Средства выражения модальности и эвиденциальности в хантыйском языке: на материале казымского диалекта тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.02, доктор филологических наук Каксин, Андрей Данилович

• Каксин, Андрей Данилович
• доктор филологических наук
• 2010

Оглавление диссертации доктор филологических наук Каксин, Андрей Данилович

ВВЕДЕНИЕ

ХАНТЫЙСКИЙ ЯЗЫК И ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ АНАЛИЗА КАТЕГОРИЙ МОДАЛЬНОСТИ И ЭВИДЕНЦИАЛЬНОСТИ.

ГЛАВА 1. МОДАЛЬНОСТЬ И ЭВИДЕНЦИАЛЬНОСТЬ КАК ФУНКЦИОНАЛЬНО - СЕМАНТИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ.

1.1. План содержания категории модальности.

1.2. План содержания категории эвиденциальности.

1.3. Грамматикализация модальности и эвиденциальности формами глагольного наклонения.

1.4. Финитные и инфинитные формы в хантыйском языке как ядро функционально-семантического поля модальности - эвиденциальности

1.5. Выводы. Модальность и эвиденциальность как две взаимосвязанные категории.

ГЛАВА 2. СООТНОШЕНИЕ И ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ГЛАГОЛЬНЫХ КАТЕГОРИЙ, СВЯЗАННЫХ С ВЫРАЖЕНИЕМ МОДАЛЬНОСТИ И ЭВИДЕНЦИАЛЬНОСТИ.

2.1. Глагольные наклонения и перфект (перфектность).

2.2. Глагольные наклонения и спряжение.

2.3. Соотношение категорий наклонения и времени.

2.4. Соотношение категорий наклонения и залога.

2.5. Выводы. Участие глагольных категорий в выражении модальной и эвиденциальной семантики.

ГЛАВА 3. ВЗАИМОСВЯЗЬ МОДАЛЬНОСТИ И ЭВИДЕНЦИАЛЬНОСТИ В ХАНТЫЙСКОМ ЯЗЫКЕ. НАКЛОНЕНИЯ ХАНТЫЙСКОГО ЯЗЫКА.

3.1. Система грамматических категорий хантыйского глагола.

3.2. Наклонения модальности и эвиденциальности в хантыйском языке

3.2.1. Индикатив.

3.2.2. Императив.

3.2.3. Адхортатив.

3.2.4. Оптатив

3.2.5. Кондиционалис.

3.2.6. Конъюнктив.

3.2.7. Эвиденциалис (латентив).

3.3. Выводы. Система наклонений хантыйского глагола для выражения модальности и эвиденциальности.

ГЛАВА 4. ЛЕКСИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ МОДАЛЬНОСТИ И ЭВИДЕНЦИАЛЬНОСТИ В ХАНТЫЙСКОМ ЯЗЫКЕ.

4.1. Модальные слова и словосочетания.

4.2. Неизменяемые слова (и сочетания) с модальным и эвиденциальным значением.

4.3. Другие лексические средства выражения модальных и эвиденциальных значений.

4.4. Выводы. Система лексических средств выражения модальности и эвиденциальности в хантыйском языке.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Средства выражения модальности и эвиденциальности в хантыйском языке: на материале казымского диалекта»

ХАНТЫЙСКИЙ ЯЗЫК И ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ АНАЛИЗА КАТЕГОРИЙ МОДАЛЬНОСТИ И ЭВИДЕНЦИАЛЬНОСТИ

В настоящей работе реализуются три задачи: во-первых, анализируется своеобразно устроенная, состоящая из двух частей (категорий) сфера модальности - эвиденциальности в хантыйском языке; во-вторых, характеризуются особенности, специфические черты двух названных категорий (модальности и эвиденциальности) в плане грамматического выражения; в-третьих, выявляются лексические средства выражения этих категорий в предложении и в межфразовом единстве.

Тема модальности в языке и средствах ее выражения обсуждается среди лингвистов давно, и очень активно (см. след. раб. и библиогр. в них: Балли 1932/1955; Виноградов 1950; Бондарко 1974, 1984; Володин, Храковский 1975, 1977, 1978, 1986; Петров 1976: 58-59; Бондаренко 1978, 1979, 1981; Плунгян 1989, 2000: 334-354; Бондарко, отв. ред. 1990: 246-254; Ляпон 1990: 304; Тураева 1994: 113-114; Скрибник 1998: 213-215; Кронгауз 2001: 380386). Первый вопрос, который встает перед языковедом, когда он посвящает свое исследование проблемам модальности, это понимать модальность широко или узко. При самом узком понимании модальности в нее включаются только значения глагольной категории наклонения и выражаемые обычно лексически (если нет специальных грамматических форм) значения возможности, необходимости, желательности. Мы придерживаемся широкого понимания модальности (о спектре этих значений, в т.ч. об "узкой" модальности, подробно говорится в: Бондарко 1990: 59-71), исключая из этой области только коммуникативную целеустановку (утверждение, вопрос, побуждение) и утверждение ~ отрицание.

В последнее время отдельно от традиционно исследуемой категории модальности лингвисты рассматривают категорию эвиденциальности

Плунгян 2000, Эвиденциальность 2007; Михайлова 2009), и этот новый подход осуществлен и в этой работе. На материале одного из малоисследованных языков финно-угорской семьи (хантыйского) анализируются лексико-грамматические средства выражения данных функционально-семантических категорий. Под этим углом зрения рассматриваются и формы категории наклонения, в том числе — аналитические формы косвенных наклонений.

Модальность и эвиденциальность в хантыйском языке еще не были предметом специального исследования; в работах финно-угроведов упоминается только о некоторых средствах выражения модальных и эвиденциальных значений в хантыйском языке. Автор уделяет также много внимания синтаксическим средствам выражения модальности (в т.ч. вводным словам, словосочетаниям и предложениям).

Проблематика типологического изучения различных языков также нашла отражение в диссертации. Актуальность исследования становится более очевидной, если учесть, что в теоретическом плане вопрос о категории эвиденциальности и ее соотношении с категорией модальности и в общем языкознании исследован недостаточно. Также не в полной мере выявлен семантический потенциал косвенных наклонений хантыйского языка (как и многих других финно-угорских), недостаточно изучено взаимодействие двух разных систем - наклонений модальности (основной критерий: реальность ~ гипотетичность события) и наклонений эвиденциальности (критерий: источник информации), а также взаимодействие форм наклонений с другими средствами выражения модальности и эвиденциальности. К примеру, целый ряд морфологизованных глагольных конструкций, аналитических форм и полуграмматикализованных сочетаний, выражающих модальные значения, остается вне поля зрения исследователей самых разных языков, в т.ч. финно-угорских и самодийских (Бубрих 1948; Серебренников 1960; Прокофьева 1966; Терещенко 1966, 1974; Феоктистов 1975; Сорокина 1975). Похожая ситуация в исследованиях по ряду тюркских языков, о чем пишут сами исследователи (Тумашева 1986: 4; Гильфанов 2006: 5). В частности, в одном из финно-угорских языков, удмуртском, "категория модальности и модальные слова как лексико-семантический разряд слов специальному грамматическому изучению не подвергались, и ни одного исследования, посвященного этой проблеме, не считая небольшого раздела в "Грамматике современного удмуртского языка" 1962, не проводилось" (Кибардина 2003: 4-5). Достаточно подробно описаны морфологический строй и система глагольных форм, в т.ч. форм модальных и эвиденциальных, только в коми языке (Федюнева 1992; Цыпанов 1992, 1996, 2002, 2003, 2005; Цыпанов, Лейнонен 2000).

В хантыйском языке еще не до конца определена сущность категорий модальности и эвиденциальности, не выявлена полностью их семантическая структура, не дано системного описания основных средств выражения различных типов модальности и эвиденциальности, не установлены виды связей между ними.

В научной литературе по хантыйскому языку имеется описание отдельных средств выражения модальности (при этом эвиденциальность также имелась в виду). Значительное большинство авторов в работах, касающихся категории наклонения, модальных слов, средств выражения императивных, побудительных, оптативных и других ситуаций дают не всегда четкое определение данной категории, причем существует большое раличие в объяснении роли этих грамматических явлений (Штейниц 1937; Животиков 1942; Бубрих 1948; Терешкин 1958 и др.; Collinder 1960; Майтинская 1966 и др.; Баландина 1968 и др.; Гуя 1976; Honti 1984; Черемисина 1986 и др.; Лыскова 1987 и др.; Кошкарева 1988 и др.; Kulonen 1989; Черемисина, Ковган 1989; Каксин 1990 и др.; Хонти 1993 и др.; Хелимский 1994; Николаева 1995; Осипова, Фильченко 1999; Соловар, Черемисина 2004; Nikolaeva 1995, Csepregi 1999; Skribnik 2000; Salo 2001).

Однако обращение к данной теме вызвано не столько малоизученностью самой проблемы, сколько полным отсутствием работ в области сопоставления модальных и эвиденциальных значений и средств их выражения на материале языков различной типологии, в частности, на материале типичных агглютинативных языков, какими являются финно-угорские языки. Это, несомненно, является дополнительным аргументом, свидетельствующим об актуальности проводимого исследования.

По сравнению с интересом к категории эвиденциальности, воникшим только в первой четверти XX века (Boas 1911; Sapir 1912), изучение категории модальности (и связанных с ее выражением форм глагольного наклонения) как в отечественном, так и в зарубежном языкознании имеет давнюю традицию. Знакомство с историей данного вопроса показывает, что работы, посвященные изучению модальности, во множестве представлены в индоевропеистике в целом и в русистике в частности (обзор этих работ см.: Бондарко 1990: 3-67; Плунгян 2000: 329). Среди финно-угорских языков в этом направлении дальше всех продвинулись исследователи удмуртского и коми языков (Кибардина 2003; Цыпанов 2005). Однако и в этих работах не ставилась цель сопоставления средств выражения категории модальности в двух близкородственных языках (как делаем мы в своей работе, сравнивая материал хантыйского и мансийского языков). Именно решение данной задачи и определяет научную новизну всей нашей работы, результаты которой могут быть весьма полезны для обоих сопоставляемых языков, так как подобные исследования систем родственных и типологически схожих языков дают возможность более детально и глубоко изучить то или иное грамматическое явление, позволяют выявить некоторые особенности сопоставляемых языков, которые невозможно обнаружить при их "внутреннем" изучении.

Таким образом, в вышеназванном аспекте целью нашего исследования является комплексный сопоставительный анализ лексико-грамматических средств выражения наиболее широко используемых в речи "модальностей" и "эвиденциальностей" в хантыйском языке, их систематизация, установление генетически и типологически общих и различительных черт, т.е. выявление универсалий и специфических черт в системе средств выражения модальных и эвиденциальных значений в хантыйском языке. Данная цель предполагает решение более конкретных, частных задач: кратко представить историю исследований модальности и эвиденциальности как универсальных языковых категорий,

- сопоставить систему наклонений хантыйского и мансийского языков, и в том, и в другом языке составляющую ядро функционально-семантического поля модальности-эвиденциальности;

- установить системные связи между различными средствами выражения модальности и эвиденциальности в хантыйском языке.

Материалом исследования послужили в основном образцы разговорной речи и примеры из произведений хантыйских писателей, а также из материалов национальной печати — газет "Ханты ясац" и "Лух ават". Кроме того, использовался фактологический материал, собранный нами из одноязычных и двуязычных словарей, учебных и научных изданий; помогала также собственная языковая компетенция и опыт работы по преподаванию хантыйского языка.

Актуальность исследования определяется необходимостью подготовки к изданию академической грамматики хантыйского языка, определения ее структуры: принципы описания глагольных (и связанных с ними) категорий играют здесь очень важную роль. Научная новизна связана с решением вопроса о соотношении категорий модальности и эвиденциальности: эвиденциальность — и не разновидность эпистемической модальности, и не другая, ничем не связанная (с модальностью) категория (см. об этом: Плунгян 2000: 325), а отдельная, тесно связанная с модальностью, часть функционально-семантического поля 'модальность~эвиденциальность' (подробнее об этом - в Заключении работы). В основе методики исследования - наблюдение, анализ и последующее описание, а также более частные и вспомогательные приемы: сортировка и пересортировка примеров, пробы на трансформацию и т.п.

Результаты исследования, в т.ч. теоретические выводы и положения, могут быть использованы при разработке специальных курсов по обско-угорскому языкознанию, финно-угроведению, сравнительной типологии разноструктурных языков.

Далее кратко осветим вопрос о диалектах хантыйского языка и месте и роли казымского диалекта (о котором и идет речь в данной работе; но мы еще идентифицируем его с современным хантыйским литературным языком). В хантыйском языке в настоящее время выделяются два крупных наречия: западное и восточное (см., напр., Терешкин 1981: 3-5). Это одна, и сравнительно поздняя, трактовка вопроса о разделении хантыйских диалектов, при которой исследователи имеют в виду двучленную оппозицию. Существует и другая, трехчленная, оппозиция, и разграничиваются северная, южная и восточная диалектные группы (см., напр., Штейниц 1937: 194-196). К настоящему времени в результате более интенсивной ассимиляции южные ханты почти утратили исконный язык, остались отдельные разрозненные диалекты, или говоры, которые иногда объединяют в один прииртышский диалект (Немысова, ред. 1988: 7). Однако более признанной является все же классификация, делящая хантыйские диалекты на три группы и при этом признающая смежный, или промежуточный, характер низямского и салымского диалектов (Штейниц 1937).

Современный хантыйский язык сегодня - это прежде всего его диалекты, а литературный хантыйский язык (в строгом понимании) еще не сложился, но в качестве такового выступает та форма хантыйского языка, основой которой послужил казымский диалект, та форма, на которой пишут журналисты окружной газеты "Ханты ясац" ("Хантыйское слово"), и которая преподается в головном вузе (в Югорском государственном университете).

Казымский диалект в кругу других диалектов хантыйского языка всегда рассматривался как относительно самостоятельный (автономный). Эта традиция идет еще со времен А.Алквиста, К.Карьялайнена. Этот диалект признавался и признается центральным в группе северных диалектов

Штейниц 1937; Баландин 1954; Терешкин 1958; Черемисина 1992). Вообще между приуральским, шурышкарским и казымским диалектами (составляющими северную группу) не наблюдается значительных расхождений в лексике и грамматике, а имеющиеся фонетические различия очень незначительны и не служат препятствием для взаимного общения. Казымский диалект весьма однороден с диалектологической точки зрения: два его говора, собственно казымский (верхнеказымский) и полноватский (усть-казымский), разнятся в минимальной степени, о чем свидетельствуют и записи фольклора, и результаты исследований филологов (Reguly/Papaj J. 1905; Hunfalvy 1875; Ahlquist 1880, 1890; Karjalainen 1905, 1913-1918; Karjalainen/Toivonen 1948; Fokos-Fuks 1910-1911, 1935, 1938; Штейниц 1937, 1939, 1942, 1950, 1951; Терешкин 1958, 1966, 1981).

С 50-60-ых гг. и по настоящее время хантыйский язык активно изучается и в Венгрии, и в Германии. Большой вклад в хантоведение внесли К.Редеи (Redei Karoly), Я.Гуя (Gulya Janos), К. Эва Шал (К. Sal Eva), Э.Вертеш (Vertes Edit), Б.Калман (Kaiman Bela), Ч.Фалуди (Faludi Cs.), П.Хайду (Hajdu Peter), Я.Пустаи (Pusztay Janos); В.Шлахтер (Schlachter W.), Г.Ганшов (Ganschow Gerhard), Г.Зауэр (Sauer Gert), Л.Хартунг (Härtung L.) и др.

В России широкомасштабное изучение хантыйского языка начинается в советский период, и связано оно с интересом к языкам народов Севера выдающихся финно-угроведов (Бубрих Д.В., Майтинская К.Е., В.Штейниц и др.). До и после войны, в 50-60 гг., основным центром изучения хантыйского языка (в СССР) был Ленинград. Здесь в разных сборниках было издано множество работ по разным аспектам хантыйского языка, в т.ч. на материале казымского диалекта. Это статьи и методические разработки Баландина А.Н., Терешкина Н.И., Хватай-Муха К.Ф., Русской Ю.Н., Лысковой H.A. и др.

С середины 70-ых гг. начинается изучение хантыйского языка (и особенно казымского диалекта) в Новосибирском научном центре Сибирского отделения Академии наук. Изучались и изучаются разные аспекты языка, прежде всего фонетика (Куркина Г.Г., Верте Л.А.) и синтаксис и глагольное словообразование (Черемисина М.И., Кошкарева Н.Б., Ковган Е.В., Соловар В.Н., Вальгамова С.И.). Результаты изложены в многочисленных статьях и диссертациях. Материал казымского диалекта использован и в монографии И.А.Канакина (1996), также представителя новосибирской школы изучения сибирских языков. Это работа сопоставительного характера, в которой подвергнуты системному анализу все фундаментальные явления фонетического и грамматического строя казымского диалекта.

При написании монографии использованы преимущественно: 1) личные записи, исследования и наблюдения автора, носителя казымского диалекта (уроженец Казыма); 2) очерк грамматики казымского диалекта В.Штейница (1937), описание обдорского диалекта, выполненное И.А.Николаевой и другие научные издания, основанные на казымском и других северных диалектах; 3) результаты исследований по морфологии глагола и синтаксису казымского диалекта, проведенных М.И.Черемисиной, Е.В.Ковган, Н.Б.Кошкаревой и другими исследователями в 1985-2009 гг. (изложенные в многочисленных статьях, учебных пособиях и монографиях), 4) словари, статьи, монографии и учебные пособия, изданные в период 1945-2007 гг. в СССР, России и за рубежом; 5) материалы окружной национальной газеты "Ханты ясац" и газеты, издающейся в Ямало-Ненецком автономном округе.

Для анализа и в качестве примеров привлекались записи на казымском диалекте (и отчасти на других северных диалектах хантыйского языка), сделанные другими исследователями и опубликованные в виде словников, словарей, а также в различных художественных изданиях и учебных пособиях. В этом случае приводимые примеры даются в графике оригинала. В примерах на латинице, если они не взяты из опубликованного источника, применяется принятая нами фонологическая (в необходимых случаях и фонетическая) транскрипция для казымского диалекта, впервые использованная в монографии "Казымский диалект хантыйского языка"

Каксин 2007). Элементы фонетической транскрипции в этом случае применяются прежде всего в отношении фонемы /е/ и ее варианта /е/, а также фонем /t/, /1/ и их вариантов /t'/, /17.

Основной полевой материал собран автором в 1987 - 2008 гг. в с. Казым Белоярского района, в Октябрьском и Нижневартовском районах в виде различных по объему текстов, а также отдельных предложений. Собранный материал частично использован в кандидатской диссертации автора (Каксин 1994).

Заключение диссертации по теме «Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи)», Каксин, Андрей Данилович

4.4. Выводы. Система лексических средств выражения модальности и эвиденциалыюсти в хантыйском языке

Мы уже неоднократно подчеркивали, что актуальность нашей работы определяется тем, что проблематика модальности и эвиденциальности еще не ставилась в отношении хантыйского языка. Объективная модальность содержится во всех тех высказываниях (предложениях), где содержится простая констатация факта (или вопрос) в любом временном ракурсе (или есть побуждение), и это выражено либо формой наклонения глагола, либо, при отсутствии глагольной формы, просто подразумевается некоторая временная константа, чаще всего - константа настоящего. Большинство работ по хантыйскому языку последних десятилетий опираются именно на такого рода предложения, а субъективная модальность или не учитывается, или подается как накладывающаяся на основную пропозицию. Следовательно, само описание субъективной модальности как отдельного явления в хантыйском языке - это актуальная научно-исследовательская задача. Более конкретная актуальная проблема - сам отбор и адекватное описание средств выражения субъективной модальности в хантыйском языке. В центре внимания находятся прежде всего междометия и модальные слова. Понятие лексической модальности, его соотношение с другими типами модальности, применительно к хантыйскому языку остается не вполне исследованным, что также свидетельствует об актуальности исследования. Системность в хантыйском языке, как и во всех языках, проявляется на всех уровнях. Подход в рамках теории систем (системный анализ) предполагает, что, например, эмоционально-оценочные средства языка уже (априори) представляют собой систему. В хантыйском языке системному анализу могут быть подвергнуты такие лексические единицы, как абстрактные слова, оценочные слова, модальные слова и другие. Для выработки образцов художественной, образной, выразительной речи на таком языке, как хантыйский, необходимо составление полного, большого словаря модальных слов и сочетаний, наподобие того, что предложен для якутского языка (Петров 1982, 1984 и др.).

В связи с этим возрастает практическая необходимость в проведении широкомасштабных исследований в области лексикологии хантыйского языка и создании ее теоретических основ, и не только для хантыйского, но и для всех сибирских уральских языков. Что касается абстрактных имен, то они не были предметом специального исследования ни в хантыйском, ни в мансийском, ни в самодийских языках. Сейчас исследователям хантыйского языка крайне важно представлять в виде микросистем разные лексические группы и определять их место в общей лексической системе. Другая задача — выявление способов обогащения данных лексико-семантических групп, особенно в связи с развитием языка национальной газеты "Ханты ясац". Поскольку ныне действующие словари хантыйского языка содержат недостаточно информации, авторам исследований часто необходимо дополнительно определять точную семантику многих слов. И, конечно, необходимо сопоставление с русским языком, который и сейчас остается языком межнационального общения (по крайней мере - на пространствах СНГ).

В отношении модальных слов первой встает проблема выделения этого класса, определения приблизительного их количества; затем следует приступать к классификации внутри группы и анализу микрогрупп и отдельных лексем. При первом приближении становится очевидно, что группа слов модальной семантики членится на несколько подгрупп степени участия в выражении тех или иных модальных и эвиденциальных значений. В ряде случаев члены одной подгруппы взаимосвязаны отношениями синонимии, антонимии, а с неабстрактными словами - охношениями омонимии. Синонимическая близость колеблется от абсолютного, полного тождества до довольно отдаленных семантических связей. Способы вербализации модальных и эвиденциальных значений в хантыйском языке, безусловно, должны изучаться с использованием методов когнитивной лингвистики и с привлечением данных смежных наук, а именно философии, психологии и этнографии. Но прежде всего, конечно, должен быть применен традиционный языковедческий подход с точки зрения словообразования и семантики (в частности, семной структуры). Небольшую, но определенную (замкнутую) часть такой лексики составляют служебные и модальные слова типа шег 'дело'. В частности, мы полагаем, что в это число входит и лексема и§ 'ум, толк', по крайней мере это вытекает из тех примеров, которые применительно к ней приводятся в Словаре В.Штейница ^еткг 1980: 7-8). А в словаре Н.И.Терешкина (1981) о том же слове читаем: кас (аг., тр.-юг.; 1 ед. 1асэш), кас (юг., у.-юг., у.-аг.; 1 ед. к!сэт); ка§ (сал.) желание, охота, хотение; настроение; та кюэт зг^эт 1буэпат тэп1ауэ у меня нет желания туда ехать; та к1сэт кбйауэ ]эу у меня настроение стало портиться, я стал скучать; пеугет1ата1 кюэт кб1 я соскучился по детям (Терешкин 1981: 96).

Исходя из материалов имеющихся словарей хантыйского языка в круг модальных слов хантыйского языка можно включить и все другие слова (мы бы сказали - "словечки") этого типа, как то: som 'сила; возможность', kôs 'сила; способность', sir 'возможность; способность', pis 'возможность', kôm 'время, возможность', kem 'способность; возможность'.

Подводя итоги, можно сказать, что модальные слова типа leas 'желание' являются довольно поздними образованиями (общих слов финно-угорского и даже угорского периода не находится), и это очень консервативная часть абстрактной лексики (в том смысле, что с их помощью не образуются неологизмы), хотя отдельные из них (как, напр., kas) все же включаются в сложные слова абстрактной семантики: ai wôlti kas 'времяпровождение'.

Последнее замечание очень существенно в нашем случае, потому что младописьменный хантыйский язык до сегодняшнего дня в полном своем объеме представлен в диалектах, т.е. преимущественно в разговорной форме. (О современных хантыйских диалектах мы писали достаточно много: Kaksin 1995, Дмитриева, Каксин 2000 и др.).

Ведь те тексты, которые мы используем в качестве иллюстративного материала, есть не что иное, как перенесенная на бумагу спонтанная речь, лишь в небольшой степени подвергшаяся литературной правке, в основном в смысле графики и орфографии. (По современной хантыйской графике и орфографии см.: Каксин 19956, 1996д и др. наши работы). Оценка в хантыйском языке бывает двоякого рода: с одной стороны, мы имеем проявления оценочной модальности, в том понимании, какое предложено типологами (Плунгян 2000: 309-312), с другой стороны - эмоциональную и качественную оценку, выражаемую семантически, трудно- переводимыми на другие языки словами типа "tuwrem", "silka", "%om".

Если подходить к данной проблематике с позиций коммуникативного синтаксиса, то и в этом случае субъективности находится определенное место. В одной из работ о хантыйском языке читаем: грамматика казымского диалекта хантыйского языка ориентирована на выражение коммуникативной структуры предложения: закономерности употребления всех основных морфологических категорий глагола и имени подчиняются задачам актуального членения предложения, то есть членения на тему и рему с зрения существенности передаваемой информации (Кошкарева 2002: 29) зто положение действительно и для обдорского (Николаева 1995), и в цело!*^ ддя северных диалектов хантыйского языка (Ковган 2002), а для нас важц^ то обстоятельство, что существенность передаваемой информации опред^^ т говорящий.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Нами рассмотрены лексико-грамматические средства выражения модальности и эвиденциальности в хантыйском языке (привлекались также сопоставимые данные мансийского языка). Обсуждаемые теоретические положения по этим языковым категориям проиллюстрированы в основном материалом северных диалектов: северные диалекты хантыйского и мансийского языков лучше сохранились, больше описаны, на них больше всего разного рода литературы, в т.ч. учебной, и они прежде всего преподаются в высших учебных заведениях. Они являются основой современного литературного языка (и хантыйского, и мансийского), их и нужно исследовать как литературные хантыйский и мансийский языки, а другие диалекты должны изучаться именно как диалекты.

Отправным пунктом исследования послужила та теоретическая база, что создана нашими выдающимися отечественными и зарубежными учеными, сначала - по теории модальности, в последние три десятилетия — по теории эвиденциальности. Теперь уже можно с уверенностью утверждать, что модальность и эвиденциальность являются универсальными лексико-грамматическими категориями, в т.ч. они характерны для всех финно-угорских языков вообще, и для хантыйского и мансийского - в частности. И эти категории в разных языках обнаруживаются в разных формах, имеют в них различные средства выражения.

Будучи категориями универсальными, модальность и эвиденциальность имеют много общих черт в хантыйском и мансийском языках; в то же время имеют черты, отличающие их от категорий модальности и эвиденциальности, например, в русском языке, с которым, вольно или невольно, также идет сравнение.

Проведенный сопоставительный анализ основных модальных и эвиденциальных значений, а также средств их выражения в функционально-семантическом плане достаточно убедительно иллюстрирует существование многих типологических схождений в системе средств передачи данных значений в хантыйском и мансийском языках (а также в самодийских).

Основными компонентами поля модальности (и эвиденциальности) в хантыйском и мансийском языках являются: 1) категория наклонения глагола и глагольные времена, 2) другие глагольные формы, формы со "слитым" (временным, перфектным и модальным) значением, 3) модальные и эвиденциальные слова и словосочетания, междометия, 4) синтаксические конструкции (с участием вспомогательных глаголов, модальных глаголов и существительных). Однако не все указанные компоненты модальности (и эвиденциальности) совмещаются в сопоставляемых языках. Как известно, модальные глаголы представлены в названных языках в ограниченном количестве, и большая нагрузка по выражению этих значений падает на другие модальные слова и словосочетания, которые в хантыйском и мансийском языках частично являются общими (по происхождению), но большей частью не совпадают. Некоторые же компоненты модальности (и эвиденциальности), например, такие, как финитные причастные формы, могут рассматриваться как обязательные для поля модальности (и эвиденциальности) обоих языков.

В каждом из двух наших языков функционально-семантическое поле модальности (и эвиденциальности) характеризуется специфическими чертами структуры, что связано, в первую очередь, со спецификой грамматических подсистем, словесных форм и синтаксических конструкций, выражающих модальные (и эпистемологические) отношения (или участвующих в их выражении), со спецификой лексического и, особенно, комбинированного выражения семантики модальности (и эвиденциальности).

Вместе с тем важнейшие черты описанной нами структуры поля модальности (и эвиденциальности) в хантыйском и мансийском языках отражают общие тенденции, проявляющиеся, наряду с обско-угорскими, также и в самодийских языках. В обоих сопоставляемых языках функционально-семантическое поле модальности (и эвиденциальности) образуют разноуровневые, но равнозначные элементы языковой системы, различающиеся по системным и речевым значениям, которые выявляются при их функционировании в речи.

Имеются в виду следующие типовые признаки системно-структурной организации элементов данного поля:

1) в центре поля модальности (и эвиденциальности) в обоих языках находится грамматическая категория наклонения-времени, опирающаяся на системы грамматических форм, которые конкретизируются и модифицируются другими языковыми средствами;

2) на периферии рассматриваемых полей в хантыйском и мансийском языках существенную роль играют лексические обстоятельственные конкретизаторы модальных (и эпистемологических, или эвиденциальных) отношений. Эти рассмотренные нами элементы поля модальности (и эвиденциальности) в деталях, касающихся конкретных языковых средств, их классов и частных подсистем, отражают особенности каждого из сопоставляемых языков, а также их общие черты.

Проведенный сопоставительный анализ функционально-семантического поля модальности (и эвиденциальности) в двух языках позволяет утверждать, что для передачи модальных (и эвиденциальных) значений в обско-угорских языках широко используются глагол и его грамматические категории. Этому способствует богатая семантическая структура глагольного слова, его словообразовательные особенности, использование большого количества аффиксов, обогащающих глагольное слово новыми лексическими значениями.

В то же время сопоставительное рассмотрение средств реализации данных категорий в обско-угорских языках обнаруживает и существенные различия в способах передачи одних и тех же модальных (и эпистемологических, или эвиденциальиых) отношений средствами разных уровней языковой системы, что обусловлено, в основном, спецификой морфологической структуры хантыйского и мансийского языков.

Эти различия касаются как отдельных средств, так и целых групп средств выражения модальности (и эвиденциальности), объединенных по тем или иным признакам. Они, в свою очередь, могут иметь различные последствия. Так, наличие или полное отсутствие средств, относящихся к морфологическому уровню, влияет на объем категории модальности (и эвиденциальности). Отсутствие одних влияет иа употребительность других (так, в мансийском языке имеется форма статального антипассива, -им днъсъ, а подобная форма в хантыйском отсутствует). Модальные (и эпистемологические, или эвиденциальные) отношения в хантыйском языке выражаются совокупностью (комбинированием) различных средств, органически входящих в состав предложения, являясь основными его компонентами. К ним относятся, в первую очередь, аффиксы наклонения-времени и личные аффиксы, все вместе выражающие одновременно и предикативность, и модальность. Сюда же примыкают и модальные слова (в т.ч. слова, входящие в состав сказуемого), модальные словосочетания, а также междометия.

Однако средства выражения каждого отдельного модального (и эвиденциального) значения различаются лишь частично. Одно и то же средство может выполнять в сопоставляемых языках не одинаковые функции.

Анализ также показал, что наименее изученными в сопоставляемых языках оказались нестандартные способы выражения модальности (и эвиденциальности), а также принадлежащие модальному (эвиденциальному) полю модальные слова, словосочетания, междометия.

Необходимо отметить, что модальность (и эвиденциальность) как один из основных семантических компонентов структуры высказывания, как один из его основных признаков реализуется единицами всех уровней языковой системы - лексическими, морфологическими, синтаксическими. Тот факт, что модальность (и эвиденциальность) является обязательным признаком любого высказывания во всех естественных языках, независимо от их типологической характеристики, т.е. является языковой универсалией, позволяет априори утверждать, что модальность (и эвиденциальность) не может не быть репрезентирована в структуре языковой способности, а следовательно, имеет статус единицы языковой способности (психолингвистической единицы).

Поскольку категория модальности (и эвиденциальности) является одной из понятийных категорий, в общеязыковом плане наблюдается расхождение: так, например, морфологические средства передачи модальных (и эпистемологических, или эвиденциальных) отношений превалируют в мансийском языке, а лексические и лексико-синтаксические — в хантыйском.

Универсалии обусловлены едиными для всего человеческого сообщества способами познания и осмысления действительности, а также сущностными характеристиками языка как уникального явления.

Общая картина средств выражения модальных (и эпистемологических, или эвиденциальных) отношений, выявляемая на основе подхода к модальности и эвиденциальности как функционально-семантическим полям, оказывается намного более сложной и многообразной, чем обычный предмет анализа, определяемый ее границами как грамматической категории. Вместе с тем мы стремились показать, что в широкой сфере разнообразных средств выражения модальных (и эвиденциальных) значений существует определенная системная организация и функционально-структурная иерархия.

Полученный материал на следующем этапе обобщается индуктивным способом (от частного к общему), то есть появляется некая совокупность идей, основанных па множестве единичных, частных фактов. Создается некая теория в виде гипотезы. Например, для выделения группы гштенционалъных глаголов отбираются предложения из большого количества текстов, наподобие:

Siri lüw mäntti iñsasti narmas, mujsar müwatn, mujsar tä^etn ma wösum, muj wantsum, muj wersum 'Сначала он меня расспрашивать принялся (о том), в каких местах я побывал, я жил, что видел, что делал';

Si purajn та nömasijllum, mosag, та putarlam lüwela pitasa jisat, pa та si kús nömaslum, xLlt-isa föwtti putara yüsti 'В это время я подумываю, может, мои разговоры ему надоели, и я напрасно размышляю (над тем), каким образом его к разговору привлечь';

Tamas putrag jo% untasn si mirew jis wölupsi müg täm%ätl wölupsew wönta si juxtuptasi. Top xutisa putar ohjittil 'Благодаря таким разговорчивым людям мы и дошли до сегодняшних дней. Только как разговор начать?'

Imultijn numasn si juyatsajum pa ma lüwtti iñsasti si pitssm 'И вот меня осенило, и я начал его расспрашивать'.

Понятие лексической модальности, его соотношение с другими типами модальности, применительно к хантыйскому языку остается не исследованным, что, безусловно, свидетельствует об актуальности исследования в этом направлении. Системность в хантыйском языке, как и во всех языках, проявляется на всех уровнях, в т.ч. на лексическом уровне. Подход в рамках теории систем (системный анализ) предполагает, что, например, эмоционально-оценочные средства языка уже (априори) представляют собой систему. В хантыйском языке системному анализу могут быть подвергнуты такие лексические единицы, как абстрактные слова (среди них есть и модальные), оценочные слова, модальные сочетания и другие. Но в целом относительно модальных и эвиденциальных слов и сочетаний можно сказать следующее: часть из них могут появляться в конструкциях и с модальной семантикой, и с эвиденциальной семантикой: Liw xysela lugatl'amati, nss, кот änt täj-l-um; nin xusana — wön wsr! 'К ним я даже забежать не могу; к вам — нечего и говорить!' (предложение с модальным значением отсутствия возможности, но в нем фигурирует эвиденциальное слово nes, в данном случае теряющее свое обычное значение 'оказывается', выполняющее другую функцию - усилительную);

1шет, то$щ, ха1е\уа! ]ихаМ1 \vsri м>5Ы-а1\ 'Жеыа моя, возможно, завтра приехать намерена!' (букв.: приехать дело ее есть, оказывается', в предложении с эвиденциальным значением 'известно(го) от третьего лица' использовано также модальное слово со значением возможности, предположения тояаг} 'может; может быть; возможно').

Группы абстрактных слов и модальных слов пересекаются: безусловно, часть модальных слов — это слова с абстрактной семантикой. Но на первом этапе составления большого словаря хантыйского языка, к необходимости подготовки и издания которого мы должны приступить в ближайшее время, основное внимание необходимо уделить выявлению модальных и модально окрашенных лексических единиц.

Итак, во всех современных языках (и финно-угорских в том числе) выделяются особые слова, называемые модальными. Эти слова бывают двоякого рода: первую группу составляют модальные глаголы, имена, слова других частей речи, изменяющиеся по тем категориям, которые имеются у той или иной части речи, а во вторую входят неизменяемые слова вводного типа. Эти слова грамматически не связаны с другими словами в предложении и выделяются в нем особой интонацией. Это - специфическая категория слов, которая используется в языке для выражения субъективно-модальных значений - точки зрения говорящего на отношение высказывания к действительности. Наконец, обе эти группы слов входят составной частью в разряд лексических средств выражения модальности, который составляют также междометия, повторы, связанные словосочетания, фразеологизмы.

Системность в хантыйском языке, как и во всех языках, проявляется на всех уровнях. Подход в рамках теории систем (системный анализ) предполагает, что, например, эмоционально-оценочные средства языка уже (априори) представляют собой систему. В хантыйском языке системному анализу могут быть подвергнуты такие лексические единицы, как абстрактные слова, оценочные слова, модальные слова и другие.

В каждом языке есть (правда, иногда какие-то отсутствуют, но компенсируются) некие сущности, которые лингвисты называют категориями. (Отсутствие каких-то категорий не менее значимо, чем их наличие). Вообще термин "категория" является многозначным: к числу категорий можно отнести даже части речи — классы слов, выделяемые на основании общности их лексических и грамматических свойств. К примеру, в большинстве языков, в которых выделяются части речи, есть категория глагола - класса слов, выражающих действие, совершаемое лицом (или предметом) в определенное время, и такого рода слова являются в предложении по преимуществу сказуемыми. Но наиболее часто говорят о грамматических категориях, т.е. системах противопоставленных друг другу рядов грамматических форм с однородными значениями. Например, тот же глагол в первую очередь характеризуется грамматической категорией времени. Бывают, однако, и лексические категории, например, категория синонимов — слов с близкими значениями. Во всех этих случаях, разумеется, речь идет о разного рода категориях, а также существуют и смешанные, или сложные, категории. Например, объединяя в одном понятии "лексическое" и "грамматическое", можно говорить о семантико-грамматических категориях, и по традиции такие категории называются наиболее абстрактными терминами типа русских "персональность", "залоговость", "темпоральность". В этом же ряду стоит и термин "модальность". В абсолютном большинстве языков основным способом формализации модальности признается глагольное наклонение. (Одна из целей нашего исследования - не подвергая сомнению их статус, пристальнее рассмотреть участие форм косвенных наклонений хантыйского языка в сфере субъективной модальности).

Таким образом, исходя из сказанного, модальность представляется семантико-грамматической категорией, причем в иерархии, т.е. в иерархическом представлении категорий, она стоит выше, чем категория наклонения, которая является только грамматической.

С другой стороны, модальность можно рассматривать как сферу языка, тесно связанную с оцеиочностъю и с субъективностью, причем с разными типами как оценки, так и субъективности. (Различают субъективность в языке как в явлении и субъективность конкретного языка).

Наша работа относится к тому ряду исследований, которые связаны с изучением взаимодействия языковых категорий и единиц, а также их соотношения с неязыковыми факторами (в процессе речевой деятельности). Последнее замечание очень существенно в нашем случае, поскольку младописьменный хантыйский язык до сегодняшнего дня в полном своем объеме представлен в диалектах, т.е. преимущественно в разговорной форме. (О современных хантыйских диалектах мы уже писали неоднократно; см, напр.: Какшп 1995, Дмитриева, Каксин 2000). Даже те тексты, которые мы используем в качестве иллюстративного материала, есть не что иное, как перенесенная на бумагу спонтанная речь, лишь в небольшой степени подвергшаяся литературной правке, в основном в смысле графики и орфографии. (По современной хантыйской графике и орфографии см.: Каксин 1995, Каксин 1996 и др. наши работы).

В предшествующих работах мы формулировали наше понимание модальности, исходя из тезиса о многообразии средств выражения модальности применительно к хантыйскому языку (Каксин 1995, 1996, 1997 и др. наши работы). Мы полагали, что модальность — это та семантика, которая выражается прежде всего морфологическими формами глагольных наклонений (хотя у этих наклонений и нет собственного показателя в глагольной словоформе) и некоторыми специализированными лексемами, которые обычно употребляются при глаголе (типа 1б1д 'бы') или в качестве вводных слов (типа тозац 'может быть'). При таком узком круге рассматриваемых модальных средств само понятие модальности обрисовывается в самых общих чертах: это оценка ситуации говорящим как реальной (существующей в том или ином временном измерении) или нереальной (предположительной, возможной, необходимой).

Таким образом, эвиденциальность (так же как и модальность) может быть

разделена на объективную и субъективную, и объективная эвиденциальность присутствует лишь в тех языках, в которых есть специальные формы, не совпадающие с формами модальных наклонений. В хантыйском языке мы видим именно эту ситуацию, и применительно к хантыйским формам на -ш и -t (причастным по происхождению) в роли конечного сказуемого мы и говорим о формах эвидеициальных наклонений.

Теперь, когда мы таким образом определились с пониманием модальности и эвиденциальности, понятно, что существенно расширяется круг средств, подпадающих под определение - это выразители модальных и эвидеициальных значений (в хантыйском языке). В будущем нам придется еще много говорить о модальности и эвиденциальности в хантыйском языке в связи с интонационными средствами. Однако по завершении данного исследования мы можем делать выводы только на результатах анализа грамматических, лексико-грамматических и лексических средств хантыйского языка, только в самом общем виде постулируя очень важную роль ударения и интонации.

Функционально-семантическое мегаполе модальности/ эвиденциальности в хантыйском языке состоит из двух полей: модальности и эвиденциальности. Они автономны, поскольку ядерные формы их выражения - а это глагольные формы - различны по своему происхождению и по своей парадигме, т.е. показателям, следующим после основы глагола.

Объективная и субъективная модальность в хантыйском языке различаются по свойству обязательности/ необязательности и по наличию/ отсутствию вербально выраженного отношения говорящего к сообщаемому. Такое же разделение на объективную и субъективную разновидности действует и в сфере эвиденциальности.

Функционально-семантическое поле модальности в хантыйском языке состоит из двух основных субполей: возмоэюности/ невозмолсности и необходимости. Они автономны, хотя и тесно взаимосвязаны: во-первых, общей основой ситуаций возможности и необходимости, как и ряда других, является семантика потенциальности; во-вторых, ситуации возможности и необходимости являются ситуациями модальной оценки, в которых есть субъект, объект, основание и средства оценки. Различие же между возможностью и необходимостью связано со степенью детерминированности предметной ситуации.

Перфектное значение в хантыйском языке выражается и формами индикатива (поле модальности), и формами неочевидного наклонения (поле эвиденциальности). При выражении перфектности индикативом определяющую роль играют глагольное окружение и контекст, а при выражении перфектности формами неочевидного наклонения решающее значение имеет семантика глагольной основы.

Оптативностъ в хантыйском языке является одним из значений, образующих категорию коммуникативной рамки высказывания (или типов предложения по цели высказывания). В хантыйском языке выделяется синтаксическая категория оптатива (как наклонения), и это наклонение следует отнести к другому ряду наклонений, нежели наклонения, действующие в сферах повествовательности и вопросительности.

Достоверность в хантыйском языке представляет собой субъективную модальность, выражаемую собственными специфическими средствами. Наряду с другими случаями внутри данного типа модальности специально обозначается предметная ситуация, когда у говорящего нет достоверных знаний о положении дел и он может лишь допустить наличие связи между субъектом и признаком (субъективная возможность) или сделать умозаключение о необходимости этой связи (субъективная необходимость).

В хантыйском, как в любом естественном языке, представлена система средств выражения языковой модальности, и эту систему мы стремились исследовать. Рассмотрение и анализ этих средств показывает, что у хантыйского языка имеется достаточно много способов, чтобы выражать желание, намерение, возмоэ/сность, необходимость, долженствование и другие модальные значения, а также их варианты и оттенки. Причем в этой сфере есть различия и между диалектами хантыйского языка, так что задачей исследователя является и сопоставительное изучение и описание яоугей модальности в разных диалектах (правда, не по всему полю, а лишь ца отдельных участках - там, где наблюдается существенная разниц^) Например, в ваховском диалекте специфическими являются форзмЬ1 предположительного наклонения (Терешкин 1958: 330), в других диалектах заменяемые аналитическими конструкциями. Но само понятие аналитических синтаксических конструкций возникает в связи разграничением зависимой/ независимой предикации, в сфере полипредикативного синтаксиса. Синтетические и аналитические фороухы глагола по первоначальной своей роли выступают в предложении конечным сказуемым, и с ними и связано (к ним и привязано) выражение основных модальных и эвиденциальных значений.

Рассмотрев множество предложений хантыйского языка на предает выражения указанных значений, мы видим, что некоторые определенного рода значения можно объединить в одну группу в качестве модальных. Другими словами, наблюдается категориальное семантическое единство между названными значениями (возможность, необходимость, желательность и т.п.). И потому в работах по самым разным языкам "модальность" сохраняется как признанный предмет лингвистического анализа, как единая языковая категория; таковой она является и в нашей работе. Это с одной стороны.

С другой стороны: в обсуждении уже не одной, а целого ряда языковых категорий, связываемых с понятием модальности, очевидно, проявляется фактор межкатегориальной связи (темпоральность-модальность, аспектуальность-модальность, модальность-оценочность и т.д.). Так возникают частные типы модальности, входящие в разные "ряды". Иначе можно сказать так: подсистемы модальных значений, выделяемых по разноаспектным признакам (объективности или субъективности), частично пересекаются, так что возможны случаи, когда одно и то же значение (в зависимости от того, в каком аспекте оно рассматривается), входит в разные ряды. Так, повелительность, с одной стороны, может быть отнесена к ряду значений, связанных с понятием потенциальности, а с другой - включается в ряд значений, охватываемых понятием коммуникативной установки высказывания (ср. традиционное соотнесение повествовательных, вопросительных и побудительных высказываний). К тем же двум рядам может быть отнесено значение желательности (оптативности):

Min ja kürn ра aj nörum söpa manlumn 'Мы двое вполне и пешком через болотце пошли бы' (это потенциально, или осуществимо, и мы так хотим);

Nin kürn aj ñorum söpa mäntatn lölq (mäniatn ki). 'Вы двое и пешком бы через болотце пошли бы' (желание говорящего, косвенное побуждение к действию).

Таким образом, из всей истории вопроса вытекает, что общность между рассматриваемыми модальными значениями сочетается с далеко идущими расхождениями. Но это не является поводом отменять тезис о единстве категории модальности: такова диалектика языка (и лингвистического сознания исследователей).

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Каксин, Андрей Данилович, 2010 год

1. Адмони В.Г. Основы теории грамматики. М.-Л.: Наука, 1964.

2. Адмони В.Г. Грамматический строй как система построения и общая теория грамматики. Л., 1988.

3. Анисимова О.В. Модальные слова и словосочетания в современном марийском языке. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Йошкар-Ола, 2007.

4. Аристотель. Метафизика// Сочинения: В 4 т. М., 1976. - Т. 1.

5. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка: Событие: Факт. М., 1988.

6. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. — М., 1966.

7. Баландин А.Н. О языках и диалектах ханты // В помощь учителю школ Крайнего Севера. Вып. 5. Л.: Учпедгиз, 1955. - С.75-90.

8. Баландин А.Н. Изучение обско-угорских языков в советский период. -Ученые записки ЛГПИ им. А.И.Герцена. Т.167. Л., 1960. - С.47-70.

9. Баландин А.Н., Вахрушева М.П. Мансийский язык: Учебное пособие для педагогических училищ. Л., 1957.

10. Баландина М.П. О некоторых явлениях грамматикализации лексических элементов в обско-угорских языках в связи с именами действия // XXIII Герценовские чтения: Филологические науки / ЛГПИ им. А.И.Герцена. Л.: 1970. -С.212т213.

11. Баландина М.П. О грамматикализации лексических элементов в обско-угорских языках // Языки и фольклор народов Крайнего Севера / ЛГПИ им. А.И.Герцена. Л., 1973. - С.204-212.

12. Баландина М.П. Обстоятельственные предложения времени в хантыйском языке // Вопросы лексики и грамматики языков народов Крайнего Севера. — Л.: 1983. С.97-100.

13. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка / Перевод с франц. — М.: Изд-во литературы на иностранных языках, 1955.

14. Баскаков H.A. О категориях наклонения и времени в тюркских языках // Структура и история тюркских языков. М.: Наука, 1971. - С.72-80.

15. Баскаков H.A. Диалект лебединских татар-чалканцев (куу-кижи). — М., 1985.

16. Белошапкова В.А. Современный русский язык: Синтаксис. — М., 1977.

17. Беляева Е.И. К проблеме лексико-грамматических полей в языке: (на материале микрополей возможности и вынужденности в английском и русском языках): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 1977.

18. Беляева Е.И. Возможность // Темпоральность. Модальность / В серии: Теория функциональной грамматики / Отв. редактор — А.В.Бондарко. Л., 1990. - С.126-142.

19. Бирюлин Л. А., Корди Е.Е. Основные типы модальных значений, выделяемых в лингвистической литературе // Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность / Отв. ред. А.В.Бондарко. Л., 1990. - С.67-71.

20. Бондаренко В.Н. Аналитические и синтетические способы выражения модальности в немецком языке. Иностранные языки в школе. 1978. № 4. -С.31-37.

21. Бондаренко В.Н. Виды модальных значений и их выражение в языке. -Филологические науки. 1979. № 2. С.54-61.

22. Бондаренко В.Н. Об адекватности перевода модальных значений с немецкого языка на русский и наоборот. — Иностранные языки в школе. 1981.6. С.13-17.

23. Бондарко A.B. Система времен русского глагола: (В связи с проблемой функционально-семантических и грамматических категорий). Автореф. дис. . докт. филол. наук. Л., 1968.

24. Бондарко A.B. Грамматическая категория и контекст. — Л.: Наука, 1971.

25. Бондарко A.B. Понятийные категории и языковые семантические функции в грамматике // Универсалии и типологические исследования. М.: Наука, 1974. — С.54-78.

26. Бондарко A.B. Теория морфологических категорий. Л.: Наука, 1976.

27. Бондарко A.B. Функциональная грамматика. Л.: Наука, 1984.

28. Бондарко A.B. Предисловие. Темпоральность. Вступительные замечания о модальности. // Темпоральность. Модальность / В серии: Теория функциональной грамматики / Отв. ред. А.В.Боидарко. — Л., 1990. С.3-67.

29. Бубрих Д.В. Сравнительная грамматика финно-угорских языков в СССР // Советское финно-угроведение. T.I. Л., 1948. — С.47-80.

30. Бубрих Д.В. Грамматика литературного коми языка. Л.: Изд-во ЛГУ, 1949.

31. Булыгина Т.В., Крылов С.А. Понятийные категории // Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. редактор В.Н.Ярцева. М., 1990. - С.385-386.

32. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). — М., 1997.

33. Бахтин Н.Б. Языки народов Севера в XX веке: очерки языкового сдвига. -СПб., 2005.

34. Вербов Г.Д. Диалект лесных ненцев // Самодийский сборник. -Новосибирск, 1973. С.4-19.

35. Виноградов В. В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // Труды Ин-та русского языка АН СССР. М,- Л., 1950.

36. Виноградов В. В. Русский язык: Грамматическое учение о слове. 2-е изд. -М., 1972.

37. Виноградов В.В. Избранные труды: Исследования по русской грамматике. -М, 1975.

38. Володин А.П. Ительменский язык. Л., 1976.

39. Володин А.П. О примате позиции языкового знака над его экспонентом // Типологические обоснования в грамматике: К 70-летию профессора В.С.Храковского/Отв. ред. А.П.Володин. -М.: Знак, 2004. С. 131-144.

40. Володин А.П., Храковский B.C. Типология морфологических категорий глагола (на материале агглютинативных языков) // Типология грамматических категорий. — М.: Наука, 1975. — С.170-196.

41. Володин А.Г1., Храковский B.C. Об основаниях выделения грамматических категорий (время и наклонение) // Проблемы лингвистической типологии и структуры языка. М., 1977. - С.42-54.

42. Володин А.П., Храковский B.C. Особенности строения императивной парадигмы в сопоставлении с индикативной (на материале агглютинативных языков). Советская тюркология. — 1978. №6. - С.3-15.

43. Володин А.П., Храковский B.C. Типология императива в финно-угорских и самодийских языках. Советское финно-угроведение. XXII. 1986. - С.18-24.

44. Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М., 1985.

45. Гак В.Г. Аналитизм // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. - С.31.

46. Гильфанов Р.Т. Лексико-грамматические средства выражения модальности в разноструктурных языках (на материале татарского и немецкого языков). — Тюмень, 2006.

47. Горелова Л.М. Лингвистические основы методики изучения видо-временных форм эвенкийского глагола. Автореферат дис. . канд. филол. наук.-М., 1975.

48. Грамматика киргизского литературного языка. 4.1: Фонетика и морфология. Фрунзе, 1987.

49. Грамматика мордовских языков: Фонетика, графика, орфография, морфология / Отв. ред. Д.В.Цыганкин / Мордовский государственный университет. Саранск, 1980.

50. Грамматика русского языка. Т.1. Фонетика и морфология. М.: Изд-во АН СССР, 1952.

51. Грамматика русского языка. Т. II: Синтаксис. М., 1954. - Ч. I.

52. Грамматика современного русского литературного языка / Отв. ред. ШО.Шведова. М., 1970.

53. Груздева Е.Ю. Повелительные предложения в нивхском языке // Типология императивных конструкций. СПб., 1992. - С.55-63.

54. Гуя Я. Морфология обско-угорских языков // Основы финно-угорского языкознания: Марийский, пермские и угорские языки. — М., 1976. — С.277-332.

55. Деваев С.З., Цыганкин Д.В. Очерк сравнительной грамматики мордовских (мокшанского и эрзянского) литературных языков. — Саранск, 1975.

56. Демина Е.И. Пересказывательные формы в современном болгарском литературном языке // Вопросы грамматики болгарского литературного языка. -М., 1959.

57. Дешериева Т.Н. Категория модальности в нахских и иноструктурных языках.-М., 1988.

58. Дмитриева Т.Н., Каксин А.Д. Диалекты и говоры хантыйского языка // Югория: Энциклопедия. T.I. Ханты-Мансийск-Екатеринбург, 2000. -С.281-282.

59. Елисеев Ю.С. Финско-русско-финский словарь / В сер.: Маленькие желтые словари от Gummerus. Jyvaskyla, 1999.

60. Есперсен О. Философия грамматики. -М., 1958.

61. Животиков П.К. Очерк грамматики хантыйского языка (среднеобский диалект). — Ханты-Мансийск, 1942.

62. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973.

63. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М., 1982.

64. Иванова И.П. Вид и время в современном английском языке. Л., 1961.

65. Игушев Е.А. Введение в финно-угроведение: Учебное пособие / Югорский государственный университет. Ханты-Мансийск, 2006.

66. Ильенко С.Г. Персонализация как важнейшая сторона категории предикативности // Теоретические проблемы синтаксиса современных европейских языков. — Л., 1975.

67. Казакевич О., Николаева И. Хантыйский язык // Письменные языки мира: Языки РФ. Социолингвистическая академия. Книга 2. — М.: Academia, 2003. — С.527-553.

68. Каксин А.Д. Система значений категории неочевидного наклонения в хантыйском языке // Морфология глагола и структура предложения / ИИФФ СО АН СССР; НГУ. Новосибирск, 1990. - С. 106-114.

69. Каксин А.Д. Категория наклонения в хантыйском языке (формы и функции). Дис. . канд. филол. наук. Новосибирск, 1994.

70. Каксин А.Д. Способы выражения достоверности в казымском диалекте хантыйского языка. Lingüistica Uralica. - XXXII. 1996. №4. - С.278-282.

71. Каксин А.Д. Казымский диалект хантыйского языка (общая характеристика и фонология) // Ханты-Мансийский автономный округ: историко-культурная и социально-экономическая характеристика в аспекте создания региональной энциклопедии. Тюмень, 1997. - С.63-71.

72. Каксин А.Д. Категория наклонения-времени в северных диалектах хантыйского языка. Томск, 2000.

73. Каксин А.Д., Чертыкова М.Д. О лексико-семантической группе глаголов эмоции (на примере хакасского и хантыйского языков) // Урал-Алтай: через века в будущее. Материалы Всероссийской научной конференции (г.Уфа, 1 -5 июня 2005 года). Уфа, 2005. - С.47-50.

74. Каксин А.Д. О некоторых лексических средствах выражения оптагивности в хантыйском языке. — Lingüistica Uralica. 2003. XXXIX. 2. С.94-99.

75. Кастрен А. Опыт перевода остяцкой грамматики с кратким словарем. -Тобольск: Тип. Епарх. Братства, 1902. 125 с.

76. Касевич В.Б. Элементы общей лингвистики. М., 1977.

77. Касевич В.Б. Семантика. Синтаксис. Морфология. -М., 1988.

78. Катагощина H.A., Вольф Е.М. Сравнительно-сопоставительная грамматика романских языков. Иберо-романская подгруппа. — М., 1968.

79. Кибардина Т.М. Средства выражения модальности в удмуртском языке. Автореферат дисс. . канд. филол. наук. — Ижевск, 2003.

80. Ковган Е.В. Способы выражения кореферентности в хантыйском тексте // Языки коренных народов Сибири: Сборник научных трудов. Вып. 12 / Отв. редакторы Н.Б.Кошкарева, И.В.Октябрьская / ИФ СО РАН; НГУ. -Новосибирск: Изд-во НГУ, 2002. С.3-28.

81. Козинцева H.A. Временная локализованность действия и ее связи с аспекту ал ьными, модальными и таксисными значениями / Отв. ред. A.B. Бондарко. JL, 1991.

82. Козинцева H.A. Категория эвиденциальности (проблемы типологического анализа). Вопросы языкознания. — 1994. № 3. — С.92-104.

83. Козырев В.В. Актуализационные признаки безглагольных побудительных высказываний в современном русском языке // Функциональный анализ грамматических форм и конструкций. Л., 1988.

84. Коркина Е.И. Наклонения глагола в якутском языке. М., 1970.

85. Корнилов O.A. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. 2-е изд., исправл. и доп. — М., 2003.

86. Кошелев А.Д. О языковом концепте 'долг' // Языки этики / В сер.: Логический анализ языка. М., 2000. - С. 119-124.

87. Кошкарева Н.Б. Модальное сказуемое в хантыйском языке (на материале казымского диалекта) // Компоненты предложения (на материале языков разных систем): Сборник научных трудов. Новосибирск, 1988. - С.33-38.

88. Кошкарева Н.Б(. К вопросу об инфинитиве в хантыйском языке // Морфология глагола и структура предложения: Сборник научных трудов. -Новосибирск, 1990. -С.79-92.

89. Кошкарева Н.Б. Конструкции с инфинитными формами глагола в хантыйском языке. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Новосибирск, 1992.- 14 с.

90. Кошкарева Н.Б. Местоимения в хантыйском языке // Международный симпозиум по дейктическим системам и квантификации в языках Европы и Северной и Центральной Азии: Тезисы докладов / Удм. гос. ун-т. Ижевск, 2001. - С.111-114.

91. Кошкарева Н.Б. Коммуникативная парадигма хантыйского предложения // Языки коренных народов Сибири: Сборник научных трудов. Вып. 12 / Отв. редакторы Н.Б.Кошкарева, И.В.Октябрьская / ИФ СО РАН; НГУ. -Новосибирск: Изд-во НГУ, 2002. С.29-44.

92. Кошкарева Н.Б. Образцы текстов на сургутском диалекте хантыйского языка (тром-аганский говор) // Языки коренных народов Сибири. Вып. 13. Экспедиционные материалы / Ответственные редакторы Н.Б.Кошкарева, Н.Н.Широбокова. Новосибирск, 2004.

93. Крейнович Е.А. Исследования по юкагирскому языку. JL, 1982.

94. Кронгауз М.А. Семантика: Учебник для вузов. М., 2001.

95. Кузнецова Н.Г. О категории залога в селькупском языке. — Советское финно-угроведение. — 1987. №3. — С. 192-203.

96. Кузнецова Н.Г. К вопросу об эволюции категории наклонения в диалектах селькупского языка. Lingüistica Uralica. - XXVII. 1991. №4. — С.256-271.

97. Кузнецова Н.Г. Грамматические категории южноселькупского глагола. — Томск, 1995.

98. Кузьмина И.Б. Предикативное употребление причастных форм // Синтаксис причастных форм в русских говорах / И.Б.Кузьмина, Е.В.Немченко. М., 1971.

99. Кузьмина А.И. Грамматика селькупского языка. Часть I: Селькупы и их язык. Новосибирск, 1974.

100. Кузьмина А.И. Грамматика селькупского языка. 4.2. Л., 1976.

101. Кюннап А. Склонение и спряжение в самодийских языках (сравнительно-исторический анализ первичных словоизменительных суффиксов). Автореферат дисс. . доктора филол. наук. — Тарту, 1974.

102. Лебедева Г.Ф. Употребление глагольных форм прошедшего времени совершенного вида в перфектном значении в современном русском литературном языке // Вопросы истории русского языка. — М., 1959. С.208-226.

103. Лингвистический энциклопедический словарь / Главный редактор В.Н.Ярцева. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с.

104. Лыскова H.A. Именное сказуемое в обско-угорском предложении. -Советское финно-угроведение. 1986. №2. - С. 128-137.

105. Лыскова H.A. Подлежащее и сказуемое в хантыйском и мансийском языках. Автореферат дисс. . канд. филол. наук.-Тарту, 1988.

106. Лыскова H.A. Семантика падежа в обско-угорских языках. С.-Пб: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2003. — 248 с.

107. Ляпон М.В. Модальность // Лингвистический энциклопедический словарь. -М., 1990. С.303-304.

108. Майтинская К.Е. Введение //Языки народов СССР. Т.З: Финно-угорские и самодийские языки. — М.: Наука, 1966. С.9-26.

109. Майтинская К.Е. Местоимения в языках разных систем. М.: Наука, 1969. -308 с.

110. Майтинская К.Е. Служебные слова в финно-угорских языках. М., 1982.

111. Маслов Ю.С. Грамматика болгарского языка. М., 1981.

112. Михайлова В.А. Реализация категории эвиденциальности в немецком и русском языках. Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. №2. 2009. - С.171-177.

113. Морева JI.В. Повествовательный аорист в среднеобских говорах селькупского языка // Вопросы енисейского и самодийского языкознания. — Томск, 1983.-С.112-117.

114. Немысова Е.А., ред. Хантыйский язык: Учебник для педагогических училищ. Л.: Просвещение, 1988.

115. Николаева И.А. Обдорский диалект хантыйского языка. — М.; Гамбург, 1995. (Mitteilungen der Societas Uralo-Altaica. 15).

116. Осипова O.A., Шаламова Н.Н. Суффиксы залогового и видового значения в васюганском диалекте хантыйского языка. — Lingüistica Uralica. 2001. № 1.- С.34-46.

117. Основы финно-угорского языкознания. Марийский, пермские и угорские языки. М.: Наука, 1976. - 464 с.

118. Очерки селькупского языка. T.I: Тазовский диалект / А.И.Кузнецова, Е.А.Хелимский, Е.В.Грушкина. -М., 1980.

119. Петров Н.Е. Модальные слова в якутском языке // Сибирский тюркологический сборник: Сборник научных трудов / ИИФФ СО АН СССР.- Новосибирск, 1976. С.49-59.

120. Петров Н.Е. О содержании и объеме языковой модальности. — Новосибирск, 1982.

121. Петров Н.Е. Модальные слова в якутском языке. Новосибирск, 1984.

122. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956.

123. Плунгян В.А. К определению результатива (универсальна ли связь результатива и предельности?). Вопросы языкознания. - 1989. №6. - С.55-63.

124. Плунгян В.А. Проблемы грамматического значения в современных морфологических теориях (обзор) // Семиотика и информатика. Вып. 36. -М., 1998. С.324-386.

125. Плунгян В.А. Общая морфология: Введение в проблематику: Учебное пособие. М.: Эдиториал УРСС, 2000. - 384 с.

126. Потанина О.С. Способы языковой реализации абстрактных понятий в диалектах хантыйского языка (в сопоставлении с языками неродственных семей). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Томск, 2006. - 22 с.

127. Прокофьева Е.Д. Селькупский язык // Языки народов СССР. Т.З: Финно-угорские и самодийские языки. М.: Наука, 1966. - С.396-416.

128. Плоткин В.Я. Строй английского языка. — М., 1989.

129. Поляков O.E. Русско-мокшанский разговорник. 2-е изд., доп. — Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1993. 160 с.

130. Ризаев Б.Х. Аспектная семантика временных форм немецкого глагола. Автореф. дисс. . доктора филол. наук. СПб., 1992.

131. Рудакова Г.А. Семантические типы предложений со сказуемым, выраженным кратким страдательным причастием, и их положение в русской синтаксической системе. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. -М., 1986.

132. Сенгепов A.M. Введение. Глагол // Хантыйский язык: Учебник для педучилищ. Л., 1988.

133. Серебренников Б.А. К проблеме типов лексической и грамматической абстракции // Вопросы грамматического строя. — М., 1955. — С.54-73.

134. Серебренников Б.А. Категории времени и вида в финно-угорских языках пермской и волжской групп. -М., 1960.

135. Серебренников Б.А. Основные линии развития падежной и глагольной систем в уральских языках. — М., 1964.

136. Серебренников Б.А. Вероятностные обоснования в компаративистике. — М., 1974.

137. Серебренников Б.А. О материалистическом подходе к явлениям языка. — М., 1983.

138. Скрибник Е.К. К вопросу о неочевидном наклонении в мансийском языке (структура и семантика) // Языки коренных народов Сибири: Сборник научных трудов. Вып. 4. Новосибирск, 1998. - С.197-215.

139. Смирницкий А.И. Морфология английского языка. М., 1959.

140. Соболев А.Н. О предикативном употреблении причастий в русских диалектах. Вопросы языкознания. 1998. № 5. - С.74-89.

141. Сорокина И.П. Энецкий перфект. Советское финно-угроведение. - 1980. №3. - С.212-215.

142. Сыромятников H.A. Система времен в новояпонском языке. М., 1971.

143. Сытов А.П. Категория адмиратива в албанском языке и ее балканские соответствия // Проблемы синтаксиса языков балканского ареала. — JL, 1979.

144. Темпоральность. Модальность / В сер.: Теория функциональной грамматики / Отв. редактор А.В.Бондарко. Л., 1990.

145. Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. Л., 1987.

146. Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность / Отв. редактор А.В.Бондарко. Л., 1990.

147. Теория функциональной грамматики: Персональность. Залоговость / Отв. редактор А.В.Бондарко. — СПб., 1991.

148. Терешкин Н.И. Очерки диалектов хантыйского языка. 4.1. Ваховский диалект. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961.-204 с.

149. Терешкин Н.И. Словарь восточнохантыйских диалектов. Л.: Наука, 1981.- 542 с.

150. Терешкин Н.И. О некоторых особенностях ваховского, сургутского и казымского диалектов хантыйского языка // В помощь учителю школ Крайнего Севера. Вып. 8. Л., 1958. - С.319-330.

151. Терешкин Н.И. Хантыйский язык // Языки народов СССР. Т.З: Финно-угорские и самодийские языки. М., 1966. - С.319-342.

152. Терещенко Н.М. Ненецко-русский словарь / С приложением краткого грамматического очерка ненецкого языка. — М., 1965.

153. Терещенко Н.М. К вопросу о 1ЧотепуегЬа в свете данных самодийских языков // Вопросы советского финно-угроведения: Языкознание. Саранск, 1972. — С.70-77.

154. Терещенко Н.М. Синтаксис самодийских языков: Простое предложение. — Л., 1973.

155. Терещенко Н.М. Нганасанский язык. — Л., 1979.

156. Тумашева Д.Г. Татарский глагол (опыт функционально-семантического исследования грамматических категорий): Учебное пособие. Казань, 1986.

157. Тураева З.Я. Категория времени. Время грамматическое и время художественное (на материале английского языка): Учебное пособие. М., 1979.

158. Тураева З.Я. Лингвистика текста и категория модальности. Вопросы языкознания. - 1994. №3. - С. 105-114.

159. Философская энциклопедия. М., 1969. — Т. II.

160. Философский энциклопедический словарь (ФЭС). -М., 1983.

161. Федюнева Г.В. Морфемный состав и морфологический тип коми языка. — Серия препринтов "Научные доклады". Вып. 294 / Коми научный центр УрО РАН. Сыктывкар, 1992. - 36 с.

162. Феоктистов А.П. Мордовские языки // Основы финно-угорского языкознания: Прибалтийско-финские, саамские и мордовские языки. М., 1975. - С.248-345.

163. Фильченко АЛО. К вопросу об отыменном глаголообразовании в хантыйском языке // Проблемы документации исчезающих языков и культур. Уфа: Восточный университет, 1999. - С.230-237.

164. Хайду П. Уральские языки и народы. М.: Прогресс, 1985. - 430 с.

165. Хантыйский глагол: Методические указания к курсу "Общее языкознание" / М.И.Черемисина, Е.В.Ковган. Новосибирск, 1989.

166. Хантыйский язык. Учебник для учащихся педагогических училищ / Под редакцией Е.А.Немысовой. Д.: Просвещение, 1988. — 224 с.

167. Хелимский Е.А. Селькупский язык // Языки мира: Уральские языки. — М.: Наука, 1993. С.356-372.

168. Хелимский Е.А. Хантыйский язык // Красная книга народов России: Энциклопедический словарь-справочник / Гл. ред. В.П.Нерознак. М., 1994.

169. Хонти JI. Хантыйский язык // Языки мира: Уральские языки. — М.: Наука, 1993. С.301-319.

170. Хонти JI. Ваховский диалект хантыйского языка // Народы СевероЗападной Сибири. Сборник научных трудов. Вып.2. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1995. - С.3-22.

171. Храковский В.С. (ред.). Типология императивных конструкций. СПб., 1992.

172. Храковский В.С., Володин А.П. Семантика и типология императива: Русский императив. JL, 1986.

173. Цейтлин С.Н. Необходимость // Темпоральность. Модальность / В сер.: Теория функциональной грамматики / Отв. ред. А.В.Бондарко. Л., 1990. -С.142-156.

174. Цыганкин Д.В. Эволюционные изменения морфологических элементов в истории мордовских языков // Актуальные вопросы мордовского языкознания. Саранск, 1988. - С. 12-20.

175. Цыпанов Е.А. Дополнения к парадигме II прошедшего времени в коми языке. Lingüistica Uralica. XXVIII. 1992. №1. - С.24-31.

176. Цыпанов Е.А. "Степени действия" глагола в коми языке. Lingüistica Uralica. 1996. №2.-С. 105-115.

177. Цыпанов Е.А. Причастие в коми языке: история, семантика, дистрибуция. Екатеринбург: Изд-во УрО РАН, 1997. - 211 с.

178. Цыпанов Е.А. Категория способа глагольного действия в коми языке. — Сыктывкар, 1998. (Научные доклады / Коми НЦ УрО РАН. Вып. 398).

179. Цыпанов Е.А. Грамматическая категория залога в коми языке / ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН. Сыктывкар, 2002. - 114 с.

180. Цыпанов Е.А. Категория наклонения коми глагола. Императив. — Сыктывкар, 2003. (Научные доклады / Коми НЦ УрО РАН. Вып. 458).

181. Цыпанов Е.А. Грамматические категории глагола в коми языке / ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН. Сыктывкар, 2005. - 284 с.

182. Цыпанов Е.А. Сравнительный обзор финно-угорских языков. — Сыктывкар: Изд-во "Кола", 2008. 216 с.

183. Цыпанов Е.А., Лейнонен М. Эвиденциальная сема II прошедшего времени в коми языке // Коми слово в грамматике и словаре (Труды ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН. Вып. 62). Сыктывкар, 2000. - С.83-99.

184. Черемисина М.И. О системе спряжения хантыйского глагола // Языки народов севера Сибири: Сборник научных трудов / ИИФФ СО АН СССР. — Новосибирск, 1986. С.3-19.

185. Черемисина М.И. Языки коренных народов Сибири: Учебное пособие. -Новосибирск, 1992.

186. Черемисина М.И. Язык как явление действительности и объект лингвистики: Учебное пособие по курсу "Общее языкознание" / Новосибирский государственный университет. — Новосибирск, 1998.

187. Черемисина М.И., Ковган Е.В. Хантыйский глагол: Методические указания к курсу "Общее языкознание". Новосибирск, 1989.

188. Черемисина М.И., Мартынова Е.И. Селькупский глагол: Формы и их синтаксические функции. Новосибирск, 1991.

189. Черемисина М.И., Содовар В.Н. Предложение в хантыйском языке: Методические указания и лабораторные работы к курсу "Общее языкознание". Новосибирск, 1990.

190. Чернецов В.Н. Мансийский (вогульский) язык // Языки и письменность народов Севера. Часть I. Л., 1937. - С.163-192.

191. Шатуновский И.Б. Речевые акты разрешения и запрещения в русском языке // Языки этики / В сер.: Логический анализ языка. М., 2000. - С.319-324.

192. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960.

193. Шведова НЛО. Синтаксическое желательное наклонение // Современные проблемы литературоведения и языкознания: К 70-летию со дня рождения акад. М.Б.Храпченко. М., 1974.

194. Шмелева Т.В. Смысловая организация предложения и проблема модальности // Актуальные проблемы русского синтаксиса. М., 1984.

195. Штейниц В.К. Хантыйский (вогульский) язык // Языки и письменность народов Севера. Часть I. Л., 1937. - С. 193-227.

196. Эвиденциальность в языках Европы и Азии. Сборник статей памяти Наталии Андреевны Козинцевой / Ин-т лингвистических исследований РАН; отв. ред. В.С.Храковский. СПб.: Наука, 2007. - 634 с.

197. Якобсон P.O. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя. М.: Наука, 1972. - С.95-113.

198. Ярцева В.Н. (ред.). Аналитические конструкции в языках различных типов. М.-Л., 1965.

199. Ярцева В.Н. Коитрастивная грамматика. М.: Наука, 1981. - 111 с.

200. Ярцева В.Н. (ред.). Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. - 685 с.

201. Ahlquist А. Über die Sprache der Nord-Ostjaken. Sprachtexte, Wörtersammlung und Grammatik. Helsingfors, 1880.

202. Ahlqvist A. Über die Kulturwörter der obisch-ugrischen Sprachen. JSFOu. VIII.- 1890.

203. Boas F. Handbook of American Indian Languages. Part. 1. Washington, 1911. (Smithosinan Institution, Bureau of American Ethnology. Bull. 40).

204. Brinkmann H. Die deutsche Sprache. Gestalt und Leistung. 2 Auflage. Düsseldorf, 1971.

205. Comrie B. General Features of the Uralic languages. In: Sinor D. (ed.) The Uralic languages. (Handbuch der Orientalistik. Achte Abteilung. V.l). - Leiden; New York; Kobenhavn; Köln, 1988.

206. De Lancey S. Mirativity: New vs Assimilated Knowledge as a Semantic and Grammatical Category. Linguistic Typology. 1.1. — 1997.

207. DEWOS: Dialektologisches und etymologisches Wörterbuch der ostjakischen Sprache. 1-13. Lieferung / W.Steinitz, G.Sauer u.a. Berlin, 1966-1991.

208. Fiedler W. Zu einigen Problemen des Admirativs in den Balkansprachen // Actes du Premier congr. Intern. Des etud. Balkanique et sud-vest europeennes. Sofia, 1968. VI.

209. Fiedler W. Die Kommentativität und ihr morphologischer Ausdruck im Bulgarischen und Polnischen // Kategorie werbalne w j^zyku polskim; bulgarskim. Warszawa, 1977.

210. Flämig W. Zum Konjunktiv in der deutschen Sprache der Gegenwart. Inhalts und Gebrauchswesen. Berlin, 1959.

211. Fokos-Fuchs D.R. A vogul-osztjak targyas igeragozasrol. NyK. XL. 1910-1911.

212. Fokos-Fuchs D.R. A vogul-osztjak dualis-kepzo. NyK. XLIX. 1935. Fokos-Fuchs D.R. Das obugrische Deminutivsuffix -n. - FUF. XXVI. 1938.

213. Givön T. Evidentiality and epistemic space // Studies in language. 6.1. 1982. -S.23-49.

214. Grundzüge dem Lexikologie der deutschen Gegenwartssprache. Leipzig, 1984.

215. Guentchéva Z. (ed.). L'Enonciation médiatisée. — Louvain-Paris, 1996.

216. Honti L. System der paradigmatischen Suffixmorpheme des wogulischen Dialektes an der Tawda. Janua Linguarum. Series Practica 246. — Budapest -Den Haag-Paris, 1975.

217. Honti L. Chrestomathia ostiacica. Budapest, 1984.

218. Honti L. Die ob-ugrischen Sprachen. II. Die ostjakische Sprache. In: Sinor D. (ed.) The Uralic languages. (Handbuch der Orientalistik. Achte Abteilung. V.l). -Leiden; New York; Kobenhavn; Köln, 1988. - S. 172-196.

219. Hrabë V. Nëkolik poznâmek k pojmu predikace // Rusko-ceské Studie. Praha, 1960.

220. Jakobson R. Shifters, verbal categories, and the Russian verb // (Cambridge. Mass.). Russian language project. Dep. Of Slavic languages and literatures. Harvard univ., 1957.

221. Kaksin A.D. Eine zur Zeit bei Chanten besteende sprachliche Situation // Congressus Octavus Internationalis Fenno-Ugristarum. Pars II. Juväskylä, 1995.- S.49.

222. Kaksin A. Perfektsemantik in der Struktur eines chantischen Verbs // Congressus Octavus Internationalis Fenno-Ugristarum. Pars IV. Juväskylä, 1996.- S.57-60.

223. Kaksin A. Die sprachliche Situation bei den Chanten // Specimina Sibirica. T. XII: Die sprachliche Situation bei den uralischen Völkern. Savariae, 1997. -S.71-78.

224. Kaiman В. Chrestomatia Vogulica. Zweite neubearbeitete Ausgabe. Budapest, 1976.

225. Karjalainen K.F. Zur ostjakischen Lautgeschichte. 1. Über den Vokalismus der ersten Silbe. Helsingfors, 1905.

226. Karjalainen K.F. Beitrage zur Geschichte der finnisch-ugrischen dentalen Nasale. JSFOu. 30.-1913-1918.

227. Moreva L.V. Das Modalfeld des Selkupischen (in Mundarten am Mittleren Ob') // Шестой Международный конгресс финно-угроведов: Тезисы. Языкознание. Том I. Сыктывкар, 1985.- С.59.

228. Munkäcsi В. А vogul hyelvjäräsok nevragozasukban ismertetve. Budapest, 1894.

229. Sammallahti P. Material from Forest Nenets. Helsinki, 1974. Sapir E. The Takelma language of South-Western Oregon. - Washington, 1912. (Smithosinan Institution, Bureau of American Ethnology. Bull. 40. Part 2).

230. Skribnik E. Pragmatische Textstrukturierung im Wogulischen: Passiv, Objective conjugation, Casus Variierung und mehr // Congressus Nonus Internationalis Fenno-Ugristarum. Pars IV. Tartu, 2000.

231. Steinitz W. Ostjakische Volksdichtung und Erzählungen aus zwei Dialekten. I. Tartu, 1939.

232. Steinitz W. Ostjakische Chrestomathie mit grammatikalischem Abriss und Wörterverzeichnis. Stockholm, 1942.

233. Steinitz W. Ostjakische Grammatik und Chrestomathie mit Wörterverzeichnis.-Leipzig, 1950.

234. Steinitz W. Geschichte des ostjakischen Vokalismus. — Berlin, 1951.

235. Материалы по хантыйскому языку (тексты и словари)1. Тексты

236. Йис путар Ас тый ики олйцан / Легенды о Старике верховьев Оби: Сборник фольклора (на хант. яз.) / Сост. Р.К.Слепенкова, Л.А.Федоркив -Ханты-Мансийск, 2007.

237. Кань кунш олйц / Земля кошачьего локотка: Сборник фольклора ханты / Перевод, составление и примечания Т.Молданова. Вып. 3. Томск, 2003.

238. Кань кунш олйц / Земля кошачьего локотка: Сборник фольклора ханты / Перевод, составление и примечания Т.Молданова. Вып. 4. — Томск, 2004.

239. Касум мув моныцат-путрат / Сказки-рассказы земли Казьшской. Выпуск 1 / Перевод, составление, предисловие, примечания С.С.Успенской. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2002.

240. Лазарев Г.Д. Сорненг тов / Золотой конь: Рассказ на языке ханты / На казымском и среднеобском диалектах. Ханты-Мансийск, 1999.

241. Нёмысова Е.А. Рэт ясац 4: Чтение. Учебник для 4 класса хантыйских школ (казымский диалект). СПб.: филиал изд-ва "Просвещение", 2002.

242. Моныцат па путрат: Сказки и рассказы / На хант. языке (казымский диалект). Нижневартовск, 1996.

243. Немысова Е.А. Литература: Хрестоматия. 7-8 класс. На хантыйском языке (казымский диалект). Ханты-Мансийск: Полиграфист, 2007.

244. Немысова Е.А. Литературной луцтэпса / Литературное чтение: Учебное пособие на хантыйском языке (казымский диалект) для 3 класса. СПб.: филиал изд-ва "Просвещение", 2008.

245. Обатина Г.А. Литература. 6 класс. Учебная хрестоматия на хантыйском языке (казымский диалект). СПб.: филиал изд-ва "Просвещение", 2004.

246. Путрат: Рассказы / На хант. языке (казымский диалект). — Ханты-Мансийск, 1994.

247. РБД: Иисус вэлупсы: Русская библия для детей / На хант. языке (казымский диалект). — Саариярви, 1995.

248. Ругин Р.П. Шум ёхан сюняц хатлат. — Л.: Просвещение, 1990.

249. Сенгепов A.M. Касум ики путрат / Рассказы казымского старика / На хант. языке (казымский диалект). СПб., 1994.

250. Сказки народа ханты: Ханти ёх моныцат: Книга для чтения в младших и средних классах (казымский диалект) / Сост. Е.В.Ковган, Н.Б.Кошкарёва, В.Н.Соловар; под ред. Е.А.Нёмысовой, Е.К.Скрибник. СПб., 1995.

251. Ханты ясац 5: Хантыйский язык: Учебник для 5 класса (казымский диалект) / Г.А.Обатина, Т.Я.Прокина. СПб., 1995.

252. Ханты ясац 6: Хантыйский язык: Учебник для 6 класса (казымский диалект) / В.Н.Соловар. СПб., 2001.1. Словари

253. Немысова Е.А. Орфографический, орфоэпический словарь шурышкарского и казымского диалектов хантыйского языка. СПб.: ООО "Миралл", 2007.