Чехов и проблема идеала: Смена этико-эстетической парадигмы на рубеже ХIХ-ХХ веков тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Одесская, Маргарита Моисеевна

• Одесская, Маргарита Моисеевна
• доктор филологических наук
• 2011

Оглавление диссертации доктор филологических наук Одесская, Маргарита Моисеевна

Введение.

ГЛАВА

ЧЕХОВ В КОНТЕКСТЕ ЭСТЕТИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА

1.1. Дискуссии о месте Чехова в литературном процессе 1880-х - 1890-х гг.

1.2. Идеалистическая концепция искусства Шиллера.

1.3. Спор между «реалистами» и «идеалистами» в русской литературе второй половины XIX века.

1.4. Эстетическая концепция Толстого в контексте крушения идеалистического мировоззрения конца XIX века.

1.5. Творчество Чехова в контексте полемики о литературе и идеалах между «отцами» и «детьми».

ГЛАВА II

ПРАВДА, ДОБРО И КРАСОТА В МИРЕ ЧЕХОВА И ВОСПРИЯТИЕ ЕГО ТВОРЧЕСТВА НА РУБЕЖЕ Х1Х-ХХ ВЕКОВ

2.1. Сергий Булгаков об идеалах Чехова.

2.2. Правда, добро и красота в сознании героев Чехова.

2.3. Искусство как высшее проявление красоты в рассказе

Скрипка Ротшильда».

2.4. Идеал красоты и реальность в мире Чехова.

2.5. Красота и смерть в мире Чехова.

2.6. Чехов в восприятии символистов.

2.7. Чехов и марксистское понимание прекрасного.

2.8. Горьковский миф о прекрасном человеке.

2.9. Мечта о совершенном человеке в свете теорий эволюционистов XIX века.

2.10. От «Лешего» к «Дяде Ване»: поиск идентичности героя.

ГЛАВА III

ЛЮБОВЬ, БРАК И ИДЕАЛ ЖЕНСТВЕННОСТИ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX ВЕКА

3.1. Женщина - икона идеалистической эстетики.

3.2. Стихотворение Пушкина «Я помню чудное мгновенье.» утверждение идеала женской красоты.

3.3. Гоголевский конструкт женской красоты, любви и брака.

3.4. Жорж Санд и «женский вопрос» в русской литературе 1840-1860-х годов.

3.5. Гончаров и шиллеровская триада правды, добра, красоты.

3.6. Красота и любовь в произведениях Тургенева.

3.7. От «Семейного счастья» к «Крейцеровой сонате».

ГЛАВА IV

ДЕМИФОЛОГИЗАЦИЯ ЖЕНСКОГО ИДЕАЛА И СУПРУЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В ЭПОХУ СКЕПТИЦИЗМА

4.1. 1880-1890-е годы: эпоха модернизации жизни и культуры.

4.2. Изменение социальной роли женщины на рубеже XIX-XX веков.

4.3. Женский вопрос» в произведениях Ибсена и Стриндберга.

4.4. Отец как внесценический персонаж в драматургии

Ибсена, Стриндберга, Чехова.

4.5. Любовь и страх в декадентском дискурсе и рассказ Чехова «Страх».

4.6. Книга Скальковского «О женщинах» и полемика вокруг нее.

4.7. Рассказ «Шуточка» — полемический отклик на книгу Скальковского.

4.8. Трансформация ситуации «русский человек на rendez-vous» в произведениях Чехова.

4.9. Рассказ «Душечка» и толстовский идеал женственности.

4.10. Демифологизация идеалистического представления о женщине в рассказе «Ариадна».

4.11. «Дама с собачкой»: текст и контекст.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Чехов и проблема идеала: Смена этико-эстетической парадигмы на рубеже ХIХ-ХХ веков»

Проблема идеала — одна из главных проблем художественного произведения, связанная с миром идей, категориями правды, добра и красоты. Понятие «идеал» происходит от древнегреческого слова «идея». Идеал — это то, к чему устремлен писатель в создаваемом им «прекрасном подобии жизни» и то, к чему он ведет читателя. В периоды слома, на рубеже веков происходит перекодировка этико-эстетической парадигмы, которая сопровождается болезненными состояниями кризиса, идейной дезинтеграции.

В работе «Критика способности суждения» Иммануил Кант сформулировал телеологическую и эстетическую сущность искусства как единство истины, добра и красоты. Идеал красоты, по Канту, связан с нравственностью: «.прекрасное есть символ нравственно доброго»1. Идеи Канта были восприняты, развиты и дополнены немецким поэтом-романтиком и теоретиком искусства Фридрихом Шиллером. В нашей работе мы стараемся показать, что идеи Шиллера о том, что искусство поднимает читателя над действительностью, возвышает до идеала, изложенные в работах «О наивной и сентиментальной поэзии», «Письмах об эстетическом воспитании» и др. , были органичны для русской эстетической мысли XIX века - не только романтизма, но и реализма. Триединство правды, добра и красоты являлось ценностной основой культурного сознания XIX века, тем важнейшим духовным ориентиром, который придавал смысл творческой деятельности, до тех пор, пока вера в абсолютные истины и вечные идеалы не стала подвергаться сомнению.

Критикуя литературоцентризм XIX века с позиций сегодняшнего дня, немецкий ученый Вольфганг Изер говорит о том, что «идеал воспитания гуманной личности посредством литературы», «сведение литературы к практическим задачам», как показывает история, «устарело, потому что литературе не удалось привести человека на вершину его возможностей»3.

На рубеже Х1Х-ХХ веков писатели, философы и публицисты (Л. Толстой, Вл. Соловьев, Н. Михайловский, Д. Мережковский, А. Блок, А. Белый, П. Флоренский, Н. Бердяев и др.) осознали кризис этико-эстетических ценностей и охарактеризовали этот период как время упадка, утраты, идеалов и мировоззренческой целостности, «безвременья», «крушения гуманизма» и т.д. В цикле статей «На перевале» Андрей Белый связывает кризис мысли и культуры в России с общеевропейским кризисом сознания. Влияние идей

1 Кант И. Критика способности суждения. М., 1994. С. 228.

2 Шиллер Ф. Собрание сочинений: В 7 т. М., 1957. Т. 6. С. 385-477; 251-358.

3 Изер В. Изменение функций литературы // Современная литературная теория. Антропология. М., 2004. С. 37.

Ницше, позитивизма, агностицизма, дарвинизма, атеизма ставило под сомнение правильность устройства мира, обессмысливало человеческое существование, в котором смерть -конечный пункт земного бытия. В манифесте нового искусства «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» Дмитрий Мережковский очень точно охарактеризовал «трагическое противоречие» своих современников: «Никогда еще люди так не чувствовали сердцем необходимости верить и так не понимали разумом невозможности верить»4. Творчество Чехова, на наш взгляд, очень ярко отражает кризис сознания рубежа веков, того периода, когда вера в прежние вечные идеалы пошатнулась. Проблема идеала - одна из важнейших в творчестве Чехова. Эта проблема тесно связана с другой очень важной, с нашей точки зрения, проблемой - определением места и роли писателя в литературном процессе рубежа Х1Х-ХХ веков.

Определить место Чехова в литературном процессе непросто. Сам Чехов, как известно, публично не выражал свои писательские интенции, а рефлексию по поводу литературы, критические замечания в адрес собратьев по перу, а также размышления о собственном творчестве, выражал в жанрах конфиденциальных - в личных беседах, письмах, передоверял героям собственных произведений - коллегам Тригорину и Треплеву и просто читателям - профессору Николаю Степановичу («Скучная история»), персонажам повести «Три года», рассказа «Бабье царство» и т. д. Отсутствие в наследии писателя манифестов, деклараций не позволяет создать целостную картину его литературных предпочтений и устремлений. Долгое время чувствуя себя человеком случайным в литературе, сам Чехов определял свое место в ряду «артельных» писателей - таких, как Баранцевич, Альбов, Леонтьев-Щеглов, Билибин, Ясинский и др. В работе «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» Дмитрий Мережковский по существу подтвердил мысль Чехова о том, что после крупных писателей, которые составляли цвет русской литературы, на сцену вышли литераторы-эпигоны. К эпигонам критик относил и себя, и Чехова. Сам Чехов, чувствуя свою чужерод-ность «классическому» наследию литературы, отходил от старых принципов «художественности» и вместе с тем сожалел о своем безвозвратном разрыве с писателями «вечными», у которых, по его словам, «есть какая-то цель» (П. 5,133)5.

В вопросе о том, был ли Чехов преемником наследия «золотого века» русской литературы, или новатором, отходившим от прежних принципов «классической художественности», нет единства мнений. В постсоветский период Чехова стали активно изучать в

4 Мережковский Д.С. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» // Д. Мережковский. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995. С. 536.

5 Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем : в 30 т. М., 1974-1983. Соч.: в 18 т, Письма: в 12 т. Ссылки даются в тексте с указанием серии (С. или П.) тома и страницы. контексте христианской традиции (М. Дунаев, Н. Зоркая, И.А. Есаулов и др.). Попытка найти в творчестве Чехова связь с христианской философией (A.C. Собенников) восходит, на наш взгляд, к известной работе С.Н. Булгакова «Чехов как мыслитель», в которой крупнейший русский теолог ставит Чехова в один ряд с Достоевским и Толстым и рассматривает его творчество как продолжение великого наследия русской литературы. Несомненно, проблема Бога и человека для Чехова, как и для его предшественников, - одна из важнейших проблем. Однако Чехов - писатель другой эпохи. Мировоззренческий кризис с необыкновенной силой отражен и в произведениях Достоевского и Толстого, которые искали спасения от «проклятых», мучивших их вопросов в Боге. А. А. Измайлов, отметив несомненное значение в творчестве Чехова вопросов религии и веры, характеризует писателя как «жертву известного раздвоения». Измайлов пишет: «Поэтически нежно он мог умилиться страницей Евангелия, но холодный рассудок медика говорил ему, что чудес не бывает, и в этом вечном противоборстве ума и чувства он был плотью от плоти своего поколения»6. Конечно, в произведениях Чехова, как и в его устных высказываниях, зафиксированных современниками, а также письмах, записных книжках, содержатся прямо противоположные высказывания о Боге и вере, что было отмечено исследователями. Однако, на наш взгляд, это свидетельствует не столько о раздвоении писателя, сколько о трезвом осознании невозможности найти однозначное решение проблемы, о понимании писателем того, что путь к Богу сложен, о нежелании принимать на веру готовые истины. Прекрасно и доказательно об этом написал А.П. Чудаков, охарактеризовавший Чехова как человека «поля», которому были чужды какие бы то ни было догмы, в том числе и религиозные7. Мы разделяем точку зрения тех современных исследователей, которые утверждают, что в фокусе внимания Чехова - «человеческое», а не «божественное» (A.C. Собенников), что его взгляд на мир был «антропоцентрическим, а не теоцентрическим» (Н.В. Капустин). Несомненно, обращение к Библии, церковным обрядам и ритуалам, изображение священнослужителей различного сана - все это говорит об интересе Чехова к религии, но не дает оснований считать его продолжателем христианской традиции в русской литературе. Жизнь тяжело заболевшего архиерея интересует Чехова в той же мере, что и жизнь профессора Николая Степановича, страдающего перед смертью от тех же самых проблем непонимания, испытывающего раздражение, физическое недомогание, пе

6 Измайлов A.A. В поисках света (Религия Чехова) // Измайлов А. Чехов: Биография. М., 2003. С. 442-443.

7 Чудаков А. «Между «есть Бог» и «нет Бога» лежит целое громадное поле.»: Чехов и вера // Новый мир. 1996. №9. реоценивающего свою прожитую жизнь. Чехов не встраивается в тот ряд русских писателей, которые вели читателя к идеалу - к Богу.

Трудно отнести Чехова к какому бы то ни было литературному направлению. Парадокс Чехова в том, что его, как известно, одинаково принимали и не принимали как старшие писатели-современники, так и последующее поколение модернистов. С одной стороны, Чехов тесно связан с традицией XIX века, его произведения изобилуют аллюзиями, реминисценциями, намеками, пародиями на русских и зарубежных писателей. О литературности произведений Чехова говорили как современные ему критики, находившие почти дословные совпадения с произведениями Толстого,8 так и многие литературоведы нашего времени,9 рассматривающие интертекстуальный аспект творчества писателя. С другой стороны, литературность произведений.Чехова - это та особенность его стиля, которая позволяет, по справедливому замечанию Лены Силард, говорить о модернистской тенденции его творчества, о метаязыке его произведений10. Заново «переигрывая» известные литературные ситуации, изображая «Рудиных в новой шкуре» (В.Г. Короленко), Чехов дистанцировался от «классики», превращая*'мысли и поступки своих героев в клише.

В литературоведении принято характеризовать период рубежа Х1Х-ХХ веков как переход от реализма к модернизму, отмечая при- этом сложность происходивших процессов, которые сопровождались, с одной стороны, идеологической конфронтацией как между реализмом и модернизмом, так и различными литературными нереалистическими течениями (символизмом, акмеизмом, футуризмом), а с другой - признанием младосимво

8 На это указал А.П. Чудаков. Чудаков А.П. «Толстовский эпизод» в поэтике Чехова П Чехов и Лев Толстой. М., 1980. С. 167-198. См. также: Евдокимова Св. Риторика и искренность (проблема дискурса в рассказе Чехова «Несчастье» // Чеховский сборник. М., 1999. С. 131-144.

9 Линков В.Я. Художественный мир прозы А. П. Чехова. М, 1982; Чудаков А.П. Мир Чехова: Возникновение и утверждение; Сухих И.Н.Проблемы поэтики Чехова. Спб. 2007; Громов М.П. Книга о Чехове.М„ 1989; Катаев В.Б. Литературные связи Чехова. М., 1989; Собенников А.С. «Между «есть Бог» и «нет Бога».»: (О религиозно-философских традициях в творчестве А.П. Чехова). Иркутск, 1997; Капустин Н.В «Чужое слово» в прозе А.П. Чехова: жанровые трансформации. Иваново, 2003; «Головачева А.Г. Пушкин, Чехов и другие: поэтика литературного диалога. Симферополь, 2005; и др.

10 Szilard L. Чехов и проза русских символистов // Anton P. Ceckov. Werk und Wirkung. Redaktion Regine Nohejl Otto Harrassowitz/ Wiesbaden. 1990. T. 1. P. 794. См. также : Finke M.C. The Russian Tradition from Pushkin to Chekhov. Durham and London, 1995. листами «поучительного опыта» реализма". В этой парадигме Чехов чаще всего определяется как писатель, завершающий реализм. Однако историческая диахрония (от реализма -к модернизму) и поиск в этой системе направления, в которое можно было бы вписать Чехова, - такой путь исследования не представляется нам плодотворным. И для этого есть немало причин. Прежде всего существует недостаточная верифицированность в использовании понятия реализм.

Прежние представления о реализме как высшем достижении литературы признаются современными учеными несостоятельными, а вопросы о границах реализма, его сущности нуждаются в уточнении. В свое время на страницах журнала «Вопросы литературы»12 развернулась большая дискуссия о том, каким должен быть курс истории литературы после того, как в перестроечный период произошла переоценка ценностей и прежние аксио-тические положения теории литературы и интерпретации истории, опиравшиеся на советскую идеологию, подверглись критике. Д. Затонский остро поставил вопрос о пересмотре прежнего понимания литературного процесса как эволюционного поступательного движения, вершиной которого считался реализм. Ученый справедливо указывает на то, что в советское время реализм приобрел расширительное толкование: в реалисты «зачисляли» хороших писателей, независимо от того, к какой эпохе они принадлежали; соответственно хорошие писатели-«реалисты» противопоставлялись «плохим» писателям, а «наши» — «не нашим» по идеологическому принципу. «В конце концов, - пишет исследователь, - у нас все историческое пространство превратили в арену извечной (но уже ощутимо прибли

1 ^ жающейся к славному завершению) борьбы между реализмом и антиреализмом» . Затонский очень верно говорит также и том, что критерии реализма слишком неопределенны, а существующие - легко опровергаются14. В такой аксиологической системе Чехов

11 См. :Келдыш В.А. Введение. Русская литература // История всемирной литературы : в 8 т. М., 1994. С. 21-25. Келдыш В.А. Русская литература конца XIX - начала XX века как сложная целостность // История русской литературы конца XIX - начала XX века: в 2 т. М., 2007. Т. 1. С. 4-13.

12 См.: Круглый стол. Актуальные проблемы изучения истории русской советской литературы // Вопросы литературы. 1987, № 1. Круглый стол. Западная литература XX в. и задачи критики // Вопросы литературы. 1988. № 6; 1989. № 2. Круглый стол. Какой должна быть история русской литературы И Вопросы литературы. 1996. № 3; 1997. № 2; 1998. № 1.

13 Затонский Д. Какой не должна быть «история литературы»? // Вопросы литературы. 1998. № 2.

С.26.

14 Там же. С. 28-29. В.А. Келдыш полемизирует с современной тенденцией к тому, чтобы «понизить значение» категории «литературное направление» и ссылается на статью В.М. Марковича, который утверждает, что «отдельное произведение или творчество писателя в целом может существовать вне любых направлений или тяготеть к нескольким направлениям одновременно (Маркович В.М. Вопрос о литературных как хороший писатель, естественно, занимает место реалиста - достойного преемника лучших традиций «золотого века» в истории русской литературы.

Мы разделяем включившегося в дискуссию В.Б. Катаева, который конструктивно критикует учебник «Истории русской литературы XIX века» В.И. Кулешова за то, что в нем история литературы рассматривается как смена литературных направлений. Такой подход, несомненно, выхолащивает суть литературного процесса, выстраивая линейную картину опять-таки эволюционного прогрессивного движения. Участник дискуссии формулирует суть своего несогласия так: «Как бы мы ни изощрялись в делениях на периоды и разновидности направлений (по П'.Н. Сакулину, было шесть разновидностей романтизма; есть ли смысл увеличивать количество разновидностей реализма?) - и от этой единицы измерения ускользает очень многое из реального литературного процесса. Очень значительная часть произведений русской классики существует вне направлений или тяготеет к нескольким направлениям. Лишь во второстепенных произведениях можно отыскать признаки направления в чистом виде. Чем уникальнее произведение, тем больше в нем того, что представляется иррелевантным с точки зрения теории направления»15.

Против традиции противопоставлять модернизм высокому реализму и против дихотомической системы отношений между направлениями выступил A.M. Зверев в статье «XX век как литературная эпоха». Литературовед пишет о бесперспективности «двупо-лярных построений» применительно к литературе XX века16. Не вызывает сомнений идея ученого о том, что в XX веке сосуществовали и взаимодействовали разные художественные системы, а не две противоборствующие - реализм и модернизм. A.M. Зверев справедливо указывает на то, что в творчестве одного писателя обнаруживается «симбиоз тенден

17 ций, кажущихся противоположными одна другой» . О симбиозе реалистического и симпаправлениях и построение истории русской литературы XIX века) // Освобождение от догм. История русской литературы и пути изучения: В 2 т. М., 1997. Т. 1. С. 242, 245-246. По мнению Келдыша, который считает неоспоримым тот факт, что творчество «крупных художников слова никогда не укладывается в заданные рамки», крупных художник «раздвигает» границы направления, «расширяет и обогащает в живом художественном опыте его первоначальные установки». Келдыш выступает против «обуженного» понимания категории «направление». Ученый считает безосновательными попытки умалить значения реализма. С его точки зрения, реализм не сводится к социально-детерминистской идее, жизнеподобию. Реализм, как и модернизм имеет «разнохарактерные видовые модификации», что представлено лучшими произведениями XIX и XX вв. См.: Келдыш В.А. О «серебряном веке» русской литературы. Общие закономерности. Проблемы прозы. М., 2010. С. 11-14.

15 Катаев В.Б. Проблемы прикладного литературоведения // Вопросы литературы. 1998. № 2. С. 80.

16 Зверев A.M. XX век как литературная эпоха// Вопросы литературы. 1992. № 2. С. 46.

17 Там же. С. 47. волического в творчестве Чехова говорили еще Андрей Белый и Максим Горький18. Эти и другие аргументы убеждают в том, что Чехова, как и любого другого крупного писателя, не продуктивно соотносить с каким бы то ни было одним литературным направлением. Более того, определения каждого из направлений с течением времени подвержены изменениям и уточнениям19.

Представление о том, что модернизм приходит на смену реализму, повторимся, не объясняет главного - того, какие мировоззренческие и эстетические ценности прошлого отвергал модернизм. К тому же, в литературоведении нет четкого определения модернизма. Часто модернизм трактуется расширительно как новое искусство, пришедшее на смену реализму. Временные рамки - довольно расплывчаты. Часто, напротив, понятие «модернизм» сужается и становится почти синонимом символизма. В советское время неред

70 ко использовался оценочный термин — «декадентство» . Модернизм, считает Алексей

18 Белый А. Чехов // Андрей Белый. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 372; Горький A.M. Собр.соч.: в 30 т. М., 1954. Т. 28. С. 52.

19 О литературных направлениях, стилях и методах см.: Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы. М., 1989; Хализев В. Теория литературы. М., 1999; Зепъцер Л. Выразительный мир художественного произведения. М., 2001; Лейдерман Н. Траектории экспериментирующей эпохи // Вопросы литературы. 2002. № 4;Де-ринг Р., Смирнов И. Реализм: Диахронический подход// Russian Literature. 1980. Vol. 8. p. 1-39.

20 Оценочные коннотации в терминах «декадентство» и «символизм» присутствовали и в конце XIX века, когда определения только входили в литературный обиход. Об этом свидетельствует С.А. Венгеров: «Чаще всего употребляются термины декадентство, если хотят говорить с полным пренебрежением, и символизм, если к "новым течениям" относятся с известной долей почтительности». См.: Венгеров С.А. Переоценка всех ценностей (1890-е годы) // Русская литература XX века. 1890-1910 / под ред. С.А. Венгерова. М„ 2004. С. 16. Уничижительную оценку декаденства увековечил в своей пьесе «Чайка» и Чехов. В 1970-е годы Д. Затонский предлагал заменить термин , «модернизм» термином «декаданс», потому что последний несет в себе оценку. «Слово "модернизм", напротив, писал исследователь, - указывает лишь на новизну явления и в историческом аспекте бессодержательно. Поэтому если пользоваться термином " декаданс " и "модернизм" как синонимами (это нередко делалось в прошлом, а порой делается и сейчас), то несовершенство второго налицо, и искушение вовсе от него отказаться не так уж трудно понять». См.: Затонский Д. Что такое модернизм? // Контекст 1974. Литературно-теоретические исследования. М„ 1975. С. 135. Существенное уточнение, разграничивающее понятия «модернизм» и «декадентство», сделала Лена Силард. Декадентство, справедливо отмечает исследовательница, «общим • родовым понятием для модернистских течений, т.е. "декадентство" - не синоним "модернизма", хотя и употребляется в этом смысле во многих работах и учебниках по литературе с. .> Декадентство представляет собой определенную форму умонастроения, дающую о себе знать, как правило, в эпохи общественного упадка, отчаяния, бессилия, обреченности, душевной усталости, отвращения к жизни». См.: Силард Л. Русская литература конца XIX- начала XX века (1890-1917). Budapest, 1983. Т. 1. С. 40. Современные дискуссии о том, как называть этот период свидетельствуют о том, что терминология не устоялась. См. дискуссионные работы: Ронен О. Серебряный век как умысел и вымысел. М„ 2000. Американский литературовед выступает против использования терми

Зверев, «складывался в результате пересмотра философских основ и творческих принци

Л | пов художественной культуры 19 в.» . Автор статьи делает очень важное замечание о том, что представителей нового искусства, какими бы разными ни были их эстетические концепции, «объединяет восприятие своей эпохи как времени необратимых исторических перемен, сопровождающихся крахом верований и духовных ценностей, которыми жили предшественники» (Курсив мой - М.О.). На почве верований и духовных ценностей — идеалов - и разгорелась война между старым и новым искусством в конце XIX века.

Чехова и по сей день пытаются вписать в тот или иной «литературный клан», т.е. соотнести с тем или иным литературным направлением. Однако вопрос о том, к какому литературному направлению принадлежит творчество Чехова, до сих пор остается открытым. По-прежнему писателя рассматривают как реалиста, хотя, конечно, с других позиций: реализм уже не противопоставляется модернизму . Освободившись от идеологических схем и догм, в последнее двадцатилетие ученые расширили круг сопоставлений, и Чехова стали изучать в контексте модернизма - литературы, театра, философ™, музыки, живописи и критики «серебряного века», а также русского авангарда и театра абсурда24. В содержательной и богатой фактическим материалом работе Елены Толстой, в которой Чехов рассматривается в контексте 80-х - 90-х годов XIX века, впервые показаны контакты на «серебряный век». В.А. Келдыш считает термины «золотой век», «серебряный век» хотя и недостаточно точными, но приемлемыми. Келдыш В.А. О «серебряном веке» русской литературы: общие закономерности. Проблемы прозы. М., 2010. См. также дискуссию на страницах Нового литературного обозрения. 2000. № 46. С. 231-254. Лавров А. Серебряный век и/или «пантеон современной пошлости» // Новое литературное обозрение. 2001. № 51.

21 См.: Зверев А.М. Модернизм // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М„ 2001.

22 Там же. С. 567.

23 В полемически заостренной ироннчной статье В.Я. Звиняцковского «Очевидное - невероятное: Чехов-реалист (по поводу запахов и звуков)» доказывается, что запахи и звуки в «Вишневом саде» соотносятся с реальным жизненным контекстом, они конкретны, а не символичны, как в последнее время принято их толковать. См.: Звиняцковский ВЛ. Очевидное - невероятное: Чехов - реалист (по поводу запахов и звуков) // Чеховские чтения в Ялте. Мир Чехова: звук, запах, цвет. Сборник научных трудов. Симферополь, 2008. Вып. 12. С. 130-141. Ранее тот же автор выступил с прекрасной статьей, в которой указывал на черты стиля модерн в творчестве Чехова, разграничивая «модерн» и «модернизм». Эти статьи лишний раз доказывают, что было бы опрометчиво раз и навсегда вписать Чехова в какой бы то ни было литературный ряд. См.: Звиняцковский В.Я. Чехов и стиль модерн (К постановке вопроса) // Чеховиана. Чехов и «серебряный век». М., 1996. С. 23-30.

24 Свидетельством тому могут служить следующие исследования по теме: специальный выпуск «Че-ховианы» «Чехов и "серебряный век"» (М„ 1996), а также отдельные статьи в выпусках «Чеховианы»: Чехов и Франция (М„ 1992), «Чехов в культуре XX века» (М., 1993) и др.; в выпусках «Чеховских чтений в Ялте», в периодических сборниках статей «Молодые исследователи Чехова» и в юбилейном выпуске «Ибсен Стриндберг, Чехов», посвященном 100-летию со дня смерти А.П. Чехова (М., 2007). писателя с «Северным вестником» и с литературным кругом, связанным с журналом . Первым опытом соотнесения Чехова с модернизмом в отечественном чеховедении является коллективный труд, сборник статей, составленный по материалам конференции «Чехов и «серебряный век».

Творчество Чехова исследуют и в контексте натурализма. Однако в силу того, что на протяжении длительного времени в марксистском советском литературоведческом дискурсе господствовала иерархия направлений, в которой реализм занимал главенствующее положение, натурализм воспринимался как периферийное направление. В энциклопедической статье о натурализме Ю. Манн констатирует, что натурализм был «<.> признан либо «начальным этапом» эволюции к «реализму» (путь Золя от «физиологизма» «Терезы Ракен», 1867, к поддержке революционного пролетариата в романе «Жерминаль», 1884), либо вырождением «реализма» (поздний Мопассан) и его «антиподом», чем-то весьма частным. Среди русских писателей «натуралистами» признаны лишь немногие второстепенные бытописатели (Д.И. Мамин-Сибиряк) и «декадентствующие» авторы рубежа 19—20 в. (Л.Н. Андреев в ряде произведений)»26.

В интересной и богатой по фактическому материалу статье С.И. Чупринина «Чехов и Боборыкин (некоторые проблемы натуралистического движения в русской литературе конца XIX века)» на конкретных примерах анализируются сходства и различия между натурализмом и реализмом. Сравнивая роман Боборыкина «Перевал» и повесть Чехова «Три года», исследователь, с одной стороны, очень точно указывает на натуралистические принципы повествования, присущие чеховскому стилю, а с другой стороны, приходит к общепринятому заключению о том, что Чехов перерос натурализм. Чупринин считает, что коренное различие между натурализмом и реализмом в том, что натурализм дает экстенсивную картину жизни, а реализм - интенсивную. По его мнению, натурализм Боборыкина - это беллетризованное социологическое исследование, в котором характеры персонажей деиндивидуализированы, в то время как чеховский реализм ориентирован на углубленное изображение психологии человека . Нет необходимости доказывать, что Чехов выше и талантливее своего современника, «лавры» которого поначалу не давали ему

25 Толстая Е.Д.Поэтика раздражения. М„ 1994.

26 См.: Манн Ю.В. Натурализм // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001. С. 612-613.

27 Чупринин С.И. Чехов и Боборыкин (некоторые проблемы натуралистического движения в русской литературе конца XIX века) // Чехов и его время. М., 1977. С. 155-156. О соединении «высокого» реализма с чертами натурализма и символизма см. также: Кулешов В. И. Реализм Чехова в соотношении с натурализмом и символизмом в русской литературе конца XIX и начала XX века // Чеховские чтения в Ялте. М., 1973. С. 21-37. спать. Однако только ли в преодолении Чеховым натурализма тут дело? Ведь Чехов перерос по мастерству и таких своих современников, как, например, Гаршин и Короленко, которых принято считать реалистами.

Итальянский исследователь Витторио Страда считает, что Чехова «<.> нельзя отнести к "натурализму", даже если Чехов и не был безразличен к натурализму своего времени (от Золя до Мопассана)» потому, что «"объективизм" в Чехове не беспристрастный и не рождается из предопределенной литературной программы <.»>28. Конечно, литературной программы у Чехова не было, однако позиция писателя, со всей определенностью выраженная в письме М.В. Киселевой от 14 января 1887 г. по поводу рассказа «Тина», перекликается со взглядами теоретика натурализма. Медик по образованию, Чехов научный; экспериментальный метод исследования жизни считал одним из важнейших методов художественного изображения, о чем неоднократно писал своим литературным коллегам (например, в письме Е. Шавровой-Юст от 28 февраля 1895г.). Известны многочисленные высказывания Чехова о том, что писатель должен быть беспристрастен.

В работе «Натурализм на фоне реализма» В. Б. Катаев, делая глубокий обзор литературы рубежа XIX-XX веков и показывая, что натурализм как школа особенно ярко проявился в произведениях писателей второго ряда - таких, как Потапенко, Боборыкин, Мамин-Сибиряк и др., ученый, обращает внимание на то, что натурализм получил свое дальнейшее развитие также и в творчестве Горького, особенно в его ранних произведениях. Исследователь справедливо указывает на то, что «Чехов был единственным из крупных писателей, кто разделял с теоретиками натурализма многие фундаментальные убеждения, прежде всего требование объективного, близкого к методам естественных, наук, подхода в литературе. Многие его произведения до середины 90-х годов, - пишет автор статьи, - соответствуют нормам «экспериментального романа»29. Однако, по мнению Катаева; натуралистические рамки письма были слишком узки для таких крупных писателей, как Чехов и Толстой, которые открывали новые аспекты изображения человека и его взаимодействия с окружающим миром и обновляли реализм. Таким образом, натурализм, как считает исследователь, был в русской литературе, в отличие от западноевропейской, явлением периферийным. Несомненно, в творчестве Чехова принципы натуралистического изображения осознаны, являются его убеждениями и проявились достаточно определенно, соединившись с другими характерными тенденциями эпохи. Однако, на наш взгляд, дело не в том, что творчество литературных гигантов невозможно измерить натурализмом. В рав

28 См.: Страда В. Указ. соч. С. 64.

29 Катаев В.Б. Натурализм на фоне реализма // Катаев В.Б. Чехов плюс. Предшественники, современники, преемники. М, 2004. С. 212. ной степени Чехов не входит и в прокрустово ложе реализма. Натуралистические тенденции, как справедливо отмечает О.М. Скибина, «. "обогатили" не только реализм, но и зо позднии романтизм, и символизм» .

Трудно провести демаркационную линию между реализмом и натурализмом, трудно определить и хронологические рамки реализма и натурализма в русской литературе. Да и само понятие реализм, как об этом говорилось выше, является дискуссионным. «Реализм» как термин не вбирает все многообразие художественных подходов к изображению «объл | ективной» картины жизни . Неоднороден по мироощущению и принципам художественной референциальности и модернизм.

Против того, чтобы считать Чехова писателем, завершающим реалистическую традицию русской литературы XIX века выступил Витторио Страда автор главы «Антон Чехов (1860-1904) в томе «Истории русской литературы XX век. Серебряный век» многотомного коллективного труда пишет: «Мы не можем согласиться с формулой, которой Наум Берковский, критик большого дарования, резюмирует свой анализ творчества Чехова: "поэт конца" . На самом деле Чехов настолько же поэт конца, то есть завершения определенной литературной фазы и мира, принадлежащего истории, насколько и "поэт начала" новой фазы и нового мира. Именно в этой динамике - корень всех сугубо литературных, а также общекультурных проблем, которые ставит его творчество и которые не были бы столь сложны, если бы Чехов только «завершал» старую Россию и классический реализм»33.

В методологически важной статье В.Б. Катаева «Спор о Чехове: конец или начало?» исследователь говорит о том, что онтологизму великих предшественников, знавших «своего Бога в лицо», дававших читателям некий абсолют, истину, Чехов противопоставил не атеистический - «не менее упорный, убежденный, к тому же победительный взгляд на мир», - а гносеологическое созерцание. «Именно Чехов, придя в русскую литературу после величайших абсолютистов, вещавших каждый о своей правде, сказал, что «никто не

30 Мы разделяем точку зрения О.М. Скибиной, которая считает, что не следует умалять значение натурализма и оценивать его с точки зрения «идейно-тематической значимости». См.: Скибина О.М. Творчество В.Л. Кигна-Дедлова. Проблематика и поэтика. Оренбург, 2003. С. 190-191.

31 О том, как неоднозначно на протяжении истории XIX и XX веков понимался реализм, и о недостаточной точности этого термина пишет в энциклопедической статье «Реализм» С.И. Кормилов. См.: Корми-лов С.И. Реализм // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001. С. 858-863. Более подробно о реализме речь пойдет в первой главе.

32 См.: Берковский Н. Чехов: от рассказов и повестей к драматургии // Берковский Н. Литература и театр. М„ 1969.

33 См.: Страда В. Антон Чехов (1860 - 1904) // Истории русской литературы XX век. Серебряный век. М., 1995. С. 52. знает настоящей правды», сосредоточился как художник на сопоставлении разных правд, которые на поверку оказывались "ложными представлениями" или "личным взглядом на вещи"»34. Как и В. Страда, В.Б. Катаев считает, что Чехова «нужно осознать прежде всего как создателя новых путей в литературе»35. Кроме новаций в области формы, которые дали мощный импульс искусству XX века, Чехов, как считает литературовед, стал новатором «методологическим». «Чеховым утверждался сам принцип непрерывного обновления искусства через "ереси", "вопреки всем правилам"»36.

Мы полностью разделяем точку зрения В. Страды и В.Б. Катаева о том, что Чехов не был завершающим звеном в цепи последовательной смены русских классиков, что он как писатель, переходного периода, «<.> обладал огромной силой, позволившей ему выстоять в одиночестве, <.> создав собственный ценностный и поэтический мир»37. Отрицание Чеховым абсолютов и недоверие к истинам, которые со временем превращаются» в догмы, подрывало телеологическую основу всей предшествующей литературной традиции. Это осознавал сам Чехов, на это обратили внимание современные ему критики — Н.К. Михайловский, М.А. Протопопов, A.M. Скабичевский, Лев Шестов, с разных идеологических позиций оценивавшие его творчество.

Переход к новому мышлению и новым формам художественности означал начало модернизма в европейской и русской культурах. Современные ученые, рассматривающие творчество Чехова как писателя «начала», используют различные методики и стратегии исследования, чтобы показать, в чем состояла суть разрыва Чехова с традицией литературы XIX века.

В конструктивной статье «За гранью классической художественности» В.И. Тюпа рассматривает Чехова в контексте «неклассической» художественности. По мнению исследователя, отличие модернизма, в его терминологии, «неклассической» художественности, от «классической» состоит в «коммуникативной природе» нового искусства. «Определяющим отношением художественности, — пишет В.И: Тюпа, — оказывается теперь не давнишнее отношение «автор - жанровый канон» (нормативность рефлективного традиционализма) и не отношение «автор-герой» (креативность классики XIX в.), но принципиально новое отношение «автор-читатель» (зритель, слушатель)» . Согласно концепции

34 См.: Катаев В.Б. Чехов плюс. Предшественники, современники, преемники. М., 2004. С. 369.

35 Там же. С. 371.

35 Там же. С. 372.

37 Страда В. С. 54.

38 Тюпа В.И. За гранью классической художественности // Модерн. Модернизм. Модернизация: По материалам конференции «Эпоха «модерн». Нормы и казусы в европейской культуре на рубеже Х1Х-ХХ веков. Россия, Австрия, Германия, Швейцария». М., 2004. С. 351. исследователя, Чехов, как и символисты, является создателем «новой стратегии художественного письма», где читатель, зритель, слушатель выполняют активную роль и приобщены к сотворчеству, т.е. «восполнению» незавершенного, открытого текста, неполнота которого является его конструктивной чертой39. Проницательные наблюдения В.И. Тюпы касаются изменений, произошедших в структуре нарратива, и Чехов, как один из создателей принципиально новой модели референтности в художественной практике, с полным основанием может быть соотнесен с модернизмом.

Применяя бахтинскую теорию речевых жанров и соединяя литературоведческий, лингвистический и социологический методы исследования, А.Д. Степанов в своей книге40 показал, что новаторство коммуникативной структуры чеховских текстов основано на отличном от предшествующей литературной традиции миропонимании.

И.Н. Сухих в монографии «Проблемы поэтики Чехова» предлагает рассмотреть историко-литературный процесс XIX века как смену трех «сложно взаимодействующих» парадигм, как три «культурологических образа: поэт - писатель - литератор»41. Эти образы функционируют в трех соответствующих им хронологических периодах: 1. 1820-е -1840-е годы; 2. 1840-е - 1880-е годы; 3. хронологические рамки третьего периода не обозначены, он представлен как « "чеховская" культурная парадигма». В этой классификации суть первой парадигмы определяется образом поэта, который «осознает свое творчество как миссию, пророчество», окружающее его пространство универсально и иерархично, оппозицией поэту может быть народ, толпа, царь, Бог. Во второй парадигме образ писателя - в социально историческом, а не универсальном контексте, где ведущей оппозицией становится писатель - общество. Объединяет эту парадигму с предшествующей иерархический тип отношений с аудиторией, авторитарное слово. И наконец в центре третьей «чеховской» парадигмы - литератор. Литератор — публика - оппозиция этой парадигмы. Творческим стимулом для литератора становится уже не пророческая миссия и не высокая обязанность, а тяжкий долг»42. В классификации Сухих предлагается социо-культурный взгляд на развитие литературы XIX века. Исследователь справедливо отмечает тенденцию к ослаблению авторитарного слова и социальной значимости автора, а следовательно, и разрушение иерархического типа отношений между автором и аудиторией в третьей парадигме. Как и любая классификация, данная не может быть принята как универсальная. И можно говорить о том, что мессианская роль литературы в равной степени осознается как

39 Там же. С. 350-353.

40 Степанов А.Д. Проблемы коммуникации у Чехова. М., 2005.

41 Сухих И.Н. Указ. соч. С. 339.

42 Там же. С. 339-340.

Гоголем, так и Толстым. Однако для нас более всего важно то, что исследователь определяет третью парадигму как «чеховскую», а это значит, что он отводит особое место Чехову в литературном процессе XIX века, и с этим нельзя не согласиться.

Работы известных российских литературоведов, в которых исследуются различные проблемы мировоззрения и поэтики Чехова - гносеологический аспект творчества (В.Б. Катаев), соотношение значимого и случайного как средство построения адогматической модели бытия (А.П. Чудаков), религиозная составляющая в его аксиологии (A.C. Собенни-ков), отношения притяжения - отталкивания с идеями позитивизма (П.Н. Долженков), коммуникативная структура повествования (А.Д. Степанов), «художественность» рассказа (В^И. Тюпа), жанровое своеобразие (Н.В. Капустин)43 и др: — подтверждают наше мнение о том, что Чехов не вписывается в прежнюю этико-эстетическую парадигму. Названные работы - большой вклад в изучение важных аспектов художественного наследия «трудного» писателя44. Однако до сих пор не было исследования, в котором бы анализировалась роль писателя, повлиявшего на смену этико-эстетического сознания в литературе на сломе эпох. Нас интересует суть мировоззренческих расхождений между «архаистами» и «новаторами», что естественным образом отразилось и на стратегии письма. В данной работе мы пытаемся доказать, что Чехов - знаковая фигура в переходе к новому типу художественного мышления. Однако существует мнение, что разрыв с реализмом XIX века, который держался на «трех китах» правды, добра и красоты, начинается с Федора Сологуба45. Во второй главе диссертации мы полемизируем с этой точкой зрения, доказывая, что именно творчество Чехова дает очень яркую картину ценностной дезинтеграции в ли

43 ЧудаковА.П. Поэтика Чехова. М., 1971; Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М, 1979; Собенников A.C. «Между "Есть Бог" и "Нет Бога".» (о религиозно-философских традициях в творчестве Чехова). Иркутск, 1997; Долженков П.Н. Чехов и позитивизм. М., 1998; Степанов А.Д. Проблемы коммуникации у Чехова. М., 2005; Тюпа В.И. Художественность чеховского рассказа. М„ 1989; Капустин Н.В. «Чужое слово» в прозе А.П. Чехова: жанровые трансформации. Иваново, 2003.

44 Характеристика Чехова как «трудного» писатея стала почти штампом с тех пор, как В. Н. Турбин остроумно акцентировал на этом внимание. Турбин В.Н. К феноменологии литературных и риторичских жанров в творчестве А.П. Чехова// Проблемы поэтики и истории литературы. Саранск, 1973. С. 204-217.

45 Критик А.Г. Горнфельд считал, что Ф. Сологуб занимает в русской литературе «совершенно исключительное место». Именно он, а не теоретики декадентства - Н. Минский и Д. Мережковский — поэты, прочно связанные со старой школой, обозначил переход к модернизму. См.: Горнфельд А.Г. Федор Солоуб // Русская литература XX века. 1890-1910 / Под ред. С. А. Венгерова. М„ 2004. С. 247-248. Современный критик Виктор Ерофеев придерживается того же мнения. Ерофеев В. На грани разрыва («Мелкий бес» Ф. Сологуба и русский реализм) // Ерофеев В. В лабиринте проклятых вопросов: Эссе. М., 1996. С. 119-140. тературе и именно его творчество определяет смену этико- эстетической парадигмы, отказ писателя вести читателя к иделу, единству правды, добра и красоты.

Актуальность данной работы обусловлена ее целью - определить роль и место Чехова в литературном процессе рубежа XIX-XX веков.

В методологически важной статье «Категории поэтики в смене литературных эпох», написанной коллективом крупнейших филологов С.С. Аверинцевым, M.JI. Андреевым, M.JI. Гаспаровым, П.А. Гринцером, A.B. Михайловым, показана зависимость основных категорий поэтики - жанра, стиля, автора — от смены типов художественного сознания, которые в свою очередь обусловлены историческими, идеологическими детерминантами, характеризующими каждую конкрентную эпоху. «Именно художественное сознание, в котором всякий раз отражены историческое содержание той или иной эпохи, ее идеологические потребности и представления, отношения литературы и действительности, - утверждают авторы статьи, — определяет совокупность принципов литературного творчества в их теоретическом (художественное самосознание в литературной теории) и практическом (художественное освоение мира в литературной практике) воплощениях. Иначе говоря, художественное сознание эпохи претворяется в ее поэтике, а смена типов-художественного сознания обусловливает главные линии и направления исторического движения поэтических форм и категорий»46. В классификации, предложенной учеными, показано, что на каждом этапе развития культуры доминируют те категории поэтики, которые более всего соответствуют типу художественного сознания данной эпохи. Таким образом, ученые показывают, как историческое развитие влияет на художественное сознание и художественную теорию и практику культуры.

В сборнике материалов «Исторические идеалы и смыслы бытия человека и человечества, формируемые культурой» Юрий Борев также предлагает рассматривать исторические эпохи в соответствии с присущим им типом культурного сознания. Смена исторических формаций, по его мнению, связана не только с политическими и экономическими факторами, но также и со сменой культурной, идеологической парадигмы: «Культура каждой эпохи выдвигает свою концепцию мира и личности, дает парадигму (формулу бытия человечества: идеалы, цели и смыслы бытия, путь - дао). Жизнь эпохи определяется этой парадигмой. Рассматривать историческое развитие следует не только по формациям, оп

46 Аверинцев С.С, Андреев M.JI., Гаспаров M.J1., Гринцер П.А., Михайлов A.B. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М, 1994. С. 3. ределяемым экономикой, но и по эпохам, определяемым культурой»47. В классификации Борева - двенадцать парадигм, определяющих типы культурного сознания каждой из рассматриваемых им эпох. В основном они совпадают с тем, что принято называть направлением в искусстве, за исключением первой - архаической эпохи, когда человек вел борьбу за выживание и продолжение рода, и последней - восточной парадигмы, которая, по Бо-реву, предлагала не интенсивное, а экстенсивное развитие. Мы разделяем точку зреия Ю. Борева в том, что каждая эпоха характеризуется особым типом ментальности и соответствующей ей в аксиологической системе парадигмой. Однако в предложенной Боре-вым классификации смена эпох - это по своей сути та же смена направлений в искусстве: романтизм уступает место реализму, а реализм в свою очередь сменяется модернизмом, постмодернизмом, соцреализмом. Как уже говорилось выше, литературный процесс не развивается по строгой последовательной схеме смены направлений, и, главное, не всегда есть прямая соотнесенность культурного сознания эпохи с каким-то одним конкретным направлением в искусстве.

Мысль о том, что утверждение идеала являлось неотъемлемой частью искусства XIX века независимо от направления, высказала Т.М. Ковалевская в монографии «Русский реализм и проблема идеала», посвященной' исследованию русской живописи. В ее работе показано, что «понятие идеала для реализма не менее важно, чем для классицизма и романтизма»48. Рассматривая произведения русских художников, Ковалевская отмечает факт эволюции представлений об идеале с конца ХУШ века, периода формирования идеала в творчестве русских живописцев, до начала XX века - наступления «кризиса идеала»49. Несмотря на то что пафос работы «Русский реализм и проблема идеала» — это прославление «высокого» искусства реализма (что обусловлено временем написания исследования), автор монографии верно показывает, что устремленность к идеалу была определяющим критерием для всех направлений искусства, начиная с конца классицизма до того времени, когда идеал себя исчерпал, т.е., по существу, хотя об этом прямо не говорится, Ковалевская подводит к выводу о том, что весь XIX век - это век идеалистического искусства.

Американская исследовательница Наоми Шор использует термин «идеализм» для выявления общих этико-эстетических тенденций, характерных для различных француз

47 Борее Ю. Исторические идеалы и смыслы бытия человека и человечества, формируемые культурой / Юрий Борев. - М.:Независимая академия эстетики и свободных искусств, 2006. С. 10.

48 Ковалевская Т.М. Русский реализм и проблема идеала. М., 1983. С. 5.

49 Там же. ских писателей XIX века. В монографии «Жорж Санд и идеализм»50 Н. Шор показала, что, сколь бы различны ни были реализм Жорж Санд и реализм Бальзака, обе эстетические модели ведут к одной цели - идеализму, т.е. к утверждению единства правды, добра и красоты51. Термин «идеализм» мы будем использовать для характеристики типа культурного сознания XIX века, этико-эстетического дискурса эпохи.

Идеи Наоми Шор развивает в своей монографии «Генрик Ибсен и рождение модернизма» норвежская исследовательница Торил Мои52. Она считает, что Ибсен - писатель рубежа веков, сохранявший в своем творчестве черты реализма и одновременно открывавший новые пути развития драматургии и театра, — ознаменовал рождение модернизма, ибо он противостоял идеализму, исчерпавшему себя как мировоззрение в конце XIX века. Думается, в русской литературе подобную роль играл Чехов, значение которого (и это стало очевидно в XX веке) выходит за рамки национальной культуры и конкретной исторической эпохи.

Названные выше работы утвердили нас во мнении, что на рубеже XIX—XX веков идеалистическое сознание испытывает кризис, и в русской литературе творчество Чехова обозначило разрыв с традицией. Мы убеждены,.что своеобразие Чехова и его место в истории литературы могут быть выявлены не тогда, когда мы соотносим творчество писателя с одним из литературных направлений конца XIX века - реализмом, натурализмом, символизмом, а тогда, когда рассматриваем его в отношении к дискурсу эпохи переходности и смене этико-эстетической парадигмы. Иными, словами, нас интересует духовная и идеологическая ориентация культуры, смена типов художественного сознания в переходный период. Мы рассматриваем процесс перекодировки культуры не в традиционной системе оппозиций: модернизм vs реализм, а как модернизм vs идеализм (этико-эстетическая парадигма искусства XIX века). Избранный ракурс исследования позволяет сфокусировать внимание на сущностных изменениях сознания, происходивших в литературе на рубеже веков, и представить Чехова не только как писателя, в творчестве которого отразился разрыв с «классической» традицией художественности, но и как знаковую фигуру эпохи, активно повлиявшую на рождение модернизма. Новизна исследования в том, что в нем предпринята попытка определить место Чехова в литературном процессе с принципиально иных позиций: не в привычных категориях последовательной смены литературных на

50 SchorN. George Sand and Idealism. New York: Columbia University Press. 1993.

51 Питирим Сорокин называет идеалистической такую культуру, которая развивается на основе высокого идеала, и прежде всего героического идеала. См.: Хренов H.A. Культура в эпоху социального хаоса. М., 2002. С. 106.

52 Moi Т. Henrik Ibsen and the Birth of Modernism. Art, Theatre, Philosophy. Oxford University Press. 2006. правлений, ибо литературный процесс не развивается последовательно и поступательно, а тяготеет к движению циклическому (Д. Затонский)53, а в категориях типов культурного сознания эпох.

Методологией диссертационного исследования является принцип комплексного подхода к поставленной проблеме - соотношению творчества Чехова с «классическим» пониманием художественности в русской литературе XIX века. Историко-литературный диахронический анализ соединяется в работе с синхроническим типологическим методом исследования, сравнительным и контекстуальным анализом, что обусловлено поставленной задачей — показать, как изменялись определяющие художественное сознание XIX века этико-эстетические константы на рубеже веков и как в творчестве Чехова проявился отход от прежней дискурсивной практики, его «выпадение» из «идеалистической» парадигмы. Поставленная задача определяет и структуру работы. В первых двух главах Чехов рассматривается в контексте этико-эстетических идей середины XIX - начала XX веков и в свете идеалистической триады правда, добро, красота. Третья и четвертая главы посвящены рассмотрению того, как, во-первых, идеал женственности и связанные с ним проблемы любви, брака воплотились в русской литературе XIX века и, во-вторых, как Чехов -писатель эпохи скептицизма - переосмысливал сложившиеся каноны.

Материалом исследования являются те произведения Чехова, которые, на наш взгляд, наиболее ярко демонстрируют, как переосмысливается и переоценивается писателем проблема идеала. Чтобы представить этико-эстетическую парадигму XIX века, от которой отталкивался Чехов, были отобраны наиболее репрезентативные, на наш взгляд, художественные и публицистические произведения русских писателей XIX века — Пушкина, Гоголя, Чернышевского, Достоевского, Гончарова, Тургенева, Толстого, - отражающие их творческие интенции. Большое внимание в работе уделяется трактату JI.H. Толстого «Что такое искусство?», потому что в этом сочинении писатель отстаивал этическую значимость искусства в то время, когда в западноевропейской и русской культурах происходила ценностная переориентация. В диссертации представлена рецепция творчества Чехова в критических, публицистических и философских сочинениях, которые отражают широкий спектр позиций народнической (Н.К. Михайловский, М.А. Протопопов, A.M. Скабичевский), символистской (Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, И.Анненский, А. Белый), религиозно-философской (Павел Флоренский, Сергий Булгаков), экзистенциалистской (Лев Шестов), марксистской (В.В. Боровский) мысли эпохи рубежа XIX-XX веков. Мы также

53 Затонский Д. Какой не должна быть «история литературы»? // Вопросы литературы. 1998. № 1. С. 5-30. рассматриваем философские и публицистические работы Н.М. Минского, Вл. Соловьева, H.A. Бердяева, М. Нордау, Ф. Ницше, Э. Золя, О. Уайльда, С.М. Волконского, П.Д. Бобо-рыкина, JI. Шестова, Д.С. Мережковского, Н.К. Михайловского, которые дают представление о духовных и эстетических исканиях переходной эпохи. Анализируя то, как категории правды, добра и красоты преломлялись в чеховском дискурсе, мы привлекаем в качестве сравнительного контекста произведения Гл. Успенского, М. Горького, Ф. Сологуба, JI.H. Толстого, И.С. Тургенева, Г. Ибсена, А. Стриндберга, У. Ханссона, К.А. Скальков-ского, В. Микулич. Сопоставительный контекст показывает, с одной стороны, необыкновенную интертекстуальную насыщенность произведений Чехова. Он, как справедливо отметил Н. Берковский, «пишет вторым слоем по текстам JI. Толстого, да и по многим другим текстам»54. И эта «вторичность», метатекстуальность сближает Чехова с модернистами. С другой стороны, сопоставления убеждают нас в том, что феномен Чехова - в его «невписываемости» в какой бы то ни было литературный ряд.

Теоретической основой диссертации явились статьи немецкого поэта и теоретика искусства Фридриха Шиллера, который обобщил типологические черты идеалистической эстетики; труды М.М. Бахтина и Ю.М. Лотмана по теории художественного текста и контекста. Исследования современных чеховедов А.П. Чудакова, В.Б. Катаева, доказавших адогматизм художественного мышления Чехова, - базовые в формировании нашей концепции.

Положения, выносимые на защиту:

1. Чехов - писатель конца XIX - начала XX века является не завершающим «звеном» в развитии реализма, а ключевой фигурой переходного периода, повлиявшей на рождение модернизма. В его произведениях отразился кризис прежней системы ценностей.

2. Творчество Чехова не вписывается в этико-эстетическую парадигму искусства XIX века, в основе которого - кантово-шиллеровская триада правды, добра и красоты и цель которого - вести читателя к идеалу. В русской литературе XIX века в разные периоды актуализировалась какая-либо одна из составляющих кантово-шиллеровской триады, однако цель художественного произведения, сколь бы различны ни были идеологические установки писателей (Чернышевский - Достоевский), оставалась неизменной - этико-эстетическое воспитание читателя.

3. Трактат Толстого «Что такое искусство?», а также его публицистические статьи 1880-х годов отражают мировоззренческий кризис не только самого писателя, склонявше

54 Берковский Н. Чехов. От рассказов и повестей к драматургии // Берковский Н. Литература и театр. М„ 1969. С. 67. гося к нигилизму и произвольному толкованию Евангелия, но и общественной мысли рубежа Х1Х-ХХ веков. Трактат Толстого, в котором он отрицает значение красоты, не связанной с добром, полемически направленный против тех, кто релятивировал значение добра в искусстве, а более всего, по словам Л. Шестова, против Ницше, явился самым ярким выражением защиты идеалистической концепции искусства.

4. Красноречивым свидетельством тому, что в творчестве Чехова обозначился разрыв с «классической художественностью» могут служить, с одной стороны, упреки в отсутствии идеалов в его произведениях, высказанные народнической критикой, а с другой -констатация того же самого факта философом-экзистенциалистом Львом Шестовым, который представил Чехова как ниспровергателя всяких идеалов.

5. Рефлексия Чехова о целях искусства выражена как в письмах, так и в полемике героев его произведений («Письмо, «Чайка», «Скучная история», «Три года»). Сталкивая противоположные позиции персонажей, спорящих об искусстве, Чехов не дает определенного ответа на вопрос, в чем назначение искусства. Тем не менее ясно, что вопросы, дискутировавшиеся в литературных кругах, глубоко волновали его как писателя. Чехов, не утверждавший монизм истины, не представил целостной концепции своего видения' целей и задач литературы, что дает повод для взаимоисключающих толкований его творческих интенций.

6. В оценках творчества Чехова его современниками проявился весь спектр существовавших на рубеже Х1Х-ХХ веков мнений об искусстве. Анализ различных точек зрения - религиозных мыслителей, символистов, марксистов - показывает, что в интер/ претациях творчества Чехова обозначилась тенденция проецировать собственную идеологическую позицию на произведения писателя. В этом контексте Чехов, не скованный какими бы то ни было идеологическими установками и не примкнувший ни к одному из литературных направлений, предстает как фигура одинокая.

7. Поиски героями Чехова «истины настоящего Бога» и их мысли о правде, добре красоте приводят к непрекращающимся спорам критиков и литературоведов о том, утверждал ли Чехов своими произведениями идеал. Мы стараемся доказать, что Чехов ставил под сомнение готовые истины, стереотипы, которыми руководствуются герои его произведений. Традиционно сильная позиция финала, в которой голос автора звучит в унисон с голосом героя релятивируется в произведениях Чехова различными способами. Идеал для Чехова - это проблема, а не готовая истина, нравственный императив. В мире Чехова симбиоз правды, добра и красоты поколеблен. Красота в произведениях Чехова -категория амбивалентная, она не выступает в единстве с добродетелью. Чехов разошелся со своими современниками-идеалистами, воспринимавшими добро и зло как антиподы.

В художественном мире Чехова, как и в реальности, эти категории являют собой такое же неразрывное единство, как жизнь и смерть.

8. В произведениях Чехова нет героя-резонера. Чеховские идеалисты, мечтающие о прекрасном человеке, о счастье, о будущем, далеки от образов положительных героев, которых будет требовать новая революционная эпоха. Герои Чехова живут сотворенными ими фантомами или исчерпавшими себя идеалами, уводящими от реальности, и в этом трагикомедия их жизни. Идеи Астрова о прекрасном человеке, об отдаленном будущем, рассмотренные в контексте марксистских проектов революционного преобразования общества, а также горьковской концепции утверждения сверхчеловека, со всей очевидностью показывают расхождение Чехова с «практическими идеалистами».

9. Поэтизация женской красоты, материнства, любви и гармонического брака связана в русской литературе XIX века с концепцией воспитательного и возвышающего назначения искусства. Красота в русской литературе XIX века - категория этическая, красота мыслится в единстве с добром. Противоречие между идеальным и реальным порождает в творчестве Гоголя, Достоевского, позднего Толстого антиномии: духовное - материальное, Божеское - дьявольское, что ведет к демонизации женской красоты, трагическому разрешению конфликта. Толстой деконструирует плотскую красоту. «Светло-эстетическое» и «темно-инстинктивное» начала воплотились у Тургенева в двух типах женщин. Женщина, несущая светлое, аполлоническое начало, - идеал, она воплощает в себе триединство правды, добра и красоты. Тургенев пытается некоторых героев, захваченных иррациональной силой страсти, порабощенных жрицами любви, вернуть к аполлоническому духу и примирить с женщиной-идеалом. Проекты гармонизации семейных отношений на рациональной основе по-разному представлены Гончаровым, последователем шиллеровской концепции единства духа и материи, красоты физической и нравственной, и Чернышевским, воспринявшим идеи Жорж Санд и воплотившим на практике и в творчестве утопию бесконфликтной семьи, основанной на тройственных союзах. Мужчина в произведениях Чернышевского, Гончарова, Тургенева, Толстого с разной степенью успеха берет на себя роль духовного наставника, учителя, Пигмалиона, создающего свою Галатею.

10. Идеи Шопенгауэра и Ницше повлияли на восприятие женщины в конце XIX века. Новое положение женщин на рубеже XIX—XX веков поляризовало мужскую часть общества, разделив его на защитников женской эмансипации (Ибсен) и ярых противников (Ницше, Стриндберг, Толстой). В декадентской зарубежной литературе сложился образ femme fatale, вызывающий мистический ужас у мужчин. Другая тенденция связана с тра-вестийным изображением последствий женской эмансипации и супружеских отношений, что нашло отражение в массовой литературе - в трактате К.А. Скальковского «О женщинах. Мысли старые и новые». Н.К. Михайловский в статье «Дарвинизм и оперетки Оф-фенбаха» справедливо указал на то, что идеи Дарвина и Оффенбаха повлияли на умонастроения эпохи скептицизма. Как Дарвин, так и Оффенбах явились ниспровергателями идеалистического мировоззрения. В творчестве Чехова эти тенденции времени нашли непосредственное отражение. С разрушением идеалистического мировоззрения приходит и конец трагедии в ее классическом виде, что можно наблюдать в творчестве Чехова.

11. В чеховских произведениях, темой которых являются любовь и брак, отчетливо проявилась тенденция к деконструкции прежнего идеала женственности. Изменилось и соотношение ролей: мужчина, претендующий на роль Пигмалиона, терпит фиаско. Заново «переигрывая» известные читателю ситуации предшествующей» литературной традиции, Чехов показал недолговечность идеалов, их временный, преходящий характер. Используя известные литературные типы, которые являлись носителями идеалистического сознания, Чехов в новом контексте обесценивал их прежнюю значимость.

12. Полемика с Толстым по вопросам любви, брака, женственности, нашедшая отражение во многих произведениях Чехова и особенно в рассказах «Душечка», «Ариадна», «Дама с собачкой», со всей очевидностью показывает его разрыв с идеалистическим мировоззрением XIX века.

Структура работы

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Одесская, Маргарита Моисеевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассмотрев Чехова в контексте идеалистической парадигмы XIX века, мы старались показать, что он разрушал прежний канон отношений между писателем и читателем. На изменение отношений между читателем и писателем указывал еще Михайловский, характеризовавший новое поколение литераторов - «детей» как отступников от устоявшейся модели художественности. Восходящая к шиллеровской концепции идея о том, что художественное произведение должно возвышать читателя над действительностью, вести его к идеалу испытывает на рубеже Х1Х-ХХ веков кризис, и Чехов был именно тем писателем, в творчестве которого эта интенция искусства обнаружила свою несостоятельность.

От традиции русской литературы XIX века Чехова отделяет понимание того, что добро и зло - это две сути человеческого существования. Он, в отличие от своих великих предшественников, которые вели читателя к обретению Бога, нравственного прозрения и очищения, оставлял героев, а вместе с ними и читателя наедине с осмыслением собственных жизненных ситуаций. Чехов не оценивал своих героев с точки зрения добра и зла, а показывал, как эти категории отражаются в их сознании. Он отказался от нравственно-дидактической установки, которая воспринималась писателями и критиками XIX века как критерий высокой художественности. В работе В.Б. Катаева «Проза Чехова: проблемы интерпретации» показано, что в мире Чехова нет универсальных рецептов для решения индивидуальных жизненных проблем, и потому финалы его произведений открыты, кажутся незавершенными. Идеи ученого подтверждают нашу мысль о том, что новая эстетика художественности пришла в противоречие со старой системой ценностей на рубеже Х1Х-ХХ веков, и именно Чехов был тем новатором, в творчестве которого писатель не возвышает читателя над действительностью, не предлагает идеалов, которые надо принять на веру. Мы старались показать в нашей работе, что именно эта особенность произведений Чехова вызвала негативную реакцию народнической критики, развела Чехова с Толстым и идеалистами рубежа Х1Х-ХХ веков, выявила неадекватное толкование его героев Горьким, а впоследствии советской критикой и театром.

Тем не менее, Чехов прочно связан с традицией «классической» литературы. Герои произведений Тургенева, Достоевского, Толстого, Пушкина, Гоголя переосмысляются в чеховском контексте. Они живут в метатексте: на них лежит печать рецепции и интерпретации автора, а также их собственное осознание себя героями уже отыгравшими свои роли в известных литературных произведениях. Сталкивая своих персонажей, которые являются носителями исчерпавших себя идеалов с действительностью, Чехов показывает, что жизнь без идеалов пуста, но идеалы по своей природе недолговечны. Поэтому высокая риторика героев, проповедующих идеалы, подвергается в контексте чеховского произведения иронии. Ирония отделяет автора от его персонажей. Лев Шестов был первым, кто показал драматизм осознания писателем той пустоты мира, которая открылась ему как одна из сторон человеческого существования.

Суммируя наблюдения, мы приходим к выводу о том, что Чехов, развенчивая пустые безжизненные идеалы, отходил от позитивистского морализаторства, а с другой стороны, сожалел об уходе утопического видения человеческого совершенства. Двойственность Чехова проявилась в рефлексии по отношению к современным ему писателям и предшественникам, что нашло отражение в письмах, а также в образах героев, которые эксплицируют в своем поведении и мышлении растерянность, присущую и самому автору, от осознания того, что прежние идеалы, которыми держалась культурная традиция целой эпохи, превратились в догмы. Мы полагаем, что объяснением тому, что многие произведения Чехова, заканчиваются или констатацией героями печального факта: «никто не знает настоящей правды.» («Дуэль»), или внезапным самоубийством («Иванов», «Чайка», «Леший»), или попыткой совершить самоубийство («Дядя Ваня»), может служить собственное осознание писателем временности любых идеалов. Структура незавершенности в чеховском нарративе, о которой говорит В.И. Тюпа, напрямую, на наш взгляд, связана с теми же причинами.

Назвав Чехова «жертвой безвременья», критик Протопопов представил его как,пассивную фигуру в литературном процессе, однако это не соответствует действительности. Неприятие прежней системы.ценностей и более того развенчание идеалов - пустых идолов - это именно то новое в творчестве Чехова, что отделило его от предшественников и современников. Вот почему, на наш взгляд, не следует считать Чехова писателем, завершающим реализм, и включать в один ряд с Гончаровым, Тургеневым, Толстым, Лесковым, Гаршиным. В аксиологической системе модернизма неверие, разочарование и отрицание оцениваются не столько как негативные проявления духа, сколько как необходимые этапы на пути к восхождению. В последней, незавершенной работе «Воля к власти» Ницше пишет о нигилизме и декадансе как о явлениях, «необходимых и присущих» всякому народу, всякой эпохе для восхождения и движения.

Глубокое расхождение с «классиками» русской литературы выразилось у Чехова в одном из главных вопросов, которым держался роман XIX века, - в изображении женщины и любви. Исследование показало, что несоответствие идеала и действительности рождало, с одной стороны, оппозицию Мадонна - блудница в творчестве Гоголя, Достоевского, Толстого. С другой стороны, создавались утопические концепции идеальных браков на рациональной основе, как, например, в романе Чернышевского «Что делать?», а также бытовали идеи о воспитании женщины мужчиной, которые нашли отражение в романах Гончарова. В произведениях Тургенева сосуществуют два типа женщин, несущих в себе дионисийское и аполлоническое начала, которые отражают двойственный характер женской природы. Крайним выражением несоответствия идеала и действительности явилась теория Толстого о бесполых браках.

Чехов не только поколебал идеалистический канон женственности, но также избежал ловушки идеалистической оппозиции: Мадонна - блудница. В его произведениях развенчиваются герои, которые живут идеалистическими химерами о воспитании женщин («На пути», «Припадок»), а также иллюзорными представлениями о соединении в женщине красоты духовной и физической («Ариадна»). Чехов не возвеличивает материнство как идеал женственности, а показывает, что материнство — естественная часть женской природы («Душечка»), Чехов не морализирует, изображая свободную любовь, и не проклинает, подобно Толстому, неверных жен, а показывает распад семьи как объективный процесс кризиса патриархальных отношений в семье. Война полов, получившая трагическое воплощение в произведениях Толстого, Стриндберга и других писателей этого периода, изображается Чеховым иронично. Прав Н.К. Михайловский, который поставил рядом Дарвина и Оффенбаха и сравнил их роль, с ролью Вольтера -ниспровергателя устоявшихся истин. Именно Оффенбах и Дарвин влияли на разрушение идеалистического сознания на рубеже Х1Х-ХХ веков. Чехов, поклонник Дарвина, впитавший, с одной стороны, принципы научного мышления - недоверие к готовым истинам, а с другой - легкость и ироничность короля оперетты и выразителя новой культуры Оффенбаха, который заставил героев античной трагедии отплясывать канкан, развенчивая идеалистические догмы, привел трагедию к концу. Мелодраматизм исчерпал себя вместе с отжившим» идеализмом. Возможно потому, в драматических произведениях Чехова мы не встретим трагедию в чистом виде, о чем свидетельствует и то, что он называл свои «трагедии» комедиями.

Шиллеровская концепция, согласно которой автор художественного произведения устремляет читателя к идеалу, вдохновлявшая и питавшая литературу XIX века, а на рубеже веков подвергшаяся пересмотру со стороны тех, кто подготавливал модернизм, парадоксальным образом оказалась созвучной марксистской теории. Эта концепция в вульгаризированном виде, воспринятая прагматически, стала аксиомой и догмой советской идеологии. Чеховские идеалисты, мечтающие о прекрасном человеке, о будущем далеки от образов положительных героев, которых будет требовать новая революционная эпоха. Герои Чехова живут сотворенными ими фантомами или исчерпавшими себя идеалами, уводящими от реальности, и в этом трагикомедия их жизни. По иронии судьбы произведения Чехова воспринимались марксистской критикой, а впоследствии интерпретировались советским литературоведением и театром именно с позиции идеализма нового времени.

Чехова не затронули идеалистические утопии о преображении мира русских философов и символистов. В свою очередь символистам мир, представленный в творчестве писателя казался слишком эмпиричным, мрачным, приземленным.

Конечно, Чехов, как любой крупный писатель, не укладывается в какие бы то ни было схемы, и наша гипотеза - это одна из многих попыток осознать то, что он модернизировал прежнюю «классическую» систему художественного видения действительности. Чехов стоял у истоков модернизма. Осознав эфемерную природу идеалов, их преходящую сущность, он изобразил экзистенциальное переживание человека, оказавшегося перед пустотой. Пустота - это реальность мира, которую, как показал Ницше, человек заполняет создаваемыми им самим идолами. Это знание и отделяет Чехова от его предшественников. Творчество Чехова сформировало новую этико-эстетическую парадигму, диалогичную по отношению прежней, идеалистической. Эта парадигма сложилась под влиянием натурализма, биологического детерминизма, низовой бульварной газетно-журнальной и театральной культуры, иронии по отношению к изжившим себя идеалистическим схемам и клише. Однако идеалистические концепции на новом витке воплотились в < произведениях русских символистов, противопоставлявших эмпирический мир миру идеальной красоты. Парадокс рецепции,творчества Чехова состоит в том; что как его современники, так и последующее поколение советских читателей, пытались втиснуть произведения новатора в идеалистические формулы, со временем превратившиеся в догмы, и ими измерить его художественный потенциал, в те самые догмы, которые реформатор прозы и драмы категорически отвергал. Фигура Чехова, стоящая на пересечении эпох, — одинока. Такая диспозиция лишний раз подтверждает мысль о том, что литературный процесс - это не эволюционное поступательное движение, и Чехов приближается к нам тогда, когда сознание освобождается от готовых истин, принятых на веру.