Внутриполитический кризис в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Полехов, Сергей Владимирович

• Полехов, Сергей Владимирович
• кандидат исторических наук
• 2011

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Полехов, Сергей Владимирович

Введение.

Обзор историографии.

Характеристика источников.

Задачи и методы исследования.

Глава 1. Предыстория кризиса.

1.1. Великое княжество Литовское в первой трети XV века.

1.2. Приход к власти Свидригайла.

1.3. Конфликт с Польшей и поиски союзников (1430-1431).

1.4. Луцкая война.

1.5. От Чарторыйска до Ошмян (1431-1432).

1.6. Ошмянский переворот 1432 г.

Глава 2. Гражданская война в Великом княжестве Литовском (1432-1438).

2.1. Последствия переворота 1432 г.

2.2. Переход к затяжному конфликту: кампания 1432 года.

2.3. Неустойчивое равновесие: кампания 1433 года.

2.4. Укрепление позиций Сигизмунда Кейстутовича и кризис лояльности сторонников Свидригайла: кампания 1434 года.

2.5. Военное поражение Свидригайла: кампания 1435 года.

2.6. Окончание гражданской войны в Великом княжестве Литовском (1435-1438)

Глава 3. Завершающий этап кризиса.

3.1. Последние годы правления Сигизмунда Кейстутовича (1435-1440).

3.2. Начало правления Казимира Ягеллончика в Великом княжестве Литовском

1440-1443).

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Внутриполитический кризис в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века»

В XIII - начале XV века значительная часть Руси была подчинена власти литовских князей. Это подчинение проходило разными путями - от соглашения с местной знатью и династических браков до прямых вооружённых захватов. Источники лучше всего освещают внешний ход литовской экспансии на русские земли, её событийную историю, проливают свет на причины заинтересованности в ней литовских монархов и боярства - «рыцарского класса», организованного для войны (по выражению замечательного польского исследователя X. Ловмяньского1). О другой стороне этого взаимодействия - обществе русских земель - мы узнаём из тех же свидетельств крайне мало. В картине Великого княжества Литовского (ВКЛ) источники отводят центральное место литовцам, но оставляют очень мало места для русинов: последние предстают в них по преимуществу как объект политики этого государства, а не её субъект. О том, как складывались взаимоотношения общества русских земель с верховной властью Литвы, приходится судить по отрывочным и косвенным данным. Поэтому и в историографии данная задача решается далеко не всегда адекватно.

Этот односторонний характер источников можно преодолеть, если обратиться к несколько более поздним событиям. Последние крупные успехи восточной экспансии ВКЛ связаны с именем великого князя Витовта (1392-1430), а уже спустя два года после его смерти в стране вспыхнула гражданская война, в которой общество русских земель выступило как активная действующая сила, политический субъект. Периферия государства сохранила эту роль за собой и после завершения войны: к началу 40-х годов XV века относится несколько конфликтов периферийных (в том числе русских) земель ВКЛ с государственной властью, которые привели к изменению их взаимоотношений. Всё это заставляет видеть в событиях с начала 1430-х по начало 1440-х гг. политический кризис ВКЛ, т.е. перерыв, переломный момент в функционировании сложившейся системы отношений (как внутри-, так и внешнеполитических), который привёл к её модификации . В этой связи правомерно говорить о «долгих 30-х годах XV века», что отражено и в названии данного

1 Эта мысль обоснована в работе: Lowmiañski Н. Uwagi w sprawie podfoza spolecznego i gospodarczego unii jagielloñskiej // Lowmiañski H. Studia nad dziejami Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego. [Uniwersytet im. Adama Mickiewicza w Poznaniu (далее - UAM). Ser. Historia. Nr 108.] Poznañ, 1983.

2 Кризис политический // Большая Российская энциклопедия. Т. 16. М., 2010. С. 24. исследования. Одним из проявлений этого кризиса была острота конфликтных ситуаций во взаимоотношениях между историческим центром государства и его периферией. Конфликты между ними, подобные по своим масштабам, случались в BKJI и раньше: ими богаты последние два десятилетия XIV века. С исследовательской точки зрения отличие событий 1430-х и начала 1440-х гг. состоит в том, что они достаточно хорошо освещены в источниках разных типов и происхождения, а это позволяет задавать им больше вопросов и применять при их изучении более широкий спектр методов. От конфликтных ситуаций XV в. (отъезды князей в Великое княжество Московское во время его войны с BKJ1 1406-1408 гг., жемайтийское восстание 1418 г., «заговор князей» против Казимира Ягеллончика 1481 г. и др.) данные события отличают масштабы и продолжительность, что опять-таки положительным образом сказывается на полноте источниковой базы. Внутриполитический кризис BKJ1 проходил на фоне структурных изменений в жизни государства - распространения письменной культуры, перехода от государства, основанного на личных связях, к системе центральных и местных органов управления, формирования единого шляхетского сословия и «протопарламентских» институтов (великокняжеского совета / рады BKJI и сейма), складывания крупного землевладения. Он также осложнялся вмешательством внешних сил: в гражданскую войну в BKJI оказались вовлечены практически все крупные политические силы Восточной и Центральной Европы -Польша, Тевтонский орден, русские земли, Молдавия, чешские гуситы, венгерский и римский король (с 1433 г. - император) Сигизмунд Люксембургский. Важно понять, какую роль эти факторы сыграли в возникновении и ходе внутриполитического кризиса в BKJI.

События 30-х и начала 40-х гг. XV в. имеют давнюю традицию изучения. Разные их аспекты неоднократно рассматривались как в специальных работах, так и в трудах более общего характера. Повторное обращение к этой теме связано с тремя обстоятельствами. Во-первых, она изучена очень неравномерно: если одни вопросы традиционно находятся в фокусе внимания исследователей, то другие остаются на её периферии. Во-вторых, последние два десятилетия - время бурного развития литуанистики: это выразилось не только в увеличении количества работ, посвященных истории BKJI, но и в переходе на качественно иной уровень, от прямолинейных и умозрительных схем, которые долгое время господствовали в исторической науке Восточной Европы, к более жизненному, реалистичному взгляду на историю региона, в пересмотре многих положений, которые казались устоявшимися и незыблемыми. Поэтому классические исследования конца XIX - первой половины XX в., посвященные событиям после смерти Витовта, зачастую выглядят устаревшими. В-третьих, источниковая база этих классических трудов была далека от полноты даже в момент их создания. Это негативным образом сказывалось на результатах исследований, ведь медиевист никогда не может похвастаться обилием источников, а любое свидетельство способно существенным образом изменить сложившуюся картину. Всё это делает задачу специального изучения событий 30—40-х гг. XV в. не только желательной, но и необходимой. Чтобы более точно определить хронологические рамки исследования, поставить его задачи и наметить его структуру, необходимо проанализировать историографию данных событий и источники, которые освещают их ход. Это будет сделано ниже.

Некоторых пояснений требует терминология, принятая в работе. Речь в ней пойдёт об обществе Великого княжества Литовского, позиции отдельных его частей в определённых ситуациях. Однако нужно иметь в виду, что в источниках отразились данные прежде всего о той группе, которая определяет, формулирует позицию общества в целом, даже если она составляет не более 10 % населения. Эту группу я буду называть элитой. При этом следует различать «общегосударственную» правящую элиту (группу, члены которой могут влиять на политические решения на уровне государственного центра) и локальные элиты, игравшие ту же роль в отдельных землях ВКЛ. И в том, и в другом случае речь идёт не только о людях, занимавших те или иные должности в центральном и местном управлении. Такое понимание элиты можно встретить во многих работах по истории Средних веков, но оно существенно сужает границы данной категории: можно привести примеры очень влиятельных лиц, не занимавших никаких должностей.

Работа над диссертацией велась при финансовой поддержке Фонда Герды Хенкель (Gerda Henkel Stiftung, Дюссельдорф)3 и Фонда «Прусское культурное наследие» (Stiftung Preußischer Kulturbesitz, Берлин)4. Без неё автору этих строк вряд ли удалось бы осуществить свой замысел.

3 Проект AZ 08/SR/09 "Politische Konflikte und die Gesellschaft im Großfiirstentum Litauen im 15. Jahrhundert" (2009-2011).

4 Проект "Osteuropäische Länder im Lichte der Deutschordenskorrespondenz in der 1. Hälfte des 15. Jahrhunderts", 2011.

Обзор историографии

Внутриполитический кризис 30-х гг. XV в. изучался историками нескольких стран - России, Польши, Литвы, Украины, Белоруссии и Германии. Однако не во всех случаях можно говорить о складывании определённой национальной традиции его изучения. В периоды, когда наблюдался повышенный интерес к данной теме (конец XIX и первая половина XX в., конец XX - начало XXI в.), национальные исторические школы тесно взаимодействовали между собой. Творчество некоторых учёных сложно разделить «по национальному признаку»: скажем, дореволюционные работы М.В. Довнар-Запольского вполне выдержаны в духе тогдашней российской историографии, а после революции 1917 г. он стал основоположником белорусской исторической науки.

Первая работа, посвященная событиям 30-х и отчасти 40-х годов XV века в Великом княжестве Литовском, появилась в начале XIX в. Это была биография князя Свидригайла Ольгердовича, принадлежащая перу немецкого драматурга, историка-аматора, долгое время служившего в России, Августа Фридриха Фердинанда фон Коцебу (1761-1819). Коцебу был одним из первых, кто получил доступ к материалам архива великих магистров Тевтонского ордена, хранившегося в Кёнигсберге. Пользуясь ими, он написал четырёхтомную «Старинную историю Пруссии», а затем приступил к работе над биографией Свидригайла, оконченной к 1817 г.1 Научное значение его книги состоит как раз в том, что он попытался ввести в научный оборот новые источники о деятельности этого князя2. Коцебу явно идеализирует героя своей книги, превозносит его достоинства, что казалось наивным уже современникам (в частности, Н.М. Карамзину3), как и общий вывод: если бы Свидригайло не был свергнут с престола ВКЛ в 1432 г., Польша уже в первой половине XV в. могла бы стать «литовско-русской провинцией»4. Несмотря на значение книги для тогдашней науки, политическую «благонадёжность» и ходатайство графа Н.П. Румянцева, её русский

1 Книга была издана уже после убийства Коцебу: Kotzebue А. Switrigail. Ein Beytrag zu den Geschichten von Litthauen, Rußland, Polen und Preussen. Leipzig, 1820.

2 Подробнее об этом см. в обзоре источников настоящей работы.

3 Корф М.А. История издания в русском переводе сочинения Коцебу «Свитригайло, Великий Князь Литовский» // Русский архив. 1869. Год 7. № 4. Стб. 613-628.

4 Наивность такого вывода отметил уже первый рецензент книги Коцебу, известный литератор О.И. Сенковский (Литва, Свитригайло и Коцебу. По поводу книги: Свитригайло великий князь литовский, сочинение Августа Коцебу. 1835 // Собрание сочинений Сенковского (барона Бромбеуса). Т. 6. СПб., 1859. С. 67). перевод был издан лишь в 1835 г.5 Камнем преткновения послужили буллы папы Евгения IV об унии православной и католической церквей, адресованные Свидригайлу и митрополиту Герасиму. Поначалу цензура сочла, что эти источники не могут быть напечатаны «при частной истории князя Свидригайлы», а должны появиться в труде по истории русской церкви6.

Образованная общественность встретила книгу Коцебу довольно сдержанно7. На тот момент отсутствовали издания источников, необходимые для изучения данной темы, не говоря уже о принципах их критики. Интерес к социально-политической истории ВКЛ 30-х гг. XV в. активизировался лишь в конце XIX столетия в польской историографии. В это время в Польше (особенно в её австрийской части) интенсивно развивалось национальное движение. Общественные деятели задумывались, каким быть возрождённому Польскому государству и быть ли ему вообще (иногда они указывали на выгоды пребывания польских земель в составе империи Габсбургов8). Поэтому следовало осмыслить исторический опыт Польского государства, понять причины его ухода с исторической сцены в конце XVIII в., выяснить, насколько глубокими были исторические корни этого события. При этом Польша мыслилась не как национальное государство, а как Речь Посполитая, «Польша Ягеллонов», и вставал более общий вопрос о формах сосуществования поляков с другими народами. Положительный опыт можно было почерпнуть в истории Польши конца XIV - первой половины XV в., эпохи унии с Литвой, побед над Тевтонским орденом и успехов восточной политики. Думаю, именно с этим связан интерес тогдашних польских археографов к источникам, освещающим данный период: во второй половине XIX в. вышли научные издания труда Яна Длугоша и других историографических произведений, увидели свет многочисленные документы и письма XV в. Это готовило базу, необходимую для научной разработки истории ВКЛ эпохи «ягеллонской унии».

5 Коцебу А. Свитригайло, Великий Князь Литовский, или Дополнение к историям Литовской, Российской, Польской и Прусской. / Пер. с нем. СПб., 1835.

6 Корф М.А. Указ. соч.

7 В качестве исключения можно отметить уже упомянутую рецензию Сенковского, которая представляет собой очерк биографии Коцебу, обзор истории ВКЛ в духе николаевской идеологии и пересказ биографии Свидригайла {Сенковский О.И. Указ. соч. С. 37-68).

8 Такую позицию занимал известный польский историк Анатоль Левицкий, но популярностью она не пользовалась. См.: tosowski J. Anatol Lewicki. Przemysl, 1981. S. 10; Nikodem J. Zbigniew Olesnicki w historiografii polskiej. (Rozprawy Polskiej Akademii Umiej^tnosci. Ogölnego zbioru t. 94.) Krakow, 2001. S. 180-181 iprzyp. 54.

Первопроходцем в изучении событий 30-х гг. XV в. стал профессор краковского Ягеллонского университета Анатоль Левицкий (1841-1899). В 1892 г. появился его фундаментальный труд под названием «Восстание Свидригайла»9. Эта монография по сей день остаётся классической работой для всех тех, кто обращается к истории ВКЛ конца XIV - первой половины XV в. Широким историческим фоном служит внутри- и внешнеполитическое положение ВКЛ от заключения унии с Польшей (1385) до смерти Свидригайла (1452).

Политическую историю ВКЛ Левицкий рассматривал через призму межконфессиональных взаимоотношений. Будучи сыном униатского священника, он не скрывал своих симпатий к католицизму10. Заключение унии ВКЛ с Польшей в 1385 г. учёный считал переломным моментом в его истории. По его мнению, с этого времени ВКЛ утратило государственность, стало одной из провинций Польши: Витовт был лишь «наместником», «старостой» польского короля на землях ВКЛ. Взамен общество этих земель получило католическую религию, а с ней неслыханные для тогдашней Европы права и привилегии: благодаря влиянию унии «общественный элемент» стал участвовать в политической жизни ВКЛ. В первой трети XV в. этими правами и привилегиями было наделено не всё общество, а лишь католическая его часть: она находилась под покровительством государственной власти, в то время как православие было на положении терпимой религии, а «схизматики» не пользовались всей полнотой прав католиков (хотя, подчёркивал историк, не было притеснения русинов как народности). Левицкий оправдывал это тем, что подобные порядки существовали по всей Европе. По его мнению, все преграды на пути уравнения в правах русинов и литовцев устранила бы церковная уния, к заключению которой Витовт и Ягайло прилагали большие усилия. В целом польско-литовскую унию учёный понимал как начало польской «цивилизационной работы» среди населения ВКЛ, которая в перспективе вела к его уравнению с поляками в общественном и конфессиональном плане. Полякам, таким образом, отводилась роль культуртрегеров в Восточной Европе перед лицом воинствующего германизма в лице Тевтонского ордена и короля Сигизмунда Люксембургского. «Схизматиков» же историк считал основной

9 Lewicki A. Powstanie SwidrygieHy. Ustçp z dziejôw unii Litwy z Kororrç. Krakôw, 1892. [Отдельный оттиск из изд.: Rozprawy Akademii Umiejçtnosi. Wydzial historyczno-filozofïczny (далее - RAU). T. 29.]

10 См. его биографию: Mitkowski J. Lewicki Anatol // Polski Stownik Biograficzny (далее - PSB). T. 18. Wroclaw i in., 1972. S. 224-225; LosowskiJ. Op. cit. силой внутри BKJI, которая находилась в оппозиции по отношению к Польше и унии с ней.

Согласно схеме Левицкого, после смерти Витовта интересы русинов и литовцев на некоторое время сошлись: литовцы стремились к воссозданию собственной государственности, а русины были недовольны своим неравноправным положением. При поддержке обеих групп к власти в BKJI пришёл Свидригайло. Став великим князем, он окружил себя русинами, с которыми его связывали многие годы политической деятельности в русских землях BKJI, и поднял «восстание», направленное против унии с Польшей (это подчёркнуто в названии труда). Чтобы успешно противостоять Польше, Свидригайло создал вокруг BKJ1 целую антипольскую коалицию с участием Ордена, Сигизмунда Люксембургского, Молдавии, русских земель, т.е. всех тех, кто, по мнению Левицкого, был заинтересован в разрыве польско-литовской унии. Союз Свидригайла со «схизматиками» внутри ВКЛ и вне его пределов историк считал явлениями одного порядка. Литовцы очень скоро поняли, насколько их интересы расходятся с интересами русинов, и в 1432 г. возвели на великокняжеский престол Сигизмунда Кейстутовича. Однако русские земли ВКЛ поддержали Свидригайла, и это положило начало гражданской войне. Из-за неё правящим кругам Польши пришлось пойти на серьёзные («революционные») уступки как литовцам, так и русинам: по акту унии 1432 г. была признана государственность ВКЛ под сюзеренитетом польского короля, а выданные одновременно привилеи для русского населения ВКЛ в целом и Луцкой земли в частности уравняли в правах православных и католиков. Таким образом, гражданская война стала тем катализатором, который заставил поляков ускорить «цивилизационную работу», тем более что вскоре добавился и ещё один необходимый элемент - Флорентийская уния православной и католической церквей 1439 г.

Несомненная заслуга Левицкого состоит в том, что он собрал почти все опубликованные на тот момент источники и сам пополнил их число за счёт новых томов «Кодекса писем XV века»11. Однако к новым свидетельствам он отнёсся с

12 излишним доверием, не проанализировал и не сопоставил их как следует : Codex epistolaris saeculi XV (далее - CESXV). Т. 2-3 / Ed. A. Lewicki. (Monumenta medii aevi histórica res gestas Poloniae illustrantia. Т. 12, 14.) Cracoviae, 1891-1894. Часть новых источников Левицкий опубликовал уже в приложении к монографии.

12 Я имею в виду письмо Владислава Ягайла великому магистру Тевтонского ордена Паулю фон Русдорфу 1431 г., в котором излагается его версия предыстории конфликта со Свидригайлом начиная с

10 описательная составляющая (пересказ источников, обширные цитаты из них) в его работе преобладает над аналитической. Свой взгляд на характер «восстания» Левицкий аргументировал лишь самыми общими соображениями, которые выглядят

13 неубедительно и наивно . Его интересовал не расклад сил внутри ВКЛ, а отношения этого государства с Польшей и другими соседями. История Литвы для него как бы начинается от унии с Польшей. Действующие лица этой истории - правители (Ягайло, Витовт, Свидригайло, Сигизмунд Кейстутович). Местного общества мы на её страницах не увидим, хотя Левицкий и подчёркивал, что в начале XV в. оно начинает участвовать в политической жизни страны. Никаких конкретных доказательств недовольства русского населения ВКЛ своим положением Левицкий не приводит, а лишь следует историографической традиции, которая не была основана на специальных исследованиях, но под сомнение не ставилась14. Если это положение было ликвидировано привилеями 1432 г., то непонятно, почему гражданская война в ВКЛ продлилась ещё шесть лет и зачем понадобилось выдавать акт аналогичной направленности в 1434-м. Очень характерно растерянное заявление в конце работы: «внутренняя жизнь на литовской Руси известна нам очень мало»15. Но и о литовской знати историк писал словно поневоле, допуская при этом многочисленные ошибки. Таким образом, хотя работа Анатоля Левицкого и была весомым вкладом в изучение гражданской войны в ВКЛ, это был лишь первый шаг в данном направлении, и продолжить исследования, начатые Левицким, предстояло другим учёным. С другой стороны, данная монография была воспринята положительно16 и долгое время считалась образцовой, поэтому историки шли именно тем путём, который наметил Левицкий.

Результатом дальнейших исследований А. Левицкого стала статья, посвящённая эпизоду последних лет правления великого князя Сигизмунда Кейстутовича - его конца XIV в., и послание краковского епископа Збигнева Олесницкого председателю Базельского собора Юлиану Цезарини 1432 г., в котором содержится развёрнутое обвинение великого князя в союзе со «схизматиками» (CESXV. Т. 2. Nr 191, 204). «Жалобу Ягайла» впервые опубликовал русский учёный А.И. Тургенев в середине XIX в., но внимания историков она не привлекла, поэтому Левицкий вновь напечатал этот документ по другому (краковскому) списку.

13 LewickiA. Powstanie. S. 78-79.

14 См., например, рецензию на труд Левицкого, написанную Антонием Прохаской, одним из крупнейших тогдашних специалистов по истории ВКЛ XIV-XV вв., который по своим идейным позициям был во многом близок к Левицкому: Prochaska А. Lewicki Anatol dr.: Powstanie SwidrygieHy. Krakow 1892 8vo, str. 389 // Kwartalnik Historyczny (далее - KH). 1893. R. 7. S. 537.

15 Lewicki A. Powstanie. S. 288.

16 Очень высоко её оценил А. Прохаска: Prochaska А. Lewicki Anatol dr.: Powstanie Swidrygielfy. S. 537545. антипольскому союзу с римским королём Альбрехтом II и Тевтонским орденом17. Историк справедливо связал его с нежеланием поляков передать Луцкую землю Сигизмунуду, но не заметил, что до заключения союза дело не дошло. В планах нового «восстания» против Польши Левицкий видел причину разногласий великого князя литовского с его окружением, которые привели к его убийству в 1440 г. В приложении к статье краковский учёный опубликовал ранее неизвестные источники, проливающие свет на планы Сигизмунда.

История ВКЛ на рубеже Х1Х-ХХ вв. разрабатывалась не только в польской, но и в русской историографии. Интерес русских учёных к ней оживился после восстания на землях бывшей Речи Посполитой 1863-1864 гг.: с этого времени усилия историков были направлены на то, чтобы показать значение «русского начала» в «СевероЗападном крае», т.е. на землях бывшего Великого княжества Литовского. В русской историографии русскому населению ВКЛ отводилась та же культуртрегерская роль, что и в польской - полякам. При всей политической ангажированности такого подхода у него была и положительная черта: к концу XIX в. прочно утвердилось понимание ВКЛ как «Литовско-Русского государства», история которого - часть истории Руси / России. Это способствовало более научному изучению его истории, отходу от примитивных схем.

Важной вехой в истории русской литуанистики стали работы профессора Московского университета М.К. Любавского (1860-1936), в которых была создана целостная картина развития ВКЛ вплоть до Люблинской унии 1569 г. Вопросы о причинах и ходе гражданской войны в ВКЛ нашли отражение как в больших трудах Любавского18, так и в работах по частным вопросам19. Истоки конфликта Любавский видел в том порядке, который утвердился в ВКЛ в конце XIV - начале XV в. Пока ближайшими «сотрудниками» великого князя литовского были удельные князья, тесно связанные со своими уделами и их знатью, эта знать опосредованно (через этих самых

17 ЬеююМ А. Рггуппегее 2>^тип1а кБ. 1ие\У5кле§о г кг61ет ггутвкт АШгес^ет II // ЯАи. Т. 37. Кгак6\у, 1899.

18 Любавский М.К. Литовско-русский сейм. Опыт по истории учреждения в связи с внутренним строем и внешнею жизнью государства. М., 1900; он же. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. 3-е изд. СПб., 2004 (первое издание вышло в 1910 г., второе - в 1915-м).

19 Любавский М.К. К вопросу об ограничении политических прав православных князей, панов и шляхты в великом княжестве Литовском до Люблинской унии // Сборник статей, посвященных В.О. Ключевскому его учениками, друзьями и почитателями ко дню тридцатилетия его профессорской деятельности в Московском Университете. М., 1909. князей) принимала участие в управлении государством. При Витовте удельных князей сменили литовские бояре, «права и вольности» которых (в том числе исключительное участие в управлении государством) были закреплены и расширены Городельским привилеем 1413 г. Они участвовали в литовских «сеймах», начало истории которых Любавский относил к 1401 г. (подтверждение в модифицированном виде польско-литовской унии). Русская знать ВКЛ была недовольна «устранением. от высших государственных должностей и от участия в разрешении общегосударственных

20 вопросов» . Особое недовольство должны были испытывать князья, оттеснённые от власти и даже не упомянутые как социальная группа в привилеях 1387 и 1413 гг. Но сделать что-либо против этого порядка знать русских земель ничего не могла, потому что Витовт опирался на Польшу. Когда же ВКЛ начинало стремиться к самостоятельности, неизбежно вставал вопрос о внутренней консолидации государства, т.е. об отмене указанных ограничений. Так произошло в 1429-1430 гг., когда Витовт начал подготовку к коронации, вызвавшую резкое недовольство поляков. После смерти Витовта великокняжеский престол занял Свидригайло, выдвинутый русской знатью, среди которой он «приобрёл множество приятелей и друзей» за свою долгую политическую карьеру. Став великим князем, Свидригайло разорвал унию с Польшей, к тому же окружил себя русинами: они «позаняли передние ряды, наполнили великокняжескую раду, получили все важнейшие замки и уряды». Напуганные перспективой утраты нераздельного господства, литовцы примирились с поляками, которых эта ситуация тоже не устраивала, свергли Свидригайла и возвели на престол Сигизмунда Кейстутовича. Вероисповедные мотивы были лишь «благовидным предлогом», который заговорщики использовали для оправдания своих действий. По Любавскому, переворот был «не чем иным, как проявлением литовской национально-политической реакции против политического возвышения Руси». Чтобы укрепить своё положение в Литве, на первых порах очень непрочное, и снискать расположение русской знати ВКЛ, Ягайло и Сигизмунд выдали привилеи 1432 и 1434 гг., которые уравнивали в правах литовскую и русскую знать, владевшую имениями на территории «великого княжества Литовского в тесном смысле» (так Любавский именовал этническую Литву и наиболее тесно связанные с ней русские земли, которые современники называли «Литовской землёй», Lithuania propria или просто Литвой), а также осуществляли частные земельные пожалования. В результате права литовских

20 Любавский М.К. Литовско-русский сейм. С. 61. бояр-католиков получили и православные русины, причём не только бояре, но и князья, коих было много среди сторонников Свидригайла. Это было первой победой русинов над социально-политической системой раннего этапа польско-литовской унии.

Бурные события в ВКЛ на этом не закончились. Победив Свидригайла, Сигизмунд Кейстутович стал тяготиться уступками Польше, ценой которых была одержана эта победа. В 1440 г. он был убит вельможами, недовольными его тираническим правлением, что ускорило разрыв с Польшей. Малолетнего Казимира Ягеллончика (сына Ягайла), присланного из Польши в качестве наместника, литовцы самовольно, - не посоветовавшись ни с поляками, ни с регионами собственного государства, - провозгласили великим князем. Земли-«аннексы» ВКЛ вновь проявили недовольство, и Казимиру пришлось консолидировать государство не только при помощи вооружённой силы, но и путём уступок, зафиксированных как в новых привилеях - «общеземском» (1447 г.) и для отдельных земель, - так и в общественно-политической практике. Именно к эпохе правления Казимира (1440-1492), по мнению Любавского, относится формирование прототипа «великого вального сойма», в котором наряду с литовцами участвовали и представители русских земель ВКЛ.

Как видим, Любавский во многом модифицировал схему Левицкого, сделав акцент на «национально-политическом» моменте и выделив социальный (положение князей). Его заслугой было рассмотрение событий 1430-х гг. в их связи не только с предшествующим, но и с последующим периодом. В результате получилась схема, которая выглядела логичной и надолго утвердилась в историографии: отстранение русских (православных) бояр и князей от власти - консолидация элит ВКЛ в последние годы правления Витовта - возвышение русской знати при Свидригайле - его свержение литовцами - уступки русинам в привилеях 1432 и 1434 гг. - поражение Свидригайла -тираническое правление Сигизмунда и его убийство - возведение на престол Казимира литовскими панами - новые вспышки недовольства в русских землях - их допуск к участию в решении общегосударственных вопросов. При оценке этой схемы следует учитывать исходный пункт рассуждений Любавского: исследование по истории «литовско-русского сейма», т.е. центрального органа власти, вместе с тем включавшего представителей местного общества, было продолжением исследования об «областном делении и местном управлении» ВКЛ21. В нём московский учёный пришёл к выводу о

21 Любавский М.К. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания Первого Литовского статута. М., 1892. федеративном характере государства. Федерализм же подразумевает определённую степень участия регионов в управлении государством. Основным источником для Любавского были документы конца XV и первой половины XVI в., сохранившиеся в Литовской метрике. Они действительно рисуют картину широкой самостоятельности земель ВКЛ и их определённого участия в решении общегосударственных вопросов, но

99 насколько эта картина соответствует положению первой половины XV в.? Источники свидетельствуют, что местная знать «земель-аннексов» участвовала в общелитовских сеймах при Казимире, но на вопросе о том, какие именно проблемы с ней обсуждались, историк не останавливается. Следует отметить и попытку Любавского изучить личный состав правящей элиты ВКЛ, хотя эта линия и не была доведена до конца23.

Одновременно с Любавским к событиям в ВКЛ 30-х гг. XV в. обратился другой российский историк, работавший с 1901 г. в Киеве, в будущем один из основоположников белорусской национальной историографии, М.В. Довнар-Запольский (1867-1934). В рецензии на «Литовско-русский сейм», касаясь вопроса о привилеях 1432 и 1434 гг., он совершенно справедливо уловил слабое место концепции Любавского: «надо ещё доказать, что общегосударственные тенденции тогда уже возобладали над местными и представители русских областей действительно стремились проложить себе дорогу к участию в управлении всем государством»24. Одновременно во вступительной части своей магистерской диссертации «Государственное хозяйство Великого княжества Литовского при Ягеллонах» (т. 1 вышел в 1901 г.; т. 2 не был написан) Довнар-Запольский обратил внимание на некоторые факты, которые не укладывались в концепцию Любавского, - наличие у Свидригайла сторонников среди знатных литовских бояр и его отношение к религиозным вопросам . Там же Довнар-Запольский сформулировал, так сказать, положительные соображения о событиях 30-40-х гг. XV в. По его мнению, «восстание» Свидригайла носило «национальный характер» лишь «с внешней стороны», поскольку этого князя поддерживало русское боярство «не как известная национальность, но как класс населения». Оно стремилось сохранить «влиятельное положение в стране»,

22 Аналогичные сомнения недавно высказал литовский историк Э. Савищевас. См. его предисловие к изданию привилеев Жемайтии: Zemaitijos zemés privilegijos XV-XVII a. Privilegia terrestria Samogitiensia / Parengé D. Antanavióius ir E. Saviscevas. Vilnius, 2010. P. 7-11.

23 См., например, критику современника: Довнар-Запольский М.В. Спорные вопросы в истории литовско-русского сейма // ЖМНП. 1901. № 10.

24 Там же. С. 458.

25 Доунар-Запольск! М.В. Дзяржауная гаспадарка Вялжага княства .Штоускага пры Ягелонах. Míhck, 2009. С. 115-117 (переиздание русского текста книги с обширным научным аппаратом на белорусском языке).

15 которое пошатнулось при Витовте: тот поддерживал «низшие элементы общества», раздавая крестьянам земли на условии военной службы. Теми же соображениями, по Довнар-Запольскому, руководствовались и князья - сторонники Свидригайла. Сигизмунд же опирался на «людей незнатного происхождения»: его убийцы -представители аристократии. Стабилизацией внутриполитического положения в начале правления Казимира ВКЛ было опять-таки обязано «аристократии», боярству, в то время как восстания в части регионов (Смоленск, Подляшье) были делом «черни».

Если критика в адрес Любавского и некоторые другие замечания Довнар-Запольского были совершенно справедливы, то его «социальная» концепция конфликтов 30-40-х гг. выглядит натянутой, искусственной. Она не объясняет, почему в 1432 г. произошёл территориальный раскол государства на «Литву» и «Русь»26, а в начале 40-х гг. «Литве» противостоит уже не вся литовская Русь, а отдельные земли-«аннексы», в том числе Жемайтия. Думается, это упущение связано с тем, что Довнар-Запольский, во-первых, не дал подробного разбора своих источников, во-вторых, не применил в полной мере дифференцированного подхода (в социальном и территориальном плане) к объекту исследования. И то и другое потребовало бы специальных изысканий. Тем не менее «социальная» концепция событий нашла отклик в трудах современников Довнар-Запольского, особенно в формирующейся тогда украинской национальной историографии. Одним из первых к истории ВКЛ XV в. обратился основоположник этой историографии М.С. Грушевский (1866—1934), профессор Львовского университета и председатель Научного общества им. Шевченко. В основе концепции его многотомной «Истории Украины-Руси» лежала мысль о существовании украинцев как отдельного народа ещё со времён раннего средневековья. Они, по Грушевскому, составляли ядро населения Киевской Руси. Наследником её

27 государственности историк считал Галицко-Волынскую Русь, а затем - ВКЛ . Поэтому период польского и литовского господства на землях будущей Украины был тщательно исследован Грушевским.

26 По-видимому, чтобы объяснить этот факт, впоследствии Довнар-Запольский дополнил свою схему: в «Истории Белоруссии», написанной в 1926 г., он объясняет успех Свидригайла на литовской Руси его личными качествами и предшествующей деятельностью, угрозой русским землям со стороны «полонизма и католицизма» и стремлением русских князей и бояр к «полной самостоятельности государства» (Доунар-Заполъсм М.В. Псторыя Беларусь Мшск, 1994. С. 61). Ни то, ни другое, ни третье источниками не подтверждается.

27 Грушевський М.С. 1стор1Я УкраУни-Руси. Т. 4. XIV - XVI вжи - вщносини полУтичш. КиУв, 1993. (Репринтное воспроизведение 2-го издания 1907 г.)

Переломным моментом в истории общества ВКЛ украинский историк, как и его предшественники, считал привилеи 1387 и 1413 гг.: они вбили клин между литовцами и русинами, создав их неравноправие, хотя изначально их интересы совпадали (стремление сохранить независимость и территориальную целостность ВКЛ в условиях унии с Польшей). Свидригайло, придя к власти, попытался устранить это неравноправие. Как и ранее, он, по Грушевскому, «опираеть ся на украшських 1 бшоруських силах». Однако украинский историк прекрасно знал источники и, по-видимому, чувствовал, что они не дают возможности прямолинейно говорить о резком возвышении русской знати после прихода Свидригайла к власти. Поэтому Грушевский прибег к достаточно умозрительному аргументу о том, что «литовським панам, призвичаеним за Витовта до виюпочного розпоряджування вищими становищами й справами держави, уже саме трактование Русишв на р1вш з ними могло показати ся кривдою, виломом в 1*х сташ волод'шня»28. Историк, вероятно, понимал, что надежды и подозрения, к тому же никак не отразившиеся в источниках, не могли быть причиной многолетней упорной вооруженной борьбы. Поэтому он обратился к мысли о социальных противоречиях между сторонниками Свидригайла и Сигизмунда Кейстутовича. По его мнению, Свидригайло был выразителем интересов «не так руського народа як русько!" аристократа, княз'1в 1 можних пашв», а Сигизмунд искал расположения мелкой шляхты (или даже более низких социальных слоев). Этим, по Грушевскому, объясняется «анемичный» характер борьбы между Свидригайлом и Сигизмундом Кейстутовичем, которая не затронула «широких крупв украшських та бшоруських, не кажучи вже за народш маси»29. После окончания войны, убийства Сигизмунда и прихода к власти Казимира правившие от его имени литовские паны удовлетворили интересы «русской аристократии» ВКЛ путём создания удельных княжеств на Волыни и Киевщине . В целом вывод справедливый, хотя сложно оценивать водворившихся там князей, особенно литовца-католика Свидригайла, как «репрезентанта руського елемента» (такая оценка выглядит и чересчур прямолинейно). К сожалению, здесь Грушевский пишет лишь об украинских землях, но не останавливается на восстаниях в Жемайтии и на Смоленщине, которые позволили бы лучше понять положение в ВКЛ в начале 40-х гг. В этом проявился недостаток, присущий национальным историографиям ВКЛ вплоть до наших дней:

28 Там же. С. 180-184, 186, 202.

29 Там же. С. 205-206.

30 Там же. С. 234-235. исключительное внимание к «своему» региону (в данном случае - Украине), в тени которого остаются другие. Ценность труду Грушевского придают подробные источниковедческие и историографические «экскурсы» по ряду спорных проблем (переход Ф. Несвицкого на сторону Польши, подчинение украинских земель Сигизмунду Кейстутовичу и др.). Знакомство с трудом польского историка Виктора

31

Чермака позволило Грушевскому более трезво оценить привилеи 1432-1434, занимавшие ключевое место в рассуждениях историков: он справедливо отметил, что привилей Ягайла для Луцкой земли 1432 г. отражал не совместную политику Польши и ВКЛ, а заинтересованность Польши в присоединении этой территории32.

Помимо грандиозного труда Грушевского, в котором гражданская война в ВКЛ имела эпизодическое значение, в украинской историографии начала XX в. появилась специальная работа об этом периоде. Это биография великого князя Сигизмунда от

Кейстутовича, написанная Богданом Барвинским (1880-1958) . Большая часть этой книги посвящена политической истории 1432-1440 гг. (до 1430 г. Сигизмунд оставался в тени своего брата Витовта, что отметил ещё «отец польской истории» Ян Длугош во второй половине XV в.). Несомненной заслугой Барвинского была попытка отойти от стереотипов, бытовавших в тогдашней историографии (например, образа Сигизмунда как «ворога Русишв i православя»34). Это вело к идеализации Сигизмунда Кейстутовича: историк неоднократно подчёркивает, что во многих действиях этого князя (например, попытке заключить союз с Тевтонским орденом) видно влияние политической школы Витовта, но не объясняет, почему тогда политика Сигизмунда потерпела поражение; с другой стороны, автор признаёт, что Сигизмунд был всем

1С обязан полякам, а без них проиграл бы Свидригайлу . Из-за биографического характера книги многие важные эпизоды гражданской войны остались, по сути, за её рамками (судьба Волыни и Подолья в конце 1432 г., состоявшийся тогда же поход Свидригайла на Литву и т.д.) или же затрагивались лишь вскользь, мимоходом (например, расстановка сил в ВКЛ после переворота36). В целом в книге Барвинского

31 Czermak W. Sprawa röwnouprawnienia schizmatyköw i katoliköw na Litwie (1432-1563 r.) // RAU. T. 44. Krakow, 1903.

32 Грушевський M.C. 1сторш Укра'ши-Руси. Т. 4. С. 211-212,478-479.

33 Барвшьский Б. Жигимонт Кейстутович Великий князь Литовско-руский. (1432 - 1440). 1сторична монография. Жовква, 1905. Ряд ценных заметок того же автора по частным вопросам собран в изд.: Барвшьский Б. 1сторичш причинки. Розвщки, зам1тки i матер1али до icropii Укра'ши-Руси. Т. 1-2. Жовква; JlbBiß, 1908-1909.

34 См., например: Барвшьский Б. Жигимонт Кейстутович. С. 30.

35 Там же. С. 87, 92.

36 Там же. С. 27. отразилась та же «социальная» концепция, которую представлял и Грушевский: Свидригайло покровительствовал аристократии, Сигизмунд искал опоры «в середнш верств1 шляхотскш, а навпъ i в нешляхотскш» и жестоко расправлялся с князьями и

3 7 знатными боярами, за что и поплатился жизнью . Заслуга Барвинского состоит в том, что он составил итинерарий и список сторонников Сигизмунда Кейстутовича, которые ло могут быть хорошим подспорьем для дальнейших исследований , опубликовал акты польско-литовской унии 30-х гг. XV в.39 и некоторые другие документы40.

Новый всплеск интереса к событиям 30-х гг. XV в. пришёлся на годы Первой мировой войны и межвоенное двадцатилетие. Это было время возрождения Польского государства, которое мыслилось как продолжение «Польши Ягеллонов», включая в себя обширные территории, некогда входившие в состав BKJ1 (Виленский край, Западная Белоруссия, отчасти Западная Украина). Примечательно, что многие польские историки, занимавшиеся в это время историей BKJI, активно участвовали в политике и проводили в жизнь восточноевропейскую политику Польши. Интерес к истории BKJI был силён и в Вильно - крупном центре научной жизни.

Первым, кто в этот период обратился к изучению гражданской войны в ВКЛ и последующих событий, стал Оскар Халецкий (1891-1973). Для него это была в какой-то степени часть истории его семьи: его далёкий предок получил от Свидригайла имение Хальче в Гомельском повете ВКЛ, от которого произошло родовое прозвание. Родителями историка были австро-венгерский генерал польского происхождения (по-польски он уже не говорил) и дочь хорватского чиновника41, поэтому учёба в Ягеллонском университете была для него возвращением к корням.

Одной из первых крупных работ Халецкого стала монография по истории Волыни в XV веке42. Основное внимание автора приходится на период 1440-1454 гг., но он делает обширные экскурсы в более раннюю и более позднюю эпоху. Благодаря умелому использованию широчайшего круга источников - в первую очередь современной дипломатической переписки из Кёнигсбергского архива и актов

37 Там же. С. 104-114.

38 Там же. С. 121-134.

39 Там же. С. 148-161.

40 Барвтський Б. Кшька документа i зам ¡ток до чаав вел. князГв Свитригайла i Жигимонта Кейстутовича // Записки наукового товариства ¡м. Шевченка (далее - ЗНТШ). Т. 115. Льв1в, 1913. Одновременно в том же направлении работал другой украинский историк, Богдан Бучинский (Бучинський Б. Кшька причинив до час1в вел. князя Свитригайла (1430-1433) // ЗНТШ. Т. 76. Льв1в, 1907).

41 CisekJ. Oskar Halecki - Historyk Szermierz Wolnosci. Warszawa, 2009. S. 10-11.

42 Halecki O. Ostatnie lata SwidiygieMy i sprawa wofynska za Kazimierza Jagiellonczyka. Krakow, 1915. земельных пожалований, сохранившихся нередко во фрагментарном виде, - Халецкому удалось реконструировать политическую историю этого региона в её социальном, культурном и международном контексте. Историк дополнил книгу каталогом актов Свидригайла 1433-1452 гг., его итинерарием начиная с 1440 г. и списком членов его «рады». Несмотря на то, что ряд выводов Халецкого (о датировке «волынского» соглашения Свидригайла с Казимиром Ягеллончиком 1445-м годом и характере их взаимоотношений, о происхождении князей Несвицких, Вишневецких и Збаражских от Дмитрия-Корибута Ольгердовича) был в дальнейшем опровергнут, данная монография по сей день может служить образцом изучения региональной социально-политической истории ВКЛ. Иное дело, что редкая часть этого государства могла бы похвастаться таким же репрезентативным и всесторонним набором источников.

История Волыни в XV веке заставила Халецкого обратиться к более общим смежным вопросам - устройству ВКЛ в этот период и его взаимоотношениям с Польшей. Здесь он шёл тем же путём, что и Любавский: в 1915 г. Халецкий представил научной общественности результаты исследований раннего этапа «литовского парламентаризма»43, а год спустя опубликовал статью о территориальном устройстве ВКЛ в XIII-XVI вв.44 Общую картину истории ВКЛ и его взаимоотношений с Польшей он создал на страницах своей «Истории Ягеллонской унии», в которой XV веку посвящён первый том45. В итоге схема, предложенная Халецким, во многом близка к схеме Любавского. Ключевое отличие состоит в том, что в конфликте 30-х гг. XV в. он видел не конфессиональную или этническую, а территориальную основу - борьбу неполноправной «Руси» за привилегии «Литвы». Здесь сказалась исследовательская перспектива историка, сужавшая его горизонт (понимание истории ВКЛ через призму его территориального деления). В XV веке действительно существовало представление о Литве и Руси как частях ВКЛ, но не они имели ключевое значение в привилеях 1387 и 1413 гг. Халецкий не учёл того, что границы этих частей ВКЛ не были раз и навсегда закреплены, скажем, законодательными актами, а складывались в сознании современников под влиянием таких факторов, как административная принадлежность, ход и результаты колонизации, которые со временем менялись и заставляли по-новому

43 Было опубликовано резюме доклада на заседании историко-филологического отделения краковской Академии: Halecki О. О pocz^tkach parlamentaryzmu litewskiego // Sprawozdania z czynnosci i posiedzert Akademii Umiej^tnosci w Krakowie. T. 20. Nr 8. Sierpieñ - wrzesieñ - pazdziernik 1915. S. 22-27.

44 Halecki O. Litwa, Rus i Zmudz jako cz^sci skladowe Wielkiego Ksi?stwa Litewskiego // RAU. T. 59. (Ser. 2. Т. 34.) Krakow, 1916.

45 Halecki O. Dzieje unii Jagielloñskiej. Т. 1. W wiekach srednich. Kraków, 1919. очерчивать эти границы. Учёный в целом верно выделил характерные черты литовского «парламентаризма» XV в.: неформальный характер великокняжеского совета, его постепенную институционализацию в правление Казимира, развитие института сейма на базе этой «рады», его состав (участие земель-«аннексов») и компетенцию. Однако собранные им данные об участии знати русских земель в работе общелитовских сеймов не могут служить основанием для вывода о давнем стремлении этой знати участвовать в управлении государством «вообще». Ведь на этих сеймах обсуждалось будущее тех самых земель, представители которых туда приглашались (наиболее яркие примеры - Волынь и Жемайтия). Понятно, что их обществу было не всё равно, как сложится его судьба. Неясными остаются и принципы «репрезентации» местного общества на сеймах BKJ1: первая известная попытка сформулировать их относится лишь к 1492 г. Ещё один момент, который заставляет осторожно относиться к выводам Халецкого, это идеализация польских общественных порядков: по его мнению, они должны были обладать чрезвычайной привлекательностью для общества русских земель ВКЛ. Этот вывод можно признать справедливым разве что для польско-литовского пограничья (Волынь, Подляшье), и то лишь отчасти: как показывают попытки включения Волыни в состав Польши, многое зависело и от политической тактики.

Несмотря на эти недостатки, работы Халецкого стали важным этапом в изучении истории ВКЛ вообще и событий после смерти Витовта в частности. Многие частные идеи, высказанные им, впоследствии подтвердились в специальных исследованиях. Вклад Халецкого в разработку темы состоит и в том, что он существенно расширил круг источников - как за счёт находки новых46, так и за счёт использования уже известных свидетельств (актов, фиксирующих оборот собственности), методику работы с которыми он предложил47.

По мере изучения источников в ряде случаев становилось ясно, что они не подтверждают общей схемы событий 30-40-х гг., восходящей к трудам А. Левицкого и М.К. Любавского. Но ничего нового взамен не предлагалось. Это хорошо видно на

46 Имею в виду прежде всего документы, содержание которых известно благодаря инвентарю польского коронного архива, составленному в 60-е гг. XVI в. будущим канцлером Яном Замойским. См. подробный обзор и публикацию некоторых из них: Halecki О. Z Jana Zamoyskiego inwentarza archiwum koronnego. Materyafy do dziejöw Rusi i Litwy w XV wieku // Archiwum Komisyi Historycznej. T. 12. Cz. 1. Krakow, 1919.

47 Помимо указанных выше работ, см.: Halecki О. Litwa w potowie XV wieku w swietle najdawniejszej ksi^gi metryki (Komunikat) // Rozprawy historyczne Towarzystwa Naukowego Warszawskiego. Т. 1. Zesz. 4. Warszawa, 1922. примере соответствующих разделов в труде Людвика Колянковского (1882-1956) «История Великого княжества Литовского при Ягеллонах»48. Историк справедливо отметил тенденциозность «отца польской истории» Яна Длугоша и краковского епископа Збигнева Олесницкого, высказывания которых легли в основу интерпретации конфликта 1430-х гг. Он также привлёк ряд новых источников из архива великого магистра (в первую очередь это касается периода с конца 30-х до 60-х гг. XV в.). Несмотря на некоторые верные частные наблюдения, концепция событий 1430-х гг. осталась у Колянковского противоречивой. В одном случае он пишет, что Свидригайла неверно называть сторонником уравнения в правах русинов и литовцев49, в другом -приводит примеры «протежирования» русинов50, которые на поверку оказываются неубедительными или ошибочными. В итоге и вопрос о том, почему ВКЛ в 1432 г. раскололось на Литву и Русь, остаётся без ответа.

Интерес к событиям 30-40-х гг. XV в. существовал в межвоенный период не только в польской, но и в литовской историографии. После обретения Литвой независимости в 1918 г. национальная историческая наука в подлинном смысле этого слова переживала период становления. Сильное влияние на этот процесс оказывала тогдашняя политическая обстановка. В межвоенный период у Литвы были очень напряжённые отношения с Польшей, захватившей Виленский край, поэтому литовских историков больше всего интересовали времена «языческой Литвы» до заключения унии с Польшей, а также эпоха Витовта, который провозглашался «творцом могущества Литвы», борцом за единство и независимость государства и противником Польши. Сложившийся тогда национальный культ Витовта Великого использовался официальной пропагандой как историческая параллель диктатуре Антанаса Сметоны51. В этой обстановке понятны призывы «найти литовцев в истории Литвы» и «писать историю Литвы объективно, но по-литовски»52. Последнее высказывание принадлежит о. Йонасу Матусасу (1899-1962), автору книги «Свидригайло, великий князь г 1 литовский», изданной в Каунасе в 1938 г.

48 Kolankowski L. Dzieje Wielkiego Ksi?stwa Litewskiego za Jagiellonöw. Т. 1 (1377-1499). Warszawa, 1930. Рукопись второго тома, посвящённого XVI веку, сгорела во время Варшавского восстания 1944 г.

49 Ibid. S. 171.

50 Ibid. S. 221.

51 Nikzentaitis A. Vytauto ir Jogailos jvaizdis Lietuvos ir Lenkijos visuomenese. Vilnius, 2002. P. 28-32.

52 Цит. по: Ibid. Р. 27.

53 MatusasJ. Svitrigaila Lietuvos didysis kunigaikätis. 2-as leid. Vilnius, 1991.

Очевидные достоинства этой работы в том, что её автор прекрасно ориентируется в источниках и историографии вопроса. Опираясь на тот же круг источников, что и А. Левицкий, Й. Матусас сумел критически взглянуть на его выводы и сделать ряд ценных наблюдений и остроумных замечаний. По его словам, симпатии Свидригайла к русинам и православным - «это взгляд поляков, широко распространённый в Европе польской королевской канцелярией, особенно Збигневом Олесницким и его секретарём Длугошем», которые жили «под звездой унии» и стремились таким образом очернить литовского князя в глазах католической Европы. При этом Матусас, увлекаясь полемикой с Левицким, в некоторых случаях явно идеализирует положение русских земель в составе ВКЛ (например, пишет о том, что «уже в 1392 г. Луцк получил такие же права, как Львов», хотя в действительности дело обстояло несколько сложнее). Он проводит мысль о единстве общества ВКЛ, видит в нём вслед за Халецким только территориальный антагонизм, но отвергает этническую, религиозную и социальную подоплёку конфликта Свидригайла с Сигизмундом Кейстутовичем54. Действия Свидригайла он рассматривает как продолжение политики Витовта: «Самостоятельность Литовского государства и неделимость его земель - это основные стремления этого великого князя», - писал Матусас. Поэтому неудивительно, что он не заострил внимания на противоречиях внутри правящих кругов ВКЛ, которые привели к перевороту 1432 г. Ответственность за это событие Матусас целиком и полностью возлагает на поляков, а глава о нём называется «Переворот Зарембы» - по имени польского посла, который, по словам Длугоша, с санкции короля подговорил литовскую знать свергнуть Свидригайла с престола. Свою книгу (раздел об общей оценке Свидригайла) историк завершает словами о том, что этот князь боролся «лишь за самостоятельность Литвы и её честь»55. Однако остаётся непонятным, как серадзскому каштеляну Лаврентию Зарембе, дважды побывавшему в Литве в 1432 г., удалось уговорить часть тамошней знати свергнуть собственного великого князя, которого она только что горячо поддерживала. Матусас справедливо замечает, что переворот совершила узкая группа лиц, а большая часть литовской знати просто была поставлена перед свершившимся фактом56, но дальнейшие объяснения неубедительны. Положительные качества Свидригайла и его популярность, на которых акцентирует внимание литовский историк, не объясняют, почему он потерпел поражение в борьбе с

54 Ibid. Р. 168-177.

55 Ibid. Р. 72-86, 176-177, 181.

56 Ibid. Р. 77-78.

Сигизмундом Кейстутовичем, почему был менее удачливым, чем его предшественник Витовт. Вероятно, этим и объясняется тот факт, что книга Матусаса осталась единственным трудом о Свидригайле в тогдашней литовской историографии.

После труда Матусаса в изучении событий 30^0-х гг. XV в., активно обсуждавшихся ранее, наступил долгий перерыв. Интерес к этой теме удовлетворялся

57 изданием старых работ и попытками концептуально переосмыслить её в духе

58 советской историографии . В какой-то степени интерес к данной теме пытались реализовать учёные старого поколения: в 40-е гг. традиционные представления о ней обобщил польский историк Хенрик Ловмяньский (1898-1984) в курсе лекций по истории ВКЛ59, спустя примерно десять лет к ней пожелал обратиться литовский учёный Константинас Яблонскис (1892-1960)60, но это желание ничем не увенчалось из-за его смерти. Более успешной была попытка обращения к проблемам гражданской войны XV в., предпринятая литовским историком Бронюсом Дундулисом (1909-2000). Хотя изучение политической истории ВКЛ в советской Литве не приветствовалось, в 1968 г. он опубликовал докторскую диссертацию «Борьба Литвы за государственную самостоятельность в XV веке»61, что стало большим событием для литовской исторической науки62. Эта работа основана на глубоком самостоятельном изучении опубликованных источников и историографии. Для авторского подхода характерно объединение традиций межвоенной историографии (это сказалось в выборе темы, посвященной конфронтации ВКЛ с Польшей) и марксистской риторики. Это не единственное противоречие: с одной стороны, Дундулис писал о реорганизации государства Свидригайлом (уравнение в правах русинов и литовцев) и её противниках - «литовских феодалах, руководствующихся своекорыстными классовыми

57 В 1939 г. был издан 2-й том «Лекций по русской истории» А.Е. Преснякова (прочитаны в 1908-1910 гг.), посвященный «Литовско-Русскому государству». Раздел о войне 30-х гг. XV в. представляет собой попытку обобщения трудов Любавского и Грушевского.

58 См., например: Очерки истории СССР. Период феодализма (1X-XV вв.). Ч. 2. М., 1953. С. 545-550 (текст В.Т. Пашуто).

59 Он был окончен в 1948 г., но стал фактом историографии лишь после недавней публикации: ¿owmiañski Н. Polityka Jagiellonów. Poznan, 2006. S. 124-165.

60 В письме к литовскому историку Зенонасу Ивинскису (1908-1971), жившему тогда в эмиграции, Яблонскис просил прислать ему копии нескольких писем из архива великого магистра Тевтонского ордена, необходимых ему для задуманной им статьи о Свидригайле. В том же письме Яблонскис высказал взгляд на Свидригайла как на «выразителя реакционных слоёв», но обосновывал его тем, что тот после смерти Витовта «уморил» его вдову Юлиану! (К. Jablonskio ir Z. Ivinskio susiraSinéjimas // Konstantinas Jablonskis ir istorija. Vilnius, 2005. P. 331-332.) Налицо связь Яблонскиса с традициями литовской историографии 20-30-х гг. с её культом Витовта.

61 Dundulis В. Lietuvos kova dél valstybinio savarankiäkumo 15 amz. Vilnius, 1968. (2-е издание - 1993 г.)

62 Valikonyté I. Profesorius Bronius Dundulis // Lietuva ir jos kaimynai. Nuo normani} iki Napoleono. Prof. Broniaus Dundulio atminimui. Vilnius, 2001. P. 15-16. интересами», с другой - отвергал традиционную интерпретацию источников, в которых видели свидетельство этой реорганизации . Поражение Свидригайла Дундулис в духе марксизма объяснял тем, что тот не стремился привлечь на свою сторону «народные массы»; русскую знать он оттолкнул от себя идеей церковной унии, а литовцев -сотрудничеством с Орденом64. Сигизмунд Кейстутович, хотя и подтверждал несколько раз унию с Польшей на невыгодных для BKJ1 условиях, делал это в тактических целях: он боролся за «самостоятельность» Литвы точно так же, как Витовт, и более осторожно, чем Свидригайло. Причина его убийства - опасения части литовской знати за своё положение и в какой-то степени антипольская политика (этот сюжет остаётся в тени его несостоявшегося союза с Тевтонским орденом)65. Как видим, кругозор литовского историка сильно ограничивала его исследовательская перспектива - поиски «борьбы за государственную самостоятельность Литвы» (скорее имел место поиск оптимального modus vivendi с Польшей, о чём говорит ход «коронационной бури» 1429-1430 гг., переворот 1432 г. и ситуация после убийства Сигизмунда в 1440-м) и интерес исключительно к истории Литвы в границах Литовской ССР, её знати и регионов (Жемайтия). С другой стороны, Дундулис честно признаёт: «Как русское общество того времени было настроено и какие были его политические устремления, в том числе стремление освободиться от иноземной власти, отделиться от Литвы и Польши - это вопрос, который нужно специально исследовать и который должен был бы охватывать более широкий период»66.

В конце 80-х - начале 90-х гг. интерес к истории ВКЛ возродился в русской исторической науке. Учёные, с одной стороны, попытались освободиться от диктата обязательных схем, с другой стороны, это желание побуждало их вернуться к опыту дореволюционной историографии, в которой история ВКЛ занимала важное место. Это хорошо заметно в работах А. Ю. Дворниченко, который коснулся событий 1430-х гг. в

СП ¿о двух статьях и монографии . Он ставит перед собой задачу проверить «тезис о сугубо

63 Dundulis В. Lietuvos kova. P. 150-157.

64 Ibid. P. 186-187.

65 Ibid. P. 212-213.

66 Ibid. P. 186, tutor. 69.

67 Дворниченко А.Ю. Князь Свидригайло и западнорусские городские общины // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы истории города. JL, 1988; Дворниченко А.Ю., Кривошеее Ю.В. «Феодальные войны» или демократические альтернативы? // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2: История, языкознание, литературоведение. 1992. Вып. 3 (№ 16). С. 3-6, 9. Часть текста этой статьи, принадлежащая Дворниченко, вошла в его монографию по истории ВКЛ (см. следующее примечание).

68 Дворниченко А.Ю. Русские земли Великого княжества Литовского (до начала XVI в.). Очерки истории общины, сословий, государственности. СПб., 1993. аристократическом характере движения Свидригайло», точнее, как отмечено в монографии, о том, что движение народных масс, недовольных растущей эксплуатацией и политикой литовских феодалов, возглавляли удельные князья ВКЛ и другие феодалы русских земель государства69. Исследовательская стратегия Дворниченко продиктована принадлежностью к школе И.Я. Фроянова: в жизни русских земель ВКЛ он стремится найти «древнерусские демократические начала». По Дворниченко, на них указывает участие в конфликте «лучан», «киян» и т.д., в которых он видит «представителей городских общин» (хотя это ещё следовало бы доказать). Их же «представителями» он вслед за Фрояновым объявляет русских бояр. Если к этим сомнительным исходным положениям добавить слабое владение источниками, отсутствие их специального анализа, то становится ясно, что предположения петербургского автора, какими бы интересными они ни были, повисают в воздухе.

В середине 1990-х гг. темы гражданской войны в ВКЛ коснулся Д.М. Володихин в книге «Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в ХП-ХУ1 веках», написанной им в соавторстве с Д.Н. Александровым70. Для начала Володихин пытается ответить на «вопрос о том, между кем и кем и по каким причинам шла гражданская война в Великом княжестве». В итоге он приходит к двум факторам - внешнеполитическому (вмешательство соседей во внутренние дела ВКЛ) и «фактору конфессионального раздора, в значительной степени подкреплённого условиями Городельской унии 1413 г.», т.е. остаётся на уровне своих предшественников XIX в. Если добавить сюда невнимание к источниковедческой стороне вопроса, неубедительными оказывается и все последующие рассуждения московского историка, посвящённые причинам поддержки Свидригайла отдельными слоями населения Полоцкой земли (к которой местами присоединяется и Витебская) в годы гражданской войны. Духовенству якобы импонировала «проправославная политика» Свидригайла, князья и бояре поддерживали его, «во-первых, с точки зрения защиты православного дела, а во-вторых, добиваясь отмены невыгодных для них условий Городельской унии», мещан

69 Дворниченко А.Ю. Князь Свидригайло. С. 146; он же. Русские земли. С. 201.

70 Александров Д.Н., Володихин Д.М. Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII - XVI веках. М., 1994. Гл. 2. он привлёк себе, расширив их права71. Внимания здесь заслуживает попытка

72 рассмотреть общество Полоцкой земли дифференцированно .

Интерес к истории ВКЛ в конце XX - начале XXI в. усилился и в науке других стран Восточной Европы - Польши, Литвы, Украины, Белоруссии, для которых это в той или иной степени часть их национальной истории. Тема событий 30-40-х гг. XV в. возникает не только в рамках традиционной «событийной» истории, но в связи с историей структур общества и государства. Так, Ян Тенговский посвятил несколько работ генеалогии и биографии князей ВКЛ, что позволило расширить и уточнить данные о династических связях Сигизмунда Кейстутовича73, а также отвергнуть идею польского историка первой половины XX в. Юзефа Пузыны, будто князь Федько Несвицкий (подольский староста в 30-е гг. XV в., один из сподвижников Свидригайла) и князь Фёдор Корибутович - это одно и то же лицо74. Лидия Корчак проследила

75 процесс институционализации великокняжеского совета / рады ВКЛ в XV в. Впоследствии она посвятила специальную монографию взаимоотношениям великого князя и его подданных76, в которой отметила неизменность состава правящей элиты ВКЛ в 1430-1432 гг., что заставляет усомниться в традиционном взгляде на политику Свидригайла в этот период и причины его свержения с престола. В 2003 г. вышла монография Римвидаса Петраускаса «Литовская знать в конце XIV - XV в.: Состав

77 78 структура - власть» , которую дополнил ряд его статей . Объект исследования сам автор определяет как «социальный слой, сосредоточивший в своих руках основные функции управления»: в просопографическую часть работы включены биограммы ближайших советников великого князя, которые были свидетелями его документов и

71 Александров Д. Н., Володихии Д.М. Указ. соч. С. 62.

72 Более успешно этот метод применил М.М. Кром в 1995 г. в отношении населения русских земель ВКЛ, оказавшихся перед выбором между Вильной и Москвой во время московско-литовских войн конца XV -начала XVI в. См.: Кром М.М. Меж Русью и Литвой. Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV - первой трети XVI в. 2-е изд., испр. и доп. М., 2010.

73 Tçgowski J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów. Poznañ; Wroclaw, 1999; idem. Polityczne aspekty malzeñstwa ksiçzniczki mazowieckiej Katarzyny Siemowitówny z Michahiszkiem synem Zygmunta Kiejstutuwicza // Genealogía. T. 13. Poznañ, 2001; idem. Stosunki wielkiego ksiçcia litewskiego Zygmunta Kiejstutowica z ksi^zçtami mazowieckimi (1432-1440) // Ksiçga jubileuszowa Profesora Feliksa Kiryka. (Annales Academiae Paedagogicae Cracoviensis. Folia 21. Studia Histórica III.) Kraków, 2004.

74 Tçgowski J. Pochodzenie kniaziów Iwana i Fiodora Nieáwickich // Genealogía. T. 7. Poznañ; Wroclaw, 1996; idem. Jeszcze o pochodzeniu kniazia Fiodora Nieswickiego // Genealogía. T. 8. Poznañ; Wroclaw, 1996.

75 Korczak L. Litewska rada wielkoksi^zça w XV wieku. Kraków, 1998.

76 Korczak L. Monarcha i poddani. System wladzy w Wielkim Ksiçstwie Litewskim w okresie wczesnojagielloñskim. Kraków, 2008.

77 Petrauskas R. Lietuvos diduomené XIV a. pabaigoje - XV a.: Sudètis - struktüra - valdzia. Vilnius, 2003.

78 Petrauskas R. Zemaicii) diduomené ir politinë padètis Zemaitijoje XIV a. pabaigoje - XV a. pradzioje // Zemaicii} istorijos virsmas iS 750 meti[ perspektyvos. Vilnius, 2004; idem. Riteriai Lietuvos Didziojoje Kunigaikâtystëje XIV a. pabaigoje - XVI a. pradzioje // Istorijos Saltiniq tyrimai. T. 1. Vilnius, 2008. участвовали в посольствах, а также лиц, занимавших важнейшие должности в центральном и местном управлении, и их родственников79. Фактически главное место здесь принадлежит верхушке боярства «Литовской земли», которая составляла основную часть правящей элиты ВКЛ в XV в. (князей автор сознательно не ол рассматривает в силу их специфического статуса) . Но рассмотрены и данные о немногочисленных русских / православных боярах, которые соответствуют перечисленным критериям (для 30-х гг. XV в. это Юрша, Григорий Протасьев, 81

Рагоза) . Используя широкий круг источников, Петраускас изучил состав боярской части правящей элиты ВКЛ, личные связи её представителей (просопографические данные собраны в приложении к книге). Привлекая сравнительные данные по другим регионам Европы, исследователь показал ключевую роль верхушки литовского боярства в управлении государством, проиллюстрировал её примерами участия в политической жизни конца XIV - XV в. (в том числе интересующего нас периода), отметил значение личных связей как принципа формирования политических группировок. Он убедительно доказал родовую организацию литовского боярства, показал, что род был ключевым понятием и в структуре боярского землевладения. В свете этих исследований становится ясно, что литовское боярство было субъектом политической жизни, а не только её объектом, что заставляет по-новому взглянуть на ряд сюжетов, среди которых - и роль русской знати ВКЛ. Наконец, вильнюсский исследователь продемонстрировал процесс формирования институтов власти в стране (двор великого князя, его совет и сейм ВКЛ, система местных должностей)82, более реалистично взглянул на взаимоотношения ВКЛ с Тевтонским орденом и Польшей83. Всё это заставляет отойти от прямолинейных социологических и геополитических схем

79 Petrauskas R. Lietuvos diduomene. Р. 12-14.

80 Это отражено и в терминологии книги: если в её заглавие вынесено понятие "Lietuvos diduomene" (дословно - «знать Литвы»), то в тексте автор не избегает формулировки "lietuvii} diduomene": она тоже означает «литовскую знать», но «литовскую» на этот раз не в территориальном, а в этническом смысле.

81 Автор исследования убедительно доказал литовское происхождение некоторых родов, ранее считавшихся «русскими» (Гойцевичей, Ильиничей, Вяжевичей), и их католическую конфессиональную принадлежность (Ibid. Р. 237-238, 245-246, 306-307).

82 Petrauskas R. Lietuvos Didziosios Kunigaikstystes seimo istakos: didziojo kunigaikäcio taryba ir bajonj suvaziavimai XIV-XV a. // Parlamente studijos. T. 3. Vilnius, 2005; idem. Ankstyvosios valstybines struktüros Lietuvoje XIII amziuje - XV amziaus pradzioje // Lietuvos istorijos studijos. Vilnius, 2005. T. 16; idem. Didziojo kunigaikSöio institucinio dvaro susiformavimas Lietuvoje (XIV a. pabaigoje - XV a. viduryje) // Lietuvos istorijos metraätis. 2005. Т. 1. Vilnius, 2006.

83 Petrauskas R. Der Frieden im Zeitalter des Krieges. Formen friedlicher Kommunikation zwischen dem Deutschen Orden und dem Großfiirstentum Litauen zu Beginn des 15. Jahrhunderts // Annaberger Annalen über Litauen und deutsch-litauische Beziehungen. 2004. Bd. 12; idem. Tolima bißiulyste: asmeniniai Vokieiiij ordino pareigüni} ir Lietuvos valdovi} santykiai // Kryziaus karq epocha Baltijos regiono tauti} istorineje s^moneje. Siauliai, 2008; idem. Valdovas ir jo karüna: Nejvykusios Vytauto karünacijos aplinkybes // Lietuvos istorijos metraStis. 2009 metai. T. 2. Vilnius, 2010. при рассмотрении конфликтов 30-40-х гг. XV в. и подойти к ним более дифференцированно.

В современной науке существует интерес и к периоду 30-х гг. XV в. как таковому. В этой связи следует сказать прежде всего о работах познаньского историка Ярослава Никодема. Он посвятил специальные статьи таким вопросам, как избрание Свидригайла на великокняжеский престол в 1430 г., его взаимоотношения с Тевтонским орденом в 1430-1432 гг., несостоявшийся союз Сигизмунда Кейстутовича с Альбрехтом II и убийство Сигизмунда84. Смежные сюжеты Никодем затрагивает в монографии о чешской политике Ягайла и Витовта в 1420-1433 гг. и в работе о ос несостоявшейся коронации Витовта . Хотя автор прекрасно знает источники и литературу предмета, часть его выводов выглядит умозрительно: например, инициатора создания антипольской коалиции конца 30-х гг. он видит в неизвестном по имени краковском канонике, который упоминается в единственном источнике, а причину убийства Сигизмунда Кейстутовича - в его стремлении обеспечить престол своему сыну Михаилу. В историографии некоторые выводы этого историка были встречены сдержанно. В целом работы Никодема не только расширяют наши знания о ВКЛ, но и показывают, насколько скупы прямые данные источников и как много приходится «достраивать» историку на тех или иных внеисточниковых основаниях.

Если же говорить об изучении событий 30-х и начала 40-х гг. XV в. как целого, то современные историки зачастую, даже претендуя на оригинальность, тиражируют противоречивые концепции своих предшественников. Скажем, познаньский историк о/

Гжегож Блащик в объёмном труде по истории польско-литовских отношений представляет конфликт Свидригайла и Сигизмунда Кейстутовича как борьбу русинов, которым Свидригайло якобы покровительствовал, за уравнение в правах с литовцами. Немногочисленные доказательства, приводимые Блащиком, неубедительны (иногда

84 Nikodem J. Wyniesienie SwidrygieHy na Wielkie Ksifstwo Litewskie // Bialoruskie Zeszyty Historyczne (далее - BZH). T. 19. Biafystok, 2003; idem. Stosunki SwidrygieHy z Zakonem Krzyzackim w latach 14301432 // BZH. 2000. T. 14; idem. Uwagi о genezie niedosztego przymierza Zygmunta Kiejstutowicza z Albrechtem II // Docendo discimus. Poznan, 2000; idem. Przyczyny zamordowania Zygmunta Kiejstutowicza // BZH. 2002. T. 17.

85 Nikodem J. Spory о koronacj? wielkiego ksi^cia Litwy Witolda w latach 1429-1430. Cz?sc I. "Burza koronacyjna" w relacji Jana Dlugosza // LSP. Т. VI. 1994. Poznan, 1995; Cz. II. Proba rekonstrukcji wydarzen // Ibid. Т. VII. 1995. Poznan, 1997; idem. Polska i Litwa wobec husyckich Czech w latach 1420 - 1433. Poznan, 2004.

86 Blaszczyk G. Dzieje stosunkow polsko-litewskich. T. 2: Od Krewa do Lublina. Cz. 1. Poznan, 2007. даже ошибочны), но в основном его мнение опирается на выводы учёных конца XIX -первой половины XX в.

Белорусский историк A.B. Любый, посвятивший гражданской войне в ВКЛ кандидатскую диссертацию87, делает выбор в пользу другой схемы - «социальной». По его словам, в рассматриваемый период на повестке дня стоял вопрос об урегулировании прав собственности феодалов на землю. Если Рюриковичи владели своими землями на вотчинном праве, то Гедиминовичи в этом смысле полностью зависели от великого князя, а для литовского боярства «толью служба сюзерэну

88 забяспечвала кар'еру, уплывала на маёмасны i сацыяльны стан» . Таким образом, автор не принимает во внимание хорошо обоснованных выводов Р. Петраускаса об изначально знатном происхождении литовских бояр. Схематично выглядит и объяснение состава «партий» социальным происхождением или имущественным положением их членов. В то же время белорусский исследователь пишет о том, что цели и задачи двух «партий» (т.е. сторонников Свидригайла и Сигизмунда

80

Кейстутовича) практически совпадали , и остаётся непонятным, почему в ВКЛ вообще началась гражданская война.

Из приведённого обзора историографии можно сделать несколько выводов. Во-первых, исследование периода 30^40-х гг. XV в. на всех этапах сопровождалось введением в научный оборот новых источников, изучением частных источниковедческих вопросов. Специалисты по истории ВКЛ продолжают заниматься этой работой и в наши дни, опровергая тем самым распространённую мысль, будто все источники уже изданы. Эту работу целесообразно продолжить и ещё по одной причине, известной каждому медиевисту: любой новый источник, даже более точный список, чтение, более адекватный перевод (интерпретация) уже известного, способен поколебать концепцию, сложившуюся в трудах предшественников.

87 Любы А.Ул. Унутрыпгиптычная барацьба у Вялшм княстве JlixoycKiM у 30^40-ыя гг. XV ст.: Аутарэф. дыс. . канд. пет. навук. MiHCK, 2006; он же. Абранне вялжага князя Лггоускага пасля смерш В1таута: знешш i унутраны фактары // Веснш Беларускага дзяржаунага ушвератэта. Сер. 3. 2004. № 1; он же. Патычны канфлжт 30—40-х гг. XV ст. у Вялшм княстве Лггоусим у пстарыяграфп // Веснж БДУ. Сер. 3. 2006. № 1. он же. Цэнтры унутрыпалпычнай барацьбы 1430-х гг., як вырашэнне супярэчнасцяу цэнтральнай i земскай улады // Канструкцыя i дэканструкцыя Вялжага княства Л:'тоускага. Матэрыялы м1жнароднай навуковай канферэнцьй, Гродна, 23-25 красавша 2004 г. Мшск, 2007. Благодарю A.B. Кузьмина за предоставление последней из названных публикаций. 88Любы А.Ул. Унутрыпал1тычная барацьба. С. 8. 89 Там же. С. 14.

Во-вторых, изучение событий 30-40-х гг. XV в. имеет ещё одну характерную черту. Основные концепции этих событий сформировались ещё в конце XIX - начале XX в., и историки обычно лишь присоединялись к одной из них, время от времени внося определённые модификации. Попутно делались частные наблюдения над источниками и историческим контекстом этих событий, иногда учёные даже отмечали противоречия между полученными выводами и общей картиной, но дальше этого дело не шло. Поэтому специальное углублённое исследование внутриполитического кризиса в ВКЛ (с особым вниманием к позиции общества русских земель) остаётся насущной задачей. В последние двадцать лет активизировался интерес к истории ВКЛ, и учёные разных стран пересмотрели многие традиционные положения, бытовавшие в историографии со времён классических трудов конца XIX - начала XX в. Ясно, что события в ВКЛ после смерти Витовта нуждаются в новом детальном исследовании с учётом этих достижений исторической науки. Но предварительно следует ответить на вопрос: какие возможности для этого дают дошедшие до нас источники?

Характеристика источников

События в ВКЛ, ставшие объектом изучения в настоящей диссертации, освещены широким кругом источников. Из них основными являются нарративные, эпистолярные и актовые, вспомогательную роль играют некоторые другие.

Нарративные источники дают начальное, самое общее представление о политической истории ВКЛ 30-40-х гг. XV в. Местная историографическая традиция представлена несколькими летописными сводами. Первый, самый ранний из них, в белорусской и русской историографии получивший название первого белорусско-литовского свода, был создан в 1446 г. и объединил выборку из общерусских летописей (прежде всего митрополичьего свода первой половины XV в.) и несколько памятников, написанных в ВКЛ и посвященных его истории конца XIV - первой половины XV в.1 Для данного исследования наиболее значимы погодные записи под 6940-6954 гг., созданные в Смоленске, и т. н. «Смоленская хроника» . В первом белорусско-литовском своде она помещена под 6939 г., но охватывает события нескольких лет (1430-1436 гг.). Ряд признаков указывает на то, что это произведение было создано в Смоленске человеком из окружения митрополита Герасима в 1436 г. Автор смотрит на события гражданской войны из лагеря Свидригайла, но его симпатии на стороне Сигизмунда Кейстутовича, которому Смоленск подчинился осенью 1435 г. Этот источник достаточно подробно информирует о ходе боевых действий и их участниках. Это сделано через призму этнических, социальных и политических представления автора: православных Гедиминовичей он относит к «русским князьям», «князьям русским и боярам» Свидригайла противопоставляет «панов» (очевидно, литовских) -сторонников Сигизмунда, а «великому княжению на Вилни и на Троцех» - «великое княжение Руское», которое, как выясняется из изложения, является синонимом северной части русских земель ВКЛ (Смоленской, Полоцкой и Витебской). Погодные записи гораздо более лапидарны, объект их внимания - судьба митрополита Герасима и события, так или иначе связанные со Смоленском. Они записывались по памяти

1 Списки первого белорусско-литовского свода изданы: Полное собрание русских летописей (далее -ПСРЛ). Т. 35. М., 1980 (ранее они были собраны в 17-м томе ПСРЛ).

2 Это название ввёл в конце XIX в. польский историк Станислав Смолька, работа которого была первым обстоятельным исследованием летописания ВКЛ (Smolka S. Najdawniejsze pomniki latopisarstwa rusko-litewskiego. Rozbiör krytyczny. Krakow, 1889. S. 13 i in.). О начальном этапе летописания ВКЛ см. также: Чшярыцт В. А. Беларусюя летапюы як помнш лггаратуры. Мн., 1969. Разд. I. начиная с 1440 г., поскольку событиям именно этого года (восстанию в Смоленске) посвящен самый обширный рассказ.

Следующим этапом развития летописания ВКЛ стал т.н. второй белорусско-литовский свод начала XVI в., но в освещение событий 30-х гг. XV в. он ничего нового не внёс. Целый ряд уникальных известий об этом периоде содержится в третьем своде, или «Хронике Быховца», названной так по имени её владельца . Её единственный список, по которому её опубликовал литовский историк-аматор Теодор Нарбут в 1846 г., бесследно исчез, поэтому было высказано предположение, что её написал сам Нарбут, известный своими фальсификациями исторических источников. Однако впоследствии Р. Шалуга нашёл переписку Нарбута, из которой следует, что «Хроника Быховца» действительно существовала, а А. И. Рогов доказал, что близкими к ней летописями пользовался историк XVI в. Мацей Стрыйковский, причём это был один из основных источников его сведений по истории ВКЛ4. В историографии было высказано несколько точек зрения на то, когда и в чьём окружении была написана «Хроника Быховца», но все они связывали её возникновение с интересами знати ВКЛ XVI в. (роды Гаштольдов, Голыпанских, Олельковичей)5. Наиболее убедительной представляется точка зрения Р. Ясаса, подкреплённая аргументами С. Лазутки и Э. Гудавичюса, о создании памятника (или, по крайней мере, интересующей нас части) в 20-е гг. XVI в. в окружении виленского воеводы Альберта Гаштольда6. В основе текста о событиях 1430-1436 гг. лежит «Смоленская хроника», дополненная на основе устной традиции. Важнейшие дополнения к этой части посвящены коронации Витовта и отношениям Ягайла с Витовтом и Свидригайлом. С рассказа об убийстве Сигизмунда Кейстутовича начинается оригинальная часть «Хроники Быховца», в которой для темы данного исследования также интересно повествование о событиях в ВКЛ при Казимире Ягеллончике. Вставки в «Смоленскую хронику» и оригинальная часть «Хроники

3 Последнее издание: ПСРЛ. Т. 32. М., 1975 (ранее "Хроника Быховца" публиковалась в 17-м томе ПСРЛ). См. также её переводы на русский и литовский, снабжённые вступительными статьями и комментариями: Хроника Быховца / Подгот. H.H. Улащик. М., 1966; Lietuvos metraätis. Bychovco kronika / Parengé R. Jasas. (Lituanistiné biblioteka. Т. 10.) Vilnius, 1971 (далее - LM-BK).

4 Salüga R. Bychovco kronika // Lietuvos TSR Moksli} akademijos darbai. Ser. A. Nr. 1(6). Vilnius, 1959; Рогов А.И. Русско-польские культурные связи в эпоху Возрождения (Стрыйковский и его Хроника). М., 1966. Гл. 4.

5 Обзор историографии «Хроники Быховца» см.: Jucas М. Lietuvos metraäCiai ir kronikos. Vilnius, 2002. P. 86-126.

6 Lietuvos metrastis. P. 8-38 (предисловие Р. Ясаса к подготовленному им литовскому переводу «Хроники Быховца»); Gudavicius Е., Lazutka S. Albertas Gostautas ir Lietuvos istoriografija // Lietuvos istorijos studijos. T. 24. Vilnius, 2009 (работа написана в 1990 г. и долгое время была известна в литовской историографии лишь в машинописной форме).

Быховца» отражают представления начала XVI в. о равноправии BKJ1 с Польшей в рамках унии и о почётном месте рода Гаштольдов в политической жизни BKJI (скажем, Ян Гаштольд сделан главным героем рассказа о начальном этапе правления Казимира). Благодаря родству Гаштольдов с Олельковичами в «Хронику Быховца» попал довольно обширный уникальный рассказ об Олельке и его сыновьях. Но сколь бы яркими и подробными ни были оригинальные рассказы «Хроники Быховца», ожидать от них большой точности и достоверности не приходится.

Некоторые ценные сведения по истории BKJI рассматриваемого периода содержат памятники летописания русских земель - Новгорода (Новгородская I летопись младшего извода, Новгородская IV летопись)7, Пскова (Псковская I, II и III

О Q летописи) , Тверского великого княжества (Тверской сборник) . Важно, что все эти сведения были зафиксированы по горячим следам событий. Авторы данных летописных произведений проявляли интерес к происходящему в русских землях (не только в «своей») и, по-видимому, обладали средствами (связями, контактами), позволявшими этот интерес реализовывать. С другой стороны, и здесь лапидарность повествования и открытый вопрос об источниках этих сведений оставляют широкое поле для их интерпретации.

Важное место среди нарративных источников по теме настоящего исследования занимает труд Яна Длугоша (1415—1480), посвящённый истории Польши10. По заголовку в древнейшем списке его обычно называют «Анналами Польского королевства» (в старой историографии было принято другое название - «История Польши»)11. Ян Длугош, ставший впоследствии выдающимся польским историком и дипломатом, «отцом польской истории», получил образование в Краковской академии и начал карьеру в 1431 г. на посту секретаря могущественного краковского епископа Збигнева Олесницкого. В 1436 г. Длугош стал краковским каноником. После смерти Олесницкого в 1455 г. Длугош приступил к созданию своего монументального труда, в котором изложил события с библейских времён до современности (историк работал над ним до самой смерти и довёл до 1480 г.). В конце работы Длугош разделил «Анналы»

7 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. M.; JI., 1950 (далее - НПЛ); ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. М., 2000.

8 Псковские летописи (далее - ПЛ). Вып. 1-2. М.; Л., 1941-1955.

9 ПСРЛ. Т. 15. СПб., 1863.

10 Dlugossii J. Annales seu Cronicae incliti Regni Poloniae. Liber XI (1413-1430). Varsaviae, 2000; Liber XI et liber XII (1431-1444). Varsaviae, 2001. Щавелева H.И. Вступительная статья // Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша (Книги I-VI). Текст, перевод, комментарий. М., 2004. С. 14. на 12 книг. События 1430-х и первой половины 1440-х гг. оказались в 11-й и 12-й книгах. Эту часть (за 1406-1444 гг.) он закончил раньше всего - уже к 1458 г.12

При оценке «Анналов» Длугоша как источника по истории ВКЛ следует учитывать, что её автору была присуща определённая система взглядов, которую он более или менее последовательно проводил на страницах своего труда. Ян Длугош был патриотом Польши и горячим сторонником Збигнева Олесницкого, одного из главных участников событий 30-х гг. XV в. с польской стороны. Поэтому труд Длугоша отражает взгляд на события, характерный для той группировки польской знати, которую возглавлял Олесницкий. Кроме того, при чтении его «Анналов» можно ожидать тенденциозных умолчаний и даже искажения фактов, неблагоприятных для его патрона (известен целый ряд таких примеров сознательных искажений, относящихся к другим эпизодам труда Длугоша).

По этим причинам на страницах «Анналов» нашла своё отражение концепция идеальных границ Польского королевства. По мнению Длугоша, земли Великого княжества Литовского должны непосредственно принадлежать Польской Короне. В польско-литовском споре о принадлежности богатых земель Волыни и Подолья, разгоревшемся в 1430 г., Длугош занимал сторону Польши13. Чтобы обосновать этот взгляд, Длугош сделал некоторые дополнения к своему труду на заключительном этапе работы14. Он отошёл от традиционных представлений о происхождении славян, которое бытовало у польских хронистов до него. Под его пером Рус, родоначальник Руси, стал одним из потомков Леха, родоначальника поляков. Это давало ему основание говорить о «воссоединении» Руси с Польшей (тем более что он считал, будто первые представители польской династии Пястов владели Русью, она платила им дань). А поскольку Литва, по словам Длугоша, издревле подчинялась русским князьям, то она также должна принадлежать Польской Короне15.

Жителей Руси и Литвы польский историк наделяет отрицательными качествами. Так, характерные черты русинов - хитрость, лень, трусость и легкомыслие. Они обвиняются в извечной ненависти к полякам и постоянном стремлении освободиться

12 Gawlas S. Swiadomosc narodowa Jana Dfugosza // Studia Zrödloznawcze. T. 27. Poznan, 1983. S. 10-11.

13 Ibid. S. 39-41, 44-45.

14 Флоря Б.Н. Русь и «русские» в историко-политической концепции Яна Длугоша // Славяне и их соседи. Этнопсихологические стереотипы в средние века. М., 1990. С. 24.

15 Флоря Б.Н. Русь и «русские». С. 18, 22-23. из-под их власти16. Сквозной темой «Анналов» является религиозная рознь между поляками и русинами17. Литовцев же, несмотря на представление об их происхождении от римлян, Длугош наделяет такими свойствами, как пьянство, скупость, склонность к спеси, мятежам и лжи. Литовцы, по Длугошу, всю жизнь жили за счёт грабежей и набегов на соседей, поэтому уклоняются от сражений с противником (что проявляется

1 К и во время войны Сигизмунда Кейстутовича со Свидригайлом ). Несмотря на недавнее крещение, литовцы подвержены многим суевериям. От окончательного упадка Литву спасла лишь уния с Польшей, которая принесла ей католическое крещение и военную помощь, и правление Витовта: его Длугош изображает как почти идеального правителя, сурового и щедрого «отца отечества», антитезу польских королей Владислава Ягайла и Казимира Ягеллончика19. Длугош подчёркивает, что Ягайло -чуждый Польше правитель, в отличие от Пястов - «природных господ» королевства. Автор «Анналов», с одной стороны, наделяет Ягайла качествами идеального христианского государя; с другой стороны, неоднократно подвергает критике за то, что тот не соответствует представлениям Длугоша об идеальном правителе Польши, не заботится о её высшем благе. В этом сказались и расхождения политических позиций Ягайла и Збигнева Олесницкого: действия польского короля, по Длугошу, фактически послужили причиной польско-литовского конфликта в 1430 г., а под 1431-м он

90 обвиняется в сговоре с крестоносцами . В тени Витовта остаются и его преемники на виленском престоле: Свидригайло обвиняется в пьянстве, непостоянстве и потворстве русинам-«схизматикам»21, Сигизмунд Кейстутович - в тираническом правлении и суевериях . Как видим, образы правителей тесно связаны с характеристиками их народов, и те и другие часто носят морализаторский оттенок в соответствии с представлениями Длугоша о задачах истории.

Сложности работы с произведением Длугоша этим не ограничиваются. Ещё одна очень важная проблема состоит в том, что мы не знаем всего круга источников,

16 Щавелева Н.И. Указ. соч. С. 58; Gawlas S. Swiadomosc narodowa. S. 48; Флоря Б.Н. Русь и «русские». С. 18-19.

17 Там же. С. 19-21.

18 DlugossiiJ. Annales. Lib. XI et XII. P. 107.

19 См. подробнее: Skomial J. Jan Dtugosz о Litwie i Litwinach // Wielokulturowosc polskiego pogranicza. Ludzie - idee - prawo. Bialystok, 2003.

20 См.: Skomial J. Jan Dhigosz о Wladyslawie II Jagielle (charakterystyka krôla w swietle Annales seu cronicae incliti regni Poloniae) // Acta Universitatis Lodziensis. Folia iuridica. Nr 61: Studia z historii prawa i mysli politycznej. Lôdz, 1994.

21 DlugossiiJ. Annales. Lib. XI. P. 303.

22 DlugossiiJ. Annales. Lib. XI et XII. P. 216-217. которыми пользовался Длугош для описания событий 30-х и 40-х гг. XV в. Так называемый «автограф» труда Длугоша (манускрипт с его исправлениями), позволяющий воссоздать круг его источников и процесс работы с ними, сохранился лишь до 1406 г. Большое методическое значение для изучения «Анналов» имеет недавняя монография, посвященная «Великой войне» Польши и BKJ1 с Тевтонским орденом 1409-1411 гг. Её авторы последовательно сравнили рассказ Длугоша с хорошо сохранившимися современными источниками (прежде всего корреспонденцией орденских властей) и показали, насколько неточен образ этих событий, нарисованный «отцом польской истории» и зачастую принимаемый в качестве «канонического»24. Конечно, Длугош был современником описанных им событий 30-х и 40-х гг., в некоторых из них мог участвовать и сам (я имею в виду поездки его патрона Збигнева Олесницкого в Литву на переговоры с Сигизмундом Кейстутовичем) или узнать о них по горячим следам от Олесницкого, в то время как «Великую войну» краковский каноник знал лишь по рассказам других лиц. Но факт остаётся фактом: эти общие соображения не устраняют неточностей и ошибок «Анналов» при описании событий

25

30-х и 40-х гг. , не дают ответа на вопрос о происхождении каждого конкретного известия (принадлежит ли оно к устной традиции и к какой именно, позаимствовано из письменных источников, основано на воспоминаниях Длугоша или является его умозаключением). Эту проблему приходится решать по-своему в каждом отдельном случае.

Известны некоторые письменные источники «Анналов» за 30-е и 40-е гг. XV в. Это прежде всего сборник документов об отношениях Польши с Литвой и Орденом, принадлежавший Збигневу Олесницкому и сохранившийся до наших дней . На его примере хорошо виден характер работы Длугоша: приведённые в нём латинские документы он цитирует полностью (некоторые акты польско-литовской унии, буллы папы Мартина V) или пересказывает, в том числе с сохранением отдельных фраз («жалоба Ягайла» великому магистру 1431 г., послание Олесницкого в Базель 1432-го),

23 Не решает этой задачи и «Критический разбор» его труда (Rozbiôr krytyczny Annalium Poloniae Jana Dhigoszaz lat 1385-1444. T. 1. Wroclaw; Warszawa; Kraköw, 1961).

24 Jôzwiak S., Kwiatkowski К., Szweda A., Szybkowski S. Wojna Polski i Litwy z Zakonem Krzyzackim w latach 1409-1411. Malbork, 2010.

25 Яркий пример - описание ошмянского переворота у Длугоша: он не только ошибочно датирует его 7 сентября 1432 г. (вместо 31 августа / 1 сентября) и пишет о пребывании Лаврентия Зарембы в Литве в это время (на самом деле он уехал раньше), но и представляет дело так, будто бы Сигизмунд Кейстутович явился в Ошмяны с войском, хотя современные источники как раз исключают такую ситуацию. См.: DlugossiiJ. Annales. Lib. XI et XII. P. 64.

26 Biblioteka XX. Czartoryskich w Krakowie. Rps 233. Описание рукописи: CESXV. T. 2. P. X-XVIII. а вот немецкие акты (договоры Ордена со Свидригайлом 1431 и 1432 гг.) его внимания не привлекли. Очень подробно и довольно точно у Длугоша изложен ход польско-литовской Луцкой войны 1431 г., поэтому учёные предполагают, что в основу его лёг некий современный источник - возможно, хроника холмского епископа Яна Бискупца27. Быть может, располагал он и какими-то дневниковыми записями своего

ЛО патрона Олесницкого . Длугош пользовался и письменными источниками другого рода - литературными образцами, позаимствованными у античных авторов29. Всё это заставляет с большой осторожностью относиться к сведениям о событиях в ВКЛ, приводимых в «Анналах или Хрониках славного Польского королевства».

Позднейшая историографическая традиция Польши и Литвы в плане сведений о 30-х и 40-х гг. XV в. практически не добавляет достоверной информации к летописям ВКЛ и труду Длугоша. Как будет показано в тексте данной работы, это относится и к произведениям польско-литовского историка, поэта и дипломата Мацея Стрыйковского (1547 - после 1586) - поэме по истории Литвы30 (создана в 1575-1578 гг.) и «Хронике

•5 1 польской, литовской, жмудской и всей Руси» (окончена в 1581 г.), в которых сохранились элементы местной устной традиции и памятников, близких к «Хронике Быховца».

Эпистолярные источники представлены перепиской правителей, сановников и дипломатов, сохранившейся прежде всего в архиве великого магистра Тевтонского ордена (но также и в других собраниях). Эту группу источников имеет смысл охарактеризовать подробнее, учитывая её огромное значение для темы исследования и слабую вовлечённость в научный оборот, особенно в российской историографии. Архив великих магистров Тевтонского ордена складывался под воздействием нескольких факторов. Орден обладал широчайшими интересами благодаря своим владениям, разбросанным почти по всей Европе, и связям с универсальными силами Средневековья - императором и папой. Международные связи Ордена сходились в резиденции великого магистра, которой с 1309 г. был замок Мариенбург в Пруссии

27 Rozbiör krytyczny. S. XLII, 257-260; ср.: LewickiA. Powstanie. S. 317, przyp. 26.

28 Это предположение развито в статье: Gawlas S. Astrolog przyjacielem historyka? Diariusz Zbigniewa Olesnickiego w genezie Roczniköw Jana Dhigosza // Kultura sredniowieczna i staropolska. Studia ofiarowane Aleksandrowi Gieysztorowi w pi?cdziesi$ciolecie pracy naukowej. Warszawa, 1991.

29 Rozbiör krytyczny. S. 18-19, 251.

30 Stryjkowski M. О pocz^tkach, wywodach, dzielnosciach, sprawach rycerskich i domowych stawnego narodu litewskiego, zemojdzkiego i ruskiego, przedtym nigdy od zadnego ani kuszone, ani opisane, z natchnienia Bozego a uprzejmie pilnego doswiadczenia / Oprac. J. Radziszewska. Warszawa, 1978.

31 Stryjkowski M. Kronika Polska, Litewska, Zmödzka i wszystkiej Rusi. T. 2. Wyd. nowe. Warszawa, 1846. ныне г. Мальборк в

Польше) . К ВКЛ и Польше у Ордена был вполне определённый интерес: с конца XIII века он вёл войну с Литвой под знаменем обращения литовцев-язычников в христианство, а после заключения польско-литовской унии в конце XIV века в борьбу Литвы против Ордена включилась Польша, у которой были свои претензии к орденскому государству. И само объединение сил Литвы и Польши, и крещение Литвы создали серьёзную угрозу существованию орденского государства, поэтому его руководство было заинтересовано в максимальном ослаблении польско-литовской унии. В первой трети XV в. литовско-орденские отношения не сводились к постоянной войне, имели место и периоды сближения. Но в Пруссии и Ливонии прекрасно понимали, сколь важно располагать достоверной и точной информацией о том, что происходит у соседей. Эту информацию там получали не только по официальным каналам (от правителей и послов), но также от купцов, «друзей» по ту сторону границы, агентов и шпионов33. Уже в XIV в. такие сведения передавались не только в устной, но и в письменной форме. С рубежа XIV-XV вв. этому способствовало распространение бумаги, которая шла на смену применявшимся ранее восковым табличкам и пергамену. Ещё одним импульсом к развитию письменной коммуникации стали войны Польши и ВКЛ с Тевтонским орденом первой трети XV в., в особенности «Великая война» 1409-1411 гг., ставшая для Ордена настоящей катастрофой34. Она показала орденским властям, как важно вовремя узнавать о планах противника: не случайно именно в это время на письмах, пересылавшихся должностными лицами Ордена в Мариенбург, стали отмечать день и час, когда то или иное письмо прошло через очередной пункт почтового сообщения.

Письменная коммуникация орденских сановников - высших (верховного маршала, казначея, великого комтура) и территориальных (комтуров, фогтов, попечителей) - с великим магистром и между собой была постоянной, и при хорошей сохранности, как в случае с архивом великого магистра, такая переписка даёт возможность проследить развитие событий с точностью до месяцев, недель и даже

32 Forstreuter К. Das Preußische Staatsarchiv in Königsberg. Ein geschichtlicher Rückblick mit einer Übersicht über seine Bestände. (Veröffentlichungen der Niedersächsischen Archivverwaltung. H. 3.) Göttingen, 1955. S. 9-13.

33 См. специальное исследование: Józwiak S. Wywiad i kontrwywiad w pañstwie zakonu krzyzackiego w Prusach. Malbork, 2004.

34 Ekdahl S. Die Schlacht bei Tannenberg 1410. Quellenkritische Untersuchungen. Bd. 1: Einfuhrung und Quellenlage. (Berliner Historische Studien. Bd. 8. Einzelstudien I.) Berlin, 1982. S. 77-81; Glauert M. Schreiben auf der Marienburg. Anmerkungen zur nichturkundlichen Schriftlichkeit in der zentralen Kanzlei des Deutschen Ordens im 14. Jahrhundert // Kancelarie krzyzackie. Stan badañ i perspektywy badawcze. Materiafy z miçdzynarodowej konferencji naukowej. Malbork, 18-19 X 2001 / Pod red. J. Trupindy. Malbork, 2002. дней. Значение каждого отдельного письма зависит от целого ряда факторов - того, кто был его автором, кому оно было адресовано, по какому поводу написано и т. д. Наибольшую ценность для темы данного исследования представляют письма монархов тг

ВКЛ и Польши, а также послов, которые находились при их дворах . Информация, сообщаемая в таких письмах, по большей части достоверна, хотя известны случаи, когда Свидригайло и Сигизмунд Кейстутович искажали её, стремясь склонить Орден

36 на свою сторону . Вплоть до 1435 г. союзником Ордена был Свидригайло, который и впоследствии пытался сохранить с ним дружественные отношения. В 1430-1432 гг. Свидригайло и орденские дипломаты, бывавшие в Литве, регулярно писали в Мариенбург о взаимоотношениях ВКЛ с Польшей, а в 1432-1435 гг. они сообщали о планах и ходе боевых действий также на литовском фронте. Кроме того, в 1431-1432 гг. Свидригайло пересылал великому магистру полученные им письма польского короля. После 1432 г. глава Тевтонского ордена старался поддерживать добрососедские отношения с Сигизмунд ом Кейстутовичем. Благодаря этому у нас есть возможность взглянуть на конфликт Свидригайла с Польшей, а затем и с Сигизмундом, глазами обеих сторон37.

Естественно, руководство Ордена было заинтересовано прежде всего в тех сведениях о своих соседях, которые касались их отношения к орденскому государству. Однако из орденских источников можно извлечь информацию и о внутреннем положении в соседних странах. Так, в дипломатической переписке обычно указывались имена и должности послов в соседние государства, командующих военными силами, реже - советников монархов. В Ордене хорошо знали, кто в тот или иной момент входил в число наиболее влиятельных лиц в ВКЛ, этим людям (а не только великому князю) орденские власти отправляли специальные послания. Эти данные отражают их реальный политический вес, поэтому без них нельзя обойтись при изучении правящей

35 Корреспонденция орденского руководства со знатью ВКЛ за интересующий нас период представлена единственным письмом, посвященным Луцкой войне 1431 г. между Польшей и Литвой. К сожалению, имена авторов этого письма в дошедшей до нас копии не указаны. См.: Geheimes Staatsarchiv Preußischer Kulturbesitz, XX. Hauptabteilung (Königsberger Archiv) (далее - GStAPK), Ordensfoliant (далее - OF) 14, S. 599-600.

36 Подробнее об этом см. в § 2.1 данной работы.

37 Подробнее о динамике объёма, интенсивности и содержании этой переписки см.: Korczak L. Listy wielkich ksi^t litewskich do wielkich mistrzöw jako zrödlo do stosunköw Litwy z zakonem krzyzackim w pöznym sredniowieczu (1430-1454) // Epistolografia w dawnej Rzeczypospolitej. Т. 1. Krakow, 2010. К сожалению, в этой работе не рассмотрены те письма, которые не дошли до нас in extenso и известны только по упоминаниям. элиты BKJ138. Всё время оставались актуальными торговые вопросы, связанные с задержкой и пропуском купцов, уплатой долгов и т.д.

Некоторых пояснений требует территориальный охват сведений этих писем. Основной объект их внимания - это «большая политика»: придворная жизнь, взаимоотношения монархов и т. п. Данные о происходящем в русских землях, о настроениях русской знати в этих письмах тоже встречаются, но в значительно меньшем объёме. Обычно они появляются в связи с какими-либо экстраординарными событиями (ходом и планами боевых действий, заговором митрополита Герасима и т. д.): если не было информационных поводов, то об этих регионах незачем было и писать. От первой половины XV в. сохранился обширный комплекс источников, проливающий свет на организацию разведки Тевтонского ордена в соседних

39 -г» государствах . В условиях средневековой коммуникации, когда сведении, необходимых для принятия решений, постоянно не хватало, власти Польши и BKJ1 нередко (особенно во время войн с Орденом) прибегали к дезинформации, а орденские власти заботились о проверке и уточнении получаемых сведений, искали «достойных доверия» людей40. По поручению властей Ордена сбором информации о соседях занимались высылавшиеся к ним официальные и частные посольства, а также шпионы. Известно, что в первой трети XV в. орденские шпионы добирались из Пруссии в Луцк41, где Витовт неоднократно встречался с Ягайлом и можно было узнать известия о татарах (при этом можно было воспользоваться традиционными путями торуньских купцов на Волынь42). По-видимому, подобным образом дело обстояло и в Ливонском ордене: в источниках неоднократно говорится о его послах в Литву, которые не только вели переговоры с её властями и вельможами, но и занимались сбором информации43; один раз упоминается шпион, отправленный под видом купца в Смоленск44. Иное дело, что архивы ливонского магистра и других сановников не сохранились, поэтому их

38 Наиболее последовательно это сделано в работах Р. Петраускаса и JI. Корчак.

39 Józwiak S. Wywiad i kontrwywiad.

40 Такая проблема возникла, например, в апреле 1418 г., когда в Орден стали доходить слухи о бегстве из заточения в Кременце князя Свидригайла, которого Орден, находившийся в напряжённых отношениях с BKJ1, рассчитывал противопоставить Витовту. См.: Codex epistolaris Vitoldi, magni ducis Lithuaniae. 1376— 1430 / Ed. A. Prochaska. (Monumenta medii aevi histórica res gestas Poloniae illustrantia. T. 6.) Cracoviae, 1882 (далее - CEV). Nr 767, 768.

41 Józwiak S. Wywiad i kontrwywiad. S. 62-63.

42 См., например, грамоту Кейстута и Любарта, выданную «у Торунь к мЪстычемъ» после 1341 г., об их торговых путях: Розов В. УкраТнсьш грамоти. Т. 1. КиТв, 1928.

43 См., например: Liv-, esth- und curländisches Urkundenbuch (далее - LUB). Bd. 5 (1414-1423) / Hrsg. von F.G. von Bunge. Riga, 1867. Nr. 2177, 2195, 2208, 2455, 2553,2565.

44 LUB. Bd. 4 / Hrsg. von F.G. von Bunge. Reval, 1859. Nr. 1467. Sp. 200. переписка между собой и с великим магистром сохранилась лишь в архиве последнего45. В 30-е гг. XV в. подобный принцип сохранился46, но отправлять шпионов через воюющие земли было небезопасно47. Приходилось полагаться на традиционные контакты сановников пограничья Тевтонского ордена, которые сообщали полученные сведения великому магистру. Скажем, комтур Мемеля (ныне г. Клайпеда в Литве) Ганс фон Трахнау поддерживал контакты с некими жемайтами, а комтур Остероде (ныне г. Оструда в Польше) Вольфрам фон Заунсхайм - с мазовецким шляхтичем Яном Свинкой из Хойнова48 и другими жителями Мазовии, сообщавшими ему о событиях на Волыни. На этом уровне информация нередко распространялась в виде слухов, по пути искажаясь самым причудливым образом. Здесь можно ограничиться двумя примерами. Осенью 1432 г., вскоре после свержения Свидригайла и возведения на престол Сигизмунда Кейстутовича, в Литве был раскрыт заговор знатных бояр Волимонтовичей, первоначально поддержавших нового великого князя, которые теперь хотели вернуть старое положение дел. Заговорщики лишились своих должностей, двое из них (Явн и Шедибор) были казнены49. Между тем Свидригайло 13 ноября с удовлетворением писал великому магистру из Борисова о несогласии в стане его врагов и о том, что трокский воевода обезглавлен50. В июле 1433 г. паны коронной Руси заключили сепаратное перемирие с волынскими сторонниками Свидригайла, князьями Александром Носом и Фёдором Несвицким, которым это дало возможность направить войска против Сигизмунда Кейстутовича. 5 августа комтур Остероде сообщил великому магистру со ссылкой на Яна Свинку о союзе этих князей с польским королём51, но на следующий же день поспешил заверить главу Ордена, что, по словам других людей, это неправда52. Ценные данные можно почерпнуть и из переписки главы

45 Ekdahl S. Die Schlacht bei Tannenberg. Bd. 1. S. 89-90. Специального исследования об архиве Ливонского ордена до сих пор нет. Бблыпая часть сохранившихся документов ливонского происхожденяи за 30-е и начало 40-х гг. XV века опубликована: LUB. Bd. 8 (1429 Mai - 1435) / Hrsg. von H. Hildebrand. Riga; Moskau, 1884; Bd. 9 (1436-1443) / Hrsg. von H. Hildebrand. Riga; Moskau, 1889.

46 Например, в октябре 1432 г. к Сигизмунду Кейстутовичу был отправлен слуга комтура Динабурга "mit losen gewerben" (LUB, Bd. 8, Nr. 636).

47 Полоцкие грамоты / Подг. А.Л. Хорошкевич (далее - ПГ). Вып. 1. М., 1977. № 55. С. 141.

48 Интересно, что предки этого шляхтича располагали владениями на пограничье Мазовии и Ордена, а потому в разное время служили правителям обоих государств. Подробнее см.: Mozejko-Chimiak В. Rozmowa komtura oströdzkiego Wolfa von Sansenheim z Janem Swink^ z Chojnowa. Przyczynek do kwestii dziatalnosci wywiadu z okresu wojny polsko-krzyzackiej z 1432 r. // Krzyzowcy, kronikarze, dyplomaci. (Gdanskie studia z dziejöw sredniowiecza. Nr 4.) Gdansk; Koszalin, 1997; Mozejko B. Rod Swinköw na pograniczu polsko-krzyzackim w sredniowieczu. Gdansk, 1998.

49 Подробнее об этом см. § 2.2 настоящей работы.

50 GStAPK, Ordensbriefarchiv (далее - ОВА) 6251.

51 GStAPK, ОВА 6605.

52 GStAPK, ОВА 6611.

Тевтонского ордена с его генеральным прокуратором (представителем) при Римской курии53.

До середины XV в. архив великого магистра хранился в его резиденции Мариенбурге. Примерно в начале 1457 г., когда над замком нависла угроза сдачи польским войскам, он был эвакуирован, его «историческая» часть уже в XV в. оказалась в замке Тапиау, а в 1722 г. была объединена с «новой», хранившейся в Кенигсберге. В начале XIX в. архив был разобран и стал доступен исследователям, хотя и в ограниченных масштабах. Поэтому в исторической литературе он часто называется Кёнигсбергским (хотя это понятие шире, чем архив великих магистров, поскольку в Кенигсберге хранились и позднейшие документы). В 1944 г. он был эвакуирован в Западную Германию, некоторое время находился в Гёттингене54, а в конце 70-х гг. был перевезён в Западный Берлин (район Далем), в Секретный государственный архив Фонда «Прусское культурное наследие», где хранится и сейчас55.

Источники из архива великих магистров, хранившегося в Кёнигсберге, стали вводиться в научный оборот в первой трети XIX века благодаря усилиям уже упоминавшегося историка-аматора А. фон Коцебу и архивистов Эрнста Геннига и Йоханнеса Фойгта. В середине - конце века многие из них увидели свет в рамках больших тематических публикаций по истории отдельных регионов - Пруссии, Ливонии, ВКЛ, Польши. Наиболее полная подборка документов по истории ВКЛ была сделана А. Прохаской в «Кодексе писем Витовта»56, доведённом до смерти этого князя в 1430 г. Попытки издания подобного сборника для последующего времени не увенчались успехом. Его подготовка остаётся актуальной научной задачей. Эту общую картину не меняют и публикации середины - второй половины XX в. - регесты собрания бумажных документов (ОЫетЬпе/агсЫу) и сборник источников по истории

58 представительства Тевтонского ордена при Римской курии . Учёным, изучающим события после смерти Витовта, приходится опираться на те документы, что попали в

53 Die Berichte der Generalprokuratoren des Deutschen Ordens an der Kurie (далее - BGDO). Bd. 4. Hbd. 1 (1429-1432); Hbd. 2 (1433-1436). (Veröffentlichungen der Niedersächsischen Archivverwaltung. H. 32, 33.) Göttingen, 1973-1976.

54 Подробнее об истории Кёнигсбергского архива до 1955 г. см.: Forstreuter К. Das Preußische Staatsarchiv in Königsberg.

55 GStAPK.

56 CEV.

57 Regesta historico-diplomatica Ordinis S. Mariae Theutonicorum. P. 1-2, Register / Bearb. von E. Joachim, W. Hubatsch. Göttingen, 1948-1973.

58 BGDO. сборники источников совершенно другой тематики, а также пересказы неопубликованных писем в трудах предшественников. Это искажает исследовательскую перспективу и увеличивает объём ошибочных представлений по самым разным вопросам - от частных до принципиальных. Это в особенности относится к работе А. Коцебу. Из примерно 120 документов, на которые он ссылается, in extenso он опубликовал лишь несколько, остальные же приводятся в выдержках или пересказе. О многих из них Коцебу привёл неверные или неполные данные (это касается авторов, адресатов и датировок писем), в ряде случаев - неверные чтения. Достаточно сказать, что под его пером замки Свидригайла (ср.-нем. huszir) в одном письме 1418 г. превратились в его жену {Hausfrau)59, Минск (Mensko) - в загадочный замок Ojrusko, из которого Халецкий сделал Бобруйск60, а казна князя Ивана Владимировича, захваченная Свидригайлом во время похода на Литву в 1432 г. (<сит. thezauro), - в имя собственное (сит. Thilancof1. А главное, книга Коцебу далеко не исчерпывает круга источников Кёнигсбергского архива о событиях в ВКЛ в 30-е гг. XV в. Поэтому при написании данной работы я изучил оригиналы и современные (XV в.) копии дипломатической переписки 1430-1443 гг., сохранившиеся в архиве великого магистра, и некоторые другие связанные с ней документы (посольские инструкции, протоколы переговоров, пояснения к документам, созданные в орденской канцелярии), Л в том числе более раннего и более позднего времени .

Известно, что в первой трети XV века имела место письменная коммуникация между великим князем и его вельможами, а также вельмож ВКЛ между собой, с иностранными правителями и «коллегами» . Однако таких писем сохранилось очень немного64. Помимо архива великих магистров, в этой связи следует отметить польский

59 KotzebueA. Op. cit. S. 40; CEV. № 768. P. 406-407.

60 Kotzebue A. Op. cit. S. 89; Halecki O. Litwa, Rus i Zmudz. S. 223 i przyp. 5.

61 Kotzebue A. Op. cit. S. 89; GStAPK, OBA 6251.

62 GStAPK. Основная масса документов сохранилась в собрании Ordensbriefarchiv. Некоторые входящие и исходящие документы сохранились в виде списков в «регистрантах» (Ordensfolianten). Ценные современные пояснения сопровождают документы об отношениях Ордена с ВКЛ и Польшей в 1429-1433 гг., собранные в OF 14. По формальному признаку их следовало бы относить к нарративным источникам, но вне сведений о канцелярии великого магистра характеризовать их не имеет смысла. Часть их опубликована в изд.: Scriptores rerum prussicarum (далее - SRP). Bd. 3. Leipzig, 1866.

63 См. данные о переписке Витовта и орденских сановников с литовскими вельможами: CEV. Nr 389, 390, 784; LUB. Bd. 5. Nr. 2208, 2553. Сохранилось также письмо наместника Вельска и Гонёндзи Микиты орденскому сановнику с жалобами на пограничные стычки от 1 января 1407 г. (GStAPK, OBA 905). О писцах литовских вельмож, которые способны были вести такую переписку, см.: Petrauskas R. Lietuvos diduomene. P. 148. Ср. также следующее примечание.

64 Известен средневерхненемецкий перевод письма подольского старосты кн. Ф. Несвицкого Свидригайлу 1432 г., а также письма волынских и подольских князей 1433-1434 гг., сохранившиеся в латинском переводе в инвентаре польского коронного архива Я. Замойского: Spor о Fedka Nieswizkiego.

44 коронный архив, где ещё в XVI в. сохранялось (по-видимому, случайно) несколько подлинных писем участников событий на польско-литовско-русском пограничье 1433— 1434 гг. Их содержание известно благодаря инвентарю этого архива, составленному во второй половине XVI в. будущим канцлером Яном Замойским65, и копии одного из писем конца XVIII в. Эти источники показывают «крупным планом» практику повседневных взаимоотношений между участниками военных действий по разные стороны границы. События 30—40-х гг. XV в. и их контекст отразились в переписке полоцких городских властей с властями Риги и Ливонского ордена, посвящённой торговым вопросам66.

Третью большую группу источников, использованных в данном исследовании, составляют акты. Это внешнеполитические договоры и документы государственной власти о пожаловании / подтверждении сословных привилегий и прав собственности, акты князей и бояр ВКЛ об отчуждении и разделе владений. В ситуации военных конфликтов имела распространение ещё одна разновидность актовых источников - так называемые поручные и присяжные грамоты. Подчеркну, что в Средние века разнообразные акты назывались теми же словами, которые обозначали документы эпистолярного характера (рус. грамота, старобелорус. / староукр. полонизм лист, лат. litterae, ср.-нем. brif).

Общая черта актов как категории источников состоит в том, что они описывают некое идеальное положение, предусмотренное в будущем (обязательства договаривающихся сторон, объём сословных привилегий и прав собственности и т. п.). Это делалось при помощи определённых устойчивых выражений, более или менее отдалённых от разговорной речи, что особенно характерно для латинских актов. При их анализе следует учитывать, что в обществе ВКЛ XV в. мало кто умел читать и писать, культура письменного делопроизводства лишь формировалась. Последнее относится в большей степени к Литве, в которой письменная культура не имела таких глубоких, давних традиций, как на Руси, а многие документы составлялись на латыни: не случайно многие сотрудники канцелярии Витовта, отвечавшие за составление латинских и немецких документов, были поляками. В июле 1422 г. некий орденский сановник (возможно, торуньский комтур) так рекомендовал великому магистру своего

1. List wöjta z Bratjanu do Wielkiego Mistrza Zakonu z dnia 8. lutego 1432 r. // Miesi^cznik Heraldyczny. 1913. R. 6. Nr 11-12. S. 191; Halecki O. Z Jana Zamoyskiego inwentarza. Nr 4, 5, 7, 8.

65 Halecki O. Z Jana Zamoyskiego inwentarza.

66 ПГ. Вып. 1. польского информатора: тот часто ездит в посольства по королевскому приказанию и

СП может также сам писать и читать, так что ничто в Польше от него не скрыто» . Как видим, письменность была фактором, который не облегчал доступ к информации, а скорее затруднял его. Характерны и нередкие упоминания очевидцев о том, как о великий князь приказал ему прочитать тот или иной текст , и обычное для протокола актов обращение к тем, кто их «чтучи услышит». Поэтому при анализе условий любого акта следует задаваться вопросом, как их понимали (или могли понимать) современники, как переводили (в прямом и переносном смысле) эти условия с канцелярского языка на язык своего мышления.

Лучше всего сохранились документы внешней политики ВКЛ - прежде всего договоры великих князей литовских с Польшей69, Тевтонским орденом70 и его отделением в Ливонии71, Молдавией72, Новгородом, Псковом73 и Ригой74. Условия этих документов и форма их изложения (титулатура правителей, обращение к контрагентам и др.) позволяют охарактеризовать международное положение ВКЛ. В работе

67 ".und kan ouch selbir schreiben und lesen, also es im alle ding czu Polan unvorborgen bleiben" (CEV, nr 1028, p. 566).

68 Летом 1409 г. Витовт, находившийся в Ковно, так узнал о прибытии к нему комтура Рагниты (по словам хаускомтура того же замка): "her unsers homeisters briff hatte losin lesin und irffur des kompthurs czukunffi" (GStAPK, OBA 1031; краткое содержание - CEV, nr 418). Летом 1415 г. сам Витовт писал великому магистру, как ему зачитывали документы великого и ливонского магистров, доставленные к нему комтуром Динабурга (CEV. Nr 638. Р. 321). По словам комтура Эльбинга, который в июле 1432 г. находился у Свидригайла в Гродно, когда тот получил письмо от великого магистра, "do stunde wir weddir uff und gyngen mit dem voythe (имеется в виду фогт Братиана, находившийся там же. - С/7.) czum herren grosfursten, den [wir] obir der obend moelczeyth funden, so das her seyne breyffe, dy em euwir gnade (великий магистр. - С.П.) gesandt hatte, nach nicht hatte losen lesen" (GStAPK, OBA 6162, курсив везде мой. - С.П.). Нет никаких оснований сомневаться в том, что и Витовт, и Свидригайло, долгое время пребывавшие в Пруссии, знали немецкий язык, на котором были написаны адресованные им письма.

69 Akta unji Polski z Litwij. 1385-1791 / Wyd. St. Kutrzeba i Wh Semkowicz. Krakow, 1932 (далее - AUPL); см. также публикацию литовского документа Чарторыйского перемирия с Польшей 1431 г., который сохранился в подлиннике: Бучинсъкий Б. Кшька причиншв до чаЫв вел. князя Свитригайла (1430-1433) // ЗНТШ. Т. 76. Львп$, 1907. № Ц.

70 Die Staatsverträge des Deutschen Ordens in Preussen im 15. Jahrhundert (далее - SVDO). Bd. 1 (13981437). 2. Aufl. / Hrsg. von E. Weise. Marburg, 1970. Из-за неполноты этой публикации приходилось обращаться и к другим изданиям договоров с Орденом: LUB. Bd. 8. Nr. 462; Русско-ливонские акты, собранные К.Э. Напьерским. СПб., 1868. № 231Ь.

7,ШВ. Bd. 9. Nr. 416.

72 Договор молдавского воеводы Ильи с Сигизмундом Кейстутовичем 1435 г.: Lietuvos metrika (далее -LM). Knyga nr. 5. Uzraäymq knyga 5 / Parenge E. Banionis. Vilnius, 1993. P. 249. В 5-й книге Литовской метрики этот договор ошибочно датирован 1437 г., о его дате см.: Czamahska I. Moldawia i Woloszczyzna wobec Polski, W?gier i Turcji w XIV i XV w. (UAM. Ser. Historia. Nr 186.) Poznan, 1996. S. 99.

73 Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949 (далее - ГВНП). № 63, 70, 335; Договор 1440 г. между Псковом и Великим княжеством Литовским / Вступит, статья М.Е. Бычковой, подгот. текста A.A. Бондаренко и О.И. Хоруженко // Вестник РГГУ. Серия «Исторические науки. Историография, источниковедение, методы исторических исследований». 2009. № 4.

74 ПГ. Вып. 1. № 52а. использованы и проезжие грамоты, которыми правитель гарантировал свободу и

75 безопасность следования по подвластной ему территории .

Остальные актовые источники, использованные в данной работе, можно на основе их содержания объединить в группу документов о сословных привилегиях и правах собственности. Это деление опять-таки условно: права собственности могли включаться в число сословных привилегий и излагаться в договоре с соседним государством (Городельская уния BKJI с Польшей 1413 г.). Акты, которые фиксируют или подтверждают права отдельных социальных групп, выдавались великими князьями литовскими с конца XIV в. Какими бы важными документами ни были «общеземские привилеи», их нельзя адекватно интерпретировать вне исторического контекста их возникновения, не сопоставив записанных в них норм с практикой общественной жизни. Например, мало сказать, что Город ел ьский привил ей допускал лишь литовских бояр-католиков к занятию высших государственных должностей и участию в совещаниях с великим князем. Нужно попытаться ответить на целый ряд вопросов: что это были за должности, много ли их было, какого рода совещания имеются в виду, насколько такая практика была укоренена в предшествующем развитии BKJI и т. д. Не меньшее значение для темы данного исследования имеют привилеи для отдельных земель государства. Их, как правило, приходится реконструировать на основе позднейших документов аналогичного содержания, выделяя в них пласты, относящиеся к разным эпохам. Эту работу в конце XIX - начале XX в. начали русский учёный М.Н. Ясинский и польский историк Я. Якубовский76, но в дальнейшем (особенно за последние 20 лет) исследователям удалось скорректировать или даже отвергнуть многие их реконструкции77, что также необходимо принимать во внимание.

Ещё одна категория актов фиксирует пожалование или подтверждение определённой собственности (имений, зависимых крестьян, даней). Проблема работы с ними состоит в том, что от 30-х и начала 40-х гг. XV века до нас дошло не так уж много

75 Российский государственный архив древних актов (далее - РГАДА). Ф. 79 (Сношения России с Польшей). Оп. 3. Д. 1; GStAPK, OF 14, S. 691-692; Halecki О. Z Jana Zamoyskiego inwentarza. S. 164-165.

76 Ясинский M. Уставные земские грамоты Литовско-Русского государства. Киев, 1889; Якубовский И. Земские привилеи Великого княжества Литовского // ЖМНП. 1903. № 6.

77 Жемайтис С.Г. Привилей Новогрудской земле 1440 г. // Рукописные памятники. Публикации и исследования. Вып. 4. СПб., 1997; Ластовский Г.А. Политическое развитие Смоленской земли в конце XIII - начале XVI веков. Минск; Смоленск, 2001; Макарау М. Ад пасада да магдэбурп: правовае станов1шча насельнщтва местау Беларускага Падзвшня у XIV - першай палове XVII ст. Míhck, 2008; Ващук Д. «Абыхмо деръжали ихъ подлЪ права ихъ земъли» (Населенна КиТвщини та Волиш i великокюшвська влада в XV-XVI ст.). Кшв, 2009; Saviscevas Е. Zemaitijos savivalda ir valdzios elitas 1409-1566 metáis. Vilnius, 2010; Zemaitijos zemés privilegijos. актов такого рода in extenso. В отличие от международных договоров, они имели значение лишь в связи с указанными в них объектами или тем родом, которому они принадлежали. Если предметом пожалования было имение, то соответствующий документ мог вместе с ним перейти в руки следующих владельцев. Но архивы князей и бояр BKJ1 в массе своей не сохранились. Самое известное исключение - это архив Радзивиллов, вобравший в себя несколько частных архивов (благодаря этому в его составе до нас дошло несколько подлинных документов Свидригайла). Поэтому особое значение приобретают списки и упоминания документов в актовых книгах - Литовской метрике, гродских и земских книгах. Документы первой половины XV в. in extenso в таких книгах встречаются редко, гораздо чаще мы имеем дело с регестом (кратким содержанием) или упоминанием акта, что не всегда даёт возможность его датировать: например, если речь идёт о «листе великого князя Швитрикгаила» на те или иные владения. Это сильно ограничивает возможность использования таких кратких упоминаний при изучении социально-политической истории, т.е. динамично меняющейся ситуации. Поэтому при подготовке данной работы я решил ограничиться изучением лишь тех документов, зафиксированных в той или иной форме в актовых книгах, что уже введены в научный оборот. Более внимательно были изучены сохранившиеся в архивах подлинные документы XV - начала XVI в.78 В итоге число актов, которые могли бы быть использованы в данном исследовании, всё равно очень невелико. Но чтобы делать широкие выводы о том или ином явлении на основе сохранившихся в каком бы то ни было виде актов (т.е. утверждать, что описанная в них ситуация была типичной), их должно быть достаточно много. Большое значение в этом смысле имеет так называемая «Книга данин Казимира» - собрание регестов документов, выданных от имени великого князя Казимира Ягеллончика в 1440-1476 гг., которое позволяет проследить политику литовского центра по отношению к регионам ВКЛ в этот период79.

78 Систематический поиск проводился в следующих архивах и собраниях: Archiwum Glöwne Akt Dawnych (Zbi6r dokumentöw pergaminowych, Zbiör dokumentöw papierowych, Archiwum Radziwittowskie); Archiwum Panstwowe w Krakowie, oddz. III (Zbiör Rusieckich, Archiwum miasta Krakowa); Biblioteka XX. Czartoryskich w Krakowie (Zbiör dokumentöw pergaminowych; Dokumenty pergaminowe Muzeum Narodowego w Krakowie); Biblioteka Polskiej Akademii Umiej^tnosci i Polskiej Akademii Nauk w Krakowie (Zbiör dokumentöw pergaminowych); Lietuvos Mokslij akademijos Vrublevskii} bibliotekos RankraSCiij skyrius (F 1-6,256).

79 Это собрание дошло до нас в составе 3-й книги записей Литовской метрики, которая неоднократно публиковалась (последнее по времени издание: LM. Knyga nr. 3. Uzraäymij knyga 3 / Parenge L. Anuzyte. Vilnius, 1998). Его значение для изучения социально-политической истории показал в своих ранних работах О. Халецкий. О проблемах изучения «Книги данин Казимира» и её использования в исследованиях см. § 3.2 настоящей работы.

Очень важной частью многих документов, созданных в ВКЛ в XV в. (и латинских, и русских, и немецких), является список их свидетелей, которые гарантировали выполнение их условий лицом, выдавшим документ (монархом, вельможей). Это обязательство могло фиксироваться в главном экземпляре акта (тогда гаранты скрепляли его своими печатями наряду с монархом) или при помощи отдельного документа. Списки гарантов являются одним из важнейших источников для изучения состава правящей элиты, а форма такой гарантии свидетельствует о её значении в политической жизни страны.

Приведённый обзор источников позволяет охарактеризовать в общих чертах их значение для изучения внутриполитического кризиса в ВКЛ. Частные источниковедческие проблемы будут решаться в тексте исследования, здесь же подведу итог. Нарративные источники дают самую общую канву событий, но практически все они в своём окончательном виде были созданы по прошествии нескольких лет, а то и десятилетий после тех событий, что находятся в фокусе внимания данной работы. Это чревато не только частными искажениями, но и тем, что у их авторов была развёрнутая система взглядов и представлений о предмете их описания, они пользовались топосами и литературными образцами. Ценность летописных произведений состоит в том, что их авторы проявляли интерес к литовской Руси. Акты проливают свет на политику пожалований, общественное значение знати и отдельных её представителей, а благодаря спискам гарантов мы узнаём о персональном составе этой группы. Проблема состоит в том, что мы не знаем, насколько типична ситуация, описанная в том или ином акте или группе актов. Договоры с соседями ВКЛ и привилеи отдельным общественным группам следует рассматривать в их историческом контексте: условия этих документов - это всегда некая идеальная картина, запрограммированная на будущее, декларация о намерениях. Чтобы правильно их понять, необходимо сопоставлять их с историческим контекстом их возникновения, по возможности стараться определить, что из них и как воплощалось в жизнь, а что нет. Наиболее перспективным мне представляется использование эпистолярных источников. Они писались по горячим следам событий, что сводит к минимуму возможность искажений, неизбежных по прошествии времени. Перед их авторами, как правило, стояла задача не создать у адресата ту или иную общую картину, что характерно для тогдашних пропагандистских текстов, а сообщить ему как можно более точную информацию о происходящем. Очень важно и то, что эти источники позволяют оценить степень достоверности изложенных в них сведений. В отличие от актов, эпистолярные источники фиксируют фактическое, наличное состояние дел, что существенно повышает их ценность.

Задачи и методы исследования

Степень изученности темы внутриполитического кризиса в ВКЛ и состояние источников определяют комплекс задач, которые подлежат решению. Прежде всего, необходима элементарная реконструкция событий 30-^40-х гг. XV в. Далее следует понять, какую позицию занимали те или иные социальные силы (население определённой территории, общественные слои, группировки) на отдельных этапах внутриполитического кризиса. Это должно служить ответу на вопрос о причинах, по которым они заняли данную позицию, и о целях, которые преследовала та или иная часть общества. Какими были эти цели - тактическими или стратегическими? В какой сфере общественной жизни они лежали - в политической, социальной, экономической, духовной? На каком уровне они ставились - на локальном или общегосударственном? Иными словами, каков был «практический» кругозор участников тогдашних конфликтов?

Основой методики исследования является принцип историзма, конкретным выражением которого в данном случае является историко-антропологический подход. Действия людей, отразившиеся в источниках, являются результатом их волевых актов, т. е. при их совершении они преследовали те или иные цели и руководствовались определёнными мотивами. Чтобы понять их, необходимо учитывать систему представлений и ценностей, ментальные особенности людей позднего Средневековья, которые не идентичны соответствующим характеристикам людей Нового времени и часто не совпадали даже у представителей разных групп средневекового социума. Среди прочих общенаучных методов познания индукции отдаётся предпочтение перед дедукцией: последнюю, как и метод аналогии, корректно применять лишь в тех случаях, когда выводы, полученные этими путями, можно проконтролировать при помощи независимых частных данных. Важнейшими общеисторическими методами данного исследования являются историко-генетический и историко-системный. Большую роль в данной диссертации играют традиционные методы изучения средневекового общества: генеалогический, просопографический, географический, терминологический.

Работа состоит из трёх глав. В первой главе будет рассмотрена предыстория кризиса: внутри- и внешнеполитическое положение ВКЛ в первой трети XV в. и развитие ситуации в 1430-1432 гг., когда всё общество этого государства признавало

51 власть Свидригайла Ольгердовича. Вторая глава будет посвящена изучению хода гражданской войны 1432-1438 гг. между Свидригайлом и Сигизмундом Кейстутовичем. Наконец, в третьей главе будет разобрана ситуация конца 30-х - начала 40-х гг. Её своеобразие заключается в том, что, несмотря на окончание гражданской войны и уход Свидригайла с общелитовской политической сцены, в государстве продолжались внутренние коллизии - в 1440 г. заговорщиками был убит великий князь Сигизмунд Кейстутович, затем заявили о себе несколько группировок в государственном центре, а на периферии произошёл ряд выступлений, которые вызвали изменение отношений между отдельными землями ВКЛ и центральной властью.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Полехов, Сергей Владимирович, 2011 год

1. Александров Д.Н., Володихин Д.М. Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в X1. -XVI веках. М, 1994.

2. Алексеев Ю.Г. «Чёрные люди» Новгорода и Пскова (К вопросу о социальной эволюции древнерусской городской общины) // Исторические записки. Т. 103. М., 1979.

3. Барвтьский Б. Жигимонт Кейстутович Великий князь Литовско-руский. (1432 -1440). 1сторична монограф1я. Жовква, 1905.

4. Барвтьский Б. 1сторичш причинки. Розвщки, зам1тки i матер1али до icTopi'i Укршни-Руси. Т. 1-2. Жовква; Льв1в, 1908-1909.

5. Батура Р.К, Пашуто В.Т. Культура Великого княжества Литовского // Вопросы истории. 1977. № 4.

6. Варошн В.А. Друцкпя княз1 XIV стагоддзя // Беларуси пстарычны агляд. 2002. Т. 9. Сш. 1-2 (16-17).

7. Варошн В.А. Князь Юрай Лынгвенев1ч Мсц1слауск1. Пстарычны партрэт. Míhck, 2010.

8. Ващук Д. «Абыхмо деръжали ихъ подл'Ь права ихъ земъли» (Населения Кшвщини та Волин1 i великокняз1вська влада в XV-XVI ст.). Кшв, 2009.

9. Войтович Л.В. «Очерки по истории Киевской земли» П.Г. Клепатського // Клепатский П.Г. Очерки по истории Киевской земли. Литовский период. Бша Церква, 2007.

10. Володшин Д.М. Моя полемика с Г.Н. Сагановичем // Володихин Д.М. Спорные вопросы истории Белой Руси. (Библиотека «Полоцкого рубежа». Вып. 1.) Полоцк, 1997.

11. Груша АЛ. «И привильем своим потвердил». У вытокау шсьмовай культуры Вялжага княства Л1тоускага // Памяць стагоддзяу на карце Айчыны. Мшск, 2007.

12. Груша A.I. Credo quia veru: аб прычыне адсутнасщ шсьменнасщ у варварсюм грамадстве (метадалапчны аспект) // Беларуси пстарычны 4aconic. 2009. № 2.

13. Груша АЛ. Канцылярыя Вялшага княства Лкоускага 40-х гадоу XV першай паловы XVI ст. Мшск, 2006.

14. Груша А.И. Недоверие не из-за него ли появился письменный акт? // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2010. № 1(7).

15. Грушевсъкий M.C. Рец.:. Dr. W. Czermak Sprawa rownouprawnienia. // ЗНТШ. T. 53.

16. Грушевсъкий M.C. Icropin Украши-Руси. Т. 4. XIV XVI вжи - вщносини полТтичт. Ки1В, 1993.

17. Гудавичюс Э. История Литвы с древнейших времён до 1569 года. Т. 1. М., 2005.

18. Довнар-Запольский M.B. Спорные вопросы в истории литовско-русского сейма // ЖМНП. 1901. № 10.

19. Доунар-Запольст М.В. Псторыя Беларусь Мшск, 1994.

20. Доунар-Запольсш М.В. Дзяржауная гаспадарка Вялжага княства Л1тоускага пры Ягелонах. Мшск, 2009.

21. Зимин A.A. Витязь на распутье. М., 1991.

22. Золтан А. К предыстории русск. «государь» // Из истории русской культуры. Т. 2. Кн. 1. Киевская и Московская Русь. М., 2002.

23. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 5. М., 1993.

24. Корф М.А. История издания в русском переводе сочинения Коцебу «Свитригайло, Великий Князь Литовский» // Русский архив. 1869. Год 7. № 4.

25. Коцебу А. Свитригайло, Великий Князь Литовский, или Дополнение к историям Литовской, Российской, Польской и Прусской. / Пер. с нем. СПб., 1835.

26. Кризис политический // Большая Российская энциклопедия. Т. 16. М., 2010.

27. Кром М.М. Меж Русью и Литвой. Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV первой трети XVI в. 2-е изд., испр. и доп. М., 2010.

28. Кузьмин A.B. Опыт комментирования актов Полоцкой земли второй половины XIII начала XV веков. Ч. 2 // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2007. № 4 (30).

29. Кучинко М. Володимир середньов1чний. 1сторико-археолопчш нариси. Луцьк, 2006.

30. Кучкин В.А. К изучению процесса централизации в Восточной Европе (Ржева и её волости в XIV-XV вв.) // История СССР. 1984. № 6.

31. Ластовский Г.А. Политическое развитие Смоленской земли в конце XIII начале XVI веков. Минск; Смоленск, 2001.

32. Лукин П.В. О социальном составе новгородского веча XII-XIII вв. по летописным данным // Древнейшие государства Восточной Европы. 2004 год: Политические-институты Древней-Руси.-М.,-2006.

33. Лукин П.В. Принцип вечевого одиначества в представлениях и политической практике Древней Руси (В печати).

34. Любавский М.К. Литовско-русский сейм. Опыт по истории учреждения в связи с внутренним строем и внешнею жизнью государства. М., 1900.

35. Любавский М.К. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания Первого Литовского статута. М., 1892.

36. Любавский М.К. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. 3-е изд. СПб., 2004.

37. Любы А. Ул. Абранне вялшага князя Лт>ускага пасля смерщ Вггаута: знешш i унутраны фактары // Весшк Беларускага дзяржаунага ушвератэта. Сер. 3. 2004. № 1.

38. Любы А. Ул. П&ттычны канфлшт 30-40-х гг. XV ст. у Вялшгм княстве Лггоусюм у гютарыяграфп // BecHÍK БДУ. Сер. 3. 2006. № 1.

39. Любы А. Ул. Унутрыпалпычная барацьба у Вялшм княстве Лггоусюм у 30-40-ыя гг. XV ст.: Аутарэф. дыс. . канд. пет. навук. Míhck, 2006.

40. Любый А.В. Символика перстня в легализации (!) власти монарха над Великим княжеством Литовским (casus 1430 года) // Studia histórica Europae Orientalis. Исследования по истории Восточной Европы. Вып. 3. Минск, 2010.

41. Макарау М. Ад пасада да магдэбурп: правовае станов1шча насельнщтва местау Беларускага Падзвшня у XIV першай палове XVII ст. Míhck, 2008.

42. Малиновский И.А. Рада Великого Княжества Литовского в связи с боярской думой древней России. Ч. II: Рада Великого Княжества Литовского. Вып. I. Томск, 1904.

43. Михайловсъкий В. Васальш стосунки khhsíb KopiaTOBH4ÍB Í3 Казимиром III та-Людов1ком-У-горським-//-Украшський юторичний журнал. 2010. № 4.

44. Михайловсъкий В. Захщне Подшля пщ володшням BÍTOBTa у 1411—1430 роках: надавча пол1тика у cbítoí документ1в // До джерел. Зб1рник наукових праць на пошану Олега Купчинського з нагоди його 70-р1ччя. Т. 2. Ки'Гв; Льв1в, 2004.

45. Михайловсъкий В. Земельш надання Владислава II — джерело до icTopií Под1лля в nepmift третиш XV ст. // Молода нащя. 2000. № 1.

46. Михайловсъкий В. Початки уряду кам'янецького генерального старости (1431— 1446 рр.) // Кшвська старовина. 2001. № 3.

47. Михайловсъкий В. Роздача земельно!' власносп на Захщному Подтип за Владислава II Ягайла (1402—1413, 1431—1434) // Bíchhk Льв1вського ун1верситету. Сер1я 1сторична. 2003. Вип. 38.

48. Однороженко О. Родова геральдика Русо-Влахн (Молдавського господарства) кшця XIV XVI ст. Харюв, 2008.

49. Очерки истории СССР. Период феодализма (IX-XV вв.). Ч. 2. М., 1953.

50. Пятраускас Р. Фармаваньне шстытуцыйнага двара вялжага князя у Л1тве (XIV -пачатак XV ст.) // Arche Пачатак. 2009. № 9.

51. Рогов А. И. Русско-польские культурные связи в эпоху Возрождения (Стрыйковский и его Хроника). М., 1966.

52. Русина О.В. Контроверзи icTopi'i кшвськоТ княжо! традицп XIII-XVI ст. // Русина О.В. Студй' з icTopií Киева та Кшвсько! землк Кшв, 2005.

53. Русина О.В. Украша шд татарами i Литвою. (Укра'ша кр1зь bíkh. Т. 6.) Кшв, 1998.

54. Сенковский О. И. Литва, Свитригайло и Коцебу. По поводу книги: Свитригайло великий князь литовский, сочинение Августа Коцебу. 1835 // Собрание сочинений Сенковского (барона Бромбеуса). Т. 6. СПб., 1859.

55. Собчук В. 3 icTopi'i титуловано'1 укра1нсько1 аристократа шзнього Середньов1ччя: Становления роду княз1в Збаразьких та його вол од i нь на Волиш // Молода нащя. 2000. № 1.

56. Собчук В. Шляхетський рщ Денисив-Матвй'вських // ЗНТШ. Т. 252. Льв1в, 2006.

57. Старостина И.П. К вопросу об изучении областных привилеев Великого княжества Литовского // Восточная Европа в древности и средневековье. Проблемы источниковедения. Москва, 19-22 апреля 2005 г. Тезисы докладов. Ч. 2. М., 2005.

58. Сулковска-Курасёва И. Итинерарий Казимира Ягеллона (состояние подготовки) // Исследования по истории Литовской метрики. Вып. 2. М., 1989.

59. Флоря E.H. Орда и-государст-ва-Восточной Европы всередине. XV века (14301460) // Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир. М., 2001.

60. Флоря Б.Н. Православный мир Восточной Европы перед историческим выбором (XIV-XV вв.) // Флоря Б.Н. Исследования по истории Церкви. Древнерусское и славянское Средневековье. М., 2007.

61. Флоря Б.Н. Русь и «русские» в историко-политической концепции Яна Длугоша // Славяне и их соседи. Этнопсихологические стереотипы в средние века. М., 1990.

62. Чамярыцт В.А. Беларусюя леташсы як помнш лпаратуры. Мн., 1969.

63. Шабулъдо Ф.М. Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского. Киев, 1987.

64. Щавелева Н.И. Вступительная статья // Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша (Книги I—VI). Текст, перевод, комментарий. М., 2004.

65. Юргинис Ю.М. Бояре и шляхта в Литовском государстве // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978.

66. Яковенко Ü.M. Украшська шляхта з кшця XIV до середини XVII ст. (Волинь i Центральна Украша). Вид. 2-ге. Кшв, 2008.

67. Якубовский И. Земские привилеи Великого княжества Литовского // ЖМНП. 1903. №6.

68. Янин В.Л. Новгород и Литва. Пограничные ситуации XII XV веков. М., 1998.

69. Ясинский М. Уставные земские грамоты Литовско-Русского государства. Киев, 1889.

70. Abraham W. Andrzej, lacinski biskup lucki // PSB. Т. I. Krakow, 1935.

71. Babendererde P. Nachrichtendienst und Reiseverkehr des deutschen Ordens um 1400. Inaugural-Dissertation zur Erlangung der Doktorwürde bei der Philosophischen Fakultät der Albertus-Universität zu Königsberg i. Pr. Elbing, 1913.

72. Batüra R. Linkmeni} pilis ir krasto gynyba XIII-XV а. II Ignalinos krastas. Vilnius, 1966.

73. Batüra R. Uzpaliij pilis // Krastotyra. T. 3. Vilnius, 1966.

74. Baum W. Kaiser Sigismund. Hus, Konstanz und Türkenkriege. Graz; Wien; Köln, 1993.

75. Benninghoven F. Zur Technik spätmittelalterlicher Feldzüge im Ostbaltikum // Zeitschrift für Ostforschung. 19. Jg., 1970, H. 4.

76. Biskup M. Wojny Polski z Zakonem Krzyzackim (1308-1521). Gdansk, 1993.

77. Blaszczyh G. Burza koronacyjna. Dramatyczny fragment stosunköw polsko-litewskich w XYwieku.Poznan,J 99.8.

78. Blaszczyh G. Dzieje stosunköw polsko-litewskich. T. 2: Od Krewa do Lublina. Cz. 1. Poznan, 2007.

79. Blaszczyk G. Swidrygiello a Polska i Polacy // Z dziejöw kultury prawnej. Studia ofiarowane Prof. J. Bardachowi w dziewi^cdziesi^ciolecie urodzin. Warszawa, 2004.

80. BonieckiA. Herbarz polski. Cz. 1. T. 3. Warszawa, 1900.

81. CisekJ. Oskar Halecki Historyk Szermierz Wolnosci. Warszawa, 2009.

82. Czamanska I. Moldawia i Woloszczyzna wobec Polski, W^gier i Turcji w XIV i XV w. (UAM. Ser. Historia. Nr 186.) Poznan, 1996.

83. Czermak W. Sprawa röwnouprawnienia schizmatyköw i katoliköw na Litwie (14321563 r.) // RAU. T. 44. Krakow, 1903.

84. Dopkewitsch H. Die Burgsuchungen in Kurland und Livland vom 13.-16. Jahrhundert // Mitteilungen aus der livländischen Geschichte, herausgegeben von der Gesellschaft für Geschichte und Altertumskunde zu Riga. Bd. 25, H. 1. Riga, 1933.

85. Dundulis B. Lietuvos kova del valstybinio savarankiskumo 15 amz. Vilnius, 1968.

86. Ekdahl S. "Schiffskinder" im Kriegsdienst des Deutschen Ordens // Kultur und Politik im Ostseeraum und im Norden 1350-1450. (Acta Visbyensia IV: Visby-symposiet för historiska vetenskaper 1971.) Kungsbacka, 1973.

87. Ekdahl S. Die Schlacht bei Tannenberg 1410. Quellenkritische Untersuchungen. Bd. 1: Einführung und Quellenlage. (Berliner Historische Studien. Bd. 8. Einzelstudien I.) Berlin, 1982.

88. Fedorowicz K. Dostojnicy i urz^dnicy swieccy wojewödztwa krakowskiego w latach 1374-1506 // Archiwum komisyi historycznej. T. 8. Krakow, 1898.

89. Forstreuter K. Das Preußische Staatsarchiv in Königsberg. Ein geschichtlicher Rückblick mit einer Übersicht über seine Bestände. (Veröffentlichungen der Niedersächsischen Archiwerwaltung. H. 3.) Göttingen, 1955.

90. Forstreuter K. Der Deutsche Orden und die Kirchenunion während des Basler Konzils // Annuarium Historiae Conciliorum. Jg. 1. Amsterdam, 1969.

91. Gqsiorowski A. Itinerarium krola Wladyslawa Jagielly 1386-1434. Warszawa, 1972.

92. Gqsiorowski A. Ostrorog Stanislaw // Polski slownik biograficzny. T. 24. Wroclaw i in., 1979.

93. Gawlas S. Astrolog przyjacielem historyka? Diariusz Zbigniewa Olesnickiego w -genezie-Roczniköw—Jana-Dtugosza^// Kultura sredniowiecznaistaropolska. Studiaofiarowane Aleksandrowi Gieysztorowi w pi^cdziesi^ciolecie pracy naukowej. Warszawa, 1991.

94. Gawlas S. Swiadomosc narodowa Jana Dlugosza // Studia Zrödloznawcze. T. 27. Poznan, 1983.

95. Gudavicius E. Slektij atsiskyrimas nuo bajorij Lietuvoje XVI а. 1. Bajorq luomo susidarymas XV a. II Gudavicius E. Lietuvos europejimo kelias. Vilnius, 1999.

96. Gudavicius E., Lazutka S. Albertas Gostautas ir Lietuvos istoriografija // Lietuvos istorijos studijos. T. 24. Vilnius, 2009.

97. Halecki O. Anna (A.-Zofja?) Iwanowna // Polski slownik biograficzny. Т. 1. Krakow, 1935.

98. Halecki O. Dzieje unii Jagiellonskiej. Т. 1. W wiekach srednich. Krakow, 1919.

99. Halecki O. Litwa w polowie XV wieku w swietle najdawniejszej ksi^gi metryki (Komunikat) II Rozprawy historyczne Towarzystwa Naukowego Warszawskiego. Т. 1. Zesz. 4. Warszawa, 1922.

100. Halecki O. Litwa, Rus i Zmudz jako cz^sci skladowe Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego // RAU. T. 59. (Ser. 2. T. 34.) Krakow, 1916.

101. Halecki О. О poczqtkach parlamentaryzmu litewskiego II Sprawozdania z czynnosci i posiedzen Akademii Umiej^tnosci w Krakowie. T. 20. Nr 8. Sierpien wrzesien -pazdziernik 1915.

102. Halecki O. Ostatnie lata Swidrygielly i sprawa wolynska za Kazimierza Jagiellonczyka. Krakow, 1915.

103. Ivinskis Z. Geschichte des Bauernstandes in Litauen. Berlin, 1933.

104. Jähnig B. Wykaz urz^dow. Dostojnicy zakonu krzyzackiego w Prusach II Panstwo -zakonu-kr-zyzackiego w -Prusach.-Rodzialy-administracyjne i koscielne wXIII-XVIwieku. Torun, 2000.

105. Jakubczak S. Jerzy Strumillo przywodca konfederacji lwowskiej 1464 roku II Spoleczenstwo Polski sredniowiecznej. T. 5. Warszawa, 1992.

106. K. Jablonskio ir Z. Ivinskio susirasinejimas II Konstantinas Jablonskis ir istorija. Vilnius, 2005.

107. Jakubowski J. Archiwum panstwowe W. X. Litewskiego i jego losy // Archeion. 1931. T. 9.

108. Janeczek A. Horodlo w pöznosredniowiecznym krajobrazie pogranicza polsko-ruskiego (в печати).

109. Janeczek A. Osadnictwo pogranicza polsko-ruskiego. Wojewodztwo belzkie od schylku XIV do pocz^tku XVII w. Warszawa, 1993.

110. Jözwiak S. Wywiad i kontrwywiad w panstwie zakonu krzyzackiego w Prusach. Malbork, 2004.

111. Jözwiak S., Kwiatkowski K, Szweda A., Szybkowski S. Wojna Polski i Litwy z Zakonem Krzyzackim w latach 1409-1411. Malbork, 2010.

112. Jucas M. Lietuvos metrasciai ir kronikos. Vilnius, 2002.

113. Kasperowicz A. Nadania wielkiego ksi^cia Witolda dla rycerstwa na Podlasiu // Mi^dzy Polsk^ a Rusi^ / Pod red. M. Starnawskiej. Siedice, 2004.

114. Kirkiene G. Korzenie rodu Chodkiewiczow // BZH. T. 17. Bialystok, 2002.

115. Kirkiene G. LDK politikos elito galingieji: Chodkeviciai XV-XVI a. Vilnius, 2008.

116. Kolankowski L. Dzieje Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego za Jagiellonöw. T. 1 (1377— 1499). Warszawa, 1930.

117. Kopystianski A. Ksi^z$ Michal Zygmuntowicz // KH. 1906. R. 20.

118. Korczak L. Listy wielkich ksi^z^t litewskich do wielkich mistrzow jako zrodlo do stosunköw Litwy z zakonem krzyzackim w pöznym sredniowieczu (1430-1454) // Epistolografia w dawnej Rzeczypospolitej. T. 1. Krakow, 2010.

119. Korczak L. Litewska rada wielkoksi^a w XV wieku. Krakow, 1998.

120. Korczak L. Monarcha i poddani. System wladzy w Wielkim Ksi^stwie Litewskim w okresie wczesnojagiellonskim. Krakow, 2008.

121. Kotzebue A. Switrigail. Ein Beytrag zu den Geschichten von Litthauen, Rußland, Polen und Preussen. Leipzig, 1820.

122. Krasauskaite M. Die litauischen Adelsprivilegien bis zum Ende des XV. Jahrhunderts. Leipzig, 1927.

123. Krupska A. Nos (Nosch, Nosek) Aleksander Iwanowicz // PSB. T. 23. Wroclaw etc., 1978.

124. Krupska A. W sprawie genezy tzw. spisku ksi^z^t litewskich w 1480-1481 roku. Przyczynek do dziejow walki o "dominium Russiae" // Roczniki Historyczne. R. 48 (1982). Warszawa; Poznan, 1983.

125. Kuczynski S.M. Jursza // PSB. T. 11. Wroclaw i in., 1964.

126. Kuczynski S.M. Ziemie czernihowsko-siewierskie pod rz^dami Litwy. Warszawa, 1936.

127. Kurtyka J. Podole pomi^dzy Polskq. i Litw^ w XIV i 1. polo wie XV wieku // Kamieniec Podolski. Studia z dziejow miasta i regionu. T. 1. Krakow, 2000.

128. Kurtyka J. T^czynscy. Studium z dziejow polskiej elity moznowladczej w sredniowieczu. Krakow, 1997.

129. Kurtyka J. Wiernosc i zdrada na pograniczu. Walki о Braclaw w latach 1430-1437 // Historia vero testis temporum. Ksi^ga jubileuszowa poswi^cona Prof. K. Baczkowskiemu w 70. rocznic? urodzin. Krakow, 2008.

130. Kurtyka J. Z dziejow walki szlachty ruskiej о rownouprawnienie: represje lat 1426 -1427 i sejmiki roku 1439 // Kurtyka J. Podole w czasach jagiellonskich. Krakow, 2011.

131. Kutrzeba S. Unia Polski z Litw^ // Polska i Litwa w dziejowym stosunku. Krakow i in., 1914.

132. Laszczynska O. Rod Herburtow w wiekach srednich. (Poznanski e Towarzystwo przyjaciöl nauk. Prace komisji historycznej. T. 14. Zesz. 4.) Poznan, 1948.

133. Lewicki A. Powstanie Swidrygielly. Ust§p z dziejow unii Litwy z Koron^. Krakow, 1892. (Отдельный оттиск из изд.: RAU. Т. 29.)

134. Lewicki A. Przymierze Zygmunta w. ks. litewskiego z krolem rzymskim Albrechtem II // RAU. T. 37. Krakow, 1899.

135. Lietuvos istorija. T. 4. Nauji horizontai: dinastija, visuomene, valstybe. Lietuvos Didzioji Kunigaikstyste 1386-1529 m. Vilnius, 2009.

136. LosowskiJ. Anatol Lewicki. Przemysl, 1981.

137. Lowmianski H. Polityka Jagiellonow. Poznan, 2006.

138. Lowmianski H. Studja nad pocz^tkami spoleczenstwa i panstwa litewskiego. Т. 1. Wilno, 1931.

139. Lowmianski H. Uwagi w sprawie podloza spolecznego i gospodarczego unii jagiellonskiej // Lowmianski H. Studia nad dziejami Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego.-(-UAM^-Ser-.-Histor-ia.-Nr-108.-)-Poznan, 1983.

140. Lowmianski H. Zaludnienie panstwa litewskiego w wieku XVI. Zaludnienie w roku 1528. Poznan, 1998.

141. Malaczynska G. Holszanski Szymon (Semen) // PSB. T. IX/4. Zesz. 43. Wroclaw i in., 1961.

142. Malczewska M. Latyfundium Radziwillow w XV do polowy XVI wieku. Warszawa; Poznan, 1985.

143. Maleczynska E. Rola polityczna krolowej Zofii Holszanskiej na tie walki stronnictw w Polsce w latach 1422-1434. Lwow, 1936.

144. Matusas J. Svitrigaila Lietuvos didysis kunigaikstis. 2-as leid. Vilnius, 1991.

145. Matusas J. Ukmerges müsis (1435-1935) // Vairas. 1935. Nr 9, 10.

146. MitkowskiJ. Lewicki Anatol // PSB. T. 18. Wroclaw i in., 1972.

147. Monografia XX. Sanguszköw oraz innych potomköw Lubarta-Fedora Olgerdowicza X. Ratneriskiego. T. 1 / Oprac. Z. L. Radzimiriski. Lwöw, 1906.

148. Mozejko B. Rod Swinköw na pograniczu polsko-krzyzackim w sredniowieczu. Gdarisk, 1998.

149. Neitmann K. Die Pfandverträge des Deutschen Ordens in Preußen // Zeitschrift für Ostforschung. 41. Jg. 1992. H. 1.

150. Neitmann K. Die Staatsverträge des Deutschen Ordens in Preussen 1230-1449. Studien zur Diplomatie eines spätmittelalterlichen Territorialstaates. (Neue Forschungen zur Brandenburg-Preussischen Geschichte. Bd. 6.) Köln; Wien, 1986.

151. Neitmann K. Ludwig von Landsee. Ein Gebietiger des Deutschen Ordens in Preußen im 15. Jahrhundert // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 1988. Bd. 36. H. 2.

152. Neitmann S. Von der Grafschaft Mark nach Livland. Ritterbrüder aus Westfalen im livländischen Deutschen Orden. (Veröffentlichungen aus den Archiven Preussischer Kulturbesitz. Beiheft 3.) Köln; Weimar; Wien, 1993.

153. Nikodem J. Jadwiga kröl Polski. Wrocfaw, 2009.

154. Nikodem J. Polska i Litwa wobec husyckich Czech w latach 1420-1433. Poznari, 2004.

155. M£oc/em.J.Przyczynyzamordowania.Zygmunta Kiejstutowicza //BZH. 2002. T. 17.

156. Nikodem J. Rola Skirgielly na Litwie do 1394 roku // Scripta minora. T. 2. Poznari, 1998.

157. Nikodem J. Spory o koronacj? wielkiego ksi^cia Litwy Witolda w latach 1429-1430. Cz?sc I. "Burza koronacyjna" w relacji Jana Dlugosza // LSP. T. VI. 1994. Poznan, 1995;

158. Nikodem J. Spory o koronacj? wielkiego ksi^cia Litwy Witolda w latach 1429-1430. Cz. II. Pröba rekonstrukcji wydarzeri II Ibid. T. VII. 1995. Poznari, 1997.

159. Nikodem J. Stosunki Swidrygielly z Zakonem Krzyzackim w latach 1430-1432 // BZH. 2000. T. 14.

160. Nikodem J. Uwagi o genezie niedoszlego przymierza Zygmunta Kiejstutowicza z Albrechtem II // Docendo discimus. Poznari, 2000.

161. Nikodem J. Wyniesienie Swidrygielly na Wielkie Ksi^stwo Litewskie // BZH. T. 19. Bialystok, 2003.

162. Nikodem J. Zbigniew Olesnicki w historiografii polskiej. (Rozprawy PAU. Ogólnego zbioru t. 94.) Krakow, 2001.

163. Nikodem J. Zbigniew Olesnicki wobec unii polsko-litewskiej do smierci Jagielly // Nasza Przeszlosc. T. 91. Warszawa, 1999.

164. Nikzentaitis A. Vytauto ir Jogailos jvaizdis Lietuvos ir Lenkijos visuomenése. Vilnius, 2002.

165. Ochmañski J. Moniwid i jego ród // Lituano-Slavica Poznaniensia. T. 9. Poznan, 2003.

166. Ochmañski J. Powstanie i rozwój latyfundium biskupstwa Wileñskiego (1387-1550). Ze studiow nad rozwojem wielkiej wlasnsci na Litwie i Bialorusi w sredniowieczu. (UAM. Prace wydzialu filozoficzno-historycznego. Ser. Historia, nr 13.) Poznan, 1963.

167. Ochmañski J. W kwestii agrarnego charakteru miast Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego w XVI wieku // Studia histórica. W 35-lecie pracy naukowej H. Lowmianskiego. Warszawa, 1958.

168. Paravicini W. Die Preussenreisen des europäischen Adels. Teil 2. (Beihefte der Francia. Bd. 17/2.) Sigmaringen, 1995.

169. Peltz W. Ród Giedygolda i jego maj^tnosci // Zeszyty naukowe Uniwersytetu im. Adama Mickiewicza w Poznaniu. Nr 74. Historia. Zesz. 11. PoznaA, 1971.

170. Petrauskas R. Ankstyvosios valstybinés struktüros Lietuvoje XIII amziuje XV amziaus pradzioje // Lietuvos istorijos studijos. Vilnius, 2005. T. 16.

171. Petrauskas R. Didziojo kunigaikscio institucinio dvaro susiformavimas Lietuvoje (XIV a. pabaigoje XV a. viduryje) // Lietuvos istorijos metrastis. 2005. T. 1. Vilnius, 2006.

172. Petrauskas R. Lietuvos diduomené XIV a. pabaigoje XV a.: Sudétis - struktüra -valdzia. Vilnius, 2003.

173. Petrauskas R. Lietuvos Didziosios Kunigaikstystés seimo istakos: didziojo kunigaikscio taryba ir bajonj suvaziavimai XIV-XV a. // Parlamento studijos. T. 3. Vilnius, 2005.

174. Petrauskas R. Riteriai Lietuvos Didziojoje Kunigaikstysteje XIV a. pabaigoje XVI a. pradzioje // Istorijos saltiniij tyrimai. Т. 1. Vilnius, 2008.

175. Petrauskas R. Tolima biciulyste: asmeniniai Vokieciij ordino pareiguni} ir Lietuvos valdovij santykiai // Kryziaus kari} epocha Baltijos regiono tautij istorineje s^moneje. Siauliai, 2008.

176. Petrauskas R. Valdovas ir jo karüna: Nejvykusios Vytauto karünacijos aplinkybes // Lietuvos istorijos metrastis. 2009 metai. T. 2. Vilnius, 2010.

177. Petrauskas R. Zemaicii} diduomene ir politine padetis Zemaitijoje XIV a. pabaigoje -XV a. pradzioje // Zemaicii} istorijos virsmas is 750 metij perspektyvos. Vilnius, 2004.

178. Pietkiewicz K. Kiezgajlowie i ich latyfundium do polowy XVI wieku. Poznan, 1982.

179. Prochaska A. Ree.:. Czermak Wiktor, Sprawa rownouprawnienia schizmatykow i katolikow na Litwie 1432-1563 r. // Kwartalnik Historyczny. 1903. R. 17.

180. Prochaska A. Lewicki Anatol dr.: Powstanie Swidrygielly. Krakow 1892 8vo, str. 389 // Kwartalnik Historyczny. 1893. R. 7.

181. Pure J. Itinerarium Witolda wielkiego ksi^cia Litwy (17 lutego 1370 roku -27 pazdziernika 1430 roku) // Studia z dziejow Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego XIV-XVIII wieku. Poznan, 1971.

182. Rimsa E. Kas antspaudavo 1380 m. Dovydiskii| sutartj? // Istorijos akiraciai. Vilnius, 2004.

183. Rowell S.C. Bears and Traitors, or: Political tensions in the Grand Duchy, ca. 14401481 //Lithuanian historical studies. Vilnius, 1997.W5.—RowellS.C. Gediminaiciij dinastine politika Zemaiciuose 1350-1430 m. // Zemaicii} praeitis. T. 3. Vilnius, 1994.

184. Rowell S.C. Isdavyste ar paprasti nesutarimai? Kazimieras Jogailaitis ir Lietuvos diduomene 1440 1481 metais // Lietuvos valstybe XII - XVIII a. Vilnius, 1997.

185. Rozbior krytyczny Annalium Poloniae Jana Dlugosza z lat 1385-1444. Т. 1. Wroclaw; Warszawa; Krakow, 1961.

186. Ryzewski G. Rod Chreptowiczöw herbu Odrow^z. Krakow, 2006.

187. Salüga R. Bychovco kronika // Lietuvos TSR Mokslij akademijos darbai. Ser. A. Nr. 1(6). Vilnius, 1959.

188. Saviscevas E. Suvaldyti chaos^: Bandymas naujai tirti Lietuvos didziojo kunigaikscio Kazimiero suteikcii} knygq. // Istorijos saltinii} tyrimai. Т. 1. Vilnius, 2008.

189. Saviscevas E. Zemaitijos savivalda ir valdzios elitas 1409-1566 metais. Vilnius, 2010.

190. Semkowicz W. Hanul, namiestnik wileriski (1382-1387) i jego rod // Ateneum Wilenskie. 1930. R. 7. Zesz. 1-2.

191. Semkowicz W. Losk i wygasni^cie Korybutowiczöw // Rocznik Towarzystwa Heraldycznego. T. 7. Warszawa, 1924-1925.

192. Semkowicz W. O litewskich rodach bojarskich zbratanych ze szlacht^ polsk^ w Horodle roku 1413 // LSP. T. 3. Poznan, 1989.

193. Semkowicz W. Przywilej rodu D^bno z 1410 r. w swietle genealogii rodu 11 Miesi^cznik Heraldyczny. 1910. Nr 5.

194. Semkowicz W. W sprawie pocz^tkow szlachty na Litwie i jej ustroju rodowego // Kwartalnik Historyczny. 1915. R. 29.

195. Semkowicz W. Wst^p // Kodeks dyplomatyczny katedry i diecezji wilenskiej. T. 1. Cz. 2: Indeksy. Krakow, 1994.

196. Sieradzan W. S^siedstwo mazowiecko-krzyzackie w okresie przemian politycznych w Europie Srodkowo-Wschodniej w latach 1411-1466. Torun, 1999.

197. Skomiat J. Jan Dlugosz o Litwie i Litwinach // Wielokulturowosc polskiego pogranicza. Ludzie idee - prawo. Bialystok, 2003.

198. Skomial J. Jan Dlugosz o Wladyslawie II Jagielle (charakterystyka kröla w swietle Annales seu cronicae incliti regni Poloniae) // Acta Universitatis Lodziensis. Folia iuridica. Nr 61: Studia z historii prawa i mysli politycznej. Lodz, 1994.

199. Skrzypek J. Bitwa nad rzek^ Swi^t^. Studium historyczno-wojskowe // Przegl^d Historyczno-Wojskowy. 1938. T. 10. Zesz. 1.2.12—Slo.wnik-geograficzny—Krölestwa Polskiego i innych—krajöw slowianskich. T. 3.Warszawa, 1882.

200. Smolka S. Najdawniejsze pomniki latopisarstwa rusko-litewskiego. Rozbior krytyczny. Krakow, 1889.

201. Sochacka A. Zjazdy polsko-litewskie w Lublinie i Parczewie w czasach Wladyslawa Jagielly // Annales Universitatis Mariae Curie-Sklodowska. Sectio F. 1986/1987. Vol. XLI/XLII.

202. Spieralski Z. Jan z Sienna i Oleska // PSB. T. 10. Wroclaw i in., 1962-1964.

203. Supruniuk A. Mazowsze Siemowitöw (1341-1442). Dzieje polityczne i struktury wladzy. Warszawa, 2010.

204. Svetikas E. Lietuvos didziojo kunigaikscio Vytauto investitüros ziedas // Lituanistica. 2008. T. 54. Nr. 2 (74).

205. Szybkowski S. Polish Staff as a Social Group in the Chancery of Grand Duke Witold // Quaestiones Medii Aevi Novae. Vol. 3: Foreign Experts. Warsaw, 1998.

206. T^gowski J. Jeszcze o pochodzeniu kniazia Fiodora Nieswickiego // Genealogía. T. 8. Poznañ; Wroclaw, 1996.

207. Tggowski J. Który Konstanty Olgierdowic czy Koriatowic - byl przodkiem kniaziów Czartoryskich? // Europa Orientalis. Toruñ, 1996.

208. Tggowski J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów. (Biblioteka genealogiczna. T. 2.) Poznañ; Wroclaw, 1999.

209. T^gowski J. Pochodzenie kniaziów Iwana i Fiodora Nieswickich // Genealogía. T. 7. Poznañ; Wroclaw, 1996.

210. T§gowski J. Polityczne aspekty malzeñstwa ksi^zniczki mazowieckiej Katarzyny Siemowitówny z Michaluszkiem synem Zygmunta Kiejstutuwicza // Genealogía. T. 13. Poznañ, 2001.

211. Tggowski J. Uzupelnienia i uwagi do itinerarium Witolda Kiejstutowicza // Studia zródloznawcze. T. 44. Warszawa, 2006.

212. Trajdos T.M. Biskupi prawoslawni w monarchii Jagielly // Nasza Przeszlosc. T. 66. Warszawa, 1986.

213. Tyla A. Pirmosios rasytinés zinios apie Linkmeni} apylinkes // Ignalinos krastas. Vilnius, 1966.

214. Urz^dnicy podolscy XIV XVIII wieku. Spisy / Oprac. E. Janas, W. Klaczewski, J. Kurtyka, A. Sochacka. (UDR. T. 3. Zesz. 3.) Kórnik, 1998.

215. Urz^dnicy wielkopolscy XII-XV wieku. Spisy / Pod red. A. G^siorowskiego. (UDR. T. 1. Zesz. 1.) Wroclaw i in., 1985.

216. Urz^dnicy województwa ruskiego XIV-XVIII wieku (ziemie Halicka, Lwowska, Przemyska, Sanocka): Spisy / Oprac. K. Przybos. (UDR. T. 3. Zesz. 1.) Wroclaw i in., 1987.

217. Valikonyté I. Profesorius Bronius Dundulis // Lietuva ir jos kaimynai. Nuo normanq iki Napoleono. Prof. Broniaus Dundulio atminimui. Vilnius, 2001.

218. Wojtkowiak Z Dryswiaty rubiez litewska w sredniowieczu // Lituano-Slavica Posnaniensia. Studia histórica. Т. 1. Poznañ, 1985.

219. Wojtkowiak Z. Sprawa przyl^czenia Braslawia do Litwy. Przyczynek do tworzenia nowych podzialów terytorialnych w W. Ks. Litewskim // Ars histórica. Prace z dziejów powszechnych i Polski. (UAM. Ser. Historia. Nr 71.) Poznan, 1976.

220. WolffJ. Kniaziowie litewsko-ruscy od koñca XIV wieku. Warszawa, 1895.

221. Wroniszewski J. Grupy decyzyjne w sredniowiecznej Polsce elita wladzy // Genealogia. Polska elita polityczna w wiekach srednich na tle porównawczym. Toruñ, 1993.

222. P Lituano-Slavica Poznaniensia.