Взаимоотношения власти и городского населения Урала в ходе мобилизационных кампаний 1928-1932 гг. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Ильиных, Ирина Викторовна

• Ильиных, Ирина Викторовна
• кандидат исторических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Ильиных, Ирина Викторовна

Введение

Глава 1. Формы политической мобилизации населения и поведенческие стратегии уральцев в 1928-1932 гг.

1.1. Механизмы и технологии организации кампаний по 37 формированию легитимного образа власти и массовой политизации городского населения Урала в конце 1920-х-начале 1930-х гг.

1.2. «Призыв во власть»: взаимодействие власти и общества в 53 ходе избирательных и выдвиженческих кампаний первой пятилетки

1.3. Ритуалы «политического послушания»: чистки партийного и 87 советского аппарата на рубеже 1920-x-l930-х гг.

Глава 2. Власть и общество в решении задач промышленного роста в условиях форсированной индустриализации

2.1. Состязательные формы организации труда на заводах Урала 105 на рубеже 1920-x-l 930-х гг.

2.2. Кампании по формированию трудовой этики и повышению 134 эффективности труда в промышленности и их восприятие уральцами

2.3. Отношение городского населения Урала к займовым 153 кампаниям периода первой пятилетки

Глава 3. Организация идеологических и военно-политических кампаний в контексте милитаризации общественного сознания городского населения Урала

3.1. Курс на «военизацию» городского населения и его 165 осуществление на рубеже 1920-x-l930-х гг.: стратегии властного и низового дискурса

3.2. «Праздничная политика» как средство идеологической и 185 военно-патриотической мобилизации жителей уральских городов Заключение 208 Список использованных источников и литературы 214 Приложения

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Взаимоотношения власти и городского населения Урала в ходе мобилизационных кампаний 1928-1932 гг.»

Проблема взаимодействия власти и общества вызывает повышенный интерес отечественных и зарубежных историков, занимает особое место в идейных исканиях общественности, что обусловлено стремлением людей разобраться в природе и механизме властных отношений, во многом определяющих развитие социально-политических процессов прошлого и настоящего.

Общество на всем протяжении своего развития сохраняло и сохраняет устойчивые стереотипы в восприятии власти, которые наиболее отчетливо проявляются в современных условиях, когда создается новый «имиджа» государства, преодолевается идейный кризис, вызванный сменой идеологических ориентиров, происходит трансформация прежней модели взаимодействия власти и общества. Сложившееся в определенных социокультурных условиях отношение к властным институтам не только существенно влияет на формирование целостного их восприятия, но и, передаваемое в социальной практике поколений, опосредует социализацию представителей современного общества. Это определяет актуальность исследования повседневных настроений, моделей восприятия власти первыми генерациями «строителей социализма», изучения степени влияния официальной идеологии и политики на выбор ими стратегий поведения, обращения к историческому опыту государственного строительства.

Длительное время проблема взаимодействия власти и общества рассматривалась с точки зрения марксисткой методологии - через призму политико-экономических интересов. Сегодня подобный подход не удовлетворяет исследователей, учитывающих социальные, культурные, ментальные факторы общественного развития. Необходимость изменения ракурса анализа взаимоотношений власти и общества требует исследования механизма социального взаимодействия с позиций современных методологических подходов, предполагающих использование междисциплинарных методов, расширение источниковой базы.

Анализируя степень изученности заявленной проблемы, необходимо отметить, что до недавнего времени и российские, и западные исследователи подходили к проблеме крайне идеологизированно. Если в западной литературе преобладали идеи о тоталитарном характере советского общества, то концепции советских историков опирались на положения большевистской доктрины о природе и сущности советской власти как власти трудящихся, как подлинной демократии в форме народовластия; преобладающее число исторических исследований в качестве основного методологического положения использовало тезис о полной и неизменной поддержке народом политики государства и правящей партии1, перемены, происходившие в развитии промышленности, образовании, науке, культуре трактовались как результат усилий Коммунистической партии в построении нового социалистического общества. Подходы отечественной и западной историографии не отражали всей сложности взаимоотношений власти и общества, но до конца 80-х гг. XX века исследователи не могли в виду закрытости источников, ограниченности доступа к информации, а также давления официальной идеологии изменить ракурс изучения проблемы. Только в последние два десятилетия сложились условия для всестороннего и объективного изучения советского периода.

В историографии проблемы взаимодействия власти и общества можно выделить три периода, подразделяемые на отдельные этапы, смена которых обусловлена изменением политической ситуации и общих условий развития исторической науки. Первый более хронологически длительный период - с конца 1920-х гг. до середины 1980-х гг. - характеризуется господством марксистско-ленинской методологии.

Второй период охватывает вторую половину 1980-х гг. - начало 1990-х гг., когда в ситуации кризиса в общественных науках активизируется обсуждение слабых мест доминирующих познавательных моделей, а констатация «критического поворота» в историографии и необходимости радикальной смены исследовательских парадигм превращается в стереотип2. Характерные для этого периода процессы деидеологизация истории, поиск новых концептуальных подходов к переосмыслению советской эпохи осложнялись не только «методологическим вакуумом», который образовался в результате отказа от единой марксисткой парадигмы, но и общественно-политической ситуацией в стране, следствием которой становится ломка исторических представлений не на базе историографии качественно нового уровня, а под влиянием победы либеральных идей на политической сцене5.

Третий период разработки проблемы отношений власти и общества составляют опубликованные в середине 1990-х гг. - начале XXI вв. труды по различным аспектам взаимодействия власти и общества, отличаемые от работ предыдущего периода оценочным плюрализмом, ракурсом

1 Корнилов Г.Е., Сперанский А.В. [Введение] // Общество и власть. Российская провинция. 1917-1985. Документы и материалы (Пермская Челябинская и Свердловская область). Т.1. Общество и власть. Российская провинция. 1917-1941. Свердловская область. Документы и материалы. Екатеринбург 2005. С.З.

2 Репина Л.П. Смена познавательных ориентации метаморфозы социальной истории // Социальная история.

Ежегодник. 1998-1999. М., 1999. С.13.

Советское прошлое: поиски понимания (материалы круглого стола) // Отечественная история. 2000. №5. С.

97. рассмотрения выявляемых вопросов, использованием новой источнико-методологической базы.

Первый этап исследования проблемы взаимодействия власти и общества начался непосредственно в годы «великого перелома». Основная масса литературы в этот период выполняла пропагандистско-методические функции, что существенно сказывалось на научной ценности исследований4. Вышедшие в следующие десятилетие конкретно-исторические работы, в основном, отражали положения «Краткого курса истории ВКП(б)». Несмотря на то, что в них содержался значительный объем фактического и статистического материала, который мог бы быть использован на современном этапе, догматичность логики исследования и иллюстративный характер научных выводов сокращают их информативную ценность.

При превалирующем изучении политических и экономических институтов, в 1930-1940-е гг. отсутствовали исторические исследования по конкретным проблемам повседневной жизни советских людей. Как отмечает А.К. Соколов, история даже рабочего класса как социальной базы режима в иерархии исторической проблематики занимала второе место, причем здесь также фигурировали идеологические штампы и клише5. Большинство работ профессиональных историков и публицистов было посвящено проблемам производственного активизма советских людей, мотивации трудового и общественного поведения, позитивным стратегиям адаптации к новым социально-экономическим условиям. В «юбилейных» публикациях начала 1930-х гг. кризисные ситуации, возникающие в ходе форсированной индустриализации, недовольство населения «своей» властью либо «замалчивалось», либо трактовались как «враждебное», инициаторами возникновения которого «назначались» «отсталые» рабочие, причем отсталость объяснялась социальным происхождением протестующих.

Со второй половине 1950-х гг. после XX съезда КПСС начинается новый этап разработки проблемы отношений власти и общества. Историки пытались переосмыслить механизм властного взаимодействия на основе традиционного круга источников с позиций марксистско-ленинской методологии. Существенно расширилась тематика работ, но исследование механизма взаимодействия власти и общества происходило лишь в контексте изучения индустриализации СССР, рассматриваемой в качестве составной

4 Лацис М.И. Как строился социализм в нашей стране. М., 1929; Леонтьев А. Основные установки пятилетки. М.-Л., 1930; Шлихтер А. В боях за социализм. М., 1930.

5 Соколов А.К. Перспективы изучения рабочей истории в современной России // Отечественная история. 2003. №4. С. 133. части плана построения социалистического общества6. Не вызывал научные дискуссии и вопрос о характеристике «великого перелома» как «революции сверху» или «снизу». Сталинский тезис о «великом переломе» как революционном повороте, проведенном сверху, по инициативе государственной власти при прямой поддержке снизу являлся методологической основой большинства трудов, вышедших в этот период.

Вся издаваемая литература по социальной тематике подразделялась на историю отдельных классов советского общества, из которых наиболее детальному изучению подвергался рабочий класс как основная социальная категория поддержки правящего режима. В этот период выходят многотомные фундаментальные описания истории рабочего класса, ценные своей фактологической базой, репрезентативность которой существенно корректировалась идеологическими ограничениями. Среди знаковых работ этого периода стоит отметить монографию А.И. Вдовина и В.З. Дробижева, где в контексте анализа статистического материала о качественных и количественных изменениях рабочего класса, была высказана мысль о том, что «отсталость» рабочих, выходцев из крестьян, негативно сказывалась на общей политической «сознательности» рабочего класса7.

Огромный массив научной и публицистической литературы был посвящен проблеме состязательной и мотивационной основы различных форм организации труда. В советской исторической науке не было более популярного сюжета, чем развитие социалистического соревнования. Основой большинства исследований, проводимых в рамках морально-этической концепции трудового соперничества, являлось рассмотрение двух основных структурных элементов социалистического соревнования -административных усилий государства и энтузиазма трудящихся. До середины 1980-х гг., когда количество публикаций по данной проблематике резко сократилось, систематически издавались научные исследования, условно разделяемые на работы обобщающе-историографического характера8 и конкретно-исторического характера, в которых рассматривались

6 Зак J1.M., Лельчук B.C., Погудин В.И. Строительство социализма в СССР. Историографический очерк. М., 1971; Лельчук B.C. Социалистическая индустриализация СССР и ее освещение в советской историографии. М.,1975; Косьяненко В.И. Завоевание экономической независимости СССР (1917-1940). М., 1972.

7 Вдовин А.И., Дробижев В.З Рост рабочего класса СССР. 1917-1949 гг. М.,1976.

8 Социалистическое соревнование в промышленности СССР. М., 1983; История социалистического соревнования в СССР. М.,1980. формы развития социалистического соревнования9, экономические проблемы

10 "11 его организации , этические и моральные аспекты трудовых состязании .

Исследовательский бум западных советологов также начался после доклада Н.С. Хрущева на XX съезде КПСС. Особо остро в западной исторической науке обсуждался вопрос политического механизма взаимодействия власти и общества. С 1950-х гг., когда методологической основой исследований по советской истории выступал тоталитарный подход, в западной историографии доминировало мнение о том, что лояльность граждан при советском режиме была фикцией и основывалась лишь на страхе пред карательными органами власти.

В 1960-70-е гг. у нового поколения западных историков сложилось отрицательное отношение к концепции тоталитаризма, началась активная работа по ревизии тоталитарного подхода, что происходило за счет смещения приоритетов в исследовании с политической власти на историю общества,

1? хотя действия власти оставались главным объектом внимания . Историки «ревизионистской школы» считали, что широкая народная поддержка Сталина и его политики была реальным фактом, а не пропагандистской иллюзией, поскольку режим, хотя и частично, выражал интересы рабочих13.

Со второй половины 1980-х гг. историки-ревизионисты второго поколения (Ш. Фицпатрик, Дж. Гетти, X. Куромия, Р. Терстон, Р. Мэннинг), провозгласив главным объектом своего внимания социальную историю, предложили отойти от рассмотрения истории 1930-х гг. как «революции сверху» и сосредоточились на ней как «революции снизу». По их мнению, режим имел меньший контроль над обществом, чем провозглашал, его действия являлись больше импровизацией, чем частью задуманного плана, его радикальные решения расходились с намерениями местного руководства и имели много незапланированных последствий.

Демократизация политической жизни советского общества с середины 1980-х гг. обусловила начало нового периода в изучении механизма взаимодействия власти и общества. Хотя в конце 1980-х гг. советские

9 Бейлин Л. Как родилось социалистическое соревнование. М.,1960; Шкаратан О.И. Очерки истории социалистического соревнования. Л., 1966; Бейлина Е.Э. Рабочий класс и новые формы соревнования. М., 1970.

10 Зворыкин А. А. Социалистическое соревнование в промышленности СССР. М.,1961., Фединин В. Социализм и соревнование. М.,1970.

11 Нестеров В.Г. Труд и мораль в советском обществе (Проблемы взаимосвязи). М., 1969; Первомайский А.И Социалистическое соревнование и воспитание нового человека. М., 1968.

12 Павлова И.В. Современные западные историки о сталинской России 30-х годов (Критика ревизионистского» подхода) // Отечественная история. 1998. №5. С.108.

1 Кабытов П.С., Леонтьева О.Б. Зенит «прекрасной эпохи»: сталинизм глазами американских историков //Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период. Самара, 2001. С. 12. историки уделяли приоритетное внимание истории промышленного развития страны и истории рабочего класса14, в целом, наметилась тенденция к переоценке иерархии исследовательских интересов на основе использования новых источников и методов их обработки15. Так В.А. Козловым и О.В. Хлевнюком впервые была предпринята попытка воссоздать социально-психологический портрет человека 1930-х гг., атмосферу «великого перелома», показать как изменения в мировоззрении людей подготовили почву для проявления трудового героизма периода первых пятилеток16. В.А. Козлов, исследуя социально-психологическую атмосферу 1930-х гг., констатировал, что «счастливость» нового человека была не результатом «сытости», а следствием «вписанности» в эпоху, слияния с ней, ибо «положительно счастливы были те, кто, несмотря на невозможные

17 квартирные условия, убогие оклады и прочее, шли в ногу со временем» . В.А. Козлов, О.В. Хлевнюк, соглашаясь с тезисом о социалистической устремлённости масс, ее желании именно «в боях построить социализм», не разделяли мнения о «жертвенном смирении»18 ударников, которое было чуждо марксистской этике.

Особо остро в конце 1980-х гг. обсуждался вопрос об исторических предпосылках выбора сталинского варианта модернизации, характере политической системы рубежа 1920-x-l930-х гг.19. В полемике историков об итогах и цене форсированного рывка, специфике советской модели индустриализации, роли власти и личности в мобилизационных процессах и кампаниях уже в «переходный» период наметилась тенденция к позиции «срединности» как попытке вывести некую новую результирующую и равнодействующую точек зрения в спектре всех возможных интерпретаций.

14 Лельчук B.C., Ильин А., Кошелева Л. Индустриализация СССР: стратегия и тактика // Урок дает история. М.,1989; Бордюгов Г., Козлов В. Время трудных вопросов: история 1920-1930-х гг. и современная общественная мысль // Правда. 1988. Зокт.

15 Бутенко А.П. Власть народа посредством самого народа: О социалистическом самоуправлении. М., 1989; Козлов В.А., Хлевнюк О.В. Первые пятилетки: люди, темпы, свершения. М., 1987; Козлов В.А., Хлевнюк О.В. Начинается с человека. Человеческий фактор в социалистическом строительстве: итоги и уроки 30-х гг. М., 1988; Дробижев В.З., Пивовар Е.И., Соколов А.К. Обработка массовых источников для анализа взаимодействия классов и слоев советского общества (Опыт формирования комплексной базы данных) // Актуальные проблемы источниковедения и специальных исторических дисциплин. М, 1983. С.69-77.

16 Козлов В.А., Хлевнюк О.В. Указ.соч.

17 Козлов В.А. Новые люди 30-х годов (Из истории формирования социалистического типа личности) // Духовный потенциал СССР накануне ВОВ. Из истории советской культуры. М., 1985.

18 Тимофеев В. Равняться на Корчагина // Новый мир. 1984. №9. С.223,226-227.

19 Борисов Ю.С. Эти трудные 20-30-егоды // Страницы истории советского общества: Факты, проблемы, люди. М., 1989; Гордон Л.А., Клопов Э.В. Форсированный рывок конца 20-х и 30-х годов: исторические корни и результаты // там же; Борисов Ю.С., Курицын В.М., Хван Ю.С. Политическая система конца 20-30-х гг. О Сталине и сталинизме // Историки спорят. 13 бесед. М., 1988; Афанасьев В.Г. Новые концепции и старые мифы // Россия в XX век: Историки мира спорят. М.,1994.

В настоящее время в многочисленных дискуссиях и обсуждениях идет интенсивный процесс осмысления природы советской власти и советского общества, принципов и механизмов их взаимодействия как двух сторон единой системы20, опубликованы новые источники и исследования о центральных структурах власти и органах управления страной, о практике выработки и принятия политических решений, об отношении верховной власти к обществу, о методах мобилизации населения на достижение экономических, политических, социальных и идеологических целей, которые ставила власть перед обществом и др.21.

Обратимся к проблеме механизма взаимодействия власти и общества. В настоящее время можно выделить противоположные направления в изучении данной проблемы. Если социальные историки идут по пути «демистификации» власти, то сторонники тоталитарного подхода рассматривают ее как ирреальный феномен, отделяя власть от ее носителей и превращая в главного социального демиурга, который давил на массы, манипулируя и используя в своих интересах их настроения и отсутствие у них элементарных зачатков правосознания, канализируя народное недовольство, направляя его против неугодных . С точки зрения сторонников тоталитарного подхода, особый статус власти в России был обусловлен принципиально иным, чем на Западе, характером взаимоотношений населения и властных структур, отсутствием в России в сталинский период основных признаков гражданского общества, то есть горизонтальных структур, объединений, которые бы создавались не властью, а самим обществом, а потому имели независимый механизм воздействия на нее . Подобную функцию не выполняли ни профсоюзные организации, фабзавкомы, ни общественные организации, ни петиционно-эпистолярный механизм обратной связи правительства и населения, налаженный посредством жалоб, заявлений и писем, которые либо игнорировались властью, либо демонстративно использовались для обоснования своего

20 Шевченко Ю.Д. Власть и политическая культура: воздействие политических институтов на советские и постсоветские культурные ценности П Образы власти в политической культуре России. М., 2000; Шестов Н.И. Политический миф: теперь и прежде. М., 2005; Мирошников М.Ю. Особенности российской политической ментальности: анализ и диалог Н Дискурс Пи. Научно-практический альманах. 2002/2. Приключения разума в информационном обществе. С.108-110.

21 Хлевнюк О.В. Политбюро и механизм власти в 30-е гг. М., 1996; Сталинское политбюро в 30-е гг. Сб. документов. М., 1995; Большевистское руководство. Сб. документов. M., 1996; Павлова И.В. Сталинизм: становление механизма власти. Новосибирск, 1993; Никулин В.В. Власть и общество в 20-е годы. Политический режим в период НЭПа. Становление и функционирование (1921-1929 гг.). СПб, 1997; Красовицкая Т.Ю. Модернизация России. Национально-культурная политика 20-х годов. М., 1998; Гимпельсон Е.Г. НЭП и советская политическая система в 20-е годы. М., 2000.

22 Соколов А.К. Спасибо за науку II Отечественная история. 1999. №3. С. 133.

23 Павлова И.В. Современные западные историки о сталинской России 30-х годов (Критика «ревизионистского» подхода) II Отечественная история,. 1998. №5. С. 114. решения. С последним тезисом не согласны историки, работающие в русле «новой социальной истории», изучающие письма как важнейший исторический источник24.

Исследованию механизма взаимодействия власти и общества посвящен ряд работ И.В. Павловой, по мнению которой создание единого центра власти в виде господствующей партийной элиты, с постоянно меняющимся составом, являлось отличительной чертой модели управления государством в сталинский период . Одним из шагов при построении властной вертикали в СССР, по мнению И.В. Павловой, было уничтожение рабочего класса и превращение его в абстрактную рабочую силу, что было достигнуто к концу 1930-х гг. К этому же времени были ликвидированы элитные управленческие группы (административная, военная, научная), завершился процесс всеобщей идеологической чистки, призванной изменить сознание населения страны. В результате общество оказалось разделено на своеобразные обезличенные микроорганизмы, как правило, объединенные различными организациями, от которых требовалось, прежде всего, демонстрировать лояльность по отношению к власти. Основными же инструментами, с помощью которых власть обеспечивала лояльность и подчинение в 1920-1930-е гг. выступали террор и пропаганда, причем террор превалировал лишь на первых порах, когда властная переделка общества осуществлялась традиционным российским способом - «сверху» путем насилия, а репрессии служили основным способом мобилизации общества, «подхлестывания» страны.

Наряду с историками напряженная работа по осмыслению проблем взаимоотношений власти и общества, велась российскими культурологами и философами (А.С. Ахиезером, Ю.С. Пивоваровым, А.И. Фурсовым, М.В. Ильиным, Ю.С. Степановым) .

Особый характер взаимоотношений власти и общества в сталинский период констатируют сторонники теории модернизации, считая советский механизм политического диалога причиной и одновременно следствием незавершенности политической модернизации страны, которая не выработала демократических механизмов функционирования и обновления политический элиты и контроля за ее деятельностью со стороны общества. Наряду с дискуссионным вопросом о характере советской модернизации,

24 Лившин А., Орлов И. Власть и общество: диалог в письмах. М., 2002; Общество и власть: 1930-е гг. Повествование в документах. М.,1998; Козлова Н., Сандомирская И. «Наивное письмо» и производители нормы // Вопросы социологии. 1996. Вып. 7. С. 152-186.

25 Павлова И.В. Сталинизм: становление механизма власти. Новосибирск, 1993; Павлова И.В. Механизм политической власти в СССР в 20-30-е годы // Вопросы истории. 1998. № 11-12. С. 49-66.

26 Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. М.,1991; Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. Русская система и реформы. // Pro et Contra. №4.2000. частичной завершенности или незавершенности пяти ее составляющих «революций» (экономической, городской, демографическо-семейной, культурной, политической)27, спорным является вопрос о причинах поддержки населением курса форсированной модернизации страны в период «великого перелома», который активно обсуждался на круглых столах, проведенных в 1990-е - начале 2000-х гг.28. По подсчетам ряда историков «сталинским гипнозом» было охвачено 20-30 % населения, что при пассивности большинства было достаточно для проведения выбранного курса29. Часть историков «альтернативного» направления пытались доказать, что большинство населения СССР в 1920-х—1930-х гг. было способно поддержать предлагаемый оппозицией курс на ускоренную индустриализацию при сохранении рыночных отношений, постепенном преобразовании сельского хозяйства в соответствии с развитием его технической базы30. Однако приближение к историческому контексту заставило ряд историков, в частности И.М. Клямкина, сделать вывод о том, что хотя абстрактно и существовала альтернатива административно-командной системе, но' 'в условиях нашей страны она не могла о -I реализоваться . Взаимоотношения власти и общества в СССР, как отмечает В.Э. Багдасарян, говорят о том, что «ментальным основам русской цивилизации соответствовала в большей степени не нэповская альтернатива, а сталинская историческая модель», суть которой сводилась к проведению политики форсированного накопления промышленного капитала за счет резкого снижения жизненного уровня населения, ликвидации НЭПа, коллективизации, и, как результат, усиления механизма контроля над обществом.

Соглашаясь с тезисом о ментальной обусловленности поддержки населением правительственного курса форсированной модернизации, часть историков придерживается мнения, что советский строй был совокупным порождением настроений и деятельности всех слоев постреволюционного общества, что обеспечило социальную поддержку концепции советского

27 Вишневский А.Г. Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР. М.,1998; Миронов Б.Н. История СССР с социологической точки зрения: о книге А.Г. Вишневского «Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР» // Социальная история. Ежегодник. М., 2000.

28 Голубев А.В. Феномен сталинизма в контексте мирового исторического процесса. Международный семинар в Новосибирске // Отечественная история. 1993. №5. С. 215-217; Советское прошлое: поиски понимания (материалы круглого стола) // Отечественная история. 2000. №5. С. 99; Елисеев А.В., Воронин И.А. Научные чтения «Власть и общество в прошлом и настоящем» // Отечественная история. 2001. №1. С. 209; Рабочий активизм в послереволюционной России (материалы круглого стола) // Отечественная история. 2002. №2. С.214.

29 Голубев А.В. Россия, век XX .II Отечественная история. 1997. №5. С. 87

30 Гусев А.В. Оппозиция в СССР в 20-х годов // Отечественная история. 1996. №1. С. 102.

31 Советская историография. М., 1996. С. 467. государства и стратегии ее реализации32. Особое внимание современные исследователи уделяют внутренней прагматической мотивации людей, которые, воспринимая себя в качестве равноправных партнеров, чувствовали ответственность за реализацию задач пятилетних планов по модернизации страны . Как отмечает А.В. Голубев, «великий перелом» не был верхушечным явлением, кроме власти в нем было заинтересовано все население: рабочие, недовольные ухудшением снабжения, массовой безработицей, возвращением социального расслоения; молодежь, стремившаяся к повышению социального статуса и находившая под влиянием утопических идей; номенклатурный аппарат, становившийся опорой режима; «низовой слой» активистов и функционеров34.

По мнению многих российских и зарубежных ученых наиболее сильную поддержку власть получала от новой советской элиты, а также «выдвиженцев» - «людей нового поколения», у которых отсутствовали сомнения в правильности выбранного курса. В ряде исследований негативно оценивается институт выдвйженчества как искусственный механизм социальной мобильности, ослабляющий кадровый потенциал рабочего класса35. Характеризуя социальную группу «выдвиженцев», сосредоточивших в своих руках всю полноту власти на местах, историки негативно оценивают результативность их деятельности, являвшуюся следствием «молодости, помноженной на полуграмотность и всевластие, слабой профессионально-управленческой подготовки и отсутствия хозяйственно-практического опыта.

Исследователи, пытаясь определить социальную базу поддержки правящего режима, пристальное внимание уделяют изучению «носителей социалистического импульса», в качестве которых выступала советская молодежь, партийная номенклатура, политически лояльные группы общества

36 Рассуждая о роли номенклатуры в механизме властных отношений, Ю.П.

32 Советское прошлое:поиски понимания (материалы круглого стола)//Отечественная история.2000.№5.С. 99

33 Исупов К.Г. Мифология истории и социальный самообман (о психологических истоках сталинизма) // Вестник высшей школы. 1990. №2. С. 78.

34 Куликова Г.Б., Ярушина Л.В. «От самодержавия к тоталитаризму» (заметки с научной конференции) // Отечественная история. 1995. №5. С. 202.

35 Общество и власть: 1930-е гг. Повествование в документах М., 1998; Новосельцева Т.И.Выдвиженчество: Из истории кадровой политики в 1920-е годы (на примере Смоленщины) // Историю пишут аспиранты. Вып.1. Смоленск, 2001; Свиреденко Ю.П, Пашин В.П. Кадры коммунистической номенклатуры: методы подбора и воспитания. М.,1998; Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 гг. М., 1998.

36 Слезин А.А. В борьбе за нового человека. Комсомол 1920-х годов как институт политической социализации. Тамбов, 1998; Рожков А.Ю. В кругу сверстников. Жизненный мир молодого человека в советской России 1920-х гг. В 2-х т. Краснодар, 2002; Свиреденко Ю.П., Пашин В.П. Коммунистическая номенклатура: истоки, сущность, содержание. М., 1995; Пашин В.П., Свиреденко Ю.П. Кадры коммунистической номенклатуры: методы подбора и воспитания. М., 1998; Коржихина Т.П., Фигатнер

Свиреденко и В.П. Пашин обращают внимание на тот факт, что социальной опорой в реализации программы построения социализма была наименее образованная часть населения, которой были необходимы указания сверху37. Последний тезис является отражением существующего в отечественной науке «мифа» об одностороннем взаимодействии элиты и массы в индустриальном обществе, когда активная творческая элита ведет за собой пассивные массы, инертные и не способны к творчеству, что обусловливает

38 необходимость элиты придавать им импульс и направление .

Проблемам социальной идентичности в советском обществе посвящено несколько исследований отечественных и западных историков. Отметим работу Б. Унфрида, Б. Штудер, которые на примере микроистории иностранных коммунистов, раскрывают проблему формирования режимом «нового человека». Авторы не дают однозначного ответа на поставленный в заглавии книги вопрос, возможна ли полная трансформация человеческой личности на основе государственной кадровой политики, но на основе анализа конкретных форм и стратегий приспособления индивида к особенностям политической культуры прослеживают процесс «самоидентификации личности». При этом они не согласны с традиционной трактовкой тоталитарного манипулирования сознанием и акцентируют внимание на государственном начале как генераторе новой идентичности, способствующем успешной социализации человека, его удовлетворения собственной социальной ролью39. Подобной точки зрения придерживается и С. Коткин, утверждающий, что советские рабочие не были пассивными объектами в руках тоталитарного государства, поскольку в советском обществе перманентно шел процесс «позитивной интеграции»40.

Значимым шагом в решении вопроса о доминантных моделях поведения советского человека является монография С.В. Ярова, в которой автор раскрывает основные этапы становления и важнейшие лаборатории общественного конформизма в Советской России41. В работе, основанной на материалах Петрограда, показано, как менялись формы сотрудничества различных социальных слоев с властями, с помощью каких инструментов

Ю.Ю. Советская номенклатура: становление, механизмов действия // Вопросы истории. 1993. №7; Тяжельникова B.C. Механизмы социальной поддержки коммунистической власти. 1917-1927. М., 2004.

37 Свиреденко Ю.П., Пашин В.П. Указ.соч.

38 Элитизм и история. Проблемы изучения советских региональных элит. Пермь, 2000.

39 Ватлин А.Ю. Б.Штудер, Б.Унфрид. Кадры сталинской партии. Практика и дискурс самоидентификации в Советском Союзе 1930-х годов // Вопросы истории. 2004. №6. С. 173-175.

40 Коткин С.Говорить по-большевистски (Из кн.: «Магнитная гора: Сталинизм как цивилизация») // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период. Самара, 2001. С.251.

41 Яров С.В. Конформизм в Советской России: Петроград 1917-1920-х годов. СПб., 2006. упрочнялась лояльность масс, каковы механизмы рецепции советских идеологических моделей в общественном сознании горожан.

Успешность процесса социального моделирования вызывает сомнения части российских историков, отрицающих эффективность советской политики по формированию социального эталона общественного поведения. В работе А. Черных в рамках исторической социологии рассмотрена повседневная жизнь советского общества, показаны механизмы формирования новой идентичности под прессингом социального давления. Автор доказывает, не всегда убедительно, что никакого социалистического строительства по заранее заданным теоретическим моделям не могло быть, поскольку достигаемые в ходе насильственного воздействия на людей результаты были поверхностны, не затрагивали сути повседневной жизни и быстро исчезали после прекращения давления. В этом А. Черных видит априорную обреченность всех попыток формирования «нового» человека, начиная с момента превращения его в «tabula rasa"42.

В последнее десятилетие в связи с изменением политической конъюнктуры и рассекречиванием архивных материалов возник вопрос о возможности выбора населением страны альтернативных вариантов общественного поведения, одной из причин возникновения которых часть историков называет особенности сталинской индустриализации, носящей искусственный, несбалансированный характер, что привело к взаимному отчуждению пластов советского общества и нарастанию пассивного сопротивления модернизации, даже при определенных успехах в экономической и, в меньшей степени, социальной сферах43.

В данном контексте одной из наиболее изучаемых тем является социальный и трудовой протест, освещаемый в монографических, коллективных работах, сборниках документов44. Если ранее в советской историографии отрицалось существование любых форм социального или трудового протеста, то современные историки признают закономерность и естественность возникновения протеста как результата противоречий, возникавших при переходе страны в новое состояние. Наиболее дискуссионным остается вопрос о количественных характеристиках протестного движения. Часть историков считает, что ухудшение социально

42 Черных А. Становление России советской: 20-е годы в зеркале социологии. М.,1998.

43 Куликова Г.Б., Ярушина Указ.соч. С. 202.

44 Яров С.В. Источники по истории политического протеста в Советской России. Спб., 2001; Трудовые конфликты в Советской России. 1918-1929 гг. М., 1998; Питерские рабочие и «диктатура пролетариата». Октябрь 1917-1929 гг. Экономические конфликты и социальный протест. Сборник документов. СПб., 2000.; Чураков Д.О. Революция, государство, рабочий протест: формы, динамика и природа массовых выступлений рабочих советской России. 1917-1918 гг. М., 2004. экономических условий жизнеобеспечения населения в результате проведения форсированной индустриализации стало причиной активизации различных форм социального протеста, другие, наоборот, обращают внимание на то, что к концу 1920-х гг. забастовочное движение сошло на нет, частично под влиянием некоторого улучшения положения рабочих, а главное - в результате укрепления командно-административной системы, сделавшей практически невозможным открытый протест населения против «родной» советской власти. Анализ комплекса архивных материалов позволяет согласиться с мнением Д.О. Чуракова, что в протестное движение 1920-х-1930-х гг. было втянуто абсолютное меньшинство рабочих, большинство же на протяжении всего периода оставалось пассивным и именно эту «социальную пассивность» как одну из тактик поведения необходимо изучать как самостоятельный исследовательский феномен45. Данный подход был реализован западными авторами, исследования которых были направлены на переоценку традиционной мифологемы о «пассивности» советского общества сталинского периода46 и антагонизма рабочего класса и правящего режима. Полемика западных историков разгорелась вокруг тезиса о возможности массовых акций протеста против действия власти в советской период. Оспаривая мнение части американских историков, рассматривающих тактику «повседневного сопротивления» (текучесть кадров, прогулы, пьянство) как признаки массового сопротивления сталинизму, часть исследователей придерживается мнения Д.Филтцера о деполитизации рабочего класса, который, будучи озабочен только проблемой личного выживания в условиях потогонной системы ударного труда, физического запугивания, публичного осмеяния был способен только на индивидуальные акции протеста47. Интересную концепцию интерпретации механизма взаимодействия власти и общества, неоднозначно воспринимаемую в отечественной историографии, предложил С. Коткин, по мнению которого протестный активизм был одним из правил «идентификационных игр» в социальной практике взаимоотношений власти и общества, когда у населения сохранялась возможность «поторговаться» и заключить сделку с

45 Чураков Д.О. О субъективности источников и объективности интерпретации // Отечественная история. 2002. №2. С.216.

46 Анализ дискуссии о причинах «пассивности» рабочего класса представлен в работе С.Коткина, который четко обозначил два подхода к данной проблеме, определив в качестве сути первого подхода стремление историков «списать» пассивность рабочих на политику репрессий, которая исключала проявление независимости и коллективных выступлений, а второго - объяснить пассивность дезинтеграцией рабочего класса в результате гражданской войны и «крестьянизации» рабочей силы, с присущим этому процессу увеличению культурной отсталости и мечтой о твердой руке «батюшки-царя» // Коткин С. Указ.соч. С.251.

47 Кабытов П.С., Леонтьева О.Б. Зенит «прекрасной эпохи»: сталинизм глазами американских историков И Американская русистика. Самара, 2001. С.253. властными структурами, не устанавливая норм взаимоотношений, но осознавая, что они могут изменять эти нормы48.

Серьезные обобщения по проблеме протестного активизма на основе конкретно-исторических методов были сделаны С.В.Яровым, утверждавшим что: 1/в 1920-1930-е гг. в советском обществе существовал «средний слой» -значительная масса индифферентно настроенных рабочих, безучастно относящихся к «социалистическим преобразованиям», невосприимчивая к идеологической риторике и озабоченная только поиском средств выживания; 2/причиной протестных выступлений являлось реальное снижение жизненного уровня населения, поэтому прекращение саботажных акций было возможно только после озвучивания программы властей по улучшению положения рабочих; 3/публичная демонстрация политической лояльности часто не отражала подлинных взглядов населения, будучи обусловлена угрозами репрессий, потребностью в получении материальных льгот, поиском эффективных средств для закрепления собственного социального положения; 4/ чувствуя собственную социальную незащищенность,

49 ' население стремилось к нахождению компромисса с властями .

Изменение политической конъюнктуры существенно расширило исследовательское поле историков, позволило рассматривать не только формы социального протеста рабочих, но и по-новому интерпретировать меры властей по их предотвращению, в частности кампании по чистке партийного и советского аппарата и другие мероприятия в рамках системы политического и государственного контроля. Часть отечественных историков согласна с определением B.C. Измозика, трактующего политический контроль как регулярную систему сбора и анализа информации о настроениях в обществе, отношении различных слоев к действиям властей, о поведении и намерениях экстремистских и антиправительственных групп

50 различными ветвями партиино-государственного аппарата .

По мнению же западных исследователей и части отечественных авторов режиму, заинтересованному в превращении обывателей в сознательных «новых людей», контроль за настроениями был необходим не просто для выявления настроений людей, его цель заключалась в том, чтобы Коткин С. Указ. соч. С.250.

49 Яров С.В. О пользе нового прочтения старых документов. Рабочий активизм в послереволюционной России (материалы круглого стола) // Отечественная история. 2002. №2. С.214.

50 Измозик B.C. Глаза и уши режт России. 1918-1922. Спб., 1995. С.5.

50 Измозик B.C. Глаза и уши режима. Государственный и политический контроль за населением советской воздействовать на граждан, трансформируя их настроения, придавая им определенную форму51.

Не менее основательно изучаемым вопросом в рамках рассматриваемой проблемы является мотивация и стимулирование трудовой активности населения, изменение ракурса в изучении которой наметилось в конце 1980-х-начале 1990-х гг., когда в контексте формирования в стране различных социально-экономических структур историками и публицистами была предпринята попытка создания новой концепции трудового соперничества на основе пересмотра прежних идеологических механизмов изучения производственной и социальной активности, с учетом всего многообразия состязательных импульсов - экономического, морально-этического, профессионально-этического, психологического52.

В настоящее время одним из приоритетных направлений является изучение проблем трудовой активности и изменения трудовой этики на основе методологии «новой рабочей истории» . Сторонники этой концепции по-новому рассматривают причины распространения социалистических соревнований; акцентируют внимание на умело используемом властью максимализме населения, здоровом соперничестве, желании выделиться, покрасоваться на стендах, на страницах газет, митингах, собраниях, слетах, представлении о соревновании как о празднике. В то же время авторы анализируют оборотную сторону соревнований: штурмовщину и кампанейщину, гонку за официальными показателями.

Наиболее интересные исследования, посвященные мотивации трудовой активности и стимулированию труда в российском обществе, выполнены историками в рамках международного российско-голландского научного проекта «Мотивация труда в России. 1861-2000: вознаграждение, побуждение, принуждение», за теоретическую основу которого было взято исследование Чарльза и Криса Тилли «Труд при капитализме», в котором авторы охарактеризовали систему мотивов и побуждений к труду, включающую три группы: материальное вознаграждение, морально

51 Горинов М.М. Советская Россия 1920-30-х годов: от мифов к реальности // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет. М., 1996. С.263; Холквист П. «Осведомление - это альфа и омега нашей работы»: надзор за настроениями населения в годы большевистского режима и его общественный контекст //Американскаярусистика. С.47-48.

52 Колотев В. В. Социалистическое соревнование в советской историографии. Харьков, 1986; Смольков В. Г. Социалистическое соревнование: новые подходы в теории и практике II Вопросы истории КПСС. 1988. № 5; Прядеин В. С. Соревнование в советском обществе: проблемы теории (историографический анализ). Екатеринбург, 1991.

53 Журавлев C.B., Мухин М.Ю. «Крепость социализма»: повседневность и мотивация труда на советском предприятии, 1928-1938 гг. М., 2004; Маркевич A.M., Соколов А.К. «Магнитка близ Садового кольца»: стимулы к работе на Московском заводе «Серп и молот», 1883-2001 гг. М., 2005. нравственное побуждение и обязательства, принуждение и насилие54. В работах отечественных и зарубежных историков, выполненных под эгидой проекта, аргументированно доказывалась возможность применения данной концепции, разработанной для западной системы социального взаимодействия, и в рамках социалистической модели экономики55.

Превалирующее количество работ, опубликованных в последнее десятилетие, посвящено проблемам повседневного взаимодействия власти и общества, диалога населения и управленческих структур в решении текущих вопросов обеспечения жизнедеятельности. Наиболее ценными, с точки зрения нашей темы, являются исследование Е.А. Осокиной, в котором констатируется наличие «нездоровых политических настроений» в обществе, воссоздаются тактики борьбы людей за выживание, разнообразные формы инициативы снизу, рассматривается история потребления, централизованного распределения и функционирования рынка56, а также работы Н.Б. Лебиной, исследующей историю советской городской культуры, формы и особенности быта, стиль жизни, представления горожан о социальной норме и патологии57.

Особый исследовательский интерес представляет монография С.Ю. Малышевой, в которой анализируется праздничная культура первого советского десятилетия как важная составляющая социального конструирования реальности и процесса ресоциализации в ней жителей российской провинции58. Акцентируя внимание на особенностях конструирования символики и исторических мифов в процессе становления советской праздничной культуры, С.Ю. Малышева рассматривает проблемы восприятия населением Поволжья новой праздничной системы, формирование праздничного метанарратива, механизмы его трансляции и укоренения в массовом сознании и культурной памяти общества.

54 Лукассен Я., Ван дер Линден М. Пролегомены к глобальной рабочей истории // Социальная история. 1997. M., 1998. С. 53.

5i Ван дер Линден М. Мотивация труда в российской промышленности: некоторые предварительные суждения // Социальная история. Ежегодник. 2000. М., 2000; Ульянова С.Б. Массовые хозяйственно-политические кампании в системе стимулирования труда в 1920-е гг. // Социальная история. Ежегодник. 2001/2002. M., 2004; Соколов А.К. Советская политика в области мотивации и стимулирования труда (1917-середина 1930-х годов) // Экономическая история. Обозрение. Вып.4. М., 2000; Мухин М.Ю. Особенности стимулирования трудовой активности в советской промышленности на рубеже 1920-30-х годов (на примере Московского Электрозавода) // Социальная история. Ежегодник. 2001/2002. М., 2004; Тяжельникова B.C., Соколов А.К. Отношение к труду: факторы изменения и консервации трудовой этики рабочих в советский период // Социальная история. Ежегодник. 2001/2002. М., 2004.

56 Осокина Е. За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941. M., 1997.

57 Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-1930 годы. СПб., 1999.

58 Малышева С.Ю. Советская праздничная культура в провинции: пространство, символы, исторические мифы (1917-1927). Казань, 2005.

Меньшее количество работ посвящено рассмотрению повседневных поведенческих стратегий тактик активной «политизации» горожан. Одним из методов изучения механизма взаимоотношения власти и общества, создания социального портрета людей, активно участвовавших в политических процессах является применение квантитативных методов в изучении социальных процессов. Отечественными историками (Соколовым А.К., Тяжельниковой B.C., Бородкиным Л.И., Юшиным И.Ф.) активно разрабатываются и используются результаты обработки электронных баз данных по различным аспектам политической, социальной, общественной активности населения59.

Изучение политических и социально-экономических механизмов взаимодействия власти и городского населения Уральского региона началось непосредственно в годы первой пятилетки, но литература данного периода носила, по-преимуществу, агитационно-пропагандистский и публицистический характер, ее содержание определялось официальной идеологией и ориентировалось на изучение истории рабочего класса, деятельности партийных организаций. Первые региональные исследования, отличались, в основном, фактографическим характером и были посвящены актуальным для периода форсированной индустриализации проблемам: борьбе с текучестью кадров, укреплению трудовой дисциплины, набору рабочих на новостройки, повышению производительности труда60. Источниковая база проводимых исследований была представлена материалами профсоюзной статистики, данными текущего учета хозяйственных органов, результатами обследований общественных организаций.

После XX съезд КПСС появились работы, в которых использовались ранее неизвестные документы центральных и местных архивов, что позволило рассмотреть новые аспекты «вечной» «рабочей» темы61, в рамках которой особое внимание уделялось изучению отдельных вопросов в

59 Тяжельникова B.C. Состав партийных организаций в конце 20-х гг. (опыт количественного анализа по материалам Всесоюзной партийной переписи 1927 года) //Вопросы истории КПСС. 1990. №1. С.70-82; Кузнецов И.В. Социальный портрет партийцев Центрального промышленного района в 20-е годы // Социальная история. Ежегодник. М., 2002; Юшин И.Ф. Социальная политика как социальная гигиена // Круг идей: традиции и тенденции исторической информатики. Труды IV конференции АИК. M., 1997.

60 Фрумкина Ф. Перестроить массовую работу на предприятиях Урала. Свердловск, 1930; Волков П. Революционеры производства. Свердловск, 1929. Бубекин В., Филиппов А. Ударники (опыт работы ударных бригад Урала). Свердловск, 1929.

Фельдман В.В., Щербакова H.M. Рабочий класс Урала периода построения социализма в советской исторической литературе // Вопросы советской историографии Урала. Ученые записки Уральского государственного университета. №61. Историческая серия. Вып.Ю. Свердловск, 1967. организации массовых кампаний на Урале62. Появился ряд исследований, посвященных проблемам индустриализации Урала, вопросу производственных совещаний как стратегии мобилизации творческой активности рабочих, успехам и трудностям распространения соцсоревнований 63. Впервые констатировался низкий уровень трудовой активности рабочих в отдельных районах Урала64. При освещении проблем трудовой мобилизации историки допускали искажение статистических данных, в частности, о количестве ударников и охвате соцсоревнованием производственных коллекторов, что, как отмечает В.Д. Камынин, объясняется некритическим использованием источников, вырыванием из них отдельных фактов без сопоставления с другими данными65.

Вторая половина 1960-х—1970-е гг. стали периодом комплексного изучения процессов социалистического преобразования городов, но при этом сохранялась общенаучная методологическая тенденция: в большинстве работ использовался «традиционный» научный алгоритм - любые социальные явления рассматривались в контексте борьбы ВКП(б) «за» качественные улучшения в различных отраслях промышленности или «против» искривлений партийной линии в социалистическом строительстве.

Доминантой исследовательских интересов оставалось изучение роли

66 коммунистического руководства процессами социального взаимодеиствия .

В рамках разрабатываемой темы для нас представляют исследовательский интерес работы, в которых дается анализ деятельности центральных и местных властей по «политизации» населения страны, раскрывается конкретный механизм формирования общественного мнения,

62 Плеханов M.E. Движение ударников в годы первой пятилетки (1929-1932 гт.) // Труды Уральского электромеханического института инженеров железнодорожного транспорта. Вып.З. Свердловск, 1959; Черемных В.Г. Рабочий класс Урала в годы первой пятилетки // Из истории рабочего класса Урала. Пермь, 1961; Школьник M. Роль печати в организации социалистического соревнования в годы первой пятилетки (на примере новостроек Урала-Кузбасса // Вопросы истории Урала. Вып.З. Свердловск, 1963; Черемных В. Начало массового социалистического соревнования в промышленности Урала в 1929 г. // Коммунистическая партия - вдохновитель и организатор всенародного социалистического соревнования. М., 1961.

63 Новоселов Л.Н. К истории возникновения и развития производственных совещаний на Урале (1922-1929 гг.) // Из истории Урал. Свердловск, 1960; Куликов В.М. Парторганизации Урала в борьбе за проведение политики социалистической индустриализации (1926-1929 гг.) // Социалистическое строительство на Урале. Свердловск, 1957.

64 Очерки развития социалистического соревнования на Урале (1919-1967 гг.). Свердловск, 1970; Чеснокова Т.И. Его заветы вечны. Коммунисты - организаторы социалистического соревнования на Урале (декабрь 1917-1970 г.) Челябинск, 1970.

65 Историография социалистического строительства на Урале в переходный период. Свердловск, 1982. С.88.

66 Гришанов П.В. Деятельность уральской партийной организации по улучшению материального положения учительства и повышению его общественно-политической активности в 1926-1932 гг. // Из истории партийных организаций Урал. Сб. 2. Свердловск, 1973; Сердюков А.А. Деятельность Уральской партийной организации по вовлечению в социалистическое строительство кустарей и ремесленников в годы первой пятилетки //там же. изучаются каналы обратной связи власти и общества . Несмотря на идеологический контекст исследовательской логики авторов этих работ фактологическая насыщенность данных статей обуславливает их ценность для современного уровня разработки проблематики.

Одной из наиболее «популярных» исследовательских тем в 1960-1970-е гг. оставалось социалистическое соревнование68. Исследования уральских историков, в основном, были посвящены рассмотрению отдельных аспектов механизма организации социалистических соревнований и обоснованию руководящей роли ВКП(б) в повышении трудовой и общественной активности населения Уральской области69.

В 1970-е гг. появились работы, в которых, несмотря на наличие идеологических стереотипов, нашли отражение реальные условия жизни,

70 представления людей о социально-экономическом положении в регионе .

В целом, историография вопроса о стратегиях и взаимодействия властных структур и городского населения до второй половины 1980-х гг. представляла собой совокупность работ, написанных в ракурсе истории советского пролетариата, что констатируется в большинстве историографических обзоров, подготовленных уральскими историками в 1960-е-первой половине 1980-х гг.71.

Начиная со второй половины 1980-х гг. в уральской историографии предпринимается попытка изменить ракурс рассмотрения проблемы. В этот

67 Шалашова Т.И. Усиление роли радио в духовном воспитании советских людей (на материалах Урала) // Деятельность партийных организаций Урал по осуществлению культурной революции. Свердловск, 1972; Кравцов B.C. Борьба партийно-советской печати Урала за идейно-политическое воспитание трудящихся в годы первой пятилетки (1928-1932) // Там же; Никоненко B.H. Пресса в борьбе за создание на Урале кадров руководителей производства из числа рабочих-выдвиженцев в годы первой пятилетки // Из истории социалистического строительства на Урале. Свердловск, 1976.

68 Камынин В.Д. Протоколы комсомольских и профсоюзных организаций Урала как исторический источник по социалистическому соревнованию в 1929 г. // Уральский археографический ежегодник за 1973 год. Свердловск, 1975.

69 Никоненко B.H. Роль местной печати в организации массового соревнования на промышленных предприятиях Урала в 1929 г. // Из истории социалистического строительства на Урале. Свердловск, 1975; Куликов В.М., Козьмин С.С. Борьба коммунистов Урала за укрепление производственной дисциплины в процессе социалистического соревнования в 1926-1932 гг. // Из истории партийных организаций Урала. Сборник 2. Свердловск, 1973.

70 Крупянская В.Ю., Рудина О.Р., Полищук Н.С., Юхеева H.B. Культура и быт горняков и металлургов Нижнего Тагила (1917-1970). М., 1974.

71 Фельдман В.В., Щербакова H.M. Рабочий класс Урала периода построения социализма в советской исторической литературе // Вопросы советской историографии Урала. Свердловск, 1967; Бакунин А.В. Некоторые вопросы историографии индустриализации Урала в предвоенный период // Победа Октябрьской революции на Урале и успехи социалистического строительства за 50 лет советской власти. Свердловск, 1968; Айрапетов В.Г., Нестеренко M.C. Историография борьбы партийных организаций Урала за развитие тяжелой промышленности (1937-1965 гг.) // Борьба партийных организаций Урала за развитие тяжелой промышленности. Свердловск, 1972; Камынин В.Д. Историография истории рабочего класса Урала переходного периода (1917-1937 гг.) Свердловск, 1987; Историография социально-экономического развития Урала в период строительства основ социализма. 1917-1937. Свердловск, 1987; Советская историография Октябрьской революции и социалистического строительства на Урале (1917-1937). Свердловск, 1987; Строительство социализма на Урале. История. Историография. Свердловск, 1989. период корректируются или полностью изменяются многие ее традиционные трактовки. Впервые о переосмыслении позиций историки заговорили на конференции в Тюмени, где не только были поставлены проблемы, являвшиеся запретными в советской историографии, но и использовались

72 новые подходы к изучению истории советского общества .

В настоящее время активно ведутся исследования, направленные на выработку новых подходов к оценке советского периода. В работах современных уральских историков рассматриваются политический, социально-экономический, идеологический механизмы взаимодействия власти и общества в годы «великого перелома» . Новые теоретико-методологические подходы в исследовнии отношения населения Урала к властным институтам и социальной действительности, сознания и поведения уральцев в условиях форсированных преобразований представлены в работах С.П. Постникова, М.А. Фельдмана, С.И. Быковой, В.М. Кириллова74.

Также активно обсуждается вопрос об иерархии факторов, влиявших на формирование общественной психологии населения Урала. Часть историков настаивает на доминировании целенаправленной политики государства в вопросах социального регулирования, утверждая, что в переломные периоды происходила ломка массового сознания и в этих условиях огромное значение приобретала социальная политика государства как верховного института власти, который стабилизировал маргинальную массу, оперативно создавая

75 условия для формирования элементов культуры modernity . Иной точки зрения придерживаются JI.H. Бехтерева, М.А. Фельдман, считающие, что на общественное поведение населения основное влияние оказывал традиционный уклад жизни уральских рабочих, который характеризуется

72 Камынин В.Д. Эволюция методологических и концептуальных представлений в провинциальной исторической науке в конце 80-90-х гг XX столетия // Уральский исторический вестник. №7. Историческая науке на рубеже II-III тысячелетий: итоги и перспективы. Екатеринбург, 2001.С.158

73 Алексеев С.Е., Камынин В.Д. Индустриализация как фактор модернизации Урала в конце 1920-х - 1930-х гг.: взгляд современных историков // Урал в контексте российских модернизаций. Сб.научных статей. Челябинск, 2005; Алексеев B.B. Россия в контексте модернизаций // Российская модернизация XIX-XX вв.: институциональные, социальные, экономические перемены. Уфа, 1997; Постников С.П. Модернизация социальной структуры на рубеже 20-30-х гг. (на примере рабочего класса Урала) // Российская модернизация XIX-XX вв.: институциональные, социальные, экономические перемены. Уфа, 1997; Опыт российских модернизаций XVIII-XX вв. М., 2000.

4 Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала. 1920-1950 гг. В 2-х ч. Нижний Тагил, 1996; Фельдман М.А. Рабочие крупной промышленности Урала, 1914 - 1941 гт. (численность, состав, социальный облик). Екатеринбург, 2001; Быкова С.И. Политические представления советских людей в 1930-е годы (на материалах Уральского региона). Автореферат дис.канд.ист.наук. Екатеринбург, 2003; Она же. Между прошлым и будущим: повседневность 1930-х годов в интерпретации современников // Образы власти в политической культуре России. М.,2000; Постников С.П., Фельдман М.А. Социокультурный облик промышленных рабочих Урала (1900-1941 гг.). Екатеринбург, 2006.

7 Шапошников Г.Н. Общественное сознание и феномен репрессий в 1930-е годы на Урале // Россия в XX веке: история и историография. Вып.2. Екатеринбург, 2004. С. 147. исследователями как «нравственно-бытовой традиционализм с достаточно высоким культурно-образовательным уровнем и религиозностью»76.

Таким образом, проблема взаимодействия власти и общества является объектом пристального внимания исследователей, изучающих проблемы функционирования властных структур, формирования феномена советской политической культуры, трансформации образов власти в государственной идеологии и общественном сознании. Однако перечисленные проблемы разрабатываются, главным образом, в общероссийском контексте и хронологически ограничены либо послереволюционным периодом, либо 1930-ми гг., поэтому проблема взаимодействия власти и общества в годы «великого перелома» требует дополнительного изучения с привлечением регионального, в данном случае, уральского материала.

Объект исследования - органы государственной власти, политические, общественные организации и население городов и заводских поселков Урала в конце 1920-х-начале 1930-х гг.

Предмет исследования - мобилизационные механизмы и формы взаимодействия властных структур й городского населения Урала в 19281932 гг.

Целью работы является реконструкция механизма и форм взаимодействия властных структур и городского населения Урала в условиях мобилизационных кампаний периода «великого перелома».

В соответствии с этой целью были определены следующие задачи:

1. Выявить способы и средства политико-идеологической легитимизации властных структур и их восприятие городским населением Урала на рубеже 1920-х-1930-х гг.;

2. Проанализировать причины и формы интенсификации использования властью мобилизационных механизмов в условиях форсированной индустриализации;

3. Реконструировать основные модели социального поведения населения городов и заводских поселков Урала в условиях политических и военно-патриотических кампаний конца 1920-х-начала 1930-х гг.;

4. Выявить пути и средства мобилизации трудовой активности и стимулирования труда городского населения Урала, занятого в промышленном производстве;

76 Бехтерева Л.Н. Опыт реконструкции психологии рабочих Ижевских заводов Удмуртии 1920-х гг. // Отечественная история. 2000. №2; Фельдман М.А. Рабочие крупной промышленности Урала в 1914-1941 гг. (численность, состав, социальный облик). Екатеринбург, 2001.

5. Изучить отношение уральцев к насаждению мобилизационных и состязательных форм организации труда в годы первой пятилетки;

6. Проанализировать «праздничную политику» властей и особенности ее реализации на Урале в 1928-1932 гг.

Территориальные рамки исследования соответствуют границам

77

Уральской области, существовавшей с 3 ноября 1923 г. по январь 1934 г. . Специфика промышленного потенциала области, качественные и количественные изменения в социальном составе населения, трансформация трудовой и общественной этики жителей городов обосновали возрастание значения Урала в реализации задач индустриального развития и обусловили повышенное внимание к нему со стороны партийно-государственных и хозяйственных органов.

На рубеже 1920-х—1930-х гг. в области насчитывалось 29769 населенных пунктов, из которых 100 рабочих поселков и 41 город. Учитывая специфику Урала как индустриального региона, существенное изменение роли городских поселений в условиях форсированной индустриализации, значительные отличия между сознанием и поведением городских и сельских жителей, мы изначально четко определили социальное поле исследования, ограничив его территориальным пространством городов и заводских поселков, представлявших собой микромодели советского общества.

Хронологические рамки исследования ограничены периодом первой пятилетки (1928-1932). Нижняя граница исследования - год начала первой пятилетки - является как в советской, так и в современной историографии традиционным рубежом в периодизации советской истории и обосновывается свертыванием новой экономической политики и утверждением у власти сталинской группы, активно начавшей реализацию варианта форсированного развития страны. Верхняя граница исследования связана с необратимостью произошедших социально-экономических и политических изменений, связанных с переходом к модели форсированного развития, обусловленных этим трансформаций в системе взаимодействия власти и общества.

В отношении данного периода мы считаем правомерным использовать понятие «великий перелом», которое традиционно применяется при исследовании политики коллективизации. Концепция «великого перелома», представляющая собой в современной историографии теоретическое осмысление перехода к модели форсированного развития, позволяет

77 Уральская историческая энциклопедия. Екатеринбург, 2000. С.553. анализировать динамику общественных и хозяйственных изменений в регионах, объясняет ломку социального уклада и изменение массового и индивидуального сознания населения, что обусловливает возможность ее применения для рассмотрения модернизационных процессов на Урале.

Методология исследований. На общефилософском уровне в качестве методологической основы исследования нами был выбран диалектический метод познания явлений природы и общества, применяемый с опорой на принцип историзма, который позволяет исследовать механизм взаимодействия власти и общества в развитии и взаимосвязи с конкретно-исторической ситуацией. Условия современного методологического плюрализма создают возможность выбора в качестве методологии конкретно-исторического исследования комплексного междисциплинарного подхода, позволяющего привлекать теоретические идеи и методики других областей научного познания для исследования исторических процессов.

Для изучения многоаспектной темы взаимодействия власти и городского населения Урала в условиях форсированной индустриализации нами преимущественно использовалась модернизационная парадигма, реализуемая через антропологическое измерение, что позволило изучить представления и мотивы человеческого поведения во взаимосвязи со всеми элементами социальной системы и институтами государственного управления, нацеленными на вовлечение все более широких масс населения в мобилизационный процесс.

Обоснованность применения методов исторической антропологии подтверждается также перспективностью нового историографического направления - политической исторической антропологией, изучающей отношения власти и общества, где одним из важнейших аспектов рассмотрения являются представления населения о власти и то, как сама власть «презентовала» себя народу, проводя кампании по «самолегитимизации». Поскольку политическая историческая антропология в противовес истории политических кризисов и реформ изучает политико-культурные феномены, формулы прочтения власти, которые обеспечивают готовность людей подчиняться власти, это позволяет перенести акцент с традиционного для политической истории исследования властных институтов на изучение их функционирования в определенном историко-культурном контексте78.

78 Кром М.М. Политическая антропология: новые подходы к изучению феномена власти в истории России // Исторические записки. Том 4 (122). М., Наука, 2001.

Исследование представлений, реакций, оценок, моделей поведения человека, включенного во властный дискурс в определенных социально-политических условиях, обуславливает необходимость использования данных исторической и социальной психологии, которые позволяют исследовать механизмы возникновения определенных массовых состояний, алгоритмы принятия и распространения внушенных стереотипов и образцов поведения79, а также эволюцию общественного сознания, трансформирующегося в политическом коммуникативном пространстве.

Найти инновационный ракурс в рассмотрении механизма взаимодействия власти и общества позволяет использование теорий социальных представлений С. Московичи, конструирования социальной

ЙП реальности П. Бергера и Т. Лукмана, «социологии господства» М.Вебера .

Во главу угла при исследовании психологии массы С.Московичи ставит неосознанность и консервативность моделей поведения населения, нуждающегося в любых, особенно в революционных и кризисных условиях, в поддержке вождя, обладающего харизматическим авторитетом. Исследуя социальные представления общества, С.Московичи доказывает значимость их социального происхождения, основанную на убежденности их носителей в

81 справедливости и закономерности существующего социального контекста .

Конкретная методика работы включает в себя как общенаучные, так и специально-исторические (историко-генетический, историко-сравнительный, историко-системный, историко-типологический) и междисциплинарные методы. Для реализации поставленных задач нами была создана источнико-ориентированная база данных (БД) «Депутаты», реализованная в СУБД Access 2000, входящей в стандартный набор прикладных программ пакета Microsoft Office. Применение количественных методов при анализе личных карточек депутатов, имеющих анкетную форму, позволило составить конкретный портрет личности, являвшейся в советской политической иерархии своеобразным звеном между «электоратом» и высшей правящей номенклатурой .

79 Поршнева О.С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период Первой мировой войны. Екатеринбург, 2000. С. 19.

80 Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс. М.,1996; Московичи С. Ог коллективных представлений к социальным (к истории одного понятия) // Вопросы социологии. 1992. Т.1. №2. С. 83-95; Он же. Машина, творящая богов. М., 1998; Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995; Вебер М. Избранные произведения. М.,1995; Катасонов А.В. Методологические аспекты проблемы легитимности политического господства в социологической модели Макса Вебера // Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политология. 1998. №1.

81 Московичи С. Указ.соч.

82 Информационное обеспечение баз данных по истории России XX века (на материалах Тверского и Уральского регионов). Словарь - справочник. Часть 1. Тверь,1998. С. 157.

Предваряя анализ источниковой базы исследования, отметим, что определенную роль в концептуальном осмыслении вопроса о взаимодействии власти и общества сыграл не столько поиск и отбор источников, сколько угол зрения на заявленную проблему, поиск так называемой «скрытой информации» при необходимой «расшифровке» текста, уяснение символики «официального» властного сленга и «наивного» языка городского населения, что представляется возможным посредством использования междисциплинарных, квантитативных и традиционных методов исторического исследования.

Источниковая основа диссертации представлена широким кругом опубликованных и неопубликованных документов. К опубликованным документам можно отнести материалы, изданные в тематических сборниках, сборниках нормативно-правовых актов и материалов съездов ВКП (б), пленумов ЦК ВКП(б), статистических справочниках, которые дают наиболее полное представление о конкретных механизмах взаимодействия власти и общества, позволяют проследить динамику властных отношений, выявить особенности властного и низового дискурса, но они содержат значительный элемент субъективизма, вызванный необходимостью отбора наиболее значимых документов с точки зрения составителей сборника83.

Неопубликованные архивные источники выявлены и отобраны для исследования в 49 фондах 2 федеральных и 5 региональных архивов: Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ); Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ); Центре документации общественных организаций Свердловской области (ЦДОО СО); Государственном архиве Свердловской области (ГА СО), Государственном архиве Пермской области (ГАПО), Государственном общественно-политическом архиве Пермской области (ГОПАПО), Нижнетагильском городском историческом архиве (НТГИА).

Все опубликованные и неопубликованные источники в зависимости от вида документа можно разделить на несколько групп.

Первую группу составляют нормативные документы органов власти. Первая подгруппа нормативных документов представлена материалами

83 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Том 4. 1927-1931. M., 1970; История индустриализации Урала. Документы и материалы. (1926-1932 гг.) Свердловск, 1967; Сборник документов по истории СССР. Эпоха социализма. Вып.2. 1921-1932 it. М., 1979; Общество и власть. Российская провинция. 1917-1985. Свердловская область. Документы и материалы. Т. 1. 1917-1941. Екатеринбург, 2005; Общество и власть. Российская провинция. 1917-1985. Челябинская область. Документы и материалы. Челябинск, 2005. центральных государственных и партийных структур (постановлениями, письмами ВЦИК и ЦИК СССР, ЦК ВКП(б)), которые содержат информацию о характере политики партийно-государственного руководства страны. К этой же подгруппе о относятся материалы съездов и пленумов ЦК ВКП(б), резолюции и решения всесоюзных партийных конференций, съездов Советов.

При характеристике данной подгруппы группы источников необходимо отметить, что все нормативные тексты не только «узаконивали» выбранный курс форсированной модернизации, но и, ориентируясь на представления и ожидания общества, существенно корректировали их. Директивы высших органов государственной власти в большей степени отражали догматизированные представления о реальности, в отличие от сопутствующих им циркуляров структур регионального звена, в которых официальные идеологемы совмещались с реальной оценкой ситуации.

Следующая подгруппа нормативных источников представлена уставными документами (Положениями о работе городских Советов,- о деятельности советских групп на предприятиях, о работе отрядов «летучей кавалерии»; Уставами вступления в социалистическое соревнование, Уставами добровольных обществ (ОСОАВИАХИМа, МОПРа, РОККа), которые позволяют более подробно рассмотреть особенности системного взаимодействия местных органов власти и механизм реализации политического курса в регионе. В этих материалах определялся порядок формирования, компетенция и принципы деятельности отдельных управленческих структур, права и обязанности населения в процессе трудовой и общественной деятельности.

Ко второй группе источников относятся статьи, речи, выступления высших партийных и государственных деятелей на съездах ВКП(б), Пленумах ЦК ВКП(б), Всесоюзных съездах ударников, партийных конференциях различного уровня, в которых отражены не только приоритеты внутриполитического развития, но и личностная оценка методов и путей реализации курса на развитие страны. Как отмечает С.И. Быкова, к этим документам необходимо применять не традиционный ракурс интерпретации, а «дискурсивный», рассматривая исследуемые тексты как «письмо власти», имеющее конкретного адресата и по этой причине обладающее разнообразными средствами воздействия на него84. Изучение содержания официальных текстов позволяет реконструировать

84 Быкова С.И. Политические представления советских людей в 1930-е годы (на материалах Уральского региона). Автореферат дис. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2003. С.11. процесс формирования социальных мифов, эталонов политического поведения и моделей трудового активизма, являвшихся существенным элементом практики манипулирования общественным сознанием.

Третья, самая многочисленная группа источников представлена делопроизводственной документацией центральных и региональных государственно-административных структур: партийных органов, областных и окружных контрольных комиссий ВКП(б), общественных и профсоюзных организаций, фабрично-заводских комитетов, добровольных обществ.

Первая подгруппа - организационно-распорядительная документация -включает в себя распоряжения, циркуляры, инструктивные письма нижестоящим управленческим и общественным структурам. Сочетая идеологический, нормативный и конкретно-ситуативный аспекты управления, эти документы были призваны регламентировать подготовку и ход основных мобилизационных мероприятий (отчетно-перевыборных, «выдвиженческих», «займовых», военно-патриотических кампаний, кампаний по чистке советского аппарата и рядов ВКП(б) повышению производительности труда и т.д.).

Во вторую подгруппу делопроизводственной документации входят протоколы и стенограммы местных государственно-административных структур, партийных органов, областных и окружных контрольных комиссий ВКП(б), общественных и профсоюзных организаций, фабрично-заводских комитетов, добровольных обществ, которые позволяют выявить отношение регионального руководства к задачам, поставленным центральной властью, изучить механизм адаптации постановлений высших органов власти к местным условиям.

Третья подгруппа делопроизводственной документации представлена материалами, характеризующими деятельность заводских, городских партийных и общественных собраний. Протоколы совещаний, тексты речей присутствовавших на них представителей властных структур, непосредственные отклики, выступления на прениях, комментарии самих рядовых участников собраний являются важным источником информации, поскольку выявляют преломление политики властей в сознании людей. Исследовательская оценка информативности и репрезентативности этих материалов обуславливается спецификой источника. Поскольку на рубеже 1920-х-1930-х гг. существовала практика организованного (коллективного) обсуждения основных законопроектов и постановлений партийно-государственных органов, в рамках которой не допускалась свободная интерпретация политических текстов, содержание материалов данной подгруппы обусловлено политической конъюнктурой и отражает идеологические оценки событий и процессов, не всегда соответствовавшие реальным представлениям людей. В то же время в текстах протоколов и стенограмм политических форумов кроме констатации одобрения политики партии и советского правительства, выражения доверия к властным институтам, перепоручения им функций управления пролетарским государством, фиксируются также и отклонения от идеологических формулировок и клише пропаганды, содержатся критические оценочные суждения о ходе реализации форсированного курса развития страны.

Четвертая подгруппа делопроизводственной документации представлена информационно-аналитическими материалами органов ОГПУ, информационных отделов окружных и областных комитетов ВКП(б), рабоче-крестьянской инспекции, отчетными и докладными записками общественных и профсоюзных организаций.

Советская власть в интересах стабильности и самосохранения нуждалась в объективной информации о настроениях в обществе, поэтому информационные материалы, носившие закрытый характер, были достаточно информативны и отражали актуальные проблемы городской жизни. Часть историков не согласна с подобной оценкой функции «осведомительных» источников и существенно дополняет ее. По мнению П. Холквиста стремление к получению и созданию подобных материалов

QC имело гораздо большее значение, чем сами эти материалы . По мнению Р. Геллейтли и 3. Баумана, советский режим собирал информацию не для приведения своей политики в соответствие с общественным мнением и не для того, чтобы заручиться поддержкой населения, а был заинтересован в формировании и «взращивании» «нового человека», поэтому надзор за населением был предназначен не просто для выявления мнений и настроений населения, его цель заключалась в том, чтобы воздействовать на людей для их изменения86. В этом случае мероприятия по надзору включали в себя не только попытки сбора информации о настроениях населения, но и меры по трансформации этих настроений, что представляет для нас главный исследовательский интерес.

Обмен информацией между центральными и региональными властными институтами осуществлялся по единой схеме, которая прослеживается в

85 Холквист П. «Осведомление - это альфа и омега нашей работы»: надзор за настроениями населения в годы большевистского режима и его общественный контекст // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период: Антология. Самара, 2001. С.47.

86 Там же. С.47. рассылавшихся политических сводках, составлявшихся информационным отделом ЦК ВКП(б) по материалам местных партийных органов, где основными критериями обобщения донесений выступали классовый подход и результативность работы властных структур. Наибольшее внимание в сводках уделялось отслеживанию изменений политических настроений, которые должны были излагаться по четко структурированному плану. Первоначально сообщалась информация о настроениях рабочих, крестьян и служащих (интеллигенции), затем последовательно излагалась информация о деятельности антисоветских партий и группировок; динамике социального состава, численности и морального состояния Коммунистической партии; трансформации методов и форм партийной работы; выполнении партийной нагрузки, ее нормировании и активизации; контроле за «вербовкой» членов ВКП(б) на предприятиях, транспорте, концессионных, арендованных и частных предприятиях; работе советских, партийных и комсомольских ячеек; критериях эффективности деятельности агитационно-пропагандистких организаций и печати; результативности работы среди женщин, нацменьшинств, молодежи, то есть концентрированно излагались сведения о тактической линии партии и ее отражении в общественном сознании.

К четвертой подгруппе делопроизводственной документации относятся также обзоры и аналитические справки информационных отделов комитетов ВКП(б) о деятельности редакций местных газет, анализ которых позволяет выявить роль прессы в проведении мобилизационных кампаний, популяризации курса форсированной индустриализации, распространении мифологем общественного сознания и «разучивании» уральцами официального языка, сравнить эффективность публикаций для формирования эталонов политического и трудового поведения населения.

Материалы, содержащиеся в информационных сводках ВКП(б) и ОГПУ -своеобразном мониторинге общественного мнения городского населения Урала, обладают существенной долей субъективности, поэтому к их прочтению необходимо применять критический подход. Часть историков считает данный источник недостаточно репрезентативным, акцентируя внимание на том, что контрольные органы для поддержания мнения о собственной необходимости сознательно «сгущали краски». Действительно, превалирующий объем информации докладных записок и сводок представляет собой срез негативных реакций населения на действия властей, выражаемых в специфических моделях поведения и вербальных акциях, но концентрация информации, раскрывающей негативное отношение населения к проводимой политике, не умаляет информационной значимости политических сводок, для объективной оценки которых необходимо сопоставлять их содержание с материалами других видов источников.

В пятую подгруппу делопроизводственной документации входит текущая переписка государственных учреждений и общественных организаций с вышестоящими и нижестоящими инстанциями, в которой содержатся материалы об их деятельности по реализации курса форсированной индустриализации страны, приводятся примеры решения конкретных проблем, анализируется статистическая информация, пригодная для оценки хода практической реализации правительственного курса.

Шестая подгруппа делопроизводственной документации представлена учетными (анкетными) материалами, в частности, личными карточками и анкетами членов городских советов. Применение количественных методов при анализе данного вида источника позволило составить социальный портрет людей, выбиравших активные стратегии взаимодействия с властью и являвшихся в советской политической иерархии своеобразным звеном между населением и высшей правящей номенклатурой. На основе анализа личных карточек можно проследить процесс формирования нового типа «политически активной личности», выявить особенности институциональных фильтров (партийно-профессиональных, половозрастных), констатировать наличие контроля в системе социального представительства.

Исследование проблемы взаимодействия власти и общества невозможно без привлечения статистических материалов, которые позволяют охарактеризовать различные аспекты экономического и социального состояния государства, плановые показатели развития народного хозяйства, динамику участия населения в политических и экономических мобилизационных кампаниях; выявить зависимость роста численности членов Коммунистической партии от внутриполитической ситуации; исследовать социальный состав работников управленческих структур и лиц, сознательно идущих на активный контакт с властью; проанализировать успехи и неудачи в реализации политики форсированной индустриализации. Характеризуя репрезентативность данного вида источника, необходимо отметить специфику «советской статистики», данные которой существенно корректировались в зависимости от политической конъюнктуры. Длительное время значительный массив статистических материалов интерпретировался исследователями односторонне, только с позиций классового подхода, что сопровождалось исключением из источниковой базы тех данных, которые не укладывались в официальную концепцию. В настоящее время, при появлении возможности более объективной интерпретации статистических данных, необходимо критически оценивать их историческую достоверность, сопоставляя с другими группами источников.

Следующей группой источников является периодическая печать: центральные издания («Правда», «Рабочая газета»), региональные издания («Уральский рабочий», «Рабочий» (Тагильское издание), «Пролетарская мысль», «Пролетарий», «Звезда», «Красный Курган», «Красное Прикамье») и заводские многотиражные издания («Красный каталь», «Смычка», «Гудок»). Периодическая печать предоставляет источниковую базу для изучения общественных настроений, взглядов, массового сознания и поведения различных слоев населения в контексте проводимой властью политики. При этом необходимо учитывать, что руководство страны и региона в реализации информационной политики ориентировалось на ментальные установки населения на восприятие готовых оценок происходящих событий (в силу ограниченности культурного потенциала и недостатков в политической подготовке), сознательно и в определенном ключе интерпретировало факты внешнеполитической ситуации и события внутренней жизни, формировало стереотипы представлений о них.

На содержание и интерпретацию материалов прессы на рубеже 1920-х-1930-х гг. существенно влияла и официальная позиция властей. В этот период информативность как главная составляющая функция газет, журналов,

87 /п отошла на второй план, уступая место агитации и пропаганде . С конца 1920-х гг. органы печати, за редким исключением, которое быстро наказывалось, действовали по определенным идеологическим канонам88. Редактирование газетных публикаций осуществлялось строго в идеологическом контексте, что зачастую влекло искажение исторических фактов89. Использование подобных газетных сообщений, проверка истинности которых требует применения специфических приемов анализа информации, не противоречит источниковедческим канонам, так как тематика проводимого исследования предполагает привлечение не только «исторически-верных», но и ложных газетных публикаций, поскольку независимо от качества информации они, так или иначе, воздействовали на

87 Загребин С.С.Метаморфозы культуры. Культурное строительство на Южном Урале в 1929-1941 гт. С.228.

88 Постников С.П., Фельдман М.А. Социокультурный облик промышленных рабочих Урала (1900-1941 гг.). Екатеринбург, 2006. С.332.

89 Соболев М.А. Периодическая печать как источник исторического изучения массового политического сознания // Источники гуманитарного поиска: новое в традиционном. Лингвистика. История. Белгород, 2002. С. 144. массовое сознание, способствовали формированию и распространению мифологем советской идеологии.

К материалам периодической печати также можно отнести регулярно издаваемые журналы центральных и региональных органов власти: «Известия ВЦИК»; «Бюллетень Уральского областного комитета ВКП(б)»; «Бюллетень Всероссийской центральной избирательной комиссии». Данные издания не только освещали вопросы партийного строительства, информировали своих читателей о ходе основных мобилизационных кампаний, о политической корректировке правительственного курса, но и содержали методические указания для повышения эффективности выполнения правительственных постановлений и активизации участия населения в проводимых кампаниях.

Отдельной разновидностью материалов печати являются заметки рабочих корреспондентов, присылаемые в редакции центральных и региональных периодических изданий, опубликованные затем на страницах газет или сохранившиеся в архивных фондах. Заметки рабкоров обладают существенным информационным потенциалом, поскольку содержат не только хронику местных событий, но и личностное отношение, оценку корреспондентами происходивших изменений в стране. Особый исследовательский интерес представляют копии ответов редакторов газет на присылаемые материалы, которые являются положительным или отрицательным результатом проведенных проверок по обозначенной рабкорами проблеме. Необходимо отметить, что ответы корреспондентам составлялись в соответствии с официальной позицией властей, которая для сохранения в обществе мнения о существовании «советской демократии» санкционировала показательные акции «справедливого наказания» и искусственно поддерживала «авторитет» и значимость рабочих корреспонденций, даже если они носили характер кляуз и доносительства, что, в свою очередь, способствовало формированию системы всеобщей подозрительности и осторожности, необходимой населению для выживания, а власти - для сохранения контроля над обществом.

Особый исследовательский интерес представляет шестая группа источников - документы личного происхождения (автобиографии, воспоминания современников событий, письма, жалобы, заявления), хранящиеся в местных краеведческих музеях, опубликованные отдельными изданиями, в региональной прессе или тематических сборниках, а также выходившие в рамках серии «История фабрик и заводов», инициатором которой был А.М.Горький90. Специфика источников личного происхождения заключается в том, что они не только описывают реальные ситуации, но и содержат авторское восприятие и субъективную оценку событий, которая во многом обусловлена социальным статусом, уровнем образования, культурно-психологическими особенностями, материальным и должностным положением автора источника, а также временем публикации источника, влиянием на его содержание политической конъюнктуры, официальной идеологии и цензуры.

Значительный исследовательский интерес представляет комплекс источников устного народного творчества: частушки, стихотворения, пословицы, песни, отражавших восприятие уральцами курса формированной индустриализации, а также приоритеты массового сознания и мотивы социального поведения.

Следующей подгруппой источников личного происхождения являются письма, ходатайства, жалобы и заявления, направляемые в областные и союзные органы исполнительной власти, адресованные руководству ЦК ВКП (б), лидерам партии и государства. На рубеже 1920-х-1930-х гг., в условиях отсутствия присущих демократическому обществу форм диалога государства и общества, апелляция «к власть предержащим» при помощи заявлений, петиций, жалоб, доносов являлась суррогатным заменителем обратной связи, способом общения с государством и воздействия на власть. Будучи коммуникативным средством решения насущных вопросов повседневной жизни, клапаном для выпускания социальной энергии и недовольства, «письма во власть» и частная переписка содержали информацию о непосредственных контактах людей с институтами и представителями власти; противоречиях во взаимоотношениях между отраслевыми структурами и трудовыми коллективами, между рабочими и администрацией предприятий; идейных разногласиях среди коммунистов, о конфликтах между рядовыми членами ВКП (б) и партийными функционерами. Содержащаяся в письмах информация о социальных явлениях и процессах, о взаимоотношениях в производственных коллективах, партийных ячейках, семье, городской среде, характеристика моделей поведения, мотивов, социально-психологических черт и оценок внутриполитического курса развития страны, высказанная конкретными представителями городского социума, позволяет реконструировать

90 Завещание. Свердловск, 1989; Социальный портрет лишенца (на материалах Урала). Сборник документов. Екатеринбург, 1996; Скотт Дж. За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали. Москва-Свердловск, 1991; Женщины Урала в революции и труде. Свердловск, 1963; Слово об Урале: Очерк советских писателей и журналистов. Челябинск, 1984; Были горы Высокой. Рассказы рабочих Высокогорского железного рудника о старой и новой жизни. Свердловск, 1960. различные стереотипы механизма взаимодействия власти и населения на местах. Поскольку в письмах, как и в других личных документах, реальная картина событий излагалась, преломляясь через индивидуальное восприятие событий, их исследование требует повышенного критического отношения и сопоставления с другими группами источников. Кроме того, письменные апелляции к руководителям государства и к властным структурам при всей своеобразности, индивидуальности, образности и доверительности подчинялись технологиям и стилистке официального («бюрократического») письма, предполагавшим использование устойчивых выражений, обязательных при вступлении в коммуникативное пространство властных отношений. Человек, «пишущий во власть», ориентировался на пропагандистские клише и идеологические маркеры, позволявшие ему рассчитывать на понимание91. Используя разученный официальный язык диалога с властью, население, апеллирующее к авторитету центрального руководства, позволяло себе некоторые отклонения от . официального канона, выражая в типологически различаемых письмах собственную оценку происходящих преобразований и реакцию на конкретные действия властей, что представляет для нас наибольший исследовательский интерес. Подобного подхода требует и анализ документации Бюро жалоб.

Отдельным видом источников являются наглядные материалы, визуализирующие образ эпохи, отражающие содержание политики руководства страны, отношение к ней обывателей и лиц, наделенных властными полномочиями, а именно: образцы наглядной агитации (плакаты, листовки, транспаранты), карикатуры, коллекции сюжетных фотографии; портреты ударников труда: почетные грамоты, благодарственные письма. Каждый из перечисленных источников представляет собой знаковую кодограмму, осуществляющую роль транслятора культурного, социального и политического опыта, раскодирование которой возможно при условии

92 исследования символическои системы источника как текста .

В целом комплекс опубликованных и неопубликованных источников позволяет решить поставленные исследовательские задачи.

91 Быкова С.И. Политические представления советских людей в 1930-е годы (на материалах Уральского региона). Автореферат дис.канд.ист.наук. Екатеринбург, 2003. С.10-11.

2 Смит С. Постмодернизм и социальная истории на Западе: проблемы и перспективы // Вопросы истории. 1997. №8. С.155.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Ильиных, Ирина Викторовна

Заключение

Рубеж 1920-x-l930-х гг. явился переломным этапом в процессе взаимодействия власти и общества в советском государстве. «Переломность» исследуемого периода, хотя и представляющего собой незначительный хронологический отрезок, обусловливает особую методологическую сложность его изучения, связанную, прежде всего, с многоаспектностью анализа механизма властного взаимодействия и «многонаправленностью» политического дискурса рубежа 1920-х-1930-х гг. Взаимоотношения властных структур и населения Урала в годы «великого перелома» невозможно исследовать в рамках концептуальной схемы, согласно которой власть всецело определяет характер политического взаимодействия. Использование же более продуктивных подходов социальной истории и политической исторической антропологии позволило исследовать формы политического диалога власти и общества, возможность принятия компромиссных решений, причины и направления корректировки курса, повседневный механизм властного взаимодействия, особенности низового политического дискурса.

В конце 1920-х-начале 1930-х гг. реализации модели форсированного развития страны при ограниченности ресурсов и источников для проведения ускоренной индустриализации обусловила создание механизмов мобилизации материальных и духовных ресурсов общества для осуществления стадиального «рывка» в кратчайшие исторические сроки. Это предполагало и перераспределение средств из социальной сферы в промышленную, а в последней - из производств, ориентированных на человека, в отрасли, обеспечивающие техническую модернизацию. Неизбежное снижение жизненного уровня населения в этих условиях сверхнапряжения трудовых усилий не могло не вызвать распространения критических настроений, «погасить» которые должны были политические и идеологические технологии манипулирования массовым сознанием, широко использовавшиеся в конце 1920-х-начале 1930-х гг.

В данный период социальная политика партийных и государственных структур как центрального, так и регионального уровня представляла собой целостный комплекс стратегий, направленных на формирование мобилизационной модели поведения населения. В качестве основных методов осуществления мобилизации ресурсов были выбраны массовые политические, трудовые и идеологические кампании, проведение которых было специфическим «ответом на вызов времени».

Одним из главных компонентов кампаний стало конструирование нового образа «советского человека» как социального эталона «строителя социализма», который должен был определенным образом проявлять себя в различных сферах: на производстве, в личных отношениях, в общественной жизни. Воспринимая «политизированность» сознания как обязательное качество советского человека, партийно-государственное руководство стремилось вовлечь все население в активное политическое пространство посредством организации систематических массовых кампаний. Таковыми были: «призыв во власть», активизация участия населения в ритуалах «политического послушания» (митингах, демонстрациях, отчетно-перевыборных собраниях, кампаниях по чистке партийного и советского аппарата), формирование легитимного образа власти и представления о необходимости «шагать в ногу с ней и со временем». Данные кампании, организуемые и транслируемые властным решением, всегда сохраняли элемент ритуальности, сакрализующий коммуникацию между человеком и властью, установлению которой способствовало разучивание официального политического языка в различных институтах социализации общества.

Проведение массовых кампаний было реакцией властей на возникающие в городском социуме негативные «антисоветские» настроения и критические высказывания в адрес представителей властных структур. Исследование политических представлений, взглядов, позиций, моделей поведения представителей городского населения Урала позволяет выделить целый спектр мнений и суждений уральцев о характере и легитимности власти, представляющих собой синтез элементов нового мировоззрения и черт традиционного мышления, индивидуального восприятия происходивших событий и личностно переосмысленных лозунгов официальной идеологии.

Анализируя отношение жителей городов и заводских поселков к центральной власти, необходимо отметить противоречивость ее образа в глазах уральцев. С одной стороны, в сознании людей верховная власть, воспринимаемая и как некий абстрактный образ, и как персонификация отдельных представителей центральных структур, представлялась «инициатором» социальных катаклизмов, «предателем» революционных идеалов, с другой стороны, эта же власть идеализировалась и сакрализировалась, поскольку на уровне повседневного восприятия она освобождалась от моральной ответственности после делегирования части своих властных полномочий социально-чуждой группе управленцев, использовавшей их в личных корыстных целях. Население городов и заводских поселков Урала, сохраняя дореволюционные стереотипы восприятия власти и практики управления, отрицательно относилось не к политике власти как главного организатора курса форсированной индустриализации, а к действиям отдельных представителей партийно-государственных структур, преимущественно низового уровня, на которых переносился образ «старого чиновничества», что было выгодно центральной власти, сохранявшей таким образом собственный авторитет. Лишь немногие люди были способны абстрагировать возникновение конкретной жизненной проблемы от персонифицированных представителей власти. Большинство же населения «списывало» все трудности на конкретных руководителей местных властных структур, не учитывая объективных условий.

Стремясь легитимизировать свои властные полномочия, заручиться поддержкой населения, активность которого являлась обязательным условием реализации задач форсированной модернизации, власть активно использовала пропагандистский потенциал средств массовой информации, «мобилизационные» структуры языка, идеологически корректировала эмоции, представления, чувства граждан, апеллировала к авторитету революционных вождей, «доказывала» справедливость установления советского строя, «рекламировала» социальные и политические «идеи-прожекты» государства, тем самым стимулируя желание и готовность горожан проявлять политический и трудовой активизм. По новым правилам политической игры от населения требовалось проявлять лояльность официальному курсу правительства, демонстрировать поддержку выдвигаемым целям и задачам форсированной индустриализации, выбирать активные стратегии участия в общественно-политической и производственной сферах жизни городского социума.

В действительности реконструкция реальных поведенческих практик и тактик взаимодействия жителей городов и заводских поселков с властными институтами позволяет выявить целый спектр индивидуальных моделей поведения граждан, которые не позволяют говорить о доминировании какой-либо одной линии общественного поведения. В условиях перманентного политического контроля население было вынуждено постоянно балансировать при выборе определенных тактик поведения, часто меняя их и приспосабливаясь к политическому контексту.

В новых социально-экономических условиях основная масса населения воспринимала проявление лояльности по отношению к власти как обязательный элемент социального диалога, необходимый для выживания в сложившихся обстоятельствах. На рубеже 1920-х-1930-х гг., в ситуации, когда государство играло определяющую роль в общественной и частной жизни граждан, «политический активизм» и демонстрация лояльности использовались людьми как одна из возможных стратегий приспособления, адаптации и продвижения по карьерной лестнице. Различие социальных позиций граждан, избиравших данную тактику взаимодействия с властью, заключалось в формах ее проявления в политической, производственной, общественной сферах и варьировалось от действительного, искреннего согласия и поддержки курса форсированной индустриализации до тактики пассивного соучастия, «молчаливой демонстрации лояльности», выбираемой людьми в условиях начавшегося процесса формирования подсистемы страха и политического контроля. Анализ источников, отражающих характер повседневного поведения жителей городов и заводских поселков Урала, подтверждает «избрание» основной частью населения именно этого типа взаимодействия с партийными и советскими властными структурами.

Вместе с тем на рубеже 1920-х—1930-х гг., в условиях становления системы репрессивной политики, было возможно выражение несогласия с политикой партии и правительства, что проявилось в различных формах протеста и критических высказываниях экономического и, в меньшей степени, политического характера. Информационные сводки ОГПУ и ВКП(б) фиксировали недовольство населения материально-бытовыми условиями жизни, разочарование в действиях большевиков, заявления об ошибочности выбранного курса, обвинения в адрес власти об уклонении от первоначальной линии партии, неверие в успех «социалистических опытов», сравнение дореволюционной ситуации и социальной реальности периода первой пятилетки.

Биполярность поведения и суждений прослеживается и в отношении населения к хозяйственным кампаниям, направленным на реализацию задач экономической мобилизации: социалистическим соревнованиям, движению ударников и рационализаторов, мероприятиям по интенсификации производственного процесса и изменению трудовой этики рабочих Урала (кампаниям по: обсуждению коллективных договоров, «шести условий Сталина», ужесточению контроля за трудовой дисциплиной, изменению отношения к пятилетке, внедрению 7-часового рабочего дня, распространению производственных совещаний и т.д.), займам «индустриализации» и «укрепления крестьянского хозяйства». Участие в данных кампаниях существенно изменило социокультурный облик населения, особенно представителей тех категорий, которые власть рассматривала в качестве основной базы поддержки правящего режима и которые активно откликнулись на призыв проявить трудовой героизм для реализации задач первой пятилетки. Наиболее активные слои населения с энтузиазмом усваивали новые ценности и нормы поведения, кардинальным образом трансформировавшие традиционную трудовую этику. Участие в состязательных, «колдоговорных», займовых кампаниях существенно меняло самооценку и поведение значительной части городских жителей, осознававших важность собственного труда и активности для достижения государственных целей. На заводских и городских собраниях наиболее часто озвучивались следующие ценностные установки: необходимость интенсивно трудиться для достижения общих целей, готовность поступиться личными интересами для выполнения производственных планов, самоидентификация себя как «помощника государства», готовность терпеть социальные и материальные лишения для осуществления задач пятилетки, стремление помогать и жертвовать. Формирование этих «формул низовой поддержки» индустриализации было обусловлено восприятием населением основных ценностей социалистической идеологии, актуализацией традиционных установок коллективизма, приверженности общегосударственным интересам.

Вместе с тем тяжелые материально-бытовые условия повседневной жизни, идеологический прессинг, перманентный политический контроль обусловили распространение тактик пассивного протеста с выдвижением по преимуществу экономических требований к властям. В целом же, контактируя с властными структурами, население выбирало приспособленческие, компромиссные тактики взаимодействия, что подтверждается нисходящей динамикой протестных выступлений.

Отдельным аспектом политического дискурса рубежа 1920-х-1930-х гг. являлось регулирование взаимоотношений власти и общества в условиях осложнения внешнеполитической ситуации. Концепция военной опасности определила дальнейший контекст выработки внутриполитической линии советского руководства, а также специфику адаптации населения к новым условиям.

Власть в качестве основных стратегий формирования необходимого политического продукта - военно-патриотической мобилизации населения -использовала нагнетание атмосферы военной опасности, милитаризацию общественного сознания, всеобщую «военизации» жителей городов и заводских поселков. Данные меры обусловливали мобилизационную готовность населения, формирование образа «внешнего врага», способствовавшего созданию образа «врага внутреннего». В напряженной ситуации люди готовили себя к лишениям, преодолению трудностей, самопожертвованию, поддерживали политику партии, направленную против тех, кто «мешал» строить социализм, выражали искреннюю готовность встать на защиту государства, которое в условиях назревающего мирового кризиса выступало гарантом безопасности. Сохраняя в памяти трагический образ революционных событий и гражданской войны, люди выражали готовность мобилизовать все ресурсы для предотвращения катаклизмов.

При доминировании в городской среде «оборонческих» настроений, оппозиционно-настроенная часть населения критически высказывалась в адрес представителей властных структур, выражала надежду на возможность военного вторжения как способ изменения политического режима, что не получило дальнейшего распространения на Урале.

Формированию «нужных» советской власти правил «мобилизационный игры» (активной модели общественного и трудового поведения, идеологически верного образа революционных событий, готовности «принести в жертву идее» личностно значимых ценностей и убеждений) способствовали новые праздники, включенные в советский праздничный календарь. Сохраняя тенденции раннесоветской праздничной культуры, в Уральской области одними из доминантных оставались «революционные» праздники, способствовавшие массовой военизации населения и милитаризации общественного сознания

Таким образом, на рубеже 1920-х-1930-х гг. в условиях изменения модели развития страны население Урала постоянно стояло перед выбором определенной стратегии взаимодействия с властью. На самоопределение человека в рамках действующей модели властных отношений существенно влияли не толькоцелый ряд мотивов - от рациональных до подсознательных социально-психологических факторов, но и организуемые партийно-государственным руководством мобилизационные кампании, целью которых являлось повышение социальной активности населения и принятие им правил «мобилизационной игры».

Реконструкция реальных поведенческих практик и тактик взаимодействия жителей городов и заводских поселков Урала с властными институтами позволяет выявить целый спектр моделей поведения граждан, которые не позволяют говорить об абсолютном доминировании какой-либо одной линии общественного поведения. В условиях перманентного политического контроля население было вынуждено постоянно балансировать при выборе определенных тактик поведения, часто меняя их и приспосабливаясь к политическому контексту, что позволяет сделать вывод о массовой конформизации сознания и поведения городского населения как варианта достижения баланса между государственными и личными целями.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Ильиных, Ирина Викторовна, 2006 год

1. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ)

2. Ф. 17. Центральный комитет ВКП (б) КПСС

3. Ф. 610. Редакция «Рабочей газеты»

4. Ф. 613. Центральная контрольная комиссия ВКП (б)

5. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) Ф. 3316. Центральный исполнительный комитет Советов СССР Ф. 1235. Всероссийский центральный исполнительный комитет Ф. 5407. Союз воинствующих безбожников СССР

6. Ф. 7828. Центральное бюро Всесоюзного общества социалистического учета при ВЦСПС (1931-1936).

7. Ф. 8302. Редакция «Рабочей газеты», издание ЦК ВКП (Б). Ф. 9550. Коллекция листовок советского периода (1917-1947).

8. Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦЦООСО).

9. Ф. 4. Свердловский областной комитет КПСС.

10. Ф. 424. Уральская областная контрольная комиссия ВКП(б) Рабоче-крестьянская инспекция

11. Ф. 1452. Свердловский окружной комитет ВЛКСМ Уральской области Ф. 48. Свердловская окружная контрольная комиссия ВКП(б) Ф. 483. Нижнетагильский городской комитет ВКП(б) Свердловской области, 1926-1945

12. Ф. 6. Свердловский окружной комитет ВКП(б) Ф. 61. Уральский областной комитет ВЛКСМ Ф. 9. Нижнетагильский окружной комитет ВКП (б) (1923-1930). Ф. 99. Нижнетагильская окружная контрольная комиссия ВКП(б)

13. Государственный архив Свердловской области (ГАСО).

14. Ф. Р-88. Исполком Свердловского областного Совета депутатов трудящихся. Ф. Р-286. Исполком Свердловского городского Совета депутатов трудящихся.

15. Ф. Р-318. Областная редакция издательства «История фабрик и заводов» (1932-1938 гг.).

16. Ф. Р-245. Уральская областная контрольная комиссия ВКП(б) Уральский областной отдел Рабоче-крестьянской инспекции Ф. Р-2516. Совет Уральского областного общества ОСОАВИАХИМ Ф. Р-693. Свердловский областной комитет МОПР

17. Ф. Р-158. Исполнительный комитет Свердловского окружного совета рабочих крестьянских и красноармейских депутатов

18. Государственный архив Пермской области (ГАПО)

19. Ф. Р-106. Окружной отдел труда Пермского областного исполнительного комитета Уральского областного отдела труда (1922-1930). Ф. Р-1137. Отдел социального обеспечения исполнительного комитета Пермского областного совета депутатов трудящихся

20. Ф. Р-115. Пермский окружной административный отдел при окружном исполнительном комитета советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (1923-1930 гг.)

21. Ф. Р-122. Исполнительный комитет Пермского окружного совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов

22. Ф. Р-457. Молотовский областной комитет международной организации помощи борцам революции (МОПР) (1930-1948)

23. Ф. Р-483. Пермский окружной статистический отдел Пермского окружного исполнительного комитета советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (1923-1931 гг.)

24. Ф. 58. Пермский районный комитет Всесоюзного союза рабочих-металлистов

25. Государственный общественно-политический архив Пермской области (ГОПАПО)

26. Ф. 1. Пермский городской комитет ВКП(б)

27. Ф. 2. Пермский окружной комитет ВКП(б) Уральской области

28. Ф. 1095. Пермский городской районный комитет ВКП(б)

29. Нижнетагильский городской исторический архив (НТГИА)

30. Ф. Р-70. Нижнетагильский городской совет рабочих, крестьянских икрасноармейских депутатов и его исполнительный комитет

31. Ф. Р-21.Нижнетагильский окружной совет рабочих, крестьянских икрасноармейских депутатов и его исполнительный комитет

32. Ф. Р-22. Нижнетагильское окружное статистическое бюро

33. Ф. Р-228. Заводской комитет Нижнетагильского металлургического заводаим. Куйбышева

34. Ф. Р-85. Уральский районный комитет Всесоюзного союза рабочих-металлистов1.. Опубликованные источники

35. Борцы за народное счастье. Свердловск : Свердловское Средне-Уральское книжное издательство, 1975.-421 с.

36. Были горы Высокой. Рассказы рабочих Высокогорского железного рудника о старой и новой жизни. Под ред. А.М.Горького. Изд. 3-е, испр. и доп. - Свердловск : Свердловское книжное издательство, 1960. -534 с.

37. В борьбе за власть Советов. Воспоминания коммунистов-участников Октябрьской революции и гражданской войны на Урале. Свердловск : Свердловское книжное издательство, 1957. - 434 с.

38. Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918 1932 гг. - М.: РОССПЭН, 1998. - 357 с.

39. Женщины Урала в революции и труде. Свердловск : Свердловское книжное издательство, 1963.- 534 с.

40. Завещание: «Уральские мемуары» / Сост. Ю.А. Дорохов, В.Н. Черных. Свердловск : Средне-Уральское книжное издательство, 1989. - 256 с.

41. История индустриализации Урала. Документы и материалы. (1926-1932 гг.) / Под ред.Зуйкова В.Н., Фельдмана В.В., Бабикова И.И. -Свердловск : Средне-Уральское книжное издательство, 1967. 596 с.

42. Классовая борьба на Урале (1917 1932 гг.). - Свердловск, Средне-Уральское книжное издательство, 1974. - 152 с.

43. Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Том 4. 1927-1931. М. : Издательство политической литературы, 1970. - 583 с.

44. Ю.Лубянка: ВЧК ОГПУ - НКВД - НКГБ - МГБ - МВД - КГБ, 1917 -1960: Справ. / Сост. А.Н. Кокурин, Н.В. Петров. - М.: Международный фонд «Демократия», 1997. - 349 с.

45. Общество и власть. Российская провинция. 1917-1985. Челябинская область. Документы и материалы. Челябинск : Книга, 2005.

46. Скотт Дж. За Уралом: Американский рабочий в русском городе стали/ Пер.с англ. М.: Изд-во Моск. ун-та; Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1991.-104 с.

47. Слово об Урале: Очерк советских писателей и журналистов / Сост. Золотов А.А. Челябинск : Южно-Уральское книжное издательство, 1984.-432 с.

48. Советское руководство. Переписка. 1928-1941. М. : РОССПЭН, 1999. -519 с.

49. Социалистическое соревнование. Директивы, постановления, инструкции, разъяснения. М.-Л., 1931.

50. Социальный портрет лишенца (на материалах Урала) : Сборник документов / Сост. Е.В. Байда, В.М. Кириллов и др. Екатеринбург : УрГУ, 1996.-256 с.

51. Урал: XX век / Под ред. М.Е. Главацкого. Екатеринбург : «СВ - 96», 1997.-576 с.

52. Что видели немецкие рабочие на Урале? Из отчета немецкой рабочей делегации. Свердловск : Свердловское книжное издательство, 1926. -131с.

53. Шитц И.И. Дневник «великого перелома» (март 1928-август 1931 г.) / И.И. Шитц. Пермь : Перспектива, 1991. - 458 с.

54. Диссертационные исследования

55. Быкова С.И. Политические представления советских людей в 1930-е годы (на материалах Уральского региона). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Екатеринбург, 2003.

56. Лукин Ю.Ф. Социально-политическая активность и протест в истории советского общества. Диссертация на соискание ученой степени доктора историчнксих наук. Архангельск, 1991.

57. Литература Монографии, сборники и статьи

58. Актуальные вопросы изучении истории рабочего класса: круглый стол // Вопросы истории. 1988. - №1. - С.3-23.

59. Алврас Н. «Заперты мы на заводе»: локальный мир горнозаводской культуры дореволюционного Урала // Горизонты локальной истории Восточной Европы в XIX XX веках. Сборник статей /Под ред И.В. Нарского. - Челябинск: Изд-во «Каменный пояс», 2003. - 304 с.

60. Алексеев В.В. Россия в контексте модернизаций // Российская модернизация XIX-XX вв.: институциональные, социальные, экономические перемены. Уфа, 1997.

61. Алексеев В.В., Побережников И.В. Модернизационная перспектива: проблемы и подходы // Опыт российских модернизаций. XVIII XX вв. - М.,2000.

62. Алексеев С.Е., Камынин В.Д. Индустриализация как фактор модернизации Урала в конце 1920-х 1930-х гг.: взгляд современных историков // Урал в контексте российских модернизаций. Сб.научных статей. - Челябинск, 2005.

63. Алексеева Т.И. Город как саморазвивающаяся система: контуры новой парадигмы // Город как социокультурное явление исторического процесса. М.: «Наука», 1995.

64. Андрусенко В.А. Социальный страх (опыт философского анализа). -Свердловск: Изд-во Урал.ун-та, 1991. 172 с.

65. Аникин А.В. Элементы сакрального в русских революционных теориях (к истории формирования советской идеологии) // Отечественная история. 1995.№1. С.78-93.

66. Архипова Т.Г. Е.Г.Гимпельсон. Советские управленцы. 1917-1920. //Отечественная история. - 1999. №6. - С.162-164.

67. Ю.Афанасьев В.Г. Новые концепции и старые мифы // Россия в XX век: Историки мира спорят. -М.Д994.

68. Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. Русская система и реформы. // Pro et Contra, т.4. №4.2000.

69. Базаров А. "Ночью пашут, днем доят": советская женщина как строитель светлого будущего // Родина. 2000.№10. - с.82-85.

70. Бакунин А.В. История советского тоталитаризма. Апогей. -Екатеринбург: Банк культурной информации, 1997.-224 с.

71. Н.Бакунин А.В. Советский тоталитаризм: генезис, эволюция и крушение. Екатеринбург: ИИА УрО РАН, 1993. - 112 с.

72. Барнз Р. Общественная психология в США и СССР 20-30-х годов в свете теории потребления // Вопросы истории. 1995.№2. - С.133-138.

73. Барсукова С. Модели успеха женщины советского и постсоветского периодов: идеологическое мифотворчество // Социологические исследования. 2001. №2.

74. П.Бейлин Л.Как родилось социалистическое соревнование. М.,1960

75. Бейлина Е.Э. Рабочий класс и новые формы соревнования. М., 1970.

76. Бергер П. Понимание современности: социалистический миф // Социс. 1990. №7. С. 127-144.

77. Бергер П. Приглашение в социологию. -М.: Аспект-Пресс, 1996. 168 с.

78. Бессмертный Ю.Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях постмодернизма и микроистории // Одиссей. Человек в истории. Представления о власти. М.: Наука, 1995. - С.5-36.

79. Бехтерева Л.И. Опыт реконструкции психологии рабочих ижевских заводов Удмуртии 1920-х годов // Отечественная история. 2000. .№2. С.170-177.

80. Бирюков Н., Сергеев В. Демократия и соборность: представительная власть в традиционной российской и советской политической культуре // Общественные науки и современность. 1995. № 6. С. 53-69.

81. Бордюгов Г.А., Козлов В.А. История и конъюнктура: Субъективные заметки об истории советского общества. М.Политиздат, 1992. - 352 с.

82. Бордюгов Г.А., Козлов В.А. Поворот 1929 г. и альтернатива Бухарина // Вопросы истории КПСС, 1988.№8.

83. Борисов Ю.С. Эти трудные 20-30-егоды // Страницы истории советского общества: Факты, проблемы, люди. М.,1989.;

84. Борисов Ю.С., Голубев А.В. Тоталитаризм и отечественная история // Свободная мысль. 1992. № 14. С. 61-71.

85. Борисов Ю.С., Курицын В.М., Хван Ю.С. Политическая система конца 20-30-х гг. О Сталине и сталинизме // Историки спорят. 13 бесед /Под ред. В.С.Лельчука. М., 1988.;

86. Бородкин Л.И. Постклассическая рациональность и историческая синергетика (к дискуссии о применении хаоса в исторических исследованиях) // Исторические записки. 4 (122). М.: Наука, 2001. -415 с.

87. Бородкин Л.И., Рогалина Н.Л. В.И.Тихонов, В.С.Тяжельникова, И.Ф.Юшиню Лишение избирательных прав в Москве в 1920-1930-е годы. Новые архивные материалы и методы обработки //Отечественная история. - 1999. .№6. - С.164-166.

88. Бредли Д. Добровольные общества в Советской России, 1917-1932 гг. // Вестник Московского у-та. Сер.8. История. 1994. №4.

89. Бровкин В.Н. Культура новой элиты, 1921-1925 гг. // Вопросы истории. 2004.№8. - С.83-99.

90. Булдаков В.П., Кабанов В.В. «Военный коммунизм»: Идеология и общественное развитие // Вопросы истории. 1990. №3. - С.40-58.

91. Бурдье П. Социология политики: Пер.с фр. М.: Socio-Logos, 1993. -336 с.

92. Бутенко А.П. Власть народа посредством самого народа: О социалистическом самоуправлении. М.: Мысль, 1988.

93. Быкова С.И. Между прошлым и будущим: повседневность 1930- х годов в интерпретации современников // Образы власти в политической культуре России. М.,2000.

94. Ватлин А.Ю. Сопротивление диктатуре как научная проблема: германский опыт и российская перспектива // Вопросы истории. 2000. №11-12. С. 20-37.

95. Великанова О.В. Функции лидера в массовом сознании. Гитлеровская Германия и советская Россия // Общественные науки и современность. 1997. №6. С. 162-170.

96. Венгеров А. Политическое пространство и политическое время (Опыт структурирования понятий) // Общественные науки и современность. 1992. №6. С. 49-63.

97. Верт Н. История советского государства. 1900 1991: Пер. с фр. -М.:Прогресс; Прогресс-Академия, 1992. -480 с.

98. Винниченко О.Ю. Советы Урал в механизме тоталитарного государства. 1929-1941. Курган, 2001.

99. Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. -М.:ОГИ, 1998.-432 с.

100. Власть и советское общество в 1917 30-е гг.: новые источники // Отечественная история. 2000. № 1. - С. 129-142.

101. Власть: очерки политической философии Запада. М: "Наука", 1989.

102. Вожева Л.Б. Социально-экономическое развитие Урала в 30-е годы XX века //Урал индустриальный. Материалы докладов и сообщений региональной научно-практической конференции. Май 1999. Екатеринбург, 1999. 242 с. С. 72-74.

103. Волков В.В. Концепция культурности, 1935-1938 годы: советская цивилизация и повседневность сталинского времени // Социс. 1996. № 1-2. С. 194-213.

104. Волкогонов Д.А. Сталинизм: сущность, генезис, эволюция // Вопросы истории. 1990. №3. - С.3-17.

105. Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М.: Сов.Россия, 1991. - 624 с.

106. Гавра Д.П., Соколов Н.В. Исследование политических ориентаций // Социс. 1999. № 1. - С. 66-77.

107. Гаджиев К.С. Тоталитаризм как феномен XX века // Вопросы философии. 1992. № 2. - С. 3-25.

108. Гайда А.В., Китаев В.В. Власть и человек. Свердловск: Изд-во Урал.ун-та, 1991. - 156 с.

109. Гарскова И.М. «От просопографии к статистике»: методика анализа баз данных по источникам, содержащим динамическую информацию // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». 1995. №14. М.,1995.

110. Гарскова И.М. Некоторые тенденции и проблемы технологии баз данных // Круг идей: Развитие исторической информатики. Труды II конференции Ассоциации «История и компьютер». /Отв.ред. Л.И. Бородкин, B.C. Тяжельникова. М. 1995. С.9-24.

111. Геллер М. Машина и винтики. История формирования советского человека. М.:Изд-во «МИК», 1994. - 336 с.

112. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти: История Советского Союза с 1917 года до наших дней. Лондон, 1986. - 926 с.

113. Гимпельсон Е.Г. Советские управленцы: политический и нравственный облик (1917-1920 гг.) // Отечественная история. 1997. №5. -С.44-54.

114. Гимпельсон Б.Г. Становление и эволюция советского государственного аппарата управления. 1917-1390. М.,2003.

115. Гимпельсон Е.Г. "Орабачивание" советского государственного аппарата: иллюзии и реальность // Отечественная история. 2000. №5. -С.38-46.

116. Гимпельсон Е.Г. НЭП и советская политическая система в 20-е годы. -М., 2000.

117. Гимпельсон Е.Г. Политическая система и нэп: неадекватность реформ // Отечественная история. 1993.№2. - С.29-44.

118. Гозман Л.Я., Эткинд А.М. Метафоры или реальность? Психологический анализ советской истории // Вопросы философии. 1991. №3. С. 164-172.

119. Голубев А.В. Запад глазами советского руководства в 1930- е годы // Россия XXI.- 1997.-№11-12.

120. Голубев А.В. Феномен сталинизма в контексте мирового исторического процесса. Международный семинар в Новосибирске. // Отечественная история. 1993. №5. С.215-217;

121. Голубцова Р.И. Вопрос отбора документов для публикации по проблеме формирования советского рабочего касса в годы первой пятилетки на Урале // Уральский археографический ежегодник за 1973 г. Свердловск, 1975.

122. Гордон JI.A., Клопов Э.В. Форсированный рывок конца 20-х и 30-х годов: исторические корни и результаты // Страницы истории советского общества: Факты, проблемы, люди. М.,1989.

123. Гордон JI.A., Клопов Э.В. Что это было? Размышления о предпосылках того, что случилось в 30-40-е гг. М.: Политиздат, 1989. - 318 с.

124. Горинов М.М. Т.Краус. Советский термидор. Духовные предпосылки сталинского переворота (1917-1928) // Вопросы истории. - 2001.№6. - С.161-164.

125. Горинов М.М. Советская история 1920-30-х годов: орт мифов к реальности // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет /под ред. Бородкина Г. А. М.: АИРА-ХХ, 1996. - 464с.

126. Горинов М.М. Советская страна в конце 20-х начале 30-х годов //Вопросы истории. - 1990.№11. - С.31-47.

127. Гришанов П.В. Деятельность уральской партийной организации по улучшению материального положения учительства и повышению его общественно-политической активности в 1926-1932 гг. // Из истории партийных организаций Урал. Сборник 2. Свердловск, 1973.;

128. Давыдов Ю.Н. Тоталитаризм и техника (власть техники и технология власти) // Полис. 1991. № 4. С. 21-34.

129. Дзюбинский JI. И., Дзюбинская 3. М. Свет над тайгой. Очерки по истории Металлургического завода им. А. К. Серова. Екатеринбург, 2001.

130. Дибиров А.-Н.З., Пронский JI.M. О природе политической власти //Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политология. 2002, №2.

131. Димони Т. Жизнь советской провинции в 1930-1950-х годов в официальной фотографии // Горизонты локальной истории Восточной Европы в XIX XX веках. Сборник статей /Под ред И.В. Нарского. -Челябинск: Изд-во «Каменный пояс», 2003. - 304 с.

132. Дэвис Р., Хлевнюк О.В. Вторая пятилетка: механизмы смены экономической политики // Отечественная история. 1994.ЖЗ. - С. 92109.

133. Елисеев А.В., Воронин И.А. Научные чтения "Власть и общество России в прошлом и настоящем" // Отечественная история. 2001.№1. - С.208-210.

134. Елисеева Н.В. Советское прошлое: начало переоценки // Отечественная история. 2001. №1. С. 93-105.

135. Елисеева Н.В., Мишин М.Ю. В.Тяжельникова, В. Леверман. Источнико-ориентированнная обработка данных. Клио. // Отечественная история.-1996.№4. - С.194-197.

136. Журавлев С. В. «Маленькие люди» и «большая история». Иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-1930-х годов. М.:2000.

137. Журавлев С.В. Иностранная колония Московского Электрозавода в начале 1930-х годов: Опыт микроисследования // Социальная история. Ежегодник, 1998-1999. М.,1999.

138. Журавлев С.В. Феномен «Истории фабрик и заводов»: горьковское начинание в контексте эпохи 1930-х гг. М.: ИРИ РАН, 1997. - 216 с.

139. Журавлев С.В., Мухин М.Ю. «Крепость социализма»: Повседневность и мотивация труда на советском предприятии, 1918-1938 гг. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. - 240 с.

140. Иванов В.В. Политическая психология. М.: ФО СССР, 1990. - 219 с.

141. Иголкин А. Пресса как оружие власти // Россия XXI. 1995. № 11-12. - С.68-86.

142. Иголкин А.А. Индустриализация Советского Союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы // Вопросы истории. -2001.№6. - С.151-154.

143. Игрицкий Ю.И. . Концепции тоталитаризма: уроки многолетних дискуссий на Западе. //История СССР, 1990.№6.

144. Измозик B.C. Глаза и уши режима. Государственный и политический контроль за населением советской России. 1918-1922. -Спб., 1995.

145. Измозик B.C., Лебина Н.Б. Жилищный вопрос в быту ленинградской партийно-совесткой номенклатуры 1920-1930-х годов //Вопросы истории. 2001.№4. - С.98-111.

146. Ильин В.В. Конструктивность социального действия //Социальная трансформация в российской истории. Доклады международной научной конференции. Екатеринбург, 2-3 июля 2004 года. Екатеринбург, 2004. - С.500-509.

147. Ильин В.В. Человек в тоталитарном обществе // Социально-политический журнал. 1992. № 6-7. - С. 3-13.

148. Ильин В.В., Панарин А.С., Бадовский Д.В. Политическая антропология. М.: Изд-во МГУ, 1995. - 254 с.

149. Информационное обеспечение баз данных по истории России XX века (на материалах Тверского и Уральского регионов). Словарь -справочник. Часть 1. Тверь, 1998.

150. Историография социалистического строительства на Урале в переходный период. Свердловск, 1982.

151. Историография социально-экономического развития Урала в период строительства основ социализма 1917-1937. Свердловск, 1987;

152. История и сталинизм: Сб.статей. М.: Политиздат, 1991. - 446 с.

153. История ментальностей. Историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М.: РГГУ, 1996. -255 с.

154. История социалистического соревнования в СССР. М.: Профиздат, 1980.

155. Исупов К.Г. Мифология истории и социальный самообман (о психологических истоках сталинизма) // Вестник высшей школы. 1990. №2.

156. Кабацков А.Н., Кимерлинг А.С., Лейбович О.Л. Игра на два поля: к формированию политических коммуникаций в современной России //Ученые записки гуманитарного факультета Пермского государственного технического университета. Выпуск 8. Пермь, ПТГУ, 2004.

157. Кабытов П.С., Леонтьева О.Б. Зенит «прекрасной эпохи»: сталинизм глазами американских историков //Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период. Самара, 2001.

158. Камынин В.Д. Историография истории рабочего класса Урала переходного периода (1917 1937 гг.) - Свердловск, 1987;

159. Камынин В.Д. Протоколы комсомольских и профсоюзных организаций Урала как исторический источник по социалистическому соревнованию в 1929 г. // Уральский археографический ежегодник за 1973 год. Свердловск, 1975.

160. Катасонов А.В. Методологические аспекты проблемы легитимного господства в социологической концепции М. Вебера //Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политология. 1998. №1.

161. Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920-начало 1950-х гг. Часть 1. Репрессии 1920-30-х гг. -Нижний Тагил, 1996.

162. Киселев К.В. Синтаксические характеристики предвыборных слоганов //Дискурс Пи. Научно-практический альманах. 2002/2. Приключения разума в информационном обществе. С.123-126.

163. Ковальченко И.Д. Теоретико-методологические проблемы исторических исследований: Заметки и размышления о новых подходах // Новая и новейшая история. 1995. № 1. - С. 3-33.

164. Кожинов В. Россия Век XX. 1901-1939. От начала столетия до «загадочного» 1937: Опыт беспристрастного исследования. -М.: 1999.

165. Козлов В.А. Новые люди 30-х годов (Из истории формирования социалистического типа личности) // Духовный потенциал СССР накануне Великой Отечественной войны. Из истории советской культуры. -М.,1985.

166. Козлов В.А., Хлевнюк О.В. Первые пятилетки: люди, темпы, свершения. М.: Знание, 1987. - 64 с.

167. Козлова Н. «Слабое место» социальной реальности // СОЦИС. 1993. №2. С. 79-87.

168. Козлова Н., Сандомирская И. «Наивное письмо» и производители нормы // Вопросы социологии. 1996. Вып. 7. С. 152-186.

169. Козлова Н.Н. Горизонты повседневности советской эпохи. Голоса из хора. М.: ИФ РАН, 1996. - 216 с.

170. Козлова Н.Н. Документы жизни: опыт социологического чтения // Socio-Logos 96. М., 1996. С. 229-255.

171. Козлова Н.Н. Заложники слова // СОЦИС. 1995. №9. С.28-35. №10.-С. 100-108.

172. Козлова Н.Н. Опыт социологического чтения «человеческих документов», или размышления о значимости методологической рефлексии // Социс. 2000. № 9. - С. 22-32.

173. Коржихина Т.П. Советское государство и его учреждения: ноябрь 1917-декабрь 1991 г.: Учебник для вузов. -М.: Изд-во РГГУ, 1994.

174. Коржихина Т.П., Фигатнер Ю.Ю. Советская номенклатура: становление механизмов действия // Вопросы истории. 1993.№7. - С. 25-39.

175. Коровин И.Р. О некоторых вопросах истории индустриализации и рабочего класса СССР в 1933-1937 гг. // Идеи и реальности 19201930-х годов в советской исторической науке. Иваново, 1993.

176. Коткин С.Говорить по-большевистски (Из кн.: «Магнитная гора: Сталинизм как цивилизация»). //Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период. Самара, 2001.

177. Коэн С. Большевизм и сталинизм // Вопросы философии. 1989. -№7.

178. Кравченко И.И. Политическая мифологи: вечность и современность // Вопросы философии. 1999. - №1.

179. Красильников С. А. На изломах социальной структуры: маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917-конец 1930-х годов) //http: //www/zaimka/ru/soviet/krasilnl. shtml/

180. Красин Л.Б. Письма к жене и детям. 1917-1926. Вступительная статья Ю.Г. Фельштинского, Г.И.Чернявского //Вопросы истории. 2002. №1. С.83-99, №2.С.91-119, №З.С. С.79-104, №4. С.98-127, №5. С.92-126.

181. Кром М.М. Политическая антропология: новые подходы к изучению феномена власти в истории России // Исторические записки. 4 (122). М.: Наука, 2001.-415 с.

182. Крупянская В.Ю., Рудина О.Р.,. Полищук Н.С, Юхеева Н.В. Культура и быт горняков и металлургов Нижнего Тагила (1917 1970). -М„ 1974.

183. Кузнецов И.В. Социальный портрет партийцев Центрального промышленного района в 20-е годы (по материалам Всесоюзной партийной переписи 1927) // Социальная история. Ежегодник. 1998. -М.,1998.

184. Кузнецов И.С. Советский тоталитаризм: очерк психоистории. -Новосибирск-: Новосибирский гос. ун-т, 1995. 156 с.

185. Кулаков А.А. Общество и власть: российская провинция 20-30-х гг. Проблемы источниковедения // Общество и власть. Российская провинция. -М.2002.

186. Куликов В. М., Козьмин С. С. Борьба коммунистов Урала за укрепление производственной дисциплины в процессе социалистического соревнования в 1926-1932 гг. // Из истории партийных организаций Урала. Сб. 2. Свердловск, 1973. С. 84.

187. Куликов В.М. Парторганизации Урал в борьбе за проведение политики социалистической индустриализации (1926-1929 гг.) // Социалистическое строительство на Урале. Свердловск, 1957.

188. Куликов В.М., Козьмин С.С. Борьба коммунистов Урала за укрепление производственной дисциплины в процессе социалистического соревнования в 1926-1932 гг. // Из истории партийных организаций Урала. Сборник 2. Свердловск, 1973.

189. Куликова Г.Б. СССР 1920-1930-х годов глазами западных интеллектуалов // Отечественная история, 2001. №1.

190. Купина Н.А. Тоталитарный язык. Екатеринбург - Пермь, 1995. -144 с.

191. Куприянов А.И. Историческая антропология в России: проблемы становления // Отечественная история.-1996.№4. С.86-100.

192. Куприянов А.И. Историческая антропология. Проблемы становления // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет /Под ред. Г. А. Бордюгова. М.: АИРО-Х, 1996.

193. Кутырева Л.И. Жалобы как источник по истории крестьянства Урала (опыт контент-анализа) // Количественные методы висследованиях по истории рабочего класса и крестьянства. Свердловск, 1991.

194. Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-1930 годы. СПб.: Журнал «Нева» Издательско-торговый дом «Летний сад», 1999. - 320 с.

195. Лебина Н.Б. Теневые стороны жизни советского города 20-30-х гг. // Вопросы истории. 1994. №2. - С. 30-42.

196. Левандовский А. Оружие мифа. Миф как средство легитимности власти в России // Свободная мысль. 2001. №2.

197. Ливерманн В. Технология разработки баз данных и источнико-ориентированная обработка данных // Круг идей: новое в исторической информатике. Тр. 1-ой конф. АИК /Отв.ред. Л.И. Бородкин, B.C. Тяжельникова. М.,1994.

198. Лившин А., Орлов И. Власть и общество: диалог в письмах. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2002. - 208 с.

199. Лившин А.Я., Орлов И.Б. Власть и народ: «сигналы с мест» как источник по истории России 1917-1927 гг. // ОНС. 1999. - №2;

200. Липатова Н.В. Место Советов рабочих и крестьянских депутатов в структуре местных органов власти (на материалах Поволжья) // Российская государственность: история и современность. Сб.статей. -Спб.,2003.

201. Логунов А.П. Кризис исторической науки или наука в условиях общественного кризиса: отечественная историография второй половины 80- начала 90-х годов // Советская историография. М.:1996.

202. Лукассен Я. Мотивация труда в исторической перспективе: Некоторые предварительные заметки по терминологии и принципам классификации //Социальная история. Ежегодник, 2000. М., 2000.

203. Лукассен Я., Ван дер Линден М. Пролегомены к глобальной рабочей истории//Социальная история. 1997. -М., 1998.

204. Лукин Ю.Ф. Социально-политическая активность и протест в истории советского общества. Архангельск: Архангельский гос. пед. ин-т, 1991.-112 с.

205. Люкс Л. Логика сталинизма //Вопросы истории. 2002. №10 -С.173-175.

206. Мазур Л.Н. Математические методы в исторических исследованиях. Учеб. пособие. Программа и методические рекомендации. Издание 2-е. Екатеринбург, 1998.

207. Майер Р. О чудесах и чудовищах. Стахановское движение и сталинизм//Отечественная история. 1993.№3. -С.56-65.

208. Майерс Д. Социальная психология. СПб, 1997. - 686 с.

209. Макаренко В.П. Бюрократия и сталинизм. Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 1989.

210. Малиа М. Из-под глыб, но что? Очерк истории западной советологии //Отечественная история. 1997.№5.

211. Малиа М. Советская история // Отечественная история. 1999. № З.С. 134-141.

212. Малиа М. Советская трагедия. История сталинизма в России: 1917-1991. М.:2002.

213. Малышева С.Ю. Советская праздничная культура в провинции: пространство символы, исторические мифы (1917-1927). Казань: Рутен, 2005.

214. Маркевич A.M., Соколов А.К. «Магнитка близ Садового кольца»: стимулы к работе на Московском заводе «Серп и молот», 1883-2001 гг. -М.,2005.

215. Менталитет и политическое развитие России. М.: ИРИ РАН, 1996.-150 с.

216. Миронов Б.Н. «Послал Бог работу, да отнял черт охоту»: трудовая этика российских рабочих в пореформенное время //Социальная история. Ежегодник 1998/1999. М.,1999.

217. Миронов Б.Н. История СССР с социологической точки зрения: о книге А.Г. Вишневского «Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР» // Социальная история. Ежегодник. М.,2000.

218. Мирошников М.Ю. Особенности российской политической ментальности: анализ и диалог //Дискурс Пи. Научно-практический альманах. 2002/2. Приключения разума в информационном обществе. С.108-110.

219. Морозова Н.М. Социальный портрет «лишенцев»: мордовского края: источники и методы изучения // Круг идей: электронные ресурсы исторической информатики. Труды VIII конференции Ассоциации

220. История и компьютер». Под ред. Л.И. Бородкина и В.Н. Владимирова. -М.-Барнаул, 2003. -С.158-174

221. Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс/ Пер. с фр. М.: «Центр психологии и психотерапии», 1998. - 480 с.

222. Московичи С. Машина, творящая богов. / Пер. с фр. М.: «Центр психологии и психотерапии», 1998. - 560 с.

223. Московичи С. От коллективных представлений к социальным (к истории одного понятия) // Вопросы социологии. 1992. Т.1. №2. С. 8395;

224. Мухин М. Ю. Особенности стимулирования трудовой активности в советской промышленности на рубеже 1920-1930-х гг. (на примере Московского электрозавода) // Социальная история. 2001/2002. М., 2004;

225. Мэтьюз М. Становление системы привилегий в Советском государстве // Вопросы истории. 1992.№2-3. - С.45-62.

226. Назаров О.Г. Проблемы планирования в контексте борьбы за власть в условиях нэпа // Отечественная история. 2000. .№4. - С.54-65.

227. Нарский И.В. М.Хильдермайер. История Советского Союза 1917-1991. Возникновение и падение первого советского социалистического государства. // Вопросы истории. - 2001.№3. -С. 162-166.

228. Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917-1922 гг. М.: РОССПЭН, 2001. - 632 с.

229. Нежинский Л.Н. Была ли военная угроза СССР в конце 20-х -начале 30-х годов? // История СССР. 1990. № 1.

230. Никитина А.О. Политические репрессии на Урале 1920-30-х гг.в региональной историографии //Урал индустриальный. Материалы докладов и сообщений региональной научно-практической конференции. Май 1999. Екатеринбург, 1999.242 с. С.179-183.

231. Никольский С.А. Выдвиженчество и крестьянство // Родина. -1993.№5-6. С.42.

232. Никоненко В.Н. Пресса в борьбе за создание на Урале кадров руководителей производства из числа рабочих-выдвиженцев в годы первой пятилетки // Из истории социалистического строительства на Урале. Свердловск, 1976.

233. Никулин В.В. Власть и общество в 20-е годы. Политический режим в период НЭПа. Становление и функционирование (1921 1929 гг.). - СПб, 1997.;

234. Новопашин Ю.С. Миф о диктатуре пролетариата // Вопросы истории. 2005. .№1. -С.41-51.

235. Новоселов Л.Н. К истории возникновения и развития производственных совещаний на Урале (1922-1929 гг.) // Из истории Урала. Свердловск, I960.;

236. Новосельцева Т.И.Выдвиженчество: Из истории кадровой политики в 1920-е годы (на примере Смоленщины) //Историю пишут аспиранты. ВыпЛ.Смолнск, 2001.

237. Нормы и ценности повседневной жизни: Становление социалистического образа жизни в России, 1920-1930-е гг. / Под общ.ред. Т. Вихавайнена. СПб.: Журнал «Нева», 2000. - 480 с.

238. Оболонский А.В. Драма российской политической истории: система против личности. М.: Ин-т государства и права РАН, 1994. -352 с.

239. Образ населения» у представителей властных структур как источник социальных деформаций // СОЦИС. 1999. №10. С. 53.

240. Общество и власть: 1930-е гг. Повествование в документах / Отв.ред. А.К.Соколов. М.: РОССПЭН, 1998. - 352 с.

241. Одайник В. Психология политики: Политические и социальные идеи К.Г.Юнга. СПб.: «Ювента», 1996. - 384 с.

242. Ольшанский Д.В. Политико-психологический словарь. М.: Академический проспект; Екатеринбург: Деловая книга, 2002. - 576 с.

243. Они не молчали. М.: Политиздат, 1991. - 448 с.

244. Орлов И.Б т "Саблазны нэпа" и политическая система 1920-х гг. //Отечественная история. - 2002. №1. - С. 209-211.

245. Орлов И.Б., Лившин А.Я. Социологический анализ «писем во власть» (1917-1927-е годы) // СОЦИС. 1999. - №2.

246. Осмыслить культ Сталина. М/. Прогресс, 1989. - 656 с.

247. Осокина Е.А. Иерархия потребления: о жизни людей в условиях сталинского снабжения. 1928-1935гг. -М.: МГОУ, 1993. 144 с.

248. Отношение к прошлому ключ к будущему. Материалы международного симпозиума "Куда идет Россия?". "Круглый стол" // Отечественная история. - 1999. .№6. - С.78-89.

249. Павлова И,В. Сталинизм: становление механизма власти. Новосибирск, 1993;

250. Павлова И.В Власть и общество в СССР в 1930-е годы. // Вопросы истории. 2001. №10 .

251. Павлова И.В. Механизм политической власти в СССР в 20-30-е годы//Вопросы истории. 1998. № 11-12. - 49-66.

252. Павлова И.В. Понимание сталинской эпохи и позиция историка //Вопросы истории. 2002. .№10 - С.3-19.

253. Павлова И.В. Современные западные историки о сталинской России 30-х гг.(критика «ревизионистского» подхода) // Отечественная история. 1998. №5. С. 107-121.

254. Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М.: РКТИ, 1997. - 272 с.

255. Панарин А.С. Философия политики. "Новая школа", 1996.

256. Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. М.: Изд-во МГУ, 1988.-207с.

257. Пивоваров Ю., Фуров А. Русская система и реформы. // Pro et Contra, Т.4.№4. 2000.

258. Пилипенко В.А., Стризое А.Л. Политическая власть и общество: контуры методологии исследования // Социс. 1999. № 6. - С. 25-31.

259. Плеханов М.Е. Движение ударников в годы первой пятилетки (1929-1932 гг.) // Труды Уральского электромеханического института инженеров железнодорожного транспорта. Вып.З. Свердловск, 1959;

260. Плотников И.В. О политических настроениях масс в конце 1920-начале 1930-х годов (по материалам устного народного творчества на Урале) // Уральский исторический вестник. №2. Культура провинциальной России. -Екатеринбург, 1995.

261. Подгаецкий В.В. Числа и мысли или утопии? // Круг идей: Традиции и тенденции исторической информатики. Труды IVконференции Ассоциации «История и компьютер». Под ред. Л.И. Бородкина, И.Ф. Юшина. М. 1997. С. 13-31.

262. Поляков Ю.А. Человек в повседневности (исторические аспекты) //Отечественная история. -2000.№3. С. 125-132.

263. Попов М.В. Роль периодической печати в политическом и культурном воздействии на уральское крестьянство в 1920-30-х гг. // Тезисы III Уральских историко-педагогических чтений. Екатеринбург: Изд-во УрГПУ, 1999. 330 с.

264. Попова С.М. Контент-анализ в исследовании облика положительного героя на страницах газет 30-х гг. // Количественные методы в исследовании по истории советского рабочего класса и крестьянства. Свердловск, 1991.

265. Попова С.М. Роль насилия во властном преобразовании системы социальной коммуникации. Екатеринбург: Институт философии и права УрО РАН, 1992. - 62 с.

266. Поршнева О.С.Крестьяне, рабочие и солдаты России накануне и в годы Первой мировой войны. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. -368с.

267. Постников С.П. Модернизация социальной структуры на рубеже 20-30-х гг. (на примере рабочего класса Урала) // Российская модернизация XIX-XX вв.: институциональные, социальные, экономические перемены. Уфа, 1997.;

268. Постников С.П. Что произошло с рабочим классом на рубеже 20-х 30-х годов? // Политическая агитация. - 1990. №2;

269. Постников С.П., Фельдман М.А. Социокультурный облик промышленных рабочих Урала (1900-1941 гг.). Екатеринбург, 2006.

270. Прядеин В. С. Соревнование в советском обществе: проблемы теории (историографический анализ). Екатеринбург, 1991.

271. Рабочий активизм в послереволюционной России (материалы круглого стола) // Отечественная история. 2002. №2.

272. Репина Л.П. Смена познавательных ориентаций метаморфозы социальной истории. // Социальная история. Ежегодник. 1998-1999. -М/Л999.

273. Рожков А.Ю. В кругу сверстников. Жизненный мир молодого человека в советской России 1920-х гг. В.2-х т. Краснодар, 2002.

274. Романовский Н.В. Люди Сталина: этюд к коллективному портрету // Отечественная история. 2000. №4. - С.65-76.

275. Российская ментальность: методы и проблемы изучения. М.: ИРИРАН, 1999.-252 с.

276. Россия и Запад: формирование внешнеполитических стереотипов в сознании российского общества первой половины XX века.М.,1998.

277. Санаев П.А. Коммунисты организаторы осоавиахимовской работы на Урале накануне Великой Отечественной войны // Из истории социалистического строительства на Урале. - Свердловск, 1975.

278. Свищев М.А. Источники по социальной истории СССР в 30-е годы . Справочник для исследователей. Под ре. Ш.Фицпатрик и Л. Виолы. Нью-Йорк, 1990 // Отечественная история. 1993.№2. - С.213-216.

279. Святец Ю.А. База данных как динамическая информационная модель предметной области исторического исследования //Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». -1996. №17.

280. Селунская Н.Б. К проблеме объяснения в истории //Проблемы источниковедения и историографии. Материалы II Научных чтений памяти академика И.Д.Ковальченко. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000.-432 с.

281. Сердюков А.А. Деятельность Уральской партийной организации по вовлечению в социалистическое строительство кустарей и ремесленников в годы первой пятилетки // Из истории партийных организаций Урал. Сборник 2. Свердловск, 1973.;

282. Силин А.А. Философия и психология власти // Свободная мысль. 1995. №12.

283. Симонов Н.С. «Крепить оборону страны Советов» «Военная тревога» 1927 года и ее последствия // Отечественная история. 1996.3.

284. Симонов Н.С. Термидор, брюмер и фрюкидор? Эволюция сталинского режима: прогнозы и реальность // Отечественная история. -1993.№4. С.3-19.

285. Скубневский В.А. Трудовые конфликты в советской России. 1918-1929 гг. // Отечественная история. 1999. №2. - С. 201-203.

286. Славко Т.И. Математические методы в изучении истории советского рабочего класса. М.,1991.

287. Славко Т.И. Математические методы в исторических исследованиях. Екатеринбург, 1995.

288. Славко Т.И. Математические методы при изучении истории советского рабочего класса (историография проблемы) // Количественные методы в исследованиях по истории рабочего класса и крестьянства. Свердловск, 1991!.

289. Слезин А.А. В борьбе за нового человека. Комсомол 1920-х годов как институт политической социализации. Тамбов, 1998;

290. Смирнова Т.М. "Бывшие". Штрихи к социальной политике советской власти // Отечественная история. 2000. №2. - С.37-48.

291. Смирнова Т.М. "В происхождении своем никто не повинен."? Проблемы интеграции детей "социально чуждых элементов" в послереволюционное советское общество (1917-1936 гг.) //Отечественная история. 2003.№4. - С.28-42.

292. Смит С. Постмодернизм и социальная история на Западе: проблемы и перспективы // Вопросы истории. 1997. № 8. - С. 154161.

293. Соболев М.А. Периодическая печать как источник исторического изучения массового политического сознания // Источники гуманитарного поиска: новое в традиционном. Белгород: Издательство Белгородского у-та, 2002.

294. Советская историография Октябрьской революции и социалистического строительства на Урале (1917 1937). -Свердловск: УрГУ, 1987. - 289 с.

295. Советское прошлое: поиски понимания (материалы круглого стола) // Отечественная история 2000. №5.

296. Соколов А.К. Перспективы изучения рабочей истории в современной России // Отечественная история. 2003. №4. с.131-142, №5. С.130-139.

297. Соколов А.К. Советская политика в области мотивации и стимулирования труда (1917-середина 1930-х годов) // Экономическая история. 2000.№4.

298. Соколов А.К. Социальная история новейшего времени: проблема методологии и источниковедения // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. -М.:1999.

299. Соколов А.К. Социальная история, квантификация и постмодернизм // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». №23. март 1998. Тезисы докладов и сообщений VI конференции Ассоциации «История и компьютер». Звенигород, март 1998. -М.,1998.

300. Соколов А.К. Социальная история: проблемы методологии и источниковедения // Проблемы источниковедения и историографии. Материалы II Научных чтений памяти академика И.Д.Ковальченко. -М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000.432 с.

301. Социалистическое соревнование в промышленности СССР. М.: Профиздат, 1983;

302. Стецура Ю.А. Революционный пафос и трагизм поколения 20-30-х гг. Екатеринбург - Пермь, 1995. - 120 с.

303. Теория социальных представлений в социальной психологии: дискуссии 80-х 90-х гг. - М.:ИНИОН РАН, 1996. - 116 с.

304. Тихонов В.И. Источниково-ориентированная база данных и противоречия источника // Круг идей: Развитие исторической информатики. Труды II конференции Ассоциации «История и компьютер». М. 1995. С. 294-317.

305. Тихонов В.И. Кто достоин избирательных прав? // Круг идей: макро и микроподходы в исторической информатике. Труды V Конференции Ассоциации «История и компьютер». Т.2. Под ред. Л.И. Бородкина, В.Н. Сидорцова, И.Ф.Юшина. Минск, 1998.

306. Тихонов М.А. Стратегия газет: редакторы издатели и их читательская аудитория // Круг идей: макро и микроподходы в исторической информатике. Труды V Конференции Ассоциации

307. История и компьютер». Т.2. Под ред. Л.И. Бородкина, В.Н. Сидорцова, И.Ф.Юшина. Минск, 1998.

308. Тишков В.А. Мобилизованное прошлое как фактор конфликта //Свободная мысль. 1995.№1.

309. Трудовые конфликты в Советской России. 1918-1929 гг. /Под ред. Ю.И.Кирьянова, У.Розенберга, А.Н. Сахарова. М.1998.

310. Тяжелышкова B.C. Механизмы социальной поддержки коммунистической власти. 1917-1927. -М.,2004.

311. Тяжельникова B.C. Самоубийства коммунистов в 1920-е годы //Отечественная история. 1998. №6. - С. 158-173.

312. Тяжельникова B.C. Советская песня и формирование новой идентичности//Отечественная история. 2002. .№1. - С. 174-181.

313. Тяжельникова B.C. Состав партийных организаций в конце 20-х гг. (опыт количественного анализа по материалам Всесоюзной партийной переписи 1927 года) // Вопросы истории КПСС. 1990. №1. - С.70-82.

314. Тяжельникова'B.C., Соколов А.К. Отношение к труду: факторы изменения и консервации трудовой этики рабочих в советский период //Социальная история. Ежегодник. 2001/2002. М., 2004.

315. Тяжельникова B.C., Юшин И.Ф. «Массовые источники» и массовые данные // Проблемы источниковедения и историографии. Материалы II Научных чтений памяти академика И.Д. Ковольченко. -М.:РОСПЭН, 2000. -432 с.

316. Ульянов С.Б. Массовые хозяйственно-политические компании в системе стимулирования труда в 1920-е гг. (Кампания по поднятию производительности труда в Ленинградской промышленности в 19241925 гг.) // Социальная история. Ежегодник. 2001/2002. М., 2004,

317. Ушакин С.А. После модернизма: язык власти или власть языка // Общественные науки и современность. 1996. № 5. - С. 130-138.

318. Фадеев А.Н. К вопросу о развитии соревнования за коммунистический труд // Из истории рабочего класса Урал. Сборник статей. Пермское книжное издательство, 1961.

319. Фельдман В.В. О некоторых вопросах формирования социалистического рабочего класса Урала // Из истории рабочего класса Урал. Сборник статей. Пермское книжное издательство, 1961.

320. Фельдман М.А. Культурный уровень и политические настроения рабочих крупной промышленности Урала в годы нэпа // Отечественная история. 2003.№5. - С.30-35.

321. Фельдман М.А. Рабочие крупной промышленности Урала, 1914 — 1941 гг. (численность, состав, социальный облик). Екатеринбург, 2001;

322. Фельдман М.А. Советское решение рабочего вопроса на Урале (1929-1941 годы) // Вопросы истории. 2002.№12 - С.120-132.

323. Фельдман М.А. Формирование трудового коллектива Уралмашзавода в 30-е годы XX века //Документ. Архив. История. Современность: Сб.науч.труд.Вып.4. Екатеринбург: Изд-во Урал.у-та, 2004.-380 с. С.171-179.

324. Философия и методология истории. Благовещенск, 2000. -328 с.

325. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история советской России вЗО-е годы: Город.- М.:РОССПЭН,2001.- 336 с.

326. Харченко К.В. Американский опыт исследования материалов по устной истории // Источники гуманитарного поиска: новое в традиционном. Белгород: Издательство Белгородского у-та, 2002.

327. Харченко К.В. Мышление «человека власти» первых послеоктябрьских лет: анализ регионального материала // Источники гуманитарного поиска: новое в традиционном. Белгород, 2002. ,

328. Хевеши М.А. Политика и психология масс // Вопросы философии. 1999. №12.

329. Хлевнюк О.В. 1937-й: Сталин, НКВД и советское общество. М.: Изд-во «Республика», 1992.-278 с.

330. Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е гг. М.: РОССПЭН, 1996. - 304 с.

331. Холмс JI. Социальная история России: 1917-1991 гг. Ростов-на-Дону, 1994. -144 с.

332. Хорхордина Т.И. Архивы и тоталитаризм (опыт сравнительно-исторического исследования) // Отечественная история, 1994. №6

333. Цыпина Е.А. Современная историография о политической трансформации России в 1920-е г. // Социальная трансформация в российской истории. Доклады международной научной конференции. Екатеринбург, 2-3 июля 2004 года. Екатеринбург, 2004. С.585-600.

334. Черемных В. Начало массового социалистического соревнования в промышленности Урала в 1929 г. // Коммунистическая партия -вдохновитель и организатор всенародного социалистического соревнования. -М., 1961;

335. Черемных В.Г. Рабочий класс Урала в годы первой пятилетки //Из истории рабочего класса Урал. Сборник статей. Пермское книжное издательство, 1961.

336. Черных А. Становление России советской: 20-е годы в зеркале социологии. -М.,1998.

337. Чугров С.В. Идеологемы и внешнеполитическое сознание // Мировая экономика и международные отношения. 1993. № 2.

338. Чураков Д.О. О субъективности источников и объективности интерпретации // Отечественная история. 2002. №2.

339. Чураков Д.О. Революция, государство, рабочий протест: формы, динамика и природа массовых выступлений рабочих советской России. 1917-1918 гг. М.,2004.

340. Шабалин В.В. Пейзаж после битвы: из истории левой оппозиции на Урале. Пермь, 2003.

341. Шалашова Т.И. Усиление радио в духовном воспитании советских людей (на материалах Урала) // Деятельность партийных организаций Урал по осуществлению культурной революции. Свердловск, 1972.;

342. Шапошников Т.Н. Общественное сознание и феномен репрессий в 1930- е годы на Урале // Россия в XX веке: история и историография. Вып.2. Екатеринбург, 2004.

343. Шевченко Ю.Д. Власть и политическая культура: воздействие политических институтов на советские и постсоветские культурные ценности // Образы власти в политической культуре России. М.,2000;

344. Шестов Н.И. Политический миф: теперь и прежде /Под ред. Проф. А.И.Демидова. М.:СШМА-ПРЕСС,2005. 414 с.

345. Шестопал Е.Б. Образ власти в России: политико-психологический анализ // Полис. 1995. № 4. - С. 86-97.

346. Шкаратан О.И. Методологические аспекты изучения истории советского рабочего класса // Вопросы истории. 1966. №4. - С.3-15.

347. Шкуратов В. Историческая психология. Ростов-на-Дону, 1994.287 с.

348. Шмидт К. Политическая теология. -М.:2000.

349. Штомпка П. Социальное изменение как травма // Социс. 2001. №1. - С. 6-16.

350. Шустрова И. Интегральная история на локальном уровне: методика, источники, результаты // Горизонты локальной истории Восточной Европы в XIX XX веках. Сборник статей /Под ред И.В. Нарского. - Челябинск: Изд-во «Каменный пояс», 2003. - 304 с.

351. Щербинин А.И. «С картинки в твоем букваре», или Аз, Веди, Глагол, Мыслете и Живете тоталитарной индоктринации // Полис. -1999. №1. С. 116-136.

352. Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии // Вопросы истории. -2001. №9. -.36-58.

353. Юшин И.Ф. Кодирование занятий и принципы интегральной социальной классификации общества // Круг идей: Развитие исторической информатики. Труды II конференции Ассоциации «История и компьютер». М. 1995.С.257-294.

354. Юшин И.Ф. Применение кластер-анализа для социальных типологий //Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». №23. март 1998. Тезисы докладов и сообщений VI конференции Ассоциации «История и компьютер». Звенигород, март 1998 г. М.,1998.

355. Юшин И.Ф. Социальная политика как социальная гигиена ? //Круг идей: Традиции и тенденции исторической информатики. Труды IV конференции Ассоциации «История и компьютер». Под ред. Л.И. Бородкина, И.Ф. Юшина. -М. 1997. С.266-284.

356. Юшин И.Ф. Социальные классификаторы и изучение социальной политики на основании KLEIO модели источника // Круг идей: модели и технологии исторической информатики. - М.,1996.

357. Юшин И.Ф. Электронные документы как исторический источник //Круг идей: электронные ресурсы исторической информатики. Труды VIII конференции Ассоциации «История и компьютер». Под ред. Л.И. Бородкина и В.Н. Владимирова. М.- Барнаул, 2003. с.37-51.

358. Яров С.В. Горожанин как политик. Революция, военный коммунизм и НЭП глазами петроградцев. СПб: «Дмитрий Булавин». -320 с.

359. Яров С.В. Конформизм в Советской России: Петроград 19171920-х годов. Спб: Издательство «Европейский Дом», 2006. - 570 с.

360. Яров С.В. Массовое сознание в 1917-1920 гг.: формы политизации // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX-XX веков. -СПб. 1999.

361. Яров С.В. О пользе нового прочтения старых документов. Рабочий активизм в послереволюционной России (материалы круглого стола) // Отечественная история. 2002. - №2. - С.214-215.