Инвектива как литературный жанр: проблемы структуры и генезиса : на материале русской и польской поэзии XIX-XX вв. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.08, кандидат филологических наук Краковяк, Александра Сергеевна

  • Краковяк, Александра Сергеевна
  • кандидат филологических науккандидат филологических наук
  • 2010, Санкт-Петербург
  • Специальность ВАК РФ10.01.08
  • Количество страниц 218
Краковяк, Александра Сергеевна. Инвектива как литературный жанр: проблемы структуры и генезиса : на материале русской и польской поэзии XIX-XX вв.: дис. кандидат филологических наук: 10.01.08 - Теория литературы, текстология. Санкт-Петербург. 2010. 218 с.

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Краковяк, Александра Сергеевна

Введение Стр.

1. Постановка проблемы: термин «инвектива» в литературоведении, 4 лингвистике, социологии.

2. Инвектива как литературный жанр: история вопроса.

3. Цель и задачи диссертации, обоснование выбора материала и 16 аспектов исследования.

4. Актуальность исследования, методология и методика, научная 19 новизна, структура диссертации.

Глава первая. Модель жанра: эмоциональное наполнение и структура.

1. Семантическая структура жанра

1.1. Обвинение (обличение, осуждение, упрек) как основной 22 семантический компонент и способы его выражения: лексика и семантика

1.2. Угроза возмездия как структурный элемент, типология угрозы

1.3. «Тезис-доказательство-вывод», т.е. «обвинение-доказательство- 47 угроза» как составляющие элементы структуры жанра

1.4. Жанр как способ видения и осмысления действительности: 55 «модель мира» в инвективе

2. Целевая установка и коммуникативная структура жанра 59 инвективы

2.1. Проблемы целевой установки жанра в свете теории речевых 59 жанров: жанр как целостное высказывание

2.2. Субъектный строй жанра

2.2.1. Способы выражения и типы субъекта '

2.2.2. Способы выражения и типы прямого адресата

2.2.3. Специфика отношений субъекта и адресата в инвективе

2.2.4. Целевая установка жанра на коммуникативном уровне 79 субъект - прямой адресат

2.3. Автокоммуникация

2.3.1. Проблема автокоммуникации в инвективе

2.3.2. Целевая установка жанра па автокоммуникативном 84 уровне

2.4. Диалог автора с читателем как элемент коммуникативной 87 структуры жанра

2.5. Целевая установка жанра на уровнях «субъект - читатель- 90 современник» и «субъект - «читатель вообще»»

2.6. Целевая установка как дифференцирующий признак жанра

2.7. Заглавие как элемент коммуникативной структуры и отпечаток 100 «памяти жанра»

Глава вторая. Связь и взаимодействие инвективы с другими жанрами в генетическом аспекте.

1. Инвектива и архегины сознания

2. Инвектива и фольклорный текст: заговор/заклинание

2.1. Субъектный строй

2.2. Номинация

2.3. Угроза: речевая формула, исполнители, функция угрозы в 123 тексте

2.4. Словесные формулы (формула «Как Л, так и Б»)

2.5. Проклятие

3. Инвектива и литературная молитва

3.1. Основания постановки вопроса

3.2. Литературная молитва — жанровые особенности

3.3. «Деформация» жанра молитвы под влиянием жанра инвективы

3.4. Изменение жанра молитвы и переходные формы жанров

4. Инвектива и ода в контексте риторической традиции

4.1. Близость жанров оды и инвективы в работах литературоведов

4.2. Ипвсктивные фрагменты в оде: причины их появления и 167 степень их влияния на жанр

4.3. Сходства и различия оды и инвективы: картина мира, целевая 167 установка и семантическая структура жанров

4.4. «Одические интонации» в инвективе, или о риторических 174 фигурах и «общих местах»

4.5. Инвективы, названные «одами» как явление взаимодействия 185 жанров

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Теория литературы, текстология», 10.01.08 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Инвектива как литературный жанр: проблемы структуры и генезиса : на материале русской и польской поэзии XIX-XX вв.»

1. Постановка проблемы: термин «инвектива» в литературоведении, лингвистике, социологии.

Термин «инвектива» в последние годы все чаще употребляется как в литературоведении, так и в лингвистике и социологии. При этом бросается в глаза, с одной стороны, принципиально различная интерпретация этого термина лингвистами и литературоведами, с другой стороны - отсутствие четких и однозначно принятых и употребляемых научным сообществом определений этого термина.

Обзор вышедших в последние годы статей и авторефератов1 говорит о размытости в употреблении термина в лингвистических работах. Так, В.И.Жельвис в своих ранних работах употребляет этот термин, по всей видимости, как заменитель термина «обсценное выражение»2, например: «Интересен вопрос о связи и зависимости выбора инвективы от величины вызывающего инвективу стресса. Чем больше стресс, тем крепче и обильнее инвективы» (Жельвис 1990: 20), или: «В вульгарной угрозе «я вот тебя щас на х. как е.у в глаз! — две инвективы» (Жельвис 1997: 137). В вышедшей в 2001 году монографии «Поле брани: сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира» В.И.Жельвис вводит объяснение термина: «инвектива (оскорбительное обращение)» (Жельвис 2001: 104), однако в той же рабош термин употребляется и как синоним «сквернословия» (ср.: «из сказанного выше о карнавальном характере иивективного общения тоже вытекает его игровая суть. В целом ряде случаев сквернословие вызывает у слушателей веселый катартический, освобождающий смех» (Жельвис 2001: 41)), и более широко - как обличение, т.к. в ходе рассуждения в качестве

1 См., например, работы Н.Д. Голена, В.И. Желызиса, В.Н. Капленко, Н.Б. Лебедевой, О.Н. Матвеевой, C.B. Сыпченко, B.C. Третьяковой, Т.В. Чернышопой, Б.Я. Шарифуллииа и др.

2 Ни в одной из рабог В.И.Жельвиса неi ни четкой дефиниции термина, ни последовательности в его употреблении примера инвективы приводится фрагмент из басни Крылова «Волк и Ягненок» (Жельвис 2001: 113-114).

В 2004 году Г. Кусов в диссертационной работе «Оскорбление как иллокутивный лингвокультурный концепт» приводит следующее положение: «для целей выделения слов и выражений, которые являются оскорбительными и/или клеветническими или которые могут быть квалифицированы как таковые в конфликтных ситуациях, в лингвистике был введен термин «инвективная лексика и фразеология». Корпус инвективной лексики в русском языке составляют: 1) бранный тезаурус, входящий в состав литературного языка и относящийся к разговорной речи: например, девка, сволочь, скотина; 2) тезаурус разговорно-обиходной лексики, содержащей в семантическом значении констатирующую резко негативную оценку человека, его поведения, действий: негодяй, подлец, гад; 3) тезаурус общеупотребительной и книжной лексики: бандит, вор, мошенник, палач» (Кусов 2004: 13).

В 2005 г. другой диссертант актуальность своего исследования «Иивективные обозначения человека как лингвокультурный феномен» видит прежде всего в том, что «во-первых, в пауке до сих пор окончательно не определен лингвистический статус понятия инвектива» (Позолотин 2005: 1), и затем предлагает следующий подход: «инвективу мы определяем как разновидность ругательства, обозначающего человека и имеющего стилистические пометы «Schimpfwort», «derb», «grob», «vulgar». Выбор этих маркеров в качестве критерия инвектив обусловлен их высокой стилистической оцепочностыо и нижним стилистическим регистром» (Позолотин 2005: 7).

В свою очередь, А.Курьянович утверждает: «на данном этапе уже не вызывает сомнений факт наличия у языка инвективной функции как разновидности экспрессивной функции, тесно связанной с коммуникативной и когнитивной функциями» (Курьянович 2005: 108), «Любое слово в контексте может стать инвективой, т.е. восприниматься адресатом в качестве оскорбления» (Курьянович 2005: 110). Еще в одной работе мы видим употребление термина «инвектива» в синонимическом ряду речевых жанров: «В.М. Шукшин, возможно, как никакой другой писатель, особенно часто и разнообразно прибегал к речевому жанру ссоры и инвективы как основному языковому способу художественного исследования проблемы <.>» (Голев: 7).

М.Л.Степко в диссертационной работе «Речевые средства выражения инвективных смыслов в жанре комментария публицистического дискурса» пишет, что инвективы в широком смысле — это «любое потенциально оскорбительное высказывание», в узком же смысле - «осуществленная некодифицированными средствами оскорбительная номинация человека» (Степко 2008: 8).

Итак, «речевой жанр», «разновидность ругательства со стилистической пометой низкого стиля», просто «ругательство», «ненормативная лексика», «обсценное выражение», «слова оскорбительные или клеветнические», «оскорбительная иоминация человека», «любое слово, воспринимаемое как оскорбление» и т.д. - диапазон мнений и употреблений достаточно велик, и на данном этапе термин «инвектива» нельзя назвать устоявшимся. В то же время появляются новые производные от него термины, как, паиример «инвектология», «инвективный смысл», «ипвектогенпость» и т.п. (Бельчиков, Степко, Жельвис, и др.).

Иначе этот термин используется в литературоведении. Здесь сложились две традиции его употребления: исследователи античного наследия употребляли этот термин в значении жапра (сам термин invectiva пришел в европейские языки из латыни; до наших дней дошли образцы римского ораторского искусства «Инвектива против Гая Саллюстия Криспа» Цицерона и «Инвектива против Марка Туллия Цицерона Гая Саллюстия»). Цитируя автора «одной из наиболее авторитетных и известных средневековых поэтик» Иоанна Гарландского, М.Л.Гаспаров пишет: «<.> к историческому повествованию относится и эпиталамий, т.е. свадебная песнь <.>, и инвектива, где говорится порочащие вещи с целыо уязвления; и порицание, или сатира, где перечисляются дурные дела с целыо исправления <.>» (Гаспаров 1997: 644). Об инвективах Катулла (в жанровом значении этого слова) писала И.В.Шталь (Шталь 1977). Пародии и инвективе в раннегреческой поэзии была посвящена диссертационная работа Л.Н.Мущипиной (Мущинипа 1984), в которой оба жанра рассматриваются в процессе их становления на примере поэзии Гиппонакта. «Словарь античности» 1989 года определяет термин следующим образом: «инвектива (лат. поношение), иаписаиное в стихах (ямбах) или в прозе обличение какого-либо лица. Инвективы могли быть частью сочинения в другом жанре -комедии, речи и т.д. Собственно инвективами являются многие стихотворения Архилоха и Катулла, сочинение Саллюстия против Цицерона, «Ибис» Овидия и другие. Как жанр красноречия инвективы разрабатывались в риторских школах, причем существовали инвективы направленные против мифологических персонажей и определенных тем или предметов» (Словарь античности: 225).

В качестве обозначения жанра используют термин «инвектива» и многие исследователи русской поэзии Х1Х-ХХ вв. Так, Л.В.Пумпянский называл инвективой произведение Тютчева «Не то, что мните вы, природа.» - причем употреблял этот термин как название жанра. Рассуждая о возможном адресате этой «инвективы», он писал: «Дело в том, что при строгости, с какой относились классики (<.>) к вопросам жанра, под инвективой разумелась ода (либо равнозначное ей стихотворение), направленная против определенного врага по определенному поводу. Таковы инвектива Державина против друзей турок в Измаильской оде (1790, <.>), обе антипольские оды Пушкина (1831), ода Тютчева против декабристов; все это пишется по совершенно определенному поводу. Имея в виду эту строгость жанровых понятий того времени и явную принадлежность нашей пьесы к определенному жанру инвективы (роль местоимения «вы» и «они»; ироршческое «иль»: «иль зреет плод.»; презрительный глагол «мните», обычный глагол, выражающий ничтожество мысли противника, ср. «о жертвы мысли безрассудной.»; и еще ряд других жанровых признаков), -мы вправе предположить, что пьеса Тютчева написана в связи с каким-то о определенным событием <.>» (Пумпянский 2000: 232-233) . Вслед за Пумпянским то же жанровое определение давал этому произведению Тютчева И.О.Шайтанов (Шайтанов 1998: 48-51).

В статье, посвященной жанрам Лермонтова, В.Э.Вацуро писал, что «политическая ода у Лермонтова не образует автономного жанра; она сочетается с традицией сатиры-инвективы <.>» (Вацуро 1999: 61). Т.С.Круглова, говоря о типологической модели адресата в поэзии Марины Цветаевой, отмечает, что она обусловлена «жанровой памятью» оды, гимна, дифирамба, инвективы» (Круглова 2008: 3). Об иивективах «Нате!» и «Вам!» Маяковского и о питавших «формотворчество Маяковского инвективах Пушкина, Лермонтова, Некрасова <.>» пишет С.А.Субботин (Субботин 1980: 9, ср. также: Дмитриев 2003а: 32). Жанру инвективы в поэзии Аполлона Григорьева посвящен параграф диссертационной работы И.Л.Островских «Лирика Аполлона Григорьева: жанровая динамика, художественные принципы, циклы». Не называя жанровых признаков инвективы, Островских говорит о «традиционных структурных элементах» инвективы - «резкой интонации», а также отмечает, что «инвектива — жанр, генетически связанный с одой, жанром монологическим» (Островских 2002: 13).

Неоднократное упоминание жанра инвективы можно найти в монографии Е.В.Дмитриева «Фактор адресации в русской поэзии: от классицизма до футуризма». В частности, рассуждая о жанровой системе

3 Источник перечисленных Л.В.Пумпянским вскользь (в скобках) «жанровых признаков» инвективы (список, определенный самим ученым как неполный!) остае1ся невыясненным до сетдняшнего дня —так или иначе исследователь не возвращался к этому вопросу в других опубликованных работах. русской поэзии, он делает следующее интересное замечание: «Так, в пролетарской поэзии начала XX века наряду с басней, одой, сатирой возрождаются и другие «дидактические» жанровые модели, например, сатирическая притча, инвектива, дидактическое послание (которые часто не идентифицируются с прежними обозначениями)» (Дмитриев 2003а: 40).

В то же время часть исследователей-литературоведов употребляет этот термин в более широком его значении: «инвектива» как тип речи — гневной, обличительной, безотносительно к ее стилевым характеристикам. Именно этот подход зафиксирован с словарных статьях: «инвектива - резкое обличение реального лица или группы лиц, принимающее различные литературные формы» (ЛЭС 1987: 121), «инвектива (от лат. invectivo -нападки, брань) резкое обличение, осмеяние кого- или чего-либо в стихах или в прозе» (Литератрурная энциклопедия терминов и понятий под ред. А.Н.Николюкина: 302). Как тип речи этот термит! употреблялся, например, Г.А.Гуковским: "<.> И закапчивает он (Гоголь — Л.К.) монолог Тараса опять грозной инвективой современности на фоне свободного братства людей. <.> " Уж если на то пошло, чтобы умирать, - так никому ж из них не доведется так умирать!. Никому, никому!. Не хватит у них на то мышиной натуры их!" (Гуковский 1959: 162). Думается, что распространенность и общеприиятость последнего подхода среди литературоведов объясняется отсуствием до недавнего времени специальных работ, в которых бы ставился и решался вопрос о жанровых признаках, структуре и особенностях функционирования инвективы как жанра. В цитируемых выше работах исследователи уноминают жанр инвективы как жанр общеизвестный -однако до сегодняшнего дня статус жанра не является столь очевидным и определенным для многих ученых.

Похожие диссертационные работы по специальности «Теория литературы, текстология», 10.01.08 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Теория литературы, текстология», Краковяк, Александра Сергеевна

Заключение

Проведенное исследование, в ходе которого выявлено 250 образцов инвективы как лирического жанра (164 в русской и 86 в польской поэзии), позволило подтвердить жанровый статус инвективы как явления, не ограниченного рамками одной национальной литературы и функционирующего в европейской поэзии на протяжении Х1Х-ХХ вв. Решение поставленных задач исследования обусловило достижение следующих его результатов:

1) Установлено, что инвектива как жанр обладает специфической семантической структурой, состоящей из константных компонентов: «обвинение», «доказательство», «угроза возмездия».

128 Разумеется, конкретные оды могли повлиять на текст конкретных инвектив в тот или иной период. Утверждение С.Матяшоюм, что ода Горация оказала влияние на инвективу Ф.Тютчева «На новый 1816 год» (Матяш 2007) не лишено оснований.

Первый из них — «обвинение» - выражается как правило в лексической или препозитивной номинации, позиционирующей адресата как лицо недостойное и несоответствующее принятому социальному идеалу («злодей», «прохвост», «царь-убийца», «властелин, беспощадной железной рукой / Свой народ неповинный сковавший!» и т.п).

В качестве «доказательства», как правило, перечисляются действия (или отсутствие должных действий) адресата («Ты женщин и детей душил без сожаленья / Своей кровавою рукой!»). Дополнительным аргументом является представление субъекта инвективы или другой жертвы адресата в качестве существа невинного, беззащитного и слабого.

Угроза» представляет собой предсказание того или иного возмездия адресату за содеянные злодеяния («.наказан будешь ты своих сообщников рукою.»).

Объем и последовательность этих элементов могут быть различны, тем не менее явственно прослеживается аналогия с риторическим принципом построения речи по схеме «тезис - доказательство - вывод». Используя методику, разработанную А.Вежбицкой в рамках теории элементарных семантических единиц, общую семантическую структуру жанра можно представить в виде следующей формулы: обвинение — «ты — преступник»; доказательство, поясняющее первичный тезис: «ты совершил такие-то деяния»; вывод-угроза, утверждающий: «ты понесешь наказание за свои преступления».

2) Анализ коммуникативной структуры жанра выявил четыре уровня коммуникации: субъект - прямой адресат, субъект — автор (уровень автокоммуникации), субъект — читатель-современник, субъект — «читатель вообще»; проанализирована специфика каждого из этих уровней. На первом уровне (субъект - прямой адресат) выстраиваются субъектно-объектные отношения борьбы и противостояния. Обвинение, бросаемое субъектом в лицо эксплицитному адресату, определяющее адресата как лицо недостойное, нарушающее принятые нормы, преступившее некую границу, обепечивает не только изначальное равенство позиций субъекта и адресата, но и принижение статуса адресата. На втором уровне в процессе коммуникации происходит «качественная трансформация, которая приводит к перестройке самого . "Я"» (Лотман 2000: 164). Анализ уровней «субъект — читатель-современник» и «субъект - «читатель вообще»» обнаружил, что косвенный адресат - читатель - играет первостепенную роль в процессе лирического общения, обуславливая выбор стилистических и образных средств инвективы в большей степени, нежели ее прямой адресат.

3) В процесс жанрового анализа включено введенное М.М.Бахтиным понятие «целевой установки» жанра как целостного высказывания. Для инвективы как жанра характерно различие целевой установки на каждом коммуникативном уровне. На уровне «субъект - прямой адресат» задачей жанра является стремление вызвать раскаяние или страх прямого адресата и побудить его к прекращению недостойных действий. На уровне автокоммуникации целыо является выплеск эмоций, преодоление субъектом страха, своего рода катарсис. На уровнях субъект — читатель-современник, субъект - «читатель вообще» основной задачей является убеждение косвенного адресата (читателя) в виновности прямого адресата — объекта инвективы, а также возбуждения негодования читателя по отношению к прямому адресату. Дополнительной важной задачей на третьем и четвертом уровнях является побуждение читателя к действию посредством вызванных эмоций, причем на уровне субъект - «читатель вообще» эта задача может быть реализована в виде формирования взглядов и общественной позиции читателя, тогда как на уровне субъект - читатель-современник искомое действие может быть вполне конкретным (материальная поддержка политического движения, участие в восстании и т.п.).

4) Рассмотрение картины мира, моделируемой инвективой как жанром, показало, что наиболее существенной в этом процессе является ценностная семантика. С этой точки зрения модель строится на последовательной оппозиции «добро — зло», причем семантическое поле «добро» группируется вокруг субъекта, а «зло» — вокруг адресата инвективы. Субъектно-объектные отношения борьбы и противостояния преломляются в художественном мире жанра как образ борьбы добра со злом. Угроза возмездия как семантический компонент обеспечивает окончательную победу добра над злом в моделируемой жанром картине мира.

5) Рассмотрение специфики заглавий позволило установить, что заглавия более 60% выявленных образцов жанра обладают особой коммуникативной модальностью. Наиболее специфичными для инвективы являются заглавия-номинации в дательном падеже («К временщику» (Рылеев К. 1820), «К журнательным благоприятелям» (Вяземский П. 1830) и т.п.) и заглавие (или первая строка с функцией заглавия), содержащая прямое обращение к адресату («Нет, карлик мой!» (Тютчев Ф., 1850), «Страшитесь, палачи!» (Неизвестный автор. 1905), «А, ты думал - я тоже такая.» (Ахматова А. 1921) и т.п.). 70% этого типа заглавий берет на себя также функцию номинации-обвинения за счет содержащейся в нем негативной семантики: «Клеветнику» (Кюхельбекер В. 1864), «Do wroga - К врагу» (Норвид Ц. 1850-60), «Поджигателям» (Ахматова А. 1950) и т.п.

6) Выдвинутая гипотеза о фольклорных источниках инвективы как жанра доказана посредством выявления и описания лексико-структурных соответствий между инвективой и славянским заговором; сохранение в структуре текста инвективы древнейших фольклорных приемов (особого типа номинации, словесных формул угрозы и проклятия, формул «как А, так Б», магических чисел, повторов на разных уровнях текста и др.) подтверждает мысль об архетипах мышления как источнике жанра. 7) Сопоставление жанра инвективы с одой и молитвой позволило конкретизировать вопрос о месте инвективы в системе традиционных жанров. Проведенный сопоставительный анализ инвективы и оды подтвердил мысль о риторических корнях инвективы как жанра; позволил выявить не только общие для жанров риторические приемы (риторические фигуры - восклицания, обращения, риторические вопросы и др.), но и определенную общность мыслительных схем, методов и средств воздействия на адресата (построение образа говорящего субъекта, специфическая логика доказательств и др.). Сравнительный анализ жанров инвективы и литературной молитвы позволил внести дополнительные аспекты в рассмотрение специфики субъектно-объектных отношений как жанрового признака. Сопоставление образов картины мира, моделируемых жанрами инвективы, оды и молитвы, позволило подчеркнуть специфику каждого из жанров и их существенные различия. к * *

Предлагаемая работа является первой в литературоведении попыткой теоретического осмысления феномена инвективы как лирического жанра. Главным ее итогом явилось построение модели жанра на основании сравнительного анализа его реально выступающих в русской и польской поэзии Х1Х-ХХ вв. образцов. В ходе исследования были уточнены на новом материале и систематизированы известные ранее жанровые признаки инвективы (гневный пафос, обличение от первого лица, наличие эксплицитного, персонифицированного адресата, настоящее время, нередко с переходом в будущее, наличие угрозы), а также выявлены новые, до сих пор не рассматривавшиеся учеными признаки: специфическая семантическая структура, целевая установка и картина мира. Последние признаки вносят существенное дополнение в теоретическую модель жанра и позволяют четче дифференцировать жанр во многих «неочевидных» случаях.

Поставленная в начале нашего исследования цель: анализ жанра инвективы в теоретическом плане и построение его теоретической модели, определила направление анализа как поиск устойчивых, общих для всех образцов жанра, структурных элементов, составляющих признаки жанра. Этот принцип, с одной стороны, обусловил отказ от рассмотрения всех параметров, связанных со спецификой данной национальной литературы, литературной эпохи или творческого своеобразия того или иного поэта; с другой стороны, вынудил отказаться от рассмотрения таких традиционных для жанрового анализа характеристик, как стих и пространственная и временная организация (хронотоп). Причиной этого отказа является тот факт, что анализ тектов не выявил универсальных, т.е. общих для всех образцов и специфических для жанра черт в данных аспектах.

Так, ранее высказанное нашими предшественниками положение о настоящем времени, нередко переходящем в будущее, как доминантном признаке инвективы несомненно справедливо для анализируемой группы текстов: обличение действительно бросается в лицо адресату в момент высказывания, тогда как угроза есть предсказание наказания в будущем. Однако ни настоящее, ни будущее время инвективы, ни трансформация первого во второе не эксклюзивны для инвективы как лирического жанра: они встречаются и в оде, и в литературной молитве, и во внежанровой лирике. Еще менее специфичны для инвективы ее пространственные параметры. Именно поэтому хронотоп инвективы (особенности которого, так же, как и стиховой строй, вполне могут стать предметом более частного изучения в будущем), не вошел в круг параметров, по которым выстраивалась в процессе изучения универсальная модель жанра.

Полученная в результате нашего исследования инвариантная жанровая модель включает в себя следующие элементы:

1) семантическую структуру, состоящую из константных элементов «обвинение — доказательство — угроза», выступающих в текстах в различной последовательности и объеме;

2) субъектно-объектную структуру с эксплицитно выраженным, персонифицированным адресатом;

3) особое эмоциональное наполнение - гневный пафос и специфические субъектно-объектные отношения борьбы и противостояния;

4) целевую установку жанра на оказание различного рода воздействия на прямого и косвенных адресатов;

5) картину мира, моделируемую жанром на основе ценностной оппозиции «добро-зло», в которой зло побеждается и наказывается или будет побеждено и наказано в будущем.

Дальнейшие исследования жанра должны включать как проверку и уточнение предложенной модели на материале произведений других литератур, так и продолжение разработки вопросов, касающихся проблемы функционирования инвективы в различные эпохи и в творчестве различных поэтов.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.