Концепции времени в лирических циклах Р.М. Рильке и Б. Пастернака тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.03, кандидат филологических наук Малеваная-Митарджян, Дарья Александровна

• Малеваная-Митарджян, Дарья Александровна
• кандидат филологических наук
• 2012

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Малеваная-Митарджян, Дарья Александровна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Вопрос о художественном времени и теория циклических образований

§ 1. Художественная категория времени: подступы к пониманию.

1.1. Время в культурологии: обзор основных концепций времени.

1.2. Время в философии: категория времени от Античности до наших дней.

1.3.Время в науке: краткий обзор истории освоения.

1.4. Время как литературоведческая категория. Понятие хронотопа.

§ 2. К вопросу теории и истории циклических образований.

2.1. Определение понятия жанра.

2.2. История существования и научного изучения явлений циклизации в лирике.

2.3. Специфика целостности лирического цикла/книги.

2.4. Жанровое содержание лирического цикла/книги.

Выводы.

ГЛАВА 2. Эволюция концепций времени в лирических циклах

P.M. Рильке и Б. Пастернака.

§ 1. Концепции времени в первых вершинных поэтических книгах

P.M. Рильке и Б. Пастернака.

1.1. «Часослов» P.M. Рильке: постижение законов мира и времени через путь к Богу.

1.2. Концепции времени в первых зрелых циклах Б. Пастернака.

1.2.1. «Сестра моя - жизнь»: исследование законов человеческой субъективности (души) и творчества.

1.2.2. «Темы и вариации»: в продолжение «Сестры моей жизни».

§ 2. Концепции времени в поэтических книгах P.M. Рильке и Б. Пастернака срединной поры.

2.1. «Книга образов» и «Новые стихотворения» P.M. Рильке: устремление за время.

2.2. «Второе рождение» и «На ранних поездах» Б. Пастернака: исследование исторического времени и специфики его циклической основы.

§ 3. Концепции времени в поздних поэтических циклах

P.M. Рильке и Б. Пастернака.

3.1. Концепции времени в поздних циклах P.M. Рильке.

3.1.1. «Дуинские элегии» и «Сонеты к Орфею»: мифологическая основа мировой и человеческой временности.

Дуинские элегии»: исследование человеческой временности.

Сонеты к Орфею»: мифологическое время как образец.

3.1.2. «Валезанские катрены»: миф на земле.

3.2. Концепции времени в поздних циклах Б. Пастернака.

3.2.1. «Стихотворения Юрия Живаго»: мифологическое человеческое время.

3.2.2. «Когда разгуляется»: преодоление линейной историчности природной мифологичностью.

Выводы.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Концепции времени в лирических циклах Р.М. Рильке и Б. Пастернака»

В последние десятилетия в науке, в том числе в ее гуманитарных направлениях, чрезвычайно возрос интерес к проблеме времени. Он связан с более глобальным интересом и стремлением к ретроспективному поиску утраченной «целостности основополагающих мировоззренческих универсалий» [Савчук 1993: 205]. Время является одной из наиболее существенных координат мира и человеческого бытия. Эта координата по-разному осмысливается в разных культурах, художественных системах и конкретных авторских концепциях мира. На протяжении тысячелетий в философской науке происходило постоянное возвращение и углубление исходного смысла, сущности категории времени, заданного в ранней философской мысли, еще тесно связанной с мифологической картиной мира и из нее уловившей основные черты этого трудноуловимого феномена. Искусство, идущее в постижении основ мира порой дальше, чем философия, в силу своей связи с эстетическим чувством, «раздвигающим» границы времени, наряду с философской мыслью отражает этапы осмысления природы времени от эпохи к эпохе. Таким образом, тема нашего исследования обусловлена ролью художественного творчества в познании основ бытия и вместе с тем необходимостью рассмотреть специфику этого познания в новоевропейских литературах с тем, чтобы выявить его современные тенденции. Мы ставим своей целью рассмотреть «пути» решения проблемы времени в творчестве двух знаковых поэтов XX в. - Райнера Марии Рильке и Бориса Пастернака, оказавших к тому же друг на друга определенное влияние, во многом духовно (по определению М.Г. Павловца - генетически, а не только типологически [Павловец 1998: 16]) близких, несмотря на их стилистическое несходство, проследить их движение на протяжении всего творческого пути к постижению сущности этой категории, влияющей на всю концепцию мира художника. С другой стороны, в рамках вопроса о влиянии творчества Рильке на творчество Пастернака данное исследование способно' предоставить нам новый материал для осмысления характера этого влияния (и близости двух поэтов) на концептуальном, мировоззренческом уровне.

Литература, исследующая творчество как P.M. Рильке, так и Б. Пастернака, весьма обширна и с трудом поддается обозрению. Фигуры поэтов, рельефно выделяющиеся на фоне родных и, шире, мировой литературы XX в., останавливали на себе внимание литературоведов и литературных критиков еще при их жизни. Можно смело утверждать, что и в последние десятилетия, и прежде P.M. Рильке и Б. Пастернак - одни из наиболее интенсивно исследуемых авторов.

Работы, посвященные их творчеству, различны по методологии и широте охватываемого материала. Интересующая нас категория художественного времени на материале позднего творчества Рильке (стихотворений, не вошедших в циклы, и отдельных стихотворений из циклов «Дуинские элегии» и «Сонеты к Орфею») детально рассмотрена в ее неразрывном единстве с категорией пространства Бэ-дой Аллеманом [Allemann 1961]. Исследователь высказывает идею о «темпоральном устройстве пространства» у Рильке и о том, что «благодаря пространственной метафоре круг вопросов, связанных с темпоральностью, не просто смещается или совсем устраняется из мира, но тенденция самой поэтической речи такова, чтобы пространственно передать темпоральные связи, вынудить нас, напротив, к темпоральной интерпретации этих пространств и их отношений» [Ibid.: 13, 183-184]. В главе «Zeit» своей монографии Аллеман выделяет основные константы, конструирующие концепт времени в творчестве поэта, и выявляет их взаимосвязь, так что мы приближаемся к рилькевскому пониманию времени, представленному исследователем в его связи с пространством. Это понятия метаморфозы (Verwandlung), полносоставного времени (vollzählige Zeit), промежутков времени (Zwischenräume der Zeit), а также ожидания, выдерживания и наверстывания (Warten, Aushalten, Nachholen), причем смысл последних - не овладение временем, а, напротив, его утрата, которая есть «высшая форма сохранения - не как удерживания, а как движения к постигающему преодолению преходящести» всего земного [Ibid.: 183]. Таким образом, показывает Аллеман, важная роль в концепции времени позднего Рильке отводится человеческому сознанию и речи, сохраняющим бренный мир.

Проблеме темпоральности человеческого сознания в цикле «Дуинские элегии» посвящена монография Петера Крумме [Krumme 1988], указывающего, что оправдание бытия - онтодицея, которое исследователи считают главной задачей Элегий, не является абсолютным, поскольку Рильке четко осознает разрушительную силу темпоральности человеского бытия, где «быть» всегда осознается как «проходить», «исчезать» [Ibid.: 12]. Именно с целью хоть что-то противопоставить человеческой темпоральности поэт обращается к образам, свидетельствующим о безвременной (животные, вещи) и надвременной (ангелы) реальности, параллельным анализом архетипических форм человеческого существования (герои, любящие, творцы) еще более доказывая его неполноценность — и только детство предстает образцом поведения, который показывает, каким должно быть временное единство человеческого сознания. Характеристику этого единства составляет обязательное присутствие в нем смерти как горизонта будущего бытия (не-бытия), из которого, с постоянным учетом которого становится возможным воспринимать жизнь как целое: «Через поступательное движение к смерти, которую временное сознание допускает в любой момент, чтобы с конца воспринимать происходящее в форме предвосхищенного воспоминания и превращать в "невидимую" длительность, внутреннее пространство расширяется до охвата всего сущего, до "мирового внутреннего пространства"» [Ibid.: 15]. В результате Крумме видит конечной целью «Дуинских элегий» и самого поэта утверждение силы поэтической речи, гимн поэзии, которая способна превратить «проходящее в образ и длительность поэтического "мгновения"», а «бесформенное проходящее время в параболические фигуры подъема и спада» [Ibid.: 15, 16], в чем перекликается с Бэдой Алле-маном. Специфика пространственно-временной организации художественного мира «Сонетов к Орфею» исследуется также в статье Идриса Пэрри [Рагту 1987].

Как мы видим, внимание зарубежных исследователей привлекала в основном специфика художественного времени на позднем этапе творчества Рильке, в его вершинных циклах «Дуинские элегии» и «Сонеты к Орфею». В отечественном литературоведении вопроса о художественном времени Рильке касается М. Горелик, в статье, посвященной стихотворению «Осенний день» из «Книги образов», указывающий на значимость в календаре Рильке лета как «времени полноты» и осени как «поры подводить итоги» и «момента истины» [Горелик 2005: 170-171], а также стыка между ними - момента полноты, зрелости мира и человека. Отдельные существенные наблюдения о категории времени в поэтических книгах Рильке мы находим в работах О. Седаковой, А.Г. Березиной, В. Ахтырской [Седакова 1979; Березина 1991: 90-91; Ахтырская 2003: 41]. Кроме того, интересные наблюдения о времени в наиболее «бессубъектных», стремящихся к объективности книгах поэта - «Книге образов» и «Новых стихотворениях» - содержит лингвистическое по характеру исследование деконструктивиста П. де Мана [Ман 1999: 46-58], который в процессе анализа того, как работает выявленный им формально-содержательный принцип, присущий текстам и самому мышлению Рильке, проявляет значимость проблематики времени в этих книгах. Отдельных аспектов художественного времени в поэтической книге «Часослов» касается E.JI. Иванова в своем исследовании этой книги как циклического образования [Иванова 2006].

Среди исследований художественного времени в творчестве Б. Пастернака выделяется работа Б.М. Гаспарова [Гаспаров 1990]. В ней ученый, перенеся из музыковедения в литературоведение термин «контрапункт», исследует специфику временных отношений в романе «Доктор Живаго», одну из основных художественных «задач» которого он видит в преодолении линейного, необратимого времени. Этой задаче и способствует «принцип временного контрапункта» как такого способа конструирования художественного произведения, а значит, и действительности, при котором разные линии пересекаются, вступают неравномерно, меняют свою скорость, что ведет к преодолению линейного течения времени. Различные аспекты философского осмысления категории времени самим Б. Пастернаком рассмотрены в статьях М.К. Поливанова (категория бессмертия и историческое время), Е.В. Степанян и др. [Поливанов 1993; Степанян 2000]. Анализ пространственно-временных отношений в отдельных произведениях Пастернака представлен в статьях Е.С. Хаева, М.Ю. Лотмана, А.Д. Войнова, A.B. Шипицына и др. [Хаев 1980; Лотман 2001; Лотман 2001а; Войнов 1990; Шипицын 1990], в его художественном мире в целом - в работах Е. Фарино1.

Косвенным образом проблематика времени в поэтических книгах Пастернака затрагивалась и в ряде работ, имеющих обзорно-литературоведческий характер. Так, в монографии A.B. Македонова «Свершения и кануны. О поэтике русской советской лирики 1930-1970-х годов» представлен обзорный анализ трех книг Пастернака («Второе рождение», «На ранних поездах», «Когда разгуляется»). Показательно, что, исследуя финальную книгу поэта «Когда разгуляется», Македо-нов останавливает свое внимание на категории времени как определяющей концепцию этой книги [Македонов 1985: 297]. Даже в работе B.C. Баевского «История русской литературы XX в. Компендиум» затрагивается проблематика времени в книгах Пастернака: анализируя все ту же книгу «Когда разгуляется», ученый указывает на «новое понимание истории и современности», на котором, по его мысли, «основана книга» [Баевский 2003: 167]. К пониманию роли художественной категории времени в организации книги «Когда разгуляется» выходит в своем исследовании и Л.В. Суматохина [Суматохина 1998], но, как нам кажется, акцентирование внимания исследователей на категории времени обусловлено ее значимостью в концепции мира именно этой книги, поскольку, например, анализируя «Сестру мою - жизнь» как циклическое образование, Суматохина не затрагивает реализованную в ней концепцию времени.

Целенаправленно категория времени в поэтических книгах Пастернака становится объектом исследования лишь в статье С.Н. Бройтмана [Бройтман 2005], где дана подробная характеристика хронотопа «Сестры моей - жизни», а также в исследовании H.A. Фатеевой «Поэт и проза. Книга о Пастернаке», которая, ставя своей задачей описание поэтического мира Б. Пастернака как целостности, выходит за рамки лингвопоэтического метода, сплавляя в единый научный дискурс Обобщенно основные выводы Е. Фарино о художественном времени в творчестве Пастернака представлены в его учебном пособии: [Фарино 2004: 297-300, 359, 373]. данные биографического, психологического, философского планов, стремясь создать адекватный объекту исследования язык. Все творчество Б. Пастернака Н. Фатеева рассматривает как его идиолект, т.е. как совокупность текстов, позволяющую реконструировать «языковую личность» Пастернака. Таким образом, объектом ее анализа становятся не сами тексты писателя, а его идиостиль, т.е. «совокупность глубинных текстопорождающих доминант и констант» [Фатеева 2003: 17], определяемых ею как «метатропы», которые конституируют художественный мир поэта как целостность. И в рамках описания в разделе «Круги Пастернака и "миров разноголосица"» [там же: 189-207] эволюции идиостиля поэта Фатеева, показывая взаимодействие «Божьего» и «Исторического» миров от книги к книге, тем самым эскизно, в общих чертах прочерчивает эволюцию концепции времени поэта, его движение от первой гармонизации мира (когда личный мир органично соединен с природным), наиболее полной в «Сестре моей - жизни», к постепенному наложению, начиная с «Тем и вариаций», Божьего и Исторического миров, которое достигнет своего мучительного пика во «Втором рождении», чтобы, пройдя через вторую гармонизацию в книге «На ранних поездах», мир Пастернака вышел из Истории в Вечность в «Стихотворениях Юрия Живаго» и «Когда разгуляется».

Кроме того, в ряде работ последних десятилетий художественное время в отдельных произведениях Пастернака исследуется в его взаимосвязи с художественным пространством [Аникина 1990; Кондратьева 2004], а также в рамках изучения принципов циклизации [Анисова 1995]. Однако, как мы видим, эволюция концепции времени от книги к книге, на протяжении всего творчества поэта, стала объектом исследования лишь в книге H.A. Фатеевой, где сам анализ носит обобщающий, «эскизный» характер. Аналогичную картину мы наблюдаем и в исследованиях концепций времени в поэтических книгах P.M. Рильке - отсутствие работ, которые прослеживали бы эволюцию художественного времени на протяжении всего поэтического творчества Рильке, чем и обусловлена актуальность нашего исследования, имеющего своей задачей воссоздание полной картины эволюции представления о времени каждого из избранных нами поэтов на материале их поэтических циклов/книг.

Актуальной является и проблема творческой взаимосвязи Рильке и Пастернака. Ее составными частями выступают вопросы о влиянии творчества Рильке на Пастернака, влиянии России на становление мировоззрения и творчество Рильке, а также вопрос об общих для обоих поэтов этических и эстетических влияниях, среди которых выделяется в первую очередь фигура J1.H. Толстого. Существовавшая между поэтами биографическая связь (знакомство Рильке во время первой поездки в Россию в 1899 г. с отцом Пастернака художником JI.O. Пастернаком и продолжавшаяся некоторое время, а в 1925 году возобновившаяся переписка между ними, единственная и мимолетная встреча 10-летнего Бори Пастернака с 25-летним молодым поэтом Рильке на перроне Курского вокзала и развернувшаяся в последний год жизни Рильке тройственная переписка Рильке, Пастернака и Цветаевой, изданная и откомментированная на многих языках [Райнер Мария Рильке 2000]) со временем переросла для Пастернака в глубинную. Как указывает ряд исследователей (В. Беленчиков, К. Азадовский), первое знакомство Пастернака со стихами Рильке произошло в 1906-1907 гг. [Беленчиков 1987: 732; Райнер Мария Рильке 2000: 6], после того как в конце 1906 г. Рильке отослал JI.O. Пастернаку «Часослов» с дарственной надписью (см. письмо Рильке JI.O. Пастернаку от 10 дек. 1906 г.: [Рильке и Россия: 530-532]). В «Охранной грамоте» упоминается о том, как Пастернак «случайно» нашел поэтический сборник Рильке «Мне на праздник». В дальнейшем поэзия Рильке сопровождала его всю жизнь - не зря свою «Охранную грамоту» (1928-1931) он задумывал как «работу о Рильке» [Флейшман 2003: 80, 190-191, 206-209], которая должна была включить в себя перевод двух «Реквиемов» поэта. Осуществленные тогда же, в конце 20-х гг., эти переводы стали первым обращением Пастернака, прекрасно знавшего немецкий язык, к переводам из Рильке после переводческих опытов 1910-1913 гг., детально исследованных в работе М.Г. Павловца [Павловец 1997: 9-12]. И точно так же в 1956 г. он специально для автобиографического очерка «Люди и положения» переведет два стихотворения из «Книги образов» - «Der Lesende» («Читающий», озаглавленное Пастернаком «За книгой») и «Der Schauende» («Созерцающий»).

Представление о том, что художественное становление Пастернака как поэта происходило под значительным влиянием творчества Рильке, подкрепляют многочисленные высказывания самого поэта в прозе и переписке на протяжении всей жизни [Павловец 1995: 154; Флейшман 2003: 89]. Вопрос воздействия творчества Рильке на становление и генезис художественной системы Пастернака (а не просто их типологического сходства) подробно рассмотрен в диссертационном исследовании М.Г. Павловца [Павловец 1997], который на основе сравнительно-типологического и интертекстуального анализа выявляет структурное сходство лирических субъектов у обоих поэтов, а также общие для них инвариантные образы и мотивы (на материале раннего творчества Пастернака, когда его художественная система пребывала в становлении). Прежде подобного рода исследования осуществлялись в основном зарубежными учеными (А. Юнггрен и др. [Юнггрен 1984]) и отечественными литературоведами-эмигрантами (И. Бушман, И.П. Смирнов [Бушман

1962; Смирнов 1985: 35-48, 89-92]) и чаще всего, как отмечает М.Г. Павловец, носили довольно бессистемный характер, нередко не проводя различий между типологическими схождениями и генетическим сходством [Павловец 1997: 1]. Тем значимее публикация в 2009 г. статьи «Поэзия Рильке и Пастернака. Опыт сопоставления» специалиста по творчеству Рильке Н.С. Павловой [Павлова 2009с ], которая пишет о близости Пастернаку художественной системы Рильке, основываясь на анализе скрытого, а не только явленного «присутствия» Рильке в «Охранной грамоте» - на близости их мыслей о поэзии, что проявляется на уровне лексическом: формула Пастернака «сила и символ» возводится Павловой к рилькевско-му представлению о силе (Kraft) как едином творящем начале в мире [там же: 8488], развивавшемуся им еще в ранних статьях, а затем романе «Записки Мальте Лауридса Бригге» и поэзии. Н.С. Павлова показывает близость поэтик Рильке и Пастернака, основанную на общей для них идее целостности бытия и находящую выражение в близости поэтических техник (так, скопление предметов, близкое к архаической кумуляции-нанизыванию, в их художественных мирах отражает идею «сцепления» всех частиц мира, чувств и явлений, мысль о связи их в единое мировое пространство, насквозь пронизанное «соответствиями»).

Кроме того, в ряде работ исследуется проблема влияния творчества Рильке на пас-тернаковское на материале прозы поэтов [Орловская-Бальзамо 2000; Леенсон 2007].

Со своей стороны, на P.M. Рильке огромное влияние оказала встреча и близкое знакомство с Россией, а также с личностью и мировоззрением Льва Толстого, на что указывали многие исследователи его творчества [Березина 1985: 120-129; Азадовский 2003]. И хотя Рильке, как показывает в эссе о поэте О. Седакова [Се-дакова 1979], кардинально расходился с Толстым во взглядах на природу и задачи искусства, личность писателя и его творчество доказывали молодому поэту, «как вплоть до самых невольных проявлений его натуры художник исподволь одерживает в нем верх» (из письма Рильке профессору Г. Понгсу от 21 октября 1924 г., см.: [Азадовский 2003: 93]). Толстой стал важным жизненным и творческим ориентиром и для Пастернака, которого в нем привлекал «новый род одухотворения и восприятия мира и жизнедеятельности, то новое, что принес Толстой в мир и чем шагнул вперед в истории христианства.» [Пастернак Е.Б., Пастернак Е.В. 2004: 71]. По сути, оба поэта видели в Толстом и превыше всего ценили осознание и безусловное воплощение трагизма бытия и сложный, исключительно «русский» по характеру сплав гуманизма с христианством. В России же Рильке, после встречи с нею в продолжительных поездках 1899 и 1900 гг., обрел свою «духовную родину», и это его отношение к стране, которую он, по выражению М. Цветаевой, полюбил всей непричастностью крови и свободной страстью духа», оставалось неизменным до конца его дней [Азадовский 2003: 6].

Для нас существенным фактом является и то, что обоих поэтов отличает глубокая связь с философской традицией. Оба они прошли «философскую пропедевтику» еще в гимназические годы [Флейшман 1996: 405^06; Хольтхузен 1998: 27], далее Пастернак сознательно выбирает философскую специальность, оканчивая историко-филологический факультет Московского университета. При этом, как показывает Л. Флейшман, выбор этот был продиктован в первую очередь «чистым», а не «прикладным» интересом к философской проблематике, поскольку академическая карьера для него была исключена в России как для еврея [Флейшман 1996: 403]. В эти годы благодаря ведшему у него несколько курсов Густаву Шпету Пастернак знакомится с современной немецкой философией, причем не только с неокантианцами (которых Шпет переводил и издавал в те годы и влияние которых на Пастернака несколько преувеличено исследователями, правда, с его же собственной подачи в «Охранной грамоте»), но и с современной феноменологией, прежде всего в лице ее основателя Э. Гуссерля, чьим прямым учеником в начале 1910-х гг. являлся Шпет [там же: 414]. Вопрос о философской подоснове эстетических взглядов Пастернака привлек внимание исследователей в 70-е гг., когда вышла статья Л. Флейшмана «К характеристике раннего Пастернака, в которой исследователь устанавливает типологическое сходство эстетических положений Пастернака и формально-стилистических особенностей его поэзии и прозы с тезисами феноменологической философии [Хан 1999: 27]. Эта линия изучения «философского генезиса» творчества Пастернака была развита далее как в работах самого Флейшмана (наиболее фундаментальная из них - статья 1996 г. «Занятья философией Бориса Пастернака»), так и в ряде работ других исследователей. Так, Вяч.Вс. Иванов и, позже, М.Г. Павловец указывают на близость эстетической концепции раннего Пастернака к феноменологии Э. Гуссерля [Иванов 1988; Павловец 1997: 5], в монографии Л.Н. Малюковой поздние поэтические книги Пастернака («Стихотворения Юрия Живаго» и «Когда разгуляется») интерпретируются в феноменологических категориях Dasein и «жизнестроительства» [Малюко-ва 1998], Анна Хан осуществляет сопоставление ранних прозаических текстов Пастернака с философскими работами Г. Шпета [Хан 1999], O.A. Замерова устанавливает параллели между мировоззрением Пастернака и философией М. Хай-деггера [Замерова 2007]. С другой стороны, отдельные исследователи возводят пастернаковское мировидение к философии А. Бергсона (и, шире, «философии жизни»), также очень популярной в России начала XX в.: эта версия озвучена в

1991 г. в докладе Мишеля Окутюрье (см.: [Флейшман 1996: 401]) и развита в монографии Ю.М. Брюхановой [Брюханова 2010]. Однако и марбургско-неокантианский след отчетлив в эстетических взглядах Пастернака: о нем свидетельствует единственная достаточно хорошо сохранившаяся университетская его работа - реферат «О предмете и методе психологии» по книге П. Наторпа «Введение в психологию согласно критическому методу» (1888), осуществленный, вероятно, для спецкурса по психологии зимой 1912/13 гг. [Флейшман 1996: 507-508]. Флейшман указывает, что весь период обучения Пастернака в университете «окрашен. рассуждениями о психологии, психологизме и поэтическом творчестве» [там же: 508]. В результате работы над этим рефератом Пастернак, как убедительно показывает исследователь, отказывается от своего прежнего жесткого противопоставления сфер субъективности (к ней он относил психологию) и объективности (которой пропитано искусство), обнаруживая специфический сплав субъективного и объективного в методе и объекте психологии, которая постигает содержание переживания, т.е. субъективного, облеченного, однако же, в объективные формы [там же: 511-512].

Собственно, эту же идею Пастернак провозглашал и в докладе «Символизм и бессмертие», сделанном в кружке при издательстве «Мусагет» в феврале 1913 г., утверждая «необходимость предельной субъективности восприятия в поэзии, но такой, при которой эта субъективность предназначена для передачи следующим поколениям, для расширения "родовой субъективности" как характеристики человечества в целом» [Иванов 1988: 80]. Такой «свободной субъективностью», обеспечивающей бессмертие пережитого, субъектов и объектов, согласно тезисам доклада, является поэт, творец (IV, 683) . Для этого поэзия, как разовьет Пастернак несколькими годами позже в статье «Несколько положений» (1918, 1922), должна быть не «фонтаном», но «губкой» (IV, 367) - творчество основано на восприятии, а не «выражении», на вбирании и впитывании. Это эстетическое положение Пастернака нельзя не соотнести с рилькевским мотивом слушания, вслушивания - в мелодию ли вещей (эссе «О мелодии вещей», датируемое предположительно 1898 г.) или в das Offene — Открытое (эссе 1922 г. «Завещание») и вместе с тем в корни, питающее единое древо мира [Рильке 2001: 148-149, 154-155], с мотивом всматривания «глазами Одиночества. в простор» («Завещание»: [Рильке 1998: 288]) и «страстной растворенности в предмете» [там же: 301]. В поэтической вселенной Рильке с этими мотивами коррелирует основанная на вос

2 Здесь и далее тексты Пастернака приводятся по изданию: [Пастернак 1989-1992] с указанием в круглых скобках римской цифрой номера тома и арабской цифрой - страницы. приятии-созерцании идея Ding-Gedicht, «стихотворения-вещи», центральная для срединного этапа его творчества (применительно к которому О. Седакова использует формулировку «субъективный реализм», основанный на том, чтобы «предмет стихов из объекта изображения превратился в субъект высказывания, сказал о себе в первом лице» [Седакова 1979]), и идея сердца - вечного пространства, вмещающего в себя весь постигнутый мир, творчеством преобразованный из временного в вечный (=бессмертный), в поздних поэтических книгах. Итак, мы видим общую для обоих поэтов установку, когда поэзия - голос не автора (субъекта), но мира (объекта), реализовавшуюся в формуле из пастернаковского «Августа»: «образ мира, в слове явленный».

При этом «взаимоотношения» Рильке с философией выстраивались по совершенно иному вектору, чем пастернаковские. В годы университетской учебы (несколько раз прерывавшейся и в целом непродолжительной), поступив в 1895 г. на философский факультет в Пражском университете, но год спустя оставив и учебу, и саму Прагу, поэт все более и более склонялся к изучению не только и не столько философии и истории, но по большей части истории искусств, и «все чаще его можно было видеть и встретить в музеях, театрах, на выставках, нежели в аудиториях университета» [Хольтхузен 1998: 53]. Можно сказать, что Рильке формировал свои эстетические взгляды «непосредственно» - в соприкосновении с мировыми культурами (сперва итальянской, чуть позже - русской), яркими представителями искусства (Толстой, колония художников Ворпсведе, Роден, Сезанн - последний пусть и «посмертно», но оказал на поэта неоценимое влияние, через него Рильке воспринял «идею единства пластического мышления и поэзии» [Даниэль 1998: 458]). Однако исследователи указывают, что уже в эти годы Рильке знакомится с идеями «философии жизни» в лице Георга Зиммеля, чьи лекции он слушал в Берлине в 1897-1898 и в 1901 гг. [Хольтхузен 1998: 53; Березина 1991: 89] и позже по-своему преломил мысли философа - в частности, об обманчивой природе красоты Венеции в «венецианском» цикле из «Новых стихотворений» [Березина 1991: 89]. С 1910 г. и вплоть до самой смерти Рильке связывала тесная дружба с австрийским философом культуры Рудольфом Касснером, чье мировоззрение созвучностью во многих важных аспектах подпитывало взгляды поэта (подробнее см.: [Ryan 1972: 136-144]). Но, как указывает Г.Э. Хольтхузен, Рильке никогда не принимал полностью чьи-либо идеи, но преобразовывал их в соответствии со своими уже сложившимися установками [Хольтхузен 1998: 200]. Так, увлекшись в середине 1910-х гг. идеями археолога, космиста и исследователя мистерий Альфреда Шулера и проявляя в те же годы настойчивый интерес к учению Зигмунда

Фрейда, Рильке видел в них то их единящее, что и привлекало его в теориях обоих: внимание к мифологическому сознанию (вплоть до растворения в нем личности исследователя у Шулера), ведущее к «признанию одной-единственной, расширенной до царства мертвых посюсторонности» [там же: 198].

Коренное отличие Рильке от Пастернака состоит в том, что в то время как творчество первого в определенном смысле «вытекает» из философии, творчество последнего в нее «впадает» на позднем своем этапе, сплавляя в тесное единство мифологию, философию и собственно поэзию. Это дало толчок многим исследователям к сближению рилькевского мировоззрения с тем или иным философским направлением и, следовательно, к толкованию его, как в случае с Пастернаком, в категориях этих направлений. Диапазон философских толкований позднего творчества Рильке чрезвычайно широк: ряд исследователей, в том числе находившихся под непосредственным влиянием Хайдеггера, сближает мировоззрение поэта с взглядами его либо Гуссерля, представители духовно-исторической школы рассматривают поэзию Рильке как выражение эзотерического христианства (как, например, Романо Гвардини), другие подходят с позиций мифологической критики, о видя в его творчестве отражение глубинных мифологических структур . Лирика Рильке стала объектом пристального вглядывания и интерпретации и для самих философов (назовем эссе самого Хайдеггера «Петь - для чего?», рефлектирующее над текстами Гёльдерлина и Рильке, и работы французского философа-экзистенциалиста Габриэля Марселя, обращавшегося к творчеству Рильке на протяжении всей своей жизни4). И как о Пастернаке Л. Флейшман отзывается как о «наиболее "философском" поэте» в русской поэзии XX в. (видя «философское» не только в его темах, но и в методе работы над словом [Флейшман 1993: 398]), так и внимание к Рильке со стороны философов XX в. свидетельствует о созвучности философии его творчества направлениям современной ему философской мысли. Связи литературы и философии, которым посвящено специальное исследование И. Смирнова «Текстомахия: как литература отзывается на философию» [Смирнов 2010], близость и при этом полярность этих двух дискурсов предстают на примере творчества Рильке и Пастернака во всей их сложности и многообразии, так или иначе втягивая в свой круг и миф, с которым оба эти дискурса связаны, из него беря свое начало.

3 Подробно эти направления интерпретации творчества Рильке в философском ключе рассмотрены в работе: [Ахтырская 2002Ь: 4—7].

4 См. его лекции о Рильке 1944 года в: [Марсель 1998].

Таким образом, актуальность избранной нами темы логически вытекает из не вызывающей сомнений близости художественных систем и мировоззрений Рильке и Пастернака и обусловлена не только литературоведческой, но и общефилософской значимостью проблемы времени, а также необходимостью уточнения принципов и методов изучения этой полиаспектной, сложной художественной категории.

В качестве объекта исследования выступают поэтические книги Райнера Марии Рильке и Бориса Пастернака, а предмета - художественная категория времени и реализуемые посредством ее в текстах поэтов концепции времени, рассмотренные в своей эволюции.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые представлено системное описание временной организации лирики P.M. Рильке и Б. Пастернака, чьи поэтические системы прежде практически не изучались в аспекте особенностей формирования и изменения временной структуры художественного мира на протяжении всего творческого пути поэтов, а также осуществлено их сопоставление в данном аспекте. В отечественном литературоведении взгляд на поэтический мир Б. Пастернака с точки зрения последовательной эволюции организующей его концепции времени представлен, пожалуй, только в работе H.A. Фатеевой [Фатеева 2003: 189-207], однако достаточно эскизно, поэтический мир P.M. Рильке в этом аспекте прежде не становился объектом исследования во всей его полноте и последовательном развитии от книги к книге, хотя существует немалое число работ, посвященных художественному времени в отдельных его циклах/книгах или на отдельных этапах поэтического творчества [Allemann 1961, Parry 1987, Krumme 1988].

Исследование концепций времени в поэтических книгах/циклах поэтов осуществляется с учетом связи творчества обоих поэтов с современной им (и общей для обоих) философской мыслью и имеет своей целью воссоздание в конечном счете полной картины эволюции концепций времени каждого из избранных нами поэтов на материале их поэтических циклов/книг и сравнительно-сопоставительный анализ их концепций.

На достижение поставленной цели направлено решение следующих задач:

- выявить особенности концепций времени поэтов на каждом из трех выделенных нами этапов их творчества (минуя ранние поэтические книги), доминанты этих концепций и специфику взаимосвязи их составляющих;

- соотнести одноэтапные концепции времени, воплощенные в лирических циклах поэтов, между собой с тем, чтобы установить моменты сближений и расхождений;

- проследить эволюцию концепции времени каждого из поэтов с тем, чтобы соотнести их между собой и выявить «общие» этапы; проанализировать корни и причины этой общности.

В нашем исследовании мы ограничиваем себя материалом лирики поэтов (поэтических книг/циклов как специфического жанрового образования, воссоздающего концепцию мира поэта во всей полноте), привлекая, однако, и другие данные (биографические, эпистолярные) для обеспечения наибольшей точности и полноты моделируемой нами картины эволюции поэтических миров Рильке и Пастернака во временном аспекте.

Цель и задачи диссертации определили использование комплексной методики анализа, включающей совокупность методов, опорным среди которых является метод контекстного анализа поэтического цикла/книги, предполагающий рецепцию книги как сознательно организованного поэтом контекста, внутри которого актуализированы циклообразующие связи между стихотворениями - элементами книги. При анализе концепций времени в книгах стихов Рильке и Пастернака нас будут интересовать циклообразующие связи преимущественно на среднем (по классификации Ю.М. Лотмана), лексическом уровне, однако необходимо учитывать, что последовательность анализа, его методика каждый раз диктуются специфической природой данной конкретной книги5. Следовательно, актуальным для нас методом является мотивный анализ. Методика анализа включает также историко-литературный метод, вписывающий книги поэтов в контекст историко-литературного процесса, биографический, позволяющий связать произведения с существенными событиями внешней и внутренней жизни поэтов, и, разумеется, сравнительно-типологический метод, позволяющий установить как общность, так и различия двух поэтических систем, художественных миров с точки зрения их временной организации.

Теоретическую и методологическую основу нашего исследования составили труды М.Н. Дарвина, Л.Е. Ляпиной, В.А. Сапогова, И.В. Фоменко, Е.С. Хаева, Л.С. Яницкого и др., посвященные проблеме лирического цикла и циклических образований в целом, С.С. Аверинцева, М.М. Бахтина, П.П. Гайденко, А.Я. Гуре-вича, Д.С Лихачева, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, А.Г. Чернякова, E.H. Широковой, М. Элиаде и др., освещающие проблему времени в литературоведении, философии и культурологии. Научным фундаментом диссертации выступают работы Б. Аллемана, В.Н. Ахтырской, А.Г. Березиной, С.Н. Бройтмана, Б.М. Гаспарова,

5 О специфичности иерархии циклообразующих связей для каждого конкретного цикла/книги говорит И.В. Фоменко, см.: [Фоменко 1984b: 172-173].

A.K. Жолковского, A.B. Карельского, П. Крумме, Н.С. Павловой, Е.Б. Пастернака, H.A. Фатеевой, J1.C. Флейшмана, Г.Э. Хольтхузена и др.

Теоретическая значимость диссертации определяется тем, что содержащийся в ней материал вносит определенный вклад в дальнейшее теоретическое изучение категории художественного времени и эволюции художественных систем.

Практическая значимость работы состоит в возможности использовать материал и результаты исследования в разработке и преподавании курсов истории зарубежной и русской литературы XX века, спецкурсов по анализу художественного текста, а также творчеству P.M. Рильке и Б. Пастернака.

Апробация работы. Отдельные промежуточные результаты и основные положения диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры зарубежной филологии факультета филологии и журналистики Балтийского федерального университета им. И. Канта, докладывались на ежегодных научных конференциях молодых ученых, проводимых в указанном вузе (2005, 2006 гг.), на третьей студенческой научной конференции «Феномен Времени: история - литература - культура» (Москва, РГГУ, март 2011 г.), на четвертой международной научной конференции «Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков» (Санкт-Петербург, Государственная полярная академия, февраль 2012 г.), а также опубликованы в семи статьях автора.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В своих первых зрелых книгах Рильке и Пастернак идут в осмыслении категории времени в противоположных направлениях. Лирический герой «Часослова» Рильке в процессе Богопознания стремится постичь законы, по которым устроен мир, а значит, и объективные законы и природу времени. В результате Рильке вычленяет два вида времени - истинное и ложное, а также формирует специфическую концепцию исторического времени, чей ход, он полагает, запущен «князем» исторического мира Люцифером, тогда как Бог к нему не причастен, будучи творцом лишь истинного времени, прорывы в которое человеку обеспечивает творчество. «Сестра моя - жизнь» Пастернака, с другой стороны, представляет собой поэтический анализ законов человеческой субъективности (прежде всего механизмов памяти) и творчества, в этой субъективности имеющего свои корни. Герой книги претерпевает инициацию, проделывая внутренний путь памяти, позволяющий ему восстановить события личного времени, тесно переплетенного для него с временем историческим, которое, в свою очередь, «подчиняется» природным прообразам. «Темы и вариации» продолжают путь инициации лирического героя уже не только посредством памяти, направленной в прошлое, но и боли-изживания прошлого, направленных в будущее. Историческое представление о времени в этой книге трансформируется, вырываясь из природных прототипов, что приводит к ускорению и эсхатологизации исторического времени.

2. Общим для обоих поэтов и существенным в их первых зрелых книгах становится мотив тоски {Sehnsuht у Рильке) и связанный с ним образ «отпавшего Ангела», приобретающие глубоко временной характер. Sehnsuht как основное чувство лирического героя «Часослова», стремящегося к Богу и вместе с тем осознающего его недостижимость, и интерсубъектная тоска «Сестры моей - жизни», рассеянная во всем временном мире, отражают ощущение человеком временности как мира, так и своей собственной, и, несмотря на это, стремление к целостности.

3. Расхождение в направлении развития концепций времени в лирических книгах поэтов становится наиболее категоричным на срединном этапе их творчества: стремление Рильке в «Книге образов» и «Новых стихотворениях» к выходу за пределы времени как такового путем создания жанра «вещных стихотворений», посредством постепенного вытеснения сугубо временного чувства-состояния тоски (Sehnsuht) вневременным созерцанием (Schauen), а также в результате преобразования исторического времени в легендарное полярно углублению Пастернака в постижение законов «преходящего» исторического времени во имя его приятия. В книге «Второе рождение» приятие исторического времени благодаря утверждению его циклической основы ведет лирического героя к приятию идеи саморастворения в истории, а в книге «На ранних поездах» формируется взгляд на историческое время, природную цикличность, а также на личное время лирического героя с христианских позиций.

4. Концепции времени в поздних вершинных поэтических циклах Рильке и Пастернака в некотором смысле зеркально отражают концепции их ранних книг: теперь «Дуинские элегии» и «Сонеты к Орфею» направлены на анализ человеческой субъективности и внутреннего человеческого времени (в рамках утверждения мифологической основы мировой и человеческой временности), тогда как лирический герой «Стихотворений Юрия Живаго» видит основу человеческого личного бытия в божественном литургическом времени, которое получает статус незыблемого закона мироустройства.

5. Линии эволюции концепций времени на поздних этапах творчества Рильке и Пастернака удивительным образом совпадают. После вершинных циклов, предстающих как своего рода откровения о человеческом времени и его основах, поэты создают циклы/книги, в которых представлена мифологическая концепция времени, основанная на идее природной цикличности и целостности мира, насквозь пронизанного высшим духовным началом, насквозь одухотворенного. Более того, в обеих книгах описывается вполне реальный топос (кантон дю Валэ в «Валезанских катренах» Рильке и пространство-время советской «оттепели» в «Когда разгуляется» Пастернака), что придает реализованной в них концепции времени особую убедительность.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав (первая из которых посвящена категории времени в философии и литературоведении и теории поэтического цикла, во второй же рассматриваются в «синхронии» концепции времени в поэтических циклах поэтов на каждом из трех выделенных этапов их творчества), заключения и библиографии.

Заключение диссертации по теме «Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)», Малеваная-Митарджян, Дарья Александровна

Выводы

Во второй главе осуществлено последовательное системное описание временной организации лирики P.M. Рильке и Б. Пастернака и сопоставление художественных систем поэов в аспекте эволюции временной структуры их художественных миров.

Исследование концепций времени, воплощенных в первых зрелых поэтических книгах P.M. Рильке и Б. Пастернака показало, что в них поэты идут в осмыслении категории времени в некотором смысле в противоположных направлениях. В книге «Часослов», чей лирический герой стремится постичь Бога и «олицетворяемые» им законы, по которым устроен мир, P.M. Рильке создает очень четкую, структурированную и подробную концепцию времени. Время для него имеет две реализации: время истинное (время-вечность) и время ложное (убывающее). Первое достижимо в творчестве и созидании, являющихся вехами на пути человека к Богу, второе же тесно связано с историческим представлением о времени. Однако при этом концепция исторического времени в книге подразумевает его цикличность, точнее - спиралеобразность, о чем свидетельствуют как природные, так и библейские образы, в которых осмысляется историческое время.

Б. Пастернак, напротив, направляет лирического героя первых зрелых книг к постижению не внешних законов мира, но внутренних законов человеческой души. Герой «Сестры моей - жизни» проделывает внутренний путь памяти, позволяющий ему восстановить события истории взаимоотношений с возлюбленной, события личного времени, тесно переплетенного для него с временем историческим, которое, в свою очередь, «подчиняется» природным прообразам. Последние становятся в структуре концепции времени этой книги доминирующими, поскольку в них осмыслено и личное время лирического героя, его отношения с любимой, предстающие в этом «мифологическом» свете как инициация, переход во взрослое состояние. Сама же книга становится поэтическим анализом механизмов памяти (постперцепции) и творчества - в духе феноменологии и вместе с тем философии жизни Бергсона, где нет места будущему как «прагматическому» времени, а памяти придается существенное значение как механизму, чья функция - связать прошлое и настоящее и тем самым превратить время в целостную структуру. Следующая книга поэта, «Темы и вариации», тесно связанная в своем генезисе с «Сестрой.», продолжает путь инициации лирического героя, но уже не только посредством памяти, направленной в прошлое, но и боли-изживания прошлого, направленных в будущее. В этой книге, вышедшей всего через год после «Сестры.», историческое представление о времени трансформируется: история «вырывается» из мифологических прототипов и меняет направление, становясь необратимой и одновременно ускоряясь, что осмысливается в том числе и в библейских образах, но сниженных «на революционный лад».

Часослов» Рильке и две книги Пастернака сближает общий для них мотив тоски {БектиЫ у Рильке) и образ Демона (у Рильке - Люцифера). В.И. Грешных указывает, что томление/тоска (ЭеЬшиМ) в романтическом миропонимании есть «психологическое состояние. выражающее прежде всего осознание человеком времени, его движения; это выражение тоски по всеобщему, универсальному, космическому.» [Грешных 2001: 54]. Именно в этом ракурсе может быть осмыслена тоска и рилькевского героя, предстающая как чувство человеком Бога, его непостижимости и стремления, настоятельной нужды все же его постичь, что выливается в происходящий во времени бесконечный путь к Богу, и интерсубъектная тоска Пастернака, которой для его лирического героя пронизан весь мир, стремящийся к целостности (в том числе через осмысление героем прошлого -бесконечное движение памятью назад).

На срединном этапе творчества пути Рильке и Пастернака в осмыслении времени кардинально противоположны. Рильке в «Книге образов» стремится остановить время и тем самым его нивелировать, с тем чтобы в «Новых стихотворениях» полностью освободить предметы и состояния от времени: они, даже самые «временные» и «преходящие», находятся тем не менее вне времени. С этой целью переосмысляется и историческое время: в «Книге образов» мы находим, вместе с утверждением цикличности истории путем ее превращения в легенду, и глубоко отрицательную трактовку (стихотворение «Страшный суд») фигуры Христа, явление которого, по мысли Рильке, развернуло прежде (в «Часослове») циклическое, вечно возвращающееся время Бога в линейное и конечное, эсхатологичное время Христа, где сама идея возвращения (последнего воскресения всех мертвых) приобретает отрицательный смысл.

Концепция времени направленной в будущее книги Пастернака «Второе рождение», напротив, своей доминантой имеет время историческое. Его осмысление и примирение с ним является, по сути, целью этой книги, и примирение оказывается для поэта возможным только благодаря осознанию цикличности истории, повторяемости ее основных событий в «вековом прототипе», что на протяжении всей книги артикулирует мотив столетней разницы между событиями. Сам временной архетип «второго рождения», вынесенный в заглавие, распространяется как на личное время лирического героя, знаменуя его «новое рождение» благодаря новой любви и творчеству, тесно друг с другом переплетенным, так и на время историческое, позволяя герою книги увидеть в современных ему исторических событиях «новое рождение» мира, его переустройство по новым, лучшим и справедливым законам. Так осознание цикличности мира в 30-е гг. охватывает уже и историю, в начале 20-х, в «Темах и вариациях», казавшуюся идущей к своему концу. В книге «На ранних поездах» формируется взгляд на историческое время с христианских позиций, и прежде календарная, природная мифологичность и цикличность сменяется библейской, организующей концепцию времени этой книги в соответствии с христианскими взглядами. При этом природная цикличность по-прежнему сохраняется как отражение, явленное миру «лицо» и библейской мифологичности, и хода исторических событий. Так в мировоззрении поэта с этой книги «прорастает» христианство, которое станет основой концепций времени на позднем этапе его творчества.

Поздние этапы творчества Рильке и Пастернака оказываются изоморфными, поскольку оба поэта на этих этапах проделывают сходный путь в своих мировоззренческих и эстетических исканиях, что отражает эволюция концепций времени: от скрупулезного анализа человеческой темпоральности и мучительного осознания мифологической основы мировой временности в «Дуинских элегиях» и «Сонетах к Орфею» Рильке и «Стихотворениях Юрия Живаго» Пастернака - к поэтическому воссозданию циклического непрекращающегося времени, увиденного в реальном, существующем вокруг поэта хронотопе (а точнее - сам поэт существует в нем). В «Валезанских катренах» Рильке это хронотоп кантона дю Валэ, живущего по мифологическим законам природного времени, которое по своему образу и подобию преобразует и время историческое, и личное человеческое, интегрируя их в природное. В книге «Когда разгуляется» Пастернака -хронотоп советской «оттепели» и постоттепельного состояния мира, в котором несмотря даже на реальные исторические искажения поэт видит пространство будущего, предстающее в его последней книге прежде всего в природных образах. Эта удивительная близость концепций времени в самых поздних поэтических книгах Рильке и Пастернака может быть объяснена всем тем долгим и сложным путем, что проделали оба поэта в постижении законов времени, который привел их обоих к уверенности в силе природной мировой цикличности, опирающейся на идею Богоявленности во всем мире.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В нашем исследовании на материале книг/циклов стихов P.M. Рильке и Б. Пастернака как специфических жанровых образований, характеризующихся особым типом целостности и способностью воплощать концепцию мира поэта во всей ее полноте и противоречивости, мы проследили, как в поэтическом творчестве каждого из указанных поэтов от книги к книге трансформировались концепции времени, организующие их поэтический универсум, как изменялись их времешше доминанты.

В первых зрелых книгах стихов P.M. Рильке и Б. Пастернак, выстраивая свою концепцию времени, движутся в противоположных направлениях: Рильке в «Часослове» - вовне, к постижению законов мира через постижение Бога, Пастернак в «Сестре моей - жизни» и «Темах и вариациях» - внутрь, к постижению законов собственной субъективности, психики, и законов творчества, с нею связанных. В книге «Часослов» Рильке создает очень четкую, структурированную (как структурирован пространственный мир книги, состоящий из трех подпространств - мира света, Ничто и тьмы) и подробную концепцию времени. Создание мира осмысливается в платоновском духе «необходимости»: Бог создал мир света и человека ради излечения своей раны-Ничто. Время в «Часослове» имеет две реализации в соответствии с двойственностью образа плода, становящегося метаобра-зом, организующим весь мир «Часослова». Рильке различает время истинное (время-вечность) и время ложное (убывающее, энтропийное). Первое достижимо в творчестве и созидании, которые становятся вехами на пути человека к Богу, способами движения к Богу и осмысляются в традиции исихазма (наиболее полно развитой и сохранившейся лишь в восточном изводе христианства), как практика непрестанного внутреннего делания. Второе же тесно связано с историческим представлением о времени, том времени, которое принадлежит историческому миру света и было приведено в движение его князем - Люцифером, но не Богом, и к миру которого Бог не прикасался, не создавал его. Но все же концепция исторического времени в книге подразумевает его цикличность, точнее - спиралеоб-разность, о чем свидетельствуют как природные, так и библейские образы, в которых оно последовательно осмысляется. При этом библейские образы в своей новой реализации получают новое содержание (новый Мессия становится Смерто-родцем, воплощением образца человека, вызревающего в себе собственную «правильную» смерть). Движение к Богу, провозглашаемое в книге как главный способ существования (и эта идея созвучна мысли толстовской «Исповеди»: «Живи, отыскивая Бога, и тогда не будет жизни без Бога»), как способ постижения сущности и законов мироустройства, предстает нескончаемым, а Бог - недостижимым, непостижимым до конца (что реализует совокупность мотивов - мотив стены, незнания и т.д.). В этом Рильке близок традиции раннехристианского апофа-тического богословия, утверждающего непознаваемость Бога до конца, и основная характеристика Бога «Часослова» - темнота также указывает на его родство не только «русскому Богу», но и находящемуся в его основаниях Богу раннехристианских мыслителей. Однако незавершимость личного пути Богопознания имеет своей оборотной стороной незавершимость самого времени, его бесконечность, поскольку путь отца продолжают его сыновья, и все поколения делают общее дело, а в этой бесконечной жизни человечества реализуется вечная жизнь Бога. Доминантным в книге оказывается одухотворенное природное, циклическое время, что подчеркивается и заявленной в заглавии идеей «часослова» как богослужебного цикла, переосмысленной в книге в «субъективном» ключе: на место годового богослужебного, канонического цикла заступает цикл индивидуального богопознания, приобретающий, однако, характер всеобщности, каноничности.

Доминирующими природные прообразы становятся и в структуре концепции времени пастернаковской «Сестры моей - жизни», поскольку в них осмыслено и историческое время, и тесно переплетенное с ним личное время лирического героя, его отношения с любимой, предстающие в этом «мифологическом» свете как инициация, переход во взрослое (и вместе с тем «историческое») состояние. При этом «Сестра моя - жизнь» оказывается книгой памяти, ибо осмысление событий лета-жизни, истории взаимоотношений с возлюбленной ретроспективно и сам его процесс приоткрывает механизмы памяти первичной (Гуссерлевой ретенции) и вторичной, становясь исследованием человеческой субъективности в феноменологическом духе. В следующей книге Пастернака, «Темы и вариации», в своем генезисе тесно связанной с «Сестрой.», лирический герой продолжает путь своей инициации к ее логическому завершению - уже не только проживанию событий прошлого с помощью памяти, но и изживанию их через боль, а историческое представление о времени трансформируется: история «вырывается» из мифологических прототипов и меняет направление, становясь необратимой и одновременно ускоряясь, что осмысливается в том числе и в библейских образах, но сниженных на революционный лад. И две эти «вариации» в «Темах и вариациях» элементов концепции времени «Сестры.» - трансформация исторического времени и внутреннего времени лирического героя - оказываются взаимообусловлены при неизменной «природной» доминанте, сохраняющейся и в «Темах.».

Часослов» Рильке и две книги Пастернака сближает общий для них мотив тоски (у Рильке Sehnsuht) и связанный с ним образ «отпавшего Ангела» (Люцифера у Рильке, Демона у Пастернака). И хотя генезис последнего в книгах поэтов различен, связь его с мотивом тоски выводит на первый план архетипические характеристики этого образа как отпадения от изначального довременного состояния мира, как проявления сугубой временности земного мира и осознания этой временности человеком. Несмотря на то что Sehnsuht Рильке глубоко субъектна (это чувство связано со стремлением к Богу=целостности бытия и вместе с тем осознанием недостижимости этой целостности), а тоска Пастернака интерсубъ-ектна, рассеяна во всем временном мире, суть этого чувства одна: оно есть осознание разорванности мира временем.

Концепции времени, воплощенные в книгах срединной поры Рильке и Пастернака, кардинально противоположны по своей внутренней доминанте: если Рильке, в соответствии со своими художественными и эстетическими исканиями этого периода, ориентирован на выход за пределы времени, то Пастернак, напротив, обращен к постижению специфики самого «преходящего» - исторического времени.

В «Книге образов» Рильке стремится остановить время и тем самым его нивелировать, с тем чтобы в «Новых стихотворениях» полностью освободить предметы и состояния от времени: даже самые «временные» и «преходящие» из них в Ding-Gedichte, этой особой форме, разрабатываемой поэтом на данном этапе творчества, оказываются вне времени. Стремление Рильке в «Книге образов» и «Новых стихотворениях» к выходу за пределы времени как такового осуществляется также посредством постепенного вытеснения сугубо временного чувства-состояния тоски (Sehnsuht) вневременным созерцанием (Schauen). С этой же целью переосмысливается и историческое время: в «Книге образов» мы находим, вместе с утверждением цикличности истории путем ее превращения в легенду, и глубоко отрицательную трактовку (стихотворение «Страшный суд») фигуры Христа, явление которого, по мысли Рильке, развернуло бывшее прежде (в «Часослове») циклическим, вечно возвращающееся время Бога в линейное и конечное, эс-хатологичное время Христа, в котором сама идея возвращения (последнего воскресения всех мертвых) приобретает отрицательный смысл. Так многочисленными способами поэт пытается вывести мир из времени с тем, чтобы сохранить земные вещи в пространстве творчества, пространстве инобытия, идея которого четко будет озвучена как идея Weltinnenraum, альтернативного земному убывающему пространству, позже, в стихотворении 1914 г. «Es winkt zu Fühlung fast aus allen

Dingen.», и получит свое окончательное воплощение в образе сердца, преобразующего временный убывающий мир в вечный в «Дуинских элегиях» и «Сонетах к Орфею».

Концепция времени направленной в будущее книги Пастернака «Второе рождение», напротив, своей доминантой имеет время историческое. Его осмысление и примирение с ним являются, по сути, целью этой книги, и примирение оказывается для поэта возможным только благодаря осознанию цикличности истории, повторяемости ее основных событий в «вековом прототипе», что на протяжении всей книги артикулируется в мотиве столетней разницы между событиями. Сам временной архетип «второго рождения», вынесенный в заглавие, распространяется как на личное время лирического героя, знаменуя его «новое рождение» благодаря новой любви и творчеству, тесно друг с другом переплетенным, так и на время историческое, позволяя герою книги увидеть в современных ему исторических событиях «новое рождение» мира, его переустройство по новым, лучшим и справедливым законам. Лежащий в основе книги «природный цикл» (а точнее -два годовых цикла), в котором практически редуцирована осень и в сильную финальную позицию вынесена весна, своим глубинным воздействием на личное время лирического героя и на время историческое также подкрепляет идею «второго рождения», мысль о невозможности нового (мира) без утраты, гибели старого, в результате чего в финале книги происходит полное приятие лирическим героем идеи саморастворения в «революцьонной воле». Так осознание цикличности мира в 30-е гг. охватывает уже и историю, в начале 20-х, в «Темах и вариациях», казавшуюся идущей к своему концу.

В книге «На ранних поездах» формируется взгляд на историческое время с христианских позиций, и прежде календарная, природная мифологичность и цикличность сменяется библейской, организующей концепцию времени этой книги в соответствии с христианскими взглядами, в частности - с христианским осмыслением личной жизни как части жизни народа = государства. Мотив возвращения, повторения, характерный и для предыдущей книги, приобретает здесь иной смысл: в совокупности с памятью, связывающей прошлое и настоящее с будущим, направленной в будущее, он реализует тему обновления мира на новых, духовных началах. Однако природная цикличность по-прежнему сохраняется как отражение, явленное миру «лицо» и библейской мифологичности, и хода исторических событий [Пруайар 1998] - так, весна, вновь вынесенная в абсолютный финал книги в ее заключительном цикле «Стихи о войне», свидетельствует о возрождении России, окончании тяжелого исторического периода, а лето «грузинского цикла»

Летние записки» знаменует собой полноту бытия Грузии как единства природы и народа, с одной стороны, народа и индивидуальности - с другой, единства, выступающего для поэта образцом государственной целостности. Существенно, что уже в этом цикле 1936 года присутствует целый ряд образов, свидетельствующих о «прорастании» в мировоззрении Пастернака христианства [Седакова 2011], которое наберет силу на позднем этапе его творчества: время библейское станет «явной» основой концепции времени в «Стихотворениях Юрия Живаго» и «подспудной», глубинной - в последней книге стихов поэта «Когда разгуляется».

Поздние этапы творчества Рильке и Пастернака оказываются изоморфными, поскольку оба поэта на этих этапах проделывают сходный путь в своих мировоззренческих и эстетических исканиях, что отражает эволюция концепций времени. Этот этап зрелости у обоих поэтов делится на два подэтапа: вертикальное движение к последней высоте и следующее за ним уже горизонтальное движение на этой высоте. H.A. Фатеева [Фатеева 2003: 189-207] в своем исследовании творчества Пастернака рисует его поэтический путь как движение по кругам, спиралью поднимающимся вверх, и вершиной, «иконостасом» оказывается цикл «Стихотворения Юрия Живаго», а последующий цикл «Когда разгуляется» представляется исследовательнице укреплением в том «открытом пространстве Вечности», куда произошел прорыв в «Стихотворениях Юрия Живаго». Точно так же «Дуинские элегии» и «Сонеты к Орфею» Рильке предстают потребовавшим от поэта усилий (о чем свидетельствует и почти десятилетний перерыв между первыми и заключительными элегиями) взлетом, прорывом к интуициям, истинам о мире и человеке, а более поздние французские циклы («Валезанские катрены», «Сады») простотой рисуемого ими мира словно воссоздают эту истину в ее земной реализации.

На поздних этапах своего творчества Рильке и Пастернак удивительным образом совпадают и в самой линии эволюции их концепций времени от цикла к циклу. В «Дуинских элегиях» речь идет о природе человека и его предназначении. Этот цикл - поэтическое исследование человеческой субъективности, которая насквозь темпоральна. В Элегиях доминирует человеческое время (так как проблема человека здесь главенствует), но оно все же стремится преобразоваться по законам времени мифологического, которое служит ему образцом, ориентиром. В «Сонетах к Орфею» доминантой становится мифологическое время, к которому должно привести человеческий мир (это искомое единство мира - ведущая проблема цикла, и историческое время, уводящее человека от истоков, разрушающее целостность мира, должно быть выправлено, преодолено, что и показывают стихотворения, посвященные «историчным», но в основе своей природным феноменам, в которых раскрывается их цикличность).

В «Стихотворениях Юрия Живаго» (которые, как и Элегии Рильке, представляют собой анализ человеческого, судьбы и предназначения человека) стянуты в общемировом пространстве разные временные уровни: время природное, историческое, человеческое, литургическое. Эти пласты чередуются и совмещаются на протяжении цикла. Пастернак показывает глубинную взаимосвязь всех временных уровней. Годовой цикл переплетен здесь с временем человеческим, над которым властвует время историческое, и литургическим, которое оказывается архетипом человеческого, давая человеку образцы поступков, событий, процессов. Именно христианский литургический цикл оказывается гарантом вечного возрождения мира, обеспечивая вечную повторяемость годового цикла.

Знаменательно, что концепции времени в этих поздних вершинных циклах поэтов в определенном смысле зеркально отражают концепции их ранних книг: теперь «Дуинские элегии» и «Сонеты к Орфею» направлены на анализ человеческой субъективности и внутреннего человеческого времени, тогда как лирический герой «Стихотворений Юрия Живаго» видит основу человеческого личного бытия в божественном литургическом времени, которое получает статус незыблемого закона мироустройства. Это связано с углублением Рильке идеи о взаимосвязи мира живущего (жизни) и мира исчезнувшего (смерти) и окончательным утверждением роди человека как хроносотера, как спасителя бренного убывающего мира, сберегающего его в своем сердце, претворяя время - в вечность.

Доминирующей мифологическая модель времени становится как в «Валезан-ских катренах» Рильке, так и в отражающей историческую эпоху «оттепели» через призму пастернаковского мировосприятия книге «Когда разгуляется». «Валезан-ские катрены» обрисовывают фрагмент здешнего мира, живущий по законам мифологического пространства, - швейцарский кантон дю Валэ. Географической локализацией описываемого мира Рильке словно утверждает, что преобразование мира по законам вечности достижимо на земле. Описываемые пейзажи вобрали в себя самые важные элементы, издревле организующие космос, и человеческое время подчиняется циклическому, почти растворяясь в нем, растворяясь в единстве мира живых и мертвых, провозглашенном как непривычный нам закон в «Ду-инских элегиях» и «Сонетах к Орфею». Точно так же растворяется в цикличности мира и история. Дело Элегий и Сонетов завершено в этом цикле, отличающемся простотой языка и формы, что можно рассматривать как следствие того, что Рильке описывал «видимое», воспринимаемое всеми чувствами, а не предчувствуемое.

В книге «Когда разгуляется», отражающей историческую эпоху «оттепели» через призму пастернаковского восприятия, мифологическая модель мира, основанная на механизме круговорота и вечного возрождения, также становится доминирующей. Природный цикл, замкнутый в круг «весенними» стихотворениями, подразумевает свою включенность в бесконечную последовательность таких циклов и открывается для продолжения. При этом он, наслаиваясь на историческое время, становится образцом для подражания и выправляет его, высвобождая из-под опеки ущербного прошлого, которого «коснулась порча», открывает чистое пространство будущего исторического. Проблема личного времени лирического героя решается более сложным образом, но также в мифологическом ключе: прорыв лирического героя из времени в вечность носит не столько религиозный, сколько мифологический характер. Обязательным условием полного обновления исторического времени является творчески-преобразовательная деятельность человеческой души, чьи «откровенья, бури и щедроты» «для новой жизни очищают путь». Она должна быть созвучной своему времени и вместе с тем ориентироваться на являемые природой образцы. Природа, которая является в поэтическом мире Пастернака храмом, «иконой» Бога и потому приобретает непререкаемый авторитет, указывает лирическому герою книги способы достижения личного бессмертия и обновления исторического мира.

Итак, последние циклы поэтов осуществляют - после напряженнейших сомнений, поисков и откровений предшествующих циклов - непосредственный переход лирического субъекта (у Рильке захватившего местоимением «мы» и все свое окружение) в новое пространство: пространство циклической «вневременности», парадоксальным образом вобравшее в себя при этом все возможные проекции времени, у Рильке, и пространство нового времени - у Пастернака. Эта удивительная близость концепций времени в самых поздних поэтических книгах Рильке и Пастернака может быть объяснена всем тем долгим и сложным путем, что проделали оба поэта в постижении законов времени, который привел их обоих к уверенности в силе природной мировой цикличности, опирающейся на идею Богояв-ленности во всем мире. И тот факт, что данная идея связана с актуализацией разных архетипов - мифологического героического, в котором человек восстанавливает целостность Космоса, у Рильке, и христианского, где человек своим путем, судьбой так же восстанавливает единство мира, ориентируясь на Христа, у Пастернака, лишь обнажает общую основу этих архетипов.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Малеваная-Митарджян, Дарья Александровна, 2012 год

1. Абдуллаев Е. «На пире Платона во время чумы.»: об одном платоновском сюжете в русской литературе 1830-1930-х гг. / Вопросы литературы. 2007. №2. URL: http://magazines.russ.rU/voplit/2007/2/abl2.html

2. Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М.: Языки русской культуры, 1996. 447 с.

3. Азадовский K.M. «Россия была главным событием.» // Рильке и Россия: Письма. Дневники. Воспоминания. Стихи / изд. подгот. K.M. Азадовский. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2003. С. 5-117.

4. Аксенов ГЛ. Причина времени. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 304 с.

5. Альфонсов В.Н. Поэзия Бориса Пастернака. СПб.: САГА, 2001. 384 с.

6. Аникина А.Б. Образы пространства и времени во фронтовых очерках Бориса Пастернака // Поэтика публицистики: сб. М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 92-114.

7. Анисова А.Н. Постоянство и изменчивость основных принципов циклизации лирики Б. Пастернака (особенности художественного времени) // Проблемы эволюции русской литературы XX века: матер, межвуз. науч. конф. Вып. 2 / МГПУ им. В.И. Ленина. М., 1995. С. 5-6.

8. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999. 896 с.

9. Асоян А. Орфическая тема в культуре Серебряного века // Вопросы литературы. 2005. №4. С. 41-66.

10. Астрофизик из США обнаружил «дыры» во времени (9 нояб. 2009). URL: http://www.newfresh.name/publ/obnaruzhenydyryvovremeni/38-1 -0-768 (дата обращения: 20.03.2010).

11. Ахтырская В. Лирика Райнера Марии Рильке 1923-1926 гг.: Возвращение к «Новым стихотворениям» // Литература в контексте художественной культуры: межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2003. Вып. 4. С. 40-56.

12. Ахтырская В. Лира в листве (вступ. ст.) // Рильке P.M. Сонеты к Орфею / пер. с нем. А. Пурина. СПб.: Азбука-классика, 2002. С. 5-47 (2002а).

13. Ахтырская В.Н. Поздняя лирика Райнера Марии Рильке: проблемы поэтики: дис. . канд. филол. наук. СПб., 2002. 251 с. (2002b).

14. Ахтырская В.Н., Зиновьева А.Ю., Иванова E.JI., Толмачёв В.М. «Оливовая роща» Р. М. Рильке («Der Ölbaum-Garten»): четыре разбора // Вестник Православного Свято-Тихоновского Государственного Университета. Сер. 3: Филология. 2008. Вып. 3(13). С. 7-39.

15. Ахутин A.B. Античные начала философии. СПб.: Наука, 2007. URL: http://www.culturedialogue.org/drupal/ru/node/1402 (дата обращения: 14.05.2009).

16. Баевский B.C. История русской литературы XX в. Компендиум. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Языки славянской культуры, 2003. 448 с.

17. Баевский B.C. О периодизации творческого пути поэта // «Быть знаменитым некрасиво.»: Пастернаковские чтения. Вып. 1. М.: Наследие, 1992. С. 33^12.

18. Баевский B.C. Пушкинско-пастернаковская культурная парадигма. М.: Языки славянской культуры, 2011. 736 с.

19. Бакина М.А., Некрасова Е.А. Эволюция поэтической речи XIX-XX вв. (Перифраза. Сравнение). М.: Наука, 1986. 191 с.

20. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Сов. Россия, 1979. 318 с.

21. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Худ. лит., 1975. С. 6-71 (1975а).

22. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Там же. С. 234-407 (1975b).

23. Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. 245 с.

24. Беленчиков В. Борис Пастернак и Германия. 1906-1924. Берлин, Марбург и ранние немецкие экспрессионисты в творчестве Б. Пастернака // Zeitschrift für Slavistik. Bd. 32. Berlin: Akademie-Verlag, 1987. C. 728-743.

25. Белова Д.Н. Русская рецепция орфического дискурса P.M. Рильке: автореф. дис. . канд. филол. наук. Томск, 2009. 17 с.

26. Березина А.Г. Венеция в «Новых стихотворениях» P.M. Рильке // Литература в контексте художественной культуры. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1991. С. 85-98.

27. Березина А.Г. Поэзия и проза молодого Рильке. Л.: Изд-во Лен. ун-та, 1985. 184 с.

28. Болдырев Н. От тени яблока к тени розы (послесл. переводчика) // Хольт-хузен Г.Э. Райнер Мария Рильке, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. Челябинск: Урал LTD, 1998. С. 371-393.

29. Борис Пастернак. Письма к Жаклин де Пруайар // Новый мир. 1992. №1. С. 127-189.

30. Бибихин B.B. Слово и событие. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 280 с.

31. Блауберг И.И. Анри Бергсон. М.: Прогресс-Традиция, 2003. 672 с.

32. БлокА. Собр. соч.: в 3 т. Т. 2. М.; Л.: ГИХЛ, 1962.

33. Богомолов H.A. Русская литература первой трети XX в. Портреты. Проблемы. Разыскания. Томск: Водолей, 1999. 640 с.

34. Богослужение православной церкви (репр. изд. 1912 года). М.: Даръ, 2005. С.366-367.

35. Большакова А.Ю. Архетип в теоретической мысли XX века // Теоретико-литературные итоги XX века. М.: Наука, 2003. Т. 2: Художественный текст и контекст культуры. С. 284-319.

36. Бородай Т.Ю. О вечности мира // Антропология культуры. Вып. 1. М.: ОГИ, 2002. С. 111-150.

37. Бородай Т.Ю. Плотин о природе // Космос и душа. Учения о вселенной и человеке в античности и в Средние века (исследования и перевод) / общ. ред. П.П. Гайденко, В.В. Петров. М.: Прогресс-Традиция, 2005. С. 443^153.

38. Бройтман С.Н. К проблеме романизации лирики (Хронотоп в книге Б. Пастернака «Сестра моя жизнь») // На пути к произведению: к 60-летию Н.Т. Рымаря. Самара: Изд- во Самар. гуманит. акад., 2005. С. 336-351.

39. Бройтман С.Н. Поэтика книги Бориса Пастернака «Сестра моя жизнь». М.: Прогресс-Традиция, 2007. 608 с.

40. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики. (Субъектно-образная структура). М.: РГГУ, 1997. 307 с.

41. Брюсов В. Собр. соч.: в 7 т. М.: Худ. лит., 1970-1973. Т. 1. 1970; Т. 6. 1972.

42. Брюханова Ю.М. Творчество Бориса Пастернака как художественная версия философии жизни. Иркутск: Изд-во ИГУ, 2010. 209 с.

43. Бушман H.H. Пастернак и Рильке (Из работы на тему «Немецкая поэзия и творчество Пастернака) // Сборник статей, посвященных творчеству Б.Л. Пастернака. Мюнхен, 1962. С. 233-239.

44. Быков Д.Л. Борис Пастернак. 7-е изд. М.: Молодая гвардия, 2007. 893 с. (ЖЗЛ. Сер. биогр.; вып. 1061).

45. Вигшянская А. Второе рождение: об одном философском источнике творчества Бориса Пастернака // Вопросы литературы. 2007. №6. С. 131-147.

46. Воинов А.Д. К вопросу о художественном времени в поэзии Б. Пастернака // Пастернаковские чтения: матер, межвуз. конф. / Пермский ун-т. Пермь, 1990. С. 31-36.

47. Гайденко П.П. От онтологизма к психологизму: понятие времени и длительности в XVII-XVIII вв. // Вопросы философии. 2001. № 7. С. 77-99.

48. Гайденко П.П. Понятие времени в античности и в Средние века // Космос и душа. Учения о вселенной и человеке в античности и в Средние века (исследования и перевод). М.: Прогресс-Традиция, 2005. С. 321-390.

49. Гайденко П. П. Проблема времени в философии жизни // Антропология культуры. Вып. 1. М.: ОГИ, 2002. С. 151-180.

50. Гаспаров Б.М. Временной контрапункт как формообразующий принцип романа Пастернака «Доктор Живаго» // Дружба народов. 1990. № 3. С. 223-242.

51. Гелъфонд М.М. Пушкинские сюжеты в цикле Б.Л. Пастернака «Темы и вариации» // Новый филологический вестник. 2006. № 3. С. 252-257.

52. Глебкин В.В. Мир в зеркале культуры. Ч. 1: История древнего мира. М.: Добросвет, 2000. 256 с. URL: http://www.countries.ru/library/ancient/egprostr.htm (дата обращения: 12.12.2009).

53. Горелик JI.JJ. Тема пространства в стихотворении Б. Пастернака «Гамлет» // Современные методы анализа художественного произведения. Смоленск: Изд-во СГПУ, 2002. С. 175-183.

54. Горелик М.Я. Огромно было лето // Вопросы литературы. 2005. № 6. С.160-192.

55. Грешных В.И. Мистерия духа: художественная проза немецких романтиков. Калининград: Изд-во КГУ, 2001. 406 с.

56. Гуляева Т. Влияние О. Родена в «Новых стихотворениях» P.M. Рильке // Феникс: ежегодник кафедры культурологи. Вып. 6. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2005. С. 183-184.

57. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Кн. 1 / пер. с нем. A.B. Михайлова. М.: Акад. Проект, 2009. 489 с.

58. Гуссерль Э. Картезианские размышления / пер. с нем. Д.В. Скляднева. СПб.: Наука; Ювента, 1998. 315 с.

59. Гуссерль Э. Собр. соч. Т. 1: Феноменология внутреннего сознания времени / сост., вступ. ст., пер. В.И. Молчанова. М.: Гнозис, 1994. 192 с.

60. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1972. 350 с.

61. Даниэль С.M. Форма-Протей (заметки о пластическом искусстве) // Введение в храм: сб. ст. М.: Языки русской культуры, 1998. С. 457-462.

62. Дарвин М.Н. Европейские традиции в становлении понятия цикла // Европейский лирический цикл: Историческое и сравнительное изучение. M.: РГГУ, 2003. С. 11-37.

63. Дарвин М.Н. Проблема цикла в изучении лирики: учеб. пособие. Кемерово: Изд-во Кемер. гос. ун-та, 1983. 104 с.

64. Дарвин М.Н. Художественная циклизация лирических произведений: спецкурс. Тексты лекций. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997. 38 с.

65. Дозорец Ж.А. Б.Л. Пастернак. «Когда разгуляется» (книга как целое) // Русский язык в школе. 1990. №1. С. 60-66.

66. Достал Р. Время и феноменология у Гуссерля и Хайдеггера. URL: http:// anthropology.rchgi.spb.ru/haidegger/haidgeri4.htm (дата обращения: 7.06.2010).

67. Дубшан JI. Близнец Демона // Звезда. 2000. № 9. URL: http://magazines. russ.ru/zvezda/2000/9/dubshan.html (дата обращения: 24.01.2012).

68. Ерасов Б.С. Культура, религия и цивилизация на Востоке (очерки общей теории). М.: Наука, 1990. 207 с.

69. Ермоленко Г.Н. Проблема жанра в современном литературоведении и теории наследии М.М. Бахтина // Современные методы анализа художественного произведения. Смоленск: Универсум, 2002. С. 58-71.

70. Женетт Ж. Повествовательный дискурс // Женетт Ж. Фигуры: Работы по поэтике: в 2 т. Т. 2. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. С. 60-280.

71. Жолковский А.К. Баллада самообладанья: стих и смысл в нейгаузовской «Балладе» Пастернака. URL: http://www-bcf.usc.edu/~alik/rus/ess/ballada.htm (дата обращения: 14.01.2012).

72. Жолковский А.К. Книга Книг Пастернака (к 75-летию «Сестры моей жизни») // Звезда. 1997. № 2. С. 193-214.

73. Замерова O.A. Система экзистенциальных мотивов в лирике Б. Пастернака: автореф. дис. . канд. филол. наук. Ставрополь, 2007. 23 с.

74. Звозников A.A. Гуманизм и христианство в русской литературе XIX века. 2-е изд., доп. Минск: ЕГУ, 2001. 212 с.

75. Зиновьева А.Ю. История одной метафоры: от Шекспира к Рильке // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9: Филология. 2006. № 6. С. 92-100.

76. Иванов Вяч.Вс. Категория времени в искусстве и культуре XX века // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Наука, 1974. С. 39-67.

77. Иванов Вяч.Вс. Литературные параллели кавказским стихам Пастернака // Культура русского модернизма: статьи, эссе и публикации. М.: Наука; Издат. фирма «Восточная литература», 1993. С. 158-164.

78. Иванов Вяч.Вс. Пастернак и ОПОЯЗ (К постановке вопроса) // Тыняновский сб.: Третьи Тыняновские чтения. Рига: Зинатне, 1988. С. 70-82.

79. Иванова E.JJ. «Часослов» P.M. Рильке как лирический цикл: дис. .канд. филол. наук. М., 2006. 185 с.

80. Иванова И. Пастернак и другие. М.: Эксмо, 2003. 608 с.

81. Иванова Н. Собеседник рощ и вождь: к вопросу об одной рифме // Знамя. 2001. №10. URL: http://magazines.russ.ru/znamia/2001/10/ivan.html (дата обращения: 17.10.2011).

82. Ильичева Л.В. Поэтические портреты P.M. Рильке как переводческая задача // Перевод и переводчики. Науч. альманах. Вып. 1: P.M. Рильке. Магадан: Сев. междунар. ун-т; Кор дис, 2000. С. 42-51.

83. Казимирчук О.Ю. Стихотворение Б.Л. Пастернака «Единственные дни» как завершение книги «Когда разгуляется» // Новый филологический вестник. 2009. Т. 10. №3. С. 38-41.

84. Казимирчук О.Ю. Стихотворение Б.Л. Пастернака «Летний день» в контексте «переделкинского» цикла // Новый филологический вестник. 2008. Т. 6. № 1. С. 188-193.

85. Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994. 591 с.

86. Кант И. Сочинения: в 6 т. М.: Мысль, 1964.

87. Касаткина Т.А. Пространство и время в русской литературе конца XX века // Теоретико-литературные итоги XX века. М.: Наука, 2003. Т. 2: Художественный текст и контекст культуры. С. 87-139.

88. Карельский A.B. Метаморфозы Орфея: Беседы по истории западных литератур. Вып. 2: Хрупкая лира. Лекции и статьи по австрийской литературе XX века / сост. Э.В. Венгерова. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999. 303 с.

89. Кириллова И. Типы выражения философии природы в лирике: (на примере творчества поздней Ахматовой и позднего Пастернака) // Русская литература XX века: итоги столетия. СПб.: СПбГУТД, 2001. С. 125-131.

90. Кожина H.A. Заглавие художественного произведения: структура, функции, типология (на материале русской прозы XIX XX вв.): автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1986. 28 с.

91. Кожинов В.В. Жанр // Литературный энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1987. С. 107.

92. Кондратьева И.Ю. Пространственно-временная организация ранней лирики Б. Пастернака: автореф. дис. . канд. филол. наук. Астрахань, 2004. 16 с.

93. Крашенников А.Е., Пинковский В.И. «Валезанские катрены» P.M. Рильке и их переводы на русский и английский языки // Перевод и переводчики. Науч. альманах. Вып. 1: P.M. Рильке. Магадан: Сев. междунар. ун-т; Кордис, 2000. С. 51-62.

94. Куренной В. Феноменология Эдмунда Гуссерля предисл. // Гуссерль Э. Избр. раб. / сост. В.А. Куренной. М.: Издат. дом «Территория будущего», 2005.

95. Кшондзер М.К. Грузинская действительность в восприятии Б. Пастернака (на материале цикла «Волны») // Пастернаковские чтения: вып. 2. М.: Наследие, 1998. С. 324-333.

96. Леенсон Е.И. Поэтика автобиографической прозы Б.Л. Пастернака и традиции P.M. Рильке: дис. . канд. филол. наук. Тверь, 2007. 185 с.

97. Лекманов O.A. О книгах-циклах младших постсимволистов (заметки к теме) // Европейский лирический цикл: Историческое и сравнительное изучение. М.: РГГУ, 2003. С. 179-182.

98. Лилеев Ю.С. Формирование мифа о поэте в лирике P.M. Рильке (традиция немецкого романтизма): дис. . канд. филол. наук. М., 2010. 171 с.

99. Лихачев Д. С. Борис Леонидович Пастернак // Пастернак Б.Л. Собр. соч.: в 5 т. Т. 1. М.: Худ. лит., 1989. С. 5-44.

100. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы // Лихачев Д.С. Избр. раб.: в 3 т. Т. 1. Л.: Худ. лит., 1987. С. 261-654.

101. Лосев А. Ф. Античная философия истории. М.: Наука, 1977. 208 с.

102. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 6: Поздний эллинизм. М.: Искусство, 1980. URL: http://psylib.org.ua/books/lose006/txt26.htm

103. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Т. 8: Итоги тысячелетнего развития. Кн. I. М.: Искусство, 1992. Ч. 6: Общая эстетическая терминология. Гл. II: Число и континуум. URL: http://psylib.org.Ua/books/lose008/txt20.htm#3

104. Лосский В.Н. «Мрак» и «свет» в познании Бога // Лосский В.Н. По образу и подобию / пер. с фр. В.А. Рещиковой. М.: Издание Свято-Владимирского братства, 1995. URL: http://www.psylib.ukrweb.net/books/lossv04/txt02.htm

105. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. Л.: Просвещение, 1972. 271 с.

106. Лотман Ю.М. Анализ стихотворения Б. Пастернака «Заместительница» // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб.: Искусство-СПб, 2001. С. 718-726 (2001а).

107. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПб, 2004. С. 150-391.

108. Лотман Ю.М. <«Дрозды» Б. Пастернака> // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. С. 727-730 (2001b).

109. Лотман Ю.М. Текст в тексте // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 567: Текст в тексте. Тарту, 1981. С. 3-18.

110. Любинская Л.Н., Лепшин C.B. Философские проблемы времени в контексте междисциплинарных исследований. М.: Прогресс-Традиция, 2002. 304 с.

111. Ляпина Л.Е. Проблема целостности лирического цикла // Целостность художественного произведения и проблемы его анализа в школьном и вузовском изучении литературы. Донецк, 1977. С. 164-166.

112. Ляпина Л.Е. Циклизация в русской литературе XIX в. СПб.: НИИ химии СПбГУ, 1999. 281 с. (1999а).

113. Ляпина Л.Е. Циклизация как общеэстетический феномен // Studia métrica et poética. M., 1999. С. 158-167 (1999b).

114. Магомедова Д.M. О жанровом принципе циклизации «книги стихов» на рубеже XIX-XX вв. // Европейский лирический цикл: Историческое и сравнительное изучение. М.: РГГУ, 2003. С. 183-196.

115. Македонов A.B. Свершения и кануны. О поэтике русской советской лирики 1930-1970-х гг. Л.: Сов. писатель, 1985. 360 с.

116. Малюкова Л.Н. Поэтический космос Бориса Пастернака (лирика 50-х годов). Ростов н/Д, 1998.

117. Мамардашвши M. Психологическая топология пути. М. Пруст. «В поисках утраченного времени». СПб.: Изд-во Рус. христ. гуманит. ин-та; журнал «Нева», 1997. 571 с.

118. Ман П. де. Аллегории чтения: фигуральный язык Руссо, Ницше, Рильке и Пруста / пер. с англ., примеч. и послесл. С.А. Никитина. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999. 367 с.

119. Марсель Г. Рильке, свидетель духовного // Вопросы философии. 1998. № 1. С. 135-159.

120. Масленикова З.А. Портрет Бориса Пастернака. М.: Сов. Россия, 1990. 288 с.

121. Медведев П.Н. Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социологическую поэтику // Бахтин М.М. Тетралогия. М., 1998. С.110-296.

122. Мировое древо // Мифологическая энциклопедия: сайт. URL: http://myfhology.info/planta/wood-world.html (дата обращения: 16.07.2011).

123. Молок Д.Ю. P.M. Рильке об «архаической улыбке» // Введение в храм: сб. ст. М.: Языки русской культуры, 1998. С. 89-93.

124. Молчанов В.И. Время и сознание. Критика феноменологической философии. М.: Высш. шк., 1998. 144 с. URL: http://www.ruthenia.ru/logos/personalia/ molchanov/zb/123 3.htm (дата обращения: 14.06. 2010).

125. Мусатов В.В. «Всем нам являлась традиция, всем обещала лицо.». Пушкинская традиция и поэзия Бориса Пастернака // Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX в. От Анненского до Пастернака. М.: Прометей, 1992. С. 373^137.

126. ХЪЪ.Нива Ж. Пастернаковские утра (резюме доклада) // Boris Pasternak. 1890— 1960. Colloque de Cerisy-la-Salle. Paris, 1979.

127. Никитина И.П. Хронотоп M. Бахтина как тип художественного пространства литературного произведения // Философские исследования. М., 2004. № 1. С. 221-234.

128. Ньютон И. Математические начала натуральной философии / пер. с ла-тин. и коммент. А.И. Крылова. М.: Наука, 1989. 688 с.

129. Орлова Т.Я. Художественное своеобразие лирического цикла (к постановке проблемы) // Голоса молодых ученых. М.: МАКС Пресс, 2001. Вып. 10. С. 5-14.

130. Орловская-Бальзамо Е. Водушные пути литературы: Якобсен Рильке -Пастернак // Новое литературное обозрение. 2000. № 46. С. 132-162.

131. Павлова Н.С. Архаический код в поэзии Рильке // В свете исторической поэтики.: книга памяти С.Н. Бройтмана: статьи и воспоминания. М.: РГГУ; 1п-trada, 2008. С. 219-230.

132. Павлова Н.С. Метафизика Рильке // Известия РАН. Сер. Литературы и языка. Т. 69. № 2. 2010. С. 15-24.

133. Павлова Н.С. Поэзия Рильке и проблема границы // Граница в языке, литературе и науке. Ежегодник РСГ. М.: Языки славянской культуры, 2009. С. 23-30 (2009b).

134. Павлова Н.С. Поэзия Рильке и Пастернака. Опыт сопоставления // Вопросы литературы. 2009. №5. С. 77-110 (2009с).

135. Павлова Н.С. Поэтическая речь Райнера Марии Рильке // Известия РАН. Сер. Литературы и языка. 2007. Т. 66, №1. С. 28-41 (2007b).

136. Павлова Н.С. Стихи о природе речи // Новый филологический вестник. 2007. Т. 5. № 2. С. 256-259 (2007с).

137. Павловец М.Г. Рильке и Пастернак: к постановке проблемы влияния // Проблемы эволюции русской литературы XX века: матер, науч. конф. Вып. 2. М.: МПГУ, 1995. С. 154-156.

138. Павловец М.Г. Становление художественной системы Б.Л. Пастернака и творчество P.M. Рильке: автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1997. 17 с.

139. Панова Л.Г. «Мир», «пространство», «время» в поэзии Осипа Мандельштама. М.: Языки славянской культуры, 2003. 808 с. (Studia Philologica).

140. Пастернак Б.Л. Собр. соч.: в 5 т. М.: Худ. лит., 1989-1992.

141. Пастернак Е.Б., Пастернак Е.В. Жизнь Бориса Пастернака: док. повествование. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2004. 528 с.

142. Пастернак E.B. Лето 1917 года (о «Сестре моей жизни» и «Докторе Живаго») // Пастернаковские чтения. Вып. 2. М.: Наследие, 1998. С. 100-115.

143. Пешков И.В. «Делу» венец, или еще раз об авторстве М. Бахтина в спорных текстах // Бахтин М.М. Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. Статьи. М.: Лабиринт, 2000. С. 602-635.

144. Платон. Тимей. URL: http://psylib.org.ua/books/plato01/27timei.htm (дата обращения: 11.03.2010).

145. Плотин. Эннеады. URL: http://psylib.org.ua/books/ploti01/txt25.htm (дата обращения: 15.03.2010).

146. Поливанов М.К. «Вторая вселенная» у Пастернака // Pasternak Studien I. Beitrage zum Internationalen Pasternak-Kongreß 1991 in Marburg / hrsg. von S. Dorweiler und H.-B. Härder. München; Sagner, 1993. S. 135-145.

147. Пруайар Ж. de. «Лицо» и «личность» в творчестве Б. Пастернака // Пастернаковские чтения: вып. 2. М.: Наследие, 1998. С. 38-62.

148. Райнер Мария Рильке. Дыхание лирики. Переписка с Мариной Цветаевой и Борисом Пастернаком. Письма 1926 года. 2-е изд., доп. и испр. М.: АРТ-ФЛЕКС, 2000. 304 с.

149. Разумовская Е.А. «Фонтаны» P.M. Рильке // Филологические этюды. Саратов, 2003. Вып. 6. С. 56-59.

150. Рильке и Россия: Письма. Дневники. Воспоминания. Стихи / изд. подгот. K.M. Азадовский. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2003. 656 с.

151. Рильке P.M. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. М.: Искусство, 1971. 455 с.

152. Рильке P.M. Завещание // Хольтхузен Г.Э. Райнер Мария Рильке, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. Челябинск: Урал LTD, 1998. С. 279-308.

153. Рильке P.M. Избр. соч. М.: Рипол Классик, 1998. 704 с. (1998а).

154. Рильке P.M. Сады. Поздние стихотворения / пер. В. Микушевича. М.: Время, 2003. 320 с.

155. Рильке P.M. Стихотворения: сб. / сост. В. Куприянов; на нем. яз. с парал-лельн. рус. текстом. М.: ОАО Изд-во «Радуга», 1998. 320 с. (1998b).

156. Рильке P.M. Флорентийский дневник: из ранней прозы. М.: Текст, 2001. 222с.

157. Рильке P.M. Часослов: Стихотворения. М.; Харьков: Изд-во ACT; Фолио, 2002. 202 с.

158. Рожанский И. Райнер Мария Рильке // Рильке P.M. Ворпсведе. С. 7-49.

159. Рубаков В.А. Темная материя и темная энергия во Вселенной лекция, 2005 г., Институт ядерных исследований РАН, Москва, Россия. URL: http://elementy.ru/lib/25560/25567

160. Руднев В. Морфология реальности: исследование по «философии текста». М.: Гнозис, 1996. 207 с.

161. Савченко Д.Н. Световой предел познания божественный мрак // Lib.ru: журнал «Самиздат»: сайт. URL: http://samlib.ru/s/sawchenkodn/sveto-voypredel.shtml (дата обращения: 9.12.2011).

162. Савчук В. К проблеме культивирования архетипических элементов сознания // Историческое познание: традиции и новации: тезисы междунар. теор. конф. Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1993. Ч. 2. С. 205-208.

163. Сапогов В.А. К проблеме стихотворной стилистики лирического цикла // Русская современная поэзия и стихосложение: матер, межвуз. конф. М., 1969. С. 237-243.

164. Сапогов В.А. Лирический цикл и лирическая поэма в творчестве А. Блока // Русская литература XX в. (дооктябрьский период): сб. ст. Калуга, 1968. С. 174-189.

165. Сапогов В.А. О некоторых структурных особенностях лирического цикла

166. A. Блока // Язык и стиль художественного произведения: тез. докл. М., 1966. С. 18-22.

167. Сапогов В.А. Сюжет в лирическом цикле // Сюжетосложение в русской литературе: сб. ст. Даугавпилс: ГПУ, 1980. С. 90-97.

168. Свасъян К.А. Философия символических форм Э. Кассирера: критический анализ. 2-е изд. М.: Академ. Проект; Альма Матер, 2010. 243 с.

169. Северская О. И. Смысловая композиция поэтического текста: к вопросу о функциональной перспективе // Язык как творчество: сб. науч. тр.: к 70-летию

170. B.П. Григорьева. М.: Изд-во ИРЯ, 1996. С. 215-224.

171. Седакова О. «И жизни новизна»: о христианстве Пастернака (выступление на фестивале Meeting в Римини, авг. 2011). URL: http://www.pravmir.ru/i-zhizni-novizna-o-xristianstve-pasternaka/ (дата обращения: 10.02.2012).

172. Седакова О.Н. Новая лирика Райнера Мария Рильке: семь рассуждений // Образы мира: сайт. URL: http://www.niworld.ru/poezia/sedakova/rilke/rilke.htm (1979).

173. Словарь: Время. URL: http://anthropology.rchgi.spb.ru/slovar/diction.html (дата обращения: 15.05.2010).

174. Смирнов И.П. Порождение интертекста (Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака. Wien: Eigentümer und Verleger, 1985 (Wiener Slawistischer almanach. Sonderbd. 17. 207 c.

175. Смирнов И.П. Текстомахия: как литература отзывается на философию. СПб.: Издат. дом «Петрополис», 2010. 208 с.

176. Современные историко-научные исследования (Ньютон.): реф. сб. / ИНИОН АН СССР. М., 1984. 313 с.

177. Степанян Е.В. Категории поэтического мышления Б. Пастернака: Проблема вечности // Вопросы философии. 2000. №8. С. 62-78.

178. Суматохина Л.В. Своеобразие поэтической структуры лирического сборника Б. Пастернака: автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1998. 20 с.

179. Тихонов А. «Время» как причина интерпретационных различий философского текста (Платон, М. Хайдеггер) // Логос. 2004. № 5. С. 73-83.

180. Толстой Л.Н. Исповедь // ПСС. Т. 15. М„ 1913. С. 5-53 (раздел XII). URL: http://psylib.org.ua/books/tolst01/txtl2.htm

181. Топоров В. Н. Пространство и текст // Из работ московского семиотического круга. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 455-515.

182. Торчинов Е.А. Религии мира: Опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение», 1997. 384 с.

183. Успенский Б.А. История и семиотика (Восприятие времени как семиотическая проблема). Ст. 2 / Труды по знаковым системам. XXIII. Учен, записки Тартуского университета. Вып. 855. Тарту: ТГУ, 1989. С. 18-38.

184. Фарино Е. Введение в литературоведение: учеб. пособие. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2004. 639 с.

185. Фатеева H.A. О лингвопоэтическом и семиотическом статусе заглавий стихотворных произведений (На материале русской поэзии XX в.) // Лингвистика и поэтика. 1988-1990. М.: Наука, 1991. С. 108-124.

186. Фатеева H.A. Поэт и проза: Книга о Пастернаке. М.: НЛО, 2003. 400 с.

187. Флейшман Л. Автобиографическое и «Август» Пастернака // Флейшман Л. Борис Пастернак в двадцатые годы. СПб.: Академ, проект, 2003. С. 409-413 (1977).

188. Флейшман Л. Борис Пастернак в двадцатые годы. СПб.: Академ, проект, 2003. 464 с.

189. Флейшман Л. Занятья философией Бориса Пастернака // Флейшман Л. От Пушкина к Пастернаку. Избр. раб. по поэтике и истории русской литературы. M.: НЛО, 2006. С. 400-520.

190. Флейшман Л. К характеристике раннего Пастернака // Там же. С. 348-379 (1975).

191. Флейшман Л. Накануне поэзии: Марбург в жизни и в «Охранной грамоте» Пастернака // Там же. С. 380-399 (1993).

192. Флейшман Л. Фрагменты «футуристической» биографии Пастернака // Флейшман Л. Борис Пастернак в двадцатые годы. СПб.: Академический проект, 2003. С. 414^451 (1979).

193. Фоменко И.В. Книга стихов: миф или реальность? // Европейский лирический цикл: Историческое и сравнительное изучение. М.: РГГУ, 2003. С. 64-73.

194. Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. Тверь: ТГУ, 1992. 133 с.

195. Фоменко И.В. О поэтике лирического цикла: учеб. пособие. Калинин: КГУ, 1984а. 79 с.

196. Фоменко И.В. Об анализе лирического цикла (на примере стихов Б. Пастернака «Петербург» // Принципы анализа литературного произведения. М.: Изд-воМоск. ун-та, 1984b. С. 171-178.

197. Фоменко И.В. Понятие «цикл» в литературном обиходе начала XX в. // Проблемы истории и методологии литературоведения и литературной критики. Душанбе: Дониш, 1982. С. 31-32.

198. Хаев Е.С. Проблема композиции лирического цикла (Б. Пастернак. «Тема с вариациями») // Природа художественного целого и литературный процесс: межвуз. сб. науч. тр. /' Кемеровский гос. ун-т. Кемерово, 1980. С. 56-68.

199. Хазан В.И. Космогония Кавказа в лирическом цикле Б. Пастернака «Из летних записок» // Пастернаковские чтения: матер, межвуз. конф. / Пермский ун-т. Пермь, 1990. С. 84-90.

200. Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. М.: Республика, 1993. 447 с.

201. Хализев В.Е. Теория литературы: учебник. 3-е изд., испр. и доп. М.: Высш. шк., 2002. 438 с.

202. Хан А. Борис Пастернак и Густав Шпет. Опыт сопоставительной характеристики // Wiener slawistischer Almanach. Bd. 43. Wien, 1999. С. 27-67.

203. Хокинг С. От большого взрыва до черных дыр: Краткая история времени / пер. с англ. М.: Мир, 1990. 168 с.

204. Хольтхузен Г.Э. Райнер Мария Рильке, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни / пер. с нем. Челябинск: Урал LTD, 1998. 394 с.

205. Чайковский P.P. Доказательства переводчика («Книга образов» и «Сонеты к Орфею» P.M. Рильке в переводах В. Авербуха) // Перевод и переводчики. Науч. альманах. Вып. 1: P.M. Рильке. Магадан: Кордис, 2000. С. 104-108.

206. Черняков А.Г. Онтология времени. Бытие и время в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера. СПб.: Высш. религ.-филос. школа, 2001. 460 с.

207. Шипицын А.В. О «мире» и «манере» лирики Пастернака // Пастернаков-ские чтения: матер, межвуз. конф. Пермь, 1990. С. 91-96.

208. Шлегелъ Ф. Люцинда // Избр. проза немецких романтиков: в 2 т. М.: Худ. лит., 1979. Т. 1. С. 117-204.

209. Штейнзалъц А., р. Понятие времени в еврейской традиции. URL: http://www.judaicaru.org/steinsalz/time.html (дата обращения: 14.07.2010).

210. Шурмак Г. Третье рождение Б. Пастернака // Новый мир. 1995. № 8. С. 227-235.

211. Щирова И.А., Гончарова Е.А. Многомерность текста: понимание и интерпретация: учеб. пособие. СПб.: ООО «Книжный Дом», 2007. 472 с.

212. Элиаде М. Миф о вечном возвращении: Архетипы и повторяемость. СПб.: Алетейя, 1998. 249 с.

213. Элиаде М. Трактат по истории религий: в 2 т. СПб.: Алетейя, 1999. Т. 2. 416 с.

214. Эстес К.П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях. Киев; М.: София, 2004. 496 с.

215. Юнггрен А. «Сад» и «Я сам»: смысл и композиция стихотворения «Зеркало» // Boris Pasternak and his time. Berkeley, 1989. C. 224-237.

216. Юнггрен A. Juvenilia Б. Пастернака: 6 фрагментов о Реликвимини. Stockholm: Almqvist&Wiksell International, 1984. 182 с.

217. Юрченко T.T. Социологическая поэтика М.М. Бахтина и проблема жанра: (Опыт интерпретации жанра идиллии) // Бахтинские чтения: сб. матер, междунар. науч. конф. Витебск, 1998. №2. С. 151-159.

218. Яницкий Л.С. О молитвенном дискурсе в лирике XX века // Новый филологический вестник. 2006. № 2. С. 85-92.

219. Яницкий JI.C. Стихотворный цикл: Динамика художественной формы: ав-тореф. дис. . канд. филол. наук. Новосибирск, 1998. 20 с. (1998b).

220. Allemann, Beda. Zeit und Figur beim späten Rilke. Pfullingen, 1961. 318 S.

221. Discussion II Boris Pasternak. 1890-1960. Colloque de Cerisy-la-Salle. Paris, 1979.

222. Blume, Bernhard. Das Motiv des Fallens bei Rilke II Rainer Maria Rilke / hrsg. von Rüdiger Görner. Darmstadt, 1987. S. 40-46.

223. Engel, Manfred. Vier Werkphasen II Rilke-Handbuch. Leben Werk -Wirkung / Hrsg. M. Engel. Stuttgart, 2004. S. 175-181.

224. Krumme, Peter. «Eines Augenblickes Zeichnung»: zur Temporalität des Be-wußtseinsin Rilkes «Duineser Elegien». Würzburg, 1988. 224 S.

225. Müller, Wolfgang. Neue Gedichte / Der Neuen Gedichte anderer Teil II RilkeHandbuch. Leben Werk - Wirkung / Hrsg. M. Engel. Stuttgart, 2004. S. 296-318.

226. Parry, Idris. Raum und Zeit in Rilkes Orpheus-Sonetten II Rainer Maria Rilke / hrsg. von Rüdiger Görner. Darmstadt, 1987. S. 214-226.

227. Rilke, R.M. Gedichte. Aufl. 2. Fr. a/M: Fischer Taschenbuch Verlag, 2010. 489 S.

228. Roelands, C. Rilkes «Neue Gedichte» im Lichte der Archetypenlehre C.G. Jungs: Versuch einer Interpretation II Neophilologus. Groningen, 1994. Vol. 78, №4. S. 599-612.

229. Ryan, Judith. Umschlag und Verwandlung. Poetische Struktur und Dichtungstheorie in Rainer Maria Rilkes Lyrik der mittleren Periode. München, 1972. 170 S.0