Творчество В. В. Набокова и традиции литературы романтической эпохи ("Защита Лужина", "Приглашение на казнь") тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Карпов, Николай Александрович

• Карпов, Николай Александрович
• кандидат филологических наук
• 2002

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Карпов, Николай Александрович

Введение.

Глава 1. Традиции романтической литературы в романе «Защита

Лужина».

Глава 2. Специфика использования романтических мотивов в

Приглашении на казнь».

Глава 3. Романы В.Набокова и традиции романтического повествования.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Творчество В. В. Набокова и традиции литературы романтической эпохи ("Защита Лужина", "Приглашение на казнь")»

Интертекстуальность как характерная особенность творчества Владимира Набокова не вызывает сомнений. Как не раз указывали исследователи, специфику именно набоковской поэтики составляет необычайная насыщенность текста разного рода аллюзиями и цитатами из произведений самых различных авторов и эпох. Как справедливо отмечает М.Медарич, «набоковская интертекстуальность указывает на его понимание культуры как аспекта знаковой действительности, качественно тождественного незнаковой действительности. Литературное произведение, следовательно, черпает материал не только из жизни, но и из других, уже существующих литературных текстов»'. Стоит заметить, что склонность к цитированию непрерывно растет у Набокова от произведения к произведению и достигает пика в последних англоязычных романах писателя. Чаще всего эти цитаты оказываются искусно запрятаны в текст, так что изучение набоковских произведений превращается в этом случае в расшифровку некоего весьма сложного кода. Работы такого плана составляют существенную часть зарубежной, а в последние годы и отечественной набоковианы2.

Весьма распространенной формой существования подтекста у Набокова становятся разного рода каламбуры, анаграммы,

1 Медарич М. Владимир Набоков и роман 20 столетия // В.В.Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С.462.

- Среди новейших работ по изучению интертекстуальноети у Набокова можно назвать: Шадурский В.В. Поэтика подтекстов в прозе В.В.Набокова. Дисс. на соиек. учен. степ, к.ф.н. Новгород. 1999: Shapiro G. Delicate Markers: Subtexts in Vladimir Nabokov's "Invitation to a Beheading". Middlebury Studies in Russian Literature. Vol.19. New York, i998: Tammi P. Russian Subtexts in Nabokov's Fiction. Tampere, 1999. словесные кроссворды, что свидетельствует о главенствующей роли игрового начала в набоковской поэтике. По мнению современных исследователей, «игровой принцип определяет структуру всех произведений писателя»1. Другая сторона набоковской интертекстуальности связана уже не с игровым аспектом произведений художника, а с влиянием на него предшествующей и современной литературной традиции.

Речь здесь может идти, прежде всего, о преломлении и переосмыслении этой традиции в набоковской творчестве. Хорошо известно, что Набоков при всяком удобном случае «открещивался» от малейших попыток усмотреть в его творчестве следы любых влияний, черты манеры того или иного автора, литературного направления. Столь ревностное отстаивание собственной уникальности и неповторимости может быть объяснено и тем фактом, что современные Набокову критики, говоря о влиянии на него, например, Кафки, Пруста или Гоголя, как правило, не пытались выявить специфику переосмысления писателем творческого опыта предшественников и тем самым превращали его в талантливого подражателя. Однако необходимо заметить, что, отрицая в своих произведениях какую бы то ни было подражательность, черты всякого нетворческого заимствования, Набоков не только не отрицал, но, наоборот, постоянно подчеркивал свою кровную, генетическую связь с русской (и шире - мировой) литературой. «Кровь Пушкина, - утверждал он в интервью, данному

1 Люксембург Л., Ра.чимкулова Г. Магистр игры Вивиан Вам Бок (игра слов в прозе Владимира Набокова в свете теории каламбура). Ростов-па-Дону. 1996. С.42. Об игровой поэтике IНабокова см. также: Пимкииа A.A. Принцип игры в творчестве Набокова. Дисе. на ссиск. учен. стен, к.ф.п. М„ 1999; Lilly M. Nabokov: Momo Ludens /7 Vladimir Nabokov. His Life, His Work. His World. Л Tribute. London. 1979. P. 88-102.

Альфреду Аппелю, - течет в жилах новой русской литературы с той же неизбежностью, с какой в английской - кровь Шекспира»'.

Вопрос о глубинной связи Набокова с предшественниками занимает важнейшее место среди работ о писателе. При этом внимание исследователей (как отечественных, так и зарубежных) обращается, прежде всего, на близость Набокова русскому и европейскому реализму, на следование писателя таким авторам, как Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский, Диккенс, Флобер. Среди ближайших предшественников и современников Набокова в модернистской литературе чаще всего называются имена Бунина, Кафки, Джойса, Пруста, Борхеса. В последние годы все чаще появляются исследования и о контактах писателя с литературой и культурой русского Серебряного века". На этом фоне литература романтизма и ее представители оказываются несколько в тени. Между тем еще П.М.Бицилли характеризовал традиционные романтические темы «жизни-сна» и «человека-узника» как ведущие в творчестве Набокова3. Любопытно отметить, что в целом отсылок к романтической традиции в работах набоковедов не меньше, чем, например, к тому же символизму, но все они носят крайне разрозненный и преимущественно эпизодический характер. Насколько нам известно, в обширном зарубежном набоковедении, насчитывающем более сотни монографий, существует только одно масштабное исследование, напрямую рассматривающее

Набоков В.В. Рассказы. Приглашение на казнь. Роман. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989. С.409. Ср. также с иабоковским утверждением о том, что «любой русский писатель чем-то обязан Гоголю, Пушкину и Шекспиру» (перевод мой. Н.К.) (Nabokov

V. Strong Opinions. New York, 1973. P. 1 51 ). См., напр.: Сконечная О.Ю. Традиции русского символизма в прозе Набокова 20-30-х годов. Дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.н. М., 1994. Об истории изучения проблемы «Набоков и символизм» см.: Пило 1юйл Ч. Набоков и русский символизм (история проблемы) // В.В.Набоков: pro et contra. Том 2. СПб., 2001. С.532-550.

Бицилли 11.М. В.Сирин. «Приглашение на казнь». - Ню же. «Соглядатай». Париж. 1938 // Ьицилли П.M. Избранные труды но филологии. М, 1996. С.641. взаимоотношения писателя с романтическим искусством - и то лишь в одном из возможных аспектов изучения проблемы -наследования Набоковым принципов романтической иронии. Это диссертация Э.М.Ф.Мроз, защищенная в университете штата Делавэр США в 1988 году'. «Понятие романтической иронии, -считает исследовательница, - проливает свет на взаимодействие лирико-романтических и пародийно-романтических элементов в романах Набокова»" (перевод мой - Н.К.). Из бесчисленного же ряда зарубежных статей о писателе нам удалось обнаружить несколько небольших работ, целиком посвященных контактам Набокова с эпохой романтизма"5. В то же время в поле зрения исследователей-набоковедов периодически попадают отдельные фигуры писателей первой половины XIX века, особенно любимых Набоковым и в том или ином виде присутствующих во многих его текстах. Среди зарубежных авторов это, прежде всего, Франсуа Рене де Шатобриан, по оценке Набокова, «гениальный французский писатель»4, и Эдгар По, один из любимейших писателей Владимира Набокова в детстве (не случайно их отражению в набоковском творчестве посвящены статьи в своеобразной набоковской энциклопедии "The Garland Companion to Vladimir Nabokov"0).

1 Mroz E.M.F. Vladimir Nabokov and Romantic Irony. Ph.D. University of Delavare, 1988. К сожалению, о содержании диссертации мы можем судить лишь по краткому резюме. " Цитируется по; Dissertation Abstract International (А). - V.49, No.12 (Pt.l). - P.3734 A.

3 Link Franz H. Nabokov's "Lolita" and Aesthetic Romanticism // Literatur in Wissenscbaft und Unterricht. Kiel, 1976. P. 37-48: Connoiy J.W. Nabokov and Zhukovsky //The Vladimir Nabokov Research Newsletter 11 (Fall 1983). P.43-47; Dolinin A. Life after Beheading: Nabokov and Charles Nodier // The Nabokovian 39 (Fall 1997). P.6-11: Walter Brian D. Romantic Parody and the Ironic Muse in "Lolita" // Essays in Literature 22 (1995). No.l. P. 123-143.

4 Набоков В.В. Комментарий к роману А.С.Пушкина «Евгений Онегин». СПб. 1998. С.5 6. л Peterson Dale Е. Nabokov and Рое // The Garland Companion to Vladimir Nabokov. New York, London. 1995. P.463-471: Cancogni A. Nabokov and Chateaubriand // The Garland Companion to Vladimir Nabokov. P.282-388; Sweeney S.L. Porloined Letters: Рое, Doyle. Nabokov /7 Russian Literature Triqiiarterly 24 (1991). P.212-237. См. также: Грейеон }{.

Упоминается в связи с Набоковым и имя Натаниэла Готорна1. В русской литературе именно романтической эпохе принадлежит творчество Пушкина и Гоголя, чье влияние на набоковс-кое творчество трудно переоценить2.

Мы не считаем нужным затрагивать здесь крайне сложный вопрос о том, в какой степени все перечисленные нами авторы принадлежат именно к числу романтиков, равно как и не собираемся специально освещать проблему влияния на Набокова каждого из этих писателей в отдельности. Во-первых, последний круг задач уже давно успешно разрабатывается набоковедами, а во-вторых, разработка упомянутых направлений исследования преимущественно имеет лишь косвенное отношение к интересующей нас проблеме. В подавляющем большинстве работ анализ контактов Набокова с творчеством отдельных авторов (и это относится не только к писателям-романтикам) почти не затрагивает современный этим авторам литературный контекст, отношения между ними и Набоковым рассматриваются как сугубо индивидуальные (так, в статьях о Шатобриане и По из "Garland Companion" практически нет упоминаний о романтизме). Такой подход не лишен своих преимуществ, ибо он продиктован логикой писательского восприятия литературного процесса. Ведь любой крупный художник интересовал Набокова, прежде всего, как самобытная творческая личность, вне связи с какими-либо направлениями и течениями. Но в то же время возникает

Французский связной: Набоков и Альфред де Мюссс. Идеи и опыт перевода // 13.В.Набоков: pro et contra. Том 2. С. 387-435.

1 См., напр.: Petty C.L. A Comparison of Hawthorne's "Wakefield" and Nabokov's "The Leonardo" // Modern Fiction Studies 25 (1979), No.3. P.499-507.

Iеме «Набоков и Пушкин» посвящен не один десяток статей и несколько крупных исследований наооковедо» во всем мире. Почти не уступает ей по объему «гоголевская» пабокоинана. определенная потребность в изменении угла зрения, расширении перспективы исследования. Принимая во внимание уже сделанные наблюдения и прибавив к ним новые, мы в рамках нашей работы попытаемся, прежде всего, дать представление о связях Набокова с эпохой романтизма в целом (подробнее о конкретных задачах исследования скажем ниже).

Несмотря на отсутствие специальных исследований по проблеме, в работах зарубежных набоковедов присутствуют достаточно частые отсылки к романтической традиции. Дальше всех в своих выводах идет Дан Е.Берне, прямо называющий Набокова «современным наследником романтической традиции»1. По мнению исследователя, следование романтизму проявляется, прежде всего, в рассказах Набокова, в жанровом и стилистическом плане восходящих к повествовательной традиции начала XIX века - к примеру, новеллам По, Готорна и повестям Гоголя, с их иррациональным видением мира, неустойчивым статусом повествователя и системой двойников. Однако более любопытен, с точки зрения ученого тот факт, что набоковским романам присущи те же самые особенности. Поэтому писателя следует считать, скорее, продолжателем традиций «романтического романа» в духе произведений Готорна, Мелвилла (кстати, любимых американских авторов Набокова) и Бронте, нежели романа реалистического2. Burns Dan Е. "Bend Sinister" and "Tyrants Destroyed": Short Story into Novel /7 Modern Fiction Studies 25 (1979). No.3. P.509. Г

Ьсли в отечественном литературоведении термин «роман» является, но сути, единственным обозначением большой повествовательной формы, то западная филолог ическая традиция уже в самых своих истоках выделила две основные жанрово-стилистические разновидности крупных прозаических произведений: "novel" и "romance" (реалистический роман и романтический роман) (См. об этом подробнее: У зллек Р., Уоррен О. Теория литературы. 1978. С.233). Романом в привычном для

Ученые выделяют романтические элементы в отдельных набоковских романах. Так, Д.Бартон Джонсон в статье об «Аде» (1968) характеризует этот роман как своеобразную «дань Набокова европейскому романтизму»1. Главенствующая здесь тема инцеста возводится к произведениям Шатобриана и Байрона. Неоднократно отмечалось исследователями и пародирование Набоковым романтических мотивов и ситуаций в «Лолите» (1954), причем, как указывает Т.Р.Фрош, пародия в данном случае выступает для писателя «способом максимального приближения к романтической повести <.> через воспроизведение ее в новой, современной и оригинальной форме <.>» (перевод мой. - Н.К.). Как заметила Элен Пайфер, Набоков не только пародирует, но и заново утверждает некоторые основополагающие для романтиков принципы. Таково, например, следование писателя исконно романтическому представлению о ребенке как носителе творческого мировосприятия, отразившемуся, в частности в «Лолите»'. В.Александров обратил внимание на частое присутствие в набоковской лирике и прозе традиционного романтико-символистского мотива припоминания, «анамнезиса», выступающего в связи с платоновским мифом об андрогинах4. нас понимании является, скорее, "novel", в то время как "romance", подразумевая большую свободу в отборе материала и повествовательной формы, может и не ограничивать себя рамками лишь прозаического повествования (классическим примером ''romance" можно считать «Фауста» Гете). Генетически "romance" восходит к древнему эпосу и средневековому рыцарскому роману, формируясь как жанр еще задолго до наступления эпохи романтизма и продолжая весьма плодотворно развиваться и после ее завершения.

1 Джонсон Д.Бартон. Лабиринт инцеста в «Аде» Набокова // Н.В.Набоков: pro et contra. С.402. Frosch T.R. Parody and Authenticity in "Lolita" // Rivers J.FI. Nicol C., eds. Nabokov's Fifth Arc: Nabokov and Others m His Life's Work. Austin, 1982. P.182. (3 романтических аллюзиях в «Лолите» см. также: Проффер К. Ключи к «Лолите». СПб., 2000: Appel А. "Lolita": The Springboard of Parody // Dembo L.S. ed. Nabokov: The Man and Iiis Work. Madison. 1967. P. 106-143.

См.: Пайфер Э. Лолита /У В.13.Набоков: pro et contra. Том 2. С.888.

4 См.: Александров В. Набоков и потусторонность. СПб. 1999. С.80, 259.

Помимо следования или отталкивания от романтиков на мотивно-образном или фабульно-сюжетном уровнях, ученые пытаются выявить связь Набокова с романтической традицией на уровне системы художественного мышления и эстетических принципов. В частности, исследователями было отмечено, что Набоков разделял традиционное романтическое представление о художнике как о сопернике Бога1, а восприятие писателем собственного изгнания как метафоры человеческого существования в мире вообще происходит совершенно в духе романтиков2. Поставлен и вопрос об отношении Набокова к романтическим идеям жизнестроительства, отождествления жизни и искусства"1. Предприняты также попытки установить сходство с поэтикой романтиков на уровне металитературных приемов4.

Для сравнительно молодого российского набоковедения проблема «Набоков и романтизм» тоже оказывается недостаточно разработанной, хотя сами упоминания о романтиках встречаются достаточно часто. Отдельные интересные наблюдения в этой области, преимущественно на мотивно-аллюзивном уровне, сделаны А.Долининым, Р.Тименчиком, В.Линецким, Н.Семеновой,

1 См.: Александров В. Указ. соч. С.27, 276.

См.: Moynahan J. Nabokov and Joyce // 'The Garland Companion to Vladimir Nabokov. P.43 7.

См.: Долинин А. «Двойное время» у Набокова (от «Дара» к «Лолите») // Пути и миражи русской культуры. СПб., 1994. С.293-298.

4 Помимо упомянутой диссертации см. также: Александров В.Е. Указ. соч. С.265; Bethea D.M. Style /7 The Garland Companion to Vladimir Nabokov. P. 697: Ronen О., 1. Diabolically Evocative: An Inquiry into the Meaning of a Metaphor // Slavica Hierosolymitana 5-6 (1981), P.378: Мимоходом о романтизме я связи с Набоковым упоминается также в работал: Appel A. Op. cit. Р.114: Brostrom K.N. The Heritage of Romantic Depictions of Nature in Turgencv // American Contributions to the Ninth Internationa] Congress ofSlavist.s. Vol.2. Literature, Poetics. History. Columbus. 1983. P.93: Boyd B. Vladimir Nabokov: The Russian Years. Princeton, 1990. P.95; Connolv J.W. The Othenvordly in Nabokov's Poetry // Russian Literature Triquaterly 24 (1991), P.332: Toker L. Nabokov: The Mystery of Literary Structures. Ithaca. London, 1989. P.7.11.88.94,145; Do! in in A. "The Gift" // The Garland Companion to Vladimir Nabokov. P. 143,167(n.38); Shapiro G. Op. cit.

Вяч.Вс.Ивановым, А.Мулярчиком, А.Злочевской, С.Козловой и др.1 Однако все они за редким исключением имеют сугубо ситуативный характер и не содержат в себе ни попыток обозначить саму проблему, ни каких-либо обобщений. Как таковой вопрос об отношении Набокова к традиции романтизма ставится большей частью в тех работах, где речь идет об эстетических принципах писателя и художественной философии его произведений. Здесь встречаются порой диаметрально противоположные взгляды. Часть исследователей (Н.Барковская, И.Есаулов) считает Набокова прямым продолжателем романтической традиции. Их оппоненты (А.Пятигорс-кий, А.Пурин, В.Линецкий) отрицают наличие романтических элементов в набоковском творчестве, объявляя писателя антиподом данной традиции.

Наиболее детальное сопоставление с романтической литературой предприняла в свое время на материале романа «Дар» (оп. 1937-1938) Н.Барковская. Как считает исследовательница, Набоков наследует романтикам уже в самом композиционном построении произведения: «В соответствии с традициями романтизма, герой представляет собой центр художественного мира, данного в его субъективном восприятии»2. Сам Федор Годунов

См.: Долинин А.А. Тименчик Р.Д. Примечания // В.В.Набоков. Рассказы. «Приглашение на казнь». Роман. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989. С.508.509; Польская С. Воскрешение короля Офиоха: Э.Т.А.Гофман в рассказе В.Набокова «Облако, озеро, башня» // Scando-Slavica 36 (1990). Р.101-1 13: Липецкий В. «АнтиБахтин» - лучшая книга о Владимире Набокове. СПб. I 994. С.22.42-51; Семенова Н.В. «Жизнь - ландшафт странствие» в новелле Вл.Набокова «Облако, озеро, башня» // Проблемы романтизма в русской и зарубежной литературе. Тверь, 1996. С. 126-130; Иванов Вяч.Вс. Черту Набокова и Булгакова //Звезда. 1996. №1 I. С. 148: Мулярчик А. Русская проза Владимира Набокова. М. 1997.С.51.105; Злочевская А.В. Набоков и Гоголь (На материале романа «Защита Лужина») // Русская словесность. 1998. №4. С.24; Козлова С.М. Утопия истины и гносеология отрезанной головы в «Приглашении на казнь» // Звезда. 1999. №4. С. 184; Телетова 11. Истоки романа Набокова «Ада» и роман Жермены дс Сталь «Коринна» // В.В.11абоков: pro et contra. Том 2. С.436-448.

Ьарковская 11.В. Художественная структура романа В.Набокова «Дар» // Проблемы взаимодейс! вня метода, стиля и жанра в советской лгнерат\ ре. Свердловск, 1990. С.31.

Чердынцев, считает И.Барковская, предстает типичным лоэтом-романтиком, носителем романтической философии творчества. Подобно героям литературы романтизма, он одинок в обществе и мечтает об идеальном общественном устройстве, основанном на свободе и равенстве.

Точка зрения Н.Барковской в дальнейшем не раз подвергалась критике. Так, М.Липовецкий весьма убедительно доказывает, что «и сам образ творческого сознания, и необходимо связанное с этим образом двоемирие в «Даре» явственно выходят за пределы романтико-символистской модели»'. По мнению исследователя, Набоков в «Даре» осуществляет уникальный синтез символистской (неоромантической) и акмеистской традиций, «при котором трансформации носят взаимный характер»2 и возникает сложный комплекс различных стилевых тенденций. Образ же Годунова-Чердынцева, как показывает М.Липовецкий, лишен того романтического ореола, который приписывает ему Н.Барковская; проповедуемую Федором идею точности и естественности литературы, его тяготение к «поэзии действительности» весьма трудно расценить как черты романтического мировосприятия. Впрочем, на наш взгляд, работа М.Липовецкого не столько опровергает выводы Н.Барковской, сколько дополняет их, освобождая от некоторой односторонности. Гораздо более жесткую позицию занимает А.Пурин, объявляющий Набокова полным антиподом романтизма: «Набоков - антиромантик. Он совершает фигуры высшего пилотажа, ускользая от романтической коллизии, к Липовецкий М. Эпилог русского модернизма (Художественная философия в «Даре» Набокова) // В.В.Набоков: pro el contra. С.647. Заочно спорит с Н.Барковской и С.Антонов, называющий «Дар» «заведомо неромшп ически.м» произведением (Антонов С. А. Эстетический мир Набокова: парадигмы прочтения И Russian Studies. Кжеквартадьник русской филологии и культуры. СПб. 1995. T.I,№З.С.441 (прим.)). - Там же. С.665. которой он, казалось бы, предрасположен, ибо, с одной стороны, ему очень интересен Поэт, а с другой - Пошлость, обывательская слепота <.> Но место поэта - самое что ни на есть антиромантическое; романтическая патетика не имеет ничего общего с поэзией»'. Сходную точку зрения высказывает А.Пятигорский, одним из первых затронувший интересующий нас вопрос еще в 1978 году. По замечанию А.Пятигорского, в набоковском мире «вещи не враждебны <.> мышлению - если бы это было так, то Набоков был бы романтиком или психологистом, чем он никак не был. Мышление само отталкивается от вещей -тоже не из враждебности, а из чуждости его природы этим вещам. ,»2.

Прямо противоположное мнение высказывает И.Есаулов, рассматривающий в качестве архетипической ситуации набоковских текстов абсолютную свободу «Я» по отношению к косному, овнешненному миру. По мнению исследователя, феномен Набокова можно определить как «феномен неоромантического сознания»3. При внимательном сопоставлении оказывается, что многие взаимоисключающие, на первый взгляд, суждения на деле вовсе не противоречат друг другу, ибо зачастую освещают проблему с

1 Пурин А. Набоков и Евтерпа // Новый мир. 1993. №2. С.229. См. также его: Пиротехник, или романтическое сознание // Нева. 1991. №8. С.171-180. Необходимо заметить, что само понятие «романтизм» наполняется у А.Пурина чисто психологическим содержанием: романтизм понимается именно как «романтизация», «романтическая патетика» и.т.п. Любопытно, что подобная трактовка во многом оказывается в русле набоковских суждений о романтизме (подробнее об тгом ниже). Но внешнее следование писательской концепции лишает нас в данном случае возможности адекватного подхода к проблеме, уводит в область субъективных критических суждений, подменяющих беспристрастный научный подход.

Пятигорский А. Чуть-чуть о философии Владимира Набокова // В.В.Набоков: pro el contra. С.344.

Неаулов И.Д. Поэтика литературы русского зарубежья (Шмелев и Набоков: два типа завершения традиции) // В его кн.: Категория соборности в русской литературе. 1 leiрозаводск. 1995. С.255. См. также его: Игровое самоопределение в художественном мире Владимира Набокова как финал русского серебряного века // Stadia LiUeraria Polono-Slavica 3 (1999). С. 13 1-142. разных сторон (эстетические взгляды самого Набокова, творческая позиция его героев, сюжетно-комиозиционные особенности произведений и.т.д.), и подкреплены анализом различных текстов (так, И.Есаулов анализирует преимущественно «Защиту Лужина», оппонирующий ему А.Пурин - «Дар»), Столь резкое различие точек зрения на характер переосмысления Набоковым романтической традиции объясняется, возможно, и неодинаковым пониманием природы самого романтизма - явления далеко не однородного по своей сути.

Направления, по которым мог бы осуществляться анализ темы «Набоков и романтизм», как видно, разработаны пока в весьма малой степени. Между тем необходимость постановки и изучения подобной проблемы во всех аспектах очевидна. При ближайшем рассмотрении становится несомненным, что проявляющиеся связи Набокова с романтизмом имеют не только опосредованный, но и прямой характер. Но даже если пока оставить в стороне первостепенный для нас вопрос о прямых контактах набоковского творчества с романтизмом, уже само игнорирование этого богатейшего литературного и социокультурного явления при рассмотрении проблемы интертекстуальности произведений Набокова было бы неправомерным. Ведь реалистическое искусство, с которым Набоков преемственно связан, обязано своим рождением именно предшествующему этапу развития культуры - романтизму, а модернизм в широком смысле (и русский символизм в особенности) на новом витке литературного развития заново воспроизвел многие художественные принципы и идеи романтиков. Стремление не к отражению, а пересозданию реальности, вера в трансцендентное и особую роль искусства, эксперименты в области жанровой и композиционной структуры произведений, обращение к мифу и символу - все это в равной степени было характерно как для романтизма, так и для модернистской литературы в широком смысле этого слова1. Как замечает, в частности Л.Ферст, «многие произведения двадцатого века наследуют романтизму»2. Исследователи выделяют романтические элементы в творчестве таких разных авторов, как М.Булгаков, Ю.Олеша, Б.Пастернак, Т.С.Элиот, Ф.Кафка, Дж.Конрад, У.Фолкнер3, не говоря уже о тех писателях, которых традиционно принято относить к «неоромантикам».

Зачастую преемниками романтической традиции оказываются и такие писатели и литературные течения нашего столетия, которые, на первый взгляд, имеют с ней весьма мало общего. Так, при всей внешней несхожести художественных систем романтизма и авангарда эти явления, по мнению Р.Поджиоли, можно считать

1 Тему «романтизм и модернизм» можно считать одной из излюбленных в западном литературоведении последних десятилетий (См. напр.: Pesch L. Die Romantische Rebellion in der Modemen Literatur und Kunst. Munchen, 1962; Langbaum R. Romanticism as a Modem Tradition // Langbaum R. The Poetry of Experience. New York, 1963. P.9-37; Romanticism. Vistas, Instances. Continuités. Ithaca, London. 1973; Romantic and Modern: Revaluations of Literary Tradition. Pittsburgh, 1977; Romanticism, Modernism, Postmodernism. Lewisburg, London, Toronto, 1980). Повышенный интерес к этой проблематике на Западе можно в какой-то мере рассматривать как реакцию на своеобразное «антиромантическое» направление в критике начала века (И.Баббит, Т.Халме и др.). См. об этом: Frye N. The Drunken Boat: The Revolutionary Element in Romanticism /7 Romanticism Reconsidered. Selected Papers from the English Literature. New York, London, 1963. P.24. " Furst L.R. Romanticism. London, 1978. P.68. См.: Кертис Дж. Романтическое видение // Литературное обозрение. 1991. №5. С.24-28; Новикова Н. Формы проявления романтического стиля М.А.Булгакова (роман «Белая гвардия»)// Проблемы романтизма в русской и зарубежной литературе. Тверь, 1996. С. 122-126: Липовецкий М.Н. «Три толстяка» Ю.Олсши как романтическая сказка il Проблемы взаимодействия метода, стиля и жанра в советской литературе. С.60-69; Terras V. Boris Pasternak and Romantic Aesthetics /7 Papers on Language and Literature 3 (1967). Mo.l. P.42-56; Langbaum R. Op. cit. P.31; Furst L.R. The Contours of European Romanticism. London, 1980; Thorburn D. Conrad's Romanticism: Self-Consciousness and Community /' Romanticism. Vistas, Instances, Continuités. P.22 1-254: Blotner .!. Romantic Elements in Faulkner 7 Romantic and Modern. P.207-22!. родственными1. Причем уже сама изначальная установка авангардистов на намеренный разрыв с традицией оказывается вполне в духе манифестов романтического движения, которое и осознавало себя во многом как противовес старому классицистическому искусству. С другой стороны, широкое использование и переосмысление многих философских и эстетических открытий романтизма характеризует и сегодняшнее состояние литературы и культуры в целом. «Фрагментарность произведений, тяготение к метафоре, характерные для философии и эстетики романтизма, стали основной формой философских сочинений в XX столетии. Более того, романтическая критика рационализма, тенденция перехода "от понятия к тропу" <.> приобретают в культуре постмодернизма все большую значимость»", - отмечает О.Осипова. Важнейшим, универсальным для современной литературы стал и принцип игры, нашедший столь яркое художественное воплощение в романтическую эпоху3.

Систематическое появление все новых работ по проблеме «литература XX века и романтизм» лишний раз подтверждает аксиому о преемственности литературного процесса, утверждая одновременно представление о романтизме как об открытой, динамической художественной системе, способной тесно взаимодействовать с актуальными явлениями и процессами в истории культуры. При этом сама романтическая эпоха может оставаться локальным явлением, укладывающимся в довольно

1 Poggioli R. The Theory of the Avant-Garde. Cambridge, Mass., 196)8. P.5 1.

Оеипова О.Л. Культура романтизма и современность // Вторые культурологические чтения. М., 1997. С.64.

Романтический концепт игры наиболее полно реализовался и доктрине «романтической иронии» (Фр.Шлегель. К.-В.-Ф.Золы ср, Л.Тик). Английский литературовед Д.К.Мкже прямо называет романтическую иронию «основополагающим элементом всей современной литературы.* (перевод мой. 11.К) (iVIuecke П.С. The Compass of irony. London. 1969. P. 186). четкие хронологические рамки. Между тем в филологической науке, прежде всего среди зарубежных исследователей1, зачастую оспаривается именно подобный взгляд на романтизм как конкретный период в историко-литературном процессе и предлагается более широкое понимание термина «романтизм» - как нравственно-психологической и философской категории. Имеется в виду некое умонастроение, состояние духа, формирующее особый тип творчества. Соответственно «романтическое» не является, с такой точки зрения, принадлежностью лишь какого-то узкого периода в развитии литературы и искусства, это универсальное понятие.

Утверждению таких взглядов на романтизм во многом способствовали и сами представители романтической школы, а также их современники и последователи. К примеру, Фридрих Шлегель называл романтическое «неотъемлемым элементом поэзии»2, считая типичными романтиками Сервантеса и Шекспира, а Шарль Бодлер вслед за Стендалем видел в романтизме прежде всего любое «искусство современности»'1. В России сходное восприятие романтизма было одним из первых выражено В.Г.Белинским: «Сфера его (романтизма - Н.К.) <.> - вся внутренняя, задушевная жизнь человека, та таинственная почва души и сердца, откуда

1 В последние годы подобную точку зрения все чаще склонны разделять и российские ученые. При этом некоторые из них допускают, как представляется, слишком смелые обобщения. «В этом смысле справедливой была бы мысль о том, что романтизм не укладывается в рамки литературного направления, творческого метода и даже типа творчества или типа культуры и выражает движение духовной жизни, духовной истории человечества;), - полагает, например. И.В.Карташова (Карташова И.В. Взгляд на романтизм в канун XXI века Н Романтизм и его исторические судьбы. Материалы междунар. науч. конф. Тверь. 1948. ч.1. C.viii). Шлегель Фр. Эстетика. Философия. Критика. В 2-х т. М, 1983. "Г.!. С.403. J Бодлер Ш. Что такое романтизм? // Бодлер III. Стихотворения. 11роза. М, 1997. С.523. Следует отметить, что само определение понятия «романтизм» вызывало большие трудности с самого момента его вхождения в литературный и научный обиход. подымаются все неопределенные стремления к лучшему и возвышенному, стараясь находить себе удовлетворение в идеалах, творимых фантазиею»1. Идеи Белинского зазвучали с новой силой в начале XX столетия, в период подъема символистского движения и возрождения романтических традиций. Однако если пушкинская эпоха породила ожесточенные споры о романтизме, то взгляды на романтизм символистов и критиков этой поры отличались большим единообразием. Наиболее обобщенно их выразил, пожалуй, Р.В.Иванов-Разумник: «<.> романтизм есть противоположный полюс реализма, отрицание его и всего того, что тот принимает. Романтизм, как психологическая категория, есть вечное стремление и проникновение за пределы земной реальности, за пределы разума, романтизм есть мистическое восприятие, мистическое соприкосновение «мирам иным» <.> один из главных признаков романтизма не утверждение, а отрицание конечного во имя бесконечного»". По мнению критика, романтизм и реализм представляют собой «два полюса человеческого духа», два противоположных типа сознания, которые и порождают два различных типа искусства3. Однако подобный взгляд на романтизм

Неудивительно, что само число таких определений, данных за два столетия писателями, критиками и литературоведами, поистине огромно. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9-ти т. Т.6. М., 1981. С.1 15.

Иванов-Разумник Р. Литература и общественность. Вечные пути (реализм и романтизм) /'/'Заветы. 1914. №3. С.97.

Там же. С.96. Сходный взгляд на романтизм как «тин литературы», обусловленный «типом человеческого духа», был выражен еще ранее С.Аскольдовым (см.: Аскольдов С. О романтизме // Вопросы жизни. 1 905. №2. С.20-5 1'). См. также в этой связи: Гофман М. Ромаитизм, символизм и декадентство // Книга о русских поэтах последнего десятилетия. СПб. М., 1909. С.3-32: Эллис. Русские символисты. М, 1910. С. 1-48: Климентов А. Романтизм и декадентство: Философия и психология романтизма как основа декадентства (символизма). Одесса. 1913; Жирмунский В.М. Немецкий роматизм и современная мистика. СПб. 1996: Блок А. О романтизме // Блок А. Собр. соч.: В 8-ми г. Т.6. М. .!. 1962. С.359-371. вряд ли способен сформировать четкое представление о специфике этого явления.

Сделанный нами краткий экскурс в историю представлений о романтизме представляется немаловажным для понимания набоковской трактовки этого явления. В критических и литературоведческих работах писателя, его письмах, интервью мы находим немало суждений о романтизме и романтиках, что объективно свидетельствует о первостепенной важности для Набокова всей романтической эпохи. Однако писательское восприятие этого феномена было весьма специфично. На протяжении всей своей жизни утверждая культ свободной творческой личности, независимой от любых общественных группировок или культурных объединений, подозрительно относясь к какой бы то ни было схематизации, Набоков открыто не признавал и общепринятого деления на литературные школы и направления. Поэтому романтизм для него (как и любое другое историко-литературное явление) - это, прежде всего, череда ярких и неповторимых индивидуальностей, ряд литературных шедевров, чья ценность не определяется принадлежностью именно к романтической школе. В этом контексте становится вполне ясным, почему творчество отдельных представителей романтического движения Набоков ценил чрезвычайно высоко (помимо Шатобриана и По, здесь можно упомянуть «первоклассных писателей»1 В.Скотта и В.Гюго"), других же считал второсортными беллетристами или Набоков В. Лекции по зарубежной литературе. М. 1')98. С. 194.

Отношение Набокова к Гюго было, по-видимому, неоднозначным: известны и пабоковекие негативные высказывания о францу">ско\1 писателе. См. напр.: Из переписки с Э. У пленном // Звезда. 1996. № I 1. С.1 23. неудавшимися поэтами (к примеру, Ламартина, Марлинского, Языкова). Отдавая дань традиции (хоть и считая ее непродуктивной) и исходя из чисто практических задач, в своих комментариях к пушкинскому «Евгению Онегину» Набоков все же берется дать определения таким понятиям, как «классицизм», «сентиментализм», «реализм», «романтизм». Но если раскрыть значение первых трех терминов для него не составляет труда, то однозначно определить романтизм, по мнению писателя, оказывается невозможным. Вместо целостной характеристики понятия, Набоков совершает обширный экскурс в историю употребления слов «романтизм» и «романтический» в различных литературах. Выделенные им одиннадцать областей значений писатель характеризует как «разновидности, известные в пушкинскую эпоху»1. Столь детальный набоковский подход, безусловно, можно рассматривать как проекцию пушкинского видения этой проблемы. Не исключено, однако, что Набоков и здесь в очередной раз старается мистифицировать, запутать своего читателя, ожидавшего услышать четкое и однозначное определение романтизма, тем самым наглядно иллюстрируя собственный тезис о бессодержательности таких понятий, как «школа» или «течение». Но, хотя предложенная Набоковым классификация как раз призвана, по мысли писателя, поставить под сомнение само существование романтизма как определенного литературного направления, осмелимся предположить, что некоторое целостное представление о романтической эпохе у художника все же имелось.

В лекциях о романе Г.Флобера «Мадам Бовари» Набоков дает следующее определение понятию «романтический»: «<.> «отличающийся мечтательным складом ума, увлекаемый яркими

1 Набоков В.В. Комментарий к роману А.С.Пушкина «Нвгений Онегин». С.456. фантазиями, заимствованными главным образом из литературы» (то есть, скорее, "романический", чем "романтический")»1. Как видим, набоковское понимание романтизма в данном случае оказывается в рамках рассмотренного нами «психологического» подхода к проблеме2. Очевидно, писатель понимал романтизм, прежде всего, как феномен психологического и культурно-типологического характера3. А такая трактовка понятия «романтизм» заметно расширяет его объем, закрепляет его за несравнимо большим кругом явлений. Можно предположить, что именно подобное восприятие романтизма и вошло как целостный элемент в художественный космос Набокова. Так что, говоря о преломлении у Набокова романтизма как конкретного явления в истории литературы, нельзя упускать из виду того обстоятельства, что в восприятии самого писателя это явление могло иметь особые границы и особое содержание. И хотя нас в связи с Набоковым будет интересовать, прежде всего, романтическая литература, более удобным и оправданным нам представляется другой термин - «литература романтической эпохи» (т.е. литература 1800-1840-х гг.).

Помимо того, что подобная формулировка поможет избежать неминуемых в каждом отдельном случае оговорок о принадлежности того или иного упоминаемого в связи с Набоковым писателя к романтикам, она в какой-то мере носит и концептуальный характер: как мы попытаемся показать, Набоков В. Лекции по зарубежной литературе. С. 189.

Возможно, одна из причин зарождения такого подхода на Западе чието лингвистическая. Так. например, в английском языке прилагательные «романтический» (т.е. относящийся к романтизму) и «романтичный» не различаются, образуя .тишь оттенки внутри единого семантическою поля "romantic".

Ср.: «Термин "романтический" трактуетея Набоковым в духе современных ему представлений не как ли Герату рнос направление или метод, а как вид пафоса, форма познания действительности» (Рягузова Л.Н. Система -эстетических и теоретико-литературных понятий В.В.Набокова. Краснодар, 200). С.53). функционирование романтических мотивов и аллюзий в набоковских текстах часто обусловлено именно их принадлежностью к определенной эпохе. На наш взгляд, аллюзии на литературу романтической эпохи не обособлены у Набокова друг от друга, а образуют целостную систему, функционирующую по своим особым законам (многочисленные набоковские аллюзии и цитаты из произведений других эпох, например, бесспорно реалистические, уже не входят в нее).

Определение характера функционирования романтических мотивов, аллюзий и цитат в набоковском творчестве можно считать первостепенной задачей исследования. Мы намерены также установить связь между Набоковым и романтической традицией на уровнях повествовательной структуры, сюжетно-композиционной организации произведений, художественной философии. Наконец, в нашей работе мы планируем уделить особое внимание разработке того круга проблем, которые неизбежно возникают при сопоставлении набоковского творчества с художественным миром романтиков.

Одной из таких важных и до сих пор не вполне разрешенных проблем является уже затронутый нами вопрос о «романтическом сознании» самого Набокова и его героев. Как уже отмечалось, работы набоковедов на эту тему (И.Есаулов, А.Пурин и др.) грешат излишним субъективизмом. Складывается впечатление, что исследователи просто механически накладывают свои собственные представления о романтическом мировосприятии на семантическое поле набоковских произведений, игнорируя при этом те смыслы, которые индуцируются внутри самого текста. Между тем концепт «романтического сознания» оказывается важной структурно-смысловой составляющей многих произведений Набокова. В цитированном нами отрывке из лекций о Флобере крайне важно сделанное писателем уточнение («скорее "романический'1, чем "романтический"»). Набоков вовсе не заменяет, как может показаться, слова «романтический» на более точное определение «романический», а, ставя эти понятия рядом, уравнивает их. С помощью этого приема он заставляет нас вспомнить, что именно литература романтизма в широком смысле (включая сентиментализм, а также неоромантические явления) культивировала особый тип сознания и поведения, ориентированный на литературные образцы и модели. Именно эту специфическую автоцитатность, направленность на самое себя как характерную особенность романтической литературы широко использует Набоков в своем творчестве, нередко вводя цитаты из романтических авторов не напрямую, а как принадлежность сознания своих героев, знакомых с романтической литературой. Таких героев можно условно разделить на два типа. Одни, такие, как Гумберт Гумберт из «Лолиты» или Герман из «Отчаяния», следуя за романтиками и неоромантиками, пытаются реализовать некую жизнестроительную программу, причем неизбежно терпят на этом пути поражение. Как отметил А.Долинин, Набоков на протяжении всей своей жизни «последовательно подвергал жесткой критике как сам тип «романтического», жизнестроительного солипсизма, так и связанные с ним разновидности исповедальной литературы, навязывающей читателю определенные модели стилизованного поведения»1. В отличие от Гумберта Гумберта и Германа, герой романа «Приглашение на казнь» Цинциннат Ц. не занят намеренным жизнетворчеством, но он также оказывается в плену романтической

1 Долинин Л.Д. \<Двойное время» \ Набокова. С.294. Ср. Скопечиая.О. Ю. Указ.соч. С .2. литературы, на которую обращено его сознание (подробнее об этом пойдет речь в главе о «Приглашении на казнь»). Таким образом, мы можем сделать предварительный вывод о том, что Набоков отвергал лишь определенный «романтический» тип сознания, отождествляющий литературу и жизнь (причем сама связь с романтизмом в данном случае не прямая, а, скорее, метонимическая), но, безусловно, не весь романтизм в целом.

Другая область неразрешенных проблем связана с такими концептуальными характеристиками набоковского художественного мира, как двойничество и двоемирие. О природе двойничества у Набокова высказывались самые разные суждения. Упоминались в этой связи и романтики. Так, например, И.Есаулов считает, что «многочисленные двойники набоковского мира наследуют именно "двойничеству" романтиков»1. Вступивший с ним в полемику В.Линецкий, наоборот, полагает, что «к "двойничеству" романтиков <.> двойники набоковского мира никакого отношения не имеют»". Стоит вспомнить в этой связи, что сам Набоков открыто называл всю тему двойничества в литературе «ужасной скукой»3 и в то же время именно роман «Двойник» (1846) склонен был считать лучшим произведением столь нелюбимого им Достоевского.

Упоминания о набоковском «двоемирии» как среди российских исследователей, так и за рубежом4 настолько многочисленны, что уже стали в работах набоковедов неким общим местом. Генезис этого явления ученые, как правило, усматривают

1 Гсаулов И.Д. Указ. соч. (".261. "Липецкий В. « Анти-Бахтин». С.22. Nabokov V. Strong Opinions. P.83 (перевод мой. - U.K.').

Полностью аналогичного «двоемирию» термина в английском языке не существуе'1. Поэтом} здесь каждый исследователь использует собственную терминологию. именно в романтическом1, а также символистском двоемирии2. Наверное, именно большое количество работ, касающихся этой проблематики, позволило А.Долинину в предисловии к новому собранию сочинений Набокова русского периода сделать такое обобщение: «Истоки набоковского двоемирия, как установили исследователи (курсив мой - Н.К.), лежат в поэзии и философской мысли европейского романтизма, в русском и французском символизме, в идеях "творческой эволюции'1 у Бергсона, "мира как театра" у Н.Евреинова и "четвертого измерения" у П.Д.Успенского»3. Таким образом, может создаться мнение, что проблема уже в полной степени исследована. Однако сами исследователи, писавшие о романтических корнях набоковского двоемирия, обычно не проводят подробных сопоставлений, лишь А констатируя эту генетическую связь как факт . Работ, предлагающих тщательный сопоставительный анализ художественных моделей двоемирия у Набокова и романтиков (в меньшей степени это относится к символистам), практически не существует. Как

1 См., напр.: Барковская Н.В. Указ. соч; Антонов С.Л. Указ. соч. С. 137; Злочевская A.B. Набоков и Гоголь. С.24; Тихомирова Е.В. К интерпретации произведений В.В.Набокова // Русская классика XX века: Пределы интерпретации: Сб. материалов науч. комф., Ставрополь, 1995. С.72-73.

См.: Коваленко А.Г. «Двоемирие» В.Набокова И Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. филология, журналистика, 1994. №1. С.93-100; Сконечная О.Ю. Традиции русского символизма в прозе В.В.Набокова 20-30-х годов. Авто реф. диес. на соиск. учен. степ, к.ф.н. М., 1994. С.2,5; Антонов С.А. Указ. соч. С.437; Johnson D. Barton. Bclyj and Nabokov: A Comparative Overview // Russian Literature 9 : 4 (1981), P. 379-402. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина.// Набоков B.B. Русский период. Собр. соч.: В 5-ти т. Т. 1. СПб. 1999. С.20.

4 См. напр.: «Генезис "художественного двоемирия" - модели, соединяющей материальный и трансцендентный уровни бытия, восходит к романтическому "двоемирию" (например, проза Гофмана), а ее отечественные истоки критики начала Х.Х векам находили у Н.Гоголя» (Злочевская A.B. Набоков и Гоголь. С.24). Зарубежное набоковедение в этом отношении отличает более тщательный подход, но и здесь проблема не освещается всесторонне. Каждый исследователь избирает, как правило, какой-то один или несколько аспектов метафизической проблематики и подробно его анализирует (См. напр.: Александров В.Е. Набоков и потусторонность: следствие, мы неизбежно сталкиваемся с трудностями уже другого плана: романтические и символистские источники набоковской метафизики не различаются, фактически приравниваясь друг к другу (вспомним в этой связи суждения М.Липовецкого о «романтико-символистской модели»). Безусловно, между художественными системами романтизма и русского символизма чрезвычайно много общего. По замечанию А.Казина, «объективно, независимо ни от каких прямых влияний, русский символизм явился именно неоромантизмом, т.е. на другой духовной почве, в особом научно-историческом контексте, воспроизвел позиции сознания, в принципе близкие тем, на которых стояли романтики»1. Однако в полной мере уравнивать эти явления все же нельзя, хотя бы потому, что символизм, безусловно, не мог пользоваться наследием романтической эпохи как неким набором готовых моделей, а старался его творчески переработать, применив к новым культурно-историческим условиям. Некоторые вопросы эстетики и художественной практики символисты были склонны решать уже иначе, чем романтики2. Неудивительно в этой связи, что модель символистского двоемирия в каких-то ее чертах принципиально отличается от романтического варианта. «Второй мир романтиков, -замечает Г.Храповицкая, - мыслился как вечно зовущий голубой цветок, достижимый, как достижимо соединение параллельных прямых в бесконечности. Двоемирие символистов не предполагает такого соединения»'. Соответственно особую важность приобретает

Johnson D.Barton. Worlds in Regression: Some Novels of Vladimir Nabokov. Ann Arbor. 1985).

Казии A.JI. Неоромантическая философия художественной культуры // Вопросы философии. 1980. №7. С. 145.

2 См.: там же. С. 148-! 50. Храповицкая Г.Н. Двоемирие и символ в романтизме и символизме //Филологические иа\ки. 1999. №3. С.40. выявление и разграничение романтического и символистского пластов в набоковской модели реальности. Опосредующая роль символизма в преломлении романтической традиции у Набокова будет учитываться нами и при анализе любых других элементов текста.

Учитывая практическую невозможность детально охватить столь широкий круг проблем в рамках кандидатской диссертации, мы сознательно ограничиваем, прежде всего, объем привлекаемого материала. В качестве объекта изучения нами выбрана лишь русскоязычная проза Набокова (поэзия, драматургия, а также романы американского периода, вероятно, вовсе останутся за рамками работы или будут привлекаться в отдельных случаях). Ключевыми произведениями, вокруг которых развернется исследование, станут романы «Защита Лужина» (1929) и «Приглашение на казнь» (1934). При этом не исключено и периодическое обращение к другим прозаическим произведениям писателя. Выбор для анализа именно названных произведений отнюдь не случаен. По мнению целого ряда исследователей, «Защита Лужина» явилась первым зрелым романом Набокова1. «Приглашение на казнь» - признанная вершина набоковского мастерства. В дальнейшем сам анализ двух избранных текстов должен конкретно подтвердить их право выступать в качестве представительных (и, в первую очередь, типологически существенных) примеров, демонстрирующих связь Набокова с интересующей нас традицией.

Диссертация будет состоять из «Введения», трех глав и «Заключения». См. напр.: Boyd В. The Problem of Pattern: Nabokov's "Defense"' 7 Modern Fiction Studies 33 (Ю87). No.4. P.575.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Карпов, Николай Александрович

Заключение

Подводя общие итоги работы, можно констатировать, что связи набоковского творчества русского периода с литературой романтической эпохи имеют широкий, разноплановый характер. Они складываются в многоступенчатую систему, охватывая различные уровни текста - образный строй, мотивику, композицию, повествовательную систему. В ряде случаев типично романтические фабулы и мотивы служат для писателя своеобразной моделью построения мотивной и образной структуры собственных произведений.

Такова, например, роль романтической традиции в «Защите Лужина». Здесь Набоков активно и достаточно свободно использует романтические элементы как для построения фабулы романа, так и для создания образа главного героя, творчески переосмысливая традиционные романтические фабулы - в частности, о судьбе гения и об игроке. В то же время и названные фабулы в целом, и отдельные мотивы теряют автономный характер, становясь в структуре набоковского текста неким вторичным кодом. Способом подобной художественной перекодировки выступает у Набокова метафоризация используемых романтических мифологем, а следствием - их своеобразное «умертвление», превращение в некий косный материал, который писатель конструирует по своему произволу.

Еще нагляднее этот принцип обнажен в романе «Приглашение на казнь». Если в «Защите Лужина» романтические элементы скрыты в сюжете и остаются «невидимыми» для читателя до тех пор, пока мы не подберем необходимый ключ к тексту, то в

Приглашении.» их присутствие, а также игра с ними носят в большей степени открытый характер. Обращение с романтической топикой служит здесь решению игровых, порой пародийных задач. Разрушение романтических стереотипов предстает следствием эффекта обманутого ожидания, авторской игры с героем и читателем - основополагающего свойства набоковской поэтики в целом. В конечном счете вовлекаемая в «Приглашение.» романтическая мотивика оказывается неким симулякром -означающим, лишившимся исконного означаемого. Подобный эффект во многом обеспечивает своеобразное «размывание изнутри» типичных романтических оппозиций. Прежние структурные связи оказываются нарушены, при этом характер новых устанавливаемых структур остается намеренно непроясненным.

Исследование внутренней структуры набоковских романов неизбежно заставляет перейти от анализа мотивного уровня к анализу организации повествования. В самом общем смысле можно утверждать, что повествовательная структура набоковских произведений трансформируется в том же направлении, что и мотивная - происходит совмещение ранее несовместимого, стираются грани между традиционными нарративными инстанциями автора, повествователя и героя. Сам текст фактически превращается в демонстрацию возможностей нарратива. »В этой связи показательна трансформация фантастики (преимущественно в соотнесенности с гоголевским вариантом) в романе «Приглашение на казнь». Миру «Приглашения.» фантастика по сути неведома, и даже не потому, что этот мир принципиально немиметичен (немиметическими можно назвать и тексты Гоголя), а в силу того, что оппозиция мимесис (как подражание объективной действительности) /антимимесис («не-подражание») для него нерелевантна: реальность Набоковекого текста попросту не предполагает существование внетекстовой действительности.

Сделанные наблюдения подводят к выводу о том, что принципы набоковской поэтики находятся в тесной связи с художественным методом писателя, и, на более общем уровне, - с особенностями его мировидения. Подробное рассмотрение вопроса о художественной философии Набокова в целом и о соотношении художественных принципов писателя с романтической эстетикой осталось за пределами нашей работы (об отдельных перекличках на этом уровне упоминалось во «Введении»), Можно лишь в самых общих чертах наметить некоторые перспективы дальнейшего исследования. Важнейшее место в решении этой глобальной задачи должен был бы занять анализ литературно-критических работ писателя, его интервью, писем («дискурсивных писаний», если использовать термин В.Александрова1). К этому ряду можно было бы присоединить и набоковскую автобиографию «Другие берега» (1954), тоже очень важную в контексте поставленных вопросов. Ведь жанр литературной автобиографии, в отличие от фикциональной прозы, по определению предполагает особую повествовательную ситуацию, открывая читателю доступ к авторскому сознанию как таковому.

Однако на деле все оказывается сложнее. Как уже отмечали исследователи, «Другие берега» не являются строго документальным произведением, а значит, и автобиографией в точном смысле этого слова2. Во многом повествование строится См.: Александров В.Е. Набоков и потусторонность. СПб., 1999. С. 16.

Д.Стюарт полагает, что к автобиографии Набокова вполне применимо понятие '"fiction" (т.е фикпионалыюсти) (Stuart 1> The Novelist's Composure: "Speak, Memory"' as Fiction // Modern Language Quarterly 36 (June 1975), No.2. P. 177-192). Близок к нему и А.Долинин, считающий, что «Другие берега» отличает «сложная игра между "фактом" и вымыслом, документальным и художественным» (Долинин А. Истинная жизнь здесь по законам той же игровой поэтики, что и романы писателя. В частности, мы встречаемся с излюбленным набоковским приемом -нанизыванием своеобразных тематических узоров («Обнаружить и проследить на протяжении своей жизни развитие таких тематических узоров и есть, думается мне, главная задача мемуариста», - признается Набоков (V, 152)). В ряде случаях на них указывает сам автор, но большей частью распознавать такие узоры должен читатель набоковских произведений1. Этим обстоятельством предопределяется такая перспектива дальнейшего исследования, как изучение текстовой стратегии автобиографического повествования и того типа имплицитного читателя, который этим повествованием предполагается.

Другой важнейшей линией дальнейшей работы может служить выявление динамики восприятия и переработки Набоковым романтической традиции - в его эволюции от прозы 1920-30-х годов к американскому периоду творчества. В этой связи любопытно проследить, какое место занимают романтические мотивы в «Других берегах».

Как не раз подчеркивали исследователи, «Другие берега» - это своеобразный компендиум тем и мотивов (прежде всего, писателя Сирина: после «Дара» // Набоков В.В. Русский период. Собр. соч.: В 5 т. Т.5. СПб., 2000. С.36). См. также: Александров В.Е. Указ. соч. С.62.

1 Вопрос о природе подобных узоров оказывается в тесной связи с вопросом о характере самого пабоковского творчества. В Александров склонен считать, что «набоковские текстуальные узоры и вторжения в ход вымышленных событий аналогичны формирующей роли потусторонности по отношению к человеку и природе: металитературность — это маска и модель метафизики» (Александров В.Е. Указ. соч. С.26). Однако, на наш взгляд, не менее справедливым выглядело бы и обратное утверждение. На деле две рассматриваемые категории (метафизика и металитературность). порождающие столько споров среди набоковедов, находятся в тесной взаимосвязи: для Набокова литература по своей природе божественна, т.е метафизична, а метафизика, в свою очередь, приобретает «литературный» характер, вселенная и книга устроены сходным образом (Ср.: «Устойчивая метафора 'Л/г//; как текст" лежит в основе набоковской космологии» (Давыдов С. Набоков: герой, автор, текст// В.В. Набоков: pro et contra. Том 2. СПб. 200 I. С.320)). автобиографического характера), рассыпанных по различным произведениям писателя1. Как это ни покажется парадоксальным, но в отношении предшествующих русских романов «Другие берега» выступают неким деструктивным текстом: то, что принималось читателем за вымысел, теперь выдается автором за факт своей собственной биографии. Происходит некое «раскодирование» использованных ранее мотивов, они дезавуируются, попадая в пространство текста, который маркирует себя как нефикциональный. Так, например, происходит с мотивным комплексом одиночества героя в детстве, перенесенным, вплоть до мельчайших подробностей, в «Другие берега» из «Защиты Лужина». Тем не менее, сам факт подобного перенесения мотива в новую систему уже вовлекает его в игровое поле. Если в сфере реальной жизни автора именно биография выступает источником романов, то в развитии его художественной системы это соотношение оказывается перевернуто. Таким образом, создается некое напряженное смысловое поле между текстом и претекстом, они фактически взаимообратимы.

Романтические образы и мотивы могут дискредитироваться и более простым образом, через прямые авторские декларации. Так, например, в «Других берегах» открыто отвергается романтический комплекс сна, использованный Набоковым в рассмотренных романах: «И, конечно, не там и не тогда, не в этих косматых снах, дается смертному редкий случай заглянуть за свои пределы, а дается этот случай нам наяву, когда мы в полном блеске сознания, в минуты радости, силы и удачи - на мачте, на перевале, за рабочим столом.» (V, 170); «Так люди, дневное мышление которых особенно неуимчиво, иногда чуют и во сне, где-то за щекочущей

1 См. напр.: Долинин Л. Истинная житнь писателя Сирина: после «Дара». С.35. путаницей и нелепицей видений, - стройную действительность прошедшей и предстоящей яви» (V, 162). Явь, таким образом, оказывается во всем предпочтительнее сна. Еще резче писатель обходится с музыкой, «самым романтическим» искусством: «<.> увы, для меня музыка всегда была и будет лишь произвольным нагромождением варварских звучаний. Могу по бедности понять и принять цыгановатую скрипку или какой-нибудь влажный перебор арфы в «Богеме», да еще всякие испанские спазмы и звон, - но концертное фортепиано с фалдами и решительно все духовые хоботы и анаконды в небольших дозах вызывают во мне скуку, а в больших - оголение всех нервов и даже понос» (V, 158). Впрочем, столь необъяснимая резкость заставляет заподозрить, что перед нами некий эпатаж или просто род мистификации. Однако отличить игровое отношение от искреннего высказывания в данном случае (так же, как и во многих других) слишком сложно.

Иногда использование романтических элементов носит характер их легкого, иногда неявного пародирования. Таков, например, рассказ автора о его побеге в десятилетнем возрасте с французской девочкой Колетт1 («У меня была золотая монета, луидор, и я не сомневался, что этого хватит на побег. Куда же я собирался Колетт увезти? В Испанию? В Америку? В горы над По? "Là bas, là bas, dans la montagne", как пела Кармен в недавно слышанной опере» (V, 242)) или появление на страницах романа персонажа по имени Ленский (его прототипом, как установил Б.Бойд, был Филипп Зеленский"). Наверное, не случайно и упоминание о том, что Ленский, гувернер Владимира, ездил с

1 В данном случае пародируется романтизм именно в культурно-типологическом его понимании (см. в этой связи «Введение»). См.: Бойд Б. Владимир 11абоков: русские годы: Биография. М., СПб. 2001. С. 100. семьей Набоковых в Германию, и то обстоятельство, что именно он читает вслух поэму Лермонтова «Мцыри».

В конечном счете, общий вывод о функционировании романтических мотивов в «Других берегах» сделать крайне сложно, поскольку сама природа этого текста, по крайней мере, двойственна. Необходимо учитывать и тот факт, что американский период творчества Набокова начался еще задолго до написания автобиографии (первый англоязычный ее вариант, "Conclusive Evidence", был опубликован в 1951 году). Следовательно, для всестороннего и тщательного анализа эволюции романтических элементов в творчестве писателя необходимо привлечь контекст уже созданных им к тому времени «американских» романов. В англоязычном творчестве Набокова степень интертекстуальности заметно повышается, и романтические подтексты занимают среди привлекаемых источников отнюдь не последнее место. Однако детально проследить развитие «романтической линии» в позднем творчестве писателя и сопоставить полученные результаты с уже сделанными выводами еще предстоит. Специфика настоящей работы, а также лимитирован ность ее объема вынуждают ограничиться изложенными здесь предварительными замечаниями и соображениями.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Карпов, Николай Александрович, 2002 год

1. Набоков В. Интервью Альфреду Аппелю, сентябрь 1966 г. // Набоков В.В. Собр. соч. амер. периода. Т.З. СПб., 2000. С.589-621.

2. Набоков В. Интервью в журнале "Playboy" // Набоков В.В. Собр. соч. амер. периода. Т.З. СПб., 2000. С. 562-588.

3. Набоков В. Лекции по зарубежной литературе. М., 1998.

4. Набоков В. Лекции по русской литературе. М., 1996.

5. Набоков В. Предисловие к английскому переводу романа «Защита Лужина» ("The Defense") // В.В.Набоков: pro et contra. СПб., 1997. C.52-55.

6. Набоков В. Предисловие к английскому переводу романа «Приглашение на казнь» ("Jnvitaion to a Beheading") // В.В.Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С. 46-48.

7. Набоков В.В. Комментарий к роману А.С.Пушкина «Евгений Онегин». СПб, 1998.

8. Набоков В.В. Русский период. Собр. соч.: В 5-ти т. СПб., 19992000.

9. Набоков.В.В. Рассказы. Приглашение на казнь. Роман. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989.

10. Ахшарумов Н.Д. Игрок. Повесть // Отечественные записки. 1 858. №11-12. С. 1-86, 423-530.

11. Байрон Дж.Г. Соч.: В 3-х т. М., 1974.

12. Бальмонт К. Стихотворения. Библиотека поэта. Л., 1969.

13. Бальмонт К. Только любовь. М., 1903.

14. Белый А. Петербург // Белый А. Сочинения: В 2-х т. Т.2. М., 1990.

15. Белый А. Символизм как миропонимание // Белый А. Символизм как миропонимание. СПб., 1994. С.244-255.

16. Бодлер Ш. Цветы зла. М., 1970 (Литературные памятники).

17. Вакенродер В.-Г. Фантазии об искусстве. М., 1977.

18. Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 7-ми т. М., 1976-1979.

19. Гончаров И.А. Обломов // Гончаров И.А. Собр. соч.: В 8-ми т. Т.4. М., 1979.

20. Гофман Э.Т.А. Двойники. Пг., 1922.

21. Гофман Э.Т.А. Собр. соч.: В 6-ти т. М„ 1991 -2000. Т. 1 -6.

22. Гофман Э.Т.А. Житейские воззрения кота Мурра. Повести и рассказы. М., 1 967.

23. Гюго В. Последний день приговоренного к смерти // Гюго В. Собр. соч.: В 15-ти т. М., 1953. Т. 1. С. 197-293.

24. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30-ти т. Л., 1972-1990.

25. Дюканж В. и Дюно М. Тридцать лет, или Жизнь игрока. М., 1923.

26. Дюма А. Граф Монте-Крисго: В 2-х т. М., 1977.

27. Жуковский В.А. Полн. собр. соч.: В 3-х т. Т.З. Петроград, 1918.

28. Жуковский В.А. Собр. соч.: В 3-х т. М., 1980. Т.1.

29. Загоскин М.Н. Соч.: В 2-х т. М., 1987.

30. Зольгер К.-В.-Ф. Эрвин. М., 1978.

31. Из переписки с Э.Уилсоном // Звезда. 1996. №11. С. 112-132.

32. Искусство и художник в русской прозе первой половины XIX века: Сборник произведений. Л., 1989.

33. Кафка Фр. Собрание сочинений. Америка: Роман. Новеллы и притчи: Пер. с нем. СПб., 1999.

34. Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4-Х т. Л., 1979-1981.

35. Лиль-Адан Вилье де. Избранное. Л., 1988.

36. М. Н.А.Мельгунов?. рец. на «Краткую историю пифагорейской философии» /./ Телескоп. 1832. Ч. 12. С.265.

37. Мережковский Д.С. Собрание стихотворений. СПб., 2000.

38. Метьюрин Ч.Р. Мельмот Скиталец. М., 1983 (Литературные памятники).

39. Минский Н. Из мрака к свету. Избранные стихотворения. Берлин, Петроград, 1922.

40. Нерваль Ж. де. Дочери огня: Новеллы; Стихотворения. Л., 1 985.

41. Одоевский В.Ф. Русские ночи. Л., 1975 (Литературные памятники).

42. Одоевский В.Ф. Соч.: В 2-х т. М., 198 1.

43. По Эдгар. Избранное: Стихотворения. Проза. Эссе. М., 1984.

44. Полевой Н. Баллады и повести В.А.Жуковского //Полевой H.A., Полевой Кс.А. Литературная критика. Л., 1990. С. 194-224.

45. Полевой Н. Избранные произведения и письма. Л., 1986.

46. Пушкин A.C. Полн. собр. соч.: В 10-ти т. Л., 1977-1979.

47. Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1 820- 1 840 гг.). Л., 1991.

48. Случевекий К. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Л., 1962.

49. Стендаль Фр. Пармская обитель // Стендаль Фр. Собр. соч.: В 1 8-ти т. Т.З. М., 1994.

50. Твен М. Приключения Геккльберри Финна // Твен М. Собр. соч.: В .2-ти т. Т.6. М., 1 960. С.5-305.

51. Тик Л. Кот в сапогах: Сказка для детей в 3-х действиях, с интермедиями, прологом и эпилогом. Перевод Василия Гиппиуса // Любовь к трем апельсинам. Петроград, 1916. №3. С.7-62.

52. Тютчев Ф.И. Соч.: В 2-х т. М., 1984. Т. 1.

53. Фофанов К. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. М., Л., 1962.

54. Шамиссо А. Удивительная история Петера Шлемиля // Избранная проза немецких романтиков: В 2-х т. М., 1979. Т.2. С.112-167.

55. Шеллинг Ф. Философия искусства. СПб., 1996.

56. Шиллер Фр. Письма об эстетическом воспитании человека /7 Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7-ми т. Т.6. М., 1957. С. 251-358.

57. Шлегель Фр. Эстетика. Философия. Критика. В 2-х т. М., 1983.

58. Шопенгауэр А. О четверояком корне. Мир как воля и представление. Т. 1. Критика канторвской философии. М.,1 993.

59. Эйхендорф И. Из жизни одного бездельника // Избранная проза немецких романтиков: В 2-х т. М., 1979. Т.2. С.221 -298.

60. Nabokov V. Invitation to a Beheading. New York, 1989.

61. Nabokov V. Strong Opinions. New York, 1973.

62. Nabokov V. The Defense. New York, 1990.

63. Hugo V. Les contemplations. Paris, 1982.

64. Авербах Ю. В поисках истины. М., 1967.

65. Аверин Б. О некоторых законах чтения романа «Дар» // Набоков В. Дар. СПб., 2000. С.7-34.

66. Аверин Б.В. «.Пародия ли он?» (О соотношении автора и героя в романе «Смотри на арлекинов») // Набоковский вестник. Вып. 5. Юбилейный. СПб., 2000. С.94-100.

67. Аверин Б.В. Романы В.В Набокова в контексте русской автобиографической прозы и поэзии. Автореф. дисс. на соиск. учен. степ, д.ф.н., СПб., 1999.

68. Адамович Г. Предисловие // Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова. М., 2000. С.70-76.

69. Александров A.B. Русский романтический рассказ. Одесса, 2000.

70. Александров В.Е. Набоков и потусторонность. СПб., 1999.

71. Алексеев М.П. Ч.Р.Метьюрин и его «Мельмот Скиталец» // Метьюрин Ч.Р. Мельмот Скиталец. М, 1983 (Литературные памятники). С.531-638.

72. Альбеткова Р.И. Фантастические образы в русском романтизме 30-х годов Х1Хвека // Из истории русского романтизма: Сб. статей. Вып.1. Кемерово, 1971. С.86-101.

73. Антонов С.А. Эстетический мир Набокова: парадигмы прочтения // Russian Studies. Ежеквартальник русской филологии и культуры. СПб., 1995. Т.1. №3. С.430-443.

74. Антошина Е.В. Набоков: от текста-мифа к тексту-игре // Традиционализм и модернизм в русской литературе XX века. Сб. статей. Томск, 1999. С.76-83.

75. Аскольдов С. О романтизме // Вопросы жизни. 1905. №2. С.20-51.

76. Асмус В.Ф. Музыкальная эстетика философского романтизма // Сов. Музыка. 1934. № 1. С.51-61.

77. Бабиков А. Путь к «Дару» Владимира Набокова // Набоковский вестник. Вып.4. Петербургские чтения. СПб., 1999. С. 160-167.

78. Бабич Д. Театрализация зла в произведениях Набокова // Вопросы литературы. 1999. №5. С. 142-157.

79. Баканова М.А. Роман В.Набокова «Приглашение на казнь»: Гоголевский подтекст // Филологические штудии. Вып. 3. Иваново, 1999. С. 133-141.

80. Барковская Н.В. Художественная структура романа В.Набокова «Дар» // Проблемы взаимодействия метода, стиля и жанра в советской литературе. Свердловск, 1990. С.30-42.

81. Бахтин М.М Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

82. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья вторая // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9-ти т. Т.6. М., 1981. С. 103-182.

83. Белобровцева И. Мотив тени у В.Набокова // Культура русской диаспоры: Владимир Набоков 1 00. Таллинн, 2000. С.76-90.

84. Берковский H.5Í. Романтизм в Германии. Л., 1973.

85. Берновская Н.М. Образ чудака и проблема духовной утопии в истории немецкой литературы от Жан-Поля до Германа Гессе // Вопросы литературы и стилистики германских языков. М., 1975. С. 27-76.

86. Бицилли П.М. В.Сирин. «Приглашение на казнь». Его же. «Соглядатай». Париж, 1938 // Бицилли П.М. Избранные труды по филологии. М„ 1996. С.639-641.

87. Бицилли П.М. Возрождение аллегории // Современные записки. Париж, 1936. 61. С.191-204.

88. Благой Д.Д. Литература и действительность. М., 1959.

89. Блок А. О романтизме // Блок А. Собр. соч.: В 8-ми т. Т.6. М., Л., 1962. С.З59-371.

90. Бодлер Ш. Что такое романтизм? // Бодлер Ш. Стихотворения. Проза. М., 1997. С.522-524.

91. Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы: Биография. М., СПб., 2001.

92. Бугаева Л.Д. Набоков и музыка: об одном музыкальном эксперименте писателя // Набоковский вестник. Вып.5. Юбилейный. СПб., 2000. С. 101-111.

93. Букс Н. Двое игроков за одной доской: Вл.Набоков и Я.Кавабата // В.В.Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С.529-541.

94. В.В.Набоков: pro et contra. СПб., 1997.

95. В.В.Набоков: pro et contra. Том 2. СПб., 2001.

96. Ванслов B.B. Эстетика романтизма. М.,1966.

97. Васильев С. Русская романтическая проза: поэтика фантастического // Wiener Slawistischer Almanach 35 (1995). S. 517.

98. Вацуро В.Э. Последняя повесть Лермонтова // Лермонтов М.Ю. Исследования и материалы. Л., 1979. С. 223-252.

99. Виролайнен М. Англоязычие Набокова как инобытие русской словесности /У В.В.Набоков: pro et contra. Том 2. С.261-269.

100. Владимирова Н.Г. Категория интертекстуальности в современном литературоведении // Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998. С. 182-187.

101. Волкова Е. О дистанции между автором и героем-повествователем в романе В.Набокова «Дар» И Актуальные проблемы литературоведения. Вып.2. М., 1997. С.70-75.

102. Воронина О.Ю. «Акмеистическая ясность» романа В.Набокова «Защита Лужина» // Набоковский вестник. Вып. 6. Набоков и серебряный век. СПб., 2001. С.99-108.

103. Гальцева Р., Роднянская И. Помеха человек: Опыт века в зеркале антиутопий // Новый мир. 1988. №12. С.217-230.

104. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века. М., 1994.

105. Гинзбург Л. О литературном герое. Л., 1979.

106. Гинзбург Л.И. Субъектная организация светской повести в литературе 20-30-х годов XIX века (А.А.Бестужев-Марлинский

107. A.С.Пушкин) // Проблемы литературных жанров. Томск, 1979. С.36-37.

108. Гиппиус В.В Люди и куклы в сатире Салтыкова // Гиппиус

109. B.В. От Пушкина до Блока. М„ Л., 1966. С.295-330.

110. Гофман М. Романтизм, символизм и декадентство // Книга о русских поэтах последнего десятилетия. СПб., М., 1909. С.3-32.

111. Грейсон Д. Французский связной: Набоков и Альфред де Мюссе. Идеи и опыт перевода // В.В.Набоков: pro et contra. Том 2.1. C. 387-435.

112. Григорьева Е.В., Чубарова В.Н. Категория фантастического в эстетике и литературе западноевропейского романтизма // Влияние науки и философии на литературу. Ростов-на-Дону, 1987. С.43-53.

113. Давыдов С. «Гносеологическая гнусность» В.Набокова: Метафизика и поэтика в романе «Приглашение на казнь» // В.В.Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С.476-490.

114. Давыдов С. Набоков: герой, автор, текст // В.В. Набоков: pro et contra. Том 2. СПб., 2001. С.З 15-327.

115. Данилова Н. Мотив игры в романе Ф.М.Достоевского «Игрок» // Творческая индивидуальность писателя и взаимодействие литератур. Алма-Ата, 1988. С.91-95.1 14. Дар к О. Примечания // Набоков В. Собр. соч.: В 4-х т. Т.2. М., 1990. С. 435-446.

116. Джонсон Д.Бартон. Лабиринт инцеста в «Аде» Набокова //

117. B.В.Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С.395-428.

118. Дилакторская О.Г. Фантастическое в «Петербургских повестях» Н.В.Гоголя. Владивосток, 1986.

119. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина // Набоков В.В. Русский период. Собр. соч.: В 5-ти т. Т. 1. СПб., 1999. С.9-25.

120. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: две вершины -«Приглашение на казнь» и «Дар» // Набоков В.В. Русский период. Собр. соч.: В 5-ти т. Т.4. СПб., 2000. С. 9-43.

121. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: от «Соглядатая» к «Отчаянию» // Набоков В.В. Русский период. Собр. соч.: В 5-ти т. Т.З. СПб., 2000. С.9-41.

122. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: первые романы // Набоков В.В. Русский период. Собр. соч.: В 5-ти т. Т.2. СПб., 1999. С.9-41.

123. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: после «Дара» // Набоков В.В. Русский период. Собр. соч.: В 5 т. Т.5. СПб., 2000.1. C.9-39.

124. Долинин А. Набоков и Блок // Тезисы докладов научной конференции «А.Блок и русский постсимволизм». Тарту, 1991. С.36-44.

125. Долинин А. Пушкинские подтексты в романе Набокова «Приглашение на казнь» // Пушкин и культура русского зарубежья. М., 2000. С.64-85.

126. Долинин А. Цветная спираль Набокова // В.В.Набоков. Рассказы. «Приглашение на казнь». Роман. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989. С.438-469.

127. Долинин A.A. «Двойное время» у Набокова (от «Дара» к «Лолите») // Пути и миражи русской культуры. СПб, 1994. С.283-323.

128. Долинин A.A., Тименчик Р.Д. Примечания // В.В.Набоков. Рассказы. «Приглашение на казнь». Роман. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989. С.493-528.

129. Дымарский В.Я. Присутствие автора в тексте: штрихи к проблеме // Исследования по художественному тексту (Материалы третьих Саратовских чтений по художественному тексту, июнь 1994) Часть 1. Саратов, 1994. С. 13-15.

130. Дымарский М. Deus ex texto, или Вторичная дискурсивность набоковской модели нарратива// В.В.Набоков: pro et contra. Том 2. СПб., 2001. С.236-260.

131. Евсеев A.C. Основы теории аллюзии (на материале русского языка). Автореф. дисс. насоиск. учен. степ, к.ф.н. М., 1990.

132. Ерофеев В. Русская проза Владимира Набокова // Набоков В. Собр. соч.: В 4-х т. Т. 1. М., 1990. С.3-32.

133. Есаулов И. Игровое самоопределение в художественном мире Владимира Набокова как финал русского серебряного века // Studia Litterana Polono-Slavica 3 (1999). С. 131-142.

134. Есаулов H.A. Поэтика литературы русского зарубежья (Шмелев и Набоков: два типа завершения традиции) // В его кн.: Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995. С.238-267.

135. Жиличев Е.В, Тюпа В.И. Иронический дискурс В.Набокова («Защита Лужина») // Кормановские чтения. Вып.1. Ижевск, 1994. С. 190-201.

136. Жиличев Е.В. Метапоэзис романа В.Набокова «Защита Лужина» // Молодая филология. Сб. науч. тр. Новосибирск, 1996. С.30-35.

137. Жиличев Е.В. Элементы мета поэтической организации литературного текста в романе В.Набокова «Приглашение на казнь» // Молодая филология. Сб. науч. трудов. Вып.2. Новосибирск, 1 998. С. 1 55-167.

138. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Л., 1978.

139. Жирмунский В.M. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996.

140. Заславский О.Б. О художественной структуре неоконченной повести Лермонтова // Russian Literature XXXIV (1993), No. 1. Spécial Issue M.Ju.Lermontov III. P. 109-134.

141. Захарова З.В. Архетипические мотивы волшебной сказки в романе В.В.Набокова «Приглашение на казнь» // Филологические этюды. Вып.I. Саратов, 1998. С. 106-1 10.

142. Злочевская А.В. Набоков и Гоголь (На материале романа «Защита Лужина») // Русская словесность. 1998. №4. С.24-29.

143. Злочевская А.В. Поэтика Владимира Набокова: новации и традиции // Русская литература. 2000. №1. С.40-62.

144. Злочевская А.В. Традиции Достоевского в романе В.Набокова «Приглашение на казнь» // Филологические науки. 1995.№2. С.З-12.

145. Зунделович Я. Поэтика гротеска (к вопросу о характере гоголевского творчества) // Проблемы поэтики. М., Л., 1925. С. 63-79.

146. Иванов Вяч.Вс. Черт у Набокова и Булгакова // Звезда. 1996. №11. С.146-149.

147. Иванова Н.И. Н.В. Гоголь в восприятии и творческой интерпретации В.В. Набокова. Автореф. дисс. на соиск. учен, степ, к.ф.н. Псков, 1999.

148. Иванов-Разумник Р. Литература и общественность. Вечные пути (реализм и романтизм) // Заветы. 1914. №3. С.93-110.

149. Казин А.Л. Неоромантическая философия художественной культуры // Вопросы философии. 1980. №7. С.143-154.

150. Капитанова Л. Повествовательная структура русской романтической повести (20-30-е годы XIX века). Псков, 1997.

151. Карташова И.В. Взгляд на романтизм в канун XXI века // Романтизм и его исторические судьбы. Материалы междунар. науч. конф. Тверь, 1998. ч. 1. C.iv-viii.

152. Карташова И.В. Повесть Н.В.Гоголя «Нос» и романтическая ирония // От Карамзина до Чехова. Томск, 1992. С. 154-162.

153. Кедров К. Защита Набокова // Московский вестник. 1990. №2. С.272-286.

154. Кертис Дж. Романтическое видение // Литературное обозрение. 1991. №5. С.24-28.

155. Климентов А. Романтизм и декадентство: Философия и психология романтизма как основа декадентства (символизма). Одесса, 1913.

156. Ковалева С.Н. «Мошенничество, возведенное в колдовство». Поэтика романа Владимира Набокова «Защита Лужина» // Филология. Межвуз. сб. науч. тр. Вып.З. Саратов, 1998. С.27-32.

157. Ковалева С.Н. «Простота, поражающая пуще самой сложной магии»: философия романа Владимира Набокова «Защита Лужина» // Филологические этюды. Вып.1. Саратов, 1998. С. 104106.

158. Коваленко А.Г. «Двоемирие» В.Набокова // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. филология, журналистика, 1994. № 1. С.93-100.

159. Кожевникова H.A. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. М., 1994.

160. Козлова С.М. Утопия истины и гносеология отрезанной головы в «Приглашении на казнь» // Звезда. 1999. №4. С. 184-189.1 59. Колобаева Л.А. Русский символизм. М., 2000.

161. Конноли Дж. Загадка рассказчика в «Приглашении на казнь» В.Набокова /7 Русская литература XX века: Исследования американских ученых. СПб., 1993. С. 446-457.

162. Кулишкина О.Н. Романтическая философия искусства и русская проза первой половины XIX века. Кемерово, 1995.

163. Кулыос С.К., Белобровцева И.З. «Играть, весь век играть.»: заметки о теме карточной игры в русской литературе начала XX века // Studia Metrica Slavica et Poética. Сборник статей памяти П.А.Руднева. СПб., 1999. С.257-264.

164. Кумбашева Ю.А. Мотив сна в русской лирике первой трети XIX века. Автореф. дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.н. СПб., 2001.

165. Кучина Т. От аза до ижицы: алфавит «Приглашения на казнь» .// XX век: Проза. Поэзия. Критика. А.Белый, И.Бунин, В.Набоков, Е.Замятин и. Б.Гребенщиков. ML, 1996. С. 49-58.

166. Лайнер И.Л. Сонетная композиция романа Владимира Набокова «Защита Лужина» // Пушкин и Крым. IX Крымские Пушкинские Международные Чтения. Материалы в 2-х кн. Кн.2. Симферополь, 2000. С. 190-195.

167. Ламброзо Ц. Гениальность и помешательство. СПб., 1892.

168. Ланин Б.А. Русская литературная антиутопия. М., 1993.

169. Левин Ю.И. О «Машеньке»; О «Даре»; Биспациальность как инвариант поэтического мира В.Набокова // Левин Ю.И.: Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.,1998. С. 279-391.

170. Левин Ю.И. Об особенностях повествовательной структуры и образного строя романа Владимира Набокова «Дар» Н Russian Literature 9:11 (1981). С. 191-229.

171. Линецкий В. «Анти-Бахтин» лучшая книга о Владимире Набокове. СПб, 1994.

172. Липовецкий М. Эпилог русского модернизма (Художественная философия в «Даре» Набокова) // В.В.Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С.643-666.

173. Ломова Е.А. Структура и типология повествовательных форм в романтической прозе 20-30-х годов XIX века (на материале повестей В.Одоевского, О.Сомова, М.Погодина и Н.Павлова). Автореф. дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.н. Томск, 1990.

174. Лотман Ю.М. «Пиковая дама» и тема карточной игры в русской литературе начала XIX века // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Таллинн, 1992. Т.2. С.389-415.

175. Лотман Ю.М. Структура художественного текста //Лотман Ю.М.: Об искусстве. СПб., 1998. С. 14-285.

176. Лотман Ю.М. Текст в тексте // Ученые записки ТГУ. Вып.567. Текст в тексте. Труды по знаковым системам XIV. Тарту, 1981. С. 3-18.

177. Лыгун Е.Б. Образ человека искусства в русской романтической прозе 1830-х годов. Автореф. дисс. на соиск. учен, степ, к.ф.н. Тарту, 1987.

178. Любимова Т.Б. Явное вдали и скрытое вблизи (О традиции в современном западноевропейском искусстве) // Проблема единства современного искусства и классического наследия. М., 1988. С.21-34.

179. Люксембург А., Рахимкулова Г. Магистр игры Вивиан Ван Бок (игра слов в прозе Владимира Набокова в свете теории каламбура). Ростов-на-Дону, 1996.

180. Люксембург A.M., Рахимкулова Г.Ф. Игровое начало в прозе Владимира Набокова // Поиск смысла: Сб. статей участников междунар. науч. конф. «Русская культура и мир». Н.Новгород, 1994. С.157-168.1 82. Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова. М.; Л., 1964.

181. Манн Ю. Встреча в лабиринте (Франц Кафка и Николай Гоголь) // Вопросы литературы. 1 999. №2. С. 162-1 86.

182. Манн Ю.В. Автор и повествование // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С.43 1-480.

183. Манн Ю.В. Диалектика художественного образа. М., 1987.1 86. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. ML, 1978.

184. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М., 1976.

185. Маркович В.М. Дыхание фантазии // Русская фантастическая проза эпохи романтизма. Л., 1991. С.5-47.

186. Маркович В.М. О значении чудесного в русской реалистической литературе XIX века // Кормановские чтения: Материалы межвуз. науч. конф. Вып.1. Ижевск, 1993. С.134-143.

187. Маркович В.М. Тема искусства в русской прозе эпохи романтизма // Искусство и художник в русской прозе первой половины XIX века. Л., 1989. С. 5-42.

188. Мартынов Г.Г., Успенская A.B. Примечания // Мережковский Д.С. Собрание стихотворений. СПб., 2000. С.619-710.

189. Медарич М. Владимир Набоков и роман 20 столетия // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. СПб., 1997. С.454-475.

190. Михайлов О. Разрушение дара//Москва. 1986. №12. С.66-72.

191. Млечко A.B. Пародия как элемент поэтики романов В.В.Набокова. Автореф. дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.н. Волгоград, 1998.

192. Мулярчик А. Русская проза Владимира Набокова. М., 1997.

193. Назиров Р.Г. Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе. Сравнительная история фабул. Дисс, в виде науч. докл. на соиск. учен. степ. д. ф.н. Екатеринбург, 1995.

194. Непомнящая A.B. Мотив игры в прозе А.С.Пушкина и В.В.Набокова («Пиковая дама» и «Король, дама, валет») // Пушкин и Крым. IX Крымские Пушкинские Международные Чтения. Материалы в 2-х кн. Кн.2. Симферополь, 2000. С. 144-147.

195. Нечаенко Д.А. Сон, заветных исполненный знаков. М., 1991.

196. Нива Ж. От Жюльена Сореля к Цинциннату (Стендаль -Набоков) // Континент. М,- Париж, 1996. Вып.87. С.296-304.

197. Новик Ал. Герман Хохлов. Рец.: Защита Лужина. Берлин: Слово, 1930 // Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова. М., 2000. С.67-70.

198. Новикова Н. Формы проявления романтического стиля М.А.Булгакова (роман «Белая гвардия») // Проблемы романтизма в русской и зарубежной литературе. Тверь, 1996. С. 122-126.

199. Осипова O.A. Культура романтизма и современность /7 Вторые культурологические чтения. М., 1997. С.61-64.

200. Падучева E.B. Рассказ Набокова «Набор» как эксперимент над повествовательной формой // Падучева Е.В. Семантические исследования. М., 1996. С.385-393.

201. Пайфер Э. «Лолита» // В.В.Набоков: pro et contra. Том 2. СПб., 2001 С.869-892.

202. Пило Бойл Ч. Набоков и русский символизм (история проблемы) // В.В.Набоков: pro et contra. Том 2. СПб., 200 1. С.532-550.

203. Пимкина A.A. Принцип игры в творчестве Набокова. Дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.н. М., 1999.

204. Погребная Я.В. Мнимость смерти и материальность памяти в лирике М.Ю.Лермонтова и В.В.Набокова // М.Ю.Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания. Межвуз. сб. науч. тр. Вып.4. Ставрополь, 1997. С. 98-11 1.

205. Пол и щук В. Примечания // Набоков В.В. Русский период. Собр. соч.: В 5-ти т. Т.2. СПб., 1999. С.697-705.

206. Польская С. Воскрешение короля Офиоха: Э.Т.А.Гофман в рассказе В.Набокова «Облако, озеро, башня» // Scando-Slavica 36 (1990), Р.101-1 13.

207. Потапова Г.Е. «Пиковая дама» Пушкина и некоторые принципы изображения человека в жанре фантастической повести .// «Внимая звуку струн твоих.»: Сб. статей. Калининград, 1992. С.60-69.

208. Потебня A.A. Из записок по теории словесности /7 Потебня A.A. Эстетика и поэтика. М., 1976. С.414-447.

209. Проффер К. Ключи к «Лолите». СПб., 2000.

210. Пурин А. Набоков и Евтерпа // Новый мир. 1993. №2. С.224-240."

211. Пурин А. Пиротехник, или романтическое сознание // Нева. 199 Г №8. С.171-180.

212. Пятигорский А. Чуть-чуть о философии Владимира Набокова // В.В.Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С.340-347.

213. Ронен О. Подражательность, антипародия, интертекстуальность и комментарий // Новое литературное обозрение. 2000. №42. С.255-261.

214. Рощина О.С. Иронический модус художественности Н Молодая филология. Вып.2. Новосибирск, 1 998. С.3-1 9.

215. Руднев В. Культура и сон //Даугава. 1990. №3. С. 121-124.

216. Рягузова Л.Н. Концептуализированная сфера «творчество» в художественной системе В.В.Набокова. Краснодар, 2000.

217. Рягузова Л.Н. Система эстетических и теоретико-литературных понятий В.В.Набокова. Краснодар, 2001.

218. Савельева Г. Кукольные мотивы в творчестве Набокова // В.В.Набоков: pro et contra. Том 2. СПб., 2001. С.345-354.

219. Семенова Н.В. «Жизнь ландшафт - странствие» в новелле Вл.Набокова «Облако, озеро, башня» // Проблемы романтизма в русской и зарубежной литературе. Тверь, 1996. С. 126-130.

220. Семенова Н.В. Об одной цитате В.Набокова (Набоков и Вальзер) // Романтизм и его исторические судьбы. ч.2. Тверь, 1998. С. 138-142.

221. Сендерович С., Шварц Е. Вербная штучка. Набоков и популярная культура. Статья первая // Новое литературное обозрение. 1997. №24. С.93-110.

222. Сендерович С., Шварц Е. Вербная штучка. Набоков и популярная культура. Статья вторая // Новое литературное обозрение. 1997. №26. С.201-222.

223. Сендерович С., Шварц Е. Старичок из евреев (комментарий к «Приглашению на казнь» Владимира Набокова ) /./ Russian Literature 43:3 (1998). P. 297-327.

224. Сендерович СЛ., Шварц. Е.М. Поэтика и этология Владимира Набокова // Е1абоковский вестник. Вып.5. Юбилейный. СПб., 2000. С. 19-36.

225. Сконечная О. Примечания .// Набоков В.В. Русский период. Собрание сочинений в 5-ти т. Т.2. СПб., 1999. С.705-71 7.

226. Сконечная О. Примечания // Набоков В.В. Русский период. Собрание сочинений в 5-ти т. ТА. СПб., 2000. С.603-634.

227. Сконечная О.Ю. Традиции русского символизма в прозе В.В.Набокова 20-30-х годов. Автореф. дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.н. М., 1994.

228. Сконечная О.Ю. Традиции русского символизма в прозе Набокова 20-30-х годов. Дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.н. М., 1994.

229. Славина О. Поэтика сновидений (на материале прозы 1920-х годов). Автореф. дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.н. СПб., 1998.

230. Слонимский А. Техника комического у Гоголя. Пг., 1923.

231. Слюсарева П. Построение простоты (Опыт прочтения романа Вл.Набокова «Защита Лужина») // Подъем. 1988. №3. С.129-140.

232. Смирнов И.П. Диахронические трансформации литературных жанров и мотивов. Wien, 1981.

233. Смирнов И.П. Порождение интертекста. СПб., 1995.

234. Смирнова Т. О романе В.Набокова «Приглашение на казнь» // В.В Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С. 829-841.

235. Соловьев А.Э. Истоки и смысл романтической иронии // Вопросы философии. 1984. №12. С.97-105.

236. Старк В.П. А.С.Пушкин и творчество В.В.Набокова. Дисс. в форме науч. докл. на соиск. учен. степ, д.ф.н. СПб., 2000.

237. Струве Г. Творчество Сирина // Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова. М.„ 2000. СЛ 81-186.

238. Сугимото К. В плену вымысла (По роману Набокова «Приглашение на казнь») // Набоковский вестник. Вып.5. Юбилейный. СПб., 2000. С.47-58.

239. Тамми П. Заметки о полигенетичности в прозе Набокова // В.В.Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С.5 14-528.

240. Тарановский К. О поэзии и поэтике. М., 2000.

241. Телетова Н. Век «наоборот» писателя «наоборот». «Картофельный Эльф» и карлик Альберих европейского эпоса // Вышгород. 1999. №3. C.5-J8.

242. Телетова Н. Истоки романа Набокова «Ада» и роман Жермены де Сталь «Коринна» // В.В.Набоков: pro et contra. Том 2. СПб., 2001. С.436-448.

243. Телетова Н.К. Казотт, Набоков и Булгаков // Набоковский вестник. Вып. 1. СПб, 1998. С. 142-147.

244. Тихомирова Е.В. К интерпретации произведений

245. B.В.Набокова // Русская классика XX века: Пределы интерпретации: Сб. материалов науч. конф., Ставрополь, 1995.1. C.72-73.

246. Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу. М., 1 999.

247. Туниманов В. Неюбилейные размышления: К 160-летию со дня рождения Н.Г.Чернышевского // Литературное обозрение. 1988. №8. С.25-32.

248. Успенский Б.А. Поэтика композиции // Успенский Б.А. Семиотика искусства. М, 1995. С.9-218.25 1. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. М., 1978.

249. Филатов И. Категория «другого» в романах В.Набокова («Машенька», «Защита Лужина», «Дар») // Литература русского зарубежья. Тюмень. 1998. ч.4. С.35-48.

250. Фрейденберг О.М. Происхождение греческой лирики // Вопросы литературы. 1973. №11. С.103-123.

251. Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб., 1999.

252. Ходанен Л.А. Мифологема сна в поэзии М.Ю. Лермонтова и русских романтиков // Литература и фольклорная традиция. Волгоград, 1997. С. 122-135.

253. Ходасевич Вл. «Защита Лужина» // Ходасевич Вл. Колеблемый треножник. М., 1991. С.556-559.

254. Ходасевич Вл. О Сирине // Там же. С.458-463.

255. Хонг Е. Проблема художественного психологизма в русскоязычных романах Владимира Набокова. Автореф. дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.н. М., 2001.

256. Храповицкая E.H. Двоемирие и символ в романтизме и символизме // Филологические науки. 1999. №3. С.35-41.

257. Цивьян T.B. Verg. Georg. IV, 116-148: К мифологеме сада // Текст: семантика и структура. М., 1983. С. 140-152.

258. Чавчанидзе Д. Комментарии // Еофман Э.Т.А. Собр. соч.: В 6-ти т. Т.4. М., 1998. С. 471-508.

259. Чебанюк Т.А. К типологии сюжета фантастической повести первой половины XIX века // Вопросы сюжета и композиции. Еорький, 1978. С. 44-49.

260. Чебанюк Т.А. Типы повествования в фантастической повести 20-40-х годов XIX века // Проблемы жанров в русской литературе. М„ 1980. С. 30-38.

261. Чернышева Е.Е. Интертекстуальное поле карточной игры в границах русской фантастической прозы 30-х гг. XIX века // Проблема традиций в русской литературе. Межвуз. сб. науч. тр. Н.Новгород, 1998. С. 49-60.

262. Шадурский В.В. Поэтика подтекстов в прозе В.В.Набокова. Дисс. на соиск. учен. степ, к.ф.н. Новгород, 1999.

263. Шапиро Е. Реминисценции из «Мертвых душ» в «Приглашении на казнь» Набокова// Еоголевский сборник. СПб., 1994. С. 175-181.

264. Шапиро Е. Русские литературные аллюзии в романе Набокова «Приглашение на казнь» // Russian Literature 9:4 (1981). P.369-378.

265. Шаховская 3. В поисках Набокова. Отражения. М., 1991.

266. Штедтке К. К вопросу о повествовательных структурах в период русского романтизма // Проблемы теории и истории литературы. М., 1971. С. 159-169.

267. Шульман М. Набоков, писатель // Постскриптум. !997.№1. С. 235-311.

268. Эллис. Русские символисты. М., 1910.

269. Эпштейн М. Игра в жизни и в искусстве // Его же. Парадоксы новизны. М., 1988. С.276-303.

270. Эпштейн М, Юкина Е. Образы детства // Новый мир. 1979. №12. С. 240-252.

271. Alter R. "Invitation to a Beheading": Nabokov and the Art of Politics //TriQuaterly 17 (Winter 1970), P.41-59.

272. Appel A. "Lolita": The Springboard of Parody // Dembo L.S., ed. Nabokov: The Man and His Work. Madison, 1967. P. 106-143.

273. Austin P.M. The Exotic Prisoner in Russian Romanticism // Russian Literature 16:3 (1984). Special Issue: Russian Romanticism III. P.217-274.

274. Barabtarlo G. "The Defense" Marginalia // The Nabokovian 28 (1992, Spring). P.57-65.

275. Bethea D.M. Style // The Garland Companion to Vladimir Nabokov. New York, London, 1995. P. 696-704.

276. Blotner J. Romantic Elements in Faulkner // Romantic and Modem: Revaluations of Literary Tradition. Pittsburgh, 1977. P.207-221.

277. Boegeman M.B. "Invitation to a Beheading" and the Many Shades of Kafka // Nabokov's Fifth Arc: Nabokov and Others on His Life's Work. Austin, 1982. P. 105-121.

278. Boyd B. The Problem of Pattern: Nabokov's "Defense" // Modern Fiction Studies 33 (1987), No.4. P.575-604.

279. Boyd B. Vladimir Nabokov: The Russian Years. Princeton, 1990.

280. Brombert V. The Happy Prison: A Recurring Romantic Metaphor /7 Romanticism. Vistas, Instances, Contunuites. Ithaca, London, 1973. P.62-79.

281. Brombert V. The Romantic Prison: The French Tradition. Princeton, 1978.

282. Brooke-Rose Ch. A Rhetoric of the Unreal: Studies in Narrative, Especially of the Fantastic. Cambridge, 1983.

283. Brostrom K.N. The Heritage of Romantic Depictions of Nature in Turgenev // American Contributions to the Ninth International Congress of Slavists. Vol.2. Literature, Poetics, History. Columbus, 1983. P. 81-95.

284. Burns Dan E. "Bend Sinister" and "Tyrants Destroyed": Short Story into Novel // Modern Fiction Studies 25 (1979), No.3. P.508-513.

285. Cancogni A. Nabokov and Chateaubriand /7 The Garland Companion to Vladimir Nabokov. New York, London, 1995. P.282-388.

286. Chances E. Chekhov, Nabokov, and the Box: Making a Case for Belikov and Luzhin // Russian Language Journal 40 (1987), No. 140. P.135-142.

287. Clancy, Laurie. The Novels of Vladi mir Nabokov. London, 1984.

288. Connolly J.W. Madness and Doubling : From Dostoevsky's "The Double" to Nabokov's "The Eye" // Russian Literature Triquaterly 24 (1991), P.129-139.

289. Connolly J.W. Nabokov's Early Fiction: Patterns of Self and Other. Cambridge, 1992.

290. Connoly J., ed. "Invitation to a Beheading": A Critical Companion. Evanston, 1997.

291. Connoly J.W. Nabokov and Zhukovsky // The Vladimir Nabokov Research Newsletter 11 (Fall 1983), P.43-47.

292. Connoly J.W. The Otherwordly in Nabokov's Poetry // Russian Literature Triquaterly 24 (1991), P. 329-339.

293. Cornwell N. The Literary Fantastic: From Gothic to Postmodernism. New York, 1990.

294. Corstius J.B. Introduction to the Comparative Study of Literature. New York, 1968.

295. Davydov S. Texty-matreski Vladimira Nabokova. Munchen, 1982.

296. Dissertation Abstract International (A), V.49, No. 12 (Pt.l). -P.3734 A.

297. Dolinin A. "The Gift1' // The Garland Companion to Vladimir Nabokov. New York, London. 1995. P. 143-167.

298. Dolinin A. Life after Beheading: Nabokov and Charles Nodier // The Nabokovian 39 (Fall 1997). P.6-1 1.

299. Dolinin A. Thriller Square and The Place de la Revolution // The Nabokovian 38 (Spring 1997). P.43-49.

300. Frosch T.R. Parody and Authenticity in "Lolita" // Rivers J.E., Nicol C., eds. Nabokov's Fifth Arc: Nabokov and Others in His Life's Work. Austin, 1982. P. 171-187.

301. Frye N. The Drunken Boat: The Revolutionary Element in Romanticism // Romanticism Reconsidered. Selected Papers from the English Literature. New York, London, 1963. P. 1-25.

302. Fürst L.R. Romanticism. London, 1978.

303. Fürst L.R. The Contours of European Romanticism. London, 1980.

304. Gibson A. Comedy of Narrarive: Nabokov, Beckett, Robbe-Grillet // Comparative Literature 37 (1985), No.2. P. 114-139.

305. Hof R. Das Spiel des Unreliable Narrator: Aspekte Unglaubwürdigen Erzehlens im Werk von Vladimir Nabokov. München, 1984.

306. Houk G. The Spider and The Moth: Nabokov's "Priglasenie na kazn'" as Epistemological Exhortation // Russian Literature 28:1 (1985). Special Issue. The Russian Avant-Garde XVII. Belyj, Nabokov, Bulgakov. P.31-42.

307. Johnson Barton D. Worlds in Regression: Some Novels of Vladimir Nabokov. Ann Arbor, 1 985.

308. Johnson D.Barton. Belyj and Nabokov: A Comparative Overview /7 Russian Literature 9 : 4 (1981), P. 379-402.

309. Lachmann R. Memory and Literature: Intertextuality in Russian modernism. Minneapolis, London, 1997.

310. Langbaum R. Romanticism as a Modern Tradition // Langbaum R. The Poetry of Experience. New York, 1963. P. 9-37.

311. Lilly M. Nabokov: Homo Ludens /7 Vladimir Nabokov. His Life, His Work, His World. A Tribute. London, 1979. P. 88-102.

312. Link Franz H. Nabokov's "Lolita" and Aesthetic Romanticism // Literatur in Wissenschaft und Unterricht. Kiel, 1976. P. 37-48.

313. Meerson O. Vladimir Nabokov's Transformations of Dostoevskij in "The Defense": "Zascita Luzina" or "Zascita Dostoevskogo"? /7 Zeitschrift für Slawistik 41 (1996), H.l. S.20-33.

314. Moynahan J. Nabokov and Joyce // The Garland Companion to Vladimir Nabokov. New York, London, 1 995. P. 433-444.

315. Mroz E.M.F. Vladimir Nabokov and Romantic Irony. Ph.D. University of Delavare, 1988.

316. Muecke D.C. The Compass of Irony. London, 1969.

317. Pesch L. Die Romantische Rebellion in der Modernen Literatur und Kunst. München, 1962.

318. Peterson Dale E. Nabokov and Poe // The Garland Companion to Vladimir Nabokov. New York, London, 1995. P. 463-471.

319. Peterson Dale E. Nabokov's "Invitation": Literature as Execution // Publications of the Modem Language Association of America (PMLA) 96 (1981), No.5. P.824-836.

320. Petty C.L. A Comparison of Hawthorne's "Wakefield" and Nabokov's "The Leonardo" // Modern Fiction Studies 25 (1.979), No.3. P.499-507.

321. Pifer E. Nabokov and the Novel. Cambridge, Mass., 1980.

322. Poggioli R. The Theory of the Avant-Garde. Cambridge, Mass., 1968.

323. Romantic and Modern: Revaluations of Literary Tradition. Pittsburgh, 1977.

324. Romanticism, Modernism, Postmodernism. Levvisburg, London, Toronto, 1980.

325. Romanticism. Vistas, Instances, Continuités. Ithaca, London, 1973.

326. Ronen I., O. Diabolically Evocative: An Inquiry into the Meaning of a Metaphor// Slavica Hierosolymitana 5-6 (1981), P. 371-386.

327. Roth P.A. Lunatics, Lovers, and a Poet: A Study of Doubling and the Doppelganger in the Novels of Nabokov. Ph.D. University of Connecticut, 1972.

328. Shapiro G. Cincinnatus as Solus Rex // The Nabokovian 33 (Fall 1994). P.22-24.

329. Shapiro G. Delicate Markers: Subtexts in Vladimir Nabokov's "Invitation to a Beheading". Middlebury Studies in Russian Literature. Vol.19. New York, 1998.

330. Siebers T. The Romantic Fantastic. London, 1984.

331. Stuart D. Nabokov: The Dimensions of Parody. Baton Rouge, London, 1978.

332. Stuart D. The Novelist's Composure: "Speak, Memory" as Fiction // Modern Language Quarterly 36 (June 1975), No.2. P. 177-192.

333. Sweeney S.E. Porloined Letters: Poe, Doyle, Nabokov // Russian Literature Triquarterly 24 (1 991), P. 212-237.

334. Tammi P. Invitation to a Decoding. Dostoevskij as Subtext in Nabokov's «Priglasenie na kazn'» // Scando-Slavica 32 (1986), P.51-72.

335. Tammi P. Problems of Nabokov's Poetics: A Narcological Analysis. Helsinki, 1985.

336. Tammi P. Russian Subtexts in Nabokov's Fiction. Tampere, 1999.

337. Terras V. Boris Pasternak and Romantic Aesthetics // Papers on Language and Literature 3 (1967), No.l. P.42-56.

338. The Romantic Tradition. Calcutta, 1 984.

339. Thorburn D. Conrad's Romanticism: Self-Consciousness and Community // Romanticism. Vistas, Instances, Continuités. Ithaca, London, 1973. P.221-254.

340. Toker L. Nabokov: The Mystery of Literary Structures. Ithaca, London, 1989.

341. Walter Brian D. Romantic Parody and the Ironic Muse in "Lolita" //Essays in Literature 22 (1995), No. I, P. 123-143.