Социальный хаос в российском обществе тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 22.00.04, доктор социологических наук Байрамов, Вагиф Дейрушевич

• Байрамов, Вагиф Дейрушевич
• доктор социологических наук
• 2009

Оглавление диссертации доктор социологических наук Байрамов, Вагиф Дейрушевич

ВВЕДЕНИЕ

Глава I. Теоретико-методологическое обоснование исследования социального 22 хаоса.

1.1 Теоретико-методологические подходы исследования социального хаоса в 23 жизни и развитии общества.

1.2 Социальный хаос п социальная трапзпция российского общества.

1.3 Социальный хаос: теоретико-методологических конструкт исследования.

Глава 2. Флуктуации социального хаоса в российском обществе.

2.1. Социальный хаос в дифференциации российского общества.

2.2. Социальная структура российского общества: сегментация социальных 95 отношений.

2.3 Социальный хаос и социальная мобильность в российском обществе.

Глава 3. Институционализацня социального хаоса: тенденции к наведению 132 порядка или пролонгирование социальной неопределенности.

3.1 Влияние институциональных дефектов на воспроизводство социального 132 хаоса в российском обществе.

3.2 Институциональные ресурсы и хаотизация социальных отношений.

3.3 Местное самоуправление как институт самоорганизации населения: эффект 165 минимизации социального хаоса.

Глава 4. Социальное самочувствие россиян: транзиция социальной 192 нестабильности.

4.1. Базисные идентификационные матрицы в российском обществе: 193 нестабильность социального самоопределения.

4.2 Социальная неуверенность в пролонгации социального хаоса.

4.3 Ценностные ориентации россиян: предпосылки преодоления хаотизации. 221 ЗАКЛЮЧЕНИЕ 238 Список используемой литературы

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Социальный хаос в российском обществе»

Предложенные постмодернизмом установки содержат не только признание когнитивного диссонанса, но и выходят за пределы собственно социологического анализа, возможности научного восприятия освоения действительности. Концепты «глобализированного», «индиви-дуализирован-ного» общества, общества социального риска отменяют существование общества как социологического факта, ограничивая исследовательские задачи поиском микросоциологических показателей. Тем не менее слабо используется объяснительный и прогностический потенциал концепции социального хаоса, определяя хаос исключительно в рамках структурно -функционального анализа, как патологии общественного развития или проявления дисфункциональности, социальной и социально - ценностной аномии. Критика парадигмы прогресса общественной жизни, как определенной стратегии научного исследования, приводит к попыткам интерпретации социального хаоса в контексте социальной трансформации. Именно социологическая мысль воспроизводит дилемму структурализма/конструктивизма, которая не в состоянии координировать общество в его способности реагировать на внешние* вызовы в той же степени, как и согласовать деятельность общественных групп в предотвращении сегментации социальных отношений.

Российское общество, которое интерпретируется в концепции активных социальных трансформаций и социальной нестабильности, являет собой пример неадекватного использования парадигм социологического знания. Проблема институционализации социального порядка выявляет необходимость определения границ социальный хаос, так как в ином случае общество не может быть интерпретировано в категориях социальной стабильности, а социальных хаос выступает ничем иным, как непреодолимым последствием социальных трансформаций, и в целом теряют смысл поиски эффективного социального управления.

Если следовать классической социальной парадигме, то очевидная цель общества — в наведении социального порядка. Но, во-первых, за рамками исследования остаются собственно те изменения, которые произошли на социальном микроуровне, а также проблемы, которые связаны с институциональными эффектами и нестабильностью социальной структуры российского общества. Во-вторых, игнорируется целый слой россиян, которые замкнулись только на себе, на самополагании и решают свои проблемы без взаимодействия с государственными или социальными институтами. В-третьих, в российском обществе так и не сбалансированы интересы граждан и государства, государства и общества, а так называемая «сфера социальной свободы» не совпадает с классическим определением действий индивидов и групп в рамках политико-правовой целесообразности.

Государство, по представлению современных российских либералов, монополизирует исключительно политическую сферу, но должно закрывать глаза на деятельность граждан в сфере «серого» бизнеса, в их уходе от общественно-политической активности и уклонении от гражданских обязанностей. Происходит конвертация политической ритуальности, конформизма в признании права на частную жизнь, индивидуальную свободу, что приводит к легитимации социального хаоса, который можно определить как состояние разрыва между публичной и частной сферой и индифферентизма граждан к общезначимым социальным интересам. В данной исследовательской ситуации неуместна концепция жизненных миров немецкого исследователя Ю. Хабермаса, так как в таком случае речь идет не о противодействии инструментальной рациональности и возможности реализации концепции социальных коммуникаций, а о расширении экспансии социального хаоса в тех сферах, которые могут функционировать только при определенном социальном регулировании и возможности координации деятельности различных социальных групп и слоев.

Конечно же, сейчас необходимо учитывать, что в современном российском обществе проявляется низкое доверие к социальным институтам, действиям государства, и социальные дефекты и социальные деформации воспроизводятся как структурно, так и функционально,, выражая интересы групп людей, заинтересованных в сохранении социального хаоса не только как основной, но и единственно возможной сферы реализации индивидуальных и групповых интересов. В социальном хаосе можно увидеть две составляющие: состояние социальной неопределенности, связанной структурными диспропорциями и институциональными дефектами, и социальное самочувствие, которое фиксирует разрыв со сферой институционализированных формальных и правовых практик и связано с достижением^ социальной группой или индивидом определенных преимуществ, согласно логике присоединения к социальным институтам, и в то же время отказом от принятия институциональных стратегий, а следовательно, и общества в целом как сферы согласования интересов и социальной самореализации.

Социальный хаос в российском обществе не может быть представлен в концепции наведения абсолютного порядка потому, что неизбежно возвращает к пройденному этапу бюрократического управления обществом. Очевидно также, что не выдерживает критики и концепция социального xaocai как последствия социальных трансформаций; Более точно можно сказать, что социальные трансформации создают фоновые практики для социального хаоса, и в то же время- следует определять социальный хаос через концепцию социальных отношений, и вероятно, ось разделения в обществе идет как раз по линии хаос/беспорядок, а не по имущественному или иным критериям социальной дифференциации. Структурная дифференциация российского общества показывает, что в условиях сегментирования социальных отношений социальные институты теряют функциональность, и если мы говорим о кризисе социальных институтов: семьи, школы, армии, то речь идет прежде всего о их восприятии как институтов, не дающих социальной опоры, институтов, которые не гарантируют наведение социального порядка, и в то же время рискогенных, так как их эффективность может существенно сузить сферу индивидуальной свободы.

Поэтому по своим теоретико-методологическим и социально-практическим основаниям заявленная в диссертационной работе цель представляется актуальной и имеет не только академическое дискуссионное содержание, но и определенное значение, выражающееся в том, какой вектор общественного развития будет выбран в качестве институционализации социального порядка. Также в российском обществе необходимо формирование концепции социального хаоса, которая позволит выработать определенные критерии эмпирической идентификации, дающей достоверную социологическую информацию для описания и объяснения данного явления.

Степень научной разработанности темы. Социологическая мысль возникла под влиянием социального реформизма, а идея социальной эволюции и выдвинутый О. Контом закон о трех эпохах в развитии общества определили исследовательские рамки классической модели социальных изменений. В работах Э. Дюркгейма, М. Вебера, Т. Парсонса присутствует теоретическая установка на понимание социального хаоса в процессе регресса, дезинтеграции нарушении социальной аномии в обществе. В социальном хаосе виделось препятствие для перехода общества от традиционного состояния к современному и социальный хаос оценивался как побочный результат социальной дифференциации общественной жизни, а также как. несоответствие между состоянием усложнения социальной жизни и поведением отдельных социальных групп. Социальный хаос - это состояние дискоординации общества и государства, государства и личности, и можно сказать, что выход на понимание социального хаоса был связан с апологией концепции социального равновесия общества.

Такой позитивистский подход к проблеме социального хаоса вызывает возражение представителей школы социальной конфликтологии Р. Дарендорфа, Д. Ленски, Л. Козера, видящих в социальном хаосе замаскированное признание конфликтности социальных отношений и в то же время нежелание рассматривать социальный конфликт как необходимый момент социального развития. Социальный хаос понимается так же как последствие непризнания нерегулируемости социальной конфликтности в отношениях, когда рассогласованные интересы различных социальных групп не регулируются тем или иным социальным способом, а подменяются принуждением к выполнению предназначенных социальных функций, что приводит не только к когнитивному, но и социально-ориентационному диссонансу. Социальный хаос вписывается в социальную структуру общества, в отличие от структурно-функционального анализа, определяется в целом как следствие отрицания конфликтности общественных отношений.

В работах представителей социологии знания К. Манхейма, Т. Лукмана, П. Бергера рассматривается значение социального хаоса в контексте социальной диспропорциональности и кризиса рациональных форм общественной жизни. Включение в социальную жизнь низших слоев с иррациональными претензиями на господство усиливает социальную нестабильность и приводит к социальному хаосу, как альтернативе рациональной организации общества. Предполагается, что только устранение социальной диспропорциональности, введение разумного демократического планирования ' в обществе могут минимизировать или нейтрализовать социальный хаос. Но социальный хаос есть не только разрушение организованного порядка, он возникает из желания наведения чрезмерного порядка и игнорирования интересов нищих социальных слоев, которые можно было в традиционном обществе удержать на уровне сословных или социально-профильных установок.

Исследования П. Бурдье, Э. Гидденса, Н. Смелзера, У. Бека, И. Валлерстайна выявляют понимание социального спонтанеизма как определенной конструкции социального действия, направленного на изменение структурных условий посредством реализации самостоятельных жизненных стратегий. По их мнению, социальный хаос может рассматриваться как возможность изменения социального пространства посредством искусственного стимулирования кризиса и продуцирования сбоев в конвертации различных социальных ресурсов.

Известный французский исследователь Р. Будон в определении беспорядка в концепции социальных изменений не легитимирует понятие социального хаоса, исходя из того, что не может существовать идеальной модели как порядка, так и беспорядка. В то же время он считает, что социальный хаос как раз является той методологической фокусной точкой, в которой и проявляется невозможность теоретической интерпретации исследования и прогнозирования хаотических социальных изменений, в которых социальный хаос рассматривается как предпосылка развития, связанная с мультиплицирующим социальным эффектом.

Российская социальная мысль в исследовании социального хаоса опирается на концепции социальной модернизации, социальных трансформаций. В работах Т.А. Заславской, В.А. Ядова, А.Г. Здравомыслова, А.В. Дмитриева определяются структурные и институциональные параметры социального хаоса, связанные с переходом российского общества к состоянию высокой степени социальной нестабильности. Отмечается, что в условиях отсутствия-' институтов гражданского общества и разрыва социальных элит и большинства населения; слабости государства доминируют неформальные социальные практики, уход в- социальный микромир и неопределенность социально-культурной ориентации. Социальный хаос понимается ими как следствие модернизации сфер потери интегративных базисных ценностей и отсутствие ясности в определении социального развития.

М.К. Горшков, И.Е. Тихонов, В.В. Петухов, Н.И. Давыдова исходят из состояния социального самочувствия российского общества, тех разрывов, которые существуют между объективными условиями жизни и субъективной социальной самооценкой. Социальный хаос признается в контексте высокой социальной адаптивности населения, которое через узкий коридор социальных возможностей продуцирует высокую социальную самооценку только на основании инерционного или хаотического ресурса. Социальный порядок, как антитеза социального хаоса, рассматривается в контексте эффективной социальной политики государства, в русле идеи социально справедливого общества и регулирования процессов, социальной дифференциации.

О.И. Шкаратан, Л.Д. Гудков, А.Г. Здравомыслов рассматривают социальный хаос в российском обществе как следствие возникновения социально нецивилизованного рынка, влияние чрезмерной бюрократизации государства' и неподготовленности к демографическим и рыночным институтам большинства населения России, а также интерпретируют социальный хаос в контексте отсутствия среднего класса, выступающего социально референтной группой в поддержании и наведении социального порядка.

Таким образом, социальный хаос, видится как следствие запоздалой, догоняющей или рецидивирующей модернизации. При том, что достаточно размыт смысл социального хаоса как последствия имманентных процессов, присущех российскому обществу, а также* внешних влияний на его состояние. В целом отношение к социальному хаосу дифференцируется по следующим подходам: структурно-деятельностному (Т.А. Заславская), субъектно-деятельностному (М.К. Горшков), модернизационному (О.И.Шкаратан).

Российская социологическая мысль достигла определенных результатов в выявлении носителей групп социального хаоса (около 40 % населения), в определении эффектов социального хаоса в деятельности государственных и социальных институтов, а также обозначила уровни социального хаоса-системные и микросоциальные. В то же время отсутствует системное восприятие социального хаоса в контексте его производства/воспроизводетва в обществе, а параллелизация структурно-функциональных и субъектно-деятельностных условий дает возможность воспринимать и оценивать социальный хаос не как следствие социальных трансформаций и деформаций социального самосознания россиян или архаизации общественного сознания, а как интегративный показатель общественной жизни, существенно влияющий на параметры и направленность социального развития. Поэтому, существует необходимость восполнения концептуальных лакун в понимании и прогнозировании социального хаоса как условия структурирования и социальной субъективации социальных отношений.

Цель диссертационного исследования состоит в определении социоструктурных, институциональных, социально-субъектных параметров социального хаоса, условий его производства и воспроизводства в российском обществе, имеющих влияние на социальное поведение и социальное самочувствие россиян. Данная цель конкретизируется в иерархии следующих исследовательских задач: анализе теоретико-методологических подходов к определению социального хаоса в развитии общества;

- конкретизации когнитивного и социально-ориентационного потенциала социального хаоса в системе социологического знания;

- определении критериев эмпирической верификации социального хаоса по структурным, функциональным, и субъективно — деятельностным параметрам; выявлении социального хаоса как условия социальной дифференциации российского общества в формировании социальных групп носителей социального хаоса;

- исследовании влияния социальной дифференциации на уровень социального хаоса в российском обществе;

- выявлении корреляций социального хаоса и социальной мобильности, способствующих возникновению неформальных каналов восходящего социального возвышения;

- определении социальных дефектов как следствия реализации социально хаотического варианта социальных изменений;

- определении границ использования институциональных ресурсов группами - носителями социального хаоса;

- анализе местного самоуправления как института самоорганизации населения, обеспечивающего эффект непосредственного участия в организации социального порядка и минимизации социального хаоса;

- влиянии социально-идентификационных доминант в российском обществе на воспроизводство социального хаоса;

- анализе групповых схем восприятия социального хаоса в контексте социальной неуверенности;

- определении влияния социального хаоса на ценностную транзицию российского общества.

Объектом исследования выступает сфера социальных отношений российского общества как воспроизводство определенных взаимодействий между различными социальными группами и слоями.

Предмет исследования — социальный хаос российского общества как состояние социальных отношений, характеризуемое выпадением социальных групп из системы институционализированного социального взаимодействия и воспроизводством конвенциональных социальных практик как стратегий деятельности в условиях хаоса.

Гипотеза исследования. Социальный хаос в российском обществе определяется структурными и институциональными сдвигами и не стимулируется реализуемым вариантом социальных изменений, который ориентируется на монополизацию социальных ресурсов узкой прослойкой населения и лишением большинства населения институциональных и структурных возможностей в обмен на выживание в условиях «безответственной свободы». Производство и воспроизводство социального хаоса, хотя и связано с социальным наследием и социально-ностальгическим синдромом, продуцируется социально-структурными диспропорциями, институциональными дефектами общественной жизни, переходом кризисного состояния в регулярные «хаотические» практики, в дистанцирование большинства населения от общества и государства и концентрирование усилий на социальном микроуровне, а также отсутствием механизмов согласования интересов социальных групп и маргинальным положением, социальной неуверенностью и неясностью социальных перспектив определенной части населения.

Теоретико-методологические основания исследования. Диссертационная работа базируется на положениях структурно-функционального анализа Т. Парсонса, Р. Мертона, используется идея социальной модернизации и ' трансформации. Диссертант считает целесообразным обращение к трудам П. Бурдье, позиционирующим восприятие социального хаоса через концепцию социальных диспозиций и социальной ресурсообеспеченности населения и концепции социальной неопределенности И. Валлерстайна, которая основывается на принятии синергетического эффекта в интерпретации перемен в современном мире и понимании социального хаоса как условия выбора рационального решения. В исследовании апробированы положения институционального подхода, связанные с выявлением-регулятивного потенциала социальных институтов. Автор считает обоснованным использование работ российских исследователей Т.А. Заславской, М.К. Горшкова, В.А. Дцова, А.Г. Здравомыслова с целью выявления социального хаотического пространства в российском обществе и использования интерпретаций социальных изменений в контексте допустимого хаоса.

Эмпирическая база исследования включает результаты социологических исследований проведенных учеными ИС РАН в 19982007 гг., ИСПИ РАН в 1995-2007 гг., социологическими центрами Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Новосибирска, Ростова-на-Дону, а также данные государственной статистики Госкомстата РФ (1998-2007 гг.), Мин труда и социального развития (1998-2007 гг.), Мин Образования и науки РФ (20022007 гг.).

Научная новизна исследования заключается в формулировании и приращении научного знания, полученного в следующих результатах:

- дан системный и критический анализ зарубежных и отечественных подходов к проблеме социального хаоса, определяющего его влияние на социальную стабильность и институционализацию социального порядка;

- определено место социального хаоса в исследовании социальных трансформаций российского общества как концептуализации спонтанных изменений под влиянием структурных, институциональных и деятельностно-мотивационных условий; выявлены эмпирические критерии социального хаоса, связанные с переходом от государствоцентричной модели общества к неоднородной, находящейся в состоянии амбивалентности;

- определено структурирование социального хаоса как условия социальной дифференциации российского общества и воспроизводства через социальные диспропорции, способствующие выдвижению групп носителей социального хаоса и сегментации социальных отношений как сферы реализации исключительно групповых интересов; раскрыто влияние социальной дифференциации российского общества на воспроизводство и производство социального хаоса, которое видится в отсутствии социально-референтных групп и групп-посредников, способных интегрировать социальный интерес; исследована корреляция социальной мобильности и социального хаоса через, определение социальной мобильности как выпадения из традиционных социальных групп и формирования позиций социального обособления;

- выявлена роль институциональных дефектов, воплощенных в доминировании латентных функций социальных институтов и влияющих на применение населением преимущественно адаптивных стратегий поведения на фоне невысокой социальной неопределенности;

- охарактеризована эффективность использования институциональных ресурсов группами — носителями социального хаоса, действующих по логике присоединения к институциональной сфере для реализации собственных групповых интересов и для упрочения выигрышных позиций в системе социальных отношений;

- выявлена роль института местного самоуправления в ограничении социального спонтанеизма и переводе «сетевого» резонанса на микросоциальном уровне в режим согласования с институтами власти, предоставляющем реализацию принципа субсидиарности на условиях социальной кооперации, как снижающей организационную обособленность власти, так и стимулирующей социальную инициативу населения;

- выявлена аморфность самоидентификаций россиян, способствующих либо отождествлению с институтами порядка в целях социальной мимикрии или реализации социально патерналистских ожиданий, либо подчеркиванию различий с чужими социальными группами в целях достижения определенных социальных преимуществ; исследовано влияние социального хаоса на социальное самочувствие россиян- как условие привыкания к социальным рискам и легитимации позиций, социального дистанцирования, а также осознавание социального недоверия в социальных отношениях;

- определено, что в условиях восприятия социальной, жизни, как хаотической; характеризующейся высокой степенью неопределенности, ценностные ориентации теряют возможность мотивации поведенческих моделей и выступают как маркеры социального обозначения и достижения социального успеха, а также способствуют воспроизводству социального хаоса как борьбы интересов и конкуренции на основе инструментального активизма.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Теоретические подходы к проблеме социального хаоса базируются либо на его интерпретации как патологии социального развития, влияния традиционного наследия, последствия социальной дезинтеграции, либо социального спонтанеизма, используемого в качестве дополнительного или основного социального ресурса группами, испытывающими дефицит структурных и институциональных возможностей, или как систему восприятия общества, ориентированную на принятие социальных перемен как навязываемых и требующих адаптации через сужение социального интереса (субъектно-деятельностный подход). Неклассические подходы интерпретируют социальный хаос в контексте глобализации, наступления всеобщего беспорядка, что требует в целом разграничения понятий «социальный хаос» и «беспорядок», «социальный хаос» и «кризис», а также использования структурно-деятельностного подхода в качестве наиболее адекватного для описания и объяснения социального хаоса в российском обществе.

2. Социальный хаос в системе социологического знания характеризует состояние распада и полураспада общества, связанное с дезинтеграцией социальных отношений и «выпадением» определенных социальных групп из системы социального взаимодействия. Если «беспорядок» в развитии общества означает доминирование отклонений от планируемых изменений, если кризис определяется отсутствием координирующего центра общественной жизни и содержит противоречивые тенденции деградации общественного потенциала и накопления ресурсов стабилизации, то социальный хаос может носить как системный характер, ввергая общество в состояние социальной катастрофы, так и локальный, продуцируя эффекты стагнации и амбивалентности.

3. Социальный хаос может быть квантифицирован в системе эмпирических показателей через отношение к хаосу/порядку, что требует конкретизации в системе показателей, выявляющих позиции конкретных социальных групп и слоев к иерархии социально значимых целей, к возможности реализации целей, к собственной субъективной самооценке, а также в степени доверия к социальным и государственным институтам по критерию идентификации. Кроме того, выбор теоретико-методологического конструкта задан тенденциями перехода от состояния неопределенности 90-х гг. к системе вертикальной интегрированности, связанной с политикой «возвращения» государства в общественную жизнь и разрывом между вертикальной интегрированностью социальных отношений и «хаотичностью» на социальном микроуровне, что создает трудности для реализации целей устойчивого социального развития в контексте повышения позитивной социальной мобилизации общества и консолидации в реализации программы развития страны. В предлагаемом теоретико-методологическом конструкте обосновывается набор структурных (объективных) и субъектных показателей, демонстрирующих презентативность отношения россиян к социальному хаосу и выявление параметров его производства и воспроизводства в социальных отношениях.

4. Структурными аспектами социального хаоса в российском обществе выступают социальные диспропорции, основанные на формировании групп, обладающих монополией на основные социальные ресурсы (властно-политические, управленческие, правовые, культурно-информационные), и групп, занимающих по отношению к ним субдоминантное положение, что приводит к ограниченности возможности адаптации в институциональных рамках, возрастанию неудовлетворенности своим положением и к принятию стратегии «выпадения» из социальной структуры, самоограничения институциональных взаимодействий и уклонения от взаимных социальных обязательств путем воспроизводства неопределенности социального статуса и диффузности по отношению к государству и обществу.

5. Социальная дифференциация российского общества, воспроизводит обособленное состояние социальных групп, которые при отсутствии социально-референтных групп или групп-посредников рассматривают собственные интересы как общественно значимые и задействованы в социальных отношениях ситуационно через включение в негативные совместные практики. При этом маргинализация традиционных социальных групп, которые могли стать опорной базой социальной модернизации, приводит к экспансии социального хаоса, связанного со страхом спуска на социальное дно и включением механизмов ухода от легитимных каналов воспроизводства социальных отношений и социального статуса воспринимаемых как фактор сужения социальной ресурсообеспеченности.

6. Доминирование нисходящей социальной^ стабильности в российском обществе, наличие социальных фильтров и социально селективных механизмов на пути повышения социального статуса приводят к расширению сферы социального хаоса, ассоциируемого с индивидуальной свободой, как основного механизма сохранения социального статуса или социального восхождения, что связано с выключением таких механизмов социальной мобильности, как образование и профессионализация, и повышением ресурса самополагания, уверенности в себе и социальной девиантности.

7. Институциональные дефекты как следствие институционального переноса закрепляются и воспроизводятся в функционировании социальных институтов в связи с наличием так называемых «неформальных ограничителей» и сохранением социального^ хаоса через конкуренцию и согласование социальных интересов неформальными неинституциональными способами; а также функционирование социальных институтов в диапазоне избирательного воздействия.

8. Институциональные ресурсы используются социальными группами в российском обществе для расширения сферы социальной и экономической самостоятельности, при том, что не происходит присоединения к институциональным стратегиям, а позиционные практики свидетельствуют о том, что преодоление социального хаоса видится только в отношении чужих групп, и дефицит институциональных ресурсов порядка компенсируется переносом социальной активности в сферы, свободные от социального контроля.

9. Местное самоуправление как институт самоорганизации населения является достаточно эффективным в минимизации социального хаоса. В силу своего статуса, как формы публичной власти, позволяющей самостоятельно использовать материальные и финансовые ресурсы, оно может включать в систему социального взаимодействия социально-активные группы, которые характеризуются достаточно высоким мобилизационным ресурсом. Но под влиянием сформировавшейся «матрицы» социального дистанцирования население не склонно ориентироваться на политические институты как институты гармонизации интересов различных слоев российского общества. «Преимущество» местного самоуправления состоит в том, что присущая ему степень автономности, по сравнению с другими политическими институтами, содержит возможность уходить от политических конфликтов, связанных с групповыми и корпоративными интересами, и на уровне локального социума апеллировать к слоям населения, которые, несмотря на пониженный авторитет власти и дефицит социальной референтности, могут быть переориентированы на участие в местном самоуправлении как форме распределения коллективных социальных благ социума и тем самым способствовать укреплению местных сообществ, формирующих социально-политический порядок российского общества «снизу».

10. Идентификационные стратегии российского населения характеризуются как отходом от традиционной государственной матрицы, так и неприятием моделей гражданской идентичности, опирающейся на институты социального порядка. Такая идентификационная аморфность объяснима не только недоверием к социальным и государственным институтам, но и стремлением укрепить чувство безопасности посредством принадлежности к микрогруппам, группам социальной взаимопомощи, группам по интересам, что приводит к нарастанию социального хаоса на социальном мезоуровне и делает невозможным интеграцию в обществе через систему базисных идентичностей, достижение идентификационного консенсуса.

11. Восприятие социального хаоса как состояния социальной жизни определяется выбором индивидуальных стратегий, направленных на удовлетворение элементарных жизненных потребностей или реализацию социально фиксированных установок, связанных с сохранением и переносом социальных позиций, а также выработкой собственных поведенческих кодов. Социальный хаос легитимируется через социальную неуверенность, отказ от планировании будущего, что усиливает страхи и тревоги общества. Неактуализированность высших социальных диспозиций приводит к возрастанию уверенности в себе и позиционированию невозможности влиять на происходящее в стране, что осложняет институционализацию социальных отношений.

12. Российское общество переживает сегодня период ценностного индифферентизма, что означает приоритет ценности порядка при негативном отношении к демократическим ценностям. Однако ценностные ориентации россиян в целом характеризуются инструментализмом, построены на отношении к фундаментальным ценностям, как проективным и расходящимся* со значимыми индивидуальными и групповыми целями, демонстрируя ценность порядка исключительно либо в социальноI ностальгическом смысле, либо в качестве расширения групповых возможностей. Ценностные ориентации российского населения позволяют говорить не о расколе общества на традиционалистов и достиженцев, а поиске наиболее оптимальной схемы легитимации поведения в условиях социального хаоса.

Научно-практическая значимость диссертационного исследования подтверждается выводами и положениями, характеризующими социальный хаос в российском обществе как структурно-институциональную особенность его состояния и развития, связанную с воспроизводством социальных диспропорций и вынужденной индивидуализацией населения в условиях сегментации социальных отношений.

Материалы диссертационной работы могут быть использованы при подготовке учебных пособий по социологии социальных отношений и социальных изменений, социального управления, теории социальных институтов, а также в системе повышения квалификации и при чтении лекций по общей социологии и социологии молодежи и социальной политике.

Апробация работы. Результаты диссертационного' исследования докладывались и обсуждались на Всероссийском социологическом конгрессе «Российское общество и социология в XXI веке: социальные вызовы и альтернативы» (г. Москва, 2003 г.) и II Всероссийском социологическом конгрессе «Глобализация и социальные изменения в современной России» (г. Москва, 2006 г.), на Международной конференции «Роль идеологии в трансформационных процессах в России: общенациональный и региональный аспекты» (г. Ростов-на-Дону, 2006 г.), Международной научно-практической, конференции «Молодежь. Инновации. Будущее» (г. Ростов-на-Дону, 2008 г.), III Всероссийском социологическом конгрессе «Социология и общество: проблемы и пути взаимодействия» (г. Москва, 2008 г.), IV Всероссийской научной конференции «Сорокинские чтения» «Отечественная социология: обретение будущего через прошлое» (г. Ростов-на-Дону, 2008 г.).

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры социологии, политологии и права ИППК ЮФУ. По теме диссертации опубликовано 25 работ общим объемом 31,84 п. л.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, двенадцать параграфов, заключения, списка используемой литературы.

Заключение диссертации по теме «Социальная структура, социальные институты и процессы», Байрамов, Вагиф Дейрушевич

Заключение

Социальный хаос в социологическом дискурсе понимается как социальная патология, отклонение от социального прогресса, нарушение равновесия социальной системы. Социальная парадигма, содержащая вектор социального порядка, оценивает социальный хаос, как периферию социальной жизни, как результат деятельности социально маргинализующихся слоев, как издержки быстрых социальных изменений. В диссертационном исследовании мы осуществили сравнительный анализ подходов к проблеме социального порядка и пришли к выводу, что в понимании социального хаоса имеет смысл не только обращение к глоба-листской трактовке, содержащейся в работах У. Бека, Э. Гидденса, 3. Баумана, связанных с концепцией позднего модерна, сколько с исследованием эндогенных внутренних тенденций, связанных с спецификой российского варианта социальных изменений.

Тем не менее, мы не отказываемся от универсальной схемы социального хаоса, его интерпретации, как состояния социальных отношений, которое приводит к неустойчивости социетальной сферы. Социальный хаос имеет структурно-институциональные и субъектные предпосылки, которые связаны с спонтанностью социальных изменений, с привыканием к социальной неопределенности населения.

Но в первую очередь, структурные изменения, диспропорции социально-статусных позиций, основанные на адаптивных критериях, способствуют возникновению так называемых плавающих групп, которые ориентированы на выпадение из социальных структур, дистанцирование от государства и общества и обособлены от других социальных слоев через формирование самодостаточных норм и поведенческих кодов. Анализируя российский вариант социальных изменений, мы обращаем внимание на концепцию социальных трансформаций, которая признает социальную нестабильность, как основной социальный фон преобразований. Однако в данной концепции отрицается социальный хаос.

Допускается, что российское общество находится в кризисном состоянии, что воспроизводится нестабильность социальной структуры, господство неформальных практик и социально-ценностная аномия. В то же время, накладывается «вето» на социальный хаос, который ассоциируется исключительно с катастрофическим состоянием общества, что сужает потенциал исследования социальных отношений, которые на наш взгляд, как схемы социального взаимодействия, и воспроизводят социальный хаос в контексте адаптации. В таком виде и можно объяснить феномен социальной бессубъектности или субъектности в виде социального доминирования, реализующей стратегии давления, насилия или социального обособления для реализации жизненных целей. Теоретико-методологический конструкт нашего исследования исходит из эмпирической верификации критериев порядка/хаоса, как позиционирования различных социальных групп и слоев по отношению к социальным изменениям, происходящим в российском обществе.

Очевидно, что в исследовании социального хаоса российского общества необходимо исходить не столько из отношений к переменам, а из интерпретации перемен в восприятии россиян^ по таким факторам, как социальное доверие, страхи и тревоги, динамика жизненных целей, отношение к будущему, характеризующим иррациональность и хаотичность социального поведения россиян. Очевидно, что на отношение россиян к социальному хаосу влияют, с одной стороны, структурные изменения, связанные с социальным статусом и динамикой социальной мобильности, а также состоянием социальных институтов . и использованием институциональных ресурсов, с другой — социальное самочувствием, идентификационным выбором, базисными социальными установками и ценностными ориентациями. Предлагаемая эмпирическая.модель, связанная с позиционированием по интерпретации перемен, доверия к институтам и социальным группам, а также иерархии опасностей, тревог и планирования будущего и придает нашему исследованию определенную консистентность.

Исходя из понимания российского варианта социальных преобразований, как преднамеренно хаотического и связанного с отказом от модернизационной схемы, мы полагаем, что структура российского общества сформировалась через перераспределение собственности между ведущими номенклатурными слоями, обладающими властными рычагами и имеющими более высокую консолидированность по отношению к массовым слоям. Для массовых слоев безальтернативным выбором являлась вынужденная адаптация, которая привела к тому, что социально-профессиональные группы советского общества вынуждены были путем перемены профессии, образа жизни, «ценой» профессиональной и социальной деградации стать мелкими собственниками без собственности, так называемым экономически самодеятельным населением.

В диссертационном исследовании содержится вывод, что образование разрыва между бедными и богатыми является не только следствием капитализации российского общества, но' и реализацией потенциала «приспособленчества» советского периода, в первую очередь, неспособности населения к артикулированию своих интересов и отсутствия навыков социальной автономии. Элитные слои, включенные в систему властно-собственнических отношений, фактически реализовали политику социального обособления, в то время как массовые слои вынуждены были идти путем дистанцирования от общества и компенсации утрат прежних социальных позиций, расширением индивидуальной свободы. Демонстрируя позитивную социальную самооценку, массовые социальные слои сдерживают социально-протестное поведение и в то же время не актуализируют социальные ресурсы, которые бы способствовали повышению их способности к социальной интеграции.

Иными словами, из состояния социальных структур продуцируется социальный хаос, как диспропорциональность социально-статусных позиций, которые воспринимаются исключительно в локально обозримых вариантах и не связаны с совместимостью горизонтальных и вертикальных социальных отношений. Расплывчатость социальных позиций сужает социальный интерес, который в большей степени ограничен формулами «возможности зарабатывать без ограничений» и «жить не хуже других». В российском обществе, при доминировании нисходящей социальной мобильности, возникают жизненные траектории, которые ограничены пролонгированием достигнутых социальных позиций или демонстрацией успешного образа жизни. Для реализации целей исследования важно было также рассмотреть социальный хаос, как следствие адаптации социальных групп, воспроизводства на уровне самой социальной структуры, которая характеризуется дезинтегрированностью, архаизацией, взаимодействием по схеме социального обособления.

Россияне, позиционируя «невозможность влияния» на события в обществе, таким образом консервируют некомпетентность и определяют свое отношение к происходящему как недоступному не только в силу непрозрачности социальных отношений, а к тому, что является неупорядоченным, спонтанным существованием социальной жизни. Отмечено, что в российском обществе не достигнуто состояния консистентности, что происходит дублирование, инклюзия, наложение функций социальных институтов.

Анализируя базисные институты собственности и власти, мы предполагаем, что в российском обществе институциональные дефекты связаны с несбалансированностью социальных норм, приоритетностью дифференцирующих практик над интегрирующими, социальной спонтанности над социальной» конкуренцией и сотрудничеством.

Институт власти ассоциируется исключительно с рычагами давления, с присвоением собственности, то есть власть легитимирована в обществе, как институт перераспределения доходов' и овладения собственностью, не выполняя функцию регулирования. В результате, не происходит институционали-зация социальных отношений, установление определенных механизмов социального взаимодействия. С другой стороны, социальные акторы настроены на присвоение институциональных ресурсов для обеспечения независимости и самодостаточности. Институт собственности до сих пор не достиг состояния экономической эффективности, и с его функционированием ассоциируется распределение собственности, как личностного обладания или как объекта эксплуатации, с целью извлечения дохода.

Институт же власти не идентифицируется с порядком, а институциональные ресурсы используются для давления и достижения социальных привилегий, что девальвирует ресурсы доверия и сотрудничества. Использование ресурса власти отделено от веры в институциональный порядок и не связано взаимными групповыми обязательствами.

Таким образом, присвоение социальных ресурсов не вызывает формирования институциональных стратегий, предопределяя, таким образом, воспроизводство неформальных социальных практик, ведущих к пролонгированию социального хаоса. В диссертационном исследовании отмечается, что на уровне социального самочувствия большинство россиян ориентированы на самоидентификацию с кругом близких, семьей, друзьями, коллегами по работе. Очевидно существование перевернутой иерархии идентичности, в которой базовая идентичность воспринимается как необязательная, несвязанная социальной активностью и консолидированностью в обществе. Базисным идентичностям придается имитационный или негативно мобилизационный смысл, в то время как их назначение - в актуализации когнитивного и социально-ориентационного потенциала личности. Такая идентификационная ситуация связана не с воспроизводством постимперского синдрома, а с тем, что в условиях спонтанеизации, актуализации опыта адаптивности, россияне не достигли гражданской идентичности, автономии личности и уважения государства.

Размытость, декоративность идентичности приводит к тому, что российское общество демонстрирует единство по отношению к внешнему миру и переломным моментам истории, но не реализует базисные социальные идентичности, как условия прекращения социальной энтропии. Социальная неуверенность, отказ от планирования будущего, как подчеркивается в исследовании, способствует периферизации соревновательных и консолидирующих идентичностей. В той же степени она направлена на стереотипизацию социального хаоса, представления об обществе как зоне риска, конфликтности. По существу социальная неуверенность, хотя и компенсирует неопределенность, приводит к тому, что россияне верят в то, что системные проблемы обойдут их семьи и их близких. Такая позиция имеет кратковременный компенсирующий эффект, но ассоциирует будущее с неопределенностью, с тем, что «перемены ведут только к худшему».

Отсюда актуализм социальных позиций, но в анализе тенденций социального хаоса в российском обществе следует отметить и возрастающую потребность рационализации социального поведения, готовности россиян отказаться от неформальных сделок, что, прежде всего, проявляется в ценностных ориентациях россиян.

Несмотря на ценностный индифферентизм и парадоксальность декларируемых фундаментальных ценностей и понимания инструментальных ценностей, как схем социального действия, достигнут определенный ценностный синтез, который многообещающ в формировании гражданских добродетелей и справедливого социального порядка, гарантом которого выступает государство. Очевидно, речь идет не о том, чтобы сформировать в обществе новые интегративные ценности, а в придании инструментальным ценностям достиженческого характера интегративного значения, связанного с восстановлением государственного дирижизма над поведением элитных и бедных слоев и предоставлением возможности среднему классу реализовать свои социетальные качества.

Список литературы диссертационного исследования доктор социологических наук Байрамов, Вагиф Дейрушевич, 2009 год

1. 10 лет реформ: глазами россиян. — М., 2002.

2. Актуальные проблемы теории социологии. //Социологические исследования. 2005. - №9.

3. Альгин А. Риск и его роль в общественной жизни. — М., 1998.

4. Американская социологическая мысль. М., 1996.

5. Андреев A.JL Социальное ядро нации (средние слои в современное российском обществе). //Общественные науки и современность . — 2000. -№3.

6. Андреев A.JI. Ценности и мировоззренческий аспект социального неравенства. //Социологические исследования. — 2007. №9.

7. Андриенкова А.В. Материалистические/постматериалестические ценности в России //Социологические исследования. — 1994. №1.

8. Аспекты социальной теории и современного общества. — М., 2000.

9. Ахиезер А.С. Росия — расколотое общество: проблемы социокультурной динамики. //Мир России. 1995. - №1.

10. Базовые ценности россиян. — М., 2003.

11. Балабанова Е.С. Социально-экономическая зависимость: теория, история, современность. Н.Н., 2004.

12. Барсуков С.Ю. Солидарность участников неформальной экономики. //Социологические исследования. — 2002. №2.

13. Бауман 3. Индивидуализированное общество. — М., 2002.

14. Бауман 3. Мысль социологическая. М., 1996.

15. Бауман 3. Философские связи и влияние постмодернистской социологии. //Вопросы социологии. 1992. - т. 1.

16. Бедность и богатство в современной России: состояние и прогнозы. -М., 2003.

17. Бек У. Общество риска на пути к другому модерну. — М., 2000.

18. Беленький В.Х. Данилова Э.В., Лунев В.В. Социальная структура современного российского общества. Красноярск, 2006.

19. Беляева JI. Социальная стратификация и средний класс в России. — М., 2001.

20. Беляева JI.A. В поисках среднего класса. //Социологические исследования. 1999. - №7.

21. Беляева JT.A. Материальное неравенство в России: реальность и тенденции. //Социологические исследования. — 2007. №11.

22. Беляева JI:A. Социальная и бедность в регионах России. //Социологические исследования. — 2006. №9.

23. Беляева Л.А. Стратегии выживания, адаптации преуспевания. //Социологические исследования. 2001. - №6.

24. Бергер П. Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1996.

25. Бестужев-Лада И. Перспективы трансформации России. — М., 1998.

26. Бобнева М.И. Социальные нормы и регуляция поведения. — М., 1972.

27. Богомолова Т.Ю., Тапилина Т.С. Миграция бедности: масштабы, воспроизводство, социальный спектр. //Социологические исследования. -2004. №12.

28. Бойко В.Э. Ценности и ориентиры общественного сознания россиян. //Социологические исследования. — 2004. №6.

29. Будон Р. Место беспорядка. М., 1998.

30. Бурганов А.Х. Кто виноват? Что делать? Кому делать? -М., 2005.

31. Бурдье П. Начала М., 1994.

32. Бурдье П. Социальное пространство: генезис классов//Вопросы социологии. — 1992. №1.

33. Бурдье П. Социология политики. — М., 1993.

34. Быстрова А. Стратегии выживания населения в изменяющихся условиях. //Мир России. 1995. - №2.

35. Бюрократия и власть в России. М., 2005.

36. Вебер А.Б. Устойчивое развитие как социальная проблема. М., 1999.

37. Вебер М. Избранные произведения. — М., 1990.

38. Волков А.И., Пугачева М.Г. Ускользающий мир.-М., 2004.

39. Гайдар Е. Государство и эволюция. М., 1995.

40. Гидденс Э. Социология. — М., 2007.

41. Гидденс Э. Стратификация и классовая структура. //Социологические исследования. 1992. - №2.

42. Гидденс Э. Устроение общества. М., 2003.

43. Голдман Дж. Пиратизация России. -М., 2004.

44. Голенкова З.Т, Витук В.В и др. Становление гражданского общества и социальная стратификация. //Социологические исследования. — 1995. -№6.

45. Голенкова З.Т., Игтханян Е.Д. Профессионализм -портрет на фоне реформ. //Социологические исследования. 2006. - №12.

46. Гордон JI.A. Социальная адаптация в современных условиях. //Социологические исследования. — 1994. №8-9.

47. Гордон Л.А., Клопов Э.В. Потери и обретения в России 90-х годов. — М., 2000.

48. Горшков М.К. Некоторые методологические аспекты исследования среднего класса в России. //Социологические исследования. — 2000. №3.

49. Горшков М.К. Социальная ситуация в России в. фокусе общественного мнения. //Социологические исследования. 2006. - №12.

50. Горяйнов В,П. Групповая солидарность и ценностные ориентации. //Социологические исследования. — 1997. №5.

51. Государственная социальная* политики и стратегии выживания домохозяйств. — М., 2003.

52. Гражданское или корпоративное общество? Перспектива для России. — М., 1998.

53. Грушин Б. Смена цивилизаций. //Свободная мысль. 1998. - №1.

54. Гудков JL Негативная идентичность. —М., 2004.

55. Давыдова М.Н., Тихонова Н.Е. Методика расчета ресурсообеспеченности и анализа социальных стратификаций. //Социологические исследования. -2006. №2.

56. Данилова Е.Н. Идентификационные стратегии. //Социологические исследования. — 1995. №1.

57. Данилова З.А. Социальная адаптация в условиях кризиса. // Автореферат дисс. Доктора социологических наук. СПб., 1999.

58. Дарендорф Р. Современный социальный конфликт. М., 2002.

59. Дарендорф Р. Тропы из утопии. — М., 2002.

60. Де Болл Джон Причины и следствия неудач модернизации в России. //Социологические исследования. — 2006. №1.

61. Делинский Г.Г. Реформы и общественная психология. //Власть. 1998. -№5.

62. Динамика ценностей в реформируемой России. — М., 1996.

63. Дискин И.В. Социальная составляющая развития переходной экономики. //Общество и экономика. 1997. - №11-12.

64. Докторов Б.З. Россия в европейском социокультурном пространстве. //Социологический журнал. — 1994. №3.

65. Заславская Т.И. Российское общество на социетальном изломе: взгляд изнутри. — М., 1997.

66. Заславская Т.И. Социальная структура современного российского общества. //Общественные науки и современность. — 1997. №3. .

67. Заславская Т.И. Социетальная трансформация российского общества. -М., 2002.

68. Заславская Т.И., Шабанова М.А. Социальные механизмы неправовых практик. //Общественные науки и современность. — 2001. №5.

69. Заславская Т.Н. Социально трансформационная структура России. //Общество и экономика. — 1999. №3-4.

70. Здравомыслов А.Г. Социология российского кризиса. — М., 1999.

71. Зубок Ю.А. Социальная интеграция молодежи в условиях нестабильного общества. — М., 1998.

72. Игошин Т.Н. Институциональны искажения в российском обществе. -М., 2003.

73. Изменяющаяся Россия в зеркале социологии. — М., 2004.

74. Ильин В.В. Социальное неравенство. М., 2000.

75. Ильин В.В., Ахизер А.С. Российская.цивилизация: содержание, границы, возможности. — М., 2000.76. . Иноземцев B.J1. Теория постиндустриального общества какметодологическая парадигма российского обществознания. // Вопросы философии: 1997. - №10.

76. Ионин JI.F. Росийские метаморфозы: культурная трансформация и социальные измения. Торонто, 1999.

77. Ионин Л.Г. Свобода в СССР. СПб., 1997.

78. Ионин Л.Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. М., 2000.

79. История теоретической социологии. М., 1998.

80. Кивинен М. Прогресс и хаос. Социологический анализ прошлого и будущего России. СПб., 2001.

81. Кларк С. Классовая структура России в переходный период. //Рубеж. — 1997. -№Ю-11.

82. Клейнер Г.Б. Эволюции институциональных систем. —М., 2004.

83. Климова С.Г.Изменение ценностного основания идентификации (80-90-е годы). //Социологические исследования. — 1995. №6.

84. Козер JI. Мастера социологической мысли. — М., 2006.

85. Козлова Н.И. горизонты посведневности советской эпохи. М., 1996.

86. Козырев Ю.М., Козырева П.М. Дискурсивность социальных идентичностей. //Социологический журнал. — 1995. №2.

87. Козырева П.М. Процессы адаптации и эволюции социального самочувствия россиян на рубеже XX-XXI веков. — М., 2004.

88. Кола Д. Политическая социология . -М., 2001.

89. Константиновский Д.Л. Молодежь 90-х годов. Самоопределение в новой реальности. М., 2001.

90. Коркюф Ф. Новые социологии. СПб., 2002.

91. Костюк В.Н. Изменяющиеся системы. М., 1993.

92. Костюк В.Н. Потенциальность, неравновесие и становление. //Гуманитарные науки в России. М., 1996.

93. Кравченко С.А. Модерн и постмодерн: старое и новое видение. //Социологические исследования. 2007. - №9.

94. Кравченко С.А. Социологическая теория: дискурс будущего. //Социологические исследования. 2007. - №7.

95. Кривошеев В.Т. Социальное партнерство и корпоративизм: российская специфика. //Социологические исследования. 2004. - №6.

96. Криштановская О. Анатомия российской элиты. — М., 2005.

97. Кто и куда стремится вести Росию? Авторы макро-мехо и микроуровней современного трансформационного процесса. М., 2001.

98. Куда идет Россия? Власть, общество, личность. -М., 2000.

99. Куда идет Россия? Формальные институты и реальные практики. М., 2002.

100. Куда пришла Россия? Итоги социетальной трансформации. -М., 2003.

101. Лапин Н.И. Кризисный социум. Наше общество в трех измерениях. М., 1994.103: Лапкин В.В., Пантин В.И. Ценности постсоветского общества. //Человек в переходном обществе. —М., 1998.

102. Левада Ю.Г. Координаты человека. К итогам изучения человека советского: // Мониторинг общественного мнения. 2001. - №4.

103. Левада Ю.Г. От мнения к пониманию. — М., 2000.

104. Левада Ю.Г. Советский простой человек. -М., 1993.

105. Левада Ю.Г. Человек ограниченный: уровни и рамки притязаний. // Мониторинг общественного мнения. 2000. - №4.

106. Левада Ю.Г. Человек приспособленный. // Мониторинг общественного мнения. 1999. - №5-7.

107. Левашов В.К. Социологическая динамика российского обества. — М., 2007.

108. Левашов В.К. Устойчивое развитие общества: парадигмы, модели, стратегии. — М., 2001.

109. Либерализм в России. М., 1996.

110. Лисичкин В.Н. Россия под властью плутократии. -М., 2003.

111. Лоскутов В.А. Постсоветский тоталитаризм. — Екатиренбург, 2006.

112. Луков В.А. К теории социальных общностей. М., 2005.

113. Магун B.C. Трудовые ценности Российского общества. //Общественные науки и современность. — 1996. №6.

114. Манхейм К. Диагноз нашего времени. — М., 1994.

115. Мартынов А. Социальная трансформация России: от ??? ?? к анализу. //Общество и экономика. 2001. - №5.

116. Медведев В.А., Красин В.А. Гордеев узел в социальной политике. //Социологические исследования. — 2007. №1.

117. Медведев Р. Капитализм в россии? М., 1998.

118. Мертон Р.К. Социальная структура и аномия. //Социологические исследования. — 1992. №3.

119. Мизес фон Л. Бюрократия. М., 2006.

120. Миле Р.Властвующая элита -М., 1999.

121. Мнацаконян М.О. Парадоксальный человек в парадоксальном обществе. //Социологические исследования. — 2006. №6.

122. Модернизация в Россшъи конфликт ценностей. М., 1993.

123. Муздыбаев К. Идея справедливости. //Социологические исследования. -1991. -№1.

124. Муздыбаев К. Стратегии совладания с жизненными трудностями. //Социология и социальная антропология. 1998. - т.2.127. На перепутье. М., 1999.

125. Нагайчук А.Ф. Конфликт интересов в сфере социальной политики. //Социологические исследования. 2006. - №3.

126. Наумова Н. Переходный период: мировой опыт и наши проблемы. //Коммунист. 1990. - №8.

127. Наумова Н.Ф. Жизненные стратегии человека в переходном обществе. //Социологический журнал. 1995. - №2.

128. Наумова Н.Ф. Человек и модернизация России. — М., 2006.

129. Немировская А-.В. Ценности в массовом сознании: структура и динамика. -Красноярск, 2005.

130. Никовская И. Трансформация в России с точки зрения теории социального конфликта. //Социологические исследования. — 2006. №9.

131. Новая постиндустриальная волна на западе. — М., 1999.

132. Новое и старое в теоретической социологии. — М., 1999.

133. Обновление и стабильность в современном обществе. — М., 2000.

134. Общая социология. Хрестоматия. -М., 2006.

135. Опыт русского либерализма. М., 1994.

136. Осипов Г.В., Кузнецов В.Н. Социология и государство. М., 2005.

137. Пантин И.К. Российская ментальность //Вопросы философии. 1994. -№1.

138. Парсонс Т. О структуре социального действия. — М., 2000.

139. Парсонс Т. Система современных обществ. — М., 1998.

140. Перестройка глазами россиян: 20 лет спустя. //Социологические исследования. 2005. - №9.

141. Перспективы самоорганизации и самоуправления в России. —М., 2000.

142. Повороты истории. СПб., 2003.

143. Попова И.П. Маргинальность: социологический анализ. -М., 1996.

144. Попова И.П. Новые маргинальные группы в российском обществе (теоретические аспекты исследования). //Социологические исследования. -1999. №7.

145. Портрет солидаризма. М., 2007.

146. Постсоветский инструментализм. — М., 2006.

147. Пути России: существующие ограничения и возможные варианты. М., 2004.

148. Пшеворски А. Демократия и рынок. -М., 1999.

149. Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М., 1995.

150. Райт Э.О. Российские концепции классовой структуры. //Рубеж. — 2000. -№15.

151. Рассадина Т. А. Трансформация традиционных ценностей россиян в постперестроечный период. //Социологические исследования. 2006. -№9.

152. Риск в социальном пространстве. М., 2001.

153. Российская идентичность в условиях трансформации. — М., 2005.

154. Российский статистический сборник. — М., 2000.

155. Российское общество радикальные перемены. — М., 2001.

156. Россия в условиях стратегической нестабильности. // Вопросы философии. 1995. - №9.

157. Россия на рубеже веков. М., 2000.

158. Россия: преодоление национальной катастрофы. М., 1998.

159. Россия: риски и опасности переходного периода. — М., 1998.

160. Россия: Трансформирующееся общество. — М., 2001.

161. Руткевич М.Н. Возрастающая социальная напряженность к концу советского периода. //Социологические исследования. — 2004. №7.

162. Руткевич М.Н. Трансформация социальной структуры российского общества. //Социологические исследования. 2004. - №12.

163. РывкинаР.В. Экономическая социология в переходной России. — М., 1998.

164. Рывкина Р.В: Драма реформ. М., 2001.

165. Рывкина Р.В. Образ жизни населения России: социальные последствия реформ 90-х годов. //Социологические исследования. 2001. - №4.

166. Сатаров Г.А. Институты хаоса в социальном порядке: от первобытного общества, до постмодернизма. — СПб., 2006.

167. Свобода. Неравенство. Братство. Социологический портрет современной России. -М., 2007.

168. Селигмен А. Проблема доверия. — М., 2002.

169. Сергейчик С.И. Российская интеллигенция: история и судьба. М., 2006.

170. Сидова Н.Н. Эффективность бюрократии в оценках россиян. //Социологические исследования. — 2007. №3.

171. Скрыпник В.Н Российская специфика и стратегия реформ. //Общество и экономика. 1996. - №11-12.

172. Смирнов П.И. Социология личности. СПб., 2001.

173. Собственность в позициях россиян: реальность и домыслы. — М., 2006.

174. Современная западная социология. Словарь. — М., 1990.

175. Современная социологическая теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. -Новосибирск., 1997.

176. Современное российское общество: переходный период. — М., 1999.

177. Солидаризация в рабочей среде. — М., 1998.

178. Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика. — СПб., 2001.

179. Социальная антропология насилия. — Саратов, 2005.

180. Социальная идентификация личности. — М., 1994.

181. Социальная модернизация России: итоги, уроки, перспективы. — М., 2005.

182. Социальная политика и социальные реформы глазами россиян. М., 2007.

183. Социальная стратификация российского общества. М., 2003.

184. Социальное положение и уровень жизни в России. М., 2007.

185. Социальное согласие в современном обществе. — М., 2000.

186. Социальные трансформации в России. Теории, практики и сравнительный анализ. М., 2005.

187. Социология и современная Россия. — М., 2003.

188. Социология социальных трансформаций Н, Н., 2003.

189. Стариков Н.Е. Социальная структура переходного общества. //Полис. -1993.-№6.

190. Тамбовцев В.А. Введение в институциональный анализ. -М., 2006.

191. Тихонова Н.Е. Социальная стратификация в современной России: опыт эмпирического анализа. -М., 2007.195. Толерантность. М., 2004.

192. Тощенко Ж.Т. Время мифов и пути их преодоления. //Социологические исследования. —2006. №1.

193. Тощенко Ж.Т. Парадигмы структура и уровни социологического анализа. //Социологические исследования. — 2007. №9.

194. Тощенко Ж.Т. Парадоксальный человек. -М., 2001.

195. Тощенко Ж.Т. Фантомы общественного сознания и поведения. //Социологические исследования. 2004. - №12.

196. Тощенко Ж.Т., Романовский Н.В. О тенденциях развития социологии в современном мире. //Социологические исследования. 2006. - №6.

197. Трансформация социальной структуры и стратификация российского общества. М., 1998.

198. Трушков В.В, Реставрация капитализма в России (начальный период). -М., 2003.

199. Умов В.И. Российский средний класс: социальная реальность и политика. //Полис. 1993. - №4.

200. Федотова В.Г. Трансформация «другой» Европы. М., 1997.

201. Федотова В.Г. Хорошее общество. М., 2005.

202. Френк Н.В. Концепция доверия в исследованиях П.Штомпки. //Социологические исследования. — 2006. -№11.

203. Фромм Э. Бегство от свободы. — М., 1995.

204. Фромм Э. Здоровое общество. -М., 2006.

205. Хабермас Ю. Техника и наука как идеология. —М., 2007x91

206. Хайек В.А. Дорога к рабству //Новый мир. 1991. - №8.

207. Хайек Ф.А. Индивидуализм и экономический порядок. — М., 2000.

208. Черныш М.Ф. Противоречия становления социального партнерства. //Социологические исследования. 2004. - №4.

209. Черныш М.Ф. Социальные институты и мобильность в трансформирующемся обществе. —М., 2005.

210. Чубарьян А. Российский европеизм. -М., 2006.

211. Чупров В.И., Зубок Ю.А., Уилкенс К. Молодежь в обществе риска. М., 2001.

212. Шабанова М.А. Массовые адаптационные стратегии и перспективы институциональных перемен. //Мир России. 2001. - №3.

213. Шабанова М.А. Проблема встраивания рынка в нерыночное общество. //Социологические исследования. 2005. - №12.

214. Шабанова М.А. Социальная адаптация в контексте свободы. //Социологические исследования. 1995. - №9.219: Шабанова М.А. Социология свободы: трансформирующееся общество. — Ml, 2000.

215. Шилова JI.C. Трансформация самосохраняющегося поведения. //Социологические исследования. 1999. - №5.

216. Шкаратан О.И. Российский порядок: вектор перемен. М., 2000. 222'. Шкаратан 0:И. Этатакратизм и российская социетальная система.

217. Общественные науки и современность . М., 2004.

218. Штомпка П. Культурная травма в посткомунистическом обществе. //Социологические исследования. 2001. - №2.

219. Штомпка П. Социология . -М., 2005.

220. Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996.

221. Шубкин В Н. Насилие и свобода. — М., Л996.

222. Щегорцев А.А. Молодежь и общество: опыт социологичесого анализа. — М., 1997.

223. Ядов В.А. О диспорционной регуляции социального поведения личности. //Методические проблемы социальной психологии. — М., 1975.

224. Ядов В.А. Россия в мировом пространстве. //Социологические исследования. — 1996. №3.

225. Ядов В.А. Социальный ресурс индивидов и групп как стратификационный критерий. М., 2000.

226. Яницкий О.М. Россия как общество всеобщего риска. //Социология и общество. СПб., 2000.