Формирование эстетической концепции М.М. Бахтина в работах 1920-х годов тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.04, кандидат философских наук Калыгин, Александр Иванович

• Калыгин, Александр Иванович
• кандидат философских наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат философских наук Калыгин, Александр Иванович

Введение.

Глава I. Основные понятия и исследовательские инструменты эстетики раннего М. М. Бахтина.

§ 1. Феноменология «онтологического» эго-персонализма и переход к феноменологии «эстетического бытия» (работа «К философии поступка»). а) Эго-персонализм - онтология «мира поступка». б) Переход от «феноменологии поступка» к феноменологии «эстетического бытия».

§ 2. «Лирический герой» - «первичный субъект речи». Герой Достоевского -лирический герой. а) «Лирический герой» - наиболее полная форма авторской объективации. б) Лиричность произведений Достоевского. Герой Достоевского как лирический герой.

§ 3. «Одноголосые» и «двуголосые» слова как «одноинтенциональные» и двуинтенциональные» слова.

Глава II. Эстетические теории М. М. Бахтина, представленные в трех работах 1920-х годов - элементы единого целого.

§ 1. Эстетическая форма как память лирического героя (работа «Автор и герой в эстетической деятельности»).

§ 2. Эстетическая форма как личностная активность (статья «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве»).

§ 3. «Монологизм», «полифонизм», «диалогизм» - эстетические формы (книга «Проблемы творчества Достоевского»). а) «Монологизм» как «идеологизм». б) «Полифонизм» как оформленный в «многоголосое» целое «полило-гизм» лирического героя. в) «Диалогизм» как бесконечный диалог. г) «Одноголосые» и «двуголосые» слова - материальный носитель эстетических форм «монологизма», «полифонизма».

§ 4. Единство эстетических воззрений М. М. Бахтина 1920-х годов.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Формирование эстетической концепции М.М. Бахтина в работах 1920-х годов»

Актуальность данного исследования.

Михаил Михайлович Бахтин (1895 - 1975). Нет ни одного направления современной гуманитарной мысли России (и не только ее), которое в той или иной мере не включило бы в себя продукты творчества этого мыслителя, чья деятельность пришлась на советский период истории России. Насколько обширны и разносторонни были научные интересы М. М. Бахтина - это философия и эстетика, литературоведение и лингвистика, история литературы и культурология, - настолько в современной «бахтинистике» (или в «бахтинологии») широк спектр подходов: 1) к проблемам постижения и интерпретации идей Бахтина, 2) к поискам основ, позволяющих воспринять его творчество как единый процесс, 3) к проблемам формирования, эволюции и единства его взглядов. Данные темы в исследовании творческого наследия мыслителя постоянно находятся в центре внимания.

К настоящему времени накопилась обширная литература, освещающая разные аспекты творческого наследия Бахтина. Достаточно указать на такие издания, как сборник «М. М. Бахтин как философ» (1992), «Бахтинология: Исследования, переводы, публикации» (1995), «Бахтинский сборник» (с 1990 г. по 2004 г., имеющий пять выпусков), «Бахтинские чтения» (с 1995 г. по 1998 г. вышло четыре номера), «Невельский сборник: Статьи, письма, воспоминания» (с 1996 г. по 2001г.), наконец, самый известный, по-видимому, из периодических изданий по проблемам бахтинистики, журнал «Диалог. Карнавал. Хронотоп» (который, впрочем, на сороковом выпуске, датируемом 2003 годом, прекратил свое существование). В добавлении к этому периодически выходят всевозможные сборники статей с похожими названиями, начинающиеся словами «М. М. Бахтин и.», после которых идут такие словосочетания: «философская культура XX века» (1991), «перспективы гуманитарных наук» (1993), «гуманитарная наука XX века» (1995), «современное гуманитарное мышление на пороге XXI века» (1995), «проблемы современного гуманитарного знания» (1995). А также:

М. М. Бахтин: Эстетическое наследие и современность» (1992), «Эстетика М. М. Бахтина и современность» (1989), «Философия М. М. Бахтина и этика современного мира» (1992). Вышли брошюры Е. В. Волковой [Волкова 1990], В. JI. Махлина [Махлин 1990], О. Е. Осовского [Осовский 1991], монографии В. С. Библера [Библер 1992], А. М. Панкова [Панков 1995], Е. А. Богатыревой [Богатырева 1996], О. Е. Осовского [Осовский 1997], Т. В. Щитцовой [Щитцова 2002]. Из зарубежных монографий о Бахтине стоит отметить книгу, выпущенную совместно К. Кларк и М. Холквистом: «Mikhail Bakhtin» [Clark, Holquist 1984], посвященную биографии Бахтина, и книгу М Холквиста «Dialogism: Bakhtin and his world» [Holquist 2004], с 1990 no 2004 год выдержавшую несколько изданий. В русскоязычной литературе наиболее полной библиографией по «бахтинистике» является «Библиография исследований творчества М. М. Бахтина», помещенная в двухтомнике «М. М. Бахтин: pro et contra» [М. М. Бахтин: pro et contra. 2001- 2002 гг.: 535 - 658].

Уже в 1983 году (то есть всего через несколько лет после смерти мыслителя) канадский исследователь его творчества профессор К. Томсон отмечал широту спектра идентификаций, связываемых с именем Бахтина: «В опубликованных до сих пор исследованиях Бахтин характеризовался как формалист, постформалист, семиотик, специалист по поэтике, иконоборец, теоретик, марксист, материалист, феноменолог, неокантианец, эстетик, гуманист, структуралист» [цит. по Богатырева 1996: 5]. Впрочем, то, что, он - прежде всего философ, сказал сам Бахтин при первой встрече молодых московских литературоведов с «саранским отшельником» [Кожинов 1992: ИЗ]. Американский философ К. Гарднер назвал Бахтина «философом третьего тысячелетия» [цит. по Бонецкая 1998: 104], его поддерживает и Г.С. Морсон, по словам которого мы вступили в «эпоху Бахтина» [Morson 1986], с ее, эпохи, «индустрией Бахтина» [там же]. О «стремительной экспансии идей М. М. Бахтина в 80-е годы на Запад» говорит и известный российский «бахтиновед» В. JI. Махлин [Махлин 1992: 206].

Однако в литературе о Бахтине можно встретить и оценки такого рода: «По-видимому, одной из причин возрастающей популярности Бахтина является падение общей философской культуры и кажущаяся общедоступность смыслов его работ», - пишет А. В. Босенко, и продолжает: «Имя М. М. Бахтина давно занесено в святцы мучеников современной философии, что делает невозможным анализ его произведений. В сущности, этот анализ и не нужен, поскольку заведомо предполагает оценивание идей по степени использования» [Босенко 1994: 83, 85]. Такую оценку состояния дел в современном «бахтиноведении» разделяет и В. П. Крутоус, отмечая «своеобразную сакрализацию творчества ученого, ставшую заметной тенденцией современной бахтинистики» [Крутоус 2004:514].

Неоднозначность присутствует и в оценках конкретных идей из бахтинского наследия. Как отмечено в предисловии к сборнику «М. М. Бахтин как философ», хотя «конкретные идеи Бахтина и в различных областях гуманитарного знания оказали и продолжают оказывать влияние на соответствующие дисциплины», «даже основные моменты позиции Бахтина понимаются у нас далеко не однозначно» [М. М. Бахтин как философ 1992: 3, 4]. Разноголосица в оценках сохраняется как при попытках позиционирования философии Бахтина по отношению к тому или иному направлению современной философской мысли, так и при поиске истоков бахтинского «мыслительства» [Кожинов 1992: 114]. Последний аспект представляется особенно существенным с точки зрения обоснования актуальности данного исследования, ведь речь идет об осмыслении противоречивости, эволюции и единства эстетических взглядов мыслителя.

Очевидно, что в основе эстетических воззрений любого философа лежат принципы общефилософские. Учитывая это, вначале представим спектр оценок исследователей бахтинского творчества относительно принадлежности его мировоззрения к определенной философскому направлению. Так, П. С. Гуревич причисляет мировоззрение Бахтина к «философской антропологии» [Гуревич 1992: 85], а К. Г. Исупов - к неокантианству, находя кроме этого много общих черт у последнего с такими представителями русской культуры, как Одоевский, Герцен, Вл. Соловьев, Флоренский, Франк, Карсавин [Исупов 1992: 68 - 79]. Ф. Клеменс указывает, что «в своих ранних работах Бахтин разрабатывает довольно частную разновидность экзистенциальной философии» [Клеменс 1998: 56]. Л. Н. Столович оценивает философию Бахтина в качестве «своеобразной философии существования» [Столович 1992: 124]. X. Гюнтер обращает внимание на антиклассицизм, как общий признак теорий Ницше и Бахтина, [Гюнтер 1992: 32]. К. Кларк и М. Холквист, называя философию Бахтина «философией творчества;» [Кларк, Холквист 1995: 50], отмечают еще и близость актов этого «творчества» к актам познания [там же: 65, 68], то есть — определенную гносеологическую направленность бахтинской философии.

У некоторых исследователей можно наблюдать определенную эволюцию в оценках бахтинского философствования. Так, если в начале 90-х Н. К. Бонецкая называет бахтинскую философию (как и П. С. Гуревич) «философской антропологией» [Бонецкая 1991: 51], то в конце 90-х характеризует ее уже в качестве «релятивизма» [Бонецкая 1998: 121], «радикального постмодернизма» [там же], подчеркивая ее «антиметафизичность» [там же: 104], называя Бахтина «философом-софистом» [там же: 104].

Г. С. Батищев отмечает антиномичность бахтинской мысли, имеющую в своем основании, с одной стороны, «холодный, несопричастный диалогизм, характерный для . самоутверждающихся индивидов-"атомов"», с другой - «полифонический диалог [как. - А. К] многоуровневую, глубинную встречу» [Батищев 1992: 123].

С нашей точки зрения (и это будет показано в основной части диссертационного исследования) философия Бахтина имеет явно выраженный «персона-листский», «субъективистский» характер. В связи с этим нами выделены в отдельную группу те исследователи, чьи взгляды близки данной оценке. Одним из первых на такого рода направленность бахтинской философии указал, по-видимому, М. Л. Гаспаров: «Бахтин - это бунт самоутвержающегося читателя против навязанных ему пиететов» [Гаспаров 1979: 35]. Вслед за этим ряд исследователей стали отмечать «персоналистический», «волюнтаристский» характер этой философии. К ним прежде всего относится Л. А. Гоготишвили, которая называет философию Бахтина «персоналистическим дуализмом» [Гоготишвили 1992: 101], подчеркивая тем самым то, что взаимоотношение «Я» и «Ты» является основой мировоззрения мыслителя. О «персоналистичности» бахтинских взглядов пишут С. Г. Бочаров [Бочаров 1999: 499 - 500], А. В. Аксенов [Аксенов 1999: 20], С. Н. Зотов [Зотов 2001: 9], В. П. Крутоус [Крутоус 2004: 515]. О «человекоцентризме» - О. Е. Осовский [Осовский 1997: 14]. О «волюнтаризме» - В. В. Бабич [Бабич 1998: 18]. О «субъективизации философии» - Ф. Клеменс [Клеменс 1998: 58] Об «онтологическом индивидуализме» -Ю. Н. Давыдов [Давыдов 1997: 100].

Отнесение бахтинской философии к той или иной школе современного философствования зачастую совпадает у исследователей творческого наследия мыслителя с пониманием истоков его философской мысли.

На наш взгляд, главное воздействие на бахтинскую мысль (воздействие, во многом определившее весь дальнейший путь Бахтина как философа), оказал А. И. Введенский, декан философского факультета Петербургского университета, лекции которого Бахтин слушал [Перлина 1995: 27] и о логике которого «хорошо отзывался» [Библер 1991: 11]. Именно А. И. Введенский со своим «законом Введенского», - «согласно которому чужое Я не только невозможно познать, но нельзя доказать и самого его существования: с достоверностью можно судить о бытийственном наличии лишь своего собственного Я» [Бонецкая 1996: 10 - 11], а это означало, что «на своих кантианских путях Введенский завел эту проблему [проблему чужого Я. -А. К.] в тупик, придя к солипсизму» [там же], -по нашему мнению, в наибольшей степени стимулировал направление собственной философской мысли Бахтина (а значит, и эстетической, как части последней).

В то же время никем из исследователей не оспаривается положение о том, что в качестве одного из «приоритетных» источников философии Бахтина выступает кантианская традиция в ее неокантианской разновидности. Об этом пишут, в частности, Н. К. Бонецкая [Бонецкая 1996: 14], Б. Пул [Брайан Пул 1994: 67], Т. Г. Юрченко [Юрченко 1995: 18]. В этой связи отметим, что и провозвестник» персонализма Шарль Ренувье имел своим истоком неокантианство [об этом см. Современная буржуазная философия 1978: 478].

То, что и в экзистенциализме, и в феноменологии личность играет главную роль, очевидно. Поэтому не вызывают возражения отмечаемые В. В. Назинце-вым «экзистенциалистские» корни бахтинской мысли, ее типологическое сходство с философией М. Хайдеггера [Назинцев 1991], а Т. В. Щитцовой - с философией С. Кьеркегора и М. Хайдеггера [Щитцова 2002]. О Бахтине как о продолжателе «феноменологической традиции» пишет А. Н. Исаков [Исаков 1991], а о Бахтине как о наследнике идей Г. Зиммеля - Ю. Давыдов [Давыдов 1997].

Другие исследователи указывают на то, что «корни философских идей М. М. Бахтина - в мучительных исканиях русской интеллигенции начала XX в» (несмотря на известную ироническую оценку Бахтиным русской философии как «мыслительства» [Кожинов: 1992, 114]) [Шелепанова, Прозерский 1992: 151]. Так, известный теоретик литературы и исследователь русской религиозной философии Н. Д. Тамарченко усматривает источник бахтинской мысли в религиозно-философских учениях Е. Н. Трубецкого, Вл. Соловьева [Тамарченко 1998: 127], В. Розанова [его же 1995: 171 - 178], П. Флоренского [его же: 1996, 104 -114]. Н. К. Бонецкая выявляет связь философии Бахтина с мировоззрениями А. Введенского, Н. Лосского, С. Франка [Бонецкая 1993: 83 - 93], П. Флоренского [она же 1991а: 52 - 60], Ф. Степуна [она же 1994: 16 - 62]. Г. Й. Мажейкис [Мажейкис 1991: 77 - 83] и К. Г. Исупов [Исупов 1992: 68 - 82] находят общие черты бахтинского мировосприятия с философией Л. Карсавина. На похожесть «этик» Бахтина и А. Ухтомского указывает В. Е. Хализев [Хализев 1991а: 70 -86]. а А. В. Панков предлагает рассматривать творчество Бахтина под углом зрения «Общей Теории Деятельности», в основание которой он помещает идеи советского философа Г. П. Щедровицкого [Панков 1995].

Что касается собственно эстетических воззрений Бахтина, — их формирования, плюральное™, единства и т. д., - то и здесь в бахтинистике имеется такой же разброс мнений, как и в оценках всего философского наследия мыслителя. Более подробно мнения исследователей бахтинского творчества относительно конкретных проблем его эстетики мы будем рассматривать непосредственно в основной части диссертации, во Введении мы приведем только некоторые из них.

К. Г. Исупов сначала утверждает, что «эстетика Бахтина - теория эстетической антроподицеи» [Исупов 1990: 33], а через десять лет - что «эстетика Бахтина-это эстетика жертвенного самозаклания» [Исупов 2001: 32]. Н. К. Бонец-кая отмечает такой неординарный факт: «Бахтинские эстетические представления не нуждаются в категории прекрасного, основной для традиционных эстетик» [Бонецкая 1994: 30]. Ей вторит К. Эмерсон: Бахтин, по его мнению «отказывается строить свою эстетическую теорию на идеях красоты, удовольствия или вдохновенного пророчества» [Эмерсон 1995: 127]. Оценки такого рода вполне объяснимы, если учесть, что именно личность, а не что-либо иное (например, красота) является приоритетом в бахтинском мировоззрении (а значит, и в эстетических взглядах, как части последнего). И, с точки зрения Е. А. Богатыревой, «задачу Бахтина в области эстетики можно было бы охарактеризовать, как попытку трансформировать традиционные понятия классической эстетики, сделав их более лояльными к современной художественной практике; как бы совместить классику с новыми методами» [Богатырева 1996: 12]. Эта исследовательница оценивает «бахтинскую философию искусства как оригинальную концепцию, сложившуюся на границе классики и постклассики и ориентированную скорее на художественный опыт XX века» [там же: 7]. Некоторые авторы придерживаются мнения, что «эстетику Бахтина нельзя концептуально выстраивать, ее необходимо пережить как событие-поступок» [Бак 1995: 183].

Наконец, представим мнения бахтиноведов относительно проблемы единого подхода как ко всему творчеству Бахтина 20-х годов, так и к собственно эстетическим взглядам философа.

В большинстве случаев единый взгляд на творчество философа исследователи формируют путем помещения в центр бахтинского мировоззрения той или иной категории из понятийного аппарата мыслителя. В подавляющем большинстве случаев в роли такой системообразующей категории выступает «диало-гизм».

Так, у Н. К. Бонецкой можно прочитать: «Ранние трактаты молодого Бахтина - «К философии поступка», «Автор и герой в эстетической деятельности» -представляют преддиалогическую фазу его мысли, подготовившую собственно концепцию диалога книги о Достоевском» [Бонецкая 1995а: 34], «Бахтин - фи-лософ-диалогист, категория диалога стоит в центре всех его концепций» [Бонецкая 1996: 17]. В. JI. Махлин указывает на то, что текст «К философии поступка» является «предварительным по отношению к "диалогизму"» [Махлин 1990: 108]. О «диалоге» как о «главном ключе» («master key») ко всему творчеству Бахтина пишет М. Холквист [Holquist 2004: 15]

Однако ряд исследователей ставят в центр бахтинского мировосприятия иное. Если П. С. Гуревич пишет, что именно «понятие "другой" является ключевым для философской рефлексии Бахтина» [Гуревич 1992: 83], то В. П. Кру-тоус подчеркивает: «Главным агентом и устоем бытия [согласно Бахтину. - А. К] следует признать самоутверждающуюся личность, творящую новое» [Кру-тоус 2004: 515]. Об укорененности всей бахтинской эстетики в «я» творца пишет Ю. Кристева: «Диалог, в который вслушивается Бахтин, — это диалог между авторским «я» и «я» персонажа — авторского двойника» [Кристева 1970: 22], и далее: «Ведь полифонический роман, открытый Бахтиным у Достоевского, укоренен в том самом треснувшем «я» [там же: 23]. О том, что бахтинские тесты являются по сути дела интроспективной феноменологией личности философа, говорят В. В. Кожинов: «И, представьте себе, если книгу Бахтина о Достоевском попытаться прочитать — как это ни кощунственно звучит — "без Достоевского", как бы отделив от Достоевского ее основные идеи, то получится, с моей точки зрения, самая глубокая философия личности, существовавшая когда-либо» [Кожинов 1992: 115]. Очевидно, что оценки такого рода лежат в одном направлении, что и наша оценка: сердцевиной бахтинского мировосприятия является личностное «Я».

Тем не менее, о сложности выявления «сердцевины» учения Бахтина пишет Г. С. Батищев: «Часто не замечают острейшего спора его с самим же собой, не вникают в логику его борения с самим собой» [Батищев 1992: 123]. К. Г. Ису-пов, со своей стороны, считает, что «современная бахтинология постепенно приходит к необходимости амбивалентного чтения Бахтина» [Исупов 1997: 21].

С проблемой поиска в философских построениях Бахтина «центральной категории» тесно связана «проблема единства» как всего бахтинского мировоззрения, так и его собственно эстетических взглядов. То, что эта проблема является одной из важнейших в бахтинистике, отмечается многими исследователями. Так, например, Н. К. Бонецкая пишет: «Одной из важных проблем бахтино-ведения является вопрос о единстве творческого наследия мыслителя», [Бонецкая 19956: 51].

Одни теоретики, вообще, ставят под сомнение непротиворечивость духовного развития мыслителя, указывая, что, например, проблема автора разрабатывалась Бахтиным с разных как эстетических, так и мировоззренческих позиций [Егоров 1994]. Другие просто озадачены вопросом об обладании Бахтиным в 20-е годы «единой философской и эстетической позицией» [Свительский 1994: 119]. Или даже утверждают, что «пороком является стремление отыскать некую точку содержательно-смыслового единства бахтинских текстов» [Курицын 1996: 183].

Некоторые исследователи только констатируют эту проблему.

Так, И. Н. Фридман пишет о «концептуальной неоднородности эстетического наследия М. М. Бахтина» [Фридман 1992: 51].

С ним, в определенном смысле, солидарна Н. К. Бонецкая: «Совокупность произведений Бахтина предстает пестрым множеством исследований, связь которых отнюдь не очевидна» [Бонецкая 19956: 51]. Поэтому, с ее точки зрения, «должен быть найден метод и выработан язык, с помощью которых все произведения Бахтина можно описать в их принадлежности одному и тому же творческому сознанию», ибо «все труды Бахтина, несомненно, связаны единством его творческой личности, - единством, улавливаемым интуитивно любым читателем» [там же]. Далее Н. К. Бонецкая лишь указывает, что единство творческого наследия мыслителя надо искать в логике становления понятия «эстетическая форма»: «Задача сведения трудов Бахтина в единое целое - с помощью категории эстетической формы» [там же].

К проблеме единства творческого наследия Бахтина примыкает проблема эволюции его взглядов, проблема противоречий между отдельными положениями, принадлежащими различным текстам философа. Рассматриваемый нами период творчества философа обнимает всего несколько лет, поэтому, на наш взгляд, существенной эволюции (эволюции как перехода от менее совершенных к более совершенным формам) за этот период - первая половина 1920-х годов - в воззрениях мыслителя не было.

Тем не менее, ряд бахтиноведов придерживаются «эволюционного» подхода к творчеству мыслителя. Например, такие исследователи, как В. А. Махлин [Махлин 1990: 115 - 116], Е. В. Волкова [Волкова 1990: 58], Н. К. Бонецкая [Бонецкая 1993: 84 - 85], отмечая очевидные различия в бахтинских взглядах, представленных в первых текстах мыслителя, от основных положений книги о Достоевском, считают, однако, последние продолжением первых. Эту идею эволюционного развития бахтинских взглядов поддерживают М. Холквист [см. Махлин 1993: 114], В. Е. Хализев [Хализев 1995: 9] и исследовательница из Кореи Ли Мун Ен [Ли Мун Ен 2000].

Другие «бахтиноведы» возражают против «эволюционности» бахтинских взглядов. К их числу можно отнести: В. С. Библера с его утверждением, что Бахтин - это «внеэволюционный Бахтин» [Библера 1991: 13]; М. С. Кагана: «Взгляды Бахтина остались все же разрозненным изложением некоторых аспектов теории общения» [Кагана 1991: 21], В. Н. Турбина: «Бахтин выглядит чрезвычайно стабильным» [Турбин 1992: 44].

Мы будем искать единство бахтинской мысли, придерживаясь подхода, декларируемого К.Томсоном: «Целостность надо искать, в вопросах задаваемых Бахтиным на протяжении многих лет» [Томсон 1989: 316]. Причем, важным методологическим ориентиром для нас послужит мысль, высказанная М. Хайдеггером (естественно, не относительно Бахтина): «Существенные мыслители всегда говорят одно и то же. Что, однако, не значит — говорят одинаково» [Хайдегер 1988: 355].

Итак, непосредственным объектом нашего исследования является часть творческого наследия мыслителя, представленная в работах 1920-х годов. Предметом же исследования - те аспекты, которые можно отнести либо к элементам его эстетических взглядов и концепций, либо к детерминантам последних.

В связи с этим нами будут подробно рассмотрены следующие работы:

- статья 1919 года «Искусство и ответственность» (далее - ИО),

- текст, над которым, по всей видимости, Бахтин работал в 1920 - 1924 годах, названный издателями «К философии поступка» (далее - ФП),

- текст, - который тоже создавался в этот период, и который тоже получил название от издателей, - «Автор и герой в эстетической деятельности» (далее -АГ),

- статья, написанная Бахтиным в 1924 году для журнала «Русский современник» и озаглавленная «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве» (далее - ПСМФ),

- книга «Проблемы творчества Достоевского» (далее - ПТД), вышедшая в 1929 году, о которой, «по свидетельству С. Н. Бройтмана, в 1971 году М. М. Б. [Бахтин. — А. К.] говорил ему, что книга о Д. [Достоевском. - А. К.] была написана за 4 - 5 лет до опубликования» [Бочаров 2004: 282].

Цитаты из ФП, АГ, ПСМФ даны по книге «Бахтин М. М. Работы 20-х годов» Киев, 1994, а цитаты из ПТД - по книге «Проблемы творчества / поэтики Достоевского» Киев, 1994).

За границами исследования останутся работы, появившиеся в этот же временной период, авторство которых многие исследователи приписывают Бахтину (однако другие - оспаривают это авторство), но которые были опубликованы под именами В. Н. Волошинова и П. Н. Медведева. Для них С. С. Аверинцев предложил название «девтероканонических» трудов Бахтина [Аверинцев 1988].

Основной целью настоящего исследования является формирование представления эстетической концепции раннего Бахтина в виде единого целого, сторонами и элементами которого явились теории, изложенные им в работах 1920-х годов. Исходя из этой цели, ставились следующие задачи:

- определить и раскрыть содержание основных понятий и исследовательских «инструментов» в эстетике раннего Бахтина,

- проанализировать эстетические теории, изложенные Бахтиным в работах 1920-х годов,

- показать, что в основе этих эстетических теорий лежат единые принципы, конкретными реализациями которых являются указанные теории.

Теоретическая и методологическая основы исследования. Принимая во внимание высказывания: М. Л. Гаспарова о «вызывающе-неточном» стиле Бахтина [Гаспаров 1979: 114]; С. Г. Бочарова: «Бахтин экзистенциален и прост. И он же «темен», как Гераклит» [Бочаров 1995: 293]; В. Н.Турбина о том, что Бахтин «говорил на каком-то другом языке, нам пока недоступном» [Турбина 1991: 11], - большая доля исследования будет не чем иным как экзегетикой «темных», «иноязычных» бахтинских текстов. Тем самым диссертант откликается на призыв А. Ф. Еремеева к «конкретной расшифровке смыслов», которые Бахтин вкладывает в свои термины и понятия. [Еремеев 1992: 24]. В качестве методологической основы предпринятого исследования выступил метод интерпретации, толкования. Кроме этого, для анализа бахтинских текстов были использованы методы: структурный, системно-аналитический, историко-генети-ческий, образных аналогий. Поскольку мысль Бахтина постоянно «работает» на стыке таких областей гуманитарного знания, как философия, этика, эстетика, теория и история литературы, языкознание, психология, постольку знания и специальные методы этих наук активно применялись, а именно: методы анализа художественного текста, методы теоретической лингвистики, методы исследования человеческого сознания.

Научная новизна исследования.

1. В работе выдвинут и обосновывается тезис о том, что философским ядром эстетической концепции раннего Бахтина является мировоззрение, которое можно обозначить как «эго-персонализм». Данный термин, состоит из двух частей: «эго» означает, что «ядром», основой бытия выступает личностное «Я», а «персонализм», - что качества личности, в центре которой находится это «Я», во-первых, играют роль посредников между «Я» и миром (включая и мир искусства), то есть являясь своего рода «очками», через которые «Я» воспринимает окружающую ее действительность, в тоже время являются «инструментами», при помощи которых «Я» эту действительность формирует, а во-вторых, что окружающий «Я» мир - это прежде всего мир личностей (правда - мир «других» личностей). Конкретными реализациями бахтинского эго-персонализма выступили эстетические теории, представленные в его работах 1920-х годов.

2. Высказана и доказывается гипотеза, согласно которой понятийный аппарат той или иной эстетической теории раннего Бахтина обусловлен выбором, в качестве теоретической модели, той позиции автора по отношению к своей объективации, которая называется в литературоведении «лирическим героем».

3. В работе представлена эвристическая идея о том, что формирование эстетической концепции Бахтина в работах 1920-х годов есть процесс, результатом которого явилось целое, где моментами, сторонами стали эстетические теории, изложенные в трех его работах - АГ, ПСМФ, ПТД.

Основные положения, выносимые на защиту диссертации:

1. Мировоззрение, изложенное Бахтиным в тексте ФП, в котором личностное «Я» утверждает себя и окружающий мир в их единстве и единственности и которое можно назвать «эго-персонализмом», послужило основой эстетической концепции Бахтина 1920-х годов.

2. Модель отношения автора к своей наиболее полной художественной объективации, называемая в литературоведении «лирическим героем», стала ядром эстетических теорий, представленных в его работах 1920-х годов.

3. Прообразом эстетической теории Бахтина, представленной в тексте «Автор и герой в эстетической деятельности», явилось стихотворение А. С. Пушкина «Разлука».

4. Основой эстетической теории, разработанной Бахтиным в статье «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве» явилось представление об эстетической форме как об осознаваемой эстетическим субъектом своей творящей активности.

5. В основе эстетической теории «полифонизма» (предстающей из книги «Проблемы творчества Достоевского») лежит музыкально воспринятый, то есть эстетически оформленный, «полилогизм» (как совокупность противоречащих друг другу точек зрения, идеологий, правд), присутствующий как в целом любого произведения этого писателя, так и в сознании каждого из главных героев.

5. Эстетическая концепция Бахтина, представленная в работах 1920-х годов, есть единое целое, сторонами которой выступили эстетические теории, изложенные в работах АГ, ПСМФ, ПТД.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения. Первая глава включает в себя три параграфа; первый и второй из них имеют по два подраздела. Глава вторая содержит четыре параграфа; последний имеет четыре подраздела.

Заключение диссертации по теме «Эстетика», Калыгин, Александр Иванович

Заключение.

Итогами настоящего диссертационного исследования являются следующие положения:

1. В основе эстетических теорий Бахтина, представленных в его работах 1920-х годов лежит а) онтология эго-персонализма (которая нашла свое воплощение в тексте «К философии поступка»), и б) отношение автора к своей наиболее полной художественной объективации, называемой в литературоведении «лирическим героем».

2. «Эго-персонализм» как художественное мировоззрение, есть личностная установка, при которой «Я» воспринимает окружающее бытие через определенные личностные качества, являющиеся одновременно и орудиями, с помощью которых создается эстетическое бытие.

3. Стихотворения А. С. Пушкина «Разлука» явилось прообразом эстетической теории Бахтина, представленной в тексте «Автор и герой в эстетической деятельности». Эстетическим субъектом, в этой теории может быть признан тот, кто отождествил свою позицию с позицией лирического героя данного стихотворения. В роли главной художественной формы выступила память пушкинского лирического героя. Поэтому эстетику этой работы Бахтина об авторе и герое можно назвать «историческим» эго-персонализмом.

4. Определяющим представлением эстетической концепции статьи «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве» является представление об эстетической форме как об активности эстетического субъекта, видящей во всех эстетических действиях свое преобразующее, творческое начало. Лирический герой здесь полностью ассимилирован эстетическим субъектом, исчезает как художественная объективация, становится «эстетическим объектом», в котором эстетический субъект видит только себя и свою активность. Все и вся в этой эстетике растворено в этой осознающей только себя всепоглощающей активности. Поэтому эстетика данной бахтин-ской статьи может быть названа «активностным» эго-персонализмом.

5. Героев произведений Достоевского, в том виде как они представлены в книге «Проблемы творчества Достоевского», можно позиционировать в качестве проявлений одного лирического героя по причине совпадения их качеств с качествами последнего. Эстетическая форма «полифонизма», призванная у Бахтина объединить в единое «музыкальное» эстетическое целое «голоса» главных героев того или иного произведения Достоевского, выполняет функцию создания художественного целого из противоречащих друг другу, несовместимых друг с другом идеологий, присущих самому Достоевскому. Материальным носителем и орудием обретения эстетической формы «полифонизма» выступают у Бахтина так называемые «двуголосые слова», отношение к которым как к звуковому, «музыкальному» целому позволяет примирить и заключить в себя эти непримиримые идеологии, оформить их в самодостаточное эстетическое образование. Бахтинская эстетическая концепция, представленная им в книге о Достоевском, была обозначена как, «эстетико-музыкалъный» эго-персонализм. Это обусловлено тем, что использование слова как звука музыки, то есть как материала для художественного оформления, является чисто эстетическим действием. Принадлежность же «двуголосого слова» только субъекту, его произносящему, его «Я», следует из того, что данные типы слов можно рассматривать как цитаты, а последние, принадлежа цитирующему, лишь указывают на цитируемого.

6. В эстетической теории Бахтина, представленной в его работе о Достоевском, присутствуют и такие эстетические формы, как «монологизм», сутью которого является «идеологизм» - авторское подавление своей идеологией идеологий героев, и «диалогизм» - отношение к диалогу как к бесконечному, нескончаемому процессу. Данные формы, принадлежат личности, их создающей, а значит, очевиден стоящий за ними бахтинский эго-персонализм.

7. Все три эстетические теории Бахтина, изложенные в его трех работах 1920-х годов, являются тремя разными способами разрешения внутренних личностных этических проблем художественными средствами. С точки зрения психологии, это было осуществлено методами перекодировки модальностей внутреннего опыта, то есть Бахтин в каждой работе попеременно выступил в роли визуалиста, кинестетика и аудиалиста.

8. В итоге уместно говорить об экстенсивном развитии эстетических воззрений Бахтина в 20-е годы XX века, о появлении новых подходов, новых взглядов на одно и то же «проблемное ядро», а формирование эстетики Бахтина есть процесс, аналогичный формированию единого целого, где моментами, сторонами выступили специфические эстетические теории, изложенные Бахтиным в этих работах.

Список литературы диссертационного исследования кандидат философских наук Калыгин, Александр Иванович, 2006 год

1. Бахтин М. М. Проблемы творчества / поэтики Достоевского. Киев, 1994 509 с. Бахтин М. М. Искусство и ответственность // Бахтин М. М. Работы 20-х годов. Киев, 1994. С. 5-8.

2. Бахтин М. М. К философии поступка. // Бахтин М. М. Работы 20-х годов. Киев, 1994. С. 9-68.

3. Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности. // Бахтин М. М. Работы 20-х годов. Киев, 1994. С. 69-255.

4. Бахтин М. М Проблемы поэтики Достоевского // Бахтин М. М. Проблемы творчества / поэтики Достоевского. Киев, 1994. С. 203- 492. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. 543 с.

5. Волошинов В. Н. (М. М. Бахтин) Фрейдизм М., 1993. 121 с. Волошинов В. Н. (М. М. Бахтин) Марксизм и философия языка М., 1993 - 192 с. Медведев П. Н. (М. М. Бахтин) Формальный метод в литературоведении М., 1993.-207с.

6. Аксенов А. В. Вненаходимость и диалог // Диалог. Карнавал. Хронотоп, Витебск, 1999. №1. С. 256-259.

7. Бак Д. П. Эстетика М. Бахтина в контексте генезиса идеи исторической поэтики // Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. СПб., 1995. С. 179— 188.

8. Батищев Г. С. Диалогизм или полифонизм?: (Антитетика в идейном наследии М. М. Бахтина). // М. М. Бахтин как философ. М. 1992.

9. Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. К 100-летию со дня рождения М. М. Бахтина (Проблемы бахтинологии) СПб., 1995. 370 с. Бахтинские чтения. Сборник. Орел, 1997. Вып. 2. - 328 с.

10. Бибихин В. В. Слово и событие // Историко-философские исследования. Ежегодник 91. Минск, 1991.С. 145-163.

11. Библер В. С. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры М. 1991.-169 с.

12. Богатырева Е. А. Драмы диалогизма: М. М.Бахтин и художественная культура XX века. М. 1996.- 135 с.

13. Бондарев А. П. Карнавал/диалог: онтология и логика М. М. Бахтина // М. М. Бахтин и перспективы гуманитарных наук: Материалы науч. конференции (Москва, РГТУ, 1-3 февраля 1993 г.). Витебск, 1994. С. 55-62.

14. Бонецкая Н. К. Философская антропология М. М. Бахтина // М. М. Бахтин и методология современного гуманитарного знания. Тезисы докладов Вторых саранских Бахтинских чтений. Саранск, 1991. С. 51-52.

15. Бонецкая Н. К. Теория диалога у М.Бахтина и П.Флоренского // М. М. Бахтин и философская культура XX века: Проблемы бахтинологии: Сб. Ст. СПб., 1991. Вып. 1.4. 2., а. С. 52-60.

16. Бонецкая Н. К. М.Бахтин и традиции русской философии // Вопросы философии. М., 1993. № I. С. 83-93

17. Бонецкая Н. К. М. М.Бахтин в двадцатые годы // Диалог. Карнавал. Хронотоп, Витебск, 1994. № 1. С. 16-62.

18. Бонецкая Н. К. М. Бахтин и идеи герменевтики // Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. СПб, 1995а, 32^2.

19. Бонецкая Н. К. Эстетика М. Бахтина и логика формы // Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. СПб, 1995, б. С. 51-59.

20. Бонецкая Н. К. О стиле философствования М.М.Бахтина. // Диалог. Карнавал. Хронотоп, Витебск, 1996. № 1. С. 6-43.

21. Бонецкая Н. К. Бахтин глазами метафизика // Диалог. Карнавал. Хронотоп, Витебск, 1998. №1. с. 103-155.

22. Босенко А. В. Власть времени или оставьте М. Бахтина в покое // М. М. Бахтин и перспективы гуманитарных наук: Материалы науч. конференции (Москва, РГГУ, 1-3 февраля 1993 г.) Витебск, 1994. С. 83-84.

23. Бочаров С. Г. Об одном разговоре и вокруг него // Сюжеты русской литературы. М. 1999.

24. Бочаров С. Г. Событие бытия (1995) // М. М. Бахтин: pro et contra. Том II. СПб. 2002. С. 277-294.

25. Бочаров С. Г. Книга о Достоевском на пути Бахтина // Бахтинский сборник. Вып.5.: Сб. ст. М. 2004. С. 281-314.

26. Брайен Пул. Михаил Бахтин и теория романа воспитания // М. М. Бахтин и перспективы гуманитарных наук: Материалы науч. конференции (Москва, РГГУ, 1-3 февраля 1993 г.) Витебск, 1994. С. 62-71.

27. Бройтман С. Н. Историческая поэтика. М., 2001.

28. Быстрова Т. Ю. Проблема бытия искусства // М. М. Бахтин: Эстетическое наследие и современность: Межвуз. сб. научн. тр. Саранск, 1992. Ч. 1. 2. С. 204209.

29. Вересаев В. В. Спутники Пушкина. М., 1993. Волкова Е. В. Эстетика М. М. Бахтина М., 1990. 64 с.

30. Воронина Н. И. М. М. Бахтин и М. Юдина: истоки и горизонты дружбы. // М. М. Бахтин: Эстетическое наследие и современность: Межвуз. сб. научн. тр. Саранск, 1992. Ч. 1.-2. С. 171-183.

31. Галеев Б. М. Полифония как принцип и полнота // М. М. Бахтин: Эстетическое наследие и современность: Межвуз. сб. научн. тр. Саранск, 1992. Ч. 1.-2. С. 325.

32. Гаспаров М. JI. Бахтин в русской культуре XX века (1979) // М. М. Бахтин: pro et contra. Том II. СПб., 2002. С. 33-36.

33. Горин С. А вы пробовали гипноз? М., 1994. 192 с. Горин С. Гипноз: техники россыпью Канск, 1995. - 230 с. ГриндерД. Бендлер Р. Из лягушек в принцы. Нейро-лингвистическое программирование. Воронеж, 1994. - 240 с.

34. Гуревич П. С. Проблема Другого в философской антропологии М. М. Бахтина // М. М. Бахтин как философ. М., 1992. С. 83-96.

35. Гюнтер X. Бахтин и «Рождение трагедии» Ф. Ницше // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1992. № 8. С. 27-35.

36. Давыдов Ю. «Трагедия культуры» и ответственность индивида (Г. Зиммель и М. Бахтин) // Вопросы литературы. 1997. Вып. 4. С. 91-125. Диалог. Карнавал. Хронотоп: Журн. научн. разысканий о биогр., теорет. наследии и эпохе М. М. Бахтина. Витебск.

37. Егоров И. В. Проблема автора в эстетике М. М. Бахтина // М. М. Бахтин и перспективы гуманитарных наук: Материалы науч. конференции (Москва, РГТУ, 1-3 февраля 1993 г.). Витебск, 1994. С.133-134.

38. Исупов К. Г. Апофатика М.М.Бахтина // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1997. №3. С. 19-31.

39. Исупов К. Г. Уроки М. М. Бахтина // М. М. Бахтин: pro et contra. СПб., Том 1, 2001. С. 7^6.

40. К 100-летию со дня рождения М. В. Юдиной // Диалог. Карнавал. Хронотоп", 1999 Витебск №3

41. Каган М. С. Морфология искусства. Д., 1972.

42. Казаков А. А. б, К проблеме целого полифонического романа // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 2001. С. 4-58. Камерон Л. и др. Эмпринт метод. Воронеж, 1997. 352 с.

43. Караченцева И. С. и Караченцева Т. С. М. М. Бахтин и Ж. Дерида: фигура читателя // М. М. Бахтин: Эстетическое наследие и современность: Межвуз. сб. научн. тр. Саранск, 1992. Ч. 1. -2. С. 183-188.

44. Киклевич А. К. Язык личность - диалог: (Некоторые экстраполяции социоцен-трической концепции М. М. Бахтина). // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск. 1993. №1. С. 9-20

45. Кларк К. Холквист М. Архитектоника ответственности (1995 Перевод Н. К. Бо-нецкой) // М. М. Бахтин: pro et contra. Том II. СПб. 2002. С. 37-71. Клеменс Ф. Бахтин как философ различия // Диалог. Карнавал. Хронотоп, Витебск, 1998. №1.

46. Коняхина И. В. Форма как выражение авторства // М. М. Бахтин и гуманитарное мышление на пороге XXI века. Ч. 2, Саранск, 1995.

47. Корман Б. О Литературоведческие термины по проблеме автора. Ижевск, 1982.

48. Курицын В. Событие Бахтина. // Октябрь. М., 1996. №.2. С. 182-187.

49. Ли Мун Ён Эстетика М. М. Бахтина в ее развитии (Коммуникативный аспект)

50. Автореф. дис. на соиск. уч. ст. канд. филолог, наук. М. 2000.

51. Липовецкий М. Н. Диалогизм в постмодернистской поэтике // М. М. Бахтин иперспективы гуманитарных наук: Материалы науч. конференции (Москва,

52. РГГУ, 1-3 февраля 1993 г.) Витебск, 1994. С. 131-133.

53. М. М. Бахтин как философ: Сб. ст. М., 1992. 257с.

54. М. М. Бахтин: Эстетическое наследие и современность: Межвуз. сб. научн. тр. Саранск, 1992 Ч. 1. 2. - 368 с.

55. М. М. Бахтин и философская культура XX века: Проблемы бахтинологии: Сб. Ст. СПб., 1991. Вып. 1.4.1.-2.- 128с.

56. М. М. Бахтин и проблемы современного гуманитарного знания. Ростов-на-Дону, 1995.-75 с.

57. Мажейкис Г. Й. Истина как любовное сотворчество: (Опыт постижения истины

58. Бахтиным и Карсавиным) // М. М. Бахтин и философская культура XX века:

59. Проблемы бахтинологии: Сб. Ст. СПб., 1991. Вып. 1. Ч. 2. С. 77-83.

60. Махлин В. Л. Михаил Бахтин: философия поступка. М., 1990.

61. Махлин В. Л. Наследие М. М. Бахтина в контексте западного постмодернизма //

62. М. М. Бахтин как философ. М., 1992.С. 206-220.

63. Махлин В. Л. «Диалогизм» М. М. Бахтина как проблема гуманитарной культуры XX века // Бахтинский сборник. Вып. I.: Сб. ст. М., 1990. С. 107-129. Махлин В. Л. Событие и образ // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1992а. №1. С. 11-26.

64. Махлин В. Л. Что такое диалогизм? // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1993. №1. С. 109-119.

65. Махов Е. A. Música literaria: идея словесной музыки в европейской поэтике. М. 2005. -224.

66. МелихЮ. Б. М. М. Бахтин: параллели к религиозной философии Л. П. Карсавина//Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1999. №4. С. 72-81. Мухамадиев Р. Диалог Достоевского и диалогизм Бахтина // Вестн. Моск. унта, Сер. 7 Философия. М., 1996. № 4. С. 28-40.

67. Назинцев В. В. Мыслитель Бахтин и теоретик Хайдеггер // М. М. Бахтин и философская культура XX века: Проблемы бахтинологии: Сб. Ст. СПб., 1991. Вып. 1.4. 1.

68. Невельский сборник: Статьи, письма, воспоминания. Вып. 1.-6. СПб., 1996-2001гг.

69. Нильсен Г. Обращение к личности: Г. Мид и М. Бахтин о рефлексивности и политическом // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 2003, № 1-2.

70. Осовский О. Е. Научное наследие М. М. Бахтина и гуманитарная мысль Запада сегодня. М., 1991. 32 с.

71. Осовский О. Е. Диалог в большом времени: литературоведческая концепция М. М. Бахтина. Саранск, 1997. 192 с.

72. Осмоловский О. H. Гносеология Ф.М.Достоевского // Диалог. Карнавал. Хронотоп, Витебск, 1999. №1.

73. Падучева Е. В. Семантические исследования М. 1996. 464 с. Панков А. В. Разгадка Бахтина. М., 1995. -256 с.

74. Перлина Н. Забавные вещи случаются на пути к бахтинскому форуму // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1995. № 1. С. 20-37.

75. Пешков И. В. M. М. Бахтин: от философии поступка к риторике поступка. М., 1996.- 174.

76. Прозоров В. В. Автор // Введение в литературоведение. М., 2004. С. 68-81. Роднянская И. Б. Лирический герой // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 185.

77. Русских О. В. Уникальность поступка как степень проявления индивидуальности // M. М. Бахтин и гуманитарное мышление на пороге XXI века. Ч. 2, Саранск, 1995.

78. Скиба В. А., Чернец Л. В. Знак и образ. // Введение в литературоведение. М., 2004. С. 46-51.

79. Старостова Л. Э. Философия поступка: индивидуальность, смысл, культура // M. М. Бахтин и гуманитарное мышление на пороге XXI века. Ч. 2, Саранск, 1995.

80. Столович Jl. Н. М. М. Бахтин и проблема ценности // М. М. Бахтин: Эстетическое наследие и современность: Межвуз. сб. научн. тр. Саранск, 1992 Ч. 1.-2. С. 121-133.

81. Тамарченко Н. Д. М. Бахтин и В. Розанов: (Идея «родового тела» и кризис христианской этики на рубеже XIX XX вв.) // Бахтинология: исследования, переводы, публикации. СПб., 1995. С. 172-178.

82. Тамарченко Н. Д. «Композиция и архитектоника» или «композиция и конструкция»?: (М. М. Бахтин и П. А. Флоренский) // Литературоведение и литературоведы. Коломна, 1996. С. 104-114.

83. Тамарченко Н. Д. Проблема автора и героя и спор о богочеловечестве (М. М. Бахтин, Е. Н. Трубецкой и Вл. С. Соловьев) // Бахтинские чтения 2, Материалы Международной научной конференции (Витебск, 24—26 июня 1996). Витебск, 1998. С. 105-130.

84. Тамарченко Н. Д. Акт рассказывания: повествователь, рассказчик, образ автора. //Введение в литературоведение. М., 2004. С. 300-309.

85. Телъчарова Р. А. Музыкальность мышления как прием методологической пластики // М. М. Бахтин: Эстетическое наследие и современность: Межвуз. сб. научн. тр. Саранск, 1992 Ч. 1. -2. С. 226-233.

86. Тодоров Ц. Монолог и диалог: Якобсон и Бахтин // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 2003. №1-2.

87. Томсон К. Диалогическая поэтика М. М. Бахтина // М. М. Бахтин: pro et contra. СПб., Том 1, 2001. С. 312-322.

88. Томсон К. «К философии поступка» М.Бахтина: Действие и паранойя // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 2002. Витебск. №1.

89. Турбин В. Н. Бахтин сегодня // Лит. газ. М., 1991. 6 февр. №5. С. 11.

90. Турбин В. Н. У истоков социологической поэтики // М. М. Бахтин как философ.1. М. 1992. С. 44-50.

91. Тынянов Ю. Н. Литературный фактМ. 1993.

92. Урицкая Б. С. Вспоминая прошлое // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1999. №1.

93. Философия М. М. Бахтина и этика современного мира. Саранск, 1992. 112с. Фоменко И. В. Цитата // Введение в литературоведение. М. 2004. С. 477-487. Фридман И. Н. Незавершенная судьба «Эстетики завершения» // М. М. Бахтин как философ. М. 1992. С. 51-67.

94. Хализев В. Е. Учение А. А. Ухтомского о доминанте и ранние работы М. М. Бахтина// Бахтинский сборник. М., 1991. С. 70-86.

95. Хализев В. Е. Ценностная ориентация М. М. Бахтина и его духовная драма: (К 100-летию со дня рождения) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. Филология. М., 1995. № 6. С. 5-20.

96. Хализев В. Е. Лирика. // Введение в литературоведение. М., 2004. С. 153-160. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Проблема человека в западной философии. М., 1988.