Поземельные отношения аборигенов Томской губернии в XIX - начале XX вв. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Леттецкая, Ольга Михайловна

• Леттецкая, Ольга Михайловна
• кандидат исторических наук
• 2011

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Леттецкая, Ольга Михайловна

Введение

Глава 1. Аборигенное землевладение в социально-экономической системе Российского государства

1.1. Политическая практика российской власти в поземельных отношениях с 35 аборигенными сообщес гвами Томской губернии до середины XIX в.

1.2. Представления аборигенов об условиях возникновения права на землю 64 1.3 Поземельные отношения аборигенов и понимание ими сущности земельной собственности

Глава 2. Поземельные отношения аборигенов в условиях развития переселенческого движения в Томскую губернию во второй половине XIX -начале XX вв.

2.1. Землепользование аборигенов в условиях сохранения вольно-захватного способа землевладения

2.2. Последствия сохранения вольно-захватного способа землевладения для поземельных отношений аборигенов Томской губернии

2.3. Эволюция правительственной политики в отношении аборигенного землевладения и её последствия

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поземельные отношения аборигенов Томской губернии в XIX - начале XX вв.»

Последнее десятилетие XX в. и начало XXI в. ознаменовались для нашей страны глубокими социально-экономическими, политическими и духовными изменениями, которые привели к смене государственно-правовой и социокультурной парадигмы. Распад СССР, крах командно-административной плановой экономики, начало формирования рыночных механизмов, ликвидация однопартийной системы и монополии марксистской идеологии, становление демократических политических институтов и раскрепощение общественного сознания свидетельствовали о начале в развитии страны нового этапа, который базировался на совершенно иной, нежели продолжавшийся в течение 70 лет период, основе.

Россия оказалась в состоянии цивилизационного сдвига, который предопределил и новый виток модернизации1. Вступив во второе десятилетие XXI в., государство и общество продолжают переживать серьёзные изменения. Связано это с глубоким кризисом 1990-х гг., который поразил всю ткань социума и наложил отпечаток на процесс модернизации, определяемый как критический для российской цивилизации2.

Модернизация как процесс перехода общества из одного качественного состояния в другое предполагает трансформацию всех сфер общественной жизни. При этом успех модернизации зависит от того, насколько реформирование осуществляется в комплексе, затрагивая весь спектр общественных отношений. В то же время история неоднократно показывала: для проведения масштабных и судьбоносных преобразований необходимы не только воля правящей элиты, последовательное и целенаправленное претворение в жизнь намеченного курса.

Важную роль в этом процессе играет восприятие и понимание населением того, для чего проводится реформирование общественных структур, какие цели преследуются, какие задачи решаются и, главное, к каким последствиям приведут преобразования, как они отразятся на положении простых людей, что принесут каждому конкретному человеку, т. е. какова будет «цена» реформ . Иными словами, обществу должны быть понятны намерения и устремления «верхов». В общественном сознании должно укорениться представление о необходимости и закономерности проводимых преобразований. Когда этого не происходит, ч1 .1| ^ " <• . ■ . в массовом сознании нарастает непонимание сути и целесообразности происходящего . м <з ■ • • • Козловский-В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. СПб., 1995. С. 3; Ерасов Б.С. Цивилизации: Универсалии и самобытность. М., 2002. С. 397; Пантин В.И. Волны и циклы социального разв'ития: Цивилизационная динамика и процессы модернизации. М., 2004. С. 9; Сначала Россия! : матер, дискуссионного клуба «Модернизация России: новый вектор». М., 2006. С. 283-286; Наумова Н.Ф. Рецидивирующая модернизация в' России: беда, вина или ресурс человечества // Наумова Н.Ф. Человек и модернизация в России. М., 2006. С. 28.

2 Пантин В.И. Указ. раб. С. 214-215.

3 Сначала Россия! : матер, дискуссионного клуба «Модернизация России: новый вектор». С. 282.

4 Костиков В. Песня о пионерском галстуке. Почему россияне с трудом прощаются с СССР? // Аргументы и факты. 2010. 10 февр. С. 6; Он же. Усушка Родины. У россиян исчезает чувство единства // Аргументы и факты. 2010. 3 марта. С. 6.

Власть же должна постоянно рефлексировать, отслеживая общественные настроения и внося поправки в намеченный курс: «Нужно умегь корректировать политику в соответствии с тем, как ее воспринимают массы, обеспечивать обратную связь, питаясь идеями, мнениями, советами, исходящими от народа»1. Без этого взаимодействия власти и общества любая, даже самая прогрессивная, «революция сверху» не приведёт к желаемым результатам . Но не меньше, чем преобразования без учёта реальной обстановки и общественного мнения, вредят половинчатость, непоследовательность и принципиальные о отступления от намеченного курса. Можно сказать, что это — звенья одной цепи, характеризующие тип запаздывающей' модернизации, которой по существу является российская модернизация4.

Как правило, «социальная цена» запаздывающей модернизации столь высока, что толкает политическую элиту на отход от намеченной программы преобразований, на путь упрощениями выхолащивания сути реформ, поэтому вносимые изменения являют собой не взвешенные,и разумные решения, а нервные попытки снизить социальную напряжённость5. Результатом таких отступлений становится качественная трансформация принятой модели развития, что обусловливает сохранение отставания, которое становится хроническим и приводит к необходимости новой волны модернизации, порождает так называемую рецидивирующую модернизацию.

Население, имея негативный социальный опыт таких переустройств и памятуя об их неоднозначных последствиях, воспринимает радикальные новации с предубеждением и обоснованным страхом. Реформаторы: идеологи и практики — вызывают чувство недоверия, а порой и негодования. Всё это вместе ведёт к сужению социальной базы реформ, рождает у людей разочарование, неуверенность, настороженность, а подчас агрессию6. Конструктивное сотрудничество элиты и народа в этих условиях сводится чшце всего к нулю.

Поэтому представляется небезосновательной проблема формирования отношений между властью и гражданским обществом на реальной основе взаимопонимания и взаимной ответственности7, ибо до сих пор действия модернизационной элиты не переориентированы , с внешнего социокультурного образца на внутреннюю общественную рефлексию8, до сих пор существует некоторая рассогласованность в представлениях о «цивилизационном векторе движения» между правящим классом и значительной частью социума9.

1 Горбачев М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира. М., 1988. С. 28.

2 Наумова Н.Ф. Указ раб. С. 42; Чупина Г.А., Суровцева Е.В. Современное цивилизационное мышление и российский менталитет// Социально-политический журнал. 1994. № 10. С. 27-29.

Опыт российских модернизаций XVIII-XIX века. М., 2000. С. 65.

4 Наумова Н. Ф. Указ. раб. С. 25-28.

5 Там же. С. 43. 6 Там же. С. 42-43.

7 Серебряков C.JI. Цивилизационные основы формирования гражданского общества в России // Социально-политический журнал. 1995. № 2. С. 101.

8 Филонов C.B. Социально-философские основания модернизационных процессов в России : автореф. дис. . канд. ист. наук. Томск, 2003. С. 19.

9 Там же. С. 4.

Современное российское общество, развиваясь в русле рыночной экономики, сталкивается с проблемами, от решения которых зависит создание стабильно устойчивой демократической модели развития, так как именно рыночные отношения являются главным экономическим условием существования демократических политических институтов1. Но рынок невозможно представить без многообразия форм собственности, в том числе и в землепользовании.

Земля является основным природным богатством и связующим звеном «в системе всех других природных ресурсов» . Это определяет важнейшую социальную функцию земли, которая заключается в том, что она - «основа жизни и деятельности народов, проживающих на соответствующей территории»3. Следовательно, земля всегда обладает экономической ценностью. Критерием выделения аграрных отношений в особую группу социально-экономических отношений выступает собственность на землю «как главное и невоспроизводимое средство производства»4. В настоящее время практически всё, что касается земельной собственности, в нашей стране является сложной социальной проблемой.

Так сложилось исторически, что представления о частной собственности на землю у большинства российских граждан размыты и не несут в себе категорического императива её незыблемости и неприкосновенности. Одна из причин этого коренится в том, что эти основополагающие экономико-правовые позиции стали формироваться в России достаточно поздно и не могли прочно закрепиться в общественном сознании в силу длительного существования в нашей истории доиндустриальных форм жизни5. Понятие «собственность» было закреплено в законодательстве Российской империи лишь во второй половине XVIII в., до этого факт принадлежности недвижимого имущества определённому лицу обозначался в зависимости от получения: «вотчина», «промысел», «вечное потомственное пользование», «купля» и т. д.6.

После октября Л 917 г. из-за разрыва с традицией предшествующего исторического периода, когда «Декрет о земле» отменял частную собственность на землю, представления о ней не просто не могли закрепиться в правосознании советских людей, но фактически были стёрты из него, поскольку именно частная собственность считалась причиной отчуждения непосредственного производителя от результатов производства. Показательна в этом смысле критика отстаивавших право частной собственности «товарищей из Эстонии», с которой в ноябре 1988 г. на заседании Президиума Верховного Совета СССР выступил М.С. Горбачёв:

1 Наумова С. А. Что надо знать о политике. Мн., 1997. С. 200.

2 Икоиицкая И.А. Основы земельного права Российской Федерации : учеб. пособие. М., 1997. С. 10.

3 Конституция Российской Федерации. М., 2008. Ст. 9, п. 1. С, 6.

4 Коробейников М.А. Земельные отношения в России: мифы и реальность. М., 2003. С. 16.

5 Чупина Г.А., Суровцева Е.В. Указ. раб. С. 24.

6 Крассов О.И. Право частной собственности на землю. М., 2000. С 14.

Частная собственность — это, как известно, основа эксплуатации человека человеком, а наша революция совершилась именно для того, чтобьь ее ликвидировать, передать все в собственность народа. Пытаться восстановить ее — значит толкать назад, это глубоко ошибочное решение»1.

И если подобные взгляды были характерны для руководства страны в перестроечное врехмя, то в период строительства коммунизма и годы «развитого социализма» отношение к частной собственности было тем более решительно отрицательным2. В Конституции^ СССР 1977 г. фигурировало понятие «личная собственность», которая не должна была «служить л для извлечения нетрудовых доходов» . Что касалось земли, то конституционно закреплялась государственная собственность на землю. В статье 11 было записано: «В исключительной собственности государства находятся: земля, ее недра, воды, леса»4. Земля, на которой вели производственную деятельность колхозы, утверждалась за ними в «бесплатное и бессрочное пользование»5.

Население имело право«использовать землю «для ведения подсобного хозяйства . садоводства и огородничества, а также для индивидуального жилищного строительства»6. И такое закрепление земли в собственность государства определяло взгляд советского человека на землю как на «всеобщее достояние», которым могли пользоваться все без исключения, как правило, без дополнительных условий. В этом смысле убеждения людей времён СССР мало отличались от представлений землепользователей эпохи Российской империи. Земля представлялась* «общей» не только крестьянам и инородцам, но и советским людям.

Изменения в поземельных отношениях в нашей стране начались с принятием «Закона

0 собственности в СССР», по которому субъектами земельной* собственности вместе с федерацией признавались союзные и автономные республики, автономные области и округа7. А законами «О земельной реформе» от 23 октября 1990 г. и «О собственности в РСФСР» от 24 декабря 1990 г. наряду с государственной и общей (долевой и совместной) законодательное закрепление получило и право частной собственности на землю8.

Таким образом, в новейшей истории России частная, собственность на землю была законодательно введена сравнительно недавно. И этот небольшой временной отрезок не мог внести кардинальных изменений во взгляды большинства граждан. Недаром-в-настоящее

1 Цит. по: История России, 1945-2008 гг.: кн. для учителя. 2-е изд., дораб. и доп. М , 2008. С. 294-295.

2 Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945-1991. 2-е изд., исп. и доп. Новосибирск, 2000. С. 19, 173-175.

3 Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик. М., 1983 С 8.

4 Там же. С. 5.

5 Там же. Ст. 12. С. 8.

6 Там же. Ст. 13.

7 Земельное право России : учеб. по специальности «Правоведение» / под ред. В.В. Петрова. М., 1995. С. 32.

8 Иконицкая И.А. Право собственности на землю в Российской Федерации. М., 1993. С. 7. время, когда в Конституции закреплено многообразие форм земельной собственности1, когда действуют Гражданский и Земельный кодексы с подтверждением права частной собственности на землю2, поземельные отношения остаются в большинстве своём неурегулированными и являются источником конфликтов между гражданами, группами граждан, гражданами и государством3. В обществе продолжают сохраняться представления о земле как о свободной территории, которую каждый может занять и использовать по своему усмотрению. Это «отсутствие духа частной собственности и оправдание «Божьей» поземельной собственности» до настоящего времени главенствуют в сознании не только крестьянства, но «многих людей из других социальных групп»4.

В силу указанных причин становится актуальным обращение к историческому прошлому, так как в конце XIX - начале XX вв. правящие круги России, взяв курс на модернизацию и делая ставку на земли за Уралом как на колонизационный фонд, необходимый для решения проблемы малоземелья крестьян в европейской части' страны, столкнулись с непониманием, недовольством и порой открытым сопротивлением тех слоев

• / общества, которым приходилось принимать новые условия землепользования.

Обращение к поземельным отношениям аборигенов Томской губернии в XIX - начале XX вв. также оправдано.

Россия изначально формировалась как многонациональное государство. Различные этносы и этнические группы интегрировались и продолжают интегрироваться в российское общество: в его социально-экономическую, политико-правовую структуры, культурную среду. С полным основанием замечал историк-сибиряк А.П. Щапов: «Едва ли найдется в Европе государство, где бы не было большего или меньшего смешения племен и рас. Но можно положительно сказать, что во всей Европе не найдется другое государство, которое бы заключало в себе столько самых разнообразных этнографических элементов, как Россия. Взгляните только на этнографическую карту России. Какое множество и какая пестрота красок, означающих разные племена и расы!»5. Сибирь с населяющими её многочисленными народами - яркое тому подтверждение. Эта мозаичная этническая картина сложилась как в результате конкретных этногенезов, протекавших у аборигенного населения, так и в результате многовекового освоения Сибири выходцами из Европейской России.

1 Конституция Российской Федерации. М., 2008. Ст. 9, п. 2. С. 6.

2 Гражданский кодекс Российской Федерации. М., 2001. Ч. 1-Н. Ст. 212. С. 112; Ст. 260. С. 130; Земельный кодекс Российской Федерации. Собрание законодательства Российской Федерации, 2001, № 44, ст. 4147. СПб., 2002. Ст. 15, 16, 17, 18, 19. С. 13-15.

3 Зятьков Н. С кем воюем? // Аргументы и факты. 2010. 27 янв. С. 4; Георгиев И. Очень холодная война // Аргументы и факты. 2010. 10 февр. С. 9.

4 Козловский В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. С. 69.

5 Щапов А.П. Этнографическая организация русского народонаселения // Щапов А.П. Сочинения. СПб., 1906. Т. 2. С. 365.

Томская губерниякак одна из территориально-административных единиц, Российской империи не была исключением. Выделенная из состава Тобольской губернии в 1804 г. она представляла; собой территорию во многом похожую- на другие административные образования. Касалось это и полиэтничности* её социального состава: Как бы ни изменялось. вXIX -началеXX вв^ территориальное' деление-губерний; здесь проживали представители! различных.этносов::автохтонных (тюркоязычные5 угорские; самодийские);и переселившихся! в процессе длительного освоения (славяне, германцы, семиты и; т. д.): В!'«Обзорах- Томской-губернии» в» этой связшотмечалось: «Этнографический состав населения Томской; губернии весьма разнообразен, так как по водворении« здесь русских она сделалась местом ссылки для великороссов, малороссов; поляков;, чувашей- зырян и? других национальностей обширной Российской Империи»1.

Сибирские автохтоны, составляя^ по «Уставу об управлению инородцев» особое сословие в, социальной структуре российского общества, имели? определённые льготы» в землепользовании;* Поэтому политическая линия конца XIX - начала XX вв., направленная на уравнение- этой категории* подданньрс в сословно-правовом; положении; с крестьянством; означала для них не просто ликвидацию; привилегий? в отношении земли, но потерю социально-статусной, а в исторической« перспективе и этнической идентичности, ибо эта группа: населения должна; была; полностью;, слиться с русскими. Но сформировавшиеся в течение длительного времени, существования* в: пределах Российского государства и взаимодействия« с властью ментальные установки, в которых чётко были закреплены представления-о своих,особых правах, делали процесс адаптации к новым.условиям даже той группы аборигенов, которая» в результате ассимиляции окончательно .потеряла: свою этническую специфику, - более трудным,- вызывая, бблезненную реакцию < и противодействие; устремлениям власти.: ,

Современные международно-правовые документы закрепляют права аборигенов; на земли-их исконного проживания и хозяйственного освоения. Конвенция*№" 169 «0 коренных народах и народах;, ведущих племенной : образ; жизни; в независимых странах»^ принятая. Генеральной конференцией Международной:Организации Труда 26 июня 1989 г.,.не только определяет право автохтонных; этносов на территории исконного обитаниями традиционной деятельности, но объявляет это право неотчуждаемым2. В* Томской области к группе коренных малочисленных народов постановлением Правительства Российской! Федерации от 24 марта 2000 г. «О едином перечне коренных малочисленных народов: Российской Федерации» отнесены ханты, эвенки, селькупы, .чулымцы?.

1 Обзор Томской губернииза 1892 г. Томск, 1893. С. 3; Обзор Томской губернии за 1894 г. Томск, 1895. С. 3.

2 Кряжков В:А. Право коренных малочисленных народов на земли (территории) // Государство и право. 1996. № 1.С.62. . ■ . :

3 Нам И. Томская область: Модель этнологического мониторинга. М., 2001. С. 20. .

Действующее российское законодательство создаёт правовые основы для пользования землёй коренными народами. Земельный кодекс содержит положения, предусматривающие выделение территорий под объекты, не связанные с традиционной хозяйственной деятельностью, в местах проживания аборигенов только по согласованию с ними1. Это обстоятельство в связи с освоением природных богатств на землях изначального проживания автохтонов очень значимо для сохранения их этнической специфики, поскольку земля имеет особый смысл для них, являясь не только природным ресурсом, но выступая духовной основой бытия. Без возможности жить и заниматься традиционными промыслами на нетронутых цивилизацией территориях аборигены обречены на исчезновение или, по меньшей мере, потерю своей самобытности. Поэтому проблема земли становится во многом основополагающей для этих народов2.

Всё вышеизложенное позволяет считать изучение поземельных отношений аборигенов Томской губернии в XIX - начале XX вв. актуальным и значимым.

Степень изученности темы. До конца XIX в. поземельные отношения как часть социально-экономического уклада автохтонов Томской губернии не являлись предметом специального изучения. Однако проблемы, связанные с положением аборигенов Сибири в российском обществе и особенно рельефно обозначившиеся в конце XIX - начале XX вв., о привлекали пристальное внимание публицистов, историков, экономистов, статистов . Именно тогда эти проблемы стали обозначаться как «инородческий вопрос», который по содержанию был сложен и многогранен.

Один из идеологов областничества Н.М. Ядринцев выделял несколько его аспектов. В монографии «Сибирь как колония: Современное положение Сибири. Её нужды и потребности. Её прошлое и будущее»4 сущности «инородческого вопроса» посвящена отдельная глава. В работе «Сибирские инородцы, их быт и современное положение» дана развёрнутая характеристика злободневных проблем, касавшихся реального политического и социально-экономического положения, численности и уровня жизни коренного населения Сибири5.

1 Кряжков В.А. Указ. раб. С. 65.

2 Там же. С. 61.

3 Якобий А.И. Угасание инородческих племен Тобольского севера // Живая старина. 1896. Вып. Ш-1У. С. 267272; Нарымский край (5 стан Томского уезда, Томской губернии). Историко-статистический очерк / сост. Пристав 5 стана Томского уезда А.Ф. Плотников // Записки Императорского Русского географического общества по отделению статистики. Спб, 1901. Т. X, вып. I; Вострин С. Одна из мер по спасению забытого края // Сибирские вопросы. 1906. № 1. С. 32-47; Боголепов М. Торговля в Сибири // Сибирь: Ее современное состояние и ее нужды : сб. ст. СПб, 1908. С. 169-200; Соболев М. Добывающая и обрабатывающая промышленность Сибири // Там же. С. 141-168; Клеменц Д. Население Сибири // Там же. С. 37-78; Он же. О предполагаемой экспедиции на крайний Север // Сибирские вопросы. 1909. № 1. С. 14-17.

4 Ядринцев Н.М. Сибирь как колония: Современное положение Сибири. Её нужды и потребности. Её прошлое и будущее // Ядринцев Н.М. Сочинения. Тюмень, 2000. Т. 1.

5 Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение // Ядринцев Н.М. Сочинения. Тюмень, 2000. Т. 2.

В понимании областников «инородческий вопрос» включал в себя: «1) вопрос о дальнейшем существовании инородцев и предупреждении вымирания рас; 2) экономический вопрос об обеспечении их существования рядом с культурным вопросом их развития; 3) вопрос административно-политический, касающийся гражданского полноправия инородцев и гарантий закона; 4) вопрос духовного развития и просвещения их так же, как обеспечение благ высшего человеческого существования»1.

По мнению публицистов и исследователей жизненного уклада аборигенов, обострение «инородческого вопроса» во всех его проявлениях во многом было связано с постоянно нараставшим с конца XIX в. переселенческим движением в Сибирь. Г.Н. Потанин писал: «История Сибири собственно есть история колонизации ее, т. е. история заселения ее русскими, а история колонизации Сибири есть ни что иное, как история постепенного захвата русскими земель у инородцев»2. Именно в усиливавшемся переселенческом потоке и обусловленном этим сокращении инородческих владений многим авторам виделась причина большинства бед инородцев. Аграрная колонизация, с их точки зрения, означала не просто изъятие земель у аборигенов, а имела следствием этого изъятия уродливую трансформацию привычного образа жизни и деградацию традиционных видов хозяйственной деятельности коренных народов, что и приводило к сокращению численности некоторых из них.

Н.М. Ядринцев, перечисляя причины вымирания автохтонов, писал: «Эти причины заключаются в ухудшении быта, в обеднении инородцев с лишением прежних угодий, в оскудении промыслов рядом с расширением их потребностей.»3. С этим утверждением солидаризировались и другие. Известный исследователь народов Сибири и Центральной Азии, публицист Д.А. Клеменц в статье «Население Сибири», характеризуя жизнь остяков, замечал: «Положение этого народа крайне незавидное; главный промысел его, ловля рыбы на Оби и ее притоках, быстро падает благодаря конкуренции русских промышленников. От лучших мест их уже успели отбить русские.»4. Это же отмечал пристав 5 стана Томского уезда А.Ф. Плотников: «Примеры захватов рыболовных и других угодий со стороны пришлого элемента - крестьян — в Нарымском крае весьма часты, почти постоянны, и составляют явление обыкновенное. Несчастные инородцы под таким гнетом только стонут, беднеют и гибнут»5.

Таким образом, с последней четверти XIX в. прогрессивно мыслящие представители сибирского общества, акцентировав внимание на плачевном положении автохтонного населения, считали это состояние следствием русской колонизации, которая влекла за собой отторжение земель у аборигенов.

1 Ядринцев Н.М. Сибирь как колония . С. 97.

2 Потанин Г.Н. Нужды Сибири // Сибирь: Её современное состояние и её нужды : сб. ст. СПб, 1908. С. 279.

3 Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы . С. 154.

4 Клеменц Д.А. Население Сибири. С. 69.

5 Нарымский край (5 стан Томского уезда, Томской губернии). С. 83-84.

Активное изучение поземельных отношений аборигенов губернии началось в 1890-е гг. и продолжилось в первые десятилетия XX в. Это не в последнюю очередь было связано со стремлением правительственных кругов унифицировать положение крестьян и инородцев и выявить колонизационные возможности Томской губернии в условиях реформирования аграрного сектора в контексте общей модернизации страны.

В работах Н. Богатырёва1, A.A. Кауфмана2, В.Я. Нагнибеды3, В. Солдатова4, Е.С. Филимонова5, С.П. Швецова и П.М. Юхнева6 при описании занятии и хозяйственного уклада туземцев рассматривались конкретные формы и способы землепользования, характерные для данной группы, изменения, происходившие в поземельных отношениях, обстоятельно анализировались взаимоотношения между инородцами и другими категориями сельского населения, выяснялось влияние естественно-географических условий и земледельческой колонизации на традиционные приёмы и способы землепользования автохтонов. Так как в большинстве обследовалось землевладение инородцев и крестьян, то именно тогда на основе сравнения были вскрыты отдельные черты сходства форм, способов, методов регулирования землепользования у этих групп населения, а также особенности, присущие исключительно поземельным отношениям аборигенов.

С.П. Швецов и П.М. Юхнев изучили землевладение и землепользование трёх групп автохтонов: воспринявших земледельческую культуру от русских крестьян и в наибольшей степени подвергшихся процессам аккультурации и ассимиляции (Кумышская и Шуйская Инородные управы); тесно соприкасавшихся в хозяйственно-бытовом плане с русскими хлебопашцами и заимствовавших у них приёмы и виды производственной деятельности, но сохранивших свою этноспецифику (Мало-Коряковская, Чатская, Темерчинская Инородные управы); скотоводов, в наименьшей степени ощутивших воздействие образа жизни и хозяйственного уклада русских поселенцев (аборигены Горного Алтая).

1 Богатырев Н. Об ореховом и зверовом промыслах Кумандинских инородцев Бийского уезда И Алтайский сборник. Барнаул, 1908. Т. IX. С. 1-31.

2 Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири / Исследование A.A. Кауфмана. СПб., 1892. Выпуск XIV, т. I : Экономический быт государственных крестьян Восточной части Томского округа и Северо-Западной части Мариинского округа Томской губернии; Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири / Исследование A.A. Кауфмана. СПб., 1892. Вып. XVIII, т. II : Экономический быт государственных крестьян Восточной части Томского округа и Северо-Западной части Мариинского округа Томской губернии.

3 Нагнибеда В .Я. Нарымский край. Материалы статистико-экономического исследования 1910-1911 гг. Томск, 1927.

4 Солдатов В. Формы общинного землепользования в Томской губернии (очерк) // Сибирский наблюдатель." 1904. Кн. 9-10. С. 11-22; 1904. Кн. 11-12. С. 1-36.

5 Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири I Исследование Е.С. Филимонова. СПб., 1892. Вып. XVII : Экономический быт государственных крестьян и инородцев Северо-Западной Барабы, или Спасского участка Каннского округа Томской губернии; Филимонов Е.С. Материалы по вопросу об эволюции землевладения. Пермь, 1895. Вып. 1 : Формы волостного землевладения в Северо-Западной Барабе.

6 Материалы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Томском округе (волости Тутальская, Уртамская, Спасская. Инородные Управы: Чатская, Телеутская, Мало-Коряковская, Темерчинская и свод данных по всему округу). Барнаул, 1899. Т. I, вып. II; Материалы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Томском округе / сост. С.П. Швецов и П.М. Юхнев. Барнаул, 1898. Т. И, вып. II : Землевладение и землепользование; Горный Алтай и его население / сост. С.П. Швецов. Барнаул, J.900. Т. I, вып. I : Кочевники Бийского уезда; Горный Алтай и его население / сост. П.М. Юхнев. Барнаул, 1902. Т. III, вып. III: Заимочники Горного Алтая.

При этом авторы описали не только формы и способы аборигенного землевладения, но функционирование русско-инородческих общин в районах совместного проживания и тесного повседневно-производственного взаимодействия инородцев и крестьян. Обратили они внимание и на чётко позиционируемую аборигенами установку о наличии у них особых прав в отношении земельных угодий, отметив, что эти особые права увязывались с наличием разного рода документов (грамот, «данных», решений судов), которыми власть закрепляла за автохтонами земли их исконного обитания.

А.А.Кауфман, анализируя процессы, происходившие в землепользовании крестьян и аборигенов, указывал, что и в начале XX в. вольно-захватный способ оставался ведущим в землеосвоении у этих групп землепользователей. Экономист сосредоточил внимание на эволюции землевладения в связи с переходом аборигенов к оседлости и развитием у них земледелия1.

Констатировали исследователи наличие конфликтных ситуаций между крестьянами и инородцами по поводу земли. Отмечалось, что столкновения существовали на протяжении всего XIX в., но наиболее острый характер приобрели к концу века. Авторы видели причины подобного явления в том, что к началу XX в. сохранялся вольный захват как ведущий способ приобретения прав на земельные угодья, что санкционированное государством с последней четверти XVIII в. межевание осуществлялось медленно и бессистемно, что в конце XIX -начале XX вв. переход к целенаправленному отграничению земельных владений крестьян и инородцев привёл к изъятию части земель у одних в пользу других.

Основательно хозяйственный уклад автохтонов Нарымского края представлен в работе В.Я. Нагнибеды. Его труд — итог проведённого в 1910-1911 гг. статистико-экономического обследования севера Томской губернии. В ходе изучения определялись границы районов сосредоточения населения, составлялись списки населённых мест с учётом численного состава и происхождения (русские, автохтоны, пришлый элемент), выяснялся культурный уровень (грамотность, степень оседлости и обрусения туземцев), устанавливался тип хозяйства и выявлялись размеры и виды хозяйственной деятельности населения в различных местностях края2. Всего было зарегистрировано и обследовано 538 населённых пункта, в которых было зафиксировано 4 096 хозяйств: 187 селений инородцев (877 хозяйств) и 351 селение русских (3 219 хозяйств)3. По занятиям и наличности пашенных угодий хозяйства подразделялись на земледельческо-промысловые (пашенно-промысловые) 4 и промысловые .

1 Полторанин И.А. Проблема общины в трудах A.A. Кауфмана // Крестьянская община в Сибири XVII - начала XX в. Новосибирск, 1977. С. 237-265.

2 Нагнибеда В. Я. Нарымский край. Материалы статистико-экономического исследования 1910-1911 гг. С. I—II.

3 Там же. С. IV.

4 Там же. С. III-IV.

В 1920-е ir. появление трудов о жизненном укладе аборигенов было связано с планами уже советской власти по интенсивному освоению территорий Сибирского края.

1 2 3

Тогда вышли в свет работы В.Я. Нагнибеды , JI.H. Добровой-Ядринцевой , E.H. Орловой . В них были собраны сведения о расселении, промыслах, доходности хозяйств аборигенов. Во многом эти данные, например, в работах В.Я. Нагнибеды были получены ещё до 1917 г. Но поземельные отношения авторами не затрагивались.

Широкий научный кругозор предопределил обращение к истории Сибири ученика В.О. Ключевского C.B. Бахрушина, ставшего одним крупнейших специалистов в этой области. Истории Сибири посвящено более 40 его работ. В 1920—1930-е гг. им были написаны «Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв.», «Ясак в Сибири в XVII в.», «Остяцкие и вогульские княжества в XVI-XVII вв.», «Сибирские служилые татары в XVII в.», «Самоеды в XVII в.»4. Он не только изучал процесс продвижения русских за Урал, роль торгово-промысловой колонизации, приведение в подданство, привлечение на службу аборигенов и их даннические связи с государством, но характеризовал общественный строй, занятия, обычаи и верования туземного населения5.

В 1930-е гг. начинается активная научная деятельность Л.П. Потапова по изучению этнической истории народов Южной Сибири6. С 1940-х гг. он занимается социально-экономическими отношениями автохтонов этого региона7.

Со второй половины 1940-х гг. исследование истории Сибири связано с именем В.И. Шункова8. Научный интерес В.И. Шункова, занимавшегося периодом XVII-XVIII вв., был направлен и на изучение аграрной истории9. Именно В.И. Шунков обратил внимание на систему поземельных отношений, которую московская власть привнесла в Сибирь и которая не противоречила сложившимся у части аборигенов в дорусский период их истории представлениям о взаимоотношениях власти и подданных по поводу земли10.

1 Нагнибеда В.Я. Томская губерния. Статистический очерк. 2-е доп. изд. Томск, 1920. Вып. 1-й.

2 Доброва-Ядринцева JI Н., Шнейдер А.Р. Население Сибирского края. (Русские и туземцы). Новосибирск, 1928.

1 Орлова Е.Н Современное Васюганье // Жизнь Сибири. Политика. Экономика. Краеведение. 5-й год изд. 1926. № 4 (44). С. 66-81, Она же. Население по рекам Кети и Тыму, его состав, хозяйство и быт. Работы Научно-Промысловой Экспедиции по изучению реки Оби и ее бассейна. Красноярск, 1928. T. I, вып. 4.

4 Бахрушин С В Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. // Бахрушин C.B. Научные труды. М., 1955. Т. III . Избранные работы по истории Сибири XVI-XVII вв. Ч. 1 ¡.Вопросы русской колонизации Сибири в XVI-XVII вв С. 13-160; Он же. Самоеды в XVII в. // Бахрушин C.B. Научные труды. М., 1955. Т. III : Избранные работы по истории Сибири XVI-XVII вв. Ч. 2 : История народов Сибири в XVI-XVII в. С. 5-12; Он же. Ясак в Сибири в XVII в. // Там же. С. 49-85; Он же. Остяцкие и вогульские княжества // Там же. С. 86-152; Он же. Сибирские служилые татары в XVII в. // Там же. С. 153-175.

5 Шунков В.И. Труды C.B. Бахрушина по истории Сибири // Бахрушин C.B. Научные труды. М., 1955. Т. III : Избранные работы по истории Сибири XVI-XVII вв Ч. 1 Вопросы русской колонизации Сибири в XVI-XVII в. С. 5-12. -------

6 Потапов Л.П. Очерк истории Ойротии. Алтайцы в период русской колонизации Новосибирск, 1933; Он же. Очерки по истории Шории. M.-JL, 1936.

7 Потапов Л.П. Общественные отношения у алтайцев // Историк-марксист. 1940. № 11. С. 100-115; Он же. Очерки по истории алтайцев. Новосибирск, 1948.

8 Шунков В.И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII - начало XVIII века // Шунков В И. Вопросы аграрной истории России. М., 1974. С. 25-192; Он же. О феодальном строе сибирской деревни в XVII в. // Шунков В.И. Очерки по истории земледелия Сибири. (XVII век). М., 1956. С 358-424, Он же Некоторые проблемы истории Сибири (к созданию «Исторт! Сибири») // Шунков В.И. Вопросы аграрной истории России. М., 1974. С. 223-237.

9 Шунков В.И. «Опыты» в сельском хозяйстве Сибири XVII в. // Материалы по истории земледелия СССР M , 1952. Сб. 1. С. 226-245; Он же. Географическое размещение сибирского земледелия в XVII в // Шунков В И. Очерки по истории земледелия Сибири. (XVII век). М., 1956. С. 235-256; Он же. Земледелие Верхотурско-Тобольского района // Там же. С. 36-59; Он же. Земледелие Томско-Кузнецкого района // Там же С. 60-92

0 Шунков В.И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII - начале XVIII века. С. 64-95.

Он обозначил тему поземельных отношений между русскими и автохтонами как одну из малоизученных, но значимых- для понимания; процесса колонизации Сибири" поскольку эти отношения не были исключительно идиллическими. Захваты земель местного'населения и вызываемое этим недовольство плательщиков-ясака подвигали правительство на охрану аборигенного землевладения в целях максимально полного сбора ясачной; подати. Вместе с тем, В.И. Шунков определял поземельные отношения: между туземцами- и русскими как неантагонистические и связывал это с наличием в Сибири значительного фонда, пригодных для заселения и земледельческого освоения земель1. Изучая; опосредованный русской колонизацией процесс распространения пашенного- земледелия на территории Сибири, историк касался вопроса о развитии земледелия у автохтонного населения?.

Изыскания учёных-сибиреведов были продолжены во. второй половине XX в. Круг исследуемых вопросов был довольно широк. Исходя из проблематики заявленной темы, все работы можно разделить на несколько групп: . . , '

1) труды по этнической истории томских автотонов, в которых, с разной степенью широты охвата и глубины анализа рассматривались условия существования; аборигенного землевладения, его формы' и способы, выявлялись изменения, происходившие в землепользовании туземного населения, характеризовались, поземельные отношения между инородцами и крестьянами, анализировались представления, аборигенов о своих правах на земли исконного обитания;

2) работы, в которых авторы опосредованно затрагивали поземельные отношения: коренных , жителей Томской губернии, -останавливаясь нал тех или иных аспектах аборигенного землевладения попутно, в контексте главной-темы исследования: колонизация территорий губернии; распространение землепашества, промысловое освоение, специфика, положения крестьян в Алтайском горном округе и др.;

3) работы, посвященные государственной аборигенной политике, одним из направлений которой было регулирование поземельных отношений;

4) научные исследования по истории сибирских автохтонов обобщающего плана, в которых рассматривался комплекс вопросов, в том-числе поземельные отношения: от характеристики факторов, обусловивших их развитие, до анализа , политической практики взаимодействия с коренным населением, и решений власти как в целом по инородческому вопросу, так и конкретно в аграрной области.

В 1950-е гг. написаны работы Л.ГТ. Потапова по истории алтайцев, хакасов и тубаларов3. Особое внимание.автор уделял способам и формам аборигенного землёвладения. Характеризуя землепользование алтайцев и хакасов в XIX в. как общинное, он указывал на.

1 Шунков В.И. Некоторые проблемы истории Сибири (к созданию «Истории Сибири»). С. 234-235; Александров В.А. Творческий путь В.И. Шункова Русское население. Поморья и Сибири (Период феодализма) : сб. ст. памяти члена-корр. АН СССР В.И. Шункова. М., 1973. С. 15-16;

2 Шунков В.И. О дорусском земледелии в Сибири // Шунков В.И. Очерки по истории земледелия Сибири. (XVII век). М., 1956. С. 13-35. . - .

Потапов Л.П. Краткие очерки истории и этнографии хакасов (ХУН-Х1Х вв.). Абакан, 1952; Он же. Народы Южной Сибири. Новосибирск, .1953; Он же. Очерки по истории алтайцев. М.-Л., 1953; . Он же. Тубалары Горного Алтая//Этническая история народов Азии. М., 1972. С. 52-66. процессы его разложения и появления частного землевладения зайсанов и баев1. Этот тезис в своё время был подвергнут критике2, поскольку аборигены независимо от их экономической состоятельности законодательно закреплённых частновладельческих прав на угодья не имели, хотя и распоряжались ими, пока государству как собственнику не потребовалось произвести отрезку в колонизационный фонд используемых автохтонами земель. Затрагивал Л.П. Потапов тему поземельного устройства, последствий аграрной политики правительства для землепользования и традиционных видов хозяйства автохтонов. Методологической основой анализа указанного спектра проблем являлась классовая теория государства и его эксплуататорской сущности.

Вопросы государственной политики в сфере землепользования аборигенов освещались в связи с характеристикой норм «Устава об управлении инородцев»3.

Среди региональных учёных, начинавших научную деятельность в 1940-е гг., в первую очередь необходимо назвать З.Я. Бояршинову, под руководством которой сложилось целое сибиреведческое направление на историческом факультете Томского государственного университета. Тематика её исследований включала в себя: заселение и земледельческое освоение сибирских территорий, в том числе Томского уезда4, этнический состав, общественные отношения, занятия и землепользование большесемейных общин коренного населения5.

В 1960-1990-е гг. Г.И. Пелих, З.Д. Титова, H.A. Томилов, Ф.А. Сатлаев, Н.В. Лукина, В.М. Кулемзин, освещая этническую историю автохтонов Западной Сибири, касались и поземельных отношений, которые складывались между аборигенами и русскими крестьянами, аборигенами и государством, рассматривали отношение аборигенов к земле, понимание ими своих прав на «родовые земли», формы и способы аборигенного землевладения, роль общины в регулировании землепользования.

Конкретные формы землепользования и опосредованные этим поземельные отношения между отдельными группами селькупов, а также их представления о своей неразрывной связи с родовой территорией были охарактеризованы Г.И. Пелих6.

1 Потапов Л.П. Очерки по истории алтайцев. С. 263-270; Он же. Краткие очерки по истории и этнографии хакасов. С. 157-158. 2

Сафронов Ф.Г. Вопрос о собственности на землю в сибирской исторической литературе // Крестьянская община в Сибири XVII - начала XX в. Новосибирск, 1977. С. 278-279.

3 Мурзина А.И. Реформа Сперанского в Западной Сибири // Ученые записки Ленинградского государственного университета. Л., 1950. № 115 : Факультет народов Севера. Вып. 1 : История и экономика Крайнего Севера. С. 101-116.

4 Бояршинова З.Я. К вопросу о развитии русского земледелия в Томском уезде в XVII в. // Материалы по истории земледелия СССР. М., 1952. Сб. 1. С. 246-278; Она же. О формировании сословия государственных крестьян в Сибири (XVIII-псрвой четверти XIX вв.) // Вопросы истории Сибири : сб. ст. Томск, 1964. Вып. 1. С. 44-55; Она же. Крестьянская семья в Западной Сибири феодального периода // Вопросы истории Сибири : сб. ст. Томск, 1967. Вып. 3. С. 3-19; Она же. Земельные сообщества в Сибири в XVII - начале XVIII в. // Крестьянская община в Сибири XVII - начала XX в. Новосибирск, 1977. С. 14-32; Она же. Поземельные отношения в сибирской деревне XVII в. // Вопросы истории Сибири : сб. ст. Томск, 1982. Вып. 11. С. 11-16.

5 Бояршинова З.Я. Население Томского уезда в первой половине XVII в. // Труды Томского государственного университета. Серия историческая. Томск, 1950. Т. 112. С. 23-210.

Пелих Г.И. К вопросу о родо-племенном строе нарымских селькупов (2-я половина XIX в.) // Труды Томского государственного университета. Серия историческая : сб. науч. работ исторических кафедр. Томск, 1963. Т. 165. С. 137-148; Она же. Кольцевая связь у селькупов Нарымского края // Труды института этнографии им. H.H. Миклухо-Маклая. М., 1968. Новая серия. T. LXXVIII : Сибирский этнографический сборник. Вып. IV. С. 178196; Она же. Селькупы XVII века (очерки социально-экономической истории). Новосибирск, 1981; Она же. Селькупы: в сибирской тайге умирает народ // Народы Сибири: права и возможности. Новосибирск, 1997. С. 122-128.

В работах H.B. Лукиной и В.М. Кулемзина1 при анализе изменений в материальной и духовной культуре хантов (александровских и васюганских локальных групп) характеризовались и поземельные отношения, типичными чертами которых были отсутствие частной земельной собственности и закрепление территорий традиционных промыслов за родами и семьями.

H.A. Томилов и З.Д. Титова в работах по этнографии барабинских и томских татар2, рассматривая экономический уклад и влияние русской колонизации на изменения в хозяйстве и бытовых условиях этой группы аборигенов, указывали, что землевладение у них основывалось на общинной собственности и захватном способе землеосвоения, а развитие хозяйственных связей с русским крестьянством и совместное землепользование привели к появлению сложносоставных русско-инородческих общин.

Ф.А.Сатлаев определял общину кумандинцев как патриархально-семейную с коллективным владением и пользованием землёй при фактическом отсутствии переделов3.

Касаясь взаимоотношений аборигенов и русских крестьян по поводу земель различного хозяйственного назначения, практически все авторы отмечали наличие конфликтов между этими землепользователями. Вместе с тем указывалось, что поземельные споры не были основой взаимоотношений русских и туземцев, так как в положении этих податных категорий было больше сходства, чем различий.

В монографии В. А. Зибарева «Юстиция у малых народов Севера»4 проанализирована система управления и судопроизводства у автохтонов севера Сибири. В этом контексте рассматривался сложный комплекс вопросов правового регулирования аборигенного землепользования, в основе которого лежали нормы обычного права: «У народов Севера, как и у других народов Сибири, имелся тщательно разработанный институт охотничьего права, I нормировавший все существенные случаи, в том числе и право на охотничью территорию»5. Одновременно подчёркивалось, что после присоединения к России на территории Сибири сложилась своеобразная дуалистическая правовая система, заключавшая в себе государственное право России и нормы обычного права туземцев6.

1 Кулемзин В.М. Некоторые наблюдения над деградацией культуры чулымцев, селькупов и хантов // Модель в культурологи Сибири и Севера : сб. науч. тр. Екатеринбург, 1992. С. 126-129; Кулемзин В.М., Лукина Н.В. Ханты: чужие на своей земле? // Народы Сибири: права и возможности Новосибирск, 1997. С. 104-121.

2 Томилов H.A. Особенности синтеза хозяйства и культуры народов южной и средней полосы Западной Сибири // Особенности естественно-географической среды и исторические процессы в Западной Сибири. Томск, 1979. С. 122-127; Он же. Этнография тюркоязычного населения Томского Приобья. (Хозяйство и материальная культура). Томск, 1980; Он же. Сибирские татары: опыт проживания в диаспоре // Народы Сибири: права и возможности. Новосибирск, 1997. С. 30-47; Титова З.Д. Барабинские татары (историко-этнографический очерк) // Из истории Сибири : сб. ст. Томск, 1976. Вып. 19. С. 108-147.

3 Сатлаев Ф.А. Сельская община кумандинцев во второй половине XIX - первой четверти XX в. // Социальная история народов Азии. М., 1975. С. 110.

4 Зибарев В.А. Юстиция у малых народов Севера (XVII-XIX вв.). Томск, 1990.

5 Зибарев В.А. Указ. раб. С. 171.

6 Там же. С. 116.

И.А. Асалханов1, М.М. Громыко2, Н.Ф. Емельянов3, А.Н. Жеравина4, В.П. Зиновьев5, H.A. Миненко6, чьи научные интересы были связаны с историей развития переселенческого движения, крестьянской колонизации, промыслово-хозяйственного освоения Западной Сибири, функционирования приписной деревни и землепользования приписных крестьян, не могли обойти вопроса о поземельных отношениях между русскими и автохтонами, поскольку проживали они и вели своё хозяйство на одних и тех же территориях.

Учёные указывали на тесные контакты русских с аборигенами, акцентируя внимание на взаимодействии в производственной сфере, привнесении хлебопашества и крестьянского образа жизни в среду автохтонов. Изменения в хозяйстве и бытовых условиях последних напрямую связывались с влиянием крестьянской земледельческой культуры. Отмечалось, что расширение переселенческого движения порождало жалобы коренных жителей на захват лучших угодий, что требовало вмешательства губернской и горнозаводской администраций.

В работах Н.Ф. Емельянова при освещении процесса заселения и освоения русскими территорий Приобья и Притомья на основе широкого круга архивных данных показаны поземельные сделки между первопоселенцами и аборигенами, результатом которых стало появление населённых пунктов русских. Характеризуя поземельные отношения, основой которых служило совместное землепользование туземного и пришлого населения, как мирные в большинстве своём, автор на конкретных примерах показал, что эти отношения не были лишены конфликтности, и аборигены, обращаясь в судебные инстанции, нередко находили поддержку своим притязаниям и выигрывали дела по спорным территориям.

В монографии И.А. Асалханова дана развёрнутая характеристика состояния и развития сельского хозяйства Сибири в конце XIX - начале XX вв. Автор, рассматривая поземельные отношения до землеустройства, в ходе и в итоге проведения аграрных преобразований, останавливался на способах и формах землевладения, господствовавших у разных групп населения в этот период. Было уделено внимание поземельным конфликтам, участниками которых были и туземцы.

1 Асалханов И.А. Сельское хозяйство Сибири конца XIX - начала XX в. Новосибирск, 1975.

2 Громыко М.М. Западная Сибирь в XVIII в. Русское население и земледельческое освоение. Новосибирск, 1965.

3 Емельянов Н.Ф. Заселение и земледельческое освоение русскими Среднего Приобья в XVII - первой четверти

XVIII вв. : автореф. дне. . канд. ист. наук. Томск, 1972; Он же. Население Среднего Притомья в XVII - первой половине XIX вв. // Вопросы формирования русского населения Сибири в XVII - начале XIX вв. : межвуз. сб. науч. тр. Томск, 1978, С. 17-39; Он же. Население Среднего Приобья в феодальную эпоху. Томск, 1980; Он же. Заселение русскими Среднего Приобья в феодальную эпоху. Томск, 1981; Он же. Город Томск в феодальную эпоху. Томск, 1984; Он же. Спорные вопросы истории феодальной Сибири. Курган, 1991.

4 Жеравина А.Н. Освоение русскими крестьянами Кабинетских земель на Алтае (2-я половина XVIII в.) // Вопросы истории Сибири : сб. ст. : труды Томского государственного университета. Серия историческая. Томск, 1965. Т. 158, вып. 2. С. 235-243; Она же. Особенности заселения и сельскохозяйственного освоения Сибири в конце XVII - первой половине XIX века // Американские исследования в Сибири. Американский и сибирский фронтир : матер, междунар. конф. «Американский и сибирский фронтир (фактор границы в американской и сибирской истории)» 4-6 октября 1996 г. Томск, 1997. Вып. 2. С. 45-53.

5 Зиновьев В.П. Озерное рыболовство в Сибири в XIX - начале XX вв. // Хозяйственное освоение Сибири : история, историография, источники. Томск, 1991. С. 62-67. Он же. Лесные и рыбные промыслы Причулымья в

XIX - начале XX в. //Земля асиновская : сб. научно-популяр. очерков к 100-летию г. Асино. Томск, 1995. С. 7778.

6 Миненко H.A. Влияние русского крестьянства на хозяйство аборигенов Западной Сибири в XVII - первой половине XIX в. // Хозяйственное освоение Сибири и рост ее народонаселения (XVIII-XX вв.). Бахрушинские чтения : сб. науч. тр. Новосибирск, 1979. С. 92-106; Она же. Землепользование государственных крестьян Западной Сибири во второй четверти XIX века // Земледельческое и промысловое освоение Сибири (XVII -начало XX в.) : межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1985. С. 45-57.

В различных аспектах исследователями рассматривалась государственная аборигенная политика: попытки власти распространить на автохтонное население Сибири положения буржуазных реформ 1860—1870-х гг., проведение в конце XIX - начале XX вв. административно-податного реформирования и поземельно устроительных работ, активное поощрение переселенческого движения в начале XX в. в условиях преобразований в аграрном секторе страны1. С позиций социокультурного подхода охарактеризовала л аборигенную политику Российской империи Е.П. Коваляшкина .

Из работ, в которых затрагивался самый широкий круг вопросов, связанных с историей коренных народов Сибири, необходимо отметить многотомное издание «История Сибири с древнейших времен до наших дней», поскольку здесь нашли своё отражение проблемы колонизации и взаимоотношений пришлого и автохтонного населения, в том числе в сфере землепользования, установления и развития хозяйственных связей, политики л государства в отношении аборигенов и аборигенного землевладения .

В монографии этнологов, антропологов, лингвистов «Тюрки таежного Причулымья»4 охарактеризованы антропологический тип, язык, традиционная культура, хозяйство чулымских тюрков. Описывая занятия этой группы сибирских автохтонов, авторы упоминают о распространённом у них в конце XIX в. коллективном и индивидуально-семейном владении промысловыми территориями.

Н.С. Модоров при изучении установления многоплановых отношений между Россией и Горным Алтаем рассматривал социальную систему и структуру хозяйства коренного населения. Характеризуя землепользование алтайцев, автор обозначил аильную общину как дуальную, ибо коллективная собственность на землю сочеталась с семейной собственностью на орудия производства и скот5.

1 Дамешек JI.M. Временное положение о крестьянских начальниках 1898 г. и народы Сибири // Государственно-правовые институты самодержавия в Сибири : сб. науч. тр. Иркутск, 1982. С. 40-49; Он же. Ясачная политика царизма в Сибири в XIX - начале XX века. Иркутск, 1983; Он же. Внутренняя политика царизма и народы Сибири (XIX - начало XX века). Иркутск, 1986; Конев А.Ю. Коренные народы Северо-Западной Сибири в административной системе Российской империи (XVIII - начало XX вв.). 2-е изд. М., 1995; Жидков Г.П. Переселенческая политика Кабинета в 1865-1905 г. // Вопросы истории Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1973. С. 365-374; Он же. Особенности заселения и сельскохозяйственного освоения Кабинетских земель на Алтае и в Забайкалье // Русское население Поморья и Сибири (Период феодализма) : сб. ст. памяти члена-корр. АН СССР В.И. Шункова. М., 1973. С. 321-335; Сатлаев Ф.А. Колонизация Предгорного Алтая в I половшее XIX в. Н Вопросы истории Сибири досоветского периода (Бахрушинские чтения, 1969). Новосибирск, 1973. С.375-388.

С. 375-388; Елбачева Г.А. Землеустройство в Горном Алтае (1911-1913 гг.) // Аграрные отношения и земельная политика царизма в Сибири (конец XIX - 1917 г.). Красноярск, 1982. С. 54-64; Когут М.Т. Начальный этап поземельного устройства сибирских крестьян (1896—1906 гг.) // Аграрная политика царизма в Сибири : сб. ст. : межвуз. сб. науч. тр. Омск, 1988. С. 3-25; Скляров Л.Ф. Переселение и землеустройство в Сибири в годы столыпинской аграрной реформы. Л., 1962; Соловьева E.H. Переселение крестьян в Томскую губернию в период столыпинской аграрной реформы : дис. . канд. ист. наук. Томск, 1956.

2 Коваляшкина Е.П. «Инородческий вопрос» в концепциях государственной политики и областнической мысли : дис. канд. ист. наук. Томск, 1999.

3 История Сибири с древнейших времен до наших дней : в 5 т. Л., 1968. Т. 2.

Тюрки таежного Причулымья. Популяция и этнос / Э.Л. Львова, В.А. Дремов, Г.А. Аксянова и др. Томск, 1991.

5 Модоров Н.С. Россия и Горный Алтай: Политические, социально-экономические и культурные отношения (XVII-XIX вв.). Горно-Алтайск, 1996. С. 167.

Проблемам этно политической истории тюрков Южной Сибири посвящены работы Л.И. Шерстовой1, в которых с позиции глобального этногенеза исследовались процессы этнической консолидации, миксации, ассимиляции и аккультурации, протекавшие у тюркских групп Южной Сибири в период ХУП-Х1Х вв. Характеризуя экономическое, политическое и культурное взаимодействие Российского государства с аборигенами Южной Сибири, в том числе и на основе норм «Устава» М.М. Сперанского, Л.И. Шерстова подошла к анализу этого взаимодействия с точки зрения евразийского начала в русском этносе и евразийского политического наследия Российского государства, показав, какие последствия это имело для развития этнических, социально-психологических, социально-политических и культурных процессов в среде южносибирских тюрков.

Отмечая отсутствие вплоть до конца XIX в. этноцентризма в отношении к аборигенам со стороны русских как на уровне властных структур, так и на личностно-групповом уровне, исследователь объясняет это «открытым» этническим состоянием, т. е. незавершённостью процессов этноконсолидации, не только туземцев, но и русских. Касаясь поземельных отношений, складывавшихся между аборигенами и русскими, Л.И. Шерстова обосновывает тезис о постоянно нараставшем изъятии земель у автохтонного населения в условиях расширявшейся земледельческой колонизации, что не могло не приводить к конфликтам между русскими и аборигенами, к попыткам последних противостоять изъятию и через принижение своих хозяйственных возможностей и позиционирование себя кочевниками. «Борьба» за землю для автохтонов означала возможность сохранения своей этносословной специфики в условиях политики гомогенизации российского общества.

В начале XXI в. изыскания по истории автохтонного населения Томской губернии XIX - начала XX вв. осуществлялись в русле основные направлений предшествующих периодов2.

В диссертации на соискание учёной степени кандидата исторических наук Е.В. Карих исследовала межэтническое разделение труда в процессе длительного промыслового,

- з сельскохозяйственного и промышленного освоения Западносибирского региона . В этой связи указывалось на процессы трансформации и деформации хозяйственных укладов

Шерстова Л.И. «Борьба за землю» как катализатор общественной активности аборигенного населения Южной Сибири в XIX в. // История России: факты и версии. Деп. в ИНИОН РАН, № 54947. С. 2-13; Она же. Этнополитическая история тюрков Южной Сибири в XVII-XIX веках. Томск, 1999; Она же. Этнополитическая-история тюрков Южной Сибири XVII - начало XX вв.: дне. . д-ра. ист. наук. Томск, 1999. Ч. 1-Й.

2 Жеравина А.Н. Землепользование приписных крестьян Алтая во второй половине XVIII века // Землевладение и землепользование в России (социально-правовые аспекты) : XXVIII сессия Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы : тезисы докладов и сообщений, Калуга, 24-28 сентября 2002 г. М., 2002. С. 41-42; Шерстова Л.И. Факторы обострения межэтнических отношений в Южной Сибири начала XX века И Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. Четвертые научные чтения памяти проф. А.П. Бородавкина : сб. науч. тр. Барнаул, 2003. Кн. II. С. 236-242; Она же. Русские и аборигены Сибири в XVII - начале XX вв.: этногенетические истоки толерантности // Межэтнический и межконфессиональный диалог в российском обществе : проблемы толерантности : матер, межрегион. научно-практ. конф. Томск, 2003. С. 85—90; Она же. Тюрки и русские в Южной Сибири: этнополитические процессы и этнокультурная динамика XVII - начала XX века. Новосибирск, 2005.

3 Карих Е.В. Межэтнические отношения в Западной Сибири в процессе ее хозяйственного освоения в XIX -начале XX вв.: дне. . канд. ист. наук. Томск, 2001. аборигенов, обращалось внимание на споры, возникавшие с усилением переселенческого потока и захватом промыслово-хозяйственных угодий туземного населения. Однако в силу особенностей заявленной темы диссертант не детализировала положение об изменениях в землепользовании автохтонов, ограничившись констатацией фактов, вытекавших из анализа межэтнического разделения труда в данный период.

В работах М.В. Дорофеева, посвященных землепользованию крестьян Западной Сибири1, характеризуются поземельные отношения, которые складывались между крестьянами, между крестьянами и представителями других сословий. Проанализированы поземельные отношения между русскими земледельцами и кочевниками-скотоводами в Горном Алтае2. Отмечая, что конфликты сопутствовали землепользованию второй половины XIX в., автор указывает на то, что они возникали независимо от сословно-этнической принадлежности землепользователей. Выделив виды поземельных конфликтов (между индивидуальными пользователями, между селениями, внутрисословные, межсословные), М.В. Дорофеев утверждает, что тяжбы между автохтонами и русскими нельзя сводить к межнациональным конфликтам, так как при проведении землеотводных работ правительство руководствовалось исключительно интересами государства и с целью разрешения аграрного кризиса в Европейской России изымало из пользования старожилов-крестьян и аборигенов часть пригодных для хлебопашества земель.

Вопросы, касающиеся этнической истории, занятий, хозяйственного уклада, поземельных отношений, культуры, образа жизни, быта, межэтнического взаимодействия, освещены в коллективной монографии «Тюркские народы Сибири» .

Авторы обобщающего исследования «Сибирь, конец XVI - начало XX века: фронтир в 4 контексте этносоциальных и этнокультурных процессов» , характеризуя правительственный курс на форсированное уравнивание аборигенов в администрагивном, податном, поземельном отношении с крестьянством, расширение переселенческого движения и планомерное ограничение землепользования коренного населения, следствием этих процессов называют существенное сокращение земельных угодий туземцев и ухудшение этнополитической ситуации в Сибири в начале XX в.

Подводя итог историографическому обзору, можно констатировать: в сибиреведении имеется достаточное количество трудов, в которых в разных аспектах рассматривались вопросы, связанные с аграрными отношениями и аборигенным землевладением в Томской губернии в XIX - начале XX вв. Однако поземельные отношения автохтонов в социально-экономическом, политико-правовом и социокультурном контексте с учётом определённых территориальных и хронологических рамок не были предметом специального изучения. Это придаёт дополнительную научную актуальность заявленной теме диссертации.

1 Дорофеев М.В. Поземельные отношения крестьян (переселенцы и старожилы на Алтае в 1880-х годах) // Вестник Томского государственного университета. Томск, 2009. № 322. С. 95-98. Он же. Крестьянское землепользование в Западной Сибири во второй половине XIX века. Томск, 2009.

2 Дорофеев М.В. Поземельные отношения в Горном Алтае в конце XIX в. (крестьяне-земледельцы и кочевники-скотоводы) // Вес 1 ник Томского государственного университета. Томск, 2009. № 324. С. 177-179.

3 Тюркские народы Сибири / отв. ред. Д.А. Функ, H.A. Томилов. М., 2006.

4 Резун Д.Я., Шкловский М.В. Сибирь, конец XVI - начало XX века: фронтир в контексте этносоциальных и этнокультурных процессов. Новосибирск, 2005.

Объектом диссертационного исследования определены социально-экономические отношения в хозяйственно-культурной системе аборигенов Томской губернрш в XIX - начале XX вв. В категорию «аборигены» отнесено коренное население Томской губернии, которое по «Уставу об управлении инородцев» 1822 г. составляло особое сословие Российской империи.

Предмет исследования; — поземельные отношения автохтонов Томской, губернии в XIX - начале XX вв.

Целью данного диссертационного исследования является выявление изменений в поземельных отношениях аборигенов Томской губернии на протяжении XIX - начала XX вв.

Реализация поставленной цели потребовала решения следующих задач:

1) определить условия и факторы, оказывавшие влияние: на характер, формы и способы аборигенного землевладения в период XIX - начала XX вв.; "

2) охарактеризовать конкретные формы и способы землевладения автохтонов, сравнив их с формами и способами крестьянского землевладения;

3) проанализировать взгляды аборигеновТомской \ губернии на условия; возникновения; прав на земельные угодья и сущность земельной собственности, сравнив с представлениями крестьян-сибиряков;

4) выявить изменения; происходившие в поземельных отношениях аборигенов в условиях развития-переселенческого движения в Томскую губернию и контактов; автохтонов с русскими крестьянами и промысловиками;

5) рассмотреть изменения политической?линии российской власти в отношении аборигенного землевладения на протяжении исследуемого периода;

6) , определить, как изменения аборигенной государственной, политики повлияли на развитие поземельных отношений аборигенов. • , ,

Территориальные рамки исследования определяются границами Томской губернии, которые сложились на начало XX в. К этому времени в . её. состав входило семь, уездов: Томский, Мариипский, Каинский, Кузнецкий, Бийский, Барнаульский, Змеиногорский. В современном административно-территориальном делении это — Томская, Новосибирская, Кемеровская области, Алтайский край, Республика Алтай и.часть Восточно-Казахстанской и Павлодарской областей Республики Казахстан.

Хронологические рамки охватывают XIX в., т. е. период со времени оформления Томской губернии в самостоятельную территориально-административную единицу Российской империй, когда происходит постепенное нарастание объективных потребностей в новой волне модернизации — нижняя граница исследования - начало XX в., когда в контексте модернизационных устремлений правительство активно проводит политику реформирования аграрного сектора, в процессе которого затрагивались интересы основных землепользователей Томской губернии, в том числе и автохтонов, — верхняя граница исследования. Для выявления сущностных характеристик аграрных отношений и понимания политической линии российской власти в отношении аборигенного землевладения в ряде случаев правомерно было обращение к более ранним периодам истории (XVII-XVIII вв.).

Методология и методы исследования. Главным принципом научного познания является принцип историзма. Поскольку исследование общества сопряжено с рядом трудностей вследствие того, что на процессы, протекающие в нём, накладывают, отпечаток как объективные, так и субъективные факторы, необходимо изучать общественные явления в их многообразных связях, взаимозависимостях и историческом развитии. Принцип историзма предполагает изучение исторических фактов в совокупности, с учётом конкретно-исторической обстановки, выявление причинно-следственных связей, способствующих пониманию суги происходящих в обществе событий, процессов и явлений.

При определении методологической основы было учтено, что «каждая научная проблема имеет ряд горизонтов, «срезов» своего решения»1. При освещении темы диссертации анализировались не только социально-экономические проблемы, связанные с поземельными отношениями, участниками которых были автохтоны, но характеризовались взгляды аборигенов на сущность отношений земельной собственности, рассматривалось взаимодействие туземных сообществ с государством как верховным собственником земель в Сибири, выявлялось влияние государственной политики на развитие аборигенного землевладения. Прослеживая связь экономических отношений, разновидностью которых являются поземельные отношения, с духовной сферой жизни общества через анализ представлений, мнений людей, с политической сферой через конкретные решения и практические шаги власти в отношении земель автохтонов представлялось сложным в рамках одной научной парадигмы рассмотреть все аспекты заявленной темы. Исходя из многокомпонентности исследования, методологической основой его послужили теоретические положения о специфике российской цивилизации как евразийской, теория государственного феодализма, а также теория модернизации.

В рамках дискуссии по актуальным вопросам теории и методологии истории, вновь активно развернувшейся в научном сообществе в 1990-е гг., поднимался вопрос о целесообразности и конструктивности использования понятия «формация» применительно к анализу общественных явлений и процессов . Плодотворный обмен мнениями показал, что

1 Резун Д Я. Русские в Среднем Причулымье в XVII-XIX вв. (Проблемы социально-экономического развития малых городов Сибири). Новосибирск, 1984. С. 3.

2 Актуальные теоретические проблемы современной исторической науки : матер, «круглого стола» (29 октября 1991 г.) // Вопросы истории. 1992. № 8-9. С. 159-166; Актуальные проблемы теории истории : матер, «круглого стола» (12 января 1994 г.) // Вопросы истории. 1994. № 6. С. 45-103; Гуревич А.Я. Теория формаций и реальность истории // Вопросы философии. 1990. № U.C. 31-43; Он же. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории. 1991. № 2-3. С. 21-36; Овсянников В.И. Историческая судьба марксизма // Социально-политический журнал (Социально-гуманитарные знания). 1997. № 5. С. 44-55; Он же. Формационная концепция: право на существование // Социально-политический журнал (Социально-гуманитарные знания). 1997. № 6. С. 48-60; Поздняков Э. Формационный и цивилизационный подходы // Мировая экономика и международные отношения. 1990. № 5. С. 49-60; Чешков М. Понимание целостности мира: в поисках неформационной парадигмы // Там же. С. 33-48; Барг М.А. Цивилизационный подход к истории- дань конъюнктуре или требование науки // Цивилизация : сб. ст. М., 1993. Вып. 2 С. 8-17; Днлигинский Г.Г. «Конец истории» или смена цивилизаций // Там же. С. 44-62. противопоставление формационного и цивилизационного подходов неоправданно», поскольку они «не исключают, а дополняют друг друга», ибо в формационной теории, как и в цивилизационной, «первоначально была заложена идея соединения различных элементов исторического процесса»1.

Различие между формационным и цивилизационным подходами состоит и в том, что понятие «общественно-экономическая формация» «включает в себя и материальные, и духовные аспекты общественного развития», а цивилизационный подход вводит в процесс познания социальных организмов и такие «автономные к главной линии развития и обычно недооцениваемые . элементы, как этнические и природные», поэтому «учитывая формационные ступени» историки получают возможность «рассматривать цивилизационное о развитие как процесс» . Так «в историческом познании формационный подход логично соединяется с цивилизационным»3, поскольку какими бы неповторимыми и самобытными ни являлись многочисленные цивилизации, «они вовсе не были изолированы друг от друга, наоборот — находились в постоянном контакте и взаимодействии»4. И это взаимодействие, которое прежде всего обнаруживается во взаимодействии Востока и Запада, свидетельствует,

0 единстве исторического процесса5, доказывает «взаимную дополняемость формационного и цивилизационного начал в обществе»6.

В исторической науке цивилизациями признаются «человеческие общности различных категорий и ступеней зрелости, имеющие свои характерные признаки в системообразующих сферах: этническая психология, духовный мир, материальное т производство и общественное государственное устройство» . В то же время, цивилизации различаются особенностями исторического пути, адаптивными способностями8.

Российская цивилизация в силу своего «промежуточного» положения между Востоком и Западом представляет собой некий симбиоз, включающий европейские и азиатские черты. В этом смысле «евразийцы» Г.В. Вернадский, Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, П.П. Сувчинский, Г.В. Флоровский и др.9, акцентировавшие внимание на особом пути России, поскольку «сожительство русских с туранцами проходит красной нитью через всю русскую историю», и «для правильного национального самопознания нам русским

1 Актуальные теоретические проблемы современной исторической науки : матер, «круглого стола» (29 октября 1991 г.) // Вопросы истории. 1992. № 8-9. С. 163.

2 Там же. С. 164.

3 Плетников Ю.К. Теория должна соответствовать истории. Актуальные проблемы теории истории : матер, «круглого стола» (12 января 1994 г.) // Вопросы истории. 1994. № 6. С. 69.

4 Ланда Р.Г. Единство исторического процесса. Актуальные проблемы теории истории : матер, «круглого стола» (12 января 1994 г.) // Вопросы истории. 1994. № 6. С. 84.

5 Там же. С. 85.

6 Ерасов Б.С. Указ. раб. С. 67.

7 Овсянников В.И. В поисках новых парадигм социально-гуманитарных наук // Социально-политический журнал (Социально-гуманитарные знания). 1998. № 1. С. 59.

8 Там же.

9 Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн : антология. М., 1993. С. 11-23. необходимо учитывать наличность в нас туранского элемента»1, опередив своё время, обозначили российскую цивилизацию как евразийскую по своей сущности . Один из идеологов «евразийства» П.М. Бицилли указывал, чго Россия «есгь Евразия и всегда была Евразией», и её история «есть история евразийской Империи и . формирование нации и образование империи у нас сливались и сливаются в один процесс», что являет собой «величайшее своеобразие русского исторического развития»3.

Действительно, Древняя Русь и Великая степь «всегда составляли как бы единое этногеографическое пространство, а развитие русской государственности, как и вообще общественного бытия жизни восточных славян, шло в тесном взаимодействии с южными и восточными соседями — степняками». Это предопределило и отсутствие востокофобии в отношениях русских с народами сопредельных восточных и южных территорий, и отличительные признаки социальных, экономических и политических структур российского общества, специфику духовной жизни этнических общностей, связанных общим прошлым и настоящим4.

Б.С. Ерасов, отмечая условный характер православной идентичности российской цивилизации из-за культурной и конфессиональной гетерогенности общества, типологически причислял её к «гибридному» или дуальному типу, под которым понимается «наличие устойчивых социокультурных принципов регуляции общества, присущих как Западу (личностное начало, расширение сферы светской культуры, секуляризация государственно-административной регуляции, военно-техническая мощь и пр.), так и Востоку (сохранение устойчивых аскриптивных связей)»5. В то же самое время российская цивилизация «существенно отличается как от восточных, так и от западных, не принадлежа всецело ни Востоку, ни Западу»6, что обусловило особенности российской модернизации7.

Не останавливаясь на работах западных классиков теории модернизации (Г. Алмонд, К. Гриффин, С. Липсет, У. Ростоу и др.), обозначим использовавшиеся в диссертации работы российских социальных философов, предметом исследования которых стали процессы модернизации в России.

В.И. Пантин характеризует российскую модернизацию как существенный о ц цивилизационный сдвиг . Б.С. Ерасов рассматривал её как «сложный, многосторонний и

1 Трубецкой Н.С. О туранском элементе в русской культуре // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн : антология. М., 1993. С. 59.

2 Бицилли П.М. Два лика евразийства // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн : антология. М., 1993. С. 279; Вернадский Г.В. Монголы и Русь. М.-Тверь, 1997. Кн. 3 : История России; Он же. Русская история : учеб. М., 1997; Евразийство (формулировка 1927 г.) // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн : антология. М., 1993. С. 217-229; Савицкий П.Н. Евразийство // Там же. С. 100-113; Он же. Степь и оседлость // Там же. С. 123- 130; Трубецкой Н.С. Указ. раб. С. 59-76.

3 Бицилли П.М. Указ. раб. С. 279.

4 Ланда Р.Г. Указ. раб. С. 85.

5 Ерасов Б.С. Указ. раб. С. 428.

6 Пантин В.И. Указ. раб. С. 173.

7 Там же. С. 172; Опыт российских модернизаций. ХУШ-Х1Х века. С. 50-52.

8 Пантин В.И. Указ. раб. С. 9. многовариативный способ преобразования общества, в котором взаимодействуют внутренние и внешние, самобытные и заимствованные факторы». И успех модернизации связывается с реализацией возможности «структурного распределения сфер регуляции, взаимной адаптации взаимодействующих сторон, выработки того варианта и пути обновления, который отвечает сложившимся формам социальной регуляции»1.

Н.Ф. Наумова, определив российский тип модернизации как запаздывающий, характеризовала её как рецидивирующую, т. е. постоянно повторяющуюся, которая поэтому сопровождается значительными социальными издержками2, что не может не накладывать отпечатка на её результаты. При этом, очерчивая траекторию модернизационного процесса в России как многократно воспроизводимую циклически-волнообразную смену «приливов» и «отливов», В.И. Пантин указывает на связь этих повторений «с внутренними механизмами эволюции модернизирующегося социума» и выделяет несколько этапов российской модернизации: «. петровскую модернизацию конца XVII - начала XVIII в., екатерининскую модернизацию конца XVIII в., либерально-бюрократическую модернизацию Александра I и Александра II, модернизацию советского периода и современный этап модернизации»3.

Авторы коллективного труда «Опыт российских модернизаций. XVIII—XIX века» в контексте социокультурного развития делят российскую модернизацию на два цикла: автократически-буржуазный, окончание которого связано с революционными переменами 1917-1921 гг., и социалистический, завершившийся с крахом советской системы4. Вместе с тем, отмечается, что при волнообразности процесса модернизации ритмы модернизационных субпроцессов в отдельных сферах общественной жизни характеризуются асинхронностью5.

При наличии особенностей каждого из этапов и циклов модернизации исследователи выявляют ряд специфических черт, характеризующих российский вариант модернизации и проистекающих из специфики самой российской цивилизации. Прежде всего это касается противоречивой роли государства. С одной стороны, оно всегда выступало зачинателем модернизации, задавало импульс общественным новациям, с другой, инерционность государственной машины, предельный бюрократизм, отсутствие рефлексии у реформаторов сдерживали «разрешение многих назревших социальных конфликтов, что в истории России не раз приводило к политическим и социальным потрясениям»6.

Существенной чертой российской модернизации является её амбивалентность, характеризующаяся разнонаправленностью процессов модернизации, что с неизбежностью сводило модернизацию общества к модернизации государства. При этом демократические общественные институты зачастую переживали в этот период деградацию и архаизацию7.

1 Ерасов Б.С. Указ. раб. С. 415-416.

2 Наумова Н.Ф. Указ. раб. С. 25-28.

3 Пантин В.И. Указ. раб. С. 8-9.

4 Опыт российских модернизаций. XVIII-XIX века. С. 89.

5 Там же. С. 58.

6 Пантин В.И. Указ. раб. С. 170.

7 Там же.

Кроме того, важнейшей особенностью модернизационного процесса в России является глубокий социокультурный раскол общества по отношению к определённому этапу . > модернизации . Именно из-за этого раскола в России не сложились культурные предпосылки Л модернизации в форме единого социокультурного уклада . По мнению A.C. Ахиезера, 3 именно социокультурный раскол, являясь главным признаком российской цивилизации , был усилен и закреплён трансформациями, инициированными «сверху»4, поскольку «государство являлось основным субъектом . модернизации»5, а «верхушечная» модернизация превалировала над «низовой»6, что обозначило парадоксальную особенность российской модернизации — преждевременность с точки зрения внутренних культурных предпосылок при одновременном запоздалом характере в сравнении с западноевропейской модернизацией7.

Проблематика системы государственного феодализма получила активное освещение в отечественной исторической литературе в 1960-1970-е гг. Специфика поземельных отношений в России, обусловленная тем, что значительная доля земельного фонда страны находилась в собственности государства со всеми вытекающими из этого последствиями, о рассматривалась в работах A.A. Преображенского, В.А. Александрова и др. . В связи с обсуждением методологической состоятельности формационной теории вновь было обращено внимание на особенности социально-экономического и политического развития России в период средневековья и нового времени.

Комплексный анализ проблемы государственного феодализма дан в сборнике «Система государственного феодализма»9. Было отмечено, что «особенности феодализма на Руси отнюдь не сводятся к наличию государственного уклада» в экономике, что отличительной чертой российского типа феодализма «являлась исключительно высокая активность политической надстройки: ее подчас опережающее развитие по отношению к социально-экономическому базису»10. Опережающее развитие политической надстройки выразилось в гипертрофированной роли государства во всех областях жизни общества, в

Там же. С. 171.

2 Опыт российских модернизаций. XVIII-XIX века. С. 94-95.

3 Ахиезер A.C. Российская цивилизация: специфика массовых решений // Философские науки. 2004. № 6. С. 28.

4 Пантин. Указ. раб. С. 171.

5 Там же. С. 190.

6 Опыт российских модернизаций. XVIII—XIX века. С. 244.

7 Там же. С. 94.

8 Александров В.А. Проблематика системы государственного феодализма в Сибири XVII века // История СССР. 1977. № 1. С. 97-108; Преображенский A.A. Урал и Западная Сибирь в конце XVI - начале XVIII века. М., 1972; Он же. Эволюция феодальной земельной собственности в России XVII - начала XIX века // Вопросы истории. 1977. № 5. С. 46-62; Разгон И.М., Сухотина Л.Г. К вопросу о «государственном феодализме» в Сибири (о книге Л.Ф. Склярова «Переселение и землеустройство в Сибири в годы столыпинской аграрной реформы») // Вопросы истории Сибири : сб. ст. Томск, 1967. Вып. 3. С. 295-301; Шапиро А.Л. О природе феодальной собственности на землю // Вопросы истории. 1969. № 12. С. 57-72; Миненко H.A. Развитие феодальных отношений и генезис капитализма в Сибири (конец XVI - первая половина XIX в.) : учеб. пособие. Новосибирск, 1988.

9 Система государственного феодализма в России : сб. ст. / ред. кол. A.M. Анфимов, Л.В. Данилова (отв. ред.), С.Ю. Королева. М., 1993. Вып. 1.

10 Данилова Л.В. К вопросу о понятии «государственный феодализм» // Система государственного феодализма в России : сб. ст. М., 1993. Вып. 1. С. 3. подчинении государственной власти всех сословий, которые «во многом являлись созданием государства и были тесно привязаны к нему системой прав и обязанностей, определяемых центральной властью»1, а присущий феодализму синкретизм власти и собственности был видоизменен «за счет усиления государственного начала»2.

Близкой по содержанию такой расширительной трактовке понятия «государственный феодализм» является термин «вотчинный строй» или «вотчинное государство», который использовали Р. Пайпс и Э. Каррер д'Анкосс для обозначения особенностей политического режима России в период его складывания и развития в XII - начале XX вв.3. Сущностной характеристикой такого типа власти, по определению Р. Пайпса, является отождествление «суверенитета и собственности», государства и общества, когда «нет ни официальных ограничений политической власти, ни законоправия, ни личных свобод»4.

Определение отличительных особенностей российской цивилизации, все указанные характеристики российской модернизации, а также достаточно широкая интерпретация понятия «государственный феодализм», несводимость его исключительно к экономическому содержанию в совокупности с понятием «вотчинный строй» помогли выявить специфику государственной политики в отношении инородческого землевладения, установить характерные черты поземельных отношений, складывавшихся между государством и аборигенами, аборигенами и другими категориями землепользователей, понять причины перманентной непоследовательности власти в проведении аграрных преобразований в Сибири, отсутствия консолидированного согласия между властью и автохтонами в вопросах поземельного переустройства, развернувшегося в конце XIX - начале XX вв.

При работе над диссертацией использовались как общенаучные методы познания: анализ и синтез, дедукция и индукция, абстрагирование и обобщение, так и методы собственно исторического познания: историко-сравнительный, историко-типологический. Историко-сравнительный или компаративный метод позволил на основе сопоставления инородческого и крестьянского землевладения выявить общие и специфические черты форм и способов землевладения аборигенов Томской губернии, охарактеризовать понимание ими сущности отношений земельной собственности и условий возникновения прав на землю, сравнив с представлениями крестьян. Историко-типологический метод дал возможность показать характерные формы и способы землевладения, типичность взглядов разных, групп автохтонов (земледельцев, кочевников-скотоводов, промысловиков) на сущность земельной собственности и поземельные отношения.

1 Данилова Л.В. Становление системы государственного феодализма в России : причины, следствия // Там же. С. 79.

2 Там же. С. 40.

3 Каррер д'Анкосс Э. Незавершенная Россия / пер. с франц. М., 2005. С. 44-45.

4 Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 39.

Источниковая база включает в себя опубликованные документы и архивные источники. В работе использованы материалы 127 дел 6 фондов Государственного архива Томской области: Фонд 1 (Томское Губернское правление), Фонд 2 (Канцелярия Томского губернатора), Фонд 3 (Томское Губернское управление), Фонд 144 (Чертёжная Томского Губернского управления), Фонд 234 (Томский губернская статистическая канцелярия), Ф. 240 (Управление земледелия и государственных имуществ Томской губернии). Часть архивных источников впервые вводится в научный оборот, под новым углом зрения рассматриваются и некоторые из уже опубликованных архивных материалов.

Все письменные исторические источники, представленные в работе, можно разделить на несколько видовых групп.

В группу законодательных источников сведены нормативные документы, которые состоят из законодательных актов центрального правительства и постановлений местных органов управления и решений судов. Нормативно-правовые акты высшей власти, которые определяли особую сословную принадлежность сибирских автохтонов, а также регулировали вопросы землевладения и землепользования на территории Сибири, в том числе и на территории Томской губернии, включены в «Полное собрание законов Российской империи»1, «Свод законов Российской империи»2, опубликованы в изданном в советское время сборнике «Памятники русского права»3, представлены отдельными публикациями4 и тематическими сборниками5.

Решения и постановления Тобольской, Томской воеводских канцелярий, Томского Губернского правления, Томского губернского управления, распоряжения Томских губернаторов и генерал-губернаторов Западной Сибири, решения Томской Казённой палаты,

1 Высочайше утвержденный 22 июля 1822 г. Устав об управлении инородцев // Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ) с 1649 года. СПб., 1830. Т. XXXVIII : 1822-1823 гг. С. 394^17; Инструкция межевщикам 13 мая 1754 года // ПСЗРИ с 1649 года. СПб., 1830. Т. XIV : 1754-1757 гг. С. 104-162; О неистреблении лесов, в коих ловятся соболи и другие звери, под опасением положенного за сие наказания. Сенатский указ, в подтверждение прежних указов, 6 октября 1754 г. // ПСЗРИ с 1649 г. СПб., 1830. Т. XIV. С. 245-246.

2 Устав о судопроизводстве и взысканиях межевых // Свод законов Российской империи. Законы межевые. СПб., 1893. Т. X, ч. II.

3 Соборное Уложение царя Алексея Михайловича 1649 года // Памятники русского права / под ред. К.А. Софроненко. М., 1957. Вып. VI. С. 22-455.

4 Положение об инородцах. СПб., 1892. Т. II.

5 Высочайше утвержденное 23 мая 1896 г. мнение Государственного Совета о главных основаниях поземельного устройства крестьян и инородцев, водворившихся на казенных землях губерний Тобольской, Томской, Енисейской, Иркутской // Сборник узаконений и распоряжений по поземельному устройству крестьян и инородцев, водворившихся на казенных землях губерний Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской. СПб., 1904. С. 1-7; Высочайше утвержденное 4 тоня 1898 г. мнение Государственного Совета по проекту правил о порядке определения земельных наделов и производства поземельно-устроительных работ и об отводе лесных наделов и определении лесного налога и пользовании лесными наделами в губерниях Тобольской, Томской, Енисейской, Иркутской // Там же. С. 30-67; Высочайше утвержденное 31 мая 1899 года положение о поземельном устройстве крестьян и инородцев, водворившихся в Алтайском округе на землях Кабинета Его Величества // Сборник узаконений и распоряжений по поземельному устройству крестьян и инородцев, водворившихся на в Алтайском округе на землях Кабинета Его Величества. СПб., 1899. С. 1-4.

Общего присутствия по крестьянским делам и различных судебных инстанций были выявлены в ходе работы в Государственном архиве Томской области в соответствующих фондах. Эти документы позволяли проследить, как изменение политической линии центральной власти в отношении землевладения аборигенов воплощалось в практике местных административных органов, например, при разрешении поземельных споров между инородцами и другими категориями землепользователей.

Дополнительным свидетельством позиции губернской власти в отношении аборигенного землевладения, отражавшей общую направленность политики государства, стала переписка губернского ведомства с Канцелярией Колывано-Воскресенских заводов. В обнаруженных источниках содержатся сведения, подтверждающие наличие у аборигенов документов («данных», жалованных грамот), которые доказывали их права на закреплённые за ними земельные угодья.

Ко второй группе источников отнесены неопубликованные и выявленные в архивных фондах делопроизводственные материалы. Их можно разделить по тематическим блокам: рапорты и отчёты крестьянских начальников, губернских, окружных землемеров, лесничих; приговоры инородческих обществ и сельских крестьянских сходов; прошения и жалобы доверенных от инородцев и крестьян.

Рапорты и отчёты содержат информацию о положении дел в инородных управах, о понимании аборигенами сути поземельных отношений. В этих документах зафиксированы подчас непростые взаимоотношения инородцев с другими категориями землепользователей.

Приговоры инородческих обществ и сельских крестьянских сходов как исторические источники ценны тем, что проливают свет на отношение к аграрным преобразованиям тех, кого эти преобразования затрагивали. В решениях сходов прямо выражены настроения людей, их согласие или несогласие с конкретными действиями властей. Так же, как рапорты и отчёты, данные источники отражают, в том числе конфликтную сторону взаимоотношений между землепользователями. Сопоставление этих групп документов, которые характеризую т сигуацию извне и изнутри, позволяет считать их репрезентативными и использовагь при анализе поземельных отношений.

Прошения и жалобы через своих доверенных инородцы направляли не только в губернские инстанции, но и на имя генерал-губернатора Западной Сибири, а также в высшие государственные органы. Эти источники структурно и содержательно однотипны и формальны. Однако эти свойства не умаляют их достоинств для исследователя. Достаточное количество таких документов позволяет говорить о том, что проблемы, по поводу которых инородцы апеллировали к власти, были типичными, что поднимаемые вопросы затрагивали интересы не отдельного человека или группы, но касались большинства представителей данного социального слоя.

Кроме того, в прошениях и жалобах содержится весьма существенная историко-антропологическая информация, позволяющая понять мотивы поступков и сами поступки людей. В подобного рода документах не просто выдвигались просьбы или фиксировались разногласия с администрацией, в них доказывалась несостоятельность санкционированных властью изменений, обосновывалась правомерность притязаний заявителей. Так инородцы отстаивали свои права на земельные угодья, аргументировали безосновательность попыток слияния инородных управ с крестьянскими волостями и уравнения самих инородцев в финансово-подагном состоянии с крестьянами. При этом в качестве доводов правомерности своих требований аборигены приводили узаконения высших эшелонов власти, ссылаясь на положения «Устава об управлении инородцев». Это свидетельствует о том, что автохтоны были в достаточной степени осведомлены о своих правах.

Вместе с тем, используя такого рода документы, приходилось учитывагь и ют факт, что в них могла появляться и недостоверная информация (например, преувеличение степени собственной экономической несостоятельности для доказательства нецелесообразности изменений в налогообложении). Тем не менее, обращение к этому виду источников оправдано и правомерно, так как именно эти документы позволяют ощутить исторические реалии через призму убеждений и эмоциональный настрой людей. Как и приговоры, прошения и жалобы, демонстрируя субъективный взгляд на события, содержат оценочную компоненту, что позволяет понять, как реформы, намеченные и воплощаемые правящими кругами, воспринимались простыми людьми, как власть реагировала на просьбы подданных, как умела объяснять настоятельную потребность в преобразованиях.

Таким образом, этот вид источников, с одной стороны, даёт возможность выявить характерные черты менталитета и стереотипы, господствовавшие в общественном сознании, с другой, показывает, насколько адекватной была реакция правящего класса, а значит, насколько действенной была связь между обществом и властью.

Третью группу составили статистические источники, которые можно разделить на две подгруппы. Первая подгруппа содержит материалы, включающие в себя результаты социально-экономических обследований по уездам (округам) и инородным управам: отчёты по переписям населения, данные о занятиях, количестве земли, находившейся в пользовании инородцев и крестьян, её хозяйственном освоении. Из этих источников были почерпнуты сведения о численности, образе жизни и бытовых условиях аборигенов, о размерах посевных площадей и разного рода угодьях, сдаваемых в аренду, о видах культивируемых инородцами зерновых и их урожайности, количестве собранных дикоросов, добытом звере.

Эти данные позволяли охарактеризовать различные аспекты экономического состояния инородческого хозяйства: формы и способы землевладения, степень развитости земледелия, традиционные промыслы, что, в свою очередь, давало возможность определить степень аккультурации, которой подверглись томские автохтоны в условиях русской колонизации и которая выразилась в распространении среди них пашенного земледелия, трансформациях в землепользовании и восприятии ими присущего крестьянам жизненного уклада.

Все эти источники были обнаружены в фондах Томского Губернского управления, Томской губернской статистической канцелярии, Чертёжной Томского Губернского управления, а также в опубликованных «Обзорах Томской губернии» в период с 1882 по 1912 гг.1, в трудах A.A. Кауфмана2, В.Я. Нагнибеды3, С.К. Патканова4, Е.С. Филимонова5, г 7

С.П. Швецова и П.М. Юхнева и др. .

Вторая подгруппа — это данные, связанные с развитием переселенческого движения в конце XIX - начале XX вв. Материалы, касающиеся численности переселенцев, образования переселенческих участков, оседания переселенцев в инородных управах позволяли выявить, как развитие колонизации влияло на поземельные отношения в Томской губернии и на изменения в аборигенном землевладении. Эти сведения выявлены не только в архивных фондах, но и в сборнике «Колонизация Сибири в связи с общим переселенческим вопросом»8, в отчётах «Переселения и заготовка земель для переселенцев. (Важнейшие цифровые данные за последние годы)»9, «Переселение и землеустройство за Уралом в 1906-1910 гг. и отчет по переселению и землеустройству за 1910 г.»10, «Обзорах Томской губернии», в работах A.A. Кауфмана11, Д.А. Клеменца12, С.П. Швецова13 и П.М. Юхнева14.

Периодическая печать, составившая четвёртую группу источников, представлена статьями из газеты «Сибирская жизнь» и журнала «Сибирские вопросы». В газетных и журнальных публикациях не только отражались события, связанные со сложностью процесса поземельного устройства аборигенов в условиях реформирования аграрного сектора экономики в начале XX в., с расширением переселенческого движения, но и позиционировалось мнение той части интеллигенции, которая поднимала вопрос защиты прав автохтонного населения на издревле принадлежащие им земли.

Обзор Томской губернии за 1882 г. Томск, 1883; Обзор Томской губернии за 1885 г. Томск, 1886; Обзор Томской губернии за 1890 г. Томск, 1891; Обзор Томской губернии за 1892 г. Томск, 1893; Обзор Томской губернии за 1894 г. Томск, 1895; Обзор Томской губернии за 1902 г. Томск, 1904; Обзор Томской губернии за 1903 г. Томск, 1904; Обзор Томской губернии за 1904 г. Томск, 1905; Обзор Томской губернии за 1910 г. Томск, 1912; Обзор Томской губернии за 1911 г. Томск, 1912; Обзор Томской губернии за 1912 г. Томск, 1914.

Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири. СПб, 1892. Выпуск XIV, т. I; Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири. СПб., 1892. Вып. XVIII, т. II.

Пагнибеда В.Я. Нарымский край. Материалы статистико-экономического исследования 1910-1911 гг.

4 Патканов С.К. О приросте инородческого населения Сибири. Статистические материалы для освещения вопроса о вымирании первобытных племен. СПб., 1911.

Материалы для изучения быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири. СПб., 1892. Вып. XVII; Филимонов Е.С. Материалы по вопросу эволюции землевладения. Пермь, 1895. Вып. 1.

Горный Алтай и его население. Т. I, вып. I : Кочевники Бийского уезда; Материалы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Томском округе (волости Тутальская, Уртамская, Спасская. Инородные Управы: Натекая, Телеутская, Мало-Коряковская, Темерчинская и свод данных по всему округу); Материалы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Томском округе. Т. II, вып. II : Землевладение и землепользование.

Богатырев Н. Об ореховом и зверовом промыслах Кумандинских инородцев Бийского уезда; Нарымский край (5 стан Томского уезда, Томской губернии). Историко-статистический очерк / сост. Пристав 5 стана Томского-уезда А.Ф. Плотников; Солдатов В. Формы общинного землепользования в Томской губернии (очерк); Ю. Горб-ский. Об урегулировании крестьянского и инородческого землепользования в Сибири // Сибирский наблюдатель. 1902. Кн. 3. С. 15-24; Он же. Кочевники Горного Алтая // Сибирский наблюдатель. 1902. Кн. 12. С. 1-14; Он же. От Алтая до Урала // Сибирский наблюдатель. 1903. Кн. 8. С. 54-64.

Колонизация Сибири в связи с общим переселенческим вопросом. СПб., 1900.

9 Переселения и заготовка земель для переселенцев. (Важнейшие цифровые данные за последние годы). СПб., 1907.

Переселение и землеустройство за Уралом в 1906-1910 гг. и отчет по переселению и землеустройству за 1910 г. СПб., 1911.

Кауфман A.A. Земельный вопрос и переселение // Сибирь: Её современное состояние и её нужды : сб. статей. СПб., 1908. С. 79-140.

2 Кпеменц Д. Население Сибири. // Там же. С. 37-78.

Горный Алтай и его население. Т. III; вып. I : Переселенческие поселки, образованные в 1878 г. Барнаул, 1900.

Горный Алтай и его население. Барнаул, 1902. Т. III, вып. III: Заимочники Горного Алтая.

Дневники, путевые заметки и очерки учёных-путешественников составляют ещё одну группу документов, которые были привлечены для написания диссертации. В эту группу вошли экономико-географические и этнографические описания учёных-путешественников и исследователей. В записках, путевых заметках, очерках И.П. Фалька, Г.Ф. Миллера, М.А. Кастрена, А. Адриянова, Г.Н. Потанина, М.М. Самохвалова, Н.М. Ядринцева и др. даются не только зарисовки жизни и быта аборигенного населения Томской губернии, но содержатся важные свидетельства, касающиеся землевладения и землепользования этой сословной группы, взаимоотношений аборигенов и русских поселенцев в сфере землепользования1. При работе с этой группой источников приходилось учитывать, что авторы нередко видели в аборигенах социальный слой, который в наибольшей степени страдает от действий российской власти и русской колонизации. Подобные представления не могли не влиять на объективность описания положения инородцев. Однако соотнесение этого вида источников с другими позволяло использовать содержащиеся в них сведения об аборигенном землевладении и поземельных отношениях, складывавшихся между инородцами и русскими колонистами.

Научные труды, появление которых стало результатом природно-климатического, гидрологического и геоботанического обследования Томской губернии2 также были привлечены для написания данного диссертационного исследования. Эти обследования проводились в связи с переселенческим движением и имели целью определить возможные колонизационные районы, в число которых попадали и земли, населённые преимущественно аборигенами, ведущими традиционные виды хозяйственной деятельности. Использование в диссертационной работе данного вида источников позволяло выявить намерения и планы правительства по дальнейшему развитию колонизации на территорию Томской губернии и определить перспективы для развития поземельных отношений аборигенов в неземледельческих районах губернии, куда, по планам правительства, также должен был направляться колонизационный поток.

Адрианов А. Северные предгорья Алтая. Кузнецкий край // Живописная Россия. М., 1884. Т. XI : Западная Сибирь. С. 273-312; Кастрен М.А. Путешествие из Нарыма в Томск. Путевой отчет // Сочинения : в 2 т. Тюмень, 1999. Т. 2 : Путешествия в Сибирь (1845-1849); Миллер Г.Ф. Путешествие по воде вниз по Томи и Оби от Томска до Нарыма. 1740 г. // Сибирь XVIII века в путевых описаниях Г.Ф. Миллера. История Сибири. Первоисточники. Новосибирск, 1996. Вып. VI; Поездка по Западной Сибири и в Горный Алтайский Округ Н.М. Ядринцева (по поручению ЗСО ИРГО) // Записки Западно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества. Омск, 1879. Кн. I. С. 1-144; Потанин Г.Н. Инородцы Алтая // Живописная Россия. 1884. Т. XI. С. 253-272; Он же. В юрте последнего киргизского царевича (Из поездки в Кокчетавский уезд) // Русское богатство. 1896. Кн. 8. С. 66—80; Самохвалов М.М. Кузнецкий Алатау (Инородцы западного склона и южной части хребта) // Сибирский наблюдатель. 1902. Кн. 7. С. 1-13; Кн. 8. С. 1-10; Фальк И.П. Путешествие от С. Петербурга до Томска // Полное собрание ученых путешествий по России. СПб., 1824. Т. 6 : Записки -путешествия академика Фалька.

Выдрин И.П., Ростовский З.И. Предварительный отчет по исследованию почв северной части Алтайского округа. Барнаул, 1896; Они же. Материалы по исследованию почв Алтайского округа. Барнаул, 1899; Оссовский Г.О. Геогидрологические исследования Барабы. Отчет о командировке по исследованию водоснабжения переселенческих участков в Барабе, состоявшейся летом 1894 г. по поручению Г. Томского Губернатора. Томск, 1895; Он же. Геогидрологические исследования Томского и Мариинского округов. Отчет о командировке по исследованию водоснабжения маловодных переселенческих участков в Томском и Мариинском округах, состоявшейся летом 1895 г. по поручению Г. Томского Губернатора. (С приложением отчетной карты). Томск, 1896; Жилинский И.И. Очерк гидротехнических работ в районе Сибирской железной дороги по обводнению переселенческих участков в Ишимской степи и осушению болот в Барабе. 1895—1904. СПб., 1907; Отрыганьев A.B. Краткое описание Западной части Нарымского куая. Материалы к изучению колонизационных районов Азиатской России / под ред. К.Д. Глинки. СПб, 1910; Нарымский край. Сводка отчетных данных по обследованию в 1908-1909 гг. чинами Томской Переселенческой организации левобережной - по Оби - части Нарымского края / сост.: A.A. Праздников и H.A. Сборовский, под общей ред. Н.К. Шуман. Томск, 1910.

Таким образом, имевшиеся в нашем распоряжении источники при всех их различиях по происхождению, глубине, степени обобщения, а также репрезентативности в совокупности с используемой в работе научной литературой позволяют с достаточной долей полноты и объективности проанализировать процессы, происходившие в аборигенном землевладении на протяжении века в условиях объективно нараставших модернизационных тенденций, которые воплотились в конкретных политических решениях и практике российской власти.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в самой постановке проблемы. Впервые с учётом этнодемографической структуры населения, хронологических и территориальных границ, с опорой на широкий круг архивных и документальных источников рассматривается комплекс проблем, касающихся поземельных отношений аборигенов Томской губернии в период XIX - начала XX вв.: выявляются способы и формы землевладения аборигенов, рассматривается связь поземельных отношений с представлениями аборигенов о своих правах на земли, анализируется степень адаптации аборигенов в условиях изменения политической практики российской власти в отношении аборигенного землевладения.

Сопоставление аборигенного землевладения с землевладением и землепользованием крестьян и взглядами крестьян на сущность земельной собственности позволило, с одной стороны, показать общую основу в отношении к земле этих групп производителей, в сознании которых преобладали черты традиционализма, с другой, рельефнее обозначить ту специфику, которая отличала правосознание туземного населения в связи с поземельными отношениями.

Практическая значимость работы состоит в том, что полученные выводы позволяют понять причины неоднозначного восприятия различными социальными группами перемен, порождаемых процессами модернизации, выявить возможности и трудности адаптации разных категорий населения к происходящим изменениям. А эти знания, в свою очередь, могут быть применены для корректировки способов и методов реформирования современного российского общества.

Результаты исследования могут использоваться при написании обобщающих трудов как по аграрной истории, так и по истории автохтонного населения Западной Сибири, в частности при исследовании трансформаций хозяйственного уклада аборигенов, а также в работах о взаимодействии различных групп населения с властью по ключевым вопросам жизнедеятельности.

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации отражены в статьях и публикациях.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Леттецкая, Ольга Михайловна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Сложная этническая структура населения Томской губернии сформировалась в результате протекавших в этом регионе конкретных этногенезов и продолжавшегося к началу XX в. более трехсот лет процесса колонизации Сибири выходцами из Европейской России. Этническая гетерогенность предопределила установление многообразных связей и развитие разноплановых контактов между народами, различавшимися уровнем экономического, социально-политического, нормативно-правового и культурного развития. В результате взаимодействия, взаимовлияния и взаимообогащения сформировалось своеобразное полиэтническое и поликультурное пространство.

В то же время, данная этническая пестрота не могла не порождать проблем, связанных с взаимоотношениями государственной власти и самого государствообразующего русского этноса с аборигенным населением, составлявшим по «Уставу» М.М. Сперанского сословие инородцев. Санкционированная правительством колонизация Сибири имела под собой конкретный материальный интерес российской власти — получение ясачной подати с туземного населения. С течением времени наступление цивилизации на территории, которые были населены народами с иными, нежели переселенцы из европейской части страны, культурно-хозяйственными характеристиками, привносило не только позитивные тенденции в развитие этих народов, но и год от года нараставшие проблемы. Одной из таких проблем была аграрная, которая особенно рельефно обозначилась в конце XIX — начале XX вв. и заключалась в широкомасштабном изъятии земель исконного проживания и хозяйствования автохтонов в обстановке расширявшейся земледельческой колонизации.

Именно хозяйственное освоение сибирских пространств русскими являлось одним из ключевых условий, определявшим развитие поземельных отношений аборигенов. Кроме того, землевладение автохтонов осуществлялось в конкретных естественно-географических условиях, которые не могли не сказаться на его состоянии и развитии.

Естественно-географические условия — это значительный фонд свободных земель, который можно было использовать в различных видах хозяйственной деятельности, и почвенно-климатический фактор, позволявший в средней и южной полосах Томской губернии заниматься земледелием.

Влияние русской колонизации на землепользование коренного населения проявилось через совокупное действие социально-этнического, производственно-хозяйственного и политико-правового факторов. Социально-этнический фактор заключался в том, что на протяжении XIX - начала XX вв. коренной трансформации подверглась сословно-этническая структура населения Томской губернии: в ней численно стали преобладать не автохтоны, а выходцы из-за Урала, и превалирующим слоем стало крестьянство.

Производственно-хозяйственный фактор означал, что постепенно ведущие позиции в экономике Томской губернии заняло сельское хозяйство, главным образом, земледелие, в основе которого и в конце XIX — начале XX вв. лежали такие экстенсивные технологии как перелог и залежно-паровая система, при которых для увеличения зернового производства требовалось непрерывное вовлечение в хозяйственный оборот новых территорий.

Политико-правовой фактор обнаруживался в том, что государство как верховный собственник большинства земель в Сибири регулировало аграрные отношения в этом регионе и устанавливало юридические нормы, касавшиеся инородческого землевладения. Поэтому землевладение аборигенов нельзя вырвать из контекста поземельных отношений, характерных для системы государственного феодализма, поскольку сущностной чертой этой системы является синкретизм власти и собственности, т. е. распространение государством своего верховного права собственника на разные категории земельных владений.

Но государственный феодализм характеризуется не только как экономическая, но и как определённая политическая система, которой был присущ абсолютный государственный контроль за всеми сферами жизни социума и процессами, протекавшими в нём, в которой при слабости внутренних предпосылок именно государство задавало импульс общественным новациям, решая задачи модернизации с позиции целесообразности, как она понималась «верхами», т. е. все социальные трансформации инициировались и осуществлялись властью сообразно её собственным представлениям о потребностях общества и благе подданных, не считаясь, как правило, с социокультурной спецификой и традициями.

Однако инерционный характер Российского государства во многом предопределил отставание в выявлении потребностей общественного развития, неспособность правящего класса к своевременному решению назревших проблем, непоследовательность проводимых преобразований. Всё это не могло не сказываться на отношении населения к нововведениям «сверху», воспринимавшимся как необоснованное наступление на исконно принадлежавшие права, посягательство на стабильное существование.

Опосредованно на инородческое землевладение оказывали влияние тип общественного развития, характерный для туземных сообществ Сибири и российского социума в целом, политические реалии, в которых существовали автохтоны исследуемого района до русской колонизации, специфика российской цивилизации и процессы этноформирования, протекавшие как у аборигенов, так и у русских.

На протяжении XIX - начала XX вв. хозяйственный уклад, социальные, правовые отношения, духовная жизнь сибирских автохтонов характеризовались ярко выраженными чертами традиционализма. Но и в российском обществе сохранялись многие имманентные свойства, присущие обществу традиционного типа, ориентированному на воспроизводство сложившихся социально-экономических, политических структур и социальных связей. Такая модель общественной организации предполагала господство аграрной экономики, зависимость которой от природного базиса порождала сакрализацию земли и представления производителя о своей особой связи с ней, сохранение значимости правового обычая в регулировании общественных отношений и оформление такой нормативно-правовой системы, в которой нормы государственного и обычного права существовали в неразрывном единстве, что наиболее наглядно проявлялось в регулировании поземельных отношений.

Политическая реальность, в которой пребывали томские аборигены до освоения русскими Сибири, позволила относительно легко и быстро Российскому государству с его евразийской цивилизационной основой установить контроль над новыми территориями. Это было связано с тем, что правила взаимодействия, предложенные московскими правителями, не противоречили представлениям о власти и взаимоотношениях с ней, оформившимся у туземцев под влиянием административно-податной системы государственных и потес гарных образований, в которых они существовали задолго до целенаправленного продвижения русских за Каменный пояс. Определяющим началом в данной структуре организации власти являлось включение в административно-фискальную систему государства как можно большего числа подданных, обязанных ему какой-либо повинностью, поскольку власть была заинтересована не просто в расширении территориальных владений, не в земле как таковой, а в людях, которые жили на земле, получая благодаря труду жизнеобеспечивающий продукт.

Русская колонизация, обусловившая включение территорий Сибири в с9став России, и распространение на её автохтонное население норм государственного права, естественно-географические условия, косвенные факторы не только оказали воздействие на развитие аборигенного землевладения в Томской губернии, но и во многом предопределили черты сходства способов и форм аборигенно-инородческого и русско-крестьянского землевладения и землепользования, а также в какой-то мере идентичность взглядов этих сословных групп на сущность земельной собственности, представлений о своей связи с землёй, правах на неё, об отношениях подданных и власти по поводу землепользования.

Труд, давность приложения труда к земле и податная зависимость от государства — вот тот комплекс условий, который, в понимании аборигенов, определял все имущественные права на земельные угодья различного хозяйственного назначения.

Как собственник большинства земель в Сибири, государство осуществляло право собственности через передачу части правомочий непосредственным производителям и взимание за возможность владеть и пользоваться землёй феодальную ренту. Поэтому оборотной стороной сращенности власти и собственности в системе государственного феодализма являлось своеобразное распределение собственнических прав между субъектами поземельных отношений с принадлежностью исключительного права распоряжения фактическому юридическому собственнику — государству. Но в реальной действительности землепользователи осуществляли различные поземельные операции, так как собственник допускал некоторую свободу держателей в отношении сельскохозяйственных и промысловых угодий. До определённого времени такое взаимопроникновение прав не являлось несообразным ни для одной из сторон правоотношений и снимало противоречия между ними.

В свою очередь, расщеплённость собственнических прав порождала и специфический взгляд производителей на землю как на свою собственность. При этом права владения, пользования и распоряжения земельными угодьями в правосознании аборигенов были слиты, и эта нераздельность предполагала наличие нескольких субъектов собственности: не только государства, но общины и семьи. В этом иерархиезированном переплетении правомочий, когда, по мнению труженика, все субъекты обладали правами владения, пользования и распоряжения землёй, проявлялась хозяйственная культура производителя традиционного общества, в котором отношения земельной собственности отождествлялись с самой землёй, а условиями возникновения собственнических прав выступали труд и давность эксплуатации, в том числе наследование.

Поэтому противоречия между возможностью распоряжаться хозяйственными угодьями и существованием реального собственника в лице государства и самого монарха инородцы, как и крестьяне, не видели, поскольку в правосознании этих групп населения трудовое право собственности было первично по отношению к праву юридическому. Затраты на подготовку земли для производственной деятельности позволяли считать эти земли принадлежащими тому, кто вложил в неё труд, со всеми вытекающими из этого последствиями.

Давность в понимании аборигенов означала, что они как коренные жители местности имеют право на землю, потому что владели и пользовались ею без каких-либо ограничений ещё их предки задолго до прихода русских. И в поземельных спорах они делали упор именно на то, что давность владения, которой обосновывают права на землю крестьяне, не идет ни в какое сравнение с давностью владения самими туземцами как исконными обитателями края. В этом органическом соединении труда и давности в определении поземельных прав, проявлялась двойственная природа не только крестьянина, но и инородца, что также является имманентным свойством труженика традиционного типа общества.

Не противоречило взглядам аборигенов на землю как на собственное владение и выполнение податных обязанностей в пользу государства. По их представлениям, уплата ясака являлась обязательным признаком существования в государстве, что и обеспечивало достаточно широкие права в отношении производственно-хозяйственных территорий. Возможность не только владеть, пользоваться, но и распоряжаться земельными угодьями представлялась производной от податной зависимости. И в этом двуединстве отношений между властью и подданными также проявлялось сходство взглядов инородцев и крестьян. Само правило, согласно которому фискальная зависимость от государства сочеталась с существенными земельными правами, было уяснено аборигенами в дорусский период их истории.

Но поскольку власть не закрепляла за инородцами, как и за крестьянами, прав полного распоряжения землёй, ограничивая правом владения, пользования и присвоения результатов использования её как фактора производства, постольку поземельные отношения автохтонов представляли собой лишь совокупность владельческих прав, а не прав собственности. Представления аборигенов о собственности, в которой не разграничивались сферы владения, пользования и распоряжения и в этом единстве распределялись между несколькими субъектами, не соответствовали ни собственности периода первобытности, ни собственности в современном значении. Это был переходный взгляд на собственность в условиях эволюции общества от традиционного типа к индустриальному.

Основными формами землевладения и землепользования аборигенов Томской губернии были коллективная и индивидуально-семейная в рамках территориальных, большесемейных, соседских общин, а также общин с чертами родового деления. Сохранение у автохтонов общин с чертами родовых отношений было характерно для тех групп, которые ?ie утратили своей этнокультурной и хозяйственной специфики, в меньшей степени испытав на себе воздействие процессов аккультурации и ассимиляции. Родовая оболочка, в которую облекались поземельные отношения в то время, когда вторичный род не был тождественен первобытному роду, была своеобразным спасительным кругом для аборигенов в условиях набиравшей обороты земледельческой колонизации, потому что обозначение территорий как родовых акцентировало исключительность прав на изначально принадлежавшие туземцам земли.

Как и крестьянское, аборигенное землевладение при господстве общинных форм характеризовалось вертикальной и горизонтальной дистрибуцией прав собственности на землю. Вертикальная дистрибуция прав между государством и землепользователями предполагала иерархическую взаимозависимость субъектов поземельных правоотношений, когда государство нормативно-правовыми актами обеспечивало аборигенам возможность владеть и пользоваться промыслово-хозяйственными угодьями, а они несли повинности в пользу государства - верховного собственника земли.

Горизонтальная дистрибуция прав между общиной и семьёй символизировала примат коллективного начала в землепользовании над индивидуально-семейным, ибо в поземельной сфере община не только выполняла регулятивную функцию, производя отводы и наделение общинников землёй, но и представляла интересы коллектива в отношениях с государством и другими категориями держателей. То, что коллективное владение и пользование земельными угодьями было приоритетным для аборигенов, наиболее зримо проявлялось в поземельных конфликтах, в которых они, как и крестьяне, отстаивали свои права, прежде всего, как коллективные землепользователи.

Доминирующим способом приобретения прав на промыслово-хозяйственные угодья у аборигенов был захваг. Земельный простор давал возможность автохтонам свободно занимать земли для хозяйственной деятельности. Постепенно захват трансформировался в вольно-захватный (захвагно-общинный) способ, при котором необходимо было не только захватить известный участок земли, но и постоянно использовать его в производственной деятельности.

Устойчивость вольно-захватного способа землеосвоения была связана с тем, что и к концу XIX в. на территории Томской губернии сохранялся относительный достаток угодий, что позволяло землепользователям занимать земли под сельскохозяйственные нужды и для промыслов сообразно потребностям, производственным интересам и экономическим возможностям. И в этом землепользование туземцев не отличалось от землепользования пришлого земледельческого сословия.

Но вместе с тем, если крестьянин мог претендовать на любой необработанный участок земли, потому что чётко разграничивал землю-территорию, которая никому конкретно не принадлежит (земля «ничья», «Божья»), и землю-ниву, которая плодоносит благодаря усилиям человека, поэтому он и есть её хозяин, то для аборигенов такой захват был возможен лишь в пределах того ареала, который принадлежал данному сообществу, так как для автохтонов не существовало ничейной земли, земли «вообще».

Данные различия во взглядах проистекали из приоритетов в хозяйственной деятельности этих категорий землепользователей. Для крестьян основой жизненного уклада являлось земледелие, имевшее достаточно сложный производственный цикл, связанный с взаимодействием человека и «природной машины». Для многих аборигенов такой основой были промыслы и скотоводство, которые не требовали значительных затрат для получения требуемого продукта. Напротив, при минимальном вмешательстве человека в природный процесс можно было получить жизнеобеспечивающий результат.

Способствовала устойчивому воспроизводству вольно-захватного способа землеосвоения длительная правовая неупорядоченность поземельных отношений, так как на начальном этапе освоения Сибири правительство не вводило жёстко фиксированной земельной нормы, и основой регулирования установленного землепорядка, как правило, являлся обычай. Санкционированные государством и начавшиеся с конца XVIII в. землеустроительные работы только с конца XIX в. начинают проводиться в Томской губернии целенаправленно и повсеместно, что обусловливалось правительственным курсом и а решение аграрного вопроса в европейской части страны за счёт земельного фонда сибирских губерний.

Изменения в способах землепользования происходили по преимуществу естественным путём, когда для этого созревали объективные предпосылки. Отчётливо они обозначились к концу XIX в. и выразились в том, что с расширением переселенческого движения при сохранении экстенсивных мегодов хозяйствования происходило сокращение подходящих для сельскохозяйственной деятельности территорий. И это не только с настоятельной необходимостью требовало осуществления планомерного поземельного устройства населения, но и способствовало переходу от вольно-захватного к уравнительно-душевому пользованию сельскохозяйственными и промысловыми угодьями с усилением регулирующей роли общины. Для части аборигенов эволюция в землепользовании, кроме прочего, была связана с развитием у них земледелия и переходом к оседлости. Несмотря на то, что земледельческое производство для многих из них оставалось лишь подсобным занятием, развитие хлебопашества и переход от кочевого быта к полукочевому и оседлому знаменовали собой близость перехода к переделам и поравнениям.

Изначальная свобода русских заселыциков в освоении новых пространств привела к возникновению и функционированию системы совместного землепользования автохтонов и переселенцев, когда поселения русских и туземцев перемежались между собой, а порой составляли одно целое, как это было в земледельческих районах, где сформировались при господстве общинных порядков сложносоставные русско-инородческие общины.

На первых порах складывавшиеся стихийно в условиях изобилия земель отношения между русскими и автохтонами не носили ярко выраженного конфронтационного характера. А если конфликты и возникали, то касались по преимуществу территорий промыслов, что было связано с изначально охотничье-пушным освоением Сибири. Однако подобная модель поземельных отношений создавала благоприятную среду для возникновения и разрастания в перспективе противоречий между землепользователями, поскольку при отсутствии чётко установленных границ земельных владений при господстве экстенсивных способов производства всё чаще происходили вторжения производителей в пределы хозяйственной деятельности друг друга. В данных обстоятельствах поземельные споры становились достаточно распространённым явлением среди разных групп сельского населения.

И всё же поземельные отношения между аборигенами и русскими отличались особой напряжённостью. Это было закономерным следствием русской колонизации. Первоначально ясачная политика потребовала от государства сохранения за туземцами территорий их исконного проживания и промыслов. И власть разного рода документами объявляла эти территории исключительно владениями автохтонов и неприкосновенными для русских заселыциков.

Но в дальнейшем, с переориентацией экономики Томской губернии с промысловой на земледельческую специализацию, с интенсификацией миграционного потока, изменившего сословно-этническую структуру общества, сосредоточение значительных земельных угодий у аборигенов, многие из которых не использовали их для землепашества, стало расцениваться крестьянами как ничем не заслуженная привилегия. Сыграло здесь свою роль и отношение крестьян к земле как потенциальной ниве. И крестьяне начинали инициировать отторжение пригодных для земледелия территорий у инородцев. В тех районах, где промысел играл важную роль не только в хозяйстве аборигенов, объектом интересов русских переселенцев становились охотничье-рыболовные владения туземцев. Постепенно практика захвата инородческих угодий получила широкое распространение. Это неуклонно вело к сокращению размеров земельных и промысловых владений этой категории пользователей.

Политическая линия российской власти в отношении инородческого землевладения претерпевала изменения на протяжении всего периода хозяйственного освоения Томской губернии. Кратко траекгорию этих изменений можно охарактеризовать как переход от охранительной политики в отношении как самих аборигенов, так и территорий их исконного проживания и хозяйствования к политике отказа от признания за инородцами их особых прав, в том числе и в поземельной сфере.

Изначальная заинтересованность государства в ясачной подати и, как следствие этого, ориентация на пушную специализацию хозяйства автохтонов обусловила государственный патернализм в отношении аборигенного землевладения. Это проявилось не только в документальном закреплении за туземцами земель, но и в конкретных судебных и админстративных решениях по поземельным спорам, в которых инородцы, как правило, получали защиту своих прав от посягательств со стороны других слоев населения.

На первых порах и крестьянская колонизация, разворачивавшаяся в промысловой V зоне автохтонов, не влияла на сущность политики, касавшейся аборигенного землевладения, поскольку государство по-прежнему было заинтересовано в получении с туземцев пушнины. Несмотря на то, что с XVIII в. в действиях центральной власти возникали определённые колебания в вопросе охраны землепользования автохтонов, объяснявшиеся необходимостью ускоренного развития зернового производства для самообеспечения русских поселенцев, линия на сохранение за туземцами угодий, позволявшая выполнять им свою главную обязанность - поставлять для государственной казны мягкую рухлядь, оставалась неизменной.

И в первой половине XIX в. эта политическая линия не претерпела коренного изменения. «Устав об управлении инородцев», которым закреплялся особый правовой статус сибирских автохтонов в социально-сословной структуре российского общества и в котором прописывались права инородцев на «земли ими обитаемые», стал основой для сохранения за аборигенами промыслово-хозяйственных угодий в тех размерах, которыми они владели и пользовались до прихода русских.

Но исподволь начинала усиливаться тенденция, связанная с отказом от практики защиты инородческого землевладения и предполагавшая ликвидацию привилегий инородцев в сфере землепользования. Поначалу еле уловимые эти процессы приобретают всё более видимые очертания во второй половине XIX в. и принимают форму чётко обозначенной государственной политики в конце XIX - начале XX вв., что напрямую было связано с необходимостью проведения всеобъемлющих преобразований российского общества.

Уже с конца XVIII в. появляются сомнения власти в обоснованности претензий аборигенов на исключительное владение и пользование значительными по размерам угодьями. Конкретно эти сомнения были продемонстрированы, во-первых, изъятием документов, которыми подтверждались права аборигенов на исконные земли, во-вторых, решениями различных губернских и высших административных и судебных инстанций, отклонявших притязания инородцев в поземельных тяжбах с русскими поселенцами и самим государством как верховным собственником сибирских территорий.

С конца XIX в. в условиях нового витка модернизации правительство берёт курс на унификацию правового положения всех сибирских землепользователей. Для автохтонного населения это означало упразднение поразрядной системы с переводом всех инородцев в категорию оседлого земледельческого сословия и уравнение в поземельном, податном и административном отношении с крестьянством. Одновременно, при отсутствии у власти потребности в сохранении этнической специфики этой группы населения и всё более явственно проявлявшейся политики русификации, обусловленной стремлением власти к созданию гомогенно-монолитного общества, инородцы в той своей части, которая к началу XX в. ещё не подверглась полной ассимиляции, должны были потерять свою этническую идентичность и слиться с русскими. Таким образом, как социально-статусная и этническая категория сословие инородцев должно было прекратить своё существование, что означало и ликвидацию как экономико-правовой категории инородческого землевладения.

Говоря о причинах трансформаций как в целом государственной аборигенной политики, так и относительно аборигенного землевладения, и о тех последствиях, которые это имело для развития поземельных отношений, необходимо отметить, что своим глубинным основанием эти трансформации были связаны, с одной стороны, с историей формирования и развития как Российского государства, так и самого русского этноса, с особенностями российской цивилизации, являющейся евразийской по своей природе, а с другой, с процессами европеизации всех сторон жизни российского общества, которые постепенно пришли на смену генетически обусловленной евразийской специфике. Поэтому на протяжении всего периода освоения Сибири политическую линию российской власти в этом регионе в разной степени соотношения определяли два противоположных по сути подхода в обосновании задач внутренней и внешней политики: евразийский и европейский.

Примерно до начала XVIII в. во взаимоотношениях правительства и переселенцев из-за Урала с иноэтиическими сибирскими общностями основополагающее влияние оказывало евразийское политическое наследие Московского царства и евразийское начало в русском этносе, который к тому же находился вплоть до конца XIX в. в состоянии «открытости», т. е. незавершённости своей этнической консолидации. С начала XVIII в. модернизационный импульс привёл к переориентации- политики государства на западноевропейскую модель социокультурного развития, что предполагало трансплантацию на российскую почву опыта взаимодействия с иноэтничными общностями, основанного на идеях Просвещения. Эта европейская тенденция по нарастающей и начала проявляться в контактах с сибирскими аборигенами, превратившись к концу XIX в. в доминанту государственно-группового и межличностного взаимодействия.

Но в реальности, вплоть до середины XIX в., как на уровне властных структур, так и на уровне повседневного общения прослеживалось существование не только европейской, но и прежней, евразийской, модели этнополитических взаимоотношений с аборигенами. И это было не случайно, поскольку никакие изменения в обществе не протекают молниеносно, идеи не овладевают людьми мгновенно. Прежде, чем стать основой для новой системы социального взаимодействия, в общественном и индивидуальном сознании должно произойти осмысление инноваций, они должны сформироваться как система ценностей и выкристаллизоваться в убеждения. Однако при устойчивой аморфности этнического самосознания русских этот процесс был дискретным и алогичным. Оттого и политическая практика российской власти представляла собой единство новых, основанных на веяниях просветительских концепций патернализма в отношении народов, отстающих в развитии от цивилизованных стран, и уже опробованных и зарекомендовавших себя с положительной стороны способов взаимосвязи с сибирскими аборигенами, фундаментом которых служила евразийская традиция. С этих позиций, «Устав» М.М. Сперанского, которым было институализировано на основе этнических различий с русскими особое сословное положение сибирских автохтонов, являл собой своеобразный и органичный синтез западноевропейских принципов и евразийских свойств российской цивилизации.

Являясь генетически связанной с теми историческими реалиями, в которых автохтоны существовали до русской колонизации, проводимая правящими кругами России охранительная политика в отношении землевладения аборигенов воспринималась ими как безоговорочное признание «верхами» их исключительных прав на занимаемые земли. И отказ от этой политической линии в конце XIX - начале XX вв. был понят автохтонами как наступление на эти исконные права. Государство же, невзирая на жалобы, прошения, нежелание и прямые отказы туземцев принимать условия своего изменившегося статусного положения и вытекавшую из этого новую модель землепользования, методично шло по пути унификации социально-правовых позиций землепользователей и жёсткой регламентации поземельных отношений, проводя административное, сословно-податное и аграрное реформирование.

История развития поземельных отношений аборигенов Томской губернии XIX -начала XX вв. наглядно показывает, что земля воспринимается людьми не только как главное средство производства и основа их хозяйственной деятельности, но и как важнейшее условие жизни вообще, с которым они связывают своё прошлое, настоящее и будущее. И изменения, предпринимаемые властью во имя достижения прогрессивных целей и затрагивающие интересы широких слоёв общества, но не воспринимаемые ими как необходимые и соответствующие их интересам, ведут к рассогласованности политической элиты и основной массы населения, не способствуют успешному решению задач, вызванных потребностями развития. Когда правящий слой не учитывает готовности общества к преобразованиям, эти преобразования не могут быть ни глубокими, ни последовательными. А население, не ставшее активным субъектом модернизации, не просто не заинтересовано в преобразованиях, но стремится всеми доступными способами убедить власть отказаться от них, видя в нововведениях угрозу собственному стабильному положению.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Леттецкая, Ольга Михайловна, 2011 год

1. ОФИЦИАЛЬНО-ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ИЗДАНИЯ

2. Конституция Российской Федерации : принята всенар. голосованием 12 дек. 1993 г. М., 2008.

3. Гражданский кодекс Российской Федерации. М.: Юрайт-М, 2001. Ч. I—II. 404 с.

4. Земельный кодекс Российской Федерации. Собрание законодательства Российской Федерации, 2001. № 44, ст. 4147. СПб. : «Издательство «Диля», 2002. 96 с.

5. Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик. М. : Юрид. лит., 1983.48 с.

6. Соборное Уложение царя Алексея Михайловича 1649 года // Памятники русского права / под ред. К.А. Софроненко. М. : Гос. изд-во юридич. лит-ры, 1957. Вып. VI. С. 22-455 с.

7. Инструкция межевщикам 13 мая 1754 года // Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. XIV : 1754-1757 гг. С. 104-162.

8. Высочайше утвержденный 22 июля 1822 г. Устав об управлении инородцев // Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. XXXVIII : 1822-1823 гг. С. 394-417.

9. Положение об инородцах. СПб., 1892. Т. II.

10. Устав о судопроизводстве и взысканиях межевых // Свод законов Российской империи. Законы межевые. СПб., 1893. Т. X, ч. II. 250 с.1.. АРХИВНЫЕ ИСТОЧНИКИ Государственный архив Томской области (ГATO):

11. Фонд 1 (Томское Губернское правление), он. 1, д. 14, 1217; оп. 2, д. 53.

12. Фонд 2 (Канцелярия Томского губернатора), оп. 1, д. 56, 100.

13. Фонд 234 (Томский губернская статистическая канцелярия), оп. 1, д. 75, 135, 163, 190, 191, 395, 407, 467.

14. Фонд 240 (Управление земледелия и государственных имуществ Томской губернии), оп. 1, д. 486.1.I. ПЕРИОДИЧЕСКИЕ ИЗДАНИЯ

15. Вострин С. Одна из мер по спасению забытого края // Сибирские вопросы. 1906. № 1. С. 32-47.

16. Георгиев И. Очень холодная война // Аргументы и факты. 2010. 10 февр. С. 9.

17. Жерновков Г. Нарымский край // Сибирские вопросы. 1906. № 4. С. 74-83.

18. Захват инородческих земель // Сибирская жизнь. 1901. 3 авг.

19. Земельно-правовые отношения инородцев на Алтае // Сибирские вопросы. 1908. № 47-48. С. 21-51.

20. Земельные столкновения // Сибирская жизнь. 1901. 24 авг. С. 2.

21. Зятьков Н. С кем воюем? // Аргументы и факты. 2010. 27 янв. С. 4.

22. Из прошлого и настоящего Сибири // Сибирская жизнь. 1902. 17 мая. С. 2—3.

23. К землеустройству в Алтайском округе // Сибирская жизнь. 1901. 4 дек. С. 2.

24. К предъявлению проектов наделов сельскому населению // Сибирская жизнь. 1902. 2 марта. С. 2.

25. Клеменц Д. О предполагаемой экспедиции на крайний Север // Сибирские вопросы. 1909. № 1.С. 14-17.

26. Костиков В. Песня о пионерском галстуке. Почему россияне с трудом прощаются с СССР? // Аргументы и факты. 2010. 10 февр. С. 6.

27. Костиков В. Усушка Родины. У россиян исчезает чувство единства // Аргументы и факты. 2010. 3 марта. С. 6.

28. Кочевые инородцы Кузнецкого уезда Томской губернии по данным 1899 г. // Сибирская жизнь. 1901. 11 марта. С. 1-2.

29. Охрана маралов на Алтае // Сибирская жизнь. 1898. 27 июля. С. 1—2.

30. Письма с Алтая // Сибирская жизнь. 1902. 11 июня.

31. По поводу пересмотра законов об инородцах // Сибирская жизнь. 1902. 25 окт. С. 1-2.

32. Томские хроники (Землеустройство) // Сибирская жизнь. 1902. 30 нояб. С. 2.

33. Тормоз при землеустройстве // Сибирская жизнь. 1901. 20 июня. С. 2.

34. Гамма. Частная аренда земель // Сибирская жизнь. 1901. 5 нояб. С. 2.1.. ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ И СТАТИСТИЧЕСКИЕ ПУБЛИКАЦИИ

35. Адрианов А. Северные предгорья Алтая. Кузнецкий край // Живописная Россия. М., 1884. Т. XI: Западная Сибирь. С. 273-312.

36. Актовые источники по истории России и Сибири XVI-XVIII веков в фондах Г.Ф. Миллера. Описи копийных книг : в 2 т. / отв. ред. H.H. Покровский. Новосибирск : Научно-изд. центр «Сибирский хронограф», 1993. Т. 1. 250 с.

37. Богатырев И. Об ореховом и зверовом промыслах Кумандинских инородцев Бийского уезда// Алтайский сборник. Барнаул, 1908. Т. IX. С. 1—31.

38. Боголепов М. Торговля в Сибири // Сибирь: Её современное'состояние и её нужды : сб. ст. / под ред. С. Мельника. СПб. : Изд-е А.Ф. Девриена, 1908. С. 169-200.

39. Буцинский П.Н. К истории Сибири: Тюмень : Мандрика, 2003. 346 с.

40. Выдрин И.П., Ростовский З.И. Материалы по исследованию почв Алтайского округа. Барнаул, 1899. 171 с.

41. Выдрин И.П., Ростовский З.И. Предварительный- отчет по исследованию почв северной части Алтайского округа. Барнаул, 1896. 67 с. '

42. Горный Алтай и его население / сост. С.П. Швецов. Барнаул, 1900. Т. I, вып. Г : Кочевники Бийского уезда. 164 с.

43. Горный Алтай и его население / сост. С.П. Швецов. Барнаул, 1900. Т. III, вып. I : Переселенческие поселки, образованные в 1878 г. 97 с. Таблицы. 32 с.

44. Горный Алтай и его население / сост. П.М. Юхнев. Барнаул, 1902. Т. III, вып. III : Заимочники Горного Алтая. 30 с.

45. Ефименко А.Я. Крестьянское землевладение* на Крайнем Севере. Б. м., б. г. : оттиск из «Русской мысли». 1882. № VI-VII.

46. Жилинский И.И. Очерк гидротехнических работ в районе Сибирской железной дороги по обводнению переселенческих участков в Ишимской степи,и осушению болот в Барабе. 1895-1904. СПб., 1907. 825 с.

47. Инородцы Сибири // Сибирский торгово-промышленный и справочный календарь на 1899 год, год шестой. Томск : Изд-е Ф.П. Романова, 1899. С. 350-388.

48. Каинские инородцы // Журнал Министерства Внутренних Дел. СПб, 1858. Кн. 5-6. С. 9— 13.

49. Кастрен М.А. Путешествие из Нарыма в Томск // Сочинения : в 2 т. / под ред. С.Г. Пархимовича. Тюмень : Мандрика, 1999. Т. 2 : Путешествия в Сибирь (1845-1849). С. 113-133.

50. Кауфман A.A. Крестьянская община в Сибири: По местным исследованиям 1886-1892 гг. СПб., 1897. XI, 277 (2)с.

51. Кауфман A.A. Крестьянское землепользование и хозяйство Тобольской и Томской губерний. СПб., 1894. 428 с.

52. Кауфман A.A. Земельный вопрос и переселение // Сибирь: Её современное состояние и её нужды : сб. ст. / под ред. С. Мельника. СПб.: Изд-е А.Ф. Девриена, 1908. С. 79-140.

53. Клеменц Д. Население Сибири // Сибирь: Её современное состояние и её нужды : сб. ст. / под ред. С. Мельника. СПб. : Изд-е А.Ф. Девриена, 1908. С. 37-78.

54. Ковалевский М. Труд как источник права собственности на землю в Малороссии и на Украине // Юридический Вестник. М., 1892. Т. XI, кн. 1-2. С. 3-35.

55. Колонизация Сибири в связи с общим переселенческим вопросом. СПб. : Изд-е Комитета Министров, Гос. Типография, 1900. 374 с.

56. Маслов П. Земледельческое хозяйство после революции // Общественное движение в России в начале XX в. / под ред. JI. Мартова, П. Маслова и А. Потресова. СПб., 1910. Т. IV, ч. 1.С. 3-32.

57. Материалы по исследованию арендного хозяйства в Алтайском округе / сост. С.П. Швецов. Барнаул, 1896. Т. I : Частная обрабатывающая промышленность в Алтайском округе. 233 с.

58. Материалы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Томском округе / сост. С.П. Швецов и П.М. Юхнев. Барнаул, 1898. Т. II, вып. II : Землевладение и землепользование. 283 с. Приложения. 27с.

59. Миллер Г.Ф. Путешествие по воде вниз по Томи и Оби от Томска до Нарыма. 1740 г. // ~ Сибирь XVIII века в путевых описаниях Г.Ф. Миллера. История Сибири. Первоисточники. Новосибирск : Научно-изд. центр «Сибирский хронограф», 1996. Вып. VI. 312 с.

60. Нагнибеда В.Я. Томская губерния. Статистический очерк. 2-е доп. изд. Томск, 1920. Вып. 1.41 с.

61. Нагнибеда В.Я. Нарымский край. Материалы статистико-экономического исследования 1910-1911 гг. Томск, 1927. 640 с.

62. Нарымский край. Сводка1 отчетных данных по обследованию в 1908-1909 гг. чинами ■ Томской Переселенческой организации левобережной по Оби — части Нарымского края.1. Томск, 1910. 76 с.

63. Несарс-Несарцев H.H. Материалы к изучению обычного права инородцев Минусинского уезда// Сибирский наблюдатель. 1905. Кн. 3. С. 32-46.

64. Обзор Томской губернии за 1882 г. Томск : Губернская типография, 1883. 68 с.

65. Обзор Томской губернии за 1885 г. Томск : Губернская типография, 1886. 48 с.

66. Обзор Томской губернии за 1890 г. Томск : Губернская типография, 1891. 65 с.

67. Обзор Томской губернии за 1892 г. Томск : Губернская типография, 1893. 66 с

68. Обзор Томской губернии за 1894 г. Томск: Губернская типография, 1895. 48 с.

69. Обзор Томской губернии за 1902 г. Томск : Губернская типография, 1904. 53 с.

70. Обзор Томской губернии за 1903 г. Томск : Губернская типография, 1904.41 с.

71. Обзор Томской губернии за 1904 г. Томск : Губернская типография, 1905.40 с.

72. Обзор Томской губернии за 1910 г. Томск : Губернская типография, 1912. 55 с.

73. Обзор Томской губернии за 1911 г. Томск : Губернская типография, 1912. 64 с.

74. Обзор Томской губернии за 1912 г. Томск : Губернская типография, 1914. 61 с.

75. Обзор Томской губернии'за 1914 год в сельскохозяйственном отношении. Томск, 1915. 440 с.

76. Оссовский Г.О. Геогидрологические исследования Барабы. Отчет о командировке по исследованию водоснабжения переселенческих участков в Барабе, состоявшейся летом 1894 г. по поручению Г. Томского Губернатора. Томск, 1895. 156 с.

77. Оссовский Г.О. Геогидрологические исследования Томского и Мариинского округов. Отчет о командировке по исследованию водоснабжения маловодных переселенческих участков в.Томском и Мариинском округах, состоявшейся летом 1895 г. по поручению Г.

78. Томского Губернатора. (С приложением отчетной карты). Томск : Изд-е Томского Губ.

79. Стат. Комитета, 1896. 114 с.

80. Остафьев В.А. Бытовые формы сибирского крестьянского землевладения и землепользования // Юридический Вестник. М., 1892. Т. X, кн. 1. С. 45-74.

81. Отрыганьев А.В. Краткое описание Западной части Нарымского края. Материалы к изучению колонизационных районов Азиатской России / под ред. К.Д. Глинки. СПб,1910. 40 с.

82. Патканов С.К. О приросте инородческого населения Сибири. Статистические материалы для освещения вопроса о вымирании первобытных племен. СПб : Изд-во Импер. АН,1911. 210с.

83. Переселения и заготовка земель для переселенцев. (Важнейшие цифровые данные за последние годы). СПб., 1907.

84. Переселение и землеустройство за Уралом в 1906-1910 гг. и отчет по переселению и землеустройству за 1910 г. СПб., 1911. 501 с.

85. Поездка по Западной Сибири и в Горный Алтайский Округ Н.М. Ядринцева (по поручению ЗСО ИРГО) // Записки Западно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества. Омск, 1879. Кн. I. С. 1-144.

86. Потанин Г.Н. Инородцы Алтая // Живописная Россия. 1884. Т. XI. С. 253-272.

87. Потанин Г.Н. В юрте последнего киргизского царевича (Из поездки в Кокчетавский уезд) // Русское богатство. 1896. Кн. 8. С. 66-80.

88. Потанин Г.Н. Нужды Сибири // Сибирь: Её современное состояние и её нужды : сб. ст. / под ред. С. Мелышка. СПб. : Изд-е А.Ф. Девриена, 1908. С. 260-294.

89. Самохвалов М.М. Кузнецкий Алатау (Инородцы западного склона и южной части хребта) // Сибирский наблюдатель. 1902. Кн. 7. С. 1-13.

90. Самохвалов М.М. Кузнецкий Алатау (Инородцы западного склона и южной части хребта) // Сибирский наблюдатель. 1902. Кн. 8. С. 1-10.

91. Самохвалов М.М. Кузнецкий Алатау (Инородцы западного склона и южной части хребта) // Сибирский наблюдатель. 1902. Кн. 11. С. 21-41.

92. Сибирь и Великая сибирская железная дорога. СПб., 1893.

93. Соболев М. Добывающая и обрабатывающая промышленность Сибири // Сх*бирь: Её современное состояние и её нужды : сб. ст. / под ред. С. Мельника. СПб. : Изд-е А.Фд Девриена, 1908. С. 141-168.

94. Солдатов В. Формы общинного землепользования в Томской губернии (очерк) // Сибирский наблюдатель. 1904. Кн. 9-10. С. 11-22.

95. Солдатов В. Формы общинного землепользования в Томской губернии (очерк) // Сибирский наблюдатель. 1904. Кн. 11-12. С. 1-36.

96. Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. СПб., 1904. Том LVI (56): Томская губерния. 296 с.

97. Успенский Г.И. Власть земли. Очерки и рассказы 1882—1883 г. // Успенский Г.И. Полное собрание сочинений. М. : Изд-во АН СССР, 1949. Т. VIII. 646 с.

98. Фальк И.П. Путешествие от С. Петербурга до Томска // Полное собрание ученых путешествий по России. СПб., 1824. Т. 6 : Записки путешествия академика Фалька. 546 с.

99. Филимонов Е.С. Материалы по вопросу эволюции землевладения. Пермь, 1895. Вып. 1 : Формы волостного землевладения в Северо-Западной Барабе. 62 с.

100. Чмелев Н. К вопросу об урожаях хлебов и трав в 1900 и 1901 году в Бийском уезде // Сибирский наблюдатель. 1902. Кн. 4. С. 104-110.

101. Чмелев Н. К вопросу об урожаях хлебов и трав в 1900 и 1901 году в Бийском уезде // Сибирский наблюдатель. 1903. Кн. 3. С. 133-137.

102. Энгельгардт А.Н. Из деревни 12 писем 1872-1887. СПб., 1999. 714 с.

103. Ю.Г. Кочевники Горного Алтая // Сибирский наблюдатель. 1902. Кн. 12. С. 1-14.7410. Горб-кий. Об урегулировании крестьянского и инородческого землепользования в Сибири//Сибирский наблюдатель. 1902. Кн. 3. С. 15-24.

104. Ю. Г-аго. От Алтая до Урала// Сибирский наблюдатель. 1903. Кн. 8. С. 54-64.

105. Ядринцев II.M. Сибирь как колония: Современное положение Сибири. Её нужды и потребности. Её прошлое и будущее // Ядринцев Н.М. Сочинения. Тюмень : Изд-во Ю. Мандрики, 2000. Т. 1. 480 с.

106. Ядринцев II.M. Сибирские инородцы, их быт и современное положение // Ядринцев Н.М. Сочинения. Тюмень : Изд-во Ю. Мандрики, 2000. Т. 2. 336 с.

107. Якобий А.И. Угасание инородческих племен Тобольского севера // Живая старина. 1896. Вып. III-IV. С. 267-272.1. V. ЛИТЕРАТУРА

108. Абдулатипов Р.Г, Болтенкова Л.Ф., Яров Ю.Ф. Федерализм в истории России : в 3 кн. М. : Республика, 1992. Кн. 1. 383 с.

109. Аврех А.Я. О природе российского самодержавия // Система государственного феодализма в России : сб. ст. / ред. кол. A.M. Анфимов, Л.В. Данилова (отв. ред.), С.Ю. Королева. М.: ИРИ РАН, 1993. Вып. 2. С. 254-331.

110. Актуальные теоретические проблемы современной исторической науки : матер, «круглого стола» (29 октября 1991 г.) // Вопросы истории. 1992. № 8-9. С. 159-166.

111. Актуальные проблемы теории истории : матер, «круглого стола» (12 января 1994 г.) // Вопросы истории. 1994. № 6. С. 45-103.

112. Александров В.А. Творческий путь В.И. Шункова // Русское население Поморья и Сибири (Период феодализма) : сб. ст. памяти члена-корр. АН СССР В.И. Шункова. М. : Наука, 1973. С. 10-23.

113. Александров В.А. Сельская община в России (XVII начало XIX в.) / В.А. Александров; АН СССР, Ин-т этнографии им. H.H. Миклухо-Маклая. М. : Наука, 1976. 323 с.

114. Александров В.А. Проблематика системы государственного феодализма в Сибири XVII века // История СССР. 1977. № 1. С. 97-108.

115. Александров В.А. Возникновение сельской общины в Сибири (XVII в.) // История СССР. 1987. № 1.С. 54-68.

116. Ануфриев Е.А., Лесная Л.В. Российский менталитет как социально-политический и духовный феномен // Социально-политический журнал (Социально-гуманитарные знания). 1997. № 4. С. 28-14.

117. Асалханов И.А. Сельское хозяйство Сибири конца XIX начала XX в. Новосибирск : Наука. Сиб. отд-е, 1975. 267 с.

118. Ахиезер A.C. Российская цивилизация: специфика массовых решений // Философские науки. 2004. №6. С. 5-31.

119. Барг М.А. Цивилизационный подход к истории: дань конъюнктуре или требование науки // Цивилизация : сб. ст. М.: Наука, 1993. Вып. 2. С. 8-17.

120. Бакланова E.H. Крестьянский двор и община на русском Севере: Конец XVII начало XVIII в. / E.H. Бакланова; АН СССР; Ин-т истории СССР. М. : Наука, 1976. 221 с.

121. Балюк H.A. Земледельческое хозяйство Западной Сибири в XVII начале XVIII вв. // Земледельческое хозяйство в Западной Сибири в XVII - нач. XVIII в. : сб. архивных источников. Тюмень : Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2001. С. 3-18.

122. Бахрушин C.B. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. // Бахрушин C.B. Научные труды. М. : Изд. АН СССР, 1955. Т. III : Избранные работы по истории Сибири XVI-XVII вв. Ч. 1: Вопросы русской колонизации Сибири в XVI-XVII вв. С. 13-160.

123. Бахрушин C.B. Самоеды в XVII в. // Бахрушин C.B. Научные труды. М. : Изд. АН СССР, 1955. Т. III : Избранные работы по истории Сибири XVI-XVII вв. Ч. 2 : История народов Сибири в XVI-XVII вв. С. 5-12.

124. Бахрушин C.B. Ясак в Сибири XVII в. // Бахрушин C.B. Научные труды. М. : Изд. АН СССР, 1955. Т. III : Избранные работы по истории Сибири XVI-XVII вв. Ч. 2 : История народов Сибири в XVI-XVII вв. С. 49-85.

125. Бахрушин C.B. Остяцкие и вогульские княжества // Бахрушин C.B. Научные труды. М. : АН СССР, 1955. Т. III : Избранные работы по истории Сибири XVI-XVII вв. Ч. 2 : История народов Сибири в XVI-XVII вв. С. 86-152.

126. Бахрушин C.B. Сибирские служилые татары в XVII в. // Бахрушин C.B. Научные труды. М. : АН СССР, 1955. Т. III : Избранные работы по истории Сибири XVI-XVII вв. Ч. 2 : История народов Сибири в XVI-XVII вв. С. 153-175.

127. Бернар И., Колли Ж.-К. Толковый экономический и финансовый словарь: французская, русская, английская, немецкая, испанская терминология : в 2' т. / пер. с фр. М. : Междунар. отношения, 1997. T. II 760 с.

128. Бицилли П.М. Два лика евразийства // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн : антология. М. : Наука, 1993. С. 279-291.

129. Блок М. Феодальное общество / пер. с фр. М.Ю. Кожевниковой. М. : Изд-во им. Сабашниковых, 2003. 504 с.

130. Бородин Е.Т. К вопросу об особенностях исторического развития России (XVI-XX вв.) // Система государственного феодализма в России : сб. ст. / ред. кол. A.M. Анфимов, Л.В. Данилова (отв. ред.), С.Ю. Королева. М. : ИРИ РАН, 1993. Вып. 1. С. 412-450.

131. Бояршинова З.Я. Население Томского уезда в первой половине XVII в. // Труды Томского государственного университета. Серия историческая. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1950. Т. 112. С. 23-210.

132. Бояршинова З.Я. К вопросу о развитии русского земледелия в Томском уезде в XVII в. // Материалы по истории земледелия СССР. М. : АН СССР, 1952. Сб. 1. С. 246-278.

133. Бояршинова З.Я. О формировании сословия государственных крестьян в Сибири (XVIII-первой четверти XIX вв.) // Вопросы истории Сибири : сб. ст. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1964. Вып. 1.С. 44-55.'30.