Духовно-исторические истоки национального самосознания в русской поэзии первой трети XIX века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Нестерова, Татьяна Петровна

• Нестерова, Татьяна Петровна
• доктор филологических наук
• 2008

Оглавление диссертации доктор филологических наук Нестерова, Татьяна Петровна

Введение

Глава I. Художественное самосознание эпохи в системе духовных координат православия

1. Эсхатологическое мировидение в русле библейской образности

2. Христианская святость в поэтическом преломлении

Глава II. Государственное мировоззрение как фактор национального самосознания в русской поэзии (проблема типологии героя)

1. Самовыражение русской души в традиционных темах и мотивах поэзии 1800-х годов

2. Пафос жертвенного служения России в патриотической лире 1812-1815-х годов

3 .Творческое осмысление сокровенной сущности национальной государственности и духовного мира русского человека в контексте онтологических исканий поэзии второй половины 1810 - середины 1820-х годов

4. Государственно-охранительные идеи в поэзии второй половины 1820-1830-х годов

Глава III. Национальное самопознание через центростремительные и центробежные мотивы в поэзии (реконструкция полулегендарных образов Бояна и Вадима Новгородского (Вадима Храброго) как полярных архетипов русского характера)

1. Боян — певец идеалов национального единения

2. Образ Вадима Новгородского (Вадима Храброго) в русле бунтарского комплекса мироощущения

Глава IV. Традиции фольклора и мифологии для изображения «народной физиономии» в русской поэзии

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Духовно-исторические истоки национального самосознания в русской поэзии первой трети XIX века»

Фундаментальный смысл и направленность русской поэзии первой трети XIX века обусловлены особенностью развития отечественной литературы эпохи в целом. Онтологическая глубина духовных исканий, став неотъемлемым качеством художественной словесности, «позволяет говорить о своеобразном <.> профетическом самосознании поэтов в России — самосознании, перерастающем в традицию, то есть передаваемом от поколения к поколению с непреложной закономерностью на уровне генетического кода»'. Н.И. Надеждин называл родовым наследием русской поэзии, закрепляющим связь с предшествующей литературной традицией, «патриотический энтузиазм»2. Такое свойство, уходящее корнями в древность, но имеющее более близкий образец в творчестве современников, Н.В. Гоголь объясняет тем, что «наши поэты» видят «всякий высокий предмет в его законном соприкосновении с Богом, одни сознательно, другие бессознательно». Именно с такими чувствами они, по твёрдому убеждению писателя, воспевали Россию, что превосходило обыкновенную «любовь к Отечеству». В стихах ощущается пророчество о России потому, что она «сильнее других слышит Божью руку на всём, что ни сбывается в ней, и чует приближенье иного Царства. Оттого-то звуки становятся библейскими <.> и этого не может быть у поэтов других наций, как бы ни сильно они любили свою отчизну и как бы ни жарко умели выражать такую любовь свою» . По выражению Г.П. Федотова, «безмолвная «Святая Русь» <.> не сумела поведать нам о самом главном — о своём религиозном опыте», выражающемся, в том числе, в православно-государственных символах. Мировоззренческие ориентиры древности и средневековья оказались близки литературе первой трети XIX века, которой не надо было ради создания художественной реальности дистанцироваться от натуры своих современников-читателей и окружающей действительности. Почувствовав неодолимую потребность общества после радикальных перемен жизненного 5 уклада, произошедшего в эпоху петровских преобразований, в национальном самопознании, она стремится выразить художественными средствами сформированную веками незыблемую русскую духовную стихию. Восприняв утвердившуюся в восемнадцатом столетии через идеал «Великой России» гражданственность как эстетическую категорию, в которой были сильны героико-эсхатологические мотивы, литература первой трети XIX века сосредоточила внимание на решении проблемы соответствия гражданского, то есть государственного, мировоззрения универсальным свойствам русского бытия, связанного с православным мироощущением. Идейно-художественная концепция русского героя как человека православного и патриота Отечества в качестве национального типа, сформулированная литературой первой трети XIX века, была во многом подготовлена предыдущими культурными традициями, в частности, древними и средневековыми национально-государственными символами — «Святая Русь», «Москва — третий Рим», «симфония Священства и Царства». По верному замечанию М.Н. Бойко, русский герой «слит воедино со своей исторической средой», но «ей не равен. Потому что и сама историческая среда себе не равна, но содержит в себе дополнительный объём, а вернее — некую бездну ментальной типологии, выявляющей не только смысл отдельного исторического отрезка, но психологию исторической эволюции и исторических констант России»4.

Обострённое чувство национальной гордости и традиционное восприятие Отечества в духе мессианизма, столкнувшись с сознательным отрывом от православных корней, обозначились трагической диалектикой в развитии русской культуры с петровского времени. К концу XVIII века стало очевидно, что реальность далеко отошла от вековых идеалов. Обращение «к питательной почве традиции», восстановление «утраченного» и претворение «его в новом культурном делании»5 отчетливо начинает проявляться в литературе с 1808 года — тяжёлом периоде для России, 6 проигравшей в войне 1806—1807 годов и подписавшей тягостный для себя Тильзитский мир. Именно с этим годом связывает Н.И. Греч характерные признаки православного возрождения в обществе6.

Присущие минувшим столетиям национально-государственные понятия и символы, напрямую связанные с религиозным мироощущением русского человека, а потому не воспринимаемые вне православного контекста, не осознавались авторами лишь образцами прошлого, определив коренные особенности литературы эпохи, принявшей «христианский идеал п в качестве нормы» . В ораторской прозе той поры A.C. Шишкова, среди которой особое место занимает написанное накануне войны с Наполеоном «Рассуждение о любви к Отечеству» /1812/, обретает видимые признаки идеал «Святой Руси». Согласно Шишкову, русский человек осознаёт мистическую связь с родной землёй «как благость Создателя Вселенной», определившего ему в земной жизни «дом, жилище, место пребывания»8. Отечество рассматривается Шишковым с точки зрения абсолютных ценностей, поэтому нападение на него воспринимается нарушением божественно миропорядка, восстановить который можно лишь при условии уничтожения зла во всём христианском мире. Если любовь к Отечеству -«чувство врождённое», то государственное мировоззрение, верноподданнические чувства необходимо воспитывать верой, через которую раскрывается душа русского человека. О том, что Шишков оказался тонким её отгадчиком, свидетельствует, среди всего прочего, оценка его творчества П.А. Вяземским, отметившим, что «большинство, народ, Россия, читали» обращения Шишкова к соотечественникам «с восторгом и умилением, и теперь многие восхищаются их красноречием; следовательно, они были кстати»9.

Отчетливая связь между личностью автора и его творчеством, позволяющая проследить превращение частного переживания в присущую эпохе поэтическую тему, наблюдается на примере поэтов и писателей той 7 поры. У С.Н Глинки с 1808 года, когда он начинает издавать журнал «Русский вестник», наступает наиболее значительный период в литературной и общественной деятельности, достигшей пика во время Отечественной войны 1812 года. Прославление в журнале Древней Руси постепенно «переходит в защиту не только нашей старины, не только наших доблестей, но и существующего общественного и государственного порядка»10.

Примером может служить и эволюция мировоззрения

Н.М. Карамзина. Герой «Писем русского путешественника» /1792/, ощущающий себя в большей степени космополитом, чем русским, восклицает: «Всё национальное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами»11. Спустя десятилетие в статье «О любви к отечеству и народной гордости» /1802/ Карамзин, включая русскую нацию в общую семью европейских народов, считает, что соотечественники должны видеть роль России в европейской истории. Если раньше чувство гордости вызывало абстрактное ощущение присоединения к человечеству, то теперь оно приняло конкретные национальные очертания. Карамзин уверен, что русский должен по крайней мере знать цену свою», знать «имя своё» и

12 повторять «его с благодарною гордостию» .

Народное достоинство» Карамзин безоговорочно связывает с идеалами «священности» власти, вылившимися в «Записке о древней и новой истории в её политическом и гражданском отношениях» /1811/ в светскую историософскую идею русского самодержавия. В работе само понятие «самодержавие» выступает в двух аспектах: в историческом значении как нечто сакральное, а потому невозможное для изменения ни обществом, ни властью, и в конкретно-временном смысле, то есть правление определённого монарха, которое должно оцениваться с точки зрения его соответствия богоданным законам монархической власти. «Самодержавие, -пишет историограф, - основало и воскресило Россию: с переменою 8 государственного Устава её она гибла и должна погибнуть, составленная из частей столь многих и разных, из коих всякая имеет свои особенные гражданские пользы. Что, кроме единовластия неограниченного, может в сей махине производить единство действия?»13 Именно самодержавие, согласно оценке Карамзина, является естественной формой власти для русского народа, и любой отход от него непременно вызвал бы народное возмущение, выразившееся в прямом обращении к царю: «Государь! Ты преступаешь границы своей власти: наученная долговременными бедствиями, Россия пред святым Алтарём вручила Самодержавие Твоему предку и требовала, да управляет ею верховно, нераздельно. Сей завет есть основание Твоей власти, иной не имеешь; можешь всё, но не можешь законно ограничить её!»14

Высказанная Карамзиным мысль о самобытном, отличном от Запада, историческом пути России («Мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях, быть гражданами России. Виною Пётр»)15 становится лейтмотивом русской литературы во время Отечественной войны 1812 года, частью которого является мессианская тема. Мысль о великой миссии русского народа и его государства, обозначенная ещё в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона и получившая доктринёрское обобщение в концепции старца Елизарова (Псковского) монастыря Филофея «Москва —• третий Рим», входит в художественную словесность, прежде всего в поэзию, являющейся главной и направляющей силой литературного процесса той поры, не в качестве структурного компонента, обломка абстрактного временного и пространственного понятия из былых времён, а как живая сила, способная выразить мироощущение современников.

A.A. Бестужев писал: «Наполеон обрушился на нас — и все страсти, все выгоды пришли в волнение; взоры всех обратились на поле битвы, где полсвета боролось с Россией и целый свет ждал своей участи»16. Вселенским смыслом наполнен факт освобождения Москвы от французов в 9 рескрипте Александра I на имя главнокомандующего Москвы Ф.В. Растопчина от 11 ноября 1812 года, сочинённом, как и все документы, касающиеся войны 1812-1814 годов, A.C. Шишковым: «Хотя великолепную столицу нашу пожрал ненасытый огонь; но огонь сей будет в роды родов освещать лютость врагов и нашу славу. В нём сгорело чудовищное намерение всесветного обладания, приключившее толико бедствий всему роду человеческому и приготовлявшее столько же зол предбудущим родам. Россия вредом своим купила своё спокойствие и славу быть спасительницей Европы»17.

К.Н. Батюшков, увидевший в разорённой французами Москве преступление «против Бога и человечества», отходит от созданной им «маленькой философии», служащей для выражения частной жизни, не находя в ней глубинной правды творчества. Изведанный исторический опыт активизирует гражданские и религиозные чувства Батюшкова, утверждающего новую философию. «Вера и нравственность, на ней основанная, всего нужнее писателю», - считает былой певец эпикурейства и гедонизма, уверенный в том, что «какое бы поприще он не протекал с своею музою», «закалённые» «в светильнике» веры «мысли» «становятся постояннее, важнее, сильнее, красноречие убедительнее, воображение при свете её не заблуждается в лабиринте создания»18.

Движение к святоотеческим и культурно-историческим традициям к концу Отечественной войны 1812 года прошло ступень формирования, став знаком русской жизни эпохи. Поскольку всё это было проявлением одной силы, связанной с вечным архетипическим ядром, то неизбежно вставал вопрос о создании концепции национального самосознания, которое в работе понимается «как единство самопознания, эмоционально-ценностного отношения к себе, самоориентации и саморегулирования», при котором вырабатываются «общие идеалы и понимание собственных интересов»19.

10

Новый этап был ознаменован выходом в свет в 1818 году первых восьми томов «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, оказавшей большое влияние на русскую литературу и оценённой некоторыми современниками, среди которых A.A. Бестужев,

П.А. Вяземский, примечательным явлением художественной прозы.

В.А. Жуковский признавался в том, что в писательском труде он «был учеником Карамзина»20. Оттолкнувшись от провозглашенного во введении православного учения «Москва — третий Рим» («Взглянем на пространство сей единственной державы: мысль цепенеет; никогда Рим в своём величии

21 не мог равняться с нею.») , Карамзин создаёт концепцию национальной государственности в самодержавном ключе, считая, что «величием своим» Россия обязана введению «монархической власти» ещё на заре русской истории, во время княжения Рюрика. При этом проблема власти оказывается связанной с проблемой более общей, пожалуй, более важной — с вопросом мировоззрения. Главным для историографа является то, что «славяне добровольно уничтожают своё древнее народное правление». «Везде меч сильных или хитрость честолюбивых вводили самовластье < .> в России

22 оно утвердилось с общего согласия граждан» . В призвании варягов на Русь, показавшем готовность личного самоограничения предков русского народа во имя Отечества, что впоследствии В.И. Даль назвал отчизнолюбием 23, прорисовываются, по мнению Карамзина, перспективы развития национального мировоззрения через государственное служение в последующие эпохи.

Сочинение Карамзина вызвало множество откликов, среди которых были и нелестные для автора. Достаточно сказать, что критично к нему отнеслись декабристы, молодой Пушкин встретил «Историю» эпиграммами. При этом возникает интересный парадокс, заключающийся в том, что былые противники часто по прошествии какого-то времени становились почитателями сочинения Карамзина, пользовались его сюжетами для

11 собственных произведений, нередко оценивая события с карамзинской точки зрения. В качестве примеров могут служить поэзия и драматургия на темы русской истории A.C. Пушкина, впоследствии высоко ценившего работу историографа, частично думы К.Ф. Рылеева.

В 1829-1833 годах H.A. Полевой работает над «Историей русского народа», полемически направленной против «Истории государства Российского» Карамзина, что подчёркивается даже самим заглавием, и всех бывших исторических трудов в целом, являющихся, по его мнению, историей «государей, а не государства, не народа»24. Полевой выдвигает собственную концепцию, отличную от точки зрения предшественников, утверждая, что Русское государство «начало существовать только со

25 времени свержения ига монгольского» . Неизбежным результатом такого подхода, по его мнению, является новый взгляд на национальное прошлое, при котором «изменяется совершенно вся древняя история России, и может

26 быть только история Русского народа, а не история Русского государства» . Со своей задачей автор не справился — труд, вызвавший в основном негативные отклики, остался незаконченным. П.А. Вяземский, прочитав в 1830 году первый том сочинения, отнёс Полевого к лже-Дмитриям в литературе, которые «беззаконно облекаются на время доспехами и

27 багряницею законной власти» . Прецедент оказался неудачным — автор не смог реализовать свою концепцию на основе примеров из отечественной истории, развивавшейся под знаком государственного строительства. Общество к тому же просто не приняло эту работу, не вписывавшуюся в массовое настроение конца 1820 - начала 1830-х годов. В отличие от сочинения Полевого, труд Карамзина сразу нашёл почитателей среди разных слоёв общества, был благожелательно принят Александром I, хотя и не оказал какого-либо внешне выраженного влияния на деятельность царя.

Смерть Александра I способствовала трагическому событию — восстанию на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Официальные

12 документы, воспоминания очевидцев событий и просто современников свидетельствуют о том, что общество, по-христиански сочувствуя судьбе декабристов, не приняло их разрушительных планов, направленных против веками устоявшихся порядков и самой самодержавной власти. Как известно, A.C. Шишков, входящий в состав Верховного суда над декабристами, пытался по мере своих сил смягчить их участь. A.C. Пушкин, утверждавший, что «бунт и революция» ему «никогда не нравились» , в стихах «милость к падшим призывал», среди которых было немало его друзей. В статье «О народном воспитании» /1826/ трагическое происшествие Пушкин объясняет двумя причинами. Первая — внешняя, заключающаяся в том, что «походам 1813 и 1814 года, пребыванию наших войск во Франции и в Германии должно приписать сие влияние на дух и нравы того поколения, коего несчастные представители погибли в наших

70 глазах» . Однако, по его мнению, «не одно влияние чужеземного идеологизма пагубно для нашего отечества». Поэтому второй, но не менее важной, причиной называется «отсутствие воспитания» дворянских детей на исконных национально-православных началах, что и есть «корень всякого зла» произошедшей трагедии. Осмысливая оба обстоятельства, поэт обозначает выход из сложившейся обстановки — формировать мировоззрение юного поколения на самодержавных устоях русской жизни, отдалять молодых людей от республиканских идей, пагубных для России и их самих. Осуждая настроения и чувствования некоторой части дворянской молодёжи конца 1810 - первой половины 1820-х годов, Пушкин отрекается и от собственных былых политических идеалов. В 1818 году недавний выпускник Царскосельского лицея, впервые познакомившись с «Историей» Карамзина, ставит в вину автору его взгляд на самодержавие как власть, основанную на обязательном исполнении законов, имея в виду следующее место из его труда: «Два государя, Иоанн и Василий, умели навеки решить судьбу нашего правления и сделать самодержавие как бы необходимою

13 принадлежностью России, единственным уставом государственным, единственною основою целости её, силы, благоденствия. Сия неограниченная власть монархов казалась иноземцам тираниею; они в легкомысленном суждении своём забывали, что тирания есть только злоупотребление самодержавия, являясь и в республиках, когда сильные граждане или сановники утесняют общество. Самодержавие не есть отсутствие законов, ибо где обязанность, там и закон, никто же и никогда не сомневался в обязанности монархов блюсти счастие народное»30. Юный поэт, в противовес историографу, полагает, что воля самодержца всегда стоит над законностью: «Г-н Карамзин не прав. Закон ограждается страхом наказания. Законы нравственности, коих исполнение оставляется на произвол каждого, а нарушение не почитается гражданским преступлением,

31 не суть законы гражданские» . Пережив декабрьское восстание, возмужавший Пушкин уже считает необходимостью изучение отечественной истории именно по Карамзину — труду, формирующему сознание в рамках законности и державных интересов, что красной нитью проходит в его статье, написанной под прямым впечатлением от мятежа на Сенатской площади.

Со второй половины 1820-х годов наступает угасание либеральных идей, конституционных лозунгов, усиление охранительно-монархических убеждений в обществе. По утверждению А.Н. Пыпина, A.C. Пушкин прошёл путь от либерализма к консерватизму, где конец Александровской эпохи «был и временем окончательного перелома в развитии мнений Пушкина»"52, материализующихся в его творчестве. Представитель древнего княжеского рода, ведущего начало от Рюрика, поклонник западноевропейской философии, вольнодумец и язвительный острослов, с 1821 по 1830 год находящийся в опале за свои убеждения, П.А. Вяземский в статье «О духе партий; о литературной аристократии» /1830/ указывает на необходимость и стремление писателей быть опорой верховной власти.

14

Такой фактор имеет немаловажное значение при оценке им «Истории» Н.М. Карамзина, о чём он сообщает С.С. Уварову, считая, что «книга истинно государственная, народная и монархическая», приближающая к познанию русской истории, которая «следствие, плод этих трёх начал»33.

Н.И. Надеждин, считая одним из главных назначений художественной словесности внушение читателям определённых взглядов и настроений, в статье «О происхождении, природе и судьбах поэзии, называемой романтической» /1830/ рассуждает о роли литературы в осмыслении национального достоинства. По мнению Надеждина, интерес романтиков к внутреннему миру человека не исключает обращения к внешнему миру, глубинной сопричастности к судьбе Отечества. Если «некогда безвестный ревнитель Баяна, «соловья старого времени», услаждаясь и дымом Отечества», не поскучал вверить заунывным звукам злополучное поражение Игоря», то сейчас, на его взгляд, когда «более, нежели когда-либо мать Святая Русь, лелеемая благодатным Промыслом, под могущественным скипетром восходит от славы в славу», когда «никак невозможно подавить тайной приятной уверенности, что представительница великого славянского племени назначается манием неисповедимого Промысла разыграть первую роль в новом действии великой драмы судеб человеческих»34, поэзия должна наполниться возвышенной духовностью, способной выразить внутренние начала национально-государственной жизни через сложившиеся в русском самосознании историософские идеи и символы.

Ведущие тенденции творческой мысли эпохи как движение к национальному познанию, единению и дальнейшему развитию этих исходных положений доказывают, что доктрина Уварова «Православие, Самодержавие, Народность», представленная Николаю I в документе 19 ноября 1833 года, не явилась откровением для неё, естественно войдя в систему сформировавшихся ранее культурных знаков национально-государственной символики. Анализ формулы Уварова в русле русского

15 самосознания представляет серьёзную проблему, непосредственно связанную с существенными особенностями литературного процесса. Подобное утверждение возникает не случайно и не вдруг, а на основании понятия о русской литературе как одной из наиболее философских литератур мира, озабоченной мировоззренческим вопросами и духовными исканиями. Участие в обществе «Арзамас» явилось для Уварова тем исходным рубежом, с которого начало складываться его понимание литературного труда, назначение литературы в жизни общества. Русская литература в лице лучших представителей её «золотого века» во время арзамасского периода и позднее сыграла огромную роль в формировании Уварова как человека и гражданина. Сама формула представляет собой концентрированное выражение «Молитвы русского народа» («Боже, Царя храни!»), созданной В.А. Жуковским в 1814 году. В 1833 году поэт пишет текст на уже готовую мелодию В.Ф. Львова для национального гимна, вновь начиная его со слов, осевших в русских умах: «Боже, Царя храни!».

Необходимо отметить, что концепция Уварова в своей канонической формулировке являлась результатом многолетних исканий, имеющих точки пересечения с романтическим направлением в русской литературе. Со второй половины 1810-х годов, после духовной консолидации общества во время Отечественной войны 1812 года, началось «охлаждение» к национальным вопросам, что было, как писал А.Н. Пыпин, «довольно понятно, потому что единственным источником возбуждения массы была внешняя и случайная опасность, инстинкт самосохранения; вражда к французам не имела других оснований и прекратилась, когда нашествие было отбито и отомщено. Большинство, сначала понемногу, потом уже без

35 всяких опасений, обратилось к французскому языку и литературе» .В 1818 году Уваров, увидев в душах современников приметы прельщения, греховного упоения Западом, решил обратить внимание соотечественников на Восток, колоритные картины которого всё чаще появлялись в

16 произведениях романтиков. В речи, произнесенной им 22 марта 1818 года в Главном педагогическом институте, звучит призыв изучать восточные языки, литературу, восточную культуру в целом. Но желаемого результата получить Уварову — филологу-востоковеду, тогда не удалось. Интерес к Востоку, проявившийся на волне романтической эстетики, не выходил за рамки экзотики, привлекающей к себе внимание из-за любопытства, но не трогающей душу. Стало понятно, что русское общество должно жить по традициям, соответствующим национальному историческому опыту.

Главная проблема, осознанная Уваровым, от решения которой зависел успех предпринимаемого дела, была проблема критерия, позволяющая чётко и ёмко определить свойства, укоренённые в национальном самосознании, восстанавливающие связь времён в душе русского человека. Он приходит к выводу, что таковым являются принципы, раскрывающие народный взгляд на Отечество как православную державу, который был широко распространён в литературе, освещающей его через «русские темы». Оригинальная русская литература становится для Уварова наследием, помогающим понять объективное выражение русского взгляда на мир. Под литературным наследием в работе понимается творчество поэтов и писателей первой трети XIX века в контексте родовых особенностей русской литературы, чьё влияние на общество выходит за рамки специфической художественной сферы в область национального самосознания.

Сам документ, в котором была объявлена триада «Православие, Самодержавие, Народность», выходит за рамки официальных сочинений подобного рода, обнаруживая тесную связь с возвышенным и учительным словом древнерусской книжности, ораторской прозой XVIII-XIX веков, поэтическим творчеством М.В. Ломоносова, Г.Р. Державина, поэтов-радищевцев, декабристов, патриотической поэзией об Отечественной войне 1812 года.

17

Для подтверждения нашей мысли необходимо обратиться к рассуждениям самого С.С. Уварова. «Без любви к Вере предков, - пишет министр народного просвещения, - народ, как и частный человек, должны погибнуть; ослабить в них Веру, то же самое, что лишать их крови и вырвать сердце. <. >. Человек, преданный Государю и Отечеству, столько же мало согласится на утрату одного из догматов нашей Церкви, сколько и на похищение одного перла из венца Мономаха»^6. По поводу отношения народа к самодержавию Уваров уверенно заявляет: «Русский Колосс упирается на Самодержавии, как на краеугольном камне; рука, прикоснувшаяся к подножию, потрясает весь состав Государственный. Эту истину чувствует неисчислимое большинство между русскими; они чувствуют оную в полной мере, хотя и поставлены между собой на разных степенях и различествуют в просвещении и в образе мыслей, и в

37 отношениях к правительству» . Уваров увязывает эти два понятия между собой через народность, «дабы Трон и Церковь оставались в их могуществе,

38 должно поддерживать и чувство Народности, их связующее» . Под народностью понимается не эвфемизм, согласно Пыпину, «обозначавший собственно крепостное право», а особый склад русского характера, для которого естественны и жизненно необходимы потребности в самодержавии и православии. Доказательства этим постулатам, по мнению Уварова, можно найти «на каждой странице русской истории». Для создания нужного впечатления Уваров использует изобразительно-выразительные средства языка, свойственные художественной литературе, включая слово в неожиданный контекст, что является следствием творческого вдохновения автора, создающего благородную мотивировку пропагандистскому замыслу сочинения.

Формула «Православие, Самодержавие, Народность», войдя в духовный климат эпохи, открыла новые горизонты для литературы в соответствии с той национальной традицией, к которой она принадлежит,

18 став лабораторией для всех направлений творческой мысли эпохи, опорой, соединяющей их в органическое единство. Недаром в «Кратком обозрении действий и состояний Императорского С.-Петербургского университета .» за 1832-1833 академический год, с которым выступил 31 августа 1833 года в торжественном собрании университета ординарный профессор Бутырский, особая роль в национальном единении возлагается на русскую словесность, ибо она «принадлежит к нашей народности. Всё прочее можно заимствовать от чужестранцев, но русскую словесность должны мы создать сами <.> чем более обогащается она собственными произведениями, тем более скрепляются узы родства, связующие всех русских»39.

Для 1830-х годов характерна любопытная ситуация — сближение мировоззрения тех людей, взгляды которых потомками осознаются резко полярными. То, что митрополит Филарет (Дроздов) в это время активно проповедует в духовных сочинениях сакральность царской власти, считая, что она «есть Божественное учреждение», является логичным и понХтным, но в конце 1830-х годов такой же точки зрения придерживается и В.Г. Белинский, уверенный в том, что она была не «установлением» человеческим, «но установлением Божиим, не в известное и определённое время совершившимся, но от века в божественной мысли пребывавшим»40.

В 1835 году П.Я. Чаадаев с восторгом сообщает в письме к А.И. Тургеневу о своих впечатлениях от речи Николая I, произнесённой им в Варшаве, в которой государь осудил очередную волну антирусских настроений в Европе: «Пришедшая в остолбенение и ужас Европа с гневом оттолкнула нас; роковая страница нашей истории, написанная рукои'Петра Великого, разорвана; мы, слава Богу, больше не принадлежим к Европе: итак, с этого дня наша вселенская миссия началась. Поэтому обратите внимание, что никогда ещё ни одно действие правительства не было встречено более единодушными симпатиями нации, никогда не видано было более совершенного согласия между чувствами государя и чувствами

19 народов! Ибо в данном случае само Провидение говорило устами монарха: вот почему все инстинкты нации преклонились перед этим глаголом свыше»41.

Национальная самокритика Чаадаева, выраженная в таких формулировках первого «Философического письма», как «мы пробел в нравственном порядке», «мы замкнулись в нашем религиозном обособлении», «мы стоим как бы вне времени, «никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода», «всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространялось», «общий закон человечества отменён» для России», «в крови русских есть нечто враждебное к истинному прогрессу», важна ему не для принижения Отечества, а для того, чтобы осмыслить особую судьбу России и её народа через идеи провиденциализма, возвращающие к формуле «Москва — третий Рим». Ещё до опубликования первого «Философического письма» Чаадаев в 1835 году писал к Тургеневу о России: «Поставленная вне того стремительного движения, которое уносит там души и возбуждает страсти, она, на мой взгляд, получила в удел задачу дать в своё время разгадку человеческой загадки»42. Именно русская «непостижимая судьба» является для философа причиной «удивительной оторванности нашего социального бытия». Если в «мире христианском всё должно непременно способствовать установлению совершенного строя на земле, да и ведёт к этому на самом деле», то значит, что «божественная вечная сила, действующая всеобщим образом в духовном мире»43, призвала Россию «к необъятному умственному делу», специально отделив её от западной цивилизации, чтобы, когда «придёт день», сделать Отечество «умственным сосредоточием Европы»44. В следующем письме того же года к Тургеневу Чаадаев более благосклонно относится и к современному состоянию России, считая, что и сейчас она «является» политическим сосредоточием» Европы», но «наше грядущее могущество» <. > превысит

20 наше теперешнее могущество <.> таков будет логический результат нашего долгого одиночества; всё великое приходит из пустыни»45.

На основе старого мессианского учения проблему Россия—Европа решает В.Ф. Одоевский в романе «Русские ночи», ставшем итогом философской мысли 1820-1830-х годов. Автор по поводу эпилога романа, созданного до публикации «Философического письма», но прослеживающего его идеи, писал С.П. Шевырёву в 1836 году: «<. >я написал эпилог< .> как будто нарочно совершенно противоположный статье Ч(аадаева); то, что он говорит об России, я говорю об Европе, и наоборот»46 Однако в концепциях Чаадаева и Одоевского, думается, больше общего, нежели различий. Откровение о высшей миссии России в мире, звучащее у обоих мыслителей, у Одоевского, в отличие от Чаадаева, соотносящего его с будущим, когда народ уразумеет замысел Провидения, приобретает факт настоящего времени: «Девятнадцатый век принадлежит России». Причина, по мнению Одоевского, лежит в свежих силах, проистекающих из «славянского Востока» на дряхлеющий Запад, погрязший в индивидуализме, прагматизме, мелочности, «стихии тела», вследствие чего потерявший надежду «на будущее». Поставленная «на рубеже двух миров — протекшего и будущего», Россия свежа и нова, непричастна «преступлениям старой Европы», не имеет «разрушительных стихий» в отношении её. Уверенность в великой миссии России обусловлена у Одоевского осознанием цельности и крепости русского государственного мировоззрения. Обращаясь к европейцам, автор пишет: «Вы найдёте у нас зрелище новое и для вас доселе неразгаданное: вы найдёте историческую жизнь, родившуюся не в междоусобной борьбе между властию и народом, но свободно, естественно развивавшуюся чувством любви и единства, вы найдёте законы, изобретённые не среди волнения страстей и не для удовлетворения минутной потребности, не занесенные чужеземцами, но медленно, веками поднимавшиеся из недр родной земли; вы найдёте верование в возможность счастия не одного большого числа, но в счастие всех и каждого; вы найдёте даже в меньших братьях наших то чувство общественного единения, которого тщетно ищете, взрывая прах веков и вопрошая символы будущего»47. Христианство, когда-то духовно преобразившее Европу, там вырождается — «папизм клонится к протестантизму, а протестантизм к папизму, то есть каждый к своему отрицанию». Русский же народ крепит свои верования, издавна сияющие «на славянских скрижалях»48.

Таким образом, в развитии творческой мысли первой трети XIX века можно обнаружить общие тенденции и константы, свидетельствующие о двух взаимосвязанных концептуальных подходах в изображении национального бытия. Это православные и государственные постулаты, сложившиеся на общей религиозно-философской платформе русского самосознания. Такая связь очевидна, о чём свидетельствует формула Уварова и предшествующие ей национальные символы, пересекающиеся в русской литературе той поры, которые важны для авторов в комплексе идей и представлений, отсылающих к онтологическим глубинам национального мироощущения. Отчизнолюбие древних славян, наполнившееся с принятием христианства новым смыслом, определило магистральное направление русской словесности. Писательский индивидуализм не препятствует некоему единству русской литературы, к которой можно применить определение С.Т. Ваймана в отношении национальной культуры: «Далевая ориентация, ощущение Целого (мира, общины собора) как начала, с её принципиальной органичностью»49. «В них, в этих целых, спрятаны главнейшие ключи и тайны — высшая правда о частях»50. Следовательно, выявленные русской поэзией первой трети XIX века символы находятся «в негласном синтезе с вечным архетипическим началом, с мифологизмом мышления, уводящим из конкретных временных координат прямо в вечность — к стабильной сути российского бытия»51. Принимая во

22 внимание то, что базой, целым является православно-государственное мироощущение, следует учесть, что в качестве первостепенной выступает православная традиция, вне которой принцип государственного служения для поэтов теряет смысл. Всем известен печальный опыт советского литературоведения, изучавшего проблему озабоченности русских поэтов и писателей XIX века вопросами государственной сферы вне православных корней, питавших классическую словесность, что дало существенный перекос как в изучении проблематики и содержания произведений, так и мировоззрения самих авторов. Казалось, как заметил В.Н. Захаров, русская литература «только и делала, что готовила и осуществляла революцию»52. Если же художественная и личностная позиция конкретного писателя или поэта «не укладывалась» в схему господствующей безбожной идеологии, то она именовалась «неверной», идущей вразрез с «прогрессивным» направлением литературы.

В настоящее время найдена точка опоры в изучении русской литературы — «это религиозно-онтологическое обоснование творчества»53, отсылающее к трудам представителей русского зарубежья — H.A. Бердяева, В.В. Зеньковского, И. А. Ильина, E.H. Леонтьева, Л.П. Карсавина, архимандрита Константина (Зайцева), Л.А. Тихомирова, С.Л. Франка, Г.П. Федотова.

В советском литературоведении нравственно-этической проблематикой, пролагавшей путь к духовно-православным темам, начали активно заниматься с 1960-х годов, что прослеживается в работах М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Д.С. Лихачёва, E.H. Купреяновой, Г.П. Макогоненко, H.H. Скатова и др.

Новый этап начался в 1990-х годах. В это время И.А. Есаулов в книге «Категория соборности в русской литературе» /1995/, развивая положение М.М. Бахтина «о контекстах понимания» художественного произведения через малое время, то есть ближайшего от его создания, и уровня «большого

23 времени» через «сложное единство человеческой культуры»54, добавляет к историко-литературному и мифопоэтическому подходам в анализе произведения ещё третий — «далёкий контекст понимания», свойственный русской литературе, «не сводимый ни к мифопоэтической природе, ни к псевдогенетическим обобщениям «малого времени»». По мнению Есаулова, это «осознание христианского (а именно — православного) подтекста русской литературы как особого предмета изучения55, направляющего к постижению её в качестве фактора русского самосознания. В настоящее время исследование русской литературы через христианскую традицию нашло своё отражение и' закрепление в разных направлениях литературоведения. С 1990-х годов активно выходят сборники научных трудов, среди которых выделяются зарекомендовавшие себя научной глубиной и широтой охвата материала коллективные труды под редакцией В.Н. Захарова («Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков (цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр») и В.А. Котельникова («Христианство и русская литература»). Наряду с ними появляются работы монографического плана, в которых творческое начало православия рассматривается как внутри художественного мировоззрения отдельных авторов (Т. А. Кошемчук, B.C. Непомнящий, Т.П. Радомская, Б.Н. Тарасов), так и как объективный фактор литературного процесса в целом через взаимосвязь художественного, общественного и личного мировоззрения времени, типологическую общность разных эпох в аксиологических перспективах христианского сознания и его эволюции (В.В. Бычков, М.М. Дунаев, A.M. Панченко, Ю.И. Сохряков, В.Ю. Троицкий, А.Н. Ужанков).

Выдвижение религиозной концепции в качестве ведущего принципа изучения универсального смысла, высших ценностей, заложенных в русскую литературу, обнаруживает соединенную с ними систему этических установок, направленных на изучение патриотических тем через

24 устоявшиеся в современном литературоведении понятия: «отеческая держава», «православная держава», «православное Отечество». Их духовно-историческая аксиоматика прочно связывает в художественной картине русского мира образы Отечества Небесного и Отечества земного, помогая приблизиться к сути национального самосознания. Доводы о том, что православный человек в русской литературе — личность, глубоко радеющая не только о своей душе, но о своём государстве, где ему положено Богом пройти земной путь, которое он идёт защищать в случае опасности, не встречают в настоящее время возражений в литературоведении. Более того, накоплен большой исследовательский материал в этом направлении.

Данный подход способствует прояснению национальных особенностей русской литературы и выводит её изучение на новый качественный уровень, мало разработанный учёными. Если принять во внимание, что православно-государственная модель русского мира, очерченная ещё в древнерусской литературе, прочно утверждается и в литературе последующих столетий, являясь основополагающим доводом для художественного познания национальной жизни поэзией первой трети XIX века, то необходимо определить способы осмысления и выражения этого мира, ставшие едиными для литературы разных веков. В числе прочих весьма примечательным свидетельством типологической общности художественного сознания является символ, помогающий раскрыть не только эмпирическую действительность, но и мир духовный. Поскольку нас интересует национальное самосознание русского человека в его православно-государственных проявлениях, то, следовательно, необходимо опираться на национально-государственную символику. Сосредоточенность на решении данной задачи важно тем, что символ, даже ушедший из официальной идеологии, войдя однажды в литературу, остаётся в ней навсегда. В настоящее время нельзя говорить о целостном исследовании консервативной, то есть традиционной, символики литературоведением,

25 хотя есть подвижки в этом вопросе, касающемся двух символов: «Москва — третий Рим» и «Православие, Самодержавие, Народность».

Начало положено основательной работой Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского, посвященной изучению отголосков концепции «Москва -— третий Рим» в Петровской эпохе, в которой утверждается мысль о том, что «обращение к Риму как норме и идеалу государственной мощи было характерно для русской культуры»56 и прежде, а потому легло на благодатную почву устоявшихся взглядов. Решение задачи было продолжено A.B. Моториным. Рассматривая «учение о православной державности» в связи с литературой первой половины XIX века, учёный делает вывод о том, что «на его основе сложилось православное движение в русском романтизме»57.

Устойчивый интерес к консервативному направлению русской мысли направил учёных к изучению формулы С.С. Уварова «Православие, Самодержавие, Народность». Долгий период культивировавшееся тенденциозное мнение о правлении Николая I осталось почти неизменным до настоящего времени, направив отрицательный отсвет и на учение Уварова, что находит отражение даже в серьёзных публикациях. Пищу для подобных суждений дал в работе «Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов» /1870-е годы/ А.Н. Пыпин, назвавший концепцию Уварова «теорией официальной народности». Своё негативное мнение он объясняет тем, что доктрина направлялась самой верховной властью в лице министра просвещения Уварова и его официального покровителя Николая I. Исходя из данного убеждения, Пыпин делит всю литературу на два направления. Первое (к нему относятся писатели, освещавшие темы православия, самодержавия, народности в духе уваровских воззрений) стало, по его мнению, «орудием и изображением реакционного консерватизма», которому «отказано» в исследовании «национальных и общественных отношений». Эту задачу, следовательно,

26 решало второе направление, выражавшее «прогрессивные стремления общества в совершенно ином направлении, чем «указывала и требовала

58 система» . ГТыпин, широко трактовавший понятие «официальная народность», вводил в круг её приверженцев многих известных личностей той поры: из числа журналистов — Н.И. Греча, Ф.В. Булгарина, О.И. Сенковского, общественных деятелей и историков — М.П. Погодина, С.П. Шевырёва, среди литераторов назывались В.А. Жуковский, A.C. Пушкин, Н.В. Гоголь, М.Н. Загоскин, Н.В. Кукольник.

Современное литературоведение не торопится очистить от тенденциозных измышлений лозунг Уварова, ставший принципиально важным, по нашему мнению, для развития русской литературы. Например, Н.И. Казаков отказывает формуле «официальной народности» даже в малой доле влияния на литературный процесс эпохи, считая, что она предназначалась лишь узкому кругу «тогдашней интеллигенции из числа профессоров и преподавателей высших учебных заведений», то есть «циркуляр министра народного просвещения» не-» выходил за рамки ведомственных распоряжений, поэтому мог реально применяться лишь «в сфере образования»59. Н.И. Цимбаев, называя заблуждением название «теория официальной народности, предлагает взамен другое, не менее предвзятое, — «казённый патриотизм»60. Порой сужается роль литературы 1830-х годов, обращенной к духовно-православным и национально-государственным темам. Она переводится в разряд идеологической пропаганды, организованной самой властью. Согласно точке зрения J1.H. Киселёвой, официальные акции, «при всей их важности», «сами по себе не обеспечили бы кредита уваровской доктрине. Чтобы стать фактором национального сознания, провозглашённая концепция нуждалась в поддержке искусства — в авторитетных художественных произведениях, которые являлись бы воплощением заданного комплекса идеологем»61. По соображению Р. Вортмана, «принципы уваровской триады» хотя и были определены сверху — самой властью, желавшей проникновения мнения официальной идеологии в общество, но выражали «взгляды значительной части образованного общества той эпохи». Однако они «прокламировались и отстаивались» лишь «рядом официозных писателей», печатавших свои произведения в «Северной пчеле» и «Москвитянине»62.

К кругу тех, кто связывает формулу российского консерватизма с национальными традициями, можно отнести М.М. Шевченко, который, в отличие от А.Л. Зорина, видевшего в теории «немецкие корни»63, определяет её как перефразированный «старинный военный девиз»: «За Веру, Царя и Отечество»64. Авторы сборника «Российский консерватизм в литературе и общественной мысли XIX века» (ответственный редактор К.А. Кокшенева), пытаясь «выявить <.> творческое ядро, увидеть <.> историческую эволюцию» консервативной мысли, обращаются к доктрине С.С. Уварова, находя в ней близость идеям A.C. Шишова65, И.А. Крылова66,

67 мировоззрению Н.В. Гоголя , то есть тех, кто в своей общественно-литературной деятельности ратовал за национальный уклад жизни.

Хотя многообещающе выглядят перспективы изучения темы, она остаётся неосвоенной, требуя основательных литературоведческих трудов. Неизученность смыслообразов национально-государственных символов, несущих в себе концептуальные гносеологические признаки национального мировоззрения, затушёвывает восприятие русской литературы в русле национального самосознания. В настоящей работе через выявление духовно-исторических истоков русской поэзии первой трети XIX века намечена попытка внести посильный вклад в решении проблемы.

28

Актуальность исследования

В настоящее время большое внимание уделяется формированию национальной идеи, та же ситуация была характерна и для эпохи 1800-1830-х годов. В этом процессе своё веское слово сказала русская литература, в которой преимущественное значение имела поэзия. В творчестве поэтов оформляется программное единство общего направления литературы в ценностных смыслах национального бытия, русского менталитета, исторического контекста отечественной культуры, помогающих проникнуть в глубины национального самосознания. Решение научного круга задач, связанных с исследованием русской поэзии первой трети XIX века, ориентирует на постижение русского мироощущения и миропонимания той поры, давая выход в современность.

Цель работы: исследовать духовно-исторические истоки русской поэзии первой трети XIX века в русле художественного самосознания как проявление и своеобразное развитие тех стремлений к самобытности и народности, которыми жила литературная и общественная мысль эпохи.

Данная цель предполагает решение следующих задач:

- уяснить поэтическое преломление феномена национального самосознания в русле православно-государственных идей как базовых категорий русского мировоззрения;

- выявить оригинальность русской поэзии в культурно-историческом контексте, в сопряжении с фольклорно-мифологической традицией, литературой Древней Руси и русской литературой XVIII века;

- определить пути преемственности, связывающие русскую поэзию с фольклором и мифологией, позволяющие углубить понимание востребованности народно-поэтического и народно-мировоззренческого опыта в поэзии, рассмотреть художественное единообразие в воссоздании мира средствами фольклора и мифологии;

29

- рассмотреть модель национальной государственности и образ правителя сквозь призму сакральности, диалектики земного и небесного;

- выстроить картину мира через типологию героев, проясняющую творческую эволюцию в изображении государственного мировоззрения русского человека;

- охарактеризовать картину художественных притяжений формулы С.С. Уварова «Православие, Самодержавие, Народность» с поэзией через национально-государственные символы прошедших столетий.

Объект и предмет исследования. Данная направленность диссертационного сочинения определила круг поэтов, обращавшихся к историческим темам в поиске универсальных способов познания и художественного изображения национального мира и русского человека. Для решения поставленных проблем наряду с выдающимися, стоящими во главе литературного процесса авторами, в произведениях которых сфокусированы «силовые» линии поэзии, большое внимание в работе уделяется поэтам «второго» ряда, представителям массовой поэзии, многие из них обладали самобытной творческой манерой, а их произведения тяготением к экзистенциональным вопросам, столь характерным для русской литературы.

Особую значимость в границах указанного исследования приобретают внелитературные источники. Сюжеты и образы Ветхого Завета, Псалтири, Евангелия, святоотеческой агиографии являлись непосредственным импульсом для поэтов в раскрытии православного взгляда на мир русского человека, для которого вне христианских идеалов всё теряет смысл, становясь алогичным нагромождением исторических явлений. Жизнетворческие установки связывают поэзию с фольклором и мифологией; при минимуме конкретных деталей и фактов мировоззренческий и устно-поэтический опыт предков даёт чёткое представление о духовно-историческом своеобразии русской нации, истоках национального самосознания. Первостепенное значение приобретают историософское

30 наследие русской мысли, исторические документы, мемуарные и эпистолярные материалы.

Объектом изучения является русская поэзия первой трети XIX века, обращенная к отечественной истории.

Предметом исследования стали художественные модели русского мира, скреплённого христианскими ценностными категориями и идеями государственного служения, позволяющими увидеть существенные творческие достижения поэзии в изображении духовно-исторических истоков национального самосознания.

Методологической основой диссертации является концепция современного литературоведения о художественной литературе как открытой системе, которая, согласно Д.Д. Благому, есть «не саморазвивающийся ряд явлений, а одна из важнейших сторон всей

68 духовной жизни общества, народа» . Раскрывая учение о национальной культуре через принцип единообразия, A.M. Панченко указывает на некую обязательную и неотчуждаемую топику, имеющую «отношение к тому, что принято называть национальным характером»69. Следовательно, по его мнению, необходимо «говорить не просто о топике искусства, а о национальной аксиоматике»70. В этой связи чрезвычайно важно, как отмечает В.Ю.Троицкий, чтобы история литературы рассматривалась не только «как отражённая в слове «история идей», «история художественных форм», но и «со стороны своей сокровенной сущности, то есть как история отражённого в слове духовного опыта, переданного через триединство познавательного, чувственно-эстетического и провиденциально

71 аксиологического содержания» . По мысли И.П. Щеблыкина, если литературу воспринимать феноменом духовности, то «в этом случае главным объектом (и целью!) анализа могла бы стать нравственно-философская сторона произведения», связанная «с рассмотрением эволюции

72 общечеловеческого и национального духа» .

31

Методологическую базу диссертации составили филологические труды Э.Л. Афанасьева, М.М. Бахтина, В.В. Бычкова, В.И. Гусева, A.C. Дёмина, М.М. Дунаева, И.А. Есаулова, В.М. Живова, В.Н. Захарова, A.A. Илюшина, Ф.З. Кануновой, В.В. Кожинова, В.А. Котельникова, Т.А. Кошемчук, А.Ф. Лосева, Ю.М.Лотмана, Т.Г. Мальчуковой, И.Г. Минераловой, Ю.И. Минералова, A.B. Моторина, B.C. Непомнящего, Д.П. Николаева, Т.И. Радомской, H.H. Старыгиной, Б.Н. Тарасова, В.Н. Топорова, А.Н. Ужанкова, Б.А. Успенского, А.П. Черникова и др.

Основные принципы и методы системного анализа. Исследование русской поэзии первой трети XIX века в работе основывается на использовании дескриптивного метода, дающего в хронологическом порядке глубокую картину поэтического движения в целом, в сочетании с элементами биографического, культурно-исторического, сравнительно-исторического, сравнительно-типологического методов. Такой синтетический подход, объединяющий в единый методологический код различные принципы и способы анализа мировоззрения авторов и поэтических текстов, позволяет исследовать как весь историко-литературный процесс, так и выявить главную направленность поэзии и рассмотреть её в качестве фактора национального самосознания.

Научная новизна представляемого диссертационного исследования определяется впервые поставленной проблемой раскрытия основных закономерностей поэтического процесса первой трети XIX века через творческую востребованность национально-государственных знаков-символов разных эпох, находящихся в едином смысловом пространстве художественного мира, направленного на осмысление метафизической глубины национального самосознания. Такой подход позволяет по-новому рассмотреть авторское мировоззрение, его связь с творчеством конкретного поэта и общим поэтическим процессом эпохи, выйти на уровень мифопоэтики.

32

Наряду с известными востребованы произведения, исследуемые впервые, «открываются» имена забытых поэтов; собран и введён в научный оборот обширный материал литературно-критического, исторического, философского содержания, разработана система образной типологии, с помощью которой определены пять типов героев. Выявляя мирообразующие принципы поэтической системы, в работе раскрываются особенности художественного воплощение христианского концепта в обстоятельствах, идущих от Священной Истории и в образах святых, фольклорных традиций через генезис и модификацию устно-поэтических жанровых форм, ситуаций, героев, исследуется функционирование античной мифологии, выявляется наличие пяти уровней рецепции славянской мифологии в поэзии - через литературное клише, художественный хронотоп, опознавательные свойства мифологии, антитезу православие - язычество, литературную мифологию.

Положения, выносимые на защиту:

Русская поэзия первой трети XIX века есть фактор национального самосознания эпохи.

Поэзия, осмысливая себя наследницей духовных идеалов отечественной литературы, в которой проявилась художественная концепция национальной жизни с подчинённостью жизни телесной жизни духовной, частной судьбы — судьбе народа, государства, обращена к устойчивым, константным характеристикам русского миропонимания через православно-государственные темы, идеи, мотивы, сюжеты.

В поэзии со всей очевидностью выразилась православная основа русской литературы, сквозь призму которой «высвечиваются» лейтмотивы, позволяющие понять формирование и смысл государственного мировоззрения русского народа.

Поэзия, основанная на христианских этических традициях и одновременно впитавшая в себя высокие цели русской литературы, связанной с мировоззренческими проблемами, сформировала духовно

33 нравственный идеал героя, важнейшей чертой которого является служение Отечеству как православной державности. Можно выделить пять типов героев в поэзии той поры: монументальный герой, герой-резонёр, сказочно-богатырский герой, герой в гражданской ситуации, герой в частной ситуации.

Знаковые для художественного сознания имена Вадима Новгородского (Вадима Храброго) и Бояна наделены своего рода сигналами, помогающими передать идеи, соответствующие духовной атмосфере эпохи.

Рассматриваемые поэтами в качестве духовного императива православные ценности дают стойкие ориентиры для изображения константных свойств русского самосознания.

Православно-государственная символика, идущая от литературной традиции Древней Руси и формирующаяся в Новое время, представляет в поэзии не только семиотический знак исходного архетипа, но и его непосредственное воплощение в художественном самосознании эпохи.

Русская литература, устремляясь прошлому, опирается на фольклор и мифологию, которые являются основанием для построения художественной концепции национального самосознания.

Формула С.С. Уварова «Православие, Самодержавие, Народность», обладая «объективным» литературным значением устойчивых опознавательных знаков, пропущенных через смысл впечатлений от прежде сложившихся идеалов( «Святая Русь», «Москва - третий Рим», «симфония Священства и Царства», «Великая Россия») служит импульсом к поэтическому осмыслению национального бытия.

Русская поэзия, как и литература в целом, проникнута особого рода историзмом — любое событие, герой, символ определённого времени понимаются в духовно-художественной общности с прошлым и будущем как часть по отношению к целому, вне приобщения к которому невозможно понять их глубинное значение. Исходя из устоявшейся традиции, поэты

34 прослеживают закономерности родового бытия в общем литературно-историческом контексте, в котором «особенное», свойственное конкретному времени, является типичным, узнаваемым и в другие эпохи в качестве неизменных свойств, дающих целостное представление о судьбе Отечества, русского народа, национальном мироощущении.

Научно-практическое значение диссертации заключается в том, что результаты исследования способствуют решению задач, стоящих перед литературоведением, а также перед историческими, культурологическими и философскими дисциплинами. Материал диссертации может быть использован в лекционных и практических курсах по истории русской литературы XIX века, при создании коллективных монографий, вузовских учебников и учебных пособий как по общим проблемам историко-литературного процесса Древней Руси и Нового времени, так и по специальным вопросам истории русской литературы первой трети XIX века, при разработке спецкурсов «Русская литература и национальное самосознание», «Русская литература и христианство», «Русская литература и отечественная история», «Русская литература и мифология», «Русская литература и фольклор». Существенные положения работы применимы в издательской деятельности при комментировании текстов. На основании сделанных наблюдений возможно ввести в практику преподавания истории русской литературы в вузах произведения поэтов, ранее остававшихся вне поля зрения учёных.

Апробация работы. Содержание диссертации отражено в монографии «Национальное самосознание в русской поэзии первой трети XIX века» (18,6 п.л.), двух коллективных монографиях, четырёх учебных пособиях, учебнике, публикациях в филологических журналах и сборниках научных работ (общий объём более 40 п.л.). Основные положения заявлены на международных и всероссийских конференциях.

36

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Нестерова, Татьяна Петровна

Заключение

Русская поэзия первой трети XIX века, как и вся отечественная литература, не была никогда лишь сферой художественной, получив своё предназначение в качестве фактора национального самосознания эпохи. Решение творческих задач, стоящих перед поэзией, побуждало авторов обращаться к историческим темам, религиозно-православным традициям русской культуры, фольклору, мифологии — факторам, определяющим концептуальные основы национальной самобытности. Поэты разных дарований, идейных позиций, литературных направлений сходились в одном — истоки национального самосознания базируются на двух исходных положениях: духовных убеждениях, связанных с православием, и исторических принципах, опирающихся на государственные идеи. Оба свойства, находясь в духовой сопричастности, раскрывают главенствующее для поэтов качество русского взгляда на мир —• православное сознание, сквозь призму которого пафос государственной деятельности и государственного служения в произведениях многократно усложняется, становится многоплановым, приобретает содержательную ёмкость.

Несмотря на то, что каждому поэту свойственна индивидуальная творческая манера, в произведениях разных авторов, обращённых к отечественной истории, угадывается некая общность художественного мира, концентрированно содержащая признаки русского бытия. При осмыслении его обнаруживается особая черта историзма, свойственная русской литературе, заключающаяся в стремлении к вневременной метафизичности. Основные черты диалектики объективной реальности и человеческой природы в их органической связи с конкретным историческим периодом получают в поэзии особое художественное преломление через национальные духовно-нравственные опоры, не изменяемые во времени. Подобная позиция носит принципиальный характер, являясь главным аргументом в изображении модели русского мира как православного и

294 государственного сообщества, давая ключ к восприятию национальной символики разных столетий поэтами первой трети XIX века. Символы, появившиеся в определённый период русской истории, не отменяли и не отрицали ранее сложившихся идеалов, напротив, впитывая их суть, обнаруживали в себе предзнаменование будущих формул национального самосознания. Поэтому в поэзии легко уживаются, обнаруживаясь вербально или скрыто, на уровне отзвуков образов, аналогий или ассоциаций, идеалы «Святой Руси», «Москвы — третьего Рима», «симфонии Священства и Царства», «Великой России», открывая возможности наблюдать возникновение тем и мотивов, раскрывающих смысл возникшей в 1830-х годах триады С.С. Уварова «Православие, Самодержавие, Народность». Встроенные в поэтический контекст эпохи, отождествлённые с народным сознанием, символы приобретают силу высшей достоверности в художественно-философской концепции национального мировоззрения как мировоззрения православного и государственного.

Восприятие национальной государственности через мистический опыт Священной Истории направляло авторов к опорным лейтмотивам, сюжетам, архетипам, обусловливавшим государственный менталитет русского народа через фундаментальные основы православного мировидения и мироощущения. Задаваясь целью осознать своё Отечество в целостности, вечных свойствах и драмах, они обращались к библейскому материалу. Переосмысливая его и облекая в характерную художественную образность, поэты оставляют неизменным глубинный смысл, помогающий постигнуть метафизическую сущность национального самосознания через религиозную парадигму в её государственном виде: «Святая Русь», «Москва — третий Рим», «симфония Священства и Царства», «Великая Россия», «Православие, Самодержавие, Народность». Сложная система причинно-следственных связей православно-государственного мировоззрения, в основе которого

296 покровительстве, через иконы и мощи. В центре внимания поэтов оказалось сравнительно немного имён: Борис и Глеб, Александр Невский, Михаил Тверской, Михаил Черниговский, Сергий Радонежский и некоторые другие. Обращает внимание чёткая логика типологической общности героев. Их христианский подвиг совершенствует не только собственную душу, но и приобретает общенациональное значение, способствуя расцвету государства в его православно-державной сущности.

Поэзия прошла эволюционный путь в изображении христианских святых. В первое десятилетие девятнадцатого столетия значение данных героев, представленных в основном в произведениях классицизма, сводилось к резонёрской функции, за счёт чего авторская идея приобретала дополнительную остроту. С началом Отечественной войны 1812 года поэты акцентировали внимание не только на конфессиональной, но и на национальной принадлежности святых во время их земного пути. С середины 1810-х годов всё чаще изображаются святые не только во время их земного христианского подвига, но и в качестве литературных персонажей, входящих в структуру произведений, посвящённым разным этапам отечественной истории, что способствует усложнению художественной реальности. Православная святость, представленная в поэзии, даёт направление христианского подвига во имя Отечества через мотив «Русского Креста», выражавший идею крестного пути русского народа в истории.

Поэтическая рефлексия о России, являющаяся сквозной в поэзии, раскрывает государственное мироощущение русского человека на самодержавных темах, вследствие этого герой, озабоченный интересами Отечества, служением ему, показан человеком монархических взглядов. Даже поэзия декабристов, провозглашавших необходимость насильственного изменения порядка вещей в России, не смогла сказать веского слова в пользу своих политических программ. В произведениях

297

Ф.Н. Глинки, В.Ф. Раевского, К.Ф. Рылеева, обратившихся к теме национальной государственности во время Отечественной войны 1812 года, патриотические мотивы, что было созвучно моменту, неразрывно соединены с верноподданническими настроениями. В начала 1820-х годов, когда тайные общества начали активную подготовку к вооруженному восстанию, поэтам-декабристам необходимо было найти подтверждение своим замыслам в отечественном прошлом. В многовековой истории российской государственности они обратили внимание на два события, наиболее полно, с их точки зрения, характеризующих национальный склад натуры русского человека в бунтарских проявлениях — восстание жителей древнего Новгорода под предводительством Вадима Храброго против власти Рюрика и борьба Новгорода и Пскова за свою вольность с Иваном III. Но и тут оказалось не всё так просто. Данные события седой древности не захватили поэтическое воображение ранних декабристов — П.А. Катенина и Ф.Н. Глинку. Стремление «оживить» свободолюбивый дух предков так и не сумел реализовать в образе Вадима К.Ф. Рылеев, быстро охладевший к замыслу думы «Вадим», над которой он работал в начале 1820-х годов. Впоследствии поэт так и не вернулся к знаковой для декабристов личности ни в думах, ни в произведениях иных жанров, хотя мысли о создании в поэзии своеобразной хронологии русской государственности продолжали волновать поэта и руководителя Северного тайного общества, всё больше делавшего ставку на насильственные методы борьбы с властью. Рылеев обращается в думах к историческим героям разных веков; их монологи-проповеди, направленные против тирании, кровавых междоусобиц, нисколько не противоречили «родовой» памяти русского народа, никогда не ставившего знак равенства между самодержавием и деспотизмом.

Наиболее цельно и открыто через мотив псковской и новгородской вольницы антиправительственные выпады звучат в стихотворении

298

В.Ф. Раевского «Певец в темнице», созданном им во время заточения в Тирасиольской крепости, что, безусловно, усилило оппозиционные настроения «первого декабриста». Однако, как свидетельствуют дошедшие до нас произведения Раевского, этот пример оказался единственным, не имевшим продолжения в его творческом наследии. В период сибирской ссылки в стихах Раевского ещё звучат отголоски былых декабристских лозунгов, но уже без опоры на русскую историю.

Позже других к теме новгородской вольницы обратился

A.И. Одоевский. Произведения, созданные в царствование Николая I, в 1829-1830 гг., испытывают влияние нового времени — родство со славянофильскими идеями, что отмечали сами славянофилы, с интересом относившиеся к его поэзии. Душевный кризис, всё более овладевавший Одоевским, выразился и в творческом смятении поэта, пытающегося в глубинах национальной истории найти ответы на мучившие его вопросы. Одновременно со стихотворениями «Старица-пророчица», «Зосима», «Неведомая странница», прославляющими выступления новгородцев против централизованной власти, поэт работает над поэмой «Василько», где авторские симпатии на стороне тех, кто ратует за национальное единение, порицает насильственные методы решения государственных проблем.

Не заинтересовала тема народных волнений IX и XV веков

B.К. Кюхельбекера, увлечённого миром Древней Руси, ставшим неиссякаемым источником его вдохновения. При широте охвата жизненного материала и многообразии героев можно проследить одну закономерность, зримо или подспудно выступающую в качестве оценочной категории действующих лиц в произведениях поэта. Особым свойством натуры положительного героя является его охранительная позиция по отношению к авторитету государственной власти в любой её форме, и, напротив, отрицательный персонаж несёт в душе комплекс разрушителя государственных устоев: князь Ярослав Мудрый — гарант государственной

299 разрушитель — князь Святополк Окаянный («Святополк»), Рогдай — защитник национальных границ, татарин — враг Отечества («Рогдаевы псы»), Истома — «государственный человек», в связи со службой и по чувству нравственного долга являющийся блюстителем общественного порядка, его нарушитель — разбойник Кудеяр («Кудеяр»), Юрий, отвергший путь личной мести князю, разрушившему его счастье («Юрий и Ксения»).

В то самое время, когда в голове декабриста A.A. Бестужева созревали кровавые планы силовых методов борьбы с самодержавием, под пером поэта Бестужева в 1824 году появляется произведение «Михаил Тверской», в котором возвышенные патриотические чувства соединяются с мотивом Божьего возмездия как единственного суда, способного разрешить социальные и национальные проблемы. Тем самым автор, возможно, не осознавая, отвергает декабристский волюнтаризм, который сам же проповедует на собраниях Северного общества. Складывается ощущение некоторой двойственности мировоззрения декабристов, выразившейся в том, что приобщение к европейской культуре привело их к идеализации институтов власти, ей принадлежащих, но национальное сознание декабристов, возможно, неожиданно даже для них самих стало заслоном для обоснования своих идей средствами поэзии, обращенной к национальной государственности. Русские по крови, они не могли воспринимать историю Отечества в отрыве от живой жизни своей эпохи, что нашло подтверждение в художественном наследии декабристов. В их творчестве соединились государственно-охранительные и государственно-разрушительные идеи, выразившиеся в нерасчленённости идеалов свободы в декабристском понимании с понятиями национальной независимости как необходимого фактора в развитии государства, ставшие во многом причиной антиисторизма героев их произведений.

300

Таким образом, можно утверждать, что творчество декабристов, стремившихся художественными средствами отразить установки политических программ тайных обществ, не было противопоставлено общей направленности русской поэзии того времени, в которой единство национально-государственных и христианско-православных идей сказалось в разработке героя, изображавшегося через призму служения Богу и Отечеству. Его художественное воплощение, являясь средством выражения русского «духа», проявилось в основном в пяти типах: монументальный герой, герой-резонёр, сказочно-богатырский герой, герой в гражданской ситуации, герой в частной ситуации.

Концепция Божественного происхождения власти в поэзии первого десятилетия XIX века в большей степени связана с изображением русских монархов, прежде всего Петра I, монументальными героями. В отличие от поэзии XVIII века Пётр I, по-прежнему воспринимаемый в русле идеальности, не закрывает своим авторитетом правителей прежних веков, а является продолжателем их государственных дел, что свидетельствует о новой трактовке темы Петровской эпохи. Осмысление преемственности власти стало причиной перехода поэтов от освещения Петровского царствования к более широким установкам — изображению династии Романовых, а затем к решению историософских проблем, раскрывающих царскую власть в двух видах: по Божьему благословению и «по попустительству». Одновременно в поэзии актуализируется герой-резонёр, монолог которого несёт ярко выраженный верноподданнический характер с элементами поучения. При этом на протяжении первого десятилетия XIX века образы резонёров не являются статичными, эволюционируя от изображения в этом качестве трансцендентных сил («Петриады») к фигурам исторических личностей в произведениях о Смутном времени. Объяснение этому легко найти в решении поставленных поэтами задач. Образ Петра реализуется в рамках учения о богоданности царской власти, в связи с чем в

301 качестве резонёров выступают Бог и небесные силы. Утверждая легитимность появления династии Романовых на русском престоле через апологию народного волеизъявления, поэты обращаются к участникам событий Смутного времени — образам Минина и Пожарского в качестве героев-резонёров, соединяющих в себе черты героев монументального типа.

В первое десятилетие XIX века авторы часто изображают властителей прошлого (именно Древняя Русь привлекала внимание поэтов) в частной ситуации, с помощью любовного сюжета. Через обстоятельства, на первый взгляд, не имеющие отношение к гражданским делам, в каких обычно принято изображать особ княжеского звания, поэты решают две задачи: во-первых, показывают предопределённость свыше жизненного пути героев в качестве правителей; во-вторых, частные ситуации способствуют проявлению внутренних качеств характера, служащих духовным потенциалом для государственного служения.

Восприятие через Божественную предопределённость исторического пути русского народа, являющегося носителем высших христианских ценностей, способствовало обращению поэтов к сказкам, ахетипически связанным с древними знаниями, и к былинам, раскрывающим образы богатырей как защитников Веры и Отечества. Творческие поиски привели к созданию сказочно-богатырского героя, отличительной чертой которого являлось гражданское служение. Игнорирование этого факта неминуемо приводило к размыванию целостности образа, превращавшегося в фикцию героя-богатыря.

Отечественная война 1812 года стала новым этапом в развитии охранительных традиций в русской поэзии, что сказалось на типологии героя. Из поэзии уходят поучительные и назидательные мотивы, их место занимают темы прославления русского царя, идеально вписывающегося в границы монументального героя. За счёт реальных участников войны значительно расширяется круг исторических лиц, показанных поэтами в

302 традициях монументальности. В отличие от образа государя, изображение Кутузова и военачальников тяготеет к соединению черт монументального героя и героя в гражданской ситуации. Если национальное сознание не могло приравнять самодержца к простым смертным, то описание предводителей русского воинства создаётся по принципу: «лучшие среди равных». Такое восприятие героического стало причиной нового подхода к освещению рядовых участников войны: это уже не безликая масса, как было в «Петриадах», способная лишь восхищаться достоинствами монументального героя, который находится на недосягаемой для неё высоте, а единомышленники, объединённые общей идеей жертвенного служения Отечеству. В этот период поэты по-прежнему используют приём ретроспективой аналогии, но приспосабливают его к потребностям военного времени. Понимая важность для России совершающихся на их глазах событий, они уже не в раскрытии картин прошлого ищут ответы на наболевшие вопросы современной истории, а прошлое через образную систему «вводят» в настоящее. В сюжетах, посвящённых Отечественной войне 1812 года, появляются герои прошедших веков, а образы современников наделяются чертами былинных богатырей. Однако сказочно-богатырский герой в том виде, в каком он развивался в первые годы девятнадцатого столетия (ориентация на хронологические рамки древнерусской государственности), не получает художественного воплощения. Одновременно актуализируется изображение героя в гражданской ситуации, отражающей национально-патриотическую динамику общественного настроения. Воинский лозунг «за Веру, Царя и Отечество», пришедший из средних веков, приобрёл особый смысл во время войны с Наполеоном, повлияв на художественную разработку героя в частной ситуации, наполнившейся чертами, свойственными для гражданской ситуации, чему способствовало усиление в поэзии национально-патриотических мотивов.

303

Многоликим выступает образ Наполеона, предстающий то вселенским Злом в качестве монументального героя, то в снижено-сатирическом ключе, то антирезонёром, речь которого носит саморазоблачительный характер. Побудительными аргументами для подобного освещения служит отказ от героизации завоевателя, сложившийся в древнерусской литературе в период татаро-монгольского нашествия; такая установка стала характерной и для последующей литературы.

С середины 1810-х годов в поэзии наступает новый период в развитии типологии героя. Победа над Францией, освободительная миссия русской армии в Европе упрочили христианские ориентиры в национальном самосознании. Судьбоносное событие укрепило русский народ в мысли, что он среди других народов занимает особое место, поскольку именно ему было дано свыше право уничтожить общего могущественного врага, возродить благоденствие и порядок в мире. Если прежде поэты стремились отобразить национальное своеобразие русской жизни в её прошлом и настоящем, то теперь импульс интереса к отечественной истории задаёт тон проблема истоков национального самовыражения, из которых складывался русский характер. Опора на ментальные архетипы способствует углублению в минувшие века, в связи с чем образы участников Отечественной войны 1812 года уступают место в произведениях героям прошедших столетий. Отражением новых явлений стал образ Суворова, раскрываемый в поэзии не через сопоставление с Кутузовым, как во время войны с Наполеоном, а в его личностной цельности. Суворов, так же как и победитель французов, изображается в синтезе монументального героя и героя в гражданской ситуации, что помогает показать неординарность его натуры и одновременно нерасторжимое родство с войском, вместе с которым он прославляет Россию за её рубежами.

Государственное мировоззрение как одно из основополагающих категорий национальной концептосферы по-прежнему раскрывается

304 поэзией через проблему власти, осмысленную в русле злободневности и на историософском уровне. В её решение вносят лепту герои-резонёры, монологи которых заключают поэтическую пульсацию сложившихся в русском сознании взглядов на власть, исконно воспринимаемую не правом, а обязанностью, тяжёлым и ответственным бременем. Не являются исключением и произведения декабристов, в которых герой-резонёр — достаточно частый персонаж. Наряду с восприятием власти через деспотизм и тиранию, для них есть и более важное -— долг и закон.

Образ сказочно-богатырского героя претерпел некоторое изменение, связанное с проникновением в поэзию веяний времени. Вновь происходит «возвращение» героя в сюжеты, повествующие о древнерусской государственности. Размышляя о свойствах, определявших характер защитников Отечества во все времена, поэты приходят к выводу, что таковыми являются духовные качества, ценящиеся более высоко, нежели физическая сила. Богатырь не только по крови является русским человеком, он наделён «русским духом», особо полным выражением которого является его служение родной земле. На данную особенность богатырского героя поэзия обращала внимание и прежде, но именно с этого времени на решение задачи целенаправленно ориентированы жанрово-стилистическая форма и идейное содержание произведений. Общие утверждения национальных идеалов, зафиксированные поэтами при изображении героев в гражданских и частных ситуациях, отличаются лишь разными формами служения Отечеству.

Важнейшие художественные открытия в поэзии второй половины 1820-1830-х годов, связанные с осмыслением темы власти и личности властителей, происходят в традиционных сюжетах, мотивах, образах, но раскрытых в несколько ином ключе. Опираясь на характерную ситуацию для поэзии периода Отечественной войны 1812 года, в которой Александр I изображается в антиномической «паре» с Наполеоном, поэты проводят

305 противопоставление уже в большей степени не через личностный план, а через призму династических корней, что актуализирует мотив сакральности царской власти. Продолжая показывать Петра I самодержцем-реформатором, авторы решают проблемы, оставшиеся вне поля зрения поэзии начала девятнадцатого столетия. Над ними уже не довлеет схема, в которую герои вводились по контрасту: единомышленники Петра I — противники его начинаний. Полярность художественного пространства исчезает, уступая место усложнению образов дворян как оппозиции и одновременно централизующей силы в государстве.

Под влиянием восстания декабристов несколько иное освещение получают образы резонёра и антирезонёра. Несмотря на то, что данные герои присутствуют в произведениях, посвященных самым разным эпохам, содержание их речей через исторические аллюзии тесно связано с проблемами, вставшими перед русским обществом после трагических событий на Сенатской площади 14 декабря 1825 года: роль воспитания в формировании державного сознания, осмысление чести и бесчестия, наказания и милости. Существенный корректив вносится в изображение сказочно-богатырского типа, впитавшего в себя особенности поэзии периода Отечественной войны 1812 года (наделение чертами богатыря современников — участников военной кампании с Наполеоном), и традиции пушкинской поэмы «Руслан и Людмила», соединяющей в сюжете сказочно-богатырскую и историческую линии. В целом же герой, воспринимаемый защитником национальной государственности от внешних врагов, мало вписывался в эпоху, в которой звучали охранительные идеи через мотив внутригосударственного единения, что приводит к постепенному исчезновению сказочно-богатырского героя из поэзии.

Пристальное внимание уделяется герою в гражданской ситуации, внутренний мир которого раскрывается через поэтическую правду о православной державности. Интересно, что впервые образы русских

306 государей (Иван Грозный, Александр I), наряду с их традиционным освещением монументальными героями, вводятся в гражданскую ситуацию, выражавшуюся через мотив единения монархии и народа, чему способствовала семиотика действий героя в гражданской ситуации. Изображение героя в частной ситуации также претерпело изменение: ориентация на любовный сюжет уже не является приоритетной - всё большее значение приобретает бытовой план, помогающий раскрыть масштабные государственные проблемы через мироощущение рядовых людей в их обыденной жизни, что вводит бытовое поведение в разряд исторического.

Особое место в поэзии первой трети XIX века занимают образы Бояна и Вадима Новгородского (Вадима Храброго). Частные случаи русской истории (если исходить из уверенности в подлинности зафиксированных фактов), связанные с полулегендарными героями, под пером поэтов превратились в важнейшие прецеденты национального самосознания. При общей принадлежности к древней культурно-исторической среде Боян и Вадим воспринимались «вечными» полюсами национального характера в его природной антиномичности, образующей в аксиологически противоречивых формах диалектическое единство. Попытки найти корни русской ментальности в её отношении к государству вылились в две взаимоисключающие установки поведения героев, несущие центробежный (Вадим) и центростремительный (Боян) характер, но с некоторой оговоркой, касающейся образа Вадима. Он, в отличие от Бояна, постоянно связанного с идеей национального лада и государственной целостности, что подчёркивают соединенные с ним образы Оссиана и Услада, иногда может проявляться в амбивалентных началах. Острота и драматизм мотивировок, направленных на восприятие героя через комплекс бунтарского мироощущения, дополняясь доводами, раскрывающими его как поборника национальных устоев, защищающего их от иноземного посягательства,

307 усложняют внутренний мир героя древнего Новгорода. Вовлечённость Вадима и Бояна в круговорот исторических событий является непреложным фактором их существования в поэзии, объединившим столь различных по своим художественным и идеологическим пристрастиям поэтов, в результате чего эти имена становятся метафорой, выявляющей русское мировоззрение как государственное и определяющей ключевые позиции в этом вопросе литературной и общественной мысли эпохи.

В работе определены причины, способствовавшие вовлечению образа певца Древней Руси в круг интересов русских поэтов: активное использование славянской и псевдославянской мифологии; выход в поэтическую среду, отражающую национально-культурные традиции; широкое распространение переводов «Слова о полку Игореве»; развитие романтической концепции мифа о певце; распространение на русской почве традиций оссианизма. При многообразной трактовке древнерусского материала и при различном подходе к самому герою существует единый идейный стержень, на который опирались поэты: во-первых, Боян предстаёт знаковой фигурой национальной древности, во-вторых, гармоничное, созидательное начало его внутреннего мира и поступков. В начале девятнадцатого столетия предромантическая поэзия конструировала этот образ в синтезе литературной условности и национально-патриотических мотивов, хотя и проявляющихся в основном в засюжетной реальности, но имеющих принципиальное значение для понимания сути самого героя. Со второй половины 1800-х годов образ Бояна, оставаясь в хронологических рамках древнерусской действительности, удаляется из любовных сюжетов, вписываясь в национально-государственный план повествования. Поиски новых форм выражения, тяготение к современной истории в период Отечественной войны 1812 года выразились «в вовлечении» древнерусского героя в произведения с современным для того периода звучанием в качестве внешнего по отношению к эпохе возбудителя патриотизма. С середины

308

1810-х годов поэтов в большей степени начинает интересовать не личность самого героя, а его «взгляд» на события, позволяющий глубже осветить время и его проблемы. Со второй половины 1820-х годов государственно-охранительные идеи, главенствовавшие в русской литературе, направляли поэтов искать в истории примеры гражданского поведения не для защиты Отечества от внешних врагов, а в отношениях героев к государству в его исконных устоях, дающих перспективы православно-самодержавным темам, что стало причиной невостребованности образа Бояна, с 1830-х годов почти исчезнувшего из поэзии, но оставшегося в литературной памяти символом центростремительных сил в русской истории.

Совершенно противоположную направленность имеет в поэзии образ Вадима Новгородского (Вадима Храброго). Поэтический цикл о Вадиме можно разделить на четыре этапа, на протяжении которых в качестве главенствующей выдвигается то идейно-мировоззренческая, то условно-поэтическая сторона, дающая материал для создания героя и помогающая передать состояние общественно-литературной мысли эпохи. В течение первого этапа, на котором сказались впечатления от революции во Франции, убийства Павла I, в поэзии была актуализирована проблема установления самодержавной власти в России: Вадим — защитник народовластия и национальных традиций (Радищев), бунтарь (Державин). Второй — непосредственно соотносится со временем «дней Александровых прекрасное начало» — относительно спокойной, лишённой сложных конфликтов жизнью в первые годы царствования Александра I. Отсутствие напряжённых моментов в современной действительности отразилось на поэтическом восприятии образа Вадима, который в это время наделяется чертами сентиментального и романтического героя, мало ориентированного в историческую ситуацию, в качестве фона представленную в произведении (Палицын, Жихарев, Жуковский). Третий этап — декабристский. Поэты через исторические аллюзии пытались доказать правоту собственных

309 политических мыслей (Рылеев, Раевский); идею национально-освободительной борьбы против захватчиков (Пушкин, Хомяков). Четвёртый — последекабристский, реализующий одновременно мотивы памяти декабристского движения и оценку его деятельности в критическом освещении (Лермонтов). Закономерно, что образ Вадима не был взят на вооружение русскими поэтами в период Отечественной войны 1812 года, когда особую актуальность приобретал пафос национального единения. Герой, лишённый созидательной, позитивной направленности в своих действиях, несущих разрушающий потенциал, не мог вписаться в патриотическую поэзию эпохи. По этой же причине он перестал с 1830-х годов интересовать русских поэтов, отражавших в своём творчестве державно-охранительную линию литературы.

За синтезом устных народных традиций и литературным словом стоит поэтическая концепция национального самосознания, архетипической глубиной которого выступают духовно-нравственные ценности фольклора. Его проникновение в художественную атмосферу времени теснейшим образом было связано с утверждением народности в литературе, потому влияние было широким и разнообразным. Интерпретируя устные поэтические источники, поэты расширяют их идейно-смысловое содержание в связи с потребностями времени и индивидуальным творческим поиском, используют словотворчество, лексические, семантические и жанровые «сдвиги». Например, жанр причитаний, в фольклоре ориентированный на личные переживания, под пером поэтов в период Отечественной войны 1812 года наполняется национально-патриотическим звучанием, а со второй половины 1820-х годов включает государственно-охранительные мотивы. Во время антинаполеоновской военной кампании древнейший жанр заклинательного фольклора — заговор — наделяется в поэзии охранительным по отношению к национальному самосознанию смыслом, выступая в двух значениях: во-первых, в качестве

310 древних знаний, являясь способом познания эмпирического мира и соединения его с Абсолютом; во-вторых, доказывает посвящённость русского народа в особую мировую тайну, скрытую от непосвящённых, какими являются враги Отечества. С конца 1820-х годов происходит кардинальное обновление идейных установок, заложенных в заговор: если в предшествующей поэзии заговорные слова произносят положительные персонажи, представляющие русскую нацию, то теперь они вводятся в речь отрицательного героя, действия которого разрушительны для государства и противоречат православной вере.

В устойчивых и повторяющихся образах устной словесности утверждается цельный и глубокий национальный характер, опора на народное слово наполняет речь и поступок героя прямолинейностью, не оставляя повода для разномыслия.

Пытаясь передать первородные черты русского характера, поэты обращаются к античной и славянской мифологии, выступающей не наивной архаикой, а «хранилищем смысла» древнего сознания, с помощью которого расшифровываются метаисторические цели русского народа. Обращение к поэтике языческой культуры не свидетельствовало о мировоззренческой эклектике авторов, поскольку связующей основой своеобразного диалога выступала православная этика, обусловившая вектор созидательного восприятия дохристианского наследия. Языческая картина мира побуждала поэтов к адекватным формам художественного выражения, определившим постепенное усиление философской струи, тяготение к условно-символическим приёмам, свободное обращение с категорией времени, обоснованность идей на логике чувства и интуиции.

В первое десятилетие XIX века творческая активность поэтов направлена на одновременное освоение античной и славянской мифологии. В период Отечественной войны 1812 года полифункциональность римского и греческого язычества остаётся в силе, а вот национальная мифология

311 реализуется в контексте не общеславянского, а именно русского сознания. Со второй половины 1810-х годов начинает ощущаться ослабление позиций античной мифологии, хотя и продолжающей существовать в поэзии в качестве «опорных» словесно-образных характеристик русского мира и в дальнейшем.

По меньшей мере, можно выделить пять уровней бытования славянской мифологии в русской поэзии той поры:

1. Использование архетипического значения мифологической образности в качестве литературного клише, при котором оно может инверсироваться, переходя из одного смыслообразования в другое.

2. Создание художественного хронотопа, связанного с древним славянством, и героев, наделённых языческим сознанием.

3. Введение устойчивых, обладающих «объективным» литературным смыслом опознавательных свойств мифологии — героев с архаическим сознанием, «отмифологизированных» ситуаций, мотивов, сюжетов - в произведения о современной для авторов действительности (в основном это Отечественная война 1812 года); наделение образов исторических лиц демиургическими чертами.

4. Анахронический — через антитезу православного мировоззрения языческой вере.

5. Литературная мифология, то есть конструирование мифологической образности по внутрилитературным канонам, учитывающим опыт античной и славянской мифологии, устного поэтического творчества.

Поиски органичной цельности русского мироощущения сказались на осмыслении поэзией славянской мифологии — от невычленяемости её с национальным сознанием до противопоставления языческого и православного начал. Мировоззренческим водоразделом служат послевоенные годы, с этого времени антитеза православное — языческое

312 начинает проявляться в творчестве поэтов, приняв планомерный характер со второй половины 1820-х годов в качестве лейтмотива последующей поэзии.

Движение русской поэзии к самобытности определённым образом связано с вопросами, решение которых является результатом весьма длительных процессов в литературе и предполагает целый ряд художественно-эстетических и национально-общественных условий. Всё это служит убедительным доказательством того, что истолкование тем, идей, проблем необходимо проводить с учётом стабильных, не претерпеваемых коренных изменений принципов, таящих в себе философские глубины. Таким императивом для художественной концепции национального самосознания служит православно-государственное мировоззрение русского человека. Опираясь на него, поэты разрабатывают проблемы смысла исторического пути Святой Руси и Великой России и связанные с ними мотивы национального мессианизма, провиденциализма в истории, соборности, богоизбранности царской власти, жертвенности во имя Веры и Отечества, самобытности русского характера. Следуя традиционной модели ценностных понятий русской культуры, содержание художественного поля поэзии первой трети XIX века можно показать через семантику формулы «Православие, Самодержавие, Народность». При всём том, что в отличие от социально-политического трактата поэзия, где господствует образное мышление, не даёт возможность прямолинейного воплощения уваровской идеи, в поэтике произведений, отличающихся внутренним единством и цельностью, присутствует некое глубинное, объединяющее начало, подчинённость общим принципам художественного мышления и отражения жизни. Охранительно-консервативная сущность православия, питающая русскую литературу, направляет поэзию на выявление архетипа национального самосознания, в котором формула не приобретает произвольный характер, имея значение в качестве способа исследования связей и закономерностей развития поэзии той поры.

313

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Нестерова, Татьяна Петровна, 2008 год

1. Библия. М.: Московская патриархия, 1988. - 1377 с.1. Источники

2. Алякринский И. Ольга, или Осада Коростеня (отрывок из второй песни) // Вестник Европы. 1827. -№2. -С. 117-128.

3. Алякринский И.П. Рогнеда. -М.: Типография Н. Степанова, 1837 156 с.

4. Алякринский И.П. Усладовы гусли // Вестник Европы. 1830. - № 13. -С. 31-37.

5. Андреев С.С. Левсил, руской богатырь. СПб.: Императорская типография, 1807. - 58 с.

6. Библиотека фольклора. Т.1. Былины. М.: Сов. Россия, 1988. - 570 с.

7. Боровиковский Л. Пир Владимира Великого // Вестник Европы. 1828. -№ 9. - С. 45^19.

8. В удовольствие и пользу. Труды воспитанников университетского благородного пансиона. Ч. 1-2. М.: Университетская типография, 1810-1811.

9. Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п., собрал П.В. Шейн. Ч. 1. Вып. 1-2. СПб.: Императорская Академия наук, 1898-1900.

10. Воейков А. Светослав // Иппокрена. 1800. - Ч. 6. - С. 502-512.

11. Волков A.A. Освобождённая Москва. М.: Университетская типография, 1820. - 239 с.

12. Волков Г. Песнь Богу по истреблении врагов России. Русский вестник, 1813.-№5. с. 3-4.

13. Волкова А. Чувствования россиянки, возбуждённые победами российских войск над бегущим врагом отечества // Сын отечества. 1812. -№9,- С. 121-125.

14. Востоков А.Х. К россиянам. Дифирамб // Сын отечества. 1812. - № 4. -С. 163-172.337

15. Востоков А.Х. Опыты лирические и другие мелкие сочинения в стихах. 4.1-2. СПб.: Морская типография, 1805-1806.

16. Глебов Д.П. Глас московского жителя на освобождение России от врагов. М.: Губернская типография у А. Решетникова, 1813. - 7 с.

17. Глебов Д.П. Певец в кругу россиян // Вестник Европы. 1813. -№23-24.-С. 301-305.

18. Глебов Д.П. Сражение при Бородине. М.: Типография Н.С. Всеволжского, 1813. - 16 с.

19. Глинка С.Н. К храбрым донцам // Русский вестник. -1813. № 4. -С. 6-8.

20. Глинка С.Н. Молитва русских // Русский вестник. 1812. - № 7. -С. 81-83.

21. Глинка С.Н. Молитва русского народа при воспоминании Полтавской победы // Русский вестник. 1812. - № 7 - С. 93-94.

22. Глинки С.Н. На заложение в Новочеркасске храма во имя Александра Невского // Русский вестник. 1812. - № 1. - С. 70-73.

23. Глинка С.Н. Ольга Прекрасная и князь Игорь // Русский вестник. 1808 -№ 5. - С. 198-200.

24. Глинка С.Н. Отрывок из повести о князе Мстиславе великом, победителе половцев // Русский вестник. 1814. - № 5. - С. 3-11.

25. Глинка С.Н. Песнь благотворению, посвящаемая государыне Марии Фёдоровне, венценосной матери вдов и сирот // Русский вестник. 1815. -№5.-С. 3-18.

26. Глинка С.Н. Песнь русским воинам на возвращение в Отечество // Русский вестник. -1815.-№9.-С. 24-27.

27. Глинка С.Н. Пожарский и Минин, или Пожертвования россиян. М.: Типография Бекетова, 1807. - 11 с.

28. Глинка С.Н. Сочинения. Ч. 1-4. -М.: Типография Селивановского, 1817.338

29. Глинка С.Н. Стихи, написанные по прочтении письма преосвещеннейшего Платона, при котором препровождён к Государю Императору Образ преподобного Сергия, игумена Радонежского // Русский вестник. 1812. - № 9. - С. 94-97.

30. Глинка С.Н. Стихи по случаю известия о нашествии неприятеля // Русский вестник, 1812,-№7.-С. 81-83.

31. Глинка С.Н. Царица Наталия Кирилловна. М.: Типография Бекетова, 1809.- 137 с.

32. Глинка Ф.Н. Иов. Свободное подражание Священной книге Иова. -СПб.: Типография Королёва и К, 1859 173 с.

33. Глинка Ф.Н. Карелия, или Заточение Марфы Иоанновны Романовой. -СПб.: Типография Непейцына, 1830. 112 с.

34. Глинка Ф.Н. Смерть Петра Первого // Русский вестник. 1808. - № 10. -С. 62-82.

35. Глинка Ф.Н. Сочинения. М.: Сов. Россия, 1986. - 349 с.

36. Грамматин Н. Ф. Стихотворения: В 2 ч. СПб.: Типография Российской Академии наук, 1829.

37. Грузинцов А.Н. Петриада. СПб.: Императорская типография, 1812. -230 с.

38. Грузинцов А.Н. Спасённая и победоносная Россия в девять надесять веке. СПб.: Императорская типография, 18913. - 48 с.

39. Елагин Н. Отрывок «Днепровский берег» из поэмы «Владимир Великий» // Московский телеграф. 1829. - № 20. - С. 458-463.

40. Загорский М.П. Илья Муромец: Богатырская повесть // Новости литературы. 1825. - Кн. 13-14. - С. 69-70; 132-136; 137-140; 140-144. Славянин. - 1827,-Ч. l.-№ 1.-С. 1-8.; №2.-С. 20-23.; № 6. - С. 81-93.

41. Иванов Ф. Рогнеда на могиле Ярополковой // Русский вестник. 1808. -№9.-С. 383-388.339

42. Игорь, героическая песнь. С древней славенской песни, писанной в XII в., преложил стихами Александр Палицын. Харьков: Университетская типография, 1807. - 42 с.

43. Исторические песни XVIII века JI: Наука, 1971. - 356 с.

44. Исторические песни XIX века Л.: Наука, 1973. - 283 с.

45. Исторические песни XIII-XVI веков М.; Л.: АН СССР, 1960. - 696 с.

46. К милой в одежде ратника // Вестник Европы. 1814. - № 5. - С. 30-31.

47. К. Молитва раненого офицера // Сын отечества. 1812. - № 8. -С. 75-77.

48. Карамзин Н. М. Илья Муромец // Аглая. 1795. - Кн. 2. - С. 171-201.

49. Карамзин Н.М. Освобождение Европы и слава Александра I. М.: Типография С. Селивановского, 1814-22 с.

50. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника: В 6ч. М.: Университетская типография, 1797-1801.

51. Катенин П.А. Избранное. -М.: Сов. Россия, 1989. -239 с.

52. Катенин П.А. Княжна Милуша. Сказка в стихах. СПб.: Типография X. Гинце, 1843.- 159 с.

53. Кашкин Д. Е. Сочинения: В 3 т. СПб.: Типография Н. Степанова, 1836.

54. Кашкин Д.Е. Хвала достославным российским героям: Песнь лирическая. М.: Университетская типография, 1822. - 16 с.

55. Кованько И.А. Солдатская песня // Сын отечества. 1812. - № 1. С. 45-46.

56. Кокошкин Ф. На бегство Наполеона с остатком войск его // Сын отечества. 1812. - № 9. - С. 126-128.

57. Колосов В. Две надписи к портрету светлейшего князя Кутузова-Смоленского //Русский вестник. -1813.-№5.-С. 81.

58. Колосов В. Песнь богатырям русским // Русский вестник. 1813. - № 6. -С. 3-15.340

59. Корсаков П. Песнь барда на кончину князя Г.К. Смоленского // Сын отечества, 1813.-№ 20. - С. 44-46.

60. Кугушев Н. Грановитая палата. Кн. 1-3. М.: Университетская типография, 1808.

61. Кугушев Н. Князь Феодор Рязанский и князь Юрий Муромский // Русский вестник. 1813. -№ 6. - С. 3-15.

62. Кюхельбекер В.К. Избранные произведения: В 2 т. М.;Л.: Сов. писатель, 1967.

63. Ламанский И. Ода на освобождение Москвы // Сын отечества. 1812. -№5.-С. 217-222.

64. Левшин В.А. Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие, оставшиеся чрез пересказывание в памяти, приключения. 4.1-10 М.: Университетская типография, 1780-1783.

65. Лермонтов М.Ю. Песнь про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова // Литературное прибавление к Русскому Инвалиду на 1838 год. 1838. -№ 18. - С. 344-347.

66. Лож-в И. Военная песнь. Славяно-россиянка отпускает на войну единственного своего сына // Русский вестник. 1808. - № 7. - С. 85-88.

67. Львов H.A. Добрыня. Богатырская песня // Друг просвещения. 1804. -№9.-С. 196-207.

68. Марин С.Н. Ода на победу над врагами // Сын отечества. 1812. - № 8. -С. 74-75.

69. Марин С.Н. Полное собрание сочинений. Рига: Образцовая типография ЛПТ, 1948.-575 с.

70. Мерзляков А.Ф. Полтава. СПб.: Морская типография, 1827. 25 с.

71. Мечислан и Рослана. СПб.: Типография Смирдина, 1831. - 95 с.

72. Милонов. Мысли при гробе князя Кутузова-Смоленского // Сын отечества. 1813.-№24.-С. 209.341

73. Минаев Д.И. Слава о Вещем Олеге. СПб.: Типография Иванова, 1847. -91 с.

74. Низвержение Отрепьева // Русский вестник. 1809. - № 3. - С. 443-451.

75. Олин В.Н. Эстонский кудесник // Славянин. 1827. - № 21. -С. 304-305.

76. Орлов A.A. Александр Первый, или Поражение двадесяти язык. Героическая поэма. М.: Типография Селивановского, 1828. - 54 с.

77. Орлов A.A. Димитрий Донской, или Начало российского величия. М.: Университетская типография, 1827. - 90 с.

78. Остолопов Н. Лирическая песнь при известии о кончине генерала от инфантерии князя Петра Ивановича Багратиона // Сын отечества. 1812. -С. 77- 79.

79. Остолопов Н. На погребение генерал-фельдмаршала князя Михаила Ларионовича Голенищева-Кутузова Смоленского // Сын отечества. Прибавление к журналу. -1813.-№8.-СЛ.

80. Палицын А. А. Димитрий Донской (отрывок из поэмы) // Русский вестник. 1808. - № 8. - С. 237-246.

81. Палицын A.A. Димитрий Донской // Русский вестник. 1808. - № 8. -С. 237-246.

82. Песни, собранные П.В. Киреевским: В 3 ч. М.: Общество любителей российской словесности, 1861-1872.

83. Песнь задунайским героям // Русский вестник. 1812. - № 2. - С. 13-17.

84. Побег Наполеона Карловича из земли Русской // Русский вестник. -1813.-№ 5.-С. 30-47.

85. Попов М.И. Описание древнего славянского языческого баснословия, собранного из разных писателей и снабженного примечаниями. СПб.: Типография Сухопутного шляхетного кадетского корпуса, 1768. - 48 с.342

86. Попов М.И. Славенские древности, или Приключения славенских князей. Ч. I-III. СПб.: Типография морского шляхетного кадетского корпуса, 1770-1771.

87. Поэзия декабристов. Л.: Сов. писатель, 1950. - 848 с.

88. Поэты 1790-1810-х годов. Л.: Сов. писатель, 1971. - 911 с.

89. Причитанья Северного края, собранные Е.В. Барсовым: В 2 ч. М.: Общество любителей российской словесности, 1872-1882.

90. Пушкин A.C. Полтава. СПб.: Типография Департамента народного просвещения, 1829.-91 с.

91. Пушкин. A.C. Руслан и Людмила. М.: Типография Н. Греча, 1820 -142 с.

92. Радищев А. Н. Собрание оставшихся сочинений покойного Александра Николаевича Радищева. 4.1-6. ML: Типография Бекетова, 1806-1811.

93. Радищев, H.A. Сочинения. 4.1-2. М.: Университетская типография, 1801.

94. Русская романтическая поэма первой половины XIX века. М.: Сов. Россия, 1985.-272 с.

95. Рылеев К.Ф. Полное собрание сочинений. М.-Л.: Academia, 1934. -908 с.

96. Рылеев К.Ф., Одоевский А.И. Сочинения. СПб.: Журнал «Жизнь для всех», 1913. - 566 с.

97. Свечин П. Александроида. Т. 1-4. М.: Типография Селивановского, 1827-1829.343

98. Себряков. Встреча на том свете // Сын отечества. 1834. - №20. -С.131-136.

99. Сладковский Р. Пётр Великий. СПб.: Императорская типография, 1803.- 145 с.

100. Собрание русских стихотворений, взятых из сочинений лучших стихотворцев российских и из многих русских журналов Ч. 1-5. М.: Университетская типография, 1809-1811.

101. Собрание стихотворений, относящихся к незабвенному 1812 году: В 2 ч. -М.: Университетская Типография, 1814.

102. Соловьёв Ф.Н. Отрывок из недоконченной поэмы // Метеор. Альманах на 1836 год. 1836. - С. 50-69.

103. Степанов А.П. Суворов. М.: Университетская типография, 1821. -230 с.

104. Стихи на бывшее в 1803 году 16 мая торжество в память Государю Императору Петру Великому, по истечении столетия заложению Санкт-Петербурга // Лицей. 1805. - Кн. 3. - С. 7-11.

105. Стихи на единогласное избрание С.-Петербургским дворянством в начальники новой военной силы генерала от инфантерии Голенищева-Кутузова//Русский вестник. -1812.-№9.-С. 130-131.

106. Стихи, написанные по прочтении Приказа, отданного Государем Императором действующим армиям 13 июня 1812 года, по случаю вероломного разрыва мира французами // Русский вестник. 1812. - № 7. -С. 88-89.

107. Телепнев Н. Наполеон в России. М.: Типография Селивановского, 1813.-91 с.

108. Трилунный (Д.Ю. Струйский). Письмо Петра к царевичу // Атеней. -1830. -№1. С.90-91.

109. Фёдоров Б.М. Опыты в поэзии. 4.1. СПб.: Типография Края, 1818. -152 с.344

110. Фукс A.A. Основание города Казани. Повесть в стихах. Казань: Университетская типография, 1836. - 136 с.

111. Хвостов Д. Освобождение Москвы // Сын отечества. -№ 4. С. 174— 175.

112. Херасков М. М. Царь, или Спасённый Новгород М.: Университетская типография, 1800. - 246 с.

113. Херасков М.М. Россияда: Поэма эпическая. М.: Вольная типография Пономарёва, 1807. -273 с.

114. Хомяков A.C. Стихотворения и драмы. JL: Сов. писатель, 1969. -595 с.

115. Христос в русской поэзии М.: Новый ключ: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2001.-382 с.

116. Цертелев Н. А. Василий Новгородский (повесть в духе древних русских стихотворений) // Сын отечества. 1820. - № 7. - С. 27-36; № 8. - С. 81-89.

117. Шаликов П. Стихи светлейшему князю Михаилу Ларионовичу Голенищеву-Кутузову Смоленскому // Сын отечества. 1812. - № 12. -С. 270-271.

118. Чулков М.Д. Абевега русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства, шаманства и проч. -М.: Типография Ф.Гиппиуса, 1786. 326 с.

119. Шаманство // Русский вестник. 1813. -№ 4. - С. 3-5.

120. Шатров Н. Из псалма 92-го // Русский вестник. 1812. - № 3. -С. 40-46.

121. Шатров Н. Молитва израильского народа во время нашествия Сеннахиримова воинства на Иерусалим // Русский вестник. 1813. - № 4. -С. 75-81.

122. Шатров Н. Песнь победная израильского народа на поражение Сеннахиримова воинства // Русский вестник. 1812. - № 5. - С. 47-62.345

123. Шатров Н. Ода из псалма 2-го // Русский вестник. 1812. - № 1. -С. 74-79.

124. Шатров Н. Преложение 19-го псалма // Русский вестник. 1812. - № 5. -С. 102-105.

125. Шидловский А. Князь Вячко // Благонамеренный. 1826. - № 6. -С. 361-367.

126. Шихматов С. Пётр Великий, лирическое песнопение. СПб.: Типография Шнора, 1810-217 с.

127. Шишков A.A. Восточная лютня. М.: Университетская типография, 1824. - 80 с.

128. Шкляревский П. Смерть Бориса Ростовского (историческое предание) // Моё новоселье. Альманах на 1836 год. 1836. - С. 14-22.

129. Языков Н.М. Сочинения. Д.: Худож. лит, 1982. - 447 с.

130. Исследования, документы, мемуары, письма

131. Автамонов Я. Символика растений в великорусских песнях // Журнал Министерства народного просвещения. 1902. -№ 11. - С. 46-101.

132. Аксаков К.С. Полное собрание сочинений. Т. 1-3. М.: Типография П. Бахметева, 1861

133. Антонова В.И., Мнева Н.Е. Каталог древнерусской живописи XI начала XVIII века. Опыт историко-художественной классификации: В 2 т. - М.: Искусство, 1963.

134. Архив К.Ф. Рылеева / Подгот. В.И. Маслов. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1910. - 20 с.

135. Арцыбашев Н. С. Повествование о России. Т. 1-4. М.: Университетская типография, 1838-1843.

136. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1-3. -М.: Типография К. Солдатенкова, 1865.

137. Афанасьев Э.Л. На пути к XIX веку (Русская литература 70-х гг. XVIII в. 10-х гг. XIX в). - М.: ИМЛИ РАН, 2002. - 304 с.346

138. Базанов В.Г. Очерки декабристской литературы. Поэзия. M.;JI.: Гослитиздат, 1961.-471 с.

139. Базанов В.Г. Очерки декабристской литературы. Публицистика. Проза. Критика. М.: Гослитиздат, 1953. - 528 с.

140. Базанов В.Г. Поэтическое наследие Фёдора Глинки (10-30-е XIX века). -Петрозаводск: Гос. изд-во Карело-Финской ССР, 1950- 128 с.

141. Баратынский Е.А. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. М.: Правда, 1987. - 477 с.

142. Батюшков К.Н. Сочинения: В 3 т. СПб.: Типография Котомина, 1885-1887.

143. Батюшков Ф.Д. Песни о девушке-воине и былины о Ставре Годиновиче И. Созоновича // Журнал Министерства народного просвещения 1887-№3. - С. 132-150.

144. Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000. - 332 с.

145. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества: Сборник избранных трудов. М.: Искусство, 1979. - 423 с.

146. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1953-1959.

147. Беляев А. Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. 1805-1850. СПб: Типография A.C. Суворина, 1882. -507 с.

148. Беляев И. Д. Рассказы о русской истории. Кн. 1-4. М.: Типография А. А. Степанова, 1864.

149. Бердяев H.A. О русских классиках. М.: Высшая школа, 1993. - 366 с.

150. Бердяев H.A. Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX в. и начала XX в.; Судьба России. М.: ЗАО «Сварог и К», 1997. - 540 с.

151. Бердяев H.A. Смысл истории. -М.: Мысль, 1990. 173 с.

152. Бестужев A.A. Сочинения: В 2 т. -М.: Худож. лит., 1981.347

153. Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней: В 2 т. М.: Худож. лит, 1979.

154. Бобров Е.А. Философия и литература. Сборник статей (1888-1С98). -Казань: Типография Императорского университета, 1898. 172 с.

155. Бойко М.Н. Авторские миры в русской культуре первой половины XIX века. СПб.: Дмитрий Буланин, 2005. - 376 с.

156. Бугославский П.И. Отечественная война в освещении русской художественной литературы. Чернигов: Типография губернского правления, 1912. - 46 с.

157. Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество. М.: Русская книга, 1992. -525 с.

158. Булгаков С.Н. Два града. Исследования о природе общестьенных идеалов. Т. 1-2,-М.: Путь, 1911.

159. Булгаков С.Н. Сочинения: В 2 т. М.: Наука, 1993.

160. Бурмистров Т. Россия и Запад. Антология русской поэзии. СПб.: НИИ Химии СПбГУ, 2000. - 408 с.

161. Буслаев Ф.И. Народная поэзия. Исторические очерки. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1887. - 501 с.

162. Бычков A.A. Энциклопедия для языческих богов: Мифы древних славян. М.: Вече, 2001. - 397 с.

163. Бычков В.В. 2000 лет христианской культуры: В 2 т. М.-СПб.: Университетская книга, 1999.

164. Бычков В.В. Духовно-эстетические основы русской иконы. М.: Ладомир, 1995.-331 с.

165. Бычков В.В. Русская средневековая эстетика. М.: Мысль, 1995. -637 с.

166. В раздумьях о России (XIX век) /Отв. ред. Е.Л. Рудницкая. М.: Археографический центр, 1996. - 440с.348

167. Вайман С.Т. Неевклидова поэтика: Работы разных лет. М.: Наука, 2001.-479 с.

168. Вацуро В.Э. Избранные труды. М.: Языки славянской культуры, 2004. - 848 с.

169. Венгеров С. А. Героический характер русской литературы. СПб.: Прометей, 1911. - 205 с.

170. Веневитинов Д.В. Полное собрание сочинений М.;Л: Academia; 1934. -533 с.

171. Вернадский Г.В. Начертание русской истории. М.: Айрис-пресс, 2002. -358 с.

172. Веселовский А.Н. «Алёша Попович» и «Владимир» Жуковского // Журнал Министерства народного просвещения. 1902. - № 5. - С. 126-147.

173. Веселовский А.Н. Заметки по литературе и народной словесности. Т. 1-7. СПб.: Императорская Академия наук, 1883.

174. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л: Гослииздат., 1940648 с.

175. Взор на прошедший год // Вестник Европы. 1803. - № 1. - С. 75-80.

176. Вигель Ф.Ф. Записки: В 7 ч. М.: Университетская типография, 1891-1893.

177. Воейков А.Ф. Разбор поэмы «Руслан и Людмила», сочинение Александра Пушкина // Сын отечества. 1820. - № 34. - С. 12-32; № 35. -С. 66-83; №36.-С. 97-114; №37.-С. 145-155.

178. Волжский А. Христианские переживания в русской литературе // Вопросы жизни. 1905. - № 4-5. - С. 275-294.

179. Вольтер История царствования Лудовика XIV и Лудовика XV, королей французских: В 4 ч. М.: Типография Селивановского, 1809.

180. Вольтер. История Карла XII, короля шведского: В 4 ч. Орёл: Типография Сытина, 1820.349

181. Вопросы русской и зарубежной литературы: Межвуз. сб. науч. труд. / Отв. ред. А.П. Черников. Калуга: Калуж. гос. пед. ун-т, 1997. - 106 с.

182. Вортман Р. «Официальная народность» и национальный миф российской монархии XIX века // Россия / Под ред. Н.Г. Охотина. -М.; Венеция, 1999. Вып. 3 (11). - С. 233-244.

183. Восстание декабристов: Материалы по истории восстания декабристов. Т. 1-11 / Под общ. ред. М.Н. Покровского. M;JI: Гослитиздат, 1925-1954.

184. Всемирная энциклопедия: Философия / Глав. науч. ред. и сост. A.A. Грицанов. М.: ACT, Мн: Харвест, Современный литератор, 2001. -1312 с.

185. Выдержки из дружеских писем Евгения (впоследствии митрополита Киевского) к воронежскому приятелю его Василию Игнатьевичу Македонцу // Русский архив. 1870. - Ч. 8. - Ст. 796-798.

186. Вяземский П.А. Полное собрание сочинений: В 12 т. СПб.: Издание графа С.Д. Шереметева, 1878-1896.

187. Галахов А.Д. Записки человека. М.: Новое литературное обозрение., 1999.-448 с.

188. Галинковский Я.А. Мнение о характере русских // Корифей, или Ключ литературы. 1802. - Кн. 1. - С. 160-168.

189. Гегель Г.-В.-Ф. Эстетика: В 4 т. М.: Искусство, 1971.

190. Георгиева. Т.С. Культура повседневности. Русская культура и православие: Учеб. пособие. М.: Аспект Пресс, 2008. - 396 с.

191. Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. М.: АН СССР, 1954-1964.

192. Глинка Г.А. Древняя религия славян. Митава: Типография Штефенгагена, 1804. - 150 с.

193. Глинка С.Н. Древние русские стихотворения // Русский вестник. 1808. - № 4. - С. 101-104, №5. -С. 206-214.

194. Глинка С.Н. О свойствах россиян, и замечания о изменении коренного свойства народов // Русский вестник. 1808. - № 7. - С. 49-64.350

195. Глинка С.Н. Русская история. Ч. 1-8. М.: Университетская типография, 1817-1819.

196. Глинка Ф.Н. Письма к другу. М.: Современник, 1990. - 558 с.

197. Гнедич Н.И. Сочинения: В 3 т. СПб.: Товарищество М.О. Вольфа, 1884.

198. Гоголь Н.В. Собрание сочинений: В 9 т. М.: Русская книга, 1994.

199. Голиков И.И. Деяния Петра Великого: В 18 ч. М.: Университетская типография, 1788-1797.

200. Горелов А. А. К истолкованию понятия «фольклоризм литературы» // Русский фольклор. Вопросы теории фольклора / Отв. ред. A.A. Горелов. -Л.: Наука, 1979. T.XIX- С. 31 - 48.

201. Грамматин Н.Ф. Рассуждение о древней русской словесности. М.: Университетская типография, 1809. - 32 с.

202. Греч Н. И. Опыт краткой истории русской литературы СПб: Типография Н.Греча, 1822. - 394 с.

203. Греч Н.И. Записки о моей жизни. СПб.: A.C. Суворин, 1886. - 588 с.

204. Грунский Н.К. Наполеон I в русской художественной литературе. -Варшава: Варшавский учебный округ, 1899. 132 с.

205. Гумилёв Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М.: Мысль, 1989. -764 с.

206. Гумилёв Л.Н. От Руси до России: Очерки этнической истории. М.: Айрис-пресс; Рольф, 2000. - 318 с.

207. Гусев А.Ф. Религиозность как основа нравственности. Казань: Типолитография Казанского Императорского университета, 1894. - 194 с.

208. Гусев В.А. Русский консерватизм: основные направления и этапы развития. Тверь: ТГУ, 2001. - 235 с.

209. Гусев В.И. Художественное и нравственное: Письма о литературе. М.: Худож. лит., 1988. -365 с.351

210. Далгат У. Б. Литература и фольклор: Теоретические аспекты. М.: Наука, 1981.-303 с.

211. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М.: Русский язык - Медиа, 2005.

212. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. СПб.: Товарищество «Общественная польза», 1871 - 542 с.

213. Державин Г.Р. Сочинения: В 9 т. СПб.: Императорская. Академия наук, 1864-1883.

214. Державин и Карамзин в литературном развитии XVIII начала XIX века (XVIII век. Сборник 8) / Под ред. П.Н. Беркова и др. - Л.: Наука, 1969-276 с.

215. Доклады министра народного просвещения С.С. Уварова императору Николаю I // Река Времён (Книга истории и культуры): Кн. I М.: «Река Времён» - «Эллис Лак», 1995. - С. 67-78.

216. Долин А. Пророк в своём отечестве. М.: Наследие, 2002. - 319 с.

217. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л.: Наука, 1984.

218. Дроздов М. Воспитательное значение поэзии Пушкина // Филологические записки. 1899. - Вып. 6. - С. 19-34.

219. Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII-XX вв. М.: Изд. Совет Русской Православной Церкви, 2002.- 1055 с.352

220. Дунаев М.М. Православие и русская литература: Учеб. пособие: В 6 ч. -М.: Христианская литература, 2001-2004.

221. Евагрий Схоластик. Церковная история. Т. 1-2. - СПб.: Алетейя, 1999-2001.

222. Евангельский текст в русской литературе ХУШ-ХХ веков (цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр): Сб. науч. трудов / Отв. ред. В.Н. Захаров. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1994-2005. -Вып. 1-4.

223. Евлампиев И.И. История русской метафизики в Х1Х-ХХ веках. Русская философия в поисках абсолюта: В 2 ч. СПб.: Алетейя, 2000.

224. Екатерина II. Записки касательно российской истории: 4.1-4. СПб.: Императорская типография, 1787-1794.

225. Екатерина II. Сочинения. Т. 1-3. СПб.: Типография Смирдина, 1849-1850.

226. Елагин И. Опыт повествования о России. Кн.1-3. М.: Университетская типография, 1803.

227. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. -Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995. 287 с.

228. Есаулов И.А. Пасхальность русской литературы. Монография. М.: Кругъ, 2004. - 559 с.

229. Жданов И.Н. Накануне Пушкина и А. С. Пушкин. Обзор литературных явлений начала XIX столетия. Лекции. СПб.: Литография Богданова, 1891.-259 с.

230. Живов В.М. Святость. Краткий словарь агиографических терминов. -М.: Гнозис, 1994.-110 с.

231. Жизнь и житие. Сергия Радонежского. Сб. / Подгот. текстов В.В. Колесова, Т.П. Рогожниковой. М.: Сов. Россия, 1991. - 366 с.353

232. Жирмунский В.М. Религиозное отречение в истории романтизма. Материалы для характеристики Клеменса Брентано и гейдельбергских романтиков. М.: Типография С.И. Сахарова, 1918. - 204 с.

233. Житель Бутырской слободы (Глаголев). Письмо к редактору // Вестник Европы. 1820. - № 11. - С. 213-220.

234. Жуковский В.А. Полное собрание сочинений. Т. 1-12. СПб.: Типография А.Ф. Маркса, 1902.

235. Жуковский и литература конца XVIII-XIX века / Отв. ред.

236. B.Ю. Троицкий. Сборник статей. М.: Наука, 1988. - 319 с.

237. Забелин И.В. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях: В 2ч. М.: Языки русской культуры, 2000.

238. Забелин И.Е. Минин и Пожарский. «Прямые» и «косые» в Смутное время. СПб.: Русская симфония, 2005. - 261 с.

239. Завалишин Д.И. Записки декабриста. СПб.: Сириус, 1906. - 464 с.

240. Замечания на поэму Руслан и Людмила, в шести песнях, соч. А. Пушкина // Невский зритель. 1820. - № 7. - С. 67-80.

241. Замотин И.И. Предание о Вадиме Новгородском в русской литературе // Филологические записки. 1899. - Вып. 3-4. - С. 1-16; Вып. 5. - С. 17-28; Филологические записки. - 1900. - Вып. 3. - С.29-48; Вып. 4-5. - С. 49-88; Вып. 6.-С. 45-114.

242. Записка Никиты Муравьёва «Мысли об Истории Государства Российского Н.М. Карамзина» / Публ. и вступ. ст. И.Н. Медведевой. // Литературное наследство / Гл. ред. A.M. Еголин. М.: АН СССР, 1954.1. C. 509-598.

243. Записки княгини Марии Николаевны Волконской. СПб.: Типография «Прометей» H.H. Михайлова, 1914.-215 с.

244. Записки княгини Натальи Борисовны Долгорукой. СПб.: Худож. лит. Санкт-Петербуг. отд., 1992. - 139 с.354

245. Зелинский В.А. Русская критическая литература о произведениях Пушкина. Хронологический сборник. Ч. 1-2. М., 1911-1913.

246. Зеньковский В.В. История русской философии: В 2 т. JL: ЭГО, 1991.

247. Зорин А. Уваровская триада и самосознание русского интеллигента // Россия / Под ред. Н.Г. Охотина. М.: О.Г.И., 1999. - Вып. 2 (10). - С. 34-44.

248. Зорин A.JT. Идеология «православия самодержавия - народности»: Опыты реконструкции // Новое литературное обозрение. - 1997 - № 26. -С. 71-104.

249. Зорин A.JI. Кормя двуглавого орла. Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII первой трети XIX века. - М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 416 с.

250. Зорин Л.Г. Национальная идея. М: Новое литературное обозрение, 2006. - 866 с.

251. Зыков Д.П. Поэма «Руслан и Людмила», сочинение А. Пушкина // Сын отечества. 1820. - № 38. - С. 226-229.

252. Иезуитова Р. Поэзия русского оссианизма // Русская литература. 1965. -№3. - С. 53-74.

253. Избранные жития святых: В 2 т. М.: Молодая гвардия, 1992.

254. Ильин И.А. Собрание сочинений: В 10 т. М.: Русская книга, 1993.

255. Ильинский Л.К. Война 1812 года в народной песне // Русский филологический вестник. -1913. № 1.-С. 96-113.

256. Илюшин A.A. Русское стихосложение. М.: Высшая школа, 1988. -165 с.

257. Ионин Г.Н. Фольклорные мотивы в поэзии Г.Р. Державина 1800-х годов // Русский фольклор: Материалы и исследования / Отв. ред. В.Г. Базанов. М.;Л.: АН СССР, 1962. - Т. 7. - С. 52-66.

258. Историческая поэтика. Итоги и перспектива изучения / Редкол. М.Б. Храпченко и др. М.: Наука, 1986. - 335 с.355

259. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания / Отв. ред. П.А. Гринцер. М.: Наследие, 1994. - 512 с.

260. Историческое обозрение достопамятныйших происшествий истекшего 1808 года//Вестник Европы. 1809. -№ 4. - С. 13-15.

261. История Русской Церкви / Пред. науч-ред. совета Арсений, епископ Истринский М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1994-Т. 1-9.

262. К чести России: Из частной переписки 1812 года. М.: Современник, 1988.-237 с.

263. Кайсаров A.C., Глинка Г. А., Рыбаков Б. А. Мифы древних славян. Велесова книга. Саратов: Надежда, 1993. - 318 с.

264. Кантор В.К. Карнавал и бесовщина // Вопросы философии. 1997. -№ 5. - С.44-57.

265. Капица Ф.С. Славянские традиционные верования, праздники и ритуалы. М.: Флинта: наука, 2001. - 215 с.

266. Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях. М.: Издание гр. М.Н. Толстой, 1914. - 133 с.

267. Карамзин Н.М. История государства Российского: Репринт, воспроизв. изд. пятого 1842-1844 гг. М.: Книга, 1988.

268. Карамзин Н.М. Неизданные сочинения и переписка. Ч. I. СПб.: Типография Н. Тиблена и К, 1862. - 240 с.

269. Карамзин Н.М. О любви к Отечеству и народной гордости // Вестник Европы. 1802. -№ 4. - С. 56-69.

270. Карамзин Н.М. О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств // Вестник Европы. 1802. - № 24. -С. 289-308.

271. Карлейль Т. Герои и героическое в истории: Публичные беседы. М.: Вузовская книга, 2001. - 277 с.

272. Карсавин Л.П. Философия истории. М.: Хранитель, 2007. - 511 с.356

273. Касаткина В.Н. Поэзия гражданского подвига: Литературная деятельность декабристов. М.: Просвещение, 1987. - 237 с.

274. Катенин П.А. Размышления и разборы // Литературная газета. 1830. -Т.40. - С. 28-31, Т. 41. - С.36-40, Т.42. - С. 43-47, Т. 43. - С. 52-55, Т. 44. -С. 61-64, Т. 50. - С. 110-112, Т. 51. - С. 117-119.

275. Киреевский И.В. Полное собрание сочинений В 2 т. М.: Путь, 1911.

276. Ключевский В.О. Значение преподобного Сергия для русского народа и государства. New York: Епархиальное изд-во, 1954. - 40 с.

277. Киреевский Т.В. Критика и эстетика. М.: Искусство, 1979. - 439 с.

278. Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т. -М.: Мысль, 1987-1990.

279. Кожинов В.В. История Руси и русского слова: Конец IX начало XVI века. Опыт беспристрастного исследования. - М.: Алгоритм, 1999. - 476 с.

280. Кожинов В.В. О русском национальном сознании: Избранные статьи о наиболее актуальных вопросах Российского государства. М.: Алгоритм, 2002.-378 с.

281. Кожинов В.В. Победы и беды России. М.: Алгоритм, 2000. - 444 с.

282. Кожинов В.В. Пророк в своём отечестве. Фёдор Тютчев. М.: ЭКСМО: Алгоритм, 2002. - 510 с.

283. Кожинов В.В. Размышления об Искусстве, Литературе и Истории. М.: Согласие, 2001. - 815 с.

284. Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее / Под ред. А.Ю. Минакова. Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 2001. - 264 с.

285. Константин (Зайцев), архимандрит. Чудо русской истории. М.: Форум, 2000. - 863 с.

286. Контекст: Литературно-теоретические исследования / Отв. ред. A.B. Михайлов. М.: Наука, 1989. - 267 с.

287. Корольков Н.В. Историзм в творческом мире Пушкина: Учебное пособие. Владимир: Изд-во ВГПУ, 1998. - 147 с.357

288. Котельников В.А. О христианских мотивах у русских поэтов // Литература в школе. 1994. -№ 1. - С. 6-13; № 3 - С. 3-10.

289. Котельников В.А. Русская идея как философская и историко-литературная тема // Русская литература 1990. - № 4. - С. 112-119.

290. Котляревский A.A. Сочинения. Т.1-4. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1889-1895.

291. Кочубинский A.A. Начальные годы русского славяноведения: адмирал Шишков и канцлер гр. Румянцев. Одесса: Типография Одесского вестника, 1887 -1888. - 492 с.

292. Кошелев В.А. Первая книга Пушкина. Томск: Водолей, 1997 222 с.

293. Кошемчук Т.А. Русская поэзия в контексте православной культуры. -СПб.: Наука, 2006.-639 с.

294. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М.: Типография К. Солдатенкова, 1871. 483 с.

295. Купреянова E.H., Макогоненко Г. П. Национальное своеобразие русской литературы. Очерки и характеристики. Л.: Наука, 1978. - 415 с.

296. Кусков В.В. Мотивы древнерусской литературы в русской романтической поэзии первой четверти XIX века. М.: Изд-во Московского ун-та, 1973.- 29 с.

297. Кюхельбекер В.К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л.: Наука, 1979 -789 с.

298. Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: Языки русской культуры, 1998. - 828 с.358

299. Леонтьев К.Н. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. СПб.: Вл. Даль, 2000.

300. Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинения: В 10 т. М.: Воскресенье, 1999-2002.

301. Липранди И.П. Из дневника и воспоминаний // Русский архив. 1866. -4.4.-Ст. 1394-1490.

302. Литература и история (Исторический процесс в творческом сознании русских писателей и мыслителей XVIII-XX вв.). СПб.: Наука, 1992- 2001. -Вып. 1-3.

303. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Глав. Ред. и сост.

304. A.Н. Николюкин. М.: Интелвак, 2001. - 956 с.

305. Литературно-критические работы декабристов. М.: Худож. лит, 1978. -383 с.

306. Литературные взгляды и творчество славянофилов. 1830-1850 годы / Отв. ред. К.Н. Ломунов. М.: Наука, 1978. - 5000 с.

307. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. Ред.

308. B.М. Кожевникова и П.А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. -750 с.

309. Лихачёв Д.С. «Слово о полку Игореве» и эстетические представления его времени // Русская литература. 1976. - № 2. - С. 24-37.

310. Лихачёв Д.С. Избранные работы: В 3 т. Л.: Худож. лит, 1987.

311. Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М.: Индрик, 1999. - 422 с.

312. Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений: В 10 т. М.; Л.: АН СССР, 1950-1957.

313. Лосев А.Ф. Античная философия истории. СПб.: Алетейя, 2000. -258 с.

314. Лосев А.Ф. Диалектика мифа; Дополнение к «Диалектике мифа». М.: Мысль, 2001.-559 с.359

315. Лосский Н.О. История русской философии. М.: Высшая школа, 1991. -559 с.

316. Лосский И.О. Характер русского народа: В 2 кн. М.: Ключ, 1990.

317. Лотман Ю.М. Андрей Сергеевич Кайсаров и литературно-общественная борьба его времени. Тарту // Учён. зап. Тартуского гос. ун-та, 1958.-Вып. 63.-190 с.

318. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVII-нач. XIX в.). СПб.: Искусство - СПб., 1994. - 398 с.

319. Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллин: Александра, 1992.

320. Лотман Ю.М. Стихотворение Андрея Тургенева «К отечеству» и его речь в «Дружеском литературном обществе» // Литературное наследство / Гл. ред. В.В. Виноградов. -М.: АН СССР, 1956. T. LX. - С. 323-338.

321. Лотмановский сборник памяти Ю.М. Лотмана.: В 2 т. / Ред-сост. Е.В. Пермяков. М.: ИЦ - Гарант, 1997.

322. Лупанова И.П. Русская народная сказка в творчестве писателей первой половины XIX века. Петрозаводск: Гос. изд-во Карельской АССР, 1959. -504 с.

323. Лурия А.Р. Язык и сознание. М.: Изд-во МГУ, 1979. - 319 с.

324. Львов П.Ю. Пожарский и Минин, спасители Отечества. СПб.: Императорская Академия наук, 1810. - 226 с.

325. Майков Л.Н. Батюшков, его жизнь и сочинения. СПб.: Типография B.C. Балашева, 1887. - 360 с.

326. Макарий (Глухарёв), архимандрит. Письма. Казань: Центральная типография, 1905. - 558 с.

327. Макаров М. Ещё листки из пробных листков для составления истории русских сказок // Телескоп. 1833. -№ 19. - С.385-400.

328. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. М.: ВЛАДОС, 1996. -415с.360

329. Максимович М.А. История древней русской словесности. Кн.1. Киев: Университетская типография, 1839. - 277 с.

330. Мальчукова Т.Г. Античные и христианские традиции в поэзии A.C. Пушкина. Петрозаводск: ПГУ, 1997. - 194 с.

331. Манн Ю.В. Русская литература XIX века: Эпоха романтизма: Учеб. пособие для вузов. М.: Аспект Пресс, 2001. - 446 с.

332. Маслов В.И. К литературным обработкам предания о Вадиме Новгородском // Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца. -Киев: Типография университета св. Владимира, 1911. Кн. 22. - Вып. 1-2. -С. 3-6.

333. Маслов В.И. Литературная деятельность Рылеева. Киев: Типография Императорского университета св. Владимира, 1912.-371 с.

334. Маслов В.И. Оссианизм Карамзина. Прилуки, 1928. - 16 с.

335. Махнова В.И. Торжество деяний человеческих или Несколько очерков нелитератора о некоторых творениях А.С.Пушкина. Вып.З. «Русский дух.» .М.: Светотон, 1999. - 620 с.

336. Мемуары декабристов. Северное общество М.: Изд-во МГУ, 1981. -400 с.

337. Мемуары декабристов. Южное общество М.: Изд-во МГУ, 1982. -351 с.

338. Мерзляков А.Ф. Слово о духе, отличительных свойствах поэзии первобытной и о влиянии, какое имела она на нравы, на благосостояние народов. М.: Университетская типография, 1958. - 327 с.

339. Минералов Ю.И. История русской литературы XIX века. 1800-1830 годы. Учебное пособие. М.: Высшая школа, 2007. - 366 с.

340. Минералов Ю.И. Теория художественной словесности (поэтика и индивидуальность). Учебное пособие для вузов. М.: Гуманитарный издательский центр «ВЛАДОС», 1999. - 357 с.

341. Мир житий / Редкол. Гладкова О.В. и др. М.: Кругъ, 2001. - 299 с.361

342. Мировое значение русской литературы XIX века. Сборник статей / Отв. ред. В.Р. Щербина. М.: Наука, 1987. - 438 с.

343. Мифология: Большой энциклопедический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. М.: Большая российская энциклопедия: Дрофа, 2003. -768 с.

344. Мордовченко Н. И. Русская критика первой четверти XIX века. M.;JI: Худож. лит., 1959.-431 с.

345. Московские ведомости. 1812. - № 71-94.-С. 1753-1768.

346. Моторин A.B. Духовные направления в русской словесности первой половины XIX века. Новгород, 1998. - 212 с.

347. Мочульский К.В. Великие русские писатели XIX века. СПБ.: Алетейя, 2000.- 158 с.

348. Мочульский К.В. Кризис воображенья: Статьи. Эссе. Портреты. -Томск: Водолей, 1995. -415 с.

349. Надеждин Н.И. Европеизм и народность в отношении к русской словесности // Телескоп 1836. - № 1. - С. 5-60; № 2,- С. 203-264.

350. Надеждин Н.И. Литературная критика. Эстетика. М.: Худож. лит., 1972.-575 с.

351. Непомнящий B.C. Поэзия и судьба: над страницами духовной биографии Пушкина. М.: Сов. писатель, 1987. - 446 с.

352. Непомнящий B.C. Пушкин и русская картина мира. М.: Наследие, 1999.-542 с.

353. Несколько новых данных из научной и литературной деятельности А. X. Востокова / Сост. Е.В. Петухов. СПб.: Типография B.C. Балашева, 1890.-63 с.

354. Никитенко А. В. Записки и дневник (1826-1877): В 3 т. СПб.: Типография A.C. Суворина, 1893.362

355. Николаев Н.И. Внутренний мир человека в русском литературном сознании XVIII века. Архангельск: Изд-во Поморского гос. ун-та им. М.В. Ломоносова, 1997. - 148 с.

356. Николай Первый и его время: Документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков: В 2 ч. / Сост., вступ. ст. и коммент. Б.Н. Тарасова. М.: ОЛМА - Пресс, 2000.

357. Николай Первый. Рыцарь самодержавия / Сост., вст. ст. и коммент. Б.Н. Тарасова. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007. - 480 с.

358. Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Русская философия истории: курс лекций. М.: Аспект Пресс, 1999. - 398с.

359. О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья / Сост. М.А. Маслин. М.: Наука, 1990. -528 с.

360. О сказках и романах // Аврора. 1806. - Т. 2. - № 2. -С. 144-163; № 3. -С.201-221.

361. Одоевский В.Ф. Сочинения: В 2 т. М.: Худож. лит, 1981.

362. Орлов Я. Памятник событий в церкви и отечестве. 4.1-6. М.: Типография С. Селивановского, 1816.

363. Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения: В 2 т. / Отв. ред. Д.П. Николаев. М.: Наследие, 1997.

364. Остолопов Н.Ф. Словарь древней и новой поэзии: В 3 ч. СПб.: Типография Императорской Российской Академии наук, 1821.

365. Отечественная война 1812 года и русская литература XIX века / Отв. ред. В.Ю. Троицкий. М.: Наследие, 1998.-384 с.

366. Памятник Николаю Александровичу Львову // Друг просвещения. -1804,-№9.-С. 194-196.

367. Пантеон российских авторов. 4.1. / Изд. П. Бекетов М.: Типография Селивановского, 1802. - 46 с.363

368. Панченко A.M. Пушкин и русское православие // Русская литература, 1990.-№2.-С. 32-43.

369. Панченко A.M. Русская история и культура. Работы разных лет. СПб.: Юна, 1999.-515 с.

370. Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ. Д.: Наука, 1984.-205 с.

371. Панченко A.M. Я эмигрировал в Древнюю Русь: Россия: история и культура. СПб.: Изд-во журн. «Звезда», 2005. - 543 с.

372. Перетц В. Н. О некоторых основных настроениях русской литературы в её историческом развитии. Киев: Типография ун-та Св.Владимира, 1903. -12 с.

373. Пётр Яковлевич Чаадаев. Сборник / Подгот. Б.Н. Тарасов. М.: Русский Mip, 2008. - 735 с.

374. Пиккио Р. Древнерусская литература. М.: Языки славянской культуры, 2002. - 352 с.

375. Писарев А. Предметы для художников, избранные из российской истории, славенского баснословия и из всех русских сочинений в стихах и в прозе. Ч. 1-2. СПб.: Типография Шнора, 1807.

376. Письма В.А. Жуковского к Александру Ивановичу Тургеневу. М.: Издание «Русского архива», 1895. - 322 с.

377. Письма Н.М. Языкова к родным за Дерптский период его жизни (1822-1829). СПб.: Отделение русского языка и словесности Императорской Академии наук, 1913. - 502 с.

378. Письма П.А. Катенина к Н.И. Бахтину (материалы для истории русской литературы 20-х и 30-х годов XIX в.) СПб.: Типография Товарищества Н.Я. Стойковой, 1911.-250 с.

379. Письма Сперанского к Ф.И. Цейеру (1811-1818) // Русский архив. -1870.-Ч. 8.-С. 174-199.364

380. Плетнёв П.А. О народности в литературе // Журнал Министерства народного просвещения. 1834. - № 1. - С. 1-30.

381. Погодин М.П. Историко-критические отрывки по русской истории: В 2 т. — М.: Типография Семена, 1846.

382. Погодин М.П. Пётр Первый и национальное органическое развитие. -М.: Университетская типография, 1863. 32 с.

383. Погодин М.П. Разные известия // Москвитянин. 1842. - № 1. -С. 326-331.

384. Полевой К. А. Стихотворения барона Дельвига // Московский телеграф. -1829.-№ 11.-С. 359-374.

385. Полевой Н. А. Борис Годунов. Сочинение А. Пушкина // Московский телеграф. 1833,-№ 1.-С. 117-147; № 2. - С. 289-327.

386. Полевой H.A. История русского народа. Т. 1-6. М.: Типография А.Семена, 1829-1833.

387. Полевой H.A. Княгиня Наталья Борисовна Долгорукая. Сочинение Ивана Козлова // Московский телеграф. 1828. - № 4. - С. 537-554.

388. Полевой H.A., Полевой К.А. Литературная критика: Статьи, рецензии 1825-1842. Л.: Худож. лит., 1990. - 592 с.

389. Полевой H.A. Толки о «Евгении Онегине» // Особенное прибавление к «Московскому телеграфу». -1825.-№ 15.-С. 1-14.

390. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2-е.: В 55 т. -СПб.: Типография 2-го отделения собственной е. и. в. канцелярии, 1830-1884.

391. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. Собрание 1-е.: В 45 т. СПб.: Типография 2-го отделения собственной е.и. в. канцелярии, 1830.

392. Полное собрание русских летописей: В 15 т. Т. 9-10. Патриаршая, или Никоновская летопись / Под наблюдением проф. М.Н. Тихомирова. М.: Наука, 1965.- 1245 с.365

393. Полярная звезда, изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. Текст / Изд. подгот. В.А. Архипов и др. -М.;Л.: Изд-во А. Н. СССР, 1960. 1014 с.

394. Попов Н. А. Древнерусские жития святых как исторический источник. // Православное обозрение. 1872 (первое полугодие). - С.410-426.

395. Порфиридов Н.Г. Два сюжета древнерусской живописи в их отношении к литературной основе. // ТОДРЛ. / Отв. ред. Д.С. Лихачёв. Л.: Наука, 1966.-Т. 22.-С. 112-118.

396. Потебня A.A. Слово и миф. М.: Правда, 1989. - 622 с.

397. Потебня A.A. Теоретическая поэтика. М.: Высшая школа, 1990. -342 с.

398. Православная энциклопедия. Т. 1-13. / Под общей ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. М.: Церковный научный центр «Православная энциклопедия», 2000-2006.

399. Прийма Ф. Я. «Слово о полку Игореве» в русском историко-литературном процессе первой трети XIX века. Л.: Наука, 1980. - 251 с.

400. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986.-364 с.

401. Пропп В.Я. Русский героический эпос. М.: Лабиринт, 1999. - 636 с.

402. Пушкин A.C. и мир славянской культуры (к 200-летию со дня рождения поэта) / Отв. ред. Л.Н. Будагова. М.: Ин-т славяноведения РАН, 2000. -277 с.

403. Пушкин A.C. Полное собрание сочинений: В 17 т. М.: Воскресенье, 1996.

404. Пушкин в русской философской критике. Конец XIX-XX век / Ред. Н.В. Зорина. М.; СПб.: Университетская книга, 1999. - 591 с.

405. Пушкин и античность / Отв. ред. И.В. Шталь, A.C. Курилов. М.: Наследие, 2001. - 141 с.

406. Пыпин А.Н. История русской этнографии. Т. 1-4. СПб.: Типография М.М.Стасюлевича, 1890-1892.366

407. Пыпин А.Н. Общественное движение в России при Александре I. -СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1900. 587 с.

408. Пыпин А.Н. Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1873. - 514 с.

409. Разживин А.И. «Чародейство красных вымыслов»» Эстетика русской предромантической поэмы. Киров: Изд-во ВГПУ, 2001. - 95 с.

410. Радомская Т. И. Обретение Отечества: Русская словесность первой половины XIX века (A.C. Грибоедов, A.C. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь). М.: Совпадение, 2004. - 654с.

411. Растопчин Ф. В. Ох, французы!: Сборник / Сост. Г.Д. Овчинникова. -М.: Русская книга, 1992. 334 с.

412. Речь президента Императорской Академии наук С.С. Уварова., попечителя С.-Петербургского учебного округа, в торжественном собрании Главного педагогического института, 22 марта 1818 года. СПб.: Типография департамента просвещения, 1818. - 63 с.

413. Рижский И. Наука стихотворства. СПб.: Типография В. Плавилыцикова, 1811. - 354 с.

414. Российские консерваторы / Рук. авт. кол. А.И. Боханов. М.: Информационно-издательское агентство «Русский мир», 1997. - 384 с.

415. Российский консерватизм в литературе и общественной мысли XIX века / Отв. ред. К.А. Кокшенева. М.; ИМЛИ РАИ, 2003. - 224 с.

416. Рудницкая Е.Л. Поиск пути. Русская мысль после 14 декабря 1825 года. М.: Эдиториал, УРСС, 1999. - 270 с.

417. Русская идея / Науч. ред. А.Н. Мельников. Барнаул: Алтайск. гос. ун-т, 1992.- 182 с.

418. Русская идея / Сост.и авт. вступ. ст. М.А. Маслин. М.: Республика, 1992.-494 с.

419. Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век / Отв. ред. Д.П. Николаев. М.: ИМЛИ РАН, 2005. - 814 с.

420. Русская символика: Сборник / Предис. А. Ульянова. М., 2002. - 219 с.

421. Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь / Глав. ред. П.А. Николаев. М.: Большая российская энциклопедия, 1989- 2007. -Т. 1-5.

422. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика / Под. ред.

423. B.Я. Гросула. М.: Процесс-Традиция, 2000. - 440 с.

424. Русское зарубежье / Ред. И.В. Петрова. Л.: Лениздат, 1991. - 440 с.

425. Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (Мемуары современников) / Под ред. И.А. Федосова. М.: Изд-во МГУ, 1989. - 445 с.

426. Русское общество при восшествии на престол императора Николая. По донесениям М.М. Фока А.Х. Бенкендорфу // Русская старина. - 1881. -№9.-С. 163-194.

427. Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1987. - 782 с.

428. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1981. - 607с.

429. Рылеев К.Ф. Сочинения и переписка. СПб.: Типография И.И. Глазунова, 1872. - 382 с.

430. С. С. и К. М. Письмо из Витебска // Сын отечества. 1813. - № 20.1. C. 3-17.

431. Сакулин П.Н. Новая русская литература (Александровская эпоха). М.: Из. студ. Т. Померенцева и Н. Фатова,1908. - 399 с.

432. Свод законов Российской империи: В 15 т. СПб.: Типография 2-го отделения собственной е. и. в. канцелярии, 1832 - 1839.368

433. Святая Русь. Большая энциклопедия Русского Народа. Русская литература / Глав. ред. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2004.- 1104 с.

434. Святая Русь. Большая энциклопедия Русского Народа. Русский образ жизни / Глав. ред. O.A. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2007 - 944 с.

435. Святая Русь. Большая энциклопедия Русского Народа. Русский патриотизм / Ред.-сост. O.A. Платонов. М.: Энциклопедия русской цивилизации, 2003. - 925с.

436. Святая Русь. Большая энциклопедия Русского Народа. Русское мировоззрение / Глав. ред. O.A. Платонов. М.: Православное изд-во «Энциклопедия русской цивилизации», 2003. - 1008 с.

437. Святая Русь. Энциклопедический словарь русской цивилизации / Сост. O.A. Платонов. М.: Православное изд-во «Энциклопедия русской цивилизации, 2000. - 1040 с.

438. Седов В.В. Происхождение и ранняя история славян. М.: Наука, 1979. - 156 с.

439. Семёнова Е.В. Система жанров русской духовной поэзии XVIII -начала XIX вв. М.: Прометей, 2001. - 183 с.

440. Скатов H.H. Русский гений: О A.C. Пушкине. М.: Современник, 1987.-350 с.

441. Сквозников В.Д. Державность миропонимания Пушкина // Пушкин и теоретико-литературная мысль / Гл. ред. Ю. Борев. М.: ИМЛИ, «Наследие», 1999. - С. 205-227.

442. Сквозников В.Д. Пушкин. Историческая мысль поэта. М.: Наследие, 1999.-230 с.

443. Сквозников В.Д. Пушкинская традиция. М.: ИМЛИ РАН, 2007. -213 с.369

444. Славяноведение в дореволюционной России: Библиографический словарь / Отв. ред. В.А. Дьяков. М.: Наука, 1979. - 429 с.

445. Словарь иностранных слов. 18-е изд., стер. М.: Русский язык, 1989. -620 с.

446. Словарь литературных типов / Под ред. Н.Д. Носкова. Т. 1-7. Пг.: Журнал «Восход», 1908-1914.

447. Словарь литературоведческих терминов / Ред.-сост. Л.И. Тимофеев, C.B. Тураев. М.: Просвещение, 1974. - 509 с.

448. Словарь русского языка XI-XVII вв. / Сост. Л.Ю. Астахина и др. М.: Наука, 1996. - Вып. 23 - 254 с.

449. Слонимский А.Л. Мастерство Пушкина. М.: Гослитиздат, 1959. -527 с.

450. Слоон В. Новое жизнеописание Наполеона I: В 2 т. СПб.: Типография братьев Пантелеевых, 1895-1896.

451. Смолин М.Б. Энциклопедия имперской традиции русской мысли. М.: Имперская традиция, 2005. - 447 с.

452. Снегирёв И. М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. Вып.1 IY - М.: Университетская типография, 1837 - 1839.

453. Собрание Высочайших Манифестов, грамот, указов, рескриптов, приказов войскам и разных извещений, последовавших в течение 1812, 1813, 1814, 1815 и 1816 годов / Изд. A.C. Шишков. СПб.: Морская типография, 1816 - 212 с.

454. Созонович И.П. Песни о девушке-воине и былины о Ставре Годиновиче: Исследование по истории развития славяно-русского эпоса. -Варшава: Типография М. Земкевича, 1886. 173 с.

455. Соколов А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века. М.: Изд-во Московского ун-та, 1955. - 692 с.

456. Сомов В.П. Имена символы в русской поэзии трёх веков. // Наука в России. - 2000.-№3.-С. 55-61.370

457. Сомов О.М. О романтической поэзии. // Соревнователь просвещения и благотворения. 1823. Статья первая. № 7. С. 43-59; Статья вторая - № 8. -С. 151-169; № 9. - С. 263-306; Статья третья. - № 10. - С. 125-147.

458. Сохряков Ю.И. И. А. Ильин религиозный мыслитель и литературный критик. Монография. - М.: ИМЛИ, 2004. - 249 с.

459. Сохряков Ю.И. Национальная идея в отечественной публицистике XIX начала XX вв. - М.: Наследие, 2000. - 256 с.

460. Сохряков Ю.И. Художественные открытия русских писателей: О мировом значении русской литературы: Книга для учителя. М.: Просвещение, 1990. - 204 с.

461. Строев П. Краткая Российская история в пользу Российского юношества. -М.: Типография С. Селивановского, 1814. 112 с.

462. Строев П. Краткое обозрение мифологии славян российских. М.: Типография Селивановского, 1815. -45 с.

463. Тарасов Б.Н. Историософия Ф.И. Тютчева в современном контексте. -М.: Наука, 2006.- 157 с.

464. Тарасов Б.Н. Пётр Чаадаев в Москве. М.: Московские учебники, 2008. -253 с.

465. Тарасов Б.Н. Человек и история в русской религиозной философии и классической литературе. Сборник статей М.: Кругь, 2008. - 934 с.

466. Татищев В.Н. История российская: В 5 кн. М.: Типография при Императорском Московском университете, 1768-1784.

467. Творогов О.В. Литература Древней Руси. М.: Просвещение, 1981. -127 с.

468. Темница и свобода в художественном мире романтизма / Отв. ред. Н. А. Вишневская. М.: ИМЛИ РАН, 2002. - 352 с.

469. Тихомиров Л.А. Руководящие идеи русской жизни. М.: Институт русской цивилизации, 2008. - 636 с.

470. Томашевский Б.В. Пушкин: В 2 т. М.: Худож. лит., 1990.371

471. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследование в области мифологического: Избранное. -М.: Прогресс. Культура, 1994. 621 с.

472. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре: В 2 т. -М.: Языки славянской культуры, 1995.

473. Три века. Россия от Смуты до нашего времени. Исторический сборник: В 6 т. / Под ред. В.В. Каллаша. М.: Типография И.Д. Сытина, 1913.

474. Троицкий В.Ю. Пути русской школы. М.: Свет Отечества, 1994. - 96с.

475. Троицкий H.J1. 1812 год. Великий год России: новый взгляд на Отечественную войну 1812 года. М.: Омега, 2007. - 559 с.

476. Трубецкой Е. Три очерка о русской иконе. Умозрение в красках. Два мира в древнерусской иконописи. Россия в её иконе. М.: ИнфоАрт, 1991. -111с.

477. Трубицын Н. Н. О народной поэзии в общественном и литературном обиходе первой трети XIX века (очерки). СПб.: Главное управление уделов, 1912. - 593 с.

478. Тургенев Н. Россия и русские. М.: ОГИ, 2001. - 744 с.

479. Тютчев Ф.И. Россия и Запад / Сост, вступ.ст., перевод и коммент. Б.Н. Тарасова,- М.: Культурная революция; Республика, 2007. 574 с.

480. Уваров С.С. Император всероссийский Александр I и Бонапарте. -СПб.: Типография Ф. Дрехслера, 1814. 52 с.

481. Ужанков А.Н. Из лекций по истории русской литературы XI первой трети XVIII в. «Слово о законе и благодати Илариона Киевского». - М.: Инженер, 1999. - 153 с.

482. Ужанков А.Н. Стадиальное развитие русской литературы XI первой трети XVIII века. Теория литературных формаций. Монография. - М.: Изд-во Литературного ин-та им. A.M. Горького, 2008. - 528 с.

483. Успенский Б. А. Царь и император: Помазание на царство и семантика монарших титулов. М.: Языки русской культуры, 2000. - 140 с.

484. Успенский Б.А. Избранные труды: В 2 т. М.: Гнозис, 1994.372

485. Успенский Б.А. Царь и патриарх. Харизма власти в России: Византийская модель и её русское переосмысление. М.: Языки русской культуры, 1998. - 676 с.

486. Устрялов Н.Г. Историческое обозрение царствования государя императора Николая I. СПб.: Типография Экспедиции заготовления государственных бумаг, 1847. - 375 с.

487. Устрялов Н.Г. Начертание русской истории для учебных заведений:-СПб.: Императорская Академия наук, 838. 362 с.

488. Утехин Н.П. Жанры эпической прозы. Л.: Наука, 1982. - 185 с.

489. Ф.Ф.Ф. Письмо к редактору // Вестник Европы. 1820. - № 11. -С. 220-223.

490. Федотов Г.П. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 1-11. М.: Мартис, 19962004.

491. Филология и школа. Труды Всероссийских научно-практических конференций «Филология и школа». Вып. I /Отв. ред. В.Ю. Троицкий. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - 393 с.

492. Флоренский П.А. Сочинения: В 4 т. M.: Мысль, 1994.

493. Флоренский П.А. У водоразделов мысли. М.: Правда, 1990. - 446 с.

494. Фольклор. Проблемы историзма. Сб. / Отв. ред. В.М. Гацак. М.: Наука, 1988.-295 с.

495. Франк С.Л. Духовные основы общества: Сборник. М.: Республика, 1992.-510 с.

496. Франк С.Л. Русское мировоззрение. СПб.: Наука, 1996. - 736 с.

497. Франк С.Л. Свет во тьме: Опыт христианской этики и социальной философии. М.: Факториал, 1998. - 255 с.

498. Фридман Н.В. Поэзия Батюшкова. М.: Наука, 1971.-383 с.

499. Фридман Н.Ф. Романтизм в творчестве Пушкина: Учеб. пособие М.: Просвещение, 1980. - 1291 с.373

500. Фроянов И .Я. Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX—начала XIII столетия. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1992. - 280 с.

501. Фулье А. Факторы национального характера. Одесса: Кадима, 1906. -36 с.

502. Хомяков A.C. Сочинения: В 8 т. М.: Университетская типография, 1900-1906.

503. Хализев В.Е. Теория литературы: Учебник. М.: Высшая школа, 2002. -436 с.

504. Хализев В. А. Ценностные ориентиры русской классики. М.: Гнозис, 2005.-432 с.

505. Христианство и новая русская литература XVIII-XX веков: Библиографический указатель. 1800-2000 / Ред. В.А. Котельников. СПб.: Наука, 2002. - 889с.

506. Христианство и русская литература: Сборник статей / Отв. ред. В.А. Котельников. СПб.: Наука, 1994- 2005 - Вып. 1-4.

507. Художественный язык средневековья / Отв. ред. В.А. Кармушин. М.: Наука, 1982.-272 с.

508. Цертелев Е.А. Взгляд на старинные русские сказки и песни // Сын отечества, 1820,-№ 6.-С. 241-251; № 7.-С. 3-10.

509. Чаадаев П.Я. Полное собрание сочинений и избранные письма: В 2 т. -М.: Наука, 1991.

510. Четина Е. М. Евангельские образы, сюжеты, мотивы в художественной культуре. Проблемы интерпретации. -М.: Флинта: Наука, 1998. 101 с. 523.Чулков М.Д. Краткий мифологический лексикон - СПб.: Тип. Академии наук, 1767. - 124 с.

511. Чулков М.Д. Словарь русских суеверий. СПб.: Типография Шнора, 1782.-124 с.374

512. Шапарова Н.С. Краткая энциклопедия славянской мифологии. М.: ACT, 2001.-622 с.

513. Шевырёв С.П. Теория поэзии в историческом развитии у древних и новых народов. М.: Типография Н. Степанова, 1836. - 382 с.

514. Шильдер Н.К. Император Николай I, его жизнь и царствование. Т. 1-2-СПб.: Типография А.С Суворина, 1897-1898.

515. Шишков A.C. Разговоры о словесности. СПб.: Типография Глазунова, 1811.-158 с.

516. Шишков A.C. Рассуждение о любви к Отечеству. СПб.: Медицинская типография, 1812. - 54 с.

517. Шишмарёв В. О научных задачах истории литературы // Филологические записки. 1899. - Вып. 1-2. - С. 1-18.

518. Щеблыкин И.П. Грани великих дарований: новые подходы в изучении литературы. Учебно-методологические и литературные очерки. Пенза: ПГПУ им. В.Г. Белинского, 2001. - 256 с.

519. Щеблыкин И.П. М.Ю. Лермонтов: Очерк жизни и литературного творчества. М.: Русское слово, 2000. - 221 с.

520. Щербатов М.М. История российская: В 7 т. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1770- 1791.

521. Шпет Г.Г. Сочинения. М.: Правда, 1989. - 602 с.

522. Эмин Ф.А. Российская история: В 3 т. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1767-1769.

523. Энциклопедический лексикон: В 17 т. / Изд. А. Плющар. СПб.: Типография А. Плюшара, 1837.

524. Энциклопедический словарь: В 82 т. / Под ред. проф. И.Е. Андриевского. СПб.: Брокгауз, Ефрон, 1890-1907.375