Культура жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров: системно-синергетический анализ тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 24.00.01, доктор культурологии Иващенко, Яна Сергеевна

• Иващенко, Яна Сергеевна
• доктор культурологии
• 2011

Оглавление диссертации доктор культурологии Иващенко, Яна Сергеевна

ВВЕДЕНИЕ.

1. КУЛЬТУРА ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ: ОПЫТ ИССЛЕДОВАНИЯ

1.1. История изучения культуры жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров.

1.2. Методология изучения культуры жизнеобеспечения и концептуальные положения исследования.

1.3. Этногенез и формирование локальных групп на территории Сибири и Дальнего Востока: предыстория проблемы.

2. КУЛЬТУРА ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ ТУНГУСО-МАНЬЧЖУРОВ В КОНТЕКСТЕ ПРИРОДНО-ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ПОДСИСТЕМЫ КУЛЬТУРЫ.

2.1. «Идущие за оленем» и «ожидающие путины»: основания типологизации культуры жизнеобеспечения в аспекте взаимодействия с природной средой.

2.2. Оленеводы и охотники тундры и тайги.

2.2.1. Традиционный хозяйственный календарь как фактор сезонной вариативности культуры жизнеобеспечения.

2.2.2. Жилищно-поселенческий комплекс.

2.2.3. Комплекс одежды.

2.2.4. Комплекс питания.

2.3. Рыболовы и зверобои бассейнов рек и морского побережья.

2.3.1. Традиционный хозяйственный календарь как фактор сезонной вариативности культуры жизнеобеспечения.

2.3.2. Жилищно-поселенческий комплекс.

2.3.3. Комплекс одежды.

2.3.4. Комплекс питания.

2.4. Природа и культура жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров: от статики к культурно-исторической динамике.

3. КУЛЬТУРА ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ ТУНГУСО-МАНЬЧЖУРОВ В КОНТЕКСТЕ ОБЩЕСТВЕННО-ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ПОДСИСТЕМЫ КУЛЬТУРЫ.

3.1. От проявления диалогичности к всестороннему диалогу: основания типологизации культуры жизнеобеспечения в аспекте межкультурной и межэтнической коммуникации.

3.2. Проявления диалогичности: модификация жизнеобеспечивающих комплексов и формирование историко-культурных общностей в Сибири и на Дальнем Востоке.

3.3. Монолог-подражание: трансформация жизнеобеспечивающих комплексов и аккультурация тунгусо-маньчжуров скотоводами и земледельцами.

3.4. Монолог-подчинение: «внедрение» новых навыков жизнеобеспечения и политико-экономическая интеграция под эгидой государственности.

4. КУЛЬТУРА ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ ТУНГУСО-МАНЬЧЖУРОВ В КОНТЕКСТЕ СОЦИОРЕГУЛЯТИВНОЙ ПОДСИСТЕМЫ КУЛЬТУРЫ.

4.1. Природа, социум и космос: основания типологизации культуры жизнеобеспечения в аспекте внутрисоциального взаимодействия.

4.2. Биосоциальные антропологические характеристики в функционировании культуры жизнеобеспечения.

4.3. Социально-стратификационные антропологические характеристики в функционировании культуры жизнеобеспечения.

4.4. Ритуально-символическое измерение культуры жизнеобеспечения, картина мира и аксиогенез.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Культура жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров: системно-синергетический анализ»

Настоящее исследование посвящено изучению культуры жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров. Эта общность в составе России представлена сегодня такими народами, как эвенки, эвены, негидальцы, ороки, орочи, удэгейцы, уль-чи, нанайцы, образующими общую языковую группу. Они создали в регионах Севера и приравненных к нему районах уникальные жизнеобеспечивающие системы, требующие всестороннего изучения. В отечественной культурологии (в рамках этнокультурологического подхода) культурой жизнеобеспечения называют такую подсистему культуры, которая выполняет функцию экологической адаптации человека к окружающей среде и выражается в организации поселения, сооружении жилища, производстве одежды и пищи1. В практиках жизнеобеспечения, по мнению представителей этнокультурологического подхода (С.А. Арутюнова, Э.С. Маркаряна, Ю.И. Мкртумяна и др.), наиболее непосредственно отражаются состояния культуры, вмещающего ее ландшафта и происходящие в этих системах изменения, поэтому она наиболее репрезентативна для изучения процессов изменения всей культуры.

Актуальность темы исследования. Обращение к проблеме культуры тунгусо-маньчжуров обусловлено рядом причин: необходимостью разработки и корректировки общей модели развития мировой культуры в аспекте развития адаптивно-адаптирующей деятельности человека; дезактуализацией единой национальной культуры и ростом центробежных тенденций в современном мире; рядом методологических и фактологических проблем в изучении культуры Сибири и Дальнего Востока.

Для мировой науки с конца XX в. характерна экологическая направленность, а также интеграция естественного, технического и социогуманитарного областей знаний в разработке «имитационных моделей динамики человечества»2. Уже сформулированы основные концептуальные положения и алгоритм Культура жизнеобеспечения и этнос. Опыт этнокультурологического исследования (на материалах армянской сельской культуры) / отв. ред. С.А. Арутюнов, Э.С. Маркарян. Ереван, 1983. 319 с.

2 Маркарян Э.С. Глобально-экологическое моделирование и интеграция наук. Пущино, 1980. С. 5. исследования в области проектирования таких моделей3, существует значительный опыт изучения природно-экологического и общественно-экологического аспектов локальных адаптивно-адаптирующих систем, в том числе народов Сибири и Дальнего Востока4. Каждое исследование по региональной или локальной культуре представляет собой вклад в разработку глобальной модели развития общества и в изучение масштаба влияния его адаптирующей способности на среду. Построение общей модели этих процессов должно корректироваться по мере накопления опыта в изучении новых региональных способов жизнеобеспечения и их эволюции. Несмотря на то, что с момента постановки данных проблем прошло около 30 лет, общая картина, уточненная с учетом всевозможных моделей развития, пока не получена. Тем не менее изучение внебиологически выработанных способов обеспечения жизни людей на современном этапе становится еще более актуальным. До настоящего момента анализ данной проблемы в регионе Сибири и Дальнего Востока чаще сводился к рассмотрению на примере материальной культуры опыта взаимодействия общества с природой, либо к исследованию социально-экономических проблем народов Севера в составе российского государства. Притом объектом изучения являлся преимущественно тип культуры, сформированный в циркумполярной зоне. Но природа выступает и, в особенности, сегодня не единственным фактором изменения системы. Природный и культурный критерии следует рассматривать во взаимодействии. Кроме того, для получения общей картины культурно-исторического развития требуется изучение не только таких экстре

J Маркарян Э.С. Глобально-экологическое моделирование и интеграция наук. 12 е.; Маркарян Э.С. Региональный эколого-ноосферный эксперимент. Обоснование идеи и концепция программы системно-оптимизационных экологических исследований (на примере Армянской ССР). Ереван, 1986. 178 е.; Голобородов Е.И. Стратегии жизнеобеспечения охотников-собирателей (термодинамический подход) // Система жизнеобеспечения традиционных обществ в древности и современности. Теория, методология, практика: материалы докл. XI ЗападноСибирской археолого-этнограф. конф. Томск, 1998. С. 54-56.

4 Головнев A.B. Модель в культурологии // Модель в культурологии Сибири и Севера: сб. науч. трудов. Екатеринбург, 1992. С. 142-169; Дьяконова В.П. Жилище народов Сибири // Экология этнических культур Сибири накануне XXI века. СПб., 1995. С. 24-61; Федорова Е.Г. Экологический аспект изучения одежды населения тундровой зоны Сибири // Там же С. 119-165; Тураев В.А. Охотские эвенки: этнокультурные и социально-демографические процессы в XX в. // Межэтнические взаимодействия и социокультурная адаптация народов Севера России / отв. ред. В.И. Молодин, В.А. Тишков; сост. Е.А. Пивнева. М., 2006. С. 119-144; Гуцол H.H., Виноградова С.Н. История переселения и современные особенности жизни локальных групп российских саамов (на примере села Ловозеро) // Там же. С. 145-160; Уварова Т.Б. Культуры и языки пограничья: феномен нерченских эвенков // Там же. С. 265-278. мальных с точки зрения выживания зон, как тундра, но и других районов Сибири и Дальнего Востока.

Современная социокультурная ситуация характеризуется противостоянием национального и локального, снижением значения единой национальной культуры в условиях роста активности этнических движений. Процессы децентрализации в России усугубляются международными связями и сотрудничеством на базе обмена опытом между представителями коренных малочисленных народов и различными ассоциациями. Эти события приводят к непроизвольному сопоставлению уровней жизни этнофоров различных государств и, как следствие, актуализации в памяти таких негативных моментов взаимодействия, как эксплуатация естественных ресурсов территории традиционного природопользования и насильственная ассимиляция. Это, несомненно, вносит деструктив-ность в развитие межэтнических отношений внутри полиэтнического государства. На фоне ощущения внешней поддержки (в отношении тунгусо-маньчжуров это, прежде всего, страны Юго-Восточной Азии, Америка и Канада) вместо поиска оптимальных способов внутреннего межэтнического взаимодействия правильным решением представляется противостояние или отчуждение в перспективе воссоединения с другим геополитическим пространством. Поэтому для принятия конструктивных решений в проектировании моделей развития национального государства требуется взвешенно оценить ход истории, учесть весь положительный и отрицательный опыт взаимодействия.

Зона Сибири и Дальнего Востока России выступала местом борьбы таких мощных империалистических центров за влияние в данном регионе, как англоамериканский и российский; в нее были также включены страны Азиатско-Тихоокеанского региона. Эти процессы определили специфику складывающихся здесь культурных комплексов и динамику культурно-исторического процесса. Но большинство современных исследований, посвященных этнокультурам этого обширного ареала, представляют собой либо опыт рефлексии современной наукой традиционных культур региона, либо акцент переносится на историю заселения края русскими. Изучение самих форм взаимодействия коренного населения с переселенцами нередко ограничено лишь констатацией факта трансформации этнических констант, «деградации» их хозяйственной и ритуальной культу6 ры. Несмотря на наличие значительного объема литературы о народах, проживающих в Сибири и на Дальнем Востоке, их культура по-прежнему остается малоизученной областью. Большинство работ, посвященных исследованию этой территории, носят эмпирический характер, а накопленная информация нуждается в систематизации. Ряд важнейших компонентов не нашел достаточного освещения в науке: лишь немногие авторы вкратце рассматривают мифоритуальные аспекты жизнеобеспечивающего комплекса, способы взаимодействия общностей регионов, а ведь именно они выступали и выступают главными регуляторами материально-практической и других видов деятельности народов.

Полевые исследования, проводимые сегодня с целью запечатлеть некоторые особенности их прежнего быта, отличного от быта русских переселенцев, уже затруднены и недостаточно репрезентативны. Главная причина заключается даже не в том, что в настоящее время осталось мало «свидетелей» прошлого этой культуры. Основной вопрос, который приходится решать, отбирая собранную информацию: что является реальным свидетельством этого прошлого, а что - результатом «обучения основам своей культуры»? Поэтому научно значимыми представляются в настоящий момент факты, отражающие современное состояние культуры, которые тоже требуют регистрации. Другая существенная проблема, связанная с источниками информации, относится уже к материалам этнографии, содержание которых не всегда отражает историческое развитие культуры. Это проявляется главным образом в том, что описанные в них явления часто не соотнесены с конкретным хронологическим периодом, а представлены как «бесконечно длящееся настоящее» или свидетельство «далекого прошлого» культуры. Эта хронологическая неопределенность затрудняет изучение объекта и в аспекте динамики, и внутри отдельного периода, поэтому требует применения реконструкции, которая, как справедливо отмечает С.Н. Иконникова, «имеет вероятностный характер»5.

Объектом диссертационного исследования является культура жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров как способ человеческой деятельности, связанной с созданием жилищно-поселенческого комплекса, производством одежды и пищи.

5 Иконникова С.Н. Археология и культурология: взаимосвязь и диалог // Проблемы культурогенеза и культурного наследия: сб. статей к 80-летию Вадима Михайловича Массона. - СПб., 2009. С. 18.

Предметом исследования выступают процессы формирования, трансформации и реактуализации способов жизнеобеспечения в ходе природно-экологической, общественно-экологической и социорегулятивной деятельности тунгусо-маньчжуров.

Цель исследования заключается в создании целостной дескрипции процессов социокультурной динамики материально-практического аспекта жизнеобеспечивающей подсистемы во взаимной корреляции с состоянием и изменением природного и социокультурного окружения, биосоциальных, социально-экономических, социально-политических и ритуально-символических типов отношений.

Для реализации данной цели выдвигается комплекс следующих задач исследования:

- на основе анализа историографии тунгусо-маньчжуров и теоретико-методологической базы изучения культуры жизнеобеспечения выявить лакуны в исследовании проблемы и определить перечень актуальных тем и вопросов, требующих рассмотрения;

- исследовать строение и принципы функционирования основных жизнеобеспечивающих подсистем тунгусо-маньчжуров на различных этапах развития их культуры;

- построить типологию культуры жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров в аспекте природно-экологической, общественно-экологической и социорегулятивной подсистем культуры;

- изучить формы взаимодействия тунгусо-маньчжуров с вмещающим ландшафтом и принципы отражения этих процессов в других, не связанных с материальным производством, сферах культуры;

- выявить источники и способы проникновения в среду тунгусо-маньчжуров новаций, особенности отбора культурой воспринимающих элементов;

- описать механизмы стереотипизации новаций: принципы их видоизменения на уровне формы и содержательной стороны и с учетом специфики культуры-реципиента;

- установить, каким образом отношения с конкретными типами культур повлияли на развитие культуры жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров; 8

- проанализировать на материале культуры жизнеобеспечения процессы внутрисоциального взаимодействия, обозначить их роль в обеспечении стабильного функционирования целой системы;

- выделить и рассмотреть в аспекте культурно-исторической динамики базовые единицы картины мира и их трансформацию с изменением способа материального производства и социокультурного контекста;

- выяснить, какие материальные артефакты, представления и символы, оставаясь в процессе культурогенеза наиболее устойчивыми, определяют специфику культуры тунгусо-маньчжуров;

- показать структурно гомологичные явления на уровне всех подсистем культуры: природно-экологической, общественно-экологической и социорегу-лятивной;

- выявить основные виды ценностей, характерных для каждого этапа развития, а также принципы аксиогенеза;

- дать оценку результатам российской колонизации и современным процессам реактуализации традиционной культуры в контексте экологической научной парадигмы; выявить значение этих событий для современных этнофоров;

- опираясь на выявленные механизмы социокультурной динамики, обозначить перспективы дальнейшего развития культуры тунгусо-маньчжуров.

Степень научной разработанности проблемы. Основополагающими для формулирования концепции настоящего исследования выступают труды по системному и системно-синергетическому анализу (М.С. Кагана, Э.С. Марка-ряна, В.П. Бранского), исследования представителей этнокультурологического подхода (Э.С. Маркаряна, Ю.И. Мкртумяна, С.А. Арутюнова и др.), культуро-генетические исследования (В.М. Массона, А.Я. Флиера,) работы структуралистов, представителей функционального и семиотического подходов (Б. Малиновского, Ч.У. Морриса, Дж.П. Мёрдока, Ю.С. Степанова).

Безусловно важными для раскрытия проблематики исследования представляются работы, посвященные изучению отдельных культурных феноменов: общения и культурного диалога (М.М. Бахтин, М.С. Каган, B.C. Библер, И.И. Докучаев); пространственно-временных представлений (А.И. Осипов, B.JI. Каганский,

A.B. Подосинов, Д.Н. Замятин, Дж. Голд, Б.В. Марков, С.Д. Домников); традици9 онной ментальности и ритуального поведения (А.К. Байбурин, П.Г. Богатырев,

B.Я. Пропп, Ю.М. Лотман, К. Леви-Строс, В.Р. Кабо, Б.А. Рыбаков, С.Д. Домни-ков, А.Л. Топорков, Е.А. Торчинов); механизмов трансформации культурной традиции (Э. Шилз, Э.С. Маркарян, C.B. Лурье, А.П. Марков); экономического и символического обмена (Ф. Бродель, С. Жижек, Ж. Бодрийар, Б.В. Марков,

C. Д. Домников); природно-экологической адаптации (Л.Н. Гумилев, А.И. Пер-шиц, Ю.И. Семенов, В.А. Шнирельман, Ф. Фернандес-Арместо, Л.И. Мечников); межплеменных отношений в традиционном обществе (А.И. Першиц, Ю.И. Семенов, В.А. Шнирельман, А.И. Соловьев); реактуализации культурных традиций и этничности в современном мире (В.А. Тишков, A.B. Костина, В. Давыдов, В. Симонова, В. Целищева).

Проблема трансформации («модернизации») культуры тунгусо-маньчжуров под влиянием индустриального российского общества изучалась в работах этнографов и этнологов Т.В. Аткинсона, Г.А. Тилли, А. Мичи, Л.Я. Шренка, А. Кирилова, А.Ф. Янчева, культурологов С.Н. Скоринова, O.A. Ильяшевич, историка C.B. Бобышева, социальных и политических антропологов Д.Дж. Андерсона, В.А. Тишкова, Ю. Слёзкина, В.Н. Давыдова, В.В. Симоновой, В.Г. Целшцевой и др.

Вопросы природно-экологической и социально-экономической адаптации изучаемых народов рассматриваются в публикациях И.С. Гурвич, В.А. Тишкова, А.И. Козлова, М.Г. Турова, Ч.М. Таксами, В.П. Дьяконовой, Л.Р. Павлин-ской, М.Г. Турова, Е.Г. Федоровой, М.Е. Роббек, В.И. Дьяченко, В.И. Прокопенко, О.В. Мальцевой, Т.Б. Уваровой, С.М. Мостового, В.И. Михайлова, Е.А. Левковой, Н.Э. Посвалюк, С.З. Савина, В.А. Тураева, С.Х. Хакназарова, К.Б. Клокова, С.А. Хрущева, H.A. Лопуленко, Л.И. Миссоновой и др.

Изучение этногенеза и этнической истории на материале объектов культуры жизнеобеспечения представлено в исследованиях Л.И. Шренка, И.А. Лопатина, С.М. Широкогорова, Л.Я. Штернберга, М.Г. Василевич, В.Г. Ларькина, A.B. Смоляк, A.M. Певнова, А.Ф. Старцева, В.И. Дьяченко, Н.В. Ермоловой, A.C. Шубина, Е.К. Алексеевой. Проблема связи племен, выявленных и описанных в XIX - XX вв., с автохтонным населением юга Дальнего Востока изучалась А.П. Окладниковым, Э.В. Шавкуновым, Е.И. Деревянко, В.Е. Медведевым, М.В. Воробьевым, Е.А. Окладниковой, Н.Г. Артемьевой и др.

10

Вопросами классификации и типологии культуры тунгусо-маньчжуров занимались П.С. Паллас, П. Коллинз, Ф.С. Груздев, С.М. Широкогоров, И. Га-панович, C.B. Иванов, Г.М. Василевич, М.Г. Левин, Л.П. Потапов, H.H. Чебок-саров, A.B. Смоляк, Ю.А. Сем, З.П. Соколова, Н.В. Кочешков, В.А. Тураев, В.В. Подмаскин и др.

Дескриптивные исследования объектов культуры жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров, представляющие ценность для настоящего исследования -это работы А.Ф. Миддендорфа, Н.К. Бошняка, Р.К. Маака, А. Мичи, Л.И. Шренка, В.П. Маргаритова, Н.В. Слюнина, В.П. Врадия, В.Г. Богораза, В.И. Иохельсона, Б. Пилсудского, В.К. Арсеньева, И.А. Лопатина, Н.П. Никулыиина, В.Б. Бооля,

A.M. Золотарева, И.И. Козьминского, Н.Г. Каргера, Я.И. Линденау, В.Г. Ларь-кина, A.B. Смоляк, Ю.А. Сема, М.Г. Василевич, А.И. Мазина, У.Г. Поповой,

B.А. Туголукова, A.C. Шубина, А.Ф. Старцева, П.Я. Гонтмахера, В. В. Подмас-кина, Т.П. Роон, Т.Б. Матвеевой, Т.В. Мельниковой, Г.Т. Титоревой и др.

Хронологические рамки исследования: XVII - первое десятилетие XXI в. Нижняя граница периода - время начала русской колонизации Сибири, обращение ее коренного населения, в том числе и отдельных представителей тунгусо-маньчжуров, в российское подданство и, главное, появление первых жизнеописаний племен, проживающих по другую сторону от уральских гор. В начале периода также формируется целый ряд рассматриваемых групп тунгусо-маньчжуров в районе Охотского побережья, Камчатки, Амуро-Сахалинского региона, образовавшихся на основе или при участии тунгусских общностей, потесненных в результате вторжения русских в районы Сибири. Но в случае необходимости и при наличии достоверных данных о связи археологических культур с современными народами тунгусо-маньчжурской языковой группы мы также обращаемся к материалам Сибири и Дальнего Востока, отражающим события с неолитической эпохи. Верхняя граница - рубеж современного этапа в развитии культуры тунгусо-маньчжуров, характеризующийся заметной противоречивостью и носящий черты культуры переходного периода.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Системно-синергетический подход к изучению комплексов жизнеобеспечения как адаптивно-адаптирующей подсистемы культуры позволяет на дру

11 гом уровне осмысления материала генерализировать данные археологии, этнографии, истории, языкознания, фольклористики, заложившие базу в изучении культуры Сибири и Дальнего Востока. Кроме типологической систематизации, изучения морфологии объекта исследования, системно-синергетический подход позволяет его представить интегративно и в широком территориальном, историческом и социокультурном контекстах. Во-первых, этот подход предполагает изучение культуры жизнеобеспечения как формирующейся и развивающейся в пределах ресурсной базы и топографии естественных ареалов. Во-вторых, представляется возможным ее исследование как системы, изменяющейся в разной степени и с учетом многообразных традиций на границах культурных ареалов. В-третьих, система обеспечения жизни предстает как управляемый посредством внутренних биосоциальных, социально-экономических, политических и ритуально-символических регуляторов механизм поддержания и воспроизводства жизни. И, наконец, этот подход к анализу культуры нацелен на выявление перспектив ее развития.

2. В контексте природно-экологической подсистемы и в период натурального хозяйства культура жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров представлена двумя региональными типами: 1) охотники и оленеводы тундры и тайги; 2) рыболовы и зверобои бассейнов рек и морского побережья, каждый из которых содержит доминантный и переходный локальные подтипы. Материально-ресурсная база, строение и сезонное функционирование жизнеобеспечивающих комплексов доминантного подтипа отличается однородностью, обусловленной видом и структурой двух референтных моделей хозяйственной деятельности (охотничье-оленеводческого промыслового цикла и комплексного хозяйства рыболовов-охотников), реализующихся в двух территориально-географических и природно-климатических зонах. Доминантный подтип выделяет региональный тип как отдельную типологическую единицу. Введение переходных локальных моделей в типологическую систематизацию позволяет рассматривать формирование и развитие природно-экологической деятельности тунгусо-маньчжуров в культурно-исторической динамике. Переходные варианты формируются в нетипичных для исходных групп естественных ареалах, сочетают на уровне хозяйства и жизнеобеспечивающих комплексов традиции смежных

12 доминантных типов или черты других, генетически неродственных тунгусо-маньчжурам культур. Признаки переходного типа наблюдаются в культуре жизнеобеспечения орочей, ороков, тундровых эвенов, низовых негидальцев, частично удэгейцев. Результаты типологии подтверждают выводы исследований этногенеза о происхождении этих локальных систем от двух доминантных типов при соучастии других неродственных тунгусо-маньчжурам народов циркумполярной зоны Восточной Сибири и крайнего Северо-Востока, а также автохтонов Амуро-Сахалинского региона.

3. Цельность типологической единицы на стадии натурального хозяйства определял инвариантный образ пространства-времени. Его формирование - результат концептуального освоения и присвоения пространства, соотносимого в ходе материально-практической деятельности с хронологическими единицами измерения его сезонных и топографических метаморфоз. Пространственно-временные представления, запечатленные в традиционном календаре, структурно однородны хозяйственному циклу, строению культуры жизнеобеспечения и отражены в духовной культуре народов. Охотники-оленеводы, кочевавшие в течение промыслового года по замкнутому круговому маршруту, повторяющему путь основного источника жизни - оленя, - выработали «круговую» модель жизнедеятельности. Полуоседлые рыболовы, промысловые пути которых радиально расходились от места положения их постоянного поселения, тянувшегося вдоль главной кормящей субстанции и траектории перемещения в пространстве - реки, - основали «линейный» тип культуры жизнеобеспечения. «Круговое» и «линейное» у тунгусо-маньчжуров представлено в картине мира, планировке жилищно-поселенческого комплекса, способах раскроя и ношения одежды, их украшения орнаментом и мехом, а также ритуале и танце.

4. Модификация хозяйства, пространственно-временных представлений и культуры жизнеобеспечения на стадии натурального хозяйства была вызвана изменением условий природной среды, но потенциально заложена в структуре промыслового цикла. Переход оленеводов к морскому промыслу или рыболовству в условиях снижения ресурсов зоофауны - результат сезонных миграций к побережью в связи с нуждами оленеводческого хозяйства. Выход речных рыболовов к морю - следствие наличия в структуре их хозяйственного года пе

13 риода дефицита продовольствия и невозможности привычной промысловой деятельности.

5. В контексте общественно-экологической подсистемы процессы изменения культуры жизнеобеспечения были обусловлены тремя типами внешнесоци-ального взаимодействия, обозначенными в типологической систематизации как проявления диалогичности, монолог-подражание и монолог-подчинение. Диалогичные формы отношений, при которых равенство участников определялось еще сходным уровнем развития их материального производства, наблюдались между кочевыми, бродячими и полуоседлыми группами Сибири и Дальнего Востока, ведущими присваивающее хозяйство (тунгусо-маньчжурами и самодийцами, кетами, хантами, юкагирами, коряками, нивхами, айнами, и др.) в пределах трех зон: Восточной Сибири, Северо-Восточной Азии и Амуро-Сахалинского региона. Их результатом являлись модификация или незначительное видоизменение и взаимообогащение каждой системы, в результате которых у них появились схожие черты и более оптимальные для ареала способы жизнеобеспечения. Последнее обеспечивалось главным образом заимствованием у автохтонов территории культурных форм, прошедших апробацию в пределах осваиваемого тунгусо-маньчжурами района.

6. Итогом монолога-подражания, при котором восприятие чужих образцов стимулировалось экономическим престижем доминирующей группы, являлась аккультурация кочевых оленеводов (преимущественно эвенков) скотоводами (бурятами и якутами), полуоседлых рыболовов (нанайцев, ульчей и частично удэгейцев) - земледельцами (китайцами и маньчжурами) и трансформация или структурная перестройка их культуры жизнеобеспечения в результате развития торговли и производящего хозяйства. Выбор системы для интеграции был обусловлен территориальными границами ареала проживания участников -местом пересечения их коммерческих интересов, - а также типом хозяйства и образом жизни обеих сторон. У полуоседлых рыболовов бассейна р. Амур в результате взаимодействия с оседлыми народами Юго-Восточной Азии появлялись незначительные навыки земледелия и скотоводства, но эти виды деятельности только дополняли рыболовство и выступали еще не средством обеспечения жизни, а обслуживали ритуал и товарный обмен. Охотничье

14 оленеводческое хозяйство кочевников все же послужило почвой для развития животноводства, следствием которого являлась структурная перестройка комплексов жилища и одежды и смена модели питания.

7. Тип отношения монолог-подчинение как способ отношения родовых и ряда племенных групп с локальными очагами государственной власти привел к ассимиляции и смене парадигмы исторического существования тунгусо-маньчжуров, но не на основе саморазвития, а в результате принятия навязанной им Россией модели модернизации. При этом типе коммуникации посредством научения и принуждения, а также комплекса административных мер, способствующих территориальному закреплению бывших кочевых, бродячих и полуоседлых групп, происходит окончательный переход к производящему хозяйству и новым способам жизнеобеспечения, соответствующим представлению новой власти о цивилизованных его формах. Современный этап в развитии культуры народов Сибири и Дальнего Востока характеризуется попыткой реализации нового типа взаимодействия как антитезы прежним формам коммуникации, основанным на представлении о неравенстве культур; этот тип отношений в фи-лософско-антропологических, культурологических, педагогических, эстетических концепциях определяется как собственно диалог, который должен реализоваться на международном, национальном, региональном и межличностном уровнях общения.

8. Изменение системы в контексте монолога-подражания и, в особенности, монолога-подчинения не способствовало мобилизации потенциала саморазвития. Восприятие новаций сводилось к приобретению товаров, редуцирующих собственное трудоемкое производство или его исключающих, а также использованию готовых технологий обеспечения жизни. Такие отношения, при которых природные объекты становились средством товарного обмена, а их эффективной добыче способствовали более совершенные заимствованные средства производства, привели к истощению природных ресурсов ареала проживания, разрыву естественно-экологической связи человека со средой обитания, утрате адаптивно-адаптирующей способности и формированию зависимости от внешнего обеспечения.

9. Динамика жизнеобеспечивающих систем и культуры тунгусо-маньчжуров в целом характеризуется чередованием этапов дифференциации культурной традиции и образования новых форм интеграции во все более глобальные системы. Взаимодействие в сходных природно-географических условиях трех зон: Восточной Сибири, Северо-Восточной Азии и Приамурья родовых объединений тунгусо-маньчжуров с другими населяющими эти районы кочевыми, бродячими и полуоседлыми группами послужило причиной появления новых контактных групп или дочерних народов (таких, как эвены, долганы, эн-цы, нганасаны и др.), образовавших впоследствии вместе с материнскими группами в пределах ареала историко-культурные общности. На пути миграции тунгусов сформировались восточносибирская, северо-восточная (чукотско-камчатская) и амуро-сахалинская историко-культурные общности. Раскол внутри них на новаторов и консерваторов происходил в момент столкновения общества с более совершенной системой, представленной скотоводами (бурятами и якутами), земледельцами (маньчжурами и китайцами), а также локальными очагами российской государственной власти. Изменению системы способствовало ее нестабильное положение на границе социокультурного пространства: в новую систему интегрировались в первую очередь проживавшие в непосредственной территориальной близости от нее малочисленные группы, не имевшие стабильных природных ресурсов. Современные центробежные процессы обнаруживают тенденцию к образованию новых форм транснациональной консолидации на основе территориального тяготения, решения социально-демографических и экономических проблем, а также реактуализации в политических и научных дискурсах прежних историко-генетических связей с более устойчивыми в плане экономического развития государственными образованиями.

10. Картина мира и типы ритуальной коммуникации производны не только от способов материально-практической деятельности, но и от моделей общественно-экологического взаимодействия и структурно однородны им. Способы проникновения в культуру жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров новаций -вооруженный захват имущества, натуральный обмен и поставка - прообразы схем, определенных как «захват», «обмен» и «поставка» в моделировании мифоритуальной культуры и шаманского пространства. Адаптация новаций в

16 процессе монолога-подражания и монолога-подчинения содержит фазы контаминации традиций и новаций и вытеснения образцами доминирующей культуры традиционных моделей. Принцип «вытеснения» характеризует также трансформацию мифологической картины мира при ее переходе к религиозной: божества религий доминирующего общества (маньчжуров, тюрко-монголов, русских) включались в пантеон природных духов и со временем возглавили его, координируя и даже замещая функции прежних Хозяев и устанавливая своим местоположением мифологическую вертикаль. Переход к религиозной картине мира полностью не осуществился по причине секуляризации культуры в контексте процессов ее «советизации».

11. Анализ эволюции процессов внутреннего функционирования культуры жизнеобеспечения обнаруживает последовательное возникновение следующих видов антропологических различий: биосоциальных, социально-экономических, политических, профессионально-образовательных. С учетом этих различий развитие культуры тунгусо-маньчжуров представлено четырьмя стадиями: натурального хозяйства и недифференцированного социального целого; возникновения и роста экономической дифференциации общества; политической и профессиональной стратификации; реактуализации архаического потенциала в контексте экологической научной парадигмы. Последняя определяется как опыт рефлексии и попытка возрождения коренными народами, включенными уже в различные современные сообщества, собственных традиционных практик поддержания жизни с эвристической, коммерческой целью или в целях этнического самоопределения.

12. Концептуальным выражением природно-экологического, общественно-экологического и социорегулятивного типов функционирования системы является ритуально-символическая деятельность, интегрирующая разрозненные производственные и социальные практики в общую картину мира, а регулятором этих процессов выступают значения, нормы и ценности. Трансформация культуры жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров изоморфна эволюции сигнификативных и когнитивных процессов, ценностно-нормативной сферы их культуры. Изменение символического универсума шло путем дифференциации синкретического целого на гомологичные ряды дуальных оппозиций к образованию скоор

17 динированной, иерархически упорядоченной системы значений. На уровне социального космоса этап структуризации и иерархизации был представлен процессами социальной стратификации, послужившими основой и условием интеграции коренных народов Сибири и Дальнего Востока в современную социальную систему. Этапы развития аксиогенеза у этих народов показывают процессы постепенной автономизации ценности-субъекта, дематериализации ценности-объекта и движение ценности-действия от первобытного бессознательного синкретизма к рефлексивной системности как способу существования современного общества.

Научная новизна диссертации заключается в следующем:

- впервые реализован целостный анализ культуры жизнеобеспечения большой группы народов, образующих тунгусо-маньчжурскую языковую группу, освещающий длительный и сложный переходный период их истории (XVII -XX вв.) и осуществленный во взаимной корреляции материально-практических, духовно-практических и духовно-теоретических аспектов культуры;

- построены типологии культуры в контексте взаимоотношений культура и природа, культура и другая культура, культура и социальный и символический космос, позволяющие анализировать процессы жизнеобеспечения в культурно-исторической динамике, охватить и систематизировать события большого исторического периода, а также упорядочить значительный корпус разнородного материала по этой культуре (археологического, этнографического, исторического, фольклорного и лингвистического) в синхроническом и диахроническом планах его рассмотрения;

- охарактеризованы в культурно-историческом аспекте основные модели жизнеобеспечивающих систем тунгусо-маньчжуров (охотничье-оленеводческой кочевой культуры тундры и тайги и культуры полуоседлых рыболовов и зверобоев бассейнов рек и морского побережья): изучены особенности их формирования в пределах и на основе ресурсов естественных ареалов, специфика строения и цикличного функционирования в контексте натурального хозяйства; описаны принципы модификации системы по мере изменения природно-экологического или социокультурного контекста, а также механизмы управления системой на уровне социорегулятивных практик;

- определен характер взаимодействия внутренних факторов и внешних предпосылок культурно-исторической динамики систем, детерминирующих смену этапов культурогенеза тунгусо-маньчжуров: натурального хозяйства и недифференцированного социального целого; возникновения и роста экономической дифференциации общества в условиях развития торговых отношений; появления политической и профессиональной стратификации социума в результате «внедрения» специализированной культуры; реактуализации архаического потенциала в контексте экологической научной парадигмы;

- показан изоморфизм различных уровней бытия системы жизнеобеспечения (материального производства, социальных практик, языкового и символического универсума) на разных стадиях ее развития;

- выявлены ценностные основания культуры тунгусо-маньчжуров на каждом этапе ее развития и общие принципы аксиогенеза;

- введены в научный оборот новые этнографические и архивные данные по культуре тунгусо-маньчжуров.

Теоретико-методологические основы исследования. Целостное исследование системы жизнеобеспечения как способа человеческой деятельности предполагает обращение к ряду фундаментальных методологических подходов, совокупность которых позволяет выявить определенные закономерности функционирования объекта исследования.

Методологическую основу и концептуальное построение работы определяет системно-синергетический подход Э.С. Маркаряна, позволяющий изучить процессы формирования адаптивно-адаптирующих типов в пределах конкретных природных ареалов, их изменение в результате связей с социально-историческим окружением, принципы поддержания системы в качестве инте-гративного целого. Этот подход предполагает выявление внешних факторов, активизирующих внутренний потенциал развития, рассмотрение объекта исследования в широком историко-культурном и ареальном контекстах. Культура жизнеобеспечения проанализирована сквозь призму методологических и концептуальных идей других представителей системного и синергетического подходов (М.С. Кагана, В.П. Бранского, С.Д. Пожарского, В.В. Васильковой), благодаря чему она представлена как подсистема в составе более глобальной сис

19 темы, между которыми отмечаются системообразующие отношения и структурная однородность. С позиции методологии синергетического анализа показано последовательное чередование стадий дифференциации культурной традиции и возникновение нового типа интеграции, выявлен ряд аттракторов и показано прерывание саморазвития на определенном этапе.

Методологически значимым оказался эвристический потенциал компаративистики и, в частности, сравнительно-типологический, сравнительно-исторический и историко-генетический методы, позволившие систематизировать и выстроить структурные компоненты объекта изучения в синхроническом и диахроническом планах их бытия. Стратегия сравнительно-типологической процедуры способствовала обобщению в типы различных способов упорядоченного взаимодействия общества с естественной средой, другими родами, племенами и государственными объединениями, а также выделению типов внутрисоциального взаимодействия. Сравнительно-исторический метод позволил обнаружить темпоральные изменения культуры жизнеобеспечения, а историко-генетический - отследить возможные источники происхождения отдельных элементов подсистемы и связь целой системы с другими историческими типами культур.

Теоретические и методологические разработки структурно-функционального и структурно-семиотического анализа (К. Леви-Строса, П.Г. Богатырева, Ф. де Соссюра, Р. Барта, Ч.У. Морриса) способствовали упорядочиванию материала в синхроническом и локальном планах его изучения: выявлению основного перечня значений или функций элементов системы, отношения между этими значениями, образующими синтагматический ряд, в котором семантика каждого элемента обусловливается его окружением; нахождению изоморфных способу материально-практической деятельности, в частности, структуре хозяйственного производства моделей когнитивных процессов или же структурно однородных биологическим ритмам человека мифоритуальных классификаторов изменения.

В соответствии с проблематикой исследования источниковедческая база представлена несколькими группами источников. Первую группу составляют вещественные артефакты: фотоматериалы и рисунки из монографий других исследователей культуры народов Сибири и Дальнего Востока.

20

Вторая группа источников - материалы собственных полевых исследований автора (интервью с информантами, фотодокументы), проводимых в период с 2000 по 2010 гг. в национальных поселениях Солнечного, Комсомольского, Нанайского и Ульчского районов Хабаровского края (с. Кондон, с. Нижние Халбы, с. Бельго, с. Верхняя Эконь, с. Джари, с. Троицкое, с. Найхин, с. Сикачи-Алян, с. Софийское); в ходе подготовки исследования были опрошены также информанты, проживающие в г. Амурск, г. Комсомольск-на-Амуре Хабаровского края, г. Петропавловск-Камчатский Камчатского края.

Третью группу источников образуют архивные материалы Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (МАЭ РАН (Кунсткамера)), Российского государственного исторического архива (РГИА) и Государственного архива Хабаровского края (ГАХК).

Последняя группа источников представлена фольклорными и лингвистическими материалами, собранными исследователями языка и фольклора народов Сибири и Дальнего Востока, а также художественными и художественно-публицистическими текстами.

Теоретическая значимость. Данное исследование направлено на выявление новых возможностей изучения культуры жизнеобеспечения, региональных культур, а также стратегий типологической систематизации исторического материала. Материалы и выводы диссертации позволяют углубить понимание проблем адаптивно-адаптирующей деятельности человека, культурогенеза, процессов межкультурной и межэтнической коммуникации и сигнификации. Результаты исследования дают возможность раскрыть специфику культуры Сибири и Дальнего Востока, место коренных народов этого ареала в мировой культуре. Теоретико-методологическая база диссертации может выступать моделью изучения других локальных и региональных жизнеобеспечивающих систем и проблем социокультурной динамики.

Практическая значимость исследования определяется его актуальностью, научной новизной и выводами прикладного характера. Его результаты могут быть использованы в разработке общей концепции развития Сибири и Дальнего Востока, реализации программ сохранения культурно-исторического наследия, стратегии развития межэтнических отношений в регионах, туристических и

21 иных коммерческих проектов, связанных с использованием ресурсов этнической культуры; в учебно-педагогической деятельности при разработке курсов по культурологии, культурной антропологии, истории мировой и русской культуры, теории и практике межкультурной коммуникации, методологии изучения культуры, спецкурсов по истории культуры народов Сибири и Дальнего Востока.

Апробация работы. Основные результаты, воспроизводящие общую стратегию и выводы исследования, отражены в сорока одной публикации, в том числе трех монографиях и двенадцати периодических журналах, включенных в перечень ВАК МОиН РФ (общий объем 77,13 п.л.). Монография «Семиотика еды (на материале традиционной нанайской культуры)», выполненная при финансовой поддержке РГНФ (проект № 09-01-88103 а/т), отмечена грамотой «Лучшее научное издание» в номинации «Культура народов Дальнего Востока» на 3-м Дальневосточном региональном конкурсе изданий вузов «Университетская книга 2011» (г. Владивосток).

Теоретические и практические аспекты исследования апробированы автором на научных мероприятиях (конференциях, симпозиумах, собраниях) различного уровня:

- международных: «Лингвистика и межкультурная коммуникация: история, современность, перспективы» (Хабаровск, 2004 г.); «Дальний Восток: наука, образование XXI век» (Комсомольск-на-Амуре, 2004 г.); «История освоения Россией Приамурья и современное социально-экономическое состояние стран АТР» (Комсомольск-на-Амуре, 2007 г.); «Дальний Восток: Динамика ценностных ориентаций» (Комсомольск-на-Амуре, 2008 г.); «Семиотическое пространство Дальнего Востока» (Комсомольск-на-Амуре, 2009 г.); «Гуманизм XXI столетия: К идеологии самосохранения человечества» (Санкт-Петербург, 2009 г.); «Диалог культур - диалог о мире и во имя мира» (Комсомольск-на-Амуре, 2010 г.); «Дальний Восток России: сохранение человеческого потенциала и повышение качества жизни населения» (Комсомольск-на-Амуре, 2011 г.).

- всероссийских и региональных: «Гуманитарные науки и современность» (Комсомольск-на-Амуре, 2003 г.); «Амурские рассветы» (Комсомольск-на-Амуре, 2003 г.); «Науки о человеке, обществе и культуре: История, современность, перспективы» (Комсомольск-на-Амуре, 2004 г.); «Человек, общество и

22 культура: проблемы исторического развития» (Комсомольск-на-Амуре, 2005 г.); «Дальний Восток: проблемы межкультурной коммуникации» (Комсомольск-на-Амуре, 2006 г.); «Дальний Восток: стратегия и тактика развития имиджа региона» (Хабаровск, 2009 г.); «Культура и туризм в современном мире: направления и тенденции развития» (Хабаровск, 2010 г.); IV Собрание Научно-образовательного культурологического общества (Санкт-Петербург, 2010 г.).

Внедрение результатов диссертационного исследования осуществлялось в период с 2005 по 2011 гг. в подготовке городских и районных мероприятий, посвященных культуре народов Приамурья, а также в практике преподавания ряда дисциплин и руководства научной и практической деятельностью студентов: докладами на региональных и международных конференциях, курсовыми и выпускными квалификационными работами, административно-управленческой практикой согласно учебным планам специальности 031401 - «Культурология», 033000 - «Культурология», 031203 - «Теория и практика межкультурной коммуникации», 035700.68 «Теория и практика межкультурной коммуникации». Автором были разработаны и апробированы курсы лекций и практических занятий, опубликованы программы по культурной антропологии, исторической антропологии, теории и практике межэтнической коммуникации, сохранению природного и культурного наследия, экологии культуры народов Дальнего Востока, семиотике традиционной культуры, учебной практике по профилю и специализации (административно-управленческой), учебно-методические рекомендации по семиотике традиционной культуры.

Структура работы обусловлена поставленными задачами и исследовательским подходом. Диссертация общим объемом 482 страницы состоит из Введения, четырех глав, Заключения, Списка литературы и источников, включающего 477 пунктов, Приложения из 36 страниц.

Заключение диссертации по теме «Теория и история культуры», Иващенко, Яна Сергеевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Опираясь на методологию системно-синергетического, этнокультуроло-гического и структурно-семиотического подходов к исследованию материалов этнографии, фольклорных и литературных текстов, исторических документов, данных языка, а также материалов собственных полевых исследований, мы представили цельную картину процессов социокультурной динамики материально-практического и духовно-практического аспектов жизнеобеспечивающей подсистемы в ее взаимосвязи с состоянием и изменением природного и социокультурного окружения, биосоциальными, социально-экономическими, социально-политическими и ритуально-символическими типами отношений.

Анализ историографии проблемы показал наличие значительного ценного опыта в изучении культуры народов Сибири и Дальнего Востока, представленного еще больше материалами археологии, этнографии и истории. Их проблематика и методологическая основа определяется спецификой данных наук. Но, наряду с этим, некоторые последние исследования уже выходят за рамки отмеченных научных парадигм, что свидетельствует о переходе сибиреведения на новый уровень интерпретации материала. Рассмотрение исследовательских подходов к изучению культуры жизнеобеспечения других локальных и региональных систем тоже иллюстрирует выход на иной этап обобщения, а также формирование предпосылок для изучения жизнеобеспечивающих практик в системно-синергетическом ракурсе, предполагающем не только анализ истории, но и прогнозирования развития системы. Все эти моменты способствовали формированию авторской концепции и выбору совокупности методологических оснований исследования.

Изучение предыстории тунгусо-маньчжуров Прибайкалья, Севера Сибири, Охотского побережья, Приморья, Приамурья и Сахалина, показывает факт их историко-культурной и генетической близости, что в совокупности с преобладанием вплоть до середины XX в. у всех этих групп хозяйства присваивающего типа, существующего в сходных природно-климатических условиях, дает основание рассматривать тунгусо-маньчжуров Сибири и Дальнего Востока в качестве одного адаптивно-адаптирующего типа культуры, включающего два больших подтипа. Вместе с тем анализ их этнической истории обнаружил наличие родственных и исторических связей с тюрко-монгольским миром, кетоя-зычными и самодийскоязычными племенами севера Восточной Сибири, народами Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии. Эти материалы положены в основу типологизации отношений в аспекте общественно-экологической подсистемы их культуры.

Основные и более ранние по отношению к другим рассмотренным моделям системы жизнеобеспечения были созданы культурой кочевых охотников горной тайги Прибайкалья и севера Восточной Сибири и культурой полуоседлых рыболовов бассейна Амура и его притоков. Внутри них обнаруживается однородность строения всех компонентов: и культуры первичного производства (в плане структурирования хозяйственных периодов года вокруг приоритетного вида промысла), и комплексов культуры жизнеобеспечения. Смежные периферические типы, отражающие черты двух доминантных систем, были сформированы в относительно недавний период (этот процесс имели возможность наблюдать первые русские землепроходцы, которые отразили его в своих путевых записях) в районе морского побережья Татарского пролива, Охотского моря и приближенной к ней территории бассейна р. Амгунь при смешении тунгусов с народами крайнего северо-востока Азии и аборигенами Приамурья. Рост внутри этих периферических систем вариативности хозяйства обусловил увеличение разнообразия внутри жизнеобеспечивающих комплексов. Модификация в культуре первичного производства, потенциально заложенная в структуре их традиционного хозяйства, была спровоцирована изменениями в результате воздействия антропологического фактора естественной среды обитания: выход к морскому побережью или реке являлся необходимым условием выживания в условиях уменьшения животных ресурсов тайги. Этот способ представлялся наиболее эффективным и энергосберегающим с точки зрения жизнеобеспечения.

В целом же у этих народов вплоть до середины XX в. преобладали экстенсивные формы жизнеобеспечения, основанные на непрерывном освоении новых территорий и предполагающие кочевой или полукочевой образ жизни. Внутри каждого доминантного типа прослеживается инвариантный образ пространства-времени, сформированный в процессе хозяйственного освоения земли и отраженный в строении жизнеобеспечивающей системы и символотворче-стве народов. Так, охотники-оленеводы сформировали круговую модель жизнедеятельности, нашедшую отражение, кроме планирования жилищно-поселенческого комплекса, в орнаментальном творчестве, картине мира, ритуале и связанном с ним танце. Рыболовы, живущие по берегам рек, придерживались линейности в конструировании пространства поселения и жилой зоны; их служитель культа, в отличие от тунгусского, кинетически воспроизводил в процессе камлания линию, что также нашло отражение в традиционном танце народов Амуро-Сахалинского региона, генетически восходящем к шаманскому камланию. В орнаменте рыболовов преобладал спирально-ленточный орнамент как символическое выражение путешествий по изгибистому руслу реки.

Развитие культуры тунгусо-маньчжуров и ее жизнеобеспечивающей подсистемы в процессе межкультурной коммуникации сопровождалось чередованием этапов дифференциации отдельных культурных традиций и образования других форм объединения. В аспекте взаимодействия тунгусо-маньчжуров с другими народами прослеживаются три типа отношений: проявление диалогич-ности (контакты разных родовых групп и сложившихся родовых союзов, при которых равноправие определяется еще уровнем развития материальной технологии сторон), монолог-подражание (отношения родовых групп охотников, рыболовов и оленеводов с племенами, ведущими производящее хозяйство), монолог-подчинение (взаимодействие родовых коллективов и государственной структуры). Итог каждого типа взаимодействия - шаг к постепенной их интеграции в общемировую культуру. На современном этапе взаимоотношения коренных народов Сибири и Дальнего Востока с государством и народонаселением других регионов и этнических общностей страны и мира сопровождается попыткой реализации новых субъект-субъектных способов взаимодействия, выступающих альтернативой принуждению и насилию, а также попыткой преодоления дискредитирующих общающихся субъектов различий. Можно сказать, что сфера межэтнического и межкультурного находится сегодня еще на «пути» от монолога к всестороннему диалогу на региональном, национальном и мировом уровнях групповых и межличностных отношений.

В процессе освоения локальными родовыми группами новых природных ареалов и взаимодействия с другими охотниками, рыболовами и оленеводами на «пересечении» взаимодействующих культур формировались дополнительные контактные группы, образовавшие в результате длительных отношений и проживания в сходных природно-географических условиях историко-культурные общности. Охотники тайги, приобретя со временем новое транспортное средство - оленя - и вместе с тем способность к быстрому перемещению, прошли в пределах евразийского континента огромный путь, повторяющий по конфигурации их годовую хозяйственную траекторию движения за диким или домашним оленем. Они распространили далеко за пределы места своего формирования как отдельной общности накопленный опыт жизнеобеспечения и приняли участие в этногенезе и этнической истории многочисленных племен Сибири и Дальнего Востока, в том числе и тунгусо-маньчжуров юга Дальнего Востока. В процессе миграций они также перенимали адаптированные к конкретным экологическим зонам оптимальные средства жизнеобеспечения, транслируя их в другие регионы. Поэтому эту группу внутри тунгусо-маньчжурской общности в полной мере можно назвать проводником и источником изменений в культурном пространстве Сибири и Дальнего Востока.

При взаимодействии прежних и вновь образовавшихся групп или целых историко-культурных общностей уже со скотоводами и земледельцами внутри них происходил раскол на консерваторов и тех, кто позволил себя ассимилировать. Устойчивость к внешним влияниям и сохранение традиционных навыков жизнеобеспечения вплоть до начала XX в. были обусловлены закреплением за определенными группами зон, благоприятствующих консервации сложившихся способов хозяйственной деятельности. Не имеющие же подобных ресурсов стремились к обретению стабильности путем инкорпорирования в более сильную систему. В итоге на юге Дальнего Востока в верховьях Амура образовались новые культурные конгломераты, мало чем отличающиеся от южных соседей - маньчжуров. В Прибайкалье и в Северо-Восточной Азии появились группы «обуряченных» и «оякученных» тунгусов, выступивших в последующем посредниками между культурой аборигенного населения Сибири и Дальнего Востока и русскими. Такие образовавшиеся общности, осознавшие выгоду сотрудничества с экономически более сильными народами, в дальнейшем способствовали примером своей жизнедеятельности культурной ассимиляции населения.

Выбор тунгусо-маньчжурами материальных артефактов, приобретаемых ими у скотоводов и земледельцев, был не случайным и соответствовал образу жизни и уровню развития их материальной технологии. Прежде всего, это были компактные товары, отвечающие потребностям кочевого и полукочевого образа жизни и отличающиеся высокой калорийностью (мука и крупа). Это были также средства, облегчающие и редуцирующие собственное трудоемкое производство (крахмалосодержащие, металлические орудия труда, ткани или уже готовая одежда), средства демонстрации благосостояния (серебряные украшения, военное обмундирование и оружие), а также вещества, изменяющие сознание, которые, вместе с крахмалосодержащими, были включены в мифоритуальную культуру на правах угощений, угодных духам, волю который объявлял шаман. Но пока в тайге оставался соболь, такой способ приобщения к цивилизации мало способствовал мобилизации творческого потенциала и развития собственного производства. Переход к производящему хозяйству и одновременно к новым способам жизнеобеспечения наблюдались лишь в местах совместного проживания тунгусо-маньчжуров с земледельцами и скотоводами и численного превосходства последних. У бывших охотников и рыболовов наблюдалось значительное отставание в постижении нового способа производства; он выступал не средством выживания, а обслуживал нужды ритуала и развивался на прежней хозяйственной основе.

Появление новых культурных форм сначала представляло собой примитивную контаминацию своих и чужих элементов, что отмечалось на уровне организации поселения, типов жилищ, их интерьера, комплектации костюма, строения блюд. Но постепенно элементы и модели доминирующей культуры вытесняли прежние, которые к тому времени уже начинали восприниматься в качестве признака бедности и культурной отсталости. Аналогичная схема наблюдается в принципах трансформации мифологической картины мира: новые духи со временем возглавили пантеон природных духов-Хозяев и постепенно узурпировали их функции. Основными способами проникновения в среду тунгусо-маньчжуров новаций, вплоть до 1930-х гг., были вооруженный захват (как более ранняя форма) и натуральный обмен. Последний способ взаимодействия еще существовал в форме взаимных подарков и товарного обмена, в который постепенно включались денежные единицы доминирующей стороны. Средством обмена являлись как материальные артефакты, так и женщины, имевшие непосредственное отношение к функционированию культуры жизнеобеспечения: они шили одежду, готовили еду и устанавливали (у кочевых народов) юрту. Женская половина общества, будучи включенной в обмен в качестве его средства, выступала пассивным проводником другой культуры.

Каждый тип внешнего социального взаимодействия имел свою основу. Отношения тунгусо-маньчжуров с другими охотниками, оленеводами и рыболовами, начинавшиеся нередко с военных столкновений за ресурсы территории, определялись потребностями натурального хозяйства. Мирный обмен в таком случае носил характер взаимных даров. Развитие взаимодействия со скотоводами и земледельцами строилось уже больше на товарном обмене. Этот вид занятия, приносящий достаток, стал постепенно средством жизнеобеспечения и поддержания своего социального статуса представителей из среды тунгусо-маньчжуров и, вместе с тем, способствовал распространению ряда чужих способов жизнеобеспечения. Отношения народов Сибири и Дальнего Востока с Россией имперского, советского и постсоветского периодов, в отличие от других типов взаимодействия, диктовались политической целесообразностью. Под влиянием русской культуры и, особенно, в результате процессов принудительной «советизации районов тайги и тундры» у коренных народов образовались абсолютно новые формы жизнеобеспечения, главным средством которых выступали планомерные внешние поставки и застраивание. Эта налаженная система превратила внешний контур культуры тунгусо-маньчжуров в уменьшенную модель цивилизации в ее российско-советском провинциальном варианте и привела к утрате ими самостоятельной адаптационной способности. В итоге такой модернизации «сверху» постепенно вышли из употребления даже наиболее устойчивые элементы, некоторое время сохранявшиеся в контексте ритуальной культуры — конические типы построек, нагрудник, медвежий культ. Но зависимость от плодов этой цивилизации уже была подготовлена в процессах торговых отношений тунгусо-маньчжуров со скотоводами и земледельцами юга Восточной Сибири, Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии.

Эволюция хозяйственно-экономического базиса и пространственных представлений связана с изменением представления о центрировании. На этапе преобладания натурального хозяйства в роли Центра выступал дом как пространство хранения, обработки продуктов промысла, обороны и совершения ритуала. Периферию по отношению к нему составляли природа, с которой человек сотрудничал посредством стратегии мифоритуального комплекса, и «чужое» социокультурное пространство или зона пересечения таежного мира со скотоводческой и земледельческой цивилизациями. «Другое» социальное пространство в процессе его экономического освоения постепенно заняло место прежнего Центра. Здесь этнофор посредством совершения «ритуала» обмена не только приобретал готовые товары, но и находил альтернативные промысловой деятельности и натуральному хозяйству способы выживания и даже обогащения, главным из которых являлась торговля. Перекресток таежных торговых троп в результате индустриального развития Сибири и Дальнего Востока уступает первенство пересечению водных и железнодорожных магистралей. Эта нанесенная на карту точка уже выступала локальным транслятором власти другого Центра - новой силы и защитника коренных народов Сибири и Дальнего Востока от природы и торговых кредиторов. В городе бывший охотник или рыболов осваивал уже иные, цивилизованные формы жизнеобеспечения: выполняя физическую работу, получал за это плату продуктами или деньгами; «посредством научения» он постепенно приобретал навыки не только производящего хозяйства, но и промышленного производства. Совместно с учредителями властного Центра коренные народы на протяжении XX в. уже противостояли внешним военным вторжениям.

Таким образом, культурно-историческая динамика определяется постоянными превращениями «периферии» и «центра». Последний у тунгусо-маньчжуров и других народов Сибири и Дальнего Востока в процессе их развития в составе государственной структуры постепенно приобретал все большие масштабы. Современные центробежные тенденции и образование новых типов международных отношений обусловлены внешними факторами, имеющими общемировое значение. Альтернативный центр, представленный пока процессами международного сотрудничества, складывается на основе актуализации прежних историко-генетических связей, а также в зонах пересечения этнических, экологических, экономических и даже геополитических интересов. «Призрак» нового Центра завоевывает свои позиции путем обещания покровительства в деле борьбы с социально-политической и экономической дискриминацией, идущей от еще актуального Центра.

Объекты культуры жизнеобеспечения выступали означающими половых, возрастных, социально-экономических, политических, конфессиональных и профессионально-образовательных форм социальной стратификации. Наиболее ранние формы социальной дифференциации, которые проявлялись на уровне синкретического комплекса родового домохозяйства, определялись биосоциальными антропологическими характеристиками. Социально престижное, высокое и центральное связывается с мужским, а низкое и периферийное - с женским началом. Их союз или целое представлялся как сумма тройки и четверки, единство динамичного и статичного, нераздельность головы и тела. Идею целого или семерки отражало ритуальное животное, тело которого проецировали на родовой коллектив в процессе ритуальной трапезы. Оно выступало источником жизни коллектива, воссоединение с которым репрезентировал также древний погребальный комплекс. В онтогенетическом измерении в таком историческом типе общества выделяется пять стадий, образующих «жизненный круг» человека. В числе «пять» фиксируется морфология человеческого тела, метонимическим выражением которого выступала ладонь с пятью пальцами, а метафорой -астрономическая фигура из такого же количества звезд.

Взаимодействие внутри этого коллектива осуществлялось по принципам «престижной экономики», формой проявления которой выступал институт да-рообмена - нимат. Он являлся средством не только взаимной помощи малых семей в составе рода, но и поддержания статуса удачливого охотника, стимулировал к совершенствованию его промысловых навыков и способствовал выдвижению его в военные предводители. Функционирование культуры жизнеобеспечения было сосредоточено вокруг таких важных аспектов жизни коллектива, как воспроизводство и безопасность членов рода, поддержка отношений взаимопомощи, получение средств существования, регуляторами которых выступали главные ценности первобытной коммуны - род, животное и движение.

Рост социальной дифференциации в результате развития торговых отношений, введения ясачной системы обусловил деление родового поселения по социально-экономическому признаку. Богатство стало основанием и для получения политической власти, так как выступало социально престижным явлением. Политический статус народов Сибири и Дальнего Востока в составе России имперского периода предполагал также переход в определенную конфессиональную группу, стимулируемый посредством системы льгот. Эта категория населения выступала проводником цивилизованного образа жизни в среду «инородцев». Культура жизнеобеспечения тунгусо-маньчжуров выступала не только означающим экономического, конфессионального, политического типов социальной дифференциации, но и на уровне отдельных артефактов была включена в процессы перераспределения материальных ценностей, приобретая тем самым новое товарное значение. Покупные вещи становились знаком состоятельности и средством внутреннего экономического и ритуального обмена. В таком социально-экономическом контексте и на этом историческом фоне экзогамный обмен женщинами превратился в практику покупки жены, а обычай кровной мести - в систему штрафов. На смену нимату или дару приходит отношение «хозяин - батрак»: сначала помощь богатого сородича оборачивалась стремлением отблагодарить; со временем «благодарность» закреплялась в практике отработки; образовавшийся вид экономической связи оказывался выгодным обеим сторонам, поэтому он постепенно становился поводом для их соседства. Кроме торговой специализации и стратификации по имущественному признаку и тоже под влиянием внешнего фактора появляется новая профессиональная группа - кузнецы, средством обеспечения которых становится их востребованное ремесло.

Профессиональная специализация как следствие обладания конкретным видом светского знания становится определяющим фактором социальных отношений на стадии развития коренных народов в составе социалистической системы. Инверсия социального порядка выражалась в превращении прежних кумиров и опоры (шаманов и богатых домохозяев) во врагов, их образа жизни в девиацию, в пересмотре биосоциальных норм путем их секуляризации. Новые объекты культуры жизнеобеспечения становятся инструментом дисциплинарных практик и уничтожения культурной «отсталости». Комплектование промысловых групп начинает осуществляться уже в зависимости от квалификации. Если рост экономической и политической дифференциации общества обусловил разложение родовых отношений, то профессионально-образовательная стратегия в XX в. привела к частичному распаду нуклеарной семьи как социально-экономической единицы и способствовала началу процесса автономиза-ции личности. К середине XX в. ценность семьи, претерпевающей распад, уступает приоритету автономной личности, стремящейся обрести социальное признание, стабильность путем обучения, политпросвещения. Эти политические привилегии стали распространяться и на женщин.

Процессы трансформации на протяжении XVII - XX вв. типа материально-практической деятельности, социально-экономических и политических норм закреплялись на уровне символической деятельности. Развитие пространственно-временных представлений отражало рост разнообразия хозяйства и социальных контактов. Со временем хозяйственно-фенологический способ времяисчисления превратился в скоординированную и иерархизированую структуру таких соподчиненных категорий, как «левое» и «правое», «холодное» и «теплое», «темное» и «светлое», «низ» и «верх». Дифференциация и соподчинение пространственных зон отразились в расположении поселения относительно места погребения и святилища, в способах трупоположения, планировании самого жилища по сторонам света, способе запахивания одежды, тунгусском хороводе. Символическим выражением этих представлений и, в частности, движения слева направо и снизу вверх являлась восходящая спираль, объединяющая собой круг и линию как две формообразующие модели материально-практического комплекса тунгусо-маньчжуров. Другой вариант иерархизации хроноструктуры - введение числительных - является проекцией китайской системы времяисчисления на принципы измерения времени народов юга Дальнего Востока и в большей мере отражает вертикаль. Духовные субстанции, появившиеся в результате инородного влияния и параллельно с ростом социальной дифференциации, своим местоположением в пантеоне устанавливали мифологическую вертикаль, предполагающую также значительную дистанцию между ними и человеком. Если прежний тип отношения с миром потустороннего, представленном в ритуальном кормлении, отражал идею натурального обмена, то взаимодействие с новыми божествами - товарные отношения. Это выражалось в составе жертвы, образуемой провиантами и вещами, приобретаемыми путем товарного обмена или покупки.

Означающие главных символов культуры тунгусо-маньчжуров - эллипса и спирали, концентрирующие в себе базовые единицы картины мира и представлявших целое, завершенное, вселенную, цикличный путь, животное, солнце, воду, сохранение и обновление природы и социума, магическую защиту микрокосма, актуализируются на этапе этнического ренессанса в контексте специально разработанных проектов. Именно коммерческая, социальная, политическая и научная основа этих современных мероприятий стала новым означаемым прежних сакральных знаков.

Эволюция ценности-субъекта (род - семья - автономная личность) отражает процесс ее деления и автономизацию, что также характеризует поведение ряда современных субъектов национального государства. Культурно-историческая динамика ценности-объекта (животное - материальный объект как средство обмена и обогащения - социальное признание - этническая идентичность), наряду с процессом ее дематериализации, показывает стадиальную модель изменения потребностей и когнитивных процессов. Модификация ценности-действия (движение в природе - торговля - просвещение - рефлексия истории своей культуры как попытка установить диалог с прошлым и одновременно с мировым сообществом) показывает путь культуры от первобытного бессознательного синкретизма к рефлексивной системности. Категория «этническая культура» в данном случае понимается не в значении адаптивного способа деятельности, а с позиции аксиологии культуры, т.е. как ценность, требующая сохранения и целенаправленной культивации. Ее ресурсы используются этнофорами как для самоидентификации в международных отношениях, так и в качестве средства достижения устойчивости в экономической, политической и других сферах своей жизни.

В ходе исследования процессов культурно-исторической динамики тунгусо-маньчжуров были получены также результаты, вносящие существенные изменения в устоявшийся взгляд на причины и характер трансформации жизнеобеспечивающих систем кочевых и полукочевых общностей Сибири и Дальнего Востока. Так, наиболее распространенным в аспекте стадиального развития этих народов ранее являлось мнение о том, что они перешли к социалистическому укладу жизни из эпохи первобытного синкретизма и натурального хозяйства, минуя стадию социально-экономической стратификации. Но материалы исследования показали, что многим из них еще до вхождения в состав Российской империи были знакомы подданнические отношения, которые устанавливались посредством насильственных мер, искусство ведения торговых сделок, в том числе и с использованием в качестве средства обмена людей, а также институт рабства. Выявленные факты разрушают миф о «примитивном», «наивном» и уединенном «дикаре» и показывают, что этот тип культуры был значительно сложнее, нежели он представлялся в ряде американских работ, в исследованиях советской и постсоветской эпохи, несмотря на то, что некоторые этапы ими были пройдены в редуцированной форме и ускоренном темпе. Кроме того, культура тунгусо-маньчжуров благодаря непосредственным и опосредованным генетическим и историко-культурным связям, как выявил анализ ее общественно-экологической подсистемы, совместила в себе традиции народов Юго-Восточной, Северо-Восточной Азии, тюрко-монгольского мира, племен финно-угорской группы, общностей Амуро-Сахалинского региона, не входящих в тунгусо-маньчжурскую языковую группу, русской культуры, а также оказала влияние на многие из них.

Материалы и выводы работы показали противоречивость и неоднозначность процесса русской колонизации этой территории, сводимой ранее англоязычными исследователями, а также рядом российских исследователей конца XX - начала XXI вв. однозначно к спланированному, варварскому и алчному захвату Российской империей богатой ресурсами земли вместе с ее автохтонами - носителями уникальной культуры Севера. Казаки шли осваивать эти земли не только ради соболя и по государеву приказу, но и в поисках «воли», которую они мечтали обрести вдали от власти на обширных просторах Азиатской части

Евразии рядом с народами ее населяющими. Их отряды встретили сопротивление не беззащитных «детей природы», а народов, владеющих искусством внезапного нападения, постоянно пребывающих в ожидании вооруженного конфликта за природные ресурсы, со сложившимся институтом кровной мести, в результате которой один род мог полностью уничтожить другой. Установлению между русским населением и аборигенами осваиваемой земли отношений подданства и мирных торговых взаимодействий способствовали, как было показано в исследовании, те же средства, что и практиковали для этой цели народы Юго-Восточной Азии.

Особую группу таких «миротворцев», ставших позднее причиной большой социальной проблемы, составляли вещества, изменяющие сознание, о которых неоднократно говорится в работе. В настоящее время, как показали полевые исследования автора, коренные народы считают многие ритуалы, в которых фигурируют табак и водка, частью собственной традиции, но алкоголизм и табакокурение воспринимают как социальное «зло», привнесенное исключительно русским населением. Проблема алкоголизма, табако- и опиумокурения в среде народов Сибири и Дальнего Востока, отраженная ранее только в этнографических источниках второй половины XIX - начала XX вв. и игнорируемая советской исторической наукой (так как эти факты не способствовали бы демонстрации позитивных изменений их быта), стала вновь объектом научной рефлексии только в последнее десятилетие. Анализ привлекаемых в работе материалов показал, что вещества этого класса и практики их употребления были издавна знакомы аборигенам: это были природные галлюциногены, которые они добывали и обрабатывали самостоятельно, а также приобретаемые тюркские и китайские аналоги. Причем вплоть до начала XX в. русский товар этой группы, который представляется сегодня этнофорами как причина многих современных проблем, не выдерживал конкуренции перед натиском южных эквивалентов. Восприятию и закреплению этого китайского, а позже и русского импорта в среде коренного населения способствовали ритуальные практики, в рамках которых водка и табак заняли место прежних «проводников» в шаманском пространстве. Таким образом, на примере изучения древних практик трансгрессии тунгусо-маньчжуров и их дальнейшего развития в контексте отношений с народами Юго-Восточной Азии и другими кочевыми группами Сибири, распространявшими изменяющие сознание вещества, был доказан факт сформировавшейся зависимости от этих веществ и наличие условий, благоприятствующих алкоголизации, еще задолго до включения основной территории проживания тунгусо-маньчжуров в состав Российской империи.

Борьба с распространением алкоголя в среде коренного населения на протяжении XX в. велась советской системой достаточно интенсивно, каким бы абсурдом не представлялись сегодня многие ее деяния, достижения и недоработки. Сокращению алкоголизации населения способствовало формирование многоуровневого образования, секуляризация культуры и ведение борьбы с «желтой расой», к которой, судя по документальным свидетельствам первой трети XX в., относили только народы Юго-Восточной Азии. Кроме запрета на шаманские камлания и ряд других ритуалов, переходящих в затяжные мистерии с бурными возлияниями, пытались предотвратить ввоз контрабандного китайского спирта и выращивание опиума на территории юга Дальнего Востока. В работе обозначена роль советской системы не только в исчезновении уникальных традиций, но и в сохранении жизни коренных народов, а также в формировании условий для реализации на современном этапе их развития полноценного культурного диалога на различных уровнях взаимодействия: от межличностного до международного. Главными факторами здесь, разумеется, выступают письменность, разноуровневое общее и профессиональное образование. Модернизация их хозяйственной культуры, которая сегодня нередко трактуется как уничтожение уникальной адаптивно-адаптирующей традиции Севера, как выяснилось, в начале XX в. была необходима, так как естественная среда их проживания уже не была способна к самостоятельной регенерации и выступать в роли единственной кормящей субстанции в условиях постоянного прироста населения. Но одной из главных причин истощения природных ресурсов, бывшее богатство которых способствовало консервативности кочевых и полукочевых сообществ на протяжении очень длительного исторического периода, являлось все же хозяйственное и промышленное освоение зоны Сибири и Дальнего Востока переселенцами. Другими словами пришлый компонент выступал не только причиной экологических и социально-демографических проблем в этих регионах, но и генератором идей в деле их решения.

Вопрос о том, что потеряли, а что обрели народы Сибири и Дальнего Востока на протяжении последних трех столетий будет рассматриваться ими по-разному в каждую новую эпоху. И если через пятьдесят, сто или двести лет место Америки или Китая в мировом экономическом рейтинге вдруг займет Россия, то потомки казаков будут очевидцами возрождения в памяти коренных народов и подвига (пусть нередко «по государственному принуждению») первых врачей, учителей, этнографов, и «реставрации» родственных и соседских отношений, ныне предающихся анафеме. Такая особенность, как стремление быть ближе к более устойчивой системе, которая обнаружилась в процессе анализа адаптивно-адаптирующей деятельности тунгусо-маньчжуров, является, скорее, универсальным законом выживания, чем ментальной особенностью именно этих народов, поэтому вряд ли стоит относиться к нынешним и прогнозируемым метаморфозам в экономическом, политическом и этническом самоопределении коренных малочисленных народов Сибири и Дальнего Востока сколько-нибудь предосудительно.

В завершении работы отметим, что собранный и концептуально систематизированный в ней материал может иметь не только эвристическую ценность, но и служить основой в разработке проектов, направленных на активное привлечение коренных народов Сибири и Дальнего Востока, к которым уже можно отнести и значительное количество русского населения, к креативной деятельности ради развития и процветания свой малой родины.

Список литературы диссертационного исследования доктор культурологии Иващенко, Яна Сергеевна, 2011 год

1. Список литературы

2. Аврорин В.А. Козьминский И.И. Представления орочей о вселенной, о переселении душ и путешествиях шаманов, изображенные на «карте» // МАЭ. T. XI, М.-Л.: АН СССР, 1949. С. 323 334.

3. Алексеев A.A. Забытый мир предков (очерки традиционного мировоззрения эвенов Северо-западного Верхоянья). Якутск: Ситим, 1993. 94 с.

4. Алексеева Е.К. Очерки материальной культуры эвенов Якутии (кон. XIX нач. XX в.). Новосибирск: Наука, 2003. 158 с.

5. Алексеенко Е.А. Начальный этап советского строительства на Туру-ханском Севере // Осуществление ленинской национальной политики у народов Крайнего Севера / Под ред. И.С. Гурвич. М.: Наука. 1971. С. 276 296.

6. Андерсон Д.Дж. Тундровики: экология и самосознание таймырских эвенков и долган. Новосибирск: Изд-во Сибирского отделения РАН, 1998. 272 с.

7. Аносов С.Д. Корейцы в Уссурийском крае. Хабаровск-Владивосток: Книжное дело, 1928. 86 с.

8. Аргудяева Ю.В. Этническая и этнокультурная история русских на юге Дальнего Востока России (вторая пол. XIX нач. XX в.). Книга I. Крестьяне. Владивосток: Изд-во ДВГТУ, 2005. 312 с.

9. Арсеньев В.К. Вымирание инородцев Амурского края: Лекция, прочитанная директором Гродековского музея В.К. Арсеньевым в г. Хабаровске на съезде врачей в 1913 г. (без в.д.). 18 с.

10. Арсеньев В.К. Китайцы в Уссурийском крае: Очерк историко-этнографический. Хабаровск: Тип. канцелярия приам. генерала-губернатора, 1914. 203 с.

11. Арсеньев В.К. Лесные люди удэхейцы. Владивосток: Кн. дело, 1926.48 с.

12. Арсеньев В.К. Этнологические проблемы на востоке Сибири. Сообщение, прочитанное в собрании русских ориенталистов в Харбине 13 июня 1916 г. Харбин: Типография Китайской Восточной железной дороги, 1916. 29 с.

13. Артемьева Н.Г. Домостроительство чжурчжэней Приморья (XII XIII вв.) / Отв. ред. Э.В. Шавкунов. Владивосток, 1998. 302 с.

14. Арутюнов С.А., Мкртумян Ю.И. Проблемы типологического исследования механизмов жизнеобеспечения в этнической культуре // Типология основных элементов традиционной культуры / Отв. ред. М.В. Крюков, А.И. Кузнецов. М: Наука, 1984. С. 19-33.

15. Археология СССР. Мезолит СССР / Под. общ. ред. Б.А. Рыбакова. М.: Наука, 1989. 352 с.

16. Арчакова О.Б., Трифонова Л.Л. Мифологические представления эвенков (на материале народных сказок). Благовещенск: изд-во АмГУ, 2006. 283 с.

17. Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л.: Наука, 1983. 192 с.

18. Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб.: Наука, 1993.238 с.

19. Байбурин А. К. Семиотические аспекты функционирования вещей // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л.: Наука, 1989. С. 63 -88.

20. Байбурин А. К. Топорков А. Л. У истоков этикета: Этнографические очерки. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1990. 166 с.

21. Барт Р. Основы Семиологии // Структурализм «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. С. 114- 169.

22. Бартэльс Д., Бартэльс А.Л. Проблемы сравнения коренных народов Канады и СССР // Модель в культурологи Сибири и Севера: Сб. науч. тр. Екатеринбург: УрО РАН, 1992. С. 130 141.

23. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. Издание второе. М.: Искусство, 1986. 445 с.

24. Березницкий C.B. Жертвенное животное орочей собака // Культура Дальнего Востока XIX - XX века. Сборник научных трудов. Владивосток: Дальнаука, 1992. С. 122 - 128.

25. Березницкий C.B. Магия рождения // Словесница искусств. 2007. № 19. С. 5-9.

26. Березницкий C.B. Современные представления дальневосточных эвенков о душе и смерти // Сибирский сборник 1 : Погребальный обряд народов Сибири и сопредельных территорий. Книга I / Отв. ред. JI.P. Павлинская. СПб.: МАЭ РАН, 2009. С. 98 - 103.

27. Березницкий С. В. Этнические компоненты верований и ритуалов коренных народов Амуро-Сахалинского региона // Археология и культурная антропология Дальнего Востока и Центральной Азии. Владивосток: ДВО РАН, 2002. С. 329-338.

28. Библер B.C. Итоги и замыслы. Конспект философской логики культуры // Вопросы философии. 1993. № 5. С. 75 93.

29. Библер B.C. Михаил Михайлович Бахтин, или поэтика культуры. М.: Прогресс, Гнозис, 1991. 176 с.

30. Билибин Н. Обмен у коряков. Л.: Изд-во ин-та народов Севера ЦИК СССР, 1934. 40 с.

31. Бобышев C.B., Ахметова A.B. Коренные малочисленные народы Дальнего Востока на завершающем этапе социалистической модернизации (50-х середина 80-х гг. XX века). Хабаровск: Изд-во ДВГУПС, 2008. 130 с.

32. Богатырев П.Г. Функции национального костюма в Моравской Словакии // Вопросы теории народного искусства. М.: Искусство, 1971. С. 297 366.

33. Богораз В.Г. Материальная культура чукчей. М.: Главная редакция восточной литературы, 1991. 224 с.

34. Богораз В.Г. Распространение культуры по земле. Основы этногеографии. М.-Л.: Государственное издательство, 1928. 314 с.

35. Богораз-Тан В.Г. Восемь племен. Чукотские рассказы. Магадан: Магаданское кн. изд-во, 1979. 270 с.

36. Бооль В.Б. Гольды с реки Тунгуски. Этнографический очерк. Хабаровск: Книжное дело, 1930. 42 с.

37. Бородай Ю. М. Эротика. Смерть. Табу. Трагедия человеческого сознания. М.: Гнозис, 1996. 416 с.

38. Бошняк Н.К. Экспедиции в Приамурском крае (Экспедиция в заливе Де-Кастри. Опись Татарского берега и открытие Императорской Гавани) // Морской сборник. Т. 40. № 3, СПб, 1859. С. 193 212.

39. Бранский В.П., Пожарский С.Д. Синергетический историзм как новая философия истории // Синергетическая парадигма. Человек и общество в условиях нестабильности. М.: Прогресс-Традиция, 2003. С. 36 49.

40. Бродель Ф. Материальные цивилизации. Экономика и капитализм, XV XVIII вв. Т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. 2-е изд., пер. с фр. JI.E. Куббеля; вступ. ст. Ю.Н. Афанасьева. М.: Издательство «Весь мир», 2006. 592 с.

41. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. 2-е изд, доп. М.: Издательство ЖИ, 2008. 440 с.

42. Булгакова Т.Д. «Дорога времени» в традиционных представлениях нанайцев // Время и календарь в традиционной культуре: тез. докл. всерос. науч. конф. (Сер. «Мир культуры, истории и философии»). СПб.: Изд-во «Лань», 1999. С. 116-120.

43. Бурыкин A.A. Традиционный календарь, счет сезонов и возраста у эвенов // Время и календарь в традиционной культуре : тез. докл. всерос. науч. конф. (Сер. «Мир культуры, истории и философии»). СПб.: Изд-во «Лань», 1999. С. 71-75.

44. Вайнштейн С.И. Проблемы истории жилища степных кочевников Евразии // Советская этнография. 1976. № 4. С. 42 62.

45. Василевич Г.М. Типы обуви народов Сибири // Сборник МАЭ. XXI. М.-Л.: АН СССР, 1963. С. 3 64.

46. Василевич Г.М. Тунгусский кафтан (К истории его развития и распространения) // МАЭ. Вып. XVIII. М.-Л.: АН СССР, 1958. С. 122 178.

47. Василевич Г.М. Тунгусский нагрудник у народов Сибири // МАЭ. Вып. XI. М-Л: Изд-во АН СССР, 1949. С. 42 61.

48. Василевич М.Г. Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII -нач. XX в.). Л.: Наука, 1969. 304 с.

49. Васильев Б.А. Основные черты этнографии ороков. Предварительный очерк по материалам экспедиции 1928 г. (извлечение) // Традиционная нормативная культура, организация власти и экономика народов Северной Евразии и

50. Васильев В.И., Симченко Ю.Б. Переустройство хозяйства, быта и культуры коренного населения таймырского национального округа // Осуществление ленинской национальной политики у народов Крайнего Севера / Под ред. И.С. Гурвич. М.: Наука. 1971. С. 245 275.

51. Василькова В.В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. Синергетика и теории социальной самоорганизации. СПб.: Лань, 1999. 478 с.

52. Виноградова Н. Космогоническая символика храма Неба в Пекине // Вопросы искусствознания. 1994. № 4. С. 203 209.

53. Война и мир в традиционных обществах (по материалам западных исследований). Научно-аналитический обзор / автор обзора В.А. Шнирельман. М.: Рос. акад. наук ИНИОН, Ин-т этнологии и антропологии им. H.H. Миклухо-Маклая, 1992. 64 с.

54. Воробьев Д.В. Жизнеобеспечение и адаптивная стратегия эвенков в конце XX века (Север Туруханского района Красноярского края). М.: ИЭА, 2001.30 с.

55. Воробьев М.В. Культура чжурчжэней и государства Цзинь (X в. -1234 г.). М.: Наука, гл. ред. Вост. лит-ры, 1983. 369 с.

56. Врадий В. П. Опьяняющие напитки китайцев, корейцев, японцев и инородцев Уссурийского края. СПб. : Типография Тренке и Фюсно, Максимилианов-ский переулок № 13,1904. 13 с.

57. Врадий В.П. Пищевые продукты китайцев, корейцев, японцев и инородцев Дальнего Востока (заметки из путешествия по Азии). СПб.: Типография Тренке и Фюсно, Максимилиановский переулок № 13, 1904. 16 с.

58. Гаер Е. А. Древние бытовые обряды нанайцев. Хабаровск: Кн. изд-во, 1991. 144 с.

59. Гарусов И.С. Переход к оседлости и укрупнение поселков у малых народов Северо-востока СССР // История и культура народов Севера Дальнего Востока. М.: Наука, 1967. С. 116 124.

60. Гачев Г.Д. Космо-Психо-Логос: Национальные образы мира. М.: Академический Проект, 2007. 511 с.

61. Гемуев И.Н. Мировоззрение манси: Дом и космос. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1990. 232 с.

62. Герасимова Д.В. Народный календарь манси // Время и календарь в традиционной культуре: тез. докл. Всерос. науч. конф. (сер. «Мир культуры, истории и философии»). СПб.: Лань, 1999. С. 78 81.

63. Гидденс Э. Трансформация интимности. СПб.: Питер, 2004. 208 с.

64. Гирфанова А.Х. Ареальная и хронологическая стратификация тунгусо-маньчжурского языкового континуума // Тунгусо-маньчжурская проблема сегодня. (Первые Шавкуновские чтения). Сборник научных статей. Владивосток: Дальнаука, 2008. С. 317 326.

65. Голд Дж. Психология и география: основы поведенческой географии / Пер. с англ.; авт. предисл. С.В. Федулов. М.: Прогресс, 1990. 304 с.

66. Голан А. Миф и символ. 2-е изд. М.: РУССЛИТ, 1994. 375 с.

67. Головнев А. В. Модель в культурологии // Модель в культурологии Сибири и Севера: сб. науч. трудов. Екатеринбург: УрО РАН, 1992. С. 142 169.

68. Гонтмахер П.Я., Соломонова Н., Филимонов А. Знаки и символы дальневосточных этносов // Словесница искусств. 2004. № 14. С. 2 9.

69. Гонтмахер П.Я. Нанайцы. Этюды о духовной культуре. Хабаровск: Изд-во ХГПИ, 1996. 113 с.

70. Груздев Ф.С. Амур (Природа и люди Амурского края). СПб: Издание П.П. Сойкина, 1896. 144 с.

71. Гумилев JI.H. Этносфера: история людей и история природы. М.: ACT: Астрель, 2010. 575 с.

72. Гурвич И.С. Эвены Камчатской обрасти // Современное хозяйство, культура и быт малых народов Севера / Под ред. Б.О. Долгих. М.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 63-91.

73. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. 350 с.

74. Гуревич А.Я. Проблема ментальностей в современной историографии // Всеобщая история: Дискуссии, новые подходы. Вып. 1., М., 1989. С. 75 89.

75. Гуткин О.В., Листвина Е.В., Петрова Г.Н. Феномен культурного пространства / Под ред. Е.В. Листвиной, Г.Н. Петровой. Саратов: Научная книга, 2005. 138 с.

76. Демидова Е.Г. Культура народностей Нижнего Амура и Сахалина в буржуазной историографии. Монография. Владивосток: Издательство Дальневосточного университета, 1987. 96 с.

77. Деревянко Е.И. Древние жилища Приамурья. Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ие, 1991. 158 с.

78. Деревянко Е.И. Мохэские памятники Среднего Амура. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1975. 250 с.

79. Деревянко Е.И. Очерки военного дела племен Приамурья. Новосибирск: Наука, 1987. 224 с.

80. Деревянко Е.И. Тюркские элементы в погребальных обрядах мохэ-ских племен I тыс. н.э. // Древние культуры Алтая и Западной Сибири. Новосибирск, 1978. С. 118-129.

81. Джарылгасинова Р. Ш. Корея // Этнография питания народов стран зарубежной Азии. Опыт сравнительной типологии. М.: Наука. Гл. ред. вост. лит., 1981. С. 170-179.

82. Докучаев И. И. Ценность и экзистенция. Основоположения исторической аксиологии культуры. СПб.: Наука, 2009. 595 с.

83. Докучаев И.И. Введение в историю общения. Владивосток: Дальнау-ка, 2005. 342 с.

84. Долгих Б.О. Происхождение долган // Сибирский этнографический сборник. Вып. V. -М. 1963. С. 92- 141.

85. Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. Труды института этнографии. М.: Изд-во АН СССР, 1960. 622 с.

86. Домников С. Д. Хозяйство и культура: Введение в феноменологию традиционного текста. М.: ИФ РАН, 2008. 151 с.

87. Дубов И. В. И поклоняшеся идолу камену. СПб. : Российский этнограф. музей, 1995. 104 с.

88. Дьякова О.В. Тунгусо-маньчжуры: этническая история и этногенез в археологических и этнографических ретроспекциях // Тунгусо-маньчжурская проблема сегодня. (Первые Шавкуновские чтения). Сборник научных статей. Владивосток: Дальнаука, 2008. С. 61 70.

89. Дьяконова. В.П. Жилище народов Сибири // Экология этнических культур Сибири накануне XXI века. СПб.: Наука, 1995. С. 24 61.

90. Дьяченко В.И., Ермолова Н.В. Эвенки и якуты юга Дальнего Востока. XVII XX вв. СПб.: Наука, 1994. 160 с.

91. Ермолова Н.В. Картина мира мертвых в эвенкийской вселенной // Сибирский сборник 1: Погребальный обряд народов Сибири и сопредельных территорий. Книга I / Отв. ред. Л.Р. Павлинская. СПб.: МАЭ РАН, 2009. С. 104 - 111.

92. Ермолова Н.В. Традиционные средства передвижения у народов Северной Сибири. Оленный транспорт и упряжное собаководство // Экология этнических культур Сибири накануне XXI века. СПб.: Наука, 1995. С. 166 197.

93. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М.: Художественный журнал, 1999. 239 с.

94. Жижек С. Размышления в красном цвете: коммунистический взгляд на кризис и сопутствующие предметы. М.: Изд-во «Европа», 2011. 476 с.

95. Жуковская Н. Л. Центральная Азия // Этнография питания народов стран зарубежной Азии. Опыт сравнительной типологии. М.: Наука. Гл. ред. вост. лит., 1981. С. 120 139.

96. Замятин Д.Н. Гуманитарная география: Пространство и язык географических образов. СПб.: Алетейя, 2003. 331 с.

97. Золотарев A.M. Новые данные о тунгусах и ламутах XVIII в. // Историк-марксист. 1938.Кн. 2 (66). Изд-во ЦК ВКП(б) «Правда» С. 79 86.

98. Золотарев A.M. Родовой строй и религия ульчей. Хабаровск: Даль-гиз, 1939. 206 с.

99. Иванов C.B. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX нач. XX в. Сюжетный рисунок и другие виды изображений на плоскости. M.-JL: Издательство академии наук СССР, 1954. 839 с.

100. Иванов C.B. Орнамент народов Сибири как исторический источник. М.-Л.: АН СССР, 1963. 500 с.

101. Иванов C.B. Представление нанайцев о человеке и его жизненном цикле // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера (вторая пол. XIX нач. XX в.). Л.: Наука, 1976. С. 161 - 188.

102. Иванов C.B. Старинное зимнее жилище ульчей // МАЭ. М-Л, 1951. T. XIII. С. 72-101.

103. Иванова Г.В. Кулинарная культура коренных народностей Севера: монограф. Красноярск: Гос. торгово-экон. ин-т, 2006. 208 с.

104. Иващенко Я.С. Антропофагия и несоциализированная сексуальность в сказочных нарративах нанайцев // Власть и управление на востоке России. 2011. № 1 (54). С. 145- 150.

105. Иващенко Я.С. Природный и социокультурный контексты как факторы формирования тунгусского хронотопа // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. 2011. №2(8). С. 69-73.

106. Иващенко Я.С. Семиотика еды (на материале традиционной нанайской культуры): моногр. Владивосток: Изд-во Дальневост. федер. ун-та, 2010. 290 с.

107. Иващенко Я.С. Семиотика традиционного жилища (на материале нанайской культуры): моногр. Комсомольск-на-Амуре: ГОУВПО «КнАГТУ», 2007. 144 с.

108. Иконникова С.Н. Археология и культурология: взаимосвязь и диалог // Проблемы культурогенеза и культурного наследия: Сборник статей к 80-летию Вадима Михайловича Массона. СПб.: «Инфо Ол», 2009. С. 16 24.

109. Инфантьев П. В Амурской тайге: рассказ из жизни тунгусов. СПб.: Изд. кн. магазина П.В. Луковникова, 1912. 36 с.

110. Иохельсон В.И. Юкагиры и юкагиризированные тунгусы / Пер. с англ. В.Х. Иванова, З.И. Ивановой-Унаровой. Новосибирск: Наука, 2005. 675 с.

111. Иохельсон-Бродская Д.Л. К антропологии женщин племен крайнего северо-востока Сибири. М.: Типография Т-ваИ.Д. Сытина, 1908. 16 с.

112. Исследования на острове Сучу в Нижнем Приамурье в 2002 году / Сост. А.П. Деревянко, Чо Ю-Чжон, В.Е. Медведев и др. Сеул, 2003. 644 с.

113. Историко-этнографический атлас Сибири. Л.: АН СССР. Ленингр. отд-ние, 1961. 498 с.

114. История и культура дальневосточных эвенков: историко-этнографические очерки / Отв. ред. В.А. Тураев; Ин-т истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН. СПб.: Наука, 2010. 334 с.

115. История и культура нанайцев: историко-этнографические очерки / С. В. Березницкий, Е. А. Гаер, С. Ф. Карабанова и др.. СПб. : Наука, 2003. 325 с.

116. История и культура нивхов: историко-этнографические очерки / Отв. ред. В.А. Тураев. СПб.: Наука, 2008. 270 с.

117. История и культура орочей. Историко-этнографические очерки / Отв. ред. В.А. Тураев. СПб.: Наука, 2001. 172 с.

118. История и культура удэгейцев / Под общ. ред. А.И. Крушанова. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1989. 190 с.

119. История и культура ульчей (в XVII XX вв.): историко-этнографические очерки / Л. Я. Иващенко, Н. Б. Киле, А. В. Смоляк, А. Ф. Старцев и др.. СПб.: Наука, 1994. 177 с.

120. История и культура эвенов. Историко-этнографические очерки / В.А. Тураев, В.А. Туголуков, Б.А. Спеваковский и др. СПб.: Наука, 1997. 180 с.

121. Кабо В. Р. Круг и крест: размышление этнолога о первобытной духовности. М.: Вост. лит., 2007. 328 с.

122. Каган М.С. Введение в историю мировой культуры. Книга первая. СПб.: Петрополис, 2003. 368 с.

123. Каган М.С. Введение в историю мировой культуры. Книга вторая. СПб.: Петрополис, 2003. 320 с.

124. Каган М.С. Мир общения: проблема межсубъектных отношений // Каган М.С. Избранные труды в VII томах. Том II. Теоретические проблемы философии. СПб.: ИД «Петрополис», 2006. С. 165 325.

125. Каган М.С. Философская теория ценностей: Университетский курс лекций // Каган М.С. Избранные труды в VII томах. Том II. Теоретические проблемы философии. СПб.: ИД «Петрополис», 2006. С. 327 499.

126. Каган М. С. Философия культуры. СПб. : ТОО ТК «Петрополис», 1996.416 с.

127. Каган М.С. Человеческая деятельность: опыт системного анализа // Каган М.С. Избранные труды в VII томах. Том II. Теоретические проблемы философии. СПб.: ИД «Петрополис», 2006. С. 9 163.

128. Каганский B.JI. Вопросы о пространстве маргинальное™ // НЛО. 1999. №37. С. 52-62.

129. Каганский В.Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство: Сборник статей. М.: Новое литературное обозрение, 2001. 576 с.

130. Карабанова С.Ф. Танцы малых народов юга Дальнего Востока СССР. М.: Наука, 1979. 144 с.

131. Кассирер Э. Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры // ФН. 1991. № 7. С. 91 134

132. Киле A.C. Искусство нанайцев: вышивка, орнамент. Традиции и новации. Хабаровск: Рос. Медиа Альянс, 2004. 126 с.

133. Киле A.C. К вопросу о классификации обрядовой терминологии в нанайском языке // Запаски Гродековского музея. Вып. 1. Хабаровск, 2000. С. 141 147.

134. Киле Н. Б. Нанайцы в мире природы // Этнос и природная среда / под ред. В.А. Тураева. Владивосток: Дальнаука, 1997. С. 34 44.

135. Козлов А.И. Пища людей. Фрязино: «Век 2», 2005. 272 с.

136. Козлов В.И. Жизнеобеспечение этноса: содержание понятия и его экологические аспекты // Этническая экология: теория и практика. М.: Наука, 1991. С. 14-44.

137. Козьминский И.И. Отчет об исследовании материальной культуры и верований гаринских гольдов // Гарино-Амгуньская экспедиция 1926 г. Предварительный отчет Н. Г. Каргера и И. И. Козьминского. Л. : АН СССР, 1929. С. 25-48.

138. Константинов A.A. Дальневосточная кухня (питание и здоровье). Хабаровск: Хабар, кн. изд-во, 2001. 368 с.

139. Коробейник П. Женские Советы проводники культуры в национальных селах. Петропавловск-Камчатский: Книжная редакция «Камчатской правды», 1961. 24 с.

140. Костина A.B. Национальная культура этническая культура - массовая культура: «Баланс интересов» в современном обществе. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. 216 с.

141. Кочешков Н.В. Типология традиционной культуры народов СевероВосточной Азии (XIX середина XX в.). Владивосток: Изд-во Дальневост. унта, 2002. 168 с.

142. Кочешков Н.В. Тюрко-монголы и тунгусо-маньчжуры. Проблемы историко-культурных связей на материале народного декоративного искусства XIX XX вв. СПб.: Наука, 1997. 174 с.

143. Кочешков Н.В. Этнические традиции в декоративном искусстве нанайцев // Вестн. Дальневост. отд-ния Рос. АН. 1996. № 5. С. 107 — 121.

144. Крашенинников С.П. Описание земли Камчатки // Колумбы земли русской. Сборник документальных описаний об открытиях и изучении Сибири, Дальнего Востока и Севера в XVII XVIII вв. Хабаровск: Хабаровское книжное издательство, 1989. С. 270 - 384.

145. Кривошапкин A.B. Эвены. СПб: отд-ние изд-ва «Просвещение», 1997. 79 с.

146. Крюков М.В. Китай // Этнография питания народов стран зарубежной Азии. Опыт сравнительной типологии. М.: Наука. Гл. ред. вост. лит., 1981. С. 140-156.

147. Крюков М.В. Об общих принципах типологического исследования явлений культуры (на примере типологии жилища) // Типология основных элементов традиционной культуры / Отв. ред. М.В. Крюков, А.И. Кузнецов. М: Наука, 1984. С. 7- 18.

148. Кузьмина JI.A. Семиотика наскального искусства: интерпретация в контексте традиционной культуры народов Севера. СПб.: Изд-во ИП Никифорова («Астер-Прес»), 2009. 148 с.

149. Культура жизнеобеспечения и этнос. Опыт этнокультурологического исследования (на материалах армянской сельской культуры) / Отв. ред. С.А. Арутюнов, Э.С. Маркарян. Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1983. 319 с.

150. Куропятник М.С. Сезонная дихотомия саамского общества // Время и календарь в традиционной культуре: тез. докл. Всерос. науч. конф. (сер. «Мир культуры, истории и философии»). СПб.: «Лань», 1999. С. 68 70.

151. Ларичев В.Е. Путешествие в страну восточных иноземцев. Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1973. 340 с.

152. Ларькин В.Г. Орочи (историко-этнографический очерк с середины XIX в. до наших дней). М.: Наука, 1964. 176 с.

153. Ларькин В.Г. Удэгейцы (историко-этнографический очерк с сер. XIX в. до наших дней). Владивосток: Типография ТОВВМУ им. С.О. Макарова, 1958. 36 с.

154. Левин М. Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока. М.: АН СССР, 1958. 260 с.

155. Левин М.Г., Чебоксаров H.H. Хозяйственно-культурные типы и ис-торико-этнографические области // Советская этнография. 1955. № 4. С. 3 17.

156. Леви-Строс К. Структурная антропология / Пер. с. фр. Вяч.Вс. Иванова. М.: Академический Проект, 2008. 555 с.

157. Леви-Стросс К. Мифологики. В 4 т. Т. 1. Сырое и приготовленное. М.: ИД «Флюид», 2006. 399 с.

158. Леви-Стросс К. Мифологики. В 4 т. Т. 2. От меда к пеплу. М.; СПб.: Унив. кн., 2000. 442 с.

159. Леви-Стросс К. Мифологики: Происхождение застольных обычаев. Пер. с фр. Е.О. Пучковой. М.: ИД «Флюид», 2007. 461 с.

160. Левкова Е.А., Посвалюк Н.Э., Савин С.З. Системные исследования гельматоиммунных факторов паразитарной контаминации у коренных народов Приамурья. Хабаровск: Вычислительный центр ДВО РАН, 2008. 19 с.

161. Линденау Я.И. Описание народов Сибири (первая половина XVIII в.): Историко-этнографические материалы о народах Сибири и Северо-Востока / Пер. с нем. З.Д. Титовой; Под общ. ред. И.С. Вдовина. Магадан: Кн. изд-во, 1983. 176 с.

162. Липская-Вальронд Н. А. Материалы к этнографии гольдов. Иркутск: Издание Вост.-Сиб. отд. Русс, геогр. об-ва, 1925. 18 с.

163. Липский А.Н. Элементы религиозно-психологических представлений гольдов. Чита: Типография Губсоюза Забайкальских Кооперативов, 1923. 58 с.

164. Логиновский К.Д. О положении инородцев Амурского края и об улучшении их быта (Сообщение, сделанное в общем собрании членов Общества изучения Амурского края 18 июня 1905 г). Владивосток: Тип. Прим. Обл. Прав., 1906. 24 с.

165. Лопатин И.А. Гольды амурские, уссурийские и сунгарийские. Опыт этнографического исследования. «Записи общества изучения Амурского края Владивостокского отделения Приамурского отдела русского географического общества». Владивосток, 1922. 363 с.

166. Лопатин И. А. Наблюдение над бытом гольдов. Владивосток: Изд-во университета, 1921. 46 с.

167. Лопуленко Н.А., Тишков В.А. Аборигены США и Канады в условиях глобализации // Межэтнические взаимодействия и социокультурная адаптация народов Севера России / Отв. ред. В.И. Молодин, В.А. Тишков. М.: Издательский дом «Стратегия», 2006. С. 352 381.

168. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Мысль, 1991. 527 с.

169. Лотман Ю. Внутри мыслящих миров. Человек текст - семиосфера -история. М.: Языки русской культуры, 1999. 464 с.

170. Лотман Ю.М. Структура художественного текста // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб: «Искусство СПб», 1998. С. 14 - 285.

171. Лурье С. В. Метаморфозы традиционного сознания. Опыт разработки теоретических основ этнопсихологии и их применение к анализу исторического и этнографического материала. СПб. : Тип. им. Котлякова, 1994. 288 с.

172. Любимова Г.В. Время и возраст в традиционном восприятии крестьян-сибиряков // Время и календарь в традиционной культуре: тез. докл. Всерос. науч. конф. (сер. «Мир культуры, истории и философии»). СПб.: «Лань», 1999. С. 38-42.

173. Маак Р.К. Путешествие на Амур, совершенное по распоряжению Сибирского отделения ИГО в 1855 г. СПб.: Типография Карла Вульфа, 1859. 565 с.

174. Маак Р. К. Путешествие по долине реки Уссури. СПб., 1861. Т. 1. 280 с.

175. Маак Р. К. Путешествие по долине реки Уссури. СПб., 1861. Т. 2. 344 с.

176. Мазин А.И. Быт и хозяйство эвенков-ороченов (кон. XIX нач. XX в.). Новосибирск: Наука, 1992. 154 с.

177. Мазин А.И. Традиционные верования и обряды эвенков-ороченов (кон. XIX нач. XX в.). Новосибирск: Наука, 1984. 200 с.

178. Малиновский Б. Научная теория культуры. Пер. с англ. И.В. Утехи-на. 2-е изд., испр. М.: ОГИ, 2005. 184 с.

179. Малочисленные этносы Приамурья / Ким A.C., Кныш A.B., Лях П.П., Менделеев Ч.Г., Прасолова М.П., Смирнов Б.В. Хабаровск: Изд-во Хабар, гос. техн. ун-та, 1993. 71 с.

180. Маргаритов В. П. Об орочах Императорской гавани. Издание общества изучения Амурского края в г. Владивосток. СПб.: Тип. императорской академии наук, 1888. 56 с.

181. Маркарян Э.С. Глобально-экологическое моделирование и интеграция наук. Пущино: Научный центр биологический исследований АН СССР в Пущино, 1980. 12 с.

182. Маркарян Э.С. Культура как способ социальной самоорганизации. Общая постановка проблемы и ее анализ применительно к НТР. Пущино: АН СССР, 1982. 19 с.

183. Маркарян Э.С. Культурная традиция и задача дифференциации ее общих и локальных проявлений // Методологические проблемы исследования этнических культур. Материалы симпозиума. Ереван: Изд-во АН Армянской ССР, 1978. С. 84-90.

184. Маркарян Э.С. О генезисе человеческой деятельности и культуры. Ереван: АН АрмССР, 1973. 146 с.

185. Маркарян Э.С. О концепции локальных цивилизаций. Критический очерк. Ереван: АН АрмССР, 1962. 179 с.

186. Маркарян Э.С. Очерки теории культуры. Ереван: АН АрмССР, 1969.228 с.

187. Маркарян Э.С. Региональный эколого-ноосферный эксперимент. Обоснование идеи и концепция программы системно-оптимизационных экологических исследований (на примере Армянской ССР). Ереван: изд-во АН Армянской ССР, 1986. 178.

188. Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука (логико-методологический анализ). М.: Мысль, 1983. 284 с.

189. Марков А.П. Диалог культур и проблемы национальной самобытности // Отечественная культура как предмет культурологии: Уч. пособие. СПб.: СПбГУП, 1996. С. 11-28.

190. Марков А.П. Динамика культурных процессов сохранения и изменения // Отечественная культура как предмет культурологии: Уч. пособие. СПб.: СПбГУП, 1996. С. 208 269.

191. Марков Б. В. Культура повседневности : учеб. пособие. СПб. : Питер, 2008. 270 с.

192. Марков Б.В. Храм и рынок. Человек в пространстве культуры. СПб.: «АЛЕТЕЯ», 1999. 304 с.

193. Марков Г.Е. Функции этнической культуры в системе образа жизни и жизненных укладов // Методологические проблемы исследования этнических культур. Ереван: Изд-во АН Армянской ССР, 1978. С. 17 22.

194. Мартынов А.И. Культурогенез: Учебное пособие. М.: Высшая школа, 2008. 335 с.

195. Массон В.М. Культурогенез Древней и Центральной Азии / Под ред. Л.Б. Кирчо. СПб.: Филологический факультет СПбГУ; Изд-во С.- Петерб. ун-та, 2006. 384 с.

196. Матвеева Т.Б., Гонтмахер П.Я. Орнаментальное искусство ульчей: мастера и традиции. Хабаровск, 2003. 108 с.

197. Медведев В.Е. Культура амурских чжурчжэней. Конец X-XI века (по материалам грунтовых могильников). Новосибирск: Наука, 1977. 224 с.

198. Медведев В.Е. Приамурье в конце I начале II тысячелетия. Чжур-чжэньская эпоха. Новосибирск: Наука, 1986. 205 с.

199. Медведьев П.П. Круг жизни (культурологический аспект). СПб.: ПапиРус, 2005. 192 с.

200. Мельникова Т.В. Мио, хранящее от бед // Словесница искусств. 2004. № 14. С. 10-13.

201. Мельникова Т.В. Традиционная одежда нанайцев. Хабаровск: Хабар, краевой краевед, музей им. Н.И. Гродекова, 2005. 240 с.

202. Мельникова Т.В. Традиционная одежда ульчей (XIX XX в.). Хабаровск: Хабар, краевой краевед, музей им. Н.И. Гродекова, 2008. 108 с.

203. Мёрдок Дж.П. Фундаментальные характеристики культуры // Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 49 56.

204. Мечников Л.И. Цивилизация и великие исторические реки. Географическая теория развития современных обществ / Пер. с франц. М.Д. Гродец-кого. Харьков: Южно-Русское Книгоиздательство, 1899. 288 с.

205. Мид М. Культура и мир детства. Избранные произведения. Пер. с англ. и коммент. Ю.А. Асеева. Сост. и послесловие И.С. Кона. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1988. 429 с.

206. Миддендорф А.Ф. Путешествие на Север и Восток Сибири. Часть 2. СПб, 1878. 864 с.

207. Миссонова JI.И. Остров Сахалин: современные проблемы жизнедеятельности уйльта (ороченов). Документ № 162. СПб: Российская национальная библиотека, 2004. 32 с.

208. Мичи А. Путешествие по Амуру и Восточной Сибири. СПб.-М.: М.О. Вольф, 1868. 351 с.

209. Мкртумян Ю.И. Компоненты культуры этноса // Методологические проблемы исследования этнических культур. Материалы симпозиума. Ереван: Изд-во АН Армянской ССР, 1978. С. 42 47.

210. Моррис Ч.У. Основания теории знаков // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. С. 45 97.

211. Мосолова Л.М. «Обыкновенный» горшок и культурный космос // Основы теории художественной культуры / Под общ. ред. Л.М. Мосоловой. СПб., 2001. С. 229-247.

212. Мосолова Л.М. Теоретические основания исследования истории культуры регионов России // Истоки региональных культур России: сб-к науч. статей. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2000. С. 4 15.

213. Мостовой С.М., Михайлов В.И. Этнокультуральные особенности распространения алкоголизма и алкогольных психозов в Хабаровском крае (1992 1997 гг.). Хабаровск: Хабаровский краевой центр психич. здоровья, 1998. 55 с.

214. Муйтуева В. А. Традиционная пища алтай-кижи (обряды и представления). Томск: Изд-во Том. ун-та, 2007. 158 с.

215. Народы Дальнего Востока России в XVII XX вв. Историко-этнографические очерки / Отв. ред. И.С. Гурвич. М.: Наука, 1985. 240 с.

216. Народы Сибири. Этнографически очерки. / Под общ. Ред. М.Г. Левина, Л.П. Потапова. М.-Л.: Изд-во академии наук СССР, 1956. 1084 с.

217. Николаева Д.А. Семантика женских украшений восточных бурят // Этнические процессы и традиционная культура. М.-Улан-Удэ: Издательско-полиграфический комплекс ФГОУ ВПО ВСГАКИ, 2005. С. 84 92.

218. Никулыпин Н.П. Первобытные производственные объединения и социалистическое строительство эвенков. Л.: Главсевмор пути, 1939. 144 с.

219. Новик Е.С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме: Опыт сопоставления структур. 2-е изд., испр. и доп. М.: Вост. лит., 2004. 304 с.

220. Овчинников Б.Б. Тюркские древности Саяно-Алтая в VI X веках. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1990. 223 с.

221. Окладников А.П. Древние амурские петроглифы и современная орнаментика народов Приамурья // Советская этнография. 1959. № 2. С. 38 46.

222. Окладников А.П. Образы Древнего Амура. (История исследования древних наскальных рисунков Сикачи-Аляна и Шереметьево) // Олень Золотые Рога. М.-Л., 1964. С. 131-161.

223. Окладников А.П. Древнее поселение Кондон (Приамурье). Новосибирск: Наука, 1983. 160 с.

224. Окладников А.П. Петроглифы Нижнего Амура. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1971. 334 с.

225. Окладникова Е.А. Культура древнего Дальнего Востока // Истоки региональный культур России: сборник научных статей. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2000. С. 112 142.

226. Основания регионалистики: Формирование и эволюция историко-культурных зон Европейской России / В.А. Бурыкин, A.C. Герд, Г.С. Лебедев,

227. B.Н. Седых; Под ред. A.C. Герда, Г.С. Лебедева. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1999. 392 с.

228. Осипов А.И. Пространство и время как категории мировоззрения и регуляторы практической деятельности. Минск: Наука и техника, 1989. 220 с.

229. Островский А.Б. Девятка в традиционном менталитете народов Амура // Миф, символ, ритуал. Народы Сибири / сост. О.Б. Христофорова; отв. ред.

230. C.Ю. Неклюдов. М.: Рос. гос. ун-т, 2008. С. 35 68.

231. Островский А. Б. Ритуальная скульптура народов Амура и Сахалина. Путеводная нить чисел. СПб. : Нестор-История, 2009. 195 с.

232. Павлинская Л.Р. Народное искусство Сибири. Судьба традиции // Экология этнических культур Сибири накануне XXI века. СПб.: Наука, 1995. С. 91-118.

233. Павлинская Л.Р. Сибирь в этнокультурном пространстве Евразии // Межэтнические взаимодействия и социокультурная адаптация народов Севера

234. России / Отв. ред. В.И. Мол один, В. А. Тишков. Сост. Е.А. Пивнева. М.: Издательский дом «Стратегия», 2006. С. 313 326.

235. Павлов Е.В. Истоки и семантика культа «монгол-бурханов» у пред-байкальских бурят // Этнические процессы и традиционная культура. М.-Улан-Удэ: Издательско-полиграфический комплекс ФГОУ ВПО ВСГАКИ, 2005. С. 67-83.

236. Палладий А. Уссурийские маньцзы. Оттиск из известий Имп. рус. геогр. об-ва. 1871. № 8. 9 с.

237. Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российского государства в 1768 1773 гг. 3 ч. // http://feb-web.ru/gogol/texts (дата обращения 21.07.2011).

238. Певнов A.M. О некоторых названиях обуви в языках Центральной Азии, Сибири и Дальнего Востока // Проблемы историко-культурных связей народов Дальнего Востока. Владивосток: ДВО АН СССР, 1989. С. 114 118.

239. Першиц А.И., Семенов Ю.И., Шнирельман В.А. Война и мир в ранней истории человечества. В 2-х томах. Т. 1. М.: РАН Институт этнологии и антропологии, 1994. 176 с.

240. Петров A.A. Лексика духовной культуры тунгусов (эвенки, эвены, негидальцы, солоны): Монография. СПб.: Образование, 1997. 175 с.

241. Пилсудский Б. Из поездки к орокам о. Сахалина в 1904 г. Препринт. Южно-Сахалинск: ИМГиГДВО АН СССР, 1989. 76 с.

242. Подмаскин B.B. Введение в этнографию Дальнего Востока России: народная медицина и культура питания: учеб. пособие. Владивосток: Дальнау-ка, 2008. 228 с.

243. Подмаскин В.В. Народные знания тунгусо-маньчжуров и нивхов: проблема этногенеза и этнической истории. Владивосток: Дальнаука, 2006. 540 с.

244. Подмаскин В.В. Система питания народов Нижнего Амура и Сахалина XIX XX вв.: Проблемы сравнительной типологии // Типология культуры коренных народов Дальнего Востока России: сб. науч. тр. Владивосток: Даль-наука, 2003. С. 86-101.

245. Подмаскин В.В. Удэгейские топонимы // Филология народов Дальнего Востока (ономастика). Владивосток: ДВНД АН СССР, 1977. С. 53 58.

246. Подосинов A.B. Ex oriente lux! Ориентация по сторонам света в архаических культурах Евразии. М.: «Язык русской культуры», 1999. 720 с.

247. Попов Н. Пища тунгусов. Иркутск: Тип. изд. «Власть труда», 1926.34 с.

248. Попова У .Г. Эвены Магаданской области: очерки истории, хозяйства и культуры эвенов Охотского побережья, 1917 1977 гг. М.: Наука, 1981. 304 с.

249. Потапов Л.П. К проблеме ареальных исследований этнографии народов Сибири // Народы и языки Сибири: Ареальные исследования. М.: Наука, 1978. С. 7- 14.

250. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. 2-е изд. Л.: ЛГУ, 1986. 364 с.

251. Прыткова Н.Ф. Программа по изучению одежды народов Сибири // Одежда народов Сибири. Сборник статей музея антропологии и этнографии. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1970. С. 208 222.

252. Путинцева А.П. Дневник Красной Юрты. Хабаровск, 2010. 350 с.

253. Роббек В.А. Традиционная пища эвенов. Новосибирск: Наука, 2007.164 с.

254. Рудникова Е.В. «Дотунгусская проблема» в этнолингвистических исследованиях // Тунгусо-маньчжурская проблема сегодня. (Первые Шавкунов-ские чтения). Сборник научных статей. Владивосток: Дальнаука, 2008. С. 283 -294.

255. Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси / АН СССР, отд-ние истории, институт археологии. М.: Наука, 1987. 782 с.

256. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1981. 608 с.

257. Рэдклифф-Браун А.Р. Метод в социальной антропологии. Пер. с англ. и заключ. ст. В. Николаева. М.: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2001. 416 с.

258. Сем Л.И. Очерки диалектов нанайского языка. Бикинский (уссурийский) диалект. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1976. 212 с.

259. Сем Т.Ю. Тунгусская модель мира: семиотика и историческая динамика // Этническое единство и специфика культур: материалы первых Санкт-Петербургских этнографических чтений. СПб.: Рос. этнограф. Музей, 2002. С. 114-118.

260. Сем Ю.А. Нанайцы. Материальная культура (вторая половина XIX -середина XX века): этнографические очерки. Владивосток, 1973. 313 с.

261. Сем Ю.А. Об изменении территории расселения нанайцев за годы Советской власти // Труды. Серия историческая. Т. 2. Владивосток, 1961. С. 221 -225.

262. Сем Ю.А. Родовая организация нанайцев и ее разложение. Владивосток, 1959. 31 с.

263. Сибирь в составе Российском империи / отв. ред. JI.M. Дамешек,

264. A.B. Ремнев. М.: Новое литературное обозрение, 2007. 368 с.

265. Симонова В. Common Sense Primordialism: этническая идентичность «за» и «против» // Давыдов В.Н., Карбаинов Н.И., Симонова В.В., Целищева

266. B.Г. Агинская street, танец с огнем и алюминиевые стрелы: присвоение культурных ландшафтов. Хабаровск: Хабаровский научный центр ДВО РАН, Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н.И. Гродекова, 2006. С. 107 116.

267. Симонова В. Фабричный бубен и культурная коммодификация. Common Sense Primordialism: этническая идентичность «за» и «против» // Давыдов

268. Синергетическая философия истории / Под ред. В.П. Бранского и

269. C.Д. Пожарского. Рязань: «Копи-Принт», 2009. 314 с.

270. Скоринов С.Н. Мифологическая культура тунгусо-маньчжуров и нивхов нижнего Амура и Сахалина XIX XX вв. М.-Хабаровск: Московский государственный университет культуры и искусств - Хабаровский государственный педагогический университет, 2004. 380 с.

271. Слезкин Ю. Арктические зеркала. Россия и малые народы Севера; автор. пер. с англ. О. Леонтьевой. М.: Новое литературное обозрение, 2008. 512 с.

272. Слюнин Н.В. Охотско-Камчатский край: естественно-историческое описание. Т. 1. СПб.: Издание министерства финансов, 1900. 689 с.

273. Сметанин А.Н., Колегова Г.И., Лукашкина Т.П. Национальные блюда народов Камчатки. Петропавловск-Камчатский: РИОКОТ, 1993. 48 с.

274. Смирнов С.А. Человек после человека. Антропологический форсайт // антропологика: альманах философский, культурологический, антропологический. Выпуск 1 / Отв. ред. В.А. Сулимов, И.Е. Фадеева. Сыктывкар: Коми пединститут, 2011. С. 37 72.

275. Смоляк A.B. Материальная культура ульчей и некоторые вопросы их этногенеза // Советская этнография. 1957. № 1. С 290 305.

276. Смоляк А. В. Представления нанайцев о мире // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера (вторая пол. XIX нач. XX в.). Л.: Наука, 1976. С. 129 - 160.

277. Смоляк А. В. Традиционное хозяйство и материальная культура народов Нижнего Амура и Сахалина. М.: Наука, 1984. 246 с.

278. Смоляк А. В. Ульчи (хозяйство, культура и быт в прошлом и настоящем). М.: Наука, 1966. 289 с.

279. Смоляк A.B. Этнические процессы у народов нижнего Амура и Сахалина (Середина XIX начало XX в.). М.: Наука, 1975. 232 с.

280. Современные методы исследования культуры. Материалы научно-методологической конференции преподавателей и стажеров ВШК / Науч. ред. А .Я. Флиер. г. Москва, 26 января 1999 г. М.: Моск. гос. ун-т культуры и искусств, 2000. 65 с.

281. Соколова З.П. Жилище народов Сибири (опыт типологии). М.: ИПА «ТриЛ», 1998. 288 с.

282. Соловьев А.И. Военное дело коренного населения Западной Сибири. Эпоха средневековья. Новосибирск: Наука, 1987. 192 с.

283. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество / Общ. ред., сост. и предисл. А.Ю. Согомонов. Пер. с англ. М.: Политиздат, 1992. 543 с.

284. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики http: // philolo-gos.narod.ru/ling/saussure.htm (дата обращения 28.04.01).

285. Старцев А.Ф. Культура и быт удэгейцев (вторая половина XIX начало XX в.). Владивосток: Дальнаука, 2005. 260 с.

286. Старцев А.Ф. Материальная культура удэгейцев (вторая половина XIX XX в.). Владивосток: ДВО РАН, 1996. 160 с.

287. Старцев А.Ф. Терминология родства удэгейцев // Проблемы историко-культурных связей народов Дальнего Востока. Владивосток: ДВО АНСССР, 1989. С. 80-86.

288. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академический Проект, 2001. 990 с.

289. Стручкова Н. А. Формирование кинетического компонента в ритуальной практике: на примере генезиса якутского хороводного танца осу охай; отв. ред. А. И. Гоголев. СПб.: Изд-во Санкт-Петербург, ун-та, 2005. 234 с.

290. Таксами Ч.М. Народы Сибири в XX веке. Социально-экономическое и культурное развитие // Экология этнических культур Сибири накануне XXI века. СПб.: Наука, 1995. С. 3 23.

291. Таксами Ч.М. Одежда нивхов // Одежда народов Сибири. Сборник статей музея антропологии и этнографии. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1970. С. 166- 195.

292. Таксами Ч.М. Подготовка специалистов из среды народов Севера // Осуществление ленинской национальной политики у народов Крайнего Севера / Под ред. И.С. Гурвич. М.: Наука. 1971. С. 172 187.

293. Титорева Г.Т. Без оленя нет эвена // Словесница искусств. 2007. № 19. С. 20-25.

294. Титорева Г.Т. Душа уходит в були // Словесница искусств. 2007. № 19. С. 10-13.

295. Тишков В. А. Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука, 2003. 544 с.

296. Тойнби А. Дж. Постижение истории: Сборник / Пер. с англ. Е.Д. Жаркова. М.: Рольф, 2001. 640 с.

297. Топорков А. Л. Символика и ритуальные функции предметов материальной культуры // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л.: Наука, 1989. С. 89-101.

298. Торчинов Е. А. Религии мира: опыт запредельного: Психотехника и трансперсональные состояния. СПб. : Центр «Петербургское Востоковедение», 1998. 384 с.

299. Традиционные промыслы и ремесла народов России. СПб.: Издательство «Дрофа» Санкт-Петербург, 2004. 344 с.

300. Традиционное жилище народов России (XIX начало XX в). М.: Наука, 1997. 398 с.

301. Туголуков В.А. Преодоление старого в быту и сознании эвенков // Осуществление ленинской национальной политики у народов Крайнего Севера / Под ред. И.С. Гурвич. М.: Наука. 1971. С. 200 -212.

302. Туголуков В.А. Следопыты верхом на оленях. М.: Наука, 1969. 215 с.

303. Туголуков В.А. Тунгусы (эвенки и эвены) Средней и Западной Сибири. М.: Наука, 1985. 285 с.

304. Туголуков В.А. Эвенки. Эвены // Этническая история народов Севера. Сб. ст. ИЭ АН СССР. М.: Наука, 1982. С. 129 168.

305. Туголуков В.А. Экондские эвенки // Современное хозяйство, культура и быт малых народов Севера / Под ред. Б.О. Долгих. М.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 148- 177.

306. Тураев В.А. Дальневосточные эвенки между прошлым и будущим // Тунгусо-маньчжурская проблема сегодня. (Первые Шавкуновские чтения). Сборник научных статей. Владивосток: Дальнаука, 2008. С. 251 270.

307. Тураев В.А. Хозяйственно-культурная дифференциация коренных народов Дальнего Востока в исторической ретроспективе // Типология культуры коренных народов Дальнего Востока России: Сб. науч. тр. Владивосток: Дальнаука, 2003. С. 9 35.

308. Туров М.Г. Хозяйство эвенков таежной зоны Средней Сибири в кон. XIX нач. XX в. (принципы освоения угодий). Иркутск: Изд-во Иркут. Унта, 1990. 176 с.

309. Уайт Л. Избранное: Наука о культуре. М.: БОССПЭН, 2004. 960 с.

310. Федорова Е.Г. Экологический аспект изучения одежды населения тундровой зоны Сибири // Экология этнических культур Сибири накануне XXI века. СПб: Наука, 1995. С. 119 165.

311. Фернандес-Арместо Ф. Цивилизации / Пер. с англ. Д. Арсеньева, О. Колесникова. М.: ACT: ACT МОСКВА, 2009. 764 с.

312. Флиер А.Я., А.В. Бондарев. Инновационный потенциал культуроге-нетики и ее функции в системе гуманитарного знания // Проблемы культурогенеза и культурного наследия: Сборник статей к 80-летию Вадима Михайловича Массона. СПб.: «Инфо Ол», 2009. С. 25 -35.

313. Флиер А.Я. Культурогенез. М.: Российский институт культурологии, 1995. 128 с.

314. Флиер А. Я. Культурология для культурологов. М.: Академический проект, 2000. 496 с.

315. Флиер А.Я. Рождение жилища: пространственное самоопределение первобытного человека // Общественные науки и современность. 1992. № 5. С. 96- 101.

316. Фрейденберг, О. М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997.448 с.

317. Фролова А.Н. Этнические традиции питания детей коренных народов Северо-Востока России. Магадан: Кордис, 2008. 91 с.

318. Хасанова М.М. О культе медведей у негидальцев // Культурное наследие народов Сибири и Материалы Четвертых Сибирских чтений 12-14 октября 1998 г. СПб.: Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера), 2000. С. 203 210.

319. Цинциус В.И. Сравнительная фонетика тунгусо-маньчжурских языков, Л.: Учпедгиз, 1949. 342 с.

320. Чебоксаров H.H. Историко-этнографическое районирование Дальнего Востока // Проблемы истории Дальнего Востока. Владивосток, 1969. С. 131 146.

321. Чебоксаров H.H., Линь Яохуа. Хозяйственно-культурные типы народов Восточной Азии // Народы Восточной Азии. Этнографические очерки. М.-Л.: Наука, 1965. С. 90-112.

322. Черняк Е.М. Социология семьи: Учебное пособие. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К°», 2004. 238 с.

323. Шавкунов Э.В. Государство Бохай и памятники его культуры в Приморье. Л.: Наука, 1968. 128 с.

324. Шавкунов Э.В. Культура чжурчжэней-удигэ XII-XIII вв. и проблема происхождения тунгусских народов Дальнего Востока. М.: Главная редакция вост. Литературы, 1990. 283 с.

325. Шаныпина Е. В. Мифология первотворения у тунгусо-язычных народов юга Дальнего Востока России (опыт мифологической реконструкции и общего анализа). Владивосток : Дальнаука, 2000. 157 с.

326. Шаныпина Е.В. Легенды о множественности светил в нанайской мифологии // Четвертая Дальневосточная конференция молодых историков. Доклады и тезисы. Владивосток: Дальнаука, 1996. С. 44 47.

327. Шаповалов A.B. Очерки истории и культуры потребления табака в Сибири. XVII первая половина XX вв. Новосибирск: Изд. центр «Пресс-Сервис», 2002. 258 с.

328. Шаповалов A.B. Шаманизм как религиозная система: Уч. пособ. Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2005. 111 с.

329. Шимкевич П. П. Материалы для изучения шаманства у гольдов. Хабаровск, 1896. 133 с.

330. Широкогоров С.М. Опыт исследования основ шаманства // Широкогоров С.М. Этнографические исследования. Кн. первая: Избранное / Сост. и примеч. A.M. Кузнецова, A.M. Решетова. Владивосток: Изд-во Дальневост. унта, 2001. С. 116-186.

331. Шнирельман В.А. Происхождение скотоводства (культурно-историческая проблема). М.: Наука, 1980. 334 с.

332. Шренк Л. Об инородцах Амурского края. Т. 1. СПб. : Изд-во Император. академии наук, 1883. 323 с.

333. Шренк Л. Об инородцах Амурского края. Т. 2. Этнографическая часть. Первая половина: главные условия и явления внешнего быта. СПб. : Изд-во Император, академии наук, 1899. 314 с.

334. Шренк Л. Об инородцах Амурского края. Т. 3. Этнографическая часть. Вторая половина: основные черты семейной, общественной и внутренней жизни. СПб.: Издательство императорской академии наук, 1903. 145 с.

335. Штернберг Л. Я. Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны: статьи и материалы; под ред. и с предисл. Я. П. Алькор (Кошкина). Хабаровск: Дальгиз, 1933.740 с.

336. Шубин А.С. Эвенки Прибайкалья. Улан-Удэ: «Бэлиг», 2001. 120 с.

337. Эберхард В. Китайские праздники. Пер. с англ. и предисл. Н.Ц. Мун-куева. М.: Наука. Гл. ред. вост. лит., 1977. 128 с.

338. Элиаде, М. Оккультизм, колдовство и моды в культуре. М.: ИД «Ге-лиос», 2002. 224 с.

339. Энгельс Ф. Диалектика природы. М.: Политиздат, 1975. 359 с.

340. Этнографические описания народов Якутии // Колумбы земли русской. Сборник документальных описаний об открытиях и изучении Сибири, Дальнего Востока и Севера в XVII XVIII вв. Хабаровск: Хабаровское книжное издательство, 1989. С. 238 - 254.

341. Юнг К. Г. Архетипы коллективного бессознательного // Психология бессознательного: собр. соч. Пер. с нем. М.: Канон, 1994. С 135-164.

342. Яковлева М.Н., Киппо О.Р. О возможных стратегиях семиотического исследования одежды // Методология культурологического исследования (Культурологические исследования' 06): Сборник научных трудов. СПб.: Асте-рион, 2006. С. 64-73.

343. Ясперс К., Бодрийар Ж. Призрак толпы. М.: Алгоритм, 2007. 272 с.

344. Литература на иностранном языке:

345. Anderson D.G. Identity and ecology in Arctic Siberia: The number one reindeer brigade. Oxford: Oxford univ. press, 2000. X 5. 263 p.

346. Atkinson T.W. Travels in the Regions of the Upper and Lower Amur. London, 1860. 553 p.

347. Boas F. Race, Language and Culture. New York: Macmillan Company, 1949. P. 626-638.

348. Collins P.M. A Voyage Down the Amoor. N.-Y.: D. Appleton and Company, 1860. P. 366-372.

349. Collins P.M. Siberian Journey: Down the Amur to the Pacific 1856 -1857. New York: Univ. of the Wisconsin Press, Madison. 370 p.

350. Diakonova V.P. Female shamans of the Turkic-speaking peoples of Southern Siberia 11 Shamanhood symbolism and epic. Edited by Juna Pentikainen. In collaboration with Hanna Saressalo and Chuner M. Taksami. Budapest: Akademia Kiado. 2001. P. 63 -74.

351. Gapanovich I.I. The Tungus Negidal Tribes of the Amgun Basin: their future. Harbin, China, 1927. 6 p.

352. Hoppal M. Cosmic symbolism in Siberian Shamanhood // Shamanhood symbolism and epic. Edited by Juna Pentikainen. In collaboration with Hanna Saressalo and Chuner M. Taksami. Budapest: Akademia Kiado. 2001. P. 75 87.

353. Joe W.J. Traditional Korea Cultural History. A History of Korean civilization. Seoul, 1998. 380 p.

354. Kazama S. Nanay folk tales and legends 11. Publications on Tungus Languages and Cultures 40. Hokkaido: Graduate school of letters, 2008. 170 p.

355. Kazama S. Ulcha Oral Literature 4. A Collection on Texts. Publications on Tungus Languages and Cultures 43. Tokyo: Universiti of Foreign Studies, 2008. 194 c.

356. Lopatin I.A. The cult of the dead among the natives of the Amur basin. 'S-Gravenhage: Mouton & со, 1960. 211 p.

357. Pavlinskaya L.R. Cultural regions in Siberian shamanism // Shamanhood symbolism and epic. Edited by Juna Pentikainen. In collaboration with Hanna Saressalo and Chuner M. Taksami. Budapest: Akademia Kiado. 2001. P. 41 48.

358. Schirokogoroff S.M. Northern Tungus migrations in the Far East // Journal of the North-China Branch of the Royal Asiatic Society. Vol. 57. 1926. P. 123 183.

359. Tilley C. Material Culture and Text: the Art Ambiguity. London: Rout-ledg, 1991. 104 p.

360. Tilley H.A. Japan, the Amoor, and the Pacific. London: Smith, 1861.405 p.

361. Vitebsky P. The reindeer people: living with animals and spirits in Siberia. Boston; New York: Houghton Mifflin, 2005. 464 p.

362. Минь су фэн цин. Ман цзу. Далянь, 2009. 158 р.

363. СПИСОК ИСТОЧНИКОВ Архивные материалы

364. Быт, традиции, мед. обслуживание народностей севера (эвенков, ульчей, орочей). Справка // ГАХК Ф. 683. On. 1. Д. 122. Л. 105 138.

365. Василевич Г.М. Некоторые вопросы племени и рода у эвенков // МАЭ РАН (Кунсткамера). Ф. 22. On. 1. Д. 123.

366. Василевич Г.М. Родовой состав и расселение тунгусов в XVII нач. XX вв. // МАЭ РАН (Кунсткамера). Ф. 22. On. 1. Д. 126.

367. Василевич Г.М. Тунгусы Подкаменной Тунгуски (Катанги) 1927 г. // МАЭ РАН (Кунсткамера). Ф. 22, On. 1. Д. 10.

368. Г. Заведующему переселенческим делом в Приморской области // ГАХК Ф. И-238. On. 1. Д. 1. Л. 203-204.

369. Дело «По отношению Министра Внутренних Дел о предоставлении Российско-Американской Компании снабжать тунгусов хлебом, порохом и свинцом» от 31 июля 1847 г. // РГИА Ф. 383. Оп. 10. Д. 9379.

370. Дело Секретное по Якутской области 1907 года // РГИА Ф. 1284. Оп. 47. Д. 151.

371. Доклад А. Путинцевой «О работе Красной Юрты Далькрайоно в стойбище Нижние Халбы Николаевского н/А округа за время октябрь май 1929/30 годов» 19 с. // Музей с. Нижние Халбы.

372. Доклад о проделанной работе в Болоньском районе за время с 9 /III -16/V 1930 г. // ГАХК Ф. Р-137. Оп. 2. Д. 2. Л. 38 49.

373. Иванов C.B. Орнамент народов Сибири как исторический источник // МАЭ РАН (Кунсткамера). Ф. К-1. Оп. 3. Д. 57.

374. Кербинский район бывшего Николаевского-на-Амуре округа // ГАХК Ф. Р-137. Оп. 2. Д. 2. Л. 65 79.

375. Краткое описание районов Куро-Даргинского, Биры и части Бид-жальского // РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 85 87.

376. Краткий отчет об обследовании долины р. Урми, Большой Ин и Амер // РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 88-94.

377. Краткий отчет этнографической экспедиции Логиновского // РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 158-206.

378. Липская H.A. Нанай (гольды) // МАЭ РАН (Кунсткамера). Ф. 5. Оп. 4. Д. 5.

379. Материалы по обследованию незаселенных регионов Приамурского края (исследование правого берега реки) // РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 44 59.

380. Материалы по обследованию незаселенных регионов Приамурского края (Краткий отчет этнографической экспедиции Логиновского) // РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 158-206.

381. Настоящий краткий отчет по исследованию долины реки Амгуни (4-21 сентября 1907 г.)//РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 145- 152.

382. Некоторые данные об экономической политике Америки времени интервенции. Копия документа. Секретно // ГАХК Ф. 58. Оп. 1. Д. За. Л. 38 41.

383. О борьбе с эксплуатацией и спаиванием туземцев ДВО частными торговцами обязательное постановление № 471 ДРК 22.09.1923 г. // ГАХК Ф. 19. Оп. 1. Д. 84. Л. 409-410.

384. О мерах борьбы против наплыва в Приамурский край желтой расы // ГАХК Ф. И-13. Оп. 1. Д. 1. Л. 43 -47.

385. О мерах по улучшению быта женщин северных туземных народностей. Из протокола № 13 заседания пр-ма ДК ИК от 14 мая 1929 г. п. 15 // ГАХК Ф. Р-137. Оп. 4. Д. 6. Л. 85 86.

386. О развитии экономики и культуры национальных сел района. Вестник краймасс от 18 марта 1961 г. № 66 // ГАХК Ф. 1036. Оп. 3. Д. 281. Л. 186- 187.

387. О сооружении 17 жилых домов в сельскохозяйственной артели «Ленинский путь»//ГАХК Ф. 1036. Оп. З.Д. 153. Л. 138- 157.

388. Об организации торговли крепкими напитками по линии строящейся Амурской железной дороги и об усилении надзора за движением контрабанды из Китая в пределы Империи // ГАХК Ф. И-13. Оп. 1. Д. 1. Л. 40 42.

389. Общий характер переселенческих участков, образованных в 1908 году в районах реки Кура и Кии // РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 65 66.

390. Описание земли по р. Сит, Подхоренку и Хор // РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 81-84.

391. Описание части Побережного и Бикинского района, обследованного в 1907 году производителем работ Вархпаховским // РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 73-80.

392. Отчет заведующего водворением переселенцев в Иманском подрайоне (1908 г.) // РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 60 61.

393. Отчет по исследованию Амгунь-Амурского района в 1909 году // ГАХК Ф. И-238. Оп. 1. Д. 1. Л. 138 157.

394. Отчет производителя работ Г. Рубинского по исследованию района реки Амгуни (1907 г.)//РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 130- 143.

395. Отчет производителя работ Уссурийской партии по образованию переселенческих участков Шишло (1908 г.) // РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 68 71.

396. План развития дела здравоохранения на крайнем Севере // ГАХК Ф. Р-137. Оп. 2. Д. 2. Л. 32 37.

397. Политический доклад Правительству ДВР, копия Предсовмину, Дальбюро РКП, Облаком // ГАХК Ф. 58. Оп. 1. Д. За. Л. 4 5.

398. Программа-инструкция по опытно-показательной работе по улучшению труда и быта женщин-туземок при тунгусской и самоедской культбазах // ГАХК Ф. Р-137. Оп. 2. Д. 2. Л. 80 82.

399. Путь, пройденный капитаном Хабаровского резервного батальона Вельможным летом 1906 г. // РГИА Ф. 391. Оп. 3. Д. 1181. Л. 207 223.

400. Развитие хозяйства и культуры в национальных районах ДВК. Культурное строительство в северных национальных районах многонационального края. Из материалов по соц. Строительству ДВК // ГАХК Ф. 353. Оп. 5. Д. 2. Л. 70-83.

401. Разговор по прямому проводу Предпримор-л губвоенревкома т. Вельского с секретарем Дальревкома т. Степановым 28 сего ноября в 15 часов (1922 г.) // ГАХК Ф. 58. Оп. 1. Д. За. Л. 20 21.

402. Решение № 1655 «О строительстве жилых домов для кочевого населения Колымских районов Хабаровского края» (16 сентября 1940 г.) // ГАХК Ф. 137. Оп. 4. Д. 555. Л. 82.

403. Художественная литература, публицистика, фольклор

404. Аврорин В. А. Материалы по нанайскому языку и фольклору. Л.: Наука, 1986. 256 с.

405. Бытовой С.М. Поезд пришел на Тумнин. Л.: Советский писатель, 1951.238 с.

406. Глебова, Е. В. Космический лось. Возвращение: сюжеты путешествий: докум. очерки. / Е. В. Глебова. Хабаровск [б.и.], 2007. 100 с.

407. Древний Свет. Сказки, легенды, предания народов Хабаровского края / зап. и лит. обработка А. Чадаевой. Хабаровск : Хабар. Кн. изд-во, 1990. 240 с.

408. Зуев В.Ф. Горюн священная река. Хабаровск: Кн. изд-во, 2001. 256 с.

409. Зуев В.Ф. Утро древнего стойбища. Хабаровск: Кн. изд-во, 1990. 160 с.

410. Кабушкин Н. Костер на берегу вечности // Землю согревает человек (Сибирь и Север: достижения и проблемы). Хабаровск: Кн. изд-во, 1988. С. 103- 136.

411. Легенды и мифы Севера: Сборник / Сост., примеч. В.М. Санги; Вступ. статья A.B. Пошатаевой. М.: Современник, 1985. 400 с.

412. Самар Е.Д. Под сенью Родового Древа. Записки об этнокультуре и воззрениях гэринских нанайцев рода Самандё-Мода-Монгол (рода Самар). На русском и нанайском языках. Хабаровск: Кн. изд-во, 2003. 211 с.

413. Таежные зори. Большая судьба малых народов / Сост. Е.И. Бугаенко. Хабаровск: Кн. изд-во, 1978. 328 с.

414. Федоров В. Государственный человек // Землю согревает человек (Сибирь и Север: достижения и проблемы). Хабаровск: Кн. Изд-во, 1988. С. 47-63.

415. Фольклор эвенков Прибайкалья / Зап. и обраб. М.Г. Воскобойникова. Улан-Удэ: Бурятское книжное издательство, 1967. 184 с.

416. Чадаева А. Портрет души // Землю согревает человек (Сибирь и Север: достижения и проблемы). Хабаровск: Хабар, кн. изд-во, 1988. С. 227 236.

417. Чековитов Н. Встречи на древних тропах // Землю согревает человек (Сибирь и Север: достижения и проблемы). Хабаровск: Кн. Изд-во, 1988. С.81 103.

418. Ходжер Г.Г. Квартира с видом на Амур. М.: Современник, 1984.495 с.

419. Шахматова J1. Книгу допишет жизнь // Землю согревает человек (Сибирь и Север: достижения и проблемы). Хабаровск: Кн. Изд-во, 1988. С. 63 72.

420. Эвенский фольклор / Сост. и автор вступ. ст. К.А. Новикова. Магадан: Кн. изд-во, 1958. 120 с.1. Справочная литература

421. Киле А. С. Нанайско-русский тематический словарь (духовная культура). Хабаровск: Изд-во ХГПУ, 1999. 136 с.

422. Кириллов А. Географическо-статистический словарь Амурской и Приамурской областей с включением некоторых пунктов сопредельных с ними стран. Благовещенск, 1894. 541 с.

423. Кирсанова P.M. Костюм в русской художественной культуре XVIII -первой полю XX вв.: Опыт энциклопедии / Под ред. Т.Г. Морозовой, В.Д. Си-нюкова. М.: Большая Российская энциклопедия, 1995. 383 с.

424. Колесникова В.Д. Словарь эвенкийско-русский и русско-эвенкийский. Л.: Просвещение. Ленингр. отд-ние, 1989. 256 с.

425. Культурология. XX век: Энциклопедия в 2-х т. / Под ред. С .Я. Левит. СПб.: Университетская книга, ООО «Алтейя», 1998. 447 с.

426. Мифы народов мира: энциклопедия. В 2 т. Т. 1. А К / гл. ред. С.А. Токарев. М.: Рос. энциклопедия, 1997. 671 с.

427. Мифы народов мира: энциклопедия. В 2 т. Т. 2. К Я / гл. ред. С.А. Токарев. М.: Рос. энциклопедия, 1997. 719 с.

428. Одежда камчатских эвенов: Каталог. Петропавловск-Камчатский: Областной краеведческий музей, 1989. 33 с.

429. Поляничкина Г.А. Этнография: учеб. пособие. Ростов н/Д: Феникс, 2006. 159 с.

430. Роббек В.А., Дуткин Х.И., Бурыкин A.A. Словарь эвенско-русский и русско-эвенский. Л.: Просвещение. Ленингр. отд-ние, 1988. 263 с.

431. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Материалы к этимологическому словарю / Отв. ред. В.И. Цинциус. Т. 1. Л.: Наука. Ленинг. отд-ние, 1975. 672 с.

432. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Материалы к этимологическому словарю / Отв. ред. В.И. Цинциус. Т. 2. Л.: Наука. Ленинг. отд-ние, 1977. 992 с.

433. Суслов С.П. Физическая география СССР. Азиатская часть. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Гос. учеб.-пед. изд-во Министерства просвещения РСФСР, 1954. 712 с.1. Авторефераты.

434. Булгакова Т.Д. Шаманство в традиционной культуре. Системный анализ. Автореферат дис. доктора культурологии. СПб., 2001. 26 с.

435. Ильяшевич O.A. Традиционная жизнедеятельность орочей и ее трансформации в XX XXI веках. Автореферат дис. канд. культурологии. Комсомольск-на-Амуре, 2006. 23 с.

436. Мальцева О. В. Горинские нанайцы: система природопользования. Традиции и новации (XIX начало XXI в.): автореф. дис. канд. ист. наук. Новосибирск, 2008. 26 с.

437. Подмаскин B.B. Народные знания в традиционной культуре тунгусо-маньчжуров и нивхов Нижнего Амура и Сахалина (сер. XIX XX вв.) : авто-реф. дис . д-ра ист. наук. Владивосток, 2002. 45 с.

438. Роон Т.П. Традиционное хозяйство и материальная культура ороков (XVIII первая пол. XX в.). Автореферат дис. канд. истор. наук. СПб, 1996. 20 с.

439. Смоляк A.B. Материальная культура ульчей (жилище, одежда, пища, средства передвижения) в сер. XIX в. первой четверти XX в. Автореф. дис. канд. истор. наук. Л., 1956. 16 с.

440. Янчев Д.В. Хозяйство и материальная культура негидальцев (вторая половина XIX XX в.). Автореф. дис. канд. исторических наук. Владивосток, 2006. 26 с.