Коммуникативно-семантическая категория побудительности и ее реализация в славянских языках (на материале сербского и болгарского языков в сопоставлении с русским) тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.03, доктор филологических наук Маслова, Алина Юрьевна

• Маслова, Алина Юрьевна
• доктор филологических наук
• 2009

Оглавление диссертации доктор филологических наук Маслова, Алина Юрьевна

Введение.

0.1. О характере сопоставительных исследований в славистике. 14 0.2. Специфика коммуникативно-прагматического подхода к описанию языка.

Глава 1 Категория побудительности как коммуникативносемантический и прагмалингвистический феномен.

1.1. Вопрос о статусе категории побудительности.

1.2. Структура категории побудительности.

1.2.1. О проблемах описания категории побудительности в славянских языках.

1.3. Вопрос об интенциональной репрезентации коммуникативно-семантических групп в сопоставляемых языках.

Выводы

Глава 2 План содержания коммуникативно-семантической категории побудительности в русском, сербском и болгарском языках. Структура и эксплицитная реализация субплана прескрипции как содержательного компонента категории

2.1. Директивная категориальная ситуация.

2.1.1. Акты побуждения, основанные на приоритете власти или / и социального положения прескриптора.

2.1.2. Акты побуждения, не основанные на приоритете власти или / и социального положения прескриптора.

2.2. Комиссивная категориальная ситуация.

2.3. Угроза как директивно-комиссивная категориальная ситуация.

2.4. Превентивная категориальная ситуация.

Выводы

Глава 3 Имплицитная реализация субплана прескрипции.

Косвенные речевые акты как структурный компонент плана содержания категории побудительности в русском, сербском и болгарском языках.

3.1. Косвенные речевые акты (КРА) как объект лингвистического исследования.

3.2. Коммуникативно-синтаксическая специфика побудительных КРА в русском, сербском и болгарском языках.

3.2.1. Побудительные КРА в форме вопроса.

3.2.1.1. Конвенциональные побудительные КРА в форме вопроса.

3.2.1.2. Контекстуально-ситуативные побудительные КРА в форме вопроса.

3.2.1.3. Прагматические особенности соотношения побудительных интенций в рамках вопросительных КРА.

3.2.2. Побудительные КРА в форме утверждения.

3.2.2.1. Контекстуально-ситуативные побудительные КРА в форме утверждения.

3.2.2.2. Тенденция к конвенционализации побудительных КРА в форме утверждения.

3.2.2.3. Прагматические особенности соотношения побудительных интенций в рамках утвердительных КРА.

3.3. Коммуникативно-функциональная специфика побудительных КРА.

3.4. Жанровая специфика побудительных КРА.

Выводы

Глава 4 План трансляции коммуникативно-семантической категории побудительности и его реализация в русском, сербском и болгарском языках.

4.1. Ядерные языковые средства выражения побудительного значения.

4.2. Периферийные языковые средства выражения побудительного значения.

4.2.1. Морфологические средства выражения побудительного Значения.

4.2.2. Перформативные глаголы как лексико-грамматические средства выражения побудительного значения.

4.2.3. Лексические средства выражения побудительного значения.

4.2.4. Фразеологические средства выражения побудительного значения.

4.2.5. Синтаксические средства выражения побудительного значения.

Выводы

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Коммуникативно-семантическая категория побудительности и ее реализация в славянских языках (на материале сербского и болгарского языков в сопоставлении с русским)»

Осмысление языка с точки зрения его главного предназначения предполагает изучение языковых явлений в коммуникативно-прагматическом аспекте. Коммуникативно-прагматический подход обеспечивает стратегию исследования онтологических и функциональных свойств языковых единиц, составляющих их прагматическую ценность в разных актах коммуникации. Сопоставительные исследования в этой области во многом способствуют раздвижению узко научных интересов языкознания, сдерживающих лингвистику почти весь XX век, и обеспечивают возможность обращения к широким гуманитарным проблемам, связанным со взаимоотношениями языка и культуры, языка и национального сознания. Решение этих проблем возможно только на основе анализа тончайших отличительных черт между языками. Изучение побудительных коммуникативных актов как яркой иллюстрации механизмов речевого воздействия в родственных славянских языках, анализ отношений между говорящими и используемыми в их речи языковыми знаками представляется обязательным компонентом исследования языка в действии.

Побудительные высказывания требуют к себе пристального внимания, потому что по своим семантико-прагматическим свойствам они очень тесно связаны с коммуникативной ситуацией. Они могут представлять прямой речевой акт (далее РА) с четко выраженной интенцией, могут быть репрезентированы в косвенном речевом акте (далее КРА); могут реализовываться не только как стимулирующие, но и как реактивные реплики диалога (например, совет, предложение, разрешение при их запросе со стороны одного из коммуникантов) в коммуникативном акте и представлять интерес в ходе исследования процесса интеракции и перлокуции. Адекватная интерпретация побудительных высказываний в большей мере зависит от условий и разнообразных характеристик коммуникативной ситуации.

Так как побудительные высказывания - универсальный продукт речевой деятельности, специфика прескриптивных отношений между участниками речевого общения и способы их языкового воплощения активно изучаются на материале различных языков. В связи с этим имеет смысл исследовать специфику реализации категории побудительности в сербском и болгарском языках в сопоставлении с русским. При изучении родственных языков рельефнее проявляются их черты, а принадлежность языков к разным географическим территориям (южнославянские языки и восточнославянский) и разные исторические судьбы языков обусловливают специфику освещения типологических и других различий этих языков. Кроме того, особый интерес представляет сопоставление и близкородственных сербского и болгарского южнославянских языков, поскольку болгарский язык занимает особое место среди славянских языков как язык с большей представленностью аналитических форм (Куцаров, 1997, с. 34-40).

В русле современных сопоставительных исследований считаем побудительное значение одной из лингвистических универсалий, при выражении которого, как и любого другого значения, соучаствуют разнородные факторы как языкового, так и неязыкового характера (когнитивные механизмы,- общекультурный фон знаний, объективная действительность и др.). Расширение сферы лингвистических интересов отражает задачу сопоставительного изучения языка не в отвлечении от жизни, а в погруженности в нее. Это позволяет исследовать специфику коммуникативных культур родственных славянских народов на примере одной из наиболее активно реализуемых категорий в процессе межличностного общения, отметить наличие или отсутствие каких-либо лакунар-ных коммуникативных факторов или явлений.

Актуальность данного исследования обусловлена:

• важностью для современных коммуникативно ориентированных направлений языкознания разработки проблемы побудительности как одной из центральных антропоцентрических категорий;

• осознанием современной языковой личностью значимости своего речевого поведения и его организации с целью эффективного воздействия на партнера по коммуникации, механизмы чего наглядно иллюстрируются при реализации категории побудительности в разнообразных коммуникативных ситуациях;

• неоднозначностью имеющих место в научной литературе терминологических решений репрезентации категории побудительности;

• необходимостью представить системное, последовательное описание структурных компонентов категории побудительности, обеспечивающих специфику ее реализации в определенных коммуникативных ситуациях и выбор языковых средств, наиболее эффективно реализующих побудительную интенцию, заданную адресантом;

• перспективностью комплексного интегрированного подхода к исследованию категории побудительности, предполагающего привлечение инструментария коммуникативной лингвистики, функциональной грамматики, прагмалингвистики, лингвокультурологии;

• активизацией сопоставительных исследований родственных" языков в рамках современной антропоцентрической научной парадигмы.

Целью исследования является комплексный сопоставительный анализ категории побудительности, средств и способов ее реализации в южнославянских сербском и болгарском языках на фоне восточнославянского русского языка на базе коммуникативно-прагматического и функционально-семантического подходов.

Достижение цели предопределяется решением следующих задач:

• исследовав теоретические основы и концепции побудительности в свете традиционных и новых научных направлений языкознания, установить и обосновать статус категории побудительности как коммуникативно-семантической категории;

• охарактеризовать структуру категории побудительности как трехуровневую модель иерархического построения (план содержания, план трансляции, план выражения);

• описать план содержания категории побудительности, исходя из того, что коммуникативная составляющая является вершиной иерархического структурирования рассматриваемой категории;

• исследовать в сопоставительном аспекте эксплицитную и имплицитную реализацию субплана прескрипции как содержательного компонента категории побудительности в русском, сербском и болгарском языках;

• проанализировать системную организацию плана трансляции категории побудительности, обеспечивающую функционирование языковых единиц, выражающих побудительное значение;

• определить и описать в сопоставительном аспекте ядерные и периферийные репрезентации побудительной интенции в русском, сербском и болгарском языках;

• выявить сходства и различия в структурной организации и функционировании компонентов категории побудительности в родственных славянских и близкородственных южнославянских языках.

Объект исследования - побудительные высказывания* в русском, сербском и болгарском языках; коммуникативно-семантические группы (далее КСГ) как компоненты системно-структурной организации категории побудительности; языковые средства выражения побудительного значения в сопоставляемых языках.

Предмет исследования - коммуникативно-прагматические механизмы, обусловливающие реализацию побудительной интенции в русском, сербском и болгарском языках; антропологическая сущность языковых структур, их амбивалентные отношения к другим элементам высказывания и к участникам коммуникативной ситуации в рамках соответствующего ей РА.

В исследовании под высказыванием понимается основная единица речевого общения (равновеликая предложению), характеризующаяся относительной самостоятельностью, законченностью, возможностью актуального членения и включающая в себя коммуникативно-модальный аспект, интонацию (в устном варианте) и различные невербальные средства общения (см. Гак, 1988).

Теоретической основой .исследования послужили классические труды основателей теории речевых актов (Дж. Серля, Дж. Остина, Г. Грайса, Дж. Ли-ча); идеи и концепции отечественных лингвистов, работающих в рамках коммуникативно, прагматически и функционально ориентированных направлений современной науки (Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, В.В. Богданова, А.В. Бондарко, Г.А. Золотовой, Е.В. Падучевой, И.А. Стернина, Н.И. Форма-новской, А.Г. Широковой); труды ученых, уделявших серьезное внимание изучению непосредственно побудительной семантики (М.Г. Безяевой, JI.A. Бирю-лина, А.П. Володина, А.И. Изотова, B.C. Храковского); труды зарубежных славистов, исследовавших отдельные аспекты выражения побуждения на материале славянских языков, в том числе и в сопоставительном аспекте (сербских лингвистов: Д. Войводича, М. Личен, Д. Мирич, П. Пипера, Б. Тошовича; болгарских лингвистов: А. Николовой, Р. Ницоловой, С. Петковой, К. Чакыровой).

Комплексное сопоставительное исследование требует многоаспектного интегрированного подхода, что обеспечивается использованием следующих методов:

• описательного метода;

• сопоставительного метода;

• системно-структурного метода, обеспечивающего учет закономерных связей между частями лингвистического объекта;

• функционального метода, позволяющего выявить функциональную значимость исследуемых языковых единиц, их семантический потенциал;

• метода семантико-прагматического и коммуникативного анализа, выявляющих специфику прагматических факторов, обусловливающих выбор определенных языковых средств для реализации побудительной интенции.

При анализе фактического материала фрагментарно были использованы трансформационный метод и метод дистрибутивного и компонентного анализа.

Материалом для исследования послужили произведения художественной литературы (преимущественно писателей XX века). Для анализа взяты произведения сербских, болгарских писателей и их переводы на русский язык; произведения русских писателей и переводы, выполненные сербскими и болгарскими авторами. В целях сопоставления используются разные переводы одного и того же произведения в рамках одного языка и переводы одного и того же произведения на разные языки, в частности на сербский и болгарский.

Общий корпус примеров составил немногим более 12000 употреблений. Приемом сплошной выборки извлечено 1500 примеров из источников на сербском языке и 1480 примеров из их переводов на русский язык; 1350 примеров из источников на русском языке и 1450 примеров из соответствующих переводов на сербский язык; 1400 примеров из источников на болгарском языке и 1450 примеров из их переводов на русский язык; 1370 примеров из источников на русском языке и 1300 примеров из соответствующих переводов на болгарский язык. В картотеку также включены извлечения только из оригинальных источников: примерно по 300 употреблений на русском, сербском, болгарском языках.

В качестве дополнения к картотеке использовались данные словарей, разговорников современных сербского и болгарского языков, примеры из учебной и научной лингвистической литературы, в которой затрагивается изучаемая проблема, приводятся наблюдения автора над устной речью. Привлекался материал из Интернет-источников.

Научная новизна работы состоит в следующем:

• несмотря на активный интерес, проявляемый к изучению побудительного значения, впервые проведен комплексный сопоставительный анализ категории побудительности в рамках коммуникативно-прагматического и функционально-семантического подходов на материале родственных и близкородственных славянских языков;

• при рассмотрении категории побудительности как многоаспектного явления впервые предпринята попытка обосновать статус категории побудительности как коммуникативно-семантической;

• ранее не проводились исследования по выявлению в сопоставительном аспекте специфики плана содержания категории побудительности, в частности субплана прескрипции, на материале близкородственных южнославянских (сербского и болгарского) и родственного восточнославянского языков;

• новым является рассмотрение и разработка классификации имплицитных способов выражения побудительного значения в сопоставительном аспекте;

• при анализе побудительных косвенных речевых актов отличается новизной семантико-прагматическая характеристика паремий в сопоставительном аспекте, репрезентирующих жанровую специфику непрямого выражения побуждения.

Теоретическая значимость исследования обусловлена его актуальностью и новизной и состоит в том, что полученные результаты внесут терминологическую определенность в изучение явления побудительности; обусловят системный подход к анализу способов и средств выражения побудительности в типичных коммуникативных ситуациях; будут способствовать формированию и дальнейшей разработке положений сопоставительной прагмалингвистики; коммуникативно-прагматический подход к сопоставительному описанию близкородственных языков продемонстрирует новые возможности в исследовании грамматики сопоставляемых языков. Отдельные выводы работы, показывающие взаимосвязь между структурой, семантикой и прагматикой побудительных высказываний родственных языков, позволят внести определенный вклад и в сопоставительную лингвистику славянских языков.

Практическая значимость видится в возможности использования подобного сопоставительного исследования для создания эффективной методики преподавания исследуемых языков в инославянской среде. Его материалы и результаты могут быть применены в курсах практической грамматики сербского и болгарского языков, в курсе русского языка как иностранного, при составлении спецкурсов по прагмалингвистике, коммуникативной грамматике, по теории и практике перевода, поскольку сопоставление является основой перевода, который обязан быть прагматически ценным. Методические разработки на основе материалов и результатов исследования будут способствовать формированию коммуникативной компетенции и избежанию коммуникативных неудач в процессе межкультурной коммуникации.

Апробация результатов исследования. Результаты работы нашли отражение в 63 научных публикациях автора (монографии, учебном пособии, научных статьях, материалах конференций), в том числе в 8 научных журналах, в которых, согласно решению ВАК, должны быть опубликованы основные научные результаты диссертации на соискание ученой степени доктора наук. Основные положения диссертации были представлены в докладах на международной научной конференции «Славистические чтения памяти профессора П.А. Дмитриева и профессора Г.И. Сафронова» в СПбГУ (2001, 2003, 2004, 2005), на международных научных конференциях в Москве (2001), в Нижнем Новгороде (2001), в Ростове н/Дону (2003), в Казани (2004), в Щецине (Польша) (2004), в Волгограде (2007); на всероссийских научно-практических конференциях в Казани (2001), Саранске (2007); на международных симпозиумах МАГТРЯЛ в Белграде (2000, 2004); на X Конгрессе МАПРЯЛ в СПб (2003), на XI Конгрессе МАПРЯЛ в Варне (2007), на II Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» в Москве (2004), на I Конгрессе РОПРЯЛ в СПб (2008).

Результаты исследования учитываются в разработанном и читаемом автором спецкурсе «Введение в прагмалингвистику».

На защиту выносятся следующие положения: • Сопоставительный аспект оправдан не только при выявлении языковых сходств и различий в выборе лексических, грамматических и других средств языка, но и при исследовании коммуникативного плана, поскольку разные культуры имеют различные ценностные суждения, стандарты приемлемости отдельных тем в процессе общения. В связи с этим четко прослеживается явление прагматической синонимии и прагматической эквивалентности.

Исходя из представленных в научных исследованиях концепций побудительности, можно утверждать, что данная категория располагает необходимыми признаками, чтобы быть признанной коммуникативно-семантической.

Структура категории побудительности представлена как трехплановое единство: план содержания, план трансляции, план выражения. План содержания структурируется коммуникативно-прагматической и семантической составляющими. Коммуникативно-прагматическая включает субпланы: референтов, акта речи, прескрипции, пропозиции, пресуппозиции, импликации, перлокуции. План трансляции представлен полевой организацией языковых средств, передающих побудительное значение; план выражения - фонологической и паралингвистической или графической составляющими. ,

Организующим компонентом коммуникативно-прагматической составляющей плана содержания категории побудительности является субплан прескрипции. Он представлен директивной категориальной ситуацией (далее КС), комиссивной КС, превентивной КС, которые в свою очередь объединяют КСГ - акты побуждения, реализующие определенные прагматические значения. Интенциональная репрезентация КСГ носит дискуссионный характер и позволяет выявить несовпадения в семантико-прагматическом картировании актов побуждения в русском, сербском и болгарском языках.

При сопоставлении реализации категории побудительности основные отличия выявляются на языковом уровне как в организации ядерных средств выражения побудительного значения, так и их периферийной зоны.

Структура работы. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников фактического материала и сокращений, библиографического списка, насчитывающего 418 единиц, и пяти приложений. * *

Предваряя описание категории побудительности, считаем необходимым в вводной части сделать некоторые замечания о специфике и тенденциях сопоставительных исследований в славистике и целесообразности использования коммуникативно-прагматического подхода к объекту настоящего исследования.

0.1. О характере сопоставительных исследований в славистике

Сегодня, в эпоху возрождения и обновления национального духовного богатства народов, особенно актуально звучат мысли классика языкознания В. фон Гумбольдта о том, что многообразие и своеобразие мира открывается через многообразие языков. Возможности познания различных языковых картин мира, неповторимых языковых культур, национального своеобразия народа, особенностей способов мышления и восприятия действительности предоставляет сопоставительная лингвистика, являющаяся на современном этапе языкознания самостоятельной областью исследований.

Неслучайно в последние десятилетия лингвистами был проявлен активный интерес к сопоставительному изучению языков. Как известно, сопоставление - это исследование и описание языка через его системное сравнение с другим языком с целью прояснения его специфичности (ЛЭС, 1964, с. 481). Как писал JI.B. Щерба, сопоставительное изучение языков помогает установить, «в сколь разнообразных формах может воплощаться мысль» (Щерба, 1974, с. 74).

Объектом изучения сопоставительной лингвистики являются два или больше языков - как родственных, так и не родственных. Синхронные сопоставительные исследования, ориентированные на обучение иностранным языкам или на теорию и практику перевода, обычно бывают двуязычными. Многоязычные исследования чаще имеют типологическую направленность.

Предметом сопоставительного изучения являются свойства и закономерности структурной организации систем сравниваемых языков в динамике их синхронного состояния — связи и взаимодействия между частями отдельных элементов системы, между языковыми уровнями, подсистемами, категориями и пр.

Главная цель сопоставительного изучения языков - углубленное познание языковых явлений, полное разностороннее изучение языковой структуры и законов ее организации на базе аналитического сравнения языков в синхроническом аспекте (Митев, 2006).

В процессе формирования сопоставительного метода исследования учеными дискутировался вопрос о терминологическом обозначении лингвистического направления, основанного на «аналитическом сравнении» (по Матезиусу) языков в синхронном состоянии (Реформатский, 1987; Данчев, 1976, 1978, 1984, 2001; Цветкова, 1983; Леков, 1978; Полянски, 1987; Сятковский, 1984 и др.).

В обобщенном виде проблема сводится к соотношению содержания терминологических рядов сравнительная - сопоставительная лингвистика; контра-стивная - конфронтативная - сопоставительная лингвистика; сравнительно-историческая — сопоставительная - типологическая лингвистика (Митев, 2006).

На принципиальном различении сравнительного и сопоставительного исследований настаивает А.А. Реформатский (Реформатский, 1987), подчеркивая, что сопоставительный метод принципиально прагматичен, направлен на определенные прикладные и практические цели, что, однако, не снимает теоретического аспекта рассмотрения его проблематики.

В ряде трудов определяется теоретическая и прикладная направленность сопоставительной лингвистики и очерчивается круг решаемых ею задач (см. подробнее систематизации: Юсупов, 1984, с. 171-172; Ермолаева, 1987, с. 8; Митев, 2006, с. 26-27). И в теоретическом, и в прикладном аспектах сопоставительные исследования эффективны применительно к родственным, а значит, и славянским языкам. Исследование родственных языков и в особенности близкородственных, во многом совпадающих языковых систем открывает большие возможности для усовершенствования методов и приемов лингвистического анализа, оттачивает «инструментарий» поиска, делает его более тонким и проницательным.

Исследование одного языка самого по себе часто страдает недостатками, вызванными отсутствием контроля с помощью другого языка или других языков. Так, академик Сербской Академии Наук М. Ивич заявила, что в своих семантических исследованиях она исходит из сербского языка, но свои выводы проверяет с помощью других языков, в частности славянских (JeBrah, 1996, с. 288). Созвучно этому мнению и точка зрения русских лингвистов. Ю.В. Рождественский считает, что через сопоставительное описание раскрылись многие секреты русской грамматики и имеет смысл опыт и результаты сопоставительных исследований свести воедино в новой академической грамматике (Рождественский, 1995).

Таким образом, сопоставительный анализ позволяет вскрыть.сходства и специфические для каждого языка различия в выборе лексических, грамматических и других языковых средств при описании одних и тех же фактов языковой действительности; позволяет проявить такие закономерности и особенности в системе сопоставляемых языков, которые остаются скрытыми при их внутриязыковом изучении (Маслова, 1999). Найти различия и оценить их важность значительно сложнее там, где их меньше или почти нет. Но именно эти детали и отличают один язык от другого на всех уровнях. Как подчеркивал P.O. Якобсон, установление различий на фоне сходства и эквивалентности относятся к кардинальным проблемам лингвистики (Якобсон, 1985).

Задачей сопоставительного изучения близкородственных языков является установление системных отношений между языками, языковыми уровнями и изучаемыми категориями, в определении инвариантных значений и диапазона функциональных значений.

Прежде чем приступить к описанию лингвистических фактов, в силу специфики данного исследования необходимо показать место и значение сопоставительных исследований в развитии славистики и кратко охарактеризовать состояние и некоторые перспективы сопоставительных исследований русского и других славянских языков.

Как известно, идея сопоставительного изучения языков была обоснована И.А. Бодуэном де Куртенэ, элементы сопоставления встречались и в грамматиках XVIII-XIX вв., но как лингвистический метод с определенными принципами он стал формироваться в 30-40-х годах XX века. Важным событием для становления сопоставительной славистики явилось опубликование труда В. Матезиуса в 1929 году о лингвистической характерологии (Матезиус, 1989) с акцентом на синхронные методы описания, раскрывающие «фундаментальные характеристики» языков в определенном моменте, в определенной системе взаимодействий и зависимостей. И в тезисах Пражского лингвистического кружка, и в трудах В. Матезиуса подчеркивалось, что аналитическая компара-ция (термин, который в начале 50-х гг. в чешской лингвистике был заменен термином конфронтация) представляет собой сравнение языков различного типа, несмотря на наличие или отсутствие генетических связей между ними, с целью выявления структурных закономерностей языковых систем и их эволюции (Вахек, 1964, с. 119). В. Матезиус исследовал в сопоставительном аспекте чешский и английский языки. Позднее же по стечению лингвистических и других обстоятельств в чехословацкой лингвистике преобладали сопоставительные исследования славянских языков. Представители Пражской школы в большей степени разрабатывали теоретико-методологические вопросы сопоставления (Барнет, Гавранек, Исаченко, Лешка, Мразек, Скаличка и др.) (Terzic, 1990). В 1929 г. Б. Трнка сформулировал принципы метода аналитического сравнения языков, отличающегося от диахронического анализа. Грамматика, построенная на этом методе, давала возможность осуществить сравнение синхронных описаний языков (см. Данчев, 2001).

В начале второй половины XX века, в результате влияния новых тенденций в сопоставительных исследованиях мировых языков, слависты все больше расширяют теоретическую и методологическую основу сопоставительного анализа, примыкая в этом отношении к современным течениям прежде всего чехословацкой русистики, которые, как следует из вышесказанного, берут начало в положениях Пражской лингвистической школы. Так, например, в сербской русистике в этот период начали входить в научный оборот некоторые из терминологических решений, характерных для чешской и словацкой славистики, отчасти также польской и немецкой, такие как различение конфронтативного и кон-трастивного анализа.

В связи с этим следует отметить, что основы сопоставительного исследования русского и сербского языков начали складываться в первых десятилетиях XX века в трудах профессора Р. Кошутича, который свой метод изучения родственных языков в сопоставлении называл дифференциальным методом: Деятельность профессора Р. Кошутича сыграла важную роль в развитии сербской русистики вообще и сопоставительной русистики в частности. Результаты, его научных исследований по сей день считаются краеугольным камнем сербской русистики. Неслучайно, характеризуя периоды развития и становления сербской конфронтативной русистики, лингвисты выделяют «кошутичевский период» (1895-1941гг.) и шутят, что «вышли из кошутичевской шинели» (Терзич, 1997, с. 73). В это время были созданы осно-вополагающие труды сербской сопоставительной русистики: трехтомная научная хрестоматия, состоящая из литературных текстов XIX века, научных комментариев и русско-сербского словаря; морфология, фонетика. Последующий послевоенный период (приблизительно до 60-х гг.) характери-зуется спорадическим появлением ряда работ сопоставительного, характера, написанных в основном русистами, изучавшими до Второй мировой войны русский язык у Кошутича (К. Тарановский, Р. Лалич, Н. Радошевич и др.), а также их учениками (см. Пипер, 1984).

В болгарском языкознании разъяснение сущности сопоставительного лингвистического направления и употребление собственно термина «сопоставительный» содержится в трудах известного ученого, слависта И. Лекова (Леков, 1955, 1958, 1968, 1978). При трактовке широкого понимания сравнительной грамматики И. Леков использует и термин «параллельная грамматика», имея в виду грамматику, в которой выявляются сходства и различия, в отличие от дифференциальной сопоставительной грамматики, выявляющей только различия (Леков, 1968, с. 10). С. Димитрова также указывает на то, что сопоставительное изучение двух языков на любом уровне может быть конфронтативным или контрастивным. Под первым языковед понимает описание такого характера, когда система одного языка как бы «пропускается» через систему другого; под вторым - описание, направленное на выяснение фактов, показывающих дифференциацию между исследуемыми языками. При этом С. Димитрова обращает внимание, что трудно сделать описание только конфронтативным или контрастивным. Преобладание элементов того или иного характера зависит от целей и задач исследователя (Димитрова, 2004; Димитрова - www).

В исследованиях по сопоставительной славистике начинают различаться унилатеральный и билатеральный анализ; ученые ориентируются на описание межъязыковых сходств и различий и стараются избежать слишком узкого понимания сопоставления языков как метода, обеспечивающего прежде всего успешное преподавание иностранного языка и решение вопросов перевода (Пи-пер, 2000).

Особо активно появляются сопоставительные описания близкородственных языков в 60-е гг. Выходят украинско-русские, словацко-русские, польско-болгарские, белорусско-болгарские, болгарско-сербские, чешско-русские, сербско-русские и другие сопоставления. Начиная с конца 60-х гг. прогрессирует развитие сербской конфронтативной русистики, стимулируемое разработкой научно-исследовательских проектов славистических кафедр сербских университетов, в частности, макропроекта «Конфронтационные исследования сербского и других славянских языков». Отправной точкой для столь активного развития сопоставительного языкознания послужила лингвистическая тематика VI югославского конгресса славистов, проведенного в октябре 1969 г. в черногорском адриатическом городе Будва. В рамках тематики конгресса особое место заняла проблематика, связанная с теоретическими и методологическими аспектами сопоставительных исследований славянских языков.

Характерной чертой ряда работ по сопоставительному описанию русского и сербского языков является установка на сочетание синхронного сопоставительного анализа с диахроническими комментариями, опирающаяся на традицию, установленную Р. Кошутичем, и наиболее последовательно обоснованная и развитая Б. Терзичем, а впоследствии также некоторыми из русистов (Пипер, 2004).

С середины 70-х годов наблюдается переход от структурных исследований к функциональным, к изучению грамматической семантики.

Однако развитие сопоставительных исследований как славянских языков, так и русского с каждым из них характеризуется цикличными» подъемами и спадами. До последнего времени в сопоставительной славистике'XX века доминирующими были унилатеральные описания, направленные от русского как инославянского к своему родному языку. Основным объектом научного рассмотрения были несовпадения, а в процессе обучения русскому языку больше внимания уделялось интерференции, чем положительному переносу. Как отмечает белградский лингвист Б. Станкович, подобная сосредоточенность на изучении несовпадений отражается и в терминах «дифференциальный», «кон-фронтативный», которые подчеркивают противостояние русского другим славянским языкам (Станкович, 2000).

В 80-е гг. наблюдается общий спад интереса к сопоставительным исследованиям. Одной из причин, как считают слависты, было осознание факта, что на сопоставительный метод возлагались надежды, которые лишь отчасти оправдали себя (Пипер, 2000). Например, гипотеза о том, что сопоставительные описания языков с высокой степенью надежности обеспечивают предвидение и предупреждение ошибок в процессе обучения иностранному языку и в процессе перевода (Пипер, 2004). Б. Терзич отмечает, что, возможно, сопоставительное языкознание переживало определенный кризис в первую очередь потому, что «конфронтативистам до сих пор не удалось выработать общую теорию и соответствующий метод, подходящий для сопоставительных исследований, результатом чего является разнобой теорий и методов» (Терзич, 1997, с. 75).

В 90-е гг. сопоставительный анализ вновь становится более привлекательным, что объясняется и некоторыми новыми теоретическими положениями, в частности, гипотезой о том, что врожденная человеку способность различать общее и специфичное в родном языке должна также находиться в основе овладения иностранными языками; и расширением круга вопросов, рассматриваемых в сопоставительных исследованиях, например, вопросы, связанные с дискурсом, речевыми актами, языковыми метафорами, этнолингвистикой, лин-гвострановедением и др.; и новыми областями применения метода сопоставительного анализа, такими как сопоставительная прагматика, риторика, текстология; и усиливающейся тенденцией функционального подхода к сопоставлениям славянских языков.

В последнее время в сопоставительных исследованиях родственных славянских языков, наряду с выявлением языковых несовпадений, систематизируются и интерпретируются и общие особенности, обусловленные степенью родства, появляется стремление к теоретическим обобщениям на базе описанных фактов. Стремясь представить языковую картину во взаимосвязях и взаимозависимостях, сопоставительная лингвистика все отчетливее вовлекается в типологическую орбиту (Васильева, 2001). Таким образом, становится актуальным вопрос о соотношении и сближении сопоставительного и типологического описания языков. Следует обратить внимание, что проблема связи между типологическим и сопоставительным методами обсуждается в лингвистике еще со времени появления исследований, включающих славянский материал в кругу пражских структуралистов (Скаличка, 1989), когда именно типологи дали идею о сопоставительных описаниях английских и чешских грамматических структур. Как отмечает современный болгарский языковед J1. Дашкова, типологическая лингвистика может быть начальным стимулятором сопоставительного анализа при выборке корпуса материала для исследования. Сначала можно еделать предварительный, прогнозирующий типологический подбор материала по определенной схеме, а потом осуществить сопоставительный анализ, завершающийся типологическими обобщениями. Следовательно, сопоставительное исследование является очередным фильтром, дополняющим типологическую характеристику языковых структур, и сами процедуры сопоставительного анализа-описания являются также цепочками определенных типовых характеристик. Такой объединяющий подход, как подчеркивает Л. Дашкова, «особенно актуален теперь, когда расширилась сопоставительная база за счет включения языков одной и той же группы, между которыми существуют небольшие расстояния, и расхождения замечаются преимущественно на уровне прагматики» (Дашкова, 2000, с. 25). Таким образом, связь между типологией и сопоставительным исследованием становится особенностью славянского сопоставительного, а также типологического описания, и современная практика сопоставительных исследований выдвигает вопрос об объединении двух лингвистических направлений и о возможностях и перспективах такого сочетания.

Отвечая общей тенденции типологических изысканий, в последние годы языковеды уделяют внимание типологическим исследованиям и в области славистики. Так, проблемы грамматики славянских языков в сопоставительно-типологическом и сравнительно-историческом аспектах нашли отражение в сборниках «Белорусско-болгарские языковые параллели» (1992), «Славяногерманские языковые параллели» (1996), подготовленных кафедрой теоретического и славянского языкознания Белорусского госуниверситета; в первом томе конфронтативной грамматики славянских языков В. Пьянки и Е. Токажа (Katowice, 2000) (Pianka, 2000), предполагающей фундаментальное трехтомное исследование с историческими комментариями. Появляются монографии системно-обобщающего и интегрального характера, в которых исследуются отдельные языковые уровни: Й.Ф. Андреш «Типолопя простих д1есл1вних речень у чеськш MOBi в зютавленш з ура'шською» (Кшв, 1987), Р. Мразек «Сравнительный синтаксис славянских литературных языков. Исходные структуры простого предложения» (Brno, 1990), В.В. Чумак «Типология сказуемого в сербохорватском и восточнославянских языках» (Киев, 1985) (см. подробнее: Исследование . 2003), В.Н. Манакин «Основы контрастивной лексикологии: близкородственные и родственные языки» (Киев, 1994) (Манакин, 2004). Сопоставительное исследование словообразовательных систем болгарского и русского языков является частью научного проекта многотомной Сопоставительной грамматики болгарского и русского языков, инициатором которого стал Институт болгарского языка БАН. Предпосылкой такого крупного исследования послужили, с одной стороны, достаточно высокая степень изученности двух языков как обособленных систем и наличие значительного количества сопоставительных разработок отдельных частных проблем, с другой стороны — реальная возможность создания модели целостного параллельного описания на базе уже выработанных и апробированных принципов сопоставительной лингвистики (Митев, 2006). В сербском славяноведении не сложилось длительной традиции типологического изучения языков, тем не менее научные труды типологического характера представлены в значительной степени. П. Пипер выделяет следующие направления исследований в типологическом аспекте: построение типологии в рамках исследования одного языка; типологическое сравнение двух языков; типологическое сравнение трех и более языков, а также (в более широком смысле) создание «лингвистической типологии как типологии лингвистических исследований» (Пипер, 2000).

Граница между собственно типологическими исследованиями и исследованиями, содержащими выводы или посылки типологического характера, не является ярко выраженной. Так, изучение какого-либо определенного явления в одном из славянских языков на фоне языковой ситуации в других славянских языках или исследования какого-либо явления на материале различных славянских языков не ставят целью выявление собственно типологических характеристик, однако содержат типологически значимые заключения и констатации фактов. В связи с этим возникает необходимость создания такой стратегии исследования славянских языков, в рамках которой основное внимание будет сосредоточено на типологических особенностях исследуемого языка на фоне других славянских языков, в частности таких, которые ранее не привлекались языковедами в качестве предмета типологического или сопоставительного анализа (см. Пипер, 2000). Выработка подобной стратегии достаточно четко указывает ориентацию последующих контрастивных и сопоставительных исследований.

Наряду с типологической не менее сильной тенденцией изучения и исследования славянских языков является функциональная тенденция. По мнению сербских лингвистов, главным мотивом функционального изучения славянских языков может стать их сближение как одно из условий сохранения самобытности, специфики славянских языков и культуры перед натиском иноязычной среды и ментальности в целом.

В условиях противодействия двух социальных тенденций, с одной стороны, к глобализации и униполярности мира, с другой стороны, к мультиполяр-ности и полилингвизму (Penikuk, 1999) функциональный подход прежде всего базируется на трех основных функциях языка: общения, сообщениями-воздействия. Именно они при функциональной стратегии изучения славянских языков служат основой для рациональной целесообразной методики их преподавания и эффективности усвоения. Функциональный подход к преподаванию славянских языков подразумевает и адекватное функциональное научное их исследование, что влечет за собой издание библиографии сопоставительных трудов, написание функциональных грамматик, создание словарей. Что касается методологии, то также подчеркивается необходимость переориентации изучения языка в направлении от родного к инославянским. Это позволяет выявить факты, необходимые для установления эффективных форм усвоения другого славянского языка. Причем Б. Станкович делает акцент на том, что в будущем исследователи должны уделить внимание изучению не только различий, но и совпадений в сопоставляемых языках, выявить и описать общие тенденции их развития (СтанковиЬ, 2000). Подобный подход создает необходимую базу также и для типологического изучения. «Прогноз развития славянских языков, - считает Б. Станкович, - мог бы защитить от угрожающего им исчезновения, которое западные лингвисты-футурологи предсказывают относительно 90% существующих сейчас славянских языков уже к концу XXI века» (СтанковиЬ, 2000, с. 16).

Таким образом, имея в виду близкородственность, при обучении славянским языкам в инославянской среде надо с первого этапа создавать условия для практического употребления языка, а близость языков, литератур и культур использовать как мотивирующий фактор при обучении и развитии сознания о близости в взаимосвязанности.

Одним из наиболее перспективных и продуктивных направлений в области сопоставительных исследований считается анализ категориальной семантики. Настоящие исследования функционально-семантических характеристик славянских языков открывают перспективу для достижения релевантных теоретических и практических результатов.

При условии, что ни генетическая, ни типологическая разнородность не являются параметрами различия, изучение семантических категорий переходит на уровень выявления специфики су б категориальных значений. В этом случае наиболее эффективна модель функционально-семантического поля, обеспечивающая сопоставление в парадигматическом плане, а также и в плане семантической структуры и внутренней организации компонентов. «Установление способов субкатегоризации в каждом языке в отдельности дало бы возможность не только установить различия, но объяснить возможную этническую специфику в семантической интерпретации действительности» (МириЙ, 2000, с. 163).

Однако в лингвистических исследованиях модель ФСП не сразу привлекла внимание языковедов-славистов. Так, в 1966 г. была опубликована первая и до недавнего времени единственная работа Мелвингер, посвященная анализу семантического поля (Melvinger, 1966). И только в 1988 г. было проведено исследование семантического поля причины в функциональном аспекте (Коваче-вий, 1988). Анализ основывался на изучении синонимических групп, составляющих разные микрополя упомянутого семантического поля*.

В обзорном труде Д. Войводича, посвященном проблеме функционально-семантического анализа в сербокроатистике, отмечается, что в ряде работ выдающегося

В последние годы в рамках функционально-грамматических исследований особое внимание уделяется комбинированию функционального и контра-стивного подходов. В целях более эффективного изучения языковых явлений, по мнению Д. Войводича, первоначально исследователям необходимо проводить единообразный анализ рассматриваемого функционально-семантического поля, а на следующем этапе приступать непосредственно к сопоставлению и сравнению моделей в анализируемых языках. Причем сравнение сербского языка с другими языками подразумевает системный, а не случайный выбор языковых фактов (Возводи!}, 1990). Б. Терзич также подчеркивает, что в сербских условиях при реализации сопоставительных исследований русского и сербского языков определяющими являются именно структурно-функциональный и функционально-семантический подходы (Терзич, 1997).

Заметный вклад в развитие функционального и логико-семантического направления в современном славяноведении внесла монография А.К. Киклеви-ча «Язык и логика» (1998) на материале русского и польского языков, где рассматриваются общелингвистические проблемы категории квантификации. В его же лекциях по функциональной грамматике (1999) излагаются основы и перспективы функционального подхода к языку. Славистами Белорусского госуниверситета совместно с немецкими учеными создается коллективная трехтомная функционально-семантическая грамматика, тома которой посвящены категориям модальности, персональности, количественности. Каждый том содержит главы, посвященные конкретным славянским языкам (подробнее см. Норман, 2003).

Наиболее перспективными сферами исследования также рассматриваются имплицитные смыслы высказывания, разграничение модальных и эмоциосербского лингвиста М. Ивич и ранее фигурируют понятия, которые с некоторыми оговорками можно отнести к понятиям, терминологически соответствующим понятию семантического поля, например термин «система» (Ивич 1965; 1982).

Опытом применения модели лингвистического поля можно считать и статью Мушо-вича, (Мушовий, 1987), в которой автор рассматривает русские и хорватские прилагательные как локализаторы микрополя семантического поля времени. нальных значений и способы их выражения, изучение семантики оценки, анализ организации речевого процесса и речевого поведения. Прикладное значение может иметь исследование дискурса в сфере различных профессиональных контактов в свете коммуникативной интеракции.

Таким образом, в славистике одним из приоритетных направлений в области лингвистических исследований являются труды типологического, сравнительно-сопоставительного характера. В связи с усилением антропоцентрического подхода к изучению языковых явлений активизируется интерес к иссле^ дованию сферы функционирования языка в речи, коммуникативного поведения представителей близкородственных культур.

Состояние и перспективы сопоставительных исследований в области славистики были доминирующими темами на многих научных встречах последних лет. Значимость сопоставительного подхода в исследовании славянских языков обсуждалась, в частности, на V и VI Международном симпозиуме'МАПРЯЛ,.на'. XII Международном конгрессе славистов, на IX Международном конгрессе МАПРЯЛ. При обсуждении перспектив сопоставительных исследований/ русского и других славянских языков неоднократно подчеркивалась необходимость в большей степени сопоставления, направленного от родного языка к русскому и остальным инославянским языкам, а также описание сходств и тождеств, о чем было упомянуто выше, открытие конвергентных тенденций и их поддержка. Такие сопоставительные исследования будут способствовать обнаружению и разработке активных форм и способов усвоения русского языка в иной славянской среде и организации учебного процесса, в котором максимально используется положительный перенос знаний, навыков и умений из родного языка, наряду с нейтрализацией интерференции. Особый акцент делался на том, что распространение подобного сопоставительного описания на все остальные славянские языки даст возможность делать типологические обобщения и прогнозировать развитие языков, что и является теоретическим вкладом сопоставительного анализа в общий фонд знаний о славянских языках.

В связи с повышенным интересом ученых к проблемам когнитивной и коммуникативной лингвистики на современном этапе развития языкознания и усилением междисциплинарного подхода к исследованиям, объединяющего данные и собственно лингвистики, и социолингвистики, и лингвокультуроло-гии, и психолингвистики, контрастивное изучение коснулось и коммуникативного поведения близкородственных народов. Уже разработано несколько моделей описания коммуникативного поведения (ситуативная, аспектная, параметрическая), которые апробированы при описании неблизкородственных коммуникативных культур. Однако славянские культуры подобному описанию не подвергались. Межрегиональным центром коммуникативных исследований Воронежского ГУ предпринята попытка изучения коммуникативного поведения славянских народов. Исследователи отмечают, что степень, близости этих коммуникативных культур весьма высока, и практически не выявляется каких-либо- лакунарных коммуникативных факторов или явлений в сравниваемых культурах. Вместе с тем, описание близкородственных коммуникативных>культур имеет важное значение для обучения соответствующим языкам представителей данных культур, так как коммуникативное поведение — это важный аспект лингводидактики. Так, первые наблюдения в области контрастивного описания коммуникативного поведения русских и сербов позволили лингвистам говорить о том, что различия в коммуникативном поведении этих двух народов, несомненно, существуют, но эти различия характеризуются в большинстве случаев не наличием / отсутствием тех или иных коммуникативных фактов, а степенью их проявления в общении, частотностью встречаемости. При этом наиболее удобной моделью контрастивного описания коммуникативного поведения близкородственных народов является ситуативная модель (Пипер, Стернин, 2004, с. 4).

Однако социолингвистические, психолингвистический или этнолингвистические сопоставления языков, до сих пор не получили широкого применения. Пока относительно мало и результатов сопоставительных исследований дискурса, когнитивно ориентированных сопоставительных исследований. Все это не исключает возможности получения значительных результатов в будущем и открывает новые перспективы для дальнейших исследований.

Следует отметить, что и в зарубежном языкознании после периода подчеркнутого скептицизма к сопоставительному методу, сопоставительный анализ вновь становится более привлекательным. По мнению сербского лингвиста П. Пипера, это объясняется новыми теоретическими положениями, в частности гипотезой о том, что «врожденная человеку способность различать общее и различное в родном языке должна также находиться в основе овладения иностранными языками» (Пипер 2004. с. 247); переосмыслением некоторых традиционных положений (например, установку на присутствие или отсутствие какого-либо признака в сопоставляемых языках, характерную для структуралистко-го подхода к сопоставлению языков все чаще заменяют попытки определения межъязыковых различий в степени проявления маркированности по какому-то критерию); новыми областями применения метода сопоставительного-анализа, прежде всего в области сопоставительной прагматики, риторики и текстологии.

Модель сопоставительного описания - это своего рода ориентационная?. сетка, выполняющая установочную функцию и делающая сопоставление целенаправленным (Нещименко, Гайдукова, 1994, с. 95). В этом смысле она должна содержать как теоретико-методологическое обоснование, так и набор упорядоченных системно-функциональных признаков, релевантных для сопоставительного исследования изучаемых подсистем родственных языков. Важным условием для выработки адекватной модели исследования при этом является определение единого научного подхода, установление единого понятийно-терминологического аппарата, максимальное сближение частно языковых (характерологических) описаний в случаях неодинаковой интерпретации принципиально сходных в сопоставляемых языках явлений.

В середине 90-х гг. весомый вклад в разработку сопоставительного изучения близкородственных языков внесла коллективная монография «Теоретические и методологические проблемы сопоставительного исследования славянских языков», издание которой было подготовлено в связи с Долгосрочной программой многостороннего сотрудничества АН славянских стран. Данным трудом в научный оборот был введен новый языковой материал и свежие идеи. Например, обоснование целесообразности более глубокого многоуровневого включения ономастического материала в современные сопоставительные грамматики, установление правила диагностирования неологизмов, разработка приемов изучения периферийных участков словообразовательной и лексической системы, выработка основ сопоставительного анализа в области акцентологии и морфонологии и многое другое (Тяпко, 1998).

Построение теоретической базы исследования, поиск методов, правильно отражающих особенности изучаемого объекта, является существенно необходимым, - подчеркивает А.Г. Широкова, уделяя в своих исследованиях особое место методам, принципам, условиям сопоставительного изучения родственных славянских языков (Широкова 1978, 1983, 1992, 1998).

Синхронное сопоставительное (или сравнительно-сопоставительное) изучение и описание родственных славянских языков и их отдельных категорий в зависимости от целей описания допускает применение различных методов. Установлено тесное взаимодействие с такими основными методами лингвистического исследования, как описательный, сравнительно-исторический, ареаль-ный, типологический, социолингвистический (Митев, 2006). Взаимодействие с другими методами — это точно рассчитанное отношение к решению задач за счет элементов и приемов из других методов. По мнению И. Лекова, привлечение дополнительных методов не только обогащает само исследование, делая его более разносторонним и углубленным, но очевидно, что вместе с тем оно влияет и на результаты исследования (Леков, 1968, с. 12).

Важнейшим научным методом изучения языков вообще, близкородственных в частности, является общенаучный системно-структурный метод. требующий от исследователей учета всеобщей связи явлений в языке, а следовательно, закономерных связей между частями отдельно* взятого лингвистического объекта» (Широкова^ 1998, с. 13).

Поскольку грамматические системы близкородственных языков отличаются не столько инвентарем грамматических средств, сколько их неодинаковой функционально-стилистической значимостью, различной функциональной нагрузкой, различным удельным весом в системе языка, то при сопоставительном изучении необходимо отличать языковые факты как явления системы от сферы, их функционирования. Следовательно, не менее значимым является применение функционального метода к описанию языка.

По свидетельству многих ученых (Барнет 1983; Широкова 1992; МириЙ, 2000; Piper 1993, 1997; Станковий, 2000; Terzic 1990), более всего соответствует задачам языкового сопоставления системно-функциональный метод. Он облегчает переход от сообщаемого содержания к отдельным языковым функциям, представляя тем самым возможность более глубокого проникновения в язык, что, собственно, и является целью языкового сопоставления. Белградский лингвист Б. Терзич подчеркивает, что при сопоставительном изучениш родственных языков необходимо отличать языковые факты как явления системы от сферы их функционирования. Следует иметь в виду, что одна и та же категория.» может занимать различное место в системах сопоставляемых языков, может иметь различную частотность и различную стилистическую окраску (Terzic, 1990).

При исследовании близкородственных языков с использованием функционального подхода показательными оказываются лакунарный и эйдо-ментальный параметры (Байрамова, 2002, с. 24). Учет лакунарного параметра ориентирует исследователя на анализ лакунарных единиц одного языка, коррелирующих с лакунами («нулями», «белыми пятнами», пустотами) другого. Ла-кунарные контрастивы указывают, в каком языке имеются лакунарные единицы по отношению к лакунам другого языка. Ориентация на эйдоментальный параметр раскрывает контрастность внутренней формы слов: «образ как основа наименования объектов у разных народов может не совпадать, что в определенной степени объясняется неодинаковой ментальностью носителей этих языков» (Байрамова, 2002, с. 24). Этот параметр наиболее показателен при сопоставлении лексического уровня языков, однако он будет задействован при учете когнитивного, лингвокультурологического, отчасти коммуникативного подхода, и при контрастивном исследовании фразеологии, паремиологии, эмотивных высказываний, что в данное время вызывает активный интерес у исследователей.

Вспомогательным, дополняющим характеристики, полученные путем использования других методов, является статистический метод. С технической стороной оперирования фактическим материалом связано использование методов дистрибутивного анализа, трансформационного метода. Однако этот перечень методов не является исчерпывающим. По справедливому замечанию Д.Б. Никуличевой, стратификационный характер языковой системы заведомо предполагает многообразие методов и обращение исследователя к тому или иному уровню системы языка обусловливает выбор специфической методики контрастивного анализа, которая может быть неприемлемой1 на других уровнях (Никуличева, 1988).

Сопоставительные исследования славянских языков входят в новый- период. Наряду с усилением тенденций функционального подхода к сопоставлению сербского и русского языков и разработкой более подробной типологической характеристики сербского языка с учетом результатов сопоставительных исследований, проводится попытка формирования методики сопоставительного изучения в свете современной лингвистической теории и расширении круга вопросов, анализируемых в исследованиях подобного рода. Это вопросы, связанные с языковыми метафорами, этнолингвистикой, лингвострановедением, но прежде всего с дискурсом и речевыми актами.

Поскольку в последние годы проблемы прагматики вышли на авансцену языкознания, их анализ представляет несомненный теоретический и практический интерес. В сопоставительном плане, как отмечает В.Г. Гак, прагматику можно изучать так же, как и любой другой аспект языка, где речь идет о соотношении формы и содержания, то есть «в семасиологическом и ономасиологическом измерениях» (Гак, 1992, с. 79). Именно сопоставительный анализ на уровне прагматики позволяет осветить ряд проблем, относящихся к сфере социолингвистики и этно-, психолингвистики; вскрыть закономерности и тенденции в отображении объективного мира людьми, говорящими на разных языках. В связи с этим в целях дальнейшего рассмотрения в сопоставительном аспекте сербского и русского языкового материала на коммуникативном, прагматическом и собственно лингвистическом уровнях обратимся к специфике коммуникативно-прагматического подхода к описанию языка.

0.2. Специфика коммуникативно-прагматического подхода к описанию языка

Одно из центральных мест на современном этапе развития языкознания занимает проблема функционирования языка. Основной подход к рассмотрению этой проблемы — антропоцентрический. Человек. — центральная фигура языка и как лицо говорящее и как главное действующее лицо мира, о котором он говорит. Поэтому именно антропоцентрическая точка зрения на язык, как отмечает Г.А. Золотова, представляется «наиболее естественной и адекватной действительному положению вещей» (Золотова, 2001, с. 6). Она позволяет осмыслить системные связи языковых явлений в единстве формы и содержания, в синтезе, «в едином служении их потребностям общения» (Золотова, 2001, с. 6).

Жизнь человека, отражаясь в языке, находит в нем соответствующие форму выражения, становясь содержанием коммуникации. Коммуникация, согласно данным философского словаря, - «категория идеалистической философии, обозначающая общение, при помощи которого «Я» обнаруживает себя в другом. Доктрина коммуникации в целом - утонченная форма кастовых и корпоративных связей (Философский. 1986, с. 207-208; Соколов, 1996, с. 3).

Коммуникацией традиционно принято называть обмен значениями (информацией) между индивидами через посредство общей системы символов (знаков), языковых знаков, в частности. Эта сфера знаний и научных интересов, как и многие другие, начала формироваться еще в древние времена, поэтому определений у коммуникации приблизительно столько же, сколько и авторов работ о ней (подробный обзор см. Кашкин, 2000).

Социально-коммуникативные процессы являются условием и предпосылкой существования всякого человеческого общества. Изучению процесса социальной коммуникации, созданию теории коммуникации посвящено внимание ученых разных стран мира. Актуальность исследований в этой области продиктована самой жизнью. В то время как в советской России теория социальной коммуникации являлась одной из репрессированных научных дисциплин, в американских и западноевропейских странах читались курсы по коммуникации, существовали специализации и присваивались ученые степени «коммуникационных наук» (Соколов, 1996). В мировом потоке учебной, научной, справочной литературы последних десятилетий все четче фиксируется мысль о «коммуникационной революции», о центральном положении" коммуникации в человеческой истории, что объясняет научный интерес разных дисциплин (антропологии, искусства, истории, психологии, социологии, лингвистики, философии и др.) к исследованию процесса коммуникации и интегрированный подход к решению проблем в этой области.

В книге российского ученого А.В. Соколова, излагающей основы теории социальной коммуникации, представлено следующее определение данного феномена: «социальная коммуникация есть движение знаний, эмоциональных переживаний, волевых воздействий в социальном времени и пространстве» (Соколов, 1996, с. 4). Не вызывает сомнений, что социальная коммуникация - явление многоаспектное. Представляя единство многоаспектного изучения данного явления, ученый в целях наглядности рисует предметный куб, каждая грань которого соответствует науке, уделяющей внимание изучению социальной коммуникации: философия, социология, психология, культурология, лингвистика и прикладные технические науки.

В рамках лингвистики по отношению к социально-коммуникационной проблематике внимание исследователей концентрируется на изучении вопросов вербальной коммуникации, на речевой способности носителя языка в определенном обществе, способности пользоваться языком, что является предпосылкой всякой коммуникационной деятельности.

Потребность в науке об общении, в обучении общению обусловлена и изменением концепции человека в обществе (с конца XIX века). Развитие культуры, литературы и искусства, возникновение научной психологии привело к смене концепции человека. Каждый человек, независимо от социального положения, - это личность, сложная, разносторонняя в психологическом плане, требующая дифференцированного подхода. В связи с этим особую значимость приобретает антропоцентрическая парадигма современного языкознания, в центре которой - человек как творец языковой и речевой деятельности. XX век - век персонификации личности, то есть роста индивидуальной неповторимости личности, увеличения непохожести каждого отдельного человека на других (термин Б.Д. Парыгина) (см. Стернин-www). Увеличение непохожести людей друг на друга ведет к затруднениям в общении между ними.

Достаточно долгое время в лингвистике пользовались слегка расширенной моделью, перекочевавшей из математики и кибернетики, моделью коммуникации, предложенной американским математиком Клодом Шенноном в конце 40-х годов. Эта модель сыграла значительную роль в развитии многих наук, связанных с обменом информацией. Модель включает пять элементов: источник информации, передатчик, канал передачи, приемник и конечную цель, расположенные в линейной последовательности (линейная модель).

В лингвистике идеи Шеннона проявились в интерпретации P.O. Якобсона. В модели коммуникации, или речевого события, по P.O. Якобсону, участвуют адресант и адресат, от первого ко второму направляется сообщение, которое написано с помощью кода, контекст в модели Якобсона связан с содержанием сообщения, с информацией, им передаваемой, понятие контакта связано с регулятивным аспектом коммуникации (Якобсон, 1985). Модель P.O. Якобсона в различных ее вариантах применяется в лингвистике как для анализа функций языка в целом, так и для анализа функционирования отдельных его единиц, производства речи и текста. Эта модель показывает предназначение, функции языка. Современная социолингвистика, теория коммуникации и социология коммуникации также заимствовали модель P.O. Якобсона для описания коммуникативных процессов.

Примером нелинейной модели коммуникации являются идеи философии биологизма, в последнее время распространяемые в науке. Их связывают с русским ученым, литературоведом и лингвистом М.М. Бахтиным. Две основные идеи Бахтина весьма существенны и для понимания процесса коммуникации: во-первых, необходимым признаком любого высказывания является его обращенность, адресованностъ, то есть, без слушающего нет и говорящего, без адресата нет и адресанта; во-вторых, всякое высказывание приобретает смысл только в контексте, в конкретное время и в конкретном месте (идея хронотопа: от греческих слов, обозначающих 'время' и 'место').

Наряду со словесными средствами в межличностной коммуникации немаловажную роль играют и невербальные - жесты, мимика, позы, интонации,, молчание как особый значимый коммуникативный акт в определенном контексте и др. Изучение средств невербального общения представляет. интерес в большей степени для психолингвистов и социолингвистов.

Таким образом, в компетенцию лингвистов входит исследование феномена речевого общения. В связи с этим, необходимо обратить внимание на то, на что справедливо указывает Н.И. Формановская: понятие коммуникации шире понятия общения, включающее также и пути сообщения, и формы связи (Формановская, 2002). Так, под понятием «коммуникация» лингвисты в первую очередь имеют в виду общение, а определения-паронимы в терминологическом отношении позволяют разграничить предмет исследования: коммуникативный - относящийся собственно к общению (лингвистический аспект) и коммуникационный - относящийся к процессу социальной коммуникации как к многоаспектному явлению.

Согласно современным представлениям, под речевым общением можно понимать такую активность взаимодействующих людей, в ходе которой они, воздействуя, друг на друга при помощи знаков, организуют свою совместную деятельность. В структуре знакового взаимодействия коммуникантов развертывается их речь, подчиненная целям общения. Речевая активность коммуникантов ориентирована на достижение целей общения, но мотивирована, как и все общение целиком, мотивами деятельности (Общение. 1989). Следствием такого понимания предмета исследования является усиление коммуникативно-прагматического подхода к изучению лингвистических проблем.

Коммуникативно-прагматическое изучение языка развивается на базе системно-структурного представления о его устройстве, но «продвигает далеко вперед наши знания о его возможностях в-передаче коммуникативно значимых смыслов при общении партнеров» (Формановская, 2002, с. 6). Коммуникативно-прагматический. подход предполагает взаимодействие функционального;-коммуникативного-и прагматического подходов к описанию языка.

Функциональный подход к исследованию языка относится прежде всего -к употреблению собственно языковых единиц, он касается прежде всего тех их свойств, которые заложены в них и находят проявление в речи с точки зрения особенностей употребления их в тексте. Функциональный подход - это «определение на фоне системных свойств и особенностей структурной организации лингвистических объектов их семантического потенциала, изучение - функциональной значимости тех или иных языковых единиц, то есть выявление той роли, которую они играют в высказывании, тех задач, которые они выполняют, той цели, которой они достигают» (Широкова, 1998, с. 20).

В языкознании последних лет всё чаще предметом обсуждения становятся принципы функциональной лингвистики, выявляются основные языковые единицы, которые должны найти в ней отражение, устанавливается их типология, соотношение функционально-семантического и системно-структурного подхода к языку. Обращаясь к истории становления функциональной грамматики (далее ФГ) как научного направления, необходимо отметить, что сферой анализа языковых фактов, которая стимулировала дальнейшие теоретические поиски, явились аспектологические исследования на материале славянских языков. Аспектологическая школа Ю.С. Маслова была одним из важнейших источников развития идей ФГ. Концепция ФГ, основанная на понятиях функционально-семантического поля (далее ФСП) и КС, складывалась на базе ас-пектологических исследований. Анализ связи вида и способов действия глагола, взаимодействия категориальных значений видовых форм и контекста привел к необходимости определения и обоснования понятия аспектуальности как функционально-семантической категории (позднее - ФСП).

В качестве основных предпосылок возникновения функциональных описаний грамматических явлений можно назвать 1) определенные закономерности в общем развитии грамматической теории, в соответствии с которыми грамматический поиск ведется в направлении от наиболее очевидных формальных различий между сравниваемыми грамматическими явлениями кшенее очевидным содержательным различиям; 2) общие когнитивные принципы, в соответствии с которыми новое поколение лингвистов пересматривает ранее выработанные категоризации и стремится внести свой вклад в выработку новых, менее противоречивых и более обоснованных категоризаций (Хоружева, 2000); 3) лингвометодические требования, в соответствии с которыми учащемуся даются прежде всего те грамматические знания, которые находят практическое применение в процессе общения.

Одной из общепризнанных моделей такого описания, пользующейся самой широкой популярностью в языкознании (в частности славянском, в рамках которого проводится данное исследование) является теория ФСП А.В. Бондар-ко. В русле этой теории уже осуществлены многочисленные одноязычные и контрастивные описания различных ФСП в области славистики. Типология ФСП устанавливается исходя из: 1) релятивного характера образующих поле семантических категорий; 2) неоднородности их логического содержания; 3) сложности пересечения категориальных связей; 4) степени абстрактности образующей категории (категорий); 5) объема её содержания; 6) характера внешних средств выражения категории (лексических, словообразовательных, грамматических, морфологических) (см. Бондарко, 1984; 2003а; 2004). В зависимости от принадлежности к определённому типу поле может объединять в своём составе различные языковые средства, принадлежащие разным языковым классам и уровням: лексемы, предложно-падежные конструкции, полупредикативные обороты^союзные образования и пр. ФСП может иметь в своём составе обладающие самостоятельным набором признаков микрополя, элементы которых характеризуются наличием общих свойств и общих функций.

Представление о ФСП как ядерно-периферийной структуре не разрешает проблему нечёткости образующих её разноуровневых единиц. Так, исследователь М.В. Лысякова считает, что функционально-семантическое описание на современном этапе развития функциональной лингвистики требует пересмотра содержания базовых понятий полевой теории, в частности таких, как поле, измерения поля, центр и* периферия поля, взаимодействие данного поля со смежными полями, отношения единиц поля, позиция (как совокупность способов обозначения языкового понятия при осуществлении коммуникативного задания) (Лысякова, 2001).

Интерес к ФГ среди грамматистов различных стран мира настолько велик, что стремительное увеличение количества исследований в области ФГ стало основанием даже для рассмотрения тезиса о пересмотре статуса ФГ: в одном из зарубежных журналов подчеркивается, что ФГ должна быть признана ведущим направлением в мировой лингвистике (см. Хоружева, 2000).

Изучение функциональных особенностей языковых явлений ведётся в разных направлениях. Развитие когнитивных наук, текстологии, прагмалингви-стики, реальная языковая ситуация конца двадцатого века сместили акценты лингвистических исследований в область не только функциональности, но и коммуникативности.

Одним из актуальных направлений является коммуникативно-функциональное направление, устанавливающее, в частности, правила употребления языковых единиц для типичных случаев коммуникативно-ориентированного речевого поведения. Внутрисистемная ограниченность компонентного анализа преодолевается рассмотрением материала в направлении от 'содержания к средствам выражения в конкретной речевой ситуации, подлинно функциональное описание системы словаря осуществляется через взаимодействие семантики номинативных единиц с адекватной синтаксической теорией.

Коммуникативный подход выявляет такие свойства языковых единиц, которые проявляются в общении (Формановская, 2002). При объединении функционального и коммуникативного подходов внимание концентрируется на актуализации интенциональных, социальных коммуникативных смыслов, на взаимодействиях партнеров в процессе обмена мыслями. Установка лингвиста на реальную коммуникативную функцию языка учитывает не только закономерности и нормы построения словосочетаний, предложений, но, прежде всего, их назначение как коммуникативных единиц.

Своеобразным тематическим показателем процесса общения( служит ситуация, объединяющая в себе реальные временные, пространственные, предметные условия. Первостепенный анализ коммуникативной ситуации и цели (интенции), с которой происходит общение, относится к компетенции прагма-лингвистики, что подчеркивает неразрывную взаимосвязь коммуникативного аспекта исследования языка с исследованиями в области прагматики. «Коммуникативный аспект языка, ориентированный на исследование конечного итога — эффекта языковой коммуникации, - может быть назван прагматикой языка как его интегральная характеристика в плане взаимного воздействия коммуникантов в процессе общения», - отмечает В.Г. Колшанский (Колшанский, 1980, с. 4).

Сегодня прагматика представляет собой междисциплинарную область, в которой задействованы практически все лингвистические, многие логико-философские, социологические, психологические, этнографические и некоторые кибернетические (связанные с созданием искусственного интеллекта) направления. К эмпирическим задачам общей теории прагматики относится разработка когнитивной модели производства, понимания, запоминания и т. п. речевых актов, а.также модели коммуникативного взаимодействия и использования языка в конкретных социокультурных ситуациях.

Нет единства в научном определении прагматики как науки, однако несомненно, что она формировалась под воздействием лингвистической парадигмы, ориентированной на изучение речевой коммуникации*.

По Т. ван Дейку, который и определяет прагматику как изучение «языка в контексте», прагматика - неотъемлемый компонент лингвистической теории, обладающий статусом, сопоставимым со статусом синтаксиса и семантики. В 1970 г. состоялся Международный симпозиум по прагматике естественных языков. Его участники были единодушны* в том, что «прагматические аспекты коммуникации на естественном языке (по крайней мере, некоторые из этих аспектов) должны исследоваться в рамках лингвистической теории наряду с семантическими-и синтаксическими аспектами этой коммуникации» (Бёзменова,, 1984).

Таким образом, прагмалингвистика (лингвистическая прагматика) выделяется как «область лингвистических исследований, имеющих своим объектом отношение между языковыми единицами и условиями их употребления в определённом коммуникативно-прагматическом пространстве, в котором взаимодействуют говорящий / пишущий и слушающий / читающий и для характеристики которого важны конкретные указания на место и время их речевого взаимодействия, связанные с актом общения цели и ожидания (Сусов-www).

Прагмалингвистика ввела в описание языка акциональный (деятельност-ный) аспект и на начальном этапе обратилась к описанию дейксиса (шифтерные категории P.O. Якобсона). Появляется понятие прагматики в пионерских работах по семиотике, ставивших целью изучение структуры знаковой ситуации (семиозиса) в динамическом, процессуальном аспекте, включая и участников этой ситуации (Ч. Пирс, Ч. Моррис). Ч. Моррис провёл различение трёх разделов семиотики - синтактики (или синтаксиса), имеющей дело с отношениями между знаками, семантики, изучающей отношения между знаком и десигнатом, и прагматики, направленной на исследование отношений между знаком и его интерпретатором. В развитии идей формальной прагматики большой вклад сделан Р. Карнапом.

В настоящее время выделяются три различных, в некоторой степени традиционных подхода к прагматике, соотносящиеся с формальной логикой, лингвистической семантикой и лингвистической философией. Различия в подходах обусловлены различными представлениями о природе значения (Безменова, 1984). Однако существующее многообразие направлений лингвистической прагматики невозможно тем не менее свести к одной или нескольким традициям. При всем внешнем разнообразии направлений, существующих в рамках лингвистической прагматики, их объединяют следующие исходные представления: 1) ключевым понятием для адекватного описания языковой коммуникации является понятие деятельности; 2) язык является средством динамического взаимодействия коммуникантов; 3) функционирование языка неразрывно связано с ситуативным контекстом его употребления.

Усиление коммуникативно-прагматического подхода к исследованию лингвистических проблем привело к возникновению ряда активно функционирующих в настоящее время коммуникативно-деятельностных теорий языка. В первую очередь, это теория речевых актов (теория, речевых действий). Ее авто- , ры - Дж. JT. Остин (1962) и Дж. Р. Сёрль (1969, 1975 и др.) - развивают идеи лингвистической философии позднего JI. Витгенштейна. В этой теории даётся систематическое представление того, как можно действовать посредством слова (по Остину, how to do things with words). Развивается эта теория первоначально в философии языка и прагматически ориентированной общей теории деятельности, а затем и в ряде направлений лингвистики.

Теория речевых актов постулирует в качестве основных единиц человеческой коммуникации многоплановые по своей структуре определённые речевые действия (локутивные акты), выступающие в качестве носителей определённых коммуникативных заданий (т. е. в функции иллокутивных актов) и направленные на достижение определённых эффектов (т. е. в функции перлоку-тивных актов). Дж. Сёрль вводит ещё один план (пропозициональные акты, подразделяющиеся на акты референции, т. е отнесения к миру, и акты предикации, т.е. высказывания о мире). Основное внимание уделяется структуре иллокутивных актов и их классификации. Эталоном стала следующая классификация Дж. Сёрля: а) ассертивы (репрезентативы), сообщающие о положении дел и предполагающие истинностную оценку; б) директивы, побуждающие адресатов к определённым действиям; в) комиссивы, сообщающие о взятых на себя говорящим обязательствах; г) экспрессивы, выражающие определённую психическую позицию по отношению к какому-либо положению дел; д) декларативы, устанавливающие новое положение дел. Различаются прямые (первично пер-формативные) и непрямые (косвенные) РА.

Сегодня в теории речевых актов отмечается наличие двух течений: семантически ориентированного и прагматически ориентированного.

Прагматический аспект исследования более ярко выражен, когда коммуникация рассматривается не как средство, например, для адекватного информирования, а как цель (сказать именно данное предложение, а не другое). В таком случае коммуникация, по Э. Уайзер, достигается двумя путями: а) с помощью «коммуникативных средств» и б) с помощью «уловок» («конверсационных уловок» или «хитростей») (см. Демьянков-www), другими словами, последовательностью прямых РА или косвенных.

С помощью первых говорящий стремится к тому, чтобы адресат-правильно расценил намерения автора высказывания. К косвенным речевым актам прибегают, как правило, чтобы добиться своих целей, скрыв цели действительные. В реальной коммуникации прямая передача смысла и имплицитное выражение интенции Говорящего могут переплетаться друг с другом, что затрудняет возможность интерпретации речевого акта и принятия тех решений, к которым приходят люди в процессе общения.

Вычленение интенционального смысла высказываний в ситуации общения лежит в зоне коммуникативной компетенции носителей языка и общей апперцепционной базы коммуникантов. Приобретение коммуникативной компетенции участником речевого общения предопределяет умение и распознавать интен-циональный смысл.

Поскольку намерения говорящего и их прочтение слушающим могут не совпадать, от степени проявления коммуникативной компетенции коммуникантов зависит возникновение в ситуации общения речевых аномалий (отклонений, неправильностей), или коммуникативных неудач. Под коммуникативной неудачей обычно подразумевается полное или частичное непонимание высказывания партнером коммуникации, т.е. неосуществление или неполное осуществление коммуникативного намерения говорящего, а также возникающий в процессе общения не предусмотренный говорящим нежелательный эмоциональный эффект: обида, раздражение, изумление (Ермакова, Земская, 1993). Относительно перлокутивного эффекта на уровне эмоций существуют различные точки зрения (Городецкий, Кобозева, Сабурова, 1985), однако нельзя отрицать, что именно в этом побочном эффекте в живом общении часто и выражается взаимное непонимание партнеров коммуникации.

Коммуникативно-прагматический подход к языку, его уровням, категориям и единицам позволяет исследователям в области теории коммуникативной компетенции выявить типы речевых отклонений и определить, какие именно особенности в устройстве и функционировании языка и в речевом поведении человека могут быть источником коммуниктивных неудач.

В связи с вышесказанным предметом описания становятся языковые средства, служащие выявлению иллокутивных целей и функций (глаголы, в особенности перформативные, выражающие речевые намерения при условии их употребления в 1-м лице настоящего времени изъявительного наклонения и т.д.; наречия, частицы, порядок слов, интонация), а также условия коммуникации. Анализируются условия успешной (удачной) реализации соответствующих иллокутивных актов (правила пропозиционального содержания, подготовительные, искренности, существенные).

Появились многочисленные модификации в области таксономии речевых актов и в их трактовке; исследуются перлокуции; появилось большое число работ, посвященных описанию на материале различных языков отдельных типов и видов речевых актов, их функционирования в монологическом и диалогическом дискурсе, языковых и неязыковых средств реализации иллокуций (подробнее см. Сусов-www).

Исследования в области лингвистической прагматики имеют интернациональный характер и отличаются исключительной многоаспектностью. Существует Международная прагматическая ассоциация, регулярно проводящая свои конгрессы. Издаются журналы «Pragmatics» и «Journal of pragmatics». В русистике по фундаментальности своих исследований выделяются научная се-мантико-прагматическая школа И.П. Сусова (Калининский / Тверской университет), школа В.В. Богданова и школа Л.П. Чахоян (Ленинградский / Петербургский университет), школы Г.Г. Почепцова (Киев), В.В. Лазарева (Пятигорск).

Теория речевых актов, включаемая в широко понимаемую лингвистическую прагматику, оказала влияние на разработку проблем коммуникативной грамматики, конверсационного анализа, анализа дискурса.

Поскольку целью общения является реализация намерений участников процесса коммуникации, в научных дискуссиях все чаще обращаются к переосмыслению традиционной категории «речевой акт» в коммуникативном дискурс-анализе. РА, как справедливо отмечает И.П. Сусов, скорее не «элементарная» или «минимальная» единица общения, а все же «элементарная единица сообщения», так как в его структуре не отражена специфика общения как взаимодействия (Сусов, 1984). РА - всего лишь потенциальная единица речевого общения, в которой только потенциально заложена способность к общению со «стерильным собеседником» (Романов, 1988, с. 15) и потенциально представлена информация о том, каким образом может произойти предполагаемое взаимодействие партнеров (Макаров, 2003).

Большинством лингвистов основной структурной единицей языкового общения признается простой обмен репликами (Кучинский, 1985; Макаров 1990). Поэтому многие исследователи, стараясь преодолеть недостатки теории речевых актов, стремятся выявить и определить единицу, более точно характеризующую процесс коммуникации и взаимодействия. Так, в качестве альтернативного варианта термину «речевой акт» начинает фигурировать «интеракци-онный акт» (Макаров, 2003), под которым понимается минимально различимая единица коммуникативного поведения, речевого и неречевого, (не обязательно) продвигающая общение к достижению коммуникативных целей. Примерно в одной понятийной плоскости находится содержание термина «коммуникативный акт», предполагающее включение в определение РА, по Серлю - Остину, действия слушающего по распознаванию именно того намерения, которое вкладывал в него автор.

Однако, по мнению M.JI. Макарова, и в этой структуре не учитывается его функция в отношении дискурса. Исходя из точки зрения ученого, минимальным значимым элементом, развивающим (в отличие от коммуникативного акта) взаимодействие, продвигающим общение к достижению общей коммуникативной цели, является «коммуникативный ход». Он может быть речевым или неречевым, представляя собой' вербальное или невербальное действие одного-из участников; иногда он реализуется с помощью сложного макроакта. Коммуникативный ход - это «коммуникативный акт или последовательность актов, функционально объединенных иерархически доминантной целью в сложный макроакт с точки зрения динамического развития дискурса» (Макаров, 2003). Минимальной же единицей коммуникативного взаимодействия следует считать двустороннюю единицу: обмен, или интерактивный блок (П.В. Зернецкий), или простую интеракцию (Г.М. Кучинский), или элементарный цикл (Клюканов, 1988).

Итак, признавая основной единицей общения речевой акт, коммуникативный акт, а также высказывание, дискурс, текст, разные авторы сходятся в одном - в центре их описания находятся именно единицы коммуникации. В этом и состоит специфика коммуникативно-прагматического подхода к описанию языка.

Коммуникативно-прагматический подход требует внимания как к собственно коммуникативным, так и к прагматическим компонентам языковых / речевых явлений. Собственно коммуникативный подход подразумевает то, что относится к общению в целом. Однако, как показал опыт Всероссийской конференции «Актуальные проблемы коммуникативной грамматики» (Тула, март 2000 г.), дискуссии продемонстрировали значительные расхождения в трактовке как коммуникативной грамматики, так и — шире — коммуникативного метода (ср. Богданов, 2000; Васильев, 2000; Литвин, 2000; Макаров, 2000; Сусов, 2000). Тем не менее, лингвисты выделяют некоторые признаки, которые можно использовать для разграничения коммуникации и смежных понятий: количество участников речевого общения, наличие наблюдаемой реакции участников общения, результативность общения, количество тактов в общении, количество обсуждаемых проблем, способ обоснования точки зрения (Ощепкова, Васильев, 2000). В отличие от прагмалингвистического подхода, при коммуникативном внимание не сосредотачивается на прагматичности аффиксов, граммем, лексем, синтаксических единиц (ср. определение Ю.Д. Апресяна: «Под прагматикой мы будем понимать закрепленное в языковой единице (лексеме, аффиксе, граммеме, синтаксической конструкции) отношение говорящего: 1) к действительности, 2) к содержанию сообщения, 3) к адресату» (Апресян, 1988, с. 8))f

Собственно прагматический подход связан с говорящим лицом, его адресатом, ситуацией общения, выбором и контекстом употребления .-соответствующих языковых единиц, с социальными разрешениями и запретами и др. (Формановская, 2002).

Лингвистами все более ясно осознается необходимость дальнейшего изучения коммуникативно-прагматических аспектов языкового функционирования: его коммуникативного употребления в целом; коммуникативного воздействия языка на аудиторию в определенных целях; способов и условий достижения этих целей; понимания и интерпретации высказывания (текста); кон-текстуальности языка как особого явления и др.

Заключение диссертации по теме «Славянские языки (западные и южные)», Маслова, Алина Юрьевна

Выводы

• План трансляции коммуникативно-семантической категории побудительности, посредством которого осуществляется связь между планом содержания и планом выражения, представляет собой совокупность языковых средств репрезентации побудительного значения, организованных и в русском, и в сербском, и в болгарском языках по принципу ФСП.

• Вышеуказанное ФСП в сопоставляемых языках является моноцентрической структурой, ядро которой представлено императивной парадигмой, периферия - средствами разных языковых уровней. Эти средства выступают функциональными аналогами императива или, употребляясь наряду с императивной формой, вспомогательным средством, интенсифицирующим побудительную интенцию или / и способствующим ее идентификации.

• Состав императивной парадигмы является дискутируемой проблемой, в частности для русской и болгарской грамматик. Для исследования коммуникативно-семантической категории побудительности в главе подчеркивается целесообразность функционального подхода к определению ее состава, который обусловливает включение в число членов императивной парадигмы форм 1-3-го л. ед. и мн. ч. В связи с этим проанализирована специфика синтетических и аналитических форм императива и их функциональных возможностей при реализации КСГ в составе директивной, комиссивной и превентивной КС.

• Периферия ФСП представлена языковыми средствами морфологического, лексического, фразеологического, синтаксического уровней языка. В качестве функциональных аналогов императива выступают, как правило, его морфологические заместители — инфинитив (кроме болгарского языка), формы изъявительного, сослагательного наклонений, которые составляют ближнюю периферию. Как вспомогательные средства на морфологическом уровне функционируют, как правило, частицы и междометия. Лексический, фразеологический, синтаксический уровни, главным образом, предоставляют средства, способствующие передаче определенной побудительной интенции, вследствие чего их следует отнести к дальней периферии.

• Морфологический уровень языка в большей степени иллюстрирует языковые различия, имеющие место в сопоставляемых языках при выражении побудительного значения. Специфической чертой южнославянских языков, в отличие от русского, является функционирование da-конструкции в качестве функционального аналога императива. По-разному решается вопрос о конкуренции глагольного вида при выражении интенции определенного типа, главным образом превентивной. Проявляются различия в использовании форм натоящего и будущего времени индикатива при выражении оттенков побудительной интенции. Разную функциональную нагрузку в сопоставляемых языках несут формы сослагательного наклонения в императивном значении. Особым коммуникативно-прагматическим потенциалом обладают частицы и медометия (и их комплексы), ярко отражающие специфику каждого из языков в побудительной речевой ситуации.

• Лексический уровень языка дает возможность наиболее точно интерпретировать РА посредством глагольных лексем, способных к перформатив-ному употреблению. Их семантика содержит наименование цели РА. Основные расхождения при сопоставлении русского, сербского и болгарского языков связаны с семантическим объемом лексем, номинирующих директивы с категорическим, отчасти и со смягченным типом интенции. Выделяется группа лексем, в семантику которых изначально заложена прагматическая характеристика определенного типа побуждения, в частности фактор зависимости адресанта от адресата (РА просьбы, мольбы), указание на прекращение какого-либо намерения или уже совершаемого действия (РА запрета, требования).

Как особые лексико-семантические группы можно представить набор лексем, выражающих конвенциональные команды в соответствии с определенной профессиональной областью; набор лексем-маркеров фатиче-ской ситуации общения, предваряющей тот или иной побудительный РА. Регулярно участвует в оформлении > категорического требования стилистически окрашенная глагольная лексика, в частности лексико-семантическая группа глаголов движения с отрицательной эмоциональной характеристикой.

Наблюдается ряд типовых коммуникативных ситуаций, которые располагают адекватным набором лексических маркеров в сопоставляемых языках. Это ситуации предложения с императивом, возможным только в предлагающем значении, а также ситуации приглашения войти в помещение, приглашения к разговору, тоста, ответа-разрешения на запрос о возможности совершить действие, уверения, предостережения. Активно реализуется в сопоставляемых языках особая прагматическая функция глагольной лексемы знать.

В силу универсальности побудительного значения и типичности коммуникативных ситуаций эти средства аналогично функционируют в сопоставляемых языках.

• Фразеологический уровень языка в качестве вспомогательного периферийного средства, как правило, экспрессивно-эмоционального выражения побудительного значения предоставляет ряд ФЕ. При сопоставлении речевых ситуаций, реализующих в русском, сербском и болгарском языках побудительное значение посредством ФЕ, наблюдаются следующие соотношения:

- использование ФЕ — межъязыковых эквивалентов (полных и неполных);

- использование ФЕ - межъязыковых эквивалентов в двух языках наряду с фразеологизмами - аналогами (за неимением эквивалента) и свободными сочетаниями слов в третьем языке;

- использование ФЕ в речевой побудительной ситуации языка перевода при его отсутствии в речевой ситуации языка-оригинала;

- использование фразеологизма в речевой ситуации языка-оригинала при соответствующей передаче свободным сочетанием слов в переводе.

• Синтаксический уровень располагает разнотипными языковыми средствами. Прежде всего это структурные особенности побудительных высказываний, а также использование вопросительных и утвердительных высказываний в несвойственной им функции выражения побудительного значения.

Наличие местоименного подлежащего в побудительных высказываниях является вспомогательным экспрессивным средством выражения побудительного значения. Особо наглядно это проявляется в южнославянских языках, для которых отсутствие местоименного подлежащего не только в побудительных, но и высказываниях других типов является нормой. Передаче особого эмоционального состояния адресанта способствуют разные виды повторов, осуществляемых в побудительных высказываниях. Свою функцию синтаксические повторы реализуют не только на уровне РА, но и на уровне коммуникативного акта (в рамках диалогического единства).

Особую роль в побудительных высказываниях играет обращение, которое выполняет не только апеллятивную и фатическую функции, но также социально-регламентирующую и эмоционально-экспрессивную, что позволяет учитывать и более точно интерпретировать фактор адресата в побудительной коммуникативной ситуации.

Специфика некоторых побудительных установок проявляется в неполных простых и в сложных по структуре предложениях с побудительной семантикой.

• Системный анализ плана трансляции коммуникативно-семантической категории побудительности, с одной стороны, свидетельствует об универсальности категории как коммуникативного феномена, когда реализация побудительной интенции и ее типов во многом определяется прагматическими факторами внеязыковой действительности, что не обусловливает появление различий в способах ее выражения в сопоставляемых языках. С другой стороны, именно на уровне плана трансляции проявляются особенности языков, характеризующие их структурную специфику и влияющие на языковое представление побудительной интенции в каждом из сопоставляемых языков.

Заключение

Данное диссертационное исследование представляет собой комплексный анализ категории побудительности, выполненный на безе коммуникативно-прагматического и функционально-семантического подхода в сопоставительном аспекте на материале родственных славянских языков (русского, сербского и болгарского).

Подобный подход представляется закономерным, поскольку конец XX -начало XXI века отмечены провозглашением в качестве основополагающего того положения, что изучение языка может считаться адекватным лишь при описании его функционирования в процессе коммуникации. «Если прежняя (статическая по своей сущности) лингвистика в познании языка шла от таких языковых объектов, как текст, предложение, слово или его грамматическая, форма, то деятельностная лингвистика (в лице прежде всего прагматики в самом широком понимании этого слова) отправляется от человека, его потребностей, мотивов, целей, намерений и ожиданий, от его практических и коммуникативных действий, от коммуникативных ситуаций, в которых он участвует либо как инициатор и лидер, либо как исполнитель «второй роли» (Аристов, Су-сов, 1999).

В целях системного описания категория побудительности была структурирована как трехуровневое единство, организованное по иерархическому принципу. Это позволило последовательно рассмотреть план содержания и план трансляции исследуемой категории в сопоставляемых языках, а также сделать некоторые наблюдения о плане выражения, анализ которого не входил в задачи настоящего исследования.

В соответствии с поставленными задачами, определяющими достижение цели исследования, были сделаны следующие выводы.

• Несмотря на значительные достижения в области определения специфики грамматического значения форм, передающих побудительное значение, и в установлении парадигмы частных семантических вариантов побуждения, которые выражаются этими формами, в науке остаются нерешенными проблемы описания побудительного значения. До сих пор дискутируется вопрос о системе форм, выражающих побуждение, и их системной организации; нет единого терминологического решения относительно понятийного аппарата описания побудительного значения; исчерпывающе не исчислены прагматические факторы, влияющие на семантическую интерпретацию побудительного значения; отсутствуют таксономии имплицитных способов выражения побудительного значения; «сама множественность вариантов классификации побудительных интерпретаций косвенно свидетельствует о необходимости дальнейшей разработки проблематики» (Изотов, 2007, с. 3).

Исследование категории побудительности видится более продуктивным при использовании интегрированного подхода к изучению феномена побудительности, предполагающего привлечение к анализу экстралингвистических прагматических факторов, влияющих на выбор адекватных языковых форм для выражения побудительной интенции, данных социолингвистики, когнитивной лингвистики, лингвокультурологии, психологии.

• Сопоставительный подход к исследованию такой универсалии, как побудительность, на материале родственных и близкородственных языков позволяет уточнить статус и сущность исследуемой категории и составить более полное представление о ее реализации в славянских языках разных групп. Отметим, что это немаловажно для составления целостной типологической картины репрезентации категории побудительности во всех славянских языках, поскольку уже имеются сопоставительные исследования, выполненные на материале западнославянских польского, чешского языков (см. Изотов, 1998, 2001; Komorowska, 2003; Шидлак, 1988) в сопоставлении с русским.

• Анализ фактического материала оправдывают статус категории побудительности как коммуникативно-семантической категории, обладающей соответствующими категориальными признаками.

Категориальным основанием для побудительности выступает категориальный смысл побуждения, который не только так или иначе представлен в речи, но и является принадлежностью строя языка, формируя комплекс грамматических единиц. Общекатегориалъное значение складывается из набора значений отдельных КСГ, каждая из которых имеет коммуникативное содержание, обусловленное прежде всего коммуникативной побудительной целью. Категориальное множество — это множество КСГ; категоризация проводится по се-мантико-прагматическому принципу, что позволяет выявить КС. Категориальный принцип системной организации - иерархический, репрезентирующий взаимодействие коммуникативной, семантической и собственно языковой составляющих, реализуемых в трех планах: плане содержания, плане трансляции и плане выражения.

• С целью терминологической определенности в процессе анализа установлено следующее соотношение: волеизъявление

I-1 желательность побудительность I конкретный акт побуждения Термин «повелительность» рассматривается как неприемлемый, так как не способен отражать суть анализируемой категории.

• Структурная модель категории побудительности представляет собой трехуровневое единство планов содержания, трансляции и выражения. План содержания - это суть категории побудительности, воплощение целевого аспекта процесса общения. Прагматический подход к исследованию обусловливает выделение субпланов, реализующих коммуникативную составляющую категории: субплан пресуппозиции, субплан референтов, субплан пропозиции, субплан прескрипции, субплан акта речи. План трансляции - это кодирование и декодирование побудительного смысла посредством языковых средств, принадлежащих разным уровням языка и выполняющих одну семантическую функцию - побудить слушателя или иное лицо к совершению / несовершению действия или изменению / сохранению состояния. План выражения - это совокупность фонетических, супрасегментных средств языка (интонация, тембр, громкость) и невербальных знаков коммуникации, которые могут сопровождать устную речь или функционировать самостоятельно, являясь коммуникативными знаками. В письменной речи категория побудительности репрезентируется посредством графики и интерпретирующего контекста.

• Центральным компонентом плана содержания является субплан прескрипции, представляющий разные виды побудительной интенции. Он организуется КСГ, объединяющими разные варианты реализации определенной побудительной интенции (требования, просьбы, приглашения и т.п.). В соответствии с типом побудительной интенции КСГ формируют КС директивного, комис-сивного и превентивного типов.

Директивная КС объединяет КСГ, наиболее полно и регулярно выражающие специфику побудительной ситуации. Директивная КС - адресатнои-нициирующая и включает информационно-побудительные и неинформационно-побудительные акты побуждения. Цель неинформационно-побудительных актов побуждения - побудить к выдаче информации. Цель неинформационно-побудительных - побудить к (не)совершению действия.

Неинформационно-побудительные акты побуждения характеризуются двумя признаками:

1) с точки зрения участников побудительной ситуации: основанные на приоритете власти или / и социального положения прескриптора / не основанные на приоритете власти или / и социального положения прескриптора; в пользу прескриптора / вне пользы прескриптора;

2) с точки зрения интенсивности побуждения: категорическое, нейтральное, смягченное.

Основанные на приоритете власти или / и социального положения прескриптора РА реализуют побудительную интенцию категорического типа (приказ, приказание, команда, распоряжение, запрет).

Не основанные на приоритете власти или / и социального положения прескриптора РА реализуют побудительную интенцию смягченного и нейтрального типа. Смягченный тип предполагает побуждающие действия прескриптора в его же пользу (просьба, мольба, заклинание). Нейтральный тип характеризует интенцию прескриптора, который действует в пользу исполнителя прескрипции или не преследует ничьих интересов (совет, предложение, приглашение, предписание).

Есть акты побуждения, которые относятся к переходному типу — требование, (не)разрешение.

• Сопоставительный аспект позволил выявить некоторые несоответствия в организации плана прескрипции категории побудительности в русском, сербском и болгарском языках.

• Директивная КС - адресатноинициирующая. КСГ в ее составе реализуют побудительную интенцию категорического, нейтрального и смягченного типов. При обозначении побудительной интенции в сопоставляемых языках наблюдаются несовпадения. Более универсальными являются каузативы, репрезентирующие интенцию категорического типа в южнославянских языках. В сербском языке, в отличие от русского и болгарского, не представлена номинация распоряжения, имеющего место в неофициальной ситуации общения, однако обозначение интенции переходного типа - требования - представлено более дифференцировано (захтев / тражен>е) с учетом двойственного характера этой целеустановки. В болгарском языке также функционирует два обозначения (ис-кане / изискване), каузатив пекане используется для обозначения пожелания и не способно отражать специфику РА требования. При номинации целеустановки нейтрального типа - предписания совершить действие - нет устоявшейся терминологии. Каузативы, имеющие место, носят обобщенный характер. Каузатив молба, служащий для обозначения смягченного побуждения, менее дифференцирован в южнославянских языках, используясь для номинации побуждения и в неофициальной, и в официальной сферах общения.

Комиссивная КС - адресантноинициирующая, объединяет КСГ, в которых прескриптор сам себя наделяет ответственностью за протекание действия и в ряде случаев сам же является исполнителем. Цель - склонить исполнителя прескрипции на сторону прескриптора, заставить принять высказанную точку зрения.

КСГ, реализующие интенцию комиссивного типа, в сопоставляемых языках обозначены соответственно, за исключением КСГ клятвы. В болгарском языке каузатив клетва представляет собой менее дифференцированное обозначение по сравнению с русским и сербским языками.

Превентивная КС представлена КСГ, репрезентирующими РА, в которых прескриптор хочет помешать осуществлению нежелательного действия, предостеречь исполнителя прескрипции. Цель - не только предостерегать, но и регулировать поведение таким образом, следуя которому исполнитель прескрипции смог бы предотвратить нежелательные события.

• Равноценным структурным компонентом субплана прескрипции категории побудительности, наряду с прямыми РА, являются побудительные КРА.

Косвенное выражение интенции имеет место и в директивной КС, и в ко-миссивной КС, и в превентивной КС. В сопоставляемых языках КРА реализуются в вопросительных и утвердительных высказываниях и носят конвенциональный и контекстуально-ситуативный характер. Основные отличия проявляются в формировании и функционировании конвенциональных КРА в вопросительно-отрицательной форме. В отличие от русского языка, в РА просьбы и предложения в сербском и болгарском языках не предпочтительно использование вопросительно-отрицательных конструкций.

• План трансляции коммуникативно-семантической категории побудительности и в русском, и сербском, и болгарском языках - моноцентрическое поле, организующее языковые средства выражения побудительного значения.

Ядро поля - императивная парадигма. Исходя из функционального подхода к трактовке императивной парадигмы, считаем возможным члены императивной парадигмы в сопоставляемых языках подразделить на синтетические и аналитические, первичные и вторичные

Сводный состав императивной парадигмы представлен в таблице. члены импер. парад. русский язык сербский язык болгарский язык перв. ф. вторич. ф. перв. ф. вторич. ф. перв. ф. вторич. ф. синтет. синтет. аналит. синтет. синтет. аналит. синтет. синтет. аналит.

1 л.ед.ч. + + дай-(ка) давай-(ка) пусть + да + да, нека

1л.мн.ч. + + дай(те)-(ка) давай(те) -(ка) + + да + да, нека

2 л.ед.ч + + + + да, нека

2л.мн.ч. + + + + да, нека

3 л.ед.ч + пусть + нек(а) + нека, да

Зл.мн.ч. + пусть + нек(а) + нека, да

Из таблицы следует:

• только сербский язык имеет специализированные первичные формы императива для 1-го л. мн.ч.;

• только русский язык имеет вторичные синтетические формы императива 1-го л. ед. и мн. ч., созданные на основе форм настоящего и будущего времени индикатива. Аналитические формы 1 -го лица также носят вторичный характер и образованы на базе уже вторичных синтетических формы императива 1-го л. ед. ч. + частица давай(-ка), дай(-ка); 1-го л. мн. ч. + частица давай(те)(-ка). Последние пары форм совместного действия B.C. Храковский считает «инновационными аналитическими формами, которых также нет в других славянских языках» (Храковский, 2003, с. 202);

• только в болгарском языке аналитические да-конструкции и сочетания форм индикатива настоящего времени с частицей нека для всех лиц включают в состав императивной парадигмы;

• при образовании вторичных аналитических форм в южнославянских языках, в отличие от русского, не задействованы формы индикатива будущего времени.

Такая трактовка состава императивной парадигмы обусловлена функциональным подходом к исследованию побудительного значения, согласно которому словоформы должны регулярно образовываться от глагольных лексем, которые по семантике допускают их образование; словоформы должны опознаваться в контексте как формы, имеющие императивное значение.

Формы императива 2-го л. ед. и мн. ч. универсальны в сопоставляемых языках, участвуют в создании эталонной модели побудительной ситуации и способны выражать побудительную интенцию разных типов в рамках директивной, комиссивной, превентивной КС.

Формы императива 1-го л. мн. ч. регулярно используются при выражении побудительной интенции нейтрального типа в КСГ предписания (к совместному действию), приглашения, предложения.

Формы императива 1-го л. ед. ч. выражают общую идею автопрескрип-ции, в условиях которой происходит нейтрализация различных типов побудительной интенции.

Формы 3-го л. ед. и мн. ч. регулярно используются при выражении всех типов побудительной интенции, когда требуется косвенный перенос прескрипции на лицо, не участвующее в коммуникативном акте побуждения (учитывается и отсутствие Зл.).

• Периферию плана трансляции представляют языковые средства разных уровней, способные выступать функциональными аналогами императива. Они характеризуются невысокой, по сравнению с императивом, функциональной нагрузкой, меньшей степенью специализации, меньшей регулярностью и меньшей употребительностью.

Лексико-грамматические языковые средства — это перформативные глаголы, четко определяющие иллокутивную функцию высказывания и обеспечивающие адекватное однозначное восприятие высказывания адресатом. Однако они не являются грамматически специализированным средством для выражения только побудительного значения, поэтому, в отличие от императива, перформативные глаголы - это дополнительное средство языкового выражения побудительности.

Перформативные глаголы в перформативном употреблении усиливают интенсивность побуждения. При сопоставлении функционирования перформа-тивных глаголов в русском, сербском и болгарском языках было отмечено следующее:

• в сопоставляемых языках иллокутивный объем перформативных глаголов не всегда совпадает: сербск. наре^ивати менее дифференцировано по сравнению с русским и болгарским глаголами и объединяет семы приказа и распоряжения; болгарская и сербская эквивалентные лексемы молити / моля (се) являются менее дифференцированными по отношению к русскому молить, объединяя семы и просьбы, и мольбы; возвратные глаголы молиться / молити се в русском и сербском языке семантически более узки по сравнению с болгарским, так как специализированы, как правило, для РА-обращения к высшим силам; смешанный иллокутивный характер требования наиболее дифференцирован в южнославянских языках. В ситуации категорического побуждения могут использоваться более нейтральные лексемы с компонентом «желаю»: тражити / искам — букв, просить, хотеть, и более категоричные с компонентом «должен»: захтевати / изисквам, тогда как в русском языке адекватно функционирует в ситуациях разного типа глагол требовать.

В грамматическом отношении наблюдаются некоторые различия в падежной валентности сопоставляемых перформативных глаголов: болгарский глагол съветвам, в отличие от русского и сербского языков, управляет винительным падежом; сербские глаголы опоминзем те (вас), подсеНам те (вас) сочетаются с местоимениями в винительном падеже, в отличие от русского / болгарского глаголов напоминаю тебе (вам) / напомням ти (ви), реализующих валентность с дательным падежом. Однако, как правило, перформативные глаголы функционируют без реализации их формально-объектной валентности.

В южнославянских языках при перформативных глаголах для указания на адресата используются краткие формы личных местоимений, в русском языке имеются только полные формы.

В русском языке, в отличие от сербского и болгарского, в качестве функционального эквивалента перформатива используется форма будущего простого времени (перфективного презента) глагола просить в РА: Я вас попрошу в значении Я вас прошу. В южнославянских языках глагол в форме перфективного презента не может иметь значение действия, осуществляемого в момент речи.

Лексический уровень предоставляет следующие возможности выражения побудительного значения в сопоставляемых языках.

• иллокутивные глаголы в интерпретирующем контексте, как правило, способные к перформативному употреблению. Цель использования - пояснение типа побудительной интенции в письменной речи;

• лексемы или группы лексем, семантика которых предполагает прагматическую характеристику побудительной интенции той или иной КСГ. Директивный смягченный тип - зависимость адресанта от адресата: прошу / молим / моля; прости(те) / опрости(те) / прости (простете); разреши(те), позволите) / дозволи(те), допусти(те) / позволи (позволете), разреши (разреше-те); сохрани(те) / сачува]'(те) / (за)пази ((за)пазете); помоги(те) / помози(те) / помогни (помогнете) и подобные, выражения ради Бога, ради Христа / ако за Бога знаш, Бога ради, забога, за име Христа / за Бога и подобные.

Директивный нейтральный тип (предписание): подожди(те), погоди(те) / чека](те) / чакай(те) в фатической функции.

Директивный категорический тип (прекращение намерения или уже начавшегося действия, запрет, требование): брось(те), перестанъ(те), прекратите), оставъ(те) / пусти(те), престаии(те)L окани(те) се, остави(те) се / остави (оставете), прекрати (прекратете), престани (престанете)', в зависимости от синтаксического контекста - слова категории состояния или частицы довольно, достаточно, полно, хватит, будет / доста, доволзно / достатъ-чно, стига. Отчетливо выделяется группа эмоционально окрашенных лексем, выражающих категоричное требование удалиться. Как правило, это слова просторечного или разговорного характера: кати(те)сь, исчезни(те), проваливайте), сгинъ(те), убирайся (тесь) / бежи(те) (из)губи(те) се, одмакни(те) се / карай(те), махни (махнете) се, пръэ/сдосвай(те) се, изчезни (изчезнете);

• лексемы как «индикаторы» соответствующей КСГ: предложение - попробуй(те) / покуша]те, npo6ajme / попробвай(те), опитай(те); предложение (войти, явиться куда-либо) - пройдите, проходите / yt)u(me), npeJ)u(me) /, влизай(те), влез(те); пойдем(те) /ха]де(мо) /хайде и др.; приглашение к разговору - сади(те)сь, сядь(те), присаживайся(тесъ) / седи(те), изволи(те) сести / седни (седнете), сядай(те); тост — выпьем / испи]мо, да испщемо / да изпием, ще пием; разрешение — можно, моэюешъ (можете) / може, можеш (можете) / може, можеш (можете)', убеждение - частотны контактные глаголы, употребляемые с целью концентрация внимания адресата: (по)слушай(те), пойми(те), поверь(те) / чу](те), слуша] (те), размисли(те), eepyj(me) / чуй(те), (по) слушай (те), помисли (помис-лете), (по)вярвай(те); предостережение - смотри(те), гляди(те), берегисъ(берегитесь), осто-poDicno, внимание / пази(те), 4yeaj(me) се, опрезно, палстъа / пази (пазете) (се), варда, внимание;

• контактные лексемы в апеллятивной или фатической функции (цель -установление или продолжение контакта): (по)слушай(те), (по)гляди(те), (по)смотри(те), подожди(те), представьте (себе) / слуша](те), чу](те), ви-ди(те), (по)гледа](те), замисли(те) / (по)слушай (те), чуй(те), виж(те), ча-кай(те), представи (представете) си, въобрази (въобразете) си;

• лексема знать / знам / зная в специфической иллокутивной функции «сообщение адресату собственных знаний» (Апресян, 1988).

Фразеологический уровень представляет фразеологизмы (как правило, содержащие императивные формы) как функциональные аналоги императива в целях экспрессивно-эмоционального воздействия на адресата. При сопоставлении наблюдаются следующие возможности перевода:

• подбор фразеологических аналогов;

• перевод свободного словосочетания фразеологизмом и наоборот;

• буквальный перевод фразеологизмов.

Морфологический уровень языка.

На морфологическом уровне языковые средства выражения побудительного значения можно подразделить на глагольные и неглагольные, самостоятельные аналоги императива и вспомогательные средства.

К самостоятельным глагольным средствам относятся формы инфинитива, формы изъявительного, сослагательного наклонения; к неглагольным - слова категории состояния, частицы и междометия. Частицы и междометия нередко используются при императиве в качестве вспомогательных средств выражения побудительного значения. Основные отличия следующие:

• для сопоставляемых южнославянских языков при выражении директивной интенции категорического типа не характерно использование инфинитива (в частности болгарский язык вообще не располагает такой возможностью в силу специфики грамматического строя языка). Императивное значение русского инфинитива способна выражать да-конструкция, которая не имеет аналога в русском языке. Напротив, в русском языке инфинитив - регулярный и частотный заменитель императива;

• в отличие от русского языка для выражения смягченного характера побудительного значения в сербском и болгарском языках используется полифункциональная да-конструкция с формами презента 2-го и 3-го лица (в болгарском языке в качестве членов императивной парадигмы). В русском языке употребление частицы да возможно с формами 3-го л. настоящего времени только в оптативном значении;

• в отличие от русского языка в сербском и болгарском имеется две возможности формальной синонимизации при выражении запрета: при помощи отрицательного императива и при помощи перифрастических конструкций не-Moj(me) + инфинитив / (да-конструщия) - в сербском языке, недей(те) + да-конструкция — в болгарском языке. Перифрастические конструкции выражают более мягкий запрет, хотя некоторые ученые отмечают тенденцию к нейтрализации их значения со значением отрицательного императива. В болгарском языке при выражения запрета частотна конструкция стига + перфект. Она используется настолько регулярно, что ряд ученых относит их к членам императивной парадигмы.

• во всех сопоставляемых языках функциональным аналогом императива выступают формы будущего времени (в сербском языке - будущего I). Однако если в сербском языке выраженное таким образом побуждение носит j смягченный характер, то в русском и болгарском языках посредством форм будущего времени усиливается категоричность;

• южнославянские языки располагают более разветвленной системой прошедших времен по сравнению с русским: и в сербском, и в болгарском языках в значении категорического побуждения возможно использование форм перфекта в сочетании с частицей да. Отметим, что в отличие от сербского языка в болгарском языке такие конструкции возможны только с отрицанием. Параллельно в русском языке такое категоричное побуждение выражается посредством оптатива: чтоб + формы глагола прошедшего времени. Возможно и самостоятельное использование форм прошедшего времени, но это касается отдельных глаголов, как правило, глаголов движения при обозначении побуждения к совместному действию, например, пошли, поехали;

• в болгарском языке, в отличие от русского и сербского, при выражении побудительной интенции смягченного типа функционируют формы плюсквамперфекта в сочетании с частицей да;

• во всех сопоставляемых языках в функции императива выступают формы сослагательного наклонения при выражении директивной интенции смягченного или нейтрального типа, а также в условиях этикетного конвенционального употребления, как правило, в КРА просьбы. По сравнению с русским и сербским языками, в болгарском языке отмечается крайне редкое использование форм сослагательного наклонения. В отличие от южнославянских языков русский язык располагает возможностью выразить побудительное значение (как правило, это совет с оттенком необходимости) инфинитивом в сочетании с частицей бы;

• в сопоставляемых языках выявлены некоторые различия при реализации побудительной интенции с оттенком необходимости, неизбежности, долженствования. Выражение этого значения связано с использованием слов категории состояния или глаголов с соответствующей семантикой: надо, надобно, нужно, необходимо / неопходно, потребно / нуэ/сно, необходимо; безличными глаголами стоит, следует, придется / вагьа, вреди, треба / наложи се, (по)трябва. В сербском языке указанное значение передается и посредством личных форм глагола морати. Данные части речи функционируют в сочетании с инфинитивом (кроме болгарского языка) или да-конструкцией (кроме русского языка). В отличие от южнославянских сопоставляемых языков, в русском языке в подобных конструкциях имеет место дополнение в дат. падеже {нам нужно ему помочь)', отнесенность действия к лицу в сербском и болгарском языках выражается в личном окончании глагола в составе да-конструкции: трябва да му помогнЕМ;

• при выражении побудительной интенции генерализованного типа в сербском и болгарском языках функционируют конструкции субъектного им-персонала с личными формами глагола в безличном значении. В русском языке им соответствуют неопределенно-личные или инфинитивные конструкции;

• при выражении запрета в русском языке достаточно регулярно используется безличная конструкция: слово категории состояния нечего + инфинитив,, которая в сербском и болгарском языках не имеет морфологического аналога;

• во всех сопоставляемых языках частицы являются вспомогательными средствами для выражения побудительного значения, поскольку используются не самостоятельно, а в сочетании с другими морфологическими средствами. Далеко не всегда в языках имеют место аналогичные частицы или междометия. В таком случае перевод частиц, междометий отсутствует или возможности перевода определяются контекстом.

Синтаксический уровень.

Синтаксический уровень также предоставляет свои средства для оформления побудительной ситуации, которые функционируют, главным образом, аналогично в рассматриваемых языках. Это функции местоименного подлежащего и обращения; синтаксические повторы разных видов, служащие для эмоционально-экспрессивного выражения побуждения; неполные простые предложения и сложные предложения, передающие специфику побудительного значения посредством своей структуры; вопросительные и утвердительные предложения, часто используемые при непрямой передаче побудительной интенции. Наблюдение за функционированием синтаксических средств позволило констатировать следующее.

В сербском и болгарском языках присутствие местоименного подлежащего несет большую смысловую нагрузку по сравнению с русским, поскольку его отсутствие при личной форме глагола-сказуемого является нормой.

В русском языке, в отличие от сопоставляемых южнославянских, наблюдается тенденция, когда употребление местоименного подлежащего в какой-то степени коррелирует с наличием / отсутствием различных приглагольных частиц (Храковский, Володин, 1986), например, нормативно употребление местоименного подлежащего с препозитивной частицей да. Подобное явление в сербском и болгарском языках не прослеживается.

• Обращение в побудительных высказываниях в сопоставляемых языках выполняет апеллятивную, фатическую, социально-регламентирующую, эмоционально-экспрессивную функции. В южнославянских языках при обращении используются формы вокатива, которые отсутствуют в русском языке. Отсутствие звательной формы русский язык может компенсировать с помощью усечения окончания, удвоения {Петь, Свет; Тань, а Тань!).

В русском языке, в отличие от сербского и болгарского, социально-регламентирующую функцию обращения в побудительных высказываниях регулярно выполняют нейтральные слова, заменяющие кодифицированные обращения (женщина, девушка, мужчина, молодой человек). Отличительную особенность русской речевой культуры представляет и «типично русская» форма обращения по имени и отчеству.

• В сопоставляемых языках побудительный повтор, представленный во всех КС, выступает как средство выражения эмоционально-волевой и эмоционально-оценочной реакции участника коммуникативной ситуации на событие (в том числе и речевое) и характеризуется высокой степенью экспрессивности. Выделяются собственно побудительный и оценочный повторы. В дистрибутивном отношении наблюдаются повторы в синтаксическом единстве, в реплике одного говорящего; в диалогическом единстве при смене говорящих; одновременно и в синтаксическом, и в диалогическом единствах. По структуре повторы, организующие побудительное высказывание, могут быть полными и частичными. В сопоставительном плане отличия не выявлены, поскольку использование повторов во многом обусловлено прагматическими факторами, носящими универсальный характер.

• Неполные двусоставные и односоставные предложения как функциональные аналоги императива используются во всех сопоставляемых языках, оформляя побудительную ситуацию в условиях дефицита времени. Главным образом, это выражение директивной интенции категорического типа и в первую очередь команды. Коммуникативный эффект достигается путем обозначения и актуализации одного из компонентов побудительной ситуации.

• Сложные предложения в сопоставляемых языках могут быть одно-функциональными и разнофункциональными. Выявлены следующие модели сложных предложений с побудительной семантикой: императив + императив; императив + индикатив, илтератив + конъюнктив. Последняя модель представляет структурно-семантические отличия сложных южнославянских конструкций по отношению к русским. Южнославянские сложные предложения с побудительной семантикой, включающие да-конструкцию, при сопоставлении с русским языком в большей степени проявляют континуальные свойства и по характеру выражаемого побуждения более близки однофункциональным побудительным высказываниям.

• В сопоставляемых языках побудительная интенция, как правило, непрямого характера, выражается посредством вопросительных и утвердительных предложений. Для этих целей используются и общие, и специальные вопросы.

В русском языке общие вопросы не носят конвенциональный характер и приобретают значение побуждения только в контексте. В качестве вопросов-просьб регулярно употребляются общие вопросы с глаголом в будущем (будущем I - в сербском языке) времени. Для сербского языка, когда глагол хтети используется как вспомогательный для образования формы будущего времени, такая модель оформляет РА просьбы конвенционального характера и представляет мягкий вежливый способ общения. В болгарском языке подобные вопросы со вспомогательным компонентом ще для образования формы будущего времени также квалифицируются как вопросы-просьбы, но, в отличие от сербского языка, проявляют меньшую степень вежливости и деликатности. В русском языке подобные вопросы не носят конвенционального характера и требуют дополнительных средств, которые укажут на вежливое отношение или подчеркнут степень интенсивности побуждения.

В сербском языке глагол хтети может быть семантически полнозначным и участвовать в оформлении вопроса-предложения. В русском и болгарском языке подобное явление омонимии отсутствует; вопросы рассматриваемого типа четко дифференцированы при выражении косвенного побуждения — просьбы или предложения.

Специальные вопросы и утверждения, в частности констатации, информирующие адресата, как правило, о намерении говорящего совершить то или иное действие или о факте, процессе его совершения универсально используются в качестве побудительных КРА в сопоставляемых языках.

Итак, в диссертационном исследовании была предпринята попытка провести комплексный анализ категории побудительности, позволяющий позиционировать ее как коммуникативно-семантическую категорию. Ориентиром для сопоставительных изысканий в данной работе послужили актуальные идеи В. Матезиуса о культурной специфике лингвоментального взаимодействия, обусловливающей выбор языковых средств: «Каждый язык, воспринимая действительность по-своему, оформляет ее в соответствии со своей собственной системой знаков. Поэтому каждый язык весьма оригинален в отражении действительности и содержит в себе немало особенностей, которые нельзя воспроизвести на каком-либо другом языке» (Матезиус, 1967. Цит по: Вишнякова, 2003, с. 37). Этот факт, наряду с другими, формирующими антропоцентрическую парадигму современной науки, объясняет закономерный рост и влияние коммуникативной и функциональной лингвистики, основной ориентир которых - потребности коммуникантов. Вбирая в себя все лучшее, что было накоплено при исследованиях внутренней структуры языка, они нацелены на исследование языковых особенностей при учете семиотического характера социальной природы языка и его использования в целях общения.

Коммуникативный аспект настоящего исследования позволяет продемонстрировать универсальность и особую значимость категории побудительности в сопоставляемых славянских языках как определяющую их антропоцентрич-ность. В связи с этим оправданной является постановка в центр анализа коммуникативной ситуации, реализующей побудительную интенцию разных типов. Именно в основе ситуативных моделей, по словам Т. ван Дейка, лежат не абстрактные знания о стереотипных событиях и ситуациях, а личностные знания носителей языка, аккумулирующие их предшествующий индивидуальный опыт, установки и намерения, чувства и эмоции (ван Дейк, 1989), что еще раз подчеркивает целесообразность сопоставительного анализа.

Функциональный аспект описания языковых средств показывает многообразие существующих возможностей выражения побудительного значения в русском, сербском и болгарском языках в связи с использованием не только форм императива, но и его функциональных аналогов, а также вспомогательных средств. Выявленные отличия характеризуют специфику каждого из языков.

В заключение подчеркнем, что именно интегрированный подход к исследованию данного феномена делает возможным показать многогранность изучаемого явления, в связи с чем достаточно уместным представляется высказывание Н.Ф. Алефиренко: «Наиболее существенные открытия возможны главным образом на стыке наук, где в периферийных зонах их взаимодействия скрываются <.> глубинные механизмы языка и неразгаданные еще тайны порождения всевозможных речевых актов» (Алефиренко, 2005, с. 217).

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Маслова, Алина Юрьевна, 2009 год

1. Адоньева, С. Б. Прагматика фольклора: частушка, заговор, причет. (Белозерская традиция XX века) Электронный ресурс. : автореф. дисс. . д-ра филол. наук / С. Б. Адоньева СПб., 2004. - Режим доступа : http://www.folk.ru/propp/publics/ addisser. html.

2. Алефиренко, Н. Ф. Современные проблемы науки и языке : учеб. пособие / Н. Ф. Алефиренко. М. : Флинта : Наука, 2005. - 416 с.

3. Андреева, И. С. Повелительное наклонение и контекст при выражении побуждения в современном русском языке : автореф. дисс. . канд. филол. наук / И. С. Андреева. Л., 1971.-18 с.

4. Андрейчин, Л. Основна българска грамматика / Л. Андрейчин. София : Изд-во «Наука и изкуство», 1978. - 447 с.

5. АнтониЬ, И. Комуникащ^а и убе!)иван>е / И. АнтониЬ // Зборник Матице српске за филолопцу и лингвистику. Нови Сад, 1994. - Бр. 27/1-2. - С. 41-50.

6. Апресян, Ю. Д. Перформативы в грамматике и в словаре / Ю. Д. Апресян // Избранные труды : в 2 т. М. : Школа «Яз. рус. культуры», 1995. - Т. 2 : Интегральное описание языка и системная лексикография. - С. 199-218.

7. Апресян, Ю. Д. Прагматическая информация для толкового словаря / Ю. Д. Апресян // Прагматика и проблемы интенсиональности / Ин-т языкознания АН СССР. М. : ИВАН СССР, 1988. - С. 7-44.

8. Аристов, С.А. Коммуникативно-когнитивная лингвистика и разговорный дискурс / С. А. Аристов, И. П. Сусов // Лингвистический вестник : сб. науч. тр. Ижевск : Изд-во учеб.-метод, объединения Santa Linqua, 1999. - Вып. 1. - С. 5 - 10.

9. Арутюнова, Н. Д. О критерии выделения аналитических форм / Н. Д. Арутюнова // Аналитические конструкции в языках различных типов / отв. ред. В. М. Жирмунский и О. П. Суник. -М.; Л.: Наука, 1965. С. 89-93.

10. Байрамова, Л. К. Параметры контрастивного исследования языков / Л. К. Байрамова // Сопоставительная филология и полилингвизм : мат. Всерос. науч.-практич. Конф. (Казань, 29-31 окт. 2002 г.). Казань: РИЦ «ШКОЛА», 2002. - С. 22-25.

11. Байрамуков, Р. М. Речевое действие угрозы в рассказах В. М. Шукшина : автореф. дисс. . канд. филол. наук / Р. М. Байрамуков. Ставрополь, 2001. - 23 с.

12. Бакалова, В. Синтаксични особености и функции на междуметията / В. Бакалова // Език и литература. 1975. - № 6. - С. 12-22.

13. Бакърджиева, М. Комуникативни функции на частиците в диалогичен и монологичен текст / М. Бакърджиева // Славистика. Пловдив, 1998. - С. 155-162.

14. Балли, Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка / Ш. Балли ; пер. с фр. Е. В. и Т. В. Вентцель. М. : Изд-во иностр. лит., 1955. — 416 с.

15. Баранов, А. Н. Намек как способ косвенной передачи смысла Электронный ресурс. /

16. A. Н. Баранов // Материалы международной конференции «Диалог 2006». Режим доступа : http://www.dialog-21.ru/dialog2006 /materials/html/ Baranov.htm

17. Барнет, В. К проблеме языковой эквивалентности при сравнении / В. К. Барнет // Сопоставительное изучение грамматики и лексики русского языка с чешским и другими славянскими языками. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1983. - С. 9-29.

18. БатистиЬ, Т. YcMj'epaBaibe .езичког описа од граматике до комуникащу'ске компетенцщ'е / Т. БатистиЬ // Наш jesmc. Београд, 1986. - Вг. 27/1-2. - С. 3-37.

19. Безменова, Н. А. Некоторые проблемы теории речевых актов / Н. А. Безменова,

20. B. И. Герасимов // Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики : сб. обзоров / отв. ред. В. И. Герасимов. М. : ИНИОН АН СССР, 1984. - С. 146-197.

21. Безяева, М. Г. Семантика коммуникативного уровня звучащего языка : Волеизъявление и выражение желания говорящего в русском диалоге / М. Г. Безяева. М, : Изд-во Моск. ун-та, 2002. - 752 с.

22. БелиЙ, A. HcTopnja српскохрватског je3HKa. / А. БелиЬ. 2. изд. - Београд : Научна кгьига, 1962. - Ка. II. Св. 2 : Речи са KOHjyraunjoM. - 212 с.

23. Вельский, А. В. Побудительная речь / А. В. Вельский // Учен. зап. 1-го МГПИИЯ. М., 1953. - Т. 6. Сб. 4 : Экспериментальная фонетика и типология речи. - С. 81-148.

24. Беляева, Е. И. Функционально-семантические поля модальности в английском и русском языках / Е. И. Беляева. Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1985. - 180 с.

25. Бенаккьо, Р. Глагольный вид в императиве в южнославянских языках / Р. Бенаккьо // Сокровенные смыслы. Слово. Текст. Культура : сб. ст. / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. М. : Яз. славян. Культуры, 2004. - 267-275.

26. Бенаккьо, Р. Конкуренция видов, вежливость и этикет в русском императиве / Р. Бенаккьо // Russian Linguistics 26. 2002. - Vol. 2. - P. 149-178.

27. Бикель, М. М. Языковые средства выражения побудительности и их стилистическое значение (на материале немецкого языка) : автореф. дисс. . канд. филол. наук / М. М. Бикель. Л., 1968. - 20 с.

28. Бирюлин, Л. А. Повелительные предложения: проблемы теории / Л. А. Бирюлин,

29. B. С. Храковский. // Типология императивных конструкций. СПб. : Наука, 1992.1. C. 5-50.

30. Бирюлин, Л. А. Презумпция побуждения и прагматика императива / Л. А. Бирюлин // Типология и грамматика : сб. ст. / отв. ред. В. С. Храковский. М. : Наука, 1990. -С. 3-41.

31. Бирюлин, Л. А. Семантика и прагматика русского императива / Л. А. Бирюлин. -Helsinki: Slavica Helsingiensia, 1994. 229 с.

32. Бирюлин, Л. А. Семантика и прагматика русского превентива / Л. А. Бирюлин // Russian linguistics. 1992. - Вып. 16. - С. 1-22.

33. Бирюлин, Л. А. Теоретические аспекты семантико-прагматического описания императивных высказываний в русском языке : автореф. дисс. . д-ра филол. наук / Л. А. Бирюлин. СПб., 1992(a). - 41 с.

34. Богданов, В. В. Речевое общение. Прагматический и семантический аспекты / В. В. Богданов. Л.: Изд-во ЛГУ, 1990. - 88 с.

35. Бондарко, А. В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии / А. В. Бондарко. 3-е изд. - М. : Едиториал УРСС, 2003. - 208 с.

36. Бондарко, А. В. Темпоральность / А. В. Бондарко // Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность / под ред. А. В. Бондарко. Л. : Наука, 1990.-С. 5-58.

37. Бондарко, А. В. Теоретические проблемы русской грамматики / А. В. Бондарко. СПб. : Изд-во СПбГУ, 2003(a). - 208 с.

38. Бондарко, А. В. Теоретические проблемы функциональной грамматики / А. В. Бондарко // Славянское языкознание. XIII Междунар. съезд славистов. Любляна, 2003. Доклады российской делегации. М. : Индрик, 2003. - С. 35-48.

39. Бондарко, А. В. Теория морфологических категорий / А. В. Бондарко. Л. : Наука, 1976.-255 с.

40. Бондарко, А. В. Теория морфологических категорий и аспектологические исследования / А. В. Бондарко. М. : Яз. славян, культуры, 2005. - 654 с.

41. Бондарко, А. В. Функциональная грамматика / А. В. Бондарко. Л. : Наука, 1984. -136 с.

42. Борисова, Е. Г. О способах извлечения имплицитной информации / Е. Г. Борисова // Режим доступа: http://il.rsuh.ru/pubs/ hidmean2007/ Borisova2007.pdf

43. Борисова, И. Н. Дискурсивные стратегии в разговорном диалоге / И. Н. Борисова // Русская разговорная речь как явление городской культуры / Урал. гос. ун-т им.

44. A. М. Горького. Екатеринбург, 1996. - С. 21-48.

45. Борисова, И. Н. Категории цели и аспекты текстового анализа / И. Н. Борисова // Жанры речи. Саратов, 1999. - Вып. 2. - С. 81-97.

46. Бояджиева, И. Повелителното наклонение в съвременния български език : автореф. дисс. . канд. филол. наук / И. Бояджиева. София, 1982. - 21 с.

47. Брагина, Л. В. Обращения как отражение типов речевых культур / Л. В. Брагина // Языковая структура и социальная среда : сб. науч. трудов студентов / отв. ред.

48. B. Б. Кашкин. Воронеж : Изд-во ВГТУ, 2000. - С. 45-48.

49. Булыгина, Т. В. К построению типологии предикатов в русском языке / Т. В. Булыгина // Семантические типы предикатов / отв. ред. О. Н. Селиверстова. М. : Наука, 1982. — С. 7-85.

50. Булыгина, Т. В. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики) / Т. В. Булыгина, А. Д. Шмелев. М. : Школа «Яз. рус. культуры», 1997. - 576 с.

51. Буслаев, Ф. И. Опыт исторической грамматики русского языка : в 2 ч. / Ф. И. Буслаев. -М., 1858.

52. Бэрон Р. Агрессия / Р. Бэрон, Д. Ричардсон. СПб : Питер, 2000. — 352 с.

53. Валгина, Н. С. Синтаксис современного русского языка : учебник / Н. С. Валгина. М. : Агар, 2000.-416 с.

54. Ван Дейк, Т. Язык. Познание. Коммуникация : сб. работ / Т. ван Дейк. М. : Прогресс, 1989.-310 с.

55. Варшавская, А. И. О косвенном повелении / А. И. Варшавская // Прагматика и проблемы интенсиональности. М. : ИВАН СССР, 1988. - С. 35-36.

56. Васева, И. Инструктивен императив в българския и руския език / И. Васева // Съпоставително езикознание. 1991. - № 3. - С. 11-17.

57. Васева, И. Межъязыковая асимметрия при выражении побудительности неимперативными глагольными формами в русском и болгарском языках / И. Васева // Русский язык в научном освещении / РАН, Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. 2003. -№2/6. -С. 64-75.

58. Васева, И. Умалителност. Експресивност. Емоционалност / И. Васева. София : Авангард Прима, 2006. - 202 с.

59. Васильев, JI. Г. Понимание аргументативного дискурса: Коммуникативный метод VS. Интерактивному/ JI. Г. Васильев // Актуальные проблемы коммуникативной грамматики : тез. докл. Всерос. науч. конф. Тула, 2000. - С. 16-17.

60. Вахек, И. Лингвистический словарь пражской школы / И. Вахек. М. : Прогресс, 1964. -350 с.

61. Вежбицкая, А. Речевые акты / А. Вежбицка ; пер. с англ. С. А. Крылова // Новое в зарубежной лингвистике. М. : Прогресс, 1985. - Вып. 16 : Лингвистическая прагматика. - С. 251-275.

62. Вендлер, 3. Факты в языке / 3. Вендлер ; пер. с. англ. В. А. Плупгяна // Философия. Логика. Язык. М. : Прогресс, 1987. - С. 29-45.

63. Виноградов, В. В. О категории модальности и модальных словах / В. В. Виноградов // Избранные труды. Исследования по русской грамматике. — М. : Изд-во АН СССР, 1975. -С. 53-87.

64. Виноградов, В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове / В. В. Виноградов. М. : Высш. шк., 1972. - 614 с.

65. Винокур, Т. Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого общения / Т. Г. Винокур. М. : Наука, 1993. - 176 с.

66. Вишнякова, О. Д. Функционально-когнитивная парадигма как сфера концентрации лингвистической мысли в наступившем столетии / О. Д. Вишнякова // Филологические науки. 2003. - № 6. - С. 36-42.

67. Воейкова, М. Д. Категориальные признаки перформативных высказываний в русском языке / М. Д. Воейкова // Межкатегориальные связи в грамматики / отв. ред. А. В. Бондарко. СПб. : Дмитрий Буланин, 1996. - С. 153-167.

68. Войводич, Д. Два модальных значения перфективного презенса в русском языке и их эквиваленты в сербскохорватском языке / Д. Войводич // Slavist, 1990. Br. 1. — S. 53-59.

69. Войводич, Д. О валентности перформативных глаголов в славянских языках // Зборник Матице српске за славистику. Нови Сад, 2000. - Кн>. 56-57 - С. 71-94.

70. Войводич, Д. О русском «языковом вкусе эпох» через призму вокативных обращений / Д. Войводич // Зборник Матице српске за славистику. Нови Сад, 2003. — Кн>. 64. — С.131-159.

71. Войводич, Д. Перформативное микрополе прескриптивности / Д. Войводич // Зборник Матице српске за филологщу и лингвистику. Нови Сад, 2000. - Кгь. 53. - С. 111-124."

72. Войводич, Д. Перформативные высказывания (прагматико-стилистический аспект) / Д. Войводич // Пути и средства формирования речевой культуры : сб. науч. тр. -Иваново : Ивановский гос. хим.-технол. ун-т, 1999(6). С. 192-206.

73. Войводич, Д. Перформатив как объект полиаспектной лингвистической интерпретации / Д. Войводич // Актуальные проблемы преподавания филологических дисциплин / МГУ им. Н.П. Огарева. Саранск : Тип.«Красный Октябрь», 2001. - С. 69-73.

74. Во.водий, Д. Функционално-семантичко пол>е као лингвистички модел у испитиваау хрватскосрпског je3H4Kor система / Д. Во^водиЙ // Научни састанак слависта у Вукове Дане. Београд; Панчево ; Нови Сад ; Трший, 1990. - Бр. 20/2. - С. 269-279.

75. Во^водий, Д. Аутопрескриптивни говорни чинови у словенским .езицима / Д. Во]водиЬ // Славистика. Београд, 1999. - Ка. III. - С. 141-149.

76. Во^водиЬ, Д. О вокативним и императивним типовима каузацще у руском и српском je3HKy / Д. Во^водиЬ // Дужнословенски филолог. Београд, 2003. - LIX. - С. 153-174.

77. ВсуводиЬ, Д. О корелацщи императива и вокатива / Д. BojBOAnh // Славистика. -Београд, 2002. Kft.VI - С. 56-62.

78. Во.водиЬ, Д. Перформативни искази као резултат ме!)усобне условл>ености лексичких и граматичких значен>а глагола / Д. ВсуводиЬ // Научни састанак слависта у Вукове дане.- Београд, 1997. Ка. 26/2. - С. 129-140.

79. Вольф, Е. М. Функциональная семантика оценки / Е. М. Вольф. М. : Наука, 1985. -228 с.

80. Восканян, Г. Р. Структура, типы, контексты функционирования комиссивных и эмфатических ассертивных высказываний в современном английском языке : автореф. дис. .канд. филол. наук / Г. Р. Восканян. Пятигорск,1985. - 16 с.

81. Востоков, А. X. Русская грамматика по начертанию его же грамматики полное изложение / А. X. Востоков. СПб. : 1844.

82. Гак, В. Г. Сопоставительная прагматика / В. Г. Гак // Филологические науки. 1992. -№ 3. - С. 78-90.

83. Гак, В. Г. Прагматика и языковое варьирование //В. Г. Гак. Языковые преобразования.- М. : Школа «Языки русской культуры», 1998. С. 554-586.

84. Гвоздев, А. Н. Современный русский литературный язык : в 2 ч. / А. Н. Гвоздев. М. : Просвещение, 1973. - Ч: 1-2.

85. Генадиева-Мутафчиева, 3. Подчинителният съюз да в съвременния български език / 3. Генадиева-Мутафчиева. София : Изд-во на БАН, 1970. — 220 с.

86. Георгиев, В. Отрицателната заповедь въ гръцки, латински, български, староиндийски и инюктивъть / В. Георгиев // Годишникъ на Софийския университетъ. Кн. XXXI. -София, 1934.-С. 1-88.

87. Георгиев, С. Българска морфология / С. Георгиев. Велико Търново : Абагар, 1991. -399 с.

88. Георгиев, С. Българска морфология / С. Георгиев. Велико Търново : Абагар, 1991. -399 с.

89. Герасимов, О. И. Прагматическая детерминированность ответных реплик / О. И. Герасимов // Языковое общение и его единицы : межвуз сб. науч. тр. / Калинин, ун-т ; под ред. И. П. Сусова. Калинин, 1986. - С. 44-48.

90. Гехтляр, С. Я. Модальные значения реальности и побуждения в предложениях с независимым инфинитивом / С. Я. Гехтляр // Вопросы лексикологии и синтаксиса русского языка / Смоленский ГПИ. Смоленск, 1975. - С. 53-60.

91. Гладров, В. Функциональная грамматика и сопоставительная лингвистика / В. Гладров // Исследования по языкознанию : сб. ст. к 70-летию А. В. Бондарко . РАН ; СПб. гос. ун-т ; отв. ред. С. А. Шубик. СПб. : Изд-во СПбГУ, 2001. - С. 67-77.

92. Гловинская, М. Я. Русские речевые акты и виды глаголов / М. Я. Гловинская // Логический анализ языка: модели действия / РАН, Ин-т языкознания ; отв. ред. Н. Д. Арутюнова, Н. К. Рябцева. М. : Наука, 1992. - С. 123-130.

93. Гловинская, М. Я. Семантика глаголов речи с точки зрения теории речевых актов / М. Я. Гловинская // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект / отв. ред. Е. А. Земская. М. : Наука, 1993. - С. 158-218.

94. Головин, Б. Н. Введение в языкознание : учеб. пособие / Б. Н. Головин. 3-е изд., испр. - М. : Высш. шк., 1977. - 311 с.

95. Голубева-Монаткина, Н. И. К проблеме иллокутивной логики вопросительного предложения (вопросительное предложение в речевом акте) / Н. И. Голубева-Монаткина // Прагматика и проблемы интенсиональности. М. : ИВАН СССР, 1988. -С. 144-153.

96. Градинарова, А. Болгарский судъектный имперсонал и его русские функциональные эквиваленты Электронный ресурс. // Acta Linguistika. 2007. - Vol.1 (1). - P. 41—53. -Режим доступа : http://opcn.slavica.org/index. php/als/article/viewFile/101/89

97. Грайс, Г. П. Логика и речевое общение / Г. П. Грайс ; пер. с англ. В. В. Туровского // Новое в зарубежной лингвистике. М. : Прогресс, 1985. - Вып. 16 : Лингвистическая прагматика. - С. 217-237.

98. Граматика на съвременния български книжовен език : в 3 т. София : Изд-во на Българската Академия на науките, 1983. - Т. 1-3.

99. Грамматика современного русского литературного языка / отв. ред. Н. Ю. Шведова. — М. : Наука, 1970.-767 с.

100. Гудков, В. П. Употребление инфинитива в конструкции с да в сербохорватском языке / В. П. Гудков // Вопросы лингвистики и методики преподавания иностранных языков. — М„ 1958.-Вып. 1. С.98-112.

101. Гусаренко, М. К. Экспликация перлокутивного эффекта в комиссивных речевых актах Электронный ресурс. / М. К. Гусаренко // Режим доступа : http://www.depfolang. kubsu.ru/gusarenko.html

102. Гухман, М. М. Грамматическая категория и структура парадигм / М. М. Гухман // Исследования по общей теории грамматики / отв. ред. В. Н. Ярцева. М. : Наука, 1968. -С. 117-174.

103. Данчев, А. За някои страни на съпоставителните изследвания / А. Данчев // Бюлетин за съпоставителното изследване на българския език с други езици. 1976. — № 1.

104. Данчев, А. За посоката на съпоставителния анализ / А. Данчев // Съпоставително езикознание. 1984. - IX. - № 4. - С. 48-52.

105. Данчев, А. Съпоставително езикознание, теория на превода и чуждоезиково обучение / А. Данчев // Съпоставително езикознание. 1978. - III. — № 1. — С. 30-47.

106. Данчев, А. Съпоставително езикознание. Теория и методология / А. Данчев, София : Св. Климент Охридски, 2001. 224 с.

107. Дашкова, JI. Сопоставительный подход к славянскому грамматическому уровню / Л. Дашкова // Состояние и перспективы сопоставительных исследований русского и других языков: докл. Белград, 2000. - С.24-28.

108. Дементьев, В. В. Основы теории непрямой коммуникации : автореф. дисс. д-ра филол. наук / В. В. Дементьев. Саратов, 2001. - 38 с.

109. Дементьев, В. В. Фатическое общение Электронный ресурс. / В. В. Дементьев // Режим, доступа : www.library.krasu.ru /ft/ft/ articles/ 0113 901.pdf

110. Демьянков, В. 3. Функционализм в зарубежной лингвистике 20 века Электронный ресурс. // Режим доступа : http://www.infolex.ru

111. Димитрова, С. О принципах составления болгарско-русской сопоставительной грамматики Электронный ресурс. // Режим доступа : http://www.mapryal.org/congressXI/ Materials/plenarnye/Dmitrova.pdf

112. Дмитриев, П. А. Сербохорватский язык / П. А. Дмитриев, Г. И. Сафронов. Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1975. - 154 с.

113. Дмитриева, О. А. Культурно-языковые характеристики пословиц и афоризмов : На материале фр. и рус. яз. : автореф. дис. . канд. филол. наук / О. А. Дмитриева. — Волгоград, 1997. 16 с.

114. Добрушина, Н. Р. Грамматические формы и конструкции со значением опасения и предостережения / Н. Р. Добрушина // Вопр. языкознания. 2006. - № 2. - С. 28-67.

115. Дорошенко, А. В. Побудительные речевые акты и их интерпретация в тексте (на материале английского языка) : автореф. дисс. . канд. филол. наук / А. В. Дорошенко. М., 1986. - 18 с.

116. Дурново, Н. Н. Повторительный курс грамматики русского языка / Н. Н. Дурново. — М. : Госиздат, 1924. Вып.1 : Фонетика. Морфология. - 114 с.

117. ЪирковиЬ, М. Негащуа уз инфинитив и р}ечцу да + презент / М. ЪирковиЙ // Наш je3HK. Београд, 1985. - Кн>. 26 (нова cepnja). - Св. 4-5. - С. 261-263.

118. Еремеев, Я. Н. О мотивированности действия, совершаемого вследствие директивных высказываний Электронный ресурс. / Я. Н. Еремеев, В. Б. Кашкин // Режим доступа : www.kachkine.narod.ru

119. Ермолаева, Л. С. Очерки по сопоставительной грамматике германских языков / Л. С. Ермолаева. М. : Высш. шк., 1987. - 128 с.

120. Жерева, М. Модалната натовареност на императивните форми от свършен и несвършен вид в българския и руския език / М. Жерева // Съпоставително езикознание. — 2003. — № 1.-С. 25-29.

121. Жуков, В. П. Словарь русских пословиц и поговорок / В. П. Жуков. М. : Сов. энциклопедия, 1967. - 535 с.

122. Зарецкая, Е. И. Формы повелительного наклонения в русском языке / Е. И. Зарецкая // Филологические науки. 1976. - № 3. - С. 47-55.

123. Захаревич, Е. А. К вопросу о субстантивации в болгарском языке (субстантивация прилагательных в форме среднего рода) / Е. А. Захаревич // Славянская филология : сб. статей / Отв. ред. Г. И. Сафронов. JI. : Изд-во ЛГУ, 1972. - Вып. 2. - С. 46-53.

124. Захарова, Е. П. Коммуникативные категории и возможность их классификации / Е. П. Захарова // Единицы языка и их функционирование : межвуз. сб. науч. тр. / Сарат. гос. ун-т. Саратов, 1998. - Вып.4. - С. 15-22.

125. Захарова, Е. П. Типы коммуникативных категорий / Е. П. Захарова // Проблемы межречевой коммуникации : межвуз. сб. науч. тр. / Сарат. гос. ун-т. Саратов, 2000. -С. 12-19.

126. Зенчук, В. Н. Отрицание в сербохорватском языке : автореф. дисс. . канд. филол. наук / В. Н. Зенчук. Л., 1968. - 21 с.

127. Зенчук, В. Н. Отрицательные императивные конструкции в сербохорватском и других славянских языках / В. Н. Зенчук // Вестник ЛГУ. История. Язык. Литература. Л., 1971. - Вып. 2. -№ 8.- С. 77-83.

128. Зенчук, В. Н. Учебник сербохорватского языка / В. Н. Зенчук, Е. Иоканович-Михайлова, М. П. Киршова, М. Маркович. М.: Изд-во МГУ, 1986. - 414 с.

129. Златев, И. Вопрос о разграничении междометий и частиц в болгарском и русском языкознании / И. Златев // Ежегодные лингвистические чтения. 15 ноября 2003 года : сб. науч. тр. Велико Търново : Универ. изд-во им. Св. Кирилла и Мефодия., 2004.

130. Золотова, Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса / Г. А. Золотова. М. : Эдиториал УРСС, 2001. - 368 с.

131. Иванов, С. Ю. Грамматическое изучение перформативов / С. Ю. Иванов // Режим доступа: http://www.slavic.or.kr/Journals/files/volume8/ivanov03 .pdf

132. Ивин, А. А. Логика норм / А. А. Ивин. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1973. - 122 с.

133. Ивий, М. Правци у лингвистици : 2 кн>. / М. Ивий. Београд : Словограф, 1996. — Кн. 2. - 287 с.

134. ИвиЬ, М. Проблематика српскохрватскога инфинитива / М. ИвиЬ // Зборник за филолопуу и лингвистику. Нови Сад, 1972. - Вг. 25/2. - С. 115-138.

135. ИвиЬ, М. Словенски императив уз негацщ'у / М. ИвиЬ // Радови-10 / Одел>егье историко-филолошких наука. — CapajeBo, 1958. Крь. 4. - С. 23-44.

136. ИвиЬ, М. У потреба вида у словенском императиву с негащуом / М. ИвиЙ // Славянская филология. М., 1958(a). - Вып. 2. - С. 95-111.

137. Изотов, А. И. Функционально-семантическая категория императивности в современном чешском языке в сопоставлении с русским / А. И. Изотов. Брно : L, Marek, 2005. — 274 с.

138. Изотов, А. И. Функционально-семантическая категория императивности в современном чешском языке как прагмалингвистический феномен : автореф. . д-ра филол. наук / А. И. Изотов. М., 2007. - 26 с.

139. Изотов, А. И. Функционально-семантическая категория побуждения как фрагмент русской и чешской языковых картин мира Электронный ресурс. / А. И. Изотов // Режим доступа: http://www.philol.msu.ru/~rlc2001

140. Императивная предметно-ситуативная номинация / сост. В. П. Проничев. JI. : РГПУ, 1991.-43 с.

141. Исаченко, А. В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким.: в 2 ч. / А. В. Исаченко. Братислава : Изд-во Словацкой АН, 1960. - Ч. 2 : Морфология. - 577 с.

142. Исаченко, А. В. К вопросу об императиве в русском языке / А. В. Исаченко // Русский язык в школе. 1957. - № 6. - С. 7-14.

143. Исследование славянских языков и литератур в высшей школе: достижения и перспективы: Информационные материалы и тезисы докладов международной научной конференции / под ред. В.П. Гудкова. А.Г. Машковой, С.С. Сковрида. М., 2003. -317с.

144. JeBTnfi М. Са домаЬим славистима / М. 1евтиЬ // Колекцщ'а Одговори. -Београд : Завод за уцбенике и наставна средства ; Вукова задужбина ; Орфелин, 1996. Кгь. 30. - 521 с.

145. Кабанова, С. А. Безлично-предикативные слова и образованные на их основе конструкции в сербохорватском языке : автореф. . канд. филол. наук / С. А. Кабанова. -СПб., 1993.- 15 с.

146. Карасик, В. И. О категориях дискурса / В. И. Карасик // Языковая личность : Социолингвистический и эмотивный аспекты : сб. науч. тр. / ВГПУ, СГУ. Волгоград ; Саратов : Перемена, 1998. - С. 185-197.

147. Кашкин, В. Б. Введение в теорию коммуникации : учеб. пособие / В. В. Кашкин. — Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2000. 175 с.

148. Кирова, Т., Васева, И. Изразяване на подбудителност в русския и българския език / Т. Кирова, И. Васева // Годишник на СУ. ФСФ. Езикознание. София, 1999. - Т. 88 ; кн. 1.-С. 160-291.

149. Киселёва, Л. А. Вопросы теории речевого воздействия / Л. А. Киселёва. Л. : Наука, 1978.- 160 с.

150. Кисловская, Е. Н. Побудительный повтор и его модальные функции в речи / Е. Н. Кисловская // Семантика синтаксических конструкций. — Тюмень, 1976. — С. 51-70.

151. Клюканов, И. Э. Единицы речевой деятельности и единицы языкового общения / И. Э. Клюканов // Языковое общение: процессы и единицы : межвуз. сб. науч. тр. / Калинин, гос. ун-т ; под ред. И. П. Сусова. Калинин, 1988. - С. 41-47.

152. Кобозева, И. М. Проблемы описания частиц в конце 80-х годов / И. М. Кобозева // Прагматика и семантика. М.: ИНИОН АН СССР, 1991. - С. 147-176.

153. КовачевиЬ, М. Узрочно семантичко поле / М. КовачевиЬ. Capajeeo : Св.етлост, 1988.- 260 с.

154. Колшанский, В.Г. Прагматика языка / В. Г. Колшанский // Лингвистика и методика в высшей школе: Сб. науч. трудов. М ., 1980. - С. 3-8.

155. Кондзеля, Е. С. Функционально-семантическое поле побудительности и реализация его конституентов в русской речи : автореф. дис. . канд. филол. наук / Е. С. Кондзеля. -Киев, 1991. 16 с.

156. Кормилицына, М. А. Категория вежливости в оценочных речевых актах / М. А. Кормилицына, Г. Р. Шаменова // Жанры речи ; отв. ред. В. Е. Гольдин. Саратов, 1999. - Вып. 2. - С. 257 - 266.

157. Косилова, М. Ф. К вопросу о побудительных предложениях / М. Ф. Косилова // Вестн. МГУ. Серия филологии и журналистики. 1962. - № 4. - С. 48-56.

158. КостиЬ, Ъ. Преглед граматике српскохрватског .езика / Ъ. КостиЬ. — Београд : Институт за експерименталну фонетику, патолог^у говора и изучаван>е српског je3HKa, 1961.-46 с.

159. Кошмидер, Э. Очерк науки о видах польского глагола: опыт синтеза / Э. Кошмидер // Вопросы глагольного вида. М. : Изд-во иностр. лит-ры, 1962. - С. 105-167.

160. Крекич, Й. Прагматика и семантика отрицательных форм императива / Й. Крекич // Русский язык за рубежом. 1988. - № 6. - С.60-66.

161. Крекич Й. Семантика и прагматика перформативных глаголов / Й. Крекич // Коммуникативно-смысловые параметры грамматики и текста : сб. статей. -М. : Эдиториал УРСС, 2002. С. 42-51.

162. Куликова, Е. В. Предельность как смысловая коммуникативно-прагматическая категория / Е. В. Куликова // Языки в современном мире : тез. докл. междунар. научно-практич. конф. 24-25 сент. 2003 г. Саранск, 2003. - С. 87-88.

163. Кустова, Г. И. Словарь как лексическая база данных / Г. И. Кустова, Е. В. Падучева // Вопр. Языкознания. № 4. - 1994. - С. 96-106.

164. Куцаров, И. Категорията време и значението следходност в повелително и условно наклонение / И. Куцаров // Славистика. Пловдив : Унив. изд. «Паисий Хилендарски», 1998 -С. 185-189.

165. Куцаров, И. Лекции по българска морфология / И. Куцаров. Пловдив : Унив. изд. «Паисий Хилендарски», 1997.

166. Куцаров, И. Очерк по функционално-семантична граматика на българския език / И. Куцаров. Пловдив : Унив. изд. «Паисий Хилендарски», 1985.

167. Кучинский, Г. М. Психологический анализ содержания диалога при совместном решении мыслительной задачи / Г. М. Кучинский // Психологические исследования общения / отв. ред. Б.Ф. Ломов и др. М. : Наука, 1985. - С. 252-264.

168. ЛалевиЬ, М. Синтакса српскохрватског кн>ижевног je3HKa / М. ЛалевиЙ. Београд : Завод за издаваше уцбеника HP Cp6nje, 1962. — 273 с.

169. Левкиевская, Е. Е. Славянский оберег. Семантика и структура / Е. Е. Левкиевская. — М.: Индрик, 2002. 336 с.

170. Левонтина, И. Б. Загадки частицы уж / И. Б. Левонтина Электронный ресурс. // Режим доступа: www.dialog-21.ru/dialog2008/materials/pdf/47.pdf

171. Левус, Г. П. Логическое содержание категории побудительности / Г. П. Левус // Функционально-семантический анализ языковых единиц : сб. / Казахский ун-т ; под ред. А. П. Комарова. Алма-Ата, 1986. - С.91-101.

172. Лекант, П. А. Синтаксис простого предложения в современном русском языке: учеб. пособ. для вузов / П. А. Лекант М. : Высш. шк., 1986. — 176 с.

173. Леков, И. Единство и национално своеобразие на славянските езици в техния основен речников фонд / И. Леков. София : Изд-во на БАН, 1955. - 108 с.

174. Леков, И. Кратка сравнително-историческа и типологическа граматика на славянските езици / И. Леков. София : Изд-во на БАН, 1968. - 212 с.

175. Леков, И. Към по-приемлива анализа и постройка на опитите за съпоставителни и типологични изследвания в славянското езикознание / И. Леков // Съпоставително езикознание. 1978. - III. - № 5. - С. 3-13.

176. Леков, И. Най-общи основания за модели на типологично съгласуване и различие между славянските езици / И. Леков // Славистични изследвания. София : Наука и изкуство, 1968.-С. 11-16.

177. Леков, И. Общност и многообразие в граматическия строй на славянските езици / И. Леков. София : Изд-во на БАН, 1958. - 126 с.

178. Лемов, А. В. Система, структура и функционирование научного термина (на материале русской лингвистической терминологии) / А. В. Лемов. Саранск: Изд-во Мордов. унта, 2000.- 192 с.

179. Литвин Ф.А. Коммуникативная грамматика грамматика речи // Актуальные проблемы коммуникативной грамматики: тез. докл. Всерос. науч. конф. ; отв. ред. Н.Т. Семеняко. - Тула, 2000. - С. 59 -60.

180. Лич, Дж. К теории и практике семантического эксперимента / Дж. Лич // Новое в зарубежной лингвистике. М. : Прогресс, 1983. - Вып. 14 : Проблемы и методы лексикографии. - С. 108-132.

181. Макаров, М. Л. Основы теории дискурса / М. Л. Макаров. М. : ИТДГК «Гнозис»,2003.-280 с.

182. Макаров, М. Л. Коммуникативная структура текста. Конспект лекций / М. Л. Макаров. Тверь. : Изд-во Тверск. ун-та, 1990. - 52 с.

183. Макаров, М. Л. Концептуализация коммуникации в моделях языкового общения // Актуальные проблемы коммуникативной грамматики: тез. докл. Всерос. науч. конф. -Тула, 2000. С. 63 -66.

184. Манакин, В. Н. Сопоставительная лексикология / В. Н. Манакин. Киев: Знания,2004.-326 с.

185. Мандич, А. Семантико-синтаксические особенности русских побудительных высказываний с частицами и равнозначными им модальными комплексами : автореф. дисс. . канд. филол. наук / А. Мандич. М., 1993. - 23 с.

186. Маслов, Ю. С. Грамматика болгарского языка / Ю. С. Маслов. М. : Высш. шк., 1981. — 407 с.

187. Маслова, А. Ю. Введение в прагмалингвистику : учеб. пособие / А. Ю. Маслова. М. : Флинта : Наука, 2007. - 152 с.

188. Маслова, А. Ю. К вопросу о сопоставительной прагмалингвистике (на примере речевой ситуации автопрескрипции) / А. Ю. Маслова // Вестн. ТГУ. 2008. - № 314. - С. 22-25.

189. Маслова, А. Ю. Об особенностях выражения косвенной угрозы / А. Ю. Маслова // Swiat Slowian w j?zyku i kulturze V. J^zykoznawstwo ; pod rcdakcjq. naukow^ Ewy Komorowskiej i Agnieszki Krzanowskiej, Wydawnictwo Zapol. Szczecin, 2004. - S. 139-143.

190. Маслова, A. IO. Русские пословицы с формами императива и их южнославянские функциональные соответствия (на материале русского, болгарского и сербскогоязыков) / А. Ю. Маслова // Синергетика образования. — М. ; Ростов н/Д, 2006. № 2(7). -С. 111-117.

191. Маслова, А. Ю. Семантико-прагматическая характеристика паремий со значением волеизъявления / А. Ю. Маслова // Вестн. СПбГУ. Сер. 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. 2005. - Вып. 1. - С. 83-87.

192. Маслова, А. Ю. Средства выражения побудительного значения в сербо-хорватском языке в сопоставлении с русским : автореф. дисс. . канд. филол. наук / А. Ю. Маслова. -СПб, 1998.-22 с.

193. Матезиус, В. О лингвистической характерологии // Новое в зарубежной лингвистике. -М. : Прогресс, 1989. Т. 25. - С. 18 - 26.

194. Матезиус, В. Язык и стиль // Пражский лингвистический кружок : сб. статей / сост. ред. Н. А. Кондрашова. М., 1967.

195. Милосавл.евиЬ, Б. Исказиваае молбе у неформално. комуникацщи / Б. Милосавл>евиЙ // Славистика. Београд, 2006. - Кн>. X. - С. 161-168.

196. Милых, М. Г. Побудительные предложения в русском языке / М. Г. Милых // Уч. зап. Харьков, ун-та / Харьковский ун-т. Харьков, 1953. - Т. 23 : Труды историко-филологического ф-та. - Вып. 4. - С. 5-47.

197. МиновиЬ, М. Синтакса српскохрватског / хрватскосрпског кшижевног je3HKa : реченица, падежи, глаголски облици / М. МиновиЬ. CapajeBO : CBjexnocT, 1987. -207 с.

198. МириЬ, Д. О могуЬним дал>им правцима прим.ене русско-српске контрастивне аиализе / Д. МириИ / Славистика. Београд, 2000. - Кн>. 4. - С. 161-166.

199. Мирич, Д. Вопрос с отрицанием в функции просьбы / Д. Мирич // Зборник Матице српске за славистику. Нови Сад, 1993. - Вг. 44-45. - С. 177-186.

200. Митев Д. К вопросу о теоретико-методологических основах сопоставительной болгарско-русской грамматики // Аспекты контрастивного описания русского и болгарского языков. Шумен : Изд-во «Епископ Преславски», 2006. - Вып. 2 — С. 5-30.

201. Моисеева, И. Ю. Прагматические функции пословиц и поговорок / И. Ю. Моисеева, Е. В. Чудина // Вестн. ОГУ. 2004. - № 11. - С. 170-172.

202. Моисеева, Н. В. Когнитивный анализ речевого поведения говорящего в ситуации убеждения : автореф. дисс. . канд. филол. наук / Н. В. Моисеева. М., 1995. - 18 с.

203. Молошная, Т. Н. К вопросу о так называемых аналитических формах императива в русском языке / Т. Н. Молошная // Russian linguistics. 1990. - Vol. 14. - No. 1. -P. 19-34.

204. Москаленко, Е. Н. Функционально-семантическое поле побуждения в современном русском языке : автореф. дисс. . канд. филол. наук / Е. Н. Москаленко. Таганрог, 1999.-22 с.

205. МразовиЬ, П. Граматика српскохрватског je3HKa за странце / П. МразовиЬ, 3. ВукадиновиЬ. Сремски Карловци : Издавачка кн>ижарница Зорана CrojaHOBHha ; Нови Сад : Добра вест, 1990. - 345 с.

206. Мурзин, Л. Н. Полевая структура языка: фатическое поле / Л. Н. Мурзин // Фатическое поле языка : межвуз. сб. науч. тр. / Перм. гос. ун-т. Пермь, 1998. - С. 9-14.

207. МушовиЙ, А. Временски прилози руског и српскохрватског .езика у функцщи локализатора радн>е предиката / А. МушовиЬ // Живи ]езици. Београд, 1987. -Vol. XXIX. -№ 1-4. - С. 18-32.

208. Мухин, А. М. Вариантность побудительных синтаксем / А. М. Мухин // Функционально-типологические проблемы грамматики : тез. науч.-практич. конф. /

209. АН СССР, Ин-т языкознания : Ленингр. отд-ние ; Вологод. гос. пед. ин-т. Вологда,1986.-Ч. 1.-С. 116-121.

210. Мучник, И. П. О значении форм повелительного наклонения в современном русском языке / И. П. Мучник // Учен. зап. Моск. обл. пединститута. М., 1955. - Т. 32. -Вып. 5.-С. 13-35.

211. Нгуен Тует Минь. Аспекты функциональной морфологии : Функционально-семантическая категория побудительности в русском и вьетнамском языках / Нгуен Тует Минь ; Вьетнам, науч.-техн. ассоц. в РФ. М.: Творчество, 1999. - 285 с.

212. Недобух, С. А. Когнитивно-коммуникативная категория персональное™ : автореф. дис. . канд. филол. наук / С. А. Недобух. Тверь, 2002. - 20 с.

213. Немешайлова, А. В. Повелительное наклонение в современном русском языке : автореф. . канд. филол. наук / А. В. Немешайлова. Пенза, 1961. - 27 с.

214. Николаева, Т. М. Функции частиц в высказывании (на материале славянских языков) / Т. М. Николаева. М.: Наука, 1985. - 168 с.

215. Николова, А. Д. Еквивалентност на средства изразяващи подбуда в руския и българския език / А. Д. Николова // Езикови проблеми на превода. Руски език. София,1987.-С. 64-79.

216. Николова, А. Д. О средствах адресатной направленности побуждения / А. Д. Николова // Болгарская русистика. — 2003. — № 1/2. С. 3-13.

217. Ницолова, Р. Бележки зя някои описателни форми със заповедно значение / Р. Ницолова // Българистични изследвания. Първи българо-скандинавски симпозиум. -София : Изд-во на БАН, 1981.

218. Ницолова, Р. Българските да-форми в балкански контекст / Р. Ницолова // Litera et lingua series «Dissertations». Sofia, 2007. - Vol. 1. - S. 8-17.

219. Нещименко, Г. П. К проблеме сопоставительного изучения славянского именного словообразования / Г.П. Нещименко, Ю. Ю. Гайдукова // Теоретические и методологические проблемы сопоставительного изучения славянских языков. М. : Наука, 1994.-С. 93-126.

220. Никуличева, Д. Б. Моделирование синтаксических групп как метод сопоставительного описания синтаксиса близкородственных языков / Д. Б. Никуличева // Методы сопоставительного изучения языков. М., 1988.

221. Норман, Б. Ю. Болгарский язык / Б. Ю. Норман. Минск : Изд-во БГУ, 1980. — 288 с.

222. Общение. Текст. Высказывание / отв. ред. Ю. А. Сорокин и Е. Ф. Тарасов. М. : Наука, 1989.- 172 с.

223. Остин, Дж. Слово как действие / Дж. Остин ; перев. с англ. А. А. Медниковой // Новое в зарубежной лингвистике. М. : Прогресс, 1986. - Вып. 17 : Теория речевых актов,-С. 22-129.

224. Ощепкова, Н. А. К оценке коммуникативного подхода к языковому общению / Н. А. Ощепкова, JI. Г. Васильев // Тверской лингвистический меридиан. Вып.4. — Тверь : ТГУ, 2002.

225. Падучева, Е. В. Семантика и прагматика несовершенного вида императива в русском языке / Е. В. Падучева // Русистика сегодня. Функционирование языка : лексика играмматика / отв. ред. Ю. Н. Караулов. М.: Наука, 1993. - С. 36-55.

226. Падучева, Е. В. Семантические исследования: Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива / Е. В. Падучева. М. : Яз. рус. культуры, 1996. - 464 с.

227. Падучева, Е. В. Тема языковой коммуникации в сказках JI. Кэрролла / Е. В. Падучева // Семиотика и информатика : сб. ст. ; под ред. А. И. Михайлова. М. : ВИНИТИ, 1982. -Вып. 18.-С. 76-119.

228. Панин, JI. Г. Семантика форм повелительного наклонения в русском языке / JI. Г. Панин // Филологические науки. 1993. - № 5/6. - С. 82-89.

229. Паршин, П. Б. Сопоставительное выделение как коммуникативная категория (Опыт процедурно-семантического описания) : автореф. дис. . канд. филол. наук / П. Б. Паршин. М., 1988. - 21 с.

230. Пашов, П. Българска граматика / П. Пашов. Пловдив : Хермес, 1999. - 470 с.

231. Пете, И. Употребление глаголов совершенного вида в болгарских и русских отрицательных побудительных предложениях / И. Пете // Съпоставително езикознание.- 1991,-№2.-С. 17-21.

232. Петкова, С. Обращение как средство речевого воздействия на адресата / С. Петкова // Болгарская русистика. 2005. - № 3-4. - С. 26-34.

233. Петкова, С. Средства оптимизации речевой интеракции в русском диалоге в сопоставлении с болгарским / С. Петкова // Аспекты контрастивного описания русского и болгарского языков. Шумен : Изд-во «Епископ Констатин Преславски», 2006. — С. 241-256.

234. Петрухина, Е. В. Аспектуальные категории глагола в русском языке в сопоставлении с чешским, словацким, польским и болгарским языками / Е. В. Петрухина. М. : Изд-во Мое. ун-та, 2000. - 256 с.

235. Пешковский, А. М. Русский синтаксис в научном освещении / А. М. Пешковский. 7-е изд. - М.: Учпедгиз, 1956. - 511 с.

236. Пижурица, М. Неке особине форме изражавагьа императивности у говору Роваца / М. Пижурица// Прилози пручавагьу je3HKa. Нови Сад, 1972. - № 8. - С. 41-45.

237. Пиотровская, JL А. Эмотивные высказывания как объект лингвистического исследования (на материале русского и чешского языков) / JI. А. Пиотровская. СПб : СПбГУ, 1994.-146 с.

238. Пипер П. Библиографnja 1угословенске лингвистичке русистике (1945-1975) / П. Пипер.- Нови Сад : Матица ерпска, 1984. 248 с.

239. Пипер, П. Общая характеристика сопоставительных исследований русского и сербского языков / П. Пипер // Проекты по сопоставительному изучению русского и других языков. Доклады. (Белград, 1-4 июня 2004 г.) Белград : Чипуа штампа, 2004. — С. 244-248.

240. Пипер, П. Общая характеристика сопоставительных исследований русского и сербского языков / П. Пипер // Состояние и перспективы сопоставительных исследований русского и других языков: докл. Белград, 2000. - С. 12-18.

241. Писарек, JI. Речевые действия и их реализация в русском языке в сопоставлении с польским: Экспрессивы / JI. Писарек. Wroclaw : Uniw., 1995. - 172 s.

242. Письма и заметки Н. С. Трубецкого / вступ. ст. В. Топорова. М., 2004.

243. Плунгян, В. А. Общая морфология : Введение в проблематику : учеб. пособие. /

244. B. А. Плунгян. М. : Эдиториал УРСС, 2000. - 383 с.

245. Полишчук, Е. Към съпоставителния анализ на подбудителните изречения в българския, руския и английския език / Е. Полишчук // Съпоставително езикознание. 1985. — X. — №6.-С. 10-15.

246. Полянски К. Теоретико-методологически бележки към полско-българската съпоставителна граматика // Съпоставително езикознание. 1987. - XII. — № 2. — С. 34-36.

247. Попов, К. По въпроса за българския конюнктив / К. Попов // Помагало по българска морфология. Глагол. София : Наука и изкуство, 1976. - С. 375-384.

248. Попова, Т. П. Сербохорватский язык / Т. П. Попова. М. : Высш. шк., 1986. - 271 с.

249. Почепцов, Г. Г. Фатическая метакоммуникация / Г. Г. Почепцов // Семантика и прагматика синтаксических единств : сб. науч. тр. / Калинин, гос. ун-т. Калинин, 1981. - С. 52-59.

250. Прокопчик, А. В. Структура и значение побудительных предложений в современном русском языке : автореф. дисс. . канд. филол. наук / А. В. Прокопчик. М., 1955. — 25 с.

251. Проничев, В. П. Синтаксис обращения (на материале русского и сербохорватского языков) / В. П. Проничев. Л.: ЛГУ, 1971. - 88 с.

252. Разгуляева, А. В. Функционирование директивов в диалогических единствах (на материале современного французского языка) : автореф. . канд. филол. наук / А. В. Разгуляева. М., 2000. - 21 с.

253. Распопов, И. П. К вопросу о модальности предложения / И. П. Распопов // Уч. зап. Благовещенск, пед. ин-та. Благовещенск, 1957. - Т. 8. - С. 177-197.

254. Рассудова, О. П. Употребление видов глагола в русском языке / О. П. Рассудова. М. : Изд-во МГУ, 1968.-310 с.

255. Ратмайр, Р. Прагматика извинения: Сравнительное исследование на материале русского языка и русской культуры / Р. Ратмайр. М.: Яз. славян, культуры, 2003. - 272 с.

256. Реформатский, А. А О сопоставительном методе // А. А. Реформатский. Лингвистика и поэтика. - М.: Наука, 1987. - С. 40-52.

257. РистиЙ, С. Речце као j^HHH4e лексичког система (прагматичко-когнитивни приступ) / С. РистиЙ // Научни састанак слависта у Вукове дане. Београд ; Нови Сад ; Трший, 1992.-С. 151-161.

258. Рождественский, Ю. В. О современном положении русского языка / Ю. В. Рождественский // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. — 1995. -№3.~ С. 117-129.

259. Ромазанова, О. В. Коммуникативно-прагматические аспекты обращения в разнострук-турных языках (на материале английского и татарского языков) : автореф. . канд. филол. наук / О. В. Ромазанова. Казань, 2007. - 24 с.

260. Романов, А. А. Семантическая структура немецких высказываний-просьб / А. А. Романов // Семантика и прагматика синтаксических единств / Калининский гос. ун-т. Калинин, 1981. - С. 68-75.

261. Романов, А. А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения: Пособие по теоретическим курсам / А. А. Романов. М. : Ин-т языкознания АН СССР,1988.- 182 с.

262. Ромашова, И. П. Экспрессивность как семантико-прагматическая категория высказывания : На материале устно-разговорной и художественной речи диалогического типа : дис. . канд. филол. наук : 10.02.01 / И. П. Ромашова. Омск, 2001. -166 с.

263. Русская грамматика : в 2 т. / гл. ред. Н. Ю. Шведова / АН СССР, Ин-т рус. яз. М., 1980.-Т. 1-2.

264. Рябцева, Н. К. Ментальные перформативы в научном дискурсе / Н. К. Рябцева // Вопр. языкознания. 1992. - № 4. - С. 12-27.

265. Савельева,'.Е. П. Номинации речевых интенций в русском языке и их семантико-прагматическое истолкование : автореф. дис. . канд. филол. наук / Е. П. Савельева — М., 1991.-21 с.

266. Сергиевская, Л. А. Модальность сложного предложения с императивной семантикой в современном русском языке / Л. А. Сергиевская // Вопр. языкознания. 1995. - № 3. — С. 48-55.

267. Сергиевская, JI. А. Сложное предложение с императивной семантикой в современном русском языке : автореф. . д-ра филол. наук / Л. А. Сергиевская. М., 1995. — 38 с.

268. Серль Дж. Р. Классификация иллокутивных актов / Д. Серль ; пер. с англ. В. 3. Демьянкова // Новое в зарубежной лингвистике. М. : Прогресс, 1986. - Вып. 17: Теория речевых актов. - С. 170-194.

269. Серль Дж. Что такое речевой акт? / Дж. Серль ; пер. с англ. И. М. Кобозевой // Новое в зарубежной лингвистике. М. : Прогресс, 1986(6). - Вып. 17 : Теория речевых актов. -С.151-170.

270. Серль, Д. и Вандервекен, Д. Основные понятия исчисления речевых актов / Дж. Серль, Д. Вандервекен ; пер. с англ. А. Л. Блинова // Новое в зарубежной лингвистике. — М. : Прогресс, 1986. Вып. 18 : Логический анализ естественного языка. - С. 242-263.

271. Серль, Дж. Косвенные речевые акты / Дж. Серль ; пер. с англ. Н. В. Перцова // Новое в зарубежной лингвистике. М. : Прогресс, 1986(a). - Вып. 17 : Теория речевых актов. — С.195-222.

272. Синтакса савременога српског .езика. Проста реченица / П. Пипер и др. ; у ред. М. Ивий. Београд : Институт за српски je3HK САНУ : Београдска кн>ига ; Нови Сад :

273. Матица српска, 2005. 1164 с. 1

274. Скаличка, В. Типология и сопоставительная лингвистика / В. Скаличка // Новое в зарубежной лингвистике. М. : Прогресс, 1989. - Т. 25. - С 27-31.

275. Словарь-справочник лингвистических терминов : пособие для учителя / Д. Э. Розенталь, М. А. Теленкова. М,: Просвещение, 1985. - 399 с.

276. Современный русский язык : Морфология. Синтаксис / под ред. Е. М. Галкиной-Федорук. М.: Изд-во МГУ, 1964. - С. 441-449.

277. Современный философский словарь / под ред. В. Е. Кемерова. — Лондон ; Франкфурт-на-Майне ; Париж ; Люксембург ; Москва ; Минск : ПАНПРИНТ, 1998. 1064 с.

278. Соколов, А. В. Введение в теорию социальной коммуникации / А. В. Соколов. СПб. : СПбГУП, 1996.-320 с.

279. Станкевич, Э. Апеллятивные формы (вокатив и императив) в болгарском языке / Э. Станкевич // В памет на проф. Ст. Стойков : Езиковедски изследвания. София : Изд-во на БАН, 1974. - С. 369-374.

280. Станков, В. Глаголният вид в българския книжовен език / В. Станков. София : Наука и изкуство, 1980.

281. Станкович, Б. К вопросу о состоянии и перспективах сопоставительных исследований русского и других славянских языков / Б. Станкович // Состояние и перспективы сопоставительных исследований русского и других языков: докл. Белград, 2000. -С. 7-11.

282. СтевановиЬ, М. Граматика српскохрватског je3HKa : за више разреде гимназ^е / М. СтевановиЬ. 4. изд. - Цетиае : Обод, 1962. - 430 с.

283. СтевановиЬ, М. Савремени српскохрватски je3HK : 2 кн>. / М. СтевановиЙ. Београд : Научна гаьига, 1969. — Ка. 2 : Синтакса. - 942 с.

284. Степанов, Ю. С. В поисках прагматики (проблема субъекта) / Ю. С. Степанов // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз.- 1981. Т. 40 ; № 4. - С. 325-332.

285. Стернин, И. А. О национальном коммуникативном сознании Электронный ресурс. / И. А. Стерпин // Лингвистический вестник. Ижевск, 2002. - Вып.4. - С. 87-94. -Режим доступа : http://www.philology.ru/linguisticsl /sternin-02.htm

286. Стернин, И.А. Речевое воздействие как интегральная наука Электронный ресурс. / И.А. Стернин // Режим доступа : sternin.adeptis.ru/indexrus.html Стоиков, С. Българска диалектология / С. Стойков. София : Наука и изкуство, 1962. - 251 с.

287. CTojaHOBnh, А. Инклузивни императив у научном стилу руског и српскохрватског .езика / А. СгсуановиЬ // 1ужиословенски филолог. — Београд, 1989. XLV. -С.127-136.

288. Стоянов, С. Граматика на българския книжовен език / С. Стоянов. Велико Търново : Абагар, 1999.-600 с.

289. Султанбаева, X. В. Функционально-семантическая категория побудительности / X. В. Султанбаева. Уфа, 1999. - 435 с.

290. Султанбаева, X. В. Функционально-семантическая категория побудительности в современном башкирском языке : автореф. дисс. . каид. филол. наук / X. В. Султанбаева. Уфа, 1997. - 22 с.

291. Сусов, И. П. Коммуникативно-деятельностные теории языка: Электронный ресурс. / И. П. Сусов. Режим доступа : http://Iib.web-maIina.com/getbook.php

292. Сусов, И. П. Коммуникативно-прагматическая лингвистика и ее единицы / И. П. Сусов // Прагматика и семантика синтаксических единиц / Калининский гос. ун-т. Калинин, 1984. - С. 3-12.

293. Сусов, И. П. Язык как программа, управляющая коммуникативным поведением / И. П. Сусов // Актуальные проблемы коммуникативной грамматики : тез. докл. Всерос. науч. конф. Тула, 2000. - С. 113 -115.

294. Сухих, С. А. Категория императивности в речевом общении / С. А. Сухих. Л. : Изд-во ЛГУ, 1988.-276 с.

295. Събева, Ж. Кьм въпроса за употребата на условно наклонение в съвременния български език / Ж. Събева // Изследвания по български език. Велико Търново : Универ. изд-во «Св. св. Кирилл и Мефодий», 2001. - С. 276-281.

296. Сятковски, С. За същността на съпоставителното езикознание / С. Сятковски // Съпоставителио езикознание. 1984. - IX. - № 5. - С. 49-60.

297. ТанасиЬ, С. О императиву у савременом српскохрватском je3HKy / С. ТанасиЬ // Кшижевни je3HK. Capajeeo, 1984. -№13/1. - С. 15-26.

298. Тарасов, Е. Ф. Язык и культура: методологические проблемы / Е. Ф. Тарасов // Язык -культура этнос. - М. : Наука, 1994. - С. 29-38.

299. Тарасова, Е. А. Коммуникативная компетенция и выражение волеизъявления в . немецком языке / Е. А. Тарасова // Вестник ВГУ. Сер. Филология. Журналистика. -2005. -№1.- С. 97-104.

300. Телия, В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты / В. Н. Телия. — М. : Школа «Яз. рус. культуры», 1996.-288 с.

301. Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность / Отв. ред. А. В. Бондарко. Л. : Наука, 1990. - 264 с.

302. ТерзиЬ, Б. Неке специфичности конфронтирааа (контрастирарьа) словенских je3HKa / Б. ТерзиЬ // Живи je3H4H. Београд, 1990. - С. 13-18.

303. Терзич, Б. Перспективы русской конфронтативной русистики / Б. Терзич // Сопоставительные и сравнительные исследования русского и других языков: докл. IV : Междунар. симп. Белград Нови Сад, 8-10 окт. 1996. - Београд, 1997. - С. 73-77.

304. Тишева, Й. Към въпроса за да-конструкциите в българския език / Й. Тишева // Език и литература. 1984. -№ 6. - С. 91-96.

305. Тошович, Б. Экспрессивный синтаксис глагола русского и сербского / хорватского языков / Б. Тошович. М. : Яз. славян, культуры, 2006. - 560 с.

306. Тошович, Я. Функционирование сослагательного наклонения в русском языке в сопоставлении с сербохорватским языком : автореф. дисс. . канд. филол. наук / Я. Тошович. М., 1992. - 23 с.

307. Троепольская, Т. А. Эмотивно-оценочный дискурс: когнитивный и прагматический аспекты / Т. А. Троепольская. Новосибирск : НГПИ, 1999. - 166 с.

308. Трофимкина, О. И. Синтаксис современного сербохорватского языка: Словосочетание и простое предложение / О. И. Трофимкина. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1993. - 174 с.

309. Тяпко, Г. Г. Теоретические и методологические проблемы сопоставительного изучения славянских языков ред. // Вопр. языкознания. 1998. - № 3. - С. 170-177.

310. Филатова, Е. А. Побуждение и императив: Способы выражения побуждения по-русски (материалы к спецсеминару) / Е. А. Филатова. М. : Изд-во МГУ, 2002. - 76 с.

311. Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. 5-е изд. - М. : Политиздат, 1986. -590 с.

312. Формановская, Н. И. О коммуникативно-семантических группах и функционально-семантических полях / Н. И. Формановская // Русский язык за рубежом. 1986. - № 3. — С. 36-42.

313. Формановская, Н. И. Прагматика побуждения и логика языка / Н. И. Формановская // Русский язык за рубежом. 1994. - № 5/6. - С. 34-40.

314. Формановская, Н. И. Речевое общение: коммуникативно-прагматический подход : учеб. пособие / Н. И. Формановская. М. : Рус. яз., 2002. - 216 с.

315. Формановская, Н. И. Русский речевой этикет : лингвистический и методический аспекты / Н. И. Фомановская. М. : Рус. яз., 1982. - 126 с.

316. Формановская, Н. И. Способы выражения просьбы в русском языке : Прагматический подход / Н. И. Формановская // Русский язык за рубежом. 1984. - № 6. - С. 67-74.

317. Хоружева, О. В. Лингвометодические предпосылки формирования функционально-грамматического направления / О. В. Хоружева, В.К. Щербин // Вопросы функциональной грамматики : Сб. науч. трудов. Гродно: ГрГУ, 2000. - Вып. 3. — С. 164-171.

318. Храковский, В. С. Императивные формы несовершенного и совершенного вида в русском языке и их употребления / В. С. Храковский // Russian linguistics. Vol. 12. — No. 3.- 1988.-P. 269-291.

319. Храковский, В. С. Семантика и типология императива : Русский императив / В. С. Храковский, А. П. Володин. М. : Наука, 1986.-270 с.

320. Храковский, В. С. Типологические отличия русского языка от других славянских языков / В. С. Храковский // Zbornik povzetkov. 13. Mednarodni slavisticni kongres. Ljubljana, 15 21. avgusta 2003. - Ljubljana, 2003. - D. 1 : Jezikoslovlje. - S. 202. •

321. Цветкова, M. Към въпроса за съпоставителното изследване на единици от различии равнища на езиковата структура / М. Цветкова // Съпоставително езикознание. 1983. — VIII.-№6. -С. 45-48.

322. Чолакова, К. Частиците в съвременния български книжовен език. София : Издание на БАН, 1958.-95 с.

323. Ъорац, М. Стилистика српскохрватског кшижевног je3HKa / М. Тюрац. Београд : Научна кгьига, 1974. - 291 с.

324. Шаманова, М. В. Категория общения как одна из коммуникативных категорий Электронный ресурс. / М. В. Шаманова // Режим доступа : http://pn.pglu.ru/

325. Шаманова, М. В. Психолингвистические методы изучения коммуникативной категории общение в русском языке / М. В. Шаманова // Вестник ВГУ. Сер. Филология. Журналистика. 2004. - № 2. - С. 96-105.

326. Шахматов, А. А. Синтаксис русского языка / А. А. Шахматов. М. : Едиториал УРСС, 2001.-620 с.

327. Шендельс, Е. И. Многозначность и синонимия в грамматике / Е. И. Шендельс. М. : Высш. шк., 1970.-204 с.

328. Шидлак, А. Э. Сопоставительный анализ средств побудительности русского и польского языков в аспекте обучения польских филологов-русистов : автореф. дисс. . канд. филол. наук / А. Э. Шидлак. - Л., 1988. - 23 с.

329. Широкова А. Г. Методологические проблемы сопоставительного изучения близкородственных языков / А.Г. Широкова // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология / МГУ им. М.В. Ломоносова. 1983. -№ 4. - С. 14-26.

330. Широкова, А. Г. Методы, принципы и условия сопоставительного изучения грамматического строя генетически родственных славянских языков / А. Г. Широкова //

331. Сопоставительные исследования грамматики и лексики русского и западнославянских языков. М.: Изд-во МГУ, 1998. - С. 10-100.

332. Широкова, А. Г. Некоторые методологические проблемы сопоставительного изучения славянских языков на современном этапе. (К взаимоотношению формы и содержания)/ А. Г. Широкова // Вестник Моск. ун-та. Серия 9. Филология. 1992. - № 4. - С. 27-37.

333. Широкова, А. Г. Теоретические предпосылки сопоставительного изучения грамматического строя славянских языков / А.Г. Широкова // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1978. -№ 6. - С. 3-13.

334. Шишкина, Р. Г. Когнитивно-коммуникативная категория желательности: автореф. дис. . канд. филол. наук / Р. Г. Шишкина. — Тверь, 2001. 23 с.

335. Шмелев, Д. Н. Значение и употребление формы повелительного наклонения в современном русском литературном языке : автореф. дисс. . канд. филол. наук / Д. Н. Шмелев. М., 1955. - 18 с.

336. Шмелева, Е.А. Виды побуждения в русском языке / Е. А. Шмелева // Функциональное описание русского языка и методика преподавания его как иностранного. М., 1989. -С. 27.

337. Щерба, J1. В. Языковая система и речевая деятельность / JI. В. Щерба ; АН СССР, Отделение литературы и языка. J1.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1974. - 427 с.

338. Щербинина, А. В. Косвенные высказывания и их функции в тексте (на материале декларативных речевых актов) : автореф. дисс. канд. филол. наук / А. В. Щербинина. — Самара, 2002. 17 с.

339. Элиешюте, С. П. Об условиях, в которых происходит речевое побудительное общение / С. П. Элиешюте // Учен. зап. МГПИИЯ. М., 1968. - Т. 44. - С. 122-135.

340. Юсупов, У. К. Сопоставительная лингвистика как самостоятельная дисциплина / У. К. Юсупов // Типы языковых общностей и методы их изучения. III Всесоюзная конференция по теоретическим вопросам языкознания: тез.- Москва, 1984.

341. Якобсон, Р. О. Речевая коммуникация; Язык в отношении к другим системам коммуникации / Р. О. Якобсон // Избранные работы. М. : Прогресс, 1985. - С. 306-330

342. Batistic, Т. О nekim pitanjima u vezi sa analizom glagola morati i moci / T. Batistic // Juznoslovenski filolog. Beograd, 1983. - Knj. XXIX. - S. 99-111.

343. Brabec I. Gramatika hrvatskosrpskoga jezika /1. Brabec, M. Hraste, S. Zivkovic. Zagreb : Skolska knjiga, 1968.-478 s.

344. Bukanovic, V. Upotreba infinitiva u jeziku A. Senoe, M. Glisica, Z. MajdaKa и D. Nenadica / V. Bukanovic //Nas jezik. 1986. - Knj. 27. - Sv.1-2. - S. 62.

345. Ivic, M. Slavic Fruit and Vegetable Names and Countability / M. Ivic // International Journal of Slavic Linguistics and Poetic. 1982. - Vol. XXV-XXVI. - S. 209-211.

346. Ivic M. The System of Serbocroation Cases Denoting Spacial Relations / M. Ivic // Acta Lingustika Hafniensia. 1965. - Vol. IX/1. - S. 50-55.

347. Hamra, J. Kratka gramatika hrvatskosrpskog knjihevnog jezika za strance / J. Hamm. — Zagreb : Skolska knjiga, 1967. 124 s.

348. Katicic, R. Sintaksa hrvatskoga knjizevnog jezika / R. Katicic. Zagreb : Skolska knjiga, 1986.-529 s.

349. Komorowska, E. О komponentach j^zykowych wspomagajqcych akt mowy prosby w jqizyku polskim i rosyjskim / E. O. Komorowska // Dialog kultur w nowej Europie. Historia. Literatura. J^zyk. Szczecin: Uniwersytet Szczecinski, 2003. - S. 237-246.

350. Kozicka-Borysowska Z. J?zykowe wyklaniki aktu mowy przeproszenia w j?zyku polskim i rosyjskim / Z. Kozicka-Borysowska // Dialog kultur w nowej Europie. Historia. Literatura. J^zyk. Szczecin: Uniwersytet Szczecinski, 2003(b). - S. 247-255.

351. Kozicka-Borysowska, Z. Akt mowy przeproszenia w swietle teorii performatuwow J.L. Austina / Z. Kozicka-Borysowska // Swiat slowian w j?zyku i kulturze I v j?zykoznawstwo. Szczecin: Uniwersytet Szczecinski, 2003(a). - S. 115-120.

352. Hamm J. Kratka gramatika hrvatskosrpskog knjizevnog jezika : za strance / J. Hamm. -Zagreb : Skolska knjiga, 1967. 122 s.

353. Kravar, M. О razlici izmedu infmitiva i veze da+prezent / M. Kravar // Jezik. 1953-54. -Br. 12. - S.12-17.

354. Lakoff, R. T. Talking power : the politics of language in our lives / Robin Tolmach Lakoff. -New York : Basic Books , 1990. 324 p.

355. Licen, M. Govorni cin direktiva i njihova jezicka realizacija u nemackom i srpskohrvatskom jeziku / M. Licen ; Radovi institute za strane jezike I knjizevnost. Novi Sad, 1987. - 250 s.

356. Maretic, T. Gramatika hrvatskoga ili srpskoga knjihevnog jezika / T. Maretic. — Zagreb : Matica Hrvatska, 1963. 690 s.

357. Melvinger, J. Substandardni prijedlozni infinitiv i odgovarajuca sintaksicka sredstva u hrvatskom knjizevnom jeziku / J. Melvinger // Jezik: casopis za kulturu hrvatskoga knjizevnog jezika. Zagreb, 1982. - God. 29. - Br. 3. - S. 74-76.

358. Melvinger, J. Teorije lingvistickih polja u semantici. Metod stilistickih polja Pierrea Guirau-da / J. Melvinger // Prilozi proucavanju jezika. 1966. - Br. 2. - S. 23-39.

359. Penikuk A. Engleski i kolonijalni diskurs; Kulturna politika engleskog kao medunarodnog jezika // Politika. Beograd, 23.-29. Oktobar 1999.

360. Pianka, W. Gramatyka konfrontatywna j^zykow slowiariskich / W. Pianka, E.Tokarz. -Katowice, 2000. Т. I. - 307 s.

361. Prirucna gramatika hrvatskog knjizevnog jezika / E. Baric, M. Loncaric, D. Malic Zagreb : Skolska knjiga, 1979. - 527 s.

362. Salachub, M. Tupologia semantyczna aktu mowy prosby w j?zyku polskim i rosyjskim / M. Salachub // Swiat slowian wj^zyku i kulturze iv j^zykoznawstwo. Szczecin: Uniwersytet Szczecinski, 2003. - S. 267-270.

363. Sarnowski, M. Przestrzen komunikacji negatywnej w j^zyku polskim i rosyjskim. Klotnia jako specyficzna sytuacja komunikacji werbalnej / M. Sarnowski. Wroclaw: Wydawnictwo Uniwersytetu Wroclawskiego, 1999. - 158 s.

364. Tanasic, S. О imperativu u savremenom srpskohrvatskom jeziku / S. Tanasic // Knjizevni jezik.-Sarajevo, 1984. 13/1. - S. 15-26.

365. Tosovic, B. Ruska gramatika u poredenju sa srpskohrvatskom : glasovi, oblici, recenica / B. Tosovic. Sarajevo : Svjetlost, 1988. - 428 s.

366. Tosovic, B. Stilistika glagola / B. Tosovic. Wuppertal : Lindenblatt, 1995. - 539 s.

367. Vukovic, M. Imperativni oblici za 1. lice singulara u ruskom i srpskohrvatskom jeziku / M. Vukovic // Slavist. Sarajevo, 1991. - God. 2. - Br. 2. - S. 221-231.

368. Fraser, B. Hedged Performatives / B. Fraser // Syntax and Semantics / Cole and Morgan (eds.). N.Y.: Academic Press, 1975. - Vol. 3: Speech Acts. - P. 187-210.

369. Uglitski, Z. О некоторых конструкциях императивных предложений / Z. Uglitski // Melbourne slavonik studies. Melbourne, 1967. - № 1. - P. 59-81.1. Источники и сокращения

370. АЛЛ Айтматов, Ч. Белый пароход : повесть ; И дольше века.; Плаха : романы / Ч. Айтматов. М. : Худож. лит., 1988. - 703 с.

371. АП Айтматов, Ч. Повести / Ч. Айтматов. М. : Худож. лит., 1989. - 432 с.

372. АРП Айтматов, Ч. Собр. соч. : в 3 т. Т. 3. Рассказы. Очерки. Публицистика / Ч. Айтматов. М.: Мол. гвардия, 1984. - 575 с.

373. ААЗ Акунин, Б. Азазель : роман / Б. Акунин. М. : Изд-во «Захаров», 2005. - 224 с.

374. ААТ Акунин, Б. Алтын-Толобас : роман / Б. Акунин. М. : ОЛМА - ПРЕСС, 2005. -383 с.

375. АЛС Акунин, Б. Любовник смерти / Б. Акунин. М. : Изд-во «Захаров», 2008. -352 с.

376. АЛЦС Акунин, Б. Любовница смерти / Б. Акунин. М. : Изд-во «Захаров», 2002. - 245 с.

377. АОП Акунин, Б. Особые поручения : роман / Б. Акунин. М. : ОЛМА - ПРЕСС, 2002. - 280 с.

378. АШР Акунин, Б. Шпионский роман : роман / Б. Акунин. М. : ACT, 2005. - 400 с.

379. АЖСр Ангелов, Д. Не на жизнь, а на смерть / Д. Ангелов ; пер. с болг. А. Собковича и Н. Попова. М. : Худ. лит., 1959. - 655 с.

380. АЖС Ангелов, Д. На живот и смърт / Д. Ангелов. София : Български писател, 1982. -791 с.

381. АНЪ АндриЬ, И. На Дрини hynpnja / И. АндриЬ. Београд : Просвета ; CapajeBO : Свщетлост, 1958. - 431 с.

382. АМД Андрич, И. Мост на Дрине. Повести и рассказы / И. Андрич ; пер. А. Романенко. -М. : Правда, 1985.-477 с.

383. АПУ Астафьев, В. Избранное: Прокляты и убиты : роман : в 2 кн. / В. Астафьев. М. : ТЕРРА, 1999.-Кн. 1-2.

384. ББВ Бондарев, Ю. В. Берег. Выбор. Игра / Ю. В. Бондарев. М. : Советский писатель, 1988.-752 с.

385. ББГ Булгаков, М. Белая гвардия / М. Булгаков. Белая гвардия ; Мастер и Маргарита : романы. Мн. : Юнацтва, 1988. - С. 16-271.

386. БПТ Бондарев, Ю. В. Последние залпы. Тишина / Ю. В. Бондарев. М. : Совет. Россия, 1980.- 556 с.

387. БММ Булгаков, М. Мастер и Маргарита : романы / М. Булгаков. Белая гвардия ; Мастер и Маргарита : романы. Мн. : Юнацтва, 1988. - С. 272-669.

388. БММс Булгаков, М. MajcTop и Маргарита / М. Булгаков ; прев. М. ЧолиЬ. Нови Београд: Боок - Марсо, 2003. - 495 с.

389. ВЗТ Васильев, Б. JI. А зори здесь тихие / Б. JI. Васильев // Поиск. 1988. - № 2. - 127 с.

390. ГСК Габе, Д. Сиамското коте Шуши и неговата леля / Д. Габе. София : Български писател, 1973. - 40 с.

391. ГТБ Гоголь, Н. В. Тарас Бульба // Избр. соч. : в 2 т. М. : Худож. лит., 1978. - Т. 1. -С. 234-329.

392. ГМс Горки, М. Мати / М. Горки ; превео je Н. ТомичиЬ. Београд : Просвета, 1975. -297 с.

393. GM Gorki, М. Mati / М. Gorki; preveo je A. Batrinski. Zagreb, 1937. - 378 s.

394. ГМ Горький, M. Мать // Поли. собр. соч.: В 25 т. М., 1970. - Т. 8 - С.5-48.

395. ГКМ Гулев, Д. Конници край могилите / Д. Гулев. София : Народна младеж, 1973. — 188 с.

396. ГЗР Гуляшки, А. Златното руно / А. Гуляшки. Пловдив : Христо Г. Данов, 1984. -384 с.

397. ГЗРр Гуляшки, А. Золотое руно / А. Гуляшки ; пер. с болгар. М. Михелевич и Б. Ростова. М. : Молодая гвардия, 1960. - 406 с.

398. ДСП Димитров. Б. Слизам от планината / Б. Димитров. София : Христо Ботев, 1994. -165 с.

399. ДВП Довлатов С. Встретились, поговорили / С. Довлатов Спб.: Азбука, 2001. -528 с.

400. ДЗ Довлатов С. Заповедник / С. Довлатов Спб.: Азбука, 2005. - 527 с.

401. ДФВ Домбровский, Ю. Факультет ненужных вещей / Ю. Домбровский М. : Худож. лит., 1989.-510 с.

402. ДЖМ Донцова, Д. Жена моего мужа / Д. Донцова. М.: Эксмо, 2004. - 320 с.

403. ДГМ Донцова, Д. Эта горькая сладкая месть / Д. Донцова. М. : Эксмо, 2004. - 20 с.

404. ДР Драгунский, В. Ю. Он упал на траву: рассказы / В. Ю. Драгунский. М. : Дет. лит., 1999.-314 с.

405. ПМ Пелин, Е. Мечтатели / Съставител В. Стефанов. София : Анубис, 2000. -320 с.

406. ЗРП Зощенко, М. Хорошая игра : рассказы, повести / М. Зощенко. М. : Прогресс, 1981.-450 с.

407. ИПД Ильф, И. Двенадцать стульев. Золотой теленок : романы / И. Ильф, Е. Петров. — М. : Прогресс, 1992. 540 с.

408. ИСЦ ИнголиЬ, А. Скупл>ач цвекова // А. ИнголиЬ. TajHO друштво ПГЦ. Београд : Нолит ; Просвета ; Завод за уцбенике и наставна средства, 1981. — 315 с.

409. ККД Каверин, В. А. Косой дождь / В. А. Каверин. М. : Известия, 1988. - 544 с.

410. КБА Kapor, М. Hej, nisam ti to pricala: nove beleske jedne Ane / M. Kapor. Zagreb : Znanje, 1975. -275 s.

411. КЗЧ Капор, M. Зелена noja Монтенегра : роман / M. Капор, 3. Цумхур. Београд : Просвета, 1995.- 123 с.

412. КИ Капор, М. Ивана / М. Капор. Ниш : Зограф, 2003. - 243 с.

413. КБ Катериничев, П. В. Банкир : роман / П. В. Катериничев. М. : Центрполиграф, 2003. - 558 с.

414. КПБ Кивинов, А. Полное блюдце секретов / А. Кивинов. М. : OJIMA-Пресс ; СПб : Нева, 2000.-383 с.

415. КВП Книга о вкусной и здоровой пище / под ред. И. К. Сиволап. М. : Пищепромиздат, 1955.-400 с.

416. КБШ КовачевиЬ, Д. Балкански шпщун / Д. КовачевиЬ. Београд : Кььига-Комерц, 1995. -21с.

417. КБЗ КовачевиЬ, Д. Била .едном jeflHa земла / Д. КовачевиЬ. Београд, 1998. - 336 с.

418. КЛД Колина, Е. Личное дело Кати К. СПб. : Амфора, 2006. - 303 с.

419. КА Корецкий, Д.А. Антикиллер : роман / Д. А. Корецкий. М. : Сантакс-пресс, 1995. -399 с.

420. ЛИД ЛазаревиЬ, Л. Изабрана дела / Л. Лазаревич Београд : Народна кн>ига, 1961. -261 с.

421. ЛЛГ ЛалиЬ, М. Леле^ка гора / М. Ланий. Београд : Нолит, 1976. - 386 с.

422. ЛЛГр Лалич, М. Лилейская гора / М. Лалич. М. : Худож. лит., 1989. - 527 с.

423. ЛР ЛалиЬ, М. Раскид / М. ЛалиЬ. Цетин>е : Народна кььига, 1955. - 353 с.

424. МИГ Маринина, А. Б. Иллюзия греха : роман / А. Б. Маринина. М. : ЭКСМО-Пресс, 2001.-448 с.

425. МКС Moj кувар и саветник. Београд : Народна кн>ига, 1955. - 405 с.

426. ММИ Маринина, А. Б. Мужские игры : роман: в 2 т. / А. Б. Маринина. М. : ЭКСМО-Пресс, 2001.-Т. 1.-320 с.

427. МНП Маринина, А. Б. Не мешайте палачу / А. Б. Маринина. M. : ЭКСМО-Пресс,2001.-375 с.

428. МПМ Маринина, А. Б. Призрак музыки : роман : в 2 т. / А. Б. Маринина. М. : ЭКСМО-Пресс, 2001.-Т. 1-2.

429. МСЖ Маринина, А. Б. Седьмая жертва : роман: в 2 т / А. Б. Маринина. М. : ЭКСМО-Пресс, 2001.-320 с.

430. МСС Маринина, А. Б. Смерть ради смерти / А. Б. Маринина. М. : ЭКСМО-Пресс,2002. 345 с.

431. МС Маринина, А.Б. Стилист : Роман / А.Б. Маринина. М. : ЭКСМО-Пресс, 2002. -448 с.

432. МТЗ Маринина, А.Б. Тот, кто знает : роман : в 2 т. Т. 2. Перекресток / А. Б. Маринина.- М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. 432 с. МШП Маринина, А. Б. Шестерки умирают первыми : роман / А. Б. Маринина. - М. :

433. ЭКСМО-Пресс, 2001. 352 с. МЧМ Маринина А. Б. Чужая маска / А. Б. Маринина. - М. : ЭКСМО-Пресс, 2001. -350 с.

434. МДГ Мутафов, Ч. П. Дилетант или Градината с манекени : Декоративен роман /

435. Ч. Мутафов. София : Издателско ателие Аб, 2004. - 162 с. НИ НушиЙ, Б. Избор / Б. НушиЙ. - Capajeeo, 1960. - С. 71-142.

436. НОЧ НушиЙ, Б. Обичан човек / Б. Нуший // Дела Б. НушиЬа. Београд : Просвета,1965.-Кн,. 5. -С. 5-84. НИр Нушич, Б. Избр. соч. : в 4 т. Т. 1 : Обыкновенный человек ; Народный депутат ;

437. Царица престрашного зраку / В. С. Пикуль. М. : Современник, 1991. - 589 с. ПСД Пикуль, В. С. Слово и дело. Роман-хроника времен Анны Иоанновны : в 2 кн. Кн. 2 : Мои любезные конфиденты / В. С. Пикуль. - М. : Современник, 1991. -624 с.

438. ПБ Пронин, В. А. Банда : Криминальный роман / В. А. Пронин. М. : Голос, Русский

439. Архив, Глобус, 1993. 416 с. РВН Райчевски, Г. Време на надежди / Г. Райчевски. - Пловдив : Пепеляшка, 1995. — 198 с.

440. РДА Рыбаков, А. Н. Дети Арбата : Роман / А. Н. Рыбаков. М.: Известия, 1988. - 624 с.

441. РКБ Рыбаков, А. Н. Кортик. Бронзовая птица. М. : гос. изд-во «Дет. лит», 1958. -495 с.

442. ССМ Семенов, Ю. С. Семнадцать мгновений весны : роман / Ю. Семенов. М. : Известия, 1980.-320 с.

443. ССМб Семьонов, Ю. 17 мига от пролета : роман / Ю. Семьонов. София : Партиздат, 1984.-317 с.

444. СЖМб Симонов К. Живи и мъртви / К. Симонов ; превел от руски А. Далчев. София : Издателство на отечествения фронт, 1982. - 542 с.

445. СЖМ Симонов, К. Живые и мертвые : роман : в 3 т. / К. Симонов. — Минск : Выш. Шк., 1984.-Т. 1.-476 с.

446. CP Солженицын, А. И. Рассказы / А. И. Солженицын. М. : ИНКОМ НВ, 1991. -288 с.

447. Сс Солжеаицин, А. И. 1едан дан Ивана Денисовича / А. И. Солжеаицин. Београд : ПАИДЕИА, 2006. - 158 с.

448. СПй Сремац, С. Поп Ъира и поп Спира / С. Сремац. Београд : Нолит, 2004. — 551 с.

449. СЧМ Станев, Е. Черния монах / Е. Станев. София : Христо Ботев, 1993. - 134 с.

450. ССД Станиший, P. P. JaceH. Стихове и драма / Р. Р. СтанишиЬ. Београд : Ново дело ; НикшиЙ : Универзитетскарщеч, 1990. - 95 с.

451. СВ Стоянов JI. Война / JT. Стоянов. София : Народна младеж, 1973. - 150 с.

452. ТДР Тайц, Я. М. Дом : Рассказы / Я. М. Тайц. М. : Дет. лит., 1989. - 32 с.

453. ТСВ Токарева, В. С. Просто свободный вечер / В. С. Токарева. М. : ACT, 2004. -299 с.

454. ТК Толстая, Т. Н. Круг / Т. Н. Толстая. М. : Подкова, 2003. - 346 с.

455. ТН Толстая, Т. Н. Ночь : рассказы / Т. Н. Толстая. М. : Подкова, 2001. - 432 с.

456. ТВМ Толстой, JI. Н. Война и мир : В 2 т. / JI. Н. Толстой. М. : Гос. изд-во худ. лит., 1952.-Т. 1-2.

457. ТРМ Толсто., JI. Рат и мир. / Прев. С. Т М. ГлишиЬ // Библиотека великих романа. -Београд, 1968. Кн>.20. - 1057 с.

458. ТББ Топалов, К. Бъди благословена. Не се сърди човече / К. Топалов. София : Печат «Образование и наука» ЕАД, 1994. - 176 с.

459. ТШ ЪопиЬ, Б. Пролом : роман / Б. ЪопиЙ, Београд : Просвета, 1955. - 742 с.

460. ЪК Ъосий, Д. Корени : Роман / Д. ЪосиЬ. Београд : Просвета, 1984. - 364 с.

461. ТЩС ЪосиЙ, Д. Далеко je сунце : роман / Д. ЪосиЙ. Београд : Просвета, 1955. -398 с.

462. УРД Устинова, Т. Развод и девичья фамилия : роман / Т. Устинова. М. : Эксмо, 2007.- 352 с.

463. ХИП Хикмет, Н. Избрани произведения : в 4 т. / Н. Хикмет. София : Народна култура, 1984.-Т. 2.-230 с.

464. ЧПс Чехов, А. П. 80 прича и новела / А. П. Чехов. — Београд : Вук Караций ; Москва : Радуга, 1986.-773 с.

465. ЧКр Чосич, Д. Корни : роман / Д. Чосич ; пер. с сербохорв. Т. Поповой. М. : Худож. лит., 1983.-294 с.

466. ЧСД Чосич, Д. Солнце далеко / Д. Чосич ; пер. с сербохорв. Т. Поповой и А. Романенко.

467. М.: Изд-во иностр. лит., 1956. 395 с.

468. ШПЦ Шолохов, М. Поднятая целина : в 2 т. / М. Шолохов. М., 1989. - Т. 1. - 702 с. ШУЛ Шолохов, М. Узорана ледина : 2 кн>. / М. Шолохов ; превео je Б. БулатовиЙ.

469. Титоград, 1960. Кн>.1. - 339 с. ШУЛБ Шолохов, М. Узорана ледина : 2 кн>. / М. Шолохов ; превео je Г. МитровиЙ. - Букурешт, 1947. Кгь. 1. - 336 с. ШТД Шолохов, М. А. Тихий Дон : роман в 4-х ч. / М. А. Шолохов. - М. : Гос. изд-во худож. литературы, 1953.

470. ШДВ Шукшин, В. Я пришел дать вам волю / В. Шукшин. М. : Сов. писатель, 1984. -280 с.

471. ЭКТ Экслер, А. Ария Князя Игоря, или Наши в Турции / А. Экслер. М. : ACT : ACT

472. МОСКВА : Транзиткнига, 2006. 572 с. BPD Balasevic, D. Tri posleratna druga : roman / D. Balasevic. - Novi Sad, 1991. -284 s.

473. GTB Gogolj, N. V. Taras Buljba / N. V. Gogolj. Beograd : Rad, 1960. - 245 s. КНВ Kapor, M. Halo, Beograd. Oil. Istok - Zapad / M. Kapor. - Beograd : Dereta. -522 s.1. Интернет-источники

474. Bl-www http://forum.aboutbulgaria.biz/viewtopic.php

475. E2-www http://lib.ru/STRUGACKIE/bolgbog.txt

476. БЗ-www http://life.lafbg.com

477. B4-www http://www.Liombito.sitecity.ru/ltext

478. B5-www http://www.magicgatebg.com/forum/viewtopic.php

479. Бб-www http://www.komitata.blogspot.com/2008/08/blog-post08.html

480. B7-www http://navigator.idg.bg/index.php

481. B9-www http://www.eastraholding.com/newsbg.html

482. B10-www http://www.okolosveta.blog.bg/viewpost.php

483. Б11-www http://senseof.rallybulgaria.com/

484. Б12-www http://www.chitanka.info/lib/text/4624/raw/enc

485. B13-www http://www.spodeli.info/spodeliinfoflirtoveflirt4eta

486. B14-www http://www pozdrav-ot-lulin-zapadna-sofia.nikky.tutmanik.com

487. B15-www http://purl.org/NET/mylib/text/98

488. B16-www http ://www radio. evo.bg/forum/vie wtopic.php

489. Б17-www http://www.imot.bg/pcgi/main.cgi7topmenu

490. B18-WWW http://www.puls.bg/forum/viewtopic.php

491. B19-www http://www. club.biberonbg.com/read.php

492. B20-www http://www.sladur.com/forum/phpBB3/viewtopic.php

493. Б21-www http://www.natfiz.bg/forum/viewtopic.php

494. B22-www http://www. paper.standartnews.com/bg/article.php523.www http://www. forum.tu-sofia.bg/viewtopic.php

495. B24-www http://www. forums,miglena.net/index.php?showtopic

496. Pl-www http://www.2000.net.Ua/e/60813

497. Cl-www http://www.sr. wordpress.com/tag/ВИ-о-Коемету/

498. C2-www http://www.vokabular.org/forum/index.php

499. C3-www http:// cupr ij a. ravno gorci. org/forum/

500. C4-www http ://www. forum, hr/archive/index. php

501. C5-www http://www.gorandavidovic.com/forum/showthread

502. C6-www http: // forum, cafemontenegro. com

503. Cl-www http://www.rsv.co.yu/sremjuznabacka/Uputstvo

504. C7-www http://prezentacije.mup.sr.gov.yu/upravapolicije

505. C8-www http://www.rastko.org.yu/rastko-bg/umetnost/drama/ebonev-so.phphttp://www.rastko.org.yul/drama/savremena/ssadekserc.html C9-www http://www.srs.org.yu/svimsrcem/

506. ClO-www http://www.royalfamily.org/statements/state-det/state

507. CI 1-www http://www.komentar.co.yu/sip/viewtopic.php

508. C12-www http://www.sr.wikipedia.org/wiki/BuKHneAHja

509. C13-www http://www.sarajevo-x.com/forum/viewtopic.php.

510. С14-www http://www.forum.burek.co.yu/index.php/topic,336370.140/wap.html

511. C15-www http://www.verujem.org/svetioci/zlatoustipokajanjel .htm

512. C16-www http://www.forum.vidovdan.org/viewtopic.php

513. C17-www http://www.srpska.ru/article.php

514. C18-www http://www.rastko.org.yu/istorija/svjovanvladimirc.html

515. С19-www http ://www.eno vosti. info/sr/btgnovosti/1/2160

516. C20-www http://www.svetosavlje.org/biblioteka/Bogoslovlje/SvFilaret/SvFilaret05.htm

517. ДК-www Две карте за Беч // Режим доступа :http://www.novasфskakomedija.biz.ly/DVE%20KARTE.htm К-www http://www.velikikuvar.com

518. Петров, Т. Военната клетва в българската армия // Режим доступа :http://www.vi-books.com

519. Ученик на стария джедай // Режим доступа :http ://www.chitanka. info: 82/lib/text/846/raw/ enc=mik

520. ЪопиЬ, Б. Чудесна справа // Башта оъезове 6oje.

521. Режим доступа : http://www bs.wikiquote.org/wiki/Cudesnasprava1. Словари и разговорники

522. Rijecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika : Knj. 1-16 / JAZU. Zagreb, 1880-1958.

523. Словарь современного русского литературного языка : в 17 т. / АН СССР. -М.-Л. : АН СССР, 1950-1965.-Т. 1-17.

524. Болгарско-русский словарь / сост. С. Б. Бернштейн. М. : Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1953. - 886 с.

525. Радева, В. Български тълковен речник / В. Радева. Пловдив : Хермес, 2004. - 823 с.

526. Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М. : Сов. энцикл., 1990.-685 с.

527. Русско-болгарский разговорник / сост. Е. И. Лазарева. М. : Астрель ; ACT, 2001.-256 с.

528. Чукалов, С. К. Русско-болгарский словарь / С. К. Чукалов. 7-е изд. - М. : Рус. яз., 1986.-911 с.1. РСБКЕ1. РСР1. РСС1. САНУ1. СРР1. ССС1. СФС1. ТСРЯ

529. Речник на съвременния български книжовен език : в 3 кн. / БАН. София : БАН, 1955-1959.-Кн. 1-3.

530. Нехай, JI. В. Русско-сербский разговорник / JI. В. Нехай. М. : Филология, 1999.-320 с.

531. Русско-сербскохорватский словарь / под ред. Б. Станковича. М. : Рус. яз. ; Нови Сад : Матица Српска ; 1988. - 985 с.

532. Речник српскохрватског кн.ижевног и народног je3UKa : Кн. 1-17 / Институт за српски je3HK САНУ. Београд, 1959-2006.

533. Сербскохорватско-русский словарь, 54000 слов / сост. И. И. Толстой. — 5-е изд. М. : Рус. яз., 1982. - 736 с.

534. Словарь структурных слов русского языка / В. В. Морковкин, Н. М. Луцкая, Г. Ф. Богачева и др. М. Лазурь, 1997. - 420 с.

535. Современный философский словарь / под ред. В. Е. Кемерова. Лондон ; Франкфурт-на-Майне ; Париж ; Люксембург ; Москва ; Минск : ПАНПРИНТ, 1998. - 1064 с.

536. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка : 80000 слов и фразеологических выражений / С. И. Ожегов и Н. Ю. Шведова ; РАН, Ин-т рус. яз. им. В. Виноградова. 4-е изд., доп. - М. : Азбуковник, 1999. - 944 с. v'

537. Структурная схема коммуникативно-семантической категории побудительности1.lчо550