Категория обусловленности в русском и чувашском языках тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.20, кандидат филологических наук Дробышева, Наталия Николаевна

• Дробышева, Наталия Николаевна
• кандидат филологических наук
• 2008

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Дробышева, Наталия Николаевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ КАК КОМПОНЕНТ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ КАРТИНЫ МИРА.И

1.1. Логические аспекты семантического исследования естественно-языковых выражений.

1.2. Инвариантно-вариантная сущность смысловых отношений обусловленности.

1.3. Каузальные отношения и пресуппозиции.

1.4. Жанр и модус дискурса в каузально-следственных связях.

1.5. Понятийные категории как основа для сопоставительной когнитивной лингвистики.

ГЛАВА 2. ДИСКУРСИВНОЕ ОПИСАНИЕ КАТЕГОРИИ

ОБУСЛОВЛЕННОСТИ.

2.1. Категориальные ситуации каузального фрагмента категории обусловленности.

2.1.1. Соотносительность каузальных релятивов.

2.1.2 Коньюнктная функция релятива ведь.

2.1.3. Функциональный диапазон релятива ведь как очевидный факт.

2.2. Концессивный конструкт как тип обусловленности.

2.3 Дискурс-анализ типичной зоны причинно-следственных отношений.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Категория обусловленности в русском и чувашском языках»

Понятие обусловленности в предлагаемом исследовании включает два аспекта: а) аспект смысловой информативности (исходная точка); б) аспект актуальной связи отношений обусловленности с намерениями говорящего. Указанные аспекты тесно связаны друг с другом: намерение говорящего лежит в основе выражаемого в процессе речи "готового" содержания, обладающего информативной значимостью; а с другой стороны, смысловая информативность отношений обусловленности является необходимым условием его использования в речи для реализации намерений говорящего. В связи с актуальностью коммуникативного и прагматического аспектов языка выделяется особый смысловой компонент, соотносимый с целью речевого акта, с коммуникативным заданием сообщения. Смысловой компонент определяется как информация, о которой можно сказать: "что сообщается" и "зачем сообщается" [Варшавская А.И. 1984, 37]. Смысл относится к значениям языковых единиц как цель к средствам, он связан с реальной действительностью.

Известно, что в основе научного знания о положении дел лежит понятие, в котором отражаются общие, существенные и отличительные признаки предметов и явлений действительности. Содержание понятий формируется как результат мыслительной деятельности, как процесс установления связей и отношений между предметами и их признаками. Процесс установления связей между предметами и их признаками осуществляется в форме суждений и умозаключений. Таким образом, можно говорить о содержательных или смысловых отношениях, которые занимают ведущее положение в смысловой информации, исследуемой человеком в вербальной коммуникации, в практической и познавательной деятельности, представляют собой основные составляющие грамматической системы языка.

Категория отношения является наиболее абстрактной, поскольку одно и то же отношение может быть и целью, и средством выражения. "Концепт отношения принадлежит логическому пространству, организованному значением истинности" [Арутюнова Н.Д. 1988, 233]. Отношения соединяют предметные и признаковые значения, а также значения других отношений.

Различия между существующими типами функционально-грамматических описаний отношений могут быть сведены к следующим видам: а) описания по принципу "от формы к значению", "от средств к функциям"; б) описания по основному принципу "от значения к форме", "от функций к средствам"; в) описания, основанные на объединении указанных принципов на разных этапах анализа. Функционально-грамматические исследования второго типа развивались и развиваются в различных направлениях. В грамматической традиции хорошо известны опыты анализа в направлении от семантики к средствам ее формального выражения [Бодуэн де Куртенэ 1963, 313-323]. Опираясь на тот же принцип "от значения к форме", JI.B. Щерба выдвинул идею "активной грамматики", т.е. грамматики, исходящей из семантической стороны, независимо от того или иного "конкретного языка", и ставящей вопрос о том, "как выражается та или иная мысль" [Щерба JI.B. 1974, 48, 58). В современной лингвистике подход "от значения к форме" как основной принцип описания языкового материала реализуется в исследованиях и описаниях типа "Средства выражения пространственных (временных, причинных, количественных и т.д.) отношений в том или ином языке или в сопоставляемых языках" (Всеволодова М.В. 1975, 108). Многие из исследований, выполненных в таком русле, позволяют: а) интегрировать в единой системе те разнородные языковые средства, которые в грамматике, базирующейся на форме, рассматриваются в разных частях грамматического описания — морфологии, словообразовании, синтаксисе; б) выявить особо сложные средства (комбинированные, грамматико-лексические, грамматико-контекстуальные, косвенные, опосредственные, некатегориальные, "скрытые" в сложных закономерностях взаимодействия грамматики и контекста, морфологии и синтаксиса и др.). "В чистом виде" направительные описания "от значения к форме" выступают до тех пор, пока анализ сводится к систематизации формальных средств, относящихся к данной семантической области. Как только исследование и описание выходят за эти рамки, в частности, как только ставится вопрос о субкатегоризации внутри данной семантической категории, о семантических разновидностях и вариантах, становится неизбежным обращение к значениям, и оттенки могут быть выявлены в результате изучения функционирования языковых единиц. Этот этап анализа связан уже с принципом "от формы к значению", "от средств к функциям". Итак, для того, чтобы раскрыть систему языковых значений внутри рассматриваемой исходной семантической области, необходимо, не ограничиваясь этой областью, обратиться к формам (формальным средствам) данного языка, изучить их значение и употребление. Такой подход предполагает выход за пределы анализа лишь в направлении от значения к форме и обращение к противоположному направлению — от формы к значению. Таким образом, так или иначе выявляется необходимость двух подходов: от значения и от формы.

Задача поиска оптимального соотношения коммуникативных, функциональных и системных подходов находит одно из наиболее удачных решений при изучении языковых явлений с точки зрения теории функционально-семантического поля, получившей широкое распространение в современных лингвистических исследованиях (см. работы: А.В. Бондарко, P.M. Теремова, Е.И. Беляева, З.К. Ахметжанова и др.).

В современной лингвистике доминируют такие объекты исследования, как коммуникация, когниция, однако в роли общего знаменателя выступает семантика. В типологических исследованиях наблюдается переход от "статики" к динамике и вариативности знака, что приводит к обогащению инструментария семантических исследований за счет когнитивного подхода. Референция причинности отражает результат активного взаимодействия разных способов кодирования информации в языке. Взаимодействие разнотипных и разноуровневых способов знакообозначения в едином акте смыслообразования создает новое качество причинности: переход на каждую новую ступень знаковости происходит за счет изменения принципа кодирования информации, и, соответственно, принципа ее декодирования. Исследование проблемы причинности должно способствовать разработке семиотической теории соответствующей референции: одним из положений предлагаемой в работе концепции является тезис о знаковости грамматических форм причинности, когда грамматическая форма (граммема) рассматривается как знак, олицетворяющий собой более высокий по сравнению с номинативными знаками уровень знаковости: в коде закрепляется связь знака с фиксированным признаком, и знак сигнифицирует понятие.

Многоплановость фрагмента обусловленности в языковой картине мира связана со специфическими проблемами интеллектуальной и эмоциональной сфер субъекта-говорящего. В языковой системе, кроме ономасиологического подхода к исследуемому значению, существует и модусный подход, актуализирующий прагматику знака. Фундаментальное для развития систем знаний понятие причинности сформировалось "под давлением аномальных явлений" [Арутюнова Н.Д. 1988, 203]. Человек ищет причины болезней и не задумывается, действительно, над тем, почему он здоров, в повседневной жизни старается выяснять причины тех или иных отклонений от нормального положения вещей. Конструкции причинности реагируют или на содержавшиеся в подтексте аномалии, или на неосуществленность замысла. Сложность устройства такого фрагмента в языковой картине мира определяется тем, что в языковом значении причинности представлен широкий спектр антропологических факторов. В частности, релятивы: как ядерные (потому что, если, хотя), так и периферийные (дискурсивных маркеров типа ведь) играют в языке важную роль.

Несмотря на коммуникативную значимость подобных релятивов, детальное изучение релятивов в аргументативах как в русистике, так и в германистике и тюркологии началось сравнительно недавно. Поздний интерес к частицам в значительной степени связан с трудностями их описания, которые вызваны сложной структурой семантики соответствующих релятивов, их полифункциональностью, синкретичностью. Развитие во второй половине XX столетия таких дисциплин, как прагматика, семантика, лингвистика текста и ряда других, позволило по-новому взглянуть на выражение отношений в языках, увидеть возможность их описания с разных позиций.

Актуальность темы исследования состоит в том, что назрела необходимость в увеличении эффективности сопоставления языков за счет привлечения сведений об их типологических особенностях. Благодаря этому результаты сопоставления получают объяснение и, в свою очередь, подтверждают и уточняют общее представление об особенностях строя сравниваемых языков, что, естественно, повышает уровень теоретического и практического усвоения этих языков. В диссертации впервые предпринято сопоставление отношений обусловленности в разноструктурных языках (в русском, английском и чувашском языках) как единый лингвистический объект в ракурсе "пропозиция — реальный мир" — "субъект — пропозиция", ибо критерием истинности суждения обладает не только абстрактный наблюдатель, но и носитель знания и мнения о том или ином "положении дел".

Объектом исследования данной работы является причинные релятивы в структурно разных синтаксических единицах: 1) в простых предложениях; 2) в разных объединениях предикативных единиц как а) в рамках сложных предложений, так и б) в рамках текстовых единств автономных предикативных единиц.

Основная цель диссертации — определение типологического статуса категории обусловленности в сопоставляемых языках.

Для достижения данной цели были поставлены следующие задачи:

1. Рассмотреть концепт отношения обусловленности как дискретную единицу коллективного сознания, отражающую предмет реального или идеального мира и хранящуюся в национальной памяти носителей русского и чувашского языков как вербальный субстрат.

2. Исследовать межуровневый план типологических характеристик конституентов категории обусловленности, уточнить состав конституентов, определить типы синонимических отношений в системе обусловленности.

3. Выявить характер взаимоотношений знаков грамматических форм референции каузальности, кондициональности и концессивности.

4. Проанализировать многоаспектные отношения обусловленности в русском и чувашском языках.

5. Определить структурно-семантические особенности релятивов обусловленности (особенности употребления в разных по цели высказывания предложениях, прагматические особенности предложений не только с ядерными, но и периферийными релятивами, контекстуальной направленности соответствующих формальных показателей обусловленности).

Основные методы и приемы исследования, используемые в работе, вытекают из ее сопоставительного характера. Для решения указанных задач использовался индуктивный метод анализа: от конкретных языковых фактов к установлению системных отношений между ними и обобщению на этой основе теоретических положений и выводов. Сложность темы диктует также использование методов комплексного структурно-семантического анализа с применением данных прагматики. Особое место занимает метод лингвистического эксперимента в сочетании с элементами трансформационного и дистрибутивного анализа. Семантическая характеристика средств причинности определяет использование приемов компонентного и логико-семантического анализа.

Научная новизна исследования заключается в том, что в работе структура категории обусловленности, а также важнейшие функциональные свойства знаков обусловленности впервые рассматриваются в сопоставительном плане на базе разноструктурных языков. Исследование частных конструктов причинности дало возможность выявить, с одной стороны, универсальные типологические схождения, а с другой стороны -акцентировать внимание на расхождениях, имеющих отношение к семантике, форме и функциональным особенностям сопоставляемых конструктов в русском и чувашском языках.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что постановка проблемы и результаты настоящей работы уточняют семантическую базу данных обусловленности, выявляют национальную специфику данного фрагмента языковой картины мира. В диссертации для описания обусловленности привлекается новый метаязык, основанный на когнитивном подходе к языковой системе сопоставляемых языков. Основные результаты диссертационного исследования могут быть использованы в построении функциональной грамматики русского и чувашского языков, в разработке проблемы других семантических примитивов, при проведении аналогичных исследований на материале других языков, при разработке вопросов общей семантики.

Практическая ценность работы. Ее результаты могут быть использованы при чтении спецкурсов по грамматике, при составлении соответствующих разделов вузовского курса "Сопоставительная грамматика русского и чувашского языков", могут служить материалом для новой концепции специальных дисциплин под общим названием "Языковая картина мира", "Языковая личность", где актуализируются понятия "картины мира", "национальные картины мира".

На защиту выносятся следующие положения диссертации:

1. Категория обусловленности обладает определенными параметрами, иерархически координированной совокупности конституентов.

2. В сопоставляемых языках конституентам категории обусловленности присущи типологические характеристики.

3. Релятивы обусловленности и пресуппозициональные релятивы в сопоставляемых языках имеют свои структурно-семантические признаки (особенности употребления в разных по цели высказывания предложениях; прагматические особенности предложений не только с ядерными, но и периферийными релятивами; различия в контекстуальной направленности соответствующих формальных показателей обусловленности).

4. В семантическом пространстве конструктов обусловленности выделяются вариативные синтаксические ряды и синтаксические парадигмы.

Структура и объем работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы. Последовательность частей задана выбранным способом интерпретации.

Материал исследования содержит сплошную выборку из художественных произведений русских и чувашских авторов.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования отражены в 7 научных статьях, из них 2 статьи опубликованы в рецензируемом ВАК журнале «Вестник Чувашского университета».

Заключение диссертации по теме «Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание», Дробышева, Наталия Николаевна

выводы

В основе каузально-следственных отношений лежит семантический инвариант, представляющий собой типовую каузальную ситуацию: на эмпирическом уровне познания онтологическая основа семантического инварианта создается комплексом семантических признаков, соотносящих высказывания с конкретной экстралингвистической ситуацией. В признаковой системе каузальности каузальность отличается от других тем, что в ней больше всего проявляется персуазивный признак, выполняющий интегрирующе-дифференцирующую роль. В одних каузальных типах значителен денотативный аспект соответствующего признака, а в других — учет позиции говорящего. Каузальные биномы в сопоставляемых языках могут оформляться средствами гипотаксиса и паратаксиса, а также зависимым таксисом, а в случаях свертывания средств таксиса — не на уровне таксиса (таксисные отношения являются основой для языкового выражения каузального смысла, так как в языковом оформлении имеют общие черты при сохранении обоими своей специфики). В качестве конституентов наиболее глубокого слоя каузальности в чувашском языке выступают полипредикативные конструкции (ППК), где каузальная зависимость между предикативными частями выражается аффиксами падежей. Полипредикативные конструкции синтетического, аналитического и аналитико-синтетического типов состоят как минимум из двух предикативных единиц: главной предикативной единицы зависимой предикативной единицы.

Анализ реляционной структуры каузальных текстовых комплексов, выступающих как семиотическое средство, показывает, что в основном каузальные структуры разнообразны, ибо интерпретация каузальных отношений в тексте обеспечивается осью отбора (с помощью так называемых коннекторов) и осью комбинирования (локализация каузальных компонентов). Рассмотрение текстовых модулей в мозаике каузального текстового комплекса (нарративный режим интерпретации каузальности) показывает, что каузальные текстовые комплексы чаще всего встречаются в научных текстах: доминирующей речевой формой является текстовый модуль "рассуждение", менее частотными являются монологи-повествования, которые призваны передать развитие действий, следующих друг за другом во времени и пространстве.

Как разновидность общей категории каузальности, кондициональность является базовым слоем (субстратом) каузальности: причина любого события является в то же время необходимым условием. Кондициональные смысловые отношения выражают типично человеческую способность размышлять о гипотетических ситуациях, предполагать возможные альтернативные ситуации. В зависимости от модификации альтернативной (доминантной) семы реальным/ирреальными семами кондициональная ситуация может быть представлена двумя ситуациями: ситуацией реального условия и ситуацией ирреального условия. В предложениях с реальным характером условия говорящий условие представляет как факт совершившийся или несовершившийся, т.е. реальна или нереальна ситуация, о которой говорится в придаточной части. Здесь представлена альтернатива: соответствие действительности оформлено в виде дилеммы при помощи кондициональных релятивов, коррелятов, особым порядком слов, в чувашском языке способы выражения соответствующей альтернативы разнообразны: релятивы енчен, тесен, употребленные после безличного предложения (в придаточном предложении с релятивом тесен может находиться факультативный кондициональный релятив енчен)-, функтивы тгк (тмк)^ Сфера потенциального условия по признаку локализованное™ событий кондиционального и следственного компонентов во времени образуют три семантических участка: 1) участок потенциального предметного единичного условия — объединяет конструкции с признаком определенной временной локализованное™ действия; 2) потенциальное предметное условие: оба компонента данной ситуации — и кондициональный, и следственный — содержат в себе действия, связанные отношениями закономерной каузальности, складывающимися на основе повторяемости действий; 3) обобщенно-потенциальное условие структурируется придаточными и глагольными конструкциями с неспециализированными предлогами (с предложно-субстантивными сочетаниями, построенными по моделям "без + родительный падеж имени", "в + предложный падеж"). Второй семантический участок кондициональности — сфера ирреального условия, объединяющая в своем составе конструкции, в которых оба события — и условие, и следствие — квалифицируются как явления нереальные, не имеющие места в действительности. В кондициональных текстах значение каузальности конкретизировано как взаимная связь ситуаций предопределяющей и предопределенной, т.е. ситуации-следствия. В большинстве случаев соответствующие тексты представляют собой макро-структуру мозаичного вида.

Концессивность как мыслительная структура бытует объективно и имеет проблематический характер, характер парадокса и представляет результат соединения каузальности с противительным значением, ибо в соответствующем прототипическом сценарии противительность приобретает характер "контрастной совместимости", и семантический инвариант "протитвительный компромисс" означает: конфликт ситуаций (Р и Q) разрешается благодаря некоторому компромиссу (R). Центральным конституентом семантического пространства концессивности является гипотаксис с релятивами хотя (хоть), несмотря на то что. В чувашском языке кондициональный релятив пулсан, сочетаясь с частицей та приобретает концессивное значение.

Обогащение ассоциативного потенциала концессивности происходит за счет модификации доминантной семы семантическим признаком согласие. К специализированным средствам выражения значения модифицированной доминантной семы следует отнести концессивные предложения с релятом пусть", конструкции с сочетанием релятивов хотя с частицей и/ бы, если и, конструкции с несколькими сказуемыми при одном подлежащем, бесрелятивные сложные предложения, т.е. языковые средства, в которых категориальная семантика не маркирована. В чувашском языке в данном случае выступают те же концессивные средства, что и в конструкциях, выраженных с помощью средств гипотасиса, ибо значение интенсивности свойственно второму компоненту чувашского релятива (ср.: пулин те, пулсан та).

Средства межфразовой связи в концессивных текстовых комплексах неоднородны по своему составу, и поэтому далеко не одинаково выполняют эту функцию. Концессивный текстовый модуль определяется как часть текста, обладающая гомогенностью текстуальных компонентов, так как концессивная ситуация является неотъемлемым компонентом рассуждения и полемики, ибо принцип "недостаточного основания" не является чисто логическим, формальным, а характеризует априорность изложения.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Отношения обусловленности - это автономный семантический объект, обнаруживающий инвариантные и вариантные признаки. В инвариантах отображаются общие свойства языковых единиц, и инвариантно-вариантные отношения характеризуют отношения парадигм как целых классов и их членов.

С онтологической сущностью обусловленности связан семантический признак - смысловая отмеченность, которая относится к инвариантному уровню абстракции. Как известно, в современной лингвистике одной из центральных проблем является классификация смыслов по степени их абстрагированности, имплицитности и по другим признакам. Обусловленность как семантическая категория характеризуется широкой семантической вариативностью, связанной со сложной системой средств формального выражения. Данный смысл реализуется в высказывании при актуализации вышеназванного признака, который еще понимается в том смысле, что "всегда можно назвать компонент обусловливаемый и обусловливающий его, а следовательно, и зависимый от обусловливаемого" [Ширяев Е.Н. 1991, 169]. Отношения зависимости актуализируются, как показывает языковой материал, в результате использования в предложении-высказывании специальных языковых единиц, выражающих разнообразные каузальные смыслы, а также в результате семантического взаимодействия единиц языка /под воздействием контекста/, имплицитный смысл возникает в тех языковых единицах, в тех семантических структурах, где выражение каузального смысла не является основным, т.е. языковые средства выражения других категорий /наиболее тесно связанное с каузальностью / способны имплицировать рассматриваемый смысл. Первый уровень смыслов представляет собой эксплицитный смысл.

Смысловые отношения обусловленности могут выражаться развернутой пропозицией (юнкция), которая в языке оформляется таксисными структурами (гипотаксис- соположение событий, паратаксис- соотнесение /локализации событий, зависимый таксис) и нетаксисными структурами с зависимым препозитивным компонентом.

Изучение каузальных отношений тесно связано с понятиями «пресуппозиция», «импликация», которые в лингвистике понимаются неоднозначно. Сущность проблемы пресуппозиций состоит в выделении разных слоев в смысле предложения.

Каузальные отношения можно представить в виде формулы импликации, в которой объединяются два компонента - посылка (антецедент) и следствие (консеквент). Импликация - логическая операция, а пресуппозиция - логическая схема и связана с подтекстом. Смысловое отношение, как содержание, представляет собой сложный денотат, неэлементарную ситуацию, включая отношение (R) и члены отношения (а) и (б). Различные смысловые отношения по-своему ориентированы на говорящего через связь с логическими операциями по линии универсальной предпосылки.

Языковую картину мира (как индивидуальную, так и групповую) можно рассматривать как некий текст, правилами порождения которого выступаю социокультурные и психологические факторы. Внешним, доступным изучению проявлением этого текста служит дискурс - не дословный, но близкий перевод этого «внутреннего» текста на «внешний» язык. I

Следовательно, изучая структуру, функционирование, правила порождения дискурса - как отдельного субъекта, так и социальной группы или целой лингвокультурной общности, - мы можем опосредованно изучать структуру, функционирование, принципы конструирования картины мира в индивидуальном или коллективном сознании (ментальность).

Иными словами, ментальность как система семиотических воплощений модели мира в рамках конкретной лингвокультурной общности прагматически функционирует как дискурс, некоторый текст, экстралингвистические (психологические, социокультурные и др.) характеристики которого она определяет. Возможность языкового (лингвистического) изучения ментальности и ментальных структур обусловлена свойственным современной философии языка пониманием искусственности разграничения семантики и прагматики (отношениями знаков и знаковых систем к реальности и пользователям).

Каждое высказывание, описывающее реальность, является текстом знаковой системы, время которой инвертировано по отношению ко времени этой реальности.

Встречаемость каузально-следственных отношений в целом в нарративе значительно выше, чем в диалоге (приблизительно в 5 раз). Во-первых, обоснование приблизительно одинаково представлено в дискурсе всех трех типов: можно сказать, что на него не оказывают существенного влияния ни жанр, ни модус дискурса. Это следует объяснять одинаковой значимостью логической операции обоснования для нарративного и диалогического дискурса. Во-вторых, симметричное отношение вынуждения встречается в нарративе почти в 30 раз чаще, чем в диалоге. Влияние жанра на частотность этого отношения совершенно очевидно. Безкондиционально, это объясняется тем, что отношение вынуждения не является конституирующим для диалога, между тем как для нарратива временная последовательность и вынуждение являются жанрообразующими отношениями.

Указание на причину значительно чаще встречается в письменном дискурсе, чем в устном: частотность причины (обоих типов) практически совпадает в устном диалоге и устном нарративе, между тем как в письменном нарративе причина указывается втрое чаще. Здесь очевидно влияние модуса. Наконец, указание на результат практически не встречается в устном диалоге, а в устном нарративе встречается вдвое реже, чем в письменном. По-видимому, здесь следует констатировать влияние как жанра, так и модуса дискурса.

Сопоставительная или сравнительная типология, как видно из самого названия, занимается одновременно сопоставительным и типологическим изучением языков. При этом языки сравниваются независимо от их родства для установления в них сходных и непохожих явлений. Типологическое же языкознание выявляет грамматические и лексические особенности языков на фоне общих черт, свойственных человеческому языку вообще. При сопоставительно-типологическом изучении языков в ономасиологическом аспекте категория сопоставления носит семантический характер, это понятийная категория.

Семантические категории, как обусловленность, имеют универсальный характер, поэтому они могут выступать в качестве основы для сопоставления различных языков. В различных языках при сопоставительном изучении исследуются способы языкового выражения данной семантической категории - то, каким образом она означивается в том или ином конкретном языке.

На понятийном уровне языки могут не различаться в плане категорий и семантических признаков, в то время как национально-языковое выражение их в виде семантических функций (в структуре поля) может сильно отличаться. Ведь различные языки могут отражать и отражают одну и ту же или сходную внеязыковую действительность, определенные ее сегменты по-разному, исходя из наличных языковых средств, фактов культуры, национального склада ума, самой диалектики отражения внеязыкового мира в сознании.

Каузальность, как одна из семантических конфигураций смысловых отношений каузальности, характеризуется широкой семантической вариантностью. В основе каузально-следственных отношений лежит семантический инвариант, представляющий собой типовую каузальную ситуацию: на эмпирическом уровне познания онтологическая основа семантического инварианта создается комплексом семантических признаков, соотносящих высказывания с конкретной экстралингвистической ситуацией. В признаковой системе каузальности каузальность отличается от других тем, что в ней больше всего проявляется персуазивный признак, выполняющий интегрирующе-дифференцирующую роль. В одних каузальных типах значителен денотативный аспект соответствующего признака, а в других — учет позиции говорящего. Каузальные биномы в сопоставляемых языках могут оформляться средствами гипотаксиса и паратаксиса, а также зависимым таксисом, а в случаях свертывания средств таксиса — не на уровне таксиса (таксисные отношения являются основой для языкового выражения каузального смысла, так как в языковом оформлении имеют общие черты при сохранении обоими своей специфики). В качестве конституентов наиболее глубокого слоя каузальности в чувашском языке выступают полипредикативные конструкции (ППК), где каузальная зависимость между предикативными частями выражается аффиксами падежей. Полипредикативные конструкции синтетического, аналитического и аналитико-синтетического типов состоят как минимум из двух предикативных единиц: главной предикативной единицы, зависимой предикативной единицы.

Как разновидность общей категории каузальности, кондициональность является базовым слоем (субстратом) каузальности: причина любого события является в то же время необходимым условием. Кондициональные смысловые отношения выражают типично человеческую способность размышлять о гипотетических ситуациях, предполагать возможные альтернативные ситуации. В зависимости от модификации альтернативной (доминантной) семы реальным/ирреальными семами, кондициональная ситуация может быть представлена двумя ситуациями: ситуацией реального условия и ситуацией ирреального условия. В предложениях с реальным характером условия говорящий условие представляет как факт совершившийся или несовершившийся, т.е. реальна или нереальна ситуация, о которой говорится в придаточной части. Здесь представлена альтернатива: соответствие действительности оформлено в виде дилеммы при помощи кондициональных релятивов, коррелятов, особым порядком слов, в чувашском языке способы выражения соответствующей альтернативы разнообразны: релятивы енчен, тесен, употребленные после безличного предложения (в придаточном предложении с релятивом тесен может находиться факультативный кондициональный релятив енчен); функтивы так (тек). Сфера потенциального условия по признаку локализованное™ событий кондиционального и следственного компонентов во времени образуют три семантических участка: 1) участок потенциального предметного единичного условия - объединяет конструкции с признаком определенной временной локализованное™ действия; 2) потенциальное предметное узуальное условие: оба компонента данной ситуации — и кондициональный, и следственный — содержат в себе действия, связанные отношениями закономерной каузальности, складывающимися на основе повторяемости действий; 3) обобщенно-потенциальное условие структурируется придаточными и глагольными конструкциями с неспециализированными предлогами (с предложно-субстантивными сочетаниями, построенными по моделям "без + род.пад.имени", "в + предл.пад."). Второй семантический участок кондициональности — сфера ирреального условия, объединяющая в своем составе конструкции, в которых оба события - и условие, и следствие — квалифицируются как явления нереальные, не имеющие места в действительности. В кондициональных текстах значение каузальности конкретизировано как взаимная связь ситуаций предопределяющей и предопределенной, т.е. ситуации-следствия. В большинстве случаев соответствующие тексты представляют собой макроструктуру мозаичного вида.

Концессивность как мыслительная структура бытует объективно и имеет проблематический характер, характер парадокса и представляет результат соединения каузальности с противительным значением, ибо в соответствующем прототипическом сценарии противительность приобретает характер "контрастной совместимости", и семантический инвариант "протитвительный компромисс" означает: конфликт ситуаций (Р и Q) разрешается благодаря некоторому компромиссу (R). Центральным конституентом семантического пространства концессивности является гипотаксис с релятивами хотя (хоть), несмотря на то, что. В чувашском языке кондициональный релятив пулсан, сочетаясь с частицей та приобретает концессивное значение. Элемент пулнн, содержащийся в составе кондициональной скрепы, совпадает по звучанию с формой 3-го лица единственного числа положительного аспекта концессивного наклонения глагола пул. В сопоставляемых языках паратаксисные биномы отличаются от гипотактических биномов меньшей эксплицитностью концессивного смысла, хотя первая предикативная единица содержит событие-уступку, вторая — событие-следствие. Поэтому при анализе концессивных паратаксисов следует учитывать не только значение релятивов, но и лексических индексалов, которые более точно указывают на концессивность. Структурным показателем чувашских конструкций является и то, что в их первой части предикат выражается недостаточным глаголом, а вторая часть начинается с противительного релятива анчах, сапах. В чувашском языке в качестве типологических форм выступают не предложно-падежные конструкции, а лексические и синтаксические единицы, и этому способствует то, что в предложно-субстантивных сочетаниях со значением концессивности чаще всего употребляются абстрактные (отглагольные и отадъективные) существительные, обладающие наибольшей потенциальной предика-тивностью, а если предлоги сочетаются с конкретными именами существительными, то и в этом случае они имеют событийный характер.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Дробышева, Наталия Николаевна, 2008 год

1. Абдувалиев, М.А. Сложноподчиненные предложения с придаточными уступительными в разносистемных языках автореферат дис. канд. филол. наук. / М.А. Абдувалиев. — Ташкент, 1988. — 23 с.

2. Абрамов, Б.А. Теория вариантности в исследованиях синтаксиса // Лингвистика на исходе XX в.: итоги и перспективы.— М., 1995. — Т.1.-С. 8 —10.

3. Адамец, П.О. О семантико-синтаксических функциях девербативных и деадъективных существительных // Филологические науки. — 1973. — № 1.— С. 40—46.

4. Андреев, И.А. Причастие в чувашском языке. — Чебоксары, Чувашкнигоиздат, 1961. — 262 с.

5. Андреев, И.А. Чаваш синтаксисён ыйтавёсем. II пай\. / И.А. Андреев.— Шупашкар, Ч=ваш к\н. изд.-ви. 1975. — 208 с.

6. Андреев, Н.И. Чаваш чёлхин стилистики. / Н.И. Андреев.— Шупашкар, Ч=ваш к\н. изд.-ви, 1975. — 161 с.

7. Арутюнова, Н.Д. Типы языковых значений: оценка, событие, факт. / Н.Д.Арутюнова; отв. Ред. Г.В. Степанов; АН СССР, Ин-т Языкознания. — М, Наука, 1988 —338с.

8. Арутюнова, Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Мениальные действия / Н.Д. Арутюнова. — М., 1993. — С.З — 6.

9. Белошапкова, В.А. Сложное предложение в современном русском языке: некоторые вопросы теории. / В.А. Белошапкова. — М.: Просвещение, 1967. — 160 с.

10. Ю.Бирвиш, М. Семантика / М. Бирвиш // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1981. Вып. 10. Лингвистическая семантика.

11. Бирвиш, М. Имена действия в тюркских языках среднеазиатского ареала / М. Бирвиш // Тюркологические исследования. — М.: Наука, 1976.-С. 51-76.

12. Богданов, В.В. Эволюция семантикоцентрических идей в мировой лингвистике XX века / В.В. Богданов // Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. — М., 1995. — С. 55 — 57.

13. Бодуэн де Куртене, И.А. Избранные труды по общему языкознанию. Т.1. / И.А. Бодуэн де Куртене—М.: Наука, 1963. —412 с.

14. М.Бондарко, А.В. Грамматическое значение и смысл. / А.В. Бондарко — Л.: Наука, 1978. — 175 с.

15. Борисенкова, JI.И. Семантическая структура и коммуникативные функции девербативов: автореферат дис. докт. филол. наук. / Л.И. Борисенкова — М.,1984. — 24 с.

16. Болыной толковый словарь русского языка / Рос. акад. наук, Ин т лингвист, исслед.; Авт. и рук. проекта, сост., гл. ред. Кузнецов С.А. -СПб: Норинт, 1988. - 1535 с.

17. Булыгина, Т.В. Языковая концептуализация мира: на материале русской грамматики. Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев.— М., 1997. — 574 с.

18. Варшавская, А.И. Смысловые отношения в структуре языка: на материале современного английского языка / А.И. Варшавская. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1984.- 135 с.

19. Васильев, Л.М. Современная лингвистическая семантика. / Л.М. Васильев. —М.: Высш. шк., 1990. — 346 с.

20. Ван Дейк, Г. Вопросы прагматики / Г. Ван Дейк // Новое в зарубежной лингвистике. — М., 1978. Вып. 8. — 259 с.

21. Вейнрейх, У. Опыт семантической теории / У. Вейнрейх // Новое в зарубежной лингвистике.—М.: Наука, 1980. — Вып. 10. С. 163 —250.

22. Вендлер, 3. Vendler Z. Verbs and times // Linguistics in philosophy. No.4.,1967. P. 97-121.714

23. Всеволодова, M.B. Способы выражения временных отношений в современном русском языке / М.В. Всеволодова. — М.: Изд-во Моск. унта, 1975.—283 с.

24. Всеволодова, М.В., Причинно-следственные отношения в современном русском языке // М.В. Всеволодова — М., 1989. — 208 с.

25. Гак, В.Г. Номинация сказуемого и устранение субъекта / В.Г. Гак // Синтаксис и стилистика. — М.: Наука, 1976. — С. 85 — 103.

26. Гвоздев, А.Н. современный русский литертурный язык: учеб. пособие для фак. рус. яз. и лит. пед. ин-тов. 4.1. Фонетика и морфология / А.Н. Гвоздев. 3-е изд. — М.: Просвещение, 1967. - 432с.

27. Грамматика современного русского литературного языка / отв. ред.' Н.Ю.Шведова; АН СССР, Ин-т рус. яз. — М.: Наука, 1970. —767с.

28. Грамматика современного башкирского литературного языка / 3.3. Абсалямов (и др.); отв. ред. А.А Юхдашев — М.: Наука, 1981. — 496 с.

29. Гухман, М.М. Лингвистические универсалии и типологические исследования / М.М. Гухман // Мещаниновские чтения. — М.: Наука, 1974.1. С. 56—73.

30. Гухман, М.М. О содержании и задачах типологического исследования / М.М. Гухман // Лингвистическая типология и восточные языки. — Л.: Наука, 1965. —С. 19 — 42.

31. Дискурсивные слова русского языка: опыт контекстно-семантиеского описания: сборник / Моск. гос. ун-та им. М.В. Ломоносова; Филол. фак.; Под. ред. К. Киселевой, Д. Пайара. -М.: Метатекст, 1998. — 446с.

32. Дмитриев, Н.К. Грамматика башкирского языка / Н.К. Дмитриев, — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948. — 276 с.

33. Долгих, Н.Г. О трех направлениях в разработке метода компонентного анализа применительно к лексическому материалу / Н.Г. Долгих // Филологические науки. 1974. —N2.

34. Долгопалов, И.М. Основы компонентного анализа / И.М. Долгопалов.

35. М.: Изд-во МГУ, 1969. — 48 с.

36. Евтюхин, В. Б. Обстоятельственные наречия в современном русском языке / В. Б. Евтюхин.: автореферат дис. канд. филол. наук. — Л., 1979.

37. Евтюхин, В.Б. Категория обусловленности в современном русском языке и вопросы теории синтаксических категорий /В.Б. Евтюхин. — СПб, 1997. — 197 с.

38. Евтюхин, В.Б. Каузальность в тексте. Исследования по языкознанию / В. Б. Евтюхин. — СПб, 2001. С. 208-217.

39. Егоров, В .Г. Глагол. Наречие. Союз / В.Г. Егоров // Материалы по грамматике современного чувашского языка. — Чебоксары, 1957. — С. 151 — 240; С. 273 — 296; С.324 — 330.

40. Исхаков, Ф.Г. Имена действия и состояния в современном узбекском языке: автореф. дис. докт. филол. наук / Ф.Г. Исхаков — Самарканд, I960. —22 с.

41. Ковалева, В.М. Релятивы, служащие средством связи вставных конструкций с основным составом предложения (наблюдение над функциями соединительных релятивов) // В.М. Ковалева. Неполнозначные слова: соединит, связоч. Функции. Ставрополь, 1980.-С. 64-73.

42. Колосова, Т.А. О принципах классификации сложных предложений / Т.А. Колосова, Н.И. Черемисина // Вопросы языкознания, 1984. — N6.1. С. 69 — 81.

43. Колосова, Т. А. О терминах и понятиях описания семантики синтаксических единиц / Т.А. Колосова, Н.И. Черемисина // Синтаксическая и лексическая семантика. — Новосибирск, 1986. — С. 10 — 32.

44. Кондаков, Н.И. Логический словарь-справочник / Н.И. Кондаков.— М., 1975. —720 с.51 .Кривоносое, А.Т. О некоторых аспектах соотношения языка и логики / А.Т. Кривоносов // Вопросы языкознания. — 1979. — N6. — С. 17 — 31.

45. Кубрякова, Е.С. Типы языковых значений: семантика производного слова/Е.С. Кубрякова. — М., 1981. — 199 с.

46. Кузнецов, A.M. От компонентного анализа к компонентному синтезу / A.M. Кузнецов .—М.: Наука, 1986. — 123 с.

47. Лаврова, О.А. Функционально-семантическое поле уступительности в современном русском литературном языке: автореф. дис. канд. филол. наук / О.А. Лаврова. — СПб, 1997. — 17 с.

48. Ломтев, Т.П. Структура предложений в современном русском языке / Т.П. Ломтев.—М., 1979. — 198 с.

49. Ломтев, Т.П. Общее и русское языкознание / Т.П. Ломтев. — М. 1976. — 380 с.

50. Лукин, В.А. Некоторые проблемы и перспективы компонентного анализа / В.А. Лукин // Вопросы языкознания. — N 3. — С. 58 — 67.

51. Ляпон, М.В. Смысловая структура сложного предложения и текст. К типологии внутритекстовых отношений / М.В. Ляпон. — М.: Наука, 1986. —200 с.

52. Мещанинов, И.И. Глагол / И.И. Мещанинов. Л.: Наука, 1982. - 271с.

53. Михайлов, М.М. Двуязычие и вопросы сопоставительной стилистики / М.М. Михайлов. — Чебоксары, 1984. — 83 с.

54. Муташева, А.К. Обстоятельство в современном кумыкском литературном языке: автореф. дис. канд. филол. наук / А.К. Муташева. — Махачкала, 1999. — 19 с.

55. Николаева, Т.М. Семантика акцентного выделения / Т.М. Николаева. — М., 1982. —104 с.

56. Николаева Т.М. Фразовая интонация славянских языков / Т.М. Николаева. — М., 1977. — 278 с.

57. Николаева, Т.М. Функции частиц в высказывании на материале славянских языков / Т.М. Николаева. — М.: Наука, 1985. — 169 с.

58. Озерова, И.Г. Средства выражения отрицания в русском и украинском языках / И.Г. Озерова. — Киев, 1978. — 119 с.

59. Ольшанская, H.JI. Лингвистические исследования структуры текста / Н.Л. Ольшанская, Е.А. Реферовская. — Л., 1983. — 178 с.

60. Павлов, И.П. О сложноподчиненных предложениях с частицей те в чувашском языке / И.П. Павлов // Филология: уч. зап. / НИИЯЛИЭ при совете Министров Чувашек. АССР. — Чебоксары, 1967. — Вып. 34. -С. 82 — 88.

61. Павлов, И.П. Релятивы пулсан та, пулин те в гипотаксисных предложениях с придаточными концессивными в чувашском языке /

62. И.П. Павлов // Вопросы русской и чувашской филологии.

63. Чебоксары; 1971. Вып. 1. — С. 230 — 239.

64. Пете, И. Выражение причинных отношений в русском языке / И. Пете // Русский язык в школе. — 1969. — N 1. — С 92 — 96.

65. Пешковский, A.M. Интонация и грамматика / A.M. Пешковский. — М. : Учпедгиз, 1959. — 235 с.

66. Пешковский, А. М. Русский синтаксис в научном освещении / A.M. Пешковский. Изд. 7-е. —М., 1956. — 512 с.

67. Покровская, Л.А. Синтаксис гагаузского языка в сравнительном освещении / Л.А. Покровская. — М.: Наука, 1978. — 204 с.

68. Поспелов, Н.С. Сложноподчиненное предложение и его структурные типы / Н.С. Поспелов // Вопросы языкознания. — 1959. — N2. — С. 19 — 27.

69. Русская грамматика: в 2т. Т. 1. Фонетика. Фонология. Ударение. Иньтонация. Словообразование. Морфология / Н.С. Авилова, А.В. Бондаренко, Е.А. Брызгулова и др. М.: Наука, 1980. — 783с.

70. Русская грамматика: в 2т. Т. 2. Синтаксис / Е.А. Брызгулова, К.В. Габуган, В.А. Иукович и др. М.: Наука, 1980. - 709с.

71. Розенталь, Д.Э. Словарь-справочник лингвистических терминов / Д.Э. Розенталь, М.А. Теленкова—М., 1976. — 400 с.

72. Селиверстова, О.Н. Компонентный анализ многозначных слов / О.Н. Селиверстова. — М.: Наука, 1975. — 238 с.

73. Степанов, Ю. С. Имена. Предикаты. Предложения: семиологическая грамматика / Ю.С. Степанов. — М.: Наука, 1981. — 360 с.

74. Тарасова, И.П. Смысл предложения-высказывания и коммуникация: автореф. дис. докт. филол. наук / И.П. Тарасова. — М., 1992. — 44 с.

75. Телия, В.Н. Типы языковых значений: связ. значение слова в яз. / В.Н. Телия, —М., 1981. —269 с.

76. Теремова, P.M. Условные конструкции в современном русском языке / P.M. Теремова. — Л., 1987. — 43 с.

77. Теремова, P.M. Опыт функционального описания причинных конструкций / P.M. Теремова. — Л.: 1985. — 69 с.

78. Теремова, P.M. Функции причинных конструкций в современном русском языке / P.M. Теремова // Филологические науки. 1989. — N3. — С. 83 — 86.

79. Теремова, P.M. Функционально-грамматическая типология конструкций обусловленности в современном русском языке: автореф. дис. докт. филол. наук / P.M. Теремова. — Л., 1988. — 32 с.

80. Теремова, P.M. Следственные конструкции в современном русском языке / P.M. Теремова. — М., 1986. — 53 с.

81. Убрятова, Е. И. Исследование по синтаксису якутского языка. Ч. 2. Сложное предложение / Е.И Убрятова. — Новосибирск, 1976. 214 с.

82. Умаров, А. Сопоставительное исследование синтаксического строя русского и каракалпакского языков: автореф. дис. докт. филол. наук / А.Умаров.

83. Философский словарь / под ред. И. Т. Фролова. Изд. 4-е. — М.: Изд-во полит, лит. 1980. — 444с.

84. Хоанг Фэ. Семантика высказывания // Новое в зарубежной лингвистике. — М., 1985.- Вып. 16. —С. 399 — 406.

85. Храковский, B.C. Семантика и типология императива. Русский императив / B.C. Храковский, А.П. Володин. JL: Наука, 1986. — 270с.

86. Цветков, Н.В. К методологии компонентного анализа / Н.В. Цветков // Вопросы языкознания, 1984. — N2. — С. 61 — 71.

87. Черемисина, М.И. Некоторые вопросы теории сложного предложения в языках разных систем / М.И. Черемисина. — Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1979. — 82 с.

88. Черемисина, М.И. О перспективах и первых результатах коллективного сопоставительно-типологического исследования сложногопредложения в языках разных систем / М.И. Черемисина // Способы выражения полипредикативности. —Новосибирск, 1978. — С. 3 — 8.

89. Черемисина, М.И. Предикативное склонение как база зависимой предикации в алтайском языке / М.И. Черемисина // Падежи и их эквиваленты в строе сложного предложения в языках народов Сибири. — Новосибирск, 1981. —С. 12 —38.

90. Черемисина, М.И. Сложное предложение как знак языка (об отдельных моделях сложного предложения) / М.И. Черемисина // Синтаксис алтайских и европейских языков. — Новосибирск, 1980. — С. 3 — 36.

91. Черемисина, М.И. Союз как лексическая единица (лексема или функции) / М.И. Черемисина // Актуальные проблемы лексикологии. — Новосибирск, 1972. — С. 36 — 57.

92. Черемисина, М.И. Структурно-функциональные типы конструкций с падежными фонемами зависимых предикатов / М.И. Черемисина // Структурные и функциональные типы сложных предложений (на материале языков народов Сибири). — Новосибирск, 1982. — С. 3 — 20.

93. Черемисина, М.И. Очерки по теории сложного предложения / М.И.

94. Черемисина, Т.А. Колосова— Новосибирск, 1987. — 213 с.

95. Черемисина, М.И. Опыт формального описания причастно-послесложных конструкций бурятского языка / М.И. Черемисина, Е.К. Скрибник // Подчинение в полипредикативных конструкциях. — Новосибирск, 1980. — С. 58 — 76.

96. Ширяев, Е.Н. Бессоюзное сложное предложение в современном русском языке / Е.Н. Ширяев. — М.: Наука, 1986. — 225 с.

97. Ширяев, Е.Н. Отношения логической обусловленности в сложном предложении / Е.Н. Ширяев // Грамматические исследования: функционально-стилистический аспект. —М., 1991. — С. 247

98. Шмелева, Т.В. Семантический синтаксис. Текст лекций / Т.В. Шмелева. —Красноярск, 1988. —25 с.

99. Шмелева, Т.В. Смысловая организация предложения и проблема модальности / Т.В. Шмелева // Актуальные проблемы русского синтаксиса. — М., 1984. — С. 78 — 95.

100. Шмелева, Т.В. Грамматическая семантика как континуум / Т.В. Шмелева // Лингвистика на исходе XX века. — М., 1995. — С. 569 — 570.

101. Шувалова, С.А. Смысловые отношения в сложном предложении и спо-собы их выражения / С.А. Шувалова. — М.: МГУ, 1990. — 165 с.

102. Щерба, JI.B. Языковая система и речевая деятельность / JI.B. Щерба. — М.: Наука, 1974. — 280 с.

103. Щур, М.Г. Частицы-коннекторы "впрямь" и "ведь" как показатели эпистемической модальности / М.Г. Щур // Синтаксис: изучение и преподавание. — М., 1997. — С. 172 — 178.