Идеологические модели и публицистическая составляющая Киево-Печерского патерика тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.10, кандидат филологических наук Воскресенская, Екатерина Андреевна

• Воскресенская, Екатерина Андреевна
• кандидат филологических наук
• 2009

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Воскресенская, Екатерина Андреевна

Введение. I. Киево-Печерский патерик в контексте древнерусской словесности.

1.1. Общая характеристика Киево-Печерского патерика. История его формирования, развития и функционирования в древнерусской словесности.

1.2. Понятия «категории» и «бинарной оппозиции» как базисных в культурной «картине мира». «Свое» и «чужое» в древнерусской словесности.

1.3. Структурные и композиционные особенности Киево-Печерского патерика. Эпистолярная форма.

1.4. Авторское самосознание Симона и Поликарпа.

П. Идеологическая основа сказаний Симона.

2.1. «Послание» Симона к Поликарпу.

2.2. «Сказание о создании церкви Печерской».

2.3. «Сказания» Симона.

2.4. К вопросу о характере пространства в

Сказаниях» Симона.

Ш. Идеологическая основа сказаний Поликарпа.

3.1. «Послание» Поликарпа.

3.2. «Сказания» Поликарпа.

3.3. Представление о характере и источниках зла в Патерике.

3.4. Отношение к затвору.

3.5. Миряне и типы их взаимоотношений с Киево-Печерским локусом.

3.6. «Отчужденность».

3.7. Идеологическая основа «Слова о прьвых чернцех печерскых».

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Идеологические модели и публицистическая составляющая Киево-Печерского патерика»

Настоящее диссертационное исследование посвящено анализу публицистической составляющей одного из самых известных текстов древнерусской словесности - Киево-Печерского патерика. При этом данный текст рассматривается в качестве одной из форм пражурналистики -явления, предшествовавшего появлению отечественной периодической печати.

Традиционно считается, что журналистика в России возникла в XVIII в. и строилась по западным образцам. Но генетические корни современной европейской (и в том числе русской) журналистики исследователи видят в «красноречии античности (речи Лисия, Демосфена, Сократа, Цицерона), риторических руководствах (Платона, Аристотеля, Квинтилиана, Тацита)», а также в библейских проповедях и притчах, древних морально-этическим руководствах и т.п. «Оказали влияние на формирование публицистики и мотивы фольклора - сатирические, исторические, дидактические, а также жанр менипповой сатиры»1.

При анализе истоков отечественной журналистики нельзя не учитывать и отечественную традицию. На протяжении столетий в отечественной литературе происходит накопление публицистических приемов и методов, позднее составивших основной «арсенал» жанра публицистики в современной журналистике". Практически ни одно произведение древнерусской литературы не было свободно от исполнения определенного социального заказа; заказчиком же могли выступать, прежде всего, светская власть в лице князя и власти церковные. В частности, важнейшую информационно-пропагандистскую функцию выполняли древнерусские летописи.

1 Публицистика// Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2003. С. 837-838.

2 Подробнее см.: Иполитова Н. Б. Изобразительно-выразительные средства в публицистике. Саранск, 1988; Прохоров Е. В. Публицист и действительность М, 1973; Ученова В. В. Исторические истоки современной публицистики. М., 1972, Она же. От вековых корней. Становление публицистики в рус Культуре. М., 1985.

Исследователи отмечали, что публицистичность характерна для очень многих произведений древнерусской литературы: «Древнерусский писатель менее всего был склонен к беспристрастному изложению фактов. Любой жанр древнерусской литературы, будь то историческая повесть или сказание, житие или церковная проповедь, как правило, включает в себя значительные элементы публицистики»3. Подчеркивалось особо, что изучение литературы этого периода с учетом публицистической ее составляющей носит принципиальный характер, а отказ от нее и попытки видеть в произведениях начального периода формирования русской литературы лишь самобытные образцы религиозно-философской мысли приводят к некорректному ее пониманию. Взгляд и слово древнерусского книжника были обращены не только к вечности, формирование и развитие древнерусской литературы неразрывно связано с историей развития Русского государства: «Всем оригинальным произведениям древнерусской литературы. присущи патриотический пафос, публицистичность (курсив мой - Е. В.), историзм и дидактизм» 4.

История изучения Киево-Печерского Патерика. История научного изучения Киево-Печерского патерика началась еще в XIX веке. Патерик привлекал внимание ученых самого разного профиля: литературоведов, историков, лингвистов, философов, искусствоведов, а характер исследовательского интереса к нему с течением времени существенно менялся.

Исследователями XIX века было сделано очень-много в деле изучения-литературного памятника. Благодаря им он был впервые издан и введен в научный оборот5. Пожалуй, больше всего внимания учеными-медиевистами

3 Кусков В.В. История древнерусской литературы. М., 2003. С. 9.

4 Там же. С. 4 - 6.

5 Киево-Печерский патерик // Яковлев В. А. Памятники русской литературы XII и Х1П вв. СПб., 1872; Киево-Печерский патерик по древним рукописям / В переложении на современный язык Марии Викторовой. Киев, 1893; Поселянин Е. Исправный русский перевод патерика с издания 1702 года. М., 1897; Патерик Киево-Печерского монастыря/ Под ред. Д. И. Абрамовича. СПб., 1911. Издавались и отдельные части Патерика: Послание Симона к Поликарпу // Калайдович К. Ф. Памятники российской словесности 5

XIX века было уделено текстологическому исследованию известных в то время списков и редакций Патерика. Вопрос о расхождениях в составе и расположении «слов» в списках и редакциях ставился в работах А. М. Кубарева6, Макария (Булгакова)7, М. А. Викторовой8, А.А.Шахматова9, Д. И. Абрамовича10 и В.А.Яковлева11. Начало исследованиям в этом направлении было положено в работах А. М. Кубарева, нашло продолжение в работах Макария (Булгакова), связанных с систематизацией известных в то время экземпляров Патерика, обоснованием выделения новых редакций и дифференциацией статей на основные и дополнительные. А. А. Шахматов обратился к Киево-Печерскому патерику с целью реконструировать тексты утраченного жития Антония Печерского и Печерской летописи. Работы авторитетного ученого способствовали прояснению истории самого текста, а именно: исследователь реконструировал древнее ядро Патерика и проследил динамику редактуры сборника. Ценность проделанной А. А. Шахматовым работы сохраняется' и сегодня, хотя отдельные его положения о взаимоотношениях редакций и списков не выдержали испытания временем.

В начале XX столетия появилось новое фундаментальное исследование Киево-Печерского патерика, проделанное Д. И. Абрамовичем. Ученый

ХП века. М., 1821. С. 249 - 257; Слова о Никите, Спиридоне и Алимпии // Владимиров П. В. Древняя русская литература Киевского периода XI - Х1П вв. Киев, 1900; Буслаев Ф. И. Историческая хрестоматия церковнославянского и древнерусского языка. М., 1861. С. 759 -760.

6 Кубарев А. М. О патерике Печерском // ЖМНП. 1838. Октябрь. С. 1 - 34; Кубарев А. М. О редакциях патерика Печерского вообще, в ответ на статью «Обзор редакций Киево-Печерского патерика, преимущественно древних» //ЧОИДР. 1858. Кн. 3. С. 95 - 128.

7 Макарий, еп. Винницкий. Обзор редакций Киево-Печерского патерика, преимущественно древних // ИпоРЯС. Спб., 1856. Т. 5. Вып. 3. С. 126 - 167.

8 Викторова М. А. Составители Киево-Печерского патерика и позднейшая его судьба. М., 1863.

9 Шахматов А. А. Киево-Печерский патерик и Печерская летопись. СПб., 1897; Шахматов А. А. Житие Антония и Печерская летопись// ЖМНП. 1898. Март. С. 105 - 149.

10 Абрамович Д. И. Исследование о Киево-Печерском патерике как историко-литературном источнике. СПб., 1902; Абрамович Д. И. Несколько слов в дополнение к исследованию А. А. Шахматова «Киево-Печерский патерик и Печерская летопись». СПб., 1898.

11 Яковлев В. А. Древнерусские религиозные сказания. Варшава, 1875. обобщил материалы предшествующих текстологических исследований, ввел в научный оборот новые, ранее неизвестные рукописи. Результатом стало новое издание текста Патерика, легшее в основу последующих переизданий12.

Помимо текстологического аспекта, исследователей XIX столетия занимали и другие вопросы, связанные с историко-литературными особенностями текста, такие как вопрос об авторстве Патерика13, вопрос о времени возникновения сборника, ценность его как исторического источника14 и степень влияния на него переводной литературы15. После обстоятельных текстологических работ А. А. Шахматова и Д. И. Абрамовича Патерик редко становился предметом специального текстологического исследования16.

В советское время Патерик, как правило, не становился объектом отдельного, специального изучения отечественных медиевистов. Сложившаяся ситуация теснейшим образом связана с отношением к агиографическому жанру, утвердившимся в официальной науке, относившейся с осторожностью и недоверием к «религиозной оболочке» произведений русской средневековой словесности. Избирательный взгляд советского медиевиста, разделявшего древнерусскую письменность на «светскую» и «духовную», зачастую вообще выводил последнюю за рамки научной компетенции. В определенном смысле гуманитарное сообщество оказалось в «тупике», в котором, с одной стороны, по понятным причинам представлялось невозможным* исключить из сферы «истории литературы или культуры» огромный пласт древнерусских средневековых текстов, с другой - намечалась проблема объективного и корректного их изучения. Выход был

12 Например: Киево-Печерский патерик / Подгот. текста, пер. и коммент. JI. А. Дмитриева // ПЛДР. ХП век. М., 1980. С. 313 - 626, 692 - 704.

13 Викторова М. А. Указ. соч. С. 15 - 25; Абрамович Д. И. Исследование о Киево-Печерском патерике. Введение; Яковлев В. А. Указ. соч. С. 28 - 41.

14 Абрамович Д. И Указ. соч. Глава IV.

15 Абрамович Д. И Указ. соч. Глава III; Яковлев В. А Указ. соч. С. 73 - 159.

16 Поп Р. Древнейший отрывок послания Симона к Поликарпу // ТОДРЛ. Л., 1969. Т. 24. С. 93 -100. найден и сформулирован в программной статье В. П. Адриановой-Перетц «Задачи изучения "агиографического стиля" Древней Руси»: «Религиозная оболочка многих произведений письменности, литературы, изобразительного искусства феодальной эпохи не препятствует им отображать жизненные интересы их создателей, факты исторической действительности, своеобразно преломленные средневековым мировоззрением, борьбу различных социальных и художественных тенденций. Задача историка - раскрыть реальный смысл содержания, облеченного в обязательную религиозную форму. В ряду актуальных задач, стоящих перед литературоведами, анализ способов изображения действительности в разнообразных жанрах

17 религиозной литературы.» . Актуализация методологических установок подобного рода привела к тому, что в деле изучения Киево-Печерского патерика на первый план вышли работы исторической, лингвистической и искусствоведческой направленности. Особой популярностью пользовались различного рода реконструкции исторической средневековой действительности на материале сказаний Патерика, «установление и объяснение "разночтений" между летописными и патериковыми сообщениями о событиях и лицах русской истории»18.

Тем не менее, было бы неверно говорить о том, что в советский период собственно литературоведческий подход отсутствовал полностью. Но

17 Адрианова-Перетц В. П. Задачи изучения «агиографического стиля» Древней Руси // ТОДРЛ. М.; Л., 1964. Т. 20. С. 41 - 42.

18 Богуславский G. А. Русская земля в литературе Киевской Руси XI - ХШ вв // Ученые записки МГУ. Труды кафедры русской литературы. Вып. 118. Кн. 2. М., 1946. С. 46 - 93; Вакулина Е. Н. Известия Киево-Печерского патерика о Древней Руси // Вопросы истории. 1986. № 9. С. 174 - 178; Воронин Н. Н. Политическая легенда в Киево-Печерском патерике // ТОДРЛ. М.; Л., 1955. Т. 11. С. 96 - 103; Копреева Т. Н. Образ инока Поликарпа по письмам Симона и Поликарпа: Опыт реконструкции // ТОДРЛ., М.; Л., 1969. Т. 24. С. 112-116; Копреева Т. Н. Инок Поликарп - забытый писатель-публицист Киевской Руси // Духовная культура славянских народов: Литература, Фольклор, История. Л., 1983. С. 59 -73; Кузьмин А. Г. Летописные источники Посланий Симона к Поликарпу: К вопросу о «Летописце старом Ростовском» // Археограф, ежегод. за 1968 год. М., 1970. С. 73 - 92; Литаврин Г. Г. Киево-Печерский патерик о работорговцах-иудеях в Херсонесе и мученичестве Евстратия Постника // Славяне и их соседи. М., 1994. Вып. 5. С. 66 - 82; Понырко Н.В. Эпистолярное наследие Древней Руси XI - ХП1 века. СПб., 1992. С. 171 -181. внимание исследователей было сосредоточено исключительно на жанровой специфике произведения19. Исследование жанровых особенностей Киево-Печерского патерика получило отражение в работах Л. А. Ольшевской20. В 1980-х гг. исследовательница касалась таких вопросов, как теория и история жанра патерика, место Патерика в системе жанров древнерусской литературы, проблема национального своеобразия, степень влияния на него переводных «отечников» и т.п.

В постсоветский период, когда главная «проблемная» составляющая древнерусской литературы - ее религиозный характер - перестала быть таковой, значительно возрос интерес и к ее исследованию, продолжающийся вплоть до настоящего времени. За последние двадцать лет самый существенный вклад, который был сделан в дело изучения Киево-Печерского патерика, - это новые текстологические исследования памятника. Возросшее в несколько раз к концу XX столетия количество известных списков «требовало возвращения к исходным позициям в исследовании памятника, к уточнению и пересмотру отдельных звеньев в схеме движения состава и принципов внутренней организации сборника»21. Были изучены*, систематизированы и введены в научный оборот ранее не известные списки Патерика. Итогом многолетнего труда Л. А. Ольшевской и других исследователей стало научное комментированное издание текста, не предпринимавшееся по понятным причинам с начала XX столетия (когда увидело свет издание Д. И. Абрамовича) и ставшее возможным теперь22.

19 Водолазов Н. В. История древней русской литературы. М., 1972. С. 115 - 120; Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1949. С. 404 - 416; Еремин И. П. Патерики. Жития И История русской литературы: В 10 т. Т.1. М.; Л., 1941. С. 106 - 113; С. 338 - 346; Истоки русской беллетристики: Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе. Л., 1970. С. 96 - 107; Купреянова Е. Н., Макогоненко Г. П. Национальное своеобразие русской литературы: Очерки и характеристики. Л., 1976. С. 54 - 67; Кусков В. В. Жанровое своеобразие Киево-Печерского патерика // Методология литературоведческих исследований: Статьи о русской литературе. Прага, 1982. С. 33-48.

20 См. полную библиографию в конце работы.

21 Ольшевская Л. А. Типолого-текстологический анализ. С. 256.

22 Киево-Печерский патерик // Древнерусские патерики: Киево-Печерский патерик; Волоколамский патерик / Изд. подгот., ст. и примеч. Л. А. Ольшевская и С. Н. Травников; отв. ред. А. С. Демин. - М.: Наука, 1999. - С. 7 - 80. - (Литературные памятники); Киево9

Е. Л. Конявская плодотворно изучает Арсеньевскую редакцию Патерика, которая, по ее мнению, должна квалифицироваться как древнейшая из дошедших до нас. Также она исследовала проблему авторского самосознания древнерусских книжников, в частности Симона и Поликарпом.

Актуальность нашего исследования связана с тем, что в последние десятилетия в науке появилась возможность полноценной работы с корпусом текстов религиозного содержания, отсюда - растущий интерес современных ученых к христианской тематике произведений (не только древнерусских), стремление заново интерпретировать ставшие «хрестоматийными» прочтения памятников древнерусской словесности и полноценно изучить и описать отдельные их аспекты23.

Остановимся еще на одном моменте, придающем актуальность и составляющем новизну нашего исследования. В науке укоренилось представление о том, что «литература Древней Руси не была литературой отдельных писателей: она, как и народное творчество, была искусством надындивидуальным. Это было искусство, созданное путем накопления коллективного опыта.»24. При таком подходе личность автора, даже если-она и была известна, уходила на второй план, не представляла особой ценности для исследователя. За редким исключением не принято было говорить о так называемой «авторской позиции» и искать в произведении «авторское отношение» к собственному материалу. Это касается и Киево-Печерского патерика. Справедливо причисляя его авторов к носителям единого христианского мировоззрения, исследователи если и ставили вопрос

Печерский патерик / Подгот. текста Л.-А. Ольшевская, коммент. Л. А. Дмитриев, Л. А. Ольшевская // Библиотека литературы Древней Руси. - Т.4. - СПб., 2004.

23Башлыкова М. Е. «.По глаголу Твоему.»: Библейские реминисценции в чудесах «Киево-Печерского патерика» // Русская речь. 2004. № 1. С. 68 - 73; Древнерусская космология. СПб, 2004; Иеротопия: создание сакральных пространств в Византии и Древней Руси. М., 2006; Конявская Е. Л. Авторское самосознание древнерусского книжника (XI - сер. XV в.). М., 2000; Макарий (Веретенников), архим. Святая' Русь: Агиография. История. Иерархия. М., 2005; Русская агиография: Исследования. Публикации. Полемика. СПб., 2005; Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре: В 2 т. М., 1995.

24 Лихачев Д. С. Введение к чтению памятников древнерусской литературы. М., 2004. С. 18. о различиях, существующих между двумя частями Патерика, то в основном это касалось стилистических или художественно-образных особенностей их произведений. Иными словами, Патерик всегда воспринимался как идейно целостное произведение. Однако, на наш взгляд, при таком подходе упускается очень важный аспект.

Д. С. Лихачев писал о том, что древнерусская литература есть литература одной темы и одного сюжета, где тема - смысл человеческой жизни. А смысл человеческой жизни для христианина в спасении, то есть достижении такого состояния и такого образа жизни, который бы сделал его достойным Истинной Жизни, Небесного Царства Божья. Однако спасение через подражание Христу не отрицает, но даже и допускает «варианты» путей спасения. Отсюда - и различные способы достижения святости, и различные виды служения и послушания. В конце концов, антиномия мирского и монашеского/священнического не предполагает, что второй путь спасителен, а первый нет. Таким образом, мы можем констатировать, что даже внутри целостного христианского мировоззрения, основанного на представлении о единственной главной и конечной цели человеческой жизни, есть варианты различного достижения этой цели. В связи с этим было бы правомерно говорить о возможности отражения различных вариантов в произведениях древнерусских писателей на том уровне, который мы условно назовем «авторской позицией».

В исследовании мы исходим из того, что на высшем идейно-тематическом уровне Киево-Печерский патерик, безусловно, целостный текст, ибо и Симон, и Поликарп являются носителями единого христианского мировоззрения, но уже тот факт, что у текста существуют два автора, заставляет предположить, что это не просто формальный прием, и поставить вопрос о наличии двух позиций, двух взглядов на одну проблему, которая, как было сказано, не отрицает, а скорее предполагает возможность различного ее решения в границах, установленных традицией.

Что же касается общей характеристики и правильного понимания того культурного явления, которое принято обозначать понятием «древнерусская литература», то существует ряд сложных вопросов, которые на данный момент не решены окончательно, да и вообще вряд ли будут окончательно решены.

Во-первых, литературны ли древнерусские тексты по своей сути? Можно ли считать их художественными произведениями и искать в них художественность в том смысле, который вкладывается сегодня в данное понятие? Или следует сводить их форму и содержание исключительно к ее «утилитарной» функции раскрытия истин веры? Что это - словесность, литература или литературная словесность?

Определение понятия «словесность» довольно расплывчато. И это создает определенные трудности при его употреблении. В широком смысле «словесность» трактуется как «совокупность всех произведений человеческого творчества, выраженных в слове»25. В узком -«художественное словесное творчество в отличие от иных его видов

О/ч научного и пр.)»" . Таким образом, правомерность я использования/употребления этого термина может быть поставлена в прямую зависимость от степени «художественности» того или иного текста. Например, применительно к ранней стадии развития византийского и ближневосточного письменного творчества С. С. Авериндев предлагал разграничивать понятия «словесности» и «литературы» в зависимости от тех образов, на которые ориентировались их авторы. В случае «литературы» это - античное поэтическое и риторическое наследие27.

При таком подходе древнерусские тексты скорее относятся к «словесности», а не «литературе». Но для древнерусского книжника была важна не только содержательная, но и формальная сторона его труда:

25 Литературная энциклопедия: В 11 т. Т. 10. М„ 1929-1939. С. 383.

26 Там же.

27 Аверинцев С. С. Греческая «литература» и ближневосточная «словесность» // Аверинцев С. С. Типология и взаимосвязь литератур Древнего мира. М., 1971. С. 206 -266. создавая текст, он заботился не только о том, что он скажет, но и о том, как он это сделает. Вправе ли мы утверждать, что для него не существовали или были не важны такие категории, как «красота» или «правильность» изложения? Только аргументировано доказав возможность утвердительного ответа на этот вопрос, на наш взгляд, можно говорить об отсутствии эстетических установок у древнерусских писателей. В настоящее время в науке концепция «художественности» древнерусской литературы отражена в работах таких авторитетных исследователей, как А. С. Демин, В. В. Бычков. Нельзя не согласиться и с А. В. Каравашкиным, который говорит об «органическом средневековом синтезе внехудожественного и

О© художественного»" . Конечно, мы осознаем неоднозначность использования данного понятия при анализе текста Киево-Печерского патерика, но, тем не менее, считаем его оправданным и допустимым.

Что касается понимания и употребления понятий «словесности» и «литературы» в нашей работе, то для нашего исследования жесткое решение этого вопроса не имеет принципиального значения, поэтому полагаем возможным использовать их в качестве взаимозаменяемых синонимов.

Во-вторых, те вечные, христианские ценности, несомненно, являющиеся центральными, стержнеобразугощими для любого древнерусского памятника, в какой степени они «всеобъемлющи»: всегда ли евангельская идея «перекрывает» остальные? оставляет ли она место для других: государственно- или церковно-политических? Иными словами, в какой мере древнерусская литература характеризуется «злободневным общественно-политическим содержанием» и предназначена «для воздействия на сознание максимально широкого круга читателей»29? В какой мере она публицистична? И на каких уровнях текста это выражено?

28 Каравашкин А. В. Русская средневековая публицистика: Иван Пересветов, Иван Грозный, Андрей Курбский. М„ 2000. С. 3 - 7.

29 Публицистика // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2003. С. 837 -838.

Мы исходим из того, что древнерусская словесность актуализирует не только религиозную реальность, но и историческую. Ведь в дошедших до нас текстах, без сомнения, отражены и культурно-исторические особенности эпохи, их породившей. Действительно, менталитет автора есть результат определенного исторического времени, и в этом смысле текст есть порождение определенного исторического этапа, пусть и не потерявшее ценность в последующие времена, «вечное», но и актуальное для своего столетия. Наверное, именно с этим положением, пусть и косвенным образом, связано то, что принято называть «историзмом» древнерусских текстов, т.е. обилие исторических и бытовых подробностей. Ничего подобного в «переводных отечниках», например, Синайском патерике, мы не встречаем.

В-третьих, каков бы ни был основной смысловой пласт древнерусской литературы, она имеет не только теоретический, но и практический характер, опять же связанный с историческими реалиями породившей его эпохи. Почему именно вопрос о различении Закона и Благодати волнует Илариона? Почему первое житие было княжеским? Почему первое монашеское житие -житие именно Феодосия Печерского? В какой степени они отражают те проблемы, которые стояли в политической (княжеские усобицы) и религиозной (религиозная «самостоятельность» Руси, создание новых, независимых религиозных центров с высокой степенью духовной и иноческой культуры) жизни того времени? Особенно ценно, что два первых дошедших до нас жития написаны одним автором: принадлежность идеологически разнонаправленных текстов перу одного, а не разных авторов, косвенно подтверждает наш тезис о наличии «своих» актуальных тем и задач у каждой ветви словесной традиции. Несомненно, в- любом житие дана модель поведения идеального христианина вообще, подражателя Христу. Но, приглядевшись, мы обнаружим, что эта «идеальность» имеет свои, пусть и незначительные варианты, для светского и духовного лица. Князь - образец для других князей, воин, защитник земель. Монах - образец иноческого поведения.

С этой точки зрения, мы полагаем правомерным говорить о публицистичности древнерусских текстов, отражающейся и реализующейся в тексте на таких его уровнях, как выбор сюжета и тематики, актуализация определенной проблематики и конфликта, выбор главного героя или его антагониста (система персонажей), расположение материала в произведении компилятивного характера (или рукописи)30.

Если освоение Киево-Печерского патерика как литературного произведения или исторического источника имеет давнюю и прочную традицию, то научное изучение публицистических и идеологических установок не только этого памятника, но и вообще произведений древнерусской словесности только начинается (или имеет единичные прецеденты). Так, объектами исследования становились произведения торжественного церковного красноречия, поучения, послания: «Слово о Законе и Благодати» Илариона, «Слова» и послания Кирилла Туровского, «Поучение» Владимира 'Мономаха, «Моление» Даниила Заточника; сочинения Максима Грека, переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским,

31

Житие» протопопа Аввакума и др . Относительно же Киево-Печерского.

30 Ср.: «Творческая индивидуальность проявляет себя не только в трактовке традиционных историософских сюжетов, но и в определенных сторонах самопознания средневекового книжника, когда выясняется не только то, что говорит писатель, но и то, для чего, с какой целью он говорит. Позиция публициста может выражаться как в виде прямых деклараций (в том числе заявленных литературно-эстетических принципов), так и в отношении к тексту, выбору предмета высказывания, его композиционному и словесному оформлению. Здесь оказывается важным то, как именно запечатлелась в произведении авторская субъективность» (Каравашкин А. В. Русская средневековая публицистика: Иван Пересветов, Иван Грозный, Андрей Курбский. М., 2000.).

31 См.: Буланин Д. М. 1) Античное наследие у Максима Грека: К постановке вопроса // Материалы XI науч. студ. конф., посвященной памяти В. И. Ленина. Филология. Тезисы. Новосибирск, 1973. С. 30-31; 2) Максим Грек — комментатор Григория Богослова // Древнерусская книжность: Резюме докл. на конф. молодых специалистов. JL, 1975. С. 5 -б; 3) Комментарии Максима Грека к словам Григория Богослова // ТОДРЛ. Л., 1977. Т. 32. С. 275 - 289; 4) К изучению переводческой деятельности Максима Грека // РЛ. 1978. № 3. С. 119 - 125; 5) Максим Грек и византийская литературная традиция: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1978; 6) Источники античных реминисценций в сочинениях Максима Грека // ТОДРЛ. Л., 1979. Т. 33. С. 67- 79; 7) Об одном из источников сочинений Максима Грека // Там же. С. 432 - 433; 8) Лексикон Свиды в творчестве Максима Грека // Там же. Л., 1979. Т. 34. С. 257 - 285; 9) Вологодский архиепископ Иона Думин и рукописная традиция сочинений Максима Грека // Источниковедение литературы Древней Руси. Л., 1980. С. 174 - 180; 10) «Окружное послание» патерика в науке сложилось и укоренилось мнение, что это - произведение традиционно агиографического характера с характерными установками на создание/запечатление образцовых примеров и «идеальных моделей» жизненного поведения. То есть приоритет устанавливался за смысловым уровнем, имеющим «вечную, надындивидуальную ценность». Ни в коей мере не отрицая доминирование религиозного содержания в древнерусской словесности, необходимо, однако, не ограничивать ее интерпретацию исключительно этим смыслом. Ведь наличие личного, «частного» мнения у Симона или Поликарпа, личной заинтересованности в том или ином вопросе обычно выводилось за скобки или вообще отрицалось. Но если мы признаем, что у книжников рассматриваемого периода существует авторское самосознание, целесообразно поставить вопрос и о степени их личной заинтересованности в круге тех проблем, которым посвящены их произведения.

Вопрос о злободневности или актуальности тематики и проблематики сказаний Патерика ставился исследователями в двух аспектах. В связи с формированием цикла была затронута «княжеская конъюнктура»: интересы какого князя или княжества, его укрепления или ослабления проводят авторы Патерика. Кроме того, в связи с дальнейшим функционированием текста константинопольского патриарха Фотия в древнерусских рукописях XVI—XVII вв. // Старобългаристика. 1981. № 2. С. 35 - 54; 11) Послание патриарха Фотия архиепископу Аквилейскому в древнерусском переводе // Древнерусская книжносты по материалам Пушкинского Дома. Л., 1985. С. 220 - 229; Еремин И. П. 1) Притча о слепце и хромце в древнерусской письменности // ИОРЯС. 1925. Т. 30. С. 323 - 352; 2) Ораторское искусстве Кирилла Туровского // ТОДРЛ. Л., 1962. Т. 18. С. 50 - 58 (переизд. в кн.: Еремин И. П. Литература древней Руси: Этюды и характеристики. М.; Л., 1968. С. 132—143; Золотухина Н. М. «Слово о законе и благодати» — первый русский политический трактат киевского писателя XI в. Иллариона // Древняя Русь: Проблемы права и правовой идеологии. М., 1984. С. 36 - 50; Идейно-философское наследие Илариона Киевского. Ч. 1, 2. М., 1986; Калугин В. В. Андрей Курбский и Иван Грозный: Теоретические взгляды и литературная техника древнерусского писателя. М., 1998; Лихачев Д. С. 1) Великий путь: Становление русской литературы XI—XVII вв. М., 1987. С. 175 - 184; 2) Развитие русской литературы X—XVII вв. Эпохи и стили. Л, 1973. С. 129 - 145; 3) Сочинения князя Владимира Мономаха // Великое наследие: Классические произведения литературы древней Руси. М., 1979. С. 141 - 161; Молдован А. М. Слово о законе и благодати Илариона. Киев, 1984; Монахова Н. П. Идеологическая основа противопоставления «мудрости» и «храбрости» в «Молении Даниила Заточника» // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1981. №2. С. 22-31. изучались цели его позднейшего редактирования (перетасовка сказаний, распределение их по тематическому или хронологическому принципу, включение новых текстов так называемого «литературного конвоя» или исключение старых): как, когда и с каким намерением редактировался текст, почему вообще возникала необходимость в новой расстановке акцентов, в усилении или ослаблении звучания отдельных тем и мотивов сказаний? Следует отметить, что последней проблеме в науке уделено недостаточно внимания, скорее сделан лишь первый подход к ней. Этим, а также всем вышесказанным и обуславливается актуальность данного исследования.

Объект и предмет исследования.

Объект - сказания Киево-Печерского патерика, написанные епископом Симоном и монахом Поликарпом, а также «Сказания о первых чернецах печерских» и «Сказание о Исакии-затворнике», атрибутируемые Нестору.

Предметом является Киево-Печерский патерик как публицистический феномен русской средневековой культуры конца XII - первой трети1 XIII веков. История развития патерикового свода, его «перестройки», эволюционирования и функционирования в последующие столетия находится за рамками данного исследования, основное внимание уделяется процессу формирования текста и начальному периоду его развития.

Хронологические рамки исследования охватывают период с конца X в. до первой четверти XIII в.

Цель и задачи исследования.

Цель исследования/ - выявление публицистической установки сказаний Киево-Печерского патерика, то есть тех идеологических моделей, которые лежат в их основе.

Очевидно, что в устной (и письменной) традиции крупнейшего монастыря домонгольского периода за полтора столетия его существования было накоплено значительное количество преданий и историй, случавшихся с подвижниками. Несомненно, что авторам Патерика были они знакомы. Но Симон и Поликарп в своих произведениях фиксируют лишь часть из них.

Возникает ряд вопросов: почему именно эти подвижники? почему именно такая подборка рассказов? Полагаем, что нестандартность, «чудесность» ситуаций, в которые попадают монахи, а также проявление в них действия как божественного начала вообще, так и святости/праведности отдельного чернеца, есть обязательное, но недостаточное основание при отборе материалов для сказаний.

Вопрос о времени создания отдельных произведений Патерика относится к разряду дискуссионных, но в общем виде хронологические рамки определены. Вслед за рядом исследователей мы придерживаемся той точки зрения, что сказания Поликарпа создавались позднее рассказов Симона и были ему известны. Отсюда возникает еще один вопрос: в какой мере Поликарп осознавал свой труд как продолжение труда, начатого Симоном? Дает ли сам текст право говорить о том, что Поликарп не только дополняет труд Симона еще рядом историй о подвижниках монастыря, но «отвечает» Симону, в результате чего «окончательный вариант» Патерика приобретает' «диалогическую» форму?

В связи с целью исследования ключевыми представляются ответы на г два главных вопроса. Почему авторы Патерика записывают именно эти истории? И можно ли говорить об актуальности для русского монашества того круга тем и проблем, которые в них затрагиваются?

Данная цель обусловила необходимость постановки и решения следующих задач: во-первых, провести анализ структурных и композиционных особенностей Патерика в связи с наличием двух авторов и его эпистолярной формой; во-вторых, ответить на актуальный для данного исследования вопрос о наличии у Симона и Поликарпа авторского самосознания: в какой мере они осознавали себя как писатели, как определяли масштаб своего труда и читательскую аудиторию; в-третьих, исследовать понимание оппозиции «свое - чужое» в сказаниях Патерика и определить ее сходство и различие у изучаемых авторов; в-четвертых, подробно воссоздать «систему персонажей» сказаний Патерика, выявить доминирующие типы героев и определить авторский принцип отбора материала для сюжетов сказаний и характер его использования.

Источники исследования. Источники данного исследования можно разделить на несколько групп:

К первой группе относятся различные редакции Киево-Печерский патерика - Основная, Феодосьевская, Арсеньевская. При анализе памятника преимущественно использовалась публикация списка Основной редакции, сделанного в кон. XV - нач. XVI в. Эта рукопись восходит к экземпляру Патерика, переписанному в 1317 г. в Киеве по инициативе митрополита Петра32.

Вторую группу составляют произведения средневековой словесности, как древнерусской, так и переводной: «Слово о Законе и Благодати»^ Илариона, Житие Феодосия Печерского Нестора, «Паренесис» Ефрема Сирина, византийские жития и мартирологи, Синайский патерик.

Третья группа - летописи, юридические документы.

Методологические основы исследования. В работе осуществляется широкий культурологический подход к проблеме возникновения и развития Киево-Печерского патерика, а литературная традиция текста рассматривается как часть общекультурной христианской традиции.

В диссертации реализуется комплексный принцип исследования древнерусских текстов, включающий в себя источниковедческий, текстологический, культурологический и историко-литературный аспекты.

32 Место хранения: РНБ - Собр. Ю. А. Яворского (Ф. 893) № 9 (список Л). Пуб.: Киево-Печерский патерик // Древнерусские патерики: Киево-Печерский патерик; Волоколамский патерик / изд. подгот., ст. и примеч. Л. А. Ольшевская и С. Н. Травников; отв. ред. А. С. Демин. - М.: Наука, 1999. С. 7 - 80. - (Литературные памятники).

19

Мы обращаемся к инструментарию различных дисциплин, таких как история литературы, политическая история и история церкви, лингвистика, богословие и история христианской мысли. Выбор междисциплинарного подхода обусловлен особенностями изучаемого материала и характером проблемного поля исследования.

Определяя методологию исследования, мы опирались на фундаментальные работы, созданные С.С. Аверинцевым, М.М. Бахтиным, А.Я. Гуревичем, Д.С. Лихачевым, Ю.М. Лотманом, В.Н. Топоровым и др.

Актуальный для нашего исследования подход к проблеме истолкования текста был обозначен Б.М. Гаспаровым в книге «Поэтика "Слова о полку Игореве"»: «Понимание того, как организован художественный текст, в чем состоит его природа как произведения словесного искусства, в сильнейшей степени зависит от ряда предварительных сведений об этом тексте: знания <.> эпохи и культурного ареала, к которым он принадлежит, жанровой природы текста, литературной традиции, в которую он вписывается, наконец, степени сохранности дошедших до нас копий. Все эти сведения служат исходной точкой отсчета, определяющей тот угол зрения на. рассматриваемый текст, под которым исследователю открываются внутренние закономерности его построения. Радикальное изменение этой исследовательской презумпции неизбежно ведет к столь же радикальному изменению в понимании того, что представляет собой данный текст как художественное целое и какое значение имеют те или иные отдельные компоненты этого целого»33.

При анализе источника мы руководствовались принципами, сформулированными A.M. Ранчиным в ряде его работ, в частности, в статье «К герменевтике древнерусской словесности»34. Исследователь, не отрицая

33 Гаспаров Б. М. Поэтика «Слова о полку Игореве». М., 2000 С. 5.

34 «Произведение - это не только письменный текст как таковой, но и его прочтения, обязательные для современников автора. Для адекватного истолкования текста необходимо соблюдение ряда герменевтических правил.

Первое - это презумпция религиозной семантики религиозной семантики интерпретируемого текста <. >. Соответственно, интерпретация древнерусского

20 наличия у произведений древнерусской словесности жанровой специфики и признаков «литературности», тем не менее, настаивает на том, что «эта "литературность" не осознается в качестве самостоятельного феномена, так как подчинена иным, внеэстетическим функциям: религиозно-экзегетической, дидактической»"5. При таком подходе к тексту ключевыми для понимания становятся его структурные признаки и набор устойчивых мотивов и образов, а не его «жанровая» природа, которая связывается исследователем скорее с предметом изображения, чем с типом текста. Исходя из этого, предлагается рассматривать отдельно взятый текст жития не столько сквозь призму «жанрового канона» или его сопоставление с другими текстами этого же «жанра», взятыми за «образец», сколько как одну из вариаций внутри определенного вида текстов, где индивидуальные памятника как произведения, воплощающего религиозные мотивы, всегда предпочтительна в сравнении со стремлением обнаружить в нем, например, государственно-политические идеи <.> или любовную тему <.>. Обратное допустимо лишь тогда, когда произведение никак не вписывается в круг церковной книжности и когда иные, не религиозные мотивы представлены в нем в эксплицитной форме (курсив автора, выделение мое). <. .>

Вообще, при интерпретации древнерусских памятников весьма актуально требование о разграничении генезиса и функции <.>. Тот или иной мотив, образ эпизод, сюжет должен определяться не по своему происхождению, а по функции в тексте. <.> Еще одно естественное правило: предлагаемая интерпретация должна основываться на данных текста как целого, а не отдельного фрагмента. <.> памятники древнерусской словесности - семантически целостные тексты, а потому интерпретация должна учитывать все элементы их структуры. <.>

При интерпретации конкретного текста другие тексты, составляющие его смысловое окружение, семантическое поле, выступают для исследователя в роли кодов. Но если прямые отсылки к этим текстам отсутствуют, то должны учитываться только сведения из них, имеющие «общеобязательный» характер, отражающие «картину мира», содержащие набор категорий, присущих средневековому сознанию. <.>

Вполне возможно и допустимо прочтение текста с целью обнаружить стоящие за ним реалии и мифологемы, отраженные книжником ненамеренно: древнерусский книжник как бы «проговаривается», интерпретатор же стремится «уличить» его. <.> Помимо проблемы выбора конфессионального контекста (реликты языческой мифопоэтики и/или христианская символика) интерпретация произведения словесности связана и с вопросом о выборе социально-культурного контекста, в котором должен рассматриваться этот словесный текст. <. .>

Выявление неявных смыслов, растворенных в тексте, но бесспорных для древнерусских книжников и читателей, должно подтверждаться несколькими свидетельствами этого текста» (С. 15 - 20). (Ранчин А. М. К герменевтике древнерусской словесности // Ранчин А. М. Вертоград Златословный. М, 2007. С. 11 - 23). 35 Там же. С. 12. разночтения и расхождения объясняются «конкретной установкой агиографа: углублением библейских и литургических ассоциаций, созданием психологического воздействия или информативной конкретностью и детализацией» . В таком случае корректнее говорить о «стилях» (агиографическом, летописном и т.п.), особым образом комбинируемых или доминирующих в том или ином древнерусском произведении.

Вообще, в последние десятилетия, особенно в западной славистике, вопрос о существовании жанров и жанровой системы в древнерусской литературе и целесообразности «жанрового подхода» стал предметом отдельных дискуссий и, на наш взгляд, до сих пор не исчерпал своей актуальности.

Обязательное условие корректного понимания текста - рассмотрение его в контексте, в котором он возник и функционировал. Ведь «каждая цивилизация, социальная система характеризуются своим особым способом восприятия мира. <.> В различных общественных структурах мы найдем весьма не похожие одна на другую категории времени или свободы, столкнемся с неодинаковым отношением к труду и пониманием права, с различными восприятиями пространства и толкованием причинности. Надо полагать, что в рамках одной цивилизации все эти категории не представляют случайного набора, но образуют в своей совокупности систему, и изменение одних форм связано с изменением и других»37.

Набор категорий, присущих сознанию, в нашем случае средневековому, формирует «картину мира» - «ту «сетку координат», при посредстве которых люди воспринимают действительность и строят образ

38 мира, существующий в их сознании» .

36 Ранчин А. М. Князь - страстотерпец в славянской агиографии // Ранчин А. М. Вертоград Златословный. М„ 2007. С. 120.

37Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 31 - 32.

38 Понятия «категория культуры» и «картина мира» были разработаны и введены в научный оборот А .Я. Гуревичем: «Все формы культурной жизни средневековья -функции социальной жизнедеятельности людей той эпохи, результат «моделирования» ими мира.

Как известно, «картина мира» средневекового человека отнюдь не была нейтральной. Для его сознания характерно мифологическое и религиозное осмысление мира, а представления о различных явлениях и предметах не были семантически «пустыми» и наделялись особыми семантическими характеристиками. Такие понятия и формы восприятия действительности как время, пространство, изменение, причина, судьба, число, отношение чувственного к сверхчувственному, отношение частей к целому, А.Я. Гуревич предлагает рассматривать в качестве основных универсальных категорий культуры и вместе с тем в качестве определяющих категорий од человеческого сознания . Именно они «образуют основной семантический «инвентарь» культуры».

Исследователь отмечает: «.изучение средневековой культуры постоянно сталкивает нас с парадоксальным переплетением полярных противоположностей (курсив мой - Е.В.) - сублимированного и низменного, спиритуального и грубо-телесного, мрачного и комического; жизни и смерти. Будучи разведены по полюсам, эти крайности вместе с тем непрестанно сближаются, меняются местами, с тем чтобы вновь разойтись. <.> Средневековая культура вырисовывается перед нами в виде невозможного, казалось бы, сочетания оппозиций».

Принцип бинарной оппозиции сформировался в лингвистике, а затем получил распространение в семиотике, где из частного приема превратился в фундаментальную категорию и сущностный принцип природы и культуры. Согласно классическому структурализму, все отношения, между знаками-сводимы к бинарным структурам - к модели, в основе которой находится

Очевидно, для того чтобы понять жизнь, поведение и культуру людей средних веков, важно попытаться восстановить присущие им представления и ценности. Нужно выявить «привычки сознания» этих людей, способ оценки ими действительности, особенности их видения мира. <.>

Мы полагаем, что следовало бы пойти по пути обнаружения основных универсальных категорий культуры, без которых она невозможна и которыми она пронизана во всех своих творениях (Там же. С. 30 - 31).

39 Там же. С. 31. наличие или отсутствие определенного признака. К. Леви-Стросс использовал бинарные отношения при анализе социального устройства, культурной жизни первобытных племен40.

В отечественной литературоведческой традиции идеи бинаризма развивались представителями Тартуской семиотической школы, применявшими структурно-семиотический подход к изучению художественных произведений41.

В настоящее время выявление бинарных оппозиций и категорий является активно используемой методологией, применяется в различных областях и сферах гуманитарного знания: филологии, истории, культурологи, антропологии, социологии, философии и т. д. В определенном смысле мы можем говорить об интердисциплинарном характере подобного метода исследования, успешно применяемого как к литературным текстам, так и к отдельным культурным феноменам различных эпох42.

В сфере гуманитарной компетенции подобный методологический подход при анализе текста целесообразен в тех случаях, когда речь идет об установлении и интерпретации различного рода «архетипических». представлений, лежащих в его основе и связанных со значениями и смыслами, заложенными в его образную систему.

В рамках нашей работы данная методика выявления оппозиции «своего - чужого» обусловлена самой спецификой исследуемого материала: «Можно <.> сказать, что православная славянская доктрина была сфокусирована именно на том, как постоянно перефразировать уже заранее установленное нечто. Несмотря на часто раздающиеся противоположные заявления,

40 Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М., 1999.

41 См. работы Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского, в частности: Лотман Ю. М. Семиотика и типология культуры // Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. СПб., 2002. С. 22 - 156; Успенский Б. А Избранные труды. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М., 1996.

См, например: Кнабе Г. С. Семиотика культуры. М., 2005. С. 32 - 34; «Свое» и «чужое» в европейской культурной традиции' Лит-ра, язык, музыка: Сб. матер, науч. конф. М., Ниж. Новгород, 2000, «Свое» и «чужое» в литературе и культуре- Сб. матер, сем. Тарту, 1995; Петрова М. Л. Концепт «свой/чужой» в журналистике и литературе России и Франции на рубеже XX - XXI вв. Автореф. на. канд филол. наук , М., 2006.

24 представляется, что изучение древнерусской литературы должно в большей степени сосредоточиться на литературных приемах и выработке формальных структур, нежели на тематике произведения»43. Нельзя не согласиться с утверждением, что сами по себе способы осмысления жизненных явлений, содержащиеся в Патерике, не оригинальны, так как, прежде всего, определены природой средневекового мировидения. Но способы выражения семантики в древнерусских произведениях могут быть весьма оригинальны.

Одна из универсальных культурных оппозиций - оппозиция «свое -чужое». В различных культурах и в различные эпохи она имела различные семантические характеристики, связанные, прежде всего, с представлениями об ограниченности, замкнутости того или иного локуса. «Свое» - понятие, маркированное позитивными характеристиками, такими как правильный, неопасный, известный, точно такой же. В противовес ему, понятие «чужое» окрашено явно негативными и отрицательными смыслами - другой, не такой, опасный, неизвестный, неверный, страшный и т. п.

Эта оппозиция является одной из базисных для любой культурной «картины мира». Относительно средневековья в целом ее смысловая! наполненность хорошо изучена, а вот применительно к русскому средневековью, на наш взгляд, на сегодняшний день в научной литературе разработке этой проблемы было уделено недостаточно внимания (исследования Н. И. Толстого, А. С Демина).

Полагаем, что выявление и анализ устойчивых закономерностей и характерных особенностей, свойственных функционированию оппозиции «свое - чужое» в Киево-Печерском патерике, поможет «прочитать» идеологические уровни смысла, которые представлены в тексте имплицитно.

Научная новизна исследования.

В диссертационном исследовании впервые:

43 Пиккио Р. Влияние церковной культуры на литературные приемы Древней Руси // Пиккио Р. 81ау1а ОгАос^ха: Литература и язык. М., 2003. С. 140.

1) проводится анализ оппозиции «свое - чужое» в сказаниях Киево-Печерского патерика, позволяющий эффективно исследовать публицистическую составляющую и принципы организации древнерусского текста;

2) подтверждается необходимость разделения сказаний Патерика на два авторских цикла, что не означает отказ от представления о его целостности постольку, поскольку сказания Симона и Поликарпа необходимо дополняют друг друга;

3) идейно-тематическая целостность Киево-Печерского патерика осмысляется на новом смысловом уровне - как полемический диалог, дискуссия о путях спасения и принципах понимания подвига монашеского служения.

Научно-практическая значимость результатов исследования.

Практическая значимость исследования состоит в возможности применения его положений, выводов и методологических оснований для дальнейшего изучения публицистической составляющей древнерусской литературы. Полученные выводы важны для специалистов по истории русской культуры, литературы, журналистики. Новые наблюдения, сделанные в диссертации, могут быть использованы в вузовских курсах и семинарах по истории русской журналистки, культуры и литературы.

Апробация результатов исследования. По теме диссертации были прочитаны доклады на II и III научных конференциях «Современное, гуманитарное знание: диалог поколений» (Москва, март 2008, 2009). Основные идеи и выводы диссертации отражены в публикациях, указанных в автореферате.

Структура диссертации соответствует цели и задачам исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Заключение диссертации по теме «Журналистика», Воскресенская, Екатерина Андреевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Киево-Печерский патерик принадлежит к жанру, известному древнерусским книжникам по переводам (Синайский патерик), и представляет собой оригинальный сборник сказаний о монахах Киево-Печерского монастыря. Его основу составляет «переписка» между владимиро-суздальским епископом Симоном и печерским монахом Поликарпом, состоявшаяся в первой трети XIII в. Текст дошел до нас в позднейших редакциях, а его первоначальный вид, состав так называемой Основной редакции, был реконструирован А. А. Шахматовым и Д. И. Абрамовичем. В последующие столетия создаются новые редакции, а объем составляющих их текстов увеличивается за счет включения произведений, близких в жанровом и тематическом отношении. В конце XIV - начале XV вв. появляются сразу две редакции - Арьсеньевская и Феодосьевская. В первую вошли такие тексты, как Житие Феодосия Печерского, похвала святому, летописное сказание об основании монастырям Во вторую - жития Андрея юродивого, Варлаама и- Иоасафа, слова о крещении княгини Ольги и князя Владимира. В сер. XV в. создаются еще две редакции (1460 г. и 1462 г. соответственно), названные по имени их составителя - Кассиановскими. Кассиан упорядочивает расположение материала, придает ему композиционную стройность и тематическое единство. В XVII в. создаются еще три значительные редакции: две печатные (польская 1635 г. и русская 1661 г.) и рукописная Иосифа Тризны (1647— 1656 гг.). В настоящее время известно более 200 списков Патерика.

Даже в той культуре, где еще нет журналистики, формируется то, что потом ею станет. Этот процесс осуществляется главным образом через актуализацию в литературных произведениях злободневных вопросов, стремлении воздействовать на сознание максимально широкого круга читателей. Происходит постепенное накопление публицистических приемов.

Древнерусская литература, как известно, не может считаться чисто эстетическим феноменом. Она - если говорить в современной терминологии

- столь же подчинена эстетической установке, сколь и публицистической. Древнерусский книжник отнюдь не ограничивает себя чисто художественными задачами: он - «публицист», он обязательно поучает, иногда - прямо, иногда - в завуалированной форме.

Стремление воздействовать на жизненную реальность путем вовлечения читателей в действенный диалог о вопросах современности, трансформировать знания аудитории в убеждения, мы можем найти в таких древнерусских произведениях, как «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона, «Словах» и посланиях Кирилла Туровского, «Поучении» Владимира Мономаха, «Молении» Даниила Заточника, сочинениях Максима Грека, Ивана Пересветова, переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским, «Житии» протопопа Аввакума.

Данное исследование позволяет сделать вывод о том, что публицистическая составляющая присутствует в сказаниях Киево-Печерского патерика, определяя их содержательные и формальные особенности.

Организация материала в Патерике подчинена единой сюжетно-композиционной схеме, а связь между отдельными сказаниями как в рамках произведений одного автора (Симона или Поликарпа), так и всего свода в целом осуществляется на идейно-тематическом уровне. Основная идея, проводимая автором/авторами, актуализируется через «накопление» «слов» со схожим конфликтом.

Было установлено, что идеологические и мировоззренческие взгляды Симона и Поликарпа тесным образом связаны с осмыслением ими оппозиции «свое - чужое». Эта бинарная оппозиция по праву считается одной из базовых «культурных категорий» в любой «картине мира». В связи с этим было проведено исследование ее смысловой наполненности в сказаниях Патерика и определен круг проблемных зон в ее авторском восприятии и интерпретации. Также были установлены сходства и различия ее осмысления в разных частях свода.

Ход и результат исследования свидетельствуют, что оппозиция «свое -чужое» имеет всеобъемлющий характер, определяет текстовое пространство Патерика и накладывает отпечаток на его образную систему.

На высшем уровне оппозиция «свое - чужое» реализуется в оценке авторами Киево-Печерского локуса в качестве «своего» места и противопоставлении ему всего остального мира. Поэтому в тексте Патерика маркированными как «свои», в первую очередь, предстают собственно монахи Печерского локуса. Идея «местного/локального» здесь почти полностью заслоняет общерусскую. Последняя же реализуется через первую: монахи монастыря, добившись духовного совершенства посредством несения обета послушания в Печерской обители, своими деяниями прославляют не только родной монастырь, но и всю русскую землю, становясь общерусскими святыми. Так, Поликарп пишет об Агапите Целителе, что «промчеся слово о' нем по всей земли Руской». Степень «чуждости» находится здесь в прямой зависимости от степени активности взаимодействия со святым местом (где «живет» сама Богородица).

На другом смысловом уровне в качестве «своего» выступает любой представитель православного вероисповедания. Значимость первой компоненты оппозиции «свое - чужое» связана с традиционной христианской идеей спасения исключительно через подражательное «делание» своей жизни по евангельским заповедям и «модели жизни» Христа. Причем у Симона одним из «программных» пунктов, залогом успеха на этом пути становится послушание как первое и обязательное условие духовного развития личности.

Аналогично категория «чужое», с одной стороны, включает в себя все то, что не относится к пространству Киево-Печерского монастыря и всех тех, кто не входит в число монашеской братии. С другой - всех представителей иных конфессий и вероисповеданий. Этническая принадлежность героя также в ряде случаев служит маркером его «чуждости».

Необходимо подчеркнуть, что выделенная категория не статична: в различных ситуациях один и тот же образ или явление может оцениваться по-разному и иметь различную семантическую маркировку.

В сказаниях Симона в характеристике главной черты, отделяющей «свое» от «чужого», доминирует пространственное значение. Границы оппозиции совпадают с территориальными границами Киево-Печерского монастыря. В сказаниях же Поликарпа акцент перенесен с пространства на идею святости отдельной личности.

Герои Поликарпа более «автономны»: религиозно-философская норма и нравственный критерий в максимально широком общехристианском значении выступают на первый план и положены в основу конфликтов большинства принадлежащих ему сказаний. Происходит усложнение структуры образа «места» и, в первую очередь, разрушение «монолитности» Киево-Печерского локуса: здесь есть плохое и хорошее, доброе и злое, праведное и грешное - то есть «свое» и «чужое». Идея святости места трансформируется: она не причина, но следствие святости отдельных подвижников. Художественный мир Киево-Печерского монастыря приобретает мозаический характер. Поликарп создает галерею образов праведников, личный богоугодный подвиг которых доминирует над коллективным. Ядром конфликта становится индивидуальное противостояние злу. «Чужое» же проникает и активно действует в пространстве монастыря.

Рассматривая группу мирских образов, присутствующую в сказаниях Патерика, можно говорить о различных степенях «отчужденности» отдельных ее представителей от «своего/святого» места. Эти степени были обозначены нами как «постоянная», «временная» и «условная». «Постоянная отчужденность» характеризует представителей других этносов и конфессий. У Симона - это язычники, иудеи, половцы. У Поликарпа в этот разряд попадают и русские православные князья. Максимальная степень «отчужденности» связана с полным отсутствием непосредственного контакта с Киево-Печерским локусом. «Временное отчуждение» предполагает развитие ситуации в благоприятном направлении: человек, вступивший во взаимодействие с сакральным локусом, подпадает под его воздействие и в большинстве случаев остается в монастыре навсегда. «Условно» от монастыря «отчуждены» те, кто имеет более или менее устойчивые отношения с Печерским локусом и при этом не является членом монашеской общины. Это - приходящие в монастырь за помощью городские жители, ряд князей (например, Владимир Мономах).

Доминирующим критерием оценки иностранца становится его «чуждость» или «родственность» христианскому миру. Не национальная, но конфессиональная характеристика является определяющей. Там, где действие происходит в чужой стране, носителями опасности всегда выступают люди другой веры (в отличие от той категории «слов», где опасность, угрожающая монахам, - явление демонологического порядка). Здесь русские монахи предстают перед нами как обладатели Божественной Благодати и Истины, претерпевающие муки от рук язычников или иноверцев, жестоких и развратных в силу несопричастности евангельским, истинам. Иными словами, один и тот же человек (или народ) может изображаться двояко, и эта двойственность изображения связана, прежде всего, с причастностью к христианству, а не с тем, из какой земли он родом. Показательно, что приобщение иноверцев к христианской вере воспринимается как один из высочайших подвигов, прославляющий монаха и поднимающий его авторитет.

В результате нашего исследования мы пришли к выводу, что Киево-Печерский патерик - текст целостный, так как его авторы - носители христианского мировоззрения. Но наличие двух авторских циклов и их анализ подтверждают нашу мысль о том, что такая организация Патерика есть не только чисто композиционная условность. В тексте отражены два взгляда, дано два ответа на один вопрос - вопрос о путях спасения человека.

И вопрос этот позволяет дать на него различные варианты ответа в установленных христианской традицией границах.

Мы можем констатировать наличие внутренней «публицистической» связи, существующей между сказаниями Симона и Поликарпа. Две части Киево-Печерского Патерика - это полемический «диалог», две точки зрения на проблему правильного богоугодного поведения и на представление о святости. В своих сказаниях Поликарп вступает в полемику с точкой зрения Симона. Закономерно, что адресатом сказаний-посланий Поликарпа становится игумен монастыря - человек по своему статусу активный монастырский «чиновник», наделенный определенными властными полномочиями и способный повлиять на «профессиональную» судьбу монаха, его «карьерный рост».

Главная мысль Поликарпа раскрывается через созданные в его сказаниях образы монахов, святость которых становится в первую очередь результатом их личной праведной богоугодной деятельности и напрямую не зависит от внешних факторов, таких, например, как пребывание в «святом месте». Симоновской формуле правильного подвижничества - «святое место» + внутренняя духовная работа над собой (то есть пассивная модель поведения по отношению к окружающему миру), Поликарп противопоставляет свою - активная борьба со злом во внешним мире + «святое место». Поликарп не отказывается полностью от помощи «святого места» в преодолении соблазнов и совершенствовании монаха, но отводит ему второстепенную' роль. Для него важнее утвердить самоценность духовных устремлений отдельной личности. Симоновской модели послушничества - тихой, незаметной жизни в обители и направлению всех сил инока «вовнутрь» - на нравственное и духовное самосовершенствование, Поликарп противопоставляет свою, основанную на активном служении Богу, которое может реализовываться в двух направлениях - как в стенах монастыря, так и за его приделами. Уместно вспомнить различное отношение авторов Патерика к епископскому сану. Для Симона желание Поликарпа занять «административную должность», то есть принимать активное участие в церковно-политической деятельности есть проявление сано-, или властолюбия, желания греховного, наоборот, для Поликарпа - это, прежде всего, расширение поля деятельности и возможность «умножения добрых дел». Иными словами, они отдают предпочтение разным типам подвижничества, отсюда различная организация текста и различные типы конфликтов в их сказаниях.

Поликарп открыто не проецирует созданную им модель богоугодного поведения на себя, в то время как Симон открыто проводит параллели между своими героями и своим адресатом-оппонентом (то есть Поликарпом). Однако мы полагаем, что первоочередной задачей Поликарпа была все-таки задача изложить собственные представления об образе жизни и поведении монаха, которые он считал правильными и которым сам хотел бы соответствовать.

Итак, полемика основательно может считаться важнейшим организующим принципом Патерика. Она находит выражение на разных уровнях текста: в прямом споре (переписка Симона и Поликарпа); в особенностях и типах конфликтов, доминирующих в сказаниях авторов; образах и выборе типа главного героя; повествовательных и описательных деталях (место действия, характер обстановки и т. п.). Полемика становится идеологическим ядром произведения, подтверждая, таким образом, непременную публицистичность древнерусской литературы.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Воскресенская, Екатерина Андреевна, 2009 год

1. ИСТОЧНИКИ11 ОПУБЛИКОВАННЫЕ

2. Житие Феодосия Печерского / Подгот. текста, пер. и коммент. О. В. Творогов // Библиотека литературы Древней Руси: В 20 т. / Рос. акад. наук, Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом); под. ред. Д. С. Лихачева и др.-СПб.: Наука, 1997.-Т. 1. С. 352 - 433.

3. Киево-Печерский патерик // Древнерусские патерики: Киево-Печерский патерик; Волоколамский патерик / Изд. подгот., ст. и примеч. Л. А. Ольшевская и С. Н. Травников; отв. ред. А. С. Демин. -М.: Наука, 1999. С. 7 - 80. - (Литературные памятники).

4. Патерик киевского Печерского монастыря / Абрамович Д. И, Шахматов А. А.; изд. Императорской археографической комиссии. -СПб.: Тип. М.А. Александрова, 1911. 275 с. - (Памятники славянорусской письменности).

5. Живов В. М. Святость. Краткий словарь агиографических терминов / В. М. Живов. -М .: Гнозис, 1994. 112 с.

6. Литература и культура Древней Руси: словарь-справочник / О. М. Анисимова, В. В. Кусков, М. П. Одесский, П. В. Пятнов; под ред. В. В. Кускова. М.: Высшая школа, 1994. - 336 с.

7. Литературная энциклопедия: В 11 т. -М.: Худ. лит-ра, 1929-1939.

8. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Рос. акад. наук, Ин-т науч. информ. по обществ, наукам; гл. ред. и сост. А. Н. Николюкин. -М.: Интелвак, 2003. 1596 стб.

9. Словарь древнерусского языка (XI XIV вв.). В 10 т. Т. 1 - 8 / Рос. акад. наук, Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова; гл. ред. Р. И. Аванесов. - М.: ИРЯ, 1988 - 2008. - (Изд. продолжается).

10. Словарь книжников и книжности Древней Руси: в 4 вып. / Отв. ред. ; Д. С. Лихачев; ИР ЛИ (Пушкинский Дом). Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1987 - 2002.3. НАУЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА

11. Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы / С. С. Аверинцев. СПб.: Азбука-классика, 2004. - 476 с. - (Academia).

12. Аверинцев С. С. "Греческая "литература" и ближневосточная "словесность" // Типология и взаимосвязь литератур Древнего мира. -М.:ТЛД, 1971. -С. 206-266.

13. Абрамович Д. И. Исследование о Киево-Печерском патерике как историко-литературном источнике / Д. И. Абрамович; Отд-ние рус. яз. и словесности Имп. Академии наук. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1902.-216 с.

14. Абрамович Д. И. Несколько слов в дополнение к исследованию А. А. Шахматова «Киево-Печерский патерик и Печерская летопись» / Д. И. Абрамович. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1898. - 24 с.

15. Адрианова-Перетц В. П. Задачи изучения «агиографического стиля» Древней Руси // ТОДРЛ / ИРЛИ (Пушкинский Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1964. - Т. 20. - С. 41 - 71.

16. Артамонов Ю. А. Проблема реконструкции древнейшего Жития Антония Печерского // Средневековая Русь. М.: Индрик, 2001. -Ч. З.-С. 5-81.

17. Бартош А. Е. Херсонес и Тмутаракань места духовного подвига преподобных отцов печерских // Сурож, Сугдея, Солдайя в истории и культуре Руси-Украины: Матер, науч. конф. (16 - 22 сентября 2002 г.). - Киев-Судак, 2002. - 283 с.

18. Бапшыкова М. Е. «.По глаголу Твоему.»: Библейские реминисценции в чудесах «Киево-Печерского патерика» // Русская речь. 2004. - № 1. - С. 68 - 73.

19. Берман Б. И. Читатель жития: Агиографический канон русского средневековья и традиция его восприятия // Художественный язык средневековья. М.: Наука, 1982. - С. 159 - 183.

20. Богданова Н. М. Херсонес в X XV вв.: Проблемы истории византийского города // Причерноморье в средние века: К ХУТТТ Междунар. конгр. Византинистов / Отв. ред. С. П. Карпов. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1991. - С. 59 - 71.

21. Богуславский С. А. Русская земля в литературе Киевской Руси XI -XIII вв. // Ученые записки МГУ. Труды кафедры русской литературы. -1946.-Вып. 118, кн. 2.-С. 16-34.

22. Бычков В.В. Русская средневековая эстетика XI XVII вв. / В. В. Бычков. -М.: Мысль, 1995. - 637 с.

23. Быхова М. И. Монастыри на Руси XI XIV века // Монашество и монастыри в России. XI-XX века: Исторические очерки. - М.: Наука, 2002.-С. 25-56.

24. Вакулина Е. Н. Известия Киево-Печерского патерика о Древней Руси // Вопросы истории. 1986. - № 9. - С. 174 - 178.

25. Веселовский А. Н. Разыскания в области, древнерусского, духовного стиха. XI XVII. / А. Н. Веселовский; Отд-ние рус. яз. и словесности Имп. Академии наук. - СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1889. - С. 146 - 147; Прилож. С. 103 - 106.

26. Владимиров П. В. Древняя русская литература Киевского периода XI -XIII веков / П. В. Владимиров. Киев: Тип. Имп. ун-т св. Владимира (Корчак-Новицкий), 1900. - С. 179 - 212.

27. Водолазкин Е. Г. Всемирная история в литературе Древней Руси: Автореферат дис. . доктора филол. наук. СПб., 2000. - 26 с.

28. Водолазов Н. В. История древней русской литературы / Н. В. Водолазов. Изд. 4-е, перераб. доп. - М.: Просвещение, 1972. -С. 115-120.

29. Волкова Т. Ф. Художественная структура и функции образа беса в Киево-Печерском патерике // ТОДРЛ / ИР ЛИ (Пушкинский Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1979. - Т. 33. - С. 228 - 237.

30. Воронин Н. Н. Политическая легенда в Киево-Печерском патерике // ТОДРЛ / ИРЛИ (Пушкинский Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1955. -Т. 11.-С. 96-103.

31. Гаспаров Б. М. Поэтика «Слова о полку Игореве» / Б. М. Гаспаров -М.: Аграф, 2000.-604 с.

32. Голубинский Е. Е. История канонизации святых в Русской церкви / Е. Е. Голубинский; Имп. О-во истории и древностей рос. при Моск. унте. М.: Унив. тип., 1903. - С. 10 - 43.

33. Голубинский Е. Е. История русской церкви: В 2 т. / Е. Е. Голубинский.-М.: Унив.тип., 1900-1917.-Т. 1.-Ч. 1.-С. 758-772.

34. Греков Б. Д. Киевская Русь / Б. Д. Греков; Ин-т истории. М.: Учпедгиз, 1949. - С. 404 - 416. - (Библиотека учителя).

35. Гудзий Н. К. История древней русской литературы / Н. К. Гудзий. -М.: Аспект Пресс, 2002. 589 с. - (Классический учебник).

36. Гуревич А. Я. Категория средневековой культуры / А. Я. Гуревич // Избранные труды: в 4 т. / Отв. ред. Е. Э. Носенко; ЦГНИИ ИНИОН РАН. М.; СПб.: Университетская книга, 1999. - Т. 2. Средневековый мир. - С. 17 - 260. - ( Российские Пропилеи).

37. Демин А. С. О древнерусском литературном творчестве: Опыт типологии с XI по середину XVIII вв. от Илариона до Ломоносова / А. С. Демин, В. П. Гребенюк. М.: Яз. славян, культуры, 2003. -758 с. - (Studia philologica).

38. Демин А. С. «Языци»: Неславянские народы в русской литературе XI -XVIII вв. // Древнерусская литература: Изображение общества / Отв. ред. А. С. Демин; кол. авт. АН СССР и Ин-т мировой лит. им. A.M. Горького. М.: Наука, 1991. - С. 190 - 204.

39. Демин А. С. Художественные миры древнерусской литературы / А. С. Демин; Рос. акад. наук и Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. -М.: Наследие, 1993.-221 с.

40. Дмитриев Л. А. Житийные повести русского Севера как памятники литературы XII XVII вв.: Эволюция жанра легендарно-биографических сказаний / Л. А. Дмитриев, АН СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом). - М.: Наука, 1973. - 301 с. !. .

41. Древнерусская космология / Отв. ред: А. В. Григорьев. СПб.: Алетейя, 2004.- 479 с. - (Памятники древнерусской. мысли: исследования и тексты).

42. Древнерусская литература: тема Запада в XIII XV вв. и повествовательное творчество / Отв. ред. О. В. Гладков; Ин-т мир. лит. им. А. М. Горького РАН. - М.: Азбуковник, 2002. - 256 с.

43. Дуйчев Ив. Эпизод из Киево-Печерского патерика // ТОДРЛ / ИР ЛИ (Пушкинский Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1969. - Т. 24. - С. 89 -93.

44. Еремин И. П. Киево-Печерский патерик / И. П. Еремин // Художественная проза Киевской Руси XI XIII вв. / Сост., пер. и примеч. И. П. Еремин и Д. С. Лихачев. - М.: Гослитиздат, 1957. -С. 317-322.

45. Еремин И. П. Жития. Патерики // История русской литературы: в Ют./ Под. ред. А. С. Орлова, В. П. Адриановой-Перетц,

46. Н. К. Гудзия. М., Л.: Из-во АН СССР, 1941. - Т. 1. - С. 106 - 113; С. 338-346.

47. Еремин И. П. Литература Древней Руси: Этюды и характеристики / И. П. Еремин; отв. ред. Д. С. Лихачев; АН СССР, Отд-ние лит. и яз. -М.; Л.: Наука, 1966. С. 245 - 262.

48. Живов В. М. Два пространства русского средневековья и их позднейшие метаморфозы // Отечественные записки. 2004. - № 5. -http ://w ww. strana- oz.m/?numid=2 O&articl e=93 3

49. Живов В. M. Особенности рецепции византийской культуры в Древней Руси // Из истории русской культуры: в 2 т. / сост. А. Д. Кошелев. М.: Яз. рус. культуры, 2000. - Т. 1. Древняя Русь. - С. 586- 617. - (Язык. Семиотика. Культура).

50. Иеротопия: создание сакральных пространств в Византии и Древней Руси / Центр восточнохристиан. культуры; ред.-сост. А. М. Лидов. -М.: Индрик, 2006. 763 с.

51. Ипполитова Н. Б. Изобразительно-выразительные средства в публицистике / Н. Б. Ипполитова. Саранск: МГУ, 1988. - 79 с.

52. История русской литературы X-XVII веков / Под ред. Д. С. Лихачева. М.: Просвещение, 1980. - С. 34-141.

53. История Польши: В 3 т. / под ред. В. Д. Королюка, И. С. Миллера, П. Н. Третьякова; кол. авт. АН СССР Ин-т славяноведения. М.: Из-во АН СССР, 1956. - Т. 1 - С. 42 - 48.

54. Истрин В. М. Очерк истории древнерусской литературы домосковского периода XI XIII вв. / В. М. Истрин. - М.: Academia, 2003. - С. 245 - 257. - (Высшее образование. Классическая учебная книга).

55. Кадлубовский А. П. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых: 1-5 / А. П. Кадлубовский. Варшава: Тип. Варш. учеб. окр., 1902. - Очерки 4-5.

56. Каравашкин А. В. Русская средневековая публицистика: Иван Пересветов, Иван Грозный, Андрей Курбский / А. В. Каравашкин. М.: Прометей, 2000. - С. 3 - 26.

57. Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви: В 2 т. / А. В. Карташев. М.: Эксмо, 2006. - Т. 1. - С. 177 - 339. - (Антология мысли).

58. Кириллин В. М. Символика чисел в литературе Древней Руси // Древнерусская литература: Изображение природы и человека / Отв. ред. А. С. Демин. М.: Наследие, 1995. - С. 208 - 285.

59. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник / В. О. Ключевский. М.: Астрель, 2003. - С. 294 - 303. -(Историческая библиотека).

60. Кнабе Г. С. Семиотика культуры / Г. С. Кнабе. М.: РГГУ, 2005. - С. 32-34.

61. Колесов В. В. Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека / В. В. Колесов. СПб.: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2000. - 326 с. - (Филология и культура).

62. Конявская Е. Л. Авторское самосознание древнерусского книжника (XI сер. XV в.) / Конявская Е. Л. - М.: Яз. рус. культуры, 2000. - 195 с. - (Studia philologica).

63. Конявская Е. Л. Арсеньевская редакция Киево-Печерского патерика// Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. 1983. - № 2. - С. 3 - 11.

64. Конявская Е. Л. Древнейшие редакции Киево-Печерского патерика// Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2006. - № 1 (23), март. -С. 54-85.

65. Копреева Т. Н. Образ инока Поликарпа по письмам Симона и Поликарпа: Опыт реконструкции // ТОДРЛ / ИРЛИ (Пушкинский Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1969. - Т. 24. - С. 112 - 116.

66. Корнелюк В. Д. летописное известие о крестьянском восстании в Польше в 1037 1038 гг. // Академику Грекову ко дню семидесятилетия. - М.: АН СССР, 1952. - С. 74-75.

67. Кубарев А. М. О патерике Печерском // ЖМНП. 1838. - Октябрь. -С. 1-34.

68. Кубарев А. М. О редакциях патерика Печерского вообще, в ответ на статью «Обзор редакций Киево-Печерского патерика, преимущественно древних» // ЧОИДР. 1858. - Кн. 3. - С. 95 - 128.

69. Купреянова Е. Н. Национальное своеобразие русской литературы: Очерки и характеристики / Е. Н. Купреянова, Г. П. Макогоненко; АН СССР; ИРЛИ (Пушкинский Дом). Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1976. - С. 54 - 67.

70. Кусков В. В. Жанровое своеобразие Киево-Печерского патерика // Методол. литературовед, исслед.: ст. о русск. лит. Прага, 1982. -С. 33-48.

71. Кусков В. В. История древнерусской литературы / В. В. Кусков. М.: Высшая школа, 2003. - С. 134 - 137.

72. Кусков В. В. характер средневекового миросозерцания и система жанров древнерусской литературы XI первой половины XIII века // Вестник МГУ. Сер. 9, Филология. - 1981. - № 1. - С. 3 - 12.

73. Леонид (Кавелин). Сведенья о славянских и русских переводах патериков различных наименований и обзор редакций оных. М., 1896.

74. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. / К. Леви-Стросс; пер., вступ. ст. и примеч. А. Б. Островского. М.: Терра, Кн. клуб: Республика, 1999. - 382 с. - (Библиотека философский мысли).

75. Литаврин Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь: IX начало ХП в. / Г. Г. Литаврин; Ин-т славяноведения. - СПб.: Алетейя, 2000. - С. 300 -337.-(Византийская библиотека). . - •

76. Лихачев' Д. С. Введение к чтению памятников древнерусской литературы / Д. С. Лихачев; отв. ред. С. О. Шмидт; сост. А. В. Топычканов. М.: Русский путь, 2004. - 340 с.

77. Лихачев Д. С. Зарождение и развитие жанров древнерусской литературы / Д. С. Лихачев // Исследования по древнерусской литературе / Отв. ред. и предисл. О. В. Творогов; АН СССР; ИР ЛИ (Пушкинский Дом). Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1986. -С. 79-95.

78. Лихачев Д. С. Предпосылки возникновения жанра романа в русской литературе // История русского романа: в 2 т. / Отв. ред. А. С. Бушмин; кол. авт. АН СССР; ИРЛИ (Пушкинский Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. - Т. 1. - С. 27 - 39.

79. Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение / Д. С. Лихачев; кол. авт. АН СССР; ИРЛИ (Пушкинский

80. Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. - С. 66 - 75. - (Научно-популярная серия).

81. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы / Лихачев Д. С. // Избранные работы: В 3 т. Л.: Худож. лит., Ленинградское отделение, 1987.-Т.1.-653 с.

82. Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X XVII веков / Лихачев Д. С. // Избранные работы: В 3 т. - Л.: Худож. лит., Ленинградское отделение, 1987. - Т.1. - 653 с.

83. Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси / Д. С. Лихачев // Избранные работы: В 3 т. Л.: Худож. лит., Ленинградское отделение, 1970. - Т. 3.-С. 26-77.

84. Лопарев X. М. Византийские жития святых VIII IX вв. // Византийский временник. - СПб.: При Имп. Акад. Наук. - 1911. -Т. 17.-С. 24-47.

85. Лопарев X. М. Греческие жития святых VIII и IX веков / X. М. Лопарев. - Пгр.: Тип. Имп. Академии наук, 1914. - Ч. 1. - С. 1 -43.

86. Лотман Ю. М. Семиотика и типология культуры // Лотман Ю. М. История и типология русской культуры / Ю. М. Лотман. СПб.: Искусство-СПБ, 2002. - С. 22 - 156.

87. Лотман Ю. М. Символические пространства / Ю. М. Лотман // Внутри мыслящих миров: Человек Текст - Семиосфера - История / Тарт. ун-т. - М.: Яз. рус. культуры, 1996. - С. 239 - 297. - (Язык. Семиотика. Культура).

88. Макарий (Веретенников), архим. Святая Русь: Агиография. История. Иерархия / Архим. Макарий (Веретенников). М.: Индрик, 2005. -366 с.

89. Макарий, еп. Винницкий. Обзор редакций Киево-Печерского патерика, преимущественно древних // ИпоРЯС. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1856. - Т. 5. Вып. 3. - С. 126 - 167.

90. Марк (Лозинский). Из истории Патериков // ЖМП. 1973. - № 3. - С. 72-75.

91. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. / П. Н. Милюков. М.: Изд-ая группа «Прогресс - Культура», 1994. - Т. 2. Ч. 1.-С. 17-42.

92. Одесский М. П. «Человек болеющий в древнерусской литературе» // Древнерусская литература: Изображение природы и человека / Отв. ред. А. С. Демин. М.: Наследие, 1995. - С. 158 - 181.

93. Ольшевская Л. А. Археографический обзор списков Основной редакции Киево-Печерского патерика // Новая советская литература по общественным наукам. Литературоведение. М., 1979. - № 5. -Деп. 2980.

94. Ольшевская Л. А. Археографический обзор ' списков Кассиановских редакций Киево-Печерского патерика // Литература Древней Руси. М.: Наука, 1986 - С. 48 - 62.

95. Ольшевская Л. А. Археографический обзор списков Киево-Печерского патерика, хранящихся в Государственном, архиве Ярославской области и Ярославском областном краеведческом музее // Литература Древней Руси. М., 1983. - С. 18 - 25.

96. Ольшевская Л. А. История русской патерикографии: Киево-Печерский и Волоколамский патерики: диссертация . доктора филологических наук: 10.01.01 русская литература. - М.: РГБ, 2003. -648 с.

97. Ольшевская JI. А. Киево-Печерский патерик: Текстология, литературная история, жанровое своеобразие: диссертация .канд. филол. наук: 10.01.01 русская литература. -М.: РГБ, 1979.

98. Ольшевская Л. А. Национальное своеобразие русской патерикографии // II Jomadas Andaluzas de Eslavistia: Resúmenes de ponencias y comunicaciones. Baeza, 1996. - S. 72-73.

99. Ольшевская Л. А. Об авторах Киево-Печерского патерика // Литература Древней Руси. М.: Наука, 1978.-С. 13-28.

100. Ольшевская Л. А. «Прелесть простоты и вымысла.» // Древнерусские патерики: Киево-Печерский патерик; Волоколамский патерик / изд. подгот., ст. и примеч. Л. А. Ольшевская и С. Н.Травников; отв. ред. А. С. Демин. М.: Наука, 1999. - С. 233 -252.

101. Ольшевская Л. А. Своеобразие жанра житий в Киево-Печерском патерике // Литература Древней Руси. М.: Наука, 1981. - С. 18-35.

102. Орлов А. С. Древняя русская литература XI XVI вв. / А. С. Орлов. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. - С.146 - 159.

103. Пентковский А. Студийский устав и уставы студийской традиции // Журнал Московской патриархии. М., 2001. - № 5. -http://www.kiev-orthodox.org/site/worship/1450/

104. Петрухин В. Я. Евреи в древнерусских источниках. XI-XIII вв. // Архив еврейской истории. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2005. - Т. 2. - С. 143-168.

105. Пиккио P. Slavia Orthodoxa: литература и язык / Р. Пиккио; отв. ред. H. Н. Запольская и В. В. Калугин; ред. M. М. Сокольская; предисл. В. В. Калугина. М.: Знак, 2003. - 703 с. - (Studia philologica).

106. Пиккио Р. Древнерусская литература: Пер. с итал. / Р. Пиккио. -М.: Яз. славян, культуры, 2002. 352 с. - (Studia philologica).

107. Плетнева С. А. Половцы / С. А. Плетнева; отв. ред. Б. А. Рыбаков, М.: Наука, 1990. - С. 108 - 110; 120 - 121; 133 - 134. -(Страницы истории нашей Родины).

108. Понырко Н.В. Послание епископа Симона и чернеца Поликарпа // Эпистолярное наследие Древней Руси XI XIII века: Исследование, тексты, переводы. - М.: Наука, 1992. - С. 171 - 181. - (Литературные памятники).

109. Поп Р. Древнейший отрывок послания Симона к Поликарпу // ТОДРЛ / ИРЛИ (Пушкинский Дом). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1969. -Т. 24.-С. 93-100.

110. Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X XII вв. / М. Д. Приселков; отв. ред. В. В. Яковлев. -СПб.: Наука, 2003. - С. 134 - 158. - (Русская библиотека).

111. Прокофьев Н. И. О мировоззрении русского средневековья и системе жанров русской литературы XI XVI вв. // Литература Древней Руси. -М, 1975.-Вып. 1,-С. 5-11.

112. Прохоров Е.В. Публицист и действительность / Е. П. Прохоров. -М.: Изд-во Моск. ун-та, 1973. 315 с.

113. Пуртова Н. В. Травестия в русской житийной литературе и эпосе: Автореф. дис. канд. филос. наук / Н. В. Пуртова. -Екатеринбург, 2002. 22 с.

114. Ранчин А. М. Князь страстотерпец в славянской агиографии//t

115. Ранчин А. М. Вертоград Златословный: древнерусская книжность в* < интерпретациях, разборах и комментариях / А. М. Ранчин. М. : Новое лит. обозрение, 2007. - С. 112 - 120. - (Новое литературное обозрение. Научное приложение; вып. 60).

116. Ранчин А. М. О «неявной» символике в древнерусской агиографии // Ранчин А. М. Вертоград Златословный: древнерусская книжность в интерпретациях, разборах и комментариях / А. М.

117. Ранчин. М. : Новое лит. обозрение, 2007. - С. 42 - 54. - (Новое литературное обозрение. Научное приложение; вып. 60).

118. Робинсон А. Н. Литература Древней Руси в литературном процессе средневековья XI XIII вв.: Очерки лит.-ист. типологии / А. Н. Робинсон; АН СССР, Ин-т мировой лит. им. A.M. Горького. - М.: Наука, 1980.-С. 45-115.

119. Романенко Е.В. Повседневная жизнь русского средневекового монастыря / Е. В. Романенко. М.: Молодая гвардия, 2002. - 327 с. -(Живая история : повседневная жизнь человечества).

120. Романов. Б. А. Люди и нравы древней Руси: историко-бытовые очерки XI XIII вв. / Б. А. Романов; отв. ред. Н. Е. Носов; ленингр. отд-ние Ин-та истории. - Изд. 2-е. - М.; Л: Наука, 1966. - С. 150 -181.

121. Тимковский Р. Ф. Краткое исследование о патерике преподобного Нестора, летописца российского // Зап. и тр. ОИДР .1815. -Ч. 1, кн. 1.-С. 53-74.

122. Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре: в 2т./ В.Н.Топоров; Рос. гос. гуманитарный ун-т; Ин-т высш. гуманитарных исслед. М.: Гнозис; Яз. рус. культуры, 1995. - 2 т.-(Язык. Семиотика. Культура); (Из истории рус. культуры).

123. Ужанков А. Н. Стадиальное развитие русской литературы XI -первой трети XVIII века. Теория литературных формаций / А. Н. Ужанков. М.: Изд-во Литературного института им. А. М. Горького, 2008.-С. 225-287.

124. Успенский Б. А. Избранные труды / Б. А. Успенский. М.: Яз. рус. культуры, 1996-1997. - (Язык. Семиотика. Культура). - Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. - 1996. - 605 с.

125. Успенский Б. А. Крест и круг : из истории христиан. Символики / Б. А. Успенский. М.: Яз. славян, культур, 2006. - С. 17-23; 154 — 159.

126. Ученова В. В. Исторические истоки современной публицистики / В. В. Ученова. -М.: Сов. Россия, 1972. 315 с.

127. Ученова В. В. От вековых корней: Становление публицистики в рус. культуре / В. В. Ученова. М. : Сов. Россия, 1985. - 174 с.

128. Ученова В.В. У истоков публицистики / В. В. Ученова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1989. - 211 с.

129. Федотов Г. П. Святые Древней Руси / Г. П. Федотов; сост. и вступ. ст. А. С. Филоненко; отв. ред. А. Н. Гопаченко. М.: Изд-во ACT, 2003. - С. 37 - 62. - (Philosophy).

130. Флоря Б. Н., Турилов А. А. Общественная мысль Древней Руси в эпоху раннего средневековья // Общественная мысль славянских народов в эпоху раннего средневековья / Отв. ред. Б. Н. Флоря. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2009. - С. 31 - 80.

131. Хорев В. А. Польша и поляки глазами русских литераторов: имаголог. Очерки / В. А. Хорев; Рос. Акад. наук, Ин-т славяноведения. -М.: Индрик, 2005. С. 22 - 23.

132. Художественно-эстетическая культура Древней Руси XI XVII века / Т. Б. Баранова, И. А. Бондаренко, И. JI. Бусева-Давыдова. - М.: Ладомир, 1996. - 555 с.

133. Шахматов А. А. Житие Антония и Печерская летопись // ЖМНП. 1898. - Март. - С. 105 - 149.

134. Шахматов А. А. Киево-Печерский патерик и Печерская летопись // ИОРЯС. 1897. - Т. II. Кн. 3. - С. 795 - 844.

135. Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси. X XIII вв. / Я. И. Щапов; АН СССР, Ин-т истории СССР. - М.: Наука, 1989. -С. 149-160.

136. Элиаде М. Священное и мирское / М. Элиаде; пер. с фр., предисл. и коммент. Н. К. Гарбовского. -М.: Изд-во МГУ, 1994. 144 с.

137. Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения / М. Элиаде. -М.: Ладомир, 1999. 488 с. - (Избранные сочинения).

138. Юрганов A. JI. Категории русской средневековой культуры / А. Л. Юрганов. М.: МИРОС, 1998. - 447 с. - (Программа "Высш. образование").

139. Юрганов А. Л. Убить беса: путь от Средневековья к Новому времени / А. Л. Юрганов; Рос. гос. гуманитарный ун-т. М.: РГТУ, 2006.-431 с.

140. Якобсон А. Л. К истории русско-корсунских связей (XI XIV вв.) // Византийский временник = Byzantina xponika / Отв. ред. Е. А. Косминский; кол. авт. АН СССР, Ин-т истории. - М.; Л.: Изд-во АН СССР. - 1958.-Т. 14.-С. 116-128.

141. Яковлев В. А. Древнерусские религиозные сказания / В. А. Яковлев.-Варшава: Тип. Варшавского учебного округа № 487, 1875.-160 с.

142. ПУБЛР1КАЦИИ НА ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКАХ

143. Бшецький О. I. Киево-Печерський патерик // Матер, до вивч. icT. укр. шт.-Кшв, 1959.-Т. 1.-С. 135-141.

144. Bubner. F. Das Kiever Paterikon. Erne Untersuchung zu seiner Struktur und den literariscen Quellen. Inaug. Diss. Augsburg, Blasaditsch, 1969.

145. Cizevskij D. History of Russian literature from eleventh century to the end of the baroque. Gravenhage, 1960. - P. 40 - 124.

146. Fedotov G. P. The Russian religious mind: Kievan Christianity: The tenth to the thirteenth centuries. Cambridge (Mass): Harvard Univ. press 1996.-Vol. l.-P. 122-152.

147. Goetz L. K. Das Kiever Hohlenkloster als Kulturzentrum des vormongolishen Russlands /L. K. Goetz. Passau, 1904.

148. Lilienfeld F. Von. The Spirituality of the Early Kievan Caves Monastery // Christianity and the Eastern Slavs / Ed. B. Gasparov and O.

149. Raevsky-Hughes. Berkeley, 1993. - Vol. 1. - P. 63 - 76. - (California Slavic Studies. Vol. 16).

150. Piccho R. Genre Theory and Old Russian Literature // Slavic and East European Journal. 1987. Vol. 31. № 2. P. 234 - 245.

151. Reiter H. Studien zur ersten kyrillischen Druckausgabe des Kiever Paterikons / H. Reiter. München, 1976.

152. Vlasek J. Dablave a knizata v Kyjevopecerskem pateriku // Ceskoslovenska rusistika, 1972. -R. 17. № 1. S. 18 - 23.