Ф.М. Достоевский в художественном сознании русских писателей 20-х годов XX века: В. Зазубрин, В. Ропшин тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Дибирова, Айшат Давудовна

• Дибирова, Айшат Давудовна
• кандидат филологических наук
• 2008

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Дибирова, Айшат Давудовна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Герой и его идея в произведениях В.Ропшина и В.3азубрина.

1.1. Образ героя-идеолога в повестях В.Зазубрина и В.Ропшина.

1.2. Способы раскрытия и опровержения идеи в повести «Щепка» и рассказе «Бледная правда».

1.2.1. Погружение теории в жизнь как способ ее испытания.

1.2.2. Отражение теории Срубова в его сне и видениях.

1.2.3. Специфика зрительного восприятия в повести ВЛ.Зазубрина.

1.2.4. Оправдание революции в рассказе В.Я.Зазубрина «Бледная правда».

1.3. Испытание идеи в повести «Конь вороной».

ГЛАВА 2. Концепция вседозволенности в повестях «Щепка» и «Конь вороной».

2.1. Образ Смердякова и формула «все позволено» в произведениях В.Я.Зазубрина и В.Ропшина.

2.2. Двойники в системе персонажей повести «Щепка».

2.3. «Путь к Смердякову» в повести «Конь вороной».

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Ф.М. Достоевский в художественном сознании русских писателей 20-х годов XX века: В. Зазубрин, В. Ропшин»

Предметом нашего исследования является творчество советского писателя В.Я. Зазубрина и представителя литературы русского зарубежья В.Ропшина — людей с совершенно разными взглядами, как политическими, так и эстетическими. При всем том оба они являются наследниками классической русской литературы. Их объединяет не только эпоха, но и то, что эти писатели в осмыслении современной им действительности обращаются к идеям одного и того же великого предшественника — Ф.М.Достоевского. Почему именно этот художник и философ вызывает интерес писателей начала века? Как пишет один из исследователей, только в отдельных случаях обращение писателей 1920-х годов к опыту Ф.М.Достоевского носило характер осознанного восприятия его традиции: «Подавляющее же большинство начинавших тогда романистов претворяли, "отражали" идейные мотивы и художественные принципы этого писателя опосредованно, приходя к Достоевскому разными путями сложных художественных исканий, порой очень далеких даже от русской классической традиции в целом» [Шеншин, 1988, с. 22-23]. В случае с В.Я.Зазубриным и В.Рошшшым мы имеем дело именно с сознательным применением художественных открытий Ф.М.Достоевского: в настоящей работе представлены тому доказательства.

20-е годы XX века представляют особый интерес в аспекте вопроса о традициях русской классической литературы. На этот период приходится формирование общественного сознания новой, революционной эпохи, сопровождавшееся острой идеологической борьбой, переосмыслением ценностных ориентиров и попыткой создания новой системы ценностей. В 20-е годы продолжается и начавшееся в 1917 году разделение русской литературы на две ветви — эмигрантскую и советскую, для каждой из которых проблема классической традиции приобретает первостепенное значение, хотя и решается в соответствии с собственными идеологическими установками.

Формирующейся советской литературе приходилось с позиций нового времени пересматривать идейно-эстетические принципы литературы предшествующего периода, чтобы определить их приемлемость для революционной культуры. Без опоры на классику советская литература обойтись не могла даже при всей декларируемой новизне, самостоятельности и оригинальности, но перенимать духовный опыт классической литературы следовало с осторожностью: не всякое проповедуемое ею требование считалось достойным продолжения. Необходимость определиться по отношению к литературному наследию прошлого превращала вопрос о преемственности литературного процесса в предмет острых дискуссий.

Иначе рассматривался этот вопрос писателями русского зарубежья. Преемственность традиций воспринималась эмигрантами как нечто само собой разумеющееся и не вызывающее сомнений. Традиционность и эстетический консерватизм, вызванный во многом отрывом от родной почвы, создавали ощущение неразрывности единой русской литературы. Для эмигрантов проблема выбора приемлемых образцов для подражания не стояла столь напряженно. Духовные ценности, провозглашаемые литературными классиками, почти целиком принимались ими.

Пожалуй, ничье творчество в начале века не подвергалось столь существенному пересмотру и не вызывало столь ожесточенной полемики, как творчество Ф.М.Достоевского1. Как пишет Ю.К. Герасимов, «Судьба духовного наследия Достоевского в начале XX в. в России отмечена подлинным драматизмом. Хотя и в предшествующем, и в наступившем веке попыток ниспровержения литературных кумиров, развенчания непререкаемых авторитетов, ревизий эстетических и гражданских репутаций было немало

1 Интерес к наследию Ф.М.Достоевского обострялся тем фактом, что в 1921 году отмечались столетний юбилей писателя и сорокалетие его смерти. Это обстоятельство вызвало много высказываний и выступлений, в которых освещались многие новые связи его творчества с современностью. но даже в тех случаях, когда на первый план выходила борьба не столько литературных течений и стилей, сколько общественно-политических и национально-культурных интересов, такого широкого замаха на гениального писателя, утверждавшего в своем творчестве коренные основы бытия русского народа, еще не было» [Герасимов, 2000, с. 27].

Для начала XX века Ф.М.Достоевский был поистине знаковой фигурой. Ни один серьезный мыслитель не избежал его воздействия. Подавляющее большинство деятелей культуры этого периода посвятили ему книги или статьи: Д. Мережковский («Толстой и Достоевский», 1901-1903; «Пророк русской революции», 1906), С.Булгаков («Иван Карамазов как философский тип», 1901; «Русская трагедия», 1914), Шестов Л. («Достоевский и Ницше. Философия трагедии», 1903; «Пророческий дар», 1906), Вячеслав Иванов («Достоевский и роман-трагедия», 1911), А. Белый («Трагедия творчества. Достоевский и Толстой», 1911), Н. Бердяев («Великий Инквизитор», 1907; «Ставрогин», 1914; «Откровение о человеке в творчестве Достоевского», 1918; «Миросозерцание Достоевского», 1923), Переверзев В.Ф. («Достоевский и революция», 1921) и другие. Художественные открытия Ф.Достоевского стали неотъемлемой частью русской культуры: «Об этом выразительно свидетельствует возникновение в языке нарицательных имен-понятий (Фома Опискин, Ставрогин, Лебядкин, Смердяков и др.) и цитатных словосочетаний-топосов ("слезинка ребенка", "клейкие листочки", "тварь дрожащая", "«миру ли погибнуть, или мне чай пить?", "широк человек - я бы сузил" и пр.). В обиходе укрепились такие новообразования, как "смердяковщина", "карамазовщина", "достоевщина"» [Там же, с. 28].

Читающая публика ощущала величие гения Ф.М.Достоевского, но при этом благотворность его влияния признавалась далеко не всеми, о чем, например, свидетельствует полемика о Ф.М.Достоевском, начало которой положила статья А.М.Горького «О карамазовщине» (1913). Невозможно понять всю сложность отношений советской литературы с Ф.М.Достоевским, не касаясь проблемы «Достоевский и Горький». В задачи нашего исследования не входит ее подробное рассмотрение, так как она детально изучена л литературоведами . Отметим только одну особенность, проявившуюся в творческой полемике Горького с его великим предшественником: даже художники, отчаянно отталкивавшиеся от Ф.М.Достоевского, демонстрировавшие неприятие его эстетических позиций, не сумели избежать его влияния, обнаруживая в своих произведениях тончайшую взаимосвязь с его художественным миром. Внутреннее родство творческих систем двух

2 Эта проблема изложена в следующих работах: Адамович Г. Максим Горький // Современные записки. — Париж, 1936. - № 2; Герасимов Ю.К. Союзники по "«преодолению Достоевского»: М. Горький и Д. Мережковский. — Статья 1 // Достоевский. Материалы и исследования. - СПб., 2000. - Т. 15; Статья 2 // Там же. - СПб., 2001. - Т. 16; Матевосян Е.Р. Горький и Достоевский: современный взгляд на проблему // Горьковские чтения 1995 г. -Н.Новгород, 1996; Михайловский Н.К. Статьи о русской литературе XIX - начала XX вв. — Л., 1989; Муравьев А.Н. Ставрогин Достоевского и Каразин* М. Горького //'Достоевский. Материалы и исследования. - Вып. 6. — Л., 1985; Мясников А. Достоевский и Горький // Достоевский - художник и мыслитель. М., 1972; Сараскина Л. «Бесы». Роман-предупреждение— М., 1990; Сохряков Ю.И. Творчество Достоевского и русская проза XX в. (70-80-е гг.) - М., 2002; Старикова Е.В. Достоевский и советская литература (к постановке вопроса) // Достоевский - художник и мыслитель. - М.: Художественная литература, 1972; Сухих О.С. Горький и Достоевский: Продолжение «Легенды» (мотивы «Легенды о Великом' инквизиторе Ф.М. Достоевского в творчестве Горького). - Нижний Новгород, 1999; Тутшанов В.А. Полемика Л.Н. Андреева со статьями М. Горького «О "карамазовщине"» и «Еще о "карамазовщине"» // Туниманов В.А. Ф.М. Достоевский и русские писатели XX века. - СПб., 2004; Чинкова А.И. Достоевский в восприятии Андрея Белого // Достоевский. Материалы и исследования. - Т. 15. - СПб., 2000; Фокин П.Е. «Дневник писателя» 1876-1877 гг. Ф.М. Достоевского и «Несвоевременные мысли» М.Горького // Достоевский и современность: Материалы IX Международных Старорусских Чтений. — Новгород, 1995. — С. 209-214; IЦенников Г. К. Горький и Достоевский: сближение антагонистов // Достоевский и мировая культура. Альманах. - СПб., 1993. - № 1. - Ч. 2; писателей подмечено Г.Адамовичем, Л.Андреевым, А.С.Долининым, Н.К.Михайловским, К.Фединым и др.3

Не характеризуя подробно позиции отдельных участников дискуссии о Ф.М.Достоевском, тем более что количество их довольно велико, скажем лишь, что споры вокруг великого классика XIX века обнаружили полярность оценок его творчества. В.А.Келдыш замечает, что обращением к Достоевскому «литераторы начала века (от Белого и Ремизова до Горького) поверяют свой собственный опыт: поверяют и с полным доверием к Достоевскому, и в резком споре с ним. Но и в том, и в другом случае по-своему подтверждалась необходимость Достоевского <.>» [Келдыш, 1992, с. 77]. Естественно, что самые неоднозначные суждения вызывала проблема «Достоевский и революция», во многом от решения этой проблемы зависело отношение нового общества к его наследию. Для многих Достоевский был автором пасквиля на революцию. Другие, оценивая опыт русской революции, были потрясены провидческим талантом автора «Бесов». Упреки в «карикатурности» и «фантастичности» героев сливались с признанием пророческой силы писателя при обнаружении поразительных аналогий между явлениями действительности и его идеями. Неслучайно именно постановка «Бесов» в Московском Художественном театре (1913) послужила одним из толчков к полемике, развернувшейся в русской печати.

Духовное наследие Ф.М.Достоевского воспринималось в контексте жизни пореволюционной эпохи, в тесной связи с ее насущными проблемами. Поскольку главным событием, определившим тональность этого исторического

3Показательно, что именно с «Бесами» Достоевского сравнивает роман «Жизнь Клима Самгина» В.Я.Зазубрин: «Роман Ваш страшнее «Бесов» Достоевского» [Архив А.М.Горького, 1965, с. 377]. Также в одном из писем Горькому, делясь своими впечатлениями по поводу сборника его рассказов, В.Я.Зазубрин пишет: «Мне показалось, что в нем Вы пошли какой-то новой дорогой. Мне почудилось, что у Вас отросла борода того * самого писателя, которого Вы так не любите, - борода Ф.М. Достоевского» [Там же, с. 349]. периода и соответственно большинства литературных произведений, стала революция, то, по верному замечанию Н.А.Грозновой, проза 1920-х годов сделала смелую попытку связать ход своих раздумий о революции не с 1 периферийными, а с узловыми моментами концепции Достоевского. Она подхватила тревогу Достоевского о судьбах гуманизма, его требование безупречной нравственной правды во всем, она стала продолжать углублять и гуманистическую концепцию этого художника с ее такими доминантами, как сострадание к человеку, критика эгоизма и каких бы то ни было деспотических побуждений личности» [Грознова, 1982, с. 130].

Е.В.Старикова вполне обоснованно полагает, что характер непростых отношений советской литературы с Ф.М.Достоевским определялся ее центральной проблемой: социализм и личность, революция и нравственный облик человека. «Этими вопросами проверялись у Достоевского главные проблемы его творчества - коренные проблемы человеческого бытия. Советская литература решала вопрос о революции и человеческой личности иначе, нежели решал его Достоевский. Однако возникновение драмы возможно только там, где есть не одно лишь отрицание и отталкивание, но и моменты глубокого притяжения и внутреннего совпадения, хотя бы и временного» [Старикова, 1972, с. 603]. Неослабевающая актуальность сущностных вопросов (о соотношении счастья и свободы, цели и средства, возможности «земного рая» и др.) определили обращение советских писателей 1920-х годов к творчеству Ф.М.Достоевского. «Достоевский - все еще современный писатель; современность еще не изжила тех проблем, которые решаются в творчестве этого писателя. Говорить о Достоевском для нас все еще значит говорить о самых больных и глубоких вопросах нашей текущей жизни», — писал В.Ф.Переверзев в статье 1921 года, посвященной столетию со дня рождения писателя [Переверзев, 1996, с. 525]. То же самое можно сказать и об эмигрантских писателях, поскольку эти вопросы определяли также проблематику и их творчества.

Отношение к Ф.М.Достоевскому в русской эмиграции не было столь конфликтно-драматическим, но обостренность восприятия и повышенный интерес к его личности и творчеству наблюдались в не меньшей степени. Он был одним из самых популярных отечественных классиков для представителей русского зарубежья. «Достоевский и есть та величайшая ценность, которой оправдает русский народ свое бытие в мире, то, на что может указать он на Страшном суде народов», - этими словами из книги Н.А.Бердяева «Миросозерцание Достоевского» [Бердяев, 1993, с. 223] можно охарактеризовать основную эмоциональную настроенность по отношению к творчеству Ф.М.Достоевского в среде русской эмиграции. В эмигрантской критической литературе Ф.М.Достоевский понимается прежде всего как религиозный мыслитель. Христианские заветы писателя были особенно близки писателям русского зарубежья. Не менее привлекательна была для них идея религиозного и социального возрождения русского народа, проповедуемая писателем. Духовное провидчество Ф.М.Достоевского становится предметом размышления большинства религиозно-нравственных и философских работ писателей-эмигрантов.

Несмотря на религиозный акцент в оценке ими творческого наследия этого классика и на увиденное в его произведениях прежде всего предсказание катастрофы 1917 г., определяющим фактором в восприятии Ф.М.Достоевского как эмигрантами, так и советскими писателями остается родство философской проблематики, что приводило к явному и неявному проявлению идей и образов Ф.М.Достоевского при решении задач современной литературы. Предложенные Ф.М.Достоевским художественные решения указанных проблем проникали в структуру прозы 20-х годов, которая порой демонстрировала откровенные переклички с произведениями писателя.

Существует достаточное количество исследований, посвященных влиянию Ф.М.Достоевского на отдельных представителей литературы 20-х годов и в общем на художественное сознание эпохи4. Вопрос о роли Ф.М.Достоевского в культурной жизни 1920-х годов поднят в статье В.Ф.Переверзева «Достоевский и революция» (1921). Критик указывает на созвучие современной литературы «духу» Ф.Достоевского: «<.> Достоевский по стилю и духу близок популярнейшим писателям начала XX века, и в произведениях Горького, Андреева, Арцыбашева, Сологуба продолжается

4 Эта проблема рассмотрена в следующих работах: Архипова A.B. Блок и Достоевский. Статья 1 // Достоевский. Материалы и исследования. - Т. 15. - СПб., 2000; Статья 2 // Достоевский. Материалы и исследования. - Т. 16. - СПб., 2001; Герасимов Ю.К. Союзники по «преодолению Достоевского»: М. Горький и Д. Мережковский. Статья 1 // Достоевский. Материалы и исследования. — Т. 15. — СПб., 2000; Статья 2 // Достоевский. Материалы и исследования - Т. 16. - СПб., 2001"; Грозпова H.A. Творчество Леонида Леонова и традиции русской классической литературы. - Л., 1982; Ермакова М.Я. Традиции Достоевского в русской прозе. — М., 1990; Ерыкалова И.Е. «Бесы» Достоевского в драматургии Булгакова // Revue des Etudes Slaves/ -LXV/2. - Paris; 1993; Исупов КГ. Компетентное присутствие (Достоевский и «серебряный век») // Достоевский. Материалы и исследования. - Т. 15. -СПб., 2000; JIo Jlueeü. Е. Замятин и Ф. Достоевский: Культурно-исторические истоки романа «Мы»: Автореф. дис. . канд. филол. наук. - М., 1994; Панфилова H.A. Экзистенциальные «уроки» Ф.М. Достоевского в русской литературе первой трети XX в.: Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Магнитогорск, 2000; Переверзев В.Ф. Достоевский и революция // Достоевский Ф.М. Бесы. Роман в трех частях. «Бесы»: антология русской критики. - М., 1996; Сахаров В.И. Достоевский, символисты и Александр Блок // Достоевский. Материалы и исследования. — Вып. 6. - Л., 1985; Старикова Е.В. Достоевский и советская литература (к постановке вопроса) // Достоевский - художник и мыслитель. - М., 1972; Тутшанов В.А. Ф.М. Достоевский и русские писатели XX века. - СПб., 2004; Чинкова А.И. Достоевский в восприятии Андрея Белого // Достоевский. Материалы и исследования. - Т. 15. - СПб., 2000; Шеншин В.К. Традиции Ф.М. Достоевского и советский роман 1920-х гг. Константин Федин, Юрий Олеша, Леонид Леонов. - Красноярск: Издательство Красноярского университета, 1988; Щенников Г.К. Горький и Достоевский: сближение антагонистов // Достоевский и мировая культура. Альманах. - № 1. - Ч. 2. - СПб., 1993; Юрьева О.Ю. Художественная эманация идей и образов Ф.М. Достоевского в русской литературе начала XX в.: Дис. . док. филол. наук. - М., 2003. разработка тех же мотивов, что и в произведениях классика Достоевского. Можно сказать, что вся современная художественная литература идет по стопам Достоевского, как литература классическая шла по стопам Пушкина» [Переверзев, 1996, с. 525]. Им подчеркнута особая актуальность творчества писателя именно для современной, переломной эпохи: «У Достоевского многому можно научиться, многое понять и на многое трезво взглянуть в происходящей на наших глазах революции» [Там же, с. 531]. По его мнению, произведения Ф.Достоевского незаменимы для революционного самопознания, поскольку в них с небывалой глубиной отразилась «психологическая стихия революции» [Там же, с. 526].

В трактовке В.Ф.Переверзева творчество' Ф.М.Достоевского предстает несколько обедненным, поскольку критик игнорировал вневременной, философский характер творений писателя. Главная художественная заслуга Достоевского, полагает В.Ф.Переверзев, состоит в том, что писатель сумел постичь внутренние противоречия определенной социальной группы — мелкой буржуазии: «<.> для понимания мелкобуржуазной революционной стихии, которой густо разбавлена наша революция, Достоевский и теперь оказывается незаменимым художником. То, что сказал он о революции, является для нас до сих пор самым глубоким постижением ее сущности, поскольку она плод мелкобуржуазного бунтарства» [Там же, с. 531]. Тем не менее, выводы исследователя о способности Ф.М.Достоевского понять и выразить «парадоксальный характер русской революции» [Там же, с. 529] во многом справедливы. Обосновывая актуальность творчества великого писателя, В.Ф.Переверзев пишет, что им вскрыта «психологическая механика революции» [Там же, с. 528], показаны обаяние безграничной свободы и опьянение ничем не ограниченной тиранией. «Анатомируя и распластывая душу революционного подполья, Достоевский добрался до таких интимных тайников ее, в какие не хотели заглядывать, робко обходя их, сами деятели революционного подполья. <.> он вынес на всеобщее позорище те грозные диссонансы революционного подполья, от которых отделывались сознательной или бессознательной глухотой. <.> Он знал о революции больше, чем радикальнейшие из радикалов, и то, что он знал о ней, было мучительно и жутко, раскалывало надвое и терзало противоречиями его душу» [Там же, с. 529].

Из работ более позднего времени, рассматривающих проблему развития традиций Ф.М.Достоевского в литературе 1920-х годов, особого внимания заслуживают исследования Е.В. Стариковой, В.К. Шеншина, О.Ю. Юрьевой. Ими намечены многие аспекты, в которых следует рассматривать значение творчества писателя для последующего развития литературы. Старикова Е.В. указывает следующие тенденции в восприятии его творчества писателями 1920-х годов: следование сюжетным схемам Ф.М.Достоевского и использование ассоциаций с его образами; подчеркнутое сопоставление собственных образов с образами из произведений Ф.М.Достоевского, служащее своеобразным ключом к их пониманию; развитие и переосмысление философских метафор писателя; применение найденных Ф.М.Достоевским художественных принципов анализа комической, драматической и трагической двойственности человеческой психики; обращение к художественному опыту Ф.М.Достоевского в изображении положительно-прекрасного человека. По мнению Е.В.Стариковой, в 20-е годы эти тенденции наиболее яркое выражение нашли в творчестве Л.Леонова.

Большинство исследователей сходятся во мнении, что настоящим откровением для современников В.Зазубрина и В.Ропшина стало выраженное Ф.Достоевским ощущение катастрофичности бытия, его крайней противоречивости, чувство наступившего и грядущего кризиса всего общественного уклада. Этим ощущением пронизано все искусство начала века. Так, «идентичностью эпохи начала века с теми процессами в социальной жизни, душе и сознании, что были зафиксированы в произведениях Достоевского» объясняет О.Ю.Юрьева типологическую близость художественных исканий начала столетия с творческими открытиями великого писателя [Юрьева, 2003, с. 9]. Исследовательницей отмечен один из важных аспектов художественной традиции Ф.Достоевского, оказавшийся наиболее близким мировоззрению писателей первой трети XX века, - мысль о доминирующей роли идеи в жизни человека и общества. О.Ю.Юрьева полагает, что русская литература XX столетия восприняла у Достоевского «и принципы изображения человеческого характера и сознания, и особый тип мироотношения, в котором идея является главной силой, управляющей судьбами человека, нации и государства» [Там же, с. 29]. Этот писатель, считает О.Ю.Юрьева, воплотил «одну из самых важных для характерологии русской литературы начала XX века мысль - о некой иррациональности, непостижимости тех причин, по которым человек, а иногда и целая нация, поддаются воздействию той или иной идеи и идеологии» [Там же, с. 126]. По мнению исследовательницы, Достоевский одним из первых сформулировал «закон, согласно которому миром правит идея, слово, мысль» [Там же, с. 25]. В работе отмечена особая актуальность для России той эпохи предположений Достоевского о «бесовском, дьявольском происхождении разрушительных „ революционных идей» [Там же, с. 109].

О.Ю.Юрьева убедительно доказывает, что художники того периода наследовали идеям и типам героев, которые были открыты и названы классиком, таким как «высшая идея», «русская идея», «две великие идеи бунта и смирения», идея «цель оправдывает средства», «нравственная идея», «случайный человек», «выкидыш общества», «комический тип маленького человечка» и другие.

Основополагающая роль идей в творчестве Ф.Достоевского, неоднократно отмеченная исследователями, подтверждается их активным восприятием, развитием и переосмыслением в последующие литературные эпохи 5. Например, особый интерес писателей 20-х годов XX века вызывает рассмотренная Достоевским идея «цель оправдывает средства», что в первую очередь было связано с общественной ситуацией в пореволюционной России.

В творчестве различных авторов начала века нашло отражение и другое художественное открытие известного писателя: Достоевский не просто представляет в своих произведениях различные комплексы идей, возникших или получивших распространение в то время, но и проверяет их, подвергая в структуре текста всевозможным испытаниям. Стремлением писателя всесторонне исследовать идею, раскрыть ее с различных позиций, выявить заложенные в ней возможности объясняется такая черта героев Достоевского, как экспериментаторство. Открытый Достоевским тип одержимого идеей героя, экспериментирующего над собственной и чужой жизнью, во множестве вариантов проявился в русской литературе начала XX века. Генетико-типологическое сходство с идеологами Достоевского обнаруживается в героях произведений Ф.Сологуба, Л.Андреева, А.Ремизова и многих других авторов.

По мнению исследователей, в начале столетия и особенно в 20-е годы был очень востребован художественный опыт Достоевского-психолога в показе внутренней борьбы героя, пытающегося определить свое отношение к революции и найти свое место в новой действительности. Так, например, этот опыт был особенно важен при «изображении человеческой личности с раздвоенным сознанием, принадлежавшей к интеллигенции или тем промежуточным слоям, чье отношение к революции, даже при условии ее принятия, было связано с идейными исканиями, преодолением внутренних противоречий» [Шеншин, 1988, с. 24]. Такой тип сознания присущ героям

5 Н.Бердяев писал: «<.> гениальная идейная диалектика занимает не меньшее место у Достоевского, чем его необычайная психология. Идейная диалектика есть особый род его художества. Он художеством своим проникает в первоосновы жизни идей, и жизнь идей пронизывает его художество.<.> к Достоевскому нельзя подойти, нельзя понять его, не углубившись в его богатый и своеобразный мир идей» [Бердяев, 1993, с. 108].

К.Федина, Л.Леонова, И.Эренбурга, Ю.Олеши. Необходимость изобразить расколотый внутренний мир человека переходного периода заставляет писателей обращаться к приему двойничества, получившему широкую разработку в произведениях Достоевского. Заключенные в этом приеме возможности психологического изображения оказались особенно созвучны периоду начала века, позволяя показать различные варианты будущего того или иного героя, выразить конфликт старых и новых форм бытия, раскрыть проблему выбора жизненного пути.

Большинство критиков полагает, что потребность в философском осмыслении драматических конфликтов современности, преломленных в сознании героев, заставляло художников обращаться именно к Ф.М.Достоевскому как мастеру идеологического романа, умело изображавшему противоборство различных идеологических концепций. Поэтому традиции Ф.М.Достоевского наиболее отчетливо проявлялись в творчестве тех писателей, которые пытались понять противоречия революционной эпохи. По мнению Е.В. Стариковой, именно творчество Ф.М.Достоевского, комплексом своих философских проблем, изображением психологии духовного страдания, формой своих романов вскрывающее острую борьбу противоположностей, было «притягательным образцом» для литературы, «осмысляющей только что — в масштабах истории — совершившуюся революцию, то есть острейший в человеческой практике во всех аспектах случай борьбы противоположностей» [Старикова, 1972, с. 630].

Безусловно, наиболее плодотворным влияние эстетики Ф.М.Достоевского на творчество писателей начала века было в сфере «поисков социальной и нравственной гармонии» [Шеншин, 1988, с. 21]. Разнообразные пути воздействия известного писателя на русскую литературу имеет одну общую черту: потребность в Ф.М.Достоевском обостряется, когда в процессе осмысления действительности возникает необходимость проверить соответствие изменений, происходящих в обществе и человеке, извечным моральным требованиям. В.К. Шеншин, например, так объясняет приверженность традиции Ф.М.Достоевского советских писателей 1920-х годов - Ю. Олеши, Л.Леонова, К. Федина: «Для художника, у которого остается еще много вопросов, не решенных окончательно и вызывающих сомнения, необходим спор, идеологическое противостояние. Все принципы, на которых созидался рожденный революцией социалистический строй, ему необходимо было испытать на прочность, оценив их с точки зрения общечеловеческих «вечных» идеалов, а также в соотнесении с теми непреходящими духовными ценностями, которые накоплены историческим опытом народа» [Шеншин, 1988, с. 39].

В связи с проблемой построения гармоничного общества особую актуальность для литературы начала века приобретает остро волновавший Достоевского вопрос, можно ли совместить идею счастья для всех с благом> каждого отдельного человека. «В чем высшая правда — в воле самоценной личности или в воле сплоченной массы, коллектива? — Этот вопрос на разные лады повторялся многими и будоражил умы, постоянно волновал людей кризисной, переломной эпохи» [Архипова, 2001, с. 246]. Раздумья писателя о взаимоотношениях личности и общества (независимо от того, принималась ли его позиция или резко отторгалась) вызывали глубокий интерес в эпоху, когда крайний индивидуализм уживался с утверждением различных форм коллективистского сознания.

Таким образом, основные черты художественного наследия Ф.М.Достоевского, воспринятые литературой 20-х годов (исключая конкретные мотивы и образы), были следующие:

- внимание к «коренным», «сущностным» вопросам;

- акцентуация роли идеи в жизни человека, художественное испытание идеи;

- изображение героя-идеолога, экспериментаторство как характерная черта героя;

- показ противоборства различных идеологических концепций;

- поиск социальной и нравственной гармонии, нравственный максимализм в оценке социальных явлений;

- раскрытие антиномии всеобщего счастья и блага отдельного человека, утверждение ценности каждой человеческой личности;

- идея духовного возрождения русского народа;

- изображение двойственности человеческой психики, показ конфликтов современности, преломленных в сознании героев.

Многие из указанных особенностей нашли отражение и в творчестве выбранных нами авторов.

В настоящее время нет работ, где бы проблема традиции Ф.М.Достоевского в творчестве В.Я. Зазубрина и В. Ропшина стала предметом специального рассмотрения, хотя отдельные наблюдения и выводы исследователей по данному вопросу имеются. Авторы большинства статей, посвященных В.Я.Зазубрину, указывают на параллели в его произведениях с Ф.М.Достоевским (Н. Яновский, A.B. Горшенин, А. Панков). Первым на эти параллели обратил внимание В.П.Правдухин в предисловии к повести «Щепка», написанном в том же году, что и сама повесть. В.Правдухин верно подмечает, что вопрос о революции и личности, не дающий покоя главному герою повести Срубову, вызывает ассоциации с «корчами героев Достоевского, которые стоят над бездной вопроса, все ли позволено» [Правдухин, 1989, с. 5]. Однако вывод, который делает критик, говорит о том, что В.Я.Зазубрин вопрос о самоценности человеческой личности решает совсем иначе, чем его предшественник. Позиция В.Я.Зазубрина, по мнению В.Правдухина, противоположна взглядам Ф.М.Достоевского. Критик полагает, что В.Я.Зазубрин в своем произведении преодолевает идеалистические пережитки, доставшиеся в наследство от литературы предшествующего периода: «Если Достоевский в "Бедных людях", если JI. Андреев — наследыш индивидуалистического символизма, в своем рассказе "О семи повешенных" ставил своей задачей вызвать ненужную жизни жалость в наших душах к ненужному Янсону; претворить никчемную кантовскую идею о самодовлеющей ценности существования каждого человека, то Зазубрин — изображая совсем не идеал революционера, — ставит своей задачей показать, что есть общее - грядущий океан коммунизма, бесклассового общества, во имя которого революция беспощадно идет по трупам вырождающихся врагов революции» [Там же, с. 4-5]. Автор предисловия считал, что В.Я.Зазубрин был согласен со Срубовым, пришедшим к выводу, что, когда речь идет переустройстве мира, «разговоры о нравственном и безнравственном» — предрассудки. По мнению критика, хотя герой и не выдерживает «своего героического подвига» во имя революции, смысл самого подвига ясен, ясна и позиция художника, обнажающего «конкретно в человеке то, что ему мешает перешагнуть, наконец, границу, разделяющую старый и новый миры» [Там же, с. 5].

Весьма показательно, на наш взгляд, что уже в этом, первом, отзыве на повесть сибирского писателя затрагивается вопрос об авторской позиции. Данный аспект проблемы представляется нам особенно актуальным, поэтому именно на нем мы постарались акцентировать внимание в своей работе. Вопрос об авторской точке зрения по-разному оценивается критиками. Так, А.Панков — автор одной из наиболее глубоких статей о творчестве ВЛ.Зазубрина, в противоположность В.Правдухину, полагает, что именно философия Ф.Достоевского имела решающее влияние на автора «Щепки»: «Более того, без влияния Достоевского повесть "Щепка" была бы, наверное, невозможна» [Панков, 1989, с. 252]. Исследователь находит очень интересный и важный аспект проблематики повести: он рассматривает произведение сквозь призму отразившегося в ней противоречия «политработника и художника». Автор статьи считает, что, возможно, В.Я.Зазубрин и разделял веру В.Правдухина в «грядущий океан коммунизма», но в произведении (во многом под влиянием Ф.М.Достоевского) «художник взял верх над политработником» [Там же, с.

252]. Срубов действительно не осиливает взятой на себя ноши, «и чекиста уже не тянет на теоретические разговоры с Марксом», зато «лезет в голову Достоевский с его рассуждениями о слезе ребенка, пролитой во имя всеобщего счастья» [Там же, с. 250]. По мнению А.Панкова, изображая метания Срубова между Марксом и Достоевским, В.Я.Зазубрин выражал не трагедию революционера, не выдержавшего подвига революции, а трагедию самой российской революции, которая не может быть «превыше реальных людей, перемешанных в котле истории» [Там же, с. 251].

Большинство исследователей обращает внимание на некую противоречивость авторской позиции В.Зазубрина. Н.Яновский, одним из первых указавших на эту особенность «Щепки», объяснил ее тем, что автор «не сумел в повести четко разграничить свою и срубовскую идейные позиции» [Яновский, 1988, с. 183]. А.Панков, как уже было сказано, увидел в этой двойственности борьбу политических и эстетических взглядов писателя. Сходным образом оценивает повесть А.В.Горшенин. Он признает, что во многом поклонявшийся революции Срубов выражает мысли и ощущения автора, но зазубринское восприятие революции, отмечает критик, было неоднозначным. А.В.Горшенин тоже спорит с В.Правдухиным, увидевшим в повести прежде всего «удар по индивидуализму». Пафос повести, полагает исследователь, направлен именно на утверждение приоритетной ценности человеческой личности - одного из основополагающих принципов философии Ф.М.Достоевского [Горшенин, 1990].

Продолжение традиции Ф.М.Достоевского видит в повести Л.А.Трубина. По ее мнению, показывая психическое расстройство Срубова, В.Зазубрин следует принципам великого предшественника в художественном изображении последствий своеволия личности [Трубина, Ист. созн., 1999, с. 140]. Но при этом в работе отмечены некоторые колебания писателя в оценке идейных взглядов героя. Так, например, пишет исследовательница, «непредвиденная болезнь души» [Там же, с. 140], не позволяющая соединить Маркса и

Достоевского, расценивается как слабость не только самим героем, но и, по всей видимости, автором.

Непосредственно проблеме воздействия образов и мотивов Ф.М.Достоевского на произведения В.Я.Зазубрина посвящена статья В.В.Брагина «Мимоидущий лик земной и вечная истина». Он указывает на прямые параллели с творчеством Ф.М.Достоевского в повести «Щепка» и рассказах «Бледная правда» и «Общежитие». По его мнению, мотив «винтика», «щепки», реализуемый в этих произведениях, восходит к Ф.Достоевскому, а именно к строкам «Записок из подполья», в которых герой-повествователь размышляет о свободе воли, неподвластной сухой «логистике». Очевидную ориентацию на творчество Ф.М.Достоевского В.В.Брагин видит также в раскрытии темы двойничества и в способах изображения «человека идеи». Он верно отмечает родство героя повести «Щепка» и героев Ф.Достоевского Раскольникова и Ивана Карамазова: каждый из них занят оправданием теории, которая вызывает в их душах нравственное отторжение.

В.В.Брагин обнаруживает в произведениях обоих писателей не только сходство подходов к решению вопроса о совместимости нравственности с идеей радикального общественного переустройства, но и жанровую близость. Так, по его мнению, в «Бледной правде», конфликт между иллюзиями и кошмарной действительностью напоминает структуру «скверного анекдота» «Записок из подполья».

По наблюдению исследователя, очевидную аллюзию на Ф.М.Достоевского следует видеть в имени одного из подчиненных Срубова -Алексея Боже. Имя «Алексей» неоднократно обыгрывается в романе «Братья Карамазовы». То, что зазубринский персонаж, который как бы дважды «божий человек» (на это указывают имя и фамилия), является по сути палачом и садистом, свидетельствует об искаженных представлениях о добре и зле в показанном писателем мире: «Мир перевернулся, понятия добра и зла поменялись местами, безумие стало нормой» [Брагин, 2000, с. 153]. Одно из интересных «совпадений» с творчеством классика, приведенных В.Брагиным, — сходство слов Павла Петровича Срубова о большевизме как болезни со сном Раскольникова о трихинах. На основании найденных аллюзий критик приходит к выводу, что В.Я.Зазубрин наследует гуманизм русской классики с ее приоритетом высших ценностей: «Литературные реминисценции, ассоциации, параллели, аллюзии <.> служили основной цели - выявить реалии сегодняшнего дня не с точки зрения узкоклассовых, прагматических критериев, а с точки зрения вечности» [Там же, с. 154].

Об интересе В.Я.Зазубрина к личности и творчеству Ф.М.Достоевского свидетельствуют его очерки и письма. В очерке «Неезжеными дорогами» В.Я.Зазубрин так описывает посещение Кузнецка, где когда-то служил опальный писатель: «Горячее волнение на секунду сжало мне. грудь. Мне показалось, что здесь я найду неостывшие следы Федора Михайловича, что я буду торопиться за ним, уходящим где-то совсем рядом, я почти физически ощутил теплоту его слегка сгорбленной спины» [Зазубрин, 1972, с. 124]. Как пишет Н. Яновский, «Жгучая острота восприятия "живого" Достоевского несомненно соотносится с восторженным восприятием неумирающего творчества великого писателя, с признанием его силы и значения и для себя лично и для судеб русской литературы». [Яновский, 1972, с. 21]. В уже упомянутом нами письме к А.М.Горькому от 9 марта 1928 г. В.Я.Зазубрин пишет о своем «далеко не праздном» интересе к творчеству классика XIX века: «Помню, я испытывал величайшие затруднения с оценкой Вашего сборника рассказов 1922-24 гг. Мне показалось, что в нем Вы пошли какой-то новой дорогой. Мне почудилось, что у Вас отросла борода того самого писателя, которого Вы так не любите, - борода Ф.М. Достоевского. Если Вас не обижает такая постановка вопроса, то напишите коротенько. Для меня этот вопрос далеко не праздный. Я работаю над вещью <.>. От одного Вашего рассказа нити идут именно сюда» [Архив A.M. Горького, 1965, с. 349]. Этот факт говорит о том, что обращение В.Я.Зазубрина к Ф.М.Достоевскому было осознанным. Николай Смирнов в своих воспоминаниях о В.Я.Зазубрине тоже подтверждает: «Подлинными владыками его дум были Толстой и Достоевский» [Смирнов, 1972, с. 432].

Подобных свидетельств о внимании В. Ропшина к творчеству классика XIX века у нас нет. Но следует отметить, что сразу после появления в печати первой повести В. Ропшина, заговорили о том, что произведение написано под несомненным воздействием Ф.М.Достоевского: «Да и весь «Конь бледный» — не воплощенное ли видение Достоевского? Кого он звал, те и пришли. У Достоевского геометрия тел, у В. Ропшина — тела; там — будет, здесь - было. Никакой современной книги не прочел бы Достоевский с таким негодованием и любопытством, как этой; ни от какой не почувствовал бы так, что яблочко от яблони недалеко падает» [Мережковский, 1991, с. 126]. Учитывая, что «Конь вороной» воспринимается как продолжение первой повести (сходны эпиграфы, названия, имена главных героев, проблематика и тональность произведений; даже многие описания повторяются), отмеченные читателями и критиками формы присутствия Ф.М.Достоевского в «Коне бледном» можно отнести и к повести 1923 года.

Подробное исследование жизни и творчества известного эсера представлено в диссертации Е.И. Гончаровой «Проза Бориса Савинкова (общественно-политический и литературный контекст эпохи)». Е.И.Гончарова также обращается к вопросу о влиянии Ф.М.Достоевского на творчество Савинкова - Ропшина и его современников. Автор говорит о новом звучании, которое обрели произведения писателя XIX века в революционной России. «Революция оказалась озвученной голосами героев Достоевского», — пишет Е.И.Гончарова [Гончарова, 2001, с. 20]. Исследовательница считает его героев предтечами «бомбистов», ставших на рубеже столетий своего рода героями времени. Интерес к теме революционного насилия создавал новый аспект прочтения классических произведений и, в первую очередь, произведений Ф.М.Достоевского. Тема «революция и нравственность» поднимается в творчестве многих писателей - М. Арцыбашева, Л. Андреева, А. Белого, А. Ремизова, Р. Гуля, А. Грина, В. Зайцева, И. Шмелева, в том числе и Савинкова-Ропшина. Как отмечает Е.И. Гончарова, все творчество В.Ропшина решало одну и ту же моральную проблему - греховность убийства, неправедность пролития крови, зыбкость границы дозволенного насилия. Такая проблематика обусловливала необходимость обращения к трагическим коллизиям произведений известного предшественника.

Связь размышлений В.Ропшина с религиозно-философскими исканиями Ф.Достоевского подчеркнута в анализе дилогии «Конь бледный» и «Конь вороной», представленном в вышеназванном исследовании Л.А.Трубиной. Как полагает исследовательница, в повести «Конь бледный» очевидна полемика с романом «Преступление и наказание». Осмысление проблемы насилия, настойчивое обращение к библейской заповеди «не убий» также включает произведения В.Ропшина в русло традиционной нравственно-религиозной направленности русской классической литературы.

Тексты повестей - как В. Зазубрина, так и В. Ропшина - даже при беглом рассмотрении дают основания говорить о воздействии Ф.М.Достоевского. В них присутствует достаточный цитатный слой, отсылающий к его идеям и образам. Как отмечают исследователи, прозрачные ассоциации с Ф.М.Достоевским, обнаруживаемые в произведениях начала века, рассчитаны на создание «определенного литературного приема, за которым стоит стремление включить художественное сознание настоящего в высокую традицию национальной мысли, прямо указать на неразрывность преемственности бывшего и сущего. При таком открытом включении образов живой современности в определенные пласты прошлой культуры - путем сопоставления настоящего с предшествующими художественными открытиями - эти образы приобретают дополнительный смысл, присваивают себе тот широкий круг ассоциаций, который уже стоит за всемирно-известными образами, как бы избавляя художника от самостоятельных обобщений» [Старикова, 1972, с. 632].

Авторы анализируемых повестей намеренно воскрешают в сознании те ситуации, идеи, мотивы произведений Ф.М.Достоевского, которые важны для правильного прочтения их собственного творчества. Сами тексты произведений наводят на мысль о необходимости рассматривать их в русле традиции Ф.М.Достоевского. Так, например, одна из явных отсылок к Ф.М.Достоевскому, звучащая в «Коне вороном», — слово «бесы» («бесами» один из героев повести называет коммунистов), вызывающее ассоциации с известным романом, тем более что звучит оно на фоне размышлений о революции. К Ф.М.Достоевскому отсылает и выражение «народ-богоносец», встречающееся в тексте повести. Отголоски мотивов «Преступления и наказания» слышатся в вопросе, который задает себе Юрий Николаевич: «брат на брата или клоп на клопа?» (457)6 — это словно напоминание об известном восклицании «Это человек-то вошь!» ' (6, 320) Также упоминаются в произведении персонажи Ф.М.Достоевского - Смердяков и Карамазов.

Множество явных и скрытых перекличек с творчеством известного писателя содержится и в произведении В.Я.Зазубрина. Первая явная отсылка к Ф.М.Достоевскому звучит в третьей главе повести в письме Павла Петровича Срубова сыну: старый доктор вспоминает слова писателя о здании счастья человеческого, возведенного на слезах ребенка. Имя Ф.М.Достоевского в письме не упоминается, но герой не зря отмечает про себя, что «не свои,

6 Повести В.Ропшина цитируются по изданию: Савинков Б.В. Воспоминания террориста. Конь бледный. Конь вороной. -М. ООО «Изд-во ACT»: ООО «Транзиткнига», 2004. В круглых скобках указываются страницы.

7 Здесь и далее в работе ссылки даются на издание: Достоевский Ф.М. Полное собр. соч.: В 30 тт. - Л., 1972 - 1990. В круглых скобках указываются том и страница. конечно, мысли у отца»8. В конце этой же главы, услышав знакомую музыку, в ряду других имен герой вспоминает и Ф.М.Достоевского: Вспомнил Левитана, Чехова, Достоевского. И удивился: почему? И, уже уходя с собрания, понял: Клембровская играла из Скрябина» (31). Ассоциации с Ф.М.Достоевским вызывают и слова Павла Петровича о большевизме как болезни (ср. «Бесы»), а также имена Смердякова и Наполеона, возникающие в мыслях Срубова. Помимо этих очевидных аллюзий, прослеживается и более глубинная ориентация авторов «Щепки» и «Коня вороного» на творчество своего предшественника, что мы и хотим доказать в нашем исследовании.

Актуальность диссертации определяется необходимостью всестороннего исследования проблемы традиций в литературе XX века, потребностью филологической науки подробно изучить вопросы типологии художественных методов советских писателей и писателей русского зарубежья, а также недостаточной изученностью творчества В.Зазубрина и В.Ропшина как в целом, так и в аспекте литературной традиции Ф.М. Достоевского.

Объектом исследования являются повесть В.Я. Зазубрина «Щепка» (1923), его рассказ «Бледная правда» (1923), повесть В. Ропшина «Конь вороной» (1923), а также отдельные произведения писателей-современников (Б.Пильняка, Е.Замятина, С.Семенова и др.) в связи с романами Ф.Достоевского. В диссертации проводится сопоставление повести «Конь вороной» с повестью «Конь бледный» (1909), рассматриваются стихотворения В.Ропшина. Анализ повести В.Я.Зазубрина «Щепка» дополнен анализом архивной рукописи этого произведения.

Предметом исследования является проблема преломления традиций Ф.М.Достоевского в художественном сознании русских писателей 20-х годов XX века.

8 Зазубрин В.Я. Щепка // Зазубрин В.Я. Бледная правда. Художественная проза, публицистика. - М., 1992. - С. 28. Текст повести В.Зазубрина далее цитируется по данному изданию с указанием страниц в круглых скобках.

Научная новизна диссертации обусловлена тем, что впервые произведения В. Зазубрина и В. Ропшина 20-х годов анализируются в контексте традиции Ф.М. Достоевского. В работе рассмотрены не освещенные литературоведами аспекты творчества указанных писателей.

Цель диссертации — определить специфику влияния Ф.М.Достоевского на творчество В.Зазубрина и В.Ропшина; охарактеризовать особенности индивидуального усвоения писателями художественных открытий предшественника.

Для достижения этой цели предполагается решение следующих задач:

1. Раскрыть способы выражения авторского отношения к идейной позиции героя в произведениях В.Ропшина и В.Я.Зазубрина. Для этого: а) показать сходство и различие героев-идеологов Ф.М.Достоевского с аналогичными по функции персонажами повестей «Щепка» и «Конь вороной»; проследить своеобразие, структуры характера, носителя идеи, в произведениях названных авторов и Ф .М.Достоевского; б) проанализировать приемы создания внутреннего мира главных персонажей у В.Я.Зазубрина и В.Ропшина и определить их эстетическое значение; в) выявить авторское отношение к концепции «революция -стихия» в прозе В.Я.Зазубрина; г) рассмотреть особенности использования принципа испытания идеи в прозе В.Ропшина.

2. Проследить осмысление традиционной для творчества Ф.М.Достоевского проблемы «все позволено» в произведениях В.Ропшина и В.Я.Зазубрина; определить восприятие этими писателями антигероя Ф.Достоевского.

3. Рассмотреть особенности функционирования приема двойничества в прозе избранных авторов.

Теоретическую основу диссертации составляют труды А.С.Бушмина,

A.Н.Веселовского, А.Б.Есина, Ю.М.Лотмана, Е.М.Мелетинского и др., исследования по творчеству Ф.М.Достоевского: М.М.Бахтина, Н.А.Бердяева, С.Н.Булгакова, Л.П.Гроссмана, Л.Сараскиной, Г.Фридлендера и др., а также труды по проблеме восприятия Ф.М.Достоевского в русской литературе XX века: Ю.К.Герасимова, Н.А.Грозновой, М.Я.Ермаковой, Ю.И.Сохрякова, Е.В.Стариковой, О.С.Сухих, В.А.Туниманова, В.К.Шеншина, О.Ю.Юрьевой и ДР

Методология исследования основана на принципах литературно-исторического, сравнительно-типологического и структурно-семантического изучения словесности.

Теоретическое значение диссертации заключается в возможности ее применения для дальнейшего изучения творчества В.Зазубрина и В.Ропшина. Наблюдения и выводы, изложенные в работе, позволяют более полно представить картину литературного процесса 20-х годов XX века и его связей с русской классической литературой.

Практическое значение диссертации определяется возможностью использования материалов и результатов исследования при разработке учебных пособий, проведении занятий по истории русской литературы и творчеству названных авторов в вузе и школе, а также при подготовке к изданию повести

B.Я.Зазубрина «Щепка».

Апробация работы осуществлялась на двух научно-практических конференциях (4-ая всероссийская конференция молодых ученых (Москва, 2005), «XI Шешуковские чтения» (2006)). Основные положения диссертации изложены в трех публикациях, в том числе одна публикация в издании, рекомендуемом ВАК РФ.

Структура диссертации. Настоящее исследование состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Дибирова, Айшат Давудовна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

При всей неоднозначности отношения читающей и пишущей публики начала XX века к Ф.М. Достоевскому его художественное наследие наложило значительный отпечаток на творчество многих представителей литературы того периода. Обостренность восприятия творчества великого классика объясняется созвучием изменений, происходивших в обществе, тем духовным процессам, которые отразились в произведениях известного писателя. Не избежали его воздействия и рассматриваемые нами авторы - В.Я. Зазубрин и В. Ропшин. Анализ повестей «Щепка», «Конь вороной» и рассказа «Бледная правда» убеждает нас в том, что присутствие Ф.М.Достоевского в их творчестве не сводится лишь к значительному цитатному слою, но представляет собой творческое осмысление идей и художественных открытий классика. Цитаты, упоминание героев Ф.М.Достоевского — отправная точка для выявления глубинного взаимодействия художественных систем.

Параллельное рассмотрение произведений советского и эмигрантского писателей позволило выявить единство в восприятии ими классического литературного наследия. Представители двух ветвей русской литературы по-разному акцентировали идейный смысл творчества Ф.Достоевского, но в конечном итоге их размышления приводили к знаменательным совпадениям.

Близость эстетических и философских взглядов писателя XIX века творческим исканиям В.Я. Зазубрина и В. Ропшина проявляется прежде всего в способе выражения авторского отношения к идейной позиции героя, а именно в использовании этими писателями характерной для Ф.М.Достоевского системы испытания идеи, которой одержим герой.

Нами отмечено типологическое родство персонажей произведений указанных авторов с героями-идеологами Ф.Достоевского. Показаны и имеющиеся существенные различия. Герой повести В.Зазубрина вполне сопоставим с персонажами произведений Ф.Достоевского: по навязчивому желанию вогнать действительность в рамки захватившей его сознание идеи, по мучительному стремлению и невозможности преодолеть возникающие при этом нравственные препоны, по трагической раздвоенности внутреннего мира. На тип идеолога в повести «Щепка» существенное влияние оказала характерная для литературы 20-х годов тенденция депсихологизации, проявившаяся в нарочитом упрощении психологии персонажа, в утверждении строго рационалистического подхода к человеку. Антипсихологическая направленность литературы 20-х годов нашла отражение в теории революционного завода Срубова и в образе человека-машины Пепела, иллюстрирующего эту теорию. В повести «Конь вороной» трансформируется свойственный произведениям Ф.М.Достоевского характер связи между идеей и ее носителем: идеология перестает быть основой построения образа героя, но при этом автору важно указать на ее наличие как на самообман героев.

Писатели 20-х годов XX века, вслед за Ф.М. Достоевским, проверяют идею на соответствие нравственным основам человеческого существования, выявляя ее негуманность. Рассмотрев применяемые этими писателями способы испытания идеи (представление идеи в ее логической завершенности, иллюстрация теории практикой, вскрытие внутренних противоречий идеи, сопоставление различных идеологических концепций), мы доказываем их сходство с «пробой» идеи у Ф.М.Достоевского.

Выражая неприятие идеологической позиции героя, В.Я.Зазубрин использует систему художественных средств развенчания и компрометации теории Срубова. Автор повести показывает неприемлемость для человека идеи механистичности через изображение побочных эффектов, вызванных «революционным механизмом» (отношение к убийству как к работе, различные нарушения в психике чекистов — пьянство, животные инстинкты, сумасшествие). Для демонстрации внутреннего несогласия героя с собственными логическими установками автор обращается к изображению снов и видений Срубова. Подобную же роль в тексте В.Зазубрина выполняет символика красного, а также мотив стороннего наблюдателя, передающий чувство вины героя.

Одним из способов выражения авторского отношения к теории Срубова становится своеобразная апелляция к писательскому мнению Ф.М.Достоевского в письме Павла Петровича к сыну.

Все указанные приемы (описание снов и видений, цветовая гамма, зрительные ассоциации, особенности портретной характеристики персонажей, ссылка на авторитетное мнение известного писателя) призваны передать раздвоенность сознания героя, а также контраст между убеждениями героя и авторскими взглядами, сознательно соотнесенными с позицией Ф.М.Достоевского.

В повести В.Ропшина основным способом проверки идеи становится сопоставление ее с другими идеями и показ их равной несущественности перед вечными нравственными законами. Чтобы выявить ложность различных идеологических концепций, В.Ропшин использует прием зеркальной соотнесенности персонажей-антагонистов, что позволяет передать сходство и взаимозаменяемость якобы противоположных идей.

В том, как автор «Коня вороного» объясняет причины воздействия той или иной идеологии на сознание людей, сказывается влияние традиции Ф.Достоевского: В.Ропшин в определенном смысле продолжает мысль писателя об одержимости души силами зла, подчеркивая необъяснимость людской ненависти, всеобщую страсть к убийству. Развиваемая В.Ропшиным тема запутавшегося общества, сбившихся с пути людей, проходящий через все произведение мотив ослепленности обнаруживают глубинную связь «Коня вороного с романом «Бесы».

Большое влияние на названных авторов оказала проблема Ф.М.Достоевского, выраженная формулой «все позволено». В произведениях В.Зазубрина мысль о вседозволенности проявляется в игнорировании героями моральных принципов из соображений революционного долга. Показывая тщетность попыток героя нащупать границу между преступлением, идейно оправданным, и обычным убийством, автор отрицает возможность морального оправдания преступления. Размышления о греховности кровопролития составляют также идейное ядро прозы В.Ропшина. Внимание автора сосредоточено на описании того, как преступление становится нравственным самоубийством для героя. Это указывает на наличие смысловой близости произведений В.Ропшина с творчеством Ф.Достоевского, обнажившего душевные муки своих героев, переступивших через кровь.

Размышляя о пределах допустимого в достижении определенных целей, писатели 20-х годов обращаются к опыту Ф.Достоевского в изображении личности, освободившей себя от всяких моральных запретов. Знаком, указывающим на интерес писателей к проблеме вседозволенности, становится упоминание в их произведениях имени Смердякова. Как В.Я.Зазубрин, так и В.Ропшин создают определенные типы персонажей, восходящих к этому образу Ф.Достоевского (Ян Пепел, Исаак Кац, Федя Мошенкин). Как одно из проявлений смердяковщины трактуется автором «Щепки» ситуация расстрела отца Срубова, сопоставимая с ситуацией отцеубийства в романе «Братья Карамазовы». N

Если в повести В.Я.Зазубрина со Смердяковым соотносятся отдельные персонажи, то в «Коне вороном» носителем идеи вседозволенности оказывается весь народ. В.Ропшин воспринимает смердяковщину как болезнь русского народа, выражающуюся во всеобщем душевном безразличии, утрате героями нравственных ориентиров и границы между добром и злом.

Как свидетельствует анализ выбранных нами произведений, обращение к традиционной для Ф.Достоевского проблематике влечет за собой и применение его художественных открытий. В. Ропшин и В.Я. Зазубрин наследуют и развивают некоторые характерные приемы своего предшественника, в частности прием двойничества, специфические приемы психологического отображения.

Использование приема двойничества в повестях В.Ропшина и В.Зазубрина является одним из способов компрометации идейной позиции героя. В повести «Щепка» внешние двойники через соотнесенность с героем позволяют передать варианты развития судьбы героя (например, возможное ожесточение Срубова, потеря им всяких моральных принципов). Внутреннее двойничество больше связано с проблемой нравственной расщепленности сознания героя. Этот прием дает возможность наиболее остро выразить ситуацию этического выбора Срубова между революционным долгом и моральным чувством. У В.Зазубрина, как и Ф.Достоевского, внутреннее двойничество смыкается с мотивом безумия: сумасшествие предстает как возможное разрешение трагического противоречия.

Если в произведении В.Зазубрина сохранены традиционные для двойничества функции (психологическое углубление характера, развенчание идеи, снижение образа героя), то В.Ропшин преобразует этот прием. Писатель соотносит не отдельных героев, а целые группы персонажей. В его произведении двойники предстают не как вариативные образы, сходные и в то же время существенно отличающиеся друг от друга, а как зеркальные близнецы. Поскольку автору важно подчеркнуть сходство противоборствующих идей, то двойничество приобретает вид зеркальности, при этом акцент делается на сходстве отрицательных черт. Изображение персонажей как «двойников своих же врагов» - способ передать жестокость братоубийственной войны.

Писатели 20-х годов намеренно строят свои произведения как диалог, а иногда и спор, с великим предшественником. Это подчеркивается обилием явных и скрытых отсылок к Достоевскому в их текстах. Так, в повести В.Ропшина обыгрывается излюбленная мысль известного писателя о всемирном назначении русского народа, его избранности. Напоминание о «русской идее» Ф.Достоевского служит в произведении В.Ропшина контрастным фоном для изображения не ведающего своего предназначения народа.

Выбранные нами авторы не только примеряют к современности художественные выводы Ф.М.Достоевского, в очередной раз доказывая их «вечность» и «универсальность», но и пытаются предложить новое видение поднятых им проблем. Эта особенность исследуемых произведений наиболее явно ощутима в повести «Щепка» и рассказе «Бледная правда», если рассматривать их с позиций этического максимализма, присущего творчеству известного писателя. Для В.Ропшина и В.Я.Зазубрина, как и для их предшественника, нравственный критерий является определяющим в оценке явлений действительности и идейных позиций персонажей. Но при этом В.Я.Зазубрин несколько отходит от характерного Достоевскому нравственного максимализма.

Особенности повествовательной манеры В.Я.Зазубрина (близость голосов героя и повествователя, двуплановость описаний) и анализ образа революции, сложившегося в сознании Срубова (сочетание в нем жестокости и величия) позволяют говорить о том, что автор не может однозначно осудить теорию Срубова, поскольку отчасти она близка ему. Неразграниченность идейных взглядов автора и героя придает некую противоречивость авторской позиции. В рассказе «Бледная правда» таким же двойственным является отношение автора к концепции «революция - стихия, человек — щепка», оправдывающей возможность случайных жертв ради всеобщего благоденствия. Не подвергая сомнению гуманность целей революции, автор тем не менее различными способами подчеркивает неоднозначность и противоречивость ее природы. Таким образом, если писатель XIX столетия категорически отвергает возможность каких-либо моральных уступок во имя самых высоких идеалов, то В.Зазубрин пытается найти компромисс между революционной целесообразностью и требованиями гуманизма.

Как мы видим, обращение к проблеме традиций Ф.М.Достоевского в творчестве В.Я.Зазубрина и В.Ропшина позволяет выявить разнообразные формы воздействия художественного наследия великого писателя на литературный процесс 20-х годов XX века, а также подчеркнуть общность восприятия советскими и эмигрантскими писателями традиций русской классической литературы.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Дибирова, Айшат Давудовна, 2008 год

1. Достоевский, Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30-ти тт. Текст. / Ф.М.Достоевский. - Л., 1972 - 1990.

4. Зазубрин, В.Я. Бледная правда Текст. / В.Я.Зазубрин // Зазубрин В.Я. ] Бледная правда. Художественная проза, публицистика. — М.: Русская книга (Советская Россия), 1992. - 92 - 136.

5. Зазубрин, В.Я. Заметки о ремесле Текст. / В.Я.Зазубрин // Зазубрин В.Я. Бледная правда. Художественная проза, публицистика. — М.: Русская книга (Советская Россия), 1992. - 326 - 342.

6. Зазубрин, В.Я. Два мира Текст. / В.Я.Зазубрин. - М.: Советская Россия, 1987.-174 с.

7. Зазубрин, В.Я. Неезжеными дорогами Текст. / В.Я.Зазубрин // Литературное наследство Сибири. - Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1972. - С . 112—135.

8. Зазубрин, В.Я. Щепка Текст. / В.Я.Зазубрин // Зазубрин В.Я. Бледная правда. Художественная проза, публицистика. - М.: Русская книга (Советская Россия), 1992. - 4 - 60.

9. Савинков, Б.В. Конь бледный Текст. / Б.В.Савинков // Савинков Б.В. Воспоминания террориста. Конь бледный. Конь вороной. - М.: ООО «Изд-во ACT»: ООО «Транзиткнига», 2004. - 357 - 439.

10. Савинков, Б.В. Конь вороной Текст. / Б.В.Савинков // Савинков Б.В. Воспоминания террориста. Конь бледный. Конь вороной. — М. ООО «Изд-во ACT»: ООО «Транзиткнига», 2004. - 441 - 508.

11. Савинков, Б.В. (Ропшин В) Стихотворения. «Книга стихов. Посмертное издание» Текст. / Б.В.Савинков // Савинков Б.В. То, чего не было. Роман, повести, рассказы, очерки, стихотворения. - М.: Современник, 1992. - 661-710.

12. Савинков, Б.В. То, чего не было Текст. / Б.В.Савинков // Савинков Б.В. То, чего не было. Роман, повести, рассказы, очерки, стихотворения. — М.: Современник, 1992. - 214 - 504.

13. Семенов, Убийца Текст. / Семенов // Семенов Собр. соч. - Т. 1. - М. -Л.: Молодая гвардия, 1930 - 215 - 235. II

14. Агеносов, В.В. Литература русского зарубежья (1918 - 1996) Текст. / В.В.Агеносов. - М . : Терра.Спорт, 1998. - 543 с.

15. Агранович, З. Двойничество Текст. / З.Агранович, И.В.Саморукова. — Самара: Изд-во «Самарский университет», 2001. — 132 с.

16. Адамович, Г. Максим Горький Текст. / Г.Адамович // Современные записки. -Париж, 1936. - № 2.

17. Алешковский, П. Трагический и кощунственный балаган Текст. / П.Алешковский // Юность. - 1989. - № 3. - 64 - 65.

18. Амфитеатров, А.В. Заметы сердца Текст. / А.В.Амфитеатров. - М . , 1909. -246 с.

19. Амфитеатров и Савинков: переписка 1923 — 1924 Текст. // Минувшее: Исторический альманах. -Вып. 13. - М . : Прогресс: Феникс, 1993. - 73 -158.

20. Андреев, Ю. Революция и литература. Октябрь и гражданская война в русской советской литературе и становление социалистического реализма (20-30-е гг.) Текст. / Ю.Андреев. - М.: Художественная литература, 1975.-446 с.

21. Архив A.M. Горького Текст.. - Т. VII. - М.: Государственное изд-во художественной литературы, 1959.

22. Архив A.M. Горького Текст.. - Т. X. - Кн. 2. - М.: Наука, 1965.

23. Архив A.M. Горького Текст.. - Т. XI. - М.: Наука, 1966.

24. Архив A.M. Горького Текст.. - Т. XIV. - М . : Наука, 1976.

25. Бабович, М. Судьба добра и красоты в свете гуманизма Достоевского Текст. / М.Бабович // Достоевский. Материалы и исследования. - Т. 1. -Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1974. - 100 - 107.

26. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского Текст. / М.М.Бахтин // Бахтин М.М. Собр. соч. - М.: Тип. ГУЛ Облиздат, 2002 - Т.6. - 5 -300.

27. Белая, Г.А. Дон Кихоты 20-х годов: «Перевал» и судьба его идей Текст. / Г.А.Белая. - М.: Советский писатель, 1989. - 400 с.

28. Белый, А. Трагедия творчества. Достоевский и Толстой Текст. / А.Белый // Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма: В 2-х томах. - Т. 1. — М., 1994.-С. 391-421.

29. Бердяев, Н.А. Великий Инквизитор Текст. / Н.А.Бердяев // О Великом Инквизиторе. Достоевский и последующие. - М.: Молодая гвардия, 1991. - С . 219-241.

30. Бердяев, Н.А. Ставрогин Текст. / Н.А.Бердяев // Достоевский Ф.М. Бесы. Роман в трех частях. «Бесы»: Антология русской критики. М.: Согласие, 1996.-С.518-525.

31. Бердяев, Н.А. Духи русской революции Текст. / Н.А.Бердяев // Достоевский Ф.М. Бесы. Роман в трех частях. «Бесы»: Антология русской критики. - М . : Согласие, 1996. — 513 — 518.

32. Бердяев, Н.А. Миросозерцание Достоевского Текст. / Н.А.Бердяев // Бердяев Н.А. О русских классиках. - М., 1993. - 107 - 223.

33. Бердяев, Н.А. Человек и машина (Проблема социологии и метафизики техники) Текст. / Н.А.Бердяев // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. В 2-х т. - Т. 1 - М.: Искусство, 1994. - 499 - 523.

34. Бицилли, П.М. К вопросу о внутренней форме романа Достоевского Текст. / П.М.Бицилли // Бицилли П.М. Избранные труды по филологии. - М.: Наследие, 1996. - 483 - 549.

36. Браун, Я. Мефистофель или цыпленок? (Творчество Ильи Эренбурга) Текст. / Я.Браун // Сибирские огни. - 1923. - № 3. - 163 - 178.

37. Браун, Я. У синего зверюшки в лапах (Творчество Вс. Иванова) Текст. / Я.Браун // Сибирские огни. - 1923. - № 4. - 168 - 180.

38. Браун, Я. Взыскующий человека (Творчество Евгения Замятина) Текст. / Я.Браун // Сибирские огни. - 1923. - № 5-6. - 225 - 240.

39. Браун, Я. Десять странников в «осязаемое ничто» Текст. / Я.Браун // Сибирские огни. - 1924. - № 1. - 201 - 240.

40. Браун, Я. «Через нельзя!» (О творчестве Лидии Сейфуллиной) Текст. / Я.Браун // Сибирские огни. - 1925. - № 3. - 200 - 212.

41. Браун, Я. Без пафоса - без формы Текст. / Я.Браун // Новая Россия - М., 1925. - № 1 . - 85-94.

42. Бузник, В.В. Русская советская проза двадцатых годов Текст. / В.В.Бузник. - Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1975. - 279 с.

43. Булгаков, Н. Иван Карамазов в романе Достоевского «Братья Карамазовы» как философский тип Текст. / Н.Булгаков // О Великом Инквизиторе. Достоевский и последующие. — М.: Молодая гвардия, 1991. - С . 193-217.

44. Бушмин, А.С. Преемственность в развитии литературы Текст. / А.С.Бушмин. - Л.: Художественная литература, 1978. - 223 с.

45. Вендзягольский, К. Савинков Текст. / К.Вендзягольский // Новый журнал. - 1962. - № 68. - 190 - 214.

46. Вендзягольский, К. Савинков Текст. / К.Вендзягольский // Новый журнал.-1962.-№70.-С. 142-183.

47. Веселовский, А.Н. Историческая поэтика Текст. / А.Н.Веселовский. - М.: Высшая школа, 1989. - 404 с. бО.Ветловская, В. Поэтика романа «Братья Карамазовы» Текст. / В.Ветловская. - Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1977 - 199 с.

48. Воронов, В. Отвергнутая правда. О литературе 20-х гг. Текст. / В.Воронов // Литература в школе. - М.,1991. - № 2 - 25 - 33.

49. Воронский, А.К. Борис Пильняк Текст. / А.К.Воронский // Воронский А.К. Избранные статьи о литературе / Сост. Г.А.Воронская. - М.: Художественная литература, 1982. — 72 - 96.

50. Воронский, А.К. Всеволод Иванов Текст. / А.К.Воронский // Воронский А.К. Избранные статьи о литературе / Сост. Г.А.Воронская. - М.: Художественная литература, 1982. - 96 - 119.

51. Воронский, А.К. Евгений Замятин Текст. / А.К.Воронский // Воронский А.К. Избранные статьи о литературе / Сост. Г.А.Воронская. — М.: Художественная литература, 1982. - С . 119-137.

52. Воронский, А.К. Из современных литературных настроений Текст. / А.К.Воронский // Воронский А.К. Избранные статьи о литературе / Сост. Г.А.Воронская. - М.: Художественная литература, 1982. — 284 - 290.

53. Воронский, А.К. Советская литература и белая эмиграция Текст. / А.К.Воронский // Воронский А.К. Избранные статьи о литературе / Сост. Г.А. Воронская. - М.: Художественная литература, 1982. - 343 - 350.

54. Воронский,А. Из доклада о «Красной нови» Текст. / А.Воронский // Воронский А. «Мистер Бритлинг пьет чашу до дна». Сборник статей и фельетонов - М.: Антиква, 2005. - 229 - 242.

55. Воронский, А. Писатель, книга, читатель Текст. / А.Воронский // Воронский А. «Мистер Бритлинг пьет чашу до дна». Сборник статей и фельетонов - М.: Антиква, 2005. - 135 - 155.

56. Вышеславцев, Б.П. Русская стихия у Достоевского Текст. / Б.П.Вышеславцев // Достоевский Ф.М. Бесы. Роман в трех частях. «Бесы»: Антология русской критики. - М.: Согласие, 1996. - 587 - 606.

57. Герасимов, Ю.К. Союзники по «преодолению Достоевского»: М. Горький и Д. Мережковский. Статья 1 Текст. / Ю.К.Герасимов // Достоевский. Материалы и исследования. - Т. 15. - СПб.: Наука, 2000. - 27 - 43.

58. Герасимов, Ю.К. Союзники по «преодолению Достоевского»: М. Горький и Д. Мережковский. Статья 2 Текст. / Ю.К.Герасимов // Достоевский. Материалы и исследования - Т. 16. - СПб.: Наука, 2001. - 272 - 287.

59. Гессен, СИ. Трагедия добра в «Братьях Карамазовых» Достоевского Текст. / И.Гессен // О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881 - 1930 годов. - М.: Книга, 1990. - 352 - 373.

60. Гессен, И. Трагедия зла (Философский смысл образа Ставрогина) Текст. / И.Гессен // Достоевский Ф.М. Бесы. Роман в трех частях. «Бесы»: Антология русской критики. М.: Согласие, 1996. - 668 - 683.

61. Гончарова, Е.И. Проза Бориса Савинкова (общественно-политический и литературный контекст эпохи): Дис. ... канд. филол. наук Текст. / Е.И.Гончарова. - СПб., 2001.

63. Горшенин, А.В. Неезжеными дорогами Текст. / А.В.Горшенин // Зазубрин В.Я Общежитие. - Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1990. - 5— 32.

64. Горький и советские писатели. Неизданная переписка Текст. // Литературное наследство. - Т. 70. - М.: Изд-во Академии наук СССР, 1963.

65. Грознова, Н.А. Ранняя советская проза. 1917 - 1925 Текст. / Н.АГрознова. - М.: Наука, 1976. - 203 с.

66. Грознова, Н.А. Творчество Леонида Леонова и традиции русской классической литературы Текст. / Н.А.Грознова. — Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1982.-310 с.

67. Гроссман, Л.П. Достоевский - художник Текст. / Л.П.Гроссман // Творчество Ф.М. Достоевского. - М.: Наука, 1959. - 330 - 416.

68. Давыдов, Ю. Савинков Борис Викторович, он же Ропшин Текст. / Ю.Давыдов // Ропшин В. То, чего не было. - М., 1990. - 5 - 20.

69. Давыдова, Т.Т. Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века Текст. / Т.Т.Давыдова. — М.: Изд-во МГУП, 2000. - 362 с.

70. Ермакова, М.Я. Мотивы «Легенды о Великом инквизиторе» Достоевского («Братья Карамазовы») в русской и советской литературе Текст. / М.Я.Ермакова // Проблемы традиций и новаторства русской и советской прозы. — Нижний Новгород, 1990. - 70 - 80.

71. Ермакова, М.Я. Традиции Достоевского в русской прозе Текст. / М.Я.Ермакова. - М . : Просвещение, 1990. - 126 с.

72. Ерыкалова, И.Е. «Бесы» Достоевского в драматургии Булгакова Текст. / И.Е.Ерыкалова // Revue des Etudes Slaves/ - LXV/2. - Paris; 1993. - C. 329 -341 .

73. Есин, А.Б. Психологизм русской классической литературы Текст. / А.Б.Есин. - М.: Флинта: Московский психолого-социальный институт, 2003.-173 с.

74. Жуков, Д.А. Б. Савинков и В. Ропшин - террорист и писатель Текст. / Д.А.Жуков // Жуков Д.А. Таинственные встречи. - М.: Патриот, 1992. -С. 149-300.

75. Загадка Савинкова Текст. / Сб. под ред. П.А.Арского. - Л.: Издательство Гумкомпома, 1925. - 96 с.

76. Иванов, В.И. Достоевский и роман-трагедия Текст. / В.И.Иванов // Иванов В.И. Лик и личины России: Эстетика и литературная теория. — М.: Искусство, 1995. - 266 - 303.

77. Из глубины. Сборник статей о русской революции Текст.. - М.: Новости, 1991.-339 с.

78. Ионина, А.А. Литература русского зарубежья 1920-1940-х годов в оценке англоязычной славистики: Дис. ... канд. филол. наук Текст. / А.А.Ионина.-М., 1995.

79. Исаев, Г.Г. Проза Л.М.Леонова 1920-х годов и традиции Ф.М.Достоевского Текст. / Г.Г.Исаев. - Душанбе: Издательство Таджикского гос. ун-та, 1992. - 169 с.

80. Исупов, К.Г. Компетентное присутствие (Достоевский и «серебряный век») Текст. / К.Г.Исупов // Достоевский. Материалы и исследования. — Т. 15. - СПб.: Наука, 2000. - 3 - 26.

81. Келдыш, В.А. Наследие Достоевского и русская мысль порубежной эпохи Текст. / В.А.Келдыш // Связь времен. Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX - начала XX в. — М.: Наследие, 1992. - 76-115.

82. Клюс, Э. Ницше в России. Революция морального сознания / Пер. с анг. Л.В.Харченко Текст. / Э.Клюс. — СПб.: Академический проект, 1999. -240 с.

83. Компанеец, В.В. Художественный психологизм в советской литературе (1920-е годы) Текст. / В.В.Компанеец. - Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1980.-113 с.

84. Куприн, А. Выползень Текст. / А.Куприн // Куприн А. Голос оттуда. 1919 - 1934. Рассказы. Очерки. Воспоминания. Фельетоны. Статьи. Литературные портреты. Некрологи. — М.: Согласие, 1999. — 433-438.

85. Левина, Л.А. Некающаяся Магдалина, или Почему князь Мышкин не мог спасти Настасью Филипповну Текст. / Л.А.Левина // Достоевский в конце XX века. — М.: Классика плюс, 1996. - 343 - 368.

86. Литературная энциклопедия русского зарубежья Текст. / Гл. ред. А.Н.Николюкин. - М., 1997 - 2000. - Т. 1 - 2.

87. Лихачев, Д.С. Историческая поэтика русской литературы Текст. / Д.С.Лихачев. - СПб.: Алетейя, 1989. - 508 с.

88. Лихачев, Д.С. Поэтика древнерусской литературы Текст. / Д.С.Лихачев. - М.: Наука, 1979. - 352 с.

89. Лихачев, Д.С. Смех в Древней Руси Текст.. / Д.С.Лихачев, А.М.Панченко, Н.В.Понырко. - Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1984 - 295 с.

90. Матевосян, Е.Р. Горький и Достоевский: современный взгляд на проблему Текст. / Е.Р.Матевосян // Горьковские чтения 1995 г. -Н.Новгород: Издательство Нижегородского университета, 1996. - 156 -163.

91. Мелетинский, Е.М. О происхождении литературно-мифологических сюжетных архетипов Текст. / Е.М.Мелетинский // Литературные архетипы и универсалии. - М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2001. - 73 — 149.

92. Мережковский, Д.С. Л. Толстой и Достоевский Текст. / Д.С.Мережковкий // Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. - М.: Республика, 1995. — 5 — 350.

93. Мережковский, Д.С. Пророк русской революции Текст. / Д.С.Мережковкий // Достоевский Ф.М. Бесы. Роман в трех частях. «Бесы»: Антология русской критики. М.: Согласие, 1996. - 461 — 488.

94. Мережковский, Д.С. Конь бледный Текст. / Д.С.Мережковкий // Мережковский Д.С. Больная Россия. — Л.: Издательство Ленинградского университета, 1991. - 122 - 137.

95. Митюрев, Н. «Русская идея» Ф.М. Достоевского. Статья 1 Текст. / Н.Митюрев // Ученые записки / Социально-гуманитарный институт. -М.: МАКС-Пресс, 2000. - 130 - 147.

96. Михайлов, О.Н. Литература русского зарубежья Текст. / О.Н.Михайлов. - М.: Просвещение, 1975. - 429 с.

97. Могильнер, М. Мифология «подпольного человека»: радикальный микрокосм в России начала XX века как предмет семиотического анализа Текст. / М. Могильнер. - М., 1999 - с.

98. Муравьев, А.Н. Ставрогин Достоевского и Каразин М. Горького Текст. / А.Н.Муравьев // Достоевский. Материалы и исследования. — Вып. 6. -Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1985. - 154 - 167.

99. Мясников, А. Достоевский и Горький Текст. / А.Мясников // Достоевский — художник и мыслитель. — М.: Художественная литература, 1972.-С. 523-602.

100. Одиноков, В.Г. Типология образов в художественной системе Ф.М.Достоевского Текст. / В.Г.Одиноков. — Новосибирск: Наука, 1981. — 145 с.

102. Панфилова, Н.А. Экзистенциальные «уроки» Ф.М. Достоевского в русской литературе первой трети XX в.: Автореф. дис. ... канд. филол. наук Текст. / Н.А.Панфилова. - Магнитогорск, 2000.

103. Переверзев, В.Ф. . Достоевский и революция Текст. / В.Ф,Переверзев // Достоевский Ф.М. Бесы. Роман в трех частях. «Бесы»: антология русской критики. - М.: Согласие, 1996 - 525 - 531.

104. Переписка Горького и Андреева (1899 — 1916) Текст. // Литературное наследство. - Т. 72. - М.: Наука, 1965. - 61 - 360.

105. Писатели. Автобиографии и портреты современных русских прозаиков Текст. / Под ред. В.Л. Лидина. - М.: Современные проблемы, 1928.-395 с.

106. Полякова, М.М. Достоевский в отражении современности Текст. / М.М.Полякова // Литература и марксизм. - Кн. 6. - 1929. - 117 - 145.

107. Померанц, Г.С. «Двойные мысли» у Достоевского Текст. / Г.С.Померанц // Померанц Г.С. Открытость бездне. Встречи с Достоевским. — М: Советский писатель, 1990. — 225 — 234.

108. Померанц, Г.С. Князь Мышкин Текст. / Г.С.Померанц // Померанц . Г.С. Открытость бездне. Встречи с Достоевским. - М.: Советский писатель, 1990.-С. 255-301.

109. Правдухин, В.П. Повесть о революции и личности Текст. / В.ПЛравдухин // Сибирские огни. - № 2. - 1989. - 4 - 5.

110. Примочкина, Н.Н. Писатель и власть: М. Горький в литературном движении 20-х годов Текст. / Н.Н.Примочкина. - М., 1996. - 254 с.

111. Религиозная общественность и террор: Письма Д. Мережковского и З.Гиппиус к Борису Савинкову (1908 - 1909) Текст. // Русская литература. - СПб., 2004. - №4. -

112. Русская литература в эмиграции Текст. / Сб. под ред. Н. Полторацкого. - Питтсбург, 1972. — 441 с.

113. Сараскина, Л. Россия XX века сквозь призму Достоевского Текст. / Л.Сараскина // Достоевский и мировая культура. Альманах. - СПб., 2000. - № 1 5 . - С . 157-165.

114. Сараскина, Л. В гордыне преодоления. К восприятию «Бесов» в 20- е гг. Текст. / Л.Сараскина // Октябрь. - 1991. — №11.

115. Сахаров, В.И. Достоевский, символисты и Александр Блок Текст. / В.И.Сахаров // Достоевский. Материалы и исследования. - Вып. 6. — Л.: Наука. Ленингр. отд-е, 1985. - 168-173.

116. Синеокая, Ю.В. Восприятие идей Ницше в России: основные этапы, тенденции, значение Текст. / Ю.В.Синеокая. — Фридрих Ницше и философия в России. - СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 1999. - 7 - 37.

117. Синеокая, Ю.В. Рубеж веков: русская судьба Сверхчеловека Ницше Текст. / Ю.В.Синеокая. - Фридрих Ницше и философия в России. -СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 1999. - 58 — 74.

118. Скафтымов, А.П. Тематическая композиция романа «Идиот» Текст. / А.П.Скафтымов // Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. - М.: Гослитизлат, 1972. - 23 - 87.

119. Скороспелова, Е.Б. Идейно-стилевые течения в русской советской прозе первой половины 20-х годов Текст. / Е.Б.Скороспелова. - М.: Изд-воМГУ,1979.-160с.

120. Скороспелова, Е.Б. Русская советская проза 20-30-х годов: судьбы романа Текст. / Е.Б.Скороспелова. - М.: Изд-во Московского университета, 1985.-261 с.

121. Смирнов, Н. Владимир Зазубрин Текст. / Н.Смирнов // Литературное наследство Сибири. — Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1972. - 430 — 436.

122. Соболевская, Н.Н. Страницы советской литературной критики 20-х годов (В.Правдухин, В.Браун) Текст. / Н.Н.Соболевская. - Новосибирск: Издательство Новосибирского университета, 1992. - 196 с.

123. Соколов, А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х гг. Текст. / А.Г.Соколов. - М . : МГУ, 1991. - 184 с.

124. Соловьев, B.C. Оправдание добра. Нравственная философия Текст. / В.С.Соловьев. - М.: Республика, 1996. - 479 с.

125. Сохряков, Ю.И. Творчество Достоевского и русская проза XX в. (70-80-е гг.) Текст. / Ю.И.Сохряков. - М.: ИМЛИ РАН, 2002 - 238 с.

126. Старикова, Е.В. Достоевский и советская литература (к постановке вопроса) Текст. / Е.В.Старикова // Достоевский - художник и мыслитель. - М.: Художественная литература, 1972. - 603 - 677.

127. Старикова, Е.В. На пути к целому (Ф.М. Достоевский) Текст. / Е.В.Старикова // Время и судьбы русских писателей. — М.: Наука, 1981. — 187-248.

128. Степун, Ф.Ф. Бывшее и несбывшееся Текст. / Ф.Ф.Степун. — Т. 2. — СПб.: Алетейя, 2000.

129. Страхов, И.В. Психологический анализ в литературном творчестве Текст. / И.В.Страхов. - Ч. 1 - 4. - Саратов, 1973 - 1976.

130. Струве, Г.П. Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы Текст. / Г.П.Струве. - Париж: YMKA -Press; Москва: Русский путь, 1996. - 448 с.

131. Сухих, О.С. Горький и Достоевский: Продолжение «Легенды» (мотивы «Легенды о Великом инквизиторе Ф.М.Достоевского в творчестве Горького) Текст. / О.С.Сухих. — Нижний. Новгород: КиТиздат, 1999.-141 с. 132. Трубина, Л.А. Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века: Типология. Поэтика: Дис. ... док. филол. наук Текст. / Л.А.Трубина. - М.,1999.

133. Трубина, Л.А. Русский человек на сквозняке истории: Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века: Типология. Поэтика Текст. / Л.А.Трубина. - М.: Прометей, 1999. - 125 с.

134. Туниманов, В.А. Ф.М. Достоевский и русские писатели XX века Текст. / В.А.Туниманов. - СПб.: Наука, 2004. - 380 с.

135. Умрюхина, Н.В. Проза М.Я. Козырева 1920-х гг. (историко- литературный контекст, проблематика, поэтика): Автореф. дис. ... канд. филол. наук Текст. / Н.В.Умрюхина. - М., 2005.

136. Федин, К. Горький среди нас Текст. / К.Федин. - М.: Советский писатель, 1977. - 368 с.

137. Федин, К. Л. Собр. соч. В 12-ти т - Т. 11. Письма, 1909 - 1977 Текст. / К.Федин. - М.: Художественная литература, 1986.

138. Фокин, П.Е. «Дневник писателя» 1876-1877 гг. Ф.М. Достоевского и «Несвоевременные мысли» М.Горького Текст. / П.Е.Фокин // Достоевский и современность: Материалы IX Международных Старорусских Чтений. - Новгород, 1995. - 209 — 214.

139. Фоминых, Т.Н. Становление эпопеи в советской прозе о первой мировой войне (20-е годы): Дис. ... канд. филол. наук Текст. / Т.Н.Фоминых. - М., 1984.

140. Фридлендер, Г. Достоевский и мировая литература Текст. / Г.Фридлендер. — Л.: Советский писатель, 1985. — 456 с.

141. Хализев, В. Е. Иван Карамазов как русский миф начала века Текст. / В.Е.Хализев // Русская словесность. - 1997. - № 1. - 28 - 34.

142. Чинкова, А.И. Достоевский в восприятии Андрея Белого Текст. / А.И.Чинкова // Достоевский. Материалы и исследования. - Т. 15. - СПб.: Наука, 2000. - 132-164.

144. Шеншин, В.К. Традиции Ф.М. Достоевского и советский роман 1920-х гг. Константин Федин, Юрий Олеша, Леонид Леонов Текст. / В.К.Шеншин. — Красноярск: Издательство Красноярского университета, 1988.-159 с.

145. Шестов, Л. Преодоление самоочевидностей (К столетию рождения Достоевского) Текст. / Л.Шестов// Шестов Л. Сочинения в двух томах. -Т. 2 .-М. : Наука, 1993. - 25 - 97.

146. Шестов, Л. И. Достоевский и Нитше (Философия трагедии) Текст. / Л.Шестов // Шестов Л.И. Философия трагедии. - М.: ACT; Харьков: Фолио, 2001.-С. 135-316.

147. Шешуков, СИ. Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов Текст. / И.Шешуков. — М.: Московский рабочий, 1970.-350 с.

148. Шик, Э.Г. Тема гражданской войны в творчестве писателей- сибиряков (Двадцатые годы): Автореф. дис. ... канд. филол. наук Текст. / Э.Г.Шик.-М., 1963.

149. Щенников, Г.К. Художественное мышление Ф.М. Достоевского Текст. / Г.К.Щенников. - Свердловск: Средне-Уральское книжное изд-во, 1978.-175 с.

150. Щенников, Г.К. «Карамазовщина» как явление национальной психологии Текст. / Г.К.Щенников // Ф.М. Достоевский и национальная культура. - Челябинск, 1994. - Вып. 1. - 38 - 60.

151. Щенников, Г. К. Горький и Достоевский: сближение антагонистов Текст. / Г.К.Щенников // Достоевский и мировая культура. Альманах. -№ 1. - Ч. 2. - СПб., 1993. - 74 - 92.

152. Энгельгардт, Б.М. Идеологический роман Достоевского Текст./ Б.М.Энгельгардт // Энгельгардт Б.М. Избранные труды. — СПб.: Издательство -Петербург, ун-та, 1995. - 270 - 308.

153. Юрьева, О.Ю. Художественная эманация идей и образов Ф.М. Достоевского в русской литературе начала XX в.: Дис. ... док. филол. наук Текст. / О.Ю.Юрьева. - М., 2003.

154. Яблоков, Е.А. Eros ex machina, или На страшных путях сообщения (Андрей Платонов и Эмиль Золя) Текст. / Е.А.Яблоков // Яблоков Е.А. Нерегулируемые перекрестки: О Платонове, Булгакове и многих других. - М . : Пятая страна, 2005. - 122 - 132.

155. Яновский, Н. Несобранные произведения Владимира Зазубрина Текст. / Н.Яновский // Литературное наследство Сибири. - Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1972. - 9 - 25.

156. Яновский, Н. Жизнь и творчество Владимира Зазубрина Текст. / Н.Яновский // Яновский Н. Писатели Сибири (Избранные статьи). — М.: Современник, 1988. - 139 - 223.