С. Г. Сватиков - историк и общественный деятель тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.09, кандидат исторических наук Маркедонов, Сергей Мирославович

• Маркедонов, Сергей Мирославович
• кандидат исторических наук
• 1999

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Маркедонов, Сергей Мирославович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. С.Г.СВАТИКОВ - ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДЕЯТЕЛЬ

ГЛАВА 2. С.Г.СВАТИКОВ - ИСТОРИК ОБЩЕСТВЕННОГО

ДВИЖЕНИЯ В РОССИИ.

ГЛАВА 3. С.Г.СВАТИКОВ - ИСТОРИК КАЗАЧЕСТВА

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «С. Г. Сватиков - историк и общественный деятель»

Современная российская историческая наука переживает новую эпоху в своем развитии. Освобождение от пресса идеологических догм, депо-литизация, отход от социально-экономического детерминизма, расширение исследовательской проблематики открыли новые горизонты для объективного воспроизведения событий прошлого.

Последнее десятилетие в истории российской исторической науки было отмечено существенным расширением поля исследований в области историографии отечественной истории. Это объясняется в первую очередь тем, что в новых условиях исследователи имеют возможность объективно, без наклеивания ярлыков изучить научное наследие, жизнь и деятельность отдельных ученых, преданных незаслуженному забвению по политическим мотивам, ". по-новому поставить ряд важных вопросов истории XX века, обратиться к изучению новых тем, имеющих принципиальное значение для понимания пройденного наукой пути, ее места и роли в обществе" [1]. Из книг и статей, посвященных изучению отечественной историографии, были вытеснены идеологические клише. В период политической либерализации конца 80-х - начала 90-х гг. у историков появилась возможность на основе новых источниковых (прежде всего архивных) данных, теоретико-методологического и методического инструментария "закрасить" большое количество "белых пятен" отечественной историографии.

Возрос интерес к историкам "русского зарубежья". В течение семи десятилетий научные и общественно-политические воззрения ученых-эмигрантов по понятным причинам оставались на периферии исследовательского внимания, трактовались избирательно в зависимости от политической конъюнктуры и с классовых позиций. При этом главной задачей в изучении научного наследия эмигрантских историков был не только и не столько анализ, сколько "критика" с изрядной долей политизации. Это не позволяло со всей полнотой раскрыть своеобразие русской культуры (в широком смысле этого слова), поскольку историческая, правовая, общественно-политическая мысль Зарубежной России является ее составной частью. Вместе с тем, на наш взгляд, не следовало бы игнорировать то обстоятельство, что советскими историками был накоплен значительный фактический материал (в т.ч. и тот, который увидел свет в последние годы), "созданы определенные посылки для успешной разработки конкретно-исторических и методологических проблем исторической науки" [2].

Благодаря исследованиям последнего десятилетия имена многих историков (как дореволюционных, так и прежде всего эмигрантских) были выведены из "дымки загадочности", а их творчество стало объектом серьезных академических споров и размышлений. В конце 1980-х - начале 1990-х гг. появился целый ряд историографических работ, посвященных истории исторической науки "русского зарубежья", написанных на качественно ином уровне, связанных с "критическими осмыслением господствовавших ранее . объяснений и оценок фактов эволюции науки, деятельности коллективов, творчества отдельных ученых" [3], школ и направлений. Помимо этого в нашей стране были изданы исследования (разной степени ценности) историков-эмигрантов, в которых в той или иной мере рассматриваются вопросы истории исторической науки "русского зарубежья". Приступая к решению задач настоящего диссертационного исследования, автор во многом опирался на эти труды [4].

Дальнейшее изучение отечественной исторической мысли невозможно без детального рассмотрения научного наследия отдельных российских историков первой половины XX в.

К числу оказавшихся в "тени" исследовательского внимания относится Сергей Григорьевич Сватиков (1880-1942) - историк российского общественного движения, казачества, областничества, краевед, общественный деятель. Его исторические и общественно-политические воззрения оказавшие серьезное, а порой определяющее влияние на его научные взгляды) систематически никем не изучались. Это несоизмеримо с его вкладом в отечественную историческую науку. Имя С.Г.Сватикова было широко известно его современникам: историкам, политикам, юристам, публицистам, общественным деятелям. Он был ярким представителем разносторонне образованной русской интеллигенции, которая занималась серьезной исследовательской деятельностью, успешно сочетая ее с занятиями политикой, просветительской, педагогической работой, превращала науку в общественную деятельность, а общественную деятельность - в науку.

Актуальность исследования исторических взглядов и общественно-политической деятельности Сватикова заключается прежде всего в том, что оно позволяет восполнить пробел в характеристике как отечественной культуры в целом (в широком смысле этого слова), так и исторической мысли первой половины XX в. (как собственно российской, так и "Зарубежной России"), продемонстрировав ее научную продуктивность и оригинальность. Изучение исторических взглядов и общественной деятельности Сватикова актуально еще и потому, что на примере его научной судьбы мы можем проследить тесную взаимосвязь и взаимовлияние истории и политики в России в первой половине нынешнего столетия, определить, где и в чем это послужило на пользу развития науки, а где способствовало ее чрезмерной политизации и идеологизации. Исследуя наследие Сватикова на фоне общих тенденций развития отечественной историографии и в сравнении с творчеством его современников, мы можем попытаться сформулировать ответ на вопрос, что означали для историка начала века научная объективность и беспристрастность в оценках (и означали ли они что-либо вообще), а также, насколько историк того периода был самостоятелен в своей работе, насколько зависел от "духа эпохи", где он был воплощенная объективность, а где "его рукой управляли политические страсти и мирские интересы" (по выражению А.А.Шахматова).

Актуальность темы диссертации определяется и сегодняшней социально-политической обстановкой. Зарождение основ гражданского общества в современной России заставляет обратиться к опыту тех, кто своими усилиями в начале XX в. пытался изменить "приказной порядок" [5] российского государства, выступая сторонником разрушения "великой китайской стены" между правящей элитой и "образованным обществом", во многом подчиняя свои научные интересы разнообразной общественно-политической деятельности (просветительской, педагогической, работе в различных негосударственных объединениях), пытаясь использовать историю в качестве инструмента для формирования гражданских ценностей.

ГГ1 ^ кг Г" и

1аким образом, исследование научной и общественно-политической биографии Сватикова - это не просто восстановление фактов жизненного пути этого человека (что само по себе важно при отсутствии его развернутой биографии). Это - новые штрихи к характеристике отечественной историографии (прежде всего историографии "Зарубежной России") и общественно-политической культуры начала столетия (отечественной культуры в целом).

Приступая к исследованию научного и общественно-политического наследия Сватикова, следует отметить его недостаточную изученность. В исторической литературе нет специального труда о Сватикове, в котором бы его жизнь и деятельность исследовались в целом. Существуют работы, в которых приводятся отдельные факты научно-исследовательской, журналистской, общественно-политической деятельности Сватикова. Поскольку в нашей стране его имя было фактически предано забвению, сватиковские труды упоминались лишь в связи с критикой "лжеисториков"-эмигрантов и их воззрений. Взгляды Сватикова трактовались некорректно, с изрядной долей политизации. Жизнь и деятельность этого историка стала главным образом предметом немногочисленных биографических статей последних лет [6] или справочно-библиографических описаний, освещавших, как правило, какую-либо одну из сторон его многогранной деятельности [7]. Однако, говорить об исторических и общественно-политических воззрениях Сватикова как о terra incognita было бы неверно.

Пионерами" историографического исследования сватиковского творчества были, бесспорно, его современники: авторы рецензий, критических и библиографических очерков, посвященных той или иной работе Сватикова, либо авторы отдельных трудов, вступавшие с ним в полемику или солидаризировавшиеся с его мнением. Однако следует отметить, что вышеназванные работы в большей степени отражают "казачью" и краеведческую тематику сватиковского наследия. Ценные сведения о новизне трудов Сватикова, их достоинствах и методологических изъянах сообщают рецензии и книги А.А.Кизеветтера, Б.И.Николаевского, И.Ф.Быкадорова, Т.М.Старикова, Э.Николаева, библиографический листок ежемесячного исторического издания "Русская старина" [8]. Общей чертой в оценках работ Сватикова было признание грандиозного объема проделанной им работы по сбору источников. Главный труд Сватикова монографию "Россия и Дон" характеризуют как "капитальный", "весьма ценный" (Быкадоров) труд, без которого "в будущем не сможет обойтись ни один историк" (Николаевский), собрание и "обстоятельное изложение" "весьма обширного материала" (Кизеветтер) [9]. Но в то же время в адрес Сватикова раздаются критические оценки, как из-за идеализации "казачьих добродетелей", модернизации истории, переоценки "государственной зрелости" казачьих образований в эпоху позднего средневековья (Кизеветтер, Николаевский), так и из-за "русского взгляда" на казаков, в частности, отказа рассматривать происхождение казаков от донского автохтонного населения и тюркско-кавказских народов, продлевать казачью историю до эпохи "великого переселения народов" (Быкадоров) [10]. Оценки же (весьма поверхностные, написанные скорее "на злобу дня") современников Сватикова, относящиеся к его исследованиям по истории российского общественного движения, мы узнаем главным образом из газетных статей, писем в редакцию, архивных материалов [11].

Но если в Зарубежной России и в гораздо меньшей степени до 1917 г. творчество Сватикова было предметом осмысления и дискуссий, то советская историческая мысль долгое время хранила молчание по поводу сватиковских исследований. В 1960-е гг. историки "открыли" имя Сватикова, но ограничились главным образом не столько научной, сколько поли-тическои его оценкой. В этом смысле показательны слова историка И.П.Хлыстова: "Типичной для белогвардейских изданий является книга белоэмигранта С.Г.Сватикова. Она содержит ряд ценных сведений, но фальсифицируя историю, рассматривает Дон вне связи со всей страной, как какое-то сепаратное государство" [12]. Как белогвардейца и эмигранта, врага Советской власти и фальсификатора истории Сватикова определяли даже наиболее серьезные авторы работ по казачьей проблематике в советской исторической литературе А.П.Пронштейн и С.И.Рябов [13].

Однако попытки объективного анализа творчества Сватикова предпринимались и в СССР. К их числу можно отнести исследование П.П.Сахарова, донского историка и краеведа, члена Ростовского-на-Дону общества истории, древностей и природы, ученика Д.И.Багалея. Но с одной немаловажной оговоркой. Будучи по своим политическим воззрениям либеральным народником и противником большевиков, Сахаров оказался в 30-е гг. XX в. в ссылке. После нее ни одна из его работ не увидела свет. В исследовании, посвященном историографии вопроса о происхождении донского и запорожского казачества (написанном "в стол"), Сахаров подверг анализу и научные построения историков "русского зарубежья", в т.ч. и Сватикова. По мнению Сахарова, главная сватиковская книга "Россия и Дон" была "тенденциозной по направлению", но "обстоятельной и дельной по содержанию". На взгляд Сахарова, книгу "портило назойливое выпячивание донской "государственности" до "суверенитета донской республики" [14]. Мнение "опального" исследователя во многом совпадало с критикой зарубежных коллег Сватикова.

Как видим, и в советской историографии Сватиков рассматривался прежде всего как историк казачества и краевед.

Большей объективностью в оценках научного наследия Сватикова отличаются работы историков 1980-х гг. Так, А.И.Агафонов признал краеведческие труды Сватикова по истории города Ростова-на-Дону и Приазовья имеющими большую ценность, а также отметил его заслуги не только в "расширении . фактической основы работ, но и в критическом осмыслении уже известных и новых материалов", в частности, по истории культуры и торговли на Дону [15].

В значительно меньшей степени советская историческая литература исследовала вклад Сватикова в изучение истории общественного движения. Его труды по данной тематике рассматривались в контексте развития отечественной историографии революционного движения середины XIX в. (книга М.Г.Вандалковской) и истории журнала "Былое" (книга Ф.М.Лурье) [16]. Вандалковская проанализировала положения работы Сватикова "Общественное движение в России (1700-1895)", касающиеся истории освободительного движения 60-70-х гг. XIX в., и оценила его воззрения как представителя либерально-народнической историографии. Подобный вывод был сделан на том основании, что Сватиков считал показателем прогрессивности общественного движения данного периода преобладание требований социальных, а не политических преобразований, преувеличивал значение идей личности, просвещения [17]. Лурье рассмотрел некоторые публикации Сватикова в журнале "Былое" [18].

В последнее десятилетие научные выводы Сватикова, касающиеся прежде всего казачьей истории, оказались востребованными как российскими, так и зарубежными исследователями. Большой вклад Сватикова в изучение процесса превращения казаков из "вольных поселенцев" в "военных поселян" в конце XVIII - начале XIX вв. отмечает американский военный историк Б.У.Меннинг [19]. Весьма продуктивной считает мысль Сватикова о Войске Донском как "вассальной республике" по отношению к Московскому государству в период с 1614 по 1671 гг. Н.А.Мининков [20]. Мнение Сватикова о перспективах развития российского казачества ("казачество - не есть явление вечное") в контексте споров деятелей русского зарубежья о будущности казаков оценил в своей статье как одно из наиболее точных Ю.К.Кириенко [21]. В работе, посвященной происхождению казачества, В.И.Вареник (сторонник "удревнения казачьей истории", близкий по взглядам "самостийнику" Быкадорову) подверг критике выводы Сватикова по данному вопросу за "промарксистский социальный подход" (!) и солидарность с "беглокрестьянскими версиями" [22].

Вклад Сватикова в источниковедческое изучение записок иностранных путешественников о Доне и Приазовье отметил В.Б.Бархударян [23].

До настоящего времени наименее исследованной в исторической литературе (и советской, и эмигрантской) является общественная деятельность Сватикова. Некоторые факты его биографии, характеризующие его как общественного деятеля, содержатся в известных книгах В.Л.Бурцева "Протоколы сионских мудрецов" - доказанный подлог", Б.И.Николаевского "История одного предателя", статье А.Л.Попова, биографических очерках О.В.Будницкого и Л.Гусаровой, книге Лурье [24].

Таким образом, подводя итоги историографического обзора, следует отметить, что творчество Сватикова изучено односторонне. Историки главным образом обращались к трудам Сватикова, посвященным казачьей проблематике (делая при этом акцент лишь на работах по истории казаков Дона и оставляя в стороне исследования по истории служилого казачества России. - С.М). Практически вне поля зрения исследователей оказались такие важные стороны сватиковской биографии, как общественная деятельность и изучение истории российского общественного движения. Таким образом, можно констатировать, что научная и общественно-политическая деятельность Сватикова не стала предметом комплексного изучения. Не были установлены степень влияния различных сторон его деятельности друг на друга. Не были также проанализированы причины обращения Сватикова к той или иной исследовательской проблеме.

Следствием подобной "односторонней известности" стали досадные ошибки в трактовке сватиковских трудов. Так, незнание "общественной" стороны жизни и деятельности Сватикова в дореволюционный период, а также его полемики с казачьими публицистами-"самостийниками", просто фактов его биографии позволяет некоторым историкам совершенно неоправданно определять его позицию как "казачьего автономиста", "истинного казачьего идеолога", а самого Сватикова называть казаком [25].

Недостаточная изученность исторических взглядов и общественной деятельности Сватикова, таким образом, настоятельно диктует необходимость как более детального исследования уже известных фактов, так и заполнения различных пробелов в его научной и общественно-политической биографии.

Объектом настоящего исследования являются исторические и общественно-политические воззрения Сватикова, его общественная деятельность.

Целями диссертационного исследования являются определение научной значимости трудов Сватикова как по истории казачества, так и по истории российского общественного движения, а также рассмотрение эволюции сватиковских общественно-политических воззрений и установления степени их влияния на Сватикова-историка. В конечном итоге необходимо определить, какую нишу занимал Сватиков в отечественной историографии и общественно-политической истории.

Для достижения данных целей автор ставит следующие задачи:

- проанализировать сватиковскую методологию;

- определить круг исследованных им тем;

- рассмотреть причины обращения его к той или иной теме в различные периоды;

- установить, где Сватиков выступал как новатор, а где повторял хорошо известные истины, следовал "духу времени";

- определить вклад Сватикова в историографию истории казачества и российского общественного движения;

- определить его общественно-политические взгляды, а также степень их влияния на концепции истории казачества и общественного движения.

Научная новизна исследования заключается уже в самой постановке вопроса. Как уже отмечалось выше, в отечественной исторической литературе на сегодняшний день жизнь и деятельность Сватикова не стали предметом специального исследования. В настоящей работе впервые предпринимается попытка рассмотреть не какую-нибудь одну из сторон сватнков-ской биографии, а проанализировать их в комплексе, как взаимовлияющие и взаимодополняющие друг друга. Диссертационное исследование открывает много новых фактов научной и общественно-политической биографии Сватикова, а также дополняет его характеристику как историка и общественного деятеля новыми источниковыми данными. Диссертант стремился преодолеть сложившийся узкорегиональный подход к научной и общественной деятельности Сватикова и предпринял попытку рассмотреть их в контексте развития отечественной историографии и политической истории.

Хронологические рамки диссертационного исследования охватывают период с конца XIX в. по 30-е гг. XX столетия. Они не ограничиваются годами жизни и смерти Сватикова, поскольку целями исследования, как мы уже указали выше, являются определение научной значимости трудов Сватикова в различных областях исторической науки, а также рассмотрение эволюции его общественно-политических взглядов, а не воспроизведение биографии.

Подобный подход обусловлен тем, что в 1899 г. Сватиков впервые выходит на арену общественной деятельности, когда за участие в антиправительственной студенческой акции его отчисляют из университета. Именно это событие стало точкой отчета и общественно-политической деятельности Сватикова и его работы на поприще исторической науки, т.к., оказавшись в первой в своей жизни эмиграции (1900-1904 гг.), он в поиске ответов на волнующие его злободневные вопросы обращается к исследованию истории как общественного движения, так и казачества. В 30-е гг. Сватиков оказался в эпицентре противостояния между силами набравшего мощь европейского нацизма и его противниками. Участие в серии судебных процессов в Швейцарии (1933-1935 гг.) - последнее крупномасштабное событие в его жизни, которое наиболее полно освещено в имеющихся источниках.

Специфика диссертационного исследования, рассмотрение научных воззрений Сватикова в контексте развития отечественной исторической науки заставляют обращаться к середине XIX столетия.

Методологической основой исследования являются принципы историзма, научной объективности и всесторонности в изучении проблемы. Это позволяет комплексно исследовать научные и общественно-политические воззрения Сватикова, избегая при этом, с одной стороны, апологетики и гипертрофированной переоценки роли этого ученого и общественного деятеля и недооценки - с другой. Методологические принципы, указанные выше, позволяют исследовать сватиковское наследие на основе привлечения большого количества источников, а также изучить его научные и общественные воззрения на фоне истории России начала нынешнего столетия во взаимосвязи с историческими реалиями эпохи. В работе над диссертацией применялся комплекс как общенаучных (исторический, логический), так и специальных (историко-генетический, историко-сравнительный, историко-типологический и историко-системный) методов.

Поставленные диссертантом цели и задачи решались на основании изучения широкого круга источников. По теме диссертации привлечены как опубликованные, так и архивные материалы, содержащиеся в Государственном архиве Российской Федерации (Ф.324 - личный фонд С.Г.Сва-тикова (3 описи, 89 единиц хранения), Ф.6846 - фонд "Тургеневская общественная библиотека в Париже", Ф.102 - фонд Департамента полиции Министерства внутренних дел и Отдельного корпуса жандармов, Ф.1653 - комиссии по заведованию архивом заграничной политической агентуры в Париже, Ф.509 - личный фонд А.Бинта, Ф.1723 - личный фонд Л.П.Меньщикова и Ф.5917 - личный фонд В.А.Мякотина), Музее революции РФ (ГИК № 38321/53, 38321/54, 38321/55, 38321/57, 38321/58, 38321/59, 39321/61, 38321/63, 38321/65, 38321/67, 38321/68, 38321/72, 38321/73, 38321/78, 38321/81, 38321/82), Государственном архиве Ростовской области (Ф.685 - фонд Донского областного по делам об обществах пристутетвия, Ф.829 - фонд Донского областного жандармского управления, Ф.Р-2613 - личный фонд Б.М.Краснянского) [26].

Многие из архивных и неопубликованных источников вводятся в научный оборот впервые. При изучении опубликованных трудов Сватикова автор стремился учитывать не только крупные исследования историка, но и небольшие очерки, библиографические рецензии, конспекты и заметки. Трудностью в реконструкции научного и общественно-политического портрета Сватикова являются недостаточность мемуарных свидетельств, библиографическая редкость его трудов.

Центральное место среди источников занимают историографические. К этой группе относятся как опубликованные в России и за рубежом труды Сватикова (книги, статьи, очерки, рецензии, библиографические описания), так и неопубликованные материалы (конспекты отдельных лекций, наброски, рукописи - ГАРФ. Ф.324) [27]. Собранные воедино они позволяют полнее проследить эволюцию исторических воззрений ученого.

Важным источником являются рецензии (газетные и журнальные), отзывы на сватиковские публикации, письма в редакции, книги и неопубликованные материалы, дающие историографическую оценку работам историка. Они позволяют рассмотреть творчество Сватикова в контексте развития российской исторической науки (в т.ч. науки Зарубежной России) первой половины XX столетия [28].

Богатый историографический материал (в особенности по заграничному периоду творчества Сватикова) содержится в его переписке с В.А.Мякотиным и Л.П.Меньщиковым (ГАРФ. Ф.5917 - личный фонд В.А.Мякотина, Ф. 1723 - личный фонд Л.П.Меньщикова). Он позволяет определить приоритеты сватиковских научных исследований в эмиграции, обнаружить ценные сведения об авторских "находках", проникнуть в "лабораторию" этого исследователя истории общественного движения, казачества и национального вопроса в России. Переписка свидетельствует о значительной работе автора по сбору источников по истории тайной полиции императорской России и научной литературы для подготовки курса "Проблема федерализма и национальный вопрос в России в Х1Х-ХХ веке", прочитанного в Сорбонне. Она также демонстрирует сватиковские оценки его же собственных научных работ (в частности, книги "Россия и Дон", упоминаемого выше цикла лекций) [29].

О краеведческих исследованиях Сватикова ценные сведения сообщают служебные документы - Протоколы заседаний Ростовского-на-Дону общества истории, древностей и природы, действительным членом которого он был с сентября 1910 г. [30].

Для воссоздания "духа эпохи", в которую жил и творил Сватиков автор обратился к мемуарной литературе: воспоминаниям А.А.Кизеветтера,

П.Н.Милюкова, А.И.Деникина, П.Н.Краснова, А.Ф.Керенского, Ф.Д.Крюкова, дневниковым записям В.А.Амфитеатрова-Кадашева [31].

Помимо историографических источников, автор использовал документальные, относящиеся главным образом к общественно-политической сфере деятельности Сватикова (в основном ко времени его участия в т.н. "банкетной кампании" в декабре 1904 г., службы в качестве помощника начальника Главного управления по делам милиции, комиссара Временного правительства по ликвидации заграничной агентуры департамента полиции в 1917 г., заместителя Управляющего отделом пропаганды Особого совещания при Главкоме ВСЮР, управляющего делами Южно-Русской конференции в 1919 г., помощника члена Южно-Русского правительства, секретаря правления Русской общественной библиотеки имени И.С.Тургенева). К этой группе относятся материалы департамента полиции и Донского областного жандармского управления (доклады жандармских офицеров, свидетельские показания), позволяющие составить представление об общественной деятельности Сватикова в дореволюционный период (ГАРФ. Ф.102; ГАРО. Ф.829), его доклады (а также их черновики, наброски) Временному правительству о заграничной агентуре департамента полиции и политических настроениях русской эмиграции в 1917 г., инструкции Министра-председателя и министров Временного правительства, данные Сва-тикову как специальному комиссару по ликвидации заграничной агентуры департамента полиции, деловая переписка Управляющего отделом пропаганды Особого совещания при Главкоме ВСЮР с лидерами Белого движения на Юге России, личные документы Сватикова, относящиеся к периоду его службы в государственных учреждениях Юга России в 1919-1920 гг. (ГАРФ. Ф.324, 509; Музей революции РФ. ГИК № 38321/53, 54, 55, 57, 58, 59, 61, 63, 65, 67, 68, 72, 81, 82), отчеты о работе правления Тургеневской библиотеки (ГАРФ. Ф.6846). Помимо архивных документов, автор использовал уже опубликованные: доклад комиссара Временного правительства Сватикова, опубликованный в журнале "Красный архив" [32].

Ценными источниками, дающими возможность более полно охарактеризовать Сватикова как общественного деятеля, являются его политическая публицистика и газетные статьи его оппонентов [33].

Объем и содержание использованных источников позволяют дать обобщающую характеристику научным воззрениям Сватикова, его общественно-политической деятельности, зафиксировать их взаимосвязь и взаимовлияние, определить вклад Сватикова в развитие исторической мысли и общественно- политической культуры России первой половины нынешнего столетия.

Практическая значимость работы определяется задачей расширения проблематики историографических исследований. На взгляд автора, настоящее диссертационное исследование может способствовать активизации изучения исторических и общественно-политических воззрений деятелей Зарубежной России, определению научной значимости трудов коллег и оппонентов Сватикова.

Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в учебном процессе при подготовке как общих курсов по отечественной истории и историографии, так и специальных курсов.

Апробация работы.

Основные положения диссертации обсуждались на кафедре отечественной истории Ростовского государственного педагогического университета. Отдельные вопросы диссертационного исследования были освещены автором в ходе V Всероссийской конференции "Возрождение казачества. История и современность" (сентябрь 1995 г.), межвузовской научной конференции "Россия в новое время. Историческая традиция и проблемы самоидентификации" (РГГУ, апрель 1996 г.), научно-теоретической конференции в Ростовском государственном педагогическом университете (апрель 1997 г.), V конференции студентов и аспирантов "Кубань в истории России" (май 1997 г.), II, III, IV научно-теоретических конференциях "Цивилизация и человек: проблемы развития" (май 1996, 1997, 1998 гг.), а также в 45 публикациях.

Примечания к введению:

1. Историческая наука России в XX веке. - М., 1997. - С.З.

2. Там же. - С. 4.

3. Там же. - С.З.

4. Вандалковская М.Г. П.Н.Милюков. А.А.Кизеветтер: История и политика. - М., 1992.; Она же. Историческая наука российской эмиграции: "Евразийский соблазн". - М., 1997; Евразия. Исторические взгляды русских эмигрантов. - М.,1992; Историки России. XVIII-XX вв. М., 1996; Историки России XVIII-XX вв. - М., 1995-1996. Вып. 1-4; Историческая наука в России. Историческая наука российской эмиграции 20-30-х гг. XX в. (хроника). - М., 1998; Культурное наследие российской эмиграции. 1917-1940. -М., 1994. Кн. 1-2; Люкс Л. Россия между Западом и Востоком. - М., 1993; Назаров М. Миссия русской эмиграции. - Ставрополь, 1992; Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919-1939 гг. - М., 1994; Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века: Энциклопедический биографический словарь. - М., 1997 и др.

5. Ключевский В.О. Краткое пособие по русской истории. - М., 1992. С.178.

6. Будницкий О.В. Большевистский Карфаген должен быть разрушен. // Отечественная история. - 1993. - №.2 - С. 148-149; Гусарова Л. Сва-тиков С.Г. // Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. - С. 569-570.

7. Краснянский М.Б. Историческая литература о Ростове-на-Дону. Опыт библиографии местной истории // Записки Ростовского-на-Дону общества истории, древностей, природы (далее ЗРОИДП). - 1914. - Т.2.

С.286; Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. - М., 1958. - Т.З. - С. 46, 83, 108; Т.4. С.424; История исторической науки в СССР. Дооктябрьский период: Библиография. -М., 1965; История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях. Аннотированный указатель книг и публикаций. - М., 1981. - Т.З. Ч.З; Па-шуто В.Т. Русские историки-эмигранты в Европе. - М., 1992. - С. 165-166; Политика, идеология, быт и ученые труды русской эмиграции (1918-1945). Из каталога библиотеки Русского заграничного исторического архива / Сост. Постников С.П. Нью-Йорк: Norman Ross Publishing inc. (на русском языке), 1993. - Т.1. - С. 172, 251; Т.2. - С.456; Маркедонов С.М. "Сквозь дымку загадочности." (Историк Сватиков): Вступительная статья и библиография // Библиография. - 1997. - № 4. - С. 124-131.

8. Быкадоров И.Ф. История казачества. - Прага: Б-ка Вольного казачества - Вильного козацтва, 1930. - 4.1; Он же. Донское войско в борьбе за выход к морю ( 1546-1646). Париж: Изд-во А.Е.Алимова, 1938; Он же. От Сватикова к Короченцеву // Вольное казачество - Вильне козацгво. - 1930. -№ 57; Стариков Т.М. Утрата Доном своей самостоятельности // Там же. -1933. - № 123; Кизеветтер A.A. Сватиков С.Г. Россия и Дон. Издание Донской исторической комиссии. 1924 г. С. 592 // Современные записки.

1925. - № XXIII; Николаев Э. Сборник "Казачество" // Казачий сполох. -1929. - № 18; Николаевский Б.И. С.Г.Сватиков. Россия и Дон (1549-1917). Исследование по истории государственного и административного права и политических движений на Дону. Изд-во Донской исторической комиссии. Вена. 1924 г. // Каторга и ссылка. Историко-революционный вестник.

1926. - Кн. XII. Библиографический листок. ЗРОИДП. - 1912. - Т.1 // Русская старина: Ежемесячное историческое издание. -1913. - Кн. 11.

9. Быкадоров И.Ф. Указ. соч. - С. 143, 172; Кизеветтер A.A. Указ. соч. - С.493-495; Николаевский Б.И. Указ. соч С. 269-271.

10. Там же.

11. Письмо в редакцию // Современный мир. - 1907. - № 12. - Отд.2. -С. 168; П.В. Тайны политической полиции // Приазовский край. - 1918. -№97.

12. Хлыстов И.П. Дон в эпоху капитализма. 60-е- середина 90-х годов XIX века. Очерки из истории Юга России. - Ростов н/Д, 1962. - С.9-10.

13. Пронштейн А.П. Земля Донская в XVIII веке. - Ростов н/Д., 1961; Рябов С.И. Донская земля в XVII веке. - Волгоград, 1992.

14. Сахаров П.П. Общий ход развития историографии и доныне спорные вопросы начальной истории вольного русского казачества ( рукопись). Б.м. и г. Вероятно, работа написана в конце 50-х гг. XX в., т.к. содержит ссылки на монографии и статьи 1957 г. как научные новинки. Автор благодарит донского краеведа к.и.н. Б.В.Чеботарева за предоставленные материалы.

15. Агафонов А.И. Область войска Донского и Приазовье в дореформенный период. - Ростов н/Д, 1986. - С.6.

16. Вандалковская М.Г. История изучения русского революционного движения середины XIX века. 1890-1917 гг. - М., 1982. - С.88; Лурье Ф.М. Хранители прошлого. Журнал "Былое": История, редакторы, издатели. - Л., 1990.-С.169-171.

17. Вандалковская М.Г. Указ. соч.

18. Лурье Ф.М. Указ. соч.

19. Menning B.W. A.I.Chemyshev: A Russian Lycurgus // Canadian Slavonic papers. - 1988. - Vol. XXX. - № 2. - June.

20. Мининков H.A. Россия и Дон: отношения сюзеренитета-вассалитета в XVII в. // Исторический опыт русского народа и современность. Мавродинские чтения. - Спб., 1994. -С. 111-115.

21. Кириенко Ю.К. Казачество в эмиграции: споры о его судьбах (1921-1945) // Вопросы истории. - 1996. - № 10. - С.8-9.

22. Вареник В.И. Происхождение донского казачества. - Ростов н/Д, 1996. С.28-29.

23. Бархударян В.Б. История армянской колонии Новая Нахичевань (1779-1917). - Ереван, 1996. - С.6-7.

24. Бурцев B.JI. "Протоколы сионских мудрецов"- доказанный подлог // В погоне за провокаторами. "Протоколы сионских мудрецов"- доказанный подлог. - М., 1991. - С.214, 282, 300, 305, 306, 307, 341; Николаевский Б.И. История одного предателя: террористы и политическая полиция. - М., 1991. - С. 24, 102; Попов A.JI. Дипломатия Временного Правительства в борьбе с революцией // Красный архив. - 1927. - № XX (I). - С.24; Будниц-кий О.В. Указ. соч. - С. 148-149; Гусарова Л. Указ. соч. - С.569-570.

25. Вареник В.И. Указ. соч.

26. Государственный архив Российской Федерации. Ф.102, 324, 509, 1653, 1723, 5917, 6846; Музей революции РФ. ГИК № 38321/53, 54, 55, 57, 58, 59, 61, 63, 65, 67, 68, 72, 81, 82; Государственный архив Ростовской области. Ф.685, 829, Р-2613.

27. С.Г.Сватиков: Библиография / Сост. Маркедонов С.М. // Библиография. - 1997. - № 4. - С. 127-131. Библиография насчитывает 113 наименований работ Сватикова (исключая газетные публикации). Все работы, вошедшие в данную библиографию, были использованы автором в работе над диссертационным исследованием; Сватиков С.Г. Политические судьбы Дона // Европа плюс Америка. - 1991. - № 2. - С.66-68; Там же. - 1992. -№ 1. - С. 121-124; Сватиков С.Г. Россия и Сибирь (к истории сибирского областничества) // Отечество. Краеведческий альманах. - М., 1995. - Вып.6. - С. 100-112. Публикации после 1991 г. представляют собой отрывки его трудов. Опубликованы без научного комментария. ГАРФ. Ф.324.

28. Быкадоров И.Ф. Указ. соч.; Кизеветтер A.A. Указ. соч.; Николаевский Б.И. Указ. соч.; Сахаров П.П. Указ. соч.; Стариков Т.М. Указ. соч.

29. ГАРФ. Ф.1723, 5917.

30. Протоколы Правления [Ростовского Общества Истории, древностей и природы]//ЗРОИДП. -1912. -Т.1; 1914. -Т. 2.

31. Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий: Воспоминания (18811914). - М., 1997; Милюков П.Н. Воспоминания. - М., 1991; Деникин А.И. Национальная диктатура и ее политика // Деникин. Юденич. Врангель. Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев. - М., 1991; Крюков Ф.Д. 9-10 июля 1906 года (Воспоминания) // Выборгский процесс. - СПб., 1908; Краснов П.Н. Всевеликое войско Донское // Трагедия казачества. - М., 1991; Он же. На внутреннем фронте // Октябрьская революция. Мемуары. - М., 1991 (репринтное воспроизведение. М.; Л., 1926); Керенский А.Ф. Гатчина // Там же; Амфитеатров-Кадашев В.А. Страницы из дневника //Минувшее. Исторический альманах. - М.; СПб., 1996.

32. ГАРФ. Ф.102, 324, 509, 6846; Музей революции РФ. ГИК № 38321/53-55, 57-59, 61, 63, 65, 67, 68, 72, 81-82; ГАРО. Ф.829; Доклад Временному правительству Комиссара Временного правительства С.Г.Сва-тикова о контрреволюционном движении за границей // Красный архив. -1927. - Т.ХХ( I). - С.25-38.

33. Приазовский край. - 1918-1919; Общее дело. - 1921. - № 393,430; Еврейская трибуна. -1921. - № 87; Часовой. -1918. - № 32, 35, 44, 91.

23

Заключение диссертации по теме «Историография, источниковедение и методы исторического исследования», Маркедонов, Сергей Мирославович

Выводы Сватикова относительно происхождения казачества и его политических институтов широко обсуждались эмигрантскими историками, в особенности представлявшими т.н. "вольноказачье движение". В 1927 г. в Праге вышел 1-й номер журнала "Вольное казачество - Вильне козац-тво" под редакцией И.А.Билого и М.Ф.Фролова, поставивший основной задачей "переориентировать казачество на самое себя, внести ясность в казачий вопрос, вопрос об исторической роли казачества и его исторической судьбе, как задачу саму по себе. бороться со взглядом на казачество с точки зрения чужих интересов. формулировать смысл и содержание казачьей идеи" [54]. Один из идеологов вольноказачьего движения И.Ф.Быкадоров выразил суть его таким образом: "Никакая власть российская (центральная) не сможет быть благой для казачества, какая бы она не была: монархическая, кадетская (Милюковская), эсеровская (Керенского или Чернова), или евразийская" [55]. Разделяя антимосковскую риторику Сватикова, раздавая за это ему комплименты направо и налево, историки "вольноказачьего движения" считали его выводы недостаточно радикальными. Упомянутый нами И.Ф.Быкадоров, писал о "примитивности, энциклопедичности изложения" Сватиковым вводной части книги "Россия и Дон" о происхождении казачества (что можно отнести и к другим работам историка), а также "о не отвечающем исторической действительности" изображении этого процесса" [56]. Тот же Быкадоров отмечал "ложность" сватиковской "предпосылки" о происхождении вольного казачества от великороссов [57].

Высказывая критические замечания в адрес Сватикова, Быкадоров, однако, не привел ни одной ссылки на исторический источник, чтобы доказать неверность построений своего оппонента. Основной причиной критического взгляда идеолога "вольных казаков" было упорное нежелание Сватикова политизировать свои книги и статьи с позиций "казачьего национализма". В этом пункте между Сватиковым и "вольными казаками" начинались существенные расхождения. Будучи единомышленниками в противопоставлении демократических казачьих сообществ авторитарной Москве, Сватиков и "вольные казаки" по-разному смотрели на возможности самостоятельного политического бытия казачества в XX в. Сватиков не видел никакой возможности для существования, особенно после революции 1917 г., независимого казачьего государства и не признавал казаков отдельным от русского народом. "Вольные казаки" видели в независимом государстве "Казакия" с отдельной нацией - казаки - "высшее благоразвитие духовное и культурное" [58], а историю (в особенности вопрос о происхождении казаков) они считали главным инструментом идеологического обеспечения "казачьей государственной идеи". Сватиков же, напротив, цель своих исторических изысканий видел "не в обосновании необходимости какого-либо выделения Дона из общенационального единства", а потому не занимался "отбиранием" фактов, рассматривая вопрос о происхождении казачества на основе "вольноказачей партийности" [59]. Поэтому его научные выводы о происхождении казаков значительно ближе историкам государственной школы, либо историкам-марксистам, чем "вольным казакам".

Каким же виделось Сватикову политическое развитие образовавшихся в период позднего средневековья казачьих сообществ? Как мы уже писали выше, с его точки зрения, российское казачество было вольным и служилым. Существование двух групп внутри российского казачества было "изначальным". Выделение этих двух групп было чрезвычайно важно, по мнению Сватикова, прежде всего с историко-юридической точки зрения. "В настоящее время в вопросе о казачестве наблюдается некоторое смешение понятии. С одной стороны, часть казачьей молодежи, увлеченная идееи былого независимого и полунезависимого существования республиканских колоний Дона, Яика и Терека, готова не только вступить на путь проповеди самостоятельности для этих бывших республик, отрыва их от России во имя исторических воспоминаний, но и распространить это благо на все вообще казачьи войска. С другой стороны, часть старшего поколения, воспитанного на идее служилого казачества, связанная своими интересами не с русским народом и даже не с казачеством, а с низвергнутой династией и старым порядком, отрекается от былой подлинной вольности казачьих войск и думает о возвращении к эпохе Александра III и Николая II и роли "охранителей престола" и дореволюционного порядка". Сватиков же считал своей целью "напомнить обеим сторонам об истинном историческом процессе, об изначальном существовании и вольного, и служилого казачества и о том, когда и как казачество в России стало исключительно служилым сословием" [60].

С нашей точки зрения, вопрос о вольном и служилом казачестве является "основным вопросом казаковедения". Он подобен риторическому обращению: "О, Русь ¡.Каким же хочешь быть Востоком? Востоком Ксеркса иль Христа?" Казачество, сочетавшее в себе два, казалось бы, несовместимых начала: тягу к свободе и службу государству, рассматривалось историками, политическими деятелями главным образом с какой-либо одной стороны. Историки "государственной школы" видели в казачестве "вольную стихию", опасную для России не меньше, чем степные кочевники. Донские, кубанские, терские и уральские краеведы, пытаясь весьма своеобразно "реабилитировать" казачество, собирали факты, демонстрирующие "верную службу" казаков царю и Отечеству. Сватиков, пытаясь исследовать казачество с двух сторон, учитывая его исторические противоречия, был, на наш взгляд, историком, сдвинувшим с "мертвой точки" вопрос о том, были ли казаки верными слугами государевыми или бунтарями, сотрясавшими основы Российского государства. Он призвал и профессиоу» ССГ\ нальных исследователей, и политических деятелей увидеть в казачестве 2 стороны медали", что было, с нашей точки зрения, в казаковедении сравнимо с появлением гегелевского диалектического метода в философии.

И вольных, и служилых казаков, с точки зрения Сватикова, объединяло неприятие государственной политики Московского государства. Но если первые вообще стремились к полному разрыву с государством (хотя его никогда и не удавалось достичь), то вторые - к условиям более льготной службы. "Вольные" казаки (не путать с движением "вольных казаков" -С.М.), по мнению Сватикова, "завоевали свои земли своею кровью, без всякого разрешения российской власти, а иногда прямо вопреки ее воле". Служилые же были "с самого начала поселенными", т.е. принятыми на службу, и им оставалось "лишь охранять дарованную им землю, неся вместе с тем тяжкую службу по обороне своей окраины и всего государства Российского" [61].

Сватиков выделял несколько разрядов и видов служилого казачества. Казачество, выбравшее для себя службу, делилось на конное и пешее по 4 разрядам: городовое, полковое, сторожевое, станичное [62]. Проанализировав данные писцовых книг, Сватиков доказал, что материальное состояние служилых казаков было выше, чем стрельцов, пушкарей, затинщиков (т.е. служилых "по прибору"). Для служилых казаков не был закрыт путь и к испомещению, переходу в разряд "служилых по отечеству".

Кроме этого, "помимо разного рода жалованья служилые казаки, именно как люди, лично свободные и служилые, пользовались целым рядом льгот в отношении податей и пошлин." Они были освобождены от платежа внутренних пошлин, а в селах и деревнях с них могли не брать "постоялого". Имели они льготы в торговле. Сватиков привел пример, когда в 1615 г. в Воронеже атаманам служилых казаков принадлежало 7 лавок. К числу "льгот" историк относил также право аренды, откуп борт [63]. Эта группа казаков, по мнению Сватикова, достигла своей цели - более льготной службы государству. Однако "эра" согласия между служилыми казаками и государством длилась недолго, и к началу XVII в. длань Москвы всей своей тяжестью легла на них. Как только государство более прочно утвердилось в пограничных "окраинных" городах и крепостях, права служилых казаков были дополнены немалым количеством обязанностей, среди которых на первом месте был больший объем службы, чем у стрельцов. Важнейшим направлением государственной политики в отношении к служилому казачеству Сватиков считал стремление Москвы к ограничению его прав, его "закрепощению". Проанализировав Соборное Уложение 1649 г., Сватиков обнаружил в ст.9 гл. VII "О службе ратных людей Московского государства" меры, предусматривавшие наказание бежавших со службы казаков (прежде всего возврат на прежнее место службы). Подобное наказание было сравнимо, по мнению историка, с введением бессрочного сыска бежавших крестьян [64]. К 40-м гг. XVII в. служилые казаки, считал Сватиков, были прочно втянуты в систему государственной службы, социальную структуру Московского государства, подчинялись положениям Соборного Уложения, находились в ведении Казачьего и Разрядного приказа. Таким образом, с усилением государства "служилое казачество Московской Руси входило в число служилых людей "по прибору" [65].

По другому пути пошло "вольное казачество", считал Сватиков. С его точки зрения, главным отличием "вольного казачества" было его самостоятельное образование, поскольку земля донских, яицких, волжских и терских казаков не была им "пожалована никем" и лежала вне пределов Московского государства. Вольные казаки, по мнению Сватикова, владели своими землями на правах jus primae occupationis, т.е. первого завладевшего ими [66]. Но означает ли свобода от московской опеки то, что возникшее в период позднего средневековья "вольное казачество" было демократическим образованием, чьи политические институты были противоположны московским? Сватиков одной из центральных проблем выбрал рассмотрение именно политического характера "вольных казачьих республик", обратившись прежде всего к анализу их политических институтов. "Историки излагают подробно устройство демократий античного мира, республик итальянского и германского средневековья. Теоретики государственного права не забывают упомянуть о непосредственных демократиях некоторых кантонов в Швейцарии. История государственных учреждений Дона заслуживает не меньшего внимания", - делал вывод Сватиков [67]. Главным политическим институтом "вольных казаков" (прежде всего самого крупного казачьего сообщества - донских казаков) историк считал Круг, бывший по преимуществу "вечевым собранием". В Круге Сватиков видел продолжение традиций древнерусского народоправства. В пользу этого вывода он приводил следующие аргументы: "Сравнивая казачий Круг и древнерусское вече, мы видим черты полного их сходства. Летописец рисует следующую картину: "Новгородци бо изначала, и Смольяне, и Кияне, и Поло-чане, и все власти (волости, страны), яко же на думу на веча сходятся, на что же старейшие сдумают, на том же пригороды станут. Подобно тому, как в каждой древнерусской земле был свой старейший город, к которому "тянули" все "пригороды" ("младшие города") той страны и вся страна управлялась "вечем" (народным собранием) старшего города, точно также и на Дону все "городки" казачьи беспрекословно повиновались Войску, выразителю воли всего донского казачества, имевшему свое местопребывание в главном городке, столице Войска" [68]. Круг, выбиравший казачьих атаманов и смещавший их, решавший все значимые для казаков вопросы, учитывавший мнение его участников, был, с точки зрения Сватикова, тем институтом, который выгодно отличал "вольных казаков" от Москвы. А именно власть в казачьих сообществах, считал историк, имела, в отличие от Москвы, иной источник - народную волю, а не "божье помазание" и место в "Государевом родословце". Круг был, по мнению историка, системообразующим фактором политической организации казачьих сообществ Дона, Яика, Терека, Волги.

Но, рассмотрев казачьи политические институты, показав их противоположность московским, основанным на жесткой иерархии и централизации, Сватиков как исследователь должен был неизбежно подойти к вопросу о том, было ли Войско Донское и его "колонии" на Яике, Тереке самостоятельными государственными образованиями. Заявив претензии на историко-юридическое исследование казачьей истории, уйти от ответа на этот вопрос было, с нашей точки зрения, невозможно. И Сватиков не пытался сделать это. Анализируя политико-правовое положение Войска Донского, он приходил к выводу о существовании у казаков своего независимого государства. В пользу этого вывода историк приводил несколько серьезных доказательств. Во-первых, Войско возникло не по воле Москвы, вне пределов Российского государства. Оно имело собственную территорию, которую завоевало собственной кровью, а не получило в дар. "Воронеж и Валуйки были самыми южными, украинными городами Московской Руси. На Волге лежали Саратов, Царицын, Астрахань с Московскими воеводами и гарнизоном. Дальше шла земля "вольных казачьих городков", земли "казачьего присуду" (компетенции)" [69]. Во-вторых, Войско Донское имело свои политические институты (прежде всего Круг), которые формировали его внутреннюю и внешнюю политику. В-третьих, Дон вел самостоятельные внешние сношения, нередко не совпадавшие с Московскими интересами, в т.ч. с Московским государством отношения строились через Посольский приказ с 1614 г. Пытаясь выделить основные этапы московско-донских отношений, Сватиков сделал периодизацию истории донского казачества. 1549-1613 гг. - независимое существование "республиканской колонии", построенной на отличительных от Москвы началах народоправства, 1614-1671 гг. - вассальная зависимость казачества от Московского государства, 1671-1721 гг. - период государственной автономии [70].

Даже невооруженного взгляда на данную периодизацию достаточно, чтобы определить, что в основе ее - эволюция юридического статуса самого крупного "вольноказачьего сообщества" Войска Донского. Бросается в глаза не столько обилие юридических формулировок, сколько новых для казачьей истории определений: "республиканская колония", "вассальные отношения", "государственная автономия". Подобного рода новизна, с нашей точки зрения, была навеяна знакомством Сватикова с американской и европейской историей. По аналогии с американскими колониями он говорит о "республиканской колонии" казаков на Дону, а казаков позднего средневековья называет "трапперами дальнего Юга" [71]. Параллели между американо-европейской и российской историей позволяют говорить о том, что Сватиков считал Войско Донское ХУ1-ХУП вв. "Америкой" для русских, недовольных социально-экономическим и политическим курсом Московского государства, его религиозной политикой. И хотя прямо об этом историк не писал, постоянное использование терминов и понятий, широко употребляемых специалистами по всемирной истории, позволяют прийти к такому выводу. Периодизация Сватикова, изобилующая новизной, стала предметом острой критики со стороны его коллег по эмиграции. А.А.Кизеветтер говорил о "не малых сомнениях" в правильности построений Сватикова. Эти "сомнения" касались прежде всего вопросов о государственной независимости в 1549-1614 гг. Войска Донского, а также характеристики периода 1614-1671 гг. как вассальной зависимости донских казаков от Московского государства. По мнению Кизеветтера, говорить о независимом донском казачьем государстве в 1549-1614 гг. не представляется возможным из-за того, что казаки обращались к московским царям как к "природным государям". Кизеветтер нашел у самого Сватикова цитируемый последним пример такого обращения к Лжедмитрию I, признанному казаками "природным государем Димитрием Иоанновичем" [72]. Но достаточно ли этого аргумента для того, чтобы подвергнуть выводы Сватикова "не малым сомнениям"?

С нашей точки зрения, явно недостаточно. И российская, и мировая история изобилует в большом количестве примерами, когда то или иное "признание", принятие официального титула или звания не совсем соответствовало исторической действительности, особенно в период позднего средневековья. Московский государь Федор Иоаннович именовался в официальных бумагах среди прочего "царем Иверским", но в реальности никогда не владел грузинскими землями. Немецкие маркграфы и курфюрсты также считали Императора Священной Римской империи германской нации своим "природным государем", что тем не менее не ставило под сомнение независимость и суверенитет их государственных образований (пусть и небольших по территории). Говоря об обращении казаков к "природному государю" Димитрию, Кизеветтер не написал ничего о характере казачьей военной службы в XVI - начале XVII вв., не обратился к цитируемой Сватиковым отписке донских казаков царю от 26 мая 1632 г., в которой содержатся важнейшие сведения по этому вопросу. В частности, отписка сообщает, что "и крестного целованья (т.е. присяги. - С.М), как и зачался Дон казачьи головами не повелось" [73]. Отписка 1632 г. представляла собой своеобразную летопись войн и походов донцов. По окончании описания каждой "кампании" авторы этого документа сообщали, что казаки участвовали в ней "не за крестным целованьем", "без крестного целова-нья".

Во всех войнах Московского государства, ведомых им в конце XVI -начале XVII вв., казаки действовали в составе русских ратей как союзники, ибо присяги на верность службы они не приносили, "царским головам не подчинились", служа со "своими головами" [74]. За весь XVI в. на Дон жалованье из Москвы, насколько мы можем судить по документам, присылалось всего несколько раз (1570, 1584, 1592-1594), а экономическая блокада в конце XVI - начале XI вв. говорит о том, что "жалованьями" казаки избалованы не были. Итак, в XVI - начале XVII вв. донские казаки не присягали московским государям, не подчинялись Московской администрации, не входил в состав ее ратей (что видно из Разрядных книг), выбирали своих атаманов, вели самостоятельные походы в Крым и Турцию, зачастую противоречившие внешнеполитическим интересам Москвы. И самое главное, Дон был прибежищем недовольных политическими порядками Российского государства, всех "кабальных и опальных", пострадавших от опричнины, налогового гнета, закрепощения. С нашей точки зрения, анализируя социально-политический статус Войска Донского в 1549-1614 гг., Кизевет-тер остановился лишь на внешней стороне вопроса и обошел вниманием целый комплекс источников, в т.ч. цитируемых Сватиковым, равно как и аргументацию последнего. В рецензии Кизеветтера в той же мере, как в упоминаемой нами выше рецензии Николаевского, видны те же самые стереотипы "общероссийской историографии", в которой было достигнуто единство во взгляде на донское казачество позднего средневековья как на "провинцию Московского государства, пользовавшуюся своеобразным устройством и широким самоуправлением" [75]. Это воззрение разделялось историками, стоявшими на различных методологических позициях, такими, как Соловьев и Владимирский-Буданов, Костомаров и Платонов, Кизеветтер. И "областник" Костомаров, и "государственник" Соловьев были едины во взгляде на социально-политический статус Войска Донского в 1549-1614 гг. В этой связи весьма показательной является оценка сватиков-ских выводов донским историком, коллегой Сватикова по Ростовскому обществу истории, древностей и природы П.П.Сахаровым. В своей неопубликованной работе, посвященной проблеме происхождения донского казачества, Сахаров следующим образом охарактеризовал монографию "Россия и Дон": "Книгу портит назойливое выпячивание донской "государственности" до "суверенитета донской республики". При этом тот же автор назвал сватиковский труд "обстоятельным" и "дельным по содержанию" [76].

С нашей точки зрения, такое единство во взглядах на политико-правовой статус Войска Донского вызывалось феноменом нахождения в плену "сегодняшнего дня". Исследователь, каким бы объективным он ни был, переносит свои представления дня сегодняшнего на изучаемую им эпоху. Историки же конца XIX - начала XX вв. были свидетелями "верного служения" казачества "царю и Отечеству", когда какое-либо самостоятельное политическое бытие Войска Донского было невозможно себе представить. Отсюда и довольно скептическое отношение к выводам о политической независимости и суверенитете казаков Дона в эпоху позднего средневековья. Этот скептицизм (как традиция) в значительной степени сохранился и в исследованиях более позднего времени (в работе Сахарова).

Сватиков же в определенной степени посягнул на такое "единство взглядов", но не на основе политизированных построений, как, И.Ф.Быкадоров, а с привлечением большого количества исторических документов. Как видим, это "покушение" было весьма скептически встречено. Впоследствии же идею существования независимых казачьих государств поддержали и некоторые советские исследователи, делая упор при этом не на демократический, а на антифеодальный характер [77].

Второе "не малое сомнение" Кизеветтера касалось характеристики Сватиковым периода 1614-1671 гг. как вассальной зависимости Войска Донского от Московского государства. "Странный этот вассалитет и не совсем обычны представления нашего автора о вассальных отношениях. Обычно вассалы берут на себя обязательства служить сюзерену и платить ему дань. Но оказывается, что не Дон платил Москве вассальную дань, а Москва посылала на Дон "Царское жалованье" за "службу", - писал Кизе-веттер [78]. Не принимает он и определения Сватиковым казачьей службы в 1614-1671 гг. как "типично вассальной". С нашей точки зрения, верен вывод Кизеветтера о том, что казачья служба в XVII в. "вообще не могла бы быть подведена ни под какую юридическую квалификацию" [79]. Как мы уже писали выше, в периодизации политической истории Войска Донского Сватиков обращался к терминологии, более привычной для объяснения процессов американо-европейской истории. Оттуда он и "позаимство

СС V* вал понятие вассалитет - одно из центральных понятии в исследованиях по истории европейского феодализма. Сама же конструкция "феодализм" и весь комплекс понятий, ее характеризующих, были новы даже для общероссийской научной лексики и применены к описанию российского средневековья Н.П.Павловым-Сильванским [80]. Для казаковедения же понятие "вассалитет" выглядело и вовсе экзотикой. С нашей точки зрения, его использование Сватиковым было не вполне оправдано, т.к. не наполнялось конкретным содержанием и не было серьезно аргументировано, в отличие от обоснования независимости и суверенитета Войска Донского. Говоря о вассалитете, Сватиков хотел показать процесс усиления зависимости Дона от Москвы в XVII в., прежде всего, экономической зависимости. Но выбор термина, объяснявшего эту зависимость, был выбран им, на наш взгляд, неудачно, т.к. в данном случае исторические события подгонялись в "прокрустово ложе" понятия.

И наконец, период 1671-1721 гг. был назван Сватиковым периодом автономии. За точку отсчета историк взял 1671 г. - год принесения казачеством Дона присяги на верность службы Московским государям, когда казаки потеряли право внешних сношений и приема беглых. С этого времени, с точки зрения Сватикова, государственное бытие "вольноказачьего Дона" прекращается, начинается его дрейф в сторону служилого казачества. Но в 1671-1721 гг. Дон имел ряд прав, отличавших его от других частей Московского государства. Сватиков провел внимательный сравнительный анализ социально-политического статуса Войска Донского и Украины и пришел к выводу, что Дон обладал значительно большим объемом прав. На Дону не было русских крепостей и гарнизонов, которые были на Украине. Кроме этого, выборы войскового атамана были практически свободны от московского вмешательства, в то время, как выборы украинского гетмана жестко контролировались к 70-80-м гг. XVII в. Российским государством. Но это лишь de jure. A de facto Дон продолжал вести самостоятельные внешние сношения и принимать беглых (особенно религиозных нонконформистов - старообрядцев) [81]. Однако и эти выводы Сватикова, и его трактовка периода 1671-1721 гг. как периода "государственной автономии", подвергались сомнениям со стороны оппонентов. Кизеветтер писал, что Дон, названный Сватиковым образованием республиканского типа, не мог быть "провинцией монархического государства", пользовавшейся автономией [82]. С точки зрения формальной логики, оппонент автора книги "Россия и Дон" прав. Но история не всегда бывает логична. Здесь мы позволим себе процитировать инструкцию, данную в 1625 г. польским королем Сигизмундом III Сеймикам: "Забыв свой долг и подданство, образовывают отдельную республику (Rzech Pospolito).устанавливают свои законы" [83]. Инструкция короля Речи Посполитой относилась к запорожским казакам. Как видим, запорожцы, чья социально-политическая организация была близка донцам, находясь под властью польского короля, тем не менее образовывали "собственную республику". Эта республика была "автономной провинцией" монархического государства. Речь Посполитая, конечно же, не была в полном смысле слова монархией, что отражено даже в названии польско-литовского государства, но во главе ее стоял король. Положение Войска Донского в 1671-1721 гг. можно сравнить с положением Запорожской Сечи в 20-30-е гг. XVII в. Войско имело республиканские атрибуты: выборные органы власти сверху донизу, но с 1671 г. было обязательно нести службу московским государям, принимать "правила игры" Москвы. И действительно, складывалась парадоксальная ситуация, республиканское по внутреннему устройству образование стало автономией монархического государства.

Критические же высказывания Кизеветтера по периоду 1671-1721 гг., с нашей точки зрения, опять-таки вытекают из его "общероссийского взгляда" на казачью историю, не учитывавшего региональных особенностей, "общеказачьего контекста", которые не всегда соответствовали законам формальной логики.

Итак, в 1671 г. с принесением присяги на верность московским государям Войско Донское утратило государственный суверенитет, став провинцией, пользовавшейся широкой автономией. По мнению Сватикова, с этого времени начинается превращение "вольного" донского казачества в служилое сословие Московского государства, а также слияние вольного и служилого казачества в одну социальную группу [84]. Из-за чего же произошло подчинение вольной стихии московской длани и почему два противоположно направленных политических образования в течение ХУ1-ХУП вв. были тесно привязаны друг к другу? С точки зрения Сватикова, Москва и Дон были обречены на военно-политический союз из-за общей военной опасности, исходящей от степных кочевников. Другой причиной, по которой "вольное казачество" оказалось "привязанным к Москве", была "экономическая зависимость Дона", сыгравшая для него "роковую роль".

И, в-третьих, по мнению историка, "могильщиком" казачьих вольностей стали процессы социального расслоения внутри казачества, появление "голутвенных" и домовитых. Помимо социального расслоения, с середины

XVII в. происходило политическое размежевание казаков, часть из которых была заинтересована в стабильности через покровительство Москвы, а другая часть стояла за сохранение древнего права: "С Дону выдачи нет!" [85]. Все эти факторы в своей совокупности сделали невозможным развитие независимого казачьего государства и "вольного казачества".

Немаловажную роль в подчинении казаков Москве сыграло и поражение восстания Разина, бывшего, с точки зрения Сватикова, движением за старые "казачьи вольности", которое "не только стремилось отстоять независимость Дона, но и переходило иногда в прямое наступление на общественный строй метрополии" [86].

Но, по мнению Сватикова, превращение "вольных казаков" в служилых произошло окончательно не в 1671 г., а в 1721 г., в эпоху преобразований Петра Великого. В период "государственной автономии" шла скрытая борьба за старые "казачьи вольности", принимавшая иногда открытые формы (булавинское восстание). Поражение же казаков в восстании Була-вина и последовавшие за ним репрессии ускорили, с точки зрения Сватикова, превращение "вольных казаков" в служилые. Следует отметить тот факт, что, характеризуя борьбу казаков и Москвы в конце XVII - начале

XVIII вв. Сватиков нередко прибегал к идеализации "борцов" с московскими "общественными порядками". В особенности это касается булавинского восстания и личности самого Булавина, названного "президентом демократической республики". Восстание же рассматривалось Сватиковым как глобального характера конфликт между республиканским и монархическим идеалом, а не событие, имевшее вполне конкретные корни [87]. Историк, к сожалению, старался мягко обходить негативные разрушительные действия со стороны восставших и разинцев, и булавинцев, оправдывая их политической целесообразностью борьбы с московской тиранией. Здесь мы согласимся с Кизеветтером, писавшим, что в описании некоторых исторических событий Сватиков "в гораздо большей мере выступает в роли публициста" [88]. Одним из таких событий было булавинское восстание и его последствия. Какими же они виделись Сватикову?

По мнению историка, "российская имперская власть предприняла в отношении русского казачества ряд мер, поражающих силою своего размаха и глубоким внутренним значением. С одной стороны великий централист и "империалист" Петр I, устремляясь к берегам южных морей - Черного, Азовского и Каспийского, положил конец полунезависимому (именно к нач. XVIII в.! - С.М.) существованию Дона, Яика и Терека, передавши сношения с ними из Иностранной в Военную Коллегию, ограничивши свободный выбор Войсковых атаманов, обративши эти республики в автономные провинции империи (уже без республиканских атрибутов. - С.М.У [89]. Основным последствием петровской "казачьей политики", по мнению Сватикова, было превращение трех ранее вольных казачьих образований в служилых казаков Российской империи, которые вплоть до 1917 г. "обладали в пределах каждого войска, сообща всею войсковою землею, всеми угодьями. Они пользовались некоторыми привилегиями, но вместе с тем у них была "одиозная привилегия" тяжкой службы государству за свой счет" [90]. Но это было не единственное "превращение" петровской эпохи. По мнению Сватикова, в 1724 г. Петр Великий "одним ударом уничтожил на пространстве половины Империи старое служилое казачество (выделено мною. - С.М.) Московской Руси, превративши служилых казаков в свободных крестьян, обложивши их подушным окладом". Это не коснулось лишь Сибири, Чугуевских, Торских, Маяцких, Новохоперских служилых и находившихся в ведении Приказа Казанского дворца. "Таким образом, Империя почти одним ударом освоила окраинные казачьи республики и -внутри государства - превратила в крестьян многочисленное сословие служилого казачества" [91]. Таким образом, петровская эпоха была концом не только "вольного казачества", что и до Сватикова подчеркивали исследователи казачьей истории, но и ударом по служилому казачеству, куда более лояльному по отношению к Москве, а позже и Санкт-Петербургу. В чем же причина "расказачивания" служилых казаков Московской Руси? Сватиков объяснил это тем, что и служилые казаки не были "большими друзьями московских общественных порядков" из-за осуждения чрезмерной тяготы своей службы. А поэтому в кризисные для Московского государства периоды ("Смута" начала XVII в.) служилые казаки поддерживали оппозиционные Москве силы, среди которых пальма первенства нередко принадлежала "вольным казакам" [92]. А зная "ненадежность" служилых казаков в трудные для государства моменты, Петр решил пойти по пути их "расказачивания". Согласно выводам Сватикова, в XVIII в. место служилых казаков заняли "вольные", а служилые по большей части были превращены в крестьян.

Таким образом в XVIII в. было образовано 4 служилых казачьих войска из бывших "вольных казаков". Это Войско Донское, Яицкое (до 1775 г., затем Уральское), Терское, Черноморское, бывшее преемником Запорожского войска низового, которое, как и Войско Донское, по мнению Сватикова, было "вольной республиканской колонией" в XVI-XVII вв. [93].

В 20-30-е гг. XVIII в. Российское государство, по мнению Сватикова, начало политику "фабрикования" казачьих войск, служилых по своему характеру и происхождению, поскольку их возникновение происходило исключительно по воле государства. К их числу относились: "старейшее служилое войско" Оренбургское, возникшее в 1755 г., а также войска Астраханское, Сибирское, Забайкальское, Енисейское, Амурское. Лишь однажды в XIX в., с точки зрения Сватикова, в 1860 г. Российское государство "сфабриковало" служилое войско на основе бывших "вольных казаков". Это было в случае с образованием Кубанского казачьего войска, куда вошли черноморцы и казаки-линейцы, в составе которых было немало донцов [94].

XVIII век, по мнению Сватикова, был революционным как для вольного, так и для "старого служилого казачества". Свершилось "привязывание" казаков к государству, окончательное инкорпорирование их в социальную структуру Российской империи. При этом достижение лояльности их российским императорам стало абсолютным приоритетом в государственной политике. Дон, Яик и Терек стали "соединенными российскими штатами", и их государственное бытие было прекращено.

Революционность" XVIII в., по мнению Сватикова, заключалась главным образом в том, что именно в эпоху Петра Великого и его преемников (точнее преемниц) были намечены основные контуры социально-политического бытия казачества, сохранившиеся с небольшими изменениями до февральской революции 1917 г. (обязательная военная служба за землю, коллективное войсковое землепользование, более высокий статус, по сравнению с податным населением империи, освобождение от податей, личная свобода).

Означало ли это, что на "вызов" империи казачество не дало никакого ответа? По мнению Сватикова, пережив репрессии и политическое давление, лишенное былых прав казачество не смирилось с изменением своего статуса. Таким ответом стали "автономизм", "областничество", в основе которых лежало обращение к историческому прошлому казачества. Другой важной чертой "казачьего ответа" было обращение к истории казаков (особенно вольных) российского общественного движения. По мнению Сватикова, казакофильство было свойственно декабристам и народникам, сибирским областникам и петрашевцам, А.И.Герцену, Н.П.Огареву, Л.И.Мечникову, Г.В.Плеханову. "Ни одна партия или движение в России, либо за границей (в той или иной мере оппозиционные правительскому курсу. -С.М.) не прошла мимо федералистских построений". Но эти построения, в которых казачеству отводилась не последняя роль, были далеки от конкретики, "мыслились как-то отвлеченно алгебраически" [95]. Как историк российского общественного движения, Сватиков привлек немало документов, свидетельств, воспоминаний, характеризующих казакофильство российских радикалов. Историк показал, что российские общественные деятели имели "грех жены Лота", т.е. искали истоки освободительных идей в древности и эпохе средневековья, а также примеры общества, основанного на принципах свободы и справедливости, находя их в сообществах "вольных казаков". В исследованиях Сватикова проблема "Казачество и российское общественное движение" является одной из центральных. В ее постановке он был, бесспорно, новатором, т.к. до него внимание исследователей останавливалось в лучшем случае на казакофильстве "местного", а не общероссийского происхождения. Параллельно со Сватиковым эту проблему активно изучали историки, группировавшиеся вокруг журнала "Вольное казачество - Вильне козацтво", поднимая также неизвестные пласты зарубежного казакофильства [96]. С нашей точки зрения, в анализе "казачьей идеи" российских общественных деятелей Сватиков и "вольные казаки" (политическое течение. - С. М.) сходились наиболее близко, ибо их объединяли общие выводы: российские революционеры и в меньшей степени либералы видели в казачестве пример свободного, основанного на справедливости образования, а в их борьбе с Москвой и Санкт-Петербургом - противостояние деспотизму и монархическому государству.

Донское казакофильство началось, по мнению Сватикова со второй половины XVIII в. и было движением (скорее стихийным, нежели организованным) за расширение прав Дона или возвращение утерянных "вольностей". В этом движении объединились разнородные силы, такие, как "великие герцоги донские Ефремовы" и Е.О.Грузинов, И.В.Турчанинов [97]. При внешнем сходстве целей участников движения они по-разному видели будущность казачества. Если Ефремовы выступали за усиление собственной власти, неподконтрольной столице империи, то Грузинов и Турчанинов были сторонниками ломки абсолютистского государства, противниками "тирании".

Казакофильство же российских радикалов, считал Сватиков, уходило своими корнями в публицистику А.Н.Радищева и политические проекты декабристов, которые были проникнуты "казачьим автономизмом". Российское казакофильство, по мнению историка, проявилось в признании заслуг казачества в "приращении" российской державы, ее обороне от степных кочевников, а также в помощи всем "униженным и оскорбленным". На основе этого "признания" представители российского общественного движения (в понимании Сватикова. - С.М.) в своих политических (конституционных) проектах отводили казачеству особую роль. Сватиков привел немало примеров подобного рода. В частности, П.И.Пестель предлагал создание для казаков особого "удела", а Н.М.Муравьев выделял Дон в особую Донскую область. В составленном в 1847 г. проекте революционера Анд-руцкого Дон провозглашался составной частью славянской федерации наряду с Украиной, Сербией, Черногорией и Польшей. Сватиков говорил также об идеализации казачества народниками, приведя в пример публикацию в журнале "Вперед" П.Л.Лаврова в 1873 г., посвященную одновременно годовщине пугачевщины и независимости Северо-Американских соединенных штатов [98]. Историк, кроме обращения к проблеме российского казакофильства, исследовал также феномен казакофильства русской политической эмиграции, в т.ч. в Северной Америке. Он одним из первых изучил проект превращения Аляски в "казачий край" основателя русской печати в Америке Агапия Гончаренко [99]. Но, как мы уже писали выше, Сватиков подчеркивал "отвлеченно алгебраический" характер казачьих проектов российских революционных радикалов.

Сватиков нигде не делает прямого вывода о союзе казаков и российского общественного движения, направленного против российской империи, но факты, в большом количестве им приводимые, с нашей точки зрения, говорят о том, что историк считал, что цели казачества и российских радикалов в конце XVII-XIX вв. совпадали. И казаки, и революционеры были заинтересованы в ослаблении империи, завоевании большего количества прав и свобод, демократизации России. Однако, на наш взгляд, Свати-ков пропустил столь важный момент и в истории казачества, и в истории российского общественного движения и политической мысли, как оконча

СС 5*5 ние медового месяца между казаками и революционерами, начавшийся в конце XIX в. и достигший своего апогея после событий 1905 г. Историк не подверг анализу "смену вех" в умонастроениях "властителей умов" российской интеллигенции, особенно с началом формирования марксистских идей как в России, так и прежде всего в среде русской политической эмиграции.

И если в XVIII-60-e гг. XIX вв. преобладала идеализация казачества, личностей казачьих вождей Разина, Булавина, Пугачева, то в работе Г.В.Плеханова (марксистского периода) "История русской общественной мысли" говорится об "исторически бесплодном общественном протесте казачества и превращении его в удобнейшее орудие борьбы реакции с истинно-освободительным движением народа" [100]. В.И.Ленин говорил о господствовавших в казачьих землях "феодальных отношениях" [101]. Марксистская политическая мысль, в которой существовала концепция биполярного общества: с одной стороны - эксплуататоры, с другой - эксплуатируемые, отводила крестьянству и казачеству "место посредине", роль "ненужного класса" (по выражению Т.Шанина) [102]. При таком подходе об идеализации и героизации казаков речи быть не могло. В мифологии революционеров-марксистов на первые роли вышли другие боги и герои. На их Олимпе казакам места не было, хотя некоторая идеализация "народных вождей" оставалась (в значительно урезанном по сравнению с народниками виде). У Сватикова же изменение отношений революционных радикалов к казачеству осталось terra incognita, тогда как марксизм в конце XIX - начале XX вв. превращался в революционное учение №1 в России.

Вне поля внимания Сватикова осталось рассмотрение проблемы формирования образа "казака-нагаечника", получившего в начале XX в. "постоянную прописку" не только в политической публицистике, но и в художественной литературе: "Сам узнаешь - будет время, - к службе призовут, - как крамолы подлой племя казаки дерут. Скажешь: я присяге верен, коль прикажут - бью!" Или: "И тотчас Мирский-Святополк призвал к защите конный полк, к нему пехоты шесть полков, всех, сколько было казаков" [103]. Историк, с нашей точки зрения, упустил из виду то, что российские интеллигенты к началу XX в. осознали факт соучастия казачества в работе государственной машины (особенно после 1905 г.). Любопытно, что сам Сватиков во время своего увлечения революционной романтикой в одном из своих публичных выступлений (декабрь 1904 г.) поставил казаков " с нагайками" в один ряд с "жандармами с застенками" [104].

Как видно из предложенного нами анализа научных выводов Сватикова относительно "казачьего ответа" империи, политические репрессии не сломили казаков. Более того, идея об их "угнетении" стала одной из основных в русской общественной мысли ХУШ-бО-е гг. XIX вв. Оказал ли "ответ" какое-либо влияние на "казачью политику" Российского государства? По мнению Сватикова, Санкт-Петербург и в XIX в. сполна унаследовал дух Петра Великого. XIX век был периодом дальнейшего "обуздания" казачества государством. И если в 1721-1775 гг. существовала "областная автономия", сохранявшая за Войском Донским некоторые из его древних институтов - Круг, то с момента уничтожения Круга в 1775 г. до принятия в 1835 г. "Положения об управлении Войском Донским" бывшее "вольное казачество" проделало путь, приведший его к положению "военных поселенцев". По мнению Сватикова в 1835-1917 гг. социально-политический статус казаков Дона и других войск был близок аракчеевским "военным поселениям". Этот вывод историка перекликался с выводами острых статей донских публицистов, например А.А.Карасева, написавшего в 1905 г. о казаках как о "крепостных Российского государства" [105]. Подобное положение дел, по мнению Сватикова, серьезно не изменили ни "великие реформы" 60-70-х гг. XIX в., ни "контрреформы" Александра III. "Царствование же императора Николая II для Дона было эпохой отсутствия какой-либо автономии". Главную ошибку российских императоров Сватиков видел в признании ими за казаками "единственной заслуги - их служебной роли в деле развития грозного могущества метрополии" [106]. Сводя роль казаков исключительно к военно-политическим функциям, империя, считал историк, формировала против себя достаточно мощную силу. "Правительство уклонялось не только от разрешения, но и от постановки казачьего вопроса. Законодательные же учреждения заваливались т.н. законодательной вермишелью по казачьим делам. Таким образом старая Россия (до 1917 г. - С.М) ценила в казачестве лишь бесплатных и безответных слуг, не желая вдуматься в причины экономического оскудения Дона". Итогом "служения" казаков империи с 1721 по 1917 гг. Сватиков считал утрату ими государственности, автономии, самоуправления. "Вольные граждане Дона превратились в закрепощенных государством служилых казаков" [107].

Империя и казаки, таким образом, были чужды друг другу. Процесс этого "отчуждения" показан Сватиковым на основе использования многочисленных юридических документов, правительственных проектов. Однако другой процесс - "отчуждение" казаков от русского революционного движения в конце XIX - начале XX вв. - Сватиковым практически был оставлен без внимания. С его точки зрения, в начале XX в. в связи с общей демократизацией империи казаки активизировали борьбу за свои права. "Оживление политической жизни Дона совпало с общерусским. В 19021903 гг. в Новочеркасске появляются листки "Группы свободного слова", в начале 1903 г. казачьей интеллигенцией создается группа "Казацкая воля" [108]. Сватиков подчеркивал, что казачество не оставалось в стороне от происходивших в начале XX в. общественно-политических процессов в России и представители казачьей интеллигенции внесли свой вклад в российское общественное движение. Исходя из фактов, приводимых в различных статьях и книгах, историк приходил к выводу о продолжении "сотрудничества" между казаками и общественными деятелями, забывая при этом говорить, что такое "сотрудничество" проходило в начале XX в. лишь в рамках либеральных партий (кадеты особенно) или социалистических, ориентированных на крестьянство и основывавших свою идеологию не на марксизме. Крайне радикальное крыло российских революционеров, также включаемое Сватиковым в общественное движение России, стало, особенно после революции 1905 г., рассматривать казаков как "палачей", гонителей народа. Но эти факты историком проанализированы не были. Поэтому, с нашей точки зрения, Сватикову не удалось выявить причины последовавшей после 1917 г. большевистской политики "расказачивания", ограничившись констатацией свершившегося.

Начало XX в., с точки зрения Сватикова, было для российского казачества периодом "надежд", а также включения казачьей интеллигенции в общероссийское общественное движение. Повышению гражданской активности казаков, по мнению историка, способствовало участие их представителей в Государственной Думе всех четырех созывов. Однако желание империи абсолютно доминировать над всеми территориями, входившими в ее состав, а также нерешенность "казачьего вопроса", приверженность Санкт-Петербурга к оценке казаков исключительно как к бесплатной военной силе, сделали, с точки зрения Сватикова, осуществление "надежд" начала XX в. невозможным.

Главной "надеждой" российского казачества историк считал "раскрепощение от становившейся непосильною особой службы его государству", уравнивание "всех жителей так называемых казачьих краев". Повышение гражданской активности казаков в начале XX в. способствовало их стремлению сделаться "гражданами России, имеющими одинаковые права и несущими те же обязанности, что и все остальные" [109]. Решить задачу "эмансипации" казачества должна была "по идее" февральская революция 1917 г., считал Сватиков. Каковы же были ее последствия для казаков, с точки зрения историка?

Прежде всего произошло, "возрождение казачьей автономии", утраченной в эпоху Петра Великого [110]. Но превратить "казаков" в "граждан Свободной России" не удалось. В частности, "иногородние и казаки не слиты" были в "единый класс свободных граждан, взаимоотношения их не улучшились", не были решены проблемы земельных казачьих привилегий и малоземелья неказаков (относительно казаков) [111].

Октябрь 1917 г. сделал невозможным продолжение "февральской эмансипации". Пришедшие к власти большевики видели в казаках, как и в крестьянах, две стороны медали: эксплуататоров и эксплуатируемых одновременно, но прежде всего "слуг царского режима". Сватиков полагал, что "большевики, подражая великой французской революции, формально уничтожили казачество, переделили между новыми административными областями территории казачьих краев, но были не в силах изменить бытовой уклад казачества" [112].

С нашей точки зрения, общим недостатком трудов Сватикова, посвященных казачьей проблематике, был "историко-правовой детерминизм" и отсутствие должного исследовательского внимания к проблемам социально-экономического развития российского казачества. Отсюда многие факты истории казаков, в частности, проблема взаимоотношений казачьего населения и иногородних, упоминаются историком как бы случайно, в отрыве от общего контекста социально-экономического развития Дона и других казачьих областей.

Эту черту работ Сватикова отмечали его оппоненты. Кизеветтер писал о непонятном превращении под пером Сватикова казаков-носителей "эгалитарного духа" в две противоположных друг другу группы: "казацкую массу" и "привилегированную старшину", стремившуюся к уравнению себя в правах с российским дворянством. И этот процесс, действительно, описан Сватиковым лишь с точки зрения социально-политического развития. Отсутствие анализа социально-экономической эволюции казачества на самом деле затрудняло понимание процесса расслоения казаков [113].

Кроме этого, характеристика таких важных событий в истории казачества, как революция 1917 г. и последовавшая затем гражданская война зачастую, сводятся Сватиковым к констатации происходившего без объяснения причин социально-экономического порядка, без чего картина выглядела неполной.

Именно поэтому, с нашей точки зрения, Сватикову вполне не удалось объяснить антиказачий характер большевистской политики в "казачьем вопросе", подкрепить объяснение причин формирования такого политического курса социально-экономическими факторами. Из рассуждений Сватикова не совсем понятно, почему большевики и казаки, бывшие каждые по-своему противниками имперского государства, не нашли "общий язык", став по разные стороны баррикад. Без обращения к социально-экономической истории, с нашей точки зрения, объяснить причины такого размежевания было крайне затруднительно.

Тем не менее ценность выводов историка, касающихся революции и гражданской войны, их влияния на казачество, не уменьшается. Среди в какой-то степени "положительных" последствий событий 1917-1920 гг. Сватиков выделял образование независимых казачьих демократических республик, которые воплотили в себе чаяния деятелей российского общественного движения ( принципы "ответственного министерства"), возродили традиции позднесредневековой казачьей демократии [114]. Но конечным итогом революции и гражданской войны была победа большевиков, поставившая крест на казачьем областничестве, началах народоправства, возродившихся в 1917 г. Большевики так же, как и Российская империя, считал Сватиков, ценили в казаках лишь военную силу [115].

Именно эта сторона жизни казачества заставила их повернуться лицом к казакам. Отвечая на вопросы анкеты журнала "Казачий сполох" в 1927 г., Сватиков подверг анализу первое советское "возрождение казачества". Следя внимательно за событиями, проходившими в СССР, он видел некоторые "послабления" казакам со стороны большевистского руководства. Были амнистированы представители вооруженной оппозиции Советской власти, ас 1921 по 1924 гг. проходил процесс реэмиграции казаков, воевавших против нее. В апреле 1925 г. Пленум ЦК РКП(б) рассмотрел вопросы казачьей политики, поставив в число приоритетных задач "вовлечение казачества в социалистическое строительство" и органы Советской власти [116]. Все эти события, казалось бы, говорили о "детанте" между казачеством и "новой властью". И это "казалось бы" Сватикову удалось, на наш взгляд, нащупать. "Повернувшись лицом к казачеству, - писал он, -большевики пошли навстречу ему лишь в признании внешних черт быта (лампасы, черкески и т.п.). Взамен они сочли возможным использовать полностью исторический военный опыт и специальные качества казачьих войск. Большевики оставят тяжелое наследие в казачьих краях" [117].

История подтвердила опасения Сватикова. Начавшаяся вскоре коллективизация уравняла казаков со всем российским крестьянством в бедности и бесправии (социальном, экономическом, политическом). Обращение же к казакам "лицом" происходило лишь в тяжелые для "новой власти" моменты: перед второй мировой войной и в годы Великой Отечественной, в период "перестройки", когда требовались "исторический военный опыт" и "специальные качества".

Тем не менее с приходом к власти большевиков, по мнению Сватико-ва, казачья история не закончилась. В 1924 г. он написал: "Грядущее переустройство России снова поставит на очередь вопрос о месте Донского края в составе Российского государства, о правах Донского казачества" [118]. События последних десяти лет показали нам, что и в этом прогнозе Свати-ков не ошибся. Для любого исследователя истории немаловажен вопрос, имеет ли исследуемый им предмет конец. Перед Сватиковым он стоял также. Следует отметить, что историк полагал, что казачество "есть явление вечное. Оно вызвано к жизни определенными условиями исторической жизни и исчезнет как таковое, когда эти условия исчезнут". Но в то же время, с точки зрения Сватикова, "очевидно, его (т.е. казачества. - С.М.) историческая роль еще не закончена" [119].

Подведем итоги. Обобщив огромный фактический материал российского и зарубежного происхождения, Сватиков разработал оригинальную концепцию казачьей истории. Его концепция вобрала в себя научные выводы историков "государственной школы", русского "областничества", марксистской исторической науки. Отличительной чертой трудов Сватикова, посвященных истории казачества, было рассмотрение прошлого и настоящего (для времени Сватикова) казаков с позиций "философской истории", т.е. "мыслящего рассмотрения исторического процесса". Сватиков стал не просто собирателем фактов и исторических свидетельств, а исследователем, критически осмыслившим их, рассмотревшим казачью историю в полемике с учеными прошлого (С.М.Соловьев, В.О.Ключевский, С.Ф.Платонов и др.), а также публицистами и общественными деятелями (И.Ф.Быкадоров, Т.М.Стариков).

Сватиков, пожалуй, стал первым историком казачества, которому удалось ответить на сухоруковские вопросы 20-х гг. XIX в.: "Кто они (т.е. казаки - С.М)? Как образовались в такое сообщество? Зачем пришли и какую цель имели?" [120]. Происхождение казаков историк объяснял политикой собирания уделов под эгидой Московского государства, в котором в XVI в. восторжествовал принцип Ивана Грозного: "Жаловать есмя своих холопов вольны, а и казнить вольны же". Основное предназначение казачества Сватиков видел в развитии русских традиций народоправства, русского идеала свободы со всеми ее плюсами и минусами, перманентной тягой к необузданной анархии. Само же казачество он называл "могучим протестом русского народа" против тирании московских венценосцев.

Основным содержанием истории казачества Сватиков считал развитие политических отношений с Российским государством, коллизии "местного права" с общегосударственным (с XVIII в. общеимперским). Проигрыш государству способствовал, с его точки зрения, превращению казаков в "военных поселенцев", замкнутую касту воинов, в глубине которой оставалась историческая память о временах "вольного казачества". Попытка в начале XX в. выйти на демократический путь развития окончилась для российского казачества неудачей. И в этом смысле мы можем говорить о пессимистичном характере концепции казачьей истории Сватикова, поскольку его выводы говорят о неудачах "русских областей" в построении общества, основанного на началах демократии и социального мира.

Сватиков рассматривал казачество исключительно как феномен российской истории. Всякое противопоставление русских и казаков было для него не только невозможно, но и считалось им вредным. Своей главной задачей он называл "чисто научное исследование" прошлого казаков, а не обоснование необходимости самостоятельного государственного бытия казачьих областей. Признавая бытовые отличия казаков от русского населения центральной России, а также говоря об особой политической культуре казачества, Сватиков не считал казаков отдельным от великороссов народом.

Сватиков не соглашался с взглядом на казачество историков "государственной школы", поставивших в центр своего внимания становление российской государственности, ее торжество. Он показал, что казачество не было "антигосударственным", "воровским" элементом, а лишь воплотило в период позднего средневековья политические идеалы, противоположные московским, основанные на вечевых традициях. По мнению Сватико-ва, история России была монополизирована Москвой, а позднее Санкт-Петербургом, во многом сведена к истории побед и поражений Московского государства в деле "собирания земель". Его труды были призваны показать уникальность исторического пути русских областей: Дона, Яика, Сибири, Волги, Терека.

Неприемлемым для Сватикова был и подход к казачьей истории исследователей, сгруппировавшихся вокруг журнала "Вольное казачество -Вильне козацтво", ставивших политические цели по "объединению и сплочению всех живых сил казачества около идеи государственной самостоятельности казачьих земель" [121] впереди объективного научного изучения, а также противопоставлявших казачество русскому народу. Признавая их критику в адрес империи, ставившей всех под один ранжир, он не соглашался с "конструктивной" (скорее деструктивной. - С.М) частью -обоснованием необходимости строительства суверенной Казакии посредством истории.

Принимая правильность постановки вопроса о крепостническом (классовом) характере Московского государства, классовой борьбе внутри казачества (между "домовитыми" и "голытьбой"), Сватиков все же отвергал абсолютизацию этих факторов, поставленных во главу угла историками-марксистами в СССР, отдавая предпочтение изучению социально-политических основ противостояния Дона и Российского государства, внутри казачьей борьбы где-то даже в ущерб научному качеству прилагаемого материала.

И тем не менее, несмотря на большое количество "очных" и "заочных" оппонентов, Сватиков умел использовать наиболее ценные, с его w гт-i точки зрения, положения их концепции. Так, в изучении истории казачества немало внимания уделяется им анализу казачьей государственности, политических институтов казаков, их социально-политической истории, что говорит о влиянии на Сватикова "государственной школы". Видение в казачестве одной из форм социального протеста показывает заимствование Сватиковым выводов историков-марксистов, а показ уникальности, "осо-бости" исторического пути "русских областей" подводит к выводу о придании им нового импульса "русскому областничеству".

Не сказать об идеализации казаков Сватиковым - значит не сказать о его концепции ничего. По справедливому замечанию Кизеветтера, "С.Г.Сватиков в одно и то же время и добросовестный излагатель фактов, и идеализатор казачьих общественных добродетелей" [122]. Эти две стороны медали проходят "красной нитью" через все труды историка как тезис и антитезис. С нашей точки зрения, Сватиков соединил в себе "Карамзина и Соловьева" казачьей истории, подобно тому, как это сделал в изучении истории Украины М.С.Грушевский. Стадиальное отставание казаковедения от общероссийской исторической мысли требовало не только "нового осмысления" истории казаков, но и ее "поэтического истолкования" [123]. Эти две задачи были совмещены Сватиковым. Бесспорно, идеализация -всегда помеха объективному исследованию, но, на наш взгляд, ее наличие в трудах Сватикова объяснимо в контексте развития казаковедения начала XX в.

Другим недостатком работ историка был социально-политический и правовой детерминизм, недостаточное внимание к социально-экономическому развитию казачества. Однако и они объяснимы. Первый тем, что до Сватикова историко-юридическое исследование фактически не велось, и этот "детерминизм" был в некоторых случаях просто открытием "белых пятен". Второе объясняется повышенным вниманием советских историков к социально-экономической проблематике, ее абсолютизацией и несогласием Сватикова с подобным подходом.

Таким образом, при всех недостатках и достоинствах трудов Сватикова исследование им истории казачества вывело казаковедение на более высокий уровень: комплексного, концептуального изучения казачьего прошлого, институционального анализа, построения прогнозов на будущее. Казачество видится в работах Сватикова самостоятельной системой, обладающей целостностью, внутренней логикой. И сегодня, как и в 20-е гг., актуальны слова одного из оппонентов - Б.И.Николаевского - о том, что ни один историк не может обойтись в будущем без рассмотрения трудов Сватикова [124].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Российская историческая мысль и общественное движение в первой половине XX в. без преувеличения пережили "бум". Десятки людей проявили себя и в науке, и на поприще служения общественному благу. "Гуманитарный бум" начала нынешнего столетия стал возможным благодаря политической либерализации, снятию с общества многих сдерживающих оков, раскрепощению личной инициативы. Поскольку в России историческое знание в течение длительного времени было призвано на "государеву службу", первый в XX в. прорыв общества к свободе способствовал тесному сближению истории и политики. Историк, освобождаясь от старых догм, одновременно вел борьбу и за политические, и гражданские права и свободы. Сформировался особый тип историка - историк-общественный деятель, историк-трибун. Российская интеллигенция настоятельно требовала от служителей Клио ответа на острые злободневные вопросы, а также точной постановки диагноза общественных болезней.

Именно в условиях "гуманитарного бума" сформировались исторические и общественные воззрения Сватикова. Можно даже заключить, что "бум" в значительной степени и породил Сватикова-историка и общественного деятеля. Точкой отчета сватиковской общественной и научной деятельности был 1899 г., период "пробуждения" после "спячки 80-х годов", тяги ко всему новому в науке и общественной деятельности. "Хождение" в общественную деятельность стало для Сватикова одновременно и приобщением к истории, а поиск общественного идеала -побудительным мотивом изучения событий "давно минувших дней". Не будучи профессиональным историком, он посвятил этой науке всю свою жизнь.

Общественная деятельность и исторические исследования сплелись в жизни Сватикова воедино. Представить его труды без обращения к современным ему вопросам политического бытия невозможно. В равной степени его общественная деятельность была неотделима от постоянной апелляции к опыту предшественников. Сватиков полностью соответствовал образу историка-политика, историка-трибуна.

Общественная деятельность была для Сватикова тотальной, обнимавшей практически все стороны его жизни (педагогическую, просветительскую, журналистскую, научную). Не ставя для себя специальную задачу войти во власть, не будучи не только лидером партии или думской фракции, но и простым думским депутатом, он в течение своей насыщенной метаморфозами жизни отстаивал идеалы свободы, вел борьбу против любого самодержавия (большевистского или монархического), защищал ценности социально ответственного государства. Главной отличительной Сватикова чертой как общественного деятеля была его готовность к компромиссу с различными силами (от социалистов до умеренных монархистов) ради достижения свободы.

Общественно-политический нонконформизм Сватикова полностью перешел и в его исторические исследования. По сути своей, все его книги, статьи, очерки и даже библиографические рецензии являли собой историческое обоснование свободы. В работах по истории российского общественного движения Сватиков главной своей задачей считал показать в процессе эволюции попытки изменения государственного порядка империи, основанного на несвободе. Для него общественное движение - это, по сути, движение за идеалы свободы против самодержавия. В трудах по казачьей истории Сватиков, противопоставляя демократические устройство Дона и авторитарное Москвы, безусловно, не скрывая своих пристрастий, встает на сторону казаков, как поборников все той же свободы (со всеми плюсами и минусами). История в равной степени, как и общественно-политическая деятельность, была для Сватикова ареной отстаивания ценностей свободы, нередко даже в ущерб научной объективности и беспристрастности. Представить себе труды Сватикова без идеализации (в особенности "вольного" казачества Дона, Яика и Терека) невозможно.

Отстаивание идеалов свободы - вот та точка, в которой пересеклись научная и общественная параллельные прямые сватиковской деятельности.

Однако, несмотря на вполне определенную заданность своих исследований, Сватиков не был идеологом от истории или просто "певцом свободы". Труды Сватикова стали серьезным вкладом в отечественную историческую науку.

Ему принадлежит заслуга создания первого обобщающего труда по истории донского (а фактически всего российского) казачества [1]. Для ка-заковедения появление сватиковских трудов было сродни появлению работ С.М.Соловьева и В.О.Ключевского, П.Н.Милюкова для общероссийской историографии. Сватикову первому удалось исследовать казачество не с военной, а с социально-политической и правовой точек зрения, ввести в оборот новый для казачьей истории источниковый пласт - законодательные акты, проанализировать общее и особенное в развитии т.н. "вольного" и служилого казачества России, демифологизировать вопрос о происхождении казачьих общин, дать периодизацию истории казаков от XVI в. до советского периода (единственную на сегодняшний день). Сватикову принадлежит пальма первенства и в исследовании таких вопросов, как история политических институтов казачества, взаимосвязь российского общественного движения и казаков, думская (иначе говоря, оппозиционная правительству) деятельность последних. По сути дела, Сватикову удалось в исследовании казачьей проблематики совершить поворот от т.н. "внешней

С.С К* СС и }} истории к внутренней , или культурной истории , изучить состав казачьего "общества", управление, судопроизводство, религиозные отношения внутри казачьих образований.

Как историк общественного движения Сватиков ввел в научный оборот материалы русского заграничного политического сыска, одним из первых детально исследовал секретные страницы русской политической полиции. Заслугой Сватикова является постановка им многих полемических проблем, таких, как история участия евреев в русском освободительном движении, правительственный "конституционализм" в период после 1 марта 1881 г., выход разночинцев на политическую арену в середине XIX столетия. К числу еватиковских инноваций можно отнести расширение хронологических и географических рамок исследования истории российского общественного движения, включение в ее орбиту политической борьбы эпохи "Смуты" и Земских соборов XVII в. Его научным успехом, бесспорно, являлось создание комплексного труда, "общей сводки всего материала", исследующего историю общественного движения от его истоков до 1895 г. [2].

Но опять-таки нельзя не отметить, что научные успехи Сватикова были в значительной степени детерминированы его общественно-политии ПП с V V ческой деятельностью. Так, его знакомство с материалами русской тайной полиции за границей, ставшими основой двух его трудов [3], состоялось благодаря службе Сватикова в должности специального комиссара Временного правительства. Приобщение Сватикова к казачьей проблематике началось во время его сотрудничества с Донским комитетом РСДРП, планировавшим "работу среди казаков". В немалой степени исследованию истории казаков помогла работа Сватикова в Осваге, его наблюдения за конфликтом Донской и Добровольческой армий, А.И.Деникина и П.Н. Краснова. Общественная деятельность не только не мешала объективности и беспристрастности, но и помогала в работе над расширением документальной основы исследований, способствовала вводу в научный оборот новых источников, давала импульс для серьезных обобщений. Таким образом, мы можем констатировать, что научная известность Сватикова имела под собой и "общественно-политический фундамент ".

Как мы уже говорили выше, Сватикова отличала готовность к компромиссам ради достижения политических и гражданских свобод. Эта же черта, говорящая о его умении находить рациональное зерно в различных доктринах и программах, со всей полнотой проявилась и в научном творчестве Сватикова. В своих работах по истории как общественного движения, так и казаков Сватиков продемонстрировал умение использовать достижения различных научных школ, соединять различные исследовательские методы. Критикуя "государственную школу" за рассмотрение истории России от "лица" Москвы и Санкт-Петербурга, превращение российской истории в столичную, Сватиков использовал многие тезисы, выдвинутые С.М.Соловьевым, Б.Н.Чичериным, К.Д.Кавелиным, в частности, положение о закрепощении всех сословий в Российском государстве. Кроме того, Сватиков, как и историки-"государственники", уделял значительное внимание исследованию правовых институтов, законодательства.

В работах Сватикова (по истории и общественного движения, и казачества) отмечается сильное влияние марксизма (признание доминирующей роли экономики в развитии государственных институтов и общественного движения, классовой борьбы и классовых противоречий как движущей силы социального развития).

Будучи социал-демократом, Сватиков тем не менее не был "истинным марксистом" и не вел в своих исследованиях борьбу с народничеством. Более того, рассматривая общественное движение 60-70-х гг. прошлого столетия, он, как и историки-народники, показателем прогрессивности деятелей той эпохи считал приоритет социальной борьбы над политической.

Исследуя историю российского общественного движения, он декларировал приверженность "новой исторической науке", "культурной истории", в чем проявилось влияние на Сватикова "буржуазного историка" П.Н.Милюкова. Это влияние проявилось и в работах Сватикова по казачьей истории, в частности, в отказе от ее изложения как перманентной "степной войны" с кочевниками, переносе исследовательского внимания на "внутренние" аспекты жизни казаков.

Своими трудами по истории Дона, Урала и Сибири Сватиков, говоря о России как сообществе отдельных ее областей, а не двух столиц, продолжил традиции "русского областничества", заложенные А.П.Щаповым и Н.И.Костомаровым.

Как в общественной деятельности, так и в науке Сватиков считал целесообразным не оставаться верным служителем "единственно правильной идее", не искал универсальную отмычку для ответа на вопросы исторического прошлого. Сочетание методов и различных подходов рассматривалось им в качестве оптимального пути исследования. Главной заслугой Сватикова и как историка, и как общественного деятеля было неприятие им догматизма (как партийного, так и научного).

Неприятие "единственно правильных" идей, широкий спектр изученных проблем, новаторство стали характерными чертами почерка Сватикова. Он был историком "второго эшелона", однако внес значительный вклад в отечественную историческую науку. Сватиков обогатил ее трудами по истории казачества и общественного движения, закрасил немало "белых пятен" в отечественной истории, всеми своими трудами пытался доказать, что свобода является непременным атрибутом нормального развития общества и научной мысли.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Маркедонов, Сергей Мирославович, 1999 год

1. Архивные материалы:

2. Государственный архив Ростовской области:73. Ф.685. Оп.1. Д.461.74. Ф.829. Оп.1. Д.510.75. Ф.Р-2613. Оп.1. Д.72.1. Работы С.Г.Сватикова2291. Книги и брошюры:

3. Общественное движение в России (1700-1895). Ростов н/Д, 1905. - 4.1.-203 е.; 4.2.-197 с.

4. Созыв народных представителей. Ростов н/Д, 1905. - 57 е.; То же. - 2-е изд., перераб. - Ростов н/Д, 1905. - 64 с.

5. Обзор литературы по истории искусства. 1-е изд. - СПб., 1912.16 с.

6. Русские университеты и их историческая библиография. Пг., 1915-20 с.

7. Всероссийское учредительное собрание. Париж: Тип. "Унион",1917.-31 с.

8. Русский политический сыск за границею (По документам Парижского архива заграничной агентуры департамента полиции). Ростов н/Д,1918.-75 с.

9. Россия и Дон (1549-1917). Белград, 1924. - 589 с.

10. Россия и Сибирь (К истории сибирского областничества в XIX в.). Прага: Изд. о-ва сибиряков в 4СР, 1930. - 119.

11. Агапий Гончаренко основатель русской печати в Северной Америке. - Париж: Изд. о-ва друзей русской книги, 1938. - 16 с.

12. Die Entwürfe der Aenderimg der russischen Staatsverfassung. Zur Entwicklung der konstitutionellen Ideen in Russland (1730-1819). Heidelberg: Buchdruckerej von Karl Rossler, 1904. - 170 S.1. Статьи и очерки:

13. Исторический очерк и примечания // Бельгийская конституция 7 февраля 1831 года / Пер. с фр. А. и В.Харитоновых. Ростов н/Д: Тип. "Донская речь", 1905. -С.З, 35-39.

14. Предисловие // Кеннан ДЖ. Последнее заявление русских либералов. Ростов н/Д, 1906. - С.3-13.

15. Студенческое движение 1869 года ( Бакунин и Нечаев) // Наша страна. Спб., 1907. - С. 165-249.

16. Михаил Родионович Попов // Галерея шлиссельбургских узников / Под ред. Н.Ф.Анненского, В.Я.Богучарского, В.И.Семевского и П.Ф.Якубовича. Спб., 1907. - 4.1. - С.152-176.

17. Студенты-солдаты (1811-1855) // Студенческая жизнь. 1910. -№ 30/6.

18. Заграничные экскурсии // Современный мир. 1911. - № 1. -С.281-291.

19. И.С.Тургенев и русская молодежь в Гейдельберге (1861-1862) // Новая жизнь. 1912. -№ 12. - С.149-185.

20. Русские студенты в Гейдельберге (К 50-летию русской читальни в Гейдельберге) // Новый журнал для всех. -1912. № 12. - С.69-81.

21. Ростов-на-Дону в 30-40-х гг. XIX века // Записки Ростовского общества истории, древностей и природы. Ростов н/Д, 1912.-Т.1,- С. 51-57.

22. Ростов-на-Дону и Приазовский край в описании путешественников XVIII и первой половины XIX века // Там же. -1912. Т. 1. - С.82-95.

23. Приазовский край в начале царствования императрицы Елизаветы Петровны (1741-1743)//Там же. С. 122-133.

24. Студенты-медики (Историческая справка) // Современный мир. -1913. -№3. -Отд.2. -С.140-151.

25. Проекты народного представительства в 1882 году // Голос минувшего. 1913. - № 7. - С.242-248.

26. Конституционная записка графа П.П.Шувалова // Там же. -№ 12. С.279-284.

27. Г-н М.В.Клочков и его апология Сената в деле Чернышевского // Там же. -1914. № 2. - С.231-238.

28. Николай Дмитриевич Ножин // Там же. № 10. - С. 1-36.

29. Учитель молодежи // Там же. -1916. № 10. - С.ЫУ-ЬУШ.

30. Увольнение В.И.Семевского и петербургское студенчество // Там же. -№12. -С. 233-235.

31. Опальная профессура 80-х гг. // Там же. -1917. № 2. - С. 5-78.

32. Опальный профессор П.Н.Милюков // Донская волна. -1918. -№ 22. С. 3-4.

33. Автономия Дона // Там же. № 26. - С.7-9.

34. Рачковский и его подлоги // Общее дело (La cause commune). -1921. № 393. - 14 августа.

35. Конец сионских протоколов // Там же. 1921. - № 430. - 20 сентября.

36. Подлоги Рачковского (к вопросу о сионских протоколах) // Еврейская трибуна. -1921. № 87. - 21 августа.

37. Донской войсковой круг (1549- 1919) // Донская летопись. Вена; Белград, 1923. - С. 169-266.

38. Из прошлого русской политической полиции за границей // На чужой стороне: Историко-литературные сборники. 1925. - № 10. - С. 181185.

39. Русская общественная библиотека им. И.С.Тургенева (18751925) // Голос минувшего на чужой стороне. 1926. - № 2. - С.259-272.

40. Ответы на вопросы анкеты журнала казаков общеказачьей студенческой станицы в Праге "Казачий сполох" // Казачий сполох. 1927. -№ 12. - С.6-9.

41. Вольные и служилые казачьи войска // Путь казачества. 1927. -№20, 21.

42. Происхождение служилого казачества // Там же. 1928. - № 22. -С. 9-12.

43. Разряды и виды служилого казачества // Там же. № 23. - С.9-14.

44. Служилый казак у себя дома и при определении на службу // Там же. № 24-25. - С.25-27; № 26-27. - С. 10-13.

45. Служба служилого казака и ее прекращение // Там же. № 28. -С. 17-19; № 29. -С.17-21.

46. Жалованье и привилегии служилых казаков // Там же. № 32. -С.6-9; № 33. - С.4-6; № 35. с.5-8.

47. Географическое распределение и количество служилого казачества // Там же. № 36. - С. 14-17.

48. Участие служилого казачества в политических движениях XVII в. // Там же. -1928. № 37-38.

49. Россия и Сибирь. Введение. Сибирь при Александре I // Вольная Сибирь. 1928. - № 4. - С.83-89.

50. Сибирь при Николае I // Там же. 1929. - № 5. - С.47-58.

51. Россия иЯик (1585- 1721) // Казачий журнал. 1929. - № 4.

52. Сибирь при Александре II // Вольная Сибирь. 1929. - № 6-7. -С.72-87.

53. Сибирское областничество в XIX в. // Труды IV съезда русских академических организаций за границей. Белград, 1929. - С. 145-146.

54. Щапов и сибирский кружок в Петербурге. Деятельность сибирского кружка на родине // Вольная Сибирь. 1930. - № 8. - С.34-45.

55. Евреи в русском освободительном движении // Евреи и русская революция: Материалы и исследования. М.; Иерусалим. - 1999. - С.33-142.

56. Создание "Сионских протоколов" по данным официального следствия 1917 года // Там же. С. 163-214.

57. Рецензии, библиографичесие очерки и обзоры:

58. Девятков В. Деревенские беседы. Н.Новгород: Кн-во "Нижегородец", 1906 // Книга. 1906. - № 4. - С.7-8. - Подп.: С.

59. Энгель Г., Горохов В. Из истории студенческого движения (1899). Спб., 1906 //Былое. 1906. - № 11. - С.307-309. - Подп.: Сергей С.

60. Титов A.A. Из воспоминаний о студенческом движении 1901 г. (Москва). М., 1907 // Там же. № 12. - С. 288. - Подл.: Сергей Св.

61. Доклад П.С. Ванновского о студенческих беспорядках 1899-го года. Спб., 1906 // Там же. С.288-290. - Подп.: Сергей Св.

62. Чертков В.Г. Русские студенты в освободительном движении. Спб., 1907 // Там же. 1907. - № 1. - Подп.: Сергей С.

63. Аксельрод П.Б. Рабочий класс и революционное движение в России / Пер с нем. Спб., 1907 // Новая книга. 1907. - №1. - СЛ1-12.

64. Анзимиров В.А. Крамольники (Хроника из радикальных кружков середины семидесятых годов). М.,1907 // Там же. № 2-3. - С. 14.

65. Андрей Иванович Желябов и Софья Львовна Перовская (Биографические очерки) / С предисловием В.Бурцева. Спб., 1907 // Там же. С. 15.

66. Тан. Коронация в Колымске ( Из воспоминаний). Склад при кн-ве "Донская речь" // Там же. С. 15.

67. Тырков A.B. К событию 1-го марта 1881 года (Воспоминания). Склад при кн-ве "Донская речь" // Там же. С. 15.

68. Василевич В. Записки депутата второй Государственной Думы. -Спб. : Верный путь, 1907 // Там же. С. 16.

69. Молот Э. Русская армия и революция. М.: Парус, 1907 // Там же. -С. 16-17.

70. Обзор важнейших дознаний, проводившихся в жандармских управлениях за 1901 год. РИБ. № 20 // Там же. № 4. - С. 7-8.

71. Висьневский А. Дневник шпиона. Спб., 1907 // Там же. № 7.1. С.7.

72. В подполье: Очерки из жизни русских революционеров 7080-х гг. / Пер с фр. Спб.: Друг народа // Там же. С.7.

73. Дни императора Павла. Записки курляндского дворянина Пер. с нем.. СПб.: Изд. Ф.И.Булгакова, 1907 // Там же. №9. - С. 7-8.

74. Политические процессы николаевской эпохи. Петрашевцы. М.: Изд. В.М.Саблина, 1907//Тамже. С.7-8.

75. Былое. 1907. Август. № 8-20. Год второй // Там же. № 10. -С.15-16.

76. Чертков В. Русские студенты в освободительном движении. М.: Изд-во А.М.Дубровского, 1907 //Книга. 1907. - № 10. - С.8. - Подл.: S.Sw.

77. История России в XIX веке. СПб., 1907. Вып. 1-5 // Былое. -1907. № 10. - С.311-312. - Подл.: С.

78. ГД. 1905 и 1906 гг. в Петербургском университете. Сходы и митинги (Хроника). Совет старост (Очерк). СПб.: Изд. И.Балашова, 1907 // Книга. 1907. -№ 11. - С. 19. -Подп.: S.Sw.

79. Лемке M. Николаевские жандармы и литература 1826-1855. По подлинным делам Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии (Спб., 1908) // Современный мир. 1907. - № 12. -Отд.2. - С. 144-146.

80. Беренштам В. Около политических. Из путевых впечатлений поездки в "гиблые места" Якутскую область. Спб.: Изд. С.В.Бунина, 1908 // Там же. - С. 147-148.

81. Новый календарь на 1907 г. // Книга. 1907. - № 13. - С. 14.

82. Купфер K.P. Из недавнего прошлого Рижского политехнического института / Пер с нем. Рига, 1907 // Там же. № 17. - С.5.

83. Обзор важнейших дознаний, производившихся в жандармских управлениях за 1902 год. РИБ. № 12 // Там же. С.6.

84. Кеннан Дж. Сибирь и ссылка / Пер с англ. / Под ред. Е.Серебрякова. T.II // Там же. С.6-7.

85. Семевский В.И. Первый политический трактат Сперанского. Русское богатство. 1907. № 1 // Там же. С.7. - Подп.: S.Sw.

86. Вересаев В. В путах // Там же. № 20. - С. 15. - Подп.: S.

87. Мопассан Г. де. Отверженный. М., 1907 // Там же. Подп.: S.

88. Савинкова C.JI. На волос от казни (Воспоминания матери). Склад при кн-ве "Донская речь" // Там же. № 22. - С.7.

89. Павлов-Сильванский Н. Декабрист Пестель перед Верховным уголовным судом. РИБ. № 15 // Там же. № 23. - С.8.

90. Соколовская Т. Русское масонство и его значение в истории освободительного движения. Спб., 1908 // Минувшие годы. 1908. - № 3. -С.309-311; То же // Современный мир. - 1908. - № 4. - Отд.2. - С.111-113.

91. Лемке М.К. Очерки освобождения "шестидесятых годов": По неизданным документам с портретами. Спб., 1908 // Минувшие годы. -1908.-№4.-С.315-316.

92. Мельгунов С Студенческие организации 80-90-х гг. в Московском университете. М., 1908 // Современный мир. 1908. - № 4. - Отд.2. -С. 110-111; То же //Русское богатство. - 1908. - № 9. - Отд.2. - С. 189-190.

93. Beiträge russischen Geschichte. Berlin, 1907 // Минувшие годы. -1908.-№5-6.-С. 537-539.

94. Шапир О. Собрание сочинений. Т.1. Одна из многих: Роман. СПб.: Просвещение, 1910 // Современный мир. 1911. - № 1. - С.382. -Подп.: S.

95. Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в смутное время. 3-е изд. Спб., 1910 // Там же. № 2. - С.368-369.

96. Новоземов A.M. Университеты и студенты. Практические указания студентам при выборе ими своей будущей специальности. Спб., 1911 // Там же.

97. Веселовский Б. История земства за 40 лет. Спб., 1909-1911 // Там же. № 6. - Отд.2. - С.346-348; 1912. - № 11. - Отд.2. - С.367-369.

98. Энгель Г. Законоведение. Спб., 1911. Вып.1 // Там же. № 9. -Отд.2. - С.346.

99. Сборники и путеводители. Изд. образовательные экскурсии. Вена; Берлин, 1912. Т.1-2 // Там же. -1912. № 2. - Отд.2. - С.347.

100. Алешинцев И. История гимназического образования в России (ХУП1-Х1Х вв.). Спб.: Изд. О.Богдановой, 1912 // Там же. № 4. - Отд.2. -С.317-318.

101. Русские учителя за границей. Год третий. М., 1912 // Там же. -№ 5. Отд.2. - С.321-322. - Подп.: S.

102. Рим и его окрестности. Справочник-путеводитель / Сост. В.Алексеевский. М., 1913 // Там же. -1914. № 2. - Отд.2. - С.205.

103. Пиксанов Н.К. Три эпохи: Екатерининская, Александровская и Николаевская. Темы. Библиография. Вопросники. 2-е изд., перераб. Спб., 1913 // Там же. № 3. - Отд.2. - С.213.

104. Тураев Б.А. История Древнего Востока. 2-е. изд., перераб. и доп. Спб., 1913. Т.1 //Там же. С.217.

105. Осоргин М. Очерки современной Италии. М., 1913 // Там же. -№4. Отд.2. -С.190-191.

106. Дрентельн. Музей изящных искусств имени императора Александра III. М.: Изд. т-ва "Мир", 1914 // Там же. С.198.

107. Гаузенштейн В. Искусство рококо. Французские и немецкие иллюстраторы XVIII столетия // Там же. № 11. - Отд.2. - С. 167.

108. Соломин Г. К. Джиотто ди Бондони. Эпоха раннего Ренессанса. Изд. "Грядущий день" // Там же. -1915.- №5,- Отд.2. С. 161.

109. Евгеньев В. Н. Николай Алексеевич Некрасов: Сб. ст. и материалов. М.: Кн-во К.Ф. Некрасова // Там же. Отд.2. - С. 161-162.

110. Корнилов A.A. Курс истории России XIX в. Ч.Ш. М., 1914 // Голос минувшего. -1915. № 6. - С. 266-270.

111. Верной Ли. Италия. М., 1914 // Там же. № 7-8. - С. 282.

112. Современный Рим: Сб. ст. М., 1914 // Там же. С.282-283.

113. Бухгейм Б. По Италии. М., 1914 // Там же. С.283.

114. К.К.Грот как государственный и общественный деятель (12 янв. 1815 30 окт. 1897): Материалы для его биографии и характеристики к столетию со дня его рождения // Там же. - № 9. - С.288-292.

115. Императорская Санкт-Петербургская Академия художеств 17641914: Юбилейный справочник / Сост. С.Н. Кондаков. Спб., 1914. 4.1: Историческая; 4.2: Биографическая. Список русских художников // Там же. -С.296-298.

116. Ростовцев М.И. Античная декоративная живопись на юге России. Описание и исследование памятников. Пг., 1915. Т.1 // Там же. -С.298-302.

117. Из архива Аксельрода // На чужой стороне: Историко-литературные сборники. 1925. - № 9. - С.320-322.

118. Политическая публицистика:

119. Дуэль как средство борьбы // Приазовский край. 1918. - № 86. -4(17) июля.

120. Претенденты // Там же. -1918. № 110. -1 (14) августа.

121. Памяти Е.К.Брешко-Брешковской (1844-1918) // Там же. 1918. -№ 140.-7 (20) сентября.

122. Русские в Грузии // Там же. -1918. № 146. - 16 (29) сентября.

123. По пути на Кубань // Там же. 1918. - №153. - 25 сентября (8 октября).

124. На Кубани // Там же. -1918. № 155. - 27 сентября (10 октября).

125. Соседи Германии на Востоке // Там же. 1918. - № 157. - 29 сентября (12 октября).

126. Единство России // Там же. -1918. № 159. - 3 (16) октября.

127. Либеральная демократия // Там же. -1918. -№ 163. 7 (20) октября.

128. Манифест императора Карла// Там же. -1918.-№ 165.- 10 (23) октября.

129. Объединение России и итоги революции // Там же. 1918. -№ 168. - 13 (26) октября.

130. Судьба Австрии //Там же. -1918. № 169. - 14 (27) октября.

131. Мирная программа Вильсона (I) // Там же. 1918. - № 172. - 18 (31) октября.

132. Екатеринодарские впечатления (I) // Там же. 1918. - № 175. -21 октября (3 ноября).

133. То же (II) // Там же. -1918. № 178. - 25 октября (7 ноября).

134. Главари большевизма (Ленин и Троцкий) // Там же. 1918. -№ 179. - 26 октября (8 ноября).

135. Мирная программа Вильсона (II) // Там же. 1918. - № 187. -4 (17) ноября.

136. Англо-американская гегемония // Там же. 1918. - № 190. - 8 (21) ноября.

137. Мирная программа Вильсона (III) // Приазовский край. 1918. -№ 192.- 10 (23) ноября.

138. Союз народов // Там же. -1918. № 195. - 14 (27) ноября.

139. Университетские деятели // Там же.

140. Программа Вильсона и русские территории (I) // Там же. 1918. -№ 197.- 16 (29) ноября.

141. То же. Ч.П. Финляндия // Там же. 1918. - № 198. - 17 (30) ноября.

142. То же. Ч.Ш. Прибалтийский край // Там же. 1918. - № 204. -25 ноября (3 декабря).

143. То же. ЧТУ. Литва// Там же. -1918. №. 210. - 2 (15) декабря.

144. Молодежь // Приазовский край. -1918. № 216. - 9 (22) декабря.

145. Программа Вильсона и русские территории. Ч.У. Белоруссия // Там же. -1918. № 222. - 16 (29) декабря.

146. Наши союзники. Англичане // Донская волна. 1918. - № 24.1. С.3-5.

147. Наши союзники. Французы // Там же. № 25. - С.8-10.

148. Полки чести//Там же. -1919. -№ 4. С. 11-13.

149. Ф.Д. Крюков // Утро Юга. 1920. - № 44. - 25 февраля.1. Неопубликованные работы:

150. Отчет правления тургеневской общественной библиотеки в Париже за трехлетие (1927-1930). Машинопись / Сост. Сватиков С.Г. Париж, 1930.-35 с.

151. Документы, письма С.Г.Сватикова:

152. Большевистский Карфаген должен быть разрушен. С.Г.Сватиков В.Л.Бурцеву // Отечественная история. - 1993. - № 2. -С.150-151.

153. Доклад Временному правительству Комиссара Временного правительства С.Г.Сватикова о контрреволюционном движении за границей // Красный архив. 1927. - Т.ХХ (I). - С.25-37.

154. С.Г.Сватиков из Гейдельберга редакции "Искры" // Ленинская "Искра" о Доне и Северном Кавказе. - Ростов н/Д, 1976. - № 118. - С. 231.

155. Протоколы Правления Ростовского Общества Истории, древностей и природы. // Записки Ростовского Общества Истории, Древностей и Природы. Ростов н/Д, 1912. - Т.1. - С.256-287; 1914. - Т.2. - С.294-320.

156. С.Г.Сватиков Н.В.Чайковскому. Париж. 12 января 1921 // Кельнер В.Е., Познер В. Комитет помощи русским писателям и ученым во Франции (Из архива Соломона Познера) // Russian studies (на русском языке). -1994.-№ 4. - С. 283-284.

157. С.Г.Сватиков С.В.Познеру. 19 ноября 1933 // Там же. - № 15. -С. 293-294.

158. Рецензии, отзывы на работы С.Г.Сватикова:

159. Библиографический листок. 3аписки. Ростовского] 0[бщества] Щстории], Д[ревностей] [и] Щрироды]. 1912. - Т.1 // Русская старина: Ежемесячное историческое издание. -1913. - Кн.11.

160. Быкадоров И.Ф. От Сватикова к Короченцеву // Вольное казачество Вильне козацтво. - 1930. - № 57. - С. 9-11.

161. Герцо-Виноградский П.Т. Отзыв о первом томе "Записок Рос-товского-на-Дону общества истории, древностей и природы" // Приазовский край. -1912. № 333. - 19 декабря.

162. Кизеветтер A.A. Сватиков С.Г. Россия и Дон. Издание Донской исторической комиссии. 1924 г. С.592. // Современные записки. 1925. -№ XXIII. - С.492-495.

163. Письмо в редакцию // Современный мир. 1907. - № 12. - Отд.2. -С. 168.

164. П.В. Тайны политической полиции // Приазовский край. -1918. -№ 97. -19 июля.

165. Мемуары, дневники, воспоминания:

166. Амфитеатров-Кадашев В.А. Страницы из дневника // Минувшее: Исторический альманах. М.; СПб., 1996. - С.435-635.

167. Деникин А.И. Национальная диктатура и ее политика // Деникин. Юденич. Врангель: Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев. -М., 1991. С.5-64.

168. Керенский А.Ф. Гатчина // Октябрьская революция: Мемуары. -М., 1991 (репринтное воспроизведение. -М.; Л., 1926). С.169-202.

169. Кизеветтер A.A. На рубеже двух столетий: Воспоминания (18811914). -М., 1997.-396 с.

170. Краснов П.Н. Всевеликое войско Донское // Трагедия казачества. -М., 1991. -С.113-178.

171. Краснов П.Н. На внутреннем фронте // Октябрьская революция: Мемуары. М., 1991 (репринтное воспроизведение. - М.; Л., 1926). - С.1-86.

172. Крюков Ф.Д. 9-10 июля 1906 года (Воспоминания) // Выборгский процесс. СПб., 1908. - С.230-234.

173. Милюков П.Н. Воспоминания. М., 1991. - 527 с.1. Литература:

174. Агафонов А.И. Область войска Донского и Приазовье в дореформенный период. -Ростов н/Д, 1986. 191 с.

175. Бархударян В.Б. История армянской колонии Новая Нахичевань (1779-1917). Ереван, 1996. - 528 с.

176. Будницкий O.B. История освободительного движения на страницах "Русской исторической библиотеки" издательства "Донская речь" // Изв. Северо-Кавказского науч. центра высш. шк. 1986. - № 1. - С.60-65.

177. Будницкий О.В. Большевистский Карфаген должен быть разрушен. // Отечественная история. 1993. - № 2 - С. 148-149.

178. Булич H.H. Очерки из истории русской литературы и просвещения с начала XIX века. СПб., 1900. - 381с.

179. Бурцев В.Л. "Протоколы сионских мудрецов" доказанный подлог // Бурцев В.Л. В погоне за провокаторами. "Протоколы сионских мудрецов"- доказанный подлог. М., 1991. - С.209-351.

180. Быкадоров И.Ф. История казачества. Прага: Б-ка Вольного казачества - Вильного козацтва, 1930. - Ч. 1. - 175 с.

181. Быкадоров И.Ф. Донское войско в борьбе за выход к морю (15461646). Париж: Изд-во А.Е.Алимова, 1938. - 120 с.

182. Вандалковская М.Г. История изучения русского революционного движения середины XIX века. 1890-1917 гг. М., 1982. - 208 с.

183. Вандалковская М.Г. П.Н.Милюков. А.А.Кизеветтер: История и политика. М., 1992. - 285 с.

184. Вандалковская М.Г. Историческая наука российской эмиграции: "Евразийский соблазн". М., 1997. - 349 с.

185. Вареник В.И. Происхождение донского казачества. Ростов н/Д, 1996.-222 с.

186. Герье В.И. Вторая Государственная дума. М., 1907. - 379 с.

187. Герье В.И. Значение III Государственной думы в истории России.- Спб., 1913.-Ч. 1.-98 с.

188. Герье В.И. Первые шаги бывшей Государственной Думы. М., 1907. 124 с.

189. Гусарова JI. Сватиков С.Г. // Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века: Энциклопедический биографический словарь. М., 1997. - С.569-570.

190. Дубровин Н.Ф. К истории русской цензуры 1814-1820 гг. // Русская старина. 1900. - № 12. - С.643-664.

191. Емельянов Ю.Н. П.Е.Щеголев историк русского революционного движения. - М., 1990. - 255 с.

192. Железнов И.И. Уральцы. Очерки быта уральских казаков. М., 1858. - 4.1. -376 с.

193. Историки России. XVIII-XX вв. М., 1996. - 688 с.

194. Историки России. XVIII-XX вв. М., 1995. - Вып.1. - 174 е.; М., 1996. -Вып.2. -180 с.

195. Историческая наука России в XX веке. М., 1997. - 568 с.

196. Историческая наука российской эмиграции 20-30-х гг. XX века (хроника). М., 1998 . -312 с.

197. История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях: Аннотированный указатель книг и публикаций. М., 1981. - Т.З. - Ч.З. -375 с.

198. История исторической науки в СССР. Дооктябрьский период: Библиография. М., 1965. - 703 с.

199. История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. 2-е изд., перераб. / Сост. Будницкий О.В. Ростов н/Д., 1996. -576 с.

200. Казачество: Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. Ростов н/Д, 1992. - 319 с.

201. Карасев A.A., Попов Х.И. Предисловие // Акты, относящиеся к истории Войска Донского, собранные генерал-майором А.А.Липшным. -Новочеркасск, 1891. Т. 1. - С. I-II.

202. Кизеветтер A.A. Новый труд Г.В.Плеханова по русской истории // Голос минувшего. -1916. № 1. - С.324-334.

203. Кириенко Ю.К. Казачество в эмиграции: споры о его судьбах (1921-1945) //Вопросы истории. 1996. - № 10. - С.3-19.

204. Ключевский В.О. Курс русской истории. М.: Соцэкгиз, 1937. -4.1.-395 с.

205. Ключевский В.О. Краткое пособие по русской истории. М., 1992. - 191 с.

206. Кобрин В.Б. Смута // Родина. -1991. № 3. - С.67-73.

207. Королев В.Н. Старые Вешки. Повествование о казаках. Ростов н/Д: Ростиздат, 1991.-462 с.

208. Корф М.А. Восшествие на престол императора Николая I. Спб., 1857. -236 с.

209. Корф М.А. Жизнь графа Сперанского. Спб., 1861. - Т.1. - 283 е.; Т.2. - 388 с.

210. Коршиков Н.С. Королев В.Н. Историк Дона В.Д.Сухоруков и его "Историческое описание земли Войска Донского" // Дон. 1988. - № 4. -С.143-149.

211. Краснов Н.И. Материалы для военной географии и статистики России. Военное обозрение земли Войска Донского. СПб., 1863. - 553 с.

212. Краснянский М.Б. Историческая литература о Ростове-на-Дону: Опыт библиографии местной истории // Записки Ростовского-на-Дону общества истории, древностей, природы. Ростов н/Д, 1914. - Т.2.- С.280-293.

213. Культурное наследие российской эмиграции. 1917-1940. М., 1994. -Кн.1. -516 с.; Кн.2. -515 с.

214. Левин Ш.М. Очерки по истории русской общественной мысли. Вторая половина XIX начало XX вв. - Л., 1974. - 442 с.

215. Лемке М.К. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. Спб., 1904. - 427 с.

216. Лурье Ф.М. Хранители прошлого. Журнал "Былое": История, редакторы, издатели. Л., 1990. - 255 с.

217. Любавский М.К. Лекции по древней русской истории до конца XVI века.-М., 1916.-306 с.

218. Любавский М.К. Начальная история малорусского казачества // Журнал м-ва. нар. проев. 1895. - № 7. - Отд.2. - С.217-244.

219. Люкс Л. Россия между Западом и Востоком. М., 1993. - 165 с.

220. Маркедонов С.М. С.Г.Сватиков историк и общественный деятель // Донской временник. Год 1997-й. - Ростов н/Д, 1996. - С. 163-174.

221. Маркедонов С.М. С.Г.Сватиков. Концепция истории казачества // Россия в новое время. Историческая традиция и проблемы самоидентификации: Материалы межвуз. конф. М., 1996. - С. 199-201.

222. Маркедонов С.М. С.Г.Сватиков. Концепция истории общественного движения в России // Сб. науч. работ аспирантов и молодых преподавателей Ростов, гос. пед. ун-та. Ростов н/Д, 1997. - 4.1. - С. 47-57.

223. Маркедонов С.М. Проблемы истории служилого казачества в трудах С.Г.Сватикова // Проблемы Северокавказской истории. Армавир, 1998.-С.91-97.

224. Маркедонов С.М. Донское казачество и Российская империя (История политических отношений) // Общественные науки и современность. -1998. -№1. -С.103-111.

225. Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. М., 1958. - Т.З. - 415 е.; Т.4. - 558 с.

226. Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. -М., 1898.-396 с.

227. Милюков П.Н. Из истории русской интеллигенции. Спб., 1903.308 с.

228. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. СПб., 1896. 4.1. - 228с.; СПб., 1897. - 4.2. - 373 с.

229. Мининков H.A. Россия и Дон: отношения сюзеренитета-вассалитета в XVII в. // Исторический опыт русского народа и современность. Мавродинские чтения. Спб., 1994. - С. 111-115.

230. Назаров М. Миссия русской эмиграции. Ставрополь, 1992.416 с.

231. Николаевский Б.И. История одного предателя: террористы и политическая полиция. М., 1991. - 367 с.

232. Павлов-Сильванский Н.П. Декабрист Пестель перед Верховным уголовным судом. Спб., 1906. - 174 с.

233. Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М., 1988. 690 с.

234. Павлова Т.Ф. Русский заграничный исторический архив в Праге // Вопросы истории. 1990. - № И. - С. 19-30.

235. Пашуто В.Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992.398 с.

236. Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. (опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время). СПб.: Тип. И.Н.Скороходова, 1901. - 520 с.

237. Плеханов Г.В. История русской общественной мысли. Пг., 1915. -Т.1.-314 с.

238. Попов А.Г. История о Донском Войске. Харьков, 1816. - 4.1. -170 е.; 4.2. -293 с.

239. Попов A.JI. Дипломатия Временного Правительства в борьбе с революцией // Красный архив. 1927. - № XX (I). - С.24.

240. Потто В.А. Два века терского казачества (1577-1801). Владикавказ, 1912.-383 с.

241. Пресняков А.Е. Декабристы // Полярная звезда. 1905. - № 1. -С.43-57.

242. Пресняков А.Е. Революционное народничество // Московский еженедельник. 1906. - № 27. - С. 39-46.

243. Пронштейн А.П. Земля Донская в XVIII веке. Ростов н/Д, 1961.375 с.

244. Пронштейн А.П. Мининков H.A. Крестьянские войны в России в XVI-XVII веках и донское казачество. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 1983. -424 с.

245. Пыпин А.Н. Общественное движение в России при Александре I. СПб., 1885. - 543 с.

246. Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919-1939 гг.-М., 1994.-295 с.

247. Ратушняк О.В. Донское и кубанское казачество в эмиграции (1920-1939). Краснодар, 1997. - 164 с.

248. Ригельман А.И. История или повествование о Донских казаках. 1-е изд.-М., 1846.- 184 с.

249. Рознер И.Г. Антифеодальные государственные образования в России и на Украине в XVI-XVII вв. // Вопросы истории. 1970. - № 8. -С. 47-48.

250. Русский альманах. Справочник. Almanach Russe / Под ред. В.А.Оболенского и Б.М.Сарача. Париж, 1931. - 351 с.

251. Рябов С.И. Донская земля в XVII веке. Волгоград, 1992. - 224 с.

252. Савельев Е.П. Древняя история казачества. Новочеркасск: Тип. "Донской печатник". -1915. -184 с.

253. Сахаров П.П. Общий ход развития историографии и доныне спорные вопросы начальной истории вольного русского казачества (рукопись). Б. м. и г. -104 с.

254. Семевский В.И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века. СПб., 1888. -Т.1.-517 е.; Т.2. - 625 с.

255. Семевский В.И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II. СПб., 1903. - 643 с.

256. Сенюткин М.Х. Донцы. М.: Тип. Селивановского, 1866. - 4.1. -180 е.; 4.2.-293 с.

257. Скабичевский A.M. История новейшей русской литературы. 18481890 гг.-Спб., 1891.-523 с.85. "Сквозь дымку загадочности." (Историк Сватиков): Библиография / Сост. и вступит, статья С.М.Маркедонова // Библиография. 1997. -№ 4. - С. 124-131.

258. Скрынников Р.Г. Россия в начале XVII в. "Смута". М., 1988.283 с.

259. Смирнов В.Д. Жизнь и деятельность А.И.Герцена в России и за границей. СПб., 1987. - 160 с.

260. Соловьев С.М. Император Александр Первый. Политика. Дипломатия. СПб., 1877. - 560 с.

261. Соловьев С.М. Булавин // Чтения и рассказы по истории России. -М., 1989. С.590-604.

262. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М.: Соц-экгиз, 1959. -Кн.1. - 811 е.; 1961. - Кн.VI. - 683 с.

263. Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории. М., 1990. - 269 с.

264. Стариков Т.М. Утрата Доном своей самостоятельности // Вольное казачество Вильне козацтво. - 1933. - № 123. - С.16-18.

265. Степанский А.Д. Общественные организации в России на рубеже XIX-XX вв. М„ 1982. - 249 с.

266. Степанский А.Д. Общественные организации в России // Открытая политика. 1995. - № 5 (7). - С.65-68.

267. Сухомлинов М.И. Исследования и статьи по русской литературе и просвещению. СПб., 1889. - Т.1. - 671 е.; Т.2. - 516 с.

268. Сухоруков В.Д. Историческое описание земли Войска Донского. -Новочеркасск: Донская частная тип., 1903. 399 с.

269. Татищев С.С. Император Александр II; его жизнь и царствование. СПб., 1903. - Т.1. - 538 е.; Т.2. - 734 с.

270. Хлыстов И.П. Дон в эпоху капитализма. 60-е середина 90-х годов XIX века. Очерки из истории Юга России. - Ростов н/Д, 1962. - 331 с.

271. Чужинец. Великорусское казакофильство в 1-й половине XIX века // Вольное казачество Вильне козацтво. - 1932. - № 102. - С.5-8.

272. Шильдер Н.К. Император Александр I, его жизнь и царствование. СПб., 1897. - Т.1. - 436 е.; Т.2. - 408 е.; Т.З. - 571 е.; 1898. - Т.4. -651 с.

273. Щапов А.П. Великорусские области в смутное время (1606-1613) // Соч. СПб., 1906 - Т.1. - 803 с.

274. Щербина Ф.А. История кубанского казачьего войска. -Екатеринодар, 1910. Т. 1. - 700 е.; 1913. - Т.2. - 836 с.

275. Щит: Литературный сборник / Под ред. Л.Н.Андреева и М.Горького. М., 1915. - 205 с.

276. Эйдельман Н.Я. Герцен против самодержавия. Секретная политическая история России XVIII-XIX веков и Вольная печать. 2-е изд. -М., 1984.-317 с.

277. Grezine I. Inventaire nominatif des sepultures russes du cimetiere De St.-Genevieve-Des-Bois. Paris,1995. - 765 p.

278. Menning B.W. A.I.Chernyshev: A Russian Lycurgus // Canadian Slavonic papers. 1988. - Vol.XXX. - № 2. - June. - P. 190-219.

279. Shanin T. The Awkward class. Clarendon Press, 1972. 465 p.