Исповедально-автобиографическое начало в русской прозе второй половины XX века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Большев, Александр Олегович

• Большев, Александр Олегович
• доктор филологических наук
• 2003

Оглавление диссертации доктор филологических наук Большев, Александр Олегович

ВВЕДЕНИЕ.

Глава I. ALTER EGO СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО РЕАЛИСТА.

Глава II. РОМАН-ИСПОВЕДЬ «ДОКТОР ЖИВАГО».

Глава III. ШАЛАМОВ И ОТЦЕУБИЙСТВО.

Глава IV. ЖИЗНЬ И ЖИТИЕ АЛЕКСАНДРА СОЛЖЕНИЦИНА.

Глава V. ДОКТОР ДЖЕКИЛ И МИСТЕР ХАЙД

ЮРИЯ ДОМБРОВСКОГО.

Глава VI. СНЫ «ПРОЗЫ ЛЕЙТЕНАНТОВ.

Глава VII. ЭРОС И ТАНАТОС «ДЕРЕВЕНСКОЙ ПРОЗЫ».

Глава VIII. АНДРЕЙ БИТОВ В ПОИСКАХ

ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ВОПЛОЩЕННОСТИ».

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Исповедально-автобиографическое начало в русской прозе второй половины XX века»

Автобиографизмом принято называть «стилистически маркированный литературный прием, представляющий собой эхо жанра автобиографии; он появляется в текстах, которые сами по себе не являются автобиографией, не писались и не воспринимались как автобиографии» 1. Автобиографический текст основан на следовании фактической канве биографии писателя, тогда как автобиографизм предполагает использование ситуаций, достоверных по внутренней мотивировке, но не происходивших в действительности.

В настоящей диссертации рассматривается так называемый исповедальный автобиографизм, в связи с чем необходимо уточнить и значение термина «исповедь», ибо, хотя он сделался общеупотребительным, границы его использования зачастую не определены.

Автор этой работы согласен с исследователями, которые считают подлинной жанрообразующей основой литературной исповеди установку на полную искренность.2 Недостаток многих существующих на сегодняшний день дефиниций состоит в том, что, скрупулезно фиксируя внешние, формальные признаки исповедального дискурса, они зачастую игнорируют его глубинную содержательную суть. Одно из типичных определений такого рода приводит в своей книге А.Криницын: «В традиционном литературоведении исповедью называется произведение, написанное от первого лица и наделенное хотя бы одной или несколькими из следующих черт: 1) в сюжете встречается много автобиографических мотивов, взятых из жизни самого писателя; 2) рассказчик часто представляет себя и свои поступки в негативном

1 Медарич М. Автобиография/автобиографизм // Автоинтерпритация. Сб. статей. — СПб., 1998, с.5.

2 «.Необходимое условие исповеди - полная искренность.» (Сыроватко JI. «Подросток» и подростки // Достоевкиймо. - Калининград, 1995, с. 139.). свете; 3) рассказчик подробно описывает свои мысли и чувства, занимаясь саморефлексией.» 3 Нет сомнения, что отмеченные черты носят во многом второстепенный характер. И в самом деле, текст, в котором откровенность лишь имитируется, даже если он написан от первого лица, содержит автобиографические мотивы, саморефлексию и самокритику, не может быть атрибутирован иначе, как псевдоисповедь.4 Соответственно, исповедальный автобиографизм предполагает раскрытие в художественном тексте глубинных и сокровенных начал личности автора. (Этим он и отличается от обычного автобиографизма, который вполне может быть ограничен фиксацией внешней стороны биографии писателя. Освещение же внутренней жизни в подобных случаях носит характер самопрезентации: автор тщательно, деталь к детали, выстраивает собственный образ, представая перед читателем именно таким, каким хотел бы предстать. 5) Разумеется, формально-классификационные признаки такого автобиографизма обозначить сложнее, о чем и пойдет речь чуть ниже.

Сначала же обратимся к проблеме, которая неизбежно возникает в связи с выдвижением на первый план критерия искренности. Дело в том, что всякая литературная исповедь оказывается, при ближайшем рассмотрении, правдивой лишь до известного предела. Анализ текстов такого рода неопровержимо доказывает, что информация, связанная с наиболее болезненными для авторов персональными проблемами, в них либо искажается, либо замал

3 Криницын А.Б. Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф.М. Достоевского. -М, 2001, с.100.

4 В работах некоторых современных исследователей под исповедью понимается характерный для тоталитарной культуры сугубо лицемерный публичный ритуал «покаяния», т.е. признания индивидом своего несовершенства (См., например: Шрамм, Каролина Исповедь в соцреализме // Соцреалистический канон. - СПб., 2000, с.910-915.). Но формальный акт демонстрации собственной лояльности властям есть, безусловно, не что иное как имитация подлинной исповеди.

5 Разумеется, феномен такого рода самопрезентации не нужно отождествлять с самоидеализацией. Препарирование собственного литературного портрета не всегда превращается в затушевывание недостатков. чивается. Человек так устроен, что скорее признает за собой чужие пороки и грехи, чем доверит бумаге подлинную травму, составляющую основу собственной личности.

Нередко в художественных произведениях мы встречаем претендующие на полную искренность исповеди персонажей. Как известно, особенно активно использовал этот прием Достоевский. Но именно тексты этого писателя как нельзя более наглядно демонстрируют невозможность подлинно искреннего публичного самообнажения, ибо, начиная с откровений «подпольного человека», исповедальные монологи персонажей Достоевского как правило построены на фантастическом допущении: они якобы создавались исключительно для внутреннего пользования, «для себя», без малейшей оглядки на гипотетического читателя. Разумеется, такие декларации и остаются лишь декларациями. «Герой утверждает, - справедливо указывает К. Мочуль-ский о «подпольном человеке», - что пишет исключительно для себя, что никаких читателей ему не нужно, а между тем каждое его слово обращено к другому, рассчитано на впечатление.»6 Не случайно сам же герой-рассказчик постоянно ставит под сомнение аутентичность собственных самопрезентационных характеристик: «Клянусь же вам, господа, что я ни одному, ни одно-му-таки словечку не верю из того, что теперь настрочил!». Хансен-Леве отметил, что Достоевский всякий раз моделирует именно невозможную ситуацию откровенной исповеди, когда герой обретает фантастическую способность «произнесения непроизносимого» и «коммуникации некоммуникабельного»7.

Итак, перед нами очевидное противоречие. Исповедь предполагает предельно откровенный рассказ автора литературного текста о своих сокро

6 Мочульский К. Достоевский. Жизнь и творчество. - Париж, 1980, с.203.

7 Hansen-Love A. Zum Diskurs des End- und Nullsspiels bei Dostoevskiy // Die Welt der SlavenXLI, 1996. S.147-150. венных проблемах, но такая откровенность в принципе недостижима. Однако проблема только кажется неразрешимой. Да, искренняя исповедь невозможна, «сам замысел быть искренним уничтожает искренность»8 - но лишь тогда, когда автор рассказывает о себе напрямую, без нарративной маски или же других защитных механизмов. Опосредованная же и завуалированная форма саморефлексии позволяет достичь очень высокой степени откровенности. Парадокс в том, что подлинная исповедь реализуется только при отсутствии внешних атрибутов исповеднического дискурса - когда автор рассказывает якобы о ком-то другом либо иным образом маскирует свои откровенные признания. Таким образом исповедальный дискурс возникает на пересечении двух разнонаправленных тенденций: с одной стороны автор жаждет озвучить мучающее его и тем самым от этого освободиться, а с другой - стремится закамуфлировать свою тайну. 9

Однако здесь может возникнуть следующее возражение: подменяя четкие формально-классификационные признаки литературной исповеди туманным критерием искренности, не размываем ли мы тем самым границы исповедального автобиографизма? Не придется ли при таком подходе признать, что любой художественный текст автобиографичен, ибо несет отпечаток личности писателя? Что ж, всякий текст есть проекция духовного опыта автора - в той или иной мере. И все дело именно в мере, т.е. буквально в количестве проецируемого сокровенно-личностного. Только тогда, когда авторская установка на исповедь - сознательная, а чаще бессознательная - явно доминирует в структуре художественного текста, его можно атрибутировать как исповедально-автобиографический. Разумеется, речь может идти не

8 Ibid. S. 151.

9 Суть целевой установки, определяющей литературную исповедь, точно, на наш взгляд, раскрыл русский психоаналитик И. Ермаков: «нужно, показывая, обнаруживая, скрыть» (Ермаков И. Психоанализ литературы. Пушкин. Гоголь. Достоевский. - М., 1999, с.37.). только о тексте в целом, но и об отдельных его фрагментах, в которых превалирует исповедальное начало.

И здесь, как уже было отмечено, возникает вопрос о критериях, которые способны выявить в тексте наличие автобиографического импульса. В работах общетеоретического плана нередко можно встретить мысль о том, что надежных формальных признаков такого рода не существует.10 Но не стоит отчаиваться - ведь мы располагаем немалым количеством историко-литературных исследований, в которых рассматривается интересующий нас исповедально-автобиографический компонент в творчестве различных писателей.11 И нельзя не заметить, что для всех ученых, чье внимание обращено не на внешние обстоятельства существования изучаемого автора, а именно на глубинные факторы его душевной жизни, характерен по сути один и тот же, так называемый психобиографический, подход к исследуемому материалу. Несколько лет назад вышла в свет монография А. Жолковского, посвященная творчеству М. Зощенко, в которой особенно отчетливо раскрывается и обосновывается специфика психобиографического подхода.

Главное отличие этого нового подхода А.Жолковский видит «в сосре

IО доточении на экзистенциальной проблематике» писателя. С актуальных внешних процессов и явлений, которые оказывали очевидное воздействие на автора и служили ему объектами изображения, акцент переносится на извечную внутреннюю драму человеческого состояния, что заставляет видеть в

10 См., например: Медарич М. Указ.соч., c.l 1.

11 См., например: In the shade of the giant. Essays on Tolstoy. Edited by Hugh Mclean. -Berkley, 1989; Mandelker A. Framing Anna Karenina. - Columbus, 1993; Паперно И. Семиотика поведения: Николай Чернышевский - человек эпохи реализма. — М., 1996; Маркович В. Автор и герой в романах Лермонтова и Пастернака // Автор и текст: Сб. статей.-СПб., 1996, с.150-178; Парамонов Б. К вопросу о Смердякове; Маркиз де Кюстин: Интродукция к сексуальной истории коммунизма // Парамонов Б. Конец стиля. - М., 1997, с.349-356, 367-401; Гольдштейн А. Отщепенский «соц-арт» Белинкова// Гольдштейн А. Конец стиля. -М., 1997, с .242-259.

12 Жолковский А. Михаил Зощенко: Поэтика недоверия. - М., 1999, с.7. малосущественных, на первый взгляд, индивидуальных невротических комплексах и психологических травмах чрезвычайно значимые факторы. Так, Жолковский убедительно доказывает, что привычная трактовка Михаила Зощенко как разоблачителя мещанства и мастера эзоповской сатиры на пороки советской жизни должна быть существенно пересмотрена. Ученый называет свое исследование «операцией по освобождению писателя от навязанной ему силой обстоятельств общественной роли»(27). В действительности, как показано в монографии, Зощенко не столько разоблачал чужие пороки, сколько «разоблачался» сам. В прозе «сатирика-бытописателя советских нравов» безусловно преобладает исповедальное начало: с помощью защитных механизмов смеха он рассказывает о своих персональных комплексах и фобиях. Образы пресловутых зощенковских персонажей-«мещан» зачастую откровенно автопсихологичны.

Разумеется, эта новая интерпретация не претендует на отмену принятых взглядов на Зощенко как на автора, ставшего зеркалом своей исторической эпохи. Как отмечает Жолковский, «зощенковские неврозы обеспечили ему глубокую созвучность эпохе; воплощение, казалось бы, сугубо личных, но в то же время архетипических экзистенциальных травм обернулось верным портретом исторического момента. Зощенко оказался подлинным классиком советской литературы, но не столько как сатирик-бытописатель советских нравов, сколько как поэт страха, недоверия и амбивалентной любви к порядку.»(309)

Что же касается методологии такого рода исследований, то прежде всего очевидна необходимость активного использования, кроме всевозможных текстов рассматриваемого автора, также и его «биографического текста», реконструируемого по мемуарам, воспоминаниям современников, переписке и т.д. Психобиографический подход, разумеется, предполагает и

9 решительное неприятие любых мифологем, обусловленных нормативно-утопическим мышлением, в координатах которого писатель обязан соответствовать некоему идеальному «образцу».

Вообще же Жолковский не скрывает, что в своем анализе творчества Зощенко он с готовностью применял любые схемы и приемы исследования: «Эвристической подоплекой такой эклектики (давно узаконенной постструктурализмом) было стремление любыми доступными средствами удовлетворить давнее любопытство - понять, «чего хотел автор сказать своими художественными произведениями», узнать, «что у него внутри»»13. Но, соглашаясь с тем, что психобиографический подход действительно допускает некоторую методологическую эклектичность, все же отметим одну важную особенность: и в монографии Жолковского, и во всех остальных ранее названных исследованиях очень активно используется психоаналитический инструментарий.

Отношение большинства литературоведов к психоанализу сегодня можно назвать двойственным. Он одновременно и популярен (даже моден), и достаточно скомпрометирован для того, чтобы многие солидные ученые от него всячески дистанцировались, а порой и открещивались - и авторы упомянутых нами работ не исключение. Однако именно их опыт весьма убедительно доказывает, что обойтись без психоаналитического инструментария, решая интересующую нас задачу, невозможно. Необходимо, по мере сил, избегать издержек, столь характерных для многих литературоведческих работ с психоаналитическим уклоном, используя в то же время содержащееся в них ценное и позитивное.

Как известно, психоанализ трактует художника как невротика, который озабочен и мучим некоей психической травмой, чаще всего полученной

13 Там же, с.8. в детстве.14 Многое из написанного им варьирует именно эту травматическую ситуацию и к ней может быть редуцировано. По определению В. Руднева, «смысл текста - это потаенная травма, пережитая автором».15

Можно ли принять эти положения? Думается, что да - но с важной оговоркой: не всякий художник невротичен; если же он невротик, то отнюдь не всегда использует творчество для завуалированных признаний в своих потаенных комплексах, а психическая травма не обязательно служит глубинной основой текста. Иными словами, главное для филолога, пытающегося применять методологию психоанализа, - чувство меры. Психоанализ - инструмент, сфера действия которого имеет свои пределы. Не случайно больше всего издержек и даже откровенных нелепостей обнаруживается в работах «ортодоксальных» психоаналитиков, т.е. таких авторов, которые демонстрируют верность фрейдистским и постфрейдистским схемам, видя в них универсальные отмычки на все случаи жизни. Реальные же достижения связаны с исследованиями, чьи авторы демонстрируют трезвое и критическое отношение к основным постулатам психоанализа, используя их выборочно и осторожно.

Вернемся к вопросу о том, как обнаруживает себя исповедальный автобиографизм. Порой, по мнению исследователей, резко меняется сам «градус» письма: автор как бы «теряет контроль над текстом»16, возникает эффект прикосновения к болевым точкам, что свидетельствует о безусловно эмоциональном отношении к лично пережитому.17

14 С точки зрения психоанализа, личность - это «такое образование, которое создается в результате некоей травмы, испытываемой нами в детстве» (Смирнов И. Свидетельства и догадки. - СПб., 1999, с.116.)

15 Руднев В. Прочь от реальности: Исследования по философии текста. - М., 2000, с.255.

16 Медарич М. Указ. соч., с. 10.

17 Как пишет, характеризуя такого рода ситуации В. Колотаев, «язык начинает расползаться, являя дыры бессознательного» (Колотаев В. Поэтика деструктивного эроса. — М., 2001, с.237.).

Но все же более надежным критерием представляется та настойчивость и последовательность, с которыми изучаемый писатель обращается в своих текстах к одним и тем же «навязчивым» темам и ситуациям, что и позволяет говорить о так называемых «невротических инвариантах». А. Жолковский трактует «единство поэтического мира писателя как систему инвариантных мотивов, реализующих некую излюбленную - «навязчивую» - тему»18.

Более того, есть мнение, что уже сама по себе необычная жизненность и яркость художественных образов может, в ряде случаев, сигнализировать о наличии в тексте исповедального начала. «А в теоретическом плане вызывает сомнение и само представление, будто писателю лучше всего дается изображение внутренне чуждых ему явлений, - пишет, развивая эту мысль, А. Жолковский . - Естественно предположить обратное: что именно сосредоточенность писателя на собственных экзистенциальных проблемах придает их художественным проекциям захватывающую жизненность.»19 С этой точки зрения, любой поражающий нас художественной силой и убедительностью литературный образ позволяет, по крайней мере, предположить, что здесь не обошлось без проецирования вовне каких-то важных элементов внутреннего мира автора. В первую очередь это касается негативных персонажей. Хрестоматийно известно гоголевское высказывание: «.Я стал наделять своих героев, сверх их собственных гадостей, моей собственной дрянью././ Взявши дурное свойство мое, я преследовал его в другом званье и на другом по

ЧЛ прище/./». Можно с большой долей уверенности утверждать, что многие малопривлекательные и даже отталкивающие литературные герои являются художественными проекциями пороков, обнаруженных авторами в себе, а не вне себя.

18 Жолковский А. Указ. соч., с.26.

19 Там же, с. 15.

20 Гоголь Н.В. Поли. собр. соч. Т.8. - М., 1952, с.294.

Вообще же, психобиографический подход концентрирует внимание исследователя прежде всего на так называемых автопсихологических персонажах в текстах рассматриваемого автора. Автопсихологическим я называю героя, в структуре характера которого сокровенные начала, свойственные самому писателю, не просто присутствуют (какими-то элементами собственной душевной жизни автор наделяет едва ли не каждого своего персонажа), но и безусловно доминируют. Отметим, что, вопреки широко распространенному мнению, в одном тексте может быть несколько автопсихологических героев, каждый из которых воплощает какую-то грань личности писателя. Как только что подчеркивалось, автопсихологическим нередко оказывается и отрицательный, окруженный негативной аурой персонаж.

В этой работе психобиографический подход применяется для анализа русской прозы второй половины XX века. Выбор авторов, который может показаться несколько хаотичным и случайным, продиктован стремлением охватить по возможности более широкий спектр существовавших в литературе этого периода различных дискурсов. Так, первая глава содержит анализ романа JI. Леонова «Русский лес», выдержанного в соцреалистической манере. Здесь, помимо обычных защитных механизмов, которые писатель применяет для камуфлирования сокровенных глубин своего внутреннего мира, интерпретатору приходится преодолевать и еще одно препятствие - эзоповский язык (с его помощью Леонов обходит цензурный барьер). Далее в главах 2 -5 рассматриваются основные произведения Б. Пастернака, В. Шаламова, Ю. Домбровского, А. Солженицына 50 - 70-х гг., которые объединены стремлением художественно осмыслить трагические потрясения, обрушившиеся на страну в предыдущие десятилетия, когда личность испытала еще не виданное в истории давление бесчеловечных обстоятельств. Во всех случаях автор диссертации пытался показать, что каждый из названных писателей в гораздо большей степени, чем принято думать, был сосредоточен на персональных внутренних проблемах, устремляя взор не столько вовне, сколько вглубь собственной души.

Автор диссертации отдает отчет в том, что предпринятая им реинтер-претация прославленных произведений может вызвать упреки в субъективности. В этом плане особенно уязвимой представляется глава вторая «Роман-исповедь «Доктор Живаго»», для которой действительно характерна некоторая полемическая односторонность. Причина же в том, что слишком сильна в читательском сознании инерция, связанная с гипертрофией роли политико-идеологического начала как в содержании романа «Доктор Живаго», так и в жизни его автора.

Эта тенденция характерна и для самых значительных пастернаковед-ческих работ. Яркий пример - книга Л. Флейшмана «Борис Пастернак в тридцатые годы», которая является, безусловно, одним из лучших монографических исследований о Пастернаке. Скажем, рассуждая о причинах тяжелейшей нервной депрессии, которая мучила писателя в 1935 году, ученый даже и не называет главный мотив - приступ ревности к жене: как известно, во время пребывания в Ленинграде Зинаида Николаевна показала Нине Табидзе отель, где она когда-то тайно встречалась со своим кузеном Николаем Милитин-ским, а та неосторожно рассказала об этом Борису Леонидовичу. В какой-то мере, разумеется, нервный срыв стал и реакцией на политическую обстановку в стране, но все же главная причина не имела отношения к идеологии и политике. Интересно, что работа Флейшмана содержит сведения и факты, неопровержимо это доказывающие, но исследователь не желает замечать очевидного. Например, приводится отчаянное письмо Пастернака жене, где прямо сказано о «полуразвратной обстановке отелей, всегда напоминающих мне то о тебе, что стало моей травмой и несчастьем» . Сообщается, что тогда же, в состоянии «зачаточного безумья», Пастернак настойчиво требовал от Ахматовой, чтобы она немедленно вышла за него замуж. Но оба факта, не оставляющие ни малейшего сомнения в истинной подоплеке душевного кризиса писателя, Флейшман упрямо истолковывает в общественно-идеологическом ключе, повторяя, что в безвыходную ситуацию Пастернака поставили «поли

22 тические события современности» . В противовес этому, автор диссертации пытался показать, что именно интимные, любовные переживания нередко оказывались основным регулятором жизни и творчества Пастернака, что и нашло отражение в его итоговом исповедальном романе.

Впрочем, глава о Пастернаке отчасти полемична и по отношению к другой тенденции, наиболее последовательно и ярко реализованной в книге И.Смирнова «Роман тайн «Доктор Живаго»». Эта тенденция связана с трактовкой автобиографического произведения Пастернака как сугубо символико-аллегорического, как сложнейшей философской притчи, изощренного интеллектуального ребуса, «криптограммы». Разумеется, нельзя терять из виду метафизический план содержания романа. Автор диссертации в свое время опубликовал статью «Куда стрелял доктор Живаго?»23, в которой предложена именно символико-аллегорическая трактовка одного из самых загадочных эпизодов произведения. Но далеко не все в романе можно объяснить, оставаясь в рамках метафизического подтекста. Этот роман, справедливо названный «двойным», есть прежде всего «род автобиографии» создателя, а его главный герой - «выразитель сокровенного Пастернака» (Д.Лихачев). Перед нами именно исповедь, требующая соответствующего психобиографического подхода. Разумеется, идеальным вариантом был бы анализ, охватывающий все

21 Флейшман, Лазарь Борис Пастернак в тридцатые годы. - Yerusalem, 1984, с.262.

22 Там же, с. 261.

23 Большее А. Куда стрелял доктор Живаго? // Нева, 1997, № 5, с.196-200. аспекты его структуры. Но сегодня об этом можно только мечтать как о деле более или менее отдаленного будущего. И предлагаемый в монографии анализ произведения есть маленький шаг на пути к этой цели.

Главы 6 и 7 посвящены «прозе лейтенантов» и «деревенской прозе» -двум важнейшим течениям в русской литературе второй половины XX века. Использование психобиографического подхода при анализе целого литературного течения, группировки или школы может показаться некорректным. Действительно, одно дело когда мы исследуем неврозы отдельно взятого писателя, а другое дело, когда речь идет о целой группе творцов, каждый из которых неповторимо индивидуален. Между тем, само по себе, например, удивительное сходство практически всех «фронтовых лирических повестей», позволяющее рассматривать их как единый текст, невольно заставляет задуматься об общей для авторов этих произведений психологической травме - так называемом «военном неврозе». Отчасти аналогичным образом дело обстоит и с «деревенщиками». За пронизывающей высокохудожественные тексты авторов «деревенской прозы» ностальгической тоской легко обнаруживается мифологема потерянного рая. И сколько бы нам ни объясняли, что эта тоска связана лишь с разрушением прежнего уклада крестьянской жизни, с утратой традиционных духовно-нравственных ценностей, мы, безусловно соглашаясь с такой трактовкой, все же ощущаем ее неполноту. В подтексте каждого зрелого произведения «деревенской прозы» угадывается особая, «метафизическая», боль - такая, которая обычно не возникает от внешних причин, но рождается в невротических глубинах личности. Изменив ракурс рассмотрения текстов «деревенской прозы», мы обнаруживаем несколько неожиданную проблематику. Разумеется, такая интерпретация вовсе не претендует на отрицание предыдущих и даже не противоречит им, но вносит в них существенное дополнение. Как и во всех остальных случаях, при изучении текстов внутренне родственных друг другу представителей литературного течения психобиографический подход предполагает перенесение центра тяжести с внешних окружающих писателей и изображаемых ими явлений и обстоятельств на внутренние их экзистенциальные проблемы.

Последняя глава диссертации «Андрей Битов в поисках чрезвычайной воплощенности» представляет собой опыт анализа исповедально-автобиографического начала в рамках постмодернистского дискурса.

Стиль диссертации, который может показаться порой слишком вольным, обусловлен главной целью работы: с максимальной ясностью озвучить обусловленное психобиографическим подходом новое прочтение основных произведений русской литературы второй половины XX века.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Большев, Александр Олегович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, суть психобиографического подхода в том, что любой текст рассматривается прежде всего с точки зрения наличия в нем исповедального элемента. Художник изображает различные явления окружающей действительности, но взгляд его при этом чаще всего устремлен в глубины собственной души. Отчасти осознанно, а отчасти бессознательно и невольно, он вновь и вновь возвращается к тем всецело личным проблемам, которые его по-настоящему волнуют, и проецирует их во вне.

Разумеется, автор диссертации отдает себе отчет в том, что далеко не всякий текст содержит исповедальный компонент. Прежде всего отметим, что об исповедальности в интересующем нас смысле можно говорить, по-видимому, только применительно к литературе нового времени, хотя обозначить точные хронологические рамки было бы все же затруднительно. Впрочем, и взгляд современного писателя может быть направлен исключительно на явления окружающей действительности. В таких текстах бесполезно искать невротические инварианты, автопсихологических героев и т.д.

Представляется, что именно таков, например, роман М. Шолохова «Тихий Дон». Известный шолоховский ответ на просьбу написать автобиографию: «Моя жизнь - в моих книгах», - на редкость мало соответствует действительности, если, конечно, иметь в виду не внешние события и обстоятельства жизни писателя, а его внутренний душевный строй. Между прочим, это подтверждают и затянувшиеся до неприличия споры об авторстве «Тихого Дона». Удивительно, насколько расходятся представления разных сторонников версии, согласно которой Шолохов - плагиатор, о том, каким был истинный автор великого романа. Для одних он молод,265 другие готовы видеть в нем человека пожилого,266 даже преклонных лет267. Политические его взгляды определяются как ортодоксально-монархические (православный и патриот России)268, ортодоксально-сепаратистские (патриот казачьего Дона и ненавистник России) , либеральные , коммунистические. Как ни странно, но предположение JI. Кациса о том, что «Тихий Дон» есть плод коллективного творчества и создан методом бригадного писательского

771 подряда , представляется в свете всего этого не столь уж и абсурдным. «Тихий Дон» и в самом деле поражает какой-то запредельной объективностью, переходящей в безучастность и отстраненность. Страшные события русской революции и гражданской войны отражены как будто в громадном зеркале, а не в индивидуальном человеческом сознании. В связи с романом «Тихий Дон» невольно вспоминается высказанная К.Юнгом по несколько иному поводу мысль о том, что порой автор - не более чем сосуд, в котором прорастает произведение. Понятно, что в этом случае текст фактически не имеет прямого и непосредственного отношения к сокровенному внутреннему опыту писателя.

265 Так, например, 3. Бар-Селла в своих работах доказывает, что «Тихий дон» написал молодой донской прозаик Виктор Севский (он же - Вениамин Краснушкин). (Бар-Селла 3. Имя // Окна, 1997,26 июня, 10,17 июля.)

266 Таков, например, родившийся в 1870 году Ф. Крюков, которого настойчиво выдвигал на роль истинного автора романа А. Солженицын (Солженицын А. Невырванная тайна // Медведева И. Стремя «Тихого Дона». - М., 1993, с.6.)

267 Таков, например, родившийся в 1863 году А. Серафимович, имя которого упоминается в целом ряде работ, посвященных проблеме авторства «Тихого Дона», начиная уже с книги И.Медведевой.

268 См., например: Макаров А., Макарова С. Цветок-татарник. К истокам «Тихого Дона».-М., 1991.

269 См., например: Медведева И. Указ. соч.

270 См., например: Бар-Селла 3. «Тихий Дон» против Шолохова // Даугава, 1990, №

12.

271 Кацис JI. Шолохов и «Тихий Дон»: проблема авторства в современных исследованиях // Новое литературное обозрение, 1999, № 36, с.343.

272 Юнг К. Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству // Юнг К. Собр. соч.: В 19 т. Т.15. - М., 1992, с.116-117.

Однако чаще автор художественного текста вольно или невольно исповедуется - при этом исповедь может принимать парадоксальные и неожиданные формы. Нередки случаи, когда писатель открывает сокровенные глубины своей личности, даже и не помышляя о каком-либо автобиографизме.

Опыт показывает, что невротичный художник занят в основном своей душевной травмой и, под видом изображения внешних обстоятельств, реалий окружающей действительности, фактически воспроизводит всю ту же персональную травматическую ситуацию. Такой автор порой может пользоваться репутацией глубокого аналитика, исследователя общественных процессов, а то и пророка, сумевшего заглянуть в отдаленное грядущее. В русской литературе начала XX века сугубая исповедь часто принимала форму мрачного пророчества. В этом случае художник, мучимый своими демонами, проецирует их вовне, создавая апокалипсические картины. И порой возникает эффект своеобразного «резонанса» между персональными неврозами автора и глубинными архетипическими пластами национального бытия: фантазийные проекции интроверта оборачиваются действительно пророческим взглядом в будущее страны и человечества. Таким образом, представляется возможным обнаружить несомненный исповедальный автобиографизм в визионерских творениях «магов» и «теургов».

Аналогичным образом и столь широко распространенные в русской литературе второй половины XX века произведения социально-публицистического плана, содержащие резкую критику тоталитарного режима (так называемая «диссидентская», или «оппозиционная», литература), в большинстве своем оказываются по преимуществу исповедями. Необходимо : перечитать их именно под таким углом зрения. Порой в диссидентских тек-\j стах критика коммунистического режима приобретает откровенно невроти-| ческий характер, выливаясь в ненависть, что называется, «с пеной на губах».

В свете психобиографического подхода обнаруживается, что такая яростно-агрессивная реакция зачастую связана с постижением индивидом на бессознательном уровне своей соприродности злу и энергичным вытеснением этой неприятной истины. Весьма часто на демонизированный образ советской власти (Сталина, Ленина, КГБ и т. д.) переносятся собственные тревожащие и мучающие автора-диссидента пороки. О механизме такого трансфера писал психоисторик Ллойд Демоз: «.все слабости и недостатки, которые индивид /./ чувствовал «в себе», в иллюзорной фазе начинают проецироваться на врага, так что мир снова обретает смысл.» Вообще же, ни в чем человек не раскрывает свои глубинные свойства так отчетливо, как в критике окружающих - будь то родственники, сослуживцы или представители власти. Критикуемые сплошь и рядом оказываются вместилищами собственных проекций критикующего. Тот же Демоз приводит замечательный пример, раскрывающий суть фантазийного сознания этого типа: «Посмотрите, как она строит глазки! Как снимает мужчин - она настоящая секс-штучка!» - говорит мать о отх побитой дочери двух лет». Современные невротичные обличители не всегда способны, в отличие от Гоголя, осознать, что в объектах своей ненависти преследуют «собственную дрянь». В этом плане и «диссидентский» дискурс еще ждет своего объективного исследователя.

Впереди также и осмысление литературного постмодернизма под интересующим нас углом зрения. Постмодерн, провозглашая отмену всех эстетических и этических табу, создает иллюзию предельно искреннего авторского самообнажения, но чаще всего это именно только иллюзия.

Психобиографический подход, разумеется, предполагает решительное неприятие любых мифологем, обусловленных нормативно-утопическим мышлением, в координатах которого писатель обязан соответствовать некоему иде

273 Демоз, Ллойд. Психоистория, с. 20. альному «образцу». Вместе с тем, такого рода анализ связан с вторжением в сферу интимного, глубоко сокровенного и нередко тщательно скрываемого писателями, что, разумеется, требует от исследователя большой осторожности и корректности.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Большев, Александр Олегович, 2003 год

1.Бакланов Г. Собр. соч.: В 4-х т. - М., 1983.

2. Белов В.И. Избранные произведения: В 3-х т. М.,1984.

3. Белов В.И. Собр. соч.: В 5-ти т. М., 1991.

4. Белов В. Раздумья на родине. М.,1986.

5. Белов В. Дорога на Валаам // Москва, 1997, № 4.

6. Битов А. Империя в четырех измерениях. Харьков-Москва, 1996.

7. Битов А. Книга путешествий. М., 1986.

8. Бондарев Ю. Собр. соч.: В 4-х т. М., 1973.

9. Быков В. Повести. Днепропетровск, 1987. Ю.Быков В. В тумане. Повести. - М., 1989.

10. П.Воробьев К. Сказание о моем ровеснике. Повести и рассказы. М., 1973.

11. Воробьев К. Крик. Вот пришел великан. М., 1986.

12. Горький М. Собр. соч.: В 30-ти т. М., 1951.

13. Домбровский Ю. Собр. соч.: В 6-ти т. М., 1993.

14. Домбровский Ю. Хранитель древности. Факультет ненужных вещей. Роман в двух книгах. М., 1990.

15. Леонов Л. Собр. соч.: В 10-ти т. М., 1972.

16. Леонов Л. Литература и время. М., 1976.

17. Леонов Л. Пирамида. М., 1994.19,Олеша Ю.К. Зависть. Три толстяка. Рассказы. М., 1998.

18. Пастернак Б. Собр. соч.: В 5-ти т. М., 1990.

19. Пастернак Б. Об искусстве. М., 1990.

20. Переписка Бориса Пастернака. М., 1990.

21. Переписка Варлама Шаламова и Надежды Мандельштам // Знамя, 1992, №2.

22. Пастернак Б. Биография в письмах. М., 2000.

23. Распутин В. Избранные произведения: В 2-х т. М., 1990.

24. Распутин В. Слово о патриотизме // Сибирь, 1988, № 6.

25. Солженицын А. Бодался теленок с дубом. Очерки литературной жизни. -Paris, 1975.

26. Солженицын А. Малое собр. соч.: В 7 т. М.,1991.

27. Солженицын А. Красное колесо: Повествованье в отмеренных сроках в 4 узлах. Историческая эпопея в 10-ти т. М., 1993.

28. Солженицын А.И. Протеревши глаза / Сборник. М., 1999.

29. Солженицын А. Публицистика: В 3 т. Ярославль, 1995.

30. Шаламов В. Колымские рассказы: В 2-х т. М., 1992.

31. Шаламов В. Колымские рассказы. М., 1991.

32. Шаламов В. Четвертая Вологда // Лад, 1991, № 3 10.

33. Шаламов В. Несколько моих жизней: Проза. Поэзия. Эссе. М., 1996.

34. Шаламов В. Из литературного наследства // Знамя, 1990, № 7.

35. Шаламов В. Из переписки // Знамя, 1993, № 5.

36. Шаламов В. Из записных книжек // Знамя, 1995, № 6.

37. Шаламов В. Воспоминания. М., 2001.

38. Шукшин В. Собр. соч.: В 3-х т. М., 1985.

39. Шукшин В. Собр. соч.: В 5 т. Екатеринбург, 1993-1994.

40. Шукшин В. Нравственность есть Правда. М., 1979.

41. Аверин Б.В. История моего современника А.Г. Битова // Звезда, 1996, № 1.

42. Автоинтерпретация: Сборник статей / Под ред. А.Б. Муратова, Л.А. Иезуитовой. СПб., 1998.

43. Агеев А. Конспект о кризисе: Социокультурная ситуация и литературный процесс // Литературное обозрение, 1991, № 3.

44. Агурский М. Великий еретик (Горький как религиозный мыслитель) // Вопросы философии, 1991, № 8.

45. Александров А.В. Образный мир агиографической словесности. Одесса, 1997.

46. Альфонсов В. Поэзия Бориса Пастернака. Л., 1990.

47. Аннинский А. Тридцатые семидесятые. - М., 1977.

48. Аннинский А. Шукшин публицист // Шукшин В. Нравственность есть Правда.-М., 1979.

49. Аннинский А. Локти и крылья: Литература 80-х: надежды, реальность, парадоксы. М., 1989.

50. Аннинский А. Путь Василия Шукшина // Шукшин В. Дотретьих петухов. -М, 1990.

51. Апухтина В.А. Проза В. Шукшина. -М., 1981.

52. Арцишевский А. Жизнь не по лжи // Горизонт, 1990, № 22.

53. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

54. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1976.

55. Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

56. Белая Г. На глубине. Размышляя над прозой В. Распутина // Литературное обозрени, 1982, № 1.

57. Берг М. Антиподы: писатели дневной и ночной // Новое лит. обозрение, 1997, № 28.

58. Берг М. Литературократия: Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе. М., 2000.

59. Берлин И. Встречи с русскими писателями в 1945 и 1956 годах // Звезда, 1990, № 2.

60. Богданова О.В. Современный литературный процесс (К вопросу о постмодернизме в русской литературе 70 90-х годов XX века). - СПб., 2001.

61. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000.

62. Большев А.О. Проблема народного характера в творчестве В. Белова // Вестник ЛГУ, 1986, выпуск 4 (№ 23).

63. Болыпев А.О. Значимость творчества // Север, 1986, № 2.

64. Болыпев А.О. Этика и эстетика народной жизни в «Ладе» В. Белова // Acta Litteraria Acad. Sci. Hung., 1987, № 29 (1-2).

65. Болыпев А.О. Трактовка исторического прогресса в повести В.Распутина «Прощание с Матерой» (В.Распутин и К.Леонтьев) // Литературный процесс: Традиции и новаторство: Межвуз. Сборник научн. трудов. Архангельск, 1992.

66. Болыпев А.О. Повесть-сказка В.Шукшина «Точка зрения». Проблема контекста // В.М. Шукшин. Жизнь и творчество. Труды Краевого музея истории литературы, искусства и культуры Алтая (Вып. 2). Барнаул, 1992.

67. Болыпев А.О., Васильева О.В. Основные тенденции развития современной русской литературы (60 80-е). Метод, пособие для поступающих в вузы и учащихся средних учебных заведений. - СПб., 1995.

68. Большее А. «Матренин двор»: парадоксы и противоречия Александра Солженицына // Новый журнал, 1997, № 1.

69. Большее А. Пародист и полемист В.Шукшин // Вестник СпбГУ, 1997, вып. 4 (№23).

70. Болыпев А. Куда стрелял доктор Живаго? // Нева, 1997, № 5.

71. Большее А.О. Шаламов В.Т. // Русские писатели, XX век. Библиограф, словарь: В 2 ч. Ч 2. М., 1998.

72. Болыиев А.О. Судьба «исповедальной прозы» и ее авторов: Учеб. пособие.-СПб., 1999.

73. Болыпев А.О., Васильева О.В. Современная русская литература (1970 -1990-е годы): Метод, пособие для студентов и слушателей подготовительных курсов. СПб., 1999.

74. Болыпев А. Василий Шукшин в контексте постмодерна // Новый журнал, 1999, №3.

75. Болыпев А. Шаламов и отцеубийство // Звезда, 2000, № 6.

76. Болыпев А.О. Роль эротического начала в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго» // Материалы ХХ!Х Межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Вып. 17: Секция истории русской литературы XX века. СПб., 2001.

77. Болыпев А.О. Особенности автобиографизма в русской прозе 50 — 90-х годов XX века (Исповедально-автобиографические произведения Б. Пастернака, В. Шаламова, Ю. Домбровского). СПб., 2001.

78. Большее А.О. Исповедально-автобиографическое начало в русской прозе второй половины XX века. СПб., 2002.

79. Болыпев А.О. Диссидентский дискурс А. Солженицына в свете психобиографического подхода // Russian Culture, Text and Beyond. The 8th International Slavic Conference. Seoul, 2002.

80. Болынев A.O. Роль агиографического элемента в прозе А. Солженицына // Материалы международной конференции русистов. Тэгу, 2002.

81. Бочаров А. И нет ему прощенья! // Октябрь, 1975, № 6.

82. Бочаров А. Человек и война: Идеи социалистического гуманизма в послевоенной прозе о войне. М., 1973.

83. Бочаров А. Требовательная любовь: Концепция личности в современной советской прозе. -М., 1977.

84. Браун Д. Психология Фрейда и постфрейдисты. М., 1997.

85. Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 1996.

86. Вейнингер О. Последние слова; Пол и характер: Сборник. Мн., 1997.

87. Вертлиб Е. Русское от Загоскина до Шукшина (опыт непредвзятого размышления). - СПб., 1992.

88. Винокур Г. Биография и культура. М., 1927.

89. Виттельс Ф. Фрейд. Его личность, учение и школа. Л., 1991.

90. Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1965.

91. Вильмонт Н.Н. О Борисе Пастернаке: Воспоминания и мысли. М., 1989.

92. Виноградов И. Солженицын художник // Континент, 1993, № 75.

93. Гаспаров Б. Литературные лейтмотивы. М., 1995.

94. Геллер М. Александр Солженицын. London, 1989.

95. Геллер М.Я. Концентрационный мир и советская литература. М., 1996.

96. Гернштейн Э. Мемуары. СПб., 1998.

97. Гинзбург Л. О психологической прозе. М. 1999.

98. Гладков А. Встречи с Пастернаком. Париж, 1973.

99. Голубев А. «Вторичная литература» А.Солженицына («Бодался теленок с дубом») // Типология литературного процесса и творческая индивидуальность писателя. Межвуз. Сборник научн. Трудов. Пермь, 1993.

100. Гольдштейн А. Расставание с нарциссом. Опыты поминальной риторики.-М., 1997.

101. Горн В. Наш сын и брат. Барнаул, 1985.

102. Горн В.Ф. Василий Шукшин: Штрихи к портрету. М., 1993.

103. Грознова Н.А. Творчество Леонида Леонова и традиции русской классической литературы. Л., 1982.

104. Гройс Б. Утопия и обмен. Стиль Сталин. М., 1994.

105. Гройс Б. Полуторный стиль: социалистический реализм между модернизмом и постмодернизмом // Новое литературное обозрение, 1995, № 15.108. Дадун Р. Фрейд. М., 1994.

106. Дарк О. Миф о прозе // Дружба народов, 1992, № 5.

107. Дедков И. Василь Быков: Очерк творчества. М., 1980.

108. Дедков И. Живое лицо времени: Очерки прозы семидесятых восьмидесятых. - М., 1986.

109. Демоз, Ллойд Психоистория. Ростов-наДону, 2000.

110. Деринг-Смирнова Р. Пастернак и Вайнингер // Новое литературноеобозрение, 1999, № 37.

111. Деррида Ж. Московские лекции 1990. - Свердловск, 1991.

112. Добренко Е. Метафора власти. Литература сталинской эпохи в историческом освещении. Munchen, 1993.

113. Дырдин А. О повестях Валентина Распутина // Распутин В. Четыре повести.-Л., 1982.

114. Емельянов Л. Василий Шукшин. Л., 1983.

115. Еремин И. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. — Л, 1987.

116. Ермаков И. Психоанализ литературы. Пушкин. Гоголь. Достоевский. — М., 1999.

117. Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия. М., 1993.

118. Жолковский А.К. Место окна в поэтическом мире Пастернака // Russian Literature, 1978, № 6 (1).

119. Жолковский А. Михаил Зощенко: поэтика недоверия. М., 1999.

120. Жолковский А. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994.

121. Жолковский А., Щеглов Ю. Работы по поэтике выразительности: Инварианты Тема - Приемы - Текст. - М., 1996.

122. Жук О. Русские амазонки. История лесбийской культуры в России. -М., 1998.

123. Захарова Е.И. Это становится традицией: (Валентин Распутин в МГУ) // Вестник Моск. ун-та: Филология, 1977, № 3.

124. Зверев А. Глубокий колодец свободы: Над страницами Юрия Домбров-ского // Литературное обозрение, 1989, № 4.

125. Зигмунд Фрейд, психоанализ и русская мысль / Сост. В.М. Лейбин. -М., 1994.

126. Зильберберг И. Необходимый разговор с Солженицыным. — Sussex, 1976.

127. Золотоносов М.Н. Слово и Тело: Сексуальные аспекты, универсалии, интерпретации русского культурного текста XIX- XX веков / Сб. статей. -М., 1999.

128. Идашкин Ю. Ю. Бондарев. М., 1987.

129. История русской литературы: XX век: Серебряный век / Под ред. Ж. Нива, И. Сермана, В. Страды и Е. Эткинда. М., 1995.

130. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994.

131. Ивинская О. В плену времени: Годы с Борисом Пастернаком. Париж, 1978.

132. Карелин А. Преступление и наказание Андрея Гуськова // Молодая гвардия, 1975, № 7.

133. Карлайл О. Три визита к Борису Пастернаку // Вопросы литературы, 1988, № 3.

134. Карпова В. Талантливая жизнь: Василий Шукшин прозаик. - М., 1986.

135. Кистяковский Б.В. В защиту права // Вехи. М., 1991.

136. Ковалев В.А. Творчество Леонида Леонова. Л., 1962.

137. Ковский В.Е. Литературный процесс 60 70-х годов (Динамика развития и проблемы изучения современной советской литературы). - М.,1983.

138. Кожинов В. Статьи о современной литературе. М., 1990.

139. Козлова С. Поэтика рассказов В.М. Шукшина. Барнаул, 1992.

140. Колотаев В. Поэтика деструктивного эроса. М., 2001.

141. Копелев Л. Утоли моя печали. Ann Arbor, 1981.

142. Коробов В. Василий Шукшин. М., 1984.

143. Коробов В.И. Ю. Бондарев: Страницы жизни, страницы творчества. -М. 1984. .

144. Косенко П.П. Письма друга, или Щедрый хранитель: Историческая хроника. Алма-Ата, 1990.

145. Котенко Н.Н. Валентин Распутин. М., 1988.

146. Крепе М. Булгаков и Пастернак как романисты. Ann Arbor: Эрмитаж,1984.

147. Криницын А.Б. Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф.М. Достоевского. М., 2001.

148. Крушельницкая Е.В. Автобиография и житие в древней русской литературе. СПб., 1996.

149. Кузнецов Ф. Судьба Настены // Лит. обозрение, 1975, № 3.

150. Кузьмин В.В. Поэтика рассказов А.И. Солженицына. Тверь, 1998.

151. Курицын В. Русский литературный постмодернизм. М., 2000.

152. Лавров А.В. «Судьбы скрещенья»: Теснота коммуникативного ряда в «Докторе Живаго» // Новое литературное обозрение, 1993, № 2.

153. Лазарев Л. Василь Быков: Очерк творчества. М., 1979.

154. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995.

155. Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном, или судьба разума после Фрейда. М., 1997.

156. Лакан Ж. Семинары, Книга 1: Работы Фрейда по технике психоанализа (1953/54). -М., 1998.

157. Лакан Ж Семинары, Книга 2: 'Я' в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55). М., 1999.

158. Лакшин В. "Новый мир" во времена Хрущева: Дневник и попутное (1953 1964).-М., 1991.

159. Лакшин В. Солженицын, Твардовский и "Новый мир" // Литературное обозрение, 1994, № 1-2.

160. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. М., 1996.

161. Латынина А. За открытым шлагбаумом: Литературная ситуация конца 80-х.-М., 1991.

162. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1994.

163. Левина М. Апофеоз беспочвенности: («Онтологическая» проза в свете идей русской философии) // Вопросы литературы, 1991, № 9.

164. Лейдерман Н.Л. Движение времени и законы жанра: Жанровые закономерности развития советской прозы в 60 70-е годы. - Свердловск, 1982.

165. Лейдерман Н.Л. «.В метельный, леденящий век»: О «Колымских рассказах» В. Шаламова // Урал, 1992, № 3.

166. Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература: В 3-х кн.: Учебное пособие. М., 2001.

167. Леонид Леонов и русская литература XX века. СПб., 2000.

168. Липовецкий М. Разгром музея. (Поэтика романа А. Битова «Пушкинский дом») // Новое лит. обозрение, 1995, № 11.

169. Липовецкий М. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997.

170. Лихачев Д. Размышления над романом Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго» // Новый мир, 1988, № 1.

171. Лихачев Д.С. Избранные работы в трех томах. Л., 1987.

172. Лоренцер А. Археология психоанализа: Интимность и социальное страдание. М., 1996.

173. Лотман Ю. Структура художественного текста. М., 1970.

174. Лурье Я.С. Александр Солженицын эволюция его исторических взглядов // Звезда, 1994, № 6.

175. Максим Горький: pro et contra. СПб., 1997.

176. Маркович В. Автор и герой в романах Лермонтова и Пастернака: «Герой нашего времени» «Доктор Живаго» // Автор и текст. Сборник статей.-СПб., 1996.

177. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Киев, 1995.

178. Медведев Ж.А. Десять лет после «Одного дня Ивана Денисовича». — Лондон, 1973.

179. Мешков Ю. Александр Солженицын: Личность, творчество, время. — Екатеринбург, 1993.

180. Михайлов О. Юрий Бондарев. М., 1976.

181. Нагибин Ю. Дневник. М., 1995.

182. Немзер А. Рождество и Воскресение: О романе Александра Солженицына «В круге первом» // Лит. обозрение, 1990, № 6.

183. Немзер А. Прозревая Россию: Заметки о «Марте семнадцатого» // Литературное обозрение, 1990, № 12.

184. Непомнящий В. Homo Liber (Юрий Домбровский) // Домбровский Ю. Хранитель древностей: Роман. Новеллы. Эссе. М., 1991.

185. Нива Ж. Солженицын. М., 1992.

186. Нива Ж. Поэма о «разброде добродетелей» // Континент, 1993, № 75.

187. Паламарчук П. Александр Солженицын: Путеводитель // Паламарчук П. Москва или Третий Рим?: Восемнадцать очерков о русской истории и словесности. М., 1991.

188. Панин Д. Записки Сологдина. Франкфурт-на-Майне, 1973.

189. Панин Д. Солженицын и действительность. Париж, 1975.

190. Панкин Б. Прощания и встречи с Матерой // Дружба народов, 1977, № 2.

191. Парамонов Б. Конец стиля. М., 1997.

192. Паперно И. Семиотика поведения: Николай Чернышевский человек эпохи реализма. - М., 1996.

193. Паперный В. Культура «два». Michigan, 1985.

194. Парамонов Б. Снисхождение орфея. Русские писатели и коммунизм. -Таллинн, 1997.

195. Пастернак Е. Борис Пастернак. Биография. М., 1997.

196. Пастернак 3. Воспоминания // Нева, 1990, № 2.

197. Перцовский В. Люди деревни // Звезда, 1969, № 9.

198. Пискунова С., Пискунов В. «Вседневное наше бессмертье» // Литературное обозрение, 1988, № 8.

199. Плетнев Р.В. А.И. Солженицын. Paris, 1973.

200. Плеханова И.И. Особенности сюжетосложения в творчестве В. Шукшина, Ю. Трифонова, В. Распутина (К проблеме художественной условности) // Русская литература, 1980, № 4.

201. Плеханова И.И. Природа нравственного сознания в трактовке В. Шукшина, Ю. Трифонова, В. Распутина // Сибирь, 1980, № 5.

202. Померанц Г. Сон о справедливом возмездии // Синтаксис, 1980, № 6.

203. Прозорова Н. Равнозвучие. Злободневное и вечное в прозе Валентина Распутина // Наш современник, 1978, № 10.

204. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986.

205. Проскурин В.Н. «В расцвет мой, смятый шествием беды» (К 80-летию со дня рождения Ю.О. Домбровского). Алма-Ата, 1990.

206. Протченко В.И. Современная «деревенска проза» в литературной критике (Реальные достижения и спорные оценки) // Русская литература, 1977, №2.

207. Психоанализ и культура: Избранные труды Карен Хорни и Эриха Фромма.-М., 1995.

208. Пушкарев А., Доморацкий В., Гордеева Е. Посттравматическое стрессовое расстройство: диагностика, психофармакотерапия, психотерапия. -М., 2000.

209. Пятигорский A.M. Избранные труды. М., 1996.

210. Ранк О. Миф о рождении героя. М., 1997.

211. Ранкур-Лаферьер Д. «Крейцерова соната». Клейнианский анализ толстовского неприятия секса // Психоаналитический вестник, 1999, № 1.

212. Решетовская Н. В споре со временем. М., 1975.

213. Решетовская Н. Солженицын и читающая Россия. М., 1990.

214. Решетовская Н. Разрыв. Иркутск, 1992.

215. Решетовская Н. Отлучение. М., 1994.

216. Ржевский Л. О тайнописи в романе «Доктор Живаго» // Грани. Frankfurt а. М., 1960, №48.

217. Рогощенков И. Воля творить жизнь // Север, 1977, № 9.

218. Роднянская И.Б. Художник в поиская истины. М., 1989.

219. Руднев В. Морфология реальности: Исследования по «философии текста». -М., 1996.

220. Руднев В. Прочь от реальности: Исследования по философии текста. ~ М., 2000.

221. Руткевич A.M. Психоанализ. Истоки и первые этапы развития. М., 1997.

222. Самойлов Д. Перебирая наши даты. М., 2000.

223. Самутин JI.A. Не сотвори кумира // Военно-исторический журнал, 1990, № 10.

224. Селезнев Ю. Вечное движение (Искания современной прозы 60-х начала 70-х годов). - М., 1976.

225. Селезнев Ю.И. Мысль живая и чувствующая. Литературно-критические статьи. -М., 1982.

226. Селезнев Ю. Василий Белов: Раздумья о творческой судьбе писателя. -М., 1983.

227. Семенова С. Валентин Распутин. М., 1987.

228. Сердюченко В.Л. О мифологемах современной культуры: А.И. Солженицын как тип «русского пророка» // Studia Slavica Savariensia. (Шомба-тен, Венгрия), 1995, № 1-2.

229. Сигов В. Автор и герой в повести В. Распутина «Последний срок» // Жанрово-стилевые проблемы советской литературы. Калинин, 1983.

230. Сидоров Е. Время, писатель, стиль (О современной прозе наших дней). -М., 1978.

231. Синенко В. Проблема народного характера в советской литературе 60 -80-х годов.-Уфа, 1984.

232. Сиротинская И. О Варламе Шаламове // Лит. обозрение, 1990, № 10.

233. Скоропанова И. Русская постмодернистская литература: Учебное пособие.-М., 1999.

234. Смирнов И. Двойной роман (о «Докторе Живаго») // Wiener Slav-istischer almanach. 1991. Band 27.

235. Смирнов И.П. О древнерусской культуре, русской национальной специфике и логике истории. Wien, 1991.

236. Смирнов И.П. Психодиахронологика: Психоистроия русской литературы от романтизма до наших дней. М., 1994.

237. Смирнов И.П. Роман тайн «Доктор Живаго». М., 1996.

238. Смирнов И.П. Свидетельства и догадки. СПб., 1999.

239. Соколов Э.В. Введение в психоанализ. Социокультурный аспект. -СПб., 1998.

240. Сотникова Т. Непойманный хранитель: О Юрии Домбровском // Вопросы литературы, 1996, вып. 5.

241. Соцреалистический канон. СПб., 2000.

242. Спиваковский П.Е. Феномен А.И. Солженицына: Новый взгляд. М. 1998.

243. Спиридонова И. Безоблачное сиротство (О романе В. Белова «Все впереди») // Север, 1987, № 4.

244. С разных точек зрения: «Доктор Живаго» Бориса Пастернака: Сборник материалов и статей. М., 1990.

245. Стеблин-Каменский М.И. Историческая поэтика. Л., 1978.

246. Стеблин-Каменский М.И. Мир саги. Становление литературы. Л., 1984.

247. Степун Ф. Б.Л. Пастернак // Литературное обозрение, 1990, № 2.

248. Столяров К. Палачи и жертвы. М., 1997.

249. Сурганов В. Человек на земле: Тема деревни в русской советской прозе 50-70-х годов.-М., 1981.

250. Суриков В. О Солженицыне читая «Август» // Литературное обозрение, 1993, №7-8.

251. Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак. Переписка с Евгенией Пастернак (дополненная письмами к Е.Б. Пастернаку и его воспоминаниями). -М., 1998.

252. Темпест Р. Герой как свидетель. Мифопоэтика Александра Солженицына // Звезда, 1993, № 10.

253. Темпест Р. К проблеме героического мировоззрения (Солженицын и Ницше) // Звезда, 1994, № 6.

254. Тендитник Н.С. Валентин Распутин: Очерк жизни и творчества. Иркутск, 1987.

255. Тимофеев Л. Поэтика лагерной прозы: Первое прочтение «Колымских рассказов» В. Шаламова // Октябрь, 1991, № 3.

256. Толченова Н. Слово о Шукшине. М., 1982.

257. Тхоржевский С. Неспокойный писатель // Звезда, 1989, № 7.

258. Фигут, Рольф Страх перед телом у Толстого // Логос, 1999, № 2.

259. Финк Л.А. Уроки Леонида Леонова. М., 1973.

260. Флейшман Л. Борис Пастернак в двадцатые годы. Мюнхен, 1981.

261. Флейшман Л. Борис Пастернак в тридцатые годы. Jerusalem, 1984.

262. Фрейд 3. Очерки по психологии сексуальности. М., 1989.

263. Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия. М., 1992.

264. Фрейд 3. Художник и фантазирование. М., 1995.

265. Фрейд 3. Тотем и табу. М., 1997.

266. Фрейд 3. Основные принципы писхоанализа. М., 1998.

267. Фрейд 3. Толкование сновидений. М., 1998.

268. Фрейд 3. Психопатология обыденной жизни. СПб., 2000.

269. Фрейд 3. Введение в психоанализ. СПб. 200L

270. Фридлендер Г.И. О Солженицыне и его эстетике // Русская литература, 1993, №1.

271. Фуко М. Слова и вещи. СПб., 1994.

272. Фуко М. Воля к истине: По ту сторону знания, власти и сексуальности. -М, 1996.

273. Харитонов М. История одной влюбленности // Знамя, 1996, № 3.

274. Хэлловэй Д. Сталин и бомба. Советский Союз и атомная энергия 1939 1956. - Новосибирск, 1997.

275. Черносвитов Е. Пройти по краю. Василий Шукшин: мысли о жизни, смерти и бессмертии. М., 1989.

276. Чудакова М. Избранные работы, том 1. Литература советского прошлого. -М., 2001.

277. Чуковский К. Дневник (1930 1969). - М., 1997.

278. Шапошников В.Н. Валентин Распутин. Новосибирск, 1976.

279. Шмид В. Проза как поэзия. СПб., 1998.

280. Шнеерсон М. Александр Солженицын. Очерки творчества. Frankrurt а. М. -1984.

281. Штокман И. Стрела в полете (Уроки биографии Ю. Домбровского) // Вопросы литературы, 1989, № 3.

282. Штурман Д. Городу и миру. Париж, 1988.

283. Шукшинские чтения. Барнаул, 1984.

284. Щеглов М. Литературная критика. М., 1971.

285. Эггелинг В. Политика и культура при Хрущеве и Брежневе. 1953-1970 гг.-М., 1999.

286. Эпштейн М. Бог деталей. Эссеистика 1977-1988. М., 1998.

287. Эпштейн М. Постмодерн в России: Литература и теория. М., 2000.

288. Эткинд А. Эрос невозможного. История психоанализа в России. -СПб., 1993.

289. Юнг К. Психологические типы. М., 1995.

290. Юнг К., Нойманн Э. Психоанализ и искусство. М., 1996.

291. Юнг К. Феномен духа в искусстве и науке. М., 1992.

292. Юнг К. Душа и миф: шесть архетипов. М. - К., 1997.

293. Якобсон P.O. Работы по поэтике. М., 1987.

294. Янов А. Дьявол меняет облик // Синтаксис, 1980, № 6.

295. Яновский Н.Н. Писатели Сибири. М., 1988.

296. Bethea D.M. The Shape of Apocalipse in Modern Russian Fiction. Princeton, 1991.

297. Boris Pasternak and His Times. Selected Papers from the Second International Simposium on Pasternak. Ed. By L. Fleishman. Berkeley, 1989.

298. Brawn D. Soviet Russian Literature Since Stalin. Cambridge, 1978.

299. Chances, Ellen. Andrei Bitov: The ecology of inspiration. Cambridge UP, 1993.

300. Clark Katerina. Soviet Novel: History as Ritual. Chicago, London, 1980.

301. In the Shade of the Giant. Essays on Tolstoy. Edited by Hugh Mclean. -Berkley, 1989.

302. Carlisle O. Solzhenitsyn and the Secret Circle. New York, 1978.

303. Foucault Michel. Knowledge. London, 1977.

304. Lacan J. The Four Fundamental Concepts of Psichoanalysis. New York, 1981.

305. Mandelker A. Framing Anna Karenina. Columbus, 1993.

306. Rowland M., Rowland P. Pasternak's "Doctor Zhivago". London, 1966.

307. Scammel M. Solzhenitsyn. New York, 1984.

308. Solzhenitsyn in exile. Critical essays and documentary materials. Stanford University, 1985.