Проза Леопольда фон Захера-Мазоха в литературном контексте эпохи реализма тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.03, доктор филологических наук Полубояринова, Лариса Николаевна
- Специальность ВАК РФ10.01.03
- Количество страниц 759
Оглавление диссертации доктор филологических наук Полубояринова, Лариса Николаевна
ВВЕДЕНИЕ
Глава I. НАЧАЛО ЛИТЕРАТУРНОЙ КАРЬЕРЫ
§ 1. Захер-Мазох в системе литературного поля
§ 2. К особенностям немецкоязычного реализма
§ 3. Литература Австрии в 1860-1870-е гг.
§ 4. Первые шаги в литературе и журналистике
§ 5. «Так молодой писатель стал героем дня»
§ 6. Захер-Мазох и Фердинанд Кюрнбергер
§ 7. Захер-Мазох и славянство
§ 8 .«Австрийский Тургенев» и проблема медиальности
§ 9. Дарвинизм и шопенгауэрианство
§ 10. «Реализм» Захера-Мазоха
Глава II. «НАСЛЕДИЕ КАИНА»
§ 1. Замысел и структура цикла
§ 2. «Наследие Каина» и «Человеческая комедия»
§ 3. «Странник» и внутренняя структура цикла
§ 4. К семантике заглавия
§ 5. Воплощенные разделы цикла
§ 6. Первая часть цикла: «Любовь»
§ 7. «Коломейский Дон Жуан»
§ 8. «Отставной солдат»
§ 9. Теоретическая интерлюдия: Проблема женской идентичности и конструкция женственности.
Женское письмо
§ 10. «Лунная ночь»
§11. «Любовь Платона»
§ 12. «Марцелла, или Сказка о счастье»
Глава III. «ВЕНЕРА В МЕХАХ»: РЕАЛИЗМ И МАЗОХИЗМ
§ 1. Сюжет «Венеры в мехах» в свете реализма и мазохизма
§ 2. Реальные воплощения фантазма
§ 3. Рихард фон Крафт-Эбинг: рождение термина
§ 4. Мазохизм в учении З.Фрейда
§ 5. К проблеме «русского мазохизма»
§ 6. Три признака мазохизма по Т.Рейку
§ 7. Ж.Делёз: «Представление Захера-Мазоха»
§ 8. Образ глаз и феномен взгляда в новелле
§ 9. «Венера» в историко-культурной перспективе
§ 10. «Венера в мехах» и реализм
§11. «Венера» и fin de siècle
§12. Кафка и мазохизм
Глава IV. ЗАХЕР-МАЗОХ И ТУРГЕНЕВ
§ 1. «Непослушное дитя» Тургенева
§ 2. «Ничуть не повредит, если для начала вы будете просто подражать» (генетические аспекты связи)
§ 3. Тургенев: страх двойничества
§ 4. Тургенев и мазохистский комплекс
§ 5. Танатография тургеневского Эроса
§ 6. Типологическое схождение: «Петушков»,
Вешние воды»
§ 7. Генетико-типологическая связь: «Переписка»
§ 8. «Холодная и жестокая»: к имагологии домины
§ 9. Тургеневский герой-рассказчик в свете мазохистского фантазма («лишний человек» как «третий лишний» и «во чужом пиру похмелье»)
§ 10. Пункт схождения: Шопенгауэр
§ 11. К феномену охоты
§12. «Белый снежный мех» равнины: тургеневский морской синдром» и степной дискурс Мазоха
Глава V. РЕКОНСТРУКЦИЯ - ПРОЕКЦИЯ - ПРОЗРЕНИЕ: ОБРАЗ РОССИИ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ ЗАХЕРА-МАЗОХА («Женщина-султан», «Русские придворные истории»)
Глава VI. НОВЕЛЛА «ЖАЖДА МЕРТВЫХ НЕУТОЛИМА» В АСПЕКТЕ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТИ
Глава VII. РОМАН «БОГОРОДИЦА»:
ОТ «СИМВОЛИЧЕСКОГО» К «ВООБРАЖАЕМОМУ»
§ 1. Неформальный итог «каиновского» цикла
§ 2.Историко-религиозный подтекст романа: хлыстовство
§ 3. От Евлампии к Мардоне: тургеневский претекст романа
§ 4. От Мардоны к Матрене: «Богородица» и «Серебряный голубь»
Рекомендованный список диссертаций по специальности «Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)», 10.01.03 шифр ВАК
Жанровые доминанты немецкой драматургии 30-70 гг. XIX века в философско-эстетическом контексте эпохи2019 год, доктор наук Меньщикова Мария Константиновна
Поэтика "городских" романов Хаймито фон Додерера 1950-х гг.2012 год, кандидат наук Балаганина, Анна Валерьевна
Художественный мир Пауля Хейзе: на материале новеллистики2013 год, кандидат наук Ващенко, Ирина Вениаминовна
Поэтологические особенности романов Г. Майринка2014 год, кандидат наук Теличко, Анна Владиславовна
Художественная проза бидермейера в Австрии: жанры и поэтика2014 год, кандидат наук Лошакова, Галина Александровна
Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Проза Леопольда фон Захера-Мазоха в литературном контексте эпохи реализма»
С тех пор как в отечественном литературоведческом контексте впервые была обозначена проблема изучения австрийской художественной словесности 1 - как специфического феномена, отличного от других немецкоязычных литератур - прошло более трех десятилетий. Динамичное освоение нового для российской науки о литературе культурно-художественного ландшафта шло от XX в.2 назад к fin de siècle3 и веку XIX 4 . В результате на сегодняшний день сложилась, в качестве своеобразной системы научной оптики, достаточно последовательная и связная историко-типологическая система культурных «пластов» австрийской литературы: от бидермайера (1815-1848 гг. - собственно времени интенсивного складывания австрийской национальной художественной словесности) через (весьма скромный, если судить в
1 См.: Затонский Д.В. Существует ли австрийская литература? // Современная литература за рубежом. Вып.4. / Отв. ред. А.Топер. М., 1975. С. 154-173; см. также: Михайлов A.B. Искусство и истина поэтического в австрийской культуре середины XIX в. // Советское искусствознание. 1976. № 1. С. 134-174; Русакова A.B. Австрийская литература: К проблеме изучения // История и современность в зарубежных литературах. Л., 1979. С. 146-151.
2 См., например, монографии 1980-1990-х гг.: Затонский Д.В. Австрийская литература в XX столетии. М., 1985; Белобратов A.B. Р.Музиль: метод и роман. Л., 1990; Хрусталева Н.В Трилогия «Лунатики» в творчестве Германа Броха. Л., 1990; Зусман В.Г. Художественный мир Франца Кафки: малая проза. Нижний Новгород, 1996.
3 См.: Васильев Г.В. Австрийская литература рубежа XIX-XX веков. Группа «Молодая Вена». Нижний Новгород, 2003; Жеребин А.И. Вертикальная линия: Философская проза Австрии в русской перспективе. СПб., 2004. Впрочем, начало изучению австрийской литературы рубежа веков в отечественном литературоведении было положено уже в 1980-е гг., см.: Березина А.Г. Поэзия и проза молодого Рильке. Л., 1985.
4 См.: Полубояринова Л.Н. Поэтика австрийской прозы XIX века. Кемерово, 1996; Беловодский С.А. Франц Грильпарцер. Ранний период творчества (Психотип и проблемы творческой самореализации). Воронеж, 2003. европейском масштабе) австрийский реализм, «молодую Вену» и Пражский круг писателей (с выделением Райнера Марии Рильке и Франца Кафки в качестве отдельных и самостоятельных величин) - к знаменательным литературным «вехам»5 ХХ-го столетия. При этом традиционно важное место в контексте изучения австрийской литературы в России занимали ее многоразличные связи с русской литературной традицией6.
Художественное наследие автора, о котором пойдет речь в настоящей работе, в серьезной мере определяется его австрийским происхождением и связью с русской литературой. Тем не менее, оно до сих пор не обрело адекватной историко-литературной «ниши» ни в западных, ни в отечественных исследованиях. Состоявшись как писатель во второй половине XIX в., Леопольд фон Захер-Мазох (Leopold von Sacher-Masoch, 1836-1895) «востребован» был почти исключительно культурой последующего, ХХ-го столетия, в связи с чем его произведения с трудом поддаются историко-литературной типологизации и контекстуализации. «Невписываемость» (или же - не полная вписываемость) в национально-культурный (Австрия) и историко-культурный («реализм») контексты затрудняет, однако не отменяет возможности разговора о Мазохе именно в таком - историческом - ракурсе. Тем более что разговор этот давно назрел.
5 Наиболее приметные из таких «вех»: Канетти - Хорват - Музиль -Бернхард - Целан, - означены в монографии Н.С.Павловой, в известном смысле подводящей итог трем десятилетиям изучения австрийской литературы в России. См.: Павлова Н.С.Природа реальности в австрийской литературе. М., 2005.
6 См.: Рысаков Д.П. Ф. Кафка и Ф.М.Достоевский: Феноменальная рецепция русского реалистического романа («Процесс» - «Преступление и наказание»). М., 2002; Лысенкова Е.Л. Проза Р. М. Рильке в русских переводах. М., 2004; Жеребин А.И. Вертикальная линия. См. также посвященные австрийско-русским связям обширные фрагменты монографий: Березина А.Г. Поэзия и проза молодого Рильке; Федяева Т.А. Диалог и сатира (на материале русской и австрийской литературы первой половины XX века). СПб., 2004.
Участь Мазоха несправедлива вдвойне. Не потому, что его имя служит обозначением мазохизма, совсем напротив. В первую очередь, потому, что его труд предан забвению, тогда как имя его вошло в оборот. Появляются, конечно же, и книги о садизме, не выказывающие ни малейшего знакомства с трудом Сада. Но такое случается все реже; Сад познается все глубже, и клиническое исследование садизма извлекает для себя несомненную пользу из литературного исследования Сада, и наоборот. Что же касается Мазоха, то незнание его труда даже в лучших книгах о мазохизме по-прежнему бросается в глаза»7.
В приведенном фрагменте авторского предисловия к монографии Жиля Делёза «Представление Захера-Мазоха»8 выдающийся французский философ рассуждает о недостатках мазоховедения. В качестве главной апории последнего для автора книги выступает серьезное расхождение между глубинно-психологическими концепциями мазохизма как феномена человеческой психики, с одной стороны, и литературоведческим подходом к творческому наследию Леопольда фон Захера-Мазоха, австрийского писателя второй половины XIX в., с другой. Убедительно доказывая в ходе своего исследования невозможность культурологического изучения мазохизма без опоры на тексты Захера-Мазоха и соответственно без историко-литературной перспективы, Делёз в итоге заключает: «Вот почему чтение Мазоха необходимо. Несправедливо не читать Мазоха . .»9.
Вот почему представление о мазохизме необходимо. Несправедливо не иметь представления о мазохизме», - позволим мы себе перефразировать слова французского исследователя, обратив их теперь уже к историкам
7 Делёз Ж. Представление Захер-Мазоха // Захер-Мазох Л.фон. Венера в мехах. Делёз Ж. Представление Захер-Мазоха. Фрейд 3. Работы о мазохизме. М., 1992. С. 13.
8 См.: Deleuze G. Présentation de Sacher-Masoch: Le froid et le cruel. Paris, 1967.
9 Делёз Ж. Представление Захер-Мазоха. С.312. литературы, которые в течение многих десятилетий практикуют «мазоховедение без мазохизма». Традиция отделять в наследии Захера-Мазоха «здоровое», «реалистическое» начало от тех элементов содержания и формы его произведений, которые возводятся к «пагубной страсти» автора (т.е. мазохизму), берет начало еще в XIX в. Авторитетнейший немецкий литературный критик и историк литературы Рудольф фон Готшаль, лично знавший Захера-Мазоха и в целом неплохо к нему относившийся, одним из первых заявил о «Венере в мехах» (1870) как об этапном произведении, отделившем Мазоха-реалиста (соответственно, достойного внимания и изучения) от Мазоха-мазохиста, достойного порицания и разве что сожаления. 10 Указанное мнение Готшаля -практически в неизменном виде - перекочевало во все литературные истории XX столетия, до сих пор определяя «официальное» (т.е. закрепленное «авторитетными» справочными и обзорными трудами, посвященными реалистической эпохе, а также практикой университетского преподавания) представление о Захере-Мазохе - писателе.11
Ключевая задача настоящего исследования - давно назревшее соединение двух намеченных парадигм подхода к Захеру-Мазоху как «персонажу» европейской культурной истории: «горизонтальной» (синхронической - с точки зрения породившей его литературной эпохи, эпохи реализма) и «вертикальной» (диахронической, в аспекте того древнего и яркого феномена психической и телесной жизни человека, который с конца XIX в. обозначается как «мазохизм»). *
10 См.: Gottschall R. von. Sacher-Masoch als Novellist // Beilage zur «Allgemeinen Zeitung». Stuttgart und Augsburg. 13. Dezember 1878. Nr.347. S.5125-5126.
11 См., например: Latzke R. Leopold von Sacher-Masoch und Karl Emil Franzos // Deutsch-Österreichische Literaturgeschichte / Hg. von E. Castle. In 4 Bd. Bd.3. Wien und Leipzig, 1930. S.955-973; Literaturgeschichte Österreichs / Hg. von H.Zeman. Graz, 1996. S.405-406.
Соотнесенность Захера-Мазоха, центральный этап творчества которого пришелся на 1860-1880-е гг., с феноменом «реализма» представляется несомненной, хотя и неоднозначной. Сложность проблемы связана во многом со спецификой самого понятия «реализм», теоретическое наполнение которого в течение XX столетия в серьезной, если не сказать в радикальной степени меняется.
Так, в 1921 г. Роман Якобсон, критикуя широко распространенное произвольное обращение с термином «реализм»12, выделяет пять его значений, рассматривая их соответственно под буквами А, В, С, Б и Е. Согласно Якобсону, под реализмом понимается, во-первых, определенная рефлективная творческая установка («стремление, тенденция»), результатом которой становится «произведение, задуманное данным автором как правдоподобное (значение А)» 13 . Во-вторых, отмечает исследователь, соответствующим реалистической заповеди считается «такое произведение, которое я, имеющий о нем суждение, воспринимаю как правдоподобное (значение В)»14. Здесь, как видим, тот же нормативный
12 Якобсон говорит об обыкновении «теоретиков и историков искусства (в особенности литературы)» обращаться с понятием «реализм» «как с мешком, беспредельно растяжимым, куда можно упрятать все, что угодно». (Якобсон P.O. О художественном реализме // Якобсон P.O. Работы по поэтике. М., 1987. С.392-393.) Впрочем, о теоретико-литературной проблемности реализма с той же степенью правомерности ученые высказываются и 60 лет спустя. Ср. рассуждения Р.Дёринг и И.Смирнова о «парадоксальной исследовательской ситуации», заключающейся, по их мнению, в том, что «реализм описан более тщательно, чем многие другие литературные эпохи, школы и направления, но в отличие от них остается не объясненным» (Дёринг Р., Смирнов И. Реализм: Диахронический подход // Russian Literature. 1980. Vol.8. C.l.)
13 Якобсон P.O. О художественном реализме. С. 387.
14 Там же. Ср. критику подобного понимания реализма, когда он сводится к эффекту узнавания («всё, как у нас») Б.Брехтом, склонным толковать «реалистическое» искусство скорее в аспекте его «реальной действенности», способности придавать реципиенту некие этические импульсы. См.: Brecht В. Über Realismus. Frankfurt а.М., 1971. S.29. момент «правдоподобия» переносится с уровня продуцента на уровень реципиента, тогда как сам критерий «реалистичности» остается столь же субъективным, что и в первом случае. В-третьих, реализмом называют «сумму характерных признаков определенного художественного направления XIX столетия» 15 (значение С)16. В-четвертых, на уровне стилевых средств («приема»), реализм характеризуется обращением преимущественно к метонимии и синекдохе в противовес нереалистическим стилям, предпочитающим метафору (значение D) 17. Наконец, в-пятых, заключает Якобсон, реализм предполагает последовательную установку на выявление каузальных связей: «требование последовательной мотивировки, реализации поэтических приемов» (значение Е)19.
За многие десятилетия, прошедшие с момента опубликования статьи Якобсона, теоретико-литературная мысль, как известно, научилась более осторожно и дифференцированно обходиться с термином «реализм», одновременно приходя к выводу об ограниченности его научной
15 Якобсон Р.О. О художественном реализме. С.388.
16 Ср. уточненную формулировку этого же значения термина у современного немецкого исследователя: по определению Х.Ауста, реализмом называют явление, «относящееся в культурно-историческом плане к эпохе нового времени, принадлежащее - в аспекте социально-историческом - буржуазной эпохе и показательное для XIX в., явление, типичными представителями которого выступают Диккенс, Бальзак, Толстой и Фонтане». (Aust Н. Literatur des Realismus. 3.Aufl. Stuttgart; Weimar, 2000. S.2.)
17 Якобсон P.O. О художественном реализме. C.391.
18 Т.е. именно «реалистических» стилистических приемов: метонимического плана, предполагающих не перенос значения, как в метафоре (парадигматический способ семантизации: по сходству), но «синтагматическую» семантизацию «по смежности», предусматривающую связь предметов друг с другом в пределах одного контекста.
19 Там же. С.392. Здесь необходимо упомянуть о том, что в противовес Р.Якобсону Р.Дёринг и И.Смирнов считают именно метафору, а не метонимию «базисным тропом реалистического мышления» (Дёринг Р., Смирнов И. Реализм: Диахронический подход. С. 18). валентности. В частности, серьезной переоценке подвергается постулат «правдоподобия» (значения А и В, по Якобсону), стабильно обеспечивавший «реалистическому методу» особое место в позитивистски ориентированных эстетических системах. Важное значение для дискуссии о реализме имел вышедший в 1982 г. в Париже сборник теоретических работ «Литература и реальность», во Введении к которому Ц.Тодоров подчеркивает отличие современного понимания реализма от прежних, восходящих к XVIII-XIX вв., концепций такового. Так, по Тодорову, если прежде реализм ассоциировался с «идеалом верной репрезентации реальности и правдивого дискурса, каковой не был дискурсом, похожим на прочие, но был неким образчиком совершенства, к которому стремится любой дискурс», то теперь «реализм - лишь стиль среди прочих стилей, правила которого возможно описать, некоторые характеристики которого,
9П однако, специфичны» . Реалистическое правдоподобие (принцип референциальности 21 : ср. древнюю теорию мимесиса, марксистскую теорию отражения литературой действительности) понимается теперь как конструируемое при помощи специальных языковых средств и потому подчас «вымученное» (Ф.Амон) «впечатление» правдоподобия (Тодоров) , «иллюзия реальности» (Барт), «не мимесис, а семиозис», «иллюзия референциальности» (Риффатер).
Семантические механизмы порождения обозначенной «референциальной иллюзии», лежащей в основе реалистической эстетики,
20 Todorov Tz. Présentation // Barthes R., Bersani L., Hamon Ph., Riffaterre M., Watt I. Littérature et réalité. Paris, 1982. P. 7.
21 Под референциальностью здесь и далее понимается соотнесенность высказывания с объектами внеречевой действительности (референтами).
22 Впрочем, стоит отметить, что на субъективность и соответственно известную произвольность момента реалистического «правдоподобия» обращает внимание уже Якобсон. Ср.: «Вопрос о реализме либо ирреализме тех или иных художественных творений сводится негласно к вопросу о моем к ним отношении. Значение А подменяется значением В». (Якобсон P.O. О художественном реализме. С.387-388). были в свое время подробно рассмотрены Р.Бартом в работах «Иллюзия реальности» (1968) и «S/Z» (1970). «Эффект реальности», выступающий краеугольным камнем реалистической эстетики, заключается, по Барту, в подстановке на место денотативного означаемого (реальности) -коннотативного означаемого (обладающей признаком когерентности, т.е. последовательности и связности, - копии, симулякра этой реальности): «. реализм (весьма неудачное и, уж во всяком случае, неудачно трактуемое выражение) заключается вовсе не в копировании реального как такового, но в копировании его [живописной] копии» 23 . «Истина этой [т.е. референциальной. - Л.П.] иллюзии в том, что "реальность", будучи изгнана из реалистического высказывания как денотативное означаемое, входит в него уже как означаемое коннотативное; стоит только признать, что известного рода детали непосредственно отсылают к реальности, как они тут же начинают неявным образом означать ее. мы - реальность; они означают "реальность" как общую категорию, а не особенные ее проявления. Иными словами, само отсутствие означаемого, поглощенного референтом, становится означающим понятия «реализм»: возникает эффект реальности .» 24.
23 Барт Р. S/Z. М., 1994. С.68.
24 Барт Р. Эффект реальности // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 400. Выделено автором. Насколько сложным и внутренне противоречивым могло быть конструирование наличными художественными средствами «эффекта реальности», демонстрирует стилистический анализ романов Теодора Фонтане - «парадигматического» автора немецкоязычного реализма - в вызвавшей в свое время оживленную полемику работе К.Гутке. Гутке, вполне в духе Р.Барта, видит ключевую особенность «искусства слова» у Фонтане «в его, искусства, стремлении суггерировать впечатление "естественности"»; стиль Фонтане оказывается в данной перспективе сложным, подобным «танцу на канате» балансированием «между жесткой "действительностью" и не менее жесткой "искусственностью", при котором он [т.е. автор. - Л.П.] время от времени - что может быть естественнее? - теряет равновесие». (Guthke K.S.
Занявшись той же проблемой семантического репродуцирования «эффекта реальности» в реализме, немецкий семиотик Х.В.Гепперт на основе многочисленных примеров из немецкоязычной (Т. Фонтане, Г.Келлер, В.Раабе), английской (Ч.Диккенс, Д.Элиот), французской (Г.Флобер) и русской (Л.Толстой) прозы демонстрирует процесс «означивания» у реалистов как (характерную именно для периодов кризисного отношения к действительности) установку на воспроизводство (или употребление) в литературе таких знаков, о которых когда-либо все люди смогут сказать, что эти знаки лучше всего обозначают «всю» реальность, и потому они «правдивы»25. Поскольку речь идет всего лишь о попытке, отдельные моменты неудачи или же, наоборот, удачи в процессе означивания составляют цепочку предварительных (вспомогательных) знаков, каковые в своеобразном сочетании друг с другом указывают на некий правдивый и тотальный знак (что-то вроде «трансцендентального означающего» Ж.Дерриды), однако при этом с ним никогда не совпадают, будучи в состоянии лишь означать его, намекать на него как на определенную возможность. Реализм выступает в свете концепции Гепперта не как отображение наличной, но как проект некой будущей, всех устраивающей действительности.
Пришедшее таким образом на смену теориям «правдоподобия» («отражения» действительности, мимесиса, референциальности) представление о реализме как о семиотической системе со специфическим способом кодирования (ср.: «. в функциональном пространстве письма и чтения он (реализм. - Л.П.) более имеет дело с трудностями кодирования,
Fontanes «Finessen». «Kunst» oder «Künstelei»? // Jahrbuch der deutschen Schillergesellschaft. 1982. Bd.26. S. 259.)
25 Geppert H.V. Der realistische Weg: Formen pragmatischen Erzählens bei Balzac, Dickens, Hardy, Keller, Raabe und anderen Autoren des 19 Jahrhunderts. Tübingen, 1994. S.49. нежели с проблемами отображения [реальности]»26) не могло не сказаться и на трактовке реализма как историко-литературной эпохи (значение «С», по Якобсону). Если принять положение о преимущественно «рецептивном» характере литературного явления «реализм», т.е. согласиться с утверждением, что «реалистичными выступают не сами по себе тексты или показательные для них принципы изображения, но исключительно воздействие этих текстов на публику, от которой в принципе и зависит, будет ли и если да, то в какой степени то или иное произведение считаться реалистическим»27, то на первый план в трактовке реалистической эпохи с необходимостью выйдет аспект коммуникации.
Первые суждения о преимущественно коммуникативном (т.е. конструируемом на межличностном уровне отношений «продуцент -реципиент») характере литературного реализма появляются уже в 19701980-е гг. Показательны, например, высказывания английского исследователя Н.Гудмена и немецкого теоретика литературы З.Й.Шмидта:
Реализм относителен; то, что в каждом конкретном случае выступает реалистичным, суть система репрезентации, которая в определенный момент времени является нормой для данной культуры либо для данной личности <.>. Реализм вовсе не некое константное и абсолютное соотношение между образом и его объектом, но отношение между примененной при построении образа системой репрезентации, с одной стороны и, с другой стороны, той системой, которая в данный момент
28 выступает в качестве нормы.» (Н.Гудмен).
Медиальные схемы поведения конституируют модусы соотношения с реальностью, т.е. они опредляют статус реалистичности референциализируемых (как языковых, так и неязыковых) действий, иначе
26 Aust H. Literatur des Realismus. S.4
27 Ibid. S. 18.
28 Goodman N. Sprachen der Kunst. Ein Ansatz zu einer Symboltheorie. Frankfurt a.M., 1973. S.47. говоря, степень надежности и правдоподобия (= аутентичности) актантов в их соотнесенности с соответствующей медиальной схемой поведения <.>]»29 (З.Й.Шмидт).
Выражения, которыми оперируют Н.Гудмен и З.Й.Шмидт («система репрезентации», «медиальные схемы поведения», социально кодифицированная «норма»), суть категории, непосредственно соотносимые с официальным общественным дискурсом. Реализм, понятый как своеобразное пространство коммуникации, оказывается не столько системой, «отражающей» данный дискурс (как считалось прежде, в пору господства «миметических» представлений о реализме), сколько системой, его конструирующей. Ср.: «"Внешняя правда" текста как его соответствие так называемой "действительности", собственно, и создает определенное, желаемое представление о реальности, литературные индикаторы "реальности" - референции места и времени, переплетение с историческим дискурсом, богатство деталями, рамочная техника повествования и т.д., -фигурируют лишь в качестве риторического средства убеждения» 30 . Очевидно, таким образом, что реалистическое «пространство коммуникации» функционирует благодаря системе обмена представлениями о «реальности», «типичными» для соответствующего национального коллектива в определенный период его существования. Продуцирование, репродуцирование и транслирование (проекция) этих представлений на сознание реципиента в эпоху реализма, как, наверное, ни в какую другую эпоху, (пред)определяется, с одной стороны, властными механизмами (т.е. прямо или более или менее опосредованно связано с
29 Schmidt S.J. Skizze einer konstruktivistischen Mediengattungstheorie // SPIEL. 1987. Bd.6. S.178.
30 Butzer G., Günter M. Der Wille zum Schönen. Deutscher Realismus und die Wirklichkeit der Literatur // Sprache und Literatur. 1997. Bd.28. S. 61. официальной идеологией и политикой), а с другой - все более активно и откровенно регулируется законами литературного рынка31. * *
Вопрос о мере и форме соотнесенности творчества Захера-Мазоха с литературно-художественным и культурным контекстом его времени с неизбежностью упирается в концептуальную проблему немецкоязычного реализма как историко-литературной эпохи. Являясь в последние полтора-два десятилетия объектом пристального внимания исследователей, став особенно во второй половине 1990-х гг. предметом оживленной литературоведческой дискуссии, проблема эта обнаруживает два принципиально различных к себе подхода. Ввиду особой значимости категории «эпоха реализма» для историко-литературной характеристики феномена Захера-Мазоха остановимся на этих подходах подробнее.
Первый подход, связанный в своих эпистемологических основаниях с немецкой идеалистической философией и с литературной герменевтикой, наиболее полно представлен в авторитетном, до сих пор непревзойденном по обширности обобщенного в нем историко-литературного материала труде Фрица Мартини . Данная концепция отражена также в известных работах о немецкоязычном реализме Р.Бринкмана, В.Прайзенданца, Г.Плумпе; в полной мере отдает ей дань и относительно недавно вышедшая монография С.Бекер 33 . Представители означенной линии изучения
31 О связи реализма, в частности немецкоязычного, с официальной идеологией см. подробно в исследовании: Holub R. С. Reflections of Realism: Paradox, Norm, and Ideology in Nineteenth-Century German Prose. Detroit, 1991.
32 См.: Martini F. Deutsche Literatur im bürgerlichen Realismus. 1848-1898. 4. Aufl. Stuttgart, 1981.
33Cm.: Brinkmann R. Zum Begriff des Realismus für die erzählende Dichtung des neunzehnten Jahrhunderts. 3.Aufl. Tübingen, 1977; Preisendanz W. Humor als dichterische Einbildungskraft: Studien zur Erzählkunst des poetischen Realismus. 3. Aufl. München, 1985; Plumpe G. Einleitung // Theorie des bürgerlichen Realismus. Eine Textsammlung/ Hg. von G. Plumpe. Stuttgart, 1985. S.9-40; немецкоязычного реализма, традиционно сосредоточивая свое внимание, во-первых, на эстетической теории и «литературной программе» реализма в немецкоязычных странах и, во-вторых, на наиболее ярких представителях реалистической прозы, немало способствовали выработке устойчивого, внутренне непротиворечивого и до определенного момента «удобного» в обращении (особенно если учесть практику вузовского и школьного преподавания) литературного канона. В соответствии с этим каноном немецкоязычная реалистическая литература в лице пяти своих ведущих представителей - Теодора Фонтане (Theodor Fontane, 1819-1898), Готфрида Келлера (Gottfried Keller, 1819-1890), Теодора Шторма (Theodor Storm, 1817-1888), Вильгельма Раабе (Wilhelm Raabe, 1831-1910) и Конрада Фердинанда Мейера (Conrad Ferdinand Meyer, 1825-1898) - предстает как более или менее последовательное выражение эстетической заповеди «просветления» (Verklärung) действительности34. Последняя же заповедь, какою она формулировалась в концепциях «поэтического реализма» О.Людвига, «реалидеализма» Ф.Т.Фишера, в литературно-критических
Becker S. Bürgerlicher Realismus. Literatur und Kultur im bürgerlichen Zeitalter. Tübingen; Basel, 2003. С особой степенью концентрированности представлена означенная концепция также в сборнике: Begriffsbestimmung des literarischen Realismus / Hg. von R. Brinkmann. 3.Aufl. Darmstadt, 1987. Ha мартиниевском подходе строятся также многие обзорные работы о немецкоязычном реализме, например: Cowen R. С. Der poetische Realismus: Kommentar zu einer Epoche. München, 1985; Swales M. Epochenbuch Realismus: Romane und Erzählungen. Berlin, 1997.
34 «Просветление» означает «отражение» в литературе действительности не «как она есть», но в опоре на «ключевые», «наиболее показательные» ее, действительности, черты. Соответственно данное понятие сближается с разрабатываемой в поэтиках миметического плана категориями «типического», «типизирования». В то же время в понятии «Verklärung», в силу того что акт «просветления» неизменно связан с неким «идеалом» (в духе которого действительность и «просветлятся» литературой, освобождаясь от «лишних» черт), присутствует отсылка к предшествующей, в частности романтической, традиции. На связь с романтизмом указывает одна из устойчивых характеристик немецкого реализма как «поэтического». рефлексиях раннего Т.Фонтане, в рассуждениях о юморе как «поэтической силе воображения» Г.Келлера35, по своей сути восходит к традиционной миметической теории реализма (все те же якобсоновские значения А и В).
При всех своих несомненных заслугах и объективных достижениях рассматриваемая концепция страдает, во-первых, явственным спрямлением соотношения реалистической литературной теории, с одной стороны, и художественной практики реализма, с другой, - а во-вторых, - недоучетом целого ряда объективных факторов литературной ситуации, главным образом аспектов, имеющих отношение к условиям литературной коммуникации во второй половине XIX в. «Реалистическую эпоху невозможно охарактеризовать ни через признаки некоторых выдающихся в эстетическом отношении текстов, ни через ее программатику, ее возможно охарактеризовать исключительно посредством ее литературной системы, через внешние связи последней с привлечением всего спектра продуктивных и рецептивных литературных практик. Известные сегодня и слывущие выдающимися реалистические тексты не показательны для эпохи - они скорее преступают ее горизонт, дистанциируют и размывают ее о ¿г нормы» , - данное полемическое высказывание принадлежит Р.Хельмштеттеру, демонстрирующему в своей монографии о Т.Фонтане
37 новый, ориентированный на литературную социологию П.Бурдье и «дискурсивную критику» ракурс видения немецкого реализма. Критический пафос Хельмштеттера, как и близких ему Г. Бутцера, М.
35 См. упоминавшуюся выше хрестоматию по теории немецкоязычного реализма, составленную Г.Плумпе: Theorie des bürgerlichen Realismus. Eine Textsammlung / Hg. von G.Plumpe.
36 Helmstetter R. Die Geburt des Realismus aus dem Dunst des Familienblattes. Fontane und die öffentlichkeitsgeschichtlichen Rahmenbedingungen des Poetischen Realismus. München, 1997. S.271.
37 Подробнее о теории Бурдье см. в первой главе настоящей работы.
Гюнтер и Р. фон Хайдебранд38, направлен как против неоправданного
39 превознесения реалистическои теории , так и против сведения картины эпохи к нескольким ярким именам, которые, как убедительно доказывают позднейшие исследования, не столько иллюстрировали и подтверждали, сколько (именно в вершинных своих достижениях) размывали и проблематизировали «официальную» реалистическую эстетику и программатику.
38
См.: Butzer G., Günter М., Heydebrand R. von. Von Strategien zur Kanonisierung des «Realismus» am Beispiel der «Deutschen Rundschau»: zum Problem der Integration österreichischer und schweizerischer Autoren in die deutsche Nationalliteratur // Internationales Archiv für Sozialgeschichte der deutschen Literatur.1999. Bd.24. Н.1. S.55-81; Butzer G., Günter M. Der Wille zum Schönen. Непосредственными предшественниками данной линии современного изучения реалистической эпохи можно назвать составителей сборника эстетических манифестов и литературно-критических документов 1848-1880 гг.: Realismus und Gründerzeit. Manifeste und Dokumente zur deutschen Literatur 1848-1880. Mit einer Einführung in den Problemkreis und einer Quellenbibliographie / Hg. von M.Bucher, W.Hahl, G.Jäger, R.Wittmann. In 2 Bd. Stuttgart, 1975-1976, а также авторов работ, акцентировавших связь теории и практики немецкоязычного реализма с политикой, идеологией и прессой. См., например: Graevenitz G. von. Memoria und Realismus. Erzählende Literatur in der deutschen «Bildungspresse» des 19. Jahrhunderts // Memoria. Vergessen und Erinnern / Hg. von A.Haverkamp, R. Lachmann. München, 1993. S.283-304; Stemmler P. «Realismus» im politischen Diskurs nach 1848. Zur politischen Semantik des nachrevolutionären Liberalismus // Bürgerlicher Realismus und Gründereit 1848-1890 / Hg. von E.McInnes, G.Plumpe. München; Wien, 1996. S.84-107; Literatur und Nation. Die Gründung des Deutschen Reiches 1871 in der deutschsprachigen Literatur / Hg. von K.Amann, K.Wagner. Wien; Köln;Weimar, 1996.
39 Сомнению у бурдьеанцев подвергается не бесспорно «высокий поэтологический уровень» реалистической теории (Müller K.-D. Einführung. Realismus als Provokation // Bürgerlicher Realismus / Hg. von K.-DMüller. Königstein/Ts., 1981. S.ll.) и не небывалая (в сравнении с другими национальными «реализмами») «серьезность» (Swales М. Epochenbuch Realismus. S.24) литературно-критической дискуссии о жанре романа (на каковых особенностях справедливо настаивают представители мартиниевского подхода) но степень «воплотимости» данной теории в литературную практику.
В указанном смысле заслуживают внимания доводы М.Вюнш, Г.Бутцера и М.Гюнтер, в соответствии с которыми историко-литературная «канонизация» «горстки авторов» - Фонтане, Раабе и т.д. - в качестве наиболее «репрезентативных» имен немецкого реализма, осуществлявшаяся post factum, уже в XX в., основывалась чаще всего на достоинствах их прозы, по сути своей не «реалистических», но «антиреалистических», предвосхищающих эстетику и художественную практику эпохи модерна. При этом закрывались глаза на то обстоятельство, что романы данных авторов вовсе не пропагандировали примирения индивида с существующими общественными условиями в свете буржуазных идей прогресса и исторического оптимизма (как то предполагалось немецкой реалистической программой), но, напротив, имели отчетливую тенденцию к меланхолии, пессимизму, субъективизму, констатации дискретности душевной жизни, диссонансу40. Впрочем, догадки о небеспроблемности соотношения реалистических манифестов второй половины XIX в. и вершинных достижений реалистической прозы высказывались уже раньше, в 1970-е гг. Примечательно, например, заявление Х.-Й.Рукхеберле и Х.Видхаммера: «.значимую по сегодняшний день литературу середины XIX века невозможно постичь, исходя из идеологических предпосылок программного реализма».41
Этот новый, утверждающийся в течение последних десяти-пятнадцати лет подход к немецкому реализму (здесь вполне справедливо будет говорить о смене литературоведческой парадигмы), акцентирует
40 Cp.: Wünsch M. Vom späten «Realismus» zur «frühen Moderne»: Versuch eines Modells des literarischen Strukturwandels // Modelle des literarischen Strukturwandels / Hg. von M.Titzmann. Tübingen, 1991. S.189; Butzer G., Günter M. Der Wille zum Schönen. S.55.
41 Ruckhäberle H.-J., Widhammer H. Roman und Romantheorie des deutschen Realismus. Darstellung und Dokumente. Frankfurt a. M., 1977. S.22-23. межличностную, коммуникативную и «масс-медийную» его основу (Р.Хельмштеттер предлагает даже новый термин: «медиальный реализм»43), указывая на прямую связь реалистической доктрины с «реальной политикой» Прусского государства44 и на возросшее во второй половине XIX в. влияние коммерческих механизмов литературной дистрибуции.
В свете «медиально-коммуникативного» подхода значимым оказывается в первую очередь тот момент, что складывающееся в Германии во второй половине XIX в. буржуазное национальное государство, основывая свою официальную политику на традиционных просветительских идеалах социального оптимизма, на вере в прогресс и разум, активно насаждает данный идеологический инструментарий также и в культурной сфере. С политикой и идеологией либерально-буржуазного толка оказывается связанной наиболее распространенная характеристика немецкого реализма как «буржуазного» или «бюргерского» («der bürgerliche Realismus»), в силу того что она заставляет воспринимать создаваемую в его рамках литературную продукцию в свете идеалов просвещенного буржуазного либерализма, только-только приживавшихся в немецкоязычных странах после мартовской революции 1848 г. (в отличие, например, от Франции и Англии, где реализм бальзаковского, теккереевского и диккенсовского образца активно демонстрировал уже социальные и гуманитарные издержки подобного либерализма) 45 .
42 Ср. принципиальное заявление Бутцера и Гюнтер: «Литература немецкого реализма пронизана коммуникативными отношениями своей эпохи» (Butzer G.; Günter М. Der Wille zum Schönen. S. 71).
43 См.: Helmstetter R. Die Geburt des Realismus. S.268.
44 Основы этой политики были изложены в весьма популярном в свое время трактате Людвига Августа фон Рохау 1853 г.: Grundsätze der Realpolitik angewandt auf die staatlichen Zustände Deutschlands // Theorie des bürgerlichen Realismus. S.60-68.
45 Ср.: «Понятие «реализма» в историческом мышлении XIX века /./ отмечено поисками необходимого обоснования для оптимизма и веры в
Специфически немецкими элементами, придававшими оттенок своеобразия этим в общем-то «типовым» буржуазным идеалам, оказываются здесь, во-первых, отчетливо выраженный националистический пафос (связанный во многом с давно назревшей необходимостью объединения Германии) и, во-вторых, идея создания «новой классики», т.е. искусства (в первую очередь литературы), отвечающего не только высоким (задаваемым классиками Гёте и Шиллером) эстетическим идеалам, но также соответствующего заповедям «высокой нравственности» и при этом массового. (Валентность данной литературной доктрины также для Австрии и для Швейцарии будет подробно рассмотрена в первой главе настоящей работы.) «Формирование массовой литературной коммуникации выступает той идеальной целью, к которой устремляется складывающаяся литературная теория реализма, имея в виду, таким образом, тип литературной продукции и рецепции, не исходящий из полносмысленного различения "автономной" и "тривиальной" литератур» 46 . Выступившие «трансляторами» государственной политики на область культуры и литературы Юлиан Шмидт (Schmidt, 1813-1886) и Густав Фрейтаг (Freytag, 1816-1895), в течение 22 лет возглавлявшие журнал «Grenzboten», главный рупор программного реализма в Германии, открыто пропагандируют «новую литературу» данного типа47. прогресс.» (White Н. Metahistory. Die historische Einbildungskraft im 19Jahrhundert. Frankfurt a.M., 1994. S. 68).
46 Butzer G., Günter M. Der Wille zum Schönen S.54. О конечной легитимации кича в рамках немецкой реалистической доктрины см. также в работе: Kraus J. Der «Kitsch» im System der bürgerlichen Ordnung // Sprache und Literatur in Wissenschaft und Unterricht. 1997. Bd.28. H.l. S. 15-24. Главный тезис автора: « . бюргерская критика <.> сама создала предпосылки для возникновения кича в литературе и искусстве». (S. 20).
47 О литературно-критической деятельности Шмидта и Фрейтага в качестве главных застрельщиков программного реализма в Германии см.: Thormann М. Der programmatische Realismus der «Grenzboten» im Kontext von liberaler Politik, Philosophie und Geschichtsschreibung // Internationales Archiv für
Как убедительно показывают в своем исследовании Г.Бутцер и Р.Гюнтер, активно функционирующий рынок книжной и журнальной продукции, ни в коей мере не противореча государственно легитимированной установке на формирование новой, «реалистической» классики широкого диапазона воздействия, данную установку усиленно поддерживает. Точнее сказать - именно он, этот рынок, создавая условия для массовой литературной коммуникации (посредством «индустриализации литературы» 48 ), и реализует «официальную» реалистическую доктрину. «Литературные отношения во второй половине девятнадцатого столетия в Германии отмечены постоянной экспансией литературного рынка, оказывающего нивелирующее воздействие на литературную коммуникацию, в силу своей все возрастающей привязки к масс-медиа. Товарный характер литературы заметно выступает на первый план».49 Достигающие к концу 1860-х - началу 1870-х гг. неимоверно высоких (измеряющихся сотнями тысяч экземпляров) тиражей «журналы для семейного чтения», подобные «Gartenlaube», «Daheim» и «Romanzeitung» 50 , и такие абсолютные бестселлеры, как «Приход и расход» («Soll und Haben», 1854) Г.Фрейтага, «Битва за Рим» («Kampf um Rom», 1876) Ф.Дана, «Эккехард» («Ekkehard», 1855) Й.В.фон Шеффеля,
Sozialgeschichte der deutschen Literatur. 1993. Bd. 18. S.37-68; Thormann M. Für die «nationale Hälfte des Bewußtseins»: Der Beitrag der «Grenzboten» zur kleindeutschen Nationalstaatsgründung 1871 //Literatur und Nation. S.79-92.
48 Butzer G., Günter M. Der Wille zum Schönen. S.65.
49 Ibid. S. 64.
50 Например, журнал «Gartenlaube», первым из немецкоязычных изданий перешагнувший в 1861 г. тиражный рубеж в 100 000 экз., в 1875 г. достигает тиража в 382 000 экз., что было в то время в интернациональном масштабе абсолютным издательским рекордом. Подробный анализ «материальной» стороны функционирования журнальной индустрии в Германии и Австро-Венгрии во второй половине XIX в. содержится в работах: Wittmann R. Das literarische Leben 1848 bis 1880 // Realismus und Gründerzeit. Bd.l. S. 163-257; Becker E. D. Literaturverbreitung // Bürgerlicher Realismus und Gründerzeit. S.108-143, особенно S.l 16-129.
Золотая Эльза» («Goldelse», 1866) Э.Марлитт, - творения с сегодняшней точки зрения вполне «тривиальные» или даже приближающиеся к литературному кичу, - оказываются подлинным выражением реалистической литературной программы, сочетая в себе потребный нарождающемуся единому национальному государству оптимистический пафос с «доступностью содержания» и традиционностью и ясностью формы (т.е. непротиворечиво объединяя поучение, назидание и развлечение).
Новая «реалистическая классика» выступает, таким образом, как средство «регулирования» общественного сознания и в конечном итоге как инструмент манипулирования последним. Сентиментальная подоплека подобного «массового реализма» (он же и есть в контексте своей эпохи наиболее «правильный», «собственно» реализм) в серьезной мере повышает как степень его воспринимаемости, так и меру влияния исподволь насаждаемой посредством него идеологии. Ср. у Г.Бутцера и М.Гюнтер описание механизма воздействия на читательское сознание самого массового журнала 1860-1870-х гг. лейпцигской «Gartenlaube»: «Тот факт, что <.> благодаря медиальному преформированию достигается возможность идеологической регулировки масс, классовые и групповые интересы которых в данном процессе полностью нивелируются, в особенно откровенной форме демонстрирует "Gartenlaube". Симуляция реальности, прокламированная цель программного реализма, проявляется в контексте массовой коммуникации как насаждение определенного мировоззрения посредством воздействия на чувства <читающей публики>»51.
51 Butzer G., Günter M. Der Wille zum Schönen. S. 71. О подспудном, но последовательном навязывании редакцией «Gartenlaube» сознанию читателя идеи национального объединения под эгидой Пруссии путем соответствующего подбора печатаемых лирических текстов см.: Hartmann R. Von «Bruderkrieg», «Erbfeind» und Reichsgründung in der Lyrik der «Gartenlaube» zwischen 1867 und 1871 // Literatur und Nation. S.93-106.
Противопоставляя гомогенной, сплошь эстетизированной концепции реализма мартиниевского толка - новую, гетерогенную, исходящую из учета многоразличных, сложных сочетаний «эстетики», «политики» и «коммерции» на разных уровнях литературной коммуникации, представители нового подхода существенно расширяют понятие «реалистической эпохи». Как отмечает Х.Ауст, подводя в 2000 г. итог новейшей историко-литературной дискуссии о реализме, «реализм как обозначение эпохи включает в себя не только всю совокупность произведений с реалистическими признаками (именно такой выступает по преимуществу установка «мартиниевской» концепции. - Л.П.), как бы эти признаки ни определялись. В историко-литературном отношении к эпохе реализма в равной мере относится и оппозиционная литература (к примеру, католически-реставрационная поэзия Оскара фон Редвица или формальные эксперименты берлинского литературного сообщества «Tunnel über der Spree» и мюнхенского круга поэтов); также и явления, не истолковываемые в качестве традиции предшествующей или предвестья последующей эпохи, должны обрести свое место в исторически обусловленной эпохальной системе»52.
Именно новая концепция эпохи реализма как «открытой системы» и позволяет, с нашей точки зрения, вписать Захера-Мазоха в литературный контекст второй половины XIX в., избежав при этом как неоправданного расширения понятия «реализм», так и несправедливого разделения захеровского наследия на позитивно коннотированную «реалистическую», с одной стороны, и негативно оцениваемую «мазохистскую», с другой, -части. * *
Ни в одном из общераспространенных (т.е. соотносимых с рассмотренными концепциями «реализма») смыслов понятия «реалист»
52 Aust H. Literatur des Realismus. S. 17.
Захер-Мазох, конечно же, таковым не являлся, о чем догадывались уже наиболее проницательные из его современников. Интересно в этой связи следующее высказывание Р.фон Готшаля: «Мы имеем дело, вне всякого сомнения, с талантом блестящим и значительным: Захер-Мазох не только обладает даром живо и увлекательно рассказывать, ему присуща также способность наглядно и живописно изображать, и живописность эта с большой точностью передает своеобразие пейзажа. И все же его вряд ли можно назвать реалистом pur sang; удовольствие от «срисованных» с действительности образов для него не главная цель в искусстве; основу его образов составляет более глубокое философское мировоззрение,
5 Я представленное в сгущенном виде». В анонимной рецензии на французское издание «Коломейского Дон Жуана» также отмечается несоответствие прозы Захера-Мазоха традиционно понимаемой реалистической эстетике.54 И тем не менее связи писателя с литературным и общекультурным контекстом эпохи реализма оказываются многочисленными, разнообразными и прочными; участие Мазоха в современном ему реалистическом дискурсе - факт неоспоримый, вне этого контекста и этого дискурса многие особенности его творчества, в том числе и принципиально значимые, остаются необъяснимыми.
В обзорных историко-литературных очерках и концептуальных монографиях, основанных на гомогенном образе немецкоязычного реализма («мартиниевская» линия), фигура Захера-Мазоха или вовсе не упоминается55 или же разговор об этом австрийском авторе сводится к
53Gottschall R.von. Sacher-Masoch als Novellist. S. 5125. Выделено мною. -Л.П.
54 См.: Leopold von Sacher-Masoch. Materialien zu Leben und Werk / Hg. von M.Farin. Bonn, 1987. S. 195. (Далее MLW с указанием страниц.)
55 См., например, посвященный эпохе реализма том IV пятитомной («рекламовской») истории немецкой литературы (Kohlschmidt W. Geschichte der deutschen Literatur vom Jungen Deutschland bis zum Naturalismus. 2.Aufl. Stuttgart, 1982), a также упоминавшиеся выше книги перечислению немногих содержательных и формальных признаков его прозы (главным образом ранней), таких как бытописание, локальный колорит (в частности, выведение национальных типов украинцев-галичан, поляков, евреев), «верность детали» в природных описаниях, фигура рассказчика и рамочное повествование, - признаков, позволяющих включить-таки писателя, не без натяжки (в силу фантомности, симулякративности этих черт у Мазоха, нередко сознательно имитировавшего и инсценировавшего элементы реалистической поэтики -см. об этом в основной части работы) в реалистическую парадигму.56
Для Ф.Мартини и его последователей, трактующих реалистическую эстетическую доктрину в качестве главной сигнатуры и всеохватной литературной парадигмы второй половины XIX в., художественное качество произведения прямо пропорционально мере его «реалистичности». Показательна обобщающая оценка Х.Ауста: «"Реализм" в качестве нормы изображения выдвигается обычно там, где альтернативные варианты отвергаются или осуждаются. Писать нереалистично означает в такой
СП ситуации все равно что писать плохо». Стигматизация Захера-Мазоха как «плохого» писателя, начавшаяся еще при жизни автора, сразу после выхода в свет «Венеры в мехах», и за редкими исключениями продолжающая оставаться общим местом литературных историй, неотделима от его принципиальной не- и антиреалистичности. Автор, лучшие тексты которого
С.Бекер 2003 г. и М.Свейлза 1997 г.; на тысяче страниц книги Мартини имя Захера-Мазоха называется лишь однажды, и то в духе достаточно пейоративном. См.: Martini F. Deutsche Literatur im bürgerlichen Realismus. S. 485.
56 См.: Bürgerlicher Realismus und Gründerzeit. S.523-524; Bittrich B. Biedermeier und Realismus in Österreich // Handbuch der deutschen Erzählung / Hg. von K.K.Polheim. Düsseldorf, 1981. S.356; Literaturgeschichte Österreichs. S.393, 405-406; Sprengel P. Geschichte der deutschsprachigen Literatur 18701900. Von der Reichsgründung bis zur Jahrhundertwende. München, 1998. S.277-278, 280-281.
57 Aust H. Literatur des Realismus. S. 13. по целому ряду параметров проблематизируют официальный общественный дискурс, ставя в центр изображения «альтернативные» сексуальные, социальные и религиозные практики, вряд ли мог быть интегрирован в художественную систему, основанную на эстетизации «нормы».
По поводу «нормативности» и «рационалистичности» эстетики реализма (этими своими качествами, роднящими его с эстетикой классицизма, немецкий реализм дополнительно подкрепляет свои претензии называться «новой классикой») написано уже довольно много. Так, М.Вюнш в своей концептуальной структуралистски ориентированной работе, обосновывая механизмы перехода от позднего реализма к раннему модерну, указывает на «нормативность» реализма, проявляющуюся как подавление и вытеснение в рамках реалистической системы всего «иррационального», сексуального и «психопатологического», одним словом, «не-нормального», - как на главную причину конечной смены литературной парадигмы: «Идеал реализма - субъект, целиком и полностью регулируемый своим сознанием, которое выступает сублимацией рационалистичности и нормальности: элементы сознания, нарушающие норму, если они не подавляются, приводят к негативной оценке соответствующего персонажа». 58 Аналогичным образом Г.Корте представляет содержательное основание эстетики немецкого реализма в
58 См.: Wünsch М. Vom späten «Realismus» zur «frühen Moderne». S.189. Ср. также далее у Вюнш: «В реализме ценность жизни определяется через понятие "жизни" в смысле культурной нормальности, т.е. через достижение удовлетворительного брака и профессиональных целей» (S. 196). «В реализме реальность полагается как интерсубъективная. То, по поводу чего возможно найти консенсус, допускается в произведение. То, по поводу чего невозможно прийти к консенсусу (иррациональное, бессознательное), -исключается». (S.198). качестве «системы порядка и табу»59, строго профилирующей установку на элиминирование из литературы всего «обнаженного», «больного», «маргинального» и «ирреального». Исследователь подчеркивает, что объекты табу в реализме автоматически получают статус «вытесняемого, молчаливо подразумеваемого, нереального»60, т.е. по сути «нереальными» объявляются собственно интимные, неосознаваемые моменты душевной жизни индивидуума, человеческое подсознание.61 Ф.Майер в специальном исследовании наглядно демонстрирует, как подобные «табуизированные» в реализме психологические моменты иррационального и бессознательного «стихийно» прорываются в лучших реалистических текстах, например, у Раабе или Фонтане, однако неизменно лишь в связи с изображением «исключительных» состояний влюбленности, болезни или аффекта.62
Соблюдение реалистических заповедей «нормы» и «порядка», не оставаясь «внутренним делом» литературы (представление об автономности бытования литературы в эпоху реализма - одно из наиболее серьезных заблуждений школы Мартини), становится, особенно в том, что
59 Korte H. Ordnung&Tabu: Studien zum poetischen Realismus. Bonn, 1989. S. 9.
60 Ibid. S.10.
61 О табуизированных, вытесняемых в рамках немецкого реализма моментах действительности см. также: Pfeiffer Р. С. «Den Tod aus dem Bereich des Romans fernhalten»: zur ästhetischen Funktion des Todes in der Literatur des bürgerlichen Realismus // The Germanie Review. 1995. Bd.70. S. 15-23; Jackson D. Taboos in poetic-realist writers // Taboos in German literature // Ed. by D. Jackson. Providence (RI), 1996.
62 См.: Meyer F. Gefährliche Psyche: Figurenpsychologie in der Erzählliteratur des Realismus. Frankfurt a.M. u.a., 1992; Meyer F. Zum Wandel von Diskursbeziehungen: die Relation der Erzählliteratur im Realismus und der Psychiatrie 1850-1900 in Deutschland // Modelle des literarischen Strukturwandels. S. 167-186. В эпоху реализма собственная душевная жизнь воспринимается индивидом в качестве «внутренней заграницы». См.: Thomé H. Autonomes Ich und «Inneres Ausland»: Studien über Realismus, Tiefenpsychologie und Psychiatrie in deutschen Erzähltexten (1848-1914). Tübingen, 1993. касается эротических моментов, предметом компетенции официальных цензурных ведомств. После революции 1848 г. на территории немецкоязычных земель во все большей мере «уже не политический текст, но эротический подтекст заставляет цензора браться за красный О карандаш».
М.Вюнш убедительно показывает, как маргинализация анормальной» (в силу своей иррациональности) сферы желания (т.е. вытеснение желания» по Г.Корте64 или же «боязнь желания», как называет свою статью о реализме Л.Берзани65) приводит на рубеже XIX-XX вв. к смене парадигмы: к утверждению эстетики модерна, реализму во многом противоположной - именно в силу своего повышенного внимания к пограничным» областям психики, к «ненормальной» эротике и нетиповым», эксцессивным, лежащим вне сферы общественного консенсуса жизненным и эстетическим проектам.
Главное историко-культурное «задание» Леопольда фон Захера
Мазоха и заключалось, по-видимому, в том, чтобы своим воспеванием мазохизма в жизни и в любви, т.е. - эстетизацией априори «анормального» и аномального», выступить «модернистом до модерна», чтобы в качестве своеобразного анахронистического «лазутчика модернизма» в реалистическом стане устроить в этом стане «поджог», пусть краткосрочный и по последствиям своим не такой уж разрушительный, но
66 неоспоримо яркий и запоминающийся. (О неукорененности,
63 Zens M. Die «Cathegorie der halb verbotenen Artikel .»: Das Handlungsfeld im realistischen Paradigma // Wirkendes Wort: Deutsche Sprache und Literatur in Forschung und Lehre. 1998. Bd.48. S.27.
64 Körte H. Ordnung&Tabu. S.15.
65 См.: Bersani L. Le réalisme et la peur du désire // Barthes R., Bersani L., Hamon Ph., Riffaterre M., Watt I. Littérature et réalité. P.47-81.
66 Ср. в этой связи образ-шифр фейерверковой ракеты, возникший в одном из откликов на кончину Захера-Мазоха в качестве метафорической аналогии его роли в литературном контексте: «Ракета, которая взлетает бездомности» Мазоха в своей эпохе выразительно высказался в посвященном писателю некрологе «отец» венского модерна Герман Бар (Bahr, 1863-1934), своеобразно, posthum, включая автора «Венеры в мехах» в более поздний и более соприродный ему контекст.67) По такой своей -осознанно и демонстративно субверсивной - роли в доминируемом реалистической «нормой» культурном контексте Мазох сопоставим разве что с Шарлем Бодлером.
Если попытаться очертить круг антиреалистических субверсий Захера-Мазоха, необходимо будет назвать, кроме собственно «мазохизма» как сквозного мотива всего мазоховского творчества68, также обостренный интерес к эротике в широком смысле слова - в разных проявлениях таковой (новеллистический цикл «Любовь», роман «Разведенная»); конструирование заведомо антибюргерских, анархических социальных и экономических утопий (прозаический цикл «Собственность», особенно новеллы «Василь Гименей» и «Рай на Днестре»); преувеличенное внимание к оккультным религиозным практикам и жизни сект (романы «Богородица» и «Душегубка», новеллы «Странник» и «Два паломника», эссе «Русские секты» и «Еврейские секты в Галиции»); склонность к инсценированию в текстах архаических охотничьих и земледельческих обрядов и ритуалов69 внезапно, ослепляет, оставляет в ночной темноте долгую огненную полосу, выбрасывает там высоко сноп разноцветных искр, а затем угасает, - именно таким было литературное творчество усопшего». (Thaler К. von. Leopold von Sacher-Masoch // MLW. S. 156.)
67 См.: Bahr H. Sacher-Masoch // Die Zeit. Wien, 23.März 1895. Nr.25. S.187-188. См. тот же текст в издании: Bahr H. Renaissance: Neue Studien zur Kritik der Moderne. Berlin, 1897. S.103-107.
68 Ср.: «Мазохистский любовный и сексуальный дискурс проблематизирует господствующие нормы и ценности XIX века» (Spork I. «Ich sehne mich so sehr danach von Ihnen getreten zu werden». Zu einigen Stereotypen in Leopold von Sacher-Masochs Leben und Werk //Leopold von Sacher-Masoch / Hg. von I.Spörk., A.Strohmaier. Graz; Wien, 2002. S.41-71).
69 В реализме, как известно, «мистические», небытовые ритуалы не приветствуются. Ср.: «Реализм протестует против ритуала, борясь с ср. в особенности тексты «Праздник жатвы» и «Переодетый священник» из цикла «Галицийские истории»); отчетливую тягу автора к «непросветленным» и принципиально «непросветляемым» в духе реалистического Verklärung фольклорным мотивам, таким как еврейский голем («Голем рыжего Пфефермана»), украинская летавица («Гайдамак», «Упавшая звезда»), балканские вампиры («Жажда мертвых неутолима»).
Важно также, в качестве формально-стилистического отклонения от реалистического канона с его привязанностью к повествовательному перспективизму (к аукториальному повествованию, с одной стороны, и к разным формам рамочного повествования, подчас предусматривающего
7П целую систему рассказчиков, с другой ) профилирование у Захера-Мазоха аутических форм наррации. Таких, напиример, как основанная на принципиальном неразличении автора, героя и рассказчика система многоуровневого репродуцирования автором-мазохистом собственного «я» («Венера в мехах»; см. об этом ниже), близкая к практике «потока сознания» «полубессознательная» манера говорения внутрирамочных рассказчиков, пребывающих в пограничных состояниях («Коломейский Дон Жуан», «Любовь Платона», «Венера в мехах»), «женское письмо» («Лунная ночь»), перформативно-кинематографический ритуализированный код описания событий (ключевые сцены «Венеры», «Богородицы», «Дидро в Петербурге») , имеющий гораздо больше общего поведением, которое зиждется на нескончаемом повторе одних и тех же ситуаций, подчиняющихся каким-либо отвлеченным (а не социально-историческим. - Л.П.) нормам.» (Дёринг Р., Смирнов И. Реализм: Диахронический подход. С.6).
70 «В реализме все, отклоняющееся от (психологической, социальной, сексуальной) нормы "нормализируется" путем введения повествовательного перспективизма» (Wünsch М. Vom späten «Realismus» zur «frühen Moderne».S. 194-195).
71 О перформативности мазоховских текстов пишет, в частности, Х.Бёме: «.нарративное у Захера-Мазоха состоит в переведении картин и иконических образов в план перформативный» (Böhme Н. Bildung, с Ф.Кафкой, В.Сорокиным или Э.Елинек (данное сравнение основывается, конечно же, исключительно на типологическом сходстве), нежели с Т.Фонтане и Г.Келлером.
Отдельный момент «выпадания» Захера-Мазоха из реалистической парадигмы связан с его отношением к прозе И.С. Тургенева. Выступая для немецкоязычных реалистов фигурой почти «культовой»72, русский автор воспринимался ими как образец для подражания - в первую очередь в плане лирического психологизма и повествовательной манеры73, в частности в том, что касалось техники рамочного повествования. Ср. оценку степени и формы тургеневского влияния на немцев у С.Бекер: «Мало кто из именитых представителей бюргерского реализма прошел мимо произведений Тургенева. Главная причина тому - отличавшая этого автора современная, реалистическая манера повествования, которая необыкновенно удачным образом соединяла объективное описание с интроспективным, сконцентрированным на индивидууме изображением, являя таким образом практическое воплощение того, что предносилось бюргерскому реализму в качестве образца. Именно данное сочетание выступало основой современности Тургенева. В его прозе реалистам виделись воплощенными
Fetischismus und Vertraglichkeit in Leopold von Sacher-Masochs «Venus im Pelz»// Leopold von Sacher-Masoch / Hg. von I.Spork, A.Strohmaier. S.17.
72 Впрочем, как и для западноевропейского реалистического контекста в целом. См.: Гутман Д. Тургенев и европейский реализм середины XIX в. // Науч. докл. высшей школы. Филологические науки. 1968. № 5. С.42-54.
73 Немецким реалистам, озабоченным созданием унифицированного и ровного «среднего стиля», не сбивающегося ни на романтический пафос, ни на бидермейеровскую стилевую гетерогенность (см. критические статьи Ю.Шмидта), импонировали стилевые особенности тургеневской прозы. Ср. в данной связи оценку В.Руднева, считающего Тургенева реалистом par excellence: «Пожалуй, наиболее реалистическим в художественном смысле следует считать И.С.Тургенева, так как его произведения в наибольшей степени были произведениями средней языковой нормы; это вообще был великий писатель средней нормы». (Руднев В. Прочь от реальности. М., 2000. С. 197). их собственные цели: соединение лирико-сентиментальной манеры письма, замешанной на настроении и чувстве "атмосферы", и описания событий, выполненного не ради изображения объективной реальности, но с целью воссоздания ее воздействия на людей, на индивида. Кроме влияния Тургенева на формирование искусства новеллы бюргерского реализма в целом необходимо отметить его роль в распространении жанра новеллы-воспоминания и формы рамочного повествования».74
Если для большинства немецкоязычных тургеневианцев - таких как Т.Шторм, М.фон Эбнер-Эшенбах, К.Э.Францоз, - автор «Записок охотника», лирико-философских повестей и «Отцов и детей» был «родным по духу», «своим» автором, у которого они могли учиться «мастерству» именно в силу того, что, как казалось немецким и австрийским «ученикам», он более искусно воплощал их собственные, т.е. «реалистические» представления о художественной прозе 75 , то Захер-Мазох обращает внимание на несколько иные черты тургеневских текстов. Тургеневская (показательная главным образом для малой прозы писателя) концепция любви как иррациональной, разрушительной стихии («Переписка», «Вешние воды»), так же как и скрытые, у самого русского писателя чаще всего завуалированные, лишь пунктиром намеченные мотивы эротизированного насилия и жестокости («Записки охотника», «Первая любовь», «Степной король Лир»), в том числе и в «таинственно-фантастическом» изводе («Призраки»), становятся для австрийского автора
74 Becker S. Bürgerlicher Realismus. S.73.
75 «Релевантность» традиционно понимаемого Тургенева для «официальной» реалистической парадигмы подтверждается посвященным русскому реалисту восторженным и очень подробным эссе, принадлежащем перу Ю.Шмидта, - главного адепта реалистической программы в Германии. См.: Schmidt J. Iwan Turgenjew // Schmidt J. Bilder aus dem geistigen Leben unserer Zeit. Leipzig, 1870. S.428-471. предметом обостренного внимания и трепетно-страстного переживания, а затем и материалом ре-воплощения.76 * *
Вышеназванные моменты несовпадения содержательных и формальных оснований мазоховской прозы с реалистической эстетикой и поэтикой, - т.е. именно то, что предопределило стигматизацию фигуры Захера-Мазоха при жизни и ее исключение из историко-литературного канона впоследствии, - расцениваются в настоящее время как наиболее интересные и до сих пор не утратившие актуальности аспекты творчества австрийского автора. Именно о них пойдет речь в основной части данного исследования. В то же время важно заметить, что мазохистским конструктом, выделяемым здесь в виде своего рода «эссенции» из всего необычайно обширного, разнообразного и гетерогенного по художественному качеству творческого наследия Мазоха, - как феноменом культуры, обладающим, особенно применительно к ХХ-ХХ1 вв., широчайшим диапазоном значимости и необыкновенным потенциалом, -участие писателя Захера-Мазоха в своей литературной эпохе ни в коей мере не исчерпывается.
Кроме текстов, с наибольшей полнотой и отчетливостью воплотивших мазоховские субверсии (они же и лучшие мазоховские тексты), т.е. кроме прозы, относящейся к кругу «Наследия Каина» и «Галицийских историй», в насчитывающем (в соответствии с
76 Собственно, на тургеневский Эрос активно и продуктивно реагирует -именно в ключе его субверсивности - и другой австрийский автор: современник и приятель Захера-Мазоха Фердинанд фон Заар. (Ср., например, его новеллу «Джиневра» (1892) - реплику на тургеневские «Вешние воды».) Заар, однако, в отличие от Мазоха, не радикализирует тему иррациональности, губительности любовной страсти, но, напротив, снимает остроту данного мотива (подобным образом поступает и Т.Шторм в часто сопоставляемой с тургеневской прозой новелле «Иммензее») посредством меланхолически-лирической интонации героя-рассказчика, т.е. благодаря все тому же «типично» реалистическому «перспективизму». библиографией М.Фарина 1987г.77) более 200 томов прозаическом и драматургическом наследии автора обнаруживается масса материала чисто развлекательного, тривиального по замыслу и стилю, - плод литературной «поденщины», ставшей начиная с середины 1870-х гг. уделом преданного остракизму автора. Эксплуатируя в прозаических поделках такого рода, как правило, один и тот же мотив «жестокой красавицы», Захер-Мазох облегчает себе задачу продуцирования «погонных метров» текста тем, что прикладывает данный «универсальный» мотив к разным историческим эпохам, географическим ареалам и социальным сферам (придворные нравы,
78 театр, цирк). Участие Мазоха в развлекательной литературной сфере (как, впрочем, и - на самых ранних этапах творчества - в историческом жанре) «вписывает» его в контекст литературной коммуникации 1850-1890-х гг. (вспомним о реалистическом концепте «народной классики», конкретные воплощения которого были мало отличимы от кича) в гораздо более «позитивном» плане, нежели исполненный сложных культурных ассоциаций и глубоко интеллектуалистичный в своей основе мазохистский фантазм «Венеры» и «Богородицы».
Еще одна прочная нить, связывающая Мазоха с современным ему литературным и культурным контекстом - журналистика. Тип
77 См.: MLW. S.370-437.
78 Ср., например, наиболее типичные образчики «массовой» литературной продукции Мазоха: Die Messalinen Wiens: Geschichten aus der guten Gesellschaft. Leipzig, 1873; Wiener Hofgeschichten: Historische Novellen. In 2 Bd. Leipzig, 1873; Liebesgeschichten aus verschiedenen Jahrhunderten: Novellen: In 3 Bd. Leipzig, 1875; Falscher Hermelin: Kleine Geschichten aus der Bühnenwelt. Neue Folge. Bern, 1979; Kleine Mysterien der Weltgeschichte. Leipzig; Reudnitz, 1886; Deutsche Hofgeschichten: Geschichten aus der Zopfzeit. Leipzig; Reudnitz, 1887; Polnische Geschichten. Breslau, 1887.
79 Ср. оценку Х.Бёме: «Мазохизм, как возможно заключить, состоит из подмен, подстановок, переворачивания высоковалентных культурных кодов, питаемых <.> священным отцовским образовательным каноном и традиционным культом античности». (Böhme Н. Bildung, Fetischismus und Vertraglichkeit. S. 12). профессионального писателя - автора, живущего своим пером и потому работающего много, продуктивно и в разных, в том числе и публицистических, жанрах, - профилировался в Германии в эпоху Реставрации (1815-1848). Наиболее яркими представителями этого типа стали члены группировки «Молодая Германия», в особенности Карл Гуцков (Karl Gutzkow, 1811-1878) и Генрих Лаубе (Heinrich Laube, 18061884). (К подобному же типу писательского самоосуществления тяготел старший современник и литературный ментор Мазоха писатель и журналист Фердинанд Кюрнбергер. См. о Кюрнбергере и его влиянии на Мазоха в основной части работы.)
Подобно Гуцкову и Лаубе, Захер-Мазох на протяжении большей части своей писательской карьеры активно занимается журналистикой. Обе попытки автора «Венеры» основать литературно-художественный журнал, хотя и заканчиваются финансовым крахом, в концептуальном и содержательном отношении выступают вполне серьезными заявками на периодический орган нового типа и интернационального масштаба, открытый для дискуссий по наиболее острым вопросам современности.80 Как и младогерманцы, Мазох-публицист занимает позицию, неизменно идущую вразрез с официальным общественным дискурсом: во второй половине 1860-х гг. это его демонстративный австроцентризм (см. об этом подробно в первой главе). Затем, в 1870-е гг., отмеченные в немецкоязычной прессе ввиду обострения конфликта Пруссии с Францией примитивными галлофобскими тенденциями, Мазох открыто выказывает себя другом французской культуры; наконец, в 1880-е и первой половине
80 «Gartenlaube für Österreich» (1866-1867); «Auf der Höhe» (1881-1884). В первом журнале была среди прочего опубликована новелла А.Штифтера «Сентский поцелуй», в последнем наряду с некоторыми текстами В.Гюго, А.Доде, Л.Капуана также повесть Ф.М.Достоевского: «Слабое сердце». См.: Dostojewski F.M. (Petersburg) Ein schwaches Herz // Auf der Höhe. Internationale Revue. 1882. Bd.2. Н.1. S.241-280.
1890-х гг. на фоне нарастающего антисемитизма, писатель не перестает публиковать исполненные искренней симпатии очерки из жизни галицийской еврейской диаспоры, - тексты, имевшие несомненный общественный резонанс, о чем свидетельствуют неоднократные официальные изъявления благодарности автору со стороны немецких еврейских общин.81
Вполне по образцу младогерманцев Захер-Мазох создает в 1875 г. так называемый Zeitroman - исполненное многочисленных полемических привязок к современности романное полотно «Идеалы нашего времени» («Die Ideale unserer Zeit»), в котором очевидный критический пафос (направленный главным образом против официальной политики Бисмарка) риторически «распределялся» по репликам главных персонажей. Небезынтересный факт литературы, роман этот, как и подобные ему творения младогерманцев («Валли, сомневающаяся» (1835) и «Рыцари духа» (1850-1851) Гуцкова, «Молодая Европа» (1833-1837) Лаубе),
82 широкого читательского резонанса не имел.
Наконец, и реальные, присутствующие в мемуарной литературе, дневниках и письмах свидетельства о контактах Захера-Мазоха с о-I
Нередкими были также нападки на Захера-Мазоха в прессе как на «филосемита». См. в качестве наиболее яркого образчика таковой вышедший отдельным изданием памфлет: [Anonym]. Sacher-Masoch's «Auf der Höhe»: Ein Beitrag zur Charakteristik der philosemitischen Presse. Leipzig, 1885.
82 Критический антибисмарковский тон произведения тем не менее не остался незамеченным. Наряду с «безнравственной» «Венерой в мехах» «Идеалы нашего времени» выступают одним из поводов для ожесточенных нападок на Захера-Мазоха в критике. (См. статью: [Anonym]. Herrn Sacher-Masoch's antideutscher Roman // Die Grenzboten. 1876. Jg.35. S.441-454.) Возможно, данная полемика пробудила интерес к роману в России: за небольшой промежуток времени выходит целых три русских перевода этого текста: в 1877 г. анонимный перевод в Петербурге (типография И.П.Попова) и перевод С.А.Кательниковой в Москве, в 1890 г. - еще один перевод (переводчик С.Н.) в Петербурге (типография В.В.Лепехина). литературным контекстом его времени «вписывают» австрийского автора в систему горизонтальных синхронических связей, характеризуя его, если не как «типичного» (или вовсе не) реалиста, то как вполне показательного представителя своей эпохи. Подтверждение тому - несомненное уважение, выказываемое Захеру-Мазоху (по крайней мере в отношении всего, написанного до «Венеры») со стороны ведущих литературно-критических авторитетов Германии (таких как Ю.Роденберг, П.Гейзе и Р.фон Готшаль) и Австрии (Ф.Кюрнбергер) и искреннее восхищение (пусть нередко сопровождавшееся оговорками по части неприемлемости «мазохистского» элемента) со стороны австрийских собратьев по перу, таких как Ф. фон Заар, М.фон Эбнер-Эшенбах, Р.Хамерлинг.83
Предмет для отдельного исследования - контакты Захера-Мазоха с современным ему литературным контекстом Франции, бывшие едва ли не более интенсивными, нежели «внутринемецкие» и «внутриавстрийские» связи писателя. Будучи в 1870-е гг. «записным» автором авторитетнейшей «Revue des Deux Mondes», Захер-Мазох долгое время «официально» считается во Франции третьим по значимости немецкоязычным автором после Гёте и Гейне. В 1882 г. по случаю 25-летия писательской карьеры французское правительство удостаивает писателя Ордена Почетного Легиона. Во время визита в Париж в 1885 г. Захер-Мазох находит в культурных кругах французской столицы необыкновенно радушный прием, в том числе и со стороны литературных мэтров Альфонса Доде, братьев
83 С Зааром Захера-Мазоха связывали приятельские, а с Хамерлингом -дружеские отношения. Эбнер-Эшенбах, судя по ее дневникам, состояла в переписке с Мазохом и проявляла неослабевающий интерес к его творчеству. (См., например, записи от начала октября 1875, от 23 марта и 16 сентября и 13 ноября 1881 г.: Ebner-Eschenbach М. von. Tagebücher. Bd.2: 1871-1878. Tübingen, 1991. S.385; Bd.3: 1879-1889. Tübingen, 1993. S.145, 162, 163, 268.) Три другие писательские фигуры, важные для австрийской литературы последней трети XIX века: П.Розеггер, Л.Анценгрубер и К.Э.Францоз, - также были связаны с Мазохом на личном и профессиональном уровнях.
Гонкур и Эмиля Золя. Заслуживает внимания и ряд журнальных эссе Мазоха второй половины 1880-х гг., посвященных полемике с французским натурализмом.84
Материалом для специальных изысканий могли бы стать и «горизонтальные» связи писателя Захера-Мазоха с Россией. Вопрос «Мазох и Тургенев» станет предметом подробного рассмотрения в специальной главе. Однако и помимо данного, кардинально важного для Мазоха соприкосновения с русской культурой, густота и интенсивность «русского» контекста его творчества поражает. Австрийский автор читает в немецких переводах не только Пушкина, Гоголя, Лермонтова и Тургенева, но также и гораздо менее известных в немецкоязычной среде авторов, таких как Н.М.Карамзин, А.С.Грибоедов и А.Ф.Писемский, публикует в издаваемом им литературно-художественном журнале повесть Ф.М.Достоевского, а в последние годы жизни страстно увлекается Львом Толстым и идеалами толстовства. В свою очередь мазоховские тексты самым активным образом переводятся на русский язык и публикуются как отдельными книгами, так и в журналах самого разного содержательного и идеологического диапазона, от народнического «Дела» до консервативного «Нового времени» и популярных изданий для семейного чтения, таких как «Нива» и
85
Библиотека для чтения». * *
84 См.: Sacher-Masoch L. von. Richard Wagner et Emile Zola // Revue bleue. 30.avril 1887. Vol.39. Nr. 18. P.571-573; Sacher-Masoch L. von. Das literarische Frankreich. Nach persönlichen Eindrücken // Das Magazin fur die Literatur des In- und Auslandes. Wochenschrift der Weltliteratur. Dresden. 28.April 1888. Jg.57. Nr. 18. S.269-270; 7 Juli 1888, Nr.28. S.429-433 und 24.Nov. 1888. Nr.48. S.752-757.
85 О русскоязычных публикациях Захера-Мазоха см. подробно в статье: Etkind A. Die russischen Leidenschaften des Leopold Sacher-Masoch // Visionen des Masochismus: Essays und Texte / Hg. von P.Weibel. Graz, 2003. Bd. 2 . S. 162-172.
Как уже отмечалось выше, серьезное изучение творчества Захера-Мазоха начинается в 1967 г. с выхода в свет книги о нем Ж.Делёза. Основные положения «Представления Захера-Мазоха» развиваются французским исследователем в посвященном Мазоху фрагменте монографии «Кафка» (1975; совместно с Ф.Гваттари) и в главе VII («Перепредставление Мазоха») сборника эссе «Критика и клиника» (1994). Второй важный импульс современное мазоховедение получает уже в начале XXI в., когда в соответствии с решением Юнеско австрийский Грац, город, в котором проходили юношеские и молодые годы Захера-Мазоха, в котором он созревал как писатель и создал лучшие свои произведения, объявляется «культурной столицей Европы 2003 года». По инициативе университетских ученых-литературоведов и представителей художественных и культурных кругов Граца в течение 2002-2005 гг. выходит целый ряд биографических материалов и сборников научных трудов, связанных с жизнью и творчеством Мазоха, а также проводятся международные культурологические симпозиумы и крупномасштабные художественные выставки, посвященные феномену мазохизма.
Углубленный и дифференцированный по отдельным проблемам анализ научной литературы о Мазохе и мазохизме будет дан в соответствующих главах настоящей диссертации; здесь же позволим себе остановиться на наиболее значительных достижениях постделёзовского мазоховедения. Важной основой и необходимым условием его развития становится инициированный М.Фарином ряд публикаций, включающий в себя издание и переиздание переписки, интервью, автобиографических текстов Мазоха, воспоминаний о нем, прижизненных рецензий на его
86 произведения, а также подробную библиографию. Не менее серьезное
86 См.: Sacher-Masoch L.von. Souvenirs: Autobiographische Prosa. Mit den Erinnerungen seiner zweiten Frau Hulda Edle von Sacher-Masoch. München, 1985; Sacher-Masoch L. v. Seiner Herrin Diener: Briefe an Emilie Mataja. Mit г.;; 41
• о-';.!; vV 'v-v ; значение имеют две биографии писателя, принадлежащие соответственно перу Б.Мишеля и Л.Экснер.87 Являясь результатом кропотливых архивных разысканий и результатом систематизации разрозненных сведений о жизни и творчестве австрийского автора, книги Мишеля и Экснер выполняют кроме типичной для биографических очерков задачи обобщения имеющихся фактов еще и важную ремифологизирующую функцию, заглядывая за «фасад» многих сознательно творимых Мазохом собственных масок, имиджей и поз (таких как «славянское» происхождение, военные подвиги, байронизм, и пр.; подробнее см. об этом далее).
Среди нескольких солидных работ о Мазохе, появившихся главным образом в конце 1980-х-2000-е гг., особого внимания заслуживают те книги и статьи, в которых в свете сформулированной выше дихотомии («мазохизм без Мазоха» versus «Мазох без мазохизма») предпринимается попытка соединить филологический и историко-литературный интерес к текстам
Захера-Мазоха и знание глубинных философских и психологических оснований «мазохизма» - явления, существовавшего и до Мазоха, однако
88 лишь в мазоховском творчестве, как это убедительно показывает Ж.Делёз , приобретающего статус вполне серьезного и логически обоснованного этического и эстетического проекта.89 einem Tagebuchauszug. München, 1987; Sacher-Masoch L. von. Briefe und Dokumente. München, 2003; Sacher-Masoch W. von. Meine Lebensbeichte; Masochismus und Masochisten. München, 2003; Schlichtegroll C. F. von. Sacher-Masoch. 1836-1895. München, 2003; MLW; Farin M. Sacher-Masoch Bibliographie 1856-2003 // Leopold von Sacher-Masoch / Hg. von I.Spörk, A. Strohmaier. S.307-378; См. также подборку писем и прижизненных рецензий на произведения Мазоха: Held des Tages / Hg. von M.Farin // Sacher-Masoch L. von. Don Juan von Kolomea. Galizische Geschichten. Bonn, 1985. S.159-185. Далее HdT с указанием страниц.
87 Michel В. Sacher-Masoch (1836-1895). Paris, 1989; Exner L. Leopold von Sacher-Masoch. Reinbek bei Hamburg, 2003.
88 Подробный анализ книги Делёза см. в третьей главе.
89 Мы сознательно оставляем поэтому в стороне по-своему интересные, но не релевантные в означенном смысле исследования «мазохизма без
Относящиеся к таковым монографии С.Милошевич и К.Банг90, большую часть объема которых составляет изложение биографических фактов и содержательно-эмпирический анализ текстов, ценны главным образом своим «легитимирующим» пафосом: мазохизм Мазоха понимается обеими исследовательницами, вполне в духе Делёза, не как «половое извращение», но как специфический культурный и эстетический конструкт, а отражающие его произведения - как заслуживающие специального, углубленного рассмотрения. В то же время в обеих работах ощущается явная недостаточность методологических оснований исследования. Так, у С.Милошевич по сути (неоправданно, на наш взгляд) ставится знак
Мазоха» (основополагающие работы о мазохизме будут рассмотрены в третьей главе настоящей работы) или «Мазоха без мазохизма» - таковыми, например, были две написанные еще в первой половине XX в. эмпирически-описательно ориентированные диссертации о Мазохе. См.: Hasper Е. Leopold von Sacher-Masoch. Diss. phil. Fak / Universität Freiburg in Breisgau. Greifswald, 1932; Spirek A. «Das Vermächtnis Kains» von Leopold von Sacher-Masoch. Diss. phil. Wien, 1949 (Masch.). Ср. также в этой связи целый ряд имагологических, дескриптивного плана исследований национальных типов в творчестве Мазоха, например: Klanska M. Von «Don Juan von Kolomea» bis zu «Dem neuen Hiob»: Zum Bild der Ukrainer bei v
Leopold von Sacher-Masoch // Von Taras Sevcenko bis Joseph Roth: Ukrainischösterreichische Literaturbeziehungen / Hg. von W.Kraus, D.Zatonskij. Bern u.a., 1995. S. 173-189 и Wodenegg A. Das Bild der Juden Osteuropas: Ein Beitrag zur komparatistischen Imagologie an Textbeispielen von K.E.Franzos und L.von Sacher-Masoch. Frankfurt a. M., 1987; к означенному ряду мы относим и работы X. Рудлоффа, эмпирически (на уровне «заимствований» и «влияний») трактующие отражения мазоховской прозы в литературе XX в. См.: Rudioff Н. Pelzdamen, Weiblichkeitsbilder bei Th.Mann und L.von Sacher-Masoch. Frankfurt a.M., 1994; Rudioff H. Gregor Samsa und seine Brüder; Kafka - Sacher-Masoch - Thomas Mann. Würzburg, 1997; Rudioff H. Zum Einfluß von Leopold von Sacher-Masochs Roman «Venus im Pelz» auf Heinrich Manns frühe Romane «In einer Familie» und «Zwischen den Rassen» // Leopold von Sacher-Masoch / Hg. von I.Spörk, A.Strohmaier. S.72-89. 90 Milojevic S. Die Poesie des Dilettantismus: Zur Rezeption und Wirkung Leopold von Sacher-Masochs. Frankfurt a.M. u.a., 1998; Bang, K. Aimez-moi!: Eine Studie über Leopold von Sacher-Masochs Masochismus. Frankfurt am Main u.a., 2003. равенства между «мазохизмом» и «дилетантизмом», особой эстетической установкой, сформулированной в свое время еще Гёте и имевшей высокую конъюнктуру на рубеже XIX-XX вв., например в творчестве Г.фон Гофмансталя.91
В работе датской исследовательницы К.Банг, выдвигающей в качестве своей главной задачи необходимость «показать, каким образом (в конкретных произведениях. - Л.П.) выражается мазохизм или же его "подготовительные ступени" и вскрыть психические конфликты, лежащие в
92 его основании» , - явственно ощутима диспропорция между кажущейся актуальностью проблемы (действительно, подробного, детального анализа отдельных текстов Захера-Мазоха в свете мазохистского фантазма не давал ни Делёз, ни кто-либо после него) и очевидно упрощенным способом ее разрешения. Несмотря на ряд заслуживающих внимания наблюдений над конкретными текстами (мы остановимся на некоторых из них во второй главе), автору книги, по сути, так и не удалось сказать «новое слово о Мазохе»: «мазохистская» подоплека произведений «выявляется» и комментируется в исследовании в опоре на простейшее, данное еще Р.фон Крафт-Эбингом и изначально не выдерживавшее критики определение мазохизма, со спорадическими вкраплениями рассуждений феминистского плана, в остальном же книгу Банг отличает преимущественно эмпирический подход к материалу, при котором анализ текстов по большей части сводится к простому изложению их содержания.
В обширной монографии М. Грацке93, напротив, доминирует строго профилированный подход, в рамках которого мазохистский фантазм в
91 Ср.: «То, что понимается под дилетантизмом Захера-Мазоха, частично возможно, по-видимому, вывести из самого мазохизма» (Milojevic S. Die Poesie des Dilettantismus. S.21.)
92 Bang K. Aimez-moi! S.22.
93 Gratzke M. Liebesschmerz und Textlust: Figuren der Liebe und des Masochismus in der Weltliteratur. Wurzburg, 2000. качестве некоей постоянной типологической величины, «как ее понимают психоанализ, постструктурализм и gender studies», проецируется на «основополагающие принципы различных литератур (сентиментализма, «эстетического периода», романтизма, женской литературы, литературы геев и лесбиянок, массовой литературы, порнографии, новых СМИ»94. Таким образом удается, по выражению автора работы, «растормозить» семантический потенциал многих мазохистски релевантных произведений, от «Вертера» и клейстовской новеллы «Обручение в Сан-Доминго» до сегодняшних анонимных виртуальных «гипертекстов». Выступая убедительным свидетельством историко-культурной «повсеместности» и методологической значимости «мазохистского фантазма», книга Грацке уделяет, однако, несравнимо меньше внимания собственно текстам Мазоха (в работе присутствуют лишь относительно небольшие параграфы о «Венере» и «Коломейском Дон Жуане», являющие собой скорее «проделёзовское» изложение содержания текстов, нежели их самостоятельную интерпретацию) и их «горизонтальным» связям в рамках эпохи реализма. (Впрочем, автор работы уже во вводной подглавке с достаточной радикальностью обозначает альтернативы своего исследования: «Захер-Мазох или мазохизм», - отдавая очевидное предпочтение последнему.)
В противовес рассмотренному исследованию монография А.Кошорке95, методологически также ориентированная на Ж.Делёза, ставит своей задачей именно научное «синхронизирование» творчества Мазоха-мазохиста и породившей его, хотя и «враждебно» настроенной по
94 Ibid. S.345.
95 Koschorke A. Leopold von Sacher-Masoch. Die Inszenierung einer Perversion. München; Zürich, 1988; Koschorke A. Nachwort // Sacher-Masoch L. von. Seiner Herrin Diener. Briefe an Emilie Mataja. S. 145-152; Koschorke A. Mastery and Slavery: A Masochist Falls Asleep Reading Hegel // Modern Language Notes. 2001. Vol.116. P.551-563. отношению к его эстетике и сексуальным склонностям, эпохи реализма. (В этом смысле данное исследование наиболее близко нашей постановке проблемы.) Для Кошорке «камерный» мазохизм, в отличие от откровенно скандального садизма, - своеобразный вариант «викторианской перверсии», «хитрой эротики», возникающий в периоды «репрессивного» отношения к сексуальности, подобные немецкой эпохе грюндерства96. Справедливым и важным представляется вывод исследователя о высокой степени «медиализированности» поведения Мазоха-писателя, в течение всей жизни сознательно и последовательно занимавшегося мифотворчеством и «имиджмейкерством». По мнению автора книги, объектом «инсценирования» для Мазоха выступает именно собственный «мазохизм», якобы сознательно выставляемый напоказ в целях создания «скандальной ауры» вокруг своей писательской личности и соответственно повышения тиражей своих книг: «Если бы он сам (Захер-Мазох. - Л.П.) систематически не помещал свои причудливые склонности в свет рампы, его произведения никогда бы не снискали того внимания, которое было ему совершенно необходимо, не возникла бы вокруг него та аура неприличного и одновременно невольно-достославного, которая, как показывает его переписка, точнейшим образом попадала на двусмысленный вкус его широкой публики».97
Будучи чрезвычайно интересными и, безусловно, значимыми, выводы А.Кошорке все же не исключают возможности и полемики с ними по ряду моментов. Принимая тезис о насквозь «медиализированном» поведении по
Захера-Мазоха-писателя , нельзя вполне согласиться с предположением о
96 Т.е. времени экономического подъема и роста социального оптимизма в Германии: 1871-1895 - именно на эти годы приходится активная писательская деятельность Захера-Мазоха.
97 Koschorke A. Leopold von Sacher-Masoch. S. 106.
98 Мы попытаемся по-своему обосновать этот тезис и развить его в первой главе. мазохистском» наполнении публичных «инсценировок» писателя. Как представляется, Захер-Мазох, в течение многих лет усиленно поддерживавший миф о собственных славянских корнях, инсценировал скорее свое «славянство», выступавшее в 1860-е гг. в Европе (во многом благодаря И.С.Тургеневу) своего рода «брэндом», в то время как эротический эксцесс «мазохизма» - и в «изысканном», и в «массовом» вариантах такового - практически не имел шанса на легитимную литературную реализацию в эпоху реализма, отличавшуюся, как было показано выше, «нормализацией» (в смысле усреднения) и стандартизацией художественных вкусов публики «сверху донизу».
Положение А.Кошорке о писательском «медиальном успехе» как главной цели повествовательной стратегии автора-мазохиста в некоторой степени получает опровержение также в недавних работах Х.Бёме, И.Шпёрк и А.Штромайер, в которых подробно анализируется код поведения Захера-Мазоха-автора как «внутри», так и «снаружи» собственного мазохистского конструкта. Упомянутые исследователи исходят в своих рассуждениях из восходящего к Делёзу (присутствующего также и у Кошорке) определения мазохизма и мазохистской наррации как 99 сплошь визуализированной «системы взаимоотражении» : герои-мазохист видит себя отраженным в направленном на него «жестоком» взгляде мучительницы-домины, в то время как мазохист-автор, созерцая со стороны и отражая в повествовании всю мазохистскую сцену в целом, «удваивает»
99 Koschorke A. Mastery and Slavery. P.553; о мазохистском фантазме как «истории взгляда» («истории глаза») и о «скопофилическом голоде» Захера-Мазоха и его героев см. также: Noyes J. Der Blick des Begehrens. Sacher-Masochs «Venus im Pelz» // Acta Germanica. 1988. Vol. 19. S. 11; Stewart S. R. Sublime Surrender. Male Masochism at the fin-de-siècle. Ithaca, London, 1998. P. 78. См. также подглавку «Многозначные взгляды» в статье: Hainz M. А. Cave Carnem: Eros, Macht und Inszenierung in Sacher-Masochs «Venus im Pelz» // Arcadia. Intern. Zeitschrift fur Literaturwissenschaft. 2004. Bd. 39. Н.1. S. 18-20 и у нас в третьей главе. на своем уровне меру имагинерного страдания и соответственно меру получаемого наслаждения. Заложенный в самом мазохистском фантазме «хитрый» ход, обусловливающий беспроигрышность мазохистской игры (как бы ни вела себя домина, эмоциональный «профит» в мазохистском сценарии целиком получает мазохист, кажущаяся жертва, а фактически -режиссер всего действа, ибо наиболее широкая визуальная перспектива, взгляд со стороны - его прерогатива), переносится в данном случае на уровень авторской позиции и задает те же параметры игры, теперь уже во взаимоотношениях «автор - читатель».
Так, А.Штромайер, опираясь на знаменитую работу Ж.Лакана о
100 ~ , «стадии зеркала» трактует текст, создаваемый автором-мазохистом (в частности, «Венеру в мехах»), в качестве своеобразного идентификационного акта»: «В текстах Захера-Мазоха осуществляется самополагание субъекта через идентификацию с образом Другого путем снятия функциональной диссоциации автора и рассказчика и конституирование идентичности реальной и фиктивной повествовательных субстанций. Рассказчик инсценируется как alter ego автора, в котором последний отображается. Возможности самоотображения автора дополнительно потенцируются благодаря наличию многих повествовательных уровней, каждый из которых имеет собственного рассказчика».101 Таким образом, авторская позиция Мазоха оказывается во многом самореференциальной, настроенной не на дифференциацию повествовательных инстанций (как в реалистической наррации), но на их идентичность и самоузнавание во взаимоотражении. «Автор в
100 См.: Лакан Ж. Стадия зеркала и ее роль в формировании функции Я в том виде, в каком она предстает нам в психоаналитическом опыте // Зарубежный психоанализ. Хрестоматия /Сост. В.М.Лейбин. СПб, 2001. С.470-478.
101 Strohmaier A. Auto(r)genesis: Zur Konstitution des masochistischen Subjekts im narrativen Akt // Leopold von Sacher-Masoch / Hg. von I.Spork, A.Strohmaier. S.95. повествовании создает рассказчика, чье повествование создает автора, in? тем, что отражает его авторство и конституирует его самосознание».
В свою очередь И.Шпёрк, переводя анализ в системную плоскость «автор -читатель», обнаруживает на данном уровне у Мазоха редупликацию все той же мазохистской структуры. В роли носителя «сурового взгляда» выступает теперь, однако, не домина, но (желает он того или нет) читатель, а в роли «страдательного», наблюдаемого и - в любом случае -наслаждающегося мазохиста - сам автор, Захер-Мазох, для которого, как и для его героя, «чужой» взгляд на себя необходим для конституирования себя как субъекта. «Таким образом, Захер-Мазох пишет, чтобы "создать" себя как субъекта - в двойном смысле слова: как автор (Захер-Мазох) и как страдающий (мазохист), как "господин" и как "раб". Захер-Мазох обеспечивает себе благодаря собственному авторству возможность снова и снова инсценировать себя в качестве страдающего. В то же время, инсценируя себя самого, он создает и свои произведения. Инсценируя себя в качестве страдающего, он ставит в страдательную позицию и свое авторство и свое имя, которое именно оттого и становится обозначением его страдания».103
Цитированные исследования демонстрируют сегодняшний ракурс видения мазоховской прозы, определяющийся такими сложными категориями современной теории культуры, как «визуальность», «игра», «конституирование авторства» и «самополагание субъекта». В свете последних работ о нем Захер-Мазох-писатель предстает, таким образом, носителем сложной, «мерцающей» авторской позиции, ни в коей мере не сводимой к простейшему стремлению «привлечь внимание публики», но определяемой тончайшей логикой игры, в которой в (эмоциональном)
102 Ibid. S. 104.
103 Spork I. «Ich sehne mich so sehr danach von Ihnen getreten zu werden»: Zu einigen Stereotypen in Leopold von Sacher-Masochs Leben und Werk // Ibid. S. 66. выигрыше неизменно оказывается «проигравший» - стигматизированный и гонимый автор-мазохист. * *
Конституирующий себя как субъекта и как автора посредством «чужого» взгляда, Захер-Мазох создает специфическую прозу «открытого» типа, активно «вбирающую» в себя чужие тексты и иконические образы. В изучении мазохистского интертекста центр тяжести с необходимостью переносится с Захера-Мазоха-«писателя» на Захера-Мазоха-«читателя». «Тургенев и прочие поэты Запада и Востока у него с языка не сходят, и он подражает им - осознанно или бессознательно, варьирует их или даже стремится их превзойти. Он последователь Шопенгауэра, философия которого и составляет по большей части духовное содержание его произведений, определяет их главные тенденции и пуанты. Его новеллы кишмя кишат реминисценциями разного рода, аллюзиями на литературу и науку Запада»104. При всей амбивалентности данной оценки, вынесенной автору «Венеры в мехах» его современником О.Глагау (решительный критик Мазоха, Глагау высокую степень «цитатности» захеровских текстов толкует как типичный код поведения дешевого имитатора и литературного выскочки), бесспорной остается констатация необычайной интертекстуальной насыщенности мазоховских новелл и романов. Не будучи ни выдающимся стилистом,105 ни создателем глубокой, тонкой и сложной «поэтики» (даже лучшие произведения австрийского автора не обходятся без вкраплений эпигонально-риторических пассажей,
104 Glagau О. Turgeniev s Nachahmer. Karl Detlef. - Sacher-Masoch // Glagau O. Die russische Literatur und Iwan Turgeniev. Berlin, 1872. S. 162-174. Цит. по: MLW. S.54.
105 На наш взгляд, стилевая гетерогенность Мазоха-писателя выступает непосредственным предвосхищением «модерного» отношения к художественному слову - отношения, как полагал Р.Барт, несовместимого с «эйфорической апелляцией к "стилю" писателя как вечной ценности Литературы». (Барт Р. Мифологии. М., 1996. С. 187.) тривиальных эпитетов и клишированных портретных и речевых характеристик героев), Захер-Мазох, без всякого сомнения, был гениально одаренным читателем. Тургенев, Штифтер, Гоголь, Гейне, Пушкин, Шиллер, Шопенгауэр - вот далеко не полный перечень авторов, с текстами которых у Мазоха устанавливаются - «осознанно или бессознательно» (как совершенно верно выразился Глагау) - культурно значимые отношения. Отношения эти могли принимать форму, близкую обычному «заимствованию». Подобные случаи «работы» Мазоха с претекстами Тургенева, Штифтера, Гоголя отдельно отмечаются в настоящем исследовании. 106
Гораздо более «интимным» и глубоко значительным представляется, однако, другой активно профилируемый Мазохом вариант отношения к чужим текстам, вариант, лежащий по другую сторону привычной компаративистской проблематики «связей и заимствований» (или
1Л7 источников и влияний»). Будучи теснейшим образом связанной со л, 108 структурами человеческого подсознания, со сферой «желания», мазоховская практика «распознавания» и «присвоения» чужих текстов, т.е. перевода их в мазохистский интертекст, оказывается близкой к теории
Ср. также, например, убедительные выкладки В. Михлера, анализирующего повесть малоизвестного писателя Исаака Мизеса «Илау» (1871) как прямой претекст одноименной новеллы Захера-Мазоха 1881 г. (Michler W. Darwinismus und Literatur: Naturwissenschaftliche und literarische Intelligenz in Österreich, 1854-1914. Wien, 1999. S.109-120).
107 Полемику с подобным - позитивистским - отношением к интертексту и его критику с позиций французского постструктурализма см. в статье: Косиков Г.К. «Структура» и/или «Текст»: (стратегии современной семиотики)// Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М., 2000. С.35-37.
108 Данное понятие употребляется здесь в значении, придаваемом ему Ж.Лаканом. «Желание» (désire), по Лакану, - это стремление личности к недостижимой презентности бытия в предопределяемом языком «символическом порядке» культуры, тоска по утраченной в раннем детском возрасте и недостижимой для взрослого человека цельности бытия. интертекстуальности», разработанной Ю.Кристевой с привлечением бахтинской идеи «диалога»109 и обозначенной исследовательницей в более поздней работе как «семиология параграмм».
Мазоховский талант смыслораспознавания и смыслопорождения -продолжение его (рассмотренной выше в свете работ А.Штромайер и И.Шпёрк) «хитроумно-пассивной» позиции автора-мазохиста, не дистанцирующегося в качестве «отдельного» субъекта ни от героя, ни от рассказчика, ни от читателя, но умело «отражающего», редуплицирующего эти инстанции, в свою очередь, отражающегося в них и заставляющего весь продуктивно-рецептивный механизм «работать» на построение и репродуцирование все того же мазохистского фантазма. Возникающий в ходе подобного «чтения-письма» интертекст есть - в той же мере, в какой он выступает последствием агрессивного «присвоения» чужих структур и смыслов, наполнения их собственной (в данном случае - мазохистской) «истиной желания» (Р.Барт), 110 - результат «разгадывания», «разворачивания», «реконструкции» «чужих смысловых языков, кодов и дискурсов, которые как бы в свернутом виде заключены в <.> (чужом.
109Ср. ключевое положение Ю.Кристевой, постулирующее всеохватность, тотальность интертекста в культуре и неизменно цитируемое в любом, даже далеком от постструктурализма исследовании по интертекстуальности: «. любой текст строится как мозаика цитаций, любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-нибудь другого текста. Тем самым на место понятия интерсубъективности встает понятие интертекстуалъности, и оказывается, что поэтический язык поддается как минимум двойному прочтению». (Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Французская семиотика. С.429.).
110 Ср.: «"Читать" значило также "собирать", "подбирать", "подслушивать", "идти по следам", "набирать", "красть". "Чтение", таким образом, означает некоторое агрессивное соучастие и активное присвоение чужого. "Письмо" - это "чтение", превратившееся в производство, в индустрию, а письмо-чтение, или параграмматическое письмо, - это влечение к агрессивности и тотальное соучастие ("Плагиат необходим" - Лотреамон)» (Кристева Ю. Семиология параграмм // Там же. С. 490).
Л.П.) произведении», «пробуждение энергии того произведения или дискурса, из которого цитата заимствована»111.
Мазоховское «чтение-письмо» (иначе - мазохистский интертекст), снимая границы между текстами в «открытом процессе сигнификации» (Ю.Кристева), таким образом, предполагает, с одной стороны, что субъекты и объекты высказываний уже не могут быть однозначно фиксируемыми -они многосторонни, диффундируют, плюралистичны. 112 Вместе с тем, однако, в когерентном, недифференцируемом ни по авторским персоналиям, ни по «рангам» писательских личностей («великие» писатели отдают дань практике мазохистского выговаривания желания на равных правах с «невеликими»), ни по «эпохам», ни по «отдельным национальным литературам» мазохистском интертексте присутствуют (наряду с моментами рецептивной «диссимиляции» мазохистской субстанции) также моменты ее продуктивной «аккумуляции» (в противном случае данный феномен был бы нефиксируемым и соответственно неизучаемым). В настоящем исследовании предпринимается попытка (с разной степенью подробности) осветить в качестве очагов «сгущения» мазохистских энергий некоторые из подобных «текстопорождающих» узлов мазохистского интертекста: «Тургенев» - «Захер-Мазох» - «Кафка» - «Андрей Белый» -«Владимир Сорокин». * *
Сын своего времени и своей (немецкоязычной) литературной традиции, Леопольд фон Захер-Мазох, с одной стороны, обнаруживает в созданных им произведениях и в вариантах построения собственного писательского имиджа культурные и дискурсивные формы, вполне укладывающиеся в контекст эпохи реализма и из этого контекста
111 Косиков Г.К. «Структура» и/или «Текст». С. 37.
112 О механике подобной сигнификации см. подробно: Kristeva J. Die Revolution der Poetischen Sprache. Frankfurt a.M., 1971. S.94-95. объяснимые. В то же время главное художественное открытие австрийского автора - мазохистский фантазм и сценарий мазохизма - восходит к иной культурно-типологической парадигме, задающей смысловую ось, «перпендикулярную» реалистической синтагматике.
Объединяя традицию средневекового мученичества, рыцарский культ «Прекрасной Дамы», экзегетику флагеллянтских сект, социально-экономическую практику южно-американского рабства и русского крепостничества, «ось» эта пересекает плоскость эпохи Мазоха под прямым углом и, уходя далее, в век XX, определяет глубинно-психологические механизмы и дискурсивные практики коммунистических режимов и фашистских диктатур, с показательными для них садомазохистскими схемами соотношения «массы» и «власти», господства и подчинения. Означенная непреходящая релевантность мазохизма как «мощного
113 концепта социальной и культурной критики» , имеющего высокую конъюнктуру в ХХ-ХХ1 столетиях, определяет актуальность настоящего диссертационного исследования.
Научная новизна представленной в диссертации трактовки мазоховского творчества связана главным образом с обозначенным уже в начале Введения «двойным» - «синхронно-диахронным» - подходом к таковому. Творческое наследие Мазоха впервые последовательно интерпретируется как с точки зрения породившей его «эпохи реализма», так и в аспекте «универсального» феномена мазохизма.
Главной целью исследования, в этой связи, является определение места писателя Захера-Мазоха в современной ему историко-литературной эпохе, а также - в более широком, макрокультурном контексте «эпохи модерна».
113 Finke M. C. Introduction // One Hundred Years of Masochism. Literary Texts, Social and Cultural Contexts / Ed. By M.C. Finke, C.Niekerk. Amsterdam -Atlanta, 2000. P.4.
В качестве материала исследования выступают прозаические произведения Захера-Мазоха 1860-1870-х гг., а именно - наиболее значимые новеллы и роман, вошедшие в круг повествовательных циклов «Наследие Каина» и «Галицийские истории».
Последовательное и подробное изучение и интерпретация данных текстов в их соотнесенности с историко-литературным контекстом, а также в аспекте интертекстуальности является основной задачей настоящего исследования, которая во многом определяет его структуру. Таковая основной части диссертации подчинена необходимости соблюдения известного баланса между историко-литературной (по горизонтали) спецификацией материала и его «вертикальной» генетико-типологической парадигматизацией. «Горизонтальная» перспектива доминирует в первой и второй главах, где речь пойдет о важных «внешних» аспектах позиционирования Захера-Мазоха-писателя в контексте своей эпохи и его участии в реалистической тендерной дискуссии (на материале произведений цикла «Наследие Каина»). Посвященная главному тексту Мазоха - «Венере в мехах» - третья глава объединяет историко-литературный и типологический ракурсы (аспекты «реализма» и «мазохизма»), в то время как в четвертой главе, связанной с выявлением роли, меры и форм участия тургеневской прозы в построении мазохистского фантазма, типологический момент становится ведущим. Анализ и интерпретация захер-мазоховской «россики» в пятой главе (на материале «Русских придворных историй» и «Женщины-султана»), ряда интертекстуально значимых мотивов, как они представлены в новелле «Жажда мертвых неутолима» и романе «Богородица» (шестая и седьмая главы), также служат, скорее, расширению «диахронного», типологизирующего аспекта исследования.
Методология настоящей диссертационной работы определяется спецификой предстоящего нам в лице Захера-Мазоха - писателя и личности
55
- феномена. Рассуждения о Мазохе как писателе «эпохи реализма», то есть актуализация историко-литературного аспекта исследования, ставит нас перед необходимостью обращения к некоторым современным концепциям, таким, например, как социология литературы П. Бурдье или тендерные теории. Означенные концепции будут - в ракурсе, релевантном для нашей постановки проблемы, - кратко представлены в соответствующих фрагментах основной части работы. В свою очередь переход на «парадигматическую», «диахронную» точку зрения - помещение прозы Мазоха во вне-исторический контекст «мазохистского интертекста» -делает не только оправданной, но и необходимой актуализацию целого спектра постструктуралистских теорий современной культурной критики, таких как метод деконструкции (Ж.Деррида), «семиология параграмм» (Ю.Кристева), а также типологическая бинарная оппозиция «различие -повторение» (Ж.Делёз).
Апробация результатов исследования осуществлена в докладах на межвузовских и международных научных семинарах и конференциях разных лет, Основные положения работы отражены в монографии и ряде научных статей. Материалы диссертации могут иметь практическое применение при чтении общих и специальных курсов по истории немецкоязычной литературы XIX в. и компаративистики.
Похожие диссертационные работы по специальности «Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)», 10.01.03 шифр ВАК
Традиции поэтики И.С. Тургенева в русской литературе XX в. (Б.К. Зайцев, К.Г. Паустовский, Ю.П. Казаков)2005 год, доктор филологических наук Куделько, Наталья Александровна
Литература бидермейера в Германии XIX века2008 год, доктор филологических наук Иванова, Елена Радифовна
Проза Франца Кафки в аспекте кинематографической визуальности2012 год, кандидат филологических наук Бакирова, Елена Вильевна
Образ героя времени в русской и немецкой прозе рубежа XX–XXI веков2024 год, кандидат наук Ларина Мария Валерьевна
Фантастические произведения И. С. Тургенева и П. Мериме1999 год, кандидат филологических наук Золотарев, Игорь Леонардович
Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Полубояринова, Лариса Николаевна, 2007 год
1. Roßbacher К. Literatur und Liberalismus. Zur Kultur der Ringstraßenzeit in Wien. Wien, 1992. S. 16.
2. См.: Roßbacher K. Literatur und Liberalismus. S.16-17; Lengauer H. Literatur und Revolution: 1848 // Literarisches Leben in Österreich: 1848-1890. S.30.
3. Kernmayer H. Genre mineur oder Programm der literarischen Moderne?: Zur Ästhetik des Wiener Feuilletons // Ibid. S.402.
4. См.: Kernmayer Н. Genre mineur oder Programm der literarischen Moderne?
5. См: Butzer G., Günter М., Heydebrand R. von. Von Strategien zur Kanonisierung des «Realismus». S. 72.
6. Roßbacher K. Literatur und Liberalismus. S. 17.
7. См. об этом: Hall M. G. «Fromme Wünsche»: Zur Situation österreichischer Autoren und Buchhändler im 19. Jahrhundert // Literarisches Leben in Österreich: 1848-1890. S. 171-199.
8. Brandt H. Marie von Ebner-Eschenbach und die «Deutsche Rundschau». S. 1007.
9. См.: Höflechner W. Leopold von Sacher-Masoch Ritter von Kronenthal und die Universität Graz // Publikationen aus dem Archiv der Universität Graz. Beiträge zur allgemeinen Geschichte/ Hg. von H.Wiesflecker. Graz, 1975. Bd. 4. S.125-138.
10. См., например, воспоминания бывшего студента Захера-Мазоха Ойгена фон Закса: Sax Е. von. Leopold Ritter von Sacher-Masoch // MLW. S. 35-36.
11. См.: Michel B. Sacher-Masoch (1836-1895). Paris, 1989. S. 152-153.55 См.: Ibid. S.95.
12. Последний текст, переведенный на русский язык в XIX в., был в 1990-е гг. переиздан. См.: Захер-Мазох Л.фон. Последний король венгров. М., 1997.
13. Holzner J., Neumayr Е., Wiesmüller W. Der historische Roman in Österreich: 1848-1890. S.462.
14. Gartenlaube für Österreich. Graz, 1866. N 1, S. 1. Цит. по: Bruck О. «Die Gartenlaube für Österreich»: Vom Scheitern des Projekts einer österreichischen Zeitschrift nach Königgräz // Literarisches Leben in Österreich: 1848-1890. S.384.
15. См. вводную статью к первому номеру «Gartenlaube für Österreich» (1866. № 1) и Bruck О. «Die Gartenlaube für Österreich». S. 383.
16. См.: Lorm H. Der deutsch-österreichische Schriftsteller. III: Parasiten und Renegaten in Österreich // Die Presse. Wien. 1866. 6.Nov. Jg. 19. N. 304. S.l-2. Цит. по: MLW. S. 332.
17. Материалы этой полемики см.: MLW. S. 332-341.
18. См. об этом подробно: Ibid. S. 363-366.82 Ibid. S.392.
19. Ключевыми для восприятия Захера-Мазоха во Франции оказываются, в основном, две подробные рецензии: Т.Бенцон и А.Ашара. См. их републикацию в немецком переводе: MLW. S.57-90.
20. Saar F. von. Ninon // Saar F. von. Das Erzählerische Werk. In 3 Bd. Wien, 1959. Bd.2. S. 300-301. Перевод наш.- Л.П.
21. Bourdieu Р. Die Regeln der Kunst. S. 356.
22. О романе Кюрнбергера см. в статье: Шульц Д. Образы Америки в немецкой литературе // Литература в контексте культуры / Отв. ред. А.Г.Березина. СПб., 1998. С.227-229.
23. См.: Bittrich В. Biedermeier und Realismus in Österreich // Handbuch der deutschen Erzählung / Hg. von K.K.Polheim. Düsseldorf, 1981. S. 370-371.
24. Kühnel W.-D. Ferdinand Kürnberger als Literaturtheoretiker im Zeitalter des Realismus. Göppingen, 1970. S.32.
25. Lengauer H. Literatur und Revolution: 1848. S.30.
26. Kühnel W.-D. Ferdinand Kürnberger als Literaturtheoretiker. S.26-41.
27. См.: «halbfremder Ausländer» (Kürnberger F. Vorrede zum «Don Juan von Kolomea» // Sacher-Masoch L.von. Don Juan von Kolomea. Galizische Geschichten. Bonn, 1985. S. 188.)104 «Die Würde unserer alten schriftberühmten Kultur» (Ibid.).105 Ibid.
28. Kürnberger F. Vorrede zum «Don Juan von Kolomea». S.189.
29. Ср.: «Гёте был последним, кто, наряду с корпусом идей, обладал также продуктивной чувственностью» (Ibid. S. 189.). Как известно, и для Шиллера именно Гёте был типичным представителем «наивной» поэзии.111 Ibid. S.189.112 Ibid. S.191.
30. Kürnberger F. Vorrede zum «Don Juan von Kolomea». S.191.
31. Подробнее см. об этом в статье: Steinlechner G. Blick zurück Flucht nach vorn: Inszenierung von Autorschaft bei Peter Rosegger und Leopold von Sacher-Masoch // Peter Rosegger im Kontext / Hg. von W.Schmidt-Dengler, K. Wagner. Wien, 1999. S.100-118.
32. См., например, авторское предисловие к новелле «Лунная ночь»: Sacher-Masoch L. von. Don Juan von Kolomea. S.104.
33. См. об этом: Думин C.B. Другая Русь: (Великое княжество Литовское и Русское) // История отечества: люди, идеи, решения: Очерки истории России IX начала XX в./ Сост. С.В.Мироненко. Л., 1991. С.76-126.
34. Михайловский Н.К. Палка о двух концах. Рец. на:. «Завещание Каина» Л.фон Захер-Мазоха (1877) // Михайловский Н.К.Соч. СПб., 1897. Т.6. С.221.
35. См.: Sacher-Masoch L. von. Souvenirs: Autobiographische Prosa. S.60.
36. Marinelli-König G. Polen und Ruthenen in den Wiener Zeitschriften und Almanachen. S.XXIII.
37. См.: Kopelew L. Zunächst war Waffenbrüderschaft // Russen und Rußland in deutscher Sicht. 19. Jahrhundert: Von der Jahrhundertwende bis zur Reichsgründung (1800-1871)/Hg. M.Keller. München, 1992. S.71-74.
38. Ср. описание жизни «аскета» в 4-й части 2-й книги «Мира как воли и представления».
39. Wytrzens G. Zur österreichischen Turgenjew-Rezeption bis 1918. S. 115-116.
40. См. об этом: Mark R. А. Galizien unter österreichischer Herrschaft. S.64-65.
41. См. об этом: Nachlik Е. Leopold von Sacher-Masochs Rezeption im westukrainischen Literaturprozeß des 19. Jahrhunders // Von Taras Sevcenko bis Joseph Roth. S. 163-171.156 Цит. по: Ibid. S. 167.
42. Цит. по: Cybenko L. Grenzverschiebungen und Grenzübergänge. S. 91.
43. Cybenko L. Grenzverschiebungen und Grenzübergänge. S. 91.
44. Wagner К. Sacher-Masoch ein «Naturdichter» auf Abwegen. S.70.
45. Spitteier С. Eine Erinnerung an Sacher-Masoch (1895) // MLW. S. 164-165.
46. См. об этом: Michel В. Sacher-Masoch. P. 273-274.
47. Цит. по: Eichholz J. Turgenev in der deutschen Kritik. S.580.
48. Goldbaum W. Turgenjew's deutsche Jünger: Eine kritische Randglosse // Mehr Licht: Eine deutsche Wochenschrift für Literatur und Kunst. 1879. Jg. 1. N.27. S. 425.
49. König H. Literarische Bilder aus Rußland. Gießen, 1837 Repr.1979. S.43.
50. См.: Halle S. von. Sacher-Masoch//MLW. S.181.
51. König H. Literarische Bilder aus Rußland. S.43.180 Ibid.181 Ibid.
52. Wiegerling К. Medienethik. Stuttgart; Weimar, 1998. S.8.
53. Pfeiffer L. К. Das Mediale und das Imaginäre: Dimensionen kulturanthropologischer Medientheorie. Frankfurt a.M., 1999. S.31.
54. Milojevic S. Die Poesie des Dilettantismus: Zur Rezeption und Wirkung Leopold von Sacher-Masochs. Frankfurt a.M.; Berlin; Bern; New York; Paris; Wien, 1998. S. 9.
55. См.: Roßbacher К. Literatur und Liberalismus. S. 225-229.
56. Turgénjew I. Erzählungen / Aus dem Russischen von F. Bodenstedt. München, 1864-1865. Bd. 1-2.
57. Kürnberger F. Turgenjew und die slawische Welt. S. 107.
58. См.: Fontane Th. Unsere lyrische und epische Poesie seit 1848 // Theorie des bürgerlichen Realismus: Eine Textsammlung/ Hg. von G.Plumpe. Stuttgart, 1985. S.146.
59. Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 6 т. М., 1953. Т.5. С. 138. Sacher-Masoch L. von. Über den Wert der Kritik. S. 34; Захер-Мазох цитирует Гоголя по изданию: Gogol N. Die todten Seelen: Ein satirisch-komisches Zeitgemälde. Leipzig, 1846. S.139-140.
60. Plumpe G. Einleitung. S. 76.
61. Schmidt J. Der neueste englische Roman und das Prinzip des Realismus // Theorie des bürgerlichen Realismus. S. 118.
62. Fontane Th. Unsere lyrische und epische Poesie seit 1848. S.145.
63. Sacher-Masoch L. von. Vorwort zu «Die Ideale unserer Zeit» // Romanpoetik in Deutschland: Von Hegel bis Fontane / Hg. von H.Steinecke. Tübingen, 1984. S.191.
64. Steinecke H. Sacher-Masoch europäische Perspektiven eines galizischen Erzählers // Galizien als gemeinsame Literaturlandschaft / Hg. von F. Rinner u.a. Innsbruck, 1988. S. 145.
65. Glagau О. Turgeniev" s Nachahmér. Karl Detlef. Sacher-Masoch // Glagau O. Die russische Literatur und Iwan Turgeniev. Berlin, 1872. S. 162-174. Цит. по: MLW. S. 54.
66. См.: Sacher-Masoch L. Vorwort // Sacher-Masoch L. von. Das Vermàchtnifi Kains. Zweiter Teil: Das Eigentum: In 2 Bd. Bd.l. Bern, 1877. S.34.9 Ibid. S.40.
67. Cm: Sacher-Masoch L.von. Die Frau von dreißig Jahren // Sacher-Masoch L.von. Silhouetten. Novellen und Skizzen: In 2 Bd. Leipzig, 1879. Bd.2.
68. См.: Sacher-Masoch L. von. Vorwort. S.36.1.QKürnberger F. Vorrede zum «Don Juan von Kolomea» // Sacher-Masoch L. von. Don Juan von Kolomea. S.194.
69. Cm.: Michler W. Darwinismus und Literatur. S. 134; Sprengel P. Darwin oder Schopenhauer? S.73-75.
70. Koschorke A. Leopold von Sacher-Masoch. S. 54.
71. Michler W. Darwinismus und Literatur. S. 131.
72. Michler W. Darwinismus und Literatur. S. 131.
73. О связи Мазоха с данной тривиальной традицией высказывался К.Вагнер. См.: Wagner К. Sacher-Masoch ein «Naturdichter» auf Abwegen. S. 66. (Термин «черная романтика» ввел в оборот в начале 1930-х гг. итальянский исследователь Марио Прац.)
74. Schömel W. Apokalyptische Reiter sind in der Luft: Zum Irrationalismus und Pessimismus in Literatur und Philosophie zwischen Nachmärz und Jahrhundertwende. Opladen, 1985. S. 111.
75. Lingg H. von. Gedichte: In 2 Bd. Stuttgart, 1869. Bd.2. S.9.
76. См. подробное исследование данного мотива в кн.: Holzheimer G. Wanderer Mensch: Studien zu einer Poetik des Gehens in der Literatur. München, 1999.
77. Следует отметить также чрезвычайную значимость образа странника для контекста штюрмерской лирики Гёте.
78. См.: Müllner L. Sacher-Masochs «Vermächtnis Kains»// Müllner L. Literatur- und kunstkritische Studien: Beiträge zur Ästhetik der Dichtkunst und Malerei. Wien; Leipzig, 1895. S.32-45.
79. См. об этом: Wünsch M. Eigentum und Familie: Raabes Spätwerk und der Realismus // Jahrbuch der Schiller-Gesellschaft. 1987.Bd. 31. S.248-266; Rieder H. Liberalismus und Lebensform in der deutschen Prosaepik des 19. Jahrhunderts. Berlin, 1967.
80. См.: Sacher-Masoch L. von. Der Judenraphael //Sacher-Masoch L. von. Der Judenraphael. Geschichten aus Galizien. Wien; Köln; Graz, 1989. S.157.
81. См. гл. 44 («Метафизика половой любви») из «Мира как воли и представления»: Шопенгауэр А. Собр. соч. в 6 т. / Пер. с нем. М., 2001. Т.2. С.443-476.
82. Sacher-Masoch L. von. Don Juan von Kolomea // Sacher-Masoch L von. Don Juan von Kolomea. Galizische Geschichten. Bonn, 1985. S. 57. Здесь и далее перевод наш. Л.П.
83. Sacher-Masoch L. von. Der Kapitulant // Sacher-Masoch L. von. Don Juan von Kolomea. S. 97. Здесь и далее перевод наш Л.П.
84. Sacher-Masoch L. von. Der Kapitulant. S. 80-81.
85. Sacher-Masoch L.von. Die Liebe des Plato. S. 67.
86. Sacher-Masoch L. von. Don Juan von Kolomea. S. 55.
87. Sacher-Masoch L. von. Mondnacht. S. 150.
88. См.: Gottschall R. von. Sacher-Masoch als Novellist // MLW. S.120; Kurnberger F. Vorrede zum «Don Juan von Kolomea» // Sacher-Masoch L.von. Don Juan von Kolomea. S. 194.
89. См.: Barthes R. Fragmente einer Sprache der Liebe (Fragments d'un discours amoureux). Frankfurt a.M., 1984.1 1 HSacher-Masoch L. von. Don Juan von Kolomea. S. 27.
90. Sacher-Masoch L.von. Die Liebe des Plato. S. 31.
91. Захер-Мазох Л.фон. Марцелла, или Голубая сказка счастья // Захер-Мазох Л.фон. Венера в мехах. Демонические женщины. М., 1993. С. 384.
92. Sacher-Masoch L. von. Der Kapitulant. S. 98.122 Ibid. S. 97.
93. Sacher-Masoch L.von. Die Liebe des Plato. S.16.
94. Glagau O. Turgeniev" s Nachahmer. Karl Detlef. Sacher-Masoch // MLW. S. 55.
95. Gottschall R. von. Sacher-Masoch als Novellist // MLW. S.120.
96. Thaler K.von. Nihilismus in Deutschland // MLW. S.48.
97. R<odenberg> J. Büchertisch des Salon // HdT. S.183.
98. Müllner L. Sacher-Masochs «Das Vermächtnis Kains» // MLW. S.141.
99. Sacher-Masoch L. von. Don Juan de Koloméa. P.433.
100. См.: Sacher-Masoch L. von. Seiner Herrin Diener: Briefe an Emilie Mataja.München, 1987. S. 22.
101. Sacher-Masoch L.von. Don Juan von Kolomea. S.28. В дальнейшем цитаты из данного произведения, за исключением отдельно оговоренных случаев, приводятся по этому изданию в нашем переводе с указанием в скобках сокращения «DJ» и страниц.
102. Чодороу H. Воспроизводство материнства: Психоанализ и социология пола / Пер. с англ. // Антология тендерной теории. С.64.156 Там же. С.66.
103. Einsiedel W. von. Nachwort zur Reclam-Ausgabe des «Don Juan von Kolomea» (1926) // HdT. S.204.
104. Ср. фразу из его любовной записки: «. мы опять споем ту песенку вашего поэта Пускина (de votre poëte Pouskine), которой ты меня научила: "Старый муж, грозный муж!"» (VI, 52).
105. См. об этом: Hertling G. H. Adalbert Stifters Jagdallegorie. S. 43.
106. Напрашивается прямая аналогия с Кунигундой, героиней «Кетхен из Гейльбронна» («Das Kâthchen von Heilbronn», 1807/08) Г.фон Клейста -еще один яркий пример «конструкции женственности» в литературе.
107. Ibid. S. 11-12. Перевод наш. Л.П.
108. Sacher-Masoch L.von. Mondnacht. S. 126. Перевод наш. Л.П. В дальнейшем цитаты из данного произведения, за исключенем отдельно оговоренных случаев, приводятся по этому изданию с указанием в скобках сокращения «MN» и страниц.
109. Strohmaier А. Körper, Macht und Lust. S.157.
110. См.: Фуко М. Использование удовольствий. С.29.
111. Derks Р. Die Schande der heiligen Päderastie. S.266.
112. О шопенгауэрианстве и мизогинии Вейнингера см.: Жеребин А.И. Вертикальная линия: Философская проза Австрии в русской перспективе. СПб., 2004.С. 75-89.
113. MLW. S. 119; см. также у О.Глагау о «вымученности» «Марцеллы». (Ibid. S.56.)
114. См., например: Tissot V. Ein Besuch bei Sacher-Masoch // Deutsche Monatsblatter. 1878. Jg.l. S.215-216. Переиздано в: MLW. S.111-113.
115. Подорога В. Феноменология тела. M., 1995. С. 63.
116. См. работу Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия» (1920).
117. От английского «suspense» состояние неизвестности, беспокойства.
118. Freud S. Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie // Freud S. Gesammelte Schriften. Leipzig; Wien; Zürich, 1924. Bd.5. S.32-33.37Freud S. Jenseits des Lustprinzips // Freud S. Studienausgabe. 7. Aufl. Frankfurt a.M., 1975. Bd.3. S.263.
119. См., например: Krafft-Ebing R. von. Psychopathia sexualis. 10. Aufl. S.87.
120. Фрейд 3. Экономическая проблема мазохизма. С.364.
121. См. также В, 60; В, 88; В, 132 и др.
122. См.: Sacher-Masoch L. von. Seiner Herrin Diener. Briefe an Emilie Mataja. S.40-43.
123. См. пример, начинающийся словами: «Один престарелый русский князь .» (Ibid. S. 124.).74 Ibid. S. 122.
124. См., например, приводимый Крафтом-Эбингом случай из «Archive de l'Anthropologie criminelle» (Paris. 1892. Vol.7) относительно экзотических мазохистских привычек «одного русского князя» (Ibid. S. 124).
125. Krafft-Ebing R. von. Neue Forschungen auf dem Gebiet der Psychopathia Sexualis: Eine medizinisch-psychologische Studie. 2. Ausg. Stuttgart, 1891. S. 108-109.
126. Эткинд А. Эрос невозможного. История психоанализа в России. М., 1994. С. 117.
127. См.: Hasper Е. Leopold von Sacher-Masoch. Greifswald, 1932. C.31.
128. См. подраздел «Русская и польская душа» в работе Н.Бердяева 1918 г. «Судьба России: Опыты по психологии войны и национальности»: Бердяев Н.Судьба России: Соч. М.; Харьков, 2000. С.409-414.
129. Rancour-Laferriere D. The Slave Soul of Russia. P. 7.91 Ibid. P. 18-28; 181-201.92 Ibid. P. 106.См.: Рылькова Г.С.Жажда страдания 11 Russian Literature. 1997. Vol.41. C.37-50.
130. См.: Reich W. Frühe Schriften: In 2 Bd. Köln, 1982. Bd.2. S. 189.
131. Reik Th. Aus Leiden Freuden: Masochismus und Gesellschaft. Hamburg, 1977. S.229-230.
132. Книга «Из страданий радость» вышла в 1940 г. в США на английском языке, мы пользовались ее немецким переводом.
133. Reik Th. Aus Leiden Freuden. S. 203.140 Ibid. S.245.
134. Об этой особенности садизма см. также: Barthes R. Sade Fourier Loyola / Aus dem Franz. Frankfurt a.M., 1986. S. 35-40; Treut M. Die grausame Frau: Zum Frauenbild bei de Sade und Sacher-Masoch. Basel; Frankfurt a.M., 1984. S. 10-14.
135. Делёз Ж. Представление Захер-Мазоха. С.273.
136. См.: Theis H. Masochismus und Weiblichkeit. S. 107.
137. См.:Фрейд 3. «Жуткое» («Das Unheimliche», 1919).
138. О связи взгляда/глаза и страха кастрации см. также у Ж.Лакана: Lacan J. Das Seminar. Buch 11. Die vier Grundbegriffe der Psychoanalyse. Ölten; Freiburg, 1978. S.84.
139. См. также В,119, 120, 153.
140. Lacan J. Das Seminar. Buch 11. S.79.
141. Ср. Ж.Лакан употребляет французское выражение «manque-à-être», которое переводится на немецкий как «Mangel-am-Sein» («недостаток бытия»), однако также и как «Begehren» «желание», «вожделение».
142. Del Саго A. Nietzsche, Sacher-Masoch and the whip // German Studies Review. 1998. Vol.22. N 2. P. 255-257.
143. Politzer Н. Franz Kafka: Der Künstler. Frankfurt a.M., 1979. S.145.
144. Запись от 1 февраля 1921 г. См.: Кафка Ф. Дневники / Пер. с нем. Е.А.Кацевой. М., 1998. С.ЗЗО.
145. Kafka F. Gesammelte Werke: Briefe an Feiice. New York, 1967. S.478.
146. См.: Кафка Ф. Дневники (запись от 04.05.1913 г.). С.173; Kafka F. Gesammelte Werke: Briefe an Felice. S.310.
147. Deleuze G., Guattari F. Kafka: Pour une littérature mineure. Paris, 1975.
148. Sacher-Masoch L. von. Russische Secten // Nord und Süd: Eine deutsche Monatsschrift. 1889. Dez. Bd.52. S.354. Выделено нами. Л.П. Здесь налицо фактическая ошибка: у Тургенева, как известно, речь идет не о духоборах, а о хлыстах.
149. Glagau O. Turgeniew's Nachahmer: Karl Detlef Sacher-Masoch // Glagau O. Die russische Literatur und Iwan Turgeniew. Berlin, 1872. Цит. по: MLW. S.54.
150. Точнее, «самый талантливый последователь» «великого русского автора». Ср. письмо Ф.фон Заара от 19.09.1876 г. См.: Fürstin Marie zu Hohenlohe und Ferdinand von Saar: Ein Briefwechsel. Wien, 1910. S.28.
151. Storm Th. Briefe: In 2 Bd. Berlin; Weimar, 1972. Bd.l. S.524.
152. Glagau O. Turgeniew's Nachahmer. S.54.
153. У Лацке ошибочно «Frühlingsmorgen» вместо «Frühlingsfluten» (см.: Ibid. S.965).
154. См.: Sacher-Masoch L. von. Seiner Herrin Diener: Briefe an Emilie Mataja.аоTurgenjew I. Aus dem Tagebuche eines Jägers. Bd. 1 / Deutsch von A. Viedert; Bd.2/ Deutsch von A. Boltz. Berlin, 1854-1855.
155. Именно из этой повести происходит (напечатанный без указания конкретного источника) эпиграф к «Страннику» прологу повествовательного цикла «Наследие Каина»: «. Бог один знает, сколько ему еще придется странствовать» (IV, 320).
156. См.: Turgenjeff I. S. Das adelige Nest / Aus dem Russischen von Paul Fuchs. Leipzig, 1862.
157. См.: Turgenew I. Drei Begegnungen / Aus dem Russischen // St.Petersburgische Zeitung, 1852. № 126-131.
158. См.: Turgenjew I. Eine wunderliche Geschichte / Aus dem Russischen von L.Kaisler // Der Salon für Literatur, Kunst und Gesellschaft. 1869. Bd.5. N 10. S.69-86.
159. Именно эта новелла открывала первое немецкое издание «Записок охотника», в отличие от русской традиции издания тургеневских очерков, «возглавляемых» обычно «Хорем и Калинычем».
160. Ср. обозначение «эскизы», примененное другим западным виртуозом новеллы П.Мериме - к «Запискам охотника» (Цит. по: Клеман П. И.С.Тургенев и Проспер Мериме // Литературное наследство. М., 1937. Т.31-32. С. 734).
161. Из письма Тургеневу (октябрь 1852 г.). Цит. по: Гришунин А.Л., Долотова Л.М., Могилянский А.П. и др. Комментарии к «Запискам охотника» // Тургенев И.С. Полн.собр.соч.: В 30 т. М., 1979. Соч. Т.З. С.450.
162. Ср. Захер-Мазох: «Der volle Mond goß <.> sein Licht in die Landschaft» (MN, 108); Тургенев: «лился дремотный свет луны» (IV, 218).
163. Ср.: «красный мак полыхнул <мне> в глаза» (MN,109) «передо мной красный полевой мак поднимал из заглохшей травы свой прямой стебелек» (IV, 219).
164. Письмо от 01.08.1873 г. Оригинал на нем. яз. Цит. по русскому переводу: Там же. С.400.
165. Schultze Chr. Ein Brief Turgenevs an Leopold von Sacher-Masoch aus dem Jahre 1881. S.149.
166. Слово «странный» применяется здесь к Тургеневу, как и у В.Н.Топорова, в значении «имеющий связь с подсознанием». О книге Топорова «Странный Тургенев» см. ниже.
167. См. именно такую интерпретацию действий Ванды в кн.: Michel В. Sacher-Masoch (1836-1895). Paris, 1989. Р.275.
168. Топоров B.H. Странный Тургенев. С.96.
169. Зайцев Б. Жизнь Тургенева. С.249.
170. Топоров В.Н. Странный Тургенев. С.73.
171. См.: Топоров В.Н. Странный Тургенев. С.54.
172. Гершензон М. Мечта и мысль Тургенева. С. 32.
173. Там же. Выделено нами. Л.П.
174. Речь идет об «охлаждении» к Тургеневу «революционно» настроенных кругов молодежи в 1860-е гг.
175. Гроссман Л. Портрет Манон Леско // Гроссман Л. Собр. соч.: В 5 т. Т.З: Тургенев. С. 36.
176. Фишер В. Повесть и роман у Тургенева // Творчество Тургенева: Сб. статей / Под ред. И.Н. Розанова, Ю.М.Соколова. М., 1920. С. 25.
177. См.: Топоров В.Н. Странный Тургенев. С.5.
178. Маркович В.М. О «трагическом значении любви» в повестях И.С.Тургенева 1850-х гг. С.277, 278.
179. Sacher-Masoch L.von. Russische Secten. S. 365.
180. Ср.: «В ней было много жизни, то есть много крови, той южной, славной крови, в которую тамошнее солнце, должно быть, заронило часть своих лучей» (V, 46).
181. В данном случае актуализируется понимание «странности» Тургенева, предлагаемое В.Н.Топоровым, как обнажения глубинно-психологических мотивов поведения личности.
182. Sacher-Masoch L. von. Seiner Herrin Diener: Briefe an Emilie Mataja. S.56.
183. Иностранная критика о Тургеневе. С. 18-19. Выделено нами. Л.П.
184. См.: Stanzel F. К. Typische Formen des Romans. Göttingen, 1964. В несколько более дифференцированном виде та же терминология представлена в работе: Stanzel F. К. Theorie des Erzählens. Göttingen, 1978.
185. Рыбникова М. А. Один из приемов композиции у Тургенева. С. 122.
186. Табель М.О. «Три встречи» Тургенева и русская повесть 30-40-х годов XIX века. С. 138.
187. Gerigk H.-J. Turgenjews Erzählung «Drei Begegnungen». S.42.
188. Ср.: Сарбаш Л.Н. Типология повествования в прозе И.С. Тургенева: Конспект лекций по спецкурсу. Чебоксары, 1993. С. 8.
189. Гершензон М. Мечта и мысль И.С.Тургенева. С. 111-112.
190. Schopenhauer А. Die Welt als Wille und Vorstellung. Zürich, 1988. Bd.2. S.697.234 Ibid. S.697.
191. MacLaughlin S. Schopenhauer in Rußland. S. 95.238 Ibid. S.122.
192. См. о страхе смерти как об одной из «странностей» Тургенева: Топоров В.Н. Странный Тургенев. С.83-87.
193. Подробное изложение этих идей содержится, как известно, в кн. IV «Мира как воли и представления».
194. Гершензон М. Мечта и мысль Тургенева. С.49.
195. См., например, письма к Э.Матайя от 20.01 и от 04.03 1875 г.: Sacher-Masoch L. von. Seiner Herrin Diener: Briefe an Emilie Mataja. S.32, 58.Л/fSacher-Masoch L. von. Souvenirs: Autobiographische Prosa. S.63-64.
196. Алексеев М.П. Заглавие «Записок охотника» // Тургеневский сборник. М.-Л., 1969. Вып.5. С.210-218.
197. Ковалев В.Н. «Записки охотника» И.С.Тургенева. С.59.971Mérimée P. La littérature et servage en Russie // Revue des Deux Mondes. 1854. 15Juil. P.184. Цит. по: Алексеев М.П. Заглавие «Записок охотника». С.212.
198. Ср. в этой связи «Хоря и Калиныча» Тургенева очерк, в котором «охотничья» мотивировка, будучи внесенной лишь post factum, также не определяла фигуру рассказчика в существенной мере.
199. Lissmann К. Р. Die Jagd nach dem Glück: Jagd und Jagen als Daseinsmetaphern // Alles jagd . eine Kulturgeschichte. Kärnter Landesausstellung Ferlach 1997. Katalogbuch. Klagenfurt, 1997. S.19.288 Ibid. S.20.289 Ibid. S.24.
200. О номадизме в связи с Захером-Мазохом см. далее, в § 12 настоящей главы.
201. Gottschall R. von Rez. zu:. «Das Vermächtniß Kains» // Blätter für literarische Unterhaltung. 1870. 8.Dez. N.50. S.787.Gottschall R. von. Die deutsche Nationalliteratur des neunzehnten Jahrhunderts. 6. Ausgabe. Breslau, 1892. Bd.4. S. 537.
202. Lemmermayer F. Leopold von Sacher-Masoch // Moderne Dichtung. 1. Nov. 1890. Jg.l. Hf.5. N.ll. S.680-686. Цит. по: MLW. S. 135.
203. Halle S. von. Sacher-Masoch //MLW. S. 178.
204. См.: Топоров В.Н. 1) О «поэтическом» комплексе моря и его психофизиологических основах; 2) Архетип моря. «Морской» синдром // Топоров В.Н. Странный Тургенев. С. 102-126.Топоров В.Н. О «поэтическом» комплексе моря. С.580.332 Там же.333 Там же.
205. См. письмо к П.Виардо от 1.05.1848 г. (Тургенев И.С. Поли. собр. соч. и писем: В 28 т. Письма: В 13 т. Т. 1. С.460).
206. Ср. у В.Н.Топорова о «психотерапевтической» функции «морского комплекса»: Топоров В.Н. О «поэтическом» комплексе моря. С.579.
207. Тургенев И.С. Поли. собр. соч. и писем: В 28 т. Письма: В 13 т. Т.1. С.460.341 Там же.
208. См. об основополагающей стилистической роли метафор и сравнений у Тургенева: Дьяконов В.И. Сравнения Тургенева // Тургенев и его время. Первый сборник / Под ред. Н.Л.Бродского. М.; Пг., 1923. С.77-141.
209. Ж.Делёз опирается в свою очередь на исследование П.Киньяра. См.: Quignard P. L'être du balbutiement: Essay sur Sacher-Masoch. Paris, 1969. P.21-22,147-164.
210. См.: Sacher-Masoch L.von. Seiner Herrin Diener: Briefe an Emilie Mataja. S.22.
211. Sacher-Masoch L.von. Souvenirs: Autobiographische Prosa. S.33.
212. См.: Bilbassoff W. von. Katharina II. Bd.2. S.523.
213. См. об этом также в § 5 главы III.
214. См. об этом: Keller M. Geschichte in Geschichten. S.804-806.
215. Sacher-Masoch L. von. Ein weiblicher Sultan. S.7. Цит. по: Захер-Мазох JI. Женщина-султан. С.49.
216. Cm.: Deleuze J., Guattari F. Kafka: Pour une littérature mineure. Paris, 1975. P.121.
217. См.: Бильбасов В.А. Дидро в Петербурге.
218. И она, в свою очередь, двоится: в тексте упоминается и о другой Тартаковской Зое, последней владелице замка, якобы недавно умершей.
219. О значении данной баллады в контексте веймарского классицизма и творчества Гёте в целом см.: Schulz G. Die Braut von Corinth // GoetheHandbuch: In 4 Bd. Bd.l. Gedichte / Hg. von R.Otto und B.Witte. Stuttgart; Weimar, 1996. S.288-291.
220. Ср.: «Unsichtbar wird einer nur im Himmel, / Und ein Heiland wird am Kreuz verehrt» (ВС, 269).
221. См.: Hock St. Die Vampyrsagen. S.82.
222. Женетт Ж. Комплекс Нарцисса // Женетт Ж. Фигуры / Пер. с фр. Т. 1. М., 1998. С.68.
223. См.: Эткинд А. Хлыст: (Секты, литература и революция). М., 1998.
224. Цит. по: Кутепов К. Секты хлыстов и скопцов. 2-е изд. Ставрополь-Губернский, 1900. С. 273.
225. Sacher-Masoch L. von. Russische Secten // Nord und Süd: Eine deutsche Monatsschrift. Breslau. Dez. 1889. Bd.52. S.354.
226. Зайцев Б. Жизнь Тургенева// Зайцев Б. Далекое. М., 1991. С.221-222.
227. Серебряный голубь» замышлялся как первая часть неоконченной трилогии «Восток или Запад», второй частью которой стал «Петербург» (1911-1913).
228. См.: Doring-Smirnov R. Сектантство и литература: («Серебряный голубь» Андрея Белого) // Christianity and the Eastern Slaves: Russian Culture in Modern Times / Ed. by R. P.Hugies. V.2. Berkeley, 1994. C. 191-199.
229. См.: Döring-Smirnov R. Сектантство и литература. С. 193.
Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.