Семантика культовых изображений в древней и средневековой культуре горного Дагестана тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Мусаев, Тимур Абдулзагирович

• Мусаев, Тимур Абдулзагирович
• кандидат исторических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Мусаев, Тимур Абдулзагирович

Введение.

Глава I. Семантика зооморфных образов в архаическом бронзовом литье горного Дагестана.

1.1. Семантика зооморфных образов, связанных с культом промыслового зверя.

1. 2. Семантика зооморфной бронзы, отражающей культ домашних животных.

Глава П. Семантика антропоморфных образов в архаической бронзовой пластике горного Дагестана.

2. 1. Образы адорантов в бронзовой пластике древнего Дагестана.

2. 2. Образы божеств в дагестанском антропоморфном бронзовом литье.

Глава III. Семантика изобразительных культовых символов в архитектурном убранстве традиционного горского жилища.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Семантика культовых изображений в древней и средневековой культуре горного Дагестана»

Актуальность темы. Последние десятилетия все более углубляется интерес отечественных ученых к проблемам, связанным с изучением древних, ар-^ хаических пластов дагестанской культуры. Этот интерес обусловливается многими причинами. Одной из главных можно назвать усиливающийся процесс становления национального самосознания народов Дагестана, в котором немаловажное значение имеет поиск исконных корней этнической культуры каждой из народностей в ее классическом варианте. Ученые давно осознали, что обнаружение истоков следует искать глубже эпохи средневековья и времени распространения ислама и магометанской культуры, ибо в духовной традиции дагестанцев по сей день сохраняется много таких явлений, которые невозможно объяснить лишь влиянием идей мусульманства. В данном контексте будет не % лишним подчеркнуть, что знание глубинных основ духовной, материальной, художественной деятельности далеких предков, умение выявлять их бытование в более позднее время вплоть до современности, делает людей более стойкими в борьбе с проявлениями религиозного невежества.

Кроме того, современная жизнь все более убеждает людей, что в культуре ничего не исчезает бесследно и не является ниоткуда; что даже на фоне расцвета государственности и наций и все более надвигающейся угрозы всеобщей глобализации, традиционные этнографические культуры не только не деградируют, а возрождаются, обеспечивая тем самым народам право на декларацию собственной национальной самобытности. В этой связи бесценным оказывается % труд ученых - этнографов, фольклористов, археологов, историков, культурологов, пытающихся отыскивать, изучать и популяризировать великое наследие дагестанских народов, живущих на местах традиционного обитания с древнейших времен.

Усиливается интерес ко всем элементам и проявлениям этнографической культуры и среди ученных-религиоведов. Знание традиционных обрядов, обычаев, памятников архаического изобразительного искусства, мифов, фольклора позволяют им выявлять древние доисламские формы религиозных верований, определять степень их живучести и роли в современной повседневной жизни дагестанцев.

В последнее время отмечается рост внимания к архаике и со стороны деятелей художественной культуры. В произведениях многих художников, скульпторов, мастеров декоративно-прикладного искусства, модельеров можно увидеть заимствование элементов, образов, символов из древних пластов искусства. При этом огромную роль начинает приобретать профессиональное использование этих артефактов. То есть речь идет о понимании конкретного значения каждого воспроизведенного в современном произведении искусства символа.

Духовная ситуация в современной культуре такова, что в ней явно прослеживаются две борющиеся между собой тенденции: тяга к поверхностным знаниям и стремление постичь глубинную природу вещей. Последняя представляет собой мощное оружие в борьбе против темного мистицизма и религиозного невежества.

Таким образом, мы подошли к проблеме актуальности исследовательских тем, связанных с семантикой (значением) ранних форм архаического искусства.

Реконструкция духовного мира древнего человека - дело очень сложное, которое диктуется не только научной любознательностью. Как видим, это нужно нам самим для понимания своего исторического духовного опыта, для творческой деятельности в настоящем, для прогнозирования и построения будущего. Даже формулировка подобных тем принадлежит современности. Вряд ли древний человек отчетливо осознавал ценность того, что он изображал, хотя, очевидно, хорошо знал, зачем он это делает.

Людям, отстоящим от тех времен на тысячи лет, неимоверно трудно понять, зачем древний человек рисовал на скалах, какой смысл вкладывал в литые бронзовые скульптуры или каменные изваяния. Что это? Боги, духи, тотемные предки, олицетворения сил природы, обереги? На все эти вопросы можно попытаться дать ответы, если помнить о том, что первобытная культура представляет собой синкретичной тип культуры, когда ни одна из форм деятельности древнего человека не существовала сама по себе. Это было некое нерасторжимое целое, в котором каждый элемент определяет суть и цель другого. Не существовало труда отдельно от магии, магии отдельно от различных форм художественной деятельности. Тогда чисто практические цели достигались с помощью обряда, а обряд получал художественное выражение. И весь этот труд-магически-художественный процесс являлся отражением мифологического, также синкретического по сути, мышления древнего человека. Поэтому можно утверждать, что все культурные объекты (орудия труда, оружие, утварь и т. д. ) не несущие утилитарного значения в силу своих необычных конструктивных особенностей, имеют магические, культовые функции.

Любые попытки реконструкции семантики тех или иных культовых объектов архаической культуры являются шагами по пути осознания того, о чем думал древний человек, как он воспринимал окружающие его явления, как он воздействовал на них, какие цели перед собой ставил. Выводы, к которым приходили и приходят исследователи, доказывают, что древний человек мыслил и воспринимал мир на психическом уровне иначе, чем мы. Однако ясно и другое: ему также было свойственно ставить вопросы и отвечать на них, как и нам. Ему также было присуще творческое начало в деятельности. Не существует такого столь примитивного общества, у которого не было бы обнаружено какого-нибудь изобретения или приема в области охоты, изготовления орудий труда, каких-то изделий, какого-либо «искусства» и т. д. Давно не является секретом то, что в желании найти истоки всех современных форм художественной деятельности нужно идти вспять истории, к эпохе палеолита. Причем достижения в области «изобразительных искусств» зачастую ничем не уступают, а иногда и превосходят, опыты современных художников по умению видеть и воспроизводить облик и характер зверя. А в умении абстрагировать видимое в сложные символы архаический человек вполне мог бы поспорить с символистами XX века.

Расшифровка семантики древних изображений в архаических культурах всех народов не только открывает тайну религиозных представлений первобытного человека, истоки рождения его духовности, но и дает примеры современникам в области построений истинно сакральных систем, ничего общего не имеющих с модными профанными запросами современности, уводящими в область шарлатанской мистики и магии.

Дагестанская архаика, в частности, бронзовая зооморфная и антропоморфная пластика, средневековая петрографика, некоторые архитектурные формы, являют собой такой пример глубокой эзотерической системы, которая до сих пор полностью не расшифрована. Поэтому каждая попытка добавить к имеющимся знаниям еще одну крупицу приближает нас к цели представления целостной картины духовной жизни древних дагестанских горцев.

Хронологические рамки исследования. Диссертационная работа охватывает достаточно широкие временные границы: от эпохи поздней бронзы (вторая половина II тысячелетия до н. э. ) до периода средневековья включительно. Столь обширные временные рамки объяснятся, во-первых, длительностью бытования и функционирования артефактов древнего культового изобразительного искусства на территории Дагестана, во-первых, не всегда четко выявляемой датировкой тех или иных образцов. Исследуемый материал принадлежит к одному из сложнейших в силу его отдаленности от современной эпохи периоду отечественной истории, изучение которого позволяет проследить не только органическую связь Дагестана с историей народов Кавказа и Передней Азии, но и удивительную самобытность культуры горских народов.

Эпоха поздней бронзы характеризовалась развитием древнейшей земле-дельческо-скотоводческой культуры и экономики, различных производств. Среди важных достижений эпохи огромное значение имело развитие местного очага медно-бронзовой металлургии, сложившегося еще в период ранней бронзы (кон. IV-III тыс. до н. э. ). Горские племена были хорошо знакомы со свойствами металлов, с технологией их добычи и обработки.

Эти и другие достижения обусловили соответствующие перемены в общественной и духовной жизни населения горных районов. Начался процесс разложения родового строя, имущественной и социальной дифференциации. В этот период в определенную систему складываются и религиозные верования древних дагестанцев, культовая обрядность и формы функционирования в ней элементов различных видов художественной деятельности.

Последующие века углубили этот процесс, усложнили его в связи с социальными переменами и сдвигами в общественном сознании. Появление в регионе в эпоху средневековья монотеистических религий не истребило древних воззрений народов, а лишь оттеснило их вглубь приватной жизни, где они обрели очень интересные формы сохранности, кодирования и трансляции из поколения в поколение.

Цели и задачи исследования. Главной целью диссертационной работы является комплексное исследование семантике культовых мотивов в традиционной культуре горного Дагестана с эпохи бронзы вплоть до позднего средневековья с охватом различных форм их существования (бронзовое литье, петроглифы, архитектурный декор) и сфер проявления: духовной, религиозной, материальной.

Реализация поставленной цели осуществляется посредством решения следующих исследовательских задач:

- свести все выявленные образцы горно-дагестанского культового литья эпохи поздней бронзы - раннего железа в единый комплекс;

- выявить основные семантические группы изображений как в области зооморфной, так и в области антропоморфной пластики;

- обобщить материал по средневековой дагестанской петрографике с выявлением основных семантических групп данных изображений;

- с привлечением ряда других (культовый архитектурный декор, раннеземледельческие «писаницы») артефактов традиционного искусства выявить преемственность семантики изобразительных мотивов и их эволюцию;

- подтвердить определенную ранее семантику ряда культовых изображений, дать обоснованную трактовку семантики тех групп изображений или отдельных символов, которые прежде не анализировались;

- проанализировать существующие фрагменты мифологических систем, которые дают возможность подтвердить ту или иную гипотезу;

- выявить рудименты древней магической обрядности в современной традиционной культуре горских народов, поддерживающие определенные выводы.

Объектом исследования является древняя культовая зооморфная и антропоморфная пластика, средневековая петрографика и культовый архитектурный декор горного Дагестана.

Предметом исследования в данной диссертационной работе является семантика (значение) основных групп и типов культовых изображений.

Методологическая основа исследования. Данная диссертационная работа основывается на принципах исторической науки, - прежде всего на принципе историзма и объективизма, который предполагает изучение любого явления в конкретно-исторических условиях и связях. Однако специфика предмета исследования заставляет привлекать методологию таких смежных наук как археология, этнография, религиоведение, фольклористика, искусствоведение и ряд других, относящихся к области гуманитарного, духовно-творческого и просветительского аспектов жизни общества.

Такой комплексный подход преследует фактографические цели, то есть его интересует максимально верное описание и атрибуция изучаемых объектов культуры, их историко-стилевая оценка, семантическая значимость, этническая принадлежность и т. п. Сочетание разнообразных методов как нельзя лучше подходит к изучению таких артефактов культуры, которые имеют археологическую ценность и уникальность, что как раз и наблюдается в нашем случае.

Автор также осознает, что в его исследовании происходит определенная реконструкция семантических систем, поэтому в работе использовались такие инструментальные приемы, как анализ, изучение по аналогии, обобщение, по-лагание.

Источниковая база исследования. В процессе работы над диссертацией в качестве источников привлекались данные археологических экспедиций, опубликованные в Отчетах о работе ДАЭ Дагестанского государственного объединенного историко-архитектурного музея, в «Материалах по археологии Дагестана». Большое внимание уделялось трудам видных ученых, вошедшим в тома и выпуски Кратких сообщений Института археологии РАН, Института истории материальной культуры РАН, Сборника Музея антропологии и этнографии, в иные публикации.

Большое количество ценной информации было получено из сводного обобщающего труда по археологии Дагестана А. И. Абакарова и О. М. Давудо-ва «Археологическая карта Дагестана». Важные дополнительные сведения по теме диссертации черпались из коллективной монографии «Традиционный фольклор народов Дагестана», созданной отделом фольклора Института истории, языка и литературы им. Г. Цадасы Дагестанского научного центра РАН.

В диссертации были подвергнуты анализу памятники бронзовой пластики, хранящиеся в собраниях Государственного Эрмитажа, Дагестанского государственного объединенного исторического и архитектурного музея, Дагестанского музея изобразительных искусств, а также петрографические изображения в кладках домов горного Дагестана и некоторые резные каменные и деревянные детали их интерьеров, сведенные Г. Я. Мовчаном в капитальном труде «Старый аварский дом».

Степень изученности проблемы. Впервые о необходимости расшифровки значения бронзовых изображений, которые стали находить в горном Дагестане со второй половины XIX в. , заговорили одновременно с их обнаружением. Даже неспециалистов в области археологии интересовало предназначение столь необычных образцов искусства древних жителей гор. Так, А. П. Ипполитов, изучавший этнографию народов, населявших во второй половине XIX века Аргунский округ (Этнографические очерки Аргунского округа\\Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. 1. Тифлис, 1868), в своих поисках натыкался и на литые статуэтки, родственные, как оказалось позже, дагестанской пластике. Уже тогда исследователь отмечал что «предания туземцев молчат о том, какому народу принадлежали эти изображения и каково было назначение их».

A. А. Захаров, изучавший антропоморфную бронзовую пластику в 20-30-х годах XX века (178) занимался, в основном, систематизацией всего известного на тот период материала, среди которого встречаются как подлинные, интересные образцы пластики из горного Дагестана и других регионов, так и явные подделки. Захаров четко выявил основные типологические группы объектов, но об их значении в культе, об их информационной значимости практически не говорил.

Позже Е. И. Крупное (90) исследовал входившие в состав Казбегского клада зооморфные и антропоморфные изображения, происходившие из Осетии. Позиция специалиста в определении семантики некоторых фигурок животных укладывается в тотемистическую концепцию Тейлора и Фрезера, но весьма проблематично может быть применима к дагестанским образцам. Что же касается определения автором места в магических обрядах антропоморфной пластики, то его предположения вполне допустимы.

В небольшом по объему, но достаточно емком и богатом различными сведениями труде 3. И. Нечушкиной (127), рассматривается только одна дагестанская фигурка: женская статуэтка с ритоном. Автор делает попытку связать данную фигурку с каким-то культом горских народов Восточного Кавказа, посвященным солнечному божеству.

B. И. Марковин в своей крупной работе «Культовая пластика Кавказа» (114) практически не подступается к определению семантики тех или иных групп статуэток или отдельных образцов бронзового литья. Основной заслугой ученного нам видится его большой труд по систематизации всей массы известных фигурок. В тех же редких случаях, когда автор пытается объяснить смысл или назначение некоторых групп статуэток, его суждения отличает некоторая поверхностность и бездоказательность.

Перу Д. М. Магомедова, затратившего много труда на изучение истории, культуры и быта Дидоэтии - области в юго-западном углу горного Дагестана, принадлежит статья «Древние религиозные воззрения дидойцев (цезов)» (103), в которой автор не обходит вниманием культовую гору Киделишан (Кидила-шан), и находимые как на ней, так и в других культовых местах бронзовые человеческие фигурки. Ученый считает, что они играют немаловажную роль в определении религиозных представлений дидойцев. Автор пишет, что при помощи этих статуэток «древние поселяне думали оказать магическое действие на явления природы»

Тема диссертации В. В. Кривицкого на соискание ученой степени кандидата исторических наук представляется нам особенно интересной, поскольку звучит так: «Религиозные представления населения Северного Кавказа в эпоху поздней бронзы и раннего железа по памятникам прикладного искусства». (87)

К сожалению, в нашем распоряжении имелся только автореферат диссертации, однако его материалы дали достаточно полное представление о работе в целом. В ней автор пытается «с точки зрения идеологических представлений и установлений семантических связей изображений проследить зарождение и развитие различных образов в религии и искусстве, понять их смысл и значение в общей системе мировоззрения древнего населения Кавказа и его религиозно-магических представлений и обрядов». В данном контексте большой интерес для нас представляет вторая глава диссертации, посвященная религиозным представлениям в эпоху раннего железа, поскольку в ней анализируется целый ряд бронзовых статуэток, происходящих из Дагестана, и предпринимаются весьма толковые попытки определения их смыслового значения.

Помимо вопросов семантики, Кривицкий затрагивает и тему практического использования статуэток. Здесь автор не предлагает ничего нового, и озвучивает уже имеющиеся и наиболее здравые суждения на сей счет.

К числу несомненных достоинств данного исследования следует отнести широту и разнообразие освещаемых вопросов, гибкость мыслей автора, хорошее знакомство с историей архаического искусства. Главными же недостатками, по нашему мнению, является размытость и отсутствие конкретики в определении семантики тех или иных образов, порой чрезмерно прямолинейная их трактовка. Также обращает на себя внимание часто применяющееся автором нагружение конкретного архаического религиозного символа целым набором различных сакральных функций и смыслов, что приводит к тому, что многие образцы древней культовой пластики Северного Кавказа представляются излишне полисемантичными.

В работе О. М. Давудова «Некоторые культовые места горного Дагестана» (51), освещается феномен как самих культовых мест, так и огромного количества находимых там антропоморфных бронзовых статуэток. Автор вслед за другими исследователями делит все эти фигурки на три группы, отталкиваясь от характерных для них поз, и выдвигает предположения относительно семантики фигур адорантов.

Весьма подробно автор описывает несколько статуэток, найденных у сел. Гигатль, время создания которых он относит к эпохе скифской экспансии в горы Дагестана. Наиболее выразительной среди них, автор считает статуэтку бородатого воина.

Немалый интерес представляет для нас книга Я. В. Доманского «Древняя художественная бронза Кавказа» (56). В этом богато иллюстрированном издании поднимается история открытия кавказских бронз так называемой кобан-ской культуры (Северная Осетия). Помимо определения времени их появления, художественной значимости и уникальности, автором в ряде случаев выявляется и семантическая содержательность многих образцов, для чего исследователь прибегает к привлечению аналогичных артефактов из соседних кавказских регионов, в частности, из Дагестана. Так, Доманский останавливается на двух мужских фигурках, оснащенных военными атрибутами, и связывает их с божествами войны. Для нас представляются очень важными суждения этого автора и относительно сути и предназначения многочисленной зооморфной группы кобанской бронзы так называемого «звериного стиля», хотя они заметно отличаются своеобразием художественной обработки от дагестанских образцов. К последним исследователь практически не обращается в силу того, что они не являются непосредственным объектом его научных интересов.

Нельзя также не упомянуть труды В. М. Котович, ученого, деятельность которой была связана, главным образом, с расшифровкой архаических образов ^ и символов, отображенных в так называемых «писаницах» - наскальных рисунках, выполненных минеральными красками, и раскиданных по территории горного Дагестана. И, хотя в подавляющем большинстве случаев даты создания «писаниц», бронзовых зооморфных и антропоморфных фигурок и петроглифов заметно разнятся, мы считаем, что можно смело заявить о преемственности культовых образов, многие из которых перекочевали с писаниц, как более древних памятников, в культовое бронзовое литье и в петрографику. Здесь особое внимание хочется уделить двум работам В. М. Котович - «Зооморфные образы древнеземледельческого культа плодородия в горном Дагестане» (86) и * «Антропоморфные образы в древних наскальных рисунках горного Дагестана»

85). В первой из указанных работ автор весьма убедительно раскрывает семантику образов таких животных, как олень, лошадь, бык, привлекая попутно многочисленные примеры из истории архаического искусства, дополняющие и подтверждающие выдвинутые автором предложения.

Вторая работа, посвященная антропоморфным образам, также, безусловно, предоставляет богатую информацию, которая может быть использована при определении семантики бронзовых антропоморфных статуэток и некоторых средневековых гравировок. О преемственности культовых образов говорит здесь сам автор, считая, что можно поставить вопрос об их пантеоне и эволю-4 ции, что отражало бы последовательные этапы формирования мировоззрения их создателей. В поле зрения ученого здесь попадают, главным образом, изображения божеств, связанных с культом плодородия, переданных в виде знакомых нам фигурок с поднятыми к голове руками, с раскинутыми руками, с руками, опущенными вниз. Весьма примечательны также суждения В. М. Котович о многократно встречающихся среди наскальных росписей изображениях всадника. Эти образы - одни из самых поздних, как считает автор, из запечатленных на скалах, и могут относиться к рубежу 2-1 тысячелетий до н. э. Для нас это имеет большое значение, поскольку в этом случае можно с долей уверенности говорить о хронологическом соседстве появившихся всаднических мотивов в наскальных росписях, с одной стороны, и некоторых образцов бронзовой пластики, изображающих всадников, с другой.

В данной ситуации количество смысловых аналогий может быть достаточно велико, и определение семантики образа всадника может оказаться менее проблематичным, что характерно при работе с бронзовой пластикой. Так или иначе, но вклад В. М. Котович в дело расшифровки древней культовой символики нельзя не признать весомым, он представляет большой научный интерес.

Говоря о дагестанской петрографике следует заметить, что первые попытки ее исследования относятся к 20-м годам XX века. Они принадлежат А. С. Башкирову, который в своих публикациях выделил две отличающиеся друг от друга по стилю группы памятников резьбы по камню: «северную резьбу» - примитивную, близкую рисункам типа graffiti (с. Тидиб, Ругуджа, Корода и др.) и «южную пластику» - монументальные рельефы аулов Кубачи, Амузга и др. Кроме того, он впервые описывает ряд петроглифов, из которых особый интерес в контексте нашего исследования представляют образцы из первой группы. Ученый считал, что обладая реально-бытовой основой, и зачастую внешне превращать в орнамент, изображения на петроглифах имеют сложное, отчасти символическое значение. (18.126).

Позже, в 50-е годы, Е. М. Шиллинг, придерживаясь того же деления дагестанской резьбы по камню на «слой развитого искусства растительного стиля» и «слой искусства областей внутреннего Дагестана», также обращает внимание на скрытую значимость отдельных элементов и их сочетаний в композициях памятников аваро-дидойской территории. (107.122).

Он писал, что «петрографика есть своего рода письменные документы, в которых слова и фразы выражены знаками и изобразительными мотивами (167,121). Кроме того исследователь отмечает, что эти камни явно местного производства и что наблюдалось беспорядочное перенесение блоков с графическими мотивами из кладок одних сооружений в другие. Последнее, по нашему мнению, шло во вред сохранению первоначального прочтения смысла этих «текстов». Таким образом, в середине XX в. был впервые поставлен вопрос о возможном наполнении древней дагестанкой петрографики значимым для местного населения содержательным смыслом. Причем смысл этот развертывается в процессе религиозно-обрядовой деятельности древних горцев.

В конце 50-х годов с критикой позиций Башкирова и Шиллинга выступил Л. И. Лавров. Он писал: «Нельзя считать все рисунки на камнях в Дагестане только магическими. Поступать так, - это значит, преувеличивать религиозно-магическое мышление народа и совсем забывать о существовании у него эстетических запросов» (96. 181). Ученый отчасти прав. Однако следует подчеркнуть, что для архаического человека в системе приоритетных ценностей все-таки на первом месте стояли его насущные витальные потребности, достижение которых обеспечивалось с помощью магического ритуала. Последний как правило обретал художественное воплощение. Но его чисто эстетическое восприятие тогда было все же явлением второго плана.

С 60-х годов интенсивное исследование дагестанской петрографики ведут Д. М. Атаев, В. И. Марковин, П. М. Дебиров. Особый интерес представляет для нас статья Д. Атаева и В. Марковина «Петрографика горной Аварии» (13. 342371). В ней был проанализирован предшествующий опыт исследователей, изучавших этот феномен, определен ареал скопления основной массы резных камней, произведена систематизация по доминирующим изобразительным элементам, дано значение ряда геометрических символов. В статье есть описание и нескольких петроглифов с изображением человека и животных. Однако попытки определения их семантики кажутся несколько упрощенными, не подкрепленными данными смежных наук.

В 1988 г. В. И. Марковин (115.102-108) опубликовал статью, которую можно рассматривать как еще один шаг в осмыслении ранее выявленного и введенного в научный оборот материала по дагестанской петрографике. Важным методологическим аспектом данной работы следует признать тезис о необходимости учитывать факт переосмысления семантики петроглифических текстов во времени. Исконный смысл этих артефактов активно действовал в эпоху их создания. Поэтому при изучении резных камней следует искать первопричину их появления. Ученый склонен усматривать сходство в содержательном аспекте петроглифических и фольклорных сюжетов, что дает возможность исследователям изучать интересующие их объекты по аналогии с другими памятниками культуры.

П. М. Дебиров в своих трудах (52-55) основное внимание сосредоточивает на анализе стилистических особенностей дагестанского орнамента, используемого в различных видах народного декоративно-прикладного искусства. В рамках исследований, посвященных резьбе по камню, он говорит и о петрогра-фике. Но, рассматривая ее лишь как «древнейшее дагестанское камнерезное искусство», не делает попыток разъяснения семантики описываемых образцов (53.15).

Большое количество полевого материала по петрографике было собрано Г. Я. Мовчаном, долгие годы занимавшимся изучением традиционной архитектуры горного Дагестана. Главным итогом его научной деятельности можно считать труд «Старый аварский дом» (123), в котором, в частности, уделяется некоторое внимание петроглифам как культовым деталям убранства фасадов традиционного жилища горцев и крупным деревянным резным формам в его интерьере. Однако, также, как и Дебиров, ученый практически не касается проблемы семантики этих элементов.

В контексте исследуемой нами проблемы определенную ценность представляет труд С. О. Хан-Магомедова «Дагестанские лабиринты» (167.110-161). Невзирая на узкую направленность исследования, автором отведена в книге целая глава наскальным рисункам и петроглифам, где представлен богатый иллюстративный материал. Однако ученый не выходит за границы намеченных ранее направлений в исследовании этих культурных памятников. Им говорится об особенности размещения петроглифов в кладке зданий, об их самостоятельности как декоративных элементов. Ученый дает свою более дробную систематизацию памятников. Хан-Магомедов признает изначальное культовое значение петроглифов и то, что по мере утраты в памяти народа их символического смысла, возрастала их роль как декора в художественном оформлении фасадов. К сожалению, разбор семантики описываемых образцов не производится.

В данном контексте хочется особо выделить имя А. Ф. Гольдштейна (А. Голана), который в своем крупном как по объему, так и по широте и разнообразию освещаемых вопросов труде «Миф и символ» (44), выявляет историю домонотеистической культовой символики, обнаруживаемой в археологических материалах и архаических пластах народного искусства Европы, Передней Азии и Кавказа. Определяется также время и место ее возникновения, пути распространения и характер эволюции. В числе многих символов, которые ученому удалось, как он надеется, расшифровать, присутствуют некоторые дагестанские петроглифы, ряд дагестанских культовых статуэток, а также некоторые стилизованные архитектурные детали в горском домостроительстве. Эти символы, по выражению автора, представляют собой «графическую (или объемную, как в случае с бронзовым литьем) фиксацию религиозных понятий». К данному исследованию автора мы будем часто обращаться и далее.

Таким образом, мы видим, что до сих пор не существует труда, в котором были бы в наиболее полном объеме представлены сведения о памятниках архаического и средневекового культового искусства горного Дагестана с определением семантики наиболее часто употребляемых в нем изобразительных (зооморфных, антропоморфных) символов. Эта проблема нуждается в глубоком специальном изучении.

Научная новизна диссертационного исследования. В содержательном плане научная новизна диссертационного исследования выражается в том, что анализ бронзовой зооморфной и антропоморфной пластики осуществляется с позиций единой методологической установки на культовую принадлежность этих памятников. Подтверждая ранее существовавшие гипотезы о значении ряда зооморфных и антропоморфных образов благодаря привлечению многочисленных данных из области дагестанской этнографии и фольклористики, впервые будет сделана попытка определения семантики некоторых ранее не исследовавшихся антропоморфных скульптур. Параллельно с этим определяется возможный способ употребления отдельных образцов бронзового литья в магических обрядах древних горцев.

В диссертации предполагается раскрытие семантики ряда петрографических изображений, многие из которых никогда не расшифровывались. Впервые выявляется значение некоторых изобразительных форм в архитектурном декоре традиционного аварского дома и доказывается их культовое происхождение.

Автором прослеживается преемственность культовых образцов, находивших распространение как в древнем искусстве Дагестана (наскальные росписи, бронзовая пластика), так и в эпоху средневековья (петрографика), что не делалось ранее. Обозначены закономерности трансформации семантики этих образов под влиянием изменений мировоззрения и религии.

Теоретическое значение диссертации состоит в том, что впервые были сведены в единый комплекс культовые изображения древнего и средневекового горного Дагестана, расшифрована семантика выявленных артефактов и определено место многих мотивов в религиозно-обрядовой деятельности населения этого района.

Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть внедрены в практику обучения студентов истории Дагестана; использованы при разработке спецкурсов и спецсеминаров для студентов исторических факультетов вузов, при написании обобщающих трудов и разделов, посвященных духовной культуре народов Дагестана.

Апробация исследования. Основные положения и результаты диссертации были изложены в докладах, прочитанных на научной сессии преподавателей и сотрудников Даггоспедуниверситета «Инновационная деятельность в вузе - условие развития методологии современного образования» (Махачкала, 2002 г. ), на Всероссийской научно-методической конференции «Интеграция культур в смысло-созидающем образовании» (Махачкала, 2002 г.) и на научной сессии «Историческая наука Дагестана: сегодня и завтра» (Махачкала, 2003 г.).

Результаты исследования были обсуждены на расширенном заседании кафедры теории и истории культуры и кафедры отечественной истории ДГПУ.

Структура диссертационного исследования.

Диссертационная работа состоит из введения, трех глав, списка литературы, списка иллюстрации и альбома иллюстраций.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Мусаев, Тимур Абдулзагирович

Заключение

Исходным тезисом, лежащим в основе наших рассуждений, было признание уникальности мышления первобытного человека, которое не просто отличается от нашего количественным уровнем развития, но и тем, что оно иначе ориентировано. Коллективные представления первобытных людей, которыми это мышление оперирует, являются совершенно иной категорией, чем наши понятия. Они не являются, подобно им, продуктом интеллектуальной обработки в собственном смысле слова. Коллективное мышление вместо логических отношений подразумевает живо ощущаемое сопричастие. Последнее определяется как своеобразное сознание первобытного человека, заполненное коллективными представлениями, под влиянием которых все предметы, живые существа, природные явления мыслятся всегда обладающими множеством магических связей.

В контексте поставленной в диссертационной работе проблемы стало очевидно, что для первобытного мышления просто изображений чего-либо не существует, так как изображение сопричастно подлиннику, и, наоборот, оригинал сопричастен изображению. При отсутствии этой мистической связи форма объекта или его изображение лишена всякого смысла. То есть изначально архаическое мышление вводит любое изображение в круг принципиально значащих для индивида отношений.

Современный человек, вступающий в контакт с артефактами первобытной культуры, должен понимать, что он внедряется в круг смысловых связей, имеющих для древнего человека первостепенные, жизненно важные приоритеты. В данном случае памятники первобытной художественной культуры, в частности, мелкая бронзовая пластика, а позже и петрографика Дагестана, предстают перед нами как унаследованная информация, которая была в них зашифрована, сохранена и которая передавалась из поколения в поколение вплоть до наших дней. Следовательно, эти изображения можно анализировать с точки зрения смысловой информации и в то же время как систему знаков, являющихся элементами «языка» данной культуры. Выяснение семантики ся элементами «языка» данной культуры. Выяснение семантики изображений по сути является актом дешифровки этих знаков.

Знаки в древних культурах подразделяются на идеографические и символические. Идеографический знак воспроизводит внешний вид изображаемого предмета, символический - лишь условно его обозначает. Идеографические знаки изобразительны. Основными их чертами являются: 1) расширение семантики знака в информационной функции по сравнению с его зримым воплощением; 2) замена подлинной вещи ее изображением. Кроме функции замещения реальности и средства передачи информации, эти знаки обладают свойством инвариантности, повторяемости. Все эти черты именно и характерны для избранного нами круга артефактов архаической дагестанской культуры. Например, налицо постоянное повторение одного и того же мотива, человека или животного в определенной позе, с выделением в фигуре конкретных деталей. И хотя инвариантные знаковые структуры в разное время не всегда обладают четко выраженным значением, в пределах определенного времени, в конкретной социальной среде, возможно оказалось выделить ряд коммуникативно функционирующих знаков, установить их универсальность и определить семантику.

Наукой выделяются несколько видов означивания в искусстве. На ранних ступенях развития культуры человечества отчетливо прослеживается распространение схематических символических изображений, например, знаков солнца, которое у многих народов предстает в виде точек, круга, колеса, спирали, крестов и т. д. Наряду с этим происходил тот важный процесс образования знаков, который состоял в передаче свойств одного предмета или явления с помощью изображения другого по принципу смежности или сходства (закон сопри-частия). Так, воздух получал свое знаковое обозначение при помощи фигур птиц, вода - через рисунки рыб и т. п. «Незримое», менее понятное осваивалось с помощью близкого, осязаемого. Такой способ олицетворения охватывал в первобытной культуре довольно широкий круг явлений. Принцип олицетворения продемонстрировал переход человека от конкретного мышления к абстрактному.

Таким образом, с формированием «психологического» индивида получает развитие изобразительный (идеографический) знак. Наше внимание было сосредоточено именно на расшифровке значений изобразительных знаков, которые по сути подошли к той грани, за которой начиналось собственно искусство эпохи цивилизаций во всем его многообразии. Но в первобытной культуре они не могли быть еще искусством в том смысле слова, в котором мы понимаем его сейчас. Это были именно знаки, осуществлявшие связь между членами родоп-леменной группы, сообщавшие им конкретную информацию в области единой синкретичной труд - магической деятельности.

Расшифровка семантики древнего бронзового (зооморфного и антропоморфного) литья дагестанских горцев на основе привлечения данных археологии, этнографии, фольклористики, искусствоведения, дала нам возможность сделать ряд выводов.

1. Нахождение основной массы бронзовых изображений в труднодоступных священных местах, обнаружение их в большом количестве и в комплексе с другими фрагментами материальной культуры явно указывает на культовое значение изображений. А поскольку магия и культ были неотъемлемой частью всей трудовой деятельности первобытного коллектива, то к изображениям животных или человека относились как к носителям мистической всеобъемлющий связи.

2. Зооморфные изображения являются воплощением «желанных» животных, то есть тех, которыми питалось древнее население, которое представляли для него промысловый или хозяйственный интерес: бараны, быки, козлы, лошади и пр. Обращает на себя внимание крайне редкое в Дагестане изображение хищников. Они были «нежеланными», ибо мясо их считалось несъедобным, а сами они представляли потенциальную опасность не только для людей, но и для травоядных копытных.

3. В дагестанской архаической культуре выделяются три группы объемных бронзовых зооморфных изображений: статуэтки, подвески, навершия.

Зооморфные статуэтки могли быть дарами, жертвами (заменителями) приносимыми в культовое место с целью испросить какой-либо милости у «божества». Эти же изображения могли быть и объектами поклонения, если являлись тотемами. А нахождение некоторых фигурок в могильниках может быть свидетельством существовавших, возможно, представлений о переселении душ после смерти в иной мир, когда какое-либо животное виделось перевозчиком (лошадь) или частью того, что человеку необходимо в другой жизни.

Навершия с изображением животных, насаживаемых на деревянные шесты, также могли быть частью ритуального инвентаря, принадлежавшего лицу, наделенному магическими функциями, руководившему обрядовыми действиями.

Подвески играли роль магических амулетов, исполняющих охранительную функцию или были атрибутами, символизировавшими высшую власть, ибо архаическое мышление полагало, что человек, обладающий изображениями животных, приобретал и их привлекательные черты: силу, ловкость, выносливость, быстроту и др. Вот и получали распространение многочисленные фигурки бронзовых козлов, баранов, лошадей, быков, оленей. Ими украшали одежду воины, охотники, «жрецы».

4. Неизбежная полисемантика зооморфных изображений была отражением синкретизма первобытного мышления. Поэтому создаваемый людьми предметный мир в информационном и функциональном смысле не был дифференцирован, существовал в сложном клубке значений и смыслов.

5. Что касается семантики конкретных групп животных, нашедшей подтверждения в этнографии, фольклоре и мифологии древних дагестанцев, то были предложены следующие гипотезы:

- олень, как частый персонаж охотничьих мифов, мог быть как тотемом, так и древнейшим олицетворением солнца;

- козел мог восприниматься также в качестве первопредка, но мог вовлекаться в обряды в качестве персонажей, связанных с культом плодородия;

- баран чаще всего выступал олицетворением достатка и благополучия, но распространено было использование бараньей головы (знака барана) как символа верховной власти;

- бык символизировал стихии «нижнего» мира, но позже радикально меняет семантику в сторону главной идеи древних землепашцев: он начинает выступать в качестве оплодотворяющей силы полей. Кроме того, с определенного времени бычьи рога стали атрибутом мужских персонажей, облеченных властью;

- конь, лошадь - образ также полисемантичный: ему приписывали функции проводника в царство мертвых, прослеживается его связь с водной стихией, однако чаще всего конь фигурировал как олицетворение солнца.

Кроме того надо учитывать, что изображения животных могли быть зооморфными ипостасями (воплощениями) тех или иных божеств, имевших и антропоморфный облик.

6. Древний человек, концентрирующий свое мышление на витальных проблемах существования, ограничивался небольшим набором предметов, обслуживающих магические способы достижения целей. Антропоморфные бронзовые скульптурки, как правило, функционально работали на реализацию все тех же основных идей, что и зооморфная пластика: плодородия, охотничьей удачи, охранительной силы. Так же, как и изображения животных, они могли быть навершиями, подвесками, статуэтками. Однако, большинство антропоморфных скульптур, видимо, создавалось гораздо позже своих аналогичных по заложенной идее зооморфных знаков, отражая новый уровень развития мышления древнего человека.

7. К таким более поздним образам относятся изображения, свидетельствующие о существовании в религиозных верованиях древних дагестанцев определенного пантеона божеств, которые, как и у многих народов мира, являлись олицетворением природных стихий, главные из которых возводились в ранг верховных богов: проведенный анализ позволил впервые интерпретировать фигурку всадницы из с. Гигатль как изображение великой богини плодородия, подательницы небесной влаги и земных вод. Эту же семантику можно дать и ряду других скульптурок, имеющих атрибутом длинные косы; как богини плодородия, воспроизводства, связанного с женским началом выступают и изображения, детали которых явно указывают на обслуживаемую ими идею (женщины с сосудом у груди); скульптурки воинов, видимо, представляют верховное мужское божество, олицетворение силы и власти, которое почти у всех народов наделялось чертами, а, следовательно, и атрибутами, воинственности; фигурки всадников, по всей вероятности, были олицетворением солнечного божества, так как они часто имеют сопутствующим символом «древо жизни». А если учесть, что конь был также солярным символом, то семантика всадников, как солнечных божеств, видится весьма правдоподобной; скульптурки близнецов полисемантичны; они могли олицетворять два светила: солнце и луну, а также отражать идею удвоения производящей силы природы, особенно в сочетании с символом «мирового древа»; фаллические изображения являлись, видимо, носителями просьб людей о даровании им потомства, увеличении продуктивной силы; огромное количество фигурок адорантов разнообразных типов являлись символом мольбы как таковой, относящейся к разным божествам, ответственным за те или иные аспекты жизни древних жителей гор. Фертообразные же, вероятнее всего, просили конкретно о плодородии, т. к. движение рук, замыкающихся на уровне живота, указывает именно на эту идею.

Как показало исследование, идеи, нашедшие воплощение в бронзовом литье, обретали реализацию и в рисунках на скалах, и в «писаницах» и в петрографике, то есть являлись идеями универсальными. Более того - они были весьма живучими, ибо жизненные интересы людей, обитавших в горах, всегда вращались вокруг одних и тех же проблем.

Проведенный анализ некоторых образцов изобразительных композиций резных камней в кладках домов горной Аварии позволил:

1. расшифровать часто воспроизводящиеся изображения лошади с направленными на них стрелами и в сопровождении символических знаков. Данные сюжеты являются идеограммами, текстами, несущими в себе мольбу, просьбу хозяина о ниспослании дому благ, связанных с витальными потребностями рода;

2. определить мотив, представляющий лошадей с разомкнутыми (либо сверху, либо снизу) окружностями над спинами. Прочтение данной идеограммы связывается с циклом светового дня: лошадь с окружностью разрывом вверх - символизирует восходящее солнце, с окружностью разрывом вниз -солнце заходящее;

3. опровергнуть утверждение, что изображение оленей «пронзенных» стрелами и сопровождаемых собаками это - фрагмент сцены охоты. Подобные композиции символизировали магическое принуждение человеком природных сил, в частности, весеннего солнца, исполнить свои функции носителя света и тепла, а, следовательно, жизни;

4. выявить семантику изображений сцен «охоты» на оленя с человеческими фигурами, которым сопутствуют многочисленные графические символы и определить их, как воспроизведение обряда ритуальной охоты, целью которой было магическое обладание солнцем как носителем идеи плодородия земли;

5. уточнить значение всадников в сопровождении крестов не в сторону их христианской иконографии (Св. Георгий), а в сторону более древних представлений, связанных с аграрным циклом, все так же приобщенных к солярному культу;

6. обогатить семантическое содержание знака ладони в петрографике. Помимо апотропейного значения, этот знак мог быть символом мольбы, обращенной к солнечному божеству, иногда к силам, посылающим небесную влагу. Таким же образом дополнена и семантика «кикби».

Анализ некоторых монументальных деталей деревянной резьбы в интерьерах старых аварских домов позволил связать Х-образные и Ф-образные формы внутренней стенки «ц1улал рукъ» с антропоморфными образами адорантов в пластике эпохи бронзы.

Итак, анализ культовых изображений древнего и средневекового населения Дагестана показывает, что в основе мировоззрения лежал разветвленный, многообразный культ плодородия, отразивший аграрную, земледельческо-скотоводческую направленность экономики, и обусловленный природно-климатической средой обитания, жизненными условиями и целями, главными из которых были получение пищевого продукта, плодородия и урожайности, благополучия, продолжения рода и т. п.

Дагестанская этнография и фольклористика подтверждают эти выводы и указывают на многочисленные факты реликтового бытования древних культовых форм в современной жизни. Более того, практика художественной культуры нового и новейшего времени изобилует примерами использования древних символов и знаков как ярких указателей самобытности и уникальности дагестанской культуры. Ученые, деятели культуры должны ставить цель сохранения не только зримой формы древних артефактов, но и все их содержательное наполнение.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Мусаев, Тимур Абдулзагирович, 2004 год

1. Абакаров А. И., Давудов О. М. Археологическая карта Дагестана. М., 1993.-325с.

2. Абрамова 3. А. Изображение человека в палеолитическом искусстве Евразии. -М. Л., 1966. - 223 с.

3. Абрамова 3. А. Древнейшие формы изобразительного искусства // Ранние формы искусства. -М., 1972. С. 9-28.

4. Агларов М. А. Языческое святилище на вершине горы Бахарган // Мифология народов Дагестана. Махачкала, 1984. С. 36-42.

5. Агларов М. А. Из верований народов Западного Дагестана (Божество Ц1об) // Проблемы мифологии и верований народов Дагестана. Махачкала, 1988.-С. 67-72.

6. Алексеев В. П. К происхождению бинарных оппозиций в связи с возникновением отдельных мотивов первобытного искусства // Первобытное искусство. Новосибирск, 1976. - С. 40-47.

7. Алексеев В. П. Становление человечества. М., 1984. - 462 с.

8. Амброз А. К. О символике крестьянской вышивки архаического типа // СА. 1966. №3.

9. Антонова Е. В. Антропоморфная скульптура древних земледельцев Передней и Средней Азии. М., 1977. - 87с.

10. Анучин Д. Н. Отчет о поездкуе в Дагестан летом 1882 г. // Изв. Рус. Георг. О-ва. СПб., Т. 20, вып. 4. 1884.

11. Артамонова -Полтавцева О. А. Культура Северо-восточного Кавказа в скифский период // СА. 1950. № 14.

12. Атаев Д. М. Археологические исследования в Дидо // СА. 1961. № 1. С. 285.

13. Атаев Д., Марковин В. Петрографика горной Аварии // УЗ ИИЯЛ Сер. Ист. Махачала, 1964.

14. Афанасьев А. Н. Древо жизни. М., 1982. -464 с.

15. Ахлаков А. А. Героико-исторические песни аварцев. Махачкала, 1968.-226 с.

16. Бардавелидзе В. В. Древнейшие религиозные верования и обрядовое графическое искусство грузинских племен. Тбилиси, 1957.

17. Барнетт А. Род человеческий. М., 1968. - 280 с.

18. Башкиров А. С. Петрографика Аварии // Тр. Секц. Археологии РА-НИОН. Т. V.-M., 1930.

19. Башкиров А. С. Резьба по дереву и камню в Дагестане // Художественная культура Советского Востока. М., 1931.

20. Башкиров А. С. Искусство Дагестана. Резные камни. М., РАНИОН, 1931.- 118с.

21. Безсонов С. В. Бронзовые статуэтки из Сарыкамыша // Известия Академии наук и искусств ССР Армении. Ереван. 1930. №4. - С. 57-74.

22. Бидерманн Г. Энциклопедия символов. М., 1996. - 333 с.

23. Блэк В. Б. Пластика Передней Азии П-го перв. пол. 1-го тыс. до н. э. -СПб, 1994. Ч. 1,2.

24. Булатов А. О. Пережитки домонотеистических верований народов Дагестана в XIX-нач. XX в. Махачкала, 1990. - 226 с.

25. Булатова А. Г. Традиционные праздники и обряды народов горного Дагестана. Л., 1988. - 197 с.

26. Булатова А. Г. О некоторых семейных и общесельских обрядах народов горного Дагестана в XIX нач. XX в., связанных с весенне-летним календарным циклом // Семейный быт народов Дагестана в XIX-XX вв. - Махачкала, 1980.-С. 89-107.

27. Булатова А. Г. Идеологические представления аварцев, нашедшие отражение в празднике первой борозды (XIX-нач. ХХв. ) // Мифология народов Дагестана. Махачкала, 1984.

28. Булатова А. Г., Булатов А. О. Некоторые религиозные верования и мифологические представления дагестанцев, связанное с календарем // Проблема мифологии и верований народов Дагестана. Махачкала, 1988. - С. 4152.

29. Булатова А. Г. Лакцы. Историко-этнографическое исследование (XIX-нач. XX вв). Махачкала, 2000. - 387с.

30. Бунак В. В. Род Homo, его возникновение и последующая эволюция. -М., 1980.-329 с.

31. Веселовский Н. И. Алебастровые и глиняные статуэтки домикенской культуры в курганах южной России и на Кавказе // ИАК, 1910, вып. 35.

32. Вундт В. Миф и религия. Спб., 1913.

33. Гаджиев Г. А. Доисламские верования и обряды Нагорного Дагестана. -М., 1991.-179 с.

34. Гаджиев Г. А. Верования и обряды: доисламский период. Махачкала, 1993.- 128 с.

35. Гаджиев Г. А. Амулеты и талисманы народов Дагестана. Махачкала, 1996.-148 с.

36. Гаджиев М. Г. О погребальном обряде племен горного Дагестана в бронзовом веке // УЗИИЯЛ. Т. 13. 1964.

37. Гаджиев М. Г. О древней металлообработке в Дагестане//8ШсИа Praehistorica. 1986. № 8.

38. Гаджиев М. Г. Раннеземледельческая культура Северо-восточного Кавказа. М., 1991. - 263 с.

39. Гаджиев М. С. Две бронзовые статуэтки из Дагестана (к хронологии культовой пластики) //РА. 1997. № 2. С. 227.

40. Гаджиев М. С. К интерпретации бронзовой статуэтки воина из Гигатля (Дагестан) // Культура евразийских степей второй половины I тыс. н. э. (из истории костюма). Самара, 2001. С. 76-87.

41. Гаджиева С. Ш. Одежда народов Дагестана (XIX-нач. ХХв. ). М., 1981.-207 с.

42. Гамзатов Г. Г. К вопросу о мифологии в эпосе народов Дагестана: проблема общего и особенного // Проблемы мифологии и верований народов Дагестана. Махачкала, 1988. - С. 3-13.

43. Голан Ариэль. Миф и символ. Иерусалим. - М., 1994. - 375с.

44. Горелик М. В. Раннее скульптурное изображение скифского воина // Киммерийцы и скифы.: Всесоюзный семинар, посвященный памяти А. И. Тре-ножкина: Тез. Докл. Кировоград, 1987. Ч. 1. - С. 51.

45. Грязнов М. П. О так называемых женских статуэтках трипольской культуры // АСГЭ. Л., 1964. Вып. 6. - С. 72-78.

46. Давудов О. М. Хосрехское святилище в высокогорном Дагестане // ХКЧ по архиологии Северного Кавказа. Тез. Докл. М., 1980. - С. 20-21.

47. Давудов О. М. Культуры Дагестана эпохи раннего железа. Махачкала, 1974.- 192 с.

48. Давудов О. М. К датировке некоторых фольклорных сюжетов народов Дагестана // Памятники эпохи бронзы и раннего железа в Дагестане. Махачкала, 1978.-С. 145-155.

49. Давудов О. М. Святилище у высокогорного селения Хосрех // Древние и средневековые поселения Дагестана. Махачкала, 1983. - С. 43-56.

50. Давудов О. М. Некоторые культовые места горного Дагестана // Горы и равнины Северо-восточного Кавказа в древности и в средние века. -Махачкала, 1991. С. 62-86.

51. Дебиров П. М. О художественных образцах в народно-декоративном искусстве аварцев (по материалам петрографики) // УЗ ИИЯЛ. TVI. Махачкала, 1959.

52. Дебиров П. М. Резьба по камню в Дагестане. М., 1966. - 207 с.

53. Дебиров П. М. Резьба по дереву в Дагестане. М., 1982. - 238 с.

54. Дебиров П. М. История дагестанского орнамента. М., 2001.

55. Доманский Я. В. Древняя художественная бронза Кавказа в собрании Государственного Эрмитажа. М, 1984. - 238 с.

56. Доманский Я. В. Пиотровский Ю. Ю. Археологический комплекс бронзовых вещей из Дагестана // СГЭ, 1984. № 49. С. 36-38.

57. Древние памятники Северо-восточного Кавказа. Махачкала, 1977.167с.

58. Древние племена и народности Кавказа. Под ред. Б. Б. Пиотровского // МИА, 1958. №68.

59. Дюмезаль Ж. Верховные боги индоевропейцев: Исследование по фольклору и мифологии Востока. Пер. с фр. М., 1986. - 234 с.

60. Евсюков В. В. Мифы о вселенной /Отв. ред. В. Е. Ларичев. Новосибирск, 1988.- 175 с.

61. Ерахтин А. В. Мышление и сознание, их генезис и специфика // Сознание и диалектика процесса познания. Иваново, 1979. - 94 с.

62. Есаян С. А., Мнацаканян М. О. Находки новых бронзовых статуэток в Армении // СА. 1970. № 2. С. 158-163.

63. Есаян С. А. , Мнацаканян А. О. О статуэтках из Лчашена // ИФЖ. -Ереван, 1975. № 2. С. 260.

64. Есаян С. А. Скульптура древней Армении. Ереван, 1980. - 59 с.

65. Захаров А. А. Кавказ, Малая Азия, Эгейский мир. Несколько археологических параллелей // Труды секции археологии РАНИОН. Т. II. М., 1928. -С. 35.

66. Зеленин Д. В. Тотемы деревья в сказаниях и обрядах европейских народов. - М.-Л., 1937. - 79с.

67. Златковская Т. Д. К вопросу об этнокультурных связях племен южнорусских степей и Балканского полуострова в эпоху бронзы. // СЭ, 1963. №1.

68. Золотарев А. М. Родовой строй и первобытная мифология. М., 1964. - 328 с.

69. Иванов В. В. Антропогонические мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1. М., 1998. С. 87-89.

70. Иванов В. В. Дуалистические мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1.М., 1998.-С. 108-109.

71. Иессен А. А. Работа на Сулаке // Известия ГАИМК. 1935. Вып. 110.1. С. 34.

72. Ипполитов А. П. Этнографические очерки Аргунского округа. ССКГ Тифлис, 1868. Вып. 1. С. 49-52.

73. Исаков М. Археологические памятники Дагестана. Махачкала, 1966.129 с.

74. Кабо В. Я. Синкретизм первобытного искусства // Ранние формы искусства. М., 1972. - С. 275-299.

75. Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии:Новый год. -М., 1985.-264 с.

76. Козенкова В. И. Антропоморфные статуэтки из Сержень-Юрта // Археологические памятники Кавказа и Средней Азии. Т. 108. М.,1966. С. 107.

77. Комаров А. В. Древние могилы в Дагестане // Известия КО РГО. -Тифлис, 1872. Т. I. Вып. 4. С. 114.

78. Комаров А. В. Краткий обзор археологических находок в Кавказском крае за 1882 год // Известия КО ИА. Тифлис. 1884. Т. I. Вып. 2. - С. 41.

79. Кореновский С. Н. О металле эпохи средней бронзы в горной зоне Северо-Восточного Кавказа // СА. 1986. №3.

80. Корзун В. Фольклор горских народов Северного Кавказа. Грозный, 1966.-204 с.

81. Косвен М. О. Очерки истории первобытной культуры. М., 1957.240 с.

82. Котович В. М. Древнейшие писаницы горного Дагестана. М., Наука, 1976.-100 с.

83. Котович В. М. Некоторые данные о связях населения Дагестана и Передней Азии в древности // Средняя Азия, Кавказ и зарубежный Восток в древности.-М., 1983.-С. 4-13.

84. Котович В. М. Антропоморфные образы в древних наскальных рисунках горного Дагестана // Studia Praehistorica. 1986. № 8. - С. 69.

85. Котович В. М. Зооморфные образы древнеземледельческого культа плодородия в горном Дагестане // Обряды и культы древнего и средневекового населения Дагестана. Махачкала, 1986. - С. 6-22.

86. Кривицкий В. В. Религиозные представления населения Северного Кавказа в эпоху поздней бронзы и раннего железа по памятникам прикладного искусства. Автореферат диссертации на соискание степени кандидата исторических наук. Ереван, 1989. - 25 с.

87. Круглов А. П. Культовые места горного Дагестана // КСИИМК. 1946. Выпуск 12.-С. 32-38.

88. Круглов А. П. Северо-восточный Кавказ во II-I тыс. до н. э. // МИА. -1958. №68.

89. Крупное Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960. - 250 с.

90. Крупнов Е. И. Средневековая Ингушетия. М., 1971. - 205 с.

91. Кузьмина Е. Е. Конь в религии и искусстве саков и скифов // Скифы и сарматы. Киев, 1977. - С. 96-120.

92. Кузьмина Е. Е. Навершие со всадниками из Дагестана // СА. 1973. №2.-с. 178-183.

93. Кушнарева К. X. , Лисицына Г. Н. Важнейшие аспекты становления и развития производящего хозяйства на Южном и Северо-восточном Кавказе (IV-III тысячелетие до н. э.) // Studia Praehistorica. 1986. №8.

94. Кюн Г. Искусство первобытных народов. Пер. с нем. М.-Л., - 1933.

95. Лавров Л. И. Археологические разведки в верховьях р. Самур // МАД. Т. I.-M., 1959.

96. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930.

97. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.,1937.

98. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М., 1994. - 382 с.

99. Леруа-Гуран А. Религия доистории // Первобытное искусство. Новосибирск, 1971.-С. 86-90.

100. Лотман Ю. М. , Минц В. Г. , Мелетинский Е. М. Литература и мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 2. М., 1998. - С. 58-65.

101. Магомедов Д. М. Некоторые результаты историко-этнографического исследования Дидо (Цунта) // Материалы сессии, посвященной итогам экспедиционных исследований в Дагестане в 1971-1972 гг. Тез. Докл. Махачкала, 1973.-С. 23-25

102. Магомедов Д. М. Древние религиозные воззрения дидойцев (цезов) // Cahiers du Monde russe et sovietique, XXIX (2), avril-juin 1988. Paris, 1988. 203.

103. Макалатия С. M. Культ фаллоса в Грузии // Обозреватель. Т. 1. -Тифлис, 1926.

104. Маллачиханов Б. О прошлом Аварии. Махачкала, 1928.

105. Маммаев М. М. О семантике сюжета борьбы двух коней на зооморфных пряжках Дагестана VIII-X вв. // Мифология народов Дагестана. Махачкала, 1984.-С. 23-35.

106. Маммаев М. М. О происхождении одного дагестанского орнаментального мотива. УЗ ИИЯЛ. Т. 17. Махачкала, 1976. - С. 109.

107. Маммаев М. М. Декоративно-прикладное искусство Дагестана: истоки и становление. Махачкала, 1989. - 345 с.

108. Марковин В. И. , Исаков М. И. Древняя костяная статуэтка из Дагестана // КСИИМК. 1959. Вып. 74. С. 141.

109. Марковин В. И. Культура племен Северного Кавказа в эпоху бронзы // МИА. 1960. № 93.

110. Марковин В. И. Дагестан и Горная Чечня в древности. Каякентско-харочоевкая культура М., 1969. - 116 с.

111. Марковин В. И. Памятники искусства и культура древнего Кавказа // -СЭ. 1970. №3.

112. Марковин В. И. Культовая пластика VII-V вв. до н. э. в верованиях населения Кавказа: V Республиканская науч. конф. по пробл. Культуры и искусства Армении. Тез. докл. Ереван,1982. - С. 141-143.

113. Марковин В. И. Культовая пластика Кавказа // Новое в археологии Северного Кавказа. М. ,1986. - С. 74-124.

114. Марковин В. И. К методике изучения смыслового содержания средневековых петроглифов Северного Кавказа // Методика исследования и интерпретация археологических материалов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1988.

115. Массон В. М. , Сарианиди В. И. Среднеазиатская терракота эпохи бронзы: опыт классификации и интерпретации. М., 1973. - 209 с.

116. Мегрелидзе И. В. Археологические находки в Дидо // СА 1951. №15. -С. 281-291.

117. Мелетинский Е. М. Возникновение и ранние формы словесного искусства // История всемирной литературы. Т. 1. М., 1983. - С. 23-52.

118. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976. - 407 с.

119. Мелетинский Е. М. Сказки и мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 2. М., 1998. - С. 441-443.

120. Миллер А. А. Древние формы в материальной культуре современного населения Дагестана // Материалы по этнографии. Т. IV. Вып. 1. Д., 1927.

121. Мириманов В. Б. Первобытное и традиционное искусство. М. 1973. -319с.

122. Мовчан Г. Я. Старый аварский дом. М., 2001. - 520 с.

123. Мунчаев Р. М. Древнейшая культура Северо-восточного Кавказа // МИА. 1961. №100.-С. 127-129.

124. Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века. М., 1975. - 415 с.

125. Нечитайло A. JI. Антропоморфные алебастровые статуэтки в ранних памятниках северокавказской культуры // СА. 1978. № 2.

126. Нечушкина 3. И. Женская статуэтка из с. Корода // Сообщения ГМИНВ. Вып. VII. 1973. С. 20-23.

127. Никольская 3. А. Из истории аварского жилища // СА. 1947. № 2.

128. Окладников А. П. Утро искусства. JI, 1967. - 135 с.

129. Пиотровский Ю. Ю. Комплекс антропоморфных изображений Уль-ского аула и вопросы контактов населения Северного Кавказа в эпоху средней бронзы // Археологический сборник. JI. Вып. 25. 1984. - С. 36-43.

130. Погожева А. П. Антропоморфная пластика Триполья. Новосибирск, 1983.-145 с.

131. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. JL, 1986. - 364 с.

132. Равдоникас В. И. Элементы космических представлений в образах наскальных изображений // С. А. 1937. № 4.

133. Рогинский Я. Я. Об истоках возникновения искусства. М., 1982.32 с.

134. Рыбаков Б. А. Космогония и мифология земледельцев энеолита // СА. 1965, № 1,2.

135. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981. - 607 с.

136. Семантика древних образов. Сб. науч. ст. Новосибирск, 1990.

137. Соколова 3. П. Культ животных в религиях. М., 1972. - 214 с.

138. Спиркин А. Г. Происхождения сознания. М., 1960. - 472 с.

139. Столяр А. Д. Происхождение изобразительного искусства. М., 1985.-298 с.

140. Техов Б. В. Скифы и центральный Кавказ в VII-VI вв. до н. э. (по материалам Тлийского могильника). М., 1980. - 93 с.

141. Токарев С. А. Обряды и мифы // Мифы Народов мира. Энциклопедия. Т. 2. М., 1998. - С. 235-236.

142. Токарев С. А. Культовые мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 2. М., 1998. С. 24-25.

143. Токарев С. А. Тотемические мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 2. М., 1998. С. 522-523.

144. Токарев С. А. Этиологические мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 2. М, 1998. - С. 772.

145. Токарев С. А. Ранние формы религии. М., 1990. - 621 с.

146. Топоров В. Н. Изобразительное искусство и мифология // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1. М., 1998. - С. 483-487.

147. Топоров В. Н. Животные // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1. -М., 1998.-С. 441-448.

148. Топоров В. Н. Древо мировое // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 1.М., 1998.-С. 398-405.

149. Традиционный фольклор народов Дагестана/ Под. ред. Г. Г. Гамзатова, У. Б. Далгат. М., 1991. - 493 с.

150. Тейлор Э. Б. Первобытная культура. М., 1989. - 566 с.

151. Угринович Д. М. Искусство и религия. М., 1982. - 287 с.

152. Умаханова А. М. Элементы архаичной пластики в хореографии народов Дагестана // Проблемы мифологии и верований народов Дагестана. -Махачкала, 1988.-С. 124-136.

153. Урушадзе Н. Е. К семантике прикладного искусства древнего Кавказа и Закавказья // СА. 1973. № 1.

154. Формозов А. А. Памятники первобытного искусства на территории СССР.-М., 1986.- 135 с.

155. Фролов Б. А. Познавательное начало в изобразительной деятельности палеолитического человека // Первобытное искусство. Новосибирск, 1971. -С. 91-117.

156. Фролов Б. А. Палеолитическое искусство и мифология // У истоков творчества. Новосибирск, 1973.

157. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 1980. - 703 с.

158. Халидова М. Р. Об изображении близнечного культа в фольклоре народов Дагестана: Материалы сессии, посвященной итогам экспедиционных исследований в Дагестане в 1978-1979гг. Тез. докл. Махачкала, 1980. - С. 90, 91.

159. Халидова М. Р. Об эволюции мотивов культа близнецов в дагестанском фольклоре // Поэтика фольклора народов Дагестана. Махачкала, 1981. -С. 24-43.

160. Халидова М. Р. Образ покровителя охоты, зверей в преданьях и легендах народов Дагестана // Дагестанская народная проза. Махачкала, 1982. -С. 24-41.

161. Халидова М. Р. Мифологические персонажи в современных записях не сказочной прозы // Современный фольклор народов Дагестана. Махачкала, 1983.-С. 151-172.

162. Халидова М. Р. Формы космогонических представлений и верований в повествовательном фольклоре народов Дагестана // Проблемы мифологии и верований народов Дагестана. Махачкала, 1988. - С. 24-41.

163. Халидова М. Р. Мифологический и исторический эпос народов Дагестана. Махачкала, 1992. - 273 с.

164. Халилов X. М. Отражение языческих представлений в обрядах и фольклоре лакцев // Мифология народов Дагестана. Махачкала, 1984. - С. 6381.

165. Халилов X. М. Мифологические мотивы в лакской сказке об Иштаре // Проблемы мифологии и верований народов Дагестана. Махачкала, 1988. -С. 142-149.

166. Хан-Магомедов С. О. Дагестанские лабиринты. К проблеме авто-хтонности и топологии. М., 2000.

167. Хлопин И. Н. Образ быка у первобытных земледельцев Средней Азии // Древний Восток и мировая культура. М., 1981. - С. 26-31.

168. Цитланадзе JI. Т. Археологические памятники Хеви. (Казбегский клад). Тбилиси, 1976.

169. Чурсин Г. Ф. Амулеты и талисманы кавказских народов. Махачкала, 1929.

170. Чурсин Г. Ф. Авары. Этнографический очерк. Махачкала, 1995.92 с.

171. Штернберг JI. Я. Первобытная религия. Л., 1936.

172. Ямпольский 3. И. Статуэтки мужчины и женщины эпохи бронзы из села Ибрагим-гаджили Таузского района и начальные формы религии // Археологические исследования в Азербайджане. Баку, 1965. - С. 94, 95.

173. Bapst G. Souvenirs de deuxs missions au Caucase: Fouilles sur la grande Chaine // RA, Paris, 1885, III Serie. Vol. V. P. 38-41.

174. Gimbutas M. The gods and goddesses of Old Europe. Los Angeles, 1974. C. 221,223.

175. Rostovzeff M. Dieux et chavaux. A propos de quelgues bronzes d'Anatolie; de Syrie et d'Armenie. Syria. Paris, 1931. Vol XII. P. 55-57.

176. Tallgren A. M. Caucasian manuments: The Kazbek Treasure // ESA/ Helsinki, 1930. Vol. V. P. 109-182.