Концепция человека в прозе Андрея Платонова конца 20-х - 40-х годов тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Борисова, Елена Николаевна

• Борисова, Елена Николаевна
• кандидат филологических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Борисова, Елена Николаевна

Введение.

Глава 1. Концепция мира в художественной философии А. Платонова.

§ 1. Преодоление трагедии смертного мира в прозе

А. Платонова.

§ 2. Художественная концепция софийности в творчестве А. Платонова.

Глава 2. Истоки трагического в платоновской концепции человека.

§ 1. Цикличность как феномен поврежденного мира.

§ 2. Семантика образа материнской утробы.

§ 3. Мотив отказа от смертного существования и «нерождение» героя-спасителя.

Глава 3. Духовно-философские основания образа героя-спасителя.

§ 1. Духовное и телесное в художественной философии спасения.

§ 2. Полемическое содержание христологических ассоциаций в образе героя-преобразователя: на пути к созданию нового типа спасителя.

§ 3. Евхаристические мотивы в разработке образа героя-спасителя.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Концепция человека в прозе Андрея Платонова конца 20-х - 40-х годов»

В литературно-критической статье о К. Паустовском (1940) Платонов пишет о том, что главный смысл литературного творчества видится ему в человеке: «. благодарная и трудная задача - изображение человека; этой задачи никто из писателей обойти не может, хотя каждый из них подходит к ней своим путем: центр литературного дела всегда будет заключаться в существе человека, а не возле него» [44; 392]. Это высказывание полностью соответствует ядру эстетической концепции самого Платонова, художественная философия которого находится как бы «среди народа» и человечества, разделяет с ним «нагрузку общей участи» (выражение Платонова) - ощущение трагизма бытия и необходимости отыскать путь «к истине, к высшему благу». Здесь для Платонова, как и для большинства его читателей, очевидным является то, что среди многих есть человек, на которого ложится главная тяжесть этого бремени «общей участи», подчиняет себе всю его жизнь и определяет призвание. Думается, таким «низовым человеком», понесшим на себе всю тяжесть заблуждений, неудач и уроков новейшей истории, был и писатель Андрей Платонов.

Актуальность исследования. Изучение творчества А. Платонова в последние десятилетия далеко ушло от полемики по поводу политических пристрастий автора. В работах последних лет творчество Платонова предстает, с одной стороны, как серьезное философское наследие, связанное с исканиями русской религиозно-философской мысли, с другой - как результат самобытного мифотворчества писателя, сближающего платоновское творчество с литературной традицией символизма и модернизма. В данной связи исследование художественной философии Платонова, включающее в себя обязательный анализ тех ключевых символов и мотивов, которые лишь на первый взгляд имеют мифологическую природу, а при более близком рассмотрении в контексте идейных исканий художника несут четкие христианские ассоциации, является необходимой составляющей для осмысления тех связей, которые объединяют платоновское творчество не только с философско-эстетиче-скими экспериментами модернизма и авангарда рубежа веков, но и, прежде всего, с традицией русской литературы XIX века.

Подходы к изучению проблемы. Уже сложившаяся в платоноведении традиция комплексного подхода к изучению темы человека подразумевает обязательный анализ художественной концепции мира писателя. Значение этого методологического подхода объясняется, прежде всего, тем, что от определения специфики платоновского образа мира прямо зависит аспект изучения проблемы человека. В научной литературе анализ художественной разработки темы человека у Платонова строится в двух направлениях, соответствующих различным взглядам на концепцию мира в платоновском творчестве.

Одно такое направление складывается в исследованиях отдельных плато-новедов, сходящихся во мнении, что стремление героев Платонова к изменению мира тщетно, человек бессилен перед громадными потоками бытия, не в состоянии осознать их. Отсюда - внимание литературоведов к столь частым мотивам крушений, катастроф, увечий (у Н.М. Малыгиной); отнесение творчества Платонова к традициям экзистенциализма (Е.А. Калинина, М.О. Васильева). Сюда же примыкают исследования JI.B. Карасева, утверждающего идеал «утробного бытия» как платоновский способ преодоления смерти. В этом смысле весьма показательно суждение Е.А. Яблокова, заметившего, что Платонов ставит своих героев на грань обыденного и запредельного. По мнению Яблокова, эта «пограничная» ситуация художественно разрешается непременным возвращением события в рамки «земной» логики: «Никакие отчаянные трансцендентные порывы не способны разорвать оковы «наличного» мира, и усилия энтузиастов нового бытия остаются удручающе «посюсторонними». Любые реалии, которые, кажется, могли бы быть опознаны как обнадеживающие знаки «иного» существования, в конце концов обнаруживают свою «суррогатную» природу - профанируются бренностью и смертью» [265; 10]. Утверждение Яблокова, как нам кажется, справедливо лишь в том случае, когда касается проблематики революционного изменения мира - здесь писателем, действительно, подчеркивается непроницаемость «наличного» мира для восхождения, выхода в запредельное бытие. «Революция была задумана в мечтах, - пишет Платонов в 1935 году, - и осуществляема [первое время] для исполнения самых никогда не сбывшихся вещей» (13-ая книжка); [22; 171]. Открытым здесь остается вопрос о проникновении запредельного в мир обыденный, о нисхождении Света, озарениях, освещении человеческого бытия светом Вечности.

Другая группа исследователей основывает свой подход к платоновской концепции человека на убеждении, что писатель наделяет своих героев свободой коренного изменения мира, каковое оказывается онтологически присуще, доступно человеку. Теоретическую базу этих суждений составляет вопрос о влиянии философии Николая Федорова на художественную концепцию писателя, уже ставший в платоноведении «общим местом». По свидетельству Н.М. Малыгиной, открытие знакомства Платонова с «Философией общего дела» было сделано в 1969 году американским исследователем А. А. Киселевым. «Но поскольку, - пишет Малыгина, - первая публикация на эту тему в журнале «Грани» 1970 № 77, с. 134 . оставалась недоступной советским исследователям, влияние учения Федорова на Платонова было «открыто» в конце 1970-х гг.» [186; 23]. Одновременно и независимо друг от друга статьи на эту тему написали С.Г. Семенова и Н.М. Малыгина. Тем не менее, при ближайшем рассмотрении характер этого влияния не кажется столь уж очевидным, обнаруживают себя весьма противоречивые тенденции: от вдохновенного исповедования Платоновым «спасительного» учения до весьма и весьма пристального критического анализа главнейших его положений. К такому мнению приходит и М.О. Васильева: рассматривая повесть «Эфирный тракт», она справедливо замечает, что уже в раннем творчестве Платонов «отстранился от федоровского решения важнейшего вопроса о соотношении сознания и мира и, соответственно, от непосредственно с ним связанной главной федоровской идеи научного воскрешения умерших поколений» [111; 25]. (т Признать, что писатель в соответствии с философской концепцией Н.

Федорова наделяет своих героев властью над природой и материей, означает, в свою очередь, провести ту же непроницаемую грань между обыденным и запредельным у Платонова, но теперь «запредельное» совершенно лишается смысла, так как победа над «бренностью и смертью» происходит уже в этом замкнутом мире. В то же время, как раз этой безысходности, замкнутости эмпирии боялся Платонов, когда записал: «Наибольшее изменение или горе последовало после путешествия Хр. Колумба, что земля круглая, безысходная, а не плоско-бесконечная» (10-ая книжка, 1934 год); [22; 132]. Думается, что сводить художественный гений Платонова к воплощению федоровских идей столь же недопустимо, сколь и совершенно исключать известную степень влияния такового, и влияния глубинного, мировоззренческого. Автор данной диссертации исходит из убеждения, что платоновская художественная философия формировалась под влиянием множества философских, религиозных и социальных учений (среди которых в последнее время называют и фрейдизм (М.О. Васильева, Мороз), и ницшеанство (М.О. Васильева)). Но, подобно тому «неизвестному цветку» из одноименного программного рассказа Платонова, она, впитывая в себя все «соли земли», росла и развивалась благодаря одним из них и вопреки другим. Входя в тело его произведений, эти учения, говоря языком Платонова, «минерально обращались в живое». Определяющей в этой «органической борьбе» была печаль о человечестве и мире, томленье по его потерянной небесной родине. Именно это метафизическое томление и не давало Платонову закостенеть в форме какого-то философского или социального учения, заставляло напряженно искать другие возможные пути спасения. В этом счастье человека, не поклонившегося ложным образам, и в этом его трагедия, поскольку в той же неуспокоенности причина его «неглавного» отношения к христианству, тех бесконечных сомнений, которым он подвергал свою глубинную, «кровную» веру. В связи с этим перспективным видится нам изучение степени влияния христианского миропонимания на художественную философию Платонова, и в частности, на концепцию человека. Несомненного внимания заслуживает проблема внутреннего, глубинного христианства, живые ростки которого все же пробиваются в произведениях Платонова и сквозь дебри мифологических представлений и коросту социальных учений, и под пронизывающим ветром холодного разочарования.

Рассматривая концепцию мира в прозе Платонова, автор настоящей дис-* сертации формулирует доминату художественного мировидения писателя как феномен остановившегося мира. Исследователи уже обращали внимание на цикличность и замкнутость платоновского мира, погруженного в стихию смертного существования. Однако эти характеристики не являются сущностными для платоновского мира, это лишь его больное временное состояние — поэтому вся художественная система его произведений организована как борьба с болезнью мира, застигнутого как бы в некоем неустойчивом, критическом состоянии. Подтверждение наших мыслей находим в работе Н.М. Малыгиной: «Уже в раннем творчестве Платонова сложилась сюжетная ситуация, содержание которой обусловлено промежуточным положением человека 1Т «между небом и землей», «верхом» и «низом», раем и адом» [186; 49]. На это же косвенно указывала Л.П. Фоменко, говоря, что «Атмосфера основного жизненного конфликта постоянно чувствуется в структуре платоновского сюжета, но непосредственная конфликтная ситуация часто отсутствует. Чаще всего зло воплощается обобщенно-символически: пустыня, голод, немилосердное солнце» [244; 58]. Следует не согласиться с теми исследователями, которые отрицают в художественном мире Платонова перспективу развития, потенцию движения и роста. Вероятнее всего, именно подчеркнутая автором внутренняя необходимость динамики и развития и создает этот художественный эффект вакуума, в действительности заключающегося в напряженном ожидании онтологического сдвига. Итогом развития мира, по общему признанию платоноведов, является победа над смертью. Для Платонова эта победа уже была начата Воскресением Христа, но далее мир как бы остановился. Ощущение этого онтологического безвременья сказалось, к примеру, в размышлениях героя «Технического романа» о том, что мир обветшал, и после воскрешения Лазаря и воскресения Христа «человеческая мечта не дала результата: «И в течение двух тысяч лет никто третий не был воскрешен из умерших: настолько медленно реализуются самые необходимые изобретения в нынешнюю эпоху равнодушных, утомленных поколений» [56; 932].

В ряду отмеченных выше суждений особое место занимает точка зрения Чалмаева на «сокровенных» героев Платонова, которые «живут в ожидании готовности жертвы, живут пафосом самопожертвования»: «Они все делают не для себя. Отсюда - не без воздействия христианской морали - постоянное возвеличение писателем страдания, аскетического бытия, благородства детей» [250; 108]. Чалмаеву же принадлежит совершенно справедливое утверждение, что герои «тихой новеллистики» Платонова исходят из мысли, что человек - это существо в природе «надстроечное», хотя и не безмолвное, не пассивное. «И свою судьбу он, человек, строит в соавторстве, в кооперации с «базисными силами»» [250; 126]. Концепция настоящей диссертации во многом продолжает эту линию изучения писательского мировоззрения, развивая тему жертвенности как состояния приобщения к запредельному миру. Именно в христианстве, на наш взгляд, и состоит решение противоречия между апологетикой человеческого ума и фатальным бессилием изменить мир; решение, усвоенное художественной платоновской системой как утверждение онтологической ответственности человека за мир и все человечество. Ответ-^ ственность не приравнивается у Платонова ни к власти над материей, ни тем более к бессилию перед ней. Вот строчки из записной книжки 1935 года, во многом проясняющие это отношение: «И подумал я, - чтоб весь мир мой был (в голове ведь всякое думается, неизвестно откуда). А потом я представил себе это - «мой мир» - и мне стыдно стало, совестно в душе» (13-ая книжка); [22; 169]. Категория ответственности в художественной философии Платонова восходит к словам апостола Павла, о том, что после человеческого грехопадения пострадала - «покорилась суете» - и вся природа, разделившая с человеком тление и смерть. Эта ответственность перед миром реализуется в жизни платоновского человека как долг и жертва - то есть участие в подготовке будущего спасения.

М.О. Васильева в диссертации, посвященной вопросам религии и веры в творчестве Андрея Платонова, формулирует особые, по ее собственному выражению, «сущностные характеристики платоновского мировосприятия в целом», среди которых наше особое внимание привлекли следующие: «признание осмысленности мироздания»; «побуждающим импульсом к подлинному существованию является тоска (скука, стыд, тревога) - состояние, позволяющее человеку осознать свою жизнь как «заброшенность» и обратиться к подлинному существованию» [111; 59]. Приведенные Васильевой положения косвенно подтверждают излагаемую ниже концепцию человека, во многом сводящуюся к особой метафизической ответственности человечества за мир.

Говоря об истории изучения концепции человека в творчестве Андрея Платонова, приходится учитывать весь накопленный платоноведением материал, поскольку любой исследователь, так или иначе, касался этой проблемы в своей работе. Обойти этот центральный пункт платоновских художественных исканий действительно невозможно. И все же, исходя из специфики концептуального ядра диссертации, включающего, прежде всего, проблематику спасения человека и мира, ограничим круг анализируемой литературы теми работами, где внимание исследователей было обращено к вопросам художественной онтологии платоновского человека, его роли в спасении мира.

Рассмотрению платоновской концепции человека в масштабе философского постижения мира и бытия посвящена работа Л.П. Фоменко «Человек в философской прозе А. Платонова»: «Проза Платонова, и это чрезвычайно существенное ее качество, стремится не к выявлению многообразия человеческих характеров и судеб, а к выявлению многообразных отношений человека к бытию» [244; 21]. На это же указывает в своей монографии «Поэтика прозы Платонова» К.А. Барпгг, говоря, что «наступил момент, когда нам нужно окончательно отбросить снисходительную улыбку при взгляде на научно-философские концепции Платонова и воспринимать его как писателя-философа, равного по идеологическому потенциалу Ф. Достоевскому и Л. Толстому» [97; 12].

В исследованиях Л.П. Фоменко формулируются основные положения платоновской концепции человека, которые, как нам представляется, во многом подготавливают мысль об онтологической ответственности человека перед миром. Так, исследователь пишет о главной «гуманистической цели» исканий платоновских героев: «.человеческая жизнь будет неполной, как бы неосуществленной, если человек проживет ее без постижения, без осознания своего к ней отношения» [244; 21]; «Платоновский человек выступает в первую очередь как человек человечества, человек мироздания». Особого внимания в этой связи заслуживает и данное Л.П. Фоменко определение специфики изображения Платоновым личности, которая выступает «не просто многомерной, в ней заложено буквально «все человеческое»; существуют тенденции трудно совместимые» [244; 28]. Это, ставшее уже хрестоматийным, суждение, тем не менее, не соотнесено еще в платоноведении с контекстом художественного мира писателя и имеет несколько абстрактный характер. В нашей работе в понятие «все человеческое» вложен вполне конкретный смысл: в нем усматривается некий онтологический код, который несет в себе каждое человеческое существо - событие грехопадения и память об искуплении человечества Божественной Кровью Спасителя. Разумеется, таковое выводится нами из многочисленных примеров, где проявили себя и интенции о возвращении к первоначалу, к истокам существования человечества, и воспоминания об Искупительной Жертве Христа, представленные в тексте постоянными «евхаристическими» мотивами и символикой. Косвенное подтверждение своих мыслей мы находим у Н.М. Малыгиной: «В финалах произведений Платонова в сжатом, сконцентрированном виде содержится архаичная мифологическая схема, согласно которой «герой должен пережить умирание-воскресение, спуститься в ад и выйти оттуда другим» (выражение Ю. Лотмана)» [186; 62]. Добавим к этому, что в платоновском тексте торжеству «воскресения» оказывается причастен не только герой, но и весь мир. Все это делает платоновского человека XX века прямо причастным как к гибели, так и к спасению мира (к подготовке этого спасения).

Вопросам концепции человека у Платонова посвящена работа М.Н. Дмитровской «Антропологическая доминанта в этике и гносеологии А. Платонова (конца 20-х - середины 30-х годов)» (1994). В своей статье исследователь обнаруживает сходство антропологических воззрений Платонова со взглядами М. Шелера и X. Плеснера - основоположников философской антропологии в Германии. При этом, исключая знакомство писателя с работами этих ученых, Дмитровская подчеркивает именно типологическую близость мыслителей в постановке вопросов человеческого бытия и поиске их разрешения.

Подтверждение отдельных мыслей, высказанных в настоящей работе, а также общность подхода мы находим в монографии А. Дырдина «Потаенный мыслитель. Творческое сознание Андрея Платонова в свете русской духовности и культуры» (2000). В своем исследовании Дырдин пытается поставить вопрос о роли Платонова как «писателя-мыслителя в развитии отечественной духовной культуры и его месте в ней» [139; 12]. Совершенно справедливы замечания Дырдина, касающиеся разработки концепции человека в творчестве писателя: «Платонов постоянно развивает вечные христианские образы в рамках своей концепции человека» [139; 86]; «.утверждением активности человека, постановкой перед ним жизненной задачи как победы над смертью писатель близок основам христианской антропологии» [139; 88]. Важнейшим в работе Дырдина является для нас указание на присущую художественной философии Платонова идею активного христианства, из которой складывается концепция спасения у писателя: «Платонов выразил в эпопее странствий человека по историческому времени-пространству теологическую идею, противопоставив активное делание пассивному ожиданию смерти» [139; 141]. В контексте идеи активного христианства мы формулируем основную гипотезу нашего исследования, согласно которой образ героя-спасителя в творчестве писателя к началу 30-х годов теряет значение типологическое и вырастает в концепцию человека вообще.

Свой анализ платоновского текста А. Дырдин строит на основе установления типологических и генетических связей художественной эстетики писателя с традициями святоотеческой духовной литературы, в контексте мотивов и символики Священного Писания. Таким образом, в плане изучения ветхо- и новозаветных реминисценций, а также иконографических традиций в текстах Платонова настоящая работа является продолжением уже имеющихся исследований. К.А. Барпгг подчеркивал значимость православной богословской традиции в картине мироздания художника [97]; о связи платоновского сюжета с архетипическими моделями писал А. Жолковский [141]; на постоянное присутствие в произведениях Платонова библейского мотива «блуждания» людей указывает Н.М. Малыгина. В частных случаях отдельные библейские сюжеты рассматривались исследователями как внутренняя основа сюже-тостроения в текстах Платонова: совпадение ключевых эпизодов «Рассказа о многих интересных вещах» и Откровения Иоанна Богослова обнаружила Н.М. Малыгина [186; 58]; на частое внимание писателя к сюжету библейской легенды о Вавилонской башне указывали Н.М. Малыгина, Е.Н. Проскурина; о библейском сюжете повести «Джан» писали Л. Аннинский, В.А. Чалмаев, Н.М. Малыгина, П.А. Бороздина. М.А. Дмитровская в работе «Макрокосм и микрокосм в художественном мире А. Платонова» указывает на евангельские корни художественной семантики стихий ветра (воздуха) и дождя (воды) в платоновском тексте [135; 29]. На присутствие мотивов и образов богослужебных текстов в творчестве писателя указывал А. Киселев. Однако попытки изучения связей платоновских произведений с библейскими текстами не имеют систематического характера. На основании этого, в настоящей работе отдельное внимание уделяется выявлению характера и специфики бытования сакрального слова в платоновском произведении. Анализ показывает, что богослужебный текст является у Платонова смыслообразующим фактором, определяет принцип художественной разработки темы спасения и образа героя-спасителя.

Об основополагающем значении образа Спасителя в концепции человека у Платонова писал В.А. Чалмаев. Он также отмечает наличие некого онтологического кода в каждом человеке: ««Поле мысли» каждого детского рассказа Платонова, как и многих стихов из «Голубой глубины», гораздо шире материала темы. Оно как бы хранит в закодированном виде историю Вифлеемского младенца» [250; 15]. На интерес Платонова к «маленькому», «низовому» человеку как центральной фигуре в философии спасения обратил внимание В.А. Чалмаев: «Бели уж суждено человечеству снять с себя оковы материальной нужды, <.> бессмыслицы, разобщенности, то сделают это вот такие чудаки, странники, пришельцы, пусть даже и необразованные, умоляющие, как умолял и он сам в юности: «Мы идем снизу, помогите нам, верхние»» [250; 90].

Исследованию образа героя-спасителя в творчестве Платонова посвящены многие работы Н.М. Малыгиной. Но, на наш взгляд, совершенно неоправданно из них исключен аспект живого духовного опыта писателя. Так, образ Христа оказывается в исследованиях Малыгиной не средоточием напряженной духовной жизни Платонова, а всего лишь архетипическим образом, воплощаемым в различных персонажах. Эта отвлеченность от конкретного духовного опыта, религиозных ассоциаций оказывается чревата односторонностью оценок некоторых персонажей, таких, к примеру, как Александр Два-нов («Чевенгур»), Сарториус («Счастливая Москва»). В работах Малыгиной платоновская концепция спасения выстраивается исходя из того, что в художественном мире писателя таковое обеспечивается всевозможными техническими средствами спасения человека и мира (космические аппараты, корабли, паровозы, башни и вечные дома). Крушение этих устройств, задуманных как средство спасения, ведет, как показывает Малыгина, к «катастрофам» и «тяжелым увечьям» платоновских героев: «Переклички судеб Насти, Москвы и Ольги («На заре туманной юности») проявляются в сходстве их финалов: «сироты социализма» переживают катастрофу, в результате которой попадают на «дно» жизни» [186; 56]. Актуализируя в указанных героинях семантику жертвы, Малыгина совершенно не учитывает при анализе образов Москвы Честновой и Ольги отчетливо выраженную семантику искупительной жертвы. Вообще же, думается, не следует рассматривать судьбы этих трех героинь как явления одного порядка - такой подход совершенно искажает то онтологическое христианское значение жертвы, каковое, подчеркиваем, неотъемлемо присуще платоновской художественной философии. Как справедливо замечает сама же Малыгина, в повести «Котлован» «.воссоздана ситуация, со всеми ужасающими подробностями переданная Иваном Карамазовым для подтверждения недопустимости детского страдания во имя «будущей гармонии»» [186; 62]. И эту сюжетную ситуацию Малыгина вдруг распространяет на многие другие произведения: «Чевенгур», «На заре туманной юности», «Фро», где, по мнению исследователя, «разворачиваются различные варианты решения проблемы: можно ли страданиями и жертвами одного человека «купить» спасение и счастье многих людей» [186; 62]. Но видеть повсюду выражение идей Ивана Карамазова значило бы признать бунт самого Платонова, неприятие им, прежде всего, жертвы Христа. Тогда как таковое совершено чуждо писателю, создавшему целый сонм героев-страстотерпцев — в первую очередь, в военной прозе, - страданиями и кровью которых, действительно, искупается мир и человечество. Учитывая прошлый опыт изучения категории жертвы у Платонова, автор настоящей диссертации ведет свое исследование с привлечением тех множественных смысловых контекстов, окружающих данную сюжетную ситуацию, в которых, как показывает опыт, регулярно присутствует специальная образная атрибутика искупительной жертвы - «евхаристические» мотивы и символы.

Рассматривая систему персонажей в романе «Чевенгур», Е.А. Калинина («Традиции русского символистского романа в романе 20-х - 30-х годов XX века (А.П. Платонов «Чевенгур», В.В. Набоков «Дар»)») пишет о том, что герои у Платонова равны в своей значимости: это «венок судеб, объединенных не сюжетом, а некоей общей устремленностью, поиском смысла существования» [149; 9]. На это же в свое время указывала Л.П. Фоменко, подчеркивая, что даже эпизодические лица в произведениях Платонова несут особую символическую нагрузку, «передают глубинные мысли о человеке» [244; 22-23]. По мнению Е.А. Калининой, человек является той частицей бытия, «в рамках которой и происходит поиск смысла происходящего в конкретный момент в определенный исторический период и смысла существования вообще» [149; 9]. Эта мысль о воплощении в отдельной частной судьбе общей цели бытия человечества и мира особенно близка тем основным положениям платоновской философии, из которых мы выводим далее его концепцию человека. Прежде всего, речь идет об идее целокупности человечества - единого организма, и тесно связанной с этим онтологической необходимости каждой жизни, «такой нечаянной» и такой необходимой. На присутствие мотивов революции-организма и общества-организма указывали в своих работах соответственно Н.М. Малыгина и Е. Толстая-Сегал. Наконец, ключевой платоновский мотив рождения спасителя в пространстве художественного текста есть мотив «собирания спасителя» из общего народного тела: «Народ тоже себя напрасно тратить не любит, - формулирует эту концепцию Платонов в статье «Пушкин и Горький», - и, кроме того, его тоска бывает велика, ему ждать некогда, и он рождает и питает свой дар в отдельном, одном человеке, передоверяя ему на время свое живое существо» [44; 304].

Исследователи творчества Платонова всегда обращали внимание на присутствие образов-символов в произведениях писателя. По свидетельству Н.М. Малыгиной [186], современники писали, что у него «образы <.> заменены символикой» (Перцов В, 1945), что он факты «переводит на язык высоких символов» (Рашковская А., 1946). Разработкой платоновских образов-символов занимались такие ученые, как: Е. Толстая-Сегал, Н. Малыгина, В. Ристер, Г. Гюнтер, Е. Яблоков, Л. Карасев, М. Дмитровская. Настоящая диссертация продолжает традицию изучения символического значения образов у Платонова. Так, в работе рассматриваются символические образы материнской утробы, искупительной жертвы (со всем комплексом жертвенной символики: хлеб, вино, кровь, древо, плоть коровы - говядина), а также восходящие к апостольским поучениям образы-символы молока, травы, камня.

Большое внимание образу материнской утробы в своем структуралистском анализе (который, однако, ничего не прояснил в плане символики) уделяет Л.В. Карасев. Действуя в рамках метода, названного им «онтологической поэтикой», Карасев приходит к удивительному заключению о том, что платоновский мир «не рассчитан на развитие и движение, не рассчитан на вырост» [153; 155], идеальное же существование человека - «полубытие» внутри материнской утробы: «Остановив свой выбор на ребенке как «веществе создания», Платонов отговорил его взрослеть и пустил в сторону противоположную старости и смерти, - назад, в материнскую утробу. Я не говорю, - продолжает исследователь, - о том, насколько это удалось, а о том, что само направление движения было именно таким. Платонов как будто повторяет древнюю формулу, по которой наиболее счастливым оказался не тот, кто прожил долгую жизнь, не тот, кто умер сразу при рождении, а тот, кто вообще не рождался. <.> Идеал платоновских людей не в том, чтобы вообще не существовать, а в том, чтобы существовать внутри материнской утробы, быть уже зачатыми, то есть уже действительно быть, но при этом в мир не рождаться. Счастье - это жизнь внутри матери» [153; 129]. Пользуясь методом имманентного, без учета контекста произведения, анализа постоянных символов и мотивов, Карасев совершенно исключает из своего рассмотрения главное - идейный компонент текста, реализуемый даже на уровне отдельного образа, эпизода. По общему признанию большинства платоноведов, этим стержневым идейным компонентом всех произведений писателя был вопрос о смысле человеческого существования, стремление приобщиться к целям всеобщего бытия. Однако таковое никоим образом не совместимо с утверждением Карасева, из которого, если продолжить мысль, следует, что Платонов совершенно изолирует человека не только от человечества, но и от мира в целом, замыкает в сфере собственной остановившейся жизни, «а в человечестве ничего не прибавляется» («Джан»). К чему же тогда эта «нечаянная» и необходимая человеческая жизнь? В вопросе трактовки категории материнской утробы концепция нашей диссертации оказывается ближе к утверждению Н.М. Малыгиной, отметившей, что: «Значительным событием в движении сюжетов: космического и земного, - является момент выделения человека «из природы» [186; 51]. О мотиве исхода героев Платонова из «застойного существования» и символических образах круга, сферы писал и В.А. Чалмаев [250; 70, 116-117]. Это метафизическое рождение человека, пробуждение от «оцепенения и сонного прозябания» [186; 62] и есть та первая жертва миру, подготовка его будущего спасения, о которой настойчиво пишет Платонов. Мотив нерожденного спасителя, подробно рассмотренный в настоящей диссертации, является в платоновском художественном мире главной трагедией, страшнее смерти. Здесь уместно привести фрагмент из Записных книжек Платонова 1933 года: «Конец:/ И тогда он увидел, что жизнь прожита зря и почел себя не существовавшим вовсе, а другие его вовсе не знали. Человека не было» (9-ая книжка); [22; 153]. Обращаясь к теме трагического в платоновском художественном мироощущении, нельзя за проблемой смертного мира не видеть пристального внимания писателя к проблеме жизни, серьезное осуществление которой каждым человеком есть необходимое условие развития и «прогресса» мира, его одухотворения, обожения. Трагедия смертного мира, больно и напряженно переживаемая Платоновым, находит выход вовсе не в иллюзорном мифотворчестве - художественном бегстве от смерти (каковое усматривает в Платонове Карасев), а в поисках настоящего жизненного спасения. И в этом одна из задач творчества, которую видел перед собой писатель. Вот запись Платонова, четко определяющая его отношение к жизни, к жертве и к смерти: «Жизнь состоит в том, что она исчезает. Ведь если жить правильно - по духу, по сердцу, подвигом, жертвой, долгом, - то не появится никаких вопросов, не появится желание бессмертия и т.п. - все эти вещи являются от нечистой совести» (Записки разных лет, Лист 5); [22; 257].

Таким образом, в подходах к изучению платоновской художественной концепции человека существуют противоречивые тенденции, касающиеся, прежде всего, проблемы определения места и назначения человека в системе художественного мира писателя. Хотя в работах большинства исследователей центральное место занимает анализ мотивов преобразования мира, все же остается неосвещенным вопрос о жертвенно-спасительном назначении человека у Платонова, о постепенном становлении идеи искупления. Попытки же изучения героя-спасителя состоят лишь в поверхностном соотнесении художественных образов с христианским вероучением, тогда как более внимательный анализ платоновского текста обнаруживает глубинные совпадения представлений художника о спасительном подвиге с христианской философией спасения, в частности, речь идет о некоем «евхаристическом коде», заложенном в мотиве жертвы у писателя.

Целью настоящего исследования является определение влияния христианского учения о спасении на концепцию человека в творчестве А. Платонова, а также анализ путей формирования самобытной авторской поэтики, выражающей стержневую для художественной антропологии писателя идею искупительной жертвы.

Цель исследования достигается в ходе решения следующих задач:

- анализ сущности художественного конфликта человека с несовершенством мира в прозе Платонова, а также определение степени влияния учения Н. Федорова на платоновскую философию бессмертия;

- анализ концепции софийности в прозе Платонова и выявление ее значения в формировании образа героя-спасителя, изучение софиологической основы авторской философии спасения;

- анализ идейно-художественного значения образа матери, установление связей между художественными символами материнской утробы и категорией замкнутого, остановившегося бытия;

- исследование мотива нерождения спасителя и отказа от существования как феномена трагического в платоновской концепции человека;

- решение вопроса о взаимосвязи духовного и телесного в художественной философии спасения;

- осмысление специфики развития платоновского образа героя-спасителя: анализ полемического подтекста христологических ассоциаций в образе героя-преобразователя; рассмотрение идейно-художественных истоков постепенного становления тематики жертвенности;

- выделение важнейших символов искупительной жертвы и анализ их как своеобразных художественных маркеров образа героя-спасителя.

Предмет настоящего исследования состоит в совокупности мотивов и образов-символов, художественно развивающих идею Платонова о личном участии человека в деле восстановления мира из падшего состояния.

В качестве материала исследования привлекаются прозаические произведения А. Платонова конца 20-х - 40-х годов, а также литературно-критические статьи из книги «Размышления читателя», публицистика 20-х годов и записные книжки Платонова разных лет. Выбор произведений, ограниченный рамками конца 20-х - 40-х годов, обусловлен задачей проследить развитие концепции человека в зрелый период платоновского творчества, где определяющим становится постепенное обращение писателя к христианскому миропониманию. Ранняя эстетика Платонова была проникнута упованием на социальный прогресс, техническое преобразование действительности. К концу 20-х годов в творчестве писателя намечается кризис героя-преобразователя, меняется художественная концепция мира, в которой начинают преобладать черты православной гносеологии. Произведения этих лет запечатлели конфликт прежней художественной антропологии Платонова с христианским миропониманием. В произведениях середины 30-х годов, в так называемой «тихой новеллистике», и позднее в военной прозе этот конфликт преодолевается новым представлением о роли человека в деле спасения мира, Все чаще звучит мотив искупления и жертвы в контексте платоновской идеи о смысле человеческой жизни, преображение действительности мыслится теперь писателем как промыслительное действие благодати, совершаемое в мире посредством человека. Таким образом, период творчества Платонова с конца 20-х годов по 40-е отражает процесс формирования самобытной авторской концепции человека.

В качестве источников сакрального слова, являющегося смыслообразующим ферментом многих платоновских произведений, нами рассматривались книги Священного Писания: Ветхозаветные книги, Евангелие, Послания святых Апостолов Петра и Павла; тексты молитвословий. Основой толкования иконографических традиций, просматривающихся в отдельных художественных образах, явились в нашей работе сочинения по русской иконографии о. Павла Флоренского и инока Григория (Круга).

Методология работы обусловлена характером предмета исследования и целями диссертации и сочетает сравнительно-исторический, религиозно-философский и герменевтический подходы к анализу произведений. Философскую базу исследования составили идеи, высказанные в работах русских религиозных философов начала XX века: Николая Федорова, о. Павла Флоренского, о. Василия Зеньковского, о. Сергия Булгакова. Также мы опираемся на работы литературоведов, открывших путь исследования платоновского творчества в свете духовно-философской проблематики: JL Фоменко, Н. Корниенко, Н. Малыгиной, Н.Дружиной, А. Дырдина.

В работе используются элементы метода онтопоэтики, стратегия интертекстуального анализа, что позволяет при изучении ключевых деталей, образов-символов и мотивов обнаружить глубинные философские выводы, к которым писатель приходит на пути разработки своей концепции человека.

Исследование концепции человека в творчестве Платонова ведется в данной диссертации посредством анализа устойчивых мотивов. В этой связи методологическую базу нашего исследования могли бы пополнить определения специфики функционирования мотивов в платоновском тексте, данные Е.А. Калининой на материале романа «Чевенгур»: «.как и в лирическом произведении, мотив в «Чевенгуре» характеризуется «семантической напряженностью», создающей благодаря повторяемости вариантов мотива, когда «каждый новый вариант привносит дополнительный смысл в общее значение ^ мотива, которое целиком выражается не в каком-либо одном из вариантов, а только в их совокупности»» [149; 20].

Научная новизна диссертации состоит в изучении платоновской концепции человека как феномена художественного осмысления писателем христианского учения о спасении, в рассмотрении концепции человека через анализ темы жертвенности. Соотнесение идей писателя об активном, жертвенном участии человечества в деле спасения с христианским вероучением показывает глубинные религиозные основания платоновской веры в человека, в удачу человеческого пути, чем обосновывается смысл известного тяготения Платонова к пушкинской традиции, неприятие им «достоевско-гоголевского» («сужающего») взгляда на проблему человека.

Теоретическая значимость. Исследование концепции человека у Платонова в контексте идеи спасения мира от смертного состояния позволяет выявить религиозно-философские истоки важнейших положений художественного миропонимания писателя. Таким образом, работа развивает подходы к изучению творчества Платонова как духовного мыслителя, продолжающего традиции классической русской литературы XIX века.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, разделенных на параграфы, заключения и библиографии. Структура основной части работы обусловлена внутренней логикой и задачами исследования, она отражает становление идейно-художественных оснований философии человека: Глава I - «Концепция мира в художественной философии А. Платонова», Глава II - «Истоки трагического в концепции человека», Глава III -«Духовно-философские основания образа героя-спасителя».

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Борисова, Елена Николаевна

Заключение

Исходным пунктом платоновской художественной концепции человека становится мысль о несовершенстве мира, при этом принципиальное значение приобретает то, что причины этого несовершенства как бы трансцен-дентны, то есть лежат «за пределами этого мира». Событие, повлекшее за собой мучительное существование мира, отдаляется не только хронологически, но, главным образом, онтологически. Стенание человека и природы, несовершенство и смертность в художественной философии Платонова предстают как последствия некой древней онтологической катастрофы, отбросившей весь тварный мир от своего совершенного, райского образа, от Источника, которым этот мир питался. Существенное значение здесь приобретает платоновское уточнение природы мирового зла: оно имеет вовсе не социальную и не историческую, а скорее, онтологическую природу, проникает в само устройство мира, как его болезнь. Мысль об онтологическом несовершенстве мира приводит Платонова к отвержению идеи устроения земного рая - «убогого блаженства» человека. От представления о человеке как нуждающемся существе писатель приходит к мысли о том, что превращение косного отчаяния в живую надежду, «срабатывание» «каменного горя» в счастье доступно человеческому сердцу. Обращать мучение и горе в теплое биение сердца, растить в себе душу и оживлять этим весь мир - вот что становится главным долгом платоновского человечества, и в таком понимании четко просматривается христианская этика. Это принципиально новое в концепции человека открывает для самого Платонова целый мир, который был недоступен узкому антропоцентрическому мировоззрению.

Платонов объявляет существование недоступного человеку бытия, запредельной онтологии, и тем самым как бы простирает дело спасения мира и в ту запредельную область. Акт окончательного торжества мира, таким образом, видится Платонову именно как результат совместного действия человечества и того непостижимого, необъятного для человеческой души. В отличие от Н. Федорова, для которого Божественное участие в спасении мира есть лишь вынужденное трансцендентное вмешательство в случае неудачи человечества, Платонов предполагает изначальное действие в человеческой душе семени, брошенного для произрастания будущего спасителя. Автор диссертации приходит к убеждению, что от федоровской философии у Платонова навсегда остается глубокая память смерти, которая есть необходимое качество духовной жизни христианина, и неутолимая тоска по первозданной бессмертной природе. Там, где у Платонова возникает тема смерти, тема несчастного мира, необходимо присутствует мотив брошенного в человечество семени, связанный с идеей будущей жизни, победы над смертью. Указанная идея в платоновском тексте находит выражение и в образе спасительной жертвы, и в мотиве неумирающего материнского начала.

Это явление присутствия в онтологии платоновского мира «выхода», внутреннее убеждение, что трагедия мира не абсолютная и семена его спасения уже посеяны в нем самом, - уникально. Но, чтобы этот мир пришел к своему торжеству, от человека требуется сила всего его сердца, скопленная в способности и желании отдать свою жизнь за будущее этого мира: «Такие люди долго не держатся на свете, а свет на них стоит вечно» [35; 765]. Так спасение всего мира возлагается Платоновым на «низового» человека, вышедшего из сотен тысяч готовивших его рождение поколений. Основание платоновской философии составляет мысль о накапливаемом опыте человечества, который добывается в тяжком труде, собирается из горя и трагедий -это горький опыт, это мучительное взросление человечества, постепенное накопление вещества спасения.

Идея спасения соединяется у Платонова с образом родового древа человечества посредством философии софийности. В диссертации представлена попытка собрать в едином онтологическом контексте те элементы художественного мира Андрея Платонова, которые в своей совокупности образуют как бы особый идейный стержень авторского миропонимания, связанный с таинственным художественным прочувствованием софийности бытия. Таковыми элементами названы здесь четыре категории художественных мотивов платоновского текста: особое значение образа матери в онтологии платоновского мира, художественная семантика почвы, восприятие человечества как единого организма и мысль о высшем предназначении бессознательных животных. Важнейшее значение для осмысления системы платоновского мира имеет особая художественная онтология Матери, образ которой сочетает в себе черты неотмирности и подлинной телесности, материальности. Через Мать платоновский мир обретает свое телесное воплощение и через нее становится сопричастным Высшему бытию, получает Божественное, софийное обоснование. Образ Матери тесно связан с мотивом земли и почвы, в которых, как нами доказано в работе, нашли отражение идеи «всематерии» - явленной Софии. Образ Матери создается Платоновым именно в софиологиче-ском ключе, как путь, «лествица», «нисходящая с неба и восходящая от твари к небу». Образ женщины в художественной онтологии Платонова воплощает собой идею мистической собранности человечества в единое живое существо, она носитель трансцендентальных функций — некий соборный разум.

Платоновская концепция софийности, восходящая к традиционному православному миропониманию, в качестве неотъемлемой части включает в себя идею целостности и всеединства, которые в антропологическом аспекте выливается в философему человечества-организма. Именно мысль Платонова о целокупности и осмысленности всего живого бытия на земле является ключом к разгадке феномена «человечности» животных в художественном мире писателя, его искренней веры в «прогресс» живых существ в ситуации преображенного мира. Концепция софийности Платонова напрямую связана с идеей спасения мира и участием в этом человека, духовная жизнь которого не является имманентной даже по отношению к животным, мучительно переживающим свое «временное уродство» в уповании на будущее торжество. Поэтому в художественной философии Платонова герой-спаситель несет на себе бремя несовершенства всего мира, его подвигом искупается вся природа. В этом полагается основание платоновской концепции спасителя, в котором мир и человечество вновь обретают единство в своих надеждах на будущее торжество.

Трагическое в платоновском представлении о человеке исходит из ощущения повторяемости, цикличности всего земного существования. Рождение и смерть замыкают круг человеческой жизни и обрекают мир на цикличное состояние. Повторяемость в платоновской прозе является феноменом поврежденного мира, цикличность существования есть главное зло для человечества. Мир прозы Платонова концентрирует в себе ощущение остановившейся истории: освобождение человека и природы из круга смерти уже начато было Спасителем, но дальше произошла необъяснимая остановка, наступило онтологическое безвременье, когда кажется, что мир уже не идет к своей цели «в нынешнюю эпоху равнодушных, утомленных поколений». Художественная антропология Платонова отрицает равнодушное, «утробное» отношение к жизни, но основывается на активном творческом участии человека в своем спасении. Человек Платонова должен усилием приобретать жизнь, из этого складывается идея многих произведений писателя. Система платоновского мира, основанная на противоположениях жизни и заочного существования, создает уникальную символику образа материнской утробы, которая становится символом телесного существования. Пребывание человека внутри материнской утробы получает, таким образом, значение замкнутого земного бытия, «погребения своему тленному смертному» естеству. Писатель требует от своего человека главной жертвы, которой готовится всеобщее спасение — рождения и активного осуществления жизни. Здесь находит отражение платоновское убеждение в том, что человечество как единый живой организм может прийти ко спасению только все целиком, при этом личная ответственность каждого отдельного человека не умаляется, а, напротив, увеличивается, поскольку его жизнь или отводит, или приближает возможность восстановления всего человечества, отсюда выводится мысль о необходимости каждой человеческой жизни.

В этом идейно-художественном контексте следует трактовать и мотив сиротства, каковой есть неотъемлемая часть человеческой онтологии у Платонова: рождение человека мыслится писателем как начало сиротства. По общему признанию платоноведов, самым ярким воплощением такого сиротства становится для Платонова образ Христа, который не искал пути обратно в уютное тепло своей матери, а шел навстречу смертельному миру, усыновил все человечество и спас его своим подвигом. Платоновская концепция здесь восходит к христианской догматике, согласно которой, в самом Боговоплощении, в Рождестве Спасителя начало подвига Христа. Поэтому так часто трагизм платоновского миропонимания воплощается в мотиве «нерожденного спасителя». Таким образом, платоновская концепция человека в своих главных основаниях опирается не на мечту о возвращении в лоно матери, а на идею спасения мира, к которой платоновские люди должны прийти через переживание и преодоление своего сиротства. Платонов не отрицает телесного мира, но настойчиво говорит о его спасении, восстановлении, в котором, в первую очередь, нуждается сама эта материнская утроба, как источник животворящей силы, живого воплощения мира.

В художественном мире Платонова человек как существо, соединившее в себе отблеск горнего мира и тварную природу, бессмертное и тленное, наиболее полно отразил сложность соотношения вещественного и идеального в художественной философии писателя. В связи с этим принципиальное значение получает анализ субстанциальных элементов платоновской антропологии, каковая основывается на представлении о человеке как двойственном существе: эта двойственность разноплановая, но один из ее аспектов — духовно-телесное существо человека. В конструкции мира Андрея Платонова тело является непременным залогом полного, победного существования всего мира, который через рождение тела обретает свое будущее. В этом контексте прослеживается связь платоновского мировидения с христианской традицией в антропологии, где тело есть «одежда» души, а потому без тела жизнь души неполная. Философия спасения Платонова имеет здесь свои важнейшие основания. Спасение человечества совершается одновременно в двух планах: как постепенная подготовка прошлыми и будущими поколениями рождения спасителя, выраженная в образе разветвленного родового древа, и как накопление некоего духовного опыта поколений - «вещества спасения», связанное с идеей онтологической необходимости каждой человеческой жизни. Таким образом, уже в самом существе платоновского человека заложены возможности для спасения мира и человечества. Сам же по себе характер взаимообусловленности телесного и духовного в человеке делает возможным такое уникальное явление платоновской прозы, как перерождение, превращение человеческого тела в евхаристический символ, которым обеспечивается спасение мира.

Создание образа героя-спасителя шло у Платонова долгим и мучительным путем. В художественном тексте конца 1920-х годов присутствует противоречивый, символический образ молодого или даже юного человека, красноармейца или революционера, с признаками раннего старения, усталости пожилого возраста. Сама по себе настойчивость в использовании этого образа, а также художественный контекст, в который таковой включается писателем, составили в работе основание для предположения, что это явление представляет собой особую духовно-философскую категорию в творчестве Платонова. Внутренняя антиномичность, сказавшаяся в создании образа «пожилого юноши или младенца», отражает антиномичность духовной жизни в атеистическом обществе. Платоновские младенцы-спасители совмещают в себе духовную наивность, некоторую недоразвитость детства со старческой усталостью, утомленностью. В работе показано, что таковая внешняя антиномичность образа могла иметь своим источником иконографическую традицию изображения Младенца Христа, однако сам принцип художественного соотнесения имеет при этом полемический характер. При всей кажущейся близости образов платоновских красноармейцев к иконописному Образу между ними непреодолимая пропасть. И писатель подчеркивает эту идею, допуская известное уподобление, соотнесение этих онтологически несоотносимых образов. Младенчество и утомленность старости, соединенные в образе красноармейца, не имеют той внутренней антиномично-сти, чудесности, как это представлено на иконе Спасителя, напротив, составляют общую картину духовной недоразвитости героя.

Анализ художественной разработки образов красноармейцев в произведениях рубежа 20-30-х годов осуществлялся с учетом того факта, что эти образы воплотили в себе процесс переосмысления писателем художественных идей более раннего творчества. Это своеобразный платоновский анализ раннего героя-преобразователя. Осознание писателем духовной трагедии народа, потерявшего смысл своего существования в бешеном потоке истории, еще более подкреплялось его новым представлением о герое-революционере, красноармейце. Если в ранней публицистике этот герой виделся Платонову настоящим спасителем всего нищего и измученного человечества, то теперь, на рубеже 20-30-х годов, такая оценка подвергается глубокому сомнению. В образе платоновского красноармейца настойчиво обозначается духовная несостоятельность тех людей, которые решили спасти весь мир. Эта внутренняя антиномичность между поставленной целью - заменить Христа и по-своему исполнить Его дело на земле - и онтологической невозможностью ее достижения художественно оформляется Платоновым в духовно-философскую категорию «утомленных младенцев», основанную на использовании символики и мотивов Священного Писания. В диссертации рассматриваются образы молока (младенца), камня (строительства) и травы из текстов Посланий свв. апостолов Петра и Павла, предположительно взятые Платоновым в качестве ключевых деталей в бедняцкой хронике «Впрок», повести «Хлеб и чтение» - первой части «Технического романа» и обнаруживаемые во многих других произведениях конца 20-х - 30-х годов. Комплексный анализ данных образов показывает, что во многих платоновских произведениях они играют роль особого смыслообразующего фермента, определяющего логику развития темы духовного обнищания.

Обращает на себя внимание то, что в произведениях Платонова конца 1920-х годов художественным критерием оценки героев-преобразователей является отношение к земле, которое зачастую лежит в русле детского, младенческого восприятия ее как матери. Внутренняя причина по-детски целомудренного отказа данного типа героев от обладания землей состоит в экзистенциальном страхе перед тяжестью материи, в запоздавшем осознании всей присущей веществу тленности, смертности, зыбкости. Действительно, страх перед женщиной, как причиной существования вещества, у платоновских «героев-младенцев» не лишен основания: принимая участие во «вращении» мирового вещества, они уже не находят сил вырваться из него и заживо погребаются в нем, «как в обвалившемся доме». Таким образом, категория младенчества мыслится Платоновым как определенный способ отношения к миру: неприятие его вещественности, материальной вязкости, стремление абстрагироваться от нее, «освободиться от насущной скорби своего пропитания». В конечном итоге страх перед природой и материей есть свидетельство того, что победить ее несовершенство, болезнь платоновские «герои-младенцы» не в состоянии: ведь, чтобы одухотворить плоть, нужно понести ее бремя, самому стать телесным. Стремление преодолеть саму сущность материи, организовать мир по новым законам лишь еще более обозначало их беспомощность перед таинственным путем, которым медленно, но непрерывно движется все мироздание.

Как показано в работе, уже в конце 1920-х годов Платонов обращается к проблеме духовного обнищания народа, которая станет одной из центральных в произведениях второй половины 30-х. Для Платонова была неприемлема сама мысль о несбывшемся коммунизме как неудаче человечества, которая обрекает на бессмысленность жизнь и смерть многих сотен поколений людей. Естественно, разбирая трагические ошибки прошлого, писатель ищет выход из духовного тупика и находит его в вечных христианских истинах, в возвращении к русским духовным традициям. Обратный «выход к удаче» человечество находит, «терпя великие жертвы», и художественные образы, несущие в себе эту семантику жертвы, появляются в платоновской прозе как искупление и возвращение человечества на верный исторический путь. Герои-спасители произведений середины 1930-х годов мыслятся Платоновым уже не вместо Христа, а со Христом: они идут Его путем и, принося себя в жертву миру, действительно незаметно, но верно одухотворяют, спасают его.

Заключительная часть нашего исследования посвящается рассмотрению такого аспекта художественной концепции человека в творчестве Платонова, как его жертвенно-искупительное участие в спасении мира. Жертвенная символика к началу 30-х годов становится идейно-художественной доминантой платоновского героя-спасителя и является неотъемлемой частью платоновской идеи спасения мира от смертного состояния. Отдельное внимание в работе отводится принципу художественного воплощения идеи искупительной жертвы, исследование которого ведется на материале многочисленных примеров переноса семантики хлеба, дерева и говядины на тело человека. Комплексный анализ таких примеров, встречающихся во многих произведениях писателя, показывает неслучайный характер этой своеобразной метонимии, которую мы обозначили в своей работе как «евхаристическая символика тела». Использование Платоновым в качестве художественных маркеров героя-спасителя особых «евхаристических» мотивов создает фундамент платоновской концепции восстановления человечества и мира из падшего состояния, в основании которой писателем полагается христианское учение о таинстве Евхаристии, как единственном пути Спасения. В системе мира писателя спасение оказывается возможным только через жертву, страдания и искупление человечества и природы.

Автор диссертации подчеркивает, что в художественном тексте Платонова бытование канонических образов Евхаристии - хлеба и вина - символическое и связано с задачей воплощения идеи спасения мира через искупительную жертву. Жертвенность платоновских героев-спасителей, их художественная маркированность посредством евхаристических мотивов раскрывает мысль писателя о том, что путь ко спасению - это путь, которым шел

Христос. Как уже указывалось выше, платоновский человек несет в себе некий онтологический код - память о первозданном совершенстве и ощущение теперешнего состояния как последствия древней катастрофы. В том же ключе и герой-спаситель Платонова несет на себе память о Христе в виде особого «евхаристического» кода, не связанного, однако, с конкретным художественным толкованием самого таинства. На основании этого, определение «евхаристический» в отношении платоновских образов и мотивов употреблено в работе весьма условно; и это еще раз подтверждается наличием самобытных платоновских символов (дерево, говядина), наряду с традиционными христианскими евхаристическими образами (хлеб и вино), реализующих идею спасительной жертвы.

В то же время платоновское представление о человеке как некоем окне в мир Горний, орудии спасающей силы дает автору диссертации основание для соотнесения мотива искупительной жертвы у писателя с образами таинства Евхаристии. Герои-спасители Платонова, посредством «евхаристической символики», художественно претворяются в тот спасительный источник, который им «внеприроден», не соответствует их естеству. Это отдаленно похоже на таинственное претворение хлеба и вина в источник бессмертия. Именно анализ «евхаристической символики» в разработке образа героя-спасителя раскрывает в работе сущность платоновского представления о спасении как промыслительном действии благодати.

Первые попытки художественного воплощения идеи спасительной жертвы следовали у Платонова за каноническими христианскими образами таинства евхаристии (хлеб, вино), что нашло отражение в романе «Чевенгур». Впоследствии символика жертвы расширяется за счет привнесения новых самобытных образов: корова и дерево. Анализ показывает, что важнейшим образом, в котором для Платонова сосредоточивается семантика жертвенности, оказывается корова. В работе исследуется то художественное смысловое пространство, вся совокупность связей, которые сопровождают данный образ в системе платоновского мира и из которых выводится специфическая жертвенная символика. Художественной доминантой образа коровы, которая будет распространена Платоновым на родственные образы (говядина), становится ее прямая таинственная подчиненность какой-то высшей цели всеобщего бытия, абсолютное самопожертвование. Принесение себя в жертву не является для платоновской коровы каким-то исключительным, неожиданным явлением - это единственная цель всей ее жизни и плоти. Так, постепенно тело коровы наделяется особыми жизненно-мистическим свойствами спасительной жертвы, становится самобытным платоновским «евхаристическим» символом - наряду с каноническими хлебом и вином, - отчасти замещающим традиционный образ-символ закланного агнца. Однако абсо-^ лютного художественного тождества между каноническими и самобытными

4 образами не возникает: в образе коровы Платонов концентрирует, прежде всего, материнские свойства, связанные с землей и телом, и доминирующим здесь становится подготовка спасения, т.к. рождение ребенка - это жертвование своей плотью для другого нового тела, собирание будущего спасителя мира. Таким образом, специфика платоновской символики искупительной жертвы, восходящей к христианскому таинству евхаристии, обнаруживается у Платонова в органичном сочетании канонических христианских символов с уникальными художественными образами.

Мотив спасительной жертвы является центральным в романе «Счастливая Москва». Идея жертвенности связывает всех героев произведения и организует его художественное пространство. В образе Москвы Честновой идея жертвы связывается с темой мученичества и самоотречения. Мученичество как способ изменения мира и человека полагается Платоновым в самое основание концепции спасения и определяет подход к художественной трактовке героя-спасителя. Для самого Платонова поиски выхода в счастье обращались всегда в необходимость найти выход из «самости», открыть значение и смысл своей «случайной», «нечаянной», по выражению писателя, но необходимой для всего мира жизни. Уникальность образа Москвы как раз и состоит в «счастливом» воплощении своего смысла жизни - обеспечивать всеобщее существование.

В художественном пространстве платоновского текста мотив жертвы часто связывается с мотивом разрушения, перерождения тела. Телесная и духовная сущности платоновского человека, сплетаясь, обживали и уродовали одна другую, поэтому употребление своей жизни ради спасения других людей, принесение себя в жертву, что является абсолютным духовным преображением, размыкает клетку тела и разрушает его, выпуская «теплокровное сердце». В финале романа «Счастливая Москва» «евхаристический» смысл обретает и образ Сарториуса, в разработке которого Платонов также прибегает к мотиву перерождения тела. В романе «Счастливая Москва» разрушение тела Сарториуса приобретает осознанный, добровольный характер, и этим подчеркивается его жертвенный смысл. Тот же мотив разрушения тела как свидетельство жертвенного предназначения находим в рассказе «Мусорный ветер» в образе Альберта Лихтенберга. Плоть Лихтенберга, названная в й тексте «говядиной», входит в художественную парадигму символов, имеющих особое жизненно-мистическое значение в прозе Платонова, условно названное «евхаристическим», поэтому мы имеет возможность трактовать образ данного героя как персонифицированное спасение жизни и бытия.

Идея жертвы часто воплощается в мотиве искупления земли кровью, обнаруживаемом в романе «Счастливая Москва», рассказах «Мусорный ветер», «Юшка» и в большинстве рассказов о войне. В последних Платонов создает целый сонм героев-страстотерпцев, мучениями и кровью которых искупается человечество от смертоносного фашистского ига.

Разработка темы жертвенно-искупительного служения человека в военной прозе связана с обращением Платонова к уже имеющейся в его творчес-^ ком арсенале символике искупительной жертвы, но сама тема получает здесь несравнимо более глубокое осмысление. Через посредство образа коровы, жертвующей собой ради будущей жизни, подвиг солдата возвышается Платоновым до онтологии материнства. Солдат является у Платонова не просто заступником теперешней жизни, в нем самом зарождается будущая прекрасная и счастливая жизнь: ведь жертвой и героизмом солдат спасает главное -открытые «дороги свободы в даль истории», начертанные Промыслом Бо-жшм, по которым идет человечество к своему поетепешому преображение. И в мечтах платоновских солдат о послевоенной безоблачной жизни видятся аллюзии новой преображенной земли, которую «насл^дять кротцыи» спасители.

Кротость становится для Платонова ключом к разработке нового типа героя-спасителя с середины 30-х годов, и важно при этом, что творческая эстетика писателя имеет свои основания именно в христианском вероучении. Понятие кротости у Платонова отсылает нас к евангельским заповедям блаженства и открывает новые перспективы в изучении концепции героя-спасителя и авторского представления о путях «человеческой истории».

Как показывает настоящее исследование, анализ «евхаристических» мотивов в произведениях Андрея Платонова важен не только потому, что касается уникального феномена художественной философии автора, но, кроме этого, открывает новую перспективу изучения образа платоновского героя-спасителя не в традиционном контексте идеи преобразования, а в свете мотивов искупления и евангельского учения о кротости. Вместе с тем обращение к проблематике жертвы, утверждаемой писателем как цель каждой человеческой жизни, расширяет само понятие героя-спасителя у Платонова: из рамок типологического статуса оно вырастает в платоновскую концепцию человека вообще. С привлечением евангельского текста становится понятно, какое значение имеет для художественной философии спасения Платонова появление в его произведениях 30-х годов нового типа героя. Кротость, действительно, становится теперь доминантой платоновского образа героя-спасителя, и важно, при этом, что творческая эстетика писателя имеет свои основания именно в христианском вероучении.

Положение о возможности изучения творчества Платонова как духовного мыслителя, ориентированного на традицию православной этики и гносеологии, выводится в работе из анализа глубинных символов и постоянных мотивов. Духовно-нравственное содержание платоновских произведений не лежит на поверхности, но оно непременно обнаруживает себя в крупных художественно-философских построениях писателя, Так, концепция человека со всем комплексом идей преображенного человечества, исторического прогресса, спасения, жертвы наполняется подлинным смыслом и становится нам близка и понятна только в свете духовных исканий христианства.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Борисова, Елена Николаевна, 2004 год

1. Платонов А.П. Алтеркэ // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. -М.: Сов. Россия, 1985.-е. 160-171.

2. Платонов Андрей. Антисексус // Платонов А.П. Сочинения. Т. 1 (19181927). Кн. 1. / Гл. ред. Н.В. Корниенко. М.: ИМЛИ РАН, 2004. - с. 123-136.

3. Платонов А. Афродита / Платонов А.П. По небу полуночи: Рассказы. — СПб.: Азбука-классика, 2002.-е. 296-316.

4. Платонов Андрей. Бессмертие / Подготовка текста, вступительная статья и примечания Н. Дружиной. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003.-е. 741-757.

5. Платонов А. Броня // Платонов А.П. По небу полуночи: Рассказы. — СПб.: Азбука-классика, 2002. с. 194-208.

6. Платонов А. Взыскание погибших / Платонов А.П. По небу полуночи: Рассказы. СПб.: Азбука-классика, 2002. - с. 231-240.

7. Платонов А. Возвращение / Платонов А.П. По небу полуночи: Рассказы. СПб.: Азбука-классика, 2002. - с. 241-271.

8. Платонов Андрей. Война / Публикация М. Платоновой. Подготовка текста, вступительная статья и примечания Д. Московской. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. -М.: ИМЛИ РАН, 2003. с. 657-691.

9. Платонов А.П. В прекрасном и яростном мире (.Машинист Мальцев) // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. -М.: Сов. Россия, 1985. с. 272-284.

10. Платонов А.П. Впрок. Бедняцкая хроника II Платонов А.П. Впрок: Проза / Сост. М. Платоновой; Вступ. Статья Т. Шехановой. М.: Ху-дож. лит., 1990. - с. 376-437.

11. Платонов А.П. Глиняный дом в уездном саду // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия, 1985. - с. 116-127.

12. Платонов А.П. Город Градов // Платонов А.П. Собрание сочинений. -Т. 1. -М.: Изд-во «Информпечать» ИТРК РСПП, 1998. с. 297-327.

13. Платонов А.П. Государственный житель // Платонов А.П. Собрание сочинений. Т. 1. - М.: Изд-во «Информпечать» ИТРК РСПП, 1998. - с. 95-104.

14. Платонов А.П. Дед-солдат // Платонов А.П. Течение времени. / Сост. М.А. Платонова; Ред. Н. Далада; Вступ. ст. В. Еремин. М.: Московский рабочий, 1971. - с. 39-47.

15. Платонов А.П. Джан // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия, 1985. - с. 7-115.

16. Платонов А. Добрая корова. Рассказ старослужащего красноармейца II Платонов А. В сторону заката солнца. / Ред. А. Митрофанов. М.: Советский писатель, 1945. - с. 33-45.

17. Платонов А.П. Душа мира // Платонов А.П. Сочинения. Т. 1. (19181927). Кн. 2. / Гл. ред. Н.В. Корниенко. - М.: ИМЛИ РАН, 2004. - с. 4749.

18. Платонов А.П. Епифанские шлюзы // Платонов А.П. Собрание сочинений. Т. 1. - М.: Изд-во «Информпечать» ИТРК РСПП, 1998. - с. 221251.

19. Платонов А.П. Записные книжки. Материалы к биографии / Публикация М.А. Платоновой. Составление, подготовка текста, предисловие и примечания Н.В. Корниенко. М.: «Наследие», 2000. - 424 с.

20. Платонов А. Иван Великий // Платонов А.П. По небу полуночи: Рассказы. СПб.: Азбука-классика, 2002. - с. 222-230.

21. Платонов А.П. Июльская гроза // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия, 1985. - с. 230-246.

22. Платонов А. Корова // Платонов А.П. По небу полуночи: Рассказы. -СПб.: Азбука-классика, 2002. с. 157-170.

23. Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Впрок: Проза / Сост. М. Платоновой; Вступ. Статья Т. Шехановой. -М.: Худож. лит., 1990. с. 438-545.

24. Платонов А.П. Луговые мастера // Платонов А.П. Сочинения. Т. 1 (1918-1927). Кн. 1. / Гл. ред. Н.В. Корниенко. -М.: ИМЛИ РАН, 2004. -с. 95-99.

25. Платонов А.П. Луначарский. // Платонов А.П. Сочинения. Т. 1.(1918-1927). Кн. 2. / Гл. ред. Н.В. Корниенко. - М.: ИМЛИ РАН, 2004. - с. 5052.

26. Платонов А. Любовь к родине, или Путешествие воробья. Сказочное происшествие II Платонов А.П. По небу полуночи: Рассказы. СПб.: Азбука-классика, 2002.-е. 143-156.

27. Платонов А.П. Молодой майор. {Офицер Зайцев) // Платонов А.П. Одухотворенные люди. / Ред. К.Н. Чаевская. М.: Воениздат, 1963. - с. 48-74.

28. Платонов А.П. Мусорный ветер // Платонов А.П. Собрание сочинений в трех томах: Т. 1. Рассказы. Повести. 1921-1934 / Сост., вступ. ст. и примеч. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия, 1984. - с. 112-128.

29. Платонов А.П. На заре туманной юности // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия, 1985.-е, 205-229.

30. Платонов А. Неодушевленный враг // Платонов А.П. По небу полуночи: Рассказы. СПб.: Азбука-классика, 2002. - с. 209-221.

31. Платонов А.П. Оборона Семидворья // Платонов А.П. Одухотворенные люди. / Ред. К.Н. Чаевская. М.: Воениздат, 1963. - с. 75-110.

32. Платонов А. Одухотворенные люди. Рассказ о небольшом сражении под Севастополем II Платонов А. Котлован: Романы, повести, рассказ.- СПб.: Азбука-классика, 2002. с. 757-797.

33. Платонов А.П. О любви // Платонов А.П. Собрание сочинений. Т. 1.- М.: Изд-во «Информпечать» ИТРК РСПП, 1998. с. 202-205.

34. Платонов А. О советском солдате. {Три солдата) // Платонов А.П. По небу полуночи: Рассказы. СПб.: Азбука-классика, 2002. - с. 180-193.

35. Платонов А.П. Офицер и крестьянин {Среди народа) II Платонов А.П. Течение времени. / Сост. М.А. Платонова; Ред. Н. Далада; Вступ. ст. В. Еремин. -М.: Московский рабочий, 1971. с. 58-66.

36. Платонов А.П. Песчаная учительница // Платонов А.П. Сочинения. Т. 1 (1918-1927). Кн. 1. /Гл. ред. Н.В. Корниенко. -М.: ИМЛИ РАН, 2004. -с. 42-48.

37. Платонов А.П. По небу полуночи // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия, 1985.-е. 247-264.

38. Платонов А.П. Поэма мысли. // Платонов А.П. Сочинения. Т. 1 (19181927). Кн. 1. / Гл. ред. Н.В. Корниенко. М.: ИМЛИ РАН, 2004. - с. 174-175.

39. Платонов А.П. «Поющие думы». Книга стихов II Платонов А.П. Сочинения. Т. 1 (1918-1927). Кн. 1. / Гл. ред. Н.В. Корниенко. М.: ИМЛИ РАН, 2004. - с. 287-336.

40. Платонов А.П. Равенство в страдании. // Платонов А.П. Сочинения. -Т. 1. (1918-1927). Кн. 2. / Гл. ред. Н.В. Корниенко. М.: ИМЛИ РАН, 2004.-с. 203-205.

41. Платонов А.П. Размышления читателя. Статьи И Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. — М.:

42. Сов. Россия, 1985. с. 287-510.

43. Платонов А.П. Рассказ о многих интересных вещах // Платонов А.П. Сочинения. Т. 1 (1918-1927). Кн. 1. / Гл. ред. Н.В. Корниенко. М.: ИМЛИ РАН, 2004. - с. 238-284.

44. Платонов А.П. Река Потудань // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия, 1985. - с. 178-204.

45. Платонов А.П. Родина электричества // Платонов А.П. Собрание сочинений в трех томах: Т. 1. Рассказы. Повести. 1921-1934 / Сост., вступ. ст. и примеч. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия, 1984. - с. 60-74.

46. Платонов А.П. Родоначальники нации, или Беспокойные происшествия // Платонов А.П. Сочинения. Т. 1 (1918-1927). Кн. 1. / Гл. ред. Н.В. Корниенко. М.: ИМЛИ РАН, 2004. - с. 73-84.

47. Платонов А.П. Седьмой человек // Платонов А.П. Течение времени. / Сост. М.А. Платонова; Ред. Н. Далада; Вступ. ст. В. Еремин. М.: Московский рабочий, 1971.-е. 84-92.

48. Платонов А.П. Семен // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. -М.: Сов. Россия, 1985.-е. 149-159.

49. Платонов А.П. Сержант Шадрин. История русского молодого человека нашего времени II Платонов А.П. Течение времени. / Сост. М.А. Платонова; Ред. Н. Далада; Вступ. ст. В. Еремин. М.: Московскийрабочий, 1971. с. 79-83.

50. Платонов А.П. Сокровенный человек // Платонов А.П. Собрание сочинений. Т. 1. - М: Изд-во «Информпечать» ИТРК РСПП, 1998. -с. 328-397.

51. Платонов А.П. Старый механик // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия, 1985. - с. 265-271.

52. Платонов А. Счастливая Москва // Платонов А. Котлован: Романы, повести, рассказ. СПб.: Азбука-классика, 2002. - с. 643-756.

53. Платонов А.П. Такыр // Платонов А.П. Собрание сочинений. Т. 1. — ^ М.: Изд-во «Информпечать» ИТРК РСПП, 1998. - с. 129-150.

54. Платонов Андрей. Технический роман / Публикация В. Гончарова и Н. Корниенко. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. -с. 885-936.

55. Платонов А.П. Третий сын // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. -М: Сов. Россия, 1985. с. 171-177.

56. Платонов А.П. Усомнившийся Макар // Платонов А.П. Впрок: Проза / Сост. М. Платоновой; Вступ. Статья Т. Шехановой. — М.: Худож. лит., 1990.-с. 620-637.1 * 59. Платонов А.П. Фро // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2:

57. Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. -М.: Сов. Россия, 1985.-е. 128-148.

58. Платонов А.П. Чевенгур {Путешествие с открытым сердцем) П Платонов А.П. Впрок: Проза / Сост. М. Платоновой; Вступ. Статья Т. Шехановой. -М.: Худож. лит., 1990. — с. 18-375.

59. Платонов А.П. Че-Че-О. Областные организационно-философские очерки II Платонов А.П. Впрок: Проза / Сост. М. Платоновой; Вступ. Статья Т. Шехановой. -М.: Худож. лит., 1990. с. 638-654.

60. Платонов А.П. Эфирный тракт // Платонов А.П. Собрание сочинений.- Т. 1. М.: Изд-во «Информпечать» ИТРК РСПП, 1998. - с. 151-220.

61. Платонов А.П. Ювенильное море {Море юности) II Платонов А.П. Впрок: Проза / Сост. М. Платоновой; Вступ. Статья Т. Шехановой. -М.: Худож. лит., 1990.-е. 546-619.

62. Платонов А.П. Юшка // Платонов А.П. Собрание сочинений. Т. 1. — М.: Изд-во «Информпечать» ИТРК РСПП, 1998. - с. 105-111.

63. Святое Евангелие. М.: «Новая книга», «Ковчег», 680 с.

64. Архимандрит Киприан (Керн) Антропология св. Григория Паламы: Святые отцы и учители церкви в исследованиях православных ученых. -М.: Паломник, 1996.

65. Батюшков К.Н. Полное собрание стихотворений. 2-е изд. / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. Н.В. Фридмана. - M.-JL: Советский писатель, 1964.-354 с.

66. Булгаков С.Н. Свет Невечерний: Созерцания и умозрения / Худож.оформ. Б.Ф. Бублик. М.: ООО «Издательство ACT»; Харьков: «Фолио», 2001. - 672 с. - (Б-ка «Р.Х. 2000». Серия «Религиозная философия»).

67. Инок Григорий (Круг). Мысли об иконе. — М.: Издательский дом «Лествица», 1997. 158 с.

68. Лодыженский М.В. Мистическая трилогия. В 3-х частях. Часть 1. Сверхсознание. М.: Изд-во «Елеон», 1998. - 600 с.

69. Молитвослов: Молитвы на всякую потребу, акафисты, заупокойные молитвы. Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2000. - 480 с.

70. Немезий Эмесский. О природе человека / Перевод с греч. Ф.С. Владимирского. Составление, послесловие, общая редакция М.Л. Хорькова. -М.: Канон +, 1998. 464 с. - (История христианской мысли в памятниках).

71. Прот. Н. Малиновский. Очерк православного догматического богословия. М.: Изд-во Православного Свято-Тихоновского Богословского ин-та, 2003. - Репринтное изд. - Кн. 1 - 485 е.; Кн. 2 - 351с.

72. Проф. Зеньковский В.В. Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. М., 1993. - 224 с.

73. Священник Павел Флоренский. Избранные труды по искусству. / Сост.: игумен Андроник (А.С. Трубачев), М.С. Трубачева, П.В. Флоренский, В.В. Бычков. М.: Изд-во «Изобразительное искусство».

74. Центр изучения, охраны и реставрации наследи священника Павла Флоренского, 1996. 335 с.

75. Соловьев С.В. Избранные произведения. Серия «Выдающиеся мыслители». Ростов-на-Дону: «Феникс», 1998. - 544 с.

76. Федоров Н.Ф. Сочинения / Общ. ред.: А.В. Гулыга; Вступ. статья, примеч. и сост. С.Г. Семеновой. -М.: Мысль, 1982. 711 е., 1 л. портр. -(Филос. наследие). - В надзаг.: АН СССР. Ин-т философии.

77. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины: Опыт православной теодицеи / П.А. Флоренский. М.: ООО «Издательство ACT», 2003. -640 с. - (Philosophy).

78. Флоренский П. Имена. М.: ООО «Издательство ACT»; Харьков: (¥ «Фолио», 2001. - 336 с. - (Философия. Психология, вып. 2).1. Научная литература

79. Абрамов А. Андрей Платонов в мире искусства // Наш Платонов. Центр духовного возрождения Черноземного края. Воронеж, 1999. -с. 323-336.

80. Айзерман Л.С. Узкоколейка и котлован: /Сравнительная характеристика «Котлована» А.Платонова и «Как закалялась сталь» Н. Островского/ // Литература: Прил. к газете «Первое сентября». 1993. - № 21% 22. - с. 7.

81. Актуальные проблемы литературы: комментарий к XX веку: Материалы междунар. конф., Светлогорск, 25-28 сент. 2000 г. Калининград: Изд-во Калинингр. гос. ун-та., 2001. -248 с.

82. Алейников О. Агиографические мотивы в прозе Платонова о великой отечественной войне. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. -с. 142-147.

83. Андрей Платонов в письмах к Александру Фадееву (1946-1949) / Статья и публикация В. Перхина. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - с. 827-836.

84. Андрей Платонов. Исследования и материалы: Межвузов, сб. науч. тр./ Воронеж, гос. ун-т; (Редкол.: Т.Л.Никонова (отв. ред.) и др.).- Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1993. 193 с.

85. Андрей Платонов: Мир творчества: (Сборник/ Сост. Н.В. Корниенко, Е.Д. Шубиной Предисл. Е. Шубиной). М.: Современ. писатель, 1994. -430 с.

86. Андрей Платонович Платонов: Жизнь и творчество: Библиогр. указ. Произведений писателя на рус. яз., опубл. в 1918 янв. 1920 г.; Литература о жизни и творчестве / Сост.-ред. В.П. Зарайская. - М.: Пашков дом, 2001.-338, 1.с.

87. Анисимов Н.А. Особенности психологизма русской советской прозы 1930-х годов («Производственный роман» и проза А. Платонова): Ав-тореф. дис. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук (10.01.02) / Одес. гос. ун-т им. И.И. Мечникова. Одесса, 1989. - 17 с.

88. Аннинский Л. Откровение и сокровение (Горький и Платонов) // Литературное обозрение. 1989. - № 9. - с. 3-21.

89. Антонова Е. О некоторых источниках прозы А. Платонова 1926-1927 гг. //«Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. -М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. с. 460-485.

90. Бабенко Л.Г. Функциональный анализ глаголов говорения, интеллектуальной и эмоциональной деятельности: (На материале художественной речи А. Платонова). Дис. канд. филол. наук. - Свердловск, 1980. - 320 л. - Библиогр.: л. 277-319.

91. Бальбудов Э.А. Художественная гносеология Андрея Платонова в свете исканий русских космистов // Гуманитарные науки в Сибири. -Новосибирск, 1999. № 4.

92. Барпгг К.А. Поэтика прозы Андрея Платонова СПб.: Филологический факультет СПб. у-та, 2000. - 319 с.

93. Баршт К.А. Энергетический принцип Андрея Платонова: Публицистика 1920-х гг. и повесть «Котлован» //«Страна философов» Андрея

94. Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - с. 253-261.

95. Битов А. Ключ к «Антисексусу» Андрея Платонова // Новый мир. -1989.-№9.-с. 166-167.

96. Бобылев Б.Г. Опыт филологического анализа повести А. Платонова «Котлован» // Русский язык в школе. 1991. - № 2. - с. 64-69.

97. Бобылев Б.Г. «Луна восходит медленно, но закатывается скоро»: О рассказе А. Платонова «Такыр» // Русский язык в школе. — 1994. № 2. -с. 74-79.

98. Богданович Т. Художественные открытия А. Платонова и А. Малыш-кина в прозе 20-30-х годов: (Концепция личности и истории): Дис. д-ра филол. наук. М., 1988. - 324 с. - Библиогр.: л. 287-324.

99. Богданович Т.К. Проблема героя в творчестве Андрея Платонова 20-х годов в свете его социально-философских и эстетических исканий. -Дис. канд. филол. наук. -М., 1979. 172 л. - Библиогр.: л. 158-172.

100. Борноволоков Д.М. «Чевенгур» и повести Андрея Платонова 30-х годов: ( К проблеме межтекстуальных связей). Дис. канд. филол. наук. - М., 2000.-228 с.

101. Бочаров С.Г. «Вещество существования». Выражение в прозе. Проблемы художественной формы социального реализма. Т. 2. — М.: Наука: ИМЛИ АН СССР, 1971. - с. 310-350.

102. Бочарова Н. Поэтика чудесного в военных рассказах Платонова. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 236-241.

103. Брель С.В. Диалектика духовного и материального начал в прозе Андрея Платонова (Категория «живого» «неживого» в жанрах научной фантастики и антиутопии). - Дис. канд. филол. наук. 10.01.01. -М., 1999.-218 с. - Библиогр.: с. 205-218.

104. Ванчугов В. Женщины в философии: Из истории философии в России XIX начала XX вв. - М.: РКЦ «Пилигрим», 1996. - 304 с.

105. Васильев В.В. Андрей Платонов: Очерк жизни и творчества. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Современник, 1990. - 285 с.

106. Васильева М.О. Религия и вера в творчестве Андрея Платонова: Дис. канд. филос. наук: 09.00.06. М., 1997. - 138 с. - Библиогр.: с. 128138.

107. Вахитова Т. Пейзаж у реки Потудань // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003.-с. 85-90.

108. ИЗ. Верин В.А. Газетная публицистика Андрея Платонова (1918-1925 гг.) и ее значение для художественного творчества писателя. Дис. канд. филол. наук. -М., 1987.-238 с. -Библиогр.: с. 194-238.

109. Вишневский И.Г. Платонов-символист? Рец.: Меерсон О. «Свободная вещь»: поэтика неостранения у Андрея Платонова. // Новое литературное обозрение. 1998. - № 34 (6). - с. 360-364.

110. Воложин С.И. Тайна Платонова. Одесса: Студия «Негоциант», 2001. - 132 с. - (Закономерность искусства. Кн. 5).

111. Вьюгин В.Ю. «Чевенгур» Андрея Платонова: (К творческой истории романа): Дис. канд. филол. наук. СПб., 1992. - 223 с. - Библиогр.: с. 217-223.

112. Гавршпок B.JI. Особенности типизации в творчестве Андрея Платонова. Дис. канд. филол. наук. - М., 1981. — 208 л. — Библиогр.: л. 189208.

113. Галушкин А. Андрей Платонов И.В. Сталин - «Литературный критик» //«Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. - М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - с. 815-826.

114. Геллер М.Я. Андрей Платонов в поисках счастья. М.: Издательство «МИК», 2000. - 432 с. - Второе издание.

115. Гиренок Ф.И. Русские космисты (Из цикла «Страницы истории отечественной философской мысли»). М.: «Знание», 1990. - 61 2. с. -(Новое в жизни, науке, технике. Философия и жизнь; 2/1990).

116. Голубков М.М. А. Платонов: Амплуа юродивого, или в поисках «третьей» культуры. // Голубков М.М. Русская литература XX в.: После раскола: Учеб. Пособие для вузов / М.М. Голубков. М.: Аспект Пресс, 2002.-С. 91-107.

117. Голубков М.М. Категория эстетической системы в изучении лит. процесса 20-30-х годов // Освобождение от догм. М., 1997.- Т. 2. - С. 95-108.

118. Голубков М.М. Русский литературный процесс 1920-1930-х годов как феномен национального сознания: Автореф. дис. . д-ра филол. наук (10.01.01) / МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 1995. - 48 с.

119. Грачев А.Ю. Философско-эстетические концепции А. Платонова и их художественное воплощение. Дис. канд. филол. наук. - Самара, 1996. - 143 с. - Библиогр.: с. 136-143.

120. Гумилевский Л. Судьба и жизнь // Наш Платонов. Центр духовного возрождения Черноземного края. Воронеж, 1999. - с. 237-269.

121. Гуревич А. Андрей Платонов //Красная Новь. 1937 - № 10 - с. 195 -233.

122. Гюнтер X. К эстетике тела у Платонова (1930-е гг.) // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 76-84.

123. Гюнтер X. Любовь к дальнему и любовь к ближнему: Постутопические рассказы А. Платонова второй половины 1930-х гг. //«Странафилософов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. -М: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. с. 304-312 .

124. Дебюзер Л. Тайнопись в романе «Счастливая Москва» // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. -М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. с. 630-639.

125. Джанаева Н.Е. Поэтическая семантика в контексте А. Платонова (На материале повестей 20-х гг.) . Дис. канд. филол. наук. - Алма-Ата,1988.-161 с.-Библиогр.: с. 143-161.

126. Дмитровская М. Персонажи георгиевского ряда у Платонова в историко-культурной перспективе. // Балтийский филологический курьер: Науч. журн. / Ред. колл.: В. Грешных и др.; Худож. А. Старцев. Калининград: Изд-во КГУ, 2003. - № 3. - с. 9 -52.

127. Дмитровская М. «Огненная Мария» // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. -М.: ИМЛИ РАН, 2003.-с. 108-141.

128. Дмитровская М. Архаичная семантика зерна (семени) у А. Платонова //«Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - С. 362-368.

129. Дмитровская М.А. Язык и миросозерцание А. Платонова: Автореф. дис. . д-ра филол. наук: (10.02.01). -М., 1999.-50 с.

130. Дмитровская М.А. Макрокосм и микрокосм в художественном мире Платонова: Учебное пособие. Калининград: Калининградский ун-т. 1998.-80 с.

131. Дмитровская М.А. Тождественность себе и неизменность: мир и человек в произведениях Андрея Платонова // Тождество и подобие. Сравнение и идентификация. М.: Институт языкознания АН СССР, 1990.-е. 152-165.

132. Дружина Н. «Постоянные идеалы» Андрея Платонова во второй половине 1930-х гг. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 35-46.

133. Дырдин А. Потаенный мыслитель. Творческое сознание Андрея Платонова в свете русской духовности и культуры. Ульяновск: УлГТУ, 2000. - 172 с.

134. Евдокимов А.В. Книга «Размышления читателя» в контексте творчества А.П. Платонова Дис. канд. филол. нау|с. - М., 1997. - 217 с. -Библиогр.: с. 198-217.

135. Жолковский А. «Фро»: пять прочтений // Вопросы литературы.1989.-№ 12.-с. 23-49.

136. Жунжурова-Фишерман О. Культурные традиции в повести «Джан» //«Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - с. 677-687.

137. Заманская В.В. Русская литература первой трети XX века: проблема экзистенциального сознания / Урал. гос. ун-т им. A.M. Горького, Магнитогорск гос. пед. ин-т. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та; Магнитогорск: Изд-во Магнитог. пединститута, 1996. - 408 с.

138. Зинченко В.Г., Зусман В.Г., Кирпозе З.И. Методы изучения литературы. Системный подход. М.: Флинта: Наука, 2002. - 200 с.

139. Золотоносов М.Н. Трудник слова: К 95-летию со дня рождения А. Платонова. // Московские новости. 1994. - 2-9 окт. (№ 44). - с. 19.

140. Иванова Л.А. Личность и действительность в творчестве А. Платонова. Дис. канд. филол. наук. - Воронеж, 1973. - 343 л. - Библиогр.: л. 327-343.

141. Из творческого наследия русских писателей XX века: М. Шолохов, А. Платонов, Л. Леонов: (Сборник)/ Рос. АН, Ин-т рус. лит. (Пушк. дом).- СПб.: Наука, Санкт-Петербург, изд. фирма, 1995.-499 с.

142. Калинина Е.А. Традиции русского символистского романа в романе 20-х 30-х годов XX века (А. Платонов «Чевенгур», В.В. Набоков «Дар»). - Автореферат диссертации на соискание ученой степени канд. филол. наук. - Москва, 2004.

143. Калиниченко О. Мифологема строительной жертвы в повести «Котлован» // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. -с. 600-604.

144. Капельницкая О. Мифологема «женщина-город»: Культурная традиция и «Счастливая Москва» // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - с. 666-676.

145. Карасев Л. Яблони на работе. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. -М.: ИМЛИ РАН, 2003.-с. 231-235.

146. Карасев Л.В. Вещество литературы. — М.: Языки славянской культуры, 2001. 400 с. - (Язык. Семиотика. Культура. Малая сер.).

147. Карасев Л.В. Движение по склону (пустота и вещество в мире А. Платонова) // Вопросы философии. 1995. - № 8. - с. 123-143.

148. Карасев Л.В. Знаки «покинутого детства» (Анализ «постоянного» у Андрея Платонова) // Вопросы философии. 1990. - № 2. - с. 26-43.

149. Ким Т.Я. Образ жизни и его языковая интерпретация в рассказах А.П. Платонова // Функционирование языковых единиц и грамматических категорий в разных типах и стилях речи. Уфа, 1997. - Ч. 2 - С. 26-34.

150. Киселев А. Одухотворение мира // Молодой коммунист. 1989. - № 11.-с. 81-85.

151. Ковров М. Платонов. Мировоззрение // Платонов а. По небу полуночи: Рассказы. СПб.: Азбука-классика, 2002. - с. 5-18.

152. Колесова Д.В. Принцип организации текста в повести А. Платонова «Котлован». Дис. канд. филол. наук. - СПб., 1995. - 178 е., Прил. (47 е.). -Библиогр.: с. 167-178.

153. Колосс JI.B. Книга стихов Андрея Платонова «Голубая глубина»: (История текста; поэтика). Дис. канд. филол. наук. - М., 2001. - 211 с. -Библиогр.: с. 201-211.

154. Колосс JI. Лирический сюжет книги «Голубая глубина» // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - с. 442-447.

155. Колотаев В.А. Мифологическое сознание и его пространственно-временное выражение в творчестве А. Платонова. Дис. канд. филол. наук. - Ставрополь, 1993. - 182 с. - Библиогр.: с. 168-182.

156. Кормилов С.И. Статьи Андрея Платонова о Пушкине // Вестник МГУ. Сер. 9 «Филология». - 1999. - № 5. - с. 39-55.

157. Корниенко Н.Г. Художественная функция оппозиции сознательное бессознательное в рассказе «Река Потудань». // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. -М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 579-581.

158. Корниенко Н. От «Родины электричества» к «Техническому роману», и обратно: Метаморфозы текста Платонова 1930-х гг. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - с. 739-744.

159. Корниенко Н. Наследие А. Платонова испытание для филологической науки. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. - М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. -С. 117-137.

160. Корниенко Н.В. История текста и биография А.П. Платонова (19261946) // Здесь и теперь. 1993. - № 1. - С. 109-181.

161. Корниенко Н. Сочинения и жизнь мастера // Платонов А. Избранное. М.: Изд-во «Гудьял-Пресс», 1992. - 592 с. (Серия «Гранд Либ-рис»).

162. Корниенко Н.В. Творческая биография и текстология А.П. Платонова (В художественной лаборатории писателя). Дис. д-ра филол. наук. - М, 1992. - 399 с. - Библиогр. : с. 392-399.

163. Корниенко Н.В. Комментарии и публикации «Фабрики литературы» // Октябрь. 1991. - № 9. - с. 194-195.

164. Корниенко Н.В. Андрей Платонов: «Не отказываться от своего разума» (Историко-литературный комментарий к анкете 1931 года «Какой нам нужен писатель») // Дружба народов. 1989. - № 11. — с. 238252.

165. Корниенко Н.В. Философские искания и особенности художественного метода Андрея Платонова. Дис. канд. филол. наук. - Л., 1979. -202 л. - Библиогр.: л. 189-202.

166. Крохина Н.П. Неподвижное солнце любви: О софийных началах русской литературы XIX-XX веков. Иваново: Изд-во ИвГУ, 2004. -241 с.

167. Кузнецова С. Природа и человек в рассказах Платонова 1930-х гг. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 297-302.

168. Кузьменко О.А. Андрей Платонов: призвание и судьба. Очерк творчества. К.: Лыбидь, 1991.-232 с.

169. Кузьменко О.А. Особенности реализма Андрея Платонова: (Проблематика и поэтика рассказов военных лет). Дис. канд. филол. наук. -Киев, 1980. - 196 л. - Библиогр.: л. 181-196.

170. Кулагина А. Образ русского ратника в фольклоре и военной прозе А. Платонова // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 101107.

171. Кулагина А. Тема смерти в фольклоре и прозе А. Платонова. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - С. 345-357.

172. Лангерак Т. Андрей Платонов: материалы для биографии 1899-1929 гг. Амстердам: Искусство «Пегасус», 1995.-276 с.

173. Ласунский О. «В других партиях не состоял.» Новое об Андрее Платонове // Литературная газета. 1990. - № 3 (6 июня). - с. 6.

174. Ливингстон А. Грань обыденного и запредельного как основной образ в романе Чевенгур». // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. — М.: ИМЛИ РАН, 2003. -с. 501-506.

175. Ливингстон А. Христианские мотивы в романе «Чевенгур» //«Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - с. 556-561.

176. Малыгина Н. Диалог Платонова с Достоевским. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - С. 185-200.

177. Малыгина Н.М. Диалог героев А. Платонова и Ф. Достоевского // Литература в школе. -1998 № 7 - с. 48-54.

178. Малыгина Н.М. Художественный мир Андрея Платонова: Учебное пособие. -М.: МПУ, 1995. 96 с.

179. Малыгина Н.М. Особенности философско-эстетических исканий Андрея Платонова. Якутск: Якутский государственный университет, 1984.-46 с.

180. Меерсон О. «Свободная вещь». Поэтика неотстранения у Андрея Платонова. 2-е изд., испр. - Новосибирск: Наука, 2001. - 122с.

181. Меерсон О. «Свободная вещь». Поэтика неотстранения у Андрея Платонова, Berkeley Slavic Specialties, 1997.

182. Митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий. О чем нам говорят столетия // Дружба народов. 1988. - № 5. - с. 205-206.

183. Мороз О.Н. Антропологическая доминанта художественных исканий в творчестве Андрея Платонова. Дис. канд. филол. наук. 10.01.01. - Краснодар, 2001. - 296 с. - Библиогр.: с. 297-308.

184. Национальный гений и пути русской культуры: Пушкин, Платонов, Набоков в конце XX века: Материалы регион, симпоз., 8-10 июня 1999 г. / Редкол.: К.И. Шарафадина (отв. ред.) и др.. Омск: Ом. гос. пед. ун-т, 1999. - Вып. 1. - 192 с.

185. Национальный гений и пути русской культуры: Пушкин, Платонов, Набоков в конце XX века: Материалы регион, симпоз., 8-10 июня 1999 г. / Редкол.: М.С. Штерн (отв. ред.) и др.. Омск: Ом. гос. пед. ун-т, 2000. - Вып. 2. - 219 с.

186. Недзвецкий В. Русская советская литература (1917-1941): Курс лекций / В.А. Недзвецкий; Eotvos Lor&nd tudominyegyet. Bfilcseszettud. Кат. Budapest: Tankfinyvkiado, 1986. - 207 с. - Kezirat.

187. Николенко О.Н. Человек и общество в прозе А. Платонова 19261934 гг. Дис. канд. филол. наук. - Киев, 1990. - 189 с. - Библиогр.: с. 172-189.

188. Никонова Т. Человек как проблема в военных рассказах Платонова. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 371-375.

189. Никонова Т. Смыслообразующая роль оппозиции в повести «Ямская слобода». // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. -с. 282-288.

190. Никонова Т. Все еще «сокровенный» Андрей Платонов // Наш Платонов. Центр духовного возрождения Черноземного края. Воронеж, 1999.-с. 318-323.

191. Новикова Е.Г. Соня и софийность (роман Ф.М. Достоевского преступление и наказание») // Достоевский и мировая культура. Альманах № 12. - Гл. ред. К. А. Степанян. - Изд. «Классика плюс», 1999.

192. Новикова Е.Г. Софийность русской прозы второй половины XIX века: евангельский текст и художественный контекст / Елена Новикова; Том. гос. ун-т. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1999. - 253 с.

193. Новикова Т. Аллегорический образ русской души в романе Андрея Платонова «Счастливая Москва» // Русский язык за рубежом. 1994. -№ 1. — с. 106-112.

194. Опыт неосознанного поражения: Модели революционной культуры 20-х годов: Хрестоматия/ Сост. Г.А. Белая. М.: Изд. центр Р1ТУ, 2001. - 454, 1. с. - (Русская культура XX века: Избр. тексты / Российский государственный гуманитарный ун-т).

195. Панфилова Н.А. Экзистенциальные «уроки» Ф.М. Достоевского в русской литературе первой трети XX века: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. / Магнитогорский гос. ун-т. Магнитогорск, 2000.-23 с.

196. Парамонов Б. Чевенгур и окрестности: О романе А. Платонова «Чевенгур»: Напечатано с сокращениями. // Искусство кино. — 1991. -№ 12.-с. 128-137.

197. Пастушенко Ю. «Итоговый рассказ» Платонова. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 629-634.

198. Пастушенко Ю. О мифологической природе образа у Платонова. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - С. 339-344.

199. Пермякова Л.А. Сакрализация женственности в прозе русского символизма. Дис. канд. филос. наук. - Уфа, 1996.

200. Полтавцева Н.Г. Философско-этическая проблематика прозы Андрея Платонова. Дис. канд. филол. наук. - Ростов-на-Дону, 1979. -214 л. - Библиогр.: л. 191-214.

201. Пономарева С. Образ русской земли в военных рассказах Платонова. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 395-404.

202. Поэтика советской литературы двадцатых годов: Межвуз. сб. науч. трудов / Куйбышев, гос. пед. ин-т им. В.В. Куйбышева; Редкол.: канд. филол. наук, доц. С.А. Голубков (отв. ред.) и др. Куйбышев, 1989. -144 с.

203. Проскурина Е. Мистериальные аспекты поэтики повести «Котлован» //«Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - с. 591-599.

204. Радбиль Т.Б. Мифология языка Андрея Платонова: Монография / Т.Б. Радбиль; Мин-во общ. и проф. Образования РФ. Нижегор. гос. пед. ун-т. Н. Новгород, 1998. -114 с.

205. Рацевичюте К.Э. Принципы изображения человека в советской прозе второй половины 20-х годов: (Психологическая структура характера) / Автореф. дис. . канд. филол. наук (10.01.02). -М., 1984. -17 с.

206. Савельзон И.В. Коментарий к "Володькину мужу" // Первое произведение как семиологический факт. СПб.: Ставрополь, 1997. -Вып. 2.-С. 155-168.

207. Савельзон И.В. Структура художественного мира А. Платонова: Автореф. дис. . канд. филол. наук: (10.01.02) / Московский педагогический университет. М., 1992. - 16 с.

208. Сарычев В.А. Эстетика русского модернизма: проблема "жизнетворчества". Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1991. - 316с.

209. Свистельский В.А. Андрей Платонов вчера и сегодня: Статьи о писателе / В.А. Свистельский. Воронеж: Русская словесность, 1998. -156 с.

210. Семенова С. Россия и русский человек в пограничной ситуации: Военные рассказы Андрея Платонова. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. — М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. С. 138-152.

211. Семенова С. Воскрешенный роман А. Платонова: Опыт прочтения «Счастливой Москвы» // Новый мир. 1995. - № 9. - с. 209-226.

212. Семенова С.Г. «Тайное тайных» Андрея Платонова: Эрос и пол // Свободная мысль. 1994. - № 6. - с. 82-94.

213. Серафимова В.Д. Повесть «Ювенильное море» в контексте творчества Андрея Платонова: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Литературный ин-т. М., 1997. - 20 с.

214. Серафимова В.Д. Концепция детства в творчестве Андрея Платонова // Литература в гуманитарных школах и классах: Сб. науч. тр. -Редкол.: Иванова Э.И. (отв. ред.) и др. М., 1992. - с. 135.

215. Сизых О.В. Мотивы русской классики в творчестве А. Платонова. -Дис. канд. филол. наук. Б.м. Б.г. - 165 с. -Библиогр.: с. 158-165.

216. Скалой Н.Р. Русская философская проза 20-30-х годов XX века: Автореф. дис. . д-ра филол. наук (10.01.01.) / Казахский нац. ун-т. -М., 1995.-32 с.

217. Скобелев В. Жанровые особенности рассказа «Фро»: Сюжеты героев и сюжет повествования //«Страна философов» Андрея Платонова:

218. Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - с. 688-699.

219. Скобелев В.П. О народном характере в прозе А.П. Платонова 20-х годов. // Творчество А. Платонова. Воронеж, 1970. — с. 71.

220. Славин Л. Андрей Платонов // Наш Платонов. Центр духовного возрождения Черноземного края. Воронеж, 1999. - с. 233-237.

221. Снигирева Т. Сердце матери в рассказе А. Платонова «Третий сын» // Балтийский филологический курьер: Науч. журн. / Ред. колл.: В. Грешных и др.; Худож. А. Старцев. Калининград: Изд-во КГУ, 2003. -№ 3. - с. 53-57.

222. Спиридонова И.А. Портрет в художественном мире Андрея Платонова// Русская литература. 1997. - №. - с. 170-183.

223. Спиридонова И. Тема семьи в рассказах Платонова 1930-х гг. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 277-290.

224. Сухих И.Н. Русские странники в поисках Китежа.// Книги XX века: русский канон: Эссе. М.: Издательство Независимая газета, 2001. - 352. - (Серия «Литературоведение»).

225. Сызранов С.В. «Футляр» как категория художественной философии А.П. Чехова. // Атриум: Межвузовский сборник научных статей. Серия: Филология. Тольятти, 1998. - № 1 (Апрель), - с. 14.

226. Творчество Андрея Платонова: Исслед. и материалы. Библиография / Рос. АН Ин-т рус. лит. (Пушк. дом). СПб.: Наука. Санкт-Петербург. изд. фирма, 1995. - 356 с.

227. Творчество Андрея Платонова: Исследования и материалы / Рос. акад. наук. Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом); Отв. ред. В.Ю. Вьюгин. СПб.: Наука, 2000. - Кн. 2. - 317, [2] с.

228. Творчество А. Платонова. Статьи и сообщения. (Ред. коллегия:. В.П. Скобелев (отв. ред.)). Воронеж: Изд. Воронежского ун-та, 1970. -247с.

229. Тринко А. Конь черный Чепурного: Трилогия А. Платонова в зеркале метаистории // Лепта. 1993. - № 6. - с. 165-174.

230. Фараджев Н.В. Человек и культурно-историческая реальность в произведениях Ф. Кафки и А. Платонова: (сравнительный анализ). -Дис. канд. культурол. наук. -М., 1998. 133 с. - Библиогр.: с. 125-133.

231. Фоменко Л.П. Человек в философской прозе А. Платонова: Учебное пособие. Калинин: КГУ, 1985. - 71 с.

232. Фоменко Л. О природе конфликта в рассказах второй половины 1930-х годов // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 56-62.

233. Фридман Н.В. К.Н. Батюшков. // Батюшков К.Н. Полное собрание стихотворений. 2-е изд. / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. Н.В. Фридмана. - М.-Л.: Советский писатель, 1964. - с. 5-52.

234. Харитонова А.А. 5-ый и 6-ой платоновские семинары: О работе научных семинаров, посвященных жизни и творчеству А.П. Платонова, Санкт-Петербург, окт. 93 окт. 94. // Русская литература. - 1995. - № 3. -с. 251-261.

235. Ходел Р. Чевенгур и Роза Люксембург // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - 960 с. - С. 535-541.

236. Хрящева Н.П. «Кипящая вселенная» Андрея Платонова. Динамика образотворчества и миропостижения в сочинениях 20-х годов. — Дис. . док. филол. наук. Екатеринбург, 1998.-е. 4-349.

237. Чалмаев В.А. Андрей Платонов. В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. 2-е изд. — М.: Изд-во МГУ, 2002. - 144 с. - (Перечитывая классику).

238. Чалмаев В. Андрей Платонов: (К сокровенному человеку). М.: Советский писатель, 1989. - 448 с.

239. Чалмаев В.А. Примечания ко второму тому собрания сочинений А. Платонова // Платонов А.П. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 2: Повесть, рассказы. 1934-1941; Размышления читателя. Статьи / Сост. и примеч. В.А. Чалмаева. -М.: Сов. Россия, 1985.-е. 511- 523.

240. Червякова Л. Детство как темпоральная категория в рассказах Платонова второй половины 1930-1940-х гг. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. — М.: ИМЛИ РАН, 2003. с. 266-270.

241. Червякова Л.В. Философия существования Андрея Платонова. — Дис. канд. филол. наук. Саратов, 2000. - 175 с. - Библиогр.: 176-206 с.

242. Чернухина И.Я. «Инакомерность» логики и слова в художественной прозе А. Платонова // Филологические записки. 1993. - Вып. 1. -с. 101-110.

243. Чжонсу Сонг. Тема памяти в рассказах Платонова 1930-1940-х гг. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 252-258.

244. Чой Сеонг-Аэ «Русская идея» в творчестве А. Платонова и ее современная критическая интерпретация. Дис. канд. филол. наук. -М., 1993. -152 с. -Библиогр.: с. 148-152.

245. Шаров В. О Записных книжках Андрея Платонова. // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 5. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - с. 405-410.

246. Шестерина A.M. Художник в режиме обстоятельств: процесс трансформации системы героев А.П. Платонова и литературные журналы 1930-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук (10.01.01).: 10.01.10.-Тамбов, 1999.-21 с.

247. Шеханова Т. Сердце, берегущее человека. // Платонов А.П. Впрок: Проза / Сост. М. Платоновой; Вступ. статья Т. Шехановой. М.: Худож. лит., 1990. - с. 3-16.

248. Шиндель А. Свидетель (Заметки об особенностях прозы Андрея Платонова) // Знамя. 1989. - № 9, Сент. - с. 208-215.

249. Шубин Л. Градовская школа философии // Литературное обозрение. 1989.-№ 9.-с. 21-26.

250. Шубин Л. Поиски смысла отдельного и общего существования: Об Андрее Платонове. Работы разных лет. М.: Советский писатель, 1987.- 368 с.

251. Шубин Л. Андрей Платонов // Вопросы литературы. 1967. - № 6.- с. 26-56.

252. Яблоков Е.А. На берегу неба (Роман Андрея Платонова «Чевенгур»). С.-Петербург: Издательство «Дмитрий Буланин». - 2001. - 374 с.

253. Яблоков Е. Город платоновских «половинок» («Пушкинский» подтекст в киносценарии «Отец-мать») //«Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М.: ИМЛИ РАН «Наследие», 2000. - с. 700-709.

254. Яблоков Е.А. Художественное осмысление взаимоотношений природы и человека в советской литературе 20-30-х гг.: Автореф. дис. . канд. филол. наук: (10.01.02): (Л. Леонов, А. Платонов, М. Пришвин) / МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 1990. - 23 с.