Лингвокультурологическая специфика текстов публичных выступлений в современном русском политическом дискурсе: на примере выступлений должностных лиц Таджикистана тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, доктор филологических наук Усмонов, Рустам Ахмаджонович

• Усмонов, Рустам Ахмаджонович
• доктор филологических наук
• 2012

Оглавление диссертации доктор филологических наук Усмонов, Рустам Ахмаджонович

Оглавление

Введение

1. Политический дискурс современного Таджикистана как объект лингвокультурного исследования

1.1. Политический дискурс как объект изучения лингвистики

1.1.1. Основные направления исследования политического дискурса в современной лингвистике

1.1.2. Политический дискурс в языке культуры: содержание, функции, базовые концепты

1.1.3. Истинностный, ценностный и эмотивный аспекты политического дискурса

1.1.4. Жанрово-стилистическая природа политического дискурса

1.1.5. Синтактика и семиотика политического дискурса

1.1.6. Президентский дискурс как векторная составляющая политического дискурса государства

1.2. Русский язык и становление национальной политической риторики в культуре и политике Таджикистана

1.2.1. История и ключевые моменты взаимодействия русской и таджикской культур на протяжении XX века

1.2.2. Становление национальной политической риторики

1.2.3. Русский язык в современном Таджикистане

1.2.4. Законодательно закрепленный статус русского языка

Выводы

2. Референциальный аспект политического дискурса современного Таджикистана

2.1. Феномен неточной референции: семантика и прагматика

2.1.1. Абстрактность и широта значения

2.1.2. Идеологическая полисемия: демократия, ислам, глобализация

2.2. Особенности референциального манипулирования в современном политическом дискурсе Таджикистана

2.2.1. Эвфемизация в характеристике политической и экономической

ситуации в Таджикистане

2.2.2. Дисфемизация как стратегия принижения денотата

2.2.3. Тайна и намек в политическом дискурсе Таджикистана

Выводы

3. Категоризация и концептуализация в политическом дискурсе современного Таджикистана

3.1. Категоризация политической реальности в политическом дискурс современного Таджикистана

3.1.1. Вербальные знаки интеграции с народом, странами

3.1.2. Атональные знаки борьбы с оппозицией

3.1.3. Политическая афористика как семиотическая подсистема

3.2. Базовые концепты таджикистанского политического дискурса

3.2.1. Концепт «Власть»

3.2.2. Концепт «Политик»

Выводы

Глава 4. Метафорика политического дискурса современного Таджикистана: семантика когнитивных метафор

4.1. Источники метафорической экспансии

4.1.1. Метафорическая модель со сферой-источником «История»

4.1.2. Метафорическая модель со сферой-источником «Ислам»

4.1тЗ.-Метафорическая модель со сферой-истонником «С_емья>ь

4.1.4. Метафорическая модель со сферой-источником «Школа»

4.1.5. Метафорическая модель со сферой-источником «Строительство, здание»

4.1.6. Метафорическая модель со сферой-источником «Путь, путеводительство»

4.1.7. Метафорическая модель со сферой-источником «Свет, огонь»

4.1.8. Метафорическая модель со сферой-источником «Организм»

4.1.9. Метафорическая модель со сферой-источником «Война»

4.1.10. Метафорическая модель со сферой-источником «Артефакт»

4.1.11. Метафорическая модель со сферой-источником «Неживая природа»

4.1.12. Метафорическая модель со сферой-источником «Живая природа»

4.1.13. Метафорическая модель со сферой-источником «Театр»

4.1.14. Метафорическая модель со сферой-источником «Спорт и игра»238

4.1.15. Метафорическая модель со сферой-источником «Механизм, промышленность»

4.1.16. Метафорическая модель со сферой-источником «Сельское хозяйство»

4.2. Мишени метафорической экспансии

4.2.1 Факторы национальной самоидентификации как мишень метафорической экспансии

4.2.1 Соседние страны как мишень метафорической экспансии

Выводы

Заключение

Список источников текстовых примеров

Список использованной литературы

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Лингвокультурологическая специфика текстов публичных выступлений в современном русском политическом дискурсе: на примере выступлений должностных лиц Таджикистана»

Введение

На рубеже XX -XXI вековполитический дискурс стал весьма актуальным объектом исследования. Так, развитие когнитивной лингвистики привело к признанию роли политического дискурса в формировании языковой картины мира: фактически, политический дискурс является не только способом отражения и осмысления в языке объективных процессов, но и, как показывают исследования, способом формирования представлений, сюжетов, мифов в общественном сознании. Применяемые для этого средства - метафорическая концептуализация действительности, мифологизация общественной жизни, интегральные и атональные знаки, неслучайные тропы и фигуры речи. В зарубежном языкознании данная проблематика разрабатывалась, начиная с середины ХХвека, в России - после перестройки, в науке Таджикистана до настоящего времени еще не становилась объектом комплексного исследования.

Объектом настоящего исследования является русскийполитический дискурс современного Таджикистана, понимаемый как институциональный дискурс, основная интенция которого - борьба за власть. В качестве предмета исследования выступают: особенности референции, семиотические характеристики и метафорика русскоязычного политического дискурса современного Таджикистана. Политический дискурс современного Таджикистана включает развитую систему метафорической концептуализации. Выбор рус^ ского языка при исследовании политического дискурса страны связан с важнейшей ролью русского языка и как языка межнационального общения и как языка внешней политики в Таджикистане. Несмотря на законодательно ут-вержденноеуменьшение роли русского языка в Таджикистане, в реальности русский язык остается важнейшим традиционным и кодифицированным языком официально-делового общения, языком политики.

Актуальность избранной темы определяется следующими моментами:

1. В мировом пространстве возрастает значимость политической коммуникации, поскольку демократическое социальное устройство предполагает

5

открытое обсуждение вопросов власти, ее передачи и сохранения, а язык власти имеет непосредственное отношение к политическим проблемам. В последние годы многие работы посвящены тем или иным аспектам исследований политического дискурса, однако комплексное исследование проблем политического дискурса на материале современного Таджикистана еще не проводилось.

2. Дискурс вообще и политический дискурс в частности являются объектом научных исследований и дискуссий. Требует уточнения знаковая природа дискурса, истинностный и ценностный аспекты его, процесс концептуализации действительности в нем и влияния его на общественное сознание.

3. В последние два десятилетия Таджикистан прошел долгий путь от постсоветской раздробленности и гражданской войны до формирования демократического, светского, правового государства; этот путь сопровождался построением своеобычного политического дискурса, отражающего этапы становления государственности и различные дискурсивные источники. Диахронический аспект становления политического дискурса в отдельно взятой стране еще не анализировался.

4. Политический дискурс современного Таджикистана является показательным объектом исследования и представляет собой вариант построения самостоятельного постсоветского политического языка отдельно взятой страны; в этом процессе одновременно отражаются и формулируются принципы самоидентификации нации, государственности современного Таджикистана.

Цель настоящего исследования - проведение комплексного анализа политического дискурса современного Таджикистана в наиболее показательных аспектах. В связи с поставленной целью предполагается решение следующих задач:

1) охарактеризовать основные концепции исследований политического дискурса в современной лингвистике, выявить его основные черты и особенности;

2) определить место и значимость русского языка в общественной жизни, в культуре и политике современного Таджикистана;

3) выявить особенности референциальности политического дискурса современного Таджикистана;

4) раскрыть природу семиотики и концептуализации действительности, проявляющуюся в политическом дискурсе современного Таджикистана;

5) описать метафорическое пространство политического дискурса современного Таджикистана.

Научная новизна. Впервые в данном исследовании описывается комплексная лингвоконцептуальная модель построения политического дискурса в Таджикистане как отдельно взятой стране постсоветского пространства, определены его семантические, семиотические и концептуальные параметры, охарактеризованы его базовые концепты («власть», «политика»), особенности метафорической системы политического дискурса современного Таджикистана. В связи с этим исследуются родовые признаки политического дискурса. Отмечается, что исследование текста публичного выступления предполагает выявление признаков, черт, принципов его структурного оформления, составляющих компонентов и композиционного строения. Обращая внимание на многомерность речемыслительного пространства политического текста и используя разработку понятийного аппарата семиотики применительно к лингвистике, возможно представить процесс пуб л и ч н ого~общёния с помощью модели, включающей интенциональный фактор, фактор оценки и ментальной реакции.

В данном исследовании отмечается, что как и всякий языковой знак, текст политического диалога имеет универсальные и частные черты. Это прежде всего целостность и связность, проявляющиеся в континуальном смысловом единстве его компонентов. Кроме того тексту политического дискурса присущи хронотопность, т.е. обязательное наличие пространственных и темпоральных отношений, и информативность. Для политического

диалога характерны также интерсубъективность, интенциональность, в большей степени, чем публичному монологу модальность.

Впервые в данной диссертации рассматривается «Политическая афори-стика как семиотическая подсистема». В её рамках выделяются такие жанры: собственно афоризм, пословица, заголовок, лозунг, девиз, программное заявление, фраза-символ и другие. Приведённые в этом параграфе примеры убеждают в правомерности такой классификации.

Здесь подчёркивается та мысль, что политическая метафора является инструментом для осмысления, моделирования и оценки политических процессов. В ней отражаются социально-психологические и политические процессы, личностные качества государственных деятелей.

Рассматриваются метафорические модели со сферами-источниками «История», «Ислам», «Семья», «Школа», «Организм», «Война» и др. а также тема «Мишени метафорической экспансии», включающая параграфы «Факторы национальной самоидентификации» (самоидентификация нации через величие предков: именно в истории политические элиты Таджикистана склонны искать проявления таджикского политического опыта прошлого.

Теоретическая значимость работы состоит в углублении теории дискурса, уточнении его лингвокультурного статуса, в разработке категориального аппарата, интегрирующего категории прагмалингвистики, когнитивной лингвистики, семиотики, метафорологии; в разработке концепции исследования политического дискурса одного государства в период становления его государственности.

Практическая ценность выполненного исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в разработке лекционных курсов по общему языкознанию, в спецкурсах по политической лингвистике текста и когнитивной лингвистике, социолингвистике, в практическом курсе интерпретации политических текстов, а также могут бытьполезны исследователям и специалистам в области политической коммуникации.

Методологической основой исследование стало положение о диалектической взаимосвязи сознания, языка и культуры, образного и логического в языке и мышлении.

Для решения поставленных в диссертации задач использовались общенаучные методы понятийного анализа, интроспекции, и лингвистические методы компонентного, контекстуального, интерпретативного анализа. Предпринятое исследование политического дискурса современного Таджикистана соединяет в себе также элементы дескриптивно-риторического, дескриптивно-содержательного и когнитивного подходов.

Теоретической базой данного исследования послужили работы лингвистов в области лингвокультурологии (В.В.Воробьева, В.А.Масловой, И.Г.Ольшанского, В.М.Шаклеина,Е.Е.Юркова,)семиотики и лингвосемиоти-ки (Р. Барт, У. Эко, Т. Себеок, Ю.М. Лотман, Ю.С. Степанов, Ю.И. Левин), лингвистики текста и теории дискурса (Н.Д.Арутюновой, Р. Водак, Т. ван Дейк, П. Серио, В.В. Богданов, Б.М. Гаспаров, M.J1. Макаров, В.И. Карасик, А.Г. Баранов, W. Dieckmann, W. Holly, М. Coulthard), теории риторики (К.П. Зеленецкий, Ю.В. Рождественский, А.К. Михальская, R. Bachem), когнитивной лингвистики (Дж. Лакофф, Ч. Филлмор, Е.С. Кубрякова, А.Н. Баранов, В.В. Красных), прагмалингвистики (Дж. Остин, Дж. Серль, Б. Ю. Норман, В.И. Шаховский, Г.Г. Почепцов, D. Bolinger, R. Lakoff, G. Leech), социолингвистики (Л.П. Крысин, Н.Б. Мечковская), политической социологии (П. Бурдье, С. Московичи, М. Вебер, Н. Смелзер),лингвострановедении(Е.М. Верещагина,В.Г. Костомарова,).

Важнейшей опорой при исследовании когнитивной структуры политического дискурса явилась схема политической метафорики, разработанная в трудах Э.В. Будаева и А.П. Чудинова. Проведенный анализ показал состоятельность предложенной ими типологии источников политической метафоры (физиологическая метафора, артефактная метафора и др.), и в типологии мы опирались на предлагаемую ими схему, трансформируя ее в соответствии с лин-гвокультурными особенностями материала исследования.

Материал исследования. При исследовании политического дискурса материал играет определяющую роль - значительно большую, чем в традиционных работах, задачей которых является системное описание языковых единиц. Для политического дискурса характерно сочетание универсальных и специфических этнокультурных характеристик. Политический дискурс современного Таджикистана имеет ряд универсальных характеристик, объединяющих его как с российским политическим дискурсом, так и с исламским, и с либерально-демократическим дискурсом Запада. Вместе с тем культурно-специфические характеристики объекта данного исследования, а также избранные хронологические рамки требуют раскрытия особенностей современной культурной, коммуникативной, социальной картины жизни Таджикистана.

Материал исследования представлен записями политического дискурса современного Таджикистана на русском языке. Выбор русского языка видится принципиальным, так как, являясь языком межнационального общения и культурного наследия в современном Таджикистане, русский язык, как показывает материал исследования, далеко не потерял своих позиций в обществе, культуре, общественно-политической жизни; он является также языком внешней политики государства. Корпус исследованных нами записей политического дискурса Таджикистана на русском языке, составленный рядом сборников внешенеполитических текстов, выступлений речей прёзидента^и отдельными статьями, всего более 2500 страниц, является уже свидетельством особой роли русского языка в политических координатах государства.

В работе использованы материалы прессы, издания официального Таджикистана (администрация Приезидента, министерство иностранных дел), электронных ресурсов за период 1992-2011 гг.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Политический дискурс является одной из разновидностей институционального дискурса, вступающей в сложное взаимодействие с другими видами институциональных и неинституциональных дискурсов; большое знаю

чение здесь имеет социальный контекст политической речи, когнитивные аспекты, а также двоякособытийность политического выступления, явленного одновременно и как текст, и как его продуцирование/восприятие.

2. Поиск истоков и опор национальной идентичности в политическом дискурсе Таджикистана привел к актуализации идеи великого исторического наследия таджикской цивилизации. Объявление единства ирано-таджикского культурного наследиясталодискурсивным приемом самоидентификации нации, начиная с середины 1990-х годов, развившимся на почве таджикскойи-деологиив советской историографии (Б.Гафуров), филологии (И.Брагинский И др.).

3. Хронологический анализ политического дискурса показывает усиление исламских позиций к исходу 2000-х годов: на протяжении 1990-2000-хв политическом дискурсе Таджикистана ислам приобретает черты важнейшего источника метафор, а идентификация Таджикистана происходит через его метафорическое же отождествление с райской землей.

4. Временной срез позволяет выявить полисемию в политическом дискурсе официального Таджикистана на примере понятий демократия, ислам, глобализация, отличающихся нечеткой референцией [в понимании Е.И. Шей-гал: Шейгал, 2000].

5. Образ Таджикистана регулярно синекдохически эвфемизируется: Таджикистан не называется, но подразумевается при описании стран, которые остро нуждаются в помощи мирового сообщества.

6. В современном политическом дискурсе Таджикистана власть концептуализируется в ряде метафорических образов, среди которых важнейшим является укорененная в советском дискурсе метафора власть-корабль, работающая как оправдание однопартийной политики («Партия - наш рулевой»). Политик позиционируется как разносторонняя личность: одновременно и ученый, и культурный деятель, принадлежащий к народу и родной земле. Концептуализация выявляет интенцию осмысления политика не как части народа, но как противопоставленной ему элиты.

7. Политический дискурс современного Таджикистана формируется под влиянием как советского политического дискурса (как времени и источника становления политики Таджикистана и самой государственной единицы), так и аксиологии и метафорической системы политического языка ислама. Это соответствует декларируемой в Таджикистане политике «открытых дверей», а обозначение своей страны как Срединной Земли в речи Президента Эмомали Рахмона свидетельствует о стремлении к балансу между противоречивыми влияниями внешней и внутренней политики.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования докладывались автором на международных конференциях в Москве (Международная научно-практическая конференция, посвященная 50-летию РУДН, 2009 г.), Тегеране (Международная конференция преподавателей персидского языка и литературы, 2009 г.), Душанбе (Международная конференция «Б. Гафуров - видный исследователь истории Средней Азии»), Худжанде и других городах, а также на научных семинарах и конгрессах. Всего по теме диссертации имеется 37 публикаций общим объемом 20,6 п.л., в том числе одна монография, 15 статей в Ведущих журналах и изданиях, рекомендованных ВАК Министерство образования и науки РФ, содержащие важнейшие положения защищаемой работы.

Объем и структура работы. Диссертация включает введение, четыреТлавы, заключение и список литературы, а также список источников текстовых примеров.

Во введении определяется предмет и цель исследования, обосновывается актуальность темы, научная новизна, доказывается теоретическая значимость и практическая ценность работы, формулируются основные положения, выносимые на защиту, определяется материал и методы исследования.

В главе I «Политический

дискурссовременногоТаджикистанакакобъектлингвокультурногоисследовани

я»дается обзор основных направлений исследования политического дискурса

12

в современной лингвистике и определяются базовые поня-тия;охарактеризованы границы и содержание политического дискурса, системообразующие признаки и функции, описываются базовые концепты; также охарактеризован статус русского языка в современном Таджикистане.

В главе II «Особенности референции в политическом дискурсе современного Таджикистана» охарактеризован феномен неточной референции, характерный для политического дискурса, и проанализированы особенности референциального манипулирования в политическом дискурсе.

В главе 111 «Семиотика политического дискурса современного Таджикистана» рассматривается политический дискурс как знаковая система, охарактеризованы знаки, относящиеся к базовой когнитивной дихотомии «свои-чужие», рассмотрены особенности политической афористики в современном Таджикистане, а также базовые концепты политического дискурса.

В главе IV «Метафорика политического дискурса современного Тад-жикистана»охарактеризована метафорическая структура политического дискурса современного Таджикистана с точки зрения источников метафорической экспансии.

В заключении подводятся итоги работы и намечаются перспективы дальнейшего исследования.

1.Политический дискурс современного Таджикистана как объект лингвокультурного исследования

Распад Советского Союза, став важнейшим событием мировой геополитики конца XIX века, привел к становлению на постсоветской территории новых систем государственности, а, следовательно, - и к выработке новой политической риторики, в частности, политической риторики Таджикистана. Риторика Таджикистана отличается лингвокультурной спецификой, заключающейся, во-первых, в эстетико-символическойэнергетике языковых знаков, во-вторых, в особенностях ненаследственной (приобретённой) информации и, в-третьих, в духовныхценностях народа как создателя и носителя лингвокуль-туры.

За последний век своей истории государство Таджикистан пережило множество глобальных потрясений. Формирование отдельной таджикской республики в составе СССР стало первым шагом к самостоятельности и независимости таджикского народа; распад советского государства привел к формированию национальных независимых государств; этот путь прошел и Таджикистан. Становление суверенитета далось стране и народу крайне тяжело: для достижения стабильного положения Таджикистан пережил гражданскую войну, экономический кризис, политическую нестабильность.

Формирование государства шло неразрывно с формированием собственного политического языка Таджикистана. В эпоху СССР политический дискурс республики строился по канонам советской политической риторики, однако с распадом Союза стала формироваться собственная риторика, опирающаяся на культуру народа. Усилению позиций национального языка способствовало принятие законов, утверждающих статус таджикского языка как государственного. При этом, несмотря на то, что доля русскоязычного населения в Таджикистане составляет около 1%, русский язык законодательно является языком международного общения, связывающим культуру и науку народов постсоветского пространства.

Поэтому политический дискурс Таджикистана имеет и русское измерение, что доказывает, в частности, наличие в Таджикистане русскоязычной прессы, а также перевод на русский язык собрания выступлений таджикского лидера - Президента республики Эмомали Рахмона.

Таджикский политический дискурс еще не был объектом исследования в советской гуманитарной науке; однако более чем двацитилетие существования суверенного государства обусловило выработку собственного политического языка, который еще не получил теоретического осмысления ни в рамках монографий, ни диссертационных исследований.

Особое место в политической риторике Таджикистана занимает президентский дискурс, который может рассматриваться «как воплощение специфики диалогических отношений власти с народом, как новое политическое явление XXI в.» [Гаврилова, 2005; 5]. Выступления главы государства становятся маркером перемен эпохи, тем материалом, в котором четко проявляются взаимосвязи государственного устройства с речевой организацией общества.

В связи с вышеизложенным, целью данной главы нашего исследования является освещение основных векторов исследования и достижений анализа политического дискурса в российском и мировом языкознании, а также характеристика языковой политики современного Таджикистана в отношении русского языка и культуры. ~~

1.1. Политический дискурс как объект изучения лингвистики

Исследование языка национальной политики - относительно новая научная дисциплина, возникшая на стыке лингвистики и лингвокультурологии с социологией и политологией и занимающаяся изучением специфики политической коммуникации. Современные исследователи, с одной стороны, сознательно дистанцируются от некоторых традиций изучения политической

речи, характерных для советской лингвистики, а с другой, - тесно связаны с

15

традиционными научными школами. Но исследование языка в его социальной функции имеет достаточно давние традиции, как в русском и советском, так и таджикском языкознании.

В исследованиях выдающихся ученых дореволюционной России - Ф.И. Буслаева, И.И. Срезневского, A.A. Потебни, И.А. Бодуэна де Куртене, A.A. Шахматова затрагивается тема взаимоотношений языка и социума, языка и культуры. Социальные перемены 1910-1920-х гг. обусловили активную разработку тематики «язык и общество» в лингвистике этого периода: в трудах Е.Д. Поливанова, Г.О. Винокура, Я. Шафира, A.M. Селищева, J1.B. Щербы, Б.А. Ларина, а позднее -В.В. Виноградова рассматривались процессы взаимовлияния и взаимодействия жизни языка и социума. Вместе с тем в советской лингвистике существовал негласный запрет на исследование политического дискурса: поощрялся только критический анализ западной «буржуазной» прессы.

Политический дискурс стал объектом пристального внимания лингвистов в последние десятилетия: на Западе это произошло в послевоенный период, в советской и российской науке - с начала перестройки, когда политическая коммуникация перестала носить «сугубо ритуальный характер»[Шейгал, 2000; 157].

С конца 1950-х годов интерес к данной проблематике проявился в ФРГ [Klemperer, 1947]; одним из первопроходцев в исследовашиГТязыка тоталитарных режимов был писатель Дж. Оруэлл, в своем романе «1984» поднявший ряд глобальных проблем «новояза» и предвосхитивший многие идеи о языковом манипулировании в языке политики [Bolinger, 1980; Блакар, 1987; Вайнрих, 1987].

С этого периода можно считать начавшимся собственно исследование политического дискурса как одного из видов институциональных дискурсов.

1.1.1. Основные направления исследования политического дискурса в современной лингвистике

Зарождение в советском и российском языкознании политической лингвистики детерминировано рядом факторов: интересом к реальным сферам действия языка, ростом внимания к взаимодействию особенностей политического мышления и языковой формы, осознанием того, что политическое выступление является одновременно дискурсивным действием и политическим поступком. В круге объектов интереса политической лингвистики широкий ряд объектов, вступающих во взаимодействие и подвергающихся взаимовлиянию: язык, мышление, коммуникация, субъекты и объекты политической деятельности, социум. Основная задача лингвистического анализа политического дискурса - исследование механизма сложных взаимоотношений между властью, познанием, речью и поведением [Hacker, 1996; 51].

Язык советской эпохи стал объектом массового исследования в период перестройки - как за рубежом [Seriot, 1985], так и в России [Зильберт, 1994; 50; Купина, 1995; Вовк, 1995; Левин, 1998; 542-558]; изменения в политическом языке постперестроечного периода также нашли отражение в ряде работ [Баранов, Казакевич, 1991; Ермакова, 1996; Какорина, 1996; Баранов, 1997]. Методология исследования политического дискурса в России была заложена в работах А.Н. Баранова, В.З. Демьянкова, В.И. Герасимова, М.В. Ильина, Ю.Н. Караулова, П.Б. Паршина, В.М. Сергеева и др.

Аспекты языковой ситуации в постсоветском Таджикистан^ стали предметом исследования таджикских социолингвистов: Хашимова Р.И., Зик-риёева Ф.К., Маджидова X., Шамбезода Х.Д., Вахобова Т., Карамшоева Д., Назарзода С., Гафорова Р., Рустамова 111., Джураева Г., Фатхуллаева С., Ху-сеновой C.B. и др. [Вахобов, 2005; Вахобов, 2006; Вахобов, 1989; Гафоров, 1991; Зикриёев, 2008; Махидов, 2007; Махидов, 2003; Назарзода, 2004; Рус-тамов, 1981; Таджиев, 1964; Хошимов, 1968; 68; Хусенова, 1983; Чураев, 2009; Шамбезода, 2007; и др].

В последние десятилетия стали достаточно популярныисследования

публичной коммуникации должностных лиц на различных языках [Катаева,

17

2009; Тухватуллина, 2007; Селиверстова, 2004; Хишам, 1990; Чернышкова, 2007; Шевченко, 2010; Nunberg, 2005] в силу признания важнейшей роли политического дискурса в жизни общества, формировании его идеологии и стратегий политики. Специалисты выбирают тот или иной аспект исследования практики публичных выступлений и публичной коммуникации должностных лиц в зависимости от поставленных задач и имеющегося текстового материала политической коммуникации.

В силу сложности своего предмета политическая лингвистика ориентирована на междисциплинарный подход, в силу чего политический дискурс рассматривается с нескольких точек зрения: филологической (политический текст воспринимается как и любой другой, однако учитывается идеолого-содержательный фон), политологической (лидирует политологическая интерпретация и выводы), индивидуально-герменевтический (выявление личностных смыслов автора/ интерпретатора дискурса), социопсихолингвисти-ческий (в центре стоит задача выявления скрытых смыслов политического характера) [Демьянков, 2002; 34], а также когнитивной, нарративной и т.д.

В.З. Демьянков выдвинул тезис о том, что описание политического дискурса - задача политологической филологии, подразделяющейся на политологическую лингвистику (микроуровень: прагматика, синтактика и семантика; инсценировка и модели интерпретации политических дискурсов) и политологическое литературоведение (макроуровень: сюжеты, жанры, мотивы политических дискурсов) [Демьянков, 2002; 35].

Политический дискурс рассматривается в лингвистике как объект лин-гвокульторологического изучения [Шейгал, 2000], как видовая разновидность дискурса идеологического[Базылев, 1999; Базылев, 1998], как вторичная языковая подсистема с собственными функциями, тезаурусом и воздействием [Воробьева, 1999].

В рамках общей теории коммуникации исследование политической коммуникации насчитывает шесть фундаментальных подходов [Meadow, 1980]:

1) системный подход: коммуникация рассматривается в терминах интеракции между элементами системы и связывается с понятием социального контроля;

2)лингвистический подход: язык рассматривается как средство социального контроля и ограничения доступа к политическим институтам и политическим процессам (представители политической элиты осуществляют свою деятельность при помощи специфического языка, поэтому власти прислушиваются к их мнениям и требованиям; члены общества, не входящие в элиту, не имеют доступа к принимающим решения в силу своей ограниченной возможности выражать политические мнения и требования);

3)символический подход: лидерство осуществляется преимущественно через манипуляцию символами и распределение символических наград;

4) функциональный подход: помимо функции поддержания стабильности, коммуникация выполняет функцию социализации (социальной адаптации к нормам политической системы);

5) организационный подход: правительство как крупная бюрократическая организация, связанная с теми же проблемами и ограничениями, что и любая другая организация; анализ политической коммуникации концентрируется на внутриправительственных информационных потоках и акцентирует внимание на факторах, ограничивающих этот поток и дифференцирующих доступ к информации;

6) подход, который «условно можно назвать экологическим» [Шейгал, 2000; 16], исследует политическую коммуникацию с точки зрения влияния на нее политической системы. Политическая система создает среду, в которой формируются институты коммуникации и регулируются процессы коммуникации в обществе

в целом (одним из проявлений такого регулирования является осу-

19

ществление государством определенной языковой политики по отношению к меньшинствам).

Лингвистически ориентированные методы анализа политического дискурса формируют ряд важнейших направлений: критическое, когнитивное, описательное и количественное [Гаврилова, 2005; 6-7].

Критическое направление [Fowler, 1991; Fairclough, 1992; Van Dijk, 2000]в исследовании политического дискурса ориентировано на концепцию дискурса как неотъемлемой части общественных отношений, так как он как формирует эти отношения, так и формируется ими. Дискурс исследуется трояко: в качестве использования языка, как способ «внедрения» определенных образов и концепций в сознание населения; как взаимодействие социальных групп и отдельных личностей.

Когнитивное направление анализа политического дискурса связано с анализом разнообразных речемыслительных структур: фреймов [Сергеев, 1987; Сергеев, 1999], концептов [Ильин, 1997; Ильин, 2001; Шейгал, 2000], метафор и метафорических моделей [Баранов, Караулов, 1994; Chilton, 1996; Феденева, 1998; Чудинов, 2001; Опарина, 2002; Ряпосова, 2002]. Это направление сосредоточено на вопросах влияния политического дискурса на глубокие слои сознания, манипулирования сознанием.

Описательное направление в исследовании политического дискурса, представленное реконструкцией языковой личности политика [Маланчук, 1994; Волкова, 2000; Соколовская, 2002], изучением отдельных жанров политического дискурса [Баранов, Казакевич, 1991; Виноградов, 1993; Левин, 1998; Купина, 2000; Киселев, 2002], идеологическим анализом политического дискурса [Язык и идеология, 1981; Language, Power and Ideology, 1989; Fowler, 1991; Hodge, Kress, 1993; VanDijk, 1998; Эпштейн, 1991; Купина, 1995; Водак, 1998; Паршин, 2002], лингвостилистикой [Алтунян, 1999; Денисов, 1998; Воробьева, 1999], лингвистической теорией аргументирования [Блакар, 1987; Баранов, 1990], лингвистической теорией управления истиной

[Bolinger, 1980; Вайнрих, 1987], культурой политической речи [Кохтев, 2000;

20

Проскуряков, 2004], представляет наиболее широкую картину политического дискурса с точки зрения лингвистики. Предметом исследования становятся единицы, относящиеся к тому или иному языковому уровню (лексика [Ощее-ва, 2004; Салман, 2008; Ткачева, 2008], фразеология [Набиев, 1991], морфология, синтаксис [Огородов, 1991], фонетика [Брантов, 2004; Постникова, 2003; Ковалев, 2008; Королева, 2008]). Наиболее заметны изменения в лексике и фразеологии. В данном случае, как правило, делается вывод о том, что каждый новый поворот в историческом развитии государства приводит к изменениям в языке должностных лиц, создает свой лексико-фразеологический тезаурус, включающий также концептуальные метафоры и символы.

Кроме того, политический дискурс является предметом междисциплинарных исследований, в рамках психопоэтики (в терминологии Ю.А. Сорокина) и составления портретов (автопортретов) политических деятелей [Ма-ланчук, 1998; Базылев, 1999; Слово в действии, 2000], интернет-анализа [Слово в действии, 2000], социопсихологического [Москович, Шмелева, 1993] и психосемантического [Шестопал, Новикова-Грунд, 1996] направлений.

Единицами исследования нередко становятся коммуникативные стратегии, тактики и роли политиков и должностных лиц [Домышлев, 2008; Михалева, 2004; Рябцева, 2009]. В рамках данного направления анализируется коммуникативное поведение субъектов политической и государственной деятельности [Тхакушинова, 2010; Дарьина, 2008; Лябина, 2007]. Современные политические лидеры и должностные лица, стремясь добиться коммуникативного успеха, зачастую используют своего рода «речевые маски». Речевое поведение в значительной степени зависит от социально-коммуникативной роли политика и государственного деятеля, которая в свою очередь зависит от его социального статуса, от используемых стратегий, тактик и речевых приемов.

Важнейшей методикой исследования политического дискурса стала

информационно-аналитическая методика контент-анализа [Lasswell, ЬеЦеБ,

21

1949; Winter, Stewart, 1977; Боришполец, 2005]; ее преимущество заключается в том, что она позволяет по количественным характеристикам текста выявить аспекты плана содержания речи, которые не очевидны, и сделать выводы об особенностях мышления, сознания автора текста и вкладываемых в него интенций.

Таким образом, в целом исследования политического дискурса направлены на выявление его плана содержания, на прояснение взаимосвязей между функционированием языка (речи) и общественной жизнью. Закономерна отмечаемая тенденция к междисциплинарному исследованию, обусловленная сложной структурой рассматриваемого лингвокультурологического объекта.

Предпринятое в настоящей диссертации исследование политического дискурса современного Таджикистана соединяет в себе элементы дескриптивно-риторического, дескриптивно-содержательного и когнитивного подходов.

В лингвистике пока нет единогласия по поводу определения языка политики. Исследователи употребляют термины «политический язык» (О.И. Воробьева), «политический дискурс» (Е.И. Шейгал, А.Н. Баранов, М.В. Ильин), «язык общественной мысли» (П.Н. Денисов), «идиополитический дискурс» (П.Б. Паршин), «общественно-политическая речь» (Т.В. Юдина), «агитационно-политическая речь» (А.П. Чудинов), «политическая коммуникация». Е.П. Шейгал указывает, что «политический дискурс» и «политическая коммуникация» представляют собой нестрогие синонимы.

Разногласия исследователей свидетельствую не только о том, что понятийный аппарат политической лингвистики недостаточно разработана, но и о сложности и многоаспектности предмета изучения, что детерминирует разнообразие методологических подходов.

Понятие «политический дискурс» представляется нам наиболее соответствующим задачам политической лингвистики, а также нашего исследования; в данной формулировке существенными факторами становятся социальный контекст политической речи, когнитивные аспекты, а также двояко-

22

событийность политического выступления, явленного одновременно и как текст, и как его продуцирование/восприятие. Приведем удачное определение Е.И. Шейгал, в котором подчеркивается двойственность политического дискурса: это «знаковое образование, имеющее два измерения - реальное и виртуальное, при этом в реальном измерении он понимается как текст в конкретной ситуации политического общения, а его виртуальное измерение включает вербальные и невербальные знаки, ориентированные на обслуживание сферы политической коммуникации, тезаурус прецедентных высказываний, а также модели типичных речевых действий и представление о типичных жанрах общения в данной сфере» [Шейгал, 2000; 9].

Существует широкое и узкое понимание политического дискурса. При широком понимании политического дискурса он трактуется как «любые речевые образования, субъект, адресат или содержание которых относится к сфере политики» [Шейгал, 2000; 23]; «совокупность дискурсивных практик, идентифицирующих участников политического дискурса как таковых или формирующих конкретную тематику политической коммуникации» [Баранов, 2001; 246], «сумма речевых произведений в определенном паралингвис-тическом контексте - контексте политической деятельности, политических взглядов и убеждений, включая негативные ее проявления (уклонение от политической деятельности, отсутствие политических убеждений)» [Герасименко, 1998; 22], «коммуникативное взаимодействие мёжду^людьшГпб поводу целедостижения с помощью циркуляции власти как символического посредника такого общения» [Ильин, 2002; 14].

Широкое понимание политического дискурса подразумевает, что его автором (генератором) может являться как государственная власть (исполнительная, законодательная, судебная), так и публичные политики вне сферы государственной власти, а также различные общественные силы и СМИ, и даже люди с улицы [Паршин, 2002; 192]. Таким образом, при широком понимании политического дискурса это есть не только и не столько дискурс

политиков, но и дискурс о политике, создаваемый в СМИ и общественном

23

мнении, а «семиотика политики распадается на семиотику языка политики и семиотику политической деятельности или политики как таковой, т.е. деятельности, связанной с целедостижением и реализацией властных отношений между людьми» [Ильин, 2002; 12]. Некоторые исследователи еще более расширяют понятие политического дискурса, отождествляя его с языком публичной сферы, для высказываний которой, как правило, характерна политическая функция [Politically Speaking, 1998]. Такое широкое понимание политического дискурса как языка публичной сферы, связано с признанием растущего воздействия средств массовой информации, новых коммуникационных технологий, глобализационными вызовами и коммерциализацией политической сферы.

Сторонники узкого определения политического дискурса (Т. vanDijk, R. Wodak, Т. Гаврилова и др.) определяют его как класс речевых жанров публичной политики: правительственные обсуждения, парламентские дебаты, партийные программы, речи политиков, - ограниченный особой социальной сферой, политикой. Так, М.В. Гаврилова определяет русский политический дискурс как «осуществляемый на русском языке речевой акт, сопровождающий политическое действие в определенной институциональной обстановке» [Гаврилова, 2005; 6]. Мы склонны придерживаться узкого понимания политического дискурса, так как при таком понимании предмет исследования более определен, в частности, в отношении исследования^ политического дискурса современного Таджикистана.

Понимаемый как тип институционального дискурса, политической дискурс предполагает наличие ряда параметров, таких как типичные ситуации общения; типичные модели речевого поведения; определенная тематика; специфический набор интенций и вытекающих из них речевых стратегий [Гаврилова, 2005; 25].

Структурообразующими признаками политического дискурса являются: институциальность, информативность, смысловая неопределенность,

фантомность, фидеистичность, эзотеричность, дистанцированпость, авторитарность [Шейгал, 2000; 44].

Объем политического дискурса определяется по-разному, исходя из понимания его содержания. По замечанию П.Б. Парщина, в настоящее время в крупных странах дифференцируются три территориально-иерархических уровня политической коммуникации: федеральный, региональный, муниципальный. Кроме того, политическая коммуникация может осуществляться в нескольких функционально различных сферах: аппаратная, или бюрократическая коммуникация; коммуникация в публичной политике; парламентская коммуникация; переговорная коммуникация [Паршин, 2002; 190-191].

Таким образом, современная лингвистика активно занимается проблемами определения содержания и отличительных черт политического дискурса.

1.1.2. Политический дискурс в языке культуры: содержание, функции, базовые концепты

Связь между языком и политикой проявляется прежде всего в том, что политический режим не может существовать без коммуникации. Язык является инвариантным средством выражения политических идей и осуществления политических действий. По справедливому замечанию Е.Шейгал, «Специфика политики, в отличие от ряда других сфер человеческой деятельности, заключается в ее преимущественно дискурсивном характере: многие политические действия по своей природе являются речевыми действиями» [Шейгал, 2000; 27]. В науке существуют мнения о том, что политическая деятельность вообще ограничена как таковая деятельностью языковой [Dieckmann, 1981; Edelman, 1964]; кроме того, в современных исследованиях язык рассматривается, в рамках субъект-субъектной философской парадигмы, не столько как средство отражения политической реальности, сколько как средство ее создания [Ealy, 1981].

Вопрос о роли и месте политического языка в культуре дискуссионен. Некоторые исследователи используют этот термин как данность; другие подвергают сомнению само существование феномена политического языка; так или иначе, по поводу места и роли политического языка в системе общенационального языка идут горячие споры.

Так, А.Н. Баранов и Е.Г. Казакевич не подвергают сомнению самостоятельность роли политического языка в системе коммуникации: «Политический язык - это особая знаковая система, предназначенная именно для политической коммуникации: для выработки общественного консенсуса, принятия и обоснования политических и социально-политических решений...» [Баранов, Казакевич, 1991]. Б.П. Паршин, напротив, высказывает мнение об отсутствии у языка политики каких-либо отличительных черт: «Совершенно очевидно, что чисто языковые черты своеобразия политического дискурса немногочисленны и не столь просто поддаются идентификации. То, что обычно имеется в виду под «языком политики», в норме не выходит за рамки грамматических, да, в общем-то, и лексических норм соответствующих идиоэтнических («национальных «) языков - русского, английского, немецкого, арабского и т.д. Такие выходы имеют место и легко поддаются идентификации и объяснению лишь в крайних случаях - подобно тому, как лишь в крайних случаях идиостилистическое своеобразие в литературе затрагивает собственно язык или процессы вербализации (как у В. Хлебникова или А. Платонова в русской литературе)» [Паршин, 2002]. Ученый выдвигает тезис о том, что предметом политической лингвистики является идиополитический дискурс, под которым понимается «своеобразие того, что, как, кому и о чем говорит тот или иной субъект политического действия» [Паршин, 2002].

Подобную точку зрения отстаивает и Д. Грейбер: «Политическим язык делает не наличие какого-то специфического вокабуляра или специфических грамматических форм. Скорее это содержание передаваемой информации, обстоятельства, в которых происходит распространение информации (социальный контекст), и выполняемые функции. Когда политические агенты

26

(actors) общаются на политические темы, преследуя политические цели, то, следовательно, они говорят на языке политики» [Graber, 1981; 196]. Можно встретить точку зрения, согласно которой языку политики не свойственна специфическая форма, но только содержание, а в формальном отношении он отличается лишь некоторым количеством канонизированных выражений и клише [Corcoran, 1979]. Очевидно, что некоторые грамматические особенности еще не дают оснований говорить о «собственной грамматике» (Ю.Степанов) политического языка, и он, вполне закономерно, может быть отнесен к разряду «профессиональных языков», или языков профессиональной сферы, отличительными чертами которых все-таки остаются не особая грамматика, но некоторые особенности лексики, семантики, узуса в целом.

Можно выделить сферы соприкосновения политического дискурса с другими разновидностями институционального дискурса (рекламным, научным, педагогическим, юридическим, религиозным, спортивным, военным), а также с неинституциональными формами общения (художественный и бытовой дискурс) [Шейгал, 2000]. Дискурс СМИ играет особую роль в функционировании политического дискурса, являясь одновременно и каналом осуществления политической коммуникации, и влиятельным способом интерпретации политического дискурса.

Функционирование политического дискурса в социуме связано, с одной стороны, с выполнением им общеязыковых функций, и с другой, - с его отличием от иных видов дискурса, обусловленным его системообразующей интенцией.

Важнейшей и базовой, отличительной функцией политического дискурса является его использование в качестъеинструмента политической власти. Данная функция по отношению к языку политики настолько же глобальна, насколько коммуникативная функция всеохватывающа по отношению к языку в целом. Поэтому для более точного анализа языка политики необходимо обратиться к другим функциям политического дискурса, которые выступают аспектами проявления его инструментальной функции.

Очевидна противоречивость функций, свойственных политической коммуникации: «Политическая коммуникация выполняет функцию посре-дующего звена, нередко замещающего собственно физическое насилие и делает возможным изменения в обществе в сторону упорядочивания, прокладывает путь к компромиссам, делая факты и аргументы достоянием общественности. В то же время это язык фракционности (разделения), противопоставления общества на друзей и врагов. Он может обострить различия до степени непоправимости или, наоборот, сгладить их. Его способность трансформировать общество в лучшую сторону внушает оптимизм, но широко распространенное злоупотребление им вызывает отчаяние. Итак, политическая риторика многолика: она может информировать, воодушевлять, успокаивать, разделять и сеять вражду» [Denton, 1985; 14].

Посвященные данному вопросу работы [Bergsdorf, 1978; Corcoran, 1979; Elder, Cobb, 1983; Denton, Woodward, 1985; Smith, 1990; Graber, 1981; Schäffner, Porsch, 1993] позволяют составить перечень важнейших функций политического дискурса в рамках его инструментальной функции:

1) функция легитимизации власти: объяснение и оправдание решений власти по важным государственным делам (например, 1994 г. : «нам необходимо выпустить свои деньги <...> Это объясняется необходимостью нынешнего экономического положения и Таджикистана и России, и других соседних стран» [Рахмонов, 2004/1; 218]);

2) функция воспроизводства власти: закрепление принадлежности к системе, в частности, через использование символов (например: «Конституция - правовой документ, который законодательно закрепляет участие народа в определении формы политической власти, создании высших органов государственной власти и повышении им ответственности перед народом» [Рахмонов, 2004/1; 116]);

3) функция социального контроля: создание предпосылок для

унификации поведения, мышления, эмоций и целей социальных групп, или

манипуляция общественным сознанием (например: «... для того, чтобы стать

28

достойными наследниками своих цивилизованных предков, каждый из нас должен постоянно стремиться к тому, чтобы наша Родина развивалась в ногу со временем, чтоыб наше независимое государство смогло стойко противостоять воздействию нежелательных факторов современного мира и неблагоприятным последствиям процесса глобализации» [«Мы должны знать наследие предков», 2009; 46])

4) функция ориентации: формулирование задач и проблем, создание картины социально-политической реальности в общественном сознании (например: «Социально-экономическая политика государства Таджикистан направлена, в первую очередь, на обеспечение устойчивого экономического развития, повышение уровня и качества жизни народа, улучшение социальной защиты нуждающихся слоев населения и создание необходимых условий для воспитания здорового и образованного поколения» [Дипломатия Таджикистана, Ежегодник-2008; 129]);

5) функция социальной солидарности: объединение всего общества или отдельных социальных групп (например: «Определив в целом факторы и пути совершенствования менталитета общества, мы сможем выработать общенациональную идею, что позволит воспрепятствовать различным попыткам изоляционизма и создания паники среди народа и объединить его под стягом единства и сплочённости, национального самосознания, защиты государственной независимости Таджикистана>У[Рахмонов7200474]~9])У

6) функция социальной дифференциации: отчуждение социальных групп (например: «Наш опыт в двадцатом веке доказал, что, несмотря на все трудности и даже трагедии, интеллигенция Таджикистана показала самоотверженность, создала в стране развитую науку, образование, культуру и медицину» [Рахмонов, 2004/4; 25] - подчеркивается роль именно интеллигенции);

7) атональная функция: завязка и разрешение социального конфликта, выражение протеста против действий властей (например:«С помощью иностранных долларов и бесчисленных пожертвований мечетей и фана-

29

тичных исламистов эта партия смогла за короткий период создать мощную экстремистскую организацию и приобрела оружие, боевую технику и боеприпасы» [Рахмонов, 2004/1; 17]);

8) акциональная функция: проведение политики через мобилизацию (вербовка сторонников) или «наркотизацию» (умиротворение) населения (например: «Давайте плечом к плечу восстанавливать разрушенную экономику страны» [Рахмонов, 2004/1; 58]; и: «Целенаправленный и устойчивый рост национального самосознания, растущее тепло чувств патриотизма в сердцах честных и благородных сыновей нации, проявляющееся в их созидательном труде, в чем я полностью убедился во время своих поездок в города и районы страны, являются убедительным доказательством <...> благодарности и уважения» [Рахмонов, 2004/4; 286]);

9) распространение информации: сообщение о состоянии дел в политике (например: «Мы поддерживаем инициативы Генерального секретаря ООН по реформированию миротворческого механизма, считаем, что необходимо и дальше оказывать миротворцам необходимую политическую, финансовую и материально-техническую поддержку, помогая им справиться со своей нелёгкой миссией» [Дипломатия Таджикистана, Еже-годник-2008; 166]);

10) функция выдвижения: выдвижение определенных вопросов в центр общественного внимания, контроль за распространением информации (например: «...обращаю ваше внимание на необходимость взвешенного и осторожного подхода к данным вопросам, недопущения перегибов и выхода за рамки установленного протокола и государственной атрибутики» [Рахмонов, 2004/4; 171]);

11) проекция в будущее и прошлое: прогнозирование и воссоздание прошлого как аргументативный прием («Главная наша цель - это создание конкурентоспособной экономики, и вывести в ближайшем будущем Таджикистан в число процветающих стран с развитой инфраструктурой, демократическими ценностями при повышении уровня жизни таджикского наро-

да» (Х.Зарифи) [Дипломатия Таджикистана, Ежегодник-2008; 212]; «Авестийская культура появилась ещё три тысячи лет тому назад, и толчком к этому послужила необходимость объединения народов, принадлежащих к арийской расе. Мы, в качестве действительных наследников своих предков, наряду с празднованием независимости, будем отмечать также 2700-летие «Авесты», древнейшего образца нашего письменного наследия» [Рахмонов, 2004/4; 129]).

Мобилизация к действию - акциональная функция политического дискурса, - по признанию Е.И. Шейгал, является, пожалуй, наиболее значимым проявлением инструментальной функции языка политики, который должен стимулировать к совершению действий. Стимулирование может осуществляться в форме прямого обращения (в жанрах лозунгов, призывов и прокламаций, в законодательных актах), либо через создание соответствующего эмоционального настроя (надежда, страх, гордость за страну, уверенность, чувство единения, циничность, враждебность, ненависть), а также через речевые акты, являющиеся заместителями действий - угроза, обещание, обвинение. Важным стимулом к политическим действиям служат такие речевые акты, как выражение поддержки и доверия [Шейгал, 2000; 50]: «... я полностью доверяю вам и уверен в том, что вы с честью справитесь с поставленными перед вами задачами и обеспечите мир, спокойствие и законность в стране» - из обращения Эмомали Рахмонова на совещании работников правительственных органов и военных структур в 2002 г. [Рахмонов, 2004/4; 252].

Политический дискурс, в силу своей многофункциональности, имеет особое значение в рамках когнитивной лингвистики, где язык выступает как механизм обеспечения взаимодействия человека и мира: мир не дан человеку непосредственно («объективно»), а созидается им и интерпретируется (субъективно); Р.Лангакер даже предлагает собственное определение дискурса как способа отражения мира, созданного субъектом [Ьаг^аскег, 1987].

Политики, выступающие в роли интерпретаторов происходящих событий, формируют мнение о них в социуме. Так, на пресс-конференции с представителями средств массовой информации по итогам 2008 года замминистра финансов Республики Таджикистан Д.К. Нуралиев заявляет: «...несмотря на мировой финансовый и энергетический кризисы, холодную зиму и маловодье, повлиявшие на экономику Республики Таджикистан, в целом развитие государственных финансов, реализация новых инициатив в политической и экономической жизни страны были ощутимыми» [Нуралиев, 2009], хотя в то же время, призывая помощь мирового сообщества, Эмомали Рахмон заявляет: «Резкий рост мировых цен на основные продукты питания негативно сказался на Таджикистане <...> Таджикистан столкнулся с аномальными холодами, маловодьем и засухой, что привело к энергетическому и продовольственному кризисам и вследствие этого - к значительному снижению уровня социально-экономического положения населения страны. <...> Таджикистану очень сложно самостоятельно решить эти задачи» [Дипломатия Таджикистана, Ежегодник-2008; 224]. При этом те политические фигуры, чьи дефиниции (номинации) принимаются обществом, получают неоспоримое преимущество. Д. Хан сравнивает дефиницию (наименование) с шорами: фокусируя внимание на одном, интерпретация исключает из поля зрения другое: «Могущество дефиниции - в ее способности создавать или разрушать» [Hahn, 1998; 65]Г ~ ~ - "

Среди важнейших общеязыковых функций политического дискурса -креативная, «такое положение дел, при котором языковые сущности оказываются первичными по отношению к сущностям внеязыковым» (Е.И. Шей-гал). Так, в лексике социалистического периода «Многие «образцово-социалистические» явления {НЭП, ГОЭРЛО, субботник, ударничество, спецраспределитель, перестройка) появились вначале на бумаге как словесные конструкты. Вообще вся история утопического социализма - яркое подтверждение креативной функции языка» [Норман, 1997; 30]. Креативная

функция языка связана с недостаточным знанием респондентами ситуации:

32

лакуны в знании заполняются словоформами и метафорами, когнитивными конструкциями, которые в силу особенностей психики принимаются за прямое отражение непосредственной реальности. Креативная функция языка, являясь неотъемлемой частью его функционирования и человеческого познания, в то же время,может привести к потере способности к критическому мышлению при условии, что человек злоупотребленяет словесным конструированием ситуации, теряя связь с реальным миром. Структурирование реальности с помощью изъятия или внедрения новых понятий стало отличительным знаком тоталитарного дискурса: ««Старшему поколению в нашей стране хорошо известен опыт произвольного изъятия из обращения целого ряда понятий, таких, например, как донос, сострадание, Бог, достоинство, доверие, честь и насаждения новых типа коллективизация, враг народа, пролетарская культура, классовый подход, социалистический реализм» [Ключа-рев, 1995; 215].

Также немаловажной общеязыковой функцией политического дискурсе, связанной с креативной, является магическая («заклинателъная»). Отношение к слову как к магической силе основано на неконвенциональной трактовке языкового знака (представление о том, что имя является частью самого предмета). Человек современности в определенной мере сохраняет веру в словесную магию, что проявляется не только в религиозном, но и в политическом дискурсе. Р. Барт, характеризуя политический язык как язык, который «вырабатывается непосредственно в ходе политического праксиса и в силу этого направлен скорее на производство, чем на отражение», отмечает, что «устранение или возвеличивание слов обладает в нем едва ли не магической действенностью, с упразднением слова как бы упраздняется и референт - запрет на слово «дворянство» воспринимается как ликвидация самого дворянства» [Барт, 1994; 526].

Наиболее значимые и распространенные проявления магической функции языка в современном политическим дискурсе - табуистические замены

или эвфемизмы, которые, кроме того, преследуют цели идеологического кон-

33

троля и манипулирования массовым сознанием [Мечковская, 1998; 134]. Э. Кассирер отмечает, что в государстве тоталитарного типа политические лидеры принимают функции, которые в первобытном обществе были возложены на колдунов и шаманов, - избавление от социального зла и предсказание будущего. «Наши политики очень хорошо знают, что большие массы людей легче привести в действие с помощью силы воображения, чем применяя грубую физическую силу <...>. Политики стали чем-то вроде предсказателей судьбы, пророчество превратилось в существенный элемент новой техники управления. Они обещают самые невероятные и даже совершенно невозможные вещи, снова и снова сулят людям «золотой век»[Кассирер 1996: 206 -208].

Эта функция весьма плодотворна в таджикском политическом дискурсе. Так, замминистра иностранных дел Республики Таджикистан С.А. На-сриддинов отмечает на Евразийском экономическом форуме: «Душанбе и его жители устремлены только в светлое будущее» [Дипломатия Таджикистана, 2005/12; 123]. Министр иностранных дел Х.Зарифи утверждает в интервью казахской газете «Деловая неделя»: «Главная наша цель - это создание конкурентоспособной экономики, и вывести в ближайшем будущем Таджикистан в число процветающих стран с развитой инфраструктурой, демократическими ценностями при повышении уровня жизни таджикского народа» [Дипломатия Таджикистана, Ежегодник-2008; 258].

Особенно ярко эта функция проявляется в рамках дискурса действующей власти и президентского дискурса. Так, в 1993 году Эмомали Рахмон усматривает знак светлого будущего в том, что совпадают сроки празднования Рамазана и Навруза: «Здесь заключена закономерность нашей жизни -нас ждет светлое и радостное будущее» [Рахмонов, 2004/1; 36], хотя в целом в этот период в политическом дискурсе официального Таджикистана образ светлого будущего рассматривается только как цель, для достижения которой нужны солидарность, сплочение, усиление роли образования и т.д. В

1996 г. политика государства уже рассматривается как закономерный путь к

34

светлому будущему: «Каждый час и день, отсчитываемые со времени славной даты обретения нашей страной независимости, являются вехами на нашем пути к лучшему будущему, поскольку наше государство заботится о народе, а народ защищает свое государство» [Рахмонов, 2004/1; 352]. Уверенность в светлом будущем страны подчеркивается (1997): «Я вполне уверен, что наш Таджикистан в ближайшем будущем превратится в одну из популярных и развитых стран мира» [Рахмонов, 2004/2; 101], естественно, при сохранении существующего политического курса. В 1998 году уже говорится о преодолении препятствий к светлому, передовому будущему: «Все эти усилия позволили избавить многострадальный народ страны от разочарований и открыть перед ним путь к светлому будущему и передовому обществу» [Рахмонов, 2004/2; 245]. В 1999 году светлое будущее рассматривается как недалекое уже состояние: «Недалек тот день, когда Таджикистан, благодаря этим усилиям народа, вступит в светлое будущее» [Рахмонов, 2004/3; 21]; «Пройдёт по историческим меркам совсем немного времени, может два-три десятилетия, в третьем тысячелетии будущее поколение таджики стан цев увидит зрелое демократическое, светское, правовое общество, созданное их и нашими руками» [Там же; 151]. В 2000 году одним из факторов светлого будущего объявляется славное прошлое народа: «Факелом на нашем пути к светлому будущему являются древние традиции нашего народа, великое культурное наследие нашей нации и славная история нашей страны>Г[Рахмо-нов, 2004/3; 277]. Далее, как показывает метафорика политического дискурса официального Таджикистана, образ великого прошлого будет положен в основу доктрины национальной идентичности.

Магическая функция политического дискурса (в противопоставлении рациональному, осмысленному использованию языка) проявляется в пропаганде, насыщенной лозунгами, ритуалами и символикой: флагами, плакатами, парадами, постоянной демонстрацией власти [Bosmajian, 1983; 17].

Таким образом, политический дискурс является одной из разновидностей институционального дискурса, вступающей в сложное взаимодействие с

35

другими видами институциональных и неинституциональных дискурсов. Наиболее значимой из языковых функций для него является функция регулятивная/побудительная (в частности, запрет и воодушевление). Акцентированная креативность языка политики составляет специфику референтной функции, что позволяет сделать заключение о соединении в политическом дискурсе референтной и магической функций языка. Специфика социальной функциональности политического дискурса по отношению к другим видам дискурса проявляется в его базовой инструментальной функции (борьба за власть), находящей свое выражение в базовых концептах политического дискурса.

Базовые концепты - важная определяющая черта любого институционального дискурса. Для политического дискурса это концепты «власть», «политик». Е.И. Шейгал отмечает интересную закономерность, связанную с внутренней формой слов данного семантического поля в различных языках: если русская лексема власть этимологически связывается с обладанием, то английское power восходит к лат. potere«быть способным». Дефиниционный анализ показывает, что в качестве смыслового инварианта основных значений лексемы power выступает «способность», в то время как лексемы власть - «способность, право и возможность к принуждению». Также значение одного из ключевых политических терминов государство в русском языке, так же, как и власть, связывается с обладанием: оно восходит к частноправовому термину государь, первоначально означавшему собственника рабов и вещей, тогда как английскоея/а^е и французское/'etat - к публично-правовому понятию «статус», означающему «состояние, упорядоченность» [Шейгал, 2000; 94-95].

Семантический анализ концепта «власть» в русской лингвокультуре

показывает, что лидирующими семами являются компоненты «господство»,

«право», «способность». Научное понимание власти включает компоненты

«влияние», «контроль», «авторитет». Анализ сочетаемости лексемы «власть»

показывают, что в ассоциативном плане в массовом сознании власть мыслит-

ся как «физический объект, имеющий геометрические параметры; объект отчуждаемой принадлежности, способный к самостоятельному передвижению и подвергаемый манипуляциям» [Шейгал, 2000; 379]. В образе власти на метафорическом уровне соединяются два противоречивых образа: механизма и живого существа. Кроме того, власть предстает как мощный эмоциогенный фактор (как показывают паремии, афоризмы, свободные ассоциативные реакции).

Проведенный Е.И. Шейгал анализ лексикализованной вербализации концепта «политик» на материале русского и немецкого языков, а также американского варианта английского языка показал, что ядерные признаки денотата получают облигаторную оценочно-нейтральную и факультативную экспрессивно-оценочную вербализацию в наименованиях политиков. Периферийные признаки денотата получают множественную экспрессивную вербализацию, нередко с комической коннотацией [Шейгал, 2000; 380].

В таджикистанском политическом дискурсе власть и политик - весьма востребованные концепты. Подробный анализ их лексикализованной вербализации в русскоязычном дискурсе официального Таджикистана будет проведен ниже.

1.1.3. Истинностный, ценностный и эмотивный аспекты политического дискурса

Проблема истинности/ложности в политическом дискурсе является одной из наиболее дискутируемых как в СМИ, так и в политологии, а также науке о языке.

Различают два вида референциального манипулирования в политологическом дискурсе: фактологическое и фокусировочное. Первое манипулирование включает весь диапазон операций с истинностным аспектом высказывания - от полного искажения (лжи) и полного умолчания до полуправды (частичного искажения и частичного умолчания) и осуществляется на уровне

целого высказывания или текста. Второе сосредоточено, по большей части, в

37

зоне частичного искажения, оно связано с изменением прагматического фокуса (точки зрения на денотат) и осуществляется в процессе номинативного варьирования. К данному типу манипулирования относятся такие часто упоминаемые формы искажения истины, как эвфемизация и дисфемизация.

Эвфемизм и дисфемизм являются противоположными полюсами на оси оценочного варьирования денотата: эвфемизм имеет целью «улучшение» денотата, а дисфемизм - «ухудшение». Дисфемизм - это инвектива, основанная на гиперболизации отрицательного признака или замене положительного оценочного знака на отрицательный (например, разрушение советской государственности оценивается как «моральное избиение и ослабление всех старых политических и государственных структур» [Рахмонов, 2004/1; 21]). Эвфемизм - антиинвектива, он основан на преуменьшении степени отрицательного признака или на переключении оценочного знака с отрицательного на положительный: так, процесс создания советского Таджикистана может быть описан следующим образом: «В тех исторических условиях, ставших для нашей нации поистине судьбоносным периодом, когда стоял вопрос о существовании или исчезновении нации, нашего языка и культуры с политической карты, нашлось много славных представителей просвещения, интеллигенции, которые, сплотившись под знаменем борьбы за историческое существование, настоящее и будущее нации, её языка, литературы и культуры, одержали выдающуюся победу в борьбе с недругами таджикский нации» [Рахмонов, 2004/4; 14].

Эвфемия и дисфемия - это особые стратегии использования лексики, которые составляют часть более широкой коммуникативной стратегии косвенности. Вслед за С. Обенгом, мы рассматриваем косвенность как коммуникативную стратегию, позволяющую обходить коммуникативные трудности и кризисные ситуации: «Косвенность играет важную роль в политическом дискурсе, особенно в управлении вербальным конфликтом и конфронтацией, позволяет избежать кризисных ситуаций и коммуникативных трудностей» [ОЬег^, 1997; 53].

Другой важной особенностью политического дискурса, имеющей отношение к его истинности, является тайна: «Тайна лежит в сокровеннейшем ядре власти» [Канетти, 1999; 130]. В то же время политическая власть в современном открытом обществе осуществляется в процессе массовой коммуникации, что по большому счету с тайной несовместимо: «Политика является сферой, которой тайна противопоказана, и одновременно сферой, где создается тайна (anantisecretandsecret-constructingsphere)» [Szabo, 1997; 23-25]. Одним из свойств политического дискурса является его специфическая эзоте-ричность, обратной стороной которой является гадательность. Этот принцип, сформулированный Ю.В. Рождественским [Рождественский, 1997] для массовой коммуникации, в политическом дискурсе является, с одной стороны, следствием нарушения коммуникативных максим качества, количества и манеры, а, с другой - реализацией прагматического принципа интереса [Leech, 1983].

В политическом дискурсе постсоветского пространства сложились специфические речевые клише намека, содержащие редукцию рематического компонента сообщения. Относительная прозрачность подобных клише усиливает их конвенциональность, а высокий индекс повторяемости и прогнозируемое™ в дискурсе того или иного группового субъекта политики придает им характер ритуальности, сводя к минимуму усилия по расшифровке. Так, постоянные рефрены в речи Эмомалй^РахмЪнова 1990-х годов содержат именно намеки на описание клана «чужих», «врагов», однако намеки легко раскрываемые: «...определенные силы подвели наш народ к национальной катастрофе, развернули на древней таджикской земле братоубийственную войну» [Рахмонов, 2004/1; 5]; «Кто стремился к власти, и каким путем добивался ее, вы прекрасно знаете» [Там же]; «Мятежные силы под якобы демократическими, а на деле экстремистскими лозунгами привели к гибельной пропасти нашу родину» [Там же; 16].

Социально-политические установки, свойственные социуму и формируемые политическим дискурсом, играют роль компенсатора когнитивного

дефицита - иными словами, они моделируют реакцию людей не только на знакомые, но и на неясные, непонятные социально- политические ситуации и, тем самым, позволяют минимизировать риск и опасность, содержащиеся в таких ситуациях [Дилигенский, 1996; 156]. Их основные компоненты - когнитивный, ценностный и аффективный.

В то время как когнитивный компонент установки представляет в психике человека реальность объективного мира объектов и ситуаций (знание о том, какова действительность на самом деле), то ценностный компонент отражает оценку человеком этой реальности, исходящую их представления о должном, желаемом (знание о том, какой должна быть действительность). Аффективный (эмотивный) компонент установок наиболее полно отражает их истинную значимость в психологической структуре личности: «установка, не имеющая отчетливо выраженного эмоционального компонента, скорее всего является «слабой» и не играет большой роли в мотивации и поведении человека»[Дилигенский, 1996; 187].

Соотношение информативности и экспрессивности в политическом дискурсе зависят от жанра, а также от того, какая из функций политического дискурса превалирует в том или ином конкретном дискурсном событии.

План содержания политического дискурса отмечен двумя противостоящими тенденциями: к понятийной точности и к смысловой неопределенности. С одной стороны, точность номинации отмечается как условие профессионализма политической коммуникации, в частности парламентской речи [Даниленко, 1994; 57-65], с другой стороны, в лингвистических трудах и политической публицистике стало общепринятым утверждение о смысловой неопределенности языка политики [Рососк, 1973; Green, 1987; Teichmann, 1995 и др.].

Смысловая неопределенность политического дискурса обусловлена рядом семантических и прагматических факторов. Среди семантических факторов важнейшими являются [Dieckmann, 1969; Bergsdorf, 1978 и др.]:

]) абстрактность и широта значения: зачастую политический дискурс беден уточняющими определениями, которых требуют слова с абстрактным значением (например,употребляется слово демократия вместо репрезентативно-парламентская демократия), причем может употребляться в таком контексте, где очевидна размытость термина: «Наша демократия не будет политической игрой, в которую играли защитники лжедемократии, защитники демократии устрашения и насилия» [Рахмонов, 2004/1; 81]. Слова широкой семантики типа процесс, явление, миссия и др., вследствие своей референциальной неопределенности, допускают широкий «разброс» в интерпретациях; так, в выступлении министра образования Республики Таджикистан A.A. Рахмонова на съезде учителей СНГ показательна следующая фраза: «В данный период в республике проходит поэтапно и последовательно процесс реформирования сферы образования и адаптация ее деятельности к новым реалиям современности» [Рахмонов, 2010];

2) сложность значения, обусловленная сложностью самого предмета. Многие единицы языка политики обозначают сложные комплексы идей, весьма отдаленных от непосредственного опыта человека; трудность понимания таких слов проистекает из сложности внеязыковой действительности, например, дефолт, импичмент;

3) неопределенность семантических границ у слов градуальной семантики, «в частности, отсутствие четких различий в обозначении политических ориентаций по шкале: реакционный - консервативный - либеральный -прогрессивный - радикальный»[Шешал, 2000; 68]; примеры подобной лексики весьма обильны в текстах 1990-х: «С помощью иностранных долларов и бесчисленных пожертвований мечетей и фанатичных исламистов эта партия смогла за короткий период создать мощную экстремистскую организацию и приобрела оружие, боевую технику и боеприпасы»[Рахмонов, 2004/1; 16];

4) относительность обозначения, зависимость выбора номинации от политической позиции говорящего: одна и та же платформа с позиций одного человека может быть названа реакционной, а с позиций другого - либе-

41

ральной. При этом выбор оценки здесь является не личным, а коллективным: «В политическом дискурсе важна не столько точность, сколько общность оценок с позиций rpynnbi»[Edelman, 1964; 13 5]; пример подобного обращения: «Мы с вами знаем, что некоторые авантюристические политические круги в мире ради достижения своих корыстных целей готовы уничтожить не то что десятки и сотни людей, но и целые нации и народы» [Рахмонов, 2004/1; 327].

Относительность обозначения соотносится с понятием идеологической полисемии, под которой понимается использование одних и тех же слов представителями разных идеологий для обозначения разных поня-тий[ВасЬет, 1979; 56^.Идеологическая полисемия является следствием возникновения групповых коннотаций, выражающих интерпретацию политической реальности с позиций той или иной социальной группы. Суть идеологической коннотации заключается в закреплении в качестве компонента смысловой структурой слова одного из звеньев базовой семантической оппозиции политического дискурса - «свой - чужой». Идеологические коннотации неизбежно сопровождаются достаточно прозрачными оценочными составляющими.

Прагматические факторы неопределенности политического языка обусловливаются стремлением политика к сохранению неопределенности понятийного содержания знаков; это стремление может быть детерминировано различными причинами. Среди них назовем важнейшие:

1) ведущая роль прескриптивно-побудительной и воздействующей функции в иерархии функций политического языка: «Суть политической борьбы состоит в борьбе за присвоение языковых символов, за право определять (и тем самым контролировать) их содержание. Конечной целью политика является не столько уточнение понятийного содержания ключевых терминов, сколько провоцирование желаемой реакции адресата»[Green, 1987; 2];

2) манипулятивность политического дискурса, при которой неопределенность выступает как важнейший инструмент и лежит в основе страте-

42

гий: вуалирования (затушевывания нежелательной информации, что позволяет приглушить, сделать менее очевидными неприятные факты); мистификации (сознательное введение в заблуждение); анонимности, деперсонализации (как прием снятия ответственности);

3) стремление «спасти лицо» (Е.И. Шейгал): благодаря использованию всьма абстрактных или неопределенных выражений говорящему легче скрыть свое незнание, неинформированность и проще при возникновении необходимости впоследствии отрицать сказанное: «Политики должны все время быть настороже, чтобы не дать противнику возможности воспользоваться их слабостью - какими-либо промахами, допущенными в речи. Не допустить этого можно, лишь прибегая к языку, который может быть непрозрачным, неконкретным или пустым. Того, кто ничего не сказал, невозможно обвинить во лжи»[Сгу81а1, 1995; 378];

4) потребность избегать конфликтности в общении: неопределенность выступает как средство преодоления коммуникативных затруднений, позволяющее говорящему избегать крайностей, занимать умеренную, нейтральную позицию при обсуждении спорных вопросов, и тем самым способствует сглаживанию противоречий между коммуникантами. «Для говорящего может быть важнее пожертвовать ясностью понимания ради усиления доверия и завоевания симпатий адресата»[НагтИоп, 1998; 6];

5) стремление избежать контроля за своими^ действиями:" «Использование многозначных, неопределенных понятий - эффективный прием, которым пользуются опытные политики и спичрайтеры. Контекстуальная неопределенность понятий, использованных в текстах политических программ, затрудняет в последующем эффективный контроль за выполнением взятых обязательств и позволяет успешнее «лавировать», подчиняя свои действия моральным нормам ситуативной этики»[Ключарев, 1995; 211-216].

Семиотическим механизмом различных проявлений смысловой неопределенности является феномен неточной референции. В данном поле выделяются также такие свойства политического сознания, используемые в язы-

43

ковой манипуляции, как фантомность денотатов (советские номинации слуги народа, равенство, социальная справедливость, остров Свободы, союз нерушимый республик свободных; употребление номинации борьба за мир на фоне гонки вооружений и т.д.)[Норман, 1994; 53-60]; фидеистичность (принятие за реальность создаваемых политиками и журналистами картин мира) [Мечковская, 1998] - именно с этим качеством политического сознания связаны частые апелляции к вере и доверию народа; эзотеричность (не семантическая, а прагматическая характеристика в рамках политического дискурса, так как его цель - быть понятным «для всех»). Так, в политическом дискурсе Таджикистана середины 90-х часто употреблялись номинации миротворческие силы (а не войска)', вооруженные группировки, бандформирования (а не оппозиция); наша демократия (в отличие от той демократии, которую представляют оппозиционные силы), и т.д., и т.п.

Очевидно, что неопределенность, фантомность и фидеистичность денотата политического дискурса связаны: «в аспекте отражения фантомный денотат порождает нечеткий (неопределенный, абстрактный) сигнификат, а в аспекте референции и интерпретации фидеистическое отношение к знаку позволяет конкретизировать его в «нужном» направлении»; «неопределенность выступает в качестве специфического для политического (профессионального) подъязыка проявления эзотеричности» [Шейгал, 2000; 76, 77]. Например, отчетливо размытость денотата ощущается в высказываниях политиков Республики Таджикистан в конце 2000- начале 2010-х годов: «...позвольте мне отметить, что в Таджикистане высокий уровень терпимости, религиозного сосуществования и климата религиозной гармонии, преобладающие в социальной жизни» [Шамсов, 2011]; «В 1995 г. по решению глав государств субрегиона под эгидой МФСА была создана Межгосударственная Комиссия по устойчивому развитию стран Центральной Азии и начаты совместные проекты и программы и накоплен определенный опыт и потенциал» [Шокиров, 2003].

Основой ценностного аспекта политического дискурса является оппозиция «свои - чужие» или, по К. Шмитту, «друг - враг». «Смысл различения друга и врага состоит в том, чтобы обозначить высшую степень интенсивности соединения или разделения, ассоциации или диссоциации <...> Не нужно, чтобы политический враг был морально зол, не нужно, чтобы он был эстетически безобразен, не должен он непременно оказаться хозяйственным конкурентом, а может быть, даже окажется и выгодно вести с ним дела. Он есть именно иной, чужой»[Шмитт, 1992; 40]. Любые ценностные противопоставления в политическом дискурсе производны по отношению к оппозиции «свой - чужой». «Всякая религиозная, моральная, экономическая, этническая или иная противоположность превращается в противоположность политическую, если она достаточно сильна для того, чтобы эффективно разделять людей на группы друзей и врагов»[111митт, 1992; 40]. В дискурсе официального Таджикистана на протяжении последних двух десятилетий образ «чужих» (и, соответственно, «своих») несколько изменил свои черты: если в начале 1990-х Таджикистан позиционируется как преимущественно светское государство («Я неоднократно заявлял и вновь повторяю, что являюсь сторонником построения демократического, правового, светского государства, и этот принцип нашего развития соответствует общечеловеческим ценностям»; «... кровавые попытки исламистов сломить народное сопротивление потерпели неудачу» [Рахмонов, 2004/1; 15; 23]), то к концу 2000-х самоидентйфикацйя государственности получает религиозный оттенок: «... сегодня в мировом пространстве активизировались попытки навязать идею о том, что будто бы ислам и его ценности не соответствуют современной демократии <...> Между тем, богатая и древняя культура народов Востока, составной частью которой является светлая религия ислама, вся наполнена идеями человеколюбия и гуманизма» [«Мы должны знать наследие предков», 2009; 25].

Оппозиция «свои - чужие» реализуется в политическом дискурсе как

эксплицитно, при помощи специальных маркеров, так и имплицитно - в виде

идеологической коннотации политических терминов, через тон дискурса, его

45

подчеркнутую этикетность или анти-этикетность, а также целенаправленный подбор положительной или отрицательной оценочной лексики: «свои» часто маркируются возвышенной лексикой и торжественно-приподнятой тональностью, в то время как для указания на «чужих» используется сниженная лексика и презрительно-саркастическая тональность (графическим эквивалентом которой являются кавычки)[Шейгал, 2000; 151].

1.1.4. Жанрово-стилистическая природа политического дискурса

Классификация политической риторики в советский период была единообразна. Лингвистырассматривали речь как общественную практику и выделяли социально-политической красноречие наряду с другими видами риторики (красноречием академическим, судебным, социально-бытовым и т.д.). Социально-политическое красноречие характеризовалось специфическим набором жанров: доклад на социально-политические и политико-экономические темы, отчетный доклад на собрании, политическая речь, слово по текущим вопросам, дипломатическая речь, военно-патриотическая речь, политобозрение, агитаторская речь[Апресян, 1978; 83]. Этим жанрам в целом соответствовала практика политического дискурса советского Таджикистана[Назарзода, 2004 и др.].

Социальные перемены, затронувшие СССР и впоследствии постсоветское пространство, отразились и а жанровой структуре политического дискурса. Тематика речей расширилась; место центрального жанра советского политического дискурса - монологического и статичного доклада - заняло диалогическое и живое выступление. Уже в 2000 году в постсоветской русской политической риторике выделяются такие жанры, как выступления на социально-политические, политико-экономические, социально-культурные, этико-нравственные темы; выступления по вопросам научно-технического прогресса; отчетные доклады на съездах, собраниях, конференциях; дипло-

матические, политические, военно-патриотические, митинговые, агитаторские, парламентские речи[Кохтев, 2000; 98].

Значительное количество публикаций посвящено изучению специфики отдельных жанров и стилей языка политиков и должностных лиц[Кованова, 2005; Чекунова, 2005]. Языковеды изучают специфику парламентских дебатов, особенности митинговой речи, язык средств массовой информации [Воинова, 2006; Володина, 2001; Добросклонская, 2000; Желтухина, 2003; Леонтьев, 2001 и др.]. Лингвокультурологические исследования посвящены анализу настенных надписей, лозунгов, предвыборной полемики, политического скандала[Кириллов, 2007; Кочкин, 2003]. Специально рассматриваются жанры протеста, поддержки, рационально-аналитические и аналитико-статистические жанры, юмористические жанры и виртуально ориентированные низкие жанры.

В условиях такого богатства форм политической речи современная политическая лингвистика столкнулась с задачей жанровой классификации политического дискурса.

Выделяют жанры предъявления политика обществу, жанры предъявления обществу принятых решений, жанры обсуждения этих решений, жанры публичных массовых действий [Шмелева, 1994].

Одна из наиболее разработанных классификаций предложена зарубежным лингвистом Т. ван Дейком. Он исходит из обусловленной опытом исследования предпосылки, что системный анализ жанров политического дискурса должен опираться не на уровень текста (как в других видах институционального дискурса), но на уровень контекста. Каждый жанр, по мнению лингвиста, должен описываться через определение следующих контекстуальных категорий:

- глобальная сфера: политика;

- глобальный выполненный акт: законотворчество, выработка политической линии и т.п.;

- глобальная окружающая обстановка: сессия парламента, съезд политической партии;

- локальные политические акты, например, занятие оппозиционной ниши и т.п.;

- политическая роль участников: члены парламента, представители общественно-политических движений, члены правительственной партии, члены оппозиционной партии и т.п.;

- политические знания участников: политические убеждения и идеологии, цели и задачиполитической деятельности [Van Dijk, 1998].

Таким образом, критерием вычленения жанров политического дискурса являются не только лингвистические признаки, но особенности социальной или политической ситуации.

В современной лингвистике предлагаются и классификации на других основаниях. Так, Е.И. Шейгал предлагает классифицировать политический дискурс по ряду параметров:

1) градация институционально сти\

2) субъектно-адресные отношения (дифференциация жанров с учетом вариативности субъекта и адресата в рамках иерархии агентов политики «политический институт, представитель института, граждане в массе, отдельный гражданин»);

3) социокультурная дифференциация связана с неоднородностью групповых субъектов политики в плане идеологической ориентации, что приводит к образованию политических социолектов;

4) событийная локализация;

5) степень прототипности — маргиналъности жанра в полевой структуре дискурса. К центральным, прототипным относятся первичные, сугубо институциональные жанры, в полной мере соответствующие основной интенции политического дискурса - борьбе за власть: парламентские дебаты,

48

публичная речь политика, лозунг, декрет, переговоры. Периферийные жанры находятся на стыке с другими типами дискурса и, как правило, являются вторичными жанрами, имеющими респонсивный характер и представляющими собой реакцию на речевые действия, совершенные политиками в первичных жанрах. К ним относятся интервью, мемуары политиков, аналитические статьи, письма читателей, разговоры о политике, граффити, а также смеховые жанры.

Кроме того, жанровое пространство политического дискурса, по выводу Е.И. Шейгал, можно структурировать относительно базовой семиотической триады «интеграция - ориентация - агональность». По характеру ведущей интенции исследователь разграничивает: ритуаль-ные/эпидейктические жанры, в которых доминирует фатика интегра-ции(инаугурационная речь, юбилейная речь, традиционное радиообращение); ориентационные жанры, представляющие собой тексты информационно-прескриптивного характера (партийная программа, конституция, послание президента о положении в стране, отчетный доклад, указ, соглащение); аго-нальные жанры (лозунг, рекламная речь, предвыборные дебаты, парламентские дебаты)[Шейгал, 2000; 325, 270].

При градуировании по оси институционалъности /официальности жанры политической коммуникации можно расположить в последовательности от максимальной неформальности общения до максимальной институциональное™ /официальности:

в семье, с друзьями, разговоры с незнакомыми людьми в очереди, со случайными попутчиками и т.д., анекдоты, слухи (общение на близкой дистанции, в атмосфере доверительности, неофициальный источник информации, неофициальный канал общения);

самиздатовские листовки и граффити, как правило, критического содержания (личность выступает от своего имени, но при этом осознает себя как член общества; потенциальными адресатами являются институты и их

представители; языковое оформление не регламентировано, хотя нередко используются штампы);

телеграммы и письма граждан в знак поддержки или протеста (адресатом является конкретный политик или политический институт, канал общения официальный);

политический скандал - находится на грани личностного и институционального (источник информации может быть как официальный, так и неофициальный; канал общения официальный - скандальные факты обна-родуются публично, мотивация скандала, как правило, личностная: зачинщик руководствуется личными амбициями; стилистика общения не является жестко регламентированной);

пресс-конференции (статусно-индексальное общение на уровне «политик - граждане» через масс-медиа в качестве медиатора);

публичные политические дискуссии (статусно-индексальное общение на уровне «политик - политик»);

-публичные выступления, речи политических лидеров (статусно- ин-дексальное общение на уровне «политик - все общество или большие социальные группы»);

- законы, указы и прочие политические документы (статусно- индек-сальное общение на уровне «государство - все общество»);

международные переговоры, официальные встречи руководителей государств (статусно-индексальное общение на уровне «государство -государство»).

Только в первом пункте на данной шкале общение по всем параметрам может быть охарактеризовано как межличностное. К политическому дискурсу его относит лишь признак «содержание общения», поэтому жанр «разговоры о политике» находится на периферии жанрового пространства политического дискурса, в зоне его пересечения с бытовым дискурсом.

В общем виде классификация главных жанров современного политического дискурса отражена в таблице 1.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Усмонов, Рустам Ахмаджонович, 2012 год

Список использованной литературы

1. Алпатов В.М. Русский язык в современном мире // Решение национально-языковых проблем в современном мире. - СПб., 2003. - С. 426-430.

2. Алтунян А.Г. От Булгарина до Жириновского. Идейно стилистический анализ политических текстов. - М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999. - 263 с.

3. Алтынбекова О.Б. Законодательная основа функционирования русского языка в республиках Казахстан и Таджикистан // Материалы международной научно-практической конференции «Русский язык и литература в государствах Средней Азии». - Душанбе, 2005. - С. 7-18.

4. Андерсон Р.Д. Каузальная сила политической метафоры // Политическая лингвистика. - 2007. - № 22. - С. 7-17.

5. Андерсон Р.Д. О кросс-культурном сходстве в метафорическом представлении политической власти // Политическая лингвистика. - 2007. - № 21. - С. 6-12.

6. Ансокова Д.В. К проблеме арсенала коммуникативных средств современного политического дискурса // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - 2010. - № 3 (7). - С. 29-32.

7. Апресян Г.З. Ораторское.искусство. - М., МГУ, 1978. - 280 с.

8. Апресян Р.Г. Сила и насилие слова // Человек. - 1997. - № 5. - С. 133-137.

9. Аристотель. Риторика. Книга 1 // Античные риторики. - М.: Изд-во МГУ, 1978.-С. 15-69.

Ю.Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. -М.: Сов. энцикл., 1990. - С. 136-137.

11.Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. - М.: Языки русской культуры, 1998. -896 с.

12.Базылев В.Н. Автопортреты политиков: от психопоэтики к психополитике. // Политический дискурс в России 3. -М.: Макс-Пресс, 1999. - С. 14-21.

13.Базылев В.Н. К изучению политического дискурса в России и российского политического дискурса // Политический дискурс в России - 2: Материалы раб. совещ. (Москва, 29 марта 1998 года) // Под ред. Ю.А. Сорокина и В.Н. Базылева. — М.: Диалог-МГУ, 1998. - С. 6-8.

14.Бакеркина В.В., Шестакова Л.Л. Краткий словарь политического языка (к реализации проекта) // Русистика сегодня. - 1998. - № 1 -2. - С. 165-178.

15.Бакумова Е.В. Ролевая структура политического дискурса: дис. ... канд. филол. наук. - Волгоград, 2002. - 200 с.

16.Балашова Л. В. Общественно-политическая лексика как источник метафори-зации вне политического дискурса // Политическая лингвистика. - 2006. - № 20.-С. 21-42.

17.Баранов А.Н. Лингвистическая теория аргументации (когнитивный подход): дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1990. - 378 с.

18.Баранов А.Н. Введение в прикладную лингвистику: учебное пособие. - М.: Эдиториал УРРС, 2001. - 360 с.

19.Баранов А.Н. Политический дискурс: прощание с ритуалом // Человек. -1997. -№6.-С. 108-118.

20.Баранов, А.Н., Казакевич, Е.Г. Парламентские дебаты: традиции и новации. -М.: Знание, 1991.-64 с.

21.Баранов А. Н., Караулов Ю. Н. Словарь русских политических метафор. - М.: " Помовский и партнеры, 1994. - 351 с.

22.Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. - М.: Прогресс, 1994. - 616 с.

23.Барт Р. Мифологии. - М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. - 312 с.

24.Баталов Э. Социальное пространство свободной мысли // Свободная мысль. -1993.-№10.-С. 8.

25.Белов Е.С., Чернякова М.В., Чудинов А.П. Риторическое направление в американской политической метафорологии // Политическая лингвистика. -2008.-№26.-С. 156-158.

26. Белт Т.Политическое убеждение путем метафорического моделирования // Политическая лингвистика. - 2007. - № 22. - С. 18-24.

27. Бережная Т.М. Президентская риторика в системе пропагандистского манипулирования общественным сознанием // Язык и стиль буржуазной пропаганды. -М: Изд-во МГУ, 1988.-С. 135-166.

28. Блакар P.M. Язык как инструмент социальной власти. - М.: Прогресс, 1987. - 182 с.

29. Богин Г.И. Понимание и непонимание в общении политика с населением // Политический дискурс в России - 2: Материалы раб. совещ. (Москва, 29 марта 1998 года). /Под ред. Ю.А. Сорокина и В.Н. Базылева. -М.:Диалог-МГУ, 1998.-С. 11-17.

30. Бокмельдер Д.А. Стратегии убеждения в политике: анализ дискурса на материале современного английского языка: дис. ... канд. филол. наук. - Иркутск, 2000. - 140 с.

31. Боринская О.О. Теория и практика политической метафорологии // Политическая лингвистика. - 2011. - № 1. - С. 255-256.

32. Борисова Е.Г. Особенности типов политического дискурса в России // Политический дискурс в России - 2: Материалы раб. совещ. (Москва, 29 марта 1998 года). /Под ред. Ю.А. Сорокина и В.Н. Базылева. - М.: Диалог-МГУ, 1998. -С. 17-18.

33. БоришпЪлец К.П. Методы политических исследований: Учеб. пособие для студентов вузов. - М: Аспект Пресс, 2005. - 221 с.

34. Брантов С.А. Просодическая составляющая риторической аргументации в публичной речи: На материале британских лекций: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Москва, 2004. - 16 с.

35. Будаев Э.В. Метафорическое моделирование постсоветской действительности в российском и британском политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2006. - 220 с.

36. Будаев Э.В. «Могут ли метафоры убивать?»: прагматический аспект политической метафорики // Политическая лингвистика. - 2006. - № 20. - С. 67-74.

37. Будаев Э.В. Сопоставительная политическая метафорология: автореферат дис. ... д-ра филол. наук. -Екатеринбург, 2010. -49 с.

38. Будаев Э.В., Чудинов А.П. Когнитивно-дискурсивный анализ метафоры в политической коммуникации // Политическая лингвистика. - 2008. - № 26.-С. 37-48.

39. Будаев Э.В., Чудинов А.П. Лингвистическая советология: монография. - Екатеринбург, 2009. - 291 с.

40. Будаев Э.В., Чудинов А.П.Лингвистическая советология как научное направление// Политическая лингвистика. - 2009. - № 1. - С. 25-38.

41. Будаев Э.В.,Чудинов А.П. Лингвистическая парасоветология // Политическая лингвистика. - 2007. - № 24. - С. 10-15.

42. Будаев Э.В., Чудинов А.П.Лингвистическая постсоветология // Политическая лингвистика. - 2008. - № 25. - С. 10-18.

43. Будаев Э.В., Чудинов А.П.Метафора в педагогическом дискурсе: современные зарубежные исследования // Политическая лингвистика. - 2007. -№ 21. - С. 69-74.

44. Будаев Э.В., Чудинов А.П.«Метафоры, которыми мы живем»: преобразования прецедентного названия // Политическая лингвистика. - 2007. - № 22.-С. 99-105.

45. Будаев Э.В., Чудинов А.П.Методологические грани политической ме-тафорологии // Политическая лингвистика. - 2007. - № 21. - С. 22-31.

46. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). - М.: Языки русской культуры, 1997. - 576 с.

47. В Таджикистане не утихают споры вокруг статуса русского языка. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.dw-world.de/dw/article/0,,4529649,00.html

48. Вайнрих X. Лингвистика лжи // Язык и моделирование социального взаимодействия. - М.: Прогресс, 1987. - С. 44-88.

49. Вайс Д. Животные в советской пропаганде: вербальные и графические стереотипы // Политическая лингвистика. - 2007. - № 21. - С. 19-34.

50. Васильева С.Л. Метафорическое смыслообразование в политическом дискурсе (на материале русского, английского и французского языков) // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - 2010. - № 1 (5): в 2-х ч. Ч. II. - С. 60-64.

51. Васильева С.Л. Специфика актуализации архетипического конструкта «свой-чужой» в политическом дискурсе XX века // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - 2010. - № 2 (6). - С. 33-40.

52. Вахобов Т. Социолингвистические аспекты развития таджикского литературного языка (20-30-х годов XX в.): автореферат дис. ... д-ра филол. наук. - Душанбе, 2006. - 42 с.

53. Вахобов Т. Функциональный аспект развития таджикского литературного языка-Душанбе: Дониш. 1989. - 184 с.

54. Вдовиченко Л.В.Идеологемы «порядок/огёег - беспорядокА^о^ег» в политическом дискурсе России и США: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2011. - 24 с.

55. ВенцльК. Идиомы в русском политическом дискурсе // Русистика сегодня. - 1998.-№ 1-2. - С. 112-137.

56. Верещагин Е.М, Костомаров В.Г. Язык и культура. М., 2005.

57. Вершинина Т.С. Зооморфная, фитоморфная и антропоморфная метафора в современном политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2002. - 225 с.

58. Веселова Н.В. Ирония в политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - Нижний Новгород, 2003. - 185 с.

59. Вечерний Душанбе. - 2006. - № 30 (27 июля). [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://gazeta.tj/uploads/clinks/270706.rar

60. Виноградов С. И. Слово в парламентской речи и культура общения // Русская речь. - 1993. - № 2-4.

61. Винокур Т.Г. Информативная и фатическая речь как обнаружение разных коммуникативных намерений говорящего и слушающего // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. -М.: Наука, 1993.-С. 5-29.

62. Вовк В. Монологизм сознания и язык политики // Политическая мысль.-1995.-№2/3.-С. 21-26.

63. Водак Р. Язык. Дискурс. Политика. - Волгоград: Перемена, 1997. - 139 с.

64. Воинова Е.А. Медиатизация политики как феномен новой информационной культуры: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - М., 2006. - 23 с.

65. Волкова И. Слово Путина: Что показал психолингвистический анализ устных выступлений и. о. президента России // Эксперт. - 2000. - № 6. - С. 53-57.

66. Володина М.Н. Язык массовой коммуникации - основное средство информационного воздействия на общественное сознание // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. Тезисы докладов международной научной конференции. - М.: Изд-во МГУ, 2001. - С. 11-13.

67. Воробьев В .В. Лингвокультурология. -М.РУДН,2008. - С. 5-26.

68. Воробьева О.И. Политическая лексика: семантическая структура. Текстовые коннотации: монография. - Архангельск: Изд-во Помор, гос. ун-та им. М.В. Ломоносова, 1999. - 94 с.

69. Выборы, власть, СМИ: Сб. статей журналистов Азербайджана, Грузии, Таджикистана и Узбекистана. - Kalmar, 2004. - 148 с.

70. Гаврилова М.В. Лингвокогнитивный анализ русского политического дискурса: дис. ... д-ра филол. наук. - СПб., 2005. - 468 с.

71. Гаврилова M.B. Политическая коммуникация XX века: учебное пособие. - СПб.: Изд-во Невского ин-та языка и культуры, 2008. - 92 с.

72. Газизов P.P. Своеобразие и трансформация манипулятивных технологий в региональной журналистике: на примере политического дискурса газет «Республика Татарстан» и «Вечерняя Казань» 1996-2008 гг.: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Казань, 2010. - 20 с.

73. Гайкова О.В.Предвыборный дискурс как жанр политической коммуникации: На материале английского языка: дис. ... канд. филол. наук. - Волгоград, 2003.-211 с.

74. Ганзина О.Ю. Концептуальная метафора как средство создания образа политического деятеля на страницах современной немецкой печати // Вестник КГУ им. H.A. Некрасова. - 2010.-№ 3. -С. 156-160.

75. Гаспаров Б.М. Устная речь как семиотический объект // Ученые записки Тартуского ун-та. -1978. - Вып. 442. - С.63-112.

76. Гафоров Р. Вазъи кунунии истилохоти забоншиносии тохик ва лузуми такмили он // Ахбороти АФ РСС Тохикистон. Серияи шаркшиносЬ, таърих, филология. - Душанбе, 1991. - №3. - С. 16-21.

77. Герасимова С.А. Коммуникативный потенциал методической записки как жанра учебно - дидактического дискурса: дис...канд.филол.наук. М.: Московский областной педагогический университет, 2011.- 168 с.

78. Герасименко Н. А. Информация и фасцинация в политическом дискурсе // Политический дискурс в России. -1998. - №2. - С. 20-23.

79. Грушевская Т.М. Политический газетный дискурс: Лингвопрагматиче-ский аспект: дис. ... д-ра филол. наук. - Краснодар, 2002. - 256 с.

80. Гудков Д.Б. Прецедентные имена и парадигма социального поведения // Лингвостилистические и лингводидактические проблемы коммуникации. - М.: МАЛП, 1996. - С. 58-69.

81. Гуревич П.С. Мифология наших дней // Свободная мысль. - 1992. -№11.-С. 43-53.

82. Гуревич П.С. Философская антропология. - М.: Вестник, 1997. - 443 с.

308

83. Гусева O.A. Риторико-аргументативные характеристики политического дискурса: На материале президентских обращений к нации: дис. ... канд. филол. наук. - Калуга, 2006. - 228 с.

84. Даниленко В.П. Профессионализм парламентской речи // Культура парламентской речи. - М.: Наука, 1994. - С. 57-65.

85. Дарьина Е.В. Лингво-риторическое описание языковой личности на примере публичных выступлений Петена и де Голля во время Второй мировой войны: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - М., 2008. - 24 с.

86. Декриминализация клеветы и оскорбления - важный шаг к демократии в обществе: Материалы международной конференции, Душанбе, 9-10 октября 2008 г. - Душанбе: Хома, 2008. - 86 с.

87. Дементьев В.В. Фатические и информативные коммуникативные замыслы и коммуникативные интенции: проблемы коммуникативной компетенции и типология речевых жанров // Жанры речи. - Саратов: Колледж, 1997.-С. 34-44.

88. Демьянков В.З. Политический дискурс как предмет политологической филологии // Политическая наука. Политический дискурс: история и современные исследования. - М., 2002. - № 3. - С. 32-43.

89. Демьянков В.З. Реставрация и модернизация: заметки по лингвистической политологии // Политическая лингвистика. - 2010. - № 2. - С. 32-34.

90. Денисов П. Н. Язык русской общественной мысли Конца XIX - первой четверти XX в. - М.: 1998. - 278 с.

91. Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. - М.: Новая школа, 1996. - 352 с.

92. Дмитриева О. Л. Ярлык в парламентской речи // Культура парламентской речи. - М., 1994. - С. 90-97.

93. Добросклонская Т.Г. Вопросы изучения медиатекстов. - М.: Едиториал УРСС, 2000.-288 с.

94. Домышева С.А. Политический дискурс в пространстве дискурса реагирования: на материале британской и американской прессы за 2000-2007 гг.: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Иркутск, 2008. - 22 с.

95. Дорлигийн А. Современный русский политический дискурс: Лексико-семантический аспект; на материале языка российских газет 90-х гг.: дис. ... канд. филол. наук. - М., 1999. - 129 с.

96. Дурович Т., Силаски Н. Метафоризация политики - роль когнитивного сдвига в сербском политическом дискурсе // Политическая лингвистика. -2010. -№3,- С. 25-33.

97. Ерасов Б.С. Социальная культурология. - М.: Аспект-Пресс, 1996. -591 с.

98. Ерилова С.Л. Метафоризация как способ смыслопостроения в политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - Тверь, 2003. - 177 с.

99. Ермакова О.П. Семантические процессы в лексике // Русский язык конца XX столетия (1985-1995). - М.: Языки русской культуры, 1996. - С. 3266.

100. Желтухина М.Р. Тропологическая суггестивность масс-медиального дискурса: о проблеме речевого воздействия тропов в языке СМИ: Монография. - М.: Ин-т языкознания РАН; Волгоград: Изд-во ВФ. МУПК, 2003. -656 с.

101. Жельвис В.И. Инвектива в парадигме средств фатического общения" // Жанры речи. - Саратов: Изд-во Гос УНЦ «Колледж», 1997. - С. 137-144.

102. Зайцева Е.Л. Выражение отрицательной оценки в политическом дискурсе: опыт сравнительно-сопоставительного исследования российских и французских печатных средств массовой информации: дис. ... канд. филол. наук. - Чебоксары, 2006. - 201 с.

103. Закон республики Таджикистан о государственном языке Республики Таджикистан. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.khoma.tj/index.рЬр?ор11оп=сот_соп1еп1&у1еш=а11;1с1е&са11ё= 16:20 11 -03-16-09-44-24&л£1=106:2011 -03-16-10-59-13&кегшс1= 18

104. ЗемцовИ. Советскийполитическийязык. - London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1985. - 432 c.

105. Зигманн Ж.В.Структура современного политического дискурса: Речевые жанры и речевые стратегии: дис. ... канд. филол. наук. - М., 2003. - 239 с.

106. Зикриёев Ф.К. Асосхои пайдоиши робитахои забонхои тохикЬ-русЬ // Материалы международной научн. конф. «Рудаки и становление таджикского литературного языка». - Душанбе: РТСУ, 2008.

107. Зильберт Б.А. Языковая личность и «новояз» тоталитаризма //Языковая личность и семантика: Тез. докл. науч. конф. 28-30 сент. 1994г. -Волгоград: Перемена, 1994. - С. 50.

108. Зятькова Л.Я. Субъективная модальность политического дискурса: На материале российских, британских и американских печатных СМИ: дис. ... канд. филол. наук. - Тюмень, 2003. - 249 с.

109. Иванова C.B. Политический медиа-дискурс в фокусе лингвокультуро-логии // Политическая лингвистика. - 2007. - № 24. - С. 29-32.

110. Ильин М.В. Политический дискурс как предмет анализа // Политическая наука: Сб. научных трудов. - М., 2002. - С.7-19.

111. Ильин М.В. Слова и смыслы: Опыт описания ключевых политических понятий. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1997. -432 с.

112. Имидж лидера. Психологическое пособие для политиков. / Под редакцией Е.В. Егоровой-Гантман. - М.: Знание, 1994. - 265 с.

113. Казакевич Л.И. Социальная политика. Учебно-методическое пособие. -Томск: ТУСУР, 2006. - 170 с.

114. Какорина Е.В. Стилистический облик оппозиционной прессы // Русский язык конца XX столетия (1985-1995). - М.: Языки русской культуры, 1996.-С. 409-426.

115. Калашаова A.LLI. Политический дискурс: Аспекты социального воздействия: дис. ... канд. филол. наук. - Краснодар, 2006. - 130 с.

116. Калашова A.C. Референциально-прагматические основания политического дискурса: на материале публичных выступлений Ф. Кастро: дис. ... канд. филол. наук. - Ставрополь, 2011. - 234 с.

117. Калинин К.Е. Коммуникативные стратегии убеждения в англоязычном политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - Нижний Новгород, 2009,- 187 с.

118. Канетти Э. Элементы власти // Психология и психоанализ власти. Т.1. Хрестоматия. - Самара: Бахрах, 1999. - С. 120-168.

119. Канчани П.Оппозиция «свои-чужие» как прагматическая доминанта политического дискурса: дис. ... канд. филол. наук. - М., 2007. - 260 с.

120. Карнаухова М.В.Текстовый портрет политика как компонент политического дискурса: Экспериментальное исследование: дис. ... канд. филол. наук. - Ульяновск, 2000. - 161 с.

121. Караулов Ю.Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения:Язык и личность. М.,1989. С. 3-8.

122. Каспэ С.И. Центры и иерархии: пространственные метафоры власти и западная политическая форма: автореферат дис. ... д-ра филол. наук. - М., 2009.-33 с.

123. Кассирер Э. Техника современных политических мифов // Антология культурологической мысли. - М.: РОУ, 1996. - С. 204-209.

124. Катаева С.Г. Немецкий политический язык: основные направления и тенденции развития: на материале политической лексики: автореферат дис. ... д-ра филол. наук. - М., 2009. - 42 с.

125. Кашпур В.В. Миромоделирующая функция жанров российского политического дискурса: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - М., 2011. - 23 с.

126. Керимов Р.Д.Артефактная концептуальная метафора в немецком политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - Кемерово, 2005. - 186 с.

127. Кириллов А.Г. Политический нарратив: структура и прагматика: на материале современной англоязычной прессы: автореферат дис. ... кандидата филологических наук: 10.02.04. - Самара, 2007. - 23 с.

128. Киселев К. В. Политический слоган: проблемы семантической политики и коммуникативная техника. - Екатеринбург: УрО РАН, 2002. - 246 с.

129. Кишина Е.В. Категория «свойственность-чуждость» в политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - Кемерово, 2006. - 188 с.

130. Клюев Е.В. Фатика как предмет дискуссии // Поэтика. Стилистика. Язык и культура. Памяти Т. Г. Винокур. - М.: Наука, 1996. - С. 212-220.

131. Ключарев Г.А. Языковая реальность и политический имидж // Обновление России: трудный поиск решений. - М., 1995. - Вып. 3. - С. 211-216.

132. Кобец Е.В. Политический дискурс конца XX - начала XXIbb.: прагматика юмора как шаг к пониманию и ломке стереотипов восприятия // Вестник ЧитГУ. - 2010. - № 6 (63). - С. 21-27.

133. Кобозоева И.М. Лексикологические заметки о метафоре в политическом дискурсе // Политическая лингвистика. -2010. -№ 2. -С. 41-46.

134. Ковалев Ю.В. Прагматическая функция интонации в публичной политической речи: автореферат дис. ... д-ра филол. наук. - М., 2008. - 44 с.

135. Кованова Е.А. Риторика автобиографического дискурса: На материале автобиографий американских деятелей политики и искусства: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - СПб., 2005. - 19 с.

136. Козлов Р.Г. Функционально-семантический статус политического дискурса во французском и русском языках: дис. ... канд. филол. наук. - Чебоксары, 2006.-210 с.

137. Концептуализация политики / Под. ред. М.В. Ильина. - М.: МОНФ, 2001.-314 с.

138. Корнилаева H.H. Языковые средства как способ моделирования восприятия в политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - Москва, 2009. - 180 с.

139. Королева Ю.П. Роль просодии в реализации юмора и иронии в британской публичной речи: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - М., 2008. - 18 с.

140. Косарев М.И.Прецедентные феномены со сферой-источником «Кино» в политической коммуникации Германии и США: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2008. - 24 с.

141. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. 1999. 280 с.

142. Кохтев Н. Н. Основы ораторской речи: учебное пособие. - М.: МГУ, 1992.-240 с.

143. Кочкин М.Ю. Политический скандал как лингвокультурный феномен: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Волгоград, 2003. - 1 7 с.

144. Кравченко И.И. Политическая мифология: вечность и современность // Вопросы философии. - 1999. - №1. - С. 3-17.

145. Красных, В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? -М.: Диалог - МГУ, 1998. - 352 с.

146. Крылова O.A. Коммуникативный синтаксис русского языка.-М.:РУДН,1992. - 172 с.

147. Кричун Ю.А. Языковая личность политического деятеля: дискурсивные характеристики: на материале речей Уинстона Черчилля: дис. ... канд. филол. наук. - Краснодар, 2011. - 172 с.

148. Кропотухина П.В. Когнитивное исследование фитоморфной метафоры в современных политических дискурсах России и Великобритании: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2011. - 24 с.

149. Крячков Д.А. Языковой афоризм как средство репрезентации говорящего в американском политическом дискурсе: На материале избирательной кампании 2000 г.: дис. ... канд. филол. наук. - М., 2002. - 287 с.

150. Кудрявцев А.Г. Выражение национальной идентичности в политическом дискурсе: функции и механизмы воздействия на реципиента сообщения // Политическая лингвистика. - 2010. - № 4. - С. 115-117.

151. Кулакова В.В. Интернет в системе средств массовой информации Таджикистана: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Душанбе, 2007. - 28 с.

152. Купина Н.А. Агитационный дискурс: в поисках жанра влияния // Культурно-речевая ситуация в современной России. - Екатеринбург: Урал, ун-т, 2000.-С. 216-233.

153. Купина Н.А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. - Екатеринбург-Пермь: ЗУУНЦ, 1995.- 143 с.

154. Курбанова М. Государственный язык в Таджикистане. 20 лет суверенности (интервью с Г.Джураевым, У.Назиром, С.Назарзода), 17.07.2009. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.centrasia.ru/newsA.php?st= 1248212040

155. Левенкова Е.Р. «DEMOCRACY» и «CHANGE» как ключевые концепты политического дискурса Великобритании // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. - 2010. - Т. 12. - № 5 (3). — С. 778-783.

156. Левин Ю.И. Семиотика советских лозунгов. //Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. - М.: Языки русской культуры, 1998. - С. 542558.

157. Левинтова Е.М. Политический дискурс в постсоветской России (19922001 гг.) // Мониторинг общественного мнения: экономические и социаль-ныеперемены. - 2002. - № 2. - С. 16-25.

158. Леонтьев А.А. Образ события в СМИ и возможности его искажения // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. Тезисы докладов международной научной конференции. - М.: МГУ, 2001. - С. 39-41.

159. Ли Е.В.Диалектическое взаимодействие универсальных и этнокультурных стратегий аргументации в политическом дискурсе: на материале русского и корейского языков: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Иркутск, 2011. - 19 с.

160. Литвинова Т.И. Спортивная и игровая метафора в немецком политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - Воронеж, 2008. - 203 с.

161. Лохова С.К.Игра слов в политическом дискурсе: компьютерный анализ политической метафоры: дис. ... канд. филол. наук. - М., 2007. - 185 с.

162. Луц Жехак: Закон о языке в Таджикистане - хороший, но есть возможности его улучшить [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.dw-world.de/dw/article/0„4750412,00.html

163. Лябина О.Г. Лексико-стилистическая репрезентация субъективности индивида: на материале текстов публичных выступлений современных политических деятелей: автореферат дис. ... кандид. филол. наук: 10.02.19. -Тамбов, 2007. - 21 с.

164. Чураев Г. Масъалахои рушди забон аз нигохи Президент. - Душанбе: Шарки озод, 2009. -155 с.

165. Мадалиева Е.В. Прагматикон языковой личности политика в жанре исповеди//Политическая лингвистика. - 2011.-№ 1.-С. 143-146.

166. Маланчук И.Г Лингвистические методики анализа политических тестов // Политическое поведение и политические коммуникации. Материалы российско-американской конференции. - Красноярск, 1994. - С. 59-64.

167. Маланчук И.Г. Роль языковой картины мира в политической коммуникации: дисс. ... канд. психол. наук. - М.: РАГС, 1998. - 260 с.

168. Малюкова Д.С. Антропоморфные метафоры в современном политическом дискурсе // Язык и культура. - 2009. - № 4. - С. 50-54.

169. Малюкова Д.С. Метафора в системе языковых средств конструирования образа политика в современном дискурсе // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - 2010. - В 2-х ч. - Ч. I. № 1 (5). - С. 175-178.

170. Маслова В.А. Введение в лингвокультурологию. - М.: Наследие, 1997. -208 с.

171. Мачидов X. Забони адабии муосири тохик. Л>. 1. ЛугатшиносЬ. - Душанбе, 2007.-427 с.

172. Мачидов X. Оид ба баъзе майлонхои номатлуб дар забони адабии муосири тохик // Оинаи забон. Комиссияи тадбики Конуни забони назди Чуку-мати Тумхурии Точикистон. - Душанбе, 2003. - С. 32-40.

173. Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. - М.: Аспект Пресс, 1996. -207 с.

174. Мечковская Н.Б. Язык и религия. - М.: ФАИР, 1998. - 352 с.

175. Михайлов В.В.Средства реализации образности в институциональном политическом дискурсе: На материале немецкого и русского языков: дис. ... канд. филол. наук. - Тамбов, 2006. - 220 с.

176. Михалёва O.JI. Политический дискурс как сфера реализации манипуля-тивного воздействия: автореферат дис. ... кандид. филол. наук. - Кемерово, 2004.-21 с.

177. Михальская А.К. Русский Сократ: Лекции по сравнительно-исторической риторике. - М.: Академия, 1996. - 192 с.

178. Москович Ю.Н., Шмелева Т.В. и др. Исследования политической коммуникации методами психолингвистики // Ключевые слова текущего момента. - Красноярск: КГУ, 1993.-С. 17-29.

179. Мохова Е.К. Метафоры в политическом дискурсе президента Уго Чаве-са // Мир науки, культуры, образования. - 2009. - № 7. - С. 37-38.

180. Мукимов М.А. Действительность независимого Таджикистана и проблемы ее освещения в зарубежных средствах электронной информации: автореферат дис. ... д-ра филол. наук. - Душанбе, 2006. -48 с.

181. Мухарямов М.Н., Мухарямова Л.М. Политическая лингвистика как научная дисциплина// Политическая наука. - 2002. - № 3. -С. 44-60.

182. «Мы должны знать наследие предков»: ориентиры нации и умы в политическом языке современного Таджикистана. - Воронеж, 2009. - 104 с.

183.Набиев Н.Г. Политическая фразеология в современном французском языке: автореф. дис. ... кандид. филол. наук. - Киев, 1991. - 24 с.

184. Нагзибекова М.Б. Русский язык в Таджикистане // Slavica Helsingiensia 35. Слюбовьюкслову / Festschrift in Honour of Professor Arto Mustajoki on the Occasion of his 60th Birthday. Ed. byJoukoLindstedtetal. - Helsinki, 2008. - C. 233-241.

185. Назарзода С. Забон ва вахдати миллЬ. - Душанбе, 2007.

186. Назарзода С. Таджикская общественно-политическая терминология: История, направления и перспективы: дис. ... докт. филол. наук. - Душанбе, 2004.-308 с.

187. Назарзода С. Ташаккули истилохоти ихтимоЬ-сиёсии забони точикЬ дар садаи XX. - Душанбе: Дониш, 2004. - 330 с.

188. Невинская М.Д. Концептуальная оппозиция «народ - власть» в политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - Волгоград, 2006. - 177 с.

189. Никифорова JI.K. Метафорическая репрезентация атомной энергетики в политическом дискурсе России, Франции и Германии: дис. ... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2010. - 217 с.

190. Нозимов A.A. Языковая ситуация в современном Таджикистане: состояние, особенности и перспективы: автореф. дис. ... докт. филол. наук. -Душанбе, 2010.-51 с.

191. Норман Б.Ю. Лексические фантомы с точки зрения лингвистики и культурологии // Язык и культура. Третья междунар. конф. - Киев, 1994. -С.53-60.

192. Норман Б.Ю. О креативной функции языка (на материале славянских языков) // Славяноведение. - 1997. - № 4. - С. 30.

193. Огородов М.К. Коммуникативная обусловленность синтаксической организации текста в его сильных позициях: автореф. дис. ... кандид. филол. наук. -М., 1991.-20 с.

194. Ольшанский И.Г. Лингвокультурология в конце XX в: Итоги, тенденции,перспективы. М. 2000.

195. Оксогоев В.Л. Интерпретации и категории политического дискурса // Вестник ЧитГУ. - 2007. - № 3 (44). - С. 146-151.

196. Ольховикова Ю.А. Метафоры со сферой-источником «Неживая природа» в политическом дискурсе США и ФРГ: дис. ... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2009. - 211 с.

197. Опарина Е.О. Метафора в политическом дискурсе // Политическая наука. - 2002.-№ 3. - С. 20-31.

198. Осетрова E.B. Речевой портрет политического деятеля: содержательные и коммуникативные основания. // Речевой имидж. - Красноярск, 2004. -С. 34-49.

199. Ошеева Ю.В. Политическая лексика и фразеология русского языка: 1985-2000 гг.: автореф. дис. ... кандид. филол. наук. - Уфа, 2004. - 22 с.

200. Павлова Е.К. Политический дискурс в глобальном коммуникативном пространстве: на материале английских и русских текстов: автореферат дис. ... д-ра филол. наук. - М., 2010. - 45 с.

201. Паршин П.Б. Исследовательские практики, предмет и методы политической лингвистики // Проблемы прикладной лингвистики = Scripta linguisticae applicate. - М., 2002. - С. 181-208.

202. Паршин П.Б. Понятие идиополитического дискурса и методологические основания политической лингвистики. - М.: Академия, 2003.

203. Паршина О.Н. Стратегии и тактики речевого поведения современной политической элиты России: дис. ... докт. филол. наук: 10.02.01. - Саратов, 2005.-325 с.

204. Пасечник О.В. Метафорические образы современного мира, объективируемые в политических, экономических и культурных концептах: на материале немецкого газетно-публицистического дискурса: дис. ... канд. филол. наук. - Саратов, 2007. - 262 с.

205. Патрушева Ё.В.Лингвокультурологический и функционально-прагматический аспекты афоризмов в политическом дискурсе: на материале публичных выступлений В.В. Путина и Дж. Буша мл.: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Ставрополь, 2011. - 22 с.

206. Пеньковский А.Б. О семантической категории «чуждости» в русском языке // Структурная лингвистика, 1985 - 1987. - М.: Наука, 1989. - С. 5482.

207. Пеньковский А.Б. Тимиологические оценки и их выражение в целях уклоняющегося от истины умаления значимости // Логический анализ языка, истина и истинность в культуре и языке. - М.: Наука, 1995. - С. 36-40.

208. Пескова E.H.Метафора как средство реализации интенций в политическом дискурсе: на материале текстов региональных предвыборных кампаний: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Челябинск, 2006. - 23 с.

209. Пикалова Е.В. Тематическая группа «Симптомы и конкретные болезненные состояния» в метафорическом пространстве политического дискурса // Политическая лингвистика. - 2011. - № 1. - С. 167-170.

210. Погорелая Е.А. Русскоязычие: контексты и подтексты языковой реформы (1989-1990 гг.): Монография. - Тирасполь: РИО ПГУ, 2003. - 448 с.

211. Полиниченко Д.Ю. Политические мифологемы фолк-лингвистики // Политическая лингвистика. - 2010. - № 4(34). - С. 196-202.

212. Пономарева O.A. Вербализация политического имиджа в российских и американских средствах массовой информации: дис. ... кандид. филол. наук. - Волгоград, 2008. - 215 с.

213. Попова Е.А. Культурно-языковые характеристики политического дискурса: На материале газ. интервью: дис. ... канд. филол. наук. - Волгоград, 1995.-36с.

214. Попова Е.А. Политический дискурс как предмет культурно-лингвистического изучения // Языковая личность: проблемы значения и смысла: сб. науч. тр. -Волгоград, 1994. - С. 143-152.

215. Постникова Л.В. Просодия и политический имидж оратора: На материале речей американских президентов: автореферат дис. ... канд. филол. наук.-М., 2003.-22 с.

216. Празян Н.О. Лингвокогнитивные и прагматические основы использования метафоры и иронии в английском политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - М., 2011. - 199 с.

217. Проблемы функционирования русского языка в Республике Таджикистан / Шамбезода Х.Д., Дубовицкая И.М., Гусейнова Т.В. и др. - Душанбе, 2006.-200 с.

218. ПроскуряковМ. Р. Дискурс власти (очерк культуры политической, речи) // Современная русская речь: состояние и функционирование. - СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 2004. - С. 82-105.

219. Пул И. де С. Слово «демократия» // Политическая лингвистика. - 2009. - № 1.-С. 185-190.

220. Пшенкин A.A. Метафорический образ СССР/России в американском политическом дискурсе второй половины XX - начала XXI веков: дис. ... канд. филол. наук. - Барнаул, 2006. - 194 с.

221. Разинкина Н.С. Концептуальная метафора в русском языке советского периода // Вестник Томского государственного университета. - 2011. - № 344.-С. 26-29.

222. Разумова JI.B. Политика мультикультурализма и современные этнокультурные и языковые процессы // Известия Саратовского университета. -2010. - Т. 10. Сер. Филология. Журналистика, вып. 3. - С. 19-22.

223. Ракитина Н.Н.Лингвокультурологические аспекты функционирования аббревиатур в политическом дискурсе: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Челябинск, 2007. - 21 с.

224. Рождественский Ю.В. Теория риторики. - М.: Добросвет, 1997. - 600 с.

225. Русакова О.Ф., Максимов Д.А. Политическая дискурсология: предметное поле, теоретические подходы и структурная модель политического дискурса // Полис. - 2006. - № 4. - С. 26-43.

226. Русина В.В. Информационная политика в сфере СМИ в демократическом обществе: Основные принципы и формы реализации в регионе: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - М., 2005. - 29 с.

227. Рустамов Ш. Забон ва замон. - Душанбе: Дониш, 1981.- 255 с.

228. Рябцева И.Г. Оппозиционный политический дискурс в американских СМИ: коммуникативный и прагматический аспекты: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Ростов-на-Дону, 2009. - 24 с.

229. Ряпосова А.Б. Метафорические модели с агрессивным прагматическим потенциалом в политическом нарративе «Российские федеральные выборы (1999-2000 гг.)»: автореферат дис... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2002.-23 с.

230. Савельев А.Н. Политическая мифология и политическая технология // Москва. - 1998. - №8. - С. 160-170.

231.Садуов Р.Т. Лингвокультурологический и семиотический анализ особенностей структуры и содержания политического дискурса Барака X. Оба-мы: дис. ... канд. филол. наук. - Уфа, 2011. - 223 с.

232. Сайидзола 3., Саидов Ф. Таджикистан: информационный ресурс, внешняя политика, имидж государства. - Душанбе, 2008. - 37 с.

233. Салман А.Е. Актуальная политическая лексика и фразеология русского языка новейшего периода и ее представление в учебном двуязычном словаре: автореферат дис. ... кандид. филол. наук. - Воронеж, 2008. - 23 с.

234. Селиверстова Л.Н. Речевое поведение политических деятелей Германии XX века: На материале их публичных выступлений и мемуаров: автореферат дис. ... кандид. филол. наук: 10.02.04. - Пятигорск, 2004. - 16 с.

235. Сентенберг И.В. Лексическая семантика английского глагола. - М.: МГПИ, 1984.-96 с.

236. Сергеев В.М. Демократия как переговорный процесс. - М., 1999. - 146 с.

237. Сергеев В.М. Когнитивные методы в социальных исследованиях. // Язык и моделирование социального взаимодействия: Переводы. - М., 1987. -С. 3-20.

238. Сивякова Е.В. Общероссийские СМИ как институт публичной политики: условия и технологии производства публичности: автореферат дис. ... канд. филол. наук: 10.01.10. - М., 2009. - 24 с.

239. Синельникова Л.Н. Политическая лингвистика: координаты междисци-плинарности // Политическая лингвистика. - 2009. - № 4. - С. 41 -47.

240. Соколовская Т. Б. Языковая личность политического лидера: На материале газет новейшего времени. - СПб., 2002. - 156 с.

241. Спиридовский О.В. Лингвокультурные характеристики американской президентской риторики как вида политического дискурса: дис. ... канд. фи-лол. наук. - Воронеж, 2006. - 255 с.

242. Степаненко A.B. Лингвокогнитивные особенности функционирования метафоры в политическом дискурсе: На материале русского и немецкого языков: дис. ... канд. филол. наук. - М., 2001. - 254 с.

243. Степанов Ю.С. Семиотика. М., 1971,- 190 с.

244. Стецула И.В. Политический дискурс средств массовой коммуникации: трансформация прагмалингвистических параметров функционирования (на материале украинской прессы): автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Киев, 1995.-22 с.

245. Стояновская И.П. СМИ и политика в современной Италии: «империя» Берлускони: Конец 70-х гг. XX в. - начало XXI в.: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - М., 2004. - 16 с.

246. Таджиев Д.Т. О развитии таджикского литературного языка // Вопросы развития литературных языков народов СССР. - Алма-Ата, 1964. - С.253-260.

247. Таджикистан / Отв. ред. Чумичев Д.А. - М.: Мысль, 1968. - 248 с.

248. Таджикистан: закон о языке в действии. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://rusedin.ru/2011 /03/01 /tadzhikistan-zakon-o-yazyike-v-deystvii/

249. Телешева И.В. Когнитивное исследование морбиальной метафоры в современном политическом дискурсе России, США и Великобритании: дис. ... канд. филол. наук. - Челябинск, 2006. - 180 с.

250. Ткачева И.О. Политическая лексика в современном русском языке: семантические особенности и проблемы лексикографического представления: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - СПб., 2008. - 25 с.

251. Тухватуллина Д.Н. Языковая ситуация в Республике Татарстан в контексте европейской языковой политики: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Казань, 2007. - 23 с.

252. Тхакушинова Ж.Б. Речевые особенности политика как сильной/слабой языковой личности: лингвопрагматический и лингвокультурный аспекты: на материале русского и английского языков: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Майкоп, 2010. - 22 с.

253. Усмонов P.A. Жанровая природа политического дискурса.// Рамзош-нои маъни. -Худжанд: ДДХ, 2011. -С. 107-111.

254. Усмонов P.A. Истинностный, ценностный и эмотивный аспекты политического дискурса// Сборник научных трудов ХГУ. - 2002. - №4. - С. 8891.

255. Усмонов P.A. Источники метафорической экспансии. // Материалы международной научной конференции г. Минск, 12-13 ноября 2009 г. -Минск, 2009.-С.54-58.

256. Усмонов P.A. Основные направления исследования политического дискурса в современной лингвистике// Маорифи Точикистон. - 2010. - № 1.-С. 11-16.

257. Усмонов P.A. Политическая афористика как семиотическая подсистема // Материалы IV международного междисциплинарного семинара. -МАКС Пресс, 2009.-С.56-61.

258. Усмонов P.A. Русский язык в современном Таджикистане.// Тезисы докладов Международной конференции «Б.Гафуров - видный исследователь истории Средней Азии». - Душанбе: Дониш, 2009. - С. 106-109.

259. Усмонов Р.А.Семиотика политического дискурса современного Таджикистана // Адиб, забон ва услуб. - Душанбе: Адиб, 2010. - С. 74-79.

260. Усмонов P.A. Становление национальной политической риторики. // Тезис докладов Международной конференции преподавателей персидского языка и литературы. - Тегеран, 2009. - С. 46-48.

261. Усмонов P.A. Текст публичного политического выступления как лингвистический феномен. // Гуманитарные исследования Астраханского государственного университета. - 2010. -№ 3(35). - С. 91-94.

262. Усмонов P.A. Тексты публичных выступлений должностных лиц Таджикистана на русском языке: синтаксис, грамматика, теоретические характеристики. - Худжанд: Ношир,2011. - 236 с.

263. Усмонов P.A. Феномен неточной референции: семантика и прагматика // Маорифи Точикистон. - 2009. - № 6. - С. 23- 28.

264. Ушакова Т.Н., Павлова Н.Д. Слово в действии. Интернет-анализ политического дискурса. - СПб.: Алетейя, 2000. - 320 с.

265. Феденева Ю.Б. Моделирующая функция метафоры в агитационно-политических текстах 90-ых гг. XX века: дис. ... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 1997,- 181с.

266. Фюрстенберг А. Афористика // Литературная учеба. - 1985. - №2. - С. 222-224.

267. Халатян А.Б. Особенности организации современного политического дискурса // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Лингвистика. - 2010. - № 6. - С. 51-54.

268. Харченко B.K. Метафора в афоризме // Исследования по семантике. Семантика языковых единиц разных уровней. - Уфа: Башк. ун-т, 1988. - С. 86-95.

269. Хасуева М.Х. Метафорическое тактики стратегии суггестии в медиа-текстах политического дискурса // Политическая лингвистика. - 2011. - № 1.-С. 177-188.

270. Хишам А.-Ш. Функциональный анализ языковых средств русской публичной речи в общественно-политической сфере: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - М., 1990. - 17 с.

271. Хашимов Р.И. Таджикско-русское двуязычие (социолингвистический аспект): Монография. - Душанбе: Дониш, 1986. - 180 с.

272. Храброва Е.С. Роль и функции метафоры в создании портрета политического деятеля в российском и американском политическом дискурсе: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Курск, 2010. - 20 с.

273. Хурматуллин А.К. Метафорика и фразеология татарского политического дискурса: на примере информационных интервью: дис. ... канд. филол. наук. - Казань, 2011. - 252 с.

274. Хушенова C.B. Формирование лексики памирских языков // Развитие языков в странах зарубежного Востока. - М., 1983. - С. 170-176.

275. Цыпулина С.Г. Политический деятель через призму атональной метафоры // Политическая лингвистика. - 2010. - № 3. - С. 119-123.

276. Чекунова М.А. Жанр программного выступления в российском политическом дискурсе: Риторический анализ политико-идеологических текстов 2000-2004 гг.: автореферат дис. ... кандид. филол. наук. - М., 2005. - 16 с.

277. Червинский П. Номинативные аспекты и следствия политической коммуникации. - Тернополь: Крок, 2010. - 344 с.

278. Чернейко JI.O. Порождение и восприятие межличностных оценок. // Филологические науки. - 1996. - №6. - С. 42-53.

279. Чернышкова Н.В. Особенности публичной речи во французской и русской традициях новейшего времени: на материале публичных политических выступлений: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - М., 2007. - 27 с.

280. Чудинов А.П.Российская политическая метафорика в начале XXI века // Политическая лингвистика. - 2007. - № 24. - С. 86-92.

281. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры (1991 - 2000): Монография. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2001. - 238 с.

282. Шаклеин В.М. Лингвокультурология. Традиции и инновации: -М: Флинта, 2012. - 650 с.

283. Шамбезода Х.Д. Функциональная дистрибуция языков малочисленных народов в условиях двуязычия. - Душанбе: Ирфон, 2007. - 390 с.

284. Шевченко О.П. Лингводискурсивные особенности публичных выступлений: на материале речей политических лидеров США и Великобритании XX-XXI веков: автореферат дис. ... канд. филол. наук. - Волгоград, 2010. -23 с.

285. Шейгал Е.И. Инаугурационное обращение как жанр интеграции // Жанры речи - 3. - Саратов, 2002. - С. 205-214.

286. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: дис. ... д-ра филол. наук. - Волгоград, 2000. - 440 с.

287. Шейгал Е.И. Структура и границы политического // Филология -Philologica. - Краснодар, 1997. -С. 22-28.

288. Шестопал Е.Б., Новикова-Грунд М.В. Восприятие образов 12 ведущих российских политиков (психологический и лингвистический анализ) // Политические исследования. -1996. - №5. - С.168-191.

289. Шехтман Н. Г. Реализация текстообразующей функции концептуальной метафоры в политическом тексте // Политическая лингвистика. - 2008. -№26.-С. 128-131.

290. Шехтман Н.Г. Сопоставительное исследование театральной и спортивной метафоры в российском и американском политическом дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2006. - 227 с.

291. Шмелева Т.В. Жанровая система политического общения // Политическое поведение и политические коммуникации: Психологические, социологические и филологические аспекты. - Красноярск, 1994. - С. 55-57.

292. Шмитт К. Понятие политического. // Вопросы социологии. - 1992. - № 1.-С. 35-67.

293. Шрайман Т.В. Политическая метафора как средство концептуального воздействия на общество // Вестник НГЛУ. - 2009. - № 6. Проблемы изучения языка и речи. - С. 204-210.

294. Эгамзод М. Мифы и факты о русском языке в Таджикистане [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.centrasia.ru/news A.php?st= 125 8544820

295. Эпштейн М.Н. Идеология и язык. Построение модели и осмысление дискурса // Вопросы языкознания. - 1991. - № 6. - С. 19-33.

296. Эпштейн О.В. Семантико-прагматические и коммуникативно-функциональные категории политического дискурса // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - 2008. - № 2 (2). - С. 150-156.

297. Юрков Е.Е. Метафора в аспекте лингвокультурологии. СПб.: Издательский дом «МИРС», 2012.

298. Язык и идеология: Критика идеалистической концепций функционирования и развития яз. / Под ред. Ю. А. Жлуктенко. - Киев: Вища школа, 1981.-244 с.

299. Янзытова Ю.И. Языковая картина политического мира // В мире научных открытий. - 2010. - №4 (10), Часть 13. - С. 101 -102.

300. BachemR. EinfuhrungindieAnalysepolitischerTexte. - München: Oldenbourg, 1979.- 186 S.

301. BergsdorfW. PolitikundSprache. - München, Wien: Olzog, 1978. - 320 S.

302. Bolinger D. Language - the Loaded Weapon: the Use and Abuse of Language Today. - London and New York: Longman, 1980. - 214 p.

303. Bosmajian H. A. The Language of Oppression. - New York & London: University Press of America, 1983. - 156 p.

304. Chilton P. Security Metaphors. Cold War Discourse from Containment to Common House. - New York; Bern; Frankfurt/M.: Peter Lang, 1996т-- 468 p.

305. Corcoran P. E. Political Language and Rhetoric. - Austin: Univ. of Texas Press, 1979.-216 p.

306. Crystal D. The Cambridge Encyclopedia of the English Language. - Cambridge University Press, 2001. - 490 p.

307. Denton R. E. Jr., Woodward G. C. Political Communication in America. -New York: Praeger, 1985. - 366 p.

308. Denton R. E. Jr., Woodward G.C. Political Communication in America. -New York: Praeger, 1985. - 366 p.

309. Dieckmann W. Politische Sprache, Politische Kommunikation: Vorträge, Aufsätze, Entwürfe. - Heidelberg: Winter, 1981.- 279 p.

310. Dieckmann W. Sprache in der Politik. Einfuhrung in die Pragmatik und Semantik der politischen Sprache. - Heidelberg: C. Winter, 1969. - 132 S.

311. Ealy S. Communication, Speech and Politics - Washington, D. C.: University Press of America, 1981. - 244 p.

312. Edelman M. Political Language: Words that Succeed and Policies that Fail. -New York: Academic Press, 1977. - 164 p.

313. Edelman M. The Symbolic Uses of Politics. - Urbana: University of Illinois Press, 1964. - 164 p.

314. Elder C. D., Cobb R.W. The Political Uses of Symbols. - New York: Longman, 1983.- 173 p.

315. Fairclough N. L. Discourse and social change. - Cambridge: Polity Press, 1993.-272 p.

316. Fowler R. Language in the news. Discourse and ideology in the press. -London: Routledge. - 1991. - 272 p.

317. Geis M. L. The language of politics. - New York: Springer-Verlag, 1987. -189 p.

318. Graber D.A. Verbal Behavior and politics. - Urbana: University of Illinois Press. 1976. -361 p.

319. Graber D. A. Political Languages // Handbook of Political Communication. - Beverly Hills, London: Sage Publications, 1981.-P. 195-224.

320. Green D. The Language of Politics in America: Shaping the Political Consciousness from McKinley to Reagan. - Ithaca: Cornell Univ. Press, 1987. - 296 P-

321. Hacker K. L. Political Linguistic Discourse Analysis // The Theory and Practice of Political Communication Research. - New York: State University of New York Press, 1996. - P. 28-55.

322. Hahn D. F. Political Communication: Rhetoric, Government and Citizens. -State College (Pennsylvania): Strata Publishing Inc., 1998. - 290 p.

323. Hamilton M. A., Mineo P. J. A Framework for Understanding Equivocation //Journal of Language and Social Psychology. - 1998. - Vol. 17. - №1. - P. 3-35.

324. Hodge R., Kress G. R. Language as ideology. - London: Routledge, 1993. -230 p.

325. Klemperer V. LTI. Notizbuch eines Philologen. - Berlin: Aufbau-Verlag, 1947.-300 P.

326. Langacker R. Foundations of Cognitive Grammar. Vol. 1. Theoretical Prerequisites. - Stanford (Ca.): Stanford Univ. Press, 1987. - 516 p.

327. Language, Power and Ideology/Ed. by R.Wodak . - John Benjamins Publishing Co, 1989.-288 p.

328. Lasswell H.D., Leites N. Language of politics: Studies in quantitative semantics. - Cambridge, Mass: MIT Press, 1949. - 406 p.

329. Leech G. Principles of Pragmatics. - London and New York: Longman, 1983.-250 p.

330. Lewis B. The Political Language of Islam. - University of Chicago Press, 1991,- 184 p.

331. Meadow R. G. Politics as Communication. Politics as communication. -Norwood, NJ: Ablex, 1980. - 269 p.

332. Nimmo D., Combs J. Mediated Political Realities. - New York: Longman, 1983.-240 p.

333. Nunberg G. Going Nucular: Language, Politics, and Culture in Confrontational Times. - PublicAffairs, 2005. - 352 p.

334. Obeng S. G. Language and Politics: Indirectness in Political Discourse // Discourse and Society. - 1997. - Vol. 8. - No. 1. - P. 49-83.

335. Pocock A. Politics, Language and Time. - New York: Atheneum, 1973. -290 p.

336. Political language and metaphor: interpreting and changing the world / ed. by T. Carver, J. Pikalo. - London: Routledge, 2008. - 293 p.

337. Politically Speaking: A worldwide Examination of Language Used in the Public Sphere. -Westport, Conn.: Praeger, 1998. - 212 p.

338. Schäffner C., Porsch P. Meeting the challenge on the path to democracy: discursive strategies in government declarations in Germany and the former GDR // Discourse and Society. - 1993. - №4 (1). - P. 33-55.

339. Seriot P. Analyse du discours politique soviétique. - Paris: IMSECO, 1985. -362 p.

340. Smith C. A., Smith K. B. The Rhetoric of Political Institutions // New Directions in Political Communication; a Resource Book. - Newbury Park: Sage Publications, 1990. - P. 225-254.

341. Sommer E., Weiss D. Metaphors dictionary. - Detroit, 2001. - 660 p.

342. Szabo M. An Essay on the Discursive Interpretation of Politics. - Budapest: Institute for Political Science of the HAS, 1997. - P. 23-25.

343. Teichmann C. Sprachliche Ambiguitat als politisches Problem // Sprache im Konflikt. Zur Rolle der Sprache in sozialen, politischen and militärischen Auseinandersetzungen. - Berlin, New York: Walter de Gruyter, 1995. - P. 425-446.

344. Thomas E. Die Funktionen von Emotionswörtern in der politischen Debatte um Attentate // Sprache im Konflikt: zur Rolle der Sprache im sozialen, politischen und militärischen Auseinandersetzungen. - Berlin, New York: Walter de Gruyter, 1995.-P. 305-324.

345. Van Dijk T. A. Ideology. A multidisciplinary study. - London, 1998. - 384 P-

346. Van Dijk T. A. Racism at the Top. Parliamentary Discourses on-Ethnic Issues in Six European States. - Klagenfurt, Austria: Drava Verlag. - P. 45-78.

347. Winter D.G., Stewart A.J. Content analysis as a technique for assessing political leaders // A psychological examination of political leaders. - New York,