Фаустианская тема в немецкой литературе тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.05, доктор филологических наук Ишимбаева, Галина Григорьевна

• Ишимбаева, Галина Григорьевна
• доктор филологических наук
• 1999

Оглавление диссертации доктор филологических наук Ишимбаева, Галина Григорьевна

ВВЕДЕНИЕ. Фаустовский архетип в Германии 3 РАЗДЕЛ I. Возрожденческая версия фаустовского архетипа немецкая народная книга о докторе Фаусте)

РАЗДЕЛ И. Модификации просветительского Фауста

ГЛАВА 1. Штюрмерский сверхчеловек (Фауст Клингера)

ГЛАВА 2. Диалектика добра и зла (Фауст Гете)

РАЗДЕЛ III. Вклад романтиков в фаустиану

ГЛАВА 1. Антифаустианство романтического Фауста

Шамиссо, де ла Мотт Фуке, Гауф)

ГЛАВА 2. Блуждания и заблуждения романтического Фауста (Гофман) 126 РАЗДЕЛ IV. Декадентско-модернистское понимание фаустовской мифологемы

ГЛАВА 1. Фаустовское начало в Заратустре Ницше

ГЛАВА 2. Фауст как герой культурологической концепции

Шпенглера 179 РАЗДЕЛ V. Пути развития фаустианства в литературе

XX столетия

ГЛАВА 1. Фаустовский архетип в первые годы III рейха

К. Манн)

ГЛАВА 2. Время собирать камни (Фауст Т. Манна)

ГЛАВА 3. Фауст «в стиле экзистенц» (Юнгер)

ГЛАВА 4. Фауст постмодернистской эпохи (Гейм)

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Фаустианская тема в немецкой литературе»

В мировой литературе существуют герои, подобные Прометею, Гамлету, Дон Кихоту, Дон Жуану, выходящие благодаря своему общечеловеческому содержанию далеко за пределы породившей их конкретно-исторической эпохи. «Литературные типы огромной обобщающей силы», они, по словам Е. Мелетинского, «сами стали своеобразными образцами (наподобие мифологических парадигм) для последующей литературы.»1. К этому же ряду «вечных образов» относится и Фауст - смелый искатель истины, подписавший договор с сатаной во имя знания и прогресса, ставший одной из определяющих вершин в развитии европейской художественной культуры.

Легенда о Фаусте возникла в Германии эпохи Возрождения и подытожила в своем сюжете многочисленные европейские средневековые истории о союзе человека с дьяволом и о магии, основанной на этом союзе.2 Однако ядро фаустовского сюжета зародилось много раньше и напрямую связано с ветхозаветным мифом о грехопадении человека, с мифологемой утрачиваемого и вновь обретаемого рая.

Фауст, стремящийся к познанию любой ценой, и первые люди, занятые загадкой древа познания добра и зла, типологически близки. Недаром и дьявол сыграл в их судьбах роль не только роковую; они утеряли единство с Богом и стали странниками,-но и счастливую: дух отрицания привел в движение шестеренки механизма человеческой истории; грех, покаяние, искупление греха - эти категории с той поры стали определять моральные нормы поведения человека, который мечтает о совершенстве и неизменно стремится к нему. Таким образом, архетипическим прообразом Фауста служит библейская мифологема Эдема, которая трактуется на рубеже ХУ-ХУ1 вв. с позиций возрожденческой картины мира и включается в ренессансный космос.

В свою очередь и Фауст с точки зрения литературы последующих столетий приобрел качество метафоры архетипического поведения, поэтому и фаустовская легенда была архетипически узаконена. Так европейский Ренессанс доказал, что миф не есть исключительная принадлежность некоего раннего этапа человеческого развития, отличавшегося соответствующим уровнем сознания, что мифологический символ вечен и общечеловечен, вездесущ и повседневен, оборачиваясь архетипическим образом, который потенциально неисчерпаем и может быть реализован человеком в том или ином варианте в любую эпоху.

Речь идет о том, что архетипы не есть нечто застывшее; повторяясь в каждом поколении, они обогащаются за счет исторического опыта, основанного на расширении человеческого познания вселенной и природы, общества и личности, находятся в постоянном развитии, диалектически изменяясь в зависимости от социально-политических и нравственно-эстетических особенностей конкретной эпохи и от ментальной специфики конкретного народа, осознающего определенные архетипические идеи.

Так, мы встречаем оригинальные национально-исторические истолкования фаустовского архетипа в литературах Англии (К. Марло, Мильтон, Байрон, М. Шелли, Э. Гамильтон, Карлейль, Мэтьюрин, Уайльд, Б. Стокер), Франции (Ж. Казот, Бальзак, Валери), России (Пушкин, Лермонтов, Одоевский, Тургенев, Достоевский, Брюсов, Л. Андреев, Сологуб, Луначарский, Леонов, М. Горький, Миндлин, Каверин, Алешин, Пастернак, М. Булгаков, Сельвинский, Ахматова, В. Орлов, и т.д.), Австрии (Вайдман, Грильпарцер, Ленау, Майринк,

Кратцманн, Верфель, Рот, Бекси, Меркель), США (Ирвинг, Мелвилл, М. Твен, Керуак, Д. Симмонс, С. Кинг), Испании (Лопе де Вега, Кальдерой, Валера), Венгрии (Мадах, Дюрко), Украины (Левада, Тычина, В. Шевчук), Латвии (М. Заринь), Швейцарии (Гессе), Японии (Акутагава) и, разумеется, в литературе Германии.

Именно в этой стране, как заметил однажды Я. Буркхардт в письме А. Бреннеру, Фауст задевает что-то в душе каждого немца3, воспринимающего историю легендарного героя как «настоящий подлинный миф, т.е. великий исконный образ, в котором каждый может предвосхитить и почувствовать свою судьбу»4 Закономерно поэтому, что фаустовский архетип, начиная с эпохи Реформации вплоть до современности, остается излюбленным в Германии.

Первая литературная обработка фаустовской легенды была сделана в 1587 г, когда И. Шпис опубликовал в своем издательстве книгу «История о докторе Иоганне Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике». Начиная с этого времени, каждая эпоха стремится заново осмыслить легендарный образ, который приобретал ярко выраженные черты исторического времени, его идеологии, политики, эстетики, этики. Так, в книгах Г.В. Видмана «Достоверная история Фауста» (1599) и Н.И. Пфитцера «Жизнь Фауста» (1674), созданных на излете эпохи Возрождения, герой народной легенды перестает быть титаном духа и мысли, превращаясь только в грешника, чья судьба должна служить поучением и предостережением всем истинно верующим христианам.

На протяжении XVII- первой половины XVIII вв. фаустианская тема в Германии представлена преимущественно на театральных подмостках. В оперно-балетных претенциозных спектаклях и кукольных комедиях, перерабатывавших «золотую легенду» в соответствии со вкусами своих зрителей, происходит дальнейшее снижение высокой патетики первоисточника. В одном случае образ Фауста трактовался в стиле манерного придворного искусства, в другом в традициях массовой литературы с ее пристрастием к феерии и буффонаде.

Ситуация изменяется в эпоху Просвещения, когда фаустианская тема вновь вошла в обиход классической немецкой литературы. В 1755-75 гг. в «Письмах о новейшей литературе» и в набросках трагедии Лессинг заложил основы просветительской концепции образа Фауста, человека дерзновенного ума, молодого ученого, полного стремления к истине и обуреваемого жаждой познания.

Вслед за Лессингом, открывшим немецкой фаустиане новые горизонты, к этой теме обращаются представители «бури и натиска». В 1770-е гг. появляются «Пра-Фауст» И.В. Гете (1773-75), драматический отрывок «Фауст в аду» Я.-Р. Ленца (1777), первая часть прозаической драмы «Жизнь и смерть доктора Фауста» Ф. Мюллера (1778); несколько позже был написан роман Ф.-М. Клингера «Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад» (1790). Штюрмеры трактовали героя народной легенды как «бурного гения», мятежного индивидуалиста, сверхчеловека, выступившего против убожества современного ему филистерского общества.

Намеченная Лессингом идея разработки сказания о Фаусте в духе гуманизма, веры в человека и его творческие силы нашла наиболее полное и глубокое художественное воплощение в немецкой трагедии И.В. Гете «Фауст» (1773-1831).

Просветительская интерпретация одного из вечных литературных образов существенно видоизменяется в эпоху романтизма.

С одной стороны, К. Брентано в поэме «Романсы о Розах» (1803-1812), А. фон Арним в романе «Хранители короны» (1817),

Э.Т.А. Гофман в романе «Эликсиры сатаны» (1815-1816) единодушны в своем стремлении снизить накал фаустовских страстей. Их герои Пьетро Акопо, доктор Фауст, монах Медард являются карикатурой на легендарного персонажа немецкого Возрождения и связаны с установившимся в Европе торгашеским духом нового времени. Это авантюристы, шарлатаны, преступники, которым неведомы благородные порывы, общенародные и общенациональные устремления, высокие чувства и замыслы, которые не могут подняться выше соображений примитивно понимаемого личного комфорта.

С другой стороны, А. фон Шамиссо в повести «Удивительная история Петера Шлемиля» (1813) создает еще одного антифаустовского персонажа, из корыстных интересов продающего свою тень дьяволу. Однако, в отличие от «антигероев» гейдельбергских романтиков и Гофмана, персонаж Шамиссо эволюционирует, превращаясь в конце концов в героя, типологически близкого просветительскому идеалу. Петер Шлемиль, средний человек толпы, находит в себе силы порвать с лукавым и только после этого становится великим ученым, обретает смысл жизни в исследовании природы и служении нуждам человечества.

Во второй половине XIX начале XX вв. фаустианская тема в Германии становится достоянием истории немецкой литературы и одновременно ярко заявляет о себе в немецкой философии. В книгах Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» (1883) и О. Шпенглера «Закат Европы» (1918,1922) происходит весьма оригинальное возрождение персонажа «народной книги».

Последний романтик XIX в., Ницше создает декадентского Фауста Заратустру, в котором, подобно гейдельбергцам, переосмысляет традиции просветительской фаустианской концепции Гете. Гетевской идее о деятельности исключительной личности на благо человечества и во имя установления мировой гармонии Ницше противопоставляет свою - о сверхчеловеке, обретающем власть над ослепленной толпой недочеловеков. При этом демонстративное антигетеан-ство ницшевской трактовки Фауста, в известном смысле перекликающейся со штюрмерским пониманием героя «золотой легенды», соседствует с демонстративным же обращением Ницше к ненемецким литературным традициям и его внесением в исконно немецкую фаустовскую мифологему общеевропейского содержания. Шпенглер вслед за романтиками и Ницше сочиняет свою фаустовскую концепцию, противоположную гетевской. Трактовке фаустовского архетипа, предложенной в Век Разума, он противопоставляет модернистскую версию мифологического персонажа, который становится у него титульным героем западной культуры и цивилизации. Миг величайшего торжества героя просветительской трагедии прочитывается им как доказательство энтропии Вселенной.

Так декадентско-модернистское истолкование фаустовской мифологемы на рубеже Х1Х-ХХ вв., когда Ницше и Шпенглер переосмыслили и переакцентировали классическое наследие, подготавливало принципиально нетрадиционные философско-художественные концепции «вечного образа» в немецкой литературе XX века.

В XX веке Германия с ее национальной трагедией и ее виной перед человечеством в очередной раз обращается к фаустовской теме, чтобы в художественно-философской форме осмыслить свое прошлое и настоящее, чтобы понять, почему «мифы XX в.» так воздействовали на немецкого обывателя, чтобы определить пути своего развития. Писатели Германии XX в. стремятся осознать, почему в их стране, славной великими культурными традициями, стало возможным варварство национал-социализма, каковы причины духовного феномена немецкого фашизма. Поэтому немецкая фаустиана XX в. посвящена прежде всего судьбе и роли творческой интеллигенции в годы кризиса, переживаемого Германией. Об этом размышляют А. Нойман в романе «Дьявол» (1926), К. Манн в романе «Мефистофель» (1936), Э. Ласкер-Шюлер в стихотворной драме «Я и я» (1944), Т. Манн в романе «Доктор Фаустус» (1943-47), Э. Юнгер в романе «Гелиополис» (1949), С. Гейм в романе «Агасфер» (1981).

В отличие от предыдущих периодов развития фаустовской темы в Германии, когда существовало некое единообразие в подходе к решаемой проблеме и когда можно было говорить о ведущей тенденции в трактовке легендарного героя, XX век демонстрирует множественность истолкований «вечного образа». Если Нойман исследует психологический феномен холопства, возведенного в ранг демонического величия, то К. Манн занят историей талантливого актера, продавшегося фашистскому режиму и потерпевшего полное крушение как творческая личность. Если Ласкер-Шюлер рассматривает судьбу интеллигенции при фашизме в несколько отвлеченном плане как вечное бессилие духа перед властью, то Т. Манн показывает Фауста эпохи декаданса, одерживающего победу над временем. Если Юнгер создает Фауста «в стиле экзистенц», то Гейм по-постмодернистски издевается над своим персонажем, который, повторяя все внешние действия «золотой легенды», не соответствует ей по сути.

Даже из этого самого краткого предварительного обзора видно, что образ Фауста многопланов и принципиально неисчерпаем. Он постоянно участвует в развитии духовной культуры Германии и живет в каждый новый этап истории новой жизнью. У каждого времени свой Фауст. И есть все основания говорить о разных Фаустах - возрожденческом, просветительском, барочном, штюрмерском, романтическом, реалистическом, экзистенциальном, модернистском, постмодернистском. В каждом случае концепция «вечного образа» тесно связана с конкретно-исторической общественной ситуацией, являет собой очередную версию фаустовской истории во всем своеобразии авторских идейных, эстетических, этических принципов.

Мы имеем дело, таким образом, по терминологии Юнга, с «содержанием времени»2, которое выражает художник, используя фаустовский архетип. При этом процесс восприятия литературного произведения фаустовской тематики оказывается для читателей всех времен сотворчеством, порождающим некий дополнительный смысл. Каждый из реципиентов находит в классическом образе новые стороны и грани, дает ему свою трактовку. При этом немецкая фау-стиана позволяет приблизиться к решению проблем немецкого национального характера, немецкого самосознания и идентификации.

Судьба героя народной легенды и модификации ее сюжета в немецкой литературе переводится в плоскость вопроса: кто такие немцы, откуда проистекает их специфический тип мышления, куда они эволюционируют, как соотносится в них «Я» как часть всего социума и «Я» как малейший фрагмент микросоциума. Размышления над путями фаустовского архетипа в Германии помогают проникнуть в скрытое ядро ментальности и культуры немецкого народа, разгадать и определить его своеобразие, уяснить глубинные свойства национального художественного сознания. То есть позволительно говорить об особой функции, которую выполнял и продолжает выполнять Фауст: он стал метазнаком немецкой художественной культуры, единицей характеристики эпохи в культурологическом плане.

Более того, в прямой зависимости от интенсивности внедрения фаустовского архетипа в разные области немецкой культуры находятся качественные характеристики ее состояния в целом. Так, своеобразная «фаустопауза» в истории немецкой изящной словесности XVII-первой половины XVIII вв. и второй половины XIX в., когда фаусти-анская тема оказалась на периферии внимания художников, стала зримым свидетельством слабости, известной вторичности литературы той поры, в значительной мере приобретшей эпигонский характер.

Цель настоящей диссертации состоит в том, чтобы проанализировать образ Фауста в немецкой литературе и сформулировать общие закономерности развития всей немецкой фаустианы за пять столетий ее существования.

В этой связи необходимо было решить несколько задач: исследовать возможность использования методологии архетипов при анализе истории немецкой фаустианы; уточнить и расширить традиционный круг произведений фаустовской проблематики за счет включения в объект исследования сочинений, использующих фаустовскую архетипику; обосновать выделение главных этапов существования фаустовского архетипа в Германии; рассмотреть трансформацию образа Фауста в контексте общественно-политических, религиозных, философских, этических, эстетических особенностей разных периодов немецкой истории и проанализировать возможность использования этого «вечного образа» мировой литературы как метазнака художественной культуры немецкого народа; оценить возможность применения теории пассионарности к образу Фауста и к истории немецкой фаустианы.

В отечественной германистике вопрос таким образом еще не ставился. У нас до сих пор нет исследований монографического характера, которые были бы посвящены рассмотрению в целом эволюции фаустовской темы в немецкой литературе ХУ1-ХХ вв.

Вместе с тем история изучения фаустовской темы в России насчитывает без малого два столетия. Можно выделить несколько этапов, в каждом из которых есть свой смысловой регистр, определяющий восприятие немецкого героя российскими реципиентами, — XIX век, рубеж Х1Х-ХХ вв., после 1917.

Первый период в истории российского фаустоведения начинается в 1820-е годы и проходит под знаком Гете. Это годы, когда, по меткому замечанию А. Михайлова, «немецкие литературные веяния достигают России скопом, сразу за полвека, усваиваются недостаточно рас-члененно, но при этом как нечто чрезвычайно существенное.»6 Таким «чрезвычайно существенным» явлением для русской культуры XIX в. стал «Фауст» Гете, который воспринимался в России как главный и единственный немецкий Фауст.

Освоение фаустовского материала российской словесностью XIX в. шло в трех направлениях: во-первых, через многочисленные переводы I и II частей гетевской трагедии (Губера, Вронченко, Струговщи-кова, Холодковского, Фета) и отрывков из нее (Жуковского, Веневитинова, Грибоедова, Тютчева, К. Аксакова, Огарева и др.); во-вторых, в ходе создания собственной оригинальной художественно-поэтической фаустианы, опирающейся на традиции Гете («Сцена из Фауста» и «Фауст в аду» Пушкина, «Русские ночи» В. Одоевского, «Фауст» Тургенева, «Молотов» Помяловского и др.); в-третьих, в процессе философских интерпретаций проблемы Фауста в трагедии Гете об этом размышляли любомудры и западники, Белинский и Чернышевский, Герцен и И. Тургенев).

Мы не можем в рамках настоящей диссертации основательно рассмотреть проблему восприятия гетевского «Фауста» в России и отсылаем к соответствующей главе фундаментального исследования В. Жирмунского «Гете в русской литературе».

Второй этап актуализации образа Фауста в России происходит на рубеже Х1Х-ХХ веков, когда российская культура внесла новые краски в фаустовскую рецепцию.

С одной стороны, интерес к образу Фауста стимулировался эсхатологическими и богоискательскими настроениями, столь типичными в ту эпоху для некоторых слоев российской интеллигенции. Ему отдали дань многие писатели «серебряного века», которые переосмысляли сюжет о договоре человека с дьяволом в терминах русской православной церкви и в традициях — принимаемых или отвергаемых, — идущих от «Преступления и наказания», «Братьев Карамазовых», «Бесов» Достоевского. Наиболее показательны в этом смысле такие сочинения, как «Гоголь и черт» Д. Мережковского, «Огненный ангел» В. Брюсова, «Мелкий бес» Ф. Сологуба, «Жизнь человека» и «Иуда Искариот» Л. Андреева и др.

Нередко интерес к Фаусту был связан в эти годы с интересом к оккультным наукам и эзотерическим тайнам. Так было с А. Белым и М. Волошиным, которые в течение ряда лет занимались теософией, были последователями и восторженными учениками Р. Штейнера, принимали участие в строительстве антропософского храма «Гетеанума» в Дорнахе (см. книгу А. Белого «Рудольф Штейнер и Гете в мировоззрении современности»8 и статьи Волошина из сборника «Лики творчества»9).

С другой стороны, на рубеже веков заявляет о себе и вторая линия исследований, посвященных образу Фауста. Ряд ученых обратился в это время к истории фаустовского сюжета ad fontes. И. Шахов

1 Л 1 1 1 ^ 1 ^ ской , М. Корелин , М. Фришмут , А. Белецкий проанализировали первоисточники — народную легенду о докторе Фаусте и первую литературную обработку сюжета от 1587 г., а также сделали робкие попытки представить некий общий рисунок развития фаустианы.

Пожалуй, больше других в последнем преуспела М. Фришмут. В своей статье «Тип Фауста в мировой литературе» она объяснила причастность героя немецкой народной легенды к таким вековым литературным образам, как Прометей, Каин, Агасфер, Парсиваль, Гамлет, Дон Жуан, Дон Кихот. Рене, и проследила судьбу Фауста в европейских литературах начиная с эпохи реформации и кончая XIX веком. Круг упоминаемых ею при этом произведений очень широк. Исследовательница говорит о немецкой народной книге 1587 г. и драме Мар-ло, о фаустовских сочинениях Лессинга, штюрмеров и Гете, произведениях Фосса, Граббе, Ленау и Гейне, о продолжениях гетевского «Фауста», об использующих в своем творчестве фаустовские реминисценции Байроне, А. Толстом, Браунинге, Бейли, Мицкевиче, Кас-тронне, Кальдероне. Однако в целом это эссе отличает эмпиризм, столь характерный для литературоведения рубежа веков.

Третий период в истории российского освоения фаустовского материала начинается после 1917 г.

Советская культура, как некогда русская в XIX в., занялась переосмыслением образа немецкой народной книги в категориях своего времени. И, пожалуй, лучше всего о созвучии Фауста советской действительности говорят разрешение компетентных органов на многочисленные переводы фаустовских произведений с немецкого на русский язык, а также создание советской прозаической, драматургической и поэтической фаустианы, которую достойно представляют «Возвращение доктора Фауста» Э. Миндлина, «Конец мелкого человека» Л. Леонова, «Жизнь Клима Самгина» М. Горького, «Пятый странник» В. Каверина, «Мефистофель» С. Алешина, «Читая Фауста» И. Сельвинского, «Мастер и Маргарита» М. Булгакова, «Альтист Данилов» В. Орлова и др.

В собственно литературоведческом осмыслении образа Фауста после 1917 г. можно выделить несколько направлений, по которым шло изучение фаустовской темы в СССР.

Одно из них связано с еще дореволюционной литературно-критической деятельностью А. Луначарского, который накануне первой русской революции опубликовал свои гетевско-фаустовские ста

I ^ тьи «Русский Фауст» и «Перед лицом рока» (1905) , а накануне третьей русской революции закончил работу над драмой «Фауст и город» (1906-1916), своеобразно продолжающей гетевскую трагедию, который на протяжении всей своей жизни написал более десятка статей, посвященных Гете. Таким образом, по первому взгляду, Луначарский продолжает традицию, идущую из XIX в., отождествлять образ Фауста исключительно с трагедией Гете. И мудрое замечание Фришмут: «Фауст Гете как будто поглотил и уничтожил другие произведения этого имени»15, — казалось бы, нашло полное подтверждение в случае с Луначарским, для которого, как и для всего XIX века, «главным» фаустовским произведением остается гетевская трагедия.

Однако будущий высокопоставленный советский чиновник в период между двумя русскими революциями существенно видоизменил и домыслил гетевскую концепцию Фауста, насытив ее постулатами социалистической теории.

Политизация сюжета и его интерпретации Луначарским воспринималась в первые десятилетия советской власти как нечто естественное и закономерное. Великая утопия Гете — «народ свободный на земле свободной» — казалось, обрела свое земное выражение: то, о чем мечтал Фауст, реально воплотилось в СССР. Поэтому фзустове-дение в условиях построения социализма в отдельно взятой стране было нацелено на то, чтобы идеологически выверенно проанализировать трагедию Гете и создать, в соответствии с требованием времени, социалистического Фауста. Тем более, что, по воспоминаниям людей, знавших Ленина, вождь мирового пролетариата так сформулировал в связи с этим задачу, которую предстояло решить советской культуре: «Нам нужен философски-политический театр. свой «Фауст», социалистический».16

Диссонансом с такими формулировками прозвучали высказывания по поводу Фауста Г. Шпета. Не вписывавшийся в официальную советскую науку и поплатившийся за это, сгинувший в лагерях ГУЛАГа, он в своих «Эстетических фрагментах» (1922) занял принципиально другую позицию. Нет, речь шла не о том, чтобы выступить против «социалистического» Фауста как такового. В годы, когда печально знаменитый корабль с элитой русской интеллигенции уже отправился в свободное плавание по Европам, пока еще действительный член Российской Академии художеств, Шпет встал в, наверное, до конца не осознаваемую внутреннюю оппозицию к режиму, заявляя: «Гете хотел заставить поверить в какую-то бесконечную духовную не-утоленность Фауста. Верно: не только философия, но и искусство — от неутоленности, от духовного беспокойства. Но разве Данте от не-утоленности знания и любви начал ловеласничать и искать приключений под руку с чертом?. Гете был большой патриот и кроме того hohe Exzellenz, ему, понятно, хотелось украсить национальное изобретение. Но отчего такое волнение за судьбу всей Европы, когда битый Фауст поднял вопль? Поделом, собственно говоря, бит».17 Все в этих словах звучит вызовом, сарказмом и едкой иронией, и все вызывающе «антилуначарски».

Справедливости ради надо сказать, что резкая инвектива Шпета внешне привязана к критике картины западного мира по Шпенглеру. Однако при этом автор «Эстетических фрагментов» обрушивается не столько на «фаустовскую душу», как она понималась немецким философом, сколько на Фауста «вообще». Поэтому герой золотой немецкой легенды получает у Шпета не менее хлесткую аттестацию, чем Фауст «его превосходительства» Гете: это — «повеса, фокусник и шарлатан, с безграничной похотью и плоскою рассудочностью, теософ».18

Такой Фауст, разумеется, лишен высоких порывов, и фаустовским персонажем в русской литературе, по Шпету, оказывается не Иван Карамазов, а его папенька, Федор Павлович, «который умел обделывать свои имущественные делишки и в то же время был сладост-растнейшим человеком во всю свою жизнь».19 Но, по большому счету, как уверен русский философ, Фауст — только «немецкое изобретение»20, «все славяне этой души не приняли, не приняли ее и романские народы. , .не приняли и мы»21, «нам даже и неприлично вмешиваться в это».22

Идеи Шпета, казалось бы, контрреволюционные (Ленин и Луначарский-то ратовали за советского социалистического Фауста), нашли неожиданное продолжение в конце 20-х годов, когда они стали соответствовать новой политике партии в области литературы и фаустове-дения. А началось все со статьи М. Горького «О том, как я учился писать» (1928). Здесь классик советской литературы так же, как и Шпет, с одной стороны дискредитирует средневекового доктора Фауста — эту «единицу», возжаждавшую достичь «высшей власти»23, а с

24 другой — противопоставляет ему иные «литературные типы» : «.рядом с несчастной фигурой Фауста была создана фигура, тоже известная всем народам: в Италии это — Пульчинелло, в Англии — Понч, в Турции — Карапет, у нас — Петрушка. Это — непобедимый герой народной кукольной комедии, он побеждает всех и все: полицию, попов, даже черта и смерть, сам же остается бессмертен. В грубом и наивном образе этом трудовой народ воплотил сам себя и свою веру в то, что в конце концов именно он преодолеет все и всех».25

Горьковский постулат «не немецкий индивидуалист Фауст, а русский коллективист Петрушка» оказался удивительно созвучным времени. И уже через несколько лет советские филологи будут цитировать сакраментальную фразу — резолюцию, которая была начертана на сказке самого буревестника революции «Девушка и смерть»: «Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гете (любовь побеждает смерть). И. Сталин. 11.Х.31.»

Однако в эти же годы наблюдаются и рецидивы ленинской идеи о политизации Фауста. Так, «красный академик» Н. Бухарин, выступая на торжественном заседании, посвященном 100-летию со дня смерти И.В. Гете, заявил: «Конец «Фауста» — уже смутное предчувствие, пророческая греза о социализме».26 Формулируя «задачи поэтического творчества в СССР» на I Всесоюзном съезде советских писателей (1934) он же подчеркнул: «.такого типа поэзия, как «Фауст», с иным содержанием и, следовательно, и иной формой, но с сохранением предельности обобщения, безусловно входит в состав социалистического реализма, образуя самую монументальную форму поэтического творчества социализма» , и далее: «.у меня установка на фундаментальную синтетическую поэзию, на социалистического «Фауста», на героику эпохи».28 Более того, в этой речи в скором времени репрессированного Бухарина, бывшего члена Политбюро и бывшего главного редактора газеты «Правда», прозвучал скрытый пародийный парафраз исторической надписи генсека на сказке Горького. Критикуя формалистов, которые, по его словам, теоретически «эмансипируются» от «смысла», он поиронизировал, что, лишь принимая такое положение вещей, можно сформулировать «лозунг» «основной магистрали развития поэзии»: «Долой «Фауста» и да здравствует «Дыр бул щыр!»29

Как видим, в первые десятилетия советской власти Фауст — и главным образом гетевский Фауст — был в центре внимания нашей политизированной и идеологизированной культуры. Он стал настоящим знаменем борьбы за новое социалистическое искусство. В большой зависимости от генеральной линии партии в области фаустоведе-ния оказывались и художественно-поэтические опыты советской фау-стианы. Так, Миндлин поостерегся заканчивать роман о возвратившемся Фаусте, Леонов и Горький «овагнеризировали» своих фаустовских персонажей Лихарева и Клима Самгина, Булгаков не дождался прижизненной публикации своей лучшей книги.

Поворотным годом в изучении фаустовской темы отечественным литературоведением стал 1958 г., когда В. Жирмунский подготовил академическое издание «Легенды о докторе Фаусте».30 Эта блестящая работа, лишенная недостатков советского вульгарно-социологизированного и политизированного литературоведения, стала первым фундаментальным исследованием народной книги и народной драмы о Фаусте.

Здесь приводятся тексты — исторические и легендарные свидетельства о докторе Фаусте и художественные произведения о нем (впервые переведенные на русский язык народная книга 1587 г., кукольные комедии, «Чернокнижник» Ганса Сакса, «Фауст» Лессинга, а также новый, более точный перевод «Фауста» Марло), которые исследуются в редакторской статье «История легенды о Фаусте», даются библиография по теме, филологический и реальный комментарий к ней.

В исследовательской части книги В. Жирмунский, опираясь на фольклорные истоки легенды, прослеживает по историческим документам и памятникам художественной литературы становление и развитие фаустовского сюжета и намечает основные линии развития легенды от ее зарождения в средневековой Европе до вступления в немецкую литературу XVIII в.

Общепризнанно, что в отечественной филологии В. Жирмунский внес наиболее значительный вклад в разработку проблемы эволюции образа Фауста в европейских литературах начиная с раннего средневековья и кончая первой третью XIX в. Его академическое исследование стало качественно новым этапом фаустоведения нашей страны и на протяжении последующих десятилетий определяло концепции тех российских ученых, которые обращались к аналогичной теме — в частности, Л. Карасева31, Г. Якушевой32, В. Фортунатовой33, М. Пись-менного''4. В статьях первых трех авторов, продолжающих традиции фундаментальной книги В. Жирмунского, анализируется состояние фаустовского материала в XX в. — на примере литературы отечественной (Л. Карасев, Г. Якушева), мировой (Г. Якушева), ГДР (В. Фортунатова). М. Письменный же свое издание легенд средневековья и трагедии Гете «Фауст» предваряет «Предысторией», в которой популярно излагает идеи В. Жирмунского о развитии фаустовской темы в период с XVI в. по первую треть XIX в. Однако в целом, повторяем, проблема эволюции фаустианства в Германии XVI-XX вв. остается в нашем литературоведении не разработанной.

Иное дело — отдельные произведения фаустовской тематики и образ Фауста как одного из представителей вечных литературных типов, которые постоянно находятся в поле зрения отечественных ученых. Особенно тщательно и подробно проанализированы фаустовские сочинения крупнейших немецких писателей — Гете и Т. Манна. Автор имел возможность опираться на работы В. Жирмунского35, Н. Вильмонта36, С. Тураева37, А. Аникста38, И. Волкова39, Г. Волкова40, Ф. Федорова41, Е. Волгиной42, К. Свасьяна43, Г. Васильевой44 и др. о «Фаусте» Гете, на исследования В. Адмони и Т. Сильман45, В. Днеп-рова46, А. Русаковой47, Т. Мотылевой48, Б. Сучкова49, М. Кургинян30, С. Апта31, А. Федорова52 и др. о «Докторе Фаустусе» Т. Манна.

Авторские концепции немецкой народной книги 1587 г., романа Гофмана «Эликсиры сатаны», культурологических сочинений Ницше «Так говорил Заратустра» и Шпенглера «Закат Европы» сложились во многом благодаря наблюдениям, сделанным в трудах В. Жирмунского23, Б. Пуришева24, И. Миримского23, Н. Берковского56, А. Дмитриева37, А. Левинтона58, А. Ботниковой59,- А. Карельского60, Д. Чавчанид-зе61, К. Свасьяна62 и др., в академической истории немецкой литерату

63 ры.

Кроме того, отечественной филологией накоплен большой и интересный материал, касающийся функционирования «вечных образов», и Фауста в том числе, в мировой литературе. Среди подобных работ выделяются исследования И. Нусинова64, Я. Голосовкера65, Л. Пинского66, Е. Мелетинского67, А. Нямцу68, П. Беркова69, А. Волкова70,

И. Бернштейн71, О. Червинской72, А. Минаковой73, И. Бабанова74, которые стали существенным подспорьем при написании настоящей диссертации.

Естественно, что в немецкоязычной германистике за истекшие пять столетий накопилась гораздо более обширная критическая литература, посвященная историческому Фаусту, народной книге о докторе Иоганне Фаусте 1587 г., фаустовской теме в творчестве отдельных писателей, ее развитию в целом, отображению героя народных легенд в живописи, музыке и театре, фаустовской рецепции в мировой литературе, фаустовскому человеку и т.д. Сразу оговоримся, что мы, вынужденно ограниченные доступными нам источниками, не претендуем на всю полноту обзора критической литературы о докторе Фаусте и его производных в немецкой филологии.

Начиная с издания в XVI веке первых книг о докторе Фаусте, герой народной легенды становится предметом всестороннего изучения в немецкой филологической науке. И уже со второй половины XIX в. делаются попытки составления тематических, художественно-поэтических и литературоведческих, библиографий, среди которых особенно известны «Свод фаустовских сочинений с XVI в. до середины 1884 г.» К. Энгеля75 и «Очерки по истории немецкой литературы» К. Гёдеке76. Работа, начатая этими историками литературы, была блестяще продолжена в 60-70-е годы нашего столетия Г. Хеннингом, автором монументальной трехтомной «Faust-Bibliographie» .

В Германии вплоть до сего дня издаются тексты народных книг, комментарии к ним, их лингвистические и литературоведческие анализы, переводы на современный язык. В частности, большой научный интерес представляют такие исследования, как изданная под редакцией Х.Г. Хайле «Книга о Фаусте на страницах Вольфенбюттельской рукописи» (1963)78, «К истории изданий книг о Фаусте и Вагнере» Г. Хеннинга (1963)79, «Язык и стиль как средство текстуального анализа» Э. Клуземанна (1977)80, наконец, академическое комментированное издание «Истории о докторе Иоганне Фаусте» 1587», предпринятое в 1979 г. Г. Хеннингом81.

По мере появления все новых произведений фаустовской тематики немецкое литературоведение обогащалось соответствующими исследованиями, посвященными отдельным фаустовским сочинениям. Фауст штюрмеров, Фауст Гете, Фауст Т. Манна — это наиболее изученные области немецкой фаустианы. Две последние очень полно и детально освещены в работах К. Фишера82, Р. Бухвальда83, Т. Фридриха и Л. Шейтхауэра84, Р. Петша83, О. Войте86, Г. Шторца87, Г. Шоль-це88, П. Реквадта89, В. Келлера90, Г. Аренса91 и др. о «Фаусте» Гете, Г. Мейера92, И. Дирзен93, Г. Ленерта94, Г. Бергстен95, Т. Майнцера96, Л. Фосс97, Д. Ассманна98, М. Кларе99, Г. Виганда100, Р. Реннера101 и др. о «Докторе Фаустусе» Т. Манна.

Книги К. Кизеветтера102, Р. Франка103, Г. Генделя104, Г. Бирве-на105, X. Гартманна106, Г. Хеннинга107, Г. Мауса108, Ф. Барона109 идентифицируют литературный образ доктора Иоганна Фауста с реальным историческим лицом, рассматривают генезис легенды о Фаусте в контексте быта и нравов, суеверий, «оккультных наук», культурной и религиозной жизни Германии конца XVI века, включают материалы, иллюстрирующие историю создания литературного образа Фауста.

Целое направление в немецком искусствоведении посвящено судьбе героя народных книг в изобразительном искусстве. В частности, исследования Р. Пайера фон Турна110, Ф. Нойберта111, В. Вегнера112 и др.1Ь прослеживают изменения, которые претерпел образ Фауста с XVI в. до наших дней в гравюрах и иллюстрациях.

Фаустовская природа», «фаустовский человек», «фаустовское» — над уточнением контуров этих понятий размышлял О. Вальцель, выстраивая в своем сочинении «Гете и проблема фаустовской приро

114 ды» культурно-историческую парадигму, идущую от народной книги и трагедии К. Марло через штюрмеров к Гете. К этой же проблеме обращались В. Шульц1ь, Г. Риккерт116, Г.А. Корфф117, связавшие феномен «фаустовского человека» с явлением миру гетевского Фауста.

Иначе к решению вопроса о происхождении «фаустовского человека» подошел Г. Шверте118. Его работа, исследующая немецкую идеологию Х1Х-ХХ вв. в ее преломлении через образ Фауста, не потеряла своей актуальности и сегодня.

Автор монографии, литературовед и театровед, попытался выявить этапы в истории «фаустовского» вообще и «фаустовского человека» в частности и определить тот ритм, в котором развивался один из вечных литературных образов в течение двух последних столетий. По мнению ученого, позволительно говорить о «Фаусте фаустовском» и «Фаусте нефаустовском»119, о диалектической двойственности самого понятия «фаустовское», которое постепенно из области поэзии перекочевало в область чистой политики и вследствие этого сблизилось с сиюминутной историей, превратилось в штамп, пропагандистское словцо, в мифический пароль, пропиталось националистическим духом — как это было в годы вильгельмовской империи и III рейха.

Вышедшая через полтора десятилетия после окончания Второй мировой войны, эта книга обращается к злободневным вопросам о вине среднего немца за преступления Германии в XX в. и об ответственности творческой интеллигенции за выбор пути, по которому пойдет страна. Поэтому так естественна неожиданная концовка исследования Шверте — «Рыцарь, смерть и сатана» А. Дюрера. Идеологическая параллель к «фаустовскому». По мнению ученого, подобие зиждется на том, что дюреровская гравюра 1513 г., как и фаустовский миф, формировавшийся на протяжении XIX - первой половины XX вв., является «идеальным примером идеологических преувеличений и искажений произведений искусства на службе мировоззренческой, в

120 конце концов политической программы».

Наблюдения Шверте точны и облечены в чеканные формулировки. Однако, на наш взгляд, в его книге происходит сужение понятия «фаустовское», ибо, по словам автора, оно «сложилось прежде всего в период между 1870 и 1918 гг. и использовалось до наших дней как

1?] ' апокриф.» Апокрифизация сюжета, безусловно, имела место — и не только в Х1Х-ХХ вв., которые находятся в центре размышлений ученого. Однако сам фаустовский миф возник не в 1870 г., а много раньше, и если во всей пятивековой истории немецкой фаустианы апокрифическую роль сыграла золотая легенда эпохи Реформации, то

XIX в. и рубеж Х1Х-ХХ вв. в Германии проходит под знаком другого фаустовского мифа, который сначала приобрел все качества канона, а затем был апокрифизирован, — миф этот принадлежит гению Гете.

Другим недостатком концепции Шверте, принципиально отказавшегося как от исследования фаустовского материала до и после гетевской трагедии, так и от обзора фаустовских разысканий в литературоведении, стало, на наш взгляд, стремление ученого противопоставить собственно филологическое истолкование героя народной легенды (и речь идет здесь преимущественно о сочинении Гете, а значит, о прометеевской сущности характера и поступков Фауста) и философско-идеологическое, согласно которому «фаустовское» расценивается в противовес т.н. «западному» миру, как оппозиционный смысловой знак.122 Шверте пренебрег в этом случае аксиоматической истиной: искусство вообще и литература в частности обусловлены идеологией и политикой — даже и в тех случаях, когда мы имеем дело с откровенно деидеологизированными произведениями аполитичных авторов. Зияние же, существующее в реальности между Фаустом «литературным» XIX в. и Фаустом «философским» рубежа Х1Х-ХХ вв., на наш взгляд, свидетельствует о разных этапах развития фаусти-анства в Германии, а вовсе не о декларируемой Шверте изначальной противоположности филологического и философского подходов к одному и тому же литературному образу.

Большой интерес представляют попытки немецкоязычных ученых проследить развитие фаустовского сюжета в мировой литературе. Среди доступных нам работ особо выделим книги «Горький: Обновление фаустовской традиции» Р. Шредера123, «Фауст: исторический герой, легенда, литература» X. Гартманна124, «Фауст. Немецкая легенда» Г. Мауса125, «Австрийская фаустиана» К. Аделя126 и сборник статей, выпущенный в Книттлингене, «Фаустовская рецепция в Рос

1 97 сии и в Советском союзе».

Р. Шрёдер размышляет над обновлением фаустовской традиции в творчестве М. Горького (речь идет прежде всего о романе «Фома Гордеев» и эпопее «Жизнь Клима Самгина») и попутно анализирует фаустовскую модель сюжета в русском историко-философском романе — в жанре, которому, по мнению ученого, соответствуют «Война и мир» Л. Толстого, «Братья Карамазовы» Достоевского, «Белая гвардия» и «Мастер и Маргарита» Булгакова, «Хождение по мукам» А. Толстого.

При всей филологической тонкости отдельных наблюдений над спецификой фаустовских рецепций в русской и советской литературе книга Р. Шрёдера воспринимается сегодня как пример тенденциозного, ангажированного литературоведения. Позиция автора, впрочем, вполне понятна и объяснима. В годы, когда официальная литературная критика ГДР разделяла точку зрения советских теоретиков литературы о социалистическом реализме как высшей ступени художественного развития, было естественно писать о «борьбе против позднебур-жуазных фаустовских эпигонов» и о «социалистическом обновлении фаустовской традиции».128

X. Гартманн, подобно Р. Шредеру разделяя концепции марксистско-ленинского литературоведения, также серьезно и обстоятельно говорит о «светлых и коммунистических перспективах»129 фаустовского материала в литературе соцреализма. Но, в отличие от автора-горьковеда, основную часть своего исследования он посвящает «введению в проблематику фаустовского материала и «Фауста» Гете»130, т.е. остается в рамках классики.

Выгодно отличается от обеих вышеназванных работ книга Г. Мауса, на большом фактическом материале — и литературном, и музыкальном — доказывающая в духе Шпенглера, что Фауст, «немецкая легенда», — «синоним западноевропейской культуры во

1 Л 1 обще», «миф половины планеты».

К классическим традициям тяготеет и книга К. Аделя, исследующая фаустиану Австрии. Сначала в ней выявляются истоки и генезис фаустовского сюжета, он естественно вписывается автором в общеевропейский материал, в частности, подробно анализируется типологическая близость демонологических легенд раннего средневековья истории о докторе Фаусте. Затем делается обзор фаустовских сочинений, созданных австрийской литературой. Однако при этом Адель перемежает австрийский материал немецким, и поэтому Лессинг, Клингер, Тик, Гофман, Гете на равных сосуществуют на странице этой книги с Вайдманом, Ленау, Фишером, Гофмансталем и др. С другой стороны, автор не всегда заботится о соблюдении элементарной хронологии при изложении истории фаустовского сюжета1"12. Эти досадные просчеты существенно снижают значение концептуально замысленного исследования.

Иное дело — послесловие к книге К. Аделя, написанное австрийским драматургом К. Бекси, который размышляет над причинами актуализации фаустовской проблематики в XX в. Не литературовед, а прежде всего писатель, он поместил один из вечных сюжетов мировой литературы в рамки грядущего «космического общества», в котором будут жить «межпланетные космические люди».133 Их «моделью»134, по мнению драматурга, и является Фауст, который трактуется им как «космический революционер будущего».135 Нельзя не заметить, что подобное истолкование Фауста стало следствием модернизации героя гетевской трагедии. Гуманист и просветитель, Фауст Гете, переосмысленный в модной в 70-е годы космической терминологии, приобрел у Бекси все качества положительных героев научно-фантастических романов о высокой миссии земной цивилизации.

В отличие от космических интерпретаций Фауста, сделанных Бекси, книттлингенский сборник статей о русской и советской фау-стиане достаточно традиционен. Коллектив авторов, объединенных Г. Махалом, исследует фаустовские рецепции в творчестве отдельных российских и украинских писателей и художников — Пушкина, Лермонтова, В. Одоевского, И. Тургенева, Брюсова, Врубеля, М. Булгакова, Тычины, Левады, Шевчука. Общая тенденция этого сборника во многом подготовлена опубликованной в 1973 г. в ФРГ статьей Л. Копелева «Фауст, усвоенный Россией.»136, где дается история «обрусения» Фауста вообще и гетевского Фауста в частности.

В этом же ряду немецкоязычных исследований, анализирующих фаустовские традиции в мировой литературе, должен быть назван и монументальный труд профессора Сорбонны Ш. Дедеяна. В его четырехтомной монографии «Тема Фауста в литературе Европы»137, изданной в Париже в 1954-61 гг., материал подается следующим образом: 1 том посвящен литературе гуманизма и классики XVI, XVII и XVIII веков, далее анализируются, по терминологии ученого, «предромантическая» (2 том), «романтическая» (3 том), «постромантическая» (4 том) словесность.

В соответствии с поставленной задачей исследователь привлекает обширнейший материал немецкой, французской, английской, голландской, скандинавской, венгерской, польской, русской, итальянской, испанской и даже (даже — потому, что на титуле книги значится Европа) американской фаустиан. Дедеян тщательно и подробно анализирует средневековые корни сюжета, обращается к истории театральных постановок кукольных спектаклей, воспроизводит частично судьбу легендарного персонажа в пластическом и музыкальном искусствах, наконец, анализирует конкретные произведения фаустовской тематики.

Грандиозность поставленной задачи и обилие материала не позволили автору детального и скрупулезного обзора избежать некоторой хаотичности и непоследовательности в изложении материала, досадных пробелов в анализе фаустовских сочинений некоторых эпох, терминологической неточности и расплывчатости. Так, второй, «предромантический», том начинается с творчества штюрмеров, с гетевских «Фрагмента», «Пра-Фауста», I части трагедии «Фауст» и заканчивается произведениями Шамиссо, Гофмана, Арнима, Шелли, Байрона, де Сталь, Констана, т.е. чистейшей воды романтиков. Третий, «романтический», том включает в себя сочинения Грильпарцера, Граббе, Саути, Байрона, Пушкина, II часть гетевского «Фауста» — перед нами, таким образом, писатели разных творческих установок, объединенных только временем — одним десятилетием (1820-1832), в которое они были заняты художественным переосмыслением вечного сюжета. Наконец, в четвертый, «постромантический», том по воле Дедеяна вошли фаустовские книги, написанные в период с 1850 по 1880 гг. Флобером, Мелвиллом, Леопарди, Валера, Мадахом, И. Тургеневым, Достоевским и т.д. Эффектное определение литературы этого времени как «постромантической», по нашему мнению, не передает специфики метода романтика Мелвилла, антиромантика Флобера, реалиста Достоевского.

Наконец, вне сферы внимания Дедеяна осталась фаустиана 30-50-х гг. XIX в., рубежа XIX-XX вв., XX в.; это позволяет определить жанр рассматриваемой книги как исторический обзор фаустовской темы в европейской и частично американской литературах с XVI по — выборочно — XIX вв.

В те же годы, когда Дедеян работал над своим капитальным трудом об истории фаустовской литературы, он обратился к более частной теме — к исследованию влияния «Фауста» Гете на творчество Бальзака.138 Однако эта книга лишь косвенно соотносится с темой нашей диссертации. Нас же в первую очередь интересовали работы обобщающего характера, имеющие своей целью показать развитие фаустовской темы в литературе Германии на протяжении XVI-XX вв.

Вопреки ожиданиям, число таких работ относительно невелико, и автор стремился по мере возможности их учитывать. Тут, однако, встает вопрос о методологической основе авторской концепции исследуемой проблемы. Принципиальная новизна настоящей диссертации по сравнению с работами немецких литературоведов на аналогичную тему определяется тем, что она выросла на теоретическом и методологическом фундаменте концепции В. Жирмунского об эволюции образа Фауста в литературах европейских стран XVI- первой трети XVIII вв., теории пассионарности JI. Гумилева и учения Юнга об архетипах. История фаустовского архетипа как части литературы и культуры Германии мыслится автором в неразрывной связи с историей общества, его идеологией, этикой, эстетикой, религией, политикой, которые в совокупности, в целостной системе определяют принципы мировидения художника, а вместе с тем и его способы художественного отображения действительности, форму и структуру его произведений. Нам важно было показать именно диалектику фаустовского архетипа в Германии XVI-XX вв., что обусловило достаточно широкий спектр анализируемых в диссертации произведений и особенно скрупулезное исследование сложных путей развития немецкой фаустианы в XX в.

Научная новизна предлагаемого исследования определяется также тем, что диссертант: во-первых, выделяет и обосновывает наличие в немецкой фаустиане двух фаустовских архетипов, один из которых сложился в предреформационную эпоху и был текстуально закреплен в народной книге 1587 г., а второй обязан своим происхождением трагедии Гете, кардинально переосмыслившей легендарный сюжет и ставшей основополагающей - и в содержательном, и в идейном планах - для последующих произведений фаустовской тематики; вовторых, включает в историю немецкой фаустианы новые произведения, которые до сих пор не рассматривались в контексте исследуемой проблемы, однако, на наш взгляд, используют структуру одного из фаустовских архетипов («Адский житель» Ф. де ла Мотт Фуке, «Так говорил Заратустра» Ф. Ницше, «Гелиополис» Э. Юнгера, «Агасфер» С. Гейма); в-третьих, определяет - в зависимости от того, насколько интенсивно задействован фаустовский архетип в культурной жизни страны - методологию периодизации немецкой фаустианы; в-четвертых, исследует литературные трансформации универсального немецкого героя эпохи Возрождения, ставшего метазнаком художественной культуры Германии; наконец, выявляет, зависимость функционирования в литературе Германии Фауста-пассионария или Фауста-субпассионария от взрывоопасных или инертных фаз немецкой истории.

Немецкоязычные исследования, анализирующие развитие фау-стианской темы в литературе Германии, выстроены иначе. Как правило, в них сначала делается эмпирически-описательный обзор догетев-ской фаустианы, затем монографически подается трагедия Гете «Фауст». Подобная структура характерна для работ К. Фишера «Гетевский Фауст» (1 том — «Фаустовские сочинения до Гете», 2 том — «Возникновение, идея и композиция «Фауста» Гете»)139, К. Кизеветтера «Фауст в истории и традиции»140, Ф. Нойберта «От доктора Фаустуса к Фаусту Гете»141, О.Ю. Гартмана «Фауст. Современный человек в столкновении со злом»142, Г. Генделя «От немецкой народной легенды к «Фаусту» Гете»143, Г. Мюллера «История немецкой души. От народной книги о Фаусте к «Фаусту» Гете».144

В ряде случаев такие обзоры заканчиваются не гетевским «Фаустом», хотя он естественно находится в центре внимания исследователей, а фаустовскими сочинениями Ленау, Граббе и Гейне — если речь идет об эпохе немецкой классики (Г. Хеннинг «Фазы фау-стианства времен немецкой классики»145), и романом Т. Манна «Доктор Фаустус» — если авторы претендуют на рассмотрение проблемы вплоть до XX в. (Г. Хеннинг «Фауст за пять столетий. Обзор истории фаустовского материала с XVI в. до современности»146, Ё. Гё-рес «Доктор Фауст в истории и творчестве»147, Ф. Барон «Фаустус. История, легенда, художественное творчество»148).

В результате такого подхода в немецкой филологии сложилась парадоксальная ситуация: пятивековая история фаустовского сюжета в художественном творчестве, подробно и детально изученная в каждом отдельном конкретном случае, не осмыслена в целом как единый процесс, происходящий по внутренним законам своего развития; до сих пор не выявлены закономерности существования одного из вечных образов мировой литературы в Германии.

Причины, по которым в немецкоязычном литературоведении стало возможным само возникновение белого пятна в области, тщательно изученной в частностях, коренятся, на наш взгляд, в том, что грандиозная гетевская трагедия была воспринята современниками и потомками поэта как непревзойденный образец творчества вообще и фаустовского сочинения в частности, она -затмила все произведения о Фаусте, написанные раньше и позже. И если догетевскую фаустиану рассматривали, как правило, в качестве своего рода ступеней к великому творению Гете, то в послегетевской фаустиане достойным сравнения с Гете оказывался только Т. Манн, чей роман «Доктор Фаустус» обязательно сопоставлялся с гетевской трагедией.

В итоге история доктора Фауста и ее литературное преломление на страницах произведений ХУ1-ХХ вв. мыслится и подается немецкими учеными как набор очерков, более или менее подробных, среди которых особенно выделены фаустовские сочинения Гете и Т. Манна. Понятно, что эти сочинения, безусловно выдающиеся, составляют славу и гордость немецкой словесности. Это два вершинных, но далеко не единственных фаустовских произведения XIX и XX столетий. Рядом с ними, в творческом споре с ними, в переосмыслении их концепций рождались и продолжают рождаться иные фаустовские книги, также являющиеся неотъемлемой частью единого литературного потока Германии. И уже одно это должно было бы насторожить немецких филологов, потому что с очевидностью сигнализировало о неких закономерностях существования одного из вечных сюжетов в литературе Германии. Но не насторожило, более того, было оставлено без должного внимания. Объяснение этому может быть только одно: немецкое литературоведение с XIX в. закрепило de jure фактическое наличие в немецкой фаустиане двух фаустовских архетипов, один из которых сложился в эпоху Реформации, а другой вырос из гетевской трагедии. Заметим, что само понятие архетипа сложится чуть позже, в учении Юнга, пока же, на протяжении XIX в., речь идет о насыщении образа немецкой народной книги определенным философско-символическим содержанием и о влиянии некоего условно первичного сюжета на дальнейшее развитие литературы.

После опубликования трагедии Гете в полном объеме (1832) фаустовский миф эпохи Реформации уходит в тень, становится фактом истории фаустианы, гетевская же фаустовская концепция с этого времени начинает серьезно влиять на последующие фаустовские сочинения. (И даже Г. Гейне, яростный ниспровергатель всех авторитетов, создавая свою вызывающую антигетевскую танцевальную поэму «Доктор Фауст» (1851), вынужден был тем не менее учитывать формально-содержательную сторону великой трагедии, чтобы ярче продемонстрировать самобытность собственного нетрадиционного разрешения проблемы. Что говорить тогда о Ф. Штольте, Ф.Т. Фишере, К.А. Линде, которые соответственно в 1859-69, 1862 и1887 гг. выступили с попытками издать римейки гетевского «Фауста»!) Более того, немецкая филология начиная с прошлого века расценивает фаустовский архетип в гетевской интерпретации как эталон, которому нужно следовать и переосмысление которого должно караться как отступничество от национальных традиций.

Наиболее показательной в этом смысле была дискуссия, развернувшаяся в ГДР после опубликования в 1952 г. либретто оперы Г. Эйслера «Иоганн Фауст». Как известно, Эйслер отказался от гетевского истолкования образа Иоганна Фауста, которому противопоставил исторически заземленного персонажа, Фауста — предателя дела Великой крестьянской войны 1525 г.

Один из участников разгоревшейся дискуссии, Э. Фишер сделал теоретическое и, так сказать, программное обоснование эйслеровской концепции героя народной легенды, во-первых, приветствуя самую попытку композитора абстрагироваться от классического Фауста эпохи Просвещения и, во-вторых, отдавая должное смелости эйслеровской идеи изобразить Фауста воплощением убожества немецкого мещанина.149 По Фишеру, основная идея либретто Эйслера — развенчать немецкого гуманиста, в ходе крестьянской революции перешедшего на сторону реакции.

Эта точка зрения вызвала резкую отповедь А. Абуша. Один из столпов официального литературоведения ГДР, он опубликовал свои замечания, озаглавленные броско и запоминающе: «Фауст — герой

150 или ренегат в немецкой национальной литературе».

Абуш начал с того, что задался вопросом, насколько вообще возможна и правильна такая — антигетевская — концепция Фауста. И в ходе размышлений, сдобренных в духе времени толикой вульгарно-социологизированной лексики, пришел к выводу, что Эйслера постигла творческая неудача и что ее причиной стало как раз игнорирование композитором «Фауста» Гете, без которого, по мнению Абуша, немецкая национальная опера на фаустовский сюжет в принципе невозможна. Ибо, в соответствии с логикой исследователя, герой народной легенды, вдохновленно прославленный Гете, не может быть ренегатом.

Главные упреки Абуша в адрес Эйслера и Фишера — «неисторично и антинационально» — объясняют причины, по которым в немецком литературоведении не могла сложиться концепция эволюции фаустианы в Германии после гетевской трагедии. Создание другого, негетевского, «Фауста» расценивалось как непатриотический поступок, с самого начала отметалось как нечто «обездушивающее, фальсифицирующее, уничтожающее чудесный образ немецкого наследия».151

Пожалуй, только Б. Брехт в ходе дискуссии 1952-53 гг. о Фаусте четче других сформулировал идею, которая могла бы лечь в основу единой концепции фаустианы в немецком литературоведении, но не легла, потому что авторитет гетевского «Фауста» был непоколебим. В своих небольших «Тезисах к дискуссии о Фаустусе»132 Брехт, занятый в целом реабилитацией Эйслера-художника, проницательно заметил: «Эйслер заново читает старую народную книгу и находит в ней другую историю, чем Гете, и другой образ, показавшийся ему значительным. Правда, значительным на другой лад, чем гетевское воплощение. Так возникает в моем восприятии темный близнец Фауста, мрачная, крупная фигура, которая не может и не должна заменить или затенить более светлого собрата. Он скорее выделяется на фоне темного собрата и становится даже еще светлее. Сделать подобное — не вандализм».133

Вот этого-то допущения — возможно появление и кардинально другого, негетевского Фауста — не было сделано в немецких исследованиях обобщающего характера, поэтому здесь не было поставлено вопроса о причинах, по которым для фаустианы Германии середины Х1Х-ХХ вв. классический гармоничный Фауст — просветитель и гуманист оказался нетипичным и наступили времена для принципиально новых концепций фаустовского сюжета и образа.

В настоящей диссертации, в отличие от немецкоязычных работ обобщающего характера на подобную тему, сделана попытка проследить пятивековую эволюцию фаустовского архетипа, сложившегося в эпоху Реформации. При исследовании путей его развития в Германии на протяжении ХУ1-ХХ столетий нас особенно интересовала специфика послегетевской немецкой фаустианы. Переосмысливавшая классические традиции «Фауста» Гете, она определяла новые этапы немецкой литературной и культурной жизни, обусловленные изменившимся временем. Предлагаемое исследование, таким образом, отличает от немецкоязычных работ аналогичного типа последовательность восприятия диалектического процесса литературного развития Германии на примере судьбы одного из вечных сюжетов.

Другой особенностью обзоров фаустовской темы в немецкоязычном литературоведении является неразграничение собственно немецкой и австрийской словесности. И даже К. Адель в своем капитальном исследовании «Австрийская фаустиана»154 не удерживается в рамках той территории, что вынесена на титул его книги. Так или иначе он постоянно обращается к значительным произведениям немецкой фау-стианы. И хотя, по справедливому замечанию Д. Затонского, «если брать за основу то, что ныне именуют ментальностью, граница между

155 немецким и австрийским с государственной не совпадает» , она, граница, тем не менее существует. Возможно, речь должна идти в данном случае о разной этнопамяти двух родственных народов, говорящих на одном языке и исповедующих во многом близкие принципы, и о разном социогенезисе Австрии и Германии.

Эта «разность», получающая свое выражение в несовпадающих национальных традициях мышления, мировидения и художественного творчества, и находит безусловное воплощение в культуре каждого народа вообще и в его литературе в частности. Настоящее исследование, в отличие от немецкоязычных работ на аналогичную тему, строго ограничено рамками истории немецкой — и только немецкой — фаустианы ХУ1-ХХ веков.

Далее, в немецкоязычных исследованиях обобщающего типа не делаются особые разграничения с точки зрения литературно-родовых и жанровых особенностей анализируемых фаустовских сочинений. Поэтическая, прозаическая, драматургическая фаустиана рассматривается учеными Германии только в рамках сюжета, предполагающего продажу Фаустом своей души дьяволу. Такой подход принять нельзя, так как он, по нашему мнению, во многом обедняет понимание художественного произведения как такового, сводимого в этом случае к набору определенных мотивов бродячего сюжета.

Нас же интересуют творческие модификации немецкой народной легенды в литературе Германии ХУ1-ХХ столетий прежде всего в области эпоса, потому что первая литературная обработка сюжета (1587 г.) очевидно восходит к эпическим фольклорным жанрам, в том числе к сказкам, анекдотам, преданиям. Наше внимание, таким образом, сосредоточено на прозаической фаустиане — на жанрах литературной сказки (Шамиссо, де ла Мотт Фуке, Гауф) и романа (Клингер, Гофман, К. Манн, Т. Манн, Юнгер, С. Гейм), а также на синкретическом жанре философских сочинений рубежа Х1Х-ХХ вв. (Ницше, Шпенглер). Естественным исключением в этом жанровом ряду является только трагедия Гете, которая гениально сочетает черты драмы, лирики и эпоса.

Подобное жанровое ограничение предмета исследования позволяет, как нам кажется, четче выявить эволюцию художественных методов и направлений в немецкой фаустиане за пять веков ее существования.

Наконец, последнее. Немецкоязычные авторы обзоров фаустиан-ской темы в литературе Германии и Австрии обращаются к произведениям заведомо фаустовской тематики, что отражено уже в их названиях: «История о докторе Иоганне Фаусте» 1587, «Доктор Фауст» Ю.Г. фон Зодена, «Доктор Фауст» И.Ф. Шинка, «Фауст» И.В. Гете, «Дон Жуан и Фауст» Д. Граббе, «Фауст» Н. Ленау, «Доктор Фауст» Г. Гейне и т.д.

Автор данного исследования при выборе анализируемых литературных единиц немецкой фаустианы исходит в ряде случаев не из столь очевидных с точки зрения связи с одним из вечных сюжетов мировой литературы посылов, а выделяет фаустовские рецепции в таких произведениях, которые по первому взгляду имеют отдаленное касательство к фаустовской традиции.

Нам был важен здесь совершенно особый и, может быть, непривычный взгляд на проблему фаустовского архетипа в Германии, что обуславливает принципиально новое видение пятивековой эволюции фаустовской темы в немецкой литературе. Поэтому в орбиту нашей диссертации были включены, например, не «Фауст» А. фон Шамиссо, которому посвящены соответствующие главки немецкоязычных фаустовских обзоров (см., к примеру, «Фауст за пять веков» Г. Хеннин-гаь6), а его «Удивительная история Петера Шлемиля», не «Ночные рассказы» и прежде всего «Игнац Деннер» Э.Т.А.Гофмана, которые уже проанализированы с точки зрения фаустовской рефлексии К. Аделем157, а его «Эликсиры Сатаны», не «Извлечения из мемуаров Сатаны» В. Гауфа, где содержится прямая критика гетевского Мефистофеля, а его «Фантазии в Бременском винном погребке». Поэтому же отдельные главы настоящей диссертации посвящены таким фаустовским, с нашей точки зрения, произведениям, которые до сих пор не включались в немецкоязычные и отечественные исследования фау-стианы, как «Адский житель» Ф. де ла Мотт Фуке, «Так говорил Зара-тустра» Ф. Ницше, «Гелиополис» Э. Юнгера, «Агасфер» С. Гейма.

Актуальность настоящей работы обусловлена тем, что, во-первых, в отечественной филологии не было исследований с подобной постановкой проблемы и история фаустовской темы в немецкой литературе ХУ1-ХХ вв. не получила у нас концептуального осмысления и, во-вторых, в немецкоязычной германистике целостная эволюция образа Фауста также не рассматривалась в предлагаемом ключе.

ГОС^,

Г'* <

Заключение диссертации по теме «Литература народов Европы, Америки и Австралии», Ишимбаева, Галина Григорьевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1 Пассионарность, по Л. Гумилеву, - это «наличие у некоторых индивидов необоримого внутреннего стремления к целенаправленной деятельности, всегда связанной с изменением окружения, общественного или природного, причем достижение намеченной цели, часто иллюзорной или губительной для самого субъекта, представляется ему ценнее даже собственной жизни». (Гумилев Л. Этногенез и биосфера Земли.-Л.,1990.-С.260; см. подробнее: Гумилев Л. География этноса в исторический период.-Л., 1990.).

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Ишимбаева, Галина Григорьевна, 1999 год

1. Абдеев Р. Философия информационной цивилизации. М., 1994.

2. Адлер Г. Лекции по аналитической психологии. М., 1996.

3. Адмони В., Сильман Т. Томас Манн. Очерк творчества. Л., 1960.

4. Актуальные проблемы XX в. М., 1993.

5. Андреева И. Современные зарубежные исследования философии Ницше. М., 1984.

6. Андреев Л. Западноевропейская литература, XX век //Вопросы литературы, 1983. N 8.

7. Аникст А. Гете и Фауст. М., 1983.

8. Аникст А. Творческий путь Гете. М., 1986.

9. Аникст А. Теория драмы от Аристотеля до Лессинга. М., 1967.

10. Аникст А. «Фауст» Гете. М., 1979.

11. Антихрист. Антология. М., 1995.

12. Апт С. Над страницами Томаса Манна. М., 1980.

13. Апт С. Томас Манн. М., 1972.

14. Н.Асмус В. Немецкая эстетика XVIII века. М., 1962.

15. Бабанов И. Апология Дон Жуана // Звезда, 1996. № 10.

16. Белецкий А. Легенда о Фаусте // Записки Неофилологического общества при С.-Петербургском университете. 1911. - Вып. V; 1912. -Вып. VI.

17. Белый А. Рудольф Штайнер и Гете в мировоззрении современности. -М., 1917.

18. Бёме Я. Аврора, или Утренняя заря в восхождении. М., 1990.

19. Берков П. Проблемы исторического развития литературы,- Л., 1981.

20. Берковский Н. Романтизм в Германии. Л., 1973.

21. Бернштейн И. Новая жизнь вековых образов // Вопросы литературы, 1985. -№ 7.

22. Бобровская Л. Новое прочтение мифа (Кантата А. Шнитке о докторе Фаусте) // Музыка и миф. М., 1992.

23. Борхес Х.Л. Письмена Бога. М., 1994.

24. Ботникова А. Гофман и русская литература. Воронеж, 1977.

25. Бубер М. Два образа веры. М., 1995.

26. Бухарин Н. Гете и его историческое значение // Бухарин Н. Избр. труды. Л., 1988.

27. Бухарин Н. О поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества в СССР // Бухарин Н. Указ. сочинение.

28. Быховский Б. Шопенгауэр. М., 1975.

29. Ванслов В. Эстетика романтизма. М., 1966.

30. Васильева Г. «Фауст» И.В. Гете. К проблеме жанрового мышления. -Новосибирск, 1994.

31. ЗГВебер М. Избранное. Образ общества. М., 1994.

32. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

33. Веселовский А. Историческая поэтика. М., 1989.

34. Вильмонт Н. Гете. История его жизни и творчества. М., 1959.

35. Вильмонт П. Гете. Критико-биографический очерк. М., 1951.

36. Виноградов-Мамонт Н. Кремль//Литературная Россия, 1965.-22 янв.

37. Волгина Е. Гете и Французская революция // Романтизм и реализм в немецкой литературе ХУШ-ХХ вв. Куйбышев, 1984.

38. Волгина Е. Формирование научного мировоззрения старшеклассников в процессе изучения трагедии Гете «Фауст». Куйбышев, 1988.

39. Волков А. К теории традиционных сюжетов // Сравнительное изучение славянских литератур. М., 1973.

40. Волков Г. Сова Минервы. М., 1973.

41. Волков И. «Фауст» Гете и проблема художественного метода.-М., 1970.

42. Волошин М. Лики творчества. Л., 1988.

43. В мире Э.Т.А. Гофмана. Вып. 1. - Калининград, 1994.

44. ГабитоваР. Философия немецкого романтизма. М., 1989.

45. Гайдукова Т. У истоков: Кьеркегор об иронии. Ницше. Трагедия культуры и культура трагедии. Спб., 1995.

46. Гайм Р. Романтическая школа. М., 1891.

47. Галеви Д. Жизнь Фридриха Ницше. М., 1991.

48. Гейм С. Агасфер // Иностранная литература, 1994. N 9.

49. Гейне Г. Романтическая школа//Гейне Г. Собр. соч. в 6т.-Т.4.-М., 1982.

50. Гегель Г.В.Ф. Лекции по эстетике//Гегель Г.В.Ф.Соч.-Т.12.-М.,1938.

51. Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет. В 2 т. - М., 1970-1971.

52. Гегель Г.В.Ф Эстетика. -Т 1-3. М., 1968-1971.

53. Гете И.В. Из моей жизни. Поэзия и правда // Гете И.В. Собр. соч. в 10 т.-Т.З.-М., 1976.

54. Гете И.В. Об искусстве и литературе // Там же.

55. Гете И.В. Фауст. /Пер. Б. Пастернака// Указ. соч. Т.2. - М., 1976.

56. Гете И.В. Фауст / Пер. Н. Холодковского // Гете И.В. Собр. соч. в 13 т. -Т.5.-М., 1947.

57. Гете И.В., Шиллер Ф. Переписка. В 2 т. - М., 1988.

58. Гетевские чтения. 1984. -М., 1986.

59. Гетевские чтения. 1991. М., 1991.

60. Гетевские чтения. 1993. М., 1994.

61. Гетевские чтения. 1997. М., 1997.

62. Голомшток И. Тоталитарное искусство. М., 1994,

63. Голосовкер Я. Логика мифа. М., 1987.

64. Горький М. О том, как я учился писать // Горький М. Собр. соч. в 16 т. -Т. 16.-М., 1979.

65. Гофман Э.Т.А.: Жизнь и творчество. Письма, воспоминания, документы / Сост., авт. пред., поел, и вст. текстов к разделам К. Гюнцель. - М., 1987.

66. Гофман Э.Т.А. Эликсиры сатаны. М., 1984.

67. Грабарь-Пассек М. Античные сюжеты и формы в западноевропейской литературе. М., 1966.

68. Гриб В. Избранные работы. М., 1956.

69. Гулыга А. Гегель. М., 1994.

70. Гулыга А. Путями Фауста. Этюды германиста. М., 1987.

71. Гумилев Л. География этноса в исторический период. Л., 1990.

72. Гумилев Л. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990.

73. Гуревич А. Человек и культура: индивидуальность в истории культуры. М., 1990.

74. Гуревич П. Культурология. М., 1996.

75. Гуревич П. Этика Артура Шопенгауэра. М., 1991.

76. Гусейнов А. Великие моралисты. М., 1995.

77. Давыдов Ю. Шпенглер и война // Вопросы литературы, 1983. N 8.

78. Дирзен И. Эпическое искусство Томаса Манна: Мировоззрение и жизнь. М.,1981.

79. Дмитриев А. Проблемы иенского романтизма. М., 1975.

80. Днепров В. Идеи времени и формы времени. Л., 1980. 81 .Днепров В. Черты романа XX в. - М.-Л., 1965.

81. Долгов К. От Кьеркегора до Камю. М., 1990.

82. Жирмунский В. Гете в русской литературе. Л., 1981.

83. Жирмунский В. Немецкий романтизм и современная мистика. Спб. 1914.8 5.Жирмунский В. Очерки по истории классической немецкой литературы. Л., 1972.

84. Жирмунский В. Религиозное отречение в истории романтизма. -М., 1919.

85. Жучков В. Немецкая философия эпохи раннего Просвещения (конец XVII первая четверть XVIII в.) - М., 1989.

86. Зарубежная литература XX века. Романтизм. М., 1990. 89.Западное искусство. XX век. - М., 1978.

87. Зиммель Г. Гете // Зиммель Г. Избранное. Т.1. Философия культуры. -М., 1996.

88. Зиммель Г. Фридрих Ницше. Этико-философский силуэт//Указ.соч.

89. Ивашкин А. Беседы с Альфредом Шнитке. М., 1994.

90. Идеалистическая диалектика в XX столетии. М., 1987.

91. Избранная проза немецких романтиков. В 2 т. - М., 1979.

92. Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996.

93. Ильин И. Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека. Спб., 1994.

94. Исторический лексикон. XVIII век. М., 1996.

95. История литературы ФРГ. М., 1980.

96. История немецкой литературы. В 5 т. - М., 1962-1976. ЮО.Ишимбаева Г. Переосмысление традиций // Иностранная литература,1995.-N9.

97. ЮГИшимбаева Г. Постмодернистский треугольник: Фихте, Гете, Гейм //

98. Философия Фихте в России. Оренбург, 1996. Ю2.Ишимбаева Г. Проблемы фаустианства в Германии. - Уфа, 1997. ЮЗ.Ишимбаева Г. Тема Фауста в литературной сказке немецкого романтизма //Вестник МГУ, 1997.-№ 5.

99. Ишимбаева Г. Фаустианская тема в немецкой литературе: Учебное пособие. Уфа, 1996.

100. Ишимбаева Г. Фаустовская традиция в романе К. Манна «Мефистофель» // Поэтика русской и зарубежной литературы. Уфа, 1998.

101. Каган М. Морфология искусства. Л., 1972.

102. Какабадзе Н. Поэтика романа Томаса Манна. Тбилиси, 1983.

103. Какабадзе Н. Томас Манн: грани творчества. Тбилиси, 1985.

104. Карасев Л. О «демонах на договоре»//Вопросы литературы, 1988.-№ 10.

105. Карельский А. От героя к человеку. Два века западноевропейской литературы. М., 1990.111 .Киркегор С. Наслаждение и долг. Киев, 1994.

106. Клингер Ф.М. Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад. М. - Л., 1961.

107. Когоутек Ц. Техника композиции в музыке XX века. М., 1976.

108. Козловски П. Культура постмодерна. М., 1997.

109. Козловски П. Трагедия модерна. Миф и эпос XX века у Эрнста Юнгера // Вопросы философии, 1997. № 12.

110. Конради К.О. Гете. Жизнь и творчество. В 2 т. - М., 1987.

111. Корелин М. Западная легенда о докторе Фаусте. Опыт исторического исследования//Вестник Европы, 1882.-Т. 6. № 11, 12.

112. Красильщиков В. Превращения доктора Фауста (развитие человека и экономический прогресс Запада). М., 1994.

113. Культурология. Ростов-на-Дону, 1995.

114. Кургинян М. Романы Томаса Манна. Форма и метод. М., 1975.

115. Ш.Кургинян М. Человек в литературе XX века. М., 1989.

116. Кьеркегор С. Страх и трепет. М., 1993.123 .Ла Барт гр. Ф., де. Литературное движение на Западе в первой трети XIX столетия. М., 1914.

117. Левина Л. Концептуальное значение образов Маргариты и Елены в трагедии Гете «Фауст». Автореф. канд. филол. н. Нижний Новгород, 1996.

118. Левинтон А. Роман Э.Т.А. Гофмана «Эликсиры сатаны» // Гофман Э.Т.А. Эликсиры сатаны. Л., 1984.

119. Легенда о докторе Фаусте / Под ред. В. Жирмунского. М., 1958.

120. Лессинг Г.Э. Гамбургская драматургия. М.-Л., 1936.

121. Лессинг Г.Э. Лаокоон, или о границах живописи и поэзии.-М., 1957.

122. Лессинг и современность / Под ред. М. Лифшица. М., 1981.

123. Лифшиц Б. Полутораглазный стрелец. Л., 1989.131 .Литературная теория немецкого романтизма. Л., 1934.

124. Литературные манифесты западноевропейских романтиков.-М., 1980.

125. Лобанова М. Музыкальный стиль и жанр: История и современность. -М., 1990.

126. Лосев А. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993.

127. Луначарский А. Этюды критические и полемические. М., 1905.

128. Лютер М. Избранные произведения. Спб., 1994.

129. Манн Г., Манн Т. Генрих Манн Томас Манн. Эпоха. Жизнь. Творчество: Переписка. - М., 1988.

130. Манн К. Мефистофель. История одной карьеры. М., 1970.

131. Манн К. На повороте: Жизнеописание. М., 1991.

132. Манн Т. Гете как представитель бюргерской эпохи // Манн Т. Собр. соч. в 10 т. Т.1-. - М., 1961.

133. Манн Т. Доктор Фаустус // Манн Т. Указ. соч. Т.5. - М., 1960.

134. Манн Т. История «Доктора Фаустуса». Роман одного романа // Манн Т. Указ. соч. -Т.9. -М., 1960.

135. НЗ.Манн Т. Непорядки и раннее горе//Манн Т.Указ.соч.-Т.8.-М., 1960.

136. Манн Т. О немцах и евреях: Статьи, речи, письма, дневники. М., 1990.

137. Манн Т. Об учении Шпенглера//Манн Т. Указ. соч.-Т.9. М., 1960.

138. Манн Т. Страдания и величие Рихарда Вагнера // Манн Т. Указ. соч. -Т.10. -М., 1961.

139. Манн Т. Теодор Шторм//Манн Т. Указ. соч. Т.10. - М., 1961.

140. Манн Т. Фантазии о Гете//Манн Т. Указ. соч. Т.10. - М., 1961.

141. Манн Т. Художник и общество: Статьи и письма. М., 1986.

142. Манн Т. Шамиссо // Манн Т. Указ. соч. Т.9. - М., 1960.

143. Манн Ю. Поэтика русского романтизма. М., 1976.

144. Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994.

145. Марек О. Фаустианская идея и ее воплощение в западноевро-пейской музыке Х1Х-начала XX веков // Музыка и миф. М., 1992.

146. Маркиш С. Знакомство с Эразмом Роттердамским. М., 1971.

147. Мегрон Л. Романтизм и нравы. М., 1914.

148. Мелетинский Е. О литературных архетипах. М., 1994.

149. Мелетинский Е. Поэтика мифа. М., 1995.

150. Минакова А. Образы вечные и мировые: Сущность и функционирование // Вечные темы и образы в советской литературе. -Грозный, 1989.

151. Миримский И. Статьи о классиках. М., 1966.

152. Михайлов А. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры. М., 1989.

153. Мишо Д'Юлиак Л. Великие легенды человечества. Спб., 1903.

154. Мотрошилова Н. Социально-исторические корни немецкой классической философии. М., 1990.

155. Мотылева Т. Томас Манн и русская литература. М., 1975.

156. Музиль Р. Человек без свойств. М., 1994.

157. Нарский И. Западно-европейская философия XVIII века.-М., 1973.

158. Немецкие шванки и народные книги XVI века / под ред. Б. Пуришева. -М., 1990.

159. Немировская Л. Ницше: мораль «по ту сторону добра и зла.» М., 1991.

160. Неустроев В. Немецкая литература эпохи Просвещения.-М.,1958.

161. Ницше Ф. Воля к власти: Опыт переоценки всех ценностей (18841888). -М., 1994.

162. Ницше Ф. Злая мудрость. М., 1993.

163. Ницше Ф. Избранные произведения. В 3 т. - М., 1994.

164. Ницше Ф. Сочинения. В 2 т. - М., 1990.

165. Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. Спб., 1993.

166. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990.

167. Нусинов И. Вековые образы. М., 1937.

168. Нусинов И. История литературного героя. М., 1958.

169. Нямцу А. Миф и легенда в мировой литературе. Черновцы, 1992.

170. Нямцу А. Рекомендации к изучению традиционных сюжетов и образов мировой литературы (советская драматургическая фаустиана). -Черновцы, 1981.

171. Нямцу А. Традиционные сюжеты и образы в литературе XX века. -Киев, 1988.180.0дуев С. Иррационализм в немецкой философии Х1Х-ХХ веков. -М., 1994.181.0дуев С. Тропами Заратустры. М., 1971.

172. Опера в современной культуре Запада. М., 1989.183.0ртега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. -М., 1991.

173. Парандовский Я. Алхимия слова. М., 1990.

174. Парнов Е. Трон Люцифера. М., 1985.

175. Пинский Л. Магистральный сюжет. М., 1989.

176. Письменный М. История о Фаусте и черте. М., 1996.

177. Платонов А. Счастливая Москва // Новый мир, 1991. N 9.

178. Проблема сознания в современной западной философии.-М., 1989.

179. Проблема человека в западной философии. М., 1988.

180. Проблемы традиций и новаторства в современной музыке.-М., 1982.

181. Пудалова Л. Проза Всеволода Иванова и фольклор. Томск, 1984.

182. Пуришев Б. Литература эпохи Возрождения. М., 1996.

183. Рассел Б. История западной философии.-В 2т.-Новосибирск, 1994.

184. РейманП. Основные течения в немецкой литературе 1750-1848 гг. -М„ 1959.

185. Рождение звукового образа. М., 1985.

186. Русакова А. Томас Манн. Л., 1975.

187. Русакова А. Томас Манн в поисках нового гуманизма. Л., 1969.

188. Русакова А. Томас Манн и его роман «Доктор Фаустус».- М.,1967.

189. Русакова А. Томас Манн и его роман «Доктор Фаустус». Учебное пособие. М., 1976.

190. Рыжкин И. Оперно-симфоническое воплощение мифа в «Истории доктора Иоганна Фауста» Альфреда Шнитке // Советская музыка: проблемы симфонизма и музыкальный театр. М., 1988.

191. Самарин Р. Зарубежная литература. М., 1978.

192. Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991.

193. Свасьян К. Иоганн Вольфганг Гете. М., 1989.

194. Свасьян К. Освальд Шпенглер и его реквием по Западу // Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993.

195. Свасьян К. Фридрих Ницше: мученик познания // Ницше Ф. Соч. в 2 т. -Т.1. -М., 1990.

196. Современное западное искусство. М., 1971.

197. Современное искусство музыкальной композиции. М., 1985.

198. Стадников Г. Лессинг. Литературная критика и художественное творчество. Л., 1987.

199. Ю.Стрельцова Г. Паскаль и европейская культура. М., 1994.

200. Судьба искусства и культуры в западноевропейской мысли XX в,-Вып.2. М., 1980.

201. Сучков Б. Томас Манн//Сучков Б. Лики времени.-В 2т.-Т.1.-М., 1976.

202. Сэмьюэлз Э., Шортер Б., Плот Ф. Критический словарь аналитической психологии К.Г. Юнга. М., 1994.

203. Тавризян Г. О. Шпенглер, Й. Хейзинга: две концепции кризиса культуры. М., 1989.

204. Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991.

205. Трёльч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994.

206. Тураев С. Гете и формирование концепции мировой литературы. -М., 1989.

207. Тураев С. Иоганн Вольфганг Гете. Очерк жизни и творчества.-М., 1957.

208. Тураев С. От Просвещения к романтизму. М., 1983.

209. Тургенев И. Фауст, трагедия // Тургенев И. Статьи и воспоминания. -М., 1981.

210. Федоров А. Время шедевров. М., 1981.

211. Федоров А. Творчество Томаса Манна. Лекция. М., 1960.

212. Федоров Ф. «Фауст» Гете. Рига, 1976.

213. Федоров Ф. Эстетические взгляды Гофмана. Рига, 1970.

214. Ферстер-Ницше Е. Возникновение «Так говорил Заратустра» // Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990.

215. Филиппов М. Очерки о западной литературе ХУШ-ХГХ вв. М., 1985.

216. Фихте И.Г. Соч. 2 Вт. - Спб., 1993.

217. Фишер К. «Фауст» Гете. Возникновение и состав поэмы. М., 1885.

218. Фридлендер Г. Лессинг. Очерк творчества. М., 1957.

219. Фридрих Ницше и русская религиозная философия. В 2 т. -Минск, 1996.

220. Фришмут М. Тип Фауста в мировой литературе // Фришмут М. Критические очерки и статьи. Спб., 1902.

221. Хазанов Б. Эрнст Юнгер, или Прелесть новизны // Вопросы литературы, 1996. № 6.

222. Холопова В., Чигарева Е. Альфред Шнитке. М., 1990.

223. Художественный мир Гофмана. М., 1982.

224. Цвейг С. Фридрих Ницше. Таллин, 1990.

225. Чавчанидзе Д. Феномен искусства в немецкой романтической прозе: средневековая модель и ее разрушение. М., 1997.

226. Чанышев А. Человек и мир в философии А. Шопенгауэра. М., 1990.

227. Червинская О. Функционирование в литературе традиционного образа исторического происхождения. Автореф. .канд. филол. н. Киев, 1987.

228. Шаховской И. Легенда и первая народная книга о Фаусте // ЖМНП, 1880.-Ч. ССХ1.

229. Шиллер Ф. Вольфганг Гете. М.-Л., 1932.241 .Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. В 2 т. - М., 1993.

230. Шопенгауэр А. Собр. соч. В 5 т. - М., 1992.

231. Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993.

232. Шпенглер О. Закат Европы. М., 1922.

233. Шпет Г. Эстетические фрагменты // Шпет Г. Сочинения. М., 1989.

234. Штайнер Р. Духовный склад Гете сквозь призму «Фауста» и сказки о змее и Лилии//Гете И.В. Тайны. Сказка. Р. Штайнер. О Гете. М., 1996.

235. Штёкль А. История средневековой философии. Спб., 1996.

236. Штирнер М. Единственный и его собственность. Харьков, 1994. 249.Эккерман И.П. Разговоры с Гете. - М., 1981.

237. Эстетика немецких романтиков. М., 1987.

238. ЮнгК.Г. Аналитическая, психология. Спб, 1994.

239. Юнг К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов. Киев, 1996.

240. Юнг К.Г. О современных мифах. М., 1994.

241. Юнг К.Г. Психологические типы. М., 1996.

242. Юнг К.Г. Психология и поэтическое творчество // Юнг К.Г. Дух Меркурий. М., 1996.

243. Юнг К.Г., Нойман Э. Психоанализ и искусство. М., 1996.

244. Abusch А. Faust Held oder Renegat in der deutschen Nationalliteratur // Sinn und Form. 5 Jh., 1953. - H. 3,4.

245. Abusch A. Kulturelle Probleme des sozialistischen Humanismus. Beiträgezur deutschen Kulturpolitik. 1946-67. Berlin, Weimar, 1967.• *

246. Adel K. Die Faust-Dichtung in Osterreich. Wien, 1971.

247. Adel K. Faust-Reflexe bei der Hoffmann // Jahrbuch des Wiener Goethe -Vereins. Bd. 76. Wien, 1972.

248. Adorno Th. Philosophie der neuen Musik. Frankfurt а. M., 1978.

249. Alm S.-H. Exilliterarische Aspekte in Th. Manns Roman «Doktor Faustus». Bonn, 1975.

250. Ammon H. Dämon Faust wie Goethe ilm schuf. Berlin, Bonn, 1932.

251. Anderle H.P. Stefan Heym. Porträt Literaturhinweise //Anderle H.P. Mitteldeutsche Erzähler. Köln, 1965.

252. Ansichen zu Faust. Karl Theens zum 70. Geburtstag / Hrsg. von G. Mahal. -Stuttgart, Bern, Köln, Mainz, 1973.

253. Arens H. Kommentar zu Goethes «Faust II». Heidelberg, 1989.

254. Assmann D. Thomas Manns Roman «Doktor Faustus» und seine Beziehung zur Faust-Tradition. Helsinki, 1975.

255. Aufsätze zu Goethes «Faust I» / Hrsg. von W. Keller. Darmstadt, 1974.

256. Baden H.J. Literatur und Selbstmord. Cesare Pavese. Klaus Mann. Ernest Hemingway. Stuttgart, 1965.

257. Baron F. Faustus. Geschichte, Sage, Dichtung. München, 1982.

258. Bauer A. Thomas Mann. Berlin, 1960.

259. Becker A. Dr. Faust und Speyer. Kaiserslautern, 1914.

260. Beckmann S. Wilhelm Hauff. Seine Marchenalmanache als zyklische Komposition. Bonn, 1976.

261. Bennholdt-Thomsen A. Nietzsches «Also sprach Zarathustra» als literarisches Phänomen. Frankfurt a. M., 1974.

262. Bergsten G. Thomas Manns «Doktor Faustus». Untersuchungen zu den Quellen und zur Struktur des Romans. Lund, 1963.

263. Beutler E. Der Kampf um die Faustdichtung // Beutler E. Essays um Goethe. Leipzig, 1941.

264. Birven H. Der historische Doktor Faust. Gelnhausen, 1963.

265. Blume B. Thomas Mann und Goethe. Bern, 1949.

266. Brecht B. Thesen zur Faust-Diskussion//Sinn und Form. 5 Jh.,1953.-H. 3, 4.

267. Buchwald R. Führer durch Faustdichtung. 7. Aufl. - Stuttgart, 1964.

268. Busch A. Faust und Faschismus. Th. Manns «Doktor Faustus» und A. Döblins «November 1918» als exilliterarische Auseinandersetzung mit Deutschland. Frankfurt a. M., Bern, New Jork, Nancy, 1984.

269. Dedeyan Ch. Faustisme romanitique de Balzac. Paris, 1958.

270. Dedeyan Ch. Le theme de Faust dans la litterature europeenne. T. 1-4. -Paris, 1954-1961.

271. Diersen I. Th. Manns Faust-Konzeption und ihr Verhältnis zur FaustTradition // Weimarer Beitrage, 1955. № 3 .

272. Diersen I. Thomas Mann episches Werk. Weltanschauung. Leben.-Berlin, 1975.

273. Diersen I. Untersuchungen zu Thomas Mann. Berlin, 1959.

274. D. Faustus original Geister. Commando der hollen und aller anderer Geister. / Hrsg. von H. Henning. Leipzig, 1979.

275. Ecker H.-P. Poetisierung als Kritik: Stefan Heyms Neugestaltung der Erzählung vom Ewigen Juden. Tübingen, 1987.

276. Eisler H. Aus: Doktor Faustus // Sinn und Form, 1952. H. 6.

277. Emrich W. Die Symbolik von Faust II. Sinn und Formen. Bonn, 1957.

278. Engel K. Zusammenstellung der Faust-Schriften von 16. Jahrhundert bis Mitte 1884. Oldenburg, 1885.

279. Engelbrecht K. Faust im Braunhemd. Leipzig, 1933.

280. Engelhardt G. Die Zeit in Klaus Manns früher Prosa. Untersuchungen zur Geistes-und Ideengeschichte seines Werks. München, 1982.

281. Erläuterungen und Dokumente. Johann Wolfgang Goethe «Urfaust» / Hrsg. von U. Gaier. Stuttgart, 1989.

282. Ernst Jünger in Selbstzeugnissen und Bilddokumenten / Hrsg. von K. Kusenberg. Hamburg, 1962.

283. E.T.A. Hoffmann. Leben und Werk in Briefen, Selbstzeugnissen und Zeitdokumenten / Hrsg. von K. Gtinzel. Berlin, 1984.

284. E.T.A. Hoffmann. Sämtliche Werke / Historisch-kritische Ausgabe von K.G. von Maasen. München, Leipzig, 1908.

285. Eversberg G. Doktor Johann Faust. Die dramatische Gestaltung der Faustsage von Marlowes «Doktor Faustus» bis zum Puppenspiel. Köln, 1988.

286. Faust im 20. Jahrhundert (1964). Festschrift für K. Theens zum sechzigsten Geburtstag / Hrsg. von H. Birven. Knittlingen, 1964.300.«Faust in der Malerei», Ausstellung. Weimar, 1969.

287. Faust und Satan-multimedial / Hrsg. von H. Kreuzer // Zeitschrift für Literaturwissenschaft und Linguistik. Jhg. 17, 1987. H. 66. (Göttingen)

288. Das Faustbuch nach der Wolfenbüttler Handschrift / FIrsg. von H.G. Haile. -Berlin, 1963.

289. Faust-Rezeption in Rußland und in der Sowjetunion / Hrsg. von G. Mahal. -Knittlingen, 1983.

290. Faust through Four Centuries. Retrospect and Analysis / Edited by P. Boemer and S. Johnson. Tübingen, 1989.

291. Feudel W. Adelbert von Chamisso. Leipzig, 1971.

292. Fischer E. Doktor Faustus und der deutsche Bauernkrieg. Auszuge aus dem Essay zu Hanns Eislers Faust-Dichtung // Sinn und Form, 1952. H. 6.

293. Fischer K. Goethes Faust. Stuttgert, 1893.

294. Fleischenberg Sch.G. Novellenkomposition in E.T.A. Hoffinanns Elixieren des Teufels.-Halle, 1910.

295. Friedrich Nietzsche. Perspektivität und Tiefe. Frankfurt a. M., Bern, 1980.

296. Friedrich Nietzsche. Wille zur Macht und Mythen des Narzisc / Hrsg. von W. Gebhard. Frankfurt a. M., Bern, New Jork, Paris, 1989.

297. Friedrich Th. Goethes Faust erläutert. Leipzig, 1963.

298. Friedrich Th. und Scheithauer L. Goethes Faust erläutert. Leipzig, 1957.

299. Ganzoni W, Die Neue Schau der Seele. Goethe. Nietzsche. Klages. Wien, Stuttgart, 1957.

300. Gerber E. Nietzsche und Goethe. Studien zu einem Vergleich. Bern, Stuttgart, 1954.

301. Girndt-Dannenberg D. Untersuchungen zu Darstellungsabsichten und Darstellungsverfahren in den Werken E.T.A. Hoffmanns. Köln, 1969.

302. Girnus W. Unteilbare deutsche Kultur. Berlin, 1956.

303. Girnus W. Zukunftslinien. Überlegungen zur Theorie des sozialistischen Realismus. Berlin, 1974.

304. Goedeke K. Grundriss zur Geschichte der deutschen Dichtung. Aus den Quellen. Berlin, Düsseldorf, 1955.

305. Goethe im Kontext. Kunst und Humanität, Naturwissenschaft und Politik von der Aufklärung bis zur Restauration. Ein Symposium / Hrsg. von W. Wittkowski. Tübingen, 198.4.

306. Goethe im Urteil seiner Kritiker. Dokumenten zur Wirkungsgeschichte Goethes in Deutschland. IV Teile. / Hrsg., einglt. und kommnt. von K.R. Mandelkow. München, 1975-1984.321 .Goethe Jahrbuch / Hrsg. von K.-H. Hahn. - Bd. 103. - Weimar, 1986.

307. Goethe Jahrbuch / Hrsg. von K.-H. Hahn. - Bd. 104. - Weimar, 1987.

308. Goethe Jahrbuch. / Hrsg. von W. Keller. - Bd. 112. - Weimar, 1995.

309. Goethe und die Romantik. Wroglaw, 1992.

310. Goethe und die Tradition / Hrsg. von H. Reiss. Frankfurt a. M., 1972.

311. Hamburger K. Thomas Mann und die Romantik. Eine problemgeschichtliche Studie. Berlin, 1932.

312. Hamm H. Goethes «Faust». Werkgeschichte und Textanalyse.-Berlin, 1968.

313. Hansen V. Thomas Mann. Stuttgart, 1984.

314. Harich W. E.T.A. Hoffmann. Das Leben eines Kunstlers.-In 2 Bd.-Berlin, o.J.

315. Hartmann H. Faustgestalt, Faustsage, Faustdichtung. Berlin, 1979.

316. Hartmann O.J. Faust. Der moderne Mensch in der Begegnung mit dem Bösen. Freiburg im Breslau, 1957.

317. Hasselbach K. Thomas Mann. Doktor Faustus. Das Leben des deutschen Tonsetzers Adrian Leverkuhn erzählt von einem Freunde. München, 1977.

318. Hauff W. Phantasien im Bremer Ratskeller. Berlin, 1983.

319. Hebbel F. Der einsame Weg. Berlin, 1970.*

320. Heftrich E. Vom Verfall zur Apokalypse. Uber Thomas Mann. Bd. 2. -Frankfurt a. M., 1982.

321. Heiger R. Goethes Leben von Tag zu Tag.-Bd.5.-Zürich, München, 1988.

322. Hendel G. Von der deutschen Volkssage zu Goethes «Faust».-Weimar, o. J.

323. Henne am Rhyn O. Anti-Zarathustra. Gedanken über Fr. Nietzsche Hauptwerke. Altenburg, 18.99.

324. Henning H. Beiträge zur Druckgeschichte der Faust- und Wagner-Bücher des 16. und 18. Jahrhunderts. Weimar, 1963.

325. Henning H. Faust in ftinf Jahrhunderten. Ein Überblick zur Geschichte des Faust-Stoffes vom 16. Jahrhundert bis zur Gegenwart. Halle/Saale, 1963.

326. Hering C. Friedrich Maximilian Klinger. Der Weltmann als Dichter. -Berlin, 1966.

327. Heym S. Einmischung: Gespräche, Reden, Essays. Gütersloh: Bertelsmann. - 1990.

328. Heym S. Filz: Gedanken über das neueste Deutschland. München, 1992.

329. Heym S. Nachruf. München, 1988.

330. Historia von Dr. Johann Fausten. Neudruck des Faustbuches von 1587 / Hrsg. und einglt. von H. Henning. Leipzig, 1979.

331. Der historische Faust. Ein wissenschaftliche Symposium (26.-27. September 1980) / Hrsg. von G. Mahal // Faust-Archiv. Bd. 1. Knittlingen, 1982.

332. Hofmann H. Wilhelm Hauff. Frankfurt a. M., 1902.

333. Holzhauer H. Jahrbuch Goethe-Museum. Werk, Leben und Zeit Goethes in Dokumenten. Berlin, Weimar, 1969.

334. Jacobskötter L. Goethes Faust im Lichte der Kulturphilosophie Spenglers. -Berlin, 1924.

335. Jäkel S. Konvention und Sprache. Eine sprachphilosophische Basis ftir Interpretationsexperimente demonstriert am Beispiel von Th. Manns «Doktor Faustus». Turku, 1983.

336. Janz C.P. Friedrich Nietzsche: Biographie.-In 3 Bd.-München, Wien, 1993.

337. J.W. Goethe Uber Kunst und Literatur. Eine Auswahl. Berlin, 1953.

338. J.W. Goethe: Versuch einer Annäherung / Hrsg. von H. Böhme und H.-J. Gamm. Dannstadt, 1984.354.1schimbajewa G. «Doktoro Fausto» de Th. Mann en la konteksto de postmodernisma epoko//Scienca Revuo. Vol.49 (1998)(2) 174.-S.37-42.

339. Kaempfer W. Ernst Jünger. Stuttgart, 1981.

340. Karst R. Thomas Mann oder der deutsche Zwiespalt. Wien, 1970.

341. Keiser H. Zur Struktur von Klingers «Faust» // Jahrbuch der freien deutschen Hochstifts. Tübingen, 1974.

342. Keller W. Faust. Eine Tragödie (1808). Neue Interpretationen. Stuttgart, 1980.

343. Kiese weiter K. Faust in der Geschichte und Tradition. Mit besonderer Berücksichtigung des occulten Phänomenalismus und des mittelalterlichen Zauberwesens. Leipzig, 1893.

344. Kinzel U. Zweideutigkeit als System. Zur Geschichte der Beziehungen zwischen der Vernunft und dem anderen in Th. Manns Roman «Doktor Faustus». Frankfurt a. M., Bern, New Jork, Paris, 1988.

345. Kircher E. Philosophie der Romantik. Jena, 1906.

346. Klaus Mann zum Gedächtnis. Amsterdam, 1950.

347. Klare M. Studien zu Thomas Manns «Doktor Faustus». Bonn, 1973.

348. Kleinteich S. Künstlerproblematik und Gesellschaftsanalyse in den Zeitromanen Klaus Manns. Leipzig, 1979.

349. Klusemann E. Sprache und Stil als Mittel der Textkritik. Untersuchungen zur «Historia von D. Johann Fausten».- Marburg/Lahn, 1977.

350. Könneker B. Die deutsche Literatur der Reformationszeit. Kommentar zu einer Epoche. München, 1975.

351. Koktanek A.M. Oswald Spengler in seiner Zeit. München, 1968.

352. Korff H.A. Geist der Goethezeit. In 5 Bd. - Leipzig, 1957-1962.

353. Koslowski P. Die postmoderne Kultur: Gesellschaftlich-kulturelle Konsequenzen der technischen Entwicklung. München, 1988.

354. Koziol H. E.T.A. Hoffinanns «Die Elixieren des Teufels» und Lewis «The Monk»//Germanisch-Romantische Monatsschrift, 1938.

355. Kreuzer H. Zur Geschichte der literarischen Faust-Figur // Zeitschrift für Literaturwissenschaft und Linguistik. Jhg. 17, 1987. - H. 66 (Göttingen).

356. Krümmel R.F. Nietzsche und die deutsche Geist. Berlin, New Jork, 1974.

357. Kurze Geschichte der deutschen Literatur. Berlin, 1981.

358. Kuzke H. Thomas Mann. Epoche Werk - Wirkung. - München, 1985.

359. Lahnstein P. Adelbert von Chamisso. Der Preuße aus Frankreich. -München, 1984.

360. Leistner B. Goethe-Bezug in der neueren DDR-Literatur.-Halle u.a., 1978.

361. LiteraturmagazinT2. Nietzsche. Hamburg, 1980.

362. Lotze H. Geschichte der Aesthetik in Deutschland. München, 1868.

363. Lukacs G. Faust und Faustus. Vom Drama der Menschengattung zur Tragödie der modernen Kunst. Hamburg, 1967.

364. Magie der Heiterkeit. Ernst Jünger zum Hundertsten / Hrsg. von G. Tigal und H. Schwilk. Stuttgart, 1995.

365. Mahal G. Der tausendjährige Faust. Rezeption als Anmaßung // Literatur und Leser. Theorien und Modelle zur Rezeption literarischen Werke / Hrsg. von G. Grimm. Stuttgart, 1975.

366. Mainzer H. Thomas Manns «Doktor Faustus» eine Nietzsche-Roman? // Wirkendes Wort. - Düsseldorf, 1971. - 21. Jlig. H. 1.

367. Malorny H. Zur Philosophie Friedrich Nietzsches. Berlin, 1989.

368. Mann E. Das letzte Jahr. Bericht über meinen Vater. Berlin, 1956.

369. Mann H. Mein Bruder. Berlin, 1965.

370. Mann Th. Über Goethe's «Faust» // Mann Th. Gesammelte Werke. In 13 Bd. Bd. 9. - Frankfurt a. M., 1974.

371. Maus H. Faust. Eine deutsche Legende. Wien, München, 1980.

372. Max F.R. Der «Wald der Welt». Das Werk Fouques. Bonn, 1980.

373. Meinecke F. Die deutsche.Katastrophe: Betrachtungen und Erinnerungen. -Wiesbaden, 1946.

374. Merker P. und Stammler W. Reallexikon der Deutschen Literaturgeschichte. Bd. III. - Berlin, 1928-29.

375. Metzler I. Dämonie und Humanismus. Funktion und Bedeutung der Zeitblomgestalt in Th. Manns «Doktor Faustus». Essen, 1960.

376. Meyer H.G. Leibniz und Baumgarten als Begründer der deutschen Aesthetik.-Halle, 1874.

377. Meyer von Kallern, H. Die Funktion der Analogie im Werk Oswald Spenglers. Grundlegung zu einem System der Identität. Freiburg, 1976.

378. Milch W. Kleine Schriften zur Literatur- und Geistesgeschichte. -Heidelberg, Darmstadt, 1957.

379. Mommsen K. Natur- und Fabelreich in Faust II. Berlin, 1968.

380. Münz A. Heidegger, Nietzsche, Hölderlin Gegenströmungen.-Stuttgart, 1994.

381. Murjahn G. Romantik und Realismus in der Lehre Oswald Spenglers. Ein Versuch. Berlin, 1968.

382. Müller G. Geschichte der deutschen Seele. Vom Faustbuch zu Goethes Faust.-Darmstadt, 1967.

383. Nelson L. Spuk. Einweihung in das Geheimnis der Wahrsagerkunst Oswald Spenglers und sonnenklarer Beweis der Unwiderleglichkeit seiner Weissagungen nebst Beiträgen zur Physiognomik des Zeitgeistes. Leipzig, 1921.

384. Neubert F. Vom Doktor Faustus zu Goethes Faust. Leipzig, 1932.

385. Neumann M. Das Ewig-Weibliche in Goethes «Faust». Heidelberg, 1985.

386. Niessen C. Faust als Schmutz und Schund. Das Satyrspiel zur Tragödie. -Emsdetten (Westfalen), 1964.

387. Nietzsche Fr. Samtliche Briefe. Krit. Studienausg.-In 8 Bd.-München, 1986.

388. Nietzsche heute. Die Rezeption seines Werkes nach 1968 / Hrsg. von S. Bauschinger, S.L. Cocalis und S. Lennox. Bern, Stuttgart, 1988.

389. Nietzsche und die deutsche Literatur/Hrsg.v. B. Hillebrand.-Tübingen, 1978.

390. Nietzsche und Italien. Ein Weg vom Logos zum Mythos? Tübingen, 1990.

391. Nietzsche. Wege der Forschung/Hrsg. v. J. Salaquarda. Darmstadt, 1980.

392. Nivelle A. Kunst- und Dichtungstheorien zwischen Aufklärung und Klassik.-Berlin-N.J., 1971.411.0rlowski H. Prädestination des Dämonischen. Zur Frage der bürgerlichen Humanismus in Th. Manns «Doktor Faustus». Poznan, 1969.

393. Oswald Spengler: Mit Selbstzeugnissen und Bilddok. Rowohlt, 1984.413.0tte I. Das Bild der Dichterpersonlichkeit W. Hauff und das Bild des Mehschen in seinen Werken. München, 1967.

394. Paronis M. «Also sprach Zarathustra». Die Ironie Nietzsches als Gestaltungsprinzip. Bonn, 1976.

395. Payer von Thum R. Faust im Bilde von den ersten Anfangen bis zum Erscheinen des Goetheschen Fragment. Wien, 1919.

396. Petsch R. Einführung in Goethes Faust. Hamburg, 1949.

397. Pfeiffer J. Goethes Faust. Eine Einfuhrung. Hamburg, 1956.

398. Pieper A. «Ein Seil geknüpft zwischen Tier und Ubermensch». Nietzsches erster «Zarathustra». Stuttgart, 1990.

399. Pilla P. Lessing und sein Zeitalter. Berlin, Weimar, 1981.

400. Pinsk J. Krisis des Faustischen. Unliterarische Betrachtungen zu Goethes «Faust». Berlin, 1948.

401. Plathe A. Klaus Mann und Andre Gide. Zur Wirkungsgeschichte französischer Literatur in Deutschland. Bonn, 1987.

402. Pniower O. Goethes Faust. Zeugnisse und Exkurse. Berlin, 1899.

403. Pothast U. Die eigentlich metaphysische Tätigkeit: Uber Schopenhauers Ästhetik und ihre Anwendung durch Samuel Beckett.- Frankfurt a.M., 1982.

404. Problem um das älteste Faust-Buch aus Speyer// Pfalz und Pfalzer. Jg. 2. -H. 10. - Neustadt - Weinstr., 1951.

405. Puschmann R. Magisches Quadrat und Melancholie in Th. Manns «Doktor Faustus». Von der musikalischen Struktur zum semantischen Beziehungsnetz. Bielefeld, 1983.

406. Pütz P. Kunst und Künstlerexistenz bei Nietzsche und Thomas Mann. -Bonn, 1975.

407. Raabe A. Goethes Sendung im Dritten Reich. Bonn, 1934.

408. Realismus in der Renaissance. Aneignung der Welt in der erzählenden Prosa / Hrsg. von R. Weimann. Berlin, Weimar, 1977.

409. Reich-Ranicki M. Nachprüfung. Aufsätze über deutsche Schriftsteller von gestern. Mimchen, 1992.

410. Renaissance. Barock. Aufklärung. Epochen- und Periodisierungsfragen. / Hrsg. von W. Bahner. Berlin, 1976.

411. Renner R.G. Lebenswerk. Zum inneren Zusammenhang der Texte Thomas Manns. München, 1985.

412. Requadt P. Goethes «Faust I». Leitmotivik und Architektur.-München, 1972.

413. Resenhöfft W. Goethes Rätseldichtungen im «Faust». Bern u. a., 1975.

414. Rickert H. Goethes Faust. Die Drama. Tübingen, 1932.

415. Rosenberg A. Der Mythus des 20. Jahrhunderts. München, 1936.

416. Schäfermeyer M. Thomas Mann: Die Biographie des Adrian Leverkuhn und der Roman «Doktor Faustus». Frankfurt a. M., Bern, New Jork, 1984.

417. Schauspieler erzählen über sich und anderen. Berlin, 1971.

418. Schirmacher W. Schopenhauerst Aktualität: Ein Philosoph wird neu gelesen. Wien, 1988.

419. Schmidt A. Fouque' und einige seiner Zeitgenossen. Karlsruhe, 1958.

420. Scholz G. Faust-Gespräche. Leipzig, 1983.441 .Schopenhauer in der Postmoderne. Wien, 1989.

421. Schott G. Goetes Faust in heutiger Schau. Stuttgart, 1940.

422. Schröder R. Gorkis Erneuerung der Fausttradition. Faustmodelle im nissischen Geschichtsphilosophischen Roman. Berlin, 1971.

423. Schubert G.H. Die Symbolik des Traumes. Faksimeldruck nach d^r Ausgabe von 1814. Mit einem Nachwort von G. Sauden. Heidelberg, 1968.

424. Schulz A. Über die Volkssagen von Ahasverus und Faust im Lichte ihrer Zeit // Deutsche Museum. Zeitschrift für Literatur, Kunst und öffente Leben. -Jg. 16(1866). -№ 7.

425. Schulz W. Wilhelm von Humboldt und der Faustische Mensch // Jahrbuch der Goethe Gesellschaft. - 16. Bd. - 1930.

426. Schwann J. Vom «Faust» zum «Peter Schlemihl». Kohärenz und Kontinuität im Werk Adelbert von Chamissos. Tübingen, 1984.

427. Schwerte H. Faust und das Faustische. Ein Kapitel deutscher Ideologie. -Stuttgart, 1962.

428. Segeber H.M. Klingers Romandichtnng. Heidelberg, 1974.

429. Smoljan O.F.M. Klinger: Leben und Werk. Weimar, 1962.

430. Sorensen B.A. Symbol und Symbolismus in den ästhetischen Theorien des 18. Jahrhunderts und der deutschen Romantik. Kopenhagen, 1963.

431. Speyer und das älteste Faustbuch // Zweiter Bericht des Historischen Museums der Pfalz. Speyer, 1914.

432. Spriewald I. Vom «Eulenspiegel» zum «Simplicissimus». Zur Genesis des Realismus in den Anfängen der deutschen Prosaerzählung. Berlin, 1974.

433. Staedler E. Die Reime in Goethes Faustgedicht. Ein Beitrag zur deutschen Reimkund. Weimar, 1932.

434. Steiner R. Geisteswissenschaftliche Erläuterungen zu Goethes Faust. -Basel, 1931.

435. Steiner R. Goethes Geistesart in ihrer Offenbarung durch seinen Faust und durch das Märchen von der «Schlange und der Lilie». Berlin, 1918.

436. Strich F. Deutsche Klassik und Romantik. München, 1924.

437. Storz G. Goethe Vigilien. - Stuttgart, 1953.

438. Stumme G. Meine Faust Sammlung/Bearbt. v. H. Henning.-Weimar, 1957.

439. Thomas Mann: 1875-1975. Vorträge in München Zürich - Lübeck / Hrsg. von B.Bludau, E. Heftrich und H. Koopmann. - Frankfurt a. M., 1977.

440. Thomas Mann: Wirkung und Gegenwart. Frankflirt a. M., 1977.

441. Thomas Mann und die Tradition/Hrsg, von P. Putz. Frankfurt a. M., 1971.

442. Thomas Mann und seine Quellen: Festschrift ftir H. Wysling / Hrsg. von E. Heftrich und H. Koopmann. Frankfurt a. M., 1991.

443. Vischer F.Th. Kritische Gänge. Neue Folge. Stuttgart, 1861.

444. Voss L. Die Entstehung von Th. Manns Roman «Doktor Faustus». -Tübingen, 1975.

445. Walter D. «Faust». Weimar, 1975.

446. Walz H. Deutsche Literatur der Reformationszeit. Eine Einfuhrung. -Darmstadt, 1988.

447. Walzel O. Goethe und das Problem der faustischen Natur // Vom Geistesleben alter und neuer Zeit. Leipzig, 1922.

448. Wegner W. Die Faustdarstellung vom 16. Jh. bis zur Gegenwart. -Amsterdam, 1962.

449. Werner H.G. E.T.A. Hoffmann: Darstellung und Deutung der Wirklichkeit im dichterischen Werk. Weimar, 1970.

450. Wie der Faust entstand. Urkunde, Sage und Dichtung / Hrsg. von R.Frank. -Berlin, o.J.

451. Wiegand H. Thomas Manns «Doktor Faustus» als zeitgeschichtlicher Roman. Frankfurt a. M., 1982.

452. Wilchelmi C-M. Untersuchungen zu Th. Manns «Doktor Faustus». -Frankfurt a. M., 1965.

453. Wilkens H. Faust: Freiheit auf dem Weg. Stuttgart, 1984.

454. Wilczek G. Weltdeutung großer deutscher Dichtungen: Nibelungenlied, Parzival, Faust. Ingolstadt, 1975.

455. Witkowski G. Euphorion. Bd. V, 1898.

456. Wolfram S. Die tödliche Wunde. Über die Untrennbarkeit von Tod und Eros im Werk von Klaus Mann. Frankflirt a. M., Bern, New Jork, 1986.

457. Woyte O. Erläuterungen zu Goethes Faust. In 2 Bd. - Hollfeld, 1955.

458. Zilk G. Faust und Antifaust. Eine Studie zum Denken und Dichten Friedrich Maximalian Klingers. München, 1965.