Контрастивная аспектология лезгинского и русского языков тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.02, доктор филологических наук Керимов, Керим Рамазанович

• Керимов, Керим Рамазанович
• доктор филологических наук
• 2002

Оглавление диссертации доктор филологических наук Керимов, Керим Рамазанович

ВВЕДЕНИЕ. 5

Гл. 1. ОБОСНОВАНИЕ КАТЕГОРИИ ВИДА ЛЕЗГИНСКОГО

ГЛАГОЛА.:.:. 20

1.1. Описание лезгинского глаголабез экспликации его категории вида.;. 20-35'

12. Основанйядля выделения влезгинском языке морфологической категории вида словоизменительного типа. 35

13. Морфемика категории видалезгинского глагола. 56

13.1. Формы, лежащие в о сно ве видо вой оппозиции. 57

13.1.1. Соотношение форм простого 'прошедшего СВ и масдара. 60

13.12. Соотношение форм простого прошедшего СВ и причастия прошедшего времени. 65

13.12.1. Причастие про шедшего времени (причастие СВ). 74

1 3.12 2. Простое прошедшее СВ( аорист).87

13.13.Деепричастиеобразадействия(деепричастиеНСВ). 93

132. Элементарные единицы видовой оппозиции.97

133. Видовые формы сложных и составных глаголов. 106

Гл. 2. СЕМАНТИЧЕСКИЕ РАЗЛИЧИЯ ВИДОВЫХ

ОПОЗИЦИЙ ЛЕЗ ГИНСКОГО И РУССКОГО

ГЛАГОЛА. 110

2.1. Элементы содержания как о снова для сопоставления. 110

22.0сновныеупотребления видовглаголарусского и лезгинского языков. 112

22.1.Основные значения НСВ русского и лезгинского глагола 112

2 2.1.1. Конкретно-процессное значение. 112

2 2.1 2. Неограниченно-кратное значение. 125 22.13. Обобщённо-фактическое значение. 131

2 2 Л .4. По его янно- н епр ер ывно е ( или н еакгу ат ьно- статал ьно е) значение. 138

222.0сновныезначения СВрусского и лезгинского глагола. 147-161 222.1. Конкретно-фактическое значение. 147

2222.Неограниченно- и ограниченно-кратное значения форм

СВ лезгинского глагола. 153

2223. Значения ограниченной длительности СВ русскогои лезгинского глагола. 156

22 2.4. Обобщённо-фактическое значение форм СВ лезгинского глагола. 159

22.3. Сравнительная таблица основных значений граммем

НСВ и СВрусского и лезгинского языков. 161

23. Семантические признаки видовых оппозиций лезгинского и русского языков. 164

2 3.1. Семантическое содержание граммем СВ лезгинской и русской категорий вида..,,.,. 176

2 3 2. Семантичёско е содержание граммем Н СВ лезгинской и русской категорий вида.1. 184 - ¡

233. Сравнительная Таблица семантических признаков видовых оппозиций лезгинского ирусскэго языков. 205

2.4. Способыдействиялезгинского и русского глагола. 208

2.4.1.ПовторныйСДлезгинского гааголаи его корреляты в ру ссюм языке. 210

2.42. Контануапивный СДлезгинского глагола.214

2.43. Мно го кратный (итеративный) СДлезгинсюго глагола. 219-225 25. Взаимодйствие вида и семантических типов предикато в вруссюми лезгинском языках. 225

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Контрастивная аспектология лезгинского и русского языков»

Согласно с> шествующим научным описаниям и учебным грамматикам глагол лезгинского языка не имеет категории вида. В грамматических исследованиях большинства дагестанских языков фиксируются видовые оппозиции, состоящие из двух, трех, а в некоторых и из четырех граммем, в близкородственном лезгинском языке категорию вида лингвисты не обнаруживают. Нельзя, видимо, полагать, что все дагестанские языки имеют единообразные аспекту^ альные системы. Однако при той высокой степени их структурной близости, проистекающей из генетической общности, правомерно ожидать и сходства таких стержневых для грамматической системы языка категорий, как глагольный вид. Если не на формальном уровне, то, по крайней мере, на уровне содержания оппозиции. Наличие же категории вида в большинстве и полное отсутствие в некоторых из близкородственных языков представляется маловероятным. Так же, как трудно было бы ожидать полного отсутствия вида в каком-либо из современных славянских языков.

Разумеется, возможна ситуация, когда грамматическая категория в каких-либо из родственных языков затухает, сохраняясь при этом в остальных. Например, категория грамматических классов имён, утраченная лезгинским^ агульским и удинским, но функционирующая во всех других дагестанских языках. Однако в агульском языке, утратившем классы, последовательно функционирует вид глагола. Синтаксические граммемы, к которым относятся формы грамматического класса имён, характеризуются тем, что не выражают каких-либо значений в собственном смысле. Они лишь морфологически маркируют синтаксические связи, т.е. служат не для описания действительности, а для связи друг с другом элементов текста. В отличие от синтаксической, согласовательной категории грамматических классов, вид является семантически насыщенной категорией, в каком-то смысле более ценной для языка. Его утрата означала бы потерю языком возможностей различной актуализации описываемой в высказывании ситуации. Кроме того, согласовательные категории часто связаны с избыточностью, плеонастичны, и видимо, в большей степени предрасположены к затуханию. Поэтому, пример утраты категории грамматических классов не говорит о возможности аналогичного затухания и категории вида. В лезгинском языке, как до недавнего времени и в табасаранском, аварском языках, категория вида просто ещё не была замечена. Представляется, что столь значительные расхождения между аспектуальными системами дагестанских языков, какие обнаруживаются в существующих описаниях, объясняются различиями в подходах, в степени использования современной аспектологическо парадигмы и, в конечном * итоге, уровнем аспектологических исследований п НИМ. . ■'■

Основание сомневаться в верности утвердившегося мнения об отсутстви категории вида в лезгинском языке даёт простой пример: Аман я ваз, /Гумир н наз. / Зи чан къураз / Ц1разва (< ц1раз-ава, през.) (Е.Э.) 'Молю тебя, не зазна вайся. Моя душа сохнет, тает (букв.: высыхая, тйя есть)1; ср. Рекьер ц1ранва { ц1рана-ава, перф.), К1 ахцугъарин къузада икс палчух ава (Д.б.) 'Дороги оттая ли (оттаяв есть), на Кахцугском подъёме сильная грязь'. Темпоральное значе ние в обоих примерах выражено аффиксом -ва, который прозрачно связан с вспомогательным глаголом экзистенциального значения ава 'имеется, имее место'. Различие между формами - аспектуальное, и заключено оно в той част словоформ, которая остаётся после отделения показателя времени. Такое про тивопоставление для лезгинского глагола является регулярным. Вопрос, по видимому, в том, представляет ли собой это противопоставление морфологиче скую категорию вида; Полагаем, что представляет, и обоснование этого являет ся одной из задач данной работы.

Выявление глагольной категории вида, остававшейся вне поля зрения предшествующих исследованиях, предполагает, по-видимому, существенно изменение экспликации всей системы лезгинского глагола в теоретически описаниях и учебной литературе. С видом, если он в языке представлен, тесн связаны темпоральные, таксисные, модальные и залоговые значения. Ср., на пример, трактовку русских конструкций "быть + страдательное причастие" ка перфектного вида [Бидем 1988: 63-68] или краткого страдательного причасти на -н / -т как формы статального вида [Гаврилова 1998: 99-114] и др. Для лез гинского языка вопросы взаимодействия вида с другими категориями глагола разумеется, так же важны для адекватной интерпретации всей глагольной пара дигмы, как и для других языков.

С другой стороны, описание лезгинского глагола с учётом категории вид иначе представляет его и в контексте исследований контрастивного (сопостави тельного), типологического и сравнительно-исторического плана. В сущест вующих интерпретациях импликаций эргативной типологии дагестанских язы ков [Климов, Алексеев 1980: 170-298], корреляций русского вида в лезгинско языке [Шейхов 1993: 111-112], исторической динамики категории вида в лез ги неких языках [Алексеев 1985: 75-89] авторы изначально исходят из отсутст вия у лезгинского глагола категории вида. Эти направления лингвистически б исследований оперируют, как правило, данными уже имеющихся описаний языка, а они не содержали сведений о лезгинском виде. Поэтому, его выявление и теоретическая интерпретация важны не только для описания собственно лезгинского языка, но и для типологических и сравнительно-исторических исследований. Модель лезгинской категории вида представляет значительный интерес для очень популярных в последние десятилетия исследований в области типологии вида.

Сопоставление русского вида с категорией вида иной конфигурации -лезгинской - позволит исследовать "снаружи" традиционные проблемы русской аспектологии. Как известно, несмотря на длительное изучение "изнутри", некоторые центральные вопросы теории русского вида остаются активно дискутируемыми. Например, трактовки инвариантного содержания и грамматического статуса видовой оппозиции.

Теория вида в русистике и, вместе с ней, славянская и общая аспектоло-гия прошли путь от осознания различий между категориями времени и вида (ср. отсутствие этого в "Российской грамматике" М.В. Ломоносова), через отграничение собственно вида от лексико-грамматических разрядов способов глагольного действия (СД), до описания видовой оппозиции как грамматического ядра функционально-семантического поля (ФСП) аспектуальности. При этом на всём протяжении развития русской аспектологии лингвисты вновь и вновь возвращаются к поискам обладающего достаточной объяснительной силой толкования инвариантных значений граммем совершенного и несовершенного видов (СВ и НСВ) и определению модифицирующего или классифицирующего характера видовой оппозиции. Эти вопросы находятся в центре внимания и современных исследований, что хорошо видно из серии изданий, ставших результатом обсуждения актуальных проблем русской и общей аспектологии и типологии вида в рамках работы аспектологического семинара МГУ им. М.В. Ломоносова [Труды АС 1997-2001; Типология вида 1998]. Эти публикации показывают, что, несмотря на интенсивные исследования последнего времени, вопросы статуса категории вида и инвариантных значений граммем СВ и НСВ остаются в ряду классических "трудных проблем" теории вида, не находящих пока достаточно убедительной интерпретации (см., например: "Ответы на вопросы анкеты аспектологического семинара." [Труды А С-2: 140-234], где представлены оценки современного состояния аспектологии ведущими специалистами; "О спорных вопросах русской аспектологии" [Шелякин 2001: 210-219] и Др. :•• .

Поиски инвариантных значений видов продолжаются как в русле традиционного признания СВ маркированным членом привативной оппозиции, так и в рамках трактовки вида в качестве эквиполентной оппозиции. Показательны в этом плане, например, толкование инвариантного значения СВ с помощью ме-таязыкового понятия "начало" в статье М.Я. Гловинской [Труды АС-1: 37-49] и обсуждение "протяжённости" для НСВ и "лимитативности" (ограниченности в времени) для СВ в качестве инвариантных признаков эквиполентной оппози ции в статье М.Ю. Чертковой [Там же: 191-209].

В последней вопросы инвариантов русской видовой оппозиции обсужда ются в универсально-типологическом аспексте. Представляется, что именно ис следования типологического и контрастивного плана могут приблизить к реше нию спорных вопросов русской теории вида. Известно, что ни одна из грамма тических категорий русского и других славянских языков не привлекала таког внимания исследователей, как вид и смежные с ним семантические категори [ср. Шелякин 1975: 5]. Несмотря на это, как теоретическая трактовка, так и се мантизацйя русской видовой оппозиции в учебных целях вызывают неудовле творённость (ср., например, [Милославский 1987: 323-330]). Создаётся впечат ление, что возможности более убедительного толкования русского вида на ма терйале славянских языков исчерпаны, и задача "перестройки объяснительно модёли славянского вида" [Ломов 1977: 42] без расширения межъязыковог изучения этой категории вряд ли разрешима. Контрастивное изучение вида н просто настраивает на более критическую оценку устоявшихся представлений Оно даёт основания для нетрадиционных решений, как по проблеме видовы инвариантов, так и в вопросе словоизменительной или несловоизменительно трактовки видовой оппозиции. В силу генетической и типологической удалё ности русского и лезгинского языков в них представлены очень разные модел вида. Сопоставление их как целостных систем должно способствовать выявл нию ведущих, типологически релевантных свойств категории в каждом из язь ков, что представляется полезным как для объяснения особенностей русског вида, Так и для становления теории вида лезгинского и дагестанских языков целом.

Изучение категории вида в дагестанских языках повторяет в некоторь чертах этапы развития теории вида в русистике. В прошлые периоды и в ру ском языке выделяли и три, и четыре вида, а в "Русской грамматике" А.Х. Во токова, с \ четом подвидов, — й все шесть (см. "Грамматическая борьба признание категории вида." [Виноградов 1986: 393-397]). Следует, п видимому, учесть, что в то время шло становление не только теории вида. В самом её предмете, категории вида русского глагола, ещё происходили значительные изменения. Ср., ¡например: "Современная видовая система возндаяа почти у нас на г лазах •• за какие-нибудь два века" [Мартеновский 1997: 82].

Теория вида дагестанских языков формируется примерно так же. В них, как прежде в русском языке, выделяются и три, и четыре граммемы вида.1 При этом, до недавнего времени вид в .большей степени фиксировался, нежели описывался. По преимуществу излагались правила образования, видовых основ, констатировались их формальные связи с другими единицами, а содержательное обоснование этих связей, вопросы грамматической семантики оставались значительно менее разработанными. Такая тенденция была характерна, по-видимому, для описания не; только лезгинского и других дагестанских языков. Ср., например, суждение по этому поводу в [Плунгян 2000: 15]: "Ассиметрия "формального" и "содержательного" плана в традиционных (да и во многих современных) описаниях языков нередко поражает: вполне типичной является ситуация, когда правилам образования какой-нибудь "основы перфекта" посвящена не одна страница, тогда как значению тех же самых "перфектных" форм-всего лишь несколько невнятных строчек".

В качестве примера такой ассиметрии можно привести ставшую общим местом в описаниях лезгинского глагола констатацию образования временной формы простого прошедшего от масдара. При этом возможность взаимной увязки грамматического содержания этих единиц нигде не рассматривается. В результате объединёнными как грамматические формы слова оказываются единицы, входящие в разные парадигмы словоизменения: первая — в спряжение глагола, а вторая - в склонение имён. Аналогичным образом не уделялось достаточного внимания и анализу значений фиксируемых в других дагестанских языках единиц аспектуального содержания. Следствием этого, по-видимому, можно считать встречающееся в существующих описаниях смешение видовых значений (перфективности / имперфективности) и семантических признаков СД (итеративности, континуативности и т.п.). Отождествление значений видов и СД в описаниях дагестанских языков было отмечено и Г.А. Климовым [1986: 93-96]. При обсуждении их интерпретаций, представленных в литературе, он пишет, что "категории вида и способа действия в дагестанском языкознании не получают строгого разграничения" [Там же: 94]. ,

По работам последнего времени, посвященным углубленному изучению категории вида, можно заметить, что дагестанская аспектология всё ещё не нащупала различий между видами и СД, семантическими признаками качественной и количественной аспектуальности. Поэтому, видимо, и выделяются такие оппозиции, как "однократный результативный 7 длительный нерезультативный / многократный результативный" виды - в лакском языке [Эльдарова 1993: 252 8] ¡"длительный / недлительный" виды - в табасаранском [Шихалйева 1996: 3—8] и в аварском [Маялаева 1998: 41-65] языках; "гсерфектив / дуратив / итератив" — в лакском языке [Эльдарова 2000: 17-18] и др. Оппозиции эти составлены без разграничения словообразовательных и словоизменительных аспекту-альных значений.

Как известно, одним из основных критериев для определения грамматич-ности'морфологического значения является признак обязательности его выражения для данного языка. С обязательностью связана: несовместимость в одной граммеме двух взаимоисключающих значений одной категории [ср. Якобсон 1959: 233; Мельчук 1997: 240-319; 1998: 15-28; а также Бондарко 1976а; Мас-лова 1994; Перцов 1996; 1998 и др.]. Представляется, что не все семантические признаки в приведенных выше аспектуальных оппозициях отвечают критериям грамматичности. Например, в граммемах "однократный результативный" и "многократный результативный" к обязательным, по-видимому, можно отнести только признак результативности. Собственно видовые значения и словообразовательные значения кратности или повторности, относимые в аспектологии к семантическому содержанию СД, выражаются в дагестанских языках дискретно, разными формальными средствами. Поэтому, на наш взгляд, вполне обоснованным является предложение употреблять при описании аспектуальности в кавказских языках термины многократный и однократный только применительно к СД [ср. Дешериева 1979: 107-164].

В русском языке, где маркированным членом видовой оппозиции признается граммема СВ, перфективирующие приставки синкретично с видовыми выражают, как правило, и значения СД. Дискретность выражения видов и СД в дагестанских языках должна бы делать разграничение этих категорий задачей менее сложной; чем в русском. Однако ограниченность числа морфемно характеризованных СД (их число сопоставимо с числом граммем собственно вида) и неограниченность возможностей их образования рамками каких-либо групп глаголов (т.е. чрезвычайная регулярность, сопоставимая с регулярностью образования видовых граммем) дают основания для трактовки этих СД как видов. Деривационный характер таких образований достаточно прозрачен, но это не препятствует их толкованию как категории вида несловоизменительного типа

I) аналогии с русским видом. Но тогда, по-видимому, следует отграничить от неё вид чисто словоизменительный, который собственно и является ядром ас-ектуальности в лезгинском и других дагестанских языках. Материал этих язы-ов даёт возможность провести чёткое разграничение на формальном, содержа-ельном и функциональном уровнях двух морфологических явлений, относя-ихся к сфере аспектуальности: словоизменительной категории вида и слово-бразовательных моделей со значениями повторности, продолженности дейст-ия и т.п. Последние, несмотря на охват каждой из них широкого круга глагольной лексики, ближе к С Д. в. их традиционном для аспектологии понимании. Регулярность этих СД объяснима свойствами агглютинативной тенденции, ха-актерной для дагестанских языков. Для определения словообразовательного или словоизменительного статуса обсуждаемых аспектуальных значений,в дагестанских языках не требуется использования сложной системы критериев, применяемых для характеристики русского вида [ср. Перцов 1998: 343-356]. Достаточным оказывается факт раздельного выражения на формальном уровне различных в содержательном плане категорий: СД - разных ситуаций и видов -разных представлений одних и тех же ситуаций. В интерпретации лезгинского материала мы исходим именно из такого понимания соотношения между видами и СД, предложенного ещё в [Рога§ 1927: 152-167].

Опыт русской теории вида и значительно обогатившаяся в последние десятилетия аспектсшогическая парадигма в целом являются достаточно разработанной теоретической базой для описания категории вида в языках различного строя. Хотя некоторые исследователи, и относят к числу причин особой трудности описания категории вида "отсутствие единой теории вида" и общепринятого "метаязыка описания аспектуальных систем различных языков" (см. об этом [Черткова и др. 1997: 125-135]), понятийный аппарат'современной аспектологии позволяет выявлять видовые оппозиции иного типа, нежели, русский. Например, романский вид с оппозицией "аорист / имперфект / перфект", английский "прогрессив / не-прогрессив" и др.

В предшествующие периоды на описание категории вида в дагестанских языках, как, впрочем, и в других, оказывали сильное влияние представления о виде, ограниченные его параметрами в славянских языках. Это вело к поиску и в дагестанских языках категории с конфигурацией русского вида, с его противопоставлением парных по виду словарных единиц - инфинитивов.СВ и НСВ. Тем самым, вне поля зрения оставалась возможность видового противопоставления, в пределах словоизменительной парадигмы одного и того же глагола. С другой стороны, не всегда учитывался и тот факт, что сами дефиниции совершенный и несовершенный в известной степени условны и для русской категории вида. Оппозиция в ней создается противопоставлением признаков "ограниченной пределом целостности" действия (СВ) и "неограниченной пределом нецелостности" (НСВ)[РГ 1980: 583].

Термины совершенный и несовершенный традиционно являются центральными в теории вида (ср. также Perfectiva и Imperfectiva; они были введены для характеристики Обусловленных семантикой предельности / непредельности различий в значениях временных форм в романских языках [Diez 1872: 203]). При описании видовой оппозиции в каком-либо языке их содержание обычно раскрывается на уровне инвариантных категориальных признаков, каковыми совершенность и несовершенность не являются и для русской категории вида.

В ряде дагестанских языков граммемы вида также обозначаются терминами совершенный и несовершенный. Учитывая их место в аспектологии и полагая наличие в дагестанских языках именно бинарной видовой оппозиции, считаем это не только оправданным, но и удобным. Поэтому и выявляемые в настоящей работе граммемы видовой оппозиции лезгинского глагола представляется возможным называть совершенный вид (СВ) и несовершенный вид (НСВ), несмотря на отличие их инвариантных значений от значений соответствующих граммем русского вида.

В аспектологических исследованиях последнего времени предлагается использовать термины вид и способ действия только применительно к русскому и другим славянским языкам, учйтывая чрезвычайное своеобразие проявления здесь обсуждаемых категорий и традиционную закреплённость за ними этих дефиниций. Для обозначения соответствующих явлений в языках иной генетической и структурной принадлежности, а также в типологических исследованиях рекомендуется использовать термины aspect и aktionsart. Как известно, термин вид утвердился под влиянием работ И.И. Греча [1827 и др.]. С русским видом связаны и термины aspect и aktionsart. Первый появился в 30-е гГ. XIX в. как эквивалент русского слова вид во французском переводе грамматики Н.И. Греча. Второй также был введён для обозначения вида К. Бругманом. Позже, в 1908 г., шведский славист С. Агрелль Предложил обозначать термином aktionsari приставочные СД [ср. Агрелль 1962: 35].

Стремлением терминологически разграничить славянский вид и аспекту-альные категории других языков продиктован, например, выбор дефиниции аспект в "Курсе общей морфологии" И.А. Мельчука [1998: 92—116]. Однако в ней 12 глагольные аспекты 1-У - это разные модели аспектуальных оппозиций. Так, категория аспекта V - это оппозиция 'перфектив' - 'имперфектив' типа славянского СВ -НСВ, аспект IV - это,оппозиция 'прогрессий' ~ 'не-прогрессив' типа английского или тюркских языков. А категория аспекта I - это оппозиция 'нейтральный' ~ 'семельфактив' ~ 'мультипликатив'. Термин аспект, таким образом, используется в этой работе для обозначения оппозиций, состоящих из признаков, относимых в русской аспектологии к разным уровням - к видам и СД. К разным уровням, грамматическому и словообразовательному, относятся признаки, объединяемые в работе И.А. Мельчука термином аспект, и в лезгинском языке, а их разграничение - одна из задач настоящей работы. Поэтому для сопоставления аспектуальных категорий лезгинского языка'с таковыми в русском использование термина аспект представляется не вполне подходящим. •

Категория вида лезгинского глагола контрастно отличается от категорий вида в русском языке. Контрастность эта проявляется, с одной стороны, в семантической маркированности и морфемной характеризованное™ противоположных граммем. Сильным членом русской видовой оппозиции является СВ, основное значение которого - конкретно-фактическое, а в лезгинской оппозиции сильным членом является НСВ, основное значение его - конкретно-процессное. С другой стороны, контрастность проявляется в различном грамматическом статусе вида - словоизменительном в лезгинском и несловоизменительном (по доминирующим представлениям) в русском языке. Лезгинский и русский языки обладают категориями вида разного типа, различия между которыми могут быть связанными с их принадлежностью к языкам с агглютинативной и флективной тенденцией соответственно. Тем не менее, в настоящем исследовании представляется целесообразным применение для обозначения ключевых понятий, связанных с группами значений качественной (линейной) И количественной аспектуальности, единых терминов - вид (СВ и НСВ) и способы действия (СД). Использование в работе, основанной на сопоставлении однопо-рядковых грамматических явлений двух языков, разных терминов: аспект и ащионсарт по отношению к лезгинскому языку, а вид и способы действия по отношению к русскому, - неоправданно осложнило бы как изложение, так и восприятие текста.

Как, видимо, следует из изложенного, предметом исследования настоящей работы являются категория вида и смежные с ней лексико-грамматические категории аспектуального содержания лезгинского глагола в контрастивном сопоставлении с категорией вида и смежными с ней разрядами СД русского глагола. Термин аспектология в названии работы применяется в значении, близком к традиционному пониманию основных лингвистических терминов типа грамматика, морфология., синтаксис и др. Так, морфология — это, с одной стороны, система средств языка, обеспечивающих построение и понимание его словоформ, с другой — это раздел грамматики, описывающий эту самую систему. Соответственно, аспектология - это фрагмент теоретического описания лезгинского или русского языков, моделирующий представленные в них видовые системы и смежные с ними явления. Иначе говоря, предметом анализа являются система и теория вида лезгинского языка на фоне системы и теории вида русского языка. При таком определении предмета исследования происходит некоторое сужение содержания термина аспектология. В более широком понимании им обозначается специфическая область современной лингвистики, изучающая совокупность всего комплекса языковых средств разных уровней, т.е. аспектуаль-ность языка. Под аснектуадыюстью понимается семантический категориальный признак "характер протекания и распределения действия во времени" [Пешков-ский 1956: . 105] или "внутреннее время действия" [Guillaume 1973: 46]. В концепции полевой модели описания А.В. БОндарко семантическая -категория ас-пектуальности представляет собой содержательную основу ФСП аспектуально-сти. ФСП аспектуальиости -это группировка грамматических, "строевых" лексических и других средств данного языка, объединённых общностью их семантических функций; [ср. ТФГ 1987: 11, 40]. Т.е. аспектуальность может передаваться различными языковыми средствами даже в рамках одного языка, а аспектология, такум образом, есть описание, моделирующее систему всех этих средств. Однако при таком широком определении предмета исследования, с охватом всей сферы аспектуальносги языка, как правило, употребляются формулировки "аспектуальность" или "функционально-семантическое поле аспектуальносги" (ср. [ТФГ 1987:40-210], а также [Гусман Тирадо 1998: 150-157] и др. сопоставительные исследования в русле полевой модели описания). В настоящей же работе контрастивному анализу подвергаются морфологические средства выражения аспектуальности, т.е. собственно грамматические категории вида лезгинского и русского языков в их взаимодействии с аспектуальными семантическими признаками предельности / непредельности, статичности / динамичности, а,также морфемно характеризованные С Д. Не охвачены аспектуаль-но значимые элементы контекста, представленные синтаксическими и, неглагольными лексическими средствами, которые также являются компонентами

ФСП аспектуальности и предметом аспекггологии в её глобальном понимании. Здесь, таким образом, термин аспектология применяется в более традиционном значении - как обозначающий собственно теорию вида.

В качестве метода исследования лезгинской и русской аспектологии избран контрастивный. В традиционной трактовке этот метод определяется как имеющий "дело с попарным сопоставлением языковых систем (структур) на всех уровнях вне зависимости от генетической и типологической принадлежности сопоставляемых языков с целью выявления их структурных и функциональных особенностей, сходств и различий (контрастов)" [Нерознак 1986: 409]. Ср. также целеустановку из сербохорватско-английского проекта, направленного на изучения английского языка: "Систематическое описание всех сходств и различий на уровнях фонологии, синтаксиса." [Цит. по: Ярцева 1981: 9]. Результаты таких исследований подчинены по преимуществу задачам прикладного характера - разработки стратегии обучения какому-либо из сравниваемых языков, теории перевода и др. При решении этих задач равноценными являются и сходства, и различия между языками, а для их выявления существенное значение имеет сопоставимость исходных описаний сравниваемых языковых систем. Поэтому одним из условий контрасгивного исследования пары языков считается предварительное раздельное описание каждого из них (см., например, [Ярцева 1981: 38; Хельбиг 1989: 307-340 и др.]). Из этого следует, что для сопоставления категорий вида лезгинского и русского языков надо располагать их описаниями, выполненными автономно. Однако если в русском языкознании имеется развитая теория вида, не только выделившаяся в самостоятельную лингвистическую дисциплину, но и инициировавшая становление общей аспектологии, то в грамматическом описании лезгинского языка в данной работе впервые обосновывается само наличие в нём категории вида. Этому посвящена первая глава настоящей работы. Сопоставление с русским видом присутствует уже при описании лезгинской категории вида в этой главе. Это представляется, закономерным, поскольку сама применяемая для этого теория неотделима от русского вида. Контрастивное исследование инвариантного содержания оппозиций, основных функций видовых граммем, конфигураций моделей категории, обсуждение типологических характеристик проводится уже в последующих разделах, после экспликации лезгинского вида. Тем самым выполняется условие раздельного описания категорий вида обоих языков до сопоставления,

Лингводидактическим и иным задачам прикладного характера может служить в конечном итоге и данная работа. Но непосредственные, главные её

15 цели иные - выявление и описание видовой оппозиции лезгинского глагола как категории, алломорфной русскому виду, а также попытка объяснения специфики вида в русском и лезгинском языках закономерностями моделей этой категории в каждом из них. Для достижения этих целей более значимыми представляются расхождения между языками. Их установлению и служит контрастив-ный метод в понимании, более близком к исконному значению слова контраст (франц. contraste 'резко выраженная противоположность').

Обнаружение наиболее важных различий в языках - в грамматике, логике и общем анализе ощущений - считает задачей коНтрастивной лингвистики Б. Уорф [1960: 102], о такой направленности сопоставительного анализа писал и A.A. Реформатский [1962: 23-24]. В данной работе контрастивный метод используется именно в этой плоскости, как "просвечивающий" специфические особенности языковых систем при их наложении друг на друга. На наш взгляд, это позволяет глубже проникнуть в системы каждого из сравниваемых языков в целях их теоретического описания, а также получения данных общелингвистической значимости. Специфические черты, или "языковые контрасты" [Неро-знак 1986: 409], алломорфные для языков Ä и В, могут быть изоморфными у этих же языков с какими-либо другими. Такие корреляции служат основанием для объединения языков в типологические ряды. В этом, на наш взгляд, состоит значение результатов контраСтивных исследований для лингвистической типологии.

Акцент на выявлении расхождений важен для данной работы и потому, что категория вида лезгинского глагола не была замечена, как представляется, в силу её значиТельньсс расхождений с русским видом. Именно их обнаружение Позволяет разглядеть категорию вида, отличную от русской. Практика исследования лезгинского языка сложилась так, что сопоставление с русским, если не эксплицитное, то имплицитное, присутствует со времени его первого серьёзного описания П.К. Усларом [1896]. Будучи ориентированным на русскую грамматику, такое описание отображает лезгинский язык посредством системной сеткИ русского языка. Тем самым осуществляется имплицитное сопоставление преимущественно в русле тр(адиционной формально-структурной грамматики. Очевидно, что в такой ситуации и модель русского вида, которая находится в центре внимания аспектологической теории, оказывается своеобразным эталоном. Объективно такой подход в большей степени направлен на поиск единообразия в сопоставляемых языках, вследствие чего незамеченными могут оставаться специфические черты теоретически менее изученного языка. Так, в клас-16 сической греко-латинской и европейской грамматической традиции, под влиянием которых складывалась русская грамматическая теория, глагольные формы, выражающие аспектуальные или временные значения, описывались только как временные. Видимо, поэтому в "Российской грамматике" М.В. Ломоносова [1952: 413 и далее] за рамками описания осталась самая яркая черта своеобразия русского глагола - его категория вида.

Аналогичным образом неописанной остаётся категория вида лезгинского глагола, не укладывающаяся в представления о виде, связанные с русской грамматической традицией. Вопрос о виде в лезгинском языке сводится к поиску категории типа русской оппозиции глаголов СВ и НСВ, а устроенная таким образом категория вида в лезгинском языке не представлена и поэтому не могла быть обнаружена. Это служит наглядным подтверждением тезиса о том, что "сопоставление языков столь же плодотворно, сколь бесплодны попытки сведения одного к другому" [МарТиновский 1997: 71].

В то же время, общепризнанным является и положение об эффективности обозрения языка "снаружи", позволяющего более отчётливо видеть те черты своеобразия, которые остаются вне поля зрения при его изучении "изнутри" [ср. Балин 1987: 4]. В практике контрастивных исследований обозрение языка "снаружи" осуществляется с применением двух подходов: либо рассматривают набор сходных форм в двух языках и затем определяют круг выражаемых ими значений ("от формы к значению"), либо берут априорно'какую-либо категорию и выясняют формы её передачи в двух языках ("от содержания к форме") [ср. Ярцева 1981: 33]. Подход "от формы" связан с заданностью формы и не гарантирует полной характеристики сравниваемых языков. Но и подход "от содержания", благодаря близости к типологии и ориентированности на поиск общего и универсального в языках, уводит контрастйвную лингвистику в сторону нивелирования особенностей. Поэтому оптимальным признаётся синтез обоих этих подходов. Их одновременное применение обеспечивает вовлечение в зону исследования как структурных, так и смысловых черт сравниваемых языков, способствуя тем самым выявлению их специфических особенностей. Вместе с тем, анализ при этом осуществляется на основе явлений, существующих в обоих языках [ср. Там же: 36, 38]. Совмещаются эти два подхода и в настоящем исследовании.

Сравнение языков, как и всякое сравнение, исходит из наличия у сопоставляемых элементов, наряду с различиями, некоего базового сходства [ср. Ярцева 1981: 9, 29; Косериу 1989: 69; Кацнельсон 1983; 10; Нерознак 1986: 402 и др]. Контрастивный анализ показывает, какими формальными средствами каж дый из языков описывает некоторую универсальную для них част!?. Вопрос со стоит в том, чтобы установить эту "общую, эквивалентную, определяемую баз для сопоставляемых структур разных языков" [Ярцева 1986: 8]. Формальны средства не могут быть такой базой. "Никакая глагольная форма одного язык не может быть приравнена к глагольной форме другого языка" [Ярцева 1981 78]. Базой, на которую опирается сравнение грамматических явлений разны языков служит взаимопереводимое семантическое содержание. Как пишет Г.А Климов, "именно семантический фактор позволяет <.> найти определённы основания для сопоставления формальных средств самых разных языков' [1983: 14].

Семантической опорой для сопоставления категорий вида лезгинского русского языков не могут быть категориальные значения соответствующи граммем вида. Содержание граммем представляет собой специфические дл каждого языка значения ("картину мира"), по-своему распределяющие межд собой универсальную ткань отображаемых отношений действительности (ср.-"Семантическое разделение мира в разных языках не совпадает" [Кацнельсо 1965: 73]). Э. Косериу представил это как соотношение значений (каждого язы ка) и обозначений (выходящих за рамки конкретных языков универсальных ка тегорий, неких tertium comparatipnis) [ср. Косериу 1989: 69-79]. Сопоставлени инвариантных значений граммем означало бы сравнение значимостей (соссю ровских valeur), индивидуальных для каждого языка.

В содержании граммем вида в разных языках в различных комбинация грамматикализуются более элементарные семантические категории ("грамматические атомы" [Плунгян 2000: 234]), имеющие универсальный характер. В комплексе они составляют функционально-семантическую категорию аспектуальности, представленную во всех языках [ср. Маслов 1975: 29; Ярцева 1981: 23; Бондарко 1983: 76 и др.]. К числу универсальных "атомарных" семантических категорий, грамматического проявления которых следует ожидать в категориях вида и смежных с ними разрядах СД лезгинского и русского языков, относятся такие аспектуальные признаки действия, как ограниченность / неограниченность пределом, наличие / отсутствие внутреннего предела, процессность / целостность факта, длительность, фазовость. перфектность, кратность, различие между действием, состоянием и отношением [ср.: Маслов 1978: 21; Бондарко 1983: 77; ТФГ 1987: 40 и др.]. В граммемах вида лезгинского и русского языков получают выражение разные из этих "атомарных" аспектуальных принаков. Известно, что исследование проявлений семантических понятийных ка-егорий в различных языках обычно имеет своим результатом не обнаружение динообразия, а, наоборот, констатацию значительных расхождений [ср. Се-ебренников 1972: 5].

Определение того, какие из перечисленных семантических категорий амматикализуются в формах СВ и НСВ лезгинского и русского глагола, озна-ает ответ на вопрос о том, для выражения каких значений (функций) сущест-ует категория вида в данных языках. Основное назначение категории вида усского языка заключается, как следует из раздела "Употребление видов" [РГ 980: 604-613], в выражении конкретно-фактического (СВ) и конкретно-роцессного (НСВ) значений. Основой для сопоставления лезгинского и рус-кого видов являются именно такие, базовые (и другие), употребления граммем ида. Возможности же использования в тех или иных частновидовых значениях ависят от категориального семантического содержания граммем.

Изложенным пониманием целей контрастивного исследования , видовых истем лезгинского и русского языков определяется логика этапов исследова-ия. При этом учитывались и примерные программы контрастивного изучения спектуальности, предлагаемые в аспектологической литературе [ср. Бондарко 1971, 1983; Маслов 1975,1978; ТФГ 1987; Иваницкий 1991 и др.].

В первой главе обосновывается и эксплицируется категория вида лезгин-кого глагола. Во второй главе контрастивному анализу повергается семанти-еское содержание категорий вида лезгинского и русского языков на уровне ба-овых употреблений граммем и на уровне категориальных семантических при-наков оппозиций. Здесь же описываются способы глагольного действия, а акже сравнивается взаимодействие вида с типами ситуаций в русском и лезгинском языках. Заключают работу обобщение выявленных специфических особенностей сопоставляемых аспектуальных категорий, характеристики типов моделей вида лезгинского и русского языков.

Гл. 1. ОБОСНОВАНИЕ КАТЕГОРИИ ВИДА ЛЕЗГИНСКОГО ' 'ГЛАГОЛА

Заключение диссертации по теме «Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи)», Керимов, Керим Рамазанович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изложенное в настоящей работе описание аспектуальных оппозиций лезгинского глагола является первым опытом их интерпретации как категории вида и семантико-словообразовательных разрядов СД. Выявление в лезгинском языке грамматической видовой оппозиции стало возможным благодаря выходу за рамки представлений о виде, обусловленных специфическими чертами этой категории в русском и других славянских языках. Категория вида русского глагола служит лингвистическим эталоном не только для сравнения оппозиций ас-пекгуального содержания в исследованиях сопоставительного и типологического направлений [ср. Мурясов 2001: 86]. Как представляется, в силу тесной связи с ней современной аспектологической парадигмы, русская видовая оппозиция оказывается своего рода отправной точкой и при трактовке проявлений аспектуальности в отдельно взятых языках. Это обстоятельство в значительной мере способствовало тому, что интерпретация проявлений аспектуальных категорий в других языках, в частности лезгинском, сводилась к поискам модели вида, сходной с русской. Видимо, именно по этой причине видовая оппозиция лезгинского глагола, кардинально отличающаяся от русской категории вида, оставалась до Настоящего времени незамеченной: Только в последние годы появились также работы, в которых представлен первый опыт описания категории вида табасаранского [Шихалиева 1996], аварского [Маллаева 1998] языков.

Интересно, что более однозначно категория вида фиксируется в тех из дагестанских языков, которые подробно исследовались лишь в последние десятилетия, и оставалась не обнаруженной в языках, грамматики которых создавались значительно раньше. Так, в публикациях;по результатам проводившегося в 70 - 80-е годы под руководством А.Е. Кибрика описания языков Дагестана методами полевой лингвистики видовые основы глагола выделяются практически во всех языках (см., напр., работу [Кибрик. Кодзасов 1988], посвященную сопоставительному изучению их глагола). Участники экспедиций МГУ им. М.В. Ломоносова, проводившие эти исследования, намеренно не знакомились предварительно с уже существующими материалами по изучаемым языкам и были нацелены на "обнаружение грамматики незнакомого языка". Такая целеуста-новка позволила авторам серии публикаций отделения структурной и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ предложить новые трактовки ряда языковых фактов, а таже обнаружить прежде не зафиксированные грамматические явления [ср. Кибрик и др. 1972: 6]. В особенности это касается бесписьменных языков Дагестана. Но, как представляется, не описанные грамматические явления, а также языковые факты, для которых могут быть предложены новые трактовки, сохраняются и в более подробно изученных литературно-письменных дагестанских языках. '

В значительной мере на переосмысление ряда устоявшихся, традиционных интерпретаций языковых фактов настраивают современные исследования в области межъязыкового и типологического изучения грамматических явлений. Они демонстрируют многообразие форм языкового выражения универсальных по содержанию функционально-семантических категорий грамматики/ Сопоставительное и типологическое изучение аспектуальности, признаваемой лингвистической универсалией, показало начичие в различных языках видовых : оппозиций иной конфигурации, нежели русская. Опора на представления, складывающиеся на основе межъязыкового исследования проявлений аспектуальности, и позволила эксплицировать в настоящей работе словоизменительную (лезгинскую) и несловоизменительную, (русскую) оппозиции как контрастно различающиеся модели категории вида. Основными параметрами категории вида словоизменительного типа, демонстрируемыми её моделью в лезгинском языке, можно считать следующие. ■

Прежде всего, это - представленность грамматических форм СВ и НСВ одной словарной единицей, немаркированной в отношении вида. В лезгинском языке роль такой словарной единицы выполняет имя действия - масдар. Взаимоотношения между грамматическими формами СВ и НСВ лезгинского глагола между собой, с одной стороны, и с представляющим их, в словаре масдаром, с другой стороны, в принципиальном плане аналогичны соотношениям в русском языке форм времени между собой и общим для них инфинитивом, не маркированным в отношении темпоральных значений. Т. е. отношения.СВ и НСВ и масдара лезгинского глагола - это отношения форм словоизменения и единицы, принимаемой для них за исходную. Как инфинитив русского глагола лишён значений, которые есть у его словоизменительных форм времени, так инфинитив (или иная единица, сходная с ним по содержанию и функциям) в чисто словоизменительной модели вида должен, по-видимому, быть свободным от значений, которые есть у видовых форм. В лезгинском языке роль, сходную с ролью русского инфинитива как "вершины" парадигмы словоизменения выполняет масдар. Однако видовые формы не образуются от масдара или его основы путём морфологической деривации. Формы вида и масдар сосуществуют в лезгинском языке параллельно и входят в разные парадигмы словоизменения: масдар - в парадигму падежных форм, видовые формы - в парадигму видов, времен И наклонений. Маедар выполняет функцию нехарактеризованного в отношении словоизменительных категорий вида; времени; наклонения именования действия. ■ ' Другая особенность словоизменительной, лезгинской, модели вида - это та, что оппозиция СВ и НСВ не распространяется на формы будущего времени индикатива, будущее предположительное, импоссибилитив и побудительные формы (императив, побудительное 1 лица, пермйссив, прохибитив; ем. раздел 1.3.2). Объясняется это, по-видимому, тем, что представление действия во всех этих формах сопряжено с его гипотетичности. Действие не мыслится в этих случаях как реально совершающееся или совершавшееся и потому не обладает перцептивностью. Следовательно, и актуализацию видовых характеристик для плана будущего времени, а также для желательного / нежелательного или возможного / невозможного действия можно считать необязательной. Словоизменительный вид, типа лезгинского, должен, по-видимому, относиться к функции изложения языка, т.е. видовые значения более релевантны для изъявительного наклонения (ср. о видах в [Кошмидер 1962: 393]). В то же время, видовые формы имеются в лезгинском языке у всех глаголов. Здесь практически отсутствуют глаголы imperfectiva tantum и perfectiva tantüm, что,' видимо, также связано со словоизменительным статусом лезгинского вида.

С чисто словоизменительным, грамматическим (в строгом смысле) характером видовой оппозиции лезгинского языка связано, по-видимому, дискретное выражение в его глаголе собственно видовых значений НСВ / СВ и семантико-словообразовательных значений СД. Последние имеют свои морфемы, занимающие префиксальную, инфиксальную или суффиксальную позицию относительно корня и составляющие вместе с ним лексическую основу словоформы, к которой и присоединяются словоизменительные аффиксы вида, времени, модальности. Сама позиция показателей вида в структуре глагола также может служить показателем "грамматичности" лезгинской категории вида. Известно, что тенденцию располагаться ближе к корню проявляют словообразовательные аффиксы, дальше от корня - словоизменительные. Таким образом, вид и СД представлены в лезгинском языке как самостоятельные категории, принадлежащие разным уровням языка: вид — грамматике, в её строгом понимании, СД-словообразованию.

Маркированным членом лезгинской видовой оппозиции является граммема НСВ. Она всегда оформлена аффиксом, не имеющим формальных вариантов и занимающим стабильную позицию между лексической основой и показателями времён и наклонений. Граммема СВ специального видового показателя не имеет и выявляется из оппозиции Граммеме НСВ.

В отношении перечисленных выше параметров категории вида словоизменительного типа, наблюдаемых в лезгинском языке, модель русского вида характеризуется следующими признаками.

Граммемы СВ и НСВ представлены в словаре каждая своим "голым выражением идеи действия" [Пешковский 1956: 143], т. е. инфинитивом, служащим "вершиной" парадигмы для форм словоизменения. По сравнению с выражающей идею действия лезгинской единицей - масдаром, нейтральным в отношении вида, русские инфинитивы СВ И НСВ оказываются не совсем "голыми". Они маркированы видовыми значениями и находятся между собой в отношениях морфологической деривации.

В этом, как представляется, кроется основное противоречие модели русского вида, более отчётливо проступающее на фоне однозначно словоизменительной категории вида лезгинского языка. С одной стороны, оппозиция СВ и НСВ признаётся грамматической, а грамматические категории, в узком понимании, модифицируют грамматические значения одной и той же номинативной единицы. Следовательно, члены видовой пары должны быть между собой в отношениях альтернации. Но с другой стороны, инфинитивы даже лексически тождественных видовых пар являются не маркированными словоизменительными, частными грамматическими значениями единицами ("голыми выражениями идеи действия"), способными, подобно именительному падежу существительных, быть подлежащим. Трактовка русской видовой оппозиции как чисто грамматической предполагает и признание глаголов СВ и НСВ в видовой паре формами одного слова. Но тогда у одного глагольного слова оказываются две не маркированные частными грамматическими значениями единицы словоизменительной парадигмы с идентичными синтаксическими функциями - две неопределённые формы. В формальном плане глаголы СВ и НСВ в видовых парах противопоставлены как разные номинативные единицы, имеющие свои парадигмы словоизменения. Исходя из этого, можно, видимо, полагать, что ответ на традиционный вопрос о словоизменительном или несловоизменительном статусе видовой оппозиций подсказывает само формальное устройство русской модели вида. Члены видовой пары, если следовать принятому в "Русской грамматике" пониманию слова как совокупности форм словоизменения, соотносятся между собой как разные слова. Противоречивость русской модели вида обусловлена, как представляется, тем, что выражение грамматических по своим функциям ввдовых значений осуществляется при помощи морфем, являющихся одновременно средствами лексической деривации. Видовые значения формируются в модальной рамке высказывания как средства актуализации одного и того же действия либо в динамике его протекания, либо как целостного факта [ср. Гуревич 1998: 146]. В русском языке при становлении современной видовой оппозиции для этого использовались лексические средства - приставки, связанные исторически с предлогами. Семантика ограниченной пределом целостности глаголов СВ складывается на базе значений пространственной ограниченности действия, свойственных приставкам первоначально [ср. Иванов 1990: 342-350]. Поэтому видовые значения оказались в русском языке тесно связанными с лексикой. Сформировавшись в предикативном центре высказывания на базе лексических средств, приставок с пространственными значениями, они закрепились за глаголами и сопровождают их и в непредикативных формах.

С этим непосредственно связана другая особенность несловоизменительной модели русского вида - тотальное распространение видовой маркированности на все формы глагола. Любая глагольная форма русского языка, в отличие от лезгинского, относится к СВ или НСВ. Двувидовые глаголы, получающие видовую определённость в контексте, рассматриваются как пары омонимичных глаголов СВ и НСВ [ср. Зализняк, Шмелёв 2000: 71]. Омонимия, как известно, может быть и грамматической. Но в таких случаях речь идёт о формальном совпадении морфологических показателей разных грамматических значений, например, прост-ой глагол (им. п. ед. ч. муж. рода) - прост-ой формы (род. п. ед. ч. жен. рода). В отношении двувидовых глаголов речь идёт не об аффиксах, а о лексемах типа казнить, бежать (в значении 'совершить побег'), обещать и др. Трактовка СВ и НСВ таких глаголов как омонимов, т.е. разных слов, сближает видовые значения с лексикой. Помимо двувидовых, в русском языке представлен большой пласт непредельных глаголов imperfectiva tantum. Их видовая несоотносительность обусловлена невозможностью значения достигнутое™ предела для лексически непредельных глаголов. С лексическими особенностями связано и наличие глаголов perfectiva tantum.

С использованием для актуализации видовых значений морфем, являющихся в то же время средствами словообразования, связано, по-видимому, и синкретичное выражение перфективирующими или имперфективирующими аффиксами видов и семантико-словообразовательных значений СД. Делексика-лизация перфективирующих приставок, т.е. превращение их в показатели только видового значения, является наблюдаемой и в современном языке тенденци

246 ей. При этом даже префиксы, используемые для образования парного СВ от большого числа глаголов, остаются в то, же время средствами словообразования. Будучи чистовидовыми в одних случаях, в других Случаях они совмещают, перфективацию с выражением СД. Например: красить - покрасить, молоть -смолоть - чистовидовые префиксы по- и с-; ср. пить — попить, ловчить - словчить - те же префиксы выражают ещё и значения смягчительного и одноактного СД соответственно. Имперфективирующий суффикс -ива- / -ва~ / -а- является более специализированным и регулярным средством образования видовой пары, но тоже, помимо видового значения, может выражать значение многократного СД (видеть — видывать, носить — нашивать и др.). Таким образом, аффиксов, специально предназначенных для выражения только видовых значений, в русском языке нет. Аффиксы, маркирующие сильный член видовой оппозиции - СВ, являются в то же время средствами выражения семантико-словообразовательных значений СД,

Позицию в словоформе показатели СВ также занимают более характерную для словообразовательных морфем. Они в основном префиксальны, редко суффиксальны (-ну-. / -ану-). Для словоизменения в русском языке свойственно флективное выражение, а вид маркируется префиксами и суффиксами.

Маркированной признаётся граммема СВ, характеризующаяся чрезвычайной многовариантностью средств перфективации. При этом имеет место избирательная сочетаемость образующих СВ префиксов с глаголами различных лексических значений, что также более характерно для словообразования.

Перечисленные характеристики категорий вида лезгинского и русского языков относятся в большей степени к,признакам их формального устройства. Конфигурация сравниваемых моделей вида показывает, что НСВ и СВ лезгинского глагола соотносятся между собой как члены словоизменительной парадигмы одной номинативной единицы,, а глаголы СВ и НСВ русского языка ведут себя как две номинативные единицы со своими парадигмами словоизменения. К основным различиям содержательного плана можно отнести следующие, особенности проявления в аспектуальных системах лезгинского и русского языков семантических категорий, имеющих межъязыковой характер.

В русской видовой оппозиции, в инвариантном значении 'ограниченное пределом целостное действие' её маркированного члена - СВ, получает грамматическое выражение отношение действия к пределу. Обусловленность русской категории вида семантикой внутреннего предела действия,выражается в возможности образования парных глаголов СВ только от предельных глаголов

2-17.

НСВ. Как разновидности отношения обозначаемого действия к пределу рассматриваются и СД. Таким образом, семантической категорией, актуализуемой русской1 аспектуальной системой, является категория предельности / непредельности действия.

В лезгинском языке семантика предельности не вступает во взаимодействие с категорией вида. Формы СВ лезгинского глагола, как и русский СВ, обозначают действие как целостный факт (они не сочетаются с фазовостью), однако значение целостности в них Не выражено грамматически. В формах СВ не актуализована достигнутость действием внутреннего предела; они одинаково возможны для предельных и непредельных глаголов. Лексико-семантическая категория предельности / непредельности действия никак не проявляет себя ни в формах вида, ни в СД. В оппозиции НСВ / СВ лезгинского глагола актуали-зуются семантические признаки динамичности / статичности. Сильный член видового противопоставления, граммема НСВ, выражает действие (в широком смысле) в динамике его протекания во времени. Для глаголов, обозначающих собственно действие, это значение представлено как процессность с её признаками динамичности, срединности, перцептивное™. Для глаголов состояний и отношений- это значение протяжённости во времени из прошлого в будущее, "включённости" в течение времени в фиксируемый период.

С актуализацией сравниваемыми категориями вида разных сематичееких оппозиций: Статичности / динамичности лезгинской и предельности / непредельности русской, — связаны различия, которые, как представляется, можно отнести к типологически релевантным для лезгинского и других дагестанских языков, с одной стороны; и русского - с другой.

В контеНсивно-типологических исследованиях по кавказским языкам констатируются случаи морфологического выражения в них оппозиции по признаку динамичности / статичности. Факты противопоставления динамической и статической форм одного и того же глагола широко известны в абхазско-адыгском языкознании. Известны также наблюдения, ставящие под сомнение наличие в этих языках подлинных статических глаголов. Всё это, по мнению Г.А. Климова, "фактически равносильно отказу от классификации глагольного словаря на динамические и статические лексемы" [Климов, Алексеев 1980: 2021]. Аналогичные наблюдения относительно нахско-дагестанских языков приводятся М.Е. Алексеевым. Комментируя "глаголы, выражающие состояние (или изменение состояния)", он отмечает, что "в большинстве Случаев такое противопоставление лексически не выражено: значения перехода в данное со-2« стояние и наличия данного состояния, скорее, передаются различными видовыми формами одного и того же глагола" [Там же: 173].

Проведённый в настоящей работе анализ показывает, что в лёзгинском языке отсутствуют классы динамических и статических глаголов. Например, глагол ацукъун - это и 'сидеть' (статика) и 'садиться' (динамика). Его грамма- : тические формы выражают: НСВ, през. ацукьзава 'садится' - динамику перехода в состояние, т.е. процесс; СВ, аор: аг/укъна 'сел' - событие; СВ, перф. ацукь-иава 'сидит' - состояние. Формы НСВ выражают действие в его динамике и противопоставлены формам СВ, обозначающим действие как собьггие йлй Состояние как результат события. Оппозиция таких форм распространяется на все глаголы лезгинского языка. Языковое, грамматическое значение динамичности следует, по-видимому, понимать также, как понимается категориальное значение действия в широком смысле. Глаголы, обозначающие отношения, пространственное расположение не выражают действий в узком, собственном смысле. Соответственно и их формы НСВ не могут выражать динамику в смысле 'состояние движения, ход развития, изменения чего-л.' [СРЯ 1985: 400]. Динамичность для них следует понимать как включённость в течение времени из прошлого в будущее в актуализуемый период, противопоставленную простой констатации (ср.: я 'есть, является кем-чем-л.' (немаркированная в отношении вида форма связки) — язва (< я-з-ава; форма НСВ той же связки) 'есть, является кем-чем-л. здесь и сейчас').

Известно, что типологически профилирующим для эргативного строя абхазско-адыгских и нахско-дагестанских языков считается семантическое противопоставление глаголов по признаку переходности / непереходности. Оппозиция по признаку статичности / динамичности в них лексически не выражена [ср. Климов, Алексеев 1980: 19-20; 172-173]. Грамматическое противопоставление категорией вида семантических признаков динамичности / статичности объясняет отсутствие в лезгинском языке деления глаголов на аспектуально-семантические классы (см. раздел 2.5). В основе типологии предикатов, как известно, лежит, главным образом, противопоставление по признаку статичности /динамичности [ср. Плунгян 2000: 246]. Русские глаголы классифицируются на статические (обозначения состояний) и динамические (обозначения процессов и событий). В лезгинском языке эти аспектуальные ситуации разграничены грамматически - словоизменительными формами Одного глагола. Следовательно, классификация глагольного словаря на динамические и статические лексемы для лезгинского языка типологически не релевантна. Отсутствие классов динамических и статических глаголов в нём имплицируется выражением этой семантической оппозиции грамматической категорией вида.

В других дагестанских языках также представлены видовые оппозиции, которые, при всех их различиях формального плана, в плане содержания, по нашим наблюдениям, сходны с лезгинской категорией вида. Схрдство основных грамматических категорий глагола в близкородственных языках представляется вполне закономерным. Учитывая это, а также приводимые в [Климов, Алексеев 1980: 20-21; 173] наблюдения фактов морфологического выражения оппозиции по признаку динамичности / статичности, можно полагать, что отсутствие классов статических и динамических глаголов и разграничение основных типов аспектуальных ситуаций (статальной, процессной, событийной) грамматическими формами вида является типологической чертой,дагестанских языков в целом.

При. наличии между категориями вида лезгинского и русского языков контрастных различий на уровне инвариантных семантических признаков граммем, обращает на себя внимание сходство основных функций СВ и НСВ. Как показывает сопоставление, частные значения видов в целом совпадают (см. раздел 2.2 и табл. 3). В обоих языках основным значением НСВ является конкретно-процессное, СВ - конкретно-фактическое. Это, по-видимому, объясняется тем, что категория вида в сравниваемых языках предназначена для реализации одних и тех же функций: НСВ, прежде всего, для отражения ситуации в динамике её протекания, СВ для обозначения ситуации как факта. Наблюдаемые расхождения объясняются особенностями инвариантного содержания маркированных членов оппозиций: русского - СВ, лезгинского - НСВ. Актуапизо-ванность в русском СВ признака ограниченности действия пределом препятствует его употреблению в обобщённо-фактическом, подчёркнуто-длительном и ограниченно-длительном значениях, Лезгинский СВ в тех же частных видовых значениях употребляется, потому что он нейтрален к признаку ограниченности действия пределом. Актуализованность лезгинским НСВ действия в динамике, предполагающая перцепцию срединной фазы, препятствует его представлению как целостного факта, возможному для русского НСВ. Несмотря на такие различия, функциональное сходство сравниваемых категорий вида в целом представляется,очевидным. В обоих сравниваемых языках вид предназначен, прежде всего, для представления действия либо в процессе его протекания, либо как целостного факта. , ,

Для диахронического исследования дагестанских языков заслуживающим дальнейшего изучения является, на наш взгляд, следующее наблюдение над видовыми оппозициями. Формы НСВ лезгинского глагола маркированы аффиксом -з / -з-, тогда как во всех остальных лезгинских языках, кроме удинского, основным показателем имперфективности являются форманты, восходящие к реконструируемому в [Алексеев 1985: 75-89] пралезганскому *р. В лезгинском языке сохраняется форма так называемого причастия будущего-общего времени на -р (къвер 'приходящий, собирающийся прийти', хъвар 'пьющий / годное, предназваченое для питья' и др.; подробнее см. разделы 1.3.1.2.1 и 1.3.1.3). Форма эта обладает отчётливым модальным оттенком потенциальности. В Современном литературном языке она заменяется причастием, образуемым от временной формы будущего-общего аффиксом -й (къведай, хъвадай). Архаичное причастие на -р лезгинского глагола совпадает с граммемой пралезгинского дуратива. В языках лезгинской группы, кроме самого лезгинского и удинского, в основе форм имперфективного содержания находится, в различных вариациях, именно эта единица, на основании чего и реконструируется пралезгинская видовая оппозиция терминатив / дуратив (*0 /р). Эта оппозиция имеет внешние параллели в остальных дагестанских языках. Однако в основе форм НСВ лезгинского и удинского языков находится другая единица, также общедагестанского происхождения. В лезгинском - это деепричастие на -з, трактуемое нами как форма НСВ, в удинском - инфинитив на -ее, от которого образуются формы НСВ [ср. Панчвидзе, Джейранишвили 1967: 684]. Обе эти единицы в диахроническом плане возводятся к прапезгинской форме целевого наклонения на *-с [ср. Алексеев 1985: 100] и находят соответствия в других дагестанских языках. В цахурском, рутульском, арчинском языках соответствующая единица на -с трактуется как форма потенциального вида [ср. ¡Сибрик, Кодзасов 1988: 30-54]. В основе форм НСВ, маркированного члена видовых оппозиций, находятся, таким образом, две единицы. Обе они имеются во всех лезгинских языках, но в лезгинском и удинском НСВ связан с реконструируемой прапезгинской формой целевого наклонения на *-с, в остальных - с пралезгинским дура-тивом с аффиксом *р. Это различие, по-видимому, объясняется тем, что семантика потенциальности архаичного лезгинского причастия на -р оказалась несовместимой с конкретностью, перцептивностью действия-процесса в презентных формах. Поэтому основой для презентных форм, вместо дуративного причастия на -р, в лезгинском языке послужило деепричастие НСВ на -з. Соответствующая единица на -с цахурского. рутульского и агульского языков, обладающая семантиКбй потенциальности, служит основой для форм будущего времени. Значение потенциальности вполне совместимо с будущим временем, поскольку действие в будущем не принадлежит реальному миру и является гипотетичным. Сходство видовых форм лезгинского и удинского языков между собой, с одной стороны, и общность показателей категории вида в остальных лезгинских языках — с другой, имеет существенное значение для исследования дивергенции языков лезгинской группы. Данные глагольного словоизменения имеют для диахронических исследований особую ценность. Известно, что именно обнаружение сходства форм спряжения глагола в санскрите, греческом, латинском, персидском и германских языках позволило в своё время установить родство индоевропейских языков.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Керимов, Керим Рамазанович, 2002 год

1. ВЯ Вопросы языкознания

2. ДГУ Дагестанский государственный университет РИО ДГУ - редакционно-издательский отдел ДГУ ИПЦ ДГУ - издательско-полиграфнчский центр ДГУ Даг. НЦ АН СССР - Дагестанский научный центр АН СССР ДНЦ РАН- Дагестанский научный центр РАН

3. ИИЯЛ Ин-т истории, языка и литературы Даг. филиала А.Н СССР ЛГУ - Ленинградский государственный университет РГ 1980 - Русская грамматика. Т. I. - М.: Наука, 1980.

4. СРЯ Словарь русского языка. В 4-х т / АН СССР, Ин-т рус. яз. - 3-е изд. - М.: Русский язык, 1985-1988. Т. I. А - Й. - 1985.

5. СИЛДИ 1971 Сравнительно-историческая лексика дагестанских языков. -М.: Наука, 1971.

6. Типология вида. Типология вида: проблемы, поиски, решения. - М.: Школа "Языки руской культуры", 1998.

7. ТФГ 1990 Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность.-Л.: Наука, 1990.* *

8. Абулмуталибов Н.Ш. 1997 Отглагольные образования в лезгинском языке.

9. Алексеев М.Е. 1985 Вопросы сравнительно-исторической грамматики лезгинских языков: Морфология. Синтаксис. - М.: Наука. Алексеев М.Е., Атаев Б.М. ¡997 - Аварский язык. - М.: Academia.

10. Балан БМ. 1987 Актуальная задача советской контрастивной грамматики // Контрастивная и функциональная грамматика:, Межвуз. темат. сб. научн. тр. / Калининский госуниверситет. - Калинин. - С. 4-6.

11. Бидэм Кр. 1998 Видовое значение конструкции "быть + страдательное причастие" // ВЯ. № 6. - С. 63-68.

12. Бокарёв Е.А. 1959 Цезские (диДойские) языки Дагестана. - М.: Наука.

13. Бондарко A.B., Буланин JI.JI. 1967 Русский глагол: Пособие для студентов и учителей. - Л.: Просвещение.

14. Бондарко A.B. 1971 — Грамматическая категория и контекст. Л.: Наука.

15. Бондарко A.B. 1975 Глагольный вид в русском языке как морфологическая категория (к характеристике типа коррелятивности) // Вопросы русской ас-пектологии. - Воронеж. - С. 48-63.

16. Бондарко A.B. 1976 Категориальные и некатегориальные значения в грамматике // Принципы и методы семантических исследований / Ин-т языкознания АН СССР. - М.: Наука. - С. 180-202.

17. Бондарко A.B. 1976а -Теория морфологических категорий. Л.: Наука.

18. Бондарко A.B. 1978 Грамматическое значение и смысл. - Л.: Наука.

19. Бондарко A.B. 1982 Аспектуальные ситуации и вопрос о "категориальных ситуациях" в грамматике // Семантика аспектуальности в русском языке: Вопросы русской аспектологии / Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 625. - Тарту. - С. 3-20.

20. Бондарко A.B. 1983 Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии: - Л.: Наука.

21. Бондарко A.B. 1984 Теория грамматического значения и аспектологические исследования / A.B. Бондарко (отв. ред.), Ин-т языкозн. АН СССР. - Л.: Наука.

22. Бондарко A.B. 1988 Направления функционально-грамматического описания "от формы" и "от семантики" // Функциональный анализ грамматических форм и конструкций. - Л.: Наука. - С. 5-11.

23. Бондарко A.B. 1990 О значениях видов русского глагола // В Я. № 4. - С. 5-24.

24. Бондарко A.B. 1996 Теория инвариантности P.O. Якобсона и вопрос об общих значениях грамматических форм//ВЯ. № 4. - С. 5-18.

25. Бондарко A.B. 1998 Проблемы инвариантности / вариативности и маркированности/ немаркированности в сфере аспектологии // Типология вида. -С. 64-80.

26. Броы В. 1998 Сопоставление славянского глагольного вида и вида романского254типа (аорист : имперфект : перфект) на основе взаимодействия с лексикой // Типология вида. С. 88-99.

27. Булыгина Т. В. 1982 К построению типологии предикатов в русском языке // Семантические типы предикатов. - М.: Наука. - С. 7-85.

28. Виноградов В.В. 1986 Русский язык (Грамматическое учение о слове). - 3-е изд. - М.: Высшая школа.

29. Гаврилова В. И. 1998 Краткое причастие на -н / -т как форма статального вида страдательного залога // Типология вида. - С. 99-114.

30. Гаджиев М.М. 1940 Грамматика лезгинского языка. Ч. I. Фонетика и морфология. - Махачкала: Даггиз. (На лезг. яз.)

31. Гаджиев М.М. 1954 Синтаксис лезгинского язьнса. Ч. 1. Простое предложение. - Махачкала: Дагучпедгиз.

32. Гайдаров Р.И., Алипулатов М.А. 1965 Учебник лезгинского языка для педучилищ. - Махачкала: Дагучпедгиз. (На лезг. яз.)

33. Гайдаров Р. И. 1987 — Морфология лезгинского языка (Учебное пособие). Махачкала: РИО ДГУ.

34. Гайдаров Р.И. 1991 Основы словообразования и словоизменения в лезгинском языке. - Махачкала: Дагучпедгиз.

35. Гак В.Г. 1972 Высказывание и ситуация // Проблемы структурной лингвистики, 1972. - М.: Наука. - С. 349-372.

36. Гак В.Г. 1989- Сравнительная типология французского и русского языков. 3-е изд. М.: Просвещение.

37. Гак В.Г. 1989 О контрастивной лингвистике // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXV. Контрастивная лингвистика. - М.: Наука. - С. 5-27.

38. Гжегорчикова Р. 1997 Новый взгляд на категорию вида в свете когнитивной семантики//Труды АС-2, -С. 21-35.

39. Гийом Г. 1992 Принципы теоретической лингвистики. - М.: Прогресс.

40. Гловинская М.Я. 1982 Семантические типы видовых противопоставлений русского глагола.-М.: Наука.

41. Гловинская М.Я. 1989 Семантика, прагматика и стилистика видо-временных форм // Грамматические исследования. Функционально-стилистический аспект. -М.: Наука.

42. Гловинская М.Я. 1998 Инвариант совершенного вида в русском языке // Типология вида. - С. 125-134.

43. Гловинская М.Я. 2001 Ещё раз к вопросу об инвариантах совершенного и несовершенноговида //Труды АС—1.-■ С. 37-49.

44. Греч Н.И: 1827 Практическая русская грамматика, изданная Н.Гречем. - СПб.

45. Гринберг Дж. 1960 Квантитативный подход к морфологической типологии языков // Новое в лингвистике. Вып. 3. - М.: Изд. лит. на иностр. языках. -С. 60-94.

46. Гуревич ВВ. 1998 Видовая семантика в русском и английском языках // Типология вида. - С. 145-150.

47. Гуревич В В. 2001 Глагольный вид в аспекте актуального членения // Труды АС-1.-С. 63-70. V J

48. Гусман Тирадо Р. 1998 Функционально-семантическое поле аспектуальности в русском и испанском языках: опыт функциональной грамматики // Типология вида. - С. 150—157.

49. Гюльмагомеаов А.Г. 1972 Слово и фразеологизм в дагестанских языках // Труды Сам. ГУ им. А. Навои. Вып. 219. Вопросы фразеологии. Часть вторая. - Самарканд. - С. 55-62.

50. Гюльмагомедов А.Г. 1975 Ö понятиях "сложный глагол", "составной глагол" (по данным лезгинского языка) // Шестая региональная научная сессия по исторйко-сравнительному изучению иберййско-кавказских языков. Тезисы докладов. - Майкоп. - С. 66-67.

51. Дешериева Т. И. 1976 К проблеме соотношения глагольных категорий времени ивида//ВЯ. № 1.-С. 73-81.

52. Дешериева Т.Н. 1979 Исследование видо-временной системы в нахских языках (с привлечением материала иносисгемных языков). - М.: Наука.

53. Есперсен О. 1958 Философия грамматики. — М.: Изд. иностр. лит-ры.

54. Жирков Л. И. 1941 Грамматика лезгинского языка. — Махачкала: Даггиз.

55. Зализняк A.A. 1967 Русское именное словоизменение. - М.; Наука.

56. Зализняк A.A. 1990 Об одном употреблении презенса'совершенного вида ("презенс напрасного ожидания") // Metody formalne w opisie j^zyköw siowiariskich. - Bialystok. - S. 109-J14.

57. Зализняк Анна А. Шмелёв А.Д. 2000 Введение в русскую аспектологию. - М.: Языки русской культуры.

58. Иваницкий В. В. 1991 Основы общей и контрастивной аспектологии. - Кемерово.

59. Иванов В В. 1990 Историческая грамматика русского языка (Учебник для педагог. институтов). - М.: Просвещение.

60. Кацнельсон С.Д. 1965 Основные задачи лингвистической типологии // Лингвистическая типология и восточные языки: Материалы совещания. - М.:1. Наука. — С. 71—76.

61. Каг/нельсон С. Д. 1983 Лингвистическая типология // ВЯ. № 3. - С. 9-20.

62. Керимов K.P. 1984 К вопросу о показателях грамматического класса в структуре глагола хиналугского языка // Ежегодник иберийско-кавказского языкознания. T. XI. - Тбилиси: Мецниереба. — С. 149-157.

63. Керимов K.P. 1996 Есть ли категория вида в лезгинском языке? // ВЯ.№ 1. -С. 125-135.

64. Керимов K.P. 1997 Современная аспектология и изучение категории вида в дагестанских языках // Вестник ДГУ. Гуманитарные науки. Вып. I. - Махачкала: ИПЦ ДГУ. - С. 9-15.

65. Керимов K.P. 1997 Эргативность и залог с позиции функционально-семантической категории залоговости // Языкознание в Дагестане: Лингвистический ежегодник. - Махачкала. - С. 37-47.

66. Кибрик и др. 1972 Кибрик А.Е., Кодзасов C.B., Оловянникова И.П. Фрагменты грамматики хиналугского языка. - М.: Изд. МГУ.

67. Кибрик А.Е., Кодзасов C.B. 1988 Сопоставительное изучение дагестанских языков: Глагол. - М.: Изд. МГУ.

68. Климов Г.А., Алексеев М.Е. 1980 Типология кавказских языков. - М. : Наука.

69. Климов Г.А. 1983 Принципы контенсивной типологии. - М.: Наука.

70. Климов Г.А. 1986 Введение в кавказское языкознание. - М.: Наука.

71. КомриБ. 2001 -Общаятеория глагольного вида//Труды АС-1.-С. 115-121.

72. Косериу Э. 1989 Контрастивная лингвистика и перевод: их соотношение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXY. - М.: Прогресс. - С. 69-79.

73. Коишидер Э. 1962 Очерк науки о видах польского глагола. Опыт синтеза // Вопросы глагольного вида / Сост. проф. Ю.С. Маслов. - М.: Изд. иностр. лит-ры. - С. 105-167.

74. Кошмидер Э. 1962а Турецкий глагол и славянский глагольный вид // Вопросы глагольного вида / Сост. проф. Ю.С. Маслов. - М.: Изд. иностр. лит-ры. -С. 382-394.

75. Лайоиз Дж. 1978 Введение в теоретическую лингвистику. - М.: Прогресс.

76. Неман Ф. 1997 — Грамматическая деривация у вида и типы глагольных лексем // Труды АС-2.-С. 54-68.

77. Ломов A.M. 1975 Аспекту ал ьная характеристика действия и её типы // Вопросы русской аспектологии. — Воронеж. - С. 64-88.

78. Ломов A.M. 1977 Очерки по русской аспектологии. - Воронеж: Изд. Воронежского ун-та.

79. Ломоносов M.B. 1952 Российская грамматика // M.B. Ломоносов. Труды по филологии. 1739- 1758 гг. Т.-7,-М.; Л.: Наука.

80. Магометов A.A. 1967 Агульский язык // Языки народов СССР. Т. 1Y. Иберий-ско-кавказские языки. - М.: Наука, - С. 562-579.

81. Маллаева 3. 1998 Видо-временная система аварского языка. - Махачкала: Изд. «Бари».

82. Мартине А. 1963 Основы общей лингвистики // Новое в лингвистике. Вып 3. - М.: Изд. лит. на иностр. языках. - С. 366-566.

83. Мартиновскый Ю.А: 1997 Что такое глагольный вид в русском языке? // Труды АС-2. - С. 69-82.

84. Маслов Ю.С. 1948 Вид и лексическое значение глагола в современном русском литературном языке // Изв. АН СССР. Отд. лит. и яз. Т. 7. Вып. 4. -С. 303-316.

85. Маслов Ю.С. 1959 Глагольный вид в современном болгарском литературном языке (значение и употребление) // Вопросы грамматики болгарского литературного языка. - М.: Изд. АН СССР. - С. 157-312.

86. Маслов Ю.С. 1962 Вопросы глагольного вида в современном зарубежном языкознании // Вопросы глагольного вида. - М.: Изд. иностр. лит-ры. - С. 7-35. .

87. Маслов Ю.С. 1975 Русский глагольный вид в зарубежном языкознании последних лет // Вопросы русской аспектологии. - Воронеж. - С. 28-47.

88. Маслов Ю.С. 1977 Русский глагольный вид в зарубежном языкознании последних лет. П // Вопросы русской аспектологии. Вып. 2. - Тарту: Изд. Тартуского гос. ун-та. - С. 23-46.

89. Маслов Ю.С. 1978 К основаниям сопоставительной аспектологии // Вопросы сопоставительной аспектологии. - Л.: Изд. ЛГУ. - С. 4-44.

90. Маслов Ю.С. 1984 Очерки по аспектологии. - Л.: Изд. ЛГУ.

91. Маслова Е.С: 1994 О критерии обязательности в морфологии // Изв. АН. Серия лит. и яз. Том 53. № 3. - С. 44-50.

92. Мейланова У.А. 1964 Об отражении категории класса в именах существительных дагестанских языков // Уч. зап. ИИЯЛ. Т. XIII. Сер. филол. - Махачкала: Изд. Даг. филиала АН СССР. - С. 5-25.

93. Мельчук II.А: 1997 Курс общей морфологии. Том I: Введение; Часть первая: Слово. - М.: '"Языки русской культуры"; Вена: WS А.

94. Мельчук H.A. 1998 Курс общей морфологии. Том II. Часть вторая: Морфологические значения. -М.: "Языки русской культуры"; Вена: WSA.

95. Мещанинов И И. 1967 Соотношение логических и грамматических категорий^ // Язык и мышление / Ин-т языкознания АН СССР. - М: Наука. - С. 7-16.

96. Мещанинов И. /7. 1978 Члены предложения и части речи. - JI.: Наука.

97. Мещанинов И. И. 1982 Глагол. - Л.: Наука.

98. Милославский И:Г. 1987 — К определению основных понятий аспектологии // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. 46. № 4. С. 323-330.

99. Мурясов Р.З. 2001 Некоторые проблемы контрастивной аспектологии // ВЯ. №5.-С. 86-112.

100. Нерознак В. П. 1986 Метод сравнения в синхронном языкознании (К основаниям лингвистической компаративистики) // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. Т. 45. №5.-С. 402-412.

101. Ожегов С.И. 1983 — Словарь русского языка. 14-е изд. М.: Русский язык.

102. Падучева Е.В. 1986 Семантика вида и точка отсчета (В поисках инварианта видового зачения) // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. Т. 45. № 5. - С. 413424.

103. Падучева Е.В. 1991 К семантике несовершенного вида в русском языке: общефактическое и акциональное значение // ВЯ. № 6. - С. 34-45.

104. Падучева Е. В. 1994 Таксонимические категории глагола и семантика видового противопоставления // Семиотика и информатика. Вып. 34. - М.: Языки русской культуры. - С. 7-31.

105. Падучева Е.В. 1996 Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. - М.: Языки русской культуры.

106. Падучева Е. В. 2001 Точка отсчёта в семантике времени и вида // Труды АС-1. -С. 140-156.

107. Панчвидзе В Н., Джейранишвили Е.Ф. 1967 Удинский язык // Языки народов СССР. Т. 1Y. Иберийско-кавказские языки. - М.: Наука. - С. 676-688.

108. Перцов Н.В. 1996 Грамматическое и обязательное в языке // ВЯ. № 4. - С. 3961.

109. Перцов Н.В. 1998 Русский вид: словоизменение или словообразование? // Типология вида. - С. 343-355.

110. Петрухина Е.В. 1997 Аспектуальные классы глаголов и модели протекания действия во времени в славянских языках // Труды АС-3. - С. 141-156.

111. Пешковскии A.M. 1956 Русский синтаксис в научном освещении. 7-е изд. - М.: Учпедгиз.

112. Плунгян В.А 2000 Общая морфология: Введение в проблематику: Учебное пособпе. - М.: Эдиториал УРСС.

113. Плунгт В.А. 2001 Вид и типология глагольных систем // Труды АС -1. - С 173-190.

114. Поле А. 1993 Варианты приставочных глаголов несовершенного вида в рус ском языке. - Amsterdam - Atlanta: GA.

115. Порциг В. 1962 О способах, действия индоевропейских презентных образова ний // Вопросы глагольного вида. - М.: Изд. иностр. лит-ры. - С. 41-72.

116. Размусен Л.П. 1891 О глагольных временах и об отношении их к видам в русском, немецком и французском языках // Журнал министерства народного просвещения. № 6. - С. 376-417.

117. Раппопорт Г. 1998 Перфективация состояний // Типология вида. - С. 381— 395.

118. Рассудова О.П. 1968 Употребление видов глагола в русском языке. - М.: Изд.• МГУ.

119. Рассудова О.П. 1982 Употребление видов глагола в современном русском языке. 2-е изд. - М.: Русский язык.

120. Реформатский A.A. 1962 — О сопоставительном методе // Русский язык в национальной школе. № 5. С. 22-33.

121. Ружичка Р. 1974 К вопросу о существовании особых принципов и методов описания грамматической структуры славянских языков // Грамматическое описание славянских языков. - М. - С. 11-23.

122. СаидовМ. 1967- Краткий грамматический очерк аварского языка// Саидов М. Аварско-русский словарь. М.: Советская энциклопедия. - С. 705-806.

123. Селиверстова О. И. 1982 Второй вариант классификационной сетки и описание некоторых предикатных типов русского языка // Семантические типыпредикатов.-М.: Наука.-С. 86-157. ■ . .

124. Селиверстова О.Н. 1997 Семантика СВ и понятие "работы" // Труды АС-2. -С. 99-114.

125. Серебренников Б.А. 1972 О лингвистических универсалиях // ВЯ. № 2. - С. 317. .,-.;■■■■

126. Сильницкий Г.Г. 1973 Семантические типы ситуаций и семантические классы глаголов//Проблемы структурной лингвистики. - М. - С. 373-391.

127. Смирницкий A.M. 1959 Морфология английского языка. - М.: Изд. лит. на иностр. яз.

128. Смит К.С. 1998 Двух компонентная теория вида // Типология вида, - С. 404421.

129. Сосаор Ф. 1977 Труды по языкознанию. - М.: Прогресс.260 *

130. Структурные общности 1978 Структурные общности кавказских языков. -М.: Наука.

131. Талибов Б., Гаджиев М. 1966 Лезгинско-русский словарь. - М.: Советская энциклопедия.

132. Талибов Б.Б. 1966 Грамматический очерк лезгинского языка // Талибов Б., Гаджиев М. Лезгинско-русский словарь. — М.: Советская энциклопедия. -С. 538-602.

133. Талибов Б.Б. 1980 Сравнительная фонетика лезгинских языков. - М.: Наука.

134. Тимберлейк А. 1998 Заметки о коференции. Инвариантность, типология, диахрония и прагматика У/ Типология вида. - С. 11-27.

135. Тихонов А.Н. 1997 Виды глагола и их отношение к слово- и формообразованию // Труды АС-3. - С. 180-186;

136. Топуриа Г.В. 1959 Основные морфологические категории лезгинского глагола (по данным кюринского и ахтынского диалектов). - Тбилиси: Изд. АН Груз. ССР.

137. Уорф Б.Л. 1960 Лингвистика и логика // Новое в лингвистике. Вып. I. - М.: Изд. лит. на иностр. языках. - С. 135-168.

138. Услар П.К. 1896 Этнография Кавказа: Языкознание. Т. YI: Кюринский язык. -Тифлис: Изд. Упр. Кавказского учебн. округа.

139. Хайдаков С.М. 1967 Арчинский язык // Языки народов СССР. T.IY: Иберий-ско-кавказские языки. — М.: Наука. - С. 608-626.

140. Хайдаков С.М. 1975 Система глагола в дагестанских языках. - М.: Наука.

141. Хайдаков С.М. 1980 Категория способа действия и вида в дагестанских языках // Материалы шестой региональной научной сессии по йсторико-сравнительному изучению иберийско-кйвказских языков. - Майкоп. - С. 52-57.

142. Ханмагомедов Б. Г.-К. 1967 Табасаранский язык // Языки народов СССР. Т. 1Y: Иберийско-кавказские языки. - М.: Наука.- С. 545-561.

143. Хельбиг Г. 1989 Языкознание - сопоставление - преподавание иностранных языков // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXY. - М.: Прогресс. -С. 27-31.

144. Холодович A.A. 1963 О предельных и непредельных глаголах (по данным корейского и японского языков) // Филология стран Востока. - Л.: Наука. -С. 3-11.

145. ХолоОович A.A. 1979 Проблемы грамматической теории. - Л.: Наука.

146. Храковский B.C. 1980 Некоторые вопросы универсально-типологической ха- .26!рактеристики аспектуальных значений // Аспекту ал ьность и средства её выражения: Вопросы русской аспектологии. V. Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 537.- Тарту.-С-3-23.

147. Цеплинская Ю.Э. 1997 К вопросу о виде как языковой универсалии // Труды . АС-З.-С. 187-196.

148. Чейф У. 1975 Значение и структура языка. - М.: Прогресс.

149. Черткова и др. 1997 Черткова М.Ю., Плунгян В.А., Рябчиков A.A., Кузнецов Д.О. Ответы на анкету аспектологического семинара филологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова // В Я. № 3. - С. 125-135.

150. Черткова М.Ю. 1998 От категории вида к категории времени или наоборот? // Типология вида. - С. 498-508.

151. Черткова М.Ю. 2001 Инварианты русского вида и аспектуальные универсалии // Труды АС-1.- С. 191-209.

152. Шатуновский И. Б. 1996 Семантика предложения и нереферентные слова: Значение, коммуникативная перспектива, прагматика. - М- Языки русской культуры.

153. Шахматов A.A. 1925 -Синтаксис русского языка. Вып. I.- Л.

154. Шейхов Э.М. 1993 Сравнительная типология лезгинского и русского языков: Морфология. - Махачкала: Изд. ДНЦ РАН.

155. Шелякин М.А. 1972 — Приставочные способы глагольного действия и категория вида в современном русском языке (к теории функционально-семантической категории аспектуальности). Автореф. дис. . докт. фи-лол. наук.-Л. •.,.

156. Шелякин М.А. 1975 Основные проблемы современной русской аспектологии // Вопросы русской аспектологии. - Воронеж. - С. 5-27.

157. Шелякин М.А. 1982 Об аспектуальном понимании способа, характера и типа глагольного действия // Семантика аспектуальности в русском языке: Вопросы русской аспектологии. - Тарту. - С. 3-20.

158. Шелякин М.А. 2001 О спорных вопросах русской аспектологии // Труды АС-1.-С. 210-219.

159. Шихалиева С.Х. 1996 Категория вида и времени в табасаранском языке. Автореф. дис. . канд. филол. наук. - Махачкала.

160. Эльдарова Р.Г. 1993 Лакский глагол: (Структура и семантика глагольного слова. Категории вида и залога. Вербоиды): Учебное пособие. - Махачкала: Изд. ДГУ.

161. Эльдарова Р.Г. 2000 Лакский глагол (система глагольного словоизменения):2 <)-'

162. Учебное пособие.-Махачкала: ИПЦ ДГУ.

163. Якобзон Г.З. 1962 Из рецензии на книгу Якоба Вакернагеля "Лекции.по синтаксису" // Вопросы глагольного вида. - М.: Изд. иностр. лит-ры. - С. 39

164. Якобсон Р.О. 1972 Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя / О.Г. Рев-зина (сост.). -М.: Наука. - С. 95-113.

165. Якобсон Р. О. 1985 G структуре русского глагола // Якобсон Р.О. Избранные работы.- М.: Прогресс. - С. 210-221.

166. Якобсон Р. О. 1959 — Взгляды Боаса на грамматическое значение II Якобсон Р.О. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985. - С. 231-238.

167. Ярцева В Н. 1971 Универсалии в грамматике как один из параметров классификации языков // Универсалии и их место в типологических исследованиях: Тезисы докладов / В.Н. Ярцева (отв. ред.). - М.: Наука. - С. 3-4.

168. Ярцева В.Н. 1975 Иерархия грамматических категорий и типологическая характеристика языков // Типология грамматических категорий: Мещани-новские чтения. - М.: Наука. - С. 5—23.

169. Ярцева В Н. 1976 Типология языков и проблема универсалий // ВЯ. № 2. - С. 6-16.

170. Ярцева В Н. 1981 Контрастивная грамматика. - М.: Наука.

171. Ярцева В Н. 1986 Теория и практика сопоставительного исследования языков // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. 45. № 6. - С. 493-499.

172. Antinucci F., Gebert L. 1977 Semantyka aspektu czasownikowego // Studia gramatyczne. I (Ossolineum). - Wroclaw.

173. Comrie В. 1976 Aspect: an introduction to the study of verbal aspect and related Problems. - Cambridge: CUP.

174. Coseriu E. 1981 Kontrastive Linguistik und Ubersetzung: ihr Verhältnis zueinander II Kontrastive Linguistik und Ubersetzungswissenschaft. - München: Wilhelm Fink Verlag.-P. 183-199.

175. Dahl O. 1985 Tense and aspect systems. - Oxford: Blackwell.

176. Diez Fr. 1872 Grammatik der romanischen Sprachen. III. - Bonn.

177. Guillaume G. 1973 Langage et science du langage. 3-е ed. - Paris.

178. Haspelmath M. 1991 A Grammar of Lezgian. - Berlin.

179. Heibig G. 1981 Sprachwissenschaft - Konfrontation - Fremdschprachenunterricht. - Leipzig: VEB Verlag Einzyklopedie. - S. 70-101.

180. Martinet. I. 1970 — Eléments de la linguistique générale. Paris: Colin.

181. Moor M. 1981 Formenbildung des Lezgischen verbs unter besonderer beruecksi-chtigüng der négation. Lizentiatsarbeit in allgemeiner Sprachwissenschaft. -Zuerich.

182. Porzig W. Zur Aktionsart indogermanischer Präsensbildungen. JF, Bd. XLV. - Heft 1. S. 152-167. '

183. Smith C. 1977 The Parameter of Aspect. - Dordrecht: Kluwer Academic Publishers.

184. Vendler Z. 1967 Linguistics in Philosophi. - Ithaca, N.Y.: Cornell University Press.

185. Werzbicka A. 1967 On the Semantics of the Verbal Aspect in Polish // To Honor Roman Jakobson. The Hague. - Paris: Mouton. - P. 2232-2249.1. Условные сокращенияисточники и авторы фразовых примеров на лезгинском языке)

186. Д.б. "Дагъдин булах" ("Горный родник" - газета Курахского района РД на лезг. яз).

187. Л.г. "Лезги газет" ("Лезгинская газета" - республиканская (РД) газета на лезг. яз.).

188. Л.ф. Лезгийрин фольклор. - Махачкала: Даггиз, 1941 (Лезгинский фольклор).

189. Л.я. Гайдаров Р.И ва Алипулатов М.А. Лезги ч1ал. Педучилище патал учебник. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1965 (Лезгинский язык. Учебник для педучилищ).* *

190. КОНТРАСТИВНАЯ АСПЕКТОЛОГИЯ ЛЕЗГИНСКОГО И РУССКОГО ЯЗЫКОВ

191. Адрес: 367025. РД. г. Махачкала, ул. Советская, дом 1, кв. 16. E-mail kerimk^mail.ru. Телефон - 68-53-73.

192. Формат 60x84.1/16. Печать ризографная. Бумага № 1. Гарнитура Тайме. У ч.п.л. 17 изд.п.л. - 17. Заказ № 54-02 Тираж - 200 экз. Отпечатано в типографии «Полиграф-сервис» Махачкала. ул.Коркмасова.35