Динамика художественной прозы Б. Пильняка тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Кислова, Лариса Сергеевна

• Кислова, Лариса Сергеевна
• кандидат филологических наук
• 1997

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Кислова, Лариса Сергеевна

Введение.

Глава I. Революционный мир в романе «Голый год» Б. Пильняка.

§ 1. Религиозно-философские мотивы в творческом сознании Б. Пильняка.

§ 2. Миф о России в романе «Голый год».

§ 3. Способы воплощения карнавального мироощущения в романе

Голый год».

Глава II. Разрушение социальной утопии в художественной прозе

Б. Пильняка 1920-х годов.

§ 1. Оппозиция «Европа - Азия» в художественной системе Б.Пильняка.

§ 2. Роль игрового начала в «Повести непогашенной луны» Б. Пильняка.

§ 3. Символика в художественной прозе Б. Пильняка 2-ой половины

1920-х годов.

Глава III. Проза Б. Пильняка 1930-х годов как историколитературная проблема.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Динамика художественной прозы Б. Пильняка»

Перед отечественным литературоведением стоит в настоящее время сложнейшая задача - переосмысление истории русской литературы XX века и создание ее новой концепции. Сейчас возвращаются имена, которые, как казалось совсем недавно, достаточно прочно забыты. Среди писателей, вернувшихся в русскую литературу после долгих лет забвения, одной из самых противоречивых и трагических фигур является Борис Пильняк, художник, чье творчество всегда воспринималось как явление чрезвычайно сложное. Б. Пильняка постоянно преследовала и преследует некая двойственность восприятия, в настоящее время основанная, в первую очередь, на противоречивом отношении к революции. Исследователям, возможно, мешает даже не отсутствие четких представлений о 1917 годе, а все еще сохранившиеся в сознании многих стереотипы оценок этого события как явления организованного и четко спланированного. Творчество Б. Пильняка полностью опровергает такой подход, подчеркивая и выдвигая на первый план именно стихийное начало в революции. Современный интерес к литературе 1920-х годов неслучаен, поскольку освоение новой постреволюционной действительности молодой советской литературой не может не интересовать сегодня исследователей, т.к. противоречивое и сложное время постреволюционного периода, периода грандиозной ломки всех привычных норм и устоев, рождало новую самобытную литературу. Б.Пильняк продолжает свой творческий путь и в 1930-е годы, и определенная заданность в подходе к наследию Б. Пильняка особенно проявляется при изучении этого более позднего этапа творчества писателя. Получив заслуженное признание после долгих лет забвения, Б. Пильняк по-прежнему остается в восприятии исследователей последнего десятилетия писателем противоречивым, непоследовательным в выборе приоритетов в отличие от многих других художников - его современников, обращавшихся к близким ему темам. Но живя в 1930-х годах, Б. Пильняк остается «последним романтиком» революции, продолжая относиться к ней как типичный художник 1920-х годов, навсегда оставшийся в этом непредсказуемом времени.

Первые рассказы Б. Пильняка публикуются уже в 1915 году в журналах «Ежемесячный журнал», «Жатва», «Млечный путь» и др. Первый сборник рассказов «С последним пароходом» был опубликован в издательстве «Творчество» в 1918 году. Но настоящая известность приходит к нему в 1920-м году после выхода в свет его сборника «Былье»1 и в 1921-м - после первого издания романа «Голый год». Начиная с 1922 года, когда журналы единодушно печатают отклики на роман и рассказы Б. Пильняка, его имя практически не сходит со страниц литературных обзоров вплоть до 1937 года. Именно тогда обрывается творческий путь писателя. 28 октября 1937 года Борис Пильняк арестован у себя на даче в Переделкино, а 21 апреля 1938 года - расстрелян.

Судьба Б. Пильняка в литературной критике сложилась драматично. Можно утверждать, что именно Б. Пильняк оказался любимым героем литературной критики 1920-х годов и на его отрицательном примере дружно решили воспитывать читателя».2 Однако так было не всегда. Начало 1920-х годов ознаменовалось бурным взлетом Б. Пильняка. Его оригинальная стилистика провозглашалась открытием, а содержание его произведений истолковывалось достаточно вольно. Так, А. Рашковская в своей статье «Настоящий» говорит о том, что роман «Голый год» - это роман, в котором «нарушены все канонизированные приемы романтической поэтики, в котором изнутри строится новое здание. И то, что захватывает эта книга без сюжета и

1 «Былье» - Изд. «Звенья». М., 1920.

2 Едина Е. Г. Литературная критика и общественное сознание Советской России 1920-х годов. Саратов, 1994. С. 95. без героев, говорит о большом художественном таланте автора, о каком-то большом и действительно новом достижении».1

Критик восхищается необычной художественной манерой Б. Пильняка, его новаторскими стилистическими приемами. «Он воскрешает ту всегда затененную, изысканную и сложную линию словесного рисунка, что идет от Гоголя к Ремизову и Белому». Но лишь год спустя, в 1923 г. в журнале «Книга и революция» появляется новая статья А. Рашковской, посвященная повести «Иван да Марья», в которой автор уже без прежнего энтузиазма отзывается о стилистических экспериментах Б. Пильняка, упрекая его в излишней схематичности, «вычурности и манерности». «От такого художника, как Б. Пильняк, мы вправе требовать не аллегорических и схематических Ивановых, а Ивановых живых, которые жили бы вне страниц книги. Как всегда у Пильняка, в повести есть чудесные места совершенно непревзойденного мастерства и захватывающей властной силы»3

Отмечено сегодня, что достаточно объективно оценивал творчество Б.Пильняка А. К. Воронский, хотя критик и утверждал, что у Пильняка нет цельности, что он часто разбрасывается, у него отсутствует точка опоры, он противоречив, и его образы сталкиваются и не соглашаются друг с другом.

Русскую Октябрьскую революцию Пильняк принял прежде всего не как порыв в стальное будущее, а по-бунтарски. Искал и нашел в ней звериный, доисторический лик. Это совершенно гармонирует с биологичностью его отношения к жизни. Октябрь хорош тем, что обращен к прошлому».4

1 Рашковская А. Настоящий//Книга и революция, 1922. № 8. С. 18.

2 Там же. С. 16.

3 Рашковская А Борис Пильняк. «Смертельное манит» // Книга и революция, 1923. № 11. С.63.

4 Воронский А К. Искусство видеть мир: Статьи, портреты. М., 1987. С. 237.

А. К. Воронский отмечает некоторые славянофильские пристрастия Б.Пильняка: «Октябрьская революция национальна. Впрочем, национальный характер русской революции утверждается, главным образом, из того, что она вскрыла и освободила от всего постороннего старую, избяную канонную Русь. В «историографии» Б. Пильняка, таким образом, мирно уживаются мужицкий анархизм, большевизм 1918 г. и своеобразное революционное славянофильство и народничество. Слабая сторона этой «историографии» легко обнаруживается, как только мы обратимся к первоистокам, ее питающим. Прежде всего явственно звучит разочарование в западноевропейской буржуазной культуре.».1 Воронский утверждал, что у писателя нет порядка в мыслях и настроениях, порядка «контактного с у эпохой, с революцией». А. К. Воронский практически в одиночку противостоит дружному хору порицающих голосов: «Пильняку предрекали много бед и напастий. О Пильняке писали как о литературном изгое и контрреволюционере. Его имя сделали нарицательным и ругательным в некоторых кругах. А он оказался в итоге более чутким к нашей современности, чем многие иные прочие. Он живо и внимательно приглядывается к окружающему, он не стоит и не топчется на месте, исправляет с готовностью свои ошибки. Это отрадно. В этом залог и дальнейшего его художественного роста».3 Критик желает Б. Пильняку больше «внутреннего такта», и это вполне правомерное пожелание.

Вопрос, заданный А. К. Воронским « О какой новой России идет речь, какую Россию желает автор?»,4 является достаточно распространенным, потому что его задавали Б. Пильняку и другие исследователи.

ВоронскийА. К. Указ. соч. С. 240.

2 Там же. С, 255.

3 Там же. С. 257.

4 Там же. С. 255.

В. П. Полонский считал Б. Пильняка большим, вполне расцветшим художником, мастером с сочной кистью, большим запасом наблюдений, колоритных и свежих. «Отдельные мелкие произведения говорят о том, что Б.Пильняк как художник не прошел мимо революции».1 В. П. Полонский говорит о Б. Пильняке как о художнике, а не как о классовом враге в статье «Шахматы без короля», написанной в 1927 году, когда писатель был уже назван классовым врагом. В. П. Полонский достаточно объективно оценивает творчество Б. Пильняка, не пытаясь просто обвинить его в неверном понимании исторических и социальных процессов, в превратном истолковывании значения русской революции. «Отличие Пильняка от писателей старого поколения, ушибленных революцией, прежде всего в том, что революция не повергла его в отчаяние. Напротив, он встретил ее так, л будто ее - то ему и не хватало.». Статья «Шахматы без короля» была написана в 1927 году, после того как была опубликована «Повесть непогашенной луны», после отречения от Пильняка Воронского, в разгар скандала, связанного с повестью, в период беспощадной травли, устроенной писателю в прессе. А потому статья Полонского явилась серьезной поддержкой писателя, чья репутация была безнадежно подорвана. Критик говорит об особенности индивидуального стиля Б. Пильняка и справедливо отмечает чрезмерную увлеченность художника «скифством» и «метельностью». «Скифство - последняя романтическая формация русской самобытности, романтика деклассированной интеллигенции, эстетизм революции, поэзия силы, пусть жестокой, звериной, первобытной. Скифская романтика нашла в Пильняке своего великолепного выразителя».3

Полонский В. П. Борис Пильняк. Рассказы//Печать и революция, 1922. № 1. С. 292.

Полонский В. П. Шахматы без короля // О литературе. М., 1988. С. 126.

3 Там же. С. 127.

Метельность, т. е. совершеннейший беспорядок, он сделал принципом творчества.

Оттого-то смешение планов - его любимое дело: ни в чем не зная меры, он смещает и перемещает их, где только можно, доводя изложение до бреда.».1 В. П. Полонский отмечает, что хаос, царящий в стилистике Б. Пильняка, присутствует и в его мироощущении, в восприятии постреволюционной действительности: «Пильняк все еще не преодолел хаоса, не осилил смысла того, что видит вокруг по-прежнему неясный, смутный, раздерганный Пильняк - Темный, как следовало бы определить его писательский лик. Он не знает твердо, с кем он, с правыми или с левыми? С машинами или с волками? С «коммунистами» или с «большевиками»?2 . И, конечно, критик упрекает Б. Пильняка в слабости «интеллигентской природы». «Метель замутила все, что происходило перед его глазами, закружила, затуманила, опьянила, и нет поэтому ничего удивительного, что, увидя в волке романтику пролетарской революции (волк - Разин - мужик -большевик), Борис Пильняк создал картину, которая его самого повергла в великое смущение»3

Б. Пильняка поддерживал В. Правдухин, не отрицавший самобытного таланта писателя и уверенный в его будущем успехе. Правдухин говорит о том, что Б. Пильняк «как художник . всей жизни еще не синтезировал, не охватил целиком».4 Но главное в художнике, по мнению критика, то, что « у Б. Пильняка есть мировоззрение. Вернее - мироощущение. Он устои и корни жизни хочет найти не во внешней цивилизации человека., а в

ПолонскийВ. П. Шахматы без короля // О литературе. М., 1988. С. 138.

2 Полонский В. Указ. раб. С. 149.

3 Там же. С. 128.

4 Правдухин В. Художественная литература за семь лет: Проза 1918-1924 гг. // Сибирские огни, 1924. № 5. С. 215. глубокофизической первобытно-звериной стихии».1 Однако поддерживая Б. Пильняка, В. Правдухин тем не менее во многом не принимал особой стилистики Б. Пильняка, отмечая в ней искусственность и вычурность.

В. Б. Шкловский в своей монографии «Пять человек знакомых» говорит в основном об индивидуальной художественной манере Б. Пильняка, не принимая ее, как и большинство исследователей. «Роман Пильняка -сожительство нескольких новелл. Можно разобрать два романа и склеить из них третий. Пильняк иногда так и делает. Для Пильняка основной интерес построения вещей состоит в фактической значимости отдельных кусков и в способе их склеивания». Впрочем, художественный стиль Б. Пильняка, будучи чрезвычайно нетрадиционным, вызывал негативные отклики и других критиков. «Стилистика Пильняка была столь необычной, так меняла традиционное представление о возможностях искусства слова, что и более вдумчивые, и более независимые от определенной литературной группы критики не спешили с восторженными откликами на многочисленные публикации Б. Пильняка».3 В. Полянский, М. Могилянский, Ю. Соболев, М.Левидов, В. Блюменфельд, Г. Горбачев отзывались о творчестве Б.Пильняка достаточно осторожно, хотя и избегали слишком открытых отрицательных суждений о нем. Утверждая, что Б. Пильняк «едва ли не самый выразительный среди современников»,4 и приветствуя стремление художника «стать в рост нашим годам»,5 Юрий Соболев задает традиционный вопрос: «Какой принимает Россию Б. Пильняк?». П. Комаров считает несомненным достоинством Б. Пильняка - художника именно его

1 Правдухин В. Художественная литература за семь лет. Проза 1918-1924 гг. // Сибирские огни, 1924. № 5. С. 215.

2 Шкловский В. Пять человек знакомых. «Заккнига», 1927. С. 74.

3 Елина Е. Г. Указ. соч. С. 99.

4 Соболев В. О птицах мертвых и живых // Журналист, 1922. № 1. С. 40.

5 Там же. С. 40. веру в будущее. «Сквозь быстроту бегущих картин, через грязь, похоть, ему светит незримое - наше будущее. Он верит в него, и эта вера согревает читателя».1

Г. Горбачев в работе «Творческие пути Б. Пильняка» подчеркивает особое отношение Б. Пильняка к революции. «Пильняк сам определил свое отношение к русской революции, как крайне путанное и в сущности более эмоциональное и эстетическое, чем разумное. Но окажется, что это не совсем так, если подойти к вопросу, принимая во внимание все творчество Пильняка. В сущности отношение Пильняка к революции - очень «хитрое», очень себе на уме».2 Не одобряя повышенного внимания Б. Пильняка «к уродству, к подлости, к частным случайностям», критик утверждает, что идейную слепоту Б. Пильняк «прикрыл наспех сколоченным, «модным» у л попутчиков» начала 20-х гг. нашего века неонародничеством». По мнению

B. Гофмана, «Пильняковщина» - ходячее слово . Под флагом Пильняка плавало (и продолжает еще плавать) немалое число литературных суденышек. . Важно, конечно, не прямое влияние Пильняка на того или другого писателя, а то, что «пильняковщина оказалась исторически неизбежным этапом. Знак Пильняка оказался, в известном смысле, знаком эпохи, знаком истории».4 Называя Пильняка публицистом, а не писателем, Н. А. Коварский утверждал, что «на грани двух эпох, свидетелями и участниками смены которых было наше поколение, неизбежно еще доживают какие-то остатки мыслей и идей начала века . Рецедивом этих идеологий оказались и темы Пильняка».5

1 Комаров П. Борис Пильняк. «Смертельное манит» // Сибирские огни, 1922. № 4-5. С. 184.

2 Горбачев Г. Творческие пути Б. Пильняка. // Мастера современной литературы. Л., 1928.

C. 65.

3 Там же. С. 66.

4 Гофман В. Место Пильняка // Мастера современной литературы. Л., 1928. С. 7.

5 Коварский Н. Свидетельские показания // Мастера современной литературы. Л., 1928. С.99.

В 1925 г. в «Новом мире» П. Коган опубликовал достаточно объективную статью о творчестве Б. Пильняка, проследив в ней траекторию увлечений Б. Пильняка стихией и интегралом, Россией XVII в. и Россией будущего, сравнив романы «Голый год» и «Машины и волки». В своей статье П. Коган говорит: «И когда о Пильняке спорят, принял или не принял он революцию, то к нему, поэту совершенно своеобразному, самые определения эти как-то не подходят. Принял он все, но одно принимает как-то безалаберно, а в другое врастает всем своим существом. О Пильняке нужно спрашивать, врос или не врос, полюбил или не полюбил физически. А если просто принял, то от этого никому ни тепло, ни холодно. Он - писатель, если так можно выразиться, физиологический, и если уж полюбит, то так высветит любое слово, что всех в нее впутает, всех притянет».1

Однако позитивных мнений о Б. Пильняке было меньше, чем негативных. «Читателю ясно одно: принципы пильняковской прозы изжили себя просто потому, что дают прозу неудобочитаемую. Говорить ли о философии Пильняка? Она не всегда доброкачественна, иногда припахивает перегаром славянофильства. Но она так запакована многословием., что читатель, который мог бы подвергнуться ее влиянию, никогда, разумеется, до нее не доберется»2; «Борис Пильняк не усмотрел величественного и вместо живой современной деревни дал нам деревню революционного лубка, л деревню окарикатуренную» ; «Борис Пильняк полагает, что его книги имеют определенные цели, что они куда-то «целят» . Целевую установку лучше и яснее вскрывает идеология, имеющаяся в любом художественном произведении» у любого автора. Идеология Бориса Пильняка, как она раскрывается в «Машинах и волках», лоскутна и донельзя примитивна.

1 Коган П. Борис Пильняк. //Новый мир, 1925. № 11. С. 111.

2 Оберон. Борис Пильняк. «Машины и волки» // Книгоноша, 1925. № 35. С. 19.

3 Деревенский. Деревня в современной литературе. Глазами Пильняка. // На посту, 1923. № 1. С. 158.

Какая - то «смесь иконописи со свинописью - анархического максимализма и славянофильствующего народничества»1; «Разрушив старую композицию повествования, Пильняк не сумел найти новую».2 Представители журнала «На посту» дружно критиковали писателя, подвергая сомнению его идеологическую благонадежность. Б. Волин в 1929 г. открыл кампанию против Б. Пильняка и Замятина. В том же году в журнале «Книга и революция» Б. Волин опубликовал статью «Вылазки классового врага в литературе», где клеймил Б. Пильняка неистово: «Путь Пильняка полон всяких антисоветских и антиобщественных срывов и провалов. Подлинные попутчики революции, пролетариата и его литературы со всей решительностью осудили пильняковщину как вылазку классового врага, как перекличку с эмигрантщиной, как результаты политического маразма в Союзе писателей».3

Писали о Б. Пильняке не только критики, но и коллеги по цеху. Так, Николай Асеев заключал: «Рассказы Пильняка местами не лишены наблюдательности, бойкости и хорошего эклектизма, но та дурная манерность и кокетничанье как расслабленностью стиля, так и псевдо-усложненной психологичностью, в конец портят их и угрожают серьезной опасностью для дальнейшей работы Б. Пильняка».4 Неприятие Асеевым творчества Б.Пильняка было постоянным. Б. Пильняк не был принят не только Асеевым и Шкловским, он не был принят и оценен всем Лефом, хотя, может быть, он ближе всех прозаиков был Лефу со своим поиском новой художественной формы. «Кому, как не Пильняку, было прийти в Леф? Там так необходим был прозаик, ищущий новую форму, знающий цену взвихренному живому слову,

1 Медведев П. Борис Пильняк. «Машины и волки» // Звезда, 1925. № 5(11). С. 275.

2Юргин Н. Борис Пильняк. «Машины и волки» // Красная Новь, 1925. № 10. С. 284.

3 Волин Б. Вылазки классового врага в литературе // Книга и революция, 1929. № 18.

4 Асеев Н. Борис Пильняк «Смертельное манит» // Печать и революция, 1922. № 7. С. 316. приемам монтажа».1

Достаточно сложными были взаимоотношения Б. Пильняка с М. Горьким. В начале своего творческого пути Б. Пильняк был активно поддержан Горьким. Именно Горький содействовал публикации в 1921 г. романа Б. Пильняка «Голый год» в издательстве 3. И. Гржебина. Затем после памятной размолвки Пильняка и Горького последний долгое время не замечает Б. Пильняка, не отвечая на его письма. Однако после публикации «Повести непогашенной луны» Горький писал в письме А. П. Чапыгину от 17 июня 1926 г.: «Прочитал скандальный рассказ Пильняка «Повесть непогашенной луны» - каково заглавьице? Этот господин мне противен, хотя в начале его писательства я его весьма похваливал. Но теперь он пишет так, как будто мелкий сыщик: хочет донести, а - кому? - не решает. И доносит одновременно направо, налево. Очень скверно. И - каким уродливым языком все это доносится!».2 Но после публикации повести «Красное дерево» в 1929 году в Берлине, в издательстве «Петрополис», в разгар травли писателя в печати, Горький неожиданно выступает в защиту Б. Пильняка: «У нас образовалась дурацкая привычка - втаскивать людей на колокольню славы и через некоторое время сбрасывать их оттуда в прах, в грязь . Нужно помнить, что мы все еще не настолько богаты своими людьми, способными помочь нам в нашем трудном и великолепном деле».3

Свое мнение о творчестве Б. Пильняка высказывал и Евгений Замятин -художник, которого чаще всего сравнивали с Б. Пильняком, «Вся лаборатория Пильняка - налицо: все то же постоянное смещение планов, тот же «многофазный ток», вклеивания документов, типографские трюки. Но у

1 Шайтанов И. О. Метафоры Бориса Пильняка, или история в лунном свете. // Пильняк Б. А. Повести и рассказы, 1915-1929. М., 1991. С.20.

2ГорькийМ. Собр. соч.: В 30 т. М., 1955. Т. 30. С. 470.

3 Горький и его эпоха. Исследования и материалы. М., 1989. Вып. 1. С. 5-9.

Пильняка прежнего все это нанизано на катушечную нитку, она все время рвется».1 Замятин довольно часто говорил о Б. Пильняке, достаточно деликатно указывая на художественные недостатки Пильняка-писателя и подчеркивая его художественные достоинства. «Ценно у Пильняка, конечно, не то, что глину для лепки он берет не иначе как из ям, вырытых революцией, и не его двухцветная публицистика, но то, что для своего материала он ищет новые формы и работает одновременно над живописью и над архитектурой слова: это - у немногих».2

Вообще, взаимоотношения Б. Пильняка и Е. Замятина вплоть до отъезда Замятина за границу были достаточно тесными. Оба они прошли через испытания травлей в печати: один после публикации романа «Мы», другой после публикации повести «Красное дерево», оба считались еретиками, позволившими себе усомниться в правильном пути, по которому шла Советская Россия. Явный разлад с эпохой был у обоих художников и оба они, в конце концов, стали изгоями в этом достаточно чуждом для них мире. «Пильняк и Замятин - это не два имени, а формула - формула приговора для всей советской литературы». Отношение Б. Пильняка к Замятину было чрезвычайно почтительным, Б. Пильняк восхищался Замятиным как художником и как человеком. В письме к Д. А. Лутохину, редактору журнала «Вестник литературы» от 3 мая 1922 г. Пильняк заявляет: «Вот в Москве ополчились на милого моего товарища Е. И. Замятина, с которым мне всегда по пути, потому что он художник».4

Замятин Е. И. О сегодняшнем и о современном. //Замятин Е.И. Избранные произведения. М., 1990. С. 443.

2 Замятин Е. И. Новая русская проза. Там же. С.423.

3 Шайтанов И. О. О двух именах и об одном десятилетии // Литературное обозрение, 1991. № 6. С. 19.

4 Письма Бориса Пильняка В. С. Миролюбову и Д. А. Лутохину (публикация Н. Ю. Грякаловой) //Русская литература, 1989. №2. С. 226.

Так о Замятине Пильняк отзывался не всегда. Сначала его отношение было критическим. В письме В. С. Миролюбову от 28 июля 1921 г. он пишет

0 Замятине следующее: «Думаю, что его несчастье, что он как человек почти совсем инженер и почти совсем не писатель . Вы ведь знаете, что он и свое «Уездное» написал, сидя в Петербурге, по Далю, России не видя, восприняв ее Ремизовым, - нам, провинциалам, все это видевшим на месте, ясно, что Замятин очень талантливо - врет, причем пишет таким языком, которым нигде в России не говорят. Я прочел все, написанное за эти годы Замятиным (и ненапечатанное), - все это хуже «Уездного» . он не чувствует физиологии революции, а чтобы быть писателем, надо - или любить, или ненавидеть - он же безразличен: поэтому у него получается умно и холодно.».1 Мнение Б. Пильняка о Замятине изменилось под влиянием личного общения с ним. Б. Пильняк принимал участие в устройстве судьбы романа «Мы», который, тем не менее, он не принял, считая его «преждевременным и огульным осуждением действительности, нереальным прогнозом, фантазией, уводящей от решения конкретных и трудных проблем, умозрительным, так сказать, творчеством».2

Между романом Е. Замятина «Мы» и романом Б. Пильняка «Голый год» тем не менее существует более прочная связь, чем это может показаться на первый взгляд. Эти два произведения написаны практически в одно и то же время, в 1920 г., оба эти произведения послужили поводом для открытия кампании в прессе, явившейся по сути первой организованной травлей ведущих писателей в СССР. Оба эти произведения повествуют о будущем России, хотя Б. Пильняк выводит «логику революционного действия

1 Письма Бориса Пильняка В. С. Миролюбову и Д. А. Лутохину (публикация Н. Ю. Грякаловой) //Русская литература, 1989. №2. С. 219.

2 Андроникашвили-Пильняк Б. Б. Два изгоя, два мученика: Б. Пильняк и Е. Замятин // Знамя, 1994. № 9. С. 134. из глубины русской истории. В это же время Замятин занят не оправданием настоящего прошлым, а предупреждением об опасности будущего, исходя из событий настоящего».1 В письме к Сталину Е. Замятин сказал о Б. Пильняке: «Как и я, амплуа черта он разделял со мной в полной мере, он был главной мишенью для критики ,.».2

Б. Пильняк был главной мишенью не только для критики отечественной. Зарубежные авторы тоже достаточно живо реагировали на творчество Б. Пильняка. О. Кизеветтер на страницах историко-литературного сборника «На чужой стороне» негативно отозвался об индивидуальной стилистической манере Б. Пильняка: «Писать под Андрея Белого становится своего рода стилистическим снобизмом наших дней. Вот Б. Пильняк из кожи лезет, чтобы писать точь - в - точь, как Белый. И посмотрите же, что у него выходит. Лучшей пародии на Белого и не представить себе . Что это -литература или кривляние балаганного деда, созывающего публику на балаганное представление? Это стилистическое паясничание в форме бесконечного и беспредметного словоистечения, на манер Иудушки Головлева, становится теперь обиходным литературным штампом»3 Ф. Степун в своей работе «Мысли о России» тоже упоминает имя Б. Пильняка в ряду имен писателей, посвящающих свои произведения революции. «Кого бы ни читать из более или менее значительных писателей, Никитина, Вс. Иванова, Пильняка, Бабеля, Лидина или Леонова, впечатление (не от вещей, конечно, разнохарактерных и весьма разноценных, а от изображаемой ими жизни) остается одно и то же. Ни разумного строительства, ни природного естества все эти авторы в революции, очевидно, не видят, во всяком случае,

1 Шайтанов И. О. О двух именах и об одном десятилетии. // Литературное обозрение, 1991. №6. С. 21.

2 Замятин Е. И. Письмо Сталину. Указ. соч. С. 503.

3 Кизеветтер О. Крики литературной моды / На чужой стороне. Прага, 1923. С. 230. не изображают. Большевистская Россия рисуется в их произведениях хаосом, фантастикой, безумием, анекдотом, чем-то, на первый взгляд, непонятным и бессмысленным».1

Б. Пильняка, находящегося в центре явно повышенного внимания критики 1920-1930 гг. и советской, и зарубежной, постоянно с кем-то сравнивали. Его объявляли наследником Куприна и Чехова, в его произведениях находили отголоски любимых мотивов Ф. А. Достоевского и Л. Н.Толстого, его сравнивали с Ремизовым и Буниным, Блоком и Зайцевым. Но более всего говорили о сходстве художественной манеры Б. Пильняка с художественной манерой А. Белого. И в этой связи практически все критики дружно отмечали зависимость Б. Пильняка от А. Белого. В предисловии к журнальной публикации глав романа «Машины и волки» Б. Пильняк сказал, что вышел из Белого и Бунина, и этим как бы подтвердил свою зависимость от Белого. «Откуда это сродство стилей Андрея Белого и Пильняка?»2; «В лучшем случае он будет работать под раннего А. Белого и худшего о

А.Ремизова» ; «Здесь слышатся - и все тот же А. Белый, и Чехов, и А. Толстой, и Ф. Сологуб, и Б. Пастернак, и иные, менее заметные руководители и воспитатели восприимчивой музы Б. Пильняка»4; «Больше всего желая быть оригинальным, Пильняк явно зависит от известных образцов. Л. Троцкий заметил как-то, что он пишет черным по Белому - это было справедливо и зло. Но не только по Белому пишет Пильняк - он пишет также по Замятину, по Ремизову, даже по В. В. Розанову. Я не говорю уже о попытках перемигнуться с Ф. М. Достоевским, - литературная энциклопедия,

1 Степун Ф. Мысли о России// Современные записки. Париж, 1925. Т. 23. С. 361.

2 Коган П. Указ. соч. С. 115.

3 Медведев П. Указ. соч. С. 274.

4 Асеев Н. Указ. соч. С. 119. а не писатель»;1 «Он воскрешает ту всегда затененную, изысканную и сложную линию словесного рисунка, что идет от Гоголя к Ремизову и А. Белому»2; «В настоящее время, на нем еще сказывается внешнее влияние А. Белого»3, «Пильняк, конечно, ученик не только А. Белого и Бунина, которых он сам называет, но и Ремизова и Замятина, а через них и Гоголя, Лескова, Достоевского»4; «С Белым сближает Пильняка любовь к звуковым повторам, к развитию фразы и мысли по звуковым ассоциациям»5 В.Б.Шкловский в своей монографии «Пять человек знакомых» пишет о Б. Пильняке и Е. Замятине в статье под общим заголовком «Эпигоны Андрея Белого», (хотя сам Замятин тоже упрекает Б. Пильняка в подражании Андрею Белому). Среди критиков - современников Б. Пильняка только Виктор Гофман решительно отрицает зависимость прозы Б. Пильняка от прозы А. Белого. «Зависимость Пильняка от Андрея Белого, дружно отмеченная критикой, сразу же стала общим мнением . И ходячее мнение о близком родстве Пильняка и А. Белого, конечно, неправильно. Это писатели не только чужие, но даже и враждебные друг другу . Пильняк многое взял у Белого, но система у него другая и поэтому элементы другие . Сила сопротивления словесной ткани, стилистической среды у Белого так велика, что она всякий раз до конца ассимилирует, преобразовывает «куски» или, другими словами, эти «куски» рождаются вновь именно как органическая часть общей ткани произведения.

У Пильняка чужие цитаты и «вошли в вещи» именно в силу поразительно малой сопротивляемости, инертности стилевой среды. Проза Белого резко антагонистична всякой другой прозе (непроницаема).

1 Полонский В. П. Указ. соч. С. 140.

2 Рашковская А. Указ. соч. С. 17.

3 Комаров П. Указ. соч. С. 183.

4 Горбачев Г. Указ. соч. С. 50.

5 Там же.

Проза Пильняка - это в большей мере нейтральная литературная среда.».1

По мысли современного исследователя И. О. Шайтанова, зависимость Б. Пильняка от Белого «не индивидуальная черта в манере Пильняка. Белый (как Хлебников в поэзии) был в это время Лобачевским русской прозы».2

Сам Б. Пильняк в 1922 писал о том, что Андрей Белый художественно ему ближе всех, но что близость эта между тем лишь формальная, «математическая».

Однако уже в 1920-е годы некоторые исследователи провозглашают рождение новой школы, признанным главой которой является Б. Пильняк. В настоящее время исследователи подтверждают приоритет Б. Пильняка относительно приема «монтажа» в литературе, который впоследствии был безоговорочно признан кинематографом. И. О. Шайтанов и Б.Б.Андроникашвили-Пильняк в своих исследованиях, посвященных Б. Пильняку, упоминают о творчестве Дос Пассоса, который тоже использовал прием «монтажа». «В мировой литературе к Пильняку близок один лишь Дос Пассос. Дос Пассос начал писать позже Пильняка, и именно композиционные приемы Пильняка, строящиеся на сложных ассоциациях, которыми соединены линии персонажей, появляющиеся в тексте и пропадающие без всякой логической мотивировки, буквально повторяются у него. И у Дос Пассоса главенствует не сюжет, не герои, не психологизм, а прихотливая тональность, возникающая из сочетания лирики и подчеркнуто бессграстных, чисто фактографических фрагментов, включения в текст газетных и статистических цитат».3 Таким образом, родство художественных стилей Б.Пильняка и А. Белого определено по большей части только внешними

ГофманВ. Место Пильняка//Мастера современной литературы. Л., 1928. С. 12-14.

2 Шайтанов И. О. Указ. соч. С. 21.

3 Андроникашвили-Пильняк Б. Б. Указ. соч. С. 128. критериями.

В 1920-е годы о Б. Пильняке говорили все: критики, художники, политические деятели. А. В. Луначарский1 достаточно лояльно относился к творчеству Б. Пильняка. Называя его самым талантливым из беллетристов, выдвинутых самой революцией, он даже принимал участие в устройстве судьбы романа «Голый год» почти одновременно с М. Горьким. Не обошел вниманием творчество Б. Пильняка и Л. Д. Троцкий, который наиболее объективно относился к Б. Пильняку. Именно он, один из немногих, предпринял попытку разобраться в тех противоречиях в прозе Б. Пильняка, которые и сделали имя писателя столь привлекательными для любой негативной критики. Л. Д. Троцкий, наверное, единственный, кто не осудил Б.Пильняка за «эпизодичность» в изображении революции, ибо быт революции, по мнению Троцкого, несет на себе отпечаток «бивуачности» и «временности». «Пильняк очень метко и остро наблюдает осколочный быт наш; в этом сила его; он реалист. Сверх этого он знает и об этом своем знании заявляет, что Россия озонируется, что в ней и с ней происходят прекрасные муки рождения; что в суматохе вшей, брани, мешочников совершается величайший в истории перевал. Знает же это Пильняк, раз открыто заявляет. Но в том и беда, что только заявляет, как бы даже противопоставляя эти свои заверения живой и жестокой подлинности быта. Он не отвращается от революционной России, наоборот, приемлет и даже по-своему возвеличивает, но декларативно; художественно же оправдать не может, ибо идейно не охватывает».2 Однако Троцкий все же высказывает некоторые опасения относительно идеологической ориентации писателя. «Как бы на одной из станций не пересел попутчик на встречный поезд.»3 И, конечно,

1 Луначарский А. В. Очерк литературы революционного времени. // «Литературное наследство», 1970. Т. 82.

2 Троцкий Л. Д. Литература и революция. М., 1991. С. 72.

3 Там же. С. 76.

Л. Д. Троцкий упрекает Б. Пильняка в пресловутой зависимости от А. Белого, стилистической и духовной. «И так как мистическая философия Белого скудна и жалка, то в его литературные приемы вошло для прикрытия наполовину искренне (истерическое), наполовину сработанное по словарю шарлатанство, и чем дальше, тем больше. Но Пильняку-то это зачем? Пильняк ведь берет мир в его телесности, и в этой телесности ценит его. Откуда же эта зависимость от Белого? Очевидно, что и здесь, как в кривом зеркале, отражается внутренняя потребность Пильняка в синтетической картине. Пробелы в духовном охвате порождают слабость его к Белому, словесному декоратору духовных провалов. Но это для Пильняка дорога вниз».1

В отличие от Троцкого, Сталин отзывался о Б. Пильняке достаточно зло и резко. Кроме того, он не простил писателю «Повести непогашенной луны». После ареста в 1937 году о Пильняке надолго забыли.

Имя Бориса Пильняка после периода долгого забвения достаточно часто встречается в исследованиях, появляющихся в 1970-х - начале 1980-х годов, посвященных литературе 1920-х годов. Именно в этот период, возможно, в преддверии будущих перемен особенно возрастает интерес к литературе 1920-х годов как явлению достаточно свободному и практически бесцензурному, являющемуся по сути последним всплеском свободной литературной мысли в России перед долгим периодом жесточайшей цензуры.

Говоря о творчестве Б. Пильняка и пытаясь выйти за привычные пределы, сужающие и обедняющие художественную позицию автора, исследователи рубежа 1970-1980-х годов вплотную подошли к такой ключевой проблеме литературы 1920-х годов, как концепция действительности в художественной системе авторского мировосприятия.

1 Троцкий Л. Д. Указ. соч. С. 78.

Возросший интерес к этой проблеме способствовал появлению новых работ, посвященных оценке творчества малоизученных и подчас незаслуженно забытых художников. Проблема героя, особенности характера, жанровые закономерности, стилевые течения, сюжетно-композиционная система, тип повествования, хронотоп и другие элементы поэтики художественного текста рассматривались на рубеже 1970-1980-х годов на материале, который довольно долгое время был выключен из литературного процесса. Исследователи этого времени говорили в основном о романе «Голый год», редко обращаясь к другим произведениям Б. Пильняка.

А. И. Ванюков в своей монографии «Русская советская повесть 1920-х годов» утверждает, что Б. Пильняк оказался неспособным постичь природу индивидуального человеческого характера, «проникнуть в диалектику общего и индивидуального».1 Г. А. Белая убеждена, что «стиль Пильняка нес в себе капитуляцию художника перед действительностью, давление жизни оборачивалось подавлением воли художника, динамика оказывалась чисто л внешней, а стилевая конструкция статичной». Е. Б. Скороспелова говорит о поисках Б. Пильняка как о неонароднических: «Неонароднические» идеи и эстетические принципы сыграли известную роль в развитии послеоктябрьской литературы. Сложное преломление получили они в творчестве Б. Пильняка, в его романе «Голый год».3 По мнению Г. А. Белой считает, что в творческом поиске Б. Пильняка произошла подмена художественно-исторической концепции свободой поэтического восприятия мира «на слух», которая имела для Б. Пильняка двойственные последствия. С одной стороны, «он сумел уловить в революции силу взрыва, противостояние

1 Ванюков А. И. Русская советская повесть 20-х годов, Саратов, 1987. С. 155.

2 Белая Г. А. Закономерности стилевого развития советской прозы 20-х годов. М., 1977. С. 111.

3 Скороспелова Е. Б. Идейно - стилевые течения в русской советской прозе первой половины 20-х годов. М., 1979. С. 83. стихий», однако, «его стремление познать законы мира . оказалось стянутым тугим обручем заданного социального и психологического комплекса».1

Ю. А. Андреев утверждает, что Б. Пильняк, прошедший путь «от растерянного живописателя теплушечных мерзостей до зрелого мастера социально-психологического раскрытия русской революции - конкретно и неопровержимо свидетельствует о решающем значении советской действительности для эволюции художника, свидетельствует о неотразимой привлекательности для талантливого писателя тех возможностей, какие раскрывает перед ним метод социалистического реализма».2 Об этом же говорит и В. В. Бузник: «Не отрицая тенденциозность, а точнее, партийность социалистического искусства, автор «Голого года» вольно или невольно становится на позиции противоположные. Его предпочтение частных «правд» общей правде совпадало с мнением А. Белого о том, что всякое «великое зло, лживо, жестоко и подло». И в романе «Голый год», как и во многих произведениях писателей-декадентов, большое место было уделено выяснению дурного и низменного как в человеке, так и в жизни.3

Роман Б. Пильняка «Голый год» в критике 1970-80-х годов называли i модернистским, декадентским, символистским романом, самого писателя сравнивали с А. Белым, А. Ремизовым и другими художниками, чья принадлежность к модернизму не вызывала сомнений. Так, например, Н.Е.Васильева, говоря о Б. Пильняке, как о модернисте, сравнивая его с А.Белым, Е. Замятиным, А. Ремизовым, отмечает: «Б. Пильняк - это особый случай; сумбурность, хаос, калейдоскопичность его творчества подчас не столько дань времени, сколько стилевой эксперимент. Кто-то из критиков

1 Белая Г. А. Указ. соч. С. 112.

2 Андреев Ю. А. Революция и литература. М., 1969. С. 168. О

Бузник В. В. Русская советская проза двадцатых годов. Л., 1975. С. 103. удачно назвал его «энциклопедией эксперимента», В этом он нетипичен».1 Говоря о модернистской стилистике Б. Пильняка, Ю. А. Андреев утверждает, что в основе хаоса, «потока сознания» в художественной прозе Б. Пильняка на самом деле - «растерянность, беспомощность писателя, потерявшего ориентировку в сложном мире, испуганно отказавшегося понять этот мир в целом».2 По мнению Н. А. Грозновой, анализирующей новеллистику Б. Пильняка начала 1920- годов в работе «Ранняя советская проза 1917-1925», «формула Пильняка, если и отвечала в какой-то мере волне стихийных настроений в годы общей перестройки жизни, была порождена ограниченным и пошлым взглядом на жизнь. Поэтому герои Пильняка выглядели хотя и злыми, но беспомощными обитателями земли. Поиски самостоятельных концепций не приводили Пильняка в первые пореволюционные годы к сколько-нибудь значительным художественным открытиям. Диалектическая сложность исторической действительности была недоступна новеллистике этого писателя».3

В. В. Гура убежден, что «формальные поиски Б. Пильняка не передавали сложных процессов революционной эпохи, уводили от объективного познания ее исторических закономерностей. «Голый год» обнажал изъяны модернистского романа, оказавшегося и при соприкосновении с современностью явно нежизнеспособным, непригодным к созданию объемной панорамы жизни в ее движении, столкновении крупных человеческих характеров, в борьбе за торжество новых идеалов и отношений».4

По мнению В. В. Бузник, «Голый год» как бы реализовал теоретическое

1 Васильева Н. Е. Об идейно-художественном своеобразии советской прозы первой половины 1920-х годов. Пермь, 1974. С. 75.

2 Андреев Ю. А. Указ. соч. С. 162.

3Грознова Н. А. Ранняя советская гфоза 1917-1925. Л., 1976. С. 123.

4Гура В. В. Роман и революция. М., 1973. С. 90. предначертание А. Белого, «который узаконивал бесформенность новой прозы, «утверждая, что революция не может быть охвачена сюжетом в эпоху ее течения».1 Причисляя роман Б. Пильняка к разряду модернистских романов, В. В. Бузник утверждает, что «родственными модернистской прозе были и стилевые приемы, призванные заменить логику сюжетного действия. Как и в романах А. Белого, у Б. Пильняка такую роль исполняли стилевые контрасты, ритмика, сближающая прозаическую речь со стиховой, л метафоричекая перенасыщенность, динамическая смена эпизодов и сцен».

Творчество Б. Пильняка сравнивают не только с творчеством А.Белого и А. Ремизова, его сравнивают и с художниками иного направления. Так, А.П.Эльяшевич утверждает, что «пафос «Голого года» и пафос «Бронепоезда - 14 - 69» решительно не совпадали, хотя эти вещи и были написаны почти в одно и то же время и обычно ставились рядом и как будто бы и впрямь в равной мере голосовали за новь Октября».3 Н. И. Великая сравнивает символ ветра в произведениях Б. Пильняка с символом ветра в произведениях А. Веселого и В. С. Иванова: «Для А. Веселого ветер - воплощение несокрушимой силы революционного движения, насыщенного радостью, бодростью и весельем», «Цветные ветра» у В. С. Иванова выражают силу земли, природу, радость ее весеннего расцвета, и революция осмысляется именно в этом ключе как весеннее обновление жизни».4 А ветер для Б. Пильняка - «это разгул своевольной стихии, символ смятения, неустроенности, неуютности жизни».5

Образы «ветра», «метели», «бури» обычно трактовались как

БузникВ. В. Указ. соч. С. 102.

2 Там же. С. 103.

3Эльяшевич А. П. Лиризм. Экспрессия. Гротеск. Л., 1975. С. 110.

4 Великая Н. И. Формирование художественного сознания в советской прозе 20-х годов. Владивосток, 1975. С. 72.

5 Там же. воплощение тревожной, безумствующей, бушующей стихии, «символизирующей революцию». По мнению В. В. Гуры, «в русской литературе столкнулись две линии резко противоположного смыслового направления этих образов, выражавшие различные идейные и художественные искания. Видение стихии и хаоса мира в образах «пурги», «метели», «вьюги», «ветра» лежало в основе поэтики символистов».1

Безусловно, сравнение Б. Пильняка с художниками нереалистического, авангардистского толка (особенно на раннем этапе его творчества) вполне оправдано. Но в силу чрезвычайной сложности и значительности этой проблемы, связанной как с концептуальным, так и со стилевым своеобразием творчества Б. Пильняка, в данной работе не ставилась цель исследовать творчество Б. Пильняка в этом направлении. А потому в ней оправдано отсутствие модернистского контекста, наиболее часто встречающегося при анализе произведений Б. Пильняка.

В литературоведении 1980 - 1990-х годов творчество Б. Пильняка изучается достаточно интенсивно, хотя несколько фрагментарно и бессистемно. Наиболее активно работал в этой области Б. Б.Андроникашвили - Пильняк, работают К. Б. Андроникашвили - Пильняк, И. О. Шайтанов, С.Ю.Горинова, Н. Ю. Грякалова, М. М. Голубков, А. П. Ауэр и др. В настоящее время появляется множество работ, посвященных творчеству Б.Пильняка. Это работы В. Крючкова2, В. Малухина3, JI. П. Григорьевой4,

Гура В. В. Указ. соч. С. 111.

2 Крючков В. П. Почему луна «непогашенная»? (О символике «Повести непогашенной луны» Б. Пильняка) // Русская литература, 1993. № 3. С. 123.

МалухинВ. Убийство командарма//Октябрь, 1988. № 9. С. 196.

4 Григорьева JI П. «Мне выпала горькая слава» // Григорьева JI. П. Возвращенная классика из истории советской прозы 20 - 30-х годов. Л., 1990. С. 24.

Т. Милехиной1, В. Чайковской2, А. Латыниной3, Г. Анищенко4, А.И.Ванюкова5, И. Н. Горелова и Н. Г. Елиной 6, В. Н. Клещикова 7, Л. А. о о

Трубиной , Л.Н.Антиповой - Н. Л. Лейдерман и др/Чаще всего это отклики, рецензии на вновь опубликованные произведения.

Очень часто творчество Б. Пильняка сравнивают с творчеством других художников, таких, как Е. Замятин 10, А. Платонов11, С. Есенин12 и др.

Наиболее активно исследовалось и исследуется творчество Б. Пильняка за рубежом. Известны работы Браблика13, который обратил внимание на художественные и идейные особенности произведений Б. Пильняка 1930-х

1 Милехина Г. А. Опыт семантического анализа прозаического текста (на материале «Повести непогашенной луны» Б. Пильняка) // Принципы изучения художественного текста. Тезисы 2-х Саратовских стилистических чтений. Ч: 2. Саратов, 1992. С. 132.

2 Чайковская В. Поиски цельности // Литературное обозрение, 1989. № 8. С. 40-44.

3 Латынина А. «Я уже отдал приказ.» «Повесть непогашенной луны» Б. Пильняка как явление социальной прогностики // Лит. обозрение, 1988. № 5. С. 13-15.

4 Анищенко Г. Деревянный Христос и эпоха голых годов // Новый мир, 1990. № 8. С. 243-248.

5 Ванюков А. И. «Голый год» Б. Пильняка в критике 20-х годов // Актуальные проблемы илологии и ее преподавания. Саратов, 1996. Ч. 1. С. 32-34.

Горелов И. Н., Елина Н. Г. Немецкая лыжня на российском снегу // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1994. С. 108-117.

7 Клещиков В. Н. Березовая горечь штосса // Русская речь. М., 1994. № 1. С. 7-11.

8 Трубина Л. А. «Несвоевременные мысли» Бориса Пильняка // В поисках истины. М., 1993. С. 113-117.

9 Антипова Л. Н., Лейдерман Н. Л. О симфонизме романа Б. Пильняка «Голый год» // Русская литература XX века: направление и течение. Екатеринбург, 1995. Вып. 2. С. 102-119.

10 Шайтанов И. О. О двух именах и об одном десятилетии. Б. Пильняк и Евгений Замятин // Лит. обозрение, 1991. № 6. С. 19-25. № 7. С. 4-11.

Андроникашвили - Пильняк Б. Б. Два изгоя, два мученика; Б. Пильняк и Е. Замятин // Знамя, 1994. № 9. С. 123-153.

11 Толстая - Сегал Е. «Стихийные силы»: Платонов и Пильняк (1928 - 1929) // Андрей Платонов. Мир творчества. М:. Современный писатель, 1994. С. 84-104.

Скобелев В. П. Андрей Платонов и Борис Пильняк; (романы «Чевенгур» и «Волга впадает в Каспийское море») // Борис Пильняк: опыт сегодняшнего прочтения. М., 1995. С. 172

186.

12

Ауэр А. П., С. Есенин и Б. Пильняк: (К истории творческих взаимоотношений) // С. А. Есенин: проблемы творчества, связи. Рязань, 1995. С. 59-65.

13 Brablik F Dvojnictvi v dile В. Pilnaka // Bulletin ustavu ruskeho jazyka a literatury. 1967. №11. S. 73-82. годов, монография Гэри Браунинга1, рассматривающая творчество Б.Пильняка во всем его объеме и многообразии. Монография шведского исследователя П. А. Йенсена2, «Природа как код» посвящена раннему творчеству Б. Пильняка (до 1924г.) Чрезвычайно интересной является работа Дагмара Кассека3, посвященная рассказу Б. Пильняка «Жених во полуночи». Кассек утверждает, что «антитоталитарная концепция «Повести непогашенной луны» выросла. из разработки материала - существование безличного социума - в написанном на полгода раньше рассказе «Жених во полуночи»4.

Все сказанное определяет цель предлагаемого исследования, которая заключается в том, чтобы показать динамику художественной прозы Б.Пильняка, выделив три этапа его творчества; продемонстрировать кардинальное отличие одного творческого периода от другого и объединяющие их стержневые особенности, обусловившие органичную целостность творческой индивидуальности писателя; доказать, что противоречия в творчестве художника вызваны не столько противоречиями внутри его концептуальных исканий, сколько являются результатом противоречий самой эпохи, противопоставившей идеал и реальность. Поиск же самого художника рожден именно единой идеей его творчества, обусловившей при всей динамичности его художественную общность. Научная новизна исследования заключается в освоении художественной прозы Б. Пильняка во всем объеме, с учетом его концепции революции и с точки зрения особенностей художественного воплощения этой концепции. Нами установлены границы между тремя этапами творчества Б. Пильняка и

1 Browning G. A. Scythian at a Typewriter. Boris Pilniak. Ann Arbor, 1985.

2 Jensen P. A. Nature as code. The achievement of Boris Pilnjak, 1915-1924, Copenhagen, 1979. О

Кассек Дагмар. Рассказ Бориса Пильняка «Жених во полуночи» (1925). (Попытка анализа) // Русская литература, 1992. № 2. С. 169-175.

4 Кассек Дагмар. Указ. соч. С. 174. сформулированы существенные признаки и особенности названных этапов. Это дает возможность преодолеть представление о мировоззренческой двойственности писателя периода 1930-х годов в результате пересмотра методологических подходов к кризисным этапам в литературе, одним из которых являются 1930-е годы.

Объектом исследования стало творческое наследие Б. Пильняка, особенности его индивидуального восприятия революционной действительности и ее художественное воплощение.

Предметом исследования явились произведения Б. Пильняка, в которых тема революции и философские, религиозные, политические проблемы, связанные с ней, получают свое последовательное развитие. Именно в этих произведениях художественно воплощается система представлений писателя о революционном настоящем и будущем России.

Все сказанное определяет задачи представленной диссертационной работы:

• выявить общие тенденции, организующие все этапы творческой деятельности Б. Пильняка, исходя из отношения художника к революции как ключевому событию эпохи;

• раскрыть характер соотношений «биографической» личности художника с его творческими исканиями на протяжении всех трех периодов его творчества;

• исследовать системно организующую поэтику прозы Б. Пильняка, доминанту и взаимодействие его художественных приемов; выделить их индивидуальные особенности и соотнести с поэтикой переходных эпох в литературе;

• проследить проявляющиеся в поэтике особенности смены культурных периодов, движение от мифа к идеологеме, от игры к ритуалу;

• обозначить через мифологическую основу художественное взаимодействие Б. Пильняка с его предшественниками и современниками - художниками и представителями русской религиозно-философской мысли.

Решение поставленных задач определяется методологией, основу которой составляет сочетание историко-генетического, системно-целостного и типологического методов. Принципиально важным представляется историко-функциональный подход, т. к. в работе прослеживается движение литературно-критической мысли в ее отношении к творчеству Б. Пильняка. Определяющей для данной работы является теория мифологизма, разрабатываемая классиками и исследователями последних лет (К. Леви-Стросса, А. Ф. Лосева, Ю. М. Лотмана, Е. М. Мелетинского, Я.Э.Голосовкера, В.Н. Топорова, В. Иенса, Р. Веймана, М. И. Стеблина

Каменского, Э. Я. Баталова, Т. А. Чернышевой и др.); «карнавализации», игры (М. М. Бахтина, И. Хейзинги); символа (Э. Кассирера, А. Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, В. Н. Топорова).

Практическая значимость работы состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы при чтении общего курса лекций по истории русской литературы XX века в университетах, педагогических институтах и институтах культуры, при разработке специального курса, изучении русской литературы первой трети XX века в школьной практике.

Апробация работы. Отдельные фрагменты диссертации и ее положения были представлены в качестве докладов на общероссийских и региональных межвузовских научно-практических конференциях. (Межвузовская научная конференция «Синтез искусств: философия, литература». - Тюмень, 1992 г.; научная межвузовская конференция «Критика и публицистика в системе духовной культуры» - Тюмень, 1993 г.; межвузовская научная конференция «Художественная индивидуальность писателя и современный литературный процесс» - Омск, 1993 г.; межвузовская научная конференция «Культура. Разум. Искусство» - Тюмень

1994 г.; научно-практическая конференция «Словцовские чтения» - Тюмень,

1995 г., конференция «Традиции, культура, образование» - Тюмень, 1995 г., межвузовская научная конференция «Русская духовная культура Западной Сибири и Урала» - Тюмень, 1995 г.; международная научно-практическая конференция «Безопасность жизнедеятельности в Сибири и на Крайнем Севере» - Тюмень, 1995; Дергачевские чтения - 1996 г. - Екатеринбург, 1996г.; межвузовская научная конференция «Художественная литература, критика, публицистика в системе духовной культуры» - Тюмень, 1996 г.; 2-я международная научно-практическая конференция «Безопасность жизнедеятельности в Сибири и на Крайнем Севере» - Тюмень, 1997 г.).

Диссертация обсуждалась на кафедре истории русской литературы Тюменского государственного университета.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Кислова, Лариса Сергеевна

Заключение

Творчество Б. Пильняка можно условно разделить на три этапа в соответствии с динамикой художественной концепции действительности в его прозе.

Революция - главное событие мифологической эпохи подталкивает Б.Пильняка к созданию своеобразного художественного мифа. В романе «Голый год» все герои творят миф о России. Творцом его становится и сам автор. С особым мифическим временем и мифическим сознанием, которым обладают герои Б. Пильняка и сам создатель романа «Голый год», связаны и религиозно - философские мотивы во всем творчестве Б. Пильняка.

Все тенденции, проявившие себя с особенной силой в мифологизме XX века, в основном присутствуют в мифе Б. Пильняка, а элементы поэтики, наиболее характерные для мифотворчества в литературе XX века, безусловно, проявляют себя в творчестве Б. Пильняка 1920-х годов и, более того, контролируют и определяют тематику, поэтику и характер этого авторского мифа, являющегося своего рода экспериментом художника.

Идея единства природы и человеческого духа была чрезвычайно важна для героев Б. Пильняка в ситуации драматического хаоса переходного момента в России. Духовное освобождение человека через слияние с природой - одна из главных тем мифа Б. Пильняка. И потому для автора «Голого года» столь естественен синтез язычества и христианства, рожденный древней мифологической традицией. Двойственность религии в мифе Б. Пильняка столь же естественна, как и эстетика двоемирия, раздвоения личности, как повторение и дублирование героев во времени и в пространстве, которое не является бесконечным,единообразным.

Мифическому пространству в художественном творчестве Б. Пильняка тоже свойственна раздвоенность. Существует пространство, остающееся (в повествовании , и пространство, существующее за гранью повествования, то есть духовное, космическое, неизведанное.

Будущее, прошлое и настоящее - удивительное сочетание реальности и мечты - сливаются в единое целое в произведениях Б. Пильняка. Возвращение прошлого и одновременно наступление будущего происходит сейчас, в настоящем. Собственно, настоящего словно бы не существует, оно необходимо для того, чтобы ускорить процесс возрождения прошлого, эпохи допетровский России XVII века.

Миф - основа художественной концепции Б. Пильняка, неотъемлемая часть его философии. Истинное будущее для его героев - это возвращение к прошлому, возродить которое могут в России только «новые люди» -большевики.

Б. Пильняк сделает попытку влиться в главную утопическую «конструкцию» общества гораздо позже, а в начале 1920-х годов социалистический рай Б. Пильняка восходит к XVII веку. Все ранние произведения Б. Пильняка наполнены тревожным ощущением стихийности. Постреволюционная действительность в новой России удивительно сочетается с безумством стихии, а революция не воспринимается как конкретное историческое событие, превращаясь в явление такое же фантасмагорическое, как метель.

Общей для литературы 1920-х годов была тенденция воспроизведения «карнавального мироощущения». «Карнавал» является основной формой жизни в мифическом мире и в мифическом времени, и потому все герои романа «Голый год» живут по законам «карнавала». «Карнавальные мезальянсы», «карнавальный смех», «карнавальные метаморфозы», обряд «увенчания - развенчания» карнавального короля, трагизм «последнего карнавала» - все эти категории принадлежат поэтике «карнавала» и так или иначе воплощены художником в романе.

Первый период в творчестве Б. Пильняка, завершившийся в 1922 году, знаменателен тем, что именно тогда сформировалась философская основа всего созданного им.

Второй этап творчества Б. Пильняка ознаменован произведениями, не вписывающимися в ту социальную утопию, которая сменяет собой миф переходного периода. Именно тогда изменяется отношение художника к революции. В произведениях, написанных с 1923 по 1929 гг., явно усиливается двойственное отношение художника к предмету своего вдохновения. Мотив двойничества - один из основных в творчестве художника. Двойственность его героев вытекает из противоречия между мечтой и реальностью. Этот мотив родился в результате наблюдений над несоответствием идеала и действительности в ходе российских преобразований («Двойники», «Иван Москва»).

Европейская цивилизация, столь нелюбимая ранее художником, побеждает в противоборстве Европы и Азии. Пленительная, завораживающая дымка Востока теряет свою прелесть. Новый идеал - машинная, механистическая Россия, построенная по образцу|Западной Европы, приходит на смену волчьей пустыне российской равнины. Россия, по мнению Б. Пильняка, должна покинуть вечную Азию, приблизиться к Европе, которую художник начинает понимать, оправдывать и любить, и помочь ей в этом должна машина - высшее достижение человека и революции («Иван Москва», «Третья столица»). Сквозным символом прозы Б. Пильняка остается волк, свободный и одинокий, который вдруг оказывается в клетке. Но стихия тем не менее не покорена, хотя машина, новый бог новых большевиков, претендует на первенство («Машины и волки»),

В процессе художественного поиска меняются функции игры в произведениях Б. Пильняка. Игра как способ выражения карнавального мироощущения переходит в другое качество - ритуал, и,, таким образом, на смену «эпохе взрыва» (Ю.Лотман) приходит эпоха рациональных конструкций, на смену эпохе культуры приходит эпоха цивилизации. Ритуал -форма цивилизации, а значит карнавальная эра закончена, наступают новые времена - прагматиков и диктаторов. На смену мифу, порожденному жизнью, приходит социальная утопия, порожденная человеком (»Повесть непогашенной луны»).

Свободная Россия становится цивилизованным обществом, уподобляясь Европе. Однако XVII век, вернувшийся в послеоктябрьскую Россию, не позволяет ей перешагнуть тот переходный рубеж, который отделяет ее от по-настоящему цивилизованного общества. Россия - на распутье, в ней вновь воцаряется «смутное время», хотя формально, вступив в эпоху рационализма, Россия должна победить любую «смуту». Но упорядоченность теперь уже советской государственности держится на насилии, которое в свою очередь является признаком «смутного времени» («Красное дерево»).

Символика смуты, предлагаемая Б. Пильняком, чрезвычайно разнообразна. Однако содержание повести «Красное дерево» многогранно, и каждый развивающийся мотив реализует одну из граней смысла, а потому, разрушив миф о существующем светлом сегодня, Б. Пильняк неутомимо устремляется к светлому завтра. В связи с этим в ряду символов повести «Красное дерево» появляется ребенок. Ребенок рождается для завтрашнего дня, его появление на свет приближает грядущую эпоху, не случайно незадолго до повести «Красное дерево» Б. Пильняк издает ряд произведений, посвященных простым человеческим взаимоотношениям. Таинство рождения и смерти осознается героями Б. Пильняка как великая духовная данность. Жизнь начинает цениться человеком больше всего на свете, а идея уступает жизни («Заволочье», рассказы 1925-1928).

1930-е годы в творчестве Б. Пильняка - этап заключительный. По мнению многих исследователей (в частности, И. О. Шайтанова), он должен восприниматься как период кризиса. Естественный факт художественного развития был отягощен обстоятельствами внешнего характера. В сущности , произведения, созданные в этот период, вызывают ощущения скорее разрушения, нежели развития таланта («Волга впадает в Каспийское море», «Соляной амбар»).

С точки зрения традиционных системно-целостных, типологических подходов, литература 1930-х годов - это литература в массе своей не очень высокого уровня. Но свойства литературы конкретного периода следует воспринимать с учетом особенностей времени. Единственная возможность сказать читателю 1930-х годов то, что художник считал необходимым, заключалось в создании двойственной системы. Изучать явления двойственной литературы необходимо с учетом ее двойственной природы, но отказавшись от оценочного подхода. На языке «двуслойных произведений» со своим читателем разговаривал не только Б. Пильняк (Б. Ясенский. «Человек меняет кожу» и др.).

Данный период творчества Б. Пильняка не сопровождается ни выходом художника на новый уровень, ни постановкой новых проблем, но его нельзя не учитывать, ему необходимо уделять особое внимание. Опыт существующего анализа показывает, что сложившееся мнение о покаянии и измене самому себе на протяжении последнего периода его творчества требует пересмотра. Пильняк как художник остается верен себе на протяжении всего своего творческого пути. И этот тезис должен играть определяющую роль при изучении его художественного творчества.

Постоянный контакт с эпохой определил концептуальное единство всех произведений Б. Пильняка. Противоречия, выявляемые в его художественной прозе, продиктованы прежде всего противоречиями самой переходной эпохи.

Основными творческими поисками Б. Пильняк органично вписывается в общие закономерности культурологического поля исторического времени, что проявляется, в частности, в связи особенностей поэтики художественного творчества писателя с «механизмом» смены культурных эпох (движение от мифа к идеологеме, от игры к ритуалу и др.).

Талант Б. Пильняка многогранен, но недостаточно оценен. Его художественная проза открывает безграничные возможности для исследования творчества писателя как наследника серебряного века и в то же время одного из творцов новой послеоктябрьской литературы. Неразрывная связь с прошлым России и устремленность в ее будущее делают его писателем уникальным. «Перекресток», на котором находится Б. Пильняк -художник, - это «перекресток» эпох, его путь художника - во многом результат не только индивидуального выбора, но и выбора исторического, выбора страны. Б. Пильняк - писатель достаточно далекий от реализма именно потому, что настоящий реализм в утопическом социалистическом обществе невозможен, и постреволюционная Россия была во многом страной фантастической. Б. Пильняк одним из первых открыл эту особенность. Его трудно причислить к какому-либо направлению без того, чтобы не погрешить против истины. Б. Пильняк близок символистам, но он не символист, он натуралистичен, но натуралистом его тоже назвать нельзя. Он часто экспериментировал со стилем, но формалистом тоже не являлся. Б. Пильняк был близок многим художникам свой эпохи, в то же время во многом оказывался от них чрезвычайно далек. Наиболее верно сказал о нем в своем эссе Юрий Анненков: «Он не интересовался ни социальными, ни политическими проблемами, он подходил вплотную к жизни, к революции, к голоду - на улице, в трактире, в деревне, и из увиденного делал свои художественные выжимки. Именно - выжимки. Он сжимал виденное, сжимал его все крепче, пока каплями слов не вытекала на бумагу его сгущенная сущность».1

Б. Пильняк - одиночка, противопоставивший себя целой системе потому, что художник, обладающий мифологическим мышлением, изначально далек от всякого рационализма.

Загадка Б. Пильняка - одного из самых трагических писателей нашей эпохи во многом не разгадана до сих пор. И возможности творческого поиска здесь достаточно широки.

Анненков Ю. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. М., 1991. Т. 1. С. 291.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Кислова, Лариса Сергеевна, 1997 год

1. Пильняк Б.А. Сочинения в 3 т. /Сост., подгот. текста и коммент. Андроникашвили-Пильняк Б.Б. М.: Изд. дом «Лада М», 1994. Т. 1. Голый год: Роман; Машины и волки: Роман; Рассказы; Отрывки из дневников. 495с.

2. Пильняк Б.А. Сочинения в 3 т. /Сост., подгот. текста и коммент. Андроникашвили- Пильняк Б.Б. М.: Изд. дом «Лада М», 1994. Т. 2. Волга впадает в Каспийское море: Роман; Созревание плодов: Роман; Повести и рассказы. 622 с.

3. Пильняк Б.А. Сочинения в 3 т. /Сост., подгот. текста и коммент. Андроникашвили-Пильняк Б.Б. Изд. дом «Лада М», 1994. Т. 3. Соляной амбар: Роман. Рассказы. 575 с.

4. Пильняк Б.А. Двойники. Лондон., 1983.

5. Пильняк Б.А. Целая жизнь: Избранная проза. Минск: Изд-во «Мастацкая лп-аратура», 1988. 638 с.

6. Пильняк Б.А. Расплеснутое время: Романы, повести, рассказы. М.: Советский писатель, 1990. 608 с.

7. Пильняк Б.А. Повести и рассказы 1915-1929. М.: Современник, 1991. 687 с.

8. Пильняк Б.А. Третья столица: Повести и рассказы. М.: Русская книга, 1992. 448 с.

9. Пильняк Б.А. Письмо в редакцию // Новый мир, 1927. № 1. С. 256

10. Письма Бориса Пильняка B.C. Миролюбову и Д.А. Лутохину (публикация Н.Ю. Грякаловой) // Русская литература, 1989. № 2. С. 213-234.11 .Письма Бориса Пильняка к М. Горькому (публикация H.H. Примочкиной) // Русская литература, 1991. № 1. С. 180-188.

11. Белый А. Сочинения в 2 т. Поэзия; Проза. М.: Худож. лит., 1990. Т. 1. 703 с.

12. Белый А. Сочинения, в 2 т. Проза. М.: Худож. лит., 1990. Т. 2. 671 с.

13. Белый А. Москва. М.: Сов. Россия, 1989. 768 с.

14. Веселый А. Избранная проза. Л.: Лениздат, 1983. 560 с.

15. Замятин Е.И. Избранные произведения. М.: Сов. Россия, 1990. 544 с.

16. Замятин Е.И. Избранное. М.: Правда, 1989. 464 с.

17. Леонов Л.М. Собр. соч. : В 10 т. М.: Худож. лит., 1982. Т. 4. 351 с.

18. Ремизов A.M. Взвихренная Русь. М.: Сов. Россия, 1990. 400 с.

19. Ясенский Б. Человек меняет кожу. Роман. М.: Советский писатель, 1956. 581с.

20. Авербах А. Литературный фельетон // На литературном посту, 1929. № 13.

21. Аверинцев С.С. «Аналитическая психология» К.Г. Юнга и закономерности творческой фантазии // О современной буржуазной эстетике. Сборник статей. М.: Искусство, 1972. Вып. 3. С. 110-155.

22. Анализ литературного произведения. Л.: Наука, 1976. 236 с.

23. Андреев Ю.А. Революция и литература: Октябрь и гражданская война в русской советской литературе и становление социалистического реализма. (20 30-е годы). 2-е изд. М.: Худож. лит., 1969. 446 с.

24. Андроникашвили-Пильняк Б.Б. Долг мой быть русским писателем и быть честным с собой и с Россией./УПильняк Б.А. Сочинения в 3 т. М.: Изд. дом «ЛадаМ», 1994. Т.З. С.570-574.

25. Андроникашвили-Пильняк Б.Б. Два изгоя, два мученика: Б. Пильняк и Е. Замятин // Знамя, 1994. № 9.С. 123-153.

26. Андроникашвили-Пильняк Б.Б. Бытописатель революции: 100 летний юбилей Б. Пильняка // Кн. обозрение, 1994. № 42. С.З.2 8. Андрони кашви л и-Пил ь няк Б.Б. Мне выпала горькая слава /Пильняк Б.А.

27. Третья столица. М.: Изд-во: Русская книга, 1992. С. 6-20. 29.Андроникашвили-Пильняк Б.Б. Пильняк, 37-й год. / Расплеснутое время. М.: Советский писатель, 1990. С. 582-604.

28. Андроникашвили-Пильняк Б.Б. О моем отце // Пильняк Б. Повесть непогашенной луны. М., 1989. С. 3-25.

29. Андроникашвили-Пильняк К.Б. Детские годы. Оставляют на всю жизнь отпечатки.// Литературное обозрение, 1996. № 5. С.117-126.

30. Анищенко Г. Деревянный Христос и эпоха голых годов // Новый мир, 1990. № 8. С. 243-248.

31. Аннинский Л. Запад и Восток в творчестве А. Платонова // Простор, 1968. № 1. С. 89-97.

32. Анненков Ю.П. Дневник моих встреч: Цикл трагедий. В 2 т. М.: Худож. лит., 1991. Т.1. 346 с.

33. Антипова Л.Н., Лейдерман Н.Л. О символизме романа Б. Пильняка «Голый год» // Русская литература XX века: направление и течение. Екатеринбург, 1995. Вып. 2. С. 102-119.

34. Араб-Оглы Э.В. В утопическом антимире // О современной буржуазной эстетике. М.: Искусство, 1974. Вып. 4. С. 75-85.

35. Асеев Н. Борис Пильняк «Смертельное манит» // Печать и революция, 1922. №7. С. 181-316.

36. Ауэр А.П. С. Есенин, Б. Пильняк (К истории творческих взаимоотношений) // С.А. Есенин: проблемы творчества, связи. Рязань, 1995. С. 59-65.

37. Ауэр А.П. Сатирические традиции Салтыкова-Щедрина в прозе Бориса Пильняка // Науч. докл. высш. шк. Филол. науки. М,, 1990. № 2. С. 13-19.

38. Ауэр А.П. Первые Пильняковские чтения // Лит. обозрение, 1990. № 6. С. 52. К 95-летию со дня рождения Б.А. Пильняка. Коломна, 1990.

39. Баталов Э.Я. В мире утопии: Пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментах. М.: Изд-во политической литературы, 1989. 320с.

40. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. Пер. с фр. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994. 616 с.

41. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 423 с.

42. Бахтин М.М. Работы 20-х годов. Киев: «Next», 1994. 384 с.

43. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. 5-е изд., доп. Киев: «Next», 1994. 510 с.

44. Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. К столетию со дня рождения М.М. Бахтина/ Сост. К.Г. Исупова. СПб.: Изд-во «Алетейя», 1995. 374 с.

45. Белая Г.А. Закономерности стилевого развития советской прозы 20-х годов. М.: Наука, 1977. 253 с.

46. Белая Г.А. К проблеме романного мышления // Советский роман (Новаторство. Поэтика. Типология). М., 1978.

47. Белая Г.А. Дон-Кихоты 20-х годов: «Перевал» и судьба его идей. М.: Советский писатель, 1989. 400 с.

48. Белая Г.А. Авангард как богоборчество. // Вопросы литературы, 1992. № 3. С. 115-124.

49. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. 528 с.

50. Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма. В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т.1. 478 с.

51. Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма. В 2 т. М. : Искусство, 1994. Т.2. 571 с.

52. Бердяев H.A. Смысл истории. М.: Мысль, 1990. 174 с.

53. Бердяев H.A. Судьба россии. М.: Советский писатель, 1990. 341с.

54. Бердяев H.A. Духовные основы русской революции (статьи 1917-18 г.) Философия неравенства. VMCA-PRESS Париж,1990. 597 с.

55. Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства. В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т.1. 542 с.

56. Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства. В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т.2. 510 с.

57. Блок A.A. О литературе. М.: Худож.лит., 1989. 479с.

58. Блюменфельд В. К искусству слова (о композиции Пильняка) // Горн, 1923. №9.

59. Блюменфельд В. Отражение литературы в журналах // Жизнь искусства, 1928. № 14.

60. Браун Я. Нигилисты и циники (о творчестве Бориса Пильняка) // Сибирские огни, 1923. № 1-2.

61. Бузник В.В. Русская советская проза двацатых годов. JL: Наука, 1975. 277 с.

62. Булгаков С.Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. М.: Республика, 1994. 415 с.

63. Ванюков А.И. Русская советская повесть 20-х годов. Поэтика жанра. Саратов: Изд-во Сарат. университета, 1987. 200 с.

64. Ванюков А.И. «Голый год» Б. Пильняка в критике 20-х годов. // Актуальные проблемы филологии и ее преподавания. Саратов: Изд-во Сарат. университета, 1996. 4.1. С. 32-34.

65. Васильев А.З. Жанр как явление художественной культуры. // Искусство в системе культуры. JL: Наука, 1987. 272 с.

66. Васильев И.Е. Русский литературный авангард начала XX века. (Группа «Сорок один градус».) Учеб. пособие. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 1995. 88с.

67. Васильева Н.Е. Об идейно-художественном своеобразии советской прозы первой половины 20-х годов. Пермь: Изд-во ПГУ, 1974. 135 с.

68. Вейман Р. История литературы и мифология. М.: Прогресс, 1975. 344 с.

69. Великая Н.И. Формирование художественного сознания в советской прозе 20-х годов. Владивосток: Дальневосточное книжное изд-во, 1975. 197 с.

70. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. 406 с.

71. Вехи. Интеллигенция в России.: Сборник статей 1909-1910. М.: Молодая гвардия, 1991. 426 с.

72. Вешнев В. Товарищ Сосновский и гражданин Пильняк // Молодая гвардия, 1924. №9. С. 175-180.

73. Виноградов В. В. Сюжет и стиль. Сравнительно-историческое исследование. М.: Изд-во АН СССР, 1963. 192 с.

74. Виноградов В. В. О языке художественной прозы: Избр. труды. М.: Наука, 1980. 360 с.

75. Виноградов В. В. Проблемы русской стилистики. М.: Высшая школа, 1981. 320 с.

76. Волин Б. Вылазки классового врага в литературе. //Книга и революция, 1929. № 18.

77. Волков И.Ф. Теория литературы: Учебное пособие для студентов и преподавателей. М.: Просвещение, 1995. 256 с.

78. Воронский А. К. Литературные заметки // Красная Новь, 1922. № 2. С. 271.

79. Воронский А.К. Искусство видеть мир: Статьи, портреты. М.: Советский писатель, 1987. 704 с.

80. Выготский В.Л. Психология искусства. М.: Педагогика, 1987. 344с.

81. Гальцева P.A. Очерки русской утопической мысли XX века. М.: Наука, 1992. 207 с.

82. Гачев Г.Д. Национальный космо-психо-логос. //Вопросы философии, 1994. № 12. С. 59-78

83. Гей М.К. Художественность литературы. Поэтика, стиль. М.: Наука, 1975. 471 с.

84. Гейнце О.О. Творчество Бориса Пильняка и место в критике и литературе 20-х годов: (К проблеме освоения писателем жанров приключен, лит.) // Поэтика советской литературы 20-х годов. Куйбышев, 1990. С. 122-135.

85. Геллер М., Некрич А. История России 1917-1995. Утопия у власти. 1917-1945. В 4 т. М.: Изд-во «МИК», изд-во «Агар», 1996. Т.1.

86. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. М.: Худож. лит., 1977. 448 с.

87. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М.: Наука, 1987.

88. Горбачев Г. Борис Пильняк // Горбачев Г. Очерки современной русской литературы. Л.: ГИЗ, 1925. С. 66-86.

89. Горбачев Г. Современная художественная литература и революция (очерки) //Под знаменем коммунизма, 1923. № 1-2. С. 97-110.

90. Горбачев Г. Творческие пути Б. Пильняка. // Мастера современной литературы. Л.: Academia, 1928. С. 50-65.

91. Горбов Д. Итоги литературного года // Новый мир, 1925. № 12. С. 143.

92. Горелов И.Н., Елина Н.Г. Немецкая лыжня на российском снегу. // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1994. С. 108-117.

93. Горинова С.Ю. О смысловой доминанте в рассказе Б. Пильняка «Метель». //Вестн. СПб ун-та. Сер. 2. История, языкознание, литературоведение. СПб: Изд-во СПб ун-та, 1994. Вып. 3. С. 94-95.

94. Горинова С.Ю. Проблемы поэтики прозы Б. Пильняка 20-х годов. Автореф. дис. канд. филол. наук / СПб: Изд-во СПбГУ, 1995. 20 с.

95. Горький М. Собр. соч.: в 30 т. М., 1955. Т.30.

96. Горький и его эпоха. Исследования и материалы. М., 1989. Вып.1. С. 5-9.

97. Гофман В. Место Пильняка // Мастера современной литературы. Л.: Academia, 1928. С. 7-28.

98. Григорьев Н.В. Соотношение мифа и искусства в культуре (историко-типологический аспект) // Искусство в системе культуры. Л.: Наука, 1987. С. 99-104.

99. Григорьева Т.П. И еще раз о Востоке и Западе. // Иностр. лит., 1975. № 7. С. 243-244.

100. Григорьева Л.П. «Мне выпала горькая слава» // Григорьева Л.П. Возвращенная классика из истории советской прозы 20-30-х годов. Л., 1990.

101. Григорьева Л.П. О смыслообразующей роли цвета в «Повести непогашенной луны» Б. Пильняка. // Цвет и свет в худож. произведении. Сыктывкар, 1990. С. 67-76.

102. Гройс Б. Рождение социалистического реализма из духа русского авангарда. // Вопросы литературы, 1992. № 1. С. 42-61.

103. Гройс Б. «Либеральный тоталитаризм». (Из советских журналов: новые национальные мифы.) // Вопросы литературы, 1989. № 1. С. 263-266.

104. Грознова H.A. Ранняя советская проза 1917-1925. Л.: Наука, 1976. 201 с.

105. Грякалова Н.Ю. Борис Пильняк: антиномии мира и творчества // Пути и миражи русской культуры. СПб, 1994. С. 264-282.

106. Губер П. Борис Пильняк // Летописи Дома литераторов, 1925. № 4.

107. Гура В.В. Роман и революция: Пути советского романа 1917-1929. М.: Советский писатель, 1973. 400 с.

108. Гуревич А .Я. Категория средневековой культуры. 2-е изд., доп. М.: Искусство, 1982. 350 с.

109. Гуторов В.А. Античная социальная утопия. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. 388 с.

110. Деревенский. Деревня в современной литературе. Глазами Пильняка // На посту, 1923. № 1. С. 153-158.

111. Дикушина Н.И. Октябрь и новые пути литературы (Из истории литературного движения первых лет революции 1917 1920 гг.). М.: Наука, 1978. 270 с.

112. Добринская Е.И. Связь искусства и игры в культуре // Искусство в системе культуры. Л.: Наука, 1987. С. 104-110.

113. Долгополов Д.С. Андрей Белый и его роман «Петербург»: Монография. Л.: Советский писатель, 1988. 416 с.

114. Драгомирецкая Н.В. Стилевые искания в ранней советской прозе. М.: Наука, 1965.

115. Драгомирецкая Н.В. Воплощение времени//Проблемы художественной формы социалистического реализма. М.: Наука, 1971. Т. 1. С. 301-331.

116. Евгеньев-Максимов В. Очерк новейшей русской литературы. М.: ГИЗ, 1925. С. 241-243.

117. Елина Е.Г. Литературная критика и общественное сознание в советской России 1920-х годов. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1994. С. 94-103.

118. Ерина Е.М. Отец писателя Б. Пильняка наш земляк // Ерина Е.М. Очерки истории культуры Немецкой автономии на Волге. Саратов , 1995. С. 98-102.

119. Есенин С.А. О советских писателях. Собр. соч.: В 5 т. М.: Худож. лит., 1967. Т. 4. С. 222-224.

120. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М.: Наука, 1994. 428с.

121. Зайдельсон Е. По следам письма Бориса Пильняка. // Таллинн, 1989. № 5. С. 113-118.

122. Замятин Е.И. О литературе, революции, энтропии и о прочем // Замятин E.H. Избранные произведения. М.: Советская Россия, 1990. С. 431-437.

123. Замятин Е.И. О сегодняшнем и о современном // Замятин Е.И. Избранные произведения. М.: Советская Россия, 1990. С. 437-451.

124. Замятин Е.И. Новая русская проза // Замятин Е.И. Избранные произведения. М.: Советская Россия, 1990. С. 418-430.

125. Замятин Е.И. Письмо Сталину // Замятин Е.И. Избранные произведения. М.: Советская Россия, 1990. С. 500-503.

126. Зашихин Е. С поправкой на вращение земли. О Борисе Пильняке и его прозе // Пильняк Б.А. Роман. Повесть. Рассказы. Челябинск, 1991. С. 5-14.

127. Зеньковский В.В. История русской философии. В 2 т. Париж: VMCA-PRESS, 1989. Т. 2. 477 с.

128. Зернов Н. Русское религиозное возрождение XX века. Париж: VMCA-PRESS, 1991.368 с.

129. Зонин А. Надо перепахать // На посту, 1923. № 2-3. С. 217-220.

130. История советской литературы. Новый взгляд. М.: Наука, 1990. 248с.

131. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. 512 с.

132. Каган М.С., Халтухина Е.Г. Методологические принципы изучения взаимоотношения художественных культур Запада и Востока // Искусство в системе культуры. Л.: Наука, 1987. С.176-180.

133. Кагарлицкий Ю. Что такое фантастика? М.:Изд-во худож.лит.,1974. 352 с.

134. Карпала-Киршак Э. Опыт автотемического романа в прозе Бориса Пильняка // К проблемам истории русской литературы XX века. Краков, 1992. С. 23-30.

135. Карпенко И.Е. Система языковых изобразительных средств орнаментальной прозы Б.Пильняка: Автореф. дисс.канд. филол. наук // Рос. ун-т Дружбы народов. М., 1993. 17 с.

136. Кассек Д. Рассказ Бориса Пильняка «Жених во полуночи» (1925г.). (Попытка анализа) // Русская литература, 1992. № 2. С. 169-175.

137. Кассирер Э. Сила метафоры // Теория метафоры: сборник. М.: Прогресс, 1990. С. 170-209.

138. Кассирер Э. Философия символических форм: Введение и постановка проблем // Культурология XX века. Антология. М.: «Юрист», 1995. С.163-212.

139. Кацев A.C. Факт, документ и вымысел в произведениях Б. Пильняка первой половины 20-х годов // Факт, документ, вымысел в литературе. Иваново, 1987. С. 109-116.

140. Кизеветтер О. Крики литературной моды // На чужой стороне. Прага, 1923. С. 224-230.

141. Кирвель И.С. Утопическое сознание: Сущность, социально-политические функции. М.: Изд-во МГУ, 1989. 192 с.

142. Классика и современность / Под ред. П.А. Николаева и В.Е. Хализева. М.: Изд-во МГУ, 1991. 256 с.

143. Клещиков В.Н. Березовая горечь штосса // Русская речь. М., 1994. № 1. С. 7-11.

144. Коварский Н. Свидетельские показания // Мастера современной литературы. Л.: Academia, 1928. С. 80-103.

145. Коган П. С. Литература этих лет, 1917-1923. Иваново-Вознесенск: Изд-во «Основа», 1924.

146. Коган П. С. Борис Пильняк // Новый мир, 1925. № 11. С. 108-118.

147. Кожевникова Н. А. Слово в прозе А. Белого // Проблемы структурной лингвистики. М.: Наука, 1986.

148. Колобаева Л. А. Концепция личности в русской литературе рубежа 19-20 вв. М.: Изд-во МГУ, 1990. 336 с.

149. Комина Р.В. Современная советская литература. (Художественные тенденции и стилевое многообразие). М.: Высшая школа, 1984. 232 с.

150. Компаниец В.В. Художественный психологизм в советской литературе: 1920-е годы. Л.: Наука, 1980. 113 с.

151. Конрад Н.И. Место первого тома в истории всемирной литературы // История всемирной литературы. М.: Наука, 1983. Т.1. С.14-22.

152. Корман Б.О. Итоги и перспективы изучения проблемы автора // Страницы истории русской литературы. М. : Наука, 1972. С. 199-207.

153. Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. М.: Просвещение, 1972. 111 с.

154. Корокотина A.M. Проблемы методологии советской литературной критики в 20-е годы. Томск: Изд-во Томского ун- та, 1986. 230 с.

155. Кравцов В. Теория мифологического и развитие российской науки: Опыт познания // Литературное обозрение, 1997. №3. С. 101-104.

156. Кричевская Ю.Р. Модернизм в русской литературе: эпоха серебряного века (учебное пособие). М.: ТОО «ИнтелТех», О-во «Знание» России, 1994. 92 с.

157. Крючков В.П. Почему луна «непогашенная»? (О символике «Повести непогашенной луны» Б. Пильняка) // Русская литература, 1993. № 3. С. 121-127.

158. Комаров П. Борис Пильняк. «Смертельное манит» // Сибирские огни, 1922. №4-5. С. 181-184.

159. Коссак Е. Экзистенциализм в философии и литературе. М.: Политиздат, 1988. 360 с.

160. Кушлина О. Заслужено незабытый // Памир. Душанбе, 1990. №8. С. 174-185.

161. Ласки М. Утопия и революция // Утопия и утопическое мышление: антология зарубежной литературы. М.: Прогресс, 1991. С. 170-209.

162. Латынина А. «Я уже отдал приказ.» «Повесть непогашенной луны» Б. Пильняка как явление социальной прогностики // Лит. обозрение. М., 1988. №5. С. 13-15.

163. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994. 384 с.

164. Лежнев А. Где же новая литература? // Россия, 1924. № 1. С. 180-202.

165. Лейдерман Н.Л. Движение времени и закона жанра: Монография. Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1982. 256 с.

166. Лелевич Г. Творческие пути пролетарской революции. Л.: Прибой, 1925. 63 с.

167. Лелевич Г. Наши литературные разногласия // Пролетариат и литература: Сборник статей по материалам дискуссии в «Звезде». Л.: Гос. Изд-во. 1925. С. 79-87.

168. Лерс Я. Творчество Бориса Пильняка как зарождение художественной идеологии новой буржуазии // На литературном посту, 1926. № 7-8. С. 21-25.

169. Лиров М. Из литературных итогов // Печать и революция, 1924. № 2. С. 118-127.

170. Лихачев Д.С., Панченко A.M. «Смеховой мир» Древней Руси. Л.: Наука, 1976. 204 с.

171. Лихачев Д.С. Литература реальность - литература: Статьи. Л.: Советский писатель, 1984. 272 с.

172. Лихачев Д.С. Смех в Древней Руси // Избранные работы: В 3 т. Л.: Художественная литература, 1987. Т.2. С. 343-417.

173. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. 525с.

174. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993. 959 с.

175. Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля. К.: «Collegium», 1994. 288с.

176. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. 2-е изд., испр. М.: Искусство, 1995. 320 с.

177. Лосев А.Ф. Модернистская модель // Вестник Московского ун-та. Филология, 1996. № 1. С. 136-149.

178. Лосский Н.О. История русской философии. М.: Советский писатель, 1991.478 с.

179. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. 384 с.

180. Лотман Ю.М., Минц З.Г. Литература и мифология. Труды по знаковым системам. Тарту, 1981. Т. 13.

181. Лотман Ю.М. Клио на распутье // Наше наследие, 1988. № 5. С.1-4.

182. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.: Гнозис. Издательская группа «Прогресс», 1992.

183. Лотман Ю.М., Минц З.Г., Мелетинский Е.М. Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2 т. М.: Российская энциклопедия, 1994. Т. 2.

184. Луначарский A.B. О современных направлениях русской литературы // Красная молодежь, 1925. № 4. С. 139-142.

185. Луначарский A.B. Очерк литературы революционного времени// «Литературное наследство» М., 1970. Т. 82.

186. Львов-Рогачевский В. Город и деревня в новейшей русской литературе // Город и деревня, 1923. № 1. С. 9-11.

187. Львов-Рогачевский В. Революция и русская литература (Пильняк) // Современник, 1923. № 2. С. 77-84.

188. Львов-Рогачевский В. Борис Пильняк и Е. Гуро // Книга для чтения истории новейшей русской литературы. / Сост. Львов-Рогачевский В. Л.: Прибой, 1926. Ч. 2. 436с.

189. Львов-Рогачевский В. Новейшая русская литература. 6-е изд. М.: Мир, 1927.

190. Малухин В. Убийство командора // Октябрь, 1988. № 9. С.196-197.

191. Манн Ю.В. Диалектика художественного образа. М.: Советский писатель, 1987. 317 с.

192. Манн Ю.В. Автор и повествование // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. С. 413-478.

193. Манн Ю.В. Карнавал и его окрестности // Вопросы литературы, 1995. № 1.С. 154-182.

194. Масенко Т. У Пильняка // Лит. обозрение, 1989. № 5. С. 73-75.

195. Медведев П. Борис Пильняк. «Машины и волки» // Звезда, 1925. №5 (11). С. 186-275.

196. Мережковский Д.С. Больная Россия. JL: Изд-во Ленинград, ун-та, 1991. 272с.

197. Мережковский Д.С. Акрополь: Избранные литературно-критические статьи. М.: Кн. палата, 1991. 352 с.

198. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976. 407 с.

199. Милехина Г.А. Опыт семантического анализа прозаического текста (на материале «Повести непогашенной луны» Б. Пильняка) // Принципы изучения художественного текста. Тезисы 2-х Саратовских стилистических чтений. Саратов, 1992. 4.2.

200. Митин Г. От реальности к мифу (Заметки о генезисе и функционировании соцреализма) // Вопросы литературы, 1990. № 4.С. 24-53.

201. Молодяков В.В. В поисках «корней солнца» // Проблемы Дальнего Востока. М., 1989. № 6. С. 201-207.

202. Морсон Г. Границы жанра // Утопия и утопическое мышление. М.: Прогресс, 1991. С. 233-251.

203. Мортон А. Л. Английская утопия. М.: Иностранная литература, 1956. 272с.

204. Москалева Т.В. Роль музыки в романе «Голый год» Б.А. Пильняка // Логика, методология, философия науки. 11-ая международная конференция. М.; Обнинск, 1995. С. 195-196.

205. На переломе. Философские дискуссии 20-х годов: Философия и мировоззрение. М.: Политиздат, 1990. 528 с.

206. Нарзикулова Г.И. Восток в творчестве Б. Пильняка // Востоковедение, история, филология. Душанбе, 1990. № 3. С. 33-39.

207. Немзер А. Страсть к разрывам: Заметки о сравнительно новой мифологии // Новый мир, 1992. № 4. С. 226-239.

208. Ницше Ф. Сочинения в 2 т. Литературные памятники. М.: Мысль, 1990. 829 с.

209. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М.: Интербук, 1990. 301 с.

210. Новиков В. Творческий путь Б. Пильняка // Вопросы литературы, 1975. №6. С. 186-209.

211. Оберон. Борис Пильняк. «Машины и волки» // Книгоноша, 1925. № 35. С.19.

212. О современной буржуазной эстетике. Сборник статей. М.: Искусство, 1972. Вып. 3. 368 с.

213. Павлова Т.Ф. «Пильняк жульничает и обманывает нас.» (К истории публ. «Повести непогашенной луны» Б. Пильняка // Очерки истории сов. цензуры. Минск, 1995. С. 65-106.

214. Палиевская Д. Запад и Восток в зеркале друг друга // Вопросы литературы, 1990. № 5. С. 253-267.

215. Переверзев В.Ф. На фронтах текущей беллетристики // Печать и революция, 1923. № 4. С. 127-134.

216. Писатели современники. Пособие для лабораторных занятий в школе и для самообразования / Под ред. Голубкова. М., Л.: ГИЗ, 1927. С. 25-30.

217. Пискунова С., Пискунов В. Культурологическая утопия Андрея Белого // Вопросы литературы, 1995. № 3. С. 217-246.

218. Полонский В.П. Борис Пильняк. Рассказы // Печать и революция, 1922. №1. С. 292.

219. Полонский В.П. О литературе. Избранные работы. М.: Советский писатель, 1988. 496 с.

220. Полянский В. Гершензон и Замятин. (Современные литературные настроения) // Современник, 1922. № 1. С. 152-154.

221. Поспелов Г.Н. Проблемы литературного стиля. М.: Изд-во МГУ, 1970. 330с.

222. Поспелов Г.Н. Вопросы методологии и поэтики: Сборник статей. М.: Изд-во МГУ, 1983. 336 с.

223. Потебня A.A. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. 614 с.

224. Потебня A.A. Слово и миф. М.: Правда, 1989. 624 с.

225. Потебня A.A. Теоретическая поэтика. М.: Высшая школа, 1990. 344 с.

226. Правдухин В. Искусство в стихии революции // Сибирские огни, 1922. № 1. С. 133-145.

227. Правдухин В. Пафос современности и молодые писатели // Сибирские огни, 1922. №4. С. 147-160.

228. Правдухин В. В борьбе за новое искусство // Сибирские огни, 1922. № 5. С.156-181.

229. Правдухин В. Литература о революции и революционная литература // Сибирские огни, 1923. № 1-2. С. 203-224.

230. Правдухин В. Художественная литература за семь лет. Проза 1918 1924 // Сибирские огни, 1924. № 5. С. 213-227.

231. Проблемы художественной формы социалистического реализма: В 2 т. М.: Наука, 1971. Т. 1.429 с.

232. Проблемы художественной формы социалистического реализма: В 2 т. М.: Наука, 1971. Т. 2. 351с.

233. Пропп В.Я. Морфология сказки. 2-е изд. М.: Наука, 1969. 167 с.

234. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. М.: Искусство, 1976. 183 с.

235. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. 366 с.

236. Раскольников Ф. А. Идея «скрещения» в романе Пильняка «Голый год» // Русская литература, 1997. № 3. С. 169-175.

237. Рашковская А. Настоящий // Книга и революция, 1922. №8. С. 16-18.

238. Рашковская А. Восходящие силы литературы // Петроград, 1923. С.146 -158.

239. Рашковская А. Алексей Толстой и Борис Пильняк (маленькие параллели) // Жизнь искусства, 1923. № 21. С. 6-7.

240. Рашковская А. Борис Пильняк «Смертельное манит» // Книга и революция, 1923. № 11. С. 63-65.

241. Ремизов A.M. Огненная Россия // Вестник литературы, 1921. №3. С. 4.

242. Родов С. Литературное окружение // Молодая гвардия, 1922. № 6-7. С.307-312.

243. Розанов В.В. Собрание сочинений. Мимолетное. М.: Республика, 1994. 541с.

244. Русская идея: В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 1. 539 с.

245. Русская идея: В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 2. 684 с.

246. Русская советская повесть 20-30-х годов. Л.: Наука, 1976. 455с.

247. Рыбникова М. Современные рассказы и роман Пильняка // Нар. Проев., 1922. № 7-9. С. 4.

248. Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в совр. обществе. М.: Политиздат, 1991. 366 с.

249. Скобелев В. П. Андрей Платонов и Борис Пильняк; (романы «Чевенгур» и «Волга впадает в Каспийское море») // Борис Пильняк: опыт сегодняшнего прочтения. М., 1995. С. 172-186.

250. Скороспелова Е.Б. Идейно-стилевые течения в русской советской прозе первой половины 20-х годов. М.: Изд-во МГУ, 1979. 160 с.

251. Скороспелова Е.Б. Русская советская проза 20-30-х годов: судьбы романа. М.: Изд-во МГУ, 1985. 264 с.

252. Слоним М. Литература и революция // Воля России, 1922. №16.

253. Слоним М. Литература наших дней // Новости литературы, 1922. №1. С. 1-12.

254. Слоним М. Литературная Чека // Воля России, 1923. № 20. С. 31 -43.

255. Слоним М. Литературные отклики // Воля России, 1923. № 8-9. С.91-96.

256. Слоним М. Литературные отклики // Воля России, 1924. № 4. С. 53-63.

257. Слонимский М. Книга воспоминаний. М.; Л., 1966. 247 с.

258. Слонимский М. Борис Пильняк // Завтра. Л., 1987. С. 423-428.

259. Соболев Ю. О птицах мертвых и живых // Журналист, 1922. №1. С. 36-40.

260. Солженицын А.И. «Голый год» Бориса Пильняка. Из «Литературной коллекции» // Новый мир, 1997. № 1. С. 195-203.

261. Солнцева Н.М. Китежский павлин. Филологическая проза. М.: «Скифы», 1992. 423 с.

262. Соловьев B.C. Смысл любви: Избранные произведения. М.: Современник, 1991. 525 с.

263. Соловьев B.C. Философия искусства и литературная критика. М.: Искусство, 1991. 701 с.

264. Стеблин-Каменский М.И. Миф. Л.: Наука, 1976. 104 с.

265. Степун Ф. Мысли о России//Современные записки, 1923. Т.17. С. 350-378.

266. Степун Ф. Мысли о России//Современные записки, 1925. Т.23. С. 342-371.

267. Столович Л.Н. Искусство и игра. М.: Знание, 1987. 64 с.

268. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Опыт исторического обзора зарубежной литературы. Нью-Йорк: Изд-во им. А.П. Чехова, 1956. 408 с.

269. Струве Г.П. Исторический смысл русской революции и национальные задачи // Из глубины: Сборник статей о русской революции. М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 235-250.

270. Струве H.A. Православие и культура. М.: Христианское изд-во, 1992. 337с.

271. Сумерки богов. М.: Политиздат, 1990. 398 с.

272. Сушкова В. Н. Полифония темы Восток Запад в прозе Б. Пильняка // Синтез искусств: философия, литература. Тюмень, 1992. Т. 1.4. 2. С. 63-72.

273. Терц А. Что такое социалистический реализм // Литературное обозрение, 1989. № 8. С. 89-101.

274. Творчество Андрея Платонова. Исследования и материалы. Библиография. Санкт-Петербург: Наука, 1995. 358 с.

275. Теория метафоры. Сборник. М.: Прогресс, 1990. 512 с.

276. Токарев С.А., Мелетинский Е.М. Мифология // Мифы народов мира.Энциклопедия. В 2 т. М.: Российская энциклопедия, 1994. Т.1. С. 11-20.

277. Толстая-Сигал Е. «Стихийные силы»: Платонов и Пильняк (1928-1929) // Андрей Платонов. Мир творчества. М.: Совр. писатель, 1994. С. 84-104.

278. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. 5-е изд., испр. М.; Л.: ГИЗ, 1930. С. 131-158.

279. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического: избранное. М.: Изд. группа «Прогресс» «Культура», 1995. 624 с.

280. Троцкий Л.Д. Литература и революция. Печатается по изданию 1923 года. М.: Политиздат, 1991. 400 с.

281. Трубина Л.А. «Несвоевременные мысли» Бориса Пильняка // В поисках истины: Лит. сборник М., 1993. С. 113-117.

282. Турчин B.C. По лабиринтам авангарда. М.: Изд-во МГУ, 1993. 248 с.

283. Тынянов Ю. Литературное сегодня // Русский современник, 1924. № 1. С. 302-304.

284. Фрейд 3. Психология бессознательного: Сборник произведений. М.: Просвещение, 1990. 448 с.

285. Фрейд 3. Психологизм и русская мысль: Сборник статей. М.: Республика, 1994. 382 с.

286. Фроловский Т.В. Метафизические предпосылки утопизма // Вопросы философии, 1990. № 10. С. 78-98.

287. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика, 1993. 447 с.

288. Хайек Ф.А. Дорога к рабству // Вопросы философии, 1990. № 10-12.

289. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М.: Изд. группа «Прогресс», «Прогресс-академия», 1992. 464 с.

290. Чагин В. Время и место Б. Пильняка // Енисей, 1988. № 2. С.42-45.

291. Чайковская В. Повести цельности // Литературное обозрение, 1989. № 8. С. 40-44.

292. Чернец Л.В. Литературные жанры: проблемы типологии и поэтики. М.: Изд-во МГУ, 1982. 192 с.

293. Чернышова Т.А. Природа фантастики. Иркутск: Изд-во Иркутского унта, 1985. 336 с.

294. Шагинян М. Борис Пильняк («Голый год») // Шагинян М. Литературный дневник. М.; П.: Круг, 1923. С. 151-159.

295. Шайтанов И.О. Когда ломается течение (исторические метафоры Бориса Пильняка) // Вопросы литературы. 1990. № 7. С. 35-72.

296. Шайтанов И.О. Метафоры Бориса Пильняка или история в лунном свете //Пильняк Б.А. Повести и рассказы. 1915-1929. М.: Современник, 1991. С. 5-36.

297. Шайтанов И.О. О двух именах и об одном десятилетии. Борис Пильняк и Евгений Замятин // Литературное обозрение, 1991. № 6. С. 19-24.

298. Шайтанов И.О. О двух именах и об одном десятилетии. Борис Пильняк и Евгений Замятин // Литературное обозрение, 1991. № 7. С. 4-11.

299. Шайтанов И.О. Русский миф и коммунистическая утопия // Вопросы литературы, 1994. № 6. С. 3-39.

300. Шенталинский В. «Я стал другим человеком»: Очерк досье // Кольцо. 4 А.; М., 1993 - 1994. Вып. 1. С. 198-217.

301. Шкловский В.Б. О Пильняке // Леф, 1923. № 3 (7). С. 126-136.

302. Шкловский В.Б. Пять человек знакомых. Тифлис: «Заккнига», 1927. С. 69-92.

303. Шкловский В.Б. Гамбургский счет: Статьи воспоминания - эссе. М.: Советский писатель, 1990. 544 с.

304. Шпенглер О. Закат Европы. Новоссибирск: Наука; Сиб.изд.фирма, 1993. 584 с.

305. Штекли А.Е. Утопия и социализм. М.: Наука, 1993. 270 с.

306. Эйдинова В. Я. Стиль художника: Концепции стиля в литературной критике 20-х годов. М.: Худож. лит., 1991. 285 с.

307. Эльяшевич А. П. Лиризм. Экспрессия. Гротеск. (О стилевых течениях в литературе социалистического реализма). Л.: Худож. лит., 1975. 360 с.

308. Эсалнек А. Я. Внутрижанровая типология и пути ее изучения. М.: Изд-во МГУ, 1985. 183 с.

309. Юнг Карл Густав. Архетип и его символ. М.: «Ренессанс», 1991. 304 с.

310. Юнг Карл Густав. Человек и его символ. М.: «Серебряные нити», 1997. 368с.

311. Юргин Н. Борис Пильняк. «Машины и волки» // Красная Новь, 1925. № Ю. С. 284-285.

312. Юсупова Р. Ж. Стилистический комплекс художественного контекста (на материале романа Б. Пильняка «Голый год») Автореф. ди<^.канд. филол. наук / Алма-Ата, 1991.168 с.

313. Яблоков Е. Железо, стынущее в жилах: Проблема и герой «Повести непогашенной луны» Бориса Пильняка// Лит. обоз. М., 1992. № 11/12. С. 58-62.

314. Alexandrov Vladimir. Е. Belyi Subtexts in Pil'njak's «Golyi God» // Slavic and East European Journal, 1983 V. XXVII. № 1. p 81-90.

315. Brablik F Dvojnictvi v dile B. Pilnaka // Bulletin ustavu ruskeho jazyka a literatury, 1967. № 11. S. 73-82.

316. Browning Gary Boris Pilniak: Scythiant at Typewriter. Ann Arbor, 1985.

317. Browning Gary. Scythian at a Typewriter. Boris Pilniak. Ann. Arbor, 1985.

318. Edwards T. R. N. Three Russian writers and the Irrational: Zamyatin, Pil'nyak and Bulgakov. Cambridge, 1982.

319. Jensen Peter Alberg. Nature as code. The achievement of Boris Pilnjak 1915-1924. Copenhagen, 1979.

320. Nicholas M. A. Pil'niak on writing // Slavonic a East Europ. rev-L., 1993. -Vol. 71,№2.-p. 217-233.

321. Nicholas M. A. Russian modernism and the female voici: Acase Stusy // Suss, rev Suracuse. (№ 4), 1994. - vol 53, № 4. p. 530-548.

322. Zuwert A. Pilniakowska koncepcia idealu zucia czlowieka. Proba analizy // Studia rossica posnaniensia. Poznan; 1996. - Z. 27. S. 123-128.

323. Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2 т. М.: Российская энциклопедия, 1994. Т. 1. 672 с.

324. Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2 т. М.: Российская энциклопедия, 1994. Т. 2. 718 с.

325. Энциклопедия символов. / Пер. с немецкого Г. И. Гаева. М.: «Крон -Пресс», 1995. 512 с.