Русская поэзия 1880-1890-х годов в свете системного анализа: От С. Я. Надсона к К. К. Случевскому, течения, кружки, стили тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Сапожков, Сергей Вениаминович

• Сапожков, Сергей Вениаминович
• доктор филологических наук
• 1999

Оглавление диссертации доктор филологических наук Сапожков, Сергей Вениаминович

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. С.Я.НАДСОН И ЕГО ПОЭТИЧЕСКОЕ ОКРУЖЕНИЕ ПЕРИОДА «ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ЗАПИСОК»: 1882-1884.

1.1. Плещеевская традиция и ее художественное преломление в поэзии С.Я.Надсона. Формирование стилевых констант «искреннего творчества».

1.2. Плещеевская традиция и ее художественная трансформация в поэзии Д.С.Мережковского. От «искренней» поэзии - к поэзии «символической».

ГЛАВА 2. Н.М.МИНСКИЙ И КИЕВСКИЙ КРУЖОК «НОВЫХ РОМАНТИКОВ»: 1883

2.1. «Новый романтизм» «Новые» критерии художественной правды. Эстетика «искреннего творчества».

2.2. Стилевое воплощение эстетического идеала «искреннего творчества» в лирике Н.М.Минского. «От порыва - к порыву».

2.3. Полемика о художественных границах «искреннего творчества» в русской критике середины 1880-х годов.

2.4. С.Я.Надсон-критик. Полемика с В.П.Бурениным. Распад кружка «новых романтиков».

ГЛАВА 3. К.М.ФОФАНОВ И РЕПИНСКИЙ КРУЖОК ПИСАТЕЛЕЙ: 1886

3.1. Формирование и состав кружка. Мифологизация образа современного поэта в портрете К.М.Фофанова работы И.Е.Репина и в эссеистике участников кружка

3.2. «Жизнетворчество» поэта-«лунатика». Неоромантическая картина мира и ее композиционно-стилевое оформление в лирике К.М.Фофанова 1881-1892 годов.

3.3.Концепция «варварского» искусства в статьях И.Е.Репина начала 1890-х годов как типологическая разновидность эстетики «искреннего творчества»

3.4.Творческий диалог «искреннего» и «умного» поэтов на собраниях репинского кружка: К.М.Фофанов и Н.М.Минский.

3.5. К.Н.Льдов - «несостоявшийся ученик» К.М.Фофанова. Метаморфозы «искреннего творчества».

3.6. К вопросу о так называемом «романтическом двоемирии» поэзии К.М.Фофанова. Романтический миф о Преображении и его крушение. Распад кружка.

ГЛАВА 4. «ПЯТНИЦЫ» К.К.СЛУЧЕВСКОГО: 1898-1903.

4.1. Формирование и состав кружка. Союз «средних талантов».

4.2. На пути к профессиональной утопии: от поэтов «Севера» (1894 -1897) - к «товариществу» поэтов «пятниц».

4.3. Расстановка основных литературных сил. Бунт против эстетизма и полемика об идеале «новой красоты»: Дж.Рёскин против Дм. Мережковского.

4.4. Поэтический «дилетантизм» Случевского и прозаизация стиха в оценке поэтов «пятниц». На пути от силлабо-тоники к чистой тонике.

4.5. Эстетика и поэтика альбомного экспромта «пятниц». Экспромтное начало в стиле «серьезной» поэзии К.К.Случевского.

4.6. Партия «умников» против партии «междометий». Судьба «пятниц» К.К.Случевского в кругу поэтических салонов «серебряного века».

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Русская поэзия 1880-1890-х годов в свете системного анализа: От С. Я. Надсона к К. К. Случевскому, течения, кружки, стили»

Проблема генезиса поэзии русского символизма, вопрос о ее предшественниках, особенно в русской литературе, - до сих пор остается дискуссионным в отечественном литературоведении. Существует довольно устойчивая традиция - искать истоки символистской поэзии субъективно-психологической в лирике Ф.И.Тютчева и А.А.Фета. Эта традиция восходит, во-первых, к признаниям самих поэтов-символистов и, во-вторых, к исследованиям отечественных историков русской поэзии, которые эту точку зрения обосновали и уточнили (Б.Я.Бухштаб, Д.Д.Благой, Л.М.Лотман, В.Н.Касаткина, Г.Г.Елизаветина и др.)1

Между тем в историко-литературной цепи «Тютчев, Фет - символисты» не достает одного звена. Мы имеем в виду поколение русских поэтов, выступивших на авансцену отечественной литературы после смерти С.Я.Надсона и получивших в отечественной критике различные наименования: «поэты «безвременья»2, «поэты «пятниц» К.К.Случевского»3, «поэты русского пресимволизма»4, наконец, «фофановская школа» русской поэзии (по имени ее родоначальника -поэта К.М.Фофанова)5. Все эти характеристики, лишь отчасти раскрывающие смысл данного художественного явления, к тому же противоречащие друг другу, тем не менее свидетельствуют о несомненном стремлении критиков как-то выделить период русской поэзии 1880 — 1890-х гг. в отдельную, самостоятельную художественную систему.

Эта система вряд ли может быть подведена под общепринятые в отечественном литературоведении категории «направления», «течения» или «школы». Скорее всего, ее нужно рассматривать как художественное явление, которому в истории русской лирики была отведена особая миссия - заполнить тот культурный вакуум, какой остро чувствовался всеми участниками литературного движения в период смены классического стиля стилем новым, совмещающим в себе элементы декадентской и модернистской поэтики.

Основное содержание этого переходного периода составляет творчество лириков, чья деятельность непосредственно предшествовала наступлению эры символизма: К. К. Случевский, К. М. Фофанов, А.Н. Апухтин, А. А. Голенищев-Кутузов, С. А. Андреевский, Вл. С. Соловьев, М. А. Лохвицкая. К этому поэтическому поколению принадлежат и авторы, чье творчество затем перешагнет за рамки переходного времени. Это - будущие идеологи и ведущие литературные деятели русского символизма на начальной его стадии - Д. С. Мережковский и Н. М. Минский. Однако знаменательно, что как поэты они исчерпали себя именно в «досимволистский» этап своего писательского пути (программные поэтические сборники Мережковского вышли в 1888 - 1896 гг.; поэзия Минского после 1900 г. порывает не только с идеалами переходной эпохи, но порой расходится и с установками символистской «школы»). В данный переходный этап органично вписывается и творчество поэтов так называемого «второго ряда»: С.Г.Фруг, Д.П.Шестаков, Ф.А.Червинский, К.Р., П.С.Соловьева, К.Н.Льдов, граф П.Д.Бутурлин. По каким же художественным критериям следует относить того или иного поэта к лирике «переходного времени»? В разное время критики и историки литературы по-разному отвечали на этот вопрос.

Типологические характеристики поэзии «безвременья» впервые были установлены и осмыслены в критике 1880-1890-х гг., в рецензиях, статьях и критических обзорах И.И.Ясинского, Н.М.Минского, СЛ.Надсона, С. А. Андреевского, В.В.Чуйко, К.К.Арсеньева, Н.К.Михайловского, Л.Мелынина (П.Ф.Якубовича), А.А.Измайлова, В.Ф.Саводника, А.Л.Волынского, Д.С.Мережковского, З.Н.Гиппиус, В.Я.Брюсова, К.Д.Бальмонта. Многие из них сами активно участвовали в поэтическом движении предсимволистской поры и знали положение дел, что называется, из первых рук. Перефразируя известный афоризм, можно сказать, что критика 1880-1890-х гг. явилась продолжением поэзии «пресимволизма», только в другой форме, «другими средствами», и потому обладала способностью непосредственного (не «со стороны») обоснования поэтических закономерностей переходного времени.

В ряду только что перечисленных имен названы представители всех направлений критической мысли конца XIX столетия, от народнической до раннесимволистской. Тем любопытнее, что все они дают одинаковую формулу поэзии «безвременья» - кризис пушкинской школы русской лирики. Под «пушкинской школой» всеми без исключения понималась классическая школа русского стиха, от Жуковского и Пушкина до Майкова, Полонского и Фета включительно. Поэзия «безвременья» для критики 1880-1890-х гг. - это тот фон, на котором отчетливей проясняются непреходящие художественные ценности, накопленные пушкинской (в широком смысле) поэтической культурой. Точно это почувствовал и выразил А.Л.Волынский: «Все современные русские поэты постоянно говорят о Пушкине, пишут о нем и в стихах и в прозе, а, между тем, как они далеки от Пушкина.<.> Но странная вещь! Чем дальше русская литература уходит от Пушкина, тем дороже для нее становится его чудесный поэтический облик»6. За этим ностальгическим пассажем стоит ощущение вторичности или, точнее, - демонстративной литературности поэтической системы конца XIX столетия, ее принципиальной ретроспективности, осознанной спроецированности художественных идеалов в прошлое, которое в данном случае предстает как монолит: стихи 1880-1890-х гг. сравниваются не с произведениями конкретно Пушкина, Лермонтова, Некрасова или Фета, а с культурой уходящего поэтического столетия в целом, причем высота критического взгляда такова, что различия между творческими индивидуальностями, допустим, Пушкина и Лермонтова, Жуковского и Фета немедленно сглаживаются или сводятся на нет, как только начинают рассматриваться на фоне стихотворной продукции конца века. Потому что какими бы непохожими друг на друга ни были поэтические системы Пушкина и Лермонтова, но по отношению к лирике того же Случевского они в оценке критики «безвременья» всегда представали явлениями одного художественного порядка - одной, классической, школы русского стиха.

Итак, как же понималось разными критиками художественное содержание «пушкинской школы» и, соответственно, что они имели в виду, когда писали о кризисе этой школы применительно к поэзии 18801890-х гг.?

Составляющие кризиса попытался одним из первых сформулировать В.В.Чуйко в книге «Современная русская поэзия в ее представителях» (1885): «Какая-то вялая расплывчатость, субъективность мысли, недостаток энергии в чувстве, по временам даже лирическая фальшь, искусственные образы, постоянное взвинчивание себя на поэтический тон и тот субъективный оттенок современной поэзии, который в конце концов обнаруживает какое-то странное бессилье, воспитанное и взлелеянное в искусственной среде».7 Итак, крайняя субъективность художественного видения мира и ее неизменный спутник - лирическая фальшь. Фальшь повсюду: в искусственных образах, интонациях и стиле.

Упрек в отсутствии у лириков какого-либо цельного миросозерцания, системы воззрений стал общим местом критической оценки поэзии 1880 - 1890-х гг. В былые времена, вспоминал Чуйко, «поэты были скептиками, идеалистами, мистиками, индийцами, язычниками, христианами, гегельянцами или шеллингианцами. <.> С другой стороны, каждый из них желал объяснить свою систему мироздания и вдобавок спасти человечество. Все это было, конечно, наивно и смешно, но жизненно и целостно.»8 Современные же поэты противоречат себе на каждом шагу. Н.К.Михайловский в «Заметках о поэзии и поэтах» (1888) с недоумением писал о том, как у одного и того же стихотворца почти одновременно могут выходить в свет произведения с диаметрально противоположной «тенденцией». Например, певцом «чистого искусства» предстает Ясинский в стихотворении «Певец любви», что не мешает ему следом публиковать своего гражданского «Пророка». А в стихотворении Фофанова «Аллеи дремали под влажной росою.», как фальшивый звук, вкравшийся в чудесную мелодию, режет ухо откуда-то вдруг выскочившая «гражданская» строчка в описании вполне «мирного» пейзажа. Такие же внезапные, немотивированные перебои стиля Михайловский обнаруживает и в творчестве Минского. Но тут же спешит уточнить свою позицию. В том, что один и тот же поэт «служит истине и справедливости» и в то же время любуется «красотой звезд и цветов», ничего еще криминального нет. «Но, - требует критик, - элементы жизни должны быть слиты в одно настоящее, гармоническое целое, а не выскакивать поодиночке, как марионетки из-за ширм кукольного театра.9

Таким образом, для Чуйко и Михайловского стилевая эклектика современной поэзии - это прежде всего следствие мировоззренческого вакуума, образовавшегося в общественном сознании восьмидесятых годов. Критики отказываются видеть в этом явлении какую-либо художественную установку поэтов, например, на «широту», «разносторонность» восприятия жизни и т.п. Нет, утверждает в своих «Заметках.» Михайловский, «ибо нынешняя поэзия есть поэзия растерянности.»10 В своей более поздней статье «О старом и новом искусстве» (1903) критик объяснит философско-эстетические причины подобной «растерянности»: «Раньше правдой в искусстве считалась верная передача изображаемого. Современное же искусство не гонится за правдой изображения, а требует лишь правдивого отражения личного настроения художника».11 Волынский также отмечал присущее поэзии 1880-х - 1890-х гг. «декадентство восприятий сквозь напряженное и изнурительно личное субъективное начало»12, ощутимо отдаляющее лириков конца века от «гармонической цельности души»13 пушкинской Музы.

Итак, классической поэзии была свойственна целостность художественного отражения жизни; современная поэзия страдает бессистемностью, дробностью, отрывочностью художественных впечатлений. Согласно этому критерию, последним цельным лириком «пушкинской школы» в сфере гражданской поэзии Михайловский считает С.Я.Надсона. К этому же выводу склоняется и П.Ф.Якубович. В своей книге «Очерки русской поэзии» (1902) он утверждал, что «Надсон был не только певцом своего поколения, но и певцом юности вообще, чистоты и свежести юного чувства, красоты девственных порываний к идеалу.»14 Называя Надсона «певцом юности вообще», Якубович прежде всего имел в виду, что его лирика переживает некие родовые, узнаваемые, общечеловеческие идеалы, что чувство в ней, при всей его личной или общественной психологической усложненности, все же в основе своей традиционно, оно типично и целостно выражено - в противовес, например, стихам П.Соловьевой (Allegro), из которых, «за редкими исключениями, совсем, к сожалению, не видно, что они изданы накануне XX в., в i с одном из просвещенных (как-никак) государств Европы.» В сфере «чистого искусства» пушкинскую эпоху, по мнению большинства критиков, завершают Тютчев, Фет, Полонский, А.К.Толстой и А.Майков. Поэзия восьмидесятых изображает, главным образом, замкнутый духовный мир современника. В ней не чувствуется какого-то общего типа миропонимания, свойственного времени. Есть множество разных «я», которые никак между собой не сообщаются. Целостная картина духовной жизни поколения восьмидесятых под пером авторов распалась, рассыпалась на множество осколков. Например, мировидение Фофанова Волынский уподобляет «великолепному, но треснувшему зеркалу, в котором отражается весь мир - отражается неровно и нецельно.»16 И не раз еще критика 1880 - 1890-х гг. будет ставить на вид лирике «безвременья» ее искаженные, искривленные пропорции, выражающиеся в диссонансах стиля, неуместном сочетании образов, немотивированных переходах от одной темы к другой и т.п. «Современные миниатюры» - таким заголовком в своей книге обозначил Якубович общий жанровый ореол поэзии «безвременья», выделив по этому признаку в отдельную группу творчество Минского, Андреевского, Фруга, Льдова, Фофанова,

A.А.Коринфского, О.Н.Чюминой, А.Д.Облеухова, К.Д.Бальмонта,

B.Я.Брюсова, В.Г.Тана, Вл.Соловьева, П.С.Соловьевой, А.М.Федорова, И.А.Бунина, Лохвицкой, Т.Л.Щепкиной-Куперник, Г.А.Галиной.17

Критика раннесимволистской ориентации связала этот критерий с определенным культурно-историческим контекстом. Например, В.Ф.Саводник объяснял резко возросшую субъективность стихов конца XIX века тем, что личностное начало, которое отличает лирику от других родов словесного творчества, оказалось как нельзя более созвучно задачам культурно-исторического момента, переживаемого русским об

1 о ществом: «Мы вступаем в эру индивидуализма, которому, по-видимому, принадлежит будущее. Поэтому вместо прежних устойчивых культурно-общественных типов с резкими отличительными чертами мы видим вокруг себя нескончаемое разнообразие индивидуальных человеческих я, чрезвычайно сложных по своему душевному складу. Различие между отдельными индивидуальностями все более и более увеличивается, личность все более обособляется, все усиливается интенсивность ее самосознания.»19

Об этом же писала З.Н.Гиппиус в статье «Нужны ли стихи?» (1904). Ссылаясь на определение Баратынского - «поэзия есть полное ощущение данной минуты», - Гиппиус функционально приравняла лирическое творчество к молитве: «Удачны или неудачны стихи, - поэт всегда берет свое данное «я» данной минуты (таково условие молитвы и поэзии). Виноват ли он, что каждое «я» теперь сделалось особенным, одиноким, оторванным от других «я» и потому для других непонятным, ненужным?»" Поэтический агностицизм лирики рубежа веков Гиппиус абсолютно не удовлетворяет. Одинокие стихи-молитвы Брюсова, Бальмонта и Ф.Сологуба, по ее мнению, доказывают не мощь и красоту, а слабость и безволие духа этих поэтов. В статье «Декадентство и общественность» (1905) Гиппиус даст свое культурно-историческое определение декадентства - «бессознательный индивидуализм».21 Протестуя против обесценивания личностного элемента в поэзии, декаденты в то же время не хотят знать никакой другой индивидуальности, кроме своей собственной. Они одинаково враждебны как к шаблонному, общему типу лирического стиля, так и к поэтическому голосу другого, сколь угодно оригинального автора - только потому, что это не и х голос. По мнению Гиппиус, декадентская поэзия Брюсова, Добролюбова, Сологуба напрочь лишена «сознания личности», в ней отражается лишь ее смутное «ощущение».22

В этом пункте, в критике «бессознательного индивидуализма» 1880 - 1890-х гг., раннесимволистская критика в лице Гиппиус обнаруживает парадоксальные, но вполне объяснимые точки соприкосновения с поздненароднической критикой Михайловского и Якубовича. Ведь именно последние увидели общее эстетическое содержание в «субъективности» Минского, Фофанова, П.Соловьевой, Андреевского, Лохвицкой, с одной стороны, и Брюсова, Бальмонта и А.Добролюбова -с другой. Объединяя этих поэтов в одну группу, критики-народники противопоставили ее предшествующему, классическому этапу развития отечественной поэзии. Причем дифференцирующие признаки у Михайловского - Якубовича и Гиппиус во многом совпадают: в прошлом - целостный, типический характер лирического переживания, в настоящем -множество разных, совершенно непохожих друг на друга лирических «я», исчезла «общность молитвенного порыва» (Гиппиус); в прошлом -«каждый <.> желал объяснить свою систему мироздания и вдобавок спасти человечество» (Чуйко), в настоящем - «бессилие сознательной мысли» (Михайловский), отсутствие «сознания личности» (Гиппиус).

Однако историческое место поэзии 1880 - 1890-х гг. в общем процессе эволюции поэтических форм критики народнической ориентации и Гиппиус представляли по-разному.

В статье «Нужны ли стихи?» Гиппиус намечает свою периодизацию русской лирики. Ее золотой век - от Пушкина до Некрасова и Тютчева включительно. В этом культурно-историческом отрезке стихи, являясь «личной молитвой» поэтов, выражением именно их художественного видения мира, в то же время совпадали по своему строю мыслей и чувств с «молитвами» современников. «Особенное», превращаясь в «общее», не переставало осознаваться «особенным», то есть «искренним», психологически правдивым, а «общее», преломляясь в «особенном», не теряло качества своей типичности, узнаваемости. Личная, психологическая правда стихов была одновременно выражением правды «коллективной», исторической - и наоборот. Каждая в своем качестве осуществляла себя только на фоне и только благодаря (а не вопреки) другой. После Тютчева и Некрасова, с наступлением «эры индивидуализма», этот синтез особенного и всеобщего постепенно утрачивается поэзией. Стихи, неприятно удивляющие своей странной, угловатой формой, еле ощутимым внутренним ритмом, прерывистой мелодией, означали поиск новой, исключительно своей, пока одинокой «молитвы». Историческое содержание, питавшее некогда «общую молитву» в стихах, безвозвратно ушло. Вот почему молиться в современности на «пушкинский лад» все равно что впасть в искусственность и фальшь лирического тона, за что от Гиппиус и достается так называемым «историческим поэтам»,24 вроде М.Гербановского. Пусть в стихах звучит одинокая, зато психологически правдивая «молитва», чем общая, но фальшивая, неестественная. Такое качество эстетического идеала Гиппиус считает признаком современной поэзии25. К ней она, как уже оговаривалось выше, причисляет творчество «бессознательных индивидуалистов» - декадентов. Смыкаясь с народнической критикой в жесткой оценке их этической позиции, Гиппиус в то же время склонна считать этап «современной поэзии» не только исторически неизбежным, но и продуктивным. Поскольку за эпохами синтеза «особенного» и «общего» в лирике обязательно следуют эпохи разъединения, распада, которые есть предвестие и необходимое условие следующего поэтического синтеза, но уже на ином, более высоком уровне исторического самосознания культуры.

Нетрудно заметить, что и критики-народники, и Гиппиус, фиксируя одну и ту же «болезнь» лирики конца XIX в. - «бессознательный индивидуализм», в то же время совершенно по-разному подходили к определению состава «современной поэзии». Так, Якубович термином «современные миниатюры» объединил и авторов 1880 - 1890-х гг., и тех, кого на рубеже XIX-XX вв. принято было называть «декадентами»

Брюсов, Бальмонт, Сологуб и др.). Гиппиус же, оставив последних, исключила из круга «современных поэтов» Фофанова, Минского, Андреевского, Случевского, Лохвицкую. Этим авторам места в ее классификации, увы, не нашлось.

Следовательно, «бессознательный индивидуализм» в поэзии для Гиппиус - это не только и не столько отсутствие в стихах «типического», целостного лирического чувства. Это обязательное условие некоего будущего, идеального состояния человеческой ассоциации, осознание необходимости обретения каждым ее членом своей «личной молитвы», «личного Бога» («данное «я» данной минуты») - но лишь для того, чтобы затем уже сознательно, в согласии с содержанием собственной «молитвы», найти свою культурную нишу в коллективном созидании новой «молитвы общей», «общего Бога». Таким образом, личное поэтическое творчество Гиппиус рассматривает как часть коллективного религиозно-исторического творчества. Им, по ее мнению, охвачены только поэты рубежа веков. Они - «бессознательные индивидуалисты» на фоне религиозно-этического идеала будущего. И если поэты-«восьмидесятники» Гиппиус в этом контексте не упоминаются (хотя были ей, конечно, хорошо известны), это означает, что они для нее как бы выключены из этого коллективного созидательного исторического процесса, не причастны ему. Да, творчество Брюсова, Бальмонта, Сологуба, А.Добролюбова - это творчество бессознательно-личное, но оно вовсе не бессознательно-историческое, так как является необходимым культурным моментом становления «новой религии» человечества. Не включая «бессознательный индивидуализм» авторов 1880 - 1890-х гг. в круг явлений «современной поэзии», Гиппиус в то же время ничего не пишет и об их причастности к явлениям поэзии «исторической», эпигонской. Молчание говорит здесь красноречивее любых слов. Поэзия 1880

1890-х гг. равно чужда и будущему, и прошлому. «Исторической», эпигонской она, следовательно, противостоит как не эпигонская, но вполне «внеисторическая». Это, действительно, поэзия «безвременья».

Остается проанализировать, как оценивали место поэзии 1880 -1890-х гг. в истории отечественной лирики представители иного, чем Гиппиус, крыла символистской критики - В.Я.Брюсов и К.Д.Бальмонт.

Историко-литературная концепция раннего Брюсова (рубеж 1890 -1900-х гг.) в наиболее концентрированном виде изложена в его перепис9 ке с П.П.Перцовым. На все попытки Перцова присвоить поэтам «фофановской школы» звание «символистов» Брюсов отвечал последовательным и принципиальным отказом. По его мнению, эти поэты гораздо ближе по стилю к «пушкинской школе», чем к символизму. Если Гиппиус, а также критики-народники с сожалением отмечали отход по-этов-«восьмидесятников» от пластичного, ясного пушкинского языка, то Брюсов, напротив, не усматривал существенной разницы между «классикой» и «безвременьем». Что же понимали московские символисты под «пушкинской школой» русской поэзии или, по терминологии Брюсова, «классическим» этапом ее развития?

Его содержание прекрасно объясняется в статье Бальмонта «О русских поэтах». Это - «художественный натурализм».27 Представители «пушкинской школы» относятся к видимому миру просто и непосредственно». Они «близоруки», и потому для них закрыта «великая область лл отвлечений, область мировой символизации сущего». Правда, были и среди авторов «пушкинской школы» те, кого принято считать поэтами «незримого». Например, Жуковский и Лермонтов. Но в их поэзии Бальо г\ монт не чувствует «отображений мистерий Природы», главное настроение их творчества - не столько порыв к «той» жизни, сколько несогласие с «этой». В их стихах, особенно у Лермонтова, сильно дает себя знать именно «земная тоска сильной личности, которой тяжко быть с о 1 слабыми и ничтожными людьми». Вот почему и Жуковского, и Лермонтова Бальмонт называет романтиками лишь «по темам», но «реалистами по исполнению».32

Таким образом, когда Брюсов внушал Перцову, что за «классицизмом» в русской поэзии следует «романтизм»,33 он, скорее всего, имел в виду именно этот «романтизм темы», который так относится к «символизму», как буква романтического миросозерцания (мотивы, темы) относится к его художественной сути. И такой «романтизм темы», как можно предположить исходя из контекста переписки Брюсова с Перцовым, возобладал у поэтов «фофановской школы» - то есть у поэтов «безвременья». Вот любопытная оценка Мережковского - поэта: «Несмотря на все симпатии <.> к символизму, он остается классиком по духу» (письмо к Перцову от 17.04.1895).34 Или, используя терминологию Бальмонта, - «романтиком темы». Этот лжеромантизм на рубеже веков явился лишь затем, чтобы «уступить место» истинно субъективной поэзии - «символизму», или, если придерживаться логики Бальмонта, «романтизму стиля». На смену «поэтам целого» приходят «поэты отдельных строк».35 По мысли Брюсова, символизм сможет не просто декларировать субъективность как принцип новой поэзии, но и претворить его в адекватной художественной структуре. Начиная с символизма, история «субъективной лирики» в России будет походить не на историю «идей», «тем» и «сюжетов», а на историю содержательных поэтических форм.

Стремление старших символистов хотя бы терминологически размежеваться со своим духовным предтечей - романтическим движением, обрело устойчивые очертания в первом фундаментальном труде по истории русского символизма - сборнике статей «Русская литература XX века: 1890-1910», вышедшем в нескольких выпусках в 1914-1915 годах под редакцией С.А.Венгерова. С легкой руки редактора символизм получил наименование «неоромантического движения» («неоромантизма»), причем Венгеров настаивал именно на этом термине, предпочитая его общепринятой дефиниции - «символизму». По мнению Венгерова, «нарастающее чувство чрезвычайности», воинствующий «индивидуализм», противопоставление «я» художника «серой», «обезличенной» действительности - эти родовые свойства романтического мироощущения гораздо точнее характеризуют данное художественное явление, чем категория «символа» - этот, как полагает историк литературы, всего лишь «вечный прием искусства», лежащий в основе любого художественного образа.

Отказ от брюсовской концепции символизма, возврат к пониманию символа как «вечного образа», какое было свойственно, например, Д.С.Мережковскому (трактат «О причинах упадка и новых течениях русской литературы»), - весьма симптоматичны для Венгерова как представителя культурно-исторической школы в отечественном литературоведении. «Неоромантизм» он понимает не столько как эстетическое явление, сколько как отражение в литературе неких самых типичных общественных умонастроений эпохи порубежья. Именно в этом контексте родоначальниками неоромантического движения он и называет поэтов -«восьмидесятников», давая характеристику творчества Фофанова, Андреевского, Апухтина, Случевского, А.Голенищева-Кутузова и обзорно оценивая поэзию Мережковского, Льдова, Коринфского, Цертелева и К.Р. Впрочем, сильная сторона очерка Венгерова, повторим, заключается не столько в анализе стиля поэзии предшественников «неоромантизма», сколько в характеристике некоторых важных сторон общественной идеологии 1880-х годов, подготовивших то «нарастающее чувство чрезвычайности», которое составит пафос творчества самых разных авторов-неоромантиков» начала XX века: от М.Горького до Вяч.Иванова и от М.Арцыбашева до А.Белого. В частности, Венгеров дал глубокий, с интересом читающийся и сегодня очерк идеологии победоносцевского времени. Отрицание «веры в общие начала, в логическое построение жизни человека», признание всякого отвлеченного силлогизма опасной интеллектуальной провокацией, лишь дезориентирующей мышление людей, ставка на инерционные механизмы «стадной» психологии, на подсознание «человека толпы» - в этих идеологических постулатах Победоносцева действительно коренится объяснение некоторым весьма существенным настроениям поэзии «безвременья».37

Итак, сжатый обзор критики рубежа XIX - XX веков, осмысливающей поэзию 1860-1890 -х годов как целостное художественное образование, позволяет прийти к следующим предварительным выводам.

Данный период находит системное объяснение либо на уровне выражения в нем магистральных идеологических концепций эпохи, либо на уровне включенности поэтического мирообраза в тщательно продуманный историософский миф. причем уже на этом, раннем этапе критического осмысления наблюдаются знаменательные совпадения в оценке изучаемых явлений между представителями разных направлений отечественной критики, включая раннесимволистскую, что является косвенным подтверждением диффузности художественной природы поэзии «безвременья», сосуществования в ней разных тенденций, подчас в творчестве одного и того же автора. Вместе с тем дифференциация устойчивых стилевых потоков внутри поэтической системы только намечена в критике порубежья. Эту задачу предстояло решать историко-литературной мысли нового, XX столетия.

К ее решению она, увы, обратилась достаточно поздно. Ибо сначала эпоха «восьмидесятых» была безнадежно и наглухо задвинута на «задворки» русской культуры мощным поэтическим движением «серебряного века», и стихотворцы «безвременья» уже в 1910-е годы были прочно забыты. А затем начавшийся идеологический прессинг советской поры закрыл возможность объективного, взвешенного изучения как поэтов-символистов, так и их непосредственных предшественников. Изредка промелькнут статьи, посвященные отдельным авторам, в основном, Надсону и поэтам-«демократам». Что же касается обобщающих исл о следований, то здесь налицо острый дефицит.

По сути, первой монографией такого типа стала вышедшая в 1923 году в Саратове малым тиражом и потому оставшаяся незамеченной широкими научными кругами брошюра Б.М.Соколова «Очерки развития новейшей русской поэзии (Вып. 1: В преддверии символизма)». В основу теории стадиальности историко-литературного процесса, которой придерживался Б.М.Соколов, легла достаточно перспективная, а в то время - просто новаторская, идея периодичной взаимосменяемости «центрального» и «периферийного» направлений, когда последнее, сойдя с авансцены литературной истории, не умирает, а долгое время остается «в тени», чтобы через десятилетия вновь переместиться на передний план, но «уже в новом виде, в иной окраске, согласно с духом новоод го времени». В действительности, Б.М.Соколов вернулся к не востребованной критикой брюсовской концепции символизма как «романтизма стиля» - качественно новой формы классического «романтизма темы». Однако в отличие от Брюсова исследователь существенно сузил стилевую базу символизма, усматривая ее в явлениях «импрессионистического стиля» - поэзии «намеков» и «тонких ощущений». Прямо ссылаясь на известную статью Бальмонта, ученый в качестве предтеч неоромантизма в отечественной поэзии 1880-х годов называет авторов, принадлежащих к «школе Фета»: А.К.Толстого (с оговорками), Тютчева, Вл.Соловьева, Фофанова и Случевского. В результате подобного тенденциозного отбора (критерии, которыми руководствовался Бальмонт, едва ли можно отождествлять с художественными пристрастиями всего поколения старших символистов), вне круга «предтеч» остались Апухтин, А.Голенищев-Кутузов, А.Майков - поэты-«парнасцы», исповедовавшие в творчестве культ ясной, пластичной, «пушкинской» формы. Чувствуя жесткость получившейся классификации, Б.М.Соколов вынужден признать в творчестве некоторых поэтов (А.К.Толстого, Тютчева, Случевского) явления «смешанного» стиля, тяготение данных авторов одновременно то к ясной, «дневной», «аполлонической» стороне бытия, то к его «ночной», «хаотичной», «дионисической» сущности.40 Получается, что в качестве истоков символизма в поэзии 1880 - 1890-х «пушкинский» и «фетовский» стили часто развивались рука об руку и необходимо предполагали друг друга в творчестве одного и того же поэта.

Монография Б.М.Соколова впервые, после символистской критики, развивая и уточняя ряд ее положений, более широко и развернуто представила возможные каналы стилевой преемственности между символизмом и романтической лирикой конца века. В поэзии 1880 - 1890-х годов были конкретно выявлены те приемы создания суггестии, которые впоследствии будут востребованы «импрессионистической» школой символистов. Однако в итоге вся «неимпрессионистическая» лирика «безвременья», причем первоклассная по художественным достоинствам, как бы осталась «не у дел», оказалась на обочине историко-литературного процесса. Исследователь явно не знает, в какой «центр» и в какую «периферию» ее включать. Особенно это заметно при анализе стилевых особенностей поэзии Надсона и его последователей - Мережковского и Минского. Эта поэзия стоит особняком и «просто анализируется» Б.М.Соколовым. А все потому, что принципы классификации стилевых течений конца века определены не изнутри самой поэтической системы, а навязаны ей извне - со стороны апологетов раннесимволист-ской школы, к тому же крайне одиозных апологетов.

Ошибки своего предшественника по мере возможности были учтены другим авторитетным исследователем, попытавшимся дать системное описание поэзии 1880 - 1890-х годов. Мы имеем в виду вступительную статью Г.А.Бялого, помещенную в сборнике «Поэты 1880 -1890-х годов» (вышел сначала в малой, а затем и в большой серии «Библиотека поэта»).41 прежде всего необходимо сказать о тщательном (если учитывать изученность проблемы на тот момент) уровне подготовки комментаторского аппарата книги (Л.К.Долгополов и Л.А.Николаева). Комментарий отлично дополняют основательно написанные теми же авторами биографические справки, открывающие подборку стихотворений каждого поэта, чье творчество в большинстве случаев лишь впервые, после долгих лет забвенья, выносилось на суд широкого читателя (Д.Л.Михаловский, Н.М.Минский, К.Н.Льдов, Д.Н.Цертелев, С.А.Андреевский, С.Г.Фруг, О.Н.Чюмина и многие другие). Впервые поэзия 1880-1890-х годов представала во всем многообразии своих художественных исканий, причем, как правило, подборка текстов каждого автора отмечена печатью высокого профессионализма составителей, обладая достаточной степенью репрезентативности. Эти качества сборника до сих пор не утратили своей научной значимости. Как, впрочем, и сам очерк Г.А.Бялого, главное достоинство которого заключается в попытке как можно полнее описать, не вдаваясь в масштабные историко-литературные обобщения, главные идейно-стилевые тенденции творчества каждого поэта, включенного в сборник, а также наметить узловые поэтические фигуры переходного времени, вскрыть истоки их лидерства и определить возможный круг последователей.

Г.А.Бялого в поэтическом движении 1880-1890-х годов интересовали не предпосылки будущей символистской поэтики и эстетики, но завершение, исход того великого противостояния сил «гражданской поэзии» и «чистого искусства», которое во многом определяло художественную картину развития отечественной поэзии второй половины XIX века. Исследователю важно проследить судьбу именно этих основных течений в творчестве «восьмидесятников». Исполнение этой задачи и обусловило принципы системного описания поэзии переходной поры. Два несомненных открытия смело можно поставить в заслугу ученому: во-первых, выявление и тематический анализ творчества особого круга «скорбных поэтов», названного «надсоновской школой»; и, во-вторых, установление и описание факта размытости, неопределенности идейно-художественных границ между творчеством авторов, принадлежащих к «гражданскому», либо к «художественному» течению, причудливое, иногда более или менее органическое, а чаще искусственное переплетение обеих традиций в творчестве даже одного автора. Для поэтов «надсоновской школы» (Фруг, Червинский, Сафонов, ранние Минский и Мережковский) и «примыкающих» к ней (А.Голенищев-Кутузов, Андреевский, Апухтин, П.Соловьева) характерны «неопределенно-демократические настроения», «неустойчивое мировоззрение»,42 а также соответствующая образность и система мотивов: «Скорбь и рыдания, унылое разочарование, поруганные мечты и обманутые надежды, благородные помыслы и сознание бессилья, осуждение настоящего и поэтизация библейского прошлого, добрые мечтания, поэтические абстракции, рифмованные жалобы и рассуждения, прозрачные аллегории.»43

Все так. Однако Г.А.Бялому все же не удалось подняться над чисто оценочной, восходящей еще к «демократической» критике 1880-х годов, характеристикой «надсоновской школы» как не оправдавшей себя попытки «примирить» в идейной структуре и в стиле заветы, условно говоря, «Некрасова» и «Фета». В контексте всего поэтического движения 1880-1890-х годов «надсоновская школа» расценивается исследователем как временный идеологический и эстетический компромисс между критериями художественности «гражданского» и «чистого» искусства - компромисс, который так и не спас отечественную поэзию конца XIX века от художественного кризиса, выразившегося особенно отчетливо в творчестве авторов так называемого «эклектического направления» (А.А.Коринфский, А.М.Федоров, А.Н.Будищев), для которых «срединность, промежуточность, всеядность стали почти что знаменем и принципом».44 Поэтическая судьба Ясинского, Минского и Мережковского, начинавших в рамках «надсоновской школы», а затем резко порвавших с ней, по мнению Г.А.Бялого, лишний раз убеждает в неорганичности попытки «в одну телегу впрячь» «коня и трепетную лань».

Очерк Г.А.Бялого со всей убедительностью продемонстрировал предельную степень возможной продуктивности оперирования такими понятиями, как «гражданская поэзия» и «чистое искусство», для системного анализа литературной ситуации 1880-1890-х годов. По сути, все дальнейшие попытки пойти по стопам Г.А.Бялого и внести нечто новое в воссозданную исследователем картину, увы, носили неизгладимую печать вторичности, как, например, беспомощный очерк К.Н.Григорьяна, написанный для академической «Истории русской литературы» (1980).45 Ни в статье Г.А.Бялого, ни, тем более, в работах его последователей даже не поставлен вопрос об историко-литературной рецепции эстетических идеалов «чистого искусства» и «гражданской поэзии» различными поэтическими стилями эпохи «безвременья». Эстетическое содержание, закрепленное за этими течениями в критике 1850-1860-х годов, априорно наложенное на поэтический материал позднейшего времени, разумеется, могло обнаружить в нем хотя и важные, но достаточно очевидные и самые общие художественные закономерности. Явно не хватает реконструкции взгляда изнутри самого поэтического движения 18801890-х годов, анализа ситуации глазами его непосредственных участников. Вопросы становления поэтических школ в 1880 - 1890-е годы Г.А.Бялый решает без должного учета сложных и противоречивых процессов кристаллизации новых художественных идей и форм, побуждавших авторов вступать в те или иные литературные «альянсы», объявлять «войну» или заключать временное «перемирие». Справедливости ради надо отметить, что важнейшие события литературного календаря конца XIX столетия все же попали в обзор (статья Минского «Старинный спор», трактат Мережковского 1892 г. и др.). Однако, как правило, дело ограничивалось общей характеристикой концепции автора и не завершалось выяснением ее места в целостной картине разветвленных литературных контактов между представителями разных поэтических школ.

Эти пробелы в какой-то степени помогает восполнить докторская диссертация М.Л.Мирзы-Авакян «Из истории поэзии русского модернизма 90 - 900-х годов (вопросы становления поэтических школ)», защищенная в 1973 году. В I главе «Кристаллизация идей и художественных форм модернизма в поэзии «чистого искусства» 1880 - 1890-х годов» отдельные параграфы, посвященные анализу лирического стиля Фофанова, Коринфского, Случевского, Льдова, Бутурлина, В.М.Голикова и М.А.Хитрово, предваряются панорамным обзором литературной жизни Петербурга конца XIX столетия. Особое внимание автор уделяет истории литературных кружков и журнальных органов предмодернизма», и прежде всего - процессам размежевания литературных сил, происходившим в журнале «Северный вестник» в 1891 -1898 годах. Собственно говоря, противостоящая Мережковским и Сологубу группа поэтов, разделяющая основные постулаты эстетики А.Л.Волынского (Фруг, Червинский, Льдов, Шестаков, Чюмина, К.Медведский, М.Липкин, В.Величко), и квалифицируется исследовательницей как «предмодернистская». Художественные идеалы этой группы определяются термином «эстетизм».46 Художественные идеалы нарождающегося символизма описываются в категориях то «импрессионизма», то «интуитивизма» («сверхчувственного»).47 Первым, полагает М.Л. Мирза-Авакян, свойственна непоследовательная тенденция к воплощению гармонической картины мира, весьма противоречивая установка на простоту, правильность форм, «целостность» и «эстетическую завершенность».48 Символистам же уготованы «крайние формы скепсиса и разъедающей иронии в оценке жизненных явлений», окончательное «нарушение веры в целостность поэтических восприятий, в гармонию и красоту как вечные категории».49 Вновь мы встречаемся с отголосками старой концепции Бальмонта, с той лишь разницей, что различия между «пушкинской школой» и «школой Фета» признаются весьма относительными, а утрата «целостности поэтических восприятий» трактуется однозначно отрицательно: не как прорыв за грань косной материи в сферу бесконечного, а как выражение трагической, иррациональной стороны художественного миросозерцания.

Бесспорное достоинство воспроизведенной концепции заключается в самой попытке вывести процессы становления поэтических школ из живой, эмпирической данности литературного быта рубежа веков. В частности, рассмотрена дискуссия о значении поэзии Фета между сторонниками П.П.Перцова (Б.Никольский) и московскими символистами

Брюсов, Бальмонт).Прослежена судьба непростых взаимоотношений Случевского и поэтов его «пятниц» с Брюсовым, прокомментированы споры о будущем отечественного стиха. Однако выводы М.Л.Мирзы-Авакян о художественном содержании поэзии предсимволистской поры представляются нам в целом слишком однозначными.

Во-первых, «Северный вестник» 1890-х годов и расстановка литературных сил внутри журнала (даже если учитывать всю значительность полемики) не исчерпывают художественное содержание литературной ситуации переходной поры, которая начинается не в 1890-е годы, а, как минимум, на десятилетие раньше. Уже по одной этой причине корректность выводов исследовательницы относительно «кристаллизации идей и художественных форм» модернизма в поэзии «чистого искусства» может быть поставлена под сомнение. Во-вторых, без достаточных на то оснований и без всякой серьезной мотивировки М.Л.Мирза-Авакян отождествляет поэтические школы с весьма разной эстетической программой. Так, между поэтической группой Волынского и поэтами «пятниц» Случевского ставится знак естественной преемственности, хотя ее нужно еще доказать (Волынский не был участником «пятниц», Случевский сам никогда не считал Волынского своим наставником). То же замечание касается и весьма спорного отнесения философско-эстетических исканий П.П.Перцова и критиков, разделяющих его взгляды, например, того же Б.Никольского, к одному и тому же ряду «предмодернистской» эстетики вместе с поэтами, объединившимися вокруг фигуры Волынского. В-третьих, покровительство Волынского, ведущего критика «Северного вестника», таким поэтам, как Фруг, Червинский, Льдов, К.Медведский, еще не означает, что они целиком и полностью принадлежали к стану его апологетов. Последнее безусловно верно, пожалуй, лишь для одного Льдова. Для остальных причины союза с Волынским требуют дополнительной аргументации, которой опять-таки нет. Более того, и Льдов, и Червинский, и Фруг до прихода в «Северный вестник» как поэты формировались под влиянием самого разного литературного окружения. Насколько закономерен приход каждого в «Северный вестник» - это вопрос, который нуждается в специальном исследовании. Явная нехватка историзма в оценке поэтических явлений предмодернистской поры сильно понижает в цене и лаконичные очерки стиля отдельных авторов, которыми завершается глава диссертации М.Л.Мирзы-Авакян. Да и сам вывод об эклектике стиля как следствии половинчатости, несформиро-ванности художественного сознания этих авторов тоже страдает схематизмом и требует разъяснений.

Исследованиями Б.М.Соколова, Г.А.Бялого и М.Л.Мирзы-Авакян, по существу, исчерпываются главные попытки системного описания поэтического движения 1880-1890-х годов в историко-литературной науке советского времени. К ним следует прибавить работы, дающие системный анализ какого-либо одного проблемного аспекта поэзии «безвременья». Среди них нужно назвать коллективную монографию сотрудников ИР ЛИ «Литературный процесс и русская журналистика конца XIX - начала XX века. 1890 - 1904».50 Авторы статей с разной долей основательности исследуют роль как «серьезных» (типа «Мира искусств»), так и «пестрых» (типа «Севера») журналов и еженедельников в литературной борьбе порубежья, в художественном самоопределении писательских школ, в том числе и поэтических. К числу несомненных удач принадлежит общепризнанная в кругу историков литературы статья Е.В.Ермиловой о поэзии «безвременья», весьма точно расставившая главные акценты в сложных процессах борьбы и смены стилей, происходивших в творчестве самых разных авторов, от Андреевского до Апухтина.51 В последнее время появилась монография С.Н.Бройтмана, существенно скорректировавшая выводы Е.В.Ермиловой. Автором в рамках анализа стадиальной эволюции субъектно-образной структуры лирики XIX - начала XX века определены границы «я» и художественного образа в поэзии позднеклассической лирики (Апухтин и Случев-ский). Наконец, нельзя не упомянуть о содержательной кандидатской диссертации Т.В.Ковалевой «Русский стих 80 - 90-х гг. XIX века». Впервые на обширном материале (творчество 32 авторов) был убедительно развернут диахронический срез практически всех (метрика, рифма, ритмика, строфика) уровней системы отечественного стихосложения предмодернистской поры.53

Конечно, существенный вклад в уяснение общей картины поэтического движения 1880 - 1890-х годов внесли издания текстов отдельных поэтов, вышедшие прежде всего в большой серии «Библиотека поэта» -Надсона, Вл.Соловьева, Фофанова, Апухтина, Случевского. Вступительные очерки к этим сборникам, написанные Г.А.Бялым,54 З.Г.Минц,55

56 57

Г.М.Цуриковой, М.В.Отрадиным, А.В.Федоровым, прочно вошли в научный оборот исследований по проблемам поэзии конца XIX столетия.

Подводя итоги, можно утвердительно заявить, что на протяжении века отечественной критикой и литературоведением, безусловно, сделано немало в плане поисков методов и принципов системного описания поэзии переходной поры.

Результатом этих усилий, суммировавших исследовательский опыт прошлого, можно считать содержательную статью З.Г.Минц, в которой было сформулировано весьма перспективное в историко-литературном отношении понятие «пре-системы». По мнению З.Г.Минц, выделение пре-системы в качестве самостоятельного объекта исследования имеет смысл, если наличествуют два обязательных условия: «1)пресистема, к наследию которой обращена формирующуяся система, предстает как ряд объективно различных, обособленных друг от друга подсистем (относительная неоднородность пре-системы сравнительно со складывающейся системой);

2) пре-система в целом и все ее составляющие нечетко отграничены от других явлений литературы своего времени (относительная недо-структурированность, аморфность пре-системы сравнительно с последующей системой; она проявляется, в частности, в том, что пре-система не сознает своего единства и не создает метатекстов: манифестов, критических или художественных автометаописаний и т.д. - это единство утверждающих)».59

Как следует из всего историографического обзора, именно на выявление и описание этих условий и была нацелена историко-литературная мысль предыдущих десятилетий. Недаром, налагая понятие «пре-системы» на творчество поэтов «безвременья»(а речь в статье идет о произведениях киевского кружка «новых романтиков», в том числе о поэме Минского «Гефсиманская ночь»и романе Ясинского «Великий человек»), З.Г.Минц закономерно возвращается к термину «неоромантизм», которым издавна привыкли охватывать все разнообразие художественных поисков поэзии 1880 - 1890-х годов. З.Г.Минц еще раз пробует уточнить и несколько расширить стилевые контуры «неоромантической» поэзии «восьмидесятников». Это - тяготение к легендарным, экзотическим сюжетам и ситуациям, а также к универсальной поэтической картине мира; усиление роли эмоционализмов и поэтики антитез - наряду с прямо противоположной тенденцией к «прозаизации» лирического стиля; наконец, поликультурная ориентация текста, свободная контаминация поэтической образности из разных культурных рядов (евангельского, ветхозаветного, фольклорного, народнического и др.)-60

Однако, несмотря на очевидные успехи в попытках описать поэзию 1880 - 1890-х годов как самостоятельную систему («пре-систему»), историкам русской литературы, на наш взгляд, так и не удалось преодолеть следующие методологические просчеты:

1) в анализе литературных «образцов» и стиля поэтов «безвременья» преобладает взгляд «из будущего», с точки зрения критериев раннесимволистской критики, что, конечно же, искажает историко-литературную перспективу; практически не выявлены эстетические идеалы, которые были актуальны для самих «восьмидесятников»; нет ответа на вопросы, кого они и почему считали своими учителями, как реагировали на современную им критику, кого и по каким идейно-художественным критериям причисляли к кругу своих единомышленников и противников; наконец, кого сами «восьмидесятники» называли своими наследниками и как представляли себе механизмы преемственности и отталкивания, традиционализма и новаторства;

2) не поставлена проблема творческого диалога между представителями различных, порой враждебных поэтических «партий», не прослежен процесс формирования зоны общих художественных границ творчества - в рамках идейно-эстетического и стилевого противостояния поэтических течений;

3) не описана закономерность смены поэтических лидеров и стилевых течений лирики «безвременья» - в зависимости от изменения картины литературной борьбы, общего рисунка ее «силовых линий».

4) не разработаны в полной мере архивные источники; отсутствуют в научном обороте восходящие к ним материалы, позволяющие достоверно описать литературные сообщества 1880 -1890-х годов, их «поэзию и правду», литературный быт и «кружковую семантику».

Вот круг частных задач, которые предстоит решить в ходе настоящего исследования. Необходимость их решения в контексте общего состояния изученности проблемы в отечественном литературоведении позволяет говорить об актуальности работы. Ею же продиктована главная цель - рассмотреть поэзию 1880 - 1890-х годов как динамическую систему, эволюционирующую в рамках определенной идейно-организационной общности входящих в нее поэтических сил, исходного инварианта художественной картины мира и неразрывно с ней связанных стилевых тенденций, характерных для лирики конца XIX столетия.

Методологической основой работы является представление о литературной эпохе как системе, развитое в трудах Д.С.Лихачева, Н.И.Конрада и особенно - И.Г.Неупокоевой. В монографии «История всемирной литературы: Проблемы системного и сравнительного анализа» исследовательница писала: «Представляется возможным говорить о литературной эпохе как о целостной системе, в которой взаимодействуют (как в формах сотрудничества, так и открытой борьбы) многообразные силы литературного «ряда» - художественные методы, литературные направления и течения, художественные стили. Борьба эта не безлика - в ней действуют личность художника и все его творчество, его общественная, нравственная активность, его социально-философская и эстетическая позиция».61 Существенно значимыми для нас являются взгляды И.Г.Неупокоевой на литературную эпоху как динамическую и притом открытую систему. Весьма продуктивными представляются положения о «завершенных» и «незавершенных», прерванных (по внешним или внутренним причинам) тенденций внутри литературной эпохи, а также о возможности сосуществования не одной, а нескольких магистральных линий, явлений типичных и нетипичных.

Эти общие положения были реализованы в исследованиях 1970 -1990-х годов. Так, В.И.Коровин понятие «художественная система» взял в качестве структурообразующего для своей докторской диссертации, посвященной анализу лирических и лиро-эпических жанров русского романтизма.62 Как динамическую систему, обладающую рядом общих свойств структуры конфликта, рассматривает русский романтизм Ю.В.Манн.63 Принцип системности в качестве методологической основы фигурирует и в ряде других исследований, затрагивающих самые разные проблемы истории русской и зарубежной литературы. В частности, взгляды И.Г.Неупокоевой на литературную эпоху как систему получили свое логическое завершение в многотомной «Истории всемирной литературы».64

Совсем недавно появилась коллективная монография «Система «литература» и методы ее изучения», написанная В.Г.Зинченко, В.Г.Зусманом и З.И.Кирнозе. Опираясь на принципы, заложенные в статьях Ю.Н.Тынянова и Р.Якобсона,65 а впоследствии развитые Ю.М.Лотманом в монографии «Структура художественного текста»,66 коллектив авторов предлагает рассматривать произведение как важную составную часть акта художественной коммуникации в системе «автор -произведение - читатель». Причем каждый из элементов этой коммуникативной цепи вступает в сложные отношения как друг с другом, так и с другими значимыми факторами литературного процесса, прежде всего с «традицией» и «реальностью», а потому одновременно оказывается включенным в целую серию связей, как-то: автор - читатель, автор традиция; произведение - реальность, произведение - читатель, произведение - традиция; читатель - традиция, читатель - реальность. Причем связи эти могут быть как прямыми, так и обратными. Они образуют подсистемы главной коммуникативной цепи.67

Частным случаем подобного представления о системе «литература» является, например, учение Б.М.Эйхенбаума и его последователей о литературном быте и о «кружковой семантике» художественного произведения как значимом факторе его адекватного восприятия современниками и потомками.68

Очевидно, к этой же методологии - осознанно или нет - склоняются те историки литературы, которые вычленяют в историко-литературном процессе некие общности, которые однозначно нельзя отнести ни к «школе», ни к «направлению», ни даже к какому-то определенному «кружку». Чаще всего при этом оперируют понятиями «поколение», «пора» (например, «пушкинское поколение» или «пушкинская пора» в русской литературе).

В новейшем капитальном труде по истории литературного общества «Арзамас» В.Э.Вацуро, прибегнув к терминологии смежных дисциплин, ввел в литературоведческий оборот понятие «культурной общности», охватывающее процессы художественной коммуникации, протекавшие как в самом «Арзамасе», так и вовне его. По мнению В.Э.Вацуро, такой подход предполагает выявление внутри литературного движения той «культурной области, границы которой определяются не территорией и не формальным членством в группе, а пределами эффективных коммуникаций». Область этих «эффективных коммуникаций» включала в себя близость общественных, эстетических, литературных ориентаций, принадлежность к единой возрастной и культурной генерации, общих учителей и литературных противников; наконец, дружеские или, точнее, «профессионально-дружеские связи».69

Научная новизна диссертационного исследования заключается в реконструкции поэтического движения 1880-1890-х годов как художественной системы, в которую органично включены все подсистемы, составляющие необходимые условия акта художественной коммуникации. При этом архивные разыскания придают достоверность и обеспечивают верификацию предложенных методов исследования.

Естественно, что подобное системное описание материала требует системного подхода к нему, то есть использования не одного и даже не двух-трех, а целого комплекса методов исследования.

В диссертации сочетаются элементы биографического, культурно-исторического, сравнительно-исторического методов, а также продуктивные принципы социологического метода. С общей установкой на историзм связано обращение к методу литературной герменевтики, предполагающему интерпретацию произведения в свете дефиниций, адекватных кругозору автора и эпохи. В связи с анализом художественного мира того или иного поэта используется методика реконструкции инварианта, разработанная в трудах тартусско-московской структуралистской школы.70 На основе методологии М.М.Бахтина и ученых его школы исследуется проблема «чужого слова» (в разных его формах), чрезвычайно актуальная для развития лирического стиля изучаемого периода.71 Упреждая возможные упреки в эклектике, хотелось бы подчеркнуть: отказ от представления о непогрешимости того или иного метода, отказ от предположения о верности только одного подхода, исключающей продуктивность всех остальных, является для методологии автора этой диссертации ключевым принципом. Поскольку, как уже было заявлено, основу работы составляет изучение поэзии 1880-1890-х как системы, включающей в себя различные подсистемы, то проблема выбора того или иного метода решается в каждой главе в зависимости от того, какая подсистема выдвигается в центр всей цепи художественной коммуникации на конкретно-историческом отрезке ее функционирования. Таким образом, программным методологическим подходом остается историзм как важнейшая традиция отечественного литературоведения. Вот почему вульгарно-социологический и постконструктивистский методы, в которых полностью отсутствует установка на историзм, не находят себе места в системном анализе поэтической эпохи, предпринятом в настоящем исследовании.

Материал и объект исследования. Поэтическая эпоха 1880-1890-х годов - это период, который лишен какого-то одного центра, связанного с творчеством абсолютного поэтического лидера. Как показывает весь предыдущий опыт изучения, а также наши собственные многолетние разыскания, можно в границах периода гипотетически выделить две магистральные линии развития.

Одну, безусловно, представляет С.Я.Надсон как общепризнанный выразитель настроений «безвременья», во многом определивший стилистику «скорбной поэзии», которая, действительно, имела своих последователей. Надсон - несомненный лидер поэтического поколения на протяжении, по крайней мере, первой половины 1880-х годов. Он же - выразитель той линии «скорбной поэзии», которая явилась непосредственной преемницей некрасовской и народнической традиции и концентрировалась вокруг своего «базового» журнала - «Отечественные записки».

Другая магистральная линия, как нам представляется, проходит через творчество поэтов, сплотившихся вокруг журнала «Вестник Европы» - Андреевского, Цертелева, Минского, Голенищев-Кутузова, Вл.Соловьева и др. С определенными оговорками к этому кругу можно отнести и литературную ориентацию Апухтина. Примечательно, что подавляющее большинство этих авторов имело высшее юридическое образование и являло собой новый тип артистической личности. В критике за некоторыми из них закрепилось уничижительное прозвище либо «умного поэта», либо «поэта-адвоката». Суммарным выражением эстетической программы поэтов «Вестника Европы» можно считать критические выступления К.К.Арсеньева, представителя культурно-исторической школы. Как критик Арсеньев ратовал за более широкое понимание «художественности», лишенное крайностей и позитивистской эстетики, и «чистого искусства», за равновесие между «идеей» и «образом», за универсализм содержания поэзии, которая должна «догонять» далеко ушедшую в этом отношении «поэтическую прозу» И.С.Тургенева и французских романистов - В.Гюго, Г.Флобера, братьев Гонкуров. Поэтом, чье творчество наиболее полно отвечало этим требованиям, Арсеньев считал Н.М.Минского.73

В критике 1880-1890-х годов противостояние этих двух линий поэзии «безвременья» было отчетливо зафиксировано. Оно чаще всего квалифицировалось как противостояние двух типов художественного мышления, за которыми закрепилось название «умной» (Минский) и «искренней» (Надсон) лирики.

Такова научная гипотеза настоящего исследования.

Она продиктовала и принципы отбора материала. Диссертант решительно отказался априорно определять имена «союзников» и «противников» каждой линии. Поэтические объединения, процесс смены лидеров внутри каждого из них, сложная палитра творческого диалога, взаимовлияния и взаимоотталкивания идей и стилей - все это выявляется в диссертации не по умозрительным эстетическим ориентирам и «типологическим схождениям», а по реальным литературным контактам, имевшим место, и согласно тем «образцам» в русской и зарубежной поэзии, значимость которых для «восьмидесятников» можно документально подтвердить.

В этой связи хотелось бы отметить принципиальную важность архивных разысканий, предпринятых для осуществления задач настоящей работы. Обследованы фонды крупнейших архивохранилищ страны, среди которых - ИРЛИ, РНБ им. М.Е.Салтыкова-Щедрина (Санкт-Петербург), ГРБ (Москва), РГАЛИ, отдел письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ, Москва), отдел рукописей Государственного музея Л.Н.Толстого (ГМТ, Москва), некоторые частные собрания. В научный оборот впервые вводятся неизданная переписка поэтов,74 давно не переиздававшийся, часто сохранившийся лишь в виде газетных вырезок документальный материал, литературные альбомы, некоторые автографы неизданных стихотворений. Первостепенное значение для отбора литературных фактов имели уникальные по охвату поэтического движения 1880-1890-х годов дневники Ф.Ф.Фидлера и А.В.Жиркевича. Автор диссертации выражает искреннюю признательность Н.Г.Жиркевич-Подлесских, предоставившей в его распоряжение материалы из собственного архива. Добрым словом надо вспомнить и работников РНБ и ГМТ, оказывавших автору всемерное содействие в поиске необходимых источников.

Автор прекрасно понимал, что такой «документальный» аспект отбора поэтических имен, конечно, значительно сузит исследовательский кругозор. Действительно, в диссертации осталось не охваченным творчество таких крупнейших представителей поэзии 1880-1890-х годов, как Апухтин, Вл.Соловьев, Голенищев-Кутузов, М.А.Лохвицкая, Церте-лев и многие другие. Творчество же авторов, попавших в исследовательский «сюжет», стало предметом анализа только в той части, когда логикой развития поэтической системы оно выдвигалось в центр акта художественной коммуникации и определяло собой перспективные направления развития всей системы. Вот почему поэзия Минского, Мережковского, Фофанова, Льдова, в основном, представлена ранними сборниками (1880-х - начала 1890-х годов). Случевский же фигурирует на страницах настоящей работы как автор «Песен из Уголка» и «Загробных песен», то есть представлен поздними произведениями. Диссертант сознательно отказался от широты охвата материала в пользу фокусированной точности и историзма системного анализа. Он решил представить именно опыт системного анализа поэзии 1880-1890-х годов. Включение же остальных имен в эту систему может составить перспективу научной работы над темой.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, основной части и заключения. Основная часть содержит четыре главы:

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Сапожков, Сергей Вениаминович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассуждая «о причинах упадка» русской литературы, автор знаменитого трактата отчеканил, словно отрезал: «Поэзия наша велика и могуча, но ни литературной преемственности, ни свободного взаимодействия в ней нет».702 И первый удар критика пришелся как раз по литературным кружкам: «Так называемые русские кружки еще хуже русского одиночества: второе горше первого. Тургенев недаром ненавидел их».703

Думается, участие Мережковского в «пятницах» Случевского, по счастью, опровергает некоторым образом данный тезис трактата. Оно представляет собой, с точки зрения «причины», когда-то им самим же описанной, культурный поступок, призванный воспрепятствовать «упадку» посредством участия в создании такого объединения, которое бы на деле осуществило и «литературную преемственность», и «свободное взаимодействие» писателей самых разных направлений накануне всеми предчувствуемого великого художественного ренессанса. И пусть этот поступок не привел к желаемому результату, но он, несомненно, явился закономерным следствием творческой биографии как самого Мережковского, так и остальных его соратников по «пятницам», начинавших когда-то свое поэтическое поприще в рамках литературного движения 1880-х годов.

С.Н.Бройтман, исследовавший в свете исторической поэтики субъ-ектно-образную структуру русской лирики, пришел к выводу, что применительно к ситуации рубежа Х1Х-ХХ веков следует говорить «об утвержденном новом статусе поэзии и вообще искусства: в интересующую нас эпоху внехудожественная и художественная реальности окончательно разграничиваются, причем каждая из реальностей предстает как специфическая и самоценная, но «автономно причастная» (М.М.Бахтин) другой. С художественной реальности снимается, таким образом, презумпция «условности» и «несубстанциональности».704 Строя исследование на другом материале, изучая иные закономерности художественного сознания поэтов 1880 - 1890-х годов, мы вполне солидаризируемся с этим выводом ученого. Вышеупомянутый «новый статус поэзии и вообще искусства» формировался в художественной практике и критике конца XIX века исподволь - в том числе под видом манифестации и освоения модели так называемого «искреннего творчества», которая, по сути, явилась следствием кризиса «наивной» концепции текста.

Родоначальником типа «искреннего творчества» поэтическая эпоха справедливо признала С.Я.Надсона. Самоценность лирического порыва, его безусловная истинность, независимо от соответствия или несоответствия правде внеположной этому порыву реальности, стали первым шагом на пути к утверждению «нового статуса» поэзии для всех ав-торов-«восьмидесятников», так или иначе причастных к эстетическому оформлению категории «искренности», - от Надсона до Случевского. Разумеется, эта категория в их творчестве трансформировалась в различные варианты художественной картины мира и интерпретировалась ближайшим окружением в свете различных социо-культурных представлений.

Вместе с тем практически для всех лидеров поэтического движения модель «искреннего творчества» изначально являлась альтернативой как позитивистской эстетике, так и постулатам «чистого искусства», несмотря на то, что не всегда и не всеми эта альтернатива отчетливо декларировалась и даже могла принимать вид апологии заветов «чистой художественности». В целом же, если не сами авторы, то их критики и последователи видели в фактах «искреннего творчества» художественный феномен, который не поддается однозначной оценке с позиций эстетизма. Недаром со времен Надсона принцип «небрежения стилем» стал утверждаться в критике 1880-х годов в качестве нормы художественности. Параллельно с Надсоном критика провозглашает «поэтом преимущественно замысла, а не исполнения» - Случевского.705 В конечном итоге эти процессы привели к становлению в рамках поэтического движения особых литературных объединений, участники которых впервые отчетливо заявили о приверженности законам «варварского», «языческого», «дикого» искусства - в противовес сторонникам «эллинского» и «пушкинского» направлений в развитии поэтического стиля. Крайних, гипертрофированных форм эти процессы достигли в творчестве поэтов, составивших окружение позднего Случевского. Его лидер самолично объявил сплотившееся вокруг его творческой фигуры поэтическое братство сообществом «бродячих» поэтов, отпрысков «цыган» и «древней чуди»:

Родовиты все мы тем, Что идем от древней Чуди, Только разных форм и схем! (17-18/V - 1900) Конечно, нельзя целиком отождествлять эти альбомные декларации с весьма сложными и противоречивыми процессами стилеобразова-ния, протекавшими в творчестве и самого Случевского, и его наиболее знаменитых современников по поэтическому поколению. Как нельзя приравнивать поэзию того же Случевского к подчас откровенно графоманским потугам «пятничников». Она, несомненно, вполне переросла узкие рамки «вольной академии художественного слова». Да и «живое» творчество Надсона, Фофанова, Мережковского, Минского на поверку оказывается и богаче, и шире их «лобовых» заявлений. И все же невозможно не видеть в этих заявлениях некоей общей тенденции к подчас полемическому обоснованию новой поэзии как «не-поэзии», сознательному отказу от прежних, классических стереотипов художественности в сфере поэтической образности, метрики, рифмы, восходящих к пушкинской эпохе. Тем более, что эти заявления принадлежат самым разным критикам, поэтам и деятелям искусства (Аре. Введенскому, Н.Хвощинской-Зайончковской, З.Гиппиус, И.Репину, Н.Минскому, Д.Мережковскому, К.Случевскому и др.), не раз пытавшимся в творческом самоопределении отмежеваться друг от друга и, однако, ощущавшим себя частью единого поэтического поколения и в конце концов объединившимся в «надкружковом» союзе поэтов «пятниц» Случевского. Недаром в него вошли почти все авторы, фигурировавшие сначала в качестве непременных членов «поэтического триумвирата» «Отечественных записок» (Мережковский), затем - киевского кружка «новых романтиков» (Минский, Ясинский) и, наконец, репинского кружка писателей (Фофанов, Льдов, Андреевский, Фидлер).

Эти авторы, нередко называвшие сами себя «не-поэтами», «непевцами», в действительности, как точно выразился Случевский-младший, оказались «нужны концу столетья». Практически всех их объединяло понимание высокой миссии своей «нехудожественности», которую они наотрез отказывались признавать «антихудожественностью». «Нехудожественность» осознавалась ими как такое внелитературное сознание, которое отменяло привычные представления о поэтическом тексте как некоей условной реальности. Причем подобное содержательное наполнение категории «нехудожественности» в поэтической практике участников движения 1880 - 1890-х годов способствовало возникновению двух основных разновидностей «искреннего творчества».

К первой можно причислить Мережковского, Минского и Льдова. «Искренность» лирического порыва принималась ими (или не принималась) не столько в качестве категории художественной «формы» (стиля), сколько в качестве категории мифопоэтики. Лирика при этом осознавалась (или субъективно не осознавалась) как «одна из автономных форм духовно-практической деятельности, то есть уже не объект, а субъект ее».ш Эта закономерность более всего характерна для художественного сознания Минского, ближе всех подошедшего к осмыслению лирического порыва как проявления игры мэонистических сил бытия. Стилю, даже в творчестве Льдова, постепенно придается миромоделирующая функция. Образные формулы-«дублеты», сводящие все многообразие лирических ситуаций к цепочке «уравнений» - «символов» (Мережковский); строфические композиции-«перевертыши» и парадоксы-«апории» (Минский), развернутые сравнения-«аналогии» (Льдов), в которых вместо семантики условного сходства образа и действительности устанавливается семантика их условного различения, - все это не столько приемы, сколько конструкты, в которых более или менее отчетливо мерцает субстанциональная природа основных координат художественного ми-рообраза.

Особое место в группе авторов, отнесенных нами к первой типологической разновидности «искреннего творчества», занимает поэтическая личность К.М.Фофанова. В его лирике манифестируется идеал по-эта-«лунатика», воспринимающего непосредственно все мироздание как аналог (а в перспективе - и как прямое порождение) собственного же словотворчества. Структура «шарады» и «загадки» воспроизводится в стиле «наивного певца» на уровне бессознательной, неотрефлектирован-ной мифопоэтики. Закон «соответствия» художественной и нехудожественной реальностей выразительно воплощается в системе тропов, с наибольшей наглядностью - в поэтике развернутых сравнений, в которых начинает о себе заявлять семантика «обратной» причинно-следственной зависимости между искусством и жизнью: вторая творится по законам первого, а не наоборот. Трагедийную, «миражную» игру мироздания с человеком, бывшую основным содержанием поэтического мифа Минского, Фофанов перекодировал на язык альбомного экспромта и стихотворного буриме.

Антитеза «умного поэта» и поэта-«дилетанта», впервые заявившая о себе в полемическом диалоге Минского и Фофанова, свое продолжение получила в творчестве поэтов «пятниц» Случевского. Их мы относим ко второй разновидности типа «искреннего творчества». Если дилетантизм Фофанова, балансируя на грани эпигонской и «высокой» поэзии, ориентировал художественную систему на образцы «верхнего» культурного ряда, олицетворяя собой движение с «нижних» и «средних» этажей культуры к ее «верхним» этажам, то дилетантизм Случевского являл собою пример движения в обратном направлении: «сверху» -«вниз», ориентации утонченной философской культуры на эстетику массовой, альбомной поэзии. Экспромтный, альбомный стиль стремится утвердить себя в творчестве последователей Случевского в качестве равноправной альтернативы «серьезной» поэзии. Сближение поэтического текста с «черновиком», осознание условности классической рифмы и метра в конечном итоге приводят некоторых «пятничников» к интересным экспериментам в области «стихопрозы», в частности - к попыткам внедрить в практику стихи с переменной анакрузой («хореямбы») и ло-гаэдические композиции, представляющие переходную ступень от сил-лабо-тоники к тонике. Причем опять-таки утверждение новой системы стихосложения совершается в контексте апологии воинствующего дилетантизма, принципиального желания «пятничников» мыслить свое творчество как «не-стихи», как внехудожественный акт, приравнивающий лирическое высказывание к семантике «междометий».

Эстетика дилетантизма, влияние которой, начиная с Надсона, в той или иной степени испытали на себе практически все адепты искреннего творчества», на первый план в системе «автор - художественный текст - читатель» выдвинула категорию автора, напрямую связав крайние звенья цепи «автор - читатель». Например, А.И.Леман, участник репинского кружка писателей, утверждал в очерке о Гаршине: «В сочинениях каждого писателя есть нечто общее, составляющее прочную связь между ними. Чем писатель искреннее, тем эта связь явственней. Эта связь - духовная личность автора. В писателях искренних и субъективных она обнаруживается сильнее всего».707 В свою очередь, Гаршин, как свидетельствовал Бибиков, признавался в частной беседе: «Если прочитанная книга возбудила во мне помимо признания таланта еще и любовь к автору, такую любовь, что мне хочется с ним познакомиться, значит, автор достиг цели, разумеется, по отношению ко мне. Хотя, - прибавлял он, - мне кажется, что это общий закон».708 Именно превращение абстрактного «художественного автора» в фигуру реального учителя и друга читателя, в реального собеседника, с которым страстно хочется поближе сойтись, - несомненное качество «искреннего таланта». Это качество выделяли едва ли не все мемуаристы и критики, писавшие о Надсоне. Аналогичными признаниями пестрят и страницы дневника Жиркевича, посвященные Фофанову. По-своему такая «наивность» тоже является следствием неистребимой потребности воспринимать искусство как нечто более важное, чем просто источник эстетического наслаждения, потребности веры в непосредственную, прямую действенность произведений поэтического слова. Этой дилетантской установке вполне отвечала и ориентация в творчестве на вкус «среднего человека», и, в этой же связи, новый взгляд на природу творческой индивидуальности - взгляд с точки зрения «толпы»:

Не презирай толпы: пуская она порою Пуста и низменна, бездушна и слепа,

Но есть мгновения, когда перед тобою Не жалкая раба с продажною душою, А божество - толпа, титан - толпа!.709 Этот завет Надсона поэты-«восьмидесятники» не только развили в тематике творчества («Чужой праздник», «Толпа» Фофанова; «В толпе», «Чернокнижник» А.Коринфского; «Писатель и читатель» В.Лихачева, «Поэт» Ф.В.Черниговца, «В театре» Случевского и мн. др.), но и реализовали в субъектно-объектной структуре образа лирического «я». «Метаморфозы души, сдвигающие границы «я» и «другого», подробно исследованы С.Н.Бройтманом в стиле А.Н.Апухтина и Случевского. Сходным содержанием наполняется образ двойника в лирических сюжетах Фофанова, что убедительно продемонстрировано в исследовании Е.З.Тарланова.710 Восходящая к эстетике Бодлера способность лирического «я» перевоплощаться во всех и ни в кого в особенности есть, по существу, следствие принципа равенства читателя и автора, утвердившегося в поэтическом окружении «восьмидесятников» и легшего в основу «беспартийной» организации их литературного быта.

В конечном итоге представители «искреннего творчества» во всех его разновидностях и оттенках постепенно стали осознавать «нехудожественность» собственного творчества, свое положение «вне искусства» как особую культурно-бытовую и художественную реальность. Когда-то Бодлером предсказанная искусству участь складывать разрозненные «слова» природного Космоса в связный «текст» с точностью сбылась в судьбе поэтического поколения 1880 - 1890-х годов:

Но если мы бесцветны стали, -В одном нельзя нам отказать: Мы раздробленные скрижали Хоть иногда не прочь читать!711

И пусть пафос этих строчек Случевского представитель «нового искусства» К.Бальмонт воспримет скептически, однако, как показывает опыт того же Бальмонта, эпоха «серебряного века» будет по-иному, но столь же настойчиво складывать «раздробленные скрижали», превращая тем самым заключительный вопрос стихотворения Случевского - «Дойдет ли к внукам? Да иль нет?» в вопрос риторический. Чтение «раздробленных скрижалей» наконец завершится субстанциональным творчеством связного «текста».

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Сапожков, Сергей Вениаминович, 1999 год

1. Ермилова Е.В. Лирика «безвременья» (Конец века) //Кожинов В. Книга о русской лирической поэзии XIX века. М., 1978. - С.217-218.

2. Мирза-Авакян М.Л. Из истории поэзии русского модернизма 90900-х годов (вопросы становления поэтических школ). Дисс. на соиск. уч. степени доктора филол. наук. Ереван, 1973. - С.41-43, 61-63,99.

3. Минц З.Г. «Новые романтики» (К проблеме русского пресимво-лизма) //Тыняновский сборник. Третьи тыняновские чтения. Рига, 1988. - С.144-149.

4. Краснов Пл. Поэт вне содержания: Литературная характеристика К.М.Фофанова //Новый мир. 1903. - №118. - С.304. Перцов

5. П.П. Литературные воспоминания: 1890-1902 гг. М.-Л., 1933. -С.153.

6. Волынский А.Л. Книга великого гнева. СПб., 1904. - С.200.

7. Чуйко В.В. Современная русская поэзия в ее представителях. -СПб., 1885.-С.148.8. Там же, с.5.

8. Михайловский Н.К. Заметки о поэзии и поэтах //Михайловский Н.К. Сочинения: В 6 т. СПб. Т.6. - Стлб.616.10. Там же, стлб.620.

9. Михайловский Н.К. О старом и новом в искусстве //Михайловский Н.К. Последние сочинения. СПб., 1905 - Т.2. -С.350.

10. Волынский А.Л. Книга великого гнева., с.204.13. Там же, с.200.

11. Мелыиин Л. Якубович П.Ф. Очерки русской поэзии., с.276.15. Там же, с.346.

12. Волынский А.Л. Книга великого гнева., с.214.

13. Мельшин Л. Якубович П.Ф. Очерки русской поэзии., с.288-362.

14. В диссертации принят следующий порядок акцентуации. Курсив в цитатах принадлежит автору цитаты. Разрядка и в цитатах, и в тексте диссертации везде наша С. С.

15. Саводник В.Ф. Современная русская лирика //Русский вестник. 1901. - Т.274. - №8. - С.463.

16. Гиппиус З.Н. Нужны ли стихи? //Антон Крайний З.Гиппиус. Литературный дневник (1899-1902). СПб., 1908. - С.158.

17. Гиппиус З.Н. Декадентство и общественность //Антон Крайний З.Гиппиус. Литературный дневник.,,с.340.22. Там же, с.339.

18. Михайловский Н.К. Заметки о поэзии и поэтах.,стлб.599.

19. Гиппиус З.Н. Нужны ли стихи?.,с. 163.25. Там же, с. 163.

20. Письма В.Я.Брюсова к П.П.Перцову (к истории раннего символизма).-М., 1927.

21. Бальмонт К. О русских поэтах //Бальмонт К. Горные вершины. -М., 1904.-С.70.28. Там же, с.70.29. Там же, с.70.30. Там же, с.71.31. Там же, с.71.32. Там же, с.71.

22. Письма В.Я.Брюсова к П.П.Перцову., с. 10.34. Там же, с. 19.35. Там же, с.35.

23. Венгеров С.А. Этапы нео-романтического движения //Русская литература XX века /Под ред. С.А.Венгерова. М., 1914. - Т. 1. -С. 17-20.37. Там же, с.27-30.

24. Соколов Б.М. Очерки развития новой истории русской поэзии. I: В преддверии символизма. Саратов, 1923. - С.7.40. Там же, с.96.

25. Поэты 1880 1890-х годов. - М., 1964; Поэты 1880 - 1890-х годов. -Л., 1972.

26. Бялый Г.А. Поэты 1880 1890-х годов //Поэты 1880 - 1890-х годов.-Л.,1972.-С.46.43. Там же, с. 14.44. Там же, с.52

27. Григорьян К.Н. Поэзия 1880 1890-х годов //История русской литературы: В 4 т. - Л., 1983. - Т.4. - С.91-122. Первый вариант статьи см.: История русской литературы: В 10 т. - М., Л., 1956. - Т. IX. -4.1. - С.125-158.

28. Мирза-Авакян М.Л. Из истории поэзии русского модернизма 90-900-х годов., с.38.47. Там же, с.37.48. Там же, с.46.49. Там же, с.39.

29. Литературный процесс и русская журналистика конца XIX начала XX века: 1890-1904. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. - М., 1982.См. также: Литературно-эстетические концепции в России конца XIX - начала XX вв. - М., 1975.

30. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики: Субъектно-образная структура. - М., 1997. -С. 197-210.

31. Ковалева T.B. Русский стих 80-90-х гг. XIX века. Дисс. на со-иск. уч. степени канд. филол.наук. -М., 1994.

32. Бялый Г. С.Я.Надсон //Надсон С .Я. Полн. собр. стихотворений: 2-е изд. М,Л.,!962. - С.5-46.

33. Минц З.Г. Вл.Соловьев поэт //Соловьев B.C. Стихотворения и шуточные пьесы. - Л., 1974. - С.5.-43.

34. Цурикова Г.М. К.М.Фофанов //Фофанов K.M. Стихотворения и поэмы. М.,Л., 1962. - С.5-45.

35. Отрадин М. А.Н.Апухтин //Апухтин А.Н. Полн. собр. стихотворений.-Л., 1991.-С.5-38.

36. Федоров A.B. Поэтическое творчество К.К.Случевского //Случевский К.К. Стихотворения и поэмы. М., Л.,1962. - С.5-52.

37. Минц З.Г. «Новые романтики» (К проблеме русского пресимво-лизма) //Тыняновский сб-к. Третьи тыняновские чтения. Рига, 1988.-С.145.1. Там же, с. 149; 151.

38. Неупокоева И.Г. История всемирной литературы: Проблема системного и сравнительного анализа. М., 1976. - С.296.

39. Коровин В.И. Лирические и лиро-эпические жанры в художественной системе русского романтизма. Автореф. дисс. на соиск. уч. степени доктора филол. наук. М., 1982.

40. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма М.,1976. - С. 12-16.

41. Конрад Н.И. Введение //История всемирной литературы: В 9 т. -М.,1983. -Т.1. С.17.

42. Тынянов Ю.Н. Проблемы изучения литературы и языка //Тынянов Ю.Н. Литературный факт. М.,1993. - С.149-150.

43. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.,1970. -С.347.

44. Зинченко В.Г., Зусман В.Г., Кирнозе З.И. Система «литература» и методы ее изучения. Ниж.Новгород,1998. - С.15-26.

45. Эйхенбаум Б. Предисловие //Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. Л., 1929. - С.3-7.

46. Вацуро В. В преддверии пушкинской эпохи //Арзамас: Сборник в двух книгах. М., 1994. - Кн.1. - С.5-6.

47. Лотман Ю.М. Поэтический мир Тютчева //Тютчевский сборник. Таллин, 1990. - С. 108-111; Левин Ю.И. Инвариантный сюжет лирики Тютчева //Там же, с.142-146.

48. Бахтин М.М. Типы прозаического слова. Слово у Достоевского //Поэтика: Труды русских и советских поэтических школ. Budapest., 1982. - С.447-466.

49. Арсеньев К.К. Критические этюды по русской литераторе. -СПб., 1888. Т.2. - С.2-10.73. Там же, с. 117-127.

50. Глава I. С.Я.Надсон и его поэтическое окружение периода «Отечественных записок»: 1882-1884.

51. См.: Заря. 1886. - №131, от 11 июля. - С.2.

52. Макашин С. Салтыков-Щедрин. Последние годы: 1875-1889. -М.,1989. С.141.

53. См.: М.Е.Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1975. - Т.1. - С. 198-201. См также по именному указателю.

54. Пустильник Л.С. Жизнь и творчество А.Н.Плещеева. М., 1988. - С.166-167.

55. Салтыков-Щедрин М.Е. Полн.собр.соч.: В 20 т. М., 1975. -ТХ1Х (1). -С.266; Т.XX. -С.155; 222-223; 232; 234; 374-375.

56. Макашин С. Салтыков-Щедрин. Последние годы., с. 161.

57. Салтыков-Щедрин М.Е. Полн.собр.соч., т.Х1Х(1), с.150.

58. Макашин С. Салтыков-Щедрин. Последние годы., с. 159.85. Там же, с. 149.

59. Невский альманах. Вып.2: Из прошлого (писатели, художники, артисты). Пг., 1917. - С.120. Письмо Плещеева к Надсону от 30 ноября 1882 г.

60. Осьмаков Н.В. Поэзия революционного народничества. М., 1961. - С.64-70.

61. Невский альманах. Вып.2., с.121-122.

62. Тексты Надсона цитируются по изданию: Надсон С.Я. Полн.собр. стихотворений. М., Л., 1962. (большая серия «Библиотеки поэта»). В квадратных скобках указываются страницы.

63. Плещеев А.Н. Полн. собр. стихотворений. М.,Л.,1964. - С.77-78.92. Там же, с.76-77.

64. Основные пункты расхождений Ф.Ламеннэ со взглядами французских социалистов-утопистов анализируются в предисловии Г.Рачинского к изданию: Ламеннэ Ф. Слова верующего /Перевод под ред. Г.Рачинского. М, б.г. - C.XXIII-XXIV.

65. Предположительно, перевод относится к 1848-1849 гг. Установлено, что 23 главы (1-21, 33 и 42) переведены Плещеевым, а 19глав (22-32, 34-41) Мордвиновым (см.: Петрашевцы об атеизме, религии и церкви. - М., 1986. - С. 17-18).

66. Ламеннэ Ф. Слова верующего /Перевод под ред. и с предисл. Г.Рачинского., с.34.

67. Плещеев А.Н. Поли. собр. стихотворений., с.82.

68. Надсон С.Я. Проза. Дневники. Письма. СПб., 1913. - С.521.

69. Там же, с.498-499 (письмо к М.А.Российскому от декабря 1881 года).

70. Философские и общественно-политические произведения петрашевцев. М., 1953. - С.379.

71. См., например, следующие стихотворения Плещеева: «Дума» <1844>; «Сон» <1846>; «К чему мечтать о том, что после будет с нами.» <1846>; «Весна» <1853> и др.

72. См.: Отечественные записки. 1878. - №10. - С.493.

73. См.: Слово. 1879. -№7. -С.52.

74. Ламеннэ Ф. Слова верующего., с.79.

75. Подробнее о программе газеты см.: Котляревский С.А. Ламеннэ и новейший католицизм. СПб., 1904. - С.234-272. Анциферов Н. Ламеннэ. - Берлин, 1922. - С.44-50.106. Слово.- 1879.-№5.-С.140.

76. Слово. 1879. - №3. - С. 104.

77. Отечественные записки. 1881. - №3. - С.598.

78. Надсон С.Я. Проза. Дневники. Письма., с.216.110. Там же, с. 185.

79. Гончаров И.А. Собр. соч.: В 8 т. -М., 1979. -Т.4. С.102.112. Там же, с.103.113. Там же,с.102.114. Там же, с. 125.

80. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. -С.374-384.

81. Гончаров И.А. Собр. соч., т.4, с. 180.117. Там же, с.180-181.118. Там же, с.181.119. Там же, с.458.120. Там же, с.462.121. Там же, с. 183-184.

82. Ламеннэ Ф. Слова верующего., с.78-79.

83. Невский альманах. Вып.2, с.118. Письмо от 30 ноября 1882 года.126. Там же, с.118.

84. Бялый Г. С.Я.Надсон //Надсон С.Я. Поли. собр. стихотворений. -М., Л., 1962. С.24-26.

85. Надсон С.Я. Проза. Дневники. Письма., с.587.

86. Надсон С.Я. Сборник журнальных и газетных статей, посвященных памяти поэта с приложением портрета. СПб., 1887. -С.11.130. Там же, с.25.131. Там же, с.78-79.132. Там же, с. 109.133. Там же, с.33-34.

87. Ковалева Т.В. Справочные материалы к спецсеминару «Русский стих XIX-XX веков». Орел, 1994. - С.61 (таблица №61).

88. См. комментарии Л.К.Долгополова и Л.А.Николаевой к изд.: Поэты 1880-1890-х годов. Л., 1972. - С.652-653 (примеч.57).

89. В «Автобиографической заметке» Мережковский сообщает, что с Плещеевым его познакомил Надсон (см.: Русская литература XX века (1890-1910) /Под ред. С.А.Венгерова. М., 1914. - Т.1. -С.291.)

90. Д.С.Мережковский. Письма к С.Я.Надсону. Предисловие, публикация и примечания А.В.Лаврова //Новое литературное обозрение. 1994. - №8. - С. 174-192.

91. Надсон С .Я. Проза. Дневники. Письма., с.523 (письмо к Плещееву от апреля 1883 г.).

92. Бялый Г.А. Поэты 1880-1890-х годов //Поэты 1880-1890-х годов.-Л., 1972.-С.43.141. Там же, с.45.142. Там же, с.46-47.

93. Осколки. 1888. - №31, от 30 июля. - С.4.

94. Мережковский Д.С. Собр. стихов. М., 1904. - С.40.

95. Ламеннэ Ф. Слова верующего., с.ЗО.

96. См.: Поэты 1880-1890 годов., с.654.

97. Мережковский Д.С. Символы: (Песни и поэмы). СПб., 1892. См. эпиграфы на шмуцтитуле сборника.

98. См.: Минц З.Г. Функция реминисценций в поэтике А.Блока //Уч. зап. Тартуского ун-та. ТЗС. Тарту, 1973. - T. VI. - Вып.308. -С.409-410.

99. Мережковский Д.С. Эстетика и критика., т. 1, с. 186.152. Там же, с.203.153. Там же, с. 167.154. Там же, с. 168.155. Там же, с.185.

100. Подобная поэтика восходит к стилю Ф.Тютчева. См.: Пумпянский JI.B. Поэзия Ф.И.Тютчева //Урания: Тютчевский альманах. 1803-1928.-Л., 1928.-С.9-57.

101. Мережковский Д.С. Эстетика и критика., т.1, с.224-225.158. Там же, с.225.159. Там же, с. 186.

102. Новое литературное обозрение. 1994. - №8. - С.180. Письмо от апреля (?) 1883 года.161. Там же, с.180.162. Там же, с.180-181.163. Там же, с. 182.

103. Мережковский Д.С. Эстетика и критика., т.1, с.200. В другом месте трактата критик называет такое мироощущение «свободным божественным идеализмом» (там же, с.225).

104. Мережковский Д. Символы., с.З.

105. Надсон С.Я. Поли. собр. стихотворений. М.-Л., 1962. - С.167.167. Там же, с.271.168. Там же, с.164.169. Там же, с.307.170. Там же, с.307.1. Там же, с.307-308.

106. Мережковский Д.С. Новые стихотворения. СПб., 1896. -С.43.1. Там же, с.43.1. Там же, с.44.1. Там же, с.44.1. Там же, с.44.

107. Мережковский Д.С. Эстетика и критика., т.1, с.225.

108. Глава 2. Н.М.Минский и киевский кружок «Новых романтиков»: 1883-1886

109. См.: Рейтблат А. От Бовы к Бальмонту. -М., 1991. С.195.

110. Виленкин Н. Стихотворения С.Надсона. СПб., 1885. //Новь. -1885. -т.Ш. -№11. -С.488.1. Там же, с.489.1. Там же, с.488.1. Там же, с.489.1. Там же, с.489-490.1. Там же, с.489.1. Там же, с.490.

111. Ясинский И. Роман моей жизни: Книга воспоминаний. М., Л.,1926. - С.166-167.

112. Бибиков В. Рассказы СПб, 1888. - С.349.

113. Абашина М.Г. Массовая литература 1880 начала 1890-х годов (И.И.Ясинский, В.И.Бибиков). /Дисс. на соиск. учен, степени канд. филол. наук. - СПб., 1992. - С. 18-20.

114. Ясинский И. Роман моей жизни., с. 136.

115. Мережковский Д.С. Эстетика и критика: В 2 т. М., Харьков, 1994. - Т.1. - С.225.

116. См.: Абашина М.Г. Массовая литература 1880 начала 1890-х годов., с.19.

117. РГАЛИ, ф.581 ,оп.2,ед.хр.22, л.5 (письмо от 26 декабря 1910 г.).

118. Абашина М.Г. Массовая литература 1880 начала 1890-х годов., с.20.

119. Ясинский И. Роман моей жизни., с.167.

120. См.: Заря. 1884. - №161, от 20 июля. Отрывок был перепечатан из петербургского журнала «Ребус».

121. Минский Н. Старинный спор., с. 1 -2.199. Там же, с.1.200. Там же, с.1.201. Там же, с.2.202. Там же, с.2.

122. Письма В.Я.Брюсова к П.П.Перцову.,с.13 (письмо от 14 марта 1895 года).

123. Минский Н. Старинный спор., с. 1-2.205. Там же, с.1.206. Там же, с.2.207. Там же, с.2.208. Там же, с.2.

124. РГАЛИ, ф.581, оп.1, ед.хр.79,л 1 об.210. Там же, л.2.211. Там же, л.2.212. Там же, л.2.

125. Заря. 1884.-№179, от И августа. - С. 1.214. Там же, с.1.

126. Минц З.Г. Статья Н.Минского «Старинный спор» и ее место в становлении русского символизма //Блоковский сборник. IX. -Тарту, 1989. С.51. - (Уч. записки Тартуского гос. ун-та, вып.857).216. Там же, с.53.

127. Абашина М.Г. Массовая литература 1880 начала 1890-х годов., с.62-65, 66-71.

128. Минский Н. Старинный спор.,с.2.

129. Шарль Бодлер об искусстве. М., 1986 - С.110.220. Там же, с.77.221. Там же, с.194-195.222. Там же, с.191-192.223. Там же, с. 191.

130. Мильчина В. Послесловие //Шарль Бодлер об искусстве., с.410-412.

131. Бодлер Ш. Цветы зла /Издание подготовили Н.И.Балашов и И.С.Поступальский. М., 1970. - С.20.

132. Минц З.Г. Статья Н.Минского «Старинный спор»., с.54.

133. Минский Н. Старинный спор., с.2.

134. Бибиков В. Три портрета. Стендаль Флобер - Бодлэр. - СПб., 1890. -С.222-223.

135. Бодлер Ш. Стихотворения в прозе. М., 1910. - С.41.230. Там же, с.42.

136. Бибиков В. Три портрета., с.223.

137. Бодлер Ш. Стихотворения в прозе, с.42.

138. Достаточно полный свод переводов Бодлера с указанием источника периодики см. в кн.: Тарланов Е.З. Константин Фофанов: Легенда и действительность Петрозаводск, 1993. - С.80.

139. Достоевский Ф.М. Полн.собр.соч.: В 30 т. Л., 1984. - Т.26. -С.137.

140. Бодлер Ш. Стихотворения в прозе., с.42.236. Там же, с.41.

141. Достоевский Ф.М. Полн.собр.соч., т.26, с.146.

142. Бодлер Ш. Стихотворения в прозе., с.42.239. Там же, с.41.

143. Достоевский Ф.М. Полн.собр.соч., т.26, с.147.

144. Бодлер Ш. Стихотворения в прозе., с.42,-43.

145. Достоевский Ф.М. Полн.собр.соч., т.26, с. 148.

146. Письмо к Н.М. Михайловскому от 25 сентября 1896 г. Цит по: Тарланов Е.З. Константин Фофанов.,с.80.

147. Бодлер Ш. Стихотворения в прозе., с.41.245. Там же, с.41.

148. Надсон С.Я. Проза. Дневники. Письма. СПб.,1913. - С.215.248. Там же,с.532.

149. Новое литературное обозрение. 1994. - №8. - С. 186.

150. Надсон С.Я. Проза. Дневники. Письма.,с.223.

151. Полонский Г. Поэзия Минского //Русская литература XX века: 1890-1910 /Под ред. С.А.Венгерова. М., 1915. - T.I. - Кн.З. -С.370.253. Там же, с.370.254. Там же, с.382.

152. Минский Н.М. Стихотворения. СПб., 1887 - С. 146.256. Там же, с.45.

153. Минский Н.М. Стихотворения: 3-е изд.- СПб., 1896. С. 136.

154. Минский Н.М. Полн. собр. стихотворений: В 4 т. Спб.,1907. -Т.4.-С.231.

155. Радлов Э.Л. Философия Н.М.Минского //Русская литература XX века, т.1, кн.4, М., 1915, с.406.260. Там же, с.408.

156. Fiedler Friedrich. Aus der Literatenwelt: CharakterzCDge und Urteile. Tagebuch /Herausgegeben von Konstantin Asadowski. -G©ttingen, 1996. - C.247. Перевод В.Г.Зусмана.

157. Эпштейн M. Афористика //Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. - С.43-44.

158. Минский Н.М. Стихотворения. СПб.,1887. - С.178-179.

159. Гусейнов А., Скрипник А. Пессимистический гуманизм Артура Шопенгауэра //Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность. -М.,1992. С.7.

160. Волынский А.Л. Борьба за идеализм: Критические статьи. -Спб.,1900. С.359-360.

161. Аналогичный мотив встречается в стихотворении «Облака»: «О, Боже! Мир создав, его Ты сделал вечным, //А сам исчез в творении Своем (Минский Н.М. Стихотворения- СПб., 1896. -С140.).

162. Минский Н. Старинный спор., с.2.

163. В Крестовский. Стихотворения С.Надсона: (Рецензия по поводу рецензии) //Живописное обозрение. 1885. - №18. - С.282.269. Там же, с.283.270. Там же, с.283.

164. Надсон С.Я. Проза. Дневники. Письма.,с.589.272. Там же, с.596.273. Там же, с.596.

165. Письмо Надсона к Н.Д.Хвощинской. Цит. по: Семевский В.И. Н.Д.Хвощинская Зайончковская (В.Крестовский - псевдо-ним)//Русская мысль. - 1890. - №11. - С.104-105. См. здесь же публикуемый ответ писательницы поэту.

166. M.N.W. Один их современных поэтов (Стихотворения

167. C.Надсона. Изд.2. СПб, (1886) //Заря. 1886. -№35, от И марта. -С.2.

168. Заря. 1886. -№36,от 12 марта. - СЛ.

169. Ватсон М. Семен Яковлевич Надсон, c.LXII.

170. Надсон С.Я. Полн.собр.стихотворений. М, Л.,1962. - С.308.280. Там же,с.204-205.281. Там же,с.205.

171. Введенский Аре. Поэт переходного времени. Стихотворения С.Надсона. СПб.,1886. //Дело. 1886. - №5. - С.8.

172. Там же, с.7. Аналогичную оценку поэзии Надсона давал П.Ф.Якубович. См.: Мелыпин JI. Очерки русской поэзии. СПб., 1902.-С.276.

173. Надсон С.Я. Литературные очерки: 1883-1886. СПб.,1887. -С.193.285. Там же, с. 194.

174. М.И.Кулишер писал в «Заре» под псевдонимом «М.Супин». Оценка его эстетической позиции дана в работах З.Г.Минц (См.: Блоковский сборник. IX. Тарту, 1989. С.48) и М.Г.Абашиной (Массовая литература 1880 - начала 1890-х годов., с.55).

175. Заря. 1886. - №99, от 4 июня. - С. 1.290. Там же, с.2.

176. Заря. 1886.-№131, от И июля.-С.2.

177. Буренин В. Критические этюды. СПб., 1888. См. здесь статьи «О Гоголе» (с. 1-47), «Лермонтов» (с.277-293), в которых с наибольшей последовательностью и полнотой отражена буренинская теория «гения и среды».

178. Новое время. 1886. - №384, от 7 ноября. - С.2.

179. Буренин В. Критические очерки и памфлеты. СПб., 1884. -С.26.295. Там же, с.250-266.

180. Соловьева И., Шишова В. А.С.Суворин: портрет на фоне газеты //Вопросы литературы. 1977. - №2. - С. 174.

181. Новое время. 1886. - №3855, от 21 ноября. - С.2.

182. Новое время. 1886. - №3699, от 18 июня. - С.2.

183. Новое время. 1886. - №3841, от 7 ноября. - С.2.

184. Новое время. 1886. - №3876, от 12 декабря. - С.2.301. Там же, с.2.302. Там же, с.2.

185. Новое время. 1886. - №3855, от 21 ноября. - С.2.304. Там же, с.З.

186. Новое время. 1888. - №4494, от 2 сентября. - С.2.306. Там же, с.2.307. Там же, с.2.

187. Новое время. 1887. - №3909, от 16 января. - С.2.

188. Надсон С.Я. Проза. Дневники. Письма.,с.642 (письмо к графине Любе от 22 декабря 1886 года).

189. Новое время. 1882. - №2028. - С.2.

190. Новое время. 1889. -№4653, от 10 февраля. - С.2.

191. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр. 767, л.435.

192. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр. 766, л. 18.

193. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр. 767, л.435.

194. Глава 3. К.М.Фофанов и репинский кружок писателей:1886-1892

195. Михайловский Н.К. Заметки о поэзии и поэтах //Михайловский Н.К. Сочинения. СПб., 1897. - Т.6. - Стлб.609-616.

196. О сути разногласий см.: Абашина М.Г. Массовая литература 1880 начала 1890-х годов (И.И.Ясинский, В.И.Бибиков). Дисс. на соискание уч. степени канд. филол. наук. - СПб., 1992. - С.46-47.

197. Ясинский И.И. Роман моей жизни. М., Л., 1926. С. 173.

198. Русские писатели: 1800-1917., 1992. Т.2. - С.270.

199. Ясинский И.И. Роман моей жизни., с.234.324. Там же, с. 173.

200. Впервые: Русское богатство. 1886. - №1. - С.74.

201. Ясинский И.И. Роман моей жизни., с.173 -174.327. Там же, с. 174.328. Там же, с.174.329. Там же, с. 177.330. Там же, с.177.331. ГМТ, фонд А.В.Жиркевича.

202. Пушкин A.C. Полн.собр.соч.: В 10 т. Л., 1978. - Т.5. - С.307.

203. ГМТ, фонд А.В.Жиркевича. Дневник А.В.Жиркевича, т.6, л.90 (запись от 22 октября 1887 г.). Все дальнейшие ссылки на дневник Жиркевича без указания названия фонда и фамилии владельца (просто «Дневник»).

204. Начальная дата написания портрета может быть определена по записи в дневнике Жиркевича от 1 ноября 1887 г.: «Репин стал писать с него портрет, от которого Фофанов в восторге» (Дневник, т.7, л. 1об.).

205. Дневник, т.8, л.41 (запись от 25 августа 1888 г.).336. Дневник, т.7, л.58.337. Дневник, т.7, л.36.

206. Поэты 1880-1890-х годов. Л., 1972. - С. 158.

207. Мережковский Д.С. Эстетика и критика., т.1, с.213-214.

208. Подробнее об этой теории см. далее по тексту диссертации, с.274-275.

209. Арсеньев К.К. Русские поэты новейшего времени //Арсеньев К.К. Критические этюды по русской литературе. СПб., 1888. -Т.2. - С.149-150

210. См.: Товарищество передвижных художественных выставок. 1869-1899. Письма, документы: В 2 кн. М., 1987. - Кн.1 - С.ЗЗЗ.

211. См.: Иллюстрированный каталог XVI передвижной выставки. -СПб.: типография Эдуарда Гоппе, 1888. С. 123.

212. ГМТ, фонд А.В.Жиркевича. Тексты всех писем К.М.Фофанова к А.В.Жиркевичу цитируются по автографам из данного архивного фонда. Последующие ссылки на эти письма будут сопровождаться указанием даты написания без конкретизации самого архивного источника.

213. Петербургская газета. 1888. - №59, от 29 февраля. - С.2.

214. Пер. А.Барыковой. Цит. по: Барыкова А. Стихотворения. Пятигорск, 1878.-С. 112.348. Там же, с.110.

215. Из неопубликованной статьи «Ходячая гильотина (письмо в редакцию» //РГАЛИ, ф.525, оп.1,ед.хр.4Ю, л.3-4.

216. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр.409. Начало «манифеста»: «Наше общество будут составлять все нации, все люди, имеющие право за собой на великое слово: «Жизнь!» (л.З).351. Дневник, т.7, л 159 об.

217. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр.396, л.7-10.

218. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр.396, л.5.

219. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр.401, л.4об.

220. Андреевский С.А. Вырождение рифмы., с.446.

221. РГАЛИ, ф.525, on. 1. ед.хр.428, л.20.

222. Краснов Пл. Золотые острова., с.211.

223. Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа». -СПб., 1994. С.77-83.

224. Тарланов Е.З. Константин Фофанов: Легенда и действительность. Петрозаводск, 1993. - С.59-60.

225. Фет А. Вечерние огни /Изд. подготовили Д.Д.Благой, М.А.Соколова. М, 1979. - С.290.363. Там же, с.62.364. Там же, с.290.

226. Фет А. Вечерние огни., с.75.367. Там же, с.68.368. Там же, с.22.369. Там же, с.291.370. Там же, с.264.371. Там же, с.356.

227. Там же, с.318 («Поэтам», 1890).

228. Там же, с.288 (Ты вся в огнях. Твоих зарниц.», 1886).

229. РГАЛИ, Ф.525, оп.1, ед.хр. 428, л.14об.

230. Фофанов K.M. Стихотворения. СПб., 1887. - С.80.

231. Меньшиков М. Письма к ближним. Газетная вырезка хранится: РГАЛИ,ф.525, оп.1, ед.хр.767, л.574.

232. ГМТ, фонд А.В.Жиркевича. Написанный К.Олимповым проект хартии «Интуитивная школа. Вселенский эго-футуризм»

233. Рец. на «Стихотворения 1887-1889» К.Фофанова (СПб., 1889) //Неделя. 1889. - №9, от 26 февраля. - Стлб.297-298.

234. Краснов Пл. Поэт нашего времени //Книжки недели. 1897. -№8. - С.235.

235. Газетная вырезка хранится: РГАЛИ,ф.525, оп.1, ед.хр.767, л.574.

236. Биржевые ведомости. 1906. - №173. - С.З.

237. Русский фольклор: Хрестоматия для высших учебных заведений /Сост. Т.В.Зуева, Б.П.Кирдан. М., 1998. - С.20-21.

238. Топоров В.Н. К происхождению некоторых поэтических символов. Палеолитическая эпоха. //Ранние формы искусства. М., 1972.-С.82.384. Там же, с.82.

239. Дневник, т.7, л. 159 об. (запись от 22 мая 1888 г.).

240. Краснов Пл. Поэт вне содержания: Литературная характеристика К.М.Фофанова //Новый мир. 1903. - №118. - С.305.

241. Подробнее о способах цитации в лирике К.М.Фофанова см.: Сапожков C.B. Цитатность как явление стиля русской поэзии 1880 1890-х гг.: К.М.Фофанов //Филология. - Philologica. /Кубанский гос. ун-т. - 1997. - №12. - С.58-63.

242. СМ.: Смирнов И.П. О ритмико-фразовых уподоблениях в стихах //Теория стиха. Л.,1968. - С.218.

243. См.: Гинзбург Л.Я. О лирике. Л., 1974. - С. 19-51.

244. Письмо к А.В.Жиркевичу от 5 июля 1891 г.

245. Письмо к А.В.Жиркевичу от 29 августа 1891 г.

246. Письмо к А.В.Жиркевичу от 1 января 1892 г.

247. Газетная вырезка хранится: РГАЛИ,ф.525, оп.1, ед.хр.767, л.576.

248. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр.766, л.18.

249. Розанов В. Из личных встреч. К.М.Фофанов., с.23.

250. Соловьев Вл. «Неподвижно лишь солнце любви.». М., 1990. -С.108.

251. Осколки. 1888. -№11, от 12 марта. - С.8.

252. Отчет г.Мясоедова о деятельности Товарищества передвижных выставок в 1888 г. //Иллюстрированный каталог XVI передвижной художественной выставки., c.III.

253. Чуйко В.В. Русская живопись в 1888 году //Наблюдатель. -1888. -№4. -С.269.

254. Марков В.М. Портретная живопись И.Е.Репина 1890-х годов: Автореф. дисс. на соиск. уч. степени канд. искусствоведения. Л., 1990. - С.9-16; Немировская М. Портреты И.Е.Репина. - М., 1974. - С.62-64; 136-137.

255. Воспоминания, статьи и письма из-за границы И.Е.Репина /Под ред. Н.Б.Северовой. СПб., 1901. - С. 139.404. Там же, с. 140.405. Там же, с.140.406. Там же, с. 127.407. Там же, с. 120.408. Там же, с.121.

256. Мережковский Д.С. Символы. СПб., 1892. - С.353.410. Дневник, т.6, л.91 об.411. Дневник, т.7. л. 14 об.

257. Мережковский Д.С. Эстетика и критика., т.1, с.212.413. Там же, с.213.414. Там же, с.214.

258. См.: Репин И.Е. Письма к писателям и литературным деятелям., с.25; 71 и др.

259. Дневник, т.7, л.52 (запись от 9 января 1888 г.).

260. Цит. по: Литературное наследство. М, Л, 1934. - Т.37-38. -С.435.

261. Цит. по: Л.Н.Толстой о литературе: Статьи, письма, дневники. -М., 1955.-С.508.

262. Из письма к В.Г.Черткову от 29 августа 1887 года //Репин И.Е. Письма к писателям и литературным деятелям.с.27.

263. Из письма к А.В.Жиркевичу от 14 августа 1891 года //Репин И.Е. Письма к писателям., с.75.421. Дневник, т.7, л.54.

264. Жиркевич A.B. Друзьям: Стихотворения: В 2 ч. СПб., 1899. -4.2.-СЛ.

265. Дневник, т.7, л.1об (запись от 1 ноября 1887 г.).

266. Дневник, т.6, л.47 (запись от 8 октября 1887 г.).

267. Фофанов К. Стихотворения. СПб., 1887. - С. 174.

268. Поэты 1880-1890-х годов.-Л., 1972.-С.128.

269. Минский Н. При свете совести. СПб., 1897. - С.273.

270. Минский Н. Стихотворения. СПб., 1887. - С. 175.

271. Фофанов К. Стихотворения. СПб., 1887. - С.70.

272. Минский Н. Стихотворения. СПб., 1887. - С. 166.434. Там же, с. 168.

273. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр.428, л.23.

274. Дневник, т.7, л.37 (запись от 18 декабря 1887 г.)

275. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр.405, л.5.

276. Поэты 1880- 1890-х годов., с. 125.442. Там же, с. 134.

277. Фидлер Ф.Ф. Черты из жизни Фофанова (По моим литературным дневникам) //Биржевые ведомости. 1916. - №15565. - С.З.

278. Мережковский Д.С. Эстетика и критика., т. 1, с.174.

279. РГАЛИ, ф. 525, он. 1, ед.хр. 591, л. 1.

280. РГАЛИ, ф. 525, on. 1, ед.хр. 591, л 3. Письмо к К.М.Фофанову от 22 апреля 1886 г.447. Там же, л. 3.

281. РГАЛИ, ф. 525, on. 1, ед.хр. 556, л. 3 об.-4. Письмо к К.М.Фофанову от 14 сентября 1887 г.

282. ГМТ, фонд А.В.Жиркевича. Письмо к А.В.Жиркевичу от 14 октября 1887 г.

283. Гуревич Л.Я. История «Северного вестника». /Русская литература XX в.: 1890-1910/ Под ред. С.А.Венгерова. В 3 т. М., 1914. -Т.1.-С. 240.

284. Волынский А.Л. Борьба за идеализм: Критические статьи. -СПб., 1900.-С. III.

285. Льдов К. Лирические стихотворения. СПб., 1897. - С.6.

286. Поэты 1880-1890-х годов., с. 184.454. Там же, с. 186.

287. Льдов К.Н. Стихотворения. СПб., 1890. С. 172.

288. Поэты 1880-1890-х годов., с. 186-187.457. Там же, с. 187.

289. Фофанов К. Стихотворения. СПб., 1887. - С. 50.459. Там же, с. 112.460. Там же, с. 74.

290. Дневник, т. 7, л. 160-160 об. (запись от 22 мая 1888 г.).

291. Фофанов К. Стихотворения. СПб., 1887. - С. 114.463. Там же, с. 79.

292. Дневник, т. 7, л. 56 об. (запись от 17 января 1888 г.).

293. РГАЛИ, ф. 525, оп.1, ед.хр.9, л. 216.

294. Фофанов К. Стихотворения. СПб., 1887. - С. 75.

295. РГАЛИ, ф. 525, оп.1, ед.хр. 781, л. 1.

296. Льдов К.Н. Против течения. Из сказанного и недосказанного за 50 лет. -Брюссель, 1926. С. 10.

297. Поэты 1880-1890-х годов., с. 188.

298. Там же, с. 187 (из стихотворения «Я не могу смотреть с улыбкою презренья.» <1890>).

299. Литературное наследство. М., Л., 1934. - Т. 37-38. - С. 435436.

300. Дневник, т. 6, л. 93 (запись от 30 октября 1887 года).

301. Дневник, т. 7, л. 1 об. (запись от 1 ноября 1887 года).475. Дневник, т. 6, л. 93.

302. Дневник, т. 7, л. 42 об. (запись от 30 декабря 1887 г.).

303. Льдов К. Стихотворения. СПб., 1890. - С. 39-40.

304. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940 - С. 189.

305. Льдов К. Стихотворения., с. 201.

306. Льдов К. Стихотворения., с. 149.

307. Льдов К. Стихотворения., с. 120.483. Дневник,, т.6, л.91.484. Там же, л.91.485. Дневник, т.7, л. 160.

308. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр.556, л.85. Письмо от 27 января 1889 года.

309. Фофанов К. Стихотворения. СПб, 1887. - С. 12.1. Там же, с.51.1. Там же, с.69.1. Там же, с.44.1. Там же, с.70.1. Там же, с.47.1. Там же, с.20.1. Там же, с.60-61.

310. Фофанов К. Стихотворения. СПб, 1889. - С. 191. Фофанов К. Стихотворения. - СПб, 1887. - С.34-35. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр. 781, л.2. Фофанов К. Стихотворения. - СПб, 1887. - С.71-72. Там же, с. 14.

311. Фофанов К. Стихотворения. СПб, 1889. - С.117-118.

312. Ермилова Е.В. Лирика «безвременья». Конец века., с.261.

313. Фофанов К. Стихотворения. СПб, 1889. - С.З.

314. Поэты 1880-1890-х годов., с. 188.1. Там же, с. 194.1. Там же, с.205.

315. Льдов К.Н. Против течения., с.14.

316. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр.396, л.9.

317. Льдов К. Стихотворения. СПб, 1890. - .С. 160.

318. Поэты 1880 1890-х годов, с. 190.

319. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр. 766, л.5.

320. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр. 781, л.2.

321. Брюсов В.Я. Дневники. 1891-1910. М, 1927. - С.32.

322. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр. 591, л.6. Письмо от 21 ноября 1901

323. Дневник, т.8, л. 41 (запись от 25 августа 1888 года)

324. Газетная вырезка хранится: РГАЛИ,ф.525, оп.1, ед.хр.767, л.574.

325. Отрывок из письма И.Е.Репина к Олимпову. Предназначался для публикации в несостоявшемся альманахе «Дачница» (1912 г.) издании «эго-футуристов», которое они хотели посвятить К.М.Фофанову. Впервые: Образотворче мистецтво. - 1940. -№10. -С.10.

326. Дневник, т.7, л. 1 об (запись от 1 ноября 1887 года).

327. Жиркевич A.B. Друзьям: Стихотворения: В 2 ч. СПб., 1899. -4.2. - С.42.

328. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр. 8, л. 107 об. (запись от 3 сентября 1886 года).

329. Олимпов К. Из воспоминаний. К.М.Фофанов //Биржевые ведомости. 1911. -№19640, от 17 ноября. - С.З.

330. Кибальник С.А. Художественная философия Пушкина. СПб., 1998.-С.98.

331. Цит. по: Кибальник С.А. Художественная философия Пушкина., с.99.524. Там же, с.99.

332. Веневитинов Д.В. Стихотворения. Проза. М., 1980. - С.37.

333. Цит. по: Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996. - С.45.527. Там же, с.46.528. Там же, с.46.

334. Дневник, т.7, л.53 об. (запись от 10 января 1888 года).530. Там же, л.53 об.

335. Ермилова Е.В. Лирика «безвременья» (Конец века)., с.263.

336. Дневник, т.6, л.91об. (запись от 24 октября 1887 года).

337. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр. 556, л.25. Письмо от 18 марта 1888 г.

338. Соловьев B.C. Философия искусства и литературная критика., с.83.535. Там же, с.88.

339. Ясинский И. Наши выставки: XVI передвижная выставка //Всемирная иллюстрация. 1888. - №1000, от 19 марта. - С.231.

340. РГАЛИ, ф.581, оп.2, ед.хр. 132, л.1. Письмо от 19 марта 1888 года.

341. Репродукция портрета Фофанова работы И.Ясинского помещена в издании: Фофанов K.M. Стихотворения и поэмы. М., Л., 1962. - Между стр.80 и 81.539. Дневник, т.7, л.2.

342. Дневник, т.7, л.67 об. 68.

343. Дневник, т.7, л.96 об. (запись от 17 апреля 1888 года).

344. Дневник, т.7, л.58 (запись от 17 января 1888 года).

345. Дневник, т.7, л.54 об (запись от 10 января 1888 года).

346. Дневник, т.7, л. 101 (запись от 1 мая 1888 года).

347. Фидлер Ф.Ф. Черты из жизни Фофанова., с.З.546. Там же, с.З.

348. Ясинский Иер. Роман моей жизни., с. 177.548. Дневник, т.22, л.92 об.549. Дневник, т.ЗО, л.54.

349. О судьбе репинского портрета Фофанова см.: Зильберштейн И. Утраченные портреты писателей работы Репина //Огонек, -1950. №40. - С.23-25.

350. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр.428, 429 и 431.

351. РГАЛИ, ф.525, оп.1, ед.хр.430, л.1-3.

352. Глава 4. «Пятницы» К.К.Случевского: 1898-1903.

353. Подробно о составе «пятниц», дате первого собрания и других вопросах организации кружка см.: Сапожков C.B. «Пятницы» Случевского //Новое литературное обозрение. 1996. - №18. -С.354-358.

354. Воспоминания о серебряном веке /Сост., предисл. и коммент.

355. B.Крейда. М., 1993. - С.297-298.

356. Альбом «пятниц» цитируется по нашей публикации: Новое литературное обозрение. 1996. - №18. - С.281-352. В скобках указывается дата собрания кружка, под которой в альбом записан данный экспромт.

357. Коринфский A.A. Памяти П.Ф.Порфирова. //Порфиров П.Ф. Стихотворения: 1888-1903. СПб, 1908. - С.ХХХИ.

358. Бенедикт (Вентцель H.H.). На жизненном базаре: Юмористические стихотворения. СПб., 1903. - С.67-68.

359. Евреинов Н. Памяти Н.Н.Вентцеля. //Жизнь искусства. 1920. - №619-621.-С.2.

360. Бенедикт <Вентцель Н.Н.>. На жизненном базаре., с.102,120.

361. Словцо. 1900. - №3. - С.З.

362. См. его предсмертное письмо, отрывки из которого цитирует в некрологе Н.Н.Евреинов. (Жизнь искусства. 1920. - №619-621.1. C.2).

363. Добужинский М. Воспоминания. M., 1987. - С. 176.

364. Мазуркевич В.А. Стихотворения. СПб., 1900. - С.5.

365. Быков П. Силуэты далекого прошлого. М., 1930. - С. 168-169.

366. РЫБ, ф.494, ед.хр. 1, л.2 об.

367. Брюсов В. Дневники: 1891-1910. М., 1927. - С.55.

368. РГАЛИ, ф.282, оп.1, ед.хр.21, л.8. Рукой Фидлера проставлена дата «27 ноября 99».

369. Цит. по: Либрович С.Ф. Фидлеровский музей русских литераторов. СПб., б.г. - С.14-15, 18.

370. Урусов А.И. Статьи его о театре, о литературе и об искусстве. Письма его. Воспоминания о нем. М., 1907. - T.II-III. - С.51.

371. О Ф.Ф.Фидлере см.:Азадовский K.M., Тименчик Р.Д. К биографии Н.С.Гумилева (Вокруг дневников и альбомов Ф.Ф.Фидлера). //Русская литература. 1988. - №2. - С. 171-186.

372. Немирович-Данченко Вас.И. Новогоднее приключение (Из личных воспоминаний). Сегодня. 1931. №1. - С.2. Вырезка хранится: РГАЛИ, ф.355, оп.2, ед.хр.84, л.8.

373. Письмо П.П.Гнедича к К.К.Случевскому от 2 января 1887 г. //ГИМ ОПИ, ед.хр.58, л.З. Баллада появилась в №23 «Севера» за 1888, с. 1-2 (с посвящением графу А.А.Голенищеву-Кутузову).

374. Письма С.С.Соломко к А.В.Половцеву 1895-1900 гг. //РНБ, ф.601, ед.хр.715, л.1 26 об.

375. См., напр., его письмо к А.В.Половцеву от 30 мая 1895 г. //Там же, л.3-4.578. Словцо.-1900.-№13.

376. РГАЛИ, ф.355. оп.З, ед.хр.47, л.ЗЗ (записная книжка №2).

377. О «Севере» см.: Швецова JI.K. Массовые еженедельники для «пестрого» читателя. //Литературный процесс и русская журналистика конца XIX начала XX века. - 1890-1904. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. - М.,1982. - С.279-280.

378. Север. 1897. -№3.-Стлб.115.

379. Север. 1897. - №25. - Стлб.787.

380. Коринфский А. Черные розы. Стихотворения 1893-1895 гг. -СПб., 1896.-С.163.

381. Север. 1897. №25. - Стлб. - 789-790.

382. Бенедикт (Вентцель H.H.) На жизненном базаре., с.71.

383. Подробнее см.: Сапожков C.B. «Пятницы» К.К.Случевского., с.241-242.

384. Диаметрально противоположная трактовка предложена в труде: Мирза-Авакян М.Л. Из истории поэзии русского модернизма 90-900-х годов (Вопросы становления поэтических школ) /Дисс. на соиск. уч. степени доктора филол. наук. Ереван, 1973. - С.41.

385. Север. 1898. - №43. - Стлб.1365.

386. Коринфский А. В лучах мечты. Стихотворения 1890-1905 гг. -СПб., 1906.-С.87.

387. Льдов К.Н. Бытописатель юности (В.М.Грибовский. «В годы юности») //Новое дело. 1902. - №5. - С.146.

388. Письмо от 18 декабря 1905 г. РГАЛИ, ф.518, оп.1, ед.хр.148, л.1 об.

389. Север. 1898. - №44. - Стлб. 1895.

390. Письмо от 14 марта 1896 г. ОПИ ГИМ, ф.359, ед.хр.138, л.5.

391. Письмо от 27 января 1902 г. ОПИ ГИМ, ф.359, ед.хр.121, л.2-Зоб.

392. Коринфский А. В мире сказаний. Очерки народных взглядов и поверий. СПб., 1905. - С.84-86.

393. Подробнее см.: Сапожков C.B. Федор Сологуб на «пятницах» К.К.Случевского. //Рус. словесность. 1995. №5. - С.89-93.

394. Коринфский А. Д.Н.Садовников и его поэзия. СПб., 1900. -С.110-111.

395. Русская мысль. 1894. - №9. - С.204. В дальнейшем перепечатано в сборнике «Молодая поэзия» (СПб, 1895. Сост. П.П.Перцов).

396. См. письма В.Я.Брюсова к П.П.Перцову: К истории раннего символизма. М, 1927. С.8 (письмо от 18 февраля 1895 г.). В полн. собр. соч. 1914 г. Мережковский опубликовал «Дети ночи» без вышеупомянутых строк, по словам Брюсова, «дышащих энергией отчаяния».

397. РГАЛИ, ф.282, оп.1, ед.хр.34, л. 1-2.

398. Письма В.Я.Брюсова к П.П.Перцову, с.36, 48, 74-75 и др.

399. Брюсов В. Дневники., с.55.

400. Ясинский И.И. Новый поэт. //Ежемесячные сочинения. 1901. -№1. - С.36.

401. Север. 1897. -№17. - Стлб.541-542.

402. Письмо от 8 ноября 1900 г. Цит. по: Мазур Т.П. К.К.Случевский. Основные этапы творческой биографии., т.2, с.183.

403. Впоследствии опубликован в виде статьи под заголовком «Критика любви». //Мир искусств. 1901. - Т.5. - №1. - С.28-34. Перепечатана в кн.: Антон Крайний <З.Гиппиус>. Литературный дневник (1899-1907). - СПб, 1908. - С.48-63.

404. Антон Крайний <З.Гиппиус>. Литературный дневник., с.58.

405. Антон Крайний <З.Гиппиус>. Литературный дневник., с.61.614. Там же, с.51.615. Там же, с.334.616. Там же, с.341.617. Там же, с. 163.

406. См.: Мир искусств. 1901. - №5. - С.211-236. Статья вошла в сборник: Андреевский С.А. Литературные очерки. - СПб., 1902. -С.427-469.

407. Ср.: Ермилова Е.В. Лирика безвременья (конец века). //Кожинов В. Книга о русской лирической поэзии XIX века. М., 1978. - С.219-222; Корецкая И.В. «Мир искусств»., с.175-176.

408. РНБ, ф.21, ед.хр.13, л.1-12.

409. РНБ, ф.21, ед.хр. 10, л. 1 -3.

410. Цит. по: Мазур Т.П. К.К.Случевский. Основные этапы творческой биографии., т.2, с. 186.

411. Коринфский A.A. Памяти П.Ф.Порфирова., c.XXXIII. Заглавие сборника «В альбом». Тексты всех эпиграмм см.: Новое литературное обозрение. - 1996. - №18. - С.369-371.

412. См.: Новый путь. 1903. -№1. - С. 109.

413. Андреевский С.А. Литературные очерки. СПб., 1902. - С.447, 451,452-453.

414. Коринфский A.A. Памяти П.Ф.Порфирова., C.XXXII.

415. РНБ, ф.408, ед.хр.23, л.1.

416. Андреевский С.А. Литературные очерки., с.453.

417. Всемирная иллюстрация. 1894. - №1301. - С.9.

418. Коринфский А. Поэзия К.К.Случевского. СПб., 1899. - С.5.

419. Ясинский И. Роман моей жизни. М.; Л., 1926. - С.213.

420. Новости и Биржевая газета. 1898. - №193 (от 16 июля). - С.2.

421. Цит. по: Мазур Т.П. К.К.Случевский. основные этапы творческой биографии., т.2, с Л 41.

422. См., например: Лотман Ю.М. Роман в стихах Пушкина «Евгений Онегин»: Спецкурс. Тарту, 1975. - С.57-63.

423. Антон Крайний (З.Гиппиус). Литературный дневник., с.56.

424. РГАЛИ, ф.282, оп. 1, ед.хр. 159, л.8, 8 об.

425. Словцо. 1900 - №2.- С.4. Подпись: «Лентяй».

426. Сологуб Ф. Свет и тени: Избранная проза Минск, 1988 - С.72.

427. Брюсов В. Дневники., с.98.

428. Ясинский И.И. О рифмах //Ежемесячные сочинения 1901-№8 - С.310.1. Там же, с.311.

429. Коринфский A.A. Памяти П.Ф.Порфирова., c.XLI.1. Словцо.- 1900.- №3.- С.2.

430. См. примерную тематику номеров «Словца» в письмах его редактора В.С.Лихачева к Н.Н.Вентцелю от 18 января 1900 г. (РГАЛИ, ф.121, оп.1, ед.хр.11, л.5-6) и к Ф.Сологубу от 18 января 1900 г. (РГАЛИ, ф.482, оп.1, ед.хр.422, л.1 1об.)

431. Новое время 1900- №8672, от 20 апреля. - С.2.

432. Письмо от 21 апреля 1900 г. Цит. по: Мазур Т.П. К.К.Случевский. Основные этапы творческой биографии., т.2, с.178.

433. Ежедневник искусств и литературы 1901- №1, от 6 декабря-С.4.

434. Случевский К.К. Стихотворения и поэмы- М., JL, 1962-С.213.657. Словцо.- 1900.- №2.- СЛ.

435. Письмо от 15 декабря 1899 г //ГИМ ОПИ, ф.359, ед.хр.84, л.З.

436. Все письма датированы 31 октября 1901 г. См.: Мазур Т.П. К.К.Случевский. Основные этапы творческой биографии., т.2, е.202-203.660. Там же, с.204,206.

437. Ежедневник искусств и литературы- 1901- №1 (от 6 декабря).- С.2. См. также цикл Случевского «Смерть и Бессмертие. IX». (Новый путь.- 1903.-№5.- С.52-65).

438. См. письмо К.М.Фофанова К.К.Случевскому от 13 октября 1903 г. /ЮПИ ГИМ, ф.359, ед.хр.149, л.5-6об.

439. Мазуркевич В.А. Мазки и брызги.- СПб., 1900.- С.97, 114, 126.

440. Мазуркевич В.А. Для съезда: Сборник одноактных пьес-СПб., 1901.-С.159.

441. Черниговец Ф.В. Стихотворения СПб., 1892 - С. 133.

442. Лихачев B.C. За двадцать лет. Сочинения и переводы 1869-1888.-СПб., 1889.-С.27.

443. Коринфский А. Черные розы. Стихотворения 1893-1895 гг-СПб., 1896.-С.226.668. Словцо,- 1899.- №1.- С.2.669. РНБ,ф,408, ед.хр.22, л.1.

444. Случевский К.К. Стихотворения и поэмы.с.225.

445. Цит. по: Мазур Т.П. К.К.Случевский. Основные этапы творческой биографии., т.2, с. 186.

446. Случевский К. Явления русской жизни под критикою эстетики.-СПб., 1866-1867.-С.11.673. Там же, с.27-28.

447. Дризен Н.В. Литературные воспоминания //Весь мир 1918-№30.- С.9.

448. Бердяев Н. Преодоление декадентства. //Московский еженедельник.- 1909.- №19 (от 16 мая)- С.50.

449. Лихачев В.С. Литературно-политическая исповедь. //Новое слово.-1910.-№11.-С.41.

450. Новое слово. 1909, №12, с.50.

451. См. также стихотворение Бальмонта «Проклятие глупости» («Жизнь», 1899, №11, с.300), явно полемичное по отношению к «партии глупцов» на «пятницах».

452. РГАЛИ, ф.1736, оп.1, ед.хр.З, л. 13.

453. Брюсов В. Дневники., с.66.

454. РНБ, ф.494, ед.хр. 1, л.2об.

455. РНБ, ф.494, ед.хр. 1,л.21.

456. РНБ, ф.494, ед.хр. 1, л. 11 об.

457. РГАЛИ, ф.282, оп.1, ед.хр. 134, л.5-6.

458. См. переписку З.Гиппиус со Случевским за январь-март 1902 г. //ОПИ ГИМ, ф.359, ед.хр.94, л.1-5.

459. Брюсов В. Дневники., с. 127.

460. См.: Русский паломник.- 1903.- №31.- С.538-540; №32. -С.552-554; №33.- С.568-570.

461. Волынский А.Л. Борьба за идеализм. Критические статьи-СПб., 1900 С.225-229.

462. Русский паломник.- 1903.- №33.- С.568.

463. Подробнее об этом см.: Сапожков C.B. Федор Сологуб на «Пятницах» К.К.Случевского., с.89-93.

464. РГАЛИ, ф.512, оп.2, ед.хр.1, л.11.

465. Новое время.- 1908 №11530 (от 19 апреля). - С.З. Подпись: «Борей». Вырезка хранится: РГАЛИ, ф.518, оп.1, ед.хр.7, л.22. Атрибуция Ф.Ф.Фидлера.

466. Крайний. «Субботы», «воскресенья», «среды». //Петербургские ведомости- 1906- №275 (от 13 декабря).- С.З. Вырезка хранится: РГАЛИ, ф.518, оп.1, ед.хр.7, л.23. Атрибуция Ф.Ф.Фидлера.

467. Строки из стихотворения П.Ф.Порфирова «Морозный зимний день ударил в окна мне.» Впервые: Живописное обозрение.-1897.-№4.- С.62.

468. Коринфский А.А. Памяти П.Ф.Порфирова.,- С.ХХХ1У-ХХХУ.

469. РГБ, ф.386, карт. 106, ед.хр.23, лЛоб.1. Заключение

470. Мережковский Д.С. Эстетика и критика., т.1, с.145.703. Там же, с.145.

471. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики. Субъектно-образная структура. - М., 1997. -С.211.

472. Волжанов Д. О форме стихотворений К.Случевского //Искусство. 1883. - №28. - С.321.

473. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики., с.211-212.

474. Леман А. Рассказы. СПб., 1888. - С.116.

475. Бибиков В. Рассказы. СПб., 1888. - С.363-364.

476. Надсон С.Я. Полное собр. стихотворений. М., Л., 1962. -С.148.

477. Тарланов Е.З. Константин Фофанов: Легенда и действительность. Петрозаводск, 1993. - С. 106-107.

478. Случевский К.К. Стихотворения и поэмы. М., Л.,1962. -С.260.