Сюжет волшебной сказки Чудесные дети [СУС 707; ATU 707] в сравнительно-типологическом освещении тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.09, кандидат наук Хэмлет, Татьяна Юрьевна

• Хэмлет, Татьяна Юрьевна
• кандидат наук
• 2014

Оглавление диссертации кандидат наук Хэмлет, Татьяна Юрьевна

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Глава 1. Сюжет волшебной сказки Чудесные дети в указателях ХХ-ХХ1 вв

1.1. Международные сказочные Указатели: история вопроса

1.2. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в международных, национальных и региональных указателях сказочных сюжетов: сравнительный анализ

1.2.1. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в указателях первой половины XX в

1.2.2. Описание сказочного сюжета 707 Три золотых сына в АТ 1961

1.2.3. Описание сказочного сюжета 707 Чудесные дети в указателях второй половины XX - начала XXI вв

Глава 2. Сюжет Чудесные дети как международное типологическое фольклорное явление

2.1. Сравнительный анализ национальных вариантов и версий

сказочного сюжета Чудесные дети: национальное и типологическое

2.1.1. Ирландская сказка «Крапчатый бык» и цыганская сказка «Маленькая Золушка» как примеры самобытных мифологических сказок сказочного сюжета Чудесные дети

2.1.2. Классические версии и варианты сюжета Чудесные дети

2.1.3. Процесс новеллизации сказочного сюжета 707 Чудесные дети на примере японской сказки «Золотой баклажан»

2.2. Формула небесной светоносной красоты детей как наиболее типичный элемент поэтики сказочного сюжета 707 Чудесные дети

Заключение

Список сокращений и условных обозначений

Список литературы

Приложение

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Сюжет волшебной сказки Чудесные дети [СУС 707; ATU 707] в сравнительно-типологическом освещении»

ВВЕДЕНИЕ

В процессе исторического развития в фольклоре разных народов мира закономерно возникал сказочный жанр1 - волшебная сказка. Универсальная природа волшебной сказки определила ее этническую открытость, непрерывный процесс международного обмена. У многих народов мира сложились самобытные версии сказочных сюжетов, оригинальная поэтика и особые персонажи. Развитие международных связей расширило возможности пополнения сказочного материала. Сказка, оказавшаяся в более благоприятном положении по сравнению с другими жанрами фольклора, поскольку ее активно начали собирать (начало XIX в.) и регулярно издавать (середина XIX в.), также стала основной базой теоретических изысканий и фольклорных направлений. В XIX в. больших успехов достигла историческая наука, были проведены многие исследования, в результате которых в научный оборот были введены материалы по культуре народов Африки, Южной Америки и Океании, которые показали сходство их. народнопоэтического творчества. Данные исследования привели к потере ведущих позиций мифологической теории, появившейся в начале XIX в. в период расцвета романтизма, и теории заимствования, возникшей в 50-70 гг. XIX в., так как они уже не могли объяснить сходство связями между народами или родством. На смену теории заимствования пришла антропологическая школа, которая стала объяснять сходство сюжетов единством биологической и психической природы людей, общностью их

1 Существует два подхода к решению проблемы границ жанра сказки: сказка - единый жанр, имеющий несколько жанровых разновидностей [Кравцов, 1973, с. 68 — 74]; сказка - родовое понятие, которое объединяет несколько жанров [Пропп, 2009; Пропп, 2009а; Зуева, Кирдан, 1998]. В нашей работе мы придерживаемся второго подхода и рассматриваем сказку как совокупность нескольких жанров, а волшебную сказку как отдельный жанр.

мышления и путей развития культуры. Эта теория получила также второе название теории самозарождения сюжетов, так как утверждала, что каждый народ самостоятельно дает начало своей культуре и обогащает культуру человечества в целом. Как и мифологическая школа, антропологическая школа отводила большую роль верованиям и магии в первобытном мировоззрении, считая, что в основе многих фольклорных произведений лежат мифы. Но мифы антропологическая школа рассматривала как вторичное явление, которому предшествовал анимизм - одушевление человеком сил природы. Данная школа вышла за рамки изучения культуры родственных и связанных между собой народов, сделала важные обобщения особенностей культуры народов мира, а выводы подкрепила богатым фольклорным материалом. Представители антропологической школы пришли к заключению, что все народы проходят общие ступени развития культуры и что последующие ее периоды несут в себе пережитки предшествующих. Приверженцы теории разработали учение о тотемизме, анимизме, магии. Эта теория не имела прямых последователей в России, хотя она, безусловно, оказала влияние на А.Н. Веселовского, который впервые проанализировал особенности волшебной сказки, ее генезиса. Но антропологическая школа не могла дать объяснение сходству сюжетов.

Теоретические направления фольклористики XIX в. не предоставили полного и до конца убедительного решения вопроса о происхождении сказочных сюжетов, однако они внесли определенный вклад в историческое развитие фольклористики, осветив в различных аспектах основополагающую проблему генезиса. В начале XX в. в книге C.B. Савченко «Русская народная сказка. История ее собирания и изучения» [Савченко, 1914] были подведены итоги исследования народной сказки в России. Автор достаточно подробно

рассмотрел теоретические концепции ведущих школ фольклористики (мифологической, антропологической и школы заимствования) и отметил необходимость согласования трех главных теорий при изучении сказок.

Исследователи XX в. изучали сказку в разных аспектах. В начале XX в. насущной стала задача освоения национальных сказочных фондов и максимальный учет записей сказок как в границах одной страны, региона, так и в международном масштабе. В рамках школы заимствования произошло событие, вышедшее за пределы школы и получившее международное признание. Финский фольклорист А. Аарне в 1910 г. создал Международный Указатель сказочных сюжетов А. Аарне [Аагпе, 1910],

который впоследствии трижды подвергался редакции и укрупнению [АТ 1928; АТ 1961; АТ1Л, на его основе стали создаваться региональные, национальные сказочные каталоги во многих странах мира. Основываясь на классификации А.Н. Афанасьева [Афанасьев, 1985, с. 354], финский

фольклорист Аарне выделил сказки о животных; собственно сказки, к которым отнес волшебные сказки, легендарные сказки, новеллистические сказки, сказки о глупом черте или великане; анекдотические сказки. Американский исследователь Д. Эшлимен, высоко оценивая классификацию Аарне, в монографии «Фольклор и фольклорная сказка» уточняет, что индоевропейские сказки распались на хорошо определенные группы уже за столетие до того, как эти наблюдения были оформлены в

классификационную систему финским фольклористом [АзЬИшап, 2004, р. 34]. В .Я. Поопп признавал заслугу финского фольклориста, «ибо деление на

роды, виды и разновидности не разрабатывалось до него» [Пропп, 2009а, с. 12].

Огромная и чрезвычайно полезная работа по учету и систематизации сказочных типов, сюжетов и мотивов, проделанная сторонниками «финской школы», развивалась на формальной основе. В результате в зарубежной фольклористике понятия «тип», «сюжет», «мотив», «жанр» не получили принципиального теоретического осмысления. По мнению К.В. Чистова, это закономерно привело к возникновению «грандиозного и вместе с тем

хаотичного» [Чистов, 1964, с. 1] Указателя фольклорных мотивов Томпсона [Thompson, 1932; Thompson, 1955-58], в котором воедино смешиваются

сюжеты и мотивы народных сказок, преданий, мифов, басен, притч, средневековых стихов, баллад, песен, художественные особенности и идеи произведений.

Для обособления фольклористики в качестве специальной дисциплины, имеющей свой предмет изучения, важную роль сыграла статья 1929 г. П.Г. Богатырева и P.O. Якобсона «Фольклор как особая форма творчества», [Богатырев, Якобсон, 1971, с. 369 - 383], в которой устная словесность была

выведена в качестве отдельного предмета и были сформулированы специфические исследовательские задачи, а фольклористические методы были сближены с языковедческими.

В XX в. в российской фольклористике творческая мысль сковывалась «идеологическим диктатом» [Зуева, Кирдан, 1998, с. 46], вследствие этого

многие фольклористы обратились к методам формального исследования; в области сказковедения получил развитие структурно-типологический анализ. Позже появилась структурно-семиотическая фольклористика, которая

устанавливала общие закономерности построения текстов как знаковых систем. Впервые синтагматический анализ фольклорного повествования был предпринят В.Я. Проппом в его знаменитой книге «Морфология сказки»

1928 г. [Пропп, 2009а]. На исследователя оказали влияние труды А.Н.

Веселовского по исторической поэтике, а также книга В.Б. Шкловского «О

теории прозы» [Шкловский, 1929], но сама идея «морфологии» никак не

была связана со взглядами фольклористов на систему приемов. Пропп подчеркивал, что термин «морфология» не имеет отношения к грамматике и что он заимствован для выражения более широкого смысла. Подлинный триумф книги «Морфология сказки» случился лишь спустя 30 лет, уже в контексте новейших структурно-семиотических явлений. Как указывал известный американский структуралист А. Дандес, перевод «Морфологии волшебной сказки» В. Я Проппа в 1958 г.2 на английский язык [Ргорр, 1958] совершил значительный теоретический переворот в зарубежном сказковедении, «прорыв в фольклористике» XX в.»3 [Dundes, 1968, р. XVI].

Формирование структурной фольклористики в 60-е гг. XX в. было связано с радикальными идеологическими переменами в области гуманитарного знания, в рамках которого о себе заявило энергичное и молодое исследовательское направление, поставившее своей целью применение в общественных науках (лингвистике, литературе и др.) точных методов. Происходило это после образования в Москве сектора структурной типологии Института славяноведения АН (1960) и проведения совместно с ним симпозиумов. Позднее, при подготовке Тартуских Летних школ, была

2 Книга В.Я. Проппа была опубликована в Советском Союзе в 1928 г, а перевод книги на английский язык был осуществлен через 30 лет.

J «...breakthroughs in the field of folklore in the twentieth century» [Dundes, 1968, p. XVI]. - Перевод с английского и немецкого языков здесь и далее Т.Х.

сформулирована концепция экстралингвистических «вторичных моделирующих систем», обладающих собственной структурной организацией и имеющих в своей основе язык («первичную моделирующую систему»). П.Г. Богатырев, основоположник структурной фольклористики, принимал активное участие в заседаниях Школ. Что касается В.Я. Проппа, то он, по выражению С.Ю. Неклюдова, относился «к новейшей структуральной методологии довольно прохладно» [Неклюдов, URL].

Московско-тартуская школа ориентировалась не только на опыт российской фольклористики, но и на достижения мировой науки, на труды P.O. Якобсона, К. Леви-Стросса, А. Греймаса, К. Бремона, П. Маранды, А. Дандеса и др.

Е.М. Мелетинский выделяет три аспекта в зарубежном сказковедении середины XX в.:

1. Генетический аспект, когда корни сказочного сюжета возводятся к древним мифам (старая мифологическая школа и неомифологи лорд Реглан, Ян де Фриз), к «первобытным обычаям и представлениям, отражающим однородные психологические черты первобытного мышления («антропологисты» Лэнг, Мак-Каллок, Гартланд, Харрис, отчасти ван Геннеп, Наумани), к народным обрядам <...>, к снам (фон дер Лайен, Лайстнер), заторможенным «психологическим комплексам» (Фрейд, Юнг, Ранк, Риклин и другие)» [Мелетинский, 1958, с. 4].

2. Исследования исторической жизни сюжета и странствования сюжетов, рассматривающие развитие сказочного сюжета как механическое явление, не связанное с конкретной истооией и жизнью наоода. Мелетинский

11 X

относит труды Стиса Томпсона именно к данному направлению зарубежного сказковедения.

3. Исследования формальной поэтической структуры волшебной сказки вне связи с ее общественным содержанием и идеалами. Например, работы Кристансена или Ольрика.

Ученый обратил внимание на то, что в зарубежном сказковедении XIX в., середины XX в. исследование корней сказочных сюжетов оторвано от изучения исторической жизни сказки и от анализа ее поэтической формы, сказка рассматривается независимо от «общественно-исторических и

конкретных черт народов-носителей сказки» [Там же], а в западном

сказковедении очень много внимания уделяется сюжету, при этом рассмотрение образа героя оказывается на периферии интересов исследователей.

По мере освобождения от догматизма советская наука постепенно стала возвращаться к полноценным историческим исследованиям. Свое развитие получил историко-типологический метод. В настоящее время историко-типологическое изучение жанров является одним из главных направлений российской фольклористики и связано с именами В.Я. Проппа [Пропп, 2009], А.И. Никифорова [Никифоров, 2008], В.М. Жирмунского

[Жирмунский, 1962], Е.М. Мелетинского [Мелетинский, 1958], Б.Н. Путилова

[Путилов, 1976], В.П. Аникина [Аникин, 2007], A.M. Шаронова [Шаронов,

2010]. Следует отметить монументальные работы В.Я. Проппа в этом

направлении. Еще изучая структурное строение волшебных сказок, ученый вывел их жанровые сюжетообразующие принципы. Исследователь показал, что в основе сюжетного разнообразия волшебных сказок лежит структурная система с определенным набором и последовательностью функций, а причины ее возникновения кроются в исторической реальности прошлого

[Пропп, 2009а; Пропп, 2009]. Таким образом, обратившись к историко-

генетическому изучению волшебной сказки, Владимир Пропп пришел к интересным выводам, объясняющим явление всемирного сходства фольклорных сюжетов. В монографии «Исторические корни волшебной сказки» ученый рассмотрел связь волшебной сказки с древнейшими этносоциальными институтами и сделал вывод, что «сюжет и композиция волшебной сказки обусловлены родовым строем. <...> Новая социальная функция сюжета, его чисто художественное использование связаны с исчезновением строя, который его создал. Внешне начало этого процесса, процесса перерождения мифа в сказку, сказывается в откреплении сюжета и акта рассказывания от ритуала» [Пропп, 2009, с. 313]. Освободившись от

ритуала, сказка начинает жить своей жизнью, которая обусловлена художественным творчеством и разными социальными факторами. Сюжет волшебной сказки возникает не путем прямого отражения действительности, а как отрицание этой действительности [Там же. С. 12]. Возникновение

сказочных сюжетов В.Я Пропп считал явлением закономерного характера, обусловленным общественно-историческими причинами; такой процесс у всех народов совершался с объективной повторяемостью. Ученый считал, что нельзя сравнивать только сказку со сказкой, сказку надо сравнивать с элементами материального производства, с явлениями социального строя, с обычаями, обрядами, верованиями народа, у которого найдена данная сказка, а также с обрядами, обычаями, верованиями других народов, находящихся с ним на одной ступени хозяйственного и культурного развития. Это принципиально новый подход к анализу сказочных сюжетов, отразивший становление историко-типологического метода в сказковедении. Методологические принципы В.Я. Проппа нашли развитие в трудах Е.М.

Мелетинского [Мелетинский, 1958]. Мелетинский рассматривает конкретный

сюжетный слой, главными героями которого являются обездоленные и невинногонимые: сирота (или сироты), падчерица, младшая сестра, младший брат. Исследователь пришел к выводу, что многие элементы этих сюжетов восходят к родовому быту и связаны с первобытным мировоззрением, однако сами сказочные сюжеты оформились в период разложения родового строя и отражают процесс перехода от рода к семье. Е.М. Мелетинский правомерно утверждает, что появление образа героя связано с рождением сказки из синкретичного фольклорного материала, когда сюжет на основе первобытного мифа, легенды оформился в отдельную эстетическую категорию в художественной сказке. Героем такой сказки становится «социально обездоленный член первобытной общины, лицо, исторически

обездоленное в результате распада первобытнообщинного строя» [Там же. С. 257]. Вывод ученого актуален до настоящего времени. Мелетинский

разработал одну из сторон проблемы типологии процесса формирования жанра волшебной сказки.

Заслуга теоретического обоснования сравнительно-исторической типологии эпического творчества принадлежит В.М. Жирмунскому [Жирмунский, 1962]. В 1976 г. в монографии «Методология сравнительно-

исторического изучения фольклора» Б.Н. Путилов [Путилов, 1976] поставил

вопрос о научной и методологической сущности историко-типологического подхода к фольклору. Исследователь обобщил и изложил основные принципы историко-типологического подхода [Путилов, 1975; Путилов,

1976]: учет органической связи фольклорных явлений с народным бытом,

социальным и духовным развитием народов, с системой представлений о мире, внутренняя преемственность в развитии жанров и их элементов, разнообразные формы функционирования фольклора. При этом вопрос о типологическом сходстве сюжетов перерастает в проблему конкретно обусловленной и исторически закономерной типологической соотносимости систем и элементов фольклора. Путилов пишет об универсальности историко-типологических связей между фольклорными системами и внутри них: «Историко-типологические связи и отношения действуют на протяжении всего историко-фольклорного процесса и охватывают все его стороны. Они носят универсальный, постоянный и непрерывный характер» [Путилов, 1976, с. 15]. Вывод ученого о том, что структурно-

типологические исследования имеют смысл и могут принести науке пользу лишь в том случае, если предполагают историческую перспективу в исследовании того же объекта, справедлив.

Перевод книги Проппа «Исторические корни волшебной сказки» на английский язык [Ргорр, 1984] был осуществлен в 1984 г.4 По мнению Дандеса, чьи слова приведены на обложке издания, эта книга открыла новые перспективы в области изучения фольклора в англоговорящем мире [Dandes,

1984]. Но все же поэтика в зарубежной фольклористике часто

отождествляется только с формой. Так, говоря о книге В.Я. Проппа, Дандес

подчеркивает, что она представляет интерес для структуралистов [Ibid3.].

Понятие исторической типологии не встречается ни в словарном разделе монографии Эшлимена [Ashliman, 2004], ни в словаре нарратологий Геральда

4 Книга В.Я. Проппа была опубликована в Советском Союзе в 1949 г., перевод книги на английский язык был осуществлен через 35 лет.

5 Для источников на языках с латинской графикой вместо «Там же» используется «Ibid.»

Принса [Dictionary of Narratology, 2003]. В странах же ближнего зарубежья,

которые хорошо знакомы с работами российских ученых, многие фольклористы успешно применяют историко-типологический подход при изучении фольклора своего народа [Рахманов, 1990].

Итак, в российском сказковедении в исследованиях В.Я. Проппа [Пропп, 2009; Пропп, 2009а], А.И. Никифорова [Никифоров, 1941], Н.М.

Ведерниковой [Ведерникова, 1975; Ведерникова, 2001], Е.М. Мелетинского [Мелетинский, 1958] были подробно освещены особенности структуры волшебной сказки. На новом уровне изучались проблемы происхождения сказки [Пропп, 2009; Мелетинский, 1958], исторического развития жанра

[Веселовский, 1940; Померанцева, 1963; Зуева, 1995; Зуева, 1995а; Зуева, 2000а; Зуева, 20006]. Разделить сказочные формы на более древние (близкие к мифам) и более поздние (относящиеся только к сказкам) предложил еще А.Н. Веселовский: «Бытовые сказки дикарей не знают ни типических тем, ни строгого плана наших сказок, нашего сказочного матерьяла; это ряд расплывчато-реальных или фантастических приключений, без органической связи и того костяка, который дает форму целому и ясно проглядывает из-под подробностей, отличающих один варьянт от другого» [Веселовский,

1940, с. 497]. Более древняя форма сказок получила название

мифологической сказки, и Т.В. Зуева обозначила основные ее признаки: диффузность, бесформенность, неустойчивость сюжетных форм, неустойчивость конкретных образов, «невыраженность "жанрового

рефлекса", синкретизм (в частности, следы магической функции)» [Зуева, 2002, с. 225].

Изучались разнообразные стилистические особенности сказочного жанра (Н.В. Новиков [Новиков, 1974], В.П. Аникин [Аникин, 1984; Аникин,

1985], В.А. Бахтина [Бахтина, 1972; Бахтина, 2000]). Разрабатывался вопрос национального своеобразия волшебной сказки (например, Л.Г. Барагом [Бараг, 1969; Бараг 1975], Г.Р. Хусаиновой [Хусаинова, 2000]). Рассматривались связи народной сказки с другими жанрами фольклора и с литературой (М.К. Азадовский [Азадовский, 1938; Азадовский, 1960], П.В.

Линтур [Линтур, 1972], Т.В. Зуева [Зуева, 1989], И.П. Лупанова [Лупанова,

1981, с.76 - 90], О.Ф. Тумилевич [Тумилевич, 1972], В.А. Поздеев [Поздеев,

2003], Д.В. Абашева [Абашева, 2009]).

С одной стороны, в настоящее время можно уже говорить о значительной изученности волшебной сказки в российском и зарубежном сказковедении. С другой стороны, в настоящее время перед исследователями сказок стоит перспективная задача более детального и цельного рассмотрения конкретных сюжетов. Ю.М. Соколов в статье «Очередные задачи изучения русского фольклора» поднял актуальный до нашего времени вопрос о сравнительном изучении фольклора славянских народностей, а затем и всех индоевропейских [Соколов, 1926].

Степень научной разработанности проблемы. Данная работа была задумана в плане цельного исследования сказочного сюжета Чудесные дети. Сюжет волшебной сказки Чудесные дети является универсальным, одним из самых распространенных сказочных сюжетов во всем мире, что отметил еще

6 В работе названия сказочных сюжетов и мотивов выделены курсивом Т.Х.

в 1946 г. американский исследователь С. Томпсон [Thompson, 1946].

Сюжетная линия сказки Чудесные дети (например, о Кики, сыне Посейдона и Калики) встречается у античных авторов (Аполлодора, Аристотеля, Овидия и др.). Восточная версия сюжета получила свое распространение по Европе и миру после перевода «Тысячи и одной ночи» Галлона и «Приятных ночей» Страпаролы. Фольклористы традиционно поднимают вопрос происхождения сюжета. Русский ученый А.Н. Веселовский указал на реального представителя христианской церкви среди арабского населения по имени Ханна, от которого Галлон записал несколько сюжетов, в том числе и сказку «Завистливые сестры» [Веселовский, 1938, С.236 - 237]. В «Энциклопедии арабских ночей» авторы Марзолф и Ван Люен отнесли «Историю о двух сестрах, которые завидовали младшей» [Marzolph, Van Leeuwen, 2004, p.

425], к «...так называемым сиротским историям»7 [Ibid.] и указали на то, что

не известен арабский текст сказки, предшествовавший выходу книги Галлона в 1708 г., и что данный сказочный сюжет распространен в персидской традиции. Возможное персидское происхожение сказки рассматривается многими сказковедами как предположение «без доказательств» [Зуева, 1993, с. 167]. Никто из исследователей не отрицает

восточное происхождение сюжета и тот факт, что восточная версия сказки о чудесных детях много раз различными путями заносилась в Европу.

Проблема типологического и национального своеобразия сказочного сюжета Чудесные дети была поставлена Т.В. Зуевой [Зуева, 1978; Зуева,

1978а] и развита Т.Я. Рахмановым [Рахманов, 1990]. Исследователи

7 «...so called orphan stories» [Marzolph, Van Leeuwen, 2004, p. 425].

рассматривали сюжет на ограниченном материале восточнославянских и узбекских сказок. Т.В.Зуева провела детальное исследование волшебной восточнославянской сказки о чудесных детях, ее происхождения и развития, выявила разновидности данного сюжета и установила существование самобытной структурной версии в восточнославянском фольклоре [Зуева,

1978; Зуева, 1995]. На материале восточнославянской сказки Т.В. Зуева подтвердила генеалогическую цепочку развития данного сюжета: мифологическая сказка - классическая сказка - новеллистическая сказка -литературная сказка [Зуева, 1995]. Т.Я. Рахманов рассмотрел типологические

особенности сюжета Чудесные дети в сопоставительном освещении (узбекские и русские сказки). Тщательно проанализировав все варианты узбекской сказки Чудесные дети, исследователь пришел к выводу, что в узбекских сказках в отличие от русских чудесные приметы детей не играют роли при выборе падишахом жены для повторной женитьбы [Рахманов, 1990,

с. 7]. Башкирский фольклорист Г.Р.Хусаинова писала о небесной формуле красоты чудесных детей, сравнивая башкирские сказки со сказками родственных народов [Хусаинова, 2000, с. 24 - 36]. Целостное исследование

сюжета 707 Чудесные дети учеными не проводилось.

Актуальность исследования обусловлена назревшей потребностью целостного осмысления основных линий мирового исторического развития сюжета. С появлением международных, национальных, региональных сказочных указателей произошло значительное расширение границ охвата сказочных сюжетов и были учтены многие национальные сказочные варианты и версии, изучение которых позволяет выявить и обобщить их типологическое сходство и национальное своеобразие. Однако

сравнительный анализ сказочных указателей разных стран и описания сказочных сюжетов в них оказались на периферии интересов фольклористов. Мотивы, отнесенные С. Томпсоном более пятидесяти лет назад [AT 1961;

Thompson, 1955-58] к сюжетному типу 707 Три золотых сына, не исследовались на предмет их соответствия понятию мотива как элементарного сюжета, которого придерживаются ведущие российские фольклористы, а также не подвергались редакции. В современной науке назрела потребность восполнить существующий пробел.

Научная новизна диссертации заключается в том, что сказочный сюжет 707 Чудесные дети рассматривается в мировом контексте (с привлечением большого числа доступных на русском и английском языках версий и вариантов сюжета). Проведен сравнительный анализ сказочной статьи 707 в международных, региональных и национальных Указателях сказочных сюжетов разных стран мира и анализ мотивов к сюжетному типу 707 Три золотых сына [AT 1928, AT 1961, ATU]. Предложен новый

подкорректированный вариант сюжетной статьи 707 Чудесные дети к будущей редакции восточнославянского сказочного указателя: включено описание восточной версии сюжета; подтип - 707* Щенок-богатырь и чудесные дети соединен с основной версией сюжета; выделен подтип 707А Перевоплощение светоносных близнецов (древнейшая версия сюжета); подтипы 707В* Бова-королевич и -707 С* Гуак-богатырь переадресованы к новым сюжетным типам; введены рубрики «Контаминация», «Литература». Изучена эволюция главного сюжетообразующего мотива о рождении светоносных детей и одного из основных мотивов - мотива поиска чудесных диковинок.

Предмет исследования - типологические и национально-исторические особенности сюжетной статьи 707 Чудесные дети, ее эволюция в мировых, некоторых региональных и национальных сказочных указателях; диахроническая трансформация сказочного сюжета о чудесных детях, эволюция формулы небесной красоты чудесных детей - устойчивого элемента поэтики сказки.

Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Хэмлет, Татьяна Юрьевна, 2014 год

IV. Справочная литература

223. Бараг, 1993 - Бараг, Л.Г. Указатель сюжетов сказок р., Паказальшк сюжэтау казак б., Покажчик сюжет1в казак у. / Л.Г.Бараг // Восточнославянский фольклор: Слов. науч. и нар. терминологии / Редкол.: К.П. Кабашников (отв.ред.) и др. - Мн.: Навука i тэхнка,1993. -С. 369-370.

224. БРЭ - Большая российская энциклопедия: в 30 Т., М.: Большая российская энциклопедия, 2004 - 2013.

225. БСЭ - Большая советская энциклопедия: в 30 Т., М.: Советская энциклопедия, 1969- 1978.

226. Бык, URL - Бык // Энциклопедия символики и геральдики [Электронный ресурс], URL: http://www.symbolarium.ru/index.php/%D0%91%D 1 %8B%D0%BA (дата обращения: 12.02.2013)

227. Жемчуг, URL - Жемчуг // Энциклопедия символики и геральдики [Электронный ресурс], URL: http://www.symbolarium.ru/index.php/%D0%96%D0%B5%D0%BC%Dl% 87%D 1 %83%D0%В3 (дата обращения 31.07.2013).

228. Зуева, 2002 - Зуева, Т.В. Русский фольклор: Словарь-справочник / Т.В. Зуева. - М.: Просвещение, 2002. - 334 с.

229. Лермонтовская энциклопедия, 1981 - Лермонтовская энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия, 1981. - 784 с.

230. Мифологический словарь [Электронный ресурс], URL: http://myth.slovaronline.eom/M/834-MOISEY (Дата обращения: 24.01.2013).

ч 231. Путилов, 1991 - Путилов, Б.П. Мотив / Б.П. Путилов // Народные

знания. Фольклор. Народное искусство: Свод этнографических понятий и терминов. - М.: Наука, 1991. - Вып. 4. - С. 83 - 88.

232. Путилов, 1993 - Путилов, Б.Н. Мотив / Б.П. Путилов // Восточнославянский фольклор: Словарь научной и народной терминологии. - Мн.: Навука i тэхшка, 1993. - С. 156 - 157.

233. Славянские древности, 1995 - Славянские древности: этнолингвистический словарь / под редакцией Н.И. Толстого. - М.: Институт славяноведения РАН, 1995. - Т.1. - 488 с.

234. Славянские древности, 1999 - Славянские древности: этнолингвистический словарь / под редакцией Н.И. Толстого. - М.: Институт славяноведения РАН, 1999. - Т.2. - 680 с.

235. Славянские древности, 2004 - Славянские древности: этнолингвистический словарь / под редакцией Н.И. Толстого. - М.: Институт славяноведения РАН, 2004. - Т.З. - 689 с.

236. Славянские древности, 2009 - Славянские древности: этнолингвистический словарь / под редакцией Н.И. Толстого. - М.: Международные отношения, 2009. -Т.4. - 656 с.

237. Славянские древности, 2012 - Славянские древности: этнолингвистический словарь / под редакцией Н.И. Толстого. - М.: Международные отношения, 2012. - Т.5. - 736 с.

238. ЭСБЭ - Брокгауз, Ф.А., Ефрон, И.А. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона / Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. - Петербург: акционероное издательское общество Ф.А. Брокгауз - И.А. Ефрон, 1890- 1907.-86 т.-40726 с.

ч

239. Яп. термины, URL - Японские термины родства и обращения в семье и вне семьи [Электронный ресурс], URL: http://www.culttoday.ru/cultstorys-199- i .html (дата обращения 09.03.2013).

240. Dictionary of Narratology, 2003 - Prince, G. Dictionary of Narratology / G. Prince. - revised ed. - USA: University of Nebraska Press, 2003.- 126 p.

241. Leeming, 2008- Leeming, D. The Oxford illustrated companion to World Mythology / D. Leeming. - New York: Oxford University Press, 2008.-352 p.

242. Leeming, 2009 - Leeming, D. The Oxford companion to World Mythology / D. Leeming. - New York: Oxford University Press, Inc., 2009. -512 p.

243. Monoghan, 2008 - Monoghan, P. The Encycclopedia of Celtic Mythology and Folktale / P. Monoghan. - USA: Checkmark Books, 2008. -512 p.

V. Литература духовного содержания

244. Законъ Божш, 1987 - Законъ Божш для семьи и школы. - 4-е изд. - Джорданвиль: Типография преп. Иовы Почаевского, 1987. - 723 с.

ПРИЛОЖЕНИЕ Таблица 1. Мотивы к сказочному сюжету 707 Чудесные дети

Мотивы С. Томпсона к сюжетному типу 707 Три золотых сына Подкорректированные мотивы сюжетного типа 707 Три золотых сына [АТ 1928, АТ 1961], Трое золотых детей [АТ11]

N201. Исполнение желания получить высокопоставленного мужа. N 201. Исполнение желания героини получить высокопоставленного мужа.

Н71.2. Золотые (серебряные) волосы как знак царственности.

Н71.3. Жемчужины в волосах как знак царственности.

Н71.7. Ребенок рождается с цепочкой вокруг шеи: знак царственности. Н71.7. Ребенок рождается с отличительным знаком (золотая цепочка, жемчужины в волосах, золотые, серебряные волосы, «по колено в золоте, по локоть в серебре» и т.п.), свидетельствующим о его связи с небесным светом.

Н71.1. Звезда во лбу как знак царственности.

N455.4. Король подслушивает похвальбу девушки о том, что она N455.4. Король (принц) подслушивает похвальбу девушки о

сделает, если станет королевой. том, что она сделает, если станет королевой.

Ь50. Победоносность младшей дочери. Ь50. Противопоставление младшей сестры старшим.

Ы62. Скромная героиня выходит замуж за притча (короля). Ы62. Скромная героиня выходит замуж за короля (принца).

К2212. Предательство сестры. К2212. Предательство старшей сестры (старших сестер) по отношению к младшей сестре.

К2110.1. Опороченная жена. К2110.1. Опоро ченная (оклеветанная) вредителем жена.

8410. Гонимая жена. 8410. Невинногонимая мужем жена.

К2115. Клевета о рождении животного. К2115. Клевета о рождении героиней животного.

8430. Устранение брошенной жены. 8430. Муж (завистник, иногда боярский суд) устраняет брошенную жену.

8301. Брошенные на произвол судьбы дети. 8301. Брошенные вредителем на произвол судьбы дети.

8142. Человек, брошенный в воду и покинутый. 8142. Вредитель выбрасывает в реку чудесных детей.

ЮЗ 1.2. Мельник спасает брошенного ребенка. ЮЗ 1.2. Простой человек (мельник, рыбак, садовник) спасает брошенного ребенка.

ЮЗ 1.4. Рыбак спасает брошенного ребенка. см. Ю31.2.

ч

Hl 381.2.2.1. Сын ищет неизвестного ему отца. Н1381.2.2.1. Сын ищет неизвестного ему отца.

Н1320. Поиски волшебных предметов или животных. Н1320. Поиски диковинок (волшебных предметов, волшебных растений, волшебных животных и т.д.).

НИЗ 1.1.1. Поиски Говорящей Птицы. см. Н1320.

Н13 3 3.1.1. Поиски поющего дерева. см. Н1320.

Н1321.5. Поиски поющей воды. см. Н1320.

Н1321.4. Поиски танцующей воды. см. Н1320.

Н1321.1. Поиски Воды Жизни (воды, которая воскрешает). см. Н1320.

D231.2. Трансформация: человек превращается в мраморную колонну. D231.2. Персонаж при восхождении на чудесную гору нарушает запрет «не оглядываться» и превращается в камень, статую, мраморную колонну и т.д.

Q2. Добро и зло. -

N825.3. Помощник — старая женщина. N825.3. Старая женщина помогает герою (героине) советами.

R158. Сестра спасает брата (братьев). R158. Наделение обделенного, возвышение униженного.

Н151.1. Обращение внимания на волшебные предметы с последующим узнаванием. Н151.1. Разоблачение противника с помощью волшебных предметов.

К1911.3.1. Подмена фальшивой см. В131.2.

невесты, обнаруженная животным.

В131.2.Птица обнаруживает предательство. В131.2. Чудесное животное раскрывает правду.

С>261. Предательство наказывается. С)261. Наказание вредителя.

Э451. Изгнанная жена воссоединяется, наконец-то, с мужем и детьми. 8451. Восстановление семьи.