Поэтика подтекстов В. В. Набокова тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Шадурский, Владимир Вячеславович

• Шадурский, Владимир Вячеславович
• кандидат филологических наук
• 1999

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Шадурский, Владимир Вячеславович

Оглавление

Введение

Глава I. Проблемы анализа и интерпретации набоковской прозы

§ 1. Перспективы изучения межтекстовых связей прозы В.Набокова

§ 2. "Двоемирие" и подтекст Достоевского в романе В.Набокова "Лолита"

Глава II. Русская классика как подтекст прозы В.Набокова

§ 1. Поэтика пушкинского подтекста в романах Набокова

§ 2. "Петербургский текст" в романе В.Набокова "Отчаяние"

§ 3. Феномен А.П.Чехова в творческом воображении героев Набокова

Заключение

Примечания

Библиография

Приложение I. Художественный календарь "Лолиты"

Приложение II. Зимний костюм Онегина?

Приложение III. Подтекст М.Ю.Лермонтова

Приложение IV. Странная подпись А.П.Чехова

Приложение V. Подтекст Л.Н.Толстого

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поэтика подтекстов В. В. Набокова»

Введение.

Тема диссертации предполагает изучение нескольких важных аспектов набоковской прозы. Избранная для анализа проблема поэтики В.В.Набокова -проблема литературных подтекстов - связана с общими эстетическими принципами писателя и конкретными их проявлениями в произведениях.

Актуальность темы обосновывается необходимостью рассмотреть и проанализировать не исследованную в комплексе область поэтики В.В.Набокова. Интерпретаций набоковской прозы и комментариев к текстам писателя существует огромное количество как в зарубежном литературоведении, так и в отечественном. Но до сих пор нет исследования, в котором бы с учетом разных возможных подходов было целостно охарактеризовано такое уникальное явление в рассказах и романах Сирина - Набокова, как аллюзивные и реминисцентные образования, или - подтекст.

Проза этого русско-американского автора в силу особенности его дарования и творческого своеобразия содержит подтексты, отличающиеся по языковому происхождению и по отнесенности к литературам разных стран и к различным писателям. Мы стремимся дать комплексную концептуальную характеристику подтексту, который складывается из отсылок к произведениям русских поэтов и писателей. Изучая состав и функции обнаруженных цитат, аллюзий, реминисценций из русской литературы, мы осуществляем попытку их истолкования в связи с общими художественными принципами Набокова.

Цель проводимой работы - обозначить новый перспективный путь интерпретаций набоковского творчества через анализ литературных подтекстов. Научная новизна предлагаемого исследования обусловлена его главной целью. Мы считаем, что при изучении подтекста русской классики, составившей важную часть в прозе писателя, можно лучше и обстоятельнее выяснить отношение Набокова к традициям русской литературы XIX века, подойти к созданию более полной и объективной концепции его творчества.

Исследовав своеобразную русскую природу неординарного стиля Набокова, мы пытаемся увидеть те художественные причины, которыми вызывается очень противоречивый эффект восприятия набоковской прозы: от неуемного восторга - до

полного неприятия. Тем самым предлагается скромная возможность постижения феномена Набокова, чье творчество необычно странно воспринимается русскоязычным читателем, даже если он литературно грамотен и искушен в чтении современных игровых текстов.

Задачи диссертации:

-обосновать целесообразность интерпретации прозы Набокова через анализ подтекстов среди прочих подходов к истолкованию его рассказов и романов;

-рассмотреть особенности восприятия русской классики персонажами -писателями В .В .Набокова;

- изучить состав, строение и функции подтекстов А.С.Пушкина, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова в рассказах и романах В.В.Набокова;

Объектом исследования является русскоязычная и англоязычная проза В.В.Набокова. В центре внимания - рассказы "Ужас", "Облако, озеро, башня", романы "Отчаяние", "Дар", "Приглашение на казнь", "Лолита", "Истинная жизнь Себастьяна Найта", "Пнин", "Ада", "Просвечивающие предметы" ("Transparent Things"), для анализа привлекаются "Лекции по русской литературе", статьи, интервью писателя.

Предмет нашего анализа - это поэтика подтекстов набоковской прозы, а именно: элементы, которые составляют "литературный фон" произведения, и их функции. В центре внимания - подтекст русской классики (А.С.Пушкина, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова) как наиболее яркий и показательный в системе литературных подтекстов, которые обнаруживаются в системе рассказов и романов В.В.Набокова. Анализ подтекстов в конкретных произведениях ("Отчаяние", "Лолита", "Ада") позволяет наметить пути интерпретации творчества писателя.

Изучение подтекста играет важную роль в целостном восприятии и понимании литературного произведения. Подтекст нами рассматривается в определенной системе как завуалированный смысловой сегмент текста. Он имеет свой состав, свою генеалогию, развитие и выполняет эстетические задачи автора, то есть несет художественные функции.

У Набокова строение и функциональность подтекста одного рода, одной отнесенности чаще всего проявляются в нескольких произведениях, например, пушкинский подтекст в "Отчаянии", "Приглашении на казнь", "Лолите", "Аде", и

таким образом создается присутствие настоящей темы, традиции, в данном случае -Пушкина. Поэтому наш аспект исследования - интертекстуальные связи, проявляющиеся в контексте русской литературы и возникающие в новом качестве в контексте набоковской прозы.

Полагаем, что художественная позиция Набокова имплицитно обозначается посредством подтекста. Анализируя этот "литературный фон",*можно приблизиться к более подробной реконструкции авторской интенции и, значит, - к постижению писательской стратегии. В содержании подтекста сокрыто подлинное авторское знание и оценка.

Методологический подход в данном исследовании основан на структурно-семантическом принципе, который позволяет, во-первых, выделить определенные сопоставимые единицы ("петербургский текст" и "Отчаяние" Набокова), во-вторых, учесть функциональность каждой из них в контексте новом и прежнем (мотивы "петербургского текста" в XIX веке у Достоевского и в первой трети XX века у Сирина - Набокова).

Способом для изучения подтекстов - "литературного фона" - является структурный анализ того широкого "цитатного" уровня, в системе которого они воплощаются.

Мы полагаем, что анализируя функции приемов, содержащихся в подтекстах набоковской прозы, возможно избежать призрачных интертекстуальных соответствий, чем обычно грешат и в чем несомненно уязвимы многие комментаторские работы. На наш взгляд, менее гипотетичным и более доказательным является толкование прозы В.Набокова с учетом функциональности приемов, мотивов, общих для ряда его рассказов и романов.

Структура работы обусловлена поставленными задачами исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний, библиографии и пяти приложений.

' "Подтекст - подспудный, неявный смысл, не совпадающий с прямым смыслом текста. <...> В современных работах под термином "подтекст" обозначают также "литературный фон" произведения, который улавливается читателем по рассеянным в тексте намекам и реминисценциям, обычно скрытым и часто бессознательным". -См.: Сапогов В.А. Подтекст//Литературный энциклопедический словарь. - М., 1987. -С.284. Далее в работе мы используем это определение, дополняя его новыми значениями.

Теоретическая значимость диссертации. Это первое комплексное исследование подтекстов, содержащихся в прозе В.Набокова, которое предлагается как способ создания наиболее убедительных интерпретаций его творчества. Подобный подход может быть использован при изучении поэтики произведений русской литературы XX века и литературы Русского зарубежья.

Практическое значение исследования.

Материалы и результаты диссертации могут быть использованы в вузовской практике: спецкурсах, спецсеминарах, лекциях и практических занятиях по истории русской литературы и, в частности, в курсе "Литература Русского зарубежья". Некоторые суждения и характеристики можно применить в качестве дополнений к комментариям текстов В.Набокова.

Апробация материала.

Материалы исследования обсуждались на научных конференциях студентов и аспирантов ПГПИ (Псков, 1995), преподавателей и молодых ученых Псковского государственного педагогического института (1995), Новгородского государственного университета (1998), Чтениях, посвященных 70-летию Е.А.Маймина (Псков, 1996), Международной Пушкинской конференции (Псков, 1996), Набоковских чтениях (СПб.,1997, 1998), Четвертой международной Пушкинской конференции (Петербург -Нижний Новгород, - 1997), Первой и Второй конференциях "Литературный текст: проблемы и методы исследования" (Тверь, 1997, 1998), Международной конференции "Достоевский и Пушкин" (Великий Новгород - Старая Русса, 1998), Чтениях, посвященных памяти В.А.Сапогова (Псков, 1999).

Основные положения диссертации отражены в восьми печатных работах.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Шадурский, Владимир Вячеславович, 1999 год

Библиография.

I. Тексты В.В.Набокова и других писателей.

1. Набоков В.В. Собрание сочинений: В 4 т./ Сост. В.В.Ерофеев.- М., 1990.

2. Набоков В.В. Собрание сочинений американского периода: В 5 т. /Пер. с англ. Сост. С.Ильина, А.Кононова. Коммент. А.Люксембурга. - СПб., 1997 - ?.

3. Набоков В.В. Избранное /Сост. Н.А.Анастасьев. - На русском и англ. языках. - М.,

1990.

4. Набоков В.В. Романы: Истинная жизнь Себастьяна Найта; Пнин; Просвечивающие предметы /Пер. с англ. Вступ. ст. и коммент. А.Долинина. - М., 1991.

5. Набоков В.В. Лолита: Роман /Пер. с англ. Вступ. ст. и коммент. А.Долинина. - М.,

1991.

6. Набоков В.В. Романы. Рассказы. Эссе / Сост. М.Е.Устинов.- СПб., 1993.

7. Набоков В.В. Ада, или Страсть. Хроника одной семьи /Пер. Оксаны Кириченко, А.Гиривенко, А.Дранова; Коммент. Н.Синеусова. - Киев; Кишинев. - 1995.

8. Набоков В.В. Лекции по русской литературе /Пер. с англ. А.Курт и др., с франц. Т.Земцовой - М„ 1996.

9. Nabokov V.V. Lolita. - Greenwich, 1959.

10. Nabokov V.V. Ada, or Ardor: A Family Chronicle. - New York; Toronto, 1969. ?

11. Nabokov V.V. Lectures on Russian Literature /Edited by Fredson Bowers. - New York; London, 1981.

12. Гоголь H.B. Собрание сочинений: В 9 т. - М., 1994.

13. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. - Л., 1972 - 1990.

14. Пушкин A.C. Полное собрание сочинений: В 17 т. - М., Л., 1937 - 1959.

15. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. - М., 1974 - 1982.

II. Литература о творчестве В.Набокова на русском языке.

16. Александров В. Набоков и "серебряный век" русской культуры /Пер. с англ. Н.Анастасьева //Звезда. - 1996. -Nil.- С.215 - 230.

17. Анастасьев H.A. Феномен Набокова. - М., 1992.

18. Анастасьев H.A. Башня и вокруг. Взгляд на Владимира Набокова //Набоков В.В. Избранное. - М., 1990. - С.7 - 33.

19. Апресян Ю.Д. Роман "Дар" в космосе В.Набокова: Ст.2 //Изв. РАН. Сер. лит. и яз. - 1995. - Т.54, N 4. - С.6 - 23.

20. Барабаш Ю. Набоков и Гоголь (мастер и Гений): Заметки на полях книги В,Набокова "Николай Гоголь" //Москва. - 1989. - N 1,- С.180 - 193.

21. Барковская Н.В. Художественная структура романа В.Набокова "Дар" //Проблемы взаимодействия метода, стиля и жанра в советской литературе: Сб. научн. тр. -Свердловск, 1990. - С.ЗО - 42.

22. Берберова Н. Набоков и его "Лолита" //Неизвестная Берберова: Роман, стихи, статьи. - СПб., 1998. - С. 153 - 183.

23. Бетея Д.М. Изгнание как уход в кокон: образ бабочки у Набокова и Бродского //Русская литература. - 1991. - N 3.- С. 167 - 175.

24. Букс Нора. Роман-оборотень: О "Даре" В.Набокова //Cahiers du Monde Russe et Soviétique (CMRS). - Paris. - 1990. - Vol.XXXI, N 4. - P.587 - 624.

25. Букс Нора. "Волшебный фонарь" или "Камера обскура" - кинороман В.Набокова //CMRS. - Paris. - 1992. - Vol.XXXIII, N 2-3. - Р.181 - 206.

26. Букс Нора. Эшафот в хрустальном дворце: О романе В.Набокова "Приглашение на казнь" //CMRS. - Paris. - Vol.XXXV, N 4. - Р.821 - 838.

27. Букс Нора. Эшафот в хрустальном дворце: О русских романах Владимира Набокова. - М., 1998.

28. Вахрушев В., Сафронова А. (Рецензия) //Волга. - 1990. - N 3.- С. 180 - 181.

29. Вахрушев В. О словесных играх В.Набокова //Дон. - 1997. - N 10. - С.243 - 252.

30. Вахрушев В. (Рецензия) А.М.Люксембург и Г.Ф.Рахимкулова. Магистр игры Вивиан Ван Бок //Волга. - 1997. - N 7-8. - С.253 - 255.

31. Вострикова М.А. Проза В.Набокова 20-х годов: (Становление поэтики). Диссерт. на соиск. уч. ст. канд. ф. н. - М., 1995.

32. В.В.Набоков: Pro et Contra /Сост. Б.Аверина, М,Маликовой, А.Долинина. - СПб., 1997.

33. Давыдов С. "Тексты-матрешки" Владимира Набокова. - München, 1982.

34. Давыдов С. "Гносеологическая гнусность" В.Набокова//Логос. - 1991. -N 1. -С.175 - 184.

35. Давыдов С. "Пушкинские весы" Владимира Набокова //Искусство Ленинграда. -1991.-N6.-С.39-46.

36. Дарк О. Загадка Сирина: Примечания //Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. - М., 1990.

37. Дмитриенко О. Восхождение к Набокову: Книга для учителя. - СПб., 1998.

38. Джонг Эрика. "Лолите" исполняется тридцать //Диапфон: Вестник иностр. лит. -1994.- N 1. - С.6 - 13.

39. Долинин А. Цветная спираль Набокова //Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь. Роман. Эссе, интервью, рецензии. - М., 1989. - С.438 - 469.

40. Долинин А. Бедная "Лолита" //Набоков В. Лолита. - М., 1991.- С.5 - 14.

41. Долинин А. Комментарий //Набоков В. Избранное. - М., 1990. - С.621 - 687.

42. Долинин А. Комментарий //Набоков В. Лолита. - М., 1991. - С.356 - 414.

43. Долинин А. После Сирина//Набоков В. Романы. - М., 1991. - С.5 - 14.

44. Долинин А. Комментарий //Набоков В. Романы. - М., 1991. - С.401 - 430.

45. Долинин А. Две заметки о романе "Дар" //Звезда. - 1996. - N 11. - С.168 - 180.

46. Долинин А. Загадка недописанного романа //Звезда,- 1997.- N 12. - С.215 - 224.

47. Ерофеев В. Русский метароман В.Набокова, или в поисках потерянного рая //Вопросы литературы. - 1988. - N 10. - С. 125 - 160.

48. Ерофеев В. Лолита, или Заповедный оазис любви //Набоков В.В. Лолита. - М.,

1989.-С.5-15.

49. Ерофеев В. Русская проза Владимира Набокова //Набоков В.Собр. соч.: В 4 т. - М.,

1990.-T.1.-C.3-32.

50. Зверев А. Смена кожи (Рецензия на роман В.Набокова "Ада") //Иностранная литература. - 1997. - N 12. - С.230 - 232.

51. Злочевская A.B. Эстетические новации Владимира Набокова в контексте традиций русской классической литературы //Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. - 1997. -N4. -С.9- 19.

52. Злочевская А. Достоевский и Набоков //Достоевский и мировая культура. - М., 1996.-N7.-C.72 -95.

53. Иванов Г.В. Сирин. "Машенька". "Король, дама, валет". "Зашита Лужина". "Возвращение Чорба" //Иванов Г.В. Собр. соч.: В 3 т. - М., 1993.- Т.З. - С.522 - 525.

54. Иванова Е. Владимир Набоков: выломавшее себя звено //Литературная учеба. -1989. - N 6. - С.153 - 161.

55. Ильин С.А., Шапкин A.A. Набоков и Тургенев: интертекстуальные связи //Язык. Литература. Методика: Сб. научн. ст. - Луганск, 1996. - С.112 - 123.

56. Кдырбаева Б.А. История и личность в творчестве писателей 20-30-х годов XX в. (А.Толстой, М.Алданов, В.Набоков, Е.Замятин). Диссерт. на соиск. уч. ст. д-ра ф. н. -М., 1996.

57. Кедров К. Защита Набокова //Моск. вестник. - 1990. - N 2. - С.272 - 288.

58. Кедров К. Пламя Набокова: Художественые особенности романа "Бледное пламя" //Известия. - 1993. - N 4 (12 янв.). - С.7.

59. Коннолли Джулиан В. Загалка рассказчика в "Приглашении на казнь" В.Набокова //Русская литература XX века: Исследования американских ученых. - СПб., 1993. -С.446 - 457.

60. Кузнецов П. Утопия одиночества: Владимир Набоков и метафизика //Новый мир. -1992.-N 10.-С.243 -250.

61. Кузьмина С.Ф. Достоевский в зеркале Набокова //Достоевский и современность. Материалы X Международных старорусских чтений. - Старая Русса, 1996. - С.74 - 80.

62. Курицын В. Приглашение на казнь: Юрий Живаго и Федор Годунов-Чердынцев //Урал. - 1989. - N 6. - С.164 - 171.

63. Кучина Т.Г. Творчество В.Набокова в зарубежном литературоведении. Диссерт. на соиск. уч. ст. к. ф. н. - М., 1996.

64. Лало А.Е. "Твердые мнения" В.В.Набокова //Диалог. Карнавал. Хронотоп. - 1994. -N31.-С. 140- 152.

65. Лебедев А. К приглашению Набокова //Знамя. - 1989. - N 10. - С.203 - 213.

66. Левин Ю.И. Об особенностях повествовательной структуры и образного строя романа В.Набокова "Дар" //Russian Literature (Amsterdam). - NIX (2). - 1981. - Р.191 -229.

67. Левин Ю. Заметки о "Машеньке" В.Набокова //Russian Literature. - N XVIII (1). -1985.-Р.31 -42.

68. Левин Ю.И. Биспациальность как инвариант поэтического мира Набокова //Russian Literature. - N XXVIII (1). - 1990. - Р.45 - 124.

69. Леденев А.В. Стилевые потоки набоковской прозы //Тезисы докл. I конф. молодых ученых. - Ярославль, 1989. - С.39 - 41.

70. Лем Ст. Лолита, или Ставрогин и Беатриче /Пер. с польск. К.Душенко //Литературное обозрение. - 1992. - N 1. - С.75 - 85.

71. Линецкий В. За что же все-таки казнили Цинцинната Ц.? //Октябрь. - 1993. - N 12. - С.175 - 179.

72. Линецкий В. "Анти- Бахтин" - лучшая книга о Владимире Набокове. - СПб., 1994.

73. Липовецкий М. "Беззвучный взрыв любви": Заметки о Набокове //Урал. - 1992,- N 4.-С.155 - 176.

74. Липовецкий М. эпилог русского модернизма: (Художественная философия творчества в "Даре" Набокова) //Вопросы литературы. - 1994,- N 3. - С.72 - 95.

75. Липовецкий М.Н. Из предыстории русского постмодернизма. Метапроза Владимира Набокова: от "Дара" к "Лолите'У/Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики). - Екатеринбург, 1997. - С.44 - 106.

76. Люксембург A.M., Рахимкулова Г.Ф. Игровая стихия в прозе В.Набокова //Русская культура и мир: Тезисы докл. уч-в межд. научн. конф. - Нижний Новгород, 1993. -С.207 - 209.

77. Люксембург A.M. "Смех в темноте" и "Камера обскура": две версии одного романа В.Набокова //Русская культура и мир: Тезисы докл. уч-в межд. научн. конф. Ч.П. -Нижний Новгород, 1994. - С.99 -101.

78. Люксембург A.M., Рахимкулова Г.Ф. Магистр игры Вивиан Ван Бок (Игра слов в прозе Владимира Набокова в свете теории каламбура). - Ростов-на-Дону, 1996.

79. Макарова И. Два романа Владимира Набокова //Макарова И. Очерки истории русской литературы XX века. - СПб., 1995. - С. 164 - 186.

80. Медарич Магдалена. Владимир Набоков и роман XX столетия //Russian Literature. -NXXIX(l). - 1991.-С.79- 100.

81. Мельников Н. Безумное чаепитие с В.Набоковым //Литературное обозрение. -1997.-N2.-C.84- 87.

82. Млечко A.B. Пародия как элемент поэтики романов В.В.Набокова. Автореф. диссерт. на соиск. уч. ст. к. ф. н. - Волгоград, 1998.

83. Мулярчик A.C. Верность традиции: Расказы В.Набокова 20-30-х годов //Литературная учеба. - 1989. - N 1. - С. 167 - 169.

84. Мулярчик А. Постигая Набокова //Набоков В. Романы. - М., 1990. - С.5 - 18.

85. Мулярчик А. Следуя за Набоковым //Набоков В. Рассказы; Воспоминания.- М., 1991.-С.5 -22.

86. Мулярчик A.C. Набоков и "набоковианцы" //Вопросы литературы. - 1994. - N 3. -С.125 - 169.

87. Набоковский вестник. Петербургские чтения. Вып. 1. - СПб., 1998.

88. Носик Б. Мир и дар Владимира Набокова: первая русская биография писателя. -М., 1995.

89. Паперно И. Как сделан "Дар" Набокова //Новое литературное обозрение. - 1993. -N5.-C.138 - 155.

90. Пигулевский В.О. "Бледный огонь" В.Набокова в свете эстетики постмодерна //Русская культура и мир: Тезисы уч-в межд. научн. конф. - Нижний Новгород, 1993. -С.210 - 212.

91. Пискунов В. Тематические узоры судьбы //Пискунов В.М. Чистый ритм Мнемозины. - М., 1992. (сер. "Литература", N 3).

92. Польская С. Комментарий к рассказу "Облако, озеро, башня" //Scando - Slavica. _ 1989.-t.35.-P.lll - 124.

93. Приходько В. "Колыбель качается над бездной", или Тайна Владимира Набокова //Литература в школе. - 1991. - N 3. - С.53 - 59.

94. Пуля И.И. Образ-миф России в русских романах В.В.Набокова (20-е, 30-е годы XX века). Диссерт. на соиск. уч. ст. к. ф. н. - Вологда, 1996.

95. Пурин А. Набоков и Евтерпа //Новый мир. - 1993. - N 2. - С.224 - 241.

96. Рахимкулова Г.Ф. Маркировка и маскировка каламбуров в игровой прозе В.Набокова //Русская культура и мир: Тезисы докл. уч-в межд. научн. конф. Ч. П. -Нижний Новгород, 1994. - С.101 - 103.

97. Сараскина JI. Набоков, который бранится... //Октябрь. - 1993.- N 1. - С. 176 - 189.

98. Семенова Н.В. Цитация в романе В.Набокова "Король, дама, валет" //Проблемы и методы исследования литературного текста. - Тверь, 1997. - С.59 - 73.

99. Семенова Н.В. О цитации в романе В.Набокова "Машенька" (немецкие влияния) //Материалы Второй конф. "Литературный текст: проблемы и методы исследования". -Тверь, 1998.-С.118- 120.

100. Сендерович С., Шварц Е. Вербная штучка: Набоков и популярная культура //Новое литературное обозрение. - 1997. - N 24. - С.93 - 110.

101. Сконечная О.Ю. Традиции русского символизма в прозе В.Набокова 20-х, 30-х годов. Диссерт. на соиск. уч. ст. к. ф. н. - М., 1994.

102. Слюсарева И. Построение простоты: Опыт прочтения романа В.Набокова "Защита Лужина" //Подъем. - 1988. - N 3. - С.129 - 140.

103. Соколов А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов. - М., 1991.

104. СпивакМ. "Колыбель качается над бездной...": Философия детства В.Набокова //Детская литература. - 1990. - N 7. - С.23 - 26.

105. Тамми Пекка. Заметки о полигенетичности в прозе Набокова//Проблемы русской литературы и культуры. - Хельсинки, 1992. - С.181 - 194.

106. Толстой И. О романе "Отчаяние". Послесловие //Волга. - 1989.-N2.-C.114-117.

107. Толстой И.Н. Зубастая женщина, или Набоков после психоза //Звезда. - 1990. - N 3.-С.178 - 183.

108. Топоров В. Набоков наоборот//Литературное обозрение. - 1990. - N 4. - С.71 - 75.

109. Федоров B.C. О жизни и литературной судьбе В.Набокова //Набоков В.В. Стихотворения и поэмы. - М., 1991. - С.5 - 16.

110. Ходасевич В.Ф. О Сирине. "Защита Лужина"; "Камера обскура" //Ходасевич В.Ф. Колеблемый треножник.: Избранное. - М., 1991. - С.458 - 462; 556 - 562.

111. Шапиро Г. Русские литературные аллюзии в романе В.Набокова "Приглашение на казнь" //Russian Literature. - 1981. - Vol. IX (4). - Р.369 - 378.

112. Шаховская 3. В поисках Набокова //Шаховская З.А. В поисках Набокова; Отражения. - М., 1991. - С.9 - 107.

113. Шубина М. тоска по экологической нише: (Тема родного дома в прозе В.Набокова) //Искусство Ленинграда. - 1990. - N 4. - С. 104 - 108.

114. Шульпяков Г. Правила поведения во сне (Рецензия на "Прозрачные вещи") //Новый мир. - 1997. - N 8. - С.240 - 242.

115. Яновский B.C. Поля Елисейские. СПб., 1993. - С.228 - 230; 254 -255. III. Литература о творчестве В.Набокова на английском языке.

116. A Book of things about Vladimir Nabokov /Edited by Carl R.Proffer. - Ann Arbor, 1974.

117. Alexandrov Vladimir E. Nabokov's Otherworld. - Princeton, New Jersey, 1991.

118. Barabtarlo Gene. "Lolita" in Russian //The Nabokovian. - 1987,- N 18 (spring). - P.23 -27.

119. Bodenstein J. "The Excitement of Verbal Adventure". A Study of Vladimir Nabokov's Prose. - Heidelberg, 1977.

120. Boyd Brian. Vladimir Nabokov: The Russian Years. - Princeton, New Jersey, 1990.

121. Boyd Brian. Vladimir Nabokov: The American Years. - Princeton, New Jersey, 1991.

122. Brown E. Nabokov, Chernyshevsky, Olesha and the Gift of Sight //Literature, culture and society in the modern age: In honor of Joseph Frank. - Stanford, 1992. - 2. - P.280 - 294.

123. Chances Ellen. Chekhov, Nabokov and the Box: Making a case for Belikov and Luzhin //Russian Language Journal. - 1987. - Vol.40. - N 140.

124. Clancy L. The Novels of Vladimir Nabokov. - London, 1984.

125. Connolly Julian W. Nabokov's Early Fiction: Patterns of Self and Other. - Cambridge, 1992.

126. Dolinin A. Two Notes on the Intertextuality of Nabokov's Russian Novels //The Nabokovian. - 1994. - N 33 (fall). - P.16 - 22.

127. Field Andrew. VN: The Life and Art of Vladimir Nabokov. - New York, 1986.

128. Foster John Burt. Nabokov before Proust: The Paradox of anticipatory memory //Slavic and East European Journal (SEEJ). - 1983. - Vol. 33 (N 1). - P.78 - 94.

129. Foster John Burt. Nabokov's Art of Memory and European Modernism. - Princeton, New Jersey, 1993.

130. Grayson J. Nabokov translated: A Comparison of Nabokov's Russian and English Prose. - Oxford, 1977.

131. Hales Corrinne. The Narrator in Nabokov's "Pnin" //Russian Literature TriQuarterly. -Ann Arbor.- 1989. - N 22. - P. 169 - 181.

132. Johnson D.Barton. Worlds in Regression: Some Novels of Vladimir Nabokov. - Ann Arbor, 1985.

133. Julian Michael. Vladimir Nabokov: A Descriptive Bibliography. - New York; London, 1986.

134. Le L.L. Vladimir Nabokov. - England, 1976.

135. Lokrantz Jessie Thomas. The Underside of the Weave: Some Stylistic Devices used by V.Nabokov: Doctoral Diss. - Uppsala, 1973. - (Studia anglistica upsaliensia. N 11).

136. Meyer Priscilla. Reflections of Shakespeare: Vladimir Nabokov's "Pale Fire" // Russian Literature TriQuarterly. - Ann Arbor. - 1989. - N 22. - P. 145 - 168.

137. Naumann Turkevitch M. Blue Evenings in Berlin: Nabokov's Short Stories of the 1920 s. - New York, 1978.

138. Naumann Turkevitch M. Nabokov and Pushkin's Tuning Fork //Russian Literature. -1991. - Vol.XXIX (N 2). - P.229 - 242.

139. O'Connor Katherine Tiernan. Rereading Lolita, Reconsidering Nabokov's Relationship with Dostoevsky //Slavic and East European Journal (SEEJ). - 1989. - Vol.33 (N 1). - P.64 -77.

140. Paducheva E.V. From Pushkin to Nabokov: Narrator in the position of observer //Russian Literature. - 1994. - Vol.XXXVI (N 3). - P.353 -370.

141. Pifer Ellen. Nabokov and the Novel. - Cambridge, Massachusetss,1980.

142. Peterson Dale E. Nabokov and the Poe-Etics of composition //SEEJ. - 1989. - Vol.33 (N 1).- P.95 - 107.

143. Proffer Carl R. Keys to Lolita. - Bloomington, London, 1968. - (Indiana University Humanities series. N 64).

144. Tammi Pekka. Problems of Nabokov's Poetics: A Narcological Analysis. - Helsinki, 1985.

145. The Garland Companion to Vladimir Nabokov /Edited by Vladimir E. Alexandrov. -New York; London, 1995.

146. The Nabokovian /Edited by Stephen Jan Parker. - Lawrence (KS). - 1987. - N 18 (spring); 1990. - N 25. (fall); 1994. - N 33 (fall).

IV. Литература о творчестве других авторов.

147. Анненков П.В. Материалы для биографии А.С.Пушкина. - М., 1984.

148. Баевский B.C. Время в "Евгении Онегине" //Пушкин: Исследования и материалы. XI.-Л., 1983.-С.115 - 130.

149. Бердников Г.П. "Дама с собачкой" А.П.Чехова: К вопросу о традиции и новаторстве в прозе Чехова. - Л., 1976.

150. Бердников Г.П. Чехов-драматург: Традиции и новаторство в драматургии А.П.Чехова. - М„ 1981.

151. Благой Д.Д. Достоевский и Пушкин //Благой Д.Д. Душа в заветной лире. - М., 1977.

152. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. Избранные труды. - М., 1980.

153. Горячева М.О. "Машенька" Набокова: чеховская версия русского характера? //Чеховиана. Чехов и "серебряный век". - М., 1996. - С.160 - 169.

154. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. - М., 1957.

155. Ивлева Т.Г. "Точки зрения" в драматургии А.П.Чехова //Проблемы и методы исследования литературного текста. - Тверь, 1997. - С.53 - 59.

156. Ивлева Т.Г. Ремарка, предваряющая действие, в комедии А.П.Чехова "Вишневый сад" //Материалы Второй конф. "Литературный текст: проблемы и методы исследования". - Тверь, 1998. - С.66 - 68.

157. Карякин Ю.Ф. Достоевский и канун XXI века. - М., 1989.

158. Козмин В.Ю. Конфликт костюмов в романе А.С.Пушкина "Евгений Онегин" // Материалы IV Межд. Пушкинской конф. - СПб., 1997. -.С.116 - 120.

159. Кошелев В.А. Евангельский "календарь" пушкинского "Онегина" (к проблеме внутренней хронологии романа в стихах) //Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX веков. - Петрозаводск, 1994. - С. 131 - 150.

160. Немирович-Данченко Вл.И. От редактора //Эфрос Н. "Три сестры". Пьеса А.П.Чехова в постановке Московского художественного театра. - Пб., 1919. - С.8 - 10.

161. Соколов О.В. Новаторские русские оперы на сюжеты Пушкина //Болдинские чтения. - Нижний Новгород, 1997. - С.65 - 76.

162. Тархов А.Е. Судьба Евгения Онегина: Комментарий //Пушкин A.C. Евгений Онегин.-М., 1978.

163. Топоров В.Н. Об историзме Ахматовой //Russian Literature. - 1990. - Vol.XXVIXL -Р.277 - 418.

164. Топоров В.Н. О стуктуре романа Достоевского в связи с архаичными схемами мифологического мышления ("Преступление и наказание") //Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. - М., 1995. -С.193 - 258.

165. Чеховиана. Чехов и "серебряный век". - М., 1996.

166. Eugene Onegin. A Novel in Verse by Alexander Pushkin /Transi, with a commentary, by V.Nabokov, in 4 Vols. - Princeton, New Jersey, 1964.

V. Работы теоретического характера.

167. Барт Ролан. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. - М., 1989.

168. Гинзбург Л.Я. О лирике. - М., 1997.

169. Гюббенет И.В. К проблеме понимания литературно-художественного текста (на английском материале). - М., 1981.

170. Евсеев A.C. Основы теории аллюзии: (На материале русского языка). Диссерт. на соиск. уч. ст. к. ф. н. - М., 1990.

171. Козицкая Е.А. Автоцитация и интертекстуальность (Два стихотворения Б.Окуджавы) //Литературный текст. Проблемы и методы исследования. - Вып. IV. -1998.-С.120- 126.

172. Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы. - Ижевск, 1992.

173. Липовецкий Н.М. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики). -Екатеринбург, 1997.

174. Лотман Ю.М. Избранные статьи в трех томах. - Таллинн, 1992 - 1993.

175. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. - СПб., 1996.

176. Материалы к "Словарю сюжетов и мотивов русской литературы": от сюжета к мотиву /Под ред. В.И.Тюпы. - Новосибирск, 1996.

177. Машкова Л.А. Литературная аллюзия как предмет филологической герменевтики. Диссерт. на соиск. уч. ст. к. ф. н. - М., 1989.

178. Орлицкий Ю.Б. Взаимодействие стиха и прозы: Типология переходных форм. Диссерт. на соиск. уч. ст. д-ра ф. н. - Донецк, 1992. [Глава ",Случай' В.Набокова. Стиховедение и стих в романе "Дар"". С. 106 - 146.]

179. Смирнов И.П. Порождение интертекста. (Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л.Пастернака.) - СПб., 1995.

180. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. - М., 1995.

181. Тюпа В.И. Тезисы к проекту словаря мотивов //Дискурс. - Новосибирск. - 1996. -N2.

182. Чичерин A.B. Очерки по истории русского литературного стиля: Повествовательная проза и лирика. - М., 1985.

183. Эко Умберто. Предисловие к роману "Имя Розы" //Иностранная литература. -1988.-N 10.-С.76- 103.

184. Brower R.A. Alexander Pope: The Poetry of Allusion. - Oxford, 1959. VI. Справочная литература.

185. Казак Вольфган. Набоков В.В. //Казак В. Лексикон русской литературы XX века. -М., 1996.-С.269 -271.

186. Кирсанова Р.М. Костюм в русской художественной культуре 18 - первой половины 20 вв. (Опыт энциклопедии.) - М., 1995.

187. Красавченко Т. Набоков В. //Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века. Энциклопедический биографический словарь. - М., 1997. -С.441 - 445.

188. Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - М.

189. Литературный энциклопедический словарь. - М., 1987.

190. Музыкальная Энциклопедия. Т.5 - М., 1981.

191. Русские писатели. XIX век. Биобиблиографический словарь: В 2 ч. - М., 1996.

192. Сидельников Л.С. Петр Ильич Чайковский. - М., 1992.

193. Словарь языка Пушкина: В 4 т. - М., 1956 - 1961.

194. Советский энциклопедический словарь. - М., 1985.

195. Современное зарубежное литературоведение. Энциклопедический справочник. -М., 1996.

Художественный календарь романа "Лолита".

В конце 26 главы II части Гумберт случайно обмолвился о странном противоречии: "Замечаю, что каким-то образом у меня безнадежно спутались два разных эпизода - мое посещение Брайсландской библиотеки на обратном пути в Нью-Йорк и прогулка в парке на переднем пути в Кантрип, но подобным смешением смазанных красок не должен брезговать художник-мнемозинист (Н 2; С.322 - 323).

Неожиданное наложение двух эпизодов указывает на раздвоение реальности романа, раздвоение событий и времени.

Вернее, к 26 главе II части все события жизни постигнувшего "потусторонность" Гумберта завершаются. Его настоящая "биографическая" жизнь, которая не попадает в дальнейшее повествование, уже невидна; для читателя время Гумберта-нимфолепта, Гумберта-марионетки словно остановилось.

Напротив, после 26 главы задается ход времени Гумберта-писателя. Прозревающий герой полагает, что смог освободиться от произвола Мак-Фатума, роковой силы судьбы, и сочиняет рассказ по прихоти своего воображения, по собственной воле.

Соответственно, если "авторская" часть повествования отличалась избытком авторского знания, который определял заряд сюжета, содержание достающихся Гумберту реминисценций, то "персонажная" часть повествования определяется избытком знания героя. Его воображение, память обусловливают ход действий, смены ситуаций, наборы аллюзий.

Русская версия романа "Лолита" в 27 главе содержит аллюзию, представляющую контаминацию сюжета "Евгения Онегина" и "Анны Карениной": "Никогда не уедет с Онегиным в Италию княгиня N (Н 2; С.325). Эта

1 "I notice I have somehow mixed up two events, my visit with Rita to Briceland on our way to Cantrip, and our passing through Briceland again on our way back to New York, but such suffusions of swimming colors are not to be disdained by the artist in recollection". - Nabokov Vladimir. Lolita. - Greenwich, 1959. - P.240. Далее в тексте Приложения мы указываем ссылки на это издание: (L, Р.240).

аллюзия стоит в череде тех литературных финалов (Шекспир, Флобер - в английской версии (L, Р.241 - 242)), которые так естественны и традиционны в реальной человеческой жизни: "Я часто замечал, что мы склонны наделять наших друзей той устойчивостью свойств и судьбы: которую приобретают литературные герои в уме у читателя <...> Всякое отклонение от выработанных нами судеб кажется нам не только ненормальным, но и нечестным" (Н 2; С.325). Но Гумберт, стряхивающий с себя стилевые стереотипы автора, хочет избавиться и от традиционных развязок.

Контаминация сюжетов "Евгения Онегина" и "Анны Карениной" должна подсказать читателю, что ему придется иметь дело с новой игрой по прежним правилам. Гумберт, используя каламбурообразовательный опыт автора, успешно применяет литературные аллюзии в стратегии собственной игры.

Дальнейшим рассказом он опровергает предрешенность своей истории и отклоняется от "выработанных нами" судеб, изображая не реалистическую расправу над Скиллером и бежавшей Лолитой, а - именно фарсовую сцену убийства Куильти.

Литературные знаки, в частности, добавленная русская аллюзия таким образом тесно связаны со временем романа, художественным календарем и кодировкой хронологии событий. Они выполняют функцию подсказки для читателя, настраивая его на вдумчивое восприятие чисел, дат. Цитаты из Пушкина [вспомним еще "буду жить долгами, как жил его отец, по словам поэта"] (Н 2; С.367) оказываются таким же средством адаптации неискушенного русского читателя к игровому тексту, как и дополнительные цифровые указания. Хотя многочисленные цифровые данные мы не берем для анализа, например, побег Лолиты 4 июля - в День Независимости США, некоторые числа, связанные с литературой, необходимо учесть.

Смешение Гумбертом двух эпизодов в конце 26 главы - симптом недостоверности его рассказа.

В русской версии Набоков указывает на точное время начала повествования героя: "<..,> моя фантазия подвергалась Прустовским пыткам на Прокрустовом ложе, - ибо в то утро, 22 сентября 1952 года, когда я спустился за почтой <...>" (Н 2; С.324). В английской версии время приблизительно, точная дата отсутствует: "My fancy was

both Proustinezed and Procrustianezed; for that particular morning, early in September 1952, as I had come down to grope for my mail <...>." (L, P.241). Опять-таки, в русской "Лолите" в 25 главе II части есть замечание о последнем месяце жизни, а, значит, и -рассказа Гумберта: "<...> подробное описание последних трех пустых лет, от начала июля до середины ноября 1952 <...>" (Н.2; С.311). Однако в англоязычном варианте этого нет (L, Р.231). Эти факты для понимания того, что же действительно произошло с Гумбертом, который фальсифицирует убийство, да еще путает фрагменты романа-памяти.

Брайен Бойд прочитывает судьбу Гумберта в традиционном ключе - доверяя Предисловию Джона Рэя.

Так же поступает и Карл Проффер.3

Мы вслед за А.Долининым полагаем, что Гумберт писал свою часть романа без прямого авторского вмешательства, не в тюрьме, а сидя в своей нью-йоркской квартире. Если мы прислушаемся к словам персонажа и проверим его числа (в последней главе Гумберт говорит, что начал писать 56 дней назад в лечебнице для психопатов, а затем продолжил в тюрьме), то узнаем, что в тюрьме он не был, а в канун 22 сентября - день получения неожиданных и попросту фиктивных писем, день начала рассказа - Гумберт грустил о Лолите в Нью-Йорке.4

Интересно, что фраза Гумберта в русской "Лолите" звучит как цитата из тютчевского стихотворения "Есть в осени первоначальной...", а именно - отражение строки "Весь день стоит как бы хрустальный...", это, разумеется, отметили отечественные комментаторы, но не оговорили возможность ее смыслового применения. Мы думаем, что в данном случае аллюзия указывает на важность в структурном плане места, где имплицитно игровая композиция "Лолиты"

2 "Humbert begins his manuscript in custody after murdering Quilty and publicly proclaiming what he has done <...>" Boyd Brian. Vladimir Nabokov. The American Years. Princeton, N.J., 1991 - P.230.

3 Proffer Carl R. Appendix B. A Calendar of Lolita.// Proffer Carl R. Keys to Lolita. - Bloomington - London, 1968,- P.125-130.

4 "Утратив всякую надежду выследить беглянку и ее похитителя, я вступил в новую фазу существования: я теперь пытался ухватиться за старые декорации и спасти хотя бы гербарий прошлого <...> Верлэновская осень звенела в воздухе как бы хрустальном". (Н.2; С.320).

распадается: вторая часть игрового текста принадлежит соперничающему с автором персонажу. Это знак, который должен привлечь русскоязычного читателя. Не случайно комментаторы А.Долинин и А.Люксембург обращают внимание на изменения в тексте русской "Лолиты", которые происходят после 22 сентября.

В одном лишь мы не согласны с А.Долининым, а именно - в подсчете дней. 16 ноября 1952 года, как свидетельствует Джон Рэй, - дата смерти "биографического" Гумберта и дата завершения "Исповеди Светлокожего Вдовца". Вычитая 56 дней, мы получаем 21 сентября, 56-й день обратного отсчета, то есть замысел Гумберта Гумберта вернуть Лолиту, воскресив ее в слове, приходится на знаменательный для христиан день - праздник Рождества Пресвятой Богородицы. А. Долинин указывает 22 сентября, 5 что, на наш взгляд, не вписывается в стройную систему чисел, столь любимую писателем.

Отчаявшись найти Лолиту, Гумберт начинает страдать из-за угрызений проснувшейся совести и необходимости изжить в себе того черного двойника, который когда-то поработил, а потом потерял Лолиту. Прозревающему Гумберту требуется выразить ранее небывалое чувство - любовь. Перерождаясь, герой перестает быть эгоцентричным рационалистом, видит себя со стороны и видит иной свою "исчезнувшую Долорес". В последних словах книги - кульминация Гумберта, постигнувшего любовь и боль. Герой осознает вину и переживает раскаяние, интуитивно приближаясь к истине, авторской "потусторонности".

Постижение истинной любви, озарение, сродни божественному откровению, приходит к Гумберту в Рождество Богородицы.

Через 40 дней после "смерти" Гумберта душа его "покидает" землю: от родов умирает "жена Ричарда Скиллера" (что это Лолита не сказано). Это мы узнаем из того же Предисловия Джона Рэя. Но если Гумберт не убивал Куильти, не сидел в тюрьме и не умирал (все это действительно - плод его бросающей вызов фантазии), то, следовательно, и автор предисловия не доктор философии из Массачусетса, а он сам. Правда, "хитрющий Гумберт" еще в последней главе предусмотрел, как отвлечь от себя возможные подозрения в авторстве предисловия. Он уверяет: надеялся, "будет мальчик" (Н 2; С.375), но в

предисловии, словно для демонстрации ошибки "проницательного" Гумберта, сообщается о мертворожденной девочке жены "Ричарда Скиллера".

Таким образом, с одной стороны, сороковой день смерти Гумберта пришелся бы на Рождество Иисуса Христа (по католическому календарю), с другой - смерть девочки, едва появившейся на свет, в праздничный день явления сына Божьего и смерть ее матери придали бы трагичности всему роману.6

Лолита в фантазии Гумберта Гумберта могла быть матерью, но не смогла ею стать. Существующий в подтексте евангельский "сюжет" оттеняет трагичность судьбы Лолиты и тяжесть греха Гумберта.

Литературный фон тоже связан со временем и событиями в финале романа. Не случайно, что тютчевская цитата (или псевдоцитата), уже подсказывала композиционное разъединение. В слегка искаженном виде она звучит в кульминационной сцене, когда Гумберт стоит на склоне холма: "Мелодия, которую я слышал составлялась из звуков играющих детей, только из них, и столь хрустален был воздух <...>" (Н.2; С.374). Рассказ Гумберта получает кольцевое обрамление и композиционно завершается. Строгость композиции "круга" говорит об исполненности задуманного Гумбертом: о реальном воплощении, вхождении его рассказа в календарь и общую композицию текста романа. Пытаясь присвоить законы времени, Гумберт мечтает не о мести, а о свободе - "единственном бессмертии", которое он может разделить со своей Лолитой.

5 Долинин А. Бедная "Лолита'У/Набоков В. Лолита. М., 1991. - С.12.

6 М.Липовецкий заметил по этому поводу следующее: "<...> то, что Лолита "умерла от родов, разрешившись мертвой девочкой", - это логичный результат свершившейся бытийной трагедии; детство уже невозможно в новом варианте - в судьбе дочки самой Лолиты (особую многозначительность этой смерти придает и дата - 25 декабря: несостоявшееся Рождество?)". - См. : Липовецкий М.Н. Из предыстории постмодернизма (Метапроза Владимира Набокова: от "Дара" до "Лолиты") // Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики). - Екатеринбург, 1997. - С. 100.

Зимний костюм Онегина?

Костюмы героев пушкинского романа обычно рассматривают как знак

авторской позиции.1

Особенности головного убора, боливара, в котором Онегин появляется в первой главе, традиционно связывают с политическими взглядами Пушкина.2

Принято понимать, что ношение этой шляпы3 - признак свободомыслия прогрессивного Онегина. Разумеется, слово "боливар", кроме политического смысла, несет и конкретное значение: предмет верхней одежды. Казалось бы, комментаторы романа не должны были пройти мимо толкования этого предметного значения. Им следовало бы указать на соответствие / несоответствие шляпы Онегина сезону (неожиданно ранняя зима), моде (начало XIX века), общепринятой стилистике костюма.

Однако по традиции ученые отказываются воспринимать значение природного календаря во временной организации романа.4

Только в статье В.А.Кошелева показано, что противоречия в костюме Онегина (имеется в виду первая глава, XV - XVI) обусловлены несовпадением природных реалий, исторического времени, и художественного календаря романа. "Бытовые" несообразности предопределены самим Пушкиным, декларировавшим свой главный принцип - своеволие, авторское "хотение": "Попробуйте соединить две указанных здесь принадлежности верхней одежды Онегина: "боливар" (легкую широкополую шляпу из плодного шелка) и

1 Лотман Ю.М. Роман A.C. Пушкина "ЕО". Комментарии. - JI. 1983. - С.140; Козмин В.Ю. Конфликт костюмов в романе A.C. Пушкина "ЕО"// Материалы IV Международной Пушкинской конференции. - СПб., 1997,-С.116-120; и др.

2 "<...>.Пушкину важно ввести в повествование "боливар" (символ республиканского вольнолюбия) - и он легко забывает о "календаре природы". - См. Кошелев В.А. Евангельский "календарь" пушкинского "Онегина"(К проблеме внутренней хронологии романа в стихах) // Евангельский текст в русской культуре XVIII - XX веков. - Петрозаводск, 1994. - С. 131-150.

3 -"Боливар - жесткая шляпа-цилиндр с большими полями. Название от имени Симона Боливара -руководителя борьбы за независимость испанских колоний в Латинской Америке". - См.: Кирсанова P.M. Костюм в русской художественной культуре 18 - первой половины 20 вв. (Опыт энциклопедии). - М., 1995. -С.45.-

4 "Время романа - не столько историческое, сколько культурно-историческое, вопросы же хронологии оказываются на периферии художественного зрения поэта". -См.: Баевский B.C. Время в "Евгении Онегине"// Пушкин: Исследования и материалы. XI -Л., 1983. - С.129-130.; См. так же: Тархов А.Е. Судьба Евгения Онегина: Комментарий// Пушкин A.C. Евгений Онегин. - М., 1978.

заиндевевшую шубу... Действие "дня Онегина", как известно, разворачивается морозной петербургской зимой <...>; само гуляние по бульвару, да еще "на просторе", да еще в летней бразильской шляпе в это время весьма сомнительно".5

Конечно, трудно представить сочетание "жесткого цилиндра с большими полями" (по определению составителя энциклопедии Р.М.Кирсановой), серебрящегося воротника и заиндевевшей шубы. Это и понятно, ведь в пушкинском тексте сообщается предельно точно всего о двух деталях костюма Онегина: о его "боливаре" и о том, что "морозной пылью серебрится / Его бобровый воротник" (курсив наш. - В.Ш.). Имеем ли мы право домысливать пушкинские слова и утверждать, что "бобровый воротник" - это метонимическое называние целой бобровой шубы? И так ли невозможно быть в шляпе зимой? Вспомним, что герой романа дворянин, "как dandy лондонский одет", светский щеголь, которому не к лицу в тяжелой объемной шубе разъезжать по домам Петербурга начала XIX века.

Скорее всего, мы имеем дело не с противоречиями в костюме Онегина, а со странностью читательского восприятия реалий исторического типа одежды и состояния погоды.

Во-первых, "морозная пыль" - это уже не снег, который мог бы занести шубу и напасть на широкие поля шляпы (в этом случае прогулка "на просторе" до "обеда" была бы крайне затруднительна), это - мелкие пушистые снежинки, в вечернем свете фонарей. Во-вторых, воротник может быть не только на шубе,6 но и на шинели. Словарь языка Пушкина указывает, что слово "воротник" использовалось поэтом всего три раза ,и дважды - в сочетании со словом "бобровый": в "Евгении Онегине" и "Пиковой даме". В одном фрагменте повести автор сообщает нам о тех же двух деталях , но теперь они - в одежде Германна: "Он стоял у самого подъезда, закрыв лицо бобровым воротником (курсив наш. - В.Ш.): черные глаза его сверкали из-под шляпы". Странно, что ученые, отрицающие "календарь природы" в "Евгении Онегине", объясняют

5 Кошелев В.А. Указ. Соч. С.142 - 143.

6 "В произведениях русской литературы чаще встречается упоминание о штатской Ш. - одежде из дорогих сукон, на меховой подкладке и с меховым воротником для зимы<...> Добротная Ш. Служила знаком преуспеяниям..>" - См.: Кирсанова P.M. Указ. Соч. С.328.

необходимость шубы на плечах героя "природными" причинами - зимним морозом.

Разумеется, пример с Германном можно посчитать неубедительным. Очевидно, что его "бобровый воротник" - именно на шинели, а не на шубе, потому что Германн -инженер (служащий). Важно иное: в зимний день начала XIX века молодой человек вполне мог появиться на улице в шинели и шляпе. Рассматривать шинель как признак зависимости человека от государства так же сомнительно, как в наши дни считать пиджак атрибутом чиновника. Исторически неверно этот вид верхней одежды соотносить с положением человека в государстве, с его политическими настроениями,7 потому что шинель - это просто модная гражданская одежда, в которую и мог быть "одет" Онегин. Бобровый воротник очень богато (и по моде) смотрелся на шинели.

В комментариях к "Евгению Онегину" (глава первая, XV - XVI) В.Набоков ,в отличие от нынешних исследователей, учитывает не только "художественное" время, но и время историческое. Начало повествования - осень 1819 года: "В 1819 году первый снег выпал 5 октября, и Нева десятью днями позже оказалась подо льдом. В

о

1824 году 7 ноября Нева была еще свободна ото льда".

Соответственно, Набоков детально характеризует вещи времени - модную шляпу и шинель, которую он видит на Онегине: "Боливар - это была шелковая шляпа, с широкими поднятыми кверху полями, трубовидной формы Очень модна в Париже и Петербурге 1819 года. Русские комментаторы от П.Бартенева до М.Цявловского дают неправильное описание этой шляпы"; "это меховой воротник шинели эпохи Александра 1-е большой пелериной и просторными рукавами. Шинель была чем-то средним между штатским пальто (или купеческим пальто) и военным плащом того времени<...>"; "воротник из бобрового меха стоил в 1820 году двести рублей".9

7 "Шинель - верхняя форменная или штатская одежда<...> Именно офицерская Ш. Послужила прообразом модной мужской штатской одежды - длинного (в 1-й половине XIX в. почти до полу) плаща с рукавами и пелериной, или, как тогда говорили, длинным воротником<...>". - См.: Кирсанова P.M. Указ. Соч. С. 327.

8 "In 1819 the first snow fell on Oct. 5, and the Neva froze ten days later. In 1824 the was still free on Nov. 7 // Pushkin Alexander. Eugene Onegin. A novel in verse / Transl. From the Russ. With a Comment. By Vladimir Nabokov. - Vol. 1 - 4. - N.Y., 1964. - Vol. II,- P.70.

9 См.: Nabokov V. The Commentary. - Ibid. Vol. II. - P.68; 70- 71.

Интересно, что эти наблюдения над пушкинском текстом, как и знания реалий времени, Набоков, преобразуя, использует в романе "Ада".

В I части, 2 главе "Ады" пародии подвергается опера П.И.Чайковского "Евгений Онегин", однако костюмы героев - Демона Вина и Марины Дурмановой - не меняются: они полностью соответствуют тем, что были в пушкинском романе (глава первая, XV - XVI; глава третья, XXXII) у Онегина и Татьяны. Набоков одевает Демона так, как Пушкин - своего героя: в шинель, а на голову - шляпу. Ван Вин пишет о своем отце: "Не дождавшись завершения сцены, он поспешно вышел из театра в хрустящую хрустальную ночь; снежинки блестели звездами на его цилиндре, когда он возвращался в соседний квартал к своему дому, чтобы заказать торжественный ужин.<...>Марина, уже в черном плаще, скользнула в объятия Демона и - в лебединые сани".10

Высокая шляпа-цилиндр, блеск снежинок, черная шинель, укутывающая молодую любовницу, - всем этим набоковский герой обязан Пушкину.

Таким образом, костюм Онегина вновь обнаруживает себя зимним морозным вечером в романе Набокова; шинель и шляпа превращаются из одежды светского повесы в литературный знак - аллюзию на роман А.С.Пушкина. Знания Набокова-комментатора, без сомнения, используются им для создания своих литературных образов.

10 "Without waiting for the end of the scene, he hurried out of the theater into the crisp crystal night, the snowflakes star-spangling his top hat as he returned to his house in the next block to arranger a magnificent supper.<...>Marina in a black cloak slipped into Demon's arms and swan-sleigh". - Nabokov V. Ada, or Ardor: A Family Chronicle. - McGrawHill, N.Y.-Toronto, 1969. - P. 13.

Подтекст Ю.М.Лермовтова.

Притяжение Набокова к лермонтовскому творчеству было постоянным. Если в

"сиринский" период он мог ограничиться использованием каких-либо приемов в построении эпизодов по "рецепту" Лермонтова (как то напоминает композиция сна в "Отчаянии"), то в американский, англоязычный период проза писателя содержит почти традиционные отсылки к лермонтовским образам.

Роман "Лолита" имеет ретроспективный принцип организации текста, подобный тому, что в "Герое нашего времени". Не случайно самое большое исследование Набокова о Лермонтове представляет собой анализ композиции его романа. Наблюдения над стилем Лермонтова вполе могли быть взяты на вооружение Гумбертом Гумбертом. Кстати, это еще один довод в пользу того, что набоковский герой, умеющий органично соединять "чужие слова", приемы предшественников в качественно новое целое в соответствии с главной темой своего повествования -борьбой со временем, - оказывается талантливым повествователем, писателем, а не просто компилятором.1

В романе "Пнин" герой на прозаическую шутку о русалке "отвечает" лермонтовской ассоциацией, говоря, что русский поэт смог в двух стихотворениях сказать о русалках все.2

Действительно, Пнин имеет в виду стихотворение "Русалка" и "Морская царевна". В этом случае проявляется литературность сознания Пнина: он живет в пространстве образов, созданных Лермонтовым. Иронию в отношении того, что уже однажды усвоено его литературной памятью, персонаж не воспринимает. Пнин очень точен и строг в обхождении и упоминании образов из русской поэзии, но и он способен, не замечая в себе этого качества, изысканно шутить: начиная говорить со своим "сыном" Виктором, Пнин говорит о первом в русской литературе случае описания бокса - в стихотворении Михаила Лермонтова.

1 В.Ерофеев отказывает Гумберту в творческом даре, называя его "эрудитом и компилятором", да и вообще не отделяет Набокова от его героя. - См.: Ерофеев В. Лолита, или Заповедный оазис любви //Набоков В.В. Лолита. - М., 1989. - С.10.

2 " 'Lermontov', said Pnin, lifting two fmgers, 'has expressed everything about mermaids in only two poems'". - См.: Nabokov V. Pnin: A Novel //Набоков В. Избранное /На русском и англ. яз. - М., 1990. - С.412.

Конечно, ассоциацией русский "воспитатель" Виктора обязан поэме М.Ю.Лермонтова "Песня про царя Ивана Васильевича..."

Героям романа "Ада" свойственна тяга к постижению "потустороннего". Демон Вин - персонаж, который даже по внешним признакам напоминает лермонтовского Демона. Имя героя согласуется с его сутью: он коварный искуситель женских сердец (вспомним хотя бы эпизод соблазнения Марины прямо за театральным занавесом), горд, одинок; он имеет и соответствующий облик: "Демон недавно чернее черного выкрасил волосы. На пальце его Кавказским хребтом сиял алмазный перстень. Длинные, черные в синих глазках крылья свисали сзади, колеблемые океанским ветром"(Н 4; С.176).4

Рядом с ним, кажется, всегда находится эфемерная Тамара. Набоков, подставляя вместо себя повествователя Вана Вина, даже использует каверзный каламбур "Granial Maza", чтобы по-демонски эротично [букв, "бабушкина грудь"(Н 4; С.176)] и по-своему изысканно замаскировать в анаграмме слов лермонтовский образ: грань алмаза.

Безусловно, в этом проявляется авторское упоение стилем и романтическим образом Демона, созданном в поэме Лермонтова. В образе набоковского Демона Вина ощущается связь с воздушной стихией, свободой - в деяниях, полетах-перемещениях в пространстве. Аллюзии на лермонтовские стихотворения (в первую очередь, конечно, редакции "Демона" 1829, 1841 - строчки "И над вершинами Кавказа Изгнанник рая пролетал: Под ним Казбек, как грань алмаза Снегами вечными сиял"; "Небо и звезды", "Мой демон") возникают там, где оказывается крылатый Демон Вин. В его демонической внешности как бы воплощены черты Демона "литературного" (рокового летучего соблазнителя из "Демона" М.Ю.Лермонтова) и "живописного" (из работ М.А.Врубеля).

Лермонтовское небо, надгорное, надмирное, с одной стороны, увеличивает вертикаль поэтических пейзажей в "Аде" до невообразимой высоты, с другой стороны, безграничная свобода лермонтовских облаков, высота его мерцающих

3 Nabokov V. Pnin: A Novel. - Там же. - С.443.

4 Цит. по переводу С.Ильина в издании: Набоков В.В. Собр. соч. америк. периода: В 5 т. - Т.4. -СПб., 1997. - С.176.

звезд согласуется с устремленностью ввысь набоковских героев - Цинциннтата Ц., внемлящего тоске звезд, Годунова-Чердынцева, угадывающего смысл звездного света, персонажей "Ады", размышляющих о вечности. Недосягаемость неба, невозможность до конца познать его загадки, его мудрость - и оттого тоска, печаль, сомнения, неверность надежды - напоминают не столько непознаваемость набоковскими героями собственного создателя, сколько частые и долгие всматривания самого Набокова во влекущий небесный мир, его попытки познания вселенной.

Странная подпись А.П.Чехова.

В "Аде" (часть вторая, глава 9) Ван Вин вскользь упоминает о работе Чехова над пьесой "Три сестры". В его изложении, напомним, пьеса именуется "Четыре сестры". Как бы случайно он показывает свою осведомленость в вопросах и деталях чеховской переписки 1900 - 1901 гг: "В первой сценической редакции, которая не смогла вызвать того легкого вздоха, который вызывает шедевр, Тс11ес11о1Т - так он писал свое имя, когда жил в том году в Ницце в отвратительном пансионе<...>, -впихнул в две страницы <...>". 1

К сожалению, переводчики романа на русский язык не учитывают эти особенности. Так в переводе А.Гиривенко необоснованно искажена "подпись" Чехова: "<...>Тщехофв (как он писал его имя, когда жил в тот год в отвратительном русском

О .

пансионе<... переводе С.Ильина сохранена иноязычная графика: ТсИесИо!^

3Слово, написанное по-французски с ошибкой, в варианте А.Гиривенко звучит ужасно. С.Ильин, как переводчик, поступил более разумно.Нас, исходя из задач выбранной темы исследования, в данном высказывании Вана Вина интересует не только одно слово.

Сгущение воспоминаний и дат, о которых пишет герой, в нескольких страницах текста более походит на обнаружение той общей для Чехова и Набокова тенденции в стиле, которая достойна высмеивания и пародирования. В этом случае чеховское зеркало используется Ваном Винов для отражения набоковской гримасы, То есть упоминание недостатка пьесы Чехова в повествовании героя необходимо Набокову для самопародирования, как когда-то стиль Пруста использовался писателем Зегелькранцем в романе "Камера обскура".

' "In the first edition of his play, which never quite manages to heave the soft sigh of a masterpice, Tchechoff (as he spelled his name when living that year at the execrable Pennsion Russe, 9, rue Gounod Nice) crammed into the two pages <...>". -См.: Nabokov Vladimir. Ada, or Ardor... - McGrawHill, N.Y.-Toronto, 1969. - P.454.

2 См.: Набоков B.B. Ада, или Страсть... - Киев, Кишинев, 1995. - С.402.

3 См.: Набоков В. Собр. соч. амер. периода.: В 5 т. - СПб., 1997. - Т.4.- С.416.

В Ницце, где Чехов находился в к. 1900 - н. 1901 гг. и действительно работал над пьесой, с драматургом произошел комический случай. Письма, направленные ему по адресу Monsieur A. Tchekhoff,[что странно: ни один из французских вариантов (Checov, Chekov, Cecov )Чеховым не употреблен . - В.Ш.] 9 rue Gounod, Pension Russe, Nice (впервые этот адрес отправлен А.П.Чеховым 15(28) декабря 1900 года М.П.Чеховой, письмо 3211),4 попадали к другому русскому по фамилии Чертков (см. письмо 3235 О.Л.Книппер). Чехов же был крайне удивлен молчанием родных и друзей. Но даже тогда, когда обнаружилась эта досадная неприятность и все письма дошли до писателя, он так и не смог понять истинную причину несвоевременного попадания к нему писем. Вероятно, эта игра звуков и букв в русско-французских соответствиях преследовала Чехова и далее.

1(14) января писатель отправлял две телеграммы по-французски (что естественно для его пребывания в Ницце): одну - О.Л.Книппер, другую - во МХАТ. Телеграммы датированы одним днем и, видимо, переданы по связи одним телеграфистом. На обеих телеграммах стоит забавная подпись "Tchechoff' ( см. послания 3237, 3238 за 1901 г.).

Записана какая-то искаженная "немецкая" фамилия. Tchechoff в русской транскрипции - это [ч'эшъф], но никак не [ч'эхъф].

Однако появление странной подписи на телеграммах можно объяснить не только слабым французским Чехова и его ошибкой, но - и оплошностью телеграфиста в наборе такой трудной фамилии. Во-первых, французский служащий мог неадекватно воспринять написание и звучание диковинной русской фамилии. Во-вторых, он мог иметь рассеянное внимание из-за последствий новогоднего праздника. Версия же того, что это мог быть любимый Чеховым розыгрыш (известна его игра с псевдонимами-подписями от "Тото", "иеромонаха Антония" до "Antoine") сомнительна: поздравительная международная телеграмма, пожалуй, должна быть подписана официально без разницы того, кому она адресована: возлюбленной или Художественному театру.

Набоковский герой, конечно, знал об этих фактах от автора, иначе бы он не отметил странность "подписанных" посланий из Ниццы. Зная, Ван Вин

продолжает мистифицировать читателей утверждением, что драматург "писал свое имя, когда жил" в 1901 г. В Ницце. Как мы выяснили, Чехову не было никакого смысла "писать" свою искаженную фамилию на двух важных сердцу посланиях.

Таким образом, Ван Вин сведущ не только в вопросах творчества Чехова (он критикует чеховские пьесы и их воплощение на сцене), но и знаком с неприметными деталями - крошечными фактами богатой чеховской биографии. Его художественное мышление направлено на обработку тех фактов, которые образуют излюбленный Набоковым узор странных совпадений, намекающих на тайный умысел творца. "Узоры" чеховской жизни, утонченные отношения с О.Книппер, сочинение в Ницце "Трех сестер" очень значимы в жизни героев "Ады". Набоковские персонажи тоже посещают Ниццу, участвуют в спектакле по той же пьесе и так же, как Чехов, его возлюбленная и его героини, - всегда открыты для любви.

В результате проведенных наблюдений можно констатировать, что судьба Чехова-писателя и Чехова-человека, занимает важное место в сознании набоковского героя. Личность и творчество А.П.Чехова очень близки самому В.В.Набокову.

4 См.: Чехов А.П. Поли. собр. сочинений и писем. Письма. - Т.9. - М., 1980. -С.153. Далее в приложении мы даем ссылки по этому изданию с указанием номера письма.

Подтекст прозы Л.Н.Толстого.

Задача собрать воедино все цитаты, аллюзии, реминисценции из прозы

Л.Н.Толстого и дать им полную характеристику, как и в остальных случаях, нами не ставится. Даже обнаружив сто процентов разного вида цитат, вряд ли удастся сопроводить их целостным исчерпывающим комментарием. Их значение в каждом тексте строго индивидуально.

Следуя примеру тех, кто сопоставляет тексты Набокова с текстами иных авторов и руководствуется в "интертекстуальном анализе" собственными ассоциациями, мы можем предложить несколько своих замечаний. Разумеется, интертекстуальная характеристика аналогий - занятие весьма сомнительное.

В романе "Отчаяние" сознание Германа порабощено не только идеей молниеносного обогащения, но и видениями. Память героя цепко ухватилась за ориентир - желтый столб на дороге, рядом с участком Ардалиона. Этот придорожный столб стал знаком указания того места, где произойдет убийство. Но для Германа, принимающего только это значение ("он мне был знаком по будущему"), желтый столб с неизменной мурмолкой снега превращается в символ безумия.

Герман создает настоящее повествование о столбе, пишет очень многозначительно: "О, этот желтый столб... Поставленный дельцом, продающим земельные участки, торчащий в ярком одиночестве, <...> он, этот одинокий столб, превратился для меня впоследствии в навязчивую идею. Отчетливо-желтый среди размазанной природы, он вырастал в моих снах. <...> Он сиял верным огнем во мраке моих предположений <...>" (Наб. 3; С.352 - 353). Место этого столба активизирует корыстные стремления Германа; если Лида и Ардалион наслаждаются видом дикой природы, то шоколадный делец озадачен возможностью использовать глухое место и ориентир в своем преступном плане. Из наблюдений над сюжетом видно, что в трагичной судьбе Германа желтый столб оказывается таким же важным, как в исканиях Андрея Болконского - знаменитый старый дуб (том II, часть III, гл.1, 3). Описание этого столба Германом своим пафосом напоминает описание дуба в романе "Война и мир",

когда Андрей впервые видит мрачного исполина: "На краю дороги стоял дуб <...> Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными, давно видно, суками <...>", - и когда видит его в июне.

Однако роль этого дуба как бы переиграна (обычно говорят о персонификации). Первый раз его унылый вид, отставание от весны усугубляют душевное настроение Андрея, вторая встреча, напротив, несет положительные эмоции: "Старый дуб, весь преображенный <...> Да это тот самый дуб". Его пышный июньский вид приводит к "беспричинному весеннему чувству радости и обновления". Не то у набоковского героя. Герману желтый столб, возникнув однажды, будет казаться отметкой верного плана, который обозначит не душевное преображение, а способ воплощения преступления.

Вероятно, Герман использует прием Толстого для того, чтобы по-литературному красиво представить свои перемены. Ему не нужно содержание; смысл приема в первоначальном тексте игнорируется Германом, зато умело используется форма для создания собственных коллизий и оформления сюжета.

Перед убийством Феликса Герман вновь видит своего "знакомца": "Наконец, вдали, желтым мизинцем выпрямился знакомый столб и увеличился, дорос до естественных своих размеров, и на нем была мурмолка снега <...> Желтый столб был очень желт" (Наб. 3; С.431). После побега, читая собственное произведение, он "снова видел желтый столб и ходил по лесу, уже обдумывая свою фабулу" (Наб. 3; С.456).

Таким образом желтый столб в судьбе Германа - свидетель его жизни. Он появился при зарождении плана убийства, присутствовал при убийстве и еще раз возник в финале романа - в памяти читающего Германа. Украв у Толстого (если действительно приемы такого типа можно воспринимать как аллюзии) прием, Герман не подозревал, что невольно укажет на собственную одержимость и безумие - как писателя и как человека.

В том же "Отчаянии" изображен один из детских страхов "литературного" Германа: "В течение нескольких лет меня преследовал курьезнейший и неприятнейший сон, - будто нахожусь в длинном коридоре, в глубине - дверь, - и страстно хочу, не смею, но наконец решаюсь к ней подойти и ее отворить; отворив ее, я со стоном просыпался, ибо за дверью оказывалось невообразимо страшное <...>" (Наб. 3; С.360). Особенность сна в том, что Герман сам

открывает дверь, но ужасается открывшейся пустоте. В детстве Герман еще боялся отсутствия инобытия. В романе "Война и мир" умирающему Андрею Болконскому снится, что он находится в комнате с незатворенной дверью. Однако сюжет отличен от того, что у Германа: направленность действий иная - закрыть дверь, удержать ее, не дать прорваться ужасной смерти.

В обоих случаях герои видят во сне то, что пугает их больше всего - страшное запредельное, смерть.

Других смысловых сближений и общих формальных признаков двух эпизодов - "Отчаяния", "Войны и мира" - мы не наблюдаем. Возможно, эти фрагменты вырастают из какого-либо единого архетипа вроде "сна-прозрения", "сна-небытия". Но, видимо, есть и доля вероятности, что это реминисценция (но точно не аллюзия, которая бы под пером Германа совершенно потеряла значение первоисточника), в преображенном виде пришедшая в текст Отчаяния" незримо для героя и автора. Говорить об интертекстуальной связи на основе каких-то сюжетных и тематических аналогий очень спорно. Тем не менее поклонники интертекстуального анализа приходят именно к таким наблюдениям.

Интересно рассмотреть значения тех явных отсылок к "Анне Карениной" и рассказу Л.Н.Толстого "Смерть Ивана Ильича", которые находятся в романе "Пнин" (1953 -1955). Профессору из России Тимофею Павловичу Пнину Набоков почти полностью передает свои литературоведческие знания о творчестве русских писателей и, что особенно знаменательно, - о прозе Толстого.

Пнина отличают "солидное знание русского просторечья" и "недюжинное понимание литературы".1 Нам известно, что в американском университете он единственный, кто читает русскую классику в издании "Советский Золотой Фонд

■у

Литературы", и что он "задумал написать Petite Histore русской культуры <...> Великую Взаимосвязь Событий" ("Ист."; С. 226).

1 В данном случае мы цитируем роман по переводу Б.Носика в издании: Набоков В.В. Романы: Истинная жизнь Себастьяна Найта; Пнин; Просвечивающие предметы. - М., 1991. -С. 173. Далее в тексте работы принимаем следующие обозначения страниц этого издания: ("Ист." ; С. 173).

2 А.Люксембург и С.Ильин полагают, что название нужного Пнину издания пародирует название серии "Литературное наследство". ""Толстовские" тома этого издания (МК 35-38) начали выходить в 1939 г.". - См.: Люксембург А., Ильин С. Комментарии //Набоков В.В. Собр. соч. америк. периода: В 5 т. Т.З. - СПб., 1997. - С.629-630.

Пнин - редчайший персонаж Набокова, которому позволено почти цитировать лекции своего автора. Пнин демонстрирует знания текстов Толстого, в точности совпадающие со знаниями самого Набокова.

Например, он знает о дне, с которого начинается действие в романе "Анна Каренина": "The action of the novel starts in the beginning of 1872, namely on Friday, February the twenty-third by the New Style. In his morning paper Oblonski reads that Beust <...>".3 Формулировка, данная Набоковым в "Лекциях по русской литературе", отличается только выбором системы исчисления: "Действие романа начинается в восемь часов утра, в пятницу, 11 февраля (по старому стилю) 1872 года. Эта дата нигде не упоминается, но ее легко установить".4 Пнину известны и другие тонкости из организации времени в "Анне Карениной", которые он мог приобрести только благодаря исследованиям Набокова.5

Кроме простых ассоциаций с толстовскими образами, в тексте "Пнина" есть одна инверсированная аллюзия, указывающая на важную особенность сознания главного героя. Во время встречи с Виктором Пнин неожиданно падает с лестницы и, упав, вспоминает о сходном случае, описанном в рассказе Толстого: "Pnin smiled and said: 'It is like the splendid story of Tolstoy <...> about Ivan Ilyich Golovin who fell and got in consequence kidney of the cancer".6 Во-первых, читателю еще раз напоминают, насколько органично русская классика живет в сознании героя: Пнин - свое падение соотносит с падением Ивана Ильича, оступившемуся с лесенки в новой квартире. Глубокое знание текстов и хорошая память создают такие ассоциации. Во-вторых, в речи персонажа обыгрывается название болезни Ивана Ильича в привычной для Набокова манере: вместо рак почки - "почка рака". Если Пнин сознательно меняет слова местами, то инверсия придает его речи иронический характер. Он выглядит неунывающим шутником и оптимистом. Но автор через ошибки Пнина в английском мог продемонстрировать свой каламбур.

Конечно, сведения о болезни Пнин мог почерпнуть только у Набокова в "Лекциях по русской литературе", где была попытка определить диагноз

3 Nabokov Vladimir. Pnin: A novel //Набоков B.B. Избранное. /На русском и английском языках. - M., 1990. - С.455.

4 Набоков В.В. Лекции по русской литературе. - М., 1996. - С.270 (Пер. А.Курт).

5 См. указ. соч.: Nabokov Vladimir. Pnin. - С. 460.

6 См. указ. соч.: Nabokov V. Pnin. - С. 445.

внезапной болезни Ивана Ильича: "<...> Он смертельно повредил левую почку (это мой диагноз, в результате у него, вероятно, начался рак почки)".7

Интересно, что Набоков так же, как Пнину, любимому своему герою, будет дарить свои литературоведческие знания и эстетические вкусы нелюбимым героям -персонажам "Ады". Однако в "Аде" вскользь упоминаемые литературные, культурные факты не будут столь очевидны и не будут иметь отчетливую природу, авторское происхождение. Герои "Ады" сами уподоблены первооткрывателям незначительных, но очень тонких явлений в искусстве. Они несут на себе ответственность за многие слова и поступки.

Так, повествователь этого романа Ван Вин искажает смысл первого предложения "Анны Карениной": утверждение превращается в отрицание, и -наоборот. Афоризм Л.Н.Толстого "все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему" принимает отрицательное значение: "Все счастливые .семьи довольно-таки не похожи, все несчастливые

о

довольно-таки одинаковы" (Н 4; С. 13). В набоковском романе действительно нет ни одной порядочной счастливой семьи, есть лишь счастье запретной страсти. Перевернутая фраза Толстого становится своеобразным девизом, тезисом всего происходящего в "Аде".

Описать все случаи употребления аллюзий на творчество Л.Н.Толстого в одной работе невозможно. Важно иное: структура и функции подтекста "толстовского" происхождения не отличаются сложностью и особенной семантической нагрузкой. Подтекст прозы Толстого органично вписывается в традиционную для Набокова систему подтекстов "великих русских писателей", но его составные части не имеют четкой (по крайней мере мы не обнаруживаем) смысловой организации и не представляют собой некого межтекстового образования с определенной темой и имплицитным сюжетом, как мы наблюдаем в случае с наследием Пушкина или Достоевского.

Видимо, мастерство Л.Н.Толстого не могло получить воплощения и преображения в прозе В.В.Набокова из-за большой разницы художника, воплотившего эпоху русской жизни, культуры XIX века, и автора, в XX веке

7 Набоков В.В. Лекции по русской литературе. - М., 1996. - С.312.

8 Или см.: Nabokov V. Ada, or Ardor; A Family chronicle. - Greenwich, 1969. - P.3.

остро ощутившего трагичное завершение этого времени и ностальгию по пушкинско-чеховской России.