Проблемы русской диалектной этимологической лексикографии тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, доктор филологических наук в форме науч. докл. Аникин, Александр Евгеньевич

• Аникин, Александр Евгеньевич
• доктор филологических наук в форме науч. докл.
• 2000

Оглавление диссертации доктор филологических наук в форме науч. докл. Аникин, Александр Евгеньевич

В диссертации суммируются результаты проводившихся автором с 1984 по 1999 гг. исследований по русской и славянской этимологии. Эти результаты относятся в основном к этимологической лексикографии, т.е. к составлению этимологических словарей.

Актуальность работы состоит в том, что она отвечает насущным потребностям русской и славянской этимологии.

Нынешний этап ее развития в немалой степени определяется такой негативной чертой, как отсутствие полномасштабного словаря, которой мог бы стать заменой изданному в 1953-1958 гг. классическому труду М. Фасмера ("Russisches etymologisches Wörterbuch"), переведенному на русский язык О.Н. Трубачевым и снабженному многочисленными дополнениями переводчика ("Этимологический словарь русского языка", далее: Фасмер). Несмотря на достижения "послефа-смеровского" времени (словарь МГУ под ред. Н.М. Шанского, словарь И.Я. Черных и другие труды), эта задача пока далека от решения.

Введенные в научный оборот огромные пласты русской лексики (в диалектных и исторических словарях последних десятилетий) обработаны с этимологической точки зрения далеко не исчерпывающим образом, а результаты этой обработки разрознены и нуждаются в обобщении. Немалая часть важных результатов по этимологическому изучению русской лексики в последнее время достигалась, по существу, за рамками русской этимологии как таковой, - особенно в лексикографических описаниях праславянского лексического фонда (прасла-вянской лексикографии) и в исследованиях диалектов на территории Псковской и Новгородской земель (интерпретация лексического со -става берестяных грамот и других памятников, лексики говоров).

Создание "нового Фасмера", по всей вероятности, станет делом уже не ученого-одиночки, а коллектива специалистов. Весьма возможно, что эта задача будет решена еще не скоро. Проблематичной выгладит, во всяком случае, перспектива создания в ближайшем будущем этимологического словаря-тезауруса. Более реалистичным представляется относительно компактный словарь (ср. "Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache" Ф. Клюге), который можно условно назвать "общерусским", поддерживаемый словарями, посвященными отдельным частям корпуса русской лексики. Наиболее актуальны диалектные или региональные этимологические словари (ДЭС), охватывающие лексику говоров, относящихся к определенному ареалу. Существенно, что создание таких словарей является самодостаточной научной целью, а не только следствием "вынужденного самоограничения'^

К настоящему времени изложена и поддержана конкретными разработками концепция ДЭС севернорусских говоров (A.C. Герд). Интенсивно подготавливается и частично опубликован "Словарь финно-угро-самодийских заимствований в говорах Русского Севера" (коллектив под руководством А.К. Матвеева). Изданный диссертанток "Этимологический словарь русских диалектов Сибири. Заимствование из уральских, алтайских и палеоазиатских языков" (далее ЭСЗ) также представляет собой разновидность ДЭС. Отдельный пласт данньп этого словаря составляют наблюдения, касающиеся выявления и адаптации заимствований из русских говоров в языки Сибири.

ЭСВ, как и другие диалектные этимологические словари заимствований (виртуальные или уже существувдие), весьма близок традиционным для русской и славянской этимологии описаниям отдельны? пластов заимствованной лексики (тюркизмам, балтизмам и т.п.), i которых диалектный аспект присутствует или доминирует.

Успешное развитие славянской и балтийской этимологии, издание фундаментальных трудов по праславянской лексикографии, прежде всего, - московского "Этимологического словаря славянских языков" (далее ЭССЯ) под редакцией О.Н. Трубачева и краковского "Прасла-вянского словаря" ("Stownik prasiowiariskl", далее SP) под редакцией Ф. Славского подготовили благоприятные условия для создание: нового синтетического описания балто-славянских лексических связей. Их изучение является важным аспектом выяснения характера древних отношений славянских и балтийских языков и решения проблемы глоттогенеза славян.

Baltisch-slavisches Wörterbuch" Р. Траутмана (1923 г.) стал последним по времени трудом этого рода. Необходимость создания современной редакции балто-славянского словаря указывалась многократно. Опубликованный диссертантом первый выпуск исследования "Этимология и балто-славянское лексическое сравнение в праславянской лексикографии" (далее БСлС) является опытом суммирования, комментирования и дополнения балто-славянских лексических сближений, содержащихся в ЭССЯ и SP, т.е. на отрезке праславянского словника от *а- до *go-, описанном к настоящему времени в обоих

Варбот Ж. Ж. Рец. на кн.: Borys W., Popowska-Taborska Н. Sfow-n-lk etymologiczny kaszubszczyzny. Т. 1. A-Ö. Warszawa, 1994//Эти-мологая 1994-1996. M., 1997. С. 193. тих словарях (SP безнадежно отстал от ЭССЯ по темпам издания). !СлС, охватывающий около одной десятой части всего релевантного гатериала, не претендует на статус "нового Траутмана", но может ыть расценен как "материалы" для такого труда.

Данные словаря Траутмана и других исследований на балто-сла-;янскую тематику занимают в словаре М. Фасмера одно из первосте-внных мест. Нет сомнений, что эта тематика - с учетом достижений :ауки последних десятилетий - должна занимать в современной рус-:кой этимологической лексикографии ("общерусской" и диалектной) :е менее почетное место.

Цель работы заключается в том, чтобы, опираясь на содержащи-ся в публикациях диссертанта данные и результаты, эксплицировать -атрагиваемые в этих публикациях проблемы русской диалектной эти-юлогической лексикографии (в том числе находящиеся на стыке с общерусской" и принадлежащие также компетенции последней) и на-гечаемые пути их решения. Указанная цель определила строение ра-¡оты, которая складывается из двух частей, в каждой из которых шается свой круг задач. Задачи первой части - охарактеризовать iC3 как опыт диалектного этимологического словаря, посвященного ■лавным образом заимствованиям, описать основные проблемы анализа заимствований в русских говорах Сибири и очертить пласты этой лещики. Задачи второй части - описать те результаты изучения заим-ивований в сибирских говорах (включая семантические и структур-ые заимствования - кальки), которые представляют непосредствен-ый интерес для этимологизации праславянского фонда русской лек-:ики, а также эксплицировать методический аспект указанных ре-¡ультатов и на этой основе обратиться к проблеме балтизмов в со-:таве русской лексики и, шире, к проблеме балтийского материала в >усской этимологической лексикографии.

Метод исследования заимствований из уральских, алтайских и ¡алеоазиатских языков в русских говорах заключается в использова-ии принципов анализа заимствований, разработанных в классических ■рудах, посвященных указанным пластам русской лексики (Н.А.Баска-:ов, В.Г. Богораз, Г. Дёрфер, Н.К. Дмитриев, И.Г. Добродомов, '.Итконен, А. Иоки, И. Калима, Б. Кальман, А.Н. Кононов, А.К.Мат-¡еев, К. Менгес, Н. Поппе, М. Рясянен, A.M. Селищев, М. Фасмер, I.A. Хелимский, В. Штейниц и др.), в сочетании с проверкой воз-гожностей иного (прежде всего, исконнославянского) происхождения ^осматриваемых слов. Такой подход тесно связан с достижениями :равнительно-исторической грамматики и диалектологии русского и других языков, материал которых привлекается в тексте.

Метод исследования балто-славянских (русско-Оалтийских) лексических взаимосвязей - сравнительно-исторический. В БСлС и дру гих своих публикациях диссертант опирался на традиции использова ния этого метода в этимологических трудах А. Брейдака, К. Буги Б. Егерса, В. Кипарского, А.П. Непокупного, Э. Ниеминена, Я. От рембского, А. Сабаляускаса, В. Смочиньского, Х.С. Станга, В.Н.То порова, Р. Траутмана, О.Н. Трубачева, В. Урбутиса, М. Фасмера Э. Френкеля, Р. Зккерта, Я. Зндзелина и других ученых.

Научная новизна и теоретическая значимость работы определяв тся прежде всего тем, что она отражает данные и результаты после-дований диссертанта, создающих прецедент решения крупномасштабны задач этимологической лексикографии, которое до сих пор связыва лось лишь с более или менее отдаленным будущим: подготовки русского диалектного этимологического словаря (ЭСЗ - первое в отече ственной этимологической лексикографии завершенное описание зна чительного пласта лексики большой группы говоров) и нового балто славянского словаря (БСлС - "материалы" для этого словаря), необходимого и для этимологического изучения русской лексики.

Обращение к указанным задачам потребовало от диссертанта по иска удовлетворяющих исследуемому материалу форм его лексикографической презентации: выбор необходимой проекции этимологическоп анализа; определение широты сравнительного фона, на котором материал подается, а также пропорций алфавитного и гнездового принципов организации корпуса словаря; выбор оптимального строения ела варных статей и т.п. Суммируемые в диссертации труды автора, таким образом, могут быть расценены как вклад в практическую и теоретическую лексикографию, в том числе в типологию этимологически: словарей, основы которой были описаны Я. Малкелем2.

В более чем 3700 словарных статьях ЭСВ привлекается обширны!! русский диалектный материал, значительная часть которого вводите: в сферу этимологического изучения впервые. Его анализ позволи. дать большое количество новых этимологий русских диалектных ело! и уточнить или дополнить уже имеющиеся. Важным средством этимологизации сибирских слов стало их сравнение с лексикой великорусских говоров, вследствие чего были выявлены многие ранее не отмечавшиеся великорусско-сибирские лексические тождества (изолексы),

MalMel Y. Etymological dictionaries. A tentative typology, Chicago and London, 1976 (далее - MalMel).

Многочисленные новшества в области русской и славянской эти-галогии содержатся в БСлС (более 800 словарных статей) и других убликациях автора на баято-славянскую тему.

И в ЭСЗ и в БСлС широко привлекается материал, остающийся, ;ак правило, вне сферы внимания этимологических словарей: семан-ические, словообразовательные и фразеологические кальки, а также ные явления фразеологии.

Практическая значимость работы заключается в том, что пред-тавляемые к защите результаты могут быть использованы при соста-лении этимологических, исторических и описательных диалектных ловарей русского языка, а также в педагогической практике при тении курсов по русской лексикографии, лексикологии и этимологии.

Апробация работы. В диссертации суммируется содержание 30 убликаций диссертанта (общий объем около 115 печатных листов), в ом числе 2 монографий и 2 этимологических словарей. Эти труды мели отклики (в основном положительного характера, но также и ритические) в ряде отечественных и зарубежных публикаций и дис-ертаций последних лет по русской и балто-славянской этимологии см., в частности: Р. Dini//Res baltlcae 1995. Р. 201-202). В шыпе и Литве появились положительные рецензии на труды диссер-анта: "Этимологический словарь заимствований в русских диалектах йбири. Пробный выпуск." Новосибирск, 1995 (М. Stachowäki//Studia It^mologlca Cracovensia. V. 1. 1997". S. 185-187), "Балто-славян-кое лексическое сравнение в праславянской лексикографии. Мате-иалы для балто-славянского словаря. Еьш. 1 (*а - *¿o)". Новоси-ирск, 1998 (V. IM)utis//Baltlstica. Т. 38/2, 1998. Р. 295-301), Этимологический словарь русских заимствований в языках Сибири, робные статьи. Ч. 1." Новосибирск, 1998 (М. Stachowáki//Studia Ityraológica Cracovensia. V. 4. 1999. S. 195-198). На книгу "Опыт емантического анализа праславянской омонимии на индо-европейском оне" (Новосибирск, 1988) имеется положительная рецензия М.И. Ма-:овского (Вопросы языкознания. 1992. X¡ 2. С. 151-157).

Шносимые на защиту результаты излагались автором в докладах а 15 научных конференциях (в том числе 5 международных) в Берли-:е, Вене, Екатеринбурге, Кракове, Москве, Новосибирске, Санкт-Пе-ербурге.

Часть I. ПРОБЛЕМЫ ЭТИМОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА И СТРАТИФИКАЦИИ ЗАИМСТВОВАНИИ В РУССКИХ ГОВОРАХ СИБИРИ

Суммируемые в этой части диссертации данные и результаты сс держатся в ЭСЗ [3], монографии [2] и ряде других публикаций [5-й 15, 19, 20-28, 30].

1.1. Сибирские данные и диалектная этимологическая лексикография

1.1.1. Традиционные история, быт и контакты русских в Сибир отражены в лексике старожильческих говоров, продолжаадих гово! русских первопроходцев и ранних (ХУП-ХУШ вв.) поселенцев н территориях к востоку от Урала®. Признак "традиционности"4 прису и относящимся к этим территориям старым русским географическим н званиям и этнонимам. Основная цель ЭСЗ заключается в описании фо да апеллятивов, заимствованных в русские говоры из уральских, ал тайских и палеоазиатских языков. Рассматриваются не только слова усвоенные от сибирских аборигенов, но и заимствованные к запа^ от Сибири и занесенные предками сибирских старожилов на восток.

Важная особенность ЭСЗ состоит в том, что он был выполне как дополнение к словарю Фасмера. В терминах типологии Я. Малкел (Ма1Ые1) речь идет об ориентации ЭСЗ на этот словарь (главны образом, на наиболее подробные фасмеровские разработки заимствов ний) по признакам ранга, лексикографической стратегии и тактики отчасти и другим. Заимствования в русских говорах Сибири рассмат риваются в ЭСЗ на фоне лексических связей в языках этого региона что обусловлено превращением говоров Сибири6 в органический ком понент сибирского лингвогеогра|1ического ландшафта [2: 78].

Источниками ЭСЗ послужили все известные автору диалектные ] исторические словари и иная литература, содержащая сведения о ру< ских сибирских словах и их великорусских коррелятах. Основным ис точником стал фундаментальный "Словарь русских народных говоров

Многие из говоров, отраженных в старых источниках (широко ис пользуемых в ЭСЗ), сейчас уже утрачены.

4 Трубачев О.Н. Послеслоние//Фасмер М. Этимологический словар русского языка. 2-е изд. Т. 1. М., 1986. С. 570. В ЭСЗ представ лены и данные говоров забайкальских старообрядцев - главным обра зом в связи с тематикой, рассматриваемой в 1.3.

5 Здесь и далее имеются в виду (при отсутствии оговорок) старожильческие говоры. далее СРНГ6). Подавляющее большинство источников не вызывает сонений в их достоверности , что не исключает, однако (особенно ри публикации старых записей), опечаток и иных неточностей [5: 3]. Для их выявления применяется редко используемый в русской тимологии (ср. некоторые работы А.Ф. Журавлева и И.Г. Добродомо-а) способ объяснения слов с помсвдью конъектур. Они помечаются в СЗ особым знаком: +яуж*а вместо кунора, +кержаки вместо керолаки. др. [3: 16, 336; 5: 78-79]. С помощью этимологии в ЭСЗ предпри-имаются также попытки прочтения слов с неясной семантикой (см. татьи бахтарма, III, Оолок II, ифар, штра, коряс и др.).

1.1.2. ЭСЗ нередко выходит за пределы его непосредственных адач, что обусловлено потребностями более полного их решения.

В эти задачи не входит рассмотрение массива сибирской топо-шастики, в том числе данных памятников письменности и других сточников по Сибири ХУН-ХУШ вв. Описание этого материала, уже :тановившегося объектом плодотворных исследований, целесообразно юуществить в особом словаре (или словарях) с этимологичесскими юмментариями. В ЭСЗ представлены лишь отдельные разработки для 'акого труда, а именно, статьи, в которых анализируется несколько [есятков гидронимов, топонимов и этнонимов. Речь идет превде все-'о о словах, усвоенных уже в Сибири: Амур, Байкал, шхндаях, шра-:асы, ламуты, ншсаны, саёты, чуячи, якуты и др. Представлены и 'досибирские" факты, например, зыряне, самоядъ, татры, чудь. [ринимаемые и дополняемые в ЭСЗ этимологии зачастую радикально сличаются от предлагаемых Фасмером. Так, этноним тунгус (ы) не га тюрк. toJ7guz 'свинья', а из нен. 'эвенк' (Ю. Янхунен,

5.А. Хелимсьсий [3 : 589]). Учет обстоятельств ранней экспансии )усских в Сибирь (северо-запад как исходная территория ее освое-шя, наличие проводников-коми, которые могли далеко уходить от юст обитания своего этноса) снимает возражения Фасмера против объяснения гидронима Обь из коми оЪ 'снежный занос; обильный ;нег', ср. Обдор(ск) < коми оЬ 'Обь' + бог 'место возле чего-ли-5о' (В. Штейниц [3: 435]). Но многие фасмеровские этимологии поддерживаются, например, Югра < коми ^¿га 'вогул, остяк' [3: 744].

1.1.3. Выход за рамки непосредственных задач ЭСЗ можно усмо

3 Привлекаются также материалы картотеки СРНГ (Институт лингвисгических исследований РАН, г. Санкт-Петербург). Однако, к данным "Словаря русских говоров Забайкалья" Л.Е. Элизсова (М., 1980) следует относиться крайне осторожно [3: 16-26]. треть в самом обращении к "досибирскому" материалу (около 50 словарных статей), куда входят и факты "не по теме", в частности единичные балтизмы (см. II.2.1). В нескольких десятках стата идет речь о лексике исконнорусского происховдения. В ЭСЗ, такт образом, есть немало разработок к теме, сформулированной A.M. Се-лшцевым как "Великорусское наследство и судьба его в Сибири"8 Для полного исследования данных по этой теме уместно поставит! вопрос об особом ДЭС.

Учитывая концепцию севернорусского ДЭС (A.C. Герд), ochobhoI задачей великорусско-сибирского этимологического словаря можн< считать выяснение путей и времени распространения великорусски: слов в Сибири. В ЭСЗ больше внимания уделялось не этой задаче, > дальней этимологии и иноязычному материалу. Основная сложность et решения в том, что картина продвижения русских за Урал была с исторической точки зрения очень изменчивой и пестрой.

Для великорусско-сибирского этимологического словаря весьмг важным представляется продолжение осуществляемого в ЭСЗ выявление тех сибирских слов великорусского происхождения, которые в самои великорусском или утрачены, или сохранились лишь частично, или, наконец, сохранились в ином, нежели в Сибири, виде. Перспективнс также выявление с помощью великорусского материала забытых сибирских слов, на существование которых в прошлом могут указывать заимствования из русских говоров в языках Сибири. Весьма существенно дальнейшее изучение диалектизмов, допускающих не один, а несколько локусов заимствования. Связанная с такими словами проблемг моно- или полицентризма заимствований обусловлена широким ареалок ряда языков (например, эвенкийского, ненецкого) - источников заимствований в русские говоры, а также диффузией самих слов-источников, которые могут быть представлены сразу во многих языках.

1.2. Великорусско-сибирские изолексы (заимствования).

1.2.1. Значительное место в ЭСЗ занимает лексика, зафиксированная помимо Сибири преимущественно на территориях, откуда шли "основные старее колонизационные волны в Сибирь" (A.M. Селищев), т.е. лексика севернорусских говоров. Речь идет главным образом с заимствованиях из прибалтийско-финских, пермских, саамского, ненецкого, а также обско-угорских языков. Значительная часть демонстрируемых в ЭСЗ севернорусско-сибирских изолекс в той или иной —

Селищев A.M. Избранные труда. М., 1968. С. 300. рорме уже представлена в словарях (см. особенно СРНГ) и другой литературе. О соответствующих статьях (около 200) ЭСЗ дает представление выборочный перечень: аклёй, болдк I, быгать, вадега, 3бОВа, ёдома, шлщс, карбаз, шренга, кеньги, мерёжа, кйбас, когош, корбас, трос, кошка, куренга, щ/рха, курья, лабаз, лайда, ieicäH, магилъ, морда, неблюй, нерпа I, нбдья, пайба I, пёстер, ровдуга, согра, сца, туес, пщхт, тюрил, хйуз, шлак, черкан, чир I и III, шаглы. I, шаньга, иютта (см. также вторую часть работы).

Ориентируя великорусско-сибирский ДЭС на шяснение путей и времени проникновения русских слов в Сибирь (см. 1.1.3), следует томнить, что севернорусская колонизация Сибири (с использованием за ранних ее этапах старлх северных путей - "чрезкаменного" Печорского и Мангазейского морского хода) была продолжением новгородской колонизации Севера. Показательно сев.-рус. ша(е)л6н{н)ш, первоначально название ветра (юго-западного) на оз. Ильмень в сторону Новгорода (= 'ветер с реки Шелонь'), ставшее в Сибири названием юго-западных или южных ветров в туруханском крае, на Байкале и Колыме [3: 715]. Эти названия наглядно демонстрируют пре-змственность в отношении арх. ш(.е)л6н(н)ик (ср. aholönnic в изданных Б.А.Лариным записях Р.Джемса в Холмогорах, 1618-1619 гг.), олон. шелойнш 'юго-западный ветер' «э новг. шелднш от Шелонь (Шелона), ^явление пласта сибирской лексики, восходящего к древ-аеновгородской эпохе (см. выше морда, нерпа I, возможно, шаньга; см. еще 1.2.2; 1.2.8; II.1.2), является одной из задач ДЭС.

1.2.2. Ранее не учитывавшиеся севернорусско-сибирские изоле-ксы указываются или предполагаются в статьях ЭСЗ кинжа, пурт, тйй-Зола, тобоки, топоры, тти, чемъя, талыга, ягра и др. Уже после зго публикации шяснились севернорусские истоки сиб. сёндух{а), zewiyxiо) 'место для ночлега под открытым небом5 (прибайк.), 'супа, тундра' (индигир.), 'пустыня, где нет жилья' (колым., камч.) [3: 510-511] «пинежск., сольвыч. сёндух{а) 'пустое (расчищенное) место для ночлега под открытым небом; чистое место в лесу' [28: 95]. "Досибирское" происхождение этого неясного слова исключает его выведение из тунгусского и т.п. сибирского этимона [3: 511].

После выхода ЭСЗ в свет стала известна этимология сиб. вардина 'часть нарта' « арх. варда, вардина 'жердочка, палочка (для изготовления верп, корзин)' < приб.-фин., ср. фин. varrcta

0 знаке « (и других, используемых в диссертации) см. раздел "Условные обозначения". жердь, жердочка, палочка'10. Этот пример иллюстрирует имеющиеся в ЭСЗ дополнения к уже известным изолексам. А.К. Матвеев приводит наряду с архангельскими фактами колым. eápdima 'верхний нащеп нарты' , но данное слово известно и русским на Турухане, нижней Индигирке, на Камчатке. Ср. также эвен, др$ина, юкаг. верх.-колым. barcina, ительм. вараш 'часть нарты' < рус. [3: 155; 25 : 33-34].

Прояснению ряда изолекс способствуют содержащиеся в ЭСЗ этимологические сведения. Так, отклоняются затемняющие картину диффузии русских слов сравнения с тунгусским материалом для сев.-рус., сиб. тундра (трунда, тунда, тундара и др.) 'тундра и др." « приб.-фин. < саам.), чум 'конусообразное жилище, юрта', тисш 'сшитая береста для покрытия чумов' « коми) [3 : 569, 590, 700]. Сходные уточнения (в связи с тюркским материалом) см. в статьях ЭСЗ коёк, кыс, чарым (см. также [24: 14]).

Сравнение распространенного по всей Сибири рус. cáüóa "кладовая, амбарчик на сваях' с синонимичными якут, sajba, тунг. cajOa верно, но последние являются русизмами. Слово сойба связано с рус. Урал шйба, шйма 'охотничий амбар на столбах', возникшими из шшъя, шемъя 'то же', Конда шитья 'сруб, избушка' : шшъя = ш-тйа > шайма (метатеза -ж1- > -йм- ). Форма шамъя возникла вследствие утраты смычного элемента в аффрикате ч- из рус. Урал чамъя, чежъя с тем же значением < коми тшажья 'амбар, кладовая в лесу'. Не исключена также контаминация чамъя, чежъя с рус. Урал щмвх < манс. sümjéx и др. 'амбар, кладовая' < коми (А.К. Матвеев, К. Редей). Для рус. шйба, сайба вполне допустима диффузия: сиб. « рус. (Урал) < коми (весьма вероятны и обратные заимствования в русские говоры из языков Сибири).[3: 493-494, 682; 30: 63].

Скрытая" изолекса выявляется с помощью арх. (Р. Джемс) porte (о = и ?) 'род острого ножа5 < коми « иран. ) пурт 'нож' (Г. Мти-па). Корреляты porte в Сибири практически не известны. Но именно рус. сиб. *пурт, позднее забытое, во время ранних русско-тунгусских контактов (см. 1.3.3) могло стать источником эвенк, пурта 'нож' [3: 480] < ? рус. »пурга род. ед. [24: 13-14].

Некоторые изолексы устанавливаются на материале "не по теме" ЭСЗ. Этимологически неясно, др.-новг. хажь 'полотно', которое в других русских источниках отмечалось лишь в составе производных: хамовнш 'ткач' (ср. Хамовники в Москве) и др. Тем более сущест

1и Матвеев А.К. Финно-угорские заимствования в говорах Русского Севера. 1//Этимология 1994-1996. М., 1997. С. 131. зенно его отражение в виде заимствования в селькуп. Таз (А. Кас-?рен) qam 'холст, полотно, плат(ок)' (Е.А. Хелимский). До заимст-ювания в селькупский слово хам вместе с реалией могло быть зане-;ено носителями севернорусских говоров в район Мангазеи. Обнару-шлось и прямое указание на бытование этого слова в Сибири: рус. [1747 г.) хал 'вид ткани' [3 : 706]. Заслуживает внимания также шдигир. хомячок (в загадке ш избе вышитый хамячок лежим), которое легко истолковать как деминутив от др.-новг. хамецъ (вин. ед. :амече в берестяной грамоте начала XII в.), уменып. от хажь [26: 58; 28 : 88]. Форма хамячок могла контаминировать с индигир. ха-шъяк 'поварешка' < якут, xamyjax 'то же', что подтверждается употреблением якутского и русских слов в загадках [3: 633; 23: Í5].

1.2.3. Для иллюстрации проблем, связанных с анализом в ЭСЗ отдельных пластов севернорусско-сибирских изолекс, удобно выде-шть довольно компактный пласт ненецкого происхождения.

Слово одекуй 'стеклянные и фарфороше бусы, бисер; бусина', шстое в памятниках русской письменности (Мангазея, Якутск, XVII з.), несомненно, связано с нен. цодяко 'ягодка, бисерина' , гменьж. от цодя 'ягода' [3 : 436-437; 7: 18; 22: 134 ; 26: 37]. От-зутствие отражения анлаутного нен. ц- в русском указывает, что Юекуй, как будто не засвидетельствованное к западу от Сибири, 5ыло усвоено из крайних западных говоров ненецкого, где ц- утра-гилось. Ср. арх. атдёр 'оленья шкура для сиденья в нарте' и нен. [ц)амдёр" (А.К. Матвеев), арх. (Р. Джемс) amptsa 'мясо' и нен. ;ц)амза. Источником русского слова было нен. одяко, заимствование, возможно, уже при ранних контактах новгородцев с самодийцами ia Севере и затем занесенное русскими промышленниками вместе с реалией в Восточную Сибирь. Конечное -уй вместо нен. -о - старый ягасоб адаптации ненецких заимствований (А.К. Матвеев).

То же оформление ауслаута и в рус. енис. пажчщй 'вьючная су-ла, мешок' < нен. padako, уменып. от poda 'мешок, сумка' ([3: 462; 22: 134-135У, рус. -т- при нен. -d- может отражать мену согласных ю глухости/звонкости, встречающуюся в севернорусских и сибирских элалектах). Севернорусского коррелята у пажасуй как будто нет, а входное арх. патко 'вид сумочки' < коми падко « нен. padako). Зсли в случае с одекуй диффузия сиб. « сев.-рус. доказательна, го в случае с пашшуй (даже в случав его наличия в севернорусском) вполне возможен другой вариант: нен. вост. > рус. енис.

Рус. арх., енис. метше 'вожжа для управления оленьей упряж-гай' < нен. мэта пня 'вожжа'; арх., енис. подер 'ремень, надеваемыЗ на шею оленя вместо хомута' < нен. подер" 'лямка' [3: 402, 471; 22: 133, 135]. Более вероятный вариант распространения этю слов: нен. > рус. арх. » енис. Но возможен и полицентризм заимствования: нен. (западные говоры) > арх.; нен. (восточные говоры; > енис. Скорее всего, сепаратно были усвоены рус. (Верхотурье, 1S37 г.) коряс (потряс сажоещой оленей [3: 317; 20: 97]) и арх. Мезень хорейца, хорйца 'малица из вытертой оленьей шкуры (носяч летом)' (А.К. Матвеев), ср. нен. хорэця 'изношенная одежда'.

1.2.4. В связи с темой вэликорусско-сибирских изолекс представляют интерес некоторые из обско-угорских заимствований. Большая их часть распространена лишь в местах непосредственных контактов русских старожилов с обскими уграми. Ср. из новых данных: рус. (Тюменский север) моча 'распорка в лодке', сугэл 'инструмент для выделки облагав' - соответственно из хант. вост. таб 'распорка' , swjal 'пазник (тесло)' [22: 134-135]; рус. заурал. шш 'завал на реках' < манс. сев. lupsi и др. 'то же' [3 : 376]. Скорее всего, локализмом является рус. сиб. амприж 'медвежьи ягоды, толокнянка' < ? хант. *Smprak 'толокнянка' = 'собачья мука', ср. хант. *йтр 'собака' и гак 'мука' [3 : 85-86 ; 7: 16].

Наличие слова алак, алок, алш, алык 'оленья или собачья лямка' (< хант.) в архангельских и в сибирских (до Камчатки) говорах объяснимо или диффузией этого слова (на восток, но также ж Зауралья на запад в направлении, противоположном общему вектору великорусско-сибирских изолекс) или/и иноязычным (например, коми) посредством [3: 80]. Нельзя исключить и того, что арх. алак и др. - реликт раннего (XVI в.) заимствования на старых путях за Урал. Разнообразие вариантов и широкий ареал русского слова в Сибири заставляет допускать его происхождение (по крайней мере, для части вариантов) также из тунгусского (хант. < тунг.), ср. эвенк. ала) 'лямка в собачьей упряжи' при хант. Казым aldk и др. 'упряжь (оленья)'. Якут, alyk 'шлейка (собачья, оленья)' < рус. [3: 80].

Значительное распространение на восток отмечается и у ряд; других русских слов обско-угорского происхождения. Некоторые ие них являются "досибирскими". См. статьи ЭСЗ о словах муксун 'рыбг муксун' (якут. Ttmkswi < рус., не наоборот), сор 'поемный луг, залив' (ср. рус. Байкал сор 'заливчик' > бурят, диап. coop 'то же' [25 : 72]), июкур/щджур 'рыба щокур', юкола 'разрезанная по длин« и провяленная рыба' « хант.), баньзя 'чудь, дикарь, глупец' (< манс.). Давнюю диффузию на восток слова мамонт « манс.) обнаруживают якут. Яна parriit, Анабар jnarm/ntajaj 'мамонт' < рус. [3:

387; 30: 63]. Необычно далекое продвижение на юг слова с aún 'вид ловушки на рыбу' « хант.) прослеживается благодаря шорск., леб. sajyp 'сеть для ловли выд£ы' < рус. [3 : 493; 24: 14].

1.2.5. Из статей ЭСЗ, посвященных великорусско-сибирским изолексам, наиболее многочисленны (около 300) посвященные "доси-бирским" апеллятивным тюркизмам, а также монголизмам и иным ори-ентализмам (словам иранского, обычно персидского, происхождения и др.). При анализе этого материала^ остро ощущалось отсутствие словаря, который на уровне достижений русского, тюркского и т.п. языкознания заменил бы совершенно недостаточный "Словарь тюркизмов в русском языке" Е.Н. Шиповой (Алма-Ата, 1976).

Предыстория значительной части "досибирских" тюркизмов (прежде всего, заимствований из диалектов татарского языка) связана с Волжско-Камской Булгарией и позднее с Казанским ханством. Присоединение последнего к Руси в середине XVI в. сделало для русских доступными камские пути в Сибирь. Примерно в это время или ранее в Прикамье ими был усвоен этноним остяк « *истак < тюрк. *isttik; начальное о- обусловлено влиянием (в)отяк, согласно В. Штейницу [3: 45Í]12), ставший названием обских угров, селькупов и кетов.

Из других слов, усвоенных русскими на подступах к Сибири через камские пути, ср. чувси 'печь наподобие камина" < тат. Cuwal, ср. тат. зап.-сиб. Cual, cual 'то же', башк. suwal, sywdl 'башкирская печь' и др. Показательно его наличие в изолированных говорах Колымы и Индигирки: колым. чувси, индигир. чу беи, чивйл 'печка', ср. юкаг. Cibal 'очаг' < рус. [3 : 695-696; 25 : 84-85].

Большая часть рассматриваемых изолекс так или иначе отражена в литературе, но дополняется в статьях ЭСЗ фактическим материалом и развернутыми этимологическими комментариями. Из этих статей мо-кно указать, в частности: абйз, айран, аманат, арака, аргиши, ба-шш, булгссчшь, бурундук I, елань, земчик, sen, йчиги, казара I, mima, шитуг I и II, кендырь, кош, кумак, кумган, курёнъ, курта, щтаз, наян, opdá I, охреян, очкур, сукман, таган I, талан, та

11 Одна из связанных с ним проблем заключается в отделении лексиеси говоров поздних переселенцев. Эта лексика, по всей видимости, представлена в статьях ЭСЗ баз, бахча, гаман, геишра, кабак, ка-3цн II, шйжж, ковш, лиман, сабантуй, чихирь, чумак I и др. 1 Рус. среднеобск. истяки мн. может быть локальным тюркизмом (едва ли реликт формы без субституции и- у о-) или вторичным преобразованием исходного остяк [3: 451]. ну к, томар I, у глет, ушкан, чарка, чебёр, чешн., чичилйбуха, шайтан I, шерть, юрта, яловец, ям, японьха, яр I и II и др. Сюда примыкают статьи, в которое даются ранее не учитывавшиеся изолек-сы: аблавут, арашш, аталык, бадьян, бузун, булок, ир I, тифа, кап II, жашрь II, хаус, киндяк, пула, сапец, сурно, талпгай, хабар I, чубук, чуга I, чужич, шлык, шугай и др.

Обычно считается, что сиб. балаган < великорус. < перс. Е ЭСЗ это слово вслед за И.Г. Добродомошм выводится из эвенк, Оа-ла^ан 'вид жилища' (или сходного сибирского источника). Распространение в великорусских говорах, а затем в литературном языке [2: 62; 3: 114] может быть вторичным13.

У приводимых ниже слов великорусских параллелей как будтс нет, но они, судя по их тюркским источникам, могут быть "досибир-скими". Ср. сиб. гаяр 'бес (бранное)' и чув. xajar 'злой дух', тат. ¿ajar 'смелый' < перс. < араб. (2: 169). Та же ситуация с камч. чилим, колым. селим, индигир. чилймчик, силймник 'щепота табаку' при чагат. и др. óilim, тат. СэЪэт 'трубка (курительная)'. Ср. коми чилим 'жвачка, щепотка табаку' « ? рус.). Эвенк. чилим 'трубка (курительная)' < рус. [3: 688-689].

Не исключено, что сиб. (XVII в.) мунчак 'искусственный жемчуг' (Тобольск), мунчюг 'бисер' (Восточная Сибирь) - результата диффузии "досибирского" тюркизма, заимствованного из источника (i татарском?), близкого чагат. munCaq, гттИщ 'бусы, бисер' (эвенк. мунчукэ 'бусы' < рус. [3: 412; 15: 5]). Однако, мунчак вполне могло быть усвоено из тюрк, munóaq и в Тобольске (от бухарских торговцев), причем, второй вариант этимологии не исключает первого.

Ряд обсуждаемых изолекс указывает на московское руководстве колонизацией Сибири, см. в ЭСЗ алтын I, казна, караул, ясак и др.

1.2.6. Часть тюркизмов и ориентализмов хорошо известна в севернорусских говорах (в этом смысле она сходна с заимствованиям! из уральских языков, см. 1.2.1-4). См. статьи ЭСЗ: баклан I, ба-строк, бусдй, епанча, ермак, калауз, калъсп, капшук, котик, митка лйновый, мыс, сакма, capá II, табанить, чабак I, чарки, чумса шабур, шрбй, ярмяк и др. Приводимые ниже факты иллюстрируют специфику ряда подобных тюркизмов, попавших в сибирские говоры.

Сиб. казак, 'лось-самец' (колым.), 'птица лапландский подо

13 Известны ж другие заимствования, попавшие из русских говора Сибири в литературный язык. Oí. статьи ЭСЗ кета, нерка, тюнты. maüzá I, унты, шаман и др. (не говоря о топономастике). рожник' (турух., Якутия) « сев.-рус. вазон 'самец животных и 1тиц', ср. сиб., великорус, казак 'воин-казак и др.' < Тат. и др. jazaq [3: 241]. Аналогично сиб. мужичок 'самец диких животных и тпщ' « сев.-рус. мужичок от исконнорус. мужйк (СРНГ).

Колым. сарай 'плоская крыша избы, амбара', камч. сараи 'возвышенности с плоскими ('как крыша') лавовыми покровами' « сев.-рус., ср. арх. (А. Подшсоцкий) сарай 'крлпа крестьянского дома' заряду с сиб., великорус, сарай 'навес и др.' < тат. saraj < перс. Якут. диал. saraj 'крыша' < рус. [3 : 502].

Колым. чобот 'устье ивовой морды' и приангар. сундук 'плоский подводный камень' сохраняют семантическое .своеобразие арх. чобот 'горло мережи' и сундуки мн. 'скалистый берег острова Киль-дина'. Ср. сиб., великорус, чёбот (тат. Cabota, чув. sabaDa 'лапти'), сундук (чув. sunDuk 'ящик') [3: 532, 676, 694].

Сиб. каюк 'крытое грузовое речное судно' « сев.-рус. каюк 'речная баржа', арх. (Р. Джемс) kaiuke 'вид дошника' < тюрк., ср. тат. qajyq 'большая лодка, паром' [3: 289]. Хант. Юган kùjilk и др. 'большая крытая лодка', якут, xojvtk (arjoCo) 'большая речная лодка' < рус. [25: 45]). Для южн.-рус. каюк более характерно значение 'лодка, челн' (ср. крым.-тат. qajyq 'то же'). Однако, колым. каюк 'стружок' не обязательно восходит к южнорусскому. Эвенк. rnjyK 'лодка-берестянка' < рус. [3 : 289].

Сев.-рус. хозяин в значении 'домовой' (ср. великорус., литер. хозяин, арх. /Р. Джемс/ %ozaine от др.-рус. хозя 'господин' < чув. %oéa, yvza) отразилось в сиб. хозяин 'домовой' (амур.), 'дух, хозяин места (реки, озера, леса и т.п.)' (колым., инди-гир.). Последнее значение сложилось под влиянием (см. II.1.4) названий "хозяев мест" в языках северо-востока Азии - якут. iCCi и т.п. [3: 644-645]. Хозяин тундры на Колыме и Индигирке именовался особо - сендушный [3: 511; 23: 12] от cénôyxa (см. 1.2.2).

Особенности диалектной фонетики позволяют предложить новое объяснение сиб. иркан (гапакс с неясным значением и географией: с ирканом шурша бережничий бредет [3 : 233]) < хант. irkan 'канат с петлей, причал' < коми *erkan < сев.-рус. *оршн в отличие от великорус. аркан < тюрк. ([25: 23] - вслед за В. Штейницем).

1.2.7. Янно преобладающий (или "чистый") средне- или южнорусский ареал обнаруживают "досибирские" факты, рассматриваемые в статьях ЭСЗ: арьян, базлук, баткак, башмак IV, бирюк II, булок, емуранш, ерандак, épuz, камча, карабчшпь, каюк II, кочетйг, кошма II, куга I, курпвй, кучелёба, куяк I, куян I, охан, сайга, сарана, тал, тузлук, тумак III, турсук I, тушшт, укрюк, хуртй, чакон, чакчуры,, чирики, чувал II, шашлык, шиш I, яруга и др.

Характерную для рассматриваемых слов ситуацию дает сиб. кавардак 'жаркое из печени и сердца барана' (забайк.), 'еда из нарезанного гусиного мяса' (Якутия) и др. « старорус. ковардакь астраханской 'кушанье из кусков мяса и рыбы' (Б.А.Ларин), тульск. кавардак 'окрошка из мяса, рыбы' и др. < тюрк., ср. казах, qüräaq 'зажаренный', тур. qauurdaq 'жаркое' [3: 239]. Судя по долган. (М. Стаховский) kabardak 'рыбное блюдо' « рус.), русское слово рано попало на Таймыр. Рус. сиб. култук 'залив' (Байкал и др.), 'старица' (калым.), 'глухой конец залива' (индигир.) «рус. астрах. (Каспий) култук 'залив' (ср. Мертвый култук на северо-востоке Каспия) < тюрк., ср. тат., башк. qultiq, узб. qöltiq 'залив'. Сиб. култук в значении ветра на Байкале (от култук 'залив на Байкале' [3: 330]) напоминает шелонниж в 1.2.1.

Вост.-сиб. булгар 'черная кожа', булгария 'самодельная кожа' - филиация влад.-поволж. булгар 'вид кожи' и др., связанного (опосредованно) с тюрк. Bulyar 'волжские булгары и их страна' [3: 142]. Сиб. шлык 'головной убор' « твер., тамб., перм. шлым < чув. з(э)1эк 'шляпа' [3 : 733]. Сиб. урема 'приречный лес(ок)' « казан, и др. урема 'поемный лес и кустарник' < чув. *iträmä, тат., башк. эгэтэ 'мелкий кустарник' > рус. Урал арема » краснояр. арёма, ерема 'кустарник в разнотравье' [3: 97, 208, 613].

Маргиналией к приведенному материалу могут служить изолексы, связанные с финно-угорскими языками Поволжья, т.е. марийским и мордовскими: сиб. кержак « рус. кер(е)хйк от Кёрженец 'левый приток Волги (место расположения скитов староверов)' (< морд. [3: 295]), вост.-сиб. мар 'курган, насыпь, холм' « сарат., самар., П9нз., оренб. и др. мар « морд., марийск. [3: 392]); Алтай пш-келъ, тамкйлъ 'пестик' « ряз. пшасйлъ « морд. [3: 469]).

У колым., енис. ищкша 'очес конопли' великорусских параллей как будто нет, но ср. морд, эрзя шукш пря 'сорная куча' [3 : 737; 7: 20]: колым., енис. « ? среднерус. < ? морд.

1.2.8. В связи с темой "новгородизмов" (см. 1.2.1-2) стоит отметить мангаз. зенденъ (шесть зенденей аемендяев, 1634 г.) и зенденъ, зенделъ 'вид ткани' (Тобольск, Кузнецк, XVII-XVIII вв.). Они идентичны старорус. зенденъ, сравниваемому у Фасмера с бухарским топонимом Zandana, Zendene. Большую точность в это сравнение вносит др.-новг. (около 1400-х гг.) зЬнд^нъца < перс, zandanlöi, zandaniß от Zanäane (A.A. Зализняк [3 : 219-220; 28: Si]). Исходюе зЪнд^нъца было переосмыслено как деминутив, подверглось апо-шпе и в новой, получишей широкое распространение форме было записано в Хсшмогорах Р. Джемсом (zenden), во времена которого, зероятно, воспринималось уже как московское или астраханское сло-зо. Ср. в документах Московской Руси зенденъ семенди = 'тройной зенденъ' (перс, зе 'три'). Усеченное зенденъ не оставляет сомне-тй, что оно и на юге Западной Сибири было "досибирским", а не заимствованным от иноязычных (бухарских) торговцев, подобно, на-1ример, сиб. (XVIII в.) чутар, чкшар 'легкая ткань (белая)1 < гюрк. *6autar = тат. зап.-сиб. (И. Мессерпмидт) Tsautar 'вид бегай ткани' (> хант. Васюган t 'awtar 'миткаль' - В. Штейниц), ср. шгат. 6atari 'вид легкой материи' < ? перс. [3: 706; 26: 38]14.

1.3. О заимствованиях из аборигенных языков Сибири.

1.3.1. Описание заимствований, усвоенных в русские говоры rate в Сибири, составляет содержание большей части статей ЭСЗ, в соторых в основном сосредоточены и его этимологические новшества. Располагая отраженные в ЭСЗ пласты заимствований из языков Сибири i соответствии с количеством посвященных им статей (в порядке гбывания: от многих сотен до единичных), можно получить следующий геречень: тюркские (из якутского, тувинского, алтайского, хакас-жого, шорского языков, диалектов западно-сибирских татар); Су-зятские, монгольские; обско-угорские; тунгусо-маньчжурские (в ос-ювном, эвенкийские); самодийские (ненецкие и селькупские, в ieскольких случаях - энецкие и южносамодийские), палеоазиатские ;чукотско-камчатские, юкагирские, кетские). Многие из этих плас-гов (например, тунгусо-маньчжурские15) практически отсутствуют у ?асмера и в другой литературе. В ЭСБ предлагается также некоторое соличество дополнений к существующим работам о словах обско-угор-жого, селькупского, коми-зырянского и юкагирского происхождения

Из названий тканей ср. также сиб. (Томск, 1609 г.) ш/ш 'вид юлковой ткани', пришедшее в Сибирь, скорее всего, из-за Урала 3: 349], хотя не исключено и локальное заимствование из тюркского (бухарского) источника того же происхождения, что и тур. qutni 'вид сатина' < араб. Сходная дилемма существует для сиб. сиач 'дешевый шелк', канфа 'китайский атлас' [3: 81, 267] и др. ■5См. о них монографию автора [2]. Предлагаемая в ней семантиче-:кая классификация [2: 78-79], в принципе, подходит для всего сорпуса заимствований из языков Сибири в русские говоры. см. также [7-8; 15; 19-20; 22; 24; 27]). Ниже представлены некоторые из показательных в том или ином отношении заимствований.

1.3.2. Достигавшие уже в первой половине XVI в. низовье! Енисея промышленники-севернорусы усвоили его название от ненце! (Jen(a)sa jam' 'Енисей* [3: 207]), как и этноним тунгусы (см. 1.1.2). Мангазея (Mongazi, Mongazy у Р. Джемса) получила свое название по ненецкому этнониму Maijkanzi [3 : 388-389]. О периоде начала постоянного русского присутствия на северо-востоке Западней Сибири, по всей видимости, напоминает усвоенное от северных само-дийцев енис. сокуй 'доха с наголовником', ср. селькуп. Таз soqqi ж энецк. sokuote 'сокуй' [3: 522]. Существенно, что сокуй обнаруживает в исходе слова -уй, подобно одекуй (см. 1.2.3). К тому же периоду может относиться рус. Таз, турух., енис. согудать, согудать, сугудать 'есть сырую рыбу' < энецк. (Е.А.Хелимский) *sagudc < *зафШ- 'то же' [3 : 491-492; 15: 3]. Русское слово достигло Таймыра, судя по долган, hogudaj и др. 'поедаемая летом сыра5 свежая рыба' < рус. согудай (императив от согудать).

1.3.3. Русско-тунгусские контакты начались вслед за русско-самодийскими. От тунгусов русские узнали о якутах: сиб. (XVII в.] япольский 'якутский' от якол(ы) 'якут(ы)' < эвенк. jaicojL мн. от jaico 'якут' [2: 58; 3: 751; 15: i]. Из слов, усвоенных русскими на ранней стадии русско-тунгусских контактов, можно назвать ман-газ., турух., ирк. одьндра 'старая оленья шкура' < эвенк, одиндрс 'то же' в диалекте тунгусов - предков сымских эвенков (об этиз тунгусах, видимо, говорится в отписках казаков Маковского, Кетс-кого и Мангазейского зимовий /Г.М. Василевич/), ср. эвенк, один-т, одинда [3: 438]. От предков сымских и/или подкаменно-тунгус-ских эвенков усвоено слово шаман < эвенк, шаман с начальным ш-(не с- или ft—) [3: 716-717]. Ранними и в разных отношениях интересными заимствованиями являются названия промысловых рыб нерке (исходно нярка < эвен. < самод.) и кета (исходно кет < эвен., с чукотско-камчатскими ареальными связями) [3 : 296, 425].

В эвенкийском исчезло слово *орогдо (= нан. nopoqdo 'охотничья шапочка', A.M. Певнов), станпее источником рус. (Восточна* Сибирь до Амура) орогда, арогда 'шапка из шкура с головы козы' [3: 488]. Русское слово в этом и многих других случаях выступав' как важный источник сведений об утраченной или незасвидетельство-ванной лексике языков, контактировавших с русским.

1.3.4. Очень показательна в этом смысле ситуация в Приобье, лексика русских говоров которого при сопоставлении с северносельсупскими и иными данными позволяет восстановить целый ряд утра-юнных диалектных вариантов, дериватов и словосложений из состава лексики центрально- и южноселькупских диалектов, значительная 1асть носителей которых была ассимилирована русскими старожилами [С.И. Ольгович, Е.А. Хелимский). См. в ЭСЗ статьи окна, анга, 'иЗалъджа, чуш и др. Русские факты дополняют также сведения о неготовых нжносамодийских фактах: рус. шн.-краснояр. шадак "зверек зеноставка' < камас. Ssdafe [3: 712]; рус. Алтай, Саяны бун, мун 'горный козел' < камас., ср. камас, типа, матор. mundu 'то же' (возможно тюркское посредство, ср. мену б-/м- [3: 144; 7: 18]).

Говоры индигирско-ксшымского региона могут рассматриваться сак источник дополнительных сведений о лексике юкагирских диалектов (языков), в тем числе исчезнувших [27]. Нередко юкагиры ас-зимилировались именно индигирщиками и колымчанами, образуя, как в 1риобье и в других местах Сибири, аборигенный субстрат русских говоров. Реликтом лексики исчезнувшего юкагирского диалекта на 1ндигирке является, например, рус. ивдигир. ай-вы родился 'о ре-5енке, который родился с родимым пятном' или ояви (приходить) 'об шершем, возвращающемся под видом новорозденного', происходящее 13 источника типа юкаг. верх.-колым. айбии 'душа, тень умершего' ;3 : 77, 455; 27 : 388] < тунг. (А.М. Пеннов).

Русские факты иногда дают значимые факты по истории бурят-зкой лексики. Известное по всему югу Восточной Сибири рус. курсу-1(ы), ворсун(ы), коршуны 'пряник(и) из черемухи (с творогом)' позволяет восстановить бурят. *хурсу(н), этимологически товдествен-юе бурят. xypha(H) 'самодельные пряники (из квашеного молока и ?год черемухи)' и калм. хг/rsn 'вид сыра' [3 : 345; 26 : 36-37]. Не объясненное у Фасмера рус. (Восточная Сибирь до Приамурья) шулъта 'чага, гниль на березе (заваривается вместо чая)' дает основания 1редполагать, что бурят, щшэ 'то же' в окинских и нижнеудинских говорах (= бурят, литер, щшэ 'сок хвои, щелочь') имело в прошлом более широкий ареал [3: 738; 15: 8].

Широкое распространение многих эвенкийских и особенно якутс-шх и бурятских заимствований в русских говорах обусловлено

главам образом ареалом этих языков. Ему могла способствовать, одна-<о, и диффузия соответствующих слов в самих русских говорах. Так, жутизмы нередко обнаруживаются на Камчатке. Фиксируемое с XVII в. эус. поен или тойон 'выборный староста у народов Сибири' « якут, toJon 'господин, владыка, правитель' < монг.) было занесено на Самчатку, но служило также обозначением старшин из местных жителей на Алеутских островах и по всему побережью северо-западной Америки. Эти слова Г. Дёрфер неверно считал ительменскими, чукотскими и алеутскими заимствованиями из якут, tojon [3: 572].

1.3.5. Приведенные и многие другие примеры заимствований ж аборигенных языков Сибири весьма ярко демонстрируют подключение русских говоров к лексическим связям мевду этими языками (см. 1.1.1). Типична ситуация, когда усвоение слова в русские говор; оказывается одним из многих звеньев в цепочке заимствований из языка в язык, причем, источником заимствования в русский могуч быть факты не одного, а нескольких языков. Полицентризм заимствования представляется вполне вероятным, например, в случае с рус. (тобол., енис., забайк., индигир., амур., камч.) гамзй, ганзй и др. 'курительная трубка', ср. бурят, ганоа, якут. К монг.) ¿атза и др., с первоисточником в китайском языке [3: 167].

Наглядный пример упомянутого подключения дают названия остроги (рыболовного орудия) в некоторое западнобурятских и тюркских саянских диалектах, образованные от глагола в значении 'тянуть': бурят, таящур 'багорчик для выдергивания рыбы' (от mama- 'тянуть, тащить'), тоф., тув. tyrtqy 'то же' (от íyrí-, родственного бур. mama-). Рус. южн.-краснояр., прибайк. mamyp(a) 'вид остроги (палка с крючком)' < бурят. Особенности бурятского источника рус. татур(а) снимают трудности (ср. в статьях ЭСЗ албан, бичечи, тай-ш и др.) при отделении этого слова от "досибирского" монголизма - сиб. (XVII в.) татаур 'вид пояса' « старорус. татаур 'то же' < монг., ср. tatayur (= бурят, ттуур) от tata- 'тянуть, тащить' [3: 5S.Í]. Ср. якут. Колыма tcrtábyr 'кожаный пояс' < рус. татаур.

Рус. (Приангарье) урывун, урыван 'острога' связано с эвенк. урйвун 'крюк; копалка' от урй- 'вытаскивать, вынимать' (-бук суффикс имени орудия) [28: 8G], Рус. урывун предполагает эвенк, урй,-вун в не известном в источниках по эвенкийской лексике значении 'вид остроги'. Деривация от урй- 'вытаскивать' позволяет считать урйвун в этом значении аналогичным бурят, татуур и т.п.

С обитанием русских старожилов в условиях Заполярья связаны колым. хабур 'лед, обнажившийся из-под снега поздно весной', индигир. хубур 'весенний лед на озере или реке' < якут., ср. Индигирка sya хоЪиг 'время первого появления весеннего пупырчатого льда' (= 'жирный лед'), далее к Я1дгт. xäbyryn и др. 'весенний снег, наст' < монг. xábur 'весна'. Езда на нартах по "хабуру" составляла особое и весьма важное искусство. Географически маловероятно, что рус. хабур, хубур « рус. забайк. хабур 'весна', 'голод (весной)' < бурят. *хабур = хабар, монг. xabur 'весна'

I.3.6. Некоторое из слов чукотско-камчатского происхождения указывают на их диффузию в направлении с востока на запад: Камчатка » Колыма » Индигирка (следует считаться, однако, с возможностью тунгусского посредства). См. статьи ЭСЗ аут, гагагля, жупан I и II, вашея, уповая и др. (см. также [6]). Так, рус. ко-лым. аут 'скребок для очистки мездры со шкур' « рус. камч. аут 'то же' < ительм. авут или коряк, ав'ыт 'скребок (кремневый)'. Якут. Колыма abyt, эвен. Омолон аут 'скребок' < рус. [3: 103].

Часть II. ПРОБЛЕМЫ РУССКОЙ ЭТИМОЛОГИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКОГРАФИИ SUB SPECIE РЕКОНСТРУКЦИИ ПРАСЛАВЯНСКОГО ЛЕКСИЧЕСКОГО ФОНДА

Содержание данной части отражено в БСлС [4], ЭСВ [3] и в ряде других публикаций [1; 9-14; 16-19; 21; 23; 25-29].

II.1. Праславянские импликации изучения заимствований в русских говорах Сибири.

II.1.1. Осуществляемые в праславянской лексикографии отбор и анализ русских и других славянских слов праславянского происхождения предоставляют русской этимологической лексикографии большое количество практически готовых этимологий, что намного облегчает ее задачи. Использование этих этимологий в ДЭС (включая обсуждавшийся в 1-ой части работы великорусско-сибирский словарь) и в "общерусском" словаре не может, однако, сводиться к простому воспроизведению. Дело не только в том, что в ЭССЯ и SP реализуется проспективная проекция этимологического анализа, а у Фасмера и в диалектном этимологическом словаре (в том числе в ЭСЗ) - ретроспективная, но и в том, что ДЭС обладает лучшими возможностями учета локальных особенностей бытования слова (праславянская лексикография же имеет очевидные преимущества в ракурсе славянской и

То же развитие значения в рус. колым. вёшно, вёшненъко 'скудная сухая пища' (букв, 'весеннее') « арх., ср. вешншь 'терпеть нужцу, доедая запасы, оставшиеся к весне' [3: 15-16].

17 Учитывая характер реалии, диффузию из Забайкалья далеко на север и северо-запад можно допустить для рус. тобол., Якут. (XVIII в.) шр 'табак', возникшего из рус. (И. Мессершмидт) Scharr-To-back, букв, 'желтый табак', где шар < монг. шар 'желтый'. Хант. Заг, эвенк, шар и т.п. 'табак' ? < рус. [3: 719; 25: 88-89]. В географическом отношении см. в ЭСЗ также шара, чай. индоевропейской перспективы).

Освещая периферийную для целей праславянской реконструкции лексику [26: 34], ЭСЗ содержит и данные, представляющие для нее непосредственный интерес. Речь идет об уточнениях, часть которых можно расценить как дополнения к ЭССЯ и ЭР или как постулирование новых реконструкций (см. 11.1.2), другие же предполагают "вычеркивание" ряда слов из праславянского фонда (11.1.3) или оговорки, касающиеся фактов, бесспорно к нему относящихся (11.1.4-5).

II.1.2. Используемый в ЭСЗ метод анализа заимствований привел к отказу от ряда считавшихся правдоподобными трактовок русских слов как заимствований в пользу исконно- или праславянских этимо-логий, в том числе разработанных в праславянской лексикографии. Последние были поддержаны в ЭСЗ дополнительным сибирским лексическим материалом и этимологической аргументацией.

Отклоняется тезис, согласно которому сев.-рус., сиб. нарта, нарты 'вид саней' - филиация "древнего арктического бродячего слова" (А. йоки), представленного в коми норт 'нарты' и в эвенк. нартэ и др. 'сани', якут. лаг£а 'нарта'. "Досибирское" происхождение рус. сиб. нарта, а также -а- в эвенкийском и якутском словах указывают на их русское происхождение, что согласуется с отнесением (вслед за В. Кшарским и Ф. Славским) рус. нарта к праслав. *па-гъХ- в ЭССЯ [3 : 421-422]. Ближайшая параллель рус. нарты (название транспортного средства, связанного с севернорусской колонизацией Сибири и, вероятно, новгородской колонизацией Севера) -польск. паг±у 'лыжи', причем, в русском 'вид саней' < 'сани на лыжах' < 'лыжи'. Неприемлема мерянская этимология костр. ротнииа 'лыжня' (О.В. Востриков), которое из *рьтьница < праслав. *гъ1~.

Сиб. дор 'прослойка жира в мясе' « арх. дор 'то же' < праслав. *догъ от *вегИ 'драть' (ЭССЯ; 5Р). Коми диал. дбр 'подкожный жир5 не источник рус. дор, а русизм [3: 195; 4: 228; 26: 38].

Сиб. (ирк., колым., камч. и др.) шибера и др. 'перекат, мель на быстрине' (отсюда Зашиверск на Индигирке) как будто не имеет "досибирских" фиксаций. Тем не менее, это слово, скорее всего, унаследовано из сев.-рус. *шивера < ши- (именной префикс) + -вер-от върЬт 'кипеть* [3: 727; 6: 75; 26: 40]. Монгольская (или иная сибирская) этимология для швера сомнительна.

Арх. шадра (вторично щедра) 'оспа', сев.-рус., сиб. шадрйвый 'рябой' < ? *тадъра из ша- (именной префикс) + драть, ср. польск. ойга 'корь'. Из *шадъра, видимо, и камч. шадра, колым. шадро 'нутро моржового зуба' [3: 712-713]. Тат. зап.-сиб. ёаЬга, хакас. sadyra и др. 'рябой' < ? рус. [25: 98]. Согласно А. Иоки, тюрк. < монг. Sotara и др. 'шахматы' (тогда рус. тавра - севернорусский по преимуществу тюркизм? См. 1.2.6). Сходная возможность допускалась для рус. сиб. Мага-тшищ, Нога-птица и др. 'сказочная птица' « сев.-рус. Нагай-типица и др. 'то же' < ? монг. noxai 'собака'. Более вероятно, однако, происхождение из праслав. *Jtínogb, откуда также польск. устар. nóg 'гриф, сказочная птица' (ЭССЯ [3: 377; 26 : 39]). Мане. mákaptXtsa 'волшебная пища' < рус. [25 : 53].

Отраженная в ЭС5 саамская этимология сев.-рус. челтюн 'бугор, холм, бугор' » сиб. чалтюн, челтшн 'то же' [3 : 666-667] отклоняется в БСлС из-за связи этих фактов с др.-новг. *чълпъ (ср. топонимы Челпхаю, Челпаново, ЧелпЪново, прозвище Чълпъ = др.-чеш. б1щ> /А.А. Зализняк/) < праслав. *бъ1рь (ЭССЯ; SP [4: 161]).

Праславянские (исконнорусские) этимологии русских слов поддерживаются также в статьях ЭСЗ бал II, кидь, мичш, мормук, тшм-ка, пон, пыжик, черёва, яглок и др. Сибирские данные представлены в некоторых из них и заимствованиями из русского в уральские и алтайские языки, позволяющими полнее представить географию и варианты русского слова-источника. Географию сиб. доведъ 'проходная пешка, дамка' « сев.-рус. доведъ, арх. (Р.Джемс) óovet "король в шашках", деривата от довеет, уточняют селькуп. Таз topas 'шашка; шашки, шахматы', якут, áuobat, áuamat 'доведъ, дамка' [3: 193].

Подобные факты, особенно в случае утраты русского этимона, могут повлечь существенные коррективы реконструкции. Так, коми буба 'бука' (> хант. Юган pupí и др., манс. papa 'медведь'), возможно, из не сохранившегося сев.-рус. *буба 'то же' [25: 6], которое меняет представления о географии праслав. *ЪиЬа 'пугало (для детей' ([4: 81], см. также II.2.2), считавшегося только южно- и западнославянским. Старые финно-угорские славизмы дают важный материал для выявления фонетических и т.п. отличий псковско-новго-родских диалектов от восточнославянских диалектов как таковых. Ср. в БСлС известный пример с эст. küav, фин. Maná, küavi 'цевка' < слав. *кёиь [4: 115] без эффекта второй палатализации.

II.1.3. Некоторые сибирские слова, считающиеся в литературе исконно- или праславянскими, в действительности являются заимствованиями. Ср. примеры из числа фигурирующих в ЭССЯ и SP.

Забайк. гай 'беда, несчастье' не из праслав. *¿aj& > рус. диал. гай 'крик, шум' (ЭССЯ; SP), а из бур. гай 'несчастье, беда, горе, напасть', ср. монг. 7ai 'то же5 [3: 165]. Томск, мшур 'колья, составляющие основу рыболовного устройства' не к праслав. materb(jb) > рус. матёрый (ЭССЯ), а из селькуп, южн. *matar = Таз iJiotir 'кол в рыболовном запоре' (Е.А. Хелимский [3: 12, 396; 17: 76]). Индигир. мотьиёк, мучилёк, мутьиёк 'желудок гуся' не из праслав. *motyl'ъкь > рус. мотьиёк (ЭССЯ), а из источника типа юкаг. тундр, мочил [мот'ил] 'желудок (птщ)' + рус. '-ок [3: 4Св; 27: 389]. Тобол, чуп 'сорная трава' не из праслав. *бирь > рус. диал. чуп 'чуб' (SP; Фасмер), а идентично рус. Иртыш чуп 'речной мусор (корешки, трава)' < тюрк., ср. (Т.Н. Дмитриева) тат. бйр 'сор' [3: 704; 4: 153].

Томск. ива 'растение лук линейный' не из праслав. *jbva II (ЭССЯ), а идентично рус. томск. юва, юла 'то же' < тат. зап.-сиб. йуа 'полевой лук, перо лука'. Данное объяснение ослабляет реконструкцию *jhva II, тем более что относимые к ней болг. ива 'край ткани по длине',-хорв. ива 'край, рубец',орее всего, из тур. yiv 'желоб, нарезка, шов' [3 : 225, 743].

Томск, буто 'голенная кость.' можно расценить как потенциальное дополнение к праслав. *ЪМъ (ЭССЯ - без томскогоова), но целесообразнее видеть здесь локальный тюркизм из источника типа казах, but 'голень'. Этогласуетсятюркской этимологией цитируемых в ЭССЯ болг. бут,-хорв. бут 'бедро, ляжка', которые едва ли из *ЪиЬь,орее из тур. but 'ляжка' [3: 150; 26: 40], этимологически тождественного казах, but ("полицентричное" заимствование из тюркских вавянские языки).

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Проблемы русской диалектной этимологической лексикографии»

Одно из существенных различий между SP и ЭССЯ заключается в том, что первый из двух этих словарей дает для праславянских лекем реконструкцию значения, а второй - нет. Позиция ЭССЯ мотиви-уется превде всего "тавтологичностью" семантической реконструкция SP, заключающейся в простом переносе значений засвидетельст-юванных славянских слов на праславянский уровень18. Признавая «5основанность данного соображения, следует заметить, что "тавто-югическая" реконструкция, при всех ее издержках, способствует -:аряду с упомянутыми "внешними" ресурсами этимологического конт-юля - отсеву заимствований. Рассмотренные диалектизмы гай, матур, ютьиёв, чуп семантически и географически "выпадают" из круга русских и славянских фактов, относимых к соответствующим праславянс-им лексемам. Цитируемый в статьях ЭССЯ *Ьи±ъ, *Jbva II и *xoluJb яавянский материал не может быть снабжен "тавтологической" се-[антической реконструкцией, что согласуется с его этимологической ■етерогенностью. Подобные факты следует учитывать при использовали данных праславянской лексикографии в великорусско-сибирском ;ЭС. Так, при рассмотрении в этом словаре сиб. холуй целесообраз-:ее сохранить старую этимологию (сиб. « сев.-рус. < приб.-фин.), :орошо объясняющую географию слова и конечное -уй (фонетические ложности можно объяснить допускавшейся А.К. Матвеевым контамина-лей с сев.-рус. хдлуй 'закол для рябы' < фин. fcolu [3: 646]). ¡равнение с рус. холуй 'хам, лакей', холить 'заботиться' и др. ; праслав. *xol- 'стричь, резать' (ЭССЯ) менее вероятно.

Семантическая разнородность материала, объединяемого под той щи иной праславянской реконструкцией, может быть отнесена на :чет семантических сдвигов (метафор и др.), варьирования и синтетизма значений, но ориентация на эти безусловно реальные фак-■оры [1: 11, 14, 17] не всегда решает задачу отделения подлинных юфлексов той или праславянской лексемы от заимствований и рефле-:сов других праславянских лексем [16: 74-75]. При решении этой ¡адачи следует учитывать также методику SP [12]: осуществляемую в 1амках словарной статьи подробную классификацию материала по фо-ютическим, семантическим и иным критериям с выделением вариантов юксемы (широкое использование гнездовой стратегии в организации юрпуса словаря /Malkiel: 3, 37/ при общем доминировании алфавит-го- лексемной). Отклоняемая в ЭССЯ (см. *xolujb) "концепция не-¡кольких омонимов холуй различного происхождения" у Фасмера (хо-.уй I 'холуй, лакей', II 'закол', III 'нанос от разлива', IV ту-^-'

Трубачев О.Н. Праславянская лексикография//Этимология 1983. [., 1985. С. 12-13. корм с отрубями'), то существу, основана на той же методике, правда, в менее разработанном виде. Показательно, что случайные лексические вкрапления появляются в SP именно тогда, когда этот словарь отступает от обычной педантичности. Заметным недостатком является встречающаяся в нем подача русских диалектных слов с пометой "диал." без дальнейших уточнений, как в упомянутых случаях с рус. гай и чуп. Как явную сшибку следует расценить поддержанное в SP привлечение в связи с праслав. *Ъа£гъ 'багор; звено обода и др.' рус. оренб. баган 'жердь, шест для установки кочевой кибитки' < тюрк., ср. тат. bajen 'подпорка' [3: 106; 4: 27].

II.1.4. Многие сибирские слова, для которых имеются великорусские параллели, обнаруживают те же семантические и географические особенности, что и рассмотренные в II. 1.3 диалектизмы гай, жтур и т.п., но при этом не могут быть объяснены как локальные заимствования из языков Сибири (речь идет о бесспорных великорус-ско-сибирских изолексах). Подобные "досибирские" слова чаще являются исконнославянскими, хотя и не всегда. Семантика таких слов тоже требует проверки средствами "внешнего" этимологического контроля, с той разницей, что речь в данном случае может идти об эффекте иноязычного влияния на семантику слова - кальке, заимствовании семантическом. Ср. калым, укочевать 'умереть' (« великорус. кочевать < тюрк. [3: 320]) при эвен, hyp- и др. 'уехать, уйти; умереть'. Направление калькирования удостоверяется географией слов: узкий (относительно) ареал в языке-реципиенте versus широкий в языке-источнике (возможно, конечно, и русское влияние на аборигенные языки). Особый интерес вызывают соответствующие факты праславянского происхождения, специфика которых (и калек вообще) в русской и славянской этимологии отмечаются далеко не всегда.

При рассмотрении в великорусско-сибирском ДЭС сиб. кривда 'рыболовный снаряд' его отождествление с кривда 'неправда, кривда' < праслав. *1trivbóa (ЭССЯ) следует снабдить оговоркой о возможном иноязычном влиянии. Конкретный его источник, правда, не совсем ясен, но общая картина проясняется благодаря рус. (В.Штей-ниц) Тавда обман 'рыболовный снаряд', калькирующему манс. Тавда cuta-p и др. 'обман; рыболовное приспособление' < тат. alúau 'обман' . Из аналогичных названий орудий промысла в уральских языках ср. нен. тэмбар"{д) 'обман', 'ловушка на зверя' [28 : 83].

Калым, белое 'молочная пища' (« великорус, белый, к праслаь *Ьё1ъ, см. ЭССЯ) возникло под влиянием якут, üriir) 'белый', 'молоч ные продукты, масло', построенного, видимо, по образцу монг. Saja egen 'белая (= молочная) пища' [3: 128; 17: 92]. Колым. доить :метать икру' (« великорус, доить < праслав. *dojiti, см. ЭССЯ; >Р) ср. с якут, уа- 'доить; метать икру' [3: 194; 4: 219]. Колым. ¡ерсть 'оперение птиц' (« великорус, шерсть < праслав. *sbrstb, ;м. у Фасмера) ср. с якут, tü 'шерсть; оперение' [3: 725].

К указанным примерам (см. также [17 : 93-97; 23: 14-17]) нуж-ю добавить случаи структурных калек (вроде колым. дедушковатый 'богатый медведями' от дёдушт 'медведь' по образцу якут. asaWx 'имеющий медведей' от asá 'дедушка; медведь' с аффиксом обладания -Tax [3: 186]), а также калек фразеологических - перевода на рус-жий идиом и иных речений (особенно в фольклорных текстах). В ЭСЗ зни представлены весьма широко, см. статьи белый месяц, водяной 5буй, камень дёрьво, колмаш белые, лучно дёрьво, на травушку ¡пасть, одно яйцо а где не киснет, ояви приходить, полхамыгха, уусский дом, спускать сату, сухой обуй, та делать, хамьяк, худо-уювглай олень и проч. (см. еще [23: 17-18; 26 : 42-43]). Колым. 1ожий олёнь 'дикий олень', возникшее на основе оборотов типа ве-шкорус. божья коровка (см. II.2.4), калькирует якут, tarjara ta-xrta 'дикий олень' (taqara 'небо', 'небо как божество', taba 'олень'), ср. селькуп, нуматэ 'дикий олень' < нум 'небо, бог' + тэ 'олень' [3: 133; 23: 8-9].

Потенциальную этимологическую значимость подобных фактов и зообще калек демонстрирует рус. колым. прошка 'penis', выводимое f Фасмера из *прочьха от прочкнуть 'проткнуть'. Колым. прошку тя-<уть 'нюхать половые органы ребенка' указывает иное решение: тождество с арх., колым., индигир. прошку тянуть 'нюхать табак' (наряду с шр тянуть 'то же', см. о шр 1.3.5), из чего следует, что колым. прошка '(детский) penis' = колым., индигир. проиша 'нюхательный табак' « сев.-рус. прошка 'то же' < польск. (В.Г. Бого-раз, E.Á. Хелимский) proszek 'порошок'. Колым. прошка испытало влияние якут. pruoSka 'нюхательный табак', 'половой орган мальчика' (< рус. прдшка 'нюхательный табак' > эвенк, порошка 'то же'). Ср. якут. sy66yj, sy66yr 'нюхательный табак; детский половой орган' , а также чув. tvanék 'половой орган мальчика' при тат. tamaka 'табак' [3 : 477-478; 15: 4; 17: 95]. Рус. урал. табйк 'половой орган мальчика' (картотека СРНГ), вероятно, калька с тюркского.

II.1.5. Осуществившиеся под иноязычным влиянием сдвиги в семантике многих сибирских слов имели место еще в "досибирский" период их истории. Известные автору факты этого рода представлены только севернорусско-сибирскими изолексами.

Особенно интересны географический апеллятив шмень 'каменна) гора' « праслав. *кату) и Камень (Сибирский Камень, Каменный Пояс и др.) как название Уральских гор. Согласно А.К. Матвееву, переход 'камень5 > 'каменная гора5 обусловлен знакомством русски: (первоначально, по-видимому, новгородцев еще во времена их походов в Югру) с новыми реалиями - высокими каменными горами, оса бенно с Уралом, и произошел под влиянием таких его названий, кш коми Из, хант. Kew, манс. líor ('камень'), нен. Царш" Пэ" ('большие камни'), Хабэй" Пэ" ('остяцкие камни'). Первопроходцам Сибир могло быть известно позднее утраченное слово типа арх. (Р. Джемс рог 'камень' < нен. рае г, рае 'камень; Урал'. Спорно мнение i праславянских истоках значения 'каменная гора' у рефлексов *kamy,

Апеллятив камень стал в Сибири основным орографическим тер мином. С его помсяцыо кодировались также этнические и иные объекты. Ср. этнонимы (XVII в.) каменная самоядъ и каменъская самоЪдь, которые могли испытать фактов типа хант. keiu-jax 'уральский народ (ханты, коми, ненцы)' = 'каменный народ'. Рус. (Приобье) каменный ветер 'западный ветер (со стороны Урала)', тобол. комет 'запад5, ветер с Камня 'ветер с запада, с Урала' сопоставимы < хант. kew 'камень', 'Урал, запад', keu-vat 'западный (= каменный; ветер', манс. тюг-vot 'то же', нен. Пэ' мерця 'ветер со сторош Урала' [3: 256-258; 17: 96]. Рус. каменный ветер 'один из ветро] на Енисее' (турух.), 'ветер из ущелий каменного берега' (колым.), возможно, напоминает о старых путях в Восточную Сибирь через Та: и Турухан. Проникновение рус. камень в значении ветра на Таймы] (с Енисея) явствует из долган, tas 'южный ветер', возникшего по; русским влиянием (М. Стаховский), подобно якут. Колыма tas tyalx 'ветер с другого берега Колымы' = 'каменный ветер' [26: 35-36].

Фигурирующие в ЭСЗ "досибирские" кальки (явные или потенциальные) неоднократно рассматривались в литературе, см. в статья: бережке, нос, nopámo и др. Ранее не отмечавшаяся севернорусско-сибирская изолекса дается в статье ЭСЗ о колым. белые глаза 'серые или голубые глаза' « сев.-рус. белоглазый 'с голубыми ша серыми глазами', чудь белоглазая [3: 129]. Ср. нен. сэр" сэб' 'светлые (= белые) глаза' и (Л.В. Хомич) Сэб Сэр, фольклорное название "белоглазых" людей, ассоциирующихся с чудью [28: 80].

Кальками могут быть некоторые русские диалектные названа звезд и созвездий (И. Эрдёди, М.Э. Рут и др.). В статьях ЭСЗ с названиях Полярной звезда, Большой Медведицы и Млечного Пути наряду с заимствованными в Сибири астронимами (арангас, перы, чул ищ I и II и др.) рассматриваются также "досибирские" с семанти-;ой, сложившейся под иноязычным воздействием: кол-звезда, лось, шчъе гнездо (см. также [17: 99; 26: 135]).

11.2. О балтийском материале в русской этимологической лексикографии.

11.2.1. Высказанные в 11.1 соображения, касающиеся отсева юркизмов, "финно-угризмов" и т.п. заимствований при отборе рус-кой лексики праславянского происхождения, могут служить ориентиром при обращении к аналогичным процедурам, связанным с балтизма-и (словами балтийского происхождения). Их изучению способствует Словарь балтизмов в славянских языках" Ю.А. Лаучюте (Л., 1982; ;алее - Лаучюте), который, однако, не свободен от ряда недостат-:ов в анализе славянских слов, о чем не раз писалось.

Как известно, древний ареал балтийских языков, выявляемый режде всего по данным гидро- и топонимии, был значительно шире, ежели современный. Это обстоятельство, а также диффузия русской вксики, захватывавшая и балтизмы, обусловила их широкое распрос-ранение в русском языке (не говоря о других славянских), в том исле наличие в сибирских говорах. В ЭСЗ отражены лишь несколько ¡еликорусско-сибирских изолекс, представленных явными или гипоте-ическими балтизмами, см. в статьях дундук, курмелъ, нарта II, ёншус, фитиль (неправомерно считать балтизмами слова вроде сиб. йрвао 'олень-производитель' « арх. < фин. < балт. [3: 171]).

Сиб. фитйлъ 'вид рыболовной снасти, верши' « сев.-рус. фй-<елъ, фётелъ 'то же', по-видимому, связаны с рус. диал. (часть юрм известна и в Сибири) втелъ, вётьиь, вентерь, вёнтелъ и др. рыболовная снасть', блр. вёнцер 'верпа', укр. вятер и др. 'мере-:а' < балт., ср. лит. хютЛеНв, ьётЛатхв, *ьепЬеИв (Лаучюте: 101). Вариант на ф- мог возникнуть уже в севернорусском (ф- < ? хв-). Для сиб. фитйлъ допустима контаминация с тюркизмом фитиль 3 : 622]). В географическом отношении ср. манс. Тавда рИ'И', :ант. Конда рИ'±'е1, коми фетель, ветелъ и др. < рус. [25: 81].

Рус. вятель и т.п., с одной стороны, и вёнтер, вёнтелъ, с [ругой, иллюстрируют принадлежность балтизмов к более ранним (ча-[е субстратным)1 и более поздним (из живых балтийских языков) ластам. Форма вятелъ отражает результат субституции балт. -етЛ--

На этом материале строятся исследования по реконструкции лек-;ики утраченных балтийских языков/диалектов (ср. 1.3.4). слав, -çt- (в период, когда еще существовали носовые гласные), а в формах вёнтер, веителъ отражено сохранение лит. -ent-. Русские факты и их славянские параллели обнаруживают также различия по локусу заимствования и результатов его рецепции. Проблем! полицентризма при изучении балтизмов20 не менее актуальна, нежели в случае с ненецкими и т.п. заимствованиями (см. 1.1.3; 1.2.3).

Наиболее общее положение состоит в том, чтобы подчеркнут! саму необходимость считаться с балтийскими данными как средство!, "внешнего" этимологического контроля за реконструкцией, используй в этих целях (как и вообще в целях этимологизации славянской лексики с помоцью балтийских ресурсов) весь круг имеющихся к настоя1 щему времени источников по балтийской лексике . При этимологизации русских слов и их славянских параллелей эти средства применяются не всегда и/или не в полной мере.

Простейшим примером может служить блр. диал. крутя, диал. кругта, крусня и др. 'куча камней (на пашне)' « лит. krúsnis > польск. диал. krusfiia и др. 'то же' [16: 75-76]), которое неправомерно связывать с рус. (Мордовия) крушшж 'ком земли', ср. пра-слав. *krvâtirtb(jb) (ЭССЯ).

Рус. смол, нарт 'упрямец, нахал', блр. нарт, нард 'упрямое дитя или животное', "выпадающие" из круга других продолжений пра-слав. *narbtb и др. (> рус. нарты 'вид саней', см. II.1.2), семантически и географически лучше объясняются из лит. nartîis 'упрямый ' (Лаучюте: 56). Ситуацию осложняет коми нарт 'безжалостный, изнуряющий', диал. 'упрямый' [8: 90]. Это слово, подобно коме буба 'бука' (см. II.1.2), возможно, из не сохранившегося сев.-рус *нарт < ? балт. (ср. выше коми ветелъ < сев.-рус. < б ал т.). Сев.-рус. *нарт могло быть вытеснено синонимичным сев.-рус., сиб. урос 'упрямец' (сюда же колым. урос 'неудача на промысле' ) < ? коми, ср. урос 'замухрдпка, паршивец', диал. 'беда, несчастье' [3: 614] Имеющиеся сведения о балтизмах, разумеется, могут пополняться. По наблюдениям диссертанта, при толковании рус. (Литва) cum¡ насекомые, вредители растений' < лит. amaras 'то же' (Лаучюте:

Топоров В.Н. О балто-славянской диалектологии (несколько соображений)//Ша1ес!;о^1а slavica. Сб. к 85-летию С.Б. Бернштейна.

М., 1995. С. 47 (далее: Топоров). ?1

Важнейшие из них указаны в [18: 289]; см. также БСлС [4: 446461]. "Ятвяжский" словарик В. Зинова вызывает меньшие сомнения, нежели упомянутый 1.1.1 словарь Л.Е. Элиасова [3: 21].

5) следует учесть польск. атаг, отлог 'болезнь растений, деревьев заплыв с растрескавшейся корой)', omary мн. 'грибок Puccinia' < ят. amaras 'грибок Pucclnia', 'растительные тли, червецы' ([4: 35; 14: 89-91; 16: 75] - вслед за К. Бугой) . К этимологии блр. янка 'треска' < лит. menke 'то же' (Лаучюте: 48) можно добавить др. диал. (Гродненщина) мяк 'налим' < балт. (ятвяжск.?) * menke го же', ср. упомянутое лит. menke, диал. 'налим', лтш. (куро-*зм) щпса, щпсе и др. 'треска' ([16: 76]; попытку обосновать эдство балтийских слов с праслав. *mqk- 'мягкий' см. [10: 68-П). Отождествление блр. мяк 'налим' и рус. смол, мяк 'тупой lap' (ср. ш-мяк) как рефлексов праслав. *щкъ (ЭССЯ) спорно.

II.2.2. Шявление балтизмов и определение их статуса (заимст-эвание versus субстратный элемент) связаны с другими проблемами, ззникащими при анализе конкретного материала, в частности, этиологическими дилеммами типа "баптизм или праславянская лексема с штийскими генетическими соответствиями?", "балтизм в славянских зыках или славизм в балтийских?". Для ряда ситуаций актуальны гевидимые" балтизмы, т.е. практически не отличимые - по крайней эре, фонетически - от "собственно" славянских слов (Топоров: 50). гарные моменты в трактовке балтизмов обусловлены относительными эзможностями используемых для этих целей фонетических, географи-¡ских и иных критериев, а также внутренних ресурсов, предполага-щх этимологизацию славянских слов на славянской, а балтийских -з балтийской почве. Так, исконнославянский облик рус. деревня, 13. деревкй 'подсека, место под пашню' отнюдь не гарантирует гавильность реконструкции на их основе праслав. *йьгш, *<3ьгиъ-а с генетическими параллелями в лит. dirva, лтш. dirva 'пашня, гаа' и др. (SP). Связь русских слов с балтийским материалом оче-щна (ср. др.-рус. пшшгь деревню), но речь идет о балтизмах ¡.П. Шмид, О.Н. Трубачев) - скорее всего, более ранних, чем рус. [ал. дырван, дирван 'залежь' < лит. dirvanas [4: 317-320].

Один из аргументов в пользу трактовки рус. дёготь как балти-га (Лаучюте: 12), а не продолжения праслав. *бе$ь±ъ (ср. лит. gutas, лтш. dqguts 'деготь' от балт. *deg- 'гореть, жечь'), со-'оит в том, что праслав. *deg- 'гореть, жечь' ассимилировалось в Лит. amaras может быть" родственно amalas 'омела' [4 : 335]. [ела (растение-паразит), согласно О-В. Мищенко, нередко получает же названия, что и вызываемая грибками и т.п. болезнь деревьев дъжиш метла (ср. лит. Iайтёз Slvota 'омела' = 'метла ведьмы'). e¿- > *2eg-, и вместо дёготь ожидалось бы рус. *жёготъ. Однако в праславянской лексикографии накоплено немало следов сохранена *deg~ (наряду с *2eg~), см. в БСлС статьи *áe¿btb, а также *dagl *deglo и др. В статье *doguV- предлагается сравнение болг. диал догуличе 'щегол1 и лит. dagilis, лтш. daázis 'то же', лит. da¿i lis 'бодяк, чертополох', dagus 'колкий, жгучий'. Щегол нередк обозначается как птица, питающаяся семенами колючих ("жгучих" растений [9: 120-121; 11]. Однако, сравнение рус. щегол с лит dagilis и др. (В.Н. Топоров) спорно [4: 217-218].

Важной особенностью методики БСлС, косвенно проявившейся : при анализе балтизмов, стало активное использование введенног Ю.В. Откупщиковым понятия "комплексного" характера балто-славянс ких лексических изоглосс, отличащих их от других славянско-индо европейских [16 : 54-55]. Но если Ю.В. Откупщиков имел в виду "пу чки" типа рус. сухота - лит. sausata, рус. сушь - лит. sausis, т в БСлС идея "комплексности" используется в более широком смысл [16: 57, 60, 62], что иллюстрируется ниже примерами, демонстриру вдими также "переплетение" балтизмов с генетическими параллелями.

Предлагавшееся в литературе шведение блр. трьшцёцъ, укр тремтгти. 'дрожать, трепетать' из источника типа лит. trimtl 'дро жать' не учитывает структуры славянских слов, которую адекватн объясняет праслав. *trbmbtéti, *trbmbtjg [4 : 265], но отнюдь н *trbm-tjQ23, где *Хгьт- < ? балт. Лит. trirnti родственно *trbw¡b téti, причем, то и другое слова близки к праслав. *йгътаЫ 'тере бить, трясти', лтш. drimet 'дрожать, трястись' и др., что позво ляет говорить о "пучке" изоглосс типа описанных В. Кипарским бал то-славянских "случаев Ь/р" (ср. балт. *trim-/*árim- и праслав Пгът-/*0гьт-2А [4: 264-265; 16: 57-58, 83]).

С определенной долей условности можно выделить также балто славянские "случаи Ъ/т (иногда также Ь/т/р)", актуализирующиес главным образом в экспрессивной и/или ономатопеической лексике Рассматривавшееся в II.1.2 праслав. *buba 'пугало для детей' на ходит корреляты в зап.-рус. мулла 'бука', блр. диал. мумы 'вши' польск. диал. тилю 'пугало для детей1, 'всшь в волосах у детей' а вместе с тем - в лит. manas 'страшило', ñamas 'всжь', тште 'бу

23 ZMcevlóius Z. Lietuvii} kalbos kiMe. I. Vilnius, 1984. P. 27 (далее: Ziiikevióius).

Рефлексы данных основ в русском автору не известны (ср. у Фас мера о рус. тормошить < *tbrm-), но вполне возможны. ta, молчун; вшь', лтш. buba 'чужак; всшь' [4: 81-82]. Судя по 'еографии славянских слов с начальным т~, их следует квалифициро-¡ать как балтизмы (ср. о польск. топа в Лаучюте: 146). Праслав. ■тлита в ЭССЯ небесспорно [16: 58-59, 75].

Другие примеры "случаев Ь/т(/р)" рассматриваются в статьях >СлС *ЪыЪа, *ЬьгтШ, *bbrl'atl, *ЪыЩъ (см. еще [16 : 58-60]) i могут быть проиллюстрированы отношением рус. берлога - олон. перлу га, блр. диал. мярлога, укр. мирлуга 'берлога' при лит. rurliuñgé 'грязь; похлебка, бурда', burlega 'грязь' - murliungis, rurliuñgis 'толстый, жирный человек', murlia 'топкое место' [4: 06; 16: 59]. Отношения рус. мурло - лит. mirlé 'рожа, рот, нос', íjc. новг. бурло 'толстомордый' - лит. burila 'жирный человек' 16: 60], конечно, нельзя рассматривать как генетические. Скорее icero, рус. < балт. (ср. блр. диал. бурлёга 'жидкая каша, грязь' лит. ЬигЩа, см. Лаучюте: 139), хотя отнесение рус. мурло к раслав. *mura I (ЭССЯ) предполагает для лит. mirlé обратное.

Явное тождество рус. перм. должить 'сеять', польск. диал. 1itízyc 'бороновать поле после посева' и укр. довжити ралом 'про-:одить ралом по ниве в длину ее' позволяют отнести эти факты к раслав. *dbl2iti 'удлинять' от *йьЩъ 'долгий, длинный' [4: 308] : отклонить этимологию укр. довжити 'обработать землю перед севом' ; балт., ср. лит. dau2yti 'разбивать' (Лаучюте: 106). Лит. диал. Igúoti 'бороновать поле поперек вспашки', связанное с ilginti, Igyti 'делать длиннее', \lgas 'долгий, длинный' (последнее, не-:мотря на вокалический анлаут, несомненно, генетически идентично раслав. *(ЗьЦъ, рус. долгий), подтверждает указанную трактовку кр. довжити и его славянских коррелятов. Соответствие рефлексов <1Ы2Ш с "агрикультурной" специализацией и упомянутого лит. Igúoti может быть расценено как одна из реализаций "пучка" соот-етствий на основе балт.-слав. *dilga- 'долгий' [4: 306-308; 16: 5-66], отраженных в статьях БСлС *dbliiti, *ábl¿oborctb, *dblgo-osb, *óbl¿opbrstb, *ábl¿orQkb, *dblgouxb, *dblgostb, *йъЩть, dblib и др. Из представленных в этих статьях данных ср. рус. овг. долгорукий, укр. довгорука 'вор' при лит. il¿(a)rañkis длиннорукий', 'вор, воришка' [4: 304-305; 16: 65-66]. Характер-о, что вторые компоненты названных сложений с *йьЩ- могут вхо-ить в другие "пучки", ср., например, *Ъегихъ, *1ороихъ (рус. езухий, лопоухий) при лит. beaüsis, lépausís и др. [16: 72].

Наличие у корня *<&п~ в праслав. *дь(Ъ)по 'дно' варианта <3ьл~, отразившегося в фактах типа рус. диал. деннииа 'бревно для

OK изготовления дна лодки' (ср. -е- в корне) , позволяет отнести i тому же источнику укр. диал. поденко, подёнок, подёнка 'подстилкг под скирду, копну', Полесье подённш, пудоннхш 'дно ящика воза' [4: 286], которые нельзя считать балтизмами (ср. лит. padañgtii 'поднос, подстилка', Лаучюте: 66). В БСлС отклоняются и балтийские этимологии блр. диал. дэнка 'подставка, днище', 'крышка', дэнко 'крышка бочки', дэнца 'дацечка для резки сала, лука' « "i лит. denga 'покрывание, покрышка', Лаучюте: 66), связанных с тем же праслав. *&ь(Ъ)по 'дно', 'основание, нижняя часть', ср. лит. dignas, dugnys в сходных значениях [4: 285]. Ср. явные рефлексь праслав. *йь(Ь)по - рус. пек., твер., Литва дано, блр. диал. дне 'дощечка для резки овощей, мяса', 'крыжа посудины', деминутивь чеш. диал. dience, словен. dance, dence (dence) 'крошка горшка' [16: 64]. Приведенные факты и лит. diignas, dugnys в значения! 'дацечка для резки овещей, мяса', diignas 'крынка горшка' дают основания говорить о специфических семантических связях "внутри" лексемного тождества общеслав. *&ь(Ъ)по = общебалт. *dubna- 'дно' < и.-е. *dftub(.h)-Tio- [4: 284-285]. Подобным связям лексем с полисемией26 (обычно и с широким ареалом), которые также могут быт! расценены как разновидность "комплексных" изоглосс [16: 62-64], i БСлС и ряде других работ диссертанта (см., например, [14]) уделяется немало внимания - в отличие от словаря Р. Траутмана, оцененного А.П. Непокупным как словарь лексем, а не их значений.

II.2.3. Анализ семантических (как и иных) схождений междз славянскими и балтийскими языками должен выяснить их природу: генетическую (вследствие родства) versus контактную (вследствие интерференции, включая воздействие субстрата) versus "типологическую" (возникшую независимым путем). Не совсем ясна, например, природа соответствия рус. орл. безрукий 'ветер' - лит. berañkis, лтш. bezruocis 'то же5 (ср. нем. Handlos 'ветер' = 'безрукий') i рамках лексемного соответствия праслав. *Ъеггдкь - лит. berañ-kis, лтш. bezruocis 'безрукий' [4: 36; 9: 120]. i> Позиционно обусловленным является корневой вокализм рус. пек. одэнъе/одшъе 'укладка снопов для хранения' < *odbnbje (С.Л. Николаев). Ср. сиб. дыня 'ребро в дне вдолбленной лодки' « сев.-рус. *дтя (арх. дыни мн. 'отверстия в ребрах карбаса для стою воды') < *ctbnja, к *db(b)no ([3 : 200; 26: 39]). ос

Речь может идти и о фонетических схождениях вроде рус. диал. бороздйвка 'бородавка' - лит. barzda 'борода', ср. -г- [16: 63].

Имеющиеся в литературе наблюдения о кальках на балто-славян-ком материале, как правило, концентрируют внимание на современ-ом балто-славянском (чаще белорусско-литовском) языковом погра-ичье, сужая возможности интепретации. Понимание блр. козлы драцъ блевать' как кальки с лит. óiius pTeáti {ráuti) 'то же' (Zirike-ióius: 275) не учитывает рус. диал. козла (со)дрсть 'то же' и олг. деря козж 'кувыркаться', дера котики, лисици 'рвать, тешить' ([4: 180] - вслед за Р. Эккертом). Наличие лтш. dïrât âzi â£us) 'блевать', где dïrât = рус. драть и др., позволяет гово-ить о праславянском фразеологизме *der-/*<for- & *koz- с латышским соответствием (о фразеологизмах см. в ЭС8 также *bbrtodëjb, ôbrtoryjb, *дгфь [29: 211}). Трактовку блр. адбщца 'покрыться о кобыле)' как кальки с лит. atsirmiâti 'то же' (В.Н. Чекман) moho принять лишь с оговоркой, что калька накладывается на бело-усский рефлекс праслав. *ЬШ sç 'биться', 'быть в течке (о ко-ыле, жеребце)', составляющего наряду с праслав. *bëgatl (sç), goniti (sç), *lët(ov)ati (sç) "пучок" названий течки с балтий-кими генетическими соответствиями [4: 81-83; 16: 60-61].

К противоположным результатам ведет рассмотрение рус. пек. есовать 'охотиться', пек., твер., Литва полечена 'охота', которые ложились под балтийским влиянием, ср. лтш. médît, лит. medZióti, охотиться' при лтш. mets 'лес' и др. (А.П. Непокупный, Б.А. Ла-ин, Р. Эккерт). Сиб. (по)лесовать 'охотиться' « сев.-рус. (по)-есовстъ 'то же', в свою очередь, испытали влияние фин. metsâstâà, оми verauni и др. 'охотиться', карел. metââstSi 'охотник' при ин. metsa, карел. metSà « балт. ), коми ver 'лес' (И. Эрдёди, . Феенкер, А.П. Непокупный, Б.А. Ларин [3 : 369-370; 23: 9]). Выедание рус. лесовсть из праслав. *Wsovati (ЭССЯ) по меньшей ме~ е нужно оговорить (скорее, лесовать от лес27 < *lësb [23: 9]).

II.2.4. Интенсивное использование балтийских ресурсов (наря-у со славянскими28) позволило диссертанту дополнить и уточнить алтайские паралллели целого ряда праславянских лексем. Показа-ельно *ЪШ, рус. бить, оставленное в ЭССЯ и SP без балтийских 7

В ряде говоров Сибири под якутским и т.п. влиянием отыменные лаголы типа лесовсть стали очень продуктивны (Е.И. Убрятова): есцовать от песёц по образцу якут, kyrsatà- 'охотиться на пес-ов' от kyrsa 'песец' и др. (23: 10; см. также 3: 174, 467]).

8 В БСлС они представлены кроме прочего многочисленными дополне-ими к славянским лексическим данным в ЭССЯ и SP. соответствий, хотя последние известны, ср. лтш. (XVIII в.) Ы 'толкать', итератив bidit 'двигать, толкать' [4: 42]. В БСлС i других публикациях автора вносились коррективы в подачу балтийского материала в славянской этимологии, касающиеся лингвогеогра фической дифференциации балтийского ареала, отражения особой близости славянских и балтийских фактов на фоне других индоевропейских и иных аспектов сравнения. Так, при сопоставлении др.-рус дивии, праслав. *divb 'дикий' - лтш. dieva (verSi и др.) 'дики (быки и др.)' эти факты неверно отделяются в SP от лтш. dievs лит. dievas 'бог'. Ср. праслав. *div- & *korv~, вытесненное боле! поздним (В.Н. Топоров) *Ьо2- & кого- > рус. божья коровка ([3 133; 4 : 206-210; 23: 8-9), см. в II.1.4 о калым, божий олень.

Использование достижений славянской и балтийской этимологии, а также собственные наблюдения диссертанта позволили добиться определенного прогресса в установлении генетических соответствий i уточнении этимона многих русских слов. Помимо уже названных ср. например, диал. борона 'большое количество', борщ, гать, дверь, двоить(ся), двор, друг, диал. дрябать 'дрожать', дряблый, омёла. осётр, челядь, черпать, яга и др. [3: passim], диал. липётъ 'едв) жить', диал. мвнь 'налим' [10], коса 'волосы', диал. косы 'полога облаков', ломить [14], кукса, кукситься [13 : 261-264], кроткий, диал. кротйть 'оглушать', диал. мереть 'голодать' [29: 209], диал. кривули 'длинные жерди' [18: 293] и т.п. В ряде случаев решения с "балтийской" ориентацией позволили преодолеть методичесга порочную множественность этимологических толкований (ср. анали: праслав. *l£to > рус. лето [14: 83-84]).

Особо следует отметить результаты анализа междометий, звукоподражаний и связанных с ними глаголов. Их включение в праславян-скую лексикографию и принципы подачи в ней дискуссионны, что обусловлено, в частности, фактическим приравниванием в SP тождеси типа праслав. *6ilikati 'чирикать' - лит. Gylykoti 'щебетать' i тождествам типа праслав. *golva - лит. galva 'голова' ([16: 81]; ср. мнение Р. Зккерта в [4: 11]). При рассмотрении "периферийных* (А.Ф. Журавлев [4: 107]) фактов типа междометий в русской этимологической лексикографии могут быть использованы разработки диссертанта, касающиеся рус. гфють, цт-цыя, цыпки, диал. цыбс 'подзывание козы' [4: 116-119, 297; 29: 214-218] и т.п. слов, косвенно затрагиваемых в целом ряде статей БСлС (с использование» данных SP) типа *Cirikati > рус. чирикать, см. *сыЛШ, *баба, *6ifcati, *Сьг6аИ, *dtnb dim> dim,, *dudati, *dunda, *ga ¿а и др.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ йюказанные в 1-ой и 11-ой частях работы соображения могут ¿ть подытожены следувдими выводами.

1. Русские сибирские данные и их лингвогеографическая специ-ша недостаточно учитываются в русской и (пра) славянской этимо-эгии и при этимологизации лексики аборигенных языков Сибири, что з многом определяется скудостью сибирских данных в "Эгимологиче-том словаре русского языка" М. Фасмера. Дальнейшему их изучению эгли бы способствовать этимологический словарь русских заимство-эний в языках Сибири и ДЗС, посвященный выявлению и анализу ве-жорусско-сибирских изолекс.

2. Словарь Фасмера можно расценить - с определенными оговорами - как основу нового "общерусского" этимологического словаря, юьма значимую и для создания ДЭС. Многие из этимологий Фасмера эдлежат пересмотру и/или коррекции, а огромное количество рус-сого (не только сибирского) и иного лексического материала ему ! было известно. Однако, немало фасмеровских толкований остается силе. Но более важно то, что Фасмеру удалось создать на русском атериале этимологический словарь-справочник (О.Н. Трубачев), нашейный на оптимальное объяснение слов, а не на доказательство феделенной концепции глоттогенеза, наличия/отсутствия в русской жсике тех или иных субстратных пластов, относительности фонети->ских законов и т.п. Этимологии Фасмера "открыты" и для индоев-шейских (в том числе балтийских) и для уральских, алтайских и п. сравнений, что выгодно отличается от нередкой тенденции "за-снуться" на внутренних или на "внешних" ресурсах. Сохраняют свое гачение его принципы отбора лексики и организации корпуса слова-I. В целом удачным оказалось решение проблемы омонимии, основан-ю на преимущественном внимании к фактору гетерогенности и пос-довательном разграничении исконных и заимствованных слов.

Как программное можно расценить известное высказывание Фас->ра о кальках и "семасиологической стороне" в этимологическом говаре. Изучение калек, в том числе фразеологических, и большее пшание к фразеологизмам и устойчивым сочетаниям являются общими 'зидератами русской этимологической лексикографии.

3. Использовать результаты "послефасмеровского" этапа разви-[я этимологии необходимо с определенной осторожностью. Даже из ндаментальных достижений праславянской лексикографии может быть )инято не всё, хотя в целом ее развитие - особенно издание ЭССЯ создает для русской этимологической лексикографии чрезвычайно благоприятные условия. Помимо предлагаемых в ЭССЯ этимологай, за служивают всяческого внимания его исследовательские приемы, в то числе способствующие разработке "семасиологической стороны" этимологизации русской лексики.

Безусловная важность исследований, касающихся балтизмо (включая субстратные лексику) не отменяет содержащихся в них неприемлемых или спорных результатов. "Контактные" пласты русской славянской и балтийской лексики (заимствования, кальки) следуе учитывать в полном объеме, но с должным вниманием к славянской балтийской перспективе и генетическим аспектам сравнения.

4. "Усовершенствование" Фасмера возможно благодаря достиже ниям не только этимологии, но и других отраслей языкознания, особенности диалектологии. Более точная лингвогеографическая диф ференциация русских данных и сравниваемых с ними иноязычных явля ется условием sine qua поп русской диалектной этимологической ле ксикографии. Только его соблюдение гарантирует постановку и реше ние таких задач, как выявление изоглосс, связывающих какие-то ча сти языковых ареалов, уточнение локуса заимствования (его монс или полицентризм), диалектной принадлежности источника заимствс вания, реконструкции утраченного этимона и др.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях

1. Опыт семантического анализа праславянской омонимии на ин доевропейском фоне. Новосибирск: Наука, 1988. 125 с.

2. Тунгусо-маньчжурские заимствования в русских говорах Си бири. Новосибирск: Наука, 1990 . 92 с.

3. Этимологический словарь русских диалектов Сибири. Займет вования из уральских, алтайских и палеоазиатских языков. Новоси бирск: Наука, 1997. 773 с.

4. Этимология и балто-славянское лексическое сравнение праславянской лексикографии. Материалы для баЛто-славянского ело варя. Шп. 1 (*а- - *go-). Новосибирск: Изд-во "Сибирский хре нограф", 1998. 478 с.

5. Этимология и "Словарь русских говоров Сибири" 1//Вариант ные отношения в лексике. Новосибирск: Институт истории, филолс гии и философии СО АН СССР, 1986. С. 69-88.

6. О лингвогеографическом аспекте этимологического исследо вания русской сибирской лексики//Этимология 1985. М.: Наука 1988. С. 71-77.

7. Из уральского вклада в лексику русских говоров Сибири/ злто-славянские языки и проблема уральскмшдоевропейских свя-эй. Тез. докл. Междунар. симпозиума. Ч. 1. М.: Наука, 1990. С. 3-22.

8. Несколько коми-русских лексических сопоставлений//Ыг^1-tlca Urallca. Т. 36. Я 2. Tallinn, 1990. С. 89-92.

9. Славянские этимологии (балто-славянские параллели)//Wie-эг slavlstisches Jahrbuch. Bel. 37. Wlen, 1991. С. 119-126.

10. Из восточнославянско-восточнобалтийских параллелей//Сла-шоведение. М.: Наука, 1992. J6 6. С. 65-74.

11. О славянских названиях птиц//Славяноведение. М: Наука,

392. JS 3. С. 91-93.

12. Несколько замечаний на полях "Праславянского словаря"// шнципы составления этимологических и исторических словарей язы-зв разных семей. Тез. докл. конф. М.: Институт языкознания РАН,

393. С. 3-5.

13. Восточнославянские этимологии (восточнославянско-восточ-эбалтийские параллели)//Russlan Linguistics. Ji 16. Dordrecht, )93. С. 261-268.

14. Анализ омонимов в славянской этимологии и балтийские со-гветствия славянской лексики//Славяноведение. М.: Наука, 1994. 2. С. 81-93.

15. Zu russisch- jakutlschen und russisch-tungusischen Wech-3lbeziehungen//Laut- und Wortgeschichte der TQrksprachen. Ber-tn: Harrassowitz, 1995. S. 1-8.

16. К изучению балто-славянских лексических связей//Этноязы-звая и этнокультурная история Европы. М.: Изд-во "Индрик", 1995. , 54-90.

17. Несколько оговорок к русским данным в праславянской лек-шографии//Этноязыковая и этнокультурная история Европы. М.: ¡д-во "Индрик", 1995. С. 91-104.

18. Из славянско-восточнобалтийских лексических параллелей// Lavia. Casopis pro slovanskou filologii. Praha, 1995. Ro6. 64. iS. 3. C. 289-296.

19. Этимологический словарь заимствований в русских диалек-эх Сибири. Пробный выпуск. Новосибирск: Институт филологии СО 1Н, 1995. 90 с.

20. К происхождению некоторых старинных сибирских слов//Гу-знитарные науки в Сибири. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1995. J6 4.

96-100.

21. К изучению заимствованной лексики в русских говорах Сибири//Этимологические исследования. Вып. 6. Екатеринбург: Урал] ский гос. университет, 199G. С. 62-71.

22. Русско-самодийские и русско-хантыйские этимологии//Ы] guistica Uralica. T. 33. J6 2. Tallinn, 1997. С. 133-137.

23. Semantics and Phraseology in the "Etymological Diction: ry of the Russian Dialects of Slberia"//Studia Etymologica Cra& vensia. T. 2. Krakow, 1997. P. 7-21.

24. Уральские элементы в лексике языков Сибири и русски диалектов/ДГерспективные направления развития в современном фш но-угроведении. Тез. докл. Междунар. конф. М. : Диалог-ШУ, 199' С. 13-15.

25. Этимологический словарь русских заимствований в язык, Сибири. Пробные статьи. Ч. 1. Новосибирск: Изд-во "Сибирский xpi нограф", 1998. 95 с.

26. К характеристике крайневосточной периферии славянског языкового пространства: наблюдения над лексикой традиционно ("старожильческих") русских диалектов к востоку от Урала//ХП Mi ждународный съезд славистов. Славянское языкознание. Доклады ро< сийской делегации. М. : Наука, 1998. С. 34-46.

27. Юкагирские заимствования в русских .¡maji6KTax//I,inguist: са Uralica. Т. 34. Я 4. Tallinn, 1998. С. 386-392.

28. Дополнения к "Этимологическому словарю русских диалект< Сибири" 1//Языки народов Сибири. Вып. 6. Новосибирск: Изд-во ( РАН, 1999. С. 80-90.

29. К балтийским параллелям праславянских лексем (1-6)//Баи то-славянские исследования 1997. М. : Изд-во "Индрик", 1999. ( 206-225.

30. Русские заимствования в языках Сибири 1//Гуманитарн1 науки в Сибири. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1999. JE 4. С. 62-65.

Сокращения

Используемые в диссертации сокращения названий языков, да алектов и грамматических терминов являются общепринятыми и/или i нуждаются в пояснениях. Прочие сокращения раскрываются в тексте.

Условные обозначения заимствовано из. (возникло из.); > перешло в. (заимствс вано в. ) ; * реконструированная форма; ? сомнительно; « заш сено из. (вследствие диффузии слова); » занесено в. (вслед! твие диффузии слова).