Проза С. Т. Аксакова: Контекст и поэтика тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Колодина, Надежда Алексеевна

• Колодина, Надежда Алексеевна
• кандидат филологических наук
• 2003

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Колодина, Надежда Алексеевна

Введение.

Глава 1. Проблема «русской художественной школы» и проза С.Т. Аксакова.

1.1. Слово, мысль и душа прозы С.Т. Аксакова.

1.2. Понятие прозы С.Т. Аксакова как художественно-смыслового единства.

1.3. Дилогия или трилогия С.Т. Аксакова?

Границы художественности.

Глава 2. Поэтика прозы С.Т. Аксакова.

2.1. Тема Домостроительства в прозе С.Т. Аксакова.

Поэтика и семантика мужских образов.

2.2. Образ жены и матери в прозе С.Т. Аксакова.

Поэтика и семантика женских образов . .•.

2.3. Мир природы и рода в прозе С.Т. Аксакова.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Проза С. Т. Аксакова: Контекст и поэтика»

Проза С.Т. Аксакова до сих пор основательно не изучена, особенно в ее связи с исканиями русской литературы второй половины XIX века. Уже сложившиеся в литературоведении эстетические рамки не позволяют адекватно оценить и проанализировать те явления отечественной словесности, которые не вписываются в традиционные представления о жанрах, школах и направлениях русской литературы. В последние десятилетия современная филологическая наука предполагает выход за рамки стереотипного представления об отечественной словесности.

Рассуждая о закономерностях и антизакономерностях в литературе, Д.С. Лихачев выдвигает принцип дополнительности, следуя в своих суждениях за Нильсом Бором, доказавшим, что в физическом мире могут сосуществовать две картины, которые не исключают, а дополняют друг друга: волновая и в виде частиц, живущих сами по себе. По мнению Д.С. Лихачева, то же происходит и в литературе: есть некоторые общие законы, по которым развивается то или иное литературное направление, а есть произведения, которые живут независимо от этой общей внешней закономерности. Свои размышления Лихачев формулирует следующим образом: "Каждая литература представляет собой некоторое единство, состоящее из того, что можно назвать "отдельностями". Эти отдельности - не только произведения, а часто совокупности произведений, и эти совокупности не всегда совпадают с тем, что мы называем жанрами"1. Наиболее яркое свидетельство, подтверждающее это суждение, мы находим в творческом наследии С.Т. Аксакова, представляющем уникальное явление отечественно!! словесности 40-60-х годов XIX века.

1 Лихачев Д.С. Строение литературы (К постановке вопроса). // Русская литература. 1986. №З.С.27. Далее ссылки на то или иное издание приводятся в тексте работы в квадратных скобках с указание;м порядкового номера по списку литературы к диссертации и страницы.

Произведения Сергея Тимофеевича Аксакова уже его современниками оценивались как явление редкое, небывалое, требующее особо пристального к себе внимания. Константин Аксаков говорил, что "сочинения С.Т. Аксакова стоят совершенным особняком в литературе нашей", и подчеркивал, что они "требуют особого определения, особой оценки и имеют свое особое значение среди нашей литературы" [7;207; Курсив наш - Н.К.]. И.С. Тургенев в своем письме к Ивану Аксакову актуализирует эту мысль: "Вашего покойного батюшку до сих пор не оценили критически, как бы следовало" [112;369]. Суждения современников С.Т. Аксакова, в процессе исследования первопричин его творчества, оказываются не просто историко-литературным материалом. Они являются концептуальными положениями, так как помогают понять и раскрыть "духовное бытие писательской личности после смерти" [194;60], ее "светоносное" (если воспользоваться гоголевским словом) воздействие не только на дальнейшее развитие литературы, но и на духовное человеческое сознание в целом.

Мысль о необходимости внимательного прочтения книг С.Т. Аксакова поддерживается многими современными исследователями его творчества. Она является сквозной, определяющей в фундаментальном исследовании С.И. Машинского, который утверждает, что совершенно "не разработаны до сих пор некоторые вопросы, существенно важные для изучения творческого пути Аксакова" [276; 10]. Это суждение вполне корреспондирует с пафосом статьи В.В. Кожинова, писавшего о «Семейной хронике»: «.очень многие из тех, кто вообще-то знает об этой книге <. > на самом деле ее не прочитали, не пережили, их сознание не обладает этим бесценным сокровищем» [247; 19].

До сегодняшнего дня читателей поражает абсолютная универсальность и безусловная искренность книг С.Т. Аксакова. До сих пор встреча с его творческим наследием доставляет не только эстетическое, но и глубоко духовное наслаждение. Все в его произведениях просто и открыто читателю.

Но именно эта обманчивая простота и явилась причиной того, что долгие годы книги С.Т. Аксакова оставались не прочитанными, не осмысленными.

По нашему глубокому убеждению, возникает необходимость такого осмысления книги, при котором будут затронуты все струны читательской души, при котором вскроются все тайники авторского видения мира. И.А. Ильин, вслед за древнерусскими книжниками, так определяет методику проникновения в художественный мир писателя: "Читать - значит искать и находить, ибо читатель как бы отыскивает скрытый писателем духовный клад" [149;231]. В этом заключается сокровенный, сакральный смысл книги, ее слова, открывающего тайну мира, объясняющего систему мироустройства. Этим объясняется то, что уже в XI веке в древнерусских текстах встретим мы своего рода наставление, поучение о том, как нужно постигать слово: "Когда читаешь книгу, не старайся быстро дочитать до следующей главы, но подумай, о чем говорит книга и слова ее, и трижды обратись к одной главе, ибо сказано: "в сердце моем сокрыл я словеса твои, чтобы не погрешить перед тобою" [107;34]. Проблема эта не утрачивает (и по прошествии нескольких веков) своей актуальности, ведь именно она отвечает на подчас очень трудный для читателя-исследователя вопрос: с чего начинается книга? Этот вопрос предполагает обращение к осмыслению, казалось бы, уже известных в отечественной филологии понятий: слово и текст.

В 40 - 50-е годы XIX века продолжается разработка национального языка -"языка национального реализма"1, в котором бы органически слились язык богослужебных книг с живой простонародной речью. Долгое время духовный смысл русской литературы замалчивался, поэтому для нас принципиально важно суждение В.А. Котельникова о том, что "русское книжное слово возникло как слово христианское. Это было слово Библии, литургии, жития, слово Отцов Церкви и святителей. Письменность наша при начале своем подобна храму: она предстает устремленной ввысь и увенчанной крестом". См. подробнее: В. В. Виноградов. Очерки по истории русского литературного языка XVII -XIX в., М., 1982. с. 412-415.

160;6]. В связи с этим, на наш взгляд, необходимо говорить о разных сторонах или аспектах слова в прозе С. Т. Аксакова, которому в большей мере, чем Н.В. Гоголю, удался синтез духовного и народного начал русского национального языка.

Произведения С.Т. Аксакова поражают обилием слов, номинирующих явления, факты русской действительности, мира, который еще не был открыт русскому читателю. География Зауралья, просторы заволжских степей, которые раньше (уже у древнерусских книжников) вызывали страх и ужас, не просто становятся новым местом действия в произведениях Аксакова, но осмысливаются писателем в качестве нового пространства повествования. В письме к Н.В. Гоголю от 26 июля 1847 года Аксаков уже обозначил пространство своих будущих книг: «К тому же вам необходимо поездить по России. Надобно заглянуть в глубь ее, в степную, приволжскую сторону»1. Очевидно, что данное замечание не только расширяет географию повествования, но и подразумевает глубинное постижение этого пространства.

Поэтому особенно важно учитывать при анализе произведений русской литературы второй половины XIX века процесс синтеза "бытийной" и "бытовой", "духовной" и "светской" сфер, что наиболее яркое выражение нашло в творчестве С.Т. Аксакова. Так, например, в образе Софьи Николаевны, получившей светское образование и учившейся "так прилежно, что скоро могла понимать французские книги, разговоры и даже выучилась немного говорить по-французски" (1;125), в судьбоносные моменты жизни обнаруживается стремление к высшему соединению с Богом в покаянии и молитве, что приносит героине исцеление (1;240) и приближает ее к истинному знанию (I; 158).

1 Аксаков С.Т. История моего знакомства с Гоголем. // Аксаков С.Т. Собр. соч.: В 5 т. М.,1966. Т.З. С.343. Курсив наш - Н.К. Далее ссылки на это издание даны в тексте работы в круглых скобках с указанием номера тома и страницы.

При таком подходе к слову в творчестве того или иного писателя необходимым оказывается осуществление анализа литературного наследия в его совокупности, то есть исследование его произведений, записок, дневниковых записей, писем в их предельной целостности, при которой раскрывается "процесс соприкосновения литературного произведения и общественного сознания эпохи" [194;60].

Отношения между литературным произведением, литературным словом и общественным сознанием в разные эпохи были разными. Древнерусский текст открывал читателю истину христианского вероучения, помогал человеку открывать в себе нового внутреннего Человека. В XVIII веке слово в произведении выполняло идеологическую функцию. Лишь в конце XVIII-первой третьей XIX века в отечественной словесности устанавливаются новые отношения между жизнью и словом, словом и произведением, когда на первый план выходит эстетическое начало. Этот краткий историко-литературный экскурс вновь возращяет нас к мысли, что середина XIX века отмечена серьезными поисками синтеза вещного и вечного (светского и духовного, материального и идеального) в языке. Поэтому первый уровень литературоведения, в качестве филологической дисциплины, изучающей тексты светской литературы (особенно произведения отечественной словесности XIX столетия), должен быть связан с определением контекста "отдельного слова, изымаемого из, условно говоря, светского контекста и помещенного, условно говоря, в контекст религиозный" [200;231].

Феномен художественного творчества С. Т. Аксакова состоит в том, что в его произведениях "отражалась литературно-эстетическая жизнь от Г.Р.Державина до J1.H. Толстого" [320; 188]. Поэтому слово Аксакова -писателя - слово бытовое, слово духовное, слово абстрактно-понятийное, слово - идеал, то есть ключевые слова самого времени, самой эпохи, обращенные к вневременным пространствам. Такое понимание слова С. Т. Аксакова выразил в эпилоге своей "Семейной хроники", в котором заметил, что он писал не о своих родных и знакомых, а о "добрых и недобрых людях" - образах, в которых есть и светлые и темные стороны" (1;259). Они "не великие герои, не громкие личности; в тишине и безвестности прошли <.> свое земное поприще" (1;260). Аксакова интересует их "внешняя и внутренняя жизнь" (1;260), которая была исполнена поэзии и поучительна для потомков. В этом заключительном отрывке "Семейной хроники" очевидны разные пласты русской словесности: реально-бытовой (тишина и безвестность земного поприща) и духовный (мир людей, в которых есть и доброе и худое).

Таким образом, "ближний" контекст позволяет осуществить связь с "дальним" контекстом.

Слово в литературном произведении должно рассматриваться нами и как средство реализации авторской воли; важно рассмотреть сцепление слов, "плетение словес", возникновение словесного полотна текста, которое обнаруживает "замысел его создателя" [174;9]. Чтобы понять авторский замысел, чтобы судить о "человеке, стоящим за текстом, надо прежде всего прочесть, изучить и понять сам текст" [134;83]. Необходимость концептуального анализа, когда предметом исследования выступают не слова, а мысли автора текста, связана со стремлением к реконструкции смысла и содержания литературного произведения. Отечественная словесность XIX века, и особенно второй его половины, отразила процессы расподобления духовного бытия человека и его творческих устремлений, что наиболее ярко обозначилось в писательских судьбах Н.В. Гоголя и JI.H. Толстого; поэтому при анализе художественного текста прежде всего важны "интонация, ритм, ассоциативный ход, непрямая, намекающая на источник, цитация (не столько фрагментов, сколько мотивов) священного Писания" [200;235], принимающие на себя основную смысловую нагрузку, позволяющие осознать антропологию писателя, его понимание человека. Так, суровый и непреклонный Степан Михайлович Багров в переломные, драматические моменты судьбы и жизни всего дома становится носителем Истины, передает свои знания о мире другим.

Воспринимая созданный автором текст в качестве осознанного единства, читатель рассматривает его как "иерархию" кодов, которые выявляют скрытую семантику одного реального данного ему произведения искусства" [177;72]. Тем самым осуществляется связь между реально-историческим и контекстуальным пространствами художественного творчества.

Контекстуальное пространство прозы С.Т. Аксакова (особенно его диалоги) поражает широтой и глубиной. Написанные, казалось бы, в документально-художественном ключе, выполненные в духе семейных мемуаров, его произведения, казалось бы, не заключают никакой тайны (особенно для близких писателю людей)1.

Возвращаясь к ранее высказанной мысли о необходимости бережного отношения к слову, его истинному смыслу, важно открыть контекст "дальний", увидеть, как из словесной вязи С. Т. Аксакова проступает другая реальность.

При таком подходе к слову принадлежность текста не только определенному жанру, стилю, эпохе, автору, но и какой-то особо важной писателю традиции не просто "заставляет рассматривать внетекстовые связи как нечто вполне реальное, но и показывает некоторые пути для измерения этой реальности" [177;66]. Стремление объяснить художественное явление указанием на его источники должно обращать исследователя не к концу, а к началу, к тому, "от чего повелось" произведение.

Высказанные выше предварительные суждения будут определять структуру нашего исследования и позволяют говорить о разных подходах к творчеству С.Т. Аксакова, так как наблюдение над разными проявлениями слова в литературном произведении дает возможность проанализировать его максимально разностороннее и достаточно точно. В этом плане концептуально важно для нас суждение Ильина, в котором он призывает читать книги так, чтобы "с духовной зоркостью проникать до того главного помысла, из которого рождено все произведение" [148; 191].

Уже дореволюционные, и тем более поздние, исследователи грешат стремлением "реконструировать" имена действующих лиц. Однако возвращение персонажем их "настоящих" имен разрушает художественную задачу автора и тот удивительно тонкий, но тем не менее надбытийный уровень его созданий.

Поиск этого "главного помысла" как творческого результата определяет цель данного исследования - выявить и осмыслить феномен содержания прозы С. Т. Аксакова, исследовать духовные основы и мифопоэтические пласты поэтики главных книг Аксакова - "Семейной хроники" и "Детских годов Багрова-внука", попытаться понять логику творческого пути С.Т. Аксакова, особость его художественного мировидения. Поставленная цель определяет ряд конкретных задач:

- проследить путь философско-эстетических и религиозно-нравственных исканий С.Т. Аксакова в литературном процессе середины XIX века;

- рассмотреть дилогию С.Т. Аксакова как опыт «русской художественной школы» и «домашней» литературы;

- выявить основные проблемы, темы и идеи творческого наследия С.Т. Аксакова в связи с нравственно-философскими и духовно-эстетическими исканиями отечественной словесности середины XIX века;

- охарактеризовать авторскую концепцию мироустройства в поэтике "Семейной хроники" и "Детских годов Багрова-внука"; раскрыть глубинный смысл образов в творчестве С.Т. Аксакова; показать их духовно-сематическое единство.

Характер задач, поставленных перед исследованием, определяет его методологию. Современная филологическая наука предполагает системный и комплексный анализ литературных произведений, в котором бы органически сочетались историко-литературные методы (историко-генетический, типологический), мифопоэтический анализ художественного текста, помогающий открыть "дальние" контексты. В то же время обнаружение глубинных пластов требует осмысления духовных традиций произведения или, как замечает И.А. Есаулов, возникает необходимость осознания и постижения духовного подтекста русской литературы [141;56]. В ходе исследования принципиально важной для нас является мысль И.А. Ильина о том, что Искусство "подобно молитвенному зову, который должен быть услышан; и любви, которая требует взаимности; и беседе, которая не осуществима без внимания и ответа" [148; 185]. Это и многие другие положения философа, теоретически осмыслившего и обосновавшего духовидческий опыт отечественной словесности, рассматриваются нами как концептуальные, и поэтому они найдут свое выражение на страницах данный работы.

История вопроса. Пожалуй, ни один из писателей прошлого столетия не получил наиболее единодушных и наиболее восхищенных отзывов о своем творчестве, как Аксаков. Эта особенность замечена всеми аксаковедами. В.В. Кожинов обращает внимание на то, что "Семейную хронику" всецело приняли "славянофил" А.С. Хомяков и "западник" П.В. Анненков, революционер Н.Г. Чернышевский, говоривший, что в ней "много правды" и что "правда чувствуется на каждой странице", и крайний консерватор Константин Леонтьев, "почвенник" А.А. Григорьев и "космополит" П.В. Боткин [247;20-21]. А.И. Герцен писал о "Семейной хронике", что это "огромной важности книга"; Щедрин назвал ее "драгоценным вкладом", обогатившим русскую литературу. JI.H. Толстой отмечал, что в "Детских годах Багрова-внука" «. сладкая поэзия природы разлита по всему, вследствие чего может казаться иногда скучным, но зато необыкновенно успокоительно и поразительно ясностью, верностью <.> отражения» [109;463].

Обращает на себя внимание то, что люди, столь разные во взглядах своих на литературу и литературный процесс, признали Аксакова ярким, самобытным писателем еще при жизни. Все они рассматривают его появление в отечественной словесности как явление редкое, небывалое: ". сильный и замечательный талант проявляется в человеке уже старом, сумевшем осознать всю ложность того литературного направления, которому он следовал в молодости, и перейти к простому, естественному изложению своих впечатлений и воспоминаний ." [292; 409].

Следует заметить, что историки литературы пытались вписать творчество Аксакова в то или иное литературное направление. Уже тогда наметились два подхода к осмыслению творческого пространства книг писателя, задавшие тон всем дальнейшим исследованиям аксаковедов. У истоков одной тенденции стоит "органическая" теория литературы А.А. Григорьева, который считал "Семейную хронику" - "рожденным художественным произведением" [229; 117]. Суждение критика привлекает не столько своим оценочным характером, но прежде всего тем, что имя Аксакова оказывается в ряду ведущих писателей-современников: А. Н. Островского, А.Ф. Писемского, JI.H. Толстого.

Развивает суждение А. Григорьева создатель "психологической" школы Д.Н. Овсянико-Куликовский. В "Истории русской литературы XIX века" (1910) проза С.Т. Аксакова осмыслена как "благословение к жизни <.> успокоение и примирение, которое вызывает в душе читателя чтение его мирных картин старины" [240;409]. Признавая высокое художественное значение произведений Аксакова, Д. Н. Овсянико-Куликовский считает, что творчество писателя следует рассматривать как отражение славянофильской концепции.'Однако еще П.Н. Полевой в своей "Истории русской словесности" (1900) отмечает, что Аксаков "не имеет, как писатель, никакого отношения к деятельности славянофилов" [292;403].

У истоков другого (идеологического) подхода к творческому наследию С.Т. Аксакова стоит "реальная" критика Н.А. Добролюбова, который также считает Аксакова ведущим писателем времени. Тем не менее, эстетический анализ в его статьях ("Заволжские очерки", "Деревенская жизнь помещика в старые годы") сменяется социологическими оценками, и критик ставит С.Т. Аксакова в один ряд с художниками, работавшими в русле "натуральной школы". Сам Добролюбов при этом в осмыслении художественной стороны аксаковских книг очень непоследователен. С одной стороны, он отказывается говорить о художественной специфике произведений С.Т. Аксакова, с другой стороны, критик ставит писателю в заслугу создание типических характеров, то есть рассматривает один из основных признаков художественности [235;302].

Этого же мнения придерживался и Ю.Ф. Самарин, считавший, что творчество С.Т. Аксакова и Н.В. Гоголя обязано славянофильству [306; 256 - 257].

Ряд работ историко-литературного характера посвящен осмыслению своеобразия творческого метода Аксакова-художника (С.А. Венгеров, A.M. Скабичевский). С.А. Венгеров подчеркивает своеобразие авторского метода Аксакова-отца: "Он творил тут поистине бессознательно, благодаря чему скрытые и задавленные дурным обществом (Венгеров имеет в виду "дурное влияние" на Аксакова театралов и противопоставляет ему "благостное влияние" Н. В. Гоголя - Н.К.) сокровища его духа и могли увидеть свет Божий" .[220; 197]. В то же время, исследователь акцентирует внимание на том, что С.Т. Аксакова - проза факта, ориентированная на произведения "натуральной школы": писатель "окончательно понял свое литературное назначение, сознательно направив свой талант на почву действительности" [220; 198]. Более отчетливо эта мысль звучит в "Истории русской литературы" A.M. Скабичевского, где творчество С.Т. Аксакова связывается с литературным процессом второй половины XIX века и рассматривается в рамках реализма, для которого, по мнению автора, главной является типизация явлений действительности [241 ;3].

Характеристика прозы С.Т. Аксакова в качестве художественно-документальной продолжена в работе Ю. Айхенвальда "Силуэты русских писателей", где книги писателя рассматриваются с точки зрения отражения жизни как таковой, "в наиболее простой и скромной форме" [187; 156]. Однако работа Айхенвальда отличается от предшествующих тем, что не ограничивается указанием на реалистически-натуралистическую сторону повествования. Исследователь отмечает сверхфактическое содержание прозы С.Т. Аксакова, откликающееся "благородным рапсодом", "загоревшимся тихими красками очарования" [187; 156]. Свою последнюю мысль Ю. Айхенвальд подкрепляет тем, что ставит имя Аксакова между именами Н.П. Огарева и И.А. Гончарова, чьи романы были близки как лидерам "натуральной" школы, так и представителям "эстетической" критики.

Новая историческая эпоха (1920 - 1950-е годы) принесла с собой "новое" отношение к писателю и "новую" оценку его творчества. Этот период в аксаковедении можно назвать "эпохой безвременья" относительно исследований, посвященных творчеству писателя. При отсутствии монографических работ об Аксакове не было недостатка в поверхностных, подчас компилятивных статьях, в которых творчество писателя было своеобразно истолковано. Писателя преследовал "титул" "обеспеченного помещика крепостной эпохи", пафос творчества художника неизменно определялся как "реакционный" [276;6]. Анализ этого периода в аксаковедении дан С.И. Машинским в его книге "С.Т. Аксаков Жизнь и творчество" (1961). С этого фундаментального исследования начинается новый этап прочтения прозы С.Т. Аксакова1.

Книга С.И. Машинского несет на себе печать отечественной науки, то есть тенденцию видеть в художественном мире С.Т. Аксакова прежде всего натуралистический аспект изображения действительности в тесной связи с общественной жизнью XIX века, выявляет так называемый "ближний", исторический контекст. Исследователя привлекает не столько биография художника слова, сколько та общественная обстановка, в которой сформировался талант С.Т. Аксакова, его роль в развитии и становлении реализма. Сам путь этого человека в литературе Машинский называет "странным, неожиданным, почти непостижимым чудом" [276; 12], обращая внимание прежде всего на внешнее несоответствие начала и завершения творческого пути писателя. Оценивая творчество Аксакова, своеобразие его писательской манеры, исследователь определяет метод художника как "созерцательный реализм": ". разумеется, мы не станем сравнивать общественную значимость творчества Гоголя и прозы Аксакова; да, естественно, было бы неправдой утверждать, что несколько "созерцательный" реализм Аксакова равен могучим обличениям Тургенева" [276;5].

1 К. Пигарев отмечает, что монография С.И. Машинского представляет собой "серьезное и вдумчивое исследование, всестороннее освещающее жизнь и творчество Аксакова" [291;210].

Уже современники писателя указывали на созерцание как на ключевой элемент творческого наследия С.Т. Аксакова. Так В.П. Острогорский связывал успех произведений Аксакова и интерес к его творчеству с желанием читателя в его книгах "почерпнуть хоть на минуту отдыха от злобы настоящего в созерцании вечной природы и ее патриархальной старины" [288;2]. В этом суждении важно осмысление термина «созерцание» в качестве духовно-нравственной категории, связанной с определенными условиями жизненного пространства.

Созерцание - ключевое слово для понимания книг писателя, в том смысле, к которому приближает нас высказывание И.А. Ильина о том, что ". все великое и гениальное, что было создано человеком, - было создано из созерцающего и поющего сердца" [149;234]. Это суждение отсылает нас к коренному, первоначальному значению этого слова, открытому В.И. Далем, трепетно относящегося к русскому слову: "Созерцать - внимательно или продолжительно рассматривать, наблюдать, смотреть со смыслом, вникая, разумом, углубляясь в предмет, изучая его, любуясь им <.> вникать во что мысленно, разумом, духом. Созерцая природу, созерцаем и величие Создателя" [75; 261].

Духовное пространство книг С.Т. Аксакова всячески подчеркивалось самим автором. В отличие от Н.В. Гоголя, который акцентировал свое прямое обращение к святоотеческой книжной традиции, Аксаков исподволь, "ненавязчиво" своим повествованием, своими словами и образами, поименованием тех или иных явлений или фигур русской жизни вызывал в читательской памяти произведения древнерусской книжности. Таким образом, созерцательный реализм С.Т. Аксакова есть одновременно изображение видных и познаваемых вещей и обращение к тем сферам мироустройства, которые составляют его метафизическое пространство. Такое созерцание носит глубинный онтологический характер, и поэюму. именно такое определение данного термина наиболее точно отражает суть произведений С.Т. Аксакова, направленных одновременно внутрь, в себя и во весь мир, во вне. Но именно это свойство - всеобъятность - книг писателя долгое время оставалось вне поля зрения многих исследователей его творчества.

Существенно новым этапом в осмыслении прозы С.Т. Аксакова стала монографическая работа М.П. Лобанова "Сергей Тимофеевич Аксаков" (ЖЗЛ; 1987), написанная в жанре духовной биографии писателя. Эта работа ценна своим новым подходом к осмыслению жизненного и творческого пути С.Т. Аксакова. В ней автор показывает неразрывную связь жизни и творчества писателя с исканиями крупнейших представителей русской культуры XIX века. По духу своему, это биография Аксакова-отца, продолжающая, по мнению исследователя, "семейную хронику" и дающая возможность проследить общественную деятельность его сыновей Константина и Ивана Аксаковых, о чем автор монографии напишет в 1991 году - к 200-летию со дня рождения С.Т. Аксакова: "Аксаков-отец не мыслим без его талантливых сыновей, немало сделавших для русской мысли" [265; 1]. Значение преемственности в семье Аксаковых позволяет говорить литературоведу о том, что жизнь писателя "была сосредоточена вокруг двух начал: семьи (созидания ее) и его преимущественно автобиографических книг" [265;5]. Это высказывание выводит исследование М.П. Лобанова за рамки традиционной оценки творчества писателя. Семья Аксаковых представлена в монографии как историко-культурный феномен.

К этой же мысли подводит нас в своих исследованиях, посвященных всему семейству Аксаковых, включая жену писателя Ольгу Семеновну и дочь Веру Сергеевну, Е.И. Анненкова. В ее работах большое внимание уделено проблеме творческих взаимоотношений Аксаковых с Н.В. Гоголем, при этом исследовательница отмечает, что Аксаковы "первыми приблизились к непостижимости гоголевской личности и многосложности его творческого создания" [193;362]. Приоткрывая новые страницы в исследовании авторской лаборатории С.Т. Аксакова, ставя его "хроники" в один ряд с "Капитанской дочкой" А.С. Пушкина, "Белой гвардией" М.А. Булгакова. "Летом Господним" И.С. Шмелева, Анненкова в то же время существенно ограничивает творческое пространство Аксакова-отца следующим замечанием: "Чаще сам семейный мир нес в себе такие качества", которые сохранялись на протяжении нескольких поколений, что "документально запечатлел С.Т. Аксаков, а художественно -Гоголь" [193;5]. Думается, что нельзя согласиться с определением прозы Аксакова только как документальной.

Наиболее продуктивным в аксаковедении стал 1991 год. По решению ЮНЕСКО он был объявлен годом С. Т. Аксакова [190;62], Двухсотлетний юбилей со дня рождения С.Т. Аксакова отрывает новый этап в осмыслении творческого наследия писателя, который характеризуется одновременно интересом к историко-краеведческим аспектам творчества писателя и попытками духовного прочтения его книг. Так, исследования Г.Ф. Гудкова и З.И. Гудковой раскрывают подлинные имена персонажей, фигурирующих в произведениях С.Т. Аксакова, приоткрывают некоторые стороны родственных связей как самого писателя, так и его героев: "За всеми персонажами произведений С.Т. Аксакова стоят не просто конкретные личности. Все, что происходит с ними на страницах его произведений, действительно имело место в их реальной жизни" [230;3]. Именно это, на взгляд исследователей, отличает творчество С.Т. Аксакова от других писателей и делает его произведения особо ценными в краеведческом отношении. Таким образом, авторам рассматриваемых работ важен прежде всего "краеведческий колорит" творческого наследия писателя.

Несколько иначе рассматривается творческое пространство Аксакова в книге М. Чванова "Если не будете как дети", представляющей собой еще один опыт духовной монографии. В этой работе так же, как и в предыдущих, прослеживается идея слитности личной и творческой жизни Аксакова, но истоки ее Чванов видит в какой-то особой литературной, а точнее общекультурной традиции. Интересен контекст, в который вписана фигура писателя (С.Т. Аксаков - М.В. Нестеров - Ф.И. Шаляпин). Чванов прежде всего видит в них художников, истоки творчества которых кроются в глубинно-народной идее землячества, объединяющей земляков - «рожденных в одном с кем-либо государстве, области, местности» - и имеющей в основах своих мысль о духовной близости «единоземцев», «одноземцев» [72;679]. Чванов видит в этом единстве общее начало, идущее из Древней Руси - с ее молитвенно-строгим созерцанием жизни, с ее вечными и прекрасно-вдохновенными образами, с ее силой и могуществом, отразившимися в русской душе, и саму ее предельную русскость. Такой подход к личности С.Т. Аксакова, на наш взгляд, не является субъективным, но, напротив, отражает основные идеи, образы и мотивы творчества писателя, в котором ощутимо влияние традиции древнерусской книжности и древнерусской культуры, что мы и попытаемся доказать в нашем исследовании.

Своей работой Чванов открыл целый ряд исследований, посвященных творчеству С.Т. Аксакова и объединенных поиском смысла творчества писателя. Акцент в них делается не столько на биографии художника, о которой написано к тому времени было немало, сколько на непосредственный анализ произведений писателя, на осмысление его основных тем и идей, на особенности его творческой манеры.

Пытаясь качественно переосмыслить творческий метод С.Т. Аксакова, В.М. Шугаев обращается к образу "чувствительного сердца", пришедшего из эпохи сентиментализма. Анализируя книгу "Детские годы Багрова-внука", исследователь отмечает, что в центре книги находится образ "чувствительного сердца", который пронизывает все повествование. Шугаев актуализирует этот мотив, характерный для творчества Карамзина, ищет в его наследии истоки аксаковской "книги для детей" и считает необходимым "щедро возродить старинную тему чувствительного сердца в современном литературном процессе" [336:95]. Вместе с тем автор статьи отмечает очень важную традицию отечественной словесности, для которой вообще характерно изображение «чувствительного сердца». Память сердца как основной источник креативной энергии писателя, по мнению Ю. Нагибина, во многом определяет и разъясняет смысл творчества Аксакова, который еще "мальчиком жил перенапряженной душевной жизнью, каждодневность шла глубоким надрезом по сердцу, памятью которого и созданы его хроники. Старик Аксаков не разделался с прошлым, оно до последнего дня пело в него неостывшей крови, отсюда такая свежесть воспоминаний" [282; 10]. Обозначая писательский тип С.Т. Аксакова, Нагибин так характеризует его авторскую манеру: «.он писатель автобиографический от начала и до конца" [282; 9].

Несколько иначе к анализу книги для детей подходит Н. Павлова, отмечающая, что "Детские годы" стали закономерным звеном в становлении русской классической литературы. Исследовательница считает, что появление на свет "книги для детей" С.Т. Аксакова связано с мнением В. Г. Белинского о необходимости правильно развивать молодое поколение, которое из литературы должно узнать, что "только в честной и бескорыстной деятельности заключается условие наших успехов на избранном поприще" [210;504]. И если подходить к книге Аксакова с этой точки зрения и оценивать ее прежде всего как книгу, принадлежащую детской литературе, то бесспорным будет мнение исследовательницы, считающей, что книга эта была "первой автобиографической повестью, рассказывающей о детстве и предназначенная детству" и до Аксакова "русская литература ничего подобного не знала" [289;6]. В то же время, такое важное замечание Н. Павловой, что Аксаков в "Детских годах Багрова-внука" не поднимался над детским сознанием, должно быть углублено самим замыслом "книги для детей", в которой Аксаков мечтал показать мир, увиденный глазами ребенка, безо всякого назидания.

Для понимания творчества С.Т. Аксакова интересны суждения не только историков литературы, но и художников слова. Наиболее примечательны в этом отношении работы В.А. Солоухина, который обращает внимание на то, что в центре повествования "Детских годов Багрова-внука" находится чуткая, пытливая, жадная до впечатлений детская душа. Поэтому и смысл книги, по мнению исследователя, нужно видеть в том, что она есть не что ионе, как "открытие мира человеком, пришедшем на землю и воспринимающим и видящим все в первый раз" [308;60]. В то же время, В.А. Солоухин говорит о своеобразии авторской манеры Аксакова, об особом неравнодушном созерцании мира. Именно это, по мнению исследователя, является причиной того, что человек, "прочитав книги Аксакова, очень часто начинает иначе относиться к русской природе, к ее неброской, но дивной красоте и вообще ко всему русскому" [308;63]. Особое отношение Аксакова к природе невольно передается и читателю, который, читая его книги, проникает их духом.

Новый подход в изучении феномена семьи Аксаковых как некого духовного явления общественной жизни второй половины XIX века мы находим в многолетних исследованиях В.А. Кошелева1. В своих работах, посвященных художественному наследию писателя, исследователь отмечает тесную связь с миром природы еще молодого Аксакова, говорившего об этом в письме к своей сестре Надежде от23 июня 1810г.: "Ты, мой друг, пишешь, что в деревне скучно гулять. Я удивляюсь сему: можно ли предпочесть наши каменные и кирпичные тротуары мягкой земле, травою одетой и испещеренной цветами, наши унылые сады <.> вашим веселым рощам, в коих свобода и радость царствует ." [251; 49].

Не нужно особых комментариев, чтобы проследить то духовное начало, которое присутствует в письме 18-летнего юноши, и которое впоследствии проникнет в каждую строчку произведений талантливого 60-летнего мудреца. В то же время, по мнению исследователя, само состояние писателя, в котором были созданы его лучшие книги, отсылает нас к особой традиции писательства: "Мы, читатели, почти не сознаем теперь, что большинство своих классических произведений С.Т. Аксаков написал посреди <.> старческих, телесных и душевых трудов, превозмогая боль, усталость, слепоту и постоянно ожидая конца" [250;9]. Кошелев справедливо отмечает, что одна из основных и центральных идей Аксакова - это тема "любви к родине - "большой" ли, "малой" ли, эти понятия у Аксаковых не разделялись." [251;53]. В то же время Кошелев, как и многие его предшественники, склонен считать произведения С.Т. Аксакова автобиографическими.

Автобиографическое начало книг Аксакова по-особому интерпретировано В.В. Кожиновым, отмечавшим в размышлениях о "Семейной хронике", что книга эта «возникла и сложилась в устном бытии задолго до того, как она была записана - сложилась и нашла высокого ценителя в лице самого Гоголя!» [247;20]. Это суждение является концептуальным для нашего исследования, так как позволяет рассматривать книги Аксакова - как особое художественное и жанровое образование. Кожинов доказывает, что книги Аксакова таят в себе множество загадок. Ответы на них исследователь предлагает искать не в конкретной историко-литературной обстановке. Главная мысль творчества писателя, по мнению Кожинова, - показать единство православного и народного начал в семейном укладе Багровых, что определило эпический размах повествования "Семейной хроники". Это наблюдение одного из ведущих специалистов в области русской литературы во многом созвучно высказыванию А.С. Хомякова, который уже в 40 - 60-е годы XIX столетия увидел в творчестве С.Т. Аксакова качественно новое осмысление понятия созерцания как отражения природы, протекающего "не через стекло и не через глаз человека, а через душу человека" и принявшего "в себе отблеск души" [328;669].

А.С. Хомяков, одним из первых рассматривая феномен Аксакова (то, что он "на шестом десятке стал великим художником" [328;665]), уже в книгах об уженье и охоте увидел нечто интересное, что и попытался осмыслить. Критик обращает внимание на некую закономерность, с которой выходят в свет книги писателя. Пытаясь разгадать "странное явление" Аксакова в литературе того времени, Хомяков пишет: "оно получает свою разгадку в самой последовательности произведений, которыми Сергей Тимофеевич приобрел свое настоящее имя" [328;665]. В связи с этим критик выделяет три звена в его творчестве, три важнейшие для понимания Аксакова этапа. Первый из них Работы В.А. Кошелева привлекают прежде всего введением новых источников - в первую очередь эпистолярного населения С.Т. Аксакова, которое до сих пор опубликовано лишь частично.

Записки об ужении рыбы"; второй - "Записки оружейного охотника Оренбургской губернии"; третий - дилогия "Семейная хроника" и "Детские годы Багрова-внука".

Пристальное внимание к статье А.С. Хомякова обусловлено, во-первых, ее невостребованностью аксаковедами, и, во-вторых, она позволяет оценить прозу С.Т. Аксакова в художественно-эстетической системе, получившей название «русской художественной школы»1.

А.С. Хомяков не просто отмечает последовательность возникновения книг писателя, а подчеркивает возрастание степени художественности в его произведениях, отмечает особые качества повествования - непреднамеренность авторского слова, не связанность с тем или иным литературным направлением. Бесспорно, те зримые вехи на пути к "Детским годам Багрова-внука" (или "книги для детей", как определял жанр произведения сам автор), обозначенные критиками и литературоведами, важны для нас и мы учитываем их в своей работе, подразумевающей рассмотрение темы "Проза С. Т. Аксакова. Контекст и поэтика" прежде всего как путь Аксакова к идее особой книги - "книги для детей" и воплощение этой идеи в соединении тех начал, которые "чаще бывают разрознены, а вместе взятые - характеризуют разнонаправленные поиски русского сознания <.> XIX века" [194;60]. Путь это происходит через весь XIX век и пронизывает все стороны бытия, проявленные в слове.

Родившись за восемь лет до А.С. Пушкина и за восемнадцать - до Н.В. Гоголя, Аксаков, как писатель, сформировался гораздо позднее их, опираясь на накопленный ими художественный опыт, но в то же время являя русской словесности нечто особое: "Странно и необычно положение Аксакова в русской литературе. Любя и понимая Пушкина, ценя Лермонтова, пережив великанов, он почти ничем от них не попользовался и сохранил полнейшую самобытность" [282; 10].

1 Именно поэтому, нарушая хронологическую последовательность, мы обращаем свое внимание к суждениям А.С. Хомякова после своеобразного "экскурса" по современному аксаковедению.

Начав свою литературную деятельность в качестве театрального критика, к концу всего жизненного пути С.Т. Аксаков становится признанным корифеем русской литературы еще при жизни, но через много-много лет после начала своей творческой карьеры.

Превращение "дилетанта" в классика русской литературы представлялось многим исследователям творчества Аксакова чем-то странным, не имеющим логического объяснения. Они разрывали две стороны жизни Аксакова: человеческую (формировавшую будущего писателя, как показывают письма, цитируемые В.А. Кошелевым) и собственно писательскую, порождая легенду о чудесном превращении "гадкого утенка" в прекрасного лебедя.

Таким образом, следует признать, что творческий путь Аксакова - одно из самых сложных явлений в истории русской литературы, и имеет свою внутреннюю закономерность развития. В поисках этой закономерности, необходимым, на наш взгляд, является обращение к проблеме художественности в творчестве С.Т. Аксакова.

При этом нужно учитывать и тот факт, что до книг Аксакова вышли в свет "Повести Белкина" как "драгоценный памятник благородного образа мнений и трогательного дружества, а вместе с тем, как и весьма достаточное биографическое известие" [103; 54] и "Капитанская дочка" как записки Петра Андреевича Гринева, составленные из "семейственных преданий" [102; 360]. Уже в 30-е годы XIX века А.С. Пушкин обращает свое внимание на особый пласт русской словесности, обнаруживающий себя еще в древнерусской книжности. Семейственные предания, родившиеся из многовекового словесно-душевного корня, становятся своеобразным откликом на "определенные явления древнерусского жизненного уклада, обихода, быта в самом широком смысле слова" [261;51].

Гармоническое продолжение пушкинской традиции мы находим в прозе С.Т. Аксакова. Сам материал, на котором строятся эти книги, их особый биографический характер, роль автора, выступающего в качестве издателя или мемуариста не для того, чтобы усилить достоверность повествования, но затем, чтобы расширить его духовное пространство, - все это сближает книги А.С. Пушкина и С.Т. Аксакова и позволяет говорить о некоем особом типе творчества, подразумевающем автобиографию, но реализующееся в каком-то ином качестве, нежели документальные воспоминания. "Семейные воспоминания дворянства, - как отмечает Пушкин в своем "Романе в письмах", - должны быть историческими воспоминаниями народа" [104;50]. Особый тип писателя предстает перед нами в этих книгах: бесстрастный наблюдатель, созерцающий и свою жизнь как чужую, подобно древнерусскому книжнику, открывая перед глазами читателя Mipb как таковой в его бытийной первооснове.

Наиболее верным, очевидно, является такое прочтение прозы С.Т. Аксакова, при котором читателю откроется особый тип писателя и особый тип литературы, предполагающий прежде всего осмысление художественного, а не документального (как это традиционно принято), пространства книг писателя, в которых Слово обретает свою первоценность, утраченную новой литературой. Именно такой подход к прозе С.Т. Аксакова позволяет проникнуть в глубину его творчества, проследить путь философско-эстетического освоения отечественной словесностью середины XIX века огромного пласта древнерусской книжности, отсылающей к Слову в его первоначальности, перводанности.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Колодина, Надежда Алексеевна

Заключение.

Проза С.Т. Аксакова - уникальное явление отечественной словесности середины XIX века, во многом предопределившее все дальнейшее развитие литературы, сохранившей живую связь слова с религиозно-нравственными ценностями. Аксаков-писатель еще на пороге своего художества очень четко реагирует на те процессы, которые происходят в культурной жизни России 1840-1860-х годов. Новое русское искусство середины XIX века мыслилось, прежде всего, как русское реалистическое искусство. В то же время, понимание реализма было разным, что с предельной остротой отразилось в философско-эстетическом диалоге В.Г. Белинского («натуральная» школа) и А.С. Хомякова («русская художественная школа»). Реализму факта противопоставляется реализм веры, отражение действительности как творческий метод оказывается в оппозиции созерцанию действительности как непосредственному творческому акту, берущему свои истоки в средневековой сотериологической культуре, в которой «было возможно созерцание и отражение онтологической реальности» [178; 122].

С.Т. Аксаков, размышляя о путях и возможностях отечественной словесности второй половины XIX века, одним из первых указывает причины духовно-художественного кризиса Н.В. Гоголя в перспективе на дальнейшее развитие русской культуры: «Христианство сейчас задает такую задачу художеству, которое оно выполнить не может» (Ш;376). Это суждение предельно актуализирует проблему русской художественной школы в контексте духовно-творческих достижений всей русской культуры середины XIX века.

Обращение в художественном творчестве к религиозно-нравственным истокам, завещанное Н.В. Гоголем и художественно осмысленное С.Т. Аксаковым, знаменует собой новый этап отечественной словесности 18401860-х годов, характеризующийся единством религиозного самопознания и живой жизни.

Опыт православно-народного осмысления действительности восстанавливает связь русской литературы середины XIX века с духовными традициями древнерусской книжности. При этом изучение проблемы соотношения христианства и литературы требует особых методологических подходов, при которых конкретно исторический план анализируется в меньшей мере, и при этом актуализируется мифопоэтический пласт художественного пространства, происходит обращение к дальним контекстам. В.В. Воропаев, рассуждая о методологии современного литературоведения, приходит к выводу, что «в литературоведении, как, впрочем, и во всех явлениях культуры необходимо, применить один критерий оценки произведений писателя и его личности - православный, взятый из Евангелия» [138;219]. Прежде всего, эта методологическая позиция актуальна при анализе творчества классиков русской литературы, признававших над собой один закон - Божий.

Тот контекст, к которому обращается С.Т. Аксаков в своих произведениях, убеждает нас в необходимости такого осознания авторской позиции, при которой внешняя неоднородность творческого наследия, вбирающего в себя как вершинные произведения, так и особое пред-пространство Художества, оказывается существенно важной традицией осмысления литературы Целого. При этом закономерным становится такое прочтение книг С.Т. Аксакова, при котором философско-религиозная и художественно-эстетическая позиции автора обретут сакрально-семантическое единство в самой прозе писателя, представляющей особое мета-пространство. Многообразие в его целостности, как отражение книжной традиции Древней Руси, подразумевает обращение к онтологическим проблемам мироустройства, позволяет рассматривать прозу

Аксакова в качестве уникального явления отечественной словесности середины XIX века.

Книги писателя в контексте духовно-нравственных исканий русской культуры 1840-1860-х годов оказываются документально-художественным эбоснованием того особого явления отечественной литературы, которое А.С. Хомяков определил как русскую художественную школу.

Впервые в отечественной словесности С.Т. Аксаков органически соединяет в своем творчестве жанр классического романа с жанрами древнерусской и святоотеческой книжности, открывает перспективы развития сюжета становления человека - Человеком для русской литературы второй юловины XIX века. При этом обращает на себя внимание то, что главными денностями в художественном мире Аксакова остаются Бог и Спасение, а явления действительности воссоздаются с точки зрения православного человека.

Развитие сюжетных линий и образов героев подчинено идее вертикального эсвоения Mipa в его бытийно-онтологических истоках. Традиционно исследуемая проблема поэтики, в книгах Аксакова охватывают над-текстовые /ровни, обретая предельную значимость Пространства в пространстве.

Тема дома как центральная тема прозы Аксакова, объединяющая два исконных понятия рода и природы, подразумевает, прежде всего, единение Vlipa под общим христианским началом, отражающем систему глобального макрокосмоса. Бог в прозе С.Т. Аксакова органически присутствует и в «ловеке (и этим определяются критерии Добра и Зла в книгах писателя), и над 1еловеком (и этим объясняется смысл слов -"На все воля Божья"). Лроизведения Аксакова, как художественные, так и собственно мемуарные (и и другие, по сути, религиозно-философские) нацелены, прежде всего, на юиск Истины, на проникновение в духовный мир человека, только тачинающего жить по тем законам, которые даны Истиной. Поя ому «мысль :смейная» для Аксакова служит исходной точкой для самоопределения Человека в онтологической системе Мироустройства.

Ключевые «семейные» категории книг писателя Дом -Домостроительство ~ Добро - Дитя - Дорога - Душа - Природа -Род -Старец - Бог образуют сакрально-смысловое единство, представляющее бытийную основу художественной реальности С.Т. Аксакова. Обращение к дальним контекстам прозы Аксакова убеждают в необходимости осмысления произведений писателя в качестве метатекста, в его пространственно-временном (горизонтальном) и религиозно-нравственном (вертикальном) содержании.

Прочтение прозы С.Т. Аксакова в «ширину» и «глубину», обнаружение в ней древнерусских и святоотеческих традиций писательства, исследование художественно-онтологического пространства книг художника является актуальным для современного литературоведения, так как эпистолярное, собственно мемуарное и художественное наследие писателя прямо указывает на это. Прочтение прозы С.Т. Аксакова с заявленной исследовательской позиции обозначает новые перспективы изучения тех процессов и явлений, которые происходили в русской литературе второй половины XIX века. Без глубокого научного понимания прозы С.Т. Аксакова невозможно понимание всех закономерностей литературного процесса середины XIX века.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Колодина, Надежда Алексеевна, 2003 год

1. Аксаков С.Т. Письмо Аксакову И.С. 6 августа. 1856 года. Абрамцево. // Наше 1аследие. 1991. № 5. С. 61.ксаков С.Т. Письмо Аксакову К.С. 1 июля 1838 года.// Литературное тследство. Т. 58. М., 1952. С. 562-564.

2. Исаков С.Т. Письмо И.С. Тургеневу. 1 января. 1853 года. // Русское )бозрение. 1894. № 8. С.6 7.

3. Ъголь Н.В. Письмо Аксакову С.Т. 6/18 августа 1842 года. // Гоголь Н.В. Поли, обр. соч.: В 14 т. Т. 12. С. 90-97.

4. Ъголь Н.В. Письмо Аксакову С.Т. 16 мая 1844 года. // Гоголь Н.В. Поли. собр. оч.: В 14 т. Т. 12. С.299-303.

5. Ъголь Н.В. Письмо Аксакову С.Т. 20 января 1847 года. // Гоголь Н.В. Поли, обр. соч.: В 14 т. Т. 13. С. 186-188.

6. Ъголь Н.В. Письмо Аксакову С.Т. Октябрь 1851 года. // Гоголь Н.В. Поли, обр. соч.: В 14 т. Т. 14. С. 257.

7. Ъголь Н.В. Письмо Виельгорской A.M. 30 марта 1849 года. // Гоголь Н.В. 1олн, собр. соч.: В 14 т. Т. 14. С. 108-112.

8. Ъголь Н.В. Письмо Жуковскому В.А. 10 сентября 1831 года. // Гоголь Н.В. 1олн. собр. соч.: В 14 т. Т. 10. С. 92-96.

9. Ъголь Н.В. Письмо Жуковскому В.А. 29 декабря (10 января) 1847 (1848) года. ' Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: В 14 т. Т. 14.С. 33-39.

10. Ъголь Н.В. Письмо Плетневу П.А. 24 августа 1847 года. // Гоголь Н.В. Полн. обр. соч.: В 14 т. Т.13.С. 369-371.

11. Ъголь Н.В. Размышление о Божественной литургии. // Гоголь Н.В. Духовная роза. М., 1992. С. 323-389.

12. Гоголь Н.В. Учебная книга словесности для русского юношества. // Гоголь I.B. Полн. собр. соч.: В 14 т. Т. 8. С. 468-488.

13. Jtuib В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1-4. М.: Рус. з., 1981.Т.З.

14. Холь В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1-4. М.: Рус. з„ 1981. Т.4.

15. Даниил, митрополит. Наказ 12. // Красноречие Древней Руси (XI XVII вв.) Сост., вступ. ст., подгот. др. - рус. текстов и комплимент. Т.В. Черторицкой. 4., 1987. С. 140- 148.

16. Хемидова О.П. Дали в Москве: Воспоминания. // Русская речь. 2001. №6. С. '8-95.

17. Державин Г.Р. Рассуждение о лирической поэзии. // Державин Г.Р. Избранная роза. М., 1984. С.273-344.

18. JueetiuK Веры Сергеевны Аксаковой. / Ред. И прим. Кн. Н.В. Голицына и П.Е. Цеглова. СПб., 1913. Домострой. М.,1990. 304 с.

19. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. // Достоевский Ф.М. Полцое собр. оч.: В 30 т. Л., 1976. Т. 14,15. Т.15.

20. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1876 год. // Достоевский Ф.М. Полное обр. соч.: В 30 т. Л., 1976. Т.24.

21. Китие Сергия Радонежского. // Библиотека литературы Древней Руси: В 7 т. :Пб., 2000. Т. 6. С.254-412. 1

22. Китие Алексея человека Божия. // Библиотека литературы Древней Руси: В ' т. СП б., 1999. Т.2. С. 244-253.

23. Загоскин М.Н. Юрий Милославский, или Русские в 1612 году. // Загоскин М.Н. Исторические романы. М., 1993. С.6-271.

24. Иван Сергеевич Аксаков в его письмах.: В 3 т. М., 1892. Т. I, III. 1

25. Терышко Финиста ясна сокола. //Русские народные сказки: Из сборника l.H. Афанасьева. М., 1982. С. 330 337.

26. Товесть временных лет. II Библиотека литературы Древней Руси: В 7 т. СП1997. Т. 1. С. 62-315. Тодольский Антоний. Слово о пьянстве. // Красноречие Древней Руси (XI

27. VII вв.) М., 1987. С. 296-301.

28. Тоучение Владимира Мономаха. II Библиотека литературы Древней ^уси: В 7 .СП б., 1997. Т. 1.С. 456-475.

29. Пушкин А.С. Борис Годунов. // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 978. Т. 5. С. 187-285.

30. Пушкин А.С. Капитанская дочка. // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. 4., 1978. Т.6. С.258-370.

31. Пушкин А.С. Повести Белкина. // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 978. Т.6. С.54-115.

32. Пушкин А.С. Роман в письмах. // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 978. Т.6. С.41-53.198

33. Слово о женах добрых и злых. // Красноречие Древней Руси (XI XVII вв.) 1, 1987. С.310-314.

34. Слово о хмеле. II Библиотека литературы Древней Руси: В 7 т. СП б., 2000. .7. С.488-491.I

35. Слово о чтении книг. //. Красноречие Древней Руси (XI XVII вв.) М., 987. С. 33-35.

36. Тургенев И.С. Несколько замечаний о русском хозяйстве и русском рестьянине. // Тургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 28 т. М.; Л., 1961. Т.1. С. 45972.

37. Тургенев И.С. Письмо Аксакову С.Т. 10 февраля. 1854 года.// Тургенев И.С. 1олн. собр. соч.: В 28 т. М.; Л., 1961. Т.2. С. 216-217.

38. Тургенев И.С. Письмо Аксакову С.Т. 22 января. 1856 года.// Тургенев И.С. 1оли. собр. соч.: В 28 т. М.; Л., 1961. Т.2. С.335-336.

39. Тургенев И.С. Письмо Аксакову С.Т. 25 мая. 1856 года.// Тургенев И1С. Полн. обр. соч.: В 28 т. М.; Л., 1961. Т.2. С.356-357.

40. Тургенев И.С. Письмо Аксакову С.Т. 27 декабря. 1856 года. Париж. // ургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 28 т. М.; Л., 1961. Т.З. С.67 69.

41. Филарет, игумен. Конспект по Закону Божию. // Слово. 1991. №5,8. Хомяков А.С. Светлое воскресение. / Публ. В.А. Кошелева. // Москва. 1991. >4. С.81-105.

42. Шишков А.С. Рассуждение о старом и новом слоге ролссийского языка. Пб., 1803. 455с.1.. Теоретическая и методологическая литература.

43. Аверинцев С.С. Византия и Русь: Два типа духовности.// Новый мир. 1988. з7. С.210-220.

44. Аверинцев С.С. Византия и Русь: Два типа духовности (продолжение). // овый мир. 1988. №9. С.

45. Анастасий, митрополит. Пушкин в его отношении к религии и эавославной церкви. //Москва. 1991. №6 С. 175-196.

46. Андреев И.М. Непобедимая и непостижимая сила креста. Христова. // осква. 1993. №9. С. 194-196.

47. Бахтин М.М. Письмо к Кожинову В.В. 1 апреля 1961 года. // Москва. 1992. »11-12. С.177.

48. Бахтин М.М. Слово в романе. // Бахтин М.М. Вопросы литературы и ггетики. Исследования разных лет. М., 1975. С. 72-233.

49. Верков П.И. Проблемы современной текстологии. // Вопросы литературы. 963. № 12. С. 78-95.

50. Бухаркин П.Е. Старчество и смена писательского типа в русской литературе. Вестник Санкт-Петербургского университета. 1993. Сер. 2. Вып.2 (№9). С. 3-78.

51. Бычков В.В. Русская средневековая эстетика XII-XVII веков. М., 1995.

52. Виноградов В.В. Поэтика русской литературы. М., 1976.

53. Воропаев В.А. Полтора века спустя. Гоголь в современномятературоведении. //Москва. 2002. № 8. С.219-225.

54. Гинзбург Л. О литературном герое. JL, 1979. 222 с. '

55. Ермилова Г.Г. Роман Ф.М. Достоевского «Идиот»: Поэтика, Контекст.:иссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук по7ециальности 10.01.01. русская литература. Иваново. 1999.

56. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. // Евангельскийзкст в русской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив,ожет, жанр: Сборник научных трудов. Петрозаводск. 1994. С. 32-60.

57. Есаулов И.А. Спектр адекватности в истолковании литературногороизведения. М., 1997. 102с.

58. Захаров В.Н. Русская литература и христианство. // Евангельский текст вусской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет,анр: Сборник научных трудов. Петрозаводск. 1994. С. 5-11.

59. Зеньковскин В.В. История русской философии. М., 1991.

60. Ильин И.А. Взгляд в даль. Книга размышлений и упований. // Ильин И.А.обр. соч.: В 10 т. М., 1996. Т.8. С.343-564.

61. Ильин И.А. Духовный смысл сказки. И Ильин И.А. Одинокий художник: татьи, речи, лекции. М., 1993. С. 229-241.

62. Ильин И.А. О сопротивлении злу силою. // Ильин И.А. Собр. соч.: В 10 т. М., 996. Т.5.С.31-220.

63. S. Ильин И.А. О тьме и просветлении. Книга художественной критики: Бунин. Ремизов. Шмелев. // Ильин И.А. Собр. соч.: В 10 т. М., 1996. Т.6. Кн.1. С. 183406.

64. Ильин И.А. Поющее сердце: Книга тихих созерцаний. // Ильин И.А. Собр. соч.: В 10 т. М„ 1994. Т.З. С. 227-380.

65. Ильин И.А. Путь духовного обновления. // Ильин И.А. Собр. соч.: В 10 т. М., 1993. Т.1. С.39-284.

66. Ильин И.А. Путь к очевидности. // Ильин И.А. Собр. соч.: В 10 т. М., 1994. Т.З. С.381 -560.

67. Ильин И.А. Россия в русской поэзии. // Ильин И.А. Одинокий художник: Статьи, речи, лекции. М., 1993. С. 163-216.

68. Ильин И. Трагедия русской философии. // Москва. 2001. №7. С. 200-221. 1. Ключевский В.О. Значение преп. Сергия Радонежского для русского народа и государства.// Ключевский В.О. Литературные портреты. М., 1991. С. 245257.

69. Ключевский В.О. Содействие церкви успехам русского гражданского права и порядка. // Москва. 1991. №6. С. 175-196. ,

70. Кожииов В.В. Закон сохранения художественности. // Литературная учеба. 1991. №6. С. 54-57.

71. Кожииов В.В. «И назовет меня всяк сущий в ней язык.» Заметки о своеобразии русской литературы. //Наш современник. 1981. №2. С.153-176. . Коленное В.В. История Руси и русского Слова. Современный взгляд. М., 1997. 528с.

72. Котельников В.А. Восточно-христианская аскетика на русской почве. // Христианство и русская литература. СП б., 1994. С. 89- 127. ). Котельников В.А. О христианских мотивах у русских поэтов.// Литература в школе. 1994. №1. С. 6-13.

73. Котельников В.А. О христианских мотивах у русских поэтов. (Продолжение) // Литература в школе. 1994. № 3. С. 3-10.

74. Котельников В.А. Оптина пустынь и русская литература. Часть!// Русская птература. 1989. №1. С. 61-86.

75. Котельников В.А. Оптина пустынь и русская литература. Часть 2. // Русская ттература. 1989. №3. С.3-31.

76. Котельников В.А. Оптина пустынь и русская литература. Часть 3. // Русская -1тература. 1989. №4. С.3-27.

77. Котельников В.А. Язык церкви и язык литературы.// Русская литература. ?95.№1. С.5-26.

78. Кошеле в В.А. Эстетические и литературные воззрения русских славянофилов 840-1850-е годы). Л., 1984. 195 с.

79. Кулешов В.И. Натуральная школа в русской литературе XIX века. М., 1982. 24 с.

80. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X-XVII веков: Эпохи и стили. Л., т. 256 с.

81. Лихачев Д.С. Строение литературы (К постановке вопроса). //Русская птература. 1986. N3. С.27-29.

82. Лихачев Д.С. Текстология: Краткий очерк. М., Л.: Наука, 1964. i

83. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. 180 с.

84. Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1990. 269с.

85. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.

86. Любомудров A.M. О православии и церковности в художественнойI-1тературе. // Русская литература. 2001. №1. С. 107-124.

87. Непомнящий B.C. Пушкин: Проблема целостности подхода и категория онтекста (методологические заметки).// Вестник Российского гуманитарногоIаучного фонда. 1999. №1. С. 91-104.

88. Флоренский П.А. Имена. // Флоренский П.А. Сочинения: В 4 т. М., 1999. Т.З. :н.2. С.169-358.

89. Флоренский П.А. Имя рода (История, родословие и наследственность). // >лоренский П.А. Сочинения: В 4 т. М., 1999. Т.З. Кн.2. С.8-66. Флоренский П.А. Письма семье об А.С. Пушкине и литературе. // Флоренский П.А. Сочинения: В 4 т. М., 1999. Т.4. 795с.

90. Черников А.П. Под знаком Оптиной (Творческая история романа .С. Шмелева «Пути небесные»). // Труды IV-x Всероссийских чтений освященных братьям Киреевским «Оптина пустынь и русская культура». :алуга, 2001. С.6-15. '

91. I. Научно-критическая литература.

92. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. М., Mipb, 1917. '

93. Аксаковские чтения: Материалы конференции 1983 года. Абрамцево, 1988. 14 с.

94. Аксаковы: Их жизнь и литературная деятельность: Биографический очерк ;.Д. Смирнова. Спб., 1895. 87с.

95. Альтов В. И разрушили дом. // Наше наследие. 1991. № 5. С.62.

96. Анненков П.В. «Семейная хроника и воспоминания» С.Т. Аксакова. // Современник. 1856. Т. 56. № 3. С. 1 -24.

97. Анненкова Е.В. В поисках духовной гармонии Очерк о С.Т. Аксакове // Русь. 1996. №2. С. 67-72. '

98. Анненкова Е.И. Русское смирение и западная цивилизация. ( Спор славянофилов и западников в контексте 40-50-х годов XIX века.). // Русская литература. 1995. № 1. С. 123 136. '

99. Анненкова Е.И. Семья Аксаковых в истории русской культуры. // Материалы и исследования Аксаковских чтений: материалы научных конференций 1985 и 1987 годов. М., 1989. Вып. 2. С.3-6.

100. Анненкова Е.И. «Славяно-христианские» идеалы на фоне западной цивилизации. Русские споры 1840 1850 - х годов. // Христианство и русская литература. Сборник 2. СП б., 1996. С. 123 - 145.

101. Аннинский Я. На путях русского самосознания. // Дружба народов. 1996. №1.. С. 220-223.

102. Архангельский А. Огнь бо есть: Словесность и церковность: Литературный сопромат.// Новый мир. 1994. №2. С. 230-242.

103. Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу 1846 года. // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1982. Т.8. С. 182-221.

104. Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу 1847 года. // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М„ 1982. Т.8. С.337-412.

105. К Белинский В.Г. Идея искусства. // Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М., 1978. Т.З. С.278-293.

106. Богданова О.А. Имена собственные в повести Н.В. Гоголя «Шинель». // Русская словесность. 1994. №3. С. 15-24. 1

107. Борее Ю. Эстетика.: Изд. 2-е. М., 1975. 399с.

108. К Буслаев Ф.И. Идеальные женские характеры Древней Руси.// Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СП б., 1861. ). Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей иIученых. М., 1886.

109. Вошноловская Э.Л. С.Т. Аксаков в кругу писателей классиков: Документальные очерки. Л., 1982. 220 с.

110. Воропаев В.А. Гоголь и монашество.// Лепта. 1993. №2. С. 123-143.

111. Воротников Ю.Л. Круг чтения наших предков: «Физиолог». // Русская речь. 2001. №3. С. 59-65.

112. Гиляров-Платонов Н.Г. «Семейная хроника и Воспоминания» С.Аксакова.// Русская беседа. 1856. Кн.1. Отд. III. С. 44-56.

113. Горичева Т.М. О кенозисе русской культуры.// Христианство и русская литература. СП б., 1994. С. 50-88.

114. Григорьев А.А. Критический взгляд на основы, значение и приемы современной критики искусства. // Григорьев А.А. Литературная критика. М., 1967. С. 112-156. 1

115. Гудков Г.Ф., Гудкова З.И. Незаконченная повесть С.Т. Аксакова «Наташа»: Историко-краеведческий комментарий. Уфа, 1988. 232 с.

116. Гудков Г.Ф., Гудкова З.И. С.Т. Аксаков. Семья и окружение. Краеведческие очерки. Уфа, 1991. 384 с.I

117. Деркин А. Пастораль в прозе: Аксаков и Немцова.// Резюме докладов и письменных сообщений: IX Международный съезд славистов. М., 1983. С. 327328.

118. У Дмитриев Ф. «Семейная хроника и воспоминания С.Т. Аксакова».// Русский вестник. 1856. Т.2 (№5). С. 461- 481. »

119. Дмитриев Ю.Н. Теория искусства и взгляды на искусство в письменности древней Руси.// ТОДРЛ. Т. IX. М., Л., 1953. С. 97-116.

120. Добролюбов И.А. Деревенская жизнь помещика в старые годы. // Добролюбов Н.А. Собр. соч.: В 9т. М.; Л. 1962. Т.2. С.290-326.t

121. Добролюбов Н.А. Заволжские очерки. Н Добролюбов Н.А. Собр. соч.: В 9т. М.; Л., 1962. Т.2. С. 148-158.

122. КДудышкин С. «Семейная хроника и воспоминания» С. Аксакова.// Отечественные записки. 1856. Т. 105. №4. Отд.Ш.С. 69-90.I

123. История русской литературы XIX е. / Под ред. Д.Н. Овсяннико-Куликовского: В 5т. М., 1910 Т.З. С. 296-297. . История русской литературы М. Скабичевского. М., 1908.

124. Каллаш. Очерки по истории новейшей русской литературы XIX в. М., 1910.t

125. Каминский В. Идеалы семьи С.Т. Аксакова и его заслуга для русской школы.// Русский филологический вестник. 1910. №1. Отд.П. С. 1-14. L Калугин В.И. Герои русского эпоса: Очерки о русском фольклоре. М., 1983. 351с.

126. Киреевский И.В. «Лука да Марья». // Киреевский И.В. Критика иi эстетика /Сост., вступ. ст. и примеч. Ю. В. Манна. М., 1979. С. 225-231. 5. Киреевский И.В. Обозрение русской словесности за 1829г. // Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 55-79.

127. Кожинов В.В. «Семейная хроника» Аксакова. //Литература в школе. 1995. №1. С. 19-25.

128. Королева И.А. Из истории термина фамилия. // Русская речь. 2001. №5. С. 89-93.

129. Кошелев В.А. Век семьи Аксаковых.// Север. 1996. №1. С.61-122. ). Кошелев В.А. Время Аксаковых. // Литература в школе. 1993. №4. Q. 9-16. . Кошелев В.А. Отесенька. // Наше наследие. 1991. №5. С. 47-53.

130. Кошелев В.А. Поэт и «прозатор» А.С. Хомяков.// Литература в школе. 1997. №1. С.20-33.

131. Лебедев Ю.В. В середине века: Историко-литературные очерки. М., 1988. 84с.

132. Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве»: Историко-литературный очерк: Изд. -е, испр. и доп., М., 1982. '

133. Лихачева В.Д. Своеобразие композиции древнерусских икон.// Лихачева .Д., Лихачев Д.С. Художественное наследие Древней Руси и современность. ., 1971. С. 22-33.

134. Лосская-Симон М.В. Несколько замечаний по поводу религиозного ризвания русской литературы.// Русская литература. 1995. №1. С. 27-34.

135. Майков Л.И. Н.В. Гоголь и С.Т. Аксаков: (К истории литературных лияний). // Русское обозрение. 1891. №5. С. 438-455.

136. Маймип Е.А. Русская философская поэзия. Поэты-люёомудры, v.C. Пушкин, Ф.И. Тютчев. М., 1976.

137. Макагонепко Г.П. «Капитанская дочка» А.С. Пушкина.// Макагоненко Г.П. збранные работы: О Пушкине, предшественниках и наследниках. J1., 1987. С. 40- 540.

138. Маранцман В.ГСотворение сказки. // Русская речь. 2001. №3. С. 91-103. Мартьянова С.А. Персонажи русской классики и христианская нтропология.// Русская литература XIX века и христианство: Сборник статей. 1., 1997. С. 25-31.

139. Машннскнй С.И. С.Т. Аксаков. // Аксаков С.Т. Собр. соч.: В 5т. М.' 1966. Т. С. 3-54.

140. Машипский С.И. С.Т. Аксаков. Жизнь и творчество.: Изд. 2-е, доп. М., 1973. Мечковская Н.В. Язык и религия. М., 1998.

141. Миллер О.С. С.Т. Аксаков.// Русские писатели после Гоголя. Пб.; М., 1910. .3. С. 1-60.

142. Милюков П. С.Т. Аксаков.// Из истории русской интеллигенции. СП б., 1907. Мочульский К. Духовный путь Гоголя. Париж, 1934. Муратова О. Абрамцево.//Литературное Подмосковье. М., 1950. С.61-78. Нагибин Ю. Аксаков. // Смена. 1987. ;6. С. 9-11. '

143. Непомнящий В. Лирика Пушкина. Статья четвертая. // Литература в школе. 991. №5. С.2-14.

144. Павлова Н. Образ детства образ времени. М., 1990. Панаев И.И. Литературные воспоминания. М., 1987.

145. Пигарев К. Наследие С.Т. Аксакова и русская литература. // Вопросы итературы. 1962. №10. С. 210-214.

146. Полевой П.Н. История русской словесности: С древнейших времен до нашихней: В Зт. СП б., 1900. Т.З. С. 407-410.

147. Поленова Н.В. Абрамцево. Воспоминания. М., 1922.

148. Пономарев И. С.Т. Аксаков, его личность и творчество. Казань. 190^. 26с.

149. Пришвин М.М. Глаза земли. // Пришвин М.М. Собр. соч.: В 8 т. М., 1984.7. С.86-458.

150. Прянишников Н.Е. Писатели классики в Оренбургском крае. Челябинск, 977.

151. Пушкарева Н.А. «Беспечальна мати меня породила». // Материнство. 1996. °2. С.62-65.

152. Пушкарева Н.А. «Жена сотворена . детородства ради». // Материнство. 996. №1. С.84-87.

153. Пушкарева Н.А. Женщины Древней Руси. М., 1989. Пырков В. «Слово, влажное от слез».//Волга. 1991. №9. С. 187-191. Распутин В.Г. Что в слове, что за словом? // Литература в школе. 1987. №3. . 10-13.

154. Романов Б. Духовные стихотворения Державина. // Лепта. 1993. №4. С. 17887.

155. Ронкин В. Город сад.// Звезда. 1994. №11. С. 190-200.

156. Руди Т.Р. Праведные жены Древней Руси (К вопросу о типологии вятости).// Русская литература. 2001. №3. С. 84-92.

157. Рябов О.В. Русская философия женственности (XI-XX вв.) Иваново, 1999. 59с.

158. Самарин Ю.Ф. С.Т. Аксаков и его литературные произведения.// Самарин Э.Ф. Сочинения. М„ 1900. Т.1. С. 256-260.

159. Сиповский В.В. История русской словесности. Ч. I—III. Вып. II.: Изд. 5-е. 1етроград, 1914.

160. Солоухин В.А. Волшебная палочка Аксакова. // Солоухин В.А. Слово живое мертвое. М., 1976. С. 58-63.

161. Сохряков Ю.И. Природа и человек в русской прозе XIX века.// Литература в жоле. 1992. №5-6. С. 41-47.

162. Сретенский Н. Религиозно-философский элемент в поэзии Державина.// >естник образования и воспитания. Казань. 1916. Май-июнь. С.366. Стенник Ю.В. О национальных истоках славянофильства.// Москва. 1990. «И.С. 189-198.

163. Тамаев П.М. Статьи В.И. Даля в контексте раздумий о народной повесности. // Вестник Ивановского государственного университета. 2001. ып.Л. Серия «Филология». С.53-60.

164. Топоров В.Н. Святые и святость в русской духовной культуре: в' 2 т. М., 995. Т.1. Первый век христианства на Руси. 875с.

165. Угринович Д.М. Искусство и религия. М., 1983. 288 с.

166. Фатеев С.П. Об эволюции миросозерцания С.Т. Аксакова (Письмо С.Т. ссакова к сыну Ивану Сергеевичу). // Русская литература. 1985. №1. С. 187 -9.

167. Рридлендер Г.М. Путь Достоевского от «Бедных людей» к романам 60-х дов.// История русского романа: В 2 т. М.; JL, 1962. Т.1. С. 416-430. Хомяков А.С. О возможности русской художественной школы. // Полн. собр. ч. А.С. Хомякова. М., 1861. Т.1. С. 73-100.

168. Хомяков А.С. О старом и новом.// Полн. собр. соч. А.С. Хомякова. М., 1861. 1. С. 359-374.

169. Хомяков А.С. Письмо к И.С. Аксакову о значении страдания и молитвы// злн. собр. соч. А.С. Хомякова. М., 1861. Т.2. С. 284-291.

170. Хомяков А.С. Опера Глинки «Жизнь за царя».// Полн. собр. соч. А.С. эмякова. М., 1861. Т.1. С.413-418.

171. Хомяков А.С. Предисловие к русским народным песням. // Полн. собр. соч. С. Хомякова. М., 1861. Т.1. С. 480-489.

172. Хомяков А.С. Разговор в Подмосковной. // Полн. собр. соч. А.С. Хомякова.1861. Т.1. С. 519-547. Хомяков А.С. Сергей Тимофеевич Аксаков. // Полн. собр. соч. А.С. эмякова. М., 1861. Т.1. С. 664-670.

173. Хомяков Д.С. Православие, самодержавие, народность. // Север. 1994. №12. 113-134.

174. Цимбаев Н. Славянофилы и западники.// Страницы минувшего: Сборник: черки. / Сост. Л.М. Анисов. М.,1991. С.323-373.

175. Иванов М. Быль о великом семьянине. // Москва. 1991. №9. С. 178-193. Иванов М. «Внучке моей Ольге Григорьевне». // Сов. женщина. 1991. №12. 6-8.

176. Иванов М. «Выше этой похвалы мы никакой не знаем.» //Аксаков С.Т. тиски ружейного охотника Оренбургской губернии. Уфа, 1984. С. 5-8. Иванов М. «Если не будете как дети.» М., 1990. 431 с.

177. Шкурская Е.Ю. С.Т. Аксаков в Абрамцеве.// Литература в школе. 1993. №4. . 73-75.

178. Шугаев В.М. Чувствительное сердце. // Советская педагогика. 1987. №4. С. 1-95. '

179. Щукин В.Г. Дом и кров в славянофильской концепции: Культурологические 1метки. //Вопросы философии. 1996. №1. С. 135-146.

180. История русской литературы XIX века: Библиографический указатель./ од ред. К.Д. Муратова. М.; Л., 1962.

181. Краткая литературная энциклопедия:-. В 9 т. М., 1967. Т.4. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых С.4-енгерова. М., 1886.

182. Литературный энциклопедический словарь. / Под. общ. ред. В.М. ожевникова, П.А. Николаева. М., 1987.

183. Шапарова НС. Краткая энциклопедия славянской мифологии. М., 001. 624с.т^гглч ъ