССР, прибалтийских республик и «восточных территорий» Польского государства.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования были изложены в виде докладов на конференциях и статей в сборниках научных трудов. Автор принимала участие в исследовательских проектах, поддержанных рядом отечественных и зарубежных фондов: Фонда им. Г. Бёлля (Германия) и общества «Мемориал»; «Возвращённые имена» (2002-2003 гг.); Грант Президента РФ по поддержке научных школ (№ НШ 1134.2003.6). По теме диссертации опубликовано 15 статей.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Сарнова, Виктория Владимировна

Выводы, сделанные комиссией, оказались неоднозначными. С одной стороны, отмечалось «бездействие оперативно-чекистского отдела Томасинлага», благодаря чему «контрреволюционный элемент нашёл благоприятную почву для контрреволюционной работы», отсутствие на местах «в самый разгар бунта» начальника оперативно-чекистского отдела Томасинлага Салтымакова и начальника политотдела Бекбулатова. С другой стороны, спецперсселенцам не было создано «хотя бы минимальных условий по налаживанию жилищ, быта, питания и по трудоустройству беженцев». В результате этого «семьи беженцев были расселены в совершенно неподготовленных жилищах», а «все спецпосёлки Томасинлага. до невозможности перенаселены». Что касается администрации лагерей, то низовые работники,. привыкшие к обслуживанию заключённых, эти методы полностью переносили на беженцев, что вызывало возмущение и недовольство»42.

В течение двух - трёх суток в шести спецпосёлках Томасинлага было арестовано 49 чел., входивших в т. н. оргкомитеты, а также «проведены «спецагмероприя-тия» и разъяснительная работа, после чего было восстановлено нормальное положение»43. С 20 августа спецпереселенцы начали выходить на работу, 22 августа работало 100 % всех трудоспособных «беженцев». Вина за происшедшее была возложена на ГУЛАГ НКВД СССР и руководство Томасинлага, при этом ни в одном документе не упоминалось об ответственности областных органов власти.

Во избежание повторения таких опасных ситуаций административными органами активизировалась работа органов НКГБ и НКВД, в районах создавались боевые группы «на случай ликвидации открытых выступлений», а также «заслоны» в глухих и отдалённых местах. Всё боевое и учебное оружие ставилось на строгий учёт и хранилось НКВД «на условиях строгой конспирации и охраны», оружие у «лиц не вызывающих доверия», изымалось. Организовывались районные дружины «для общественной самоохраны предприятий и складов». Областные власти также обязывались оказывать помощь районам людьми, оружием, боеприпасами, горючим. Управление НКВД по Новосибирской обл. рассматривало вопрос об «открытии в Нарыме закрытого лагеря для наиболее активной части спецпереселенцев и местных кула

42 ГАНО. Ф. П-4. Оп. 33 а. Д. 238. Л. 32-33.

43 Там же. Л. 33. ков»44. Что касается повседневного поведения депортированных, настроений в целом и форм протеста, то следует обратиться к сводкам НКВД, докладам и докладным запискам о состоянии спецпосёлков. Последние, как правило, представляют собой многостраничные документы, состоящие из стандартных разделов, в числе которых «культурно-воспитательная работа» и «политико-моральное состояние» (настроения и разговоры спецпереселенцев, в т. ч. по агентурным данным). Часть докладных записок целиком посвящалась настроениям спецпереселенцев, обычно в связи с теми или иными «отрицательными явлениями» или экстраординарными событиями в жизни спсцпосёлков.

Отдельного внимания заслуживает литературное творчество депортированных, оно одновременно и протест против своей судьбы и попытка примириться с ней, осознав, что же произошло. Поэтому самыми распространёнными темами являются описание высылки, ужасных условий жизни, тоска по оставшимся друзьям и родственникам и надежда на возвращение в родные места. Отрывки художественных произведений, в основном поэтических, обнаруживаются в прекращённых архивно-следственных делах. Причём одно из таких дел, хранящихся в ОСД УАДААК (Ф. Р-2), целиком посвящено деятельности нелегального литературного кружка, издававшего рукописный журнал «Тоска о Родине»45.

Кружок объединял молодых спецпереселенцев из Литвы, проживавших на втором участке Южаковского мехлесопункта Троицкого р-на Алтайского края. Основными действующими лицами, а позже и основными обвиняемыми являлись A.A. Микутавичус (1924 г. р.), A.B. Розманас (1928 г. р.), А.П. Вайсюнас (1928 г. р.). Первое собрание литовской молодёжи состоялось в начале апреля 1944 г. Решение издавать журнал исходило от A.A. Микутавичуса, позднее избранного редактором. Цель данного литературного объединения определялась следующим образом: «Литовская молодёжь, сосланная на многие годы безвинно в далёкую Сибирь, не имеет никакой возможности в достаточной степени читать книги и газеты, а потому, чтобы за время ссылки не одичать, мы должны организовать литературный кружок и издавать журнал, в котором необходимо писать рассказы и стихотворения об условиях

44 ГАНО. Ф. П-4. Оп. 5. Д. 87. Л. 60-64.

45 ОСД УАДААК. Ф. Р-2. Д. 19707. жизни литовского населения. в Сибири»46. За всё время существования кружка вышло шесть номеров рукописного журнала. В июле 1946 г. его деятельность была прекращена Троицким РО МГБ как «антисоветская», наиболее активные участники арестованы. A.A. Микутавичус, A.B. Розманас и А.П. Вайсюнас были приговорены к десяти годам заключения в Озёрном лагере МВД СССР в Тайшете, поражению в правах на три года и конфискации личного имущества47. 13 декабря 1989 г. Президиум Верховного Суда РСФСР отменил приговор и прекратил дело за отсутствием состава преступления48.

Необходимо отметить, что в условиях спецпоселения наиболее характерными были индивидуальные и семейные поведенческие стратегии, направленные на улучшение своего положения самостоятельно или совместно с другими людьми. Это предполагает прииятие местных обычаев, новых отношений и «правил игры». Нередкими были случаи, когда спецпереселенцы выполняли и перевыполняли производственные планы на новых местах жительства, высказывали лояльные настроения по отношению к СССР и его политике, участвовали в различных мероприятиях (сбор тёплых вещей для Красной армии). Так, до начала Великой Отечественной войны докладные записки, посвящённые настроениям спецпереселенцев, фиксировали улучшение трудовой дисциплины, появление стахановцев и ударников, уменьшение числа побегов и увеличение количества «добровольно вернувшихся» и т. п. Представители районных администраций, посылавшие эти записки на областной уровень, объясняли это тем, что «причиной устойчивого морального состояния спецпереселенцев является их хозяйственная устроенность».

С 1941 г., ещё до начала войны, стали отмечаться прогерманские настроения, о которых было сказано выше. На данный конкретный момент они чаще всего были связаны с вывозом хлеба: «.везут все ценности из СССР в Германию, в т. ч. хлеб, а наш народ душат голодом и хотят, чтобы им защищал кто-то СССР». В период войны количество «отрицательных явлений», реальных или вымышленных, резко возросло. В тех же документах подчёркивается «заметное оживление антисоветского элемента среди трудпоселенцев». Тем не менее многие спецпереселенцы по

46 ОСД УАДААК. Ф. Р-2. Д. 19707. Л. 5.

47 Там же. Л. 199.

48 Там же. Л. 210. прежнему выполняли и перевыполняли плановые производственные задания, пе проявляя враждебности к местным властям и государственной политике в целом. «Новые» «контингента», по оценкам спецорганов, работали несколько хуже «старых», в основном бывших «кулаков», но в целом «удовлетворительно». Исключение составляли бывшие представители городского квалифицированного населения («юристы, финработники, фотографы, режиссёры» и пр.), требовавшие работы по специальности и переселения в города и районные центры49.

Для первых лет пребывания в ссылке характерен процесс скоротечной маргинализации спецпереселенцев. В значительной степени этому процессу способствовала жилищная неустроенность. Спецпереселенцы первоначально расселялись в домах местных жителей «в порядке уплотнения» либо в пустующих зданиях и помещениях, не приспособленных для жилья. Особенно это касается первых этнических «кон-тингентов» в Западной Сибири - спецпереселенцев из западных областей Украины и Белоруссии, а также ссыльнопоселенцев из Литвы, Латвии, Эстонии и т. д. Жилую площадь, занимаемую в домах «правового» населения, им приходилось оплачивать самим деньгами и вещами либо трудом по хозяйству «сдающих квартиру». Если средства заканчивались, ссыльный мог просто оказаться на улице. Со временем ссыльнопоселенцев перевели из школ, клубов и контор в более пригодные для жилья, по мнению органов НКВД, бараки, но последние не всегда подходили для жизни людей в зимнее время: в некоторых не было дверей, стояли одинарные рамы и т. д.50

Выше отмечалось, что спецпереселенцам приходилось приспосабливаться и к иному питанию. Особенно сложно - и это отмечается в ряде источников - данный процесс проходил у калмыцкого «контингента», большую часть рациона которого традиционно составляли мясные и молочные продукты. Тяжело приходилось и представителям других этнических групп, попавших в Западную Сибирь в начале войны. Например, основными продуктами рациона ссыльных в первые годы войны были хлеб (работающим в среднем 500 г, иждивенцам - 300, причём норма иногда уменьшалась), картофель, отходы от рыбопереработки и т. п. И воспоминания спецпереселенцев, и нормативные документы неоднократно отмечают случаи употребления в пищу павших животных. В условиях депортации этические представления людей

49 ГАРФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 61. Л. 55-60.

50 Напр.: ГАНО. Ф. Р-1020. Оп. 4 а. Д. 17. Л. 15. претерпевали определённые изменения. Так, кража (соседского или колхозного скота, досок, продуктов и т. п.) становилась обычным делом, иногда необходимым для выживания семьи и, в сущности, перестала быть общественно-порицаемым поступком.

В первой части данной главы, опираясь в основном на воспоминания репрессированных и отчётные документы из мест их расселения, нами выявлены типичные поведенческие стратегии, характерные для этнических групп депортированных в Сибирь в период Второй мировой войны. Используя их, сконструируем модели, по которым могла протекать адаптация спецпереселенцев. Обобщение составляющих такого сложного явления, как адаптация к условиям спецпоселения, выявление всех факторов, которые могли увеличить или, напротив, уменьшить шансы на выживание, очень сложная проблема. Свою роль здесь играет большое количество факторов, причём в различных условиях эти факторы проявляются по-разному. Пожилой возраст был менее опасным для выживания фактором в городах, нежели в условиях рудников, таёжных посёлков или строительства железной дороги. Возраст депортированных являлся важным фактором адаптации, который, в свою очередь, определял необходимый запас психических и физических сил. Самый высокий уровень смертности наблюдался у детей, однако именно они легче, чем представители других возрастных групп, приспосабливались к новым условиям. Труднее всего адаптировались пожилые люди, жившие представлениями прошлой жизни и не понимавшие новой реальности. Самые минимальные возможности выжить были у беспомощных стариков, людей старше 60 лет и у маленьких детей в возрасте младше четырёх лет, т. е. у физически слабых людей, не способных работать и вынужденных жить за счёт других, «иждивенцев».

Психофизическое состояние как условие адаптации не обязательно определялось возрастом и часто зависело от множества других факторов, состав которых был индивидуален для каждой отдельно взятой личности. Немаловажным условием для успешного выживания являлось время года, когда осуществлялась депортация. Потери среди тех, кого привозили на поселение в весенне-летний период, и в дороге и потом во время устройства на новом месте были меньше. Процесс привыкания к новым климатическим условиям происходил у них более плавно, чем у прибывших зимой. Они располагали временем и, следовательно, большими возможностями, чтобы вписаться в ритм повседневной местной жизни и подготовиться к зиме. На приспособляемость к условиям принудительного поселения влияли также длительность пребывания (более длительный срок увеличивал шансы к адаптации, хотя он же мог быть пагубным для более слабых людей), профессия (людям, владевшим профессией, иа которую был спрос в местных условиях, легче было найти работу), пол и социальное происхождение. Говоря о половых различиях, следует отметить, что женщины, будучи значительно слабее физически, оказывались сильнее духом. Во многих воспоминаниях можно встретить примеры того, что мужчинам были более свойственны нервные срывы, неприятие реальности и стремление любым способом уйти от неё (в т. ч. весьма распространённым явлением становился алкоголизм), в то время как женщины проявляли поразительную выдержку, особенно женщины, имевшие детей, ответственность за которых мобилизовала и придавала дополнительные силы.

Лучше всего приспосабливались рабочие или другие категории людей, привыкших к физическим нагрузкам; менее восприимчивые к перемене атмосферных и климатических условий, умеющие совмещать разные виды деятельности и справляться с трудными жизненными ситуациями. Что касается крестьян, то им зачастую мешал адаптироваться не физический, а психологический фактор. В особенности это справедливо для крестьян, трудоустроенных не в сельском хозяйстве и вынужденных выполнять непривычные для них работы. Они очень болезненно переживали потерю личной свободы, расставание с самым дорогим для них - землёй, к которой были очень привязаны, поселение их в переполненных бараках после привычных для иих собственных домов и, конечно, голод.

Применительно к калмыкам следует повторить, что на физическом состоянии и здоровье этого «контингента» весьма сильно сказалось изменение рациона питания. Если ранее они питались в основном мясной и молочной пищей, то, находясь на поселении, вынуждены были перейти почти исключительно на продукты растительного происхождения, качество которых оставляло желать лучшего. И даже их спецпереселенцы получали в крайне ограниченных количествах.

Вполне успешно справлялись с новыми условиями многие представители интеллигенции, у которых, казалось бы, были самые минимальные шансы на выживание из-за неподготовленности к физическому труду. Их способность к адаптации даже в очень трудных условиях как бы подтверждала тезис о том, что «интеллигентность есть, прежде всего, умение приспособиться». Как доказывает Б. Бетельхейм в работе «Survivre», чем выше образование и уровень интеллекта, тем более характерны для данной личности степень устойчивости в критических ситуациях и большие адаптационные силы. Те же, для которых духовные ценности не имеют столь большого значения, адаптируются гораздо труднее51. Безусловно, все эти выводы находят подтверждение только там, где было хотя бы небольшое поле для «манёвра приспособления», в посёлках коренного, старожильческого населения. В то же время почти никаких условий для приспособления не было, например в закрытых спецпосёлках. Но именно для этой группы депортированных характерны были большая психическая гибкость, умение быстро ориентироваться в новых условиях, понимание «правил игры» на выживаиие, правильная оценка людей и ситуаций, более быстрое изучение языка и даже более лёгкое усвоение совершенно нового дела. Стойкости и в конечном итоге выживанию способствовала большая психологическая устойчивость данной группы спецпереселенцев.

Таким образом, возможность адаптации решали в основном два комплекса факторов. Один из них был объективным и не зависел от воли ссыльных, сюда входили место расселения, природно-климатические условия, место работы, окружение и пр., создававшие в совокупности условия, предполагавшие наличие различных адаптационных возможностей. Другой носил субъективный характер и определялся физическими, психическими и духовными способностями человека, в т. ч. умением принимать решения. Он вытекал из адаптационных предрасположенностей, таких как возраст, состояние здоровья, профессия, пол и пр. Следовательно, в конечном итоге судьба спецпереселенцев, их шансы приспособиться и выжить в новых условиях определялись тем или иным сочетанием факторов первого и второго порядка.

Учитывая все перечисленные факторы, можно выстроить несколько моделей успешной или не успешной адаптации, которые были в той или иной мере характерны для этнических групп, депортированных в Западную Сибирь в период Второй мировой войны. В качестве основы можно использовать принятие существующих в местах вселения традиций, отношений и требований, с одной стороны, и сохранение собственной культурной идентичности, с другой. Это означает, что в качестве идеальной модели адаптации рассматривается вариант, когда знание и активное исполь

51 Цит. по: Ковальская Э. Адаптация польских ссыльных к условиям жизни в Сибири. С. 440. зование местных особенностей помогают спецпереселенцу выжить, но при этом он не перестаёт быть тем, кем был до высылки. В реальной жизни подобное равновесие трудно достижимо. Поэтому, как правило, внутренние изменения происходили. Они касались работы, бытовых условий, морально-этических норм, отношения к жизни и смерти и т. п. По отношению к каждому элементу реальности индивид должен был сделать выбор. Следовательно, можно рассматривать адаптацию человека и её конечный результат как сумму принятий и отторжений в контексте наличия отмеченных выше объективных факторов. В системе моделирования адаптационных схем власть, её намерения и действия выступали одновременно в качестве объективного и субъективного факторов. Будучи объективным фактором, поскольку в её руках сосредоточены ресурсы выживания спецпереселенцев, власть являлась также и фактором субъективным, активно влияя и корректируя ход, направление и результаты адаптационных процессов.

Отметим, что власти всех уровней были заинтересованы в адаптации и «оседании» «контингентов» в местах нового расселения, что соответствовало государственной политике. Для скорейшего «обустройства» спецпереселенцев централизованно выделялись значительные ресурсы всех видов. Работа представляла собой одно из основных требований местных властей. Во всех этнических «контингентах» находились люди, психологически готовые и физически способные к ней . Можно предположить, что определённую роль сыграло прежнее место работы, возможно, благодаря этому они и получили некоторые преимущества по отношению к рядовым спецпереселенцам калмыкам. Тем не менее, во втором параграфе данной главы упоминаются трактористы и комбайнеры из немецкого «контингента», которые начинали работать сразу же после вселения, причём работали лучше, чем многие коренные жители.

Но просто хорошо работать не всегда достаточно для выживания, когда существуют завышенные нормы и запутанные правила расчёта. В этом случае спецпереселенцы должны были снискать расположение начальства, в т. ч. путём «дарения подарков» из привезённых с собой вещей. Депортированные могли улучшить своё положение, получив рабочие места, дававшие какую-нибудь дополнительную выгоду. Так, работа с зерном давала возможность получить часть его для личных нужд, из коровника можно было прихватить бидон молока и т. п. Нередко выживание требовало немалых способностей к риску, связанному с созданием видимости работы или наличия умения так использовать весь спектр предписаний и норм, чтобы, например, при оплате труда учитывать самые разнообразные промежуточные работы. Вот как это описывается в воспоминаниях Замойского: «Направили меня возить лес. У сибиряков я научился прекрасному способу погрузки. Спустя неделю, однако, оказалось, что заработал я очень мало, значительно меньше, чем местные возницы, хотя они делали лишь на одну ездку больше в течение дня, чем я. Бородач Ершов раскрыл мне тайну такой разницы.

Ты парень, - говорит, - как считаешь?

Обыкновенно! Записываю, сколько поездок сделал, сколько километров, сколько "кубиков" привёз! Что же ещё можно добавить?

Ну и дурак! Так ты не заработаешь и на махорку. Надо считать иначе. В лесу каждая работа имеет свою цену. Едешь порожняком - одна ставка. Сам загружаешься - на это тоже своя ставка, едешь с лесом - записываешь себе кубокилометры, разгружаешься на площади - и за это должны платить, складываешь брёвна в штабеля -тоже своя цена у работы. Везёшь по бездорожью прямо через тайгу - насчитываешь процент за осложнения. А теперь возьми и переделай расчёты, как я тебе сказал, увидишь, что получится.

Я поспрашивал также у Васьки Карпова. Васька рассмеялся, когда услышал, с чем я к нему пришёл.

Делай, как тебе дедушка советует. Иначе, брат, пропадёшь. Здесь в лесу нужно не только руками, но и головой работать, чтобы заработать себе на паёк»53.

Обязательное для выживания умение приспосабливаться к работе требовало «принятия к сведению» необходимости жить в новых условиях, радикального изменения старых привычек и приобретения новых, связанных с реалиями сибирской ссылки, овладение языком, которым пользовалось окружение, в особенности местного жаргона, а также правил, которые выдвигала новая среда. Для того чтобы работа в условиях спецпоселения стала серьёзным фактором выживания, нужно было освоиться с самой работой, уметь объясняться на русском языке, узнать, каким образом можно получить дополнительные преимущества, как обойти некоторые правила

53 Ковальская Э. Адаптация польских ссыльных к условиям жизни в Сибири. С. 430. и многое другое. То же самое касается и других аспектов жизни и деятельности спецпереселенцев.

Применительно к этническим группам спецпереселенцев вполне допустимо употребление понятия адаптационного синдрома. Если говорить об отдельных признаках адаптации, то большинство спецпереселенцев, прибывших в Западную Сибирь в 1940-1941 гг., адаптировалось к климатическим условиям уже к лету 1942 г. Это подтверждает сокращение процента смертности от простудных заболеваний, уменьшение случаев невыхода на работу из-за отсутствия зимней одежды, изображение сибирских климатических условий в письмах и художественных произведениях и т. п. Но части из них, например ссыльнопоселенцам, переселённым из Алтайского края в Якутскую АССР, пришлось пережить этот стресс снова. На демографическую адаптацию этнических групп ушло в среднем 6-7 лет (в некоторых случаях чуть больше). За это время смертность, как правило, уравновешивалась рождаемостью. Однако ещё в 1945 г. превышение смертности над рождаемостью оставалась весьма серьёзной: с 1 января по 1 апреля 1945 г. спецпоселенцев и ссыльнопоселенцев умерло в 9,2 раза больше, чем родилось54.

Социальная адаптация, понимаемая здесь узко, как адаптация к «правилам игры» в отношениях с местным населением и властями, в среднем занимала от полугода до двух лет и зависела от многих составляющих - целей и ценностных ориентации индивида, окружения, в которое он попадал, принятия социальной роли, адекватности восприятия субъектом себя и своих социальных связей и пр. Адаптация к условиям жизни и работы намного менее болезненно проходила у бывшего сельского населения, для которого характерна в целом несколько более пассивная позиция. Некоторое исключение здесь составляли польские «осадники» - крестьяне, привыкшие к работе на собственной земле; их проблемы были не физического, а психологического плана. Колхозному немецкому населению было несколько проще, они имели дело с хозяйственными структурами, подобными тем, в которых долгое время жили и работали.

Собственно культурная адаптация имела место в области принятия языка и некоторых местных обычаев. Сложно сказать, к какому приблизительно моменту она завершается и где граница между адаптацией и утратой своей культуры. Следует

54 Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР. 1930-1960. - М., 2003.-С. 118. согласиться с A.A. Шадтом в том, что депортации по этническому признаку оказали глубочайшее воздействие на этническое самосознание переселяемых народов и по сути своей были элементами советской национальной политики, направленной на «конструирование советской этничности»55. Под «конструированием.» в работе «Этническая ссылка в Сибири как инструмент советской национальной политики» понимается «.целенаправленная деятельность советского государства в области национальной политики, основной целью которой являлось формирование из этнически неоднородного по своему составу населения страны единой национальной общности в рамках государства путём ассимиляции, в т. ч. принудительной, с использованием преимущественно насильственных методов. Среди последних особая роль принадлежала депортациям и ссылке по этническому признаку»56. Таким образом, этническая ссылка рассматривается как своеобразный «способ принудительной ассимиляции и закрепления этнических переселенцев в регионах с «особыми» климатическими условиями, средством заселения и освоения Сибири, механизмом контроля над населением и использования его в интересах государства»57. Действительно, механизм осуществления принудительных миграций по этническому признаку является элементом не только карательной, но и национальной политики Советского государства. Успешные адаптационные стратегии чаще всего предполагали отказ как минимум от части традиционных представлений, демонстрацию лояльности, выраженную как в высказываниях, так и в социально-поощряемом поведении (хорошая работа, сбор тёплых вещей и посылок для армии и т. п.). Спецпереселенцу было легче устроиться в новых условиях, если он говорил на русском языке, носил легко произносимые имя и фамилию и не принадлежал к «неблагонадёжным» нациям. Отсюда уже упоминавшаяся «социальная мимикрия», браки с местным населением и политика в отношении детей и молодёжи, предполагавшая обучение на русском языке, среди детей местного населения и приводившая в итоге к частичной или полной утрате национальных традиций и языка.

55 ШадтА.А. Этническая ссылка в Сибири как инструмент советской национальной политики (1940-1950 гг.) // Урал и Сибирь в сталинской политике. — Новосибирск, 2002. - С. 226.

56 Шадт A.A. Указ. соч. С. 226.

57 Шадт A.A. Указ. соч. С. 243.

3.2. Использование труда спецпереселенцев

Спецпереселенцы, прибывшие в Западную Сибирь в период Второй мировой войны, трудоустраивались под контролем властей в основном в лесной, горнорудной и рыбной промышленности, а также в сельском хозяйстве. В данном разделе рассматриваются механизмы того, каким образом трудоустраивались различные этнические «контингенты», какие проблемы при этом возникали и насколько эффективно они решались. Кроме того, попытаемся выяснить, были ли существенные различия в трудоустройстве и работоспособности различных контингептов и если да, то с чем они связаны. Отметим, что в данной ситуации термин «трудоустройство» не вполне адекватно отражает сущность процесса в силу своей нейтральности. В реальности имело место внеэкономическое принуждение к труду в форме прикрепления к месту жительства, конкретному виду работ и пр. Мы полагаем, что в наибольшей степени положение дел характеризует термин «трудоиспользование» (или «трудиспользова-ние»), извлечённый из документов и демонстрирующий отношение к спецпересе-лепцам в первую очередь как к рабочей силе.

Как уже отмечалось, хронологически первой из этнических групп, депортированных в Западную Сибирь, стали бывшие граждане Польского государства. Для первого этапа их пребывания на спецпоселении (с 1940 по осень 1941 г.) характерно, что доклады и докладные записки о «трудоиспользовании» составлялись отдельно для «осадников» и «спецпереселенцев-беженцев», проживавших в разных спецпосёлках. Так, «осадники» были переданы трестам «Лессырьё», «Томлес», «Южкуз-басслесс» и др. предприятиям, на которые распространялся заключённый между ГУЛАГ НКВД СССР и НКЛес СССР договор. Среди предприятий фигурировал и трест «Запсибзолото», соглашение с которым было заключено в рамках § 14 договора между ГУЛАГ и НКЦветмет СССР 8 февраля 1940 г.58

Документы отчётного характера, в частности «Доклад о состоянии спецпосёлков спецперсселенцев-осадников Отдела трудпоселений УИТЛиК НКВД по Новосибирской области за первый квартал 1941 года», направленный начальнику ОТСП ГУЛАГ НКВД М.В. Конрадову начальником УИТЛиК НКВД по Новосибирской обл. Копаевым и начальником ОТП УИТЛиК НКВД по Новосибирской обл. Бурлакой, рисуют вполне благополучную картину: «Основная масса спецпереселенцев-осадников с лесозаготовительными работами освоилась и нормы выработки выполняет не хуже кадровых рабочих». В качестве примера приводился трест «Южкуз-басслес», где «из 219 чел. трудоспособных осадников Мысковской поскомендатуры большая часть нормы выработки перевыполняют, в результате чего в первом квартале их заработок составил от 200 до 400 руб. в месяц на каждого рабочего»59.

Однако в реальности всё было не так гладко. Во-первых, на каждого трудоспособного, как правило, приходилось несколько нетрудоспособных или «ограниченно трудоспособных», что в данном случае фактически одно и то же, т. к. более лёгкие работы, которые могли выполнять слабые и больные спецпереселенцы, а также подростки, не организовывались. Следует отметить, что даже те, кто различными способами добивался «перевыполнения нормы», нередко оказывались на грани голодной смерти, т. к. депортированные использовались в основном на неквалифицированных и низкооплачиваемых работах. Во-вторых, руководители предприятий часто не успевали подготовиться к приёму нового «контингента», а это приводило к тому, что даже трудоспособные «осадники» своевременно не были обеспечены работой, а ведь для этой категории бывших польских граждан работа становилась фактически единственным средством к существованию.

В том же документе отмечается, что трест «Запсибзолото» использовал на различных работах в I квартале 1941 г. только 74 % трудоспособных «осадников». «Недоиспользование» наличной рабочей силы объяснялось приостановкой в зимнее время работ старателей и прекращением мелких разработок. Те же из спецпереселенцев, кто был обеспечен работой на том или ином предприятии, из-за низкого уровня организации труда могли выполнять лишь 30-50 % дневной нормы выработки, т. к. у них отсутствовали инструменты, постоянное рабочее место или техническая подготовка. Что касается инструментов, то в Сузунском химлесхозе на 248 чел. способных к работе, имелось в наличии 4 санок, 17 деревянных лопат, 24 топора, 24 драчевых ножа, 43 пилы. Причём весь этот инструмент числился списанным как непригодный, но из-за отсутствия исправного выдавался рабочим.

Техника безопасности практически не соблюдалась, в результате чего уровень травматизма среди вновь прибывших был крайне высок. За I квартал 1941 г. в Чулымском леспромхозе отмечено 42 случая обморожения конечностей на производстве, из них 32 случая - 1-й степени, шесть - 2-й и четыре - 3-й. Из этих последних один случай оказался особенно тяжёлым и закончился ампутацией ног пострадавшего60. Из-за несоблюдения техники безопасности на производстве спецпереселенцы получали травмы, некоторые погибали. Так, в Тимирязевском мехпункте при повале леса был убит ссыльнопоселенец И.М. Папер, у которого остались жена и трое малолетних детей. Директор Прикульского мехлеспункта Тумаков распорядился загружать прибывающие вагоны силами работников конторы и прочего обслуживающего персонала. В результате «из-за незнания погрузочных работ» был убит один из ссыльнопоселенцев, работавший в данном мехлеспункте парикмахером. На лесоучастке Кица Берегаевского леспромхоза пила шпалорезки оказалась лишена защитной решётки, из-за чего один из рабочих потерял руку, другой получил серьёзную травму головы»61. Подобных примеров можно привести много, они характерны для всех спецпереселенческих «контингентов» и для всех краёв и областей Сибири.

Спецпереселенцев перебрасывали с одних работ на другие, и они зачастую просто не успевали обучиться новым видам деятельности. Так, «спецпереселенца Витмана, работавшего на электростанции в посёлке Кица, Берегаевского леспромхоза того же треста, в течение 20 дней марта 1941 г. перебрасывали 5 раз с места на место. Спецпереселенца Анисфельда (по специальности инженер-строитель) в течение первого квартала перемещали с должности инженера-строителя, рабочим на шпало-резку, затем сдатчиком древесины, после этого нарядчиком бригад на работы, потом л статистиком в контору, рабочим на ледяную дорогу, а оттуда - на лесоповал» . Трудно сказать, зачем это делалось и был ли смысл в подобных действиях низовой администрации. Возможно, её «деятели» просто старались отправить депортированных на те работы, которые казались им наиболее значимыми в какой-то определённый момент, пренебрегая тем, что имеют дело с людьми разной квалификации и степени трудоспособности.

60 ГАРФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 78. Л. 160.

61 Там же. Л. 161.

62 Там же. Л. 159.

В некоторых случаях работать приходилось «дома», т. е. в переполненном бараке или на улице, но тогда в день можно было заработать не более 1-2 руб.63 В Асиновском леспромхозе треста «Томлес» из 450 чел. трудоспособных на различных работах использовалось только 350 чел. или 78 %. Леспромхоз не создал работавшим никаких условий: им выдавался неисправный инструмент, в недостаточном количестве. В результате средняя зарплата депортированных составляла от 70 до 93 руб. в месяц. Регулярное невыполнение норм вызвало нарекания со стороны областной администрации и неоднократные требования комендантов улучшить организацию труда на производстве. Тем не менее руководители леспромхозов не приняли достаточных мер. Для «решительного улучшения трудоиспользования осадников» Копаевым и Бурлакой на утверждение Президиума Облисполкома в конце апреля 1941 г. был внесён проект решения, согласно которому все лесохозяйственные организации области, использовавшие труд спецпереселенцев, обязывались обеспечивать «надлежащую организацию трудового процесса, снабжение работающих инструментом, рабочим местом с тем, чтобы добиться 100 %-го охвата трудиспользованием и выполнения норм выработки спецпереселенцами»64. Однако данный проект не был даже утверждён.

Выше отмечалось, что в спецпосёлках при предприятиях лесной и горнорудной промышленности зачастую не были организованы более лёгкие работы, которые могли выполнять старики и подростки, поэтому последние часто были вынуждены работать наравне с взрослыми мужчинами. А.П. Папушко - «осадник» из Львовской обл., высланный в Сибирь в составе семьи в возрасте 12 лет, вспоминает: «Все работали в химическом лесном хозяйстве. Добывали смолу. Мужчины пилили деревья, а женщины собирали в вёдра живицу (смолу). Затем смолу отправляли на заводы. Я относил смолу в горшочках (12 штук за спиной) на анализ в химическую лабораторию. Идти нужно было 25 километров в одну сторону через тайгу. Страшновато было. Лаборатория находилась на хуторе Клин. На этом хуторе жили раскулаченные русские. Смолу я относил по мере добычи, примерно четыре раза в месяц. За это я

63 ГАНО. Ф. П-4. Оп. 5. Д. 575. Л. 109. б4ГАРФ. Ф. Р-9479. Оп. 1.Д. 78. Л. 120-121. получал взрослую пайку хлеба. А взрослым платили столько, что можно было выкупить месячный паёк.»65

Спецпереселенцы «беженцы» поступили в Западную Сибирь в июле 1940 г. и были также расселены в основном в местах лесных разработок системы НКЛес СССР и, следовательно, работали в хозорганизациях лесной промышленности НКЛес, в трестах «Томлес», «Новосиблес», «Древтрест», «Химлессырьё», «Южкуз-басслес», «Севкузбасслес». Некоторые также работали в угольной промышленности (трест «Кузбассуголь»). Часть этой категории спецпереселенцев, преимущественно разного рода специалисты, использовалась на работах в местных организациях системы НКЗдрав и НКЗем, с которыми, как правило, не заключалось об этом никаких дополнительных договоров, следовательно, не было и твёрдых гарантий соблюдения в отношении спецпреселенцев трудового законодательства. Процент «трудиспользо-вания» «беженцев» был, как правило, ниже, чем у «осадников» в силу ряда причин, о которых неоднократно упоминалось в предыдущих разделах данной работы. В частности, для ряда предприятий лесной промышленности были характерны следующие показатели: по «Томлесу» из 2 469 трудоспособных работало 1 576 чел., или 64 %, по «Новосиблесу» из 1 630 чел. работало 1 099, или 67 % и т. д.66

Практически во всех отчётных документах, посвящённых бывшим польским гражданам, указывается нежелание и неспособность большинства спецпереселенцев «беженцев» к работе. Действительно, их отношение к труду на поселении и жизни в целом определялось тем, что они могли позволить себе не работать постоянно, т. к. получали посылки от родственников и располагали большим количеством вещей, которые можно было обменять на продукты у местного населения или использовать в качестве взятки для администрации предприятия.

Тем не менее, к концу своего пребывания на поселении обе указанные группы депортированных оказались значительно истощены. Можно даже сказать, что в некотором смысле слово «поляк» стало синонимом плохого работника. Так, когда директору Апкашевского ЛПХ В.В. Блиновскому нужно было оправдаться перед Новосибирским обкомом ВКП(б) за систематически не выполнявшийся план, он напи

65 Папушко А. Годы, пахнущие смолой // Депортация польских граждан в Западную Сибирь. 1939-1951. - Новосибирск, 2000. - С. 14.

66 ГАРФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 78. Л. 139. сал в своей докладной записке на имя секретаря обкома ВКП(б) Половникова, что в течение длительного времени ЛПХ «был укомплектован рабочей силой из польских граждан, которые выполняли не более 34 % нормы». Кроме того, в сентябре 1941 г., после амнистии, уехали и эти рабочие, и в ЛПХ осталось 122 чел., среди которых «21 польский гражданин и 48 чехов»67.

В июне - июле 1941 г. в Сибирь прибыли ссыльнопоселенцы. Из докладных записок начальников областных УНКВД (М.Ф. Ковшук-Бекман, Семёнов и др.), датированных сентябрём 1941 г., следует, что прибывшие тотчас же были трудоустроены в колхозах, кустарно-промысловых артелях, на предприятиях лесной и цветной промышленности, т. е. в основном в леспромхозах и рудниках. При этом, однако, оставался без внимания тот факт, что большинство ссыльнопоселенцев просто не имело физической возможности трудиться на той работе, которая им была определена. Почти все из них, «в т. ч. бывшее городское население и частично интеллиген

ЛЯ ция» , были вынуждены заниматься непривычным тяжёлым физическим трудом.

Первое время, судя по докладным запискам, серьёзных проблем с трудоустройством ссыльнопоселенцев не возникло. Однако позднее, в 1943 г. выяснилось, что «многие из специалистов работать не могут в силу незнания языка»69. Кроме того, поскольку ссыльнопоселенцы не являлись «правовым населением», их не принимали на «ответственную работу». Как и представители других вышеописанных категорий, подвергшихся принудительной миграции, не все трудоспособные ссыльнопоселенцы могли выполнить норму на 100 %. Хотя в отдельных случаях, более характерных для трудоустроенных в колхозах, они выполняли её на 130 и даже на 200 %, гораздо большее количество ссыльнопоселенцев вырабатывало лишь 15-20 % от установленных норм. Причинами невыработки норм, как и для польских граждан, оставались неприспособленность к тяжёлым работам, отсутствие необходимых инструментов и рабочей одежды70.

Труд большинства ссыльнопоселенцев использовался в сельском хозяйстве и лесной промышленности. Наиболее «неудобными» в отношении «трудиспользова-ния» оказались ссыльнопоселенцы, которых вселили в Новосибирскую обл. Воз

67 ГАНО. Ф. П-4. Оп. 5. Д. 575. Л. 506-507.

68 ГАРФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 87. Л. 263.

69 Там же. Д. 131. Л. 284.

70 Там же. Л. 227. никшие проблемы объяснялись крайней малочисленностью трудоспособных в составе прибывших семей, большим количеством лиц слабых, больных или прикрывающихся болезнью и совершенно отказывающихся от работы, прямым нежеланием

71 работать (городские деклассированные группы - уголовники и проститутки) .

По мнению работников органов НКВД Новосибирской обл., проблема трудоустройства ссыльнопоселенцев была решена к концу 1942 г. Ссыльные в большинстве своём приобрели необходимые навыки работы в деревообработке и выгонке пихтового масла. Многие летом работали в колхозе и «полученными на трудодни продуктами обеспечили себя» . Данный факт не вполне подтверждается воспоминаниями, в т. ч. Д. Шмулдере-Геркис, жившей на поселении в Васюганском р-не: «Когда кончился год, мы за свои 56 трудодней получили два килограмма гороховой муки. За связанные сети несколько раз нам давали. жмых»73. Разумеется, двумя килограммами муки невозможно прокормить семью из трёх человек. По свидетельству Е. Ишутиной, высланной в Парабельский р-н, работавшие в колхозе должны были получать 400 г хлеба в день, но т. к. нормы не выполнялись, то и «заработная плата», соответственно, была меньше74.

В докладе помощника начальника УНКВД по Новосибирской обл. Шехтмана от 28 апреля 1943 г. впервые появились данные о количестве трудоспособных и работающих среди ссыльнопоселенцев, расселённых на территории области. Согласно этим сведениям, учитывая всех ссыльнопоселенцев, трудоспособными были признаны 7 841 чел., из которых работало 5 418 чел. Напомним, что общее количество спецпереселенцев данной категории, расселённых в Новосибирске, составляло 19 362 чел. Причинами, по которым не р аботала почти третья часть трудоспособных, указывались нежелание работать и «что их к работе никто не принуждал, и каждая семья устраивалась по. собственному усмотрению» . Большинство из них были трудоустроены в сельскохозяйственных и кустарно-промысловых артелях, а также на предприятиях местной промышленности, «незначительная. часть при

71 ГАРФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 87. Л. 233-234.

72 Там же. Д. 106. Л. 222 об.

73 Нарымская хроника. 1930-1945. -М., 1997.-С. 149.

74 Ишутина Е. Нарым. Дневник ссыльной. - Нью-Йорк, 1965. - С. 13.

75 ГАРФ. Ф. Р-9479. Оп. 1. Д. 87. Л. 1.

76 Там же. Д. 132. Л. 233 об. строилась на подсобные работы в разные организации, а около 120 семей занимаются кустарным ремеслом и составляют некооперированный сектор»77.

Согласно «Справке о трудовом использовании ссыльно-поселенцев по Новосибирской области» по состоянию на 1 июля 1943 г., труд ссыльных использовался в следующих наркоматах: НКЗем - 69,1 %, НКЛес - 9,6, Всекомпромсоюз - 9,1, НКТорг - 1,9, НКРечфлот - 0,5, НКПрос - 0,5, НКПищепром - 0,4, НКЗдрав - 0,3, разные учреждения - 3%, некооперированное население - 4,8 %78.

Весьма подробно трудовое использование ссыльнопоселенцев описано в докладной записке «О хозяйственно-бытовом устройстве и трудиспользовании ссыльнопоселенцев, расселённых в Новосибирской области» от 9 февраля 1944 г., из которой следует, что к концу 1943 г. работало 93,2 % от общего количества трудоспособных ссыльнопоселенцев. В состав не работавших вошли «освобождённые от работы по болезни, лица не могущие выходить на работу из-за отсутствия обуви и одежды и детные женщины»79. Число же работающих увеличивалось за счёт проведённого в данный период внутриобластного переселения из Васюганского, Пудинского и Пих-товского р-нов на предприятия Кузбассшахтстроя, лесной и рыбной промышленности. При этом возросло не только количество работающих, но и «добросовестно относящихся к своей работе».

Среди ссыльнопоселенцев стали появляться стахановцы. На Парабельском шпалозаводе за вторую половину 1943 г. среди представителей этой категории спецпереселенцев появилось 14 стахановцев. В основном же ссыльнопоселенцы, работавшие в сельском хозяйстве, выполняли нормы на 60-70 %, вырабатывая от 70 до 250 трудодней. Особенно высокая производительность труда наблюдалась у украинцев, молдаван и латышей. В других сферах деятельности ссыльнопоселенцы вырабатывали 70-90 % от установленной нормы. Если ранее выполнявшие норму составляли 30 % от общего числа, то теперь это число составляли те, кто выполнял произволол ственные задания всего на 40-50 %, т. е. «не желающие работать» . Причины этого оставались прежними: отсутствие необходимых одежды и обуви, физическая сла

77 ГАРФ. Ф. Р-9479. On. 1. Д. 132. Л. 234.

78 Так в документе, ещё 1,2 % не учтены. Подсчитано по: ГАРФ. Ф. Р-9479. On. 1. Д. 142. Л. 7.

79 ГАРФ. Ф. Р-9479. On. 1. Д. 133. Л. 247.

80 Там же. Д. 133. Л. 248. бость и «нежелание работать вообще той части ссыльных, которые ранее не занимались трудовой деятельностью, а жили за счёт эксплуатации чужого труда»81.

В докладных записках с мест отмечалось, что нередко на производительности труда отрицательно сказывалось «бездушное отношение к устройству контингента», примером которого может служить заявление председателя Васюганского Райисполкома Киселёва: «.у меня много русских, которых необходимо всем обеспечивать, а об этих проявлять заботу я не собираюсь». Одна из основных проблем «трудисполь-зования» состояла в невозможности рационального трудоустройства специалистов. Во-первых, по специальности практически невозможно было использовать педагогов, научных работников, музыкантов и пр. Во-вторых, руководители предприятий очень часто отказывались принимать на работу ссыльнопоселенцев «из-за боязни,. т. к. они всё-таки являются ссыльными и не русской национальности»82. В 1944 г. число наркоматов, в которых на различных работах были заняты ссыльнопоселенцы, значительно расширилось (см. табл. 6).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Всякое государственное устройство в арсенале инструментов власти имеет репрессивный аппарат для борьбы со слоями, группами, лицами, недовольными данным государственным устройством, либо опасными для его существования. Существование подобного рода механизмов является объективно обусловленным. В одних политических системах они применяются в меньшей, в других - в большей степени. В Советском же государстве сталинского периода механизмы подавления и насилия в сочетании с угрозой их применения были основополагающими. В постсталинский период они перестали доминировать, но оставались в ранге сущностных характеристик режима. От подобной структуры функционирования власти и связанного с ней насилия невозможно избавиться ни власти, ни обществу путём простого провозглашения демократических принципов. Не связанные с кропотливым повседневным культивированием демократических ценностей попытки следовать последним рискуют оказаться обыкновенной профанацией. Это в равной степени касается всех сторон общественной жизни, в т. ч. межнациональных отношений. Следует заметить, что многие из современных национальных конфликтов, противоречий, а также выросших на этой основе стереотипов и предрассудков получили значительный импульс для своего возникновения и воспроизводства в дальнейшем в результате осуществления сталинским руководством политики депортаций этнических групп в период Второй мировой войны.

Отечественные и зарубежные исследователи этнических депортаций указанной эпохи называют различные причины их осуществления, приводят различающиеся данные о численности, составе, динамике «спецконтингентов» и тому подобных сюжетах. Но все сходятся на том, что в основе принудительных миграций периода 1939-1949 гг. лежал территориально-этнический признак. Общепризнано, что эти депортации имели этнический характер, однако следует учитывать и то, что властью при осуществлении массовых высылок преследовались прежде всего стратегические цели геополитического характера. Депортации поляков и польских граждан, помимо названной выше мотивации, если рассматривать их в геополитической плоскости, являлись демонстрацией могущества Советского Союза. Депортированные поляки, позже признанные «польскими гражданами на территории СССР», и в дальнейшем продолжали играть роль заложников в большой политической игре. Депортации немцев и групп населения с «вновь присоединённых территорий» проводились в порядке «зачистки» границ и как предотвращение возникновения «пятой колонны». Депортации народов Северного Кавказа, калмыков, депортации из республик Прибалтики в послевоенный период проводились именно как «наказание» этих народов за действительное или мнимое противостояние части их представителей советской власти, сотрудничество с вермахтом и т. п.

Таким образом, депортации 1939-1945 гг. можно разделить на две группы: превентивные депортации 1939-1941 гг. и депортации «возмездия» - с конца 1943 г. Те и другие проводились исходя из стратегических задач государства. Их причины представляются многофакторным явлением, включающим в себя, помимо политических, также и решение экономических проблем в предвоенное и военное время (в т. ч. использование труда «спецконтингентов»). Помимо этого депортации, очевидно, лежали в русле советской национальной политики (меры, направленные на русификацию, в т.ч. обучение на русском языке, смена имён и пр.). Так было в случае с предвоенными депортациями из «вновь присоединённых территорий» и послевоенными из прибалтийских республик. В депортациях различных этнических «контин-гентов» заметно присутствие и социальной мотивации. Есть основания полагать, что принудительные миграции «ссыльнопоселенцев» из Прибалтики осуществлялись в основном по социальному признаку. За счёт принудительных миграций государство получало и дополнительную рабочую силу. Трудно сказать, насколько случаен тот факт, что насильственное переселение советских немцев началось в августе 1941 г, т. е. вскоре после подписания Указа об амнистии польских граждан (12 августа 1941 г.)

Остаётся дискуссионным вопрос о том, следует ли отнести происходившие в июне 1941 г. из прибалтийских республик депортации к разряду административной высылки. Хотя фактически депортации действительно имели внесудебный («списочный») характер, депортируемым сообщалось, что, согласно Постановлению ЦК ВКП(б) и СНК СССР, они переселяются в отдалённые районы Советского Союза. В тот же день или днём позже «члены семей» направлялись на поселение в области европейской части РСФСР, Сибирь, Казахскую ССР, а «главы семей» - в лагеря. Вместе с тем репрессии в отношении данного «контингента» оформлялись юридически, как репрессии в судебном порядке (депортированные были осуждены как бы «задним числом» в 1942-1943 гг.). В Постановлении от 16 мая 1941 г. отдельно оговаривалось, что оформление судебных приговоров должно производиться непосредственно после высылки1. По своему официальному статусу «члены семей» являлись «ссыльнопоселенцами», т. е. лицами, выселенными не в административном, а в судебном порядке. Для этой категории репрессированных был предусмотрен особый, более строгий режим, который, однако, в полном объёме не соблюдался в условиях военного времени. При проверке Прокуратурой СССР в 1965 г. правомочности принудительных переселений из Прибалтики в 1941 г., а также в 1948 и 1949 г. было установлено, что вначале граждане депортировались, а потом создавались дела и устанавливались основания для выселения2.

Цели и мотивы центральных и местных органов власти в отношении спецпереселенцев существенно различались. Представители местной администрации видели в депортантах прежде всего рабочую силу, которую могли направлять на работы и перемещать в соответствии с необходимостью и в некоторых случаях в нарушение режима спецпоселения.

Следует согласиться с исследователем A.A. Шадтом, который рассматривал депортации по этническому признаку как «одни из наиболее глобальных по воздействию на этническое самосознание переселяемых народов проектов советской национальной политики, воплощённых в жизнь»3. Под этническими депортациями в данном случае понимается процесс принудительного переселения отдельных этнических групп в специально отведённые места, который осуществляется уполномоченными органами государства. Депортированные этнические группы фактически лишались права обучения на родном языке, сохранения национальной культуры. Очевидными последствиями такой политики стали «языковая трагедия» и утрата части традиций, в лучшем случае консервация последних на уровне семьи. Отчётливо проявлялась тенденция к русификации части спецпереселенцев. В большей степени этому были подвержены дети, оставшиеся без родителей, и население, не

1 Бугай Н.Ф. JI. Берия-И. Сталину: «Согласно Вашему указанию.» - М., 1995.-С. 189.

2 Бруль В.И. Депортированные народы в Сибири (1935-1965). Сравнительный анализ // Репрессии против российских немцев. Наказанный парод / Ред.-сост. И.Л. Щербакова. - М., 1999. - С. 102.

3 Шадт A.A. Этническая ссылка в Сибири (1940-е - 1950-е гг.). Постановка проблемы // Новосибирская область в контексте Российской истории. - Новосибирск, 2001. - С. 226. имевшее глубокой привязанности к своим национальным и религиозным традициям. Вместе с тем имело место движение за национальное обособление и отторжение всего местного, воспринимавшегося как чуждое или «некультурное». Однако такого рода «крайние» варианты встречались достаточно редко. Массовый характер в данный период приобрели случаи смены имён и фамилий, подделка записей о национальности, а также вступление в брак с представителями местного населения. Все эти действия были либо прямо вынужденными, либо имели оттенок вынужденности, они говорят не об адаптации, а скорее об ускоренной ассимиляции депортированных представителей различных этносов.

Попав в Западную Сибирь, представители различных этнических групп оказались в принципиально новых условиях. Это касалось не только климата, но и правового положения, работы, рациона питания и т. п. Решающим фактором для успешной адаптации на спецпоселении являлась не этническая принадлежность, а ряд других факторов: принадлежность к той или иной социальной группе, пол, возраст и пр. Среди важнейших стоит профессия спецпереселенца и её востребованность в местных условиях. По этой причине легче адаптировались специалисты производственной сферы, сразу после вселения получавшие работу, а вместе с ней средства к существованию. Значительно сложнее было выжить и адаптироваться на новом месте семьям с маленькими детьми, стариками, нетрудоспособными.

Процесс адаптации затруднялся необходимостью осваивать незнакомые ранее виды деятельности, это относилось к горожанам, расселённым в сельской местности и лицам, ранее не знавшим физической работы. В ряде случаев для семей депортированных не оставалось другого выхода, кроме как отдавать своих детей в детские дома, где они быстро забывали родной язык. Для пребывания этнических «контингентов» в спецссылке характерны процессы маргинализации и ассимиляции, утрата частью депортантов языка, национальных традиций и культурной идентичности. Наиболее легко ассимиляции поддавались дети и молодёжь. А дисперсно расселённые среди местного населения ассимилировались быстрее, чем проживавшие компактными группами.

Что касается проблемы, связанной с установлением количественных параметров тех или иных спецпереселенческих «контингентов», в основу положены данные, содержащиеся в официальных источниках. Указанные в них цифры не следует считать абсолютно точными в силу особенностей всякой внутренней статистики, которая создавалась для внутреннего пользования. Количественные данные были призваны способствовать решению реальных задач, связанных с управлением спецпсре-селенцами, т. е. снабжение, направление на работы, обеспечение жильём и т. п. Вместе с тем, как и во всякой ведомственной статистике, здесь имелись искажения и «приписки», связанные с корпоративными интересами и несовершенством деятельности низового аппарата (комендатур). В особенности это касается учёта динамики «движения спецконтингентов» (побеги, заболеваемость, смертность, учёт и использование трудоспособных и т. д.)

При исследовании правового положения различных групп депортированных особое внимание уделено деятельности польских делегатур. Во-первых, данная тема явно недостаточно изучена, во-вторых, нами были найдены крайне интересные материалы, имеющие отношение к работе Барнаульского представительства польского посольства. Отмечено, что польские «контингента» серьёзно отличались от прочих этнических групп спецпереселенцев в силу того, что в результате советско-польского договора в 1941 г. они были амнистированы и даже на некоторое время признаны гражданами дружественного государства.

Подавляющее количество лиц, подвергшихся депортациям, официально имело статус «спецпереселенца». Меньшая часть депортированных считалась ссыльнопоселенцами и административно-высланными. Самый жёсткий режим и надзор должен был применяться по отношению к ссыльнопоселенцам. Ссыльнопоселенцами являлись выселенные из Прибалтики, Правобережной Молдавии, Западной Украины и Западной Белоруссии незадолго до начала Великой Отечественной войны «антисоветские элементы». Депортированные в 1941 г., они были переведены на положение «спецпереселенцев» только в 1952 г., незадолго до освобождения. В отличие от них, спецпереселенцы, получившие с 1945 г. наименование «спецпоселенцы», формально сохраняли статус полноправных граждан СССР, но без права покидать установленное государством место жительства.

Несмотря на нормативно установленные спецорганами различия в положении ряда «контингентов», в исследуемый период явно наметился курс на унификацию положения спецпереселенческих категорий. Он связан с условиями военного времени, увеличением количества «контингентов» и трудностями, с которыми столкнулась не имевшая достаточных средств и опыта и ограниченная в отношении количества и квалификации кадров местная администрация при управлении ими. Одним из выражений унификации является возвращение к термину «спецпереселенцы», который, с пометкой-указанием («бывшие кулаки», «немцы», «калмыки» и т. д.) стал применяться ко всем категориям населения, подвергшимся данному виду репрессий. Изначально же в демографическом плане их всех объединяло то, что эти люди были насильственно выселены, находились в местах ссылки под надзором и не могли их покинуть.

Результаты проведённого исследования позволяют сделать вывод о том, что осуществление в 1939-1944 гг. принудительных миграций, важнейшим основанием для которых был этнический признак, в целом соответствовало как карательной, так и национальной политике Советского государства. В частности, одной из официально декларированных причин депортаций после начала Великой Отечественной войны являлась возможность предательства, или же «наказание» народа в целом за действия, совершённые его отдельными представителями. Теми же принципами руководствовалось и советское уголовное право. Так, С.А. Папков отмечает: «Уголовное право в СССР традиционно отвергало принцип объективного вменения, и «в ряде случаев советский закон наступление последствий приравнивает в диспозиции к возможности наступления последствий». Такое правовое положение служило необходимым юридическим обоснованием использования правосудия в качестве оперативного средства достижения целей текущей политики4.

Рассматриваемый в исследовании период характеризуется тем, что система этнической ссылки находилась ещё только на начальной стадии своего формирования. Это, в частности, означало отсутствие чёткой регламентации правового статуса депортированных. Нормативно-правовая база спецпоселения начинает складываться в 1944-1945 гг., причём данный процесс продолжается и в позднейшее время.

4 Папков С.А. «Контрреволюционная преступность» и особенности её подавления в Сибири в годы Великой Отечественной войны (1941-1945) // Урал и Сибирь в сталинской политике. - Новосибирск, 2002.-С. 213.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Сарнова, Виктория Владимировна, 2005 год

1. НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ Государственный Архив Российской Федерации (ГАРФ)

2. Фонд Р-9479. Отдел труд- и спецпоселений ГУЛАГ НКВД СССР, оп. 1.

3. Фонд Р-9401. Приказы НКВД СССР.

4. Фонд Р-5446. Управление делами Совнаркома СССР: оп. 23 а, 24 а, 25 а.

5. Российский Государственный Военный Архив (РГВА)

6. Фонд 18444. 236 полк конвойных войск, оп .2 с.

7. Фонд 38099. 240 полк конвойных войск, оп. 2 с.

8. Архив Международного историко-просветительского правозащитного и благотворительного общества «Мемориал»

9. Фонд 1, 2, 6. Личные дела спецпереселенцев-поляков.

10. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО)

11. Фонд Р-1020. Новосибирский облисполком: оп. 4 а, 5 а, 6.

12. Фонд Р-1030. Отдел по хозяйственному устройству эвакуированных и переселенцев при Новосибирском облисполкоме.

13. Фонд Р-1366. Главное Управление Народного образования Администрации Новосибирской области, оп. 3 (документы по учёту воспитанников детских домов).

14. Фонд Р-29. Управление здравоохранения Новосибирского облисполкома.

15. Фонд Р-1418. Уполномоченный по делам религии при Совете министров СССР по Новосибирской области.

16. Фонд П-4. Новосибирский обком ВКП(б)-КПСС: оп. 5, 33, 33 а, 34.

17. Фонд П-448. Райком ВКП(б) Усть-Таркского р-на.

18. Фонд П-397. Райком ВКП(б) Пихтовского р-на.

19. Фонд П- 429. Райком ВКП(б) Северного р-на.

20. Фонд П-384. Райком ВКП(б) Ордынского р-на.

21. Фонд П-392. Райком ВКП(б) Чановского р-на.

22. Фонд П-393. Райком ВКП(б) Чистоозёрного р-на.

23. Фонд П-471. Райком ВКП(б) Тогучинского р-на.

24. Фонд П-440. Райком ВКП(б) Кочковского р-на.

25. Фонд П-945. Райком ВКП(б) Убинского р-на.

26. Фонд П-1128. Райком ВКП(б) Карасукского р-на.

27. Фонд П-1175. Райком ВКП(б) Сузунского р-на.

28. Фонд П-489. Райком ВКП(б) Черепановского р-на.

29. Информационный центр Главного управления внутренних дел по Новосибирской области (ИЦ ГУВД по НСО)

30. Фонд ОТСП-ОСП УНКВД-МВД по НСО.

31. Информационный центр Главного управления внутренних дел по Томской области (ИЦ ГУВД по ТО)126. Фонд ОТСП УНКВД-МВД.

32. Государственный архив Томской области (ГATO)

33. Фонд Р-588. Нарымский окружной исполнительный комитет.

34. Фонд Р-430. Томский городской исполнительный комитет.

35. Фонд Р-829. Томский городской исполнительный комитет (горсовет). Центр документации новейшей истории Томской области (ЦДНИ ТО)

36. Фонд П-80. Томский горком ВКП(б).

37. Фонд П-91. Райком ВКП(б) Александровского р-на.

38. Фонд П-92. Райком Парабельского р-на.

39. Фонд П-206. Нарымский окружком ВКП(б).

40. Фонд П-358. Томский райком ВКП(б).

41. Фонд П-607. Томский обком ВКП(б).

42. Фонд П-869. Райком ВКП(б) Верхнекетского р-на.

43. Центр хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФАК)

44. Фонд Р-674. Исполнительный комитет райсовета Змеиногорского р-на.

45. Фонд Р-312. Барнаульский городской совет народных депутатов.

46. Фонд Р-635. Управление исправительно-трудовых лагерей и строительства Наркомата внутренних дел СССР по Алтайскому краю (1943-1945 гг.).

47. Фонд Р-834. Исполнительный комитет Алтайского краевого совета народных депутатов.

48. Фонд Р-921. Уполномоченный Наркомата торговли СССР по снабжению эвакуированных поляков Алтайского края, Новосибирской и Кемеровской областей (1943-1946 гг.).

49. Фонд Р-1474. Прокуратура Алтайского края.

50. Фонд Р-1705. Управление министерства государственной безопасности СССР по Алтайскому краю.

51. Фонд Р-1692. Уполномоченный совета по делам религий при Совете министров СССР по Алтайскому краю.

52. Фонд П-1. Алтайский краевой комитет ВКП(б) (КПСС).

53. Фонд П-10. Барнаульский городской комитет ВКП(б) (КПСС).

54. Отдел спецдокументации Управления архивного дела администрации Алтайского края (ОСД УАДААК)

55. Фонд Р-2. Управление Федеральной Службы Безопасности РФ по Алтайскому краю. Прекращённые архивно-следственные дела.

56. Государственный архив Омской области (ГАОО)

57. Фонд Р-2100. Омский областной совет.

58. Фонд Р-235. Исполнительный комитет Омского городского Совета депутатов трудящихся.

59. Фонд Р-437. Омский облисполком.

60. Центр документации новейшей истории Омской области (ЦЦНИОО)

61. Фонд Р-17. Омский обком ВКП(б).2. ОПУБЛИКОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ

62. Мобилизовать немцев в рабочие колонны. И. Сталин / Сборник документов: 1940-е годы / Сост. Н.Ф. Бугай. М., 1998.

63. Депортация народов СССР: 1930-е 1950-е гг. Т. 1-2 / Сост. О.Л. Мило-ва.-М., 1992, 1995.

64. Документы и материалы по истории советско-польских отношений. М., 1973. Т. 7.

65. Дугин А.Н. Неизвестный ГУЛАГ. Документы и факты. М., 1999.

66. Реабилитация: как это было (март 1953 февраль 1956). Документы / Под ред. А.Н. Яковлева. - М., 2000.

67. Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. Курск, 1999.

68. Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий / Сост. Е.А. Зайцев. М., 1993.

69. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1939-1945 / Под ред. В.П.Данилова, С.А. Красильникова. Новосибирск, 1996.

70. Ссылка калмыков: как это было: Сборник документов и материалов. -Элиста, 1993.210. 1940-1956. Невольные Сибиряки: Сборник документов и материалов. Из истории земли Томской/ Под ред. Б.П. Тренина. Томск, 2001.

71. История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920 первая половина 1950-х годов // Под ред. Ю.Н. Афанасьева, П. Грегори, В.П. Козлова и др.: Сборник документов в 7 т. Т. 5: Спецпереселенцы в СССР. - М., 2004.

72. ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ, ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ1. И МЕМУАРНАЯ ЛИТЕРАТУРА

73. Бичюнайте-Масюлене Ю. Юность на берегу моря Лаптевых. М., 2001.

74. Вольтер Г. Зона полного покоя. М., 1998.

75. Гринкевичюте Д. Литовцы у моря Лаптевых // Литовцы у Ледовитого океана. Якутск, 1995.

76. Ескевич А. Люди и судьбы // Депортация польских граждан в Западную Сибирь. 1939-1951. Новосибирск, 2000.

77. ЖелковскийА. Как мы выживали // Депортация польских граждан в Западную Сибирь. 1939-1951. Новосибирск, 2000.

78. Ишутина Е. Нарым. Дневник ссыльной. Нью-Йорк, 1965.

79. Карась Блажей О. Воспоминания минувших лет // Депортация польских граждан в Западную Сибирь. 1939-1951. Новосибирск, 2000.

80. Лабенский Г. Если бы не 1936. // Депортация польских граждан в Западную Сибирь. 1939-1951. Новосибирск, 2000.

81. Макельская Р. Чтобы не повторилось // Депортация польских граждан в Западную Сибирь. 1939-1951. Новосибирск, 2000.

82. Меркине О. Мир не без добрых людей // Литовцы у Ледовитого океана. -Якутск, 1995.

83. Папушко А. Годы, пахнущие смолой // Депортация польских граждан в Западную Сибирь. 1939-1951. Новосибирск, 2000.

84. ШтимЯ. Я помню // Депортация польских граждан в Западную Сибирь. 1939-1951.-Новосибирск, 2000.

85. Шумовская В.Там всё будет иначе // Депортация польских граждан в Западную Сибирь. 1939-1951. Новосибирск, 2000.4. ЛИТЕРАТУРА Монографии

86. Анисков В.Т. Крестьянство Сибири в период упрочения социализма. -Новосибирск, 1985.

87. Анисков В.Т. Крестьянство против фашизма 1941-1945. История и психология подвига. М., 2003.

88. Белковец Л.П. Большой террор и судьбы немецкой деревни в Сибири (конец 1920 1930-е годы). - М., 1995.

89. Белковец Л.П. Административно-правовое положение российских немцев на спецпоселении 1941-1945 гг.: Историко-правовое исследование. Новосибирск, 2003.

90. Бруль В.И. Немцы в Западной Сибири. Ч. 1-2. Топчиха, 1995.

91. Бугай Н.Ф. Иосиф Сталин Лаврентию Берии: «Их надо депортировать».-М., 1992.

92. Бугай Н.Ф. По сведениям НКВД СССР были переселены. Киев, 1992.

93. Бугай Н.Ф. Л. Берия И. Сталину: «Согласно Вашему указанию.» - М.,1995.

94. Бугай Н.Ф. Операция «Улусы». Элиста, 1991.

95. В движении добровольном и вынужденном. Постсоветские миграции в Евразии / Под ред. А.Р. Вяткина и др. М., 1999.

96. Герман A.A. Немецкая автономия на Волге 1918-1941. Ч. 1-2. Саратов, 1992, 1994.

97. Герман A.A. История республики немцев Поволжья в событиях, фактах, документах. М., 1996.

98. Демография: современное состояние и перспективы развития / Под ред. Д.И. Валентей. М., 1997.

99. Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930-1960. М., 2003.

100. Исследования новейшей русской истории. (Нарымская хроника, 1930-1945).-Т. З.-М., 1997.

101. История Латвийской ССР. Т. 1-3. Рига, 1956.

102. История Литовской ССР. Вильнюс, 1954.

103. История Эстонской ССР. Т. 1-3. Таллинн, 1956.

104. Крысько В.Г., Деркач A.A. Этнопсихология. М., 1992.

105. Курс демографии / Под ред. А.Я. Боярского. М., 1985.

106. Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920-1930-е годы) / Под ред. С.А. Красильникова. Новосибирск, 2004.

107. Миграция и новые диаспоры в постсоветских государствах // Под ред. В .А. Тишкова. М., 1996.

108. Некрич А.И. Наказанные народы. Нью-Йорк, 1978. // Нева. - 1993. -№9-10.

109. Население России в 1920-1950-е гг.: численность, потери, миграции: Сборник научных трудов. М., 1994.

110. Население России в 20 веке. Т. 2: (1940-1959 гг.) Исторические очерки / Под ред. В.Б. Жиромской. М., 2001.

111. Национальная политика России: история и современность / Под ред. В. Тишкова и др. М., 1997.

112. Очерки истории Латвии с 1940 года до наших дней. Рига, 1991.

113. Парсаданова B.C. Советско-польские отношения в годы Великой Отечественной войны, 1941-1945.-М., 1982.

114. Пиримкулов Ш.Д. Польские школы и детские учреждения в СССР в 1941-1946 гг. Ташкент, 1990.

115. Полян П.М. Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР. М., 2001.

116. Психология национальной нетерпимости / Сост. Ю.В.Чернявская. -Минск, 1998.

117. Рабочий класс Сибири в период упрочения и развития социализма. Новосибирск, 1984.

118. Руусманн А. Эстонская республика в 1920-1939 гг. Таллинн, 1991.

119. Суслов А.Б. Спецконтингент в Пермской области (1929-1953 гг.). Екатеринбург, Пермь, 2003.

120. Так это было: национальные репрессии в СССР 1919-1952. В 3 т. / Сост. С.У. Алиева.-М., 1993.

121. Труска Л.С. Изменение классовой структуры общества в Литве в период строительства социализма (1940-1951). Рига, 1985.

122. Убушаев В.Н. Калмыки. Выселение и возвращение. Элиста, 1991.

123. Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии 1938-1939 гг.-М., 1991.

124. Чернова Т.Н. Российские немцы. Отечественная библиография 1991— 2000 гг.-М., 2001.

125. Шаджюс Г.А. Литва в переходный период от капитализма к социализму. 1940-1951 гг.-Вильнюс, 1984.

126. Шелестов Д.К. Историческая демография. М., 1987.

127. Статьи и тезисы в сборниках, продолжающихся изданиях и журналах

128. Базан Ч. Ссыльные поляки в Нарымском округе во время Второй мировой войны // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002.

129. Бакаева Э.П. Религия у калмыков до, во время и после депортации // Репрессированные народы: история и современность. Элиста, 1992.

130. Барановский Л. Вспомним всех поимённо. // Новости Игарки. 1991. -14 февр.

131. Белковец Л.П. Спецпоселение немцев в Западной Сибири (1941-1955) // Репрессии против российских немцев. Наказанный народ / Ред.-сост. И.Л. Щербакова.-М., 1999.

132. Блейре Д.В., Шнайдере И.Р. Сталинизм и становление политической системы Латвии (июнь 1940 1941 гг.) // Политические системы СССР и стран Восточной Европы / Под ред. А.Ф. Носкова. - М., 1991.

133. Боцковский Д. «К земле обетованной»: эксодус (исход) польского населения с севера СССР осенью 1941 г. // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002.

134. БрульВ. Депортированные народы в Сибири (1935-1965). Сравнительный анализ // Репрессии против российских немцев. Наказанный народ / Ред.-сост. И.Л. Щербакова. М., 1999.

135. Бугай Н.Ф. Депортация народов СССР // История СССР. 1993. -№ 1.

136. Бугай Н.Ф. 40-50-е годы: депортация народов в восточные районы РФ (историография, документы, комментарии) // Вестник Челяб. ун-та. Сер. истор. -1991.-№ 2.

137. Бугай Н.Ф. Депортация. Берия докладывает Сталину // Коммунист.1991.-№3.

138. Бугай Н.Ф. Депортация народов СССР: История и современность // Конфедерация репрессированных народов РФ. 1990-1992. Документы и материалы / Сост. И. Алиев. М., 1993.

139. Бугай Н.Ф. Депортация народов результат сталинской политики // Репрессированные народы: история и современность. - Элиста, 1992.

140. БургартЛ. Судьба человека судьба народа. Личные дела немцев-спецпереселенцев как источник по проблеме депортации и режима спецпоселения. Репрессии против российских немцев. Наказанный народ / Ред.-сост. И.Л. Щербакова.-М., 1999.

141. Буров А.И. К вопросу об основных причинах депортации «наказанных народов» // Репрессированные народы: история и современность. Элиста, 1992.

142. Бурхинов Д. О вкладе калмыков зарубежья в реабилитацию репрессированных народов // Репрессированные народы: история и современность. Элиста,1992.

143. Вальдман И.А. Депортация как феномен геополитики и общественного сознания // Массовая депортация польских граждан в новейшей истории Сибирской Полонии. Новосибирск, 2000.

144. Вооружённое националистическое подполье Эстонии в 40-50-х гг. // Известия ЦК КПСС. 1990. - № 8.

145. Вчера это было секретом (документы о литовских событиях 40-50-х гг.) // Известия ЦК КПСС. 1990. - № 10.

146. Вылцан М.А. Депортация народов в годы Великой Отечественной войны // Этнографическое обозрение. 1995. - № 3.

147. Гиза А. Судьбы польских ссыльных в СССР (1939-1945) // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002.

148. Гловацкий А. Начало возвращения на родину. Переселение части польских ссыльных из Восточной Сибири в Поволжье в 1944 г. // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002.

149. ГрыцюкГ. Место Сибири в советской репрессивной системе (19181956) // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002.

150. Гурьянов А.Э. Польские спецпереселенцы в Сибири (1940-1941) // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002.

151. Гурьянов А.Э. Польские спецпереселенцы в СССР в 1940-1941 г. // Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997.

152. Гурьянов А.Э. Масштабы депортации населения вглубь СССР в мае -июне 1941 г. // Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997.

153. Горланов O.A., Рогинский А.Б. Об арестах в Западных областях Украины и Белоруссии в 1939-1941 гг. // Репрессии против поляков и польских граждан. М.,1997.

154. Гучинова Э.-Б.М. Калмыки: ритуальное поведение в годы ссылки // Репрессированные народы: история и современность. Элиста, 1992.

155. Дзвонковский Р. Польское католическое духовенство, репрессированное в Сибирь (1920-1965) // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002.

156. ДудукинА.В. Историки о немцах Поволжья: историография Запада и России // Русско-немецкие культурные связи: история и современность. Самара,1998.f

157. Жаронь П. Депортация польского населения в Сибирь (1940-1941) и репатриация на родину (1945-1949) // Русско-немецкие культурные связи: история и современность. Самара, 1998.

158. Жоньца Я. Воспоминания о Сибири поляков, депортированных в начале Второй мировой войны // Русско-немецкие культурные связи: история и современность. Самара, 1998.

159. ЗемсковВ.Н. Спецпоселенцы (по документации НКВД-МВД СССР) // СОЦИС.- 1990.-№ 11.

160. ЗемсковВ.Н. Репатриация советских граждан и их дальнейшая судьба (1944-1956) // СОЦИС. 1995. - № 5.

161. ЗемсковВ.Н Заключённые, спецпоселенцы, ссыльнопоселенцы, ссыльные и высланные (Статистико-географический аспект) // История СССР. 1991. -№5.

162. ЗемсковВ.Н. Принудительные миграции из Прибалтики в 1940— 1950 гг. // Отеч. архивы. 1993. -№ 1.

163. Иордан И. Наука национального примирения // Общественные науки и современность. 1992. - № 4.

164. Исупов В.А. Демографическая сфера в эпоху сталинизма // Актуальные проблемы истории советской Сибири. Новосибирск, 1990.

165. КаралюнВ. О перемещении противников советской власти, капиталистических и деклассированных элементов 14 июня 1941 года // Латвия на грани эпох. Рига, 1988. - Вып. 2.

166. Карнаухов Д.В. Массовая депортация польских граждан в контексте развития советско-польских отношений накануне и в годы Второй мировой войны // Депортация польских граждан в Западную Сибирь (1939-1951). Новосибирск, 2000.

167. Кириллов В.М., Разинков С.Л. Массовые источники по депортации, спецпоселению, трудовой мобилизации советских немцев и опыт создания электронной базы данных // Семинар-тренинг программы «Возвращенные имена». Красноярск, 2002. Рукопись.

168. КичиковМ.Л. Истоки ликвидации калмыцкой автономии и депортация калмыцкого народа // Репрессированные народы: история и современность. Элиста, 1992.

169. Ковальская Э. Адаптация польских ссыльных к условиям жизни в Сибири (1940-1941) // Сибирь в истории и культуре польского народа. -М., 2002.

170. Кокурин А.И. Спецпереселенцы в СССР в 1944 г., или Год большого переселения // Отеч. архивы. 1993. - № 5.

171. КривецН.В. Депортация немцев с Украины в 1930 начале 1940-х гг. // Миграционные процессы среди российских немцев: исторический аспект / Ред. А. Герман, И. Плеве. - М., 1998.

172. Круус О. Государство против эстонских литераторов // Радуга. 1991.

173. JIaap М. Чёрные дыры истории // Радуга. 1991. - № 6.

174. Малиновский Л.В. История советских немцев в современной историографии ФРГ // Вопр. истории. 1991. - № 1-2.

175. Манджиев Т.Б. Массовые депортации народов: истоки и последствия // Репрессированные народы: история и современность / Ред. В.Б. Убушаев. Элиста, 1992.

176. Обердерфер Л.И. Труд немецких женщин на предприятиях города Новосибирска в годы Великой Отечественной войны // Новосибирская область в контексте Российской истории. Новосибирск, 2001.

177. Папков С.А. «Контрреволюционная преступность» и особенности её подавления в Сибири в годы Великой Отечественной войны (1941-1945) // Урал и Сибирь в сталинской политике. Новосибирск, 2002.

178. Парсаданова B.C. Депортация населения из Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939-1941 гг. // Новая и новейшая история. 1989. -№ 2.

179. Под маской независимости. Документы о вооружённом националистическом подполье в Латвии в 40-50-х гг. // Известия ЦК КПСС. 1990. -№11.

180. Полян П.М. Насильственные миграции в бывшем СССР // Миграционная ситуация в странах СНГ. М., 1999.

181. Полян П.М. Спецконтингент // Миграция населения. М., 1992.

182. Риекстиньш Я. Начало сталинских репрессий в Латвии // Даугава. -1992.-№ 1.

183. РоговскаяБ. Соблюдение религиозных обрядов поляками, депортированными в Сибирь (1939-1945) // Сибирь в истории и культуре польского народа. -М., 2002.