Киево-Печерский монастырь во второй половине XI - первой половине XIII века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Васиховская, Наталья Сергеевна

• Васиховская, Наталья Сергеевна
• кандидат исторических наук
• 2009

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Васиховская, Наталья Сергеевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ КИЕВО-ПЕЧЕРСКОГО МОНАСТЫРЯ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА Х1-ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА Х1П ВЕКА).

§ 1. Период становления Киево-Печерского монастыря

1051-1062 гг.).

§ 2. Киево-Печерский монастырь в период игуменства Феодосия и его преемников (1062-1112 гг.).

§ 3. Киево-Печерский монастырь в 1113 г. — первой половине XIII века.

ГЛАВА 2. ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ КИЕВО-ПЕЧЕРСКИХ МОНАХОВ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА Х1-ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА ХШ ВЕКА).

§ 1. Социальное происхождение монахов.

§ 2. Монастырский быт.

§ 3. Монастырь и мир.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Киево-Печерский монастырь во второй половине XI - первой половине XIII века»

Монашество есть нарочитый и исключительный подвиг служения Богу посредством добровольного отречения от этого мира, от его радостей и утех; как подвиг духовный — оно есть очищение духа от помыслов земных и устремления его исключительно к Богу; как подвиг телесный — оно есть (после отречения от всего земного) подвиг лишений и скорбей, добровольно на себя налагаемых».1 Иночество, как реальное воплощение в жизнь христианских идеалов, возникло в 1П-1У вв. н.э. в Египте и связано с именами таких подвижников, как Антоний Великий, Макарий Египетский, Пахомий Великий. Затем монашество распространяется в Сирии, Палестине и Малой Азии, пройдя при этом довольно трудный путь.2

Что касается вопроса о возникновении монашества на Руси, то большинство исследователей признают временем его появления период, следующий непосредственно за крещением Руси. Согласно Повести временных лет, уже в первой половине XI в., в период княжения Ярослава Мудрого, «чернорисця поча множитися и монастыреве почаху быти». Несмотря на то, что русское монашество впитало в себя египетские, палестинские и сирийские традиции, оно всегда оставалось глубоко национальным и самобытным. Историю средневековой Руси невозможно понять во всей ее полноте в отрыве от истории Русской Православной Церкви и, в частности, истории монашества.

Яркий след во всей русской истории оставила Киево-Печерская обитель, с которой связано возникновение «истинного монашества» на Руси. Сегодня, ввиду повышенного внимания исследователей к истории Русской Православной Церкви и монашества, обращение к истории Киево-Печерского монастыря

1 Голубинский Е. Е. История русской церкви. М., 1997. Т. 1.4. 2. С. 646.

2 Монашество и монастыри в России: Х1-ХХ века. Сб. ст. М., 2005. С. 4-6.

3 Повесть временных лет // Памятники литературы Древней Руси 1Х-начало XII в. М., 1978. С. 166. представляется актуальным. Во-первых, это был первый монастырь, который адаптировал на Руси греческий идеал святости и способствовал формированию основ монашеской жизни; от него же, согласно летописи, уклад и образ жизни были восприняты другими монастырями. Изучение истории иноческого жития, у истоков которого стоял Киево-Печерский монастырь, имеет огромное значение, прежде всего, для понимания особенностей генезиса монашества на Руси, как особой социальной группы; для сопоставления настоящего и прошлого - с тем, чтобы понять, что и как изменялось в монашеской жизни, что было безвозвратно потеряно в процессе исторического развития, а что получило «второе рождение» в эпоху Сергия Радонежского, с именем которого исследователи связывают возрождение древнерусского монашества.

Во-вторых, актуальность темы исследования определяется еще и тем, что такой значимый аспект истории Киево-Печерского монастыря, как повседневная жизнь монахов, длительное время не являлся предметом специального научного исследования. Для того, чтобы понять человека прошлого, все большее число исследователей обращается к изучению его повседневной жизни в различные исторические эпохи. Повседневность представляет собой одно из направлений исторического процесса. По выражению академика Ю. А. Полякова, «это и есть настоящая история, способная составить реальное представление о жизни людей в прошедшие эпохи, вместо господствующих схем».4 Изучая историю повседневности, мы делаем человека главным действующим лицом, ставим его в центр исторического процесса. Поэтому одной из важнейших задач историка повседневности является воссоздание образа жизни человека в историческом разрезе, выявление общего и особенного, неизменного, сохраняющегося столетиями, и нового, ежедневно рождаемого буднями.

4 Поляков Ю. А. Человек в повседневности // Отечественная история. 2000. № 3. С. 125. См. также: Пушкарева Н. Л. «История повседневности» и «История частной жизни»: Содержание и соотношение понятий // Социальная история. Ежегодник, 2004. М., 2005. С. 93-113; Ястребицкая А. Л. Повседневность и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей. Человек в истории. М., 1991. С. 84—102.

Исследователи изучают повседневность самых разных социальных групп. Среди них не последнее место занимают монахи - как западноевропейского средневековья, так и Руси Х1У-ХУ1 веков. В этой связи уместно вспомнить вышедшую в 2002 г. монографию Е. В. Романенко «Повседневная жизнь русского средневекового монастыря», посвященную как раз этому периоду.5 Что касается домонгольского периода истории русского монашества, непосредственно связанного с Киево-Печерским монастырем, то он остался практически без внимания. Пожалуй, следует согласиться с М. Д. Приселковым, который в одной из своих работ писал, что, несмотря на «выдающееся значение Киево-Печерского монастыря в пору Ярославичей и позднейшую, по крайней мере, до второй половины XII века, нельзя признать историю его достаточно изученною».6

Актуальность избранной темы не ограничивается отсутствием специальных монографических трудов. Исследователи монашества домонгольской Руси вынуждены обращаться к давно известным науке средневековым памятникам и не питают иллюзий по поводу возможного расширения источниковой базы. Поэтому важное значение приобретает поиск новых подходов к изучению и интерпретации уже известных исторических источников, в основе которых лежит стремление не только объяснить, но и понять исторический процесс через организацию диалога историка с источником. Однако даже современные исследователи монашества домонгольской Руси практически не используют возможности антропологического и герменевтического подходов.

Объектом нашего исследования являются Киево-Печерский монастырь как церковная организация и его обитатели как особый социокультурный элемент древнерусского общества.

5 Романенко Е. В. Жизнь русского средневекового монастыря. М., 2002.

6 Приселков М. Д. Очерки церковно-политической истории Киевской Руси Х-ХП вв. СПб., 2003. С. 96.

Предметом исследования выступают не только основные события истории Киево-Печерского монастыря, но и повседневная жизнь монашествующей братии: быт, распорядок дня, одежда, пища, трудовые послушания, отношения между монахами и отношения монастыря и мира.

Несмотря на кажущееся сходство, понятия «быт» и «повседневность» отличаются. Понятие «быт» — совокупность всех обычаев и нравов, присущих определенной социальной группе (в нашем случае - киево-печерским монахам второй половины Х1-первой половины XIII века) — входит в семантическое поле понятия «повседневность» и подразумевает то, что монахи совершают каждый день: канон установленных богослужений, молитвы, различные послушания и т.д. Таким образом, в настоящем исследовании понятие «повседневность», применительно к монашеству, трактуется как образ жизни, а монастырский быт во всем моногообразии его элементов является одной из существенных характеристик этого образа жизни, отличающего монашество от других социальных групп древнерусского общества.

История древнерусских монастырей и монашества становится предметом изучения в трудах историков только с XIX века. В XIX столетии наметился круг основных вопросов, которые продолжают привлекать внимание исследователей вплоть до настоящего времени. Начальной истории Киево-Печерского монастыря и того, как была устроена жизнь в его стенах, так или иначе, касались многие исследователи. Однако повседневная жизнь киево-печерских монахов и монастырский быт довольно длительное время не являлись предметом специального научного исследования, хотя некоторые аспекты повседневности в той или иной степени затрагивались многими учеными при обращении к истории Киево-Печерского монастыря домонгольского периода. Перед нами не стояло задачи дать исчерпывающий анализ существующих работ, а определить основные направления и этапы исследования этой проблемы, выявить степень ее изученности.

Хронологически историографию вопроса можно поделить на дореволюционный (Х1Х-начало XX в.), советский (1917-начало 1990-х гг.) и современный этапы.

В трудах Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева, Н. И. Костомарова, В. О. Ключевского история Киево-Печерского монастыря рассматривается в общем контексте истории России. Для этих историков характерно несколько возвышенное представление о монастыре, его идеализация. Н. М. Карамзин в «Истории государства Российского» затрагивал, главным образом, вопросы, связанные с основанием и ранней историей «славного» Киево-Печерского монастыря.7

Типичной для того времени была точка зрения С. М. Соловьева, который рассматривал Киево-Печерский монастырь как образец нравственности и благодетели, как центр средоточия духовной жизни Киева. По его словам, «входя в монастырские ворота, мирянин переселялся в иной, высший мир, где все было чудесно, где воображение его поражалось дивным сказаниям о подвигах иноческих, видениях, о сверхъестественной помощи в борьбе с нечистой силой».8

Н. И. Костомаров отмечал заслуги Киево-Печерского монастыря в деле просвещения и духовного воспитания общества. Вслед за С. М. Соловьевым, историк указывал, что «монастырю с его уставами, с его благочестивыми воспоминаниями и преданиями суждено было сделаться средоточием духовной жизни, высшим центром просвещения, лучи которого должны были падать на грешный мир».9

Для П. С. Казанского предметом изучения стала история русского монашества до времен Сергия Радонежского. Рассматривая условия возникновения и истоки монашества на Руси, исследователь обращается к

7 Карамзин Н. М. История государства Российского: В 12-ти т. М., 1991. Т. 2. С. 56.

8 Соловьев С. М. Сочинения: В 18-ти кн. М., 1988. Кн. 2. С. 62-65, 581.

9 Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главных деятелей: В 3-х т. М., 1995. Т. 1.С. 32. истории Киево-Печерского монастыря, называя его «сомном святых подвижников, украшенных различными дарованиями духовными» и подчеркивая его роль как «начальника и рассадника русского иночества».10 Не ограничиваясь изучением начальной истории Киево-Печерского монастыря, П.

С. Казанский обращается к вопросу о регламентации внутримонастырской жизни, ставя в заслугу игумену Феодосию принятие Студийского устава и организацию первого на Руси иноческого общежития.11

В. О. Ключевский истории Киево-Печерского монастыря практически не касался, отмечая только, что «Печерский монастырь был средоточием, куда притекало все властное и влиятельное в тогдашнем русском обществе, все, что

12 делало тогда историю русской земли: князья, бояре, епископы, купцы». Подобно Н. М. Карамзину и С. М. Соловьеву, В. О. Ключевский подчеркивал роль Киево-Печерского монастыря как «собирательного фокуса, объединившего рассеянные лучи русской жизни».13

Похожую оценку Киево-Печерскому монастырю дает С. Смирнов. Он рассматривает монастырь как «мир совершенно особых отношений и непостижимых для полуязыческого общества задач», подчеркивая при этом огромное нравственное и просветительское влияние обители на древнерусское общество. По мнению исследователя, подобное положение вещей во многом определялось «главенством Киева в культурном и церковно-историческом движении, создавая при этом естественные условия для распространения влияния Печерского монастыря на всю Русь».14

Достаточно широкий круг проблем, связанных со временем возникновения и устройством первых древнерусских монастырей, поднимается

10 Казанский П. С. История православного русского монашества, от основания Печерской обители преподобным Антонием до основания Лавры Святой Троицы преподобным Сергием. М., 1855. С. 5-14.

11 Там же. С. 74.

12 Ключевский В. О. Сочинения: В 9-ти т. М., 1987. Т. 1. С. 100.

13 Там же. С. 112.

14 Смирнов С. Значение Печерского монастыря в нашей истории русской церкви и общества // Богословский вестник, издаваемый Московской духовной академией. Сергиев Посад, 1896. Т. III. С. 458,460. митрополитом Макарием (Булгаковым) в его фундаментальном труде «История русской церкви». Работа носит обобщающий характер и содержит полное описание древних обителей, причем значительное место отводится истории возникновения первых монастырей на Руси, к числу которых автор относил и Киево-Печерский монастырь, основание которого он называет «весьма важным событием по своему обширному влиянию на судьбу нашей церкви».15

В начальной истории монастыря Макарий считает возможным выделить ряд этапов: основание монастыря, игуменство Феодосия и игуменство преемников Феодосия. При этом верхняя граница предложенной периодизации ограничивается серединой XII века. Сам Макарий объясняет это тем, что «первые сто лет своего существования Киево-Печерская обитель постоянно занимала самое главное место в ряду всех прочих чередовавшихся событий русской церковной истории и находилась в самом цветущем состоянии».16 На наш взгляд, предложенная периодизация ограничивается кругом имеющихся в распоряжении автора источников, прежде всего, Повестью временных лет, Житием Феодосия Печерского и Киево-Печерским патериком, и характером сведений, которые проливают свет, главным образом, на первые сто лет существования монастыря. Макарий уделил определенное внимание вопросам организации монастырского управления, средствам содержания обители и описанию иноческих подвигов. Что касается более позднего периода — середины XII-первой половины XIII века, - то это время в труде известного историка русской церкви практически игнорируется.

Большое значение для изучения монастырей и монашества имел труд Е. Е. Голубинского «История русской церкви». Эта работа содержит специальный раздел, посвященный истории монастырей, где затронуты различные проблемы возникновения монашества на Руси, сделан краткий обзор содержания монастырских уставов, рассмотрены особенности управления и «средства содержания» монастырей, «степени» и «образы» монашества. Помимо этого,

15 Макарий (Булгаков). История русской церкви: В 3-х кн. М., 1995. Кн. 2. С. 146-147.

16 Там же. С. 170. уделяется внимание истории возникновения «знаменитейших» монастырей

Древней Руси, к числу которых Е. Е. Голубинский, так же как и Макарий, причисляет Киево-Печерский монастырь.17

В увидевших свет на рубеже Х1Х-ХХ вв. обобщающих трудах по истории

России М. С. Грушевского, С. Ф. Платонова, М. Д. Приселкова, М. Н.

Покровского, М. В. Толстого, Н. Тальберга кратко говорится о приоритетах экономической и политической деятельности киево-печерских игуменов, перечисляются заслуги Киево-Печерского монастыря в деле просвещения и духовного воспитания общества, опредленное внимание уделяется описанию церковной жизни и подвигов монахов.

С. Ф. Платонов, рассматривая процесс превращения скромной общины монахов в богатый благоустроенный монастырь, писал, что «первоначально монахи составляли свое особое поселение, не имея ни храма, ни монастырских стен. Их община кормилась своими трудами и терпела нужду, пока не получала известность и не привлекала благочестивых поклонников. Они, желая помочь братии, чем могли, строили в монастыре храмы, дарили монастырю земли и

18 рабов, жертвовали золото и драгоценности».

М. Н. Покровский, делая акцент на экономической жизни монастыря,, подчеркивал, что «Киево-Печерский монастырь являлся примером значительной экономической силы, имевшей волости. Тем не менее, несмотря

19 на это, феодальной земельной собственности у монастыря еще не было».

Довольно подробно политическую историю Киево-Печерского монастыря описали М. Д. Приселков и М. С. Грушевский. Исследователи рассматривали монастырь в качестве своеобразной «монашеской митрополии». М. Д. Приселков писал, что «у монастыря была большая национальная задача — насадить истинное монашество и подготовить русских епископов, прошедших суровую школу Студийского устава. Помимо этого, он должен был выступать и

17 Голубинский Е. Е. История русской церкви. М., 1997. Т. 1.4. 2. С. 552-745.

18 Платонов С. Ф. Лекции и статьи по русской истории. СПб., 1997. С. 97.

19 Покровский М. Н. Избранные произведения: В 4-х кн. М., 1966. Кн. 1. С. 160-162. и в пору политических волнений с проповедью безусловного исполнения крестоцелования в междукняжеских отношениях, с проповедью братской любви князей под руководством старейшего во имя крепости и силы русской 20 земли». Ученый указывал на независимое положение монастыря от митрополии и на его материальное процветание, однако полагал, что не может быть и речи о независимости монастыря от княжеской власти. По его мнению, именно покровительство князей позволяло монастырю отстаивать свою независимость от киевского митрополита.21

М. С. Грушевский подчеркивал важность, главенство и исключительное место «Киево-Печерского монастыря среди прочих монастырей, по его образцу организовывались прочие обители, из Печерской братии ставили игуменов и епископов». Заслуга же организации и утверждения монашества, — по мнению ученого, - всецело принадлежит Феодосию.22 Кроме того, исследователь уделяет внимание участию монастыря в развитии просвещения и заслугам Феодосия в деле распространения «книжного почитания» в Киево-Печерском монастыре. Он отмечает, что, «помимо собственных собраний книг отдельных монахов, существовала и общая монастырская библиотека».

В том же ключе историю Киево-Печерского монастыря рассматривает М. К. Любавский, замечая при этом, что иноки монастыря в своих книгах рассматривали «вопросы христианской нравственности».24 Однако дальше общих рассуждений о заслугах монастыря М. К. Любавский не пошел.

М. В. Толстой и Н. Тальберг, обратившись, главным образом, к начальной истории Киево-Печерского монастыря, характеризовали его как

20 Приселков М. Д. Очерки церковно-политической истории Киевской Руси Х-ХН вв. С. 101— 104. См. также: Приселков М. Д. Нестор-летописец: опыт историко-литературной характеристики. СПб., 1923. С. 16.

21 Там же. С. 26.

22 Грушевский М. С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1891. С. 413-414.

23 Там же. С. 417-418.

24 Любавский М. К. Лекции по древней русской истории до конца XVI в. М., 1918. С. 14. рассадник русского иночества», «училище благочестия»,25 уделив основное внимание описанию церковной жизни монахов, их иноческим подвигам.

Таким образом, период Х1Х-начало XX в. в историографии можно охарактеризовать как период накопления и оценки фактического материала. Поэтому появление работ обобщающего характера было вполне закономерно.

Для советской историографии характерно исследование Киево-Печерского монастыря в социально-экономическом аспекте. Основательному изучению подверглись проблемы становления и роста монастырского землевладения, влияния Киево-Печерского монастыря на развитие древнерусской культуры.

В работах Н. М. Гантаева, И. У. Будовница, Н. М. Тихомирова, Я. Н. Щапова, Я. Н. Водарского, И. Я. Фроянова основательному изучению подверглись проблемы становления и роста монастырского землевладения.

И. У. Будовниц писал, что с самого своего возникновения «крупные русские монастыри выступают как феодальные собственники земельных угодий, во владениях которых трудятся зависимые крестьяне. Не стал исключением и Киево-Печерский монастырь, который обладал

Л/' многочисленными селами». Помимо этих вопросов, И. У. Будовниц уделял внимание проблеме социального происхождения монахов, подчеркивая, что

27 богатые монахи пользовались всяческими поблажками и льготами».

Я. Н. Щапов отмечал, что «Киево-Печерский монастырь очень скоро получает в собственность значительные населенные земли. Это, в свою очередь, позволяет Киево-Печерскому монастырю уже в 80-х годах XI века стать феодальным собственником. Его владения не ограничивались одной

25 Толстой М. В. Рассказы по истории русской церкви // История русской церкви. Б.м., 1991. С. 5; Тальберг Н. История русской церкви. Б.м., 1994. С. 57-59.

26 Будовниц И. У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в Х1У-ХУ1 вв. М., 1966. С. 46.

27 Там же. С. 50. ло

Киевской землей». В другой своей работе Я. Н. Щапов сделал акцент на отношениях монастыря с княжеской властью. Он писал, что «монастырь был тесно связан с княжеской властью, являясь центром идеологической жизни Руси. Являясь крупнейшим авторитетнейшим монастырем, он осуществлял задачи подготовки высших церковных администраторов — епископов, в компетенцию которых входили практически все вопросы идейной, церковной,

29 семейной жизни населения».

Я. В. Водарский также указывал на существование у Киево-Печерского монастыря земельных владений уже в XI веке.30 Этой же точки зрения придерживался И. Я. Фроянов. Занимаясь изучением вопросов монастырского землевладения и хозяйства, историк выделял земельные пожертвования князей, но обращал внимание на то, что «передачу волостей нужно разуметь как

Ч1 уступку права сбора доходов с них». В другой, более поздней, работе И. Я. Фроянов продолжил изучение этой проблемы: «Можно не сомневаться, что уже в игуменство Феодосия (1062-1074 гг.) у монастыря были свои села». При этом достаточно много внимания ученый уделяет анализу пожертвований князей Киево-Печерскому монастырю.32

Н. М. Гантаев, как и И. Я. Фроянов, обращал внимание на то, что

33 пожалование было важнейшей формой земельного обогащения монастыря».

28 Щапов Я. Н. Церковь в системе государственной власти Древней Руси // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. С. 331—332.

29 Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси (Х-Х1П вв.). М., 1989. С. 45-46. См. также: Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в Древней Руси и «Русская Правда» // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. С. 179-225.

30 Водарский Я. Е. Землевладение русской православной церкви и ее хозяйственно-экономическая деятельность (Х1-начало XX в.) // Русское православие: Вехи истории. М., 1989. С. 510-513.

31 Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 77.

32 Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси // Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988. С. 268. См. также: Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси. Ижевск, 2003.

33 Гантаев Н. М. Церковь и феодализм на Руси. М., 1960. С. 41-42.

В качестве дополнительных источников дохода монастырь привлекал вклады на «помин души», разные пожертвования и сборы за так называемые требы.34

Политическому аспекту деятельности киево-печерских игуменов уделяли внимание А. Н. Насонов и В. Т. Пашуто. Рассматривая данную проблему, А. Н. Насонов писал, что «в Киево-Печерском монастыре сложился определенный идеал князя, и представители династии Рюриковичей должны были и в отношении друг с другом и в отношениях с населением не нарушать, во всяком

Т Г случае, явно и резко, требований этого идеала». В. Т. Пашуто, напротив, считал Киево-Печерский монастырь «апологетом политики вассалитета, ее ревностным идеологом, а его монахов - христовыми воинами воинствующей т с. необоримой церкви».

В. Б. Перхавко, изучая экономическую деятельность киево-печерских игуменов, акцентировал внимание на установлении прочных связей монастыря «с торгом». Монахи принимали самое непосредственное участие во внутренней торговле. Изготовленные в стенах Киево-Печерской обители ремесленные изделия монахи носили продавать в город. Естественно, что подобная деятельность монахов приводила к установлению тесных связей между монастырем и городом. По мнению А. М. Сахарова, такое положение вещей указывает на то, что «Феодосий не изолировал своего монастыря от мира, но поставил его в самую тесную связь с мирским обществом. Само положение монастыря под Киевом как бы предназначало его для общественного

18 служения»."

Изучению некоторых аспектов истории отношений Киево-Печерского монастыря и мира уделяли внимание Л. В. Черепнин и П. П. Толочко, при этом

34 Там же. С. 57-58.

35 Насонов А. Н. История русского летописания Х1-начала XVII в.: Очерки и исследования. М., 1969. С. 54.

36 Пашуто В. Т. Особенности структуры древнерусского государства // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. С. 111.

37 Перхавко В. Б. Церковь и внешнеполитические связи Руси в XI—XIV вв. // Церковь, общество, государство в феодальной России. М., 1990. С. 49-52.

38 Сахаров А. М. Церковь в период феодальной раздробленности // Христианство и Русь. М., 1988. С. 47-68. делали акцент на политике князей в отношении монахов, которые часто выступали в качестве «посредников и послов своих князей, выполняя их поручения».39

На аристократический характер киево-печерского монашества указывали М. Н. Тихомиров и Н. С. Гордиенко, отмечая при этом тот факт, что «в монастыре имелось большое количество выходцев из богатых семейств и знатных родов: княжеских, боярских, купеческих. Именно они стояли во главе монастыря и направляли его деятельность».40 В том же ключе рассматривал монашествующий состав Киево-Печерского монастыря и Н. М. Гантаев.41 Помимо социального происхождения монахов, М. Н. Тихомиров обращается к вопросу о восстаниях в Древней Руси, подробно описывая участие Киево-Печерского монастыря в событиях 1068-1069 гг. и 1113 года.42 Кроме того, он рассматривает монастырь как феодального собственника.43

Б. А. Рыбаков и В. П. Оргиш отмечали значение Киево-Печерского монастыря как «кузницы кадров» православного духовенства, колыбели монашеской жизни и культурного общенационального центра, ставшего средоточием образованности, своего рода средневековым университетом или духовной академией, куда охотно поступали сыновья крупных вельмож, стремившихся сделать карьеру.44 Во многом сходная точка зрения была высказана в одной из работ современного исследователя П. С. Стефановича. Исследуя вопрос о социальном происхождении монашествующих, историк высказал предположение о том, что монахи «в большинстве своем происходили

39 Толочко П. П. Древняя Русь. Киев, 1987. С. 202; Черепнин JL В. Общественно-политические отношения в Древней Руси и «Русская Правда» // Древнерусское государство и его международное значение. С. 179—180.

40 Тихомиров М. Н. Древняя Русь. М., 1975. С. 73-74; Гордиенко Н. С. Православные святые: Кто они? Л., 1978. С. 38.

41 Гантаев Н. М. Церковь и феодализм на Руси. С. 49.

42 Тихомиров М. Н. Древняя Русь. С. 107-108,134-135.

43 Там же. С. 113-115.

44 Рыбаков Б. А. Историческая концепция Нестора «иже написал летописецъ» // Русское подвижничество. М., 1996. С. 73; Оргиш В. П. Древняя Русь. Образование Киевского государства и введение христианства. М., 1988. С. 125; Прошин Г. Г. Черное воинство. Русский православный монастырь: Легенда и быль. М., 1988. С. 92—93. из высших общественных слоев», среди них было много «людей богатых и знатного происхождения». Киево-Печерскому монастырю исследователь отводит роль не иначе как «главного монастыря домонгольской эпохи, своеобразной кузницы кадров для замещения архиерейских кафедр».45

Многие исследователи рассматривали Киево-Печерский монастырь как опору византийского влияния на Руси. Такой точки зрения придерживался А. М. Сахаров. В одной из своих работ он писал, что «летописи, составленные в Киево-Печерском монастыре, проводили идею о том, что христианство пришло на Русь из Византии, благодаря греческим церковникам. Такая позиция печерских монахов не соответствовала политическим интересам многих киевских князей».46

Подобная мысль была высказана и в работе Н. М. Никольского. Обращаясь к истории Киево-Печерского монастыря, он указывал на то, что сюда были «целиком перенесены и строй монастырской жизни, и монастырская идеология, выработанные в Греции».47 Иного мнения придерживался Б. Д. Греков. Рассматривая историю Киево-Печерского монастыря через призму борьбы с влиянием митрополитов-греков, он писал, что «в самом монастыре

4 о бил свой собственный ключ общественной и политической мысли».

Об этом позднее писал Г. Г. Прошин, доказывая борьбу с греческим влиянием, ссылками на чудеса, происходившие во время закладки и постройки церкви Успения пресвятой Богородицы Киево-Печерского монастыря. По мнению исследователя, чудо - ни что иное, как «острое оружие идейной борьбы против попыток Константинополя навязать свое господство на Руси».49 Похожую оценку давал и А. С. Хорошев. Он полагал, что монастырь, в силу разных причин, «не был бастионом русофилов в море грекофильских

45 Стефанович П. С. Боярство и церковь в домонгольской Руси // Вопросы истории. 2000. № 7. С. 45.

46 Сахаров А. М. Церковь в период феодальной раздробленности. С. 52.

47 Никольский Н. М. История русской церкви. М., 1985. С. 33.

48 Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 421.

49 Прошин Г. Г. Черное воинство. Русский православный монастырь: Легенда и быль. С. 92— 93. настроений духовенства на Руси Х-Х1 вв.».50 В. Ф. Пустарников считал, что для Киево-Печерского монастыря, претендовавшего на духовное руководство всей церковной жизнью Руси, была характерна своя идеология - «своеобразный печероцентризм» .51

Первой попыткой изучения монастырского образа жизни в домонгольской Руси стала несколько выделяющаяся из общего ряда монографий работа Б. А. Романова. Занимаясь изучением быта и нравов разных социальных групп домонгольской Руси, историк обращается к монашеству, как к одной из таких групп, пытаясь выявить характерные для ее представителей черты повседневности.52

Исследования Б. А. Романова нашли свое продолжение в работе Г. Г. Прошина, который пытался дать оценку деятельности и идеалов православного монашества, методов воздействия монастыря на верующих, а также рассматривая его как своеобразный идеологический институт, ориентированный на пропаганду религиозного мировоззрения и формирование общественных идеалов в духе христианской этики. Кроме того, Г. Г. Прошин пытался разобраться в уставном распорядке дня монастыря и охарактеризовать некоторые стороны монастырского быта. В основе его работы лежит тезис о том, что монастыри служили средством религиозной пропаганды, и использовали отшлифованную до мелочей систему культового воздействия на человека. Эта система опиралась на синтез искусств, особенности человеческой психики, учитывала и применяла различные формы наглядности и эмоционального воздействия на личность.53

Вопросам культурной жизни монастыря уделяли довольно много внимания В. Н. Лазарев, Н. Н. Воронин, П. А. Раппопорт, А. И. Комеч, М. Н.

50 Хорошев А. С. Политическая история русской канонизации (Х1-ХУ1 вв.). М,, 1986. С. 40.

51 Пустарников В. Ф. Философские идеи в религиозной форме общественного сознания Киевской Руси // Введение христианства на Руси. М., 1987. С. 238.

52 Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси. Историко-бытовые очерки Х1-ХШ вв. М., 1966.

53 Прошин Г. Г. Черное воинство. С. 92-93; Его же. Правда о православных монастырях // Атеистические чтения: Сб. ст. М., 1988. С. 327-337.

Тихомиров. В их работах нашли отражение вопросы, связанные с постройкой Успенского собора Киево-Печерского монастыря, иконописанием, мозаиками. Подчеркивалось значение монастыря в деле переписывания книг и создания литературных памятников.

А. И. Комеч более подробно рассматривает архитектурный тип Успенского собора Киево-Печерского монастыря, указывая на то, что «основной круг идей и форм остается общевизантийским, но многое из того, что проявилось в Спасо-Преображенском соборе Чернигова и в Киевской Софии, закрепляется здесь как свойство сложившейся на Руси новой художественной формы».54 На это же указывал и В. Н. Лазарев, добавляя, что «в результате археологических раскопок, неподалеку от Успенского собора, в слое конца XI века был обнаружен горн с большими кусками стеклянных сплавов и смальты». Эта находка, по мнению ученого, свидетельствует о закладке специальной стеклодельной мастерской при постройке Успенского собора. А это «являлось уже первым шагом к сближению греческих мастеров с киевскими "молодшими людьми", без помощи которых они вряд ли могли обойтись».55 На связь Киево-Печерского монастыря с Византией указывает и В. Б. Перхавко.56

Во многом сходная с мнением В. Н. Лазарева точка зрения была высказана Л. Ю. Щаповой. По ее утверждению, «мастерская была создана на территории Киево-Печерского монастыря в 80-е годы XI в.», а изучение обнаруженных при раскопках остатков производства смальт и стеклянной посуды позволило зарегистрировать более одиннадцати составов стекла, которое шло на их изготовление. При этом Л. Ю. Щапова отмечает, что в

54 Комеч А. И. Древнерусское зодчество конца Х-начала XII в.: Византийское наследие и становление самостоятельной традиции. М., 1987. С. 283.

55 Лазарев В. Н. Древнерусские мозаики и фрески Х1-ХУ вв. М., 1973. С. 13-14. См. также: Воронин Н. Н„ Раппопорт П. А. Искусство Х-ХШ века // История русского искусства: В 2-хт. М., 1978. Т. 1.С. 13.

56 Перхавко В. Б. Церковь и внешнеэкономические связи Руси в Х1-Х1У вв. // Церковь, общество, государство в феодальной России. М., 1990. С. 395-404.

57 Щапова Л. Ю. Византийское стекло. Очерки истории. М., 1988. С. 78. стеклодельной мастерской «одновременно или последовательно работали греки и древнерусские мастера. Участие последних было заметным, значительным и важным. В древнерусских стеклоделах греческие мастера нашли себе необходимую и вполне квалифицированную помощь».58

М. Н. Тихомиров называл Киево-Печерский монастырь «центром книжности, своего рода библиотекой, в которой сосредотачиваются крупные книжные богатства, процветает грамотность».59 Иная точка зрения была высказана в работе В. А. Зоца. Основываясь на рассказе Киево-Печерского патерика о затворнике Никите, исследователь полагал, что «на книжных людей в монастырях смотрели подозрительно и их книжности вовсе не одобряли, так как излишняя начитанность вредна для спасения и книжный человек может подпасть под искушение дьявольское».60 Что касается влияния монашества на просвещение, то оно, по мнению В. А. Зоца, было незначительным, и преувеличение его просветительской роли совсем не соответствует исторической истине.61 В. Ф. Пустарникова привлекали некоторые идеи Феодосия и других иноков, в которых автор искал философский смысл. Он считал идеологией монастыря «прежде всего печероцентризм».62 Далее философских изысканий исследователь не пошел, и вся история монастыря осталась без его внимания.

Таким образом, в советской историографии во многом находит продолжение проблематика предшествующего периода, привлекаются новые источники, появляются новые приоритеты в изучении истории Киево-Печерского монастыря, которая освещалась избирательно и довольно поверхностно. Исследователи, как правило, рассматривали проблемы

58 Там же. С. 82.

59 Тихомиров М. Н. Древняя Русь. С. 156. См. также: Сапунов Б. В. «Богословца от словес» в изборнике 1073 г. и проблема читателя на Руси в XI в. // Изборник Святослава 1073 г.: Сб. ст. М., 1977. С. 245.

60 Зоц В. А. Православие и культура. Факты против домыслов. Киев, 1986. С. 81.

61 Там же. С. 83.

62 Пустарников В. Ф. Философские идеи в религиозной форме общественного сознания Киевской Руси. С. 210-212. социально-экономической истории монастыря, сосредоточив свое внимание на формировании монастырского землевладения и социальном происхождении монахов. Менее интенсивно изучались вопросы нравственного и просветительского влияния монастыря на древнерусское общество. Наряду с этим, советская историография не чуждалась вопросов изучения монастырского быта, однако специальных работ по этой теме создано не было.

В отличие от советских историков, зарубежные исследователи гораздо больше внимания уделяли нематериальной стороне жизни киево-печерских монахов. Для Г. В. Вернадского, Г. П. Федотова, А. Н. Карташева характерны изучение древнерусской святости, как особой традиции духовной жизни, попытка осмыслить нравственный идеал монашества. По выражению А. В. Карташева, из множества монастырей, существовавших на Руси в то время, только Киево-Печерский был «подлинным монашеским строением, воздвигнутый одним трудом и подвигами братии» , он играл «важную роль в поддержке христианской морали и образования».64 Изучением влияния восточнохристианского богословия на внутренний мир древнерусских авторов занимался Г. Подскальски.65

Работы постсоветского времени сводятся, главным образом, к общим обзорам по истории русской церкви и общественного сознания Древней Руси.66 Пожалуй единственным специальным исследованием стала диссертация Е. С.

63 Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви: В 3-х т. М., 1997. Т. 1. С. 225.

64 Вернадский Г. В. История России: В 3-х кн. М., 1999. Кн. 2: Киевская Русь. С. 226; См. также: Федотов Г. П. Святые древней Руси. М., 1990. С. 55.

65 Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988-1237 гг.). СПб., 1996.

66 Никон (иеромонах). Монашество и монастыри на Руси Х-ХП вв. // Вопросы истории. 1991. № 12. С. 23-35; Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. М., 1995; Бълхова М. И. Монастыри на Руси Х1-середины XIV века // Монашество и монастыри в России. С. 25-57; Стефанович П. С. Боярство и церковь в домонгольской Руси // Вопросы истории. 2000. № 7. С. 41-60; Грицак Е. Н. Памятники Древнего Киева. М., 2005; Долгов В. В. Представления об обществе в картине мира населения Древней Руси Х1-Х1П вв.: Дис. . д.и.н. Ижевск, 2008.

Харина. Изучая монашество домонгольской Руси, особенности бытового уклада и образа жизни, этот автор основывается, главным образом, на анализе источников канонического права и агиографических сочинений. При этом, придерживаясь позитивистских взглядов и будучи православным священником, он воспринимает содержание источников буквально, не подвергая их должной критике.

Таким образом, несмотря на достаточно обширный и разнообразный круг исследований, в которых в той или иной степени затрагивалась изучаемая тема, до настоящего времени отсутствует комплексное исследование о начальной истории Киево-Печерском монастыря.

Понять основные закономерности развития Киево-Печерского монастыря невозможно без обращения к исторической обстановке их возникновения, поэтому целью настоящего исследования является изучение истории становления и развития Киево-Печерского монастыря, а также повседневной жизни его обитателей, начиная с момента основания монастыря и до середины XIII в., с тем, чтобы, с помощью детального анализа всех имеющихся источников установить основные тенденции и факторы, которые, так или иначе, оказывали влияние как на Киево-Печерский монастырь, так и на повседневную жизнь его обитателей.

Поставленная цель предполагает решение следующих исследовательских задач: изучить начальную историю Киево-Печерского монастыря и выявить основные этапы в его становлении и развитии в домонгольский период; установить социальное происхождение монахов и определить степень влияния этого фактора на внутримонастырскую жизнь; реконструировать по имеющимся источникам особенности быта и образа жизни киево-печерских монахов; изучить отношения монастыря с внешним миром.

67 Харин Е. С. Древнерусское монашество в XI-XIII вв.: Быт и нравы: Дис. . к. и. н. Ижевск, 2008. 185 с.

Хронологические рамки работы охватывают период со второй половины XI до первой половины XIII века. Этот временной промежуток, - по выражению В. В. Долгова, - «выделяется в рамках особого периода в русской истории, получившего название "Домонгольская Русь" и характеризующегося возникновением и развитием первых государственных образований, культурным единством и определенной устойчивостью социальных и

68 этнических процессов».' Нижняя граница исследования обусловлена летописным упоминанием о возникновении монастыря в 1051 г. Верхняя граница определяется тем, что в 1240 г., в ходе осады Киева монголо-татарами, монастырь был практически полностью разрушен, и длительное время после этого находился в совершенном запустении и упадке.

Основу настоящего исследования составляют нарративные источники: летописи; памятники агиографии, произведения нравоучительной литературы Древней Руси (Житие Феодосия Печерского, Киево-Печерский патерик, Поучения Феодосия Печерского и др.); а также Студийско-Алексиевский устав. В качестве дополнительных источников привлекаются переводные произведения византийской агиографии (Житие Саввы Освященного и Синайский патерик) и Библия.

Основными источниками, содержащими сведения по истории Киево-Печерского монастыря, являются летописи, но круг затрагиваемых в них проблем ограничен. Главным образом, это конкретные сведения об устройстве обители, строительстве в ее пределах, уточняются даты настоятельства.

Повесть временных лет была составлена около 1113 г. монахом Киево-Печерского монастыря Нестором. В ее основу положен так называемый Начальный свод, составленный, согласно гипотезе А. А. Шахматова, в 1093— 1095 гг. игуменом Киево-Печерского монастыря Иоанном.69 Д. С. Лихачев

68 Долгов В. В. Очерки истории общественного сознания Древней Руси Х1-ХШ веков. Ижевск, 1999. С. 4.

69 Шахматов А. А. О начальном Киевском летописном своде. М., 1897. См. также: Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси Х-ХП вв. С. 166; Мавродин В. В. Народные восстания Древней Руси Х1-ХШ вв. М., 1961. С. 14. считал подобное утверждение безосновательным, хотя факт составления начального свода в стенах Киево-Печерского монастыря признан им

7П бесспорным.

Нестор существенно переработал Начальный свод и дополнил его изложением событий конца XI-начала XII в. Однако труд Нестора в своем первоначальном виде до нас не дошел, так как после смерти в 1113 г. князя Святополка происходит резкая перемена в положении Киево-Печерского монастыря. Во многом это было связано с вокняжением на киевском престоле Владимира Мономаха, давнего политического противника Святополка. Естественно, что в данной ситуации летопись не смогла полностью удовлетворить интересы нового князя. Это явилось одной из причин изъятия летописи из Киево-Печерского монастыря и передачи ее на пересмотр и переделку игумену Выдубицкого монастыря Сильвестру.71

По мнению Б. А. Рыбакова, «переделка труда Нестора велась в двух направлениях: во-первых, редактировалась в духе Мономаха актуальная часть летописи, описывавшая дела Святополка и события последних десятилетий, а, во-вторых, была основательно переработана вводная историческая часть Повести временных лет».72 По мнению Д. С. Лихачева, одна из причин новой переработки летописи заключалась в том, что «Повесть временных лет, торжественная и патетическая в начале, не давала ответов на вопросы современной ей политики княжения Владимира Мономаха».73

В 1116 г. игумен Выдубицкого Михайлова монастыря Сильвестр переработал летопись Нестора, причем переделке подверглась, главным образом, заключительная часть летописи: статьи с 1093 по 1110 гг. Сильвестр отодвинул личность князя Святополка в тень, выдвинув на первый план и идеализировав Владимира Мономаха. Так возникла вторая редакция Повести

70 Лихачев Д. С. Избранные работы: В 3-х т. М., 1987. Т. 2. С. 93-109.

71 Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. Л., 1987. С. 43.

72 Рыбаков Б. А. Мир истории. Начальные века русской истории. М., 1984. С. 17.

73 Лихачев Д. С. Литература // История культуры Древней Руси. Домонгольский период. М., 1951. Ч. 2. С. 187-190. временных лет, которая читается в составе Лаврентьевской летописи 1377 г., а также в составе Радзивиловской и Московской академической летописей XV в. В 1118 г., по поручению киевского князя Мстислава Владимировича, была составлена третья редакция Повести временных лет, доведенная до 1117 г. и лучше всего сохранившаяся в составе списков Ипатьевской летописи, старейший из которых датируется началом XV в., а остальные - XVI-XVIII вв. За основу настоящего исследования мы берем Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку, но и не пренебрегаем Ипатьевским списком летописи, в котором находим сведения, отсутствующие в Повести временных лет по Лаврентьевскому списку.74

Повесть временных лет доводит изложение событий истории Киево-Печерского монастыря только до начала второго десятилетия XII века. Здесь можно найти известия об основании обители в 1051 г., о закладке и строительстве церкви Успения пресвятой Богородицы (Успенского собора) в 1073-1077 гг., кончине игумена Феодосия в 1074 г., о смерти игумена Никона в 1088 г., об освящении Успенского собора в 1089 г., о перенесении мощей Феодосия Печерского в 1091 г., о разорении монастыря половцами в 1096 г., о строительстве трапезной церкви и внесении имени Феодосия в синодик под 1108 г., о поставлении Феоктиста на черниговскую епископскую кафедру в 1112 г. Несмотря на то, что Повесть временных лет возвеличивала подвиги основателей монастыря, тем не менее, летописные известия позволяют нам датировать многие события начальной истории монастыря.

74 Повесть временных лет // Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы: 1Х-начало XII в. М., 1978. С. 120-277; Творогов О. В. Повесть временных лет // Словарь книжников и книжности Древней Руси (Х1-первая половина XIV в.). Л., 1987. С. 337-343; Он же. Принятие христианства на Руси и древнерусская литература // Введение христианства на Руси. М., 1987. С. 149-151; Лихачев Д. С. Избранные работы. Т. 2. С. 43113; Насонов А. Н. История русского летописания Х1-начала XVII вв.: Очерки и исследования. М., 1969. С. 13-67; Тихомиров М. Н. Русская культура Х-ХУШ вв. М., 1968. С. 146-150; Голубинский Е. Е. История русской церкви. Т. 1.4. 1. С. 782-783; Рыбаков Б. А. Историческая концепция Нестора. С. 71-96; Кусков В. В. История древнерусской литературы. М., 1982. С. 44-68.

Что касается жизни монахов во втором десятилетии XII в.-первой половине XIII в., то здесь большую важность для изучения истории монастыря этого периода приобретают известия Ипатьевской, Лаврентьевской, Новгородской первой, Радзивиловской летописей, Московского летописного свода конца XV в., Никоновской и других летописей.

Ипатьевская летопись — общерусский летописный свод южной редакции конца XIII-начала XIV в., древнейшим списком которого является Ипатьевский XV в. Хронологически летопись охватывает события до 1292 г., и включает в себя три основных памятника - Повесть временных лет (до статьи 1118 г.); Киевский летописный свод, составленный в 1199 г. игуменом Выдубицкого монастыря Моисеем (известия до 1199 г.); Галицко-Волынскую летопись (1201-1292 гг.). Летопись содержит значительное число сведений (более 16 упоминаний) различного характера по истории Киево-Печерского монастыря второй четверти-конца XII в. Здесь можно найти известия о смерти и поставлении игуменов, упоминания о том, как монастырь не раз становился местом княжеских встреч и переговоров, а игумены выступали в качестве княжеских посланников, о вкладах в монастырь, об участии игумена и братии в чине освящения храмов не только в Киеве, но и в других городах, о возведении монастыря на степень архимандритии и т. д.

Другим, не менее важным источником, является Лаврентьевская летопись, представляющая собой летописный свод XIV в., сохранившийся в единственном пергаменном списке, переписанном в 1377 г. монахом Лаврентием по заказу суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича. Текст летописи доведен до 1305 г., и, по выражению И. П. Еремина, представляет собой «сборник, в состав которого вошли два

75 Полное собрание русских летописей (далее - ПСРЛ). М., 1962. Т. 2; Лихачева О. П. Летопись Ипатьевская // Словарь книжников и книжности Древней Руси (Х1-первая половина XIV в.). С. 235-241; Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древнерусской литературы. С. 41; Насонов А. Н. История русского летописания. С. 237. произведения - Повесть временных лет в редакции Сильвестра и так называемая Суздальская летопись».76

Лаврентьевская летопись, в отличие от Ипатьевской, менее информативна - всего 7 упоминаний: о встрече князей в Киево-Печерском монастыре в 1150 г., о смерти игумена Федоса и посещении монастыря епископом Нифонтом в 1156 г., о смерти ростовского епископа Пахомия, бывшего монаха Киево-Печерского монастыря (1216 г.), о празднике в память Феодосия в 1230 г.; под 1231 г. упоминается печерский архимандрит Акиндин, а под 1240 г. говорится о взятии и разрушении татарами Киева. Ценность этого источника заключается в том, что это едва ли не единственная летопись, сохранившая сведения о Киево-Печерском монастыре в первой половине XIII века.

Следующим источником, содержащим значительное число упоминаний о Киево-Печерском монастыре во второй четверти ХП-начале XIII в., является

77

Московский летописный свод конца XV в. Еще А. А. Шахматов предположил, что в основе указанной летописи лежит свод 1479 г., у которого был более ранний протограф — великокняжеский свод 1472 г. Я. С. Лурье принял гипотезу о существовании свода 1472 г. При этом в основе Московского свода 1479 г. ученый выделил еще один источник, датированный 1477 г. По мнению Я. С. Лурье, свод 1479 г. - это переработанная версия протографа 1477 г. Памятник 1477 г. был переписан в связи с новгородскими событиями 1478 г. и

79 окончанием строительства Успенского собора в Москве. Б. М. Клосс не отрицал существования свода 1477 г., однако считал, что в его основе лежит памятник не 1472 г., а летопись, составленная после 1473 г.80

76 ПСРЛ. М., 1962. Т. 1; Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древнерусской литературы. С. 41; Голубинский Е. Е. История русской церкви. Т. 1.4. 1. С. 350; Лурье Я. С. Летопись Лаврентьевская // Словарь книжников и книжности Древней Руси (Х1-первая половина XIV в.) С. 241-245; Насонов А. Н. История русского летописания. С. 80-225.

77 ПСРЛ. М., 1949. Т. 25.

78 Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов Х1У-ХУ1 вв. Л., 1938. С. 256-283.

79 Лурье Я. С. Общерусские летописи Х1У-ХУ вв. М., 1976. С. 122-167.

80 Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи ХУ1-ХУП вв. М., 1980. С. 149-152.

На страницах летописи мы можем найти не менее восьми упоминаний о монастыре. Главным образом, это уже известные нам по вышеупомянутым сводам статьи об игуменах как княжеских посланниках, о встречах князей в стенах монастыря, о вкладах в монастырь, о епископе Нифонте, о конфликте игумена Поликарпа с киевским митрополитом и др.

Аналогичный перечень данных мы можем найти на страницах Радзивиловской летописи,81 основной список которой представляет собой иллюстрированную рукопись конца XV в., доведенную до 1206 г.82 Некоторые сведения о Киево-Печерском монастыре XII в. сохранили Новгородская Первая и Никоновская летописи. Новгородская Первая летопись известна в двух изводах: старшем, доведенном до 1333 г., и младшем, заканчивающимся событиями середины XV в. Первый из них сохранился лишь в Синодальном пергаменном списке ХШ-Х^ вв., второй - в списках середины XV в. Комиссионном и Академическом и их копиях XVIII-XIX вв. - Толстовском и Воронцовском списках.

Никоновская летопись84 представляет собой летописный свод, созданный в 20-е годы XVI в. книжниками митрополичьей кафедры под руководством митрополита Даниила. По выражению Б. М. Клосса, Никоновская летопись — «обширная компиляция, в которой использованы различные местные летописцы, повести, сказания, жития святых, записи народного эпоса, архивные ос документы». Основными источниками Никоновского свода явились два извода тверской переработки Троицкой летописи (один - в виде Симеоновской

81ПСРЛ. Л., 1989. Т. 38.

82 Лурье Я. С. Летопись Радзивиловская // Словарь книжников и книжности Древней Руси (вторая половина Х1У-ХУ1 в.). Л., 1989. Ч. 2. С. 248-251.

83 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950 (далее-НПЛ); Клосс Б. М. Летопись Новгородская первая // Словарь книжников и книжности Древней Руси (вторая половина Х1У-ХУ1 вв.). С. 245-247; Борисов Н. С. Политика московских князей (конец ХШ-первая половина XIV века). М., 1999. С. 20;

84ПСРЛ. М., 1965. Т. 9-10.

85 Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи ХУ1-ХУШ вв.; Его же. Летопись Никоновская // Словарь книжников и книжности Древней Руси (вторая половина XIV—XVI в.). С. 49-51. летописи, другой - близкий к Владимирскому летописцу), Хронографический список Новгородской V летописи, Иоасафовская летопись, свод 1518 г., хронограф первоначальной редакции и сходной с западнорусской.86

Летописи сохранили упоминания о заключении в 1149 г. в Киево-Печерском монастыре епископа Нифонта и его смерти здесь в 1156 г., о встрече князей в стенах обители в 1150 г., о княжеских вкладах в 1158 г., о конфликте игумена Поликарпа с киевским митрополитом в 1168 г.

Другие летописные своды, такие как Тверской сборник, Львовская и

87

Троицкая летописи, Владимирский летописец, сохранили, главным образом, упоминания о встрече князей в Киево-Печерском монастыре в 1150 г., о смерти игумена Федоса и епископе Нифонте под 1156 г., и о конфликте игумена Поликарпа с киевским митрополитом в 1168 г. (в Тверском сборнике - под 1170 г.).

Летописные сведения дополняются свидетельствами других нарративных источников. К их числу относятся жития святых, в которых, в отличие от летописей, нет хронологических указаний, и лишь сопоставление с другими источниками позволяет уточнить время тех или иных событий. По выражению Д. И. Абрамовича, «жития святых едва ли не самый важный источник для истории русских нравов и обычаев. С одной стороны, предлагаются в них важнейшие данные для православия в России, с другой — любопытнейшие подробности для истории нравов, обычаев, образа мыслей».88

Значительное число сведений по истории Киево-Печерского монастыря и повседневной жизни его обитателей содержит Житие Феодосия Печерского, написанное в 80-е годы XI в. монахом Нестором. Согласно Л. В. Черепнину, А. Г. Кузьмину и И. П. Еремину, Житие Феодосия Печерского «было составлено

86 Борисов Н. С. Политика московских князей. С. 22-23.

87 ПСРЛ. М., 1965. Т. 15; М„ 2005. Т. 20; М., 1965. Т. 30; Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. СПб., 2002.

88 Абрамович Д. И. Исследование о Киево-Печерском патерике как историко-литературном памятнике. СПб., 1902. С. 185. тридцать с лишним лет спустя после смерти игумена, то есть, не ранее 1108

89 г.».

Жизнеописание святого следует обычным правилам средневековой агиографии и содержит ряд традиционных сюжетов: сын благочестивых родителей с раннего детства посещал церковь, внимательно прислушивался к словам Священного Писания, сторонился общества своих сверстников, а, став монахом, являл собой образец сурового аскета и подвижника, который успешно борется с кознями дьявола и творит чудеса.90

Особый интерес исследователей вызывает источниковая база Жития Феодосия Печерского. Если верить Нестору, факты о жизни Феодосия он черпал из устных рассказов «древних отец» - келаря монастыря Федора,91 монаха «именемъ Иларионъ», «повозника», «некоего человека».

По мнению И. П. Еремина, основным источником Нестора при работе над Житием был комплекс «устных рассказов и преданий», которые начали формироваться вокруг имени Феодосия сразу после его смерти, причем Нестор «не ограничивался простым перенесением в Житие литературного по своему происхождению сюжета, но перерабатывал его с целью предать ему большую достоверность». Однако «благочестивая легенда» о Феодосии была хоть и основным, но не единственным источником.

И. П. Еремин выделял в качестве другого источника византийские жития «Антония Великого и в особенности основателя палестинского монастыря Саввы Освященного, хорошо известные Нестору в переводе с греческого на старославянский язык. Данными этих переводных житий Нестор пользовался обычно тогда, когда устная легенда о Феодосии Печерском не давала ему

89 Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древнерусской литературы. С. 26-27. См также: Ужанков А. Н. К вопросу о датировке Жития Феодосия Печерского // Герменевтика древнерусской литературы. М., 2000. Сб. ст. С. 70-80.

90 Кусков В. В. История древнерусской литературы. С. 80-81. См. также: Еремин И. П. Указ. соч. С. 27; Абрамович Д. И. Исследования о Киево-Печерском патерике. С. 146.

91 Житие Феодосия Печерского // Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы: IX-начало XII в. С. 368, 394, 392. материала для рассказа». И. Н. Башатова отмечала, что нельзя говорить «о слепом подражании Нестора греческим житиям. Скорее речь идет о творческом подходе агиографа, соизмеряющего традиционный образ святого с

93 окружающей его русской действительностью».

По мнению Г. П. Федотова, «наиболее сильное влияние на труд Нестора оказали агиографические труды Кирилла Скифопольского: Житие Саввы Освященного, Евфимия Великого, Феодосия Киновиарха, Иоанна Молчальника».94 Согласно Ю. А. Артамонову, «этот выбор был сделан не случайно, поскольку палестинский идеал святости соответствовал духовным запросам древнерусского общества».95 По мнению Е. Е. Голубинского, Житие Феодосия Печерского «есть более или менее искусственное произведение, составленное по общему шаблону житий, подражание житиям греческим,

96 имеющее их характер и страдающее их недостатками».

Повествование Нестора разбито на ряд небольших рассказов-новелл, связанных между собой фигурой главного героя. Все «новеллы» в целом — это своеобразная «панорама» монашеских добродетелей Феодосия. Житие Феодосия в качестве составляющего компонента вошло в состав Киево-Печерского патерика. Отдельных списков Жития известно сравнительно немного: старший из них читается в составе Успенского сборника XII—XIII вв. Подробно изучив Житие Феодосия Печерского в контексте культурной и социальной истории средневековой Руси, В. Н. Топоров пришел к выводу о том, что на Руси с введением христианства происходит формирование

92 Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древнерусской литературы. С. 27. См. также: Подскальски Г. Христианство и богословская литература Киевской Руси. С. 206; Абрамович Д. И. К вопросу об объеме и характере литературной деятельности Нестора летописца. М., 1901. С. 3; Склярук В. И. К биографии Феодосия Печерского // Труды Отдела древнерусской литературы. Л., 1988. Т. 41. С. 317-323.

93 Башатова Н. Н. Житие Феодосия Печерского в оценке литературоведов XIX в. и советских исследователей // Литература Древней Руси. Межвуз. сб. науч. трудов. М., 1986. С. 39.

94 Федотов Г. П. Святые древней Руси. М., 1990. С. 54.

95 Артамонов Ю. А. Житие Феодосия Печерского: Проблемы источниковедения // Древнейшие государства Восточной Европы: 2000 г.: Проблемы источниковедения. М., 2003. С. 191.

96 Голубинский Е. Е. История русской церкви. Т. 1.4. 1. С. 751-755. представлений о святости, которые в религиозном сознании средневекового человека воплощаются в людях, несущих в себе особый вид духовного и нравственного развития. Эти качества проявлялись в любви и служении людям, милосердии. Воплощением такого представления о святости стала фигура Феодосия Печерского. В. Н. Топоров подчеркивал исключительную важность Жития «как источника сведений не только о самом Феодосии, но и о его окружении, о Печерском монастыре, об эпохе, наконец, о самом составителе

0*7

Жития Феодосия, Несторе».

Житие Феодосия, действительно, ценный источник. Едва ли не все события истории Киево-Печерского монастыря третьей четверти XI в. находят здесь то краткое, то более подробное описание. Житие содержит немало данных, позволяющих судить о монастырском быте, хозяйстве, характере взаимоотношений игумена с киевскими князьями. Все повествование подчинено единой цели - восхвалению Феодосия, который «собою вьсемъ

98 образ далъ», поэтому достоверность многих известий нуждается в проверке.

Этой цели во многом может служить Киево-Печерский патерик - сборник рассказов о монастыре и его обитателях, подавляющее большинство сюжетов которого связано со второй половиной Х1-началом XII в." Из 38 «Слов» Патерика на этот период приходится более 20, что же касается более позднего времени (второго десятилетия-конца XII в.), то здесь выборка данных менее репрезентативна - менее 10 «Слов».

Начало формирования Патерика относится к 20-м годам XIII века. Однако, как «литературный сборник особого состава, имеющий свою программу изложения материала и определенный принцип организации произведений внутри свода (тематический), памятник сложился только во

97 Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. М., 1995. С. 641.

98 Житие Феодосия Печерского. С. 324.

99 Киево-Печерский патерик // Памятники литературы Древней Руси: XII век. М., 1980. С. 413-627. второй половине XV в.».100 К этому времени восходит архетип Кассиановских редакций, по терминологии А. А. Шахматова - Иоанновская редакция.101

В составе Киево-Печерского патерика можно выделить три основных текста: послание Симона к Поликарпу, распадающееся на эпистолярную, агиографическую и легендарную части; послание Поликарпа к Акиндину и летописное слово о первых черноризцах печерских.102 Именно переписка между суздальским епископом Симоном и печерским монахом Поликарпом, а также послание Поликарпа к игумену Киево-Печерского монастыря Акиндину составили основу Патерика. Эта переписка завязалась в начале 20-х годов XIII века. Недовольный положением простого монаха Поликарп мечтал о епископской митре, пытаясь получить высокую церковную должность через жену князя Ростислава Рюриковича - Анастасию Верхуславу. Это вызвало возмущение суздальского епископа Симона. В своем послании к Поликарпу он называет его «санолюбцем» и говорит о святости Киево-Печерского монастыря. Свои мысли Симон подкрепляет «Сказанием о святых черноризцах печерских», в котором содержится одиннадцать рассказов о печерских монахах: Онисфоре, Евстратии, Никоне, Кукше, Пимене, Афанасии, Святоше, Еразме, Арефе, Тите и Евагрии, а также «Повесть о построении и украшении Печерской церкви».

Под влиянием послания Симона Поликарп в обращении к игумену Акиндину передает еще двенадцать рассказов о «подвигах монахов». Перу Поликарпа принадлежат рассказы о Никите, Лаврентии, Агапите, Григории, Иоанне, Моисее, Прохоре, Марке, Федоре и Василии, Спиридоне, Алимпии и Пимене. При этом в послании к игумену Акиндину Поликарп подчеркивает,

100 Ольшевская Л. В. Киево-Печерский патерик // Словарь книжников и книжности Древней Руси (Х1-первая половина XIV в.). С. 308-313.

101 Шахматов А. А. Киево-Печерский патерик и Печерская летопись. СПб., 1897. См. также: Болховитинов Е. Описание Киево-Печерской лавры. Киев, 1847. С. 120-125.

102 Ольшевская Л. В. Типолого-текстологический анализ списков и редакций Киево-Печерского патерика//Древнерусские патерики. М., 1999. С. 257. что он писал жития печерских старцев, как «же умъ постигнетъ и память

103 принесеть, . еже токмо въспомяну слышана и творю».

Л. В. Ольшевская полагает, что «в качестве строительного материала в ансамбль Киево-Печерского патерика вошли такие первичные жанры, как послания, повесть, собственно жития».104 Основными источниками для Симона и Поликарпа служили устные предания и легенды, распространявшиеся в монастыре; местное монастырское «поминание»; летописи; жития Антония и Феодосия, при этом жанровый состав Киево-Печерского патерика отличался единообразием и цельностью.103

Е. Е. Голубинский полагал, что «целью составителей патерика было намерение увековечить в потомстве память о великих чудесах, совершившихся в Печерском монастыре, и вместе с этим показать, что Печерский монастырь есть богоизбранное и святое место».106 Похожую точку зрения высказал в одной из своих работ Н. К. Гудзий. Он считал, что «основная задача, которую ставили себе и Симон, и Поликарп, сводилась к возвеличиванию Киево-Печерского монастыря как русского религиозного центра».107 В отличие от Е. Е. Голубинского и Н. К. Гудзия, большинство исследователей высоко оценивают это агиографическое произведение - своеобразную «энциклопедию монашества Древней Руси»,108 которая «помогает составить целостное представление о монашестве Х1-ХХ вв.»,109 «проследить постепенный рост

103 Киево-Печерский патерик. С. 528-530. См. также: Копреева Т. Н. Образ инока Поликарпа по письмам Симона и Поликарпа (опыт реконструкции) // Труды Отдела древнерусской литературы. Л., 1969. Т. 24. С. 112-116; Поп Р. Древнейший отрывок послания Симона к Поликарпу // Там же. С. 93-100.

104 Ольшевская Л. В. «Прелесть простоты и вымысла» // Древнерусские патерики. С. 243244.

105 Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. С. 33-38; Кусков

B. В., Прокофьев Н. И. История древнерусской литературы. Л., 1987. С. 124-128; Копреева Т. Н. Инок Поликарп - забытый писатель-публицист Киевской Руси // Духовная культура славянских народов. Литература, фольклор, история: Сб. ст. Л., 1983. С. 59-73.

106 Голубинский Е. Е. История русской церкви. Т. 1.4. 1. С. 763.

107 Гудзий Н. К. История древней русской литературы. М., 1966. С. 45.

108 Щапов Я. Н. Монашество на Руси в Х1-Х1П веках // Монашество и монастыри в России.

C. 13.

109 Смолич И. К. Русское монашество: 988-1917. М., 1997. С. 29. монастыря, его внутреннюю жизнь, виды подвижничества, отношения с князем и боярством, а также распределение обязанностей монахов».110

Позднее сказания Симона и Поликарпа были объединены вместе, дополнены Житием Феодосия Печерского и помещенным в Повести временных лет под 1074 г. сказанием о черноризцах печерских. В таком виде до нас дошла древнейшая рукопись Патерика, относящаяся к 1406 г. Она была создана по инициативе тверского епископа Арсения и получила название Арсеньевской. В этой редакции основной текст подвергся некоторым сокращениям. Составитель включил в текст Патерика несторово Житие Феодосия, «Похвалу» Феодосию и летописное сказание о начале Печерского монастыря, но при этом лишил основную редакцию эпистолярного цикла и опустил часть «Слова о первых черноризцах Печерских».111 Л. В. Ольшевская указывала на то, что в Арсеньевской редакции Патерика изменен порядок следования «Слов».

Независимо от Арсеньевской редакции, в 1460 и 1462 гг. в Киево-Печерском монастыре по инициативе игумена Кассиана были созданы первая и вторая Кассиановские редакции Патерика.

А. А. Шахматов обращал внимание на значительные отличия редакции Патерика 1462 г. от редакции 1460 г., проявившиеся во вставках целого ряда новых статей и существенных дополнениях в текстах некоторых из общих статей. «Трудно допустить, - пишет А. А. Шахматов, — чтобы под надзором одного и того же лица в течение менее двух лет могли возникнуть две столь отличные одна от другой редакции. В виду этого, вполне вероятно, что редакция патерика, называемая Кассиановской Первой, а также Акакиевской редакцией, ни более, ни менее как список с Иоанновской редакции, список, составленный для Акакия под надзором Кассиана; между тем, редакция 1462 г.

110 Бълхова М. И. Монастыри на Руси Х1-середины XIV века // Монашество и монастыри в России . С. 27.

111 Киево-Печерский патерик по древним рукописям в переложении на современный русский язык М. Викторовой. Киев, 1870. С. 12-15; Абрамович Д. И. Исследования о Киево-Печерском патерике как историко-литературном памятнике. С. 57; Шахматов А. А. Киево-Печерский патерик и Печерская летопись. С. 4.

112 Ольшевская Л. В. Типолого-текстологический анализ. С. 270-271. это самостоятельный труд Кассиана, основательно переработавшего предшествующую редакцию».113 По мнению Л. В. Ольшевской, различия между Арсеньевской и Кассиановской редакциями Патерика можно объяснить особенностями общественно-политических установок их создателей .114

Редакция 1460 г. дополнилась статьями летописного происхождения: о перенесении мощей преподобного Феодосия, о пострижении князя Святоши, о вписании имени Феодосия в синодик, о смерти епископа Нифонта и игумена Поликарпа, о выборе Василия. При составлении в 1462 г. второй редакции Киево-Печерского патерика Кассиан, расположив материал в хронологическом порядке, дополнил текст сказания о начале Печерского монастыря. Ю. А. Артамонов подчеркивает особую важность этого момента, так как именно вторая Кассиановская редакция получила наибольшее распространение в письменности Древней Руси и легла в основу всех дальнейших переработок этого памятника.115

В данном исследовании мы использовали список Киево-Печерского патерика второй Кассиановской редакции, составленный «повелениемъ и замыслом старца печерьскаго, инока Алексея Вълынца. А написася в лето 7062 (1554 г.) индикту 12 месяца марта 2, рукою многогръшнаго, и хужшаго во человецех дьячка Нестерца».116 Данный список имеет все характерные признаки, отличающие списки второй Кассиановской редакции: послание Феодосия о латинской вере и слово о смерти игумена Поликарпа расположены в конце сборника, наличие особой концовки с летописью редакции, материал расположен в хронологическом порядке. Летописное известие о внесении имени Феодосия в Синодик следует за словом о перенесении мощей святого,

I м

Шахматов А. А. Киево-Печерский патерик и Печерская летопись. С. 12. См. также: Абрамович Д. И. Исследования о Киево-Печерском патерике как историко-литературном памятнике. С. 87-94.

114 Ольшевская Л. В. Типолого-текстологический анализ. С. 295.

115 Артамонов Ю. А. Проблема реконструкции древнейшего жития Антония Печерского // Средневековая Русь. М., 2001. Вып. 3. С. 13-14.

116 Киево-Печерский патерик. С. 620. рассказ о епископе Нифонте располагается до послания Симона к Поликарпу, а слово о первых черноризцах печерских - за похвалой Феодосию Печерскому.

Несмотря на наличие традиционных агиографических мотивов, Патерик дает богатый материал об экономической и политической жизни монастыря, сообщает немало фактов, характеризующих быт и социальное происхождение монахов. Для нас важно обратить внимание на те сюжеты, которые были включены в повествование не специально, а попали туда помимо воли автора.

Для реконструкции повседневной жизни монахов и монастырского быта большую ценность представляют произведения нравоучительной и богословской литературы - Поучения Феодосия Печерского и «Слова и поучения» Кирилла Туровского.117 «Как истинный игумен истинного монастыря», Феодосий должен был стараться об исполнении своей обязанности непрестанно поучать находившуюся под его духовным руководством братию. В настоящее время из его Поучений к монахам известно пять, дошедших до нас в полном и подлинном своем виде, и два - дошедших в отрывках и в чужой, более или менее вольной передаче.118 По содержанию Поучения распадаются на увещания к добродетелям и подвигам, дисциплинарные наставления и обличения к братии. Несмотря на свою краткость, Поучения содержат значительное число сведений о правилах внутреннего распорядка и иноческого поведения, предписаниях монастырской дисциплины.

Некоторые представления об искажении иноческого поведения и ослаблении положений строгого общежитийного устава дает «Похвала» Феодосию Печерскому - памятник древнерусского эпидиктического

117 Поучения и молитва Феодосия Печерского // Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1997. Т. 1. С. 434-456; Слова и поучения Кирилла Туровского // Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1997. Т. 4. С. 142-206.

118 Голубинский Е. Е. История русской церкви. Т. 1.4. 1. С. 813-814; Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. С. 67—71. красноречия конца XI в., дошедший до нас не только в списках Киево

Печерского патерика, но и в составе специальных сборников.119

Одним из главных источников при изучении богослужения и монашества в ранний период истории русской церкви является Студийско-Алексиевский устав, представляющий собой древнерусский перевод греческого текста

Типикона патриарха Алексия Студита. Именно этот устав, в его различных редакциях, определял в последней трети Х1-Х1У столетиях богослужебную

120 традицию русской церкви и устроение древнерусских монастырей.

Возникновение греческого текста относится ко второй четверти XI века.

Появление Устава в древнерусском переводе связано с деятельностью

Феодосия Печерского. По мнению Д. С. Ищенко, «перевод был сделан в 60-х годах XI в., когда, по свидетельству Жития Феодосия Печерского, Устав был прислан в Киев из Константинополя находившимся там печерским монахом

121

Ефремом. Возможно, что Ефрем и был переводчиком Устава».

Текст рукописи состоит из двух частей: литургической и дисциплинарной. В первой части изложены содержание и порядок церковных служб, расположенных по триоди постной и цветной, начиная с недели мытаря

100 и фарисея, и по месяцеслову, начиная с сентября. Во второй - указаны

I правила жизни и быта монахов. Для настоящего исследования наибольший интерес представляет именно дисциплинарная часть Студийско-Алексиевского устава, в которой содержаться сведения о суточном распределении времени, об одежде, пище, трудовых послушаниях, молитвах монахов.

119 Памятники литературы Древней Руси: XII век. С. 454-468. См. также: Еремин И. П. Указ. соч. С. 84-85.

120 Пентковский А. М. Типикон патриарха Алексия Студита в Византии и на Руси. М., 2001.

121 Ищенко Д. С. «Устав Студийский» по списку XII в. (фрагменты) // Источники по истории русского языка. М., 1976. С. 110; Его же. Древнерусская рукопись XII века «Устав Студийский»: Автореф. дис.: . канд. филол. наук. Одесса, 1968. См. также: Пентковский А. М. Указ. соч. С. 155-170.

122 Студийско-Алексиевский устав // Пентковский А. М. Типикон патриарха Алексия Студита. С. 233-367.

123 Там же. С. 368-421.

Для более глубокого понимания структуры, замысла, идейной направленности упомянутых выше памятников, в качестве дополнительных источников нами привлекаются переводные произведения византийской агиографии - Житие Саввы Освященного и Синайский патерик,124 а также Библия. Житие Саввы Освященного, написанное византийским агиографом Кириллом Скифопольским в VI в., было переведено на болгарский язык и не позднее второй половины XI в. стало известно на Руси. Сюжетное и текстуальное сходство текста Жития Саввы с Житием Феодосия Печерского свидетельствует о том, что Нестор был хорошо знаком с агиографическим сочинением Кирилла Скифопольского и заимствовал из него не только отдельные фразы, но и более или менее обширные отрывки.

Еще одним не менее распространенным в древнерусской культуре XI—XII вв. произведением являлся переведенный с греческого языка Синайский патерик, большую часть которого составляет созданный в начале VII в. «Луг духовный» Иоанна Мосха. Патерик состоит из 336 глав: гл. 1-301 - «Луг духовный» Иоанна Мосха, гл. 302-336 - извлечения из различных собраний патериковых рассказов. Сюжетные и тематические параллели к рассказам Киево-Печерского патерика указывают на то, что у авторов последнего греческий патерик широко использовался в качестве источника и, в некотором смысле, служил образцом для подражания. Стремясь подчеркнуть божественную природу Киево-Печерского монастыря, уподобляя первых печерских монахов апостолам, составители Жития Феодосия Печерского и Киево-Печерского патерика особенно часто обращались к цитированию Евангелия от Матфея и Псалтыри.

В связи с этим особое значение имеют наблюдения М. Блока о житиях святых как о «стилизованных биографиях», из которых «по меньшей мере, три

124 Помяловский И. В. Житие святого Саввы Освященного составленное святым Кириллом Скифопольским в древнерусском переводе по рукописи Императорского общества любителей древней письменности. СПб., 1890; Синайский патерик (текст и палеографическое описание). М., 1967. четверти не дают нам никаких серьезных сведений о благочестивых личностях, чью жизнь они должны изобразить».125

В основе настоящего исследования лежит историко-антропологический метод, подразумевающий внимание к личности человека, его мировосприятию, определяемой им системе поведения, ценностям, воображению, символам. Не просто абстрактный человек, а люди, люди во времени, - согласно М. Блоку, — являются предметом исторической науки. По выражению ученого, «за зримыми очертаниями пейзажа, орудий или машин, за самыми, казалось бы, сухими документами и институтами, совершенно отчужденными от тех, кто их учредил, история хочет увидеть людей».126

Применение историко-антропологического метода обусловлено тем, что в центре нашего внимания оказалась определенная социальная группа как общность людей, которые не только соответствуют некоему набору социологических характеристик, но и обладают определенным групповым самосознанием. Таким образом, применение подобного подхода дает основания для осуществления историко-культурных, социальных, бытовых, экономических, мировоззренческих реконструкций.

Для уточнения и дополнения созданной в процессе исследования модели повседневной жизни киево-печерских монахов необходимо привлечение дополнительных методов исследования, среди которых первостепенное значение приобретает герменевтический подход. Герменевтика - наука интерпретации и система связанных с ней методов, помогающих понять автора источника. Задача герменевтики состоит в том, чтобы объяснить смысл текста, исходя из мировоззренческих устоев создателяизвестия. Данный подход призван раскрыть утаенный для современного читателя смысл написанного. Главным приемом работы выступает центонно-парафразный принцип текстологического анализа, который был апробирован на материалах раннего русского летописания И. Н. Данилевским. Под центоном ученый понимает

I ос

Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М., 1986. С. 36, 38.

126 Там же. С. 17. мозаичное использование фрагментов памятников предшествующей культуры (в данном случае, экзегетических цитат) в произведениях культуры поздней (здесь - древнерусской). В бриколаже И. Н. Данилевский видит своеобразные интеллектуальные «самоделки», когда из кусочков текста, фрагментов цитат автор «мастерит» свое собственное произведение.127 По И. Н. Данилевскому, «произведение, основанное на центонном принципе, помимо буквального, имеет несколько скрытых смысловых уровней, каждый из которых может быть восстановлен посредством специального анализа. При этом особое значение приобретает выявление цитат, формирующих текст, выяснение их

128 происхождения и исходного контекста».

Использование герменевтического подхода является необходимым условием для осуществления более полного анализа источников, имеющихся в нашем распоряжении, с тем, чтобы выявить и интерпретировать их семантическое поле и символическое содержание самого характера повествования. Это имеет большое значение при осуществлении культурно-исторических, ценностных и мировоззренческих реконструкций, а также для выявления в каждом из источников дополнительной информации по проблеме исследования.

Применение хронологического метода обусловлено длительным временным промежутком, выбранным для исследования и требующим рассмотрения процессов по периодам. Анализ повседневной жизни потребовал сравнения аналогичных процессов, происходивших в монастыре на разных этапах его развития - с тем, чтобы выявить возможные изменения и проследить эволюцию не только монашества, но и монастыря как церковной организации.

Научная новизна диссертации определяется тем, что впервые предпринята попытка монографического исследования истории Киево-Печерского монастыря в домонгольский период, а также новизной избранного

127 Данилевский И. Н. Повесть временных лет: Герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004. С. 57-59.

128 Там же. С. 61. подхода к анализу предмета исследования, в рамках которого повседневная жизнь киево-печерских монахов рассматривается как система, складывающаяся из ряда факторов, взаимообуславливающих друг друга. Исследование всех факторов в их совокупности и каждого в отдельности позволяет изучить объект многопланово и всесторонне, и при его реконструкции получить более объемную модель. Кроме того, появляется возможность проследить динамику развития и определить степень влияния каждого из факторов, как на формирование, так и на изменение повседневной жизни в случае возможной деформации одного из них.

Практическая значимость работы состоит в возможности использования ее материалов при создании обобщающих научных трудов и учебных пособий по истории средневековой Руси и истории русской церкви.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Васиховская, Наталья Сергеевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данном исследовании был использован практически весь фонд источников: летописи; памятники агиографии, нравоучительной и богословской литературы, прямо или косвенно относящиеся к истории возникновения и развития Киево-Печерского монастыря и повседневной жизни его обитателей во второй половине Х1-первой половине XIII века.

Однако основным материалом для исследования остаются произведения агиографического жанра, в нашем случае - Житие Феодосия Печерского и Киево-Печерский патерик. Применение герменевтического подхода к анализу и интерпретации главных источников по истории Киево-Печерского монастыря указывает на широкое использование их авторами цитат из памятников византийской агиографии и канонического права, а также из Библии, которые были хорошо известны на Руси и использовались древнерусскими агиографами в качестве образцов при составлении собственных сочинений. Используя различные литературные приемы, авторы Жития Феодосия Печерского и Киево-Печерского патерика при описании жизни и подвигов печерских старцев, с целью дать нравственную оценку их деятельности, проводили параллель между великими основателями монашества в Египте и Палестине и основателями Киево-Печерского монастыря и часто цитировали целые фрагменты из Жития Саввы Освященного, Синайского патерика и Студийско-Алексиевского устава, вкладывая в поступки печерских монахов определенный смысл.

Обращение к упомянутым переводным произведениям как авторитетным свидетельствам прошлого было вызвано и тем, что древнерусские авторы не знали действительных обстоятельств и подробностей из истории монастыря и жизни его обитателей. Вплетая в контекст повествования сюжеты переводных произведений, они стремились показать, какой должна быть монашеская жизнь, а не то, какой она была на самом деле. В этих же целях древнерусские агиографы достаточно широко использовали новозаветные сюжеты Библии. Подобная специфика древнерусских агиографических сочинений ставит под сомнение достоверность многих описываемых в них событий, и не дает возможности получить достоверную и детальную картину повседневной жизни киево-печерской братии. Основываясь на анализе доступных сведений, мы можем лишь предполагать, как протекала жизнь внутри монастырских стен много веков назад, какой она должна была быть, по мнению агиографов домонгольской Руси, но «как это было на самом деле» — нам, к сожалению, узнать не дано.

В истории Киево-Печерского монастыря в рамках выбранного для исследования временного промежутка можно выделить три периода:

- 1051—1062 годы — период становления монастыря. На этом этапе своего существования по характеру своей организации и количеству иноков монастырь представлял собой небольшой скит, или скромную общину монахов, которая фактически возникла на пустом месте, посреди глухого леса, и существовала исключительно благодаря собственному труду первых насельников пещеры, постепенно приобретая значимость и известность.

В игуменство Варлаама (1057-1062), с постройки небольшой деревянной церкви над пещерой, начинается возведение наземного монастыря, поэтому именно Варлаама, а не Феодосия, вопреки распространенному мнению, следует считать основателем монастыря, как полноценной церковной организации.

- 1062-1112 годы - период игуменства Феодосия и его преемников -Стефана, Никона, Иоанна и Феоктиста - более всего освещен на страницах источников. Это было время наиболее активного развития монастыря, роста его богатств, когда, благодаря стараниям игуменов, их умелой политике и поддержке, оказываемой монастырю киевскими князьями, удалось достичь внутреннего благоустройства и процветания обители.

Именно на этом этапе были заложены основы особой монастырской идеологии, так называемого «печероцентризма», выражавшегося в активной пропаганде идеи о божественной сущности монастыря, его уподоблении царству Божьему на земле, в постоянном стремлении игуменов и братии быть в эпицентре событий социально-экономической и политической жизни древнерусского общества. Все это, в свою очередь, давало монастырю определенные преимущества и основания претендовать на свою исключительность среди других древнерусских обителей. 1113 г. - первая половина XIII в. — период утраты монастырем былого признания. Большую важность для изучения истории монастыря этого периода приобретают известия летописей: Ипатьевской (17 упоминаний), Лаврентьевской (8 упоминаний), Московского свода конца XV в. (8 упоминаний), Радзивиловской (5 упоминаний), Никоновской (4 упоминания), Новгородской первой (2 упоминания), Троицкой (2 упоминания) летописи, Владимирского летописца (2 упоминания) и др.

Исходя из анализа летописных известий, можно предположить, что политическое падение Киева, с одной стороны, и рост Северо-Востока Руси, куда перемещается политический центр, с другой, надолго лишили Печерскую обитель былого авторитета. Начиная со второго десятилетия XII в. Киево-Печерский монастырь отходит на второй план, остается без княжеской опеки и защиты, поскольку политические взгляды киево-печерских игуменов зачастую не соответствовали реалиям политической ситуации, сложившейся на Руси.

Определенно мы можем говорить об утрате монастырем своеобразного «ореола святости», который во второй половине XI-начале второго десятилетия XII в. давал ему некоторые преимущества и основания претендовать на свою исключительность среди других русских монастырей. Поэтому у нас есть все основания говорить о том, что влияние и роль Киево-Печерского монастыря в идеологической и культурной сферах древнерусского общества были несколько преувеличены - как средневековыми агиографами, так и историками Х1Х-ХХ веков.

Мы убедились в том, что киево-печерская братия состояла из отдельных личностей, для каждой из которых были характерны свои симпатии и антипатии. Монахи Киево-Печерского монастыря были выходцами из различных городов (но не сел). Другой особенностью было различное социальное происхождение монахов. Среди них были выходцы из знатных родов и состоятельных семейств: княжеских, боярских, купеческих.

Социальные различия не исчезали после прихода в монастырь. Приняв монашеские обеты, человек все равно продолжал оставаться под влиянием той среды, из которой он происходил. Формально при постриге в монастырь человек - неважно, к какой социальной группе он принадлежал, - отрекался от всего мирского, от своего прежнего образа жизни, тем самым меняя свою социальную роль и подчеркивая, таким образом, свою принадлежность к совершенно иной общности людей, в которой действуют свои законы равенства и нестяжания, существует совершенно другая иерархия. Однако на практике изменения в мировоззрении монаха, в его отношении к своему новому социальному статусу происходили очень медленно, поэтому многие обеспеченные монахи стремились к созданию уже привычных для себя условий материального благополучия, принося в монастырскую среду характерные для мирского общества мировоззрение и манеру поведения. Это оказывало негативное воздействие на особый уклад монастырской жизни, подчас разрушая его изнутри. В силу этих обстоятельств, у каждого из обитателей монастыря складывалось собственное представление о любви к ближнему, о нормах христианской морали и о проявлении христианского милосердия.

Жизнь монашеской общины регулировалась положениями Студийского общежительного устава, который был введен в монастыре стараниями игумена Феодосия. Прямое или косвенное отражение предписаний устава на страницах источников, происхождение которых связано с монастырем, подтверждает, что

Студийский устав являлся регулятором монашеской жизни и богослужения в Печерском монастыре. Все ритуалы и правила были направлены, прежде всего, на выработку определенного типа поведения. Но уставные нормы соблюдались не всегда.

Начиная со времени игуменства преемников Феодосия, дали себя знать процессы постепенного изменения не только нравственного, но и монашеского идеала. Новое поколение печерских подвижников привнесло определенные послабления в монастырский образ жизни, в выполнение монашеских обетов, появился соблазн стяжательства, исказивший духовные представления. Вступающие в монастырь имели право свободно распоряжаться имуществом и деньгами, которые они приносили в монастырь. Занимая высокие монастырские должности, выходцы из княжеских, боярских и купеческих семей вели обеспеченную и беззаботную жизнь, в которой христианские добродетели отступали на задний план. Поэтому, несмотря на принятие Студийского устава, общежительства, каким первоначально виделся игумену Феодосию монастырь, так и не сложилось, ибо рядом уживались богатство и бедность, искреннее подвижничество и отнюдь не христианская алчность. Нередкими были случаи, когда состоятельные монахи тратили свои деньги и имущество на устроение монастыря, однако неимущие монахи не пользовались уважением братии.

В монастыре все было подчинено определенным правилам, которые для человека непосвященного, живущего в ином жизненном пространстве, казались совершенно бессмысленными. Уставом регламентировались мельчайшие факты повседневной жизни монахов: круг богослужений, одежда, пища, последовательность выполнения монастырских работ, отношения внутри коллектива. Все деяния монахов совершались только с благословения игумена и сопровождались молитвой. Предписывалось самое строгое послушание воле игумена, ибо от него зависело нормальное течение монастырской жизни. За любой своевольный поступок монах подвергался порицанию от игумена и епитимии.

Уставной распорядок дня в монастыре был с величайшей тщательностью расписан буквально по часам и минутам, от момента пробуждения до отхода ко сну. Большую часть времени занимали молитвы, так как повседневная жизнь монаха обретала свое истинное значение лишь в молитве и богослужении. Участие в совместных службах (полуночница, заутреня, обедня, вечерня) являлось строжайшей обязанностью всех иноков без исключения. Занятия братии в кельях, заключавшиеся в совершении молитв, чтении и пении псалмов, рукоделии, имели, по сравнению с соборной службой, меньшую значимость. Подобное можно объяснить тем, что соборное богослужение, имея определенный символический смысл, являлось воплощением идеи о том, что коллективная молитва является лучшим путем к спасению души, нежели индивидуальная.

После совершения всех предусмотренных церковным каноном богослужений монахи расходились на послушания, каждый из них был занят каким-то делом. В монашеской среде труд, наряду с постом и молитвами, был одним из действенных способов самодисциплины. Братии не позволялось держать в кельях какие-либо вещи, кроме самых необходимых и предусмотренных уставом. Считалось, что необремененные имуществом монахи будут проявлять больше усердия в церковных службах.

Не менее существенными особенностями монашеского быта выступали одежда и пища. Одежда монахов была простой, лишенной всякой внешней привлекательности, как правило, черного цвета и отражала главное в жизни монаха: бедность и смирение. Она изготавливалась из самых дешевых и грубых тканей. Все элементы монашеского костюма были глубоко символичны. Простому обывателю одетый с ног до головы во все черное монах мог внушать суеверный страх. Очень простой была и монастырская еда, несмотря на свою дешевизну, довольно разнообразная и максимально полезная.

Существование социального неравенства в монастырской общине накладывало естественный отпечаток на отношения внутри монашеской братии, которые можно охарактеризовать как противоречивые. С одной стороны - это покорность и смирение, с другой - пренебрежение, сквернословие, ненависть.

Отношения между монастырем и внешним миром выражались, главным образом, в попечении игумена и рядовых монахов о духовном спасении мирян. Другой обязанностью игуменов было пастырство и учительство, забота о бедных и больных. Но все это служение не было таким уж бескорыстным. Монастырь был ориентирован на внешний мир и нередко вмешивался в мирскую жизнь. Часто, используя свое влияние и авторитет крупного религиозного учреждения, он выступал посредником в спорах между князьями, активно откликаясь на различные политические события в Киевской Руси.

Подобное положение вещей во многом способствовало формированию неоднозначного отношения мирян к черноризцам. С одной стороны, заметно почтительное отношение к монахам князей и бояр, с другой, не такими уж редкими были проявления жестокости в отношении тех же самых монахов, особенно в случаях, когда речь шла об удовлетворении личных интересов князей. Что касается простых мирян, то они относились к монахам с явным предубеждением. Многие полагали, что монахи ведут праздный образ жизни, пребывая всякий день без дела. В подобном отношении к монашеству нет ничего удивительного, ведь в христианизируемой Руси XI—XII вв. идеалы и традиции монашеской жизни еще не успели завоевать всеобщее признание.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Васиховская, Наталья Сергеевна, 2009 год

1. Труды теоретико-методологического характера

2. Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. 255 с.

3. Данилевский И. Н. Повесть временных лет: Герменевтические основы источниковедения летописных текстов. М.: Аспект-Пресс, 2004. 250 с.1. Источники

4. Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового завета. М.: Российское библейское общество, 2005. 1338 с.

5. Житие Феодосия Печерского // Памятники литературы Древней Руси: Начало русской литературы IX—начало XII в. М.: Художественная литература, 1978. С. 305-392.

6. Киево-Печерский патерик // Памятники литературы Древней Руси: XII век. М.: Художественная литература, 1980. С. 413-627.

7. Киево-Печерский патерик по древним рукописям в переложении на современный русский язык Марии Викторовой. Киев: Типография Киево-Печерской лавры, 1870. 165 с.

8. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. 624 с.

9. Повесть временных лет // Памятники литературы Древней Руси: Начало русской литературы 1Х-начало XII в. М.: Художественная литература, 1978. С. 23-278.

10. Полное собрание русских летописей. М.: Изд-во восточной литературы, 1962. Т. 1. Лаврентьевская летопись. 578 с.

11. Полное собрание русских летописей. М.: Изд-во восточной литературы, 1962. Т. 2. Ипатьевская летопись. 938 с.

12. Полное собрание русских летописей. М.: Языки русской культуры, 2000. Т.

13. Софийская первая летопись старшего извода. 312 с.

14. Полное собрание русских летописей. М.: Языки русской культуры, 2001. Т.

15. Летопись по Воскресенскому списку. 345 с.

16. Полное собрание русских летописей. М.: Наука, 1965. Т. 9-10. Патриаршая или Никоновская летопись. 242 с.

17. Полное собрание русских летописей. М.: Наука,1965. Т. 15. Рогожский летописец: Тверской сборник. 510 с.

18. Полное собрание русских летописей. М.: Языки славянской культуры, 2005. Т. 20. Львовская летопись. 704 с.

19. Полное собрание русских летописей. М.: Языки славянской культуры, 2004. Т. 23. Ермолинская летопись. 256 с.

20. Полное собрание русских летописей. М.: Языки славянской культуры, 2000. Т. 24. Типографская летопись. 288 с.

21. Полное собрание русских летописей. М.: Изд-во АН СССР, 1949. Т. 25. Московский летописный свод конца XV в. 450 с.

22. Полное собрание русских летописей. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. Т. 28. Летописный свод 1497 г. Летописный свод 1518 г. (Уваровская летопись). 410 с.

23. Полное собрание русских летописей. М.: Наука, 1965. Т. 30. Владимирский летописец. Новгородская вторая (архивская) летопись. 239 с.

24. Полное собрание русских летописей. Л.: Наука, 1982. Т. 37. Устюжские и вологодские летописи XVI-XVIII вв. 227 с.

25. Полное собрание русских летописей. М.: Наука, 1989. Т. 38. Радзивиловская летопись. 177 с.

26. Помяловский И. В. Житие Саввы Освященного, составленное святым Кириллом Скифопольским, в древнерусском переводе по рукописи Императорского общества любителей древней письменности. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1980. 585 с.

27. Поучение и молитва Феодосия Печерского // Библиотека литературы Древней Руси. СПб.: Наука, 1997. Т. 1. XI-XII века. С. 434-456.

28. Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. СПб.: Наука, 2002. 513 с.

29. Синайский патерик (текст и палеографическое описание). М.: Наука, 1967. 400 с.

30. Слова и поучения Кирилла Туровского // Библиотека литературы Древней Руси. СПб.: Наука, 1997. Т. 4. XII век. С. 142-206.

31. Студийско-Алексиевский устав // Пентковский А. М. Типикон патриарха Алексия Студита в Византии и на Руси. М.: Наука, 2001. С. 231-420.

32. Устав Студийский по списку XII в. (фрагменты) // Источники по истории русского языка. М.: Наука, 1976. С. 109-131.1. Исследования

33. Абрамович Д. И. Исследование о Киево-Печерском патерике как историко-литературном памятнике. СПб.: Изд-во Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук, 1902. 205 с.

34. Абрамович Д. И. К вопросу об объеме и характере литературной деятельности Нестора-летописца. М.: Печатня А. И. Снегиревой, 1901. Юс.

35. Абрамович Д. И. Несколько слов в дополнение к исследованию А. А. Шахматова «Киево-Печерский патерик и Печерская летопись». СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1898. 10 с.

36. Артамонов Ю. А. Житие Феодосия Печерского: Проблемы источниковедения // Древнейшие государства Восточной Европы: 2000 г.: Проблемы источниковедения. М.: Восточная литература, 2003. С. 173-277.

37. Артамонов Ю. А. Проблема реконструкции древнейшего жития Антония Печерского // Средневековая Русь. М.: Индрик, 2001. Вып. 3. С. 4-82.

38. Башлыкова M. Е. Топика житий в Киево-Печерском патерике редакции 1661 г.: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2008. 17 с.

39. Билык Б. М. Киево-Печерский монастырь в XI-XII столетиях // Правда о Киево-Печерской лавре: Сб. ст. Киев: Госполитиздат, 1963. С. 5-17.

40. Болховитинов Е. Описание Киево-Печерской лавры. Киев: Типография Киево-Печерской лавры, 1847. 368 с.

41. Борисов Н. С. Церковные деятели средневековой Руси XIII-XVI вв. М.: Изд-воМГУ, 1988.200 с.

42. Будовниц И. У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV— XVI вв. М.: Наука, 1996. 392 с.

43. Булгаков С. В. Русские монастыри: Киево-Печерский монастырь // Русские монастыри. Центральная часть России. М.: Очарованный странник, 1995. С. 368-370.

44. Бълхова М. И. Монастыри на Руси XI-середины XIV века // Монашество и монастыри в России: XI-XX века. Исторические очерки. М.: Наука, 2005. С. 25-57.

45. Вернадский Г. В. История России: В 3-х кн. Тверь: Леан; М.: АГРАФ, 1999. Кн. 2. Киевская Русь. 448 с.

46. Водарский Я. Е. Землевладение русской православной церкви и ее хозяйственно-экономическая деятельность (XI-начало XX в.) // Русское православие: Вехи истории. М.: Политиздат, 1989. С. 501—561.

47. Воронин H. Н. Политическая легенда о Киево-Печерском патерике // Труды Отдела древнерусской литературы. M.; JL: Изд-во АН СССР,1955. Т. 11. С. 96-102.

48. Воронин Н. Н., Раппопорт П. А. Искусство Х-Х1И века // История русского искусства: В 2-х т. М.: Изобразительное искусство, 1978. Т. 1. С. 8-34.

49. Гантаев Н. М. Церковь и феодализм на Руси. М.: Изд-во АН СССР, 1960. 179 с.

50. Голубинский Е. Е. История русской церкви. М.: Общество любителей церковной истории, 1997. Т. 1: Период первый, Киевский или домонгольский. Ч. 1-2. 926 с.

51. Гордиенко Н. С. Православные святые: Кто они? Л.: Лениздат, 1979. 272 с.

52. Греков Б. Д. Киевская Русь. М.: Госполитиздат, 1953. 568 с.

53. Грушевский М. С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев: Типография Императорского университета Св. Владимира В. И. Завадзкого, 1891. 525 с.

54. Гудзий Н. К. История древней русской литературы. М.: Просвещение, 1966. 535 с.

55. Данилевский И. Н. Библия и Повесть временных лет. К проблеме интерпретации летописных текстов // Отечественная история. 1993. № 1. С. 78-95.

56. Данилевский И. Н. Замысел и название Повести временных лет // Отечественная история. 1995. № 5. С. 101-111.

57. Долгов В. В. Древняя Русь: Мозаика эпохи. Очерк социальной антропологии общественных отношений Х1-ХУ1 вв. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2004. 218 с.

58. Долгов В. В. Отражение социальной практики в общественном сознании Древней Руси XI—XIII веков: Учебное пособие. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 1999. 250 с.

59. Долгов В. В. Представление об обществе в картине мира населения

60. Древней Руси Х1-Х1П вв.: Дисс. . д.и.н. Ижевск, 2008. 616 с.

61. Дуйчев Ив. Эпизод из Киево-Печерского патерика // Труды Отдела древнерусской литературы. Л.: Наука, 1969. Т. 24. С. 89-92.

62. Еремин И. Л. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. 327 с.

63. Зоц В. С. Православие и культура: Факты против домыслов. Киев: Политиздат, 1986. 223 с.

64. Иловайский Д. И. Начало Руси. М.: Гарли, 1996. 496 с.

65. Ищенко Д. С. Древнерусская рукопись XII века «Устав Студийский»: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Одесса, 1968. 15 с.

66. Казанский П. С. Еще вопрос о Несторе // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. М., 1846. № 2. С. 25-30.

67. Казанский П. С. История православного русского монашества от основания Печерской обители преподобным Антонием до основания лавры Святой Троицы преподобным Сергием. М.: Типография Александра Семена, 1855. 205 с.

68. Карамзин Н. М. История государства Российского: В 12-ти т. Тула: Приокское книжное изд-во, 1990. Т. 1-3. 556 с.

69. Каргер М. К. Древний Киев: В 2-х т. Л.: Изд-во АН СССР, 1958. Т. 1. 579 с.

70. Карсавин Л. П. Монашество в средние века. М.: Высшая школа, 1992. 191 с.

71. Карташов А. В. Очерки истории русской церкви: В 2-х т. М.: ТЕРРА (Русь православная), 1997. Т. 1. 688 с.

72. Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи ХУ1-ХУП вв. М.: Наука, 1980.312 с.

73. Ключевский В. О. Сочинения: В 9-ти т. М.: Мысль, 1987. Т. 1. 426 с.

74. Книга, глаголемая описание о российских святых: где, и в котором граде, или области, или монастыре, или пустыне поживе и чудесасотвори всякого чина святых. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1995. 318 с.

75. Комеч А. И. Древнерусское зодчество конца X—начала XII в. Византийское наследие и становление самостоятельной традиции. М.: Наука, 1987. 320 с.

76. Копреева Т. Н. Инок Поликарп забытый писатель-публицист Киевской Руси // Духовная культура славянских народов. Литература. Фольклор. История: Сб. ст. Л.: Наука, 1983. С. 59-74.

77. Копреева Т. Н. Образ инока Поликарпа по письмам Симона и Поликарпа (опыт реконструкции) // Труды Отдела древнерусской литературы. Л.: Наука, 1969. Т. 24. С. 112-116.

78. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей: В 3-х т. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995. Т. 1. 640 с.

79. Кузьмин А. Г. «Крещение Руси»: Концепции и проблемы // Крещение Руси в трудах русских и советских историков М.: Мысль, 1988. С. 3-56.

80. Кузьмин А. Г. Западные традиции в русском христианстве // Введение христианства на Руси. М.: Мысль, 1987. С. 21-55.

81. Кусков В. В. История древнерусской литературы: Учебник для филологических специальностей университетов. М.: Высшая школа, 1982. 295 с.

82. Кучкин В. А. Княжеский помянник в составе Киево-Печерского патерика Иосифа Тризны // Древнейшие государства Восточной Европы. Материалы и исследования. 1995 год. М.: Наука, 1997. С. 166-234.

83. Лавров Н. Ф. Церковь и религия // История культуры Древней Руси. Домонгольский период. Общественный строй и духовная культура. М.: Изд-во АН СССР, 1951. Ч. 2. С. 61-113.

84. Лазарев В. Н. Древнерусские мозаики и фрески Х1-ХУ вв. М.: Искусство, 1973. 412 с.

85. Литаврин Г. Г. Киево-Печерский патерик о работорговцах-иудеях в

86. Херсоне и о мученичестве Евстратия Постника // Литаврин Г. Г. Византия и славяне. СПб.: Алетейя, 2001. С. 478-495.

87. Лихачев Д. С. Великое наследие. Классические произведения литературы Древней Руси // Лихачев Д. С. Избранные работы: В 3-х т. Л.: Художественная литература, 1978. Т. 2. 493 с.

88. Лихачев Д. С. Культура русского народа X-XVIII вв. Л.: Изд-во АН СССР, 1961. 111с.

89. Лихачев Д. С. Литература // История культуры Древней Руси. Домонгольский период. Общественный строй и духовная культура. М.: Изд-во АН СССР, 1951. Ч. 2. С. 163-215.

90. Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV-XV вв. М.: Наука, 1976. 283 с.

91. Любавский М. К. Лекции по древней русской истории до конца XVI в. СПб.: Лань, 2000. 479 с.

92. Мавродин В. В. Народные восстания в Древней Руси XI-XIII вв. М.: Соцэкгиз, 1961. 118 с.

93. Макарий (Булгаков). История русской церкви: В 3-х кн. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1995. Кн. 2. 700 с.

94. Макарий (Булгаков). Обзор редакций Киево-Печерского патерика, преимущественно древних // Известия Императорской Академии наук по отделению русского языка и словесности. СПб., 1856. Т. 5. С. 25-37.

95. Мещерский А. Н. Источники и состав древней славяно-русской переводной письменности IX-XV веков. Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. 110 с.

96. Монашеская жизнь по изречениям о ней святых отцов подвижников. Киев: Типография Киево-Печерской лавры, 1909. 225 с.

97. Мулен Л. Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X-XV века. М.: Молодая гвардия, 2002. 346 с.

98. Муравьев А. В., Сахаров А. М. Очерки истории русской культуры IX-XVII вв. М.: Просвещение, 1984. 340 с.

99. Насонов А. Н. История русского летописания XI-начала XVII в.: Очеркии исследования. М.: Наука, 1969. 556 с.

100. Никитин А. JI. Текстология русских летописей (XI-начала XIV вв.). Вып. 1. Киево-Печерское летописание до 1112 года. М.: Минувшее, 2006. 400 с.

101. Никольский Н. М. Избранные произведения по истории религии. М.: Мысль, 1974. 269 с.

102. Никольский Н. М. История русской церкви. М.: Политиздат, 1985. 445 с.

103. Никольский Н. П. Повесть временных лет, как источник для истории начального периода русской письменности и культуры. JL: Изд-во АН СССР, 1930. Т. 2. Вып. 1. 106 с.

104. Никон (иеромонах). Монашество и монастыри на Руси X-XII вв. // Вопросы истории. 1991. № 12. С. 23-35.

105. Никонов К. И., Тажуризина 3. А. Критика идеологических основ православного монашества. М.: Знание, 1982. 64 с.

106. Новиков М. П. Христианизация Киевской Руси: методологический аспект. М.: Изд-во МГУ, 1991. 175 с.

107. Овчинников А. Н. «Пантелеймон» из ГМИИ и «Богоматерь Печерская» из ГТГ в свете реставрационного исследования // Русское искусство XI-XIII вв.: Сб. ст. М.: Наука, 1986. С. 46-60.

108. Ольшевская JI. А. «Прелесть простоты и вымысла.» // Древнерусские патерики. М.: Наука, 1999. С. 233-253.

109. Ольшевская Л. А. Киево-Печерский патерик // Словарь книжников и книжности Древней Руси (XI-первая половина XIV в.). JL: Наука, 1987. С. 308-313.

110. Ольшевская JI. А. Типолого-текстологический анализ списков и редакций Киево-Печерского патерика // Древнерусские патерики. М.: Наука, 1999. С. 253-315.

111. Оргиш В. JI. Древняя Русь: Образование Киевского государства и введение христианства. Минск: Наука и техника, 1988. 147 с.

112. Пауткин А. А. Южнорусские летописцы XIII века и переводная историческая литература // Герменевтика древнерусской литературы. М.: Наследие, 1998. Сб. 9. С. 127-134.

113. Пашуто В. Т. Особенности структуры Древнерусского государства // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М.: Наука, 1965. С. 77-128.

114. Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М.: Наука, 1965. С. 11-77.

115. Перхавко В. Б. Церковь и внешнеэкономические связи Руси Х1-Х1У вв. // Церковь, общество и государство в феодальной России. М.: Наука, 1990. С. 46-66.

116. Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. М.: Высшая школа, 1993. 736 с.

117. Погодин М. П. Древняя русская история до монгольского ига: В 2-х т. М.: ТЕРРА, 1999. Т. 1. 512 с.

118. Подскальски Г. Христианская и богословская литература в Киевской Руси (988-1237 г.). СПб.: Византинороссика, 1996. 572 с.

119. Покровский М. Н. Русская история с древнейших времен // Покровский М. Н. Избранные произведения: В 4-х кн. М.: Мысль, 1966. Кн. 1. 720 с.

120. Поляков Ю. А. Человек в повседневности (исторические аспекты) // Вопросы истории. 2000. № 3. С. 125-133.

121. Поп Р. Древнейший отрывок послания Симона к Поликарпу // Труды Отдела древнерусской литературы. Л.: Наука, 1969. Т. 24. С. 93-100.

122. Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. М.: Соцэкгиз, 1938. Т. 1. Киевская Русь. 280 с.

123. Приселков М. Д. Нестор-летописец: Опыт историко-литературной характеристики. М.: Брокгауз-Эфрон, 1923. 112 с.

124. Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской

125. Руси Х-ХП вв. СПб.: Наука, 2003. 245 с.

126. Прошин Г. Г. Правда о православных монастырях // Атеистические чтения.: Сб. ст. М.: Политиздат, 1988. С. 327-337.

127. Прошин Г. Г. Черное воинство: Русский православный монастырь. Легенда и быль. М.: Политиздат, 1988. 351 с.

128. Пузанов В. В. Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2007. 624 с.

129. Пустарников В. Ф. Философская идея в религиозной форме общественного сознания Киевской Руси // Введение христианства на Руси. М.: Мысль, 1987. С. 204-262.

130. Пушкарева Н. Л. «История повседневности» и «История частной жизни»: Содержание и соотношение понятий // Социальная история. Ежегодник, 2004. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2005. С. 93-113.

131. Пшеничникова И. Ю. Киево-Печерский и Троице-Сергиев монастыри: духовный смысл русского монашества // Цивилизация Руси-России: Сб. ст. М.: Московский гуманитарный университет, 2007. С. 42-53.

132. Рапов О. М. Русская православная церковь в 1Х-первой трети XII в. Принятие христианства. М.: Высшая школа, 1989. 416 с.

133. Розанова Н. В. Некоторые итоги и исследования физическими методами древнейших русских икон // Русское искусство XI—XIII вв.: Сб. ст. М.: Наука, 1986. С. 166-178.

134. Романенко Е. В. Повседневная жизнь русского средневекового монастыря. М.: Молодая гвардия, 2002. 329 с.

135. Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси. Историко-бытовые очерки Х-Х11 вв. М.: Молодая гвардия, 1966. 239 с.

136. Рыбаков Б. А. Из истории культуры Древней Руси. Исследования и заметки. М.: Изд-во МГУ, 1984. 240 с.

137. Рыбаков Б. А. Историческая концепция Нестора // Русское подвижничество. М.: Наука, 1996. С. 71-96.

138. Рыбаков Б. А. Мир истории. Начальные века русской истории. М.: Молодая гвардия, 1984. 351 с.

139. Рыбаков Б. А. Первые века русской истории. М.: Наука, 1964. 240 с.

140. Сапунов Б. В. «Богословца от словес» в изборнике 1073 г. и проблема читателя на Руси в XI в. // Изборник Святослава 1073 г.: Сб. ст. М.: Наука, 1977. С. 234-247.

141. Сахаров А. М. Церковь в период феодальной раздробленности // Христианство и Русь. М.: Наука, 1988. С. 47-68.

142. Сахаров А. М. Церковь в период феодальной раздробленности // Церковь в истории России (IX в-1917). Критические очерки. М.: Наука, 1967. С. 51-60.

143. Склярук В. И. К биографии Феодосия Печерского // Труды Отдела древнерусской литературы. Л.: Наука, 1988. Т. 41. С. 317-323.

144. Скрынников Р. Г. История Российская IX-XVII вв. М.: Весь мир, 1997. 196 с.

145. Скрынников Р. Г. Крест и корона. Церковь и государство на Руси IX-XVII вв. СПб.: Искусство, 2000. 463 с.

146. Смирнов С. Значение Печерского монастыря в нашей истории Русской церкви и общества // Богословский вестник, издаваемый Московской Духовной академией. Сергиев Посад: Типография А. И. Снегиревой, 1896. Т. III. Октябрь. С. 457-475.

147. Смолич И. К. Русское монашество 988-1917. М.: Православная энциклопедия, 1997. 607 с.

148. Соловьев С. М. Сочинения: В 18-ти кн. М.: Мысль, 1988. Кн. 2. Т. 3-4. 767 с.

149. Стефанович П. С. Боярство и церковь в домонгольской Руси // Вопросы истории. 2000. № 7. С. 41-60.

150. Тальберг Н. История русской церкви. М.: Изд-во Спасо-Усиенского Псково-Печерского монастыря, 1994. 538 с.

151. Творогов О. В. Житие Феодосия Печерского // Словарь книжников и книжности Древней Руси (XI-первой половины XIV в.). Л.: Наука, 1987. С. 274-278.

152. Творогов О. В. Повесть временных лет // Словарь книжников и книжности Древней Руси (XI-первой половины XIV в.). Л.: Наука, 1987. С. 337-343.

153. Творогов О. В. Принятие христианства на Руси и древнерусская литература // Введение христианства на Руси. М.: Наука, 1987. С. 138— 160.

154. Титов В. Краткое историческое описание Киево-Печерской лавры и других святынь и достопримечательностей города Киева. Киев: Типография Киево-Печерской лавры, 1911. 150 с.

155. Тихомиров М. Н. Древняя Русь. М.: Наука, 1975. 430 с.

156. Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI-XIII вв. М.: Госполитиздат, 1955. 280 с.

157. Тихомиров М. Н. Русская культура X-XVIII вв. М.: Наука, 1968. 447 с.

158. Тихон (архиепископ Бронницкий). Свято-Успенская Киево-Печерская лавра // Монастыри. Энциклопедический справочник. М.: Республика, 2000. С. 305-312.

159. Толочко П. П. Древний Киев. Киев: Наукова думка, 1976. 205 с.

160. Толочко П. П. Древняя Русь. Киев: Наукова думка, 1987. 245 с.

161. Толстой М. В. Рассказы по истории русской церкви // История русской церкви. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1991. 736 с.

162. Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. М.: ГНОЗИС: «Школа языки русской культуры», 1995. 875 с.

163. Ужанков А. H. К вопросу о датировке «Жития Феодосия Печерского» // Герменевтика древнерусской литературы. М.: ИМЛИ РАН Наследие, 2000. С. 70-80.

164. Федотов П. К. Святые древней Руси. М.: Московский рабочий, 1990. 269 с.

165. Фроянов И. Я. Древняя Русь: Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.: Наука, 1995. 701 с.

166. Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории. Л.: Изд-во ЛГУ, 1974. 156 с.

167. Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси // Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Христианство. Античность. Византия. Древняя Русь. Л.: Лениздат, 1988. С. 254-288.

168. Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси. Второе изд. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2003. 276 с.

169. Харин Е. С. Древнерусское монашество в XI-XIII вв.: Быт и нравы: Дис. . к.и.н. Ижевск, 2008. 185 с.

170. Хорошев А. С. Политическая история русской канонизации (XI-XVI вв.). М.: Изд-во МГУ, 1986. 208 с.

171. Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения в Древней Руси и Русская Правда // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М.: Наука, 1965. С. 128—279.

172. Чернин С. Б. Повествовательная структура Слова о черноризце Исакии в составе ПВЛ // Вестник УрГУ. Серия «История». 2005. С. 82-95.

173. Шахматов А. А. Киево-Печерский патерик и Печерская летопись. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1897. 50 с.

174. Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XTV-XVI вв. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1938. 372 с.

175. Шахматов А. А. О начальном Киевском летописном своде. М.: Университетская типография, 1897. 58 с.

176. Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси X—XIII вв. М.: Наука, 1989. 232 с.

177. Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI—XV вв. М.: Наука, 1976. 240 с.

178. Щапов Я. Н. Монашество на Руси в Х1-Х1П веках // Монашество и монастыри в России: Х1-ХХ века: Исторические очерки. М.: Наука, 2005. С. 13-25.

179. Щапов Я. Н. Церковь в Древней Руси (до конца XIII в.) // Русское православие: Вехи истории. М.: Политиздат, 1989. С. 10-71.

180. Щапов Я. Н. Церковь в системе государственной власти Древней Руси // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М.: Наука, 1965. С. 279-355.

181. Щапова Л. Ю. Византийское стекло. Очерки истории. М.: Эдиториал УРСС, 1998. 288 с.

182. Щепкина М. В. К изучению Изборника 1073 г. // Изборник Святослава 1073: Сб. ст. М.: Наука, 1977. С. 220-234.

183. Ястребицкая А. Л. Повседневность и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей. Человек в истории. М.: Наука, 1991. С. 84-102.