Русская философская проза после 1917 года, символика мысли: А. П. Платонов, М. М. Пришвин, Л. М. Леонов тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Дырдин, Александр Александрович

• Дырдин, Александр Александрович
• доктор филологических наук
• 2001

Оглавление диссертации доктор филологических наук Дырдин, Александр Александрович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I

Творческое сознание А Платонова в свете русской духовности и культуры.

Раздел 1. Истоки и идейно-творческий потенциал художественной мысли

А. Платонова.

Раздел 2. Молчание и речь у А. Платонова. Традиционные концепты православной культуры в структуре художественной мысли писателя.

Раздел 3. Сердце в образной антропологии А. Платонова («Чевенгур»).

§ 1. Смысл кон^цепта «сердце» у Платонова.

§2. Формы использования образа-символа «сердце».

§3. Народно-религиозная мифология сердца в пространстве мысли Платонова.

Раздел 4. Образ сердца в художественной философии А. Платонова: параллели с православной аскетикой.

§ 1. Православная философия и «сердечная» образность Платонова.НО

§2. Андрей Платонов и Тихон Задонский: сходство представлений о сердце.

§3. Семантика образа сердца у Платонова и исихастская практика.

Раздел 5. А. Платонов и апокрифическая традиция.

§ 1. Тематизация идеи духовного странничества.

§2. Апокрифический жанр как один из источников художественного мышления

Платонова.

§3. Мифологема пути в русском самосознании и ее связь с идейно-образной системой Платонова.

Раздел 6. «Сокровенное» человека у А. Платонова и православная антропология

Психологизм романа «Чевенгур»).

Раздел 7. Позиция повествователя в текстах Платонова.

Заключительный раздел. Слияние культурных традиций в творчестве Платонова.

ГЛАВА II

Христианская культура и философско-эстетические поиски М. Пришвина

Раздел 1. Традиция христианской мысли в творческом мире Пришвина.

§1. Духовно-религиозное начало и формирование творческой личности писателя.

§2. Образ-символ «чаши» в творчестве Пришвина.

Раздел 2. Традиционные аспекты литературной позиции Платонова и Пришвина в 1920-е-начале 1930-х годов.

Раздел 3. Образы русской классики в творческом сознании Пришвина.

ГЛАВА III

Роман Л.Леонова «Пирамида» и христианский символизм.

Раздел 1. Художественный метод Леонова в романе «Пирамида» и христианская эстетика.

Раздел 2.Миф и апокриф в структуре философского романа.

Раздел 3. Веросознание и мифология в «Пирамиде»: модель мифа о грехопадении в интерпретации Леонова.

Раздел 4. Живое слово премудрости. Культура христианства в Пирамиде Леонова (герменевтический аспект).

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Русская философская проза после 1917 года, символика мысли: А. П. Платонов, М. М. Пришвин, Л. М. Леонов»

Общая характеристика работы

Философский жанр в русской прозе советского периода основывается на традиции национальной духовно-культурной жизни. Он ведет свое начало от духовного наследия Древней Руси, от натурфилософских од М. Ломоносова, сочинений П. Чаадаева, «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Радищева, «любомудрия» славянофилов, «поэзии мысли» Е. Баратынского и Ф. Тютчева, романов-идей Ф. Достоевского. Эти вершинные достижения художественной мысли были связаны с христианским учением, с глубоко усвоенной философией Православия, его духовно-реалистическим опытом и символикой.

Православие возвышает человека, укрепляет сознание личности, оставляя для нее надежду на выход за пределы земного существования. Русская литература -особая модификация отечественной философии - шла в русле христианских антропологических установок вплоть до конца своего «золотого века», эпохи Пушкина, Гоголя, Достоевского и Толстого.

В конце XIX - начале XX столетия писатели-философы сосредоточились на символическом познании человека и мира. Символ был признан ключом к природе человека, а русские символисты представили вселенную в попытке найти единство частей мирового универсума через миф, искусство и религию. Усиливается интерес к гностицизму, к религиозно-мистическим концепциям. Однако эта тенденция не затронула основ отечественной духовности. Религиозная философия и литература осваивают наследие православной аскезы, испытывают влияние народной веры.

На грани веков вновь становится актуальным обращение к опыту христианства с его символическим словом, антиномиями веры и ума. Феномен русского символизма вызвал поворот искусства и литературы в сторону метафизики и внутренних форм жизни. Увлечение символизмом затрагивает логику творчества и само мироощущение писателей. «Художественное направление символизма в конце XIX и начале XX вв. угадало глубокие философские истины <.>. - Пишет подвижник православной науки. - Невдомек было подумать, что "ренессанс начала века" действительно возрождал, сам того не подозревая, глубокие философские прозрения христианского Средневековья» (Киприан. 1996. 327).1

Всматриваясь вслед за реалистами-классиками во внутренний мир человека, символисты невольно выводят литературу на рубеж осознания связей с традиционной религией - Православием, испытывающим постоянное воздействие повседневного мифологизированного сознания.

Литература первых пореволюционных десятилетий многолика. Под давлением обстоятельств (насильственного внедрения социалистической идеологии) она разделяется на течения, школы, группировки. Ее представители старались вписаться в современность, но не все они смогли адаптироваться к революционизму в художественно-эстетической области. Если в начале XX века подводились итоги развития тысячелетней русской культуры, то после событий 1917 года новое искусство, освобожденное от духовных констант, испытывает отвращение к прошлому. Все более очевидным становится распад традиционных культурных ценностей. Одновременно культура «переделки мира», как любая утверждающая культура (термин Б. Ф. Егорова), несет с собой усиление семиотичности, создает новые знаковые структуры, используя образы и символы глубоко укоренившейся духовной традиции.

Следует учесть также характер самого времени, порожденный разрывом с прежними мистико-иррациональными настроениями, и, одновременно, возникновением новых. Не последнюю роль играет здесь народная склонность к вере в чудо, а национального мышления - к устойчивой мифологизации окружающей реальности. Мифотворчество - одна из его существенных основ. Это свойство проявляется и в константах народного христианства - «неисповеданного православия», которое П. Флоренский называл

1 Полный список цитируемой литературы и система сокращений даны в конце работы. этическим». Для него русская религиозность двусоставна - «естественная психология и весь душевный и общественный склад русского народа - с одной стороны, и вселенская церковность, полученная русским народом через греков» (■Флоренский. 1996. 544).

Русский человек застигнут революцией на переходе из одного состояния сознания в другое, от конфессионального уклада жизни к авторитарному обществу. Его чувства проникают к мощным пластам национальной мифологии, которые уже давно были христианизированы. Он хорошо ориентируется именно в таком культурно-идеологическом пространстве. В эти годы миф захватывает все стороны духовной реальности: мировоззренческую, художественную, жизненно-практическую. Попытки определить содержание «русской веры» приводят к размышлениям о ее «трансформации в какую-то особую, квазихристианскую и предельно мифологизированную мировоззренческую систему» (Смирнов. 91). Эта эволюция отражается в духовной ситуации эпохи, в ее эстетике, индивидуальном творчестве. Пореволюционной культурой были востребованы синтетические формы и «техники» художественного мышления. Культурно-историческим самосознанием, которое обычно выражает себя «в понятиях взрыва и резких перемен катастрофического характера» (Лотман. 2000. 430), вырабатывается путь совмещения мировоззренческих моделей. Причем основанием для данной попытки выступит (в который раз!) опыт христианской мысли с ее универсализмом и металогичностью. Она способна синтезировать малое и большое, нижние «горизонты» жизни и надмирные.

Скрепленный с основными ценностями отечественной культуры символический реализм (реализм и символизм в своей сопряженности !) художников «серебряного века», а также «преодолевших символизм» А. Блока и Н. Гумилева (см.: Зобнин) в собственной структуре воплотил противостояние двух разнонаправленных идей. В нем сошлись материальные

1 Так понимал реализм тот же П. Флоренский, не отождествляя при этом символ и реальность: «<.>плоскость бытия, на которой признаются реальности, может быть весьма различна, и в зависимости от этого различный характер получает самый реализм» (Флоренский. 1996. 529). принципы, ориентированные на западную гуманистическую мысль, и духовно-творческая интуиция, которая в недавнем прошлом была фундаментом национальной психологии. И все же преобладающим миропознавательным источником остается ветхозаветный креационизм и евангельская история Христа. Опираясь на них, на космологические, хтонические и апокалипсические образы Святого Писания, апокрифов и народно-религиозных сочинений, автор способен создать особую эстетическую реальность. Так рождается мифосозидающая тенденция (в русском символизме она представлена именами Д. Мережковского, В. Брюсова, А. Белого, А. Ремизова, других толкователей древних мифов и творцов новых - художественно-философских), заимствующая из христианских источников или религиозного фольклора большинство ключевых словоформ.

Новым этапом в истории русской философской прозы стало творчество

A. Платонова, М. Пришвина, JI. Леонова, а в последней трети века

B. Максимова, В. Распутина, В. Крупина. В той или иной степени все они пытались противостоять начавшейся секуляризации русской духовности, создавая идейно-глубокие произведения на материале жизни собственной страны. В результате соприкосновения с народной верой, христианской культурой и символикой их художественная мысль оказывается подстать «духовному реализму» (М. Дунаев) И. Шмелева, не порывавшему с религиозно-православной традицией. Опора на классиков, национальная основа творчества, собственный художнический дар позволяют им достигать метафизических глубин в воссоздании жизни, изображать трагизм человеческого бытия. Действительные факты, поступки и действия людей, которые потеряли веру в Бога, облекаются в одежды мифа. События гражданской войны и коллективизации, НЭП и индустриально-урбанистический процесс тем самым символизируются.

Преломленные в коллективном сознании, утопических мечтах героев, ждущих пришествия царства Правды, современность представлена то, как первые дни Творения, то в апокалипсических красках. Повествование приобретает парадигматический характер. Взвихренное революционным переворотом время лишено прежних духовных скреп, но осмысляется в привычных, привнесенных из прошлого (из культуры, строящейся на религиозной основе1) категориях падения, жертвенного подвига, воскресения из мертвых. Объективизация духовных идей происходит за счет смыслов, заложенных в христианской антропологии, философских романах Достоевского, в концепциях религиозных философов- Н. Федорова,В.Соловьева, П.Флоренского.

Писатели-философы новой генерации, овладевшие законами символического мышления, и среди них - Пришвин, Леонов, Платонов, перебрасывают мост над пропастью, в которой очутились слово и мысль в России после 1917 года. На их творчестве лежит отблеск того духовно одаренного времени, когда отечественное самосознание еще не было расколото. Глубинная синтетичность русской мысли, прерванной, казалось, катастрофой большевизма, ожила у них в символико-реалистическом отображении жизни. Находясь под постоянной опекой власти, эти писатели раскрывают мир окрест себя таким, каким он виден изнутри окружающего пространства, а не с предписываемой мировоззренческой позиции. Такое творчество - это оправдание человека в потоке истории. Поэтому оно не могло поместиться в пределы партийно-апологетического искусства. Густо окрашенные в религиозные тона произведения Пришвина, Платонова, Леонова выпадают из поля официозных текстов. Обвинения художников со стороны партийной критики 20-х - 30-х годов в отсталости, в привязанности к языку мысли, ориентированной на традиционную духовность, были наглядным подтверждением ее (советской критики) эстетического нигилизма.

Причины, по которым отвергается символическое мышление, вполне ясны. Онтологическая позиция, выраженная в образно-философской форме, философская модель отечественной культуры в ее христианско-православном измерении дана А Л. Казиным. См.: Козин. 2000. 421-426. смыкала художников с религиозным синтезом в отечественной философии. Творческие принципы русской философской прозы представлялись вульгарно-материалистическому рассудку такими же «еретическими», как и умозрение П. А. Флоренского, С.Н. Булгакова, C.J1. Франка, А.Ф. Лосева.

У писателя-философа способность сопереживания бедам народа проявляется в глубинной целостности образного сознания. Преодолевая вслед за реалистами XIX века трагические антиномии жизни, крупнейшие художники слова XX столетия выработали механизмы такого синтеза. Их художественная мысль тесно сплетена с мировоззренческими принципами христианства. С другой стороны устанавливается непосредственная связь творческой личности с действительностью. Эта связь поддержана традиционными нравственными взглядами. Синтетичности мышления служит язык парадоксальной, "юродивой" мысли, поскольку он «выражает не только антитетику смыслов, но и великую творческую природу русского гения» (Уваров. 124). Стиль писателя, ориентированный на смысловое богатство христианской лексики и образности, был и способом оформления авторской позиции. Это -один из видов протеста для тех художников, которые выступили за жизненность прирожденных чувств и духовных накоплений своего народа. Личный духовный путь писателя сближается с их художественным воплощением, как это происходит в прозе и драматургии Платонова, в пореволюционных произведениях Пришвина («Мирская чаша», рассказ-очерк «Голубиная книга», «Кащеева цепь»), в «Деяниях Азлазивона» Леонова, его первых рассказах и повестях.

Литературоведение 1970-90-х годов достигло значительной полноты материала и приобрело инструментарий, чтобы расширить представление о философском метажанре в послереволюционной прозе. Необходимые для его анализа охват и глубину демонстрируют многочисленные работы тех лет.1 Кроме того, обнаруживается недостаточность одной только фиксации философских основ

1 См., например: Современный роман. творчества. Главным признаком философского романа, согласно В. Агеносову, выступает «наличие субстанциональной идеи, формирующейся и проходящей испытание в такой структуре повествования, художественный образ которой соединяет конкретность с предельным обобщением с помощью системы интеллектуализированных (условных) приемов (от особых категорий художественного времени и пространства до использования аллегорий, символов, мифов, реминисценций, антиномий, парабол и т. д.)» (Агеносов. 15-16).

Наш взгляд на символико-философскую природу произведений трех рассматриваемых художников-мыслителей близок этой интерпретации. Разработанные концепции развития философского жанра в постсимволистской литературе представлены исследованиями Н. А. Грозновой, А. Г. Лысова, В. И. Хрулева и B.C. Федорова о Леонове, С. Г. Семеновой, В. В. Агеносова и Т. Я. Гринфелъд-Зингурс о Пришвине, В.А. Свителъского, Н.В. Корниенко, Е.Г. Мущенко, Л.В. Карасева, В.Ю. Вьюгина, Е. Толстой-Сегал, О. Меерсон и Е. А. Яблокова о Платонове. В предлагаемой работе вводится одно существенное уточнение. Проблема художественного символизма связана в ней с конкретной системой координат - символико-реалистической традицией, идущей от христианства, от его символико-смысловой системы. Эта фундаментальная основа русской культуры и словесности преобладает над философией в ее собственном смысле. Если последняя и вошла в эстетическое сознание Платонова, Пришвина и Леонова, то исключительно в подчиненной форме. Внутреннее содержание их образно-понятийных систем сформировалось отнюдь не под влиянием принципов философской науки. Вот почему мало сказать, например, о Платонове, что он, преодолевая антропоцентризм, создает «модель антропогенеза» на фундаменте «апокрифической версии судьбы Христа» (Мороз. 168, 173), выстраивает свою человеческую типологию. Рассматривая ее структуру, исследователь выделил три типа платоновского человека: ветхий, новозаветный (крестьянский) и новый - «технический» (Там же. 116119, 133, 136 и сл.). Платонов, равно как и Пришвин с Леоновым, весь путь человечества постигает в свете отношений к духовно-нравственным феноменам, преображающим плотскую природу людей. Творческой почвой, на которой возникли художественные открытия писателей-философов, была духовная проблематика, иногда довольно далекая от православной догматики.

Художники философской прозы, о которых идет речь, имеют свой масштаб дарования, своеобычные эстетику и язык. Их объединило использование образов для воплощения мыслительной реальности, имеющей философскую качественность. В ее истоках лежит размежевание в показе действительности рассудочных форм и образно-символического смысла. Символика вскрывает глубины отображаемой жизни, перерабатывая и по-своему интерпретируя ее. При этом образ-символ всегда шире, «объемнее» философемы - любого логического знака. Он, как и сама жизнь, динамичен, поскольку строится как вечное изменение, вдохновляемое энергией Творца.

В своих попытках «снять схоластическое противопоставление мысли и плоти, воссоединить их в человеке, одухотворить плоть и воплотить мысль» (Курбатов. 107) Платонов, Пришвин и Леонов не отказываются ни от одной из частей антитезы. В равной степени ими оправдано и сознание, и бытие. Различие между ними отпадает, так как эстетика символического реализма требует преодоления этой антиномии. Обе части мирового организма приводятся в соответствие с идеей его единства. В символическом способе представления предметы и значения вступают друг с другом во взаимодействие. Поэтому основной целью мыслителя-художника вряд ли может быть «создание исходной философемы», охватывающей все содержание книги, либо необходимой для «обозначения субстанциональной проблематики» (Агеносов. 76). Философские понятия истины, вещи и существа, природы человека и мира, как в объективированных образах, так и в названиях произведений («Чевенгур» и «Котлован» Платонова - «теменос», священное и, одновременно, профанное, низменное место; «Мирская чаша» Пришвина - символ мировой души, общечеловеческого космоса или

Пирамида» - модель вселенной у Леонова) представляют собой что-то вроде первичной посылки. Основное «здание» писательской мысли надстраивается над заглавиями, именами-символами, аллегориями. В некоторых случаях заголовки произведений могут вступать в диалог с текстом (о чем мы скажем ниже). Совмещая идеи и чувства, идеальное и реальное, Платонов, Пришвин и Леонов развивают принципы символического реализма. В этой связи мы будем говорить о первенстве поэтически-мифического опыта. Иными словами, художник-мыслитель отличается от философа полнотой и богатством наблюдений. В своих текстах он преподносит нам еще и невидимую реальность, которая не поддается логическому философскому анализу. Мир идей и образов у него строится на положениях, логически исключающих друг друга («тайнозрение» и «грубая кора вещества»). Здесь читателю открыта некоторая художественно-эстетическая сущность, выходящая за пределы формальных рамок. Представители данного способа мышления руководствуются единой символической и жизненной онтологией (идеей связи целого и части), а не априорными философскими убеждениями.

За творчеством Пришвина, Платонова и Леонова стоит сложный комплекс культурных и идеологических связей. Из этого контекста мы выбираем одну сторону - авторское символическое воображение, вырастающее большей частью на основе вечного замысла о человеке - идеала его духовного переустройства. С этим планом творческого сознания соотнесено главное направление диссертационного исследования. При таком его рассмотрении объектом изучения становится функциональная роль авторской образной символики, генетически связанной с христианской культурой. Одной из основных наших посылок будет применение к символической системе трех писателей наработок современной философии (философии сознания, символических форм, словесного творчества). Учитывая моменты, объединяющие философию и литературу, мы исходим из положения, «что литература и философия есть лишь различные формы одного и того же содержания: то, что философия выражает в форме аргументов, литература выражает в лирической, драматической, либо повествовательной форме» (СФС. 968). Т. е. необходимо учитывать саморефлексивность художественного текста, связанного в нашем случае с идеально-материальным единством символа и мифа.

Важной составляющей применяемой методики явится совмещение различных способов анализа художественного текста. Они могут быть рассмотрены как порождение художнического философского акта - в качестве «философии в образах». Здесь важно не нарушать условности связи рациональной логики с логикой художественного образа. Если первая является привычным объяснительным средством, то второй обладает собственной семантической точностью, не уступающей логическому языку. Совмещая дискретный и синхронный анализ произведений, мы рассмотрим творческие миры Платонова, Пришвина и Леонова как отражения отдельных сторон христианско-культурной традиции в литературе после 1917 года.

Изучение произведений писателей философского склада будет продвигаться в общем пространстве философской мысли и литературоведения. По нашему убеждению, это позволит избежать существующих разрывов между его идейно-образным, структурным и культурологическим векторами. Хотя в работе и предлагается определенная теоретико-познавательная концепция, она не является культурологической по существу. В ней мы применяем отдельные методы философии литературы и герменевтики к художественному материалу. Подобный философско-литературный подход был использован в монографиях диссертанта о Шолохове (Дырдин. 1999), о Платонове (Дырдин. 2000) и о Леонове (Дырдин. 2001), которые можно считать частями данного исследования.

Обращаясь к вопросам художественного мышления, соотносимого с духовным опытом прошлого и развивающегося в рамках символа и мифа, необходимо осознать их принципиальное значение для нашей работы. Ключ к прочтению творческого наследия Платонова, Пришвина, Леонова - культурная традиция, которая определила тип реализма всех трех писателей-философов. Ее коренными идеями выступают духовное подвижничество, человеколюбие, поиски идеала в народной этике. На этой основе формировались мировоззренческие концепции, вместившие в себя социально-утопические, совместимые с деизмом научные взгляды и традиционное Православие, что стало лоном рождения философской прозы. Однако не только эта идейная многоликость характеризует пореволюционный литературный процесс во всей его целостности. Как и в русской литературе XVIII - первых трех десятилетий XIX века, в нем актуализируется содержание «народной веры».1 В течение первых десятилетий советской эпохи происходит «рехристианизация» художественного пространства. Традиционные религиозные представления перекрывают революционные идеи, вписываются в искусство нового мира. Даже те писатели, которые не вступали в противоречия с властью, сохранили универсально-творческие основы осмысления жизни. Показательно в этом смысле прочтение хрестоматийного эпоса М. Шолохова в свете народно-христианской традиции. Получается, что окончательного разрыва с веками культурного развития не было. Преемственная связь с традиционной эстетикой добра и красоты на протяжении всех советских лет была внутренним импульсом искусства слова, выходящего за пределы нормативных установок социалистического реализма.

Здесь важно иметь в виду символизм и изоморфизм художественной мифологии, становящейся фундаментом творческой системы Платонова, Пришвина и Леонова. Открывая в своих произведениях три реальности -эмпирическую, социально-психологическую и трансцендентную, они мыслят все эти миры в виде последовательного описания одного через другие. Аналогом такой картины вселенной могут служить христианские земля, ад и рай. В антропологии христианства телу человека соответствует земля, душе -подземный мир, а человеческому духу - мир духовный, небесный. В созданном

1 По мнению ЮМ. Лотмана, разрыв послепетровской литературы с предшествующей традицией имел лишь «частичную, поверхностную правду». См.: Лотман. 2000.100.

2 См.: Творчество писателя в национальной культуре России. Шолоховские чтения - 2000. -Ростов-на-Дону: Ростиздат, 2000. . по «кривой собственного смысла» литературном мифе соединяются все три слоя мирового единства. Точнее, благодаря «логике чудесного» (Я. Голосовкер), одна из реальностей способна замещать остальные. «Будучи отражением трех изоморфных реальностей, мифология позволяет распространять знания, полученные об одной из них, на две другие и тем самым обеспечивать возможность более полного и глубокого, а главное, целостного познания мира» (Косарев. 273), - замечает исследователь эвристической стороны мифа. Таким образом, писателю, мыслящему символически, удается зафиксировать в поэтических картинах синтез взаимосвязанных смысловых миров. Тогда глубина его проникновения в жизнь зависит от уровня обладания им диалектикой мифа: умением образно выражать идеи, разворачивать смыслообразы «на основе фабульных фактов предания» (Голосовкер. 149) или действительных фактов.

Из этой сложной реальности вытекает проблематика нашей работы, направленной на преодоление диктата частных пристрастий и оценок. Само существование в русской литературе после 1917 года глубоко заложенной духовной структуры потребовало определенного уровня исследования. В нем предлагается широкий путь, по которому возможно проникнуть в сферу взаимодействия философского, религиозного и художественного творчества. Чтобы выйти за рамки собственной субъективности, мы перенесем рефлексию о традиционной духовности (по существу - религиозной, в расширительном смысле слова), в художественно-философский контекст. Область образно-мыслительной деятельности художника показывается при этом в ее символическом (смыслообразном) аспекте.

Выработанный подход к художественной мысли соответствует пониманию символа и мифа в статусе универсалий сознания, когда за словом и образом скрывается множество смыслов. Художник используют их как собственную мыслительную конструкцию. Такую же установку мы найдем у М.К. Мамардашвили и A.M. Пятигорского - в их метатеории символического сознания. В своей совместной книге они пишут о его специфике: «Все значимые события и факты жизни описываются как символы реализации (или нереализации) этого стремления (стремления к метафизической реальности. -А.Д.). Однако эти символы читаются в текстах, которым может быть приписано идеологическое содержание, имплицирующее наличие в тексте системы идей, по отношению к которой внутренняя структура текста (в отличие от его внешней, формально организованной структуры) выступает в качестве мифологии, философии и т. д.» (.Мамардашвили, Пятигорский. 122). В данном случае «миф есть в той или иной степени "психологизированная вещь" (или событие)» (Там же. 172).

Художественное мифотворчество - создание писателем специфической картины мира, раскрытие на этой почве смысловой стороны жизни духа. Миф в таком случае рассматривается как форма сознания, постижения глубинных основ мирозданья, нашедшая выход в словесном образе. Исследованию механизмов художественного мифомышпения и символизации у представителей философской прозы в нашей работе отведено значительное место.

Символика образует внутренний план идейно-художественной системы писателя, который способен уравновешивать соотношение идей и вещей. Собственная символическая структура (подоснова философских идей) сложилась у наших авторов как результат переработки тех первичных мифов, что заключены в обыденном сознании, в семантико-логическом единстве сказки, притчи, легенды, духовного стиха. В ней также можно видеть итог символического творчества, развития народно-религиозных элементов. Эту предпосылку художественной философии мы попытаемся описать, опираясь на конкретные примеры. Феномены архаической мифологии (первичная символика) не являются предметами нашего анализа. Они будут привлечены к рассмотрению лишь попутно, в связи с их использованием в исследуемых сюжетах.

Главным качеством, скрепляющим Платонова, Пришвина и Леонова с христианской культурой, выступил символизм сознания и творчества. В этой сфере выявляются духовно-исторические истоки их мышления. Лишь данный контекст формирует образно-философский метод названных писателей. Тесная связь с народной символикой и христианским символизмом, ветхо- и новозаветным образным языком заметно выделяла их на общем литературном фоне 1920-40-х годов. Не совпадая с эпохой великих потрясений по основам своего мышления, они опирались на назначение символа синхронно утаивать и выявлять правду о ней. Отсюда, может быть, совсем не случайная общность трех художников-мыслителей, проявляющаяся через единую образную семантику. Вот почему революционные идеи живут у Платонова, Пришвина и Леонова в традиционной предметно-понятийной системе. Они просвечиваются давней культурой (той, что стояла особняком от гуманизма и рационализма), часто меняя свое содержание. В такой эстетической ситуации возник и может быть определен феномен, к которому мы обратились.

Рассматривая художественно-эстетическое сознание трех писателей, мы опираемся на понимание эстетического, сложившееся в русской неоправославной эстетике первой трети XX века (С. Булгаков, П. Флоренский, А. Лосев). Оно обозначает определенный духовно-материальный опыт и характеризует особый уровень творческого развития, когда одухотворяющее начало «или предшествует, или, чаще всего в художественной практике, протекает синхронно с творческим процессом созидания эстетического объекта или произведения искусства, любого художественного текста» (Бычков. 39). Это, казалось бы, чисто теоретическое наблюдение - основа и условие осознания глубинного реализма Платонова, символико-реалистических систем Пришвина и Леонова.

Формирующий принцип художественного сознания указанного склада заключен в духовных составляющих. Однако утверждать, что для него формы мысли и жизни сводились только к христианству, было бы неверно. В России XX века завершается процесс дехристианизации, насильственного уничтожения национальной культуры, которая всегда опиралась на систему коренных эстетических идей: соборность, символизм, образная духов о сн ость. Эстетика Платонова, Пришвина и Леонова в своем развитии связана с этими основаниями культуры Руси-России. Одновременно с этим внутренняя структура их мышления не могла не испытывать на себе давления времени. Позитивизм и сциентизм наложили на него свой отпечаток. Все это усложняет характеристику творческой философии изучаемых писателей, но не превращает ее в неразрешимую задачу. Все зависит от того, какие трактовки эстетического сознания будут преобладать при его изучении.

Уже сегодня критика говорит о нравственно-религиозной ориентации Платонова, Пришвина и Леонова, элементах религиозности писателей.1 Наша работа представляет собой попытку рассмотреть (в сопоставлении трех творческих систем) связь между ними и культурной трад ицией, порожденной христианской духовностью.

Внутри философского жанра литературы конца 1910-х - 1920-х годов возникает его особая разновидность. Для этой тенденции характерно стремление гармонизировать жизнь в согласии с массовыми умонастроениями. После 1917 года крестьянское и пролетарское сознание в их идейно-социальных контекстах стали субъектами мифотворчества. А поскольку в этой среде сосуществовали старые мифы и революционные утопические идеи, то она и оказалась генератором новой мифологии. Столкновение двух частей обыденного сознания привлекло к себе писателей, стоящих на грани культуры-веры и советской социокультурной реальности, разнохарактерной уже в силу ее генетических корней (револющюнно-романтический утопизм, псевдонаучная рациональность, реликты этнических мифов). Данное противоречивое единство нашло вторую жизнь в их текстах. Оно и позволяет определить принадлежность изучаемой линии развития пореволюционной литературы к обычному доя русского самосознания символизму, мифологическому восприятию мира.

У Платонова, Пришвина и Леонова, независимо от их индивидуально-стилевых различий, каждый жизненный факт получает художественно

1 Эта проблема обсуждалась, наряду с другими, на юбилейных конференциях, состоявшихся в 1999 году в Санкт-Петербурге, Москве, Саратове и Воронеже, которые были посвящены 100-летию со дня рождения Платонова и Леонова, а также на двух последних Международных конференциях «Православие и русская культура» (ИРЛИ РАН), освещена в сборниках «"Страна философов" А. Платонова», «Л. Леонов и русская литература XX века», «Русская литературная классика XX века. В. Набоков, А. Платонов, Л. Леонов», «Осуществленная возможность: А. Платонов и XX век» и др. философскую и нравственную оценку. Содержательные смыслы религиозных понятий добра и зла, истины и греха здесь почти не затронуты изменениями. Давние христианские представления и мифологические элементы накладываются на новые идеологемы. Пересечение этих двух идейных структур дает толчок к созданию текста, в котором художник смотрит на мир сквозь призму народной религии. Писатель, опирающийся на привычные формы обыденного мышления, творит в русле этой формы мысли. Так возник феномен возвращения к отечественной духовности, зримо выразившийся у представителей послереволюционной русской прозы. При этом одни обратились к субъективности, абстрактным формам (литературный авангард 10-20-х годов), другие пришли к «объективно-реалистическому», социально и политически ангажированному творчеству, а третьи (в их числе - Платонов, Пришвин, Леонов) - к символическому реализму. Эстетически определяющим качеством становится здесь отношение к слову как к знамению и истине. Архитектоника такого слова предопределяет форму образного философствования. Она удивительным образом совпала с русским религиозным самосознанием, с идеей философского синтеза Б. Вышеславцева, Е. Трубецкого, П. Флоренского и С. Франка. Примем для выявляемого типа творчества условное название: «символико-философский» или «философско-мифологический». Тем самым полагается, что художественный мифологизм есть признак, который позволяет устанавливать и другие качества постулируемого явления: символичность языка, народно-религиозный характер образности, «житейская» онтология (нетрадиционная, идущая от обыденного сознания трактовка позиции человека в мире).

Актуальность темы исследования обусловлена тем, что изучение творчества русских писателей-классиков XX века по их связи с духовной культурой России в литературоведении представлено недостаточно.

В современных исследованиях Платонова, Пришвина и Леонова объединяют под разными углами зрения. Основой сопоставительного анализа, как правило, является экзистенциальная глубина художественных образов. В работах последних лет рассматриваются контакты художников с символизмом начала века, а также с гностическими концепциями, мистикой и теософией.

Обращаясь к этому вопросу, мы встречаемся с горячим обсуждением религиозности исследуемых писателей-мыслителей. Для приверженцев строго православного осмысления русской литературы советских лет они являются либо выразителями атеистического пафоса, вошедшими в литературу, «балансируя на грани соцреализма» {Дунаев М. 151), как определил автор многотомной литературной истории в свете православной ортодоксии позицию Платонова, либо художниками, которые близки идеям богостроительства, мистической традиции конца XIX - начала XX века. Для критиков-сциентистов Платонов, Пришвин, Леонов - это создатели натурфилософской системы, собственной «космической» антропологии (О. Мороз), повторяющий азы русского космизма (особенно его естественнонаучной ветви). Есть еще одна точка зрения, согласно которой автор «Чевенгура», например, примыкает к национал-большевизму, приспосабливая марксистскую лжерелегию к миропониманию народных низов, простонародному мифологизированному сознанию (см.: Дугин). Нередко полагают, что все три писателя подчинили своих героев социальной реальности, автоматически отождествляя их мысли и поведение с идеологическими нормами социализма.

Ставя задачи типологии, литературоведы пришли к выводу, что произведения писателей-философов продолжают модернистскую линию в русском искусстве и литературе 1910 - 1920-х годов. Такой подход оставляет большое число нерешенных вопросов, так как о типологической общности творческих систем Платонова, Пришвина и Леонова с модернизмом можно говорить, лишь осознавая противоречивый характер этого феномена. Контекст их мысли не ограничивается одним культурным планом, а отражает многомерное пространство национальной духовной жизни.

Художественная философия Платонова, Пришвина и Леонова содержит несколько иные интенции, чем у других писателей-мыслителей пореволюционного периода (В. Набоков, М. Булгаков, Б. Пастернак) Они привлекают христианский материал, который, соединяясь с народнорелигиозными элементами, преображает их на новом семантическом уровне. Под воздействием такого синтеза изменяются, модифицируются главные философские темы (утрата духовной связи людей с Абсолютом, человек и природа, жизнь и смерть). Сходство, возникающее между писателями на основе использования традиционной (христианской по содержанию) символики, до сих пор не раскрыто. Изучение творчества Платонова, Пришвина и Леонова в свете символизма культуры-веры помогает понять истоки и своеобразие их художественного сознания.

Проблема исследования и степень ее научной разработанности

Автором работы разрабатываются центральные для идейно-художественной эволюции Платонова, Пришвина и Леонова вопросы, которые недостаточно изучены критикой и литературоведением. Главная тема исследования - творческое сознание писателя на фоне народно-религиозной символики и мифа. Оно анализируется в рамках художественно-философской традиции, сложившейся в отечественной мысли под влиянием восточного христианства. Автор убежден во всеохватном и глубоком воздействии христианских идей на историю и духовный мир, на жизненные взгляды, ценности, художественное творчество русского народа. Несмотря на многообразие элементов, составляющих эту модель духовности, она представляет собой единое, цельное миропонимание, которое сохранило уникальные наследственные черты в художественной философии Платонова, Пришвина, Леонова. Характеризуя общее направление эстетических поисков трех художников-мыслителей, автор рассматривает их опыт постижения мира, преломляющийся в сложной образной системе. Собственно, отдельные образцы подобного подхода уже существуют. Внутреннюю структуру мысли Платонова, Пришвина, Леонова с представленной автором либо с близкой точки зрения изучают Н. В. Корниенко, С. Г. Семенова, Н.М. Малыгина, М. А. Дмитровская, Е. А. Яблоков, Н. П. Дворцова, Л. В. Карасев, А. Г. Лысов, В. С. Федоров и другие исследователи. Как правило, они объясняют специфику художественно-философской системы изучаемых писателей синтезом метафизического и логического типов мышления. В диссертации предлагается принимать во внимание не только традиционные литературно-теоретические идеи и модели, но и трудно оформляемые в научных категориях константы художественного мира - духовные прозрения, глубинные структуры национального самосознания.

Цель исследования - анализ духовного символизма как главной особенности образно-философского мышления Платонова, Пришвина и Леонова, а также глубинной связи, возникающей между ними на этой основе. При этом художественное сознание писателей представлено в контексте православно-христианской традиции с ее символическим характером и языком. В центре внимания - включенные в состав авторской мысли идеи-концепты, народно-религиозная символика и христианская образность, приемы иносказания, принципы творческой философии. Наряду с этим, в диссертации проанализирована семантическая структура образов-символов как ведущих элементов повествования. Автор работы останавливается на истолковании мировоззренческих понятий Платонова, Пришвина и Леонова, переданных знаками и символами, выраженных тропами, фигурами речи, инверсиями народного слова.

Выделив трех авторов из пространного литературного ряда, мы не считаем их противостоящими другим писателям-современникам (таким, например, как М. Булгаков или В. Набоков). В России и за рубежом были созданы десятки произведений с глубоким философским содержанием и богатой мифологией. С нашей точки зрения, они лишь в большей мере, чем иные мыслители-литераторы, творчески сформировавшиеся в 1910-е и начале 1920-х годов, выразили ценностно-смысловую сущность художественной философии как части русской культуры. Все трое шли к высокому философствованию через христианские темы, раскрывая их в свете народной (неортодоксальной) религиозности, в типовых символических формах. Их произведения часто приобретают исповедальное качество. Это в своем большинстве тексты, живущие в границах авторской исповеди на тему «последних истин». Через преображение повседневности в художественные образы писатель вносит свое отношение к жизни и смерти, свой смысл в то, что само по себе открыто на духовном уровне. Мы ставим перед собой задачу понять характер художественного мышления Платонова, Пришвина и Леонова, признавая мифотворчество в реально-символических образах важнейшей закономерностью их идейно-эстетических поисков. Все они постоянно обращаются к мифу, к различным видам передачи мифической мысли (апокриф, легенда, притча, сказка, видение, наваждение, сон). Одновременно художники актуализируют прямо - в снятом виде - или не без рефлексии, свое миропонимание, жизненный опыт и духовную биографию (исчерпывающий пример - дневники Пришвина). В стремлении найти себе материал и опору в предстоящей реальности они сосредотачиваются на поисках в ней вечных ценностей: истины, красоты и добра.

Материалом исследования являются художественные и публицистические произведения Платонова, Пришвина и Леонова, включая ранние и незавершенные, а также письма, дневники и публикации рукописей. Автором использовались тексты Священного Писания, как русские, так и церковно-славянские; труды православных мыслителей; апокрифические сказания и легенды, духовные стихи и другие формы религиозного фольклора (христианская и дохристианская мифология); памятники древнерусской словесности: «слова», «хол<дения», «поучения»; богословская и духовная литература; иконография; произведения отечественных писателей XIX - XX столетий; религиозно-философские сочинения и работы современных философов.

Методологическая база диссертационной работы определяется спецификой области исследования. Ее основу составили интегративность, синтетическое сочетание методов и методик различных дисциплин: филологии, философии литературы и культуроведения. При выделении характерных черт идейноэстетических поисков Платонова, Пришвина, Леонова были использованы: дескриптивный метод изучения художественного сознания, основанный на анализе и синтезе творческих миров в их диахронической и синхронической связи, сравнительно-исторический, сравнительно-типологический и герменевтический методы.

Основные положения, выносимые на защиту

Творчество Платонова, Пришвина и Леонова образно отражает традиционность народной духовной жизни, ее запечатленную в речевой символике религиозную основу, которая сохранилась в ослабленном виде после революции 1917 года.

Представления народа об устройстве вселенной, о связи с ней человека и природы присутствуют в художественном мире писателей в качестве важнейшей смысловой и эстетической константы. Этот идеологический комплекс, порожденный народной верой и мифологией, которые отражены в духовных стихах, апокрифах, устной прозе, выявляется при рассмотрении слов-концептов («дублетов», паремийных образований), символических идей, специфики выстроенной писателем картины мира.

Поэтика философской прозы основана на архитектонике исповедального слова, присущей христианскому мироощущению. Она опирается на такие феномены человеческого сознания, как художественное творчество (образное мышление) и мифология. Если первое включает в себя абстракции, то вторая -непосредственно передает реальную жизнь. Своеобразие мысли писателей задается единством слова и вещи, включенным в общий художественно-философский синтез. Творческие системы Платонова, Пришвина и Леонова реализуют тип мышления, в котором сливаются духовное чувство и интеллектуальная рефлексия. Главным принципом изучаемого творческого сознания является устремленный в глубины человеческого духа «метафизический» (Федоров В. 2001) символизм, определяемый как идея зеркальной симметрии» (Е. Яблоков) философского смысла и событийного ядра повествования.

Произведения Платонова, Пришвина, Леонова - это продолжение характерной для русской литературы авторской исповеди-в-герое, сопряженное с переработкой библейских тем и образов, мифов и других символических структур.

Символика трех писателей советских лет России близка народному мировосприятию, запечатленному в исторической памяти нации. Она представляет собой сложную систему: христианские понятия и мотивы Святого Писания, символы-идеи, символы-знаки, символы-слова, антропологическая символика, символы природы, мифологические и литературные образы, символика чисел.

Ведущими свойствами художественной философии Платонова, Пришвина и Леонова можно считать лаконизм и свободу мысли, сокращение дистанции между реальными явлениями и словами-концептами, их представляющими, мировоззренческую двухосновность (религиозное и мирское в их единстве).

Творчество Платонова, Пришвина и Леонова, укорененное в национальных формах мысли, - значимый компонент отечественной литературы после 1917 года. Оно входит важной составной частью в русскую духовную культуру XX столетия.

Научная новизна исследования заключается: во-первых - в разработке проблемы с применением опьгга философии литературы, с осмыслением культурно-исторического контекста, который обусловливает жизнь художника и форму выражения мыслей и чувств. Во-вторых - в новом взгляде на специфику творчества писателя-мыслителя, которое содержит в себе исповедальную линию, выраженную с помощью художественных образов в христианско-культурном обрамлении.

В третьих - в изучении символики национальной мысли в качестве одной из основ художественного сознания Платонова, Пришвина, Леонова.

В четвертых - в определении постоянных для каждой из творческих личностей образов-символов.

В пятых - в установлении границ активного взаимодействия идейного содержания изучаемых произведений с отечественной духовной культурой, со всем ее комплексом восприятия реальности, с опорой на интуитивные начала, которые совмещаются с христианскими представлениями, с «неприрученной» мыслью русского народа, с его мифологизированным взглядом на мир.

В шестых - в рассмотрении творческого опыта трех писателей в плане мыслительной символики и выделении на этом основании в послереволюционной литературе феномена символико-фшюсофской прозы как особой, но малоизученной тенденции.

Наконец - в утверждении народно-религиозного фактора в развитии русской литературы XX века на постреволюционном этапе ее истории. Традиционная народная вера в присущей ей символической форме является, как и русская классика, ценностно-смысловой основой художественного сознания, объединяющей разных по стилю, таланту и литературной судьбе художников.

Апробация диссертации. Основные результаты работы были представлены и обсуждались: в Польше, на Международных конференциях славистов (Гданьск, Зелена Гура, Ополе, Ольштын - 1988-1991г.); в Санкт-Петербурге, в ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом), на Международных Платоновских семинарах (1994 и 2000—2001г.), на семинаре «Роман Л. Леонова "Пирамида". Проблема мирооправдания» (1998г.); на Международных конференциях: «Леонид Леонов и русская литература XX века» (1999г.); на конференции, посвященной 100-летию А.П. Платонова (1999г.), «Православие и русская культура» (2001г.), «Поэтика Л. Леонова и художественная картина мира» (2001 г); в Москве, на научной конференции, посвященной 85-летию Л. Леонова (МГУ, 1984); в ИМЛИ РАН, на Международной конференции «Творчество Л. Леонова в духовной культуре

XX столетия» (1999г.); на V Международной научной конференции, посвященной 50-летию со дня кончины А. Платонова (2001г.); в Воронеже, на IV Платоновских чтениях (2001г.); в Ростове-на-Дону, в Ростовском университете, на Шолоховских чтениях (1995-2000гг.); в Саратове, в Саратовском государственном университете, на Всероссийской конференции «Русская литературная классика (В. Набоков, А. Платонов, JI. Леонов)», посвященной 90-летию СГУ (1999); в Ульяновске, в Ульяновском государственном педагогическом университете, на конференции «Человек в культуре России», посвященной Дню Славянской письменности и культуры (с 1994г. ежегодно); в Ульяновском государственном университете, на культурологической конференции (1999г.); в Ульяновском государственном техническом университете, на Международной конференции «Литература и культура в контексте христианства» (1996 и 1999 г.) и на ежегодных научно-технических конференциях (с 1995г.).

Научно-практическое значение исследования состоит в том, что сделанные наблюдения и выводы могут быть использованы в литературоведческих работах, посвященных жанру философской прозы XX века, в комментариях к произведениям Платонова, Пришвина и Леонова, а также при изучении духовно-религиозных аспектов развития новейшей русской литературы.

Реализация результатов работы. Материалы работы используются в читаемом в УлГТУ спецкурсе «Русская философская проза XX века» и на лекциях по истории отечественной литературы и культуры. Основные идеи работы и полученные результаты нашли отражение в монографиях «Потаенный мыслитель. Творческое сознание Андрея Платонова в свете русской духовности и культуры» (Ульяновск, 2000) и «В мире мысли и мифа. Роман Л. Леонова "Пирамида и христианский символизм" » (Ульяновск, 2001).

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Дырдин, Александр Александрович

Заключение

Подведем итоги анализа символической системы, истоков и принципов мифопоэтики Платонова, Пришвина, Леонова. Можно утверждать, что сопоставительное изучение их художественной мысли в свете традиций духовного реализма вполне правомерно. Такой подход не был навязан извне (внешними установками или методикой анализа). Направление предлагаемой работы было обусловлено отнюдь не субъективными факторами, а присущими произведениям трех авторов внутренними закономерностями - системой изображения человека и мира. Необходимо еще раз повторить, что в пределах каждого из вышеуказанных творческих миров существует различимое соотношение реалистического постоянства и символического языка, на котором они себя раскрывают. При этом масштаб использования символики тем значительнее, чем больше авторское мышление отдаляется от формальной философии. В качестве символических обозначений духовно-исторической жизни служат не философские понятия, а равнозначные им смыслообразы, найденные в культурных запасниках. Художник, обладающий опытом использования символа и знака, сохраняет их в своем сознании. Затем они направляются в горнило художественной переделки. Вот почему мы говорим о Платонове, Пришвине и Леонове как своего рода трансляторах реально-символической традиции во всем богатстве и разнообразии ее источников. На уровне идей все это воспроизводится в специфической форме, связанной с построенной по законам мифопоэтического творчества художественно-символической системой. Эстетическая целостность творческого мира трех авторов основана на использовании, а также переработке тем и образов, мотивов и понятий, символов и лексики, взятых из христианского фонда. Глубина идейно-образных обобщений Платонова, Пришвина и Леонова обеспечивается связью с народно-религиозными взглядами, а не с классической философией. Тем самым выделение символического сознания в качестве основной структуры творчества исследуемых писателей и позволяет проследить его генезис.

В ходе нашего анализа было показано, что уже ранние произведения Платонова и Леонова, очерки-путешествия Пришвина есть творческое действие, порожденное своеобразным художественно-философским родом мысли. Тексты исследуемых писателей демонстрируют определенные общие свойства, которые идентифицируются как принадлежащие духовно-символическому типу мировоззрения. Оправдание символического взгляда на действительность, находящегося в явной связи с православной культурой, предопределило его же утверждение в качестве опоры творческой системы. Это означает, что тем самым художники-мыслители погружаются в сферу русской (православно-ориентированной) духовности, черпают в ней созидательные силы. Вставая на почву символического слова, они смогли сохранить преемственность культурного развития. В их творческом мире существует традиционная основа русской духовной традиции - тема противопоставления/сближения жизни и смерти, «земли» и «неба», человека и природы. Мифология Небесного Града, Страшного Суда, библейская образность объединяют сюжетно далекие произведения Платонова, Пришвина и Леонова и тех же Б. Зайцева, Б. Пастернака, очерковую прозу Б. Ширяева («Неугасимая лампада»). Представители философско-символической прозы, преемственно сменяясь, образовали тенденцию, в которой творческое осмысление христианских понятий и символов играет ведущую роль. Благодаря деталям, почерпнутым в христианских источниках, - канонических и переработанных в духе народной легенды - усиливается философичность, смысловое напряжение текста, его диалогическая сущность.

В философской прозе, - отмечает В. Хрулев, - мысль не только объективно растворена в произведении, но и сознательно высвечена, обращена к читателю. Такая проза устремлена к разрешению проблем бытия, природы и человека; она диалогична по сути. И даже в том случае, если в ней нет конкретных носителей спора, она диалогична по внутреннему состоянию автора» (Хрулев. 1999. 4).

У писателя-философа становление художественного метода связано с формированием цельного образного сознания. Вырабатывая механизмы синтеза слова и мысли, крупнейшие художники XX столетия находили себе место внутри христианского духовного символизма. Синтез мифопоэтических элементов и умозрения выступает у Платонова, Пришвина и Леонова как продолжение традиции, в которую давно влилась русская литература. Их образное мышление опирается на структуры православного миросозерцания. Оно сроднено со сферой религиозных исканий, являясь оппозицией рациональному, научного философствованию. Такая мысль находит себе дорогу, когда противоречия человеческого существа представлены в динамике - как путь к синтезу ума и сердца, намеченный в Православии как идея творческой синергии человека и Бога.

На этой основе устанавливается прямая связь творческой личности с жизненной реальностью. Эта связь поддержана параллельными ей традиционными нравственными смыслами. Но что важнее, причиной данной целостности является равновесие душевных сил у художника символического реализма: ума, сердца и воли. Синтетичности мышления служит язык, становящийся языком парадоксальной, отвергающей отвлеченно-рассудочную речь "юродивой" мысли. Стиль писателя является здесь способом оформления авторской позиции. Это позиция художника, который уравнивает мышление героев, их способ видеть и познавать мир с горизонтом национального сознания, принадлежащего опыту христианской онтологии.

Эстетическая позиция представителей символико-философской прозы открыто заявлена на страницах их книг. Пришвин выскажет заветные мысли о мифотворчестве в «Мирской чаше»: «Будем же записывать имена деревень, животных, ручьев, камней, трав и под каждым именем писать миф, быль и сказ, песенку, и над всеми земными именами поставим святое имя Богородицы» (Пришвин. 1982. 503). Такую характерную установку на миф или христианский образ-символ, внутреннее, «потаенное» слово легко найти в текстах Платонова и Леонова. Нетрудно увидеть, какие именно мотивы и аспекты религиозного сознания народа, которое испытывает на себе удары разрушающей силы в течение всего послепетровского времени, становятся в том или другом случае предметом разработки.

В одной из последних публикаций протянуты нити между символикой поэмы А. Блока «Двенадцать» и христианскими символами у Платонова (см.: Крючков). У Платонова отношение к народному миру в известной мере меняется. Уже с начала 20-х годов мы находим в платоновских произведениях установку духовного действия, человеческого бытия как общения. Простые люди воодушевлены устремленностью к общей жизни, к совместному спасению в «царстве Христа» («Христос и мы»). Влияние народной религиозности сказывается в проблематике и в стилистике платоновских стихов. «Каждый голоден и грязен, /А все вместе - мы чисты» (Платонов. 1998. 1. 40), - не забудет подчеркнуть непорочность новых богомольцев будущий автор «Чевенгура». Символическая форма «Голубой глубины»1 Платонова не столько противопоставляется народнопоэтической вселенной, сколько возвращает нас к ней. Это значительно преобразованная поэтика, но все-таки она выводит к поэтике духовного стиха, к безыскусному стилю устной поэзии. Своеобразное смысловое прирастание стиха выражается в рамках традиционной тематики странничества, правдоискательства.

Художественно полновесная мысль Платонова, равно как мысль Пришвина и Леонова, других художников исследуемого ряда внутренне родственна не только «старому» художественному символизму, но и философской рефлексии русских религиозных мыслителей конца XIX - начала XX века.2 Таким образом, их

1 Символика «Голубой глубины» рассмотрена аягором диссертации в докладе «Философия истории в ранних стихах и публицистике А. Платонова» (ХП Платоновский семинар, ИР ЛИ, октябрь 2001 г.).

Обычно мышление Платонова и Пришвина сближают с широким кругом философско-научных концепций - от «философии жизни», теорий О. Шпенглера, Ф. Ницше, Н. Федорова, Вл. Соловьева, В. Розанова до теософских построений П. Д. Успенского. См., например: Мущенко. духовно-художественные поиски вписываются в отечественную культурную традицию, которая сочетает философские, эстетические и религиозные начала.

Для Платонова конструктивным элементом его художественно-символической системы стала притча о блудном сыне, разворачивающаяся в ряд понятий и мифологем: путь, дорога, возвращение к истоку, дому, отцу. Перекрываются все смысловые оттенки этого мотива идеей странничества. Причем под странником Платонова подразумевает народный дух, душу. Народ у него - мифологизированный образ русского человека, который трансформируется в психологический тип аскета, юродивого, рыцаря революционной утопии, странника, совмещающего в себе интуитивно-духовное и природное, естественное начала.

У Пришвина таким основанием мифологического дискурса явлены символы распятия и чаши, наполненные множеством тех же православно-христианских значений, что и в самом историческом христианстве. Мифомышление Пришвина в гораздо большей мере зависимо от религиозных убеждений. В своих дневниках 1905-1950-х гг., публикация которых, еще не завершена, он рисует разрушение русской православной жизни и ее переход в новое качество - в языческую религию идолов-богов (Ленина, Троцкого и Сталина), с новыми ритуалами, символами и обществом верующих рационалистов: «<. >люди соединились в церковь этого бога, с ее святыми, иконами, колоколами и т.п., и если бог этот "Правда", то Ленин был первосвященником "Правды"» (Пришвин. 1997. 111). В сборниках очерковых рассказов 20-х годов («Голубиная книга», «От земли и городов», «Путешествие») Пришвин запечатлевает черты пореволюционного времени, исследуя человека не только в житейски-практическом, но и в символическом измерении.

Образы главных героев у Платонова, Пришвина и Леонова имеют общую исходную точку. Платоновские странники проходят по «адову дну коммунизма», взыскуя обещанного новой религией рая и не находя его на земле. Герой Пришвина, несущий в себе узнаваемые авторские интенции, распинается вместе со всеми советскими людьми, принимает чашу страданий. У автора «Вора» наряду с религиозным мифом используются понятия «загадки» и «притчи». Уже первые его большие произведения содержат славянский апокриф о Белобоге и Чернобоге, а также старообрядческую легенду о «неистовом Калафате». Начиная с юношеской поэзии и до сказочно-реалистического «Взятия Великошумска», послевоенного эпоса, пьесы «Золотая карета», киноповести «Бегство мистера Мак-Кинли» мифологические наслоения были не только «надстройкой» над историческими фактами. Они присутствуют здесь как осознанные элементы раскрытия человеческих характеров и событий истории. В последнем своем романе-завещании Леонов исходит из Апокалипсиса, посылая адвоката дьявола Шатаницкого в довоенную Москву, чтобы испытать на прочность веру оступившегося, но не отрекшегося от Бога о. Матвея. Он избирает христианский концепт грехопадения в качестве духовно-философской основы повествования.

В зрелых произведениях философско-символического жанра идеи и образы, заключающие в себе упраздненные после 1917 года умонастроения, оправданы функционально, как необходимые автору для диалога с миром. Здесь не так важна метафорическая или метафизическая оболочка старых истин. Художники этого направления утверждают преемство с христианской тенденцией и гибельность разрыва с ней. Цель их творчества - найти духовно-близкую символическую модель разрешения жизненных противоречий. Поэтому они вновь обращаются к фундаментальным нравственным законам, в лоно христианской истории и литературы. В таком творческом акте проявляется единство двух типов мифологизма. Сначала внимание писателя привлечено к первичным, аффективным структурам человеческого сознания (ранние стихи и проза Платонова и Леонова, «» очерки Пришвина). Вместе с тем он, в надежде обрести твердую почву под ногами, выходит к ценностям, выработанным под влиянием христианства. Художественная рефлексия сливает образы с онтологическими понятиями, что свидетельствует о философских интуициях автора. Мы наблюдаем свойственный философской мысли способ привлечения читателя энергией личностного отношения к бытию. Для этого в текст включается народная или книжная мудрость. В мире авторского сознания в очередной раз верифицируются темы и сюжеты христианского предания (в «Пирамиде» - еще и образы церковных иерархов, сочинения Отцов Церкви, богословские трактаты).

Созданная писателями мифология ориентирует читателя на конкретные объекты реальности в силу природной конкретности мифа (см.: Карасев. 15—16;260—270). Миф здесь может выполнять базисную эстетическую функцию, которая состоит в обнаружении духовной ценности изображаемого знаковыми (символическими) средствами. Если у Платонова одухотворяется (как объективная, безусловная ценность) неповторимая личность человека, а у Пришвина - природа в ее человеческом измерении, то Леонова интересует привязанность человека к физическому миру, выраженная в нравственно-философских понятиях. Разница лишь в том, что каждым из них установлена своя система воплощения повседневной жизни в символическом или откровенно мифологизированном виде. Причем, эти системы держатся на связи с христианской символикой. В творимой писателями художественной структуре объединены смыслы и ценности окружающего мира и его духовные реалии. Земное, видимое человеческому глазу расширяется до космических пределов - границ мирозданья. Динамику образности и глубину мысли создает метафоричность сюжета, соединяющего множество идеологических фактов и традиционных представлений. Все это и дает повод закреплять за намечаемой нами разновидностью русской прозы определение «символико-философская».

Платонов, Пришвин и Леонов черпают образные ресурсы и творческие импульсы из множества культурных источников, соотнося их с элементами научного знания и сугубо религиозными понятиями. При этом ясно, что генерирующей их идейно-поэтические миры силой выступила отечественная духовная традиция с ее принадлежностью к Православию и традиционным мифотворческим потенциалом.

Собственно, от них и не требовалось внедрять в тексты мифологию. Она веками существовала в составе нашей культуры бок о бок с христианско-православными элементами. Функциональная роль мифологии - служить средством создания национального духовно-символического космоса. Его многомерность, отраженная народным умом, и воплощается в творчестве изучаемых писателей. У них сведены воедино, казалось бы, далекие друг от друга смыслы и представления. Творя в эпоху мировоззренческого и социального хаоса, писатели-мыслители совершенно естественным образом обращаются к безусловным этническим символам и духовным накоплениям. Повествовательная структура здесь организована, как и в древнерусской литературе, основанной на христианском символическом реализме, единством символа и метафоры. Образ, жест и слово существуют в общем художественном русле, вынося на поверхность константные смыслы народного опыта. Из этих идеализированных понятий, усвоенных сознанием отдельно взятого человека, возникла система убеждений, которая проецируется на изображаемую жизнь. Вот почему для художников, прошедших через испытания советской действительностью, через десятилетия воинствующего атеизма мифология и религия явились кладезем образной мысли, поэтических средств, слов-знамений. Она служит целям художественно-философского постижения истории, как прошедшей, так и настоящей.

Для философски мыслящих авторов этот путь создания образно-понятийного ряда оказывается ведущим. Характерной чертой творческого воображения Платонова,

Пришвина и Леонова стало преодоление логических разрывов между историческими, бытовыми, конкретно-реалистическими значениями событий и их мифопоэтическими отражениями. При этом открывается иная перспектива - возможность соединять разные идейные контексты. В частности они сохраняют духовные традиции, свойственные дореволюционной истории России, ее культуре и духовности. Художественная мысль развивается, включая в себя оттенки философского, научного и религиозного сознания. На почве художественного мифотворчества происходит слияние в некую целостность полярных мировоззренческих и социальных установок.

Указывая на это восприятие религиозной, политической и социальной мифологии, надо отметить, что писатели фиксируют различные стороны утопического сознания. Во-первых, следует отличать утопизм, свойственный христианству, от марксистского, революционного, являющегося секуляризированной формой религиозных утопий - заключенных в мифах и сказках стремлений к созданию Царства Божия на Земле. Данное различие хорошо показал П. Гайденко: «Утопизм в собственном смысле слова появляется тогда, когда возникает убеждение в возможности полного искоренения зла и спасения мира, силами самого человека - путем создания совершенного социального порядка. Именно такое убеждение служит предпосылкой для превращения хилиастических чаяний в практическую цель человеческой деятельности по революционному переустройству общества» (Гайденко. 87).

Применительно к предмету нашего исследования можно сказать: идеологический утопизм революции рассматривается философской прозой в русле мифологического видения мира. У Платонова, Пришвина и Леонова обнаруживается открытое нравственное чувство: совместное с героями переживание зла и неправды. Оно требует нелицемерного, развитого также как и ум, совестливого чувства. Не отрицая отягощенности мира грехом, самой возможности борьбы с социальной несправедливостью, они продолжают линию отечественной литературы, состоящую, по Леонову, «в отражении события не в документе, а в самой человеческой душе, с приматом художнической личности над материалом» (Леонов. X. 520). В этом смысле представители философской прозы противостоят таким вариантам утопизма, как утопический нигилизм революционеров-анархистов и гностическое отрицание мира.

Устремленность к символическим формам задана в их творчестве близостью к философскому содержанию русской литературы, русскому космизму.1 На всех этапах своего развития она прочно связана с восточно-христианской традицией в различных ее модификациях: канонически-церковной, народно-бытовой, религиозно-философской (см.: Федоров В.). И это закономерно для художников слова, одухотворяющих конкретного человека, его незаметную жизнь и поступки. Бросается в глаза, что в образно-символическом осмыслении предметов и вещей -в пику нормам социалистической эстетики - Платонов, Пришвин, Леонов не переносят их исключительно в область научной рациональности. В описываемой системе образности они, равно как и внутренний мир людей, не свободны от смыслов, которые идут из недр бытия. Это тот художественный горизонт, где реализуются не только объективные жизненные ценности, но и религиозно-нравственные идеи.

Приведем лишь один из многочисленных примеров такого рода. В «Чевенгуре» Платонов разделяет со своими персонажами мысль о двойственности символа, отражающего картину мирозданья. Члены коммуны «Дружба бедняка», по предложению Дванова, приняли решение установить памятник революции в виде известных математических знаков: «- Лежачая восьмерка означает вечность времени, а стоячая двухконечная стрела -бесконечность пространства» (Чевенгур. 121). Эта фигура построена на основе принципов антиномичного сознания: она складывается из физической и духовной частей. Здесь не только скрывается спасительное значение креста,

1 См.: Семенова. 1988, Бачьбуров 1995, Ябпоков. 1988. Е. Яблоков видит у Пришвина «принципиально новое понимание системы взаимоотношений природы, цивилизации и человеческой личности, формирующееся в рамках философского и естественнонаучного космизма» (Яблоков. 1988.10). его жизнеутверждающий смысл. 1 Как было показано выше, мифология романа двусоставна. В другом месте антропоморфному изображению креста -«Крест - тоже человек» - противопоставляется пятиконечная звезда, эмблема советского государства: «она теперь главный знак на человеке, а не крест и не кружок" (281). Пентаграмма и крест «овнешняют» аналогичные смыслы. Такие знаки, а также земля и вода, человеческое сердце и крестьянский лапоть предстали в качестве действенных носителей идейного содержания. Они воспринимаются как образно-смысловые структуры. От них зависит развитие сюжета и всех мифолого-символических рядов романа.

Математический знак бесконечности - «лежачая восьмерка» (оо) тоже содержит в себе видимую и невидимую реальность. Она может трактоваться в связи с христианской числовой символикой (см.: Ванюков. 10). В ней цифра 2

8, которая считается совершенным числом, означает новый этап земной жизни: восьмой день в истолковательской литературе - период, следующий в земной истории за творческим Шестодневом и седьмым днем покоя. Иногда понятие «восьмой день» интерпретируют иначе: как символ бессмертия.

Довольно трудно приложить шесть дней библейской творческой недели или вообще богословское понимание символов к сознанию писателей XX века. У них священные прообразы нередко вытесняются научно-техническим миром. И все же такие аналогии вполне оправданы. В том, что определяет символические стороны творческого метода, есть уровень, на котором обнаруживается родство с символизмом христианства - уровень развертывания образов-символов. Последние уже потеряли у художников мысли внешний статус, превратившись в элементы авторской поэтики.

Корни слияния художественной мысли с христианским реализмом, усматривающим в символе духовную реальность, уходят к истокам отечественной литературы и «низовой» словесности. Даже тогда, когда диалог

1 Крест имеет в христианстве двойное значение - это символ «жизни через смерть», а также унижения, бремени земной жизни. О символике креста в христианстве см.: Свящ. Г. Дьяченко. 327-328, 401-403.

Число 8 - символ любви, дружбы, творчества, согласия, ибо оно лишено противоречий, оно свободно, легко, многократно делимо» (Похлебкин. 407) между двумя типами миросозерцания (религия - эстетическая деятельность) шел трудно, Православие оставалось ценностным элементом русской культуры. Ориентация на символику и образность, которые вышли из недр православной духовности, очерчивает круг центральных тем Платонова, Пришвина и Леонова. И это закономерно, если учитывать культурно-исторический контекст, сопутствующий их появлению на литературном горизонте.

Россия, переходящая накануне XX века от культуры-веры к культуре-цивилизации, жаждала мифов. Социальная и философская мысль тех лет была захвачена процессом ремифологизации. ' Творцы идеологий и религиозные мыслители, поэты, прозаики и драматурги ищут и находят в мифах способ соединения чудесного, трансцендентного с подлинной жизнью. Одна за другой появляются мифологические системы в идеологии, политике, художественной практике модернистов. Тут и языческая мистика пола у

B. Розанова, и целая школа православно-исихастской мысли, опирающаяся на символическое сознание, религиозный экстаз в музыке и живописи и рационалистическая религия большевизма. Миф воистину стал еще одним горизонтом человеческого духа, каковым его видят последователи экзистенциальной философии. Возвращение мифа в общественное самосознание выразилось в таких феноменах неорелигиозного подъема, как эзотерика, теософия, толстовство, мифотворчество Вяч. Иванова. Три русских революции 1905-1917 годов, надломившие национальную жизнь, дали импульс специфическим религиозным чувствам и настроениям. Ими пронизаны поэзия А. Блока и А. Белого, избяной полуязыческий мир

C. Есенина, фольклорные стилизации А. Ремизова. Немногие художники оказались вне этого поветрия, органично продолжая классическую линию взаимодействия отечественной культуры и христианства. Вслед за И. Шмелевым и Б. Зайцевым здесь следует назвать М. Пришвина, бывшего в

1 Иное дело герменевтические установки - направления ре- и демифологическое. Они могут применяться для рассмотрения мифологического сознания любой исторической эпохи.

2 См. об этом: Осаченко Ю. С, Дмитриева Л. Р. 120-124. те годы автором художественных очерков, основанных на религиозно-мифологических реминисценциях («Никон Староколенный», «Иван Осляничек», «Грезица», «Адам и Ева»), Первые творческие опыты Платонова («Голубая глубина», «В полях», «Рассказ о многих интересных вещах», «Бучило») и Леонова («Сказание о Калафате», «Деяния Азлазивона», стихотворения и поэма «Земля», рассказы «Бурыга», «Уход Хама», «Гибель Егорушки») также ориентированы либо на религиозный фольклор, либо на жанр притчи - одну из традиционных форм христианской литературы.

Новая литературная генерация уже в своих истоках отлична от предшественников - символистов. Несходство проявилось в том, что в их философской прозе нет идеализации народных масс, веры в мессианство русского народа. Не сумма общих мест национально-религиозного обихода или сугубо художественный символ лежат в ее основании. Развернутая концепция нравственно-углубленной жизни, связанная с традиционными формами - духовный стих о Голубиной книге, перелицованная библейская притча, апокрифическое сказание или лубок - становятся инициативным началом творчества мышления Пришвина, Платонова и Леонова. Пришвин называет «Голубиной книгой» свой рассказ, демонстрируя в нем знание народной космологии. У Платонова с апокрифической версией творения мира связана книга стихов «Голубая глубина» и рассказы «Бучило», «Тютень, Витютень и Протегален». В прозе Леонова христианский знаковый комплекс обнаруживается как на сюжетно-тематическом, так и на словесно-семантическом уровнях.

Так, невозможно пройти мимо образно-смысловых сочетаний авторских поэтических образов с библейскими символами в «Дороге на Океан» (1933-1935)1. Образы и лексемы библейского текста находятся в теснейшей семантической связи с сюжетом романа. Они использованы как дополнительные средства передачи ключевых философских идей Леонова и контекстуально важны. Можно даже говорить о сознательной символизации повествовательной структуры.

1 О воплощении в романе мотивов «серебряного века», темы искусства см.: Ксмгородова.

Композициошо-стижстический строй романа сформирован посредством повторяющихся элементов христианской литературы: пророческих предсказаний, синтаксических конструкций, знаковых имен и событий. Таковы неоднократные упоминания персонажей Святого Писания, христианских мыслителей и подвижников веры (Ефрема Сирина, Иоанна Дамаскина и Григория Богослова). Символическое иносказание соотносит рассказ о чаяниях человечества -устремленности в космические дали - с народным миропониманием, его потаенно-религиозной стороной. Оно органически включается в развитие сюжета и поэтому характеризует авторский символико-поэтический взгляд на действительность.

Во «Взятии Великошумска» (1944) - народно-героической повести, образность которой в своих основах совпадает с сказочно-мифологическими элементами военных рассказов Платонова (метафоризация жизни и смерти, символика имен и фамилий, развертывание мотива мученичества и т. д.1), заново символизируется смысл христианского иконописного образа - «ангела мщенья». Сугубо религиозное содержание символа отходит на дальний план. Леонов вычитал в нем значение, необходимое ему для показа идейной монолитности народа и героев-воинов: «Было что-то сгг ангела мщенья и в двести третьей (танк Т-34, ставший "зерном" военного мифа и в отечественной истории, и у Леонова,- АД), как стояла она сейчас, обратясь лицом к врагу, невредимая после стольких бедствий, если не считать оторванного буксирного крюка, смятых надкрыжов и многочисленных вмятин, лишь множавших ее грозную красоту» (Леонов. УШ. 99.).

Образ ангела получает новое содержание. В своем творчестве писатель выработал механизм натурализации символа, скрепляющий его с началами национального сознания. Актуализируется не смысл смерти, а, скорее, значение «бессмертие».

Таким символам у Леонова приписывается универсальная значимость. В сознании его героев они начинают самостоятельную жизнь. Идеологические факты военной эпохи, воспринятые через переосмысленный иконописный образ,

Мифологический знаковый комплекс в прозе Платонова военных лет рассмотрен А. А. Кретининым. См.: Кретинин. выступили в повести в качестве мифологических вкраплений. Первичный символ-икона «Ангел мщенья» объективно находится в сознании персонажа. Затем он подвергается вторичной символизации. Возникает возможность сопряженности смыслов - множественной интерпретации символа. Использование Леоновым христианской символики есть способ придать новому образу значений, заданных прежним содержанием. С помощью такого смыслового наращивания писатель приобщает читателей к пониманию природы добра и зла, жизни и смерти. Сама дальнейшая последовательность развертывания образа-символа объясняет зависимость героев Леонова от духовно-культурного прошлого. Представляется, что это ценностно-смысловое единство образно-символически прорабатывается в его произведениях независимо от их жанровой специфики (поэзия, драматургия, проза, публицистика).

Приемом символизации современных духовных состояний Леонов показал, что они рождены неизменным типом сознания. Отсюда становится понятной актуальность символических структур для его идейно-творческой системы. Символика обеспечивает здесь конструктивное оформление художественных образов в знаковый комплекс, который развернут почти во всех текстах Леонова (миф об ангельском грехопадении, послуживший импульсом для написания романа «Пирамида», был детально рассмотрен в III главе).

Опыт символизации событий не мог отгородить художников-мыслителей от реальности. Политическая ситуация диктует свои законы. Сразу после своей «окончательной» победы (конец 20-х начало 30-х годов) авторитарный режим потребовал от писателей, оставшихся в стране, адекватного новым идеалам, культу прогресса и науки, изображения мира. В значительной части послереволюционных вещей Пришвина, в публицистике, в рассказах и повестях с элементами научной фантастики и сатиры Платонова («Приключения Баклажанова», «Потомки солнца», «Лунная бомба») и Леонова («Петушихинский пролом», «Записи Ковякина», первый роман «Барсуки», а затем - в «Необыкновенных рассказах о мужиках» и «провинциальных» повестях) происходит наложение двух сознаний. Российская действительность с ее стремительно изменяющимся обликом описывается «сразу в двух системах понятий: с одной стороны, архаической (мифологической), с другой стороны, современной (социально-политической, конкретно-бытовой)» (Золотоносов. 40). Писатели фиксируют и переосмысляют старое содержание христианских образов в границах иного, классового мировосприятия. Таким слиянием структур мышления объясняется, например, синтез революционного новояза и евангельской лексики в публицистике Платонова начала 20-х годов («Христос и мы», «Преображение», «Конец бога»). Увлеченный религиозным материалом писатель, сохраняя за реальностью конкретные черты, возвышает ее, усиливает атмосферу чуда. Отсюда сказочные, гротесково-фантастические фигуры медведя-кузнеца у Платонова («Котлован»), «медведя с пружинкой» (дневник 1930 года), Марьи Моревны и Кащеевой силы (мирового зла) у Пришвина («Кащеева цепь»), элементы жития и легенды в ранней прозе Леонова. Происходит трансформация народно-христианских представлений в темы, сюжеты и образы-персонажи. Они видоизменились, получили здесь новое обличье, сохраняя глубинные сакральные смыслы.

Символизация отношений человека с природой, миром, историей -органический творческий принцип, который раскрывает специфику мировосприятия, литературного таланта и поэтики Платонова, Пришвина, Леонова. Каждое их произведение имеет мифологический отгенок, когда мир удвояется: за естественным ходом событий и обыденной жизнью лежит область чуда и сказки. Это - сфера сверхъестественного или трансцендентного. К ней обращены художники-философы в своих попытках понять и объяснить материальную реальность. Здесь вступает в свои права символическое воображение, призванное с помощью знаковых форм придать предметам и событиям новый смысл.

Это художественно-философские решения, которые опираются на архитектонику потаенного, исповедального слова. М. К. Мамардашвили квалифицирует такие тексты как косвенные: «Есть тексты, которые можно назвать прямыми, а есть тексты косвенные. Первые являются аналитическими, вторые выразительными текстами <. >. Первые, то есть прямые тексты, требуют простого понимания, вторые - косвенные или выразительные, требуют интерпретации и расшифровки» (Мамардашвили. 110).

Писатели, о которых мы говорим, балансируют на грани между художественным и философским способами объяснения реальности. Они неизбежно соприкасаются с областью русской духовной традиции, национального мышления. При заметной разности вкусов и тяготений, средств обработки материала, сфера православно-христианской мысли и образности была для них духовно значимой. Если русский символизм является, по Вяч. Иванову, синтезом искусства, философии и мифологии, то в структуре мышления Пришвина, Платонова и Леонова последняя занимает едва ли не главное место. В то же время они не принимают «пантеистической мистики» символистов, предпочитая воспроизводить в своих произведениях природную (тварную) сущность личности, физическую, вещественную сторону человеческой жизни. Поэтому не следует преувеличивать значение метафизики и символики в развитии художественного сознания исследуемых писателей. Форма символического типа «не может не соскальзывать во фрагмент и нюанс, не превращаться в мимолетный момент, в мимоходом брошенный намек. В конце концов, она растворяется в гигантской, бесконечно сложной сети соответствий между вещами и их метаморфозами» (Малявин. 55), - замечает исследователь.

Изучение символической системы - это выявление работы мысли, осуществляющей перевод жизненных фактов в содержательные звенья текста. Материал символов вводит нас в картину сознания писателя, от которой зависит тип творческой индивидуальности. Без его квалификации, выяснения природы творческой энергии, невозможно удержаться в рамках объективного отношения к художнику, его эстетическому новаторству. Данное обстоятельство заставляет нас с большой осторожностью говорить о перекличке стиля Платонова, Пришвина и Леонова с символистской поэтикой. Их миропонимание внутренне конфликтует с мировоззренческой системой символистов. Они не восприняли, ни идеологических схем, ни эстетизма художников «серебряного века», их «декаденства».

В своем диссертационном исследовании мы проследили черты творческого сознания Платонова, Пришвина и Леонова в их внутренней динамике. Естественно, не все стороны творчества крупнейших русских писателей середины XX века были нами охвачены. Мы намеренно не касались тех проблем, которые уже детально разработаны исследователями. Так, отчетливо сознавая, что помимо православной традиции в философии Платонова, Пришвина и Леонова существует множество идейных и мыслительных форм, вызванных к жизни инокультурными влияниями, мы почти не затронули эту тему. Не были раскрыты социальные стороны мышления, которые проявляются в их художественном синтезе. В таком ракурсе он уже давно и довольно успешно изучается. Можно, например, вспомнить здесь работы В. Васильева или В. Чалмаева о Платонове, статьи и книги леоноведов старшего поколения, очерки творчества Пришвина В. Курбатова, А. Хайлова. Надо сказать, что предложенная нами трактовка наследия художников-философов стала возможной благодаря опыту критической мысли советских лет. Более того, путь сравнительного анализа и интерпретации творческих миров трех авторов подсказан этими учеными, независимо от некоторых идеологических формул и специфического профиля их рассуждений.

В работе предложено осмысление складывающейся в пореволюционной прозе символико-философской тенденции (с присущими ей структурами художественного сознания) в ее соотнесенности с народной ментальностъю. Высказанные посылки получат развитие и раскрытие в процессе их дальнейшего углубления - неизбежного выхода в историко-литературную проблематику. Системную разработку идейных и эстетических основ художественно-философского течения, о котором идет речь, мы надеемся продолжить в последующем, чтобы конкретно продемонстрировать черты преемственной связи представителей постсимволистской прозы с дореволюционной русской литературой, а также процесс постепенной смены знаковых смыслов изображаемых предметов и событий.

Задача нашей работы состояла в том, чтобы показать зависимость творческого сознания Платонова, Пришвина и Леонова от традиционной русской духовности, связанной с Православием в его народном (культурно-содержательном) обличье. Основным выводом предлагаемого исследования становится следующее утверждение: изучаемые писатели испытали на себе не только подспудное, но и прямое влияние православной мысли. В их творчестве она играет ведущую роль: роль проверенного жизнью духовного ориентира и мировоззренческого стержня. Свою творческую установку Платонов, Пришвин и Леонов воплощают на всех уровнях художественного мира, раскрывают через живую речь, перенятые из древней книжности и русской классики духовно-творческие принципы, скрытые евангельские цитаты. Движение текста у них - это динамика мысли, которая усвоила себе всю глубину слов и символов, взятых из христианского фонда, хотя созданная писателями-мыслителями картина мира ближе народному, чем строгому Православию. Поэтому идейно-поэтическая структура их произведений выявляется через ключевые образы, по-разному раскрывающиеся в различных слоях сознания и жизни. Они идут от истоков нашей духовно-художественной культуры - священного отношения к звучащему, письменному и внутреннему, невысказанному слову, как отмечалось в I главе. Их смыслы выражены с помощью общенародного языка, а также библейских реминисценций и аналогий, стилевых и жанровых элементов древнерусской словесности (хождения, жития, притчи) и религиозного фольклора (духовные стихи, легенды, апокрифы). Нередко Платонов, Пришвин и, в большей мере, Леонов обращаются к христианской герменевтике, принципам, способам передачи мысли и стилевой манере духовной литературы.

Особую роль играет здесь преобразующая активность взгляда художников на мир. Смешение в языке и сознании разнородных пластов речи, превращение слов и представлений простых людей в символически насыщенные образы-идеи требует рассмотрения этой стороны художественной вселенной трех представителей философской прозы XX века.

Концептуальное изучение художественно-мировоззренческих принципов трех классиков русской литературы - Платонова, Пришвина и Леонова -велось в трех направлениях: в связи с символическим языком, традиционной русской культурой и народным веросознанием. Выявлено, что линия философской прозы, представленная их творчеством, стала главной составляющей развития литературы советских лет в русле христианской традиции. Анализ значения ключевых образов-концептов, символики изучаемых писателей подтверждает нашу посылку о тесной связи Платонова, Пришвина и Леонова с тем типом художественной мысли, который опирался на православные ценности. В противоречивом культурно-историческом пространстве 1920-х - начала 1950-х годов (Леонов своей творческой судьбой соединил этот период с эпохой постмодернизма) они сохранили верность национальному духовно-нравственному идеалу. Художественное сознание писателей не подчинилось тоталитарной атеистической идеологии. Образная историософия и онтология художников мысли по своему духу, философски и культурно-типологически сближается с православной традицией, хотя и не исчерпывается ею. На идейную позицию исследуемых писателей, на их мышление воздействуют естественнонаучные, космологические, экзистенциальные теории «атомного» века. Однако именно русская духовность с ее концептами святости, странничества, единства тварного и нетварного начал в человеке и окружающем мире явилось средоточием творческой мысли всех трех писателей.

Несмотря на различия в индивидуальном стиле, в формах иносказания, Платонова, Пришвина и Леонова объединяет использование христианской символики в художественно-познавательном качестве. Их произведения представляют тот тип мышления, в котором слиты духовное чувство и интеллектуальная рефлексия. Так рождается язык реалистической символики писателя-философа, Эстетические символы творчества Платонова, Пришвина и Леонова - лаконизм и свобода мысли, сокращение дистанции между жизненными явлениями и словами-концептами, мировоззренческая двухосновность: земное (вещественное) и горнее (трансцедентное) в их единстве. Символика мастеров слова складывается в разветвленную систему: символы-идеи, антропологические и природные символы, слова-символы, мифологические и литературные образы, религиозная, числовая и библейская символика.

На основе сравнительно-генетического метода в работе был обоснован подход к образно-философским системам трех авторов, позволяющий рассматривать их сознание на тонкой грани внутреннего мира, которая проходит между верой и литературной работой, откровением и художественным талантом. Трудный вопрос о способах выражения авторского идеала и неявной религиозности писателей-классиков не мог быть окончательно разрешен в данном исследовании. Мы стремились лишь найти доказательства тому, что онтологические и духовно-нравственные идеи - тема отношений между человеком и мирозданьем, личностью и природой, проблемы бессмертия, исторической памяти и сердечной любви к людям, благодатной силы Божией, действующей в человеке - сохраняют у изучаемых мастеров слова безусловную важность. Эти духовные установления, в чем убежден автор работы, перейдут в наше будущее - станут порядком национального сознания.

Русская философская проза XX века, которая проецирует христианскую проблематику и символику на материал советских лет, - яркий образец творчества, прошедшего через горнило национальной мысли. Глубинное содержание произведений Платонова, Пришвина, Леонова, творческое

369 своеобразие писателей определяются идеями-концептами культуры-веры. Народная духовность и символика мысли действуют в их художественном сознании на правах неизменного эстетического вектора. Они являются основным фактором формирования у писателя целостного взгляда на жизнь, независимого от давления социальности. Писатели-мыслители восстанавливают единство религиозного, философского и художественного творчества, которое в значительной части было утеряно в движении российского общества к «зияющим высотам».

Начатое философско-символической прозой возрождение христианского онтологического персонализма просматривается в литературе 50-х - 90-х годов: в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго», в повести Б. Зайцева «Река времен» (1964), в прозе и публицистике А. Солженицына, в идейном подтексте произведений В. Шукшина. Культурно-православная концепция человека и мира стала смысловым стержнем романа В. Максимова «Семь дней творения» (1971), нравственно-философских произведений В. Распутина и В. Крупина, основой их личностной и творческой позиции. Поэтому сама выявленная тенденция приобретает смысл не только некоторого сдвига, но и существенного изменения историко-литературной картины прошедшего века.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Дырдин, Александр Александрович, 2001 год

1. Голубая глубина. Книга стихов. Краснодар: Буревестник. 1922.

2. Волшебное кольцо и другие сказки. М.: ГИХЛ. 1954.

3. Серая Сова/Публ. М.А. Платоновой; Предисл. А. Дымшица// Лит. Россия. 1967. 1 декабря.

4. Потомки солнца. Повести и рассказы. М.: Советский писатель. 1974.

5. Ученик лицея //«Нашсовременник». -1974,- №6. С. 71-123.

6. В прекрасном и яростном мире. Повести и рассказы. М.: Советский писатель. 1979.

7. Но одна душа у человека. У начала царства сознания. О культуре запряженного света и познанного электричества. Пролетарская поэзия./ Публ. и вступ. статья Л.Шубина// « Литературное обозрение». -1981. -№9. С. 103-107.

8. Избранные произведения. М.: Мысль. 1983. - Избр.

9. Мужик. Странник. Слепой. Фронт. Вечер мира. Вселенская мысль /Предисл. В. Васильева//Альманах«Поэзия-84».-М. -1984.-С. 117-123.

10. Библиографический список разделен на части, содержание которых соответствует помещенным перед ними рубрикам. Нумерация сквозная. В конце записи помещены набранные курсивом сокращения, примененные в тексте диссертации.

11. Одухотворенные люди. Рассказы о войне. М.: Правда. - 1986. -Одухотворенные люди.

12. Впрок. Бедняцкая хроника//«Дон». -1987. -№12,- С. 72-112.

13. Волы. Бог. Человек и пустыня. Поп. Ерик. В полях/ Публ. и подгот. текста

14. B.А. Верина. Вступ. заметка В. Чалмаева// «Сельская молодежь». 1887. - № 4.1. C. 36^10.

15. Котлован. Повесть. Публ., подготовка текста и примечания М. А. Платоновой. Вступ. слово С. Залыгина// «Новый мир». 1987. -№ 6. - С. 50-121714 Красных избушек, или Герой нашего времени/ Послесл. В. Васильева// «Волга». 1988. -№ 1. -С. 38-70.

16. Чевенгур / Подготовка текста и публ. М. А. Платоновой. Послесл. Н. Ивановой// «Дружбанародов». -1988.-№3. С. 97-149. -№4. -С. 43-57.

17. Рассказ о многих интересных вещах / Публ. и послеслов. Н.А. Малыгиной // «Кн. обозрение». -1988. №42,- 21 октября. -С. 7-10;№43. -28октября. -С. 7-9.

18. Государственный житель. Проза. Ранние стихи. Письма. М.: «Советский писатель». 1988. - Государственный житель.

19. Чевенгур. Роман и повести. М.: Советский писатель. 1989. - Чевенгур.24. «Живя главной жизнью.». Повести. Рассказы. Пьеса. Сказки. Автобиографическое /Сост., послесл. И примеч. В.В. Васильева М.: Правда. 1989. - Живя главной жизнью.

20. Возвращение / Предисл. С.П. Залыгина; Коммент. Н. Корниенко М.: Молодая гвардия. -1989. - Возвращение.

21. Бучило// «Воронежская коммуна» 1923; «Красная новь». -1924. № 43. (Републикация: «Смена». - 1989. - № 7. - С. 8-9).

22. Чутье правды /Сост. В.А. Верина. Предисл и примеч. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия. (Б-ка русской художественной публицистики). 1990. - Чутье правды.

23. Фабрика литературы. А. Платонов и В. Ермилов. / Публ. М.А. Платоновой. Примеч. Н.В.Корниенко//«Октябрь». -1991. -№10.-С. 195-206,- Октябрь. 1991.

24. Деревянное растение. М., 1990. (Библиотека «Огонек» № 16). - Деревянное растение.

25. Житель родного города.//«Родина». -1990,- №6. -С, 83-86. -Родина. 1990.

26. Технический роман. М. 1991. (Библиотека «Огонек» № 26). - Технический роман.

27. Память. Иван Митрич. Цыганский мерин. Отмежевавшиймя Макар. Мавра Кузьминишна. Чульдик и Епишка.// «Литературная газета». 1991. - № 3 (5329). 23 января. - С. 12. -ЛГ.

28. Счастливая Москва // «Новый мир». 1991. - № 9. - С. 9-58.Варианты начала романа и некоторые фрагменты романа: С. 63-74. - Счастливая Москва.

29. Антисексус. М.: Агенство печати им. Сабашниковых, 1991.

30. Заметки (В полях. Бог человека). Цит. по: Платонов А. П. Чутье правды / Сост. В. А. Верина; Предисл. и примеч. В. А. Чалмаева. М., 1990. С. 175. Чутье правды.

31. Симфония сознания. // «Russian Literature». 1992. - 1 October. -Vol. ХХХП. -№3. - P. 262-266.

32. Ноев ковчег (Каиново отродье)//«Новый мир». 1993. - № 9. - С. 98-128.1. Ноев ковчег.

33. В звездной пустыне. Огни. 1921. 4 июля. Цит. по: Андрей Платонов. Воспоминания современников. Материалы к биографии. Сборник. М.: Современный писатель, 1994. С. 164-167. -В звездной пустыне.

34. Строители страны. /Публ., вст. ст. и коммент. В.Ю. Вьюгина. // Из творческого наследия русских писателей XX века. М. Шолохов. А. Платонов. - JI. Леонов. -СПб.: Наука. ИРЛИ РАН, 1995. С. 309-390. - Строители страны.

35. Голос отца. / Публ., вст. ст. и коммент. А.А. Харитонова // Там же. С. 391^425. -Голос отца.

36. Тютень, Випотень и Протегален. // «Даугава». 1996. - № 6. - С. 106-109. -Тю тень.

37. Немые тайны морских глубин (роман из великой эпохи). Неизвестный Платонов /Публ. ипослесл. Е. М. Мамонтовой// «Волга». -1996. -№11-12. -С. 137-145.

38. Житель родного города // «Родина». 1996. - N 6. -Родина. 1996.

39. Подгот. текста Е. Антоновой, М. Гах, О. Капелыциковой, Н. Корниенко, Н. Малыгиной, JI. Суматохиной, Е. Шубиной, Е. Яблокова// «Октябрь».1999. -№ 2. С. 119-153.-Октябрь. 1999/2.

40. Война. Товарищ пролетариата Расскшы//«Октябрь». 1999. -№7,- С. 101-118.

41. Слышные шаги. Истина, сделанная из лжи// «Знание-сила». 1999. - № 9. - С. 23-25.

42. Собр. соч./Сост. и коммент. В.А. Чалмаева М.: «Информпечать» ИТРК РСПП. 1998. Т. I. (Ранние рассказы и повести. «Голубая глубина»); Т. П.(«Чевенгур», «Котлован», «Впрок», «Ювенильное море»), - Платонов. 1998.

43. Записные книжки. М.: ИМЛИ РАН. Наследие, 2000.

44. Московская скрипка http://lib.ru/PLATONOW/skripka.txt

45. Неопубликованное. Земля. Инженер (Повесть). Теченье времени (Рассказ). Черноногая девочка. Московская скрипка (Рассказ) / Публ. Е. Колесниковой // «Звезда». 1999. - № 8. - С. 118-138. - Неопубликованное.

46. Мученье вещества. Из записных книжек // «Огонек». № 26. - 20 сент. 1999.

47. Отец-мать (сценарий) //«Искусство кино». 1967. - № 3.; http://students. washington.edu /krylovd/otez mat.html (РГАЛИ. Ф.2124. On. 1. Ед. xp. 92).

48. Финал «Чевенгура» (К творческой истории произведения). Публ. В. Ю. Вьюгина// Творчество А. Платонова. Исследования и материалы. Кн. 2. СПб.: Наука.2000. С. 166-253. - Финал « Чевенгура».

49. Малая проза Платонова «Земля», «Ленинград», «Феодал». Материалы к «Джан», «Инженер», «Теченье времени», «Черноногая девчонка», «Московская скрипка». // Там же. С. 254-316.

50. О сердце, сокровище моего горя!: (из запис. книжек А. Платонова)// Платонов-град: Лит. прил. к газ. «Воронежский курьер». 1999. 1 сентября. С. 24.

51. Starik i starucha: poteijannaja proza (Arbeiten und Texte zur Slavistik 33) Koln: Otto Sagner Verlag. 1984.1. Тексты М. М. Пришвина

52. Собр. соч.: В 8 т. Т 8. М.: Художественная литература. 1986. - Пришвин A9S6.

53. Собр. соч.: В 8 т. Т. 1. 1982. - Пришвин. 1982.

54. Собр. соч.: В 8 т. Т. 2. -1982. Пришвин. 1982а.

55. Собр. соч.: В 8 т. Т. 5. 1983. Пришвин. 1983.

56. Собр. соч.: В 6т.-М.: ГИХЛ. -1956,- Пришвин. 1956.

57. Красный гроб// «Воля народа». 5 ноября 1917 года. Пришвин. 1917.

58. Дневник. 1918 год/ Публ. Л. Я. Рязановой и В.В. Круглеевской. Подг. текста и прим. В.Ю. Гришина// «Литературная учеба»,- 1991. Кн. 3. - С. 116-128; Кн. 7. С. 63-108. -Пришвин. Дневник. 1918.

59. Дневник 1923 года // «Октябрь». 1999. - № 8. (Публ. и примеч. Я. Гришиной. Вступ. Я. Гришиной и Н. Полтавцевой). - Пришвин. 1999.

60. Мирская чаша. Тула: Приокское кн. изд-во, 1989. - Пришвин. 1989.

61. Леса к «Осударевой дороге». 1909-1930. Из дневников// «Наше наследие». 1990. -№ Г - С. 64-85; №2,- С. 58-84. - Пришвин. 1990.

62. Незабудки. -М., 1969,- Пришвин. 1969.

63. Дневник 1930 года. Подг. текста и прим. Л. Рязановой. Публ. В. Круглеевской и

64. Дневник 1937 года. Вступ., подг. текста, коммент. и публ. JI. А. Рязановой (Часть первая. Январь июнь)//« Октябрь».- 1994,- № 11. -С. 144-171.-Пришвин. 1994.

65. Дневник 1937 года. Часть вторая. Июль декабрь. Вступ., подг. текста, коммент. и публ. Л.А.Рязановой//«Октябрь». - 1995. -№.9,- С. 155-171.-Пришвин. 1995.

66. Дневник 1937 года. Часть вторая. Июль декабрь. Вступ., подг. текста, коммент. и публ. Л. А. Рязановой //«Октябрь». -1995. -№.9. -С. 155-171.-Пришвин. 1995а.

67. Дневник 1938 года. Вступ., подг. текста, коммент. и публ. Л.А. Рязановой // «Октябрь», 1997. -№. 1,- С. 107-136,-Пришвин. 1997.

68. Дневник 1939 года. Часть вторая. Июль декабрь. Вступ., подг. текста, коммент. и публ. Л.А. Рязановой // «Октябрь». - 1998. - №. 11. - С. 126-146.

69. Дневник 1923 года. Вступ., подг. текста, коммент. и публ. Я. Гришиной. // «Октябрь». 1999. - №. 8. -С. 121-135. -Пришвин. 1999.

70. Пришвин о Розанове. Публ. Л.Я. Рязановой. Подг. текста, примеч. В. Ю. Гришина. // Контекст-90. -М.: Наука. 1990. - С. 161-218.-Пришвин. 1990а.

71. Иван Осляничек//«Заветы».- 1912. № 2. - С. 5-30; № 3. С. 5-29.

72. Черный араб. Степные эскизы//«Русская мысль». 1910. - № 1. - С. 89-118.

73. Голубое знамя (РО ИРЛИ. P. I. Оп. 25. Ед. хр. 346).

74. Никон Староколенньш//«Шиповник». 1912. - Кн. 18,- С. 205-231.

75. Тютенькин лог// «Русские ведомости». 1910. 8 августа.

76. Голубиная книга// «Красная новь». 1924. - № 2. - С. 226-236. -Пришвин. 1924.

77. Моя страна. М.: Современник. -1973. - Пришвин. 1973.

78. Желанная книга/Сост., вступ. ст. и примеч. А.Л. Киселева. М.: Сов. Россия, 1987. (Б-кахудож. публицистики). -Пришвин. 1987.1. Тексты Jl. М. Леонова

79. Пирамида. Роман-наваждение в трех частях. М.: Голос. - 1994. Т. 1-П. - Леонов. 1994.

80. Пирамида. Роман-наваждение в трех частях// «Наш современник» (Пригож.). Вып. 1-3.

81. Унтиловск/Публ. Н.Л.Леоновой//«Москва». -1999. -№ 5.-С. 145-176.

82. Собор Вариант одной из глав «Пирамиды». // «Слово». № 2. - С. 25-27. -Собор.

83. Леонид Леонов в воспоминаниях, дневниках, интервью. Сб. с илл. М.: Голос. - 1999.-Воспоминания.

84. Деяния Азлазивона/Предисл. и публ. НЛ. Леоновой// «Наше наследие». -58/2001. С. 85-95. Деяния Азлазивона.

85. Письма Леонида Леонова В. А. Ковалеву (1948-1993). Публ., вступ. заметка и примеч.В.А. Ковалева. // Из творческого наследия русских писателей XX века. М. Шолохов. А. Платонов. - Л. Леонов. - С.426-489. -Письма.

86. Литература о творчестве А. Платонова, М. Пришвина и Л. Леонова

87. Андрей Платонов. Мир творчества./ Сост. Н.В. Корниенко, Е.Д Шубина. М.: Современный писатель, 1994.

88. Андрей Платонов. Воспоминания современников. Материалы к биографии./ Сост. Н.В. Корниенко, Е.Д Шубина. М. Современный писатель, 1994. - 496 с.

89. Творчество Андрея Платонова. Исследования и материалы. Библиография. -СПб. Наука. ИРЛИ РАН, 1995.

90. Из бесед и переписки с родственниками А. Платонова/Предисл. и публ.

91. B.А. Свительского//«Филологические записки». Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 13. (Воронеж). 1999. С. 185-202. Из бесед и переписки.

92. Андрей Платонович Платонов: Жизнь и творчество: Библиогр. указ. Произв. писателя на рус.яз, опубл. В 1918 янв. 2000 г. Лит. о жизни и творчестве/Рос. гос. б-ка; Сост. - ред. В.П. Зарайская; Науч. коне. Н.В. Корниенко. - М: Пашков дом, 2001.-340 с.

93. А.П. Платонов. Энциклопедия творчества http://students.wasmgton. edu/ krvlovd / APindex.html.

94. Лгеносов В. Генезис философского романа. М.: МГПИ, 1986.

95. Агеносов В.В. Творчество М. Пришвина и советский философский роман. Пособие по спецкурсу. -М.: Прометей, 1988. Агеносов.

96. Аннинский JI. Откровение и сокровение: Горький и Платонов// «Литературное обозрение». -1989- № 9. С. 3-20. -Аннинский.

97. Антонова Е. «Безвестное и тайное премудрости.»(Догматическое сознание в творчестве А. Платонова) // «Страна философов» А. Платонова. Вып. 3.1. C. 39-58. Антонова.

98. Апонович Фр. Проклятый вопрос России «Интеллженция-народ-революция» в дневниках Пришвина 1917-1920-х годов//Материалы Международной научной конференции «М.М. Пришвин и русская культура». Елец. 1998. С. 3-5. -Апонович.

99. Бальбуров Э. А. А. Платонов и М. Пришвин: две грани русского космизма // Роль традиций в литературной жизни эпохи. Сюжеты и мотивы. Новосибирск. Институт филологии СО РАН, 1995. С. 111-127. - Бальбуров.

100. Бальбуров ЭА. Новая мифология Михаила Пришвина// Гуманитарные науки в Сибири. Серия филологическая. -1996. -№4. С. 19-25. - Бальбуров. 1996.

101. Баршт К. А. Поэтика прозы Андрея Платонова. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2000. - Баршт.

102. Берзинъш У. Заметки на полях сказки и сновидения// «Даугава». 1996. - № 6.- С. 104-106,- Берзинъш.

103. Бочаров С.Г. «Вещество существования». Выражение в прозе// Проблемы художественной формы социалистического реализма. В 2 т. Т.П. М.: Наука, ИМЛИ АН СССР, 1971. - С. 310-350. См также: Андрей Платонов. Мир творчества. С. 1СМ6. - Бочаров.

104. Бондарев А.В. Блуждающие сердца // «Филологические записки». Воронеж: ВГУ, 1994. С. 66-78. Бондарев.

105. Битов А. Пятьдесят лет без Платонова// «Звезда». 2001. - № 1. -С. 180-183. - Битов.

106. Булыгин А., Гущин А. «Шерстяной идол»: Мишка Медведев/ Молотобоец. Антропонимика «Котлована» (Из книги «Постороннее пространство») //http://student.washington.edu/ kiylovd/boulygjne.html. Булыгин, Гущин.

107. Ванюков А. И. Три романные композиции// Русская литературная классика XX века. В. Набоков, А. Платонов, J1. Леонов. Саратов: Изд-во Сар.пед. ин-та, 2000. С. 5-21. - Ванюков.

108. Ванюков А.И. Повести М.М. Пришвина: автор-время-герои// Материалы Международной конференции «М.М. Пришвин и русская культура». Елец. 1998. С. 9-12. -Ванюков. 1998.

109. Васильев В. Платонов наш современник // Платонов А. Живя главной жизнью. М.: Правда, 1989. - С. 417^434. -Васильев.

110. Вахитова Т.М. «И змеятся мысли темною спиралью, громоздясь в столетья у моих дверей.»: Ранние стихи Л. Леонова (1915-1918)// «Новый журнал». 1997.- № 1. С. 51-59. - Вахитова. 1997.

111. Вахитова Т.М. Поэтика зрелого Леонова // Леонид Леонов и русская литература XX века. Материалы юбилейной науч. конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Л.М. Леонова. СПб.: Наука. ИРЛИ РАН, 2000. С. 13-21. - Вахитова. 2000а.

112. Воронин В. С. Последняя вселенная J1. Леонова/УВоронин B.C. Законы фантазии и абсурда в художественном тексте. Волгоград: ВГУ, 1999. С. 108-154. - Воронин.

113. Воспоминания о Михаиле Пришвине. Сб. /Сост. Я.З. Гришина, Л.А. Рязанова.- М.: Советский писатель, 1991. Воспоминания о Пришвине.

114. Вьюгин В.Ю. «Чевенгур» А. Платонова (К творческой истории романа). Автореф. дисс. . канд филол. наук. СПб.: ИРЛИ РАН, 1992. - Вьюгин. 1992.

115. Вьюгин В.Ю. Повесть А. Платонова «Строители страны» К реконструкции произведения// Из творческого наследия русских писателей XX века. М. Шолохов.- А. Платонов.-Л. Леонов,- С. 309-341.-Вьюгин. 1995.

116. Вьюгин В.Ю. Из наблюдений над рукописью романа «Чевенгур» (От автобиографии к художественной обобщенности)// Творчество Андрея Платонова. Кн. 2. С. 128-145. -Вьюгин.

117. Вьюгин В. Поэтика А. Платонова и символизм// «Страна философов» Андрея Платонова. Вып. 3. -С. 267-273.

118. Выходцев П. С. Проблема преемственности в эстетике М. Пришвина// Творческие взгляды советских писателей Л.: Наука, 1981, С. 120-143. Выходцев.

119. Гачев Г. Три мыслителя: Леонтьев, Розанов, Пришвин // «Московский вестник». 1990. - № 8. - С. 207-214. - Гачев.

120. Геллер М. Андрей Платонов в поисках счастья. Париж: YMCA-PRESS, 1982. -Геллер.

121. Гончаров В., Нехотин В. Андрей Платонов в документах ОПТУ-НКВД-НКГБ. 1930-1945. //http://smdents/Waslimgton/edu/krylovd/NKVD.html. Гончаров, Нехотин.

122. Григорьев М. «Пришвин, алпатовщина и "Перевал"» //«Литературная газета».- 1930. № 57. (4 декабря). - Григорьев.

123. Гринфельд-Зингурс Т.Я. Чувство природы в творчестве Пришвина. Автореф. дис. . доктора филол. наук. Екатеринбург. 1992.

124. Грознова Н. А. Творчество Леонида Леонова и традиции русской классической литературы. Л.: Наука, 1980. Грознова

125. Грознова Н. А. «Форму диктует практическая цель художника.» (Эстетические взгляды Л. Леонова) // Творческие взгляды советских писателей. Л.: Наука, 1981. -С. 5-43.-Грознова. 1981.

126. Грознова Н.А. Грани леоновской метафизики (Изложение доклада на Юбилейной конференции, посвященной 95-летию Леонида Максимовича Леонова)//«Русская литература». 1995. - №3 - С. 263-264. - Грознова. 1995.

127. Гурвич А. Андрей Платонов // Андрей Платонов. Воспоминания современников. Материалы к биографии. -М., 1994. С. 394 (статья 1937 года). -Гурвич.

128. Дворцова Н. П. «Кащеева цепь» М. Пришвина и проблема культурно-исторического смысла пути писателя// «Известия РАН». Сер. лит-ры и языка. -Т.51. 1992. -№ 3. - С.56 - 62. - Дворцова. 1992.

129. Дворцова Н. П. М. Пришвин и А. Ремизов (к истории творческого диалога) // «Вестник Моск.ун-та». Сер. 9. Филология. 1994. - № 4. -С. 27-33. - Дворцова. 1994.

130. Дворцова Н.П. М. М. Пришвин и В. В. Розанов. К истории творческого диалога//«Русская словесность». -1996,- №2. -С. 29-34. -Дворцова. 1996.

131. Дмитровская М. А. Философский контекст романа А. Платонова «Счастливая Москва» (Платон, Аристотель, О. Шпенглер)// «Russian Literature». XLVI. North-Holland. (1999). - P. 139-160.; www.elevier/nl/locate/ruslit/- Дмитровская. 1999.

132. Дмитровская M. А. Проблема человеческого сознания в романе А. Платонова «Чевенгур»//Творчество Андрея Платонова. С. 39-52,-Дмитровская. 1995.

133. Дмитровская М.А. «Загадка времени»: А. Платонов и О. Шпенглер // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. С. 302-313. -Дмитровская. 1997.

134. Дмитровская М. А. Концепты тоски и скуки у А. Платонова// Исследования в области когнитивной лингвистики. Сб. научн. трудов.- Калининград: КГУ, 2000. С. 22-29.-Дмитровская. 2000.

135. Дмитровская М. А. Циклическое время у А. Платонова// Осуществленная возможность: А. Платонов и XX век. Материалы Ш Межд. Платоновских чтений.- Воронеж: Полиграф, 2001. С. 36-50.-Дмитровская. 2001.

136. Дужина Н.И. Андрей Платонов: поход на тайны // «Литературное обозрение».- 1998. № 2. - С. 47-54. - Дужина.

137. Дырдин А.А. Об источниках мотива странничества в прозе А. Платонова конца 20-х началаЗО-х rcwW/Podroz w literaturze rosyiskiey i w innych Hteraturach slowianskich. - Opole: WSP, 1993. S. 117-120.-Дырдин. 1993.

138. Дырдин А. А. Роман Л. Леонова «Пирамида» в контексте христианской культуры // «Вестник УлГТУ». 1998. - № 3. - С. 60-64.-Дырдин. 1998.

139. Дырдин А.А. Образ сердца в художественной философии Андрея Платонова//Рациональность и ее метаморфозы Ульяновск: УлГТУ, 2000. С. 145-155; http:/students. washington.edu/ kiylovd/dyrdiii 1 html.

140. Дырдин А.А. Потаенный мыслитель. Творческое сознание А. Платонова в свете русской духовности и культуры. Ульяновск: УлГТУ, 2000. - 170 с. - Дырдин. 2000.

141. Дырдин А.А. Образы русской классики в художественном сознании М. Пришвина («Обломов» И. Гончарова на страницах пришвинского дневника)// «Вестник УлГТУ». 2001. - № 1. - С. 65- 71.

142. Дырдин А. А. В мире мысли и мифа. Роман Л. Леонова «Пирамида» и христианский символизм. Ульяновск: УлГТУ, 2001 -116 с. - Дырдин. 2001.

143. Дырдин А.А. «Философия сердца» у Тихона Задонского и Андрея Платонова// Осуществленная возможность: А. Платонов и XX век. Воронеж: Полиграф, 2001. С. 214-220.

144. Евдокимов А. «Чевенгур» и русское сектантство // «Образ». Журнал писателей православной России. 1997. -№ 1 (8). - С.84-96. -Евдокимов.

145. Жолковский А. «Фро»: пять прочтений // «Вопросы литературы». 1989. -№ 12. - С. 23^19. См. также: Андрей Платонов. Мир творчества. С. 373-396. -Жолковский.

146. Земства Т. «Прогулки по минному полю»// «Москва». 1999. - № 5. -С. 177-183. - Земскова.

147. Золотоносов М. Ложное солнце («Чевенгур» и «Котлован» в контексте советской культуры 1920-х годов) // «Вопросы литературы». 1994. - Вып.У-Золотоносов. 1994.

148. Исупов КГ. А. Платонов: философия исторического творчества//Исупов К.Г. Русская эстетика истории. СПб. 1992. - С. 98-117. - Исупов.

149. Кайгородова В. Е. Знаки «серебряного века» в художествееном сознании Л.М. Леонова// Леонид Леонов и русская литература XX века. СПб.: Наука, 2000. С. 44-49. - Кайгородова.

150. Калашников В. Жалобное сердце//«Дон». 1996,- №4. - С. 199-211.-Калашников.

151. Карасев Л. В. Знаки покинутого детства («постоянное у Андрея Платонова») // «Вопросы философии». 1990. - № 2. - С. 26-43. См. также: Андрей Платонов. Мир творчества. - С. 105-121,- Карасев. 1990.

152. Карасев Л.В. Движение «по склону». Вещество и пустота в мире А. Платонова // Карасев J1.B. Онтологический взгляд на русскую литературу. М.: РГТУ, 1995. С. 72-102. - Карасев. 1995.

153. Карасев. Л. Вверх и вниз (Достоевский и Платонов)// «Вопросы философии». 2000. -№ 6. С. 34-47 -Карасев. 2000.

154. Кириллова И. В. «Ум» и «сердце» в прозе Платонова 1920-х годов//Русская литературная классика XX века. С. 105-112,- Кириллова.

155. Климова Г. Творчество И. А. Бунина и М.М. Пришвина в контексте христианской культуры. Автореф. дисс. .доктора филол. наук. М., 1993. -Климова.

156. Ковалев В.А. Творчество Леонида Леонова. М., Л.: Наука, 1962. -Ковалев.

157. Ковалев В.А. Этюды о Леониде Леонове. М.: Современник, 1974.1. Ковалев А 914.

158. Ковалев В. А. В ответе за будущее. Л. Леонов. Исследования и материалы. -М., 1989.-Ковалев. 1989.

159. Ковров М. Родоначальники нации (К 100-лелгию со дня рождения А.П. Платонова)//«Наш современник». -1999.-№ 9. -С. 188-204. -Ковров.

160. Колесникова Е.И. Малая проза Платонова // Творчество Андрея Платонова. Исследования и материалы. Кн. 2. СПб.: Наука, 2000. С. 254-315.

161. Колесникова Е. «Другое небо» Андрея Платонова. Теософские компоненты миросознания писателя //«Православная беседа». 2000. - № 5. - С. 43-46. -Колесникова. 2000а.

162. Компанеец В. В. «Тайное тайных» Вс. Иванова и «Сокровенный человек» А. Платонова (к проблеме подсознания) // Литературно-критические опыты и наблюдения. Межвуз. сб. Кишинев, 1982. С. 102-112. - Компанеец.

163. Компанеец В. В. Иерархия голосов в романе Л. Леонова «Пирамида» //Русская литературная классика XX века. С. 245-252. -Компанеец. 2000.

164. Корниенко И.В. В мысли о России (к истокам философско-исторической концепции творчества Андрея Платонова)// «Русская литература». 1985. - № 1. -С. 110-125,- Корниенко. 1985.

165. Корниенко Н.В. «. На краю собственного безмолвия» Коммент. к «Счастливой Москве». // «Новый мир». 1991. - N 9. - С. 58-74. - Корниенко.

166. Корниенко Н.В. Свет платоновского творчества// Платонов А. Вся жизнь. -М.: Патриот. 1991. - С. 3-20. - Корниенко. 1991.

167. Корниенко Н.В. История текста и биография А.П. Платонова (1926-1946)// «Здесь и Теперь». 1993. - № 1. - Корниенко. 1993.

168. Корниенко Н.В. Повествовательная стратегия Платонова в свете текстологии// «Страна философов» А. Платонова: проблемы творчества. -Вып. 2. С. 312-335. -Корниенко. 1996.

169. Корниенко Н.В. Основной текст Платонова 30-х годов и авторское сомнение в тексте (от «Котлована» к «Счастливой Москве») // Современная текстология: история и перспективы М.: Наследие, 1997. С. 176-192. - Корниенко. 1997.

170. Корнинко Н. В. «Москва во времени». Об одной литературной акции 1933 года// «Октябрь». 1997. - № 9. - С. 147-157. - Корниенко. 1997а

171. Корниенко Н.В. Платонов: сто лет одиночества // «Книжное обозрение». 30 августа 1999 года. С. 16 Корниенко. 1999а.

172. Корниенко Н.В. Невозвращение Платонова. К столетию со дня рождения писателя// «Литературная газета». 1-7 сент. 1999 года. С. 11. Корниенко. 1999.

173. Корниенко Н.В. Наследие Платонова испытание для филологической науки// «Известия РАН.» - Сер. лит-ры и языка. - 1999. - Том. 58. - № 5-6. -С. 10-25. - Корниенко. 19996.

174. Корниенко Н.В. «Добрые люди» в рассказах А. Платонова конца 3(М0-х годов. Предварительные текстологические заметки// Творчество Андрея Платонова. Исследования и материалы. Кн. 2. СПб.: Наука. ИРЛИ РАН, 2000. С. 3-24-Корниенко. 2000.

175. Кретинин А. А. Мифологический знаковый комплекс в военных рассказах Андрея Платонова// Творчество Андрея Платонова. Исследования и материалы. СПб.: Наука, 2000. С. 41-57. Кретинин.

176. Кубо Хисако. Сектантские мотивы в «Чевенгуре» Андрея Платонова // «Acta Slavica Iaponica». Vol. 15 (1997). - P. 71-79. (The Slavic Research Centre. Hokkaido University). - Хисако Кубо.

177. Кузин H. Навстречу будущему (к 80-летию Андрея Платонова) // «Русская литература». 1979. - №3. - Кузин.

178. Курбатов В. Михаил Пришвин. Очерк творчества. М. : Сов. писатель. - 1986. - Курбатов.

179. Кучмаева И. К Путь к человеку: Мир как целое в концепции культуры М. М. Пришвина. М.:Акад. славянской культуры, 1997. - Кучмаева.

180. Лангерак Т. Материалы для биографии А. Платонова. 1899-1929. -Амстердам: Пегасус, 1995. Лангерак. 1995.

181. Лейдерман Н. Парадоксы «Русского леса» // «Вопросы литературы». 2000. -№ 6. - С. 29-59. - Лейдерман.

182. Леонова Н. Из воспоминаний//Леонид Леонов в воспоминаниях, дневниках, интервью. Сб. силл.-М.: Голос, 1999.-С. 5-85; 131-232. Леонова.

183. Леонова Н. «От истории можно уйти только в могилу»// «Москва». 1999. -№5,- С. 185-192.

184. Лысое А.Г. Апокриф XX века. Миф о «размолвке начал» в концепции творчества Л. Леонова (из бесед с писателем) // «Русская литература». 1989. -№4.-С. 53-68. - Лысое.

185. Лысое А.Г. Чертеж на снегу. «Ключи Марии» к «Пирамиде» Леонида Леонова// Леонид Леонов и русская литература XX века. С. 57-68. Лысое. 2000.

186. Любомудров А. М. Суд над Творцом: «Пирамида» Л. Леонова в свете христианства//«Русская литература». 1999,- №4,- С. 74-97.-Любомудров.

187. Любушкииа Ш. Идея бессмертия у раннего Платонова// «Russian Literature». -1988. -15 May. Vol. ХХШ. -N4. P. 397^24. -Любушкына

188. Малыгина Н. М. Идейно-эстетические искания А. Платонова в начале 20-х годов («Рассказ о многих интересных вещах») // «Русская литература». 1977. -№4. -С. 158-164. - Малыгина. 1977.

189. Малыгина Н.М. Художественный мир Андрея Платонова в контексте литературного процесса 1920-1930-х годов. Автореф. дисс. . доктора филолог, наук. -М.: МГПУ, 1992. Малыгина. 1992.

190. Малыгина Н.М. Художественный мир Андрея Платонова. М.: МГПУ, 1995. -Малыгина. 1995.

191. Малыгина Н. Повороты Американского сюжета Андрея Платонова// «Октябрь», 1999. -№ 7. - С. 168-175. - Малыгина. 1999.

192. Мамон А. Ю. Концепт тела в творчестве А. Платонова// Исследования в области когнитивной лингвистики. Калининград: КГУ. - 2000, С. 41-49. -Мамон.

193. Меерсон О. «Свободная вещь». Поэтика неостранения у Андрея Платонова. -Berkeley Slavic Specialties. 1997. - Меерсон.

194. Михаил Пришвин и русская культура XX века. Сб. ст. /Под ред. Дворцовой Н.П., Рязановой Л. А. Тюмень: Вектор Бук, 1998. - М. Пришвин и русская культура XX века.

195. Михеев М.Ю. В мир Андрея Платонова через его язык. Предположения, факты, истолкования, догадки». 1999. (http://lib.ru/ PLATONOW /miheevplatonov.txt) - Михеев.

196. Михеев М.Ю. Платоновская душа: к восстановлению смысла так и не доведенной до конца утопии//«Философские науки». 1999. - № 1-2. -С. 83-113,- Михеев. 1999а.

197. Михеев М.Ю. Мифология вместо причинности у Андрея Платонова // «Вопросы философии». 1999. - № 10. - С. 54-81. - Михеев. 1999.

198. Мороз О.Н. Историософская концепция Андрея Платонова: Вселенная -человек техника. - Краснодар: Кубанский гос. университет; Виноградов-фонд, 2001 (Сер. «Рубежи и межи». Вып. 1). - Мороз.

199. Мущенко Е. Поиски «четвертого измерения»// «Страна философов» Андрея Платонова. -Вып. 3. С. 142-152. - Мущенко.

200. Мущенко Е.Г. Философия «дела» у А. Платонова// Осуществленная возможность: А. Платонов и XX век. Материалы Ш Международных Платоновских чтений. Воронеж: Полиграф, 2001. С. 8-22. - Мущенко.2001.

201. Нестерова О. Типологическая экзегеза: спор о методе// «Альфа и Омега». -1998. №4(18). С. 62-77. -Нестерова.

202. Носов С. О стилистике романа А. Платонова «Чевенгур » // «Русская речь». -1989. -№ 1. С. 22-28. - Носов.

203. Отрошенко В. Страницы, которые нужно играть на скрипке // «Кн. обозрение». 24 апреля 2000 г. - (№ 17). - С. 8. - Отрошенко.

204. Опитц Р. Разум всегда постигает только то, что уже знает душа // Леонид Леонов в воспоминаниях, дневниках, интервью С. 396-405 - Опитц.

205. Павлов О. Метафизика русской прозы //«Октябрь». 1998. - .№ 1. - С.^167-183. -Павлов. 1997. 4

206. Павлов О. После Платонова // «Октябрь». 2000. - № 6. - С. 159-163; http://students. Washington.edii/kiylovd/OP statja AP.htnil - Павлов. 2000.

207. Павловский A.M. Михаил Пришвин и «крестьянский мир»// «Русская литература». -1994. № 3. - Павловский. 1994.

208. Павловский А. И. Два эссе о романе Л. Леонова «Пирамида» // «Русская литература». 1998- №3. - Павловский. 1998.

209. Пастушенко Ю. Мифологическое содержание романа «Чевенгур» и публицистика А. Платонова// «Московский вестник». 1996. - № 2. -С. 203-214. -Пастушенко.

210. Перхин В.В. Литературная критика Андрея Платонова СПб.: СПГУ, 1994. -Перхин.

211. Платошкина Г. Воспоминания о Леониде Леонове// Леонид Леонов в воспоминаниях, дневниках интервью. С. 454-510,- Платошкина.

212. ПроскуринаЕ. Н. Поэтика мистериальности в повести Андрея Платонова «Котлован» Автореф. дис. . канд. филол. наук. Новосибирск: НГУ, 1999. -Проскурина.

213. Полтавцева Н.Г. Философская проза Андрея Платонова. Ростов-на-Дону: РГУ, 1981,- Полтавцева. 1981.

214. Полыковская В. П. Так спаслись ли покаявшиеся?// «Наше наследие». -58/2001 С. 96-97. - Полыковская.

215. Пришвина В. О Михаиле Михайловиче Пришвине//Пршпвин М.М. Собр. соч.: В 8 т. Т.1. Пришвина. 1982.

216. Пришвина В. Д. Наш дом.-М., 1977. Пришвина.

217. Ростовцева И. «Здесь со своею болью обитаю я»//Леонид Леонов в воспоминаниях, дневниках, интервью. С. 558-568. Ростовцева.

218. Савкин ИА. На стороне Платона. Карсавин и Платонов, или Об одной невстрече// Творчество Андрея Платонова. СПб. ИРЛИ РАН, 1995,- С. 153-162. - Савкин.

219. Савельзон И.А. Структура художественного мира А. Платонова. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. -М.: МГТТУ. 1992. - Савельзон. 1992.

220. Савельзон И. Фразеопаремиологическая система А.Платонова// «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2. - Савельзон.

221. Свительский В.А. Конкретное и отвлеченное в мышлении А. Платонова-художника//Творчество А. Платонова. Ст. и сообщ. Воронеж: ВГУ. 1970. С. 7-26. - Свительский.

222. Свительский В.А. Чарли Чаплин в сознании А. Платонова и О. Мандельштама//«Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания». Вып. 13.-Воронеж: ВГУ. 1999. С. 107-117,- Свительский. 1999,

223. Сейфрид Т. Писатель против материи: о языке «Котлована» Андрея Платонова// Андрей Платонов. Мир творчества. М.: Современный писатель, 1994. С. 303319. (Впервые: « Slavic and East European Journal». - 1987. - Vol. 31. - № 3) -Сейфрид.

224. Семенова С. Н. Ф. Федоров и его философское наследие// Федоров Н.Ф. Сочинения/Общ. ред. А.В. Гулыги; Вслуп. статья, примеч. И сост. С. Г. Семеновой. -М.: Мысль, 1982. (Философ, наследие. Т. 85). С. 5-52. - Семенова. 1982.

225. Семенова С. Г. Мытарства идеала. К выходу в свет «Чевенгура» Андрея Платонова// «Новый мир». 1988. -№ 5. - С. 218-231. - Семенова. 1988.

226. Семенова С.Г. Сердечный мыслитель// «Вопросы философии». 1989,- № 3.- С. 26-31.- Семенова. 1989.

227. Семенова С.Г. «Идея жизни» Андрея Платонова// Платонов А. Взыскание погибших. Повести. Рассказы. Пьеса. Статьи. М.: Школа-Пресс, 1995. С. 7-38. -Семенова. 1995.

228. Семенова С. Г. «Тайное тайных» Андрея Платонова (Эрос и пол)// Андрей Платонов. Мир творчества. С. 122-154,- Семенова. 1994.

229. Семенова С. Парадокс человека в романах Леонида Леонова 20-30-х годов//' «Вопросы литературы». 1999.-№ 5.-С. 35-74,- Семенова. 1999.

230. Семенова С. «Жизнь, пробивающая себе путь к вечности.». Михаил Пришвин- мыслитель// «Человек». 2000. - № 6. - С. 134-147; 2001 - № 1 - С. 164- 176. -Семенова. 2001.

231. Синельников М. Плотность солнца// «Дружба народов». 1999. - № 9. -С. 181-184,- Синельников.

232. Спиридонова И. А. Мотив сиротства в «Чевенгуре А. Платонова» в свете христианской традиции.//Евангельский текст в русской литературе ХШ-ХХ века. -Петрозаводск, 1998. С. 514-536. Спиридонова. 1998.

233. Спиридонова И. А. Портрет в художественном мире Андрея Платонова// «Русская литература». 1997. -№ 4. - С. 170-183. - Спиридонова. 1997.

234. Спиридонова И.А. «Сеять души в людях.» // «Север». 1999. - С. 125-139. -Спиридонова.

235. Сухих И. Русские странники в поисках Китежа // «Звезда». 1999. - № 8.1. С. 222-235. Сухих.

236. Толстая-Сегал Е. О связи низших уровней текста с высшими (Проза Андрея Платонова) //«Slavica Hierosolymitana». Slavic studies of the Hebrew university». -Vol.11. -Hierusalem. 1978. - S. 169-212. - Толстая-Сегал. 1978.

237. Толстая-Сегал E. Идеологические аспекты Платонова// «Russian Literature». -1981. 1 April. Vol. IX. - N. 2. - P. 231-28. - Толстая-Сегал.

238. Федоров B.C. По мудрым заветам предков: Религиозно-философский феномен романа Л. Леонова «Пирамида»// «Русская литература». -2000.-№ 4 С.46-58. -Федоров В.

239. Федоров B.C. Религиозно-философский аспект «чуда» и «наваждения» в романе Л. Леонова «Пирамида» // Леонид Леонов и русская литература XX века. С. 110-118.

240. ХашовА.Н. Михаил Пришвин. Творческий путь М.; Л.: АН СССР, 1960.

241. Хрулев В.И. Символика в прозе Леонида Леонова. Уфа: БашГУ, 1992. -Хрулев.

242. Хрулев В.И. Леонид Леонов: магия художника. Учебное пособие/Изд-е Башкирск. ун-та. Уфа, 1999. -Хрулев. 1999.

243. Хрулев В.И. «Стиль мышления» Л. Леонова в романе «Пирамида»//Леонид Леонов и русская литература XX века. С. 35—43 — Хрулев. 2000.

244. Хрящева Н.П. «Кипящая Вселенная» Андрея Платонова. Динамика образотворчества и миропостижения в сочинениях 20-х годов. Автореф. дисс. . доктора филол. наук. Екатеринбург, 1999. Хрящева.

245. Чалмаев В. А. Андрей Платонов. К сокровенному человеку. М.: Сов. писатель,1989.

246. Чалмаев В. Утонувший колокол (Книга высоких надежд и тревожных предупреждений). Послесловие// Платонов А. Чевенгур. М., 1989. С. 612-641.1. Чалмаев.

247. Шехина Т. Сердце, берегущее человека // Платонов А.П. Впрок. Проза. М.: Художественная литература, 1990. С. 3-16.

248. Шубин Л. Горят ли рукописи? /Или о трудностях диалога писателя с обществом. //«Нева»,- 1988.-№5.-С.164-178. Шубин. 1988.

249. Шубин Л.А. Поиски отдельного и общего существования. Об Андрее Платонове. Работы разных лет. М. Советский писатель. - 1987. - Шубин.

250. Эткинд А. Хлысты, декаденты и большевики. Начало века в архиве Михаила Пришвина// «Октябрь». 1996- С. 155-176. - Эткинд.

251. Юлдашева Л. В. Творческий метод и индивидуальность писателя в дневниковых книгах М.М. Пришвина. Дисс. .канд. филол. Наук. М.: МГУ, 1977. - Юлдашева.

252. Яблоков Е.А. Философско-этические и эстетические взгляды М.М. Пришвина 20-х- начала 30-х годов//«Вестник МГУ». Сер 9. Филология, 1988. - №6.-С. 3-\0. - Яблоков. 1988.

253. Яблоков Е. А. Художественная философия природы (Творчество М. Пришвина и А. Платонова середины 20-х начала 30-х годов) // Советская литература в прошлом и настоящем. Сб. статей/ Под ред. И.Ф. Вожова. - М.: МГУ,1990. С. 55-71. Яблоков. 1990а.

254. Яблоков Е.А. Художественное осмысление взаимоотношений природы и человека в советской литературе 20-30-х гг. (JI. Леонов, А. Платонов, М. Пришвин). Автореф. дисс. . канд. филол. наук. МГУ им. М.В. Ломоносова, 1990. Яблоков. 1990.

255. Яблоков Е. А. Комментарий к роману «Чевенгур». // Платонов А. Чевенгур. М.: «Высшая школа», 1991. С. 518-650. - Яблоков.

256. Яблоков Е. О философской позиции А. Платонова (проза середины 20-х -начала 30-х годов) // «Russian Literature». North-Holland. - 1992. 1 October. -Vol.XXXn. - N 3. - P. 227-252. - Яблоков. 1992.

257. Яблоков E.A. Принцип художественного мышления Андрея Платонова: «И так и обратно» в «Чевенгуре»//Филологические записки. Вып. 13. Воронеж, 1999; http://students.washington edu/ktylovd/yablokovl .html.

258. Яблоков Е. А. «Царство мнимости» в произведениях А. Платонова и

259. B. Набокова начала 30-х годов// «Страна философов» Андрея Платонова. Вып. 3.

260. C. 332-342. -Яблоков. 1999а

261. Яблоков Е. Город платоновских «половиною) («Пушкинский» подтекст в киносценарии А. Платонова «Отец-мать») http://students.Washington edu/krylovd/ yablokov2.html.

262. Яблоков E. Homo Creator Homo Faber - Homo Spectator (Тема «Мастера» у А. Платонова и М. Булгакова) // Russian Literature.XLYI (1999)/ North-Holland. -P. 185-205. -Яблоков. 19996.

263. Яблоков Е. А. На берегу неба: Роман Андрея Платонова «Чевенгур». СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. -Яблоков. 2001.

264. Якимова Л. П. Мотив «вывернутости наизнанку» в романе Л. Леонова «Пирамида» // От сюжета к мотиву. Материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы». Сб. научн. тр. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1996. С. - 156-168.-Якимова.

265. Якимова Л.П. Мотив сделки человека с дьяволом в романе Л. Леонова «Пирамида»// Роль традиций в литературной жизни эпохи. Сюжеты и мотивы. -Новосибирск: Институт филологии СО РАН. 1994. - С. 146-159. - Якимова. 1994.

266. Якимова Л.П. Мотив пирамиды и котлована в романе Л. Леонова «Пирамида»// «Гуманитарные науки в Сибири». Сер. филол. - 1996. ; - №4,-С. 3-12.-Якимова. 1996.

267. Meerson О. (Meerson Olga). Dostoevsky and Platonov: the of the Omitted. Ph D. Colubbia University. 1991.

268. Naiman E. Andrej Platonov and Inadmissibility of Desire // «Russian Literature». -1988. 15 Febr. - Vol. ХХШ. -№ 4. - P. 319-366. -Найман.

269. Naiman E. The Thematic Mythology of Andrej Platonov // «Russian Literature». -1987,- 15 Febr.-Vol. XXI. -№2.- P. 189-216.-Найман.

270. Pomorski A. Duchowyj proletariusz. Przyczynek do dziejow lamarkizmu spolecznogo i rosyskiego kosmismu XIX XX wieku (Na marginesie antyutopii Andireja Platonowa). - Warzsawa, 1996. - Pomorski.

271. Seifrid T. Writing against Matter: On the Language of Andrej Platonov's К о 11 o-v a n // «Slavic and East European Journal». 1987. - Vol. 31. - N 3. - P. 370-387. -Сейфрид.

272. Seifrid T. On the Genesis of Platonov's Literaty Style in the Voronez Period // «Russian Literature.» -1988. 15 May. - Vol. ХХШ. - № 4. - P. 367-386.

273. Sejfrid T. Andrei Platonov. Uncertianties of Spirit. Cambridge. Cambr.: University Press, 1992. ХП. 273p.

274. Teskey A. Platonov and Fyodorov: The Influence of Christian Philosophy on a Soviet writer. Amsterdam. GB. Avebyiy Publishing Co., 1982.

275. Литературоведческие и культурологические работы, религиозно-философскиесочинения, богословские труды.

276. Аверинцев С.С. Горизонт земли. О некоторых контекстах традиционного русского сознания// «Новый мир». 2000. - № 2- С. 170-175.-Аверинцев.

277. Амусия И. Д. 1) Рукописи Мертвого моря. М.,1960.2) Кумранская община. М.5 1983. -Амусш.

278. Анненский И. Гончаров и его Обломов//Гончаров И. А. Избранные произведения. М.,1989. - С. 641-667. -Анненский.

279. Анненский И. Эстетика «Мертвых душ» и ее наследие // Анненский И. Избранные произведения. Л., 1988. С. 623- 634. Анненский. 1988.

280. Антропология религиозности (Альманах «Канун». Вып. 4). СПб.: Канун. ИРЛИ РАН, 1998. - Антропология.

281. Апокрифы древних христиан М.: Мысль, 1989. - Апокрифы.

282. Арсенъев Н. С. Духовные силы в жизни русского народа // Русские философы (конец XIX середина XX века). Антология. Вып. I. - М.: Книжная палата, 1993. - С. 33-41. - Арсенъев. 1993.

283. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. -М., 1975. Бахтин.

284. Бердяев Н. Русская идея // «Вопросы философии». 1990. - № 2. - Бердяев.

285. Бибихин В. В. Язык философии. М.: Изд. группа «Прогресс», 1993. -Бибихин.

286. Библейский богословский словарь. М.: Изд.-во Свято-Владимирского Братства, 1995. - Библейский словарь.

287. БлокА. Собр. соч.: В 6 т. Т. 5 М.: Художественная литература, 1982. - Блок.

288. Бобров А. Г. Апокрифическое «Сказание Афродитиана» в литературе и книжности Древней Руси. Исследование и тексты. СПб.: Наука, 1994. - Бобров.

289. Буланов А. М. Философско-этические искания в русской литературе второй половины XIX века («Ум» и «сердце» в творчестве Ф. М. Достоевского и Л.Н. Толстого). Волгоград: ВГУ, 1991. С. 6-23. -Буланов.

290. Булгаков С. Загадочный мыслитель (Н. Ф. Федоров)// Булгаков С. Н. Сочинения: В 2 т. Т. П. М.: Наука, 1993. - С. Булгаков. 1993.

291. Булгаков С. Свет невечерний. Созерцания и умозрения. М.: Республика, 1996. - С. Булгаков. 1996.

292. Булычев Ю.Ю. Народность, нация и национальный дух как первоначала человеческого существования// «Русское самосознание. Философско-исторический журнал». 1999. - № 6. - С. 104- 117. -Булычев.

293. Бычков В.В. Малая история византийской эстетики- Киев: Путь к Истине, 1991. Бычков. 1991.

294. Бычков В. В. Эстетические пророчества русского символизма// «Полигнозис». -1999. № 1. - С. 83-104. -Бычков. 1999а.

295. Бычков В. В. По поводу двухтысячелетия христианской культуры. Эстетический ракурс// «Полигнозис». 1999. -№ 3. - С. 38-48 - Бычков.

296. Бычков В.В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica. Т. 1. Раннее христианство. Византия. М. - СПб.: Университетская книга - УРАО, 1999. (Российские Пропилеи). - Бычков. 1999.

297. Бычков ВВ. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica. Т.2. Славянский мир. Древняя Русь. Россия. М. - СПб.: Университетская книга; ЦГНИИ ИНИОН РАН, 1999.- Бычков. 1999а.

298. Вургафт С. Г., Ушаков И.А. Старообрядчество. Лица, предметы, события, символы. Опыт энциклопедического словаря. М.: Церковь, 1996. -Старообрядчество.

299. Вышеславцев Б. Значение сердца в религии.// «Путь»,- 1925. № 1. (сентябрь). - С. 65-79. - Вышеславцев. 1925.

300. Вышеславцев Б.П. Сердце в христианской и индийской мистике // «Вопросы философии». -1990. № 4. С. 62-87. - Вышеславцев. 1990.

301. Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер // «Вопросы философии».- 1995. -№ 6. С. 112-121. -Вышеславцев. 1995.

302. Гайденко П. П. Христианство и утопическое сознание (о двух типах утопизма) // «Россия и современный мир». -1994- № 3. С. 85-93 .-Гайденко.

303. Гаспаров Б. Лингвистика национального самосознания (Значение споров 1860-1870 гг. о природе русской грамматики в истории философской и филологической мысли) // «Логос». 1999. - № 4 (14). - Гаспаров.

304. Гачева А. А. Горский, Н. Сетницкий//Горский А.К., Сетницкий Н.А. Сочинения. -М., 1995. С. 5-18. -Гачева.

305. Гейро Л. С. Роман «Обломов» в контексте творчества Гончарова // Гончаров И. А. Избранные произведения. -М., 1990. Гейро.

306. Генон Р. Царь мира. Гл. 5. Символика Грааля// «Вопросы философии». 1993. № 3. - С. 110-113. - Генон.

307. Прот. А. Геронимус. Богословие священнобезмолвия // Синергия. Геронимус.

308. Голосовкер Я. Э. Логика мифа -М. : Наука, 1986. -Голосовкер.

309. Гончаров И. А. Лучше поздно, чем никогда (Критические заметки) // Гончаров И. А. Избранные произведения. Гончаров И. А.

310. Горский А.К. Николай Федорович Федоров и современность. Очерки//Горский А.К, Сетницкий Н.А. Сочинения /Сост. Е.Н. Берковской (Сетницкой), А.Г. Гачевой, вступ. статья и примеч. А.Г. Гачевой. М.: Раритет, 1995. С. 97-184.- Горский.

311. Сет. Григорий Нисский. Об устроении человека. СПб.: Аксиома, 1995,-Григорий Нисский.

312. Беседы (омилии) св. Григория Паламы. М., 1993. Ч. 3. - Григорий Палама.

313. Сет. Григорий Палама. Десятисловие христианского законоположения// «Альфа и Омега». 1998. №2 (16). С. 70-77. - Григорий Палама. 1998.

314. Гумилев Н. С. Избранное. -М.: Сов. Россия. 1989. Гумилев.

315. Гуревич А.Я. Пространственно-временной «континуум» «Песни о Шбелунгах>>//Традиция в истории культуры. М: Наука, 1978. С. 112-127. -Гуревич.

316. Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер // «Вопросы философии».- 1995. -№ 6. С. 112-121.-Вышеславцев. 1995.

317. Гайденко П. П. Христианство и утопическое сознание (о двух типах утопизма) //«Россия и современный мир».- 1994.-№3. -С. 85-93.-Гайденко.

318. Гаспаров Б. Лингвистика национального самосознания (Значение споров 1860-1870 гг. о природе русской грамматики в истории философской и филологической мысли) // «Логос». 1999. - № 4 (14). - Гаспаров.

319. Гачева А. А. Горский, Н. СетницкийУ/Горский А.К., Сетницкий Н.А. Сочинения. -М., 1995. С. 5-18. -Гачева.

320. Гейро Л. С. Роман «Обломов» в контексте творчества Гончарова // Гончаров И. А. Избранные произведения. -М., 1990.-Гейро.

321. Генон Р. Царь мира. Гл. 5. Символика Грааля// «Вопросы философии». 1993. № 3. -С.110-113. -Генон.

322. Прот. А. Геронимус. Богословие священнобезмолвия // Синергия. Геронимус.

323. Голосовкер Я. Э. Логика мифа -М.: Наука, 1986. Голосовкер.

324. Гончаров И. А. Лучше поздно, чем никогда (Критические заметки) // Гончаров И. А. Избранные произведения. -Гончаров И. А.

325. Горский А.К. Николай Федорович Федоров и современность. Очерки//Горский А.К., Сетницкий Н.А. Сочинения /Сост. Е.Н. Берковской (Сетницкой), А.Г. Гачевой, вступ. статья и примеч. А.Г. Гачевой. М.: Раритет, 1995. С. 97-184.- Горский.

326. Сет. Григорий Нисский. Об устроении человека. СПб.: Аксиома, 1995,-Григорий Нисский.

327. Беседы (омилии) св. Григория Паламы. М., 1993. Ч. 3.-Григорий Палама.

328. Сет. Григорий Палама. Десятисловие христианского законоположения// «Альфаи Омега». 1998. №2 (16). С. 70-77. -Григорий Палама. 1998.

329. Гумилев Н. С. Избранное. -М.: Сов. Россия. 1989. Гумилев.

330. Гуревич А.Я. Пространственно-временной «континуум» «Песни о Нибелунгах»//Традиция в истории культуры. М: Наука, 1978. С. 112-127. -Гуревич.

331. Добротолюбие. Свято-Троицкая Сергиева лавра. Т. 1-5. 1992. (репринт: М., 1985). - Добротолюбие.

332. Доброхотов АЛ. Мифологические и литературные мотивы гностицизма в свете спекулятивного метода Гегеля// «Мировое древо». № 6/ 1998. - С. 143-152.1. Доброхотов.

333. Дунаев М.М. Православие и русская литература. Ч. VI. М.: «Христианская литература», 2000. - Дунаев.

334. Свящ. Г. Дьяченко. Объяснения воскресных и праздничных Евангелий. Ч. 2. (Репринт) М. Изд-во Сретенского монастыря, 1997. - Г. Дьяченко.

335. Евангельский текст в русской литературе ХШ-ХХ веков. Петрозаводск. 1994.

336. Егоров Б.Ф. Славянофильство, западничество и культурология// Из истории русской культуры. Т. V. (XIX век)2-е изд. М.: Языки русской культуры, 2000. (Сер. «Язык. Семиотика. Культура»). С. 463-475. -Егоров.

337. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995. - Есаулов.

338. Забияко А. Мудрость и безумие// «Вопросы литературы». 1999. - Кн. 1/2/3/ - С. 139-157,- Забияко.

339. Зобнин Ю.В. Творчество Н.С. Гумилева и Православие. Автореферат дисс. . доктора филологических наук. СПб.: ИРЛИ РАН, 2001. - Зобнин.

340. Золотоносов М. «Родись второрожденьем тайным.». Михаил Булгаков: позиция писателя и движение времени//«Вопросы литературы». 1989. - № 4. -Золотоносов. 1989.

341. Иванов Вс. Счастье епископа Валентина//Сов. русский рассказ 20-х годов/Сост. и общ. ред. Е.Б. Скороспеловой. М.: МГУ, 1990. С. 156-178. - Иванов Вс.

342. Иванов В. И. Старая или новая вера? // Иванов В.И. Родное и вселенское. М., 1994. - Иванов Вяч.

343. Иванов К. К. Новый этап Нового времени//« ЛОГОЕ. Ленинградские международные чтения по философии культуры». Разум. Духовность. Традиции. -Л.: Изд-во ЛГУ, 1991. Кн. I. С. 135-151.-Иванов.

344. Ильин И. Сущность и своеобразие русской культуры// «Москва». 1996. -№ 1. - Ильин.

345. Ильин И. Поющее сердце. Книга тихих созерцаний // Ильин И. Собр. соч.: В 10 т. М., 1994. Т. 3. С. 227-380. Ильин. 1994.

346. Житие свт. Тихона Задонскокого / Сост. Е.И. Дудкин. Воронеж: НПО «МОДЭК», 1999. - Житие.

347. Св. Иоанн Златоуст. Творения. Т. 4. Златоуст.

348. Св. Иоанн Кронштадтский. Моя жизнь во Христе. М., 1991. Иоанн.

349. Из словаря «Славянские древности» Левкивская Е.Е.// Славяноведение. -1998. -№ 6. С. 24-26. - Славянские древности.

350. Козин А. Последнее царство (Русская православная цивилизация). СПб.: Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1998.- Козин.

351. Козин А. Л. Философия искусства в русской и европейской духовной традиции.-СПб.: Алетейя, 2000. Козин. 2000.

352. Карлов Н.В. Честь имени, или о русском национальном самосознании// «Вопросы философии». -1997. -№ 4. С. 3-18. - Карлов.

353. Карсавин Л. П. Сочинения /Сост., вступ. статья и прим. С. С. Хоружего. М.: Раритет, 1993. - Карсавин.

354. Профессор Архим. Киприан (Керн). Патрология. I. Париж-Москва: Изд. Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 1996. Киприан. 1996.

355. Архим. Киприан (Керн). Антропология Св. Григория Паламы. М.: Паломник, 1996. - Киприан.

356. Кириллин В. М. Символика чисел в литературе Древней Руси (XI-XVI века). -СПб.: Алетейя, 2000.-Кириллин.

357. Климова М.Н. Миф о Великом Грешнике в русской литературе (к постановке вопроса)//От сюжета к мотиву. С. 86-97. Климова.

358. Кондаков И. «Где ангелы реют» (Русская литература XX века как единый текст)// «Вопросы литературы». 2000. -№ 5. - С. 3—44. - Кондаков.

359. Косарев А. Философия мифа. Мифология и ее эвристическая значимость. Учебное пособие для вузов. М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000.1. Косарев.

360. Крылов В. Творчество И. А. Гончарова в интерпретации русской символистской критики конца XIX начала XX века // Гончаровские чтения. 1995-1996. - Ульяновск: УлГТУ, 1997. С. 90-98. - Крылов В.

361. Крючков В.П. «Впереди И су с Христос»: «Двенадцать А. Блока» и «Чевенгур» А. Платонова//Русская литературная классика XX века. В. Набоков, А. Платонов, Л. Леонов. С. 88-100. Крючков.

362. Культурология. XX век. Словарь. СПб.: Университетская книга, 1997. -Культурология.

363. Диакон Андрей Кураев. Полемичность Шестоднева // «Альфа и Омега». 1997. - № 1 /12/. - Кураев.

364. Диакон Андрей Кураев. 1995. 41^12. Заповеди Эдема// «Альфа и Омега». -1995. №2 (5). Кураев. 1995.

365. Лихачев ДС. Поэтика древнерусской литературы. 3-е изд.- М.: Наука, 1979. -Лихачев.

366. Лобанов С. Д. Бытие и реальность. М. Наука, 1999. - Лобанов.

367. Лосев А.Ф. Диалектика мифа//Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Республика. 1991,- Лосев. 1991.

368. Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993. -Лосев. 1993.

369. Лосский Вл. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. // Мистическое богословие. Киев, 1991,- Лосский.

370. Лотман Ю.М. Русская литература послепетровской эпохи и христианская традиция// Из истории русской культуры. Т. V. (XIX век). С. 393^109. Лотман. 2000.

371. Лотман Ю.М. О русской литературе классического периода//Там же. С. 429-444. Лотман. 2000а.

372. Митр. Макарий. Православно-догматическое богословие. Т. 1-П. СПб., 1897. - Макарий.

373. Малков П. Образ пещеры в античности и христианском символизме// «Альфа и Омега». 1997. - №2 (13). - С. 241-257. - Малков.

374. Малявин В. В. Мифология и традиция постмодернизма//«ЛОГОЕ. Ленинградские международные чтения по философии культуры»,- Кн. I. Разум. Духовность. Традиции. Л.: Изд-во ЛГУ, 1991. - С. 51-59. - Малявин.

375. Мамардашвили М. К. Современная европейская философия (XX век)// «Логос». 1991. - № 2. - Мамардашвили.

376. Мамардашвили М. К., Пятигорский А. М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символе и языке. М.: Школа. Языки русской культуры, 1999,- Мамардашвили, Пятигорский.

377. Маранда П. Метаморфные метафоры// От символа к мифу. М.: Наука, 1993. С. 81-89. - Маранда.

378. Мещерский Н. А. Следы памятников Кумрана в старославянской и древнерусской литературе (к изучению славянских версий книги Еноха)//ТОДРЛ. Л.: Наука, 1963. Т. 19. С. 130-147. - Мещерский.

379. Миллер Т. Византийская экзегеза 4. Христианское учение о природе и человеке // «Альфа и Омега». 1995. - № 2 (5). - Миллер.

380. Мириманов В. Искусство и миф. Центральный образ картины мира М.: Согласие, 1997. - Мириманов.

381. Михайлов А. В. Языки культуры. Учебное пособие по культурологии. М.: Языки русской культуры, 1997. - Михайлов.

382. Мочульский ВВ. Следы народной Библии в славянской и древнерусской письменности. Одесса, 1893. С. 1-172. - Мочульский.

383. Мусхелишвили Н. Л., Шрейдер Ю. А. Понимаю, ибо абсурдно. К эвристике абсурда // «Человек». 1998 - № 6. - Мусхелишвили, Шрейдер.

384. Нахов И.М. Традиции аллегоризма и «Картина» Кебета Фиванского^Традиция в истории культуры. М.: Наука, 1978. - С. 61-78. - Нахов.

385. Невская Л. Г. Молчание как атрибут сферы смерти // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М.: РАН. Институт славяноведения, 1999. - Невская.

386. Неретина С. С. Опыт словаря средневековой культуры^Благо и истина: классические и неклассические регулятивы. М.: ИФРАН, 1998. С. 96-158. -Неретина.

387. Нестик Т. А. Тема внутреннего слова у Августина: мышление и время // «Вопросы философии».- 1998. № 10. - С. 112-125.-Нестик.

388. Новая толковая Библия. В 12т. Т .1. JL: Искусство, 1990. Толковая Библия.

389. Ориген. О началах (воспроизведение издания Казанской Дух. Ак. Казань. -1899: Самара, 1993. Ориген.

390. Ориген. О молитве и увещании к мученикам. Творения учителя церкви Оригена. 2-е изд. СПб., 1897. Пер. и примеч. Н. Корсунского. - Ориген. 1897.

391. Осаченко Ю. С., Дмитриева Л.Р. Ведение в философию мифа. М.: ИНТЕРПРАКС, 1994,- Осаченко; Дмитриева.

392. Осипов A.M. Путь разума в поисках истины. Основное богословие. М.: Даниловский благовестник, 1997. - Осипов.

393. Памятники отреченной русской литературы. Собр. и изд. Н. Тихонравовым. Т. П. М., 1863. Памятники.

394. Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ//Из истории русской культуры. Т. Ш. (ХУЛ- нач. ХУШ века.)- 2-е изд. М.: Языки русской культуры, 2000. - Панченко.

395. Пастернак Б. Доктор Живаго. М., 1989,- Пастернак.

396. Петров А.А. Мифы русской идеи (миф как проблема в творчестве русских религиозных философов «серебряного века») // «Вестник ОмГУ». 1997. - Вып. 4. - С. 47-50.

397. Полный церковно-славянский словарь/Сост. свящ. Г. Дьяченко. М.: Посад, 1993. - Свящ. Гр. Дьяченко.

398. Похлебкин В.В. Словарь международной символики и эмблематики. 3-е изд. -М. Международные отношения. 1995. - Похлебкин.

399. Раевская-Хъюз О. Литургическое время и Евхаристия в романе Пастернака «Доктор Живаго» // «Вестник РХД». № 169. - 1994. 1-П. - С. 164-191.1. Раевская.

400. Сабашников М.В. Знакомство с Леоновым //Сабашников М.В. Воспоминания/Вступ. ст. Е. И. Осетрова. Примеч. и краткий коммент., указ. имен В.Г. Уткова. 2 изд., доп. - М.: Книга, 1988. С. 422-428. - Сабашников.

401. Саврей В. Я. Философские основы истолкования Священного Писания у Оригена//«Вопросы философии». 1998. - №6. - С. 120-132,- Саврей.

402. Сараскжа Л. Слово звучащее, слово воплощенное (Сочинители в произведениях Достоевского// «Вопросы литературы». 1989. - № 12. -Сараскина.

403. Семенова С. Г. Тайны Царствия Небесного. М.: Школа-Пресс («Вселенная духа»), 1994. - Семенова.

404. Сержантов П. Время опыта вечности в исихастской антропологии// «Альфа и Омега». 2000. -№ 1 (23). - С. 166-182. - Сержантов.

405. Сидоров А. Курс патрологии. Возникновение церковной письменности. М.: Русские огни, 1996. - Сидоров.

406. Сковорода Г. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1973,- Сковорода.

407. Слободнюк С. Л. Сумерки мира: роман Л. Леонова «Пирамида») // Слободнюк СЛ. «Идущие путями зла». Древний гностицизм и русская литература 1880-1930 гг. СПб.: Алетейя, 1998. С. 341-352. Слободнюк.

408. Смирнов М. Ю. Мифология и религия в российском сознании. Методологические вопросы исследования. СПб.: Изд.-торговый дом «Летний сад», 2000. (Российская Гуманитарная библиотека). - Смирнов.

409. Современный советский роман. Философские аспекты. Л.: Наука, 1979. -Современный роман.

410. Соколов М. Материалы и заметки по старинной славянской литературе. М., 1Ш.-Соколов. 1888.

411. Соколов М. Славянская книга Еноха праведного. Тексты, лат. пер. и исследования. -М., 1910. Соколов.

412. Соловьев В. С. О философских трудах П. Д. Юркевича /Юркевич П. Д. Философские произведения. С. 564 565. - Соловьев.

413. Соловьев Вл. Соч.: В 2 т. Т.2. М: Мысль, 1990. Соловьев. 1990.

414. Софронова Л.А. Концепция человека в сочинениях Г. С. Сковороды // «Слаяноведение». 1998. - № 2. - С. 101-114. - Софронова.

415. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры/ Изд. 2-е, испр. и доп. -М.: Академический Проект, 2001. Степанов.

416. Тафт Р. Русская литургия: зеркало души// «Страницы. Богословие -Культура Образование».-!. 2. -Вып. 4 (1997). С. 565-584.- Тафт.

417. Тирген П. Обломов как человек-обломок (к постановке проблемы "И. А. Гончаров и Шиллер") // «Русская литература». 1990. - №3. - С. 18-33. - Тирген.

418. Св. Тихон Задонский. Творения. Изд. 5-е. Т. 1-3 М., 1889. - Тихон Задонский.

419. Тищенко П. Смерть: Событие и смысл (наброски)// Событие и смысл (Синергетический опыт языка). М.: ИФРАН, 1999. С. 203-256. - Тищенко.

420. Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. Т. 10. М.: Художественная литература, 1982. Коммент. JI. Д. Опульской.- Толстой Л.Н.

421. Толстой Н.И, Толстая С.М. К реконструкции древнеславянской духовной культуры (лингво-эшографический аспект)// Славянское языкознание. VIII Международный съезд славистов. М., 1978. С. 366-368. - Толстой Н. И., Толстая С. М.

422. Топоров В.Н. «Голубиная книга» и «К плоти» // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. М., 1988. С. 169-172. - Топоров.

423. Требник. Београд, 1983. - Требник.

424. Туровский М.Б. Философские основания культурологии- М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1997,- Туровский.

425. Тюпа В. И. Фазы мирового археосюжета как историческое ядро словаря мотивов // От сюжета к мотиву. Материалы к «Словарю сюжетов и символов русской литературы». Новосибирск: СО РАН, 1996. С. 16-23. - Тюпа.

426. Тюпа В.И., Ромодановская Е.К. Словарь мотивов как научная проблема (Вместо предисловия) //От сюжета к мотиву. С. 3-15. Тюпа, Ромодановская.

427. Унбегаун Б.-О. Русские фамилии. Пер. с англ./Общ. ред. и поел. Б.А. Успенского. ,.4зд 2-е. М. Изд. группа «Прогресс», 1995. - Унбегаун.

428. Успенский Б.А. Поэтика композиции//Успенский Б.А. Семиотика искусства. -М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. Успенский Б.

429. ФасмерМ. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. Т. I. (А-Д)/Пер. с нем. и доп . О. Н. Трубачева; под. ред. и с предисл. Б.А. Ларина. 3-е изд. стер. -СПб.: Терра-Азбука, 1996,- Фасмер.

430. Начертания христианского благочестия еп. Феофана. М., 1895. - Феофан.

431. Федотов ГЛ. Стихи духовные (Русская народная вера по духовным стихам) / Вступ. статья Н. И. Толстого. Послесл. С. Е. Никитиной. Традиционная духовная культура славян (Из истории изучения) М.: Прогресс, Гнозис, 1991. -Федотов.

432. Федотов Т.П. Полн. собр. статей. В 6 т. Т. I. Лицо России. Статьи 1918 -1930. Париж: YMCA-PRESS, 1988,- Федотов. 1988.

433. Сет. Феофан Затворник. Душа и ангел не тело, а дух. - М., 1997 переп. с изд. 1891 г.. - Феофан. 1891.

434. Филарет, митр. Московский и Коломенский. Творения. М.: Отчий дом, 1994,- Филарет.

435. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. T.I-П. М.: Правда, 1990. -Флоренский. 1990.

436. Флоренский П., свящ. Малое собр. соч. Вып. I., б.м., 1993. Флоренский. 1993.

437. Флоренский П. А. Обратная перспектива // Флоренский П. Т П. У водоразделов мысли. Флоренский.

438. Флоренский П. А. О реализме. //Сочинения: В 4 т. Т. 2. М.: Мысль. (Филос. наследие. Т. 124), 1996. С. 527-531,- Флоренский. 1996.

439. Флоренский П. А. Записка о православии// Там же. С. 537-546. Флоренский. 1996.

440. Флоренский П. А. Записка о христианстве и культуре. //Там же. С. 547-559. -Флоренский. 1996.

441. Прот Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж: YMCA-PRESS, 1983,- Флоровский.

442. Флоровский Г. Метафизические предпосылки утопизма// «Путь». -1926. -№ 4,- С. 21-40.- Флоровский. 1926.

443. Франк С. Л. Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии // Франк С.JI. Сочинения. М.: Правда, 1990. Франк.

444. Холл М П. Энциклопедическое изложение масонской, герменевтической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии./Пер. с англ. В.В. Целищева. Новосибирск: Наука. Сибирская издательская фирма РАН, - 3-е изд., испр. 1997. - Холл.

445. Хоружий С.С. Аналитический словарь исихастской антропологии// Синергия. Проблемы аскетики и мистики православия. М., 1995. - Хоружий.

446. Хоружий С.С. Жизнь и учение Льва Карсавина // Карсавин Л. Религиозно-философские сочинения. Т. I. М., 1992. Памятники религиозно-философской мысли нового времени. Русская религиозная философия. С. V-LXXTH. -Хоружий. 1992.

447. Хоружий С.С. Православная аскеза ключ к новому видению человека. Сб. статей//ht1p://www.wco.m/biblio/books/homzyl/Main.htm - Хоружий. 2001.

448. Христианство и русская литература. Сб. 1-3. СПб.: Наука, 1994,1996, 1999. -Христианство.

449. Хюбнер К. Истина мифа. М.: Республика, 1996. («Мыслители XX века»), -Хюбнер.

450. Цетлин М. «Чаша жизни» //Бунин И. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. М.: Моск. рабочий, 1994. С. 18-22. -Цетлин.

451. Протодиакон С. Чуркин. «Блаженны чистые сердцем.»// «Русское самосознание». 1999. -№ 6. - С. 118- 132. - Чуркин.407

452. Шестов Л. Киркегард и экзистенциальная философия (Глас вопиющего в пустыне).-М., 1992,- Шестов.

453. Элиаде М. Аспекты мифа. М.: ИНВЕСТ СТ. «ППП», 1996. - Элиаде.

454. Юнг К. Г. Ответ Иову//Юнг К. Г. Собр. соч. М., 1995. С. 179-190. - Юнг.

455. Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры М.: МИРОС, 1998,- Юрганов.

456. Юркевич П. Д. Сердце и его значение в духовной жизни человека, по учению Слова Божия // Юркевич П. Д. Философские произведения. М.: Правда, 1990. (Из истории отечественной философской мысли). - Юркевич.

457. Юродство о Христе и Христа ради юродивые восточной и русской церкви. Исторический очерк и жития сих подвижников благочестия. Сост. свящ. Иоанн Ковалевский. 3-е изд.-М.: Изд-во А. М. Ступина, 1902. Юродство.

458. Ярославский Е. Библия для верующих и неверующих. М.: Госполитиздат, 1958. - Ярославский.

459. Arseniev N. Russian Piety. London: The Faith Press, 1964 Library of Orthodox Theology.3. - Арсенъев. 1964.

460. Milik J.M. The books of Enoch. Aramaic Fragments of Qumran Cave 4. Ed. By T. Milik with the collaboration of M. Black. Oxford, 1976. - Milik.