Интеллектуальная традиция герметизма в "Фаусте" Гёте тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.03, кандидат филологических наук Казакова, Ирина Борисовна

• Казакова, Ирина Борисовна
• кандидат филологических наук
• 2001

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Казакова, Ирина Борисовна

Введение.

Глава I. Проблема герметических влияний в «Фаусте» Гете в научной и критической литературе.

1. Герметизм в «Фаусте» Гете как предмет научного изучения.

2. Интерпретация алхимических представлений, связанных с образом Гомункула, в отечественном и зарубежном гетеведении.

Глава П. Алхимическая символика в «Фаусте».

1. Символ и аллегория в художественном пространстве

Фауста».

2. Духовная и практическая. стороны алхимии, ее место в европейской культуре. Практическая алхимия в «Фаусте».

3. Образ Гомункула как выражение идей духовной алхимии.

4. Символика философского камня в образах Эвфориона и мальчика-возницы.

5. Символика андрогинности в первой и второй «Вальпургиевых ночах».

Глава Ш. Писатели-герметики Я.Беме и И.В.Андреа и отражение их идей в «Фаусте».

1. Космология ЯБеме и художественный мир «Фауста».

2. Алхимическая аллегория И.В.Андреа и «Эгейский праздник» в «Фаусте».

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Интеллектуальная традиция герметизма в "Фаусте" Гёте»

Диссертация посвящена исследованию влияния традиций европейской эзотерики эпохи Возрождения и ХУП-ХУШ веков на идейное содержание, систему образов и художественное своеобразие трагедии Гете «Фауст».

Фауст» - это в первую очередь драма познания, но не все исторически сложившиеся формы познания, которые отражены в этом великом произведении Гете, изучены в должной мере. Почти всегда за пределами внимания гетеведов оставалась такая немаловажная сторона его художественного мира, как отразившаяся в «Фаусте» герметическая интеллектуальная традиция, оказавшая большое влияние на мировоззрение поэта.* АКТУАЛЬНОСТЬ настоящего исследования видится в том, что оно призвано восполнить этот существенный пробел.

Широко распространившееся в настоящее время увлечение эзотерикой породило большое количество литературы, посвященной изучению эзотерического компонента в творчестве различных писателей. Как правило, эти исследования бывают далеки от научной объективности, исторические факты в них подменяются замысловатыми легендами, а филологический анализ текста - туманными намеками на таящиеся за ним герметические смыслы. Обилие такой не всегда научно объективной литературы подводит к мысли о необходимости достаточно трезвого и объективного изучения проблемы присутствия или отсутствия эзотерики в творчестве исследуемых авторов. Что касается конкретно И.В.Гете, то традиционное гетеведение всегда старалось избегать рассмотрения герметических элементов в его творчестве, либо совершенно их замалчивая, либо даже упоминая о них скороговоркой как о досадных недоработках автора «Фауста». Хотя современное гетеведение такой категоричности уже избегает, однако всякого рода неясные, «туманные», объективным научным 4 знанием не подкрепленные моменты произведения редко становятся объектом изучения. Возможно, это происходит из-за сложившегося в науке стереотипа, будто изучением герметизма могут заниматься лишь оккультно настроенные люди, а не трезвомыслящие исследователи. Эта позиция по меньшей мере непоследовательна: если филологи изучают, к примеру, мифологические представления, лежащие в основе древних литератур, почему же не следует подвергнуть научному анализу эзотерику, если она также оставила свой след в истории литературы? По справедливому мнению английского историка культуры Ф.Иейтс, герметическая тема «вовсе не является монополией некритичных и маловразумительных «оккультистов» - напротив, она должна стать «законной» и важной сферой научных изысканий» [77; И].

Европейская эзотерическая традиция, наиболее полно воплотившаяся в эпоху позднего Возрождения в алхимии - как своеобразной философии природы, - нашла широкое отражение и в «Фаусте». ПРЕДМЕТОМ данного ИССЛЕДОВАНИЯ стала в этой связи алхимическая символика как один из важнейших источников образности в трагедии Гете. Образы и эпизоды «Фауста», связанные с алхимическими представлениями, сосредоточены, в основном, во второй части трагедии, поэтому ей в настоящем исследовании уделяется преимущественное внимание. Исключение делается для тех немногих сцен первой части, в интерпретации которых оправданны алхимические ассоциации, ибо, на взгляд диссертанта, алхимические представления - лишь один - и вовсе не доминирующий ингредиент образности в «Фаусте». Алхимическая трактовка применяется только в тех местах трагедии, где встречаются прямые или косвенные (но контекстуально подтверждаемые) алхимические аллюзии. В своем исследовании мы стремимся показать, что алхимия -далеко не единственная культурная традиция, отразившаяся в «Фаусте», это лишь одна тема в симфоническом звучании трагедии, правда, тема важная и относящаяся к числу самых интересных. 5

Помимо собственно алхимической литературы, где авторское начало было изначально сильно «размыто», растворяясь в авторитете древней герметической традиции, европейская эзотерика Нового времени включала в себя также и творчество оригинальных мыслителей. Влияние произведений двоих из них - Якоба Беме и Иоганна Валентина Андреа - на идейное содержание и художественное своеобразие «Фауста» также является ПРЕДМЕТОМ ИССЛЕДОВАНИЯ данной диссертации.

Согласно сложившейся традиции, в фаустоведении и поныне господствует точка зрения, что алхимические представления в «Фаусте» сосредоточены только в истории Гомункула - эпизодического персонажа второй части трагедии - и что алхимия предстает здесь в одностороннем, а именно сатирическом освещении. Но гетеведы даже при интерпретации этого образа - образа, имеющего бесспорную причастность к алхимии, порой обходят молчанием саму тему алхимии либо же представляют ее в искаженном освещении. В результате возникает впечатление, будто Гете ввел алхимический эпизод в текст трагедии едва ли не случайно и даже с чисто негативной целью - покритиковать «лженауку» алхимию. Более подробно научно-критическая литература, посвященная образу Гомункула, рассматривается ниже, в первой главе диссертации.

НАУЧНАЯ НОВИЗНА исследования состоит в том, что оно анализирует алхимическую символику, заключенную в эпизоде с Гомункулом, а также и в других сюжетных линиях и образах второй части трагедии: в сценах «Императорский дворец» и «Маскарад» в первом акте, в событиях «Классической Вальпургиевой ночи» (второй акт), в истории брака Фауста и Елены и рождения Эвфориона (третий акт). Научная новизна заключается также и в обосновании символической связи образов Гомункула, мальчика-возницы и Эвфориона.

Сопоставление сочинений немецкого теософа и герметико-алхимического писателя XVII века Я.Беме с главным произведением Гете тоже определяет НАУЧНУЮ НОВИЗНУ исследования. Близость взглядов 6 обоих мыслителей на Бога, природу и человека не привлекала до сих пор к себе внимания ученых, и гетеведы не шли в своих изысканиях дальше признания принадлежности Беме и Гете к одной интеллектуальной традиции в европейской культуре. Однако текстуальное сопоставление некоторых эпизодов первой части «Фауста» («Пролог на небесах», момент заклинания Духа Земли в сцене «Ночь»), а также целых сюжетных линий (взаимоотношения Фауста и Мефистофеля, Фауста и Гретхен) с сочинениями Беме демонстрирует поразительную близость их идей и даже совпадение образной стилистики. Для более полного выявления близости творчества обоих немецких писателей в сферу исследования привлекается лирика и автобиографическая проза Гете.

ЦЕЛЬ настоящей работы заключается в том, чтобы определить место алхимических представлений в концепции «Фауста», выявить богатство и многозначность алхимической символики в трагедии, показать, что алхимия является одним из важнейших символообразующих источников в «Фаусте», и доказать, что герметизм для Гете не цель, а средство и используется им для решения определенных идейных и эстетических задач.

ЗАДАЧИ настоящей работы: на основе отечественных и зарубежных научно-критических исследований, на материале «Фауста» и других произведений Гете, а также с привлечением данных его биографии определить характер и специфику отношения писателя к бытовавшим в его время герметическим представлениям, к теории и практике алхимии, выявить места в «Фаусте», насыщенные алхимическими аллюзиями, , г обогатившими художественный мир трагедии не всегда ясными 6? и? глубинными смыслами.

Автором применялись сравнительно-исторический, комплексно-типологический и сопоставительный МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ.

НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ работы видится в том, что включение в число литературных и философских источников «Фауста» 7 сочинений Я.Беме, которые никогда не рассматривались ранее в этом качестве, мало изученного И.В.Андреа и многочисленных представителей алхимической литературной традиции прошлого поможет выявлению новых диалогических связей литератур и в целом культурных эпох Ренессанса, барокко и Просвещения.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, примечаний и библиографии, включающей 220 наименований. ПЕРВАЯ ГЛАВА посвящена разбору научно-критической литературы, в которой исследователи творчества Гете останавливались на проблеме герметических влияний в «Фаусте». Автор диссертации обращает внимание на то, что изучение герметической и, особенно, алхимической символики в творчестве Гете началось сравнительно недавно - в середине XX века, но среди работ по этому вопросу очень мало собственно литературоведческих исследований, ставящих в центр внимания само художественное произведение. Единственный повод, по которому гетеведы все-таки обращаются к алхимическому компоненту мировоззрения немецкого поэта, - это анализ образа Гомункула. Научная литература, посвященная (/ собственно образу Гомункула, достаточно обширна, но даже в ней почти никогда не анализируется отношение Гете к алхимии и не дается объяснения, с какой же целью поэт включает в «Фауста» алхимическую символику. Исследователи, как правило, имеют самое смутное представление об алхимии, воспринимая ее как средневековую лженауку, хотя она никогда не претендовала на роль науки, да и Средневековье не было для алхимии «золотым веком», а потому ученые стараются обнаружить в «Фаусте» следы негативного отношения Гете к алхимии. Такая достаточно пристрастная позиция не могла не привести к искаженной трактовке образа Гомункула и в целом - алхимической символики в художественном мире трагедии. В главе первой диссертации приводятся примеры подобной - игнорирующей алхимическую систему представлений

Заключение диссертации по теме «Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)», Казакова, Ирина Борисовна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Основной задачей автора настоящего исследования было исследование влияния герметической литературы эпохи Возрождения и Нового времени на символику «Фауста». Наиболее полно интеллектуальная традиция герметизма воплотилась в алхимии как важной составляющей европейской культуры эпохи Средневековья и Возрождения. Интерес Гете к этому оригинальному явлению культурной жизни, в котором смешались естественнонаучные, религиозные и философские представления прошлого, отразился в его литературных произведениях и научных трудах: в «Поэзии и правде», в «Учении о цвете», в философской лирике и, главное, в трагедии «Фауст». Хотя текст трагедии не оставляет никаких сомнений в том, сколь значительное место занимала алхимия в мировоззрении Гете, исследователи его творчества не уделяют этой проблеме должного внимания. Исключение составляют лишь отдельные фрагменты произведения, в которых алхимия предстает под пером Гете в негативно-ироническом освещении (например, рассказ Фауста о своем отце в сцене «У ворот» в первой части трагедии или монологи Вагнера в сцене «Лаборатория» во второй части). Поскольку алхимия стала здесь предметом иронического изображения, исследователи делали логический вывод о том, что Гете включил ее в художественное пространство «Фауста» с одной лишь негативной целью - высмеять как лженауку, как устаревшую систему представлений. Такая просветительская позиция поэта по отношению к алхимии, безусловно, присутствует в главном произведении Гете, однако этим проблема, на наш взгляд, не исчерпывается.

Анализ текста второй части «Фауста» доказывает, что алхимические аллюзии присутствуют здесь во многих сценах и при этом далеко не везде имеют сатирический или юмористический оттенки изображения. Отношение Гете к алхимии оказывается более сложным и противоречивым, чем было принято считать, и это отражается в тексте

157 трагедии, где авторская ирония по поводу практической алхимии и элементы ее прямой профанации сменяются серьезным, а то и исполненным религиозного чувства погружением в ее философию. В «Фаусте» -произведении, где при ограниченном количестве персонажей и сюжетных линий идет обобщение всего культурного опыта западной цивилизации, -не может быть ничего лишнего и второстепенного. Поэтому алхимия, занимающая столь значительное место в трагедии, не может служить лишь объектом просветительской насмешки, но должна выполнять определенную смысловую и эстетическую функции.

Даже самый беглый очерк алхимических аллюзий, подобный представленному в настоящей работе, дает ответ на вопрос, чем эта герметическая наука могла заинтересовать Гете. Алхимия имела две стороны - практическую и духовную, - которые приблизительно к XVII веку стали осознаваться как отделенные друг от друга духовные практики. И если занятия практической алхимией, которым Гете предавался в молодости, разочаровали его как естествоиспытателя, то духовная алхимия как разновидность тайного знания и как инициационная школа стала, напротив, привлекать Гете как художника и мыслителя своей религиозно-философской проблематикой и богатой, разветвленной символикой. Эта двойственность в отношении к теории и практике Великого Деяния отразилась, прежде всего, в «Фаусте». Практическая алхимия - как поиск «панацеи», универсального лекарства, или же как способ создания искусственной жизни - изображается автором в ироническом, а то и в сатирическом освещении. Помимо этого, категории практической алхимии используются Гете еще и как источник аллегорий - с целью иронического, а то и сатирического отражения политических и социальных проблем современности (I акт второй части, сцены «Императорский дворец» и «Маскарад»). Духовная же алхимия с ее главной целью - поиском философского камня - выступает в «Фаусте» как религиозная и философская концепция, оформившаяся в виде своеобразной мифологии, и

158 выражает в трагедии мысли автора о пантеизме природы, ее одухотворенности и телеологических свойствах, индивидуализирующихся в человеке как его энтелехия.

Художественным выражением философской идеи энтелехии стал в «Фаусте» образ Гомункула. Несмотря на то, что Гомункул является собственно алхимическим персонажем в «чистом» виде, гетеведы именно алхимическому смыслу этого образа уделяли меньше всего внимания. Проведенный в настоящем исследовании анализ алхимической символики, заключенной в истории с Гомункулом, позволяет, на наш взгляд, интерпретировать этот эпизод как еще одну попытку остановить мгновенье, но попытку, изображенную на более объективном, чем история Фауста, уровне - на уровне безличной природы. В терминологии алхимии мечта об остановленном мгновенье - это философский камень, гармонично соединяющий и примиряющий в себе материю и дух. Попытка остановить мгновенье, остановить бесконечный диалектический процесс в природе, существующей по законам «полярности» и «повышения», оказывается в алхимическом эпизоде с Гомункулом неудачной, что совпадает с лейтмотивом истории Фауста - с идеей невозможности достижения абсолютной истины, обретение которой было бы равнозначно остановке в развитии, то есть смерти.

Внимание к алхимической символике, заключенной в других сценах второй части «Фауста», помогает уяснить связь между образами Гомункула, Эвфориона и мальчика-возничего - связь, которая, хотя и отмечалась некоторыми исследователями (Ф.Штрих, В.Эмрих), однако представала в их интерпретации как простое сопоставление и не имела концептуальной значимости. Заключенный же в этих персонажах сходный алхимический смысл (все они представляют собой опыт создания совершенного существа, то есть, по сути, философского камня) позволяет и на эпизод с Гомункулом взглянуть иначе, с композиционной точки зрения: история химического человечка предстает не как проходной и

159. малозначительный эпизод второй части «Фауста», а, в содинении со сценой с мальчиком-возничим и с эпизодом с рождением, поисками и смертью Эвфориона выступает как этап на пути к совершенству, как параллель к духовному восхождению Фауста, которое также, в свою очередь, имеет циклический характер.

Алхимическая символика, присутствующая в сценах «Классической Вальпургиевой ночи», тесно переплетена здесь с архаическими, более древними, чем алхимия, эзотерическими представлениями, в частности, с древнегреческим мифологическим циклом, связанным с Элевсинскими мистериями. В настоящем исследовании не ставилась задача рассмотрения всего комплекса мистериальных представлений, отразившихся в «Фаусте», поскольку античные мистерии, хотя и являются разновидностью эзотерического знания, к герметизму прямого отношения не имеют. Однако привлечение элевсинской мифологии к рассмотрению сцен обеих «Вальпургиевых ночей» (особенно «Классической») помогает лучше уяснить центральную для алхимии идею андрогинности как состояния высшей гармонии мужского и женского начал в одном существе. Кроме того, связь алхимической символики и символики Элевсинских таинств еще и проясняет отношение Гете к алхимии: в обеих традициях основополагающей является идея мистериальной смерти как необходимого этапа на пути к духовному преображению, о чем поэт говорит: «Смерть - для жизни новой».

Обилие в трагедии аллюзий из древнегреческих мистерий дает основание утверждать, что античность, изображенная Гете в «Классической Вальпургиевой ночи», - это ничто иное, как эзотерическая сторона греческой культуры, орфическая (тайная), а не гомеровская (явная) ее ипостась. Возможно, в этом - одна из причин, почему Гомункул -порождение западной тайной науки - чувствует себя как дома на фессалийском празднике в Элладе.

160

Алхимическая теория, в которой с помощью выразительных символов представлена триада: природа, Бог и человек, предлагает собственное понимание зла, воплощенное в мифологеме первоматерии, или изначального хаоса. Привлечение алхимической символики зла для интерпретации образа Мефистофеля (называющего себя «сыном хаоса») и космического принципа, породившего этого героя, позволяет лучше понять нехристианские, пантеистические начала гетевского мировоззрения, отразившиеся в «Фаусте». Зло предстает в трагедии не как чистое отрицание, то есть зло в ортодоксально-христианском смысле, а как некое прабытие, мир хаоса, предшествовавший космическому порядку. Алхимическая символика, заключенная в образе Мефистофеля, позволяет с уверенностью говорить о влиянии герметической философии на Гете в таком принципиальном мировоззренческом вопросе, как интерпретация проблемы зла.

Хаос алхимиков сближается в тексте «Фауста» с пантеистическим принципом Ничто. Ничто - это прабытие, изначальная бездна, из которой возник мир, и у пантеистов Ничто выступает как синоним Бога. Пантеистические основания мировоззрения Гете общеизвестны, но в данном исследовании предложено сопоставление взглядов автора «Фауста» с воззрениями немецкого писателя и философа - герметика и пантеиста XVII века Якоба Беме. Не упоминаемый самим Гете, этот мыслитель до сих пор почти не попадал в поле зрения исследователей творчества создателя «Фауста». Сравнительный текстологический анализ произведений Беме и гетевской трагедии позволяет заключить, что Гете был хорошо знаком с творчеством Беме и разделял его взгляды на природу и человека. Пантеизм Беме оказывается гораздо ближе воззрениям Гете, чем спинозовский, который обычно считают источником гетевских пантеистических убеждений.

Космологическая символика произведений Беме повлияла, по нашему мнению, на гетевский образ Господа в «Прологе на небесах» и на

161 образ Духа Земли. Господь, выступающий у Гете как пантеистический бог-природа, как солнце, как персонифицированный бог-садовник и как Дух Земли, находит точные аналогии в описаниях божественной сущности у Беме и далек от той безличной субстанции, в виде которой описывает бога Спиноза. Финал «Фауста» также говорит о близости взглядов обоих мыслителей: по Беме, цель человека - это преодоление индивидуальной воли и соединение с объективным, божественным началом. В завершающих сценах истории Фауста мы видим торжество объективного духа над ограниченным индивидуальным существованием. Противоборство субъективной человеческой воли, трактуемой у Беме как зло, с божественной объективной сущностью каждого человека изображается у мыслителя XVII века в виде диалога души и Софии-жемчужины. Перипетии их взаимоотношений очень точно и даже в деталях совпадают с историей Фауста и Маргариты. В настоящей работе выдвигается предположение о том, что образ жемчужины-Софии, заимствованный Беме у гностиков, отразился в символическом плане на отношениях Фауста и Маргариты, а значит, образ Гретхен можно интерпретировать и как софиологический образ, типологически близкий образу Елены.

Несмотря на близость герметико-пантеистических воззрений автора «Фауста» и Якоба Беме, между ними есть и существенное расхождение: Беме, полагавший источником своего творчества мистическое озарение, был повсюду в своих произведениях серьезен и торжествен, тогда как Гете, сохраняя внутреннюю свободу относительно любых философских и религиозных постулатов, мог позволить себе в «Фаусте» и их ироническое обыгрывание. Амбивалентность шутки и серьезного исключает это произведение из собственно эзотерической литературной традиции. Гете-писатель занимает позицию вне герметической системы представлений, что позволяет ему взглянуть на алхимическую символику с некоторой дистанции и воспринять ее эстетически. «Посвященный» же - адепт тайного знания - на такой взгляд со стороны неспособен. Гете сознательно

162 использует комический потенциал алхимической символики, в то время как у писателя истинно герметического направления комический эффект, даже если он и возникает, то автором не осознается и в литературных целях никак не используется. В этом пункте трагедия Гете сближается с повестью еще одного немецкого писателя-герметика XVII века - И.В.Андреа «Химическая свадьба Христиана Розенкрейца», в которой некоторые исследователи (К.Кереньи, К.Г.Юнг) видят прообраз Эгейского праздника во второй части «Фауста».

В настоящем исследовании сопоставляются аналогичные эпизоды, изображающие морской праздник у Андреа в «Химической свадьбе» и в «Фаусте». Сходство алхимической символики и отдельных эпизодов, совпадение отдельных деталей, а также сходство авторской позиции обоих художников говорит о том, что «Химическая свадьба» Андреа повлияла на художественное воображение Гете. Глубокое знание алхимии и, одновременно, внутренняя свобода по отношению к ее постулатам объединяет обоих писателей. Сопоставимы и авторские характеристики «Фауста» и «Химической свадьбы»: эпитет «очень серьезная шутка», примененный Гете по отношению ко второй части трагедии, находит соответствие в латинском слове «ГисНЬгшт» (шутка, розыгрыш, представление), коим Андреа охарактеризовал свое творчество.

Этих двух авторов объединяет еще и многоплановость в применении алхимической символики: помимо своего собственного значения, взятого из области натурфилософских и психических истин, алхимический символ выступает у этих писателей еще и как аллегория. Андреа вкладывал при этом конкретный политический смысл в герметические символы, обозначая с их помощью религиозные и социальные проблемы своего времени. Гете также блестяще обыгрывает алхимическую символику, касаясь актуальных проблем науки, политики, экономики (например, эпизод с созданием бумажных денег представляет из себя еще и пародийное описание алхимических процессов). Возникающие

163 при этом элементы профанации алхимии - учения, которое могло быть в глазах посвященного только целью, но никак не средством, подтверждает выдвигаемый в настоящей работе тезис о том, что алхимия используется в «Фаусте», в первую очередь, на правах элемента стилистики, как средство выражения и как богатая символическая традиция, а не как собственно тайное знание, понять которое может лишь знакомый с его эзотерическим смыслом.

Обращение Гете к алхимической символике было, как нам представляется, во многом обусловлено тем, что эта символическая традиция благодаря ореолу таинственности, окружавшему герметические науки, и в XIX веке сохраняла в европейском культурном сознании свежесть и таинственность. Она не выродилась в аллегоризм, а значит, обладала силой художественного воздействия истинной символики. Можно утверждать, что все символические традиции, которые Гете использовал в «Фаусте» для выражения своих идей, в той или иной степени причастны тайному знанию. Это можно сказать не только об алхимии, но и об античной символике, оказывающейся на поверку мистериальной или гностической (образ Елены), и о символике христианской, которая несет на себе у Гете отпечаток еретических идей гностиков и Якоба Беме. Так, несмотря на перенасыщенность культурным материалом, «Фауст» сохраняет именно символическое звучание, не превращаясь в ученую аллегорию.

Изучение герметических представлений, повлиявших на формирование мировоззрения Гете и отразившихся в «Фаусте», должно стать законной темой гетеведения, поскольку это позволяет обнаружить в великом произведении Гете новые смысловые и эстетические оттенки и открыть полифоническое звучание «Фауста» для более полного восприятия.